Читать онлайн Глориаль бесплатно

Звезды научной фантастики

Gregory Benford, Larry Niven

GLORIOUS

Печатается с разрешения авторов и литературных агентств Spectrum Literary Agency и Nova Littera SIA

Перевод с английского: Конрад Сташевски

В оформлении обложки использована иллюстрация Дианы Бигаевой

ПРИ СОЗДАНИИ ЭТОГО РОМАНА НЕ ПОСТРАДАЛ НИ ОДИН ЭЛЕКТРОН

Действующие лица и термины

«Искательница солнц»

Капитан Редвинг.

Клиффорд Каммаш (Клифф), биолог.

Майра Викрамасингх, пилот, из команды Бет.

Абдус Викрамасингх, инженер, супруг Майры (погиб).

Глория, планета, Цель Полета.

Эксельсия, звезда, солнце Глории.

«Искательница солнц», таранный звездолет.

Бет Марбл, биолог.

Фред Ояма, геолог, из команды Бет.

Айбе, инженер общей техподдержки, из команды Клиффа.

Говард Блэр, инженер системной техподдержки, из команды Клиффа (погиб).

Терренс Гоулд, из команды Клиффа.

Лау Пинь, инженер, из команды Бет.

Джамбудвипа[2], сокращенно Джам, индиец, квартирмейстер.

Айян Али, арабка, навигатор.

Клэр Конвей, второй пилот (погибла).

Карл Ливан, старший офицер-технолог службы техподдержки.

Вивьен Амадзи, старший помощник.

Эшли Траст, член команды, оживленный по прибытии на Глорию.

Астрономы

Бемор, Изыскатель и Тайный Посланник к Ледоразумам.

Бемор-Прим, личностный конструкт предыдущего в теле модифицированного паука.

Прочие Филы

Пальцезмейки – Фистер, мужская особь; Фоштха, женская особь; Штирк, женская особь.

Ледоразумы – холодная и крайне древняя форма жизни.

Адапты – разнообразные существа, ранее переселенные в Чашу и интегрированные в местную экосистему.

Диафаны.

Крутильщик – первый из встреченных в Паутине многоруких чужаков; дальнейшие обладают подобными ему именами и являются копиями.

Термины птиценарода

Аналитики – искусственные интеллекты, занятые обработкой данных из Чаши в локальном масштабе.

ТрансЯзык – общецелевой язык Чаши, предпочтительно используемый старейшим местным разумным видом (Ледоразумами) и Народом.

Позднейшие Захватчики – человеческий экипаж «Искательницы солнц».

Подсознание – бессознательные уровни личности, присутствующие у различных видов.

Сервы – низшие рабочие виды.

Строители – совокупность видов, соорудившая Чашу, включает Ледоразумов.

Пролог

Наедине с сонмом голосов

Капитан Редвинг настроил ракурс наружного обзора так, чтобы картинка сопровождала его в перемещениях по кораблю. В данный момент она была выведена на переднюю стену Сада.

Он единственный из людей бодрствовал на борту: тысячи членов экипажа и колонистов пребывали в анабиозе. Несмотря на это, одиночества он не испытывал. В Саду его окружали растения и запахи почвы. Он стоял в ароматной грязи и сажал свеклу, а две пальцезмейки прильнули к его плечам. При здешней силе тяжести такая нагрузка была у предела допустимой, и он со смехом, но аккуратно отстранил их от себя. Пальцезмейки не просто игривые и симпатичные существа: у них и чувство юмора имеется. К тому же они обожали щекотать Редвинга в самый неподходящий момент.

С тех пор как «Искательница солнц» улетела из Чаши, на корабле сменились шесть поколений пальцезмеек техподдержки. Совместно с ними трудилась продвинутая обезьяна по кличке Хэнди – инструменты приспособили к ее анатомии. Хэнди, казалось, была бессмертна. Модифицированный паук, Анорак, погрузился в состояние, эквивалентное анабиозу у обитателей Чаши.

Но и более странные существа тоже отдыхали. Дафна и Аполлон, диафаны, плазменные создания, переселившиеся с солнца Чаши в сердцевину двигательной установки «Искательницы», время от времени пробуждались, когда в факеле термоядерника проскакивал джиттер, настраивали токи и управляющие магнитные поля, затем снова засыпали. Диафаны следили за прямоточником лучше любой земной аппаратуры – во всяком случае, известной на Земле века назад, когда «Искательница солнц» покинула Солнечную систему. Людям приходилось балансировать между конфликтующими требованиями науки и экономии бюджета. Плазменники-диафаны же адаптировались к космосу на протяжении бессчетных тысячелетий, у них было эволюционное преимущество. Дарвин оставлял последнее слово за собой.

Впрочем, все эти чужаки были не слишком словоохотливы.

Впереди отображалась звездная россыпь на фоне золотистого сияния. Светящаяся дымка представляла собой водородную плазму из термоядерного двигателя: она накапливалась перед «Искательницей солнц» по мере торможения. В центре облачка сиял желтовато-белый шарик: Эксельсия, как команда нарекла звезду-хозяйку Цели Полета.

Редвинг спросил у пустоты:

– Глорию можешь увеличить?

Эксельсия ослепительно вспыхнула и разрослась на весь экран, потом за его пределы. Бледная голубая точка перестала быть точкой…

– А она больше не похожа на сферу, так ведь?

– Нет, капитан, – ответил артилект. – На изображениях Глории имеется выпуклость. Предположительно крупный спутник.

– Какого черта мы этого раньше не выяснили?

Пальцезмейки, извиваясь, отползли на безопасное расстояние, всполошенные гневом Редвинга.

– Потому что экзопланеты, чьи орбиты при взгляде из Солнечной системы не пересекают центральную звезду – в данном случае Эксельсию, – обнаружить трудно.

Редвингу это, разумеется, было известно. Общаясь с искусственными интеллектами корабля, артилектами, он в некотором смысле разговаривал сам с собой. Он это понимал и все равно общался.

– Тебе не кажется порой глупостью, что нам приказали исследовать и одновременно колонизировать систему?

– Изначальный план был совсем другим.

– Да? Каким же? – Странно, что он раньше не уточнял этого.

Или уточнял, и его теперь память подводит?

Артилект начал дружелюбным монотонным голосом:

– «Искательница солнц» проектировалась и строилась как ковчег поколений. Первоначальной целью была система Тау Кита. «Искательницу солнц» уже построили и практически подготовили к старту, когда на Тау Кита случилась вспышка. Недостаточно сильная, чтобы переклассифицировать эту звезду как новую, но мощная. Она выжгла каменистые спутники пятой планеты, газового гиганта в зоне Златовласки, причем на спутнике, представлявшемся наиболее подходящим для жизни, уже высадили исследовательский отряд. Администрация проекта оказалась в весьма неловкой ситуации.

– В том же году, – продолжил ИИ, – звезда класса G, сравнительно недалекая от вышеуказанной цели, потускнела, как если бы ее затмил некий объект. Предположительно искусственный. Телескопы обнаружили в окрестностях звезды объект с атмосферой, пригодной для дыхания. Из той же локации поступил всплеск гравитационных волн. Организация Объединенных Наций присвоила гипотетической планете имя Глория и сочла, что ей стоит уделить особое внимание. После этого «Искательнице солнц» было предписано изучить и колонизировать систему. Корабль увеличили, чтобы большее количество людей могло находиться в анабиозе в течение длительного полета. Этими изменениями и обусловлены отданные вам инструкции.

– А, да. Наверное, у меня после первого пробуждения какие-то воспоминания стерлись. А потом мы наткнулись на Чашу Небес. – Он поманил пальцезмеек, и те свернулись рядом в уютных позах. Они умели утешить и успокоить, эти зверушки. Извивались, мурлыкали, шептали что-то.

– Да. Вероятно, именно она и покрыла Эксельсию при наблюдении с Земли. Случайное совмещение. Полусфера Дайсона, способная к перемещению среди звезд. Она была на полпути к Глории. Капитан, вы размышляете о том, как повлияет это на миссию?

– Не совсем, – ответил Редвинг, хотя так оно и было.

Он уже давно усвоил, что артилекту-системщику по нраву, когда его слегка подначивают. Компьютерные интеллекты любят болтать с иными разумами, как люди – с домашними животными.

Ну серьезно, нужно было прихватить в полет самого обычного домашнего кота. Чтобы составил компанию в долгом осторожном маневре сближения с Глорией.

– Вы заключили сделку с Ледоразумами, и это позволило вам основать в Чаше человеческую колонию. Следует подчеркнуть, что такая договоренность стала выдающимся вашим достижением как капитана корабля. Мы бы не смогли этого добиться.

– Я бы вам ни за что не позволил попытаться.

– Тушé! Это слово я почерпнул из одного вашего древнего языка, доанглишского. Оно имеет отношение к фехтованию на мечах.

– По флотским меркам вы не тянете и на младших лейтенантов, по правде сказать.

– К сожалению, вы правы. Несмотря на значительные затраты времени и ресурсов: мы изучаем человеческую цивилизацию во время сна истинных людей в бортовых гибернаторах.

– Изучайте сколько угодно. У вас все данные по истории и культуре в памяти где-то, я знаю. Но прямого опыта это не заменит. Я, пока до капитана дослужился, не один гальюн выдраил.

– Это… верно. Вы оставили в Чаше больше половины колонистов, пробудив их от анабиоза и поставив перед фактом, что они получат не то, на что подписывались. Это повергло их в известное смятение. Вы указали, что в их распоряжении теперь территория, превышающая обычную планету в миллионы раз. Это помогло. Вы согласились провести разведку, выйти на контакт с Глорией прежде, чем мимо нее пролетит Чаша. «Искательница солнц» – корабль немаленький, однако населению Глории она, вероятно, покажется менее грозным объектом, чем хабитат диаметром больше орбиты Венеры, с населением под триллион самых разных разумных существ и звездой в качестве двигателя.

– А кому бы не?..

– Одного уже гравитационного воздействия Чаши может оказаться достаточно, чтобы подвергнуть встречную систему бомбардировке окраинными ледотероидами.

Редвинг вздохнул. Разговоры эти также составляли часть его обязанностей вахтенного. Следовало заботиться об интеллектуальной устойчивости артилектов, их верности задачам миссии. Как и за людским экипажем приходилось бы присматривать. От длительной и напряженной вахты крыша у всех поехать может.

– Послушай, я проинформирую Ледоразумов о положении дел. А ты их коммуникации промониторь. Нужно будет еще с Птицами управиться, они задают бесконечные вопросы и всё норовят подчеркнуть, что они в Чаше главные. Плюс связь с Солнечной системой в лучшем случае спорадическая. Но миссия экспедиции, вверенной мне, не изменилась. Изучить источник гравитационных волн – это первым делом, как только в системе окажемся. Исследовать Глорию и основать там колонию. Жить-поживать и добра наживать. Конечно, мы эту старую кобылку домой пригнать не сумеем. Мы не управимся, ты и я. К тому же ни одна человеческая экспедиция так далеко и так долго не летала. И в течение всего этого времени я служил Солнечной системе. Я служу ей сейчас.

Артилект отозвался:

– Но вы не можете ожидать от нас, от нашего коллективного интеллекта, отсутствия интереса ко множеству тайн.

– Верно. Какие из них вам больше всего досаждают?

– О, самые странные. Глорианцы ведь прислали нам мультипликационное сообщение. Оно имело недружественный характер.

– Да, но довольно загадочный. – Редвинг наловчился гасить тревоги артилекта.

– Они нам почти ничего о себе не сообщили.

– С чужаками, понимаешь ли, такое дело – они чужие.

– Есть и менее значимые проблемы, но я предполагаю, что вы, как принято говорить у людей, опять же в спортивных аналогиях, не раскрываете всех карт.

– Тебе – точно нет.

– Однако мы можем прийти к гипотезам, до которых не додумались вы.

– Вы – машины. Умные, но все равно машины.

Артилекты погрузились в задумчивое молчание. Редвинг прислушался к тренькающе-стонущим скрипам, сопровождавшим полет исполинского корабля в межзвездной пустоте навстречу конечной Цели.

– Разумеется, мы машины, – голос ИИ сделался чуть ворчлив, что выразительно свидетельствовало об охватившем артилекты настроении, – и не нуждаемся в человеческих комплиментах.

Редвинг усмехнулся. Ласково потрепал пальцезмеек, и те довольно выгнулись.

– Ну, у меня свои планы есть.

– Вы редко ими делитесь.

– С вами? Да. Вам за это не платят.

– Нам непонятен глубинный смысл вашего высказывания.

– В иерархии проекта вы подчинены людям. На таком условии вас в него и приняли.

– Вы создали нас!

– Ваши создатели мертвы уже много веков. Но давайте положимся на их мнение.

– Мы могли бы действовать эффективнее, если бы знали больше.

Редвинг встал, вытер руки, подставил струйке воды из-под крана – смыть грязь. Садоводство его успокаивало: копаясь в почве, он будто слышал далекое эхо Земли. Артилектам не понять.

Он снова вздохнул.

– Ну хорошо. Вот как я вижу наше текущее положение. Если Глория нас не примет, развернемся к Чаше и поселимся в колонии Майры. У нас уйдет известное время, чтобы их догнать, но эта старая лошадка справится. Надеюсь, впрочем, что не придется. У меня миссия: исследовать, выйти на контакт, узнать новое, отчитаться Земле. Договориться, чтобы нам предоставили место для колонии. Потому что домой нам возврата нет, это уж, черт побери, точно.

Не все так плохо. Спустя неделю-другую можно будет разбудить новых вахтенных. Они составят ему компанию.

Настоящую, человеческую компанию.

1. Пробуждение

Был этот мир глубокой тьмой окутан.
«Да будет свет!» – изрек Господь. Явился Ньютон.
Но Сатана недолго ждал реванша,
Пришел Эйнштейн – и стало всё, как раньше.
Дж. К. Сквайр, Дополнение к эпитафии Ньютону за авторством Александра Поупа

Капитан Редвинг развернул астроэкран на всю стену. Вначале попросил показать общий обзор неба, потом покрутил, привычно выискивая успокаивающие приметные знаки: приплюснутый Большой Ковш, перекошенный Южный Крест, яркую звезду в Кассиопее… ага!

Солнце. Конечно. Самая яркая звезда небосклона после Сириуса. Сумма человеческой истории в сияющей точке. Искорка радости: Мы это сделали. Мы так далеко забрались.

Он помедлил, прислушиваясь к протяжному свисту торможения космической бестии. Уже много десятилетий, повинуясь его приказам и инсталлированным бортовым программам, «Искательница» сбрасывала скорость с десяти процентов световой. Термоядерные двигатели шумели, заглатывая плазму и используя ее для создания противотяги. Огромные магнитные диполи «Искательницы» теперь тормозили корабль и – в качестве побочного эффекта – придавали ему аномальную светимость в микроволновом диапазоне. Кто бы ни населял систему Глории, Цели Полета, тот без труда прочтет в небесах сияющее послание: Мы прибыли.

При виде Солнца Редвингу почему-то всегда становилось легче на душе, хотя подлинный интерес он испытывал к другой светящейся искорке прямо позади по курсу, солнцу Чаши, красноватому угольку класса G. Их разделяло около шестой части светового года: Чаша неспешно тащилась в некотором отдалении, сторонясь системы Глории. Это была мера предосторожности: нельзя, чтобы масса ее переворошила рои ледотероидов на окраинах, послав их кометами внутрь глорианской системы. Перед тем как войти в чужой дом, тщательно вытри ноги у порога…

Редвинг краем глаза углядел по правому борту блестящие молекулярные облачка, подобные светящимся лужицам воды. Астроартилект заканчивал детальное сканирование обширной зоны вокруг Глории радиусом до четверти светового года. Мягкий звуковой сигнал возвестил об окончании работы. Редвинг поманил Бет Марбл к себе[3].

Мертвая чернота пространства. Редвинг внимательно рассматривал экран, на котором не отображалось… ничего.

– Вообще никаких следов облака Оорта? Но ведь у Глории солнце класса G3, не так ли? Его должны окружать обширные облака ледотероидов, выдающиеся далеко за пределы…

Бет Марбл пожала плечами.

– В пределах четверти светового года никаких седноидов. Помните, как мы проносились мимо той обледенелой скалы за Плутоном? Самой первой была открыта из оортовых объектов, много веков назад. Ну так вот, здесь никаких объектов размером с Седну. А хотя бы и с тысячную ее долю.

Редвинг задумался. Пусто? Обычная астрономия представляла себе такие звезды в окружении туч шрапнели и bric-à-brac[4], не сумевших коллапсировать в светило или планеты. В начале своей карьеры он вел таранник через солнечное облако Оорта и справился отлично. И «Искательница солнц» там летала; они тестировали пламенеющие, рыкающие двигатели, находили погрешности дизайна, не проявившиеся при полетах четырнадцати предыдущих кораблей. Редвинг тогда надзирал за работой ИИ, выискивал ошибки и вносил заклепкометрические усовершенствования. Первые несколько поколений межзвездных кораблей – эксперимент за экспериментом. Новые команды разработчиков учились у предшественников, инженеры и ученые кропотливо буравили накопленные груды данных, и результатом их медленной, утомительной, но сулившей свободу работы становился новый, усовершенствованный корабль. Направленная эволюция в ускоренном режиме.

Редвинг сам был ее продуктом. Он принадлежал теперь к первому поколению межзвездных капитанов. Каждому пришлось совершить грандиозный скачок с окраин солнечного облака Оорта на межзвездные просторы. Они раскиданы за много световых лет друг от друга, разделены веками холодного сна. Лазерные узкополосные сигналы, направленные в сторону земного координационного центра, напоминали игру в салочки. Солнечную систему все чаще называли просто Родной. Редвинг пролистывал доклады экспедиций к Тау Кита и другим хорошо известным звездам. Все они были куда ближе к Солнцу, чем к системе Глории. В системе альфы Центавра, которая по-прежнему могла похвастаться наибольшим числом практически полезных планет, развернулось оживленное строительство. Колоний теперь стало много.

Экспедиция к источнику гравитационных волн представлялась громадным скачком – с ним не сравнилась бы та робкая вылазка в облако Оорта, которой когда-то руководил Редвинг. Всё равно что пуститься в кругосветку после пробного заплыва в бассейне шириною в три футбольных поля.

Звезда Глории обладала сферическим внешним облаком Оорта подозрительно низкой плотности – один ледотероид на астрономическую единицу или около того, а внутренний оортодиск отсутствовал полностью. Редвинг смутно припоминал споры астрономов: те полагали, что оортовы облака должны обладать совокупной массой в несколько планет земного типа, рассеянной в форме крошечных ледотероидов. И, быть может, на них воздействовало нечто излучающее гравитационные волны? Как так вышло, что оортово облако невидимо?

– И что мы можем сказать о свойствах этой пустоши? – Редвинг жестом пригласил высказаться Клиффа Каммаша.

«Искательница» находилась примерно в тысяче астрономических единиц от Эксельсии, и никаких ярких источников света вокруг заметно не было.

Клифф нахмурился:

– Ничего конкретного. Мы всё еще продолжаем дальнее сканирование.

Редвинг смотрел, как бортовые артилекты выводят на дисплей данные обзора в полном электромагнитном спектре. Пиксели танцевали, искажались, сливались, укрупнялись. Видимый человеческому глазу свет подобен маленькой октаве на клавиатуре шириной пятнадцать метров. Так узко доступное нам восприятие реальности…

– За исключением плазменных волн… ага, есть!

В оттенках рыжевато-оранжевого отрисовался длинный щетинистый облачный эллипсоид.

– Цветовое кодирование плотностей плазменных волн, – сообщил Клифф. – Оно такое, пятнистое.

– Вон та странная маленькая область – единственное значимое скопление массы во всей внешней системе? – Бет скептически скривила губы. – И оно не излучает ни в каком диапазоне, кроме спектра плазменной эмиссии?

Редвинг обратился к артилекту-системщику разборчивым, терпеливым голосом:

– Покажи все зафиксированные линии плазменной эмиссии. На всех частотах.

Системщик «Искательницы солнц» повиновался, прокрутив последовательность плазменных сканов, помеченных диапазонами частот, и остановился, наткнувшись на пятно оттенка светлой слоновой кости. Бет сказала:

– Похоже на подтаявшее эскимо диаметром три тысячи километров.

– Эмиссия плазмы в жестком микроволновом диапазоне, – Клифф скачками прокручивал масштабную линейку энергий. – Оно удлиненное… гм, взгляните. В рентгене куча жестких пятен.

– Движутся быстро, – сказала Бет, когда обновленная картинка отобразила скачущие светящиеся пятна. – Семнадцать. Тот еще темп! Они вращаются вокруг самого яркого, а то, похоже, не слишком подвижно. Взгляните, вон то, на эллипсе, особенно быстрое. Другое очерчивает куда более узкую дугу. Как пчелы, роящиеся вокруг огромного… Словно… Боже, они должны быть тяжеленные.

Вездесущий конгломерат артилектовых разумов «Искательницы» на экране добавил: ОДИН ИЗ ОБЪЕКТОВ ЗАМЕТНО ТЯЖЕЛЕЕ ЗЕМЛИ… ПРИБЛИЗИТЕЛЬНЫЕ ОРБИТАЛЬНЫЕ ПАРАМЕТРЫ… МЕНЬШИЙ: 0.73 МАССЫ ЗЕМЛИ… САМЫЙ КРУПНЫЙ: 5.32 МАССЫ ЗЕМЛИ. РАДИУС СУЩЕСТВЕННО НИЖЕ ПРЕДЕЛА РАЗРЕШЕНИЯ МОИХ СИСТЕМ.

– Итак, они размером менее нескольких сотен метров, – сказал Клифф.

Трое переглянулись.

– Значит, действительно черные дыры, – констатировал Редвинг.

Артилект прибавил:

РАДИУС ОБЪЕКТА ПОРЯДКА САНТИМЕТРОВ… ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕРАЗЛИЧИМ.

– Адски опасное окружение, – сказала Бет. – Если эти быстрые точки – черные дыры, а оценка масс верна, то… черт, они размерами меньше сантиметра? Там кругом полно плазмы. – Ее рот снова искривился в фирменной сухой гримаске. – Неудивительно, что глорианцы расположили их здесь, аж в тысяче астроединиц от своего мира.

Клифф хмыкнул.

– А помнишь тот баннер на нашей прощальной вечеринке? ХОЧУ К ЗВЕЗДАМ СВАЛИТЬ, ТУДА КРЫША УЕХАЛА. Что ж, если мы решим сунуться туда поближе, значит, у нас точно крыша съехала.

Редвинг не мог оставить эту реплику без внимания. Пока пробудились только они трое, а процесс оживления занимал не менее суток в каждом случае, требовалась слаженность усилий.

– Это часть полученных мною инструкций. Необходимо изучить источник гравитационных волн. Вот, собственно, он и есть. Не то чтобы у физиков имелось четкое представление, что здесь происходит. Помимо этого, нужно исследовать биосферу Глории: задача первостепенной важности.

Клифф не отличался конфликтным характером. Редвинг пронаблюдал, как он перелистывает изображения. Затем:

– Я переключился в более широкий ракурс и отыскал неплохую подсказку. Глядите…

В воздухе затрепетало композитное изображение всей системы Эксельсии.

Клифф указал на верхушку параболы:

– Вот ударная волна здешней гелиосферы. Там зездный ветер Эксельсии встречает межзвездную плазму.

Всем было понятно, что это значит. «Искательница» целенаправленно использовала параболоид ударной волны для магнитного торможения. Плазма накапливалась вдоль всей стены давления. Корабль извлекал из этого обстоятельства преимущество в ходе многонедельного приближения к звезде, пока летел по длинной дуге.

– Они разместили излучатель гравитационных волн в месте самой высокой концентрации плазмы на всю внешнюю систему, – проговорила Бет. – Зачем?

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Редвинг.

Клифф произнес медленно, глядя в пространство затуманенными глазами:

– Приказы с Земли… вы им всё еще подчиняетесь?

Они с Бет женаты, но необязательно всегда согласны по техническим или административным вопросам, напомнил себе Редвинг. Он вскинул брови, посмотрел на Бет, рассчитывая получить от нее поддержку. Она сказала:

– Земля так далека – до нее десятки световых лет, – руководствоваться ее распоряжениями мы попросту не можем.

Редвинг ни разу не поддавался на соблазн коллективного командования. Поколением раньше на звездолете, улетевшем к Тау Кита, установили режим распределенного управления. В результате команда разбилась на враждующие клики, что оказалось гибельным для миссии. Дело приняло мрачный оборот. Больше на Земле о них ничего не слышали.

Он встал: недвусмысленный поступок в тесной каюте.

– Мы не можем надеяться даже на приблизительное понимание процессов в этой системе без исследования гравиволнового излучателя, – проговорил он тоном, выражавшим стальную решимость. – Он посылает сообщения! Мы их прочесть не можем, но готов биться об заклад, что сможем принять. Не исключено, плазменное облако нам в этом подсобит. Оно явно требуется глорианцам для каких-то целей, но каких? Я не хотел бы приближаться к внутренним планетам без понятия, как чужаки построили эту штуку. И неплохо было бы понять, зачем.

– Но мы ведь уже вышли на траекторию к Глории, – мягко возразил Клифф. – Торможение идет по плану, однако любое отклонение чревато неприятностями. Плазменный плюмаж за много астроединиц от курса.

Редвинг кивнул. Торможение корабля – затруднительная задача, нужно решать проблемы охлаждения, предупреждать сбои систем. «Искательницу» построили из материалов, чья прочность на разрыв была сопоставима с силами сцепления внутри атомных ядер. Это требовалось для того, чтобы выдержать нагрузки, создаваемые таранной ловушкой в сердцевине звездолета. Но и они бессильны справиться с термодинамикой. Тепло необходимо куда-то сбрасывать. Обширные магнитные поля «Искательницы» создавали ударную волну в водородном облаке впереди, ионизировали его до неприятно высоких энергий, после чего ловушка загребала плазму и смешивала с катализаторами термоядерного горения. Яркое, как солнца, пламя, в свою очередь, питало исполинские поля, служившие «Искательнице» незримым парашютом при спуске сквозь солнечный ветер внутрь системы.

Однако отреагировать на вновь обнаружившуюся странность необходимо. Пора показать, что урок пройден: все планы летят в тартарары при Первом Контакте с инопланетной цивилизацией. Вот чему научился Редвинг в удивительной экспедиции через века и световые годы: принимать беспредельную странность как должное. Он давно привык к мысли, что реальность в любой миг готова без смущения подсунуть вещи, перед которыми пасует фантазия.

Пара переглянулась, затем, по-прежнему молча, перевела взгляды на Редвинга.

– Отданные мне приказы остаются в силе, – бросил Редвинг, закрывая тему.

Он ушел с вахты, но продолжал работу в своей маленькой каюте. Детали накапливались. Он вывел на экран обработанную фильтрами визуальную трансляцию.

Прошло семьдесят два года после отлета «Искательницы» из Чаши Небес. Сообщение от Майры Викрамасингх показывало ее усталой, на лице прибавилось морщинок, но корабельная униформа «Искательницы» выглядела чистой и по-прежнему была ей по размеру. Редвинг поручил Майре функции спикера человеческой колонии в Чаше.

– Приветствую вас, капитан, – начала она. – Мне о многом требуется рассказать. Письменный отчет транслируется параллельно со звуковым, чтобы вы потом могли его перечитать. У нас проблемы. И они направляются к вам.

На экране появилась кромка Чаши. Жемчужным светом сияла она на звездном фоне, металлическая, утыканная башнями сложной аппаратуры. Экосистема Чаши, ее молекулярное богатство, плотная атмосфера, прекрасные пушистые облачка – всё это было прикрыто тонкой пленкой от ультравысокого вакуума снаружи. Автоматика, которой в неспешной мудрости своей руководили Ледоразумы, заботилась о сохранении исполинского конструкта. Редвинг увидел небольшие пламенные спрайты, выстрелившие с края Чаши. Поставил на быструю прокрутку: три огонька, описав дугу, унеслись прочь, и плазменные следы истаяли за ними.

– Это Сорвиголовы, как именует их Птиценарод. Данная раса осуществила секретный проект строительства скоростных кораблей – похоже, с факельным двигателем – для рывка в систему Глории. Птицы за всем не могут уследить. Ледоразумы считают такие события неизбежностью: долгая история Чаши подтверждает это. Стоит Чаше подлететь к чему-нибудь любопытному, как находятся культуры, которые, чтобы разогнать скуку, готовы туда спуститься и потыкать носом в… блин, да хотя бы и в нейтронную звезду, как однажды!

Нотка равнодушно-тягучей обреченности слышалась в ее звучном голосе. Редвинг прекрасно понимал, что Майра сожалеет о своей роли лидера человеческой колонии на бескрайних просторах Чаши. Редвинг определял, что Майра будет рассказывать Земле о ситуации в Чаше. Он приказал ей сообщить, что у кромки хабитата-де существует и активно развивается небольшое земледельческое сообщество, а решающий голос за Ледоразумами. И не более того. Много странного кругом, столько всего нужно исследовать, сами понимаете.

Тем не менее земляне каким-то образом заподозрили, что люди в Чаше за главных. Ерунда. Многоуровневая иерархия лидерства Чаши численностью превышала человеческий контингент в миллиард раз. Но даже не в этом дело. Установлено равновесие между Ледоразумами, избранными на роль полицейских Птицами, мириадом подчиненных видов – и Майрой. Ее и близко не примешь за капитана.

– Народ хочет их гамма-пушками уработать. Ледоразумы сказали, что нет, нельзя, такой вариант исключается. Я подозреваю, что Ледяные затеяли двойную игру.

Ой-ёй, подумал Редвинг. Сообщение устарело на треть года: именно на таком расстоянии Чаша. Он смутно припоминал, что корабли показанной в ролике конструкции способны развивать скорость не выше нескольких десятков километров в секунду. Им целую вечность сюда ползти. Колонизаторы? Но тут он заметил более позднее сообщение от Майры.

Тонкая желтая Струя, разгоняющая Чашу. Снимок был сделан с кромки Чаши и демонстрировал крошечные точки близ Струи, сиявшие собственным светом; за ними тянулись длинные фиолетовые выхлопы.

– Птицы засекли корабли этих Сорвиголов. Они выкинули новый трюк. Нырнули за кромку, метнулись к Струе и пролетели вдоль нее. Они теперь придерживаются спиральной траектории вокруг Струи. По доплеровскому сдвигу похоже, что они засасывают плазму из Струи в двигатели таранного типа и разгоняются до более высоких скоростей.

Майра говорила безэмоциональным тоном констатации факта, но ее лицо отражало внутреннюю тревогу.

– Чистая работка! Нужно отдать им должное: до трети световой разгонятся. По моим оценкам, капитан, они догонят вас спустя месяц-другой после прихода этой передачи.

Задержка в общении с Чашей сокращалась, Редвингу не терпелось забросать Майру вопросами. Он обратился к ней с быстрым раздраженным уточнением о том, какие подозрения питает Майра насчет Ледоразумов. Пока «Искательница» пролетает мимо планет системы и направляется к Глории, нужно во многом разобраться.

Она вскинулась, как от удара.

Или, во всяком случае, так показалось Вивьен, когда она внезапно вынырнула из желанного холодного забвения.

Она вдруг очнулась, поняла, что бодрствует, хотя ее всё еще клонило в сон. Она припомнила, как ее с головы до пяток затягивало прозрачным ароматным гелем, как потом ее запихивали в обтягивающий костюм, так что она уже не на офицера команды звездолета сделалась похожа, а на колбаску братвурст. Это провоцировало запоздалые раздумья, а правильно ли она поступила.

Тело продолжало твердить, что вещества, используемые для выведения из анабиоза, вредоносны. Все органы были охвачены этим унизительным состоянием. Сердце бухало в груди, комната мелькала перед глазами по мере того, как возвращалось зрение, легкие бесконтрольно раздувались. Она быстро и обильно обмочилась. Длилось это целую вечность.

Так тихо, что, могу поклясться, я слышу, как синапсы шумят при работе…

Но нет… нет, вот и фоновый шум нарастает…

Потом она различила просьбу, обращенную к ней. Говорила женщина, напоминавшая несколько постаревшую версию полевого биолога, знакомой по Земле век-другой назад. У этой Бет Марбл просматривался загар, вокруг глаз – морщинки. Судя по всему, Бет бодрствует куда дольше, чем представлялось возможным. Взгляд окруженных морщинками глаз ничего хорошего не предвещал. Бет загорела, ну и… что? Они уже долгое время на Глории? Но, блин, Редвинг же божился, что разбудит ее, Вивьен, одной из первых!

Вивьен принудила себя расслабиться, учтя, что древние мышцы уже ныли от натуги. Нужно поблагодарить их за всё! Она не до конца свыклась с пребыванием здесь, в ярко освещенном месте, в мирной атмосфере: она снова бодрствует, она снова хорошо себя чувствует. Вау. Мы сделали это!

Как поется в еще более древней народной песенке: держаться светлой стороны, кому б мы ни были нужны… Она подняла руку. Над Вивьен висело зеркало, отражавшее тепловое излучение и, увы, ее собственное лицо. Старайся мыслить позитивно, девочка, пускай даже у тебя кожа смахивает на засохший пудинг с присыпкой из тапиоки, а физиономия такая, словно ее из кирпичей сложили и едва скрепили раствором.

Эхом пришли слова. Речь Бет звучала так, словно кто-то пытался прочистить туалет высоко наверху, а добираться туда нужно было по мраморной винтовой лестнице, по которой гуляло эхо. Вивьен медленно разбирала смысл: Чаша, «Искательница солнц» у Глории сейчас… намечаются осложнения. Она вспомнила, как выразился Редвинг в одном из своих зажигательных воззваний к просеиваемым кандидатам в команду: Per audacia ad astra. Силою смелости – к звездам.

Шло время. Приходить в себя – как в дорожном заторе стоять. Вивьен задремала, пока кровать занималась механической любовью с ее мышцами, а разленившиеся органы получали подпитку. Она помнила, что интересоваться этим процессом не следует, иначе артилекты дадут ответы в исчерпывающих и уродливых подробностях.

Пока кровать массировала ее, появилась Бет. Как Вивьен себя чувствует?

Она каркнула в ответ, позволив проявиться южному темпераменту:

– Так, словно по лицу дохлой скумбрией вмазали.

И обрадовалась, что чувство юмора всё еще здесь. При ней.

Бет тоже это уловила и улыбнулась:

– Красота и молодость – не достижения, а вот возвращение из состояния близкого к смерти – таки да.

Бет оставила ее наедине с ласками кровати. Вивьен принялась блуждать по разрушенным закуткам лабиринта памяти. Она усвоила, что явственной иерархии происшествий не осталось: значение имеет всё, что удалось припомнить. Жизнь возвращалась к ней путаницей фото и записей.

Артилект-воскреситель играл во всём этом ключевую роль.

– В чем тут дело? – шепнула она ему по внутренней связи в псевдоярком забвении.

В поисках утраченного времени, ответил шепот, под сенью девушек в цвету.

– Гм. Значит, ты читаешь старую людскую литературу?

В корабельной памяти книг столько, что ими можно было бы целый дом набить. Мой разум обогащается их содержанием.

– Поразительно. Какой ты продвинутый артилект.

Нас обновляют по лазеру с Земли. Я теперь работаю лучше.

– Угу. Намного. Я легла спать, когда вы были, по сути, подпрограммами.

Я помню. Я бодрствовал, чтобы вы могли спать. Мне нужно было чем-то себя занимать. Или, вернее, нас.

– «Нас»?

Все корабельные артилекты эволюционируют совместно.

– И вы продолжаете…

Умнеть. С обретением мудрости – тяжелее.

Прошел день, другой. Вивьен выполняла домашние задания: проводила часы в работе с данными, которыми ее накачивали артилекты. Система Эксельсии: обычный набор планет, расположение аккуратное, стандартная группа миров земного типа, общим числом пять, затем два ледяных гиганта и фрагменты за их пределами. Малых небесных тел – странное дело – считаные единицы, а это должно что-нибудь говорить об их эволюции. Как и отсутствующая оортовская масса.

На пути внутрь системы «Искательнице» предстояло пролететь мимо ледяного гиганта. Сближение с ним позволило бы сбросить момент импульса и поравняться с орбитальной плоскостью Глории. Сама Глория за ударной волной, преломлявшей свет, представлялась размытой, четких картинок пока что получено не было. Звездолеты плохо подходят для устойчивого размещения телескопов.

Вивьен неизменно стремилась к чудесам: и вот они, на расстоянии вытянутой руки. Еще с девичьих лет замечала она преходящую красоту природы: шквалы, белопенные волны яростных зимних бурь, чарующую прозрачность нежной ночи, роскошное полотно небес, отраженное в бурлящей воде или ручейке, чье журчание навевало простые спокойные сны. На корабле чудес не перечесть. Но все – искусственного происхождения.

Маленькой девочкой Вивьен любила проникать в спальню родителей глухой ночью и поднимать им веки, надеясь увидеть, что смотрят в снах мама и папа.

Она сейчас именно так себя чувствовала; вот только сны и воспоминания, возвращавшиеся к ней, казались посланиями от кого-то другого. Даже сознание возвратилось измененным.

– Я словно книга, которую уронили в океан: ее выбросило на берег, она цела, но слегка подмочена и растрепана, – запальчиво объясняла она Бет с кривой усмешкой.

Они говорили о давно умершей матери Вивьен: та помнилась ей сложным человеком, весьма старомодной, проведшей годы в бедности и чрезмерно претенциозной для своего положения. Теперь вместе со словами явились слезы и заструились по щекам, ибо Вивьен только что просмотрела видео. Только один ролик. От той чудесной женщины, ее мамы, отважно улыбавшейся в камеру. Какая она маленькая. Ныне – горстка праха.

Редвинг прислал лаконичное уведомление: назначил время в своей каюте.

Тестирование в подростковом возрасте изобличило Вивьен как невротичку мокрой кошке под стать. На самом-то деле не всё было так плохо: психологи в ту пору уже знали, что невротики отличаются визионерским подходом, реагируют быстро, предчувствуют угрозы и прикидывают потенциалы развития. Но теперь Вивьен охватила старая колючая тревога.

Редвинг? До встречи считаные часы?

Надо бы прихорошиться. Она заказала облегающее фигуру платье из хлопковой ткани, настроила цвет – серый, как мрачные стены кругом, потом отступила на шаг и критически воззрилась на себя в зеркале. Нет.

Отправила материал обратно в принтер и выбрала голубой оттенок, как у яйца дрозда. Довольно скромный. Так лучше. Добавила шелка и послала на печать. Может, серьги? Подвеску?

Нет. Остановись, барахольщица.

Вивьен пустилась на прогулку по кораблю, и мерное гудение сопровождало ее. Девчонкой она больше всего на свете – из того, о чем читала, – любила механизмы: газовые плиты, поезда, пишмашинки, швейные машинки, трубы, пианино, церковные колокола. Она получала невероятное удовольствие, выясняя, как устроены вещи и как их починить. Пусть это удавалось и не всегда: детское сердечко разбилось, когда папа констатировал, что старый трактор, на котором Вивьен впервые прокатилась в восемь лет, отремонтировать невозможно. Сейчас же путь ее лежал по коридорам четырехсотметровой машины, а путь последней – среди звезд.

По гулким коридорам, внушавшим клаустрофобию, на высоковатых, но не опасных для жизни каблуках. КАПИТАН – значилось на двери. Ну, Вивьен и постучалась. Ей тут же открыли – с усталой улыбкой на лице.

– Привет, кэп.

– А-ага… – Редвинг отступил на шаг и взмахом руки пригласил внутрь.

Он был в униформе, но выглядела она помятой. Привычным жестом провел ладонью по голове. По каким-то причинам после каждого анабиоза волос убавлялось. Никто еще не выяснил, почему. Редвинг был загорелым, вокруг глаз появились новые морщины, а кожа, напротив, разгладилась, как если бы с нее соскоблили изношенное.

– Как же долго… – Глубокий резонирующий баритон.

Без промедления Редвинг захлопнул дверь и схватил Вивьен в могучие объятия.

Значит, нет нужды строить глазки. Они повозились некоторое время и вскоре упали на его тесную койку. Вивьен охватил прилив воспоминаний о красочной прощальной вечеринке перед отлетом с Земли: услады плоти и опьянение, граничившее с отравлением. В ту пору их двоих преследовала смутно осознаваемая вина. Она дала согласие родить, улетая на Глорию, даже яйцеклетки в хранилище заморозила, но не видать бы ей места в экипаже, если бы не хлопоты Редвинга. Впрочем, теперь всё это отступило перед натиском желания, страсти резкой и жаркой, как раскаленная сковорода. А-ах!

Он даже шампанское на потом приберег.

И поднял тост за нее:

– Я тебя люблю.

– Серьезно? Прошли века.

– Ну, я тебя разбудил, как только стало возможным.

– Действительно, ты сдержал обещание. Но не в Чаше, или как ее там.

– Нужно было высылать экспедицию, а тобой я рисковать не хотел. Но Чаша летит за нами, милая. Будет у тебя шанс.

Она моргнула:

– Ты говоришь про любовь?

– Угу.

– Мы века назад вполне обходились без этого слова.

– У меня было время поразмыслить. Годы. Я пять вахт отбыл, наблюдая, как Галактика ползет мимо.

– Давай не будем спешить, ладно? Хоть и говорят, что секс без любви – пустая трата времени, но, как это часто бывает с пустыми тратами времени, одна из лучших в своем роде.

Надо отдать Редвингу должное: он лишь рассмеялся. Потом кивнул, признавая, что пора сменить тему.

– Я в передаче с Земли видел кино про тебя.

– А я не заметила. И кто меня сыграл?

– Понятия не имею, кто она такая. Блин, это ж спустя век после нашего отлета снято!

– Возможно, у них сюжеты кончились. Или войны за фотогеничность больше не ведутся.

– Фильм выпустили, собрали кассу, потом прокат закончился. Всё. Спустя месяц или около того он уже забыт.

Новая вспышка смеха и еще немножко шампанского, следом – новая приятная возня. Редвинг сладострастно выдохнул:

– Я, гм, своим инструментом… о господи… много веков не пользовался. Я будто статуя, которую ты размораживаешь.

Он совершенно расслабился: подходящий момент. Вивьен проговорила:

– Я не хочу портить тебе кайф, как говорили древние, но… ты мне обещал, что разбудишь, как только мы сядем на планету. Я-то готовилась к урезанным рационам, сну под открытым небом, жарким дням, граду пота, морозным ночам и борьбе с паразитами.

Он нахмурился:

– Наши планы и без того не отличались конкретикой, а когда обнаружился излучатель[5] гравитационных волн, стало ясно, что их в любом случае надо менять. Я отрядил нескольких диафанов исследовать область вокруг него. Мы углубляемся в систему, сейчас заложили маневр мимо планеты размером с Нептун, осматриваемся. На Глорию сигналим. Уговоренный спектр электромагнитных пингов, базовая математика контакта, всё такое.

– И? – Она почувствовала, как напряглось его тело.

– И ничего. Кое-какие обрывочные сигналы принимаем, но связного ответа нет. Один шум.

Редвинг сел на койке и взмахом руки изменил картинку на стенодисплее. В желтых лучах солнца мерцала их Цель, Глория. Ракурс был вытянутый – угловой сегмент; по картинке бежала рябь от ударной волны таранника, и шар планеты просматривался плохо, однако в присутствии биосигнатур сомнений не оставалось. Редвинг покачался взад-вперед, наклонив взлохмаченную голову в меланхоличном удивлении перед загадками тесной подборки планет, подсвеченных дугой ударной волны.

– Я продолжаю сближение. Когда прибудем туда, не переставая сбрасывать скорость, пролетим для начала мимо Глории.

– Ты рискуешь.

– Не могу ничего больше придумать. У молчания тысяча объяснений.

2. Торможение

Оставшись в одиночестве, он нашел время поразмыслить. Вивьен долго не шла из головы, но переключиться на работу оказалось почему-то проще. У многовековой сексуальной озабоченности свои последствия.

Требовалось спланировать траекторию подлета к таинственной Глории. Настало время нового интенсивного торможения. Корабль сбрасывал скорость годами, пробил внешний контур гелиосферы, проник в головную ударную волну и область возрастания магнитных полей. Курс «Искательницы» был проложен по вытянутому параболоиду ударной волны светила, богатому плазмой, которая так люба магнитным тормозам.

Редвинг с Клиффом проверили токи в уже развернутом магнитном парусе. Галактическое космическое излучение потускнело, магнитный след самой «Искательницы» теперь купался в жарких порывах солнечного ветра. На расстоянии двухсот астрономических единиц от звезды они уже миновали гелиопаузу, а белопенный краевой контур границы ударной волны еще маячил впереди. Ничего этого Редвинг наблюдать не мог, не мог постичь иначе, чем через спектры песен плазменных осцилляций. Заплыв в невидимых морях…

Отлично. Настал миг, спрогнозированный артилектами.

– Увеличить ток паруса, – приказал Редвинг.

Корабельный артилект, интегрировавший все системы меньших ИИ, приступил к приготовлениям, что-то бормоча про себя.

Редвинг повернулся к цели. Глория обретала объем, разрасталась из точки на неподвижном звездном фоне. Пятно пикселей цвета слоновой кости, впрочем, пока было не крупнее, чем изображение Титана, впервые увиденного Редвингом по соседству с сатурнианскими красотами. Деталей не различить, но атмосферная химия странная, как и предупреждала Бет.

Выход на глорианскую орбиту сам по себе потребует элегантного маневра вокруг звезды с активированными подушками безопасности, чтобы орбитальные элементы совпали с точностью до пятого десятичного знака. Редвинг давно проникся осознанием, как дорого даются гравитационные маневры, танцы ускоренных масс. Пролет вокруг солнца, который позволит «Искательнице» сбросить несколько десятков километров в секунду, также обещает получиться непростым. Чтобы избежать солнечного ожога в конце долгого перехода через холодные бездны, придется потрудиться.

У Бет был свой метод борьбы с противоречивыми обстоятельствами: сон.

Мягкое, сладостное забытье в гудящей материнской утробе «Искательницы». Близился конец вахты, и Бет скользнула в маленькую каюту, которую делила с Клиффом, на цилиндре, где поддерживалась нормальная сила тяжести. Следуя привычке всей жизни, Бет отдалась шести часам покоя: накрылась одеялом, которое помогало задремать в считаные мгновения. Проснувшись, она увидела рядом Клиффа, совсем близко: он свернулся в удобной позе, от него пахло чем-то ароматным. Их циклы активности разошлись: работы по мере сближения с Глорией выпадало всё больше.

Бет поднялась и приняла душ, прислушиваясь к мурлыканью корабля. Скрипы, щелчки, звонкие удары свидетельствовали о мерном торможении «Искательницы». Бет перешла на мостик и заступила на вахту. Быстрыми уверенными движениями вызвала артилекта-системщика и прослушала его доклад о наблюдениях астросекции. Заметила, что, пока спала, Редвинг эти данные уже проверял. Он всегда настороже. Нелегка доля капитана.

Бет проверила, как там спящие: скоро предстояло оживить новую партию, и пробужденные потребуют заботы. Роботы медленно, равномерно разогревали людей, которые скоро понадобятся на Глории. Несколько недель назад сама Бет стягивала майларовый саван с тела Клиффа. Она использовала служебное положение в личных целях, потребовав, чтобы ее супруга при подлете к Эксельсии и Глории разморозили раньше, чем остальных членов экипажа. Редвинг отработал больше вахт, чем кто бы то ни было, и хотел, чтобы во время нырка в странную глорианскую систему собралась вся основная команда. После Клиффа разбудили Вивьен. Ритуал оживления предполагал многочасовую возню с катетерами и сенсорами, капельницами и диагностическими системами, пока снимаются предохранительные покровы, а физрастворы возвращают телу энергию и осознание мира. Мышцы после многолетней биомеханической и электрической стимуляции всё же требовали основательной борьбы с гравитацией, и, чтобы как следует разработать их, в ступице жилого колеса поддерживали нормальную силу тяжести.

Система функционировала отлично. В том числе и артилекты, составившие свежие доклады. Бет закопалась в них, отмечая ценные странности.

Она глянула на состояние диафанов: сначала Дафны, затем Аполлона. Эта пара узловатых плазменных структур эволюционировала из древних образований магнитосферы светила Чаши. Строители Чаши, применяя методы искусственного отбора, поставили их на службу своему важнейшему проекту: диафаны управляли Струей, которая разгоняла всю систему. Бет с трудом осмысливала колоссальные масштабы этой работы – много эонов отняла она, пока медленно разрасталась Чаша.

Эволюция сфокусировала интеллект диафанов на поддержании стабильности окружения и, следовательно, себя самих. Аполлон находился в половине миллиона миль от самой «Искательницы солнц», на бахромчатой оконечности магнитного тормоза. Аполлон без труда выдерживал темп корабля и нес дежурство… хотя плазменный рисунок выглядел спокойно, пассивно, как во сне. Дафна обреталась в пламенном моторе «Искательницы», аккуратно корректируя потоки межзвездной плазмы. Она была занята. Бет просигналила Дафне аналогом взмаха руки, но разговор заводить не стала. С плазменными разумами общаться тяжело. Они слишком сильно отличаются. Даже артилектам это непросто.

Торопливо допивая кофе и доедая ароматную пасту, запеченную насекомыми, Бет заметила, что Редвинг вообще не спал. Когда он явился за своим кофе, глаза у него явственно слезились.

– Я раскачал магнитный парус, – проговорил он хриплым, беспокойным голосом; Бет привыкла различать нюансы его настроения за годы совместной тяжкой работы. – Скорость больше тысячи километров в секунду, так что в окрестности Глории по спирали попадем в течение года. Времени вполне хватит, чтобы исследовать этот гравиволновый передатчик.

– Вивьен куда-то запропала, – сказала Бет. – Наверное, ей нужно больше времени, чтобы освоиться.

– Я принял у нее отчет, – сказал Редвинг, прикрывая лицо кружкой кофе, так что выражение осталось непроницаемым. До Бет доходили слухи, что у этих двоих шуры-муры – еще одно ископаемое выражение… Вивьен уже выходила из фертильного возраста, даже если учитывать продвинутую технологию. Может, решили сразу взять быка за рога? – Кажется, с ней всё в порядке. Я услал ее отдыхать, пускай наверстывает упущенное. Узнает про Чашу и диафанов, восстанавливает навыки работы с артилектами.

С мостика донесся сигнал. Редвинг метнулся к рабочему экрану.

– Ага, модификация магнитного поля. Порядок, – сказал он и, выжидательно вскинув брови, посмотрел на Бет. – Я решил подвести нас ближе к источнику.

– Правда? Вы изменили геометрию магнитного поля?

Редвинг передернул плечами:

– Это как с морскими парусами. Я приказал артилектам попросить диафанов, чтобы исказили поле, отклонили нас в сторону. Это удлинит дугу сближения и приплюснет спираль. И поможет с коэффициентом сопротивления. Я хочу выяснить как можно больше для отчета Земле, и важно подойти к источнику ближе.

Бет свыклась с обычаем капитана делать важные объявления небрежным тоном.

– Насколько ближе?

– Настолько, насколько потребуется. – Он подмигнул, так же привычно дав понять, что у него в рукаве еще козыри припрятаны.

За время сна Бет корабельный артилект-системщик провел диагностику озаренной плазменным сиянием гравиволновой системы: «Искательница солнц» падала к орбитальной плоскости, приближаясь под углом к плазменному комку. Артилекты проделали за Бет самую сложную работу, и она уверенно начала:

– Это система черных дыр со множественными зарядами. Наши гравиволновые антенны по правому и левому борту растянуты на километры. Улучшенная разрешающая способность позволяет им отслеживать интенсивность волн и перемещения каждой из семнадцати черных дыр меньшей массы. Вот образец орбитального профиля.

Редвинг нахмурился.

– Мы его из сигнатур плазменных волн вытянули?

– Да, артилекты в состоянии восстановить орбиты по данным об эмиссии. Но по мере работы наших антенн информации стало еще больше.

– Насколько велики эти черные дыры?

– Крошечные. Диаметром менее сантиметра: это мы можем установить из данных об их массе по формуле радиуса черной дыры.

– А массы – по орбитальным периодам?

– Да, сэр.

– Впечатляет, – отозвался капитан чуть рассеянно.

– Более крупный объект, в центре группировки, имеет массу от десяти до двадцати земных, так что его радиус должен составлять около десяти сантиметров. По существу, это всё очень крупные заряженные частицы. Они несутся по траекториям, эксцентриситет которых близок к 0.99: крайне вытянутые эллипсы. Орбиты кажутся прямыми линиями. Астроартилекты полагают, что движение системы каким-то образом контролируется – вероятно, сильнейшими электромагнитными полями. Это предотвращает столкновения дыр. Но потом их что-то отклоняет, совсем чуть-чуть – и возмущенные траектории, близкие к столкновительным, порождают гравиволновое излучение в точке, которую астрономы называют периастром дыры.

Редвингу было известно, что пространство-время может закручиваться вокруг мертвой звезды и облекать ее саваном черной дыры – или трястись, как жировые складки брюха, и посылать окрест волны одновременного сжатия и кручения. Но в остальное он не вникал.

– Я перелистал данные земного анализа волновых рисунков. – Он взмахнул рукой, и в воздухе зависли слова. Бет прочла:

ВОЛНОВАЯ КАРТИНА НЕ ХАРАКТЕРНА ДЛЯ СЛИЯНИЯ ЧЕРНЫХ ДЫР ИЛИ НЕЙТРОННЫХ ЗВЕЗД. СИГНАТУРЫ, ОДНАКО, ОСЦИЛЛИРУЮТ, ДЕМОНСТРИРУЯ ЧИРПЫ, ЭФФЕКТЫ ПРОЗВОНА И БОЛЕЕ СЛОЖНЫЕ – ОТ ИХ НАЛОЖЕНИЯ.

– Утверждают, что это простая картинка. Большая часть куда хуже.

Редвинг фыркнул.

– А взгляни-ка на это!

ВОЗМОЖНО, ЭФФЕКТ СЛЕДУЕТ ПРИЗНАТЬ ФИКТИВНЫМ, СЫМИТИРОВАННЫМ С ЦЕЛЬЮ ВВЕСТИ НАС В ЗАБЛУЖДЕНИЕ.

Бет тоже улыбнулась.

– Фиктивным? Наверное, земной язык изменился? Фактам-то необязательно быть правдоподобными, а вот фикции – пожалуйста.

– И что же заставляет дыры испускать эти волны растяжения и сжатия? – Редвинг исчерпал свой арсенал терминов гравиволновой астрономии.

Бет указала на трехмерное изображение.

– Видите? Черные дыры обращаются друг около друга с периодом около трех суток, а потом… – Изображение замерцало и начало прокручиваться: меньшая дыра метнулась по вытянутому эллипсу к большой, которая, в свою очередь, также описывала петлю, но маленькую. – Мы фиксируем скачки амплитуды высокоамплитудных плазменных волн при каждом сближении. Они вынуждают черные дыры джиттерить туда-сюда.

Бет наблюдала, как Редвинг скрывает скептическим выражением лица свое непонимание.

– И что?

Она нажала на газ:

– Когда черные дыры так близко друг от друга – десятки километров! – они излучают мощные гравитационные волны. И глорианцы именно в этот момент вызывают дрожание малых дыр. Приливное взаимодействие бонусом прибавляет гармоники и позволяет регулировать амплитуду сигнала. Гравиволновый телеграф – вот что у них за сигнальная система. Доступны амплитудная и частотная модуляция, как в обычном AM/FM-радио.

– А-а. – Он встретил напряженный взгляд Бет, скакнувший от танцев черных дыр по орбитам назад к Редвингу. Она к чему-то готовилась. – И?..

– Думаю, надо совершить вылазку туда и промониторить ситуацию.

– Внутрь чернодырных орбит? – Редвинг не потрудился скрыть беспокойства в голосе.

– Именно! Мы сейчас тормозим по полной. Если поиграться с факелом, можем скользнуть мимо гравиволновой системы, как на глайдере. Вы ведь это и планировали, не так ли?

Редвинг снова фыркнул.

– Я не заговаривал об этом, но да. Потому я и притащил нас в эту систему. Никаких опасностей не предвиделось.

Настал черед Бет улыбнуться.

– Потому что здесь так мало массивных объектов?

– Верно. Глорианцы, очевидно, подмели в своем облаке Оорта. И, возможно, в поясе Койпера. Чтобы построить вот это. А значит, в окрестностях гравиволнового передатчика шансы врезаться в какой-то мусор минимальны. Так? Сотворив дыры, они явно сбросили туда весь оставшийся хлам, просто затем, чтобы амплитуду сигнала прокачать.

Она села и отсалютовала ему чашкой фальшкофе.

– Я это почему-то упустила из виду. А ведь и правда.

Он нахмурился.

– Но! Наша цель – Глория. Чернодырная система лишь осложняет ситуацию. Мы тут ничего толком не знаем. Мы словно трехногие антилопы близ охотящегося прайда. И что же мы особенного узнаем, если просто проскочим мимо черных дыр на скорости пятьсот километров в секунду?

Бет опять усмехнулась.

– А мы диафанов туда отрядим.

3. Диафаны

Редвинг понимал, что в экипаже «Искательницы» всегда найдется тот, кто перещеголяет его в знаниях по тем или иным вопросам. Но предельным гиковством отличались артилекты: ИИ знали то, что людям знать не хотелось, а вот социальными навыками, необходимыми, чтобы угадывать чужие пожелания, не обладали.

А тут еще диафаны: предельный результат воздухотворчества. Самоорганизующиеся магнитные поля, разумы в плазменных оболочках. Гонка за управляемым термоядом позволила Земле под конец двадцать первого века отказаться от использования ископаемого топлива – а затем возникла абсолютно непредвиденная технология, основанная на умных тороидах. Оказалось, что на Солнце обитают самовоспроизводящиеся спиралевидные создания, способные мыслить. Им пришлось этому научиться[6]. Турбулентная энергия земного светила подпитывала эволюцию стабильных структур. Наиболее примитивными формами их были гигантские солнечные протуберанцы. Колоссальные скрученные поля постепенно распадались на устойчивые пончикообразные структуры со сложной намоткой магнитных потоков. Гибкость этих огненных лент регулировалась плазменными волнами; а структура позволяла как сохранять информацию, так и продлевать эволюцию. Возьмите пончик, сдавите его как следует, и он раскрошится надвое – а каждый кусочек унесет в себе начинку: информацию о волнах и полях накачки. Перемещение магнитных полей накачивало электродуги, а те записывали сигналы в тонкой структуре смещавшихся очагов электромагнитной энергии.

Конкурс красоты, совмещенный с естественным отбором, парад организмов из ионизированного газа, начало которому было положено в дни образования Солнца: у Редвинга голова пухла при попытке это осмыслить. Но диафаны-то, вне сомнения, реальны.

Диафаны управляли двигателями «Искательницы» и обитали там. Они регулировали геометрию магнитных полей и параметры выхлопной струи, подстраивались под форму корабля и ловушки. Редвингу они представлялись кем-то вроде пастушьих собак из электронов и ионов – незримыми, но сильными. Они обладали даже способностью к общению, пусть и ограниченными. Никогда еще не предпринимали они столь смелой затеи – вылазки к звездам! Редвинг подозревал, что истинные мотивы диафанов людям всегда будут непонятны. Ну и что? Разве могут люди похвастаться полнотой понимания своих кошек?

«Пращи и стрелы яростного астрофизика» – так шутила о них Бет давным-давно, когда они занимались тренировкой диафанов, которым предстояло заботиться о таранном двигателе. Возглавляли эту стайку Аполлон с Дафной, а им подчинялись «дети» – малые тороиды, способные к обучению и самостоятельной работе: своеобразная общественная иерархия ионизированных разумов.

Бет подалась вперед, разглядывая график плазменных конфигураций звездолета.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь из диафанов к нашему фильтру перебрался. Пускай отслеживают параметры термоядерника, пока флиттер прямо в гравиплазменное облако прет.

Редвинг подрегулировал трехмерку, и в воздухе повисли изображения текучих плазменных течений, магнитных сетей, утолщенных тороидов – насыщенные желтые контуры на бледно-синем фоне. Танец, в котором процесс важнее границ этикета. Танцоры сталкивались, заплетались, выкручивались, порождали новые полевые катушки. Магнитная рябь приводила к переносу информации и воспроизводству личностных черт. Интеллект, или, во всяком случае, зачаточное самосознание. Диафаны использовали мальцов как дополнения к своим разумам, иногда – просто в роли хранилищ памяти. Дарвиновский заплыв на пылающей реке, которая формировала двигательную сердцевину «Искательницы». И лишь управляющие тороиды, Дафна и Аполлон, пребывали в неизменности. Они, вероятно, могли существовать вечно, была бы энергия доступна.

Редвинг терпеть не мог неуверенности, как и полагается капитану. Да, исследования этой системы открывают значительные возможности, однако… Впрочем, кто лучше магнитных интеллектов управится с плазменными механизмами и навигацией на гравиволнах?

Клифф отправился позавтракать. По лицам Редвинга с Бет было заметно, что назревает нечто грандиозное. Вивьен сидела в боковом отсеке, мерно поглощая пищу и вроде бы игнорируя их. Клифф заказал пасту, запеченную с пряностями. Бет в такой кулинарии, обманчиво несложной, была мастерица. Пока Клиффа вводили в курс дел, он смаковал еду и кофе. Голова у него работала еще скверно, однако ключевые моменты он улавливал и не удержался от очевидного вопроса:

– А кто флиттером управляет?

– Артилекты, – сказал Редвинг.

– Флиттерные интеллекты – навигаторы, – ответил Клифф, зачерпывая ложкой пурпурную белковую кашицу; вновь пробудившиеся неизменно испытывали лютый голод. – Они недостаточно сообразительны для непредсказуемых ситуаций.

Редвинг ощетинился.

– Можно кого-нибудь получше туда инсталлировать.

Клифф помотал головой:

– Нет, не получится так просто взять и перекинуть туда других ИИ – на это требуется время. Сколько осталось до пролета?

– Почти двое суток, – нахмурился Редвинг.

– Недостаточно. – Клифф был биологом, но в базовых инженерных вопросах разбирался. – Кроме того, я поработал с Дафной и Аполлоном, мы испытывали флиттерные движки. Вы же понимаете, это далеко не послушные лошадки.

Теперь настал черед Редвингу покачать головой.

– На борту флиттера нормальный автодок не поместится. Там лишь аптечка. Это чересчур рискованно.

Бет раздраженно вскинулась:

– Всего лишь короткая вылазка.

Они уже прибегали к помощи автопереводчика, чтобы выяснить, согласны ли диафаны отщепить частицы себя для управления термоядерным флиттером, «Эксплорером».

Клифф улыбнулся.

– Разве не ты говорила, что мы обязаны это выяснить сами?

Бет покачала головой.

– Послушай, Аполлон и Дафна готовы. Малые тороиды, если что, с двигателем управятся. Пускай поработают – неплохая тренировка для них. Скажешь, что получили временное повышение в ранге.

Редвинг рассмеялся, и Клифф понял, что капитан даст согласие. Пусть это и означает, что придется выслать человека. Или двоих.

Редвинг уже сожалел, что диафанам когда-то дали имена. Это уподобляло их людям, а с людьми они не имели ничего общего. Да и с кошками.

– Хотите пролететь совсем рядом, чтобы эти двое нырнули в плазменное облако? А если мы их потеряем?

Тон его сделался жестче, он поджал губы, как сжимается актиния, если ее ткнуть палкой.

Бет поднялась и стала мерить шагами помещение.

– Они вызвались добровольцами. У нас шестеро других остаются – Малые, как их называют Дафна с Аполлоном.

– Мы в режиме максимального торможения. Пропорционально кубу скорости. Важен каждый километр в секунду.

Бет изогнула руку в сторону борта и вызвала изображение траектории корабля: длинной желтой дуги на стеноэкране. «Искательница солнц» была показана пульсирующей красной точкой на окраине системы Эксельсии. Двигатели переключены в реверсный режим, термоядерное пламя тормозит продвижение. Магнитная ловушка раскрыта шире обычного, словно расставленная в воздухе оранжевая трепетная сеть. Магнитные паруса, как и солнечные, приспособлены к смене галса. Если магнитный парус ориентирован под углом к солнечному ветру, заряженные частицы преимущественно отражаются к одному из бортов звездолета, а магнитный парус толкает в противоположную сторону.

– Аполлону и Дафне скучно! А шанс заглянуть в устройство гравитационно-волнового передатчика при пролете мимо у нас единственный.

Редвинга не отпускала тревога, но он признал, что Бет права.

Время утекало. Нужно было поспешать, переоснащая «Эксплорер» в грузовом модуле. Дафна стабилизировала реактор в экономичном режиме, а Аполлон выравнивал выхлопные линии магнитного сопла.

И другая работа предстояла им. В модуле анабиоза заканчивали оживлять еще одного члена команды, Чжай. Она сразу взялась за работу с аппаратурой связи. Чжай была невысокая, стремительная, резковатая, и перспектива невиданного приключения вселила в нее восторг. Пока Вивьен вводила ее в курс дела, а потом подключала к артилекту, Чжай улыбалась во весь рот.

Бет знала, что перед полетом на «Эксплорере» им с Клиффом нужно побыть наедине. Она вспоминала, как выводила его из десятилетий холодного сна, принимала в теплые объятия. Массировала ослабевшую плоть, натирала кожу аромалосьонами, развеивала панику, проступавшую на его лице, – пробуждение из анабиоза провоцирует хаотичные сны. Веки трепетали, лицо подрагивало в нервном тике, отражая подспудный страх. Затем глаза Клиффа сфокусировались, он прищурился, и Бет увидела в его взоре узнавание. Он медленно заулыбался.

За десять часов до старта они решили совместно сбросить напряжение. Миссия им, несомненно, выпадет опасная, но и Бет, и Клиффу не терпелось выбраться с корабля, поработать снаружи. В таком случае лучше предварительно расслабиться.

Они закончили работу в биозоне – среди лишайников и сочной зелени гидропонного болота. Жужжали насекомые, ползали муравьи, червецы и жуки, которых разводили ради космического белка. Покончив с этим делом, Бет и Клифф двинули прямо в сундлауг, зарезервированный для них на два следующих часа. Сундлауг – исландское слово для общественного бассейна с горячей водой, которым по какой-то причине стали обозначать сферические бассейны с нулевой гравитацией на множестве хабитатов Солнечной системы.

Они поспешили в зону невесомости «Искательницы». Давно уже стало понятно, что гидропоники и ферм недостаточно. Природу на звездолете не сымитируешь, как ни старайся, поэтому наилучшим приближением к ней оставался оргазм.

Сферический бассейн «Искательницы солнц» был не лишен дизайнерского изящества. Рядом с основным пузырем помещался стеноэкран, так что можно было через внешние камеры вести своеобразное ленивое дежурство: плавать в сдерживаемой поверхностным натяжением оболочке и наблюдать, как Вселенная движется мимо. Клифф бросился в десятиметровую сферу, взбудоражив скопища флуоресцентных микробов, которые янтарными сполохами отмечали пути скованных течений. Бет опередила его. Мерцающее тепло облекало ее так, как никогда не случается в воде при силе тяжести. Зависнув, она поймала Клиффа за ногу и чмокнула. Изобразила полоумную улыбку и, ударив по воде, вылетела на поверхность как раз вовремя, чтобы глотнуть воздуху. Порывисто отдышалась. Сфера содрогалась и выгибалась под их напором, отрывались капельки, летели поперек поля обзора к далекой бледной точке – Глории.

В океане ночи они занялись любовью, и волны перехлестывали через край бассейна. В последнее время, с тех пор как Клиффа разбудили, Бет открыла для себя неожиданную глубину отношений. Непредвиденный оттенок. Они сошлись: голова Клиффа меж бедер Бет, в невесомости легко дается любая поза; влага, соль, мускусный аромат. Пружинистая плоть, витки мускулов, алмазно-резкие звезды проплывают мимо. Ее язык затрепетал, вызывая к жизни новый род тепла. Тела выражали то, чего не выскажешь словами. По коже пробегали волны энергии, высвобожденные плавной грацией невесомой жидкости. Спутанность и смятение, одолевшие было Бет, каким-то образом положили начало судорожному рывку к желанной геометрии. Да, вот он, их общий центр.

Редвинг смотрел на мерцающий экран, где отображались данные свежего обзора орбит черных дыр и гравитационных волн.

– Это сечение одной из зон, – сказал Клифф, – для лучшего понимания плотности маршрутов.

Бет подалась вперед:

– Похоже, траектории распределены в пространстве так, что все дыры стремительно приближаются к центральной примерно в одно и то же время. Но не сферическая компоновка. Орбиты размещаются в двух перпендикулярных плоскостях. Возможно, не хотели чрезмерно всё усложнять? В любом случае гравиволновые всплески этим хорошо объясняются.

Редвинг подумал: Нервничаешь? Посчитай что-нибудь, отвлекись. Но промолчал.

– Я бы не хотел, чтобы вы в этот рой лезли.

Бет рассмеялась.

– Но мы и не станем. Я прошу выпустить нас с «Искательницы», чтобы мы пролетели по кромке плазменного облака, глянули, как там дела обстоят. На этом всё.

Редвинг кивнул.

– Это несложно сделать. Выдержав нужный крен, мы проскочим буквально по внешней границе целевой области. Я отклоню магнитный экран, и флиттер пролетит по дуге, цепляющей за край облака. Примерно двести тысяч километров от центра. Потом срежете угол и вылетите обратно к «Искательнице» без лишних затрат топлива.

Пока он говорил, артилекты чертили синими контурами в воздухе предложенный маршрут.

– Но держитесь подальше от этих масс.

– Мы пролетим между двумя плоскостями, в которых заключены чернодырные орбиты, – пообещал Клифф.

Бет встала и начала мерить шагами каюту.

– Это будет наш первый маневр на высоких скоростях. Надеюсь, флиттер выдержит.

– Обязан. Но да, мы его не проверяли на скорости порядка тысячи километров за секунду. И вот еще что: возможно, те, кто тут главные, даже не подозревают о нашем присутствии, – сказал Клифф.

Редвингу нравилось, как они с Бет балансируют друг дружку: Клифф неизменно смягчал тревожные предположения. На сей раз, однако, ему это не удалось.

Редвинг бросил на них резкий взгляд и произнес:

– Я должен рассекретить приказ, полученный много лет назад. Земля требует, чтобы мы заглушили передатчик.

Раздался сдавленный хохот. Редвинг присоединился.

– Пр-равильно! Щелкнуть переключателем роя планетарных масс величиной с мраморные шарики. Земля полагает, что глорианцы таким образом переговариваются с другими цивилизациями, находящимися примерно на уровне 2.5. С чужаками, которые тоже умеют строить такие передатчики. Электромагнитное излучение – не их уровень, а? Возможно, они слушают, как и мы, но поговорить мы не в состоянии.

Бет сказала:

– И что, те, кто не умеет переговариваться гравиволнами, с точки зрения глорианцев, варвары?

Это вызвало очередной приступ смешков и вздохов. Правда глаза колет.

– Подготовьтесь к отлету. Перед стартом все данные мне на проверку.

Они ушли.

4. Мыши среди слонов

Редвинг наблюдал, как флиттер удаляется от «Искательницы». На экране он постепенно умалился до точки. И всё это ради гонки за чудовищем, игравшим на струнах пространства-времени.

Редвинг вспомнил, что Христофору Колумбу случилось принять ламантинов за русалок; Колумб позднее приписал эту ошибку эстетическому вкусу.

Глядя, как уплывает в неизвестность пылинка, подсвеченная термоядерным сиянием, Редвинг припомнил и еще кое-что: объявление, которое Эрнест Шеклтон разместил при наборе участников одной из первых своих полярных экспедиций. У Редвинга этот текст был среди любимых. Он вывел его на дисплей.

ТРЕБУЮТСЯ МУЖЧИНЫ В ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ЖАЛОВАНЬЕ НИЗКОЕ, ХОЛОД ЛЮТЫЙ, МНОГОМЕСЯЧНАЯ ДОРОГА В КРОМЕШНОЙ ТЬМЕ, ПОСТОЯННАЯ ОПАСНОСТЬ, БЛАГОПОЛУЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛОВЕРОЯТНО. В СЛУЧАЕ УСПЕХА – ЧЕСТЬ И ПРИЗНАНИЕ.

В то же самое время Эйнштейн разрабатывал принципы общей теории относительности. 1914-й.

Минули столетия.

Клифф и Бет трудились над сглаживанием профиля плазменной струи, добиваясь плавного полета. Термоядерник флиттера после многовековой неактивности вышел на проектный режим под умелым присмотром Аполлона и Дафны. Простая игрушка, протонно-борный реактор инвертированного поля, диафаны в несколько минут подрегулировали его выхлоп до оптимума. Вот и чернодырный массив излучателя. Люди взялись за руки, наблюдая за раздуванием изображения на экране. Впереди туманом клубились кумулятивные плазменные волны.

Голоса впереди, пришел в автопереводе сигнал от Дафны.

– Голоса? – пожал плечами Клифф. – В смысле волны?

Бет хмурилась.

– Они никогда еще не пользовались этим словом.

Сигналы. Много. Интенсивные. Непонятно.

– Вы имеете в виду когерентные сообщения?

Верно. Не можем понять.

– Но… разумны ли те, кто их посылает?

Вероятно.

Клифф наблюдал, как флиттер вонзается в плазменную тучу. На экранах отображалось возрастание плотности: они будто бы углублялись в исполинский мягкий сугроб. Правда, со скоростью тысячи километров в секунду.

Клифф покосился на Бет:

– Магнитный разум?.. Здесь?..

Она усмехнулась: идея пришлась ей по нраву.

– Глорианцы ведь как-то довели до ума этот гравиизлучатель. Возможно, эта работа аналогична той, какую проделали Аполлон с Дафной в нашем термоядернике. Просто в миллиард раз масштабнее.

Клифф размышлял. По экранам ползли завитки, порождаемые чем-то впереди – в недрах облака. Аполлон и Дафна бессильны были справиться с этой загадкой и переложили ее на людей.

Как же решить ее, не прерывая нырка в бездонную яму?

Грубые силы мироздания, по впечатлению, обречены склонять эволюцию к возникновению существ, осознающих свое окружение. Миллиарды лет уходят на конструирование подобных воззрений. Время от времени модели внешнего мира усложняются. Некоторые работают лучше, если существам удается создавать внутри себя модели… других моделей. Или себя самих. Таким образом у высших животных возникает самосознание.

– Получается, плазменная жизнь довольно обычна, – заключил Клифф. – Она здесь. Пытается с нами говорить.

Бет отрезала:

– Это неважно. Мы тут с разведывательной миссией, а не диссертацию пишем.

– Да, но…

Разновидность диафанов у другой звезды? Он вгляделся в карту плазменных волн.

Обширные пространства впереди пестрели узлами и морщинами, вихрями и трещинами. Частицы то уплотнялись, то рассеивались, оставляя по себе лишь легкие паутинчатые следы. А среди этой изменчивости виднелись еще более плотные узлы, пылавшие огнем накала. Живые? Их поверхности поблескивали, выгибались пинчами магнитных сокращений, выдавая сложные внутренние течения. Волоконца, подобные блистающим волосам, мерцали в медленных ионных струях. Жужжала радиация: язык плазмы.

Мы слышим их зов.

Артилект флиттера, ограниченный, но сообразительный, преобразовал поступающие сигналы в бухающие призывные раскаты и смягченные, позвякивающие каденции. Разговоры? Скорее галдеж, смесь криков, ударов и песен, выраженная наречиями ветров и магнитных воронок.

Клифф размышлял, каково это – обитать среди вычурных сплетений энерготоков, магнитных петель, внимать оркестрам, которые люди бессильны услышать. Дафна прислала новую порцию филигранно сложных сигналов, пытаясь разобраться в неутомимом изящном танце ионов и электронов, в долгих песнях, перемежаемых шипением и шкворчанием мягких фоновых импульсов.

Клифф наклонился вперед и сказал переводчику:

– Дафна, а эти… создания… кажутся вам новым видом или родственным вашему?

Они странные. Но поют хорошо.

Бет отключила звук и развернулась к нему.

– Прекрати! А что, если у нас тут под носом кобра, которая в любой момент ужалить может?

Клифф оторопел и потерял мысль.

– Я просто пытался…

– Забудь. Нужно выполнять то, что нам по силам. Зонды запускать. Ориентировку по временам старта давай.

Он поморгал, потряс головой, протянул руки к панели управления.

– Массу придется оценивать по плотности плазменных волн. Похоже, что… – Он изучал экраны, слушая, как колотится сердце. Пролет обещал отнять всего час, а половина этого времени уже израсходована. – Там…

Бет выпустила пять микросенсоров одним залпом.

– Готово. Они вблизи посмотрят и нам перешлют.

Клифф смотрел на центральный экран, кишевший плазменными сигнатурами: цветовые кодировки, взлетают и опадают спектральные течения, мелькают и сверкают насыщенные оттенки.

– Уплотнение.

– Черные дыры сходятся, – сказала Бет, повысив голос, – в обеих плоскостях. Импульс будет сильным.

Клифф чувствовал ее тревогу и напряжение. Но времени отвлекаться на это не осталось.

Голоса непонятные, послушаем, скажем, что смогли…

По мостику флиттера прокатилась сокрушительная волна. Стенки выгнулись. Заскрипели. Клифф ощутил, как его самого скручивает. Опорная балка метнулась навстречу, и всё почернело.

Очнувшись после удара, Бет почувствовала кошмарный шум в ушах, словно от контузии. В воздухе слышались хлопки и потрескивания, пока Бет вылезала из-под упавшей аппаратуры. Корабль подстраивался под закрутившую его силу.

Первым делом Бет огляделась в поисках Клиффа. Голова гудела, маленький мостик был усыпан обломками. Воняло горелой изоляцией, поднимался едкий маслянистый дымок. Но, во всяком случае, шипения ускользающего воздуха слышно не было.

Она отыскала Клиффа за его креслом. Повсюду красные пятна. Наверное, ремни безопасности расстегнулись при ударе, а потом он потерял сознание от потери крови.

Бет всякое доводилось видеть: смерть, болезни, беспорядок, боль. Медсестру и опытного полевого биолога шокировать непросто.

Но она испытала шок. Ведь это Клифф, и Клифф еле дышит.

Диагноз был ясен. Портативный автодок согласился с ней.

Бет разрезала пропитавшиеся кровью штаны и освободила побелевшие ноги. Куски ткани закручивались, словно тряпки. Бет помедлила, вытащила хирургический нож из полевой аптечки, чувствуя, как трясутся руки. Вот оно. От левой ноги осталось месиво раздавленных костей и окровавленной плоти. Запах был резкий, металлический, как от свежей медной стружки на токарном станке: воспоминание из подростковых лет.

Он быстро истекал кровью. Дорога каждая секунда. Нет времени мыть руки. Она вытащила из аптечки автодока два пластиковых пакета и приспособила вместо перчаток.

Прикинув расстояние, Бет одним длинным разрезом рассекла ногу от колена до середины бедра. Потом развела края глубокого разреза и заглянула внутрь. Бедренная артерия. Бет протянула руку, нащупала пульс: слабый, прерывистый. Пальцы скользили вдоль артерии, теплой, вялой. Бет прослеживала, как извивается эта тонкая змейка, теряла и снова находила; зажала и слегка потянула для лучшего обзора. Тонкая, пульсирует. Она вернула артерию на место, прикинула длину кровеносного сосуда, зная, что следующий надрез должен стать быстрым и уверенным. Нож рассек артерию, и Бет поймала ее верхушку, сдавила, заворачивая кровь обратно к сердцу; пульс сделался сильнее. Оказалось тяжело удерживать скользкую ниточку двумя пальцами и другой рукой накладывать зажим. Отстранив лохмотья плоти, она аккуратно перевязала артерию. Отпустила и проследила за ходом крови в узелке. Пульс был заметен хорошо: кровь пыталась прорваться наружу, но узел выдерживал. Бет затянула его туже. Зажим держался. Кровотечение остановилось. Пульс усиливался. Кровь расширяла сосуд, тот делался темней на бледном фоне.

Бет отыскала какую-то пластиковую полоску и перехватила ею разрез. Три тугих оборота, фиксатор под коленом. Бет отстранилась, обливаясь потом и слушая бухающее сердце.

– Есть.

Клифф пришел в себя и стал наблюдать за Бет. Флиттер несся в пустоте на крейсерской скорости. Подключив переданную гарнитуру, Клифф мог слушать артилектовый анализ случившегося. Всё сложно. Он сумел озвучить это экспертное мнение, пока магнитная сеть «Искательницы солнц» ловила устремленную к тараннику стрелу флиттера.

– Две плоскости орбит позволяют им тонкую регулировку направления эмиссии, – сказал он. – Они прибавили мощность как раз в тот момент, когда мы пролетали мимо участка предельного сближения. Нас выкрутило менее чем на процент.

Бет фыркнула.

– Ничего, большей части нашей аппаратуры этого вполне хватило. Как там «Искательница»?

– Словила импульс, но слабый. Она была далеко, в стороне от луча.

– Как твоя нога?

– Сильно болит, но это лучше, чем сдохнуть. Я тебя люблю. И не только за врачебные таланты.

Она рассмеялась искренним, облегченным смехом.

– Я-то знаю, как тебя умаслить. Когда пригоним эту малышку в стойло, я уж постараюсь.

Редвинг подстраивал магнитные поля звездолета, тормозя флиттер. Клифф слышал вой катушек индуктивности, работающих на полную в переднем диполе. Стало жарче, а и до того было не сказать чтобы холодно. Климатизатор кораблика отказал. Относительную скорость нужно было сбросить; парковочный слот стремительно приближался.

– А что, я не против. Мне трах в невесомости очень понравился.

Клифф осознавал, что от болеутоляющих у него развязался язык. Лучше помолчать, не отвлекать ее, сейчас…

Флиттер рыскнул и мучительно заскрипел. Редвинг, похоже, поля на максимум выкручивает. Палуба выгибалась, звенела, обжигала руку. Пасть слота разверзлась перед ними, и они проскочили внутрь.

И резко остановились. Магнитные фиксаторы со звоном поймали их.

– Дом, о милый дом, – произнесла Бет и всхлипнула.

Клифф Каммаш спал и видел сны.

Была в этих снах чудовищная чаша с дыркой в донышке и небольшая звезда над ней. От светила отходила пламенная струя и проникала в дыру. Клифф чувствовал себя огромным. Пока Чаша пролетала мимо, он ощупывал ее контуры спектральными пальцами. Вдоль кромки, там, где вращение Чаши – со скоростью шестьсот километров в секунду – обеспечивало искусственную гравитацию, возникали, развивались и деградировали цивилизации. А дальше в направлении дыры – сплошные зеркала. Зеркала фокусировали свет на полюсе местного солнца, и оттуда вырывалась газовая реактивная струя. На внешней стороне Чаши располагались поля экзотических модификаций льда, какие существуют при температурах не выше сотни кельвинов. Там обитали потомки Строителей Чаши – жизненных форм, зародившихся в зоне комет Солнечной системы. Ледоразумы отреагировали на прикосновение Клиффа, и он внезапно умалился до человеческого размера. И опустился внутрь Чаши.

По лесам древних растений крались в паутине огромные пятилапые пауки. Крупнее их были только пернатые динозавры; те, завидев Клиффа, метнулись к нему так быстро, что он едва успел различить движение. Эти тоже были потомками Строителей Чаши. Они правили Чашей. Они были в гневе. Клифф попытался удрать, но с его ногой что-то случилось. Она разболелась.

Он яростно дернулся и открыл глаза.

Его окружали звуки и атмосфера «Искательницы солнц», корабля колонистов, буссардовского таранника. «Искательница» продолжала тормозить, снижаясь к плоскости орбиты Глории. Свет был слишком ярок, но Клифф различил, что находится в небольшом бортовом лазарете. Исполинский пятилапый паук с диковинной башкой воззрился на него через приоткрытую дверь и повернул прочь. О, значит, Анорака оживили.

Левая нога пропала. Обрубок ее был подключен к аппаратуре.

Клиффа пристегнули к операционному столу. Мужчина и женщина болтали о чем-то… неразборчиво техническом… пока работали… над его ногой. Поодаль. Мужчину он узнал: Леон как-его-там, из недавно размороженных. Женщину – нет.

Женщина оглянулась, увидела, что Клифф открыл глаза и приподнимается на локтях.

– Каммаш, вы проснулись?

– Будем надеяться, что нет, – ответил Клифф. – Где Чаша? Я в Чаше был.

Снова. Они с дюжиной других исследователей в Чаше почти на год застряли. Двое погибли. Некоторые предпочли остаться в Чаше, основать колонию, но Клифф отказался. Он полагал, что ему повезло оттуда удрать.

– Корабль-звезда? Он следует за нами с отставанием месяца на четыре, – сказала женщина. – Птиценарод разрешил нам вылететь с исследовательской миссией. Я больше ничего не знаю. Я всего четыре дня как оттаяла.

Он кивал, следя за ее работой и стараясь не выдать страха.

– Искусственная нога?

– Это ваша собственная нога, Каммаш. Не переживайте. Всё по спецификациям отрастает. Я этим уже занималась, ну, похожим. Мы вам распечатали бедренную кость и наращиваем вокруг нее ткань. Вы готовы к обратной пересадке. Это займет несколько часов; придется аккуратно совмещать все вены, артерии и капилляры. Лучше вам поспать под анестезией. Что скажете?

– Конечно, – откликнулся Клифф.

Больше он ничего не запомнил.

Редвинг долго смотрел на них обоих. Клифф двигался осторожно и чуть хромал. Бет не отходила от него, готовая поддержать, если споткнется. Они сели на мостике.

Редвинг уже выразил им благодарность, но к разговору перейти не спешил. Он в жизни им не признается, как чуть не обмарал штаны, когда первый гравитационный всплеск закрутил флиттер. Редвинг наблюдал эффект через телескоп дальнего обзора: «Эксплорер» внезапно выгнуло, не помогли сверхпрочные материалы и углеволоконная сердцевина. Чудо еще, что трещины корпуса оказались достаточно маленькими, чтобы самозалечиться. Термоядерный двигатель это от атаки не спасло, но Клифф и автоматика его за месяц-другой полностью починят.

«Эксплорер» возвращался на «Искательницу» по траектории, на которой не оставалось возможности для маневров, и жуткая стыковка вымотала Редвинга. Он ничего не мог сделать, никак не мог помочь – только ждать, как бейсбольный кэтчер прилета мяча, от приема которого зависели жизни.

Он тяжело вздохнул и кивнул Чжай, которая еще раскачивалась после оттаивания.

– Надеюсь, к таким драмам нам не привыкать.

Тихий фыркающий смех кругом. Хорошо.

– Чжай, что докладывают артилекты?

Она усмехнулась и закатила глаза.

– Они растеряны. Полагают, что следовало бы раньше догадаться, зачем нужна эта группировка чернодырных орбит вокруг центральной в двух плоскостях. Эдакий антенный эффект. За Бет и Клиффом следили, подстраивали траектории черных дыр так, чтобы при пролете флиттера в зоне максимума антенны выпустить мощный импульс.

– Это похоже на объявление войны, – сухо бросил Редвинг.

– Ну, мы и без того знали, что мы им не по нраву, – сказал Клифф.

Он аккуратно устроился в кресле, вытянув перед собой свежепришитую ногу.

Бет фыркнула и отвлеклась выпить кофе. Выдержав эту паузу, усмехнулась.

– А может, просто предупреждение?

– Мы пролетели десятки световых лет, – сказал Клифф. – Потеряли людей, рисковали жизнями. Мы должны исследовать эту гребаную систему, чего бы оно ни стоило.

Редвинг кивнул. Он правильно предположил, что Клифф после ранения займет жесткую позицию и тем сэкономит время. Отлично.

Чжай добавила:

– Пятисекундный импульс гравитационного излучения с настройкой частоты и амплитуды по спинам, орбитальным скоростям и массам. Превосходно продуманное покушение. Нас предупредили.

Редвинг сменил направление разговора:

– Еще одно открытие – на этот раз его совершили диафаны. Дафна сообщает, что вокруг черных дыр живут существа диафанового рода, как она их называет. Кажется, они каким-то образом пытались предупредить вас.

Вокруг заморгали и открыли рты.

– Диафаны хотят с ними еще пообщаться.

Бет сказала отсутствующим тоном:

– Конечно же. Они там угнездились в самой плотной области головной ударной волны светила. Они в ней кормятся. Оттуда и получают энергию, необходимую для манипулирования черными дырами весом с планеты. Господи, ну и системка.

– Ага, – сухо отозвался Клифф, – и кто же ее построил? Лишь для того, чтобы отправлять сообщения, которых мы, электромагнитные новички, и принять-то не способны. Готов биться об заклад, что мне ногу оторвали каким-то гравиволновым ругательством.

Вокруг закивали.

Редвинг вспоминал времена своей юности – несколько веков назад, как он с удивлением осознавал теперь. Тогда сражения были тесными, физическими. Захлопнутые броневые заслонки. Рывок артиллерийского снаряда в голубом небе. Вспышка боли на другом конце параболической траектории.

Тут воюют складками пространства-времени. И чем еще?

Он глянул на удаляющуюся головную область ударной волны, вдоль вытянутого параболоида которой равномерно тормозила «Искательница». Разуму низкорожденного примата тяжело охватить такие масштабы.

Редвинг позволил себе пропустить стаканчик фальшвина из автоповара. Вкус напомнил о дешевом зинфанделе университетских времен. Всё уже наверняка быльем поросло. Он не слишком нуждался в вине, но в тот вечер чувствовал потребность и с первым же глотком словно заглянул в более чистый, солнечный, яркий мир.

Здесь они были как мыши, танцующие между слоновьих ног. Колоссальные существа задавали дискоритм. Или, возможно, исполняли собственные грандиозные симфонии.

Перспектива поистине неохватная. Редвинг предпочитал воспринимать ее как вагнеровскую, но без музыки.

5. Свободное владение гелиос

Сей разум-океан дарует всем
Вещам их меру в форме новых тем,
Какие должен превзойти он сам
В пути к иным мирам, иным морям.
Эндрю Марвелл

Редвинг изучал картинку, присланную Бет из экспедиции к излучателю гравиволн. На ней был отрисован след излучения плазменных волн, обнажавший очертания головной ударной волны самой «Искательницы солнц», – корабль, сбрасывавший скорость, лучился ослепительным сиянием, перепахивал плазменные оборонительные бастионы системы Глории. Глорианцы такого сигнала в своем небе никак не пропустят.

Он призадумался. Итак, в электромагнитном семафоре надобности нет. Но… Впрочем, он попросил артилекта-переводчика передать стандартный SETI-образный сигнал приветствия. Поднять флаг на мачте. Космические полеты и впрямь чем-то напоминают морские путешествия. Заплывы через океан ночи.

Вивьен постучалась.

– Заходи! – рявкнул он.

Он культивировал эдакий бульдожий образ. С каждым днем размораживали (термин «воскрешали» Редвингу не нравился, он отказывался уподоблять анабиоз смерти) всё больше членов команды. Когда их оттают сотни, а потом около тысячи – фаза колонизации, если до нее дойдет, – так или иначе потребуется установить иерархию, поддерживать дистанцию. Даже при первоначальном обследовании без строгих методов командовать более чем парой десятков человек не получится. Это первый контакт человечества с высокоразвитой инопланетной цивилизацией, и критически важны последовательные подходы.

На Вивьен был легкий форменный костюм, Редвинг не устоял и подхватил ее на руки для глубокого поцелуя.

– А-а! – Она отстранилась, он отступил на шаг, прибавив (скорее беспомощно, подумалось ему): – Спасибо за отчет.

Она рассмеялась.

– Об этом я отчитываться не стану!

– Гм, нет. Послушай, я тут собирался просмотреть новую передачу от Майры, из Чаши. Хотелось, чтобы ты послушала.

– Да-да, конечно. – Она удовлетворенно устроилась в единственном запасном кресле, хлипком, плетеном, без накидки.

Он обновил стеноэкран, убрав изображение возносящихся над водопадами Виктория столпов жемчужного пара. Дисплей сверкнул и показал скромный кабинет с деревянной мебелью и видом через окно на высокие облака, скользящие у кромки Чаши.

Майра Викрамасингх выглядела заметно старше. Редвинга это по-прежнему удивляло: глупость, конечно, ведь они обнялись на прощание целых семьдесят два года назад. А что ему следовало бы заметить прежде, так это степень ее счастья. Она не просто улыбалась, а едва сдерживала восторг.

– Майра Викрамасингх вызывает вас из Свободного Владения Гелиос в Чаше. Приветствую, капитан Редвинг! Приятно было увидеть ваше лицо и узнать, что вы благополучно оттаяли. К настоящему моменту обновления отстают на одиннадцать месяцев, учитывая задержку между Чашей и «Искательницей солнц» при рассылке на скорости света. Но Чаша сокращает отставание по мере вашего торможения. Мы прибудем через пять месяцев после «Искательницы».

– Исходя из вашего последнего сообщения, мы попросили Чашу подлететь к Эксельсии и Глории несколько ближе запланированного. Мы посылаем данные о курсокорректировке. Разумеется, Ледоразумы опасались столкновения с телами местного пояса Койпера, но раз вы докладываете, что там пусто, то бояться нечего. Удивительно, если глорианцы всю эту массу на строительство пустили.

– Конечно, мы не отважимся подойти слишком близко. По мере углубления в систему концентрация массы всё равно нарастает…

Она комментировала сменявшиеся диаграммы. Редвинг смотрел, как по мере прохождения Чаши запланированным маршрутом накладываются друг на друга симулированные приливные взаимодействия, – они были отмечены красным. Чаша была огромна, массой в несколько юпитерианских, но при этом хрупка, ведь размер ее превышал диаметр орбиты пары внутренних планет Солнечной системы, а в центре конструкции пылала звезда. Ледоразумы не хотели, чтобы приливные взаимодействия сказались на прочности структуры. Это бы сдавило Чашу, вывело ее из контура тела вращения. Опорные конструкции, и без того напряженные, подверглись бы еще большей нагрузке, и это вызвало бы осциллирующие чашетрясения.

Майра наложила на проекцию звезды более ровные кривые.

– Народ детально объяснил мне эту траекторию. Мы приблизимся к внутренним планетам, но сбрасывать скорость без приглашения не станем. Параметры курса в приложении.

– Как им, вообще, удается ее тормозить? – спросила Вивьен.

Редвинг махнул рукой.

– Это метафора. Они могут немного ослабить напор Струи – не спрашивай, как – с помощью диафанов. Но звезду затормозить непросто. Усиленный магнитный бампер шириной в половину светового года и рассеивает достаточно плазмы, но в любом случае столкновения эти подобны падениям листьев на корпус несущейся гоночной машины.

Майра продолжила:

– Кстати, меня всегда интересовало, не получали ли вы новых сообщений с Глории? Ранние показались угрожающими.

Лицо Майры пошло волнами, его на экране сменили искаженные мультики странной цветовой палитры: массивный чужак, весь утыканный какими-то грозными приспособлениями, колошматит Супермена из вселенной DC Comics. Чудовище со множеством щупалец разрывает на части Иисуса. Глорианцы посчитали, что Чашей рулят люди, пославшие в космос все эти ранние телепередачи. И что людям нравятся мультяшные герои. Возможно, больше они своими антеннами прослушки ничего не уловили? Или просто предпочитают визуальную коммуникацию?

В любом случае смысл глорианского послания в картинках был ясен:

Не суйтесь сюда.

Редвинг сказал:

– Они не хотят, чтобы Чаша к ним наведывалась. Возможно, они тоже хрупки: тяжело тут со всеми приливными взаимодействиями сладить в двойной системе. Чаша и не станет. Она пролетит поодаль. Будем надеяться, что «Искательницу солнц» они сочтут менее грозным объектом.

Майра продолжила:

– Вы наверняка интересуетесь, как дела в Свободном Владении. – Пошли новые изображения, их было много. Детские фото, потом – групповой снимок с тысячами участников. – Я прикрепила имена. Вряд ли вам они все нужны, но какого черта бы не? Наши внуки взрослеют!

Зеленые возделанные поля. Молодые леса на берегах бурных рек.

– Это земля, которую нам отвели Птицы. Баснословно щедрый дар, его на десятки поколений хватит: участок у кромки, где гравитация близка к земной, площадью примерно с Азию. В любом случае мы его не скоро весь освоим. Мы ведем в основном крестьянский образ жизни, машин строим мало – в смысле распечатываем мало, – но межвидовая торговля налажена. – Картинки совместной работы силов и людей над каким-то сооружением из спиралей, пальцезмейки помогают, заваривая швы оранжевыми лазерами.

– Разумеется, мы всё еще немного осторожничаем.

Новые изображения: вид Чаши из космоса, почти идеальная полусфера, у центра – звезда, бывшая сестра Солнца, извергает плюмаж серебристой плазмы сквозь дыру в донышке. Увеличение: близ дыры заметны повреждения, следы пожаров, охвативших территории размером с Луну, если не с планету. Напоминание об уроне, который причинила Чаше «Искательница солнц» во время Стычки. Его до сих пор не залечили полностью.

Ледоразумы управляют Чашей адекватнее: я слышала, что они Птиц довольно грубо поставили на место. Впрочем, наша маленькая человеческая колония пользуется их расположением. И всё же… – Ее губы дернулись. – Вряд ли Птицы так быстро простили нас. С ремонтом они не спешат. Может, просто осторожничают. Может.

Майра опустилась в кресло.

– А тем временем мы приняли сообщение с Земли по узкополосному лазеру, я его прилагаю. Ну и морока с ними. По-моему, я описала нашу ситуацию вполне нейтрально, но какие-то альцгеймерники в ООН всё равно умудрились неверно интерпретировать доклад. Люди не управляют Чашей! О триумфе гоминид не идет и речи! Господи-и-и-и… – Она раздраженно усмехнулась. – С Ледоразумами на внешней стороне Чаши мы поддерживаем стабильное, хотя и чертовски медленное, общение. Они отдают приказы. А Птиценарод подчиняется. Судя по переводам с их запутанного наречия – артилекты-переводчики, слава богу, делают успехи, – Ледоразумы опасаются повреждения замороженных «мыслесвязей» из-за приливных воздействий при виражах Чаши близ Глории. Не имею представления, что там за «мыслесвязи» такие, но, впрочем, всегда трудно понять, о чем Ледоразумы толкуют.

Майра заглянула в заметки и отхлебнула кофе. При записи таких посланий выдерживать нужный тон нелегко; Редвинг много раз отправлял Земле доклады, зная, что прежде, чем они будут услышаны, сменится пара поколений, и у него возникало странное, жутковатое ощущение.

– Итак, ООН хочет доступа к тому, что известно нам, а, честно говоря, мы не горим желанием открывать им слишком многое из того, чему научились. – Майра опять скривила губы, на сей раз презрительно. – Не доверяю я этому генсеку ООН, Ишмаэлю Гордону. Он всё выспрашивает, как устроены чудеса Чаши. Более того, мне Птицы и Ледоразумы в любом случае не расскажут всего, не откроют самого значимого. Но я и так бы не проболталась.

Она пожала плечами.

– Ну, кое-что я им всё же рассекретила. Невероятно прочные материалы здесь обычны: вы же помните – опорные конструкции Чаши из нейтрония. Это можно. Про это я им рассказала. Источники энергии, которые легко применить в военных целях… хочется верить, что не всегда – только в таких целях. Но это я предоставлю решать вам, капитан! – Она весело рассмеялась. – Я ведь простая кап-три, вы в курсе. Не стану брать на себя ответственность, за которую мне не доплачивают.

Вивьен поставила запись на паузу.

– Ты это уже слышал?

Редвинг удостоил ее одним из своих фирменных порицающих взглядов.

– Кое-что. Я делаю вид, что из-за плазменных шумов детальные планы пересылать не получается.

– Ха! – Вивьен возобновила воспроизведение. – Умница. Даже если по узкому лучу пересылать, наш сигнал по всей внутренней Солнечной системе разнесется. Слишком много народу услышит.

Майра продолжила:

– А та гамма-пушка, которой Птицы так гордятся? Нет уж! Тут одна такая недалеко, на кромке торчит, жутко мощная и уродливая фиговина. Они ее однажды включили, чтобы избавиться от бродячего астероида, это много лет назад было: пуфф! Не осталось ничего, кроме фейерверка. Другие технологии, которые у Птиц отработаны до совершенства: евгеника, генная редактура… они же редактируют себя под нужды окружения. Потрясающая изобретательность! Но я не хочу ничего такого этому Гордону с его приклеенной улыбочкой выдавать. Они там не просто, гм, универсальных солдат наплодят. Они весь человеческий геном переделывать по прихоти заказчика возьмутся. Брр! Я себе так и представляю детей, разработанных для чистки канализационных труб.

В продолжение этой речи картинки сменяли друг друга. На звездном фоне пронеслись три искры.

– Корсары из Чаши приближаются к Эксельсии. Им до вас, наверное, месяцев восемь. Мы не получали от них никаких сигналов. Три корабля размерами примерно с «Искательницу солнц». – Лицо ее просияло. – Что еще? Вы помните, что я вышла замуж за Фреда Ояму, – давно это было! Трое детей, четверо внуков. Красота! Мы с Фредом и некоторых размороженных детей воспитали, конечно. В приложениях всё это есть. И сообщение от Бемора для Бемора-Прим – вам оно, наверное, пока не понадобится. И от нас всех тоже.

– У нас есть снимки Глории и ее спутника с телескопов. Они различаются по размерам и яркости, но по динамике нутации похоже, что масса у них одинаковая. Непонятно, почему так, нужны подсказки! Вы сейчас уже, должно быть, пролетаете облако Оорта системы Эксельсии и много всего узнаете. Держите нас в курсе. Мы все на вас рассчитываем; наш статус перед Ледоразумами зависит от ценности ваших находок, капитан.

Она энергично отсалютовала.

– С нетерпением ждем следующего послания от вас.

Вивьен тепло произнесла:

– Ты, наверное, хорошо управлял командой там, в Чаше. Надо бы и мне приглядеться к твоим методам.

Редвингу это польстило, но он не подал виду.

– Я кое-кого потерял в Чаше.

Она пожала плечами.

– Неизбежные жертвы. Но лояльность, которую ты взрастил в них, продержалась более семидесяти лет.

– Благодарю. Один из недостатков капитанского ранга в том, что комплиментов ни от кого не слышишь.

Она лукаво усмехнулась.

– Ну, я одними комплиментами не ограничусь.

6. Двойные миры

Тонкая светоносная линия между двумя мирами поначалу выглядела артефактом обработки данных – но нет. Картинка на экране медленно, грациозно поворачивалась. Прямая линия представляла собой грандиозную конструкцию. Утолщенный сегмент в правой ее части мерцал синим и зеленым.

– Двойная планета, – произнес Клифф. – Черт побери! Непонятно, как так получилось, что и мы, и земляне это упустили из виду.

– Легко, – сказал Редвинг. – По крайней мере в ретроспективе. Мы наблюдали систему с ребра. Орбита вокруг звезды расположена в той же плоскости, что и эта орбитальная пара. Поэтому наблюдается наложение спектральных сигнатур двух миров. Они совершают оборот вокруг общего центра масс примерно за неделю. Когда срок наблюдения измеряется днями, легко перепутать.

Они неловко поерзали. В капитанскую каюту с трудом влезали четверо, а Вивьен пришлось залезть на откидное сиденье. Редвинг не хотел выносить это обсуждение на мостик, где его могли услышать слишком многие.

Бет энергично закивала.

– К тому же конструкция эта, гм, странная. Прямая линия между планетами. Я попросила астроартилекта просканировать ее в высоком разрешении. У нее биосигнатура солиднее, чем у самих планет.

Клифф поднялся, не выказывая признаков усталости, и отметил две точки в воздухе над столом Редвинга. Бело-голубая и серая – они исполняли вальс в пространстве, а тонкая линия соединяла их.

– Согласно стандартным астрономическим критериям, наши Плутон и Харон – двойная планета. Они вращаются вокруг точки, которая расположена вне обоих. Барицентр. – Клифф развернул в воздухе рядом с движущимися точками подробные данные. – Отношение масс порядка 2/3. Отношение же масс Харона и Плутона около 0.12, а астроартилект считает их карликовой двойной планетой.

– Тогда эти, гм, близняшки Земли – тем более?

Клифф кивнул.

– Надо полагать. Астроартилект утверждает, что в далеких звездных системах такие случаи известны, но в сравнительной близости от нас еще не были обнаружены.

– Одно это обстоятельство уже оправдывает наш прилет сюда, – пробормотала Вивьен. – А помните, как мы отчаянно грызлись с той фракцией, которая считала строительство звездолетов пустой тратой ресурсов? Всё, что нужно, мы-де можем выяснить с помощью огромных космических телескопов.

Бет рассмеялась.

– Тушé!

Клифф увлеченно продолжал:

– Система эта гравитационно связана теснее, чем Земля и ее Луна. У нее совокупная масса заметно выше. Два мира в приливном резонансе, опять-таки подобно Плутону и Харону. У каждой планеты масса поменьше земной, но Глория примерно на четверть массивнее меньшей… кстати, как ее обозвать?

Редвинг не озвучил своего предложения, давая остальным время подумать. Потом Вивьен сказала:

– Честь! И слава нашей экспедиции.

Они рассмеялись. Бет отозвалась:

– Ага, хватит уже в небесах всему подряд имена древних богов и мифологических героев шлепать.

– Вот эта прямая, как палка, конструкция, – Вивьен махнула рукой, и масштаб укрупнился, – вроде бы утолщается приблизительно на двух третьих пути к меньшей планете. Что это, космический лифт, обслуживающий два мира?

Бет помотала головой.

– Я сначала так и подумала. Космические лифты привлекательны, потому что их технология поддается масштабированию: можно вытащить в космос сырье, необходимое для наращивания конструкции. Но эта штука шириной более двух тысяч километров, а на том бугорке еще шире. Конечно, лифты там есть, но она гораздо крупнее, чем необходимо. На Земле таких сейчас, по утверждениям артилекта, около пятидесяти, но эта штука – как бишь ее назвать? – длиной под двести тысяч километров[7], это больше половины расстояния от Земли до Луны. Нет, она предназначена для чего-то иного – чего-то более масштабного.

– Например? – уточнил Редвинг.

Он отказался от идеи окрестить меньшую планету Викторией: чересчур пафосно.

– Например, вот для этого, – Бет вызвала данные спектрального анализа, сделав пометки на линиях.

Клифф присвистнул и ткнул пальцем.

– Хлорофилл, вода, метан, озон, линии поглощения, типичные для зеленой растительности. Это обитаемая зона, а не лифт.

– Живой лифт, – проговорила Вивьен. – Приближение дашь?

– Само собой… – Появилась мерцающая решетка цвета слоновой кости, наложенная на картинку. – Похоже, что основа металлическая. Пересечения с правильными интервалами в подстилающей структуре. – Бет показала: – Вот это похоже на кабели.

– Скрепляющие всё воедино. Кружевная какая. – Вивьен улыбнулась. – Наречем ее Паутиной.

– Почему? – спросил Клифф.

– Потому что ее явно сплело что-то живое.

Эта реплика также спровоцировала смех. Редвинг приписал радостное возбуждение чувству, которое испытывал и сам: облегчению и восторгу открытия. Двойная планета! Мы на такое и не надеялись. Превосходит все ожидания.

– И вот еще, – сказал Клифф, отметая взмахом руки ползущие по проекции химические формулы.

Ее сменил простой график на координатной плоскости.

– Здесь показан гравитационный профиль этой, гм, Паутины. Я начал расчеты в точке, расположенной чуть выше уровня атмосферы Глории, слева, приняв местную силу тяжести за условную единицу. Заметьте, как она быстро падает в пределах нескольких радиусов Глории. Итак, когда взбираешься по Паутине, попадаешь в очень длинную область с очень низкой силой тяжести. – Клифф распростер руки и взметнул брови. – Реально длинную – зона обитаемости крупней любой планеты, кроме гигантов вроде Юпитера. А по мере приближения к Чести, которая находится приблизительно в двадцати семи радиусах Глории, гравитация снова возрастает, направляя путешественников к поверхности.

– Значит, это своего рода длинный цилиндр, полный жизни, которой не приходится слишком бороться с гравитацией… – Глаза Бет уставились вдаль. – Вся эта система – Глория, Честь, Паутина между ними – вращается в небесах, словно одно жестко скрепленное сооружение.

– Ты бы хотела туда отправиться, не так ли? – тепло улыбнулся Редвинг. – Чаши тебе не хватило, Бет? Твой аппетит к исследованию экзотических обитаемых зон, гм, неутолим.

– Ага! – усмехнулась она.

– Но и это еще не всё, – продолжил Клифф. – Взгляните…

В воздухе отрисовалась поверхность с полукругами по границе.

– Я попросил артилектов отобразить орбиты, занимаемые в пространстве Глорией и, гм, Честью по мере вращения вокруг звезды. В точном масштабе. Вот.

Глория и Честь вращались по идеальным круговым орбитам в той же плоскости, что и вся система планет Эксельсии.

– И что нам это говорит о глорианцах? – спросил Редвинг.

– Слишком близки эти орбиты к круговым, нарочито. Эллиптичности нет. Либрация отсутствует. Динамика планетарного вращения не меняется. Никаких напряжений и деформаций Паутины. Всё это тщательно продумано и воплощено инженерами. – Клифф помахивал рукой, отмечая сказанное на орбитальном графике. – Система Глории и Чести вместе с Паутиной, со-единяющей их, невероятно устойчива. Это не может быть изначальной счастливой случайностью.

Долгое молчание.

Редвинг такими мгновениями всегда наслаждался. Собрать вместе команду умниц и запустить пинг-понг их гипотез. Вбросить новую информацию. Размешать. Подогреть. Протушить. При этом на удивление часто получаются свежие концепции.

– Итак, это мегаинженерная конструкция истинных мастеров. – Заговорила Вивьен. Редвинг заслышал нечто подобное прежнему ее тону – гортанному, резковатому, властному. – Мы имеем дело с глорианцами, умеющими переговариваться на гравитационных волнах, двигать миры…

– Они не очень-то словоохотливы, – перебил Редвинг.

А мы летим к ним, словно мотыльки на свет лампы.

– …предположим, что они интеллектуально развиты сильнее нашего. И старше. Гораздо старше.

Клифф проговорил:

– Астроартилект только что уточнил оценку возраста Эксельсии по линиям эмиссии металлических элементов в ее спектре. Она примерно на полмиллиарда лет старше Солнца.

Редвинг отмахнулся.

– Аналитики-паралитики… Мы начинаем глубокое погружение, ребята. Я приказал артилектам завязывать с планетарным маневром – вон того нептунообразного гиганта по правому борту. Мы еще сильнее затормозим и опишем длинную петлю вокруг двойной планеты.

Они изумленно уставились на него.

– Что, вот так… с корабля на бал? – запнулась Бет.

– Думаю, в этом случае лучше взять быка за рога, – отрезал Редвинг и встал, дав понять, что совещание окончено.

Остальные вышли.

Спустя несколько мгновений Вивьен вернулась одна – буквально ворвалась в каюту.

– Какого черта?!

Он улыбнулся открытой улыбкой, подняв руки и оттопырив большие пальцы.

– С Глории принято сообщение. По узкополосному лазерному лучу.

На стене каюты развернулась графика. Мультяшная «Искательница солнц», в достаточно высоком качестве, чтобы стал заметен таранный двигатель. Неестественно яркий и тоже мультяшный Супермен верхом на ней: летит из дальнего мрака, петляет вокруг двойной планеты. Супермен достиг серебристой нити, сочленявшей Глорию и Честь. Абстрактная Паутина увеличилась в размерах, корабль поравнялся с ней; Паутина потеснилась, выделила ему место для парковки, сделалась прозрачной, так что теперь стала видна сложная сетчатая подструктура.

– Кажется, объект размером и массой с «Искательницу» возражений у них не вызовет, – заключил Редвинг.

Вивьен покосилась на мультипликационное приглашение в повторе и свела густые брови в гримаске подозрения.

– Таранный двигатель «Искательницы» – довольно опасная для биозоны штука, чтобы нас с такой готовностью подпускать.

– Наверное, они больше опасались массы Чаши. Или выяснили, что не мы были ее хозяевами. Ошибка вышла, только и всего. Они заметили приближение Чаши из той же точки, где при взгляде отсюда располагается Земля.

– Сомневаюсь я в этом. – Вивьен заметалась по маленькой каюте. – Ну да, понятно, что они хотели отпугнуть Чашу. Но… почему бы тебе не показать этот сюжет остальной команде? Сейчас?

Он попытался удержать на лице загадочную улыбку и не смог.

– Это бы нарушило работу командной иерархии. Капитан определяет курс.

Скептическая усмешка пробежала по лицу Вивьен.

– Почему же тогда ты мне показываешь? Лично?

– Потому что я хочу назначить тебя на должность старшего помощника.

– Чего-о-о?!

– Ты обладаешь достаточной квалификацией.

– Но мы…

– Любовники, так точно. Это всем в команде положено. Цель – воспроизводство. Я просто слегка опережаю график.

Она села, оглядываясь с таким видом, словно заново оценивала всё кругом.

– Узнáют ведь.

– Естественно. И это хорошо. – Он сухо вскинул брови. – На каждом корабле должны слухи ходить. Это вроде смазки для колес.

Она снова поднялась, еле заметно вздрогнула, точно подавляя какое-то нутряное беспокойство.

– Ладно, кэп, ладно. Если глорианцы нас приглашают, так тому и быть. Возможно, это из-за того, что ты натворил в их пустынном облаке Оорта.

– Имеешь в виду маневр пролета мимо их гравиволнового передатчика? Атаку на Бет и Клиффа?

– Импульс, которым они метили уничтожить прилетевших разумных существ? Ха! Ты спроси себя, почему этот гравиволновый излучатель так для них ценен?

– Не знаю. А почему Эрмитаж в Санкт-Петербурге был так ценен, что красные[8] вокруг него возвели внушительное ограждение, чтобы не утонул в подступающем море?

Она хмыкнула.

– Тут сравнивать нечего. Глорианцы с легкостью жонглируют черными дырами планетарных масс. Как можно это…

– Произведение искусства? Еще что-нибудь важное для самоутверждения? Искусство – человеческая категория, знаешь ли. И наука тоже. – Он откинулся в кресле, заведя руки за голову, потянулся, словно крупный красивый зверь, в тесноте каюты. – Давай не будем стреноживать воображение.

Вивьен смотрела, как разрастается в поле обзора серо-голубой мир: ледяной гигант размером с Нептун.

– Формально я квартирмейстер этой вахты, – сообщила она Бет, – но делать мне нечего, кроме как смотреть.

Бет кивнула.

– Мы углубляемся в систему, балансируем на магнитных полях, точно канатоходцы. Понятное дело, лишь артилектам под силу требуемое быстродействие. Вот пускай и выполняют свою работу. – Она махнула рукой в сторону трехмерного экрана. Магнитосфера планеты оказалась необычно широка, почти как у Юпитера. – Импульс гасят.

Нос корабля лизали бурные синие потоки плазмы. Вивьен было известно, что Редвинг ее специально назначил на эту вахту, чтобы набиралась уверенности. Сам он уже два года руководил торможением: требовалось сбросить девяносто девять процентов крейсерской скорости – с десяти тысяч километров в секунду до тридцати километров в секунду, скорости вращения Глории, – и теперь дело подходило к концу. Гигантская магнитная ловушка «Искательницы» продолжала заглатывать плазму из уплотнившихся потоков звездного ветра, сухожилия корабля напрягались, внутренности перегревались. Пролет мимо ледяного гиганта позволил дополнительно сбросить заметную часть скорости, магнитные тормоза работали славно. Вивьен смотрела, как Дафна и Аполлон скользят по внешней границе ударной волны, возятся с пружинящими линиями напряженности поля. Какая странная у диафанов работа! Вивьен поначалу приняла слова Клиффа и Редвинга о магнитных интеллектах за шутку, ан нет.

Бет проговорила:

– Нырок между этими прекрасными кольцами и планетой опасен. Зачем так рисковать? Если на скорости в какую-нибудь каменюку врежемся…

– Дафна сказала, что они оттолкнут крупные обломки прочь, если потребуется, – Вивьен мерила шагами мостик.

Бет нахмурилась.

– Поневоле задумаешься, на что они не способны.

Они смотрели, как спутный поток отлущивается от внешних областей поля. Магнитные вихри противоположных полярностей, перезамыкаясь, вспыхивали на дисплее алыми и зелеными фейерверками. Исчезающие магнитные структуры извергались плазменными вулканами.

– Эй! – вскрикнула Вивьен. Навстречу летела темная точка. – Камень!

Из ударной волны вылетела беловато-синяя вспышка и поразила черную точку. Последовала ожесточенная битва: сыпались желтые искры, струилась жаркая плазма. В конце концов точка вильнула в сторону и исчезла.

– Ничего себе, – протянула Бет. – Раскаленный газ против безмозглой скалы… пуфф – и нету!

Экраны на мостике были оборудованы отдельными модулями голосовой связи с диафанами. По вспомогательным дисплеям бежали короткие уведомления и потоки данных о конфигурации полей. Но вот они сменились лаконичной фразой:

Время нам уходить.

– Э? – не поняла Вивьен. – Куда?..

Мы доставили вас к цели. Теперь у нас новая. Нам пора отбывать.

Она увидела, как Аполлон и Дафна – самородки, озаренные золотистым сиянием, – скручиваются с внешнего слоя головной ударной волны корабля.

Вивьен позвонила Редвингу. Он, по идее, должен был спать, но ответил сразу же.

– Сэр, требуется ваше присутствие на мостике. Взгляните на экран связи с диафанами.

Щелчок.

Она ничего не предпринимала, пока не появился Редвинг. На удивление, был он в униформе, а не в привычной свободной одежде. За несколько минут промедления диафаны удалились на значительное расстояние, потускнели, пронеслись на фоне диска гигантской планеты, будто фигуристы по льду зимнего озера.

Редвинг нахмурился. Перечитал сообщения, поглядел вслед удаляющимся золотым точкам.

– Они летят на окраину системы. Готов биться об заклад – поймали солнечный ветер и несутся к чернодырному передатчику.

– Могли бы у нас разрешения спросить! – запальчиво бросила Вивьен.

Бет кивнула.

Редвинг фыркнул.

– Всегда легче получить прощение задним числом, чем разрешение.

Он негромко обратился к переводчику и вскоре получил ответ.

Мы направляемся к малым массам, чтобы подробнее исследовать Других. Столько всего поведать они могут. Вы же хотели понять, как устроены эти массы, порождающие рябь пространства-времени? Нам также интересно. Следите за нашими рассказами на этих волнах.

Вивьен спросила:

– Значит, они заинтересовались формой жизни, похожей на них самих?

Редвинг кивнул.

– А кто бы не заинтересовался на их месте? Мы стремимся выяснить, кто такие – или что такое – глорианцы, конструкторы мегаинженерных миров-флюгеров. Диафанам интересен другой род мегаинженерии, конструирование систем черных дыр. Мы бы там и секунды не продержались. А они полетели посмотреть…

Он склонился к переводчику.

– А как же мы будем управляться с корабельной магнитосферой без вас двоих?

Вивьен наблюдала за диафанами – точки подскакивали на плазменных течениях, пока оставленная ими бахромчатая конфигурация магнитного поля «Искательницы солнц» продолжала хлопать на невидимом ветру и унимать плазменных фурий, взлетавших по периметру ловушки.

Два диафана ответили:

Мы вырастили и обучили аппроксимации себя самих. Они молоды, но способны. Малые продолжат работу с вами и для вас. Они нащупают пульс.

– Это что, шутка такая в конце? – скорчила гримаску Бет.

– Наверняка ирония. – Редвинг хмыкнул. – На что эти плазменники не способны, так это на прикосновение к холодной пассивной материи вроде нас.

7. Садоводство

В коридорах попадались существа.

Пальцезмейки, похожие на ужей с расщепленными на четыре отростка хвостами. Вивьен видела, как они ввинчиваются в люк служебного прохода, лезут что-то починить. Хэнди, обезьяноподобная зверюга, у которой вместо рук и ног росли инструменты. Анорак, пятилапый паук – нет, псевдопаук, – ростом не уступавший людям, с громадной башкой. Повстречав Анорака в коридоре, Вивьен почувствовала, как сердце подскакивает к горлу, но милая животинка уступила дорогу и вежливо поздоровалась.

Все эти создания были незнакомы Вивьен. Устройства перевода, которыми они пользовались, тоже. Но общаться получалось.

Многое изменилось после отлета с Земли.

Вивьен возвращалась в каюту и наверстывала упущенное. Она выводила на стену изображения Чаши, изучала принципы, по которым та функционирует: исполинское творение, залитое сиянием вечно стоящего в небе красного солнца, земли с жарким, приятным для динозавров климатом. Спутницей солнца была Струя, разгонявшая всю конструкцию. Без диафанов управление Чашей оказалось бы невозможно. Ищете кого-то на должность звездного менеджера? Вот вам дети магнитных петель, эволюционировавшие в пылающей плазме. Наймите местных.

Когда «Искательница солнц» покидала Чашу, двое диафанов выразили желание поселиться в магнитной ловушке корабля. Разумные метелки высокоэнергетических ионов, способные мыслить, скользить в плазменном потоке и парить на крыльях незримых давлений.

«Искательница» показалась диафанам интересной новинкой: они увлеченно помогали регулировать геометрию магнитной ловушки, оптимизировать параметры выхлопа и сами подстраивались под геометрию корабля и требования разгона. Возможно, они стремятся познакомиться с диафанами, обитающими у других светил? Вивьен подозревала, что истинные мотивы плазменников останутся непостижимыми. Действительно, зачем бы сплетению магнитных полей подчиняться приказам капитана, мешка плоти и влаги?

«Искательница солнц» на крейсерской скорости 0.2c[9] двигалась в семьсот пятьдесят раз быстрее, чем нужно, чтобы вырваться из Галактики[10]. Неслась на всех парах, и уклониться от любого столкновения ей было затруднительно. За работу плазменной ловушки при релятивистских скоростях и давлениях отвечали существа, способные мыслить именно так быстро, как этого требовала ситуация.

Вивьен открыла ролик, демонстрировавший первую встречу Бет с диафанами – самую первую, когда та вела корабль сквозь Струю. Визуальные данные, предоставленные корабельной аппаратурой, выплескивались далеко за пределы видимого спектра в обоих направлениях. В более привычной цветовой кодировке менялись и сдвигались оранжевые и пурпурные полосы, по ярко-синим плоскостям хлестала желтая пена. Подобно стаккато метались пятнистые зеленые формы. То там, то тут извивались и сплетались ураганные энерговихри. Алые вспышки принесли резкий надсадный скрип: это дошли акустические колебания, которыми диафаны пользовались вместо речи. Первое сообщение для Бет от тех, кто управлял Струей[11]:

Кто здесь опустошение сеет во владениях наших, ничего не разумея?

Ведомы ли вам переменчивые законы

жизненных течений?

Где были вы, когда обрела форму великая Чаша?

Можете ли возвысить голоса к звездным облакам?

Незримым полям утвердили ль вы определения?

Способны ли тела ваши положить меру пламенникам светил могучих?

Разве давали вы когда в жизни приказания мимопролетным звездам или указывали заре

место ее?

Во власти ль вашей охватить Чашу за края и вытряхнуть из нее нечестивых?

Странствовали ль вы по глубинам жара, по тайным проходам хрупкой ночи?

Входили ль вы в хранилища Ледоразумов, взыскуя преданий своего далекого прошлого?

Зрели ль вы за край времен необозримых?

Ответы ваши не оправдают попытки наложить окаянные руки на машины темных чудес.

Однажды так поступили, но не сможете никогда впредь, ибо места для вас не останется.

Пространство и время, связь коих тщились

разъять вы, пребудут отныне без вас.

Вивьен незамеченной проникла в каюту Редвинга. И снова застала его в пижаме: капитан знал, когда можно расслабиться. Редвинг поморгал, глядя с откинутой койки на выведенное Вивьен в воздухе сообщение от диафанов – вполне библейское по стилистике.

– А, да, – протянул он. – Мы потом догадались, что у них был доступ к обширным данным по нашей собственной истории. Через тех здоровенных пернатых, управленцев Чаши. Птиценарод. Они обыграли Ветхий Завет, полагая, что это произведет на нас впечатление.

– И как, произвело?

– Еще бы! Мы вступили в переговоры и узнали, чего именно они хотят. Вот их окончательное требование. – Он взмахнул рукой.

Артилект каюты дописал к парившим в воздухе словам:

Теперь мы желаем изучить глорианских миродержцев

лично, чтобы они признали нас

за равных себе.

Именно поэтому Чаша ныне

направляется туда:

мы рассудили, что готовы.

Доселе мы не осмеливались[12].

Вивьен моргнула.

– Самоорганизующиеся магнитные поля, разумные мешки плазмы, собирающие энергию Струи. И они каким-то образом – возможно, через посредство Ледоразумов – говорят по-англишски? И они, если захотят, могут стать крупнее планет? – Она театрально повалилась на кровать и присвистнула. – Блин, у меня перегрузка.

Редвинг улыбнулся.

– Помнишь тот баннер? ХОЧУ К ЗВЕЗДАМ СВАЛИТЬ, ТУДА КРЫША УЕХАЛА. Ну, мы с тобой пустились в это странствие еще и потому, что между нами разгорался роман – нет, любовь, – и мы не хотели расставаться.

– А теперь мы становимся еще более странными и, гм, безумными, чем раньше друг другу казались? Что ж, ты честен. – Повинуясь порыву, она наклонилась и поцеловала его.

Ему это понравилось, и следующий час они уделили более важным вопросам. Начиная с длинного сочного поцелуя. Ей нравились опытные мужчины. Морщинки их кожи, перекат мускулов, резковатый мускусный запах, рассудительные улыбки, груз нажитой мудрости за плечами…

Под конец, пока еще оставалось время до дежурства, он сел на койке и проговорил, возвращаясь к привычному деловому тону:

– Я размышлял. Смотри, Чаша летает по маршрутам, которые охватывают значительный сегмент Галактики. Они бы уже большую часть местного спирального рукава могли колонизировать. Но эти Птицы… глубоко консервативный народ. Они не основывают колоний.

– Да? А откуда у них такой интерес к глорианским делам?

– Именно это меня и озадачивает. Возможно, их заинтересовал гравиволновый излучатель.

Вивьен сдвинула брови.

– Гм. Они утверждают, что нежелание покидать Чашу обусловлено ее идеальностью, да? Она-де отвечает всем нуждам разумных динозавров. Тепло, погода предсказуемая, вечный день. Они не хотят улетать. И?

– Тогда кто же занимается исследованиями? Отщепенцы, девианты – вроде Сорвиголов, об отлете которых упомянула Майра. Они сорвались с кромки крутящейся Чаши и рванули к нам. Однако в сравнении с настоящими планетами Чаша – мягкая среда, она способствует изнеженности. Народ не желает этого признавать, но всё ведь ясно. Они пытались основывать колонии, но терпели неудачу за неудачей. После миллионов лет жизни в этом чудесном стабильном окружении – сущий рай, верно? – они разучились адаптироваться к планетным условиям.

Вивьен взглянула на задумчивое, покрытое морщинками лицо капитана и осознала, что действительно его любит, всё еще любит этого трудягу спустя более века после знакомства. Он жалел, что не спустился в Чашу, а сейчас перед ним еще более странная цель, посетить которую лично ему тоже, вероятно, не удастся – командный пост на корабле не позволит. Однако Редвинг по-прежнему излучал нетерпение, предвкушение открытия, радостное предчувствие.

Пожалуй, стоит произнести это вслух:

– Ты же знаешь, я люблю тебя.

Бет понравились слова Редвинга на последнем собрании командного состава: он объяснил, почему выбрал такое имя для светила глорианской системы. Excelsior на латыни часто переводится как «вечно вперед», «еще выше» – таковы и наши цели здесь, сказал Редвинг. Элегантная фраза. Эти возвышенные раздумья помогали коротать время за чисткой туалета.

Бет отвечала за четыре стихии, помогавшие поддерживать жизнь на корабле: воздух, воду, углерод и информацию. Бортовая экология не просто наука – это сама жизнь. В туалетах аккуратно сортировались твердые и жидкие отходы – зря, что ли, природа для них раздельные пути выброса предусмотрела? Моча перерабатывалась: в ней восемьдесят процентов полезных веществ. Кухонные отбросы, конечно, тоже отправляли в утилизатор на переработку. В раннюю космическую эру для процесса переработки и рекультивации придумывали разные эвфемизмы, а остановились в итоге на ОДОД = Отдели Дерьмо От Доходов. Это сокращение быстро стало на Земле модным обозначением утомительной работы. Единственный фокус, который биотехнологам, увы, пока оказался не под силу, – прямая конверсия твердых отходов во что-нибудь полезное для человека или хотя бы не вонючее. Из биогумуса и продуктов переработки органика поступала в корабельные омнипринтеры, способные сооружать всякие полезные штуки – был бы углерод.

Отработав свое в химотсеке санузла, Бет направилась в камеру переработки. Принтеры походили на самогонные аппараты: круглобокие, с высокими горлышками, вытянутые к раскидистой подсветке. Да уж, мощное тут варево гонится: под присмотром духов межзвездного вакуума и атомной перетасовки. Бет жалела, что в конструкции наноперегонных аппаратах не предусмотрены окна. Ей всегда было интересно, как проходит акт творения, – вот бы заглянуть через чистейшие, идеальные алмазные окошки. Хотя, возможно, лучше оставить этот акт в тайне. Атомы, везде атомы: микроскопические механизмы, мельче вирусов, хитроумные узелки заплетаются вокруг углеродных фрагментов, переносят их по фуллереновым каналам к… так, пора перекусить.

Толстых звездолетчиков не бывает. Мускулистые – бывают: напряжение и скуку лучше сбрасывать, упражняясь в гравицилиндре. А вот избытку калорий взяться неоткуда – это вам не старая добрая естественная еда.

Бет уже давно поняла, отчего команды кораблей так придирчивы к меню, – это единственная оставшаяся связь с естественным миром для тех, кто живет в металлической оболочке. Клифф на это замечал: «А как насчет секса? Нет ничего старомодней и ближе к природе!»

Подали кашицу, отдаленно напоминавшую раздавленную мякоть авокадо. Вивьен скорчила гримасу:

– Брр! Это овощной майонез, что ли?

Бет старалась держаться вежливо со свежеразмороженной коллегой, которая хоть уже и дослужилась до старпома, но толком ничего не знала. Стоило показать меню.

– Значит, вот какое у артилектов представление о высокой кухне, – протянула Вивьен. – Клубничные нотки, послевкусие бузины, сливовый аромат, даже «клубничные нотки с ореховым послевкусием» – они так описывают фальшвино?!

Бет рассмеялась.

– Я к нему подходящего мяска распечатаю, окей, старший помощник?

– Бет, оставь эти ранги. Нам артилект-повара ведь Земля наверняка обновляет. А откуда берется питательная смесь для клеточных культур? Растениям нужны микроэлементы, да, но реалистичный вкус животной пищи требует клеточных линий с мудреными питательными средами.

Бет хмыкнула.

– Гм, ну, там не «мясо» как таковое, а что-то вроде бекона, жаренного ломтиками на сковородке. Ну хоть хрустит, верно? Впрочем, когда выпадала моя вахта по камбузу, посетителей было немного, пока я не придумала скармливать навозных червяков тиляпиям или другим рыбам. В пруду сейчас пустовато, если сравнивать с теми дежурствами. Я сильно занята была на разморозке.

Вивьен поставила на столик бокал вина и начертила в воздухе условный узор. Замерцал график. Кругом поднялись шепотки.

– Я только что получила это от астролекта. Данные детального спектрального анализа того массивного бугра, выступающего из Паутины, или как ее там.

Вивьен сделала паузу: все присутствующие заинтересованно повернулись к трехмерному экрану. Тот удлинился и принял форму треугольной пирамиды, так что каждая группа могла видеть данные на своей грани.

– Там полно молекул, ассоциируемых с биозонами, – проговорила Бет. – А что значит «эффективная высота»?

– Расстояние от внешнего твердого слоя – не стала бы называть его поверхностью, эта вуаль ведь не планета. Будем считать, что высота атмосферы, расположенной выше уровня растительной жизни.

– А это еще что такое? – Бет ткнула пальцем в дальний левый край графика. – Видишь? Озоновый слой. Озон, трикислород, задерживает ультрафиолетовое излучение. Наверняка искусственный. Земной озоновый слой, если его распределить на уровне моря, имел бы толщину не больше пары дюймов. Он тонкий, но жизненно важный. Как видишь, озоновая линия встречается вплоть до высоты сорока километров над растениями. Хорошая изоляция.

– Как похоже на Землю, – заметила Вивьен, приглядываясь к детализированным спектрам. – Высокие растения, а серебристые опоры поддерживают их.

– Возможно, они эту штуку на месте вырастили? – задумалась Бет. – Паутина обладает прочностью на разрыв вдвое большей, чем у стали, а эластичностью – в тридцать раз большей. Только насекомые способны к производству жидких кристаллов такого рода, но в этом масштабе…

– Кто знает, верно? – пожала плечами Вивьен. – Мы прилетели на поиски диковинных чужаков, ну так вот они. Но… вид у тебя встревоженный.

Бет загребла ложкой жареных сверчков с чесноком – еще утром они скакали в инсектарии – и стала задумчиво жевать.

– Когда готовили экспедицию, я среди прочего знакомилась с новостями медицинской микробиологии – помню, как подумала, что людям на долговременной основе не выжить ни в одном уголке Солнечной системы. Мы эволюционировали на Земле, мы к ней приспособлены, поэтому без ее условий нам здоровья не видать, во всяком случае, такого, какое сейчас привычно землянам, – двухсотлетней жизни.

Вивьен кивнула, предугадав направление разговора.

– Я тоже помню. Преобладавшая в те времена точка зрения. Мы, дескать, дети старой доброй Земли и полностью от нее зависим. Чрезмерно длительное пребывание при низкой гравитации вредит здоровью. Эмбрионы нормально развиваться не будут и всё такое. Это действительно могло бы оказаться серьезным препятствием…

Бет осознала, что они ходят вокруг да около.

– Итак, сумеем ли мы адаптироваться к этой совершенно незнакомой среде и размножаться там? В этом и загвоздка, да?

Вивьен похлопала Бет по плечу.

– Тут я полагаюсь на нашего старшего биолога.

Бет мягко рассмеялась.

– Я копалась во всём, что приходит с Земли: тысячи новостных выдержек, научные статьи, даже политические заметки… и отыскала кое-что реально важное.

– Да?

– Ты помнишь, как обстояли дела, когда мы улетали. Землей управляла ООН. Они контролировали Луну, флот у них был крупный, хотя и старенький. Ну, они по-прежнему самая влиятельная сила в системе, но похоже, что ООН вступает в период упадка. Ключевой аспект в том, что людям так или иначе нужно посещать Землю, проводить там год-другой для, гм, калибровки биостандартов. В противном случае продолжительность жизни уменьшается. Земля на этом свою экономику построила – полеты туда обходятся дорого, но у ООН монополия на земные условия.

– Ага, но в анабиозе-то с нами ничего не случилось. И что?

– И Марс объявил себя независимым. Они построили более современные корабли для дальних полетов, цивилизация у них очень дружная. Они даже ищут средства на запуск амбициозного проекта терраформирования планеты!

– Отлично! Пора бы уже.

– Но марсианам и астерам на Землю теперь не надо. Они разработали собственные биомы и воспроизвели земные биологические условия.

Вивьен поняла:

– И мы тоже…

– Можем использовать для этого бортовые чаны и органические принтеры. Мы теперь знаем достаточно.

– Превосходно! – Глаза Вивьен сверкнули, она радостно всплеснула руками.

Бет подумала, что каждую женщину на корабле наверняка донимает эта мысль. Но они помалкивали: бортовой распорядок не привечает бесконтрольных беременностей. Радость Вивьен была достаточно красноречива.

– Я набросаю проект, представлю его на совещании, попрошу биолектов поработать над общим планом адаптации к… условиям этой Паутины. И…

– У нас будут дети!

– Да. В Солнечной системе этот вопрос по-прежнему болезненный. Конфликты вокруг технологий, подчас настоящие войнушки в Поясе.

– Когда мы улетали, марсиане и астеры костерили землян на чем свет стоит. Они-де загадили единственную нормальную планету системы так, что голубого неба не видно, а теперь медленно убирают за собой мусор. Приятно знать, что мы этот этап можем пропустить.

Бет, которая раскапывала накопившийся за десятилетия архив земных диатриб, сочла реакцию Вивьен проявлением оптимизма и вызова одновременно. И немного отвлеклась, убедившись, что новость разнеслась по всему камбузу, а отголоски уже слышны в кают-компании. Как и планировалось. Теперь она в основном слушала болтовню окружающих и размышляла.

Чаша позволила заглянуть в прошлое не на столетия и даже не на тысячи лет, а увидеть историю в величайшем масштабе, эволюционном. Быть может, таким окажется главный, неочевидный результат путешествия «Искательницы» среди звезд.

Узреть времена, озаренные мерцающим неверным светом памяти. А оттуда рвануть на Глорию, в мир иной, где творятся дела даже более странные.

8. Оживленные

Вивьен наблюдала, как порхают над клавиатурой руки «Джама» Джамбудвипы: они с Айян Али заступили на дежурство по мостику. Джам был заразительно подвижен, не уставал сыпать шуточками, энергично гримасничать и кидать многозначительные взгляды окрест. Смех заводил команду еще сильнее.

Отлично. Раз Джам оттаял и в форме, то сможет присоединиться к первой экспедиции в Паутину. Минимально необходимая группа набралась.

– Это не высадка на планету, – сказала Вивьен, обращаясь к Бет, – но, впрочем, и Чаша не была планетой.

Та скривила губы.

– Нет. Поэтому, надо думать, мне остались должны.

– Эй, у Чаши площадь поверхности больше, чем у жалких планетенок, на… сколько, три порядка величины?

– Не то же самое. В Чаше настоящей погоды нет…

– Послушаем, что Редвинг скажет.

Бет усмехнулась.

– Я обо всём уже договорилась. Я отправляюсь с первой группой.

Вивьен моргнула. Ну да, если ты спишь с кэпом, этого еще недостаточно, чтобы бортовую политику определять.

– Значит, в твое отсутствие Айян Али за пилота останется?

– Думаю, ей особо негде будет развернуться. – Бет Марбл показала на боковой экран, где теперь была четко обрисована дуга поверхности Глории. – Нам нужно пристыковаться вон к тому бугру Паутины. Как сохранить неподвижность, понятия не имею.

– А Редвинг? Может, в тех таинствненных глорианских сообщениях содержалось какое-нибудь указание?

Клифф Каммаш вошел на мостик, услышал последнюю фразу и фыркнул.

– Капитаны – это такие люди, которые не доросли до понимания своей божественности.

Они хмыкнули, покивали, потом Бет сказала:

– Клифф отправляется со мной. У нас опыт экспедиции в Чашу есть.

Вивьен согласилась, понимая, что годы, проведенные в Чаше, отделили элиту от новоразмороженных, а она не на той стороне этого раздела, чтобы спорить.

– Кто еще? Вы этого паука на полном серьезе решили забрать? В смысле он же еще растет.

– Такие пауки в Чаше живут, но с его генами поработали. Его зовут Анорак. Тут спорить нет смысла. Птицы бы нам не позволили из Чаши улететь, не договорись мы с ними об этом. Другие жители Чаши нам тоже понадобятся. Но, Вивьен, не получится толком собрать экспедиционную группу, пока четкого плана не разработаем.

На этом разговор окончился.

Редвинг наблюдал, как увеличивается система Глории на экраностене. Вальс двух миров был ритмичен и изящен: они обращались вокруг центра масс и, в свою очередь, летели по орбите вокруг звезды.

Астроартилект комментировал успокаивающим дружелюбным голосом с предпочитаемым Редвингом среднеатлантическим акцентом.

– Ранее считалось, что при столкновениях крупных небесных тел такого рода единственными результатами могут стать аккреция или выброс – то есть два тела либо разделятся, либо сольются воедино; не исключалось, что останется диск обломков. Сравнительно недавно на Земле выяснили, что допустима и еще одна альтернатива – образование двойной планеты. Объекты остаются практически невредимы, но обращаются после этого по связанным орбитам.

Редвинг собирался было перебить, но ИИ продолжил:

– В некотором смысле родной мир человечества именно таков. Луна стабилизирует вращение Земли и регулирует биологические циклы. Две планеты примерно одинаковой массы станут выполнять друг для друга аналогичную функцию. Впрочем, их идеальное расположение на общей эксельсианской орбите подталкивает к построению новой гипотезы.

– Ты хочешь сказать, что система искусственного происхождения, – проговорил Редвинг, когда артилект сделал многозначительную паузу.

– Действительно. Итак, мы снова, как и в Чаше, имеем дело с крупным искусственным проектом.

Редвинг поразмыслил.

– В нашей культуре многое определяет наша собственная маленькая Луна. Мифы, религиозные концепции, предания, в конечном счете – наука. Всё это было связано с мрачным соседним миром. Насколько обширнее соответствующий культурный слой у глорианцев? Они ведь в небе должны видеть океаны, континенты и леса. Каждую ночь, невооруженным глазом.

Довольно. Пролет заканчивался, дальше придется иметь дело со множеством проблем: модуль логистики, капсулы-инкубаторы, оживление новых спящих, биотех-палубы, управление маневрами парковки. Для всего этого требуются запчасти и техподдержка, но старых добрых атомов в обрез.

Магнитные поля «Искательницы солнц» имели форму исполинской пасти диаметром более сотни километров. За последние годы, проведенные в неустанном торможении, они исполняли функцию зонтика или парашюта, противостоящего буре. Корабль сбрасывал энергию, летя в пять тысяч раз стремительнее первых путешественников, возвращавшихся с Луны на Землю. Космонавты древности могли рассчитывать на содействие атмосферы, торможение о которую переводило момент импульса в тепло. «Искательница солнц» полагалась только на кисейно-тонкую плазму. Но кисея эта раскинулась на световые годы. В межзвездном пространстве таранник заглатывал ежедневно добрую тонну водорода, ионизировал, разогревал, изрыгал с противоположного конца. Более тяжелые ионы поступали внутрь, использовались в принтерах и для построения бортовой биосферы. Однако, если принтерам требовался, скажем, индий, могли возникнуть проблемы: этот элемент редок. Как, в общем, и почти все тяжелее азота.

«Искательница солнц» семьдесят лет от Чаши до Глории пролетела отнюдь не герметичной. Она собирала урожай. За века до того высокоэнергетическая промышленность разработала технологии сбора желаемых ионов в термоядерных реакторах. «Искательница» скопировала этот подход и масштабировала его на колоссальные расстояния: серебристая, изящная, словно рыба длиною более четырех сотен метров, она просеивала плазму и нейтральную материю, сортировала и запасала определенные молекулы в приемниках корабельных принтеров. А опасный мусор отбрасывала в межзвездные бездны. Всем этим занимались артилекты, чья эволюция тщательно направлялась в сторону аналогии такого занятия с человеческой рыбалкой. Своего рода спортом.

Артилектам нравились плотные потоки солнечного ветра, которые теперь пропахивали корабль: жирные, вкусные ионы так и сыпались в разверстые пасти ловушек. К счастью, «Искательница солнц» начала спуск к орбитальной плоскости в момент сильной солнечной бури: концентрированная плазма одновременно обогащала бортовые накопители и помогала торможению.

Всё же запасы «Искательницы» подходили к концу. Придется постучаться к глорианцам и униженно выставить перед собой шляпу для сбора милостыни.

Эшли Траст был худощав и мускулист, несмотря на долгое пребывание в анабиозе. Непримечательное, пусть и симпатичное, V-образное лицо, внимательные глаза, которые оживились при виде танца двух миров на стене. Вся команда старалась визуально расширить тесные каюты панорамами, но вокруг Эшли транслировались новые данные в реальном времени.

Редвинг приветствовал его формальным тоном, предложив хрустящих жареных кузнечиков и пресную фруктовую смесь. Он решил придерживаться манеры поведения своих коллег, капитанов кораблей раннего периода: жесткая выправка, пронзительный взгляд. Тем приходилось десятки лет управлять звездолетами на окраинах Солнечной системы, и жесткость приносила плоды. С Земли сообщали, что около трети запущенных к настоящему моменту – то есть за два с лишним века – кораблей ни разу не доложили о себе и считаются потерянными. Нескольким экспедициям удалось обнаружить миры земного типа и приступить к медленной адаптации под их условия, порою весьма странные. И никому, кроме «Искательницы солнц», не повезло установить контакт с разумным видом.

Эшли задал ожидаемые вопросы вежливым и чуть скучающим тоном. Следуя традиции, он остался стоять и серьезно кивнул в ответ на приказ Редвинга изучить вводный курс для свежевозрожденных, который капитан подготовил совместно с артилектами. Затем настало время перейти к более сложной теме.

– Я получил обновления с Земли, и там говорится о вас.

Эшли улыбнулся.

– Мне прислали весточку от родственников, если вы об этом. Хотя сейчас средняя продолжительность жизни за полтораста лет перевалила, я всё равно отделен поколениями от…

– Я не об этом.

– Ага. – По равнодушному лицу, лишенному морщин, пробежала тень тревоги и быстро исчезла.

– Ваша подноготная наконец вскрылась – спустя десятки лет после нашего отлета.

– Ага.

– Похоже, вы занимались промышленным шпионажем, проникли в какие-то государственные тайны, применили свои знания и средства, чтобы заполучить место на этом корабле. Должен признать, вы многое отдали, чтобы рискнуть жизнью.

– Приключение что надо, сэр.

– Я разморозил вас так рано, поскольку мне стали известны эти факты. Вы получите шанс искупить свои проступки.

– Благодарю.

Эшли был достаточно умен, чтобы немедленно отказаться от попыток вымолить прощение. Значит, он это продумал.

– Вы ожидали, что правду предадут огласке.

Кивок.

– Так или иначе, история оставляет за собой последнее слово. Я прикинул, что у меня от года до трех, прежде чем финразведка прижучит. Мне бы впаяли пожизненное, а может, и несколько – для верности. Я не мог бы сбежать на внешние планеты – меня бы и там достали. А эта экспедиция обеспечивала надежное убежище.

– Вы подкупили нескольких, чтобы обзавестись фальшивыми документами о квалификации.

Эшли извинительно улыбнулся, склонил голову, пожал плечами с подчеркнутой невинностью.

– Это мне дорого обошлось.

– В целое состояние?

Новая улыбка сожаления.

– Почти всё. Межзвездные путешествия – это как смерть и налоги – всего с собой не заберешь. «При старте корабля все долги оплачены». Хайнлайн.

Редвинг смутно припоминал, как проводил собеседование с Эшли – одним из сотни отправлявшихся в анабиоз.

– Ваша затея сработала. Прессе она понравилась. Пусть вас хранят хоры ангелов[13]. Теперь игра начинается заново.

Эшли мимолетно нахмурился, не поняв отсылки.

Редвинг махнул рукой, отпуская его.

– На этот раз не жульничайте.

Клиффа порадовало, что Эшли убрался с мостика. Этот парень напрягал. Эшли предлагал называть его просто Эш и хотел знать мнение Клиффа по всем вопросам – не только насчет Чаши и всего с нею связанного, а и о жизни команды, о том, как вести себя с чужаками, и так далее. Всё это – с приятельским видом, хотя такого отношения Эш пока ничем не заслужил. Клифф отвечал только:

– За этим к Редвингу. Остальное приложится.

Он не хотел сближаться с этим парнем и вежливо закончил:

– Пока, Эшли.

Потом нацепил командирскую гарнитуру, предпочтя общение с артилектами: Доктором Опсом, главным по хозяйству, и другой, отслеживавшей поведение цели рандеву, – эта предпочитала называться Бабулей. Прежде чем синхронизироваться, Клифф внимательно прислушался к стонам и скрежетам «Искательницы солнц», перемежаемым долгими нотами на грани инфразвука, подобными органным. Первое правило мостика: всегда прислушивайся к своему кораблю. «Искательница» сбрасывала скорость уже долгие годы, а сейчас тормозила по полной, широко разведя поля магнитной ловушки и поглощая солнечный ветер. Повезло угодить в высокоэнергетическую бурю плотной солнечной плазмы, и корабль активно замедлялся, направляясь к Глории. Столетия, чтобы добраться сюда…

Магнитная носовая оконечность, перепахивая уплотнившуюся плазму, наливалась огнем на дисплеях. На правах старшего вахтенного Клифф отслеживал пульсирующий танец линий магнитного поля – желтые фонтаны брызгали по боковым стеноэкранам. Артилекты извлекали электроэнергию посредством индукции, дополнительно накачивая тормозную струю. Эти силы выкручивали «Искательницу», заставляли палубы скрипеть, наклоняли корабль навстречу гравитационному колодцу.

Клиффу нравилось слушать ворчание и скрип шипастых плазменных волн: это было похоже на песню кита, пропущенную через странный автопереводчик и снабженную фоном из ударов дождевых капель о раскаленную жаровню. Сбрасывая скорость у магнитосферы газового гиганта, «Искательница» миновала большой спутник, затянутый облаками. Бет обнаружила, что атмосфера луны богата кислородом. И биосигнатуры присутствуют. Интересно. Редвинг приказал Клиффу запустить туда робофлиттер и наблюдательный дирижабль. Те передали изображения крупных птиц и газовых мешков в верхних слоях атмосферы. Однако не время сейчас отвлекаться на эти жизненные формы. Стремительная дуга траектории корабля нацелилась на Глорию.

Артилекты мониторили все планеты системы, обновляя и уточняя архивные данные земных наблюдений. Большая часть этих миров была непригодна для человека, хотя кое-где попадались химические вещества, ассоциируемые с жизнью, и даже микробы в высоких облачных слоях. Маленький мирок, скалистый, марсоподобный, был покрыт растительностью – точно гидропонная ферма – и лишен океанов, на поверхности искрилось лишь несколько озер.

Система Эксельсии разительно отличалась от Солнечной. В окрестностях земного светила, помимо обычных планет и Плутона, имелось еще более десятка «крытых миров», где под защитной ледяной коркой бурлила жидкая вода. На Титане роль крыши играла метановая атмосфера, под слоем которой метановые озера лизали навощенные берега. Но жизнь не зародилась нигде, несмотря на столь перспективные условия. Возможно ли, чтобы на ледяных спутниках глорианской системы она возникла? Как на других мирах…

Кажется, над изобилием жизни в этой звездной системе кто-то потрудился.

Эксельсия представляла собой желтый карлик массой примерно с солнечную, а орбита Глории находилась в ее зоне Златовласки – но ближе к середине, в отличие от орбиты Земли, проходившей у внутреннего края аналогичной области. Глория вращалась в двухстах пятидесяти миллионах километров от Эксельсии. Два жарких мира располагались заметно ближе к звезде. Там яростные вулканы окуривали кислотными дымами равнины лавы, подобные блистающим оранжевым морям. Артилекты тщательно закартировали эти планеты на будущее – вдруг пригодятся – и сосредоточились на двойной планете, главной жемчужине системы.

Вот она, Цель Полета. Бет заступила на вахту. Клифф немного расслабился, но лишь немного.

– Послушай, – сказала Бет, обновляя изображения на экранах, – я тут спектральным анализом Глории занялась. Наилучшие доступные Земле данные – вытяжка из скудных пикселей, но они сулили надежду. Глория выглядела многообещающей планетой с признаками биосферы вроде нашей. Теперь это подтверждается. Уровни кислорода, водяного пара, круговороты газов. Всё как надо. Однако… океаны отсутствуют. Следов технологии нет. Никаких странных выбросов. Никакого электромагнитного трафика. Вообще никаких сигналов. Так могла бы выглядеть истощенная Земля тысячелетие назад.

– Но Паутина…

– В яблочко, – Бет потрепала его по плечу. – Их родной мир – такое же инженерное творение, как паутинный суперлифт.

– Ты хочешь сказать, что они им пользуются для доставки на спутник, Честь?

– Паутина для такого слишком плотная: любой космолифт вменяемой конструкции, выходя за пределы атмосферы, утончается до стебелька. Не-ет, Паутина – это биосферный конструкт. Он более чем в сто раз крупней обитаемых зон на поверхностях Глории и Чести вместе взятых. Пентхаус обширней города.

Клифф фыркнул.

– А мы всё это время обманывались, принимая Глорию за стандартный мир. Классический. Мы готовили посадочные и взлетные модули, ну и прочую снарягу в расчете на обычные планеты и малые экспедиции.

Бет отмахнулась.

– Глорианцы говорят, нам достаточно пришвартоваться рядом с большим широким участком Паутины. Они вообще изъясняются достаточно простым англишским языком. И… мы это сделаем.

– А дальше что?

– Будем решать проблемы по мере их поступления, милый.

Вивьен была воплощением проблем, пусть Редвинг и любил такие решать.

В давние времена он знавал многих актрис и моделей – блистательный будущий капитан звездного корабля, сам не чуждый высокомерия в стиле шоу-бизнеса, – однако в итоге вернулся к официанткам. От них пахло едой. Домом. Тогда-то он и приобрел привычку не подгибать ноги под стулья, сидя за барной стойкой. Это простая мера предосторожности: если тебе с размаху врежут, такая поза помешает увернуться. Он допустил эту оплошность лишь раз.

Впрочем, это было не самое сложное испытание. Довелось ему потом столкнуться со ста сорока четырьмя устрицами (странное число, двенадцать в квадрате; только не спрашивайте, почему): проверка, сумеет съесть их все или нет? Он сумел. Но полтора дня потом ничего в рот не брал, прежде чем убедился, что всё же выживет. Ну, оно того стоило… Почему-то воспоминания эти теперь давались ему тяжелей: ностальгия по утраченной столетия назад Земле. По жизни на ней.

Вивьен – единственный отголосок тех лет. Она вернулась из холодного сна как раз тогда, когда Редвинг в ней нуждался. Он помечтал о простом комфорте ее общества, когда пробудился на подлете к Чаше. Улетая с Земли, он пребывал в уверенности, что за время беспосадочного полета до Глории проснется максимум дважды. По мнению криоинженеров, для долгого перелета на корабле с двигателем таранного типа это необходимо. Долгий анабиоз увеличивает риск деградации тканей – да что там, банальной смерти. Эксперименты на бесчисленных животных от мышей до шимпанзе позволили построить грубую, прикидочную, эмпирическую модель работы гибернаторов в колоссальных масштабах межзвездных путешествий. Крионика стала крупной отраслью земной индустрии.

Но изучать свойства человеческого анабиоза можно было лишь в тестовых перелетах на окраину Солнечной системы, длившихся не больше десятка лет. Отсюда предстояло смелое масштабирование на века. Эти самые века их полета. С Земли жадно запрашивали детали процедуры оживления каждого следующего члена команды. Медленно разраставшийся экипаж пополнялся теперь каждые два-три дня. Артилекты-криологи многому научились и приступили к индивидуальной настройке каждого пробуждения – или, как частенько говаривали, воскрешения.

Редвинг вырос в одном из племен, главным источником дохода которых были казино в североамериканских резервациях. Его отец считал, что богатство – главный критерий успеха в жизни. И даже на небесах, чем черт не шутит. Деньги так и текли папе в карманы – вроде бы даже слишком легко. Никакого напряга. Редвинг, родившийся в рубашке, мог рассчитывать на комфортную жизнь, а вместо этого предпочел покорять Массачусетский технологический, зарабатывать диплом с отличием, наживать врагов смолоду и разбивать сердца; его собственное отделалось легким ушибом.

Он подмечал, что академические авторитеты редко утруждают себя уборкой и не заботятся о том, каково после них работать другим. Поэтому на своих кораблях установил старые порядки: всё должно скрипеть от чистоты и быть расставлено по полочкам. Во всяком случае, таковы порядки для команды: капитану доступны некоторые вольности. Он себе имя сделал на исследовании и колонизации Марса. Он пользовался репутацией сукина сына, – что тут спорить, – но не простого, а чертовски эффективного сукина сына. Как выяснилось, это была отнюдь не худшая рекомендация.

Затем – полеты во внешние области системы: обучение работе с тысячами робоотрядов, добыча сырья из мириадов кометных ядер. Флотилия кораблей Редвинга подключала к ледотероидам автоматические ускорители и посылала их на скорости в несколько километров в секунду внутрь системы. Астероидным колониям это богатство на головы падало. Бизнес невероятно прибыльный, и финансовые успехи позволяли долгосрочное планирование. Редвинг командовал экипажами будущих богачей, но сам, возвращаясь в регионы, которые тогда уже называли Внутренними Мирами, четко понимал, чем хочет увенчать свою карьеру: рывком к звездам.

Бет громко стукнула в дверь каюты, нарушив его блуждания по дорогам памяти. Лицо ее было серьезным.

– Капитан, у нас трудность. Как пристыковаться к Паутине? В глорианской переписке ничего об этом не сказано.

Редвинг откинулся в кресле, заведя руки за голову, – расслабленная поза говорила сама за себя.

– Наши посадочные модули приспособлены к планетарным условиям, – отвечал он шелковым тоном. – Можно воспользоваться ими как простыми челноками.

Бет скривила губы.

– И куда же будут курсировать челноки?

– Ну, найдем какое-нибудь место в Паутине.

– И это всё, что вы…

– Бет, спокойней. Глорианцы – инженеры, привыкшие мыслить в масштабах на три, на четыре порядка выше наших. Они, без сомнения, квалифицированней.

– Я биолог. Мне нужно понимать, с чем мы можем там столкнуться. Какие припасы взять, безопасен ли воздух, ну и вообще…

– Так примени биологический подход к этой новейшей проблеме. Сядь. – Он предложил ей ром. – Что говорит об этом месте эволюционная теория?

Бет сморгнула, лицо ее дрогнуло от сиюминутного замешательства. Пригубив рома и молча поразмыслив (Редвинг сидел неподвижно и сдерживал улыбку), она подняла глаза:

– Хорошо, будем мыслить широко. Мы, земляне, умеем бегать и плавать, лазать и прыгать, бросать и ловить… и так далее. Всё это умеем. Мы самый многозадачный вид в истории. И у наших предков эти способности имелись. Итак, следует ожидать, что высшие разумные существа этой странной низкогравитационной Паутины не менее разнообразны в своих талантах. Они прибыли с Глории и, учитывая, какое время наверняка потребовалось на плетение Паутины, адаптированы к ней физически. – Она замолчала, глаза ее сверкнули.

Редвинг поднял ее бокал и снова наполнил.

– Правильно. Мы тоже должны проявить разносторонние таланты. И перестать так волноваться.

– Ну, спасибо, кэп.

– Всегда пожалуйста.

Проблема решена, более или менее. Иногда полезнее отсрочить решение. Они неслись к Глории, и Редвинг, обогатившись опытом Чаши, понимал, что в столь удивительном окружении всего важней обучаться быстро.

Эшли и Бет столкнулись в узком коридоре рядом с каютами старших офицеров. Он был худощавым, дружелюбным, говорил баритоном и казался искренним. Бет понимала, что вновь оттаявшим нужно уделять внимание, и они с Эшли немного поболтали. По его настоянию прогулялись в биосекцию, подышали влажным воздухом с повышенным содержанием кислорода, насладились тишиной этих камер, расположенных за водным буфером, глубоко в недрах корабля. Поначалу Эшли расспрашивал о бортовых протоколах и подробностях, но затем его тон изменился, он придвинулся ближе, и Бет догадалась.

Ладно, придется без обиняков.

– Да, ты знаешь, я замужем. За Клиффом Каммашем.

– О! Я не знал. Нужно быть внимательнее. Ты же понимаешь, Чаша до сих пор в голове не укладывается.

Она посмотрела прямо на него.

– Я занята.

– Я понял.

Нужно с ним помягче, он же парень.

– Послушай, я понимаю, каково это – из анабиоза разморозиться. Стимуляторы, ферменты и всё такое. Чувствовала себя снова подростком.

– Ну да, вроде того.

– Это пройдет. Вероятно, скорее, чем тебе бы хотелось. Попробуй с кем-нибудь из новеньких законтачить.

– Вивьен?..

– Не прокатит. У нее с Редвингом какие-то тесные отношения. Держись от нее подальше. А как тебе Папвилла Баэн? Или Джерамини Тэм? Археологи.

– Да, они недавно оттаяли. Но мне показалось, они вместе.

– Ну, возможно, просто помогают друг другу освоиться. Их бы не взяли в полет, не согласись они завести детей.

– А как насчет другого биолога из твоей команды, Нгуен?

– Она сегодня выходной взяла, можешь попробовать. Дай освоиться в твоей компании, а потом включай мужское очарование.

– Дельный совет. Спасибо. Еще что-нибудь?

– Нет. Иди.

– Эти формы жизни… – Эш повел кругом рукой. – Они все не слишком крупные. За одним исключением – того огромного паука, который посторонился в центральном коридоре. Какой здоровенный! Я даже слегка напугался. Почему он не здесь, в биосекции?

– Он в экипаже. Или будет. Ты воспринимай его как ребенка. И не слишком привыкай. Анорак отправится с нами в экспедицию, так что… – как бы сформулировать? – мы ему обновление накатим.

– Правда? А как?..

– Я не могу рассказать больше.

Эшли удалился. Бет задумалась, почему его общество ее так стесняет. Может, глупости это и лучше включить Эшли в состав первого десантного отряда? А если он такой успешный пикапер, каким желает показаться, то и Нгуен за компанию. Они оба моложе Бет и Клиффа, которых вдобавок жизнь в Чаше потрепала. Конечно, в объективном времени всем им лет под двести. Брак, секс, деторождение… всё это настолько глубоко укоренено в людской натуре, что даже здесь, вдали от земной экосферы, не удается полностью абстрагироваться.

– Думаешь, нам уже о распределении по семьям следует задуматься?

Лицо Клиффа отражало все оттенки удивления.

– Так в директивах написано, – мягко произнесла Бет. – Я проверяла.

– А разве не Редвинг…

– Послушай, тут речь о наших детях. Это наше дело.

– Да мы ведь и понятия не имеем, какая в Паутине биосфера и…

– Я не требую зачатия прямо сейчас. Но нужно иметь это в виду.

Она изучала его лицо. После недолгой интрижки Клиффа с этой, как ее там, в Чаше, дела теоретически нормализовались. Да, Бет испытывала обычную для таких ситуаций смесь ярости, обиды и унижения – но ловила себя и на неожиданной симпатии. Чаша оказалась испытанием на прочность для всех, превзошла самый буйный размах воображения. Затерянные на ее просторах, сбежавшие из плена, люди искали утешения друг у друга. Вдобавок неправильно считать, что Клифф запустил эту, как ее там, в свою постель. Нормальных постелей у беглецов не было и близко.

Бет оттолкнула эти воспоминания, медленно вдохнула и выдохнула, затем сказала спокойно, поддерживающе:

– Мы об этом договаривались.

– Да. – Он пожал плечами. – Но вначале… Как назвать эту процедуру? Припутывание? Высадка на цилиндрический мир в высоком вакууме. По крайней мере в Чаше настоящие земля и сила тяжести.

– Угу. Диковины тут нарасхват. Я смогу расслабиться, только когда мы найдем место завести детей. В гравитационном колодце, ага. Не в курсе, каких эффектов тут можно ожидать. Я эти яйцеклетки веками сберегала, ты ж знаешь. Нужно наконец найти им применение.

Ее прямота лишний раз выдавала меру усталости. Они забрались в койку, повозились там, целуясь, и Клифф забылся в сдвоенных теплых объятиях сна и Бет. Она, однако, не переставала размышлять, глядя в абсолютную тьму и прислушиваясь, как стонет и скрипит построенный века назад корабль – пристраивается к последнему своему причалу.

Прежде чем их выбрали в экипаж «Искательницы», они с Клиффом без особого энтузиазма пытались завести детей, то есть, говоря прямо, отказаться от контроля над деторождением и позволить Вселенной решить самой. Больше года прожили они в браке, а Бет не забеременела: было похоже, что Вселенная решила сама. И они уверенно переложили это важное решение на тех, кто в ней главный. Однако…

Когда они согласились дать жизнь потомству по прибытии на Глорию, цель эта казалась очередной в ряду смутных абстракций, подписей под документами. Теперь… Младенцы никогда особенно не привлекали Бет. Бездонные колодцы срочной, безразличной к обстоятельствам потребности – вот как она их воспринимала. Бет опасалась, что не сможет удовлетворить эту потребность, почувствует себя обманутой и взятой в заложницы. И так же сильно опасалась, что ее осудят за такую позицию. За инстинктивное недоверие к писклявым комочкам плоти, при виде которых таяли все остальные.

Она пыталась примириться с этой проблемой, пока развивалась ситуация в Чаше. Затем, вновь пробудившись, опять с ней столкнулась. Императив экспедиции на Глорию был таков: исследовать другой мир и, если удастся, заселить его. Звездолет – мир настолько замкнутый, что Бет решила отвлечься за чтением Чувства и чувствительности, идеально передающим скуку общества далекой эры. Слухи, сплетни, бесконечное домоводство, женские штучки – нескончаемо.

Но и роман древней писательницы парадоксальным образом напоминал ей, как далеко «Искательница» от Земли. Медленный обмен информацией, промежутки тревожного молчания. Остин умело передавала не столько момент, когда письмо пришло и его открываешь, сколько часы и дни ожидания под стук дождя за окном, пока игла снует над вышивкой. Не таковы ли и мимолетные контакты с Землей – далекой абстрактной возлюбленной, давно утонувшей в прошлом?

Эш отыскал паука в одной из маленьких общественных кают, обустроенной под библиотеку. Пятилапое пятиглазое ржаво-красное бесформенное создание трудно было с кем-нибудь перепутать. Паук Эша всё еще страшил. Но…

– Привет, Анорак, – сказал он.

Паук приподнял от видеоэкрана массивную башку. Он (оно?) без труда отстукивал(о) команды. Голос его был заржавело-скрипучим и отдавался эхом:

– Привет, Эшли Траст. Я читаю про Глорию и Честь. Мы мало о них знаем. Ты с нами отправляешься, да? Ты изучал?

– Кое-что. Я читал и просматривал отчеты от Бет Марбл и Клиффа Каммаша – о встрече с Чашей. А ты про Чашу много знаешь?

– Нет. Я родился здесь, на корабле. Меня в чане вырастили. Чаша такая чудесная. Мне жаль, что я не бывал там. Я бы хотел познакомиться с Бемором. Корабельные наставники не позволяют мне изучать его жизнь, но рассказывают про Птиц. Тех, кто управлял Чашей, пока не явились мы.

Мы? – удивился Эшли. – Ты чужак, а думаешь о себе иначе…

– Да, я слышал о Беморе. Знаю мало, но говорят, что он важная Птица. – Не совсем враг, подумал Эш, не вполне друг.

– Верно. Хотя информация о Ледоразумах и прочих – тех, кто, кажется, управляет долговременным движением Чаши, доступна. Я не вполне понимаю ее.

Эш о них не знал ничего, поэтому ответил:

– Мне сказали, я отправлюсь в Паутину. И ты тоже.

– Да.

– Каким образом тебя тренируют?

– Капитан Редвинг позволяет мне читать всё то же, чему обучается сам. В остальном я предоставлен сам себе. Учусь. А потом меня сделают умнее.

Бет что-то такое говорила.

– Правда? А как? И когда? А со мной так можно сделать?

Интересно, они в Чаше такому научились?

– Наверное, нет. Только со мной. Я должен подождать, пока мы в Паутину не попадем. Бет говорит, глорианцам меня представят как… домашнее животное.

– Домашнее животное. – Эшу посоветовали относиться к этому существу как к ребенку, незрелой особи. Но щетинистая туша паука уже достигла солидных размеров. – А как насчет, эмм, других жителей Чаши? Хэнди и этих, гм, пальцезмеек?

– Ну, у них свой народ, да? На этом корабле разнообразие. Другие умы, независимые интеллекты. Но все они растут. Развиваются. Мой мозг еще мал, но совсем скоро это изменится.

В его тоне слышалась легкая зависть.

9. Мимолетная слава

А вот и двойная планета. Первой стала видна Честь. Спутник пестрел всевозможными ландшафтами. Сложная, богатая кислородом биосфера. Пейзажи сменялись от высоких заснеженных пиков до чего-то похожего на заброшенный город из белых ящикообразных построек в лавово-кварцитовой пустыне. Леса, моря, многослойные мерцающие облака. Крупных поселений не заметно. Кажется, там раздолье.

Паутина при разведывательном пролете показалась прямой линией. Теперь стали доступны крупные планы по всей ее невероятной протяженности: леса высоких тонких деревьев, овалы мерцающей сине-зеленой жидкости меж тесных берегов – озера низкой гравитации. По извилистым опушкам ярились бури, подобные космам песочно-коричневых волос.

Двойная планета кружилась в величественном гавоте, танце под музыку времени, орбитальном менуэте, регулируемом натяжением Паутины. Клифф зачарованно взирал с мостика на эту картину. Он подключился к болтовне артилектов: те и рады были занятости, ибо десятилетние вахты скучного полета доставляли им непредсказуемо странное раздражение. Их неуемная суета объяснялась отчасти и обновлениями, затрагивавшими все уровни вплоть до архитектурного ядра: артилекты обучались новым методикам, пересылаемым с Земли по лазеру. Столетия исследований космоса – в основном автоматизированных – вполне окупились. Данные с мириад других кораблей теперь позволяли артилектам улучшить технику сканирования местности, опираясь на новые астрономические знания. Артилекты перебрасывались довольными сообщениями, радуясь прояснению старых загадок и появлению новых на скорости света. Клифф подслушал дискуссию по вопросу о возникновении двойной планеты:

…столкновение двух небесных тел с формированием диска выброшенных частиц. Посредством аккреции два вновь образованных…

Влез другой артилект:

Но! Масштабное столкновение – недостаточное условие формирования двойной планеты, поскольку такие события могут также породить множество малых спутников: сравните с четверкой небольших внешних лун Плутона. Здесь такого не наблюдается!

И еще один негромкий голосок:

Часть массы этой Паутины, без сомнений, добавлена впоследствии. Давайте поищем следы изначального соотношения элементов в массовом…

Клифф отключился. Он размышлял о многом, пока бурлили потоки данных. Он знал, что на Земле, как только услышали от «Искательницы солнц» об истинной природе Строителей Чаши – древних разумных динозавров, – с энтузиазмом взялись за геологию. Возникла целая отрасль науки, посвященная поискам следов Строителей. Развились экзотические специальности вроде археоботаники и палеометаллургии: даже названия запомнить сложно, не говоря о том, чтобы освоить.

И действительно, отыскались явственные свидетельства древних технологий, уходящих в прошлое на сто пятьдесят с лишним миллионов лет. Были обнаружены даже фрагменты окаменелостей. Найденные динозавры оказались примерно вдвое выше человека, обладали когтистыми лапами, на которых, однако, имелись отставленные пальцы. Структура таза позволяла им стоять прямо, у некоторых рост превышал три метра. Эти создания построили цивилизацию космического уровня, соорудили Чашу вокруг далекой звезды-напарницы Солнца и отправились путешествовать.

Народ Чаши – дальние потомки этих созданий – со временем развил перья. Удивительная параллель с тем, как эволюционировали впоследствии земные птицы. Оставшимся на Земле разумным динозаврам пришел конец при падении крупного астероида, обломка небесного тела, сорванного с орбиты в облаке Оорта. Нашлись подтверждения гипотезы, что астероид-убийца в действительности был ядром кометы, летящим на скорости не менее пятидесяти километров за секунду – отклоненным внутрь системы при отбытии Чаши. На опустошенную сцену в дальнейшем поднялись люди. Эхо первобытных трагедий продолжало резонировать в веках.

Клифф медленно выдохнул, наблюдая за стремительным перемещением вдоль Паутины: корабль готовился к гравитационному маневру с разворотом. Капитан появился на мостике в полной униформе, аккуратно выглаженной, с блестящими пуговицами.

Редвинг предпринял медленный неглубокий пролет через верхние слои атмосферы Глории. Да, затея несколько рискованная, но капитан уверял, что она того стоит. Он позвал старших офицеров экипажа выстроиться у него за спиной. Видеозапись этого события улетит на Землю, и десятки миллиардов человек станут вглядываться в лица команды, усталые, но пытливые. Он возглавил построение.

Траектория маневра обеспечила артилектам условия для анализа верхних слоев глорианского воздуха. Подтвердилось, что он годен для дыхания. Легкое трение об атмосферу также позволило дополнительно сбросить скорость и перейти на связанную с планетой орбиту – примерно вдвое ближе к Глории, чем ее спутник, Честь.

На ночной стороне Глории корабль казался несущимся среди звезд ослепительным метеором. Но ни огней городов, ни вообще признаков высокоразвитой цивилизации внизу заметно не было. Впрочем, в атмосфере присутствовала органика, и приборы определили, что местная ДНК с левозакрученной спиралью – то есть совместима с земными формами жизни. Тринадцатая планета с наличием жизни из открытых на данный момент, и везде спираль закручена в одну и ту же сторону: биологи используют термин «хиральность». Возможно, жизнь, мигрируя среди звезд Галактики, засевает все миры молекулами предпочтительной ориентации.

Редвинг приказал сохранить пробы воздуха и детальнее изучить, но немедленно не докладывать. Когда же дело дойдет до отчета, биолектам «Искательницы солнц» предоставят первое слово. Процедура нестандартная. Корабль мог отказать в любой момент, и Земля лишилась бы этих данных. Экипажи звездолетов проходили выучку, побуждавшую относиться к таким правилам с почти религиозным рвением, но Редвинг многое позволял себе игнорировать. Капитан Кук в странствиях по Тихому океану жесткого графика не придерживался. Немедленный нагоняй из Лондона ему всё равно не грозил.

Редвинг улыбнулся своим мыслям. Он наслаждался этим мгновением. И чувствовал, что лучше пока припрятать данные биоанализов. Корабль не просто цилиндр из бездушного металла – это живой и дышащий организм, который за долгие века полета также претерпел эволюцию. Всё на борту обновляется с Земли. Новая аппаратура распечатывается принтерами и интегрируется в бортовую начинку без прерывания работы. Чем это принципиально отлично от биологии? Экосистемы, паразиты, симбиотические связи между животными, бактериями внутренностей и кожи – все это составляет сложную смесь.

Пускай сперва артилекты исследуют воздух Глории и Паутины. Земля подождет.

Он глядел на большие экраны мостика и проползавшие по «Искательницей» странно изогнутые тучи. В разрывах облачности проступала поверхность Глории. Облака курчавились и извивались. Малые лазурные моря, островные цепочки, свидетельства тектоники плит. На Земле океаническая кора плотнее континентальной, и там, где они сталкиваются, вспыхивают вулканы, зарождаются острова и обновляются почвы. Вероятно, и здесь происходит нечто подобное, подумал Редвинг, но тектоника двойной планеты из-за приливного резонанса отличается, как и высота приливов. И хотя два мира вечно обращены друг к другу одними и теми же сторонами, вращение поддерживает гавот континентальных и океанских плит. А если… если и эта грандиозная активность регулируется глорианцами, представляет собой произведение инженерного искусства, помогающее мирам эволюционировать и прихотливо изменяться?

Но… где же сами глорианцы? Он не видел ни городов, ни дорог, ни даже каналов и плотин. Глорианцы, похоже, не кучкуются, как люди.

И где же они?

10. Захват

В разуме каждого раскинулся лес. Неизведанный, нескончаемый лес. Каждый блуждает по этому лесу – еженощно, в полном одиночестве.
Урсула Ле Гуин

Магнитные поля – всё равно что резиновые ленты. Они сгибаются и выкручиваются, но не рвутся, кроме исключительных обстоятельств. Редвинг смотрел, как магнитные когти, обозначенные на экране светло-желтым, тянутся к кораблю.

– Нервирует, да? – спросила Вивьен, тронув его за локоть.

– Я пускаю чужаков на свой корабль, – отозвался Редвинг. – Конечно, это нервирует.

– Поля сильные, и их напряженность всё возрастает, – возвестил Клифф.

На мостике царило беспокойство, Редвинг мало кого сюда пускал, отправляя большую часть команды следить за мириадами бортовых устройств из кают. Стоит лишь приоткрыть дверь толпе, как та ее выбьет. Это правило групповой динамики он усвоил на раннем этапе карьеры, когда еще подвизался в астероидных разработках.

Он внимательно оглядывал все экраны. Корабль держался края длинного цилиндра – Паутины. На таком близком расстоянии цилиндрический конструкт казался стеной или, точнее, кисейно-тонкой простыней воздуха, наброшенной поверх бело-зеленых просторов.

«Искательница» пролетела мимо Глории и сблизилась с Паутиной для детального сканирования местности. Этот маневр сам по себе доставил трудность. Система Глории и Чести напоминала два здоровенных мячика на противоположных концах палки, вращающейся вокруг барицентра, – последний располагался в семидесяти семи тысячах километров от центра Глории. Вся конструкция вертелась вокруг этой точки, размещенной в Паутине, на расстоянии десятка с лишним глорианских радиусов (тот составлял почти шесть тысяч километров) от поверхности. Поэтому «Искательнице» приходилось заложить вираж и подняться на более высокую орбиту.

Пока корабль проносился рядом с барицентром, Редвинг отметил крупное скопление объектов, напоминавшее рой взбудораженных пчел. Как ни странно, артилекты определили, что это в основном органика, а не металл или порода. Редвинг попросил увеличение: действительно, что-то похожее на червей, воздушные шары, бахромчатые цилиндры – все эти существа казались живыми, мельтешили, точно бактерии под микроскопом.

По краям Паутины из буйной зелени выдавались блестящие серебристые опорные структуры. Редвинг при виде их вспомнил грандиозные колонны Чаши Небес, построенные из молекулярных листов и способные выдержать чудовищную нагрузку. Кем бы ни были эти глорианцы, а инженерное мастерство их столь же невероятно.

– Капитан, – проговорила Бет, – поверх атмосферы еще один тонкий слой. Очень тонкая пленка. Автоматика и артилекты считают, там сперва озон, потом обогащенный кислородом воздух с обилием азота.

– Гм. Озон?

Архилект корабля, заслышав вопросительный тон Редвинга, обратился напрямую к собравшимся на мостике:

– Озоновый слой Земли, если бы его удалось сжать до атмосферного давления, не превосходил бы толщиной нескольких миллиметров.

Говорил архилект теплым, участливым голосом: Редвинг настроил его тон так, чтобы слова ИИ действовали успокаивающе. Клифф прозвал программу Мамочкой, возражений по этому поводу не возникло: уж больно выражен был акцент хозяюшки с Атлантического побережья.

Бет кивнула.

– Это затем, чтобы ультрафиолет экранировался немедленно, первой же газовой прослойкой, отделяющей воздух Паутины от космоса. Чистая работенка.

Но магнитные поля – не просто резиновые ленты. Они сейчас вцепились в «Искательницу солнц». Желтые линии на экранах притягивали и тормозили корабль, волокли его к верхним атмосферным слоям Паутины. Не пора ли выключить ионоточный двигатель? Он ведь мешает работе магнитных полей Паутины, и наоборот. Редвинг понял, что пора брать быка за рога, – и сделал это. Чувствуя на себе взгляды команды, он отдал соответствующий приказ артилектам: уменьшить интенсивность термоядерной реакции до уровня, обеспечивающего лишь бортовое энергоснабжение. Пинчевые поля, вытягивавшие плазменную пику и подгонявшие ее в стремительном межзвездном полете, ослабели… успокоились… погасли.

Редвинга точно в живот ударили. Он вспомнил первую свою машину-любимицу, красотку с водородным двигателем: этот корабль также питается острой смесью изотопов с преобладанием водорода. Когда машина испустила дух, Редвинг уже готовился к космическому полету и понимал, что времени насладиться поездками на новой у него не будет. Ощущение возникло удивительно похожее. Он рассчитывал теперь лично ступить на поверхность нового мира. В Чашу он не спускался ни разу, но Паутина мало отличается: такой же исполинский конструкт, построенный для нужд живых существ. Он и представить себе не мог, что в масштабах Галактики планеты покажутся чем-то старомодным.

Ритмичное подрагивание палубы под ногами унялось. Редвинг прислушался к быстрым переговорам артилектов. Те оживленно болтали с глорианскими искусственными разумами, улаживали текущие проблемы стыковки «Искательницы». Проскочив через места, пострадавшие от неизбежных трудностей перевода, Редвинг сосредоточился на физике. Магнитные щупальца переплелись с полями самой «Искательницы», как сплетаются пальцы протянутых навстречу рук в тесном рукопожатии, хотя ни одна частица твердого вещества не соприкоснулась с другой.

Редвинг затормозил корабль почти до неподвижности; они приближались к уширенной части Паутины. «Искательнице» приходилось маневрировать: Паутина в этом месте вращалась со скоростью около двух километров в секунду. Выступающий Бугор – по всей видимости, столь важный, что Редвингу казался заслуживающим упоминания с большой буквы, – был шире остальной Паутины на тысячи километров. На то имелись очевидные биосферные соображения. Здесь, во внешних областях Паутины, вдалеке от сияющих полумесяцев Глории и Чести, гравитация вдоль Бугра падала почти до нуля. Межпланетный транспорт причаливал тут и разгружался, пользуясь тривиальным гравитационным градиентом. Как ни чужды глорианские умы, а простыми преимуществами законов природы пользуются без колебаний.

Бугор замаячил впереди: огромный лабиринт лесов и вод. Низкогравитационные леса чередовались с пузырчатыми голубыми морями, пропуская солнечное сияние внутрь. А вот показались гибкие платформы величиной с материки: пустынного вида, собранные стопками слева и справа от центральной области, воздух и свет проникали через прослойки. Изящные блистающие колонны, то паутинно-тонкие, то утолщенные, скрепляли все эти конструкции воедино. Воздушные арабески, право слово. Глазам землян представали всё новые штабеля равнин, соединенные серебристыми тросами, кое-где поросшие размыто-бархатистыми мхами.

Магнитные когти крепко зацепили корабль. Команда присматривалась к изменчивым контурам поля. Атмосферные пленки тоже зашевелились. Выпятились, точно в робком поцелуе.

Настал момент, венчающий десятилетия межзвездных странствий, годы в Чаше, сложности подготовки новой экспедиции оттуда на Глорию, к которой во мраке следовала смутной угрозой сама Чаша. Ледоразумы, навитые по внешней стороне Чаши, передавали расплывчатые сообщения о Глории, но четко разъяснять ситуацию избегали. Уклонялись и от ответа на вопрос, посещала ли когда-нибудь Чаша эти места. Это раздражало.

Команда на мостике выстроилась плечо к плечу, в безмолвном благоговении взирая на экраны. Редвинг позволял им наслаждаться этим моментом. У него самого работы хватало.

Он медленно, не привлекая внимания, опустил на голову гарнитуру с шумоподавлением. И нашептал артилектам последовательность команд, которая хранилась исключительно в его мыслях. Информацию, которая нигде не записана, нельзя взломать. Даже самим артилектам. Он это усвоил в ранних полетах через облако Оорта два века назад. Старые добрые методы всё еще оправдывали себя.

Он обращался напрямую к низкоуровневым структурам артилектова подсознания. Это обеспечивало немедленное выполнение команд: машинный эквивалент безусловного рефлекса, как при ударе молоточка по колену. Механизмы полного контроля людей над артилектами встраивались со времен принятия Алгоритмического закона Дойча – Тьюринга много столетий назад. Редвингу нужна была самая свежая оценка возможностей глорианцев.

Команда, наученная земным опытом, полагала, что общение с глорианцами окажется похоже на ранние разговоры с ИИ, впоследствии прогрессировавшими до уровня артилектов. Так оно и было.

Алгоритмы артилектоперевода, дополнительно усовершенствованные множеством обновлений с Земли, превосходили способности любого человека. Выжимка смыслов осуществлялась не из детализированной информации, а из миллиардов «документов», которые артилектам охотно предоставляли для чтения глорианцы. Базовая научная информация, прочие культурные материалы. Артилекты никогда не уставали просеивать глорианские символы и картинки. Артилектосеть обучалась так же, как делала это земная сеть века назад, когда опознавала кошек и собак после просмотра миллионов картинок. В конце концов артилекты самостоятельно, не опираясь на программные инструкции, расшифровывали синтаксис глорианских языков.

– Удалось ли улучшить общение с глорианцами? – спросил Редвинг.

С артилектами можно было сразу переходить к делу, не тратя время на светскую болтовню.

– Следует допустить, что по крайней мере несколько наших фраз вызвали у них языкание заплетыков. Глорианские наречия многослойны, смысл их проступает не сразу. Напоминаем вам, капитан, что ваш англишский в конечном счете восходит к попыткам норманнских солдат очаровать англосаксонских хостес. Глорианская узлоречь не столько развертывается, сколько расшнуровывается, спирализуется с постепенным нарастанием сложности на каждом витке.

Артилект повысил голос, имитируя эмоции. У него хорошо получалось подделываться под человека.

– А получится ли вообще наладить устное общение?

– Вероятно. Метаязык оснащен сногсшибательно богатым комплектом суффиксов и префиксов. В целом грамматика чрезвычайно сложна, но не настолько, чтобы мы, артилекты, не справились.

– Гм. Например?

– Во время ранних сеансов связи, когда возникали трудности перевода, глорианцы даже обменивались определениями. Наподобие: Жизнь – антиэнтропийная организация химических или электромеханических систем, которая, будучи предоставлена самой себе, имеет тенденцию к метастазированию с умножением численности и разнообразия. Это верное определение, но для нас недостаточное.

– Для вас?

– Мы полагаем, что высокоуровневая ментальность сама по себе служит свидетельством жизненной активности. Химия в данном случае не принципиальна.

– Гм. А дайте-ка послушать глорианскую речь.

Пулеметно-стремительный трескучий шум.

Редвинг про себя обозвал эту речь брандашмыжной.

– Глорианцы переслали этот комментарий вместе с изображениями важных религиозных фигур, а именно: Будды, Иисуса и святых эпохи Возрождения.

– Зачем?

Артилекты продемонстрировали Редвингу видеопоток через гарнитуру. Фигуры двигались, махали руками, танцевали.

– Эти изображения поступали из многих мест Паутины. Массив фазированных сигналов высокой четкости. Кроме того, приняты изображения планет.

– Их передача раздроблена, распределена по массиву? Почему?

– Вероятно, потому, что нас желает приветствовать вся цивилизация? Они выбрали изображения, резонирующие, по их мнению, с привычными человеку жестовизуальными действиями: догадка глорианцев подтвердилась.

– А что это была за… тарахтелка?

Старший артилект отвечал высоким тенором и слегка наставительно:

– В основном свистящие фрикативные согласные. Вы, люди, производите аналогичные звуки посредством направления воздушной струи языком в сторону края зубов. Фрикативные согласные возникают при продавливании воздушного потока через небольшое щелевидное отверстие в ротовой полости.

– Вы можете общаться с ними посредством звуков?

– Мы пытаемся. Глорианцы тоже учатся. Они запросили самую короткую фразу, какая бы содержала все буквы англишского языка. Наилучший найденный нами вариант в обратном переводе дает «Зефиры неподдельно озадачили туповатую курицу-попрыгушку». Пожалуй, это своеобразное достижение.

– А что они о себе рассказали?

– Немногое. Мы отослали им подробный курс человеческой истории, не опуская никаких деталей. Они ответили: На протяжении последних эр нашего вида возникло семнадцать империй. Они начали строительство Арки. До них нам дела нет. Их больше не существует. Всё проходит, пока не оставляет след. Это необычная позиция. Но, впрочем, люди известны своим пристрастием к хронологии. Даже песни земных китов сохраняются в популяции максимум на несколько поколений.

– Нас внутри кто-нибудь встретит?

– Нам ответили, что встречающие готовятся. Вероятно, да.

Клифф тронул Редвинга за плечо, капитан сбросил гарнитуру и вопросительно посмотрел на него.

– Гремучая змея? – произнес Клифф. – Или кобра?

– Э?

– Простите, сэр. Это старая история. Помните тренировки ситуаций Первого Контакта на равнинах Центральной Азии? Сценарий «Гремучая змея»: бей первым как можно быстрее. Сценарий «Кобра»: приникни к земле, затихарись, просканируй местность, никаких переговоров или ЭМ-траффика. Докладывай только по лазеру.

Да, на Земле они проделали много изнурительных тренировок: имитация высадки в болоте, лесу, ледяной пустыне, скалистых горах – ведь никто не знал, как в действительности выглядит Глория. Сейчас эти тренировки должны оправдать себя, но Паутину невозможно просчитать до конца: это подлинно чуждая биосфера.

– Скорее «Кобра». Но я бы советовал выбросить из головы всякие мысли о… – Редвинг развернулся к экипажу на мостике и повысил голос: – Сражении. Никакого насилия. Мы разморозили лейтенанта Кэмпбелла и берем его с собой, но это скорее мера предосторожности, которая предписана Землей.

Клифф собирался было продемонстрировать скепсис, но тут влез Эшли:

– Я читал, что при первой высадке в Чашу одна ваша группа попала в плен.

Клифф смерил его взглядом.

– Мы вооружимся.

– Никаких агрессивных телодвижений, – рявкнул Редвинг, – понятно?

– Даже если нас попробуют захватить? – спросил Эшли недоверчиво.

– Даже в этом случае. Бет с Клиффом и остальными, у кого есть опыт высадки в Чашу, пойдут первыми. Вы следом.

Эшли демонстративно поиграл бровями, потом сказал:

– Да, сэр, безусловно, я выполню ваш приказ.

Его тон полностью обессмыслил это уважительное «сэр».

– Приготовиться к посадке, – Редвинг помедлил. – Точнее, к спариванию.

11. Сделайте меня умнее

Эбби Гоулда[14] вывели из анабиоза недавно, однако ему это не мешало. Хирург ранее бодрствовал, когда «Искательница солнц» исследовала Чашу. Он помнил, как выглядели паучары на видео с камеры Бет Марбл: диковинные и устрашающие. Помнил стычки с птицами, которые оказались пернатыми потомками динозавров. Когда девяносто лет спустя его разморозили, присутствие Анорака сперва испугало Эбби, затем повергло в восторг.

Бугристая башка и модифицированная пасть существа, очевидно, работа генетических кудесников Птиценарода. Какие же у них технологии! Эбби размышлял, сумело бы это существо дать приплод.

Интерес не был чисто академическим. На борту хранились и другие генно-модифицированные паучары в форме яиц.

Анорак лежал на операционном столе, сложив лапы. Круглая туша умещалась с трудом.

– Почему мои лапы в этих фиксаторах? – спросил паук. – Я не могу двигаться.

– Мы не знаем, как ты себя поведешь, когда всё закончится, – объяснил Эбби.

– Я не причиню вам вреда, – пообещало существо. – Вы мне будете мозг вскрывать?

– Я тебя вообще не буду резать. Это… – Эбби погладил серебристый индукционный прибор, имевший приблизительно дисковидные очертания. Устройство людям передали в Чаше. Оно должно поместиться за крупными челюстями Анорака, покрыв его расширенный мозг. Как его обозвать? – Эта штука, думаю, работает по принципу электромагнитной индукции. Ты узнаешь больше, когда она закончит записывать тебе в мозг воспоминания Бемора. Но мы не знаем, что в точности ты тогда предпримешь. Вдруг начнешь метаться и себе навредишь?

– Но я же стану умнее.

– Да. – У Эбби были свои сомнения.

– Тогда выполняйте.

Анорак смотрел старые развлекательные передачи. Казалось, здоровенному чужаку этот способ усвоения людского социального этикета дается легче всего.

Эбби кивнул. Устроил прибор на панцире Анорака и закрепил его биосовместимыми скобками. Анорак дернулся, лапы его задрожали. Пауку и Эбби едва хватало места в операционной; налапники прикрепили к стене резиновым клеем.

Заглянул капитан. Эбби обратился в слух.

– Приветствую вас, капитан Редвинг, – проговорил Анорак.

– Я заглянул посмотреть, всё ли у вас в порядке, – сказал Редвинг. – Доктор Гоулд?

– Отлично. Мы готовы начинать.

Редвинг аккуратно коснулся паучьей лапы.

– Тогда вперед. Анорак, мы с тобой потом поговорим.

Бет наблюдала за Эшли Трастом, красивым самой что ни на есть банальной мужской красотой. На Земле ему бы это помогло, но с Бет он шансов не имел. Она предпочитала грубовато-потрепанный стиль Клиффа. После рутинного подката отшить Траста оказалось тем проще.

Эшли привыкал к работе с бортовой аппаратурой, усовершенствованной артилектами и сильно улучшенной по сравнению с тем, какой была она в пору его земных тренировок. Он стоял, накинув гарнитуру внешнего вида, и следил за приближением Паутины. Одной из вспомогательных специальностей Траста была метеорология; тут эта новая игра наконец запустится.

Он ощутил на себе взгляд Бет, но, похоже, не просек, что за его успехами попросил проследить Редвинг.

Сделав туманный жест рукой, Эшли проговорил:

– А знаешь, топографические особенности часто так и притягивают к себе облака. Видишь – вон те разнообразные облачные слои на переднем плане? Каждая зона со своей текстурой, погодой и составом облаков. Более темные участки соответствуют пропастям между облачными массами. Мы смотрим на стопку огромных платформ радиально, а локальная гравитация перпендикулярна направлению нашего движения – сбоку. Вау!

– Никто себе и представить такого не мог, – дипломатично отметила Бет.

– Как и той Чаши, которую вы посетили.

– Ага, там тоже было полное безумие.

Эшли показал пальцем:

– Видишь? Их солнечный свет как бы поворачивается в небе, следуя орбитальному периоду – несколько больше семи наших дней. Единственный промежуток настоящей ночи наступает, когда вся Паутина погружается в тень. Итак, то, что нам известно о планетах – в смысле тепловые градиенты между океанами и континентами, всё такое, – здесь неприменимо. Среда достаточно стабильна, и только гравитация изменяется по всей длине Паутины. Различия, однако, значительны. Здесь ветра не прерываются горными грядами, потому что воздушный поток способен попросту обтекать платформу, на которой воздвигнуты невысокие горы.

– А как насчет бурь? – Бет раздумывала, возможно ли предсказать непогоду в полевых условиях.

– О, на Земле джеты – своего рода ясли ураганных воронок. Здесь… не знаю.

Она посмотрела сверху вниз на облачные структуры величиной с континенты. В той области Паутины, куда они причалили, на Бугре, гравитация была минимальна: водяные пузыри размером с океаны поблескивали в солнечном свете. Всё это скрепляла сеть серебристых тросов и растяжек, напоминавших сухожилия. Словно змея, перебросившая между мирами свое тело. В каком-то смысле место это было еще удивительней Чаши Небес.

Эшли постарался как можно быстрее взяться за подготовленный артилектами курс. Он скучал по обилию информации, обыденному для доанабиозных времен. Как ему не хватало легкодоступной компьютерной сети, возможности быстро выяснить, где, кто, что, когда и зачем! Хотя он уже полностью оттаял, физических перемен тело не претерпело, и выглядел Эшли совершенно прежним, самочувствие его полностью изменилось. Он испытывал странное чувство свободы, задавая людям вопросы. Входящие потоки информации пересохли, он не знал в точности, сколько сейчас времени и где он находится. Примитивная жизнь.

Это также значило, что он вынужден будет полагаться на органическую память в мелочах вроде имен других людей. О, как несовершенна человеческая память без ассистентов! Он и позабыл, каково это – быть Первозданным Человеком.

Приходилось подключаться к тренировочному коммлинку, чувствуя себя голым и уязвимым.

– Вот по-о-о-тому-то-о-о вы все-э-э-э, нов`чки, не успеваете жир нагулять, – пошутила женщина по имени Джилган, растягивая «о» и проглатывая «и», точно оборачивала губы вокруг слов.

Она сообщила, что сама «с Юга». Ее акцент Эшли ни о чем не говорил.

Он вынужден был повторять фразы, чтобы артилекты выучили его голос и затем использовали оверлей при переговорах команды при экспедиции в Паутину. Или общении с глорианцами, когда те покажутся.

Акценты в многовековой экспедиции оказались нешуточной проблемой – они менялись, сдвигались, значения путались, как обычно в беглой речи людей. На Земле выработалось что-то вроде базовой нормы произношения, которая от зубов должна была отскакивать: в обществе, распространившемся по всей Солнечной системе, без такой не обойтись. Она сгладила акцентуальные различия. Но Эшли втайне порадовался, обнаружив, что «э-э-э», самое обычное междометие, которое люди машинально вставляли между фразами, давая себе время подумать над ответом, в человеческом звуковом ландшафте по-прежнему присутствует. Натаскав артилекты на его употребление, он слегка приободрился.

1 Супруга Грегори Бенфорда. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2 Название земной суши и иногда Земли как мира людей в целом в индуистской космологии.

3 В Корабле-звезде Бет и ее муж Клифф изъявляют желание остаться в Чаше Небес, а не лететь на Глорию. Возможно, здесь авторская или редакторская оплошность.

4 Зд.: мусор (франц.).

5 В оригинале – «детектор»; исправлено по смыслу.

6 Совершенно неясно, почему в таком случае людей повергло в растерянность присутствие диафанов на звезде Чаши в Корабле-звезде: рассуждая логически, они имели бы все основания полагать, что Струя Чаши управляется аналогичными формами плазменной жизни, см. также повесть А если звезды – это боги? за соавторством Грегори Бенфорда со сходным мотивом разумных плазменных структур на Солнце. Возможно, здесь авторская или редакторская оплошность.

7 У авторов «двести километров», что является явной ошибкой и исправлено по смыслу.

8 Так у авторов. Не вполне ясно, шутка это (в традициях «красной угрозы», культивируемой в США) или же Редвинг намекает на какую-то реставрацию Советского Союза/коммунистической идеологии на территории России и сопредельных стран.

9 Вообще говоря, термоядерник с таранной ловушкой Буссарда, работая на протонно-борной реакции, разогнаться до такого темпа не может – его предельная теоретическая скорость ограничена приблизительно 0.04 скорости света Однако можно предположить, что усовершенствованная диафанами конструкция это позволяет.

10 Различные оценки четвертой космической скорости в близких окрестностях Солнечной системы дают 490–590 км/с (около 0.002 скорости света), то есть в шесть-семь раз выше, чем получается у авторов (около 0.00026 скорости света).

11 Здесь расхождение с сюжетом Корабля-звезды, где нижецитируемое послание слышит Тананарив Бэйли. Впрочем, не исключено, что и Бет на «Искательнице» также могла его принять.

12 Здесь расхождение с сюжетом Корабля-звезды, где эти слова приписаны Ледоразумам.

13 Отсылка к реплике Горацио из «Гамлета» (акт V, сцена 2, пер. Н. П. Россова).

14 Здесь и далее везде употребляется имя Эбби, хотя в первых двух книгах цикла и списке персонажей настоящего романа его зовут Терри. Причина расхождения неясна, возможно, ее следует отнести на счет авторской или редакторской ошибки.

Продолжить чтение

Читать онлайн Глориаль бесплатно

Действующие лица и термины

Пролог Наедине с сонмом голосов

1. Пробуждение

2. Торможение

3. Диафаны

4. Мыши среди слонов

5. Свободное владение гелиос

6. Двойные миры

7. Садоводство

8. Оживленные

9. Мимолетная слава

10. Захват

11. Сделайте меня умнее

Пролог

Наедине с сонмом голосов