Читать онлайн Возвращение. Лимб – 1 бесплатно

Глава 1

Я не понимал, что со мной происходит. Сознание словно плавало в густом, вязком тумане, клубившемся в моей голове. Мысли путались и казались чужими…

С трудом разомкнув слипшиеся веки, я увидел над собой нечто белое. «Потолок, – догадался я. – Похоже, меня приютила постель».

Я попробовал повертеть головой – не сразу, но получилось. «Клиника… это какая-то клиника», – подумал я, разглядывая помещение.

Действительно, комната, в которой я в данный момент находился, очень походила на больничную палату. Крашеные стены, матовые плафоны светильников, казённого вида мебель и стерильная чистота, ощущавшаяся везде, даже в воздухе.

Я наморщил лоб, пытаясь припомнить, как очутился в лечебном учреждении. Но у меня ничего не вышло. То, что звалось памятью, упорно не желало предоставлять мне нужную информацию. Более того, я вдруг осознал, что вообще ничего о себе не помню. Кто я такой? Как меня зовут? Мимо. Где я живу, есть ли у меня семья? Опять мимо. Какова моя профессия, чем я занимаюсь в этой жизни? Мимо, мимо и ещё много раз мимо. Меня прошиб холодный пот – что может быть хуже полной амнезии? Смерть личности, чем она отличается от обычной смерти? Стоп! Нельзя подаваться панике. Это ещё не конец. Память обязательно вернётся, нужно лишь хорошенько постараться… Я опять попытался напрячь извилины. На какое-то мгновенье мне показалось, что успех близок… но нет, ничего. Моё прошлое упорно не желало возвращаться ко мне.

Так, нужно успокоиться. Я принялся убеждать себя, что неудача в первой попытке ровным счётом ничего не значит. Сейчас я справлюсь с волнением и попробую снова. И буду пробовать до тех пор, пока не добьюсь желаемого результата. Эх, хорошо бы заполучить какую-нибудь подсказку…

Я ещё раз окинул взглядом своё нынешнее пристанище. Заметив в углу палаты дверцы встроенного шкафа, я страшно обрадовался. Отлично! Вполне возможно там находятся мои личные вещи. Вдруг они подскажут что-то такое, что поможет мне вспомнить? Я откинул одеяло с твёрдым намерением встать и проверить содержимое кладовки, но в этот момент в палату вошла медсестра. Я сразу понял, что заглянувшая ко мне женщина была медсестрой. Для врача она выглядела слишком… возбуждающе, что ли? Моя гостья держала в руках небольшой поднос, на котором лежал одноразовый шприц.

– Я должна сделать вам укол, – безо всяких приветствий и предисловий произнесла она.

Поправив решительным жестом откинутое одеяло, сестричка с укоризной посмотрела на меня.

– Вам нельзя вставать, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – У вас обширные внутренние повреждения плюс сотрясение головного мозга. В вашем состоянии активность опасна, вам необходим полный покой.

– Но я чувствую себя совсем неплохо, – я попытался ей возразить.

– В данный момент вы находитесь под воздействием лекарственных препаратов, – медсестра присела на табурет, стоящий рядом с моей кроватью. – Но на самом деле, вы серьёзно пострадали и должны постоянно находиться в постели.

Она взяла мою руку, перетянула её резиновым жгутом чуть выше локтя и постучала пальцами по набухшим венам. Затем сделала укол, предварительно протерев место инъекции ваткой. Я почувствовал холодок на коже и знакомый запах – спирт! Великолепно! Что-то из своей прошлой жизни я всё-таки помню.

Медсестра положила использованный шприц на поднос и поднялась с табурета. Я понял, что сейчас она просто уйдёт и схватил её за руку.

– Подождите, – в моём голосе прозвучала мольба. – Пожалуйста, скажите, что же всё-таки со мной случилось, и как я попал сюда?

«Сестричка» повернула голову и посмотрела мне в глаза. И этот взгляд заставил меня судорожно вцепиться в простыни…

На вас когда-нибудь обращала внимание красивая женщина? А «моя» медсестра была красива, потрясающе красива. Высокая, стройная, с осиной талией… достоинства её сногсшибательной фигуры короткий белый халат, который, как я сразу догадался, был надет прямо на голое тело, нисколько не скрывал… Наоборот, он их всячески подчёркивал! Длинные, что называется, «от ушей» ноги, шикарная грудь, не нуждавшаяся ни в каких лифчиках, бёдра идеальной формы и потрясающие ягодицы… Однако не вид этих роскошных форм вогнал меня в ступор. Лицо медсестры, вот что стало последней каплей. Лицо женщины было прекрасным, но при этом оно ещё и… светилось.

Я комкал простыни не в силах победить судороги в пальцах. Поэты и романтики разного толка при описании своих возлюбленных и муз часто используют всяческие метафоры, но это был не тот случай. Лицо медсестры на самом деле испускало, пусть и едва уловимое, но всё же вполне заметное сияние. И это сияние придавало её коже глубину флуоресцирующего перламутра. От такого зрелища не мудрено было и свихнуться! Помнящий или нет, но я точно не был готов встретиться со светящейся женщиной.

– Вы попали в автомобильную аварию, – медсестра ответила на мой вопрос и всё волшебство как ветром сдуло. Сияние погасло. Я даже моргнул пару раз – передо мной стояла самая обычная женщина. Хотя и очень, очень привлекательная.

Приняв мой ошарашенный вид за удовлетворённость, медсестра развернулась и направилась к выходу из палаты. Чуть повиливая своей восхитительной попкой, она успела сделать ровно четыре шага.

– Но я ведь совсем ничего не помню! – закричал я вслед уходящей медсестре.

Женщина дёрнулась и остановилась. А затем она медленно обернулась. На её необычайно красивом, но уже ничуть не сверхъестественном лице мелькнуло нечто-то похожее на любопытство.

– В каком смысле, вы ничего не помните? – вкрадчиво спросила она, сделав ударение на слове «ничего».

В эту минуту я заметил, как белая дверь за спиной медсестры тихонечко приоткрылась. В щель между дверным полотном и косяком мне удалось разглядеть мужчину – явно кого-то из больных, судя по одежде. Несколько секунд этот мужчина смотрел на меня, но заметив мой взгляд, осторожно притворил дверь.

– Что значит, вы ничего не помните? – медсестра, не дождавшись ответа, повторила свой вопрос.

– Да то и значит, – с горькой ухмылкой ответил я. – Даже имени своего не могу назвать. Я не помню, кто я. Ничего о себе не знаю.

Интерес в глазах медсестры стал читаться явственней.

– Очень странно, – вполголоса проговорила она, – обычно такого не бывает. Нужно обязательно рассказать… доктору.

И уже громче, обращаясь непосредственно ко мне, она добавила:

– Я немедленно поставлю в известность вашего лечащего врача. Амнезия, это, конечно, плохо, но мы с этим разберёмся. Не волнуйтесь, с вами всё будет хорошо.

– Может, ещё скажите, «вы в надёжных руках»? – я опять невесело усмехнулся.

– Вы в надёжных руках, – кивнула медсестра.

А потом достала из кармана короткого халатика маленький блокнот. Перелистнув несколько страниц, она негромко зачитала:

– Анатолий Николаевич Шорин, тридцать четыре года. Холост, детей нет.

Оторвав взгляд от блокнота, женщина с некоторым сочувствием, которое совсем не гармонировало с её прекрасным лицом, посмотрела на меня:

– Большего, к сожалению, я вам сообщить не могу, Анатолий.

– Подождите! – я не хотел успокаиваться. – Может, у меня есть другие родственники?

– Про других родственников нам ничего неизвестно, – она покачала головой.

Я вздохнул.

– Я могу идти? – терпеливо спросила медсестра.

Я, проглотив комок, кивнул.

Покачивая роскошными бёдрами, сестричка выплыла из палаты.

Я устало опустил голову на скрипящую чистотой наволочку. Анатолий Николаевич Шорин. Это имя мне ни о чём не говорило. Однако теперь я хотя бы знаю, как назвать себя, если потребуется представиться.

***

Я, наверное, всё-таки задремал. Иначе, зачем бы понадобилось меня будить? А в том, что меня будили, не было никаких сомнений – кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

Открыв глаза, уже второй раз за сегодня, я увидел сидящего рядом с моей кроватью мужчину лет пятидесяти пяти от роду. Я сразу узнал его – это был тот самый хмырь, что заглядывал в палату во время моего разговора с медсестрой.

– Проснулись? Вот и славненько.

– Кто вы? – плохо соображая спросонья, спросил я.

– Сухов, Игорь Евгеньевич, – назвался посетитель. – Разрешите представиться.

– Очень приятно, – пробурчал я. – Шорин…

– Да, да, я знаю. Анатолий Николаевич, – радостно закивал мужчина.

– Откуда вам это известно? – встрепенулся я. – Мы что, уже встречались когда-то?

– Нет, – покачал головой Игорь Евгеньевич, – мы раньше не были знакомы.

– Тогда как… – я непонимающе уставился на мужика.

– Так уж вышло, не обессудьте, – он виновато развёл руками. – Я подслушивал.

Наверное, мои мысли достаточно ясно отразились у меня на лице. Во всяком случае, Сухов поспешил объясниться.

– Не подумайте, что я быдло какое-то невоспитанное, просто… – он легонько прищурил левый глаз, – одним словом, нам с вами нужно о многом поговорить.

– С чего вы так решили? – удивлённо спросил я и не очень дружелюбно посмотрел на Игоря Евгеньевича. – Если мы с вами до сего момента не были знакомы, откуда могут взяться темы для нашей беседы?

Однако моё недружелюбие быстро испарилось. Я вдруг подумал, а почему бы и нет? Беседа с человеком, пусть даже и незнакомым, вполне может помочь мне в решении моей проблемы.

Игорь Евгеньевич, похоже, почувствовал мои сомнения.

– Видите ли, я в курсе того, что с вами случилось, – закивал он. – И ради Бога, простите меня за назойливость, но я считаю, что вы имеете право знать, что сейчас происходит на самом деле.

Я усмехнулся.

– Вы так загадочно начинаете… право, не стоит, Игорь Евгеньевич, – я покачал головой. – Амнезия, это конечно весьма неприятно, но я надеюсь, что смогу вскоре всё вспомнить. Медсестра рассказала мне про аварию и про сотрясение мозга.

– Да при чём тут сотрясение! – воскликнул Сухов. – Вы что, и впрямь не догадываетесь куда попали?

– То есть, как? – я с подозрением посмотрел на Игоря Евгеньевича. – Разве это не больница?

– А вы посмотрите в окно!

Я машинально повернул голову. И опешил. Только сейчас я удосужился это заметить…

Нет, окна в палате, конечно же, имелись. Но совсем не такие, к каким я привык. Окошки представляли собой узкие амбразуры и располагались под самым потолком. Заглянуть в них не было никакой возможности. Ничего не понимая, я повернулся к Сухову… и увидел в его глазах целую гамму чувств, из которых сожаление читалось явственнее всего.

– Сотрясение мозга тут ни при чём, – тихо произнёс Игорь Евгеньевич. – С вами случилось нечто гораздо более страшное.

– Нечто более страшное? – переспросил я, совершенно сбитый с толку. – О чём это вы?

Игорь Евгеньевич покачал головой.

– Как ни прискорбно мне сообщать вам об этом, мой друг, – произнёс он, нахмурив брови, – но вы мертвы. Вы умерли, причём, совсем недавно… уж не знаю, как это произошло. А то, что нас с вами сейчас окружает… – Сухов обвёл палату рукой, – это вовсе не больница. Это… признаться, я и сам точно не знаю, что это такое. Но мне почему-то кажется, что это некий сортировочный пункт, потусторонний вокзал, если хотите, где томятся и ждут своего часа неуспокоенные души. Короче, Анатолий, мы с вами в данный момент находимся на Том Свете.

Я застыл с раскрытым ртом, не в силах что-либо выдавить из себя.

– Что за бред, – проговорил я, когда мне наконец-то удалось справиться с оцепенением. – Как вам в голову могла прийти такая гадкая идея? Тот Свет… не существует никакого ТОГО Света! Свет всегда один, ЭТОТ, а я в больнице. Со мной просто случилось какое-то несчастье. Вероятно, меня сбила машина. Но я поправлюсь, обязательно поправлюсь и выйду отсюда.

Игорь Евгеньевич досадливо поморщился.

– Я понимаю, поверить в то, что я вам сейчас сообщил чрезвычайно трудно… особенно современному человеку, признающему цифровые технологии, но отрицающему всё остальное. Однако ваше неверие ничего не меняет, – Сухов поднялся с табурета. – Ровным счётом ничего. Вы мертвы и находитесь на Том Свете. И чем скорее эта истина достучится до вас – до вашего ума и вашего сердца, тем легче вам будет её принять.

– Постойте! – я откинул одеяло и поспешно уселся на кровати.

К моему огромному удивлению, тело оказалось лёгким и послушным. Но разве такое возможно? Для серьёзно пострадавшего человека подобная лёгкость – нонсенс. Впрочем, медсестра что-то говорила о медикаментах. По-видимому, меня под завязку накачали болеутоляющими препаратами. Может быть даже наркотиками. В таком случае мне не следует перенапрягаться.

Я решил вернуть тело в горизонтальное положение. Но Сухов твёрдо придержал меня за плечо.

– Хватит уже на койке валяться и калеку из себя корчить. Тебе сейчас марафон пробежать – как два пальца обоссать. Ты даже не запыхаешься. И не верь всему, что здешние красавицы говорят. Физическая боль осталась там, за порогом жизни. Здесь её нет, как нет и усталости, голода, холода, болезней… Во всяком случае, я с такими вещами после смерти не сталкивался.

Господин Сухов, похоже, решил, что мы с ним достаточно сблизились, и пришла пора переходить на «ты». Однако мне почему-то не хотелось торопиться.

– Игорь Евгеньевич…

Я запнулся, не зная, как продолжить, но тут же нашёлся:

– Если вы хотели пошутить, то поверьте, у вас получилась очень скверная шутка. Если же собирались напугать меня… я не понимаю, зачем вам это понадобилось?

– Да ты не это не понимаешь, Толик, – Сухов криво усмехнулся. – Хорошо, попробуем зайти с другой стороны. Если я представлю тебе весомые доказательства, ты мне поверишь?

Я настороженно посмотрел на Игоря Евгеньевича. Мне было непонятно, как вести себя с этим человеком. И честно говоря, после такой выходки мне вообще не хотелось иметь с ним никаких дел.

Однако Сухову на мою настороженность было, по всей видимости, насрать. Он по-заговорщицки подмигнул мне и продолжил развивать свою тему:

– Я могу доказать тебе, что мои слова – чистая правда. У этого места имеется одно большое достоинство – оно ничего не скрывает от нас. Это при жизни человек располагает лишь двумя возможностями. Он может верить, а может не верить. Но здесь нам предоставляется право всё увидеть собственными глазами. Убедиться, так сказать, воочию. Хочешь убедиться? Тогда вставай и пошли.

Сухов развернулся и направился к двери. Огорошенный, я не знал, как поступить. Меня наповал разили уверенность Сухова и его уравновешенный вид. В самом деле, Игорь Евгеньевич совсем не выглядел сумасшедшим. Однако речи его слишком уж смахивали на бред шизофреника…

Мне необходимо было принять решение – забраться с головой под одеяло или последовать за Суховым. Первое казалось самым простым. Но самое простое, далеко не всегда самое правильное. И…

И я решился. В конце концов, кровать от меня никуда не убежит. Если Сухов псих, я с лёгким сердцем вернусь в палату. Но если вдруг окажется, что он говорит правду… нет, об этом лучше пока вообще не думать… Сунув ноги в стоптанные шлёпанцы, я поспешил за Игорем Евгеньевичем.

***

Мы очутились в самом обычном больничном коридоре, длинном и просторном. Номера палат обозначались трёхзначными числами и начинались с тройки. «Выходит, мы находимся на третьем этаже», – подумал я.

Невдалеке расположился пост дежурной медсестры – сейчас там никого не было, но я увидел лежащую на столе толстую книгу, раскрытую примерно на середине. Коридор был абсолютно пуст, ни больных, ни медперсонала. Метрах в тридцати от нас, под самым потолком слабо светилась приятным зелёным светом надпись «Выход». Сухов кивком указал на световое табло:

– Нам туда, Толик.

Проходя по коридору, я мимоходом заглянул в какую-то распахнутую дверь. Судя по сваленной в кучу больничной мебели, это была подсобка завхоза. Пока всё говорило о том, что я действительно нахожусь в самой обычной больнице.

Но вот мы подошли к выходу.

– Открывай, – сказал Сухов.

Я послушно подёргал за ручку двери.

– Заперто, – недоуменно произнёс я, когда та отказалась открываться.

– Такие правила, – удовлетворённо хмыкнул Игорь Евгеньевич. – Видишь ли, по мнению здешних функционеров, нам с тобой снаружи делать нечего. Но я, к счастью, научился обходить этот несправедливый запрет.

Сухов взялся за ручку, прижался левой щекой к двери и начал что-то бормотать себе под нос. Поначалу ничего особенного не происходило. Я уже собирался вздохнуть с облегчением – мои подозрения подтвердились, Сухов – псих законченный, и мне пора возвращаться в палату, как вдруг… глаза Игоря Евгеньевича закатились, кожа на лице мгновенно сделалась серой и гладкой как поверхность противогазной маски. Бугристые скулы проступили под этой жуткой кожей – лицо человека превратилось в чудовищную морду адского монстра…

В таком виде Игорь Евгеньевич пребывал, наверное, целую минуту. Он всё бормотал и бормотал свои непонятные заклинания. Я почувствовал, как по моей спине стекают струйки холодного пота. Мне было реально страшно – я не понимал, что происходит. А что если у Сухова какой-нибудь припадок, типа эпилептического, и нужно срочно звать на помощь? Я попятился назад, но в этот момент Игорь Евгеньевич резко дёрнул ручку на себя и дверь распахнулась. А лицо Сухова в тот же миг приобрело абсолютно нормальный вид.

– Прошу, – галантно произнёс Игорь Евгеньевич и картинно взмахнул рукой.

Я с опаской посмотрел на Сухова, но мой «гид» сделал ещё один приглашающий жест и отодвинулся в сторону, освобождая для меня проход. Я с большой осторожностью заглянул в дверной проём.

За дверью… ничего не было. То есть «ничего» в полном смысле этого слова. Я ожидал увидеть лестницу, ведущую вниз или вверх, но там оказалась Пустота. Она начиналась сразу же за порогом и была не чёрной, как космический вакуум, а какой-то серой. Больше всего Пустота походила на очень густой туман. Но это, несомненно, была именно Пустота, то есть полное отсутствие чего-либо.

– Необычное зрелище, правда? – прозвучал за моей спиной довольный голос Сухова.

– Как такое возможно? Я не верю! Это, наверное, галлюцинация!

– Экий ты несговорчивый, брат! – Игорь Евгеньевич громко рассмеялся. – Совсем как юный пионэр из 20-х, которого злобные дядьки-кулаки пытаются убедить в несостоятельности идеи мировой революции. Это не галлюцинация, дружок, это наша с тобой нынешняя реальность, если, конечно, этот термин вообще применим в данной ситуации.

Я с удивлением и, что уж греха таить, достаточно сильным страхом, взирал на… нет, мне так и не удалось подобрать нужного слова. Сначала я хотел назвать «задверную субстанцию» бездной, но потом понял, что сие будет в корне неверно. Бездна предполагает не только отсутствие дна, но и наличие бесконечности. За дверью же не было ни того, ни другого…

– Там существует пространство? – спросил я, оборачиваясь к Сухову.

– Попробуй сам это выяснить, – Игорь Евгеньевич пожал плечами.

– Я что же, могу выйти туда? – в моём голосе промелькнуло удивление.

– А что тебе мешает? – улыбнулся Игорь Евгеньевич.

– А разве это не опасно? – засомневался я.

Мой страх улетучился, но я всё ещё не доверял этому странному «чуду».

– Если не будешь отходить слишком далеко от двери, ничего ужасного с тобой не случится, – Сухов покачал головой.

– А если я всё-таки отойду подальше?

– Можешь не найти дорогу обратно, – хмыкнул Игорь Евгеньевич. – В Лимбе очень легко потеряться.

Я отметил новое словечко в лексиконе Сухова, но переспрашивать не стал.

– Ну, что? – видя, что я никак не могу решиться, Сухов легонько подтолкнул меня в направлении дверного проёма.

Я понял, что наступает момент истины. Зачем-то зажмурившись, я шагнул в серую мглу.

Ровным счётом ничего не произошло. Я не провалился в тартарары и не начал задыхаться – попав ТУДА, я продолжал чувствовать себя превосходно.

Я осторожно открыл глаза. Впрочем, этого можно было и не делать – разглядывать ТАМ всё равно было нечего. Серое НИЧТО окутывало меня с головой. И нет, оно не походило на туман. Оно вообще ни на что не походило.

Секунд через двадцать я обратил внимание ещё на одну странность. Я прекрасно чувствовал тяжесть своего тела, но абсолютно не ощущал опоры под ногами. Казалось, я просто висел в воздухе.

Оглянувшись назад, я с облегчением увидел очертания дверного проёма. И стоящего в этом проёме Игоря Евгеньевича.

– Для первого раза, пожалуй, достаточно. Возвращайся, Толик, – Сухов протянул мне руку.

Я схватил его за кисть и шагнул обратно в больничный коридор.

– Ну, вот и всё, – кивнул Игорь Евгеньевич. – Я показал тебе то, что хотел.

Сухов жестом попросил меня немного подвинуться. Я посторонился, и он закрыл дверь. Причём, сделал это без каких-либо выкрутасов – просто захлопнул, удовлетворённо кивнув при звуке сработавшего замка.

***

По возвращении в палату Сухов сразу же водрузил себя на табурет. Я же замер возле кровати, не испытывая ни малейшего желания снова укладываться в постель. Наоборот, мне неудержимо хотелось двигаться. Я бы так и поступил, однако мысль, что нарезая круги перед сидящим на табурете Суховым, я буду выглядеть смешным, остановила меня. Поэтому я просто стоял и смотрел на Игоря Евгеньевича.

Хоть сам я и застыл как соляной столб, мысли в моей голове развернули жуткую круговерть. Сказать, что увиденное потрясло меня, значило не сказать ничего, или почти ничего. То, с чем я столкнулся по ту сторону больничного коридора…

Конечно, я не собирался вот так, сходу поверить во все эти россказни про отбытие в загробный мир… но ведь серая Пустота мне явно не приснилась! Я явственно видел её, ощущал… выходит, если Игорь Евгеньевич и выдумывает что-то, то далеко не всё…

А может, дело обстоит не так? Что если Сухову только кажется, что он в курсе событий?

Я повернулся к Игорю Евгеньевичу.

– Скажите, вы действительно верите, что мы находимся на Том Свете? – спросил я.

Господи! Как же мне хотелось, чтобы в его ответе промелькнула хоть тень сомнения…

Глава 2

Игорь Евгеньевич улыбнулся и посмотрел на меня. Вот только улыбка у него вышла какая-то невесёлая.

– Я тебя прекрасно понимаю, Анатолий, – покачав головой, произнёс Сухов. – Твоя амнезия даёт тебе право, а самое главное – возможность. Возможность сомневаться и даже отрицать. К сожалению, мне такая роскошь недоступна. Я-то уж точно знаю, что со мной произошло. Видишь ли, я – самоубийца.

Чёрт, а вот это уже серьёзное заявление. Если человек помнит, что сам убил себя, у него действительно не остаётся причин для иллюзий. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Так, стоп, а это откуда? Впрочем, хрен с ним, забудем пока о проблемах с памятью. Сейчас главное – заявление Сухова.

Я бросил короткий взгляд на своего собеседника. Игорь Евгеньевич производил впечатление сильной личности. Такие люди обычно не кончают с собой. Нет, всякое в жизни может случиться, но даже если возникли трудности… неужели нельзя было отыскать другой выход?

– Вы уверены, что покончили с собой? – я не смог придумать более корректного вопроса.

– Абсолютно уверен, – кивнул Сухов. – Видишь ли, обычно человек не помнит момента самой смерти. Я не знаю, кто так решил, но считаю, что это гуманно. Иногда из памяти исчезают последние дни жизни, но чаще люди забывают лишь несколько предсмертных часов. В исключительных случаях дело ограничивается минутами и даже считанными секундами… Но со мной было не так. Я помню всё. До самого последнего мгновенья. И даже больше. Я помню, как пуля пробила височную кость, помню, как она кувыркалась, продираясь сквозь мозг, и как вылетела из моей головы, расплескав её содержимое во все стороны.

– Вы застрелились? – я не смог обуздать своё нездоровое, как мне в тот момент показалось, любопытство.

– Да, – подтвердил Сухов. – Я выстрелил себе в голову из наградной «Беретты».

– Неужели нельзя было как-то по-другому решить свои проблемы?

– Всё слишком сложно, мой друг. И тебе вовсе необязательно вникать в детали.

– Необязательно, так необязательно, – кивнул я. – Так что же случилось потом? После выстрела?

– Ты мне поверишь, если я скажу, что не увидел ослепительного света в конце туннеля? Я бы вот не поверил. Очень уж мне хотелось испытать нечто подобное… Я так надеялся… Но всё оказалось гораздо прозаичнее. Прозаичнее и отвратительнее. Я очутился в грязном, вонючем болоте… и я тонул в нём, тонул несколько дней подряд. А может, это были не дни, а месяцы… или годы… и даже века… я не знаю. Однако, как бы там ни было, в какой-то момент я потерял сознание, а очнулся уже здесь, в этой больничке.

– И давно это случилось?

Сухов пожал плечами:

– Может, год прошёл с тех пор, а может, десять лет. А может, и все сто. Я думаю, время в этом месте течёт не так, как в мире живых… а ещё я бы порекомендовал тебе не слишком доверять собственным ощущениям.

Сухов распрямился на табурете и смачно потянулся.

– Эээх! – громко выдохнул он и снова посмотрел в мою сторону. – Теперь ты понимаешь, Толик, почему я уверен, что ты тоже умер? – спросил он.

Я поёжился.

– Теперь понимаю…

***

– Знаешь, я ведь поначалу полагал, что попал в самый что ни на есть настоящий Ад. Ну, а чем ещё могла быть та гадкая трясина, в которой я оказался сразу после смерти? – Сухов подтянул к себе правую ногу, обхватил её руками и уткнулся подбородком в коленную чашечку. – К тому же, все мировые религии о чём-то подобном и предупреждают – самоубийцы отправляются прямиком в Преисподнюю. А я, в отличие от тебя, никогда не был махровым материалистом. Я всегда верил и в Царствие Небесное, и в Вечные Муки.

– Так почему же вы решились на самоубийство, если так боялись Ада? – мне вдруг захотелось задать Сухову какой-нибудь каверзный вопрос.

Однако Игоря Евгеньевича моя нескладная подковырка нисколько не смутила. Он просто пожал плечами и спокойно ответил:

– Наверное, потому, что в какой-то момент я стал бояться своей земной жизни больше, чем Геенны Огненной.

Выдав это, Сухов умолк. Какое-то время он просто сидел на табурете, уставившись в стену. Я же тупо не мог придумать следующий вопрос. Впрочем, был ли какой-нибудь смысл в моих вопросах?

Через пару минут Сухов встрепенулся, отпустил колено и сцепил руки за головой.

– Я страшно обрадовался, когда понял, что болото, в котором я очутился, было не Адом, а всего лишь частью пути в загробный мир, – продолжил Игорь Евгеньевич будничным тоном. – Чем-то вроде того самого туннеля…

– Болото вместо туннеля? – усмехнулся я.

– Ну, так ведь и я не был паинькой, – хмыкнул Сухов.

– Хорошо, я понял вашу мысль, – кивнул я. – Болото вам полагалось за ваши грехи. А что вы подумали, когда оказались в этой больнице?

– Я решил, что мне дарован ещё один шанс. Шанс заслужить прощение. Понимаешь, эта больничка – всего лишь зал ожидания, а мы с тобой – транзитные пассажиры. И рано или поздно нам придётся отправиться в пункт назначения… а вот куда именно мы отправимся, зависит в том числе и от нас самих.

Ну, это он уже полез в дебри. Я о таком переживать пока не хочу. Надо попробовать направить наш разговор в правильное русло…

Немного подумав, я спросил:

– Игорь Евгеньевич, а та медсестра, которая делала мне укол незадолго до вашего появления, кто она такая?

Сухов усмехнулся.

– Медсестра, говоришь… – протянул он, – очень красивая, правда?

– Невероятно, – согласился я. – Но вы знаете кто она?

– Ну, уж точно не человек, – Игорь Евгеньевич поморщился. – Её правильнее было бы назвать проекцией твоего подсознания… а ты случайно не в курсе, при амнезии подсознание продолжает функционировать?

– Да откуда же мне знать об этом?

– А я вот уверен, что продолжает. И ещё я думаю, что при жизни ты очень много внимания уделял женщинам. Поэтому и появилась эта секс-бомба. Первый раз они всегда предстают в облике, который должен нам показаться особо привлекательным. Ты, наверное, и ролевыми играми увлекался, а? Сантехник и домохозяйка, больной и медсестра, босс и секретарша?

Он что издевается? Моя только-только начинавшая зарождаться симпатия к Сухову мгновенно испарилась.

– Игорь Евгеньевич! – я резко оборвал собеседника. – Я же говорил вам, что ничего о себе не помню. Как я могу знать, нравились мне ролевые игры или нет?

– Ладно, ладно не кипятись, Анатолий. Не помнишь, так не помнишь. А медсестра… она, что-то вроде твоего временного куратора. Будет наблюдать за тобой.

– А зачем за мной наблюдать?

– Как зачем? Чтобы понять, когда ты будешь готов!

Ну вот, опять он за своё. А я уже было поверил, что Сухов способен изъясняться как нормальный человек. По-видимому, придётся выслушать все его теории до самого конца.

– Игорь Евгеньевич, – я тяжело вздохнул. – Ваша взяла, я готов. Но только вы уж постарайтесь ничего не упустить, договорились?

– А разве я когда-нибудь, что-нибудь упускал? – Сухов обиженно надул губы.

– Да вы всё время что-то не договариваете! – воскликнул я. – Медсестра – проекция подсознания, каким будет пункт назначения, зависит от нас самих, а теперь ещё и это: «Когда ты будешь готов…» Да к чему я должен быть готов?

Сухов затряс головой:

– Извини, извини, Толик… я вовсе не хотел нагонять тумана…

Игорь Евгеньевич запнулся…

– Нет, он, конечно же, прав, – Сухов почесал подбородок. – Я должен его посветить во все тонкости…

А вот это меня уже немного испугало. Я в первый раз слышал, чтобы Сухов разговаривал сам с собой. Впрочем, дальнейшего развития эта ситуация не получила. Игорь Евгеньевич улыбнулся и начал говорить лекторским тоном:

– Я уверен, что не такой уж ты дремучий человек, Анатолий, и наверняка знаешь, что все основные мировые религии рисуют практически одинаковую картину существования человеческой души после смерти тела. Картина эта достаточно примитивна, хотя я думаю, что примитивна лишь её популярная интерпретация.

– Речь идёт о том, что после смерти праведники попадают в Рай, а грешники в Ад? Я правильно понял? – уточнил я.

– Правильно, – кивнул Сухов. – Но давай покумекаем вот над каким вопросом. Много ли праведников найдётся на той грешной земле, которую мы с тобой некогда знали? Может в прежние времена этих светлых душ было больше, но в нашу с тобой эпоху… К чему стремятся современные люди? Получить от жизни как можно больше удовольствий, и только-то. Само по себе, стремление к удовольствиям трудно назвать грехом, но вот способы достижения этой цели могут быть достаточно неприглядными. Где-то обмануть ради выгоды, прихватить что-то не своё, при условии, что тебя не поймают – для многих наших современников это давно стало нормой. Ну а переспать с чужой женой, подставить коллегу по работе – сейчас это даже грешками не считается, так, мелкие шалости…

– Но ведь всё это, действительно, мелочи, – я пожал плечами. – На свете случаются и более страшные вещи…

– И в этом ты прав, – согласился Игорь Евгеньевич. – Одно дело трахнуть соседку, пока муж в командировке, и совсем другое – трахнуть этого мужа по голове монтировкой, когда он вас застал… а ведь может быть и ещё хуже – сначала выбить мозги мужу в тёмном переулке, а потом драть эту соседку сколько влезет…

– Но ведь если так рассуждать…

– Согласен, – перебил меня Сухов. – Если так рассуждать, придётся вспомнить про бандитов, хладнокровно расстреливающих инкассаторов ради денег, и про террористов, убивающих людей десятками, а то и сотнями… Даже я, самоубийца, более безгрешен по сравнению с ними…

Сухов выпрямился на табурете.

– А теперь давай вернёмся к обычным людям, – кивнул он и ткнул в меня пальцем. – Можно ли сравнивать неверного мужа и серийного насильника? Или мелкого воришку и маньяка-убийцу?

– Думаю, что нет, – покачал я головой, – их нельзя сравнивать.

– Ну а как тогда быть? – усмехнулся Игорь Евгеньевич. – Люди грешат вроде бы по мелочи – бухают, ширяются наркотой, бьют друг другу морды, трахаются в свалку, подворовывают при случае… при этом, они не бандиты, не душегубы и не насильники. Но если вспомнить заповеди Божьи, то они всё равно суть есть грешники. А ведь только совершенные души достойны Царствия Небесного. А что же тогда делать с этими? Отправить всех скопом в Ад? Но ведь они не настолько плохи, несмотря на всё своё несовершенство. Многие из этих людей, к примеру, никогда не согласились бы намеренно лишить своего ближнего жизни… Что ты на это скажешь?

Я не знал, что ответить. Может, я когда-нибудь и задумывался над подобными вопросами, но сейчас я об этом не помнил…

Однако Сухов воспринял моё замешательство по-своему.

– Вот видишь, – улыбнулся Игорь Евгеньевич, – ты начинаешь меня понимать. А ведь всё не так уж и сложно. Лично я думаю, что сразу в Рай, или сразу в Ад попадают лишь единицы. Остальные люди после смерти оказываются в подобных местах. Для сортировки. Те, чьи грехи признаются не столь уж тяжкими, направляются отсюда в Чистилище – на исправление.

Ну, это ты хватил! Сейчас ты от меня получишь! Сейчас я тебя размажу!

Я понял, на чём можно подловить Сухова.

– Если это так, почему в этой больнице нет никого, кроме нас с вами? – спросил я тихо, наклонившись к самому уху Сухова.

Однако подловить Игоря Евгеньевича не удалось. Его нисколько не смутил мой вопрос.

– Ты же должен понимать, – ответил он спокойно, – что эту больницу никто не строил. Никто не заготавливал кирпич, никто не замешивал раствор, никто не возводил стены. Это место не принадлежит физическому миру. Оно создано с помощью иной силы. Силы духа. И таких больничек может быть сколько угодно. Я уверен, что для каждого человечка построена отдельная больничка.

Что ж, в логике ему не откажешь. Но всё равно, сходится не до конца.

– Опять не лепится, Игорь Евгеньевич, – я покачал головой. – В этой, как вы изволите выражаться, больничке, мы находимся вдвоём. Если это место – моя персональная загробная кутузка, тогда что вы здесь делаете? Вас попросту не должно тут быть.

– А меня здесь и нет, – кивнул необескураженный Сухов. – Ты здесь находишься один.

Нет, он всё-таки реальный псих!

– То есть сейчас я беседую сам с собой, так, по-вашему?

– Нет, ты беседуешь со мной, – спокойно возразил Сухов. – Но меня здесь нет.

Наверное, на моём лице отобразилось слишком много эмоций. Сухов не стал дожидаться очередной моей подковырки, он начал объяснять.

– Я думаю, Толик, что про меня попросту забыли. Поначалу это действительно была моя больница. Здесь находился только я. Ну, не считая моего куратора, конечно. Он, кстати, выглядел совсем не так привлекательно, как твоя медицинская сестричка. Я думаю, в качестве «отстойника» душам предоставляется место, которое каким-то образом соответствует их прижизненным устремлениям. Я вот, например, всегда мечтал умереть в больнице, под капельницей. Ну, от естественных причин, естественно, и в глубокой старости. Думаю, и у тебя в жизни было что-то связанное с медициной…

– Не уходите в сторону, пожалуйста, – одёрнул я Сухова. – Вы начали рассказывать о том, что вас здесь забыли.

– Так я об этом тебе и толкую. Мне кажется, что в подобных местах души умерших людей не только ожидают решения своей участи, но и получают возможность немного усовершенствоваться, прежде чем отправиться дальше. Я думаю, что для успешной адаптации к условиям Чистилища, душа должна подняться до определённого уровня. Вероятно, моя душа – по каким-то причинам – этого сделать не смогла, и я тут застрял. Как я уже тебе рассказывал, я здесь нахожусь ужасно долго. Мне кажется, прошло лет тридцать, не меньше, с тех пор, как я выбрался из того болота. Вряд ли требуется столько времени, чтобы подготовиться к переходу.

– Но если ваша душа не смогла усовершенствоваться, вас должны были депортировать в Ад!

– Ты что, меня совсем не слушал? Меня не приговаривали к Аду, для Ада я недостаточно хорош… вернее, плох… недостаточно грешен, одним словом.

Я усмехнулся:

– И только на основании этих своих измышлений вы делаете вывод, что про вас забыли?

– Ну а как ещё можно всё это объяснить? – Сухов вздохнул. – Мой куратор исчез… довольно-таки давно. А вчера здесь появился ты. Ясно же, что у местных распорядителей эта «жилплощадь» до того числилась свободной. А это значит, что про меня никто и не вспоминал.

Сухов опять вздохнул. На этот раз гораздо тяжелее. И мне вдруг нестерпимо захотелось сказать Игорю Евгеньевичу что-нибудь ободряющее.

Я присел перед ним на корточки.

– Простите, если был груб с вами, – сказал я, но Сухов только махнул рукой.

– Да ладно, чего уж там. Ты имел право на сомнения. Но сейчас я прошу тебя забыть о них. Ибо я собираюсь задать тебе действительно важный вопрос.

***

– Анатолий, – Сухов пристально посмотрел в мои глаза. – Ты хотел бы вернуться?

Я распрямился как ужаленный.

– Куда вернуться?!

– А куда ещё можно хотеть вернуться в нашем с тобой положении? Конечно туда, в мир живых.

Честное слово, я не знал, что мне делать с этим человеком. Сначала Игорь Евгеньевич убедил меня в моей же смерти… ну, почти убедил… а теперь он предлагает… ни больше, ни меньше, как воскреснуть! С другой стороны, если он действительно обитает в загробном мире так долго, как говорит, ему может быть известно нечто-то такое, о чём я и подумать не могу.

– А разве возвращение на землю возможно? – спросил я недоверчиво. – Хотя бы в принципе? Я, конечно, не стану утверждать наверняка, но мне кажется, что ещё ни кому не удавалось вернуться с Того Света.

– Во-первых, ты не прав, и такие случаи бывали… а во-вторых, речь сейчас идёт не о теоретической возможности, а о конкретно твоём желании воскреснуть. Поэтому я и спрашиваю тебя – хотел бы ты вернуться в мир живых?

И тогда меня прорвало.

– Хотел бы я вернуться? – воскликнул я. – Допустим, я действительно умер. Медсестра, или кто она там есть на самом деле, сказала, что мне было всего тридцать четыре года! В таком возрасте смерть вряд ли является чем-то желанным. Пусть жены и детей у меня не было, но может быть, у меня там остались родители, или ещё кто-то… братья, сёстры, к примеру, друзья… разумеется я хотел бы вернуться! Да я бы что угодно отдал, чтобы вернуться! Вот только вам-то какое дело до моих желаний?!

Сухов резво вскочил с табурета.

– Поверь, это не праздное любопытство! – выпалил он.

Выполнив несколько быстрых приседаний, Игорь Евгеньевич выпрямился, поднял руки на уровень плеч и замер в таком положении.

– Но многое будет зависеть от твоей решимости…

И тут Игорь Евгеньевич превратился в дирижёра симфонического оркестра. Он начал взмахивать руками, как будто и вправду руководил исполнением какой-то симфонии…