Читать онлайн Шпилька. Дело Апреля бесплатно
А был ли мальчик?
Понедельник в любом городе России – явление капризное, с характером, как и положено настоящему понедельнику: тяжкий вздох отчаяния, недоумённый взгляд в календарь и немой вопрос к мирозданию: «Ну почему выходные так стремительно улетучиваются?»
Но для Софьи Васильевны Волковой, совладелицы детективного агентства с хитроумным названием «Шпилька», первый день недели традиционно превращался в ленивый джаз отдыха. Как говаривал Бунин: «Покой и воля – вот о чём поёт душа». И душа Софьи действительно напевала негромкую мелодию: «никаких расследований – время собирать камни».
Формально пребывая на пенсии, бывшая учительница литературы открыла агентство скорее для своего ученика Александра Данилина, чем для себя. Словно литературный редактор, правящий чужой, местами корявый текст, она вмешивалась в расследования лишь эпизодически из чистого любопытства и желания размять детективные косточки и мышцы, если дело пахло чем-то необычным.
В своей маленькой двухкомнатной квартирке провинциального городишка Энск Софья Васильевна восседала за кухонным столом, философски препарируя гречневую кашу. Один глаз – в тарелке, другой – в традиционном утреннем кроссворде. В её годы, конечно, можно было позволить себе роскошный завтрак, например, булочку с корицей, но дисциплина фигуры, хоть и дремлющая, всё ещё изредка подавала признаки жизни. Хотя будем честны, фигура давно уже махнула рукой на изящество форм и ушла в самоволку на вольные просторы и хлеба.
– Софья Васильевна, у нас пожар! Срочное дело! – взволнованный голос её помощницы Анны ворвался телефонным динамитом в тишину утра. – Я знаю, знаю, понедельник – ваш выходной, но Александр Николаевич уехал в Москву, в редакцию газеты по делу писателя о нарушении авторских прав, а клиентка говорит, что это вопрос жизни и смерти!
Анна, как и полагается девушке её возраста, фонтанировала энергией молодого вулкана. Её мировоззрение взрощено на сериалах, в которых главная героиня с правильно подобранной помадой непременно найдёт ключ к счастью.
С интонацией шекспировской героини Софья вздохнула, отставляя тарелку. «Клиент – это хорошо, – подумала она, – деньги за работу – ещё лучше. Хотя боюсь, это очередная пенсионерка, потерявшая кота, или торговка, подозревающая соседа в краже мешка картошки с её балкона».
Поворчав для приличия, как водится у классических литературных героинь, она всё же собралась и отправилась в агентство.
Клиентка оказалась ухоженной дамой средних лет с губками, словно сошедшими с конвейера издательства молодёжного журнала.
«Нынче губы штампуют, как пирожки в пекарне» – мелькнула мысль, но привычную усмешку Софья сдержала.
– Софья Васильевна? – клиентка огляделась по сторонам, будто искала в углу скрытую камеру или пару оперативников в штатском. – Мне вас порекомендовали в салоне красоты «Шарм».
Ага, вот оно что! «Шарм» был тем местом, где можно услышать больше исповедей, чем в Ватикане. Пока клиенткам красили ногти или мазали лицо чудо-кремами, те вываливали свои самые сокровенные тайны. И видимо, кто-то решил, что Софья Васильевна может помочь этой даме решить проблему. Сама Софья, кстати, была VIP-клиенткой салона. Бесплатный пожизненный абонемент имелся у неё не за красивые глазки – заслужила своей первой детективной авантюрой. 1
– Внимательно слушаю вас, – кивнула Софья, подперев подбородок рукой.
Как знаток душ, она уже чувствовала, что это будет либо развод, либо измена, либо семейное проклятие, и кулак под подбородком помогал нижней челюсти скрыть ленивый зевок.
– Мой муж… мне кажется, у него кто-то есть, – начала клиентка, нервно заламывая пальцы. – Он часто уходит вечерами, говорит – поздние встречи по работе… но я ему не верю! Он стал другим, задумчивым, отстранённым… Я хочу знать правду!
Софья лишь приподняла бровь, как опытный читатель, предугадавший финал слишком предсказуемого сюжета. Она слышала подобные истории столько раз, что могла бы и сама писать по ним романы и поставить их на поток. Однако клиент есть клиент. Надо вникать.
– Вам нужно имя любовницы? – уточнила она.
– Да! – кивнула клиентка. – Проследите за ним, пожалуйста. Мне важно знать, кто она и где живёт.
– Хорошо, – ободряюще улыбнулась Софья, записывая детали. – Но предупреждаю: правда иногда бывает хуже, чем самые страшные фантазии.
Клиентка напряжённо кивнула. Что-то в этой женщине подсказывало Софье, что пахнет здесь не только изменой.
В тот же вечер, вооружившись биноклем, удобной обувью и здоровой долей скептицизма, Софья сидела напротив ресторана «Волга» в своей недавно приобретённой, видавшей виды «Мазде». Именно сюда, по словам клиентки, её благоверный время от времени наведывался после работы. Эти «плотные бизнес-ужины», как он их называл, наводили на мысль: либо мужчина решил стать профессиональным дегустатором, либо ему кто-то греет аппетит чем-то более интересным, чем ресторанная еда.
Минут через десять из серебристого «Мерседеса» вышел объект слежки – высокий мужчина лет сорока пяти – сорока восьми, ухоженный, с таким самодовольным выражением лица, будто владел он не только «Мерседесом», но и всем городом, и все жители вращались исключительно вокруг хозяина.
«Мэр – да и только!» – фыркнула Софья.
Она открыла свой крохотный термосок, глотнула остывшего кофе и приготовилась к наблюдению. Мужчина вошёл в ресторан, а через пару минут за его столик присела… вовсе не молоденькая красотка. Женщина, лет пятидесяти, с озабоченным видом и строгими манерами. На роль любовницы она не годилась: ни флирта, ни кокетливых взглядов. Они что-то обсуждали, затем мужчина достал конверт и протянул собеседнице.
– Так-так, а вот это уже интересно, – пробормотала Софья, придвигая бинокль ближе к глазам.
Женщина взяла конверт, мельком заглянула в него и тут же спрятала в сумочку. Губы незнакомки шевельнулись так, что стало ясно: она высказала недовольство. Мужчина пожал плечами и что-то коротко ответил. Жаль, Софья не умела читать по губам – мечта стать сурдопереводчиком осталась в далёкой юности.
А через минуту женщина, явно раздражённая, быстрым шагом вышла из ресторана, оставив своего «партнёра» наедине с бокалом вина и лёгким недоумением.
– Ну что, голубчик, кто это был? – задумчиво пробормотала Софья и защёлкала камерой, не спуская глаз с незнакомки. – Или какой-то шантаж или…?
Дело принимало любопытный оборот. И суть явно была не в любовной интрижке.
Софья быстро завела машину и не спеша выехала на дорогу. Необходимо было выяснить, кто эта загадочная дама и что находится в том конверте… хотя… и дураку понятно что.
Включив фары, Софья медленно двинулась следом, соблюдая безопасную дистанцию. Слежка в её возрасте казалась немного комичной: Софья чувствовала себя героиней дешёвого шпионского фильма, но азарт брал своё. Дама села в тёмно-синий «Лексус», припаркованный невдалеке, и уверенно выехала на главную дорогу. Детектив прибавила газу, пытаясь не отстать.
– Ну, милая, давай посмотрим, куда тебя несёт.
Каково же было удивление, когда «Лексус» направился в её родной Энск. Через десять минут езды по Энску машина свернула к элитному жилому комплексу. Софья Васильевна обомлела, широко открыв рот.
– «Волжские просторы»… опять они, – протянула она, чувствуя лёгкое возбуждение – Дежавю!
Этот комплекс уже фигурировал в её расследованиях. Неужели всё опять замыкается на тех, кто в нём живёт?
«Лексус» остановился. Женщина вышла из машины. Вынув телефон из кармана, Софья увеличила масштаб, и камера опять принялась за работу. Что-то в лице дамы показалось знакомым. Что-то едва уловимое и ускользающее.
Не оглядываясь, женщина направилась к центральному из семи пентхаусов «Волжских просторов». Софья пристроила свою старушку «Мазду» на парковке, напротив подъезда, открыла капот, склонилась, изображая, что чинит что-то. Пока она ломала голову, как выудить информацию, дверь распахнулась, и навстречу даме вышел высокий мужчина с длинными седыми волосами. Художник Арсеньев! Тот самый импозантный тип, с которым Софья пересекалась по делу туфли цвета фуксии. В глубине Софьиной дремлющей женской души пробудились слабые нотки волнения…
Да, чутьё у Софьи уже не просто ёкало, а било в набат: в этой истории всё будет гораздо запутаннее – за первым слоем тумана скрываются ещё несколько.
Незнакомка и художник поздоровались. Софья напрягла слух, не забыв включить лазерный подслушивающий аппаратик, подаренный само́й себе на 8 Марта.
– Ты не должна была сюда приезжать. Всё уже давно решено. Это дело прошлого.
– Нет, не решено! – резко ответила женщина. – Она должна узнать правду…
Художник нервно оглянулся:
– Я же предупреждал, лучше бы они не знали, что ты на свободе…
Дальше услышать не удалось: они вошли внутрь, и дверь захлопнулась.
– Ну, теперь окончательно ясно, что дело тёмное, – пробормотала Софья. – Пора узнать, что скрывают эти «Волжские просторы» и кому выгодно молчание…
Возвращаться в офис Софья не стала, а направилась в свою квартиру неподалёку от «Волжских просторов». Квартиру с трудом можно было сравнить с офисом, но Софья любила работать дома: здесь пахло вчерашним кофе, геранью и безнадёжным оптимизмом.
Анна уже вернулась из «Шпильки». Она поджидала хозяйку квартиры с видом котёнка, нахально устроившимся на тёплом пледе и всем своим видом демонстрирующим : «Я тут всегда был, и все меня любят».
И хотя Анна не была кошкой, приручить её было всё же задачей не из лёгких. Бывшая воспитанница детдома, сбежавшая в Москву за лёгкими деньгами, оказалась в ловушке собственного обаяния и редкого таланта попадать в неприятности. Когда в подворотне старого московского двора двое подозрительных подвыпивших типов пытались затащить её в старую развалюху «Ниву», Александр Данилин, оказавшийся в Москве по очередному делу, вмешался без лишних раздумий. Он буквально вырвал девчонку из их лап – те явно затеяли что-то опасное, гораздо хуже, чем простое «похищение». А так как жить сиротинке было негде, Данилин, не очень понимая зачем, привёз её в Приславль и со смущённым видом представил Анну Софье Васильевне, как «новую аутсорсинговую проблему».
Софья, хотя и удивилась, но приютила девушку у себя. Не то чтобы из великодушия, но у неё было два серьёзных повода: во-первых, Анна сочетала в себе обаятельную бесшабашность, наивность и врождённую склонность быть благодарной за каждый, даже самый мелкий добрый поступок; а во-вторых, не имея своих детей, Софье не терпелось понять, как на таком хрупком основании, без какой-либо базы, строится жизнь такого неприспособленного существа.
Они уживались как мудрая бабушка, пожившая своё, и внучка, довольствующаяся пока что только бесплатным ужином и постоянной работой «на побегушках» в детективном агентстве.
Знаток литературы и театральных пьес, Софья всегда считала, что настоящее расследование – это не только набор логических умозаключений, но и целый театр абсурда, где каждый герой играет свою, порой совершенно неожиданную роль. Чеховские «Записные книжки» в данный момент могли бы позавидовать сюжету, который разворачивался прямо сейчас.
Она уселась перед своим древним компьютером. Эта машина видела столько всего, что при включении тихонько вздыхала, просясь на покой.
– Ну что, старина, – обратилась к компьютеру Софья, – покажешь мне сегодня правду или будешь капризничать? Послужи ещё немного во благо расследования, и я обещаю тебе скорый отдых на заслуженной пенсии.
Экран пару раз неуверенно поморгал, но, видимо, решил, что сопротивляться бесполезно, и, наконец, засветился. Софья хрустнула пальцами и приступила к главному ритуалу современного детектива – поиску информации в интернете.
Первым делом она вбила имя мужа клиентки. Зотов Вячеслав Фёдорович. Стандартный набор: бизнес в отрасли машиностроения областной столицы Приславль, недвижимость, парочка старых интервью, где Зотов с умным видом рассуждал о перспективах инвестирования. Текст биографии был настолько шаблонным, что, казалось, написали его конвейерным способом, как справку для «Книги успешных предпринимателей», будто штамповали не биографии, а рецепты борща, незначительно меняя ингредиенты. Но ничего подозрительного Софья не нашла.
Пока она копалась в ссылках, за спиной возникла Анна. С чашкой чая в руках девушка заглянула в экран через плечо своей покровительницы с таким выражением лица, будто ей только что показали красочную коробку «Рафаелло» с вожделенными конфетками.
– О, поезд тронулся! Ой, а это кто? Солидный мужчина!
– Это муж нашей клиентки, – задумчиво пояснила Софья. – И он подозрительно чист, как свежевыстиранный носовой платок. Слишком безупречен. А в литературе, как и в жизни, безупречность – первый признак тщательно скрываемой тайны.
– Да-а, разве такие мужья бывают? Может, у него всё-таки любовница? И не одна?
– Нет, Аня, я же говорила – дело здесь сложнее. Смотри, – Софья ткнула пальцем в экран, – вот его биография. Всё гладко, но он почему-то исчез из публичного пространства лет десять назад. Раньше интервью давал, статьи про него писали, а потом – бац! – и тишина. Только сухие упоминания о бизнесе.
Анна поморщила свой любопытный курносый носик.
– Может, скелеты в шкафу?
– Ещё какие! – кивнула Софья. – Там, наверное, не шкаф, а целый мавзолей с торжественным караулом у входа.
Она открыла вкладку с архивами местных газет. И буквально через пару минут нашла то, что искала.
– Ну здравствуй, тайна, – протянула Софья, склонившись ближе. – Смотри, Аннушка, вот и нужная нам статья.
Архивная статья местной газеты десятилетней давности была коротка, но многозначительна: «Скандал в семье влиятельного предпринимателя: внебрачный ребёнок». Пятнадцать лет дочери, ни слова о матери.
– Вот она, канва будущего романа, – протянула Софья. – У Чехова были бы все основания позавидовать такому сюжету. Даже кто мать не указано. Только факт, что его имя всплыло в судебных разбирательствах по установлению отцовства. А потом всё замяли.
Анна присвистнула.
– Ого! И вы думаете, эта женщина из ресторана – та самая мать?
– Вполне возможно, – кивнула Софья.
– То есть… этот мужик прячет ребёнка от жены? И просто откупается от матери?
– Боюсь, – задумчиво проговорила Софья, – мы имеем дело не с банальной изменой, а с чем-то гораздо более сложным. Семейная тайна – она как айсберг: то, что мы видим на поверхности, – лишь крошечная часть. Кстати, а «ребёнок» уже постарше тебя будет.
Женщина из ресторана явно была неслучайной собеседницей Зотова.
А художник Арсеньев, такой импозантный, появившийся в этой истории, только усиливал интригу. Её фраза «Онадолжна узнать правду» звучала как ремарка из пьесы, где главный конфликт ещё только намечается.
«Если бы классик писал современный детектив, – подумала Софья, – он бы точно придумал такого персонажа, как Арсеньев».
– Что дальше, шеф? – Анна подалась вперёд, её глаза горели нетерпением. – Объявим клиентке, что муж верен? Или будем копать дальше?
Софья Васильевна прищурилась, и в её взгляде заплясали озорные огоньки жажды расследования.
– А дальше, мой юный копатель, – торжественно провозгласила она, – начинается самое интересное. Нам нужно выяснить, кто эта таинственная женщина. И кто та дочь, которой, возможно, до сих пор неизвестна горькая семейная правда. Как говорится, «всё смешалось в доме Облонских» – а у нас, похоже, всё запуталось в «Волжских просторах». И я же до сих пор так и не вычислила, почему этот чёртов дорогущий комплекс построен в нашей дыре. Видимо, пришло время заняться и этим…
И словно в подтверждение её слов, за окном второго этажа промелькнула тень – то ли случайность, то ли птица пролетела, то ли облако спустилось, то ли первый намёк на грядущие события…
Дежавю
Ночь, спустившаяся на Энск, словно опытный художник-авангардист размазала по улицам кляксы теней и бликов, превратив городок в сюрреалистическую картину.
В квартире Софьи Васильевны царил полумрак. Торшер тускло освещал книжный шкаф. На полках в беспорядке ютились томики классиков, детективы в мягких обложках и потрёпанный справочник по криминалистике. На журнальном столике сиротливо стояла кружка с остывшим чаем.
Позабыв про сон и чай, Софья не могла оторваться от экрана монитора, пристально разглядывая фотографии незнакомки.
– «Что в имени тебе моём? Оно умрёт, как шум печальный…» – пробормотала она, цитируя Пушкина, и вздохнула. – А нам бы сейчас не умирать, а опознать эту особу.
Лицо женщины казалось до боли знакомым. Где-то Софья видела его совсем недавно. Но где? И когда? Воспоминания вспыхивали отдалёнными мутными образами, но тут же ускользали, как сцены из старого кинофильма, который когда-то смотрела в детстве, но не можешь вспомнить, чем он закончился.
– Нет, ну склероз, конечно, ещё не стучится в мою дверь, но звоночки уже подаёт! Пора принимать меры, пока я не начала путать Достоевского с Донцовой, – усмехнулась Софья и оглянулась.
Анна, укрытая пледом, мирно посапывала на диване. Софья старалась не шуметь. Безмятежная молодость нуждается в отдыхе, особенно когда рядом такая энергичная старость.
– Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей… – продолжала Софья свои литературные изыскания, переключаясь с одного фото на другое. – Но в нашем случае, чтобы раскопать правду, нужно понять, кого любила эта женщина! Зотова? Арсеньева? Или кого-то ещё, о ком мы даже не подозреваем?
Вдруг в голове что-то щёлкнуло и вспыхнула лампочка озарения.
– Светлана! – воскликнула Софья, звонко хлопнув себя по лбу. – Да как же я сразу не догадалась!
Она быстро нашла в интернете информацию о Светлане, владелице салона красоты «Шарм». Публичные фотографии подтвердили догадку: тот же овал лица, тот же разрез глаз, только королева шарма на пару десятков лет моложе незнакомки, без этих её усталых следов жизненного опыта.
– Ну, здравствуй, Светочка, – прошептала Софья. – Неужели ты и есть тот самый «скелет в шкафу» нашего бизнесмена? Какая у тебя девичья фамилия? Дай-ка вспомнить… Сухорукова! Всё-таки память мне пока ещё не изменяет. Если папочка Зотов, значит, фамилия Сухорукова по матери. Значит, таинственная незнакомка тоже Сухорукова. Лиха беда начало, полдела откачала! – Софья самодовольно потёрла руки.
После недолгих раздумий она решила изменить вектор расследования. Если Светлана – дочь той самой незнакомки, то клубок запутался ещё сильнее. И распутывать его следовало с другого конца.
Софья откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Картина начинала складываться. Бизнесмен, брошенная любовница, внебрачный ребёнок, тайна, которую скрывают долгие годы. Скрывают не только от общественности, но и от самой Светланы. Но кто угрожает её матери, если приходится утаивать, что та «на свободе»? Значит, мать была в местах не столь отдалённых… Интересная заварушка!
Утром Софья, наполненная планами, явилась в агентство. Александр Данилин, совладелец «Шпильки», уже был на месте. Всем своим преданным видом Саша демонстрировал боеготовность к любым действиям по указанию своей бывшей учительницы: будто он уже вставил монетку в автомат с кофе и теперь обязан его выпить, даже если там вместо кофе окажется тёплая бурда.
– Софья Васильевна, доброе утро! – бодро воскликнул он, лучезарно улыбаясь – Я готов к новым свершениям!
Да, Александр был молод, энергичен и искренне верил в торжество справедливости. Иногда, правда, он наивен, как ребёнок, но Софья ценила его юношеский энтузиазм.
– Здравствуй, Сашенька, – ответила она, приветливо кивнув. – Как съездил в Москву? Отстоял интересы нашего писателя?
– Да, всё в порядке, Софья Васильевна. Но без личного присутствия решить вопрос было бы нелегко.
– Молодец! А у меня для тебя припасена интересная задача. Нас ждут свершения, Саша!
Она вкратце рассказала Александру о вчерашней слежке и своих подозрениях насчёт Светланы.
– Так вы думаете, владелица «Шарма» – внебрачная дочь нашего клиента? – удивился Александр. Это же жена Емельянова, подозреваемого по делу на парковке «Волжских просторов».
– Какая, однако, феноменальная память, Саша! – без своих традиционных шпилек Софья не могла начать ни одно утро. – Именно так, Саша. Но самое интересное, дружок, от Светланы почему-то скрывают какую-то тайну. Не думаю, что это имя родителя: она была уже большенькой девочкой, когда устанавливали его отцовство, запомнила бы, даже если папаша не участвовал в воспитании. И кто-то, возможно, угрожает её матери, а может, и Светлане.
Александр нахмурился.
– Угрожают? Кому может понадобиться угрожать владелице парихмахерской, пусть даже и с вычурным названием?
– Ты недооцениваешь мир красоты, Саша, – усмехнулась Софья. – Там такие страсти кипят, что и Шекспиру не снилось. Но дело здесь явно не в солярии и не в ботоксе.
– Что будем делать? – спросил Александр, загораясь энтузиазмом.
– Во-первых, пробей «Лексус». Затем – художник. Выясни всё о его прошлом и связях.
– Так мы уже выясняли это ранее по делу трупа на парковке. Ничего криминального не нашли.
– А ты, Сашенька, не криминальное прошлое ищи, а его светскую жизнь в Москве в молодые годы. Он был весьма одарённым художником и до сих пор востребован и считается модным. Выясни, где учился, с кем общался, какие тайны скрывает его богемная душа, – напутствовала Софья. – Нам нужна вся его биография, от первого штриха до последнего мазка. А я тем временем навещу Светлану в «Шарме». Возможно, удастся выудить какую-нибудь полезную информацию. Ты привык в своих полицейских органах брать всё нахрапом, а с ней надо аккуратненько, деликатно. Она и так как рыба на сковородке. Один неверный шаг, и может запаниковать. Наша задача – незаметно подкопаться под корни этой истории.
Через час Софья Васильевна сидела в кресле салона «Шарм», доверив свои ногти в руки молодой маникюрши.
Светлана лично поприветствовала VIP-клиентку – этикет обязывает.
– Софья Васильевна, как всегда, рады вас видеть, – произнесла она с натянутой улыбкой. – Что-нибудь новенькое сегодня попробуем? Хотя я даже и не знаю, чем вас ещё удивить: своей преданностью нашему салону вы затмили всех наших постоянных клиенток, – с милой улыбкой съязвила королева «Шарма», намекая на злоупотребление Софьей дармовым VIP-абонементом.
– Что-нибудь эдакое, – ответила Софья, лукаво взглянув на Светлану, – чтобы соответствовало моему детективному настроению.
Пока маникюрша колдовала над её пальчиками, Софья завела непринуждённый разговор.
– Светочка, знаешь, что расследуем сейчас? – как бы между делом спросила она, рассматривая пузырьки с разноцветными лаками. – Семейная тайна. Страсти, интриги… «Санта-Барбара» отдыхает.
Светлана сохраняла невозмутимость. А Софья рассматривала хозяйку салона с таким неподдельным интересом, словно в первый раз её увидела: да! сходство с таинственной незнакомкой не только налицо, но и на всё прочее, даже в повороте головы улавливались жесты дамы из «Лексуса».
– Да ну? И что же там такого интересного? – полюбопытствовала Светлана. – «Санта Барьару» я не смотрела – этот сериал из другого времени и для другого поколения.
– Ну, Светочка, всё как всегда: муж изменяет жене и, оказывается, у него есть внебрачный ребёнок. Представляешь?
Софья наблюдала за реакцией Светланы. Та даже бровью не дёрнула и промолчала.
– И самое интересное, – продолжала Софья, – от этого ребёнка почему-то скрывают не только существование отца, но и какую-то тёмную тайну матери. Будто боятся чего-то.
Софья заметила, что ресницы Светланы слегка вздрогнули. А может, и нет… просто показалось.
– Мало ли что в жизни бывает, – безразлично произнесла хозяйка салона.
– Бывает, конечно, – согласилась Софья. – Но что-то мне подсказывает, что здесь дело нечисто. И замешан в этом, похоже, не только папаша-изменщик.
Светлана поднялась с кресла, намекая Софье, что знак внимания VIP-клиентке оказан в достаточной мере.
– Софья Васильевна, у нас новая коллекция лаков для ногтей. Рекомендую «Волжские закаты», интересные переливы цветов.
– Нет, Светочка, «Волжские закаты» мне сегодня не по вкусу, – хитро улыбнулась «виповая» клиентка. – Сегодня я выбираю «Волжские просторы».
С этими словами Софья встряхнула пальчиками, встала и направилась к выходу.
– До свидания, Светлана. И помни, деточка, всё тайное становится явным. Однажды ты уже убедилась в этом.
* * *
Город Приславль хоть и был областным центром, но больши́м размером не славился, и через десять минут Софья оказалась в «Шпильке».
– Саша, как успехи?
– А вот угадайте кому принадлежит «Лексус», Софья Васильевна!
– Да задачка-то не из тяжёлых, скорее всего с двумя неизвестными: одно из которых Зотов, другое – Арсеньев. Если автомобиль принадлежит нашей незнакомке, ты не задавал бы такой вопрос, а обрадовал бы меня её именем.
– Вот вы какая, Софья Васильевна! Да, машинка-то зарегистрирована на Арсеньева Василия Ивановича. А дальше ещё интереснее. Тут такое… – продолжил Александр взволнованным голосом. – Художник Арсеньев, оказывается, не просто художник в нашем деле. Скорее всего, не Зотов, а он – отец Светланы. Я нашёл их совместное фото. В архиве художественной галереи. Обзор его персональной выставки. Он зрелый мужчина в белом костюме с бабочкой, а она такая юная, стройная в длинном чёрном платье и жемчугом на шее. Знаменитый отец и восторженная им дочь. Но странно, что супруга в этой семейной идиллии отсутствовала.
Софья усмехнулась.
– В каком году была выставка?
– Вот, блин! – Саша почесал затылок. – Скорее всего, год не подписан под фото, иначе я запомнил бы. Но фото старое! Сейчас поищу страничку архива.
Софья присела у компьютера Александра.
– Сашенька, ты свои мозги в редакции газеты, что ли, потерял, когда права писателя отстаивал? Включи своё серое вещество: события примерно двадцатилетней давности: Арсеньеву здесь не более пятидесяти, а Светлана тогда в детский садик ещё ходила. Вероятно, на фото её мать.
Александр молниеносно вспыхнул, как только что зажжённый олимпийский огонь.
– Ох, Софья Васильевна, правда ваша! Перевозбудился… Но, чёрт, как похожи! Одно лицо с Емельяновой.
– С Емельяновой-Сухоруковой, Сашенька. А художник-то у нас Арсеньев. Что-то здесь не совпадает. И если художник связан родством со Светланой, то, скорее всего, он её дед, а не отец. Думай, Саша, думай! Арсеньеву около семидесяти, Светлане чуть больше двадцати пяти… вот ведь… забыла год её рождения, а ведь знала… Здравствуй, дедушка-склероз!
– Сухоруковой? Кажется, я уже слышал эту фамилию от вас… – Саша на мгновение задумался, взглянул на Софью и обиженно произнёс.– Постойте, но вы же тогда говорили о пропавшей родственнице своей московской приятельницы… Софья Васильевна, вы меня водили за нос! Вы проверяли какую-то свою версию и скрывали от меня. Вот вы какая, Софья Васильевна! Так и тянете одеяло на себя. Ладно – это было тогда! Но сейчас мы партнёры, и я хотел бы знать о ваших планах всё, иначе чувствую себя мальчиком для битья.
– Мальчиком для битья? Ну нет, Александр Николаевич! Это скорее я… – Софья запнулась, раздумывая, стоит ли ворошить прошлое или оставить его пылиться в тёмном углу памяти. – Больную для меня тему ты сейчас поднял, Саша… Пока Аннушка бегает налоги оплачивает, давай-ка сядем рядком, да поговорим ладком. Может, сниму груз с души… Завари-ка нам чайку, пока я варенье из стола достану. Грецкие орехи, между прочим. Умиротворяют, знаешь ли.
Александр, как примерный ученик, тут же послушно отправился к электрочайнику. Софья тем временем достала из нижнего ящика стола заветную баночку.
«Сладкое лекарство от горьких воспоминаний» – подумала она усмехнувшись.
– Саша… то тело на парковке… это действительно был несчастный случай: женщина оступилась в процессе эмоциональной ссоры. Но порнодельцы здесь ни при чём… – Софья выдохнула, словно выпустила из клетки птицу. – Я долго молчала, но теперь пришло время рассказать тебе правду.
Александр вернулся с двумя дымящимися чашками. Поставив одну перед Софьей, он придвинул стул и уселся напротив. В его взгляде читалось нетерпение.
– Вы докопались до всех событий того вечера? Я и не сомневался, Софья Васильевна. – В голосе Александра звучала гордость за свою наставницу.
– Да, Саша, я знаю участников ссоры… Но я не полицейский, не следователь и руку на кодексе чести и профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел не держала, не клялась перед законом блюсти его. Как детектив, пусть даже самозванный, я вошла в положение своего клиента. Да, я вынесла из дела свой профит… Мне хорошо заплатили за молчание… Прошло уже семь месяцев, но душа у меня всё ещё неспокойна… – Софья вздохнула и прикрыла глаза.
Александр резко встал, загремев стулом.
– Софья Васильевна… конечно, я понимаю, что всё это: и офис, и оборудование, и ваша «Мазда» свалились на вас не с небес. Не такой уж я и наивный. И про порнодельцов… пьесу вы разыграли как по нотам, вот Лобанов за неё и зацепился… В принципе все и без вас понимали – травма была получена в результате падения, но не смогли установить место происшествия… ну, а то, что это случилось не на парковке, было ясно изначально – инсценировка. Всем хотелось поскорее закрыть дело, обойтись без висяка… а тут вы со своими двумя детально описанными версиями. Всё и срослось!
Софья отхлебнула чай и посмотрела на Александра поверх очков.
– И что ты думаешь обо мне, Саша? – В её голосе прозвучала лёгкая тревога.
Александр замер, словно его застали врасплох. Затем, как тигр в клетке, начал мерить шагами кабинет.
– Что я думаю? Вы Мастер, Софья Васильевна, а я ваш подмастерье. – Александр остановился и посмотрел на свою бывшую учительницу с искренним восхищением. – Да, соблюдение договора с клиентом и отстаивание его интересов – обязанность детектива, но… если дело вдруг повернётся так, что клиент совершил тяжкое преступление, то мы должны сообщить в органы. Но в том случае на парковке не было же ничего особо тяжкого, ведь правда?
– Ты не ответил, Саша. Конкретно про меня в той ситуации. Про мастера и подмастерье, генерала и адъютанта я слышала и раньше. Сейчас я спросила, что ты думаешь обо мне, когда тебе раскрылся источник всех этих благ. – Софья выжидающе смотрела на Александра.
– Вы не проходили свидетелем по делу, то есть не давали заведомо ложных показаний. И на служебном посту вы не были, не являлись должностным лицом, а значит и взяткой ваше вознаграждение не назовёшь. Вас отблагодарили. Никого вы не грабили. Но… надеюсь, в дальнейшем со всех благодарностей от клиентов мы будем добросовестно выплачивать налоги в казну государства. И тогда можно спать со спокойной совестью. – Александр подошёл к Софье и робко приобнял её. – Вы мне как мать, Софья Васильевна…
Улыбнувшись, Софья похлопала Александра по спине.
– Ну вот и хорошо, Саша. Хотя… я не беленькая – пушистенькая, и в той ситуации были шантаж с моей стороны и утаивание известных фактов от следствия. Женщина – слабая натура, Саша… не устояла я… соблазнилась роскошью и лёгкой добычей. Но главное… мне хотелось самой наказать участников тех событий, поступивших так мерзко с пострадавшей девушкой. Мерзко! Но, знаешь, они нашли бы возможность обойти закон и откупиться, если полиция вышла бы на верный след… А так их откупные пошли хотя бы частично на благо дела, а не в карман «безукоризненно честным» блюстителям закона. Вот теперь ты знаешь всё.
– И ежемесячные отчисления в детский дом из того же источника?
– Саша, это капля в море. Скромная благотворительность нашего агенства… детишкам на конфеты к чаю. Видишь же, Анна до сих пор ими налопаться всласть не может, навёрстывает упущенное в детстве.
Софья вздохнула и задумалась.
– А сейчас за работу, коллега. У нас впереди много интересного. Давай-ка снова поднимем данные по Сухоруковой Светлане Алексеевне. Ты же помнишь, она в Москве на юриста училась, сам мне эту информацию и принёс тогда. Теперь пробей её родителей. Понятно, в случае отсутствия данных отца в свидетельстве о рождении, отчество могло быть и от фонаря… Но на мать-то можно выйти. Светлану пока расспрашивать не будем. Там какая-то тайна…
…Вечером, вернувшись в Энск, Софья кинула взгляд на «Волжские просторы», возвышавшиеся над городом неприступной крепостью.
«Тайны, интриги, угрозы… И всё это с видом на Волгу, – подумала она, потирая ладони. – Похоже, нам предстоит разворошить не только семейный шкаф, но и целый осиный улей. И кто знает, какие шпильки из него вылетят на этот раз…»
Она поднялась в свою квартиру, чувствуя, что усталость сменяется азартом. Впереди ждало новое расследование. В конце концов, жизнь без загадок – как детектив без убийства. А Софья Васильевна Волкова любила загадки. Особенно те, которые скрывали тёмные тайны прошлого.
Визит с подвохом
Утро в Энске выдалось на редкость солнечным. После ночного дождя лучи, пробиваясь сквозь дымку над Волгой, золотили купола собора и отражались в окнах пентхаусов элитного комплекса, словно природа решила устроить парад блёсток специально для местной элиты.
Софья Васильевна перед зеркалом, как актриса перед премьерой, тщательно готовилась к встрече с художником Арсеньевым. Накануне она созвонилась с ним, разыграв партию восхищённой искусством дамы, желающей приобрести небольшую картину с волжским пейзажем.
– Вся жизнь – театр, а люди в нём – актёры…– пробормотала она, подкрашивая губы помадой цвета спелой вишни. – Главное, не переиграть и не выдать себя раньше времени. Станиславский бы мне поверил.
Наряд Cофья Васильевна выбрала с расчётом произвести впечатление женщины со вкусом, но без претензий на роскошь: элегантное платье оттенка топлёного молока, лёгкое пальто и туфли на невысоком каблуке. В сумочке, кроме обычного женского арсенала, притаилась миниатюрная видеокамера – верная подруга любого уважающего себя детектива. С таким набором Софья чувствовала себя агентом 007 в юбке, только вместо мартини она предпочитала красное вино.
Когда Софья нажала кнопку на домофоне, сердце почему-то забилось чаще, будто она не детектив, а старшеклассница на первом свидании.
«Что это со мной? Соберись, тряпка!» – мысленно одёрнула она себя и поправила непослушную прядь волос, упавшую на глаза.
Дверь открылась, и перед Софьей предстал седовласый художник в золотистой атласной рубашке и коричневых вельветовых брюках. Одежда, на этот раз опрятная, выглядела так, как если бы спустилась с банера рекламы итальянской моды. Его взгляд сквозил той особой меланхолией, которая привлекает женщин определённого возраста и опыта.
«Боже мой, какой же он! Настоящий Микеле Плачидо волжского разлива! Представляю, как он кружил головы женщинам лет так "…надцать назад"» – пронеслось в голове Софьи, пока губы по-актёрски растягивались в очаровательную улыбку.
– Софья Васильевна! Рад снова видеть вас в моей скромной обители! – произнёс художник с изящным поклоном, словно встречал он не потенциальную покупательницу, а по меньшей мере герцогиню. – Даже и не надеялся, что судьба опять подарит мне удовольствие лицезреть вас в этих стенах.
– И мне приятно видеть вас, Василий Иванович! – ответила Софья, одарив художника очередной улыбкой, способной, как она думала, растопить льды Антарктиды. – А заодно полюбоваться вашими работами. Они снились мне после нашей первой встречи, представляете?
Лицо художника просияло от удовольствия. Жестом радушного хозяина Арсеньев пригласил Софью в квартиру. Они вошли в просторную гостиную.
– Здесь действительно есть на что посмотреть, – искренне восхитилась Софья, скользя взглядом по картинам, висящим по стенам.
Пейзажи на полотнах сменяли друг друга, перетекая из зимней стужи в летний зной; а на натюрмортах яблоки и груши соревновались с виноградом, будто только что сорванным с лозы; с портретов смотрели люди, незнакомые Софье, но выписанные настолько выразительно, что казалось, они хотели заговорить с ней. В каждой работе чувствовалось не только мастерство, но и особый, почти осязаемый взгляд художника на мир.
– Ваши работы – просто волшебство какое-то. У вас острый глаз ястреба и точная рука хирурга. – продолжила Софья, застыв перед картиной с изображением зимней Волги. – Нелёгкий выбор для дилетанта вроде меня!
Восхищение Софьи не было игрой – картины действительно завораживали её: волжские пейзажи дышали жизнью, и казалось, вот-вот подует ветер и зашелестят нарисованные листья.
– Надеюсь, вы найдёте что-нибудь по своему вкусу. – Арсеньев, явно польщённый, наблюдал за рекцией гостьи. – А пока позвольте предложить вам бокал вина. У меня есть кое-что из старых запасов – берегу для особых гостей.
– Вино – прекрасная идея, – согласилась она с игривой искрой в глазах. – Но только после того, как я осмотрю ваши работы. Иначе боюсь, моя оценка может оказаться чересчур… восторженной.
– В таком случае не смею возражать, – засмеялся художник. – Тогда пройдём в мастерскую? Там вы сможете увидеть мои последние безобразия. По старой театральной традиции я называю так свои новые работы.
– У вас есть связи с театром? – заинтересовалась Софья, следуя за хозяином квартиры в просторную комнату.
– Скажем так, театр оставил в моей жизни глубокий след, – уклончиво ответил Арсеньев. – Вот мой маленький храм искусства.
Она с любопытством осмотрелась по сторонам. В мастерской царил творческий беспорядок, такой, как любят изображать в фильмах о гениальных художниках: холсты, краски, кисти, эскизы разбросаны в художественном хаосе, создающим, тем не менее, ощущение жилого пространства, а не заброшенного склада.
– Минуточку! – воскликнул Василий Ианович, словно вспомнил что-то важное. – Хочу предложить взглянуть на свеженькую работу, которую ещё пока никому не показывал. Использовал в ней новую технику, подсмотренную у итальянцев во время последней поездки.
Пока Арсеньев отвлёкся на поиски нужного полотна, Софья, как опытный разведчик на вражеской территории, быстро осмотрела комнату в поисках места для своей маленькой камеры-шпионки. Взгляд упал на небольшой шкафчик с книгами и сувенирами в углу мастерской.
«Идеальное место! Отсюда хорошо просматривается вся комната» – подумала она, прикидывая, как незаметно установить камеру.
– Что скажете насчёт этого пейзажа? – художник протянул Софье картину с изображением волжского заката с переливами всех оттенков алого и золотого. – «Весенняя заря».
– Прекрасно! – Софья восхищённо разглядывала игру света на холсте. – Но мне хотелось бы чего-нибудь более… живого. Эдакого летнего буйства. С видом на Волгу. И чтобы чувствовалось дыхание реки.
– В таком случае, прежде чем мы продолжим, – произнёс Арсеньев, отставляя картину в сторону, – позвольте всё-таки предложить вам бокал вина. Я вижу, вы несколько напряжены. У меня есть прекрасное французское Château Margaux. Вы ведь не за рулём?
– Нет, я проживаю в пятнадцати минутах ходьбы от «Волжских просторов», – улыбнулась Софья. – Хорошо, если только совсем немного. Для поддержания атмосферы. Говорят, многие великие сделки в мире искусства заключаются именно за бокалом хорошего вина.
– О, если бы вы знали, сколько полотен находило своих владельцев после третьего бокала, – засмеялся Арсеньев. – Сейчас вернусь.
Как только художник скрылся в гостиной, Софья шустро вынула из сумочки миниатюрную камеру и установила её на полке шкафа, развернув так, чтобы крохотный глазок охватывал всё пространство.
– Готово, – прошептала она, стряхивая с пальцев пыль, нагло обосновавшуюся на шкафу. – Теперь ты будешь моим верным свидетелем, маленький шпион. Не подведи мамочку!
Художник вернулся с бутылкой вина и двумя изящными бокалами. Бутылку он держал бережно, прижимая левой рукой к сердцу, будто только что извлёк её из сокровищницы французского замка.
Они присели в кресла у журнального столика.
– Предлагаю выпить за искусство! – почти торжественно провозгласил Арсеньев, с грацией опытного сомелье разливая рубиновую жидкость. – За то, что делает нашу жизнь прекраснее и осмысленнее.
– И за вдохновение! – подхватила Софья, чокаясь с художником. – Без которого искусство остаётся всего лишь ремеслом.
Вино оказалось таким, каким и должно быть вино за несколько сотен евро – с богатым букетом ароматов, шелковистой текстурой и послевкусием, длящимся дольше, чем некоторые браки. Оно мягко растекалось по телу, согревая душу и развязывая языки.
– Чем вы занимаетесь в свободное время, Софья Васильевна? – Арсеньев, пригубив вина, рассматривал свою гостью с нескрываемым интересом. – Наверное, покоряете сердца мужчин направо и налево?
– Ах, оставьте, Василий Иванович, – отмахнулась Софья, притворно смутившись с таким мастерством, что сама Мерил Стрип позавидовала бы. – Седина в бороду, бес в ребро – это не про меня. В моём возрасте уже не до любовных интриг. Я люблю читать книги, посещать театры и музеи. В прошлом месяце была на выставке импрессионистов в Москве – впечатлений на год вперёд!
– Прекрасный выбор! – с энтузиазмом воскликнул Арсеньев, словно Софья только что сообщила ему о выигрыше в лотерее. – Я тоже люблю искусство во всех его проявлениях. А какого автора вы предпочитаете? Что читаете перед сном?
– Я читаю многих, Василий Иванович, в основном классиков. – Софья с улыбкой взглянула на художника поверх бокала. – Но более других мне близок Чехов. Его тонкий юмор и глубокое понимание человеческой души не могут не восхитить. Как говорил Антон Павлович, «в человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Фраза пошла в массы и стала избитой, но в ней столько смысла! Как и в ваших картинах…
– А в вас, Софья Васильевна, определённо есть все эти составляющие, – во взгляде Арсеньева мелькнуло что-то особенное, от чего у Софьи вдруг пересохло в горле. Забытое чувство, однако!
Она ощутила, как румянец разлился по щекам, и поспешила сменить тему.
– А вы? Что вдохновляет вас помимо живописи?
– Меня вдохновляет жизнь во всех её проявлениях. – Арсеньев откинулся на спинку кресла и элегантно забросил ногу на ногу. – Игра света на воде, смена времён года, переменчивое волжское небо… И, конечно, красивые женщины, – добавил он с хитрой улыбкой. – А ещё музыка. Вы любите музыку, Софья Васильевна?
– Очень, – оживилась она. – Особенно джаз. В нём есть что-то такое… свободное, импровизационное, как сама жизнь.
– Джаз! – воскликнул Арсеньев. – Вот уж не ожидал! У вас отменный вкус. А я коллекционирую винил, знаете ли. Имею несколько редких записей Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга.
– Неужели? А я думала, что в наше время винил собирают только хипстеры с бородами и в очках без диоптрий, – рассмеялась Софья.
– Я, может, и старомоден, но до хипстера мне далековато, – подхватил смех Арсеньев, поправив на переносице оправу очков. – Хотя бороду иногда отращиваю. Зимой. Для тепла.
Они обменялись ещё несколькими шутками, и Софья с удивлением заметила, что разговор течёт легко и непринуждённо, как будто они знакомы много лет.
– Вы удивительная женщина, Софья Васильевна, – произнёс Арсеньев, восхищённо глядя на неё. – Ваша приятная внешность гармонично сочетется с умом и чувством юмора. Я хочу написать ваш портрет.
– Вы очень любезны, Василий Иванович. – Софья искренне смутилась. – Но портрет – это слишком серьёзно. Вернёмся лучше к пейзажам. Мне хотелось бы чего-то особенного. Из тех картин, которые в вашей гостиной.
– К сожалению, все эти пейзажи из гостиной уже зарезервироны в галереи и ожидают своих владельцев. Но в процессе есть интересный этюд. Вид с высокого берега на излучину реки на закате. Впрочем, показывать полуфабрикат я не готов. – Арсеньев задумался, подливая вино в бокалы. Затем тряхнул длинными седыми волосами. – Но если хотите, можете вернуться через пару дней. В пятницу вас устроит? К тому времени я как раз его закончу.
– Интересное предложение, – задумчиво произнесла Софья. – Пожалуй, я не откажусь. Два дня – это вполне подходящий срок.
Арсеньев явно не желал заканчивать беседу.
– А что вы думаете о современном искусстве? – спросил он. – Все эти инсталляции, перформансы… Мне интересно ваше мнение.
– Современное искусство слишком эпатажное, – покачала головой Софья. – Иногда мне кажется, что художники соревнуются, кто больше шокирует публику. Например, наш местный Коля-артист со своими инсталляциями… Нет, не моё! Я предпочитаю классику, проверенную временем. В ней есть глубина, смысл.
– И всё же, в нём есть своя прелесть, – возразил Арсеньев. – Оно отражает дух нашего времени, его противоречия и страсти. Взять хотя бы тех же абстракционистов – они показывают не внешнюю оболочку, а внутреннюю сущность вещей. А со временем надо идти в ногу, иначе рискуешь превратиться в динозавра.
– Возможно, вы и правы, – согласилась Софья. – Просто я консерватор в вопросах искусства. Но это не значит, что я не открыта для нового. Но новое должно иметь смысл, а не быть новым только ради новизны.
– Как и в музыке, – подхватил Арсеньев. – Между Шопеном и Майлзом Дэвисом огромная пропасть, но оба гениальны по-своему.
– Да, – согласилась Софья. – Но я остаюсь верна своим вкусам.
– Ваш выбор вызывает уважение. И это говорит о постоянстве. Я не о вкусах сейчас, а о взаимоотношениях. Наверняка вы преданный человек. А потому одиноки. Так же, как и я.
– Я помню, вы весьма образно и многозначительно говорили про одиночество при нашей первой встрече. – Софья пристально посмотрела на художника. – Вы всегда были один? Или только сейчас? Неужели у вас нет родной души? Или близкой женщины, с которой встречались бы… хотя бы изредка?
– А у вас, Софья? – оставив её вопрос повисшим в воздухе, спросил художник.
Софья тоже уклонилась от ответа и снова обратилась к классику:
– Как писал Лермонтов: «Одиночество! Как часто ты манишь к себе и как редко даришь покой!»
Арсеньев вздохнул и отвёл взгляд в сторону.
– Я был женат. Она – актриса, очень красивая и талантливая. Мы познакомились в Москве, когда Тамарочка училась в театральном училище, а я в художественном. Любовь с первого взгляда. Вы верите в такую любовь? Она существует! Вскоре мы поженились и были счастливы. И каждый преуспевал в своём творчестве. Затем наступила пора, когда мы решились на ребёнка.
Он провёл ладонью по столу, будто стирал невидимую пыль воспоминаний.
– Но Тамарочка умерла при родах. А наша дочь с первого дня жизни осталась сиротой.
– Как печально… – Софья искренне сочувствовала. – Но разве можно назвать сиротой ребёнка при живом отце? И что сейчас с вашей дочерью?
– Дочь… – он словно пробовал это слово на вкус, и оно явно было ему горько. – Она с пелёнок росла у моих родителей в загородном доме. Видимо, поэтому и ощущала себя сиротой. Призна́юсь, я… я почти не интересовался её жизнью. Работал. Зарабатывал. Мне казалось, что, если я обеспечу её будущее, то выполню свой долг.
Он посмотрел в окно, в темноту, за которой ничего нельзя было разглядеть.
– У неё тяжёлый, скверный характер. Запреты не действовали: чем строже бабушка с дедом пытались её оберегать, тем сильнее она взрывалась. Ночные клубы, сомнительные друзья. Потом наркотики… А я? От меня всё скрывали. Когда узнал о проблемах, пытался помочь: возил по врачам, оплачивал лечение в дорогих клиниках. Но… слишком много было упущено. Всё оказалось бесполезным. Она шла напролом, будто намеренно разрушала себя.
Арсеньев нахмурился, потёр пальцами переносицу и отвернулся к окну.
– Неужели совсем ничего нельзя было сделать? – тихо спросила Софья, искренне сочувствуя ему.
Василий Иванович махнул рукой. Долго молчал, словно решал, стоит ли говорить дальше.
– Нужно было находиться рядом. В её пятнадцать. В восемнадцать… А я был глух и слеп. И амбициозен. Слишком много работал, чтобы обеспечить всех, а в итоге потерял самое важное. Сам того не заметил, как стал ей чужим. А она – чужой мне.
Софья внимательно посмотрела на него.
– Но почему же вы совсем перестали с ней общаться? Разве можно вычеркнуть своего ребёнка из жизни? Вот мне Бог не дал…
Арсеньев тяжело вздохнул и отвёл взгляд, словно прятался не только от Софьи, но и от собственных мыслей. Затем снова добавил вина в бокалы.
– Был у неё момент просветления, когда переехала ко мне в московскую квартиру. По выставкам её водил, в театры. Она даже рисовать начала. Но затем опять встретила кого-то из старой компании… мужчину. Сорвалась. Вернулась к бабушке с дедушкой, там на многое закрывали глаза. Однажды пришла ко мне за деньгами. Сказала: «очень надо». Я отказал. Понимал, на что они ей нужны. Тогда она произнесла ужасные слова… – Арсеньев осёкся, сжал челюсти, а потом всё-таки выдавил из себя, – она сказала, что это я убил её мать. Что если бы я не был таким эгоистом и не заставлял её рожать, то мать была бы жива. После этого я не захотел больше видеть её.
В комнате повисла тишина. У Софьи внутри сжалось и похолодело. Нет, не сердце, а в области живота и ниже.
– И что потом? Что с ней сейчас?
– Я не знаю… Не хочу знать. Дочь вычеркнула меня, а я вычеркнул её.
Софья задумчиво смотрела на Арсеньева. Она чувствовала, что он что-то недоговаривает. А если учесть вчерашний визит незнакомки в «Волжские просторы» на егомашине, то можно сказать, что он не просто недоговаривает, а откровенно лжёт. Лжёт даже и не Софье, а самому себе.
– Но вы всё равно переживаете за неё, – продолжила она. – Я вижу это по вашим глазам.
Да, Софья хотела выжать из этого разговора всё возможное насчёт женщины из «Лексуса».
Василий Иванович глубоко вздохнул и потёр лицо руками.
– Да, переживаю, – признался он, – но ничего не могу сделать. Не знаю, где она и что с ней. Просто надеюсь, что жива и здорова. Я всё ещё хочу помнить её такой, какой она была когда-то – молодой, красивой, талантливой…
– А вы не думаете, что ей нужна ваша помощь? – продолжала пытать его Софья. – Ведь, наверное, можно её разыскать?
Арсеньев пожал плечами.
– Может быть, и нужна. Но я не знаю, как ей помочь. Я уже пытался раньше, и ничего не получилось. Боюсь сделать ещё хуже. Софья Васильевна, извините, но я не хочу больше об этом говорить – и так сболтнул лишнего. Давайте сменим тему.
Софья понимала, что перед ней сложный и противоречивый человек. С одной стороны – талантливый и успешный художник, а с другой – одинокий и несчастный отец, потерявший связь с дочерью.
Арсеньев вздохнул, глотнул немного вина и продолжил с грустной улыбкой:
– И да – я один, Софья Васильевна. Одиночество – это моя плата за талант. Но иногда мне всё-таки хочется тепла и общения. Не составите ли вы мне компанию в это воскресенье? Я собираюсь на водохранилище. На этюды. Покажу вам прелестные места.
Софья взглянула в его глаза, напополненные тоской.
– Зачем же я вам нужна на этюдах? – тихо спросила она и потупилась в пол.
Арсеньев улыбнулся, взял её руку в свою.
– Вы можете стать моей музой, Софья Васильевна. Да, в одиночестве есть своя прелесть… но в вашем присутствии даже самый обычный пейзаж покажется шедевром. И потом, мне приятно проводить время в компании такой умной и очаровательной женщины.
Софья смущённо поправила причёску.
– Вы слишком галантны, Василий Иванович. И умеете делать комплименты.
– Это всего лишь констатация факта, Софья Васильевна.
Заметив смущение Софьи, Арсеньев довольно улыбнулся.
– Когда вино откупорено, его нужно выпить до дна, даже если это очень дорогое вино. Это не я сказал, а драматург Марсель Паньоль, я лишь слегка интерпретировал.
С этими словами, в которых сквозил подтекст не только о цене напитка, но и о более тесном знакомстве, Василий Иванович наполнил бокалы в очередной раз, опустошив бутылку. Они ещё немного поговорили, затронув театр – его магию перевоплощения, кулисы, которые скрывают больше, чем раскрывают.
Беседа неспешно текла, будто кисть размазывала на холсте финальные тёплые нотки. Завершать встречу не хотелось ни Василию Ивановичу, ни Софье.
– Ну что, вы согласны поехать со мной на этюды?
«Надо соглашаться! Для пользы дела! Рыбка сама идёт в сети» – мелькнула мысль.
Но Софья почувствовала и другое: приглашение вовсе не тяготит её, скорее наоборот – оставляет приятное послевкусие.
– Хорошо, я согласна, – произнесла она, стыдясь своих новых ощущений.
«А может, это вовсе не краска смущения вспыхнула на щёчках, а вино, разлилось по капиллярам?» – в утешение себе подумала она, скользнув взглядом по бокалу.
Василий Иванович засиял довольной улыбкой.
– Тогда до встречи! – Он проводил гостью до двери, помог надеть пальто и поцеловал руку. – В пятницу готовая картина будет ожидать вас так же нетерпеливо, как и я.
Выйдя из квартиры художника, Софья облегчённо вздохнула. Лёгкая эйфория от вина и напряжения последних двух часов беседы спали, уступая место привычной собранности и аналитическому мышлению.
«Что же, игра началась» – подумала она, направляясь к выходу из пентхауза.
Но если это и был в какой-то мере спектакль с её стороны, то заключительный акт оказался не только неожиданным, но и крайне приятным.
– Надеюсь, моя маленькая помощница, так ловко установленная в мастерской, поможет разгадать, что скрывает твоё прошлое, Василий Иванович. Посмотрим, что ты за птица, старый художник, – пробормотала она, направляясь от «Волжских просторов» к своей скромной «хрущёвке».
Оставалось только ждать, какие тайны откроет ей продолжение знакомства с Арсеньевым.
Пятничный визит
Данилин тоже не сидел сложа руки. Через своего приятеля Киршева, бывшего однокурсника, а ныне сотрудника московского УГРО, Александр раздобыл информацию о родителях Светланы: Сухоруков Алексей Петрович и Сухорукова Любовь Андреевна, оба пятидесяти лет, проживают в Москве, занимаются торговлей. В полицейских сводках не фигурировали.
– И что это значит? – озадачилась Софья, выслушав новости. – Владелица салона «Шарм» Светлана Сухорукова никакого отношения к нашей незнакомке из «Лексуса» не имеет? Как такое вообще возможно?
Итак, женщина оказалась не той, за кого её принимали. Настоящий заголовок для жёлтой прессы! Или, говоря начистоту, описание каждого второго брака: сначала всё кажется волшебным, а потом выясняется, что муж на самом деле не принц, а Иван-дурак, а жена – не принцесса, а лягушка, а скорее всего – жаба, которая так и не научилась выбираться из болота.
«Какая-то чертовщина! А я уже распланировала всю детективную интригу, и вот тебе – такой поворот сюжета. Теперь придётся переписывать весь сценарий состряпанного уже сериала» – потеряв дар речи, мысленно вздыхала Софья, тупо уставившись в экран монитора пустым взглядом.
– Что-то не так, Софья Васильевна? – Александр механически помешивал ложечкой кофе, пытаясь растворить не только сахар в чашке, но и первую неувязку в их версии.
– Да всё не так, Саша! Всё шиворот-навыворот!
Получается, что все её подозрения насчёт матери Светланы оказались беспочвенными. Но кто тогда эта таинственная дама? И почему она так разительно похожа на владелицу салона красоты?
– Не бывает такого сходства без генетического совпадения, Александр, – Софья Васильевна задумчиво вертела в руке туфлю цвета фуксии, экспроприированную у Коли-артиста и превращённую в карандашницу. – Двойники – редкое явление, особенно на такой малой территории, как жилой комплекс «Волжские просторы». Статистически невозможно! – Софья перевела взгляд на юную сотрудницу, смакующую печенье. – Это всё равно что открыть две упаковки печенья и не обнаружить ни одного сломанного. Да, Аннушка? Милая, две пачки – это уже перебор! Береги талию, пока она не уплыла от тебя в неведомые дали.
Александр захихикал. Софья Васильевна метнула на него косой взгляд и усмехнулась:
– А ты, Сашенька, хотя бы сделал вид, что эта загадка тебя волнует! А то сидишь с таким постным лицом, будто Киршев сообщил тебе не о провале наших гипотез, а нечто само собой разумеющееся. Мол, именно так и должно было быть в нашем деле, и никак иначе.
– Софья Васильевна, меня волнуют в данный момент только две вещи: чтобы вы, сломя голову, не влезли в неприятности и чтобы мой кофе оставался горячим, – хмыкнул Данилин. – Причём второе, пожалуй, важнее. Остывший кофе – это трагедия, а вот вы из неприятностей выскочите, как пробка из бутылки шампанского. Я в вас верю!
– Пробка из бутылки, Сашенька? В смысле, с хлопком и в непредсказуемом направлении? Ну вот, а ещё говорят, что мужчины не способны совмещать два дела одновременно, – парировала Софья. – Ты умудряешься и кофе свой стеречь, и меня подзуживать – целых два занятия сразу! И куда только смотрит книга рекордов Гиннеса?
Не ожидая ответа на свой риторический вопрос, наставница повернулась к Анне с очередной шпилькой – ну надо же было сорвать на ком-то своё никудышное настроение:
– А ты чего замерла, красавица? Полюбуйтесь на неё: застыла, как вишенка в желе, и ресничками хлопает.
Анна, всё это время задумчиво жевавшая уголок печенья, вынырнула из своих девичьих грёз.
– Да я вот думаю… Если у этой женщины и правда неизвестны имя и фамилия, как же вы её искать собираетесь? Объявление в газету дадите: «Разыскивается особа женского пола, похожая на другую известную женщину»?
– Именно поэтому мне необходимо снова наведаться к Арсеньеву, – Софья словно оправдывалась за своё намерение вернуться к художнику. – Постараюсь разузнать её данные. Детективу без информации – как рыбе без воды: только и остаётся что рот разевать да пузыри пускать.
– И, разумеется, для этого вы снова отправитесь к нему под видом влюблённой в искусство дамы? – усмехнулся Александр. – Репертуар не меняем?
– А что мне остаётся? – вздохнула Софья. – Может, посоветуешь переодеться сантехником или почтальоном в моём-то возрасте и нагло заявиться в квартиру? В конце концов, не могу же я брякнуть: «Здравствуйте, Василий Иванович, это, конечно, замечательно, что вы гениальный художник, но давайте-ка лучше поговорим о вашей дочери, потому что мне покоя не даёт одна женщина на вашем "Лексусе"». Выбор не больно велик, Александр: либо я светская дама, ценительница искусства, либо полоумная сталкерша. Что предпочитаешь?
Анна хихикнула, а Александр расхохотался:
– Нет, это было бы чересчур прямолинейно, согласен. Хотя эффект неожиданности сработал бы на все сто.
– Вот и я думаю, прямолинейность – не козырь детектива, – Софья порылась в столе и извлекла небольшую баночку абрикосового варенья из своих домашних запасов. – Поэтому сегодня я пойду за картиной. Мы потом повесим её здесь в офисе. Нагряну к художнику с угощением. Слышали выражение «подсластить пилюлю»? Вот и подслащу свой визит.
– Вы, Софья Васильевна, возьмите ещё и корзинку плетёную, как Красная Шапочка, – фыркнул Александр. – И скажите: «Это я, внучка твоя, принесла тебе пирожки и горшочек масла». И заодно узнаете, почему у художника такие большие глаза и длинные волосы.
– Очень остроумно! – притворно обидевшись, хмыкнула Софья Васильевна и гордо задрала подбородок. – Между прочим, абрикосы – это вам не какие-нибудь банальные яблоки. В них косточки с лёгкой горечью, знаете ли… как и в нашей жизни: сладость момента с лёгким послевкусием сожалений. Как мой брак, например…
– Ну всё, пошла философия, – заулыбался Данилин. – Сейчас начнётся лекция о диалектике абрикосового варенья и тёмной стороне супружеской жизни. Из классиков. Непременно из них. «Всё смешалось в доме Облонских…»
– А ты, как я посмотрю, вдруг осмелел, Александр! Язычок-то развязался наконец. Похвально! Раньше был тише воды, ниже травы, в рот мне заглядывал, а теперь прямо Соловей-разбойник. Но не могу же я, Саша, быть просто обаятельной и привлекательной, мне нужно и мудрость проявлять, а господа классики мне в этом подмога. – Софья подмигнула и, не дожидаясь новых подколок от молодёжи, направилась к выходу.
Втайне от сотрудников ей предстояло посетить салон красоты «Шарм» и не без помощи волшебных рук косметологов перевоплотиться из детектива в загадочную музу. Надо же соответствовать образу сногсшибательной дамы, достойной быть увековеченной на полотнах Арсеньева.
Уже стоя у двери, она обернулась и перешла на строгий командный тон:
– Александр Николаевич, а займись-ка ты Зотовым Вячеславом Фёдоровичем поплотнее: наведайся на его предприятие, изучи текущее положение дел, поговори с людьми, а заодно и супругу Зотова прощупай.
Саша послушно кивнул. А Софья решила отомстить ему за подколки с художником и с улыбкой продолжила напутствовать:
– Только прощупай её не в буквальном смысле, Александр, а то я помню, как ты на управдомшу Ольгу Григорьевну Пучкову слюни пускал… Как бы не пришлось мне объясняться перед Зотовым, почему мой сотрудник проводит тактильное обследование его жены.
* * *
Да, у Софьи Васильевны был повод встретиться с Арсеньевым – забрать картину. И хочешь не хочешь, а придётся опять вывести разговор на его дочь и хотя бы разузнать имя и фамилию, если дочь была замужем и сменила её. Искать в архивах, скорее всего московских, просто Арсеньеву без имени – это как найти иголку в стоге сена или порядочного политика в парламенте.
Софья опасалась спугнуть художника лишними расспросами, поэтому необходимо подготовиться так, чтобы довольно осторожный Арсеньев ничего не заподозрил, и чтобы одна тема беседы плавно перетекала в другую, приближаясь к заветной цели.
«Главное – не переборщить с абрикосами» – усмехнулась она.
Стоя у пентхауса Арсеньева, Софья постаралась собраться с мыслями и сохранить самообладание.
«Ты не шпионка, ты просто милая женщина средних лет, обожающая искусство и художников. Особенно с сединой на висках» – напомнила она себе.
Художник встретил Софью Васильевну у двери, как и в прошлый раз, с лёгким поклоном и очаровательной улыбкой.
– Софья Васильевна, вы снова украсите мой вечер своим присутствием! Как луч света в царстве красок и холстов!
– Ну что вы, Василий Иванович, это ваш дом украшен вашим талантом. Я же просто скромный ценитель, – парировала Софья.
– Как говорится, «талант – это хорошо, а вот поклонники таланта – это ещё лучше», – Арсеньев заливисто рассмеялся.
Они прошли в гостиную.
– А я к вам не с пустыми руками, – Софья вручила Василию Ивановичу баночку варенья. – Вот… примите… собственноручного приготовления, как и мой энтузиазм к вашему творчеству – тоже прост, но зато домашнего разлива.
– Как приятно! – художник с неподдельным интересом повертел банку в руках. – Это абрикосовое?
– Именно. Идеальное сочетание сладости и лёгкой горечи. Как искусство. Как жизнь. Как мои воспоминания о минувших годах.
Арсеньев одобрительно кивнул:
– В таком случае предлагаю поставить чайник, я заварю отличный вьетнамский чай-улан «Да Хун Пао»… Пробовали такой? Помогает снять напряжение и улучшает настроение.
– С удовольствием попробую, – улыбнулась Софья. – Хотя напряжение в последнее время снимаю просмотром сериалов про маньяков, а настроение улучшаю шоколадом. Но ваш метод тоже заслуживает внимания.
– Проходите в мою мастерскую. Присядем там, как в прошлый раз.
Когда художник удалился на кухню, Софья молниеносно сняла с полки шкафа видеокамеру и спрятала её в сумку.
«Молодец, Софья, операция "шпионка"завершена, – мысленно похвалила она себя. – Теперь надо провести операцию "разговорчивый художник"».
Они расположились за журнальным столиком друг напротив друга.
Беседа текла легко и непринуждённо. Начали с погоды, затем перешли к назначению нового мэра Энска.
– Знаете, Василий Иванович, – протянула Софья, – меня всегда удивляло, что мэров выбирают как мужей – с большими надеждами и верой в светлое будущее, а потом дружно разочаровываются в них.
Арсеньев рассмеялся:
– Но вы-то, Софья Васильевна, как я понимаю, всю жизнь прожили с одним супругом?
– Ну, моя жизнь ещё не закончилась, – улыбнулась она. – Но во второй раз я буду крайне осмотрительна. Как при выборе мэра – буду требовать полной декларации о доходах и проверять все предвыборные обещания.
Наконец, Арсеньев поднялся и подошёл к картинам, прислонённым к стене и тщательно упакованным. Очевидно, заказы для галереи.
– Ну что же, Софья Васильевна, настало время познакомить вас с вашим приобретением, – торжественно произнёс он и освободил одну из картин от накинутой на неё ткани.
Софья замерла.
Перед ней открылся восхитительный волжский пейзаж: закатное небо разливалось огненно-розовыми оттенками, отражаясь в воде, а на высоком берегу склонились тонкие берёзы, прощаясь с уходящим солнцем. Картина была наполнена светом и воздухом, но в ней чувствовалась и грусть – мягкая, едва уловимая, как дыхание надвигающейся осени.
– Это… невероятно, – Софья ощутила, как ком подступает к горлу. – Она живая. Я почти слышу шелест и шёпот этих берёз.
– Вы угадали. Это не просто пейзаж. Это настроение, – тихо ответил Арсеньев. – Я назвал его «Прощальный свет».
Софья вздохнула:
– Прощальный свет? Почему прощальный? У меня другие ассоциации. Предчувствие осени… И я не только о сезоне. Но и о возрасте. Это великолепная работа, Василий Иванович. Но, боюсь, мне просто нечем будет вам достойно заплатить за такой шедевр. Разве что своей почкой – говорят, почки сейчас в цене.
– Софья Васильевна, – художник посмотрел на неё с мягкой улыбкой, – но кто же ставит цену на дружбу? Это мой подарок вам.
Софья опешила от неожиданного предложения.
– Но… это ведь дорого… Я не привыкла получать такие подарки. Обычно мне дарят кухонные прихватки или абонемент в салон красоты.
– Некоторые вещи бесценны, – тихо произнёс он. – Как и некоторые встречи.
– Я не знаю… как вас благодарить. Вы поставили меня в щекотливое положение. Последний раз я так смущалась, когда пыталась втиснуться в платье, которое носила ещё до свадьбы.
– Дайте мне согласие на ваш портрет. Я буду счастлив…
Софья залилась румянцем, ничего не ответила про портрет и, чтобы разрядить обстановку, кивнула на коллекцию пластинок:
– Вы прошлый раз говорили, что у вас есть редкий винил. Может, послушаем что-нибудь за чаем?
– Прекрасная идея! – оживился Арсеньев. – Позвольте, я выберу что-нибудь подходящее.
Василий Иванович извлёк пластинку, установил на проигрыватель, и вскоре комната наполнилась глубокими нотами саксофона.
– Луи Армстронг! – Арсеньев прикрыл веки. – Вечная классика.
– Да… – Софья задумчиво смотрела в чашку. – Жаль, что люди не всегда бывают такими же вечными, как музыка… Разве что писатели-классики, которые продолжают жить в своих творениях… и художники в своих полотнах.
Арсеньев вздрогнул и пристально взглянул на Софью.
– Это вы к чему? О наших ушедших супругах?
Она пожала плечами:
– Это просто размышления. В том числе и о прощальном свете… Хотя некоторые мои знакомые и в преклонном возрасте всё ещё скрипят, как старый патефон. Например, моя восьмидесятипятилетняя тётушка. Дай Бог ей здоровья и долгие лета жизни! Надо бы съездить навестить её…
Музыка струилась мягко, неспешно. Арсеньев безмолвствовал. Он сидел с прикрытыми глазами, наслаждаясь джазовой мелодией. Наконец, открыл глаза и едва заметно улыбнулся. Софья с теплотой посмотрела на него.
– Иногда мы теряем дорогих нам людей… а иногда сами их отпускаем. Как говорится, «если любишь – отпусти, если не вернётся – выследи и верни». Шучу, конечно.
Василий Иванович поднёс чашку к губам, отпил глоток, откинулся на спинку кресла и, наконец, заговорил:
– Вы правы. Иногда прошлое нас настигает, даже когда мы думаем, что давно с ним простились.
– Да, как налоговая инспекция – всегда найдёт тебя, даже если ты сменил фамилию и переехал в другой город. – Софья стремилась направить разговор в нужное ей русло, но при этом смягчить тон. – И вы боитесь, что оно вернулось? Прошлое, я имею в виду, не налоговая.
Художник неторопливо опустил чашку.
– А если да?
Вот он, момент истины. Софья задержала дыхание и внимательно всмотрелась в лицо Арсеньева.
«Только не спугни его, Софья, – подумала она. – Веди себя естественно, как будто ты не частный детектив, а просто любопытная женщина. Хотя в моём случае это почти одно и то же».
Василий Иванович погрузился в раздумья, взвешивая, стоит ли продолжать разговор. В комнате воцарилась тишина, наполненная негромкими звуками джаза и ароматом чая. Софья не торопила его. Она знала: если слишком надавить, собеседник захлопнется, как устрица при виде лимона.
Наконец, Арсеньев вздохнул и провёл рукой по седым волосам.
– Маргарита… – тихо произнёс он.
– Что? – Софья чуть не подскочила, но совладала с собой.
– Её зовут Маргарита.
Сердце Софьи совершило маленький кульбит. Она наконец-то узнала имя!
«Бинго! – мысленно возликовала она. – Теперь осталось всего ничего – выяснить фамилию, адрес, номер телефона, счёт в банке, историю жизни и все тайны. Пустяки!»
Да-а, без иронии она не могла обойтись даже в серьёзных ситуациях.
– Красивое имя, – мягко заметила она, – как цветок в бутоне. Звучит загадочно и элегантно.
Арсеньев улыбнулся так светло, что Софье показалось – это солнышко заглянуло в окошко и на миг озарило его лицо.
– Да. Тамарочка так и хотела назвать дочь… в честь своей любимой героини Булгакова. Хотя я всегда шутил, что если она будет обладать таким же характером, как булгаковская Маргарита, то мне понадобится собственный Воланд для поддержки.
Софья понимающе кивнула. Но её мысли уже плыли по другому течению. Теперь у неё появилась отправная точка.
– Женщины с характером – это благословение и проклятие одновременно, – философски заметила она. – Как острый соус: делает жизнь вкуснее, но временами обжигает.
– Вы точно подметили, – улыбнулся Арсеньев. – Дочь всегда была огнём. Непредсказуемой, яркой… и опасной, когда рассердится…
– Она и сейчас такая? – как бы между прочим поинтересовалась Софья, стараясь, чтобы её голос звучал непринуждённо.
Арсеньев вздрогнул, словно только что очнулся от воспоминаний.
– Я не знаю. Я же уже говорил: мы давно не общались.
Софья осторожно поставила чашку на стол.
– Простите моё любопытство, Василий Иванович. Иногда я забываю, что не все семейные истории так же просты, как кажутся. Не буду вас мучить расспросами. Спасибо за чай и за картину. Она займёт почётное место в моём кабинете.
Арсеньев кивнул и улыбнулся.
– До воскресения, Софья Васильевна! Вы же помните, что обещали поехать со мной на этюды?
– Конечно помню! И даже помню, что обещала заскочить за вами в девять утра на своей коробчонке.
– Каюсь – стыдно! Безлошадный напросился на ваш транспорт.
– Да уж! К седым волосам пора уже иметь и свой, – пустила Софья многозначительную шпильку с прицелом.
– Было да сплыло и быльём поросло, Софья Васильевна! Благодарю за компанию. С вами приятно беседовать.
– И с вами, – ответила она.
Софья неспешно направилась к выходу, но, проходя мимо журнального столика в центре гостиной, краем глаза заметила лежащий на нём блокнот. Толстый. Кожаный. Дорогой.
«Сколько паролей и явок в этом блокноте» – подумала она и вздохнула.
Что же, встреча была ненапрасной. Но оставалось главное – выяснить, какие тайны скрывает эта семья, если отец и дочь не общаются, а она при этом пользуется его автомобилем?
Впереди маячила совместная воскресная поездка на этюды, и у Софьи будет возможность основательно подготовить следующие каверзные вопросы не просто любопытной женщины, но и детектива.
Под покровом тайны
Вернувшись в свои родные пенаты, Софья Васильевна ощутила себя настоящей Мата Хари в мире искусства. Она устроилась поудобнее в любимом кресле, укутала ноги пледом, запустила