Читать онлайн Сердце спящего духа бесплатно

Пролог

Рене Чиару с трудом разлепил глаза. Яркое холодное солнце врывалось в помещение сквозь маленькое круглое окно, разрезая сырой осенний воздух косыми лучами. Это утро, как и все остальные, не предвещало ничего хорошего. Рене потрогал синяк и поморщился. Левый глаз совсем заплыл. Ссадины на лбу и щеке неприятно саднили. Так глупо попасться!

Уже больше месяца Храп со своими дружками охотились за ним по всему приюту, но до вчерашнего вечера Рене удавалось скрываться. Если он и выходил из своего убежища, то старался не отходить от воспитательницы, в столовую всегда приходил одним из первых и сбегал, едва только Храп с дружками появлялся на горизонте. Он правильно рассчитывал, что вечно голодные Храповы прихвостни не будут гоняться за ним, рискуя пропустить скудную трапезу.

Позавчера ему здорово повезло. Он заработал десять монет за “переход”. Но именно поэтому вчера ему не удалось позавтракать. Когда он вернулся в приют, уже стемнело. Усталый и голодный, Рене подгадал как раз к ужину и сразу же набросился на тарелку с постной гороховой кашей. Он успел съесть только пару ложек, когда воспитательница подошла к нему сзади и сурово развернула к себе.

– Рене Чиару, немедленно вымойтесь! Вы грязны так, что похожи на трубочиста.

– Да, мама, – это было просто издевательство со стороны взрослых заставлять воспитанников называть себя мамами и папами. Хотя, для Рене это слово, в общем-то, ничего особенного не означало. Как, впрочем, и для большинства мальчишек из приюта, – Я сейчас вымоюсь и вернусь.

Конечно, будешь тут похож на трубочиста, если ползать по дымоходу. Но оправдываться было бесполезно. Да и опасно. Поэтому Рене тяжело вздохнул, медленно сполз со стула и поплёлся в туалетную комнату. Непростительная глупость! Можно было вымыться и позже. Если бы ему и удалось вернуться в столовую, его порция всё равно была бы съедена, а последнюю добавку в приюте выдали задолго до того, как в нём появился первый воспитанник…

Вода была ужасно холодной. Дешёвое мыло почему-то пахло мышами и щипало глаза. Рене долго не мог смыть его, а когда поднял голову, то увидел их. Всех пятерых. Они стояли полукругом и глупо скалились…

Его спас переросток Дик Мартон. Крупный парень, на вид – лет восемнадцати. Маленькие, глубоко посаженые глаза смотрелись на большом плоском прыщавом лице, как изюм на булке. Низкий покатый лоб венчали тёмные прямые и вечно грязные волосы, торчащие во все стороны взъерошенными перьями. Они придавали ему вид мрачный, опасный и чрезвычайно глупый.

По возрасту он уже не мог считаться воспитанником и был настолько туп, что, будучи выброшенным из приюта по достижении шестнадцати лет, проболтался где-то в Большом Мире около двух месяцев и вернулся обратно. Такой же угрюмый и молчаливый. Чем он занимался всё время – неизвестно, сам он ничего не рассказывал, а спрашивать было бесполезно. Поперёк его прыщавой физиономии красовался свежий тёмно-красный шрам, нос был сломан, а на левой руке недоставало пальца. Приютское начальство посовещалось и назначило его старостой.

Для малышей это было, пожалуй, даже неплохо. Дик никогда никого не задирал. Ему и в голову не приходило, что это можно было делать. Но зато и объяснить что-либо словами Мартон не мог. Единственным аргументом, и аргументом весомым, в любом разговоре у него были кулаки. Поэтому, если Дику было что-то нужно, он никогда не спрашивал, а просто подходил к своему собеседнику и тут же пускал их в ход. Рене не помнил, чтобы Дик когда-нибудь вообще сказал хоть слово.

Вместе с должностью старосты он получил новую приютскую униформу, из которой вырос за несколько месяцев. Не прошло и полгода, как она начала трещать по всем швам при каждом повороте его нескладного туловища. Дик пытался, было, приспособить её к своим безмерно растущим телесам, но вскоре плюнул на это, и ходил как есть, просто срезав все пуговицы.

Храпу Мартон сразу чем-то не приглянулся, и он в первый же день прошёлся по поводу новой Диковой физиономии. Дик медленно подошёл к Храпу, для вежливости шмыгнул носом, и оставшимися четырьмя пальцами левой руки сжал ему шею. Лицо Храпа мгновенно стало синим. Полюбовавшись на выпученные глаза обидчика, Дик, также молча, отбросил его в сторону и, не говоря ни слова, вышел. Храп рухнул как сломанная кукла. Прямо на Рене. С тех пор Рене Чиару не стало от Храпа житья.

Заслышав шаги Мартона, шайка бросила Рене в ближайшую кабинку и быстро закрыла дверь. Кол тут же прислонился к ней снаружи на тот случай, если Рене постарается выбраться. Компания быстро организовала шумную перепалку, чтобы заглушить Рене, вздумай тот кричать.

Дик вошёл, равнодушно оглядел следы крови на полу, подошёл к раковине и стал спокойно мыть руки.

Рене немного пришёл в себя и попытался протиснуться под перегородкой. Ему это не сразу удалось, но, в конце концов, он оказался в соседней – крайней кабинке. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он стал выжидать. Когда Мартон привёл себя в порядок и, выходя, оказался между Рене и его обидчиками, Рене рванулся со всех ног.

Быстро бежать он не мог, но и Мартон никогда не спешил, и это спасло Рене. Пока шайка пыталась его обойти, предельно аккуратно, – все помнили, как Дик расправился с Храпом, – Рене уже был на лестнице, ведущей к спасительному убежищу. Добежав до третьего этажа, Рене быстро забежал за статую, стоящую в стенной нише около библиотеки, нырнул в крохотную дверь и оказался в подсобке. Там он взобрался по приставной лестнице и пролез в люк, ведущий на чердак, а затем прошмыгнул в небольшую боковую кладовку, расположенную между чердачным помещением и высокой двускатной крышей. Заскочив в кладовку, Рене подпрыгнул, уцепился за стропила и, обдирая лоб и спину о торчащие из досок гвозди, пролез в узкое подкрышное пространство, расположенное ещё выше, над чердаком. Теперь он был в безопасности.

Его искали долго, грохотали чем-то внизу, несколько раз заглядывали в кладовку, но так и не догадались, что Рене находится прямо над ними. Мальчик лежал, ни жив, ни мёртв, пытаясь успокоиться. Он не особо боялся, что его здесь найдут. Храп и раньше знал, что Рене скрывается где-то на чердаке. Компания дважды устраивала облаву, пытаясь найти его убежище, – безуспешно. Но сегодня Рене всерьёз опасался, что его выдаст стук собственного сердца.

Мало-помалу всё стихло. Прохладный осенний вечер лениво догорал сырой красноватой зарёй где-то на западе. Через маленькое круглое окошко виднелись далёкие-далёкие горы и лес, сиреневый на фоне быстро темнеющего неба. Было холодно. Свернувшись клубком, Рене уснул.

Родителей своих Рене не знал. Раньше, давным-давно, ему, правда, снился сон, как большая красивая женщина берёт его на руки и называет ласково Чиару. Во сне она говорила ему:

– Я назвала тебя Чиару, как просил твой отец. Ты уже такой большой, жаль, что он так и не увидел тебя. Скоро три года, как он ушёл. А ещё потому, что “Ар” на древнем языке значит не только “пламенный дух”, но и “добрый огонь”. Будь достоин своего имени и всегда помни, кто ты.

Но вся беда была как раз в том, что именно этого-то Рене и не помнил. Его первые воспоминания застали его уже в приюте и воспоминания эти не были такими радостными, как этот прекрасный сон. Со временем красивая женщина стала сниться всё реже, пока не превратилась в смутное видение где-то в самых глубоких закоулках памяти.

Осеннее утро

Приют располагался в огромном полуразрушенном замке, стоявшем на берегу высокого обрыва. Южные ворота замка, теперь сорванные с петель и валявшиеся тут же, выводили на огромную городскую площадь, когда-то величественную и красивую. В центре площади высились остатки какого-то древнего сооружения, не то монумента, не то фонтана циклопических размеров.

Снаружи, за внешней стеной замка, от разрушенных ворот, начинались четыре ряда высоченных белых колонн, которые полукругом огибали площадь справа и слева. Левая часть колоннады была разрушена достаточно сильно. Многие колонны торчали из земли воспалёнными обломанными зубами. Но правая колоннада была целой. Кое-где остались даже элементы перекрытий, а четыре самых дальних ряда колонн венчали каменные ноги, такие гигантские, что у Рене всегда захватывало дух, когда он думал о размерах статуи, которая там когда-то стояла.

Замковые ворота вели в небольшой внутренний дворик, который оканчивался центральным входом, и сегодня нёсшим на себе печать былого великолепия. За входом начиналась широкая внутренняя лестница, расходящаяся полукругом. Лестница, словно древний амфитеатр, поднималась на высоту, от которой кружилась голова, и… обрывалась где-то далеко внизу грудой обломков. Замок был разрушен. Осталась только небольшая трёхэтажная пристройка, правый флигель, в котором теперь и располагался Сарский приют.

В Сарском приюте выживал сильнейший. Причём всегда – за счёт самых младших и самых слабых. Поэтому Рене частенько приходилось сносить придирки и издевательства более взрослых воспитанников. Выживали не все. Воспитателей это, по-видимому, устраивало. Во всяком случае, на это никто никогда не обращал внимания. А когда что-нибудь было нужно сделать по приюту, то обычно отлавливали того, кто первым попадался под руку. И тогда уж на него взваливали всю работу, которую удавалось припомнить. Поэтому сразу после завтрака все воспитанники старались мгновенно убраться с глаз долой, и приют целый день, до ужина, казался мёртвым и необитаемым.

Изредка приезжало приютское начальство. Побродив по холодным гулким коридорам, оно убеждалось, что приют пуст, и сваливало в его стены ещё десяток-другой грязных и одичавших пацанов. На прошлой неделе во дворе приюта выгрузили шестерых, из которых теперь остались двое, а вчера привезли ещё двенадцать. Одиннадцать тут же, после ужина, сбежали, но сегодня четверо уже вернулись. Охраны у приюта не было. Бежать было некуда. Вокруг – брошенный город, Сар, бывшая столица.

Уже много лет сюда высылали разного рода сброд. Это было как приговор. У попавшего сюда было два пути: стать зверем или умереть. Правда, среди поселенцев попадались и такие, которые остались в Саре добровольно. Сначала было много искателей золота. Всё-таки Сар был столицей. Мародёры довольно ловко и споро разрушили и разграбили всё, что можно было разрушить или разграбить. Восточная дорога превратилась в широкий тракт, по которому днём и ночью текли караваны. Кровь лилась рекой. Про те времена даже ходила поговорка, что в Саре утром можно быть нищим, днем – богатым, а вечером – мёртвым.

Потом появились мелкие ремесленники, в основном кузнецы-оружейники. И действительно, в развалинах города осталось немало металла, причём металла высшего качества. Прошло совсем немного времени, и Сар снова стал славиться своим оружием. Но немногие, кто рискнул за ним сунуться сюда, живыми вернулись в Большой мир. А Сарское оружие стало в Большом Мире орудием воров и убийц, тёмным оружием ужаса и ночи…

Появлялись ещё изредка какие-то люди, искавшие забытое знание, древние книги, рукописи, чертежи. Сарский приют притягивал их, как магнит. Именно здесь осталась последняя крупная библиотека бывшей империи. По счастливому стечению обстоятельств библиотека почти не пострадала от пожаров и разрушений. Приют в основном и существовал за счёт неё. Больших денег стоило пришлым людям заглянуть в приютские книги. Но приходили они нечасто. Многие гибли тёмными ночами на опасных Сарских дорогах. Эти люди плохо умели себя защищать, поэтому воспитанники приюта в поисках заработка поджидали их на дальних подступах к Столице. Младшие – чтобы проводить. Старшие – чтобы ограбить.

Рене приподнялся на руках и пополз вперед. Он полз очень медленно и старался не шуметь. Мальчик понимал, что, хотя и вряд ли, но преследователи ещё могут сторожить его. Кроме того, Рене могла выдать труха, просыпавшаяся из щелей в потолке. Рене замер и прислушался. Стояла полная тишина. Только за окном шумел ветер, срывая с деревьев последние осенние листья. Рене прополз ещё несколько метров и взглянул через щель в полу.

Это был его секретный наблюдательный пункт. Через эту щель можно было посмотреть в старое зеркало, стоящее на чердаке. Когда-то, давным-давно, Рене сам перетащил его сюда и установил в углу среди прочего хлама, валявшегося здесь. В этом зеркале, мутном от грязи и времени, окованном в широкую раму из черного дерева, отражался весь чердак. Внимательно осмотрев помещение и никого не обнаружив, Рене спустился и подошёл к зеркалу.

Из стекла на него смотрел худой невысокий мальчишка на вид тринадцати – четырнадцати лет с тонкими длинными руками и копной черных растрёпанных волос. Синие форменные брюки были немного великоваты, куртка была порвана в двух местах, а на рубашке были видны коричневые пятна запёкшейся крови. Под левым глазом красовался лиловый синяк. Распухший нос и несколько довольно крупных царапин на лбу и щеках были не в счёт. Рене глубоко вздохнул и судорожно дёрнулся, почувствовав резкую боль в правом боку.

Старик

Итак, он был жив. Учитывая вчерашнее, это было совсем неплохо. Кроме того, в этой непростой заварушке он практически не получил серьёзных повреждений. Если не считать, вероятно, сломанного ребра. Сняв куртку и задрав рубашку, он ощупал правый бок. Крупный багровый кровоподтёк причинял сильную боль, но все кости вроде были на месте. Что ж, по приютским меркам это тоже не так уж и мало. Решив, что произошедшее вчера можно считать чистым везением, Рене отошёл от зеркала. Он сел на кучу тряпок, валявшихся в углу, и стал размышлять:

“Почему Храп так долго преследует меня? – думал он. – Ведь бывало много раз, когда банда старших притесняла кого-нибудь. Однако никогда это не длилось так долго… И никогда – так жестоко”…

Рене действительно помнил пару случаев такого преследования. В одном случае всё решилось как-то само собой примерно через неделю, а во втором – это было месяца три назад, – пришлось откупаться. Адан тогда отдал Колу десять монет, стандартная такса за “переход”. Рене помнил этот “переход”. Тогда, чтобы спасти Адана, он открыл ему свой старый путь из замка, через бывшие конюшни.

Адан исчез на неделю, четверо суток сидел на Восточной дороге и привёл-таки какого-то книгочея. Богатый такой, старый, но не дряхлый. Чувствовалась в нём какая-то сила. Порода, что ли. Малышня его монахом прозвала, боялась очень. Тот две недели провёл в библиотеке, всё камень какой-то искал, а потом пропал вдруг.

Это, кстати, было странно. Рене ещё тогда показался очень подозрительным это исчезновение. Уйти сам он не мог, для пришлых это было просто самоубийством. По неписаному правилу проводников вывести книгочея из города должен был тот, кто его привёл. По самым скромным подсчётам, туда и обратно, – это дня два пути. А Адан ведь не исчезал! На это не обратили внимания потому, что обычно никто не знает, кто кого приводит. Это всегда главное условие “перехода”. Да и небезопасно в Саре рассказывать всем, что у тебя есть десять монет. Но Рене-то знал. Знал точно. Наверняка.

Кроме того, старик этот собирался провести в Саре ещё месяца два-три. Это Рене тоже знал наверняка. Рене – единственный из воспитанников, а может и среди воспитателей, разбирал грамоту. Не то, чтобы он умел читать, нет. Но два-три слова с трудом разобрать мог. Поэтому приютское начальство всегда поручало ему искать и носить книги для пришлых, когда те работали в библиотеке.

Это была единственная работа, от которой Рене не прятался. Много раз, прикасаясь к какому-нибудь древнему фолианту, он испытывал неудержимый трепет, ни с чем не сравнимое чувство общности и возбуждения. Ему нравилось, сопя и морщась, по буквам разбирать названия книг. Он радовался, когда ему удавалось отгадать слово ещё до того, как он прочёл его до конца, и совершенно искренне сердился, когда все его попытки оказывались тщетны. Рене не знал, что в библиотеке есть книги, написанные на разных языках. Да и само понятие “разные языки” было ему незнакомо.

Те две недели Рене безвылазно провёл в библиотеке, помогая пришлому колдуну. Они довольно быстро сблизились, старик даже часто помогал Рене прочесть трудное или незнакомое слово. Где-то на десятый день Рене с удивлением обнаружил, что стал разбирать названия книг значительно легче. Это открытие так захватило его, что он даже открыл одну из книг старика – огромный старинный фолиант с обложкой из тёмного дерева, обшитого мягкой кожей с двумя широкими кожаными застёжками, – и начал читать её вслух.

Старик возник сзади мгновенно, словно ниоткуда, и положил худую узловатую ладонь на текст. Рене оглянулся и вздрогнул. Что-то в глазах старика заставило Рене оцепенеть.

– Никогда, слышишь, никогда не читай вслух такие книги. Только тогда, когда ты будешь точно знать, что хочешь и что получишь, и только тогда, когда научишься читать. И ещё. Знаешь, что… – старик, казалось, успокоился и как-то сразу осунулся и постарел. Медленно, словно взвешивая каждое слово, он проронил, – Приглядывай-ка ты за этой книгой. Больших бед можно наделать с её помощью.

После этого случая старик зла на Рене не держал, но теперь всегда следил за тем, чтобы тот не открывал книги. Особенно ту, с деревянной обложкой. После того, как старик заканчивал работать в библиотеке, он иногда рассказывал что-нибудь Рене. Чаще всего это были истории из давнего прошлого, про великую страну и славный народ, который жил в радости и достатке, трудился и радовался жизни. А в суровое время с оружием в руках и древней магией в сердце защищал себя от набегов завоевателей.

Рене, как губка, впитывал эти истории, иногда даже забывая дышать. Кончалось это всегда одинаково. Рене, почувствовав нехватку воздуха, судорожно вздыхал и начинал кашлять, а старик широко улыбался и стучал его по спине…

В одной из таких бесед, узнав случайно, что Рене зовут Чиару, старик вдруг весело рассмеялся. А за день до исчезновения подозвал его к себе. Долго, очень долго расспрашивал о том, что Рене помнит о своём детстве, о родителях. А потом, услышав его рассказ о красивой женщине, сразу вдруг стал серьёзным, суровым даже. Резко взяв Рене за плечо, он повернул его к свету и долго всматривался в лицо. Затем пробормотал что-то и сказал:

– Это всё надо проверить. Это придётся проверять очень и очень тщательно. Придётся задержаться. Может быть, всё ещё удастся… Но сначала – камень.

Затем резко развернулся и, не попрощавшись, вышел.

Недолгие сборы

Рене поёрзал на своём месте и устроился удобнее:

“Стоп! Храп – негодяй порядочный, но не будет он кого ни попадя преследовать. У него свои дела, хоть я их и не знаю. Обычно они поколотят кого-нибудь из малышей просто так, для развлечения, и забудут, а не забудут, так сразу деньги требуют. Храп же о деньгах – ни слова. Значит, я ему чем-то насолил. Серьёзно насолил. Но чем и когда?” – продолжал рассуждать Рене. Он так задумался, что очнулся только тогда, когда его окликнули сзади.

– Привет. Вот ты где! Я принёс тебе поесть. – Рене вздрогнул и мгновенно развернулся. Резкая боль в боку, о которой он уже успел позабыть, мгновенно отозвалась во всём теле. Поэтому вместо приветствия у Рене получилось какое-то шипение. Голова Адана торчала из люка в полу. Ещё через мгновение тот влез на чердак целиком. – Ты сегодня опять пропустил завтрак. Так ты долго не протянешь. На, возьми, – Адан протянул Рене половину батона с куском масла внутри. Это был царский подарок. Интересно, где Адан его взял?

– Спасибо, – Рене тут же принялся уплетать хлеб.

– Сразу всё не ешь, желудок с голодухи свернёт. И ещё. Тебя ищут. Храп совсем озверел. Так что сиди пока тихо и не слезай, – Адан слегка замялся, – Ну, я пошёл.

Адан исчез в полу. А Рене опять задумался. И чем больше он думал, тем больше настораживало его поведение бывшего товарища. Что-то в нём вдруг перестало нравиться Рене. Адан значительно посвежел и окреп в последнее время. Это на приютских-то харчах? Хотя, Адан теперь частенько приводил кого-нибудь, и деньги у него вроде водились. А вот взгляд стал какой-то не такой. Злой взгляд. Нехороший. Да и поймать взгляд этот стало не так-то просто. Всё чаще отводил его в сторону Адан, словно стыдился чего-то.

“Какой-то он не такой стал после того “перехода”. И с чего бы это вдруг ему вздумалось носить мне хлеб?” – Конечно, как в любой крупной мальчишеской компании, в приюте часто возникали разного рода группировки. Бывало, что и дружили, делились последним. Но хлеб был всегда на особом счету. Частенько его воровали. Изредка использовали в крупных сделках, как неразменную монету. Но чтобы отдавать хлеб даром? Разгуливать с ним по этажам? Такого отродясь в приюте не видывали.

Рене взъелся на друга как раз после исчезновения того старого колдуна. Сначала он здорово обиделся на старика. Считал, что он его предал и бросил. А потом не выдержал и всё-таки решил спросить у Адана, куда он запропастился. Вообще-то это было против всяких правил, и тот мог не отвечать совсем. Но Адан растерялся от такого вопроса и, как показалось Рене, испугался. Скосив взгляд и злобно сплюнув (новая привычка, которую он позаимствовал у Храпа), Адан соврал, что старик, мол, выходил в город на денёк, но куда-то запропал. И что Адан очень за него беспокоится, потому что старик уже заплатил ему за обратный переход. И теперь он, Адан, ну совсем не знает, что ему делать с этими деньгами…

Приняв решение, Рене резко встал и снова поднялся в своё убежище. Там у него было всё подготовлено на случай внезапного ухода. Подобрав мешок с сухарями и кое-какими вещами, он положил в него хлеб. Затем достал из тайника все свои деньги – пятнадцать монет, оставшиеся от последних “переходов”. Засунув деньги в рот, он подполз к овалу слухового окна и вылез на крышу.

Утренняя черепица была скользкой, но Рене привычно добрался до большой квадратной шахты. Это был дымоход. Когда-то в него выходили трубы всех печей и каминов флигеля, но топить было нечем, и они были уже давно заложены. Остались только трубы из кухни и от каминов в библиотеке. Обычно Рене уходил ночью, но теперь было такое время, что завтрак как раз кончился, а ужин наверняка ещё не начинали готовить. “Ничего, не задохнусь”, – подумал он и решил отправляться немедленно.

Рене подтянулся на руках и взобрался на шахту. Сел на край и заглянул внутрь. Изнутри тянуло гарью. Едкий дымок щипал глаза. Рене отодвинулся от зева шахты и вдохнул свежий холодный воздух. Вдруг, оглянувшись, он вздрогнул. Раннее утреннее солнце ещё не успело высушить черепицу, и теперь на покрытой росой поверхности была чётко видна смазанная цепочка мокрых следов, ведущая от слухового окна к шахте. “Ерунда! – решил Рене, – Солнце уже высоко. Быстро высохнет”.

Перехватив сухари, мальчик нырнул в чёрное жерло дымохода. Широкий закопчённый лаз уходил глубоко вниз. По поверхности одной из его стен были вбиты железные скобы. Они служили Рене ступеньками. Скобы ещё хранили тепло утреннего огня. Некоторые держали не очень крепко, но Рене уже не раз пользовался этим выходом, и чувствовал себя достаточно уверенно.

Спустившись на несколько метров, он вышел в почти горизонтальный штрек, в который выходили все трубы третьего этажа. Путь вниз был короче, но Рене не воспользовался им. Он знал, что ниже несколько скоб были вырваны. Однажды он чуть не сорвался там, когда ещё только исследовал дымоход. Повернув по штреку направо, Рене снова двинулся вперёд. Идти в полный рост здесь было нельзя, и он встал на четвереньки. Прямоугольник неба скрылся за выступом. Стало совсем темно. Пришлось двигаться наощупь. Зато воздух стал чище: кухня осталась позади.

Рене полз вперёд, считая повороты и перекрёстки. Дымоход замка представлял собой сложную систему, и Рене ещё не очень хорошо знал эту его часть. По замыслу, он должен был попасть в библиотеку. Затем, выбравшись из камина, пересечь читальный зал и забраться в другой камин, дымоход которого шёл ниже и выходил в ту самую шахту с выбитыми скобами, обходя опасный участок. Затем вниз. Дымоход спускался ниже первого этажа, и раньше одновременно служил системой вентиляции подвальных помещений и погребов замка. Далее, забирая на север, нужно было добраться до замковых погребов, выбрать удобное место и спрыгнуть вниз.

Рене помнил, как он впервые попал туда. Лаз неожиданно обломился под ним тогда, и он свалился вниз, в полную темноту. Спичек у него с собой не было. Он чувствовал, что вокруг него большое пустое пространство, и боялся пошевелиться. Дотянуться до потолка он не мог. Помогла ему верёвка с самодельным крюком, которую он всегда брал на исследование новых территорий.

Минут двадцать кидал он её в потолок, стараясь в полной темноте зацепиться за края того отверстия, из которого вывалился. Когда, наконец, ему удалось выкарабкаться, он так испугался, что больше недели боялся вернуться в этот подвал. Только раздобыв свечу и спички, Рене рискнул повторить вылазку.

В погребе двумя рядами стояли огромные бочки, в каждую из которых был вделан деревянный кран. Эта часть подвала была отрезана от остальных погребов двумя оползнями, и содержимое бочек осталось нетронутым. Рене охватила буйная радость. Он понял, что попал в винный погреб замка. Однако когда он решился попробовать замковое вино, радость сменилась жестоким разочарованием, – в бочках был уксус. У него был удивительно тонкий благородный аромат. И всё-таки это был уксус. Стараясь подавить отчаяние, Рене стал пробовать содержимое всех бочек подряд. Когда он повернул кран в бочке, стоящей в самом углу, та неожиданно отъехала назад, и перед удивлённым мальчиком открылся лаз в подземный ход.

Ситуация проясняется

Отсчитав три дымохода справа, Рене свернул в четвёртый и, пройдя около метра, стал спускаться по вертикальной шахте. Это была самая трудная и опасная часть пути. Спускаться приходилось вниз головой. Иначе Рене рисковал очутиться в библиотеке тогда, когда там кто-нибудь есть. Шахта не была широкой. Казалось, что она специально сделана для Рене. Но стенки её были гладкими, поэтому приходилось двигаться, опираясь на них телом.

Синяк в боку тут же отозвался резкой пульсирующей болью. Рене сжал зубы и продолжил спуск. Наконец шахта стала наклонной, и ещё через несколько мгновений он нащупал в стене широкий выступ, который служит для отражения холодного воздуха, когда ветер задувает трубу. Опёршись на него руками, Рене отдышался и прислушался.

– Вот эта книга. Запомни её хорошенько, чтобы не было, как в прошлый раз, – негромко выговаривал чей-то голос.

– Для меня все книги одинаковы, я всё равно не умею читать. В прошлый раз Вы сказали, что Вам нужна деревянная книга. Вот я и принёс деревянную. Так что Вы должны мне за неё деньги, десять тысяч, как и было договорено, – второй голос Рене узнал. Он, несомненно, принадлежал Храпу.

– Деньги? Ты, кажется, плохо понимаешь, что происходит. Изволь, я тебе объясню. В прошлый раз ты принёс мне советы какой-то повивальной бабки и теперь требуешь за них десять тысяч монет? Ни одна книга не стоит таких денег! Ни одна, кроме вот этой! Смотри, я специально кладу её вот сюда. С краю. На нижнюю полку. Ты возьмёшь её завтра, когда я уйду. Не сегодня, не через неделю, а завтра. И только после того, как приютское начальство убедится, что книга осталась на месте после моего ухода. Об этом позабочусь я сам. Ключ от библиотеки я тебе оставлю, тебе не придётся снова ломать дверь.

Кроме того, скоро сорок дней, как ты взял задаток в сто монет и обещал убрать с моей дороги мальчишку. Я прихожу в замок, и что же? Здесь я узнаю, что именно он провёл меня сюда. И это ты называешь хорошей работой?

Рене вздрогнул. Теперь он узнал и первый голос. Он принадлежал чужаку, которого Рене третьего дня нанялся провести в замок. Высокий, не старый ещё, но и не молодой, а как будто высушенный какой-то, одет во всё чёрное, подпоясан широким золотым поясом, а на боку меч. Чувствовался в его облике могучий воин. Рене ещё очень удивился тогда, зачем ему вообще проводник. Пояс, что ли, охранять?

– Мальчишку мы поймаем. Вчера ему просто повезло. Рано или поздно мы узнаем, где он прячется.

– Уж лучше рано, – прошипел первый, и Рене услышал, как Храп вдруг как-то жалобно пискнул, – Для тебя же лучше.

Неожиданно оба голоса смолкли. Скрипнула дверь, и послышались чьи-то шаги. Затем шёпот.

– Мальчишку нашли, – торжественно объявил Храп. – Он на чердаке. Оттуда только один выход, и ребята за ним наблюдают. Сейчас его приведут.

– Не надо никого никуда водить. Я сам хочу убедиться, что он мне больше не помешает. Мы пойдём туда вместе и прикончим его прямо наверху. И моли небо, чтобы он был ещё там. Ты слишком часто разочаровываешь меня в последнее время.

Хлопнула дверь. Поворот ключа. Всё стихло. Руки у Рене затекли. От долгого нахождения вниз головой в ушах стучало. Он сделал попытку проскользнуть ниже и осмотреть библиотеку, как делал всегда, выбираясь из замка этой дорогой, но занемевшие руки не слушались его, и он просто вывалился в камин. Кровоток ещё не восстановился от висения вверх ногами. Рене вскочил на ноги, но голова его сильно кружилась, и он снова упал. Ему удалось встать только с третьей попытки. Оглядевшись, он понял, что в библиотеке больше никого нет.

Теперь деньги можно было спрятать поудобнее. Вверх ногами он путешествовать больше не будет. Рене достал их изо рта, завернул в длинную тряпку, которую вынул из котомки, и обвязал её вокруг пояса. Он отдышался и теперь испугался по-настоящему. Рене получил ответы на многие вопросы, которые мучили его в последнее время, но ответы эти его не успокоили, а поставили ещё больше вопросов. Причём вопросов намного более сложных, если не сказать страшных.

Конечно, можно допустить, что он чем-то насолил Храпу. Но чем он мог помешать этому воину? Человеку, которого раньше он даже не видел! О существовании которого даже не знал! Чем? Он, мальчишка, встал на пути взрослого, который мог бы убить его одним пальцем. Десять раз. Мог, но не убил. Почему? Он ведь знал его? Или нет? Точнее, он знал про Рене, а не его самого. Кто он? Что ему нужно?

Рене словно очнулся. Книга! Он оглянулся. Что ж, на последний вопрос, пожалуй, он может ответить прямо сейчас. Одного взгляда было достаточно. Это была она. Она! Та самая книга, за которой его просил присматривать старик. Рене никогда не брал чужого. Тем более, тайно. Поэтому сейчас он испытывал сильные сомнения. Казалось, в нём борются две силы. Одна требовала бежать, бежать немедленно. Другая требовала спасения книги.

Десять тысяч. Это что, шутка? Разве бывает столько денег? Рене подошёл и нерешительно взял книгу. Неожиданно озорные искорки заплясали в его глазах. Он больше не сомневался. Пройдя вглубь читального зала, он вынул из стенного шкафа похожий фолиант. Рене помнил его название. Это был какой-то трактат о бабочках. Подменив книгу, Рене бросился к камину.

Этот камин выглядел значительно новее, чем предыдущий. Стены его были абсолютно гладкими, и Рене потребовалось приложить немало усилий, чтобы забраться в дымоход. Кроме того, ему сильно мешала книга. Этот дымоход почти сразу выходил в главную шахту. После света библиотеки Рене не сразу привык к темноте, а когда привык, увидел в густом мраке главной шахты две ноги, судорожно пытающиеся нащупать опору. Храп был значительно длиннее Рене, поэтому не доставал до нижней скобы совсем немного.

Если бы он это знал, то мог бы просто спрыгнуть. Но Храп этого не знал. Он сильно сопел и плаксиво жаловался. Сверху его подстёгивал грозный крикливый голос. Видно было, что Храп старается вовсю, но не может достать до скобы. Рене тоже не мог спуститься, не задев его.

“Быстро они вышли на след, однако, – думал Рене. – Да, чужак не даст себя морочить, как эти олухи. С ним шутки плохи. Что же делать?” И тут просто шальная идея пришла ему в голову. Послюнявив палец, Рене легонько провёл им по голой Храповой лодыжке.

Почувствовав на своей ноге что-то мокрое и холодное, Храп взвыл со страху так, что гулкое эхо откликнулось во всех печах и каминах замка, породив в дальнейшем множество жутких историй о приведениях и вампирах. Не помня себя от ужаса, Храп рванулся вверх. А Рене проскользнул вниз. Преследователи отстали. Сверху ещё долго сыпались проклятия и угрозы, но, похоже, теперь никакая сила не могла заставить Храпа спуститься.

Под землёй

Вскоре Рене был уже на самом нижнем горизонте, неподалёку от винного погреба. Теперь он полз лёжа по узкому горизонтальному лазу, пол которого был усыпан не то камнем, не то битым кирпичом. Иногда попадались довольно крупные осколки, больно впивавшиеся в ноги и живот. Мешок с книгой и едой приходилось тащить сзади за собой. Большая толстая книга постоянно застревала. Мальчик с большим трудом протаскивал её за собой. Один раз, протягивая застрявший мешок через особо неудобный поворот, Рене подумал, что если он ошибся и перепутал дымоходы, то ему отсюда будет уже не выбраться. От этой мысли ему стало очень неприятно и как-то неуютно. “С другой стороны, – думал Рене, – Чужак-то сюда точно не влезет”. Вскоре он добрался до винного погреба.

Рене с облегчением спрыгнул вниз. Самая трудная и опасная часть пути осталась позади. Абсолютная темнота обступала его со всех сторон. Рене прислушался. Было тихо. Он медленно двинулся, выставив вперёд руки. Пол был неровный, весь в каких-то выщерблинах. Под ногами хрустели мелкие камешки и мусор. Наконец, он добрался до стены. Двигаясь наощупь вдоль неё, он нашарил тайник, в котором хранил свечи, спички и несколько больших факелов, которые он сделал из бересты.

Конечно, свечи горели дольше, чем факелы. Но их было очень мало. И их приходилось покупать, так как сам он их сделать не мог. Поэтому Рене, выходя из замка, всегда заготавливал бересту, резал её на ровные полосы, сушил и скручивал. Главное было скрутить как можно туже, иначе факел прогорал совсем быстро.

Рене пересёк погреб и подошёл к угловой бочке. Повернув кран, он вошёл в подземный ход. Два десятка ступенек вели вниз. Под ногами зачавкало. Почва стала сырой. Потом на полу появилась вода. Со стен и потолка падали редкие крупные капли. Подземный ход вёл на север. Рене не зажёг огня. Идти предстояло долго, но дорога была знакомой. Развилок по пути не было. Рене не боялся заблудиться и побежал довольно быстро, только изредка останавливаясь и прислушиваясь к звуку падающих капель.

Рене бежал уже несколько часов и сильно устал. Он шёл по колено в ледяной воде, вымок и продрог и едва волочил ноги. Почувствовав, что дальше идти не в силах, он впервые решил зажечь факел. Спички немного отсырели, и ему удалось это только с третьей попытки. Береста давала неяркое пляшущее пламя и сильно чадила. Хорошо разглядеть дорогу Рене всё равно не мог, но огонь согревал душу, давал надежду.

В неровном свете факела проступили красноватые стены, сходящиеся сводчатым потолком на высоте около двух метров. От сырости штукатурка местами обвалилась, обнажив каменную кладку. Камень был грубо отёсан, но подогнан достаточно плотно. Только из некоторых щелей годами сочилась вода, создавшая кое-где причудливые формы сталактитов всех возможных оттенков.

Заканчивались вторые сутки, как он покинул приют. Погоня продолжалась. Беглец не замечал времени: под землёй всегда было одинаково темно. Но мальчик привычно ориентировался по звуку падающих капель и плеску воды под ногами. Сейчас Рене мечтал только об отдыхе. Но отдохнуть было негде. Не стоять же, в самом деле, по колено в ледяной воде? К тому же неизвестно, насколько отстали преследователи.

Эхо стало гулким. Мальчик зажёг факел и пошёл быстрее. Через несколько минут показалась развилка. Три дороги расходились в разные стороны, крестом лежали перед ним. Рене задумался. Он всегда ходил в восточном направлении. Но сегодня это было опасно. На востоке – Большая земля, бывшее Орское княжество. Тому, кого выбросили умирать в Сар, пути туда нет. Кроме того, если за ним идут, то искать его будут, вероятнее всего, там. Красивые сказки о Большой земле знает каждый воспитанник Сарского приюта.

Факел догорал. Наконец Рене решился. Повернув на восток, он прошёл около восьмидесяти шагов, пока факел не потух окончательно.

Тогда мальчик вернулся к перекрёстку. “Они могут идти по запаху факела, – думал Рене, – Он ещё долго будет ощущаться. Тогда они должны свернуть на восток. Если они поймут, что я их обманул, то вернутся сюда. А понять они могут. Этот чужак – просто ищейка какая-то. Тогда они пойдут в противоположную сторону. То есть, вероятнее всего – на запад. Значит, надо идти на север. Без огня. И уже никаких следов не оставлять”.

Рене поморщился. Он знал, что северная дорога опускалась всё ниже и ниже под воду. Иногда даже приходилось плыть. Идти на север значило окончательно вымокнуть и замёрзнуть. Кроме того, Рене никогда не доходил до конца ни на север, ни на запад. Что ждёт его на выходе из подземелья – он не знал.

Погоня

– Быстрее, черви! Что Вы копаетесь? Тому, кто его догонит, подарю жизнь! – чужак вскинул свой меч. Бледно-синяя змея холодного пламени обвила лезвие, соскользнула с него и молнией ударила в потолок, выбив из него несколько небольших камней и породив долгий протяжный рокот эха. Черви – Адан, Храп и Кол, – разом споткнулись от вспышки. Адан от испуга упал и некоторое время бежал по-собачьи, на четвереньках, воя от ужаса и не решаясь подняться. Они уже ничего не соображали. Чужак, напротив, выглядел ничуть не уставшим. Он был сосредоточенным, обеспокоенным и злым. Очень злым! В его тёмных глубоких глазах плескалась холодная ярость. Один его взгляд гнал преследователей по следу как свору голодных псов. – Вперёд! Я чую его! Он уже близко. Вперёд. Быстрее. Ещё быстрее, ну!

Время от времени он вскидывал меч, и неистовая синяя молния освещала взмокшие спины преследователей, подгоняя их, словно кнут. Впрочем, быстрее бежать они всё равно не могли, и подгонять их было не нужно. Их гнал вперёд ужас. Дикий животный страх перед лютым жестоким чародеем.

Неожиданно колдун остановился и принюхался.

– Стойте. Отойдите назад, не мешайтесь под ногами, потные свиньи, – он шагнул вперёд и снова принюхался. – Ага, кажется, пахнет жаренным. Здесь он зажёг огонь. Ну, теперь ему от меня никуда не деться. Эй, вы, вперёд. Он уже рядом.

Погоня вылетела на перекрёсток и остановилась в нерешительности. Храп, Адан и Кол рухнули от усталости на четвереньки и тряслись крупной дрожью. Адан потерял в погоне один башмак и теперь растирал кровоточащую распухшую ступню. Чародей вскинул меч и осмотрелся в его неровном холодном свете. Не больше секунды понадобилось ему, чтобы разгадать загадку, которую оставил Рене.

– Он был в восточном туннеле и вернулся. Нам нужно прямо. Поднимайтесь, псы.

Тем не менее, поднять мальчишек было не так-то просто. Погоня продолжалась так долго, что вконец истощила их. Остановившись, преследователи сбили дыхание, и им понадобилось не меньше минуты, чтобы встать на ноги. Поднявшись, они обречённо поплелись к северному туннелю. В этот момент синяя молния, хлестнувшая всех троих по ногам, добавила им прыти.

Рене тоже не мог быстро передвигаться. Он шёл уже по грудь в холодной воде, держа книгу и мешок над головой. Неожиданно он нащупал ногами ступеньку, а через некоторое время – ещё одну. “Вроде лестница какая-то”, – подумал мальчик, упрямо двигаясь вперёд. Теперь вода доходила ему только до щиколоток. Он так устал и замёрз, что ему было уже всё равно.

Достав спички, он снова зажёг факел. Руки не слушались Рене, и, когда он убирал спички в мешок, уронил их в воду. Тихонько чертыхнувшись, Рене поднял коробок, вылил из него воду и сунул в мешок. Огонь высветил узкий длинный зал. Да, это был уже не подземный проход, не нора, а зал. По краям его стояли алебастровые статуи, белые и прекрасные. Все они изображали женщин, одетых в воинские доспехи. Казалось, они выстроились здесь в почётном карауле и приветствовали Рене.

Рене был настолько удивлён, что просто остолбенел. Разинув рот, он медленно двинулся вперёд. Он шёл и шёл, огонь факела мерцал и метался, и Рене казалось, что эта прекрасная стража шевелится в неровном свете, молча провожая его глазами. Через каждые сорок-пятьдесят шагов была невысокая ступенька, расходящаяся широким полукругом. На каждой ступеньке стояло по пять статуй с каждой стороны.

Факел догорел. Но темнее не стало. Казалось, что статуи освещены каким-то невидимым источником света. Несколько часов понадобилось Рене, чтобы выйти на самый верхний уровень этого удивительного зала. Статуи по бокам кончились, но прямо перед собой Рене увидел два гигантских изваяния. Две одинаковые женщины, зеркальное отражение друг друга, стояли перед ним. Вырезанные из того же материала, что и статуи, они стояли справа и слева от прохода, протянув к Рене руки в жесте, отгоняющем силы зла. За это время Рене так и не закрыл рта. С трепетом глядя на изваяния, поражённый и буквально подавленный их величием, Рене прошёл между ними и остановился перед тяжёлой закрытой дверью.

Сзади внизу мелькнула вспышка, и Рене услышал звуки погони. Он словно сбросил с себя наваждение и тут же различил сопение, хлюпанье и топот мокрых ботинок по лестнице. И голос. Этот голос гнал преследователей прямо на него. Рене бросился к двери и толкнул её, но та была заперта. Поняв, что он в ловушке, Рене просто сел на пол. Он так устал, что ему уже всё было безразлично.

Следующая вспышка сверкнула ближе, и в её свете чародей разглядел Рене. Подняв меч, он торжествующе расхохотался.

– Вот ты где, щенок. Ату его, мои собачки!

Храп и Кол взвыли, почуяв добычу, и рванулись к нему. А впереди всех, хромая, в одном башмаке на левую ногу, мчался Адан. В его глазах Рене успел заметить страх, отчаяние и ненависть. Рене понял, что именно ненависть гнала его вперёд. Адан был уже совсем близко. Рене успел рассмотреть разбитую верхнюю губу, которая делала его улыбку похожей на волчий оскал.

Вдруг Адан взвизгнул и… пропал. Храп и Кол вытаращили глаза от ужаса, остановились и попятились. К ногам Рене подкатился ботинок. Грязная приютская одежда оседала тут же кучей тряпок. Преследователи в панике метались между Рене и чужаком, не решаясь двинуться вперёд. Колдун молча остановился, не доходя несколько шагов до каменных гигантов, и опустил меч. Он, казалось, был растерян и озадачен. По вещам Адана будто прошла дрожь, они сжались и исчезли. Гигантские изваяния светились странным оранжевым светом, а их руки обволакивала яркая аура.

– Проклятье, – устало и как-то безразлично произнёс чужак и злобно взглянул прямо в глаза Рене. – Наш поединок не закончен. Он даже ещё как следует не начат, щенок. Но сегодня тебе повезло. Празднуй победу, пока можешь, дурачок!

Резким движением набросив плащ на плечо, он развернулся и пошёл, не говоря больше ни слова. Храп и Кол, озираясь со страху, шлепали за ним, стараясь не отстать.

Прошло около получаса. Каменные изваяния погасли. Двери беззвучно отворились. Рене встал и вошёл.

На лестнице

Свет обрушился на Рене со всех сторон. Он стоял на самом краю тесной каменной площадки, расположенной на склоне горы. Прямо от его ног начиналась узкая крутая лестница без перил, вырубленная в скалах. Лестница вела вниз, в долину, которая раскинулась под ним. Стоило Рене сделать первый шаг, как двери, также беззвучно, закрылись. С этой стороны они были совершенно незаметны. Если бы Рене только что не вышел из них, он ни за что не поверил бы, что здесь вообще есть проход сквозь скалу.

Наступил тёплый осенний вечер. Солнце клонилось к закату, приближаясь к горной гряде слева от Рене. Он очень устал и проголодался. События последних дней заставили его забыть о еде. Теперь голод навалился на него со всей силой. Рене сел и стал развязывать мешок. Узел туго затянулся, намок и никак не хотел поддаваться. Наконец, мальчику удалось его одолеть.

Оглядев содержимое мешка, Рене пришёл в уныние. Хлеб, который ему дал Адан, исчез без следа. Девять монет из пятнадцати – тоже. Впрочем, Рене нимало этому не удивился. Сухари намокли и слиплись. Некоторые ещё и раскрошились, образовав малоаппетитный ком. Книга, к счастью, вымокла только снаружи. Она была плотно закрыта и застёгнута на кожаные ремешки, поэтому вода не попала внутрь.

Как бы Рене не спешил, он должен был перекусить и обсохнуть. Впрочем, спешить ему сейчас было некуда. Поэтому он разделся и разложил всю одежду на скалах, согретых лучами заходящего солнца. Также он поступил и с оставшимися сухарями. Отломив от тестяного кома большой кусок, он отправил его в рот, а остальное размазал тонким слоем по скале, чтобы тоже высохло.

Книгу Рене открывать не стал. Он знал, что кожа, высыхая, может сжаться, и боялся повредить её. Спички пострадали очень сильно. Вылив из коробка воду, Рене отобрал пять штук, на которых остались следы фосфора, и аккуратно разложил их сушиться, каждую отдельно. Остальные спички он выкинул. Разложив таким образом все свои вещи, он повалился на большой чёрный камень, согретый солнцем, и стал наблюдать, как от них повалил пар.

То ли усталость сыграла с ним злую шутку, то ли нервное напряжение последних дней, только Рене очнулся в темноте. Солнце ушло за горизонт. Лишь узкая полоска зари алела далеко на северо-востоке.

Занимался следующий день, но до света было ещё далеко. Камень источал могильный холод. Рене продрог до костей. Вскочив, он первым делом бросился к своей одежде. Одежда высохла, но была холодной и задубела. Тем не менее, Рене оделся. Ему стало немного теплее. Всё ещё трясясь от холода, он решил развести огонь. Под рукой ничего не было для костра, и Рене решил использовать факелы. Собрав просохшие спички, он поджёг бересту.

Факелы давали свет, но не тепло. Чтобы не терять зря времени, Рене собрал свои высохшие вещи и уложил их в мешок. Ухватившись за книгу, мальчик почувствовал, что обложка стала твёрдой, как камень. Рене положил мешок на землю и попробовал расстегнуть застёжки. Около получаса он тщился открыть их. Безрезультатно. Ссохшаяся кожа стала крепкой, как железо, и не думала поддаваться. Борьба утомила и согрела Рене. Обломав два ногтя, он с досадой бросил книгу в мешок. Как есть, не раскрывая.

Белёсый сумрак ещё не разогнал, а только слегка рассеял тьму. Небо на востоке разгоралось широкой светло-серой полосой, которая ещё не начала розоветь. Костёр догорал. Рене взглянул вниз. Долина просыпалась, блестя от утренней росы. В этот предрассветный час сквозь лёгкий сумрак тумана она казалась серебряной. То тут, то там зажигались огоньки. Яркими светлячками переползали они с места на место, собирались в стайки и снова рассыпались по утреннему серебру. Закинув поклажу на плечо, Рене начал спуск.

Ступени, вырубленные в скале, были предназначены явно не для мальчика. Рене приходилось не то идти, не то прыгать со ступеньки на ступеньку. Временами лестница спускалась довольно полого, а временами, особенно на разворотах, резко шла вниз. Тогда ему приходилось разворачиваться и сползать на животе, рискуя сорваться под уклон. Вскоре небо окончательно рассветлелось, и Рене почувствовал себя совсем уверенно. Больше половины спуска было пройдено.

Долина лежала у его ног, сонная и прекрасная, и Рене подумал, что вот так, наверное, видят мир птицы. Горы здесь были не такими крутыми, как вверху. Появились растения. Сначала трава, а затем, почти сразу – кустарник и даже небольшие деревья. С рассветом Рене вышел на широкий отлогий откос. Лестница превратилась в дорогу, которая вилась по каменистой осыпи между исполинских валунов, величественно лежавших на склоне. По краям дороги росли яблони. На некоторых из них Рене заметил яблоки.

Рене остановился. Он впервые в своей жизни видел фрукты. Когда-то давно, просиживая в библиотеке с очередным книгочеем, он видел такие плоды на картинке в одной книге, и, вроде бы, они должны быть съедобны. Но как их готовить? Можно ли их есть сырыми? Рене долго не решался попробовать, а затем подошёл и сорвал один. Он держал в руке яблоко дикой лесной яблони. Осторожно понюхав его, Рене откусил небольшой кусочек. Вкус превзошёл все его ожидания. Он съел его и решил нарвать ещё. Но остальные плоды росли выше, и Рене пришлось лезть за ними на дерево.

– Эй, ты кто? – окликнул его сзади звонкий голос.

Рене оглянулся и спрыгнул. Перед ним стояла девочка, на вид лет тринадцати. Худенькая, с густыми светлыми волосами, заплетёнными в две косички, и выгоревшей на солнце чёлкой. На ней было жёлтое платьице и серенькая вязаная кофточка, местами протёртая до дыр и аккуратно заштопанная. Колени у девчушки были расцарапаны и смазаны каким-то составом. В глазах светилось что-то доброе и любопытное. По всему её облику было видно, что она не была домоседкой.

– Я – Рене. А ты кто?

– А я – Сайка. Но часто меня зовут Стрелка. Меня так папа прозвал. Он говорит, что если где-нибудь на свете есть приключение, то я обязательно его найду. Мой папа – кузнец. А ты что тут делаешь?

– Я? Ем. – Рене протянул ей яблоко. – Ты, случайно, не знаешь, это можно есть?

– Можно, – рассмеялась Сайка. – Эти яблоки ничьи. Они дикие. Только они невкусные.

– Невкусные? – Рене был озадачен, – Какие же тогда вкусные?

Издалека послышалось какое-то не то пение, не то молитва.

– Ой, уже идут. Давай спрячемся и посмотрим, – затараторила Сайка.

– Кто идёт? – испугался Рене.

– Люди. Люди из долины. Вчера бабушка сказала, что старая Хирна прервала свою песнь. А сегодня ночью на юге в горах видели звезду. Значит, великан идёт. Вот я и убежала из дома, чтобы посмотреть на великана.

– Какая Хирна? Какой великан?

– Ты что, не знаешь? Когда Хирна смолкает, можно поднять Покрывало и войти в долину. А когда-то давно было видение, что однажды с рассветом великан, Великий Воин придёт в долину и зажжёт звезду на юге. Этот великан победит Архота. Вчера вечером Хирна неожиданно умолкла, а ночью люди увидели свет в горах. Все страшно перепугались и собрались встречать великана. Меня оставили дома, но я убежала. Хотя я и не верю в эти сказки. Я залезала по Лестнице Великана на самый верх и всё там рассматривала. Нет там никакого Покрывала. И двери тоже нет. Лестница просто кончается, и всё… ой, идут. Скорее, прячься!

Сайка поволокла Рене к какому-то кусту и буквально бросила на землю. Из-за ближайшего валуна медленно выходила странная процессия. Её возглавляли три старца с длинными бородами до пояса. Они несли в руках жезлы, богато украшенные золотом и драгоценными камнями, и пели какие-то гимны. За ними важно выступали шесть мужчин, каждый из которых нёс знамя. В такт их шагам знамёна слабо колыхались в неподвижном утреннем воздухе.

Следом шествовали восемь воинов, которые несли на плечах чёрный бархатный подиум. На подиуме лежал богато украшенный меч, наполовину вложенный в золочёные ножны. Меч действительно был рассчитан на гиганта. Его длина, по крайней мере, втрое превышала рост взрослого человека. И, хотя носильщики не были слабыми, видно было, что ноша даётся им с большим трудом. Замыкали процессию музыканты и все жители долины, кто пожелал прогуляться к горам в столь ранний час. Торжественно и как-то печально процессия прошла мимо.

Рене поднялся и отряхнул опавшие листья с колен.

– Пойдём, – хмуро произнёс он. – Нет там никакого великана.

Сайка

Рене не умел дружить. Просто у него никогда не было друзей. Тем более, девчонок. Поэтому Рене шёл молча. Сайка, наоборот, носилась вокруг широкими кругами, прыгала на одной ножке, шла перед Рене задом наперёд, размахивала руками и щебетала, щебетала, щебетала… а иногда вдруг начинала петь. Через полчаса Рене начало казаться, что вокруг него носится не одна, а десяток юрких говорливых Стрелок.

Когда они спустились в долину, Рене уже знал, что Сайка – дочь кузнеца. Что живёт она с отцом и старенькой бабушкой, которая знает очень много разных интересных историй. Что Сайкин отец – очень хороший мастер, лучший на всю долину, и люди его очень уважают. Про него даже говорят, что он может ковать магическое оружие, но это неправда, потому что у него нет ни одной магической книги. Вообще-то, Сайкин отец не любит делать оружие, но если для доброго дела, то сделает. Это он сделал тот большой меч для великана, только великана всё нет, а Хирна уже совсем старая. Говорят, когда она умрёт, Покрывало может исчезнуть.

– Покрывало – это вовсе не покрывало, а заклинание такое.

Давным-давно, когда Хирна была молодой, на страну опустилась тьма. От этой тьмы земля стала бесплодной, а вода – горькой. Тогда Хирна стала петь заклинание, и тьма отступила. Пока Хирна поёт, никакое зло не может пройти сквозь Покрывало. Выйти может, а войти – нет.

Слушая Сайкину трескотню, Рене чувствовал, что вокруг всё начинает плыть. Он пытался сосредоточиться, но у него разболелась голова. Теперь они шли со Стрелкой через деревню, мимо небольших ухоженных домов с великолепными палисадниками, в которых отцветали последние осенние цветы. Взрослые работали на земле, возделывая и лелея её. Стайки детей играли на улице, что-то рисуя веточками в придорожной пыли.

– Некоторые люди ушли из долины. Кто – по торговым делам, кто – просто так. Из тех, кто задержался снаружи надолго, никто не пришёл обратно, Покрывало Хирны уничтожило их, потому что они заразились тьмой и хотели принести её в долину в своём сердце. Поэтому теперь люди боятся и не выходят. А снаружи долину вообще нельзя увидеть и люди, наверно, совсем забыли о её жителях.

Она, Сайка, живёт очень долго, целых тринадцать лет, и за это время никто не прошёл через Покрывало. Они с подружками даже игру такую придумали: “Тот, кто первый встретит человека оттуда, тот и победит, только никто не победил. Потом всем надоело, перестали встречать. А ты не встречал человека оттуда? Вот было бы здорово встретить! Ты бы тогда победил”.

Послышались ритмичные негромкие удары молота о наковальню. Пройдя через сад, они вышли на берег быстрого говорливого ручья к небольшой закопчённой кузнице, построенной около одноэтажного бревенчатого дома с двускатной крышей. На крылечке сидела пожилая женщина с волосами белее снега и раскладывала какие-то пряные травки. Рене и Сайка вошли в кузницу. Высокий тёмный человек положил молот и обернулся.

– Это я прошёл через Покрывало Хирны. И мне некуда больше идти, – сказал Рене.

Сайка ойкнула и села.

В долине

Через полчаса, умытый и одетый во всё чистое, Рене сидел за столом и завтракал вместе с семьёй кузнеца. Сладкая каша с черносливом, маслом и молоком, пирожки и фрукты. Не так уж и много, но для изголодавшегося мальчика это был целый пир. Когда завтрак закончился, все взгляды обратились к Рене.

Рене начал свой рассказ. Сайка смотрела на него во все глаза и ловила каждое слово. Однако и для взрослых его повесть была удивительной и невероятной. Больше всего кузнеца заинтересовал колдун. Он попросил Рене описать его очень точно.

– Странно, – задумчиво произнёс он, – по всем приметам, это – Архот. Но Архот должен быть стар. Очень стар. Ему ведь гораздо больше лет, чем Хирне. А мы-то надеялись, что он умрёт своей смертью. А меч этот мне знаком. Много лет назад пришёл сюда путник и попросил выковать меч для борьбы с Архотом. Огромной силой наделил я тогда это оружие. Ар-Рихат его имя, Дух мести. Плохо, если он в тех руках, против которых был создан. Вероятно, сегодня – это самое сильное магическое оружие в Ароле. Пожалуй, только один меч может обладать большей силой. Правда, никто не знает, можно ли его достать. И что будет, если и он окажется в руках Архота. Больше об этом может знать только Хирна.

– А кто такой Архот? Откуда он взялся? И почему он преследует меня?

– История Архота начинается с истории Хирны и её старшей сестры Релины. – подала голос старая женщина, – Обе – дочери могущественного мага. Две величайшие волшебницы ушедшей эпохи, две сестры, родившиеся в один день и час, но Релина – на двенадцать минут раньше.

Равные в своем могуществе, Хирна и Релина во всём стремились помогать людям, творившим добрые дела. Они никогда не вмешивались в дела людских правителей, не мешали, но и не помогали им. Их помощи ждали те, кто создавал великие и уникальные вещи. Скульпторы, учёные, архитекторы, художники, музыканты. Только Хирна была осторожна и недоверчива, считая, что целеустремлённый человек и сам достигнет всего, чего хочет, а Релина легко верила людям, иногда награждала их способностями и силой, которые доступны не каждому магу. Однажды сёстры поссорились, и пути их разошлись.

Хирна ушла на север, создала эту плодородную долину, окружила её неприступными горами, и лишь несколько тропинок вели сюда. Люди, пришедшие за ней, добывали хлеб свой трудом своим, и свершения их невелики. А слава Релины росла очень быстро, как и слава людей, которым она благоволила. И вот настал день, когда Релина пала жертвой собственного легковерия. Доподлинно неизвестно, что же на самом деле с ней произошло, но когда её не стало, множество людей, отучённых ею от труда, долгое время не знавшие никаких лишений и забот, стали бороться за первенство в созданной и теперь разворовываемой ими стране.

Особенно старались трое. Их настоящие имена неизвестны людям. Самый сильный из этой троицы получил прозвище Архот – убийца духа. Он ненавидел и презирал любой труд и всех, кто был трудолюбив, кто работал, не покладая рук, стараясь сделать жизнь лучше. Он менял устремления человека, уводя его на путь стяжательства, продажности, измены. Основным оружием Архота были деньги. Он раздавал их щедро, и люди легко брали их, но всё, что они взяли, шло им только во вред.

Коротка была их жизнь и печален конец. Всё, что было создано с помощью денег Архота, либо разрушено, либо разорено, либо пришло в запустение. Говорят, что у него даже сердце из серебра, как монета. И каждый раз, когда он даёт кому-нибудь деньги, он отдаёт частицу своего чёрного сердца. Именно эта частица проникает в душу человека, подчиняет себе его волю, открывает путь предательству. А подчинив, возвращается к Архоту, унося с собой душу человека.

Архот поработил всю западную часть государства и однажды напал на долину. Он – могучий чародей, и главное его оружие – предательство. Многие сражались против него. Все они погибли или изменили нам. Тогда Хирна закрыла вход в долину магическими чарами, которые люди прозвали Покрывалом Хирны. Оно непроходимо для любого зла, которое человек несёт в своём сердце. Армия Архота не смогла пройти через него, и вынуждена была отступить.

Но колдовство не может уничтожить его самого. Кроме того, оно сильно мешает всем жителям долины. Многие семьи оказались разделёнными Покрывалом. Однако, пока Архот жив, только Покрывало спасает нас от его козней. За пределами долины зло множится и сила Архота растёт. Никто сейчас не может противостоять ему. Хотя пророчество гласит, что победить его можно. Только сможет это сделать лишь тот человек, в сердце которого смешалась кровь четырёх магов, в руках – сила трёх воинов, сражавшихся за правое дело, а в имени – тепло огня и сила воды.

– Значит, его легко найти. Ты мне раньше этого не говорила. У него должно быть особенное имя, – обрадовалась Сайка. – Интересно, какое? Огневода? Или Водогонь? Давайте быстренько найдём его и пойдём Архота воевать.

– Не тараторь, Стрелка. У него действительно должно быть особенное имя. На древнем языке Аролы Водогонь – Чиару. Именно так Хирна назвала своего первого сына. Он ушёл на битву с Архотом и не вернулся. После его гибели и появилось Покрывало Хирны. Много лет прошло с той поры. Архот уничтожил всех магов и волшебниц за Покрывалом, а теперь охотится за всеми, кто носит священное имя. Матери больше не называют им своих детей, Архота боятся. Так что, Сайка, очень нелегко найти теперь человека с таким именем. Тем более – волшебника в пятом поколении… Что с тобой, Рене?

– Я? А… а можно мне увидеть Хирну?

– Только если она сама этого захочет. Она мудра, и многое видит глазами мага. Она прозревает прошлое и предвидит будущее. Её советы опасны.

В этот момент в дверь постучали. Кузнец отворил. В проёме стоял человек с длинной седой бородой, одетый в чёрное. Это был один из трёх старцев, возглавлявших утреннюю процессию. Только теперь у него не было жезла. Церемонно поклонившись всем присутствующим, он обратился к Рене:

– Хирна ждёт тебя, Чиару из Сара. Она просит вернуть ей книгу её сына.

Волшебница

Весть о том, что из-за Покрывала пришёл Чиару, который убьёт Архота, вмиг распространилась по всей долине. Слухи летели от одного дома к другому как искры на пожаре, обрастая самыми невероятными и фантастическими подробностями и собирая людей. Поэтому, когда Рене спускался с крыльца, жители долины двумя рядами стояли слева и справа от дороги, освободив для него проход.

Впереди, с видом напыщенным и важным, шествовал старец, за ним – Рене и Сайка, которая после всего, что произошло, не отставала от него ни на шаг. Девочка притихла и испуганно озиралась по сторонам. Кузнец не пошёл с ними. Сразу после разговора он направился в свою кузницу, и теперь чистые и звонкие удары молота доносились им вслед.

Толпа бурлила и волновалась впереди, однако, стоило им приблизиться, всё стихало. Напряжённые взгляды, полные робкой надежды и недоверия, провожали их. Ох, не был Рене великаном, которого ждали столько лет, совсем не был. Обыкновенный мальчик шёл сейчас среди людей для того, чтобы спасти их от могучего и грозного врага. Разве такое возможно? Что он может сделать? Они встречались только один раз, и он едва ушёл живым. Его спасло чудо, колдовство Великой Хирны. Рене было немного не по себе, а Сайка совершенно растерялась, прижалась к мальчику и взяла его за руку.

Они подошли к белому каменному дому с колоннами, стоящему в самом центре посёлка. Дорожка, выложенная жёлтым камнем, привела их к высоким тёмным дверям, которые сами собой беззвучно распахнулись при их приближении. Проводник остался стоять у дверей. Сайка и Рене вошли одни.

Здесь царил полумрак, который скрывал очертания стен, поэтому изнутри дом казался значительно меньше, чем снаружи. В доме было всего одно помещение, слабо освещённое четырьмя массивными бронзовыми светильниками, стоящими на полу. Они больше чадили, нежели давали свет.

В глубине зала, поднятое на несколько ступенек, стояло кресло. В кресле сгорбилась небольшая сухонькая старушонка. Она была такой дряхлой, что Рене затаил дыхание, подходя к ней. Казалось, что она сейчас развалится от одного колебания воздуха. Старушка постоянно бормотала что-то себе под нос. У неё был вид совершенно безумной женщины, только глаза, чистые и ясные, казалось, просвечивали его насквозь. Сайка робко подошла и встала рядом с Рене. Хирна закашлялась, но ни на секунду не прервала бормотания. Рене развязал свой мешок, достал книгу и протянул ей.

Едва Хирна коснулась книги, в зале вспыхнул яркий свет. Казалось, стены мгновенно раздвинулись. Сайка вскрикнула, а Рене, ослеплённый, зажмурил глаза.

– Спасибо, что принёс книгу, – произнёс чистый светлый голос. Рене осторожно открыл глаза, а потом распахнул их от удивления ещё шире. Перед ним стояла высокая молодая женщина, одетая во всё белое. Она была удивительно похожа на те два изваяния, которые Рене видел в скале. И одновременно – на женщину из его детского сна.

– Кто ты? – пролепетал удивлённый Рене.

– Я – Хирна. Ты вернул мне книгу, а с ней – и большую часть моей силы. Для Архота это – сильный удар. Почему-то он решил не брать книгу сам, а поручил это мальчишке из приюта. То ли что-то задумал, то ли просто перемудрил. А возможно, боялся, что за ним следят. Хотя чего ему бояться? Но об этом потом. Подойдите поближе, я рассмотрю вас… Ты, Чиару, очень похож на моего сына.

– Почему ты называешь меня Чиару? Ведь меня зовут Рене.

– Потому, что это имя дала тебе при рождении твоя мать. Имя Рене тебе дали люди, которые нашли тебя, когда Архот убил её. Узнав, что Архот ищет их, твои приёмные родители тайно отвезли тебя в Сар. Они спасли тебя и поплатились за это жизнью. Но и Архот был сбит с толку. Он даже предположить не мог, что тебя укрыли от него в самом сердце его владений. Ты – наша последняя надежда. Он искал тебя десять лет. И нашёл. А найдя, быть может, сделал грубейшую ошибку. Эта его ошибка – наш единственный шанс. Покажи свои деньги, Чиару!

Рене, порывшись в карманах, достал все свои оставшиеся сбережения – шесть монет, и, сложив их горкой в ладони, протянул Хирне. Волшебница вытянула левую руку ладонью вниз и пропела несколько слов. Пять монет, звякнув, тут же прилипли к руке. Шестая осталась лежать не пошелохнувшись. Зажав монеты в руке, Хирна вернула их Рене. Затем указала на ту, что осталась неподвижной:

– Вот оно, чёрное сердце Архота!

Монета

Сайка во все глаза с ужасом смотрела на монету, а Рене с горечью думал, что всю свою жизнь он мечтал иметь маму и папу, а теперь оказывается, что у него их было даже по-двое. И что все они, умные, красивые, взрослые люди любили его и даже погибли, защищая. Всю свою сознательную жизнь он мечтал, чтобы взрослые подарили ему частичку своей души, немного простого человеческого тепла. А оказывается, всё это у него было, было в избытке, и было бы сейчас, если бы не этот проклятый колдун с серебряным сердцем, которое он по кускам раздаёт каждому желающему направо и налево, обращая людей в рабов.

– Никаким способом нельзя избавиться от этой монеты, – продолжала Хирна. – Её нельзя отдать, нельзя разменять, потерять, выбросить или уничтожить. Эта монета не принадлежит своему хозяину. Она подвластна только Архоту! Каждый раз, когда человек, имеющий такую монету, что-нибудь покупает или просто отдаёт её кому-нибудь, монета возвращается к тому, кому её дал Архот.

Видишь, даже я, используя всю свою магию, не смогла забрать её у тебя! И каждый раз, возвращаясь, монета проходит через сердце человека, оставляя на нём свой серебряный след. Со временем сердце человека одевается в серебряную броню. И тогда уже ни людские страдания, ни чужая боль больше не беспокоят его. Человек становится жестоким, холодным, расчётливым.

Велик, ох, велик соблазн, воспользоваться ей. Она одна делает человека безумно богатым. Все богатства мира в его руках! Но расплата неминуема! И ещё один раб Архота покорно падает к ногам своего господина.

– Но что я могу сделать с ней?

– Победить Архота. А заодно – и всех остальных.

– Остальных???

– Конечно. Архот – не единственный. И серебряное сердце, которое бьётся в его груди – не его сердце. Часть этой истории я знаю. Кое о чём догадываюсь. Что-то от меня скрыто. Я расскажу эту легенду так, как она видится мне.

Когда-то давно, трое презренных людей – нищий, монах и торгаш, заполучили магический камень Хут и стали ссориться, пытаясь разделить его меж собою. Никто не хотел уступать другим. Камень этот даёт людям силу великую, добрым людям – добрую, а злым людям – злую, ибо сила его – в воле человека. Долго, ох, долго несли они камень, долго ругались, дрались и ссорились из-за него. И чем больше они злились и ссорились, тем больше зла давал волшебный камень каждому из них.

На третий день пути так пропитались они злом от камня, что стали великими во тьме. А на четвёртый день повстречали они могучего волшебника, в сердце которого боролись добро и зло, любовь и ненависть. Велик был маг, и всё, что угодно, было в сердце том. Обменяли презренные камень на сердце мага великого, а, обменяв, – разделили. Каждый получил то, что хотел. Маг – камень, нищий – деньги, торгаш – власть. А что получил падший монах – про то мне неведомо.

Да, каждый получил то, что хотел. Только не принесло это добра никому из них. Выпал камень из груди мага. И сам он окаменел тогда. А что стало с остальными, доподлинно неизвестно. Легенда говорит, что продали они сердце, да только думаю я, что неправда это. Так что видится мне, Чиару, что держишь ты в руках своих не просто чёрное сердце Архота. Это – часть сердца великого волшебника. Мага, который очень любил Аролу. Чьими трудами она была возвышена, и чьим сердцем разрушена.

– Так значит, ужасный и непобедимый Архот – всего лишь нищий?

– удивилась Сайка.

– Да, – печально улыбнулась Хирна, – всего лишь нищий. Но нищий, подчинивший себе с помощью камня великое сердце. Отбери его у Архота, и он станет лишь тем, кто он есть на самом деле: бродягой и попрошайкой. А пока – он опасен, очень опасен. И борьба предстоит тебе нелёгкая, Чиару. Длинный путь предстоит тебе пройти. А возможно, и пасть на нём. Тебе понадобится всё твоё мужество. И тебе понадобится друг.

– Эй, какой ещё друг? А я зачем? Я и есть его самый давний друг. Мы уже столько времени дружим. Так дружим, как никогда никто не дружил. – Сайка от волнения тараторила очень быстро, – Я уже большая, я справлюсь, вот увидите, справлюсь, я большая, я тринадцать лет живу. Папа говорит, что этого достаточно, чтобы соображать. Вот я и соображаю. Я очень-очень хорошо соображаю. И потом, я умею искать приключения. А это – самое-самое настоящее приключение. Я сама – сплошное приключение. А ему всё равно без меня не обойтись, потому, что я – просто эксперт по приключениям. У меня их уже столько было, всяких-всяких, – подняв влажные от слёз глаза на Хирну, она неожиданно утихла, а затем произнесла очень жалобно, чуть не плача: – Ну, возьмите меня. Пожалуйста…

– Это не мне решать, милая Стрелка, – мягко произнесла Хирна, – проси разрешения у Рене.

Рене, поражённый, только утвердительно затряс головой.

– Хочешь, я тоже буду звать тебя Чиару? – спросила Сайка, размазывая по лицу мгновенно высохшие слёзы.

План действий

– Пойдёмте, я провожу вас, – промолвила Хирна. – Теперь, когда моя книга со мной, мне не нужно больше петь, чтобы укрыть долину. Чересчур долго я сидела взаперти. Пора и мне выйти отсюда. А вам надо отдохнуть. Немало значительных событий произошло сегодня для двух напуганных детей. Да и для меня тоже. Мне нужно привести свои мысли в порядок. Множество тёмных дел ускользнуло от моего внимания, пока я пела здесь. Вечером мы снова встретимся и вместе придумаем план нашей борьбы. А пока, спрячь монету, Чиару. Никогда её не доставай, никому не показывай, ни за что не отдавай. Помни, от этого зависит твоя жизнь. И наша тоже!

Рене замотал монету в пояс и надел его на себя. Остальные деньги он отдал Сайке, чтобы не перепутать. Хирна обняла их за плечи и повела к выходу. Помещение разительным образом переменилось. Пол стал прозрачным, как будто застывшая волшебным образом вода. В нём был виден чудесный подводный мир. Проплывали диковинные морские животные, подводные течения лениво изгибали причудливые водоросли.

Пол устилала желто-красная ковровая дорожка. Светильники горели ярким волшебно-белым светом, изгоняя тьму из самых потаённых мест. Помещение, раздвинутое заревом, оказалось прекрасным залом, украшенным лепниной и золотыми украшениями на стенах. Иссиня-черный потолок походил на глубокий проем в самые тайные уголки Вселенной. В этом проеме виднелись звезды, казавшиеся до ужаса близкими и настоящими.

Двери открылись, и радостные крики людей слились в единый ликующий возглас. Все жители долины приветствовали Хирну, чудесным образом вернувшуюся к жизни. Хирна остановилась, вскинула руки, и толпа умолкла.

– Архот должен знать, что мы принимаем бой. Но вступать в открытую драку неразумно. Сегодня вечером мы найдём способ ответить.

Хирна опустила руки, развернулась и вошла в дом. А Сайка и Рене спустились к жителям долины. Толпа была слегка разочарована столь короткой речью волшебницы, поэтому детей встретили как героев, спасших их Хирну. Сотни рук тянулись к ним, сотни голосов что-то кричали, просили, требовали. Сотни глаз взирали на них с нескрываемым любопытством. Рене мечтал только о том, чтобы стать невидимым, но толпа не отпускала их, пока они не вошли в кузницу.

– Я думаю, что тебе будет нужно хорошее оружие, – вместо приветствия произнёс кузнец и бросил взгляд на Сайку. – А, зная свою дочь, я думаю, что оружие понадобится и ей. На это уйдёт около трёх недель.

– Вряд ли, – ответил Рене, – Следует признать, что в открытом бою нам с Архотом не справиться. Во всяком случае, это слишком большой риск, на который мы не имеем права. Не думаю, что Хирна изберёт этот путь. Должен существовать другой способ. Мы должны нанести Архоту удар там, где он меньше всего его ждёт. Поэтому для нас сгодятся обычные клинки, простые и удобные.

Кузнец молча кивнул и снова взялся за молот.

Целый день Сайка и Рене отбивались от местной ребятни, а вечером снова направились к Хирне. Волшебница встретила их на пороге и провела внутрь. Она выглядела усталой и разбитой.

– Итак, их трое, – начала она. – Трое презренных с чужим сердцем. Двоих я вижу. Это Архот на западе, Номут – на юге и третий – на востоке. Весь сегодняшний день я пыталась открыть его тайну. Но восток сокрыт от меня. Что вы там найдёте – для меня неизвестно.

– Но что нам делать с ними? Как их победить? – спросила Сайка.

– Вам нужно вернуть к жизни мага, который отдал им свое сердце.

– Но как это сделать, если у него нет сердца? – удивился Рене.

– В том-то всё и дело. Есть два способа. Первый – найти камень. Мы знаем, что носил он этот камень в груди и жил с ним. Но помните, что даже великий маг, возрожденный таким способом, бессердечен. Вряд ли он поможет вам, если восстанет с камнем. Во всяком случае, самое страшное зло сотворил он как раз тогда, когда был без сердца. Но камень может вам помочь. Он умножит ваши силы. Поэтому найти его было бы очень кстати.

Однако помните, что камень умножает в человеке не только хорошее, но и плохое. Так что, если найдёте камень, берегите свое сердце от зла. А сделать это будет очень трудно, так как ты, Чиару, носишь зло на поясе. Монета будет искушать тебя. Не поддавайся ей! Ты погибнешь, а с тобой – и последние наши надежды. Второй способ – вернуть магу его настоящее сердце. Но для этого вам нужно победить всех троих. А без сердца мага сделать это трудно, очень трудно.

– А что сделает маг, когда оживет? – поинтересовалась Сайка.

– Хм… Я думаю, что он вам поможет. Во всяком случае, я очень надеюсь, что он захочет вернуть свое сердце. Тогда он будет на вашей стороне.

– А если нет? – осторожно поинтересовался Рене.

– Тогда, скорее всего, вам придется бороться самим.

– Но как?

– Победить сердце мага. Другого пути нет. Только оно дает им силу и зло. Поэтому-то я и считаю, что Архот совершил ошибку. Он отдал тебе то, против чего ты должен бороться. Это очень сильное и опасное оружие, ещё никто не устоял перед ним, но, направив его против тебя, он стал уязвимым.

На распутье

Наступил поздний вечер. Сайка, как обычно, бегала вокруг и беззаботно щебетала. Рене рассеянно слушал её, медленно вышагивая по посёлку. Мысли его путались. Идя на встречу с Хирной, он надеялся, что волшебница подскажет ему, как справиться с Архотом. Но теперь выходило, что решать надо самому.

Рене остановился и оглянулся. Идти в кузницу не хотелось. Показываться на людях – тоже. Сейчас его очень раздражали эти глаза, смотрящие на него с подобострастным восхищением из каждого дома. Поэтому он свернул с дороги и вышел огородами к ручью.

Чистый поток весело бежал по каменистому руслу меж берегов, заросших густой зелёной осокой. Плеск воды в вечернем сумраке как-то сразу успокоил Рене. Медленно бредя вдоль воды, они с Сайкой вышли на небольшую песчаную косу, посреди которой лежал большой чёрный камень, плоская вершина которого мрачно проглядывалась на фоне полоски воды, ставшей уже почти чёрной. Он ещё хранил тепло дня.

Рене подошёл к камню и положил руки на тёплую шершавую поверхность. Сайка с визгом и смехом влезла наверх, звала Рене и корчила ему оттуда смешные рожи. Но Рене было не до смеха. Тяжело опустившись на песок и привалившись спиной к камню, он глубоко задумался. Вволю напрыгавшись, Сайка, смеясь и тяжело дыша, спустилась с камня и села рядом.

– Похоже, Хирна сама не знает, что делать, – хмуро проговорил Рене.

– Почему?

– Сама посуди. Ну, предположим, нашли мы камень. И что с ним делать? Бежать оживлять мага? Или Архота воевать?

– К магу, конечно. С Архотом нам самим не справиться.

– Не думаю! Маг ведь сам отказался от своего сердца. Захочет ли он вернуть его?

– Конечно захочет. Ведь это его сердце.

– А если нет? Ты ведь слышала, что он натворил, став бессердечным!

– Слышала. Только мне почему-то кажется, что он должен быть с нами, ну, то есть, на нашей стороне.

– Совсем не обязательно! Подумай, ведь вся троица сейчас живёт его злом. И потом, – Рене прищурился и в упор посмотрел на Сайку, – Вот ты бы отдала своё сердце? Променяла бы его на камень, Пусть даже самый волшебный?

– Н-нет, – испуганно пролепетала та и проворно прижала руки к груди.

– И я бы не променял. Ни за что бы не променял! Поэтому-то я и не верю, что маг нам поможет. Как бы ещё не помешал!

– Но Хирна…

– Да! Вот именно! Кажется, для Хирны куда важнее оживить мага, чем извести Архота. Зачем-то он нужен ей, этот маг! Вот только непонятно, зачем? Ведь она сама призналась, что пела всё это время и не знает, что происходит сейчас в большом мире.

– Ну и что?

– Как что? Ведь мы не первые, кого она посылает на эту битву! Это значит, что она всем советовала то же самое! Ей просто некогда было придумать что-то новое. Вот все и шли мага оживлять. И гибли.

– Но ведь она же не нарочно?

– Конечно, не нарочно. Не могла же она сына своего нарочно на смерть послать. Только Архот всё давно уже понял и наверняка там засаду устроил. Места-то лучше не придумаешь. Сиди себе рядышком, да присматривай за дорогой. Не пройдёт ли человек с камешком? Не спросит ли кто, где тут маги бессердечные валяются? И уж в любом случае, если бы боялся он мага этого окаменевшего, то за столько лет уж точно понаделал бы из него кирпичей, ступенек или подсвечников. Он ведь всё равно, что мёртвый и ответить не может. А это значит, что если туда и ходил кто-то с камнем да сгинул, то камень, скорее всего, уже у Архота. Так что искать его не нужно. Найден он давно.

– Как, и камень у него?

– Думаю, да. А раз так, то маг этот каменный у него что-то вроде заводной игрушки. Вставил камушек, оживил ненадолго, поиграл – и опять баиньки… не позавидуешь!

– Что же нам делать?

– Не знаю, – пожал плечами Рене, – Ясно одно: к магу идти нельзя – смерть. И камень искать бесполезно. А это значит, что на западе нам делать нечего. Прямо в лапы к Архоту угодим. Здесь Хирна ошибается. Но в одном она права точно. Чтобы одолеть Архота, надо победить его сердце. Битва предстоит нам нелёгкая. Она уже идёт, хотя я этого и не чувствую. Архот действительно совершил ошибку. С монетой биться надо. Вот только как? Надо легенду эту получше узнать. Только не от Хирны.

– Может, у бабушки? – нерешительно подняла глаза Сайка.

– Пойдём, поздно уже, – помолчав, произнёс Рене вместо ответа и поднялся.

Вечер

Дома их ждал настоящий пир. Бабушка испекла сладкий грушевый пирог. Тонкий аромат чувствовался за добрый десяток шагов до дома. Почуяв его, дети ускорили шаг, а Сайка радостно закричала и бросилась бегом. Рене молчал всю дорогу, но тут тоже не выдержал.

– Стой, всё равно догоню! – весело крикнул он вдогонку и кинулся следом за ней. Они одновременно взбежали на крыльцо, с весёлым шумом застряли в дверях. Каждый хотел попасть в дом первым. Наконец, весело смеясь, они вместе вкатились в комнату, прямо под ноги к бабушке.

– Ну-ка марш мыться и за стол! Фу, какие грязные! Где вас только носило в такой поздний час? – бабушка стояла над ними, грозно уперев руки в бока, но глаза её светились нежностью и добротой. Поэтому дети совсем не испугались.

– Чур, я первая, – Сайка вскочила и метнулась назад. Рене встал, потирая больной бок, и кинулся, было, за ней, чтобы снова устроить свалку в дверях, но юркая Стрелка уже весело щебетала во дворе около умывальника. Стоило Рене подойти, она с визгом обрызгала его холодной водой и бросилась в дом.

Боль в боку напомнила Рене о вчерашних событиях. Он мылся, разбрызгивая холодную колючую воду, и чуть не плакал от счастья. Впервые в жизни он встретил людей, которых не нужно было бояться. Которые отнеслись к нему с пониманием, добротой и лаской, приветили его как своего, как равного, приняли и приютили. Новые, добрые и непонятные чувства хлынули в грудь, заполнили её всю и просились назад через глаза, заполняя их слезами.

Сейчас именно от него, Рене, зависело, что будет с этой долиной и с этими людьми, которые так понравились ему. Будут ли они свободными, или падут к ногам жестокого властелина. Нет, он ни за что не отдаст их ему. Он будет сражаться за них! За всех! До конца! До последнего вздоха! Хирна ошиблась. Она ещё может помочь. Но свою войну она проиграла. Когда и почему – не важно. Просто у него теперь нет права на ошибку.

Сайка уже сбегала за отцом. Кузнец молча вошёл и сел к столу. Бабушка хлопотала по хозяйству, подливая всем чаю и подкладывая ещё пирогов. Рене уплетал за обе щёки. В нём боролись два чувства. Чувство постоянного голода, выработанное за долгие годы жизни в приюте, и чувство ужасной неловкости за свой голод. Впрочем, вскоре он заметил, что бабушка, глядя на него, улыбается широкой доброй улыбкой, и чувство неловкости куда-то улетучилось.

Сайка, вымазанная по самые уши грушевым вареньем, прихлёбывала чай и по привычке болтала ногами под столом. Кузнец ел молча, глядя в свою тарелку. Казалось, мысли его витают где-то далеко. Рене поразили размеры его рук. Куски пирога казались до смешного маленькими в огромных узловатых ладонях.

Постепенно ужин перетёк в неторопливую беседу. Рене интересовал меч, который он видел в руках колдуна, и кузнец начал печальную повесть.

– Много лет назад пришёл в долину человек. Он попросил меня сделать ему оружие, которое может сразить Архота. Простым мечом его не убить. Каждый раз, когда обычный меч поражает его, умирает один из его рабов, отдавая жизнь за своего господина. А рабов у него много, очень много. И с каждым днём становится всё больше. И чем больше людей покоряет Архот, тем сильнее он становится. Только оружие чрезвычайной магической силы может сразить его самого, освободив всех людей, порабощённых им. Говорят, что такой меч должен быть выкован в Неугасимом Пламени. Но где взять это Пламя, и существует ли оно вообще – неизвестно. Возможно, это просто красивая легенда. Ответов на эти вопросы я не знал. Тогда я обратился к Хирне.

Примерно через месяц человек пришёл ко мне, неся в руках плошку с огнём. Это было удивительное пламя. Плошка была пуста, но огонь горел, словно питаемый жаром преисподней. Где его взяла Хирна, я не знаю, но оно не гасло даже в воде и жгло нестерпимо. Ещё через неделю клинок был готов. Никогда до этого я не делал такого оружия, и никогда, наверно, не сделаю больше. Я вложил в него всю свою ненависть к Архоту, который незадолго до этих событий отнял у меня брата. Меч получился тонким, удивительно лёгким и гибельно острым. Одинаково легко он рубил дерево и сталь, крошил в песок самый твёрдый камень. Он словно впитал в себя всю силу волшебного огня. Пламя жило в нём, яростно обрушиваясь на каждого, против кого поднимался этот меч. Казалось, будто он сам сражается в руках своего хозяина.

Человек принял у меня это оружие. Подняв его над головой, он произнёс: “Я нарекаю тебя Ар-Рихат – Дух мести. И обращаю на Архота, дабы низвергнуть его и иго его навеки”. После этого он ушёл и больше уже не вернулся.

– У тебя был брат?

– Да. В нашей долине нет болот, а значит, и железной руды. Незадолго до этих событий он уехал в Сар, чтобы продать оружие и купить железо для работы. Теперь уже никто никогда не узнает, что произошло с ним там. Он погиб совсем близко от дома. Покрывало уничтожило его, когда он возвращался.

– А пламя? – поинтересовался Рене.

– Пламя? Оно словно истаяло. Ещё два клинка выковал я в нём. Нет, оно не погасло совсем. Но каждый раз от соприкосновения со сталью оно точно слабело. Как будто сила уходила из него. Сейчас оно едва теплится. От него можно разве что костёр разжечь. Клинки получились слабые. Магии в них почти нет. Последний я закончил уже в обычном огне.

И всё же Ар-Рихат – чрезвычайно сильное оружие. Пожалуй, только один меч может справиться с ним. Говорят, что такой меч рождает сама Земля. Один раз в тысячу лет.

– А что это вообще такое, Неугасимое Пламя?

– О! О нём мечтает каждый кузнец. И каждый кузнец ищет его всю свою жизнь. С его помощью настоящий мастер может создать уникальные творения. Говорят, что этот огонь сжигает всё и может сплавить вместе сталь и замысел человека, его сокровенную мечту. Поэтому люди, глядя на работу мастера, говорят, что он ковал её в Неугасимом Пламени. Оно горит с начала мира, и именно в этом огне сокрыта сила великих свершений. Древние предания гласят, что оружие, выкованное в Неугасимом Пламени, наверняка исполнит своё предназначение.

Кузнец замолчал. Больше Рене ничего из него не вытянул.

Наутро

Рене проснулся, как обычно, рано. Солнце ещё не поднялось, но на востоке сияла широкая алая полоса зари, отражавшаяся в высоких, причудливо рваных облаках. День обещал быть ветреным. Обычно Рене сразу вскакивал, но сегодня он решил ненадолго остаться в постели. Рене было очень стыдно, но сегодня он впервые в жизни почувствовал лень и приятную истому. Тёплое чистое бельё и сытый желудок способствовали отдыху и не подгоняли его. Сладко потянувшись, он перевернулся на другой бок и смежил глаза. Но сон не шёл. Тогда он просто стал думать, лёжа с закрытыми глазами.

В его памяти вчерашний день остался в виде каких-то неясных обрывков и коротких воспоминаний, поэтому теперь, удобно свернувшись в мягкой кровати, Рене скрупулёзно расставлял эти обрывки в единую цепочку, восстанавливая по крупицам последовательность удивительных событий. Перед его сознанием вновь прошли Хирна и все детали вчерашней встречи. “Всё-таки она очень много знает и по-своему хочет помочь, но не может, – рассуждал Рене, – И что-то она явно не договаривает. Ведь знала же она про пламя, хотя ни словом о нём не обмолвилась. Значит, либо не верит, что оно существует, либо думает, что оно не поможет. А ведь это – самое очевидное решение. Ведь пламя рядом, в кузнице”. Рене вспомнил огненный меч, который он видел в руках колдуна, и почувствовал неприятный холодок внутри.

Неожиданно на память пришли слова кузнеца: “Пожалуй, только один меч может обладать большей силой, чем меч колдуна. Правда, никто не знает, можно ли его достать. И что будет, если и он окажется в руках Архота”. Интересно, что это за оружие?

Рене глубоко вздохнул и открыл глаза. У него осталось впечатление, что он отвлёкся и упустил-таки что-то важное.

– И-и-и-Эх! – Сайка подкралась абсолютно тихо и, внезапно прыгнув на Рене, накрыла его подушкой и стала со смехом мутузить маленькими острыми кулачками, – Вставай, лежебока! Солнце сейчас взойдёт. День начался.

Рене хотел дать отпор, но от неожиданности запутался в одеяле и свалился на пол. Торжествующе взвизгнув, Стрелка вскочила на ноги, бросила в него подушкой и выбежала из дома. Рене долго и смешно дрыгал ногами. Наконец, ему удалось выпутаться, и он, как был, в одних трусах, бросился следом. Сайка шумно плескалась возле умывальника. Увидев Рене, она тут же плеснула на него холодной водой и со смехом бросилась прочь. Это было уже слишком.

– Эй, ты забыла подушку, – глухо сказал Рене голосом, не предвещавшим ничего хорошего, и кинулся в погоню за обидчицей.

Рене раньше видел, как бегают девчонки, выворачивая наружу ноги и смешно поджимая согнутые в локтях руки. Но догнать Стрелку оказалось делом нелёгким. Сайка бежала абсолютно свободно и раскованно, на полной скорости закладывая фантастические петли. Помимо своей воли Рене залюбовался ей. Пару раз она подпрыгивала, делала переворот в воздухе и резко меняла направление. Мальчик по инерции пролетал мимо.

Несмотря на преимущество в возрасте, за пятнадцать минут погони ему так и не удалось ни разу схватить её, и Сайке досталось-то всего три раза подушкой, да и то вскользь и не больно. Наконец они утихомирились.

– Ничего себе, с добрым утром. Ты всех так будишь? – осторожно поинтересовался Рене, когда они возвращались назад.

– He-а. Только друзей… – хитро прищурилась Сайка, – Давай сюда подушку.

– Хм. Тогда я знаю, что на свете опасней всего, – засмеялся Рене, протягивая Сайке рваную и наполовину выпотрошенную наволочку, из которой в разные стороны торчали перья.

– Что?

– Быть твоим другом… Но я опасностей не боюсь. – Рене расплылся в широкой улыбке. Синяк под левым глазом несколько портил её, но Сайка не обращала на такие мелочи внимания. Она весело засмеялась, затем неожиданно вспыхнула и отвернулась.

– Иди, умойся, – тихо сказала она, – Вон, бабушка молоко несёт. Скоро будем завтракать.

Зима

Прошла неделя, другая, третья… Всё это время Рене пропадал в кузнице и почти не видел Сайку днём. Он работал. Подмастерьем. В его обязанности входило раздувать горн большими кожаными мехами. Меха были так велики, что Рене просто вставал на них, брался за верёвочное кольцо, свисавшее с потолка, и начинал раскачиваться, как на качелях. Качаться надо было долго, иногда минут двадцать. Поначалу у Рене после такой качки сильно болели все внутренности, но вскоре он привык.

Наконец, заготовка раскалялась до нужной температуры. Кузнец брал её большими щипцами с длинными чёрными ручками и клал на наковальню. Перехватив щипцы в левую руку, он брал правой рукой молоток, обивал с заготовки окалину и начинал стучать по ней, указывая, куда нужно нанести удар. Рене хватал молот и, вкладывая в удар всю силу, бил, замахиваясь через плечо, стараясь попасть точно в то место, куда указал кузнец.

Надолго его не хватало. Некоторое время спустя он буквально валился под наковальню. Тогда кузнец брал у Рене инструмент и продолжал работать один, нанося мощные точные удары. Казалось, что он никогда не устанет. А Рене на четвереньках отползал в сторону, дрожащими руками черпал тёплую солёную воду из деревянной кадки и жадно пил. Напившись и немного передохнув, он как одержимый снова и снова подходил к молоту, и всё повторялось сначала.

Приходил посланец от Хирны. Церемонно откланявшись, оделив приторно-сладким вниманием каждого из присутствующих, он с почтением просил Чиару, принёсшего радость выздоровления Великой Хирне, прийти к волшебнице за огнём. От этой словесной карамели у Рене стало кисло во рту. Сам не зная почему, он отказался.

Кузнец посмотрел на него внимательно, слегка приподняв удивлённо брови, но ничего не сказал. Мальчику показалось, что он одобрил этот поступок, хотя никакого разговора о Пламени после того памятного вечера между ними больше не было. “Какое же оно Неугасимое, если всё-таки погасло?” – оправдывался он сам перед собой позднее.

Вдруг выпал снег. Холодное утреннее солнце озарило белую землю. Сразу стало светло. Утро было морозным и безветренным. Снег лежал будто белый сказочный ковёр. К полудню он растаял, оставив несколько чёрных луж и неприятное чувство безвозвратно уходящего времени. Однако Рене не спешил.

Больше всего он опасался сейчас сделать неверный ход. От худого чёрноволосого мальчишки, пришедшего некоторое время назад в долину, не осталось ничего. Суровый и мускулистый, Рене с каждым днём всё больше напоминал дикого зверя, хитрого и расчётливого, загнанного, но не затравленного, приготовившегося к единственному, возможно – последнему и самому главному в своей жизни, прыжку.

Теперь Рене жил так, будто время его больше не принадлежало ему. Он уходил в кузницу до восхода солнца и возвращался поздно вечером. Наскоро поев, он выпивал много воды, после чего садился рядом с Сайкой. Девочка доставала книгу, несколько листов бумаги, карандаши и учила его грамоте и счёту. Чтение и письмо Рене понимал легко, а счёт давался ему с большим трудом.

Каждый раз урок арифметики заканчивался тем, что Сайка выходила из себя, злилась на Рене, объявляла его тупицей, вскакивала и кричала, что никогда больше не будет ничему учить такого недотёпу. Бабушка только улыбалась, глядя на них поверх очков. Рене краснел и злился, грызя ногти. На следующий вечер история повторялась.

Приближалась весна. Сайка ходила по долине, расспрашивала людей, пытаясь поподробнее разузнать историю Хирны. Это оказалось непросто. Большинство жителей беспредельно верили волшебнице, считали её великой и чуть ли не святой. Любая попытка разговорить их оканчивалась уверениями в вечной любви и покорности, пожеланиями счастья и долголетия, мудрости и силы. Постепенно это раболепие начало злить Сайку.

– Не понимаю! – однажды сквозь слёзы пожаловалась она Рене, – Такое впечатление, будто они все рабы, рабы по собственной воле. Да ещё и гордятся этим! Чем тогда Хирна лучше Архота?

– Что ж, – задумчиво ответил тот, – Может быть так и есть. Пожалуй, от взрослых мы ничего не добьёмся. Они либо глупы, либо боятся. Если жители долины действительно чего-то опасаются, то желание избавиться от страха, должно породить множество героических сказок и легенд. Надо спрашивать у детей.

– А если они всё-таки глупы? – горько усмехнулась Сайка.

– Тогда мы ничего не узнаем. Но знаешь, кажется, я буду только рад этому.

– А о чём спрашивать-то? Сказок ведь немало. Мне вот бабушка каждый вечер что-нибудь рассказывает. Про принцев всяких, чудовищ, Стражей.

– Стражи? – мальчик насторожился, – А кто они?

– Ну, это могучие маги, которые нашу землю защищают от врагов. Точнее, раньше защищали, когда ещё Архота не было. Теперь они умерли все.

– Нет, это всё не то, – отмахнулся Рене, – Таких сказок везде полно. И совершенно ясно, как они родились. Нужно найти что-то особенное. Сказку, на первый взгляд может быть даже глупую, но таинственную и непонятную. Ту, которую рассказывают у костра, в самые страшные ночи и обязательно шёпотом.

– Ну, эту сказку у нас все знают, – беззаботно отмахнулась Сайка.

– Какую сказку? – сразу насторожился Рене.

– О скелете в горе. У нас ей самых маленьких детей пугают, – Сайка усмехнулась, но сразу осеклась, заметив пристальный напряжённый взгляд мальчика.

– Рассказывай, – сухо скомандовал тот.

– Ну… надо произнести четыре заклинания, – неуверенно начала девочка, – По одному на каждую сторону света. Трижды умереть и возродиться из семени. Взять в правую руку огонь, а в левую – воду. И идти на юг, к скелету в горе, который стережёт сокровище. Каждый может объявить свои права на сокровище. Тому, кто сможет владеть им, скелет поможет. Но того, кто пожелает его и не сможет взять, скелет убьёт. Там дальше ещё много про всех, кто ходил, только никто не вернулся…

Рене надолго задумался. Неожиданно глаза его сверкнули.

– А что это за сокровище? – заинтересовался он.

– Не знаю, – пожала плечами Сайка, – Неужели ты серьёзно хочешь искать этот скелет, стерегущий золото? Это ведь просто страшная сказка, чтобы пугать самых маленьких.

– Да, хочу. Это не просто сказка. И сокровище, вероятнее всего, не золото. В долине нам делать больше нечего. Завтра уходим. Теперь мы знаем почти всё.

– Эй, постой. А чего “почти всё” мы знаем-то?

– Мы знаем где искать, но не знаем что. Ты ничего не поняла? – удивился Рене, – В левой руке вода – “Чи” на древнем наречии. В правой – огонь – “Ар”. Что получается?

– Чиару? Так это про тебя сказка? Вот здорово! А что значит умереть и возродиться? И какие тебе нужны заклинания?

– Помнишь, что говорила бабушка про того, кто может победить Архота? Это должен быть человек, “в сердце которого смешалась кровь четырёх магов, в руках – сила трёх воинов, погибших за правое дело, а в имени – тепло огня и сила воды”. Вот только мне хотелось бы услышать эту историю не от тебя и не через полгода, а от Хирны и в первый же день.

Рене огляделся. Они стояли на берегу ручья у того самого плоского чёрного камня, около которого они стояли в первый вечер, когда возвращались от Хирны. Солнце ещё не зашло за горизонт, но было скрыто плотными серыми тучами где-то низко на западе. Весна началась давно, но только по календарю. Снега было немного, однако таять он пока не собирался. С неба сеялась какая-то холодная колючая труха. Пронизывающий ветер трепал Сайкины волосы, забирался под одежду, пытался проморозить до самых костей.

Через несколько минут они уже подходили к дому. Неожиданно Рене остановился и рванул Сайку назад.

– Ты что, больно же, – возмутилась девочка, но Рене только молча пригрозил пальцем и потащил её прочь с дороги.

– Скорее, тихо! – они шлёпнулись на землю метрах в десяти от большака, надеясь, что наступающие сумерки будут достаточным укрытием, и на них не обратят внимания.

По улице медленно шёл кузнец в окружении четырёх воинов, державших мечи на плече. Во главе процессии шествовал старик, посланец Хирны. В его руках поблёскивал драгоценными камнями церемониальный жезл. Кузнец не останавливаясь оглянулся и, как показалось Рене, бросил в их сторону печальный взгляд. Процессия медленно удалилась в сторону дома волшебницы.

– Что это значит? – широко раскрыв глаза, шёпотом спросила девочка.

– Это значит, что надо уходить, – глухо произнёс Рене, – Не знаю, что случилось, но Хирна – не помощь нам больше и не защита долине. Жаль. Идём.

Бегство

Рене быстро шагал по замёрзшим камням. Деревня осталась позади. Теперь они шли той дорогой, по которой он впервые пришёл в долину. Всегда весёлая и говорливая, Сайка шла молча, и иногда Рене казалось, что она беззвучно плачет. Он впервые видел дочь кузнеца такой подавленной и мрачной, и сейчас ему было бесконечно жаль её. Солнце село. Холодные неуютные сумерки окутывали их с каждым шагом всё плотнее. Каменистая тропа, покрытая тонким слоем мокрого снега, была предательски скользкой. Теперь им приходилось постоянно держаться за руки, чтобы не упасть. Неожиданно Рене остановился и всмотрелся в снег.

– Скажи, а люди часто сюда приходят?

– Нет. Здесь никто не живёт. Летом сюда иногда прибегают мальчишки, чтобы полазать по горам, а зимой это слишком опасно.

– Смотри! – Рене указал на три цепочки крупных следов, уходящих к горам, – Сегодня вечером шёл снег, а следы очень чёткие. Значит, очень свежие. Эти люди прошли только что. Нам туда нельзя. Там нас ждут.

– Куда же нам идти? – сквозь слёзы спросила Сайка.

– Где-нибудь ещё есть выходы из долины?

– Да. В доме Хирны есть подземный ход. Это – главный проход в долину.

– Нет уж, спасибо. В своём доме она нас точно сцапает. А разговаривать с ней мне что-то больше не хочется.

– Больше ходов в долину нет, – пролепетала Сайка и чуть не расплакалась.

– Подожди плакать, – остановил её Рене, – Ты ведь и об этой дороге ничего толком не знала, пока я не пришёл. Пойдём.

– Куда?

– Вперёд, конечно. Нельзя много топтаться на одном месте. Они поймут, что мы о чём-то догадались.

Рене шёл быстро, вглядываясь в быстро сгущавшийся мрак и стараясь не потерять следы. Его ужасно веселила ситуация гонки за своими преследователями. К основанию лестницы, затерянному в каменном склоне, они вышли практически в полной темноте.

Склон продувался пронизывающим холодным ветром и поэтому снизу казался голым, чёрным и неуютным. Даже снег не задерживался на нём, оставаясь только на лестнице. Следы их преследователей чётко отпечатались на ступенях.

– Смотри, они поднялись наверх! – радостно закричал Рене, – Значит, у нас есть шанс. Видишь, если подняться на три ступени, то можно прыгнуть влево, на голый камень.

– Зачем?

– Да пойми ты, за нами погоня. Если они не обратили внимания на то, что мы не поднимались, то обмануть их, может быть, будет не сложно. Когда они поймут свою ошибку и спустятся сюда, то увидят наши следы на лестнице и могут подумать, что мы спрятались где-то наверху. А мы уйдём по голым камням. На них следов не остается.

– А куда идти-то? Выхода из долины всё равно нет.

– Ну, это мы ещё посмотрим. В любом случае, не ждать же их здесь. Теперь слушай. Ты сейчас поднимешься на несколько ступеней вверх, а затем спустишься обратно вниз. Спускайся аккуратно, задом наперёд, стараясь точно попадать в свои следы. На третьей ступеньке прыгай влево. Осторожно, камень очень скользкий. Если сорвёшься, то ударишься несильно, но оставишь следы, и они быстро поймут, куда мы исчезли. Поняла?

Сайка закивала головой. Глаза её заблестели. Весёлое настроение вновь вернулось к ней. Быстро взобравшись по лестнице, она аккуратно спустилась на третью ступеньку, примерилась и ловко метнулась вбок. Рене потоптался внизу, а затем полез вслед за девочкой. Он долго примеривался для прыжка. Отсюда это не казалось таким простым делом. Камень, на котором его ждала Стрелка, казался далёким и маленьким. К тому же попасть на него было трудно, мешал выступ. А ветер, казалось, дул прямо из скалы, стараясь оторвать Рене от ступеней. Неожиданно воздух донёс до Рене откуда-то сверху голоса. Раздумывать было некогда. Рене прыгнул.

Левая нога предательски соскользнула, Рене плюхнулся на живот, ударился лицом и на некоторое время потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что медленно соскальзывает вниз. Сайка держала его изо всех сил за рукав, но всё-таки не могла удержать и медленно сползала вместе с ним.

– Рене, Рене. Да очнись же ты. Скорее. Ну, миленький. Ну, пожалуйста.

Быстро придя в себя, Рене вскарабкался на вершину каменной глыбы и перевёл дух. Стрелка влезла следом. Рене осмотрел себя, обтёр лоб и заметил пятна крови на рукаве.

– Ерунда, до свадьбы заживёт, – весело сказала Сайка.

– Нет, не ерунда. Кровь может выдать нас. Конечно, это не следы на снегу, увидеть их в темноте непросто. Но утром они будут хорошо заметны. Так что времени у нас нет. Бежим.

Широкий каменный язык, образованный застывшей лавой, глубоко вдавался в долину. Его чёрная поверхность имела небольшой наклон вверх и была настолько гладкой, что снег почти не держался на ней. Бежать было трудно. Ноги постоянно скользили, было темно, ночь была безлунной и беззвёздной, всё небо было затянуто тучами, но дети передвигались достаточно быстро. Приблизительно через полчаса они поднялись на верхнюю плоскую часть языка, которую укрывала тонкая снежная подушка. Каменная плита возвышалась над долиной метров на пятьдесят и обрывалась слева почти вертикально.

– По снегу не пойдём, – крикнул Рене, останавливаясь, – Следы останутся. Нужно бежать в обход.

– Давай напрямик. Всё равно, если они заметят кровь, то придут сюда. Спрыгнуть вниз мы всё равно не сможем, так хоть дорогу сократим.

– Вообще-то, на снегу нас очень хорошо видно. Как вообще Хирна узнаёт о том, что вокруг творится?

– Я думаю, что с помощью того зала, который в её доме. Помнишь, там весь мир отражался. Вероятно, она им как-то управляет.

– Тогда утром она нас всё равно заметит, если не спрячемся. А здесь прятаться негде. Хорошо, пошли прямо, – согласился Рене.

Дети вступили на снег. Он был едва виден в темноте ночи, но бежать стало значительно легче. Примерно через час они пересекли плоскогорье. Начался пологий спуск вниз. Снег кончился. Под ногами опять был голый чёрный камень. Склон становился всё более крутым и опасным. Подойти к самому краю, чтобы хотя бы найти спуск, они не могли. Пришлось свернуть вправо, ближе к горам.

Так они пробежали ещё минут пятнадцать. Сайка начала заметно уставать. Неожиданно она поскользнулась и, вскрикнув, заскользила вниз. Рене закричал и бросился следом. Он ухватил её за руку и попытался удержать, но скользкий камень не давал никакой возможности остановиться. Его покрывала тонкая, едва заметная ледяная корочка. Сайка скользила по ней как по горке. Рене не удержался на ногах и с криком повалился на неё сверху. Неожиданно каменное плато оборвалось, и они полетели вниз, во тьму.

Спасение

Свободное падение длилось секунды три. Многое, ох, многое передумал Рене за эти три секунды. Неожиданно всего его будто обожгло. Удар. Свист ветра в ушах сразу смолк. Тишина. Ощущение полета. Рене вдруг понял, что находится в воде. Вода была не просто холодной, она была ледяной. Рене рванулся вверх и выплыл на поверхность. Намокшая одежда тянула ко дну. Мальчик с трудом держался на поверхности.

– Сайка, Сайка, ты где, – закричал Рене что было сил.

Увидев, что Сайка исчезла, Рене снова нырнул под воду. Дно было неглубоко. Он попытался найти её, но не смог. Вынырнув и набрав в лёгкие воздуха, он снова нырнул и стал в отчаянии шарить по дну руками. Неожиданно правая рука его зацепилась за что-то мягкое, Рене ухватился и стал тянуть Сайку вверх. Девочка была тяжёлой и не подавала признаков жизни. Поднявшись на поверхность, Рене развернул её лицом вверх и огляделся. Слева от него высилась чёрная каменная стена. Больше ничего нельзя было рассмотреть в темноте.

Неожиданно нога его зацепилась за каменистое дно. Сильное течение тянуло его в воду и сносило бесчувственное тело девочки на глубину, но Рене боролся за него с такой яростью, что ему довольно быстро удалось выбраться на берег.

Вытащив Сайку из воды, Рене перевернул её на живот и попытался вылить из неё воду, но ничего не получалось. Тогда он снова перевернул девочку на спину и, надавив на грудь, сделал несколько сильных толчков. Неожиданно девочка дернулась, изо рта Сайки хлынул фонтан. Она судорожно вздохнула и закашлялась. Повернув девочку на бок, Рене с тревогой смотрел, как из неё с каждой судорогой толчками выходит вода.

– Сайка, Сайка, – со слезами на глазах бормотал он.

– Мне… хо… лодно… – едва слышно обронила она.

Рене просто взвыл от бессильной злобы. Быстро стащив с себя верхнюю одежду, он отжал её так сильно, как только мог, но она всё равно осталась мокрой. Тем не менее, Рене надел её на Сайку. Одежда Рене была ей явно велика. Сам он остался практически раздетым, и мороз пробирал его до костей. Но Рене не ощущал холода. Его сейчас волновала только Сайка. Рене вдруг почувствовал, насколько ему до́рог и бли́зок эта непоседливая, взбалмошная девчонка.

Сайку колотил сильный озноб. Её руки были холодными как лёд. Даже в темноте было заметно, что её лицо очень бледное. Опираясь на руку мальчика, она с трудом поднялась на ноги. Он потащил девочку подальше от воды. Через несколько метров они наткнулись в темноте на старое трухлявое дерево. Широкое, в три охвата, с отвалившейся корой, оно казалось огромной серой колонной. Сайка натужно закашлялась и рухнула около него на колени.

О продолжении пути не могло быть и речи.

Отпустив Сайку, Рене бросился собирать в ночном сумраке прошлогодние листья и ветки, чтобы развести огонь. Сейчас он плохо понимал, что делает: спичек у них всё равно не было. Рене набрал большой ворох валежника, прежде чем осознал свою ошибку. Бросив всё собранное к ногам девочки, Рене упал сверху и заплакал от бессилия. Вместе с отчаянием пришёл и холод.

Сайка опять надолго закашлялась. У неё начинался жар, и она вряд ли хорошо понимала, что с ней происходит. Неожиданно она пришла в себя и устремила на Рене свой ясный печальный взгляд.

– Уходи… – едва слышно пробормотала она, – Слышишь?.. Вдвоём… всё равно не убежать.

– Я тебя не оставлю, – уверенно замотал головой Рене, – Ни за что не оставлю.

– Со мной всё будет… в порядке… – она снова закашлялась, – За нами… гонятся. Завтра… меня… найдут.

Последние слова дались ей с большим трудом. Бросив на мальчика ещё один тёмный печальный взгляд, она снова впала в забытьё. Снова взвыв от бессилия, Рене вскочил и от злости со всей силы ударил ногой по трухлявому серому стволу. Легко пробив тонкую древесную оболочку, его ботинок провалился внутрь. От неожиданности Рене упал и подвернул ногу. Резкая боль пронзила его через всю спину, горячей нитью затекла в затылок и взорвалась в нём мириадами мучительно-огненных брызг…

Рене пришёл в себя и огляделся. Он лежал на спине. Ногу прочно защемило деревом. Сайка была без сознания. Её озноб теперь всё больше походил на судороги. Да и сам он чувствовал себя не лучше. Мальчик попытался высвободиться, но не смог. Острая боль опрокинула его навзничь. Тогда, подтянувшись, Рене попытался вытащить ногу из древесного капкана. Снова неудача. Отдышавшись и собрав все силы, Рене подтянулся к стволу, ухватился за края трещины и попытался раздвинуть их в стороны. Неожиданно сухое дерево с громким треском подалось, и в его руке оказался крупный обломок. Отбросив его в сторону, Рене осторожно потянул ногу и высвободил её из плена. Кляня себя за глупость, Рене просунул руку в образовавшееся дупло и попытался вытащить застрявший ботинок.

Сердцевина дерева сгнила полностью. Собственно, там и древесины-то не было: какая-то труха из мусора и старых листьев. Острый запах молодого перегноя ударил ему в нос. Рене нащупал потерянный ботинок и вскрикнул от радости. Но не оттого, что нашёл потерю. Внутри тонкой деревянной оболочки прела огромная куча мусора, порождая зыбкое, но всё же тепло.

– Сайка, Сайка, мы спасены, слышишь, спасены! – радостно кричал он, разламывая руками деревянные створки проёма.

На какое-то мгновение Сайкины глаза озарились мыслью, но в тот же миг снова погасли.

Через несколько минут Рене расширил проём так, что в него можно было свободно влезть и стал яростно выгребать из дупла всякий сор. Работая в возбуждении очень быстро, Рене раскидал мусор настолько, что в стволе теперь можно было уместиться вдвоём. Подхватив Сайку, он протиснул её внутрь, расположил поудобнее, полусидя – полустоя, и влез сам.

Снаружи начинался дождь. Первый настоящий весенний дождь. Он звонко застучал по дереву крупными холодными каплями. Но в дупле было тихо и немного влажно. Только ночной ветер задувал во входной пролом. Рене перегнулся наружу и стал сгребать сор к отверстию. Дождь быстро усиливался. Мусор превратился в вонючую жижу и лип к рукам.

Внезапно большой пласт перегноя обвалился с потолка ему на голову и спину, полностью перекрыв проём. Отфыркиваясь, Рене выбрался наверх и бросился к Сайке, которую совсем засыпало. Он вытащил её из кучи трухи и смахнул мусор с лица.

Сначала Рене удивился, что видит в полной темноте, но потом обратил внимание на древесные гнилушки, которые тускло светились, словно истекая какой-то призрачной, неживой массой.

Девочка ничего не чувствовала. Она совсем обессилела.

Устроившись удобнее, Рене обнял Сайку и начал потихоньку клевать носом. Скоро стало теплее. Сайка перестала дрожать и широко открыла глаза.

– Где мы? Что мы делаем? – встревоженно спросила она.

– Мы в безопасности. Спим, – вздрогнув от неожиданности и успокаиваясь, устало отозвался Рене.

– Стоя? – беззвучно засмеялась Сайка.

Мальчик обнял её ещё крепче, облегчённо вздохнул и ничего не ответил…

Сделка

Белёсый сумрак скрадывал истинные размеры зала. Ворсистый ковёр заглушал звуки шагов. Два высоких человека медленно шли по красно-жёлтой дорожке, казалось, висящей в небе, переговариваясь вполголоса. Длинные черные плащи с большими капюшонами скрывали их лица. В темноте ночи эти двое были похожи на призраков, парящих над бездной.

– Принёс? – спросил женский голос.

– Где они? – грубо оборвал мужской.

– На лаве. Вон следы.

– Подведи ближе…Ага, действительно, следы вижу. Но почему я не вижу их самих?

– Прячутся в какой-нибудь щели. Успокойся, оттуда нельзя спуститься. Рано или поздно они вернутся к лестнице. Утром будет видно лучше.

– Да ты глупее, чем была твоя сестра, – в бешенстве взревел мужчина, – Утром ничего не будет видно. Проклятый дождь. Он уже всё смыл. Выходы из долины перекрыли?

– Да. Хотя это вообще-то не моё дело. Я отдала тебе мальчишку. Взять его – не моя забота. Я выполнила свою часть сделки. Ты принёс камень?

– Всему своё время. Пока ты мне ничего не отдала, только следы показала. Получишь камень в обмен на девчонку.

– На девочку? Мне казалось, что тебе нужен мальчишка.

– Мальчишка и так мой, – мужской голос сухо и неприятно рассмеялся, – С ним моё сердце. Он ничего не сможет сделать.

– Зачем тебе девочка? Ведь в книге о ней ничего не говорится.

– Именно это меня и беспокоит. Никто не знает, кто она такая и откуда взялась.

– Она – дочь кузнеца.

– Да ведь кузнец-то холост. И никогда не был женат. Откуда же у него может взяться дочь?

– Вот сам бы и спросил. Ты же разговаривал с ним.

– Уж будь уверена, спросил. Да только умер он раньше, чем рот раскрыл.

– Что ж ты так поспешил? – в голосе женщины промелькнуло злорадство.

– Не твоего ума дело, – чёрные глаза яростно сверкнули из-под капюшона, – Всё равно бы он ничего не сказал… Некогда мне ждать их на лестнице. Надо немедленно послать людей и обшарить там всё. Ладно, будем считать, что ты действительно выполнила свою часть сделки. На-ка вот, держи.

– Что это за тряпки?

– Ты же хотела камень. Или уже передумала?

– Камень? – женщина недоверчиво развернула свёрток, – Но… это не камень… это…

– Это… – гомерический хохот потряс помещение, – …Задаток… Расплата за верную службу…

– Монета!!!

Женщина застонала и упала без чувств на красно-жёлтую дорожку.

В дереве

Дети спали долго. Шум дождя остался снаружи. Мёртвое дерево баюкало их, иногда поскрипывая под порывами весеннего ветра. Ещё дважды за ночь обваливался мусор с потолка. Каждый раз Рене смешно вскакивал спросонок, но потом успокаивался. Утоптав кучу, он втаскивал Сайку выше, и дети снова засыпали. Вход остался глубоко внизу, но пока это мало беспокоило Рене.

Он проснулся от боли в спине. От неудобной позы шея затекла и сильно ныла. Рене выспался, но чувствовал себя совершенно разбитым. Сквозь узкую, пальца два шириной, трещину над головой виднелся кусочек серого неприветливого неба. Сайка сидела напротив, поджав ноги и положив голову на колени. Одежда Рене, всё ещё влажная, чёрная от налипшего перегноя, сидела на ней пузырём. Глаза девочки ввалились, но глядели задиристо и весело.

– Вот это да! – восхищённо зашептала она, заметив, что Рене открыл глаза, – Вот это приключение. Такого приключения у меня ещё никогда не было. Просто здорово!

– Погоди, приключение пока не кончилось. И оно гораздо опаснее, чем ты думаешь.

– Опаснее? Да нас здесь никто никогда не найдёт.

– Архот – серьёзный противник, – покачал головой Рене, вспоминая, как легко тот выследил его когда-то, – Недооценивать его нельзя. Наш враг хитёр и очень опасен. Это не простой крестьянин, который всю жизнь только и делал, что копался в огороде. И если он нас здесь обнаружит, мы не сможем ни убежать, ни спрятаться. А коли и Хирна с ним заодно, то наше положение вообще безнадёжно. Кто знает, может ли она из своего зала сквозь деревья смотреть. Так что долго сидеть нам здесь нельзя.

– А что мы будем завтракать?

– Ничего. У нас ничего нет, ни еды, ни воды. Нет даже спичек, чтобы развести огонь, обсохнуть и обогреться.

– Я хочу есть, – обиделась девочка, – Мои приключения всегда заканчивались к обеду или к ужину. С чего ты вообще решил, что нам угрожает опасность? Может быть, всё уже кончилось и папа с бабушкой давно нас ищут?

– Ты что, забыла? Твоего отца увели люди Хирны!

– Ну и что? Когда Хирна просила папу выковать меч для великана, за ним тоже приходили четыре человека.

– Давай сделаем так, – предложил Рене, понимая, что сейчас нужно выиграть время, – Вернуться той же дорогой, по которой сюда пришли, мы не можем. Нам не забраться наверх. Значит, придётся идти в обход. Это долго. В мокрой одежде под дождём идти всё равно нельзя – замёрзнем. Подождём до вечера. Может быть, дождь кончится. Если нам действительно угрожает опасность, то преследователи наверняка уже идут по нашему следу. Убежать мы всё равно не успеем. Но это не значит, что всё пропало. Обычно сначала не столько ищут, сколько гонятся. Будем надеяться, что они нас не найдут.

Только потом, поняв, что упустили, начнут искать более тщательно. Тогда прятаться бесполезно, надо будет убегать. Если я прав, то скоро они будут здесь. Значит возвращаться обратно нельзя и ночью надо будет уходить из долины. А если до вечера здесь никто не появится, то пойдём домой.

– Глупости. Вечером будет ещё холоднее.

– Сейчас идти нельзя, Хирна нас сразу заметит.

– Да не будет она нас искать. Для чего мы ей?..

– Тихо! – Рене резко вскочил и прислушался.

Сайка мгновенно умолкла. Снаружи послышались голоса. Сначала слов нельзя было разобрать, но голоса приближались, и скоро ветер стал доносить обрывки фраз:

– …Хирна…

– …вообще…эта девочка…

– Это… наше дело. Хирна сказала…. Она пусть и думает.

– Разве здесь спрыгнешь? Посмотри, высота-то какая. А внизу камни. Упадёшь – мокрого места не останется. Наверху надо искать, точно.

– Да наверху всё уже облазали. Нет их там.

– Второй раз здесь идём. Сам же видишь – без крыльев не спустишься.

– Может быть ты и скажешь Хирне, что они упорхнули… стой. Смотри-ка. Это что, след?

– Какой там след. Ливень-то какой был, просто водой размыло.

– Да нет, точно след… смотри, дерево разодрано. Разлом свежий…

– Медведь, наверно. За муравьями полез. Знать, действительно весна пришла, раз косолапый проснулся.

– Дождём примочило, вот и проснулся… слышь, а ты медведя живого когда-нибудь видел?

– Не-а…

– Пойдём-ка, поищем в другом месте. Кто знает…. он сейчас шатается.

– Да… после зимы… съесть может.

Голодный… опасен.

– …точно…

Голоса удалились. Рене шумно выдохнул и завалился на кучу мусора. Сайка открыла было рот, но, так ничего и не сказав, закрыла.

Лицо её было бледно, глаза полны слёз.

– Что же нам теперь делать? – стараясь не расплакаться, спросила она.

– Ночью уйдём из долины. Вот только как?

– Все выходы наверняка охраняются.

– Это уж точно. Помнишь, вчера мы увидели их следы на Лестнице Великана и обрадовались, что они полезли наверх нас искать?

– Ну…

– А они нас и не искали. Просто стражу поставили.

– Куда же нам теперь идти?

– Погоди, дай подумать. Время до вечера у нас ещё есть. Ошибиться нам нельзя.

Дождь почти прекратился. Рене сел напротив Сайки, подобрал ноги, обхватил колени руками и надолго задумался. Сайка изо всех сил старалась ему не мешать, но через два часа не выдержала и разрыдалась…

Под горой

– Ну вот, – очнулся Рене, – Снаружи дождь кончился, а внутри начался. Погоди, рано плакать. Нас ещё не поймали.

Сайка вытерла слезы и посмотрела на Рене. Дождь действительно кончился, через трещину пробивалось яркое весеннее солнце. Казалось, дождь смыл всё прошлогоднее. Значительно потеплело. По всему чувствовалось, что в природе наступила весна.

– Прости меня. Просто я устала, очень хочу есть и боюсь, – пролепетала она.

– Я тоже очень боюсь, но, кажется, я кое-что придумал. Верни-ка мне мою одежду.

– Да-да, конечно.

– Вот, слушай, – начал Рене, просовывая руки в рукава, – Уходить нам нужно сегодня, сейчас. Судя по тому, как быстро они обшарили нагорье, нас ищут все. Или почти все жители долины. До вечера могут найти. Непонятно почему, но ищут они не меня, а тебя. Те двое крестьян, что так испугались медведя, говорили, что Хирна приказала схватить девочку. Давай для начала предположим, что Хирна не ищет тебя для того, чтобы просто позвать домой.

– Почему?

– Из предосторожности… Ошибка может очень дорого нам стоить. Кроме того, в этом случае они нас не искали бы так сильно. Смотри, всех согнали на поиски. Значит, ищут вовсю. И, как я уже говорил, ищут не меня, а именно тебя. Это сильно сбивает меня с толку. Я уже как-то привык к мысли, что мешаю всем силам зла в этой долине, но что такого сделала ты? – Рене бросил цепкий взгляд на растерявшуюся Сайку, – Ладно, что бы ты ни сделала, сама бы Хирна до этого не додумалась. Во всяком случае, тебе уже тринадцать лет, и ничто не мешало ей подумать об этом раньше. Значит, ты нужна не Хирне. Кто-то эту мысль ей подсказал. То есть, кто-то злой вошёл в долину!

– Как? Ведь Покрывало Хирны должно было его уничтожить.

– Вот именно. Значит, Покрывала давным-давно уже нет! Скорее всего, книга сына ей нужна была именно для того, чтобы снять его.

– Ужасно, люди беззащитны перед злом и совершенно ничего не знают об этом. Их надо предупредить!

– Надо, да только не нам! Они ей верят безоговорочно. Увидят нас – схватят. Кроме того, вся эта часть долины наверняка сейчас у Хирны под пристальным наблюдением. Стоит нам выбраться, сразу заметит.

– Как же тогда мы пойдём?

– Идти нам надо на восток. Помнишь, Хирна говорила, что не может рассмотреть, что там творится? По её словам, там правит какой-то могучий чародей, судя по всему, самый могучий из всех, но выбора у нас нет. Одна надежда на то, что он нас не ждёт. Попробуем пройти через восточный край на юг, к твоему скелету.

– К моему скелету?

– Ну, к этому, который в горе, стережёт что-то. У меня есть один план. Помоги-ка…

Рене и Сайка уперлись ногами в деревянную стенку и надавили изо всех сил. Гнилое дерево затрещало, подалось, и от ствола отвалился большой кусок. Земляной потолок с тяжёлым вздохом обвалился, поток воздуха подхватил их и вышвырнул наружу.

Рене упал на четвереньки и зажмурил глаза от нестерпимо яркого света. Что-то попало ему в нос, и он громко чихнул. Сайка плюхнулась рядом. Сверху на них посыпался мусор и прелая земля. Они были на свободе.

– Будь здоров, – Сайка стояла над ним во весь рост, улыбаясь и щурясь от солнца.

– Пошли.

Рене повёл её к воде. Тот ручей, который протекал около кузницы, огибал долину широким полукругом и здесь уже вполне мог претендовать на звание реки. Неширокое, метров пять, но глубокое русло выстилали острые камни, по которым бежала чистая прозрачная вода. Левый берег был достаточно отлогий, а на правом неприступной чёрной стеной возвышался гигантский лавовый язык, с которого и соскользнули ночью Рене и Сайка. Быстрым шагом дети стали спускаться вниз по течению реки.

– А куда мы идём? – спросила Сайка.

– Видишь, какое течение, – ответил Рене, – Этой воды достаточно, чтобы образовалось достаточно крупное озеро.

– Никаких озёр в долине нет.

– Вот именно. Значит, вода как-то уходит отсюда. То есть, должна быть пещера. Надо попробовать, это наш единственный шанс.

Идти пришлось недолго. Примерно через полчаса они подошли к водопаду. Огибая уступ, вода с шумом падала в узкую неглубокую расщелину, весь противоположный берег которой был перекрыт застывшим лавовым потоком. Казалось, низкий каменный свод нехотя перевалился через русло. Река, несущая клочья желтовато-белой пены, ускоряя своё течение, скрывалась под ним. С трёх сторон над ней высились неприступные горы.

– Вот и выход, – задумчиво пробормотал Рене.

– А нам обязательно надо снова лезть в воду? – зябко поёжившись, спросила Сайка.

Рене понимал, насколько трудно ей решиться на это после вчерашнего происшествия. Однако другого выхода он не видел. Легкомысленно пожав плечами, он принялся раздеваться. Сайка со вздохом последовала его примеру. Это было форменное сумасшествие. Любой человек, окажись он рядом, сразу сказал бы им, что этот путь наверняка ведёт к гибели. Но рядом никого не было. Увязав верхнюю одежду в узелки и подняв их над головой, дети прыгнули в ледяную воду.

Русло оказалось глубоким, Рене не смог достать ногами до дна. Он едва успел схватиться свободной рукой за Сайку, как быстрый поток потащил его под землю. Вода, зажатая каменными клещами, пенилась и шумела. Кромешный мрак окутал их со всех сторон. Сверху свисали какие-то скользкие не то корни, не то водоросли. Почти сразу же дети потеряли направление. Поток неистово крутил их на быстрых водоворотах, стараясь ударить о невидимые прибрежные камни. Несколько раз они падали с небольших подземных водопадов. Боли уже не чувствовали. Только холод. Бросив детей на камень, реке удалось их разделить и, победно взревев, она понесла их дальше, каждого по отдельности.

Отплевываясь от брызг, Рене стал звать Сайку, но голос, многократно отражённый каменными стенами и заглушаемый рёвом воды, заглушался так, что определить направление было просто невозможно. Сайка кричала что-то в ответ. Она сама не знала что. Разобрать слова она всё равно не могла, но сам голос Рене приносил хоть какое-то утешение. Скользкие верёвки, свисавшие с потолка, хлестали по лицу, холод пронизывал до самых костей. От быстрого движения в темноте Рене совсем потерял чувство времени.

Неожиданно река успокоилась. Русло стало прямым, течение замедлилось. По ногам царапнуло дно. Их вынесло на отмель. Пришлось лечь на воду. Скользкие верёвки кончились, и, не успели дети обрадоваться этому, как почувствовали, что потолок нависает над самыми их головами всё ниже и ниже. Шершавый мокрый камень царапал их по затылкам.

– Перевернись, – закричал Рене.

– Что? Не слышу?

– Перевернись на спину, а то утонешь.

– Я не умею плавать на спине.

– Не важно. Всё равно перевернись.

Рене не успел расслышать, что ответила ему Сайка. Безжалостный камень вдавил его под воду и лишил возможности дышать. Мальчик не успел вдохнуть и поэтому начал задыхаться, но в этот момент река резко нырнула вправо и вниз. Потолок снова поднялся, и Рене сделал спасительный вдох. Русло теперь было очень мелким и уходило круто вниз по каменному жёлобу. Рене волокло по нему лицом вверх, обдирая спину и ноги об острые мелкие камни. Он закричал и услышал в ответ крик Сайки.

Резко вильнув влево, а затем вправо, река напоследок кинула Рене на камень. Яркий свет ударил в глаза. Пролетев метров пять в воздухе, он плюхнулся в небольшое озеро. По другую сторону горы. Рядом упала Сайка и их узелки с одеждой.

Они выбрались из долины.

На берегу

Рене с Сайкой с трудом выбрались на тёплые голые камни. Они не могли сообразить, сколько времени пробыли в холодной воде и замёрзли настолько, что едва могли шевелиться. Рене достаточно серьёзно повредил левую ногу, у него не хватало сил даже на то, чтобы осмотреть и перевязать рану. Он лежал, глядя в небо, и, раскинув руки, впитывал всем телом зыбкое вечернее тепло. Сайка шевельнулась, вспугнув большую коричневую лягушку, вероятно, недавно проснувшуюся после зимней спячки и сидящую по соседству. Издав неясный испуганный звук, лягушка плюхнулась в воду.

– Хорошо жабам, – вздохнул Рене, – Они холодной воды совсем не боятся.

– Это не жаба, а лягушка.

– По-моему, никакой разницы…

– Это совсем разные животные, – обиделась Сайка.

– Тоже мне, животные. Ещё скажи – звери…

– Нет. Звери своих детей молоком кормят, а лягушка – животное, – подумав, обронила Сайка.

Рене смолчал. Спорить не хотелось. Короткий диалог истощил обоих. По эту сторону гор было значительно теплее. Весна уже вступила в свои права, на прибрежных кустах ивы развернулись новенькие зелёные листочки вперемешку с невзрачными душистыми колбасками цветков, воздух наполнялся птичьими трелями и деловитым гудением шмелей. Отжав и расстелив одежду на камнях, дети наслаждались покоем.

– Я хочу есть, – неожиданно произнесла Сайка.

– Я тоже, – отозвался Рене, – Пошли, поищем что-нибудь.

Дети поднялись. Рене сделал шаг и тут же вскрикнул от боли. Широкая рваная рана, на которую он не обратил вначале никакого внимания, кровоточила чуть выше левой щиколотки. Пока Рене лежал на камнях, чувствительность вернулась к ногам, и теперь рана причиняла неимоверные страдания.

– Ой, – ужаснулась Сайка, – Подожди секундочку, – воскликнула она и метнулась обратно к воде.

– Её надо чем-то перевязать, – сказал Рене ей вслед, но девочка уже скрылась за поворотом…

– Вот, держи, – Сайка вернулась и протянула Рене несколько небольших вытянутых листьев.

– Что это?

– Не знаю. Но бабушка всегда привязывала мне эти листочки, когда я ранилась.

– А что с ними делать?

– Разотри и приложи к ране. Не бойся, будет немного щипать.

Листики были совсем-совсем маленькие и казались мягкими. Однако, когда Рене попытался их размять, он почувствовал, что они очень упругие и прочные. Листья пружинисто сгибались, но затем упрямо распрямлялись, не оставляя на своей поверхности ни царапинки. Тогда мальчик просто разжевал их. Резкий свежий аромат заполнил его рот и горло. В носу защипало. Полученную кашицу Рене приложил к ране, оторвал от рубахи снизу полоску ткани и обмотал ногу.

– С-с-с, – зашипел он, – Это называется “немного щипать”?

– Ну, я от этого ещё ни разу не умерла, – надулась Сайка, – Бабушка говорила, что эта трава не только лечит любую рану, но и учит быть аккуратнее…

– Ладно. Теперь я точно буду аккуратнее. Помоги мне встать, пожалуйста.

Поднявшись, дети накинули верхнюю одежду. Одежда ещё была влажной. Они снова почувствовали холод.

– Может, снимем? – спросила Сайка, – Очень холодно.

– Нет. Так она скорее высохнет. Всё равно ночью придётся надеть. Лучше быстрее пойдём отсюда. Надо найти какую-нибудь еду. И ночлег.

В поисках еды и ночлега

Прошло уже более суток после того, как они ели в последний раз. За время жизни в приюте Рене приходилось переживать и более серьёзные неприятности, а вот Сайка впервые испытывала муки голода. Это новое, навязчиво-болезненное ощущение как-то вдруг сделало её серьёзнее и взрослее. Подставив свое плечо Рене и стиснув зубы, девочка упрямо шла вперёд, глядя прямо перед собой.

Рене оглянулся на Сайку, и у него защипало в глазах. Второй раз за эти злосчастные сутки он ощутил щемящее чувство какой-то странной привязанности к этой девчонке. Это чувство доставляло боль, но, если бы у него был выбор, Рене ни за что не расстался бы с этой болью. Видя, что Сайке тяжело его тащить на себе, он старался не опираться на её плечо, но самостоятельно идти пока не мог…

Они шли по краю бесконечной пустынной равнины вдоль отрогов высоких гор, возвышавшихся слева от них. Заходящее солнце светило им в спину. Дети устали так сильно, что едва переставляли ноги. Одежда высохла, и холод перестал мучить их, но за два часа пути им так и не удалось найти ни еды, ни места для ночлега.

– Я больше не могу, – прохрипел Рене, – Давай отдохнём.

– Давай, вон под тем деревом…

Старый ветвистый дуб стоял недалеко от них. Последние сто шагов дались с большим трудом. Рене просто повалился на дерево. Сайка легла на землю и застонала. Рене оглянулся вокруг. Они находились на широкой плоской возвышенности. Справа расстилалась степь, вдалеке кое-где прорезанная тёмными лесными полосами, видными отсюда как на ладони. Сквозь седую прошлогоднюю траву уже показалась зелёная весенняя поросль, местами, особенно на небольших возвышенностях, украшенная аляповатыми жёлтыми пятнами буйно цветущей мать-и-мачехи.

Река, успокоившись, разлилась и величавыми изгибами несла свои воды по равнине, забирая всё дальше на юго-восток. В красноватом свете заходящего солнца Рене надеялся разглядеть хотя бы намёк на людское жильё, хотя бы дымок от костра, но поиски его были тщетны. Плодородная равнина была безлюдна. Только птицы с криками кружили над её плоской поверхностью.

Слева, дрожащая в вечернем мареве, высилась стена гор. Чёрные скалы были абсолютно гладкими и уходили вверх почти вертикально. Некоторые пики скрывали низкие вечерние облака. С той, другой стороны, горы казались значительно ниже. Если бы сегодня утром Рене знал, с какой высоты им предстояло спуститься, ни за что не рискнул бы бежать из долины по подземной реке. Сейчас, снизу, этот поступок казался ему просто самоубийством. У подножия гор росла малина и ежевика вперемешку с крапивой. Их длинные колючие ветви сплелись в непроходимую сеть.

– Жалко, что ягоды ещё не поспели, – засмеялась Сайка, проследив за взглядом Рене.

– Они даже ещё не расцвели. А знаешь, можно попробовать есть крапиву. Говорят, она съедобна и не жжётся, если совсем маленькая.

– Давай оставим этот вариант на крайний случай, – жалобно попросила Сайка.

– Нам надо хоть что-то поесть. Иначе мы просто замёрзнем ночью, – устало возразил Рене.

Сайка молча поднялась и направилась к колючим зарослям.

– Поздно, уже жжётся, – сказала она, возвращаясь и отплёвываясь.

Рене поёжился и, прищурив глаза, поднял взгляд на каменные стены.

– Странно, – буркнул он, – А там, наверху ещё зима. Ладно, пошли дальше. Нечего здесь сидеть.

– Может мы зря отошли от реки? Там можно хоть рыбу поймать.

– А как её приготовить без огня? Но, пожалуй, ты права. Если сегодня не найдём пищу, придётся спуститься к реке. Не может быть, чтобы люди совсем не жили там. По крайней мере, у нас будет вода.

– Тогда давай спустимся прямо сейчас.

– Река поворачивает на юг, а наш единственный шанс уйти от погони – двигаться на восток. К реке пойдём лишь в крайнем случае.

Рене перебинтовал ногу. Зелёные листочки действительно помогли. Рана затянулась и, хотя и выглядела ужасно, серьёзной опасности не представляла. С трудом, но мальчик мог идти. Поднявшись, дети продолжили путь на восток.

Солнце зашло за горизонт. Сразу же почувствовалась ночная прохлада. Вечерние сумерки уже почти угасли, когда они забрели в густые ракитовые заросли, росшие по краю неглубокого оврага, берущего своё начало от предгорий.

– Лучшего ночлега сегодня нам не найти, – сказал Рене, – Придётся ложиться спать голодными.

– Рене, – всхлипнула Сайка, – А мы правда выберемся из этого приключения? Ну, то есть, правда, что мы дойдём?

– Дойдём, обязательно дойдём.

– Спасибо… только знаешь, я ведь совсем не знаю, куда мы идём…

– Я тоже, – отвернувшись в сторону, тихо произнёс Рене.

Наломав ракиты, дети принялись сооружать шалаш и лежанки.

Спать легли уже в полной темноте.

Ночь в кустах

Сайка так устала, что, несмотря на голод, заснула практически мгновенно. Рене не спалось. Болела нога, противно сосало под ложечкой – хотелось есть. Рене лежал на ворохе ракитовых ветвей, на которых едва развернулись молодые клейкие листья, накрытый вениками из таких же веток. Было жёстко и холодно. Сайка, свернувшись в маленький комочек, во сне чему-то улыбалась, причмокивала и жалась к Рене, ища тепло.

Ветер стих. Равнина остывала. Весенняя природа спала, но сон её был тревожен. Изредка ночная тишина прерывалась далёким криком, шорохом, каким-то вздохом. Ночное небо обильно вызвездило. Рене когда-то слышал, что каждая звезда – это такое же солнце, как и то, что светит днём. И что возле этих звёзд есть свои земли, далёкие и прекрасные. Сказать по правде, раньше мальчик не очень-то верил этим сказкам. Но сейчас ему хотелось помечтать. Он представил себя живущим на такой далёкой земле вместе с задорной, вечно смеющейся Сайкой.

Рене смежил глаза и не заметил, как заснул. Ему снились добрые сны. Вот он бежит вместе с Сайкой по берегу тёплого моря. Им совсем не холодно. Сайка весело щебечет, как тогда, когда он впервые увидел её. Неожиданно их захлёстывает пенная волна, выплеснувшаяся из моря на берег. Она сбивает Рене с ног, волочёт его на глубину. Сайка визжит от смеха, Рене сопротивляется и барахтается в тёплой морской пене. Неожиданно вода становится холоднее, Сайкин смех смолкает. Вынырнув, Рене видит перед собой Архота.

– Хватит бегать. Ты всё равно мой. Битва уже началась. С тобой моё сердце. Ещё никто не смог победить его, – грозно произносит колдун.

Вздрогнув, Рене просыпается. Во сне он вывалился из шалаша и теперь лежит на земле.

– Никогда, слышишь, никогда, – погрозив темноте рукой, шёпотом отзывается Рене, – Битва ещё не окончена. Если бы ты был уверен в своей победе, ты бы сейчас не гонялся за мной, а спокойно ждал. Значит, тебя можно победить. Я узнаю, как это можно сделать. Я сделаю это.

Далёкий жуткий крик, похожий на смех и на стон одновременно, разлился над ночной долиной. Звезды исчезли. Холодное чёрное небо было пустым и тревожным. Неожиданно негромкий сухой щелчок треснувшей ветки подбросил Рене вверх. Сайка тут же проснулась и удивлённо уставилась на него. Мальчик поднёс палец ко рту.

– Что случилось? – беззвучно произнесли её губы.

Рене неопределённо пожал плечами и снова прислушался. Холодный влажный воздух не позволял рассмотреть и расслышать хоть что-нибудь в темноте. Очень медленно он поднял с земли ветку и стал осторожно разворачиваться, пристально вглядываясь в ночь. Вдруг он ощутил на своей спине чей-то холодный злобный взгляд. Мгновенно развернувшись и вскрикнув, Рене бросился с веткой на невидимого врага. Близкий волчий вой был ему ответом. Испугавшись резкого выпада, зверь метнулся во тьму.

Сайку будто подбросили. Рене тут же встал спиной к её спине. Одинокий жуткий вой ещё два раза холодил их души. В последний раз уже издалека. Потом всё стихло.

– Он был один? – осторожно спросила девочка.

– Кажется, да. Нам повезло.

– Рене, мне страшно, – даже на расстоянии он чувствовал, как колотится бесстрашное девчоночье сердце.

– Летом волки обычно не нападают на людей, боятся.

– Но ведь ещё не совсем лето?

– Да. И мы ещё не совсем люди, то есть, ещё не взрослые… Нам повезло – зверь был сыт. Голодные волки бродят стаями.

Они устало повалились на ветки. Больше их ничего не тревожило. Но от волнения сон не шёл. Дети сидели рядом друг с другом и долго таращились в ночь.

– Помнишь лягушку, которую мы видели у реки? – спросила Сайка.

– Да…

– Кажется, я с удовольствием бы её сейчас съела…

– Я, кажется, тоже.

– А вообще-то, лягушек едят?

Рене этот вопрос застал врасплох. Он раньше никогда о таком не слышал. Но сейчас он почему-то очень не хотел ответить “Нет”:

– Изредка. Только я не умею их готовить.

Сайка прижалась к нему плотнее – маленький тёплый комочек, и пробормотала едва слышно:

– Я тоже… Интересно, а что сегодня ел этот волк?

Под утро стало совсем холодно. Выпала роса. С рассветом холод окончательно извёл их и погнал в дорогу. Над равниной стоял плотный, как вата, туман. Он был такой густой, что Рене с трудом мог разглядеть свои ноги.

– Куда пойдём? – поинтересовалась Сайка.

– К реке. Нам нужно найти еду. Иначе мы никуда не дойдём.

Преследователи

Архот был в бешенстве. Не находя себе места, он ходил по залу, воя в голос, точно зверь. Широкий плащ развевался за ним, словно черные крылья. Стоило ему сойти с красно-желтой дорожки и встать на прозрачный пол, как начинало казаться, что он парит над миром, жестокий, властный и беспощадный. Коротко взмахнув мечом, он разнёс очередную, последнюю, светильню, и зала погрузилась во тьму. Горящие осколки разлетелись и запрыгали по полу, чертя огненные полосы и распространяя тонкий аромат благовоний. Волшебница сидела в кресле, забравшись в него с ногами, жалкая и погасшая. Её била крупная дрожь.

– Где они? Где? Я тебя спрашиваю, старая ведьма, – взревел он. – Я…

– Они ушли, ушли из долины. Как? Где твое хваленое Покрывало?

– Покрывало не может помешать им уйти. Оно только показало бы, где именно они вышли.

– И где же они вышли? – со змеиной улыбочкой вежливо осведомился маг.

– Ты сам приказал снять его. Теперь я не знаю.

– Зато я знаю. Те, два кретина, которые испугались медведя, где? Пусть умрут. Немедленно! Сейчас!!!

– Но…

– Ладно, – шумно выдохнув, Архот вдруг успокоился, – Всё равно всё надо делать самому. Он резко запахнул плащ и быстро скрылся в маленькой двери, скрытой за креслом.

Прошло много времени, прежде чем Хирна облегченно вздохнула и слезла с кресла. Волшебница вышла на середину залы и раскинула руки крестом. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула и произнесла заклинание. Осколки всех четырех светилен запрыгали по полу, срастаясь вместе. В каждой из них снова вспыхнул огонь. Наведя порядок, Хирна снова расположилась в кресле и криво оскалилась:

– Мальчишка, – негромко прошипела она вслед Архоту, – Ты был тупицей, им и остался. Живи пока, ты мне ещё нужен. Но мое время придёт. Ты держишь меня за глупую нервную курицу, больше всего на свете мечтающую о камне? Мы ещё поквитаемся. Не думай, что я простила тебе сестру.

Она достала из кошеля единственную монету и положила на раскрытую ладонь. Подойдя к свету, волшебница долго рассматривала её, как будто видела впервые. Неожиданно сжав кулак, она тихонько рассмеялась своим мыслям:

– Раз! – злорадно прошептала она.

– Ничего, ничего, – шипел Архот, широко шагая по узкому тёмному коридору, – Ты уже изменила своим друзьям. Подождём, пока ты изменишь себе. Прекрасная штука – это сердце… Эй, падаль! Хватит спать.

От стены отделилась небольшая, едва заметная тень, шмыгнула носом и послушно зашлепала вслед за магом.

К реке

Идти по дну оврага оказалось очень удобно. Оно было сухим и каменистым. Но главное – можно было не бояться потерять направление. А потерять его было проще простого. Туман скрывал предметы, глушил звуки и не позволял ориентироваться. Рене хромал. Донимала рана на ноге. От ходьбы она вскрылась и понемногу кровоточила. Сквозь повязку проступило тёмно-багровое пятно, которое постепенно увеличивалось. Но дети не останавливались. Рене спешил. Правда, он сам не знал, куда. Просто его угнетала эта безлюдная плоская равнина, уходящая за горизонт.

Потеплело. Туман растаял. Взошло солнце. А вместе с ним появилась тревога. Спрятаться было негде. Единственное, что скрывало их от недоброго взгляда – стены оврага, возвышающиеся по бокам. Овраг становился всё глубже, постепенно превращался в глубокую тёмную лощину. Через некоторое время дно стало рыхлым. Под ногами захлюпало. Остановившись, устроили привал.

– Дальше по оврагу идти нельзя? – вопросительно произнесла Сайка.

– Пожалуй, – рассеянно пробормотал мальчик. Его сейчас больше интересовала рана на ноге, которую он внимательно рассматривал, оторвав пропитанную кровью тряпку.

– Нет, правда. Смотри, теперь на дне остаются следы.

Рене встрепенулся и посмотрел по направлению её взгляда: “Растяпа. Непростительная оплошность! – подумал он, – Это всё голод. Он мешает сосредоточиться”. Однако он решил не расстраивать Сайку:

– Вчера был дождь. Если мы пойдём верхом, наши следы всё равно останутся на мокрой земле. По оврагу, по крайней мере, быстрее. Но мы всё равно должны будем выйти из него.

– Почему?

– Видишь, овраг понемногу сворачивает назад, на запад. Следуя этим путём, мы сделаем большой крюк и вернёмся почти туда, откуда начали свой путь.

Поднявшись, дети выбрались из оврага. Плоская как стол равнина лежала перед ними. На севере высились горы. Сайка поразилась, насколько далеко они ушли от них. В животе щемило от нестерпимого чувства голода. Голова немного кружилась. Она чувствовала себя усталой и совсем разбитой. Пытаясь подавить нарастающее чувство безысходности, она бросила на Рене влажный взгляд, полный страдания. Рене ободряюще улыбнулся в ответ.

– А где река? – удивилась Сайка.

– Там, на юге.

Действительно, отсюда совершенно не было видно воды. Пришлось идти наугад. Рене вёл Сайку, помня, что река должна быть “где-то далеко там…” и ориентируясь по своим следам. Две едва заметные тёмные линии примятой прошлогодней травы, начавшиеся от оврага и оканчивающиеся у их ног, легко выдали бы их любому мало-мальски грамотному преследователю. Но преследователи ещё ломали головы над тем, каким образом они выбрались из скрытой долины, поэтому Рене оставалось только следить, чтобы тёмные линии позади них оставались прямыми.

Яркое весеннее солнце высоко поднялось над их головами и безжалостно припекало. Почва под ногами высохла и стала твёрдой. Воздух был прохладным, но казался тяжёлым и влажным. Над равниной поднималось липкое марево. К постоянному чувству голода начало примешиваться чувство жажды. Шли до изнеможения. Наконец, почувствовав, что не может больше сделать ни шагу, Рене рухнул на колени и объявил:

– Привал.

– Уф, кажется, я больше не смогу идти, – простонала Сайка, заваливаясь на бок.

Некоторое время они лежали молча, восстанавливая дыхание. Рене смотрел в небо. Оно было синим в зените и светло-голубым у горизонта, и глубоким. Бездонно глубоким. Ни тучки, ни облачка не задевало его величественной синевы. Ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом. Только Солнце. Яркое и холодное.

– Есть же здесь звери! – вдруг взмолился Рене, – Должны же они что-то есть.

– Ну, звери разные бывают. Некоторые траву едят. Некоторые – охотятся, – отозвалась Сайка.

– Может и нам попробовать есть траву? Я, кажется, скоро буду согласен съесть что угодно.

– Ну, трава тоже не всякая годится. Я думаю, что без разбора траву есть нельзя, а редиска или морковка здесь вряд ли растут.

– А что здесь может расти? – Рене плохо разбирался в травах и в этом вопросе целиком полагался на мнение Сайки.

– Может, щавель. Он наверняка ещё маленький. Но попробовать поискать – можно…

Девочка перекатилась на живот и встала на четвереньки. Так, не поднимаясь, она и стала ползать по земле.

– Нашла. Вот, смотри, это – щавель. Его можно есть, – она сорвала несколько небольших листочков, раздвоенных у основания, и показала их Рене.

Через несколько минут они набрали небольшой пучок. Щавель был аккуратно разделён и немедленно съеден. Кислый привкус не утолил, а только сильнее разбередил чувство голода. Во рту стало сухо, очень захотелось пить. Тем не менее, это была хоть какая-то пища. Рене почувствовал, что голова прояснилась и он снова может рассуждать. Он встал и осмотрелся:

– Ого! Насколько далеко мы отошли от гор! – удивлённо воскликнул мальчик.

– А где же река? – удивилась Сайка, – Если мы ушли так далеко, то давно должны были выйти к ней.

– Должны… – Рене пытался припомнить, насколько далеко он видел вчера речку. По всему выходило, что они давно уже должны были к ней подойти.

– Может, это была не река, а только её мираж?

– Не думаю. Вероятно, она где-то совсем рядом. Наверно, у неё крутые берега, поэтому мы её и не замечаем, – сказал Рене, озираясь, – Течёт где-нибудь, под самым нашим носом.

– А может, она снова ушла под землю?

Рене отрицательно покачал головой:

– Нет. Мы же видели её. Она где-то здесь.

– Ой, смотри, что я нашла, – вдруг радостно вскрикнула Сайка. Рене удивлённо уставился на два маленьких круглых листочка, которые раскинулись друг напротив друга у самой земли. Они были изумруднозелёные, похожие на листья подорожника, только светлее и всего с одной светлой полоской по самому краю. В центре торчала маленькая шишечка, которая в дальнейшем должна была превратиться в соцветие.

– А что это?

– Это белая ночная фиалка. Бабушка ещё называла этот цветок Царицей ночи.[1]

– И зачем она нам? Она ведь даже ещё не расцвела.

– Это не важно, – Сайка быстро вытащила из земли маленький корень растения – два смешных клубенька, больше всего напомнивших Рене козье вымя, – Видишь этот корень? В нём страшная сила!

– Какая?

– Он силу даёт. С одним таким корешком можно трое суток без еды идти – не устанешь. Значит, река действительно близко. Царица ночи без воды не растёт! – Поставив руку козырьком, Сайка стала внимательно осматриваться, – Вон, видишь?

– Что?

– Птицы! – Сайка указала на несколько тёмных силуэтов, едва различимых против солнечного света, – Они наверняка у воды живут. Там им проще корм найти. Идём…

Девочка уверенно оторвала от клубенька ночной фиалки более молодую половину корня и положила в карман. Остальное выбросила. Рене смотрел за её действиями с некоторой ревностью. Он ещё вчера обратил внимание, что Сайка великолепно разбирается в растениях и травах, легко и быстро ориентируется на незнакомой местности. В долине эти её качества были незаметны и в полной мере проявились только сейчас. Рене понимал, что в дальнем путешествии они просто незаменимы. И всё же он настолько привык чувствовать себя старшим и заботиться о Сайке, что теперь ощущал себя слегка уязвлённым её уверенным безапелляционным тоном.

Вскоре в воздухе посвежело. Они подошли к крутому глинистому берегу.

Ссора

Река неспешно несла свои воды по дну глубокой лощины, делая плавный поворот к югу. Дети стояли на крутом берегу, противоположный был ниже. Долго молчали. Рене не выдержал первым:

– Ну вот, пришли, – раздражённо начал он. Затем посмотрел на девочку, – Кажется, кто-то обещал мне здесь обед?

– Никто тебе ничего не обещал, – вспылила Сайка. Она слишком долго старалась казаться сильной. При всем внешнем спокойствии, нервы её были натянуты до предела.

– Ничего себе, не обещал, – насупился Рене, – Нам надо на восток, а из-за тебя мы целый день идём в другую сторону!

– Из-за меня? Ты же сам сказал, что нам нужно идти к реке, чтобы вообще куда-то придти. Вот она, река! Хочешь – ешь, хочешь – пей! Смотри, сколько воды!

– Если бы не ты, я вообще не пошёл бы к реке.

– А если бы не ты, то я просто сидела бы дома и спокойно ужинала. Это всё твоя глупая идея. Откуда ты взял, что за нами вообще погоня? Рванул, как заяц. Показалось ему, видите ли, что-то! Кто-то куда-то с кем-то пошёл! На то они и люди, чтобы ходить! – Сайка не выдержала и сорвалась на крик.

Рене и раньше сомневался, правильно ли они поступили, когда ушли из скрытой долины. Вроде всё было тихо. Так, какое-то смутное чувство опасности. Как в Саре, в приюте. Живя в долине, он уже почти отвык от него. Раньше, в приюте, это чувство ни разу не подводило Рене. Оно приходило внезапно, и вслед за ним всегда приходили неприятности. Поэтому он и привык полагаться на него беспрекословно.

Теперь, идя по пустынной равнине, он не раз задавался вопросом, нужно ли было так поспешно убегать, да ещё и с Сайкой? Может быть, нужно было задержаться и, по крайней мере, разузнать обстановку, собраться, хотя бы взять с собой спички? Поэтому Сайка, сама не зная того, ударила в самое чувствительное место:

– Здесь нет людей. Поэтому никто никуда и не ходит. Ты получил то, что хотел. Вот тебе твоя река. Кушай её с маслом!

Подняв кулаки, Рене с облегчением ринулся в драку. Сайка даже не защищалась. Закрыв лицо руками, она упала на землю и в голос разревелась. Рене мгновенно пришёл в себя и остановился. Глубоко вздохнув, он обтер рукавом лицо, как будто смахнул с себя чью-то злую чёрную волю.

Рене даже не пытался успокоить Сайку. Он просто присел на корточки над лежащей девочкой и молча гладил её волосы. Он вдруг понял, что творилось у неё на душе. Для неё он, Рене, всегда оставался великим воином, героем, однажды утром пришедшим в долину, несмотря на магические чары, наложенные известной и уважаемой волшебницей. Он сделал то, что уже много лет не решался сделать никто в долине. Сделал для того, чтобы сразиться с могучим врагом, с которым не смела сразиться сама Хирна. Чьё имя боялись даже произносить в долине.

Сайка не хотела многого. Просто волею случая она чувствовала себя причастной к древней и немного жутковатой легенде и изо всех сил старалась быть достойной её. Ей даже в голову не приходило, что Рене просто хочет выжить. Все эти полгода, что мальчик провёл в их доме, Сайка ждала, когда он, наконец, будет готов к тому, чтобы вступить в неравный бой и победить. Она даже не смела подумать, что им руководят такие чувства, как осторожность, сомнение, элементарный страх. Вознеся Рене на престол, она отвела себе роль скромного оруженосца, добровольного слуги, готового на смерть ради своего кумира.

Часто, засыпая под тёплым одеялом, Сайка мечтала о том времени, когда они вдвоём столкнутся с Архотом лицом к лицу. Разыграется страшная непогода. Молнии будут рушить скалы, дождь будет хлестать в лицо. Яростные порывы ветра будут рвать волосы. Будет тяжёлый бой и много крови.

И она, Сайка, примет на себя самый первый и смертоносный удар врага. И падёт, отведя опасность от Рене, когда тот сильным и точным выпадом прикончит противника. Затем, склонившись, поднимет её, взволнованную и истекающую кровью и понесёт куда-то под грохот бури, успокаивая и благодаря…

Что произойдёт дальше, Сайка обычно не додумывала, так как, во-первых, плохо представляла себе, что такое смерть, а во-вторых, как правило, засыпала именно на этом месте.

Проснувшись поутру, Сайка убегала к реке, где стремилась во всём походить на Рене. Обратив внимание, что мальчик старается научиться мастерству у кузнеца, она тоже стала приглядываться к отцу. Сайка, пожалуй, первая заметила появившийся в глазах Рене загадочный взгляд. Долгий, рассеянный и пронзительный одновременно, которым кузнец встречал каждого нового человека. Этот взгляд будоражил её с детства. Она даже немного боялась его. Когда отец смотрел на неё этим взглядом, от него ничего нельзя было скрыть.

Сайка всегда старалась говорить правду. А отцу вообще никогда не врала. Тем не менее, взгляд этот переносила с трудом. Однажды она обратила внимание на то, что Рене, обдумывая что-нибудь, часто останавливается и начинает смотреть этим взглядом словно бы внутрь себя. К этому времени она уже научилась ходить как Рене, сидеть как Рене и даже свистеть как Рене.

В то утро, убежав на реку, она старалась научиться смотреть как Рене. Была поздняя осень, но лёд сковал ещё не всю реку. На излучине течение было сильнее, и тёмная полынья растянулась вдоль самого берега. Выбрав укромное местечко, она начала тренироваться смотреть на своё отражение.

Ничего не получалось. Сайка старалась глядеть серьёзно, даже мрачно. Поджимала губы, хмурила брови. Всё было безрезультатно. Отражение корчило в ответ смешные напыщенные рожи. В конце концов, Сайка решила, что во всём виновато течение реки. Рябь на воде искривляет образ и мешает сосредоточиться. Махнув рукой, девочка выпрямилась и остолбенела. Неподалёку, скрываясь за камнем, сидели двое соседских мальчишек и буквально покатывались со смеху, глядя на неё. Это были братья-близнецы Эно и Росс, жившие неподалёку.

Раньше они дружили и играли вместе, но с тех пор, как появился Рене, эта дружба остыла. Братья не могли простить Сайке, что она без них пошла к горам и встретила Великана. Они справедливо полагали, что уж если везёт дуракам, то везёт по-крупному. Тем не менее, считали они, кем же надо быть, чтобы везло так? Обиднее всего для них было то, что в то злосчастное утро, когда в долине поднялся переполох из-за Рене, братья не спали. Услышав лёгкий настойчивый стук в окно, Эно отодвинул занавеску и увидел в сумраке Сайку:

– Эй, вставайте скорее. Пойдём к горам, – негромко затараторила та, – Великан идёт.

– Какой Великан, – не понял спросонья Эно, – А? Да ну… Великан утром придёт, а сейчас ночь ещё…

– Ну, как хотите, – кинула Сайка и умчалась во тьму.

Двумя часами позже, увидев Рене, Эно поджал губы, а Росс заявил, что этот оборванец на Великана-то не похож. Так, пародия какая-то.

Однако потом, когда сама Хирна представила Сайку и Рене почти как героев, братья расстроились окончательно.

Сайка не привыкла, чтобы у неё что-то не получалось. Тем более, над ней никогда никто не смеялся. Ей стало так обидно, что она полезла было в драку, но ничего хорошего из этого не получилось. Братья не могли драться. Их сотрясали приступы неудержимого истерического хохота.

– Вот так песня. Просто умора, – хохотал Росс.

– Сегодня было… самое смешное представление, – корчился от смеха Эно.

– Главный приз! Такого ещё не было, – надрывался Росс.

– Эй вы! Прекратите! Слышите, немедленно! – задохнулась девочка, с ужасом осознав, что братья не впервые сидят в засаде, но ответом ей был ещё один взрыв хохота.

Заплакав от обиды, Сайка отвесила братьям по полновесной плюхе, на которые, впрочем, ни тот, ни другой не обратили никакого внимания, и убежала домой. Рене уже ушёл в кузницу. Дома была только одна бабушка. Она как обычно, сидела на крылечке, перебирая какие-то травы и связывая их в пучки. Сайка буквально упала к ней на колени, уткнувшись зарёванным лицом в ароматные букетики. Ни о чём не спрашивая, бабушка просто прижала девочку к себе.

– Почему они надо мной смеются? – спросила Сайка.

– Потому, что ты смешная, – просто ответила старушка.

– Разве так можно?

– Не всем.

– Я ведь никому не делала ничего плохого. Я только хотела быть похожей на него.

– Я знаю.

– Разве это нельзя?

– Нельзя. Ты – девочка. Он – мальчик. Совершенно разными вы пришли в этот мир. И совершенно разные судьбы ждут вас. У него совсем другая жизнь. И он мудрее тебя, хотя сам ещё не знает об этом.

– Я хочу быть такой же, как он.

– Будь.

– Но ведь ты только что сказала, что это невозможно?

– Нельзя быть похожей на кого-то. Но стать такой же, близкой по духу – да. Только очень глупые люди, оценивая человека, обращают внимание на цвет глаз или длину ног. Выбирая кумира по росту, чаще всего найдёшь длинного человека, но никогда – великого. Выбирая по уму, можно найти человека умного, но редко – мудрого.

– Разве это не одно и то же?

– Нет. Каждый человек, как только начинает осознавать себя, стремится прожить красивую и полезную жизнь. Каждый хочет, чтобы люди уважали его и были ему благодарны.

– Даже Архот?

– Даже Архот. Но люди не всегда понимают, что красивая жизнь и жизнь сытая – это не одно и то же. А между жизнью полезной и жизнью богатой вообще лежит пропасть. Конечно, совсем не обязательно быть бедным, чтобы принести пользу людям. Нищий тоже может прожить никчёмную убогую жизнь, даже если станет богатым, – пожилая женщина надолго задумалась, – Возможно, именно в этом вся сущность Архота: он всё хочет насытиться, пытаясь доказать, что живёт красиво. Но никак не может…

После этого разговора Сайка стала совсем по-другому присматриваться к Рене.

Вниз по течению

– Прости меня, Рене, – молвила Сайка, успокоившись, – Просто я устала. Очень устала. И ужасно хочу есть. И ещё. Чем бы ни кончилось наше приключение, спасибо тебе…

– В смысле? – замер Рене.

– До того, как ты пришёл в долину, моя жизнь была совершенно другой. Пустой какой-то. Как у всех мальчишек и девчонок в нашем посёлке. Я сейчас подумала о том, сколько людей рождается, живёт и умирает, даже не задумываясь о том, зачем они родились. Сначала, когда Хирна сказала, что тебе предстоит схватка с Архотом, я всё боялась её пропустить, хотела, чтобы это произошло поскорее.

– А теперь?

– А теперь я боюсь, что ты в самое ближайшее время встретишь и одолеешь его.

– Почему?

– Потому, что это твоё предназначение… и моё тоже.

– Ну и хорошо. Только если мы столкнёмся с ним сейчас, я думаю, что исход поединка будет не в нашу пользу, – горько усмехнулся Рене, – Какие из нас сейчас поединщики.

– Да я не о том, – нахмурилась Сайка, – Я очень боюсь, что мы его победим.

– Да ты что? – оторопел Рене, – Он же наш враг!

– За эти полгода я много раз представляла себе, как мы побеждаем Архота и умираем.

– Зачем же обязательно умираем? Мы будем жить, – уверенно произнёс Рене.

– А зачем жить? Это только в сказках всё кончается словами: “И жили они долго и счастливо…” А какое может быть счастье, если жить больше незачем?

– Почему незачем? – искренне удивился Рене.

– А что мы будем делать, когда приключение кончится и мы вернёмся домой? Поливать цветочки в саду? Прыгать в речке по камушкам? А зимой кидаться снежками, как эти близнецы, Эно и Росс?

– Ну, – рассмеялся Рене, – Если после схватки с Архотом мы сможем прыгать по камушкам, то это ещё не самый плохой выход. А вообще-то, не забивай себе голову всякой ерундой.

– Это не ерунда. Когда мы встретились и началось это приключение, я как будто проснулась. Я как будто выросла, если ты понимаешь меня. И я не хочу снова стать маленькой. Не хочу!

Рене удивлённо уставился на неё и чуть не рассмеялся.

– Ладно, – сказал он примирительно, – Не расстраивайся. На наш век приключений хватит. Пошли, поищем, что здесь есть поесть.

Однако, ничего съестного им так и не попалось. Голодные дети упрямо брели дальше. Казалось, само время остановилось. Воздух нагрелся и потяжелел. Стояло полное безветрие. Река сонно несла свои воды, медленно обгоняя детей. Поверхность воды была ровной как зеркало. Лишь изредка проплывающая травинка или лист выдавали скрытое движение. И иногда ещё стрелка, полоснувшая по воде, указывала на то, что где-то на глубине, далеко в синей пучине, прошла крупная рыба. Проводив её жадным взглядом, дети медленно брели по прибрежной гальке.

Сайка молчала. Казалось, она сильно выросла и повзрослела за эти дни. Впервые Рене почувствовал себя как-то неуютно рядом с ней. Ужасно болела нога. Каждый шаг давался ему с большим трудом, но ему крайне не хотелось первому сознаться в слабости и предложить передохнуть. Тем не менее, оба устали настолько, что больше идти не могли. Пришлось сделать привал.

– Послушай, Рене.

– М-м-м?

– А откуда ты взял, что мы сейчас в опасности? Кругом никого нет. Всё вроде тихо.

– Вот именно, тихо, – передразнил Рене, – Посмотри вокруг. Какая богатая земля. В скрытой долине ещё зима, а здесь, совсем рядом, уже тепло. Почва оттаяла. Трава начала расти. Рядом река. А это рыболовство, ремёсла. Опять же, река – это дорога. Очень удобная дорога, безопасная. Вокруг люди. На севере – скрытая долина. На юге – Сар. На востоке – Большая земля. Можно торговать со всеми. Если бы какой-нибудь народ поселился здесь, они стали бы очень зажиточными людьми уже через два-три года. Но никого нет. И не просто нет. Нет даже дорог. Люди не ходят здесь. Знаешь почему? Они боятся.

– Чего?

– Не знаю. Пока не знаю. Но боятся. Сильно боятся. Какое-то могущественное и беспощадное зло живёт на этих равнинах.

– Да какое здесь зло? – устало удивилась Сайка, – Посмотри, равнина плоская как стол. На ней нет ни лесов, ни гор. Здесь злу даже спрятаться негде.

– А ты помнишь, я тебе рассказывал, как я попал в скрытую долину?

– Помню. Ты шёл под землёй.

– Правильно. Под землёй. Под этой самой землёй. И там, под землёй, не просто какая-то нора, а настоящая дорога, улица. Там даже есть перекрёсток. Значит, люди почему-то предпочитают идти во тьме, по колено в воде, но ни в коем случае не подниматься на поверхность, на эту прекрасную равнину.

– Подумаешь, в каждом замке есть потайной подземный ход.

– Да. Но только любой подземный ход обычно строится в военных целях. Это недешёвое удовольствие. По нему можно убежать из замка. Тогда действительно достаточно узкого лаза. Предположим, что именно этот подземный ход строили для других целей. Ну, например, для того, чтобы вывести войско в тыл неприятеля. Тогда можно объяснить, почему он такой широкий. Но это не объясняет, почему он такой длинный. Глупо выводить отряд на поверхность так далеко от места сражения.

И потом. Я знаю, как Архот может преследовать свою жертву. Я почти уверен, что он уже давно знает, где мы. Он может двигаться и днём, и ночью. Он практически не устаёт. И у него с собой магическое оружие, может быть, самое сильное в Ароле. Не думаю, что его сердце тронула жалость или сострадание. Навряд ли он забыл о нас. Вспомни, как быстро он поднял всю долину на поиски. Если бы только он смел ступить на эти земли, он бы нас уже уничтожил. Раз погони нет, значит, здесь есть что-то такое, чего боятся и Архот, и Хирна.

– Слушай, а может это и не он вовсе? Мы ведь наверняка-то не знаем, с кем Хирна против нас объединилась, – мысль о том, что Архот знает, где они, Сайке очень не нравилась.

– Может и не он, – безразлично согласился Рене, – Только людей-то здесь всё равно нет. А Хирна и без Архота – опасный соперник. Её-то точно нельзя сбрасывать со счетов.

– Может, уже пойдём, а? – поёжившись, жалобно спросила Сайка, – А то, пока мы здесь сидим, очень кушать хочется.

Рене и сам терпел голод из последних сил.

– Сегодня нам обязательно нужно найти какую-нибудь еду, – пробормотал он, – Завтра у нас просто не будет сил идти.

– Может попробовать поймать рыбу?

– А толку? У нас даже спичек нет, чтобы её приготовить.

– Можно съесть её сырую. Мне уже всё равно.

Рене тоже был готов съесть всё, что угодно. Даже сырую рыбу. Но он очень боялся, что не сможет ничего поймать. “Это наш последний шанс. Если не получится, то мы погибнем от голода”, – как заклинание мысленно говорил сам себе Рене, не решаясь войти в воду. Наконец, сняв одежду и передав её Сайке, он ступил в реку.

Рене медленно шёл вдоль берега, по пояс в воде, стараясь не поднимать брызги. Дно было песчаным, но скользким. Песок был покрыт тонким слоем ила. Как мальчик ни старался, струи мути поднимались от его следов, стлались впереди, мешая рассматривать предметы под водой. Довольно долго Рене вообще не видел ничего, заслуживающего внимания, как вдруг заметил недалеко от берега серую крапчатую спину.

Довольно крупная рыбина стояла в тени, между корнями ивового куста, свисавшего над рекой. Рене растерялся и замер. Он никогда не рыбачил и сейчас совсем не представлял, что нужно делать. Не спуская глаз с рыбы, Рене начал медленно продвигаться по кругу, чтобы перекрыть ей все возможные пути отступления на глубину. Неожиданно ему пришла мысль, что теперь он находится как раз перед рыбой, и та теперь его точно видит. Мальчик замер, боясь пошевелиться и раздумывая над тем, что делать дальше.

Вероятно, рыбине его поведение показалось подозрительным, но не опасным. Лениво шевельнув хвостом, она медленно двинулась навстречу. Почувствовав, что добыча уходит, Рене бросился вперёд, пытаясь схватить её. Ему даже удалось коснуться скользкой чешуи, но рыба легко выскользнула из рук и мгновенно исчезла на глубине. Подняв тучу брызг, Рене плюхнулся в воду. Сайка разочарованно застонала.

– Бесполезно, – крикнул мальчик, – Она очень скользкая.

– Ну, Рене, миленький, ну давай ещё раз попробуем?

– Попробовать-то можно, – пожал плечами Рене, – Но так её не поймать. Надо что-то придумать. Если бы у меня была острога. Или хотя бы палка…

Рене обречённо плёлся по колено в воде. Долгое время никакая добыча не попадалась ему на глаза. Песок отступил на глубину. Дно стало совсем скользким. Мальчик замёрз и очень сильно устал. Теперь он скорее просто брёл в реке, чем ловил рыбу. Серая муть стлалась перед ним, полностью закрывая обзор. Молчали. Говорить было не о чем.

Неожиданно Рене замер. У самого берега, рядом с крупным камнем, он снова заметил тёмную рыбью спину. Теперь мальчик не спешил. Берег в этом месте был очень пологим. Вершина крупного камня торчала из реки. Огибая преграду, течение размыло узкое углубление, в котором и стояла крупная хищная рыбина, готовая броситься на проплывающую рядом жертву. У неё была идеальная позиция для охоты. Камень закрывал её слева и немного сверху. Придонный гребень скрывал от взглядов справа. Мгновенный рывок вперёд, словно из ниоткуда, не оставлял неосторожной жертве никаких шансов. Но отступать ей было некуда.

Рене, мгновенно оценив ситуацию, осторожно двинулся вперёд. Оказавшись перед рыбой, мальчик медленно начал приближаться. Не чувствуя угрозы, рыбина подалась назад, тем самым ещё больше ухудшая свою позицию. Сайка замерла. Рене сделал ещё один осторожный шаг и бросился вперёд. Теперь он пытался не схватить добычу, а вытолкнуть её на берег. Рыба рванулась вперёд, но мальчику удалось оттолкнуть её от себя. Перевернувшись в воздухе, она плюхнулась у самой кромки воды и, забив хвостом, запрыгала по песку. Закричав, дети кинулись к рыбе с двух сторон. Но удача снова отвернулась от них.

Мальчик зацепился за какое-то углубление на дне и упал. Волна накрыла добычу и потащила её на глубину. Почувствовав воду, рыба вильнула хвостом и мгновенно скрылась на середине реки. Сайка заплакала от обиды, размазывая слёзы мокрым рукавом. Рене медленно поднялся. Хмурый взгляд не предвещал ничего хорошего. Упрямо сопя, он принялся ощупывать руками дно, пытаясь найти причину своего падения.

– Что там? – заинтересовалась девочка.

– Н-не знаю, – протянул Рене, – Дырка какая-то… или нора…

– Рене, не надо. Может, там змея.

– Да ну, какая ещё змея под водой?

– Водяная.

– Змеи воздухом дышат. Даже водяные. Они под водой жить не могут. Кроме того, нора широкая. Рука свободно пролезает, – отозвался Рене.

– Ой. Тем более, не надо, – испугалась Сайка.

– Да погоди ты, – огрызнулся мальчик, – Там, вроде, что-то есть…

Рене просунул руку в нору, но до конца не достал. Тогда, опустившись на колени, он просунул руку глубже и кончиками пальцев нащупал в конце норы что-то твёрдое и шершавое. Это что-то медленно шевелилось и явно не собиралось вылезать из своего убежища. Задохнувшись от холода, Рене лёг в воду и просунул руку ещё дальше. Неожиданно кто-то пребольно ущипнул его за палец. Мальчик вскрикнул, но не испугался и схватил обидчика. С большим трудом он вытащил его из норы…

– Ура! – закричала Сайка и захлопала в ладоши, когда Рене поднял добычу над головой.

Огромный рак грозно выставил вперёд свою левую клешню. Правая, вероятно, была недавно потеряна в какой-то схватке, и теперь рак отращивал новую из запасной ноги. Радостно крича, Рене выбрался на берег.

Рака съели немедленно, просто разорвав на куски.

– Слушай, а разве раков едят сырыми? – осторожно поинтересовалась Сайка, пытаясь перекусить какие-то жилки.

– Вроде, да, – ответил Рене, стряхивая с колен кусочек панциря.

– Я серьёзно, – обиделась девочка.

– Я тоже. Раки живут только в очень чистой воде. В этом смысле беспокоиться не о чем. Кроме того, мне кажется, что спички у нас появятся ещё не скоро. Так что, жарко́е в ближайшее время нам не грозит, – Рене неопределённо пожал плечами и чихнул, – Придётся привыкать.

– Будь здоров, – засмеялась Сайка, беззаботное настроение снова вернулось к ней, – Придётся – привыкнем!

Рене чувствовал, что очень замёрз. Тем не менее, он снова залез в воду, и вскоре ещё два рака, размером немного поменьше, стали его трофеями. Впервые за три дня путешествия мальчик ощутил приятную сытость.

Страшная находка

Солнце медленно клонилось к закату, немного согревая спины. Река вроде бы повернула на восток, и Рене решил пока не отходить от берега. Он сильно устал, и Сайкина болтовня крайне раздражала его. Мальчик молча брёл по кромке воды, с трудом переставляя ноги. Снова вскрылась рана. Тонкая красная линия окрасила щиколотку, время от времени оставляла каплю крови на прибрежном песке. Кружилась голова. Хотелось пить. Вода была рядом, но почему-то казалась Рене холодной и неприятной на вкус.

Заметив, что Рене не по себе, Сайка притихла и молча шагала рядом. Равнина по-прежнему была пуста и по-своему начала раздражать девочку. Она не могла с уверенностью сказать, много ли они прошли сегодня. Везде было одно и то же. Слева – трава и песок. Справа – вода. Один раз они перешагнули через маленький ручеёк, впадающий в реку. Теперь уже Сайка не могла бы точно вспомнить, давно ли это было. Она устала. Хотелось спать. Но остановиться – значило заночевать под открытым небом. Дети понимали, что сил на то, чтобы снова подняться и отправиться в путь, у них не будет.

Солнце коснулось горизонта.

Сайка обратила внимание, что Рене пошёл немного быстрее и как-то по-другому. Увереннее. Ритмичнее, что-ли. Он шёл, как будто и не устал совсем, что-то тихонько бормоча себе под нос.

– Эй, ты чего? – окликнула его отставшая девочка.

– А? – оглянулся тот, – Слушай, Сайка, ты когда-нибудь стихи писала?

– Я? Нет… – растерялась девочка.

– Я тоже… Я ведь и писать-то недавно научился, – и, неожиданно решившись, – Вот, послушай, – Рене остановился, заложил руку за спину и торжественно объявил: – “Забытая песня”.

Сайка молчала, открыв рот.

– Здорово! – наконец выдохнула она, – Ты это прямо сейчас придумал?

– Ну да, – неожиданно начал оправдываться Рене, – Понимаешь, как-то само собой вышло. Я просто шёл и вот… Пусть эти стихи будут для тебя, хорошо?

Девочка опустила глаза. Они были переполнены благодарностью.

– Мне ещё никто не писал стихов… спасибо тебе, Рене…

Пристанища так и не нашли. Пришлось ночевать под открытым небом. Всю ночь жались друг к дружке и почти не спали. Утро занялось хмурое, холодное, неприветливое. Казалось, мутный воздух пропитан влагой как губка. Рене чувствовал себя совсем разбитым. Ныло всё тело. Сидеть на одном месте было нестерпимой мукой. Едва развиднелось, отправились в путь.

Солнце встало за плотным слоем облаков. Но вместо долгожданного тепла принесло холод. На траву упала роса, которая вскоре превратилась в иней. Равнина стала белой. Рене продрог. Снова начал донимать голод. Но самым неприятным было то, что на заиндевевшей земле оставались прекрасно различимые неровные цепочки следов.

Иней растаял только к вечеру. Равнина снова окрасилась зеленью. Сайка устала и была подавлена. Рене чувствовал себя всё хуже. Его знобило, на щеках полыхал нездоровый румянец. Устроили привал. Рене буквально рухнул на песок и зашёлся долгим натужным приступом кашля. Сайка смотрела на него с нескрываемым чувством тревоги.

– Плохо, – пробормотал мальчик, – Ещё немного, и я не смогу идти…

– Ты дойдёшь, ты обязательно дойдёшь. Ты сильный, – затараторила Сайка.

– Погоди, – поморщился Рене, – Давай поклянёмся друг другу, что закончим это приключение, что бы с каждым из нас не случилось.

– Конечно, закончим, – Сайка уставилась на него, – Ты только сейчас ничего не говори, силы береги…

– Нет… не так. Понимаешь, просто мне будет легче, если я буду знать, что ты победишь Архота, что бы со мной ни случилось…

Сайка посмотрела на него испуганно и серьёзно.

– Клянусь!

– Клянусь, – словно эхо хрипло отозвался Рене.

Дальнейшее Рене запомнил смутно. Они опять шли по пустой безлюдной равнине. На северо-востоке, на самом краю горизонта, зыбкой дымкой показались белёсые вершины гор. Река опять понемногу сворачивала к югу, уводя в сторону от цели, но у Рене не хватало сил принять решение и свернуть. Он понимал, что песчаный берег для них – это какая-никакая, но дорога, последний ориентир в этих пустых безлюдных землях. Дороги всегда приводят к человеческому жилью. Свернуть – значит отказаться от всякой надежды в ближайшее время встретить людей.

Солнце зашло. Начало темнеть. Берег поднялся и стал круче. Песчаная отмель сменилась серой каменной плитой, ровной, как стол. Река делала резкий изгиб к юго-западу и снова убегала на восток, огибая камень. Крупные валуны, похожие на остатки какой-то каменной стены, испещрённые глубокими трещинами, словно поверженные исполины лежали на излучине.

– Самое место для ночлега, – пробормотала Сайка.

– Да, по крайней мере, ветер не задувает, – откашлявшись, поддержал мальчик.

Широкая трещина практически расколола огромный камень надвое. Забравшись в неё, дети обнаружили какой-то мусор, мелкие камушки, несколько крупных веток и… следы старого костра.

– Люди, Рене. Здесь были люди, – закричала Сайка.

Рене надолго закашлялся. Он не ответил. Ему было совсем плохо. Сев на землю, он привалился к камню и закрыл глаза.

– Не спи, Рене, слышишь, вставай. Мы пришли! Где-то рядом люди.

Мальчик открыл глаза и с большим трудом поднялся на ноги.

– Пойдём, – хрипло пробормотал он…

Выбравшись из трещины, дети снова подошли к реке. Перед ними высилась полуразрушенная каменная стена с высокими воротами, больше похожими в темноте на грот. Именно в эти ворота и текла река, превратившаяся в широкий бурный поток. Перед воротами возвышался тёмный предмет, который они сначала в сумерках приняли за большой чёрный камень. Это была большая рыбачья лодка, когда-то очень добротная и надежная, вставшая на вечный прикол. Корма лодки, наполовину погружённая в воду, сгнила. В передней части лежал большой серый ком брошенной парусины, под которой угадывались очертания продолговатого предмета.

Рене подошёл и откинул ткань. Сайка отшатнулась и закричала. Рене ещё никогда не слышал, чтобы Сайка так кричала…

В доме Хирны

Высокий старик с длинной седой бородой быстро прошёл по красно-жёлтой ковровой дорожке и почтительно склонился перед волшебницей:

– Ты уверен, что они выбрались из долины?

– Да, Великая…

– Как?

– По реке, Великая…

– Это верная смерть.

– Они не знали этого. Я видел следы крови по ту сторону Неприступных Гор.

– Так они живы? Где они сейчас?

– Они пошли Дорогой Времени, Великая…

– Что ж. Может, это и к лучшему… Монета у меня всё равно уже есть. По крайней мере, Архоту они не достанутся. И на нашем пути они больше не встанут…

– Я плохо сказал, Великая. Они только что прошли Дорогу от начала до конца…

– Что? Они вышли из Ворот?

– Да, Великая… Время не тронуло их. Мальчик болен. Они идут к Ири-Тао…

– Силы небесные… Их надо остановить!

– Поздно. Они только что ступили на земли Мёртвого города, Великая…

– Книгу. Скорее, книгу!

– Одумайся, Великая… Их не остановило само Время. И нет магии более грозной, чем магия Стража! Ты бессильна.

Лицо волшебницы исказила судорога.

– Пусть так… Что сейчас делает Нищий?

– Архот? Он гнался за ними, Великая. Но не посмел ступить на Дорогу. Он уже был там. И он знает свой Приговор. Он в ярости.

– Архот знает, что они живы?

– Пока нет. Но скоро узнает.

– Откуда?

– Один из твоих людей предаёт тебя, Великая…

– Кто?

– Саман подобрал монету…

– Почему его не остановили?

– Прикажи, Великая, его остановят…

Долго, очень долго думала волшебница. Старик стоял молча, почтительно сложив руки на груди.

– Нет. Пусть всё идёт так, как идёт. Если уж само Время бережёт их, даже я не встану на их пути. Если Архот решит сунуть свою голову в петлю, – волшебница криво усмехнулась, – Не буду ему мешать. В конце концов, это всего лишь голова Архота. Проследи, чтобы Саман больше никогда не вошёл в этот дом… Что ты узнал о девочке?

– Прости, Великая. Ничего достоверного. Вроде бы её родители погибли на Дороге Времени. Во всяком случае, кузнец принёс её оттуда. Это – всё.

– Откуда – оттуда? Что??? Ты хочешь сказать, что Сайка дважды прошла по Дороге?

– Да, Великая… причём в первый раз она шла против течения…

– И при этом осталась жива?

– Осталась, Великая… впервые, на памяти людей. Ей повезло. Она была слишком мала и не знала своего Приговора, поэтому он не свершился. А может быть потому, что в прошлый раз она не входила в Ворота. Ведь она родилась на берегах Реки. Значит, в Ворота вошла её мать.

– О силы… – по лицу волшебницы пробежала тень растерянности, – Для чего же вы храните её? Кто она?

– Доподлинно неизвестно. Однажды Архот напал на небольшой город, стоящий у отрогов восточных гор. Жители отчаянно защищались, но пали к его ногам. Те, кто отказался признать нового властителя, вынуждены были бежать. На Дорогу ступили многие, сошли с неё двое: кузнец, случайно оказавшийся в осаждённом городе, и новорожденная девочка, которую он вынес на руках.

Кузнец, вероятно, знал её родителей. И может быть, даже открыл тайну своей семье. Но о том, почему она так интересует Архота, кузнецу, скорее всего, было невдомёк. Иначе он был бы гораздо осторожнее. Архот, вероятно, наоборот, даже не догадывается, кто её родители, но уж наверняка знает о её роли в своей судьбе. Поэтому первое, что он сделал – уничтожил всех родившихся и не родившихся детей в завоёванном городе.

Девочка не знает, кто она. Архот знает, но вряд ли скажет даже под пыткой. Теперь, когда семья кузнеца мертва, не существует никакой возможности узнать правду. Великая, нужно ли мне и дальше искать, кто были родители девочки?

– Нет. Ты сделал всё, что мог.

– Слушаюсь, Великая…

– Скажи, ты сам ходил по Дороге Времени? Что это такое?

– Сам не ходил, Великая. Люди говорят, что никогда не знаешь, что увидишь там, что переживёшь. Некоторые тонут в болотах, некоторые – срываются с гор. Кто-то гибнет в пустыне. У каждого – своя Дорога во Времени. До конца доходят немногие. Говорят, что пройти Дорогу – всё равно, что пройти через века. Если человек живет глупую и никчёмную жизнь, в конце которой ему суждено забвение – он встретит там свою смерть. Если нет – в конце пути он узнает Приговор Времени. Пройти по Дороге может только тот, о ком будут помнить потомки. И тот, кто не знает Приговора. Если человек, знающий свой приговор, второй раз откроет Ворота Времени – приговор исполнится. Ещё говорят, что по Дороге можно идти только вперёд. И ещё… Никто не выходил из Ворот Времени дважды… до сегодняшнего утра…

Старик замолк и теперь стоял неподвижно.

– Что-то ещё?

– Да, Великая… Ключ… они нашли ключ…

Ворота

Сайка немного пришла в себя и теперь рыдала. Её трясла крупная дрожь. Рене тоже стало не по себе от того зрелища, которое открылось его глазам, противный ком подкатил к горлу, руки и ноги вмиг стали ватными, смрадный запах перехватил дыхание.

Под парусиной, как под саваном, лежал человек. Лежал уже давно. Мёртвый. Лицо его было ещё обтянуто тёмной пергаментной кожей, но черви и муравьи уже справились с глазами и губами трупа, обнажив глубокие глазницы и два ряда широких крепких зубов, скалящихся в жуткой ухмылке. Зима прервала их бесстрастную страшную работу, и теперь, с наступлением весны, они взялись за неё с новой силой.

Особенно много их было в области живота. Шевелящаяся желтоватая масса спешила скрыться с глаз в недрах трупа, создавая в сумерках иллюзию дыхания и жизни. Руки человека были прижаты к груди. Левой он прижимал к груди небольшой свёрток, обёрнутый кожей и перевязанный верёвкой. Правая сжимала рукоятку небольшого кинжала с тускло блестевшим лезвием.

Рене раздумывал очень недолго. Откинув парусину, он сделал глубокий судорожный вздох и решительно наклонился над телом.

– Нет, – закричала Сайка, – Нет, Рене, ради всего святого, нет…

Мальчик выпрямился.

– Нам нужен нож. Хотя бы нож. У нас ничего нет…

– Нет, – Сайка только зажмурила от ужаса глаза и отрицательно трясла головой.

– Открой глаза! – жёстко сказал Рене, – Смотри! Если мы не возьмём оружие, то, скорее всего, скоро будем выглядеть также. У нас нет огня, нет еды, нет тёплой одежды. Нам негде укрыться от непогоды, нечем защититься от врагов. Нам некуда идти, не у кого просить помощи.

Девочка в ужасе закрыла лицо руками…

– Пожалуйста, отойди, – жалобно попросил Рене, – Слышишь? Мне и так тяжело. Не надо мешать… пожалуйста…

– Да, – кивнула Сайка и отошла в сторону.

Превозмогая приступы дурноты, Рене забрал свёрток и попытался взять кинжал. Это ему удалось не сразу. Пальцы правой руки крепко держали рукоятку и настолько окоченели, что Рене уже совсем, было, решил оставить свои попытки. Неожиданно рука трупа слегка подалась, и в руках у мальчика оказался долгожданный трофей. Короткое узкое лезвие, напоминающее стилет или кортик, неожиданно ярко сверкнуло в темноте.

Несмотря на то, что кинжал долго лежал около воды, оно было абсолютно чистым, как будто только что выкованным. Ни ржавчина, ни время не тронули его. Чего нельзя было сказать о ручке. Когда-то очень маленькая и изящная, выполненная из какого-то легкого шершавого материала, напоминающего древесную кору, ручка ножа сгнила от крови и воды. Изъеденная червями, она легко крошилась в руках. Даже в небольших ладонях мальчика кинжал казался игрушечным, но Рене понимал, что это настоящее оружие. Коварное и опасное.

Рене выпрямился и уже в почти полной темноте рассмотрел нож. Смахнув с лезвия грязь, он вытянул левую руку и положил клинок поперёк открытой ладони. Нож казался настолько легким, что Рене совсем не чувствовал его веса. Полюбовавшись клинком, мальчик снова перехватил его в правую руку и присвистнул от удивления: боли не было, но на левой ладони, там, где край лезвия коснулся кожи, показалась тонкая ниточка крови. Ножик кусался.

Повернувшись к мертвецу, Рене засунул находки за пазуху и торжественно отсалютовал ему:

– Спасибо тебе за оружие. Клянусь, что никогда не использую его во зло.

– Ты что делаешь? – Сайка пришла в себя, успокоилась и теперь стояла сзади.

– Завтра, – оглянулся Рене, – Завтра мы должны его похоронить…

– Завтра?

– Нам некуда спешить. Людей здесь нет. Никого нет, – Рене схватился за голову, – Никого! Почему? Почему здесь никого нет? – закричал он и закашлялся, – Хоть кто-нибудь… где люди? Ну, хоть кто-нибудь… кто-нибудь… почему? Почему на этой проклятой земле никого нет?

– Успокойся. Слышишь, Рене. Рене, ты слышишь меня, успокойся.

Рене запрокинул голову и захрипел. Из уголка его губ показалась тонкая тёмная струйка крови. Сайка перепугалась не на шутку. Взвалив Рене на себя, она поволокла его прочь, вперёд, подальше от этого проклятого места, вдоль реки, к воротам… Её сил хватило только на то, чтобы протащить Рене мимо двух уродливых каменных столбов…

Что-то изменилось. Как будто закончилось что-то страшное, хотя она ещё не знала, что. Как будто воздух стал другим: свежим, сухим, прохладным. Появились запахи. Сайка вдруг почувствовала лёгкий аромат дыма – верный спутник человеческого жилья. Так пахло весной дома, в их посёлке, когда жители сгребали слежавшиеся за зиму прошлогодние листья в большие кучи и поджигали их. Сайка опустилась на землю и заплакала.

Мальчик был без сознания. Он не услышал свой Приговор, даже если Время и произнесло его. Девочка запомнила всё. Но она уже когда-то проходила здесь.

Было просто удивительно, что она не знала Приговора. Время не тронуло её…

Номут

Высокий человек, одетый во всё чёрное, быстрым шагом шёл по анфиладе. Широкий плащ с тихим шорохом стлался за ним, обнажая длинный меч с синей змейкой у самой гарды и широкий золотой пояс. Человек был зол и, кажется, немного растерян. Вид его был настолько ужасен, что люди, случайно попавшиеся ему навстречу, бежали прочь. Человек вихрем подлетел к дверям тронного зала. Стражники отвели палаши в стороны. Чистый утренний луч, упавший на лезвия, предательски выдал их дрожание. Человек сделал шаг вперёд и створки двери с грохотом отлетели в стороны.

– Эй там! Я кому приказал никого не впускать? – раздался мягкий голос из глубины зала.

– Приветствую тебя, раб своего раба, – громко и торжественно произнёс входящий.

– А, это ты, повелитель сточных канав, – с ласковым смехом ответил маленький толстый хозяин. Невысокий лысый череп, широкое, добродушное лицо, с которого редко сходила ласковая улыбка. Казалось, этот человек – сама воплощённая доброта и наивность, – Да, я повелитель и раб проклятого металла. Но это всё же лучше, чем повелевать людьми. Золото не предаст меня никогда. Я даю его людям, и люди благодарят меня. Они становятся свободными и богатыми.

– И падают к твоим ногам… – Чёрный криво ухмыльнулся, – Я тоже даю людям деньги…

– Да… Ты даёшь… – рассмеялся хозяин, – Люди просто счастливы. Даже здесь, в моём дворце я слышу их проклятья.

– В твоём дворце? С каких это пор он стал твоим? Уж не тогда ли, когда отравили старого короля?

– Я? Ты обвиняешь меня? О, Архот, как ты ко мне несправедлив. Разве я когда-нибудь брал в руки оружие? Короля отравили его же люди. А потом они сами просили меня стать их правителем. До прихода нового короля. Я всего лишь смиренно принял их предложение… Я даже титул его себе не взял. В сущности, я выручил их в трудной ситуации… и даже жестоко покарал убийц… – расхохотался хозяин.

– …которых сам же и нанял, – закончил за него Архот.

Маленький охотно и радостно закивал, смиренно сложил руки на толстом животе и воздел глаза к небу.

– Я только помог им в нужде, – ангельским голосом произнёс он, – Они так просили меня… Я всегда помогаю бедным. Это моё правило.

– Хватит паясничать, я пришёл не за этим.

Лицо хозяина на миг стало грустным. Голос – вкрадчивым.

– Да, давненько тебя не было видно. С чем же ты пожаловал, Архот?

– Плохие новости.

– Плохие новости? У тебя?

– У тебя тоже!

– У меня? – маленький хозяин опять расхохотался, – Нет, Архот. У меня всегда хорошие новости. У меня нет рабов среди людей. Мой единственный раб – золото. Все люди, которые служат мне, служат добровольно…

– … чтобы не сдохнуть с голоду. Говорю тебе, перестань паясничать, дело серьёзное.

– Давно ли ты стал беспокоиться о людях, Архот? – посерьёзнел маленький, – Не ты ли говорил мне, что люди – как плесень? Только соскоблишь, глядь – снова выросла.

– В том-то и дело, что выросла!

– О-о! На этой земле ещё есть места, где что-то растёт? Что же это за напасть, с которой ты не смог справиться?

– Всё – как сказано. Чиару. Маг в пятом поколении. Хотя он ничего не знает об этом. Вроде, отродье Хирны.

Глаза маленького хозяина в одно мгновение стали злыми.

– Ты же мне сказал, что Хирна мертва, – зашипел он, – Ещё когда сказал! Ты же клялся, что решил эту задачу!

– Я говорил правду. Хирна давно уже мертва. Она утонула.

– Мертва? А ты когда на севере был?

– Я только что оттуда.

– Неужели из самой скрытой долины? – саркастически улыбнулся маленький.

– Да, я вернулся из скрытой долины, – всё более раздражаясь, отчётливо прохрипел Архот.

– Как же ты прошёл через покрывало? – оторопел маленький.

– Вот так и прошёл. Нет Хирны – нет покрывала. Мальчишка сам принёс в долину книгу.

– Мальчишка?

– Да, четырнадцать лет.

– Постой, Как же ты говоришь, что Хирна мертва? Кто же снял покрывало?

– Релина.

– Релина???

Толстяк долго смотрел на Архота с удивлением и недоверием. А Архот с интересом наблюдал, как меняется лицо хозяина, пока тот морщил лоб, постепенно соображая. Неожиданно толстяк запрокинул голову и вновь зашёлся своим ласковым смехом:

– Так значит Хирна? Точно… Они же сёстры… Близнецы… Действительно мертва? Отличные новости! Браво, Архот! Не знал, что ты способен на такое. Кто же теперь может встать на твоём пути? Неужели этот мальчишка? Хотя нет, – толстяк перестал смеяться, – Ещё ведь жива Релина!

– Релина не в счёт. Она уже предала.

Номут замер.

– Ты покорил старшую? – голос толстяка стал просто сахарным, – Наконец-то сбываются все твои мечты. О, Архот, Ты самый счастливый человек в Ароле. Сколько хорошеньких девушек ты пропустил, мечтая о ней? Правда, она немолода. И не так умна, как сестра. Но говорят, что магия её настолько сильна, что она меняет возраст также легко, как многие женщины – платье… С другой стороны, – маленький почти задохнулся от смеха, – Ты ведь тоже уже не мальчик… Давно не мальчик…

Архот просто озверел от таких слов и схватился за меч. Синяя змейка ожила, скользнула вниз, и пламя лизнуло лезвие…

Не переставая хихикать, хозяин поднял вверх указательный палец. Вздетая рука Архота надломилась. Меч с грохотом упал ему за спину.

– Ты забыл, – ласково зацокал языком толстяк, – В любом металле всегда есть мельчайшая крупица золота. Поэтому я и повелеваю металлом. Любым. Это мой выбор. Ты выбрал власть над людьми. Помнишь? Ещё тогда я сказал тебе, что это слишком обременительно. Люди слишком упрямы, глупы и непредсказуемы.

Даже самый низкий раб, который не смеет даже глаз на тебя поднять, хочет что-то о тебе думать. Пытается о чём-то мечтать. Даже самый верный друг, который ест и пьёт за твой счёт, которому ты отдаёшь лучшую женщину, завоёванную тобой, может захотеть тебя предать. Он потеряет всё! Он знает это! Но он всё равно идёт на предательство.

Золото есть золото. И две монеты всегда больше, чем одна монета. А человек безнадёжен. Он может променять всё на ничего. Встречаются люди, которые вообще никому не подвластны. Поэтому-то я и выбрал деньги.

– Ты тоже забыл, – с холодным бешенством прошипел Архот, подняв оружие с пола, – Как бы ты ни кичился, есть-таки оружие, которое неподвластно твоим желаниям. Да, я не могу видеть, что творится в голове каждого моего раба. Но и ты не можешь увидеть этого оружия. Даже если оно уже обращено против тебя.

– Я ничего не забыл, – толстяк посмотрел на Архота. Так смотрит добрый папа на своего непослушного и глупого ребёнка. Прямо в глаза, – Спасибо за напоминание. Я приму меры. Но помогать тебе я не намерен. Я – правитель, ты – воин. Ты изъеден комарами и мухами так же, как я – клопами. Я привык вкушать заморские фрукты, аккуратно сплёвывая косточки на услужливо подставленный поднос. А ты, напившись болотной жижи, можешь полдня бежать по лесу, отрыгивая проглоченными пиявками. Я не понимаю прелестей такой жизни, но это твой выбор, и я не обсуждаю его.

Ты прав, мне не дано видеть свою смерть, но если мальчишка придёт сюда, его-то я уж как-нибудь разгляжу. Тогда приходи в гости. Я тебе его продам. Или поменяю. На камень. А сейчас прощай, Архот. Уходи. Мне с тобой скучно. Береги своё сердце. Ведь это и моё сердце тоже. И, пожалуйста, больше никогда не врывайся ко мне без доклада. Из-за тебя мне сегодня придётся казнить двух нужных людей. А их и так немного осталось… твоими заботами…

Архот вышел из замка в бешенстве. Нет, не то, чтобы он надеялся на помощь Номута. Он мог бы достаточно точно предсказать результат этого разговора заранее. Хотя попытаться и стоило. Но сегодня толстяк превзошёл самого себя. Подобных оскорблений Архот не прощал никому и никогда. И Номут это понимал. Друзьями они не были. А врагами просто не могли быть: ведь у них общее сердце. Одна жизнь. Одна смерть. И одни напасти на всех. Тогда почему он так разговаривал с ним? Чего он добивается? Власти над ним, Архотом?

Архот хорошо знал Номута ещё по своей старой, собственной жизни. Ещё до того, как к ним попал в руки этот проклятый камень. Тот из всего умел извлекать выгоду. Всегда. Вот и сейчас он преспокойненько сидит в своём замке и валяет дурака, прекрасно зная, что Архот защитит его от любой опасности. Просто потому, что иначе погибнет сам.

Хотя, может и не погибнет. Это никому не известно, а проверять Архот не решался… И Номут прекрасно знал, что Архот никогда не осмелится испытать судьбу, потому что единственное, чего боялся Архот, боялся всегда, боялся с каждым днём всё больше – это смерть. Ах, если бы только Архот знал… знал наверняка, что будет жить после смерти Номута… С каким удовольствием сдавил бы он эту жирную шею…

Архот сжал кулаки до хруста в пальцах. Где он опять просчитался? Он рассчитывал, что толстяк будет по своему обыкновению ныть и торговаться. В крайнем случае – выжидать время. То, что случилось, было откровенной конфронтацией. Это был вызов. Номут высоко оценил подмену Хирны. Значит, для него это было действительно новостью, – Архот ухмыльнулся, вспомнив, как ловко он заманил Хирну в ловушку. И его совсем не интересовал мальчишка. Почему? Недооценивает опасность? Такого отродясь с ним не бывало. Надеется на него, Архота? Возможно… а может, ему что-то известно? Что? Думай, Архот, думай! Внезапно остановившись, он громко, обращаясь к самому себе, произнёс:

– Всё ясно! Мальчишка у него в руках!.. – и, немного тише, – Или он думает, что у него… Наивный… Полгода назад я думал так же… сидел и ждал, когда нужно было действовать!

Архот поднял руку и громко щёлкнул пальцами. Сзади тихо возникла едва заметная тень и услужливо хлюпнула носом.

– Вернёшься назад, – Не оборачиваясь, через плечо произнёс Архот, – Найдёшь мальчишку. Если мальчишки нет во дворце, искать его не надо. Номут уже выследил их и вряд ли упустит. Просто дождись их там. Номуту не мешай. Но и на глаза не попадайся. Оружия не носи. В руки не бери ничего металлического! Помни: коснёшься металла – умрешь! Номут мгновенно тебя обнаружит. Уж тогда можешь быть уверен: не пощадит. Если им удастся выбраться из замка, пойдёшь за ними. Если нет – вернёшься ко мне. Всё! Иди!

Тень хлюпнула носом, склонилась в почтительном поклоне и растаяла.

– Запомни, ничего металлического… даже ложку… Иголку в руки не бери… – прокричал Архот вслед, – Впрочем, трудно тебе не будет. Ты без этого всю жизнь обходился, – добавил он с ухмылкой и значительно тише.

На хуторе

Рене пришёл в себя от боли и тряски и открыл глаза. Он лежал на спине, закрытый до подбородка куском тёмного грубого войлока. Светло-синее весеннее небо покачивалось перед ним. Цокот копыт… Невидимый возница изредка звонко причмокивал, подгоняя медленно плетущуюся лошадь. Небольшие камушки, попадая под колёса, каждый раз отдавали сильной болью в груди. Краем глаза Рене видел проплывающие мимо деревья и Сайку, понуро идущую рядом с телегой.

– Сайка, – пробормотал Рене.

– Что ты, что ты! Молчи! Тебе нельзя разговаривать! – зашикала на него девочка, – Не волнуйся. Нам здорово повезло. Скоро мы будем на месте.

– Где… будем? На каком… месте?

– Не знаю. Но где бы мы ни были, это всё же лучше, чем там, где мы были.

– Где… были?

Рене напрягся, но события последних дней полностью выпали из его памяти. Он чувствовал себя так, словно только что снова родился. В памяти осталась усталость, тревожное чувство постоянной опасности и это смешное имя, которым он только что назвал эту девчонку. Девчонку… Имя…

– Имя… – прохрипел Рене.

– Что? – не поняла Сайка, – Погоди немного, Рене. Осталось совсем чуть-чуть.

– Рене… – своё имя он скорее принял заново, чем вспомнил. А вот имя девочки куда-то ушло, оставив в душе смятение и страх.

Снова толчок. Опять эта сильная боль в груди… Красные пятна перед глазами. Рене закашлялся и снова потерял сознание.

Подвода въехала на небогатый, но уютный двор и остановилась перед небольшим аккуратным домиком, выложенным зелёной черепицей. Невысокая пожилая женщина стояла на высоком крыльце и явно ждала их. Спустившись, она глянула на Рене, коснулась его лба ладонью и покачала головой.

– Он совсем плох, у него сильный жар.

– Он потерял сознание у больших каменных столбов. Мы нашли там мёртвого рыбака. А потом я его ещё тащила на себе, пока мы не встретили вот его. Он сказал, что Вы послали его специально за нами. И что Вы поможете нам…

– Всё правильно, – кивнула женщина, – Ким, накорми девочку. А я пока займусь мальчиком.

Возница, одногодок Рене, высокий светловолосый мальчик, которого хозяйка назвала Кимом, неторопливо слез с облучка и подошёл к Сайке. А женщина откинула войлок и, неожиданно легко подхватив бесчувственное тело, внесла Рене в домик.

– Умывальник там, – махнул рукой Ким, – Иди, умойся, приведи себя в порядок, а я пока распрягу лошадь. Затем поднимайся в дом.

Сайка кивнула и вдруг почувствовала ужасный голод. Волнения последней ночи совсем заглушили его, но напоминание о еде вновь пробудило зверский аппетит. Она отправилась в небольшую пристройку и обнаружила там незатейливый деревенский умывальник и мыло на полочке. Ким быстро распряг лошадь и отвёл её на задний двор. Затем, придерживая за гриву, вывел через заднюю калитку на луг и легонько хлопнул по крупу. Лошадь лениво подалась вперёд и принялась выискивать среди пожухлой прошлогодней травы молодые весенние всходы.

Ким вернулся и обнаружил Сайку у дома, нервно переминающуюся с ноги на ногу.

– Ты чего? – удивился он, – Я же сказал, поднимайся.

Сайка преодолела неожиданную робость, поднялась на крыльцо и отворила дверь. А Ким вернулся в пристройку и загремел умывальником.

После яркого света улицы темнота слегка ослепила девочку. Но по-привыкнув, она разглядела небольшое помещение, которое служило прихожей и одновременно большой кладовкой для всего, что постоянно нужно в хозяйстве и поэтому всегда должно быть под рукой. За входной дверью располагалась вешалка для одежды – несколько вбитых в стену крючков и гвоздей, на которых висели плащи и дождевики – одежда для ненастной погоды. Тут же стояли старые сапоги с обрезанными голенищами – бесхитростные деревенские чуни, предназначенные не столько для сырой погоды, сколько для постоянного хождения по грязной дороге и работы в огороде. Далее, в самом углу, прямо под небольшим окошком, забранным мутным заляпанным стеклом, были свалены в кучу лопаты, грабли и прочий садовый инструмент.

Второй угол со всем содержимым наверняка принадлежал Киму. На аккуратно прибитых полочках были с любовью разложены рыболовные снасти: крючки, лески и даже небольшая сеть. К стене был прислонён самодельный спиннинг – бесспорно, предмет особой гордости мальчика. Напротив окна, вдоль стены, на специальной подставке стояла большая модель трёхмачтового парусного корабля, когда-то выполненная с поразительной точностью и аккуратностью, а теперь явно забытая под слоем пыли, с выцветшими бумажными парусами на мачтах.

В жилые помещения вели две двери. Левая была слегка приоткрыта. Оттуда доносился распевный речитатив. Заглянув внутрь, Сайка увидела Рене. Мальчик лежал неподвижно, бледный, совершенно голый, на узкой невысокой кровати, возле которой стояла на маленьком столике курительная кружка. Над ней вился сладковатый дымок. Женщина связывала травы в небольшие пучки и, бормоча непонятные слова, раскладывала их вокруг Рене. Почувствовав на себе тревожный взгляд, она оглянулась и, не прерывая речитатива, печально покачала головой из стороны в сторону. У Сайки защипало в глазах. Размазывая слёзы, девочка рванулась назад и оказалась в руках Кима.

– Ну, ты что? Бабушка поможет ему, вот увидишь.

Сайка судорожно всхлипывала. Слёзы катились градом, и она не могла остановить их.

– Фу ты! Да перестань же! Пойдём, слышишь?

Ким буквально втолкнул Сайку в правую дверь. В центре чистой комнаты стоял небольшой стол, накрытый на четверых. На белоснежной скатерти стояло блюдо со сдобой. От рогаликов и крендельков поднимался волшебный аромат свежевыпеченного хлеба. Рядом стоял кувшин с молоком и крынка со сметаной. Сайка сама росла в деревне, поэтому очень удивилась, что в такую рань на столе стоит свежая выпечка. Это означало, что пекли её всю ночь, специально для них.

Ким усадил Сайку за стол, по-хозяйски налил ей в кружку парного молока, положил сметаны и пододвинул блюдо со сдобой. Буквально силой втиснув ей в руку деревянную ложку, он встал рядом и стоял, пока Сайка не начала есть. Проглотив несколько кусков, девочка успокоилась и перестала плакать, а Ким, сказав, что он на мгновение, выскользнул в соседнюю комнату.

Когда он вернулся, Сайка крепко спала, безмятежно раскидав светлые волосы по столу…

– Пусть спят! – женщина стояла в дверях, – Самое трудное у них ещё впереди. Возьми хлеб, Ким. Мы позавтракаем во дворе…

Ири-Тао

Сайка проснулась где-то в середине дня. Проснулась от кошмара. Ей приснилось, будто они с Рене идут вдоль реки. Вдруг река вздувается, поднимается гигантская волна, всей своей мощью обрушивается на них. Девочка пытается бежать, но ноги не слушаются её. Тогда она начинает кричать и звать на помощь…

– Рене… – всхлипнула Сайка и вскочила.

– Ему уже лучше. Всё хорошо. Успокойся, – женщина сидела напротив я явно ждала, когда девочка проснётся.

– Где он? Я пойду к нему, – воскликнула Сайка, спросонья ещё не совсем понимая, где находится.

– Сядь. Он спит. Ты не сможешь сделать больше, чем уже сделала.

– Что сделала?

– Ты спасла ему жизнь. Если бы ты не вытащила его из ворот, он бы погиб.

– Ужасное место. Там нет людей, – вздрогнула Сайка, – Этот человек… он так и лежит там. Почему его не похоронили? Ведь Ким, он же встретил нас совсем рядом?

– Ким никогда не прошёл бы между этих камней.

– Почему?

– Потому что немногие, очень немногие, кто проходит этим путём, остаются в живых. А из тех, кто вошёл против течения реки, за всю историю людей в живых остались вообще только двое.

– Кто?

– Ты и тот человек, с которым ты была.

Сайка была растеряна и ошарашена.

– Да, Рене говорил, что там живет какое-то могучее зло… – нерешительно прошептала она.

Женщина закивала.

– Он всё время волновался, что там никого нет. Почему, ведь равнина действительно пригодна для жилья? Что это за зло?

– Это не зло. Но и не добро. И это – не равнина. Каждый, кто попадает туда, видит эту землю по-своему. Для кого-то это – горы, для кого-то – болото. Войдя в Ворота, можно оказаться в знойной пустыне. Прямо посреди зимы. А можно и наоборот, замёрзнуть в середине лета. Единственное, что всегда встречаешь там – это река. Иногда – ленивая, сонная. Иногда – это бешеный горный поток. Это – река Времени.

Место это заповедное. Немногие из тех, кто посмел потревожить Время, остались в живых. Единственный способ выйти оттуда – не беспокоить его, идти всегда вдоль реки, вниз по течению…

– Эй, мы ведь и шли по течению! – вдруг сообразила Сайка.

– Да.

– Но как же… Ты ведь сказала, что мы…

– Не “мы”, а “ты”! Рене здесь не при чем. И сейчас речь не о вашем нынешнем приключении. Ты – единственная из всех, кто смог выжить, войдя в Ворота дважды. Ты – единственная, для кого Время отложило свой приговор. Более того, ты – единственная на памяти людей, кто прошёл весь путь против течения реки.

– Но я никогда раньше не…

– Ты родилась на берегах этой реки. На этом самом дворе.

– Я?

– Да. И ты очень похожа на свою мать.

– Расскажи мне, – вскинулась девочка, – Я совсем-совсем ничего не знаю о ней!

– Я… э-э… тоже, – явно уклонилась женщина, – Я видела её лишь однажды. И никогда не разговаривала с ней.

Когда-то в долине, как раз неподалеку от того места, где вы вышли, стоял небольшой город, который назывался Тао – Страж. Люди в нём жили мирные и трудолюбивые. В основном ремесленники – каменотёсы. Они-то и построили Ворота Времени. Там же они поставили постоянный дозор. Нет, это не были могучие воины. Им не нужно было вступать в схватку. Желающих войти в Ворота, тем более с этой стороны, было немного. А защита тем, кто прошёл через Время, и вовсе не требовалась. Но они встречали каждого, кто выходил из Ворот, оказывали им помощь, если она была нужна, расспрашивали о путешествии, пытаясь составить карту Заповедных земель. Были среди стражников и женщины.

Постепенно никогда не воевавшие стражники всё больше и больше стали походить на монахов. На месте дозора вырос монастырь. Монахи потихоньку приобщились к магии и стали называть себя Стражами. Они превратились в целителей, хранителей древних знаний и самого главного сокровища, которое держалось в монастыре – карты Заповедных земель. Многие Стражи впоследствии стали могучими волшебниками, разбрелись по свету, основали свои школы, начали передавать свои знания людям. Учиться у Стража почитал за честь любой маг.

Лучшие из их последователей стали звать себя Таори – Ученик Стража.

Так продолжалось много столетий. Стражи изучали Время, уточняли карту Заповедных земель. Они узнали, что войти в Заповедную страну можно только через Западные Ворота, пройти её из конца в конец можно только один раз в жизни.

– Почему?

– Всё дело в Приговоре Времени. Дело в том, что пройти через Заповедную страну – всё равно, что пройти через Время. Поэтому каждому человеку, выходящему оттуда, Время выносит вслед свой Приговор. И если человек, знающий свой Приговор, дерзнёт второй раз войти в Заповедную страну – приводит его в исполнение.

– Чушь! Я не слышала никакого приговора!

– Естественно! Ведь Время однажды уже вынесло его тебе. А вот почему ты осталась жива?

– Конечно, я ведь не знаю Приговора! – радостно сообразила Сайка, – Ведь ты сказала, что я уже была там, хотя я и не помню этого.

– Вероятно.

– Но тогда и Рене может ещё раз войти в эти Ворота? Он ведь тоже не слышал Приговора? Он был без сознания.

– Войти-то он может, а вот выйдет ли – неизвестно. И Приговор – ещё не самое ужасное, что есть у Времени в запасе против смельчака. Дело в том, что человек, трижды прошедший через Время и имеющий пламенное сердце, приобретает способность повелевать им.

– Повелевать Временем?

– Ну, не совсем. Но один раз в жизни он может делать со временем всё, что хочет. Правда, всего одну минуту. Когда угодно. Один раз в жизни он может изменить весь мир. Кроме того, входя третий раз в Ворота, человек рвёт нить рока. Этот человек живёт свою жизнь так, как хочет сам. У него нет судьбы, для него будущее не предопределено. И если в руках этого человека зачарованное оружие, исполняющее своё предназначение, то он недосягаем для любого, самого коварного, самого хитрого врага. Недосягаем и неуязвим. Он сам – оружие!

– А много их было?

– Кого?

– Ну, этих, Повелителей Времени.

– Ни одного. Но однажды из ворот вышел человек, который предсказал появление первого Повелителя.

– Как?

– Да в общем-то, ничего особенного. Это был обычный человек, и было даже удивительно, что он смог пройти Дорогу до конца. Как и все, прошедшие через Заповедную страну, он услышал свой Приговор. Он был сапожник, и весьма неплохой сапожник. Время предсказало ему, что он пошьёт свадебные туфли для матери первого Повелителя. Когда он пришёл в город и открыл свою лавку, от желающих не было отбоя. Ещё бы, каждая женщина втайне мечтала о том, что именно её ребёнок будет великим магом и первым Повелителем Времени. Сначала он шил туфли сам, но заказов было так много, что он начал поручать работу подмастерьям, и теперь мастерил только пряжки. Но всё равно мастерская не могла справиться с огромным количеством заказов, и он поручил подмастерьям вообще всю работу, а сам делал только последний стежок.

Прошло достаточно много времени. Повелитель всё не появлялся, поэтому горожане уже начали судачить, что сапожник просто придумал свой Приговор, чтобы разбогатеть. Тем не менее, охотнее всего шили свадебные туфли именно у него. Неожиданно об этом предсказании прослышал Архот. Он прекрасно понимал, какую опасность для него представляет маг, способный изменить мир. Особенно, если в его руках зачарованное оружие. Он немедленно напал на город. И горожане отбились бы. Но вместе с Архотом был Номут. Это ужасное зло. Любой металл в его власти.

Множество стрел выпустили защитники города, но ни одна из них не попала в цель, ведь на всех были железные наконечники. Многие пали, поражённые собственными мечами, преданные собственными щитами, задавленные собственными латами. Город был разрушен. Был разрушен и монастырь, который основали Таори. С помощью Номута Архот изловил и уничтожил всех женщин, до которых ему удалось добраться. И всех детей. Стоило им коснуться чего-нибудь металлического, пусть даже дверной ручки, как сзади тотчас же возникал Архот, вооруженный волшебным мечом. Спасаясь от изверга, горожане и Таори кинулись к Воротам Времени. Пройти через Заповедную страну, против течения реки – это был единственный, пусть призрачный, шанс на спасение.

Большой отряд вошёл в Восточные ворота, но справиться с потоком Времени смог только один человек. Молодой кузнец, заехавший в наш город по торговым делам. Он был красив и удивительно силён, поэтому не только выжил сам, но и вынес на руках новорожденную девочку.

– Меня?

– Да, тебя. Выйдя из Ворот Времени, кузнец пропал. Город был разрушен до основания. Таори разбежались или были истреблены. На месте монастыря возник вот этот хутор. Теперь, я думаю, пора тебе узнать, кто я. Позволь представиться. Я – лучший лекарь в этих землях. Весьма могущественный маг. Верховный настоятель погибшего монастыря. Главный хранитель забытых знаний. Я – Ири-Тао, Последний Страж.

Тяжёлая болезнь

Сайка открыла глаза так широко, что чуть не упала со стула. От своей бабушки она часто слышала древние легенды о великих магах, охраняющих Аролу где-то очень далеко, на самых дальних подступах, – Стражах. Но в легендах они были другими. Всегда какими-то далёкими и могучими, великанами, безучастными к судьбам людей. Если в легендах какой-нибудь захудалый Страж вступал в битву, то обычно она оканчивалась рождением нового материка, ну, в крайнем случае – острова. Целые армии гибли от одной их воли. Взмах их руки менял историю, уничтожал королевства, вздымал горы. А тут… на этом забытом хуторе… в маленьком домике… в потёртой кофте? В деревенских сапогах-чунях? Самый-самый главный, самый-самый верховный… Страж? Нет. Этого не может быть!

– Почему же не может?

Девочка подняла глаза… и увидела… ноги. Деревянный домик как-то расширился, растворился. То ли ей вдруг почудилось, то ли действительно перед ней стоит огромная немолодая уже женщина. Воительница в полном боевом облачении. Ветер треплет её густые волосы, чуть тронутые сединой. Двумя руками она опирается на гигантский меч, который, казалось, настолько широк, что если бы захотела, Сайка вряд ли смогла обхватить его лезвие своими руками. Девочка зажмурилась и сползла под стол.

– Эй, что с тобой? Да, я – Страж… и мне нужна твоя помощь.

Сайка снова открыла глаза и увидела обычную комнату… и обычную пожилую деревенскую женщину. Очень милую и добрую. Если бы ей не привиделось чудесное превращение мгновение назад, она бы не поверила, что перед ней – Страж.

– Но что я могу?

– Ты можешь стать Повелителем Времени. Правда, сначала тебе нужно стать Стражем. Но ещё раньше нам нужно попытаться спасти мальчика, который помог тебе пройти через Время.

– Рене? Что с ним?

– Он простудился. У него очень сильное воспаление лёгких. Моя магия сильна, в моём хозяйстве есть разные лечебные травы, но с их помощью я не могу вылечить Рене, если он сам этого не хочет. Возможно, потому, что он сильно устал, а возможно, что всему виной то зло, которое он носит на поясе, он не хочет жить. Чтобы выздороветь, он должен помочь мне.

– Но как я могу…

– Я должна приготовить салеп. Для этого мне нужна трава, которую мы называем Ирмуна – последняя надежда. Я не знаю, как она называется в мире людей. Она пробуждает в человеке желание жить. Вся беда в том, что здесь она встречается крайне редко. Я уже послала Кима к реке, но он вряд ли найдёт её.

Лицо Сайки неожиданно озарилось, она вскочила и захлопала в ладоши:

– Салеп? Я знаю, из чего его делают. Я знаю эту траву. Более того, у меня есть один корень. Вот он, моя бабушка называла её Царицей ночи.

Сайка торопливо достала полузасушеный корешок и протянула его Ири-Тао. Женщина радостно вскрикнула и выхватила его из рук Сайки. Она немедленно разрезала корень Царицы ночи на тонкие пластинки и положила их на печь сушиться. То ли оттого, что печь была ещё тёплая после выпечки хлеба,