Читать онлайн Чиним всё бесплатно

Глава 1

Медленно, но уверенно старушка следовала привычному маршруту. Легкая сумка покачивалась у неё на локте, вводя в гипноз и без того сонный город, готовый вот-вот погрузиться в зимнюю летаргию.

Она шла по узкой улочке, зажатой между серыми административными зданиями и жилыми домами, и продолжала бы идти в том же темпе, если бы не лужа, ставшая серьезным препятствием на её пути. В этом черном, неправильной формы зеркале отражалось небо, засланяемое деревьями. Ветви которых словно когти потусторонних существ пытались закрыть свет этого мира, но их сдерживала тонкая корочка льда.

Пожилая женщина остановилась, чтобы перевести дух и подумать, как обойти это недоразумение, возникшее из-за халатности местных служб.

Она любила эту часть города, которую время почти не тронуло. Пока центральную часть захватывали сетевые магазины, здешние лавки, скрытые от глаз, оставались в вечных девяностых с их потускневшими вывесками и плакатами за большими окнами.

"Вот здесь, – размышляла старушка, глядя на один из магазинов, – я точно помню, как покупала себе ковер. А еще постельное белье в крошечный цветочек".

В риэлторской конторе когда-то работала ее внучка, но та давно уехала из-за отсутствия перспектив.

"А тут…" – на этом её мысль оборвалась. Она не смогла вспомнить, чтобы здесь была мастерская. Пожилая женщина бегло, едва шевеля губами, прочитала надпись крупными буквами и замерла. Старушка забыла куда держала путь, забыла про лужу, что стала причиной этой внезапной остановки, и про остальной список дел, составлявший её неизменное расписание.

Мастерская "Чиним всё!"

"Вернем к жизни дорогие вашему сердцу часы! Даже если в других мастерских облом!" – плакат словно заигрывал с ней.

"Облом", – повторила старушка и обнажила запястье, где покоились её старые часики на тонком ремешке. Часы как часы, разве что старые, с застывшими стрелками на 9:15.

"Облом", – уже про себя повторила она это слово, накрыв циферблат. На этой неделе она уже слышала его от молодого парня, который пытался починить ее часы, но так и не смог.

Всё говорило о том, что следовало поверить этим ребятам, которые так старательно подбирали слова для рекламы. Лужа, которую можно обойти только по кромке со стороны мастерской, это странное слово из прошлого. Да и ноги, в которых вдруг появилась прыть, уже несли её проверить заявленное обещание.

Она толкнула дверь, разбудив колокольчик. Её встретил полумрак, рассеиваемый лампочками на длинных проводах. Здесь пахло сыростью, металлом и чем-то неуловимым, почти мистическим.

Помещение было завалено техникой разного времени: старые телевизоры с выпуклыми и плоскими экранами, мониторы, клавиатуры и пылесосы с перекрученными шлангами.

Тут имелся и второй этаж, куда вела уродливая и не внушавшая доверия лестница.

– Здравствуйте, – поприветствовал старушку громкий, но добродушный голос, моментально выведя её из транса.

Приятной внешности весьма упитанный молодой человек поприветствовал её из-за стойки. Он поправил воротничок рубашки, торчавший из-под свитера, и вернул горизонтальное положение бейджику на груди. «Антон Сергеевич, менеджер. «Чиним всё» – гласила надпись.

– Добрый день, – тихо сказала пожилая гостья. – Я… мне нужно починить часы.

– А, часы! – оживился парень, театрально плеснув рукой. – Давайте их сюда, а я пока приглашу мастера!

Он нажал на кнопку на телефоне, выдавив из него противный писк, и, наклонившись к аппарату, сказал:

– Илья Петрович, у нас клиент!

Не дожидаясь ответа, менеджер снял палец с кнопки и принял от старушки часы. Повертел, присмотрелся, нацепил на глаз какой-то чудаковатый прибор с огромной линзой и яркой лампочкой.

– Любимой Настеньке…, – прочитал он вслух.

– Это я, – со скорбью в голосе подтвердила старушка.

– …от… неразборчиво… Ивана…?

– Игоря! Игоря Семёновича, – пискнула старушка, отчего поймала гигантский прищур менеджера, чей глаз походил на рыбий.

Молодой парень сделал какую-то запись в тетради и снова нажал на кнопку, чтобы поторопить мастера.

Сверху раздался грохот, затем испуганно мяукнула кошка, реплика "Зараза!", возня и, наконец, на самом верху лестницы появился тот, кого уже все заждались.

В отличие от опрятного, пусть и слегка растрепанного парня, мастер выглядел помятым. Худой, небритый, с длинными волосами, собранными в пучок. Вдобавок его свитеру не хватало свежести. Он напоминал ей кота, которого прошлые хозяева выгнали на улицу, но тот так и не смог с этим смириться.

Таким он явился перед нашей гостьей. Тонкий нос старушки тут же уловил запах сигарет и явный недостаток сна. А зоркий глаз сразу зацепился за свежую царапину на щеке.

Он взял часы и, не утруждая себя нормами приличия, направился обратно в свою коморку.

Старушка недовольно крякнула и поджала губы, зыркнув на менеджера. Тот пожал плечами, виновато улыбнулся и спрятался за стойкой. Ведь у него самого была работенка.

Он возился с тостером.

Антон Сергеевич достал из пакета два куска хлеба правильной формы, вставил их в пазы и опустил с помощью рычажка. Встроенный таймер затикал, вызвав неподдельную радость простодушного толстяка. И в тот момент, когда тосты со звоном прыгнули, напугав задремавшую старушку, сверху раздался мощный удар.

– А, черт! – простонал Антон Сергеевич.

– Вот же зараза! – выругался мастер откуда-то сверху и снова ударил. Судя по звуку тот работал, скорее всего, молотком.

Старушка вцепилась за стойку, дрожа всем телом:

– Что он… что он там делает?

– Он занят делом, – расстроенно пробормотал менеджер, доставая из тостера нечто, что в идеале должно было быть румяными кусками хлеба.

– Это что? Лёд? – спросила старушка, не понимая, чему удивляться и чему возмущаться.

– Как видите, – ответил паренёк за стойкой и выбросил два куска льда в урну, а затем смял рыхлый подбородок, продолжая ломать комедию. – Я – не мастер, а только учусь, мне далеко до…

Снова серия ударов. Старушка сжала кулачки и хотела возразить, но Антон Сергеевич поспешил ее успокоить:

– Все нормально, еще пара минут…

– Ну и крепкая же штука! – кричал мастер.

– Он что? Их… ломает? – сдавленным голосом спросила пожилая женщина.

– Он их чинит. Просто иногда, чтобы что-то починить, нужно сначала…

Снова удар.

– …ну, вы понимаете. Успокойтесь, все идет по плану

– Верните мне мои часы, и я пойду! – не выдержала старушка, яростно закинув сумку на плечо. – Это не сервис! Это…

– Уверяю вас, мастер скоро закончит. Просто иногда, – очень ласково начал говорить менеджер, будто гипнотизируя её, – вещи сопротивляются.

– Что вы…, – начала было недовольная клиентка, но тут дверь второго этажа то ли победоносно, то ли просто с ноги открылась, и все присутствующие могли наблюдать, как мастер уже спускался вниз.

– Вы мне заплатите! Эти часы пусть и не дорогие, но они представляют ценность иного рода! – зашипела старушка, но ее гнев тут же сменился если не милостью, то приятным удивлением.

Мастер продемонстрировал ей целёхонькие часы, а затем прилепил к уху клиентки. Та дрогнула и заплакала. Приняв часы от мастера, она тут же прижала их к груди.

– Сколько я должна вам за ремонт? – спросила она обессиленным голосом и полезла в сумку.

– Я так понимаю, что тут я больше не нужен, – сказал мастер, но Антон Сергеевич его задержал, пробормотав одной половиной рта "у нас тут лёд" и вернулся к старушке.

– Ой, нисколько вы нам пока не должны! Приходите через неделю. Если часы по-прежнему будут тикать и показывать время, мы вас рассчитаем.

Рот пожилой женщины превратился в заглавную "О", но все же сомнения её не покидали:

– Скажите, хоть сколько примерно, мне же нужно понимать! Вдруг я…

– Заверяю вас, это…, – начал было Антон Сергеевич, а потом обратился к мастеру, – сколько ударов?

– Семь! – лицо недовольного мастера начинало сереть.

– Семь ударов, – махнул рукой менеджер, – это сущие копейки! Пользуйтесь часами на здоровье!

После этих слов, растерянно попрощавшись, старушка ушла, оставив после себя непродолжительный звон колокольчика.

Эти двое выдохнули.

– Думаешь, неделя? – спросил Илья.

– Уверен.

– Так что там с тостером? – спросил он, а потом, как проснулся, – может теперь ты расскажешь, зачем мне нужно было отыгрывать эту странную сцену?

На счастье Антона Сергеевича, который только начал подбирать объяснения, над их головами раздался приятный женский голос:

– Мальчики, – а затем стук каблуков по лестнице.

"Мальчики" синхронно подняли головы и увидели роскошную брюнетку.

– …не знаю, как вас благодарить, – сказала женщина, цокая каблучками на каждом слове. Она спускалась будто не с лестницы, а с небес как прекрасное наваждение.

– Антон Сергеевич, – с трудом оторвав взгляд от прекрасной брюнетки, сказал мастер своему товарищу, – рассчитайте даму.

Менеджер часто заморгал и, оставив в покое тостер, заикаясь, обратился к клиентке:

– По карте или наличными? – чувствуя, как его обволакивает цветочный аромат её духов.

Она выбрала оплату по карте, менеджер набрал трехзначную цифру на терминале и выставил аппарат для оплаты на стойку. Женщина легким и едва уловимым движением достала пластик из недр маленькой сумочки, приложила его к мигающей точке, и, не сводя глаз с Антона Сергеевича, провела оплату.

Перед тем как уйти, она легонько коснулась плеча мастера:

– Прошу прощения за царапину, – и, не дождавшись ответа, продефилировала мимо свалки различной техники и растворилась вместе с трелью надверного колокольчика.

"Прошу прощения за царапину", – передразнил женщину менеджер, ощущая, как магическое воздействие её духов прошло, а вот внутреннее напряжение от вопроса напарника – нет, – Что ж, не каждый день ты прикладываешь электрошокером фурию, которая обратилась в кошку.

– …и не каждый день это твоя бывшая. Так что одна царапина – это так, поцелуй на прощание, – на выдохе произнес Илья Петрович.

Антон Сергеевич выдохнул и похлопал коллегу по плечу, пытаясь того поддержать:

– Черт с ним с тостером! Мы еще узнаем, почему он вдруг вообразил себя холодильником, – менеджер снова взял в руки "непослушный" тостер и добавил, – хотя, может, некоторые вещи и не нужно чинить, а использовать по назначению. Или не по назначению? Я запутался!

– Зато у нас всегда теперь будет лёд! – махнул рукой толстяк.

Илья Петрович, который обычно отмечал дежурные шутки напарника хотя бы ухмылкой, вообще не дал никакой реакции. Он все еще смотрел на дверь, мысленно догоняя красотку.

– Так все, – уже более серьезным тоном проговорил Антон Сергеевич, – "на выход".

– Куда мы… – начал было Илья Петрович.

Толстяк, не говоря ни слова, снял куртку со стула и буквально силком вытолкал мастера на улицу. По их лицам тут же полоснул неприятный осенний ветер, отчего оба поморщились и тут же, синхронно опусив головы, уставились на большую черную лужу.

Похожая на большое нефтяное замёрзшее пятно, лужа в то же мгновение задрожала и стала медленно освобождаться ото льда. Антон Сергеевич тут же взял под руку своего коллегу, и они оба шагнули в эту самую лужу. Что была вовсе никакая не лужа, а что-то вроде эскалаторной ступеньки, что моментально перенесла их на совершенно иную версию этого города.

В нашей реальности, на том месте, где только что стояли эти двое, лужа тут же исчезла. Да и сама мастерская перестала там существовать, вернув прежний порядок последовательности местным магазинам.

На другой же стороне Илья Петрович отнял руку от коллеги, и они оба огляделись, будто впервые оказались здесь. На первый взгляд ничего не изменилось, потому как там, откуда они пришли, и без того было серо. Однако серость на этой стороне была несколько иной, скорее плотной. Административное здание через дорогу тоже почти не претерпело изменений, но обзавелось угрожающими шпилями, над которыми кружило черное облако с воронкой и молниями в самом центре.

– Вызовешь такси? – спросил Антон Сергеевич. Его друг кивнул, достал помятую пачку сигарет, закурил, продолжая пребывать в своих мрачных мыслях. Да таких мрачных, что для пущего антуража ему самому не хватало небольшой тучи над головой.

Простодушный толстячок с сожалением глянул на Илью Петровича, будто его больше интересовала сигарета, которая укорачивалась быстрее тех, что представлены в нашем мире. Закашлялся в кулак и посмотрел в конец абсолютно пустынной улицы, из-за угла которой только что показался бампер желтого такси.

Когда Илья Петровчи щелчком отправил сигарету в воздух, автомобиль уже стоял около них. Антон Сергеевич открыл дверь и, дождавшись, когда его друг устроится, уселся сам. Такси качнулось, дверь хлопнула, и они тронулись.

– Бар, – сказал Антон Сергеевич, заранее протянув лысому водителю сотню. Тот, не оборачиваясь и не произнеся ни слова, взял деньги, а после ударил по козырьку, откуда выпали солнцезащитные очки. Водитель тут же надел их, наблюдая за парнями через зеркало заднего вида.

Тем двоим было не до него.

Из черного облака, что уже крутилось воронкой над административным зданием, мелькнула молния, ударив в один из шпилей. Громыхнул гром, и пошел дождь.

Антон Сергеевич много раз наблюдал, когда несколько дней подряд над каким-нибудь зданием, могла собираться туча, а потом, против всякой логики, проливаться локальным дождем. Но все равно находил в себе что-то вроде детского удивления. Хотя кому-кому, а ему не стоило удивляться ничему подобному, тут он чувствовал себя как дома и привык к разного рода чудесам.

Илья Петрович же, напротив, старался в окно не смотреть. Он разглядывал свои исцарапанные руки. Чего он там не видел? Он изучил этот мир вдоль и поперёк. Да и в нём не происходило никаких изменений, в этом и был смысл. Ведь они ехали по улице из прошлого их родного города. Точнее, прошлого, которого жители реального городка так не хотели отпускать. Те же дома, те же узкие улочки с понатыканными дорожными знаками. С тем же успехом они могли бы попасть в чей-то мутный сон, наполненный пустыми ожиданиями и страхами.

– Помнишь, как мы впервые попали сюда? – ляпнул Антон Сергеевич первое, что пришло ему в голову и тут же стиснул зубы.

Если толстяку, который играл роль простоковатого менеджера, эта история дарила лишь приятные воспоминания, то для его друга – было всё не так просто. Он пожалел, что задал этот вопрос и опустил голову.

Антон Сергеевич походил на жертву, что смирилась со своей участью перед ударом палача, но, на удивление, его друг не стал закрывать тему или язвить, а лишь ответил, пусть и неохотно:

– Угу, плохая была идея играть на заброшенной свалке.

– Почему плохая? Там так атмосферно, много старых, никому не нужных вещей…, – не согласился с ним Антон Сергеевич и утёр пот со лба, подпрыгнув вместе с Ильей Петровичем, когда автомобиль проскочил "лежачего полицейского".

– …которые нам не стоило трогать! Но тебе вдруг взбрело в голову забрать и отремонтировать тот старый радиоприемник, – ответил с плохо скрываемой злобой Илья Петрович и вцепился в ручку двери.

– Такой же был у моего деда, один в один! Я бы не удивился, если это он и был!

Илья Петрович посмотрел на толстяка, который на миг словно стал мальчишкой. Тот искренне погрузился в воспоминания об их детстве. Если мастер старался не погружаться в события далекого прошлого, потому как они причиняли ему одну лишь боль. То для Антохи это были лучшие времена.

Да и потом, если бы не он и его семья, неизвестно, что стало бы с Илюхой.

Мастер ощутил в горле ком. Зря он так.

– А как мы испугались, когда провозились несколько часов в гараже твоего отца, и всё же его отремонтировали? Помнишь, песни, которые заиграли? – Илья Петрович сменил тон.

– У меня до сих пор мороз по коже! Слава богу, таких песен в нашем мире никто никогда не писал!

– А потом этот голос из приемника, как мы выбежали во двор и там был не наш двор, помнишь? – без страха и даже с некой задоринкой произнес Антон Сергеевич.

– Он с нами говорил будто по телефону, – с той же теплотой вспоминал Илья Петрович и, наконец, глянул в окно, но не чтобы созерцать серость другой версии города, а чтобы примерно понять, сколько им ехать.

– Я думал, у меня поехала крыша. Или мы нанюхались чего на свалке, поэтому все так здорово поменялось. Наш дом выглядел ни как наш дом, а как тот, что стоял до него. Тот, что сгорел.

– А пруд? На его месте был просто котлован и тот мост…

– Сколько мы пробыли тут впервые тогда? Чудо, что мы вообще вернулись обратно! – Антон Сергеевич съежился и тут же повел разговор немного в другу сторону.

– Это тебе же пришла в голову идея поймать обычную волну, найти ту, где играли песни нашего времени. А ведь мы могли бы…

– Самое забавное в этом то, что после всего пережитого, мы вернулись на свалку и стали искать еще предметы, – добродушно хохотнул толстяк.

– Мы были детьми, а детям кажется, что все не по-настоящему, как в игре, – заключил Илья Петрович, и словив зеркале заднего вида водителя в черных очках, умолк. Они приехали.

Таксист круто вырулил на парковку перед огромным жилым зданием, в торце которого находился бар. Точь-в-точь, как тот, что можно было найти в их реальности по тому же адресу, но уже под другой вывеской. Над козырьком красовалась надпись "Бар".

Некогда Антон Сергеевич рассуждал, что здесь у мест ровно такие названия, какие им дают жители другой версии города. Илье Петровичу тогда это показалось разумным. Но все равно вопросов у них оставалось много, несмотря на то, что они большую часть своего детства и всю сознательную взрослую жизнь посвятили изучению этого и других миров. С того самого первого дня, как нашли тот радиоприемник, который так походил на дедушкин. Антон Сергеевич хорошо помнил царапину на решетке и был готов поклясться на инструкции к этому самому радиоприемнику, как на Библии, что это он и был!

Парни вышли из такси, по очереди поблагодарив водителя и пошли ко входу в бар.

Несмотря на то, что в параллельной версии их родного города точно так же царила поздняя осень и подкрадывалась зима, тут все же было куда теплее. Опять же, если верить догадкам Антона, это все потому, что город был пристанищем воспоминаний и ощущений реальных жителей. Как некий карман, куда каждый складывал то, с чем не готов был расстаться.

– Мы же не просто так здесь? У нас какое-то дело, верно? И всё это как-то связано с тем представлением для старухи, я прав? – спросил Илья, перед тем как войти внутрь. Его напарник уже взялся за ручку двери и, потянув на себя, ответил:

– А ты думал, мы идем напиваться, чтобы ты в очередной раз пострадал? Я, между прочим, пока ты умирал с раненым сердцем, взял одно дело.

– Вот только не начинай! – уже оказавшись внутри, в неком пространстве между дверьми, где было достаточно темно, пробурчал Илья Петрович.

– Я всего лишь хочу вернуть тебя в рабочий строй. Вот ознакомишься с делом, тут же забудешь про эту предательницу! – ответил он и силой толкнул следующую дверь, из-за которой уже доносилась мелодия, которая, судя по тому, что Антон Сергеевич начал пританцовывать, кивая в такт головой, была одна из самых его любимых.

Илья Петрович закатил глаза, в то время как его друг стал наиграно подпевать:

"I wear my sunglasses at night. So I can, so I can. Watch you weave then breathe your story lines…"

Воздух бара из-за дыма сигарет казался плотным, но не въедался в нос и глаза. Зато липкий запах пива будто приставал к коже, отчего Илья съежился и потер ладони.

В заведении было полно народу, все столики оказались заняты. Но на их счастье стойка, что располагалась в центре помещения, была практически пуста, не считая, конечно, бармена, который по классике натирал бокалы на фоне длинного шкафа с алкоголем.

"…And I wear my sunglasses at night. So I can, so I can. Keep track of the visions in my eyes", – продолжал завывать Антон Сергеевич на плохом английском, поглядывая на рядом идущего друга с кислым лицом, а потом рассмеялся и хлопнул Илью Петровича по плечу:

– Тебе не нравится ода ношению солнечных очков?

Ему не понравился тот водитель, который зачем-то напялил солнечные очки. В этой версии городка солнца никогда не было, зато было полным полно странных и подозрительных людей. А еще ему не нравилось, когда его друг начинал петь, потому как он знал, что за этим последует. Антон Сергеевич был ужасным меломаном, в голове которого, помимо текстов его любимых композиций, хранилась тонна фактов, как про сами песни, так и про их исполнителей. Так что он знал, что сейчас будет, когда они опустят свои задницы на высокие стулья и закажут выпивку. И почти не ошибся, так как о выпивке не было и речи, зато его друг кое-что вспомнил. Антон Сергеевич напоминал ему ведущего с ютуб-канала:

– Восемьдесят четвертый, у Кори Харта готов его альбом, в котором уже было одиннадцать композиций, но вдруг у него появляется двенадцатая. Он её пишет, хотя знает, что продюсеры могут его послать. Первая строчка «I wear my sunglasses at night» появилась не просто так. Там, где они записывались, какой-то дурак установил неправильно кондиционер. Кори приходилось сидеть в студии в солнцезащитных очках, потому как из-за жары выключить они кондиционеры не могли, а тот дул прямо в лицо. Этой песни вообще не должно было быть, но именно она стала хитом!

– Я предлагаю сначала заказать выпить, а уже потом…

– Зря ты так скептически ко всему относишься. Песни – одна из причин, по которым люди застревают в прошлом, а этот трек – весьма сильная ловушка, – продолжил Антон Сергеевич, но, видя, что его друг пока не настроен на беседу, подозвал бармена и заказал пива с острыми жареными крыльями.

– Мне шот «Забвения», будьте добры, – добавил Илья Петрович, пряча взгляд от напарника.

– Все настолько плохо? – разговаривать про музыку у того пропало всякое желание.

– Я бы рад ударить себя тем молотком, но мы бы знаем, что…

– …нас нельзя починить, – договорил за друга Антон Сергеевич, – поэтому я предлагаю тебе найти хорошего психотерапевта.

– И что я ему скажу? – его друг принялся городить заборы против всех аргументов, как обычно поступают люди, когда кто-то коснулся больной темы, – Здравствуйте, я тут не могу забыть одну мстительную ведьму, с которой меня свела судьба после того, как я бросил свою девушку. Та, видимо, меня прокляла или что-то типа того, и теперь я страдаю из-за неразделенной любви к магическому существу. Которая, между прочим, пришла меня убить! Но так как я спас ей жизнь, она меня миловала, и мы даже немного провстречались, и даже работали вместе, но это совершенно невыносимая тварь! Так что ли? Достаточно для анализа? Или мне прямо сразу можно ехать сам знаешь куда?

Бармен поставил перед друзьями два запотевших бокала с пивом и шот с розовой дымящейся жидкостью.

– Найди тогда местного мозгоправа! Ему уж точно можно о таком рассказать! «Забвение» и всякие магические штучки, которые ты ищешь – не выход!

– Ты прекрасно знаешь, что я ищу! – рявкнул друг, давай тому понять, чтобы тот завязывал с нравоучениями.

Илья Петрович многозначительно посмотрел на своего напарника, схватил стопку и тут же залил в себя. Поморщился, тряхнул головой и полез в карман за сигаретами.

– Я же за тебя переживаю! Смотри, что с тобой стало!

– Следи лучше за собой, мой дорогой друг, и узнай-ка еще больше занятных историй про какого-нибудь Джона Бон Джови. Мы оба знаем, к кому тут можно пойти. Вот что-то ты сам туда не торопишься.

Антон Сергеевич нахмурился и нырнул в свой бокал. На его лицо тут же легла мрачная тень.

Так он просидел какое-то время, пока перед ним не появилась тарелка с заказом. Толстяк с удовольствием подцепил крыло и обмакнул его в кетчуп. Трек давно сменился на "Take on Me" группы A-ha, о котором уж наверняка тот много знал, но предпочел об этом разговаривать где-то внутри себя, дрыгая ногой.

У шота "Забвения" были и свои плюсы, еще немного и его друг станет немного добрее.

– А помнишь, – спустя несколько напряженных минут, проговорил Илья Петрович, немного заплетаясь, пытаясь добавить брутальности голосу, – «Они тебя починят! Они все чинят!»

– Первый «Робокоп»? – всё еще обижаясь, спросил Антон Сергеевич, зная прекрасно, с чего это друг сменил гнев на милость.

– Да, когда его напарница лежала в луже. «Они тебя починят. Они все чинят», – ответил его друг, пытаясь изобразить интоннацию раненой женщины.

Позади них, за столиком на двоих, вскрикнул довольно помятый и пьяный мужчина.

Мастера за стойкой тут же повернули головы, как и некоторые посетители, что пришли сюда спокойно выпить. И для разнообразия понаблюдать подобные сцены.

Друг разозлившегося пьянчуги попытался того успокоить, но он только рассвирепел и хотел было уйти. Между ними произошла небольшая перепалка, секунда другая и те уже обнимались и просили друг у друга прощения. Тот, что взбесился даже заплакал.

– Сколько раз мы смотрели этот фильм? – Антон Сергеевич повернулся и посмотрел на своего друга, чувствуя, как в душе несколько теплеет. Ему, конечно, не нравилось, что Илья Петрович прибегает к радикальным мерам, напиваясь «Забвением», но с другой стороны понимал, что каждый имеет право выбирать себе "терапию".

– Неправильный вопрос! Правильный: сколько мы еще раз его посмотрим? – Илья Петрович хлебнул пива. С его лица сошло напряжение, и тот, явно, повеселел. Да, к музыке он относился довольно прохладно, а вот кино просто обожал. Особенно те, что смотрел в детстве.

Друзья отметили перемирие звоном бокалов.

– Что-что, а напитки тут лучше, чем в нашем мире! – отметил Илья Петрович, а затем попросил бармена наполнить опустевший бокал.

– Еще бы! Это ни сколько вкус пива, сколько вкус прошлого и воспоминаний о нем. Надо как-нибудь заглянуть в столовую, где подают мороженое в бумажных стаканчиках. Уверен, оно такое же вкусное, как в нашем детстве. Или даже вкуснее, – мечтательно и постепенно напиваясь, сказал Антон Сергеевич, а затем повернулся лицом к залу, чтобы погрузиться в атмосферу, созданную людьми, точнее их ностальгией.

Один трек сменял другой, в основном тут проигрывались записи зарубежных исполнителей. Что неудивительно, так как этот другой мир, который однажды для себя открыли парни, будучи еще мальчишками, содержал в себе, в основном, воспоминания достаточно взрослых людей. У детей и подростков пока не было столь сильных переживаний о прошлом, точнее, настолько сильного потенциала.

Но если для Антона Сергеевича этот мир ассоциировался с чем-то приятным, то для жителей, населявших эту версию городка, это место могло стать самой настоящей ловушкой. Если ты попал сюда после смерти или здесь зародился и укрепился твой образ по причине того, что ты стал чьим-то мощным воспоминанием, выбраться тебе отсюда не удастся. Ты тут на века, если, конечно, "с той стороны" тебя "не отпустят" после хорошего сеанса психотерапии.

С крыльями было покончено. В бокалах друзей, на доньях, еще оставалось немного этого чудесного пенистого напитка, главным секретом которого были воспоминания людей, обожавших это заведение. Илья Петрович в очередной раз закурил, поддерживая задымленность помещения на нужном уровне. Он оживился, когда его напарник достал смартфон. Да, связь здесь, конечно же, не ловила, а вот просматривать файлы – было можно.

– Те часы, которые сегодня принесла пожилая дама, оказались не просто часами, – стал рассказывать Антон Сергеевич. Его глаза заблестели, и его друг хорошо знал, что это за блеск. Напарник нашел новый объект, очередную игрушку, что вот-вот пополнит их коллекцию предметов, которые обладают удивительными свойствами.

– Такие больше не выпускают, – продолжил он. – Во всем мире таких часов было всего три штуки… один мастер сделал их для своей жены и двоих дочерей. И, как ты, наверняка, уже догадался, один из этих экземпляров у нашей старушки.

Илья Петрович присвистнул. Так вот почему он попросил устроить весь этот цирк с подменой часов.

– Однако, если те две пары, возможно, не представляют никакой ценности, то эти, попав сюда, стали чем-то большим, чем просто часами. В *-м году покойный муж нашей клиентки поехал в Германию для обмена опытом, чтобы научиться работать на немецком оборудовании по обработке горных пород. Перед отъездом он по бросовой цене купил часы в какой-то барахолке и уже здесь набил гравировку. Его не было около года. За это время наша клиентка успела влюбиться в коллегу мужа, крутила с ним роман. Разыгралась самая настоящая драма, но, по итогу, всё же осталась со своим мужем. Не пережив горе, коллега спился.

– Однако… – повторил Илья Петрович излюбленную фразу напарника.

– …судя по тому, что они оба будут здесь с минуты на минуту, наша клиентка та еще штучка! – сказал Антон Сергеевич, попросив у бармена еще два пива в отдельных бокалах. Тот незамедлительно принялся выполнять заказ.

Тем временем музыка в баре продолжала играть, вот только отчего-то становилось всё тише. Люди стали замолкать, как волна, которая до этого шумела и билась о берег, но в какой-то момент пошла назад.

Илья Петрович обернулся и тут же пожалел, что не заказал себе еще выпивки. У входа он увидел двоих мужчин, что были примечательны тем, что они срослись телами. На них был огромных размеров пиджак, странным образом скроенные брюки, рассчитанные на две пары ног. На голове одного из мужчин была шляпа, а второй был абсолютно лыс и невероятно усат. Те осмотрелись и неуклюже двинулись к барной стойке. В зале кто-то очень громко призвал бога, но скоро гул голосов вернулся к прежнему уровню. Правда, в этот раз все обсуждали удивительных гостей этого питейного заведения.

Если же Илья Петрович предпочел немного дистанцироваться и заказать чего покрепче, то его напарник, растянулся в улыбке, слез со стула, чтобы с распростёртыми объятиями встретить клиентов. Те, конечно же, с трудом отвечали ему тем же, в виду их самого непростого положения. Но, судя по тому, как они ловко забрались на стул, который, явно, не был рассчитан на подобных посетителей, всё же как-то умудрялись с этим жить.

Бармен тоже, по примеру Антона Сергеевича, заулыбался, увидев, кто к ним пришел, тепло поприветствовал мужчин и заявил, что выпивка тут для них за счет заведения!

– Еще бы! Не каждый день к нам приходят местные знаменитости! Смотрите, как оживились люди!

Да, тут было чему дивиться. У мужчин на двоих было по паре ног и всего по одной руке на каждого. И теперь все посетители наблюдали, как два каким-то чудом приделанных друг к другу мужчины по бокалу в каждой руке заливают пиво в разные горла.

Это зрелище завораживало и мастеров, что пришли как раз по делу. И оба примерно понимали, чего от них ожидают.

Когда бокалы были осушены, бармен тут же поспешил их забрать и наполнить.

Голова в шляпе обернулась и рявкнула на парочку за ближайшим столиком, чтобы те особо не пялились.

– Вы тут не на бесплатном представлении! – а после с жадностью схватил очередную порцию пива и сквозь зубы попросил еще и фисташек, – Очищенных!

А пока голова в шляпе боролась за комфортное пространство, "лысая" перешла к делу:

– Как вы видите, Антон Сергеевич, положение наше – совсем худо. Мы того и гляди станем одним человеком и тогда вовсе перегрыземся. Если я почти смирился с тем, что у нас, простите, одна задница на двоих, то голову я свою не готов отдавать!

– Понимаю! А вы простите…

– Я – Игорь Семёнович, а это – Иван Иванович.

– Так это вы супруг Настасьи Андреевны, очень приятно! – сказал Антон Сергеевич и теперь официально пожал руку новому знакомому.

– Так вы сможете нам помочь?

– Какого рода помощь вы от нас ждете? Вы хотите перестать… эмм… врастать друг в друга или вовсе, – Антон Сергеевич изобразил ребром ладони движение пилы, – отделиться друг от друга?

– Сложный вопрос. Нас с Иваном Иванычем эта особенность, так скажем, кормит. Но я порядком подустал уже носить один пиджак на двоих, а вот мой друг по несчастью, который не скопил никакого состояния за годы наших выступлений, четко мне дал понять, что отпускать меня не собирается.

– Тогда я не очень понимаю, чего вы от меня хотите. Вам следовало договориться, так скажем, на берегу.

– Уговорите его, пожалуйста!

Антон Сергеевич по долгу своей работы, кем только не был: и детективом, и дознавателем, и шпионом, и воришкой бывать приходилось, и даже психологом, и мастером по починке удивительных вещиц, но вот переговорщиком, а уж тем более нянькой ему пришлось становиться впервые.

– Мы уже потратили часть вашего аванса, чтобы договориться с каждым мастером в округе, чтобы те не брали в работу часы вашей супруги. Я уже молчу про вашу просьбу эти самые часы «сломать». Настасья Андреевна только на ночь снимает эти часы, так что нам пришлось пробираться в её дом и нас чуть было не обнаружили. Так что, у нас появляются дополнительные расходы, а если учесть, что мне придется еще искать весомые аргументы, чтобы убедить вашего «брата» на разделение, помимо основного гонорара, я вынужден добавить сверху.

Илья Петрович, который был не в курсе всех этих дел, одарил друга подозрительным взглядом.

– Это не проблема, – отозвалась голова в шляпе.

– Сделайте так, чтобы мы остались вот такими! Чтобы мы перестали без конца срастаться! Иначе, дело дойдет до того, что мочиться нам придется из одного конца! – вмешался Иван Иваныч, он же "лысая голова". Он, конечно, всё слышал, и был в курсе желания «второй половины» на "раздел имущества", но, скорее всего, считал это не больше, чем прихотью.

– В нашей работе не бывает полумер, – Антон Сергеевич задействовал все свои дипломатические способности и на миг даже как будто стал еще толще, – Если бы мы встречались с подобными делами, чаще, чем один раз, то могли бы давать какие-то прогнозы и гарантии. Поэтому, вам придется все же решиться, так как единственное, в чем мы сейчас уверены, так это в том, что совсем скоро одно тело поглотит другое. И, судя по тем данным, что у меня есть, у вас на двоих будет не только, простите, «конец», но тело полностью. Что будет дальше, можно только предполагать, но если два сознания будут бороться за одно тело, вы просто сойдете с ума и потеряете вообще всё.

– Конечно, есть вариант, что одно сознание просто станет заложником, наблюдателем того, что просходит, не имея возможности на что-то влиять…

По взгляду Ивана Иваныча, который пренебрегая всеми правилами этикета, шляпу в помещении так и не снял, стало ясно, что до него кое-что доходило.

– А черт с вами! Черт с тобой! – пусть и с трудом, но всё же дал согласие Иван Иваныч, пусть и в своей ворчливой манере. Правда, стоило ему отдать должное, своего тот не упускал, – я хочу компенсацию!

Игорь Семёнович вскипел:

– Мало того, что ты спал с моей женой и был никудышным работником, за которым вечно приходилось всё переделывать… – от наглости своего "брата" тот аж задохнулся, – Мало того, что по твоей вине мне приходится терпеть все эти неудобства и унижения… Так ты просишь с меня компенсацию!!

Народ в заведении притих, чтобы насладиться очередной драмой.

– А на что мне, по твоему, потом жить?!

– Да ты паразит!! – вскричал Игорь Семёнович и, сбив шляпу с головы брата по несчастью, вцепился тому в волосы. Точнее, в ту растительность, что там оставалась. Они повалились со стула на пол с грохотом и принялись мутузить друг друга, шипя, кряхтя, выкрикивая разного рода ругательства.

Но никто не спешил разнимать «братьев», так как попросту и чисто физически этого сделать было невозможно. Да и потом, секунду другую спустя они сами замерли и лысая голова взвопила так, что только что вошедшая в бар женщина, упала в обморок.

Илья Петрович отпрянул, а бармен, перевалившись за стойку охнул на весь зал. Потому как зрелище всем пришлось наблюдать не самое приятное. Головы несчастных стали срастаться прямо у всех на глазах, а сам ужасающий процесс сопровождался звуками ломающихся костей.

– Сделайте уже что-нибудь, – прохрипел еще пока своим ртом Игорь Семёныч, хотя на самого себя он мало походил.

Мастера переглянулись. Тишину нарушил Илья Петрович:

– Думаешь, у них есть неделя? Да им уже можно без грима и спецэффектов сниматься в «Нечто»!

– Вызовите кто-нибудь скорую! – вскрикнула какая-то женщина.

– Их надо забрать в мастерскую, пока их не залечили, – сказал Антон Сергеевич очень тихо своему напарнику. Тот поддержал его кивком, и тут же, как бы невзначай пролил на пол пиво.

Бармен, которого до сего момента всё устраивало, сдвинул брови и злобно посмотрел на молодых мужчин. Илья Петрович положил на стойку несколько купюр и сказал, что это компенсация за беспорядок. А после, он и его напарник, подхватив под руки стонущих «братьев», взяли и шагнув в эту самую лужу, растворились в воздухе.

Покачав головой, бармен крикнул куда-то позади себя и позвал помощника, чтобы тот убрал за неосторожными гостями. Из-за шторки подсобки появился сморщенный карлик и спросил:

– Хоть не блевота?

– Сегодня твой день! – помахав купюрами.

Зато на другой стороне эта самая лужа появилась и прямо перед входом в мастерскую.

В нашем мире, как и в том, где только что побывали друзья и по совместительству напарники, уже стемнело. Эта часть улицы стараниями мастеров в том числе, освещена была слабо, так что подобная сцена могла быть вовсе не замеченной или парней легко можно было принять за пьянчуг, что тащат домой перепившего товарища. Что тем более в канун субботы уж точно бы не вызвало никаких подозрений.

Дверь открылась, да так аккуратно и тихо, что удалось не разбудить колокольчик. Молодые мужчины втащили стонущих «братьев» в помещение магазина и закрыли не только дверь, но и опустили жалюзи. Щелчок. Илья Петрович, нащупав длинную цепочку, потянул её вниз и включил тёплый тускловатый свет, что исходил от множественных лампочек.

– Куга вы наш прита… щили? – пыталась спросить лысая часть головы, что пока еще принадлежала Игорю Семёнычу.

Антон Сергеевич хотел было ответить, но завертелся на месте, будто потерял нечто важное. Потом заприметил коробку в углу и, опустившись на колени, стал в ней рыться, как пёс в песке на пляже. После, потеряв всякие надежды, спросил у спокойно курящего Ильи Петровича:

– Ты не брал кассету с «Основным инстинктом»?

Его друг наигранно-виновато оскалил зубы, превратившись на секунду в мальчишку, а после сознался и тут же поспешил оправдаться, мол, он не знал, что это ключ. Антон Сергеевич его поторопил, а поднялся на ноги и обратился к «братья», которым, явно становилось хуже.

– Сейчас вам надо успокоиться, иначе вы продолжите срастаться. Выравниваем дыхание, – начал инструктировать менеджер, монотонно проговаривая каждое слово. – Пожалуйста, сделайте глубокий вдох и… глубокий и спокойный выдох.

В этот момент Илья Петрович уже салютовал черной видеокассетой с лестницы и спешил вниз.

– Давай договоримся, что отныне Шерон Стоун ты не трогаешь! – сказал Илья Петрович.

Антон Сергеевич кивнул и отнял у напарника, казалось бы, самую обычную кассету. И она ею оставалась ровно до момента, пока мужчина не вставил её в видеомагнитофон. Та плавно и с характерным механическим звуком заехала внутрь, отщелкнула, после чего «обычность» явлений закончилась.

На выпуклом экране телевизора пошла шумная зеленоватая рябь, после чего пространство изначально казавшегося хаотично заваленного помещения начала перестраиваться и видоизменяться, освобождая пол. Техника словно ожила, то трансформируясь во что-то другое, искривляясь и извиваясь проводами, то вовсе сливаясь друг с другом. Это продолжалось минуты три, после чего полностью перестроилось, а само помещение преобразилось и вся компания оказалась в неком больничном учреждении с койками, капельницами, мониторами и прочей техникой, знакомой каждому врачу и пациенту.

– Прошу прощения за задержку, мы давно не принимали особых гостей, – учтиво сказал Антон Сергеевич и они вместе с напарником подняли «братьев» и положили на кушетку.

Перед тем, как нацепить сросшимся бедолагам кислородную маску, Илья Сергеевич произнес:

– Считайте в обратном порядке, 10… 9… 8…

После чего комната завертелась перед глазами пациентов. Вот только теперь в их помутненном сознании.

Глава 2

Настасья Андреевна всё утро металась «в руганиях». Досталось даже Семёну, её жирному и ленивому коту. Тот, в виду своего преклонного возраста, старался особо не отсвечивать. Он валялся на диване, в излюбленном продавленном углу. И чаще, благодаря плохому зрению хозяйки, принимался за полосатую подушку.

Но так как сегодня день был особенным, ему припомнили все его кошачьи прегрешения. Кот был отчитан за шерсть, за разбросанный корм вокруг миски и за то, что он, уж точно не по его вине, а благодаря затуманившейся памяти Настасьи Андреевны, неприлично растолстел. Она, хоть и соблюдала режим питания Семёна, накладывая ему в миску еду, как предписывал врач. По крайней мере, старушка была в этом уверена. Но тот, судя по его упитанной морде, кое-что понимал в стариках и, всякий раз проголодавшись, принимался орать так, что Настасья Андреевна теряла всякую уверенность в том, что сегодня его кормила. Поэтому полосатый альфонс питался гораздо чаще, чем догадывалась его хозяйка.

Да, вчерашнее событие несколько оживило её. Аппарат давления, с которым она не расставалась в последние дни, оставался без её внимания. Теперь оно всецело было приковано к часам. Настасья Андреевна не верила своему счастью! То и дело смотрела на запястье, дивилась и, на всякий случай, прикладывала часы к уху. Вдруг зрение и тут сыграет с ней злую шутку.

Но на другое утро, для старушки, проснувшейся в самом чудесном расположении духа, уже через час после пробуждения положение сильно изменилось.

Испив цикория на своей крошечной и абсолютно белой кухоньке, Настасья Андреевна нацепила очки и принялась изучать квитанции от ЖКХ.

Часы, что висели над дверным проёмом, громко «ходили». Холодильник с шумом качал фреон. Откуда-то сверху, по трубам, стекала вода. В гостиной работал телевизор. За окном работала стройка, но та приглушалась стеклопакетом. Вот это всё уже стало частью её жизни, что она принимала за «тишину».

И вот в этой «тишине» старушка вдруг ощутила нечто неладное. Как если бы за воротничок заползла какая-то крошечная букашка.

Неужели коммунальщики ей опять насчитали лишнего? Такое вполне могло быть, как пару месяцев назад, когда в графе «количество прописанных» вместо цифры 1 вдруг появилось 3. Ей тут же насчитали за бытовые отходы, за канализацию и за всё, что только можно, уверенно помножив на три.

Сначала она, конечно, сильно встревожилась, что пришлось принимать таблетки. Но после, немного придя в себя, отправилась в управляющую компанию и вылила на них всё своё негодование. Те, хоть и понимали, в чём дело, но отправили её дальше, по другим службам. Так как проблема оказалась не в их ведомстве.

Помыкавшись по конторам и повыясняв, в чём же, собственно, дело, Настасья Андреевна всё же восстановила справедливость. Оказалось, что к ней по ошибке «прописали» лишних – семейную пару, что жили по соседству. Перед ней извинились, попросили войти в положение, что к ним в штат пришла новенькая, а после – сделали перерасчёт, и всё тут же встало на свои места.

Моментом её триумфа стал вечер, когда за рюмочкой со своей такой же повидавшей жизнь подругой она рассказывала эту историю. С жаром, описывая, как она боролась с этими «мошенниками», раззадорив этим тишайшую Зинаиду. И уже после, когда страсти улеглись, она то и дело рассказывала всем знакомым и соседям, с которыми сталкивалась на лестничной площадке, об этом недоразумении. Бывало, кому-то и по несколько раз. В особенности, той самой паре, что чисто документально, на бумаге, переехали ненадолго к ней. Часто забывая, что те приписанные к ней «халявщики» были они же сами.

Но в то утро, приглядевшись внимательно и всё пересчитав несколько раз, ошибок Настасья Андреевна не выявила. Вот только всё её нутро говорило: что-то было не так.

Она бросила дело с квитанциями и пошла в соседнюю комнату.

Телевизор вещал на всю гостиную. С экрана мужчина в деловом костюме показывал на карту, приводя какие-то аргументы с самым серьёзным видом.

Здесь старушка уже успела навести порядок, так что заняться ей было особо нечем. Точнее, не было какого-то особого дела, куда бы она направила всё своё внимание. Тогда Настасья Андреевна подошла к окну, отдернула занавеску и принялась щупать почву в горшках своих гераний. И там всё было в порядке. Судя по пропитанной влагой почве, поливались цветы недавно. Да и судя по их ухоженному виду, всё с ними было преотлично.

Но что-то явно было не так! Сердце, которое она сама же и растревожила, о чём-то ей подсказывало.

И тут, желая найти утешение в недавней радости, уцепиться как за спасательный круг, Настасья Андреевна посмотрела на свои наручные часы.

Последнее время зрение играло с ней всякие шутки. То она хорошо видела, то не очень, а то и вовсе ей мерещилось всякое. Поэтому не смогла сразу понять, двигались ли стрелки. Должны! Они должны двигаться!

Приложила к уху, но и тут могли быть недоразумения, уж она точно знала. Вот только никаких тиканий расслышать старушка не смогла.

Тогда она схватила пульт со столика, в сердцах выключила телевизор и снова вслушалась в механизм наручных часов.

Тишина.

Настасье Андреевне сделалось дурно, и чтобы не упасть прямо посреди гостиной, плюхнулась на диван, прямо в подушки. Точнёхонько в тот самый угол, где почтенный Семён зализывал свою старость.

С этого момента и началось грандиозное отчитывание кота, благодаря чему, пусть и ненадолго, старушка забыла про часы, которые вдруг остановились.

Какими только словами она не бранила кота! Она перепугалась на смерть, когда Семён, отчаявшись выбраться из-под хозяйских телес, вцепился в самые мягкие места когтями и, на всякий случай, но лишь от отчаяния взмяукнул и укусил. А уже после, соскочив с дивана, едва понимая, что же произошло, метнулся как можно скорее в кухню. Потому как за ним летел тапок, что старушка стащила с ноги и метнула в сторону выхода.

Настасью Андреевну как прорвало, отчего она даже забыла причину своей внезапной слабости. Да, коту тут же припомнилось всё и даже кое-чего приписалось. Когда же брань иссякла, старушка нацепила очки и осмотрелась, и только потом села на диван. Ей нужно было подумать.

На словах ей дали гарантию сроком в неделю, но часики протикали едва ли сутки.

Денег не взяли.

Имеет ли место быть хоть какой-то претензии? Настасья Андреевна всё никак не могла решить образовавшийся в голове ребус, положив ладонь на часы. Да и что это был за ремонт такой? Спросила себя старушка, будто только что по-настоящему проснулась. Что это вообще такое было?

Мысленно она перенеслась во вчерашний день, когда дивилась непонятно откуда взявшейся мастерской (теперь она ещё больше была уверена, что её там быть не должно!). Вспомнила, как ей не понравилось внутри, и уже потом до неё дошло, что чинили её часы каким-то сомнительным образом, с применением молотка!

От этой мысли она будто потеряла связь с реальностью. Да, она по-прежнему находилась в своей гостиной, где всё было, как и раньше, но… что-то было не так. Настасья Андреевна будто взглядом стала проводить своего рода инвентаризацию. Телевизор на тумбе, шкаф-купе, окна за занавесками, мягкий диван прямо под ней (с этими мыслями она потрогала покрывало и испытала какие-то новые чувства).

В какой-то момент она даже стала сомневаться в том, что вчера вообще ходила в ту странную мастерскую. Может, это всё ей приснилось или причудилось вовсе? А часы как были сломаны, так и сломанными и оставались. Настасье Андреевне сделалось страшно, неужели она начинает потихоньку терять рассудок, как её матушка? Она вдруг опомнилась, сколько ей лет, посмотрела на пусть ещё изящные, но сильно одрябшие кисти рук.

Вздохнула, пытаясь примириться с неизбежным. Что в ближайшее время (насколько ближайшее Настасья Андреевна, конечно, не хотела и думать) её жизнь сложится не самым радостным образом. А именно, закончится небольшим холмиком подле отца, матери и супруга.

В кухне что-то со звоном разбилось, а затем закричал и принялся шипеть её кот.

«Вот, – вздохнула про себя старушка, вспомнив про Семёна, которого после подобных размышлений стало ещё жальче, – ещё и коту досталось, а ведь он ни в чём не виноват!» Она громко, но как можно ласково позвала недавно отчитанного бедолагу и поднялась, кряхтя по-старушечьи, выбираясь из «кошачьей ямы». По пути к выходу из гостиной, в одном тапке, она подобрала второй, тут же ловко в него прыгнула ступнёй, и засеменила до кухни.

– Чёрт с ней с этой диетой, кот! Сейчас я положу тебе твоих любимых… – но чем конкретно она собиралась умасливать кота, Настасья Андреевна так и не договорила.

Она даже не успела дойти до кухни, застыв в коридоре, прижав руки к груди, будто сейчас с ней случится сердечный приступ.

Семёна она не видела, а только слышала его сдавленные урчания и шипения. Однако теперь она понимала, почему кот так кричал и почему никак не успокоится. Её взору представилось другое, то, что никак не укладывалось ни в одну из картин её мира. От чего просторный и в меру освещённый коридор вдруг стал мрачным и узким, а стены словно надвигались на неё с двух сторон.

На кухонном столе, аккурат на тех самых бумажках из ЖКХ, сидела огромных размеров чёрная кошка и сверлила её своими зелёными глазами. Длинный тяжёлый хвост свисал со стола и нервно дёргался из стороны в сторону. На полу лежала пополам расколотая любимая чашка.

Позади той самой кошки, которой ну никак не должно быть здесь, в окне можно было увидеть, как работала стройка, как перемещался кран. Настасья Андреевна слышала где-то над собой всё то же громкое тиканье часов. Но слышала и другое: испуганное шипение и какие-то утробные звуки, что издавал её кот, вжавшись где-то, судя по звукам, под мойку. Видела огромную кошку, которая, как чёрное пятно, закрывала от неё дневной свет от окна.

Что делать в такой ситуации, старушка, даже ввиду её богатого жизненного опыта, не знала. То есть, сама жизнь (или же разыгравшаяся фантазия) подкинула ей очередной ребус, перегрузив и без того усыхающий мозг. Поэтому она закатила глаза, схватилась за стену и, обмякнув, упала на пол, окончательно лишившись чувств.

Тем временем кошка глянула в сторону, где продолжал шипеть кот, ухмыльнулась, а затем грациозно спрыгнула со стола. Теперь она стала размером с самую обычную кошку. На мягких лапах грациозная тварь дошла до лежащей на полу старушки, нюхнула тапочек, а потом мягко прыгнула на неё. С той манерой, что делают обычно все коты, желая поласкаться и понежиться на своём хозяине.

Добравшись до груди, кошка громко замурчала и принялась топтать Настасью Андреевну, мягко впиваясь когтями в её впалую грудь. Кошка хоть и, явно, получала от этого всего невероятное удовольствие, распустив длинные усищи и продолжая громко и утробно мурчать. Но с другой стороны, это было частью некого ритуала, а не банальные инстинкты.

Насытившись, кошка разлеглась на груди у старушки и вытянула длинные лапы до самой её шеи. Зевнула, обнажив острые зубы, прикрыла глаза и на том упокоилась. Настасья Андреевна всхрапнула, а рот её разомкнулся, как это обычно бывает, когда та погружается в глубокий и продолжительный сон.

Кошка же, будто того и дожидаясь, на миг приоткрыла один глаз, глянула в сторону окна, откуда лился дневной свет. Собранные жалюзи тут же с шуршанием упали, а свет, что ещё лился сквозь их щели, тут же померк.

Реальность угасала с воплями Семёна, который, хоть и не успокоился, но становился всё тише и отдалённее.

Когда же кошка открыла глаза, она обнаружила себя в высокой траве и даже порадовалась, что её перенесло туда, где тепло и полно сочной зелёной травы. Она приподнялась на лапах и потянулась с той грациозностью и лёгкостью, на какую способны только представители кошачьих.

Она тряхнула головой и, высунув любопытный нос из кустов, принюхалась. Её довольная мордочка тут же сделалась капризной. Она увидела кресты и надгробья за разномастными оградками, что спорили между собой своими убранствами.

Отряхнув со всего своего тельца влагу травы, кошка вышла на узенькую тропинку и осторожно проследовала, прислушиваясь к голосу собственной интуиции. То есть, совершенно не понимая, куда ей идти.

Завидь такую чёрную красоту на кладбище, слишком суеверный – перекрестится. А любитель кошачьих точно бы потянулся, чтобы приласкать такую беззаботную оторву. Но поблизости никого не было, так что кошка быстро засеменила на своих тонких лапках, трубой подняв изящный хвост.

Кладбище «спало» в своём обычном сне. Разве что ветер, что качал траву, кустарники и деревья, немного тревожил покой этого места. Да и птицы, для которых, что кладбище, что парк, пели свои слишком радостные песни, даже не предполагая, что подобные нотки тут совсем неуместны.

Кошка же, навострив морду и прищуриваясь на солнце, беззаботно прогуливалась вдоль надгробий и крестов. Могилки то были вовсе не защищены оградками, то буквально находились в плену массивных ограждений. Встречались и памятники, где давно отбывшие на тот свет представали над ней камнем в натуральную величину. И даже попался небольшой склеп, в окружении бетонных горшков с розами.

Наконец, углубившись в ту часть кладбища, где стали встречаться более скромные и более старые могилы, кошка повела ухом. Она точно слышала, как кто-то всхлипывает, и вприпрыжку последовала на звук, который то прекращался, то выделялся более отчётливо. Однако ветер тут же подхватывал и уносил звук куда-то в сторону.

Всё же провидение и её кошачье чутьё не подвели, и вскоре она увидела горюющую женщину лет пятидесяти в скромном платье над одинокой могилой с покосившимся крестом. Женщина изо всех сил старалась не плакать, пряча всхлипы в кружевной белый платочек. Другой же рукой она крепко держалась за оградку побелевшими пальцами.

Так продолжалось какое-то время, чем вызывало невероятное любопытство у кошки. Её морда, с виду кошачья, стала на какое-то время походить больше на недоумённую человеческую. Стоило бы ей, конечно, обратиться в своё истинное обличье, чтобы перестать видеть этот мир снизу вверх. Вот только она могла быть замеченной, а посему рисковать не могла.

В какой-то момент, словно опомнившись, женщина тут же приосанилась, промакнула слёзы, как актриса, которой пора сходить со сцены. Огляделась по сторонам и ушла вверх по тропинке. Видимо, для того, чтобы исполнять какую-то другую роль на какой-то другой сцене.

Убедившись, что поблизости больше никого нет, кошка подбежала к могиле, над которой только что горько убивалась женщина, а затем проскользнула сквозь изгородь. Прыгнув на заросшую сорняками насыпь и, уставившись на крест, кошка фыркнула.

– Никаких тебе имён и дат, похоронили как пса! – сказала она вслух, отчего вздрогнула, напугав саму себя. Нечаянно она могла призвать тех, кого не следовало.

Узнав всё, что ей было нужно, точнее, не узнав ничего, кошка быстро побежала следом за женщиной. Надеясь, что ей всё же удастся узнать чуть больше, влекомая чистейшим любопытством, она семенила по тропинке.

Заслышав голоса, кошка замедлилась и сошла в траву, двинувшись на перерез, сквозь оградки, могилки, пробегая под скамейками и столами с уродливыми ножками. И, наконец, добралась до места, где собралась небольшая женская компания.

Подле уже знакомой женщины стояла так похожая на неё и Настасья Андреевна. Только вот здесь она предстала перед нами в молодых и куда привлекательных годах. Здесь были и другие женщины, возрастом куда старше, но в их лицах угадывались похожие черты. Родственники, одним словом, что пришли навестить покойного.

Кошка подошла как можно ближе. Так близко, чтобы можно было понять, насколько свежа могила и можно было прочитать надпись на табличке. Что-то подсказывало кошке, что конкретно в этом случае она уж точно должна быть. Как и фотография, хотя она не представляла, какой от этого мог быть толк. Но всё же.

Да, могила была свежа, может, прошёл месяц или около того. По крайней мере, свежее той, около которой натурально и по-настоящему лила слёзы, судя по всему, мать Настасьи Андреевны. Здесь же она играла роль собранной и невозмутимой женщины.

– Когда обещал приехать Игорь? – бросив взгляд на Настасью, спросила женщина.

– Нам с ним редко дают говорить, но я думаю, около месяца.

Женщина, кажется, удовлетворилась ответом и тут же выскользнула из-под руки дочери, которую она держала скорее дежурно. Затем присоединилась к другим своим родственницам, оставив дочь пребывать в своих мыслях. Та отошла назад, присела на скамейку и опустила глаза, теребя измятый платок.

Кошка, чьё любопытство ни на секунду её не отпускало, как можно ближе подобралась к могиле. На неё смотрел статный мужчина с суровым лицом и косым пробором. Под круглой фотографией значилось имя «**** Андрей Андреевич». Ниже дата рождения и смерти.

Кое-какие догадки у кошки всё же образовались, но всё равно информации было недостаточно.

Тогда, рискуя рассыпать и без того хрупкий сон старушки, кошка решилась на отчаянную меру, а именно вышла к молодой версии Настасьи Андреевны и стала тереться о её ноги. Та сначала испугалась, вздрогнув всем телом, а после, не в силах противостоять этой ласковости, наклонилась к животному, чтобы ответить ей тем же. Кошка изогнулась, не желая даваться в руки. Отбежала чуть в сторону и обернулась на Настасью призывно.

Настасья робко глянула на мать, которая о чём-то увлечённо болтала с другими женщинами, а после посмотрела на кошку, которая всем видом показывала, что хочет, чтобы та последовала за ней. Но что-то было ещё в этой кошке, а что конкретно Настасья никак не могла понять. Поэтому ей не оставалось ничего другого, как пойти и узнать, чего же хочет от неё непонятно откуда возникшее здесь, на кладбище, животное. Совершенно не предполагая и не осознавая, что телом она вовсе не здесь, в этом летнем, пусть и полном печали, дне. Что её тело покоится на холодном полу, а она сама издаёт на всю квартиру трубные звуки. А на груди её чёрным пятном лежит свернувшаяся клубком кошка, перед которой была поставлена самая сложная задача. И от решения её зависела если не жизнь, то существование двух мужчин, которые по неизвестной причине решили срастись в одно тело.

– Никаких зацепок, – пробормотал Антон Сергеевич, просматривая заметки в смартфоне, откинувшись на спинку кожаного кресла. На офисном столе стоял компьютер старой модели с потухшим экраном, в котором, как в кривом чёрном зеркале, отражалось полное, как Луна, лицо то ли менеджера, то ли врача, и всё медицинское убранство помещения.

Антон Сергеевич, как ему и было положено, облачился в белый халат. Его примеру последовал и Илья Петрович. Правда, на худощавом парне если ещё нормально смотрелся халат, то стетоскоп выглядел, как хомут на еле живой кляче. Тот сидел напротив и попивал горький и порядком надоевший ему кофе из заляпанной кружки с надписью «Это кружка доктора». Электронные часы под потолком зелёными цифрами показывали 21:15.

– Ничего необычного в истории Настасьи Андреевны я не отследил. По крайней мере, из той информации, что у нас есть.

– Но тем не менее, наши господа продолжают срастаться, и непонятно, почему это происходит, – отозвался Илья Петрович.

Повисла тишина, нарушаемая едва слышной работой всевозможных медицинских приборов и электроники, что издавала редкие писки.

– Родилась 21 мая в 19** году, – Антон Сергеевич решил начать с самого начала. – Отец – заводчанин, мать – учительница. Классика. Приехали сюда до рождения Настасьи Андреевны, из села Т****. Никаких особых жизненных трагедий и драм я не смог найти. Отучилась в местном педколледже на учителя русского и литературы. Вышла замуж в 18 лет и прожила с Игорем Семёновичем до самой его смерти. Детей не было. Сейчас на пенсии.

– Болезни? Травмы? – спросил сонный коллега и потянулся за медкартой, что за всю жизнь старушки уместилась в одну толстую тетрадь, и принялся листать.

– Ничего интересного. Так, ОРЗ, ОРВИ, жалобы на уши пару лет назад, и сейчас беспокоят спина и суставы. Исправно проходит диспансеризацию, можно сказать, здорова как бык, – ничего не понимал Антон Сергеевич.

И снова тишина. Только всполохи дыхания тех двоих на кушетке, за занавеской. «Братьев» хоть и ввели в искусственную кому, но это не остановило процесс, а лишь немного замедлило.

– Ты прав, у нас тут только отсутствие внутренней опоры, которая подкосила её на фоне её интрижки. Но она хорошо держалась, раз пошло осложнение на уши, – Илья Петрович совсем «сдался». Кофе теряло свою силу, тут было необходимо что-то позабористее. Например, крепкий, восьмичасовой сон с дальнейшим и продолжительным отпуском.

– Неужели она вообще не испытывала чувство вины по поводу этого? Обычно это приводит к раку. Да и в тайне её интрижку сохранить не удалось. Болтали, наверно, будь здоров! Оттого и случилось осложнение на уши, всё логично.

– Да, бог сплетен был, наверняка, рад такому подношению. Тем более, в те времена…

– Тут бы, по-хорошему, залезть к ней в голову, но я так и не нашёл какого-то чудного прибора, который позволил бы нам это сделать…

– Согласись, что это было бы слишком хорошо, да и потом лишило бы все наши дела того интереса, с которым нам то и дело приходится чинить судьбы, а то и жизни наших подопечных… – начал было рассуждать вслух Илья Петрович, уже кулаком пытаясь прикрыть разрывавшийся от зевания рот.

Но вдруг осёкся и принялся обыскивать шкафчики под столом, а после замер, уставившись красными глазами на маленький холодильник, словно пытаясь его просканировать.

Антон Сергеевич знал этот взгляд, который хоть и был предзнаменованием того, что в скором времени у них получится разгадать загадку. Вот только ничего хорошего не сулил. Другими словами, Илье Петровичу в голову пришла некая сумасшедшая идея, которая либо кончится очень плохо, либо увенчается успехом.

Худощавый парниша посмотрел на часы под потолком, чего-то прикинул в уме, а после, ничего особо не сообщая коллеге, сбросил халат со стетоскопом и бросился к выходу.

Антон Сергеевич даже не стал того окликать. По опыту знал, что это совершенно бесполезное сотрясание воздуха, так как его друг всё равно ничего не ответит. И не потому что тот был снобом или не хотел раньше времени обнадёживать коллегу. На деле всё было куда проще: Илья Петрович полностью и с азартом уходил в свои мысли, боясь потерять связь с любой из них, даже самой бредовой. Хотя, Антон Сергеевич немного догадывался, учитывая специфику дела и той трудности, с которой им пришлось столкнуться. А если его догадки подтверждались, то Антон Петрович заранее не ждал ничего хорошего. Ему оставалось только одно: просто ждать, присматривая за двумя голубчиками и не дать тем, по возможности, превратиться в одного человека. Ведь дело было даже не в деньгах и даже не в простом человеческом сострадании.

Неудачи в их деле – чреваты ужасными последствиями. О которых менеджер, он же мастер, он же врач старался не думать, так как страх провала всегда порождает серию неудачно принятых решений. Что и приводит тебя в точку, где все твои страхи воплощаются в реальность. Вот только чаще всего в самой извращённой форме.

Так что, Антон Сергеевич сделал свой выбор: он расслабился, сдавшись заранее всем возможным негативным последствиям, а затем разбудил мышью компьютер и принялся раскладывать пасьянс-косынку.

Глава 3

– Тебе не обязательно это делать, все и так уже знают, что ты самый лучший.

– Нет, дело не в этом. Я его сын. И если поединок заставит его признать это, так тому и быть.

– Но что ты хочешь этим добиться? Что тебе нужно?

– Я хочу, чтобы он уважал меня.

Быстрый и мертвый (The Quick and the Dead)

Антон Сергеевич, конечно, «дразнился», когда сказал, что у них не было прибора, с помощью которого можно залазить людям в головы.

Был такой прибор.

Прошлой весной к ним на починку принесли пылесос марки Самсунг. Красный, блестящий, на четырех колесах, компактный и простой в использовании. С виду похожий на легковой автомобиль.

Длинный шнур питания прятался внутри самого пылесоса, в маленькой коробке, намотанный на барабан. Чтобы извлечь шнур, необходимо было приоткрыть крышечку и тянуть до упора, иначе шнур тут же «заползал» обратно.

Шланг был наполовину мягкий, гофрированный, с круглым наконечником, для подсоединения к корпусу. Вторая половина – трубка с удобной ручкой и щеткой на конце.

Именно с этим пылесосом в обнимку сидел и медленно напивался прямо из бутылки Илья Петрович в своей мастерской, на втором этаже. Как уставший от дел и правления царь, тот сидел на офисном, еле живом, стуле посреди технического хаоса и беспорядка своего захламлённого государства.

Пылесос и пылесос, но с ним творилось нечто странное.

Мужчина, что позвонил однажды к ним в мастерскую, не решился обратиться в «обычную». Там ему едва ли помогли, и, возможно, посоветовали обратиться к психиатру.

– Я по объявлению, – проговорил мужчина в трубку, когда Антон Сергеевич ответил на звонок. Звонивший пытался сохранять твердость в голосе, но не получалось.

Менеджер хорошо знал эти дрожащие нотки. Вот только сочувствие уходило на второй план, на первый – интерес и азарт. Какое же хитрое устройство в этот раз просится к ним в руки?

– Слушаю вас, что случилось?

Мастера давали объявление на местном радио. Оно появлялось вставками в перерывах ночной передачи про городские легенды и всякие необъяснимые явления. Ведущий рассказывал загадочные истории города и региона, принимал звонки от слушателей. Те могли поделиться своими наблюдениями и получить совет от ведущего передачи.

На серьезных щах, с полуночи до двух, ведущий объяснял, что делать с разбушевавшимся домовым. Как приструнить призрака и успокоить какое другое потустороннее существо, если вы с ними повстречались в лесу или местных горах.

Авторами и спонсорами этой самой передачи являлись владельцы мастерской «Чиним всё».

Под маской ведущего прятался практикующий врач психиатр-психотерапевт, пятидесятилетний дядька с добродушным лицом как у шарпея и с огромным блестящим островком на большой голове, Анастас Кулакин. Днем, по будням, он изгонял из своих пациентов одних духов. Два раза в неделю, по ночам, он общался с суеверным и впечатлительным населением, которым довелось иметь дело с чертовщиной.

Во всякую мистику Кулакин не верил, зато прекрасно понимал, какие шутки может вытворять мозг, находясь в различных измененных состояниях. Живо и с интересом тот выслушивал звонивших и ни в коем случае не подвергал сомнениям их рассказы. Наоборот, поддерживал, а после выводил на терапевтические беседы. Тот спрашивал о недавних событиях из их жизни, про детство и вредные привычки. И, о чудо! В большинстве случаев, барабашка, что тревожил звонившего, прекращал свою шумную деятельность. Потому как те, спустя время, прорывались на прямой эфир и осыпали ведущего благодарностями. А тот был и рад, еще и потому что никто не видел Кулакинских краснючих ушей, так как врач совершенно не умел принимать похвалу. Зато прекрасно справлялся с поставленной перед ним задачей – собирать вокруг себя людей, которые сталкивались с чем-то необъяснимым.

Да и потом, звонившие оставляли след в виде номера телефона. Так что, найти и связаться с ними позже или же как-то их отследить, не составляло никакого труда.

Если, конечно, случай был, действительно, аномальным и требовал особого внимания.

Именно этим и мотивировали свою идею мастера, когда нанимали врача-психиатра. Потому как понимали, что в большинстве случаев имели дело не с представителями иного мира, а с банальной разыгравшейся фантазией.

Но были и единичные случаи, которые не стоило оставлять без внимания. Радио было одним из источников, откуда мастера-потусторонщики могли черпать именно такие заявки.

Таким образом Илья Петрович и Антон Сергеевич стали кем-то вроде хранителей этого города. Они не только изучали предметы, которые вели себя странно и пополняли свои же арсеналы.

Некоторые аппараты не просто пугали, а натурально, как в случае с пылесосом, представляли серьёзную опасность. Так что их следовало изымать, изучать и, либо использовать в своем деле. Либо ликвидировать, заменяя на безобидные аналоги и отдавая клиентам в якобы починенном виде.

Поэтому когда в обычный будний день в мастерскую позвонил испуганный мужчина, Антон Сергеевич весь обратился во внимание. Прекрасно понимая, откуда у него их контакты.

– Что случилось? – повторил свой вопрос как можно дружелюбнее менеджер. Много раз бывало, что люди, не в силах нести, по их мнению, бред, попросту бросали трубку. Или какое-то время молча висели «на проводе», а после сбрасывали звонок.

– Прошу отнестись к моему делу крайне серьёзно, – сказал тот и шумно выдохнул в трубку, – Что-то странное творится с нашим… кхм… пылесосом.

– Вы можете принести его на диагностику?

Мужчина помедлил, а после осторожно выдал:

– Я закрыл его на ключ в кладовой. Вы… Вы можете приехать и его посмотреть?

– Говорите адрес, – со всей серьёзностью проговорил Антон Сергеевич и, нацелившись острым карандашом на лист, приготовился записывать. Черкнув только ему понятные каракули, он пообещал приехать сейчас же. После задрал голову и крикнул Илью Петровича, чтобы тот собирался на срочный выезд.

Илья Петрович хорошо помнил тот день, впрочем, как и любые другие случаи, по которым ему приходилось выезжать. Чаще всего это были, как еще говорят на «скорой», «ложные» вызовы. С чем-то стоящим они сталкивались довольно редко. Но тот день ему запомнился потому, что впервые он испытал мистический страх. Как интерн, на смене которого умер его первый пациент.

Именно о том вызове вспоминал Илья Петрович, обнимаясь с корпусом пылесоса, держа его у себя на коленях. Он походил на мальчишку с огромной игрушечной машинкой. Мастер то и дело присасывался к горлышку бутылки и пустым взглядом смотрел в потолок. И думал, думал, думал, возвращаясь к тому дню, когда им попался этот самый загадочный предмет, лишь внешне похожий на пылесос.

В тот день Илья Петрович ковырялся с кнопочной нокией, здесь, на втором этаже мастерской, сидя за тем же столом. В пепельнице, полной искорёженных окурков, томилась не докуренная сигарета. Дымок витиеватым столбиком отравлял и без того прокуренное пространство.

Фоном, на старом телевизоре подключенным к кассетному видеомагнитофону, шел фильм с его любимой Шерон Стоун «Быстрый и мёртвый». Кино это он видел раз сто, если не двести, поэтому особо не отвлекался на то, что происходило на экране, исполосованным серой рябью. Да, кассета, в прямом и переносном смысле была засмотрена до дыр.

Илья Петрович уже хорошо знал, когда появлялась его любимая актриса, поэтому приподнимал голову лишь в те моменты, когда камера брала её крупным планом. Особенно хороша та была, по его мнению, в широкополой шляпе, когда были видны только её глаза.

– Иду! – крикнул мастер, но продолжал ковыряться в настройках старого телефона. До Ильи Петровича лишь отдаленно доходило, что нужно бросить это занятие, но загадочная штука того по-прежнему не отпускала.

Прекрасно понимая, что смысла продолжать нет, он положил мобилку на стол и схватил с одноногой вешалки потёртую куртку и нырнул в один из рукавов.

Мобилка прожужжала и пиликнула.

Илья Петрович свёл брови к переносице и схватил оживчший «кирпич». На черно-белом экране появилось изображение конвертика.

Мастер сел, как и был, на скрипучий стул, не до конца одевшись, и нажал на кнопку, чтобы прочесть смс.

«Не ходи :)» – прочитал про себя Илья Петрович сообщение, что пришло с номера 915. Ладонь моментально взмокла, отчего тот едва не выронил телефон на бетонный пол. Тот, хоть и славился своей неубиваемостью, но для мастера представлял невероятную ценность.

«Почему?» – набрал сообщение Илья Петрович и нажал на отправить. Пока он ждал ответа, его сердце било так, что отдавало в ушах.

Через пару мгновений ему пришел ответ.

Маленький фак, сложенный из символов.

– Ах ты! – психанул задохнувшись мастер и нырнул в куртку, а после, прикинув что-то в уме, растерянно сунул мобилку в оттянутый карман.

На пороге мастерской стоял Антон Сергеевич. Тот, видимо, совсем заждался коллегу и решил проверить, как у того дела. Заодно проделать такие полезные для него упражнения в виде поднимания по лестнице. Так что, добродушный толстячок видел всё. Он хоть и не любил находиться здесь, в этом отравленном никотином помещении, но всё же иногда и по важным делам заглядывал на территорию мастера.

– Как успехи? – спросил он, хотя на лице старшего мастера итак всё было написано.

Илья Петрович не стал утруждать себя объяснениями, а только подошел к Антону Сергеевичу и сунул под нос переписку. Чем сначала вызвал у менеджера недоумение, а затем мальчишескую ухмылку.

– Уже есть версии, с кем мы имеем дело?

– Как видишь, оно, в основном, пишет всякий бред, – с этими словами Илья Петрович пролистал ниже, нервно давя на кнопку, – только погляди, рецепт блинчиков, погода в Амстердаме на завтра, анекдот про кролика в микроволновке, но, в основном, какие-то несвязные сообщения. Такое, как сейчас, случилось впервые.

– Сим-карту, ты, надеюсь, извлёк?

Старший мастер тут же одарил коллегу настолько красноречивым взглядом, который легко можно было перевести как «Ты идиот? Я это сделал в первую очередь»

– Ну да, я идиот, ты сделал это сразу же… – признал Антон Сергеевич, вложив в свой голос и выражение своего лица как можно больше виноватости. – Так мы идём?

– Идём, идём, – ответил старший мастер и хотел уже сунуться к выходу, но его коллега, тут же опустил руку шлагбаумом, преградив Илье Петровичу путь.

– Ты знаешь правила! – сурово и даже как-то по-отечески произнес менеджер.

– Ничего не выносить за пределы мастерской, – дурашливым голосом и кривляясь сказал Илья Петрович. – Вдруг это имеет отношение к делу или даже поможет?

– Мне кажется, оно над нами издевается, а еще может только в край запутать!

Старший мастер стоял на своем. Он крепко сжимал мобилку в кулаке словно хотел прорываться с боем. Хотя в тот момент, явно право голоса не имел. Его разум мог быть затуманен загадочной штукой, которая только и ждала своего часа, чтобы вырваться за пределы мастерской. Так что Антон Сергеевич в очередной раз рисковать не хотел.

Из-за прошлого инцидента, ему то и дело снились кошмары, а колено ныло всякий раз, перед заморозками.

– Это я! Я придумал это правило! – забил себе в грудь старший мастер.

– Напомнить, когда и по каким причинам? – в голос Антона Сергеевича снова вернулись отцовские нотки. Тот даже поджал губы и сощурился на мастера, как это делают герои боевиков, желая настоять на своем. Но если подобные выражения отлично подходили Сильвестру Сталлоне или Арнольду Шварценеггеру, то Антон Сергеевич напоминал разозленного пупса.

Увиденное рассмешило Илью Петровича, но он тут же спрятал смех за жестом, коснувшись своего лица. Смешочек всё же прорвался наружу. Он хоть и сдался, но просто так с ринга уходить не хотел:

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты похож на Сэма из «Властелина колец»?

– Впервые об этом слышу! – соврал тут же менеджер и поправил несуществующие заломы на куртке.

– Да я только что понял, почему ты меня так бесишь!

– Оставь, пожалуйста, телефон в мастерской и пойдем, – его друг как мог держал оборону.

Илья Петрович закусил губу и, качнувшись, всё же послушался. Демонстративно он протопал к столу, и, обернувшись на менеджера, положил мобилку на стол. Как если бы это был пистолет, а его только что обезоружили. Однако, по Илье Петровичу было видно, что тот вовсе не хотел расставаться с мобилкой и лишь тянул время.

Вдруг, телефон еще себя проявит.

Старший мастер вдруг вспомнил, что не выключил магнитофон. Какое-то время повозился около телевизора, на котором покоилась другая «древность», воспроизводившая видео. Тем самым преграждая вид на стол с телефоном.

Антон Сергеевич хоть и терпеливо ждал, но нога в ботинке уже задергалась, постукивая о косяк.

Мастер, всё еще стоя спиной, поднял обе руки вверх, тем самым показывая, что нет у него никакого телефона. После спокойно развернулся и пошел в сторону менеджера. Тот только того и ждал, держа смартфон. Он был готов в любой момент нажать на кнопку в приложении, чтобы вызывать такси.

Антон Сергеевич уже по дороге ввел коллегу в курс дела. Рассказал те крохи информации, что у него были.

– Он не сказал, какой марки пылесос? – Илья Петрович уже было взялся за телефон, чтобы загуглить информацию. Часто это было весьма полезно.

– Нет. Чудо, что он вообще к нам обратился. Судя по голосу, он очень напуган.

В тот весенний день хоть и было достаточно холодно, но всё же светило солнце. Оно так хорошо припекало руку старшего мастера, что покоилось на колене.

Если бы не вся эта срочность, он бы с удовольствием прошелся пешком. Маленький городок, хоть еще не успел «позеленеть», всё же был достаточно уютным из-за своей компактности. Да и потом, впервые за долгое время стало достаточно сухо, чтобы не прыгать через лужи.

Этими необязательными мыслями Илья Петрович хотел было поделиться с Антоном Сергеевичем, но тот весь ушел в дорогу. Смотрел через плечо водителя, будто это ускорит автомобиль. Или произойдет что-то такое, что в одном мгновение переместит их точно по адресу.

Городок и без того был маленьким, а путешествие из одного его конца в другой, занимало не так много времени. Однако, если пожить тут продолжительное время, даже десять минут могут показаться тебе вечностью.

Примерно столько они ехали от мастерской до дома клиента, что находился хоть и в черте города, но относился к частному сектору.

Автомобиль остановился около двухэтажного особнячка из красного кирпича за железной оградой. Владельцы дома продолжали облагораживать участок. Никакой подъездной дорожки не было. Вместо неё две горы из щебня и песка, да тачка на двух колесах.

Парни, попрощавшись, хотели выбираться из автомобиля, как водитель их остановил.

– У вас оплата наличкой.

Антон Сергеевич зашарил по карманам, бормоча, что опять слетела карта.

– Кошелек остался в мастерской, – сказал тот Илье Петровичу, – у тебя есть чем заплатить?

– Прикрепи уже карту! У меня никогда нет налички!

Менеджер, опьяненный предвкушением встречи, возможно, с настоящим проявлением потусторонщины, захлопал глазами. Тогда старший мастер уточнил, можно ли перевести на карту, а затем, получив положительный ответ в виде кивка водителя, попросил продиктовать номер телефона.

Убедившись, что оплата прошла, Илья Петрович поблагодарил водителя за поездку и полез прочь из авто. Тем временем Антон Сергеевич уже болтал с клиентом, стоя с ним около ограды.

Старший мастер, вместо того, чтобы сразу же присоединиться к коллеге, закурил, сохраняя вежливую дистанцию. На самом деле, тот выполнял свою обычную работу, важной частью которого было банальное наблюдение.

Мужчина, что к ним обратился, выглядел вполне себе обычно и даже прилично. Тот наверняка занимал какую высокую должность. Среднего роста, в очках, брюнет с аккуратной стрижкой и такой же ладной бородой. В строгих брюках, в рубашке при галстуке, в строгой и даже аристократичной выправке. Правда, вместо лакированных ботинок, что так и простились к прочему виду, на ногах красовались самые простые резиновые тапочки.

На психа или умалишенного тот не походил, по крайней мере, такого впечатления не производил. Даже внушал доверие. Вёл себя достаточно спокойно и уверенно, пусть иногда поглядывал на Илью Петровича немного настороженно. Может, просто не терпел курильщиков. А возможно еще и потому, что дело, по которому он обратился, было не самым обычным и, явно, требовало определенной конфиденциальности.

Докурив, Илья Петрович, стряхнул горящий уголёк и немного замешкался, принимая решение, куда же девать окурок. После решил, что здесь не стоит мусорить, убрал окурок в пачку и пошел к мужчинам.

Владелец дома тут же их поторопил зайти внутрь, нервно поглядывая по сторонам. Ага, подумал про себя Илья Петрович, поймав взгляд напарника, тут, действительно, происходит кое-что интересное.

Мастера проследовали за владельцем дома по ладной дорожке, обложенным камнями. Территория двора была ухожена и, явно с подачи хозяйки. Пусть и не сама, но та явно руководила всем процессом. Местные туи еще спали, укутанные в белые защитные полотна, а вот газонная трава уже понемногу проклевывалась.

– Я уже сообщил вашему коллеге суть дела, – по пути, обернувшись, начал было владелец дома, – но я так полагаю, мне придется всё повторить и вам, пройдемте.

Они поднялись по широкой лестнице и уже перед самым входом Илья Петрович и клиент познакомились, пожав руки.

– Как вы, наверняка, понимаете, мне бы хотелось, чтобы всё, что вы услышите и увидите сегодня, осталось строго между нами. Уж не знаю, что за услуги вы оказываете и сколько это у вас стоит, я готов заплатить гораздо больше.

Мастера кивнули. Хозяин открыл перед ними дверь, впустив в просторный тамбур с большим окном и плетеной мебелью. Разувшись и пройдя до следующей двери, те попали в основную часть дома.

Владелец дома их тут же провел в гостиную и предложил удобно располагаться. На столике их уже заждался чай и аккуратно порезанный бисквитный торт под белой глазурью. Который тут же растревожил душу Антона Сергеевича.

Илья Петрович достал диктофон и продемонстрировал клиенту. Тот одобрил запись кивком.

– Вы должны избавиться от этого пылесоса, – начал клиент, разливая чай по чашкам из большого заварника, с таким тоном, будто речь шла не о технике, – эта штука опасна для всех. И я так понимаю, вы единственные, кто способен с этим разобраться. По крайней мере, других вариантов у меня нет.

Он говорил так, будто прекрасно понимал, чем занимаются эти двое, на первый взгляд, ничем не примечательные парни из мастерской. Один из которых уже начал уничтожать торт, будто тот и был целью их визита.

– Всё началось в тот день, когда я решил прибраться в кладовой. Мой сын крутился рядом. Ему четыре, – лицо владельца дома тут же погрустнело. Он, явно, не хотел снова возвращаться туда, но деваться было некуда. Поэтому, сделав важное вступление, начал свой рассказ.

В тот день у мужчины выдался долгожданный выходной, поэтому сына решили не отправлять в детский сад. Чтобы тот смог провести время с отцом. А тот вспомнил, что давно хотел разобрать кладовую, в которой, после ремонта скопилось много ненужного хлама.

– Сын постоянно крутился рядом, спрашивал, а что это, а что вот то, немного даже помогал, – хозяин дома активно жестикулировал и тепло по-отцовски улыбался, – но без особо интереса, понимаете. Самой главной древностью для него тут был я.

Мастера добродушно хохотнули вместе с клиентом. Это было искренне.

Они занимались самой обычной уборкой в кладовой, как отец с сыном, пока мама готовила ужин.

Но «просто уборкой» она быть перестала, когда мелкий парнишка, ответственно выполнявший дежурные поручения отца, увидел тот самый пылесос.

– Он сказал «О-о-о!», с почти таким же восторгом, когда я подарил ему робота. Знаете, сейчас пошли эти новомодные игрушки со встроенным искусственным интеллектом. Так вот это «О!» было куда более восторженным. Я обернулся, посмотреть, что же так порадовало и одновременно удивило сына. А тот уже сидел верхом на этом… пылесосе, – испуганно проговорил клиент.

Тревожные нотки передались и мастерам.

Пылесос был достаточно старый, но прекрасно справлялся со своей задачей. Его привезли от родителей жены, чтобы рабочие, которые занимались ремонтом, в случае чего, могли его использовать.

– Не понимаю почему, но мне сразу это не понравилось, хотя, наверно, глупо. Максимум, чего стоило опасаться, так это пыль, который был тот покрыт. Но это же мальчишка, ему положено пачкаться. Так что, я не понял, почему в тот момент, мне стало немного не по себе. Хотя… Нет, я вас обманываю…

– Пожалуйста, продолжайте и так, как вам кажется правильным, мы никуда не торопимся!

– Но тем не менее, времени у нас осталось мало. Не спрашивайте, с чего я это решил и откуда знаю…

Мастера прекрасно его понимали. Есть вещи, о которых ты просто знаешь, хоть и не можешь объяснить, откуда. Антон Сергеевич и Илья Петрович практически синхронно кивнули.

Клиент сделал глоток чая, а затем опустил чашку с дребезжащим звоном.

– Я просто не связывал одно с другим, понимаете?

Мастера снова кивнули, хотя пока еще ничего не понимали. Зато прекрасно входили в положение клиента. Всякое необъяснимое хоть и было частью их работы и даже жизни, но к некоторым вещам попросту невозможно привыкнуть.

– Хорошо. Так вот, с того момента, как мы достали этот пылесос, мой сын изменился. Сначала, я, конечно, не предал этому значения. Даже был немного рад, что парень нашел себе занятие и я мог спокойно разобраться с кладовой.

Ничего удивительного и зазорного в этом, действительно, не было. Пылесос сильно походил на легковой автомобиль, с чудо шнуром внутри, который залезал обратно всякий раз, стоило тот отпустить. Чем вызывал дикий восторг у ребенка.

– Сын еще тогда сказал, играясь с этим шнуром: «Пап, он как живой!» Еще с такой радостью! Еще бы, у него сплошь умные игрушки на батарейках, а тут нехитрый и такой простой механизм.

Отец, хоть и встревожился, но тут же погасил в себе эту тревогу. Да и чему удивляться, у ребенка в доступе были любые новейшие игрушки. А этот пылесос сильно отличался от того, которым пользовались родители. Был намного больше их робота-пылесоса, что наводил порядок по расписанию и даже мог «говорить» по заданному сценарию, чтобы развлекать домашних и, в первую очередь, малыша.

«Вот досада!» – произносил тот мультяшным голосом всякий раз, как утыкался в угол и не мог продолжать движение. А если зажевывал носок или какой другой крупный мусор, сообщал всем, какая же это гадость.

– В общем, в тот день с пылесосом наш парень так и не расставался. Даже забрал его в дом, хотя его мать была против, но сын закатил истерику. Тогда я просто привел пылесос в порядок и как следует протер от пыли. Единственное, что нам удалось, так это уговорить сына не брать этот чертов пылесос в постель. Сошлись на том, чтобы тот стоял у кровати.

На другой день, когда парнишку следовало собирать в детский сад, он запротестовал и хотел вообще остаться дома. Потом, когда понял, что отвертеться и прогулять садик не получится, затребовал взять его с собой.

– Супруга пошла будить сына в половине седьмого, думала, что он спит. Но он уже встал и вовсю играл с этим дурацким пылесосом. Хотя его обычно не добудишься. А тут…

Владелец дома сделал еще глоток чая, а после долил еще, и только потом продолжил:

– Мы запретили брать пылесос с собой. Сын так рассердился, что даже во время спора назвал маму дурой! Такого еще не было! По крайней мере, жена не говорили и я не слышал. Да и по лицу супруги было видно, как она удивилась. Нашего мальчика словно подменили. Я поговорил с ним уже в машине, объяснил, почему так делать нельзя и пригрозил, если он так и дальше будет себя вести, я… выкину этот пылесос на свалку. По правде говоря, я уже намеревался это сделать и сразу после того, как отвезу ребенка в сад.

Но в тот день отца вызвали в срочном порядке на работу. Один из его сотрудников попал в больницу, когда находился на объекте. Последовали серьезные разбирательства, так что, история с пылесосом отошла на второй план. Могли полететь головы, его в том числе.

– Домой я попал уже поздно. Сына из детского сада забрала жена. Угадайте, чем первым делом занялся ребенок, когда пришел домой?

Тут и говорить было нечего, так что мастера промолчали, прекрасно догадываясь, что парнишку не интересовало ничего, кроме этого старого пылесоса.

– Жена сказала, что должна мне кое-что рассказать. Тогда её историю я не особо принял всерьез, но суть была в чем. У супруги когда-то был младший брат. Он всегда был очень болезненным мальчиком, толком не говорил, в основном мычал и общался больше жестами. Так вот этот пылесос тоже стал его любимой игрушкой. Ему как раз и позволяли с ним спать.

– Вы не знаете, где и хотя бы примерно когда был приобретен этот пылесос? – спросил Антон Сергеевич.

– Тесть его выиграл на ярмарке, посвященной местным выборам. Хотя, выиграл, это неправильно будет сказано. Он выиграл право его купить. И даже поругался там с кем-то, кто предлагал ему уступить этот пылесос.

– Интересно, – очень тихо произнес менеджер, прикидываясь что-то в уме.

– А так, пылесос и пылесос! Просто до ужаса похожий на машину, так что неудивительно, что брат моей супруги в него влюбился.

– Так где сейчас брат вашей супруги?

– Его не стало той же весной, когда появился пылесос. Парнишка долго и продолжительно болел, мычал чаще обычного, явно, что-то хотел сказать, но никто его не понимал. Стал куда агрессивнее, а потом, как сказала жена, потух.

– Так ваша супруга попросила избавиться от пылесоса?

– Да. Мы договорились, что дождемся, когда сынишка уснет, а я отвезу тот куда подальше и уничтожу. Я хоть и не верил в эту связь, мне больше не нравилась одержимость сына этой штуковиной. Так что, да, я настроился, что этой же ночью положу этому конец.

Сын хозяина дома будто чувствовал, что родители задумали разлучить его с новой игрушкой. Капризничал, очень долго засыпал, отказался слушать сказки, что обычно читала мама. Пришлось ему дать успокаивающий чай.

– Воспитатели детского сада не отмечали ничего нового в поведении вашего сына? – на этот раз спросил Илья Петрович.

– Сказали, что очень похоже на то, что он заболевает. Да и потом уже трое или четверо малышей заболели простудой, так что… Как будто ничего необычного.

– Так что, в итоге? Вы сделали, что планировали?

Владелец дома напрягся и сцепил руки в замок. Он продолжил свой рассказ, глядя куда-то себе под ноги.

Пылесос пришлось натурально красть из комнаты сына, тихо, чтобы тот не проснулся. С этим всё прошло благополучно.

– Когда я уже нёс эту чертову штуку к машине, меня остановила супруга и отдала шланг от пылесоса. Уж не знаю зачем, но она сказала, что ей так будет спокойнее.

На этой части истории, клиент остановился и предложил выйти во двор, покурить. Антон Сергеевич оживился, возможно, скоро их познакомят с этим пылесосом. Илья Петрович, который давно хотел предложить всем провериться, но терпел чисто из вежливости, тоже воспрял духом и взял со стола записывающее устройство.

Уже на улице, когда курящие задымили, а Антон Сергеевич встал чуть поодаль так, что не надышаться дряни, но и чтобы прекрасно всё слышать.

Сделав первую затяжку, хозяин дома проговорил:

– Вообще, я давно не курю. Закурил в тот день, когда повёз уничтожать этот пылесос.

Мужчина тогда сел в машину и уже готов был ехать, но стоило ему глянуть на кувалду, которую он приготовил, чтобы расправиться с пылесосом, резко захотел курить.

– Я бросил перед рождением сына и не ощущал такой сильной тяги. Но не в ту ночь. Понимаете, эта… штука как-то странно влияла и на нас с женой. Было сложно противиться желанию сына играть с ней. Вот я и взял кувалду, а еще бензин, чтобы… ну, наверняка. Я уехал далеко от города, в поля.

Именно там отец и расправился с «игрушкой» своего сына.

Удар за ударом, наблюдая, как тот разлетается в разные стороны, мужчина чувствовал невероятное облегчение. А после, полив бензином и бросив горящую спичку, глядел, как пламя жадно пожирает его мягкие, тряпичные внутренности и как плавит и уродует пластик.

– Приехал я через пару часов. Оказалось, что жена мне звонила, но я, видимо, оставил телефон в машине. Сын проснулся с криком где-то через полчаса, как я уехал. Жена сказала, что он кричал так, будто его режут. У него даже поднялась высокая температура. Когда я приехал, он уже спал. Супруга дала ему жаропонижающее.

– Вы сказали, что заперли пылесос, как это возможно?

Владелец дома посмотрел на Антона Сергеевича страшным взглядом и проговорил:

– Вы мне скажите. Потому что на другое утро мы обнаружили этот еб… грёбаный пылесос в комнате сына!

Повисла тишина. Каждый думал о чем-то своем. Антон Сергеевич о чудо-находке. Илья Петрович всё же пока сомневался и думал о серии тестов, что проведет с пылесосом. Их клиент о том, не сходит ли он с ума, рассказывая это всё незнакомым парням.

– Но он был так рад, когда увидел пылесос у кровати. Он сказал, что ему снилось, что я убиваю пылесос и сжигаю. Так, будто я забрал у него щенка и…, – на этих словах мужчина затрясся и зарыдал.

– Одержимость этим… кхм… пылесосом, это всё, что вас так пугало? – спросил Антон Сергеевич.

– Я только что сказал, что эта штука вернулась! А вас интересует одержимость? – клиент хоть и вспылил, но мастера спокойно это приняли.

– Поверьте, по долгу своей работы мы еще и не с таким сталкивались, – сказал Илья Петрович так спокойно, будто у него иммунитет от всяких необъяснимых штуковин. – Было что-то еще, о чем нам следует знать?

– Вам этого мало?! – вскричал хозяин дома.

– Нам нужна вся информация, чтобы мы могли забрать эту штуку, чтобы она больше не возвращалась в вашу семью, – вкрадчиво проговорил Антон Сергеевич.

Клиент закурил снова. Илья Петрович тоже не стал себе отказывать в никотине, изо всех сил избегая строгого взгляда своего друга.

– Мой сын… он стал… читать наши мысли с женой. Даже хуже того, хотя… куда может быть хуже? Он стал невероятно… прозорливым что ли. Говорил всякие умные и в то же время странные вещи…

Хозяин дома сделал натужную паузу, а потом выдал:

– Давайте продолжим дома. Я не хочу, чтобы… Неважно, дайте мне успокоиться.

Глава 4

– Друзья не лгут!

Одиннадцать, сериал «Очень странные дела» (2016 – …)

– У тебя в животе – монстр. Через несколько часов он продолбит себе путь сквозь твою грудную клетку, и ты умрёшь. Вопросы есть?

– Кто ты?

– Я – мать монстра

Элен Рипли, «Чужой-4: Воскрешение»/Alien Resurrection/ (1997)

Некоторые вещи наш мозг просто не приемлет. Бывают явления настолько темные и ужасные – ровно как, я полагаю, и невероятно прекрасные, – что они просто не могут пройти через крошечные двери человеческого восприятия.

Стивен Кинг «Туман»

Антон Сергеевич не понимал, стоило ли ему ввязываться в эту игру. В игру, которая являлась таковой лишь на первый взгляд.

Мужчина в белом халате напряженно смотрел в монитор старого компьютера, накрыв массивной ладонью проводную мышь.

На рабочем столе экрана, в небольшом зеленом прямоугольном окошке, уже были разложены карты того самого пасьянса «Косынка».

В правом верхнем углу поля располагались четыре пустых ячейки. Слева – виртуальная стопка карт «рубашкой» вверх. На них был изображена одинокая пальма под полящим солнцем на фоне песочного пляжа и синей полоски моря.

Внизу – семь раскрытых карт, под которыми прятались остальные.

Еще можно было нажать на крестик и выдохнуть, но Антон Сергеевич думал.

Что если?

Мастер, или чью роль тот сейчас играл мужчина, облачившись в белый халат, боялся даже пошевелиться. Любой клик по полю означал, что ты принимаешь правила и должен начать играть. Обратной дороги не будет.

Выиграешь, можешь выдохнуть: исход твоей победы здесь будет означать положительный исход и в жизни.

Проиграешь – готовься к худшему.

Но разве жизнь двоих людей стоила того, чтобы их ставить на кон?

Антон Сергеевич еще от матери слышал, что когда-то пасьянсы раскладывали ни сколько ради развлечения, а чтобы узнать исход какого важного дела.

Логика такого гадания была весьма простая: если пасьянс сложится, то ответ положительный. Если нет – ровно наоборот.

Уже позже, со временем и с появлением первых компьютеров, первоначальный смысл пасьянсов был утерян.

Это было и развлечение и способ обучить пользоваться персональным компьютером офисных сотрудников. Которые ранее в глаза не видели это чудо-техники и тем более не понимали, как работать мышью. Чтобы устройство ввода стало чем-то вроде продолжением твоей руки. Как палка, которую впервые взял человек и стал копать коренья.

Но, как и с другими предметами, что однажды попадали к ним в мастерскую, с этим, пусть и весьма устаревшим, компьютером всё было не так просто.

Любая установленная на нём программа, которую ты запускаешь, могла стать ловушкой и выполнять непредсказуемые функции. Особенно, если эта программа – игра, о настоящих правилах которой ты можешь только догадываться.

Тем не менее, этот компьютер был уникальной вещицей в их арсенале, с уникальной историей появления в мастерской.

Им никто не приносил компьютер на диагностику. Антон Сергеевич принес его в мастерскую сам. Попросту купил, причем, за сущие копейки.

У него были все основания полагать, что этот агрегат являл собой нечто большее, чем старый компьютер. Потому как тот ранее принадлежал не самому обычному человеку.

Владелец – местный писатель, который ушел из жизни при весьма загадочных обстоятельствах. Его нашли мертвым в своей квартире, где, по всей видимости, происходила борьба. Однако, следов взлома или иного проникновения в квартиру –обнаружено не было. Дверь была заперта изнутри.

Причину смерти так и не установили. Мужчина просто умер за рабочим столом, положив голову на клавиатуру. Тем самым, оставив после себя длинное послание в виде бесконечного набора букв.

В квартире писателя царил беспорядок. Повсюду были разбросаны вещи. Рядом с опустевшими стеллажами валялись книги. И бутылки. Много пустых бутылок из-под спиртного.

Так что, можно было предположить, что писатель сам и устроил весь этот бардак, а после – упился насмерть. Вот только алкоголя в крови не обнаружили. Впрочем, как и других веществ.

Можно сказать, на стол палагоанатомов положили относительно здорового, но почему-то переставшего дышать, человека.

Просто внезапная остановка сердца без видимых на то причин. Был и не стало, как если бы где-то, на другом конце, повесили трубку. Тем самым, прервав этот долгий диалог с самой жизнью.

Но даже ни это стало решающим фактором покупки этого компьютера (поэтому, Антон Сергеевич был готов пойти на всё, чтобы им завладеть. Если бы его пожилая родственница отказалась расставаться с компьютером писателя, он попросту бы его украл).

Хотя, писатель – сказано было слишком громко. Местный выпивоха, возомнивший себя непризнанным гением современной литературы. Тот издавался на сайтах самиздата, точнее хоронил свои произведения среди бессчетных творений прочих авторов. Печатал книги за свой счет, раздавал их друзьям и принимал участие в местных ярмарках. Вёл активно соцсети, уверяя всех, что скоро станет всемирно известным. Часто вступал в перепалки с читателями, не стеснявшись в выражениях. Именно этим он больше всего и привлекал. Вот только по-настоящему знаменитым тот стал, когда ушел на тот свет, унеся с собой в могилу тайну своей смерти.

Антон Сергеевич как-то ходил на презентацию его новой книги, чтобы, познакомиться с писателем поближе. Мастер прочел все его книги и рассказы, что были в доступе. И то потому что его заинтересовал мистический жанр. Вдруг, писатель что-то знает о том, что творится в городе или хотя бы догадывался. Но особо ценного в его работах не нашел. Разве что парочку слабых зацепок и отсылок к некоторым реальным событиям. Но и те были откровенны слабоваты.

Вот только у Антона Сергеевича пропало всякое желание общаться с писателем. Поэтому мастер предпочел скромно отсидеться в читательских рядах.

Уже тогда Антон Сергеевич понимал, что жизнь бедолаги висит на волоске. Судя по его виду, он дошел до той стадии, когда следовало обратиться к наркологу. Хотя, стоило парню отдать должное, держался он хорошо, но его выдавала характерная одутловатость лица и трясущиеся руки. Сюда же и неаккуратный внешний вид, но мастер решил, что это, скорее, дань его творческой натуре.

Так что же привлекло Антона Сергеевича? Несмотря на то, что интересующий его объект в литературе особо не состоялся, зато имел большой спрос среди женщин. Даже под конец жизни писатель сумел сохранить некую привлекательность и харизму. О его любовных похождениях и связях с замужними женщинами любили поговорить в разных компаниях. Чаще с осуждением и усмешками, всякий раз добавляя всё новые подробности к очередной сплетне.

Другими словами, несостоявшийся Стивен Кинг, был у всех на слуху. Был кем-то вроде местной знаменитости, за чьими поступками пристально следили и позже, приправляя небылицами, обсуждали с особым удовольствием.

Но вот однажды мастер услышал кое-что поинтереснее, чем болтовню и отсебятину про то, как он спал с какой-нибудь замужней дамочкой. Прелюбопытную подробность из жизни писателя, когда посетил вечер памяти, организованную читателями в местном баре.

Слух Антона Сергеевича зацепился за фразу парня за соседним столиком. Тот заступался за писателя, уверяя собеседников, что такая непростая судьба сложилась из-за трагических событий, пережитых им в детстве.

Оказалось, что его родители погибли в авиакатастрофе, когда парень пошел в первый класс.

Упоминания об этом страшном событии можно найти в архивах новостных сайтов под заголовками «***». Не выжил никто. Самолет сгорел вместе со всеми пассажирами. Близкие хоронили пустые гробы. Как и ближайшие родственники будущего писателя, дедушка с бабушкой, по линии отца.

Информацию о крушении чуть позже проверил Антон Сергеевич. Такое событие было, вот только ему нигде не удалось отыскать список с именами пассажиров.

После гибели родителей мальчика забрали и оформили над опеку его бабушка с дедушкой, по линии отца. Не скоро, но со временем, жизнь вернулась в свою будничную колею. Горевания сменились светлой памятью и превратились в намерение жить дальше.

Вот только когда парнишка пошел во второй класс, его родители вернулись. Вернулись как ни в чем не бывало. В один прекрасный день возникли на пороге дедушки с бабушкой, заявив, что хотят забрать сына домой.

Вот об этом случае информации ни в сети, ни в архивах Антон Сергеевич не нашел. Возможно, стоило отнести эту историю к очередной сплетне. Вот только рассказывал об этом случае, лучший друг писателя.

Этот случай могли замять, так как на лицо могла быть ошибка. Двоих людей объявили не без вести пропавшими, а погибшими. Да и потом, за давностью лет, эта история могла стать чем-то вроде местной байки. Но Антон Сергеевич, конечно, поковырялся во всем обилии доступной ему информации и даже пытался найти следы родителей писателя. Но безуспешно.

Выйти удалось на бабушку. Но та, если понимала, что сейчас будут ворошить прошлое внука и спрашивать про родителей, тут же выпроваживала гостей. Она лишь являла собой живой музей работ погибшего писателя. Издавала сборники его рассказов, книги и даже черновики. Так что, если и говорила про внука, то только про его творчество.

Зато учительница начальных классов, которая, конечно же помнила местную знаменитость, поведала занятную историю. Возможно, ничего ценного, но к делу Антон Сергеевич её всё же «пришил».

В первый год обучения в классе будущего писателя произошла трагедия. Погиб одноклассник, который вечно задирал сироту и всячески его преследовал.

Трагедия произошла на следующий день после их драки. Так что случилось до этого.

Задира обманом заманил будущего писателя в учительскую коморку и какое-то время продержал в темноте. В этой коморке обычно хранили всякий хлам, вроде списанных учебников и прочей макулатуры. Главным обитателем и «местной страшилкой» там являлся искусственный скелет с отломанной челюстью.

– Света там давно не было. Мы никак не могли добиться от завхоза, чтобы в подсобке поменяли старый выключатель, – сказала учительница. – Бедняжка столько времени провёл в темноте!

На вопрос, где же в этот момент находились старшие и другие учителя, рассказчица ответить затруднилась.

Что произошло на самом деле – кроме самих мальчишек никто не знал, так как каждый озвучил свою версию.

Так или иначе, это была чья-то злая шутка, в которой, по итогу, пострадал сам задира.

Будущему писателю удалось того переиграть: он притворился, что у него случился приступ астмы (хотя никакой астмы у него не было) и умолял обидчика открыть дверь. Тот понял, что всё зашло слишком далеко и всё же открыл дверь.

В лицо ему тут же прилетел огромный высушенный паук. Одноклассник завизжал как девчонка, а после получил огромную сливу под глаз. Как своеобразный автограф с правой.

Учительница сказала, что бедный мальчик не походил на того, кто ударил бы просто так. Он был больше замкнутым и тихим, но в обиду себя не давал.

– Кто знает, возможно мальчишки еще бы подружились. Обоим мастерства в шалостях было не занимать. Вот только *** не стало. Страшно вспоминать и не дай бог кому такое пережить. Мальчика загрызла собственная собака.

«Слишком много трагических событий на начало жизни» – предположил тогда мастер. Особенно, если попытаться сложить в единую картину.

Вот это всё показалось мастеру чрезвычайно подозрительным и интересным. Тогда Антон Сергеевич и решил во чтобы то ни стало завладеть любыми личными предметами писателя. Но, чтобы при этом не вызывать особых подозрений.

Он навестил бабушку писателя под видом преданного поклонника.

Женщина не смогла отказать молодому обаятельному мужчине в его просьбе, который с таким воодушевлением вспоминал некоторые сцены из книг обожаемого внука.

Так к мастеру и попал этот самый компьютер. Антон Сергеевич изучал его в свободное время, но по началу не находил ничего любопытного.

Тем более, личные документы в виде фотографий, черновиков и заметок – были перед продажей заботливо подчищены. Единственное, что не тронули так это заставку на рабочем столе. То ли в память, то ли не придали этому особого значения, а то ли вовсе из эстетических соображений.

На заставке стояла профессионально выполненная фотография вида на заснеженные горы и городской пруд.

Кадр, явно, был снят откуда-то из высоких этажей многоквартирного дома, что располагался напротив. Чуть позже выяснилось, что там жила бывшая девушка писателя. Одна из немногих, с которым у него сложились длительные отношения.

Но этого было мало. Антон Сергеевич, конечно, заикнулся, чтобы файлы с текстами не удалялись. Особенно его интересовал тот «посмертный» файл, написанный головой автора. Чем было не сорвал сделку с продажей компьютера и очень долго извинялся, чуть ли не валяясь в ногах у пожилой женщины.

Мастер уделил много времени личной вещи погибшего писателя. Но, в конце концов, смирился с тем, что приобрел «пустышку».

Пока однажды от скуки не стал играть в эту самую «Косынку». А так как мать Антона Сергеевича давно увлекалась пасьянсами, тот без задней мысли, в один из вечеров, задал себе что-то условия перед игрой.

На тот момент он общался с хорошенькой девушкой, что работала кассиром в соседнем магазине электроники. Мастер любил туда заходить за всякими мелочами, вроде лампочек и проводов. Захаживал довольно часто, что их, в итоге, и сблизило.

Они даже сходили в кино, а после долго гуляли по ночному городу. Сначала обсуждали фильм, потом, прыгая с темы на тему, узнали друг друга получше. Так что, вышло вполне себе свидание, в конце которого мужчина проводил девушку до дома.

По мнению Антона Сергеевича всё складывалось как нельзя хорошо. По крайней мере до момента, когда тот не сделал свой первый расклад с мыслью: «Если пасьянс сложится, то они начнут встречаться».

Так, любопытной шутки ради. Ведь он был уверен, что у них завяжутся отношения. Иначе и быть не могло!

Но если до этого, без запросов и всяких гаданий, пасьянс складывался практически всегда, то в тот момент сразу пошло что-то не так.

Карты, что выпали на начало игры Антону Сергеевичу сразу не понравились. Программа будто нарочно выдала одну черную масть. Так что эту сессию мастер проиграл, получив в конце сообщение, что ходов больше нет.

Антон Сергеевич, конечно, посмеялся, пытаясь внушить себе, что это всего лишь дурацкая игра. Игра, которую в 1988-м году разработал от скуки стажер Майкрософт, Уэс Черри. Игра, которая не нравилась самому Биллу Гейтсу, так как в ней было сложно одержать победу. Игра, которая в свое время была настолько популярна среди офисных сотрудников, что имела кнопку «анти-босс». Её могли быстро свернуть, если внезапно появлялось начальство. Игра, создатель которой не получил за неё ни цента. А после покинул не только компанию, но и сферу IT, занявшись производством сидра.

Так что, да, это была всего лишь игра, которая долгое время входила в пакет программ операционной системы Виндовз.

Но Антону Сергеевичу почему-то все равно было не по себе. Что-то ему подсказывало (а он привык доверять своей чуйке, которая его практически не подводила), что с этой игрой что-то не так.

Засыпал в ту ночь Антон Сергеевич не с самыми веселыми мыслями, хотя отгонял их как мог. Отчего много ворочался, а после видел беспокойные сны.

Девушка ему, действительно, понравилась. Тем более, у них было много общего. Да и как много женщин знают, что такое транзисторы? Или понимают разницу между диодами LED и OLED?

Зачем он вообще задал игре вопрос, ответ на который оказался для него чрезвычайного важен?

На другой день мужчина, как обычно, заглянул к соседке. С собой он принес два стакана кофе и пару свежих булок. Завтракать вместе перед работой стало для них что-то вроде традиции.

Он выдохнул, когда особых изменений в её поведении он не заметил. Та была по своему обыкновению мила и приветлива. Щебетала, как птичка проводе. Она рассказывала, что ей снилось. Что произошло в маршрутке, пока она добиралась на работу. Про своего доброго начальника, который разрешил пойти в отпуск на неделю раньше. Антон Сергеевич практически во всё это не вникал, так как речи его возлюбленной звучали, как музыка.

То есть, всё шло, как обычно, пока он не предложил в тот же вечер сходить в ресторан. Предлогом стало небольшое событие: его любимое заведение открыло дополнительный зал и расширило меню.

– Цены у них, конечно, теперь как в аэропорту, но их кухня того стоит! – мечтательно подчеркнул ухажер, облокотившись на прилавок.

Он так увлекся фантазиями в процессе разговора, что забыл о беспокойной ночи, полной тревог. Забыл про «ответ» виртуальных карт. И был готов уйти с работы пораньше, чтобы привести себя в порядок. На окраинах его мозга топталась мысль, что он наденет сегодня и какой парфюм нанесёт предстоящим вечером.

Вот только вместо ожидаемого согласия, девушка замялась и тактично отказалась.

Антон Сергеевич, хоть и с виду достойно принял ответ, но в тот день нормально работать уже не смог. Молодой мужчина весь извёлся, припоминая то самое предсказание в пасьянсе.

Он снова и снова прокручивал в голове последние события. Ломал голову, пытаясь сообразить, что же сделал не так или сболтнул лишнего.

В итоге, он поступил как взрослый мужчина: написал девушке, объяснился в чувствах и задал вопрос «в лоб». В чем же, собственно, дело, накрутив себя так, что напоминал пружину под давлением. Ведь она сама позвала его в кино, сама предложила погулять и сама чуть его не поцеловала на прощание.

Девушке пришлось признаться и как можно корректно, что поход в кино – это была попытка вернуть бывшего парня. Что, благодаря Антону Сергеевичу, это ей удалось. Ведь в тот вечер, её бывший тоже был на сеансе. И не один, а с другой девушкой.

Бывший даже устроил ей небольшую сцену ревности, пока Антон Сергеевич находился в уборной. В его голове тут же сошелся пазл. Он тут же вспомнил незнакомого парня, с которым его несостоявшаяся пассия резко попрощалась, стоило тому появиться.

Так что, этим утром, он написал своей бывшей девушке длинное сообщение, где предложил начать всё сначала. Она согласилась.

Девушка как могла извинялась перед влюбленным мастером. Писала, как ей жаль и что она не хочет прекращать общение.

И самое ужасное и, видимо, чтобы растоптать в крошку осколки сердца Антона Сергеевича – предложила остаться друзьями.

Мастер, конечно же, вспылил, изливая пьяную душу Илье Петровичу той же ночью в мастерской. Друг, как тому и полагается, терпеливо его слушал и поддакивал каждой реплике. Щедро подливал тому в рюмку и успокаивал тем, что женщин в этом мире еще много. Что есть та самая, с которой Антон Сергеевич будет по-настоящему счастлив.

После, уже дома, немного подуспокоившись, мастер думал, какой он несчастный и что, возможно, ему стоило заняться собой. Он хоть и винил своё простодушие, наивность и доверчивость. По итогу вот такой беседы с самим собой, пришел к выводу, что враг его привлекательного – лишний вес. Что, возможно, стоило заняться собой. Хотя бы, для начала прекратить уминать сладкое в таких количествах.

Когда пенять было уже не на что, он вспомнил про дурацкий пасьянс и снова разозлился, злостно намяв «бока» подушке.

С того момента Антон Сергеевич стал одержим этой игрой.

Его главной целью стало доказательство, что эта игра – полная ерунда и банальное совпадение.

Начал он, конечно, с самых простых вопросов. Например, придет ли сегодня Илья Петрович на работу или опять будет отлеживаться дома после ночных похождений. Или завезут ли в его любимую кондитерскую «Красный бархат», потому как тот был в наличии не всегда. Пойдет ли сегодня дождь и всякое такое. В партии, когда он «спросил», стоит ли ему начать худеть, довольно быстро и легко одержал победу.

Каждый раз пасьянс выдавал верный ответ (сомневался Антон Сергеевич лишь в вопросе с похудением). Однако, игра была не такая уж и простая, раз решила проучить молодого мужчину, который, скорее, баловался, раз спрашивал такие незначительные вопросы. Или вовсе относился к ней с пренебрежением и неуважением. Что, кстати, заставило мастера пересмотреть свое отношение не только к игре, но и к своей работе и даже к жизни, в целом.

Это случилось в тот печально известный год, когда всех в принудительном порядке обязывали носить медицинские маски, а после – разогнали по домам.

Тревожных новостей о неком вирусе тогда становилось все больше. Ситуация усугублялась еще и тем, что знакомые и близкие стали один за другим заболевать. Мать Антона Сергеевича легла в больницу с пневмонией. В какой-то момент даже Илья Петрович, славившийся крепким иммунитетом, не вышел на работу, сославшись на простуду.

То ли от отчаяния, то ли чтобы хоть как-то успокоиться, Антон Сергеевич прибег к уже проверенному способу. Ему было важно узнать, как скоро закончится всё это сумасшествие. Так как помимо негативных прогнозов, программа с игрой выдавала и позитивный исход. Таковых было, конечно, куда меньше и чаще касалось всякой мелочи, но тогда молодой мужчина схватился за игру, как за соломинку.

Он спросил, закончится ли всё в самое ближайшее время. И даже обрадовался, что изначально ему выпали «удачные», по его мнению, карты. Вот только если с картами ему относительно повезло и сначала все складывалось неплохо, то уже в процессе компьютер стал вести себя странно. То и дело перезагружался, а экран периодически потухал. Так что несколько раз игру приходилось начинать с самого начала.

Когда же Антону Сергеевичу удалось закончить партию на фразе «ходы закончились», тот побелел как полотно. И тем же вечером слег с температурой под сорок, которая не сбивалась никакими таблетками. В скорой, хоть и брали трубку, но говорили, что вызовов было слишком много. Что часть персонала заболели сами. Его инструктировала прямо по телефону, явно обессилевшая женщина-диспетчер. Однако, все её советы он уже использовал, так что, ему не оставалось ничего, как просто надеяться дожить до утра. А чтобы хоть как-то охладить голову, которая по ощущениям напоминала раскаленный шар для боулинга, он просто набрал на улице снега в пакет и прикладывал к макушке и лбу.

В таких мучениях и в борьбе с высокой температурой он провел два дня. Позже температура пошла на спад, на счастье, не дав особых осложнений. Единственное, что напугало Антона Сергеевича, так это то, что разговаривал он с трудом еще около недели. И немного стала туманиться память, но та, видимо, по молодости лет, оказалась крепка. Так что мастер довольно быстро пришел в себя. Правда, намолчавшись, говорил больше обычного.

Тогда его привычная, пусть и такая удивительная жизнь, кардинально поменялась. Как и для остальных жителей не только его города и страны, но и всей планеты. С того момента он больше не решался обращаться к «Косынке» вплоть до сего момента, когда о масочном режиме напоминали разве что старые объявления на магазинах. Да следы от скотча в виде огромной «Х» на креслах в больницах и других общественных местах.

Поэтому сегодня, отпустив без особых подробностей своего коллегу решать головоломку со страстающимися мужчинами, он и вспомнил про пасьянс.

Может, в этот раз всё сложится иначе?

Вот только Антон Сергеевич медлил. Не играет ли он прямо сейчас со своей судьбой и судьбой тех двух, что прямо сейчас лежали за белой занавеской в пяти шагах от него?

Ведь у всех, кого он как-то касался этим самым гаданием, после происходило всякое неприятное. При условии, конечно, еси выпадал отрицательный ответ.

Особенно не повезло той девушке, на которую он гадал в первую очередь. Как позже он узнал, она «сгорела» буквально за ночь, хотя накануне еще, можно сказать, светилась здоровьем, обслуживая покупателей. Он видел её профиль в соцсетях с объявлением о том, что её больше нет.

Антон Сергеевич оттолкнулся от пола и отъехал на стуле от рабочего стола. Поднялся. Поправил халат и, вцепившись в края стетоскопа, таким образом, свесил руки.

С момента ухода Илья Петровича прошло от силы минут двадцать, но по ощущениям, гораздо-гораздо дольше. Он не сомневался, что тот найдет ответ, тем более, было в его поведении что-тот такое, что словно гарантировало позитивный исход. Если же нет, то… Антон Сергеевич старался об этом не думать.

Он решил проведать пациентов. Оценить, так сказать, масштаб катастрофы.

Отодвинув как можно аккуратнее занавеску, Антон Сергеевич, как не пытался себя сдерживать и относится к ситуации как профессионал, всё же вздрогнул.

Пациенты, что наполовину срослись головами, походили на жертв экспериментов подпольных генетиков. Да, Игорь Семёнович и Иван Иванович, всё еще находились без сознания, а за них дышал специальный аппарат. Но по застывшей маске ужаса на их лицах, что вот-вот станут единым ликом, было видно, как те мучаются.

Если у «лысой головы» глаза были закрыты, то голова, на которой еще имелись кой-какие волосы, с вывернутыми веками, смотрела куда-то вверх.

Антон Сергеевичу стало тошно. Он хотел уже было оставить бедняг, так как те, хоть и выглядели плохо, казались вполне себе стабильными. Тем более, он уже сделал, что мог. Но стоило ему чуть двинуться, как он услышал едва уловимый, но такой отчетливый треск. Полуоткрытый глаз, что находился ближе к носу, моргнул и буквально выплюнул глазное яблоко. Сращение продолжалось.

Доктор, которым сейчас являлся, мастер, поспешил задернуть занавеску. Идея разложить пасьянс почему-то вдруг перестала ему казаться идиотской.

Что если ему удастся хорошо сыграть? Ведь он много часов провел за этой игрой и на других устройствах, чтобы в этом деле поднатореть. Но так ли важно было здесь его мастерство? Что если, это, действительно, игра с самой судьбой.

Да, ты можешь попробовать самостоятельно что-то сделать. И в ситуации с той же девушкой из магазина электроники он просто рано сдался. Он даже не стал ничего предпринимать, хотя чувствовал взаимную симпатию. Но если ты реально не в силах что-то делать, то, может, стоило заручиться помощью…

«Помощью чего?» – подумал Антон Сергеевич. Он только что осознал, что не до конца понимает, с чем имеет дело. Но продолжил такие громкие размышления внутри себя:

«Скорее всего, – рассуждал он, – эта штука как-то перемещает тебя по линиям в пространстве вариантов возможных событий»

Причем, реальным злом не является, а лишь вводит в нужное состояние, созвучное той линии, на которую ты хочешь переместиться.

Тебе кажется, что ты играешь. На самом деле, входишь в некий транс. Резонируешь на нужной частоте, как радио, чтобы поймать нужную волну.

Так и происходит перемещение с одной ветки реальности на другую.

При «правильной» игре ты попадаешь туда, где исход положительный. Если же что-то делаешь не так, то тебя «забрасывает» на соседнюю, где исход не самый радостный.

Но что такое «правильная» игра? Антон Сергеевич вспоминал, при каких условиях расклад ему давался.

Ответ пришел сразу же: «Конечно, когда было плевать, выиграю я или проиграю».

Действительно, будь это просто игра, в которую ты играешь ради развлечения и особо не заморачиваешься за итог, процент выигрышей куда выше.

Если же нервы на пределе, если важность зашкаливает, то ты прекращаешь вещать на нужной тебе частоте.

Мастер, что уже занял место за компьютером, приготовился в любой момент начать игру.

Его бросило в холодный пот. Он осознал, что исход для него сейчас был крайне важен. С этой мыслью он откинулся на спинку стула и накрыл лицо руками.

Разве можно вообще с безразличием относиться к ситуации, когда ты рискуешь сразу несколькими жизнями? Даже если того она требует сама.

«Что если игра сама заинтересована в том, чтобы в неё играли? Что если не ты в неё играешь, а она играет в тебя?»

Эта практическая стерильная тишина, которая так помогала думать Антону Сергеевичу, была грубо нарушена жужжанием и звонком телефона. Он вздрогнул и поспешил извлечь смартфон из кармана халата, чтобы его скорее заткнуть. С экрана на него смотрела красивая женщина с белыми волосами под надписью «Мама».

Мужчина тяжело вздохнул, но ответил на звонок, нажав на зеленый прыгающий кругляшок.

Суровое и обеспокоенное выражение лица тут же сменилось на слегка раздраженное и немного глупое. Хотя вся перемена в выражении его лица заключалась в исчезновении одних морщинках на лбу и появлением других.

– У тебя там всё в порядке? – послышался в трубке приятный голос пожилой женщины. Этот голос удивительным образом транслировал как любовь и заботу, так и натуральное вмешательство в дела давно взрослого ребенка.

Антон Сергеевич проникся, по большей степени, последним. Отчего намеревался как можно скорее отцепиться от сердобольной матушки и закончить разговор на нейтральной ноте. А после сыграть злосчастную партию с самой судьбой, что прикидывалась простой карточной игрой.

Вот только мать, как впрочем, все матери, кажется, что-то, действительно, почувствовала. Сын тоже ощутил некую связь между ними. Но так как не мог посвящать матушку в реалии своих дел, готовился сочинять на ходу, то есть, откровенно врать. Чего делать ему не хотелось, но иного выхода тот не видел.

Стоило, конечно, не играть в эти материнские игры в манипуляции. На вопрос «У тебя там всё в порядке?» следовало ответить что-то, вроде, «Привет, мам, как твои дела? Ты что-то хотела?»

Вот только Антон Сергеев был настолько вымотан, что всё же «повёлся», а по сему спросил:

– С чего ты взяла, что у меня что-то не в порядке?

Мать, которая тоже, судя по всему, что-то скрывала, уклончиво ответила:

– Возможно, мне показалось…

Следом она хотела добавить следующую фразу: «Надеюсь, ты не собираешься сделать что-то, о чем в последствии, будешь жалеть» Но закусила язык. Она стоя перед окном кухни, откуда открывался невероятно красивый и в то же время пугающий вид на городской пруд.

Над темной водой, за которыми виднелись иссиня-черные горы, поднялся густой, похожий на дым туман. Туман, который закручивался подобно воронке, но при этом не отражался в зеркальной поверхности.

Как она связала это странное явление, которое едва ли можно было объяснить научно, с действиями своего сына, она лишь смутно догадывалась.

Вот только стоило ей залюбоваться в окно в тот момент, как она мыла посуду и увидеть там необъяснимое чудо природы, рука сама потянулась к телефону. Единственный человек, о котором она подумала, был её сын.

– Я… я просто немного волнуюсь за тебя. Я приготовила нам ужин. Думала, ты вернешься пораньше, – продолжила пожилая женщина и уже, скорее дежурными фразами.

То, что она видела за окном, начинало её натурально пугать.

Пруд находился в низине. Перед ним – щедрой россыпью частные дома разных лет постройки, что разрезали вдоль и поперёк освещенные фонарями улочки.

Так вот фонари, что находились ближе всего к воде, начали моргать и гаснуть один за другим.

Это ей не нравилось. Как и серый туман, который не походил на простое природное явление.

– Мам, у меня встречный вопрос, – Антону Сергеевичу не понравился голос матери, – у тебя там всё в порядке?

Возможно, ей стоило сказать о том, что она видела. Возможно, стоило, хотя бы издалека, сообщить о своих подозрениях. Но что-то ей подсказывало, что делать этого не стоило.

По крайней мере, сейчас.

– Да, – протяжно-фальшиво ответила мать. – ты будешь смеяться, но я отчего-то решила, что уже скоро полночь. Тебя нет. А когда посмотрела на часы, уверенная, что очень поздно, ты взял трубку. Так ты сегодня во сколько придешь?

Мать с сыном словно поменялись местами. Сочинять на ходу приходилось теперь ей.

Мужчина это хорошо считал с её голоса, отчего и без того натянутая струна нерва со звоном лопнула. Он терпеть не мог, когда его водили за нос и не говорили прямо. Тем самым, беспокоили напрасно и мешали настроиться на работу.

Рука Антона Сергеевича, которая и без того давно находилась в напряжении, вдруг расслабилась, а палец вздрогнул и тем самым кликнул по одной из карт.

Сердце мастера больно ударило по грудной клетке. Сам он неожиданно посерел, пытаясь сообразить, что же он такое натворил и как будет выпутываться.

– Походу, я сегодня не приду, – выдавил из себя он, – ужинай без меня.

Пожилая женщина с ужасом наблюдала, как стали гаснуть фонари на следующей улице. Один за другим, будто кто-то щелкал рубильники под каждым столбом.

– Хорошо, не буду больше тебя отвлекать. Уверена, ты занят чем-то важным, – пискнула она, сворачивая разговор. – посмотрю «Великолепный век».

– Да, мам, хорошего тебе вечера, – проговорил её сын так, будто прощался.

Этим и стоило закончить разговор, вот только мать, которая, судя по всему, знала больше, чем представлял её сын, зачем-то добавила совсем уж драматично:

– Звони, если будет нужна помощь… Точнее, нет! Если что-то будет нужно!

После положила иссушенную ладонь на лицо и нажала на кнопку отбоя. Последнее, что она сказала, явно было лишним.

Пожилая женщина убрала телефон в сторону, подальше от раковины, на стол и повернулась спиной к окну.

Высокая статная женщина, пусть уже в годах, с посеребренными волосами, убранными в аккуратный пучок перестала выглядеть, как сердобольная пожилая мать. Её невозмутимое лицо, хоть и тронуло время, но не смогло отнять молодой решимости. Глаза всё еще были полны ясности. Их не тронула старческая поволока и сожаление о минувших днях.

Такие глаза бывают только у людей, которые не только знают, чего хотят от жизни. Такие люди преисполнены уверенностью, что у жизни как таковой не может быть конца.

Именно такой и была Маргарита Павловна, когда прекращала играть роль заботливой матери.

Пожилая женщина выскользнула с кухни через отдельный выход в сад. Как была, в домашнем платье и тапочках.

Как тень она проскользнула по заледеневшей тропинке, мимо колючих кустарников и добежала до покосившегося сарая.

В таких обычно хранят садовый инвентарь, вроде лопат, граблей, вёдер и леек.

Именно эта утварь, освещенная светом луны, встретила её, когда она открыла дверь. Паутина висела блестящей бахромой повсюду, как новогодняя гирлянда.

У входа, перед самым носом Маргариты Павловны покачивался едва заметный шнурок. Она тут же поспешила ухватиться за него и, закрыв глаза, дернула вниз.

Щелчок.

Помещение тут же залило мягким приятным светом. Да и женщина перестала дрожать, так как в помещении заметно потеплело.

Ледяной сарай с граблями и лопатами сменился на интерьер уютной комнаты с горящим камином и массивным креслом. Подле которого – винтажный столик с тлеющей сигаретой в пепельнице и радиоприёмник с царапиной на решетке.

Удивительные перемены коснулись не только убранства помещения, что натурально косил под сарай.

В кресло опустилась уже не пенсионерка преклонных лет, а невероятной красоты женщина, которая лишь отдаленно напоминала Маргариту Павловну. Она взяла сигарету тонкими наманикюренными пальчиками и, сделав затяжку, принялась крутить «колёсико» радиоприёмника. Заполняя пространство помехами радиоволн, что смешивались с треском дров в камине.

Глава 5

Антон Сергеевич помнил про пылесос, но где-то на задворках его разума то и дело всплывал образ бисквитного торта. Поэтому, не замечая подвоха, он охотно согласился вернуться в дом и продолжить разговор с клиентом. Мало ли, какие важные подробности они могли узнать.

Однако Илья Петрович приглашение войти в дом не принял. Их новый клиент ему почти сразу не понравился. К чему эти долгие прелюдии в виде затянутых разговоров? К чему тогда была вся эта срочность? Он бросил сигарету в урну и, выдохнув из легких как можно больше дыма, сказал:

– Послушайте, я – не психотерапевт. Да и мы услышали достаточно. Показывайте ваш пылесос.

Антон Сергеевич, который держался поодаль всё это время, сладко вдохнул свежий запах весны и пригладил стриженую голову. Ему стало неловко вдвойне: за свои слабости и за резкую смену тона беседы его напарника. Но он точно знал: у Ильи Петровича были причины так резко перейти к делу.

Владелец дома опустил голову и принялся стряхивать пепел с почти истлевшего окурка. Затем, заострив всё внимание на пальцах с зажатой сигаретой, сказал:

– Дряная привычка. Она убила моего отца, и я поклялся, что не прикоснусь к этим раковым палочкам. Но это единственное, что сейчас мне помогает держаться.

– Вы в курсе, что это больше психологический фактор? На самом деле… – начал было Антон Сергеевич лекторским тоном, вещая с крыльца, но клиент его мягко перебил.

– Решив проблему с пылесосом, вы спасёте больше жизней, чем думаете.

Антон Сергеевич хотел было вставить еще пару предложений в эту занятную беседу об иллюзии того, что сигареты успокаивают. Но он поймал на себе взгляд коллеги, который уже наслушался от него подобного. Да и вспомнил фразу о том, что они не психотерапевты. Их задача состояла в другом.

– Да, мы узнали всё, что необходимо. Предлагаю заняться непосредственно пылесосом, – немного сдал позиции Антон Сергеевич.

Их клиент, хорошо одетый взрослый мужчина, несмотря на странные события его жизни, всё это время держался молодцом. Даже скупая слеза не лишила его мужественности, а, наоборот, показала его силу и решимость.

Когда же они перешли к делу и заговорили о пылесосе, тот будто состарился. Даже рубашка, которая хорошо на нем сидела, казалось, повисла на плечах.

Тут-то до парней и стало доходить, к чему это всё долгое чаепитие. Алиса не хотела и близко подходить к кроличьей норе.

– Незакрытым у нас с вами остался единственный вопрос. Где сейчас ваша жена и сын? – спросил Илья Петрович.

Владелец дома дрогнул головой и моргнул, как если бы у него случился нервный тик.

– Сегодня моего сына увезла скорая, он в реанимации, – очень странным и каким-то бесцветным голосом ответил он. – Жена с ним. Я поэтому и позвонил вам. Врачи сейчас делают, что могут…

– Так что же слу… – начал было Антон Сергеевич, который в тот момент стоял всё там же, поодаль, на крыльце. Но договорить не смог, так как весь сжался, а его добродушное лицо, выражавшее интерес, превратилось в театральную маску боли.

Он очень тихо застонал.

– Ему стало плохо за завтраком, – как ни в чем не бывало, но тем же отстраненным голосом продолжил клиент. Затем, снова, больше машинально, полез в карман брюк за сигаретами. Он всё меньше и меньше походил на человека. Что-то не то было в его движениях.

Старший мастер всё понял. Это мелькнуло в его взгляде. Нечто подобное Илье Петровичу доводилось видеть. Но очень давно, поэтому до него сразу и не дошло.

Он, конечно, знал, что этот день наступит. Готовился к нему и держал в уме, прекрасно понимая, что отмашки никакой не будет. Никаких предупредительных сигналов и знаков. Засыпал и просыпался с мыслью о встрече со злом, как и при каких обстоятельствах это снова может случиться. Но прошло слишком много лет, и он привык к состоянию готовности. Поэтому, когда он встретился лицом к лицу с этим самым, сразу и не понял. Но в тот момент действовал решительно.

Илья Петрович выбил пачку сигарет из рук мужчины и, схватив того за горло, прижал к стене дома. Тот особо не сопротивлялся, а, скорее, обрадовался, что его узнали.

Хозяин дома зашелся хриплым смехом. Он всё меньше и меньше походил на человека. Зрачки расширились. Он смотрел прямо в душу старшего мастера, который держал его достаточно крепко.

– Антон Сергеевич, вы у меня там как? – бросил старший мастер в сторону, не сводя взгляд с того, кто всё еще являлся их клиентом. Что ставило перед ним еще одну важную задачу: не переборщить, иначе оплачивать их услуги попросту будет некому. Ну или, очухавшись, тот затаскает их по судам. Потом доказывай, что тот был одержимым и представлял угрозу для себя и окружающих.

– Хреново, но жить буду, – стоном отозвался его напарник, сползая на пол крыльца.

– Вам не спасти мальчика! – проговорил уже не своим, каким-то неживым голосом владелец дома и, обнажив зубы, хотел было вгрызться в лицо мастера. Клацнул перед самым его носом, будто играясь. На что Антон Сергеевич ответил весьма красноречиво: сжал горло еще сильнее и вдобавок его же головой проверил прочность кирпичного фасада. То, что сейчас взяло верх над разумом их клиента, только рассмеялось. Смех у того был вовсе не человеческий.

«Мда, режим бережной стирки здесь не подойдет. Придется менять на интенсивный», – щелкнула мысль в голове старшего мастера. – Но ничего. На вид папаша довольно крепкий. Отделается хорошим синяком да парой ссадин. Это мы уже проходили».

– Нехорошо, уважаемый, кормить гостей отправленными тортами, – теперь уже вслух сказал Илья Петрович. – Но что уж совсем нехорошо, так это кормить отправленным тортом собственного сына.

Всего на секунду сумасшедший взгляд хозяина дома стал осмысленным. Проблеск разума молнией сверкнул в его глазах. Их клиент всё еще был здесь, внутри, но пока еще на правах заложника, чьи губы беззвучно пробормотали: «Помогите».

Но одержимый безумец не собирался сдаваться просто так. Голова мужчины стала дергаться из стороны в сторону, как в припадке. Илья Петрович продолжал его держать, пытаясь контролировать ситуацию.

Но если голова клиента всецело принадлежала некому проникшему в неё злу, то телом всё еще будто управлял человек. Руками уж точно, так как он их держал вытянутыми вдоль тела, скрючив пальцы так, что те походили на когти хищной птицы. Мужчина, хоть и дрожал всем телом, сопротивлялся не Илье Петровичу, а чему-то, что находилось внутри него и мутило рассудок.

– Мелкий говнюк отказывался есть обычную еду, – прошипело нечто, то ли в оправдание, то ли продолжая отчаянно тянуть время. Словно забыв, что его раскусили, поймали и больше не играют в его игры.

– Нам нужно попасть в кладовую, – громко и куда-то вниз сказал мастер, сильнее сдавливая горло.

– Парень слишком много знал, – простонала голова, изображая гримасу ужасающей плаксы с искривленной гротескной мимикой, кивая из стороны в сторону. Сдаваться оно не хотело. – И вы… вы тоже слишком много знаете…

– Да понял я, понял, с кем имею честь общаться, – сказал Илья Петрович как можно спокойнее, а после обратился по имени-отчеству к хозяину дома. – Ваш сын в большой опасности! Дайте мне помочь ему и вам!

Его обращение по имени-отчеству возымело свой эффект. Секунда-другая, и Илья Петрович ощутил, как дрожащая рука клиента движениями на ощупь пытается вручить тому ключи. Мастер тут же принял связку и, сжав её в кулак, поспешил одним хорошим ударом с левой отправить обезумевшего «спать».

Илья Петрович тряхнул травмированной рукой, перешагнул через обезвреженного клиента и посмотрел на друга. Антон Сергеевич уже сидел на крыльце с позеленевшим лицом, готовясь вот-вот «облагородить» ладно вымощенную камнем дорожку содержимым своего желудка.

– Ты как? Двигаться сможешь? – сочувствия в голосе коллеги не было. Нельзя.

– Очень постараюсь, – натужно, свесив голову, проговорил его напарник и тут же расплескался у своих ног так, чтобы не испачкать обувь.

– Жду тебя в мастерской, – продолжая сохранять спокойствие, проинструктировал напарника Илья Петрович. Проходя мимо, он похлопал того по плечу, а сам пошел в дом. Его так и подмывало добавить что-то про любовь к тортикам, но мастер решил, что это уже лишнее. Да и потом, подобные шутки хороши гораздо позже. Когда всё случившееся будет далеко позади, и они смогут вспоминать об этом со смехом.

Антон Сергеевич всё понимал. Если ты хочешь, чтобы всё складывалось в твою пользу, сохраняй хладнокровное спокойствие и делай всё согласно ситуации. Верь и делай вид, что так и задумано.

По крайней мере, на работе следовать такому правилу получалось. В обычной жизни он бы мог запросто начать паниковать. Здесь же он оставался профессионалом, пусть и представленным не в самом лучшем свете. Зато в сознании. Зато живой.

Внутри живота становилось спокойнее. Но вставать на ноги было рано, а вот такси вызывать – уже пора. Он пусть и доберется до мастерской быстро, но пока приведет себя в порядок, пока…

Антон Сергеевич, осторожно дыша, пытался вновь прикрепить банковскую карту к счету в такси. И вдруг понял, почему подобными мелочами так важно заниматься сразу и не откладывать. Пусть они тебе кажутся пустяковыми, будто ты в любой момент найдешь время на подобную ерунду.

Полный, порядком обессилевший мужчина, сидящий пятой точкой прямо на тротуаре, выводил для себя еще одно правило.

Подобной мелочью лучше заняться сразу, такое точно нельзя оставлять на потом. Иначе наступит момент, как сейчас, когда всё на экране плывет, а тебе надо сообразить, какой код куда вводить. Да и прыгать из одного приложения в другое.

Потому как крупные проблемы произрастают из игнорирования мелких и на первый взгляд необязательных и глупых задач.

Когда карта прицепилась, Антон Сергеевич отправил заявку на такси и только потом немного расслабился. Его мутило. Давненько он не испытывал чего-то подобного. Что же подмешал этот безумец в торт? Наверняка, этим займётся его напарник. Так что эту мысль он отпустил. Его волновало другое.

Это начинается снова. Опять.

Антон Сергеевич вместе с другом как могли оттягивали этот момент. Собирали технику и различные предметы личного пользования. Какие-то, совсем уж опасные, они обезвреживали. Какие-то оставляли себе, чтобы этими же силами не дать злу снова вернуться. Не уничтожить, нет. Зло нельзя уничтожить, да и делать этого нельзя. Так как зло всегда являлось некой гарантией того, что всё хорошее и светлое будет иметь место в этом и других мирах. Задача мастеров состояла в том, чтобы управлять этими силами, держать в узде, следить за тем, чтобы не нарушался этот хрупкий баланс.

Конечно, дело было не только в этом. Что у Антона Сергеевича, что у Ильи Петровича были и другие причины вариться во всем этом. Эта же причина была их слабостью, которой и воспользовалось не дремлющее зло.

Вынырнув из своих размышлений, мастер посмотрел в телефон. Такси ожидалось через пять минут. Как же ему хотелось поскорее убраться отсюда! Подальше от обезумевшего, который мог прийти в себя в любой момент. С этими мыслями он попробовал встал. Краем глаза он наблюдал за хозяином дома. Тот лежал словно пытался заключить в объятиях каменную дорожку и приготовился её же поцеловать.

Антон Сергеевич не считал себя героем. Он не был таким бесстрашным, как Илья Петрович. Да и в таком состоянии точно не смог бы за себя постоять. Так что, самое время делать ноги.

С мыслью: «Что имеем, то имеем», – Антон Сергеевич пусть и с большим усилием, но всё же встал.

«Крепкое же снотворное выдал ему Илюшенька», – про себя подумал мастер и поковылял к выходу, желая удачи своему напарнику. Так как в точности не мог знать, получится ли у того решить вопрос. Но теперь – это только его история. Сама ситуация разделила их, а это значило, что сейчас задача мастера – вернуться в мастерскую и по возможности привести себя в чувства. Он не знал, в каком состоянии вернется его коллега. Если вообще вернётся.

Антон Сергеевич проковылял до выхода, надавил на ручку и вышел с территории, стараясь как можно тише закрыть за собой ворота.

Улица частного сектора всё еще была пустынной. Дети в школах и садах. Их родители на работе. Только ладные дома по стойке смирно стояли в ряд друг перед другом. Или дело было не только в этом?

Район этот не был новым, а лишь с виду казался таковым. Старые дома и избушки давно ушли под снос, дав дорогу более молодым и современным.

Взгляд Антона Сергеевича зацепился за маленькое красивое строение в шагах пятнадцати от него, походившее на маленький пряничный домик.

Там мог быть спрятан газовый узел или даже уличная колонка.

Загадка разрешилась сама собой, и в тот момент, когда к дому подкралось такси. Антон Сергеевич уже садился в автомобиль, когда дверца причудливого строения распахнулась, и оттуда вышли два черных пса.

Мужчина готов был поклясться, что эти двое смотрели на него. Опущенные хвосты и морды вообще не сулили ничего хорошего. Хотя для всех остальных – это лишь два бездомных бродяги, которые только что копошились в мусорных контейнерах.

В салоне играла музыка, отдаленно напомнившая ему Depeche Mode. Все происходящее тут же окрасилось в цвет VHS-ного кинематографа. Есть у музыки такое удивительное свойство менять настроение у реальности. Да так, что тебе начинает казаться, что ты попал в чей-то фильм.

Антон Сергеевич чуть не свернул шею, глядя на животных, уже из безопасной машины. Те долго смотрели вслед, а после затрусили в сторону дома их клиента.

Мастер очень тихо, сжав зубы, сматерился и наклонился вперед, поймав серьезный взгляд водителя в зеркале заднего вида. Накатил новый спазм, будто скручивая верёвки внутри живота.

– Будьте добры, остановитесь у ближайшей аптеки и поедем дальше, – сказал Антон Сергеевич и, дождавшись кивка водителя, растворился в атмосферной песне, ни названия которой, ни даже авторства вспомнить не мог. Он лишь знал, что группа не западная, а наша, причем современная.

Но как же она хорошо передавала атмосферу. Надо будет подкинуть на чай водителю за его безупречный вкус.

– I'm on my knees

My sexy death,

Oh please,

Don't call

the space police, – пел глубокий с хрипотцой мужской голос, действуя на отравленного мужчину как лекарство.

«My sexy death», – ухмыльнулся и тут же словил больную колику Антон Сергеевич. Да, сегодня он на волосок от смерти, вот только её нельзя было назвать сексуальной. Ни в каких смыслах.

Он ехал на заднем сидении такси, держась так, словно его ранили в живот. В его нуарном кино он являлся ни каким-нибудь там обжорой, любителем сладенького, а настоящим гангстером, которого только что подстрелили.

В какой-то мере так оно и было. Пострадал-то он от встречи со злом, чьи действия законным образом пресечь было нельзя. Полиция тут точно бессильна, только он и его друг были способны что-то сделать. Да, он с Ильей Петровичем неоднократно делали всякое. Среди которых проникновения в чужие квартиры – это детские шалости. Чем он, конечно же, не гордился.

Так что Антон Сергеевич предпочитал думать о себе, как о борце со злом, пусть и вне закона. По крайней мере, звучало это куда круче, чем банальное отравление.

Его ранили, целясь в сердце, а попали в желудок. Теперь он еще долго не сможет смотреть на витрину с тортиками.

Стоило Антону Сергеевичу только подумать о тортиках, как они появились прямо перед ним.

Машина остановилась около торгового центра, на стеклянном фасаде которого, помимо большого аптечного белого креста, были и другие вывески. Дружелюбная книга с глазками на ножках, что махала и предлагала зайти в отдел с книгами. Здесь находилась и кулинария, на баннере которой был изображен пышный торт с предложением скидки именинникам.

Реальность заигрывала с ним! Она, явно, хотела ему что-то сказать. Ну что ж.

Кряхтя, Антон Сергеевич вылез из такси. Сумма чаевых только что увеличилась, так как водитель подъехал как можно ближе ко входу. Широкое крыльцо с минимальным количеством ступеней тоже его порадовали. Порадовали и автоматические двери. Вот только запах выпечки, который в этот раз не дразнил его аппетит, а только усугублял его состояние, – не радовал. Но мужчина держался.

Аптекарский островок располагался практически у входа, по соседству с книжным. Вот только у кассы собралась змеевидная очередь из бабушек. Понимая, что смысла психовать по этому поводу нет, Антон Сергеевич примкнул к хвосту и осмотрелся.

Да, как он и предполагал, реальность хотела что-то ему сказать. Вот тебе медлительный кассир-аптекарь, который внимательно слушал бабушку и подбирал той лекарства из длинного списка. В таких ситуациях следовало быть внимательным. Пытаться ускорить движение очереди, попросив позвать второго продавца – бесполезно. Обязательно случится что-то такое, что задержит тебя еще сильнее. Пока ты не поймешь, что тебе пытаются сказать.

Антон Сергеевич осмотрелся. Огромная ростовая кукла в виде дружелюбной книги жестом приглашала зайти в отдел.

– Вы можете придержать за мной очередь? – проговорил он над ухом пожилой женщины, за которой только что встал. Та закивала. Хотя мастер был больше чем уверен, что это не понадобится. Никто не придет. При условии, если он найдет то, что нужно.

Попав на территорию книжного отдела, Антон Сергеевич задумался: так что же ему тут нужно? Что ему хотят сказать? Сейчас он волновался за своего коллегу. Сейчас ему было необходимо как можно скорее прийти в себя и ровно настолько, насколько это вообще возможно при отравлении. Что ему делать? Как действовать? Веди!

Но больше никаких «подсказок» не было. Или же он, своим замутненным разумом, не мог понять ничего. Его растерянный взгляд притянул внимание девушки, продавца-консультанта.

Та поздоровалась с гостем и спросила, нужна ли ему помощь? Помощь, конечно, ему была нужна. Как минимум, медицинская, но тут он рассчитывал на проверенные лекарства. С этими мыслями он обернулся на очередь, которая будто не двигалась.

– Нет, спасибо, – с вымученной улыбкой ответил Антон Сергеевич.

– Рекомендую приглядеться к нашим новинкам! – сказала девушка и указала на выкладку у самого входа. «Вот оно», – подумал мастер и весь обратился во внимание. За это и зацепилась продавец-консультант, покинув своё насиженное место и двинулась в сторону покупателя.

Она взяла со стойки книгу, на которой была изображена известная кулинарная блогерша. «1000 и 1 рецепт блинов на Масленицу и не только» – гласила надпись.

Девушка начала было рассказывать явно заученный текст презентации, но Антон Сергеевич отнял у нее блогерское творение и сказал, мол, спасибо, это то, что ему сейчас нужно. Даже его внутренности будто стали успокаиваться.

«Ах вот как. Ты хочешь, чтобы я открыл книгу в рандомном месте, я прав?» – мысленно обратился мастер к реальности и посмотрел на очередь. Та продвинулась на два человека.

Антон Сергеевич открыл книгу наугад и обомлел. Глава называлась «Лечение блинами». Мужчина ухмыльнулся и принялся бегло читать.

Там было написано про ритуальное значение блинов у восточных славян. Про то, что суть ритуалов со временем утратилась. Про то, что блины обычно связывают с поминальными обрядами, но их использовали и на свадьбах, и на крестинах, и в день Вознесения Христа, и на Рождество, и, конечно же, в день весеннего равноденствия. То есть, подчеркнул автор, всё это было связано с моментом перехода из одного состояния в другое. А так же из одного мира в другой и обратно. На этом моменте Антон Сергеевич немного повис. Книга с ним натурально разговаривала! С этими мыслями он продолжил читать дальше. Там содержалось ключевое и самое интересное. Автор ссылался на статью Александра Николаевича Афанасьева, русского собирателя фольклора, исследователя духовной культуры славянских народов. Тот писал, что вместе с пробуждением природы от зимнего сна, пробуждаются и души усопших, которые некогда были осуждены на вечное пребывание в воздушных и заоблачных сферах.

Ага!

Поэтому было принято с наступлением весны посещать кладбища и организовывать поминки. К тому же по улицам бегали ряженые, что символизировали собой освободившихся из загробного мира стихийных духов-оборотней.

Тут же был упомянут и академик Рыбаков, который считал, что изготовление и поедание блинов символизировало «победу дня над ночью, света над тьмой». Здесь же процитировали и Чехова. В 1886 году тот написал очерк «Блины», где сказал, что «многоговорящие старики-блины, помимо кулинарии и чревоугодия, имеют и другие конечные цели… Кроме тяжелого, трудно переваримого теста, в них скрыто еще что-то более высшее, символическое, быть может, даже пророческое…»

Мастер тут же всё понял. Ему не нужно было даже оборачиваться, чтобы убедиться, что очередь практически рассосалась. Он захлопнул книгу и заявил о своем намерении приобрести экземпляр. Правда, глянув на цену, поморщился, но торговаться с реальностью не рискнул. У всего есть своя цена. И благо, что стоимость книги распиаренной блогерши едва переваливала за две тысячи.

Девушка довольно быстро пробила ему книгу, а после, убрав в бумажный пакет, протянула с улыбкой. Но ничего полезного, кроме как «благодарю за покупку, будем рады вас видеть снова», ничего не сказала.

Очередь, действительно, рассосалась. Около кассы не было и духа присутствия понабежавших бабушек. Антон Сергеевич спокойно подошел к окошку, сказал, что ему нужно. Фармацевт быстро все достал, будто ждал появления покупателя с отравлением, рассчитал и отпустил, можно сказать, с богом. По крайней мере, взгляд у того был добрый и понимающий. Еще бы, мастер, хоть и немного ожил, и цвет лица уже не был таким серо-зеленым, как раньше. Но по нему все еще было видно, что тому нездоровится.

Мужчина на ходу открыл бутылку с соленой минеральной водой и, жадно попивая, направился в сторону продуктового отдела. Всеми порошками и таблетками он планировал закинуться уже в машине. А пока он схватил корзинку, вспоминая, что там обычно нужно, чтобы приготовить блины. Его, конечно, немного насмешила мысль, что для победы над тьмой ему понадобится что-то готовить, точнее печь. Но такой расклад его даже порадовал. Это было больше в его духе, чем непосредственно бороться со злом напрямую. Эту честь он предоставил своему коллегу. Правда, тому сейчас приходилось разгребать основную кучу дерьма. Но то была его кухня, на жар которой тот, кажется, особо и не жаловался.

Попав в уже знакомый тамбур с плетеной мебелью и большими окнами, Илья Петрович ткнулся в дверь, которую заприметил ранее. По его мнению, это и была кладовая, которую по рассказам его клиента они на днях разбирали вместе с сыном.

Старший мастер подошел вплотную и поднес ключ к замочной скважине, немного помедлив. Он чувствовал, что оно там. И это никакое разыгравшееся воображение, он видел характерную дымку, которая просачивалась из замочного отверстия. Неведающий человек, скорее всего, её бы не заметил или решил, что это просто пыль. Но он-то знал, что у этой пыли есть разум. Так что, ничего удивительного, что предмет-ловушка в их случае, был именно пылесос.

Возможно, сейчас не стоило опасаться этой пыли и предпринимать дополнительных мер предосторожности. Зло не набрало нужной ей силы, но бдительности терять не стоило. В этот раз оно явилось, чтобы напомнить о себе, не более того. Слишком просто он присмирил одержимого. Слишком просто ему достались ключи.

Зло обретает силу, когда ты о нем помнишь, когда начинаешь бояться и начинаешь предпринимать слишком активные действия, чтобы это самое зло остановить. Вот поэтому оно являлось к ним в виде различных предметов, которые слали странные сообщения на мобильник без симкарты. Они могли выскакивать льдом из тостера. Могли передавать послания через ребёнка, сознание которого изменилось из-за долгого контакта с предметом силы.

Единственный способ приструнить зло – это начать смотреть на эти вещи несколько иначе, без ожиданий, пытаясь понять, что оно хочет тебе сказать. Осознанно созерцая губительную красоту их форм и свойств. И помнить, что оно всегда находится рядом. Прямо за дверью.

С этими мыслями Илья Петрович вставил ключ и бесшумно повернул два раза влево, а после опустил ручку и осторожно потянул на себя.

Пылесос стоял прямо в центре кладовой, в круге яркого света, что проливала на него лампочка под плафоном. В лучах этого света кружили точно такие же пылинки, что он видел ранее.

Пылесос, обвитый трубой, стоял на задних колёсах, как если бы выполнял команду хозяина. Красный. Блестящий. Будто его только что протёрли. Он выглядел как новенький, будто находился не в кладовой, а на витрине. Пылесос приковывал, притягивал и заставлял задержать на нём взгляд. Пылинки тоже делали своё дело: завораживали своим танцем, гипнотизировали.

Илья Петрович тут же вспомнил, как их клиент описывал поведение их сына. Как он очаровался этой «игрушкой».

Эта штука, действительно, очаровывала. Как бывает, задумаешься о чем-то, уставившись в одну точку, а тебя погружает в какие-то мысли или воспоминания. Состояние, похожее на сон, вот только ты не спишь. Но почему-то видишь что-то похожее на сновидения. В голове появляются забавные идеи, вот только это не твои идеи и ничего забавного в них по итогу может и не оказаться.

Сначала Илья Петрович задумался, а что же он тут делает. Зачем вообще пришел и какой в этом смысл? Он вовсе не мастер, он особо не разбирается в том, чем занимается. Ему просто нравится коллекционировать «волшебные игрушки». Нравится ими владеть, разбирать, заглядывать внутрь, ломать.

«Так вот, как он это делает!» – мелькнуло в голове старшего мастера, и он тряхнул головой, а после с усилием оторвал взгляд от пылесоса. В глазах тут же потемнело, но ненадолго.

Сколько он так простоял? От осознания, что, возможно, достаточно долго, спина похолодела и покрылась колючими мурашками. Илья Петрович поёжился и только засобирался подойти к пылесосу, как по двери, с внешней стороны, сильно ударили.

Старший мастер подскочил, как если бы тому выстрелили под ноги. Он тут же бросился к выходу и силой потянул ручку на себя, что оказалось очень вовремя. Илья Петрович, обливаясь холодным потом, но при этом пытаясь держать себя в руках насколько это было возможно, пусть и не с первой попытки, но закрылся ключом со своей стороны и отошел подальше. Что-то, что было раньше их клиентом, взревело и снова бросилось на дверь.

«Оно только пугает. Мой страх даст ему еще большую силу», – напомнил себе попавший в плен мужчина и стал восстанавливать дыхание. Напоминая себе о других правилах, которым следовало придерживаться.

Быть здесь и сейчас. Легкий страх и тревога – уместны. Паника же развяжет руки одержимому, который снова и снова бросался всем телом и кулаками на дверь.

– План работы не выполнен! – истошно взвопил он и более ничего дельного. Он только пугал. Его задача в этом и состояла. Это всего лишь был служка зла, но не оно само. Оттого одержимые часто вели себя глупо, дельных разговоров не вели, выкрикивая несвязные реплики или озвучивая стандартные фразочки из жизни.

Илья Петрович более старался не смотреть на пылесос. Он принялся осматривать кладовую. Да, отец с сыном постарались, навели здесь порядок, разложили все по коробкам, аккуратно всё подписали. Тут были коробки с надписью «Посуда для дачи», «Вещи, уже маленькие», «Книжки-малышки», «Благотворительность» и «Игрушки-погремушки».

– Пап, – Илья Петрович услышал голос малыша, как далекое эхо, – а что такое «Бла.. бла.. гатрави..»

– Благотворительность? – ответило ему такое же добродушное эхо, отчего старший мастер завертелся на месте.

– Да! – радостно воскликнул ребенок. Звонкий голосочек тут же иглой проник в ухо Ильи Петровича.

– Это когда ты отдаешь то, чего у тебя много тому, у кого нет или мало…

– А-а-а-а-а, – ответил детский голосочек и прозрачным эхом раскатилось по чулану.

Илья Петрович тряхнул головой. Неприятно. Как если бы тебе через уши, прямо в мозг загоняли тонкие проводки для получения более четкого сигнала.

Он подошел к пылесосу чуть ближе, стараясь не ступать в круг его света. Встав на цыпочки, дотянулся пальцами до плафона и толкнул, чтобы подсветить как можно больше пространства.

Пыль была повсюду. Плотной взвесью, кружа, она захватила пространство кладовой.

Илья Петрович не понимал, насколько это эффективно, но всё же сделал. Натянул на нос футболку и продолжил осматриваться.

Тут еще были коробки, но те стояли чуть подальше. Часть находилась под вешалкой с верхней одеждой, которую заботливо упаковали в специальные вакуумные мешки.

Илья Петрович подошел к стойке с вещами, со звоном отодвинул их в сторону. За вешалкой находилась лишь глухая стена.

Старший мастер исследовал помещение, но никаких путей отхода не нашел. Прорываться через служку в образе его клиента – опасно. Он стал куда сильнее прежнего. Да и стоило поберечь обезумевшего мужчину, ведь того еще можно было спасти. Несомненно, зло коснулось его, но полностью завладеть разумом человека не смогло. Для этого нужно время и заставлять того выполнять определенные поступки. Например, сделать что-то очень плохое. Пойти на убийство, что полностью разрушает разум. Вот только судя по всему, сынишка их клиента держался молодцом. Его же отцу становилось только хуже.

– Куда на объект без каски?! – проревел обезумевший и снова ударил по двери.

«Как же выбираться отсюда? Неужели только так?» – снова задался вопросом старший мастер и обратился к внутреннему карману куртки.

Оттуда он извлек маленькую бутылочку объемом меньше поллитра из-под детской питьевой воды. Вот только содержимое было явно детям противопоказано и даже взрослым пить такое не стоило. В бутылочке плескалась мутная жидкость с примесью грязи и частичками мелких водорослей.

– Ах ты, сукин сын, – тихо и с некой ноткой благодарности пробормотал мужчина. Он отщелкнул крышку и принюхался. В нос ударил запах гнилой тины. Илья Петрович поморщился и закрыл бутылочку, бережно вернув её в карман.

Итак, что мы имеем – говорила его поза, в которую он тут же встал, расставив широко ноги и положив руки на пояс. Взгляд его упал на коробку с игрушками: он тут же её подтащил поближе к пылесосу. Из-под вешалки достал коробку с надписью «Обувь мелкого». Принялся распаковывать, как рождественские подарки.

– У вас есть допуск к работе?! – с ноткой истерики прокричал одержимый с той стороны двери и, уткнувшись носом в замочную скважину, стал дышать и принюхиваться, как пёс.

Илья Петрович хоть и вздрагивал всякий раз, но старался всего этого безумия не замечать. Поправив футболку на носу, он принялся доставать из коробок различные предметы, расставляя их полукругом перед пылесосом.

Разноцветная пирамидка, калейдоскоп в виде маленькой подзорной трубы, мягкий игрушечный клоун с зелеными волосами, травоядный динозавр, выполненный из прочного серого пластика, матрёшка и плюшевый кот – стали частью его оборонительного плана.

Получился, вполне себе, Стоунхендж, точнее его детская версия, к которой он добавил пару детских пинеток и крошечные кроссовки.

Поднялся, соображая, достаточно ли будет этого, а после снова обратился к внутреннему карману и достал бутылочку с мутной жидкостью. Открыл.

Со словами:

– Попробуй пройти, кусок говна, – разлил перед собой всё содержимое бутылки.

«Кусок говна», видимо, что-то почувствовал или вообще мог видеть то, что происходило внутри. «Возможно, – мелькнуло в голове старшего мастера, – пыль как-то способна передавать ему что-то вроде сообщений». Но решил пока в подобные размышления не погружаться. Схватился одной рукой за ручку пылесоса, другой – подтянул шланг, а после уверенно шагнул в лужу, мгновенно оказавшись на противоположной стороне.

Неистовый рёв служки остался далеко позади, но не умолк полностью. Отдельные обрывки его криков всё ещё долетали до Ильи Петровича, словно эхо из другого мира. Однако здесь, по эту сторону, обезумевший мужчина уже не мог до него добраться.

Оставалось надеяться, что, если тот всё же прорвётся внутрь, предметы, принадлежавшие его сыну, станут преградой. Может, они не дадут ему пройти сквозь портал. Или хотя бы задержат, выиграв для Ильи Петровича драгоценное время.

Глава 6

Глава 6

– Как бытовая техника становится предметом силы?

– Подобными свойствами может быть наделен не только бытовой прибор. Вообще любой предмет.

– Но как это происходит?

– Я не могу говорить с полной уверенностью. Только предполагать.

– Очень бы хотелось услышать ваши предположения.

– Вы читали книгу (запись искажена, шум)?

– Слышал о ней, но не читал.

– Хорошо. Вы понимаете значение словосочетания «Излишняя важность»?

– Конечно.

– В книге (запись искажена, шум) это называется «избыточным потенциалом». Грубо говоря, если вы придадите предмету излишнее значение, можете нечаянно наделить его силой. Но всё зависит от ситуации. Вы должны не только придать значение самому предмету, но и взаимодействовать с ним, находясь в определенном состоянии.

– Приведите пример с тостером. Почему он, вместо того чтобы поджаривать хлеб, превращает его в (запись искажена, шум)?

– Мы не знаем. Тостер нам подбросили. Мы можем только догадываться. В нашем случае это не самый удачный пример.

– Тогда давайте поговорим о пылесосе, который наделяет владельца способностью читать мысли и видеть будущее.

– Насколько нам известно, первый владелец выиграл этот пылесос на ярмарке после выборов, в (запись искажена, шум) году. Точнее, он выиграл право его выкупить. Лотерейный билет он, как и другие, получил на выходе из кабинки для голосования. Но выиграл только он. Не всем это понравилось, а кто-то даже пытался выкупить пылесос у победителя. Дело чуть не дошло до драки, но мужчина отстоял свое право.

– То есть всё дело в первом владельце, который чуть не лишился честно выигранного приза?

– Не совсем. В тот день важность витала в воздухе. Сами выборы, важность победы для кандидатов, важность участников, которые пришли не только чтобы проголосовать, но и чтобы что-то купить. Лотерея, где каждый участник надеялся, что приз достанется именно ему. Все понимали, что пылесос может выиграть только один. Но втайне каждый рассчитывал завладеть призом. Проигрыш воспринимался как вселенская несправедливость. Добавьте сюда конфликт. Как я полагаю, именно так предмет получил свой первый заряд. А дальше он лишь набирал силу. Сначала через ребенка, потом через родителей.

– Но почему именно эти свойства? Почему чтение мыслей и предсказание будущего?

– У меня опять же только предположения.

– Поделитесь с нашими зрителями!

– Пылесос, помимо своей основной задачам – собирать пыль и мелкий мусор, благодаря обретению уникальных свойств, всасывает что-то еще из пространства. Возможно, пыль – это носитель информации. Каждая пылинка – это крошечный накопитель, что способен «собирать» и записывать мысли людей. А человек, связанный с этим предметом, способен их обрабатывать и воспроизводить.

– Когда вдыхает?

– Верно, когда вдыхает. Но напоминаю, это всего лишь наши догадки.

– Допустим, с чтением мыслей разобрались. Есть хотя бы теоретическое понимание. Но как насчет будущего?

– Здесь классический (запись искажена, шум), его (запись искажена, шум). Если верить его книге, то в пространстве уже существуют всевозможные варианты. Всё уже было: прошлое, настоящее и будущее. Причем во множестве различных версий. Понятно?

– Допустим.

– У предмета силы есть способность передавать мысли одного человека другому, так?

– Так.

– И он как-то их расшифровывает. Пылесос что-то делает с пылью. И, вдыхая её, носитель может видеть больше, чем остальные.

– Верно.

– Но мысль – это что? Мысль – это выбор.

– Не совсем понимаю.

– Всё же я вам рекомендую книгу про (запись искажена, шум).

Смех.

Илья Петрович услышал только обрывок последней фразы, а затем – щелчок. Где он находится?

Опасно создавать порталы в незнакомом месте. Можно оказаться где угодно.

Он дернул рукой и ощутил в ладони пластиковый корпус диктофона. Запах горелой древесины. Сырость.

Он весь мокрый!

«Где я?»

Он открыл глаза. Сквозь дыру в крыше за поволокой туманной дымки он увидел звёздное небо. Попробовал пошевелиться, но обломок доски упёрся в ребро, заставив его сжаться от боли и, наконец, прийти в себя.

Всё, что с ним случилось перед тем, как он попал сюда, стало прокручиваться в его сознании. Он вспомнил сегодняшний вызов, как он с Антоном Сергеевичем приехал к клиенту, их деловую беседу, которая из чаепития превратилась в самое настоящее безумие. Все события всплывали в голове, от картинки к картинке, яркими вспышками. На моменте, когда он вспомнил про одержимого, пытавшегося проникнуть в кладовую, Илья Петрович схватился за голову и сел.

Когда до него дошло, в какой опасности он находится, и в какой опасности может быть его друг, он подпрыгнул. Диктофон шлёпнулся в черную лужу. Илья Петрович подобрал его и убрал в карман.

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Он поискал пылесос, который взял с собой на другую сторону. Тот лежал на боку рядом.

Мастер находился в недавно сгоревшем и потушенном частном доме. От стен еще исходило тепло, и стоял запах гари. Переместившись через лужу-портал, он оказался в сенях этого дома. Если на той стороне это была кладовая, то здесь – неотапливаемый пристрой с выходом во двор. Вот только сейчас выйти через него было невозможно. Он обрушился. Нужно было искать другой выход.

Илья Петрович попробовал аккуратно встать, держа в уме, что в любой момент здесь может появиться одержимый. Мастер не мог точно знать, как долго барьер, который он «построил», сможет сдерживать клиента.

Но одержимый был не единственной угрозой. Едва Илья Петрович поднялся, как услышал низкое рычание. Засада. На выходе его уже ждали. Только что проводили там – теперь встречают здесь. Если тебе прислали этих тварей, дела плохи.

Он огляделся. Стены почернели от гари, полы местами провалились. Сначала нужно выбраться отсюда, а уж потом решать, что делать с псами. Если, конечно, они не нападут прямо здесь. От этой мысли ему захотелось вжаться в эти ненадежные стены.

Охваченный страхом, он напомнил себе, что в детстве он попадал в куда более серьёзные передряги. И твари тогда были куда страшнее. Теперь он далеко не маленький мальчик. С этими мыслями, он подхватил пылесос и двинулся к дверному проёму, ведущему вглубь дома. Оставалось надеяться, что где-то есть запасной выход или хотя бы дыра в стене.

Под ногами хлюпало. Сырые и обгоревшие доски пола прогибались при каждом шаге. С крыши капало. Воздух пропитался едким запахом гари. Приходилось пробираться почти вслепую, угадывая путь в полумраке.

Мастер передвигался осторожно, прислушиваясь к звукам снаружи. Всё вокруг будто замерло, только его сердце бешено колотилось, и казалось, что его стук эхом разносится по всему дому, привлекая внимание тех, кто мог за ним следить. Он старался дышать как можно тише, перешагивая через разбросанные предметы. На полу лежали обгоревшие книги: страницы слиплись от воды, а обложки почернели. Рядом валялась детская игрушка – плюшевый мишка с оторванной лапой. Его стеклянные глаза тускло отражали слабый свет, который просачивался сквозь дыры и расщелины в стенах.

Чуть дальше, среди обломков, виднелся разбитый будильник. Стрелки на циферблате замерли на времени, которое, вероятно, стало роковым для этого дома.

Судя по всему, он попал в гостиную.

Взгляд Ильи Петровича зацепился за стол, на котором стоял уже знакомый ему чайник и недоеденный торт. Он подошел ближе и обомлел. В торте копошились черви. Мужчина вспомнил, с каким аппетитом этот торт уплетал его друг. К горлу подступила тошнота, и он, прикрыв рот рукавом, отвернулся. Мутило не только от увиденного. Сладковатый запах гари тоже делал свое дело. Хотелось как можно скорее выйти на свежий воздух.

Оставалось надеяться, что спасение ждет его впереди: в следующей комнате с приоткрытой дверью. Он сможет туда попасть, если проход с другой стороны не заблокирован. Что если и там пройти у него не получится?

Неприятное ощущение скользнуло под одежду. Неужели он в ловушке?

Илья Петрович приказал себе не думать об этом и держать в голове мысль, что он – герой истории. Что всё происходящее – часть задумки, и выход обязательно найдется. Иначе просто не может быть. С этой мыслью он крепче сжал ручку пылесоса и пошел проверять последнюю комнату.

Он замер, прислушиваясь к тишине. Будто сам дом затаился, пытаясь предугадать его следующий шаг.

Аккуратно надавив на дверь, он с удивлением обнаружил, как та легко и бесшумно поддалась. Внутри оказалось светлее, как будто кто-то сквозь разбитое окно направил сюда слабый луч надежды.

Комната так же была залита водой, в центре – осыпанная пеплом двуспальная кровать. Матрас провалился, а простыни, когда-то белые, теперь почернели от гари и воды.

Шкаф, распахнув створки, наклонился вперед, пытаясь держать равновесие.

Едва Илья Петрович зашел в спальню и немного выдохнул, как услышал тот же низкий рык за своей спиной. Мастер обернулся и замер в оцепенении.

В гостиной, на уровне стола, он увидел огромного оскаленного пса с красными светящимися глазами. Пёс опустил морду и медленно пошел в его сторону. Рывок. С жутким лаем животное бросилось к мастеру, готовясь терзать и разрывать на части.

Дверь захлопнулась перед самым носом пса. Илья Петрович налег на дверь всем телом, чувствуя, как за ней беснуется злобная тварь.

Загнанный мужчина посмотрел на разбитое окно. Вот шанс мастера выбраться! Конечно, если постараться, главное – быть осторожным. Можно было пораниться об острое стекло.

В спину, через досчатую дверь, царапая и издавая пугающие звук, бил лапами пёс. Илья Петрович даже чувствовал его горячее дыхание.

Илья Петрович на секунду прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

«Это сон. Это всё не по-настоящему», – успокаивал его Антоха, когда они попали в западню. Когда он думал, что всё, конец.

Тогда он поверил ему. И у них получилось.

Необходимо проснуться, как если бы это был сон. Как если бы он сам создал этот сон. Как если бы сам придумал этого пса. Сам создал это место, продумывая каждую деталь.

Он ощутил спокойствие и уверенность, что всё идет как надо. Это его сон, а раз так, то только он решает, что здесь будет происходить и чем всё кончится.

«Главное, – напомнил он себе, – чтобы всё подчинялось логике».

С этой мыслью он открыл глаза и увидел в раскуроченном окне пару огромных светящихся глаз. Ноги потяжелели, но мужчина держал в голове мысль, что это – просто сон. Широкая пасть, полная острых зубов, ему только снится. Злобное рычание – не настоящее.

Его окружили. Как и в любом кошмарном сне, кажется, что выхода нет. Один приспешник зла царапал дверь, второй поджидал с улицы.

Да, это случилось. Пусть история продолжается.

Пёс будто услышал мысли Ильи Петровича и тут же прыгнул через оконный проём. Остатки стекла со звоном полетели в разные стороны.

Илья Петрович машинально открыл дверь, которая в момент броска ужасной твари, стала ему щитом. Пёс, прорывавшийся из гостиной, бросился вперед и тут же столкнулся с напарником. Тот, что прорывался из окна, сбил его обратно в гостиную. Псы забыли про парня: они сцепились в драке, рыча и визжа, снося всё вокруг.

Илья Петрович воспользовался моментом: схватил пылесос и, едва не запутавшись ногами в шланге, перемахнул через окно, приземлившись в колючие заросли малины.

Мастер побежал. Сухие ветки царапали руки и лицо, но он не ощущал боли. Видел только поваленную ограду как путь к отступлению. Те двое пока заняты друг другом, но они еще придут в себя. А он бежал, унося с собой нечто ценное. Свою жизнь и дурацкий пылесос.

Так он выскочил на дорогу и побежал по направлению к городу.

Красивые двухэтажные особняки из его реальности исчезли. Вместо них, – старые дома, окутанные туманом. Редкие фонари на двуногих столбах освещали путь, чей свет едва пробивался сквозь бело-серую пелену.

Добежав до проржавевшей автобусной остановки, Илья Петрович укрылся там и, согнувшись, едва не выплюнул легкие на бетонный пол. Только сейчас он понял, что смог немного оторваться.

Отдышавшись, он полез в карман за сигаретами. Но они, как и зажигалка, промокли. Он попытался прикурить помятую сигарету, но из зажигалки вырывались лишь слабые искры.

Илья Петрович сматерился и бросил затею. Его одолевало не столько желание курить, сколько вызвать такси. Здесь машину можно было вызвать только так.

На остановке воняло сыростью и мочой. Но Илья Петрович еще не готов был снова бежать длинную дистанцию, если его заметят. Поэтому решил подождать несколько минут, а потом двинуться дальше. Хуже запаха с остановки был только запах от него самого: он весь пропах дымом.

Время поджимало. Пылесос, как предмет силы, следовало обезвредить. Точнее, ослабить, а уже потом решить, что с ним делать. Такой предмет точно пригодится ему и Антону Сергеевичу. А для этого нужно было добраться до городского пруда. Там эти твари уже не смогут на него напасть. И он, сделав свое дело, переместится в мастерскую.

Да, он думал, что они пойдут туда вместе с Антоном Сергеевичем, но, кажется, это только история старшего мастера. Ему нужно было добираться туда в одиночку. Встретиться со своим страхом лицом к лицу.

Наконец он смог выпрямиться. Илья Петрович думал, отчего худое лицо напряглось. Эти двое в любой момент могли пойти по его следу. Наверняка, они где-то близко. Он чувствовал это, и страх ледяной рукой будто держал его за горло.

Он посмотрел на пылесос и тяжело вздохнул. В быту эта штука, возможно, была удобна и полезна. Но бежать с ним на перевес, укрываясь от преследователей, которые сильнее и быстрее тебя, – это уже совсем непростая задача. Особенно если учесть, что у пылесоса был этот дурацкий шланг, который не только бесполезен в обороне, но так и норовил выскользнуть из рук.

Туман за пределами остановки клубился, как живой. То расступался, то смыкался в плотную пелену: он то показывал, то скрывал перекресток с мигающими светофорами. Именно этот небольшой перекресток ему и нужно было преодолеть, а затем, минуя продуктовый магазин, спуститься ниже.

Илья Петрович старался не издавать ни звука, чтобы вслушаться в звенящую тишину. Где-то вдалеке, со стороны улицы, где находился сгоревший дом, до него донеслось уже знакомое рычание. Злое, низкое, оно будто исходило из самой земли. Всё внутри молодого мастера сжалось, а ноги словно вросли в сырой бетонный пол остановки. Он замер.

«Надо двигаться. Еще немного, и они будут здесь», – сказал он самому себе. Нужно только добраться до пруда, там он будет в безопасности. А сейчас… – Сейчас нельзя кормить их своим страхом. Нельзя давать им еще больше силы, которую они уже получили от тебя».

Илья Петрович подхватил свою ношу и выглянул из остановки. Из-за рваного тумана казалось, что на улицах никого нет, но он знал, что они там. Сразу наброситься на него – значит лишить себя подпитки, лишить себя еще большей силы. Поэтому они будут пугать его, прячась в тумане, преследуя и нагоняя. Им нужен был весь его страх, без остатка.

Где-то вдалеке мелькнула сгорбленная тень. Что-то двигалось к нему рывками. Одержимый. Он это знал.

Тут же снова послышалось рычание. Собак он не видел. Судя по звуку, они крались в тумане, нагоняя жути, цокая острыми когтями по асфальту.

Он не мог позволить себе страх. Поэтому думал о спасительном пункте назначения, – ему нужно было попасть на берег пруда. Там они не смогут на него напасть. Какой смысл сейчас столбенеть, думая об этих тварях? Если бы они хотели разорвать его прямо здесь, они бы давно это сделали.

Всё как и в жизни, когда ты боишься не самой ситуации, а того мрака, в который загоняешь и погружаешь самого себя. Так ты только делаешь себя слабым.

Илья Петрович поймал прежнее ощущение, которое испытал тогда, в спальне, когда отчаялся и решил, что всё кончено. Некую безумную, но в то же время осознанную уверенность, что у него всё получится. С этим он и сделал шаг, за ним второй, третий, и, ускоряясь, двинулся через слабо освещенный островок перекрестка. Светофоры мигали невпопад, перебивая друг друга желтыми огнями.

Так он пересек одну узкую улочку, затем другую, а затем, по полоскам зебры, устремился вниз.

Туман здесь стоял плотнее и казался осязаемым. Мужчина перешел на другую сторону уходящей вниз улочки, к продуктовому магазину. Да, его преследователи пользовались тем, что туман скрывал их. Давал им возможность вгонять жертву в еще больший страх. Но и сам мастер старался пользоваться практически нулевой видимостью. Собаки выслеживали его по запаху. Одержимый, такой же верный пёс для своего хозяина, брал след несколько иначе, чуя страх жертвы. Илья Петрович ощущал и тех, и других нутром. Что-то кололо в груди и животе всякий раз, как те подбирались к нему достаточно близко.

А еще он будто слышал, как те между собой переговариваются. Но не всегда это походило на диалог, а скорее, на обрывки.

Что если они не могут его нагнать, только потому что эта штуковина на колёсиках ведёт его?

Понимать, куда он двигается и насколько его направление верное, ему помогали многоэтажки. Точнее, антенны, что торчали с крыш. А еще его точно вела сама дорожка, что шла под уклон и высокие окутанные туманом сосны.

В нос ударил запах кислого сладковатого гниения, который тоже послужил ему своеобразным ориентиром. Мусорные баки. Следовательно, рассуждал он, дальше ему оставалось пройти мимо гаражей, а там и рукой подать до спасительной лесной тропинки, которая прямиком вела к пруду.

Дорожка пошла под еще больший уклон. Илья Петрович, сам того не желая, ускорился. Ноги стали ватными, отчего поддавались этому уклону и слишком быстро несли его вперед. Мастер споткнулся, едва удержав пылесос. А вот полая трубка с щеткой на конце всё же ударила о землю.

Где-то рядом он услышал злобный смешок, отчего его внутренности превратились в лёд. Но поддаваться панике было нельзя. Преследователи могли наброситься на него в любой момент. При условии, если он позволит страху завладеть им.

Он сделал еще шагов десять и внезапно вышел из тумана, отчего почувствовал себя беззащитным. Перед ним длинным ковром из асфальта развернулась узкая лесная дорожка. Туман растекся по краям, захватив лес.

Здесь мужчина побежал. Почти трусцой, как это делали местные любители здорового образа жизни. Чистый воздух, живописный вид, единение с природой – это всё располагало к спорту. Будь Илья Петрович здесь при других обстоятельствах, то непременно заметил эту красоту. Но сейчас лес казался ему сообщником его преследователей.

Псы, хрипло дыша и ломая ветки, продолжали гнать мастера, скрываясь среди деревьев и тумана. Обезумевший тоже продирался сквозь кустарники с невероятной быстротой. Наверняка, промелькнуло в голове мастера, они хотят перехватить его у самого спуска. Им нужно было больше его страха и отчаяния. Ведь сильнее эти чувства станут в тот самый момент, когда жертва почти подобралась к заветной цели. Они-то и дадут им большую силу, и тогда…

Он старался не думать, что будет, если его схватят. Он просто бежал, надеясь, что всё скоро закончится. Думал о портале на мосту, пройдя сковзь который, он в одно мгновение окажется в безопасной мастерской. Портал, который эти трое не смогут использовать, чтобы пойти вслед за ним. Над его защитой они с Антоном Сергеевичем хорошо поработали. И это были далеко не те игрушки в кладовой, эффект у которых оказался весьма слабым.

Илья Петрович бежал так быстро, что едва не пропустил тот самый крохотный поворот, что вел прямиком к воде и мосту. Легкие от непривычного бега готовы были вот-вот разорваться. Ношу как никогда хотелось бросить. Но преследуемый мужчина нашел в себе силы и прыгнул прямо в лес, рискуя кубарем скатиться с крутой горы. Что с ним чуть и не случилось. Он всё же упал, но аккуратно приземлилмя на обе руки, накрыв собой корпус пылесоса.

Сердце било так, что отдавало в ушах. Илья Петрович с шумом выдохнул и оттолкнулся от земли. Шатаясь, поднялся на ноги и посмотрел на руки: полусгнившая трава прилипла к пальцам.

Осталось последнее. Возможно, это будет то еще испытание.

Ему стоило опасаться не только тех, кто преследовал его. Сам спуск представлял отдельную опасность. Ступени, что вели вниз к мосту, создала сама природа. Снега, что таяли каждую весну, бурной водой стекали вниз, омывая и обнажая корневища деревьев. Летние дожди доделывали их работу. Остальное – проделали люди, которые пользовались этим самым спуском. Коварность этих ступеней состояла еще и в том, что можно запросто словить подножку от корня и полететь вниз, ломая себе все кости.

Поэтому спускаться следовало весьма осторожно, шаг за шагом: не торопиться, но при этом сохранять скорость.

Будучи ребенком, он спускался здесь вместе со своим другом чуть ли не вприпрыжку. А те, кто бегал по утрам и заканчивал свою прогулку у воды, тоже, пусть и рискуя, преодолевали спуск достаточно быстро. Но сейчас, во мраке и при подобной сырости, подобный трюк мог стоить жизни. И не только ему, но, как минимум, еще двоим, а то и троим.

Илья Петрович вытер руки о штаны и сделал пару осторожных шагов вниз, но его задержал крик безумного. Тот выскочил из кустов и побежал за Ильей Петровичем. Клиент их мастерской совсем потерял человеческий облик. В его движениях, в раздутом лице и почерневших глазах едва угадывался недавний знакомый.

Тот хоть и набрал силу, получив её от хозяина и заодно насытившись страхом мастера во время погони, всё же не учел главного. Обувь для подобного бега следует подбирать удобную.

Одержимый был бос, отчего неуверенно держался на ногах и и скользил при каждом рывке. Тапочки давно послетали. Видимо, во время погони он не раз падал, так как был весь в грязи и траве. Но всё же был силен и полон ярости, когда набросился на мужчину. Он хотел было вцепиться в Илью Петровича, но тот использовал пылесос как щит и им же толкнул, а после дал хорошего пинка. Одержимый потерял равновесие и кубарем покатился вниз, истошно вопя.

– Пришлите мне смету! – прокричал он и, встретившись головой со стволом дерева, затих.

Илью Петровича едва не утянуло за ним. Тот вовремя подался назад и плюхнулся на пятую точку, удерживая пылесос. Это положение подало ему отличную идею, и он стал скатываться вниз, как по заснеженному склону, перебирая ногами. Он прекрасно понимал, что одержимый мог подняться в любой момент, но продолжал спускаться и смотреть исключительно вперед, то и дело хватаясь за корни.

Над головой Ильи Петровича раздался раздирающий душу вой, за ним еще один и еще. Затем лай целой своры собак.

«Да, – простонал внутри себя Илья Петрович и замер, обняв как можно крепче пылесос, – пожалуй, на этом всё».

Он прикрыл глаза, слыша, как вокруг него образуется плотное кольцо. Рычание, легкая поступь лап, треск веток, дыхание этих тварей. Будь что будет. По крайней мере, он сделал всё, что мог.

Из облака его совсем не радостных мыслей его вытащил звук выстрела. Псы заскулили. Илья Петрович открыл глаза и увидел зарево красного огня, которое осветило лес над его головой.

– А ну пошли прочь от моего друга!

Мужчина ощутил теплую волну внутри, что подступала к его горлу и глазам, чтобы излиться облегченным рыданием. Но он быстро подавил это, готовясь, в случае чего, драться.

Снова выстрел. Свет и яркие вспышки не нравились мохнатым тварям. Те отступали назад с опущенными головами, в спасительную тьму леса.

– Илья Петро… Ух, – звал своего друга Антон Сергеевич откуда-то снизу, – спускайся! Я тебя прикрою!

Старший мастер на этот раз попробовал всё же встать, оглядываясь на псов. Те хоть и держались поблизости, но нападать не рисковали. Свет им явно не нравился, они щурились, скулили и нехотя отступали назад.

Появление друга придало Илье Петровичу новые силы, и он более уверенно стал спускаться вниз, минуя выступ за выступом.

Завидев товарища с пылесосом, Антон Сергеевич прекратил непосильный ему подъем. Он снова перезарядил ракетницу и, прислонившись к дереву, тяжело задышал.

Илья Петрович хотел ускориться. Он устал от всей этой погони, от бесконечной борьбы, но продолжал просто спускаться, зная прекрасно, что особенно под конец торопиться не стоило. Всё позади. Пруд уже близко.

Добравшись до Антона Сергеевича, он опустил на землю пылесос и крепко обнял своего напарника и друга. Тот, явно не ожидавший подобной трепетной встречи, сначала растерялся, а потом ответил на объятия и похлопал по спине.

– Давай, я понесу, – сказал его друг, но старший мастер ему отказал.

– Псы могут вернуться, и наш спятивший клиент где-то рядом.

Антон Сергеевич, опьяненный своей храбростью, пропустил Илью Петровича вперед и стал держать наготове ракетницу.

Парни спускались всё ниже, а деревья, расступаясь перед ними, постепенно открывали потрясающий вид на темную поверхность пруда и на длинный, уходящий будто за самый горизонт, деревянный мост.

Туман рассеивался, а легкий теплый ветер выгонял его прочь из леса. Облака, что плотно держали небо, тоже спешили расчистить звездное пространство.

Когда друзья ступили на берег, огромная луна повисла над темной поверхностью пруда, пустив по его глади длинную дорожку.

– Никогда не устану любоваться этой красотой, – мечтательно произнес Антон Сергеевич.

Илья Петрович ничего не сказал. Он лишь обессилено выпустил из рук свою ношу в каменистый песок, пнул надоевший ему шланг и плюхнулся рядом.

В этот раз ему удалось закурить с первого раза. Сладко вдохнув дым, он зажал сигарету в зубах и принялся изучать устройство пылесоса.

– Мы ведь оставим его себе, верно? – спросил Антон Сергеевич и присел рядом. Илья Петрович с прищуром посмотрел на коллегу, но вместо ответа лишь сдул накопившийся пепел.

Защелка пылесоса располагалась посередине корпуса. Илья Петрович нажал на себя клапан, и пылесос тут же распался на две ровные половины. В одной части находилось само сердце устройства, а в другой – накопитель для мусора.

Илья Петрович отсоединил трубку от корпуса, а после с кряхтением поднялся на ноги и посмотрел на воду.

– Как думаешь, каждый раз делая это, мы поступаем правильно? – спросил Антон Сергеевич своего друга.

(– … мы же только кормим эту тварь, – четко расслышал старший мастер у себя в голове неозвученную мысль напарника)

Но Илья Петрович только пожал плечами и ответил:

– Я думаю, однажды мы это узнаем. – Он выдавил слабую улыбку и, утопая ботинками в песке, двинулся к воде.

По мере приближения становилось понятно, что никакая это вовсе не вода. Да, она была похожа на текучую жидкость, однако природный котлован, на другой стороне их любимого города, был наполнен вовсе не водой.

Когда Илья Петрович подошел к самой кромке, его ботинка коснулась черная дымка, а затем отступила, имитируя отлив.

Мастер присел на корточки и проговорил этой бескрайней дымке, что наполняла собой пруд вместо:

– Мне очень неприятно, что ты всё еще сотрудничаешь с теми тварями. Как будто тебе мало, что мы приносим тебе.

Черная текучая дымка заволновалась и потянула к Илье Петровичу осторожные щупальца.

– Нет, нет, нет, не спеши, – сказал он, дразня прожорливую дымку. – Ты отпустишь нашего клиента, иначе я больше никогда ничего тебе не принесу.

Дымка, так похожая на воду, заволновалась. Ей не нравилось, как с ней говорил Илья Петрович. Но спорить с ним она не могла – её сдерживал свет огромной луны.

Поэтому дымка лишь коснулась его ботинка.

– Вот и договорились, – сказал он и извлек из контейнера мусорный мешок. Для черной текучей дымки это было всё равно, что кусок мяса для голодного животного. На этот раз поверхность пруда не просто заволновалась, но послышалось едва уловимое шептание сотни голосов.

Антон Сергеевич, что стоял поодаль, наблюдал подобное не раз. Его пугало, как его друг менялся, подходя к темным водам. Он всегда слышал, но не понимал, что говорил его друг. Это был даже не звук его голоса, а больше громкое шипение и какие-то странные гортанные звуки.

Он много раз пытался поговорить с ним о его связи с темными водами. Делился своими наблюдениями, но Илья Петрович делал вид, что не понимает, о чем это он.

И вот сейчас Антон Сергеевич наблюдал, как его друг заботливо подкармливает обители теней. Ритуал по очистке предмета силы больше походил на жертвоприношение.

Илья Петрович вытряхнул содержимое мешка. Это была черная пыль, больше напоминавшая сажу. Её тут же подхватил легкий ветерок и взвил воронкой. Та, покрутившись, приняла силуэт маленького мальчика.

Мастер отпрянул.

Ребенок потянулся к нему и хотел было что-то сказать. Но вместо связных слов, получилось мычание.

– Не понимаю, – проговорил Илья Петрович.

Мальчик вздохнул и тихо заплакал, а затем повернулся к темным водам и зашел в них.

Наступила тишина, которую в скором времени нарушил Антон Сергеевич, пробормотав:

– Господи…

Илья Петрович вернул мешок обратно в корпус, тяжело поднялся и пошел в сторону своего друга.

– Что теперь? – спросил Антон Сергеевич, глядя на уставшего напарника. Силы у того явно были на исходе. Но Илья Петрович с усилием поднял руку и указал куда-то в сторону леса. Его друг обернулся и приготовился стрелять. Илья Петрович приказал ему опустить ракетницу.

В их сторону, шатаясь и то и дело спотыкаясь и падая, шел их клиент.

– Мы с тобой гуляли и встретили пьяницу в лесу. Он рассказал нам о своей трагедии с сыном. И мы повезли его в больницу, – напомнил Илья Петрович.

Антон Сергеевич кивнул и убрал ракетницу за пояс.

– Па… памагите! – обессилено прокричал мужчина.

Мастера пошли ему навстречу.

Вид у их клиента был больше, чем просто потрепанный и жалкий. Босой, в разодранных брюках, перепачканной грязью некогда белой рубахе, с исцарапанным лицом и руками. Завидев уже знакомых парней, он остановился, упал на колени и истошно зарыдал.

Когда мастера подошли к нему, из него потоками полились оправдания. Что он себя не контролировал, что не мог ничего поделать, что он всего этого не хотел. Но те лишь помогли ему встать, и все они вместе направились к деревянному мосту.

– Как же ты воняешь костром, – заметил Антон Сергеевич, когда они затолкали клиента на помост. – Да ты весь в саже!

– На той стороне их дома сгоревший недавно дом. Их надо предупредить, что следует быть аккуратными с огнем.

– Поговорим об этом позже, – сказал Антон Сергеевич, когда оказался наверху и подал руку своему напарнику. Но тот, игнорируя помощь, закинул пылесос, а после забрался и сам.

– Я оказался прав насчет телефона, и мне следовало взять его с собой, – продолжил Илья Петрович, закинув одну руку клиента себе на плечо.

– Соглашусь лишь отчасти, – ответил Антон Сергеевич, подступившись к обессиленному мужчине с другой стороны. – Но ты все равно рисковал, попросив помощи у телефона.

– Но именно он сказал мне взять воду из озера для портала.

– Надо сказать, – покряхтывая, сказал Антон Сергеевич, – ни тебе одному этот телефон спас жизнь.

Его друг театрально закатил глаза.

– …хорошо, поправил мое здоровье! Я чуть не попал в больницу.

При упоминании больницы клиент, которого мастера заботливо тащили на себе, тут же подал голос:

– Как там мой сын?

– Мы не знаем, но думаем, что всё хорошо.

– Где… мы? – слабо спросил мужчина, оглядываясь вокруг.

– На пути к спасению, – ответил Илья Петрович, глядя на темные воды пруда, которые, казалось, наблюдали за ними с тихим, но зловещим вниманием.

Глава 7

Мужчина, которого так заботливо тащили на себе парни, посмотрел вперед, весь обмяк и простонал. Не так он представлял себе путь к спасению. Мост впереди них обрывался, а из темной воды торчали деревянные обломки, окутанные туманом. Куда они ведут его? Они сами видят, куда его тащат?

Ступни болели и саднили. Он посмотрел на свои ноги, на сырые доски моста, которые опасно блестели, отражая яркий лунный свет.

– Просто доверьтесь нам! Держитесь! Осталось еще немного! – сказал Илья Петрович и приподнял мужчину, который становился всё тяжелее и тяжелее. Доски под ними прогнулись.

(– Ох и выставлю я ему счет,) – пропыхтел Антон Сергеевич.

Эту мысль Илья Петрович четко уловил и ухмыльнулся. Здорово же работает этот пылесос. От этой мысли его непосильная ноша будто стала легче. Да и неудобная ручка – более эргономичной.

(– Непременно выставим. Влупим в десятикратном размере! Не зря мы тут рискуем своими задницами!) – мысленно ответил старший мастер и посмотрел на своего напарника через плечо клиента.)

Антон Сергеевич испуганно посмотрел на друга.

(– Ого, мы можем говорить, не открывая рты,) – подумал порядком уставший толстяк и добавил, – надеюсь, он нас не слышит.

(– Если и слышит, то, наверняка, этого не понимает,) – заключил Илья Петрович.

(– Интересно, этот эффект пройдет, когда мы…) – начал было его друг, которому явно понравилось общаться новым для него способом. Однако их клиент не дал ему договорить.

Тот вырвался из их рук и упал на колени, уронив голову. Он начал закашливаться.

– Только не это… – простонал Антон Сергеевич уже вслух куда-то в сторону, чем заставил своего напарника обернуться.

Им следовало поторопиться. Тьма сгущалась. Черные тучи заволакивали небо, закрывая собой и оттесняя к горам огромную яркую луну. Из леса прямо к пруду туман гнал черных псов и одержимых людей.

– Ты должен выплюнуть это! – прокричал над обессилевшим мужчиной Илья Петрович и принялся хлопать того по спине. – Не сдерживай!

Клиент замотал головой и снова закашлялся.

– О боже… – пробормотал Антон Сергеевич, заставив напарника снова посмотреть туда, где разворачивалась страшная и в то же время завораживающая картина.

Псов было не меньше десятка, и их становилось всё больше. К ним присоединялись люди, такие же одержимые тьмой. Они все тянулись к тёмным водам, припадали к ним, будто хотели напиться. Но на самом деле напивалась эта черная дымка, которой было все равно, откуда ей брать силу и чем питаться.

Твари, изгибаясь и рыча, изрыгали из себя черноту, всё то, чем успели поживиться этой ночью, прямо в дымчатую воду. Одержимые на четвереньках проделывали то же самое.

Мужчина, которого они пытались спасти, хоть и не являлся больше одержимым, но тоже кое-что носил внутри себя. Тьма коснулась и его.

– Да выблюй ты это! – прикрикнул на него старший мастер, чем только напомнил о себе. Один из псов поднял морду и сверкнул глазами в их сторону.

Становилось всё темнее. Быстро. От поверхности темных вод поднимался туман, а из недр его доносился громкий, едва различимый шепот сотни голосов.

– …оставайся… бросай… только с нами… здесь хорошо…

Мужчина прокричал и зашелся в сильном кашле, который переходил в рвоту. Только эта дрянь, что наполняла его нутро, никак не хотела выходить.

Еще один пёс обратил на них внимание, посмотрев в сторону моста. За ним еще один оторвался от воды, и еще, и еще…

– Да чтоб тебя… Готовься стрелять! – Илья Петрович терял всякое терпение, но он понимал, что помочь клиенту сейчас не сможет. Им придется тянуть время, задерживая тварей. – Сколько ракет?

– Мало, – ответил Антон Сергеевич и, вооружившись сигнальным пистолетом, подался вперед.

– Тебе надо выплюнуть эту заразу! Иначе это останется в тебе, и ты снова попытаешься убить своего сына! Ты, идиот! Давай же!

– Спокойно, – с нажимом проговорил его друг. – Не забывайся.

Илья Петрович собрался и с шумом выдохнул через нос. Да, его друг был прав: нельзя кормить тьму сверх того, что ей уже досталось.

– …не сопротивляйся… это так просто… – шептали голоса.

Он положил руки на перила моста. Ощутил едва уловимый запах сырости. Как доски прогибаются под тяжестью его тела. Слышал надрывный кашель. Пусть всё реалистично, но это всего лишь сон, и это всё ему только снится. Раз это его сон, то все события могут разыгрываться по его правилам. Вот только, когда в этом сне ты не один, это куда сложнее. Доверять приходится не только себе или положительным персонажам твоей истории.

Но даже тварям, которые на мягких лапах подбирались всё ближе. Людям, которые поднимались на ноги и, утирая рты, смотрели на мост.

Шепот сводил с ума и погружал во мрак происходившего с ними мракобесия. Мужчина стал кашлять чаще и, наконец, изогнувшись всем телом, выпустил черноту из себя. Та начала изливаться из него жидкой тьмой, струясь и просачиваясь сквозь щели, утекая в темные воды.

Мужчина дышал через раз, с рыком выпуская из себя черноту.

– Хороший мальчик, – Илья Петрович снова похлопал клиента по спине. – Не ленись, выкашливай.

Мужчина икнул и задышал.

– Кажется, всё! – сказал он и, попробовав встать, плюхнулся на четвереньки. Парни его тут же подхватили.

– Уходим отсюда, – сквозь зубы проговорил Илья Петрович над самым ухом мужчины, и это будто придало тому сил. Обессилевший, пусть и покачиваясь, но всё же встал на ноги.

Они отступали, то и дело оглядываясь. Псы со светящимися глазами уже зашли на мост. Покачивая хвостами, они медленно шли за ними, утробно рыча. Шерсть дыбилась на холках. Они ускорялись.

Впереди всей своры вышел пес, который по размеру превосходил остальных. Правое ухо провисало под тяжестью желтой клипсы.

– Идем, идем, – приговаривал Антон Сергеевич. – Еще немного, парни.

– Мост… – пробормотал их клиент. – М-мост…

Неужели они не видят, что дальше хода нет? Что дальше он обрывается. Клиент засопротивлялся.

– Куда вы меня тащите? Я н-не… не умею плавать… Мы утонем!

Парни его не слушали и продолжали продвигаться по старому хлипкому деревянному мосту.

(– Пожалуйста, не оборачивайся,) – проговорил про себя Илья Петрович, себе и своему другу.

Толстяк хоть и уловил мысль, но ослушался.

Вожак прорычал и, перейдя на леденящий душу лай, рысцой побежал, увлекая за собой остальных. Оказавшись в шагах пяти, пес раскрыл пасть, обнажив кинжалы зубов, и прыгнул.

Антон Сергеевич зажмурился и застыл на месте. К нему присоединился его друг. Мужчина, который сопротивлялся и упирался, упал. Он только слышал лай и рычание, отчего его спина покрылась холодными колючими мурашками. Он ждал, когда всё кончится.

Вот только наступила полная тишина. Шепот, рычание собак и прочие звуки попросту растворились. Мужчина подумал, что, возможно, это и была смерть.

Радостный вздох толстяка несколько поломал эти предположения, а его друг облегченно рассмеялся. Мужчина, которого они волокли, сел и обернулся.

От увиденного челюсть его так и отвисла.

Вожак с раскрытой пастью и вздернутыми лапами висел в воздухе. За ним, рассекая туман на мосту и освещая путь светящимися глазами, висели остальные псы. Как если бы жуткое кино поставили на паузу в момент этой безумной погони.

Изумленный клиент даже нашел в себе силы встать. Перед ним висел внушительных размеров пес. Мужчина хотел потрогать его, но тут же резко отпрянул: глаза твари пришли в движение. Далее произошло то, что позже Антон Сергеевич назовет «эффектом желе»: рука мужчины будто застряла в воздухе. Чем сильнее он ее дергал, тем сильнее рука застревала в пространстве.

– Не дергайтесь. Расслабьте руку, – сказал Илья Петрович.

Их клиент подчинился. Сработало. Он забрал свою руку и приложил ее к груди, не сводя взгляда с псов, что замерли перед ним в вечном прыжке.

– Что это? – спросил мужчина и покачнулся, оперевшись на хлипкие перила моста.

– Мое изобретение! Я назвал его желе. Это чтобы твари не смогли пойти за нами и попасть через портал в наш мир.

– Твари тупые и одержимые, – сказал Илья Петрович как можно громче. – Желе не терпит резких движений, суеты, скорости.

Вожак стаи снова зашевелил глазами. Только на такие движения тот оказался способен, находясь в ловушке.

Клиент заинтересованно попробовал тронуть воздух, сжать его в руке, но ничего не ощутил, никакой субстанции. В этот момент он походил на ребенка, который открыл для себя новое чудо.

– Видите ли, реальность хоть и пластична, но не любит излишнюю скорость. Поэтому я… – начал было Антон Сергеевич, но его друг его перебил.

Одному из псов, что находился позади всей своры, удалось немного двинуться.

– Сейчас не время! Уходим! – приказал он, а затем обратился к клиенту. – Сами идти сможете?

– Не быстро, смогу, но… простите, куда?

Еще пара-тройка шагов – и мост угрожал оборваться.

– Знаете же выражение, что дорога возникает под шагами идущего? – хохотнув, спросил толстяк и, не дожидаясь ответа, медленно, но уверенно двинулся вперед. Доски стали появляться под его ботинками.

– Мне надо… – испуганно пробормотал мужчина. – Верить в то, что они… появятся и я не упаду в воду?

Антон Сергеевич обернулся и пожал плечами:

– Странно. Никогда не думал об этом. Я знал, что тут есть продолжение этого моста.

Взгляд клиента тут же изменился, как если бы в его голове загорелся слабый свет.

– Идемте. Мост длинный, – проговорил с заботой в голосе толстяк. – Еще успеете наудивляться.

Мужчина медленно, содрогаясь всем телом, последовал за Антоном Сергеевичем. Шаг. Еще шаг. Еще немного и тогда он точно свалится в воду!

Но стоило ему шагнуть в пустоту босой ногой, как под ней тут же появилась деревянная доска.

Клиент с удивлением посмотрел на толстяка.

– Видите!

Илья Петрович двинулся следом. Он много раз проходил по этому мосту, что забыл, насколько это удивительно.

Вся троица медленно продвигалась вперед.

Идти с такой скоростью оказалось даже приятно. Это успокаивало. Даже сырость, которая проникала под одежду, уже не казалась такой противной. Свет луны то и дело прорывался сквозь плотные черные облака, подсвечивая обрушенный мост впереди. Мужчину, который некогда был одержимым, пугал этот вид: ноги тяжелели, и в какой-то момент отказывались идти. Но он, по примеру парней, которым он по своему счастью доверился, просто переставлял ноги.

– Я… чуть не утонул в этом пруду, когда был ребенком, – сказал он.

Мастера переглянулись.

– Это многое объясняет, – ответил Антон Сергеевич. – А ваш сын, он боится воды?

– Да, хотя я не рассказывал ему об этом. Наоборот, даже собираюсь записать его в бассейн, чтобы он научился плавать. Чтобы… Ну, вы понимаете…

Он хотел было и дальше говорить о своем сыне, о своих планах, как вдруг замер.

Мост прорисовался полностью, и он увидел, что посередине их кто-то, явно, встречает. Клиент отпрянул назад, уткнувшись в парней, что шли позади него. Сердце забилось чаще.

Но мужчина тут же успокоился. До него дошло, что это никакие не чужаки. Это они же, точнее, их отражение в высоком прямоугольном зеркале.

– Это… Что это? – спросил мужчина и подался вперед, в то время как его далёкое отражение сдвинулось с места ни сразу.

Мастера поравнялись с ним. Антон Сергеевич сказал около его уха:

– Нам туда. Это и есть портал, – отчего клиент вздрогнул. Зеркало показывало с задержкой.

– Какие-то фокусы…

– Я понимаю, что увиденное несколько вас шокирует. Имели бы вы возможность видеть то, что окружает вас в обычной жизни. О, люди столького не замечают! Что хорошо, иначе бы все посходили с ума.

(– Прекрати!) – приказал тому мысленно Илья Петрович, готовый в любой момент долбануть его трубкой от пылесоса.

– Ладно, ладно, – уже вслух ответил толстяк.

– Вы… вы тоже теперь можете общаться, не разговаривая? Этот… – клиент смотрел в зеркало, где Илья Петрович крепко держал пылесос. – Как он помогает читать мысли?

– Мы в точности не знаем, но, думаю, скоро поймём, – отреагировал Антон Сергеевич. – Мы пока только его немного ослабили.

– Но вы теперь заберёте его? Он больше не вернется?

– Я ни за что не отдам вам или кому-то другому эту штуковину, – сказал Илья Петрович. Интонация его голоса не понравилась толстяку, и он тут же всех поторопил.

– Мы еще успеем с вами всё обсудить перед тем, как выставим вам счет, – серьезно ответил Антон Сергеевич.

– Надеюсь, я смогу с вами расплатиться. Если ваши услуги вообще можно оценить деньгами.

– В этой версии реальности – навряд ли. А вот в нашем с вами мире – более чем сможете. Тем более, нас не покусали, и не было расходов на медицинские услуги, а только на лекарства. Так что сумма для вас будет более чем подъемная. Если не сможете расплатиться сразу, то у нас есть рассрочка, – как мог, пытался приободрить его толстяк.

(– Ты можешь заткнуться?) – спросил его мысленно Илья Петрович.

Они приближались к огромному зеркалу. Если клиенту этих двух парней поначалу казалось, что зеркало какое-то неправильное, то сейчас он в этом убедился. Мало того, что оно отражало происходящее с задержкой, так еще плавно меняло картинку, показывало их совершенно иными.

Если в реальности он сам был весь изодран и в грязи, то в зеркале видел себя посвежевшим, в белоснежной рубашке и ботинках. Его спутники тоже преобразились. Илья Петрович сделался куда более опрятным и почему-то вместе пылесоса нёс гитару. А тяжеловес – подтянулся в боках.

Чудеса.

– Это еще одна заслонка от одержимых. Однажды они поймут, как обходить желе, – почему-то безрадостно сказал Антон Сергеевич.

Их клиент испуганно обернулся, но позади увидел лишь плотный туман.

– Мы видим себя настоящими, без той тьмы, что могла нас тронуть или захватить, – продолжил Антон Сергеевич. – Тьма перестанет питать этих тварей, если прорвутся сюда.

– Если не свалятся с моста, – заметил Илья Петрович. – Только мы знаем, что он здесь продолжается.

Парни переглянулись.

– Так это вы… разрушили мост? – спросил с ноткой удивления их клиент. Кажется, он тоже стал «слышать» их мысли.

– Вот интересно, – тихо заметил старший мастер, приподняв пылесос. – Эту штуку можно как-то «настроить», чтобы только у меня была телепатия?

– Я уже начинаю понимать, что не всё, о чем я думаю, – это только я думаю, – сказал их клиент, а потом добавил:

– Мост давно обрушился, – мужчина, кажется, стал приходить в себя. – Но здесь он всё еще… кхм… цел.

– Нам пришлось это сделать, – вслух сказал Илья Петрович, так как все его размышления тут же передавались его остальным.

Повисла напряженная тишина.

– Вы… сотрете мне память?

(– Как вырубить этот пылесос?)

– Увы, – едва слышно и со вздохом отозвался Антон Сергеевич.

– Мне всё равно, лишь бы это не свело меня с ума. Не хотел бы я еще раз тронуться умом.

– Первое время вас помучают ночные кошмары, а днём – тревожные мысли. Но ваш разум постепенно адаптируется – он сам убедит вас, что это всего лишь последствия стресса. Или вы хотите оставить воспоминания?

– Нет, делайте свою работу, – решительно сказал клиент и продолжил путь к зеркалу.

Парни шли за ним. Им оставалось шагов десять до контакта с порталом.

Каждый чувствовал себя неуютно, а разум силился контролировать мысли, дабы не подумать чего лишнего. Но это желание сохранить интимность внутри головы лишь отчасти им помогало. То, что никто не может знать, что у тебя на уме, – самая большая иллюзия. Люди прекрасно считывают друг друга.

(– Мы всегда знаем, о чем думает другой,) – громко подумал Антон Сергеевич. – Просто не хотим в это верить.

Компания приблизилась почти вплотную к зеркалу. Каждый разглядывал сам себя, что действовало очищающе. Как если бы те после пребывания на зараженной территории попали в обеззараживающий бокс.

– Что дальше? – спросил их клиент.

– Хотел бы я сказать, что долгая и счастливая жизнь, но… просто жизнь, как она есть, – сказал Антон Сергеевич и сделал шаг в зеркало, соединяясь со своей более стройной и подтянутой версией, и тут же исчез.

– Вы – следующий, – подтолкнул клиента старший мастер.

– Это… – замялся тот.

– …не больно? – уточнил Илья Петрович и, дождавшись дрожащего кивка от мужчины, добавил: – Нет! Как в прохладный тоннель зайти.

Когда мужчина сделал шаг в свое же отражение, понял цену своему доверию людям, которые перед неприятной процедурой обычно заявляют: «Нет, как комарик укусит!»

Потому что было больно. Его будто снова и снова комкала невидимая гигантская рука. Мужчина хотел кричать, но не мог. Будто некому было кричать. Как если пустота пыталась кричать в свою пустоту.

Одна лишь боль в мышцах и костях. Его словно перематывало в адской мясорубке.

Казалось, этот миг продолжался целую вечность.

Когда мужчина вышел с другой стороны, то постарел лет на пять. Его когда-то черные волосы тронула седина, а вокруг рта прорисовались морщины.

Антон Сергеевич, что терпеливо ждал остальных, ахнул. Чем заставил мужчину обернуться и рассмотреть себя в уже обычном зеркале. Удивиться и толком разглядеть свою новую внешность не успел: Илья Петрович, который шел следом, толкнул и повалил его на пол.

– С возвращением, мальчики, – иронично сказала черная кошка. Та сидела посреди прочего хлама мастерской на старом телевизоре, который транслировал белую рябь.

Илья Петрович немного смутился, отпихнув в сторону порядком надоевший ему пылесос. Поднялся и демонстративно отряхиваясь, злобно смотрел на толстяка.

Их клиент, то ли из-за внезапного падения, то ли еще по какой причине, потерял сознание.

(– Что она тут делает?) – послал мысленную молнию Илья Петрович своему другу.

(– Она помогает! Если бы я не вернулся, она пошла бы за нами. Прости, что не спросил твоего мнения!)

Кошка, словно считав с их лиц этот внутренний спор, довольно распустила усы и мягко спрыгнула на пол. Она двигалась так, будто заигрывала с физикой этого мира. Сначала утёрлась о ноги Антона Сергеевича, а затем стрельнула глазками в сторону Ильи Петровича. И только потом подошла к потерявшему сознание клиенту. Понюхала его голову и положила лапу на лоб.

– Везите его домой, всё по первой схеме, – сказала кошка и села на пятую точку, обернув длинный хвост вокруг лап. Отчего стала похожа на изящную черную статую.

– Она еще и приказывает! – возмутился Илья Петрович.

Антон Сергеевич виновато опустил голову, а потом, собравшись с последними силами, хотел было что-то сказать в свою защиту, как его друг его опередил.

– Я всё четко слышал в своей голове, – сказал он, нацелив палец себе в висок. – Её это не касается!

Дальше парни принялись выяснять отношения молча, метая друг в друга взгляды разных оттенков и выражений. Илья Петрович выкатывал глаза, то их закатывал. Толстяк тоже не отставал, играя мимикой. При этом оба помогали себе жестами, но не издавали ни единого звука.

Кошка же в это время принялась намываться, утирая острую мордочку лапой. Однако ее дергающийся хвост всё же выдавал ее раздражение и беспокойство.

В какой-то момент она с любопытством посмотрела на всеми забытый пылесос.

Конечно, кошка не могла слышать, о чем спорили мастера, но усиками чувствовала весь этот накал. Примерно понимала контекст, и ей было этого достаточно. Пусть эти двое сколько угодно выясняют отношения: в её поле попало кое-что действительно интересное.

Пылесос стоял около прямоугольного зеркала. Кошка подошла ближе и сначала залюбовалась своим отражением, но потом сделала усилие и отвела взгляд.

Она подошла к пылесосу. Тот, как обычно, стоял на своих двух, вздернув то ли морду, то ли капот.

Кошка принялась осматривать эту штуку, принюхиваясь и обходя с разных сторон. Ничего интересного не нашла, поэтому, встав на задние лапы, толкнула красную махину. Отчего пылесос опустился на четыре колеса с громким стуком.

Прижав уши, она глянула на парней: они даже не посмотрели в её сторону. Продолжали молча таращить глаза и рассекать воздух руками.

Она снова посмотрела на пылесос и заметила интересное. Кнопка, которой обычно включали этот агрегат, была утоплена в позиции «power». То есть ранее, используя по прямому назначению, его выключили, выдернув вилку из розетки. Обесточили, но не выключили.

Забавная мысль мелькнула в голове кошки. Она тут же воплотила в реальность задумку, переведя кнопку в другую позицию. И тут же грациозно села, делая вид, что ничего не произошло.

– Вот и договорились! – уже вслух с нажимом сказал Илья Петрович, финалив непродолжительный конфликт.

– Да! Договорились! – так же нервно ответил его напарник. – Так ты говоришь, там лужа у него в доме?

– Именно так!

– Вот и отлично! Значит, схема первая!

Парни не сразу поняли, что их слышат. А когда до них всё же дошло, то их лица сделались виноватыми, как у мальчишек, которых поймали на воровстве.

– Что…

– Пылесос сломался?

Мастера пытались продолжить играть в телепатов, но связь между ними, явно, пропала.

Всё внимание тут же досталось кошке, которая, явно, не просто так сидела у пылесоса.

Она хотела сказать что-то вроде: «Какие вы придурки, и зря называете себя мастерами, раз не проверили такую важную деталь». Но фурия только наполовину являлась человеком, в ней присутствовала и животная часть. Так что она решила оставить своё мнение при себе. Только лишь лапой указала на кнопку.

Когда до Антона Сергеевича дошло, как всё было просто, от радости он хотел было подхватить кошку. Загладить и затискать, как это делают хозяева в приступе нежных чувств. Но та взглядом дала ему понять, что подобного не потерпит. Поэтому толстяк тут же поспешил унять себя. Да и Илья Петрович, который совсем недавно был готов спустить всех псов на маленькую гостью, заметно подобрел.

– Кстати, пока вы там ходили, я позвонила в больницу, уточнила по поводу мальчика. С ним всё в порядке. Он с матерью пробудет там еще несколько дней. Так что, да, схема первая. Без суеты и лишних движений.

Старший мастер чуть было не вспыхнул, уцепившись за первую фразу. Но потом понял, какой же он осёл, и вернулся к своим делам. Точнее, к клиенту, которого следовало привести в чувства.

Антон Сергеевич занялся пылесосом. Тот, хоть и прекратил на какое-то время свою активность, его следовало убрать в карантинную зону. Так называемый большой несгораемый шкаф, который представлял собой стену из небольших отсеков за толстыми дверцами.

Схема один, о которой сказала фурия, представляла собой что-то вроде протокола поведения мастеров после того, как они закончат основную часть работы.

Они незаметно переместят своего клиента на отправную точку, проговорят важные моменты, а после, пока тот еще помнит всё, что с ним произошло на самом деле, возьмут оплату. Конечно, рационализируя все затраты и риски.

После, выждут время, сочинят для клиента правдоподобную легенду и восстановят картину событий. Да так, чтобы их клиент остался в сладком неведении до конца своих дней.

Отец семейства забудет, что отравил своего сына. Будет помнить странные события, где пылесос был лишь совпадением во всей этой цепочке событий. Семейство довольно быстро придет в себя и забудет о том, что случилось.

– Сумма, которую вы просите, серьёзная, – сказал их клиент, когда они снова оказались в его доме, в той самой гостиной.

Он уже принял душ и облачился в махровый халат. О недавних событиях лишь напоминал синяк под левой скулой, мелкие ссадины на его лице и седина.

– Мы рисковали своими жизнями, – сказал Илья Петрович и хотел продолжить обосновывать цену, но клиент его остановил.

– Сделайте всё, как надо, – сказал он и тут же из кармана достал внушительно толстую пачку денег и положил на столик. – Я хочу обо всём забыть.

– Хорошо, вот наша легенда, – ответил Антон Сергеевич и стал описывать ситуацию. Как всё было в специальной версии для их клиента.

После того, как мужчины поговорили на улице, клиент отвел их в кладовую и показал пылесос. Мастера провели предварительный осмотр, а после – забрали этот самый пылесос с собой, дав все необходимые гарантии. Взяли скромную оплату.

Позже мужчина узнал, что сын в порядке, что его жизни уже ничто не угрожает, напился. Сорвался, ведь он давно находился в завязке, а тут впервые оказался дома наедине с самим собой и своей совестью.

Их клиент впервые за свою жизнь принял взятку. Что, кстати, повлекло за собой серию трагедий: серьёзно пострадал один из его сотрудников, затем его сын.

Он старался жить честной жизнью и просто хорошо выполнять свою работу. А тут, едва не потеряв и работу, и ребенка, решил, что это знак. Поэтому, по легенде мастеров, и сжёг деньги в мангале, о чём помнит весьма смутно.

Их клиент признался, что его ранее посещали такие мысли, так что для него всё сложится правдоподобно.

Перед тем как стереть мужчине память, мастера навели в доме порядок, а затем всё сделали для того, чтобы их клиент проснулся с головной болью и сам сделал выводы о происходящем. Не забыли даже про синяк и ссадины на его руках и лице. По легенде, будучи совсем уж пьяным, мужчина гонял соседских псов через кусты малины. Что тоже было отчасти правдой, так как ему давно стоило заделать дыру, куда заглядывала местная шайка дворняг. Чтобы всё было правдоподобно, Антон Сергеевич лично истоптал кусты.

Они проверили каждую мелочь, каждую деталь, натурально всё обставив таким образом, словно так оно и произошло. И только после этого были готовы совершить главное – стереть из памяти своего клиента тот самый день, когда его впервые коснулась тьма.

– Больно не будет? – спросил мужчина, когда того одетого и в обуви заботливо уложили поверх заправленной кровати.

Антон Сергеевич, который уже налил в стакан секретной бурды и приготовился напоить клиента, сказал, что нет. Разве что голова будет трещать, как с очень хорошего похмелья. Его напарник тут же поймал взгляд лежащего на кровати мужчины и по-доброму ухмыльнулся.

– Вы просто уснёте, а наутро забудете всё то, что никак не вписывается в картину вашего мира, – подтвердил старший мастер, – а всё то, что останется, примете за кошмарный сон.

– Не переживайте, мы будем приглядывать за вашей семьёй.

– Ещё бы, – по-деловому съязвил мужчина и принял стакан с неизвестной жидкостью, принюхался и, поморщившись, добавил, – вы получили хорошую оплату.

– Забыл сказать, – отозвался Илья Петрович, – не давайте сыну играть с огнём. Я, конечно, как мог тут всё зачистил, но на всякий случай следите за парнем.

– Как же я буду помнить это ваше предостережение?

– Эхо снов. Я уже внедрил вам это послание. Чуть позже вы о нём вспомните и воспримите, как важное предчувствие.

Мужчина поднял стакан, глядя на старшего мастера, как если бы тот только что произнёс лучший тост в его жизни. А после, морщась, выпил залпом всё содержимое.

На этот раз, действительно, больно не было. Эффект получился как от наркоза. Потолок завращался перед его глазами, свет – потухать, сводясь в одну единственную светлую точку, а после – темнота.

Мысль, с которой он отключился, была:

– …никогда не думал об этом. Я знал, что тут есть продолжение этого моста.

Парни, что всё это время внимательно наблюдали за клиентом, услышали только невнятное бормотание.

– Что он сказал? – спросил Илья Петрович.

Антон Сергеевич пожал плечами и взглядом пригласил коллегу закончить все дела. Они положили мужчину так, будто тот, действительно, пришёл в спальню сильно пьяным.

За один только вечер мастера успели побывать и уборщиками, и прачками, и плотниками, и даже местами реконструкторами. Помимо этого им ещё пришлось обезопасить это место. Если тьма коснулась какого-то места или человека, она непременно захочет забрать своё. А если случится так, что она проникнет в этот мир, то её верными слугами станут именно те, кого она когда-то коснулась.

– Вот только ему придётся как-то самому себе объяснить седину, – проговорил уставший Антон Сергеевич.

Близился рассвет. Они сидели на скамейке за домом, бессовестно попивая алкоголь, который должны были просто вылить.

От мангала тянулся дымок. Антон Сергеевич держал одной рукой, облачённую в грязную белую перчатку, бутылку хорошего коньяка. Илья Петрович курил, то и дело неуклюже стряхивая пепел. В перчатках это было не очень удобно, хотя, вполне себе, привычно.

– Ты, Антон Сергеич, всё хорошо придумал с баллончиком. Даже не переживай. Тут магии никакой нет, люди седеют из-за стресса. Нам повезло, что супруга нашего клиента тоже подкрашивает седину.

– Да всё будто было приготовлено для нас. Даже, – начал его друг, подняв бутылку, – заначка в виде хорошего алкоголя. Мой отец, который тоже неоднократно бросал пить, всегда держал неприлично много выпивки в своём секретном тайнике. О котором почему-то мы с тобой знали…

Илья Петрович как-то невесело улыбнулся, вспомнив начало их беззаботной юности, но после с грустью добавил:

– Надеюсь, мы ничего не упустили…

– Ты это брось, – испуганно сказал Антон Сергеевич и сделал ещё один хороший глоток. Поморщился и добавил, – знаешь же, что…

– …все наши мысли и слова имеют гадкое свойство материализовываться, – договорил за него старший мастер и отнял бутылку у друга, отпил и посмотрел на небо, на котором серебрилась полоска света, подсвечивая перистые облака.

Старший мастер отпил ещё немного, а после уронил бутылку. Добрая часть алкоголя расплескалась на землю.

Они молча встали. Антон Сергеевич включил на телефоне фонарик, ещё раз проверил место на соответствие их легенде. Убедившись, что всё в порядке, оба проследовали в дом, прямиком в кладовую.

Там тоже уже всё было готово. На их счастье, игрушки, которые Илья Петрович использовал как некое ограждение от одержимого папаши, – не пострадали. Старший мастер их заботливо вернул в коробку и вернул былой порядок.

Дверь менять не пришлось. Одержимый всё же проник внутрь, но, опять же, на удачу, пострадала только личинка замка. Его починил уже сам Илья Петрович, взяв из мастерской всё необходимое, то и дело обращаясь к порталу в виде лужи.

– Ну что, – сказал Антон Сергеевич, подсвечивая уже подсохшую лужу-портал, – готов закрыть дело?

Илья Петрович кивнул и сделал уверенный шаг вперёд, мгновенно растворившись в воздухе. Его же друг, перед тем как проделать всё то же самое, посыпал лужу специальным сорбентом, а после поспешил вслед за своим другом.

В кладовой тут же стало темно и спокойно. Тишину нарушало только действие сорбента, да и то скоро прекратилось, почти моментально высушив портал.

За домом поднялся ветер. Едва слышно завыли сквозняки. Где-то далеко пролаяли собаки.

Под потолком моргнула и тут же загорелась лампочка. Её свет постепенно усиливался, накаляя и без того тонкий медный проводок внутри. Тонкое стекло, не выдержав напряжения, тут же с глухим хлопком лопнуло, разбрызгав осколки по всей кладовой.

Снова темнота. Сквозняки задули сильнее, уже со свистом.

Под потолком вспыхнула опасная искра. Погасла. Ещё одна искра, более яркая, как если бы кто-то в этой темноте игрался с неисправной зажигалкой.

Где-то далеко поднялся долгий пронзительный вой. Резко смолк. Как и ветер. Как и всё вокруг.

Глава 8

Прозрачная ткань то раздувалась от ветра, то опадала. Будто сама осенняя ночь жила и дышала в этой комнате, наполняя её увядающей прохладой, в которой таял далёкий шум автострад. Озарённая лунным светом, она переливалась, словно расшитая мелкими стразами фата невесты, – и от этого комната наполнялась едва уловимой магией.

Из окна, вслед за новым порывом ветра, в комнату проскользнула черная тень. Призрачной стрелой она метнулась под кровать, мелькнув длинным черным хвостом.

Светильники зажглись, наполнив комнату мягким сиянием, которое выхватило из полумрака три чёрно-белых полотна, выстроившихся в чёткий ряд на стене. На всех трёх картинах была изображена одна и та же обнажённая брюнетка, но в разных позах и с разным выражением – подобно японским фигуркам обезьянок. На первом полотне женщина стыдливо прятала лицо в ладонях, оставляя неприкрытыми лишь надутые губы. Вторая картина показывала её с лучезарной улыбкой, ладони при этом плотно сжимали уши, а взгляд был обращён к потолку. В третьей, самой выразительной работе, она игриво улыбаясь зажимала рот пальцами, а глаза весело щурились, глядя куда-то за раму.

Мимо картин прошла она – обнажённая, как на застывших снимках. Но теперь не позировала, а плыла в полумраке, словно живое продолжение полотна. Её некогда безупречно уложенные волосы теперь путались в беспорядке. Однако даже этот хаос не умалял её красоты и той грации, с которой она скользила к залитому лунным светом окну.

Вздрогнув от холода, она отодвинула штору и захлопнула окно, заглушив звуки ночного города. В черном стекле мелькнуло её призрачное отражение – бледное лицо с испуганными глазами. Она тут же отвернулась. Торопливо задернула штору и, стащив с кровати плед, укуталась в него. Откинув назад спутанные волосы, опустилась на стул перед заваленным косметикой туалетным столиком. Щелчок. Она включила подсветку зеркала, избегая встречи взглядом с собственным отражением.

Фурии не нравилось, как она выглядела после обращения в женщину. Ей было по нраву оставаться юрким и незаметным животным, но цена за её ночные прогулки была такова. Радовало, что царапины и ссадины, которыми она награждала себя всякий раз, карабкаясь по крышам и гуляя по чердакам, заживали на удивление быстро, практически на глазах. Да и грязь, которая по большей части любила скапливаться под ногтями, прекрасно смывалась.

Больше всего доставалось её роскошной черной, как смоль шевелюре. С этим точно придётся повозиться.

Она выдвинула ящик. Там царил такой же хаос из предметов женской красоты, как и на столике. Флаконы с парфюмерией блестели, переливаясь содержимым; баночки и тубы всех цветов, исписанные мелкими иероглифами. Настоящая сокровищница, где помимо прочего хранились карточки, визитки, чеки с расплывшимися цифрами. Всё что угодно – кроме того, что ей было нужно.

Фурия принялась ворошить содержимое ящика, беспощадно сгребая всё из стороны в сторону. Она замерла, обнаружив на дне поляроидный снимок. На смазанном фоне, держась за руки, стояли счастливые влюблённые с заштрихованными лицами. Худой взъерошенный брюнет с фотоаппаратом на ремне держал героиню снимка за плечи. Счастье сочилось даже сквозь плотные штрихи, скрывавшие их лица. Женщина тут же похоронила снимок под ворохом косметического хлама, обнаружив то, что искала, – костяной гребень с редкими зубьями.

Она толкнула ящик и, вооружившись гребнем, всё же взглянула на своё отражение. Пыль, словно причудливая тёмная пудра, покрывала её припухшие щёки. Мелкие царапинки уже начинали исчезать, будто затягиваясь под действием её полного жизни взгляда. Дольше всего не заживала глубокая царапина, начинавшаяся у ключицы и уходившая к линии декольте. Женщина дёрнула плечом, отвела его назад и поспешно прикрыла этот след – напоминание о недавней прогулке.

Распутывая волосы, отделяя один локон от другого, она будто находилась в другом месте. Кошачьи повадки сменились яростью куда более опасного зверя. Фурия не расчёсывала, а рвала пряди с шипением, оставляя клочья на гребне. Этот ритуал ухода походил на самоистязание – одновременно принося удовлетворение и доводя до исступлённого гнева. Точно пёс, вгрызающийся в собственный хвост в тщетной попытке успокоиться.

Нет, она была не здесь. Мысленно она мчалась стремглав, прижимаясь к сырым стенам домов, петляла дворами и ныряла под колёса автомобилей, застывших на парковках. Чёрной молнией прорезала высохшую траву на детской площадке. Пережидала, переводя дух в сомнительных укрытиях, пытаясь понять: почудилось ли ей. Что её преследуют? А потом, убедившись в отсутствии угрозы, неслась в подъезд, проскальзывая мимо ног медлительного жильца. Взбиралась по ступеням до самого верхнего этажа, чтобы через окно вырваться на крышу. Туда, куда преследователям не добраться. Откуда открывался вид на город – и можно было разглядеть, было ли преследование плодом воображения или реальной угрозой.

Лишь один человек мог пролить свет на этот вопрос и, если понадобится, защиту и укрытие. Её бесила сама мысль, что придётся снова просить о помощи. И она продолжала терзать себя, яростно приводя себя в порядок.

– Если бы ты всё сделала, как надо, этого бы не случилось! – раздался женский голос откуда-то позади.

Фурия убрала гребень от волос и обернулась, облокотившись на спинку стула.

– Очень интересно, дамы, кто из вас это сейчас сказал, – язвительно бросила женщина в сторону стены с тремя своими фотопортретами и принялась внимательно изучать каждый снимок.

– Точно не ты, – протяжно проговорила фурия, нацеливая гребень на третий портрет, где она была изображена с зажатым ртом. Но теперь её взгляд стал беспокойным и переключался между «соседками».

– …И не ты, – перевела гребень на первый снимок, где она была изображена с ладонями, закрывающими глаза. Капризно надутые губы сменились лёгкой, почти джокондовской ухмылкой.

– Значит… ты. – фурия ткнула гребнем в портрет с зажатыми ушами и тут же повернулась к зеркалу, продолжая приводить себя в порядок. – Теперь хоть понятно, с какой из своих совестей я имею дело.

Когда-то давно, сразу после сделки с Тенью, она заточила голоса своей совести в эти портреты, обращаясь к ним лишь в редкие моменты.

– Ты предала Тень, и всё покатилось к чертям, – осторожно продолжил женский голос, так похожий на голос фурии, но в то же время совершенно иной.

– Я совершила ошибку, – ответила женщина, продолжая распутывать непослушные волосы.

– Тебе всё сложнее возвращать человеческий облик. А теперь за тобой ещё и охотятся.

– Этот мастер поможет нам…

– Ты предала и тех, и других… поэтому не стоит…

– Я понимаю, что ты видишь больше остальных. Понимаю, что с тобой бесполезно разговаривать, но заткнись! – с нажимом произнесла фурия и обернулась.

Выражения на портретах изменились. Первый тронула грустная улыбка, третья, казалось, вот-вот разрыдается. Вторая сурово смотрела на женщину.

Когда фурия снова повернулась к зеркалу, она решительно взглянула себе в глаза. Царапина, скрытая под покрывалом, начала зудеть.

– Я никого не предавала, – прошептала она, массируя место под ключицей, изо всех сил стараясь не начать раздирать кожу ногтями. – Когда делаешь выбор в свою пользу – это не предательство. Всё! Больше не хочу вас слышать!

Она выпрямилась и взбила густые волосы, откинув их назад. Сегодня нужно было выглядеть безупречно – лучше, чем обычно.

Меньше чем через час она вышла из дома и села в такси. Водитель поздоровался и внимательно рассмотрел её в зеркало заднего вида. Услышав названный адрес, женщина лишь кивнула, судорожно сжимая чёрную сумочку. Всё верно. Водитель ухмыльнулся.

Фурия была одета тепло: поверх шерстяного платья набросила пальто, укутав шею элегантным шарфом. Но от этой ухмылки стало будто холодно.

– Сделать потеплее в салоне?

– Нет, спасибо, – ответила она, добавив, что торопится.

Машина тронулась. Из радио лился шансон – хриплый голос пел о любви к женщине-предательнице. Фурия надела перчатки, чтобы согреться и скрыть дрожь в пальцах.

Она привыкла к особому вниманию мужчин. Ещё бы! Помимо природной красоты и женского магнетизма, в ней было нечто более сильное. Соблазнять одним лишь взглядом – таково было её оружие мести. Но сейчас, всем телом ощущая надвигающуюся опасность, она насторожилась из-за водителя. Однако, в облике кошки ей перемещаться по городу пока не стоило. Нужно было как можно быстрее добраться до мастерской. Лишь там она могла позволить себе расслабиться.

Водитель то и дело пытался поймать взгляд пассажирки. В его глазах читалось какое-то сальное, неприятное любопытство. Или это лишь ей казалось? Слишком уж давно она не пользовалась такси, предпочитая кошачье существование.

Когда водитель в очередной раз взглянул на неё, фурия послала в его сознание чёткий сигнал: эта пассажирка его не интересует. На время поездки всякое внимание к ней должно было угаснуть.

Глядя из такси на серый город, готовящийся к зиме, фурия на мгновение забыла, что находится в его настоящей версии. Всё будто замерло. Улицы были почти пустынны. О том, что город всё ещё населён людьми, напоминали лишь разноцветные вывески магазинов, аптек и увеселительных заведений.

Лёд хрустел под колесами, когда они медленно заезжали в очередной поворот. Светофоры сонно мигали.

Наконец они въехали в знакомый двор, к тому самому дому, на первых этажах которого располагались магазины. Свет горел только в окнах жилых помещений, начиная со второго этажа. Торговые точки откроются лишь завтра.

– Вам точно сюда? – спросил водитель, перекинув зубочистку в другой уголок рта.

– Да, спасибо, – сдержанно ответила пассажирка и потянула дверную ручку. Она двигалась уверенно и плавно, будто на выходе её ждали папарацци и красная дорожка. А внутри всё рвалось бежать. Все чувства обострились – она тут же уловила запахи предыдущих пассажиров, среди которых явно были нетрезвые.

Покинув салон, она жадно вдохнула свежий воздух. Такси, чадя выхлопами как дым-машина на ретро-дискотеке, скрылось вдали.

Фурия выдохнула облачко пара и проводила взглядом автомобиль, пока тот не исчез из виду. Обернувшись, она с облегчением увидела вывеску мастерской «Чиним всё».

«Если парни не окажутся на месте, – подумала она, – придётся их подождать до утра». Всё же это место было куда безопаснее её квартиры. Не стоило сегодня уходить из мастерской. Стоило честно поговорить с мастером. По-настоящему откровенно.

Знакомая лужа, скованная льдом, почти полностью перекрывавшая путь, всё еще была здесь. Означало ли это, что мастера еще на работе? Не факт.

Женщина осмотрелась по сторонам и, обойдя лужу, вплотную подошла к двери. Дёрнула ручку на себя. Конечно, заперто.

Она полезла в сумочку и только нащупала ключ, как вздрогнула от резкого хлопка. На одном из фонарных столбов – как раз в той стороне, куда уехало такси – лопнула лампа. Рука женщины дрогнула, и она не сразу смогла вытащить заветную связку.

«Такое бывает», – мысленно успокоила себя фурия. Иногда вещи просто ломаются, а лампы перегорают. Не всегда же…

Она уже собиралась внушить себе, что это не обязательно чертовщина и потусторонние силы, и уже собралась вставить ключ в замок, когда с противоположной стороны улицы раздался новый хлопок – ещё один фонарь вышел из строя.

Ключи со звоном выпали из рук. Женщина обвинила во всём перчатки и тут же поспешила их снять. Сунув их как попало в карман, она наклонилась за связкой и замерла. Издалека доносился звук мотора. Фурии даже не нужно было поднимать голову, чтобы понять: автомобиль медленно приближался (крался на когтистых лапах) в её сторону.

Да, она облажалась, поддавшись страху ещё в машине. Главное – не налажать сейчас.

– Возьми себя в руки, – прошептала она и испугалась звука собственного голоса. Женщина схватила ключи и начала лихорадочно перебирать связку. Пальцы, одеревеневшие от холода, не слушались.

Машина набирала скорость, рычала, поддавая газу, уже несясь прямо на неё.

Ткнув нужным ключом в замочную скважину и промахнувшись, женщина выругалась. Шаркнув ключом по металлической поверхности двери, она наконец вставила его и резко повернула.

Автомобиль, виляя как пьяный, поймал в свет фар женщину в пальто, но вдруг резко затормозил и повернул – путь преграждало дерево.

Когда такси, развернувшись, на полной скорости врезалось в здание, мастерская исчезла. Как и женщина, успевшая захлопнуть за собой дверь.

Водитель не сразу осознал, что произошло. Он очнулся, словно от сна, уставившись в табличку с графиком работы магазина ковров.

Фурия же, тяжело дыша, стояла по ту сторону в полной темноте. Сердце колотилось так, будто его заперли в жестяной бочке. Ещё мгновение… Она снова и снова прокручивала в голове последние секунды: как успела проскользнуть в дверь, как слепящие фары выхватили её из темноты, как почувствовала и услышала удар за спиной, уже оказавшись в спасительной мастерской.

Наконец-то она в безопасности.

Нащупав выключатель, женщина моргнула. Под высоким потолком одна за другой зажглись лампочки на длинных проводах.

Мастерская была до отказа забита старой рухлядью – буквально негде было ступить. Открыв глаза, она увидела своё искажённое отражение в потухших кинескопах. Лишь на одном из них шли титры какого-то фильма. От этого зрелища она испытала невероятное облегчение, и нервно рассмеявшись, утёрла нос рукавом.

«Они здесь». Эта мысль приободрила её. Почти обретя прежнюю лёгкость, она бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. В ногах ещё чувствовалась слабость, и, несмотря на каблуки, она бесшумно поднялась, держась за перила.

Но стоило ей заглянуть за очередную дверь, как стало ясно: возможно, она опоздала. Или, наоборот, пришла как раз вовремя.

Илья Петрович вертелся на офисном стуле и, держа на коленях тот самый проклятый пылесос, напивался прямо из бутылки.

– Что ты говоришь, родная? – обращался он к пластиковому монстру, прислушивался и отвечал: – Хах, возможно, ты права!

Всё внутри фурии сжалось. Она боялась даже дышать, не то что пошевелиться. Подобные сцены она наблюдала ещё в детстве. Каждый раз, видя отца в таком состоянии, понимала – сегодня лучше не попадаться ему на глаза. Но сейчас уйти не могла. Хотя бы потому, что и без того была смертельно напугана.

Однако её разбудила злость: «Чёрт возьми, я пришла за помощью! Впервые решилась признать себя слабой! А мне снова приходится их спасать!»

(– Что ты здесь делаешь? Убирайся!) – фурия чётко уловила попытку вторжения в свои мысли и мгновенно блокировала её. Это был даже не голос её мастера, а нечто… не из этого мира.

Злость охватила её и одновременно послужила защитой от… Она не могла подобрать слова, чтобы описать то, что пыталось проникнуть в её сознание. В обычной жизни, когда люди пробовали считать её у них ничего не получалось – чаще всего они сами становились жертвами, попадая под её чары.

Поэтому, когда изрядно подвыпивший мастер поднял голову, чтобы сделать очередной глоток, и увидел перед собой ту самую женщину, он заморгал и чуть не выронил пылесос.

– Юлечка?

– Не называй меня так! – Она начала приходить в себя.

– А как мне тебя называть?

Женщину, которую действительно звали Юлей, будто подменили. Она сняла пальто и уселась у противоположного стола, закинув ногу на ногу. Достала из сумочки сигареты, закурила и строго посмотрела на парня – тот буквально вжался в кресло. Если днём перед ним кокетничала девушка, перед которой он готов был ползать на коленях, то сейчас он её не узнавал.

– Ты на меня злишься? – спросил Илья Петрович, положив голову на пылесос.

– Где Антон?

– В лаборатории, где же ещё ему быть. Следит за теми двумя, которые срастаются… Мы пытались понять, как это остановить и…

«Ясно», – подумала про себя фурия. К нему сейчас не попасть.

– Взяли новое дело? – спросила женщина, щёлкнув по сигарете над пепельницей.

– Да, новое дело, о котором я даже не знал. Антошенька взял его, пока я… – мужчина резко смолк.

Фурия ощутила ту стену, в которую где-то внутри себя упёрся мастер. И как он или тот, кто сейчас им владел пытался проломить преграду, которую фурия воздвигла в своём сознании.

– Знаешь что! – Илья Петрович злобно посмотрел на женщину, которую безумно любил. – Уходи! Я не хочу тебя видеть!

Кажется, до неё начала доходить серьёзность положения. Алкоголя было выпито не так много, но парень вёл себя так, словно опустошил всю бутылку.

«Возможно, дела у них не очень, – додумывала фурия, – раз они решили использовать не самый стабильный предмет с непредсказуемым поведением.»

Женщина поднялась.

– Не приближайся ко мне! Кыш! – Илья Петрович вжался спинкой стула в рабочий стол.

Фурия бросила на него взгляд, полный презрения, и ответила:

– Даже не собиралась вторгаться на твою территорию, – она понимала, что говорит не со своим бывшим парнем. Тот сейчас находился во власти этой штуковины, которую держал на коленях. И этот испепеляющий взгляд предназначался не ему. Пылесос чувствовал, как теряет власть перед внезапно объявившейся конкуренткой.

– Уходи!

– Это неприлично – выгонять даму, которую ты сам пригласил выпить и посмотреть кино.

Илья Петрович заёрзал и, будто начал приходить в себя:

– Да? Кажется, я действительно звал тебя сегодня… Но сейчас у меня важное дело.

Конечно, ни о чем подобном они не договаривались. Когда Илья Петрович помог ей развоплотиться из кошачьего обличья, в котором она застряла, у них не было времени на разговоры. Его ждал клиент – та самая старушка. Именно за ней фурия следила, снова превратившись в кошку. И на то были серьёзные причины.

Пока фурия перебирала кассеты на стойке, думая что поставить, её не покидало ощущение слежки. Почти такое же, какое она испытала сегодня во время бегства.

«Зловещие мертвецы-2», «Робокоп», «Няньки», «Гарри Поттер и философский камень»… Где же чёртов «Основной инстинкт»?

Хотя она и не разделяла его любовь к подобным фильмам, на этот раз была готова пойти на уступки. Ей больше нравились красавчики Брэд Питт и Джонни Депп. Сейчас она бы предпочла «Бойцовский клуб» или тех же «Пиратов Карибского моря», но её бывшего могла спасти только Шэрон Стоун. А она понятия не имела, в каких ещё фильмах снималась актриса, помня лишь сцену с эффектным скрещиванием ног из фильма про писательницу.

«Король Лев», «Маска», «Тупой и ещё тупее», «Один дома», «Красная Шапочка»… Увидев последнюю кассету, она слегка смутилась и поспешно отбросила догадки.

– Послушай, а как называется фильм с Шэрон Стоун, где она такая… – фурия обратилась к Илье Петровичу, изображая жестами соблазнительные изгибы фигуры.

– «Быстрый и мёртвый»? – сразу ответил мастер, не заметив подвоха. Всё-таки магическое влияние фурии давало эффект.

– Точно! – Она принялась искать фильм на стойке. – А где же кассета? Не могу найти.

– Там, где и должна быть! В видеомагнитофоне!

– Так ты подготовился? – сладко пропела брюнетка и уже потянулась к технике, когда Илья Петрович остановил её:

– Сначала перемотай!

Надо же, – подумала фурия, – как быстро мы забыли, что кассеты нужно перематывать. Это тебе не CD-диск и даже не онлайн-просмотр. Она быстро сориентировалась среди кнопок, найдя нужную с двойной стрелкой, указывающей в обратном направлении, и утопив её легким нажатием. Кассета зажужжала. Фурия повернулась к Илье Петровичу. Тот по-прежнему обнимался с пылесосом.

– Скучаю по тем вечерам, когда тебе не нужно было напоминать, как вести себя с женщиной, – начала она и сделала шаг в его сторону.

– Если ты прикоснёшься к пылесосу или ко мне, я размозжу тебе голову этой самой бутылкой, – прорычал парень неестественно низким голосом. Женщина осторожно отступила.

Бум-бум-бум – сердце фурии забило в барабаны. Но показывать страх было нельзя. Это только усилило бы «эту штуку», развязало ей руки. Поэтому фурия взяла контроль над своим телом, дабы не выдать себя.

– Хорошо, я принесу стакан, – сказала она невозмутимо, будто ничего не произошло, и поправила волосы, хотя они выглядели безупречно.

– Да, стаканы над мойкой, – ответил Илья Петрович своим голосом.

Фурия обошла груду хлама, минуя несколько рабочих столов с разобранной техникой, и оказалась в крошечной кухонной зонк, где прятались раковина и узкая столешница.

Скрывшись от глаз мастера (которым сейчас, по большей части, управляло эта проклятая сущность, вселившаяся в пылесос), она оперлась о столешницу и тихо выдохнула. Открыла кран, набрала в ладонь воду, сделала глоток. Мокрой рукой провела по пылающим щекам и горячему лбу. Она едва справлялась, чтобы не пустить «это» в свою голову.

– Я их вроде мыл! – крикнул Илья Петрович, услышав шум воды.

Через мгновение женщина вернулась, неся стакан с изяществом светской львицы. Продолжая игру, она осторожно протянула стакан бывшему. Тот бросил на неё подозрительный взгляд, и налил алкоголь почти до краёв, так что жидкость чуть не перелилась.

– Тебе нужен лёд? – спросил он, чем окончательно разочаровал фурию. Её Илья никогда бы не задал такой вопрос. В нормальной ситуации она сейчас не бродила бы здесь, а спокойно наслаждалась вечером, пока он всё для неё организовывает. Но она продолжила игру, надеясь, что он вот-вот очнётся.

– Да, было бы неплохо…

– Внизу за админской стойкой стоит тостер, сможешь сходить? Он как раз…

– Нет, спасибо, – женщина слегка пригубила напиток. – Кажется, замёрзла, пока добиралась к тебе. Обойдусь без льда.

Про себя она подумала, что Илюшенька окончательно теряет рассудок, тут же вспомнив про видеомагнитофон. Тот уже выполнил свою задачу: перемотал фильм к началу. Оставалось лишь нажать play. Что она и сделала, хотя в этот момент думала о совсем другой кнопке.

Надеялась, что вся эта затея с кинопросмотром выведет его из ступора или хотя бы ненадолго ослабит влияние пылесоса. Ведь однажды у неё уже получалось.

А пока она вернулась на место, уповая на магию кино, как никогда прежде.

На выпуклом экране появились озарённые рассветом облака, зазвучала торжественная музыка, предвещая появление белоснежной крылатой лошади.

Пошли начальные титры, а Илья Петрович уже погрузился в просмотр, положив голову на корпус пылесоса – точь-в-точь как ребёнок с любимой игрушкой перед мультфильмом. Фурия, искусно игравшая свою роль и делающая вид, что пьёт, в мыслях уже тысячу раз разбивала эту штуковину.

На чёрном экране начали появляться имена актёров. Когда крупными английскими буквами всплыло имя Шэрон Стоун, Илья Петрович поднял голову и ткнул в экран, мол, я же говорил. Затем снова обнял пылесос.

Если бы он, находясь в здравом уме, устроил ей такой вечер, она бы… Женщина сделала глоток, стараясь не вспоминать о том, на что была способна до знакомства с мастерами. Но ему бы точно не поздоровилось. Помимо всех сверхспособностей, она оставалась обычной женщиной – а уж те могут устроить такой скандал и задеть за живое так, что никакой твари из потустороннего мира и не снилось.

Но фурия сделала вид, что пьёт и предвкушает просмотр. Что-что, а притворяться она умела. Когда же по первым кадрам поняла, что это, скорее всего, вестерн, всё же сделала настоящий глоток. Она терпеть не могла весь этот Дикий Запад со всеми его индейцами и ковбоями. На экране один из героев скакал верхом по золотистой прерии, приближаясь к зрителю.

Фурия то и дело поглядывала на бывшего парня, молясь кошачьим богам о его пробуждении. Она знала, что фильмы, как и песни, могут быть своеобразным лассо, способным вытащить тебя из плена захватившего разум существа. Вот только не знала, что станет для Илюшеньки тем самым триггером. Оставалось лишь ждать и попытаться получить хоть каплю удовольствия от просмотра – дать шанс если не всему Дикому Западу, то хотя бы этой крошечной его части.

– Рассел Кроу, – практически беззвучно прошептал мастер, читая имя на экране одними губами. Фурия чуть воспрянула духом. Может, это оно?

Но нет. Вместо привычных пространных рассуждений он продолжал пребывать в своём «пыльном» сне. Чёрт возьми, теперь она даже скучала по тому парню, которого невозможно было заткнуть во время просмотра! По его бесконечным пояснениям о режиссёрах, дополнительных фактах, которые «обязательно нужно знать». Раньше это её лишь раздражало, а то и приводило в бешенство.

Фурия заметила, как по мере развития сюжета (фильма, который он видел уже десятки раз) Илья Петрович порывался что-то сказать, но сдерживался. Парень напоминал рыбу, безуспешно бьющуюся о стекло аквариума, – зрелище, вызывавшее в ней жалость.

Запертый в собственном сознании, Илья, конечно, рвался рассказать. Он бы объяснил, что этот шедевр снял Сэм (мать его!) Рейми – тот самый, что создал легендарных «Зловещих мертвецов»: первую часть, неудачную, но с особым шармом; вторую, которую он обожал пересматривать в холодные осенние вечера. Что этот же режиссёр подарил миру первого «Человека-паука», демонстрируя свою многогранность! Что в «Быстром и мёртвом» можно увидеть его фирменные пролёты камеры – приёмы, достойные такого же внимания, как знаменитая «съёмка из багажника» Тарантино. И ещё он бы обязательно добавил: убитому шерифу Маршалу, за которого приехала мстить его взрослая дочь, режиссёр дал свою настоящую фамилию. Ведь полное имя Рейми – Сэмюэл Маршал Рейми!

Вот что он хотел сказать, но вместо этого продолжал смотреть фильм, пребывая в овощном состоянии, наблюдая за любимой женщиной. Которая, как он прекрасно понимал, пришла его спасти. Пальцы мастера судорожно скользили по корпусу, пытаясь дотянуться до кнопки пылесоса, но безуспешно. Оставалось лишь ждать подходящего момента.

Ради него она терпеливо смотрела фильм, который, хоть её и не привлекал, но, возможно, был способен вырвать его из темницы сознания. Хотя где-то в глубине души парень допускал: кино, кажется, её увлекло. Дело было не в красоте Шэрон Стоун в лучшие годы, а в том, как актриса показывала сильную героиню, сохраняя женственность и природное очарование. Такой же Илья видел и свою фурию, но не мог ей этого сказать. Сюжет этого фильма должен её зацепить!

– О, кажется, я его знаю! – вдруг воскликнула она. – Это он же играл того жуткого старика с лопатой в «Один дома»?

Илья Петрович, прильнувший щекой к пылесосу, даже не дрогнул.

– А этот! – фурию было не узнать. То ли она прекрасно притворялась, то ли действительно ей зашло кино. – Да это же Фредди Крюгер!

«Это мог бы быть чудесный вечер», – мелькнуло в сознании Ильи, но сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до бутылки. Вся энергия уходила на безнадёжные попытки нажать проклятую кнопку и на изнурительную борьбу с этой штукой.

Тем временем надежда фурии таяла, а терпение заканчивалось. Как и алкоголь в её стакане, который она старалась растягивать. Пока наконец не сдалась, превратившись в обычного зрителя, втянутого в водоворот сюжета.

В самый напряжённый момент, когда героиня меткими выстрелами спасает из петли своего будущего возлюбленного, Илья Петрович резко вскочил, напугав фурию грохотом упавшего пылесоса.

Сцена оказалась по-настоящему трогательной, хотя полностью проникнуться ею можно было лишь при повторном просмотре. Когда знаешь, какую боль испытывает женщина, у которой на глазах убили отца. Что она все эти годы жила местью, училась держаться в седле, метко стрелять, проходя испытание за испытанием. Понимая в глубине души, что такая месть – даже тщательно подготовленная и поданная, как положено, в охлаждённом виде – не усмирит боль. Лишь оставит осознание, что ты потратила драгоценные дни жизни на того, кто этого не стоил.

В этот момент женщина поняла, почему всё пошло под откос. Почему она, доверившись Тени, потеряла всё. Единственной целью её жизни была месть, но, свершив её, она утратила смысл существования.

«Возможно, никто меня и не преследовал", – подумала она. Это было лишь предчувствие приближающегося конца.

– Запишите их обоих! – проговорил персонаж с экрана, тот самый актёр, что когда-то сыграл Фредди Крюгера.

Они оба были измотаны. Она – потому что в её сознание пыталось проникнуть нечто, принявшее в этом мире облик пылесоса. Он – потому что до последнего боролся за остатки своего разума. И только присутствие этой женщины вселило в него силы продолжать борьбу.

Илья Петрович, едва держась на ногах, встретился с ней взглядом – настоящим, осознанным – давая понять, что пора действовать. Сам же с невероятным усилием, шаркая по полу, начал отходить от упавшего пылесоса.

– Мне надо в туалет, – соврал парень и зашаркал в сторону. Оно знало, что он лжет, и подозревало, что тот замыслил, оттесняя разум Ильи Петровича всё глубже, в темноту.

Фурия, решив, что мастер отошел на достаточное расстояние, бросилась к пылесосу, чтобы наконец нажать заветную кнопку. Но парень, который лишь на малую долю владел своим телом, сдался. С рёвом он набросился на женщину, толкнув её вперёд, прямо на телевизор, на экране которого тоже разворачивалась заварушка в виде стрельбы. Ящик с выпуклым кинескопом вместе с видеомагнитофоном полетел на пол, разбившись с грохотом, звоном, слабо искря.

Сеанс окончен.

– Я предупреждал! – не своим голосом прокричал мастер куда-то в потолок, а затем пошёл в сторону своей жертвы.

Фурия, потеряв равновесие и задев технику, ударилась головой об один из диагностических столов. Но это только придало ей сил, сделав её глаза круглыми, а зрачки – вертикальными.

Вот одна из причин, почему ей больше нравилось находиться в обличье кошки. Если ты – маленькая мишень, у тебя куда больше пространства для манёвра. Соответственно, из жертвы ты можешь довольно быстро превратиться в нападающего.

Когда одержимый Илья Петрович приблизился к фурии, то к своему удивлению обнаружил на полу только её вещи. Пока он соображал, фурия в образе кошки выскользнула из-под того самого платья и рванула прямо к пылесосу.

Есть одно всем знакомое выражение, которым люди пользуются, когда хотят подчеркнуть свою беспомощность. Они говорят: «У меня лапки».

Кошка, довольно быстро оказавшаяся у пылесборника, победно посмотрела на одержимого и ловко нажала на кнопку выключения. Всё у кошек в порядке с их лапками, – будто говорил её взгляд.

Пару секунд мастер ещё стоял, но, так как на внутреннюю борьбу ушло и так много сил, тут же рухнул и потерял сознание.

Кошка прижала уши и замерла. Спрыгнув с проклятого пылесоса, который пока не представлял никакой угрозы, она побежала к парню. Чтобы убедиться, что тот всё ещё жив, фурия положила лапу на его лоб, вслушиваясь в дыхание.

Илья Петрович, пусть сознанием уже был далеко не здесь, но, всё же, решила кошка, поправится. Она тут же запрыгнула ему на грудь и принялась с громким мурчанием аккуратно впускать в него свои когти, переступая с лапы на лапу.

За таким занятием их и застал Антон Сергеевич. Тот вбежал в мастерскую и, увидев телевизор кинескопом вниз, поверженный пылесос, своего напарника на полу и кошку, которая, по всей видимости, пыталась его реанимировать, – всё понял. Он застыл в дверном проёме, наблюдая за всем этим странным действом.

Увидев Антона Сергеевича, кошка прекратила свои топтания и, сложив лапы, осталась лежать у парня на груди.

– Что здесь произошло? – спросил толстяк, хотя всё прекрасно понимал. На струнах его лица морщинками заиграло тревожное беспокойство.

– Ты знал, что он воспользуется этим…? – спросила фурия, и Антона Сергеевича понесло. Он выдал не только всё, что произошло с ними в баре, когда их клиенты стали срастаться на глазах у посетителей, но и все свои опасения относительно серьёзной угрозы, нависшей над ними. Им жизненно необходимо было разгадать загадку этих двоих, иначе…

– Я остался в лаборатории наблюдать за состоянием наших клиентов. Они сейчас не в лучшей форме. Илья, ничего не объяснив, сорвался. До меня не сразу дошло, что он решит воспользоваться этой штукой, – сказал он и выдохнул.

Кошка пристально смотрела на него, распустив усы и навострила уши. Будто ждала чего-то ещё.

Антон Сергеевич, вспомнив про пылесос, тут же подбежал к нему, подхватил и поспешил вернуть обратно в карантинную зону.

– Да, виноват, – продолжил он, будто говорил не с фурией, а со своей совестью. – Я должен был уделить больше времени этой штуке. Но сейчас понимаю, что её нужно уничтожить.

Кошка молчала, продолжая требовательно на него смотреть.

– Да, я должен был уточнить, что задумал наш Илюшенька, или проведать его раньше! Знаю же, что его решения порой бывают сверхбезумными, и как-то не сразу догадался, что он решит воспользоваться этой штукой.

Кошка достала лапку и подперла ею свою очаровательную мордочку, сверля толстяка пронзительным взглядом.

– Да, я очень тебе признателен, ведь ты оказалась тут очень вовремя. Если бы не ты, то… – Антон Сергеевич уже не знал, что говорить дальше и сам терял терпение. От кошачьего взгляда по всему его телу начался зуд. – Да что ты хочешь от меня?! Ты можешь уже сказать прямо, а не смотреть на меня так, будто я тупой бойфренд, который не понимает всех этих ваших женских намёков!

– Господи, – сказала фурия в образе кошки и закатила глаза так, будто обращалась не к небу, а к собственному мозгу. – Попроси меня уже о помощи!

Лицо Антона Сергеевича стало простоватым.

– И всё? – спросил он, чувствуя себя полным придурком из-за того, что посчитал, будто от него требовалось раскаяние или что-то в этом роде.

– Ну как… – принялась рассуждать фурия, помогая себе развить мысль жестикуляцией лапы и забыв, что она кошка, – меня интересует всё, что вы знаете о Тенях. И да, я готова помочь вам распутать эту сложную загадку. Она явно непростая. Илюшенька не стал бы трогать этот агрегат, который, пусть и помогает читать мысли, но делает с людьми что-то такое, отчего те становятся одержимыми.

Фурия снова заняла своё любимое положение в мастерской – в ней и её помощи снова нуждались. Поэтому про себя подумала: «Обожаю чужие безвыходные ситуации».

Антон Сергеевич нахмурился, потирая мясистый подбородок. Он всё ещё не доверял фурии. По крайней мере, не до конца. Как можно доверять тому, кто однажды намеревался тебя убить? Пусть и действовал по указке опасных сил. Но что, если…

Терять толстяку было нечего. Он ещё не дал ответа: готов ли поделиться всей информацией. Только вздохнул и, почесав затылок, сказал:

– Надо подложить ему что-то под голову и укрыть, – а потом посмотрел на парня, лежавшего на полу, со всей мужской любовью. – С ним же всё будет в порядке?

– Бока болеть будут. Это точно.

– И сердце, – в сторону заметил толстяк.

Фурия сделала вид, что ничего не слышала.

– Нам надо в лабораторию. У меня всё там.

«Наконец-то», – подумала фурия, которая ранее уже пыталась найти хоть что-то здесь. Парни-мастера были большие специалисты по созданию всяких укрытий. Лаборатория как раз одно из таких мест, куда без особого приглашения не попасть.

Кошка спрыгнула с Ильи Петровича, отчего тот всхрапнул и перевернулся на бок.

Не найдя ничего подходящего, чем можно было бы укрыть старшего мастера, кошка согласилась, что шерстяное платье может стать прекрасной подушкой, а её пальто – идеальным одеялом.

Она, конечно, хотела начать чисто женские разглагольствования относительно того, сколько стоит это платье, да и вообще вся её одежда. Но решила, что сейчас не самый подходящий момент.

Когда Антон Сергеевич подложил под голову Ильи Петровича свернутое платье, его друг сладко приобнял «подушку» – та была пропитана духами фурии.

Толстяк никак не мог понять, что происходит между этими двумя. Казалось, они идеально подходят друг другу, да и химия, когда те находились рядом, буквально витала в воздухе.

– Не всё так просто, – ответила кошка, будто читая мысли Антона Сергеевича, который тем временем заботливо укрывал друга.

Ему не хотелось оставлять его здесь одного, но он прекрасно понимал: в мастерской его друг в полной безопасности. Это было его вторым домом – большую часть времени Илья Петрович проводил именно тут.

– Как вы создаёте все эти «карманы»? – спросила кошка, наблюдая своими глазами странный магический ритуал с телевизором и кассетой.

Они спустились на первый этаж, и Антон Сергеевич прямо перед ней повторил фокус: достал кассету из магнитофона, вставил обратно, нажал play – и весь первый этаж мгновенно перестроился в совершенно другое помещение. А именно, в ту самую лабораторию, где за занавеской, подключенные к аппарату искусственного дыхания, лежали «сиамские близнецы». Помимо умных приборов с экранами, показывающими непонятные фурии данные, здесь находились рабочие места этих парней.

Кошка сидела на полу, осматриваясь по сторонам. Больше всего её, конечно, интересовал больничный уголок за занавесками – оттуда доносилось пищание кардиомонитора, отслеживающего сердечный ритм, и шипение аппарата ИВЛ, помогавшего несчастным дышать.

Фурия приподняла хвост трубой и направилась на звуки, будоражившие её воображение. Нырнув под занавеску, она смогла разглядеть лишь металлические опоры больничной кровати.

– Тебе помочь? – спросил Антон Сергеевич и тут же последовал за кошкой. Немного помедлив у занавесок, он всё же раздвинул их и снова вздрогнул от неприятного зрелища. Радовало, что в этот раз он был не один.

Толстяк бережно подхватил кошку и усадил её на сгиб локтя. Теперь они вместе наблюдали за несчастными, которые продолжали пусть и медленно, но неотвратимо срастаться.

– Это ужасно, – сказала кошка и подалась чуть вперёд, собираясь прыгнуть на этих двоих. Антон Сергеевич попытался её удержать. – Пусти!

– А если они… – начал было он, однако животному всё же удалось выскользнуть из объятий толстяка и аккуратно приземлиться на сросшихся людей. Антон Сергеевич ахнул, готовясь к любому повороту событий. Что, если кошка своим вмешательством спровоцирует новую волну сращения? Он не был готов снова наблюдать нечто подобное.

Но ничего страшного не произошло. Даже когда она принялась расхаживать по этим двум, которые сейчас представляли собой практически одного человека с уродливо сросшимися головами.

Антон Сергеевич хотел уйти, спрятаться от этого зрелища, то и дело оборачиваясь на рабочий стол. Но ему стало интересно, что предпримет фурия. «Может быть, – подумал он со слабой надеждой, – ей удастся это как-то замедлить или даже… остановить?»

Тем временем кошка с почти врачебным любопытством исследовала пациентов. Ей не хватало разве что крошечного стетоскопа и белого халата. Представив животное в таком нелепом виде, Антон Сергеевич не сдержал смешка. Кошка с недоверием посмотрела на него и спросила:

– Почему вам так важны эти двое? Настолько важны, что Илюшенька готов был пойти на такой риск?

Толстяк замялся, борясь внутри себя с противоречивыми чувствами. Главное было – просто объяснить фурии суть проблемы, не вдаваясь в пространные объяснения, к которым он так склонен.

– Если кратко… – Антон Сергеевич набрал в легкие как можно больше воздуха, – если эти двое окончательно срастутся, мы получим крайне мощное вместилище для Теней. Тогда те одержимые, с которыми мы имели дело на той стороне, покажутся нам дружелюбными приятелями. Поэтому этих двоих я усыпил, но, как видишь, процесс продолжается. И именно поэтому мне нельзя было покидать пост.

– Да вы просто два гения! – сказала она, но в голосе не звучало ни капли похвалы. – Использовать такой мощный ключ Теней, который превращает людей в одержимых, чтобы не впустить других одержимых сюда…

– Подожди, – толстяк был готов в любой момент активировать свою «душную» сторону, чтобы подробно объяснить разницу между классами одержимых, – это совершенно разные вещи! Если бы наш Илюшенька всё сделал правильно, он бы не пострадал. Но мы так и не разобрались, как использовать эту штуковину, чтобы самим не стать её жертвами. Так что да, я снова признаю – не досмотрел за ним. И не объяснил достаточно чётко, насколько это опасно! Хотя… ты же его знаешь – когда он меня вообще слушал?

Фурия одобрительно хмыкнула и потребовала показать всё, что у него есть. Она знала – дотошный толстяк вёл записи.

Услышав просьбу потенциальной спасительницы, добродушный мастер бережно взял её на руки и, задернув занавеску, направился к рабочему месту.

Антон Сергеевич собирался усесться на стул, устроив кошку у себя на коленях. Однако нетерпеливое создание, движимое природным любопытством, уже прыгнуло на стол и, задев компьютерную мышь, «разбудило» монитор.

– Аккуратнее! – прикрикнул толстяк. Фурия сначала недоумённо посмотрела на него, затем с интересом уставилась на экран.

– Серьёзно? Вот чем ты тут занимался, пока Илюшенька сходил с ума?

Тут определённо что-то было нечисто. Антон Сергеевич, хоть и был человеком странным, но чтобы он обливался потом из-за игры?

– Ты хотела изучить материалы дела или критиковать мои… мои методы работы?

– Ла-а-адно, – протянула кошка, – я видела кое-что похуже пасьянса "Косынка".

Фурия терпеливо ждала, пока толстяк отправляет древний компьютер в спящий режим. Слишком уж осторожно он водил курсором по экрану, делая паузу перед каждым кликом мыши. С таким же вниманием сапёры обезвреживают взрывные устройства.

Когда экран погас, Антон Сергеевич отодвинул стул и, кряхтя, полез к системному блоку. Там он отсоединил провод мыши и только после этого успокоился.

– Ты точно ничего не хочешь мне сказать? – всё её внимание было приковано к толстяку.

Он опустился на старый офисный стул, который захрустел под его весом.

– Точно, – заверил он кошку, сгребая со стола коллеги стопку файлов. Хлопнув по картонной обложке с надписью «Дело №», спросил: – Так что ты хочешь узнать? Это, конечно, далеко не всё. Здесь только то, что хоть как-то относится к нашей ситуации.

Фурия толкнула лапой ненадёжную стопку – та покосилась и разъехалась по столу.

– Всё! Но сейчас меня интересуют Тень и её псы. Особенно тот, у которого в ухе жёлтая клипса.

Антон Сергеевич озадачился, собрав на лбу все морщины до единой.

– Пожалуйста! – жестом пригласил он к изучению материалов, сам же потянулся за кружкой с надписью про доктора и осторожно, пришвыркивая, отпил.

– А-а-ххх! – толстяк издал звук полного удовлетворения и, поставив кружку на стол, откинулся на скрипучую спинку кресла.

Кошка с любопытством принюхалась к содержимому кружки, поморщилась и тряхнула головой. Она ненавидела этот запах! Отчасти понимала тех, кто сдабривал эту бурду, вываренную из зёрен, хорошим коньяком. Но с этим кофе было что-то не так. Она уловила тонкий, мерзкий и при этом знакомый запах, заставивший её понервничать. А когда кошка нервничала – принималась нализывать лапы.

– Так ты будешь изучать материалы?

Животное встрепенулось от головы до хвоста. Почему ей вдруг стало не по себе? Но сейчас не время разбираться с этим!

– Давай, – начала она, пододвигая лапой одну из папок, – про одержимых псов.

Антон Сергеевич крякнул, вернулся к столу, раскрыл перед острой мордочкой папку и освободил листы от скоросшивателя.

Глава 9

Увидев знакомое изображение головы пса с клипсой в правом ухе, фурия вжалась, а шерсть на холке встала дыбом. Художник явно постарался – особенно тщательно он вырисовал огромную разинутую пасть с оскаленными клыками.

Ниже следовало описание, аккуратно выведенное красивым почерком:

«Псы Теней, класс 1

Главарь, имя/кличка – неизвестно.

Пол: женский?

Возможно, один из первых одержимых псов. Более точная информация о его положении в стае – неизвестна.

Особые приметы: превосходит по размеру своих собратьев. В правом ухе – жёлтая клипса, что означает стерилизацию животного. Это наводит на мысль, что это, возможно, сука.

Способности: перемещаться между нашим миром и альтернативной версией города, предположительно в тело собаки-двойника. В нашем мире двойники не обладают сверхъестественными способностями, но крайне агрессивны. Двойник необходим для слежки и передачи информации.

Предполагаемые способности: заражать одержимостью других людей и животных. В отличие от других одержимых псов, Главарь обладает подобными способностями. Поэтому недопустимо, чтобы он попал в наш мир.

Интеллект: значительно выше, чем у одержимых 2-го класса. Смог преодолеть пространственный барьер (желатин). Дальше продвинуться не смог.

В потустороннем мире, в собственном обличье, способен уничтожать жертв, действуя по указке Теней. В то время как его одержимые собратья нужны только для устрашения и сбора негативной энергии, которой питается Тень.

Также Главарь является вместилищем для самой Тени, благодаря чему заточённая в городском пруду сущность способна перемещаться.

Цель Тени: проникнуть в наш мир, чтобы получить большую силу, так как она не способна питаться напрямую.

Встречи с ним следует опасаться в первую очередь.

Спасение: бегство.»

Закончив читать (точнее, водить мордой над бумагой), фурия нетерпеливой лапой попросила перелистнуть страницу. На что Антон Сергеевич ответил, что больше информации об этой твари нет.

Кошка фыркнула и уставилась на толстяка. Сколько же в нём было напускной важности! И ради этого она рисковала жизнью? Ради того, что и так знала?

– Ну что ты хочешь? – возмутился он. – Чтобы узнать больше, одержимых нужно изучать! Ты внимательно читала последний абзац? И вообще… – Антон Сергеевич демонстративно согнал кошку с документов и захлопнул папку, – это ты должна знать больше нас! Ведь это ты работала на…

Фурия зашипела, ощетинив усы и обнажив лезвия зубов. Типичная реакция этих «милейших созданий» при виде реальной опасности. Но толстяк лишь поднял ладони, будто сдаваясь.

– Я работала на Тень! И на то у меня были причины, но это уже в прошлом, и я больше… – начала кошка и осеклась. Она не понимала, почему её тельце задрожало, а шерсть встала дыбом. Её инстинкты требовали бежать, и она едва сдерживала себя.

Антон Сергеевич тоже будто что-то почувствовал: лёгкий холодок пробежал от верхнего позвонка до середины спины. Хотя, возможно, виной тому было взволнованное животное, сидевшее прямо перед ним на столе. Толстяк, сам не понимая зачем, потянулся, чтобы успокоить кошку. Но та, испугавшись его внезапного движения, снова зашипела и издала утробное урчание. В такие моменты её тело предавало её – совладать с инстинктами становилось практически невозможно. Когда фурии грозила опасность, она оказывалась в плену собственной кошачьей природы, беспомощно наблюдая за происходящим. В этом и заключался главный недостаток её положения.

– Т-ты… чего? – спросил толстяк, и было неясно, к кому именно он обращался: к фурии или к самому себе.

Кошка хотела бы ответить, но не могла остановить истеричное шипение и урчание. Светильники, утопленные в потолок, начали перемигиваться друг с другом. Медицинские аппараты вышли из строя, а кровать с «сиамскими близнецами» затряслась. Фурия, окончательно потеряв контроль, сорвалась со стола, разметав документы. Антон Сергеевич едва успел их поймать и прижал к груди, словно нечто ценное, лихорадочно соображая, как остановить эту чертовщину. Ничего подобного в «кармане» мастерской прежде не случалось, но он догадывался, что спровоцировало этот хаос и к чему он может привести, если срочно это не остановить.

На его счастье, в отличие от фурии, он всё ещё оставался человеком, способным в критический момент взять себя в руки. Вернув документы на стол, он рванул к нижнему ящику и с металлическим лязгом извлёк наручники на массивных цепях. Времени на сантименты не было – он рванул к пациентам, готовый к любому развитию событий. Резко отдернув занавеску, он увидел то, чего так боялся: двое трансформировались, корчась в муках, их лица исказились масками ужаса. Пальцы судорожно крючились. Дрожа от страха, но подавляя панику, толстяк схватил одну из рук и защёлкнул наручник. Молниеносно проделав то же со второй рукой, он накинул цепь на крюк в стене. Затем бросился к аппарату и впрыснул дозу препарата в капельницу. Постепенно сросшиеся в единое тело пациенты начали успокаиваться, а вместе с ними стихала и дьявольская вакханалия, охватившая «карман» мастерской.

Но сердце Антона Сергеевича всё ещё бешено колотилось, а ноги и вовсе перестали слушаться. На полусогнутых он добрался до рабочего места и рухнул на стул, почти сложившись пополам, вонзив локтями в колени. Взгляд его сразу же выхватил чёрную фигурку – испуганная кошка сверкала глазами из-под аптечной тумбочки.

– Кыс-кыс-кыс, – позвал толстяк фурию, прекрасно понимая, что такое обращение ещё выйдет ему боком. Но в её глазах он не видел человеческого сознания – перед ним была лишь перепуганная до смерти кошка.

Антон Сергеевич тяжело выдохнул, провёл ладонью по влажному лбу, затем осторожно потянулся к кружке и сделал глоток – кофе по-прежнему был обжигающим. Чтобы прийти в себя, он принялся раскладывать документы по стопкам.

Что делать дальше – он не имел ни малейшего понятия. В голове мелькнула предательская мысль бросить всё, которую он тут же подавил новым глотком горького напитка.

– Нам нужно проникнуть в сознание старухи, – раздался голос с противоположного конца стола.

Антон Сергеевич ахнул и едва не пролил кофе на документы. Фурия, появившаяся словно из ниоткуда, сидела перед ним, сверля его пронзительными глазами.

– Господи, – сказал толстяк, отодвигая кружку подальше от документов. Как говаривала его мать: «От греха подальше». – Пришла в себя?

– В её памяти есть нечто, что может дать ключ ко всей этой истории… и не только.

Антон Сергеевич пристально посмотрел на животное, и вдруг его осенило – вот что его так беспокоило во всей этой ситуации.

– Я подозревал, что у тебя свой интерес. Могла бы сразу сказать, – выпалил он то, что давно крутилось у него в голове, но никак не доходило до языка. То ли он не хотел в это верить после всего пережитого вместе, то ли всё оказалось проще и упиралось в его воспитание.

– Меня и так во всём подозревают, – ответила она и, потеряв контроль над собой, принялась нервно вылизывать правый бок.

– Тогда не стоило разыгрывать эту комедию с твоей «привязанностью» к Илье.

Кошка остановилась и бросила короткий взгляд на мастера. Как же ей хотелось сделать что-нибудь гадкое! Например, опрокинуть эту кружку с отвратительным содержимым, которое люди называют кофе. Но сейчас сейчас ей лучше всё свою злость отдать этому простому занятию. Сделав еще пару тройку нервных движений, она произнесла:

– В любом случае, выбора у тебя нет. Илюшенька без сознания, и неизвестно, когда очнётся. Ты, как верный пёс… – на этом слове толстяк фыркнул, но кошка продолжила, – караулишь этих двоих. Раз уж ты их приковал, значит, не просто так боишься и уже представляешь, что произойдёт. Думаю, мы оба догадываемся, что.

– Ну что ж, иди, копайся в старухиных мыслях. Тебе-то от меня что нужно? – Антон Сергеевич всей своей тяжестью навалился на спинку кресла, которое жалобно заскрипело.

Толстяк сложил руки на груди и пристально посмотрел на фурию.

– Маленькое обещание.

– Странно, я думал, ты хочешь молока, – резко ответил Антон Сергеевич, не в силах совладать с собой. Когда что-то шло не так, как он планировал, злость накатывала. А когда он злился, то, как любил говорить Илья Петрович, превращался в стерву.

Кошка медленно опустила голову, затем спрыгнула со стола и направилась к выходу, явно намереваясь покинуть это место навсегда.

Толстяка буквально распирало от желания выплеснуть всю свою ядовитую желчь, которая копилась в нём с того самого момента, как женщина-кошка во всём призналась. Но он помнил и о том добре, которое она сделала для мастерской. Возможно, сейчас уже не имело значения, ради кого она действовала – ради них или себя самой. Он понимал: её поступки были продиктованы исключительно её собственными интересами. И всё же он решил придержать язык, вместо того чтобы продолжать язвить. Он сделал паузу, наблюдая, как кошка тычется носом в закрытую дверь.

– Так что же это за маленькое обещание? – спросил он, стараясь вложить в это обращение как можно больше тепла.

– Выпусти меня, я хочу уйти, – произнесла она дрогнувшим голосом и мяукнула. Антон Сергеевич покраснел и принялся счищать со своего халата невидимые катышки.

– Мне нужно забрать свою одежду. А там… я сама решу, что делать. – Она замолчала. В её словах послышалась безысходность. – Пора смириться с тем, что они идут за мной. Тень прорывается через них сюда, верно? Я бы хотела оказаться как можно дальше от этих двоих, когда это случится.

– Я знаю, что ты мастер трогать за самые нежные струны души, но, скажем так, сейчас уже трогать нечего. Так что рассказывай: какой у тебя план? И я выпущу тебя.

Кошка взглянула на Антона Сергеевича с таким недовольством, какое только могла изобразить её кошачья морда. Он коснулся самого святого, что всегда объединяло женщину и кошку, – её гордости. Как же ей хотелось просто уйти, убежать как можно дальше от этой мастерской, от этой улицы, прочь из этого города! Возможно, это было самым разумным решением из всех возможных. Странно, что эта мысль пришла в её маленькую голову только сейчас. Это казалось очевидным и могло сработать. Но что-то внутри подсказывало ей, что всё не так просто.

Она опустила голову, чтобы не встречаться взглядом с мужчиной, которому была вынуждена уступить. Фурия проговорила тихо, почти шёпотом:

– Пока я не могу тебе ничего сказать. Просто пообещай мне, что если через сутки я не вернусь, вы будете искать меня.

– О чём ты говоришь? Это даже не обсуждается!

– Пообещай мне, – кошка резко подняла голову и посмотрела на него серьёзно, – что, несмотря ни на что, вы будете меня искать, Антон… мать твою… Сергеевич!

Он снова выставил вперёд открытые ладони и торопливо заявил:

– Ладно, ладно! Договорились!

– И это ещё не всё, – тон кошки изменился, став более холодным. – Если ещё раз меня покыскаешь, будто я какая-то там… кошка…

– Признаю, я был не прав, но сейчас… – Толстяку тоже пришлось прогнуться, отступая от своих принципов. – Хорошо, я прошу прощения. Ты много раз говорила мне, чтобы я не вёл себя с тобой как с… кошкой, но… Юль…

Глаза фурии блеснули.

– … ты же кошка! У меня когда-то была кошка, и… это происходит само собой…

– Ты сейчас говоришь, как типичный мужик, который не сдержался и полапал женщину, оправдываясь своими инстинктами.

– Я-я… – Антон Сергеевич театрально уронил голову. – Ты победила! Мы можем на этом закончить, иначе скоро нам всем придётся так несладко, что всё это потеряет всякий смысл!

– Ты прав, – фурия подняла хвост, проследовала в его сторону и, мягко прыгнув, устроилась на его коленях.

Времени у неё оставалось всё меньше. Она ощущала, как теряет контроль над телом животного. Человеческого в ней оставалось всё меньше.

– Человеческое такси? – рассмеялся он, чувствуя облегчение. Именно так фурия называла ситуацию, когда, находясь в обличье кошки, хотела, чтобы её понесли на руках.

– Будьте так добры, – произнесла она, но её тельце предательски изогнулось, а голова боднула его подбородок. Она тряхнула головой, будто это могло помочь ей удержать контроль над телом животного.

– Что ж, давай немного прогуляемся, – сказал он и, подхватив кошку на руки, поднялся. Старый офисный стул издал звук, похожий на натужный вздох облегчения.

Антон Сергеевич, держа кошку на руках, подошёл к двери с кодовым замком и медленно набрал восемь цифр. Морда фурии вытянулась, и она недоумённо спросила толстяка:

– День моего рождения?

– Не смотри на меня так, не я выбирал этот код, – с лёгкой усмешкой проговорил мастер и потянул за ручку массивную дверь. Внутри их встретила темнота длинного коридора, в конце которого угадывалось слабое свечение над административной стойкой.

Кошка заурчала, отчего руки толстяка тоже будто завибрировали. На этот раз фурия это сделала намеренно.

Они вошли в коридор. Тяжёлая дверь сама захлопнулась позади них, оставив их практически в темноте. Здесь было так тихо, что можно было различить биение двух сердец: одного большого, человеческого – Антона Сергеевича, и другого маленького, с частым биением, кошачьего. Животное удобно устроилось на руках, готовясь к долгой прогулке, но внезапно фурия ощутила лёгкий толчок и приятный ветерок на своей шерсти. И вот они уже стояли возле административной стойки, заваленной всяким хламом, на первом этаже их мастерской.

Антон Сергеевич наклонился и аккуратно опустил кошку на четыре лапы, а затем проследовал к выходу, минуя свои отражения во множестве выпуклых экранов старых телевизоров. Но кошка не спешила следовать за ним. Она всё ещё помнила, как её преследовал таксист на своём автомобиле. Фурия почувствовала, как её шерсть снова становится колючей, а мурашки разбегаются по её тонкой коже.

– Подожди, тут есть другой выход?

Толстяк обернулся.

– Я тебе не сказала, меня преследовал один из этих…

– А я всё видел. У нас там снаружи камеры, так что идём.

Ей оставалось только довериться толстому парню, который, судя по его уверенным движениям, знал, что делал.

Кошка тронулась с места и побежала следом за своим временным хозяином. Когда она вплотную подошла к мастеру, то с любопытством, свойственным только представителям кошачьих, внимательно посмотрела на него. Толстяк уже достал из кармана халата связку ключей и сказал:

– У тебя есть только один ключ от этой двери. Но тут, смотря, каким воспользоваться, – он подмигнул и показал золотистый длинный ключ с резным ушком, – воспользуемся вот этим! Ты выйдешь из подсобки кафе к подъездам. Так что тебе останется только перейти дорогу. Я так понял, ты уже в курсе, где живёт Настасья Андреевна.

Кошка приготовилась выходить, в нетерпении положив лапу на дверь . Ей бы не хотелось, чтобы Антон Сергеевич стал расспрашивать, зачем она шпионила за старушкой. Есть вещи, которые им пока знать не нужно. Они не готовы.

– Будь осторожна, – сказал мастер и осторожно поместил ключ в замочную скважину.

– Помни про своё обещание, – сказала фурия. Антону Сергеевичу не понравился её тон. Словно она прощалась.

Тот присел на корточки, положив мясистую ладонь на маленькую изогнутую спинку.

– Давай решим этот вопрос и подумаем над тем, чтобы вернуть тебя в команду. Думаю, Илья Петрович против не будет, – сказал он, а затем, поднявшись, добавил: – Я надеюсь.

Кошка снова замурлыкала, поддавшись своим инстинктам, выгнулась и ткнула головой ногу мастера. Тот повернул ключ, и дверь отворилась в совершенно ином месте. За ней оказался узкий проход между домами, где стояли два мусорных бака. Здесь обычно устраивали перекур кухонные рабочие и официанты. Пепельница из-под банки с кофе служила тому доказательством.

Антон Сергеевич хотел что-то сказать на прощание, но кошка тут же скользнула в ночь, оставив мастера наедине со своими размышлениями. Он какое-то время вглядывался в темноту, надеясь, что фурия, возможно, что-то забыла и захочет вернуться. Но нет. Какое-то время он простоял один, ощущая, как противный сырой ветер пытается пробраться под его халат и толстый свитер.

Становилось заметно холоднее. Мастер вдохнул этот прохладный и такой свежий воздух. Ещё немного – и пойдёт снег, чтобы маленькими белыми снежинками поставить точку во всей этой осенней истории.

Мастер осторожно запер дверь, разбудив колокольчик, а затем повернул ключ и вытащил его. Обернувшись, он по-хозяйски перебросил связку на пальцах и осмотрелся. Первый этаж мастерской больше походил на кладбище техники, какое можно обнаружить практически на любой свалке небольшого города. Вспомнилось детство, когда он вместе с другом любил прогуливаться в таких вот местах. Со вздохом он посмотрел на лестницу, что вела на второй этаж. Ощутил боль в ладони – оказывается, он слишком сильно сжал ключи. Толстяк тут же убрал связку в карман, потёр больную руку и снова перевёл взгляд на лестницу.

Он размышлял о том, стоило ли пойти проверить Илью Петровича. Ему не хватало напарника, но за то время, пока тот заливал горечь расставания, он уже привык действовать в одиночку. В этот раз всё было несколько иначе. Тем более, один раз он уже отказался его проведывать, и это закончилось тем, что пылесос (конечно, ещё вопрос, чем эта штука являлась на самом деле) чуть не обратил его друга в одержимого.

Или, задал он вопрос самому себе, ты просто не хочешь заканчивать раскладывать пасьянс? Что если… ты проиграешь?

Он приказал себе заткнуться. Лучше думать о чём-то нейтральном, но у него не получалось. О чём бы он ни пытался думать – от мыслей взяться за себя и начать худеть до каких-то домашних дел или хобби вроде видеоигр – всё так или иначе касалось последствий его работы в мастерской. Всё, что он делал, прямо или косвенно, вело к его главной страсти и интересам – потустороннему миру. Возможно, он, как и его напарник, сходит с ума, только немного иначе. Если Илюшенька свихнулся на ведьме, то он сам…

Звук каждого его шага тут же поглощала пыльная мастерская. Его отражение в виде доктора в белом халате появлялось то в одном выпуклом экране, то, двигаясь вперёд, исчезало и возникало в другом.

Когда он коснулся перил и посмотрел на свои ботинки, морально готовясь подняться по ступеням, он задумался: а стоит ли вообще продолжать это дело? Кто в ответе за то, что на них ещё с детства навалилось столько ответственности? И чем бы он занимался, если бы тогда на свалке они не обнаружили тот самый радиоприёмник?

Антон Сергеевич тряхнул головой. Едва ли он хотел какую-то другую жизнь. Он мог бы закончить так же, как его брат. (Когда в его голове возник образ старшего брата в адидасовских спортивных штанах, толстяк оступился и чуть не споткнулся.) Он мог бы прожить самую обычную жизнь, как его отец, который всю жизнь проработал водителем. Или как мать, чьи сферы интересов были достаточно ограничены: работа в библиотеке, дом, семья и огород.

Думать и рассуждать за Илью Петровича, пусть даже только внутри себя, Антону Сергеевичу не особо хотелось. Но они много раз, когда напивались до той стадии, когда мужчины начинают вести откровенные разговоры, фантазировали на эту тему: что было бы, если они не открыли для себя потустороннюю версию города?

«Я бы стал рок-звездой и спился!» – тогда в шутку сказал его друг. – «Или не стал и всё равно бы спился!» Это очень походило на правду, ведь его друг рос не в самой благополучной семье. Отец его напарника был чем-то вроде семейной тайны – о нём никто никогда не говорил. Мать, работая сразу на нескольких работах, жила с неуравновешенным отчимом и потихоньку спивалась. Но об этом они почти не говорили, даже во время пьяных откровений. Илья Петрович лишь однажды обронил, что не верит, будто его мать мертва.

Оставалось всего пара ступеней, но Антон Сергеевич уже задыхался. Он сделал над собой усилие и поднялся наверх, переводя дух, опершись на перила. Оттуда, можно сказать, из-под самого потолка, первый этаж больше походил на свалку. Толстяк подумал о пристрастии к сигаретам Ильи Петровича и его удивительной способности за считаные секунды подниматься на второй этаж. Несправедливо, чтобы курильщик обладал такими лёгкими, в то время как он, не имея этой вредной привычки, едва преодолевал эти два крутых пролёта.

Антон Сергеевич прокряхтел, словно дед, и толкнул дверь, ведущую в персональное убежище его друга. Толстяк не волновался за него – знал, что с ним всё в порядке. Тот, как и прежде, лежал головой на импровизированной подушке из шерстяного платья фурии, укрытый её пальто. Он сладко посапывал, находясь в той самой позе, что его и оставили.

Всё, убедился? – проговорил мастер сам себе, что означало: пора возвращаться в «карманную» лабораторию. Тем более, спускаться обратно – не то же самое, что подниматься. Но Антон Сергеевич всё же вошёл внутрь, стараясь ступать как можно тише, хотя понимал, что его товарища можно разбудить, только если сильно постараться. Например, найти среди всего этого барахла какой-нибудь магический будильник. И то, не факт, что тот будет способен Илью разбудить.

Толстяк принялся расхаживать по мастерской, осматриваясь, как ревизор. Конечно, стоило бы здесь навести порядок: поднять тот же телевизор, например. Но это уже не его забота. Эта территория полностью принадлежала Илье Петровичу, о чём напоминал запах табака, пропитавший буквально всё. Пока хозяин второго этажа мирно спал, его напарник принялся рассматривая столы с «препарированной» техникой, будто что-то искал. Но пока не понимал, что.

Бардак на столе, где рядом с тяжёлым молотком лежали разбитые часы Настасьи Андреевны, тут же напомнили ему события этого дня. Конечно, они отдали старушке точно выполненную копию, а вся эта постановка была необходима, чтобы «пробудить» её воспоминания.

Возможно, подумал Антон Сергеевич с сожалением, именно это и ускорило процесс сращения «сиамских близнецов», что нарушило все их дальнейшие планы. Старушка должна была вернуться с претензией, что её часы не протянули и обещанной недели, а дальше – их виртуозное очарование и долгие задушевные беседы.

Никто не знал, что всё будет происходить настолько стремительно и что их дело превратится в самую настоящую катастрофу. Видимо, они настолько хотели выполнить качественно свою работу, что перестарались.

Антон Сергеевич отвёл взгляд от стола с разбитыми часами, чтобы больше не погружаться в размышления об этих печальных последствиях. О подобном, тем более в таком месте, думать не стоило. Ведь сама мастерская представляла собой «заряженный предмет», только иного класса.

Он посмотрел на соседний стол, где лежала старая пожелтевшая клавиатура с высокими клавишами и продольной выемкой, куда можно было вставить картридж. Рядом – приставка в уже узнаваемом виде, а также проводные джойстики, на одном из которых была залеплена пластырем верхняя кнопка. Ближе к краю стола располагалась новенькая PS4 с коробкой от игры «The Lust of Us» . Под каждым из «экспонатов» был приклеен жёлтый стикер с пояснениями от руки.

Антон Сергеевич вспомнил о том золотом периоде, когда все повально играли на приставках в Марио и Танки. Вспомнил, как мать просила его не садить кинескоп. Он улыбнулся и провёл пальцем по клавиатуре, хотя по правилам прикасаться к любой технике на столах было запрещено но погрузившись в свои детские воспоминания, забыл об этом. Вспомнив предостережение, вздрогнул и продолжил, как ни в чем не бывало изучать предмет. Это была не самая обычная приставка. Такие выпускались ограниченной серией и подключались, как и денди, к телевизору. Главным отличием от обычной приставки был встроенный текстовый редактор (правда, он не сохранял написанное) и игры-тренажёры для обучения слепому набору текста.

«Проверить игру №198. Клиент утверждает, что игра с ним разговаривает и отдаёт приказы, чтобы они вместе захватили этот мир» – гласило послание на жёлтом стикере Ильи Петровича самому себе с грустным смайликом в конце.

Рядом лежал уже свёрнутый стикер. Толстяк развернул его и, прочитав содержимое, испуганно свернул обратно, а затем посмотрел на записку около более современной консоли, PS4.

«Возможно, игра не из нашего мира. Клиент утверждает, что такой версии игры не существует».

Антон Сергеевич бросил короткий взгляд на коробку, надписи на которой сначала не придал значения. Однако стоило ему обратиться к внутреннему переводчику с английского, как он не сдержал смеха. Оригинальная игра «The Last of Us» («Одни из нас»), рассказывающая о глобальной эпидемии, вызванной мутировавшим грибом кордицепс, каким-то образом превратилась в «The Lust of Us», что переводилось как «Наша похоть».

Он хотел взять коробку из-под игры, чтобы рассмотреть её повнимательнее, но Илья Петрович громко всхрапнул. Антон Сергеевич тут же отдёрнул руку и решил, что лучше ничего здесь не трогать. Уже направляясь к выходу, он, проходя мимо рабочего стола своего напарника, остановился. На его лице мелькнула какая-то идея.

Он аккуратно обошёл лежащего на полу друга и заглянул в небольшую коробку около плоского монитора компьютера. Там лежали всякие канцелярские мелочи. Осмотрев поверхность стола, он полез в выдвижной ящик. То, что ему было нужно, он нашёл сразу – старенькая Nokia. Он взял её в руки, потыкал кнопки, но погасший экран никак «не отвечал». Мастер попробовал включить аппарат долгим нажатием, но ничего не произошло. Тогда он подхватил зарядное устройство и отправил его вместе с телефоном в карман халата. После этого, стараясь двигаться как можно тише, он прокрался к выходу и медленно прикрыл за собой дверь, словно выходил из родительской спальни.

В мастерской моргнул свет. Илья Петрович всхрапнул и перевернулся на другой бок. Да, здесь он ощущал себя как дома, пусть и не осознавал, что находится сейчас среди своего любимого хлама, а не в своей постели. Какой-то дополнительный уют для него создавали вещи фурии, пропитанные ароматом её духов. Они действовали на него как оберег, способный проникнуть даже сквозь сон и расцветать внутри него цветами.

Он дома. Даже сквозь сон он ощущал это.

Он дома. Уголки его губ приподнялись в лёгкой улыбке, а ладони сомкнулись под «подушкой». Илья Петрович походил на ребёнка, которому мама читала сказку перед сном. Этот монотонный едва разборчивый голос одновременно баюкал и увлекал, навевая будущие сюжеты его снов. Вихрем строились декорации на залитой солнцем огромной строительной площадке. Вот пятиэтажный многоквартирный дом, в котором он живёт вместе со своей мамой.

Он дома. Вокруг него стали появляться, вырастая из-под земли, заасфальтированные дорожки, деревья, зелёные островки травы и клумбы с пионами, лавки, урны, детские площадки, другие многоэтажки, торговые центры, магазины, банки, школы, детские сады, автомобильные дороги и парки. Он видел всё это как на ладони, словно мог летать.

В этом своём сне Илья даже почувствовал ветер и восхитился всей этой красотой. Это чувство помогло ему ощутить себя. Тепло весеннего, почти летнего солнца согревало его.

Я дома.

Он попробовал мысленно спуститься вниз. Ему удалось. Он тут же сделал пролёт над улицей, мимо большого здания торгового центра, мимо аптеки, мимо толпы людей, выходивших из поликлиники, взметнувшись вверх. И снова ощутил эту лёгкость, сместившись на дорогу, по которой автомобили ехали в противоположную сторону. Его вела радость – это детское, приятное чувство.

Минуя перекрёсток за перекрёстком, он будто знал, куда ему нужно. Какое же удивительное чувство полёта! Он почти касался крыш многоэтажных домов, мог видеть всё то, что хранили жители на незастеклённых балконах.

Илья так увлёкся, что едва не пропустил нужный поворот и мысленно приказал себе спускаться. Оказавшись на узкой улочке, он миновал продуктовый магазин в жилом доме, скользнул чуть вперёд и увидел вывеску музыкального магазина с огромной жёлтой гитарой на баннере. Взглядом зацепившись за перила, он спланировал над ступенями, что вели внутрь, «прошёл» сквозь стеклянную дверь, мимо прилавка, за которым пожилой продавец, спал в своих мыслях.

И тут он увидел её – ту самую гитару, что висела на стене, подвешенную на специальные крюки.

Ему девять, почти десять.

Илья захотел прикоснуться к этой гитаре, протянул свою маленькую руку, чтобы провести пальцами по струнам, но тут же одёрнул себя, так как ощутил почву под ногами.

– Ну что, тебе удалось накопить? – мальчик вздрогнул от голоса пожилого продавца и обернулся. Илья вскинул брови и тут же принялся шарить в карманах, практически сразу нащупав там деньги. Достал их, пересчитал и посмотрел на ценник.

– Да, я её покупаю! – гордо сказал мальчик с длинными, убранными в хвост волосами.

– Хо-хо! – сказал пожилой продавец и, нацепив очки, встал из-за прилавка и направился к Илье. Он коснулся его головы по-отечески, снял гитару со стены, отлепив ценник.

– Ты же помнишь, что она с браком? Но…

– … проблемы будут только на девятом ладу, но для начинающего музыканта – самое то!

Илья много раз приходил в этот магазин, чтобы убедиться, что его гитару никто и не купил. Да, она была с браком: гриф немного повело, но в целом это был хороший музыкальный инструмент. Да и внешне эта гитара ему очень нравилась – она была даже лучше тех, на которых он учился, посещая школьный кружок.

Пожилой продавец, он же владелец этого магазина, каждый раз, когда кто-то пытался приобрести эту гитару, говорил, что она зарезервирована. Но Илья этого не знал, поэтому решил, что если эту гитару никто не купит, пока он откладывает деньги из карманных и немного подрабатывает, значит – эта гитара точно его.

Мальчик вместе с продавцом подошёл к прилавку. Тот отлепил от гитары ценник, ещё раз осмотрел её и сказал, что нужны будут специальные струны, ученические. Парнишка кивнул: это он тоже помнил, ведь у него денег как раз хватало и на саму гитару, и на струны. Он переминался с ноги на ногу, словно хотел в туалет. На самом деле, ему не терпелось завладеть этой красавицей и начать уже на ней играть.

– Подожди, мы сейчас поменяем тебе струны. Ты спешишь?

Илья задумался. Вообще, ему надо было делать уроки, но они никуда не денутся, так что, в целом, он никуда не спешил.

– Я подожду, – сказал мальчик и присел на стул, наблюдая, как пожилой продавец вдевает струны. Он следил очень внимательно, понимая, что, в случае чего, менять их придётся самому.

«Наконец-то», – думал парнишка, не веря, что ему удалось всего за несколько месяцев собрать нужную сумму. Наконец-то она будет моей! Да, на девятом ладу могут быть проблемы, но он пока начинающий музыкант. Он ощущал связь с этой гитарой, которую любой другой будущий владелец мог бы не оценить из-за её брака. Это был не брак – а то, что отличало её от других. У неё, должно быть, своё, особое звучание!

Наблюдая, как аккуратно, с вниманием и любовью к делу пожилой продавец вдевает каждую струну, Илья замечал, как старик будто молодеет прямо на глазах. Пальцы его уже не слушались, но, когда он проводил все эти манипуляции, казалось, будто время для него отступило.

Сам же пожилой продавец ощущал что-то вроде грусти. За эти несколько месяцев он и сам успел прикипеть к ней. Странно, ведь это всего лишь гитара. Таких он продал уже сотни, но почему-то чувствовал, что эта – не просто музыкальный инструмент.

Они оба ощущали это.

Когда всё было готово и старик протянул через прилавок гитару, из глаз парнишки брызнула слеза, которую он тут же смахнул. Это больше походило на инициацию рыцарей, чем посвящение в музыканты.

Илья взял гитару в руки и поставил нижней частью корпуса на колено. Левой рукой он обхватил гриф, зажав аккорд «А», а правой провёл по струнам. По всему его телу разлилось тепло, даже пожилой продавец это ощутил.

– Эта гитара точно твоя!

Мальчик рассмеялся, отдал деньги и уже собирался бежать, но старик его остановил.

– А как же чехол? Как ты будешь брать с собой эту гитару?

– А-а, у меня больше нет денег…

– Постой! – сказал пожилой продавец и, обойдя прилавок, тут же скрылся в подсобке. Вернулся он быстро, держа в руках новенький чехол.

Парнишка замялся и хотел сказать, что у него нет сейчас денег и что мама учила его не залезать в долги, но старик его опередил:

– Он пришёл бракованный, – соврал он, – ну что я с него заработаю? Бери!

Парнишка поставил гитару на стул и принял чехол, пытаясь разглядеть, что с ним не так.

– Это подарок! – сказал пожилой продавец, приподняв очки, чтобы почесать глаз.

– Ух ты! Спасибо! – громко сказал парнишка и тут же спрятал гитару в чехол, накинул его за плечи и спросил:

– Ну как?

Пожилой продавец хотел сказать, что он похож на юного воина. Что-то было в глазах этого парня, к которому он уже прикипел. Но сказал, что он похож на музыканта. Парнишка просиял.

Илья попрощался со стариком, обещая заходить к нему почаще и показывать успехи в игре. Он потряс крепкую мозолистую ладонь и выбежал на улицу.

Как он тогда был счастлив! Звуки улицы – проезжающие машины, разговоры людей, пение птиц и шелест деревьев – смешивались для него в особую музыку.

Он шёл по улице и ощущал себя бродячим музыкантом, впереди которого ждали дороги и приключения.

Илья так погрузился в эти переживания, что не заметил, как с севера надвигалась чёрная огромная туча, которая, превращаясь в воронку, засасывала всё, что попадалось ей на пути.

Глава 10

Илья Петрович, конечно же, забыл, что в этот момент он находился в своём сне. Забыл, что на самом деле, прямо сейчас он спит в своей мастерской. Настолько глубоко он переживал события давно минувших дней. В своём сне он вышагивал по улочкам родного городка, который почти не изменился с тех лет. Только что покинув магазин, что в реальности давно принадлежал другому хозяину.

Он уже забыл о пожилом продавце, которого в его мире давно не было в живых. Но сейчас образ того человека внезапно возник в его памяти. Первого человека, который так сильно поверил в него. Оказалось, что именно этого чувства, чьей-то веры в него, так не доставало ему все эти годы.

Ему снова девять. И он дома.

Тёплый майский ветерок обдувал чистое мальчишеское лицо, на котором ещё не отразилась печаль повзрослевшего парня. За спиной он ощущал гитару в чехле, что покачивалась в такт его шагам. Под тонкой подошвой кед он чувствовал асфальт, а в голове звучала мелодия, которую он собирался наиграть, как только вернётся домой. "Вот было бы здорово, – подумал он, – иметь возможность по одному лишь желанию перемещаться туда, куда пожелаешь".

Он остановился на перекрёстке со светофорами, думая, куда бы он отправился в этот момент, будь у него такая возможность. Из пекарни неподалёку доносились сладкие ароматы булочек, отчего его желудок проснулся и требовательно заурчал.

По привычке он сунул руку в карман, где обычно носил наличные на обед.

Да, денег там больше не было – тех самых, которые он копил все эти месяцы. Зато теперь у него было кое-что большее, чем эти деньги. Чем все деньги этого мира. Ничего, он скоро придёт домой и пообедает тем, что сможет отыскать в холодильнике. Правда, он не был уверен, что мать со вчерашнего дня что-то приготовила. Ей явно было не до этого.

Илья отогнал эту мысль и вспомнил о своей решимости стать музыкантом. Он видел себя на большой сцене под ярким светом софитов. В ушах гремела музыка, которую он извлекал пальцами из струн, еще сильнее заводя ревущую толпу. Вот бы сейчас переместиться туда, в это будущее, где он уже стал кем-то значимым для этого мира.

Светофор, помигав жёлтым, переключился на зелёный, и Илья зашагал в такт мотиву, звучавшему внутри него, который заставлял его едва заметно покачивать головой. «Smoke on the Water», которую он начал разучивать в школьном кружке, полностью завладела его разумом, как и этот сладкий весенний ветерок, приносящий с собой ароматы весны и свежей выпечки. Он нашел кассету Deep Purple в кладовке с другими вещами, что когда-то принадлежали его родному отцу. С вещами, которые почему-то его мать решила сохранить.

Оказавшись на другой стороне улицы, он почувствовал ещё сильнее цветочный аромат, доносившийся из парка, где во всю цвели яблони. Совсем немного осталось до летних каникул, и тогда он сможет посвятить больше времени игре на гитаре. Возможно, уговорит Антона научиться играть на каком-нибудь инструменте, чтобы вместе они смогли основать группу.

Мальчик нахмурился и пнул маленький камушек. Антохе больше нравилось возиться со всякой старой техникой и проводить свободное время в гараже. Он хоть и любил музыку, даже имел собственную коллекцию пластинок, но предпочитал оставаться по другую сторону.

– Да у меня же пальцы-сосиски, – вспомнил Илья однажды брошенную другом фразу, когда предлагал ему тоже начать играть на гитаре.

Мальчик посмотрел на свои длинные и тонкие пальцы, которые, казалось, принадлежали самому настоящему музыканту. На секунду ему показалось, что это руки взрослого человека. Но стоило ему подвигать пальцами, как видение исчезло.

Ему снова девять. И он дома. Только что он вышел из магазина со своей новой гитарой и теперь идёт домой, чтобы немного потренироваться. В пальцах ощущался зуд – одновременно волнение и страх. Если мать не возражала против его нового увлечения, то отчим, которого Илья боялся, запрещал приносить гитару домой. Но ничего, он что-нибудь придумает.

Гнетущее ощущение вдруг возникло у него в груди, и прекрасное настроение тут же начало улетучиваться. Развеялся как сладкий дым, которым он был словно одурманен, стоило ему только вспомнить, что теперь он владелец этой новенькой, пусть и с небольшим заводским браком, гитары.

Всё так же по дороге проезжали автомобили, всё так же по-весеннему шумели деревья, донося до него приятные цветочные запахи. Тот же тёплый ласковый ветер обдувал его лицо, но магия от покупки гитары теряла свою силу.

Возможно, страшная воронка, которая успела стать частью его сна, тоже делала своё дело. Она по-прежнему вдалеке поглощала дом за домом, здание за зданием, но пока находилась достаточно далеко. Никто из жителей города не замечал, не видел приближающийся ураган. Не поднимал панику в духе «Мы все умрём!» Нет, городок тоже спал в своём сне, не подозревая о надвигающейся опасности, но, возможно, чувствуя её приближение.

Илья обернулся и посмотрел на небо. Затылком он ощущал, что что-то не так, но пока не мог разглядеть огромную чёрную воронку смерча, в которой только что растворилось очередное здание. Пока что перед ним было голубое небо с редкими перистыми облаками, словно кто-то просыпал на синеватый стол немного пекарной муки.

Эта воронка буквально разрушала его сон, созданный по мотивам детских воспоминаний. Но он пока этого не знал.

Илья продолжал идти, следуя привычному маршруту, который он проходил каждый день, покидая школу.

Сегодня он звал Антоху, чтобы вместе забрать гитару, но у того приехал с командировки отец. Поэтому Антон убежал раньше и предложил погулять уже вечером. Мальчишка ухмыльнулся. Знал он эти прогулки: наверняка тот предложит пойти искать очередной хлам, который потом будет чинить или разбирать ради недостающих деталей.

Илья перешёл в парк – длинный островок, окружённый деревьями, которые заглушали шум с дороги. На скамейках сидели бабушки, которых вытащили на улицу внуки. Кто-то из ребят катался на трёхколёсном велосипеде, кто-то рисовал мелом на асфальте квадраты для игры в классики. Здесь была и влюблённая парочка: по этим двоим было видно, что они хотят как можно скорее сократить расстояние между собой. Кто-то просто, как Илья, погружённый в свои мысли, шёл через парк по своим делам. Например, мужчина в тонком пальто, широкополой шляпе и перчатках с кейсом в руках. Ему, явно, этот солнечный погожий денёк не доставлял никакого удовольствия.

Следом за странным мужчиной, навстречу Илье, шла девушка в летнем цветастом платье. Она несла в руках картонную коробку и собиралась занять одну из свободных лавочек. Стоило ей только присесть, как детишки, которые играли рядом, тут же всё побросали и побежали к ней.

До Ильи донеслось жалобное мяукание. Девушка достала из коробки чёрного котёнка, которому это явно не понравилось. Но она тут же положила его на колени и принялась гладить и успокаивать. Дети тут же окружили её, норовя потрогать остальных котят, но она строго сказала, что можно только смотреть.

Одна из девочек тут же обернулась и сказала бабушке, что хочет забрать себе одного, а лучше всех. Бабушка заохала, запричитала и замахала руками, чтобы внучка не донимала её своими просьбами.

– Всё к родителям! – отрезала она и, обращаясь к соседке по лавочке, добавила: – Ишь ты, знала, куда прийти, чтобы побыстрее сбагрить этих.

Лицо внучки тут же исказилось гримасой наигранного плача. Она широко открыла рот и принялась кричать.

– Всё, пошли домой! – прикрикнула на неё бабушка и привстала, всем своим видом показывая, что готова осуществить свои угрозы.

– Не-ет! – взвыла девочка ещё сильнее. На что пожилая женщина тут же откупилась громким предложением съесть мороженое. Настроение внучки тут же переменилось: она моментально забыла про котят и потащила бабушку прочь из парка к киоскам.

Наконец-то стало спокойнее, и Илья, влекомый любопытством, присоединился к стайке детей, окруживших коробку.

Маленькие девочки щебетали, какие котята хорошие, кто-то норовил погладить крошек, которые успели расползтись по коробке. Они совсем недавно открыли глазки, и, судя по их движениям, искали маму.

Чёрный котёнок, лежавший на коленях у владелицы, успокоился от поглаживаний.

– Нравится? – спросила девушка Илью, который задержал взгляд на крохотном чёрном комочке.

Он словно проснулся в этом неосознаваемом сне, не понимая, зачем вообще подошёл.

– Н-нет, – сказал он, покраснев, отчего смутился ещё сильнее, – точнее, он милый, но мне не разрешат родители.

Он подумал, что мать, возможно, и даст добро. Особенно если застать её под вечер в особом расположении духа. А вот его отчим… Для этого малыша он такую семью точно не пожелал бы. Всё внутри сжалось от этой мысли.

– Это твои? – попробовал перевести разговор Илья.

– Кто-то выставил коробку на улицу. Видимо, рука не поднялась их утопить, – ответила девушка, приподняв чёрного котёнка, и добавила: – Это девочка.

Котёнку не понравилось, что его потревожили, и, приоткрыв крохотную пасть, он снова принялся орать. Но вскоре успокоился, стоило девушке снова начать его гладить.

Илья не мог взять в толк, почему это маленькое создание растревожило ему душу.

– Давай возьмём одного, – послышался молодой женский голос позади. Мальчик обернулся и увидел ту самую парочку, что недавно сидела на скамейке.

– Чёрного отдаёте? – спросил парень. На что временная хозяйка коробки тут же ответила, что это девочка. Парень сказал, что им лучше бы подошёл кот.

– Подержишь? – спросила девушка в цветастом платье и тут же сунула Илье пищащий комочек.

Мальчик не смог отказаться: подержать – это ещё ничего не значит. Да и он ничего не имел против немного повозиться с этим малышом. Тот, хоть и противно пищал, всё же вызывал у него смесь умиления и прилив нежности.

Парочка какое-то время обсуждала, какого котёнка им лучше взять: белого или трёхцветного. Они сошлись на том, что трёхцветный приносит удачу, поблагодарили девушку и, держась за руки, удалились с новым маленьким другом.

– Что? Заберёшь? – с улыбкой спросила девушка. – Смотри, как она пригрелась у тебя на руках.

Илья тут же поспешил вернуть котёнка, хотя внутри себя признал, что с радостью забрал бы его с собой.

– Может, сыграешь? – поделилась девушка мыслью, вспыхнувшей у неё в голове. – Так мы быстрее раздадим котят! Я – студентка, снимаю комнату у одной пожилой женщины. Она не позволит мне забрать этих малышей с собой.

Мальчик снова покраснел и сказал, что он только купил гитару и толком играть ещё не умеет. Одна только мысль о том, что он будет играть здесь, на виду у всех, напугала его до дрожи в коленях.

– Жалко, – вздохнула девушка, продолжая гладить котёнка.

Илья поспешил прочь.

Котята снова распищались и громче обычного. Видимо, кто-то снова попытался потревожить их коробочный мирок.

Мальчик тут же вспомнил про гитару и про то, как здорово было бы прямо сейчас её опробовать. С этими мыслями он перешёл очередную улицу, на счастье попав на «зелёный».

Сегодня, определённо, хороший день, подумал мальчик, а тёплый ветер, что тут же обдул его лицо, словно подтвердил это. Илья снова ощутил этот сладкий запах цветения, погружаясь в один из лучших дней своей жизни, о котором предпочёл забыть.

Попав на другую сторону улицы, он тут же оказался в тени елей, чьи массивные лапы закрывали солнечный свет. Покрытие пешеходной дорожки, которое в прошлом году уже ремонтировали, снова треснуло: асфальт, пролежавший под снегом всю зиму и добрую часть весны, местами будто потёк вместе со снегом. Здесь, в прохладной тени, Илья словно находился в совершенно иной реальности этого города. На противоположной стороне дороги, которую то и дело прорезали снующие туда-сюда автомобили, во всю светило солнце. Но здесь его лучи были словно бессильны: их поглощали густые лапы могучих елей, стоявших солдатским строем до самого конца этой самой дорожки.

Не доходя до конца, мальчик свернул налево, проследовав по уже протоптанной тропинке. Ему оставалось пройти до торца пятиэтажного дома, ещё раз повернуть налево, а затем, прошмыгнув между киоском и стеной, можно было закончить этот путь.

Когда Илья вышел к подъездам, он снова оказался в лучах солнца и охотно подставил своё лицо их теплу. На скамейке, словно следуя его примеру, сидела рыжая кошка и принимала солнечные ванны. Но стоило мальчику подойти ближе, она повела ухом и спряталась под лавку. Сначала он решил, что именно он нарушил её покой, но тут же увидел, как в их сторону шёл мужчина в шляпе и пальто, ведя на поводке огромную чёрную собаку.

На секунду Илье показалось, что они плывут по воздуху, не касаясь земли. Когда мужчина посмотрел на мальчика, видение тут же пропало.

Возможно, заключил Илья, он перегрелся на солнце, и пора бы уже подняться в квартиру. Но парнишка не спешил. Он сел на скамейку, под которой кошки уже не было. Возможно, она спряталась в вентиляционном проёме подвала, утопленном в стене дома. Илья посмотрел в чёрное зарешечённое окошечко и поёжился. Его обдало холодом: эти двое, пёс и его хозяин, только что прошли мимо.

Илья какое-то время смотрел им вслед, чтобы убедиться, что их ноги касаются земли. Но всё было в порядке. Он потрогал голову – та уже перегревалась, но мальчик не спешил заходить в подъезд. Одна часть его рвалась домой, другая – с радостью бы никогда не переступала этот порог. Он поиграл связкой ключей в кармане: металл приятно холодил его пальцы. Прищурившись, мальчик задрал голову, будто в этом был какой-то смысл и он там что-то увидел.

Например, курящего на балконе третьего этажа отчима. Хоть бы его не было дома. Хоть бы их не было дома. Никогда.

Илья испугался от этой мысли. Конечно же, ничего такого своим родителям он не желал.

Желал. Ещё как желал. Дай тебе волю переписать эту часть жизни, ты бы взялся за перо, как за ручку двери, которая открыла бы для тебя совершенно другое измерение в твоё прекрасное настоящее.

Мальчик уже не помнил, кто ему сказал, что родителей не выбирают. Эта фраза ему никогда не нравилась, она звучала как приговор. Будто маленького тебя посадили за решётку на восемнадцать лет просто потому, что ты родился. Если, конечно, не добьёшься амнистии. В его воспоминании тут же всплыл маленький чёрный котёнок, чья судьба сейчас играла с ним – точнее, с ней, ведь это была всё-таки девочка – в рулетку. Кто знает, в чьи руки попадёт эта кошка и как сложится её дальнейшая судьба. А он, пусть ещё девятилетний, почти десятилетний мальчик, но всё же не котёнок. Так что у него было куда больше шансов повлиять на свою жизнь. Просто он ещё об этом не догадывался.

Он болтал ногами, вжавшись в скамейку. Радость от новой покупки окончательно растаяла под прямыми солнечными лучами.

А ты, разве не знал, что сам выбрал таких родителей, маленький воин?

– А? – Илья приоткрыл рот и задрал голову, настолько громко прозвучала эта фраза. Будто кто-то прямо сейчас нависал над ним. Конечно же, над его головой никого не оказалось. Только небо, которое заволакивали странные тучи, похожие на серый тюль, сквозь который всё же проникали обжигающие лучи солнца.

Предпочитаешь оставаться тут, жариться как на сковороде и медленно сходить с ума? Или вернёшься домой? Ведь это ты выбираешь: сидеть здесь или прямо сейчас встать и…

Гитара, казалось, стала тяжелее, словно потянув его назад.

Илья посмотрел вперёд, сквозь низкий кустарник, на торец киоска, где начинались владения тени, где росли те самые ели. Он вспомнил про мужчину с собакой, которые, казалось, только и ждали, когда солнце скроется, и тогда…

Он снова задрал голову и посмотрел на край балкона. Жаль, отсюда нельзя проверить, есть ли кто дома. Есть ли он дома.

Только ты выбираешь, маленький воин.

Да-да, подумал Илья, отвечая этим слишком умным и слишком громким мыслям. В его возрасте не положено думать о таком: если он споткнулся о скамейку, конечно же, во всём виновата скамейка. Только об эту он не ударялся – он словно врос в неё.

Мальчик всё же встал, и только сейчас понял, как сильно вспотел. Он поправил ремни чехла на своих плечах, хотя в этом не было необходимости, и медленно пошёл к подъездной железной двери.

Сколько время не тяни, оно всё равно резиновее не станет, маленький воин.

Из зарешечённого подвального оконца на него смотрела та самая кошка и принюхивалась. Да, она тоже ощущала присутствие чего-то такого, что будет страшнее собаки и её хозяина.

Можно сколько угодно отсиживаться, но рано или поздно тебе придётся встретиться со своим страхом. Но чего тебе бояться? Ты же воин, у которого есть своё оружие.

Подобные мысли крутились в его голове уже, скорее, фоном. Он просто слушал их, открывая дверь и заходя внутрь тёмного подъезда. В нос тут же пробрался слабый запах сырости, смешанный с аммиаком и хлоркой. Просторный тамбур напоминал больше почтовое отделение, так как вся его стена была увешана стройными рядами ящиков для писем. Пол, который недавно помыли, всё ещё был сырым.

«Как в подвале», – проговорил он про себя и поёжился. Ему не хотелось идти дальше, подниматься по ступеням. Возможно, стоило напроситься в гости к Антохе. Тем более, его мать любила Илью и всегда рада была другу своего сына.

Волна сожаления тут же накрыла его. Почему чужие люди, порой, нас любят больше и дают больше заботы, чем те, кому это положено?

Ты сам выбрал такую маму и такого папу, малыш. Прекрати путать чью-то любовь с жалостью. Будь уже мужчиной.

Кто бы там ни вещал в его голове (чуть позже он поймёт, что это был голос его психолога), тому хотелось надрать задницу. Но эти странные, пусть и немного пугающие фразы, почему-то придавали ему сил. По крайней мере, он смог отлепить собственный зад от скамейки. Иначе он так и сидел под палящим солнцем и обязательно схватил удар.

Тошнота подкатила к горлу. Он помнил, каковы последствия долгого пребывания на жаре: поднимается температура, начинаешь блевать, а голова болит так, словно хочется вытошнить из себя мозги.

"Хорошо бы", – подумал Илья и стал подниматься по ступеням, едва переставляя ноги. Только сейчас он понял, какая всё же тяжёлая у него гитара. Или она стала так много весить лишь сейчас? Она же сделана из дерева, а не из какого-нибудь металла.

Ведь так? Я точно несу гитару? Мальчик обратился к воспоминаниям о пожилом продавце, когда тот передавал ему через прилавок его покупку. В его воображении этот эпизод тут же перекроился: вместо гитары он увидел тяжёлый меч в ножнах.

Илья тряхнул головой. Точно перегрелся.

Представь, какая могла быть музыка, поиграй ты хоть раз на такой "гитаре"!

Голос, который то и дело начинал эти громкие размышления в его голове, стал больше походить на какой-то ведьминский. Но почему-то мальчика не пугал.

Куда страшнее был вид их входной исцарапанной двери, будто кто-то ранее ломился в неё.

– Иди к чёрту, – уже вслух сказал Илья и вонзил ключ в замочную скважину, повернул два раза и потянул ручку на себя.

Запах, который одновременно стал ему привычным и отчасти даже родным, но который он так ненавидел, тут же окутал его и словно пропитал. Интересно, от него тоже так пахнет сигаретами и застарелым перегаром? Он всё правильно сделал, что не поддался соблазну взять котёнка, хотя на миг допустил возможность, что у него появится новый друг.

Его встретил захламлённый коридор, в котором по силуэту можно было угадать двухколёсный велосипед со сломанным рулём. Тут же сгорбившись, будто на него навалилась вся тяжесть его мыслей, Илья медленно разулся. Мальчик старался дышать как можно тише, будто он пришёл не к себе домой, а прокрался в чужую квартиру, чтобы… Сердце стало отплясывать в его груди. Мальчик подошёл к одной из дверей, что вела в родительскую спальню, и осторожно заглянул туда. Кровать с разметанными на ней грязными простынями оказалась пуста. Мальчик позволил себе выдохнуть, но всё равно сделал это как можно тише.

Зло могло таиться где угодно. Он по запаху ощущал его присутствие. Мальчик очень тихо прошёл вперёд и бросил взгляд в помещение маленькой кухоньки. Там, хоть и царил жуткий беспорядок, было «чисто».

Оставалось проверить гостиную, которая скрывалась за двумя дверями с матовыми треснувшими стёклами. Илья осторожно, за краешек, потянул дверь на себя, закусив язык – петли могли скрипнуть. Он тут же выдохнул и расслабился, увидев пустой продавленный диван.

Я же говорил, что его нет! Что он с дружками пьёт в своём гараже!

Илья тут же преобразился: из крадущегося в темноте воришки он превратился в хозяина квартиры. Он ловко спустил с плеч гитару, которая в действительности имела приятный лёгкий вес. Он ощущал её гриф сквозь плотную брезентовую ткань. Подопнув дверь в свою комнату, которая по размеру хоть и уступала остальным и была так же захламлена, являлась его островком безопасности.

Илья тут же плюхнулся на расправленную кровать прямо на ватное одеяло, продавив слабые пружины. Рывком он освободил свою новенькую гитару от чехольного плена, потянув её за гриф. Мальчик тут же расположил гитару на коленях, вспоминая слова учителя музыки. Левая рука должна обхватить гриф, пальцы при этом необходимо расслабить. Правую же располагаем прямо над резонаторным отверстием. Он зажал свой любимый аккорд «А», отчего подушечки пальцев немного засаднило. Илья отмахнулся от этой боли, переставил пальцы на куда более сложный аккорд и уже приготовился извлечь звук, как насторожился.

Ты уверен, что его нет дома?

Илья точно видел пустую кровать в родительской спальне со сползшими на пол простынями. Пустую гостиную. Отчима дома не было.

А запах? Запах-то ты почувствовал. Так пахнет, только когда…

Играй свою музыку света, маленький воин. Покажи, чему ты уже научился. Тебе нужно играть очень хорошо, если ты хочешь пойти дальше.

Мальчик вспомнил мотив и, закрыв глаза, принялся покачивать головой в такт. В его голове уже запел хрипловатый голос Иена Гиллана, и он тут же представил мужчину, который тряс длинными волосами, а затем поднёс губы к микрофону и запел, кривляясь: «We all came out to Montreux. On the Lake Geneva shoreline…»

И тут же детские пальцы стали извлекать нужный звук. Потряхивая гитарой, он то бил по струнам, то щипал их. Он соврал той девчонке, что не умеет играть. Да, пусть местами и проскальзывала лёгкая фальшь, но в целом мальчишка играл хорошо. Так хорошо, что заводил сам себя, притоптывая ногой, растворяясь в процессе.

Когда его воображаемый молодой Иен подбирался к припеву, который вот-вот в его голове пронзительно и протяжно начнёт петь: «Smo-oke on the Wo-ater!» , мальчик немного замешкался, но успел и поэтому ударил по струнам ещё сильнее. Этот звук ударил в пол и взбил облако пыли под кроватью. С каждым новым ударом по струнам этой пыли, которая всё больше стала походить на дым, становилось всё больше.

Его детская тут же стала наполняться этим дымом, таким же прохладным, какой от мощного сценического генератора. Но он не мог всего этого видеть, так как игра полностью завладела им. В какой-то момент Илья стал внешне взрослее и походить на того самого парня из Deep Purple.

Дыма становилось так много, что часть его просочилась под дверь его детской комнаты и скользнула в коридор. Дымок тут же обрёл очертания длинной щупальца и пополз дальше, поверх полосатой самотканой дорожки. Эти дымные щупальца казались хоть и слепыми, но, следуя по каким-то своим ориентирам, будто знали, куда им надо.

Из детской доносились громкие, бьющие звуки гитары, будто оживляя эту квартиру, принося с собой свет, отражаясь от стен.

Дымок продолжал свой путь, свернув налево и скользнув под дверь родительской спальни. Паря над пыльным, выкрашенным досчатым полом, минуя скомканные грязные носки и пустые бутылки, дымок-щупальце обогнул кровать и нашёл то, что ему было нужно. Крепко спящего громоздкого мужчину, который, будучи мертвецки пьяным, спал на полу.

Полупрозрачной змейкой дымок скользнул над его голой грязной ступней, пробежался по поверхности ног, обогнул холм колена и, клубясь, стал набирать силу над толстым, как бочонок, животом. Пьяница походил на спящий вулкан, который в любой момент мог проснуться. Но он слишком много выпил сегодня, чтобы проснуться даже от таких громких звуков, доносящихся из соседней комнаты.

Комнату заволокло туманом, почти скрыв спящего мужчину, а затем весь этот дым устремился к его лицу и стал проникать в него через ноздри. Отчего тело спящего пьяницы сначала дрогнуло, а после и вовсе затряслось, словно в припадке. Чуть ли не в такт ударам по струнам, доносящимся из-за стены.

Когда дым проник в него полностью, без остатка, тело мужчины дёрнулось и замерло. А его до того расслабленное лицо тут же поморщилось, отчего щетина ещё резче очертила морщины на желтоватой коже. Он повёл головой, а зрачки под тонкими веками пришли в беспокойное движение.

Пьяница открыл глаза, налитые кровью, а уголки рта поползли вверх: то ли в улыбке, то ли в хищном оскале. Он поднял руку и вцепился в край матраса, лежащего на кровати.

Тем временем Илья продолжал играть на гитаре в своей комнате. Как бы сказал Антоха, он совсем разошёлся, ударяя снова и снова по струнам, извлекая и выщипывая из инструмента звуки. Он так увлёкся, что позабыл обо всём на свете. Забыл про свою боль, которая всегда была с ним. Забыл, что он маленький мальчик, который, качая грифом, играет так громко, что, должно быть, слышат не только соседи, но и люди с улицы, и даже весь мир.

Поэтому, когда его пьяный отчим ногой выбил дверь в его комнату, он даже этого не услышал, продолжая играть громче обычного с закрытыми глазами.

Маленький воин…

Удар по лицу заставил его вернуться в реальность. Мальчика отбросило назад, и он ударился затылком о стену. Пальцами он вцепился в гриф, пытаясь сообразить, что произошло.

Над ним, как разъярённый бык, готовый снова наброситься в любой момент, нависал его отчим. Тот играл мускулами, сжимая и разжимая кулаки, отходя назад.

Щека Ильи полыхала. Он только смотрел на рассвирепевшего пьяницу, боясь дышать. Сердце бесновалось под самым горлом. К глазам предательски подкатывали слёзы.

Тебя тут не должно быть. Я проверял!

Но он тут был. Нависал над ним, прожигая взглядом, полным ненависти. Сжигая и его, и гитару, и эту комнату со всей квартирой. Отравляя запахом кислого пота, смешанного с перегаром.

– Где ты её взял?! – хрипло, сквозь зубы, будто сплёвывая, процедил мужчина.

Мальчик часто заморгал и, сглотнув противный ком, соврал, что учитель дал. Отчим тут же передразнил его и назвал учителя плохим матерным словом. Илья хотел бы отстраниться, отодвинуться подальше от этого безумия, но мешала стена.

– Чтобы сегодня же отнёс её обратно! – злобно шипя, сказал мужчина, вызывавший в мальчике смесь страха, отвращения и ещё одного желания. Желания, которое он даже боялся впускать в себя. Плохие вещи делают только плохие люди. Плохие люди желают другим людям плохое. Плохие делают плохие вещи.

– Ты меня понял?! – взревел пьяница прямо в потолок, задрав подбородок.

Я уже это видел. Это похоже на…

Глаза отчима, казалось, вот-вот лопнут и выльются с кровью, настолько они вылезли из своих орбит.

– Ты меня понял?! Я не слышу!!

Илья резко захотел по-маленькому, сжимаясь всем телом, чтобы не обмочиться прямо в свою же постель. Крохотная едва заметная слезинка всё же предательски скользнула к переносице.

Он закивал.

Отчим воздел кулаки, будто сейчас обрушит на него молот воспитания. Илья силой зажмурился и спрятался за гитару, а когда услышал грохот, открыл глаза. Его отчим схватил стул и разломал его о стол, а затем посмотрел на пасынка и сказал:

– Маленький говнюк не захотел есть свой завтрак! Мне пришлось! – а потом, как актёр, который опомнился, что произнёс не свою реплику, тут же исправился: – Маленький говнюк должен сейчас делать уроки! А не играть на своей говёной гитаре! Которую ему дал его говёный учитель!

На каждое слово приходился удар стулом по всему, что попадалось, точнее, по всему, что осталось от самого стула. По столу с учебниками. Лампа со звоном полетела на пол. Досталось даже его шкафу, что находился в противоположной части комнаты.

Маленький воин должен проснуться. Он уже слышал эти слова. Он уже это видел. Маленький воин готовился к этому дню много-много лет.

Я что, сплю? Это что, происходит не по-настоящему?

Илья снова заморгал. Посмотрел на онемевшую ладонь, которая вдавила струны в деревянный гриф. Почувствовал под собой продавленную яму на кровати.

Маленький мальчик вспомнил, что он уже давно не маленький мальчик. Маленький мальчик вдруг осознал, что он спит и ему снится сон. Что это его сон, созданный его же сознанием, а это значит, что…

Я сплю, и мне снится сон, в котором мой отчим пытается выбить из меня всё дерьмо.

Илья отлепил спину от холодной стены и вернул гитару в прежнее положение, после чего ударил по струнам. Отчего пьяница сначала замер, тут же прекратив крушить всё вокруг. Будто только что ему вернули его звонкую пощечину. А затем, выронив из рук остов стула, зажал уши и попятился назад, прочь из комнаты.

Раз это его сон, думал Илья, то только он решает, что происходит в его сне.

Маленький мальчик стал играть ту же самую песню, но только в этот раз яростнее, с азартом, уже более профессионально. А струны его гитары светились так, будто сотканы из света.

Да, я готовился к этой встрече много лет.

– Маленький… ублюдошный говнюк… – шипел пьяница, вываливаясь в коридор и держа свою голову так, будто та вот-вот отвалится. Тот, почти поверженный, лежал на полу. На этот раз уже он вдавливал стену спиной.

Илья, поймав задор, встал и, продолжая играть, двинулся в сторону отчима. Он так увлёкся, что забыл, кто он и с кем имеет дело.

– Ну давай, – застонал пьяница, сдерживая истеричный смешок, корчась на полу, а затем проорал так, чтобы даже сквозь музыку было слышно: – Беги обратно!! Давай!! Нечего тебе тут больше делать!!!

Если это мой сон, то я могу проснуться. Мне достаточно создать портал и вернуться в тот мир, где я больше не маленький мальчик.

Но чудовище, что проникло в его сон и прикинулось его отчимом, чтобы заставить его бежать, было не тем, кем оно прикидывалось.

Чудовище хочет, чтобы маленький воин впустил его в свой мир. Оно много лет пытается это сделать снова. Один раз ему это удалось.

Сила звука, извлекаемого из гитары, будто стала сходить на нет. Даже струны, которые только что были раскалёнными, начали затухать в его руках. Необходимо было бежать, но куда?

Куда угодно, только не в наш мир. И маленький воин подумал о том месте, где это случилось однажды. Не просто так он попал сюда. Да, хоть и Тени пытались проникнуть в его настоящий мир так подло, предварительно ослабив его, но он не мог позволить им воспользоваться и этой ситуацией. Он уже не тот маленький мальчик.

Пальцы его переставали слушаться, стоило Илье вспомнить, зачем он тут, на самом деле. Много лет он не позволял себе касаться этого. Но, видимо, пришло время.

Маленькому воину пора проснуться. Для начала, это следовало сделать в этом мире.

Илья, продолжая играть, тут же повернулся к другой стене, где стоял шкаф. Сколько раз он мечтал, прячась в этом самом шкафу, чтобы он перенёс его в другой мир. Мир, в котором всё было иначе: его мать счастлива вместе с его родным отцом, а он счастлив, потому что они оба рядом.

Прикрыв глаза, он стал вспоминать, наигрывая другую мелодию, которую, как ему казалось, сочинил, будучи подростком. Чуть позже, когда он вырастет, он услышит её у другой группы. Как будто её у него украли, как и его детство. Конечно, она была не один в один, но очень похожая. Он вытащил её когда-то из своего сна, а руки сами наигрывали. Этот мотив и сейчас можно найти в интернете – «Year of Silence» Crystal Castles много лет звучала в его голове. Конечно, с грамотной аранжировкой она не совсем походила на то, что придумал он сам. Но чёрт возьми, как же это было похоже!

Играя, он представлял, что если он откроет дверцу шкафа, которая каким-то чудом уцелела, пока одержимый крушил всё вокруг, он сможет попасть туда, куда пытался попасть много лет.

Он помнил, что тот, кем завладела Тень, придёт в себя в любой момент, поэтому всё чётче и чётче представлял в своей голове, как он открывает эту дверь и попадает туда, в то место, которое ему снилось, когда он был подростком. А мотив, который он уловил в этом сне, был всего лишь ключом. Он не хотел идти в это место, вот почему старался не брать больше гитару в руки, чтобы не знать того, что он всегда знал.

Дверца шкафа подсветилась по всему периметру изнутри. Илья перестал играть и, обернувшись, посмотрел на одержимого пьяницу, который потрясывал головой, пытаясь встать. Мальчик, крепко держа гитару, приоткрыл дверцу, залитую светом. Растрёпанные волосы тут же сдул с его лица сквозняк, охладив пылающие щёки. Илья, подобно Алисе, сделал шаг в этот сияющий свет, надеясь, что в этот раз будет не так больно и что он справится.