Читать онлайн Пучина бесплатно

Глава 1

На одном из балкончиков четвёртого этажа дома Михаила Павловича стояла красивая девушка; ветер обдувал её немного растрёпанные тёмные волнистые волосы. Она стояла, опёршись на узорное кованое ограждение, была в домашней одежде, слегка подчёркивающей её фигуру и придающей ей милой и привлекательной невинности. День был немного слякотный, но пробудившиеся птицы, появившийся весенний запах и эта красивая девушка сделали мне отличное настроение.

Я немного засмотрелся, потом очнулся и зашёл в подъезд, поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Из-за ипохондрии своей как всегда обратил внимание на биение сердца и тяжёлое дыхания, пока шёл по лестнице. Я постучался, постоял с минуту, дверь открыла она. Квартира Михаила Павловича выглядела броско, с какой-то неподобающей роскошью, особенно выделялась изысканная хрустальная люстра, слишком крупная для квартиры в принципе.

Вблизи та девушка была ещё прекраснее. Она немного постеснялась своего внешнего вида. Я услышал от неё какой-то младенческий запах, который ещё больше воодушевил меня в этот чудный слякотный день.

Мы поздоровались, в глазах её что-то сверкнуло, и она направилась к себе в комнату. Она шла, не наступая на землю, а только легонько касаясь. Между её блузкой и штанами я заметил круглый синяк на пояснице, но тогда значения ему не придал. Я провожал её восхищённым взглядом и не заметил, как из своего кабинета вышел Михаил Павлович.

Он облокотился на дверь, которая, разумеется, двинулась, отчего он потерял равновесие и выглядел довольно нелепо. Лицо его было совсем обычным, разве что усы выделялись – цветом светлее русых волос на голове (за исключением седых, конечно), всегда взъерошенные, местами густые, местами – не очень. Взгляд невыразительный: ничего по этому взгляду сказать внятного было нельзя, ни ума, ни глупости он не показывал. Дочь свою, по-моему, он недолюбливал. Если разговор заходил о Лилии, жаловался, что она всё сидит у него на шее, замуж не выходит и работу нормальную найти не может, да и не хочет. Он заметил, как я смотрел на Лилию.

– Тебе нравится? – неожиданно спросил он.

Я немного растерялся, поздоровался и сделал вид, что не понял, о чём речь. Михаил Павлович давно заметил, как я смотрю на его дочь, но подобных

вопросов никогда не задавал.

– Лилия моя нравится тебе? – сказал он и слегка усмехнулся.

– Михаил Павлович, я с вами об этом разговаривать не хочу, но если кто скажет, что ваша дочь ему не симпатична, вероятно, солжёт.

– Она о тебе такого же мнения. Только по секрету.

Он ещё раз усмехнулся, затем принял серьёзное выражение лица.

– Я выбрал следующую работу: тема и материалы у меня в кабинете, как обычно, сто рублей.

Михаил Павлович был доктором наук; не знаю, как именно он этой степени добился, но половину научных статей его пишу я. Не исключено, что другую половину пишет такой же, как я. Михаил Павлович хорошо платит и, конечно, требует молчания. Ума в наследство ему досталось на порядок меньше, чем капитала. Но желание как-то оставить своё имя в науке привела его на такой путь.

У меня же отца не было, а мать зарабатывала немного и позволить себе переезд и обучение в другом городе моему младшему брату уже не могла. Брат на меня всегда равнялся, и на следующий год и сам хотел поступить в Москву – на врача. Поэтому я стремился накопить денег, и мне посчастливилось встретить на одной конференции этого шарлатана.

Михаил Павлович дал мне несколько увесистых новеньких книг и бумажку, пригласил попить чаю; я, как обычно, вежливо отказался, чем он, как обычно, был доволен. Лилия вышла меня проводить: переоделась и расчесалась. Михаил Павлович недовольно посмотрел на неё, попрощался со мной и с задумчивой миной ушёл в кабинет. Лилия обычно выглядела как бы отстранённой от реальности, и только иногда возвращалась, что всегда отражалось на её глазах цвета морской волны. Такие люди всегда мне казались несчастными, потому как я и себя таким видел и относил к несчастным.

И каждый раз, когда я прихожу сюда, ухожу с мыслями о ней. Мы всегда обмениваемся лишь парой фраз, но от этого мне ещё интереснее узнать, какая эта девушка на самом деле.

У Лилии на щеках был едва заметный румянец и такие же едва заметные ямочки, подчёркивающие её улыбку. На первый взгляд может показаться, что лицо её совсем наивное, невинное. Но глаза создавали впечатление, что если заглянуть поглубже, можно обнаружить много утонувших секретов, мыслей. Особенно привлекали меня фиолетовые оттенки в этих глазах, которые мелькали, когда она смеялась, когда смущалась.

– Сегодня, как мне показалось, он тобой недоволен больше, чем обычно, – сказал я, чтобы как-то прервать неловкое молчание.

– Тебе просто показалось, Коля, всё хорошо, – она сконфузилась от моей откровенности, и хоть я никогда не мог прочитать эмоций её, тут было очевидно, что она лукавит.

Мы немного поговорили о наступившей весне и весеннем воздухе. Я положил книги в сумку и попрощался.

Лилия подошла ко мне и шепнула на ухо:

– Осторожнее с моим папой, Коля, – мило улыбнулась, как будто ничего не было, – До свидания.

Я пошёл к дому, и первые пять минут думал о том, что Лилия мне сказала. Мне предстояло ещё многое узнать об их отношениях, но из-за своей неосведомлённости я остановился на том, что понятия не имею, о чем она, и думать мне об этом незачем. Куда приятнее было думать о Лилии. Я представлял, как маленькая солнечная комната, где мы вдвоём, заполняется её смехом, который она пытается сдерживать по своей скромности и немножко краснеет. Признаться, и извращённые мысли посещали меня. Я думал о прикосновении к её лёгким пышным губкам и о том, как она выглядит без этих домашних одежд. По обстоятельствам, которые читатель узнает ниже, мне было жутко стыдно, но и остановиться я не мог, да и, честно говоря, не хотел.

Я особо не задумывался о том, что меня влечёт к этой девушке. Казалось, что всё было на поверхности: она красивая, милая, загадочная, скромная, сексуальная; глаза её – умные, вдумчивые.

Я дошёл до самого дома и потерял своё утреннее настроение – то ли от стыда, то ли от невозможности приблизиться к Лилии.

Дом мой – общежитие, так как я учился на шестом курсе медицинского. В комнате было довольно грязно, мебели мало, из посуды – одна тарелка, один котелок, одна кружка и одна ложка. Я провалялся несколько часов с Лилией в голове и пошёл к Полине, живущей на несколько этажей выше.

Полина сидела за письменным столиком со включённой лампой: она зашторивала окна, потому что от солнца у неё болела голова. Комната была уютно обставлена светлой мебелью, всякими белыми статуэтками, всегда чистая. На стене висела икона Божьей Матери. После моего бардака мне здесь было иногда даже некомфортно.

Увидев меня, она улыбнулась и отложила книги:

– Здравствуй, Коля.

– Привет, – я говорил, улыбаясь, но улыбку эту натянул, потому что мысли о Лилии до сих пор не покидали голову. Я снял обувь, подошёл к Полине, обнял её и поцеловал в лоб.

– Ты весь красный. Как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? – она слегка прищурилась и поджала губы.

Сначала слова застряли в горле, и я откашлялся. Затем сказал, что переволновался из-за сложности новой темы статьи для Михаила Павловича; во что Полина не поверила, но допрашивать не стала.

В то время я уже нередко думал о других девушках. Полине я этого, конечно же, не говорил, но мы были вместе несколько лет, и она быстро заметила во мне перемены. Когда Полина пытается понять причину перемен моих, я не отвечаю ничего внятного, отчего она сама уходит в раздумья и теряет настроение. Между нами повисло какое-то напряжение, которое обсудить у неё со мной не получается. Сама Полина крепко меня любила – взрослой и такой семейной любовью.

Она молча ушла на кухню и оставила меня с мыслями на целый час.

– Я приготовила всё, как ты любишь, – сказала она с улыбкой и печальным взглядом, возвращаясь в комнату.

Я старался не обращать на это внимание и делать вид, что вижу только улыбку.

Пока я ел; она сказала, что понимает, как я устал, и начала мне массировать плечи. Я взял её руки, поцеловал, и мы занялись любовью. Мои мысли о Лилии наконец-то ушли. Я очень боялся, что они со мной останутся, что мне придётся представлять другую девушку, оскорбляя тем самым Полину.

Всё было отлично, печальный взгляд Полины сменился на увлечённый, но перед самой кульминацией она отошла от меня и сказала:

– Ты не дотронешься, пока не расскажешь, что с тобой происходит! – выпалила она.

Полина смотрела на меня с необычайной решимостью. Её губы слегка дрогнули, но она мгновенно взяла себя в руки и сжала зубы. Я впал в ступор: сначала от неожиданности, затем – от того, что не знал, как ей ответить. Мысли быстро носились в голове, и я не мог ни за одну зацепиться. На некоторое время я отцепился от реальности и просто смотрел на Полину.

Она выглядела старше своих лет из-за того, что лицо её как будто состояло из прямых линий. В целом, лицо было очень правильно сложенное и симпатичное.

Я как загипнотизированный уставился на прямые линии её лица, и Полина резко меня окрикнула. Не могу вам сказать, сколько времени я так просидел, но, опомнившись, решил, что мне ничего не остаётся, кроме как всё рассказать.

Стыдно признаться, но в тот момент я больше всего не хотел ей об этом говорить, потому что понимал: продолжения тогда не будет. Я подошёл к окну; все органы перемешались и давили друг на друга, я предчувствовал, как станет сейчас голым не только тело, но и мысли мои, душа. Я приоткрыл шторы и, глядя на лес неподалёку, начал своё признание:

– Ну хорошо, я поделюсь с тобой. Я тебя люблю, ты знаешь. В общем, я думаю, что все из-за того, что я боюсь быть обычным, – я никому об этом никогда не говорил, и меня даже передёрнуло от моей откровенности, – Вся моя жизнь это учёба, работа и ты. Мне кажется, что влюблённость даёт вдохновение, даёт делать что-то необычное, даёт необычные идеи. Мы с тобой уже много лет, и, думаю, ты понимаешь, что какой-то “окрылённости” у меня уже от этого нет… Одно время я пытался разбавить нашу жизнь, постоянно выбирал необычные свидания, ты, уверен, помнишь, но мне начало казаться все это искусственным, и я прекратил эти нелепые попытки. Ещё больше я боюсь женитьбы: ты заметила, что разговоров про это я последнее время избегаю. Я думаю, что если женюсь, точно стану самым обычным женатиком – работа, дом, семья, дети, – Я понимал, что каждое моё слово ранит её, но не договорить уже не мог, если не сейчас, то уже никогда. Пока я говорил, самому стало смешно с себя. Мысли эти какие-то примитивные, недалёкие, юношеские. Но они все же мои, – Мне страшно умереть, не оставив после себя ничего великого, – я повернулся и посмотрел на Полину. Она молча смотрела на меня с приоткрытым ртом и мокрыми глазами. Я её не узнавал, взгляд её обычно тёплый и заботливый был холодно обжигающий, – Я начал думать о других девушках. Думаю о том, что они, потенциально, могут дать мне это вдохновение. Мне жутко стыдно перед тобой, но я не могу ни на что решиться, потому что понимаю, что скорее всего, лучше тебя я никого уже не встречу. Мне грустно, что я познакомился с тобой так рано. Такие дела.

Мы молчали около десяти минут. Видимо, Полина предчувствовала что-то подобное и не задала ни одного вопроса. Она смотрела куда-то в окно и с поджатыми губами теребила простынь. Я думал, что Полина выйдет из комнаты, после того как встала и глубоко вздохнула, но она выключила лампу, свет из окна был совсем тусклый, воздух потяжелел, темнее стало не только в комнате, но и внутри меня, мысли стали двигаться наощупь. Тишину пытался разбавить только ветер, стучащий в окно.

Полина подошла ко мне, поцеловала, и продолжила то, что мы начали.

Я открыл глаза так широко, как мог, с трудом поверил в происходящее и думал о том, что это за девушка: "Что она вытворяет? О чём она вообще думает? Что с ней?" Несмотря на все эти вопросы, я все равно был доволен продолжением по своей животной натуре.

Казалось, в тот момент мысли совсем покинули голову Полины, лицо было похоже на барельеф. Будто она занималась этим не со мной, а просто. Не было какой-то ниточки между нами, что я заметил и по себе. Тем не менее, даже такие обстоятельства меня не останавливали и даже не огорчали. Желания мои были только плотскими, неважно, какая бы это была женщина. Бедная Полина…

От момента, как я начал исповедь свою, до момента, как я надел брюки и сел на стул, Полина не произнесла ни единого слова, будто замороженная, она почти и не моргала. Глаза её были ледяные, а взгляд видел меня насквозь. Если во взгляде Лилии была морская пучина с её глубокими загадками, течениями и непостоянностью, то Полина напоминала высокую гору – недвижимую, непоколебимую и холодную. Обе были не на земле, на которой я находился.

Глава 2

После окончания нашей близости Полина подошла к окну и отвернулась от меня. Она тяжело дыша крепко вцепилась руками в подоконник, будто хотела его оторвать.

Мои же мысли бегали по мозгу как тараканы. Скользкие, странные. Я начал думать, что Полина просто сошла с ума. Она всегда такая правильная и спокойная. Возможно, научилась воспринимать мир стоически. Или спокойствие её только внешнее, и тогда Полина копит в себе переживания и злобу. Сосуд переполнился, и она сошла с ума. Хоть её лицо опровергало эту мысль, её действия поддерживали.

Может, Полина уже давно всё поняла, была готова, насколько это возможно, решила поставить такую точку. Я был в глубоком замешательстве, ещё и звук ударов сердца мешал мне сосредоточиться.

Речь далась мне крайне тяжело; не говоря уже о реакции Полины. Одновременно с этим я был возбуждён, что приводило меня в ещё большее смятение. Мне было стыдно за признание, за то, что я сделал это с Полиной, за мысли о Лилии. Но когда я вспомнил о последней в её домашней одежде, о её кругленькой невинной фигурке, я завёлся настолько, что все мысли и переживания отошли на задний план, не сумев побороться с моим животным началом, и остались только желания.

Я внимательно разглядел тело своей жертвы, с дрожащими руками подошёл к Полине и схватил её бёдра. Она моментально развернулась, секунду смотрела мне в глаза с глубоким разочарованием и печалью, затем вспыхнула и влепила пощёчину со всей силы. По телу пробежала дрожь, и я стоял окаменевший, не моргая и не дыша, будто меня поймали с поличным на каком-то тяжком преступлении.

– Коля, да что с тобой такое? Уходи отсюда! Ты вообще понимаешь, что ты делаешь?! – она оборвала свой крик и толкнула меня к выходу.

Взгляд Полины больше не был холодным и решительным. Он был напуганным и горячим, или, вернее, даже сгоревшим. Слёзы ручейками стекали в её дрожащие уголки рта.

Полина выставила меня за дверь. Я пришёл в себя и понял, что натворил. Жжение щеки мне даже нравилось. Я рад, что получил хоть какое-то наказание.

Вид старого коридорного зеркала, в которое Полина всегда смотрит перед выходом, вызвал в голове мелькающие воспоминания. Первые несколько месяцев учебы Полина не нравилась мне. Она казалась мне зубрилой, которая вечно старается угодить преподавателям вопросами. Один раз мы вдвоем надолго остались в институте, и вместе пошли до общежития. Мы много смеялись над преподавателями, и она увлеченно рассказывала об учебе, я понял, что она никому не старается угодить, и мое мнение поменялось. С тех пор мы часто ходили вместе, и каждый раз смеялись больше, чем в предидущий. Полина звала меня в гости, я играл ей на гитаре, она пела. В общем, ничего необычного, но время мы проводили вместе приятно, и приятно и быстро сближались.

Я понял, что упускаю в этот момент шанс на новые приятные моменты с Полиной. Сердце заколотилось с новой силой, и я запаниковал от ипохондрии своей. Я безуспешно стучал в дверь около пяти минут и кричал что-то несвязное, словно истощенно искал непонятно какой помощи. Когда сил совсем не осталось странное свое занятие я бросил. В лихорадочном состоянии я добрался до своей комнаты, лёг и заревел.

Я не соврал Полине о своих чувствах и действительно любил её. Я сожалел лишь о том, что не встретил её попозже, когда чего-то добьюсь, найду "достаточно вдохновения" в своей жизни.

Я был бы уверен, что с Полиной всё кончено, если бы не её выходка. Теперь я не знал, что и думать. Мысли о Лилии меня раздражали, я начал винить и её в произошедшем. Может быть, если бы я её не встретил, всё в моей голове со временем бы улеглось.

Также я думал о том, что могу потерять своё счастье. Я любил Полину, но любовью больше человеческой. А что, если я могу полюбить женщину куда сильнее и стать намного счастливее? Кажется, я слишком молод, чтобы лишать себя этой возможности. Кроме того, Полина была единственной женщиной, с которой я спал. Вдруг это может быть совсем по-другому, намного лучше?

От переутомления я уснул, а проснулся, когда уже стемнело. Я попытался отвлечься, безуспешно просидел около десяти минут за работой и услышал тихий стук. Показалось, что стучат не ко мне, и я остался на месте. Стук повторился, и я пошёл открывать дверь.

За дверью стояла Полина.

– Я войду? – спросила она спокойным голосом, будто ничего не было.

– Конечно, что за вопросы, – я наконец собрался с мыслями благодаря сну и готов был к полноценному разговору. Я по-другому себе представлял сцену нашего расставания – со слезами, может, криками, но Полина пришла твёрдая, уверенная, спокойная и даже, мне показалось, ласковая.

Полина присела, показала мне рукой на кровать (второго стула у меня не было), я сел напротив, и она нежно взяла меня за руки. Какую же женщину я теряю! После всего сегодняшнего эта женщина остаётся такой сдержанной, и, несмотря на свой твёрдый настрой, мягкой ко мне. Я приоткрыл рот и смотрел на её руки. Немного сухие, но всё равно нежные.

Меня захватила мучительная тяжесть, в голове носились наши общие воспоминания. Пять лет назад я увидел милую, маленькую и беззащитную однокурсницу, сейчас же мои руки взяла женщина, которая мудрее и умнее меня. Мои руки она держала не как моя девушка, но как мама. У меня потекли слёзы.

– Коленька, ну что ты, милый, – Полина вытирала мои слёзы и гладила по щеке, – успокойся, всё хорошо.

Мы просидели так две-три минуты, я взял себя в руки, она легонько улыбнулась и начала говорить:

– Любовь моя, я уже подозревала, что ты можешь выдать что-то подобное, и была к этому капельку готова. Я же вижу, как ты отдаляешься, вижу, какой ты приходишь после Михаила Павловича. Помню: один раз я дошла до него с тобой и осталась ждать на улице, ты сказал, что тебе на четвёртый этаж, и я увидела девушку на четвёртом этаже. Она и вправду красивая, но я думаю, Коля, что тебя тянет всё же не просто к другим девушкам, как ты и сказал, к вдохновению, – Полина говорила очень мягко, поглаживая меня то по голове, то по руке, иногда заглядывая ласково мне в глаза; я молча слушал её, – такая, как она, способна тебе это дать, я уверена. Но ты пойми, Коленька, что дальше всё будет то же самое. Или ты будешь искать себе новое вдохновение каждые два-три месяца? Пойти против души своей доброй ради этого и разбивать сердца молодым девушкам? Ты же добрый, Коля. Ты маме помогаешь, брату помочь хочешь, даже мимо пройти не можешь, когда милостыню просят. Мне кажется, тебе надо учиться самому создавать своё вдохновение, находить его внутри себя, в простых вещах вокруг себя. Ещё я думаю, что ты обычный, нормальный человек, Коля. Хороший человек. Надо тебе не к звёздам стремиться, а стать хорошим врачом, может, даже доктором наук, создать семью хорошую, детей воспитать правильно, – тут слова её немного расстроили или даже разозлили меня, я даже захотел с ней поспорить, доказать, что я вовсе не обычный, но быстро одумался, – я хочу и дальше идти с тобой, хочу помочь тебе во всём разобраться. Если ты готов, мы можем пройти всё это вместе, как всегда и делали. Мне роднее тебя никого и нет.

Я был немного зол на то, что Полина обращается со мной как с маленьким, что она назвала меня обычным. Но больше, конечно, поражён её преобразованием. Как я не заметил, что рядом со мной уже другая Полина, взрослая. Поражен и тем, что эта взрослая Полина готова и дальше быть со мной. Когда я представлял этот разговор, я и не думал, что всё может так повернуться. Я решил сразу дать ответ, не обдумывая, не хотел её оскорбить промедлением, ведь она и без того уже мной оскорблённая:

– Полина, я хочу быть с тобой, прости меня. Я сам не знаю, что со мной происходит, если будем вместе стараться, всё получится.

За эти слова мне стало в очередной раз ужасно стыдно, они были неискренними. Я понимал, что если Лилия начнет оказывать мне знаки внимания, удержаться я не смогу. Но сказать нет Полине я не смог. Видимо, просто смалодушничал, забоялся одиночества. Или мне стало её жалко.

– Я очень рада, Коля, что и ты пришел к такому решению, – она ярко улыбнулась и поцеловала меня, – кстати, ты, наверное, хочешь узнать, почему я сегодня продолжила с тобой? – я действительно хотел это узнать, но попозже. Я кивнул.

– Хорошо. Так вот, я после речи твоей подумала, что это конец, что я с тобой быть больше не смогу. Мне очень жалко стало тебя, потому как знаю, что ты меня любишь, и тебе самому всё это тяжело. Я решила, что наш последний раз не должен так закончиться. Вот и всё.

Мы немного поговорили о посторонних вещах, потом Полина тихо заплакала посередине разговора, я обнял ее и мы просидели молча около получаса. Так же молча мы занялись любовью, казалось, что все слова на сегодня мы уже выговорили. Потом она поцеловала меня в лоб, пожелала заранее доброй ночи и ушла. Каждое прикосновение её в тот вечер было нежнее, чем обычно, и одновременно приносило мне чувство вины новой силы.

Чувства были смешанные. С одной стороны Полина со мной, и мне легче и спокойнее от этого. С другой – после сегодняшнего, отношения наши прежними не станут, и мне казалось, что всё понемногу придет к разрыву, только отсрочил зачем-то.

Полина забыла свои серьги. Я посмотрел на них, и понял, что теперь в наших отношениях любая такая мелочь может стать большой точкой. Через пять минут я услышал тот же тихий стук в дверь, взял серьги и отворил.

– Здравствуй, Коля.

Голос не Полины, туфли не Полины – за дверью стояла не Полина. Я посмотрел ещё раз на серьги и усмехнулся.

Глава 3

Сначала я глазам своим не поверил, но за дверью действительно была Лилия. И откуда она знает, где я живу? Мне стало плохо от очередной неожиданности: закружилась голова, затошнило. Я вспомнил о серёжках, взялся за голову:

– Здравствуй. Подожди, пожалуйста, две минуты. Заходи, присаживайся,– промямлил я, не знаю чего боясь больше, что Лилия увидит Полину, или что Полина Лилию.

Я побежал по лестнице к Полине и, задыхаясь, встретил её в коридоре.

– Коленька, что с тобой? Я как раз шла к тебе за серёжками, – она приобняла меня, заволновалась и, как бы удерживая меня, вцепилась в рукав, – ты совсем бледный, и почему от тебя пахнет какими-то дешёвыми цветами?

– Всё хорошо, любовь моя, я очень устал и хочу спать. Я бы побыл с тобой ещё, но сил совсем не осталось, – я отдал серьги, поцеловал Полину в щёку и побрёл к себе, сопровождаемый шумом дыхания и сердцебиения, обернулся и сказал, что встретил однокурсницу с цветочными духами.

Я подошёл к комнате и рухнул на пол перед дверью. Та самая Лилия, только покинула мою голову и сразу попала ко мне домой. Я представил наш завязавшийся весёлый разговор, затем поцелуй и вяло улыбнулся от мысли о том, какой я всё-таки дурак, ещё и гадкий.

Мне стало ещё хуже, я сильно перенервничал. Лилия вышла, испуганно передёрнулась, в первую секунду растерялась, но потом быстро схватила меня под руки и повела на кровать. Она что-то спрашивала меня, пока тащила, но ни на один вопрос я не ответил. Выглядела она достаточно уверенно, будто каждый день носит таких лихорадочных. Лилия быстро сориентировалась по моей комнате, положила мне холодную тряпочку на лоб и села рядом. Я немного не так себе до этого её представлял и с приятным удивлением уснул.

Проснулся на следующий день после обеда и обнаружил записку на столе, написанную немного небрежным женским почерком с сильно закруглёнными буквами. Подписана «Л». Я взволновался перед прочтением, опять быстро заколотило сердце.

Я глубоко подышал пару минут, глядя на солнце и успокаивая себя, и взял записку. На одной стороне была красиво нарисованная розочка с красными лепестками и шипами. Она даже нашла у меня цветной карандаш, хоть я и сам не знал о его существовании. На другой стороне:

«Коля, доброе утро. Хотя, когда ты проснёшься, будет обед или вечер, ведь я ушла от тебя в восемь часов. Извини, что осталась тут на ночь без твоего разрешения, но ты очень беспокойно спал, и я боялась, что с тобой что-то случится. Когда тебе полегчало, я сразу пошла домой. Я пришла, чтобы с тобой кое о чём поговорить, но, глядя на твоё состояние, решила, что сейчас это ни к чему тебе. Когда поправишься, приходи к нам в гости, от чая не отказывайся. Выздоравливай. Л.»

Мне очень хотелось узнать, о чём же со мной хочет поговорить эта загадочная девушка, но состояние моё и правда было плачевное. Я смял записку и спрятал, потому что если Полина её увидит, будет много вопросов. Я решил отлежаться дома несколько дней и поработать над статьёй.

Полина заходила ко мне каждый день и либо делала вид, что ничего не произошло, либо действительно считала, что всё хорошо. Она помогала мне со статьёй, готовила еду, заваривала чай. Мы не возвращались к той теме и только мило общались обо всём подряд. Я очень благодарен ей за её заботу, но все эти дни я думал только о загадке Лилии.

Я поправился, но решил сначала дописать статью, чтобы был повод прийти к Михаилу Павловичу. Спустя две недели я отправился к нему, или, честно говоря, к Лилии.

Там первым меня встретил Михаил Павлович. Мы поздоровались, я отдал работу, он пару минут с умным видом что-то там поглядел и вынес из кабинета сто рублей. Как обычно, позвал попить чаю, но в этот раз я не отказался. Михаил Павлович удивился, немного нахмурил брови, пошевелил усами и позвал Лилию.

Я увидел её наряженную, услышал ее цветочный парфюм, и всё во мне сразу оживилось. Она игриво дала мне пожать свою руку и застенчиво похихикала; наверное, до конца жизни буду помнить. Кожа у Лилии такая нежная, бархатная; я так боялся ей сделать неприятно своей грубой ручищей. Я неприлично долго держал её руку; она улыбнулась и подняла брови, как бы напоминая мне, где я нахожусь, и пошла заваривать чай. Мы уселись за стол треугольником.

Мне не терпелось поговорить с Лилией, и я знал, что Михаил Павлович не любит философские темы. Я решил завести такой разговор, который ему быстро наскучит:

– Вот я пока в горячке лежал, о чём подумал, Михаил Павлович. Происходит оплодотворение и получается эмбрион с набором генов. Дальше в утробе развитие его зависит от этих генов и от матери: что она пьёт, ест, какой образ жизни ведёт. Дальше появляется ребёнок на свет, и как на этот свет он реагирует зависит опять от того, какие гены у него, и как он в утробе развивался от матери. И всё так снежным комом растёт. То, какой он будет, когда его мать первый раз к груди приложит, зависит от вышеперечисленного и от того, как его по попе ударили и пуповину перерезали. То, как он сосать будет, от вышеперечисленного, плюсом к какой груди мать приложит и как держать его будет. И первая мысль его будет от всего этого снежного кома зависеть. А вторая мысль от первой, которая то от снежного кома, а третья от второй. И получается, что воля наша вовсе не наша, а только от генов и обстоятельств зависит. И что такое тогда «Я»?

– То есть, ты считаешь, что мы сами ничего не решаем? – серьезно спросил Михаил Павлович, нахмурив брови.

– Смотря что такое "мы". Если в обычном понимании, то, выходит, что да. Если "мы" это нечто большее, и существует какая-то наша воля, то в этой концепции, по крайней мере, места ей нет. Но это все философия лишь, никакого смысла практического в себе не несет, – за меня ответила Лилия, повернулась на меня и едва заметно улыбнулась, как бы подыгрывая мне. Несмотря на это, она слушала меня достаточно увлечённо, с блеском в глазах. Пару раз задела меня ногой под столом.

Я подумал, что заинтересовал ее, и заулыбался, как полоумный.

– Не забивай себе голову, Коля. И чего ты так улыбаешься? Пойду работать, сидите тут вдвоём обсуждайте.

Михаил Павлович ушел в кабинет, и Лилия подвинулась поближе ко мне, наклонилась немного к столу и начала тихо говорить: так, чтобы Михаил Павлович слышал, что мы разговариваем, но не слышал, о чём именно.

Глава 4

– Слушай, скажу тебе всё прямо. Мы с тобой давно знакомы, хоть и не очень близко, и я тебе доверяю. Ты выглядишь достаточно… Как бы сказать… Надёжно. Так вот. У моего отца, Михаила Павловича, подубавились средства, которые он выделил на все эти статьи. Ты, возможно, уже догадался, что не один пишешь для него. Работы второго молодого человека, Егора, отцу нравятся больше. Я знаю о твоей финансовой ситуации, – Лилия сжала на секунду мою руку, – Поэтому хочу тебя предупредить: скорее всего, отец скоро перестанет у тебя заказывать статьи. Он боится, что ты начнёшь его шантажировать, хоть я и пыталась уверить его в твоей надёжности.