Читать онлайн Воронье наследство 2. Справедливость бесплатно

Глава 1

Каждая ночь – это подарок. Долгожданная награда для тех, кто сумел прожить очередной день.

Раньше Илай не осознавал этого. Принимал каждый закат как данность. Само собой разумеющееся, как дыхание. Как стук сердца. Их так много, что не обращаешь внимания, ведь впереди еще столько же и еще больше. Гораздо больше.

Опасное заблуждение.

Любая из ночей может стать последней. Представление в театре «Инкансо» показало это так ярко, что теперь не позабыть ни на минуту. Представление, устроенное его… женой? Илай не был уверен, правильно ли называть Эстеллу так теперь, когда он навсегда заперт в своем поместье, а она может жить свободно. Так, как мечтала.

Впрочем, ему не на что жаловаться. Пятьдесят прошедших с тех пор ночей – это и без того больше, чем можно было бы надеяться. Он заслужил кару за все, что наделал. Так странно это осознавать, ведь карал всегда он сам.

Но почему он каждый раз со все большим нетерпением ждет рассвета? Глядит вдаль через линзу самодельной увеличительной трубы. Громоздкой, занимающей чуть ли не половину спальни. Ей бы стоило и дальше оставаться в мастерской. Если бы не одно «но».

«Может, перенести сюда кровать?» – предложила Катрин после того, как он девять ночей подряд провел в заполненном инструментами и недоделками, заканчивать которые теперь не было никакого желания, сарае.

Знал прекрасно, как глупо оставаться здесь столько времени, если даже не можешь толком сказать, что надеешься в эту трубу увидеть. Но заставить себя отойти хотя бы на несколько шагов тоже не мог.

«Придется заодно перенести и комод, и письменный стол, и все остальные вещи», – отмахнулся тогда Илай. А через минуту понял, что Катрин права, как бы странно ни было это признавать. Так не могло больше продолжаться.

Теперь стало возможно наслаждаться бесполезным, но в то же время таким важным занятием, находясь в комфорте спальни. Нагревшиеся за долгий солнечный день стены так и не успели остыть за ночь. Окутали своим теплом, словно невидимым, невесомым одеялом.

Вскоре на горизонте забрезжила полоска восходящего солнца, окрасив лавандовое поле розоватой дымкой. Будто решило на несколько минут вернуть воспоминание о давно срезанных цветах. На лице Илая мелькнула улыбка.

– Будет хороший день, – послышался голос Катрин за спиной.

Илай поспешно затворил линзу крышкой. Сдвинул брови, напуская на себя хмурый и строгий вид, как старался делать всегда в ее присутствии. Отчего-то с каждым новым днем, проведенным под одной крышей, это давалось все труднее.

– И почему ты так решила, позволь полюбопытствовать?

Ничуть не смутившись от показного недружелюбия, Катрин ответила тем отстраненным тоном, который одновременно пугал и вызывал интерес:

– Это не я решила, это…

Она вдруг замолкла, отвела взгляд. Наверное, ждала, что он первым прервет тишину. Или пыталась придумать, на какую тему перевести разговор.

Из любопытства Илай ждал, сложив руки на груди, хотя уже начал догадываться, каким будет объяснение. Слишком явно чувствовался от нее запах меда. А ведь перебить пропитавший все вокруг лавандовый дурман не так-то просто.

– Видимо, это тебе наши пчелы поведали, – протянул Илай. По тому, как дрогнули ее плечи, стало ясно: догадка попала в самую точку. – Продолжаешь ходить не пасеку, даже после… после того, что они с тобой сделали?

Катрин встряхнула головой, отчего вуаль седины в волосах сверкнула серебром. От возмущения сморщила курносый носик.

– Кто-то же должен их навещать, раз ты отказываешься.

На мгновение Илай почувствовал острый укол совести. Это ведь и его пчелы тоже. Его – в первую очередь. Как бы он ни пытался это игнорировать – не получится. Он за них отвечает и всегда будет.

– Как хорошо, что ты не даешь им заскучать, – ответил он со все тем же равнодушием, однако тут же не выдержал и отмахнулся: – Ладно, ладно, схожу я к ним. Сегодня же схожу, обещаю.

Лицо Катрин просияло от этих слов. Казалось: еще чуть-чуть, и она запрыгает от радости.

– Это хорошо. Они говорили, что ты скоро перестанешь на них сердиться.

Илай с трудом сдержал невеселую усмешку. Сердиться? На тех, с кем связан до конца жизни? Какой в этом смысл?

– А что-то более полезное они не соизволили рассказать?

К собственному неудовольствию он услышал в своем голосе нотки раздражения. Похоже, его пчелы не ошиблись. Кто бы сомневался.

– Нет, – Катрин пожала плечами, – но если ждешь новостей, то придется потерпеть еще немного.

О чем это она? Новостей? Да, новостей. Из мира, что остался по другую сторону ограды его поместья. Только сейчас Илай осознал, почему этой ночью направил увеличительную трубу на дорогу, ведущую в город. Дорогу, по которой вчера уехал за покупками отец Катрин. Фредрик – пора бы уже привыкнуть называть его по имени.

Дорогу, на которой в этот момент показалась одинокая повозка.

– Если только совсем чуть-чуть, – согласился он.

Но повозка приближалась нестерпимо долго. Илай с трудом удержался от того, чтобы не последовать примеру Катрин, выбежавшей отцу навстречу. Вместо этого остался стоять у окна, наблюдая за происходящим.

Простенькое платье Катрин, больше подходящее служанке, а не хозяйке поместья, развевалось на ветру. Волосы тоже – наверное, скрепляющую их заколку обронила по пути. Она лишь раз обернулась к выходу, словно была уверена, что Илай идет за ней, а потом направилась к воротам. Уже не бегом, пусть и все равно поспешно, забавно семеня.

Дождавшись, когда повозка почти поравняется с воротами, Илай вышел на улицу. Одного взгляда на недовольно фырчащую, мотающую головой лошадь оказалось достаточно, чтобы понять причину медлительности. Кузов был настолько забит покупками, что не помешала бы подмога еще пары лошадей.

Или мотора.

Нет, серьезно: хоть он и оставил жене свой мобиль, никто не мешает сделать еще один, уже для себя.

Составив в голове список необходимых покупок, Илай на время отложил эту мысль подальше и подошел к уже потянувшейся за мешком с яблоками Катрин.

– Не лучшая идея, – покачал он головой.

Катрин отдернула руку и обернулась.

– Разве?

– Я, конечно, понимаю твое желание управляться со всем самой, раз у нас нет слуг. Но если надорвешься, мы трое будем вынуждены голодать, ведь есть то, что можем приготовить мы с твоим отцом, решительно невозможно.

– Вообще-то, он прав, – бросил Фредрик, продолжая гладить лошадь по загривку.

Сказал это куда-то в сторону и вообще усиленно делал вид, будто Илая нет рядом. Как и обычно. Похоже, нашел такой нехитрый способ смириться с присутствием настоящего хозяина поместья.

«По-прежнему меня опасаешься?» – хотел спросить Илай, но решил благоразумно промолчать. Лишь кивнул в ответ, не уверенный, видел ли это отец Катрин.

А она помедлила пару секунд, потом робко улыбнулась и отошла от повозки.

Мешок оказался тяжелее, чем Илаю бы хотелось. Пришлось волоком тащить до амбара, но ради изумительно вкусного варенья и не менее изумительных пирогов, которым Катрин научилась у приходящей раз в неделю кухарки, можно было и потерпеть.

Сколько так прошло в полной тишине, пока Илай с Фредриком разгружали привезенное? Пять минут, десять? После четвертого мешка, на этот раз заполненного мукой, Илай мог бы поклясться, что уж точно не меньше часа. Стиснул зубы, жалуясь лишь самому себе. Несколько раз чуть не столкнулся со своим не слишком довольным помощником, а тот все так же упорно отводил взгляд. Кажется, даже подгадывал специально так, чтобы поменьше находиться рядом, пока занимаются погрузкой.

– Что это с ним? – тихонько спросил у Катрин Илай во время пятого подхода, позволив себе небольшую передышку и вытирая ладонью пот со лба. – Мне казалось, он уже успел свыкнуться с моим присутствием.

Катрин пожала плечами. Подняла с земли выкатившийся из повозки апельсин – редкость, и как только ее отец умудрился выторговать целый ящик? – и протянула Илаю.

– Спроси его. Иначе так и будешь мучиться в неведении.

– Эм, да мне вообще-то не настолько интересно.

– Я не о том. – Катрин с укором покачала головой. – У тебя ведь есть к нему вопрос. Один, самый важный.

Однако задать этот вопрос Илай решился гораздо позже. Уже почти доев кроличье рагу, которое в исполнении Катрин было не столь аппетитным, как при прежней кухарке, но все же съедобно. Фредрик как раз закончил рассказывать беззаботно щебечущей дочери услышанные в городе сплетни про каких-то ее давних знакомых. Хоть Илай и слушал вполуха, но рад был и таким новостям.

Лишь когда снова стало тихо, он повернулся к Фредрику так, чтобы тот уже не смог его игнорировать.

– А о Барксах что-нибудь слышно?

Вряд ли, конечно, он навещал свою племянницу, но, быть может, хоть что-то? Незначительная весточка, этого бы хватило.

Ответом был кашель поперхнувшегося собеседника, который не сразу смог заговорить.

– О Барксах? Вы же знаете, их нет больше.

Ну да, ясно. Решил, что речь о прежних графе и графине, которые навсегда исчезли. При воспоминании о них Илай невольно сжал край белоснежной скатерти.

Или хитрец лишь сделал вид, будто неверно его понял, чтобы избежать неприятного разговора?

Илай отодвинул пустую тарелку, небрежно откинулся на спинку стула.

– Да, конечно, и как я мог об этом позабыть? Но как теперь называть Эстеллу? Графиня Харриет? Это было бы не совсем честно, в нашем поместье она никогда не была хозяйкой. Она Баркс, всегда была и будет ей, что бы ни произошло. И тот, кого ворон выбрал своим преемником, тот, кто теперь с ней – видимо, он теперь тоже может считаться Барксом. А ты, кстати, так и не ответил.

Сложно уклониться от прямого ответа, если изо всех сил делаешь вид, что ничего скрывать вовсе не собираешься. Особенно если притворяешься настолько неумело.

Сложно, если досадная случайность не решит в этом помочь.

Случайность в виде некстати заржавшей лошади во дворе. Фредрик мгновенно ухватился за эту возможность улизнуть. Уже пару мгновений спустя пробормотал что-то вроде: «Проверю, что там стряслось» и скрылся за дверью.

– Ну все, мне это начинает надоедать, – не выдержал Илай. Уже направился следом, но Катрин схватила его за запястье. Так крепко, что он от неожиданности остановился. – Что? Я должен узнать, в чем дело.

– Нет, не должен. – Катрин покачала головой. – Он сам расскажет, когда будет готов. Сейчас лучше его не тревожить, поверь.

До чего теплая у нее ладонь. Поймав себя на этой совсем некстати пришедшей в голову мысли, Илай наконец отдернул руку, сел обратно за стол. Прежде чем ответить, пришлось прочистить горло, но и после этого голос звучал хрипловато.

– Предлагаешь дать ему время? Сколько? Сколько еще он будет сторониться меня, как прокаженного? – С каждым словом раздражение все нарастало. Так не пойдет. Совсем не пойдет. Илай сделал глубокий вдох, а потом продолжил с легкой усмешкой: – Это немного обидно, знаешь ли.

– Всего лишь предлагаю тебе научиться терпению. Так ты вернее узнаешь нужное, – ответила Катрин с уже привычным спокойствием, словно бы и не заметила вспышки его гнева. Может, и правда не заметила. Кто знает, что творится в ее голове?

Возможно, она и права. В конце концов, что бы там ни случилось, его это теперь совершенно не касается.

Фредрик во дворе тем временем пытался утихомирить встревоженную лошадь. Наклонился ближе, что-то сказал, потрепав за ухом. Продолжил говорить, пока та не перестала бить копытом. Илай хмыкнул:

– Смотри-ка, у него настоящий талант.

– Наверное, да.

Щеки Катрин зарозовели, словно бы это ее похвалили.

«Почему я вообще на это внимание обращаю?» – Илай поднялся, с грохотом отодвинув стул. Успел сделать несколько шагов, как увидел валяющийся на полу обрывок листа. Похоже, Фредрик обронил и не заметил в спешке.

Бывает, нужно всего мгновение, чтобы почувствовать неладное. Словно что-то внутри вопит во весь голос, надеясь быть услышанным. И вот рука замирает всего в сантиметре от безобидной с виду записки. Ты еще не знаешь ее содержания, но точно уверен: не хочешь читать.

И так же точно уверен, что прочесть нужно, иначе потом… потом себе этого никогда не простишь.

Подняв листок, Илай стал медленно, насколько это возможно, разворачивать его. Сначала краем сознания отметил, что один их уголков почернел, будто кто-то пытался подпалить, а потом то ли передумал, то ли не успел по какой-то причине.

Он ожидал увидеть там дурные вести. Очень дурные, иначе с чего бы так всполошился явно успевший прочитать это Фредрик? Может, даже угрозы. Вместо этого обнаружил почти в самом центре пустого листа две кляксы. Совсем не похожие на упавшие случайно капли чернил. Темно-бурые.

Капли крови.

Ладонь машинально сжалась прежде, чем Илай окончательно осознал, что это может означать. Определенно угроза, в этом не было никаких сомнений. Но вот кому угроза и от кого?

Впрочем, ответ на второй вопрос Илаю был ясен без лишних слов: за почти десять прошедших с тех пор лет воспоминания еще не успели стереться окончательно…

…– Вы серьезно?

Он попытался разглядеть выражения лиц собравшихся членов Совета, но в почти полной темноте сделать это было невозможно. Казалось, он вообще находится в полном одиночестве и обращается к пустоте. К тому же, никто не спешил развеять это ощущение.

Лишь он один в круге тусклого, пробивающегося сквозь облака лунного света. В руке лист с текстом легенды, больше похожей на сказку. Красивую сказку, следуя которой ему суждено до конца своих дней стать одним из тех, кто защищает этот мир от тьмы.

Если только палач вообще способен кого-то защитить. Нет, лишь покарать за то, чего уже не исправить.

– Тебя обуревают сомнения, – раздался из тьмы голос графини Баркс. Голос, который всегда успокаивал. – В этом нет ничего странного или постыдного. Ты еще не готов, но пока от тебя ничего особенного и не требуется. Лишь засвидетельствовать, что ты один из нас и всегда им будешь.

– Ничего не требуется, да? – протянул Илай, пытаясь заставить руки перестать так предательски дрожать. – Поэтому мои родители наотрез отказались прийти?

– Родителям нелегко смириться с тем, что их ребенок уже вырос. Будь снисходителен.

Илай не сдержал нервный смешок.

– Ага, пока еще можно побыть снисходительным. Скоро у меня не останется такой роскоши.

«Если, конечно, соглашусь на ваше щедрое предложение», – промелькнула шальная, совсем неправильная мысль. Невозможно отказаться от того, что принадлежит тебе по праву рождения. Илай опустил взгляд на круг серебристого света, в котором стоял. Его дело – хранить этот свет. Глупо думать, что может быть иначе.

Еще несколько мгновений, и буквы на листе начали бледнеть, пока не исчезли вовсе. Растворились, будто и не было ничего. Зато в памяти каждая строка теперь горела ярче солнца.

– Надеюсь, вы не попросите меня сейчас пересказать легенду наизусть? – фыркнул Илай, надеясь спрятаться за насмешливым тоном.

Кто-то из стоящих в тени кашлянул. Выражал так недовольство дерзостью подростка, или посмеивался – этого Илай не знал, да и не хотел знать. Ждал ответа от тех, на чье мнение ему не было наплевать. В следующий момент услышал полный холодного равнодушия голос графа Баркса:

– Это вовсе ни к чему. Кто смог прочесть, тому позабыть написанное уже не удастся.

Внезапно что-то укололо ладонь. Илай от неожиданности ойкнул и выпустил из рук пустой лист, на который упала капля крови, образовав причудливую кляксу.

– Спасибо, – почти пропела графиня Баркс, пока лист медленно опускался на пол…

…Точно как тогда. Точно такой же листок оттенка осенней листвы, что сейчас шелестела за окном. Напоминание об ошибке, которую не исправить.

Илай молча прожигал его взглядом, словно это решило бы проблему.

– Что стряслось? – Рука Катрин едва коснулась плеча, но Илай отшатнулся. Так и не ответив, в несколько шагов оказался у выхода.

– Где Вы это нашли? – Без лишних предисловий он протянул листок отцу Катрин. – Вы ведь были у них?

Фредрик нервно сглотнул. От вопроса, или от тона, которым он был задан, или, быть может, от всего вместе. Продолжая гладить лошадь по загривку, словно это помогло бы ему самому успокоиться, отвернулся, пробормотал:

– Да, то есть нет… то есть, собирался их навестить. А там на двери это. Оставить надо было, да?

– Знаешь, что это?

По-прежнему не поворачиваясь, отец Катрин замотал головой.

– Что-то нехорошее, верно? Да, надо было оставить. Только племяшка и так столько натерпелась, чтоб еще и это… не хотел, чтоб пугалась. Зря, да?

Есть вещи, в которых даже непосвященные чувствуют угрозу, пусть и не осознают до конца, в чем дело. Смутная тревога, от которой самым жарким днем по коже пробегают зябкие мурашки. От такого не отмахнешься просто так.

– Нет, все правильно. – С трудом вернув хладнокровие, Илай положил смятый лист в карман. – Ни к чему их по пустякам тревожить.

Фредрик с облегчением выдохнул. Бросил еле слышно: «Пойду уведу…», и вместе с лошадью направился в конюшню.

Лишь когда он скрылся из виду, Илай разорвал лист на мелкие кусочки, выплескивая на него всю нахлынувшую ярость.

Этого не должно было случиться! Почему все не закончилось? Почему их не оставят в покое? Он ведь ради этого добровольно запер себя здесь. Тогда почему?

– Так ты никому не поможешь.

Снова Катрин подкралась беззвучно. Или он просто был слишком занят расправой над ни в чем не повинной бумагой и оттого не услышал ее шагов? Все равно.

– Думаешь, я собираюсь кому-то помогать? – спросил Илай с напускной невозмутимостью, глядя в ее почти немигающие глаза. – Разве кому-то нужна помощь?

– Тебе. – Катрин кивнула на обрывки, лежащие на пожелтевшей траве. Подняла один, приблизила к лицу. – Расскажешь?

«А какой смысл?» – Илай собрался было отгородиться от непрошенного сочувствия невидимой стеной, но вместо этого услышал собственный голос, будто со стороны:

– Это предупреждение. Эстелле и ее… в общем, ты поняла. Теперешним Пчеле и Ворону. Чтобы не забывали, кто они. Не забывали о своих обязанностях.

Катрин побледнела.

– Это же… это же не их кровь?

– Конечно, нет, – фыркнул Илай на такое абсурдное предположение.

«Надеюсь, что нет».

Склонив голову набок, Катрин прищурилась.

– Но ты все равно взволнован. Не говори, что это не так, я же вижу.

– А я и не отрицаю. – Глупо скрывать, если подтверждение прямо перед глазами, рассыпано по земле. – Эстелла, знаешь ли, по-прежнему моя жена, и если кто-то решил, что может ей угрожать… пусть еще раз хорошенько подумает.

Он понятия не имел, что отразилось во взгляде или, быть может, в голосе, но Катрин опасливо отступила на шаг.

– Да, вижу.

Илай поправил растрепавшиеся от порыва ветра волосы.

– Как, считаешь, мне стоит поступить? Можешь говорить откровенно все, что думаешь, потому что я… – В горле пересохло и он замолк, не в силах произнести больше ни слова.

– Боишься сделать то, о чем потом пожалеешь, – продолжила за него Катрин. – Но я тут плохой советчик. Тесса ведь моя кузина и так же мне дорога, как и тебе.

– То есть поддержишь любое мое решение, – понял Илай.

Верит, что он способен поступить правильно? От осознания этого внутри разлилось приятное тепло. Стало так спокойно и ясно, как не было уже давно.

– Предупредить их, чтобы были настороже? – предложила Катрин.

Первое, что пришло в голову и самому Илаю. Раз уж он не может, то пусть она расскажет обо всем. Разумное решение, если бы не одно «но»: тот, кто подбросил записку, рассчитывал на любопытство. Уж Эстелла точно захотела бы выяснить, что значит это странное послание. И наверняка бы выяснила, тем самым навлекая на себя беду, ведь для того, кто не знает о ритуале, эта угроза не имеет силы.

Нужно самому найти, кто это сделал. Найти и заставить замолчать.

Замолчать…

Идея пришла в голову мгновенно.

– Я должен поговорить кое с кем.

Ничего больше не объясняя, Илай помчался в спальню. Отыскал в самом дальнем углу ящика комода серебряный кулон-пластинку с выгравированным скрипичным ключом. Взял его двумя пальцами, осторожно, будто что-то смертельно опасное.

– Думал, больше ты мне не понадобишься, – пробормотал он, словно симпатичная вещица могла бы его услышать.

Нет, не думал. Точно знал, что еще придет время воспользоваться ей, иначе давным-давно бы выбросил. Надеялся только, что это время не настанет так быстро.

Зажать между ладонями, сцепив пальцы. Закрыть глаза. С каждым мгновением серебро становилось все теплее, пока не начало обжигать кожу. Терпеть. Одну, две, три бесконечных секунды. Не разжимать ладони. Представить мысленно того, кому предназначалось послание. Того, кто умеет хранить секреты.

Рыбки никогда не сболтнут лишнего.

«Вейн? Можешь не отвечать. Ты вряд ли хочешь со мной говорить, но выслушать придется. Двум нашим общим знакомым нужна помощь. Они пока не знают и не должны узнать».

Кулон из обжигающе-горячего стал почти ледяным. Илай улыбнулся: Ратлин-младший услышал. Вот и чудненько.

Еще пару мгновений ожидания, и в голове прозвучало встревоженное: «Скоро буду у тебя».

Глава 2

Шелест крыльев, послышавшийся позади, был едва различим среди шороха пожелтевшей листвы на ветру. Эстелла оборачиваться не стала. Сжала губы в тонкую полоску, чтобы не выдать своего настоящего настроя. Излишне решительного, и это пугало саму Эстеллу. Казалось каким-то неправильным, после всего произошедшего.

– Давай вот хотя бы ты не станешь меня отговаривать, ладно?

Краем глаза она заметила мелькнувшее и остановившееся черное пятно: Гаруш уцепился когтями за спинку скамьи, где сидела Эстелла. Сложил крылья и словно бы затаился.

– Он и не собирается, – ответил за ворона Мэлоун. Присел рядом.

– Я это не ему говорила, – возразила Эстелла, нахмурившись.

– Ты же не видела, как я подошел, так откуда…

Эстелла не позволила ему договорить. Перебила, дернув плечом:

– Нетрудно было догадаться, он же постоянно теперь рядом с тобой летает. Тоже мне, парочка неразлучная. А с ним я вообще не хочу разговаривать.

Гаруш в ответ возмущенно каркнул, взмахнул крыльями, задев лицо. Кожу обожгло, будто от пощечины. Эстелла охнула, прижала ладонь к лицу, а ворон, воспользовавшись замешательством, взлетел на ветку ближайшей яблони.

– Вижу, вы до сих пор не поладили? – спросил Мэлоун с лукавой усмешкой. Мягко, но настойчиво убрал ее руку от лица, покачал головой. Бросил на держащегося поодаль ворона многозначительный взгляд. Кажется, позже вредную птицу ждет взбучка. И поделом.

– Мы и не ссорились вовсе, – фыркнула она.

– Ага, просто находитесь в состоянии постоянной войны. – Мэлоун провел пальцами по щеке Эстеллы, и коже сразу стало прохладнее. – Не можешь простить, что он предпочел меня?

«Какой ты догадливый», – мысленно съязвила Эстелла. Чуть отстранилась, подтверждая его слова.

Стоило бы порадоваться. Она ведь по-прежнему хозяйка поместья, но без лишней ответственности на плечах, а потому может спокойно заниматься тем, к чему лежит душа.

Да, стоило бы.

Но внутри все равно неприятно царапало каждый раз, когда замечала Гаруша. Нет, скорее каждый раз, когда о нем вспоминала. Учитывая, что изображения воронов были излюбленным украшением поместья Баркс, позабыть о нем надолго было бы проблематично.

– А по-моему, это он меня простить не может, – проговорила Эстелла меланхолично. Подобрала с земли засохшую ветку и стала чертить круги на посыпанной цветным щебнем дорожке. Помедлила, прежде чем закончить полушепотом: – За то, как обошлась с его прежними хозяевами.

Сказать: «Со своими родителями» не смогла. Так странно, она ведь не должна чувствовать себя виноватой. Не могла поступить иначе, и все же… все же… Глаза защипало и пришлось хорошенько проморгаться.

Ничего, пусть думает, что ее характер ворона расстраивает, хоть она и привыкла к нему уже давно. Так лучше, чем объяснять настоящую причину.

– Ну-ну, хитренькая, так ловко переменила тему. – Мэлоун придвинулся настолько, что Эстелла оказалась на самом краю скамейки и вынуждена была позволить себя обнять, чтобы не соскользнуть.

«Это кто тут еще хитренький», – пронеслось в голове.

– Переменила тему? – переспросила она с нарочитым удивлением, ведь Мэлоун сам сейчас поступал именно так.

А он ответил, как ни в чем не бывало:

– От чего это я тебя должен был отговорить? Лучше сразу признавайся, а то не отстану же.

– Не отстанешь, знаю, – нехотя согласилась Эстелла. – Нянюшка говорит, самой ехать в банк, чтобы подписать бумаги на наследование – это не лучшая затея. Для этого специальные люди есть, которые в таких делах смыслят.

Скопировать интонации нянюшки Юм получилось настолько удачно, что Мэлоун прыснул со смеху. Пришлось состроить строгую гримасу. Проворчать:

– Ты тоже так думаешь?

Мэлоун поспешно замотал головой. Похоже, не захотел вызывать еще больший гнев, помня прошлый раз. Впрочем, вряд ли эти воспоминания были из пугающих. Скорее уж совсем наоборот.

Ответить он не успел – как раз в этот момент молоденькая служанка принесла кувшинчик с освежающим апельсиновым соком и бокал. Один. Поняв, что этого будет маловато для двоих, смутилась, пробормотала:

– Простите, графиня, я сейчас.

– Ничего страшного, ты же не знала, что я здесь не одна, – поспешила успокоить ее Эстелла.

Служанка кивнула. Обернулась, чтобы уйти, но за миг до этого Эстелла заметила, как зарумянились ее щеки. Теперь точно не избежать слухов по всему поместью.

Хотя, не все ли равно, что говорит о ней прислуга? Вряд ли они ни о чем не догадываются, учитывая, что Мэлоун поселился напротив ее спальни. А если вспомнить, как несколько раз ей «по случайности» приносили завтрак на двоих, а потом извинялись… Нет, пытаться что-то утаить в ее поместье – дело совершенно бессмысленное.

От этого осознания стало удивительно легко, и Эстелла почувствовала себя лепестком, медленно скользящим по воздуху. Поддавшись эйфории, она с улыбкой сказала служанке:

– И если уже успели напечь булочек, принеси несколько, будь добра. Мы собираемся устроить небольшой пикник.

– Не нужно, – возразил Мэлоун.

Служанка замерла, в недоумении переводя взгляд с него на Эстеллу и обратно. И правда, кого слушать: дочь бывших хозяев или того, кого ворон назвал хозяином новым? Эстелла бы и сама, пожалуй, растерялась, окажись на ее месте.

Однако Мэлоун вновь прервал затянувшуюся неловкую паузу. Поднялся со скамьи, произнес:

– Нам пора отправляться, так что пойду подготовлю повозку.

Теперь пришел черед уже Эстелле удивленно распахнуть глаза.

– Отправляться? Сейчас? Куда? – Вопросы сами сорвались с губ прежде, чем она успела хоть что-то обдумать.

– Ты же сама собиралась в банк, – пожал плечами Мэлоун. – Отговаривать бесполезно, это я уже понял, так хотя бы отвезу тебя. К тому же, у меня в городе тоже есть дело.

Возразить на это было нечего. Эстелла собралась было подтвердить служанке, что теперь ничего не нужно, однако та, воспользовавшись моментом, уже скрылась в доме.

– Ладно, идем.

Хоть Эстелла и сказала это Мэлоуну, ворон тут же слетел с ветки и опустился на ее плечо. Даже лапы не стал сжимать слишком сильно, так что она почти не чувствовала острых когтей на коже, как это обычно бывало. Эстелла решила, что пока не готова принять такое извинение.

– С нами собрался? – не скрывая ехидного тона, поинтересовалась она у него. Гаруш издал в ответ очень уж довольное «Карр». – Ах, ну да, как я могла позабыть: ты везде следуешь за Мэлом.

Коготок чуть царапнул, и Эстелла тут же осеклась. Вовсе не от того, что боялась еще сильнее разозлить ворона – который, на минуточку, должен быть ручным и подчиняться ее семье. Ну ладно, пусть даже не подчиняться, но не вредить хотя бы.

Нет, это Эстеллу не слишком волновало. Важнее была внезапно пришедшая в голову мысль: ведь причина у него может быть та же, что и у нее самой. Поскорее вырваться из стен поместья, где все слишком живо напоминает о прошлом. Легкий аромат лаванды на занавесках. Перья, чернила и записи прежнего графа, найденные в ящике стола во время уборки. Серебряная салатница, без которой не обходился ни один семейный ужин.

Вылететь из клетки. Могла бы и раньше, да вот подходящего предлога для поездки в соседний город все никак не находилось.

Или было просто страшно?

Пожалуй, так и есть. Самой себе признаться не зазорно. Хоть она и храбрилась, как могла, но, не предложи Мэлоун поехать вместе, решилась бы еще не скоро.

А вот открыть занавески Эстелла так и не заставила себя на протяжении всего пути. В полумраке слушала кряхтение и шипение двигателя мобиля. Подаренного Илаем… нет, даже вспоминать было по-прежнему больно. Все должно было закончиться не так. А как? Этого представить не получалось.

Она попыталась выкинуть прочь все мысли, но в итоге стала прокручивать в голове возможный предстоящий разговор. Весьма увлекательное занятие, даже если прекрасно знаешь, что с реальностью будет мало общего. Настолько увлекательное, что Эстелла не заметила, как повозка остановилась и все стихло. Только вздрогнула, когда открылась дверь.

Мэлоун заглянул внутрь, посмотрел на закрытые окна, хмыкнул:

– Понимаю, выспаться в дороге – милое дело, но вынужден расстроить: мы уже на месте.

– Я догадалась. – Эстелла стукнула его по плечу, но уже через мгновение «смилостивилась» и подала руку, чтобы помог выбраться.

А в следующий миг, только она поставила ногу на мостовую, городская улица накрыла с головой смесью звуков, запахов и чего-то еще неуловимого, присущего лишь местам, где, не прекращая кипит жизнь.

От растерянности и ослепившего солнечного света, Эстелла покачнулась и едва не рухнула. Каблук издал подозрительный треск.

Только вовремя ухвативший за локоть Мэлоун помог удержаться от падения. Кажется, эти ненамеренные объятия выглядели весьма красноречиво. Оказавшийся неподалеку вихрастый паренек со стопкой газет в руках перестал выкрикивать на всю улицу «сенсационные новости» из городской жизни и понимающе ухмыльнулся. Проходящая мимо чопорная парочка средних лет покосилась на них, и женщина что-то шепнула своему спутнику, неодобрительно покачав головой.

– И почему я раньше не понимала, как это весело? – спросила Эстелла тихонько, чтобы только Мэлоун смог ее услышать.

Он улыбнулся, однако взгляд помрачнел. Эстелле вдруг показалось, что смотрит вовсе не на нее, а куда-то сквозь, за спину.

«Что там?» – произнесла она одними губами, обращаясь скорее к самой себе. Машинально обернулась.

Обычный переулок, ничем особо не отличающийся от тех, что по соседству.

Каменные дома в три этажа. С одной стороны над дверями вывеска с двумя пивными кружками, с другой – развевающееся, словно флаг, почти полностью разрезанное надвое полотно с очень натурально изображенными у разреза ножницами. Лавка портнихи. Судя по толпящимся внутри ярко одетым дамам, довольно популярная. Вышедший на крыльцо мужчина поморщился, расстегнул чересчур узкий сюртук, выдохнул с облегчением и закурил, то и дело бросая взгляд на компанию дам за стеклянной витриной.

«Бедняга» – мысленно пожалела его Эстелла. Однако и эта мысль, и сам мужчина, тут же вылетели из головы из-за смутного беспокойства. Она огляделась в поисках Гаруша, которого нигде не было видно. Может, оттого так тревожно?

«Глупости, – упрекнула сама себя Эстелла. – Мой Ворон рядом и исчезать никуда не собирается».

Она крепче прижалась к Мэлоуну. А в следующий миг чья-то тень мелькнула в переулке и тут же исчезла. Так быстро, что Эстелла засомневалась, не плод ли это ее воображения.

И лишь продолжающий вглядываться в тот же переулок Мэлоун подтвердил опасения.

– Только не говори, что ты тоже… видел, – прошептала она, не уверенная, хочет ли слышать ответ.

Мэлоун словно бы очнулся от забытья. Расслабил напряженные до этого плечи, удивленно поднял брови.

– Видел кого?

Спроси он: «Что видел?», Эстелла бы сразу поверила, что удивление не наигранное. Но вопрос был «Кого?» Стоило бы упрекнуть за скрытность, однако она не стала. Сглотнула застрявший в горле комок в надежде, что это поможет избавиться от горьковатого привкуса досады. Не помогло.

– Да так, не важно. Просто слишком долго пробыла в поместье и отвыкла от городской суеты. До банка два квартала, если не ошибаюсь? – Она указала в противоположную от пугающего переулка сторону.

– Да, придется немного пройтись, ближе повозку не оставить. – Мэлоун посмотрел на надломившийся каблук туфли и переспросил: – Дойдешь?

Эстелла только хмыкнула в ответ. Мог бы и не спрашивать, прекрасно знал, что она скажет. А вот то, что сделает – это, судя по удивленному лицу Мэлоуна, оказалось для него сюрпризом.

Сняв неудобную обувь, мешающую идти по запыленной мостовой, она гордо подняла голову и зашагала в одних чулках. Испорченные туфли оставила на обочине. Надеялась, что подберет дворник, но новая хозяйка нашлась, не успела Эстелла сделать и нескольких шагов прочь. Укутанная в лохмотья нищенка, которая, если приглядеться, оказалась совсем молоденькой девушкой, вряд ли старше шестнадцати.

Лицо нищенки при виде шикарных туфель так просияло, что их бывшая хозяйка поспешила поскорее удалиться – очень уж не хотелось смущать девушку и портить ей момент радости.

А спустя всего десять минут смущаться пришлось уже самой Эстелле. Взгляд встречающего у входа служащего банка на ее босые ноги оказался настолько красноречиво презрительным, что она с трудом подавила порыв начать оправдываться. Твердым повелительным тоном заговорила:

– Если Вас… – она посмотрела на вышитое на кармане форменной синей жилетке имя, прежде чем продолжить: – Райан, интересует, назначена ли мне встреча, то нет, не назначена. Это ни к чему, я всего лишь пришла за своим имуществом. Хочу убедиться, что с ним полный порядок.

То, как служащий вытянулся по струнке, заставило Эстеллу ехидно ухмыльнуться. Мысленно, разумеется. Лицо при этом сохраняло невозмутимое выражение.

– И очень советую не заставлять графиню Баркс повторять дважды, – подлил масла в огонь Мэлоун, – если не хочешь увидеть, насколько она страшна в гневе.

Служащий испарился в мгновение ока, и лишь после этого Эстелла позволила себе издать сдавленный смешок. Тут же прикрыла рот ладонью, оглянулась на немногочисленных посетителей в просторном белом холле. Настолько, похоже, заскучавших в ожидании приема, что теперь внимательно следили за происходящим.

Вздернув подбородок, Эстелла прошествовала в сторону кресел, расставленных у стен. Но она успела сделать всего несколько шагов, как служащий по имени Райан показался из дальнего коридора.

– Господин Ренье примет вас немедленно.

Казалось, еще чуть-чуть, и начнет кланяться при каждом шаге. Эстелла проследовала за ним, краем глаза заметив зависть на лицах других ожидающих. Еще бы: только пришла, а уже сразу повели на прием, да еще и к самому главе банка. Но родители, насколько юная графиня успела разобраться в их бумагах, вели дела с ним напрямую, так что рискнуть стоило.

Господин Ренье оказался непримечательным низеньким лысеющим мужчиной средних лет. Пожалуй, если бы не ярко-лиловый, по последней моде, сюртук из дорогой ткани, идеально сидящий на полноватой фигуре, главу банка легко можно было бы принять за рядового клерка.

Впрочем, он сам при появлении Эстеллы тоже был не особенно впечатлен. Прищурился, словно бы пытался получше ее разглядеть. А, быть может, все дело в солнечном свете, заполняющем кабинет благодаря огромному окну во всю стену.

Эстелла решила, что волновать ее должно вовсе не это. Гораздо важнее, что хозяин кабинета даже не предложил присесть в обитое зеленым бархатом кресло для посетителей, отчего она оскорбилась. Села сама, элегантно положив ногу на ногу и намеренно демонстрируя ступни без туфель. Такого чопорного типа это должно взбесить.

– Надеюсь, Вам уже сообщили, по какому я делу?

Господин Ренье лишь на миг вздернул брови, в остальном сохранив полную невозмутимость.

– Вообще-то я ждал, что по этому «делу» явится Ваш поверенный… графиня.

Было заметно, как непросто главе банка обращаться к Эстелле подобным образом.

– Увы, – Эстелла развела руками, – он предпочел не менять хозяев после ухода моих родителей.

О том, что и сама после всего случившегося не смогла бы ему доверять, Эстелла промолчала.

– В таком случае мы с Вашим… – глава банка сделал небольшую паузу, посмотрел на Мэлоуна, опирающегося на спинку кресла позади Эстеллы, – мужем обговорим детали финансового состояния семьи.

Эстелла мысленно потешалась вовсю, представляя, как они с Мэлоуном смотрятся со стороны. Мелькнувшая в голове картинка ей определенно понравилась.

– Произошло небольшое недоразумение, – решила пояснить она. – Со мной пришел вовсе не граф Харриет. Это мой… мой новый поверенный.

Оборачиваться на Мэлоуна, чтобы увидеть его реакцию на эти слова, она предусмотрительно не стала. Только услышала за спиной его ровный, чуточку насмешливый голос:

– Все верно. Я прослежу, чтобы других «недоразумений» при вашем общении не возникло.

– Спасибо, Мэлоун. – Эстелла не удержалась от ребячливого жеста и сжала его руку, наблюдая за растерянностью на лице главы банка. – Если вдруг мне станет что-то неясно, господин Ренье непременно все объяснит. Так ведь?

Глава банка скорчил кислую мину за миг до того, как отвернуться к шкафчику с бумагами. Из темного дерева, с резными узорами – такой больше подошел бы гостиной в поместье, не рабочему кабинету.

Несколько минут поисков и бессвязного бормотания. Эстелле показалось, глава банка нарочно тянул время. Но наконец он извлек из ящика тонкую стопку бумаг, перевязанных черной атласной лентой.

– Вам нужно будет подписать это, чтобы вступить во владение всем завещанным, – пояснил он. Протянул гусиное перо, однако Эстелла покачала головой.

– У меня есть свое.

С этими словами она обернулась к Мэлоуну, который без лишних слов достал из кармана рубашки черное воронье перо. Единственное, которое помогает увидеть скрытое.

Единственное, которое не позволит обмануть при сделке.

Кажется, господин Ренье именно этого и ждал, чтобы убедиться в праве наследования, потому что на его лице засияла довольная улыбка.

Пусть читать содержание бумаг не было особой необходимости, Эстелла все равно из любопытства мельком просмотрела каждый лист. Перечисление всего, что находится в поместье. Список слуг с указанием их годового жалования. Новоиспеченная графиня недовольно покачала головой, обнаружив, что нянюшка Юм получает за работу даже чуть меньше, чем главная кухарка.

– Нужно это исправить. – Эстелла указала своему «поверенному» на строку с именем нянюшки. – Все ведь должно быть по справедливости, согласен?

Не успел Мэлоун ответить, как господин Ренье прервал их разговор тихим, но многозначительным покашливанием.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, но вынужден пояснить. Боюсь, Ваша нянюшка настаивала, чтобы ее ничем не выделяли среди слуг, графиня.

– Это она сама так сказала? – удивилась Эстелла.

– Нет, но… – Глава банка чуть помедлил, теребя мочку уха, будто что-то вспоминая. – Так сообщила Ваша матушка. Разве у нас есть причины не доверять ее словам?

До чего же трудно оказалось от такого предположения не расхохотаться в голос. Уж словам родителей сейчас она стала бы верить меньше всего. Слишком многое они скрывали целых семнадцать лет.

– Хорошо, уточню это у самой нянюшки.

Она еще сильнее сжала ладонь Мэлоуна. Поставила очередную подпись и взяла последний лист. Надеялась, что уж тут есть что-то действительно важное. Быть может, какой-то договор с Советом, или что-то подобное. Неужели они не вели никакого учета? Должны были, и тогда она бы попросту разорвала на мелкие кусочки и сожгла все, что связывало с теми людьми. Навсегда. Без необходимости собираться вновь. Еще хоть раз видеть эти лица, этот театральный зал – она не вынесет этого.

Но пожелтевший лист оказался всего лишь старой закладной, долг по которой уже был выплачен. Илаем. От этой мысли, от нахлынувших воспоминаний, пальцы стали ледяными. Едва она это поняла, как Мэлоун прижал их к своим губам, согревая. В один миг прогоняя все тревоги.

– Знаете, мне не очень-то хочется быть втянутым в чужие семейные дела, это не входит в мои обязанности, – возмутился мистер Ренье.

Пожалуй, если бы в его глазах при этом не сверкал праведный гнев, звучало бы гораздо искреннее. Эстелла на это лишь развела руками, а Мэлоун добавил:

– Разумеется, больше не смеем отягощать Вас своим обществом. Только… – Он обернулся к Эстелле с виноватым видом. – Подождешь минутку?

Ей ничего не оставалось, кроме как кивнуть и смотреть, как Мэлоун отвел господина Ренье в сторонку. Полушепотом, но достаточно громко, чтобы она слышала, произнес:

– Нужно подготовить распоряжение. Все в точности так, как написано здесь.

Он достал из кармана сложенный вчетверо лист, протянул господину Ренье. Тот быстро пробежал написанное взглядом, удивленно поднял брови.

– Вы уверены? Не проще ли назначить им содержание?

– Не деньгами, – резко прервал его Мэлоун. – Вещами. Продуктами. В любое время, как только понадобится, но в пределах указанной суммы.

Господин Ренье пожал плечами, но произнес:

– Понял, я все подготовлю. Сообщу, когда можно будет подписать.

– Родители, да? – спросила Эстелла, как только они вышли из здания.

Мэлоун помедлил, прежде чем с явной неохотой ответить:

– Это на всякий случай. Чтобы они не нуждались. Но хочу быть уверен, что…

– Что они не растратят твою помощь попусту? – догадалась Эстелла. – Хорошо. Они будут рады.

Мэлоун фыркнул.

– Вряд ли. Они бы предпочли переехать к нам в поместье.

– А ты не…

– Нет. – Мэлоун решительно покачал головой. – Просто нет.

Эстелла кивнула. Слишком много плохих воспоминаний, к которым хочется как можно реже возвращаться. Уж она-то отлично его понимала. Кивнула:

– Пусть так. Надеюсь, что этот… – она откашлялась, проглотив вертящееся на языке оскорбление, – что господин Ренье ничего не напутает. Или не испортит специально.

Скрывать не самое лучшее настроение, молча вышагивая с невозмутимым видом, Эстелла смогла лишь до тех пор, пока не дошла до повозки. Плюхнулась на сидение, не закрывая дверь и оставив ноги снаружи.

– Знаешь, а я рада, что мы наконец-то выбрались в город. – Она похлопала по сидению рядом с собой, предлагая Мэлоуну не торопиться с отъездом, а немного поболтать.

– Да, вижу. – Мэлоун провел пальцами по ее волосам. – Чем он тебя так разозлил?

– А то ты не понимаешь? – фыркнула Эстелла. Вздохнула, откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза, пытаясь унять раздражение. Спустя мгновение решила все же объяснить: – Видел, как он на меня смотрел, как разговаривал? Будто я неразумное существо, которому непременно нужно сопровождение.

– Ему понадобится время, чтобы привыкнуть. Всем понадобится время. Разве не заметила, как он изменил отношение, увидев перо? Конечно, заметила. Тебя не он злит. Вернее, не только он.

Вздохнув, Эстелла вынуждена была согласиться.

– Я надеялась, там будет что-то… – Эстелла вновь открыла глаза, глядела теперь на крышу повозки. Ткань обивки в одном месте чуть распоролась и отошла. Это ненадолго заняло мысли. Говорить стало немного легче. – Не знаю, думала, может что-нибудь о Совете. Тогда мы могли бы навсегда с ними распрощаться и больше не вспоминать.

– Боюсь, все не так просто, – чуть слышно произнес Мэлоун.

– Что? – переспросила Эстелла, решив, что ослышалась.

– Я сказал: тебе ведь удалось что-то раздобыть. Покажешь?

Эстелла выпрямилась и недоуменно уставилась на него.

– О чем ты?

– О той бумаге, что в кармане твоего платья.

Эстелла собралась было попросить не выдумывать, но и вправду обнаружила в кармане смятую закладную. Когда успела ее забрать и зачем – этого она не смогла бы сказать и себе самой. Расправила лист, проворчала:

– Не понимаю…

– Зато оно, кажется, отлично понимает, – Мэлоун помахал вороньим пером и, пока Эстелла не успела опомниться, забрал бумагу из ее рук. Стал рассматривать, бормоча что-то одними губами и разочарованно качая головой.

– Если не скажешь, что пытаешься там найти – поколочу. Прямо тут.

– Не сомневаюсь, что можешь, – усмехнулся Мэлоун. – Только…

Не договорив, он бросил взгляд в сторону полной прохожих улицы.

– Только не здесь, – закончила за него Эстелла. – Понимаю. Тогда поехали обратно. Сегодняшняя прогулка удалась на славу.

– А ты случайно ни о ком не позабыла?

Мэлоун лукаво прищурился, и Эстелла тут же почувствовала острый укол совести.

– Гаруш, конечно. Где он вообще?

Она боялась, что не получит ответа. Что вновь вокруг повиснет туман недомолвок. Но Мэлоун не стал выкручиваться.

– Отправился узнать кое-что по моей просьбе. Ничего особенно важного, – предупредил он вопрос Эстеллы, которая тут же нахмурилась, вынудив исправиться. – Ничего такого, что не подождало бы нашего возвращения в поместье.

Она бы с этим поспорила. Очень сильно поспорила. Хотя бы просто из вредности и дурного расположения духа. К счастью, обоих, да и всех прохожих в ближайшем квартале, спас от этого вовремя появившийся ворон. Издал короткое, но весьма многозначительное «Карр!», прежде чем уселся на протянутую руку Мэлоуна. Смертельно побледневшего Мэлоуна.

– В чем дело? – Эстелла мгновенно напряглась, подобрала ноги. Потянулась к двери, чтобы закрыть ее. Будто бы в случае настоящей опасности эта тонкая преграда сможет защитить.

Мэлоун остановил, положив ладонь на ее руку. Вышел из повозки, после чего наклонился совсем близко и шепнул:

– Кажется нам стоит быть осторожнее на людях.

Глава 3

«Надеюсь, у тебя действительно очень, очень веские причины меня позвать», – крутилось в голове у Вейна все время пути.

Больше двух часов верхом. Бесконечных. Напрямик, через холмы, мимо почти пересохшей за лето речки Шумихи. Сейчас безмолвной. Только копыта Икке глухо стучали по земле.

На краю лавандового поля – летом цветущего и дурманящего, а теперь «красующегося» засохшими стеблями до следующей весны – конь остановился, заартачился. Ничего удивительного: Вейн и сам чувствовал давящую атмосферу, от которой дышать становилось труднее. Не зря старался наведываться сюда как можно реже.

– Давай, немного осталось. – Он указал на уже виднеющийся вдалеке дом, стукнул пятками по бокам коня. – Чем быстрее все выясним, тем быстрее уберемся прочь.

Икке понимающе фыркнул и двинулся вперед, с явной неохотой делая каждый шаг.

Хозяин поместья встретил их на крыльце дома, сложив руки на груди. По абсолютно непроницаемому выражению на его лице невозможно было ничего прочесть.

– Не особо торопился, как погляжу, – протянул Илай.

Пожалуй, не привыкни Вейн за годы общения к этой его манере, мог бы и оскорбиться. Развернуться и уехать, не выслушав. Вместо этого он спешился, а губы дрогнули в едва заметной улыбке.

– А тебе вдруг стало настолько скучно, что…

«…срочно понадобился собеседник?» – Договорить Вейн не успел, потому что в этот момент дверь отворилась, и из дома вышла девушка. От ее вида Вейн вздрогнул. Впалые щеки, огромные глаза, вокруг которых болезненная синева. Но главное – покрытые сединой волосы.

– Ты не предупреждал, что ждешь гостей, – проговорила она с упреком.

Вейн невольно сделал шаг назад, поняв, что видел ее раньше. Точнее, слышал, потому что в темноте «Инкансо» толком разглядеть лицо не удалось. А вот то, как этим тоненьким голоском она защищала Илая – такое трудно позабыть.

– Незачем хлопотать, он к нам ненадолго. – Илай кивком указал девушке на Икке. – Лучше отведи коня к отцу, пусть пока напоит.

Девушка безропотно кивнула, подхватила Икке под уздцы и повела в сторону конюшни. Вейн некоторое время молчал, дожидаясь, пока она достаточно удалится, прежде чем вновь заговорить:

– И двух месяцев не прошло, а ты уже позабыл все законы гостеприимства?

– Можно подумать, тебе самому хочется задержаться тут подольше. – Илай оставался по-прежнему невозмутимым, не поддавшись на провокацию. – Идем, пройдемся, заодно расскажу, зачем позвал.

Они направились по хорошо утоптанной тропинке мимо напоминающей сарай пристройки. Молча. Вейн искоса поглядывал на бывшего друга, но первым начинать разговор не собирался. Рыбы слишком хорошо знают цену молчанию.

– Совет больше не собирался? – наконец спросил хозяин поместья.

Вряд ли именно за этим он позвал Вейна. Нет, совсем не за этим. Скорее просто ищет предлог еще потянуть время, пока они идут все дальше в лавандовые поля. От этого стало еще тревожнее, и Вейну пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал.

– Разве без тебя они бы посмели? – Удалось даже вполне правдоподобно усмехнуться.

– Они? – Илай удивленно поднял брови, остановился.

– Ладно, мы не посмели бы, – поправил сам себя Вейн.

– Так-то лучше.

Глядя на Илая, никак нельзя было сказать, что еще совсем недавно он был в самом настоящем ужасе. Даже в голосе это чувствовалось так отчетливо, что не откликнуться на просьбу прийти было невозможно.

«Лучше признайся, что просто не смог ослушаться, пусть находиться здесь хочется меньше всего», – издевательски пропищал кто-то глубоко внутри. Спрятавшийся в самом дальнем углу. Отгородившийся десятком непроницаемых завес, из-за которых не высовывал и носа. Назойливой мухой твердящий, что хранящего секреты так просто не оставят в покое.

Нет, не мухой вовсе. Жужжащей пчелой над ухом.

Вейн машинально отмахнулся, возвращаясь в реальность. Маленькая пчелка отлетела прочь, но в следующий миг снова закружилась рядом. Только теперь Вейн обнаружил, что они остановились. И где именно остановились.

– Тебе когда-нибудь говорили, что тут очень красиво? – Нервно сглотнув, он огляделся по сторонам. Увидел чернеющие внизу холма прямоугольники ульев и невесело усмехнулся. – Вернее, бывает красиво. Пока цветет лаванда.

Что ж, все справедливо: если не знаешь, кому можно верить, лучше подстраховаться. Устроить проверку пчелами. И все равно стало чуточку обидно: они ведь знают друг друга чуть ни не с младенчества, но Вейн, похоже, его доверия так и не заслужил.

– Не думал, что оценишь вид, – все с той же невозмутимостью, словно это была всего лишь дружеская прогулка, заявил Илай. – Обычно тем, кто здесь бывает, не до любования пейзажами.

– А я и не утверждал, что сам считаю эти места красивыми, – пожал плечами Вейн, на что Илай одобрительно кивнул.

– Да, верно. Но я тебя и не за этим позвал.

С этими словами Илай вынул из кармана и протянул смятый пожелтевший лист бумаги. На вид самый обычный, пока не возьмешь в руки. Не ощутишь пальцами бархатистую поверхность с невидимыми завитками.

Вейн едва не выронил лист из рук. Медленно поднял взгляд на Илая, но не смог произнести и слова. Впрочем, этого и не было нужно.

– Вижу, узнал, – подтвердил догадку Илай.

– Еще бы. – Вейну пришлось прокашляться, чтобы голос не звучал слишком осипло. – Я такой же подписывал. При тебе, между прочим. Может, объяснишь, что все это значит?

Стоило начать злиться, как испуг поспешно отступил в тень. Пусть всего на миг, но этого хватило, чтобы задать вопрос. А сразу после захотелось крикнуть: «Молчи!». Зажать уши, только бы не слышать.

Вейн этого не сделал. Послушно сел на траву рядом с Илаем, чтобы выслушать очередную историю, не предназначенную для чужих ушей.

– Как думаешь, кто осмелился им угрожать? – наконец Илай решился задать вопрос. Совсем неправильный вопрос.

– Угрожать им? – Вейн поразился, насколько можно быть слепым, даже сделав верные выводы. – Ты правда не понял?

– Я очень, очень внимательно слушаю. У тебя ведь, вижу, есть догадки.

– Ты сам знаешь: незачем угрожать тому, кто все равно не поймет смысл угрозы. А они бы не поняли. Ни Мэлоун, ни Эстелла, посвящения не проходили. – Внутри Вейна мелькнула зависть к тем, кто, хоть и стал частью Совета, но до конца так и не был с ним связан. К тем, у кого все еще была возможность сделать шаг назад.

– Хочешь сказать… – Илай вмиг подобрался, глаза округлились от шока.

– Ага, теперь дошло? Они бы не поняли. Зато ты – да.

– Но зачем оставлять у поместья Барксов послание, адресованное мне?

– А кто сказал, что его оставили именно там? – Чем дольше длился разговор, тем крепче Вейн впивался пальцами в землю.

– Фредрик так утверждает, – протянул Илай и вдруг прищурился. – Хочешь сказать, он обманул?

Так странно оказалось слышать этот вопрос от того, кто никому не доверяет, что Вейн едва удержался от усмешки.

– Сам подумай хорошенько. – Он заговорил медленно, словно объяснял прописные истины. – Этот… Фредрик собирался их навестить?

– Если да, то мне не говорил. И он бы…

– Договаривай, – стал подначивать Вейн.

– Он бы скорее съел свою шляпу, чем лишний раз отправился туда по своей воле. – Илай вдруг понизил голос и пробормотал еле слышно: – Да и вел он себя после этого очень странно.

– А ты спрашивал, почему он принес послание тебе, не отдал хозяевам поместья? Так ведь было бы правильнее.

– Первым делом спросил, – подтвердил Илай. – И… в общем, объяснение было слишком уж путаным, ты прав.

– Лучше бы я не был прав. – Вейн вскочил, будто кто-то подтолкнул его вверх. Так надеялся, что ошибается, что Илай сейчас его разубедит. Зря надеялся. – Не нужно было меня звать. Это было тебе предупреждение, тебе одному. Не вмешиваться, что бы дальше ни произошло. Помнить о преданности Совету. А теперь ты и меня впутал. Не так страшно, когда делишь с другими свой страх, да? Им ты ничего не стал говорить, пощадил. Зато мне можно и рассказать, я же рыбка, я буду молчать. А ты подумал, что теперь и моя семья в опасности? Если приславшие это, – Вейн указал на листок, – поймут, что я тоже знаю…

– Значит, постарайся, чтобы не поняли, – пожал плечами Илай.

От этого нескрываемого равнодушия захотелось врезать ему хорошенько. Вейн уже сжал кулак, но что-то странное, промелькнувшее на лице опустившего взгляд Илая, заставило остановиться.

А тот, похоже, не заметил вспышки ярости собеседника. Или не хотел замечать? Продолжил, на этот раз глядя прямо на Вейна:

– Думаешь, мне стоило довериться кому-то другому?

Вопрос на засыпку. Ответить «да» – показать, что тяготишься тем, кто ты есть. Ведь лучшего хранителя секретов найти невозможно. «Нет» – значит минуту назад устроил пустую истерику, словно глупая девчонка.

– Ладно, подловил, – вздохнул Вейн, сел обратно на траву. – Правильно сделал, что меня позвал.

– Конечно, правильно. – Илай самодовольно усмехнулся, но всего через миг вновь посерьезнел. – Ты правда считал, что вы хоть когда-нибудь были в безопасности? Что не найдется тот, кто захочет заставить вас замолчать навсегда?

Слова, бьющие воспоминаниями точно в цель. Вейн сжался, процедил сквозь зубы:

– Как вы с Барксами заставили замолчать мою бабушку?

Думал, Илай начнет оправдываться или просить прощения, но он лишь кивнул.

– Если заметишь что-то странное, сразу же сообщи. – Он указал на пластинку-кулон. – И если кто-то решит снова собрать Совет…

– Об этом точно скажу в первую очередь, – закончил за него Вейн.

– Знал, что не ошибся в тебе, – хмыкнул Илай, поднявшись. – В таком случае, не стану тебя задерживать.

И то верно. Чем дольше он тут находится, тем больше шансы, что об этом станет известно.

Вейн сорвал несколько засохших веточек лаванды, поднес к лицу. Думал, они все еще хранят аромат. Увы, ошибся. Прежде чем направиться к конюшне, спросил:

– Если вдруг встречу твою жену, передать от тебя привет?

Кислая мина на лице Илая красноречиво говорила, что он обо всем этом думает. Небольшая компенсация за пережитое по его милости. Пусть и не только его, однако Вейн не был готов так легко позабыть и простить.

– Понял, лучше обойтись без приветов. – Он с улыбкой поднял руки в примирительном жесте.

Уехать спокойно и без лишних разговоров? Вейн надеялся на это. Надежда не оправдалась. Он уже запрыгнул в седло успокоившемуся и явно повеселевшему Икке, вывел его из конюшни, когда за спиной раздались шаги.

«Ну что тебе еще?» – мысленно возмутился Вейн. На сегодня он услышал уже более чем достаточно.

Шаги приближались. Почти невесомые. Их так легко было спутать с обычным шелестом травы на ветру. Если бы только он был, этот самый ветер. Вейн не чувствовал ни единого дуновения.

Слишком вкрадчивые шаги, не похоже на Илая. Вейн нехотя обернулся и встретился взглядом с той молоденькой седовласой служанкой. Такой странной, что от одного ее вида мурашки пробежали по коже.

От вида и рассеянной полуулыбки, с которой она протянула небольшой деревянный бочонок. Терпкий медовый аромат не оставлял сомнения в его содержимом.

– Нехорошо, если уедете с пустыми руками, – тут же объяснила она, не дав шанса повиснуть напряженному молчанию. – Раз уж не остались погостить, то от гостинца хотя бы не откажитесь.

Говорила с такой нескрываемой мольбой, что сказать «нет» было просто невозможно.

– Катрин, это вовсе ни к чему, – вмешался подошедший Илай.

Похоже, невозможно для любого, кроме хозяина поместья.

А эта Катрин тихонько пробормотала:

– Но как же… Это же неправильно совсем.

Вейн не стал дожидаться, чем закончится этот неожиданный спор. Забрал бочонок у девушки.

– Мне-то может и ни к чему, – заявил он с уверенностью, мысленно показав язык Илаю. Подходящие слова слетели с языка, не успел он их обдумать. – Я не любитель меда. А вот малютка Энни обожает все сладкое, она будет рада.

Младшая сестра, сама о том не ведая, стала удобным предлогом еще разок позлить, не вызвав возражений. Очень уж легко нашедшимся предлогом.

Впрочем… она ведь и правда будет рада сладости, которую видела не так уж часто.

– Я передам ей, кто был так добр, – сказал Вейн, убрав бочонок в притороченный к седлу мешок.

Девушка собралась что-то ответить, но Илай подхватил ее под руку и аккуратно, но настойчиво повел прочь. Заговорил с ней тихо, Вейн едва смог разобрать:

– Вовсе незачем докучать гостям.

Илай наклонился к ней совсем близко, а слова звучали так мягко и почти нежно, как убеждают маленького ребенка. Или…

«Да ладно, серьезно?» – Вейн, чуть прищурившись, взглянул на этих двоих новым взглядом. Идут прочь, почти в обнимку. Ни дать, ни взять, голубки воркуют.

Вейн чуть не рассмеялся, но сдержался вовремя. Понимал прекрасно, что если посмеет озвучить пришедшие в голову мысли, то ему точно не поздоровится. И любые угрозы тут покажутся цветочками. Потому он, решив не искушать судьбу, немедля поскакал прочь.

Чем дальше от пчелиного поместья, тем легче становилось. Словно натянутые вожжи с каждым шагом ослабевали, освобождая из своих пут…

Так должно было быть. Вейн думал, что так непременно будет. Ошибся.

Он заставил коня замедлить бег. Чуть было не развернулся в сторону города, хотя делать ему там, особенно под вечер, было совершенно нечего. Что угодно, лишь бы как можно дольше не возвращаться домой. Так требовало все не стихающее пчелиное жужжание в ушах. Твердило, что, едва переступит порог, его ждет страшная весть.

– Что за чушь? – воскликнул он, не считая нужным сдерживаться там, где никто не услышит. Встряхнул головой, ударил пятками по бокам Икке.

В доме уже зажгли лампы. Вейн еще издалека заметил их мерцающий свет в окнах. То тут, то там – силуэты, делающие поместье живым. Маленькая круглая кухарка энергично машет на кого-то руками. Наверное, как обычно, раздает указания «бестолковым помощницам». В столовой тоже суета. Готовятся к ужину.

Но только перешагнув порог, Вейн по-настоящему ощутил, что вернулся домой. Достаточно оказалось услышать строгое отцовское:

– Ты не говорил, что задержишься.

– Не было необходимости, – пожал плечами Вейн. – Еще ведь не стемнело.

Давний уговор: ночевать дома, если не предупредил заранее о своих планах. Уговор, который не был нарушен и в этот раз. Достаточно было взглянуть на север, где горизонт чист, чтобы увидеть алеющую полосу света.

– Ладно, ты прав, – тут же смягчился отец. – Я всего лишь проверял. Расскажешь, где был?

Вейн покачал головой.

– А ты, надеюсь, не станешь расспрашивать.

На том и порешили, поняв друг друга без слов. Ведь лучше не задавать лишних вопросов, если понимаешь, что правду говорить собеседник не намерен.

Когда они вошли в столовую, мама уже была там. В нарядном голубом платье, волосы собраны в идеально ровную прическу. Серьги жемчужные, одни из ее любимых – а нелюбимых украшений у нее и не было, все они сразу же или возвращались дарителю или отправлялись кому-нибудь из знакомых, с кем нужно было поддерживать хорошие отношения.

И вид у нее был торжественный, словно ждет важных гостей. Поджав губы, поправила одну из тарелок буквально на сантиметр, лишь после этого удовлетворенно кивнула.

Одно «но»: так она выглядела абсолютно каждый день. Потому и спрашивать о поводе не было необходимости. Она и дочь пыталась приучить к тому же, но девочка всегда слушала и слышала лишь то, что ей самой хотелось.

– А Энни еще не спускалась к ужину? – спросил Вейн, ни к кому особо не обращаясь. Огляделся вокруг, отыскал взглядом служанку, принесшую стопку салфеток. – Позовешь? Передай, что я привез гостинец, специально для нее.

Должно сработать, непременно. Вейн живо представил, как девочка с громким топотом мчится в столовую. Мама потом будет долго и занудно ее распекать. Но это позже, после ужина, когда рядом не окажется лишних ушей.

Прошла минута, две, три… только минут через десять дверь вновь отворилась, и служанка произнесла с виноватым видом:

– Я не знаю, где она. Няни говорят, в игральной была, но сейчас нету. В спальне нет, и в библиотеке тоже.

Вейн вздохнул.

– Схожу за ней сам.

Эта служанка у них совсем недавно и еще не знает, что малютку проще отыскать у пруда. Она стала слишком много времени там проводить, и это начинало тревожить.

Поверхность пруда с его приближением забурлила. Несколько золотых рыбок выпрыгнули из воды и снова скрылись из виду. Такими они бывали, только когда слишком долго оставались голодными.

Вейн нахмурился. Вновь назойливое жужжание, теперь уже глубоко внутри, твердящее, что даже в родном доме от него никуда не деться.

Стало уже совсем темно, когда слуги проверили каждую комнату, каждый закуток в поместье. Им оставалось только расписаться в беспомощности и признать: девочки нигде нет. Если, конечно, она не затеяла какую-то очередную свою игру и не прячется ото всех из вредности. Если не…

От пришедшей в голову догадки Вейн поежился. Она ведь могла опять отправиться к дальним холмам, искать своего «Призрака со сказками».

Но тогда она должна была бы давно вернуться.

– Поищите ее в… – Едва начав давать указание, Вейн замолк. Как объяснить доходчиво и быстро, где находится это место? Он и сам знал о нем только из путаных рассказов девочки, которые обычно и не слушал толком. – Не важно, осмотрите еще раз поместье.

Сам того не заметив, Вейн оказался у ворот. Совсем позабыл зайти сначала в конюшню – от волнения решил, что пешком доберется быстрее.

Но он едва успел открыть ворота, как столкнулся с вытаращившейся на него Энни. Еще улыбающейся, но через пару мгновений она удивленно подняла брови.

– Не смотри на меня так, Вейни. – Она шмыгнула носом, попыталась вытереть лицо рукавом очередного безнадежно испорченного платья, но только сильнее размазала грязь.

– А как смотреть? – холодно процедил Вейн. Меньше всего хотелось отчитывать глупого ребенка. Лучше пойти устроить взбучку ее нянюшкам за то, что недоглядели.

– Никак. Ты не на меня смотри, вот.

С этими словами Энни вытянула руки, разжала сложенные вместе ладони. Миг, и в воздух взмыли сверкающие точки-звездочки. Если бы не шуршание маленьких крылышек, сразу и не понять, что это всего лишь насекомые. А Энни радостно взвизгнула, провожая их взглядом, как неописуемую диковинку. Потом указала в сторону своих любимых дальних холмов.

– Я там нашла. Их в темноте только видно. Скажи же: красиво?

– Красиво, красиво, – прервал ее восторги Вейн. – Иди в дом.

Энни надулась, проворчала что-то себе под нос, но главное – спорить не стала. Похоже, вид Вейна в тот момент красноречиво говорил, что это бесполезно.

И лишь когда сестра скрылась из виду, он почувствовал, что ноги больше не держат. Опустился на землю, закрыл лицо ладонями.

Плечи затряслись от беззвучных рыданий. Как хорошо, что в темноте никто не увидит.

Ему теперь что: всегда, каждую минуту думать о том, что может потерять кого-то из близких?

«Ты правда считал, что вы хоть когда-нибудь были в безопасности?» – прозвучал в голове, словно издеваясь, голос Илая. Будь он проклят! Хотя… он ведь и так проклят, не в силах покинуть собственное поместье.

Лишь эта мысль помогла подняться на ноги. Вейн сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и направился в дом. Не хватало еще, чтобы на этот раз уже его пришлось разыскивать.

Тоненький голосок сестры, доносящийся из столовой, был слышен еще в коридоре.

– Но что я такого сделала?

– Заставила нас всех волноваться, – ответил отец. – Чтобы такого впредь не повторилось, тебе запрещено выходить за пределы дома без сопровождения.

– Но…

– Вижу, ты считаешь это наказанием? – вмешалась мама. – Считай, если так больше нравится, но вообще-то это обычные правила поведения для любой леди. Пора тебе к ним привыкнуть, ты уже большая девочка.

– Глупые правила. – Энни обернулась к вошедшему брату. – Скажи им, Вейни!

Но с какой бы мольбой она не смотрела, он лишь покачал головой. На этот раз он был полностью согласен с родителями. Пусть обижается, сколько угодно, но пора бы и повзрослеть. Ради ее же собственного блага.

– Может, и глупые, но если их не соблюдать, можно попасть в беду, – объяснил он.

– Именно, – подтвердила мама, отчего Энни опустила плечи, тихонько захныкала. – А теперь будь добра переодеться и привести себя в порядок перед ужином. На этот раз не вынуждай нас долго ждать. Иначе еда остынет и придется разогревать все заново.

Дверь за Энни громко хлопнула. Единственный оставшийся девочке способ выразить возмущение.

– Думаешь, мы с ней слишком строги? – неожиданно спросил отец. Вздохнул, расстроенный. Неужели жалеет, что пришлось отругать любимую дочурку?

– Думаю, мы недостаточно строги, – фыркнул Вейн. Пусть видеть ее заплаканное лицо было ужасно, но мысль о том, что может вообще больше не увидеть, оказалась гораздо ужаснее.

– Маленьким девочкам свойственны капризы. – Мама села за стол, аккуратно расправив юбку. – Это нужно просто пережить.

Вейн посмотрел на накрытый стол и почувствовал лишь тошноту. Даже запах любимого жюльена с морепродуктами сейчас не радовал.

– Что-то у меня нет аппетита, – сказал он, пытаясь быть предельно вежливым. – Пожалуй, на этот раз пропущу семейный ужин.

Дожидаться ответа он не стал, отправившись прочь из столовой. Уже на пороге обернулся, вспомнив:

– Я кое-что привез. В сумке у Икке. Пусть кто-нибудь из слуг принесет. Надеюсь, это хоть немного подсластит вечер.

Глава 4

Мир вокруг был черно-белым.

Чернота неба Эстеллу не удивила: для ночи это любимый цвет. Жаль только, звезд видно не было. Наверное, из-за того, что абсолютно белая полная луна своим светом полностью затмевала их.

А в этом свете, ярком, как театральные софиты – от этого сравнения Эстелла ощутила пробирающий до костей холод – высвечивалась черная ветка дерева. Листья тоже черные, как бывает лишь глубокой ночью.

Эстелла приблизилась, стараясь ступать бесшумно, чтобы не выдать своего присутствия. Сама не понимала, почему непременно нужно оставаться в тени, знала лишь: так будет правильно. Она не должна быть здесь. Где бы это «здесь» ни находилось, оно не желало ее принимать. Даже земля под ногами не чувствовалась, словно Эстелла была лишь бесплотным облачком.

Белоснежная тень мелькнула среди ветвей.

«Если я облачко, то могу летать», – подумала Эстелла. Оттолкнулась от воздуха под ногами, поднялась почти до самой вершины дерева…

А в следующий момент едва не рухнула обратно, поняв, что там скрывается. Кто скрывается. Эту нежную голубку она бы узнала среди сотен таких же.

– Мама? – сорвалось с губ прежде, чем она успела подумать, как это неразумно. Хотела спрятаться, но прятаться было негде.

Голубка обернулась, раскинула крылья. У Эстеллы перед глазами возникла картинка из детства: мама в залитой светом бальной зале сидит за роялем и играет волшебную мелодию.

А следом – снова мама, снова за роялем. Совсем недавно. Там, в «Инкансо» даже освещение было почти таким же.

От этого воспоминания все волшебство вмиг исчезло. Эстелла нахмурилась, спросила, уже не таясь:

– Почему ты никак не оставишь меня в покое?

Голубка не ответила. Кажется, даже не заметила Эстеллу. Смотрела куда-то сквозь нее. И вовсе ни капельки не обидно, она ведь и хотела оставаться незамеченной. Продолжила наблюдать за птицей. А та перелетела на соседнюю ветку, вытянула голову, на миг скрывшись в темноте, и вынесла в клюве несколько совсем тоненьких веточек. Сложила их аккуратно на стопку других. Отошла на шаг, окинула придирчивым взглядом получающееся гнездо. Курлыкнула, и из темноты за ней послышался шелест крыльев.

Эстелла вздрогнула, но не успела высказать, даже мысленно, догадку, кому эти крылья могли принадлежать. Тень закрыла луну, и мир стал полностью черным…

…Шелк простыни приятно холодил кожу. Глаза открывать совсем не хотелось, так что Эстелла решила еще немного продлить сонное забытье. Вытянула руку, крепко прижалась к груди мирно сопящего рядом Мэлоуна. Стало жарко, но от его тепла вовсе не хотелось отстраниться. Скорее уж наоборот: позволить окутать себя, словно одеялом. Хотя бы до тех пор, пока не проснется.

Впрочем, во сне так не затаивают дыхание, опасаясь пошевелиться.

– Не притворяйся, я знаю, что не спишь, – промурлыкала Эстелла.

– Боялся тебя потревожить. – Мэлоун провел пальцами по ее шее. Легонько, едва касаясь. Заставив зажмуриться от удовольствия. – Ты когда спишь, такая…

– Это какая же? – Эстелла приподнялась на локтях.

Даже в полутьме спальни можно было легко разглядеть на лице молчащего Мэлоуна хитрую полуулыбку.

– Хэй, не думай, что…

«…сможешь уклониться от ответа», – хотела было возмутиться Эстелла, но он прервал ее на полуслове поцелуем. Слова мигом вылетели из головы, а руки обвили его шею.

Не важно. Что бы она ни собиралась спросить – это подождет. А пока – исчезнуть в дурманящих объятьях. Исчезнуть в пустоте, где можно хоть навсегда затеряться. Где нет ни забот, ни тревог. Нет ничего.

Даже ее самой.

Эстелла и не заметила, как прикусила губу. Свою или его – не разобрать. Лишь почувствовала сладковато-соленый привкус. Когда поняла, из-за чего, тут же отшатнулась. А за миг до того так впилась пальцами в кожу Мэлоуна, что теперь, была уверена, останутся царапины. Судя по тому, как он сморщился – точно останутся.

– Прости, прости, я не хотела, – испуганно пролепетала Эстелла, не понимая, что на нее нашло. Хотя, доктор предупреждал, что та микстура может необычно подействовать. Но отказаться от нее – значит придется отказаться и от ночей с Мэлом. На это Эстелла была не готова. – Я правда не…

Поток оправданий остановил сам Мэлоун, прижав палец к ее губам.

– С чего ты решила, будто я против?

Его вопрос застал врасплох, так что Эстелла не нашлась, что ответить. Повернулась на другой бок, к Мэлоуну спиной, и пробормотала, все еще не отбросив желание оправдываться:

– Я, наверное, просто не до конца проснулась.

– Наверное, – не стал спорить Мэлоун. Притянул ее поближе к себе. – Расскажешь, что тебе снилось?

– Зачем? – Эстелла вдруг почувствовала себя жутко глупо, выпалив этот вопрос раньше, чем успела подумать.

– Хотелось бы понять, что тебя делает такой…

Мэлоун снова, не договорив, загадочно замолчал. Этим лишь раззадорил любопытство. Эстелла убрала от себя его руку. Села, опершись на подушку.

– Расскажу. Если ты расскажешь, кто там вчера был в переулке. И не говори снова, что не знаешь: Гаруш все видел и тебе передал.

– Всегда все должно быть по-твоему, – усмехнулся Мэлоун. Потом картинно вздохнул. – Но на самом деле ничего интересного. Просто человек какой-то. Гаруш его не видел ни разу, или не узнал. Скрылся в переулке, в темноте. Не оглядывался, не спешил. Обычный прохожий, только и всего.

– Жаль.

Эстелла не смогла скрыть разочарования. «Жаль, что обманываешь меня», – это прозвучало в ее голосе вполне отчетливо. Все еще считает ее маленькой глупышкой, которую надо защищать от правды. Но внутренний голос так просто не проведешь.

Поднявшись, она отдернула невесомую парчовую штору. За приоткрытым окном было тихо, как всегда перед рассветом. Ночные птицы и цикады уже умолкли, а утренняя жизнь не спешила занять их место. Ведь и сон перед рассветом тоже всегда самый крепкий.

– Тебе пора возвращаться к себе, – произнесла она бесцветным тоном. – Слуги рано начинают день, и если тебя увидят…

– Я легко смогу выдумать объяснение, – закончил за нее Мэлоун. – Просто скажи, что обиделась и пытаешься меня выставить прочь.

Эстелла пожала плечами.

– Ты догадливый. А теперь иди, я серьезно.

Однако Мэлоун не спешил подниматься с кровати. Заложил руки за голову и всем своим видом показывал, что «приказы» Эстеллы на него не действуют.

– Уйду, когда узнаю, что такого тебе приснилось.

«Тогда мне совсем нет смысла об этом тебе рассказывать», – подумалось Эстелле. Пусть и пыталась его прогнать, чтобы проучить за скрытность, но на самом деле совсем этого не хотела.

– Я не помню, – произнеслось само собой раньше, чем успела подумать. Эстелла поморщилась от досады, но вынуждена была договорить: – Ни одного своего сна не помню с тех пор, как… ну, сам понимаешь.

С тех пор, как родители, на возвращение которых к жизни она не надеялась, устроили свадьбу, которой она не просила.

Произносить это вслух не понадобилось, Мэлоун и без слов прекрасно понял. Кивнул, поднялся, но подходить не стал. Только переспросил:

– Мне точно уйти?

Эстелла промолчала. Знала прекрасно, что если соврет – он догадается. Потому отвернулась, продолжила глядеть в окно, за которым начал алеть рассвет. Дверь тихонько захлопнулась, и лишь после этого Эстелла вновь плюхнулась на кровать. Зарылась лицом в подушку. Все еще теплую. Впитавшую терпкий, чуточку горьковатый ореховый запах его волос.

Снова уснуть не получилось, да она и не особенно старалась. Но когда дневной свет уже залил спальню, поднялась, чувствуя себя отчего-то совершенно разбитой. Даже ледяная вода не помогла взбодриться.

Протирая глаза, она спустилась в столовую, где уже почти прикончил свой завтрак Мэлоун. Возмутительно бодрый и, судя по тому, как решительно орудовал вилкой, настроенный на свершения. Пряно-молочный запах омлета, который Эстелла обожала, сегодня показался столь же возмутительно неаппетитным.

– Не стал меня дожидаться? – проворчала она и подошла к столу. Поглядела на пустую тарелку, с которой Мэлоун только что забрал последний кусок омлета. – Понятно, очень проголодался.

– Смотрю, все еще не в духе? – произнес он невозмутимо, еще не дожевав. Кивнул на стул рядом. Эстелла не спешила принять приглашение садиться, и тогда успевший проглотить кусок Мэлоун продолжил: – Да ладно тебе дуться, – он протянул руку, но Эстелла сделала шаг назад, – ты ведь сама дала понять, что не очень хочешь меня видеть.

– Значит, это я виновата?

Только теперь до Эстеллы дошло, что разговор перешел на повышенные тона: из кухни выглянула услышавшая шум повариха. Ойкнула, бросила:

– Завтрак сейчас будет, графиня.

Но не успела она вновь скрыться за дверью, как Эстелла остановила ее.

– Не нужно. Я, в отличие от кое-кого, совсем не голодна.

Взять из вазочки на столе персик, едва они с Мэлоуном вновь остались одни, это ей не помешало. Спелый, сочный. Приторно-сладкий. Именно то, что нужно. С каких пор она вообще стала такой сладкоежкой? Впрочем, какая разница, если это помогает заглушить горечь внутри?

Эстелла на миг прикрыла глаза, стараясь прочувствовать вкус, но опомнилась и снова нахмурилась. Тут же поняла, в чем причина: послышавшийся знакомый шелест крыльев.

Гаруш влетел в открытое окно. Взъерошенный, сел Мэлоуну на плечо, что-то нетерпеливо прокаркал.

– Знаю, знаю, – Мэлоун поднялся из-за стола. – Мы не опоздаем, можешь не переживать.

Снова у этих двоих какие-то свои секреты. Эстелле стало жутко обидно. Это она должна была понимать, что говорит Гаруш. Ее он должен был бы считать хозяйкой, не Мэлоуна. А он и словечка ей не сказал ни разу, хотя для ворона не так уж сложно научиться человеческой речи. Хотя бы немного. Если сам ворон этого хочет. Но Гаруш не считал нужным даже попытаться.

«И почему это тебя так волнует? – спросил на удивление спокойный и рассудительный внутренний голос. Хрипловатый, похожий на воронье карканье. – У тебя и так есть все. Титул, поместье. Любимый человек рядом. Что еще нужно?»

«Чтобы от меня никогда и ничего больше не скрывали», – так же мысленно выпалила Эстелла. Откусила персик – отличный способ выждать несколько секунд, чтобы успокоиться. Сработало, так что вопрос прозвучал холодно и почти небрежно:

– Куда-то спешите?

Уже отошедший от стола Мэлоун при этом вопросе замер. Обернулся с таким видом, будто жалеет, что не успел улизнуть раньше. Эстелла в ожидании ответа облизала сладкие от персикового сока пальцы, прекрасно понимая, насколько призывно это у нее получается. Подразнить его – отличный способ проучить за скрытность.

– Вообще-то да, спешим, причем уже очень сильно, – наконец сдался Мэлоун. Беспокойно потер пальцами висящий на шее серебряный кулон со скрипичным ключом.

Эстелла едва не поперхнулась. Она ведь слишком хорошо понимала, что это означает. Потому и голос перестал слушаться. Удалось лишь прошептать:

– Вызвали в Совет?

Мэлоун мотнул головой, посмотрел на Гаруша, безмолвно спрашивая разрешения. И, похоже, получил его, потому что ответил:

– Нет, то есть… не совсем. Не совсем в Совет и не совсем вызвали. Скорее, пригласили. Очень настоятельно рекомендовали приехать в гости к Ратлинам на прием.

– И когда ты успел получить приглашение?

Скрыть досаду Эстелле не удалось. Похоже, с ней теперь не хотят знаться. Даже «рыбки», которые ее, вроде бы поддержали.

Вот именно, что «вроде бы».

Прозвучавший ответ расставил все по местам.

– Вчера.

Если они – не важно, кто эти «они» – не хотели, чтобы она узнала, единственная возможность передать приглашение была в городе.

– Тот человек в переулке, да, – договорила Эстелла вслух свою мысль, и лишь после этого подняла взгляд на Мэлоуна и решительно заявила: – Я тоже иду.

Не став дожидаться возражений – а они непременно должны были последовать – она направилась к выходу. Но дойти до двери из столовой не успела, остановленная рукой Мэлоуна на своем плече.

– Не нужно.

– Почему? – Сделать вид наивной, ничего не понимающей девочки оказалось слишком уж просто. – Мы с Ратлинами почти соседи, я имею право их навестить, как графиня.

– Как графиня – да, – согласился Мэлоун. Указал на кулон. – Но сейчас, боюсь, немного не тот случай и повод.

– Ну разумеется. Мне ведь нет места среди вас. Мне и знака не полагается. – Эстелла провела рукой по шее, на которой не было ни единого украшения. – Но знаешь, что? Они сами связали меня узами с пчелой. Вы связали. И если кому-то не понравится, что я там появлюсь, пусть вспомнят об этом.

Неписанное правило, которое Эстелла усвоила с детства: жена всегда появляется на светских мероприятиях, куда приглашен муж. Иначе это будет считаться верхом неприличия. Но вот насколько неприличным будет считаться, если она придет туда, где муж появиться не может, хотя ему-то там уж точно следовало бы быть? Если она станет его заменой? Что они тогда скажут? Проверить это захотелось настолько сильно, что сопротивляться Эстелла не смогла.

– Мы торопимся, правда?

С этими словами она подхватила не возражающего, а уже всего лишь тихонько посмеивающегося Мэлоуна под руку и повела на улицу.

И плевать, что одета она совсем не для светского приема. Простое домашнее платье, не приталенное, легкое, почти воздушное. Розоватое, цвета рассвета. Вместо полагающейся по случаю вычурной прически – распущенные светлые локоны, волнами спускающиеся до талии. И туфли – самые простенькие, тряпичные, без каблука. В таких, может, даже потанцевать удастся.

– Значит, так ты решила развлечься? – поинтересовался Мэлоун, окинув ее взглядом с ног до головы. На миг помрачнел, так что Эстелла испугалась: вдруг решит запереть ее на время в поместье или сделает еще что-нибудь, лишь бы остановить. Но он не стал, вместо этого сказал лишь: – Хорошо.

– То есть? – От удивления все слова вылетели у Эстеллы из головы.

– То есть ты права. Если там соберется весь Совет, то кто-то же должен представлять Илая. А если это всего лишь званый вечер, то сможешь развеять скуку. Только есть одно условие.

– Так и думала, – вздохнула Эстелла. – Что за условие?

– Обещай, что не станешь там провоцировать скандал.

Эстелла чуть не рассмеялась ему в лицо, накидывая на плечи легкий плащ.

– Могу и пообещать. Но мы ведь оба знаем, что это всего лишь слова.

Окинув ее взглядом с ног до головы, Мэлоун кивнул.

– Вижу. Хотя, как по мне, выглядишь восхитительно, но…

– Но вряд ли кто-то из приглашенных с этим согласится, – договорила Эстелла.

– Они, вообще-то, ясно дали понять, что не будут тебе рады. Знаешь, я их даже понимаю. К чему на празднике возмутительница спокойствия, которая порушила все многолетние традиции? И, похоже, намерена рушить дальше.

– Да, они бы, наверное, предпочли видеть там моих родителей, – фыркнула Эстелла. – Ладно, ладно, постараюсь быть паинькой. Обещать не стану, но сделаю все возможное.

Похоже, это не успокоило Мэлоуна, потому что он не сдвинулся с места. Что его не устраивает – тоже не говорил, и этим снова вызвал приступ раздражения. Эстелла наконец не выдержала:

– Что еще?

– Если собираешься быть паинькой, то может для начала оденешься подобающим образом? – предложил Мэлоун. – Иначе, боюсь, тебя могут принять за служанку и не пустят на праздник.

Пусть он и говорил с абсолютно серьезным лицом, но невозможно было не уловить издевки в этих словах. Выполнять просьбу, больше похожую на требование, совершенно расхотелось. Эстелла вспомнила данный самой себе зарок: больше никто и никогда не станет указывать, что ей делать.

– Скажи, чем Ратлины будут больше недовольны, – спросила она, нацепив самую милую улыбку, на которую была способна, – моим слишком простым нарядом или опозданием на праздник? Ах да, ты еще не слишком хорошо их знаешь. Так вот, к твоему сведению: однажды они прогнали трех служанок, которые накрыли обед на пять минут позже, чем полагалось.

Возразить на это Мэлоуну оказалось нечего, так что с картинным вздохом он открыл перед ней дверь повозки. Сказал лишь, понизив голос:

– Раз уж ты едешь туда в качестве жены Илая, нам придется и вести себя соответственно.

То есть никаких проявлений нежности друг к другу. Что ж, будет непросто, но ради того, чтобы подольше пробыть на намечающемся представлении, она была готова на это пойти.

– За меня не волнуйся, главное сам держи себя в руках, – усмехнулась Эстелла. С демонстративной соблазнительностью провела пальцем по губам и забралась в повозку. Гаруш, как ни странно, на этот раз залетел внутрь. Вцепился когтями в спинку сидения напротив и внимательно смотрел за каждым движением Эстеллы, не мигая. От этого стало жутковато, но она не подала виду. Спросила, наморщив нос:

– Ты же отлично знаешь, что я больше не могу быть в клетке. Должен меня понять. Хотя, – она махнула рукой и отвернулась к окну, за которым мелькал зеленые поля, – откуда бы тебе знать?

В следующий же момент пришлось поплатиться за свои слова. Гаруш не стал терпеть такого неуважения. Не предупреждая карканьем, больно клюнул ладонь. Эстелла ойкнула и отдернула руку. Посмотрела на нее, вздохнула:

– Ну вот, еще одна царапина будет. Спасибочки. – Она уже успела пожалеть, что не надела перчатки.

– Карр! – кажется, в переводе с вороньего это означало «Всегда пожалуйста».

Остаток пути прошел в напряженном молчании. Не сказать, чтобы Эстелла была этим недовольна, но все равно обрадовалась, когда впереди показалась ограда поместья Ратлинов. Пусть живая колючая изгородь совсем не казалась подходящей им, но узоры в виде водорослей и причудливых рыбок не оставляли сомнений в том, кто здесь хозяева.

Добрались, как оказалось, гораздо раньше, чем она рассчитывала – усовершенствованная Илаем повозка не подвела и домчала мигом. Или все дело в старании Мэлоуна выжать из мотора все возможное, лишь бы не опоздать?

– Вороны всегда умели появляться эффектно, – услышала она голос старшего Ратлина, когда уже потянулась к ручке двери.

«О да», – ехидно усмехнулась про себя Эстелла. Решила чуть выждать для большего эффекта. Она ведь из рода воронов и тоже способна удивлять.

На этот раз, судя по лицам увидевших ее гостей, сюрприз снова удался.

– Чудесный вечер, не правда ли? – поприветствовала она всех с лучезарной улыбкой. С трудом удержалась от презрительной гримасы. – Ах да, прошу прощения за отсутствие моего мужа. Надеюсь, мне удастся сгладить эту досадную неприятность.

Уже присоединившийся к остальным гостям Мэлоун закатил глаза, но Эстелла лишь мысленно показала ему язык. В самом деле: делают вид, будто прием этот не меньше, чем в королевском дворце. Наверное, в такие моменты и сами воображают себя королем и королевой.

Эстелла думала, гостей проводят в дом, но вместо этого поджавшая губы хозяйка поместья повела их по саду, мимо тихо журчащей речушки с выложенными камнем берегами. Пройдя под увитой плющом аркой, они оказались в просторном дворике, посреди которого блестел на солнце пруд с золотыми рыбками.

На плетеных столиках, расставленных по всему двору, стояли закуски для гостей. И целая гора ароматных пирожных на отдельном столе побольше. Не раздумывая долго, Эстелла тут же направилась туда, пока гости разбились на группки, чтобы вести свои светские беседы.

Как только последним в арку прошел глава семейства Ратлин, заиграли молчавшие до сих пор музыканты. Эстелла едва не выронила ягодную корзиночку, узнав мелодию.

Это было лет десять назад или около того. Тогда тоже был званый вечер, но устраивали его Барксы. Белоснежная бальная зала, слишком торжественные гости, беседующие о чем-то, Эстелле совершенно непонятном.

А она и не хотела понимать. Мысли были заняты совсем другим, ей тогда более интересным. Ну и еще тем, как красиво мама играет на рояле. Совсем не так красиво, как приглашенные Ратлинами музыканты.

Кое-кто, кажется, думал точно так же. Малышка Ратлинов. Сидела на краю пруда, насупившись. Демонстративно ни на кого не смотрела. Только заметив проходящего рядом Мэлоуна вдруг оживилась, бледное вытянутое личико засияло от радости. Прошептала что-то вроде «Привидение!», но Мэлоун, лукаво прищурившись, прижал палец к губам. Девочка понимающе кивнула. Больше не хмурилась, а заинтересованно рассматривала гостей.

Для них малышка была невидимкой. Лишь раз обратили на нее внимание, когда старший Ратлин объявил, чье восьмилетие они сейчас празднуют. А после сразу же вернулись к своим очень важным разговорам. Эстелла поморщилась от того, как громко и неприятно рассмеялся рябой парень в ответ на что-то, сказанное хозяином дома.

Саму Эстеллу тоже словно бы не замечали. Ни тогда, ни сейчас. Обходили стороной – то ли боялись подойти и заговорить, то ли брезговали. Даже Мэлоун старался держаться подальше, и это было обидно, хоть и объяснимо.

Ничего, как только вернутся в поместье – никуда он от нее не денется.

Любопытно, о чем он так яростно спорит с Вейном на другой стороне дворика? Так далеко, что не услышать. Отчего-то они оба то и дело поглядывали на малышку Ратлин. Пусть уже и стемнело, а девочка сидела вдали от расположенных по краям дворика фонарей, но в свете отражающейся в пруду луны была видна, как на ладони.

Эстелла не смогла побороть сжимающее горло чувство, будто очутилась в собственном прошлом. Тогда она ничего не смогла сделать.

Тогда, но не сейчас.

Ноги сами понесли вперед. В ушах противно шумело, так что музыки почти не было слышно – она превратилась в какофонию звуков, под которую некоторые гости умудрялись танцевать. Что-то, похожее на вальс, хотя сердце у Эстеллы отбивало мазурку.

– Она же еще ребенок! – слова Мэлоуна удалось разобрать без труда, оказавшись у соседнего столика.

Вейн равнодушно пожал плечами.

– Никто и не торопит с выполнением договоренностей. Еще лет десять, не меньше. И поверь, Энни самой пойдет на пользу, если рядом будет кто-то старше. Кто сможет ее вразумить. Предостеречь от глупостей, как… просто предостеречь…

От понимания, что это может означать, у Эстеллы загорелись щеки. В голове мгновенно возникла картина, как ее собственные родители вот так же, между делом, решали ее судьбу, не спрашивая.

Эстелла сама не заметила, как оказалась в шаге от Вейна и залепила ему пощечину. Такую звонкую, что стоявшие рядом обернулись.

– Что ты… – От возмущения Вейн задохнулся и замолк.

– Ты сам знаешь, что, – прошипела Эстелла. Развернулась и, глотая подступившие слезы, быстрым шагом направилась к пруду.

«Они не посмеют. Ничего не посмеют тебе сделать против твоего желания», – стучало в висках. Обращалась она к смотрящей на нее во все глаза малышке, или к самой себе – этого Эстелла и сама не могла бы сказать с уверенностью. Да и не важно это было. Не сейчас.

Она села рядом с девочкой, которая чуть подвинулась, но уходить не стала.

– Все в порядке. Не переживай, мы просто немного повздорили с твоим братом.

Эстелла собиралась сказать это, но с губ не сорвалось ни звука. Словно кто-то сжимал ей горло, позволяя дышать, но не говорить. Эстелла в панике огляделась по сторонам. Лишь когда встретилась взглядом с хозяином поместья, поняла все по холодной ярости в голубых глазах. Ее присутствие готовы стерпеть, но говорить с дочерью не позволят.

Но иногда слова и не нужны вовсе.

Мысленно Эстелла подозвала Гаруша. Тот прилетел спустя мгновение – похоже, решил быть рядом, несмотря на их разногласия. Или не в этом причина? Будто грозился, размахивая крыльями и возмущенно каркая.

– Красивая птичка. – Малышка Ратлин, похоже, сразу обо всем позабыла. С восторгом протянула к ворону руку, но Эстелла вовремя ее остановила, перехватив за запястье.

– Чтобы его гладить, сначала надо с ним подружиться, – объяснил подошедший Мэлоун.

А Эстелла тем временем подобрала с земли выпавшее из крыла Гаруша перо. Кто-то глубоко внутри подсказывал, что и как нужно делать. Поднесла перо, будто собирается пощекотать, к ладони девочки. Не отдернувшей руку, а продолжающей глядеть на Эстеллу широко распахнутыми голубыми, как вода, глазами.

«Тебе никто не станет вредить».

Пару мгновений ничего не происходило. Эстелла уже почти приготовилась к тому, чтобы виновато улыбнуться и представить все неудачной шуткой. Вдруг кончик пера занялся серебристым светом. Даже музыканты перестали играть – похоже, происходящее привлекло и их внимание. А следом такой же свет засиял на ладони девочки. Постепенно стал принимать форму.

– Карр! – громко прокомментировал Гаруш.

«Да, сама вижу», – мысленно ответила ему Эстелла, все еще не способная произнести вслух ни слова.

Очертания крыльев на ладони малышки она различила почти сразу. Только не птичьих, как подумалось сначала. Маленьких, круглых. Пчелиных.

«Все верно, – подумалось как-то отстраненно. – Я ведь больше не ворон и не стану им никогда». Но так было даже лучше. Надежней защиты, чем покровительство пчелы, невозможно придумать.

Мир вокруг поплыл перед глазами и стал погружаться в темноту. Не в силах пошевелиться, Эстелла почувствовала, как знакомые руки нежно подхватывают ее, помогают подняться.

– Теперь нам точно лучше уйти, – произнес над ухом встревоженный Мэлоун. – И не спорь, ты и так сделала все, что могла.

– Я и не думала спорить. – Эстелла не была уверена, сказала это вслух, или лишь в собственных мыслях. Только послушно переставляла ноги, не видя, куда идет.

Где-то далеко-далеко, на самом краю сознания, когда перед глазами окончательно потемнело, почудился голос Илая. Слов Эстелла разобрать не смогла.

Глупости, он сейчас слишком далеко.

Глава 5

Наблюдать со стороны за праздником, на который не можешь попасть – это было… необычно. Пожалуй, именно «необычно» Илай себя и чувствовал. Сидел на полу в своей мастерской, то и дело поеживаясь от вечерней сырости, но все равно не отрывал взгляда от круга проходящего через проявитель лунного света, в котором виднелся чужой сад.

Впрочем, на праздник это было мало похоже. Тем более на день рождения маленькой девочки – по крайнеей мере, именно так оно должно было выглядеть по словам Вейна. Больше похоже на одно из тех светских сборищ, на которых решаются по-настоящему важные дела.

– Жалеешь, что не можешь туда пойти? – спросила подошедшая как всегда бесшумно Катрин.

Илай даже не удивился ее появлению. Почти привык считать ее своей тенью. Кивнул, приглашая подойти ближе и тоже понаблюдать. Дождавшись, пока сядет рядом, подвинул к ней блюдце с жареными тыквенными семечками, сам взял оттуда горсть.

«Посмотри на них. Ты правда думаешь, мне бы хотелось там находиться?» – уже приготовился съехидничать Илай, когда во дворе появились последние гости. Двое. Демонстративно идущие в нескольких шагах друг от друга, хотя любой бы заметил: с трудом удерживаются, чтобы не пройти в обнимку, наплевав на мнение остальных.

Стало одновременно и смешно от того, как неумело пытаются притворяться, и жутко досадно. На Илая Эстелла так никогда не смотрела. И вряд ли когда-нибудь посмотрит.

– Пожалуй, я был бы сейчас не против… – Илай чуть помедлил, не до конца уверенный, стоит ли вообще произносить вслух то, чему все равно не суждено сбыться. – Не против быть на его месте.

Называть новоявленного Ворона по имени, даже в мыслях, он до сих пор так и не научился.

– Там не так уж и весело, – пожала плечами Катрин. Взяла одну семечку из блюдца, оглядела, будто диковинку, прежде чем отправить в рот. – Тесса не выглядит счастливой.

Чистейшая правда. Пугающая, если честно, ведь Илай уже успел понять: если его жена чем-то недовольна – жди урагана, который все вокруг будут вспоминать еще очень долго.

Этот вечер не стал исключением.

Илай с трудом сдерживал нервный смех от происходящего в том саду. С еще большим трудом заставил себя не вмешиваться. Что-то внутри подсказывало: Эстелла делает все именно так, как нужно. Пусть неосознанно, повинуясь порыву. Пусть вряд ли сама понимала, зачем, но иногда важнее всего просто довериться шепоту интуиции.

– Прямо как в той сказке. – В голосе Катрин послышался восторг.

– В какой? – удивился Илай, а она в ответ совсем по-детски сморщила носик.

– Ну в той, про фрейлину, которую не позвали на праздник маленькой принцессы. Злодейкой считали. А фрейлина все равно пришла, хоть ее и не звали. Никогда не звали, будто ее и нет вовсе. Расстроена была, обижена, но подарок принцессе все равно преподнесла. Странный подарок, никто не оценил, пока не прошло несколько лет.

Илай никогда раньше не слышал этой сказки, но непосредственность, с которой Катрин ее рассказывала – словно бы реально произошедший когда-то случай – заставила спросить:

– И что потом случилось с принцессой?

Отчего-то сомнений в том, что подарок был с подвохом, у него не возникло. Однако Катрин в ужасе замахала руками:

– Что ты, как мог такое подумать? Она не собиралась вредить той, кто ни в чем не повинен. Фрейлина была справедливой. И остальных заставила заплатить по справедливости.

Кто бы сомневался. Пчела никого не наказывает без вины. Пусть это и отнимает много сил. Иногда и времени.

Илай сжал ладонь, и превратившиеся в крошки семечки посыпались на пол. Слишком уж хорошо он помнил, каково бывает поначалу, пока не привыкнешь. Неудивительно, что Эстелла почти потеряла сознание. Ему самому в первый раз понадобилось несколько часов, чтобы окончательно прийти в себя.

Если бы можно было ей помочь. Быть рядом, подсказать, как с этим справиться… Нет, нельзя об этом думать. Он запретил себе, чтобы не было так больно.

Хотелось запустить в проявитель чем-нибудь тяжелым, разбить на мелкие осколки, лишь бы не видеть. Никогда больше не видеть. Он уже подтянул к себе тяжелое глиняное блюдце, где не осталось семечек. Вполне подойдет, хоть и само непременно треснет. Не важно. Для чего-то ведь оно сделано таким тяжелым. Может, в том и было его предназначение – разрушать?

Однако поднять блюдце он не успел. Ладонь Катрин, мягкая и теплая, прижала его руку к полу. Удерживала так крепко, что Илай от неожиданности разжал пальцы. Она ничего не сказала, но по укоризненному качанию головой все было понятно без слов.

Холодная рассудительность вернулась в мысли, стоило только увидеть, как Ворон увел Эстеллу прочь. Разумеется, все дело в том, что она скрылась из виду, а вовсе не в присутствии рядом Катрин, при которой точно не стоило терять над собой контроль.

– Ей не нужно было приходить на праздник, – протянул он, поднявшись. Получше настроил проявитель, чтобы не мешали гуляющие по небу облака. Обернулся и увидел, как вопросительно Катрин смотрит на него в ожидании объяснений. – Той фрейлине. Так для всех было бы спокойнее.

Но она вовсе не хочет спокойствия, вот в чем штука. Лишь справедливости. Он сам сделал ее такой, ему и отвечать.

Наконец изображение вновь прояснилось. Что ж, пора выйти на сцену.

– Рад видеть вас всех в добром здравии. – Илай невольно улыбнулся, наблюдая, как гости шокировано оглядываются, пытаясь его отыскать.

– Как… откуда ты… – Старший Ратлин оказался единственным, кто смотрел прямо на Илая. Вернее, на озеро, откуда слышался его голос. Не удивительно, уж он-то должен знать, на что способна вода. Лучший отражатель из существующих.

– О, не волнуйтесь, меня тут нет. – Больше Илай не считал нужным скрывать насмешки. – Можете продолжать веселиться, не стану мешать.

– Думал, сам явишься, не станешь жену свою подсылать, – проворчал Вейн. С жутко обиженным видом потер краснеющий след от пощечины.

– Так вот зачем ты к нему ходил, – прошипел старший Ратлин. – Рассказал все, да? Не так уж хорошо ты хранишь тайны, сынок.

Вейн дернулся, словно бы его снова ударили. Но ответил достаточно твердо:

– Храню только те, что должны оставаться тайнами. Он все еще один из нас.

– И теперь мы не сможем быть уверены, что он не следит за нами, – послышалось чье-то перешептывание. Не важно, чье именно, наверняка они все думали об одном и том же. – За любым из нас. В любую минуту.

– Конечно, если собираетесь что-то утаить, – «успокоил» Илай.

Объяснять, что не подсылал Эстеллу и даже не думал об этом, он благоразумно не стал. Пусть помнят, что все еще нужно опасаться пчелиного гнева. Пусть не забывают, кто они.

– Утаить, но не от тебя. – Старший Ратлин подал жене знак увести дочь, и лишь после этого продолжил: – Для тебя наши правила не пустой звук. Ты понимаешь их важность. В отличие от этой новоявленной графини.

– А вот забываться не стоит, – осадил его Илай. – Пусть даже меня здесь и нет.

– Поверь, я отлично знаю цену словам и не бросаю их на ветер. Но она одним своим появлением способна испортить что угодно.

Илай откинулся назад, опершись спиной о стену. Уставился в потрескавшийся потолок мастерской. Уж лучше видеть эту некрасивую черную сеточку на деревянных досках, чем их лица. Кроме, пожалуй, Вейна, но и тот скорчил такую кислую мину, словно проглотил ведро испортившейся горчащей настойки.

– Может, предназначение графини Баркс – встряхнуть хорошенько это болото?

Он собирался только подумать об этом, но, судя по шокированным лицам гостей, произнес вслух.

– Знаю, знаю, звучит, как бред. Можете так к этому и относиться. Но если механизм пришел в движение, его уже не остановить.

Некоторые замерли, видимо не представляя, как реагировать. Некоторые в недоумении переглянулись. И только Вейн сумел разрядить обстановку, ответив:

– Похоже, кое-кому вредно долго находиться в одиночестве.

– Это точно, – подтвердил Илай. – Надеюсь, почаще будешь наведываться в гости.

Казалось, побледнеть сильнее было уже невозможно, но Вейну каким-то образом это удалось. Пусть, так будет к лучшему. Тем более, это вовсе не помешало ему спросить:

– Насколько я понимаю, обо всех договоренностях насчет Энни нам придется забыть?

– По всей видимости. – Илаю показалось, что Вейн от этих слов с облегчением выдохнул. – Вам стоит уточнить у графини Баркс. Кстати, может удовлетворите мое любопытство: с кем была эта договоренность?

Хоть он и видел все своими глазами, но пусть имеют смелость сказать напрямую. Если, конечно, эта смелость в них еще осталась.

– Разве теперь это так важно? – попытался уклониться от ответа старший Ратлин.

Действительно, не важно. Илай и без того заметил, к кому обернулись большинство гостей. Все равно что пальцем указывать.

Забавно. Выбрать в пару молчаливой рыбке глупую крикливую чайку. Было бы забавно, если бы речь не шла о настоящих живых людях. И если бы эта «чайка» не была старше малышки почти в три раза.

Никто не собирается торопить, так они сказали. Ну-ну. Сейчас – возможно. Кто знает, как они заговорили бы через несколько лет.

– Что ж, больше не стану вас стеснять, – медленно проговорил Илай, стиснув зубы. Развернул проявитель к стене, а в следующее мгновение глиняное блюдо с грохотом полетело в стену. Оказалось крепче, чем он думал, лишь край треснул.

– Оно точно ни в чем не виновато, – тихо проговорила вздрогнувшая за миг до этого Катрин.

– Так бывает. Страдают те, кто случайно попал под руку. – Илай подхватил двумя пальцами ее седую прядь. – Но ты это и сама знаешь.

Катрин смотрела на него как-то странно. Более странно, чем всегда. То ли упрекнуть хотела за то, что его пчелы сотворили с ней – Илай ничуть бы не удивился – то ли поблагодарить. В конце концов подернула плечами, сделала шаг назад. Снова заговорила размеренным, тягучим как мед тоном:

– Знаю. А бывает, мы сами заставляем себя страдать. Если считаем, что недостаточно наказаны.

– О чем ты?

Но еще до того, как спросить, он знал ответ. Катрин лишь озвучила его собственные мысли:

– Ты продолжаешь наблюдать за ними. Даже понимая прекрасно, что никогда уже не сможешь жить, как они. Надеешься, что и она там появится. Пусть не сейчас, но рано или поздно ее увидишь. Зачем, если это так больно?

«Хочу убедиться, что все еще способен чувствовать, вот зачем, – мысленно ответил Илай. – Убедиться, что все еще жив, а не превратился в бесплотного призрака проклятого поместья».

Однако вслух он произнес совсем другое:

– Совет нельзя оставлять без присмотра. Видишь же: стоило мне отойти от дел, как Ратлины решили прибрать все к рукам. Но рыба – существо слишком скользкое и не создано управлять.

– Тогда дай Ворону время решить этот вопрос. Имей немного терпения.

Илай невесело усмехнулся.

– Век пчелы для этого слишком короток. Хотя… как думаешь, есть способ перехитрить проклятие? Я должен еще хотя бы раз выйти за ворота. А если не один раз, будет совсем замечательно.

Катрин вдруг подошла, обхватила его лицо ладонями. От неожиданности Илай позабыл, как дышать. Голос донесся будто бы издалека, хоть Катрин и находилась всего в нескольких сантиметрах от него:

– Только пчелы смогут ответить.

Как же иначе? Он мог бы и сам догадаться.

– Спросишь у них? – Илай чуть помедлил, прежде чем продолжить: – Ради меня.

Сам не понимал, зачем говорит это. Зачем ей делать что-то для него? Не иначе сладковатый аромат ее дыхания подействовал.

Катрин, кажется, считала так же. Убрала руки от его лица, покачала головой с лукавой улыбкой.

– Если хочешь знать, должен сам спросить. Иначе никак.

Отчего-то Илай не усомнился в ее словах. Возражать или пытаться искать другой способ тоже не стал, ему это даже в голову не пришло. Развел руками, словно говоря: «Ну, ничего не поделаешь». Закрыл крышку проявителя – насмотрелся на эти лица на месяцы вперед.

«Да, и собираешься сделать все, чтобы поскорее снова на них полюбоваться», – заметил ехидный внутренний голос.

Не на них. Совсем даже не на них…

Мелькнувший за окном Фредрик помог сбросить наваждение.

– По-моему, отец тебя уже потерял, – намекнул Илай в надежде, что Катрин оставит его поразмыслить в одиночестве.

Она поняла его правильно. Кивнула, бросила, поспешно выходя из мастерской:

– Да, пойду узнаю, что там с новой краской для стен.

Как ловко она, оказывается, умеет выдумать предлог, если нужно. И звучит вполне правдоподобно: они ведь действительно искали способ не позволить деревянным стенам чернеть от времени, а у Фредрика в руке как раз было железное ведерко для краски. Решил прибраться на ночь глядя или так пытается убедиться, что с дочерью все в порядке? Он ведь по-прежнему считает Илая чудовищем, хоть и скрывает это всеми силами.

Очень неумело скрывает.

Илай поднял с пола блюдце, попытался приладить осколок, хоть и понимал прекрасно, что это бесполезно. Маленький кусок обожженной глины стал в его руках горсткой пыли. Зато помог немного потянуть время.

Но вот Катрин с отцом скрылись из виду, и медлить дольше не было уже никакого смысла. Илай вздохнул, поднялся и отправился к пасеке.

Еще никогда путь по ночной тропинке не казался таким долгим. Еще никогда каждый шаг не давался с таким трудом. И когда первая пчела, километра за два до пасеки, стала кружиться рядом, Илай этому обрадовался как никогда раньше. Думал, заговорит с ним – с Катрин пчелы, похоже, разговаривали. Но она лишь жужжала, летя чуть поодаль.

– А я посоветоваться с вами иду. – Илай старался выглядеть беззаботным, словно бы совсем не взволнован. Получалось не очень, но он все равно продолжил: – Не хочешь спросить, о чем именно?

– Виж-жу душа твоя в смятении, – наконец удалось разобрать в монотонном жужжании.

Или ему это лишь почудилось?

А вскоре и вовсе обнаружилось, что в темноте, когда небо затянули облака, совершенно не видно дороги. Пришлось идти вслед за пчелиным жужжанием, слышащимся впереди. Становящимся все громче. И уже не одна маленькая пчелка, а целый рой.

Илай замер, вглядываясь в темноту, что колыхалась впереди. Потом сделал шаг вперед, отчего жужжание стало угрожающим.

– Что, для вас я теперь тоже проклят? – усмехнулся он. Если и собирались напугать, то им это не удалось.

– Ты доверять нам долж-жен, раз помощи просить пришел. – Отчего-то Илай был уверен, что произнесла это та же пчела, что привела его к пасеке.

– Да вроде я вам и так доверяю, – пожал он плечами, но тут же понял подвох. Будь это так, он бы сейчас не стоял, как вкопанный. Подошел бы ближе, позволил окружить себя со всех сторон.

Но он слишком хорошо помнил, что бывает даже после одного укуса. Эта боль поселяется глубоко внутри. Так глубоко, что вряд ли о ней удастся когда-нибудь позабыть.

– Ладно, понял. – Он сделал еще шаг, и теперь первый из ульев оказался совсем близко. Протяни руку и сможешь дотронуться.

Жужжание стихло, а через миг зазвучало еще назойливее, чем раньше. Маленькие крылышки щекотали лицо, заставив зажмуриться.

– Что ты знать ж-желаешь, – спросила все та же пчелка.

Илай был уверен, что ответ им и так известен. Но если таковы правила…

– Как мне избавиться от проклятья? – Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дернуться, чувствуя, как пчелиные лапки ползут вверх по шее. – Как выйти за пределы поместья? Это вообще возможно?

– Для тебя – нет.

Прозвучало, словно приговор. Из-за простоты и жестокости этих слов Илай не заметил укуса пчелы. Только голова чуточку закружилась…

…Небольшой домик на краю скалы можно было увидеть только со стороны воды и только если знать наверняка, когда именно посмотреть наверх. Идеальное место для встреч, если хочешь, чтобы о них никто не узнал. По крайней мере, раньше времени.

– И что, мне достаточно признать их виновными?

Илаю тогда было всего пятнадцать, и простота, с которой действует древняя магия, не укладывалась в голове. На желтоватом листке бумаги список имен и их преступлений.

– А ты ожидал чего-то другого? – Граф Баркс чуть заметно улыбнулся, хоть и старался сохранять подобающий случаю серьезный вид.

– Угу, самую капельку, – обиженно фыркнул Илай. Тут же одернул себя, поняв, что перегибает палку. Барксы вообще не обязаны его обучать и что-то объяснять, так что стоит быть благодарным хотя бы за это. Он еще раз взглянул на список и добавил уже с большей почтительностью: – Я думал, ну… мы, может, увидим, что они совершили. Не просто буквы на бумаге. Надо же понять, заслуженная ли кара.

На миг показалось, что и без того черные глаза графа почернели еще сильнее. Пришел в ярость от высказанных сомнений? Или и вовсе от того, что мальчишка посмел допустить такую мысль? А может, все дело в освещении, которое давали последние лучи закатного солнца? Этого Илай так и не узнал никогда, потому что ответил граф уже совершенно спокойно:

– Человеку легко ошибиться, даже видя все собственными глазами. Мы лишь проводники, решение уже принято. Нам остается его подтвердить своим согласием.

– А если кто-то из нас не согласен?

Вопрос, заданный из чистого любопытства. Узнать, как оно на самом деле работает, прежде чем начать пользоваться. Так с любым механизмом, и вряд ли магия сильно от него отличается.

– Тебе так хочется проверить, что тогда будет? Позволить, например, ему, – граф указал на первое имя в списке, – жить дальше? Избить еще одного слугу до смерти за пустячное воровство? Или ей, – палец спустился на строчку ниже, – тайком избавлять женщин от нежеланных детей, а иногда и от самой жизни?

На это Илаю нечего было возразить. Ладонь легла на лист, оставляя сияющий отпечаток в виде пчелиного силуэта, который сразу же почернел.

Магия никогда не ошибается с вынесением приговора.

Но она не способна предугадать, чем это обернется в будущем. Для того и нужен Совет – убедиться, что наказание стоит последствий…

…– Ужас какой. – Отец отложил газету в сторону. – Самое настоящее варварство.

– А что случилось? – мама оторвала взгляд от вышивки. Поморгала: видимо от тусклого света в комнате устали глаза.

Отец покачал головой.

– Помнишь Эллиота? Купец, ты у него еще наряды покупала часто.

Услышав имя того, кому всего пару дней назад подписал приговор, Илай внутренне напрягся. Притормозил у порога. Крепче сжал в руке чертеж проявителя, над которым работал последние несколько месяцев.

– Слуги на него разозлились ужасно, – продолжал отец, не скрывая скорби в голосе. – Дом хозяйский подожгли, как свечка вспыхнул. И жена, и дети его, никто выбраться не успел.

Чертеж в руке Илая оказался смят в комок.

– Это тот, который одного из слуг избил до смерти, это правда? – произнес он словно бы не своим голосом.

– Если так, мы должны были судить его по всем правилам. Нельзя, чтобы каждый занимался таким самоуправством.

«Мы и осудили. Мы с Барксом», – подумалось на удивление бесстрастно. Лишь краем сознания он услышал вопрос отца:

– А ты откуда об этом узнал?

– Да так, – пожал он плечами. – Слухи быстро распространяются…

…Илай думал, что уже давно это позабыл. Первый проблеск осознания, что справедливость может быть не до конца справедливой. Родные Элиота не были ни в чем виновны.

Первый проблеск и единственный. Дальше было легче: он попросту перестал вчитываться в имена. Незачем знать, что с ними потом стало. Так кошмары не будут мучить по ночам.

До тех пор, пока родители не оказались в этом списке, и отказаться уже стало невозможно.

– Ты себя не простил, – прожужжала над ухом пчела. – Запер в клетку и ключ выбросил. Сам навлек на себя проклятье, сам его снять должен. Если захочешь. Если осмелишься.

Было бы это так просто.

– Но как, если нет ключа?

Найти его можно, только вернувшись назад. К тому, о чем больше всего жалеешь. Это решение сверкнуло в голове молнией. Он словно бы всегда об этом знал, только предпочел забыть. Как предпочел забыть и многое другое, что должен помнить.

И отпустить.

Он сел на землю, совсем потерянный. Прижался лбом к коленям. Плечи затряслись от беззвучного смеха. Пчелы ведь правы: ему отсюда не выбраться. Никогда. Чтобы отпустить окончательно, нужно попасть к тому кусту магнолии, где похоронены родители. Проститься, ведь в прошлый раз он так и не смог.

Но их могила – у поместья Барксов. Куда ему не добраться из-за проклятия. Или это и есть самое страшное проклятие: знать выход, но не быть способным до него дойти?

– Никогда не думал, что можно просто попросить о помощи?

Катрин опустилась рядом. Он это почувствовал, однако смотреть не стал.

– Хочешь сказать, ты знаешь, как мне помочь? – зачем-то поинтересовался, прекрасно понимая, каким будет ответ.

– А ты спроси. Только не у меня, моим словам ты все равно не поверишь.

– Ну почему же не поверю? – Разговор оказался таким неожиданным, что Илай открыл глаза и выпрямился. В ее глазах отражался не холодный безжалостный лунный свет. В них блестели розоватые искорки от восходящего солнца. – Может, тебе одной и поверю, потому что тебе незачем лгать.

– Верно. – Катрин лукаво улыбнулась. Легла на землю, подставив лицо еще не потухшим звездам. Заговорила почти шепотом, так что Илаю пришлось ловить каждое слово. – Знаешь, я ведь тогда единственная была против твоей казни. И твое сердце все еще бьется, а значит… Значит, твоя жизнь в моих руках. Если захочешь покинуть поместье, если рискнешь, можешь, но вместе со мной. Наверное. Всего один раз – сделать, что должен.

– Какое заманчивое предложение, – фыркнул Илай, больше для вида изображая скептицизм. – Отличная возможность избавиться от меня раз и навсегда. Для любого другого, кто оказался бы на твоем месте.

Он уже собрался подняться, когда Катрин посоветовала:

– Обдумай хорошенько, что собираешься сказать. До вечера еще есть время.

А Илаю и думать было не нужно, осталось лишь пережить эти бесконечные часы.

Он бы и посреди дня был не против отправиться в дорогу, но прекрасно понимал, насколько это плохая идея. Никто не должен его увидеть. Вот и приходилось, бродя то по коридорам дома, то по саду, то и вовсе уйдя подальше в поле, каждую минуту посматривать на небо в ожидании, когда же сядет солнце. Самым сложным оказалось не слишком увлечься и не зайти за границы поместья.

Если сегодня все пройдет неудачно, придется, наверное, оградить территорию забором. Он поможет удержаться от искушения сделать лишний шаг. Если совсем неудачно, то это будет уже не важно.

– А ты и правда мне доверяешь так, как говорил, – совершенно искренне удивилась Катрин несколько часов спустя.

Они стояли посреди поля, там, где заканчивалось полотно скошенной лаванды и вытоптанная в траве тропка уходила к вершине холма. Илай запрыгнул в седло, боясь, что если не сделает этого сейчас, то может и передумать. Катрин держала под уздцы лошадь, которой он так и не удосужился придумать имя.

– Думала, я пошутил? – усмехнулся Илай. Кивком указал на седло. – Присаживайся, иначе пешком мы и до рассвета не доберемся.

Катрин кивнула, села позади него, обхватила крепко-крепко. Это помогло отвлечься от мыслей о том, как опасна их затея, так что Илай даже не подумал возражать. Просто натянул поводья, стукнул пятками по бокам лошади. Заставил себя не зажмуриться: уж если доверие, то полное.

Шаг, еще шаг. Копыта ступали по мягкой земле почти бесшумно, а среди стрекота цикад звук и вовсе терялся.

Илай глубоко вдохнул ночной воздух. Без единой нотки лавандового аромата, лишь запах сырой после дождя земли и трав. Так быстро удалось от него отвыкнуть, что стало не по себе.

– А твой отец знает, как ты ночи проводишь? – спросил он в надежде, что разговор поможет перестать нервничать.

– Он бы тогда не отпустил меня на прогулку. – Снова Катрин обезоружила своей откровенностью. Оставалось лишь пробурчать с нарочитым недовольством:

– Придется с ним хорошенько поговорить, когда вернемся.

И не только об этом. Илай ведь так и не выяснил, кто передал ту записку с угрозой. Но ничего, еще будет время. Теперь точно будет.

Тихий смешок Катрин прервал его размышления.

– А ты в лучшее веришь, хоть таким и не кажешься.

Илай не стал отвечать, заметив впереди очертания поместья Барксов. Залитого лунным светом, как же иначе? Сильнее натянул поводья, заставив лошадь сбавить шаг. Отчего-то чем ближе становился куст магнолии, под которым похоронили его родителей, тем меньше оставалось уверенности. Сумеет ли сказать то, что должен?

– Не отпускай мою руку, что бы ни случилось, – сказала Катрин, когда они спешились. – Так проклятье тебя не заметит.

Не самое приятное из условий, но могло быть и хуже. Решив так, Илай подошел к магнолии.

– Мы так и не договорили в прошлый раз. – Он провел рукой по ветке, на которой уже не осталось цветов.

Прекрасный белоснежный куст теперь ничем не отличался от множества других. Но только не для Илая. Застрявший в горле комок не позволял произнести больше ни звука. Даже теплая, чуточку шершавая рука Катрин, сжимавшая его ладонь, не помогла. Единственное, на что он был сейчас способен – стоять, опустив голову, и глядеть на землю.

Они там, в двух метрах от него. И слова им сейчас не важны. Слова лишь ветер, улетят и забудутся. Нужно что-то важнее. Весомее. Обещание, которое не сможет нарушить.

Не долго думая, он снял запонку с рубашки, порезал острием ладонь, позволив нескольким каплям крови упасть на землю. Сдавленным голосом произнес:

– Я вас подвел. Больше этого не повторится, обещаю.

Шелест крыльев в тишине ночи показался слишком громким. И еще громче – воронье карканье. Черная тень подлетела в мгновение ока.

– Гаруш, прекрати! – Илай поспешно закрыл ладонью лицо, когда крылья почти задели его. Едва не выпустил при этом руку Катрин, но она сама крепко его удерживала.

Сердце бешено колотилось. Мысли вылетели из головы, все до единой. Осталось лишь оглушительное воронье карканье над самым ухом.

Ворон продолжал бить крыльями. Был совсем близко, Илай чувствовал, как воздух хлещет кожу при каждом взмахе. Не более того. Странно. Настолько странно, что испуг улетучился за мгновение. Илай все же решился взглянуть на ворона.

Вовсе не Гаруш: крылья серебристые, переливаются в лунном свете. Да и голос, если это вообще можно назвать голосом, был совсем не похож. Хриплый, утробный, словно каждый звук давался с трудом.

– И чем я тебя так разозлить успел? – спросил Илай ледяным тоном. – Мы же даже не знакомы.

Ворон не ответил, только угрожающе распахнул клюв. Метнулся к Илаю, но снова остановился всего в нескольких сантиметрах. В глазах птицы сверкала ярость.

– Не ответишь? Да и не важно. – Илай сжал в ладони ветку, что протянула в этот момент Катрин. Замахнулся на ворона. – Убирайся!

Он не ожидал, что это сработает так легко. Однако ворон отлетел, уселся на верхушке магнолии, угрожающе раскинув крылья. Выкрикнул:

– Пр-редатель!

Такой знакомый голос, что Илая пробрала дрожь до самых костей. Но ведь не может… Конечно, не может, что за глупости? Он всмотрелся в глаза птицы, встряхнул головой, прогоняя наваждение.

Если ворон снова это повторит… Но тот лишь еще раз распахнул клюв в беззвучной угрозе и улетел прочь.

– Нам лучше отсюда убираться, и поскорее, – процедил Илай, отряхивая с себя птичьи перья.

– Да, больше тут делать нечего, – согласилась побледневшая Катрин.

Только теперь Илай заметил: она больше не держит его за руку. Не держит, а он все еще жив. И чувствует себя, как обычно. Если, конечно, не считать нескольких ссадин на голове и разодранной в кровь руки.

Но это такие пустяки.

Запрыгнув в седло и посадив перед собой Катрин, он не удержался и бросил быстрый взгляд на дом Барксов. Свет в окне второго этажа, где была спальня Эстеллы, погас, но это не помешало успеть увидеть мелькнувший хрупкий силуэт.

Больше нечего, Катрин совершенно права.

– Поехали. – Он пустил лошадь вскачь, надеясь поскорее оказаться как можно дальше отсюда.

Глава 6

Видеть белую голубку в ветвях стало для Эстеллы уже привычным. Почти успокаивающим, ведь так она точно знала: это всего лишь сон. Не важно, что произойдет дальше, это не причинит вреда. Ни самой Эстелле, ни тем, кто ей дорог.

Взмах крыльев. Черно-белых, словно она и сама еще до конца не определилась, какой остаться. От белого нестерпимо больно самой, черный же причиняет боль всем, кто оказывается рядом.

Во сне это не так уж важно.

Снова взмах, на этот раз сильнее, увереннее. Порыв ветра поднял к самой вершине раскидистой магнолии. Голубка снова не обратила на Эстеллу никакого внимания. Обида на миг кольнула в груди, но Эстелла тут же прогнала это глупое детское чувство прочь. Подлетела ближе, заметив, что голубка чем-то очень уж увлечена.

– Здравствуй, мама.

Ответа не было. Голубка лишь дернула головой в ее сторону, тихонько курлыкнула, словно самой себе. Крепко сжала в клюве тонкую ветку. Такую же, как десятки других, уложенных в круг. Идеально ровный, аккуратный, как и все, что мама делала.

– Что это? – спросила Эстелла, хоть на ответ и не надеялась. Да и сама поняла, стоило приглядеться.

Гнездо. Наверное, будет удобное. Мама всегда любила уют, так к чему менять привычки? А голубка тем временем отлетела на несколько секунд, вернувшись с засохшей, но все еще хранящей аромат лета веточкой лаванды. Словно завершающий штрих, без которого композиция не будет цельной.

Эстелла нахмурилась, встряхнула головой в попытке избавиться от воспоминаний, что нахлынули вместе со сладким дурманом.

Хотелось умчаться прочь, но не было сил даже пошевелиться. Прямо как тогда, в театре «Инкансо». На представлении с ней в главной роли. Представлении, изменившем все. Навсегда. Сама того не заметив, она оказалась внутри гнезда. Мягкого и теплого.

– Разве плохо, когда все просто и понятно? – спросил глубоко внутри мамин певучий голос. Эстелла огляделась, но голубки рядом уже не увидела. Да и была ли она? А внутренний голос тем временем продолжал: – Разве не лучше, если решать приходится кому-то другому?

– Как решали за тебя? – усмехнулась Эстелла. Собственный голос звучал непривычно хрипло. – Скажи, ты была когда-нибудь счастлива?

В ответ – лишь молчание. Эстелла вдруг почувствовала, как дыхание перехватило от необъяснимого ужаса. Тишина. Но вокруг не было пусто. Словно десятки пар глаз смотрели на нее, не отрываясь. Ждали, что она станет делать. И если ошибется – набросятся без раздумий.

Выглянувшая из-за туч луна осветила поляну под деревом. Эстелла уже приготовилась увидеть знакомые лица, смотреть на которые хотелось меньше всего. Тех, кто так часто приходил к ним в поместье на приемы, а на самом деле решал дела Совета. Тех, кого сегодня видела в гостях у Ратлинов.

Но сейчас здесь были вовсе не люди. Плескающаяся в непонятно откуда взявшемся пруду золотая рыбка выпучила глаза. Ласка бесшумно скользила в траве, ни на миг не останавливаясь, как и золотистая змейка. Они словно играли друг с другом в им одним понятную игру. Рысь посматривала на них с надменным видом. Чайка с противным криком подлетела и уселась на край пруда, получив от рыбки порцию брызг…

Эстелла отчаянно надеялась, что они, как и голубка, не заметят ее. Пусть не заметят. Это ведь просто сон. Ее сон. И в нем все должно быть так, как она захочет.

Должно. Но не в этот раз.

Все собравшиеся разом посмотрели на нее. Выжидающе. С почти нескрываемой надеждой. На что? Этого она не могла понять. Сделала судорожный вдох, вдруг сорвалась с ветки и камнем полетела вниз. Крылья не слушались, остались прижаты к бокам.

Вниз, все быстрее. Вместо тишины – свист в ушах и странный скрежет. Долго. Такое долгое падение.

Это всего лишь сон.

А вот удар – он оказался настоящим. И боль в ушибленном затылке. Эстелла попыталась дотронуться, но охнула, когда руку словно прошило раскаленным железом.

– Тише, тише, не двигайся, – нарушил тишину встревоженный голос Мэлоуна.

Его лицо было как в тумане. Эстелле с трудом удалось сфокусировать взгляд. Разглядеть ссадину на его скуле. Темные пятна сажи на щеке и носу. Странный блеск в глазах, в которых отражалась луна.

– Что случилось? – Она приподнялась на локтях, заставив себя сдержать очередной вскрик. Крепко стиснула зубы.

– О, отлично, мы снова разговариваем?

Слова Мэлоуна показались еще одним ударом по голове. Вернее, воспоминания о сегодняшнем вечере, нахлынувшие волной. И о попытках Мэлоуна отчитать ее за то, что устроила.

«Ты теперь при каждом своем выходе в свет станешь привлекать всеобщее внимание?» – Пусть он и спросил это с насмешкой, но во взгляде ясно читалось: «…и подвергать себя опасности».

– Лучше, наверное, продолжу молчать, – фыркнула Эстелла беззлобно, лишь из желания немного покапризничать. Протянула Мэлоуну руку, чтобы помог выбраться из повозки.

Выбившиеся из прически локоны падали на лицо. Эстелла встряхнула головой, пытаясь откинуть их назад, но перед глазами все закружилось. Пришлось крепче сжать подставленную руку, чтобы не рухнуть на мостовую.

Рядом слышались голоса, но чьи и что именно говорили – этого было не понять. Эстелла разобрала только что-то вроде: «Нужно позвать…»

– Нет-нет, все в порядке, мы справимся, – поспешно возразил Мэлоун.

Тон нарочито бодрый, так что вряд ли у припозднившихся прохожих появилось бы желание возразить. Или, быть может, просто никому не захотелось ввязываться в неприятности, которые их совершенно не касаются. Но какой бы ни была причина, Эстелла почти физически ощутила, как вокруг снова стало тихо.

Точнее, почти тихо.

Шелест крыльев в воздухе Эстелла узнала сразу. Еще до того, как обернулась и смогла разглядеть Гаруша в темном небе. Отпрянула по привычке: в очередной раз стать жертвой гнева своенравного ворона совсем не хотелось. Но тот с удивительной аккуратностью сел ей на плечо, даже хватки когтей не чувствовалось. Легонько дотронулся клювом до ее щеки, словно спрашивая: «Ты в порядке?»

– Перепугался, да? – Эстелла провела пальцами по взъерошенным перьям. В ответ раздалось едва различимое урчание. – Думала, ты уже привык, что со мной одни сплошные беды.

Надеялась, это прозвучит насмешливо, но вместо этого услышала тоненький, слабый голосок. Поморщилась от досады.

– К такому сложновато привыкнуть, – попытался утешить ее Мэлоун.

Словно опомнившись, ворон слетел с плеча Эстеллы и опустился на… пришлось даже поморгать, чтобы убедиться: их повозка лежит на обочине дороги, перевернутая на бок. Словно очень устала и прилегла отдохнуть. Если бы не напрочь раскуроченный двигатель, окутанный остатками черного пара. Гаруш уцепился за край приоткрытой покореженной дверцы. Когда Эстелла остановила на нем взгляд, приоткрыв рот то ли от удивления, то ли от ужаса, издал возмущенное «Карр!»

– Успокойся, она же не видела, – Мэлоун укоризненно покачал головой.

Эстелла выпрямилась. Ощутила вдруг, что стала ледяной статуэткой. И таким же ледяным тоном переспросила:

– Не видела чего?

Словно пытаясь найти повод сменить тему, Мэлоун помедлил несколько мгновений. Но, похоже, по строгому взгляду Эстеллы понял, что это бесполезно.

– Он вовремя предупредил. Заставил притормозить, иначе ушибами бы точно не отделались. Мы оба.

Внутри все сжалось в тугой комок. Эстелла медленно огляделась по сторонам. На прохожих, с опаской спешащих скрыться из виду. Следы на мостовой от колес, в последний момент отчаянно пытавшихся уцепиться за гладкие камни. Дым уже почти полностью накрыл повозку. Страшно было представить, что могло произойти, не успей Мэлоун вовремя отреагировать. Ему снаружи кабины пришлось бы принять на себя основной удар.

Кто-то, скрытый глубоко внутри, умеющий рассуждать здраво в любой ситуации, спросил голосом Эстеллы:

– Это случайность? Или…

Что именно «или» договаривать не понадобилось. Мэлоун и сам это прекрасно понял. Покачал головой.

– Я еще не успел проверить, но если… – Он опустил голову, вздохнул.

Эстелла проследила за его взглядом. Несколько выпирающих из мостовой камней виднелись прямо там, где проходили следы повозки.

– Думаешь, это может быть твоя вина? – догадалась она.

– Не знаю. – Мэлоун пожал плечами. – Но нас хорошо так тряхнуло перед тем, как занесло. Ты правда ничего не почувствовала?

Эстелле вспомнился полет камнем вниз с дерева прямо перед тем, как очнулась. Пересказывать свой сон она не стала, только бросила излишне резко:

– Нет. – Ставший подозрительным взгляд Мэлоуна заставил поправить себя с нервной усмешкой: – Сложно что-то почувствовать, когда ты без сознания.

– Ну да, ну да, – пробормотал Мэлоун. Подошел к повозке, стал ее разглядывать, не прекращая говорить при этом: – А вот когда перевернулись…

– Я была не настолько без сознания. От такого только мертвый бы не очнулся.

Мэлоун рассеянно кивнул, словно окончательно погрузился в размышления. Дотронулся до двигателя и тут же отдернул руку. Повинуясь внезапному порыву любопытства, Эстелла заглянула ему через плечо. Ничего, кроме покрытого копотью раскуроченного куска железа там не увидела и издала разочарованный вздох.

– Дальше мы на этом вряд ли сможем поехать, да? – спросила она, хотя в ответе и не сомневалась.

В этот момент двигатель, поперхнувшись, выпустил струю особенно черного дыма прямо в лицо Мэлоуну. Только это заставило его, закашлявшись, наконец отойти от повозки. Выглядел он при этом настолько забавно, что Эстелла, на миг позабыв о случившемся, тихонько хихикнула. Попыталась прикрыть рот рукой, но острая боль в плече тут же вернула к реальности.

Реальности, в которой пара зевак поодаль, кажется, вовсе не собиралась расходиться. Эстелла узнала среди них парнишку, продававшего на улице «Утренний вестник» и с трудом скрыла досаду. Огласка была совершенно некстати. Мэлоун прав, она слишком много стала привлекать внимания.

– Но в одном я теперь точно уверен, – задумчиво протянул Мэлоун, приобняв ее за талию и отведя подальше от повозки. – Дело не в том, что я плохо вожу повозку.

– Значит, просто случайность?

Стоило сказать это вслух, как почувствовала облегчение. Всего на несколько секунд, пока не увидела, как нахмурился Мэлоун.

– Что? Разве это не хорошо? – сорвалось с губ. А следом пришло понимание: – Ты сам не уверен.

– Угу. Пусть я и хороший водитель, но вот механик – так себе. Есть кое-какие подозрения, только не могу точно понять причину. Тут нужен тот, кто разбирается…

Вспомнив о человеке, лучше всех понимающем в таких механизмах – по меньшей мере потому, что сам их и создает – Эстелла нервно сглотнула. Поймала взгляд нахмурившегося Мэлоуна. Похоже, ему в голову пришло то же самое.

– Ни за что! – Она решительно замотала головой. – Нет, нет и нет. Мы не станем просить его о помощи.

Снова встретиться с Илаем? Снова взглянуть ему в глаза после того, как чуть было не обрекла на смерть? Одного раза с нее точно было достаточно. Пусть он все еще и считается ее мужем – все равно это было выше ее сил.

– Хорошо, – как-то уж очень охотно согласился Мэлоун. Гаруш громко каркнул, взмахнул крыльями, отчего дверца повозки стала раскачиваться из стороны в сторону. В ответ на это Мэлоун выставил руку в предупредительном жесте. – Да, не станем. Пока не поймем, что без этого не обойтись.

Кажется, ворона это обещание успокоило. Перестал махать крыльями, устраивая переполох, и на том спасибо.

Переполох…

От пришедшей в голову мысли Эстелла издала сдавленный стон.

– Больно? – снова встревожился Мэлоун.

Эстелла тут же отстранилась от протянутой руки, неловко покачнулась, но все же позволила усадить ее на землю.

– Я в порядке. Но… Если это кто-то подстроил, им лучше было бы думать, что все почти получилось. Это заставило бы действовать, но мы были бы к этому готовы.

Если. Всегда это «если». Заставляющее подозревать всех и каждого. По крайней мере, любого из тех, кто был у Ратлинов на приеме. Ведь именно тогда повредили повозку. Если повредили.

– Предлагаешь стать приманкой и посмотреть, кто придет?

Эстелла думала, он тут же начнет отговаривать от этой идеи. Скажет, что слишком опасно. Придется снова спорить и доказывать: она сама способна решить, когда стоит рискнуть.

Но ничего подобного. Он лишь кивнул, бросив:

–Я сейчас. Подожди здесь. Притворись, что потеряла сознание.

Упрашивать не понадобилось. Эстелла вполне натурально обмякла, повалилась на бок. Осталась лежать, из-под полуприкрытых век посматривая на происходящее. На то, как Мэлоун медленно, с трудом волоча ноги, направился ко все еще мнущемуся неподалеку парню из «Утреннего вестника». О чем-то быстро переговорили – у парня на лице заиграла широкая улыбка, когда Мэлоун передал ему что-то, очень напоминающее пачку купюр. Лишь на мгновение перестал улыбаться, когда сидящий у Мэлоуна на плече Гаруш предупреждающе каркнул.

Хотелось подойти и спросить, в чем дело, но пришлось лежать смирно и не вмешиваться. Да и затылок с рукой все еще болели от каждого движения. Эстелла зажмурилась в попытке хоть немного унять головокружение. А когда услышала приближающиеся шаги Мэлоуна, заставила себя на него посмотреть и спросила с нарочитым ехидством:

– За что у нас теперь газетчикам взятки дают, расскажешь?

– За поиск тех, кто оттащит повозку в укрытие подальше от чужих шаловливых ручек, – ответил Мэлоун. Только она ни на миг не поверила, что это единственная причина. Видимо почувствовав немой укор, Мэлоун объяснил полушепотом, подхватив ее на руки и унося в укутанный полумраком переулок: – За слова, которые услышат другие. Завтра все узнают нужную нам версию. «Двое не самых трезвых после праздника людей перевернулись на повозке, распугав перед этим всех, кто оказался поблизости. Сейчас оба находятся в лечебнице, а девушка и вовсе на грани, отделяющей жизнь от смерти…» Ладно, это я, кажется, увлекся. Как именно это напишут, не так важно. Главное, там будет упомянуто, где именно «изо всех сил борются за жизни пострадавших». Думаю, они сумеют приукрасить.

Услышанное не должно было понравиться. Совершенно. Ей вообще все это не должно нравиться. Но почему тогда она чувствует такое ликование?

– И где же это чудесное спасительное место? – поинтересовалась она таким тоном, словно спрашивала, чем будут развлекать гостей на приеме.

– Скоро увидишь. – Мэлоун вывел их на соседнюю улочку.

Раньше Эстелла здесь не бывала. Безлюдье и тишина отчего-то казались правильными. А шелест крыльев летящего над головой ворона словно шептал: «Тебя никто не посмеет тронуть, обещаю».

«Если только я сама этого не захочу», – мысленно ответила Эстелла и крепче прижалась к Мэлоуну, положив голову ему на плечо. Промурлыкала:

– Ты же прекрасно знаешь: я терпеть не могу сюрпризы… с некоторых пор.

С тех самых, когда эти самые сюрпризы перестали означать что-то приятное и заставлять сердце замирать в предвкушении. Мэлоун должен был понять. Он сам видел, как это случилось. Вряд ли успел забыть, что и сам в этом участвовал, хоть и вынужденно. Пусть она и не винила его в этом, но, судя по тому, как нахмурился – как раз он-то себя очень даже винил.

– Про нас напишут не такую уж и неправду, – стал объяснять он.

Эстелла прикрыла глаза. Казалось, качается на волнах. Вверх-вниз. Снова вверх. Плавно и легко. Где-то вдалеке вскрикнула чайка, и это помогло расслабиться. Голос Мэлоуна тоже доносился словно бы издалека:

– Тут рядом есть одна лечебница. Для… в общем, не для знати, мягко говоря.

– Тогда откуда ты о ней знаешь? – полушепотом произнесла Эстелла, не открывая глаз.

– Не забывай, кем я был еще недавно. Приходилось иногда туда захаживать. Поэтому не удивляйся, если персонал меня узнает.

Вряд ли ему приятно было вспоминать о прошлом. О времени, когда он был всего лишь воришкой из семьи, где близкие предпочитали топить все проблемы в бутылке. Но сейчас он так легко, мимоходом говорил ей об этом. Ей, не кому-то другому. Потому что доверяет? Да, пожалуй. Знает, что она не станет пользоваться этими воспоминаниями, чтобы причинить боль.

– Спасибо, – тихо произнесла она. Но Мэлоун услышал и замедлил шаг.

– За что?

«Правда не понимаешь?» – чуть не спросила она. Вместо этого моментально выдумала подходящий ответ:

– Ты не стал возражать. Перестал считать меня малышкой, которая нуждается в опеке.

– Можно подумать, возражения бы помогли, – фыркнул он. Легонько щелкнул ее по носу. – Ты же правда еще совсем маленькая, а дети всегда охотнее делают то, что им запрещают. Особенно если так загорелись чем-то опасным.

Эстелла картинно надулась. Стукнула бы его по плечу, если бы не болела рука.

– Хватит так говорить, я же могу и обидеться. А ты знаешь, что бывает, если разозлить пчелу.

– Слишком хорошо знаю. – Мэлоун нервно потер шею, улыбнулся. – Только должен напомнить: ворону пчела не может причинить вреда, если сама не хочет быть проклята.

Эстелла отмахнулась:

– Думаешь, после всего меня напугают проклятия?

«Еще как напугают», – возразил внутренний голос. Окутанный багровым туманом, от которого не спастись. Но признаваться в этом она не стала. Тем более, что они как раз остановились у входа в ничем не примечательное двухэтажное здание. Мэлоун опустил ее на землю, позволив хорошенько все рассмотреть.

Старая кирпичная кладка, побитая временем. Маленькие, высоко расположенные окна, зияющие темнотой. В лунном свете этот контраст был особенно заметен. На стенах были нацарапаны надписи, от которых у Эстеллы загорелись щеки.

Мэлоун постучал в массивную железную дверь. Такая же массивная ручка-кольцо ударилась с грохотом, эхом пронесшимся по улице. Эстелла невольно заозиралась, но в соседних, таких же старых и неухоженных домах по-прежнему было темно.

– Они уже привыкли, – ответил на незаданный вопрос Мэлоун. – В таких местах быстро учишься не обращать внимание на шум.

– А ты, похоже, знаешь, о чем говоришь.

Эстелла снова оглядела пустынную улицу, насколько позволял лунный свет. Попыталась представить, каково живется людям за этими стенами. Не смогла. Их жизни – всего лишь мелькающие в окнах тени. Не понять, если не стать одной из них. Она этого делать вовсе не собиралась.

Шорох за углом нарушил тишину как раз в тот момент, когда медленно, нехотя отворилась дверь. Эстелла на всякий случай сделала шаг назад, скрывшись в тени.

Первым показалось круглое лицо заспанно щурившегося бородача. Следом стал виден и он сам: низенький, коренастый. Похожий на лавочника, у которого Эстелла с матерью любили порой покупать украшения. Несколько секунд смотрел на улыбающегося, будто старому другу, Мэлоуна, потом буркнул не слишком довольно:

– Давненько к нам не захаживал. – Он шире раскрыл дверь, мотнул головой, приглашая внутрь. – Что, снова драка?

– Не, Ал, не в этот раз, – возразил Мэлоун. – С этим я завязал.

Эстелла сделала себе мысленную зарубку позже расспросить его о бурном прошлом, а пока продолжила тихонько слушать.

– Ага, слышал, слышал, – продолжил ворчать Ал. – Ты ж теперь большая птица.

«Очень большая, – подумалось Эстелле. – Целый ворон, который вершит людские судьбы».

При мысли о вороне она невольно огляделась в поисках Гаруша, но того поблизости не оказалось. В груди кольнула тревога, которую Эстелла поспешила запрятать ее поглубже. Сейчас не время.

– Не против, если мы отлежимся тут ночку? – спросил Ала Мэлоун.

– Мы?

Заметив недоумение мужчины, Эстелла решила больше не скрываться и шагнула на свет. Тот хитро прищурился.

– Даже спрашивать не стану, что стряслось. Меня это совершенно не касается.

Вроде бы и пытался выглядеть равнодушным, но при этом переминался с ноги на ногу и явно сгорал от любопытства.

– Да, лучше не спрашивать, – ответила Эстелла. – Для Вас же самого лучше, поверьте.

Похоже, ледяной тон, которым это было сказано, а может и потрепанный вид заявившихся среди ночи «гостей» оказались достаточно убедительными. Ал кивнул, приглашая зайти внутрь. Когда оба переступили порог, снова выглянул на улицу, быстро огляделся и лишь после этого захлопнул дверь.

Запах сырости и плесени ударил в нос, заставив Эстеллу поморщиться. А еще свежей белой краски, которой, похоже, пытались это безобразие замаскировать. Помещение вообще мало было похоже на лечебницу. Скорее уж на место, где готовы подобрать любого, попавшего в беду. Судя по развешенным на гвоздях вдоль стены поношенным курткам, таких здесь сейчас было немало.

– Второй этаж, последняя палата по коридору, – объяснил Ал, на что Мэлоун лишь отмахнулся:

– Помню-помню. Спасибо.

– Помощь точно не нужна? – Ал вопросительно взглянул на поморщившуюся от боли в руке Эстеллу, но та неопределенно пожала плечами.

– Сами справимся, – заверил Мэлоун. – Нужна только та ваша чудо-мазь от ушибов, – он помедлил, но потом добавил: – и что-нибудь согревающего внутрь… ладно, ладно, шучу. Мази будет достаточно.

– И что, тебя вот так просто сюда пускают? – удивленно спросила Эстелла, пока они поднимались по скользкой, только что вымытой лестнице. Говорила почти шепотом, чтобы эхом отражающийся от стен голос не потревожил здешних пациентов.

– Просто он мне уже давно задолжал, так что ночка в этой богадельне немного уменьшит долг.

– Даже спрашивать не стану, – передразнила Эстелла интонации Ала.

– Угу, не надо.

Как ни странно, тон у Мэлоуна был вовсе не шутливый. Он приглашающим жестом открыл дверь палаты. Эстелла хмыкнула, остановилась на пороге. Маленькая комнатка, скорее каморка. Окно открыто настежь – только это помогало избавиться от неприятных запахов. Оставляло лишь прохладу и свежесть. Наверное, так же свежо в горах на маленьком пейзаже в выцветшей рамке, висящем напротив.

Кровать, накрытая серой простыней, оказалась мягкой. Почти как дома. Эстелла выяснила это, радостно плюхнувшись на нее.

– А здесь не так уж и дурно, – протянула она, задумчиво закручивая локон на палец.

– Было бы дурно, я бы нашел убежище получше. – Мэлоун очень уж равнодушно пожал плечами. При этом с такой гордостью выпрямился, что стало смешно.

Хотелось съязвить в ответ, но робкий стук в дверь прервал разговор. Заглянувшая к ним худенькая девчушка лет шестнадцати показалась смутно знакомой. И только увидев на ней свои туфли – теперь уже с аккуратно починенными каблуками – Эстелла узнала нищенку, которая так радовалась внезапному подарку. Девчушка, уставившись в пол, что-то тихо пробормотала в ответ на приветствие. Быстро вручила Мэлоуну баночку с розоватой мазью и тут же поспешила ретироваться.