Читать онлайн Клеон, сын Трояна. Том I бесплатно

Глава 1

– Никто не смеет нарушать волю богов и выдавать их тайны!

– Но я не знаю ни о каких тайнах, это случайность!

– А это только твои проблемы…

(с) Кто-то, где-то и когда-то.

Мифы – это, в каком-то смысле, часть моей специализации… которой я не уделял должного внимания. Странно, наверное, слышать такое от человека, способного творить всякие необычные, магические вещи – левитировать камешки, открывать древние замки или, скажем, чувствовать направление, но уж как есть. Я никогда не пытался связать сказки и истории из далёкого прошлого со своими способностями.

Способности – они ведь здесь, теплятся в груди и открывают самые разные дороги среди руин, а вот мифических существ я до сего момента не видел.

Ключевое тут – до сего момента…

Покс, сказочный дегенерат, с которым я поддерживал знакомство сугубо из-за нередко появляющихся у него выгодных контрактов, испуганно орал, выталкивая перед собой «гвардию» из нечистых на руку мужиков, за сумму малую согласившихся влезть в недавно найденные руины. Те сопротивлялись такому произволу, но ружья в руках явно придавали им уверенности: уж не помню, кто первым выстрелил, но сейчас палил каждый, у кого при себе имелась пушка… кроме меня.

Я с самого начала отошёл в сторону и наблюдал, анализировал, пытался понять, как отсюда свалить. Потому что и первая, и десятая пуля калибром побольше моего ничего нежданной тварюке не сделала. Даже попадание в огромный глазище на лбу лишь её разъярило, а уж на плотной коже и следов не оставалось.

Даром, что каждое второе ружьишко тут могло спокойно навредить слону!

Четырёхметровый циклоп, едва не чиркающий рогатой макушкой по сводам этого проклятого храма, выстрелов просто не замечал, уверенно приближался и оставлял нам всё меньше места для манёвра. Огромные ворота позади сами собой захлопнулись ещё пять минут назад, когда ни о каких чудовищах из мифов и речи не шло, а все вокруг находились в состоянии шока от того, что коридор вывел их в обитель иной культуры, которой тут не было места.

Мрачный, словно сошедший с картинки древнегреческий храм, в который тебя привели тоннели времён древнего египта – это ли не повод впасть в прострацию? Даже мне досталось, а ведь я с самого начала что-то чуял, но счёл это ощущением близости ценных реликвий, часть которых должна была отойти мне.

А что в итоге? Мы в ловушке, и других входов-выходов я пока не видел. Колонны, идущие по обе стороны от центральной, ведущей к алтарю дорожки, укрытием оказались сомнительным: несмотря на размеры, циклоп весьма ловко обогнул одну, схватил свою первую жертву и… ох, мать! Не думал, что когда-нибудь увижу, как человеку натурально откусывают голову.

Словно фермер рано поутру морковку – хрусть, и только сок брызжет…

– Покс, что б тебя, нужно рассредоточиться и найти выход! Он тут должен быть! – Заорал я, сбросив кратковременное оцепенение. Стоя делу не поможешь, а безголовому уже всё равно. Себя сберечь надо!

А ведь тот барыга-араб предлагал прихватить с собой гранаты, «просто на всякий случай». И послали мы его, далеко и надолго. Проклял он нас, что ли, скотина?!

– А-а-а~! Мы все умрём!..

Я грязно выругался: «лидер» группы оказался настолько не в себе, что мои слова его и вовсе словно не коснулись. Его собственные телохранители пытались растолкать, да бестолку. Покс полусидел на полу, цеплялся за ноги отступающих стрелков и выл, покуда безумца тупо не бросили, дав пяткой по челюсти.

А после на него с небольшим замахом не опустилось увесистое такое копытце циклопа, ликующе взрыкнувшего и продолжившего своё кровавое шествие. Останки затащившего нас хер пойми куда идиота ещё болтались на лапе мифической твари, похрустывающей следующим несчастным, которого тварь «начала» с ног, а я уже оббежал добрую половину одной из стен этого, с позволения сказать, храма, на стенах которого луч фонаря безо всяких проблем высветил яркие, новенькие, непривычно-цветные фрески.

Издалека из-за темноты они ещё сливались в нечто неоднородно-непонятное, а вот так, вблизи, стала заметна и символически изображённая речушка, в водах которой бесновались страшные, искажённые муками и болью рожи, и даже дошколятам известный хрен на лодке, сжимающий в пальцах вскинутой к небу руки золотой кругляш. На середине противоположной входу стены обнаружилось изображение здоровенной, в два моих роста, трёхглавой псины – Цербер, не иначе.

И всё это великолепие отдавало паутиной изумрудного света, которая исчезала, стоило лишь попытаться сосредоточить на ней взгляд. Но что самое печальное – даже малейшего намёка на аварийный выход не было…

– Motherfucker, I'll rip your mouth open and shi~a-a-a-! – Дурниной заорал наш англоговорящий чернокожий спец по атмосфере, газам и токсинам, посылая в монстра пулю за пулей из своего полуавтоматического ружья. Безо всякого смысла: циклоп рывком сократил расстояние с ним, пригнулся и на бегу, не останавливаясь вдавил беднягу в одну из колонн с закономерным результатом, больше подходящим страстной встрече грузовика, старушки и бетонного столба.

К этому моменту я как раз закончил оббег периметра, окончательно убедившись в том, что этот злосчастный храм явных запасных входов-выходов не предусматривал: его словно изначально проектировали как ловушку, ведь даже в крепостях имелись тайные ходы, а тут отсутствовали вообще все «стандартные» лазейки. Из группы в тринадцать человек осталась пара безоружных пареньков-носильщиков, зажатых в углу залы и обречённых на смерть, да ваш покорный слуга, выискивающий пути для отступления и не оставляющий, пока что, надежд.

Вот раздался первый вскрик и торжествующий рык, вот второй – и я остался с циклопом один-на-один.

Я не задавался вопросом о том, какого чёрта эта тварь вообще существует или почему она попалась именно мне, а не нормальным, официальным археологам, которых тут плотно оберегали силовики из правительства. Мозг был занят поиском вариантов, но таковых всё не находилось.

Кто виноват и что делать – извечный вопрос, совладать с которым пока не получалось.

Чертыхнувшись сквозь зубы, я выхватил из кобуры любимый револьвер и от бедра, понимая, что не промахнусь, разрядил весь барабан точно в глаз мифического гиганта. Ему от этого ожидаемо стало ни тепло, ни холодно – только сжавшиеся гормошкой пули на пол посыпались, уткнувшись в непреодолимое препятствие. Оружие в сопровождении ругательств полетело на землю, а в правую руку прыгнул нож – всем ножам нож. Большая часть моих знакомых сравнивала этот недомеч с мачетэ, но я сам не считал его таким уж крупным: иные кинжалы в старину были длиннее и шире.

Это был скорее жест отчаяния, ведь что с колюще-режущим делать против циклопа – это хороший такой вопрос. Я бы и против стаи койотов с ним не вышел, не то, что против пуленепробиваемого великана… но не сдаваться же, пока есть хоть какая-то надежда?!

Прыгнув за одну из колонн, избегаю попытки циклопа меня схватить, чудом не распарывая свою же руку ножом: к таким кульбитам с ним в обнимку я непривычен, зря его вообще выхватил, запаниковал. Но едва ноги нащупывают опору, как я тут же бросаюсь вперёд изо всех сил, выходя на оперативный простор – к алтарю. Смерть дышит в затылок, а неудачная попытка циклопа меня схватить обдувает эту самую заднюю часть головы ветерком. Но я прорываюсь и, одним слитным прыжком преодолев ступени, оказываюсь на месте.

В запасе есть ещё несколько секунд. Мало, конечно, но делать нечего. Только тут, на основательном таком возвышении из чёрного мрамора, по которому неведомо когда и как побежали пульсирующие изумрудные прожилки, я ещё не искал рычаг, кнопку или нажимную плиту какую – что угодно, могущее открыть чёртовы ворота. За них циклоп просто не вылезет, коридоры там узкие…

Но, видно, не судьба. Выгаданных мгновений хватило, чтобы ощупать и осмотреть алтарь с четырёх сторон, но окромя интересных рисунков и странных подтёков тут ничего не оказалось. Ровная, слишком ровная поверхность, да и только.

– Ну, скотина, иди сюда!.. – Я нырнул по другую сторону алтаря, развернулся и вскинул кинжал на уровень груди, нацелив тот лезвием в сторону циклопа. А именно – в его глаз. Ядро у сердца, которое, как я считал, давало мне мистические силы, раскалилось, а исторгнувшаяся из него энергия потекла через руки в оружие, пытаясь свести судорогой все мышцы «по дороге». Металл ножа заискрил, обтянутая кожей рукоять зашипела, а ладонь пронзила боль: явно будет хороший такой ожог, но меня это сейчас волновало в последнюю очередь.

Я почти не использовал свои силы вот так, отдавая предпочтение поискам древних предметов и ориентированию в руинах и гробницах, так что быстрым процесс, результат которого я и сам себе плохо представлял, не был. И безопасным – тоже. Горело всё тело, и в особенности «путь» для силы от сердца к кинжалу. Подрагивали ноги, взгляд начал плыть, а к горлу подступила едкая, неприятная тошнота.

Циклоп же шёл вальяжно, ухмыляясь зубасто-клыкастой пастью и широко расставив окровавленные руки с растопыренными, увенчанными кусками людской плоти пальцами в разные стороны. Он уже не ожидал сопротивления, не иначе как собираясь со мной позабавиться: я заметил, что убивал он не просто чтобы убить, а с чувством, толком и выдумкой. Давил, кусал, разрывал – ни разу не повторился, скотина…

– «Не подведи, родимая! Чай, с детства вместе, не могу же я вот так!..». – Промелькнула мысль перед тем, как я едва не упал, оперевшись левой рукой на алтарь. Кинжал в этот миг задрожал так, что удерживать его стало почти невозможно, но я продержался до того момента, когда вновь «прицелился» острием в голову чудовища. – «Давай, сука! Уголёк не справился, так я доделаю работу!».

В голове лопнула натянутая струна – и с диким воем оружие, доставшееся мне ещё от деда, улетает вперёд, оставляя в воздухе за собой веером оседающие брызги крови. Моей крови. Отпустить рукоять я не успел, так что она стесала кожу и плоть с ладони не хуже шлифмашинки, и от боли я натуральным образом взвыл, окончательно повалившись на алтарь. Благо, моему крику вторил вой циклопа, которого я не видел и не мог увидеть – сил не осталось даже на то, чтобы приподнять голову.

Непривычное колдунство далось мне большой ценой, и ощущение было такое, словно я вот-вот подохну.

Отчётливо ощущая, как обильным потоком вытекает кровь из ладони, я вместе с тем почувствовал подступающую волну жара. Сильного, такого, словно меня на разогревающуюся плиту уронили. И это же ощущение вкупе с неистовым желанием выжить, – а так же тем фактом, что меня ещё не сожрал циклоп, по прошествии пары минут-то, – позволило мне открыть в себе второе дыхание, вскочив с алтаря…

Но я, тем не менее, остался лежать на этом куске сраного чёрного мрамора, покрытого свежими алыми разводами и долбанными изумрудными прожилками! И сейчас я, тот я, который мыслил и существовал, взирал на того себя, которого, кажется, доконало непрофильное использование способностей. Очень быстро бледнеющее, облачённое в относительно свободные одежды тело лежало безо всякого движения. Грудь его-меня не вздымалась, а из маски-фильтра не вырывались характерные звуки даже слабого дыхания. И вместе с тем я стоял рядом, косясь то на очевидный труп, то на свою кажущуюся вполне настоящей ладонь. Не полупрозрачную, не из эктоплазмы.

Даже алтарь потрогать мог, как и себя-не-себя толкнуть легонько.

Циклоп же… эта махина валялась отчасти на боку, отчасти на спине, раскинув лапы в стороны и не подавая признаков жизни. Мой нож валялся рядом с тушей, а в глазнице великана зияла даже не рана, а целая ранища – не иначе как циклоп, получив вилкой в глаз, неловким движением толкнул рукоять всей своей дурью, разворотив собственный череп.

Магия, что ли, позволила ножу справиться там, где сплоховал арсенал всего отряда?..

– Но я-то всё равно подох, походу… – Бормочу, переводя взгляд с одного тела «товарища и коллеги» на другое. Больше всего было жалко негра, который даже несмотря на языковой барьер казался своим парнем. Образованный, подрядившийся на это всё не от хорошей жизни, он намеревался за один-два контракта собрать необходимую сумму и свалить на родину. Не повезло: ему встретился циклоп. – Кому расскажу – не поверят, нахер…

Звуки шагов за спиной заставили меня резко развернуться и потянуться к пустой кобуре, но в царящем вокруг полумраке, рассечённом лучами разбросанных по полу фонарей, я не различил никого и ничего. Только своё мёртвое тело на пол случайно столкнул, грязно и во весь голос выругавшись.

А кто бы не выругался в такой ситуации?

– Обычно мёртвые в принципе не говорят, друг мой. – Тихий мужской голос, раздавшийся со всех сторон сразу, заставил меня поёжиться и бросить взгляд на нож, валяющийся в десятке метров от меня. – Твоя душа всё ещё здесь лишь по моей воле. И я тебе не враг, знаешь ли. Всё равно хочешь конфликта?..

– Очень своевременный вопрос после того, как я прибил твоего грёбанного циклопа. – Уж не знаю, откуда взялась эта распирающая грудь смелость, но молчать в тряпочку или лепетать что-то жалкое не было ни сил, ни желания.

Два сиротливых хлопка пронеслись под сводами храма. И довольный хмык до кучи.

– О, это и не циклоп вовсе. Всего лишь голем-химероид. Творцов его молний ты бы не убил даже в самых смелых своих снах, смертный. – И тут я различил-таки движение во тьме, из которой спустя секунду вышел… ну, мужик. Не красавец, да и на грека мало похож: серебрящаяся лёгкая кольчуга, струящиеся одеяния чёрно-зелёных, близких к изумрудному оттенков, ножны с мечом на поясе, чуть запущенная козлиная бородка, копна густых, вьющихся чёрных волос, неаккуратно забранных назад… словно бомж-реконструктор из метрополитена вылез после того, как его смотрители путей нашли. Но ассоциация эта разбивалась об цепкий, незамутнённый взгляд изумрудно-зелёных глаз и подтянутое, можно сказать – атлетичное телосложение, видимое даже под одеждой. Да и предплечья с икрами ткани не скрывали, а уж по ним было видно, что этот товарищ не пропускал ни день ног, ни день рук. – Осторожнее с мыслями. Я всё понимаю: эмоциональная встряска, шок… смерть. Но иное божество испепелило бы тебя и за толику таких измышлений.

– Бог? Хотя… – Я осмотрелся. – … пусть даже и бог. Но на Гадеса ты не особенно похож, а других древнегреческих проводников в мир мёртвых я не знаю.

– Если ты так торопишься в стан безмолвных наблюдателей, то держать не буду, отдам дочурке. Но что, если у тебя есть второй шанс? – Я прищурился недоверчиво. Что-то мне это резко перестало нравиться ещё больше, уведя шкалу в глубокий минус. Сатана, ты ли это? – Примешь его – и дар твой будет куда шире, и возможности – не чета тем, коими ты обладал в этом мире. Даже сестру твою я, так уж и быть, исцелю. Иначе недолго она протянет, с мёртвым братом и без денег-то…

Зеленоглазый хихикнул. И вроде бы звучать это должно было гаденько, но почему-то оказалось совсем наоборот. Образ этого мужчины был мрачным и тёмным, но вместе с тем не вызывал сильного негатива. Вообще, при взгляде на него я испытывал крайне странные и необычные ощущения.

Правда, что ли, божество?..

– Выбор без выбора, да?

– Выбор есть всегда. – Он пожал плечами, двинувшись влево и вынуждая меня поворачиваться вслед за ним. – Просто не всегда он устраивает выбирающего.

– Если ты – бог, то должен знать: я не откажусь, просто не имею права. – Я не от мразотной натуры промышлял чёрной археологией, используя свой дар и в хвост, и в гриву. Просто иначе даже поддержание в Алисе жизни было не потянуть. Никакая работа не принесёт столько, сколько десяток-другой древних раритетов в год, оказавшихся на чёрном рынке с моей посильной помощью. – И, может, хотя бы назовёшь себя?

– А у тебя нет никаких догадок? Мне, знаешь ли, нужны умные, хитрые, самодостаточные исполнители, умеющие думать своей головой. Будет до смешного обидно, если ты окажешься дуболомом под стать многим моим врагам…

Говорил он нарочито медленно и неспешно, глядя на меня, ходя кругами и словно провоцируя на что-то. Я же наблюдал за ним, слушал и размышлял.

Упомянутая им дочь, сам образ, изумрудное сияние, которое тут явно неспроста. Поведение его, опять же: он вроде бы и говорил нормально, но вместе с тем в словах и движениях сквозила неприкрытая издёвка. На ум то и дело приходил один харизматичный рогатый брюнет, на которого этот мужик чисто внешне походил мало… но в остальном, если так прикинуть, они были очень даже похожи.

Локи, полукровка Ётуна и Асиньи, харизматичный антигерой в современности, и тот ещё говнюк в далёком мифическом прошлом. Даже я был наслышан о некоторых его поступках, а так же о его, опять же, тянущейся из древних времён репутации трикстера – лжеца, промышлявшего злыми розыгрышами. И дочурка у Локи-Из-Мифологии имелась, Хель её зовут, как раз за мёртвых и отвечает.

А больше на ум никто и не приходит, по крайней мере, из подходящих под описание.

Местечковых мелких богов-то я поимённо точно не знаю. А если ошибусь… ну не убьёт же он меня, на самом-то деле? Зачем-то я ему был нужен, раз удостоился этого представления, совмещённого с жертвоприношением. Странно даже, что я сразу не заметил наливающиеся изумрудным светом руны на полу и колоннах, начертанные прямо поверх фресок и барельефов.

Скандинавские руны, если мне не изменяет память.

А значит…

– Локи?..

Глава 2

Локи, – очевидно стало, что это он, – демонстративно похлопал в ладоши. А я понял, что за хлопки были двумя минутами ранее.

– Верно, верно! Тебе было бы куда проще жить, знай ты об истории своего мира чуть больше… но чего нет – того нет. – Скандинавское злое божество плавно переместилось к алтарю, всё ещё покрытому моей кровью. Раз – и его палец коснулся алого цвета, два – и он поднял руку, за которой тянулась кровавая, подрагивающая нить. – Ты оказался чуть более подходящим для дела, чем я сам ожидал, смертный. И порадовал меня к тому же, так что я закрою глаза на твои поганые мысли и вернусь к своему предложению. Второй шанс. Но ты должен будешь выполнить для меня одно задание… и будет оно непростым.

– Я правильно понимаю, что у меня из вариантов сейчас – второй шанс с работёнкой по профилю, или прямая путёвка в Хельхейм? – Я честно пытался подавить в себе эти чуждые моему характеру и сейчас откровенно чрезмерные наглость и смелость, но получалось так себе. Никак не получалось, если точнее. Утрата тела словно бы сорвала какие-то внутренние ограничители, переведя страхи в разряд чего-то эфемерного. Небось, инстинкт самосохранения отключился нафиг за неимением оболочки из плоти и крови. И это было паршиво, так как тон бога как бы намекал: второй раз меня прощать за оскорбление он не станет. А как уследить за языком, который молет вперёд мысли? – И я бы не отказался от… подробностей, пожалуй.

Локи тем временем начал двигать рукой с «подвязанной» к пальцу нитью моей крови, прямо в воздухе рисуя ею сложные узоры, включающие в себя в том числе и нечто, отдалённо похожее на древнескандинавскую письменность. Ну, насколько я её запомнил: не доводилось как-то поработать в тех местах, спроса на реликвии оттуда просто не было, а местное население там к чужакам относится в разы агрессивнее, чем на территориях древнего Египта.

– Не буду углубляться в историю: тебе сейчас нужно знать лишь, что боги существовали в твоём мире, покуда не были вынуждены уйти в отдельные малые миры-домены. И сердцами этих доменов они сделали обрывки Хроник Акаши – Истока, из которого некогда даже смертные народы черпали магию. – Я прямо-таки слышал, как он вырывает из заранее подготовленного рассказа целые абзацы, а оставшееся компонует в короткие, отрывистые предложения. Словно его время поджимало, или нужно было уложиться до завершения этого своего кровавого, подвешенного в воздухе конструкта. – Ныне боги и их последователи обитают в своих маленьких мирах, сражаясь друг с другом в затянувшейся борьбе, целью которой является овладение всеми частями Хроник. Я отправлю тебя в свободное тело подле Олимпа, а твоей задачей станет кража их части Хроник Акаши. Справишься – награда и подобающее место в моём домене. Нет – смерть. Доступно объяснил?

Было бы у меня тело – открыл бы рот от тихого охреневания, до того масштабно и невыполнимо звучало это, с позволения сказать, задание. Что-то подсказывало мне, что проще луну с неба достать, чем увести у Олимпийцев из-под носа бесценный источник магии… его кусочек, вернее.

Был бы выбор – и я находился бы очень далеко отсюда. Но история не знает сослагательного наклонения, и «бы»-кать, как правило, просто бессмысленно. Если б да кабы, то во рту росли б грибы! Сейчас же у меня из вариантов или «второй шанс», или Хельхейм. Если вообще не жутковатое забвение, коли Локи меня просто «выбросит». Вряд ли моя душа ему принадлежит, если это вообще имеет какое-то значение в нашем случае.

Так-то я атеист… был. Заступиться некому.

– Сколько у меня будет времени?

– Всё время вселенной… – Локи вновь хихикнул. – … до твоей смерти. Я ничем тебя не ограничиваю. И если ты справишься, то награда будет воистину впечатляющей. А в качестве аванса я исцелю твою сестру. Якори в этом мире тебе будут только мешать…

Лёгкое движение могучей руки – и вот уже рядом со скандинавским богом открывается червоточина, тьма в которой быстро сменяется видом хорошо мне знакомой больничной палаты. Локи так и не отвёл от рун взгляда, а к телу Алисы уже устремились тёмного-зелёного оттенка жгуты, коснувшиеся её груди и начавшие словно перекачивать в неё что-то. Не прошло и минуты, как она открыла глаза, а я невольно улыбнулся. Сколько раз я представлял себе этот миг, воображая чудо? Не счесть разов этих. И вот теперь, как по волшебству, моя сестра открыла глаза и даже начала шевелиться, лишённая сил из-за продолжительной комы.

Лишь бы это не было иллюзией, но проверить… боюсь, за такое он меня точно грохнет и не почешется. Вряд ли я уникум, верно?

Собрав ноги в руки, я настроился на продолжение «делового разговора».

– Каким будет моё тело? И каков шанс, что меня быстро раскроют? Я не знаю, ни как жили древние греки на самом деле, ни как они живут сейчас, спустя две с лишним тысячи лет в другом измерении. Язык, опять же… – Мозг отчаянно выискивал подводные камни, от которых, вероятно, нужно было избавиться здесь и сейчас, в процессе «составления договора». Ну, если не считать того, что само задание, выданное вот так – это стёб и издёвка.

С Локи, настоящего Локи, станется подложить пахучую свинью даже тому, кого он сам отправляет куда-то с заданием. Ведь это будет вполне себе в духе злого трикстера.

Может, ему резко стало скучно, вот он и решил повеселиться, меня отловив?..

– Ты задаёшь правильные вопросы, смертный, но явно не до конца понимаешь своё положение и свою роль. Я и так был достаточно милостив, чтобы исцелить твою родственницу. – Божество обернулось, посмотрело прямо на меня и наклонило голову. Губы его скривились в ехидной усмешке. – Языку обучу, остатки памяти тела стабилизирую, но не рассчитывай на многое. Знания придётся добывать самостоятельно. Будешь думать прежде, чем делать, и тебя не раскроют… слишком рано.

А я, как сотни раз в своей жизни до того, сверхъестественным образом, – жопой, если конкретнее, – почуял, что что-то с телом не в порядке. Младенец? Вряд ли, скорее уж ребёнок: кто ещё может понимать речь, но не обладать необходимыми знаниями? Вот только изобразить из себя мальца… это будет сложно, но не невыполнимо. Надеюсь.

– От степени моей информированности будет зависеть и вероятность исполнения… – Взять язык под контроль! Взять! Под! Контроль! – … вашего поручения. Если я просто окажусь посреди древнегреческого полиса, то проживу очень недолго.

– Многие знания – многие печали, смертный. Не считай себя умнее того, кто и организовывает твою отправку. Бессмысленно ты не сгинешь, уж поверь. – Резким взмахом руки Локи провёл линию, соединившую несколько блоков рун воедино, и те вспыхнули нестерпимо-ярким светом, начав вдобавок ко всему ещё и двигаться по часовой стрелке. – Но я, тем не менее, добавлю кое-что: опасайся не только олимпийцев, но и их жрецов. Поначалу они не увидят в тебе ничего подозрительного, но рано или поздно маскировка даст слабину. Ты сам поймёшь, о чём я, и что нужно сделать, чтобы выжить. А не поймёшь…

Мир вокруг резко ухнул в темноту, и только изумрудные глаза остались висеть передо мной, постепенно надвигаясь, точно фары мчащегося на тебя грузовика.

– … умрёшь. Не подведи меня, смертный!..

Перед тем, как сознание покинуло меня, я увидел бескрайний космос, в котором в замысловатом хороводе кружились, прямо вокруг старушки-Земли, натуральные летающие… не острова, нет – континенты скорее, ибо размерами они впечатляли. И к одному из них меня потянуло с невероятной силой, сопротивляться которой я не стал даже в малом: а ну как сбойнёт, и я останусь висеть, где вишу?..

Последним, о чём я подумал перед тем, как отключиться, стал Второй Шанс.

«Уж не знаю, получится ли добраться до Хроник, но я сделаю всё возможное.

Или умру, пытаясь» .

***

Алтарная зала храма лишилась красок и света сразу после того, как ярчайшая вспышка вырвала душу смертного, сдобрила ту порцией энергии и отправила в точку назначения, ориентируясь по выстроенным скандинавским богом якорям. И стоило лишь уняться буйству энергий, как Локи преобразился: взгляд его стал куда менее довольным, устремившись в сторону подозрительно движущейся тени, отбрасываемой одной из колонн.

– Это жалкая душонка оказалась столь крепкой волей, или ты решила не напрягаться, дочь?

– Первое, о-те-ц. – С яркой улыбкой, смотрящейся противоестественно на мертвенно бледном лице, произнесла выступившая из тьмы Хель. Чёрное с серебром платье струилось на ней, точно живое, притягивая взгляд, лаская изгибы фигуры и подчёркивая и без того божественную красоту. Но каждый, кто осмелился бы взглянуть богине в глаза, обрёк бы себя на вечные муки. Почему? Взгляни сам и расскажи, если сохранишь разум. – Сотня поколений не вымыла из него ту кровь. Она сильна в нём, как, впрочем, и его воля. Даже просто удержать душу здесь на протяжении ритуала оказалось… непросто, так скажем. Он инстинктивно и с огромной силой рвался туда, куда должно.

– Я заметил. – Хмуро отрезал бог лжи и обмана. – Его разум едва не рассыпался даже от малейшего воздействия. Я практически ни о чём не успел ему поведать, да и вложить в голову удалось немногое. Жаль. Перспективный мог получиться экземпляр.

– Не сбрасывай его со счетов слишком рано. – Хель провела ладонью по поверхности алтаря, на котором не осталось ни капли крови. – Такие просто не умирают, уж доверься моему опыту. Да и много ли ты знаешь самоучек, кто на обезмаженной Земле научился бы черпать вместо маны саму жизнь, да ещё и не свою?

– К слову, об этом… – Локи повернулся, вперив в дочь взгляд прищуренных глаз. – Ты не нашла её?

– Душа девочки давно прошла через очищение. – Хель покачала головой. – Можно собрать конструкт-подобие, подселив его в оболочку, но едва ли в этом есть смысл. Если он всё же выживет, то и сам поймёт: тело без души есть ничто иное, как нежить. И вряд ли этот смертный желал для сестры такой судьбы. Даже у их эгоизма есть свой предел. Но ты, отец, вдохнул в тело жизнь, а то что души на месте не оказалось…

Где-то далеко-далеко, в предместьях Лондона, вздрогнула и в последний раз вздохнула истощённая, пролежавшая в коме не один год девушка, вокруг которой суетились прибывшие засвидетельствовать «чудо» врачи.

Изумрудные нити собрали остатки её жизненных сил в единый ком, отправив тот вслед за покинувшей Землю душой родного брата.

– Тогда мы здесь закончили… до тех пор, пока о себе не даст знать новый носитель крови. – Локи взмахнул рукой, и пространство перед ним подёрнуло дымкой, в которую бог безо всякого страха и ступил. Хель, выждав несколько секунд, ухмыльнулась вслед своим мыслям… и послала куда-то в небо крошечную серую, с серебряными проблесками частичку, прошедшую сквозь потолки храма, пронзившую небосвод и скрывшуюся в космосе.

А в следующий миг в осквернённом храме Олимпийцев богини не оказалось, как не было и выщербин от пуль, гильз, тел, крови и трупа циклопа.

Входные врата вновь гостеприимно распахнулись: сюда всё равно не смогли бы зайти смертные без, по крайней мере, подходящего проводника. Храм простоял две тысячи лет до сего момента, ожидая достойного. Простоит столько же впредь. Ведь что такое время для богов?

Пшик и ничто, дуновение слабого ветерка против целой рощи могучих дубов…

***

– … может, притопим по-тихому? А ну как очнётся?

– Нет! Оставим у канавы, сам свалится и подохнет. Зато мы сможем честно сказать, что оставили его живым и здоровым, убивать не убивали и вообще не вредили… вроде ж тощий, скотина, а тяжёлый! – Незнакомые звуки складывались во вполне себе понятную речь, а тело начало покалывать во всех местах сразу. Меня словно через мясорубку пропустили, напоследок фурой протаранив. Ушиб всей бабки, не иначе. – Давай, кидай его сюда. Да чего ты с ним миндальничаешь?!

Я сначала приложился задницей обо что-то холодное и рельефное, а потом и затылком, сумев, впрочем, слегка смягчить удар мимолётным напряжением мышц. Мог бы, в теории, и глаза открыть, и пошевелиться, но кто бы меня ни тащил в канаву, вряд ли им нужен свидетель. Но Локи… скотина! Языку обучил, конечно, и даже какие-то основы местного социума пытаются в голове проклюнуться, но вот информация об самом этом теле всплывает через боль, и неведомо сколько займёт процесс!

Кто я? Как зовут? Какое положение занимаю в, напомню, жёстко сегрегированном обществе этих древних греков, если их вообще можно так называть? Ничего! Пусто! Что-то маячит на периферии сознания, но мне-то ответы нужны вот прямо сейчас, просто чтобы принять верное решение!

– Я бы его всё же прикончил. Так всяко надёжнее, и у господина вопросов не будет. Сколько он уже ждёт смерти дурачка? Того глядишь, прогневается!

– Три года ждал, подождёт ещё немного. Неприкаянные обычно долго не живут, а этот даже не очнулся, даром, что ему такую честь оказали. Помрёт скоро, уж поверь моему опыту! – Послышались хлопки, в которых я не иначе как за счёт опыта и чутья определил похлопывания по плечу. – Пойдём. Плохо будет, если нас тут кто увидит. И так задержались…

– Я и незаметно могу его…

– Пойдём! – Уже куда строже рыкнул второй, сопроводив слова звонким таким подзатыльником. Туда его, нахрен! А то придумал тоже, меня грохнуть сразу после прибытия на место!

Шаги, тщательно скрываемые шумом движимых ветром крон близких деревьев, спешно удалялись, пока окончательно не стихли. Я же полежал ещё пяток минут, окончательно приходя в себя, после чего открыл, наконец, глаза. Как и ожидалось: поздний вечер, луна, – откуда ты тут? – на небе, покачивающаяся на периферии зрения зелень деревьев, стены крошечных хибар, перемежённых растительностью да заборами… и канава, в которую, похоже, сливали отходы со всего села, или где я вообще оказался.

И лишь поднявшись на чуть подрагивающие, худые, но жилистые ноги я понял, что это далеко не село. Просто меня «выбросили» в не самом благополучном районе, из которого была видна, простите, задница храмового комплекса, возвышающегося над городом на манер крепости какой. Даже отсюда я мог узреть отвесные скалы-стены высотой метров в восемьдесят: уж не знаю, сколько сил ушло на то, чтобы обложить естественную породу горы гранитом, проложив поверх и проторив внутри неё ходы, тем самым украсив её, но смотрелось круто.

И как штурмовать место, на которое можно подняться сугубо по лестницам шириной в четыре метра и «длиной» в полторы тысячи ступеней – загадка.

Снизу, в общем-то, были видны только малые храмы отдельных божеств – традиционные такие, белокаменные, с разукрашенными колоннами и неразличимыми отсюда цветастыми барельефами, да ещё всякие постройки служебного назначения. В центре должны были находиться самые важные, монументальные и величественные здания, но лично я знать не знал, что включает в себя древнегреческий храмовой комплекс.

Эти-то воспоминания накатывали волнами в формате «что вижу – о том и вспоминаю», вызывая приступы мигрени и жутковатого ощущения дежавю.

Если же вернуться к моему местоположению, то окружали меня, напомню, канава с отходами, в которой обладатель звонкого голоска предлагал «притопить» мою тушку, недалеко ушедшие от хижин домики самых нищих горожан, довольно широкая дорога и какие-то лесопосадки. Людей не было: надвигалась ночь, а порядочные граждане, как известно, впотьмах не шляются. Особенно во времена, когда побудка – перед восходом солнца, а спать падали немногим позже наступления темноты.

Что же до меня… ну, я ощущал себя голым. Совсем. И покрывало, незатейливым образом местами сшитое, не особо-то внушало чувство одетости и защищённости. Трусов, опять же, не было и в помине: греки это дело не носили, насколько я помню. Но хотя бы на ногах присутствовали простые, крепенькие на вид сандалии, стягивающие стопу несколькими кожаными ремешками.

И на том, как говорится, спасибо.

– Ну, дорога приключений, куда ты меня приведёшь в этот раз?.. – Произнёс я, дивясь тому, как естественно и вместе с тем непривычно мой рот исторгал из себя совершенно чуждые звуки. Благо, звучало это более-менее естественно, но нужно было попрактиковаться.

Вздохнув, я смело зашагал туда, куда меня вело чутьё и ошмётки, предположу, памяти прежнего владельца этого тела, которые всплывали тем чаще, чем усерднее я пытался ухватиться за один из «всплывов». Образы, ощущения, ассоциации – всё это хороводом проносилось перед мысленным взором, иногда «взрываясь», когда наблюдаемые мной картины вокруг синхронизировались с воспоминаниями.

Я морщился, но процессу не противился, так как сейчас важнее всего было начать хоть как-то ориентироваться в окружающей действительности. Прежний владелец тела явно был мастак пошарахаться по городу, зная каждый его закоулок, а многих людей и вовсе помня в лицо, по имени и роду занятий. И сейчас мне это вполне неплохо помогало.

Редкое воспоминание не имело ниточки, тянущейся к образу моего жилища, которое находилось даже не в самой дыре. Так, на пограничье, и представляло оно, насколько я могу сейчас судить, глядя на домик своими глазами, строение с одной комнатой, верандой и огороженным стеной-забором внутренним двориком со своим колодцем. Стены из камня, крыша – глиняная черепица. Есть окна – тупо проёмы в стенах с хлипкими ставнями, кое-какие внешние украшения.

Не обошлось и без примечательного символа надо входом – обвитый двумя змеями жезл с крыльями в навершии. Сам Гермес покровительствовал семье владельца тела… моей семье.

По крайней мере, покровительствовал до тех пор, пока я не остался один.

Клеон, сын Трояна – последний член знатной семьи, жившей в Подолимпье, величайшем и единственном полисе, выросшем вокруг главного храма этого мира. Родившийся слабым, Клеон с возрастом не показывал должного ума, хворал и во всём заметно отставал от сверстников. К восьми годам он-я так связно и не заговорил, отчего отец ударился в попытки завести ещё одного наследника.

Как показало время, безуспешно: его подвело мужское здоровье, и вскоре об этом прознали недруги.

Семьи в полном понимании этого слова не стало, когда Клеону исполнилось четырнадцать. Враги интригами, не опасаясь уже суть прервавшегося рода, лишили Трояна, моего отца, власти, а затем и средств к существованию. Это же спровоцировало чисто силовой конфликт, в конце которого остался лишь я. Воевать тут умели и любили, а закон открыто стоял на стороне сильнейшего… и живого. Если некому было заявить о преступлении, то никто по этому поводу и не парился.

К счастью для меня, сирого и убогого пощадили: не было принято в Подолимпье убивать последнего сына. Мог ли дурачок пожаловаться, едва понимая, что вокруг происходит? Не-а. И теперь именно я в теле этого слабоумного. Вот такая петрушка, м-да…

Как хорошо для ублюдков получилось-то, что прежний владелец тела был скорбен умом и бессилен что-то изменить или хотя бы просто отомстить, правда?

Даже я, будучи вообще левым человеком, от всплывающих в режиме он-лайн воспоминаний Клеона разъярился не хуже быка, простоявшего в стойле всю зиму и увидевшего красную тряпку. Образы счастливой, в общем-то, жизни, сменялись чередой смертей родичей, насмешками, издевательствами и быстро наступившей нищетой. Из рабов тоже никого не осталось, а ведь тут даже самый пропащий ремесленник имел зачастую хотя бы одного.

Подросший Клеон, впрочем, сумел как-то приспособиться для выживания: невольно и по чистой случайности обратился к жрецам «своего» бога-покровителя, Гермеса, и мальчонке помогли. Поселили в старом «малом доме» его фамилии, подальше от врагов. Заделали посыльным, работающим за весьма скромную плату, которой хватало на кое-какую еду.

И на вещи бы хватило, но прежний Клеон был, всё же, больным человеком, которого некому было защитить. Как итог – обманывал его каждый второй, улыбаясь в лицо и пользуясь положением известного на весь город дурачка. Удавлю сук, как только возможность представится! Никому не пожелаю посмотреть такой вот «фильм» в голове, отдающийся картинкой, звуком, ощущениями, чужими-твоими эмоциями, фантомной болью от побоев…

Хуже было бы только не откажись эти греки от однополой «любви» в отношении юношей, но в этом плане время что-то, да исправило.

Но Локи… Что б тебя кони вечно драли, с твоим сыночкой восьминогим во главе! Ну удружил, скотина!..

Хлопнув кулаком по незапертой двери, я просочился во дворик, там же рухнув на траву. Всё равно тепло было, а запираться в четырёх стенах, которые могли спровоцировать новый ворох воспоминаний… нет, мне и того, что уже пришло и всё ещё подтягивалось само хватало с запасом.

Большим таким запасом, из-за которого в голове царил сумбур похлеще того, что бывает после жестокой и беспощадной попойки.

Клеон, сын Трояна, которому недавно исполнилось шестнадцать – это теперь я. И на сегодняшней церемонии представления богам ни один член пантеона не высказал во мне явной заинтересованности и желания признать «своим». Даже Гермес промолчал, хоть, подозреваю, с его попустительства меня и не отвергли единогласно, изгнав или казнив из жалости.

И, соответственно, сделали Неприкаянным.

Магические цепи, – отдельная история, – проявились, конечно, да и я теперь не тот послушный идиот, но ниже падать в иерархии местного социума было некуда.

Потому что боги признавали даже рабов, а непризнанных в безопасной черте города не держали, убивали или изгоняли. Неприкаянный – почти уникальный случай, встречался один раз на тысячу, если не реже. Почти что табличка «этого беднягу никто не защитит, дерзайте». Не свой, но и не чужой…

А я ещё удивлялся, какого хрена меня хотели в канаве утопить. Хер им теперь, а не моя смерть и уход ставших ничейными владений с молотка!

Но вот как всё обставить, не сильно потеряв в моменте и перспективе, нужно ещё придумать…

Удивительно, но у этого летающего континента действительно была то ли луна, то ли иллюзия её. И звёзды, сверкающая россыпь которых заставляла сердце биться быстрее, а мысли – течь мягко и гладко, словно по проторенной веками назад дороге. Я смотрел на них и понемногу успокаивался, оставляя сонм чужих проблем не в прошлом, конечно, но позади, на задворках сознания. Смещая их прочь из «оперативной зоны», которая мне была нужна для размышлений и систематизации всего того, что Локи нарыл в этой тушке, «стабилизировав» и кинув мне, точно кость бешеному псу.

И на том спасибо, конечно, но можно же было и по-нормальному сделать!

Хроники Акаши, они же Исток, он же Сердце Мира. Источник магии, бесценное сокровище… у Локи, конечно, охрененное чувство юмора – ставить такую задачу перед тем, кому достаётся вот такое вот тело. Я вот ни разу не удивлюсь, если сам Зевс своей божественной задницей на Истоке сидит, даже в сортир его с собой таская.

Но с другой стороны, а в какую ещё тушку можно впихнуть развитый разум? В ребёнка? Магия магией, но взрослый человек маленькие мозги растянет и порвёт, как мне кажется. Или просто кукухой поедет от бессилия. А у взрослых, даже у подростков, как правило уже есть обилие социальных связей: родственники, друзья, просто случайные знакомые. Даже в двадцать первом веке, где люди в принципе слабо контактируют друг с другом, эти самые знакомства нет-нет, да образовываются.

А если меня, например, посадить «наблюдать» за кем-то с самого детства, ютясь в его теле… да та же кукуха отлетит от безнадёги!

С этой точки зрения сирота без друзей и знакомых – идеальный кандидат.

Было б мне от этого ещё легче, конечно…

Пролежав на траве ещё с час примерно, я дождался, пока волна воспоминаний уляжется в голове и сортировать станет нечего. Ненадолго вакуум в черепушке меня даже напугал, но стоило лишь найти в себе силы встать и проследовать в полупустое жилище, как всё вернулось на круги своя: воспоминания нахлынули с новой силой, и едва смог от них отгородиться, чтобы не потерять связь с реальностью.

В жилой комнате присутствовала нехитрая мебель: писчий стол, стул, здоровенный плоский сундук с моим нехитрым скарбом, широкая деревянная конструкция, присыпанная сеном с очень условным покрывалом поверх него и набитой всё той же соломой подушкой – мешком по сути, с перетянутой бечёвкой горловиной. И всё.

Память подсказывала, что это даже для не-гражданина весьма скромно, но что я сейчас мог с этим поделать? Только спланировать пути исправления своего положения.

Да и лично мне спать приходилось в условиях куда хуже этих, так как пустыни и руины редко предоставляют чёрным археологам полноценное спальное место. Прорвёмся. А сейчас я «случайно» приложился головой об подушку и отключился. Магия, жрецы, работа, враги семьи, память – всё потом!

Впервые за долгие годы я спал, и мой ошалевший от нагрузки мозг не видел никаких снов. Даже самых коротких…

Глава 3

«Сильный делает то, что может, а слабый страдает, как должен»

(с) Фукидид, История Пелопонесской Войны

Койку я-прежний разместил с умом: первый же лучик поднявшегося над крышами соседних зданий солнца впёрся прямо в глаз, таки вынудив меня встать вопреки желанию отоспаться за все испытанные страдания. Подниматься совсем уж спозаранку, к счастью, было не надо – мало того, что рабочий график посыльного требовал работы с полудня и до темноты, так ещё и явка была необязательной. Просто если филонить, то можно в какой-то момент натолкнуться на зеркальный ответ: работы нет, иди, гуляй, мол.

А! Ещё после представления богам в этом мирке участникам, кроме изгоняемых и убиваемых, полагалось три дня на восстановление. Для меня это значит лишь, что недруги, вероятно, не будут в эту пору суетиться, или будут считать, что я гарантированно валяюсь дома.

И этот факт, как и срок, я потрачу с пользой, уж можете мне поверить!

Первым делом я, вскочив с койки и поморщившись из-за боли в отлёжанных рёбрах, принялся за разминку. Нужно было поближе познакомиться с возможностями своего тела, которое хоть и ощущалось худым, но оказалось весьма крепким: быстрые ноги, как говорится, и звиздюлей не боятся, и помогают споро разносить послания и посылки, чтобы делать больше работы за отрезок времени и побольше отдыхать.

Даже прежний Клеон это понимал, а уж для меня свободное время теперь было бесценным ресурсом, без которого, боюсь, не состоятся никакие планы.

Выносливый, юркий, подвижный – вот, что можно было сказать о текущем мне. Не было в конечностях особой силы, как в прежнем теле, но и совсем уж задохликом меня не назвать. При том получаса не хватило для того, чтобы заставить меня даже ощутимо вспотеть, а это – хороший знак. Выносливость преобладала надо всеми прочими параметрами, и с таким фундаментом можно было работать.

Изменить меню, более рационально расходуя средства, добавить тренировки – и к восемнадцати годам я буду достаточно мощным юношей, которого не сломит эфебия.

Что за эфебия? Военная подготовка длиной в три года, обязательная для каждого мужчины. И, можно сказать, социальный лифт для как раз тех, кого жизнь потрепала, ведь отслужив эти три года самые способные могут претендовать на место в войсках или страже, состоять в которых весьма почётно и денежно.

Для метеков, людей без гражданства, это ещё и способ это самое гражданство быстро заполучить. Всего десять лет безукоризненной службы, и ты уже полноценный член общества с правом голоса и статусом, который тут весил совсем немало. И это реально быстро, так как в ином случае какой-нибудь работяга мог в Подолимпье и все тридцать лет пахать, чтобы просто получить шанс на гражданство… не для себя, а для своих детей. Просто за верность, так сказать.

Жестоко? Ну так местное устройство мира тому способствует, но об этом когда-нибудь потом. Сейчас же вернёмся к нашим баранам, а именно – обоснованию необходимости прохождения эфебии с отличием.

Считаем. Первое – подготовка к эфебии позволит мне обоснованно для наблюдателей заняться усилением себя любимого. Приобретение боевых навыков, да и тот же сбор информации о местных порядках. Как-то же надо было двигаться в сторону Хроник? Ну, хотя бы лежать в их направлении головой, я не знаю…

Второе – статус хорошего и перспективного эфеба это какая-никакая, а защита. Я не самоуверенный кретин, и понимаю, что десяток знатных семей, жаждущих моей крови – это, мягко говоря, дохрена, в то время как я сейчас представляю из себя зрелище довольно жалкое. Даже вселение не особо-то что изменило в моменте: бойцом я не был, гением интриг или мастером торговли тоже. Мои навыки из двадцать первого века востребованы тут лишь частично, что, конечно, печально. Звеньев в магических цепях больше среднего, но при этом я неприкаянный. Где плюс, там и минус, так сказать.

Но не критично: всего можно достичь с нуля, пока ты ещё дышишь.

Так что в перспективе статус будущего воина может прикрыть мне тылы и уберечь хотя бы от самых наглых интриг, подстав или вообще попыток огреть дубинкой в сумерках. При этом я бесплатно получу возможность учиться у ветеранов, которые на какой-нибудь Земле полдесятка крепких мужиков в одиночку положить смогли бы, и это на одних лишь кулаках. Ну и, повторюсь, своего рода социальный лифт: из грязи в князи, пусть и ценой пота, крови, усилий и риска. Эфебов последнего года всё же выводят «в поле», да и сам процесс обучения отнюдь не полностью безопасен.

Да. сама задумка не без минусов, конечно, и до пресловутой эфебии ещё два года, но как иначе-то? Задумываться об этом нужно уже сейчас!

Мир богов предоставлял возможности для развития в теле магии, факт. И наличие магических цепей это доказывает. Вот только ключевое слово тут – развитие! Я не японец, и даже не школьник, чтобы на третий день начать щелчком пальцев щёлкать десятками матёрых рубак, которые воинскому искусству всю жизнь посвятили. Мне потребуется время, чтобы развить в себе заложенные природой таланты.

А если ещё и Великий План моего Сумрачного Гения, – прямой, как удар серпом по яйцам, – в ближайшее время не выгорит, то в ближайшие два года придётся вообще крутиться ужом безо всяких защитников и покровителей, особо не до тренировок будет. Худший из вариантов, но я его не отбрасываю.

Как говорится – надейся на лучшее, а готовься к худшему.

Благо, время пока ещё было, и сейчас, пока на огне очага разогревалось в горшке варево, идентифицированное мной как тушеные бобовые с кусочками рыбы, я вполне себе мог поразмышлять «о вечном», распихивая память и результаты её осмысления по полочкам.

Мой дар, которым я обладал в «прошлой жизни», тогда казался мне настоящим чудом: уникальным, позволяющим обоснованно считать себя особенным. Место его средоточия я именовал сердцем, – так как у сердца оно и находилось, – или ядром. Ну, сами понимаете, почему.

Сейчас же прежние знания отчасти потеряли актуальность: ядро оказалось не ядром, а звеном цепи, просто было оно у меня в одном экземпляре в силу отсутствия на Земле источника магии, Хроник Акаши. Справедливости ради, его там не должно было быть вообще, но имеем то, что имеем.

Теперь же звеньев в теле двадцать, плюс одно моё. И вроде бы круто, да только все «не мои» звенья выглядят и ощущаются так себе: тусклые, слабые, почти пустые. Привнесённое извне на их фоне сияет солнышком, припекая от избытка силы, постепенно тянущейся дальше по цепи.

Что это сулит? В моменте, пожалуй, что и ничего. Я понятия не имею, как творится местная магия или как эти цепи используют, да и выглядят все новые звенья так, словно попытка ими воспользоваться приведёт к чему-то очень нехорошему. Точных и обширных познаний по теме в голове моего предшественника, конечно же, не было, так как даже имеющееся он «запомнил» или в детстве, слушая рассказы взрослых, или от сверстников, которые нередко судачили о магии, эфебии, прекрасных девах и прочих беспокоящих юношей вопросах.

А потом всю эту кашу Локи восстановил, если верить его словам, конечно.

Отрывочные и неполные сведения у меня были, в общем.

Но в перспективе, если я разовью такую прорву цепей, творить можно будет всякое. Да, даже с моими скромными познаниями мага-самоучки. А если получится пройти эфебию и получить полноценное образование…

Красотища же! Надо только до этого момента дожить, на что и будут направлены мои следующие действия. Великий План, да-да. Ведь получить защиту от «государства» – это, конечно, здорово, но я намеревался попробовать все возможные варианты сохранить свой зад в целости и сохранности здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом.

И, желательно, не полагаясь на наш старинный авось.

Плотно позавтракав, я оставил угли в очаге дотлевать, сменил хитон на второй и последний, поприличнее, посетовал в процессе облачения на кривость процесса и отсутствие в «арсенале» греков нижнего белья, пригладил рукой непослушные вихры на макушке, после чего вышел-таки на улицу, полной грудью вдохнув наполненный ароматами трав воздух. В уши ожидаемо ударил шум: город несколько часов как уже проснулся, и то, что эта его часть принадлежала среднему классу, лишь способствовало оживлению.

Куда-то шли люди, разъезжались, недобро поглядывая друг на друга, возничие со своими гружёными телегами, возмущался незадачливый горожанин, ступивший в смердящую кучу, носились дети, изображая какую-то сценку из не такого уж и мифического прошлого своего народа, прогуливались неспешно вчерашние юнцы, заканчивающие свою эфебию и трудящиеся в рядах стражей – статные, горделивые, готовые совсем скоро выйти наконец на «вольный простор»…

– О! – Восклицание раздалось откуда-то слева, и там я, обернувшись, увидел низенького, крепкого мужичка, во все глаза на меня смотрящего – соседа. У него не было правой руки, а телосложение выдавало в нём некогда воина. Ныне же – всего лишь инвалида, отселённого на задворки города. – Клеон, никак ты оправился?!

– И вам здравствовать, Онесим. – Я улыбнулся. Этот человек был одним из тех немногих, кто приглядывал за вчерашним дурачком. – Вчера было моё представление богам, и я, кажется, избавился от мешающего мыслить увечья…

– Слава богам! – Тут же воскликнул бывалый вояка, подошедший и хлопнувший меня по спине широкой ладонью. До плеча ему тянуться было высоковато. – Прими мои поздравления, юный Клеон! Троян бы гордился тобой!

Я вздрогнул, когда из памяти реципиента полезли новые воспоминания об отце этого тела. Ну, удружил, соседушка: опять мигрень будет!

– Я сделаю всё, чтобы ему и правда было, чем гордиться. И спасибо вам за то, что присматривали за мной! – Поклониться достойному человеку – не зазорно. Ни для местных, ни для меня самого. Так что какое-то время Онесим лицезрел мою вихрастую светловолосую макушку. Выпрямившись, я продолжил: – Но после представления дано всего три дня на восстановление, а мне нужно успеть сделать очень и очень многое.

– О, понимаю-понимаю, Клеон. Не буду тебя задерживать. – Махнул рукой мужчина. – Но ты заходи поболтать, как будет время. Я о многом могу тебе поведать, на самом-то деле.

– Обязательно, да улыбнутся вам боги! – Попрощался я, развернувшись и двинувшись дальше по улице. Хороший мужик, надо и правда заскочить к нему, как появится «окно» хотя бы часа в четыре. И вина захватить.

Возвращаясь к Великому Плану, первостепенной задачей сейчас я счёл ни много, ни мало, а разбирательство с имуществом моей семьи. Если судить сугубо по устаканившимся в голове воспоминаниям, то это большой двухэтажный дом в центре города, суть родовое гнездо, пара управляемых наёмными работниками, – а такие ли они нынче наёмные? – синоций, доходных домов по-понятному, и доля в крупнейшей гончарной мастерской города. Остальное было продано ещё при живых родичах, так как на «войну» со врагами семьи деньги уходили нешуточные.

А, может, и этого, – кроме дома, – уже нет: кто знает, какие обязательства были на нашей семье, утратившей способность их исполнить?

По этой причине первым и, возможно, последним на сегодня пунктом назначения был избран храмовый комплекс. Ведь даже моё вселение, а для окружающих – излечение, было приурочено к представлению богам. Ежегодному ритуалу, в ходе которого шестнадцатилетние юноши и девушки или обретают покровителя, или изгоняются.

И изредка, как в моём случае, оказываются неприкаянными – не заслужившими ещё изгнания, но и богам не приглянувшимися. Тоже, знаете ли, та ещё проблема.

В народе ходили слухи, что неприкаянным мог стать смертный, которым кто-то из пантеона всё же заинтересовался, но ещё хочет понаблюдать, чтобы впоследствии принять решение. И мне именно этот сценарий подходил не особо. Сами понимаете, почему: скорбный умом дурачок вряд ли мог кого-то хоть сколько-то заинтересовать, и своё чудо-исцеление с отсутствием метки изгнанника я приписывал проделкам Локи.

Кто, если не бог обмана, один из старших в своём пантеоне, мог изящно кинуть через моржовый хрен процедуру важнейшего ритуала богов-«соседей»?

Так или иначе, но представление богам несло в себе ещё одну, отнюдь не второстепенную цель: избранники богов получали так называемое «раскрытие цепей», суть признание Олимпийцев и право прикоснуться к магии. В этом возрасте оформлялся талант смертного в мистических искусствах, и боги могли тому поспособствовать.

Уж не знаю, от чего это зависело, но подозреваю, что смотреть надо на то, кто из богов раскрывал эти самые цепи.

Скажем, Зевс потрудится – получишь склонность к разрушению и молниям, а коль Гефест отметится, то тебе сам бог, – ха-ха, – велел посвятить себя ковке могущественных артефактов и созданию всякого разного, включая и постройки.

Доподлинно мне известен только результат: магические цепи смертного в любом случае проявлялись и становились видимыми, а в случае с избранниками – адаптировались для конкретного направления магии. Это не было что-то вида «теперь ты файермаг, Гарри, но холод тебе недоступен», вовсе нет. Скорее «вот это будет получаться лучше и проще, чем это».

И степень воздействия отличалась от почти никакой, если условный Зевс посмотрел на паренька и сказал «ну, окей, лишним не будет», и до весьма внушительной, когда всё тот же громовержец с азартом во взгляде значительно изменял магические цепи подопытного.

В прошлой, так сказать, жизни, я своё звено цепи практикой «заточил» под свою же узкоспециализированную деятельность: чувство направления, влияние на токи древней магии, предчувствие угрозы, ощущение близкой магии.

Заточил до такой степени, что иной подход в стычке с циклопом меня просто убил нахрен, простите за выражение.

Тем не менее, я это к тому веду, что даже на достижение этого скромного и двоякого результата ушли годы. В Подолимпье же похожую адаптацию приглянувшимся смертным организовывают боги. Моментально и для всех звеньев разом.

И это именно та причина, по которой в этом обществе любимчиков богов было принято считать особо перспективными. Во время эфебии они получали лучших учителей, может даже не из числа рабов; им многое сходило с рук; они почти сразу могли претендовать на то, чего обычный человек будет добиваться годами; им даже «прозвище» в народе давали очень рано, словно каким-то знаковым личностям, гениям и героям, да и в ряды армии их принимали куда охотнее, а там совсем иная петрушка, чем даже в стражах Подолимпья.

И жалование выше, и перспективы, и статус.

Для этого всего-то и надо было, что родиться с большим числом магических цепей в теле, и в шестнадцать лет приглянуться хотя бы одному, а лучше – нескольким богам. Так сказать, хоп – и ты если не на вершине, то уж точно перед кабинкой лифта, готового тебя туда доставить…

Я много думал этим утром, планируя свой первый день в новом мире, так что был уверен – маршрут я построил совершенно верно. Почему? Загибайте пальцы, так сказать.

Первое – мне хоть как-то помогли лишь жрецы Гермеса, не позволив, судя по всему, незатейливо грохнуть сиротинушку, дабы быстренько попилить недвижимость.

Второе – Локи весьма недвусмысленно выразился, сказав, что лишь в начале пути боги и жрецы не смогут разглядеть во мне засланца. Сколько это начало продлится, что именно во мне смогут разглядеть, не смогу ли я скрыть это уже своими силами – непонятно, а со жрецами всё равно встретиться будет надо.

Так когда к ним наведаться, если не сейчас?

Ну и третье, как бы не самое важное – я «исцелился» после представления богам.

Местные меня не то, что не поймут, но и охренеют, если я не поспешу вознести этим самым богам хвалу. Даже статус экс-дурачка не спасёт: прошлый владелец тела при всех своих бедах каждую декаду-две приносил дары, да и пищу в очаг не забывал подкидывать, благодаря Гестию. Ну и мне неплохо было бы с ещё одной стороны прикрыть тылы, «во всеуслышанье» заявив о своём исцелении, не делая из этого тайну. Тогда меня убрать будет сложнее, и, вероятно, враги залягут на дно, наблюдая.

По крайней мере на ближайшие декады, пока шум не уляжется.

Ну и «в довесок» я намерен поговорить со жрецами Гермеса, наведя справки об одном из вариантов избавления от здоровенной красной мишени на моей спине.

Вариантов-то, что самое паршивое, у меня на самом деле не так уж и много: любая попытка сохранить за собой поместье и бизнес приведёт к одинаково печальному финалу. Не вывезу я сейчас против местных мастодонтов, уважаемых членов общества и тех ещё воротил бизнеса в обществе, где слов уважаемых людей будет достаточно, чтобы обвинить меня титаны пойми в чём.

И богов как судий едва ли кто-то привлечёт – я не того полёта птичка, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь осмысленно, не говоря уже о том, что их пристальное внимание мне противопоказано.

Соответственно, требовалось это моё имущество сохранить особо извращённым, надёжным способом, который уже обрисовывался у меня в голове.

По дороге к храму я прикупил здоровенную корзину, наполнив ту пшеном, виноградом и оливками – дарами богам в благодарность за исцеление. По-хорошему, следовало хотя бы на быка раскошелиться или корову какую, но состояние моего кошеля не позволяло. Потому пришлось ограничиться минимумом, собранным, впрочем, по всем религиозным правилам: именно это преподносили на алтарь в подобных случаях.

Правда, не с такой серьёзной болезнью, но и мне сейчас не до жиру.

Сам по себе храм был местом, находящимся в самом центре города и вроде бы в пешей доступности, если бы не лестница. В моём родном мире «нормальные» для местных полторы тысячи ступеней, витиевато тянущихся из стороны в сторону, идущих то вверх, то вниз, преодолел бы не каждый. Тут проблемы возникали разве что у стариков из тех, кто не следил за питанием и нагрузками. Все остальные греки как ни крути, но были эталонами того, каким должен быть здоровый телом человек: подтянутые, крепкие, пышущие жизнью.

Недаром что ни девушка – то красавица хотя бы в вопросе фигуры, а каждый парень – хоть прямо сейчас позировать скульптору.

Но как в эту гору переть здравствующую и бодрую животинку – для меня загадка, отвечать на которую, к счастью, пока было не надо. За полчаса я преодолел путь от подножия храмового комплекса к его вершине, оказавшись на просторной, мощёной гранитными белоснежными плитами площади. Тут и там возвышались статуи, причудливые беседки с колоннами, лепниной и барельефами, важно выхаживали жрецы и мыслители, философы и учёные – эта публика нередко тут ошивалась, ибо по статусу положено.

Куда меньше было воинов, но зато каждый из них тут давил своим присутствием, создавая впечатление спокойных и умиротворённых, но всё же хищников. Неофиты сюда не заглядывали, а вот матёрые бойцы присутствовали в изобилии: я отчётливо ощущал те объёмы магии, что скрывались в их мускулистых, подтянутых телах, которым никаких доспехов было не надо для создания соответствующего впечатления.

– Возрадуйтесь, юноша, и вознесите хвалу новому дню. – Обратился ко мне немолодой жрец, словно акула устремившийся ко мне, едва я уверенно двинулся в сторону храма Гермеса. И лишь спустя пару секунд он узнал меня, и глаза старика распахнулись в удивлении: – Клеон? Юный Клеон, ты ли это?!

– И вы возрадуйтесь, о благородный Теокл, жрец Гермеса. – Я чуть поклонился, не сдержав улыбки. – Я прибыл сегодня сюда, чтобы в меру возможностей своих отблагодарить богов за чудесное исцеление. Долгие годы мой разум был словно подёрнут дымкой, а вчера я наконец прозрел!

– Боги благоволят тебе, Клеон, истину глаголю! – Жрец радовался вполне искренне. Что не удивительно, ведь именно этот старичок поспособствовал тому, чтобы моё тело дожило до своих шестнадцати, и даже сохранило кое-какое имущество. – Пойдём. Я уверен, что у тебя накопилось немало вопросов. Иначе стал бы ты так торопиться сюда?..

– С благодарностью тянуть не стоит…

Жрец отмахнулся с лукавой улыбкой на устах:

– Молодости свойственна спешка. Никто бы не осудил тебя, задержись ты немного. Тем более, почти все твои одногодки, Клеон, сейчас и шагу ступить не могут: представление богам вымотало их сильнее самой жуткой тренировки…

– Хорош бы я был, ссылаясь на слабость, которой нет по воле богов. – Соглашаться с апелляцией к молодости я не стал, ибо понимал: сие есть не более, чем игра слов, истинной целью которой, вероятно, является выяснение степени моей дееспособности. Боги, конечно, никогда не останавливались на полпути, единожды взявшись за дело, но одно дело – исцелить голову, и совсем другое – напичкать эту голову знанием и пониманием. А вот со слабостью я прокололся. Чуть-чуть. – И у меня действительно много вопросов, мудрый Теокл. Очнувшись от затянувшегося сна, я никак не могу унять беспокойства…

Мы преодолели несколько ступеней, ступив под своды храма Гермеса. Почему его, а не Аполлона, который как бы покровитель врачевателей? Традиции: Гермес благоволил семье, да и помогли выжить мне именно его жрецы.

До остальных богов тоже дойдёт очередь, но всему своё время: вряд ли они будут в обиде.

– Ты хочешь пойти на врагов с мечом?

Я мотнул головой. Даже как-то слишком резко, пожалуй:

– Нет. Я слишком слаб. Мало чего умею, мало на что способен. И вспоминая события даже последнего дня, когда меня оттащили из храма на самую окраину города, обсуждая, не притопить ли меня в канаве на радость какому-то господину… – Я не мог не приоткрыть правду хотя бы отчасти, ведь жрецу, как и его коллегам, нужны были мои мотивы. Там они помогали слабоумному мальцу, оставшемуся сиротой – это благое дело само по себе. Я же сейчас прошедший представление лоб, которого, до кучи, ни один из богов не признал достойным служения ему. Рассчитывать на доброту человеческую? Увольте: я изначально шёл сюда с конкретными предложениями, с которыми можно было и к Сатане обратиться, не то, что ко жрецам. – Потому сейчас я хочу просто выжить и крепко встать на ноги.

Старик не без удивления, с промелькнувшими во взгляде льдинками на меня покосился. Пораздумывал немного, теребя аккуратно подстриженную, но уже начавшую отрастать бороду, после чего поджал губы:

– Ты запомнил тех, кто нёс тебя, юный Клеон? Имена, внешность, хотя бы голоса?..

– Лишь голоса, прозорливый Теокл. Но не дело рубить сорную траву, не задевая при этом корней. И… – Я как бы задумался на секунду. – … я хочу сам решить эти свои проблемы. Мне нужно лишь время.

Жрец покачал головой:

– Богатства твоей семьи, Клеон, многим не дают покоя. Когда-то мы вмешались, чтобы дать тебе шанс. Не прогадали, и милостью богов твоя хворь сошла на нет. – Очень точно, вот только боги не те, о которых ты, дедуля, подумал. – Но это теперь лишь значит, что жаждущие протянут свои руки с удвоенной силой. Тем более, что, как ты говоришь, им удалось даже подкупить служек храма…

– Слуги эти вполне могут происходить из семей моих недругов. – Выдал я одну из обитающих в голове теорий, могущей подпортить врагам нервишки. Ну и пусть жрец лучше думает о кандидатах на роль подкупленных, чем о странностях со мной. – Но речь не о том, мудрейший Теокл. Я долго думал в ту ночь над тем, как можно поступить, чтобы не просто выжить, отдав недругам всё, что они хотят, но выйти из положения с достоинством. Боги исцелили меня, так для того ли, чтобы я извивался в грязи, точно дождевой червь?..

Теокл деловито покивал, оглаживая бороду. К этому моменту мы уже прошли в одну из главных зал храма Гермеса, и впереди замаячил алтарь, пробудивший во мне не такие уж и приятные, и что самое главное – свежие воспоминания. Формой он был точь-в-точь как тот, на котором успело поваляться моё бренное и мёртвое тело. И мне надо было как раз-таки к нему – дары-то я не жрецам принёс, а всамделишному богу, который их не постесняется принять… надеюсь.

Потому что иначе меня поднимут на копья и сбросят с храма-горы, аки ту ещё скотину.

– Не смертным пытаться понять их мысли и прозреть их планы, юный Клеон. Но я готов услышать твои измышления после того, как ты совершишь то, за чем сюда и прибыл. – Мягким и плавным жестом старик указал на алтарь, и я, ещё раз окинув залу взглядом, прижал к себе корзину и зашагал вперёд.

Хочется – не хочется, страшно – не страшно, а дело сделать надо.

Когда до алтаря осталось с пяток метров, на его матово-белой поверхности вспыхнуло не менее белоснежное пламя, появление которого попыталось заставить меня дёрнуться, но я подавил в себе этот порыв. Это тело не раз видело сий процесс, и бояться тут нечего: «своих» Олимпийцы не сжигают, и уж тем более не когда те преподносят им дары в благодарность за исцеление.

Остановившись в шаге от алтаря, я чинно встал на колени и на вытянутых руках протянул пламени полную снеди корзину. Смотрел в пол, отчётливо зачитывая выдуманную и заученную мою богам благодарность – как я счастлив и благодарен, как они велики и прочая, прочая. Мысли старался держать девственно чистыми, или же прокручивать там всё ту же благодарность.

Миг, когда пламя взрыкнуло и «лизнуло» мои руки, всё равно прошёл мимо меня, оставшись незамеченным. Вот была корзина, вот искрилось себе спокойно пламя – а вот уже корзины нет, а по телу растекаются тепло и энергия, хлещущая, казалось, через край. Где-то далеко слышится прекрасный, – не в этом смысле! – мужской смех, а я невольно поднимаю голову, всматриваясь в огонь. Он не отдавал жаром и не стремился обжечь, но вот нахождение рядом с ним словно бы мысли прочищало и тело восстанавливало – такие были ощущения.

Впрочем, принять меня Гермес всё равно не принял. Обидно: я, признаюсь честно, надеялся на то, что «возвращение» здравого рассудка в это тело преодолеет ту грань, что отделяет неприкаянного от признанного богами. Конечно, даже нынешний статус, вероятнее всего, заслуга Локи… но мечтать же не вредно?

И всё равно надо будет в следующий раз заглянуть с дарами к Аполлону, всё же именно этот бог «по медицине», так скажем.

Да и сжалиться над не по своей вине больным – вполне в его духе.

– Как ощущаешь себя, юный Клеон? – Жрец заговорил, когда я поравнялся с тем местом, где он меня дожидался. – Гермес принял твой дар и, вижу, осенил своим малым благословением. Это хороший знак! Ступай за мной, дела лучше обсуждать там, где нет лишних ушей…

И правда: уж не знаю, сколько времени я простоял перед алтарём, ибо после пламени, кажется, на мне и сломанные ноги бы заросли, не то что покраснения на коленях, соприкасающихся с гранитными плитами, но в храмовой зале прибавилось народу. Пара семей, несколько стражей и воинов, кое-кто из знати – проще было сказать, кого тут сейчас не было. Но Подолимпье было велико, так что ничего удивительного в многочисленности посетителей храмов богов не было.

Скорее странно то, что я попал сюда без очереди, никого не застав перед собой.

– Проходи, садись, Клеон. И говори, что ты надумал за ночь.

Поступив так, как было велено, – а именно устроившись на сурового вида деревянной скамье, копии той, что занял сам жрец, – я собрался с мыслями и медленно, тщательно взвешивая каждое слово, озвучил своё предложение:

– Насколько мне известно, в моём распоряжении сейчас находится не только дом семьи, но и две крупных синоции, а так же доля в гончарной мастерской Антимаха. Это, должно быть, прибыльные предприятия, но из-за своего недуга я слишком необразован, чтобы управлять ими, а слепо верить помощникам в окружении недругов семьи опасно. Избавиться от них – значит отказаться ото всего, чего добилась моя семья за поколения. Да и что помешает тем, кто посягает на моё имущество, протянуть руки к серебру? Ничего. Ваше заступничество, благочестивый Теокл, спасло мне жизнь, за что я бесконечно благодарен. Но не можете же вы защищать меня вечно? – Я покачал головой. В глазах старика промелькнуло нечто, подтверждающее мои слова. – Потому я и решился предложить вам следующее. Я передам храму Гермеса во временное владение всё, чем обладаю: синоции, долю в мастерской, дом в сердце Подолимпья. Вы, я уверен, сможете распорядиться всем так, чтобы извлечь прибыль, на которую я не буду претендовать ни в малейшей мере. Срок можно установить в десять лет – этого мне должно хватить, чтобы крепко встать на ноги и получить образование, без которого управлять всеми этими делами будет невозможно. Таково моё предложение, мудрый Теокл.

Жрец, прищурившись задумчиво, огладил бородку, проведя рукой слишком далеко – видно, носил раньше бороду подлиннее, да ещё не избавился от старых привычек. Весь его вид отражал глубочайшую задумчивость, но сразу он не отказался, что уже радовало.

Я, признаться, не знал, практикуют ли в этом мире нечто подобное, но рассчитывал на то, что таки да. Потому что жрецы владели своей недвижимостью в городе, и вполне успешно ею управляли – будучи посыльным, прошлый владелец этого тела не один десяток раз бывал в таких процветающих заведениях, да и кое-что слышал, хоть и обрывками, от которых мне достались вообще жалкие клочки. Конечно, я рисковал, связываясь со жрецами, но будем честны, что бы вы сами выбрали – параноить и одним вечером получить кинжалом в печень, или рискнуть и избавиться от мишени на спине, пусть и с перспективой спалиться в будущем?

Идеального варианта я не видел, да и в дальнейшем едва ли дела со мной будут вести жрецы. Я не того полёта птица, и тот же Теокл согласился на этот разговор из сострадания и, возможно, интереса к чудом исцелённому слабоумному-неприкаянному…

– Знаешь, юный Клеон, мысль твоя выглядит весьма хорошо, и для общественности пристойно. Мы, опять же, будем не против получить в своё распоряжение такие активы, пусть и временно… – Я прищурился. Звучало всё это так, словно мне сейчас представят некое «но». И я не ошибся в своих предположениях. – Но есть ли у тебя деньги для платы наставникам? Есть ли знакомые, в которых ты был бы уверен? Нет? Вот и я подумал о том. И потому я выдвину встречное предложение, которое будет для тебя даже предпочтительнее и выгоднее. Мы всё так же берём на себя управление делами твоей семьи, забирая себе прибыль, но в обмен позволим учиться у наставников, умелых в вопросе втолковывания важного в головы послушников. Ты – не послушник, конечно, но такой же великовозрастный лоб, не получивший в своё время образования. Так будет честно, и ни у кого не возникнет вопросов.

Поначалу я подумал, что мне послышалось, но, видно, Теокл и правда был очень сострадательным человеком. Или тут было замешано что-то ещё: репутация жрецов, как один из вариантов. Формально-то со стороны передача им всего имущества от вчерашнего дурачка будет выглядеть ещё более нелицеприятно, чем попытки врагов семьи эту самую семью в моём лице добить и разграбить. Последний сын – да, конечно, всё так, но чёрта с два это кого-то остановило бы, не вмешайся жрецы Гермеса. Люди одинаковы в любом из миров, и с этим ничего не поделать.

Но остаётся мне теперь не так уж и много. Сам пришёл, сам предложил – будь добр прислушаться ко мнению второй стороны. Да и, признаться, так будет даже лучше, если не учитывать «временность» моей маскировки.

– Я был бы вам очень благодарен, сострадательный Теокл. – Я склонил голову совершенно искренне, безо всякой фальши. – Признаться, я и правда не слишком понимаю, чему и как мне нужно учиться. Планировал разобраться, покуда буду зарабатывать деньги…

Жрец прервал меня на полуслове:

– Серебро тебе всё равно потребуется, пусть и не на наших учителей, юный Клеон. Знатному юноше твоих лет потребно уметь обращаться с оружием хотя бы на уровне основ, а таких наставников мы в стенах храмового комплекса не держим. Нужные знания могут дать в гимнасиях, но и там не работают бесплатно. – Ожидаемо, ведь, насколько мне было известно, стража в храмах была чисто символической, да и ту выделяли извне, из числа опытнейших воинов, достойных охранять покой богов. Охранять, а не учить беспризорников. – Как ты смотришь на то, чтобы перебраться жить к нашим послушникам, поближе к храму?

Качаю головой:

– Боюсь, мудрейший Теокл, я не могу принять ещё и эту вашу милость. Мне нравится мой нынешний дом, и мне не хотелось бы становиться в чужих глазах вашим протеже. Не потому, что жречество мне чем-то не мило, но потому, что я сам не знаю, что буду делать после. Не хотелось бы бросить тень на служителей богов. – А если я однажды начну свой крёстный ход против врагов семьи, дабы обезопасить своё существование в Подолимпье, вопросы всенепременно возникнут. И пусть уж лучше их задают мне, а не жрецам, которые, в свою очередь, попытаются повлиять уже на меня. – Вы и без того много для меня сделали.

– Пустое. – Старик отмахнулся. – Хороши бы были жрецы сострадательного и светлого Гермеса, отвернись они от нуждающегося сына семьи, посвятившей своё служение их покровителю. И, раз уж мы тут закончили, пойдём. Я провожу тебя до входа, а по пути обсудим договор. Мне потребуется время, чтобы всё обсудить в стенах храма и пригласить всех нужных свидетелей сделки. Ты умеешь читать?

– Умею, пусть и не очень хорошо. – Чистая правда. Как владелец тела умел это делать откровенно плохо из-за своего недуга, так и я с горем-пополам продирался через местную письменность из-за конфликта навязанных знаний с моим личным прошлым опытом. С речью получилось само собой, а вот о буковках-циферках такого сказать было нельзя.

– Тогда завтра утром тебя навестит посыльный. Ежели не застанет тебя в доме, то оставит послание.

– Благодарю вас, мудрый Теокл…

На том и разошлись. Мне за сегодня предстояло ещё пройтись по рынку, чтобы составить «продуктовую корзину» для скорейшего приведения тела в порядок, – особенно по местным меркам, – а после можно будет взглянуть одним глазком на обитель местной армии, в которой невозможно было добиться многого, не обладая развитыми магическими цепями и прочими специфическими умениями…

Глава 4

«Чтобы тело не стало помехой душе, его нужно тренировать. Гимнастика – целитель слабости»

(с) Платон, «Государство».

Я вышагивал по рынку, глядя на выставляемые здесь товары, иногда справляясь о ценах и нет-нет, да покупая что-то из продуктов. Пришлось сделать небольшой крюк через дом, чтобы захватить оттуда потрёпанную жизнью, но готовую послужить ещё не один год корзину. Куда-то же надо было пихать продукты: чистых мешков у меня не было, а пакетов в этом застывшем во времени мире почему-то не водилось.

К слову, это даже странно: как я понял, боги увели свои народы, – лишь избранных, а не полностью, конечно, – больше двух тысяч лет тому назад как минимум, а за это время тут в целом мало что поменялось.

Бесспорно, были свои нюансы, но завязаны они на магию. Вычеркни её – и тогда древнюю грецию из исторических трактатов и эту, живущую здесь и сейчас во всём своём великолепии, было бы друг от друга с первого взгляда ну никак не отличить.

И я не говорю о мушкетах или автоматическом оружии, электричестве, паровых двигателях, нет: где хотя бы нормальная одежда? Почему мечи и броня, да даже инструменты у повстречавшихся мне торговцев подобным не то, чтобы очень хороши, и выручает их лишь та же магия в виде кривоватых рун, высеченных в металле? Что с продуктами питания, которые я, например, с натяжкой мог назвать приемлемыми? А гигиена? Водопровод по всему городу, а не личный для каждой обеспеченной усадьбы в центре?..

Этот мир будто бы застыл, словно муха в янтаре, и почти не поменялся за эти годы. Слегка прокачалась в лучшую сторону мораль и этика, как минимум в вопросе взаимоотношений полов, но и только.

Бесспорно, древние греки в плане уровня жизни были привлекательнее многих народов даже из более поздних периодов истории, но, например, по возможности шагать без риска наступить в наваленную лошадкой кучу я буду скучать ещё очень долго, а об ароматах в воздухе и говорить не приходится.

Помои в окна не выливают – и на том спасибо.

Так или иначе, но я, помимо закупок, ещё и слушал. Бесконечный поток имён и прозвищ, – фамилий как таковых у греков не водилось и спустя пару тысячелетий, – титулов, деяний, обсуждений стычек с, не поверите, скандинавами, славянами, титанидами, египтянами и «желтолицыми», не удостоившимися отдельного названия – самая верхушка айсберга. Говорили тут и о мифических тварях за стенами, о рейдах наружу, об артефактах, обо внешних поселениях, уничтожаемых и основываемых, да прочих проблемах с покорением, на минуточку, местными же богами созданного мира…

Две. Тысячи. Лет. Я бы ни разу не удивился, услышь я это лет через двадцать после появления ведомых Олимпийцами людей в этом мире. Или через сто, на крайняк – двести. Но две тысячи! Чем они тут занимались, и что за охрененно опасное местечко выбрали боги для размещения своей смертной паствы? Вряд ли они бы стали создавать такой мир с нуля, зависимые от паствы. Или стали бы, а смертные им как мёртвому припарка – не очень-то и нужны? Чёрт их поймёт, на самом-то деле, но в моих глазах это выглядело малость нелогично.

Город до сих пор жил по древнющим стандартам, хотя мог бы уже развернуться во всю ширь и хотя бы население увеличить! Тут же и пары сотен тысяч человек не наберётся, в единственном городе целой нации, со своим личным пантеоном богов!

Где это видано, чтобы рацион даже довольно-таки обеспеченного гражданина ограничивался хлебом, сыром, рыбой, оливками, скромным набором овощей с фруктами и мясцом по праздникам? Ну и вино разбавленное добавьте – оно тут вместо воды ходило, по сути. Если список без учёта фруктов составлять, то без проблем на собственные ноги и кошель можно было добыть от силы двадцать различных наименований «чего бы пожрать», и не всё из этого было самостоятельным продуктом.

Лук, например, который на моих глазах не брезговали и так, сырцом жевать, словно яблоко откусывая…

Одежда – большие отрезы льна или шерсти, плащи из того же материала, застёжки-фибулы, сандали, повязки на бёдра для атлетов и воинов… и всё на этом. Из достаточного куска ткани шаловливые ручки каждого грека могли сварганить хитон минут за пять, было бы чем застегнуть на плече, а за полчаса всё это дело сшивалось где надо, и получалось нечто чуть более на одежду похожее. Короткий хитон – для работы, длинный – прогуливаться по улицам и философствовать, выходить в свет. Из опций – рукава есть-нет, плюс скромный набор цветов, примерить которые на себя обычным трудягам, например, было не суждено. Дорого это. А что-то уникальное лично я вообще не особо понимал, откуда бралось. Не в набегах же на соседей?

У женщин вариантов было поболе, но и тут всё упиралось в треклятый отрез ткани, с которым изгалялись по-всякому. А! Если ты особо богат, то можно на шёлк раскошелиться, да украшения какие.

С другой стороны, в Подолимпье были широко, – не путать с глубоко! – развиты ковка оружия и изготовление брони. Не в плане технологий, там всё недалеко ушло от античности, но в плане выбора, да и чисто визуально всё было на уровне.

Просто на рынке, как обмолвилась парочка торговцев независимо друг от друга, что-то достойное ты не купишь – надо идти брать штурмом кузни именитых мастеров из числа посвящённых Гефесту. Те же мечи в таком случае впечатляли разнообразием – почему-то в моей голове осели одни гладиусы, но с ними я промазал с запасом, перепутав греков и римлян. Совсем другие орудия смертоубийства тут «ходили», далеко не только лишь «культурно-соответствующие».

Броня, опять же, для масс – одинаковая древность, но в исключительных случаях кузнецы могли и извратиться по-всякому.

Но глубоко в тему я не залезал, и так было пока, над чем подумать.

После рынка я снова сделал крюк через дом, подкрепился тем, что было, а свежее съестное схоронил в погребке – набрал я всякого-разного с учётом собственных знаний о питании людей, занимающихся физическим трудом. И только после этих, в будущем грозящих стать рутинными, действий, направился к уж точно последнему на сегодня пункту, обязательному к посещению.

Раз уж время осталось и быстро с храмом обернулся, то почему бы и нет, собственно?

Ближайший к моему месту жительства гимнасий – что-то навроде совмещённого со школой спорткомплекса, если вкратце. Владелец этого тела там никогда не был, а я об этом месте имел представление сугубо теоретическое и, подозреваю, имеющее некоторые расхождения с реалиями этого мира.

Но одно знал точно: там тренируется и стар, и млад. Устраиваются соревнования. Обучают чтению и письму всех желающих, читают всякие-разные лекции, если повезёт на них попасть.

Может, ещё что-то – точно прошлый Клеон не знал, да и говоря об одной гимнасии все они в целом как бы и не подразумевались. Банально, но стандартизация учебных заведений в Подолимпье была весьма условной: есть минимум того, что должно быть в гимнасиях, академиях и аналогах, но никто не запрещает «наращивать мясцо».

Социальное разделение, опять же: понятное дело, что центральные гимнасии не чета тем, что распахивают свои двери для всех горожан во внешней части города, а то и для бедноты с окраин.

Но как ни крути, а именно на гимнасий я делал ставку. Рассчитывал, во-первых, начать таки развиваться в потребном этому обществу виде, а во-вторых – приступить к процессу обрастания ценными знакомствами. Мужчины из стражи и армии вполне могли обретаться в гимнасиях, а мне нужен был выход на владеющих мечом и применяющих оружие на практике людей. Ну и магия, как без неё?

Глядя на эти события из далёкого будущего, я как никогда ясно понимал – если бы остановился тогда хотя бы на денёк, то сразу понял бы, что с моим энтузиазмом что-то не то, а принятие новых реалий прошло подозрительно мягко. Но я не остановился… и хорошо, что нет. Потому что в ином случае сгинул бы, как те немногие, к кому я успевал проникнуться симпатией.

Улочки полиса с каждой пройденной сотней метров теряли в плотности застройки, пока по левую и правую руки жилища людские не начали мелькать несоизмеримо реже деревьев, кустарников и прочей буйной растительности. «Вечное лето» способствовало такому засилью зелени, а размеры Подолимпья позволяли местным не особо париться насчёт оптимизации жизненного пространства. Шутка ли – под стенами в черте города умудрялись даже сады держать с виноградниками пополам?

Впрочем, место, куда я притопал на своих двоих с мешочком на плече, возделывания плодородных земель ничуть не касалось. Просто тут находился гимнасий, окружённый «зелёной полосой», как бы изолирующий горожан от учащихся. Очень правильный, на мой взгляд, подход, если учитывать нрав половозрелых, накачанных тестостероном юношей, собранных в одном месте.

Впереди как раз показались принадлежащие гимнасию постройки, начали доноситься воинственные выкрики, болезненные стоны и, неожиданно, гомон толпы. Когда моё недоумение достигло своего апогея, из-за зарослей выплыли тренировочные площадки, вокруг которых столпились люди…

Мне повезло: видимо, тут уже не первый час идут какие-то соревнования.

Лучше повода пообтереться вокруг и не придумаешь!

Я весьма органично, как мне казалось, влился в толпу, заняв место, с которого открывался недурственный вид на сам стадион – благо, я был повыше многих. Ничего от привычного нам значения этого слова, просто открытая площадка с небольшим количеством грубо сколоченных лавок или вообще брёвен, неспособных вместить прорву присутствующего тут сейчас народа.

Интерес представляло происходящее действо, а именно – эфебии в количестве двенадцати человек, пытающиеся что-то сделать двоим матёрым воинам, явно забавляющимся с «зеленью».

Все бойцы не щеголяли голыми задами, как атлеты обычно, и пользовались обезопашенным, тренировочным оружием.

Так, копья-дори были лишены наконечников в обычном понимании этого слова: вместо них присутствовали плотно сбитые, покрытые мелом мешочки с, предполагаю, песком по весу, а мечи на поясах юношей явно были качественно затупленными, если вообще не утяжелёнными деревяшками.

Щиты – классические круглые асписы без украшений, те ещё круглые гробы диаметром в плюс-минус метр и весом с десяток килограмм примерно, в зависимости от человека, который им пользовался. Неизменным оставалось одно: такой щит закрывал воина от подбородка до колен, что повышало выживаемость пехотинца на поле боя в разы.

Шлема – такие же стандартные аттические, закрывающие, помимо самой черепушки, переносицу и щёки, но при том не слишком сильно мешающие обзору.

(прим.авт: в приложениях к книге присутствуют изображения почти всего, упоминаемого в тексте)

Кирасы, поножи и прочее даже описывать не возьмусь: похоже, тут каждый второй тягал что по душе, ибо сие было позволительно и на тренировках, и в бою.

Лишь бы броня не уступала стандарту, а остальное вторично.

Ветераны в лице двоих поджарых и крепких мужчин были вооружены схоже, но их целёхонькие копья уже лежали на земле, уступив место коротким обоюдоострым мечам-ксифосам. Щиты воины оставили при себе, двигаясь с ними так умело, быстро и ловко, что четыре тройки новобранцев-эфебов мало что могли противопоставить этим ветеранам. Сами эфебы бестолково толкались, не поспевая за подвижной и явно сработанной двойкой воинов, а их копья бестолково стукались о металл щитов, проскальзывали или вообще показательными ударами мечей «обрубались» – я пришёл к самому началу этого боя, так что первые «срубленные» копья полетели на землю на моих глазах.

Труд ремесленников в Подолимпье ценили, так что никто реально ломать оружие не торопился. Мелькал обозначенный рубящий удар – и даже эфеб, раскрасневшийся и злой, признавал промашку, бросая оружие наземь.

В общем-то, последствия этих плясок наступили весьма скоро: первый внушительных габаритов юноша, лишившийся копья и не выдержавший такого попрания своих скромных навыков и умений, с гортанным криком, щитом в левой и мечом в правой двинулся вперёд, оставив своих напарников позади вопреки всем правилам ведения боя.

Товарищи его попытались двинуться следом и прикрыть недоразвитого, но ветераны разделили обязанности: один взял на себя копейщиков, взорвавшись чередой стремительных движений и сковав тех на месте, а второй быстро, буквально за пяток секунд, показал зарвавшемуся юноше, почему в армии так важен строй, и даже лучший гоплит в одиночку, без товарищей – не воин.

Несколько ударов тупым мечом, причём один весьма позорный – плашмя по заднице, пинок в бедро и добивающий удар кромкой щита, могущий стать для эфеба последним, но милостью ветерана «всего лишь» расквасивший ему защищённый шлемом нос.

У выступающих эфебов образовался один «труп», валяющийся на земле и тихо вывший от боли и позора. После соревнования его ждало наказание, и что-то мне подсказывало, что оно соответствовало историческому периоду.

Но позор на имя для грека всё равно страшнее любых истязаний плоти.

Оставшиеся три тройки, не успевшие прийти товарищам на помощь, потеряли уже четыре копья, и теперь поспешно перестраивались, зазывая поредевший отряд себе за спины – бедолагам, избиваемым ветераном, нужно было перевести дух.

Четверо новообразовавшихся мечников, пропустив мимо союзников, разделились на две двойки и приготовились давить таким незамысловатым образом ветеранов: даже навык и умение могли спасовать перед численным превосходством и выучкой. Тем более, что «бойцов ближнего боя» готовились прикрывать оставшиеся копейщики, к которым уже присоединилась пара, лишившаяся товарища.

В теории всё было на стороне эфебов: эффект неожиданности вроде бы сошёл на нет, да и сами они додумались-таки не полагаться лишь на копья против оппонентов, к этим копьям разве что не приросших за время службы, и оттого знающих все их сильные и слабые стороны.

Вот только ветераны удивили возликовавших зрителей вновь, в первые же секунды взяв инициативу напором и фехтовальным мастерством. Удары щитами, сочетающиеся с элегантными уколами мечей почти сразу вывели из строя ещё двоих мечников-эфебов, и строй… ну, пусть будет – дрогнул.

Никто не побежал и не решил сдаться, но вот юноши явно потеряли в уверенности, начав двигаться зажато и опасливо. Весь их план пошёл насмарку, и если вот только что воинам-ветеранам приходилось как-то напрягаться, чтобы противостоять эфебам, то теперь началась условная резня.

Меньше минуты потребовалось на то, чтобы последний эфеб «умер», а единственным успехом учащихся военному делу юношей стала припорошенное мелом пятно на бедре самого рослого вояки – условное касательное ранение, едва ли могущее считаться опасным. Самыми расстроенными выглядели те, кто пытался командовать отрядом: видеть возможность, но не суметь ею воспользоваться всегда больно для уверенности в себе.

Кажется, такое понятие как деморализация местным было неведомо, или же эта группа чем-то провинилась перед наставниками.

Возгордилась успехами, например.

– Показательные бои третьей группы эфебов нынешнего года против мастеров Лисимаха и Эвбула завершены разгромной победой последних! И пусть победители решат, кто зажжёт священное пламя, приняв из рук Ментора, сиятельного жерца самого Зевса, пламенеющий уголь!..

Я присвистнул: победители определились быстро, и Лисимах, имя которого озвучили возликовавшей и довольной зрелищем толпе, действительно принял из рук алый, с редкими чёрными прожилками уголёк. Из рук в руки, без какой-либо защиты… но, видимо, то ли мастера тут те ещё зубры, способные огонь руками тушить, то ли уголёк не самый простой.

Но пламя он зажёг споро, заставив мужчину поторопиться с тем, чтобы отдёрнуть руку от белого пламени.

– Засим я объявляю соревнования в честь воителей под предводительством высокочтимого и благословлённого богами стратега Неарха-покорителя, датой третьего дня гекатомбеона, открытыми! И первым делом нас ждёт метание копий юношами шестнадцати и семнадцати лет!.. – Осветитель сего мероприятия только-только начал разливаться соловьём, как мне на плечо опустилась чья-то мощная мозолистая лапища, иначе и не скажешь.

– Радуйся, юноша, ведь день этот благодатен. – Я начал разворачиваться, сразу найдя взглядом мужчину лет тридцати. Ростом он был наголову выше меня при том, что и я-то являлся мальчиком не маленьким. Облачённый во вполне обычный хитон, впечатление он производил сугубо статью и взглядом: тяжёлым, но не злым.

Я настороженно кивнул. Что за мужик и чего ему от меня надо? Вроде бы в толпе я не выделялся, а то что пришёл позже, так этого и не видел никто.

– День истинно такой и есть. Вы что-то хотели?

Мужчина дружелюбно, вроде бы, улыбнулся, да только в его исполнении это выглядело даже как-то страшновато.

– Я не видел тебя здесь прежде, юноша. Прибыл ли ты посмотреть на соревнования в честь триумфа Неарха-покорителя, или желаешь тренироваться под руководством многомудрых учителей?.. – Напрямую на мой вопрос отвечать он не захотел. Даже не знаю, что и думать. Человек моих недругов? Вряд ли: перемещался я без особой системы, да и они бы так быстро спохватились. Хотя, если не застали меня ни там, где оставили, ни в доме… всё может быть.

А собеседник мой тем временем встал рядом, устремив взгляд на стадион, где первые метатели копий готовились показать свои навыки и силу. Только тогда я увидел на плече мужчины алую, с белой полосой повязку, и у меня отлегло от сердца.

Всего лишь один из наставников этого гимнасия, пусть и высокопоставленный.

– Признаться честно, я хотел взглянуть на тренировки эфебов и юношей своего возраста. Хочу привести своё тело в форму и начать учиться владеть оружием, но не знаю толком, с чего начать. – Говорить чистую правду всегда приятнее лжи. Особенно тогда, когда это может принести тебе определённые дивиденды: так я решил прощупать почву, например.

– Ты не угадал со днём, юноша, но на то воля богов. Ведь иначе мы не встретились бы вот так. – Он сложил руки на груди, взглянув на меня сверху вниз. – Так вышло, что для соревнований в беге у нас нечётное число участников, а ты, как я вижу, хорошего сложения и подходящего возраста для этого состязания. За победу в одном забеге полагается оливковый венок, а так же серебро или право посещать наш гимнасий в течение трёх месяцев. И хоть участников уже внесли в списки, но для тебя можно сделать исключение. Так ты даже окажешь нам услугу, искоренив дисгармонию из соревнования.

Дают – бери, бьют – беги, правда же? Уж не знаю, в честь чего мне так подфартило, да и вряд ли мне светит победа против тренированных парней, но почему бы и нет? Вдруг там не только гениев в вопросе тренировок тела отобрали? Плюс с момента своего «пробуждения» я так и не побегал активно, только разминался да ходил-бродил по городу. А тут и повод нарисовался…

– Я согласен, старший. – На этот раз голову я склонил уже с большим почтением. – Меня зовут Клеон, сын Трояна.

– Фрасилох, учитель военного дела. – Да, можно было не ссылаться на отца, если за тобой есть какое-то достижение, должность или титул. Тот же Неарх-покоритель как пример: в таком звучном именовании выказывался огромный почёт. – Ступай за мной, Клеон, сын Трояна. Тебе следует подготовиться к соревнованию и представиться педотрибу, как и всем прочим участникам. У нас не так много времени…

Выбраться из толпы с таким-то ледоколом впереди оказалось нетрудно. Сложнее было унять отчего-то поднявшее голову предвкушение, превентивно разгорячившее мышцы и вывесившее на моё лицо довольную улыбку. Наверное, так произошло потому, что вот эта задача была простой и понятной, а не мутной, как все прочие стоящие передо мной проблемы. Простая пробежка, на которой нужно выложиться на все сто. Никаких врагов семьи или божественных интриг с заданиями на перспективу.

Обычное соревнование, сулящее победителю неплохие дивиденды.

Отвели меня к постройке, навес у которой вместил под свои своды девятнадцать юношей, каждый из которых был или ровесником этого тела, или старше. Некоторые внешне вполне тянули и на эфебов, но, очевидно, ими не являлись: этих терминаторов собрали в другой группе, стоящей чуть поодаль.

В целом такое разделение вполне логично: где найдёшь достаточно желающих пробежаться среди молодых учеников, чтобы жёстко разбивать их на группы по возрасту? Но и без отселения десятка эфебов было не обойтись, так как ставить против них совсем уж молодняк просто неправильно. Я даже вот так, издалека видел, что уровень подготовки среди этих суть молодых мужчин несравнимо выше, чем у нашего «отряда».

А вот уменьшало всё это мои шансы или наоборот, сказать было сложно. С одной стороны, тут собрались не только бегуны, что по телосложению понятно, а я наоборот заточен именно под бег. Против метящего в стражи юноши, гармонично развивающего тело, мне будет куда как проще. С другой, физические кондиции мало чего стоят без навыка, а правильный бег – это то, с чем я никогда не имел дела. При этом тут каждый, очевидно, бегал под надзором тренеров не один месяц, если их не надёргали из толпы, как меня…

Короче, гадать смысла не было никакого: лучше сосредоточиться на том, что до меня пытался донести оказавшийся вытянутым, жилистым мужчиной педотриб – тренер по-нашему.

– Итак, Клеон, сын Трояна, верно? – Я кивнул. – Буду краток. Правильная поза на старте такая… – Он ловко продемонстрировал мне, в общем-то, то, что в меня лениво вдалбливал физрук в школе. Повезло. – Бежать можно после того, как глашатай даст соответствующую команду – бегите! Это понятно?..

В общем и целом, он кратко и чётко донёс до меня все инструкции, сбагрив те горстью наставлений, и он же выдал мне набедренную повязку и стратегу – ленту на лоб, защищающую от пота. Излишне для предполагаемых дистанций, как по мне, но в нашем случае это был ещё и символ принадлежности.

Мой налобник оказался серым, а вот у других участников, разбившимся на этакие кружки-по-интересам, они были белыми, синими и красными. Чёрт его знает, кто есть кто, ведь тренер это дело осветить не счёл нужным, но в самом факте желательно потом разобраться.

Что же до пресловутых дистанций, то участие предполагалось сразу в двух вариантах: стадиодром – сто девяносто два метра, из края в край по стадиону, и диаулос, вдвое больше, триста восемьдесят четыре соответственно, из одного конца в другой и обратно, обернувшись вокруг вкопанных для этого дела столбиков.

Мне достаточно было победить в одном, чтобы заполучить в свои загребущие лапки приз. А так как самой почётной считали короткую дистанцию, то метить мне требовалось в чемпионство на второй. О том и педотриб поведал «тайком», вдосталь поморщившись после того, как узрел мои кондиции в одной набедренной повязке.

Жрать надо больше и тренироваться, – дословно его цитируя, – а пока ты жердь жердью. Но шансы есть, мол.

Тем временем на стадионе отбросали копья и диски, вдосталь наборолись юноши первого года обучения, и, наконец, настал наш черёд. Черёд бегунов! Мы как раз закончили разминаться, причём я разминку нагло передрал у соперников: а чего бы и нет, если да? Из толпы-то выделяться не стоило, а мои движения на фоне их выглядели бы аляповато, размашисто.

Не приживётся тут наша физкультминутка, уж поверьте.

Никаких речей никто не толкал, и соревнование не затягивал. Бегали парами, и происходило всё быстро, ведь дистанции были смешные по нашим меркам. Ничего сверхвыдающегося пока никто не демонстрировал, если, конечно, учитывать, что каждый юноша тут был атлетом, каких на Земле сыщи ещё. Но магии не было, насколько я мог судить, пусть этот момент тренером и не поднимался, покуда он расписывал правила. Видно, в нашем возрасте, включая лет восемнадцать-девятнадцать, манипуляциями с магическими цепями себя и правда можно было скорее скуксить, чем усилить.

Иначе я вообще ничего не понимаю.

Но вот подошёл и мой черёд: последняя двойка в паре с крепко сбитым, загорелым, не очень высоким, уступающим мне на пол-головы брюнетом, красующимся перед зрителями и девицами в особенности. Я на его фоне смотрелся голодным родственником – не такой широкий в плечах, ни разу не откормленный… но это для бегунов даже в плюс, насколько мне известно.

Заняв позицию на старте, я вгрызся пальцами в почву: обувь бегунам, естественно, не полагалась, ибо нефиг. Голыми бегать не заставляли – и на том спасибо.

Меж столбами, на первой и самой короткой дистанции являющимися финишем, вновь натянули не самую яркую белую ленту, от напряжения колеблющуюся – так не перепутаешь, кто придёт первым.

– На ста-а-арт!..

Я вышел к первой линии, наклонившись вперёд и уперев пальцы обеих рук в почву. Всё внимание сконцентрировал на опорной, толчковой ноге. Осталось дождаться отмашки, и…

– Бегите! – Взмахнул рукой геральд, а я рванул вперёд!

Каждый шаг вызывал непринятие у цивильной части моей личности, и одновременно с тем отдавался эхом привычной рутины в отголосках памяти прежнего владельца тела. Разогретые, – никто не запрещал поддерживать ток крови в конечностях незадолго до отмашки, – стопы впивались в землю, мышцы работали на пределе, а лёгкие моментально начали ощущаться раздуваемыми кузнечными мехами – я словно не только-только рванул с места, а пробежал по меньшей мере пять километров. Перед глазами не маячило ничего кроме белой ленты, а шум толпы слился в монотонный, растянутый во времени гул: такое бывает, что мозг в моменты чрезвычайного эмоционального напряжения ускоряет свою работу, и субъективно время как будто замедляется.

А ещё у сердца разгоралось моё личное, притащенное с Земли звено цепи, и жар его как будто делал мои шаги легче, а дыхание – глубже. Я бежал, вкладывая в процесс самого себя… и сто девяносто два метра в какой-то миг остались позади, а я осознал себя лишь с лентой на груди влетев в толпу, которая тут же, словно только того и дожидаясь, подхватила меня на руки.

Я победил, оставив крепыша позади не в шаге и не в двух, а в добром десятке метров!

Поставили меня на землю спустя несколько секунд, и только чудом я не потерял в процессе набедренную повязку, для таких выкрутасов не предназначенную, не особо крепко держащуюся на бёдрах, и оттого чуть не слетевшую. Тут тоже, как оказалось, нужен был опыт – правильно нацепить, не пережать и не недожать. Но фортуна мне улыбнулась, и я не опозорился, – хотя местным, кажется, было бы нормально, ибо наготой они восхищаются, если тело красивое, – вернувшись под навес.

Некоторые меня поздравляли, некоторые – поглядывали недобро, но победа в первом этапе уже была моей, а это значит – три месяца бесплатного посещения гимнасия!

Ну, правильнее будет сказать, что за счёт щедрости полиса, но суть остаётся та же.

Педотриб же оказался весьма доволен тем, что я утёр нос не самому старательному его ученику, да и в дальнейшем смогу выступить солидным мотивирующим фактором. Почему-то мужик даже не сомневался в том, что серебру я предпочту право на тренировки. И он оказался чертовски прав!..

Бега продолжились, и вновь «очередь» пролетела в миг. Настал мой черёд бежать вдвое большую дистанцию. И поставили против меня на этот раз юношу помоложе, повыше и не такого широкого, явно соперника более грозного. В первом забеге своего оппонента этот блондин размазал как бог черепаху, хоть и не с таким сокрушительным, как в моём случае, отрывом. Но у него и конкурент был ему под стать: пары явно не абы как собирали, так что мне наверняка достался чуть ли не наименее перспективный «боец» из всех участников.

Но сдаваться заранее я не собирался. Он, может, уже расслабился из-за победы, а вот у меня не было такого права. Пока Фортуна улыбается, повернувшись к тебе светлым ликом, нужно брать от неё всё возможное!

– Пусть удача да благоволит тебе. – В какой-то момент обронил блондин, подойдя к линии старта.

– На всё воля богов. – Портить отношения с ним мне не хотелось, так что просто свёл всё в «равно». Ссылайся на богов, так сказать, и к тебе никаких вопросов…

Мы заняли свои места на старте, невольно обратив внимание на то, как толпа скандирует короткое и звучное имя блондина. Леонт. Особо выделялись другие атлеты, ибо, похоже, среди них он был душой компании. Задевало ли это меня? Ничуть. Я не сопля безусая, чтобы зависеть от всеобщего одобрения настолько явно, и подобная поддержка соперника в соревновании – всего лишь ещё один вызов, ещё одна причина победить.

Я оскалился, подобрался… отмашка, бег!

Та же трасса, но теперь нельзя было все силы вкладывать в один рывок. Я чувствовал, что выжав из себя всё сейчас я проиграю на второй половине дистанции, когда полукруг у столба лишит меня набранной скорости, в торможении протолкнёт глубже необходимого и заставит стартовать со значительной просадкой – времени подготовиться и встать в стойку не будет, рваться вперёд нужно непрерывно.

Потому-то чужой бок и часть спины на периферии зрения не расстроили меня, но показали, что или я всё делаю правильно, или этот блондин просто превосходит меня наголову: в момент, когда он крутанул дугу вокруг столба, я отставал на добрых шесть-семь метров…

Короткий миг замешательства и возмущения организма таким манёврам, и вот уже я выкладываюсь на полную, не заглядывая вперёд и беря от этого тела всё, что оно может предложить.

Грудь припекало, а поле зрения сузилось до невообразимых величин, почти что точки. Я ощущал, как кровь струится по жилам, как сокращается сердце, как работает каждая мышца – всё ради победы здесь и сейчас, ничего не оставляя на потом! Никогда, ни в прошлой жизни, ни в первом этапе соревнований я не ощущал такой подавляющей страсти, такого яростного желания и стремления победить, готового разорвать меня на части в случае провала. Зато сейчас эти чувства захлестнули меня с головой, послужив топливом, обратившим эмоцию в скорость.

Я не видел, но ощущал соперника, словно тот был ценной реликвией, сокрытой под толщей песка и камней. Расстояние между нами всё сокращалось, пока, в считанных метрах от финиша, он не оказался позади. Уже перед самой лентой я почувствовал, как сдают мышцы в правой ноге, но последний рывок – и беспокойства отходят на второй план, а запинка, едва не покатившая меня кубарем, уже ничего не значит.

Белая лента вновь припала к моей груди и трепетала за спиной, покуда я не остановился перед самой толпой, довольной зрелищем и ликующей: многие тут явно были в курсе, кто из атлетов есть кто, и появление серой лошадки в моём лице малость спутало им все карты.

Орали, казалось, даже те, кто изначально топил за блондина, и это, признаться, слегка потешило мою гордость.

– Поздравляю с победой, угодной богам! – Блондин хлопнул меня по плечу, улыбнувшись во все тридцать два. Обида из-за поражения? Забудьте! Он или отменный лицедей, или свой в доску парень, для которого соревнование – это всего лишь соревнование, а не средство. – Я приглашаю тебя к нашему столу после соревнований. Впереди ещё метание дисков, бои один-на-один и бег со снаряжением, но весь вечер будет в нашем распоряжении. Ты же планируешь тренироваться здесь?

– Всё так. И я с благодарностью принимаю твоё приглашение. – Я кивнул и улыбнулся. Второй день, а вроде бы всё уже и не так плохо, правда? – Меня зовут Клеон, сын Трояна…

Глава 5

«Секрет свободы – в смелости»

Перикл.

За дальнейшим ходом соревнований я уже следил как привилегированный зритель – участникам, оказывается, выделялся отдельный пятачок пространства на стадионе, где даже несколько скамей имелось, плюс поваленное деревце, вместившее пяток человек. Всё равно мало, конечно, и пришлось большую часть времени стоять, но сложно ли это?

Ничуть, если тело позволяет, а зрелище и обстоятельная, приятная беседа скрашивают время.

Леонт оказался прекрасным рассказчиком, который вдобавок просто принял тот факт, что я вообще без понятия, что тут, в целом, происходит. О триумфе стратега я слышал, но едва ли к нему стали бы приурочивать раздачу ценных наград каждому второму.

И я оказался прав, пусть и с нюансами.

Так, формально именно триумф Неарха-покорителя стал причиной проведения этих соревнований со столь щедрыми и многочисленными наградами. Эту версию озвучивали народу, «упрямо её придерживаясь» – цитирую Леонта. На деле же триумф этот, как говорят слухи, обошёлся Подолимпью большой кровью, и что-то там вскрылось такое, вынудившее архонтов незамедлительно начать подготавливать фундамент для увеличенного набора потенциальных воинов, которые резко оказались нужны ещё вчера. Всё в лучших традициях-с.

А где их взять, если нету? Тут вам не там, бойца за неделю не подготовишь, максимум на ополченца потянет. Гоплита выращивают, считай, лет пять включая эфебию – и это далеко не ветеран! А общая численность населения не позволяет просто понадёргать мужчин, – все они проходили обязательную подготовку, спешу напомнить, – и заткнуть ими все дыры. Экономика банально схлопнется к такой-то матери.

У древних греков той армии-то в лучшие годы, от полиса к полису, набиралось всего – ничего, считанные тысячи. А Подолимпье само по себе было, мягко говоря, не впечатляющим по своему населению, тем же Афинам в их расцвете уступая раза в три, не меньше. На постоянной основе кормить и содержать одного воина при таком уровне производства задачка далеко не самая тривиальная, вот и ограничения.

Армия ведь откуда? Из бюджета полиса. А бюджет складывается из налогов, которые тоже не бесконечны. Соберёшь огромную толпу, которая будет бестолку сидеть – такую дыру в казне получишь, что архонтам можно будет смело объявлять анархию в качестве государственного строя, снимать с себя пурпурные одеяния и идти побираться.

Так что же делать, если сейчас нету, но очень надо? Набрать из тех, кому раньше ничего не светило по разным причинам, конечно же! Скажем, заманить часть проходящих обучение в гимнасиях достойных, но бедных юношей на ранние тренировки с оружием: а ну как вскроется талант и появится желание после эфебии продолжить служить на благо родного полиса?

Ведь очень многие атлеты тут – выходцы из далеко не самых богатых семей, просто не способных потянуть оплату ежедневного или просто достаточного обучения в гимнасии. А «минималки», по которой гоняли каждого желающего, едва ли достаточно.

Вдобавок всегда можно проспонсировать зачисление на службу средней паршивости эфебов, которых в обычное время чёрта с два бы кто-то взял в армию. Лучше, чем ничего, а главное – быстро, можно за считанные месяцы управиться, получив первую партию «материала».

Разбавить ветеранами, пообтереть там, где побезопаснее, и, в принципе, уже приемлемо получится.

Соответственно мы получаем что? Как минимум, активный зазыв «свободного материала» – юношей, у которых не было даже шанса раскрыться как воинам, тренируясь всего пару раз в декаду. В лучшем случае из таких эфебия вылепила бы, может, хороших стражников, но явно не способных к серьёзным магическим манипуляциям воинов, и даже не просто сильных бойцов.

Вроде тех зарвавшихся эфебов, которых показательно переехали катком имени пары ветеранов на потеху толпе.

О них мне, кстати, тоже поведали: эта могучая кучка на фоне своих достижений почему-то решила, что они тут самые крутые, вот с них и сбили спесь. Прилюдно, напоказ и так, чтобы на всю жизнь запомнилось. Да, нравы тут жёсткие, но эффективные, насколько я могу судить.

Если подвести итоги самой важной части обсуждений, то всё будет выглядеть очень просто: проблемы с недостатком бойцов решили начать исправлять прямо сейчас, планируя, так сказать, на годы вперёд. А до того тянули, пока петух в задницу не клюнул… плавали, знаем. Осталось лишь услышать о том, что прорва эфебов перекочевала под начало армии, и картинка сложится от и до.

И обрисуется глубина задницы, в которой находится Подолимпье…

В остальном Леонт рассказал ещё много чего интересного и о самих тренировках с обучением в этих стенах, и о сулимых лучшим перспективах, и о магии немного поговорили. Как я и думал, магические цепи в нынешнем своём состоянии, как у меня и абсолютного большинства остальных людей шестнадцати лет, просто бесполезны.

Пройдёт минимум три года, прежде чем они войдут в силу, и ими можно будет пользоваться. Срок придётся плюс-минус на первую треть или середину эфебии – тогда, годам к девятнадцати, кандидатов как раз и начинают проверять на склонность к использованию магии, ибо магические цепи нередко имелись, и даже ничего такие, а вот сам человек не мог их использовать от слова совсем.

Ну, или результат находился на том уровне, когда магия была неприменима в бою, требуя слишком много концентрации и внимания ради очень скромного результата.

Оттого и отбраковка, и, видимо, тот факт, что магии я вокруг как будто бы и не видел. Иногда ощущал прохожих с развитыми магическими цепями, но по крышам скакать или там фейерверки пускать с пальцев они не спешили – я именно об этих её проявлениях, отчётливо видимых, так сказать.

Тем не менее, на этом фоне новыми красками заиграло наличие у вашего покорного слуги «своего» звена, вполне работоспособного и потихоньку напитывающего силой всю остальную цепь. И почему-то мне показалось, что именно его наличие может вызвать ненужные вопросы в головах местных. Леонт ни о чём таком, например, даже не обмолвился, пусть я и не спрашивал, а в памяти реципиента подобные сведения отсутствовали в принципе.

Придётся взять сие на карандаш, и не особо пользоваться своей магией: а ну как так я ускоряю процесс утраты маскировки? Так и слова Локи о том, что, мол, сначала думай, а потом только делай, обретают новый смысл. Я вполне мог начать понтоваться своей мощью невиданной, или просто её использовать, силой доказывая своё право на существование и пробиваясь наверх.

Да только за это мне в один прекрасный момент сделали бы секир-башка, и поминай как звали…

Сами атлеты оказались нормальными парнями, не хуже и не лучше всех прочих. Со своими принципами, целями и тараканами в головах, но по большей части честные, прямолинейные, простые такие молодцы.

Отпрысков знатных семей тут не имелось – не по статусу им учиться в таком гимнасии, что тоже играло мне на руку. С простыми людьми и общаться проще, и подстав можно не ждать. Сказка, а не жизнь!

Ещё бы тут кто-то с амбициями мне повстречался, но чего нет – того нет-с…

Поздним вечером, по завершении обильных возлияний, – вино приносили в дар богам, выливая то на малый алтарь и землю, а не то, что вы подумали! – я вырвался на оперативный простор. Был сыт, весел и доволен жизнью: ну а как не быть довольным после славной победы, пирушки и парилки? Не хватало только прекрасных дев, но это уже минусы половой сегрегации в учебных заведениях.

Не принято тут было мешать вместе юношей и девушек, во избежание, так сказать.

Более того, представительницы слабого пола и в одиночестве-то из дома выбирались крайне редко, чаще ведомые сопровождающим или будучи вместе с подружками. О времена, о нравы! Вот, куда надо всех «защитниц прав слабых и угнетённых» отправить, просто что б сравнили одно с другим, м-да…

При том целомудрие тут блюли весьма условно и от случая к случаю, так как естественные желания никуда не пропадали, в отличие от девиц, которым должно находиться в своих комнатах. Извращались, – в плане способов устройства встреч без вреда чести и имени, – по-всякому, но тому, старому Клеону особо ничего по этому поводу известно не было.

Ну да ничего, наверстаем!

Что же по поводу состязаний и моей совести, спросите? Не вякает ли? Продолжает дрыхнуть кверху пузом после того, как я взял две победы из двух при поддержке «рабочего» звена магической цепи?

Я отвечу: спит и не почешется по таким мелочам. Ведь я почти что уверен, что моя магия играла роль скорее психологической поддержки, нежели реально меня усиляла.

Следите за руками, так сказать: усиление есть отдельное направление воинского искусства, которому учиться надо долго и упорно, цитируя Леонта. И всего одно звено – это для сего процесса пшик, почти что ничего. В воинском деле это умение начинают использовать, если у кандидата есть хотя бы двенадцать звеньев, и это самый минимум. А ещё учатся не просто кочегарить цепи, а делать это с пользой не один месяц.

Вот и думайте.

Я-то совсем недавно, будучи ещё собой прошлым, сиречь чёрным археологом-наёмником, затачивал свои способности совсем под иное, и усиливаться магией не умел совершенно.

Ну а если предположить, что я уникум, который может всерьёз разгонять тело со всего лишь одним «рабочим» звеном магической цепи, на голых инстинктах… что тут поделать? Каждый использует всё что имеет, да и процесс я не сказал бы, что хоть сколько-то контролирую. Жизнь в принципе несправедлива, и сегодня я кого-то обошёл не совсем честно, а завтра меня уже притопили в канаве, естественно, не после честной дуэли один-на-один. Кто знает, как всё повернётся?

Остаётся лишь пытаться наслаждаться сегодняшним днём, отгоняя мысли о том, как там сестра поживает, смогла ли принять реальность, в которой осталась одна… но повлиять я на это не мог даже в малейшей степени.

А переживать впустую отучился ещё в молодости, когда пришлось жертвовать собственными интересами ради долга перед семьёй, понимая, что нихрена у меня, скорее всего, не получится. Иначе при этом поступить я не мог: всё та же совесть не позволила бы, сожрала б с потрохами и заставила закончить пьяным вдрызг в подворотне какой, без обуви и с парой непредусмотренных проектом дыр в печени.

В каком-то смысле, тут я могу оказаться даже счастливее: ничем и никем не обременённый, отвечающий только за себя. Настоящая свобода, ети её…

Задрав голову кверху, я втянул носом быстро ставший прохладным воздух. Эта ночь была моей второй в этом мире, так что усеянный драгоценными камнями небосвод уже не производил столь подавляюще-впечатляющего, простите за тавтологию, впечатления. Но взгляд требовательно притягивал, конечно.

Полис к этому времени словно вымер: лишь редкие прохожие да стражи встречались по пути домой. И становилось их тем меньше, чем дальше относительно центра я удалялся. Тишина стояла – жуть, шелест крон деревьев, треплемых резкими порывами ветра, казался слишком громким, а изредка раздающиеся судорожные хлопки крыльев мечущихся в небе ночных хищников и вовсе как будто оглушали.

Появлялось инстинктивное желание обернуться – проверить, что позади никто не крадётся. Но стоило лишь появиться встречному прохожему, как всё вставало на свои места: фоновые звуки как бы приглушались, и чёткие, громкие чужие шаги слышались ещё очень долго.

Такой была ночь здесь, на окраинах Подолимпья, и ничего подобного лично я не слышал ни разу за всю свою жизнь. Нет: тишина, именно похожая, конечно, бывала, ведь я нередко оказывался в таких далях, куда нога человека ступала раз в год, но вот чтобы этими «далями» был вполне себе основательный город, в котором неведомо какая толпа обитает, и при всём этом сохраняется ночная тишина…

Рецепт оказался простым: никакого электричества и уклад жизни прямиком из «до нашей эры»! Всем рекомендую.

Вполне закономерным оказалось и то, что сдвоенные чужие шаги за спиной я услышал заранее. Как и почувствовал отличие ото всех прочих: эти двигались строго на меня, уверенным и быстрым шагом. И так как дело происходило в полусотне метров от калитки скорбного жилища вчерашнего покалеченного умом паренька, я исходил из наименее благоприятного для меня варианта…

И, если заглянуть немного вперёд, алкоголь в крови всё же дал о себе знать. Тут хоть и не лакали неразбавленное вино, но объём, который осилила толпа молодых парней, в некотором роде этот момент скомпенсировал.

Так ведь и опьянение не чувствуется почти, считай что воду хлещешь…

Я развернулся, нашарив взглядом в полумраке два сероватых пятна – силуэты в хитонах, один повыше и пошире, второй пониже и поуже. Оба ещё по инерции сделали пару шагов, после чего напряжённо замерли, отчаянно делая расслабленный вид. Актёры из них были хреновые, честно говоря. Один так вообще сунул руку куда-то себе за спину… плохо. Видимо, всё же за мной, и не с пустыми руками. Или это случайные прохожие напугались меня больше, чем я их? Поди ж разбери!

– Радостная ночь, не правда ли? – Спросил я со всё равно неразличимой в ночи и на таком расстоянии ухмылкой. – Вы не за мной ли идёте?

Один из преследователей сделал шаг вперёд, очень знакомым, можно сказать – отпечатавшимся в памяти нейтральным, с намёками на доброжелательность голосом поспешив развеять мои сомнения:

– Это всего лишь случайность, о незнакомец! Мы с моим товарищем шли к нему домой, но никак не преследовали целью какое-то злодейство. – Угу-угу, помню я тебя, хрен с горы, – можно сказать, буквально, храмовый комплекс же на горе торчит, – отговоривший своего подельника топить меня в канаве. За это, конечно, я ему благодарен, но в нынешних обстоятельствах это мало на что повлияет.

– Клянусь, я уж было подумал, что вы и правда по мою душу. Доброй вам ночи тогда, незнакомцы. – Я кивнул, развернулся и, вслушиваясь в ночь, сделал пару шагов, после чего как мог органично изобразил потерю равновесия: качнулся и якобы повис на стене, пробормотав себе под нос какую-то несуразицу. Вдовесок ещё и позволил венкам с головы свалиться: эти наборы для чая я так там и протаскал весь день, постоянно роняя.

И этого хватило, чтобы под тихий окрик «Да стой ты, идиот!» второй мой заклятый друг ринулся вперёд. Именно он, похоже, и тянулся себе за спину, так что выжидал я, морально готовясь убивать с учётом наличия у противника оружия.

На моей стороне был эффект неожиданности – подсознательно вчерашнего дурачка всё равно будут недооценивать, плюс моё якобы нынешнее состояние должно уверить их в благоприятном исходе мероприятия по, предположу, исправлению позавчерашней ошибки. Ну и телеса у них обоих были не чета тем, чем могли похвастать атлеты: видать, слуги при храме особо на тренировки на налегали.

А в том, что это именно храмовые служки из самых низкоранговых, я теперь был уверен: одёжка специфических цветов, издалека и в темноте даже видно.

Недруг тем временем приближался, а я готовился дёрнуться в его сторону. Сымитировать попытки пьяного встать так, чтобы при этом сохранить подвижность и готовность действовать для меня было малореально – не обучен я таким финтам, но темнота скрадывала множество деталей.

Вот и сейчас, когда момент наконец настал и я резко развернулся, мой застывший в паре метров противник с занесённой для следующего шага ногой успел лишь распахнуть глаза пошире, прежде чем я от щедрот души впечатал мысок сандалия ему в пах. И пока тот сжался, потянувшись ручонками к самому дорогому, с силой вдарил обеими ладонями ему по ушам. Ещё и по затылку добавил. Не особо сильно, но хватило, чтобы он повалился на землю.

Практика показывает – на следующую минуту он не боец, а мне больше и не надо.

Мазнув взглядом по тонкой чёрной бечёвке, которую незадачливый убийца выронил на землю, выпнул её подальше от тела и выстрелил собой в сторону второго, который с большим запозданием вообще понял, что происходит. И встало это чудо заморское в позу борцов: видел таких на соревнованиях.

Мне же лучше, ведь моим незадачливым ликвидаторам, похоже, и убивать-то в лобовой драке не приходилось. Это вообще такие же сопляки как и я, на первый взгляд, только ещё и к тренировкам не приученные.

Их максимум – это «в канаве притопить» кого беспомощного.

В пяти метрах от противника замедляюсь, начиная двигаться всё ещё довольно быстро, но осторожно. Шаг, второй, третий – без затей, с широкого замаха пытаюсь дотянуться раскрытой ладонью до виска противника, но тот вскидывает обе руки и закрывается, невольно довернув ко мне бок. Пытается схватить мою руку и не справляется – двигаюсь я быстрее, чем этот крепыш, да и опыта больше. На вдохе делаю ещё подшаг, и уже прямым хуком левой скорее толкаю, чем бью вскинутые в защитном жесте руки – не даю времени на контратаку и проверяю, насколько основательно засранец стоит на своих двоих.

А стоял он плохо, так что в следующий же миг я изобразил хук правой, прерванный на полпути, но вынудивший недруга защищаться от ничего, и без затей пробил ногой ему по лодыжке. Можно было вообще вот так повоевать с пару минут, «выбив» ему конечность и надёжно сыграв на истощение, но времени не было, так что после удачной атаки я перешёл в решительное наступление…

Перешёл бы, если б этот засранец с сиплыми звуками не бросился на меня в попытке перевести бой в партер. Попытке формально удачной – через секунду мы действительно повалились на брусчатку, причём я оказался снизу. Вот только перед этим я, «закрепившись» и встав в основательную такую стойку, очень удачно заехал ему локтем по подбородку… и пару мгновений продолжал бороться против уже совершенно безвольно обвисшего на мне тела, остановившись непосредственно перед тем, как выдавить ему глаза, и не получив вообще никакой ответной реакции.

Каюсь: адреналин, алкоголь, неготовность к такому повороту событий – всё сыграло свою роль в избиении ненароком нокаутированного противника.

Но зато когда до меня дошло, и я, отбросив тушу в сторону, вернулся ко второму, припав перед ним на колено, с силой прижав его голову к брусчатке и ударом в прогнувшийся висок лишив его жизни, пришло понимание около-идеального исполнения задуманного.

Ну и первой крови на руках в этом мире: живыми мне они в хрен не впёрлись.

Ещё с пару минут я стоял рядом с парой беззвучно развалившихся на земле храмовых служек, пока не убедился в том, что шум никто не поднял.

Город спал, во время стычки мы не орали, дрались беззвучно, не считая хрипов – они привлекать внимание тоже не хотели, так что у меня был простор для избавления от тел. Травм я не получил. Так, хитон испачкал да пара синяков есть, но ведь на пирушке атлеты и побороться, и дружески смахнуться были горазды, так что это будет не аргумент, случись начаться разбирательствам.

А то, что рядом с домом, да ещё и те, кого отправили конкретно за мной…

Будем честны: даже закопай я их там, где не найдут, факт пропажи это не скроет, а вот вопросы могут появиться уже ко мне. Куда, мол, дел служек? Отмутузить их вчерашний дурак ещё мог, чисто теоретически – ну талант выявился, боец от рождения, чего поделать? Но незаметно избавиться от тел… это уже другой уровень.

Навык и умение, а не импровизация.

Оставить в живых – так тоже лишние проблемы, произрастающие с их стороны и стороны храма, которому они формально служат. Соломку я по этому поводу уже подстелил, задав Теоклу направление для поисков, за счёт чего, может, в храме на пропавших всем вообще наплевать будет – нарвались и нарвались, всё равно их изгонять собирались, служение богам опорочивших. Но это в рамках вероятного, а не гарантированного.

Ну а так – тела есть, проблем меньше, чем при любом другом варианте. Вообще вряд ли кто-то в здравом уме и без весомых доказательств предположит, что такой хилый и только вчера раздуплившийся дурачок, обрётший разум, вот так взял и спьяну ночью прикончил двоих полноценных юношей, каждый из которых пошире меня был, да и покрепче. Одного так вообще полгодика помуштровать, и атлет получился бы.

Меня вообще спас только опыт – дрался я не единожды, и убивать с моим незаконным ремеслом приходилось не сказал бы, что так уж редко. Так что ни сомнений, ни душевных терзаний по этому поводу я не испытывал. Тем более, что и эти двое явно шли меня убивать – иначе нахрена удавка, которую я сейчас крутил в руках?

Вещь удобная, и видно, что попользованная, так что я ещё и мир чище сделал. Так сказать, если убийца убьёт двух убийц, то в целом убийц станет на одного меньше. Выгодная сделка для социума! Ну не замечательное ли завершение дня?..

Проведя «контроль» и убедившись в том, что оба исполнителя безвозвратно мертвы, я так и оставил их на краю улицы, изменив, впрочем, положение самих тел. Крепыша изначально умертвил, придушив удавкой, после оставив её висеть на его шее. Само тело перевернул пузом вниз, сорвав ему пару ногтей об брусчатку – для реализму. Незадачливого утопителя-удушителя, отдавшего богам душу от удара в висок, бросил рядом.

Не то, чтобы я намеревался замаскировать их смерти под конфликт-междусобойчик, но вдруг? Как оправдание для тех, кто будет всё это расследовать может и прокатить. Или на месте первым окажется сонный раздолбай, которому лишь бы прикорнуть где в теньке, а не заниматься трупами с «очевидными» причинами смерти.

Ах да – ещё содержимое их кошелей по большей части переехало в мой. Много они с собой на дело не взяли, но мне и копейка за благо. Да и наличие такой незначительной суммы в моих руках никого не удивит. Вот если бы раз в сто больше, то были бы и возможности, и проблемы, но чего нет – того нет.

Один раз я уже поднялся со дна вместе с сестрой, покуда судьба не нанесла свой коварный удар, поставив жизнь Алисы в зависимость от обильных денежных вливаний.

Второй раз в обществе, куда более зависимом от индивидуальных возможностей, должно быть проще. Да ещё и одному, без груза на своих плечах…

– А ведь такая ночь красивая была… – Пробормотал, покачав головой точнёхонько перед тем, как подобрать свои венки, пару отвалившихся с них листьев и таки свалить.

Свидетелей, вроде бы, не оказалось – ночь, света нет, а подходить поближе никто не подходил. До дома же оставалось всего полста метров, так что совсем скоро я уже умывался во внутреннем дворике, избавившись попутно от крови на руках. Буквально, а не метафорически.

Ну а после завалился спать, радуясь первой маленькой победе из, подозреваю, череды попыток меня укокошить, которые будут продолжаться и продолжаться. Как минимум до тех пор, пока храм не возьмёт на себя мою недвижимость… да, надо будет там отметить, что в случае моей смерти всё им и отойдёт.

И поторопить, если такая возможность представится.

В том, что сами жрецы не опустятся до моего устранения ради наживы я был уверен, ибо за них, во-первых, как бы «ручались» боги, а во-вторых имущество храма и имущество жреца в Подолимпье – вещи совершенно разные. Религиозный орган, так сказать, был отделён от общей системы, и из-за всё тех же реальных богов навариваться там было считай что и негде.

Пища, вода, вещи – всё храмами получалось бесплатно, просто честной народ собирал всё это добро под надзором архонтов да привозил, передавая из рук в руки.

Производимый храмами и, так выразимся, «подконтрольным имуществом», включая рабов и наёмных работников в тех же мастерских товар вполне мог опускаться за деньги, но прибыль неизменно шла на благие, нужные полису дела.

Происхождение имущества храмов тоже нехитрое: что-то оставалось от тесно связанных с храмами, но прервавшихся семей, что-то жертвовали богатые граждане, а кто-то добровольно уходил в такое вот то ли религиозное рабство, то ли служение богам вместе со всем своим добром.

Зачем, спросите, храмам имущество? Ну, жрецы спонсировали обучение не слишком широких, но всё же масс грамоте – именно за их счёт был банкет для бедных, которым вдалбливали в подкорку самое нужное. За деньги храма возводили постройки общественного толка вроде тех же купален, частично спонсировали армию и стражу, помогали сирым и убогим, в конце-то концов!

Последнее Клеон, сын Трояна так вообще на себе прочувствовал: вряд ли в моём случае храм ничуть не потратился, разгребая его-мои проблемы. Иначе отстали бы от меня на такой срок, ага, разбежались прям.

А ещё жрецы жили не абы где, а на своей горе, и не только «по рабочим дням», а с посвящения и до самой кончины. Даже личных вещей у них почти что не было, и жизнь они проживали в служении богам. С учётом существования загробной жизни – сделка в целом может быть даже выгодной. Какая в таких условиях страсть до денег, какая готовность что угодно сделать за кошель серебра, если можно нарваться и попасть на суд к своему покровителю, с обязательно хреновым для тебя итогом?

Ну а свою версию ночных событий, конечно же, без моего в них участия, я в голове сформировал. Не видел, не слышал, пришёл перебравши вина, освежился и уснул. Это если меня вообще опрашивать будут: реципиент был не особенно сведущ в этом вопросе, а я, по понятным причинам, ничего разузнать просто не успел с момента своего в этом мире появления.

Но что-то мне подсказывало, что расследования тут ведутся по тому же принципу, по которому в черте полиса защищают одну семью от другой. Никак, нахрен, не ведутся, если шестерни механизма серебром не смазать!

За такими мыслями меня и сморило, погрузив в глубокий и спокойный сон.

Глава 6

«Нет ничего невозможного для того, кто будет стараться».

(с) Плутарх, Сравнительные жизнеописания.

Ставни я на ночь глядя не закрыл, как должно, так что лучик солнца золотого вновь разбудил меня, начав требовательно подпекать веко.

Продрых я столько, что и сам удивился: часов восемь навскидку. В первый день в новом мире я ещё списал это на необходимость адаптироваться к телу, но оказалось, что я в нём себя ощущаю как в родном, если не лучше.

Значит, это просто молодой тушке хочется спать больше, чем старой.

Вроде бы и логично, но что-то я в первой молодости не помню за собой такого уж желания надавить на подушку. Хотя тут и подушки-то нет – так, сено одно в мешке из-под картошки, которой тут не водится.

Недовольно покряхтывая, я встал, размялся, облачился в уже успевший высохнуть со вчера хитон, натянул сандалии и выбрался во двор, где у колодца занялся приведением себя в порядок. Непосредственно снаружи делов у меня было не так уж и много: умыться, да прополоскать рот ледяной водой.

Мыться дома было суть извращением в силу отсутствия инструмента и необходимости ледяную водичку тягать из колодца, да и недешёвой выходила процедура, если с «мылом». Заботы явно стоили зубы, но абразивной гадости из толчёной пемзы, соли и угля у прошлого меня не водилось. Гигиену полости рта реципиент поддерживал «как все» – запас подходящих веточек хранился дома, и там я уже позаимствовал парочку.

Конечно, даже самая примитивная зубная щётка и зубная же паста были бы куда эффективнее и удобнее в использовании, но чего нет – того нет.

На, Клеон, пожуй мяты для свежести, и всё образуется, так сказать…

Дочищал зубы я уже в доме, запалив очаг и начав сооружать нехитрый завтрак: в глиняном горшке собрались воедино компоненты для похлёбки из бобов и лука, а рядом на железном штырьке сиротливо повисла безголовая и выпотрошенная рыба: в таком виде её и продавали. Я оставил всё это удовольствие готовиться, и только после этого, продолжая разминаться, – до чего же приятно быть молодым! – вышел на улицу, дабы окинуть взглядом дела рук своих и убедиться, что курьер из храма ещё не прибыл.

Зрелище, представшее передо мной, оказалось… никаким. Тел не было, лишних людей тоже. Город уже жил своей жизнью, и под стенами забора, огораживающей мой внутренний дворик, не стоял легион славного стратега, Неарха-покорителя.

Сообщений из храма тоже не обнаружилось, так что преспокойно вернулся домой: торопиться сегодня было некуда, ибо куда я денусь с подводной лодки? Теокл обещался следующим днём известить меня о времени и месте передачи «прав», так как этот процесс происходить должен был, кхм…

Специфично, если мерять привычными по двадцать первому веку категориями.

Договор на бумаге мог быть, но не являлся вещью обязательной. Никаких реестров недвижимости в городе не было, хотя и существовали люди, знающие, кому и что принадлежит. Вот только это являлось скорее побочным следствием их рабочих обязанностей, будь то сбор налога с богатых горожан и торговцев-ремесленников или что-то ещё.

Крупные сделки проводились просто: обе стороны договаривались и приводили влиятельных и известных в черте Подолимпья авторитетов из самых разных, так скажем, слоёв общества, в зависимости от того, какое положение занимали сами договаривающиеся. Если имело место быть безоговорочное доверие одной стороны к другой, то допускалось, чтобы свидетелей подбирал как раз тот, кому всецело доверяли. В моём случае это Теокл. Далее объявлялся предмет сделки, её условия, которые тут же и исполнялись, насколько это было возможно, после чего собравшиеся свидетельствовали перед богами и расходились по своим делам.

С этого момента сделка считалась свершившейся: каждый получал, что ему обещалось, а в случае с домом или недвижимостью просто озвучивалось что-то вроде «теперь земля там-то и там-то принадлежит тому-то!».

Простые времена и простые нравы, чего уж. Когда нужно зарабатывать на хлеб насущный и бороться за выживание, людям становится резко не до излишеств. Свою роль играли и боги, попасться на лжи перед которыми не хотел, пожалуй, никто, так что откровенного обмана и глобальной лжи или не водилось, или её организаторов не ловили. Так сказать, это было давно и вообще неправда.

Система работала, и над ней не было смысла городить что-то ещё.

Спустя полчаса-час, точно не скажу, мой завтрак, и он же ещё и обед с ужином, оказался готов. Я снял горшок с огня, наполнил миску, прихватил рыбу и устроился на травке во внутреннем дворике своего жилища: погода, к счастью, располагала.

Ну а после с чувством, толком и расстановкой набил желудок полезной пищей, вкусовые качества которой на мой вкус болтались где-то между «есть можно» и «выше среднего» – специями я не располагал, да и соли было мало, так что выделил оную я лишь на рыбу.

Было ли это основным фактором «безвкусия»? Отнюдь. Свой вклад внёс и метод приготовления. Угли и открытое пламя давали совсем другой вкус, нежели приготовление на сковороде, в казане или в походе с изобилием разного рода излишеств, так что ко всему этому тоже следовало привыкнуть.

Ну и научиться готовить нормально, а не так, что с рыбы пришлось гарь сошкрябывать и на венки оливковые поглядывать, прикидывая, получится ли из них приправу организовать.

Почему я не умею? А откуда, скажите, у дурачка шикарные кулинарные навыки? А у человека двадцать первого века? Нет, дайте мне мангал, шампура и прочие привычные каждому вещички плюс специи – я такой обед забабахаю, пальчики оближешь! Но в отсутствие ресурсов развернуться без подобающего опыта невозможно, так что приходится довольствоваться малым.

Есть что поесть, и это хотя бы полезно для тела – уже жить можно.

В иных обстоятельствах я бы сейчас взял руки в ноги и пошёл в гимнасий, дабы начать там тренироваться и, быть может, учиться, но пока приходилось ждать посыльного от Теокла. Занимался делами по дому, копался в памяти, упорядочивая её… и, наконец, дождался-таки!

Немногим позже полутора часов после истребления мною завтрака прибыл мальчонка, вручивший мне скромных размеров клочок пергамента, свёрнутый в трубочку.

На исходе второй четверти солнечного дня мне потребно было явиться пред светлы очи жрецов, и времени у меня оставалось с совсем небольшим запасом. Ну а коли делать было всё равно решительно нечего, я сразу же и выдвинулся в путь.

Чего тянуть, в самом деле?..

Знакомый уже путь до храмовой горы, как и на неё, я проделал минут за сорок с небольшим, так как не особо торопился. Встречающих «у входа» не оказалось, так что я проследовал к храму Гермеса – тот, казалось, выделялся среди всех прочих, и будто бы светился изнутри.

Свечение это было манящим и приковывающим взгляд. Не только мой, но и всех тех, кто оказался в области прямой видимости. В теле под этим светом из ниоткуда появлялась невероятная сила и словно начинала циркулировать жизненная энергия, мысли очищались, а тяжкие думы отходили на второй план. Некоторые даже богам похвальбу возносили или молились, но я ничего сделать толком и не успел, так и прошагав завороженно пару минут.

Потому что с небес на храм опускался целый столб очень плотной и яркой, но мягкой и ничуть не слепящей магии, в которой струилось… что-то. Вроде упорядоченное, а вроде и не совсем – я так и не смог понять, ведь одновременно с моим к храму приближением сам столб, а вместе с ним и свечение, просто пропали.

И ровно тогда же из громады здания посыпались, иначе и не скажешь, жрецы, оживлённо обсуждающие ни много, ни мало, а явление своего бога!

Я невольно стал свидетелем достаточно редкого события, которое ещё реже удавалось застать кому-то, обитающему вне храмового комплекса. Обычно боги, насколько я знал, общались с массами через своих самых-самых любимых жрецов, нашёптывая им что-то там наедине.

А вот так объявлялись или в случае невиданного триумфа, или при приближении беды.

На второе, учитывая события с Неархом и попытками архонтов подстелить соломку на будущее в вопросе пополнения рядов армии, всё и походило.

– Клеон, да будет радостен твой день! – Я ничуть не удивился, когда ко мне аки ледокол прорвался Теокл. Несмотря на возраст, старик, казалось, видел всё вокруг себя. Не исключу, что даже с божьей помощью. Буквально. – Ты как раз вовремя. Приглашённые мною люди уже собрались и даже застали Его явление, так что пребывают в замечательном расположении духа!

Я мысленно хмыкнул своей удаче, понимая, впрочем, что мне и плохое у них настроение ничем бы не навредило. Свидетели, да ещё и в сделке со жрецом, где покривить душой смерти подобно – ну что там они могут сделать-то?

Но и старик улыбался вполне себе довольно, так что я не стал демонстрировать своего скептицизма. Да и не хотелось, после облучения божественным светом.

– Мудрый Теокл, вы посвятите меня в суть того, что будет происходить? Что мне нужно будет сказать, чтобы не ошибиться? Я слишком поверхностно знаком с окружающим миром и, признаться, плохо себе представляю такие нюансы. И ещё одно… – Я вспомнил свои мысли, предвещавшие сон последним вечером. – … можно ли добавить в наш договор пункт, согласно которому в случае моей гибели моё имущество навсегда останется за храмом?

– Юность порождает вопросы и жаждет ответов, но юность же не терпит размеренности и упорядоченности, внося сумбур в неокрепший разум… – Хихикнул жрец, покачав седой головой. – Обо всём, что нужно, я тебе сообщу, юный Клеон. И слова такие, если ты того желаешь, тоже можно будет озвучить. И в этом даже будет смысл, если так посмотреть. А теперь вернёмся к самому договору в том виде, в котором его можно заключить…

На вид Теокл казался совсем немолодым, но за его мыслью и словом я еле-еле поспевал, хоть и запоминал всё нужное без особых проблем. Просто старик оказался весьма многословным, щедро разбавляя конкретные тезисы фактами и цитатами, направленными на внедрение в мои мозги некоего понимания местной юриспруденции.

Краткий курс молодого гражданина, которому ничего не объяснили родители, так скажем. И в моём случае совсем не лишний.

Так или иначе, но невероятной точности в составлении договора не требовалось: во главе угла стоял его дух, а не буква, так что даже если я слегка ошибусь, никто от этого не умрёт. Поправят, если совсем уж чушь начну молоть, но этого произойти не должно.

К моменту, когда я знал всё необходимое и даже чуть больше, мы как раз добрались до небольшой, окружённой густой и ухоженной растительностью и мощёной камнем площадки.

Тут имелся здоровенный каменный стол с каменными же лавками, и всё это было качественно украшено резьбой и узорами. По углам стояли широкие жаровни, ныне не запалённые, но полные топлива и накрытые пластами древесины, и на одном с ними уровне по периметру тянулись ввысь тонкие стеллы, покрытые восхваляющими богов строками.

И тут же собралось девятеро мужчин, восседающих за столом, разбившихся по группкам и о чём-то беседующих.

Пара жрецов – один помоложе, другой же грозил рассыпаться от малейшего дуновения ветра, напоминая древнюю мумию. Трое, видимо, просто уважаемых граждан Подолимпья. Двое очевиднейших воинов, и отнюдь не из числа стражей: даже последним не на службе воспрещалось носить при себе оружие, и уж тем более проносить то в храмовый комплекс.

Эти же мужчины были явно из посвящённых богам, благодаря чему тут и находились.

Ещё один присутствующий мужчина больше всего походил на архонта, будучи облачённым в белоснежный плащ-гиматий и хитон с пурпурной каймой, но я не верил в то, что свидетелем по такой мелочи изберут настолько высокопоставленного человека.

Соответственно, он просто высокопоставленный гражданин.

Очень высокопоставленный.

Последний же, девятый член «почтенного собрания», был мне неплохо знаком. Сколько раз прошлый я видел эту наглую рожу у поместья своей семьи? С десяток точно наберётся. А в скольких случаях он поминал словом и насмешками мою ущербность?

Во всех.

Леонид, сын Менандра – нынешний глава рода, организовавшего истребление моей родни. Он же занимал лидирующую позицию в, так скажем, «коалиции» агрессоров и впредь. Его присутствие здесь умом я понять таки мог, но всё равно пришлось опускать веки и делать глубокий вдох, чтобы унять поднявшуюся волну гнева.

Я за считанные часы пережил всё, что переживал отдавший мне тело малец. Целую жизнь, по сути, пусть и короткую. И даже если бы нет, этот говнюк на второй, сука, день моего здесь пребывания успел подгадить, отправив за мной душегубов!

– Я благодарю всех собравшихся, да осенят вас своей благодатью боги. – Сходу заговорил Теокл, в голосе которого сквозило сплошное дружелюбие. Его предостерегающий от глупостей суровый взгляд я предпочёл не заметить. – Не буду отнимать у вас время, и потому сразу перейду к делу. Этот достойный юноша – Клеон, сын Трояна, с самого детства был скорбен умом. Лекари были бессильны, и лишь представление богам не шестнадцатом году жизни исцелило его недуг, открыв, впрочем, отсутствие у сего юноши знаний и умений для управления наследством семьи. Ратуя за его сохранение, Клеон попросил у нас, жрецов, помощи, и мы согласились оказать его, взяв юношу под свою опёку. Цель же собрания заключается в подтверждении вашим присутствием и словом договора, заключающегося в передаче храму благодетельного Гермеса во временное владение имущества сего юноши до момента, когда он продемонстрирует способность самолично им управлять. До тех пор юный Клеон будет находиться, повторюсь, под нашей опёкой и у нас же на обучении…

Я едва смог сдержать ухмылку, глядя на перемены на лице Леонида. Удивление, неверие, гнев… прояви он последний чуть более явно, и к нему могли бы возникнуть вопросы. Но этот деятель от мира политики и интриг прекрасно владел лицом, так что никто не счёл необходимым обратить внимание на эти метаморфозы.

И даже я, возможно, их просто себе вообразил, страстно желая того, чтобы он испытывал именно такие эмоции, смешанные с полным бессилием.

Что до остальных людей, то каждый тут выразил своё полное одобрение услышанному, а мужчина в пурпуре и вовсе посетовал на необходимость введения такой практики повсеместно, и не только лишь в отношении «убогих» – слова он особо не фильтровал, да и на правду не обижаются. Торговцы это его высказанное вслух желание всецело поддержали, сетуя на то, что, дескать, недееспособные по тем или иным причинам наследники обеспеченных семей появляются довольно часто, а последствия ложатся на плечи совладельцев их дел: редко когда малые дети или слабые умом догадываются хотя бы просто передать право управления кому-то адекватному.