Читать онлайн Судьбинушка. Люба бесплатно
Глава 1
– Ну вот, Алексей Петрович, теперь вы совсем молодцом, – похвалила Алексея Регина. – Две недели в реанимации. Вам очень повезло, что за вас взялся сам Самсонов. Виталий Фёдорович – редкий талант. Мало того, что он вас вернул практически с того света, так ещё и руку вам спас. Я, если честно, думала, без ампутации не обойтись. Ну что, давайте пробовать подниматься. Долго я вас тут у себя теперь не задержу, уже завтра переведём вас в обычную палату.
– Даже не знаю, радоваться мне этой новости или нет, – улыбнулся Алексей.
– Конечно, радоваться! – кивнула Регина. – Вы же идёте на поправку. И, кстати, примите мои поздравления. Самсонов сказал мне, что все документы о вашем освобождении подписаны. А тут ещё и амнистию должны объявить. Я сама об этом по телевизору слышала. Так что скоро вы сможете вернуться домой. Хотите, я куплю конверт и принесу вам, чтобы вы написали родным письмо. Представляете, как обрадуется ваша семья.
Алексей отвёл взгляд в сторону, немного помолчал, потом снова взглянул на добрую медсестру:
– Родные у меня вроде бы есть. Дети. Пятеро. Взрослые все совсем. Одна только, младшая, Люба, ещё подросток. А вот семьи у нас нет. Вышло так, что каждый сам по себе. Жену я похоронил давно, да честно сказать, и при ней у нас в доме полный разлад пошёл. Возвращаться туда я не хочу. Может быть, здесь где-нибудь останусь. Какую-никакую работу найду, сторожем хотя бы. Тут неподалёку дочка моя старшая живёт. Соня. Но к ней я тоже не поеду. Виноват я перед ней, Регина. До самой смерти себя не прощу. Внучку свою, Дашеньку, дочку Сонину, я не уберёг. Утонула девчушка по моему недогляду. Вроде и простила меня Соня, и срок свой за это я получил. А душа всё равно у меня не на месте. Потому и не пойму, за что Бог мне снова жизнь оставил. Не заслужил я её.
– Ох, как тяжело-то вам, – покачала головой Регина, прижав ладонь к щеке.
– Тяжело не то слово. Дома я пил сильно, всё пытался водкой боль свою притупить, но больше пить не буду. Хватит. И без того накуролесил в жизни, мама не горюй. А жалеть меня не надо. Не заслужил я твоей жалости. Ещё при жизни жены с бабёшкой одной спутался. Она тоже от мужа со мной гуляла. Людмилы моей уже на свете не было, когда муж Марии Степан застал нас с ней в одной постели. Не сдержался мужик, мне хорошо вломил, а с женой и вовсе силу не рассчитал. Марию на кладбище, его в тюрьму. Представляешь, Регина, я, когда свой срок получил, по этапу сюда на зону прибыл, захожу в хату, а там он, Степан.
Изумлённая женщина только ахнула, а Алексей невесело усмехнулся:
– Поначалу я каждый день от него заточку в ребро ждал. А потом бояться перестал. Думаю, будь что будет. Так и вышло. Как я понимаю, Степан об меня мараться не захотел, других подослал. Они сами мне об этом сказали.
– Алексей Петрович! – воскликнула Регина. – Но ведь это нанесение тяжких телесных. Этому Степану и его подельникам не должно всё это сойти с рук. Напишите заявление, пусть каждый получит по заслугам!
Алексей покачал головой:
– Я, прежде чем сознание потерять, увидел Звягина. Глаза его. Понимаешь, Регина, не было в них радости и злости. Было что-то другое, а что, понять не могу…
– Постойте…– Регина потёрла лоб. – Нам рассказывали, что кто-то нёс вас на руках. Вроде как спасти хотел. Какой-то мужчина.
– Значит, это был Степан… Больше некому, – проговорил Алексей. – Теперь я в этом уверен.
***
Илья вышел из операционной, снял шапочку и вытер ею мокрое лицо, а потом, как Соня несколько часов назад, опершись спиной на стену, медленно сполз на пол, устало уронив голову на руки.
– Илья Андреевич! Илья! – бросилась к нему Соня. – А Егор? Как он? Он жив? Что с ним?
Илья поднял голову и скривил губы в горькой улыбке:
– Спас я твоего Егора. Его спас, а тебя потерял.
Соня прижала руки к груди, потом зажала ладонями рот, словно пытаясь сдержать рвущийся наружу крик и вдруг, припав к плечу Ильи, зарыдала.
– Илья, Илюша, миленький! Я никогда-никогда тебя не забуду! Ты самый лучший, самый добрый, и обязательно будешь счастлив. Но Егор – это Егор. Мы связаны с ним раз и навсегда и не можем жить друг без друга… Илюша, я хочу его увидеть. Можно?
– Иди, – кивнул он в ответ. – И пожелай мне тоже встретить такую же любовь, как у вас.
***
Соня сидела у постели Егора, прижавшись лбом к его беспомощно лежавшей руке. Вдруг его пальцы дрогнули, и Соня мгновенно встрепенулась:
– Егор, Егорушка мой…
– Я умер, и ты ангел, – проговорил Егор, сквозь пелену, застилающую глаза, пытаясь рассмотреть девушку. – Я часто видел тебя во сне. У тебя лицо моей Сони.
– Егор, – рассмеялась она в ответ, покрывая слезами и поцелуями его руку и прижимая её к своей щеке: – Я не ангел, и ты не умер. Я Соня, твоя Соня. Помнишь, ты так меня называл. Если ты захочешь, я буду твоим ангелом, но только здесь, на земле. Любимый мой, хороший, я больше никогда не оставлю тебя…
– Соня моя… – прошептал Егор. – Я знал, что мы с тобой всё равно будем вместе. Я всегда это знал…
***
Только через несколько дней Соня вспомнила о письме Степана, которое так и не прочла. Суета, охватившая не только больницу, но и завод, где произошло ЧП, никому не оставляла ни минуты покоя. Если бы не Егор, и руководство предприятия это признавало, произошла бы настоящая техногенная катастрофа. Тогда число не раненых, а погибших исчислялось бы десятками. На завод стали приезжать комиссии, там начались всевозможные проверки. В городскую больницу прибыли несколько известных хирургов и врачей других направлений, чтобы оценить состояние здоровья всех пострадавших, в том числе и Егора.
Был среди медиков бывший коллега Ильи – Пётр Георгиевич Суспицын, под чьим началом когда-то работал молодой хирург.
– А-а-а… – похлопал Суспицын Илью по плечу после осмотра Егора и других пациентов. – Узнаю руку профессионала. Молодец, Илюша, я всегда был уверен в твоём таланте. Давай-ка вечерком посидим где-нибудь. Приходи ко мне в гостиницу, коньячок захвати. Несут ведь, небось, благодарные пациенты? А я лимончик прикуплю…
Илья улыбнулся. Он вспомнил, как ещё будучи практикантом, то и дело по поручению Суспицына бегал в магазин за лимонами.
Тем же вечером они оба, уже изрядно захмелевшие и обсудившие все насущные дела, молча сидели в номере Суспицына и не спеша потягивали армянский коньячок. Вдруг Пётр Георгиевич склонил голову, внимательно глядя на Илью и сказал:
– А похож, чёрт возьми, ей-Богу похож!
– Кто? На кого? – не понял Илья.
– Сынишка Жанкин, – пояснил Суспицын. – Два года пацану. И он просто вылитый ты. Кстати, тоже Илюшка.
– Жанна родила ребёнка? – удивился Илья и вдруг нахмурился. – Она что, вышла замуж?
– Нет, – покачал головой Суспицын. – По крайней мере, я об этом ничего не слышал. Она в декрет ушла вскоре после твоего отъезда. Мы все поначалу думали, что она забеременела от тебя. Шило-то в мешке не утаишь. Ещё и такое. А пацан похож. Ну вылитый ты.
Остаток вечера Илья был сам не свой, а когда вернулся домой, долго сидел в машине у подъезда, думая о словах Суспицына.
Высчитать сроки было не так уж и сложно, тем более что подвыпивший хирург назвал точную дату рождения малыша.
– Господи, какой я осел!!! – изо всех сил Илья ударил обеими руками по рулю. – Жанна, я всё сделаю, чтобы ты простила меня. И ты, сынок, тоже меня прости…
***
Прочитав письмо от Степана, встревоженная Соня бросилась к девушкам-медсёстрам, работавшим в регистратуре:
– Катюша, Настенька. Помогите мне, пожалуйста. Нужно узнать, в какую больницу могли отвезти заключённого из ИТК номер…
Она задохнулась, но потом всё-таки назвала номер колонии, где ещё совсем недавно отбывал наказание её отец.
– Узнайте, находится ли там Алексей Кошкин и что с ним.
– Да не волнуйся ты так, Соня, – пообещала ей Катя. – Мы узнаем всё, что нужно.
Тем же вечером Соня поговорила сначала с Региной, а потом и с отцом.
– Пап, может быть, ты приедешь ко мне? – просила его Соня.
– Приеду, дочка, только ненадолго, – пообещал Алексей. – А ты передавай привет Егору. И, дочка, я очень рад за вас… Берегите себя.
– Ты тоже, – попросила отца Соня. – Ты тоже береги себя, папа.
***
Амнистия. Степан вышел за территорию ИТК и, прищурившись, посмотрел в глубокое синее небо. Позади грохнули тяжёлым металлом ворота, но Звягин не обернулся на этот звук. Он глубоко вдохнул воздух свободы и, немного помедлив, зашагал прочь, оставляя позади себя горе, боль, отчаяние и страх последних тяжёлых лет.
***
Отстояв очередь на привокзальном рынке за окорочками, которые в народе называли «ножками Буша», Нина расплатилась за импортную курятину и направилась в рыбный ряд к своей знакомой, обещавшей оставить ей мороженого минтая. Но едва сделала несколько шагов, как кто-то, едва не сбив её с ног, вырвал из рук сумочку и бросился наутёк.
Нина закричала и в испуге прижала обе ладони к круглым щёкам. На глазах выступили слезы. Там, в сумке, кроме продуктов, были ещё и деньги, вся зарплата, которую она получила только вчера вечером.
– Помогите! Люди! – в отчаянии задохнулась Нина, обращаясь к прохожим. – Люди, как же это, а?
Степан только вышел из автобуса и теперь, стоя в сторонке, полез за конвертом, чтобы уточнить улицу, где жила Соня, и где теперь мог находиться Алексей. Вдруг он услышал отчаянный женский крик, а потом увидел парня, на ходу засовывавшего за пазуху украденную сумочку.
Степан сориентировался мгновенно и бросился наперерез к воришке, сбив его с ног. Выхватив у него сумку и быстро обшарив карманы, Степан забрал все его деньги, а потом потребовал:
– Вон пошёл! И если ещё раз тебя увижу…
Парень спорить не стал и тут же растворился в толпе, а Степан поднялся и направился к смуглой круглолицей женщине, которая так и не сдвинулась с места.
– Вот, это ваше. Аккуратнее надо быть, дамочка…
Он сунул ей в руки сумку и скомканные деньги, повернулся и пошёл прочь. Но вскоре услышал за спиной торопливые шаги и немного виноватый женский голос.
– Это не мои деньги. У меня столько не было, возьмите!
Удивлённый Степан обернулся и снова увидел перед собой симпатичную смуглянку. А Нина протягивала ему купюры, качая головой:
– Я не могу взять, это не моё!
Звягин почесал затылок.
– Всякое видал, но чтоб от денег кто-то отказывался, такого не припомню. Меня Степан зовут, а вас?
– А я Нина, – робко улыбнулась женщина.
– Слушай, Нина, – проговорил Степан, показывая на зажатые в её руках деньги. – Ты испугалась? Испугалась! Вот и считай, что это тебе за моральный ущерб. А теперь скажи, знаешь, где находится эта улица?
Он показал ей конверт и Нина, прочитав адрес ойкнула:
– Так это же письмо от моей подруги Сони! Мы живём с ней в одном общежитии, в соседних комнатах. Только её сейчас нет. Она с тех пор, как выписали из больницы Егора, живёт у него. В общежитие редко заглядывает.
– А её отец? «Алексей?» —растерянно спросил Степан, никак не ожидавший такого поворота.
– Он один раз приезжал, с какой-то Региной. Хорошая такая женщина. Они вроде как сошлись. Эта Регина его после лечения сразу к себе забрала.
– Ну и дела… – покачал головой Степан. – И что же теперь делать? Мне ведь даже переночевать негде.
– Пойдём ко мне, – предложила Нина. И, помолчав, добавила: – У меня завтра день рождения. Я вот и продукты купила. Соня с Егором будут, Алексею с Региной позвоним.
– Можно, – кивнул Степан. – только я без подарка. Неудобно как-то.
– А это? – воскликнула Нина, показывая на деньги и сумку. – Ох, Степан. Вы не представляете, как я вам благодарна!
Накормив своего нечаянного гостя, Нина постелила ему на диванчике, а сама вышла на кухню, чтобы заняться приготовлением к завтрашнему празднику. Однако Степан скоро присоединился к ней.
– Давай помогу тебе, что ли, – предложил он в ответ на её недоумевающий взгляд.
Нина расплылась в улыбке и поставила перед ним миску с нечищеным картофелем и нож. Вдвоём они управились быстро, потом долго пили чай в комнате Нины. А когда она ушла за занавеску переодеться перед сном, Степан, проводив взглядом её крепкую, ладную фигуру, судорожно вздохнул и шагнул к ней:
– Нин… Нина…
Она словно только и ждала этого. Руки женщины взлетели и обвили шею Степана. Он прижал её к себе и, шепча что-то глупое и ласковое, увлёк её за собой.
***
Праздник Нины удался на славу. Алексей уже знал, кто его там ждёт и крепко пожал Степану руку. Чуть позже, когда они вышли на кухню, покурить, Степан рассказал ему, что ещё один раз садился в карцер, чтобы избежать встречи с Волчком.
– За что же в карцер? – удивился Алексей.
– Да тут много ума не надо, – улыбнулся Степан. – На промке обматерил мастера и забросил лопату подальше. Меня вертухаи на пинках быстро туда донесли.
– А потом?
– А потом я узнал, что Волчка и одного из тех быков по этапу отправили. Поначалу, конечно, побаивался оставшихся, вдруг Волчок оставил на меня заказ, но месяц прошёл, потом другой и ничего. А тут вдруг раз и амнистия.
– Что ж теперь думаешь? – спросил его Алексей.
– Домой поеду. А там видно будет, – пожал плечами Степан.
– Слышь, а может, с нами тут останешься? Работу найдёшь… – не удержался Алексей. – Хочешь, здесь. Хочешь, к нам с Региной поехали. Тут недалеко. А городок хороший. Летом, говорят, грибов пропасть! И рыбалка…
Степан махнул рукой:
– Не до грибов мне, Леха. Чужак я тут. А там всё-таки дом…
***
Соня смотрела на счастливое лицо Нины и все понимала без слов. Ей так хотелось поговорить с подругой, но Егор, с трудом передвигался на костылях и ещё очень нуждался в покое. Уезжая с ним, Соня обняла подругу и тихо шепнула ей на ушко:
– Будь счастлива!
***
Три дня, что Степан провёл вместе с Ниной, пролетели для неё как один час и когда он сказал, что вечером уезжает, она только вскинула на него испуганные глаза вишнёвого цвета.
– Как? Уже?
Он кивнул, и она удерживать его не стала. Собрала ему в дорогу сумку, аккуратно сложила вещи.
– Прости, провожать не пойду.
– Да, не надо, – кивнул он и ушёл, плотно прикрыв за собой дверь.
Глотая крупные горькие слёзы, Нина долго стояла у окна и вздохнула, увидев, как по дорожке к общежитию идёт Соня. Она словно знала, что именно сейчас её поддержка требуется подруге и спешила к ней.
Нина отошла от окна, открыла подруге дверь и ахнула: на пороге стоял Степан…
Соня повернула за угол коридора и остановилась. Степан и Нина, стоя в дверях её комнаты, крепко обнявшись, целовались, ничего не замечая вокруг. Улыбнувшись, Соня тихо повернулась и ушла, не решившись помешать счастью так истосковавшихся по нему людей.
***
На свою свадьбу с Егором Соня пригласила только самых близких людей. Она очень хотела, чтобы приехали бабушка и Любаша, но Анфиса чувствовала себя не очень хорошо и потому отказалась, пожелав много счастья внучке в письме.
Зато подруга Марина приехала в далёкий уральский городок вместе со своим мужем Владимиром.
– Представляешь, – рассказывала Соне Марина, – оказывается, он знает Егора. Я показала ему вашу фотографию, и он только присвистнул, а потом сказал, что тоже обязательно поедет со мной.
– Вот и хорошо, я так счастлива! – обняла подругу детства Соня.
Егор же встретил Владимира не очень приветливо:
– Рад нашей встрече, – сухо сказал он ювелиру. – Давно не виделись.
– Да брось ты, Кот! – хлопнул тот его по плечу. – Что было, то было. А кто старое помянёт, тому глаз вон! Тем более что вот…
Егор взглянул на протянутую ему на ладони коробочку и охнул: золотые серьги с рубинами, те самые, что он когда-то дарил Соне на восемнадцатилетие, мягко поблёскивали на белом атласе.
– Как? Тебе же нужны были эти рубины…
– Ну, знаешь, дружба всё-таки нужнее… – улыбнулся Владимир. А потом добавил вполне серьёзно: – Ты только Соне не говори, что и как, ладно?
– Ладно, – кивнул Егор и крепко обнял друга.
***
Увидев серьги, Соня не поверила своим глазам.
– Егор, Володя! Но как???
Они только улыбнулись в ответ:
– Так бывает, любимая, – сказал ей Егор. – Люди называют это чудом. Но настоящее чудо – это любовь и дружба. Правда же, Володя?
– Правда, – кивнул тот и улыбнулся.
***
Анфиса надела очки, вскрыла конверт и прочитала письмо Сони, которая в первых строках поздравляла Любашу с днём рождения.
– Тринадцать лет нашей девочке! – писала Соня. – Какая она большая! Я на фотографии её даже не узнала! Мы с папой, Региной, Егором, Ниной и Степаном поздравляем её от души. А подарки отправили в посылке. Как получите, напишите, всё ли вам понравилось.
Хотели бы и сами приехать, но Егор только-только начинает ходить без костылей и даже без трости. Да и мне на седьмом месяце тяжело будет трястись в поезде. Близнецам Нины и Степана уже полгода. Такие славные мальчишки. У семейства Звягиных, кстати, ещё одна радость. Степану от завода выделили квартиру в новостройке. Так что у них теперь собственная двушка. Егор тоже хочет поскорее вернуться на завод. Говорит, что устал сидеть дома.
А папа работает водителем скорой помощи в той же больнице, что и Регина. Они часто бывают у нас в гостях и очень счастливы.
Не болей, бабушка и передавай привет Любаше! Мы все целуем и обнимаем вас, а я особенно. Всегда ваша Соня.
Глава 2
– Люба… Любаша… – Анфиса потрясла внучку за плечо, но девушка и не думала просыпаться. – Да что ты, в конце концов, воды маковой обпилась? Или опять своё радио до полночи слушала? Получит у меня Соня за такие подарки! Буду письмо писать, всё ей расскажу. И ничего она тебе больше не пришлёт.
Слушая ворчание бабушки, Люба тихонько застонала. Больше всего на свете ей сейчас хотелось уткнуться лицом в подушку и спать ещё долго-долго, витая в сладких предрассветных снах. Но она знала, что бабуля ни за что не отступится от неё и уйдёт, только когда поймёт, что Люба окончательно проснулась.
М-м-м… Как же тяжело это сделать…
Бабушка была права. Отчасти в том, что девушка не высыпалась, была виновата Соня. Раньше она присылала младшей сестре в подарок на день рождения сладости, игрушки, школьные вещички, одежду или обувь. Но посылка, которую Люба получила в день своего пятнадцатилетия, оказалась особенной. Девушка открыла её и ахнула, а потом запрыгала от радости по всей комнате, будто ей было четыре года. Соня прислала самый настоящий магнитофон! Маленький, аккуратненький однокассетник с двумя колонками и встроенным радио. Прижав руки к груди, Люба смотрела на это серебристое чудо и смеялась, не в силах поверить в такое счастье.
– Ох, ты ж, Господи, – прижала тогда Анфиса ладонь к морщинистой щеке. – Выдумает же эта Соня вечно! Своих забот у неё, что ли мало? Как же можно ни с того ни с сего такие дорогие подарки делать?
– Ну что ты, бабуля! Это же мой день рождения! – подскочила к ней Любаша и принялась обнимать и целовать её: – Я так рада, так рада, ты даже представить себе не можешь! Это самый лучший подарок в мире!
– Егоза… – проворчала Анфиса и оставила внучку в покое.
Но сейчас на это рассчитывать не приходилось. Пожилая женщина настойчиво трясла Любу за плечо, заставляя проснуться:
– Да сколько же тебя будить можно? Любка! Нет, я выброшу твой магнитофон в окно. Спать по ночам надо, а не дурость всякую слушать. Люба!
– Да встаю, встаю, – девушка с трудом разлепила глаза и села на кровати. Потом протянула руку за будильником: – Ба! Двадцать минут шестого! Ну зачем в такую рань?
– Пирожков я напекла, Любушка, и Нюрку подоила. Сходи-ка до школы на полустанок, продай. Всё копеечка будет.
Люба вздохнула. Ну вот! Ещё придётся тащиться в такую даль! Примерно в трёх километрах от Касьяновки в далёкое послевоенное время были проложены железнодорожные пути. В восьмидесятых власти пустили другую, более удобную ветку, и старые рельсы зарастали травой, лишь иногда принимая случайные поезда.
Но два года назад всё изменилось, в области началось какое-то серьёзное строительство и её руководство вспомнило о касьяновской железной дороге. Вскоре по ней заходили железнодорожники, проверяя состояние полотна, а потом побежали поезда и электрички, внося шум и суету в тихий и безмолвный мирок окрестных деревень.
Теперь уже районное начальство запросило разрешение на обустройство полустанка, который относился бы сразу к трём деревням. В области возражать не стали и не только электрички, но и поезда стали послушно останавливаться на широкой и продолговатой площадке, где теперь красовалась новенькая будочка-остановка, покрытая зелёной краской.
Ушлые деревенские бабульки быстро поняли выгоду от такого решения властей, выучили время прибытия на полустанок поездов и электричек, и стали выносить туда для продажи продукцию собственного хозяйства и огорода.
Чего здесь только не было! И всевозможная молочка, от сыворотки до домашнего сливочного масла, и яйца, и битая птица, и овощи, и свежие и сушёные ягоды, и грибы. Да мало ли ещё на чём может заработать копеечку досужий сельчанин. Некоторые горожане, прознав про такую торговую точку, специально приезжали сюда, чтобы приобрести дешёвые домашние продукты. А если у них не было денег, обменивали на еду любые вещи или предметы обихода. Добрые люди во все времена от души помогали друг другу, и, может быть, именно поэтому не становились богаче, но выживали, несмотря ни на что.
Сюда-то и нужно было Любаше нести бабулины пирожки. Любая выпечка разлеталась на полустанке очень быстро, но стряпня Анфисы пользовалась особым спросом, и девушка знала, что долго ей там стоять не придётся.
Умывшись холодной водой, чтобы проснуться побыстрее, Любаша выглянула во двор и покачала головой: после вчерашнего дождя земля ещё нисколько не просохла и нечего было даже думать ехать на полустанок на велосипеде. Поворчав, девушка принялась одеваться.
– Всё? Пошла? – Анфиса принесла внучке самодельный заплечный короб, в который уже сложила пирожки и молоко. Потом сунула девушке в руки газетный свёрток:
– А это тебе, по дороге поешь.
– Ладно, – кивнула Люба и, поправив на плечах свою ношу, зашагала по тропинке, ведущей к полустанку.
Здесь всё было как обычно. Торговки успели разложить свои товары к прибытию первого утреннего поезда, а вот Любаша немного припоздала и заняла крайнее место рядом с тётей Олей Коробкиной, торговавшей сушёными грибами, салом собственного посола и квашеной капустой.
– Я уж думала, тебя сегодня опять не будет, – проговорила тётя Оля. – Проспала небось? Долго спишь, девка. Не знаешь, что ли, такую пословицу, «долго спать – с долгом встать»?
– Не знаю, – зевнула Любаша. – Я бы ещё поспала, если б не бабушка.
– Как она там поживает, Анфиса-то? – спросила тётя Оля.
– Болеть стала часто, – вздохнула Любаша. – И спина, и руки. Растирания почти не помогают. Недавно Соня мазь хорошую прислала, вот с ней полегче.
– Да? – с интересом повернулась к ней словоохотливая соседка. – А как называется? У меня тоже каждый вечер все суставы выламывает… Может быть, и я себе такую куплю.
Люба пожала плечами:
– Я не помню, но, если хотите, запишу вам название на бумажке.
Как раз в это время подошла электричка и у Любы, из всего, что она принесла на продажу, осталась только бутылка молока.
Спрятав вырученные деньги в карман и застегнув его булавкой, Люба сказала тёте Оле:
– Хотите, я вам его дешевле продам, чтобы мне тут не стоять из-за одной бутылки? А вы уже поставите цену, какую хотите.
Но Ольга девушке не ответила. Она смотрела как из кустов на насыпь выбирается грязный, взлохмаченный человек. Рукав его помятого плаща был оторван и свисал с плеча, брюки и ботинки промокли насквозь, видимо, он всю ночь провёл под проливным дождём.
– Ой, батюшки! Да на нём же живого места нет! – ахнула Нина Григорьевна, старушка-торговка из Заречного.
Действительно, правый глаз мужчины сильно заплыл, на щеке запеклась кровь, а губы дрожали то ли от боли, то ли от холода.
– Ты откуда взялся, сердешный? – спросила его Григорьевна, когда он, пошатываясь, подошёл поближе.
Мужчина мотнул головой:
– Люди добрые… Помогите… С ночного поезда… Отстал. Все вещи там остались. Мне бы всего сотку, до города доехать. Помогите, а…
Женщины принялись качать головами и перешёптываться, но на просьбу незнакомца никак не отреагировали. Постояв немного, он отошёл в сторонку, подальше от всех, и сел прямо на насыпь, уткнув лицо в колени.
– Картёжники это орудуют, – негромко пояснила Любаше тётя Оля. – Проигрался работяга, видать, вот они его с поезда и скинули. Хорошо хоть жив остался. Пусть за это Бога благодарит. Что им только надо, дуракам таким? Дома жена, дети, заработал денежку, дуй домой по-тихому. Нет, он в поезде в карты играет. Вот теперь пусть посидит, подумает!
Ольга махнула рукой в сторону хлебнувшего горя бедолаги и снова взглянула на Любу:
– Давай своё молоко! Куплю у тебя, чего уж…
Но Люба, с жалостью смотревшая на несчастного мужчину, поднялась, взяла молоко и направилась к нему. А когда подошла, протянула ему бутылку и достала из кармана свёрток с пирожками, который бабушка приготовила специально для неё:
– Дядь! – тронула она его за плечо. – Вы же голодный. Вот возьмите, поешьте. Скоро придёт электричка, но вы успеете. Ещё десять минут есть точно.
Она отстегнула булавку и вытащила сторублёвую купюру:
– А это вам на дорогу. Больше дать не могу, извините. Но этого вам хватит.
– Спасибо, дочка, – мужчина с благодарностью принял всё, что она дала. И вдруг кивнул на внимательно следивших за ними женщин: – Добрая ты. Не то, что эти… Как говорится, народу много, людей мало. А ты – человек. И дай тебе Бог…
Люба улыбнулась:
– И вам тоже!
Она повернулась, кивнула на прощание качающей головой тёте Оле и побежала вниз по тропинке. Но, прежде чем совсем уйти с полустанка, обернулась. Мужчина с жадностью ел пирожки, запивая их молоком, но заметив, что Люба смотрит на него, поднял руку и помахал ей на прощание. Она ответила ему таким же жестом и побежала по дорожке, чувствуя, как душу наполняет странное чувство необычайной радости.
***
Вернувшись домой, Люба всё рассказала бабушке и отдала ей заработанные деньги.
– Душевная ты у меня, Любаша, – похвалила её старушка. – Я, может, потому и на свете зажилась, что ты меня своим теплом пригрела.
– Что ты, ба! – воскликнула девушка. – Это ты меня пригрела. Я ведь помню, как мама привела меня к тебе и сказала, что я ей не нужна.
– Неужели помнишь? – ахнула Анфиса.
– Ещё бы! – усмехнулась Люба. – Я тогда чуть не умерла, когда бежала за ней по лесу. А она ругала меня на чём свет стоит и с такой злобой кричала на меня, что мне иногда до сих пор снится её голос.
– Любаша… Может быть, ты когда-нибудь поймёшь её, – вздохнула Анфиса. – У мамы была тяжёлая жизнь…
– Да? – девушка резко повернулась к ней. – А у тебя?! У тебя она была лёгкой? Но ты же приняла меня и Соню, когда ей было плохо. Нет, бабулечка. Я никогда её не пойму и матерью называть не хочу, хоть она и выносила меня. Ты мне и бабушка, и мать. И не говори мне больше о ней, я тебя очень прошу!
Анфиса отвела взгляд в сторону. Её губы дрожали. Она вдруг именно сейчас осознала, как выросла Люба. Вот она стоит перед ней, смуглая и худенькая, но такая взрослая, как будто ей не пятнадцать, а двадцать лет. Сама же Анфиса за последние годы словно стала меньше, усохла, как печёное яблоко. Теперь все её лицо было изрыто глубокими морщинами, а волосы совсем побелели. И силы в руках почти не осталось.