Читать онлайн Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания бесплатно

Catherine Crawford

French Twist: An American Mom’s Experiment in Parisian Parenting

Copyright © 2013 by Catherine Crawford Printed by arrangement with Janis A. Dorraud & Associates, Inc.

© Новикова Т.О., перевод на русский язык, 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Глава 1

VOICI LA SITUATION, или Во что мы ввязались

Как мать двух маленьких дочерей, живущая в престижном городском квартале среди благополучных семей, я часто не могла понять, что происходило с родителями из моего окружения. Рискуя показаться предательницей собственного поколения, должна сказать: не знаю, когда и как это произошло, но мне стало ясно, что, хотя мы гораздо старательнее наших предков учили, удовлетворяли и поддерживали наших детей, мы все равно полностью потеряли контроль над ними, а попутно еще и утратили и контроль над собственной жизнью. И это плохо. Насколько плохо? Просто ужасно!

Я живу в Бруклине, в районе Парк-Слоуп. Это настоящий оплот состоятельности. Но то же самое я видела на Манхэттене, в Сан-Франциско, Сиэтле, Лос-Анджелесе и Портленде, штат Орегон. Во всех этих городах я бываю регулярно. Я прекрасно представляю себе, что происходит практически в любом районе, населенном представителями среднего класса, причем не только в городах.

Что позволяет мне так говорить? Вот пара примеров. Готова побиться об заклад, что вы знаете – причем очень хорошо, верно? – родителей, которые живут в страхе перед своими малышами. Я абсолютно уверена, что тридцать с небольшим лет назад моей матери и в голову не пришло бы забирать меня из школы, предварительно запасшись множеством лакомств, чтобы избавить себя от моей истерики. И она не тратила время на размышления о том, что она – не самая лучшая мать в мире.

Но сегодня подобные мысли каждый день приходят в голову всем родителям, которых я знаю. И сама я отношусь к их числу (прости, ма!). Но я готова измениться.

Хотя знакомая поговорка «Детей должно быть видно, но не слышно» может показаться чрезмерно резкой – честно говоря, обычно мне очень нравится слышать своих детей, – боюсь, что новая тенденция видеть, слушать, обдумывать и анализировать поведение наших детей ничуть не лучше. А может быть, и хуже: новые исследования показывают, что дети, которых поощряли делиться с миром каждой своей мыслью и хвалили за это, испытывают серьезные трудности в общении с учителями, начальниками и наставниками, менее склонными к восхищению каждым усилием и шагом.

Я очень люблю своих детей, но порой понятия не имею, что они чувствуют после безобидной ссоры на игровой площадке или что думают, когда я наказываю их за совершенные проступки.

Я прочно усвоила (но пока не до конца) отношение моего отца. В годы моего детства он часто повторял: «Мне нет дела до того, что ты думаешь! Я думаю за всех нас!»

Примерно семь лет назад, когда я была абсолютным новичком в материнстве, я наблюдала за родителями, оказавшимися в таком же положении, в надежде понять секреты воспитания детей в нашу восхитительную, сложную и свободную эпоху. О, вот мать гладит своего сына, который швырнул песок в глаза младенца. Он слишком напряжен? Именно поэтому он так поступил? Надо запомнить: ребенок должен быть расслаблен.

В моем квартале я не раз видела, как родители «обсуждают» поведение с детьми. Я постоянно слышала, как матери уговаривают детей поделиться с ними своими чувствами – например, в ресторанах.

– Почему ты хочешь залезть на стол, Лайам?

– Коко, пожалуйста, объясни мне свое недовольство зеленой фасолью.

Родители считают, что к детям нужно относиться как к взрослым и уважать все их пристрастия и неприятия.

У меня было двенадцать братьев и сестер, и никто в семье не признавал наличия у меня каких-то пристрастий или неприятий. А слово «уважение» в нашем доме подразумевало лишь отношение младших обитателей дома к обитателям более старшим.

Неудивительно, что такое внимание к потребностям ребенка казалось мне очень приятным и важным. В конце концов, дети тоже люди! Часто люди абсолютно невыносимые, но все же люди! На практике же подобный подход оказался весьма и весьма неудобным.

Ни Люси, ни ее муж не обращали никакого внимания на рев в соседней комнате. Люси наклонилась ко мне, положила свою сильную руку на мое плечо и сказала: «Если крови нет, то и вмешиваться не стоит!»

Помню, как моя старшая дочь Уна, которой в тот момент было всего два года, заявила мне, что «мои слова причиняют ей боль». Какое же преступление я совершила? Просто попросила девочку, чтобы она принесла мне свои туфли. Помню, что, к своему ужасу, я подумала: «Я покажу тебе, что такое боль!» К счастью, в тот момент я просто рассмеялась и вышла из комнаты, оставив дочку в состоянии истерики. Но уже тогда у меня зародились сомнения в правильности новых отношений между родителями и детьми. В конце концов, до семи-восьми лет (если вам повезет) дети по природе своей иррациональны.

Мои подозрения реализовались как-то вечером, когда к нам на ужин пришла моя французская подруга Люси со своим мужем и двумя детьми. Дети Дюранов вели себя просто идеально. Они подчинялись родителям, вели себя уважительно. Когда их просили, они замолкали. Им не нужны были длинные объяснения и уговоры, когда речь зашла о том, что пора садиться за стол. Они просто делали то, что им говорили. Если за ужином они чего-то не хотели, то всего лишь не ели это блюдо. Родители не начинали наперебой предлагать им что-то другое. Мне не пришлось искать никаких сырных палочек.

После ужина взрослые остались за столом с бутылкой вина, а дети играли в гостиной. Я только позволила себе капельку расслабиться и откинуться на спинку кресла, как мне тут же пришлось вмешиваться в детскую перебранку. Сладкое спокойствие продлилось недолго.

Моя младшая дочь Дафна захотела моего внимания. И она поступила так, как поступала всегда. Она начала капризничать, кричать и звать меня из гостиной. (В свое время при малейшей провокации Дафна просто падала и начинала колотить кулачками и ногами по земле. Она делала это с такой энергией, что мы прозвали ее маленькой скандалисткой.)

К этому времени я уже около четырех часов наблюдала, как идеально функционирует семейная машина Дюранов, и прониклась их мудростью.

Поэтому вместо того, чтобы поступить так, как я делала это обычно, то есть немедленно отреагировать на громкие призывы дочери, я обратилась за советом к Люси. Должна заметить, что ни Люси, ни ее муж не обращали никакого внимания на рев в соседней комнате. Может быть, дело в вине? Mais non! Ну уж нет!

Люси наклонилась ко мне, положила свою сильную руку на мое плечо и сказала то, что часто твердила ее мать-парижанка: «Если крови нет, то и вмешиваться не стоит!»

Так просто – и так великолепно. Ну конечно же!

Именно так они и поступают. Нет крови – нет суеты! Родительство – это настоящий баскетбольный – или скорее футбольный – матч!

Я не стала подниматься с кресла. Крики в соседней комнате немного усилились. Дафна была в ярости оттого, что я не обращаю на нее внимания. А потом вопли закончились так же неожиданно, как начались. Дафна продолжила играть с другими детьми.

После этого случая я стала пристально наблюдать за моей подругой, чтобы понять, как она управляется со своими детьми.

Какое-то время я думала, что меня просто очаровывают малыши, которые свободно говорят по-французски. Может быть, на своем идеальном французском они твердят матери, чтобы та наелась дерьма и умерла. Но я знала, что это не так. Маленькие Дюраны не закатывали глаза, не хлопали дверьми, не устраивали истерик, не бились о стены, полы и потолки, не кидались едой, ничего не выпрашивали – словом, вели себя идеально. Они не проявляли никакого сопротивления указаниям, поступающим свыше. То есть от мамы и папы.

К сожалению, мой французский был далек от совершенства, и я упускала многое из того кладезя родительской мудрости, который открылся бы мне, если бы я точно поняла, что Люси говорит своим детям. И все же я была убеждена, что она их не уговаривает и не подкупает. Позже я устроила Люси настоящий допрос – допрос вежливый и мягкий, но слегка на взводе из-за хронического материнского недосыпа. И Люси подтвердила мне, что это действительно так.

Вскоре, когда в моем собственном доме разразился очередной скандал, я задумалась: «А как поступила бы Люси Дюран?» Проглотив собственную гордость (и все, что не доели мои дети), я задумалась еще сильнее и начала задавать Люси конкретные вопросы.

Например, когда Дафна разрисовала весь наш довольно длинный коридор мелками (о боже!), мы с мужем не знали, как реагировать. В большинстве книг по воспитанию, которые имелись в нашем доме, строго-настрого запрещалось привлекать внимание к конкретному инциденту. Теория заключалась в том, что, когда родители придают слишком много значения определенному поступку, ребенок это запоминает и начинает повторять недопустимое действие, чтобы привлечь к себе внимание. Мы боялись, что в следующий раз Дафна разрисует всю нашу квартиру!

Я спросила у Люси, что они у себя во Франции делают, сталкиваясь с подобным поведением малышей. И она мгновенно ответила: «Пойди на кухню, возьми губку и тазик с мыльной водой. Посади Дафну на стул и заставь все отмыть».

Мы не знали, как с ней поступить. Запереть в комнате? Строго предупредить? Дафне было всего три года, поэтому она могла и не обратить внимания на лишение привилегий или игрушек.

Я спросила у Люси, что они у себя во Франции делают, сталкиваясь с подобным поведением малышей. И она мгновенно ответила: «Пойди на кухню, возьми губку и тазик с мыльной водой. Посади Дафну на стул и заставь все отмыть». Я не поверила собственным ушам. Все отмыть?! Мой муж попытался это сделать, но смог стереть всего лишь один рисунок. Но Люси объяснила, что Дафне достаточно будет мыть стену минуту или две. Просто девочка должна понять последствия своих поступков – и увидеть, как чертовски тяжело смывать мел со стены.

Все было так очевидно. Но в гипервнимательной родительской среде, проникнутой стремлением все сделать правильно, в которой я варилась, не было ничего очевидного. Со своей стороны Люси была польщена тем, что я прошу у нее совета, и всегда с радостью мне помогала. Но ее удивляло мое незнание. Конечно, она была опытной матерью – но не специалистом по родительству. По ее мнению, в таком подходе к воспитанию детей не было ничего необычного или нового. На ее родине все поступали именно так. Люси часто предлагала стратегию или фразу, которые быстро разрешали любые конфликты между мной и детьми. Но чаще всего она была сторонником недопущения любых конфликтов. «В конце концов, Кэтрин, – говорила она, – ты в семье главная!»

Главная – какое сладкое слово, правда?

Для меня Люси стала неисчерпаемой сокровищницей полезных советов, но она недвусмысленно дала мне понять, что такой метод воспитания для всех французов абсолютно естественен. В Штатах мы постоянно говорим, говорим, говорим о чувствах наших детей. А французские дети ни о чем подобном и не задумываются!

И в этот момент на меня снизошло прозрение: я могу стать главной в своей семье, могу сделать мужа своим ординарцем, и вместе мы можем перехватить у наших дочерей контроль над нашим домом, игровой площадкой, супермаркетом – и над самой нашей жизнью! Мы можем вернуть нашу жизнь, какой она была до появления детей, – ну хотя бы в некоторой степени. Начнется улучшенный вариант нашей прошлой жизни. Потому что, если перефразировать великолепного комика Луи С. К., я люблю своих детей больше всего на свете, но порой мне хочется, чтобы они никогда не рождались.

Родители готовы из кожи вон вылезти, лишь бы у детей не возникло и тени раздражения и сомнения. Но при этом страдают сами родители! Измученные, обозленные родители не могут дать детям ничего хорошего.

Я точно знаю, что большинство родителей, если, конечно, они будут абсолютно честны, скажут то же самое. Все, и французы в том числе, очень хотят как можно больше времени проводить с детьми и сделать все (в разумных пределах), чтобы их жизнь была счастливой и успешной. Но, боже мой, как же порой хочется, чтобы тебя оставили в покое хотя бы на пять минут – или на пять дней!

Нам жизненно необходимо это время. Парадокс, который я заметила на игровых площадках американских городов, заключается в том, что мы готовы из кожи вон вылезти, лишь бы у наших детей не возникло и тени раздражения и сомнения. Но при этом страдают сами родители! Измученные, обозленные родители не могут дать детям ничего хорошего. Я точно чувствовала, что сама попала в этот мерзкий круг: я делала все, что было в моих силах, чтобы удовлетворить своих детей, а потом обижалась на них, потому что они делали мою жизнь невыносимо тяжелой. Вот почему, в конце концов, я решила с помощью множества мудрых французских родителей разобраться с этой проблемой.

И я решила устроить своей семье небольшое приключение.

И я не стала спрашивать у Уны и Дафны, что они думают по этому поводу. Сегодня я хочу сказать двум моим милым, чудесным, интересным девочкам, которые когда-нибудь прочтут эту книгу: простите меня. Жалею ли я о том, что попыталась сделать жизнь всех нас проще, легче, приятнее и глубже? Вовсе нет. Но я жалею, что не дала вам права голоса в принятии этого судьбоносного и амбициозного плана. (На самом деле, когда я приступила к осуществлению задуманного, девочки не раз стонали: «Ну мааааамочка! Мы же не французы!!!») Простите за то, что я сделала вас главным героями книги, одобрить которую у вас возможности не было. К счастью, вы обе – отличные девочки, так что, думаю, стесняться вам будет нечего!

Ну что ж, решение принято. Теперь дело было за главным!

Как и большинство детей, наши девочки были еще очень маленькими, когда у них начал формироваться характер. Они были еще младенцами, когда мой муж Мак, говоря о них друзьям и родственникам, начал описывать их одним словом. Уна стала у него Эдит Уортон, а Дафна – Джоном Белуши. И он был совершенно прав.

Уна всегда относилась к жизни несколько созерцательно – она наблюдала, чувствовала, думала. Для ребенка она была даже слишком наблюдательна. Первую свою книгу она написала в три года. В семь лет она начала вести собственный блог – делилась впечатлениями о прочитанных книгах. Уна – из тех девочек, что даже на школьной дискотеке не отлипают от учительниц. Было даже время, когда она писала сказки в постели. Типичная Эдит Уортон.

Дафна – совсем другое дело. Должна признать, что истерики она устраивала не слишком часто, но уж если устраивала, то делала это со всей ответственностью. Этот ребенок не признавал медлительности. Даже ложась в постель, она была полна энергии – много лет она не могла заснуть часами и просыпалась посреди скомканных простыней и одеял. В семь утра. Или раньше. Во сколько бы ни легла. Наверное, она – чудо природы. Дафна может уснуть в полночь и подняться в 6.30 полностью готовой к сражению подушками или хотя бы к энергичной возне с любимым папочкой. Она бодра, полна сил и громогласна – и всегда была такой. Она сумеет побороться за себя в этой жизни. Она – Белуши. Кстати, в борьбе с отцом она всегда побеждает, потому что муж мой больше похож на Эдит Уортон, чем на Белуши. Мак любит поваляться в постели – он может выпить двойной эспрессо после ужина, а потом заснуть, как младенец (конечно, если младенец – это не Дафна).

Откуда же Дафна все это взяла? Ну, если Уна похожа на папу, то… да, каюсь, Дафна похожа на меня. В детстве мне приходилось постоянно драться с девятью – девятью! – братьями, которые относились ко мне, мягко говоря, довольно жестко. Достаточно вспомнить, что они «ласково» прозвали меня «Кошачьей Мочой»! На детских фотографиях у меня на лице постоянно царапины. Став постарше, я всегда отдавала предпочтение роликовым конькам, а не кроссовкам.

Но быть Белуши – это не просто жить на одной, пусть даже самой высокой, скорости. Дафна – очень веселый человек. Она может стать гением комедии. С самого раннего возраста она смешила нас до слез своими проделками – ну откуда двухлетней малышке знать о комических приемах Чарли Чаплина?

Юмор Уны, как и следует из ее прозвища, более тонкий и интеллектуальный, чем у Дафны. Недавно она стала придумывать «шутки дня». Вот пример: «Зачем слониха покрасила ногти красным лаком? Чтобы ее не нашли, когда она будет прятаться на вишневом дереве!»

Когда девочки стали старше, различия между Уортон и Белуши немного стерлись, но все же остались заметными. А для родителей каждый тип характера связан с определенными, очень конкретными проблемами.

Дети типа Эдит Уортон умнее родителей (и хотя это действительно так, но все же лишь до определенной степени), поэтому демонстративное закатывание глаз проявляется у них в поразительно раннем возрасте. Острая наблюдательность позволяет таким детям замечать все нежелательное – в нашем мире живет немало курильщиков и тех, кто мусорит на улицах. Им хочется исправить или хотя бы привлечь внимание к подобному поведению. Такому ребенку приходится периодически напоминать, что взрослых нужно по возможности уважать и что взрослые не любят выслушивать нравоучения от малышей, которые и до пояса им не достают.

Дети типа Джона Белуши склонны мгновенно и гипертрофированно демонстрировать миру свои несчастья. В доме они кричат в полную силу – причем под домом может подразумеваться и торговый центр, и огромный стадион. У них сложные отношения с правдой. Отчасти это объясняется тем, что они всегда стремятся понять, что можно выторговать или уволочь. Нет, я говорю не о воровстве в прямом смысле слова, но родителям остается лишь удивляться тому, куда делся оставшийся кусок торта.

Итак: Уна и Дафна, Уортон и Белуши, спасибо вам за то, что вы – самые любимые мои дети в этом мире, и за то, что вы помогли мне сделать нашу жизнь по-настоящему французской. Вместе с Маком вы стали тремя лучшими моими партнерами по этому очень важному проекту, в ходе которого я проверила, можно ли внедрить французские приемы воспитания в собственную жизнь и в свой дом.

Даже самая маленькая из нас – Дафна – отдалась этой задаче с поразительной готовностью, хотя и не с самым большим энтузиазмом. Как-то утром она проснулась – как всегда, в семь часов – и заявила: «Интересно, а как французов рвет?»

Мы всей семьей искренне заинтересовались тем, как живут французы. Конечно, я не считаю, что все французские дети – идеально себя ведущие, утонченные художники, а все дети американские – материалисты и циники. Я хочу лишь сказать, что нам, янки, нужно пересмотреть свой подход к воспитанию детей, а те французские матери, которых я знаю, показывают великолепный пример, как мы можем улучшить собственную жизнь – и жизнь наших детей.

Интересно, что, когда я начала строить нашу жизнь по французскому образцу, удивила меня реакция не только Уны и Дафны, но и других родителей, оказавшихся в такой же ситуации. В «Зале славы натянутых нервов» должно быть специальное отделение для родителей. Однако я везде сталкивалась с самым серьезным сопротивлением моим идеям и начинаниям – от собственной семьи до соседок по скамейкам на игровых площадках.

Матери не любят ошибаться или сомневаться. Вспоминая стиль воспитания собственной мамы, я понимаю, что это неудивительно. Когда речь заходит от чувствах к своим детям, люди становятся невероятно ранимыми. И это справедливо. Мы до безумия любим этих маленьких чудовищ. Поверьте мне, я вовсе не собираюсь нападать на американских родителей. Мне просто хочется чуть-чуть облегчить свою жизнь и отказаться от ряда вредных привычек, которые стали для нас слишком обыденными. Ведь когда Дафна говорит: «Если дашь мне конфетку, я перестану кричать», я всерьез рассматриваю ее предложение.

Поэтому, чтобы никого не обидеть и не нарушить родственные связи, я решила дать всем другие имена и изменить обстоятельства, Единственные реальные имена в этой книге – это Уна, Дафна и Мак. Я чувствую, что эта книга может разрушить мои отношения с рядом друзей – хотя и надеюсь, что ошибаюсь, потому что искренне люблю и восхищаюсь всеми моими друзьями, имеющими детей. А если я назову их реальными именами, то наши отношения рухнут навсегда. В книге я часто прибегаю к обобщениями – для краткости. Но я знаю, что в каждой стране есть свои особенности.

Мне просто хочется чуть-чуть облегчить свою жизнь и отказаться от ряда вредных привычек, которые стали для нас слишком обыденными. Ведь когда Дафна говорит: «Если дашь мне конфетку, я перестану кричать», я всерьез рассматриваю ее предложение.

А теперь давайте вернемся на нашу гигантскую площадку американского родительства – в Парк-Слоуп, Бруклин. Как выяснилось, именно эта часть города оказалась идеальной средой для реализации моего замысла. Здесь живет очень много французов. Французы и их прекрасно воспитанные дети встречались мне повсеместно, и я могла их изучать, задавать им вопросы и подражать им. И это было замечательно, потому что время – вещь драгоценная, а взрослеют наши дети невероятно быстро.

Так зачем же загружать их драгоценное время множеством разных занятий?

В моем детстве маленькие дети редко чем-то занимались, кроме «большой тройки»: плавание, танцы и фортепиано. Плавали раньше не ради медалей, а просто для того, чтобы научиться держаться на воде. Танцами занимались исключительно девочки, а фортепиано, помимо всего прочего, учило дисциплине. Школьники иногда переключались на скрипку или начинали играть в футбол. Настоящей экзотикой было карате.

А сегодня невозможно кинуть камень (разумеется, я вас к этому не призываю!), чтобы не попасть в ребенка, который уже занимается йогой, и рикошетом не задеть малыша, успешно общающегося на языке жестов, хотя еще и не умеющего по-человечески говорить. А подберет ваш камень пятилетний пациент психоаналитика, которого сопровождает учитель китайского языка.

Спросите, что думают родители этих смертельно занятых созданий о современном воспитании, и на вас вывалят целую груду теорий и предложений. Все родители и во все времена любят своих детей, но сегодня мы располагаем колоссальными возможностями. Поэтому мы пытаемся обучить детей всему еще в момент формирования отпечатков пальцев.

При нечеловеческом обилии исследований и педагогических теорий понять, что лучше для наших детей, очень сложно. В одной уважаемой книге говорится, что для воспитания в ребенке чувства независимости его нужно держать при родителе (обычно матери) ровно столько, сколько пожелает его маленькое сердечко. В большой мир ребенка можно выпускать лишь тогда, когда он почувствует себя полностью готовым и уверенным в себе. Другой видный современный теоретик настаивает на том, что, если детей не учить играть, ухаживать за собой и самостоятельно ложиться спать, они никогда не смогут справиться с трудностями современного мира. Обе точки зрения обоснованы настолько убедительно, что способны поставить в тупик любого молодого родителя.

Меня окружают родители, которые буквально на задних лапках ходят перед собственными детьми. Очень неприятно наблюдать за этим, а замечать то же самое в себе – мучительно.

В Америке мы привыкли к бесконечному выбору. Каждый день в нашей стране появляется огромное множество новых идей и мнений. Неудивительно, что мы меняем теории воспитания с той же скоростью, что и подгузники у новорожденного.

Однако я обнаружила, что применение новой теории после полного провала предыдущей приводит к абсолютной катастрофе. Меня окружают родители, которые буквально на задних лапках ходят перед собственными детьми. Очень неприятно наблюдать за этим, а замечать то же самое в себе мучительно. Такое происходит не только в моем доме и в престижных городских районах типа нашего. Родительство переживает нелегкие времена во всей стране. Свидетельства эпидемии смятения и совершенно неправильного поведения мы видим в торговых центрах, аэропортах и на автозаправках каждого штата нашей великой страны. А что творится в ресторанах!!!

Как только у меня появились дети, я начала бороться с этой сложнейшей проблемой. Мне страстно хотелось, чтобы кто-нибудь (кроме моей матери, спасибо ей большое!) рассказал, какие приемы воспитания действительно работают. Мои родители – религиозные католики, и их воспитательные приемы (как, например, готовность иметь тринадцать детей) всегда диктовались их верой. А это означает, что советы мамы не всегда устраивали меня, поскольку в плане религиозности я ей заметно уступаю.

Я читала множество книг, беседовала со специалистами, рыскала по Сети в попытках найти наилучший и самый эффективный метод воспитания, основанный на любви и повышении самооценки ребенка. Вы можете подумать, что я неизбежно должна была добиться успеха. Но результаты моих поисков оказались на удивление противоречивыми.

Одним из таких результатов стало то, что первые четыре года жизни Дафна каждый вечер пробиралась в нашу постель. Еще одно последствие: хотя мои дети ели довольно неплохо (в сравнении с множеством их подружек, которые питались исключительно чем-то белым – лапшой, сыром и макаронами), обеды редко напоминали организованные семейные трапезы моей юности. Мне приходилось постоянно их упрашивать и уговаривать абсолютно во всем, что меня страшно утомляло.

Мне пора учить французский.

Я уже познакомила вас с тремя главными героями моей книги, но в ней есть и другие персонажи. Как уже говорилось раньше, французских семейств, за которыми я могла бы наблюдать, в Бруклине предостаточно. Французские дети ходят в школу, где учатся мои дочери. Я вижу их в ресторанах, бутиках и кафе.

Кроме того, существует настоящая Франция. Que peut-on faire? Что можно сделать? Мне нужно было провести какое-то время на родине идеально воспитанных детей. Просто необходимо! Не уверена, что я должна делать покупки в Париже, но съездить туда надо!

К счастью для меня, французы – люди воодушевленные. Я еще не встречала француженки, которая не была бы готова бесконечно рассказывать о своих врожденных способностях к воспитанию детей. Единственное исключение составили три матери франко-английского происхождения, с которыми я познакомилась в библиотеке на Манхэттене. Но, по-моему, во всем виновата оказалась владеющая французским американская мать, которая настроила этих женщин против меня своим скептицизмом. И, конечно, у меня был собственный круг французских друзей, всегда готовых направить меня по верному пути.

Однако, хотя большинство французов обладает довольно здравой гордостью, я обнаружила, что они – весьма скрытные люди, не любящие говорить о своей личной жизни. Поэтому всех своих французских друзей в этой книге я назвала другими именами.

Как вы увидите, у меня сложилась надежная французская армия, которая помогла мне сориентироваться в прекрасном новом родительском мире. Но я вовсе не хочу сказать, что полностью согласна с ними во всем, и не считаю, что мы должны в точности их копировать. Во многом правы и мы, американцы. И я не призываю вас выплескивать вместе с водой ребенка, сколь бы плохо он себя ни вел.

Например, хотя несколько лет назад французский парламент обсуждал вопрос о запрете физических наказаний, – la fessee[1], как это называется, по-прежнему широко распространена во Франции. Она все еще законна. Во Франции я за неделю увидела столько случаев физических наказаний, сколько в Бруклине не видела за последние десять лет.

Но кроме порки, мне нравилось во французах все – и это неудивительно. Мама передала мне долю гугенотской крови – и вместе с ней любовь ко всему французскому. По-видимому, мама унаследовала уважение к французским обычаям от своей бабушки, Розы Шабо. (Постойте! Это же ее настоящее имя! Новое правило: людей умерших в этой книге мы будем называть их собственными именами. Французы любят правила.)

Когда я была маленькой, мои родители часто говорили о том, как хороши французские обычаи, и подталкивали к тому, чтобы их копировать. Один из моих братьев родился инвалидом. Родители поехали с ним в Лурд (город во Французских Пиренеях). Из всех святынь мира в надежде на чудо они выбрали именно французский город.

Я росла с убеждением, что французы знают, как поступать правильно. Уверена, что уважение ко всему французскому я впитала с молоком матери, и с годами оно стало только сильнее – даже переросло в нечто сродни фетишизму. Впрочем, я предпочитаю называть это чувство здоровой дозой «франкофилии». Звучит гораздо лучше и не напоминает о порках в тюремных камерах и высоких ботфортах со шпорами.

Впервые я побывала в Париже, когда мне было шестнадцать лет, и сразу же полюбила этот город и страну. Город. Был. Настолько. Прекрасен! Даже сегодня в моем доме не меньше восьми копий Эйфелевой башни.

Когда мы с моим мужем собирались пожениться и впервые отмечали вместе Хэллоуин (а это было шестнадцать лет назад), он оделся Тинтином[2]. Хотя этого персонажа создал бельгийский писатель и иллюстратор, Тинтин получился настоящим французом. (Недавно Уна обнаружила рассказы о Тинтине в нашей кладовке и, конечно же, увлеклась самыми «противоречивыми» из них. Интересно, а как французские родители отвечают на вопросы своих шестилетних детей: «А что такое опиум?» Вот уж спасибо, Тинтин!)

В подарок нашему первому ребенку мы получили два экземпляра книги «Красный шар» на французском языке, один на английском, а потом еще коллекцию DVD с этим фильмом. В моем доме есть коллекционные тарелки с оригинальными меню французских ресторанов и кафе 1920-х годов, где цены указаны во франках.

Моя «франкофилия» еще больше усилилась, когда я начала консультироваться с французами по вопросам воспитания детей. В самом начале этот поиск приобрел странные формы. Я стала воспринимать даже самый повседневный жизненный опыт в чисто французском свете.

Прошлым летом мы с Маком и девочками провели неделю на побережье Джерси. Это было еще до моего увлечения французским воспитанием, поэтому мы спокойно относились к тому, что дети предпочитали купаться в хлорированном, переполненном людьми гостиничном бассейне, чем в океане, расположенном всего в паре сотен футов от бассейна. Но уже тогда я задумывалась о французском воспитании.

Мы сидели на бортике бассейна, болтали ногами в невероятно теплой воде. И тут Дафна закричала: «Посмотри на меня, мамочка! Я – акула!!!» И тут же подхватила Уна: «Посмотри, как я катаюсь на горке, папочка!»

Снова и снова. А потом еще раз. Да-да, и еще раз.

А как-то днем я стала свидетельницей игры более старших детей – уже подростков. Их игра представлялась мне следующим образом: один из участников оставался у одной стенки бассейна, а все остальные собирались у противоположной.

Одинокий пловец или ловец давал группе тему – например, любимый фильм или любимая еда. Затем группа вырабатывала коллективный ответ и предлагала пловцу угадать его. Если пловец-ловец угадывал правильно – «Эйс Вентура»! – то вся группа бросалась к противоположной стенке, а пловец-ловец должен был поймать как можно больше своих противников.

Я рассеянно наблюдала за этой игрой, параллельно не выпуская из поля зрения своих дочерей, и тут мне стало особенно интересно. Темой была любимая еда.

Ловец: «Курица!» Никакой реакции. Ловец: «Куриная лазанья!» Никакой реакции. Ловец: «Курица с лингуини![3]» В бассейне случилось настоящее цунами – настолько энергично бросились плыть подростки.

Курица с лингуини? И это их любимая еда? И ловец это знал? Может быть, это какая-то региональная аномалия – но мне почему-то так не казалось. Скорее всего, небольшая группа подростков просто решила порезвиться, отреагировав на простое упоминание курицы с лингуини.

Сидя на бортике бассейна мотеля в Нью-Джерси, я перенеслась мыслями на другой берег Атлантики. Возможно, в тот же самый момент на западном побережье Франции в ту же игру играют французские подростки. Только вместо курицы с макаронами они называют нечто другое: «Утка! Утиная грудка! Утиная грудка в апельсиновом соусе!» Помню, что в тот момент подумала, что детям в таком возрасте уже пора бы привыкать к более изысканным блюдам и интересным рецептам. Конечно, французы не говорят «утка». Мне предстояло еще очень многое узнать.

Я так никогда и не узнала, в какие игры в бассейнах играют французские дети, но открыла для себя очень много интересного.

Американские матери привыкли к быстрой смене воспитательных трендов. Французский же подход к воспитанию почти не изменился за долгие годы, хотя нам это кажется невероятным. Порой это пугает (вспомните хотя бы порку), но чаще всего это приносит невыразимое облегчение. Американские матери и отцы пугаются полок местных книжных магазинов, заполненных книгами по воспитанию детей. Даже простейший вопрос – как уложить ребенка спать – приводит к ожесточенным боям между сторонниками разных, совершенно противоположных подходов. Сделай неправильный выбор, и ты обречешь своего ребенка на жизнь, полную несчастий и неудач. А – mon Dieu! – образования уровня «лиги Плюща» ему вообще не видать!

Даже простейший вопрос – как уложить ребенка спать – приводит к ожесточенным боям между сторонниками разных, совершенно противоположных подходов. Сделай неправильный выбор, и ты обречешь своего ребенка на жизнь, полную несчастий и неудач.

Есть ли в этом что-нибудь хорошее? От нас требуется принять невероятно ответственные, жизненно важные решения в состоянии полной депривации сна, знакомом разве что подозреваемым в терроризме. Удивительно, как родители вообще ухитряются остаться в живых – не говоря уже о детях.

Поэтому, как вы можете представить, я буквально облилась слезами невыразимой радости, когда после пяти лет материнства начала понимать, что есть и другой способ воспитания. Французский.

Гарантирует ли успех каждая идея, предложенная мне моими французскими информаторами? Конечно, нет. Смогла ли я использовать все полученные мной добрые советы? Вы сами родитель – или знаете кого-то из родителей. Сами знаете!

Но одно неоспоримо. После удивительно короткого времени франконизации истерики Дафны резко сократились (впрочем, она осталась Белуши – характер не изменишь!). Я заметила, что и Уна тоже стала гораздо реже высокомерно закатывать глаза.

Когда я пишу эти строки, за моими плечами уже много месяцев этого исторического эксперимента, и теперь девочки стали гораздо терпимее относиться ко всему французскому. Мы говорили о том, чтобы провести следующее лето в Париже, – и обе девочки с восторгом принялись обсуждать восхитительные французским сладости.

Не так давно Уна обнаружила в нашем книжном шкафу франко-английский словарь и начала с неподдельным интересом его изучать. Вскоре мы с мужем услышали ее хихиканье над маленькой книжкой. Мы удивились: что же такого смешного можно найти в словаре. Уна замялась, не зная, следует ли ей делиться своей находкой. Она боялась, что мы сочтем подобное выражение неподобающим для семилетней девочки. Мы успокоили ее, но все же хотели узнать, что ее насмешило.

– Ну ладно, – в конце концов вздохнула она. – C’est une garce. Перевод «Он/она шлюха».

Уна и Дафна расхохотались и даже сплясали что-то веселенькое. Французский сделал то, что совсем недавно казалось немыслимым: этот язык объединил Уортон и Белуши.

На какие чудеса он еще способен? Я твердо вознамерилась узнать.

Глава 2

UN DEBUT FRANÇAIS, или Французский с самого начала

Господи, как мне нравится этот город!

Такое чувство охватывает меня каждый раз, когда я оказываюсь в Париже. Но мое сердце чуть не выскочило из груди, когда моя беременная французская подруга, с которой мы обедали на Монмартре, заявила, что не собирается заказывать салат. Держа в руке бокал красного вина, «потому что железо полезно для ребенка», она сказала: «Мы во Франции стараемся ограничивать потребление сырых овощей, особенно зелени».

Если я когда-нибудь забеременею (пожалуй, это будет не скоро), то буду жить как француженка. Я люблю овощи, может быть, даже больше, чем другие люди. Но во время беременности я ненавидела овощи со страстью, которая обычно бывает обращена на нечто вроде прыщей или плохой стрижки. Во время обеих беременностей меня постоянно тошнило, и мне не хотелось ничего, кроме картофельного пюре и овсянки. Но я судорожно запихивала в себя огромные количества салата – айсберга, ромена и пекинской капусты. Все для ребенка! Если бы кто-нибудь сказал, что ребенку будут полезны козьи глаза, то я, наверное, перешла бы и на столь экзотическую диету. Чего не сделаешь во имя детей!

Во время обеих беременностей меня постоянно тошнило, и мне не хотелось ничего, кроме картофельного пюре и овсянки. Но я судорожно запихивала в себя огромные количества салата. Все для ребенка! Если бы кто-нибудь сказал, что ребенку полезны козьи глаза, то я, наверное, перешла бы и на столь экзотическую диету. Чего не сделаешь во имя детей!

Когда я оглядываюсь назад, мне становится стыдно за то, что потребовалось столько времени, чтобы я обратила внимание на французские методы воспитания. Я должна была понять все еще в тот момент, когда начала читать книгу доктора Мишеля Коэна (француза, конечно) «Новые основы». После чтения множества книг на тему «что ожидать», способных вывести из равновесия любую будущую мать, и успокаивающих, сентиментальных творений писателей-педиатров я была готова к прямому, гораздо более честному отношению доброго доктора.

Я была на восьмом месяце беременности, ждала первого ребенка. И тут подруга (кстати, у нее самой детей в тот момент не было, как я теперь вспоминаю) случайно прислала мне книгу Коэна, посвященную первым годам воспитания ребенка. Я прочла ее запоем. А закончив, поступила точно так же, как любая другая американская мать: я прочла еще восемь книг на ту же тему. Потому что именно так мы и делаем: мы относимся к беременности, как к работе, и стремимся изучить все, что только можно, чтобы стать настоящим специалистом в любой теории.

Как и в любой другой работе, в беременности было много нудной рутины. Я выяснила, что, кроме овладения всеми теориями, подобный подход к родительству неизбежно влечет за собой полную неразбериху в голове и тяжелую подавленность.

Во вступлении к «Новым основам» Коэн пишет: «Надеюсь, чтение этой книги поможет вам как молодому родителю полностью расслабиться». Эта книга попала мне в руки всего за месяц до рождения первой дочери, но потребовалось почти семь лет, чтобы я по-настоящему обратила на нее внимание. Расслабиться! Какая простая идея! Но я совершенно забывала о ней, когда у моего ребенка хотя бы чуть-чуть поднималась температура, расстраивался желудок или в рот ей попадала соска, не прошедшая стерилизацию.

Когда я сейчас возвращаюсь ко всей той литературе, которую я прочла в первые годы материнства, пытаясь понять, как мое поколение американских родителей дошло до жизни такой, я понимаю многое из того, что упустила.

Добрый французский доктор на каждой странице и в каждой главе призывал нас немного расслабиться и успокоиться. Например, вот что он советовал родителям, которых волновала кривизна ног их детей: «Я не знаю ни одного младенца с прямыми ножками. У всех малышей ножки слегка искривлены, и у некоторых эта кривизна больше, чем у других. Но с возрастом ноги обязательно выпрямляются, хотя у некоторых взрослых сохраняется легкая остаточная кривизна, которая не причиняет им никакого беспокойства – а ковбоям так вообще идет на пользу».

Вот в таком тоне была написана вся книга, и, видит бог, мне это нравилось. Книга Коэна, написанная для американцев, может показаться весьма полемичной в сравнении с теми руководствами, которыми пользуется большинство французских матерей.

Отлично помню, как мне в слезах позвонила моя сестра. Она ожидала второго ребенка. Беременность близилась к концу, и сестру страшно тревожило то, как переживет появление младенца ее двухлетний сын, который неизбежно будет лишен внимания и заботы.

Я пересказала ей все, что знала о том, как помочь старшему ребенку примириться с появлением младшего: старший ребенок не должен оставаться в одиночестве после рождения малыша, гостям, которые принесут подарки новорожденному, нужно напомнить, чтобы они взяли что-нибудь и для старшего ребенка, и т. п. Моя сестра была в полном ужасе от того, какую боль она может причинить своему обожаемому старшему сыну. Она так переживала, что и меня до слез довела.

Родители не должны прощать недопустимое поведение со стороны старшего ребенка после рождения малыша. И уж конечно не должны терзаться чувством вины. Братья и сестры – это прекрасно. Старший должен – и обязательно будет – злиться.

И тогда я прочитала то, что по этому поводу пишет Коэн. Оказалось, что он не советует ничего из того, что посоветовала сестре я. Родители не должны прощать недопустимое поведение со стороны старшего ребенка после рождения малыша. И уж конечно не должны терзаться чувством вины. Братья и сестры – это прекрасно. Старший должен – и обязательно будет – злиться. Коэн абсолютно прав… и он настоящий француз.

Лично у меня момент осознания беременности совершенно не случайно стал моментом, когда я ощутила прилив почти маниакальной энергии. Уж поверьте тем, кто видел меня в то время. Я и раньше не была абсолютно спокойным человеком, но теперь у меня появилось множество новых причин для волнения. Доброжелательные граждане предостерегали меня от грозящих мне опасностей – от водопроводной воды и яиц до лака для ногтей и эмоциональных стрессов. А уж смотреть фильмы о войне не допускалось ни в коем случае! Я боялась рот открыть и сделать вдох, не посоветовавшись со специалистом.

Одна подруга напугала меня тем, что скрежет колес в метро на Манхэттене может пагубно сказаться на слухе моего бедного малыша. От природы меня трудно назвать невротиком, но справиться с приступами тоскливой тревоги мне никак не удавалось. В моих ушах постоянно звучал трагический хор: «Женщина! Мир – это не место для малышей!» Но я предпочитала более разумный голос героя Николаса Кейджа из фильма «Воспитание Аризоны»: «Иногда этот мир бывает довольно трудным для маленьких». (Конечно, этот герой – не идеал воспитателя. Он украл подгузники, а потом устроил гонку на скоростном автомобиле. Но в определенном прагматизме ему отказать нельзя. Мир не всегда труден для малышей – лишь иногда.)

Хотя я не могу сказать, что французы беспечно относятся к своим будущим детям, беременные француженки гораздо спокойнее будущих мамочек с другого берега Атлантики. Разговаривая с ними, я замечала полное отсутствие страдальческих возгласов «О, мой бог!», которые постоянно слышала в своем социальном кругу.

Ну хорошо, не все французские женщины относятся к беременности легко. Одна бретонка призналась мне: «Думаю, что теперь мне следует ограничить потребление мяса тартар».

Меньше мяса тартар?! Насколько я знаю, тартар – это сырое мясо. Сырое мясо! Меня тошнило от него еще за много лет до рождения детей! Когда же я забеременела, то тщательно изучила все советы по правильному питанию. В одной из книг беременным категорически запрещалось есть рис. Рис! Поскольку подобная диета должна была гарантировать мне рождение здорового ребенка, то любое отклонение от нее повергало меня в ужас и слезы. Белый рис был одним из пятерки продуктов, от которых меня не тошнило. Какой же кретинкой я была, когда отказывалась… от риса!

От моих французских подруг я узнала, что обычные французские акушеры считают ранее упомянутого мной доктора Коэна паникером. Да, действительно, в наши дни даже французские руководства по беременности предостерегают будущих матерей от употребления алкоголя и курения, но советы, которые дают в своих кабинетах доктора, гораздо менее строги. Вот что рассказали мне беременные француженки, когда я стала расспрашивать их о консультациях с врачами.

Мой доктор попросил меня ограничиться одним бокалом вина за обедом и всего двумя чашками кофе в день. Ему не нравится, что я курю, но он предложил мне всего лишь сократить курение до трех сигарет в день. Я стараюсь не курить, но порой все же не выдерживаю.

Мой французский доктор говорит, что я могу есть все, что захочу, но вино все же стоит ограничить – один бокал в день.

Мой акушер очень сурово относится к спиртному без закуски. Вино – только с едой!

Снова и снова французские женщины рассказывали мне об этих «ограничениях». Может быть, это случайность, но я не встретила ни одной американки, которой врач позволил бы каждый день пить. Когда мой акушер сказал, что я могу пить три раза, я заставила его повторить. Со второго захода я поняла, что он имеет в виду три раза за всю беременность: «Один бокал шампанского в годовщину свадьбы, бокал вина в день рождения, ну и еще один на отдыхе. Это можно». Ну спасибо!

На бумаге французы не сильно отличаются от нас. В 2007 году был принят закон, чтобы на всех алкогольных напитках, продаваемых во Франции, содержалось предупреждение о том, что потребление алкоголя вредит здоровью неродившегося ребенка. На практике же все оказалось совсем по-другому. Может быть, это потому, что, как указывали многие, французы пишут это предупреждение крохотными буковками!

В любом случае, разрешение бокала вина за обедом серьезно изменило мое отношение к беременности. Как приятно было сознавать, что в конце еще одного долгого дня, который начинался с мучительного приступа тошноты, тебя ждет восхитительная награда. Кроме того, вино снимало боль в запястье, которая возникала у меня во время обеих беременностей. Ежедневный и даже еженедельный бокал вина настолько расслаблял меня, что я пинала гораздо меньше щенков, встретившихся мне по дороге. (Для моих детей: поверьте, я в жизни не пнула ни одного щенка!)

Я не врач и не ученый, поэтому я не собираюсь приводить доводы за и против. Я всего лишь знаю, что ирландцы гораздо ближе к французам, чем к англичанам. Когда я была на седьмом или восьмом месяце беременности, ко мне приехали подруги из Дублина. Как всегда, мои дублинские ирландские друзья позвали своих нью-йоркских ирландских друзей, и я оказалась в ирландском баре в окружении одних лишь ирландцев. Не меньше шести раз я слышала: «О, Кэтрин! Как я рада тебя видеть! Позволь, я тебя угощу!» Поскольку я сидела, то полагала, что они не видят моего состояния. Я вежливо отказывалась от предложения, указывая на свой живот. И что же? В ответ я неизменно слышала: «А-а-а! Ну тогда давай я угощу тебя пивом!»

Не уверена, что ирландский подход к беременности является правильным. И все же факт остается фактом: если вы беременны в Соединенных Штатах (даже если вы общаетесь по «Скайпу» с французским гинекологом), лучше все же воздерживаться от алкоголя. Если кто-то увидит беременную женщину с бокалом в руке, то это может плохо для нее кончиться.

Недавно я услышала слова одного американского доктора. Увидев свою беременную пациентку с небольшим бокалом вина в руке, он заявил: «Что ж, надеюсь, вы счастливы. Вы только что наградили своего младенца алкогольным синдромом. Теперь вам придется жить с этим всю жизнь!»

Я не хочу сказать, что беременность ничуть не меняет образ жизни французских женщин, но чудо, зародившееся внутри них, вовсе не становится центром их существования.

Этому американскому доктору самому следовало бы выпить. Он причинил больше вреда психике своей пациентки, чем она сама – своему ребенку. Я не говорю, что будущим матерям нужно напиваться до такого состояния, чтобы на следующее утро просыпаться в постели незнакомого мужчины на побережье Неаполя (хотя звучит это так соблазнительно…). Руководствуйтесь здравым смыслом. Постарайтесь не превратиться в зануду и ханжу – это пойдет на пользу всем.

Я даже где-то слышала, что небольшое количество красного вина (обязательно красного) благотворно влияет на развитие мозга ребенка. Не знаю, правда ли это, но услышать подобное мне было очень приятно.

Обсуждая с французскими матерями советы их врачей и книги, которые они читали во время беременности, я обнаружила существенное различие между французским и американским подходами. Мы сосредотачиваемся на разном. Желание иметь здорового ребенка совершенно понятно, но мы чрезмерно перегружены тревогой, и это угнетает.

В начале моей первой беременности мы с мужем заняли круговую оборону. Проверь водопроводную воду! Проверь краску! Убери из дома весь пластик! Принимай витамины! Воздерживайся от морепродуктов! Держись подальше от полок! И так далее и тому подобное…

Я не хочу сказать, что беременность ничуть не меняет образ жизни французских женщин, но чудо, зародившееся внутри них, вовсе не становится центром их существования.

Пожалуй, самым известным французским специалистом по материнству является мадам Лоранс Перно. Ее книги «Я жду ребенка» и «Я родила ребенка» разошлись десятками миллионов экземпляров – и это не считая переводов.

Мадам Перно – супруга Жоржа Перно, редактора «Пари Матч». Впервые она забеременела в тридцать пять лет и не смогла найти книгу, где содержались бы ответы на ее вопросы. И тогда она решила сама написать книгу о беременности и материнстве. Она оказалась не одинока. Французские матери по достоинству оценили ее труд, и книга «Я жду ребенка», которая была опубликована в 1956 году, с того времени издавалась и переиздавалась. Обе книги Перно постоянно находятся в продаже.

На протяжении лет эти книги редактировались, дополнялись и перерабатывались, но в основе своей советы мадам Перно остались неизменными. Она, как и раньше, объясняет матерям, как оставаться красивыми, есть свежее масло и сделать соски торчащими. Главное – это определить свои приоритеты!

Издатели Перно постоянно выпускают все новые и новые варианты ее книг, и французские книжные магазины не испытывают недостатка в ее мудрости.

В Соединенных Штатах картина иная – книги Перно невозможно найти. Мне досталось издание «Я жду ребенка» 2002 года, и я с восхищением прочла о том, как мадам Перно советует будущим матерям быть кокетками и утверждает, что регулярные косметические процедуры жизненно необходимы для хорошего настроения.

А что насчет торчащих сосков? Лоранс Перно напоминает своим читательницам о важности этого момента. После грудного вскармливания своих дочерей я твердо убедилась в том, что федеральное правительство должно автоматически предлагать каждой женщине, которая вскормила двух и более детей, право на подтяжку сосков. Даже самые большие консерваторы должны понимать, насколько важно это для сохранения семьи – а сохранение семьи сулит государству существенную финансовую выгоду.

Если бы Перно была президентом, то у нас был бы шанс. (К сожалению, она родилась за пределами США, и следовательно, не может занять высший пост. Кроме того, в 2009 году она умерла. Светлая ей память!) Мой фантастический билль, наверное, никогда не достигнет Капитолийского холма. Мне просто страшно хочется вернуться назад во времени и услышать советы Перно тогда, когда они были жизненно необходимы. Конечно, все это мелочи, но во время беременности я была настолько сосредоточена на том, что происходило внутри моего тела, что мне и в голову не приходило задуматься над тем, что произойдет с моей внешностью.

В главе «Заботьтесь о своей груди» Перно объясняет, как нужно тренировать грудные мышцы, чтобы грудь не обвисла – или хотя бы обвисла не слишком сильно.

Я помню, что во время беременности абсолютно все напоминали мне о важности пресловутых упражнений Кегеля. (Вот что говорится на сайте urbandictionary.com: «Упражнения для мышц таза изобрел доктор Кегель, в честь которого они и названы. Эти мышцы прикреплены к тазовой кости и выполняют роль гамака – они поддерживают органы таза. Одна из функций этих мышц – запуск и остановка тока мочи. Мужчинам упражнения Кегеля помогают контролировать эякуляцию. Женщинам сильные мышцы Кегеля пригодятся при деторождении. Кроме того, они усиливают «хватку» влагалища».) Но при этом никто не советовал обратить внимание на «верхний этаж».

Мне пришлось дважды делать кесарево сечение, и мышцы Кегеля мне совершенно не пригодились. Мадам Перно советовала своим читательницам: «Встаньте прямо, слегка отведите плечи назад… подчеркните свою красивую грудь…» Эти полезные советы звучат очень по-матерински. Женщина выглядит более эффектно, а кроме того, подобные упражнения снимают боль в спине. Мы с мужем по достоинству оценили советы мадам Перно. Спасибо вам, Лоранс!

Мне очень понравился взгляд мадам Перно на отношения между матерью и младенцем. Вот почему молодые французские матери не испытывают такого стресса и смятения, как женщины, живущие по соседству со мной. Если я что и узнала в ходе своей «франконизации», так это то, что французы – большие специалисты по самосохранению, они остаются собой, несмотря на то что их драгоценные чада растут и требуют от них все больше и больше.

Но я забегаю вперед, потому что Перно не ограничилась торчащими сосками. Значительное место в своей книге она уделила необходимости «оставаться красивой». В прочитанных мной американских книгах по беременности категорически запрещалось пользоваться лаком для ногтей. Я следовала этому совету, но очень страдала, чувствуя себя неухоженной растрепой (в прямом смысле слова!). Мне до сих пор не нравятся фотографии, сделанные во время двух моих беременностей. Беременные же француженки ходят на уроки макияжа и одеваются в стиле последних модных тенденций.

Не уверена, что мне захочется выслушивать советы по стилю одежды от человека, родившегося до изобретения коротковолновых радиоприемников, беременна я или нет. Но мадам Перно – другое дело! Одно то, что она включила подобные советы в книгу для беременных, в значительной степени сняло ощущение тревоги и давления, столь свойственное всем американским беременным.

Я обнаружила, что беременность во Франции имеет и другие преимущества. Больше всего мне понравилось, что после родов французские женщины имеют право на десять бесплатных сеансов «тазовой реабилитации», а также на курс абдоминальной терапии, проводимый на дому. Благодаря этому живот женщины быстро приходит в нормальное состояние.

Да, во Франции к беременным относятся очень серьезно. Моей американской подруге Рамоне посчастливилось во время беременности переехать во Францию. Когда она начала общаться с французскими женщинами, они постоянно укоряли ее, что она не использует тех свобод, которые несет с собой беременность. Они считали, что Рамоне нужно спокойнее и шире «разыгрывать беременную карту».

В первый раз она столкнулась с этим, встав в очередь в примерочную в парижском универмаге. Пожилая женщина укорила ее: «Зачем вы стоите в очереди? Вы же беременны! Вы должны идти первой! Это ваше право! Таков закон!» Только тогда Рамона поняла, что француженки действительно хотят, чтобы она прошла без очереди, а ведя себя как обычный человек, она нарушает правила, установленные для всех.

Может быть, дело в переполненных химией продуктах или в гормонах, но с американским мозгом в момент вступления в родительство происходит нечто странное. Нас тянет к приобретению чего-то нового, нового и нового.

Не стоит и говорить, что Рамона подчинилась французским обычаям с восторгом. Она с энтузиазмом написала мне: «ЭТО КЛАССНО! Мне осталось всего четыре месяца этого счастья, и, черт побери, я использую каждую минуту! Мне позволили взять в примерочную двенадцать предметов, хотя ограничение – семь, мне предоставили просторную примерочную! И мне было плевать на всех худышек, ПОТОМУ ЧТО Я ТАКАЯ!!!»

А что же происходит в Нью-Йорке? Я сама страдала в метро, потому что никто не собирался уступать мне место. Помню, как проклинала все человечество, когда возвращалась домой из офиса и могла мечтать только о том, чтобы сесть и выжить (то есть справиться с тошнотой). Мое состояние было заметно всем вокруг. Я была абсолютно зеленого цвета. Но никто не посмотрел на меня и не заметил, что мои глаза уже налились слезами. И никто не уступил мне места! Я думала, что люди ведут себя так только в городе Большого Яблока, но мои подруги из Техаса, Северной Каролины и других штатов жаловались на то же самое. Никому не было дела до их состояния!

Для многих американцев главное событие беременности – это праздник в честь будущего рождения ребенка. Наконец-то будущая мать получает полезные вещи! И подарки! И ей нужно принимать гостей – вау! А вот французам это вовсе не нравится.

Расскажу вам о моей подруге Джесси. Она родилась во Франции, выросла в Калифорнии и, став взрослой, вернулась во Францию. Забеременев первым ребенком, Джесси стала расспрашивать своих французских друзей об устройстве подобной вечеринки – но ей сказали, что так можно «сглазить ребенка». Французы считают такое поведение признаком дурного вкуса и не считают нужным делать подарки еще не родившемуся ребенку. Возможно, из-за этого список всего необходимого новорожденному во Франции гораздо короче и не повергает будущих матерей в депрессию, как это часто случается в Штатах. Во Франции такой список включает в себя меньше пунктов, чем мой список покупок на неделю.

Когда моя подруга начала общаться с французскими женщинами, они постоянно укоряли ее, что она не использует тех свобод, которые несет с собой беременность. Они считали, что Рамоне нужно спокойнее и шире «разыгрывать беременную карту».

Когда я увидела список всего необходимого для беременной, мне показалось, что я очутилась под кузнечным прессом. Помню, что мне пришлось прибегнуть к техникам борьбы с паническими приступами, чтобы хоть как-то взять себя в руки.

Чтобы подготовиться к рождению ребенка, мне явно нужна была еще одна дополнительная комната в доме. Я твердила себе, что не собираюсь поддаваться давлению, но в конце концов у меня оказалось три коляски (одна – высококачественная, вторая – складная для прогулок и еще одна для пробежек), детская кроватка, переносная кроватка, набор погремушек, качалка, качели, игровой коврик, качели для дверного проема, два монитора для дистанционного слежения за ребенком (в моей квартире нет лестниц!), слинг, сборная игровая площадка (чтобы расшифровать все инструкции по ее сборке, нужно иметь ученую степень!), не меньше семнадцати одеял и даже подогреватель влажных салфеток.

Если вам посчастливилось не знать, что это такое, объясню: это устройство размером с кирпич, задача которого заключается в том, чтобы подогревать влажные детские салфетки до нужной температуры – ребенок не должен ощущать ни малейшего дискомфорта. Это устройство – лучшее доказательство того, что пространство для инноваций безгранично. Вопрос лишь в том, нужны ли подобные инновации.

Может быть, дело в переполненных химией продуктах или в гормонах, но с американским мозгом в момент вступления в родительство происходит нечто странное. Нас тянет к приобретению чего-то нового, нового и нового.

Возьмите моего младшего брата. Он – один из самых экономных людей на земле. Целых пять лет у них с женой был один мобильный телефон на двоих! Нет, они не стеснены в средствах – я вас умоляю! Просто мой брат не любит бессмысленных трат – он экономит воду, деньги и средства телекоммуникации. (Думаю, что у него до сих пор всего две пары ботинок – на зиму и на лето – и еще шлепанцы для дома.) Он экономен во всем – был, пока его жена не забеременела. Узнав, что мой экономный младший брат только что приобрел коляску за шестьсот долларов, я не смогла сдержать крика удивления! Даже самые стойкие из нас в преддверии родов теряют голову. А после родов ее не находят, даже теряют последние остатки разума.

Помня о том, что французский список гораздо скромнее американского, давайте посмотрим на то, что советуют приобрести молодой американской матери. Если вы уже прошли через эту пытку, то хочу извиниться за то, что могу вызвать у вас посттравматический стресс. Ну хорошо, если вы еще не сидите, то сядьте. Возьмите бутерброд. Подложите под спину подушку. Словом, устройтесь поудобнее. Вот наш список.

● Молокоотсос

● Бутылочки для хранения сцеженного грудного молока

● 3 одеяла разных размеров

● Автомобильное сиденье

● Дополнительное сиденье, если у вас не одна машина

● Прогулочная коляска, на которую можно устанавливать автомобильное сиденье

● Переносная кроватка-корзинка

● Манеж со встроенной кроваткой

● Простынки для манежа, которые по размеру отличаются от простынок для кроватки

● Слинг

● Переноска-кенгуру

● Качалка

● Детский шезлонг

● Ванночка

● Сумка для подгузников

● Маленькая подушечка

● Монитор для слежения за ребенком

● Кроватка

● Матрас для кроватки, продается отдельно

● Набор простынок для кроватки, 3 штуки

● Подушки для кроватки

● Устройство для подвешивания игрушек над кроваткой

● Устройство для подвешивания игрушек над пеленальным столиком

● Дополнительная подушечка для пеленания

● Наволочки для дополнительной подушечки

● 2 пушистых банных полотенца

● Шторки для автомобиля

● Устройство для сушки бутылочек

● Стойка для бутылочек

● Массажер

● Пеленальный столик и шкафчик для принадлежностей

● Одежда новорожденного:

– 2–4 распашонки

– 4–8 костюмчиков

– 4–8 маечек

– 4–8 пижамок

– 2 одеяльца

– 1–3 кофточки

– 1–3 комбинезончика

– 4–7 пар носочков

– 4–6 шапочек

– Перчатки

– Курточка или теплый комбинезончик

● Игрушки

● Ножницы для ногтей

● Термометр

● Пеленки

● Салфетки

● Лекарства: детский тайленол и т. п.

● Термометр для воды

● Детский шампунь и детское мыло

● Присыпка

● Соски

● Большие салфетки

● Прокладки для груди

● Крем для сосков

● Подгузники для новорожденных – одна упаковка, потому что ребенок может оказаться крупным и ему быстро понадобятся другие!

● Подгузники следующего размера

● Ведро для использованных подгузников

● Мешки для ведра

● Услуга по доставке и уборке подгузников

● Антибактериальные салфетки

● Устройство для подогрева антибактериальных салфеток

● Детское питание

● Контейнер для детского питания

● Щетка для мытья бутылочек

● Бутылочки двух размеров (на 4 унции и 8 унций)

● Высокий стул или стул для кормления

● Стул для кормления в автомобиле

● Прогулочная коляска (когда ребенок научится сидеть)

● Миски и ложки для кормления

● Слюнявчики

● Стол для игр

● Прыгунки для манежа

Клянусь, что это еще не все, а лишь то, что я смогла вспомнить. Я не хотела полагаться исключительно на собственные воспоминания, поэтому поговорила со своими подругами из разных уголков страны. И, несмотря на это, список наш далеко не полон. Я не стала перечислять все игрушки и ограничила список лекарств и необходимых услуг – у меня еще сохранилась гордость за свой народ! Но общее представление вы уже получили. Мы – одержимые!

Я не собираюсь утверждать, что чем меньше, тем лучше, потому что это – меньше. Я просто хочу сказать, что меньше тоже может быть очень хорошо.

Если вы – нормальный человек и располагаете нормальным количеством свободного времени, не пытайтесь составить список всего необходимого для ребенка с помощью Интернета. В Сети вы найдете бесчисленное множество сайтов, на которых окончательно запутавшимся молодым матерям и отцам даются категоричные советы о том, что они должны включить в список необходимого. На тех же сайтах несчастные будущие родители пытаются разобраться, удалось ли им выбрать лучшие бутылочки, лучшие ткани, самое экологически чистое детское питание и самые развивающие игрушки.

Изучение подобных сайтов – дело утомительное и никому не нужное. Беременность и без того непростое время, так мы еще и отягощаем себя переживаниями по поводу того, что не успели купить нечто жизненно необходимое. Конечно, когда семья увеличивается, список покупок расширяется. Но составлять такой список нужно в атмосфере радости и спокойствия, а не в состоянии, близком к панике.

Моя подруга Валери из Бретани рассказала мне, что французские матери во многом полагаются на правительство, которое делает период беременности не только спокойным, но почти приятным (может быть, каким-то американским мамочкам и нравится быть беременными – но только не мне).

Валери говорила: «Очень важно чувствовать, что правительство заботится о людях. Всем беременным женщинам государство начинает выплачивать субсидию в размере 150 евро в месяц, с четвертого месяца, при условии, что они раз в месяц посещают врача (ведение беременности, роды и пребывание в больнице в течение недели после родов абсолютно бесплатны).

Эту субсидию женщины получают до восемнадцати лет ребенка (если это не первый ребенок) вне зависимости от материального положения. Они получают также шестнадцатинедельный оплачиваемый отпуск при рождении первого ребенка и более продолжительный при рождении второго и последующих.

У меня двое детей, им четырнадцать и семнадцать лет, но я все еще получаю «семейный бонус». Поэтому мы не испытываем необходимости в устройстве вечеринки до рождения ребенка».

Touché!

В 2008 году, когда Брэд Питт и Анджелина Джоли приобрели великолепный замок Мираваль на юге Франции, они сразу же подпали под действие этой программы, поскольку она относится ко всем семьям вне зависимости от дохода. Вот что пишут об этом на сайте bittenandbound.com:

Хотя Брэд и Анджелина вряд ли будут обналичивать эти суммы, по закону им причитаются «деньги на няню» – 975,84 доллара ежемесячно и еще «пособие на сирот» – 508,97 на каждого из троих усыновленных детей. Каждый месяц Брэд и Анджелина могут получать от французского правительства 2592,81 доллара.

Мало того что у Брэда Питта есть замок, так еще и Энджи будет получать пособие на няню! Супер!

В атмосфере всеобщей тревоги, царящей в Соединенных Штатах, неудивительно, что мы, американцы, относимся к рождению детей с чрезмерным трепетом.

Признаюсь, что сама я была в настоящем ужасе. Легкое недержание мочи я приписывала не только лишнему весу и давлению на мочевой пузырь. Мне казалось, что я что-то делаю не так! А вдруг мы забудем взять с собой план родов? Что, если меня решат обезболить? Что, если меня решат не обезболивать? Не следует ли рожать в воде? Но если я буду рожать в воде, то не утонет ли ребенок? Тревоги были бесконечны. И добавьте к этому мучительные размышления о том, что произойдет, когда ребенок родится. Все это лишает будущих матерей (и меня в их числе) энергии и сил.

Такая повышенная тревожность заставляет многих американских молодых матерей составлять «инструкции» для родных и друзей по поведению в первые дни после рождения ребенка.

Я нашла один блог, в котором все было расписано невероятно подробно. Будущая мать описала все – от использования антибактериального мыла до слов, какие можно говорить младенцу и матери. Я не верила своим глазам! Несчастная будущая мать уже за несколько недель до рождения ребенка страдала от трещин на сосках – и я не уверена, что крем для сосков сможет залечить ее раны (хотя она явно закупила несколько тюбиков – он включен во все списки!). Беспокоясь обо всем – от бактерий и необходимости обнажать грудь до того факта, что в будущем эмоционально нестабильном состоянии собственный ребенок может показаться ей страшным, – эта женщина заранее лишила себя всех радостей.

Позвольте мне снова вернуться к моей подруге Перно. В книге «Я жду ребенка» она советует миллионам французских матерей не обсуждать рождение ребенка с подругами, у которых уже есть дети, а ограничиться лишь беседами с врачом. Хотя я не совсем с ней в этом согласна, но здравый смысл в подобном предложении есть.

Иногда меня беспокоило то, что подруги моей матери и я сама часто пугали друг друга. Например, в какой-то момент я была в полном ужасе из-за того, что у Уны возникли проблемы с периферическим зрением, потому что в младенчестве она терпеть не могла, когда ее клали на животик. Я посоветовалась с подругой, она рассказала мне о том, что читала сама, и благополучно довела меня до нервного срыва.

Успокоила меня только книга доктора Коэна. Он писал о том, что младенцы не любят лежать на животике, а предпочитают лежать на спинке. Очень спокойно доктор Коэн пишет: «Поскольку у вас нет необходимости развивать какие-то конкретные группы мышц, я советую вам не вести себя, как личный тренер Люси [так доктор Коэн называет всех младенцев женского пола]. Не кладите ее на животик, а просто пощекочите, чтобы у девочки развивались мышцы смеха». Поверьте, такой совет куда лучше страшилок, доводящих молодую мать до бессонницы!

Говоря об ужастиках, я хочу вспомнить колоссальную индустрию, зародившуюся на спекуляциях с использованием пуповинной крови. Сегодня ее доходы исчисляются 250 миллионами долларов! Не закрывайте глаза на проблему!

Я нашла один блог, в котором все было расписано невероятно подробно. Будущая мать описала все – от использования антибактериального мыла до слов, какие можно говорить младенцу и матери. Беспокоясь обо всем, эта женщина заранее лишила себя всех радостей.

Как только я объявила о своей беременности, то сразу же стала получать буклеты и электронные письма с предложением сохранения пуповинной крови. Куда бы я ни посмотрела, меня со всех сторон бомбардировали информацией банки крови. Маркетинговая кампания велась очень агрессивно. Мне сообщали, что если я не сохраню пуповинную кровь своих детей, то со временем кто-то из них непременно заболеет каким-то кошмарным заболеванием, излечить которое смогла бы только та самая кровь, от хранения которой я легкомысленно отказалась.

Эти сообщения были пронизаны чувствами страха и вины. Читать их, не испытывая подлинного ужаса, было невозможно. Мне следовало быть умнее, но я не могла. Мое финансовое положение не позволяло мне пойти на такой шаг, но я чувствовала себя ужасной матерью, настоящим чудовищем, из-за того, что не решилась сохранить пуповинную кровь моего невинного младенца.

Каждый раз при виде рекламы услуг по хранению пуповинной крови меня охватывала паника – я представляла себе болезни, которые могут выявиться у моего ребенка. Лейкемия. Полиомиелит. Подагра. Геморрой. Косолапость… Назовите любую – и вас охватит страх. В конце концов, мы так и не решились пойти на столь значительные траты. Когда ко мне приходили беременные подруги и бились в истерике из-за проблемы с сохранением пуповинной крови, я не знала, что им сказать, – до тех пор, пока не узнала, что во Франции частные услуги по хранению пуповинной крови являются незаконными, и беременные француженки этим вопросом даже не заморачиваются.

Французы считают пуповинную кровь национальным достоянием. Поэтому родителей всячески стимулируют к тому, чтобы они жертвовали пуповинную кровь своих младенцев в общественные банки крови прямо при родах (кстати, у нас такие банки тоже существуют). Но до сих пор неясно, насколько эффективны могут быть клетки пуповинной крови для лечения возникающих впоследствии заболеваний. Во многих случаях собственные клетки ребенка являются последним средством, используемым в лечении.

Если бы я больше общалась с французами во время беременности, то гораздо спокойнее отнеслась бы к этой проблеме. Мои французские подруги на все смотрели философски. Как бы мне хотелось вернуться в прошлое и прожить его по-французски! Я бы не отказывала себе в обожаемом сыре грюйер (мадам Перно настоятельно рекомендует этот деликатес беременным женщинам!), а сегодня не гонялась бы в поисках бюстгальтеров «пуш-ап».

Глава 3

VOUS ETES LE CHEF, или Кто в доме главный

Полагаю, вы уже задумались: если французы настолько спокойны, то почему же их дети так послушны?

Да, в Бруклине маленькие французы ведут себя идеально. Но и у себя на родине они безупречны! Во время одной из моих последних поездок в Париж я снова была поражена тем, что мне приходится их искать (чтобы изучить!), потому что маленьких французов хорошо видно, но совсем не слышно. Я входила в тихие поезда метро и с изумлением обнаруживала в них множество детей. Они просто сидели – не хныкали, не требовали игрушек или сладостей. Просто сидели. То же самое происходило в музеях.

Каждый раз, когда я становилась свидетельницей истерики, виновником ее оказывался крохотный турист, а не маленький француз. Я думала, что в супермаркетах-то все будет иначе: ну какой ребенок сможет устоять перед соблазном полок, заставленных всякими вкусностями? Ответ прост: французский ребенок! А в ресторанах? Меня окружала целая армия маленьких, любопытных, но идеально воспитанных детей. Мне хотелось горло перегрызть их счастливым, спокойным родителям!

Как же они этого добиваются? Как французским родителям удается так хорошо воспитывать своих детей?

Ну какой ребенок сможет устоять перед соблазном полок, заставленных всякими вкусностями? Ответ прост: французский ребенок! А в ресторанах? Меня окружала целая армия маленьких, любопытных, но идеально воспитанных детей. Мне хотелось горло перегрызть их счастливым, спокойным родителям!

Ответы на эти вопросы непросты, но самую важную роль играет родительское отношение к детской психологии. Например, многие французские родители говорили мне, что такого понятия, как кризис двухлетнего возраста, в их стране просто не существует[4]. И это заставляет меня задуматься, а существует ли он в действительности, хотя мы, американские родители, абсолютно в этом убеждены.

Да-да, вы не ошиблись: ВО ФРАНЦИИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ КРИЗИСА ДВУХЛЕТНЕГО ВОЗРАСТА! Когда я впервые это услышала, то подумала, что моя французская собеседница просто плохо информирована. Но потом я слышала это снова и снова. Мне даже приходилось объяснять, о чем я спрашиваю. Мой друг Поль был крайне озадачен, когда я объяснила ему смысл сказанного: «Правда? У ваших детей есть такие проблемы? Я никогда ни о чем подобном не слышал!» Должна признаться: Поль сказал это, когда пёк персиковый пирог с моими детьми.

Я еще до родов была хорошо осведомлена об этом периоде, потому что о его неизбежности говорилось практически в каждой прочитанной мной книге. В некоторых этот «этап развития» объяснялся с научной точки зрения. Даже мой собственный свекор, психиатр, буквально одержимый работой мозга, расстроил меня рассказом о «химической промывке мозгов», которая произойдет с моей сладкой девочкой, когда она вступит в третий год своей жизни, и ее мозг подвергнется воздействию гормональных выбросов и начнет формировать новые нервные связи. Не могу сказать, что я в точности понимала, о чем он говорит, но смысл всего сказанного было один: мне нужно бояться. Сильно бояться.

Поэтому, когда Дафна и Уна превратились в двухлетних бандиток, я приписала их поведение неизбежному кризису. Ну кто я такая, чтобы бороться с природой? Нужно просто потерпеть – по крайней мере, я так считала. Оглядываясь назад, я понимаю, что тем самым обрекла себя на кризис трехлетнего возраста и кризис возраста четырехлетнего, которых мне никто не обещал.

Но вернемся к «непростому» ответу. В воспитании детей французы по-прежнему полагаются на помощь родственников. Я обнаружила, что молодые французские родители чаще обращаются к собственным родителям, бабушкам и дедушкам, чем к книгам и интернет-сайтам, как это делаем мы. Родственники часто живут поблизости и играют важную роль в воспитании малышей. Даже в глухой провинции французы менее склонны к переездам, чем мы, коренные американцы.

Друг моей подруги, Саймон, живет в Вогезах на северо-востоке Франции – то есть в полной глухомани. Хотя он – англичанин, во Франции он поселился несколько десятков лет назад, женился на француженке. У него есть дочь. Саймон заметил, что жители его деревни предпочитают не расставаться со своими семьями. «Вот уже восемь лет у меня один и тот же почтальон», – удивляется Саймон. Он тоже сказал мне, что не помнит, когда кто-нибудь из детей устроил бы истерику – «за исключением поездок в Англию, разумеется». И это не перестает меня поражать.

Америка – страна независимых предпринимателей. Мы не боимся ничего менять и смело меняем работу, любовь, мечты. Мы часто уезжаем на противоположный конец страны (возьмите, к примеру, меня: я выросла в Калифорнии и уже пятнадцать лет живу в Нью-Йорке). Одна из причин высокой популярности материнских групп и материнских блогов в нашей стране заключается в том, что мы используем их вместо семейной поддержки. Но такие сайты вовсе не вдохновляют французских родителей. И результаты разного подхода видны невооруженным глазом.

Я помню, как советовала своей сестре, которая жила в трех тысячах миль от меня, выйти из группы, куда она записалась после рождения первого сына. Мне было очевидно, что после каждого собрания этой группы она начинала звонить мне с очередными вопросами и тревогами. Вместо того, чтобы поддерживать друг друга, члены этой группы искали все новые поводы для беспокойства. Конечно, не все подобные группы так воздействуют на своих членов, но во Франции их вообще не создают.

Мой собственный муж пытался уговорить меня не рыться в блогах, потому что видел, что они влияют на меня точно так же. После двух часов, проведенных в Интернете, я разбудила мужа посреди ночи в полной панике: я убедила себя, что у одной из наших дочерей рак кишечника! На самом деле у нее просто появились глисты.

В воспитании детей французы по-прежнему полагаются на помощь родственников. Я обнаружила, что молодые французские родители чаще обращаются к собственным родителям, бабушкам и дедушкам, чем к книгам и интернет-сайтам, как это делаем мы.

Когда французы ищут решения конкретной проблемы, они советуются с кем-то одним, а не с десятком друзей, подруг и собеседников по чатам. И это заметно снижает уровень тревожности – и творит чудеса! К сожалению, нам, американцам, такой подход недоступен.

Когда я пыталась выяснить, где же французы находят решения поведенческих проблем своих детей, смысл их ответов терялся при переводе.

Я: А вот интересно, что вы делаете, когда ваш ребенок устраивает истерику в кондитерской?

Вероника (французская мать): Что вы хотите сказать? Мой ребенок поранился? Зачем ему устраивать истерику?

Я: Ну не знаю… По любой причине… Вы не купили ему конфет, ему хочется самому катить тележку – или что-то в этом роде…

Вероника: Гммм… Не понимаю, что вы хотите сказать… Он поранился тележкой и поэтому плачет?

Я: Нет, он плачет, потому что не получил того, что хотел!

Вероника: В кондитерской? Нет, это невозможно. Ребенок так не поступит. Французам это не нравится.

Французам это не нравится? Мне тоже не нравится!

К сожалению, я не всегда могла найти французское решение проблем поведения моих собственных детей, потому что многие их поступки во Франции просто не встречаются. Главное – слушайте меня внимательно все те, кто собирается завести детей или имеет малышей, – с самого начала установить правильные отношения со своими детьми.

Запомните: ВЫ – ГЛАВНЫЙ!!!

Когда я вспоминаю собственное поведение, то понимаю, что главная причина, по которой мне не удавалось призывать детей к дисциплине, – это мое нежелание подавлять их восхитительную, неповторимую личность. Я не хотела подавлять их индивидуальность.

Это очень американский подход, и у него есть свои положительные стороны, но мы ухитрились даже все хорошее довести до крайности.

Во Франции у всех членов семьи есть свои роли. Родители – главные, дети подчиняются главным. Французские дети растут в этом убеждении, поэтому в семьях нет споров и сопротивления. Вспомните мою подругу, о которой я рассказывала вам в предыдущей главе. Ее осудили за то, что она не заняла положенного ей по праву места в начале очереди – «Это закон!». Нарушение правил – вот что заслуживает осуждения.

Французские дети понимают, что подчинение взрослым – это правило, и нарушать его нельзя. С того момента, как мне это объяснили, я стала руководствоваться этим принципом в отношениях с собственными дочерями. Поверьте, очень приятно говорить: «Ты сейчас же сядешь в машину и пристегнешься, потому что я – главная и я так говорю!»

Безумие? Но это работает! Сначала я боялась, что девочки будут обижаться на такое явное проявление власти и жесткий подход, но все оказалось иначе. Они так устали от бесконечных споров по любому поводу (я же приучила их считать, что их мнение по любому вопросу крайне важно!), что почувствовали настоящее облегчение от того, что кто-то принял на себя роль главного.

Мне нравится быть главной, но, чтобы реализовать это право в полной мере, мне приходится быть более строгой, а это дается мне нелегко. Я никогда не умела отказывать собственным детям. Я всегда тяготела к такому стилю родительства, когда с детьми разговаривают, обсуждают, уважают их чувства и точку зрения.

Во Франции у всех членов семьи есть свои роли. Родители – главные, дети подчиняются главным. Французские дети растут в этом убеждении, поэтому в семьях нет споров и сопротивления.

Имея двух дочерей, я всегда мечтала, что мы втроем образуем небольшой, счастливый кружок, а когда они вырастут, будем вместе ходить в кафе и делиться самым сокровенным. Как в фильме Норы Эфрон. Глупо, я понимаю, но как хорошо звучит! Я действительно хотела нравиться своим дочерям. Теперь я вижу, что французские матери, которые гораздо строже американских, намного чаще сохраняют прекрасные отношения со своими взрослыми дочерями.

Возможно, это связано с тем, что родители сохраняют достоинство в глазах детей – они же не стараются заслужить детскую любовь любой ценой. Французская мать объяснила мне это так: «Ваша работа не в том, чтобы быть им другом. С детьми это не работает. Вы должны быть их матерью и хорошо их воспитывать. Мне бы хотелось целый день держать своего ребенка на руках, но я знаю, что это не пойдет ему на пользу».

Я целыми днями держала на руках Дафну, радуясь тому, что снижаю вероятность ее превращения в серийного убийцу! Конечно, я читала книгу Уильяма Сирса, поэтому стремилась не только к тому, чтобы не вырастить убийцу. Я надеялась, что мои дети станут более уверенными в себе и умными, чем дети тех бессердечных родителей, которые не держат их на руках. Мне будет легко воспитывать своих детей, они будут относиться ко мне с уважением, у них будет множество замечательных качеств.

«Ваша работа не в том, чтобы быть детям другом. С ними это не работает. Вы должны быть матерью и хорошо их воспитывать».

Может быть, причина была в другом, но я понимаю, что бесконечное внимание и силы, потраченные на моих девочек в юном возрасте, привели лишь к одному: мои дети выросли капризными и чрезмерно требовательными (а мои нервы натянулись до предела). Практически каждая французская мать, с которой я беседовала, говорила мне, что строгая дисциплина и самообладание – это и есть истинное проявление любви.

Большинство французских родителей, с которыми я разговаривала, говорили, что практически не читали книг по воспитанию. Однако многие из них брали в руки книги врача и психоаналитика Франсуазы Дольто. Дольто работала с Жаком Лаканом[5]. Главная ее идея – у детей должна быть собственная жизнь, отдельная от родителей. Аллилуйя!

Недавно к нам приехала двоюродная сестра моего мужа. Единственное, чего мне хотелось в тот период, так это свободы от детей, чтобы хоть немного пообщаться с родственниками. Но милая Дафна никак не хотела вести себя по-французски, и взрослые могли по-человечески поговорить, лишь когда я укладывала ее спать. К сожалению, никто другой уложить ее не мог, поэтому самую суть беседы я неизменно упускала.

Слишком многие американские дети – и мои, естественно, в том числе – привыкли думать, что каждое их слово и каждый поступок драгоценны и заслуживают всеобщего внимания. Один французский отец объяснил мне: «Там, где я родился, ребенка, родители которого терпят все, что он говорит и делает, называют l’enfant roi – дитя-король. Лично мне такой ребенок кажется испорченным баловником. Впрочем, его вины в том, что родители относятся к нему, как к королю, нет».

Я хотела вырастить своих девочек уверенными в себе, хотела развить в них здоровую самооценку, поэтому постоянно подчеркивала, как я ценю их достижения. Но они стали думать, что любой их поступок заслуживает восхищения, – и поэтому весь вечер бегали по гостиной со своими игрушками. У меня оказалась пара неугомонных девчонок, которые не умели сидеть и принимать участие в разговоре, не становясь его центром.

Бесконечное внимание и силы, потраченные на моих девочек в юном возрасте, привели лишь к одному: мои дети выросли капризными и чрезмерно требовательными. Практически каждая французская мать, с которой я беседовала, говорила мне, что строгая дисциплина и самообладание – это и есть истинное проявление любви.

Я очень их люблю, но не вижу ничего особенного в том, чтобы запихнуть двух медвежат под платье и бегать с ними. И я хочу, чтобы мои дети это знали. Может быть, в будущем, когда в моих детях разовьется артистический талант, это выльется в нечто большее. Но пока что мои девочки видели со стороны взрослых только одобрение и внимание, поэтому полагали, что могут вести себя, как им захочется. Со временем мы начали работать над этим и добились успеха – особенно с Уной.

К сожалению, не могу сказать того же обо всех моих друзьях. Я содрогаюсь при одном лишь воспоминании о летней вечеринке в доме моей близкой подруги Бонни на Манхэттене. Восьмилетняя дочка Бонни, Белла, задумала особую игру. Поэтому перед вечеринкой мать и дочь разослали всем гостям электронные письма с просьбой принести нечто особенное и придумать историю, связанную с этим предметом.

Хотя подобная идея не казалась мне очень французской, но, в конце концов, живем-то мы не во Франции. Поэтому мы с мужем подчинились.

Вечеринка удалась на славу. Особенно всем понравился великолепный вид на реку Гудзон с просторного балкона двадцать восьмого этажа – Бонни крупно повезло с квартирой. И вот, когда все взрослые устроились на балконе с бокалами вина, а дети спокойно играли в комнате, появилась Белла и заявила, что пора играть в ее игру. Невозможно было найти время хуже – взрослые хотели любоваться великолепным видом за бокалом «совиньон блан» и наслаждаться спокойной беседой.

Бонни попыталась уговорить Беллу отложить задуманную игру. Она сказала, что мы можем поиграть через полчаса. Началась истерика. Потом Бонни сказала, что мы будем играть, когда все допьют вино. Новая истерика. Уговорить девочку отказаться от ее планов никак не удавалось. Бонни уговаривала, умоляла – но все тщетно. В конце концов она сдалась: «Хорошо, дорогая, иди собери детей, позови их сюда, и мы поиграем». Но и это не удалось. Белла потребовала, чтобы игра проходила в гостиной. Восемь родителей покорно, но недовольно покинули свой рай на балконе, перебрались в душную гостиную и подчинились воле ребенка. Начались новые проблемы. Бонни и Белла о чем-то переговаривались, а все гости сидели кружком и молчали. Все чувствовали себя очень неловко.

Как бы мне хотелось, чтобы Бонни набралась смелости и сказала: «Не сейчас, Белла. Я позову тебя, когда подойдет время». Ей нужно было показать, кто в семье главный.

Все это время я думала, как поступила бы в такой ситуации французская мать, и очень хорошо себе это представляла. Как бы мне хотелось, чтобы Бонни набралась смелости и сказала: «Не сейчас, Белла. Я позову тебя, когда подойдет время». Ей нужно было показать, кто в семье главный.

Конечно, сначала это будет нелегко – особенно с ребенком, который уже давно привык быть главным. Мы все еще работаем с Дафной, а вот с Уной добились полного успеха. Я постоянно объясняю Дафне (очень мягко, ведь я же, в конце концов, американка!), что не могу уделять ей все двадцать четыре часа семь дней в неделю. Не могу даже двенадцать. И она не должна постоянно требовать внимания взрослых людей.

Через какое-то время я заметила реальные перемены. Дафна изменилась! И теперь, когда к нам вечерами приходят гости, я позволяю девочкам сидеть с нами дольше и участвовать в разговорах – но только до тех пор, пока они ведут себя как члены группы и не требуют безраздельного внимания к себе. Как только они об этом забывают, я отправляю их спать. Дафна все еще выдерживает недолго, и ей приходится идти по длинному, одинокому коридору в постель. А вот старшая ее сестра справляется гораздо лучше. Она сидит с нами, пока ей не надоедает. И тогда она сама отправляется в свою спальню.

Вот небольшая выдержка из электронного письма о социальном поведении детей, которое я получила от Рамоны, которая уже несколько десятилетий живет на западном побережье Франции. Полагаю, вы запомнили ее по предыдущей главе:

Детей никогда не исключают. Не бывает ужинов или праздников, например свадеб, в которых не принимали бы участие дети. Они сидят за столом со взрослыми, едят взрослую еду вилкой и ножом (супы, салаты, все эти вонючие сыры…) – и им это нравится! Взрослые относятся к ним с уважением, все их любят и балуют, но от них ждут абсолютного послушания. Ни один из взрослых не задумается над тем, можно ли сделать замечание чужому ребенку. В особые дни, например, в Рождество или Новый год, дети засиживаются допоздна. А когда устают, то могут прилечь и уснуть прямо на диване. Сколько я здесь живу, ни разу не видела ни одной истерики!

Не тратьте энергию на зависть – ни к чему хорошему это не приведет. Просто учитесь!

Последнюю строчку я написала для себя – и для всех вас. Очень трудно не завидовать матери, которая говорит, что «не может припомнить», когда в последний раз видела детскую истерику. Страна без капризов – это же сказка какая-то! Я бы ни за что в это не поверила, если бы не слышала того же самого от по меньшей мере десяти французских женщин. А вот сама я могу составить целый список истерик, которые закатила мне Дафна за последние двадцать четыре часа.

Вчера днем Дафна была безутешна, потому что кончик ее ручки «изогнут неправильно» (хотя она говорит абсолютно нормально, я так и не поняла, что же она имела в виду).

Большой скандал из-за того, что в ванне не оказалось пузыриков.

Вечером – восемь минут истерики, потому что Дафна не могла «справиться» со своим одеялом.

Утром – полчаса рыданий и безуспешных поисков любимого платья, за которыми последовала…

Истерика из-за неполадок с Интернетом и невозможности поиграть в компьютерные игры на любимом сайте.

Французский сайт для родителей Enfants et Ados (www.enfants-ados.com) явно руководствуется книгой Дольто. На нем я нашла «4 простых совета, которые помогут избежать истерики»:

1. Сформулировать основные правила и всегда выполнять их.

2. Спокойно реагировать на плач ребенка.

3. Научить ребенка ждать.

4. Научить ребенка уважать ваши потребности.

Очень четко сформулируйте основные правила и неуклонно требуйте их исполнения. Очень важно, чтобы родители предложили детям абсолютные правила. Например: в автомобиле ребенок должен сидеть в специальном сиденье и пристегиваться; переходить дорогу можно, только держа взрослого за руку; ложиться спать нужно в строго определенное время; за столом следует сидеть правильно. В разных семьях могут быть разные правила, но исполняться они должны беспрекословно.

Спокойно относитесь к детским слезам. Родители должны четко понимать, плачет ли ребенок по веской причине или просто капризничает. Они должны уметь выявлять капризы. Если ребенок просто устроил истерику, взрослые не должны обращать на него внимания. Чаще всего дети устраивают истерики, чтобы привлечь внимание, заставить вас изменить принятое решение и сдаться.

Научите ребенка ждать. Ожидание помогает справиться с раздражением и учит терпению. Ребенок должен знать, что не всегда можно рассчитывать на мгновенное вознаграждение.

Ожидание не вредит психологическому развитию ребенка. Напротив, оно способствует формированию здоровой психики.

Научите ребенка уважать ваши потребности. Даже если ребенок для вас важнее всего, очень важно не терять своего родительского авторитета. (Вы в семье главный!) Ребенок должен понять, что вы не можете постоянно быть рядом, постоянно играть и развлекать его. Очень важно, чтобы он понимал: родители – тоже люди, и им нужно время для самих себя, для собственной взрослой жизни. Но, конечно же, и здесь нужно руководствоваться здравым смыслом.

До того как я открыла для себя французский стиль воспитания, я мирилась с тем, что Дафна может устроить полномасштабную истерику в любое время. Она тоже это отлично знала и была уверена, что я брошу все свои дела и буду ее утешать. Но теперь главной в доме была я (я, черт побери!). Я с трудом убедила себя, что мы находимся в дырявой лодке. Но – c’est la vie – я твердо решила ее починить! И вот мой план: я применила «простые советы» от Дольто (хотя лично мне они простыми не казались); а далее действовала по полученным результатам.

Дети гораздо выносливее, чем мы думаем. Они вовсе не падают духом и не теряют самооценки, когда мы говорим «нет», наказываем их или проявляем строгость.

На самом деле дети гораздо выносливее, чем мы думаем. Они вовсе не падают духом и не теряют самооценки, когда мы говорим «нет», наказываем их или проявляем строгость. Говоря о том, как дети воспринимают ограничения и строгость, Дольто использует термин «символическая кастрация». Она утверждает, что такое фигуральное «отрезание» необходимо, чтобы дети научились управлять своими желаниями и импульсами.

Естественно, что моей Дафне пугающие теории доктора Дольто были неизвестны. Я никогда не думала, что смогу лояльно отнестись к чему-либо, связанному с кастрацией, особенно если это будет касаться моих детей. Но теперь мне ясно, что обойтись без этой метафоры невозможно.

Франсуаза Дольто вовсе не призывает к тому, чтобы родители превращались в тиранов. Она пишет:

«Если строгость означает запрет опасного, то да, будьте строгими – но не забывайте о сочувствии и уважении к ребенку, который по сути своей является взрослым на определенной ступени развития. Мы должны принять на себя ответственность и кое-что ограничить – то, что является опасным психологически или физически. Если мы, родители, не будем строгими… то нашим детям придется ограничивать себя самостоятельно – или, по крайней мере, пытаться это сделать. Нет ничего более пагубного для ребенка. Он попусту тратит свою драгоценную энергию… Если мы строги, то наши дети приходят в ярость, но в то же время сохраняют свою энергию».

Пока я не стала «главной», то часто думала о том, сколько энергии мы с детьми тратим на пустые споры обо всем на свете. Вот такой спор с Уной в моей жизни случался, по моим примерным оценкам, 2829 раз!

Я: Дорогая, сними ноги с журнального столика.

Уна: Но, мама, мне так удобно! И им там нравится – ноги же тоже могут чувствовать!

Я: Не лучший ответ, но хорошая попытка…

Уна: Ну хорошо, я уберу, только подержу ноги на столике еще минуточку…

Я: Нет, солнышко! Убери ноги немедленно!

Уна: Но я же видела, что папа иногда так делает. И он мне всегда это разрешает!

Я: Убери ноги со стола!

Уна: И у Софии все тоже так делают! Можно я тоже буду так делать?

Я: Нет! Убери ноги немедленно!

Уна: Я надену тапочки. И тогда на столе будут тапочки, а не ноги!

Я: Ради всего святого! Уна, убери ноги со стола! Мне это не нравится!

Уна: А мне нравится! Мне нравится держать ноги на столе!

Я: Убери ноги немедленно, или ты об этом пожалеешь!

Уна: Ты злая и противная!!!

Я вовсе не злая и не противная – к этому моменту нашего «разговора» ноги ребенка находились на моем столе больше пяти минут. Настоящий «главный» запретил бы подобное поведение раз и навсегда.

Полемизируя с Дольто, французский клинический психолог Натали Рокайе пишет о том, как важно не просто устанавливать для детей правила (особенно в возрасте от полутора до четырех лет), но еще и «объяснять причины этих ограничений». И тогда дети «будут верить словам взрослых людей и признавать их авторитет, понимая, что в них – залог их безопасности».

У меня была пара прекрасных причин, по которым не следует держать ноги на столике (да, да, нужно объяснить эти причины мужу). Во-первых, люди здесь едят. Называйте меня старомодной, но мне не нравится, когда я накрываю стол, на который клали ноги. Даже воспоминание об этом лишает меня аппетита. И совершенно неважно, что на десерт у нас вонючий сыр! Во-вторых, я считаю это проявлением невоспитанности.

Хорошие манеры во Франции значат очень много, и я еще расскажу вам об этом. А сейчас я просто скажу, что хорошие манеры и понимание правил этикета автоматически ведут к хорошему поведению. Я слышала об этом и сама убедилась в том, что структура поведенческих ритуалов не только укрепляет, но и изначально создает дисциплину. Если в доме принято ложиться в восемь вечера, без скандалов и споров, какие происходят во многих американских семьях, то дети принимают это как должное. Им и в голову не приходит спорить относительно общепринятого.

В нашей семье мы давно привыкли объявлять об отходе ко сну за двадцать минут до назначенного времени, потому что длинные уговоры и переговоры абсолютно неизбежны. Если я забуду объявить об этом заранее, девочки ни за что не лягут вовремя и не выспятся. А это неправильно.

Рокайе также указывает на то, что взрослые должны устанавливать разумные правила – не тиранические и не основанные исключительно на их собственных желаниях. Правила должны служить всеобщему благу. Кроме того, правила должны относиться ко всем. Ну вот вам и новое правило: мы не кладем ноги на стол. Никто. В том числе и любимый муж!

Мне было очень трудно проявлять настойчивость в отношениях с детьми, и это переросло в большую, серьезную проблему. Сколько раз я говорила им: «Только один мультик!», а когда они начинали упрашивать меня, чтобы я позволила посмотреть второй и третий, я всегда уступала. Отчасти это объяснялось тем, что невозможно было устоять перед этими милыми мордашками – а девчонки отлично умели манипулировать мной. Но были и другие факторы, влияющие на мое поведение: 1) я не могла устоять перед соблазном получить еще двадцать пять минут тишины и покоя; 2) да и дети были абсолютно счастливы, когда я им уступала: «Ты – самая лучшая мама на свете!!!!»

Взрослые должны устанавливать разумные правила – не тиранические и не основанные исключительно на их собственных желаниях. Правила должны служить всеобщему благу. Кроме того, правила должны относиться ко всем.

К сожалению, все это привело к ситуации, когда дети вообще перестали обращать внимание на мои слова, отлично зная, что, скорее всего, я повторю это еще не раз и вообще наверняка им уступлю (знакомая ситуация?). Французские родители, с которыми я беседовала, никогда не уступали давлению, сколь бы соблазнительно это ни было: «Катрин, ты не должна уступать! Если ты сумеешь настоять на своем, споров в твоем доме будет гораздо меньше!»

И это действительно так! Как только я последовала их совету, реальные результаты не замедлили себя ждать.

Представьте такую картину. К нам приходят школьные подружки Уны. Я покупаю большое мороженое, отрезаю девочкам по порции, а часть оставляю в упаковке. Уне приходит в голову замечательная идея разделить оставшееся мороженое на четверых. Мысль вполне разумная, но я уже установила размеры порции, потому что знаю, что чуть позже мы пойдем в гости, а там будет новое угощение. Мне пришлось разбить мечту моей маленькой девочки… И знаете что? Все получилось замечательно!

Одна из девочек явно не имела представления о французском воспитании, и поэтому начала канючить: «Ну пожалуйста! Это же совсем чуть-чуть! Моя мама не будет против. Ну пожалуйста!!! Я же в гостях!!!» Ее поведение было настолько недопустимым, что мне пришлось приложить все усилия, чтобы удержать себя в руках. Но прежде чем я начала объяснять свою точку зрения, подружку остановила Уна. «Даже не пытайся, – сказала она. – Уговоры на мою мамочку не действуют. Пойдем лучше играть». Один-ноль в пользу главного!

Впрочем, главный в нашем доме не всегда действовал столь решительно, так что не расстраивайтесь, если внедрение французских принципов воспитания в вашей семье пойдет не слишком гладко и быстро (вспомните хотя бы мой рассказ о Дафне и ее истериках). Я поняла, что руководствоваться французской мудростью очень полезно, но собственные убеждения все еще были довольно сильны (по крайней мере, в начале). На превращение моих очаровательных бандиток в маленьких святых, которых так много во Франции, требовалось время.

Меня радовали маленькие победы. Взять, к примеру, совет, который я слышала от множества французских родителей: «Que le chatiment conviene au crime» – «Наказание должно соответствовать преступлению».

Я последовала этому совету в первый день пребывания моих детей в новом летнем лагере. Впрочем, возможно, степень наказания не соответствовала французским стандартам. Поездка меня очень нервировала. Я беспокоилась из-за того, что накануне Дафна легла спать слишком поздно – какой ужас! Все утро я думала о том, как она будет чувствовать себя в лагере. Естественно, что невыспавшаяся Дафна проснулась не в лучшем настроении. Детям нужно спать достаточно, а когда они не высыпаются, то превращаются в настоящих маленьких чудовищ.

Как всегда, Дафна сразу же проверила, что я положила в ее коробку для завтраков (понимаю, что позволять девочке открывать коробку и обсуждать ее содержимое очень не по-французски!). Выяснилось, что пять шоколадных крекеров – это слишком сладко и нам не подходит. Я и без того в буквальном смысле ходила вокруг Дафны на цыпочках (тоже совсем не по-французски!), поэтому я позволила ей отправиться на кухню и поискать что-нибудь более подходящее. Она отнеслась к этому благосклонно, и я уже вздохнула с облегчением, но через десять минут ко мне подбежала обозленная Уна. «Почему это Дафна получила на завтрак целый пакет шоколадного печенья?!»

Мне меньше всего хотелось нарушать хрупкое равновесие эмоционального состояния Дафны. Кроме того, нужно было собрать всех вовремя, чтобы девочки не опоздали на автобус. Мне совершенно не хотелось использовать французские методы воспитания. Но Дафна съела сладости на завтрак! Нужно было что-то делать. В глубине души я знала, что сама во всем виновата, но признавать это не хотелось. Дафна была так счастлива.

Я понимала, что мои замечания приведут к очередной истерике. Учитывая все обстоятельства (особенно то, что, если они опоздают на автобус, мне придется брать их с собой на работу на целый день!), мое американское «я» ограничилось бы словами: «Дафна, это неправильно! Никогда такого не делай! А теперь поехали!» Но я ступила на путь исправления. Я решила использовать наказание, которое соответствует (ну почти!) преступлению.

Три конфеты. Я забрала три конфеты. Возможно, это не слишком много, но в пакете, который тетя подарила Дафне две недели назад, осталось только три. Истерика оказалась незначительной, мы успели на автобус. Но самое главное заключалось в том, что я наконец-то что-то сделала!!! В следующий раз я поведу себя абсолютно по-французски – конечно, если время не будет поджимать!

Фиаско с завтраком, состоящим из одного лишь десерта, открыло мне глаза на другую проблему, в решении которой мы, американские родители, далеки от совершенства. Мы – страна свободомыслия и оригинальности. Конечно, это хорошо, но и здесь нужен здравый смысл.

Я вижу, что дети на нашей игровой площадке постоянно падают – кто-то требует, чтобы ботинки надели неправильно, а кому-то обувь просто очень велика: «О, у моего мальчика очень сильная индивидуальность! Он всегда настаивает на своем! Ему очень нравится носить кроссовки старшей сестры». Перевожу на человеческий язык: «Мы никоим образом не хотим подавлять его творческое начало». Я выросла в большой семье, где обуви было предостаточно, но мне и в голову ничего подобного не приходило. В этом случае следовало бы руководствоваться французской книжкой, где есть такой совет: «Не бойтесь правильного и неправильного».

Я знаю, что американские родители безумно боятся задушить в ребенке внутреннего художника. В результате их дети живут в немыслимо странном мире! Очень важно помнить, что дети (по крайней мере, до семи лет) довольно иррациональны. И задача родителей не только в том, чтобы привить им здоровую мораль, но еще и научить действовать правильно – правильно одеваться, правильно питаться, уважать взрослых, ну и все такое…

Сын моей двоюродной сестры любил притворяться собакой. Мать не возражала, потому что именно в такой роли ей удавалось заставить его есть овощи. Поэтому, когда обед мог стать проблемой, она просто ставила его тарелку на пол. Она даже сумела объяснить поведение ребенка самой себе, сочтя это проявлением творческого начала и живого воображения. Но сейчас ему уже пять с половиной лет, а он до сих пор не умеет правильно обращаться с вилкой и ножом! Представляю его на первом в жизни официальном обеде: он воет на луну, а потом начинает есть с пола! Семья моей двоюродной сестры до сих пор почти не бывает в ресторанах, поскольку мальчик ведет себя за столом совершенно недопустимо.

О французских манерах за столом мы поговорим очень скоро, но пока хочу объяснить вам, что ожидают от французских детей в других сферах этикета.

Когда я приехала во Францию, то была поражена тем, что при встрече дети моих друзей, знакомых и обычных собеседников всегда целовали меня в щеки! Ни одному из них не позволяли не обращать на меня внимания или (сохрани боже!) как-то дичиться незнакомой американки. В девяти случаях из десяти бдительным родителям не приходилось даже напоминать своим отпрыскам о необходимости теплого приветствия.

Французы вообще очень вежливый народ. Французы считают крайней грубостью, когда человек входит в магазин или выходит, не поздоровавшись и не простившись с хозяином. Количество услышанных мной на улицах извинений и благодарностей превосходит любое воображение. Это просто потрясающе!

Я знаю, что американские родители безумно боятся задушить в ребенке внутреннего художника. В результате их дети живут в немыслимо странном мире! Задача родителей – не только привить им здоровую мораль, но еще и научить действовать правильно – правильно одеваться, правильно питаться, уважать взрослых, ну и все такое…

И сразу же приходит на ум поведение моих собственных детей в Штатах. Обе мои дочки с рождения жили в одном и том же доме. Однако они до сих пор сторонятся или, в лучшем случае, не обращают внимания на старших соседей. Это очень неприлично – и я поняла, что над этим нужно поработать.

Приступая к своему проекту, я требовала от детей, чтобы они изменили манеру общения: «Девочки, дети всегда должны относиться к взрослым с уважением – особенно к знакомым: нашим соседям или друзьям. Устанавливаем новое правило: вы должны здороваться со знакомыми взрослыми, особенно если они здороваются с вами первыми. Это сделает нас всех счастливыми. Если я увижу, что вы этого не делаете, я вас накажу».

Что же происходит, когда девочки не подчиняются моему распоряжению? До сих пор мне не приходилось изобретать наказания, но не могу забыть вытянувшиеся лица французских детей, которых я встретила в нашем районе одним осенним днем. Я спросила, почему они такие печальные. Оказалось, что мама лишила их хэллоуинских конфет на три недели за то, что они не поздоровались с пожилой соседкой. Да, это настоящий удар! Но уверена, что больше эти дети никогда не совершат подобной ошибки.

Хорошие манеры и уважительное отношение неразрывно связаны с французами, поэтому я решила одновременно развивать в своих детях уважение. Особенно в Уне, которая привыкла довольно бесцеремонно общаться со взрослыми. «Два слова, дорогая: это не по-французски!» Но порой мне приходилось нелегко.

Однажды Уна заявила деду одной из своих подруг, страстному курильщику: «А вы знаете, что курить плохо? От этого вы умрете! Вы не должны так больше поступать». Я с ужасом обнаружила, что мой ребенок выговаривает человеку в двенадцать раз себя старше. Впрочем, одновременно я испытала глубокое удовлетворение от того, что сумела внушить дочери здоровое отношение к этой вредной привычке. И все же разговаривать подобным образом со взрослыми людьми ребенок не должен. То же самое относится и к ее увлечению охраной окружающей среды. Когда она видит, как кто-то бросает мусор, то тут же кричит: «Не мусорите!» Мне не хочется отучать ее от полезной привычки и создавать у нее впечатление, что оставлять после себя мусор – совершенно нормально. Но когда нарушающий правило человек – взрослый, ей следует быть немного более сдержанной.

И я преуспела в своем начинании. Теперь любимое выражение моей дочери такое: «Извините, вы что-то уронили. Я могу поднять, если вы этого не сделаете». Лично мне подобные слова кажутся чрезмерно церемонными, но она права – мусорить нельзя!

Настало время нам с Маком приступить к решительным действиям. Быть для собственных детей прислугой и одновременно придверным ковриком довольно утомительно. В нашем прекрасном новом французском мире Уна и Дафна будут отправляться в свои комнаты, как только попробуют нас критиковать. То же самое будет происходить, если они выскажутся против того, что мы для них сделали, – например, откажутся от приготовленной еды или потребуют новую прическу, поскольку уже сделанная совершенно никуда не годится (с их точки зрения).

Они могут высказывать свое неудовольствие – вот, например, вчера им не понравилась курица с клецками, – но должны делать это вежливо и уважительно. Вместо принятых ранее «Это ужас! Я не буду это есть!» я рассчитываю на более культурную реакцию: «Извини, мама, я попробовала, но это блюдо мне не понравилось». И все получилось! Сегодня Уна даже добавила: «Бедная мамочка… Ты так старалась…» Ну просто милая девочка из французской семьи!

Французские родители очень изобретательны в деле привития детям хороших манер. Однажды я слышала, как французская мать сказала ребенку, который горбился за столом: «Ты ведешь себя так, словно не ценишь свой позвоночник. Ты же не червяк – и не сиди, как червяк! Иначе твои кости размягчатся, и тебе придется повсюду ползать!» Французские родители строги и тверды, но в чувстве юмора им не откажешь.

Умение быть в семье главной и установленные непререкаемые правила очень стимулируют детей к хорошему поведению. Вот чему я научилась у моих иностранных подруг: задабривание – это не выход. Воспитывая детей, я целиком и полностью сосредоточилась на наградах. Где-то я читала, что нужно постоянно сосредоточиваться на позитиве и не указывать на недопустимое поведение. В теории это здорово, но дети очень хитрые, и на практике я превратила себя в огромную мишень с надписью «Манипулируйте мной». В конце концов девочки решили, что если они согласились безропотно совершить длинную поездку на метро или съели обед без скандалов и истерик, то это настоящий подвиг, который заслуживает награды.

Никогда не забуду, когда Уна и Дафна после посещения кинотеатра спросили меня, а что они получат за то, что так хорошо себя вели во время сеанса. Это и стало поворотным моментом. Я поняла, что нужно что-то менять.

Быть для собственных детей прислугой и одновременно придверным ковриком довольно утомительно. В нашем прекрасном новом французском мире Уна и Дафна будут отправляться в свои комнаты, как только попробуют нас критиковать.

Во Франции дети воспитанные, потому что с самого раннего возраста их учили тому, что выбора нет. Так приятно находиться во французской семье: дети входят в комнату, где разговаривают взрослые, и даже не думают их перебивать. Чаще всего они просто садятся и слушают. Если им есть что сказать, они это говорят, но всегда делают это с уважением к остальным собеседникам.

Несколько раз я становилась свидетельницей того, как дети пытаются вмешаться и потребовать внимания, но каждый раз им либо приказывали выйти (и они выходили!), или кто-то из родителей собственноручно выводил ребенка из комнаты. И каждый раз родители вели себя так, словно ничего не случилось. Никаких уговоров и истерик. Никаких извинений после возвращения. Беседа продолжалась, как ни в чем не бывало.

Куда же отправлялся непослушный французский ребенок? Чаще всего в свою комнату, хотя иногда детей запирали в ванной, кладовке или ставили le coin, в угол, за такое непослушание. Французские родители не боятся воспитывать в детях здоровый страх – вот почему ни один французский ребенок не пытался настаивать на своем, когда за плохое поведение его отсылали прочь.

Не так давно вам ни за что не удалось бы меня убедить в том, что страх перед родителями – это нечто здоровое и позитивное, но теперь я в этом твердо убеждена. Я вовсе не призываю вас к тому, чтобы ваши дети трепетали при вашем появлении. Но определенная строгость приносит плоды. Она просто необходима для завоевания уважения.

Должна признать, что многие воспитательные успехи во Франции достигаются с помощью довольно противоречивого приема – телесных наказаний. Весьма часто в этой стране можно увидеть, как родитель шлепает ребенка за непослушание. Конечно, так поступают далеко не все родители. Из тех, с кем я говорила, лишь двое признались, что шлепали детей, чтобы призвать их к порядку, да и то обе матери утверждали, что это было лишь раз.

Однако глаза меня не обманывают. Я видела, как детей во Франции бьют (разумеется, лишь слегка!) в метро, на карусели, на улицах, в магазинах… да где угодно. Должна сказать, что это – единственное, в чем я не согласна с французами. Телесные наказания вселяют в душу ребенка ужас, а это имеет пагубные последствия.

Во Франции дети воспитанные, потому что с самого раннего возраста их учили тому, что выбора нет.

В Штатах бить детей запрещено. В душе любого ребенка, подвергшегося телесному наказанию, зарождаются очень негативные чувства. Ребенок считает, что родитель поступил подобным образом, потому что чувствует себя сильнее и не боится мести. Во Франции никто о подобных психологических тонкостях не задумывается. Американские дети, в буквальном смысле слова, рождаются с телефонным номером службы защиты детей на родничке.

Телесные наказания плохи сами по себе. Завоевывайте уважение голосом и поведением, а розги оставьте за границей, s’il vous plait.

Вернемся же к воспитанию Дафны под руководством моих французских подруг. Я говорила о том, из какой глубокой ямы нам предстояло выбираться? Я убедилась, что советы по предупреждению капризов гораздо легче использовать при воспитании детей, которые не успели за несколько лет привыкнуть к ежедневным истерикам. Другими словами, Дафна оказалась крепким орешком.

Любой матери я хочу дать один совет: начинайте французское воспитание как можно раньше! Тем же, кто уже опоздал, скажу, что, хотя путь ваш будет нелегким, успеха добиться можно.

Два последних месяца я воспитывала Дафну чисто по-французски. Дни уступок и слабостей остались в прошлом. Я хотела поступать правильно, но в то же время не унижать ребенка. Поэтому начало программы по избавлению от капризов и истерик я приурочила к началу лета, когда многие наши друзья и соседи отправились в отпуска и не могли стать свидетелями неизбежного побоища. Самым трудным, но в то же время и самым полезным для меня стало обучение дочери умению ждать. Я видела, как ее маленькое тельце буквально дрожит – настолько ей хочется сорваться. Но в эти дни взрыва так и не произошло – и это был большой прогресс для обеих сторон, участвующих в процессе.

Ожидание оказалось настолько эффективным в деле борьбы с истериками, что порой я заставляю моих детей ждать лишь для тренировки. Год назад я сочла бы подобный прием жестоким и ненужным, теперь же я убедилась в том, что это исключительно полезно для детей.

В нашей стране все родители без исключения готовы сделать все, лишь бы устранить любые помехи счастью своих детей. К сожалению, постоянное присутствие родителей в жизни ребенка само по себе является такой помехой, и об этом мы поговорим позже.

Дочери очень похожи на меня. Они печально проглатывают последние стручки зеленой фасоли, приберегая жареный сыр и замороженное манго напоследок. Так и я приберегла лучшие свои открытия на потом. Вы помните, что говорят французские матери? «Если крови нет, то нечего и вмешиваться». Когда я услышала эти слова в первый раз, то они показались мне забавными. Я была в восторге, потому что мне совершенно не хотелось бросать друзей и заниматься Дафной, требующей моего внимания. Сейчас же, когда я стала лучше понимать психологию французских родителей, я понимаю, что эта фраза гораздо глубже. Обучение детей умению ждать идет на пользу всем.

Недавно мы с девочками обсуждали новое качество установленных мной правил – их непреложность. Например, истерика из-за отключившегося во время просмотра мультфильма Интернета теперь приводит лишь к одному – компьютер полностью выключается. Сначала нам всем было нелегко – поверьте, как только ты отведал сладкой свободы, нарезанной на двадцатипятиминутки, отказаться от нее очень трудно. Но когда девочки поняли, что отступать я не намерена, они быстро научились при потере сигнала всего лишь умоляюще смотреть на меня – а вдруг я что-то смогу сделать? – хотя порой они явно борются со слезами. Но теперь они борются с собственными эмоциями, а не со мной. Нет смысла бороться с главным!

Ожидание оказалось настолько эффективным в деле борьбы с истериками, что порой я заставляю моих детей ждать лишь для тренировки. Год назад я сочла бы подобный прием жестоким и ненужным, теперь же я убедилась в том, что это исключительно полезно для детей.

Прелесть французского воспитания в том, что вы никогда не увидите французских родителей, которые кричат на детей в парках, ресторанах, магазинах и где бы то ни было еще. Они думают о благе всего общества – и в результате у них растут хорошо воспитанные дети, которые никогда не шалят прилюдно. Это двойная дисциплина.

Моя подруга Хелен поделилась со мной своим секретом. Когда ей хочется накричать на ребенка в общественном месте, она переходит на шепот: «Шепчи. Притяни ребенка к себе и спокойно шепни ему на ухо, что он поступает неправильно и должен вести себя иначе. Я поступаю так даже дома, потому что шепот действительно привлекает его внимание».

С другой стороны, я видела, как французские родители для борьбы с недопустимым поведением использовали очень эффективное (хотя и слишком жестокое) оружие унижения. Конечно, используют они его только в крайних случаях. Такие действия позволяют французскому родителю доказать всем окружающим, что он хорошо справляется со своей работой и правильно воспитывает своего ребенка. Но лично я никогда не смогу сказать своим девочкам: «Вы ведете себя, как идиотки!» – особенно на игровой площадке, где полно других детей. Публичное унижение кажется мне настоящим садизмом, поэтому этот прием воспитания я решила оставить во Франции.

И все же я люблю хорошие советы. Хелен дала мне еще один – она раскрыла мне секрет «отказа от зрительного контакта». Свекровь Хелен живет в Айове, и Хелен с детьми часто ездит к ней на лето. Она много часов провела на игровых площадках Среднего Запада и говорит вот что: «Я так и не привыкла к тому, как мгновенно матери кидаются утешать своих детей – порой еще до того, как у малышей возникнут реальные проблемы. Если я вижу, что мой ребенок упал или у него возникла какая-то проблема на игровой площадке, я никогда не смотрю прямо на него. Если он поймет, что я видела, как он упал, то начнет плакать только ради того, чтобы я его утешила. А вот если он подойдет ко мне в слезах, значит, ему действительно больно. Но такое случается крайне редко. А вот дети в Де-Мойне плачут постоянно – и я даже не понимаю, почему».

Я спросила французских родителей, что они делают – и что делали с ними в их детстве – с мелкими проступками: когда ребенок сосет палец, мочит постель или грызет ногти. Мы, американцы, боремся с этим не на жизнь, а на смерть. Ответы французов меня просто поразили – чаще всего мне говорили, что на это не нужно обращать внимания. «Все пройдет само собой, Катрин», – говорили мне.

Как мать сосредоточенной «сосательницы» пальца, я с помощью Всемирной паутины доводила себя до состояния, близкого к коме, пытаясь понять, что же делать с этой вредной привычкой. Меня терзали видения неправильного прикуса, язв на большом пальце, искривленного языка, заложенного носа, низких оценок в школе и других ужасов.

Когда я сказала о своих страхах парижанке, матери двух детей, сосредоточенно сосущих пальцы, она ответила: «Ты волнуешься из-за прикуса? Да, нам, наверное, придется исправлять зубы. Но отрезать же им большие пальцы мы не можем! Я не обращаю на это внимания. В конце концов, они просто дети».

«Просто дети» – разве не то же самое мы говорим, когда пытаемся оправдать детские истерики, любовь к сладостям и откровенную грубость? Удивительно, но факт! Дантист, воспитательница, даже собственная мать постоянно ругали мою девочку за привычку, которую она не в силах была побороть. Но когда она сознательно вела себя неподобающим образом, я частенько отворачивалась и пыталась оправдать ее поведение тем, что она же просто ребенок.

Я спросила французских родителей, что они делают с мелкими проступками: когда ребенок сосет палец, мочит постель или грызет ногти. Мы, американцы, боремся с этим не на жизнь, а на смерть. Ответы французов меня просто поразили: «Все пройдет само собой», – говорили мне.

Такой подход объясняет, почему во Франции можно увидеть двухлетних детей с сосками. Французы не считают нужным вести полномасштабную борьбу – это не так важно, как умение детей правильно вести себя на людях.

А что делать, если ваш ребенок бьет других детей? Этот вопрос ставит французских матерей в тупик. Одна француженка сказала мне: «Если он дерется, то ему не позволяют играть с другими детьми. Если он продолжает драться, я говорю, чтобы он нашел другого драчуна и играл с ним. Эта идея ему не нравится. Именно так моя сестра поступает со своим сыном».

Не уверена, что это лучший подход, но всегда полезно взглянуть на ситуацию под другим, непривычным углом. На мой взгляд, французские матери поступают лучше моих американских подруг, которые тащат своих маленьких драчунов к психотерапевтам. Моя подруга Жанна сформулировала свою родительскую философию так: «И это тоже пройдет». Впрочем, такой подход не соответствует духу Новой Эпохи. Это скучно, прагматично и слишком уж спокойно для нашего неспокойного времени.

Меня совершенно не удивило, что французские родители не пытаются оправдывать недопустимое поведение своих отпрысков порядком рождения: «Дафна такая неугомонная, потому что она – второй ребенок. Это совершенно естественно». А чего еще ожидать от людей, которые не знают о существовании кризиса двухлетнего возраста?

Борьба со ссорами между братьями и сестрами – вот что меня интересовало больше всего. Французские родители не ведут переговоров с детьми, но и не превращают произошедшее в проблему. И – voila! – их дети преспокойно мирятся сами по себе.

На протяжении многих лет я слышала сказки о волшебных европейских младенцах, которые привыкают к горшку еще до двух лет. Сидя в кафе с француженкой, матерью пяти сыновей, я спросила ее, как это возможно.

Каких только усилий я не прикладывала, чтобы избавить моих девочек от подгузников как можно раньше, у меня ничего не выходило. Одну из них удалось приучить к горшку лишь в три с половиной года!

Моя собеседница ответила очень просто: «Я делала то же самое, что и моя мать. Когда ребенку исполняется девять месяцев, мы перестаем надевать на них подгузник после еды. Затем мы начинаем постепенно (каждый день в одно и то же время) сажать их на горшок. Я работала, поэтому я поручила это дело нашей няне. И все получилось. Только не с самым младшим. Ему нравилось носить подгузник. Поэтому он носил подгузник. Меня это совершенно не волновало. А остальные и без того не любили какать в подгузник, так что приучить их делать пи-пи не составило труда».

Думаю, что, даже если бы я знала об этом приеме, когда мои девочки были еще маленькими, они все равно были не настолько француженками, чтобы спокойно высидеть на горшке достаточное количество времени – еще один плюс послушания! И все же, будь я поспокойнее, то моя бедная дочь (ни за что не признаюсь, какая!) пережила бы этот период гораздо благополучнее.

Итак, каков же вывод? Нужно быть строгой, очень строгой – но не слишком строгой в определенных вопросах. Поняли?! Именно так!

Французская дисциплина: сокращенная версия

1. Не забывайте, что вы – главный. Даже в момент наступления пресловутого кризиса двухлетнего возраста. Споры не идут на пользу семье, поэтому вы должны проявить настойчивость.

2. Структура и ритуалы порождают дисциплину. Масса исследований показывает, что детям нравится структура и упорядоченность жизни. Рутина помогает научить детей тому, как конструктивно контролировать самих себя и свое окружение. Четкая структура исключает борьбу за первенство. Строгость становится ожидаемой, и родители не чувствуют себя воплощением вселенского зла.

3. Дети выносливее, чем вы думаете. Не считайте себя обязанным соглашаться с любым требованием детей. Ситуация в семье заметно упростится, если дети будут понимать значение слова «нет». И это не помешает им уважать родительские решения и доверять им.

4. Наказание должно соответствовать преступлению. Маленькие дети не ясновидящие, и, наказывая их, вы должны учитывать их ограниченное представление о мире. Очень важно, чтобы наказание по возможности было связано с проступком. Например, если ребенок кидается игрушками, вы можете просто забрать у него эти игрушки.

5. Не отступайте. Установив правило, строго придерживайтесь его. Если бы люди думали, что вероятность ареста за незаконные действия составляет всего 50 процентов, они обязательно попробовали бы. Если вы грозите чем-то, исполняйте сказанное. Слишком многие родители не делают этого, и дети истолковывают их угрозы как разрешение проделать нечто неприемлемое несколько раз, прежде чем будут приняты меры. Бесконечные предупреждения не приводят ни к чему хорошему.

6. Не бойтесь устанавливать, что правильно, а что неправильно. Дети не слишком рациональны. Ваша задача – научить их не только морали, что, конечно же, важно, но и умению правильно выполнять самые обычные обязанности. Настаивая на том, чтобы дети правильно надевали ботинки, вы оказываете им добрую услугу, а вовсе не подавляете их творческое начало.

7. Задабривание – не выход. Если при каждом требовании вы будете покупать ребенку сладости и игрушки, то он начнет требовать все больше и больше. Немного самообладания – и жизнь ваша станет гораздо проще.

8. Если крови нет, то не вмешивайтесь. Дети могут мгновенно перейти от идеального поведения к истерике. И столь же быстро происходит обратный переход. Поэтому не стоит реагировать на каждый крик.

Глава 4

HOMME, FEMME, ENFANTS, или Как границы спасли мой рассудок

У родителей существуют определенные ограничения. Невозможно постоянно твердить «Не лижи меня в нос» или «Убери руки с моей груди». Мне бы хотелось, чтобы достаточно было одного раза, но этот показатель существует только в моих мечтах. Замечательно, что мои девочки выросли на грудном молоке. Во время кормления они могли исследовать мою грудь, шею, лицо и все такое… Но в определенный момент такую практику нужно прекратить. Объятия и поцелуи – дело хорошее (причем всегда – пожалуйста, не останавливайтесь, дорогие!), но порой проявления детского внимания напоминают бесцеремонное лапанье. Я постоянно уговаривала себя, что это нормально: дети просто очень тянутся ко мне и проявляют любопытство. Все же хорошо, правда?

Но, честно говоря, мне вовсе не хотелось, чтобы меня хватали за разные части тела днем и ночью. Тело же французской матери абсолютно защищено с самого начала. Француженки строго ограничивают время грудного вскармливания, выступают категорически против присутствия детей в родительской постели и сразу же внушают детям мысль о том, что юбка мамочки – нечто замечательное, и стоять на ней нельзя, особенно если юбка надета на саму мамочку. (Заметьте, что французские мамочки почти никогда не носят штанов от тренировочных костюмов!)

До самого недавнего времени мои дети сидели на мне, висели на мне, прыгали с меня. Для них не существовало барьеров – они считали, что я существую на этой планете только ради их удовольствия. Представьте, каково мне было.

«Не давай ребенку все. И главное – запомни, что твоя грудь создана для мужа». Я обожаю эти слова! Такой совет дал моей французской подруге ее врач сразу после рождения первого ребенка. Я обожаю эти слова – несмотря на то что любой американской матери они кажутся немыслимым богохульством.

Для мужа – ха! Да когда родились мои дети, муж стал последним человеком, о котором я думала. Единственные моменты, когда я вспоминала о нем, были те, когда мне хотелось, чтобы у него самого выросла парочка грудей и он мог бы помочь мне с бесконечным грудным вскармливанием, на которое я в свое время с такой готовностью согласилась. Но французские женщины получают такой совет от своего окружения сразу после родов, а то и до них.

В нашей стране твердят: если мы не станем кормить детей грудью лет до пятнадцати, у них будет низкий IQ, аллергия, лишний вес и они потерпят полный провал в любом начинании (разве что им захочется стать серийными убийцами). А вот француженок предупреждают, что если они посвятят всех себя драгоценному маленькому существу, то их сексуальная жизнь кончится, фигура испортится, а может быть, рухнет и сам брак.

В нашей стране нам твердят, что, если мы не станем кормить детей грудью лет до пятнадцати, у них будет низкий IQ, они будут страдать от ужасной аллергии, вырастут тучными и потерпят полный провал в любом начинании, какое бы ни затеяли (разве что им захочется стать серийными убийцами). А вот француженок предупреждают, что если они посвятят всех себя драгоценному маленькому существу, только что появившемуся в семье, то их сексуальная жизнь кончится, фигура испортится, а может быть, рухнет и сам брак. Я длительное время находилась в атмосфере, созданной сторонниками длительного грудного вскармливания, поэтому не могу поддержать французов всем сердцем, но задумайтесь над тем, что французские дети показывают гораздо более высокие результаты в образовании – да и проблем с тучностью у них куда меньше.

Сомневаюсь, чтобы во многих французских школах детям на завтрак давали крекеры из полбы, а не из пшеничной муки, потому что у многих детей аллергия на глютен. Французы умеют определять границы в самом раннем возрасте и строго их соблюдают.

Но давайте же вернемся к мужу и его претензиям на мою грудь. Хотя французский подход к этому вопросу напоминает заголовок с обложки журнала «Космополитен», в нем что-то есть.

Когда вы подчиняете всю жизнь своему очаровательному отпрыску, найти дорогу обратно к сексуальности бывает очень трудно. Бороться с одержимостью крайне сложно, а мы уже убедились, что американские родители полностью одержимы своими детьми – и готовы подчинить интересам детей абсолютно все стороны своей жизни.

Не так давно я разговаривала с одной матерью из нашего района. Она жаловалась, что страшно не выспалась, потому что всю прошлую ночь рыскала по Интернету, разыскивая идеальные бесшовные носочки для своей четырехлетней дочери. «Ей страшно не нравятся носочки со швом на носке. Когда я ее обуваю, она вечно устраивает мне истерики. Не представляете, как я теперь люблю шлепанцы! Но вчера Брэд буквально вышел из себя. Он сказал, что я испортила ему все выходные. Похоже, я действительно слегка перегнула палку».

Думаю, что эта женщина испортила не только выходные, но и все остальные дни. Лично мне кажется, что ее ребенку пошло бы на пользу научиться терпеть ощущение шва на носке.

А самое ужасное в том, что всего несколькими неделями раньше та же самая мать жаловалась мне на то, что ее муж несколько часов провел за созданием таблицы в Excel, чтобы выбрать самое безопасное и удобное автомобильное кресло для той же самой маленькой капризули. Да, судя по всему, этой паре нужно серьезно задуматься над собственной жизнью.

А теперь перейдем к соскам. Разговаривая с группой французских женщин о грудном вскармливании, я постоянно ловила на себе странные – честно говоря, испуганные – взгляды каждый раз, когда спрашивала: «Как долго вы кормили ребенка грудью?» В группе из пяти человек только одна (за исключением меня) кормила ребенка грудью полгода. «Я решила взять отпуск на год, и у меня просто было слишком много свободного времени», – сказала эта женщина, почти извиняясь за свой поступок. Все остальные ограничились тремя месяцами.

Неудивительно, что из стран западного мира Франция занимает последнее место по количеству месяцев грудного вскармливания. Я кормила Уну пятнадцать месяцев, а Дафну – восемнадцать. «Восемнадцать?! Восемнадцать?! Это невероятно! Да просто невозможно! Вы, наверное, хотели сказать восемь?» – восклицали мои собеседницы.

Я объяснила шокированным дамам – и на этот раз извиняющимся был мой тон, – что собиралась кормить Дафну лишь пятнадцать месяцев, чтобы мои дети были в равном положении. Я всегда боялась, что если буду кормить одну дочку дольше, чем другую, то она станет гениальной пианисткой, или выдающимся кардиохирургом, или добьется иных невероятных успехов.

И тогда дочка, которую я отлучила от груди раньше, будет обвинять меня во всех своих неудачах. Но когда Дафне исполнилось пятнадцать месяцев, она категорически отказывалась есть из бутылочки, и мне пришлось сдаться и продолжить вскармливание еще три месяца.

Мои французские собеседницы совершенно меня не поняли. У меня возникло ощущение (и такое ощущение очень часто возникало при разговорах с французами), что в вопросах воспитания они считают меня слегка сдвинутой. Не могу сказать, что их поразило сильнее – продолжительность грудного вскармливания или мое беспокойство по поводу гипотетической ситуации, в которой взрослая дочь обвинит меня в том, что я обделила ее грудным молоком.

Полагаю, вы понимаете, почему я воздержалась от описания своих неудачных попыток «перекрыть вентиль» Дафне. Что только я не перепробовала – и поездку за город на три дня, и разнообразные фруктовые заменители, и мягкие игрушки, и многое, многое другое… Дочка была сильнее меня – оглядываясь на историю наших битв, я это понимаю.

До сих пор помню, с какой силой она повалила меня на пол и задрала мне рубашку, когда я вернулась после своего загородного эксперимента. В тот момент я одновременно смеялась над упорством моей малышки и оплакивала невозможность вернуть себе собственное тело после года грудного вскармливания.

Француженки не боятся отлучать детей от груди. А я думала о том, что если Дафна так страстно требует грудь, значит, она в ней нуждается. Нет, нет, ни в чем таком я своим французским подругам не призналась. Они просто не поняли бы меня. Или вообще сочли бы меня полным ничтожеством: почему за нее решения принимает младенец?

А действительно, почему?

Многие французские матери не понимают, насколько мучительно для многих американок отказываться от грудного вскармливания и общаться с детьми, которые не тянутся к их груди. Во Франции от женщин не требуют, чтобы они были идеальными кормилицами. Наоборот, их подвергают остракизму за то, что они кормят своих детей дольше трех месяцев. Я слышала рассказы о французских «бунтарках», которые кормят детей тайно, чтобы избежать неприязненных взглядов и агрессивного осуждения – а вместе с ними и нежеланных советов и предостережений о том, что они портят собственную жизнь и жизнь своих близких. Французы тоже могут быть жесткими.

Никогда не забуду о той катастрофе, которая произошла с моей близкой подругой, когда та обнаружила, что не может кормить ребенка грудью. Она хотела быть «лучшей матерью в мире». Она пыталась, пыталась, пыталась, но у нее ничего не получалось. Прежде чем окончательно сдаться, она пригласила к себе на консультацию двух представительниц Лиги молока. Результатом этой встречи стало еще больше слез. Подруга стала считать себя абсолютной неудачницей.

Молоко у нее так и не появилось, а консультанты требовали от нее, чтобы она изыскала способ грудного вскармливания – если, конечно, «серьезно» относится к здоровью своего ребенка. Естественно, что подобные рекомендации встревожили мою подругу еще больше. Перед уходом эти дамы осудили мою подругу за размеры ее постели. По их мнению, двуспальная – не королевская! – постель ограничивала способность ребенка кормиться правильно.

Чувство вины, которым терзалась моя подруга, которая перевела ребенка на искусственное вскармливание, было никому не нужным – и совершенно не французским. (Но не заблуждайтесь, французы не боятся высказывать собственное мнение. Они просто не испытывают трепета перед бутылочкой.)

Еще одна моя подруга, которая продолжала кормить ребенка грудью и после двух лет, жаловалась мне: «Меня ругают за то, что я это делаю. А если бы я этого не делала, ругали бы за то, что не делаю».

Еще одна моя подруга, которая продолжала кормить ребенка грудью и после двух лет, жаловалась мне: «Меня ругают за то, что я это делаю. А если бы я этого не делала, ругали бы за то, что не делаю».

Общественное мнение еще больше усугубляет проблему. Нам приходится выбирать между тем, что хорошо для наших детей, и тем, что хорошо для нашей женственности. Zut alors! Черт побери! Я голосую за то, чтобы мы уважали личные решения каждой матери и не судили друг друга так строго.

Ну хорошо, вернемся к нашему разговору. Возможно, я действительно кормила детей слишком долго. Помню, как пару лет назад стала свидетельницей неприятной сцены в самолете. Ребенок, которому, по моему мнению, было около четырех лет, все еще кормился грудью. Он начал просить у матери грудь. Несчастная женщина, которая явно уже объясняла ребенку, что так вести себя на людях нельзя, громким шепотом призывала его к порядку: «Не сейчас. Ты знаешь правила!»

В конце концов ребенок сдался, но продолжал упрашивать: «Ну хотя бы посмотреть на нее я могу?» Во Франции считается непристойным – и очень близким к насилию над ребенком! – кормить грудью дольше года. Слава богу, что в тот день мы летели не французским самолетом!

В этой области у французских женщин есть очень сильный адвокат. Эта женщина – философ! Вы представляете, в нашем мире можно быть высоко ценимым и даже популярным философом! Пообщавшись с Элизабет Бадинтер, я стала лучше понимать, почему французские женщины относятся к грудному вскармливанию совсем не так, как американские.

На протяжении многих лет феминистка Бадинтер пыталась защитить женщин во французском обществе и на рабочих местах. За последние несколько поколений положение женщин во Франции заметно улучшилось. Мадам философ стала настолько популярной, что ее книга «Конфликт: Женщина и мать» в 2010 году продавалась в каждом французском супермаркете.

Бадинтер начала настоящий крестовый поход за спасение французских женщин от потери всех тех социальных и профессиональных прав, которые они завоевали за долгие годы. Хотя, в целом, французские матери кормят грудью гораздо меньше, чем мы, американки, Бадинтер все же опасается развивающейся на ее родине тенденции «естественного родительства». Мадам Бадинтер опасается усиления давления на женщин с целью увеличения продолжительности грудного вскармливания. Кроме того, ей не нравится то, что женщин постоянно призывают к собственноручному приготовлению детского питания и использованию пеленок и тканевых подгузников. По мнению мадам Бадинтер, общество хочет привязать женщин к детям и дому. Перед нами современная Симона де Бовуар.

Дамы, не позволяйте себе поддаваться давлению общества и чувству вины. У вас тоже есть собственная жизнь, поэтому настаивайте на том, что вы действительно хотите.

С одной стороны (американской), я считаю, что страхи Бадинтер отдают паранойей, горькой и немного пугающей. Но с другой стороны, мне хочется, чтобы в нашей стране тоже была такая же феминистка. Я не хотела кормить ребенка грудью полтора года – это я точно знаю. Но мне не хватало сил для того, чтобы положить этому конец. Дамы, не позволяйте себе поддаваться давлению общества и чувству вины. У вас тоже есть собственная жизнь, поэтому настаивайте на том, чего вы действительно хотите.

А теперь несколько неоднозначных советов.

Хотя большинству французских матерей не приходится прибегать к тяжелой артиллерии при отлучении детей от груди (двух-трехмесячные малыши не слишком-то способны к сопротивлению), я все же получила от француженок несколько советов, которые могут быть полезны в особо сложных случаях. Заметьте, я не одобряю советов, отмеченных звездочкой.

● Смажьте сосок и область вокруг него черной краской для тела, чтобы озадачить и обескуражить ребенка.*

● Посыпьте сосок перцем или смажьте его чесноком, чтобы ребенку это не понравилось.*

● Кормите ребенка до того, как он устанет и проголодается. Тогда он не станет рассматривать кормление как утешение.

● Не бойтесь дать ребенку соску вместо груди.

Разница между французскими и американскими матерями просто поразительна. Как-то у меня была французская гостья, которая заявила: «Если вы избавитесь от этой огромной постели и купите хотя бы двуспальную, вы с мужем гораздо чаще станете заниматься любовью». Этот совет мучил меня несколько недель, потому что мне страшно нравится моя большая постель. Но она нравится и моим детям тоже!

Пожалуй, самый эффективный способ прекращения грудного вскармливания, придуманный французскими родителями, – это недопущение детей в постель взрослых.

В Соединенных Штатах слова «обучение сну» вызывают столь же противоречивые эмоции, как и «грудное вскармливание». Или «собачьи бои». Во Франции никаких споров о том, как нужно укладывать детей спать, не возникает. У них существует специальный ритуал перед сном – le rituel du coucher.

Когда Уна была маленькой, я прочла книгу доктора Мишеля Коэна, и оказалось, что я вела себя абсолютно по-французски. Когда Уне было около четырех месяцев, мы с Маком организовали операцию «дикая индейка».

Проведя какое-то время с младенцем в нашей постели, мы переносили драгоценный сверток в кроватку в 7.45 вечера и принимали твердое решение не доставать его оттуда до шести утра. Свою решимость мы укрепляли бурбоном «Дикая индейка». Думаю, что в первую ночь я не смогла выпить больше бокала, потому что все мои мысли были сосредоточены только на криках малышки. (У Мака такой проблемы не было.) Но к третьей ночи проблем с виски у нас не осталось – а Уна спокойно спала одиннадцать часов. (Хочу сразу сказать, что никогда не прикасалась к виски до кормления девочки!) И с этого времени проблем со сном у Уны не осталось.

Дафна, естественно, оказалась совершенно другой. Возможно, я относилась к ней по-другому, сознавая, что она, скорее всего, мой последний ребенок. Поэтому я даже не пыталась приучить ее к кроватке до полугода (кстати, доктор Коэн советует начинать с двух месяцев, а вот «дикая индейка» – это наша, а не его идея). Я так уставала возиться с ней целый день, что у меня уже не оставалось сил выдерживать ее ночные истерики.

Словом, в приучении Дафны к кроватке я не проявила истинно французской стойкости. Ну и сама от этого пострадала. Если бы я смогла приучить этого ребенка спать в своей кроватке к разумному возрасту (хотя бы к четырем годам), то сумела бы сформировать удобный «сонный ритуал». Но прошло немало лет, прежде чем мы с мужем сумели отвоевать свой королевский матрас.

Вспоминая один французский ужин, я понимаю, как много мне дали эти несколько строчек. Когда я приехала, меня озадачило то, что дети хозяев дома еще не спят. Дети были замечательными и, конечно же, столь же замечательно себя вели. Но, поскольку им было два года и пять лет, я думала, что они уже отлично научились манипулировать взрослыми. По моему мнению, присутствие за столом двух малышей объясняется только одним – их родителям так и не удалось выработать «сонный ритуал», и они идут на поводу у детей. А разве может быть иначе?

Может. Время отхода ко сну наступило. Родители помогли детям почистить зубы и уложили их в постели. Клянусь, оба отсутствовали менее десяти минут. Это было настоящее ведьмовство, и мне тут же захотелось приобщиться к этому. В нашем доме на укладывание детей спать уходило не меньше двух часов – естественно, что ни о каком нормальном общении с гостями и речи не было. И это вызывало у меня депрессию.

«Малышка в постели. Она отлично знает, что, даже если будет плакать, никакого толку от этого не будет. А старший уже понимает, что ночь – это не его время. Каждый вечер наступает такой момент, когда взрослых нужно оставить в одиночестве – даже если в доме нет гостей, он знает, что мы хотим побыть одни».

Стараясь вести себя по-французски, я недавно наступила на горло собственной песне и сократила ежевечерний репертуар из восьми колыбельных – восьми! – до двух (по одной для каждого ребенка). И еще мы установили двенадцатиминутный лимит на чтение. Читать книжку мы начинаем ровно в восемь вечера – если позже, то время чтения сокращается. Я думала, что уже всему научилась и сумела сократить вечерний ритуал до разумного минимума. Наш вечерний ритуал стал почти французским. Я справлялась куда лучше моей подруги, которая призналась, что они с мужем, укладывая детей спать, берут в спальни телефоны, чтобы общаться эсэмэсками, пока дети не заснут – спать без родителей они категорически отказывались.

Вернемся к нашему французскому ужину. После того, как наши друзья почти сразу же вернулись за стол, я насела на этих двух волшебников, твердо вознамерившись добыть у них информацию. Что же они мне ответили? «Малышка в постели. Она отлично знает, что, даже если будет плакать, никакого толку от этого не будет. Так зачем же ей это делать?»

Бокал вина.

«Иногда, впрочем не слишком часто, она пытается настоять на своем, но мы ей не уступаем. И тогда сдается она. А старший уже понимает, что ночь – это не его время. Каждый вечер наступает такой момент, когда взрослых нужно оставить в одиночестве – даже если в доме нет гостей, он знает, что мы хотим побыть одни».

Еще один бокал вина.

«Не его время…» Это выражение может показаться несколько резким, но, может быть, вся вина в переводе. Впрочем, я так не думаю. С точки зрения французов, здесь нет ничего резкого.

Хотелось бы мне узнать о таком подходе несколько лет назад. Во Франции считают, что человека всему можно научить. Если бы я была знакома с этой концепцией раньше, мы с Маком не считали бы, что получили главный приз в лотерее, когда нам выдавались несколько часов наедине. Во многих французских домах родители твердо знают, что имеют право на несколько часов наедине, чтобы выпить вина или заняться чем-то другим. И при этом неважно, спят ли их дети или нет.

Я буквально одержима проблемой сна и бесчисленными исследованиями, которые устанавливают связь сна со всем – от школьных оценок до тучности (вспомним-ка грудное молоко – слышите что-то знакомое?). Однако в те редкие дни, когда мне удается затолкать своих детей в постель в восемь вечера, этому всегда предшествует полчаса уговоров и торговли.

То вдруг обеим девочкам срочно хочется пить, то у Уны возникает неотложный вопрос о млекопитающих, то Дафна по какой-то таинственной причине хочет другую пижаму, то Дафне нужно помассировать ноги, то вдруг она осознает, что я не спела ей нужную песню…

Словом, список (особенно список Дафны) можно продолжать бесконечно. Когда же мы перейдем – а мы обязательно перейдем! – к французскому воспитанию, мои девочки каждую неделю станут спать больше на четыре часа, и это время пригодится им, когда я стану по-французски относиться к их учебе. А я смогу эти четыре часа проводить в обществе мужа. В выигрыше обе стороны!

Французские дети отправляются в постель в строго определенный час. Большая часть моих французских подруг предпочитает 8.30, но это зависит от возраста детей. Дети не торгуются, потому что это не принято. Мне хочется вытатуировать эту фразу на руке, чтобы она постоянно меня вдохновляла. Кто со мной?

Уверена, что мне хочется того же, но я никак не могу донести эту идею до остальных членов команды. Я трусливо позволяю Дафне засыпать в моей постели, где она привычно просыпается через два часа после того, как наконец угомонится. Вот лишь несколько «веских» причин, по которым она ну никак не может заснуть в собственной постели:

Но, мамочка, твоя постелька мягче моей. Это несправедливо!

Мне кажется, что моя постель не дает мне заснуть.

Мамочка, если ты не позволишь мне спать с тобой, ты разобьешь мне сердце!

Мне здесь спокойнее.

Совершенно ясно, что все эти жалобы – чистейшей воды блеф! Мне это яснее, чем кому бы то ни было другому, потому что я регулярно засыпаю в постели Дафны, так как делить постель (даже самых колоссальных размеров) с этим ребенком все равно что спать с гиеной-ревматиком, только еще сложнее.

Дети во Франции – это дети, а не маленькие взрослые, которые могут принимать участие в установке правил. У французских детей есть права – права детей. И одно из этих прав – право учиться у родителей правилам цивилизованной жизни.

Ее постель замечательная. Но это – ЕЕ постель, а моя – это МОЯ, черт побери! В постели Дафны лежит прекрасный плюшевый медведь, с которым так приятно заснуть в обнимку. А я хочу обниматься с собственным мужем! Но я слаба.

Не совершайте той же ошибки. Если вам нравится спать с собственным ребенком, флаг вам в руки. Но если нет, то не уступайте ни сантиметра, потому что эти сантиметры быстро превратятся в мили.

В любом французском доме у детей есть свое место – впрочем, не только во французском. Проще говоря, дети во Франции – это дети, а не маленькие взрослые, которые могут принимать участие в установке правил. В моем доме (и в доме моей сестры на другом побережье, и в доме моей подруги в центре страны) детей мы сумели заменить маленькими диктаторами, которые правят бал. Мы даже любовно прозвали Дафну «маленькой Муссой» (от Муссолини). Эта девчонка отлично умеет получать желаемое с помощью громкости голоса и принуждения. Классно, да?

У Дафны множество способов подчинить нас своей воле. Боюсь, что моя рука искривилась навсегда – так часто мне приходится лежать на полу рядом с постелью младшей дочери и держать ее за руку, пока она вырывается. У французских же детей есть права – права детей. И одно из этих прав – право учиться у родителей правилам цивилизованной жизни.

Французы очень точно определяют границы. Если вы окажетесь на улицах Парижа в любой рабочий день, кроме среды, когда в школах нет занятий, вам покажется, что детям запрещено выходить на улицы города. Конечно, это не так – я абсолютно уверена, но никогда нельзя говорить «никогда!» – но с половины девятого утра до четырех вечера детей на улицах действительно не видно.

Моя американская подруга, живущая в Париже, утверждает, что детей можно найти в седьмом округе, но я не могу этого подтвердить. Седьмой округ – довольно престижный район, так что там няни могут гулять с детьми и в такое время.

Лично мне Париж запомнился чудесным городом без детей, которых держат в тайной подземной пещере. А сама я там превращаюсь в охотника на детей с жесткими усами и в берете вместо шляпы. Впрочем, не волнуйтесь: все французские дети днем благополучно учатся в школах, играют в детских садах или находятся под присмотром в яслях, субсидируемых правительством. Огромное количество французских матерей после рождения ребенка возвращаются к работе. Правительство заметно облегчило им эту задачу.

Я знаю множество американских матерей, которые бросили работу, чтобы сидеть дома с детьми, не потому, что им этого хотелось, а потому, что платить за услуги няни или детский сад слишком дорого. Но нет смысла переживать о том, что мы не в состоянии изменить.

Говоря об отношениях индивидуума и общества, подход американский почти полностью противоположен французскому. Во Франции можно сделать замечание чужому ребенку (но спаси вас бог, если это окажется ребенок американского туриста!). Французы твердо убеждены, что детей должны воспитывать все. В Соединенных Штатах больше всего боятся подавить индивидуальность.

Никогда не забуду поездки на поезде во французский Бонвиль. Лишь через два с половиной часа я узнала, что через три ряда от меня сидят два ребенка – двухлетний и шестилетний. Я задремала, а когда проснулась, увидела, как они сосредоточенно шагают по проходу в сопровождении мужчины, которого я сочла их отцом. Дети потихоньку шептались с отцом, чтобы не потревожить спящих пассажиров (сон во Франции – это святое!). А ведь было всего три часа дня! Когда они прошли мимо, я снова погрузилась в сон.

Впечатления от поездки давно изгладились, но я до сих пор помню тот шепот. Может быть, эти дети шептались все два с половиной часа, и это стало для меня чем-то вроде гипноза? Я сплю очень чутко. Это событие было для меня настоящим откровением. С тех пор я изо всех сил стараюсь внушить моим детям такое же уважение к потребностям общества. Пока что мне с трудом удается уговорить их не шуметь в выходные, чтобы их отец мог поспать хотя бы до восьми утра, и это уже большое достижение.

«Это вовсе не про вас» – вот новая фраза из моего репертуара, которой не было еще год назад. Раймонд Кэрролл объясняет ее смысл в свете воспитания детей в своей книге «Культурное непонимание: Французско-американский опыт»: «Когда я воспитываю детей во французском стиле, у меня возникает ощущение того, что я расчищаю клочок земли, выдираю все сорняки, обрезая, сажаю, и т. д., и т. п. ради того, чтобы получить прекрасный сад, идеально гармонирующий с другими садами. А для этого я должен точно представлять, какой результат хочу получить и что для этого нужно сделать. Единственная моя сложность – это характер почвы (естественно, при условии, что я буду регулярно прилагать усилия). Но когда я воспитываю ребенка в стиле американском, то это нечто совершенно другое. Я втыкаю семечко в землю, не имея ни малейшего представления о том, что это за семечко. Я должен посвятить все свои силы тому, чтобы обеспечить росток пищей, воздухом, пространством, светом, опорой, заботой, водой – короче говоря, всем тем, что необходимо любому семечку для роста и наилучшего развития».

Аналогия довольно фантастическая, но мне она нравится.

Мое самое любимое место в Париже для наблюдения за детьми – это Люксембургский сад на Левом берегу (это еще и лучшее место для поедания блинчиков – и сожалений о съеденных блинчиках, но это уже другая история). В центре парка есть очень красивая, старая, стильная карусель. Эту великолепную карусель в XIX веке построил Шарль Гарнье, архитектор парижской Оперы. На этой карусели устраивается еще и игра с кольцами. Малышам раздают палочки, чтобы они ловили медное кольцо, которое держит оператор карусели. У меня такое впечатление, что палочки и медные кольца не изменились со времени первого запуска. Старинное развлечение вполне по душе современным детям.

Однажды я стала свидетельницей великолепного примера различий в подходе к воспитанию французов и американцев. Было около трех часов, поэтому детей в парке было очень мало. На карусели катались только двое – один американец и один француз. Как оказалось, настоящий француз. Обоим мальчикам было четыре-пять лет. Американские родители очень внимательно следили за ребенком. Каждый раз, когда их маленький принц приближался к кольцу, они начинали подбадривать его криками: «Ты сможешь, Тоби!», «Ты поймал еще одно!», «Отличная работа, парень!»

В какой-то момент Тоби попытался плюнуть на лошадку без наездника рядом с собой. Восторженные родители не одобрили такое поведение, но и замечания не сделали. Многие французы говорили мне, что, по их мнению, плохое поведение ребенка бросает тень на родителей. Вот почему бабушка и дедушка французского ребенка на карусели сразу же весьма неодобрительно посмотрели на родителей Тоби. Пожилые французы явно испытывали отвращение к подобному поведению.

Со своим же внуком во время катания они почти не общались. Лишь раз бабушка поднялась и шлепнула его по руке за непослушание (по ее оценке, потому что лично я не заметила ничего неправильного).

Наблюдая за этой картиной, я громко рассмеялась. Не слишком вежливо, я знаю, но настолько комично выглядела вся сцена в свете моего изучения различных методов воспитания.

С одной стороны (к этому времени я уже провела во Франции довольно много времени), меня раздражал чрезмерный энтузиазм американских родителей. Мне было жаль Тоби, который наверняка начал плеваться, чтобы отвлечь внимание родителей от этого чертова кольца. Мне было жаль и французского ребенка, который в разгар катания на чудесной карусели получил выговор неизвестно за что. Его страдания усиливались еще и тем, что его бабушка не могла наказать янки-плевателя, но чувствовала, что нужно что-то сделать. Такое откровенное нарушение правил поведения оскорбляло ее упорядоченную французскую душу.

Эта небольшая сценка очень явно показала, насколько по-разному французы и американцы относятся к воспитанию детей. Я много раз спрашивала, но так и не нашла французского аналога английскому слову «воспитание». Во французском языке просто нет слова такой же силы и напряженности.

Заходя в магазины Fnac (сетевые магазины электроники и развлечений, где всегда есть большой книжный отдел), я твердо уверена, что раздел с философскими книжками для детей будет гораздо больше, чем раздел с книгами по воспитанию. Чаще всего книгам по воспитанию отводится даже не полка, а небольшой столик. Французы предпочитают говорить не о воспитании, а об образовании и обучении. Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.

Лично мне жизнь во «взрослом мире» после рождения детей стала казаться чем-то сказочным и недостижимым. Как только я стала матерью, эта жизнь превратилась в волшебный Элизиум: я его видела, но попасть туда не могла. (И не попала бы, если бы не французские методы воспитания!)

Я постоянно испытывала некое чувство, которое впервые посетило меня в ту пятницу, когда я вышла на работу после рождения Уны. Я неслась домой к моей крошке. В руках у меня был большой кейс с молокоотсосом. На оживленном перекрестке я остановилась на светофоре. Я ждала, когда загорится зеленый свет, и вдруг меня поразила мысль: никогда больше я не буду встречаться с друзьями по пятницам, чтобы немного выпить и расслабиться после работы.

Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.

Мысль была настолько мрачной и пугающей, что я замерла на месте, как столб, а меня обтекала толпа спешащих по своим делам ньюйоркцев. Я печально прощалась с самой собой, какой была совсем недавно. И образ бокала с «Маргаритой» медленно мерк в моем воображении.

Впрочем, моя тоска очень быстро сменилась чувством вины (регулярное состояние!), стоило лишь мне подумать о том, что дома меня ожидает беспомощная малышка. Как я могу думать о чем-то другом! Я стою и трачу драгоценное время на мысли о себе, хотя могла бы уже бежать домой к дочери! Чувство вины оказалось таким сильным, что оставшиеся два квартала до станции метро я пробежала почти бегом (насколько это было в моих силах).

Это воспоминание знаменует собой начало некоего химического сдвига в моем мозгу. В тот момент я осознала, что обязана проводить с собственными детьми как можно больше времени. Я так и поступила. И никому этого не советую!

Во Франции я ходила на танцы с моей подругой Сильви. Тот факт, что Сильви, мать десятимесячного ребенка, может по выходным ходить на дискотеку, произвел на меня глубочайшее впечатление. Еще больше поразило меня то, что ее муж, Карим, забрал ребенка с собой на родину, в Марокко, на целых две недели. Две недели! Я спрашивала Сильви, боится ли она, переживает ли за ребенка. «Да нет, не очень, – ответила она. – А ты думаешь, я должна?»

Наверное, нет. Но моя американская душа по-другому просто не умеет.

Я провела слишком много времени рядом с дочерями и потратила на них слишком много душевных сил. Уверена, что я – не единственная американская мать, постоянно терзающаяся чувством вины. Журналистка Джудит Уорнер написала превосходную книгу «Идеальное безумие», в которой проанализировала корни этой проблемы. Она назвала ее «материнской мистикой». В сравнении со своими американскими сверстниками мои дочери – еще не худший вариант. Но в сравнении с детьми французскими они напоминают Гленн Клоуз в фильме «Роковое влечение» – разве что без мясницкого ножа.

Хотя мне часто приходилось проводить время вдали от Уны и Дафны, я каждый раз терзалась чувством вины. И это чувство влияло не только на мою психику, но еще и на карьеру, социальную жизнь и даже на мой брак. Впервые мы с мужем решились оставить детей больше чем на пару часов в десятую годовщину нашей свадьбы. Довольно печально, если учесть, что дети у нас появились через пять лет после знакомства.

Мы всегда мечтали провести неделю в Париже (моя «франкофилия» дала плоды), но, когда приближалась очередная годовщина, все заканчивалось поездкой разве что в Новый Орлеан – около тридцати восьми часов, включая перелет. И все же я терзалась колоссальным чувством вины, перечитывая электронное письмо, написанное брату Бену и его жене Пенни, с просьбой побыть с девочками, пока мы будем в отъезде. Я хотела привести здесь это письмо, но поняла, что оно увеличит объем книги примерно вдвое. Ну хорошо, не вдвое, но оно было очень, очень длинным.

Моим девочкам было четыре года и шесть лет. Они умели говорить и всегда могли сказать тем, кто за ними присматривал, где лежат запасные трусики. Полагаю, Бену и Пенни не нужно было знать, что воспитательница из детского сада отбирает у детей наклейки. Я составила для них целый роман, посвященный уходу за детьми, стараясь предусмотреть абсолютно все. Может быть, это мне и удалось, но собственные туалетные принадлежности и косметику взять с собой я забыла. А самое ужасное заключалось в том, что Бен и Пенни частенько жили у нас и все прекрасно знали и без моих напоминаний.

Причиной моего маниакального поведение было ужасное чувство вины за то, что я оставляю моих милых крошек (которые, кстати, к тому времени были уже совсем не крошками).

Все-таки приведу небольшой фрагмент того письма, чтобы показать, как тяжело было уложить Дафну спать:

2) Сон. Поскольку Дафна не спит днем в школе, она должна ложиться в 7.30 (или раньше). Обычно она спит до 7.15. Если все так и получается, с ней все в порядке. Если она ложится слишком поздно или встает слишком рано, то, боюсь, у вас будут проблемы. На следующий день она превратится в настоящего маньяка-убийцу. Мы начинаем укладываться с семи вечера, чтобы к половине восьмого она угомонилась. Уна захочет, чтобы вы почитали ей «Рамону», а Дафна наверняка выберет что-нибудь другое. Ну да, я уже говорила, что Даф – это нечто невыносимое! Сон – это главная проблема. Я пытаюсь приучить их к тому, что ухожу, когда они еще не спят. Обычно мы читаем, ложимся в постель и включаем свет (и включаем ночник в форме цветка, который стоит на книжной полке). Я ложусь на пол (у меня есть большая подушка и еще одна, розовенькая), пою им песенку или две и остаюсь с ними еще три минуты (которые всегда выливаются в десять и больше, потому что мне удобно и подниматься совсем не хочется). Потом я поднимаюсь, целую и обнимаю каждую по три раза. Уходя, я оставляю дверь открытой. Дафна часто выходит. Если днем она не спала, то может заснуть немедленно. В любом случае, с ней вам придется нелегко. Если она выйдет из комнаты, делайте все, что захотите. Я обычно строго говорю, что она должна вернуться в постель. Но если вы прикрикнете на нее, она может испугаться, поэтому я просто полагаюсь на ваш здравый смысл.

И еще одно – КАЖДУЮ НОЧЬ (обычно между часом и тремя) Дафна перебирается в нашу постель. Мне приходится уходить на ее постель, и Дафна спит остаток ночи в нашей с Маком комнате. Не осуждайте нас – мы так устаем, а Дафна так НЕВЫНОСИМА (см. выше). Так что учитывайте это. Хочу утешить – кровать Дафны очень удобная.

Ох уж это чувство вины! Это настоящее проклятие родителей (особенно матерей!) моего поколения. Как многие мои подруги, я бросила работу, когда моей первой дочери было полгода. Четыре месяца я пыталась работать, но меня терзало невыносимое чувство вины за то, что я оставляю ребенка с няней – в моем случае «няней» были Бен и Пенни. В моих ушах постоянно звучали слова: «Зачем заводить ребенка, если собираешься платить чужим людям за его воспитание?»

Отправляясь на работу, я чувствовала себя ужасной матерью. Поскольку в то время я зарабатывала намного меньше мужа, то в финансовом отношении мое решение остаться дома, а не платить няне было более чем разумным. Но у многих американских женщин ситуация иная – и они все равно терзаются ужасным чувством вины. Вместе с работой я бросила занятия в спортивном зале и походы в химчистку. На мысли о книгах и искусстве в моем мозгу просто не осталось места. Да там вообще ни на что не было места, кроме паники по поводу того, все ли я сделала вовремя и правильно ли обработала кожу Уны перед пеленанием.

Сама не понимаю, почему я стремилась проводить с детьми абсолютно все свое время. Не думаю, что это было очень полезно, и я не хочу, чтобы мои девочки, став матерями, вели себя подобным образом. Но куда бы я ни заглянула – от женских журналов до мамочкиных блогов, – все нагружало меня невыносимым чувством вины, от которого невозможно было избавиться. Какой радостью для меня стало освобождение от этого давления! Теперь у меня появился новый лозунг, который я несла миру: «Почему родители должны полностью отказываться от собственных интересов только потому, что решили иметь детей?»

Теперь я понимаю, почему французской матери гораздо проще не терзаться беспокойством, чувством вины и скуки, даже если им приходится оставлять детей больше чем на день. Сначала я думала, что их мозг устроен по-другому – поэтому они и не боятся оставлять детей, чтобы заниматься карьерой, отдыхать, пить вино, ужинать вдвоем с мужем, устраивать себе периоды отдыха с вином (да-да, я сознательно повторила еще раз слово «вино»).

Оказавшись во Франции, я поняла, что дело не в мозге, а в самом французском обществе – от французских акушеров до священников и всех остальных. Именно общество посылает женщинам такой сигнал. Никакого сомнения в том, что сигнал французский и сигнал американский резко отличаются друг от друга. Французам твердят, что их долг – посвящать время браку, а не уходить с головой в жизнь собственных детей. Я же всегда считала, что мой единственный долг и цель моей жизни – дать детям все.

Неудивительно, что в моей психике укоренилась подобная идея. Достаточно настроиться на определенную волну (а во время беременности большинство из нас настраивается именно на нее), и тут же услышишь гул родительской жертвенности. Молодые матери и беременные женщины постоянно слышат одно и то же: «Твой ребенок заслуживает самого лучшего!»

Теперь у меня появился новый лозунг, который я несла миру: «Почему родители должны полностью отказываться от собственных интересов только потому, что решили иметь детей?»

Похоже, маркетологов специально обучают воздействию на податливый родительский разум. Это относится к продаже всего – от пеленальных столиков до сумок для подгузников, очистителей воздуха и уже упоминавшихся ранее обогревателей для влажных салфеток. Войдите в Google, и вы увидите, что реклама абсолютно всех детских товаров основана на том, чтобы вселить в душу родителей чувство вины.

Но действительно ли мой ребенок заслуживает лучшего пеленального столика? У моего первого ребенка такой столик был (потому что я очень внушаема!), но я отдала его еще до рождения второй дочери. А после рождения Дафны я обнаружила, что коврик на постели столь же эффективен и пользоваться им гораздо проще.

Оглядываясь назад, я понимаю, что безопасный и удобный столик вовсе не плох. Я готова смириться даже с очистителем воздуха, особенно если у ребенка астма. Но что такое лучшая сумка для подгузников? А лучший ночник? Торговцам нужно продать свои товары, поэтому для них совершенно естественно воздействовать на чувство вины (вспомните хотя бы ситуацию с хранением пуповинной крови, о которой мы говорили раньше). В свете всей той информации, какую молодые родители получают в Соединенных Штатах, нам нужно создать для них специальную психологическую службу поддержки.

Мои подруги, молодые французские матери, рассказывали мне, что не испытывают ничего подобного. С американским маркетингом я поделать ничего не могу. Но я могу напомнить вам, что если вы не купили «лучшие!» экологические чистые пеленки и полотенца, изготовленные из конопли, выращенной в горах Трансильвании и собранной вручную, то это вовсе не означает, что вы – плохие родители.

Вам кажется, что я заговорила, как Элизабет Бадинтер? Это совсем не так – у нее совершенно другой акцент.

Чаще всего беспокойство – это пустая трата энергии. Сколько времени я бичевала себя за то, что не нашла достаточно времени, чтобы научить Уну завязывать шнурки на ботинках. Я переживала, что ее будут дразнить и преследовать из-за ее неумения. Но, вспомнив собственную борьбу со шнурками, я все же решила выждать и запастись терпением. И вот в один прекрасный день я услышала, как она с гордостью говорит отцу, что воспитательница назвала ее «лучшей завязывательницей шнурков» во всей группе. Когда детям нужна была помощь, их отправляли к Уне. Пока я терзалась чувством вины и считала себя плохой матерью, моя дочь сама научилась завязывать шнурки. Я получила прекрасный урок.

Войдите в Google, и вы увидите, что реклама абсолютно всех детских товаров основана на том, чтобы вселить в душу родителей чувство вины.

Признаюсь, перспектива возвращения в мир взрослых в связи с внедрением французского стиля воспитания в моей семье меня радовала. Я смогу чаще бывать в ресторанах, больше времени проводить с мужем и друзьями, сама ходить за покупками, читать взрослые книги – и все во имя оздоровления семейной атмосферы. Но все же для этого пришлось приложить немало самых серьезных и часто неприятных для меня усилий.

Избавиться от чувства вины, которое стало для меня столь же привычным, как собственные дети, оказалось довольно сложно. Тяжелее всего не воспринимать себя как мать, которая преследует собственные интересы и ведет социальный образ жизни в ущерб детям.

Уна и Дафна были в ярости из-за того, что субботними вечерами им приходилось оставаться с няней. Они злились, потому что на игровой площадке я начала читать романы, а не следила за каждой их проделкой. Но смирились они с этим довольно быстро: ситуация такова, и ничего тут не поделаешь. Моему мужу новый подход понравился гораздо больше: у нас появились новые темы для разговора, и ему больше не приходилось выслушивать бесконечные рассказы о том, что Уна съела на обед и кто в классе Дафны умеет кататься на двухколесном велосипеде.

Но мне приходилось вести постоянную борьбу с самой собой. Мне было нелегко отказаться от американской модели воспитания и победить неврозы, преследующие несчастных американских матерей. Я ложилась на диван с новым популярным романом и тут же ощущала приступ вины – это время я должна была потратить на игры с детьми или изучение условий в разных летних лагерях. Но потом я вспоминала о легионах французских матерей и отцов, которые не тратят целые дни на то, чтобы сделать жизнь своих детей идеальной во всех отношениях. И это оказывалось полезно для самих детей – если, конечно, вы считаете общение с довольной жизнью, а не измотанной постоянными терзаниями матерью плюсом.

За время пребывания во Франции я многому научилась.

Начать с того, что французы совершенно по-другому относятся к спортивным игровым площадкам. В Америке напуганные родители с вытаращенными глазами следуют за детьми, пытаясь как-то их подстраховать, или превращаются в массовиков-затейников (по совместительству фотографов). Во Франции дети спокойно играют, а взрослые сидят на скамейках, читая книги или болтая друг с другом (интересно, что здесь люди не так одержимы своими смартфонами, как в Америке). Французские родители не считают необходимым следить за каждым шагом, прыжком и потенциальным падением своих детей.

В прошлом году я отправилась во Францию, чтобы изучить игровые площадки. Я немного беспокоилась. Как родители и няни отнесутся к бездетной даме на скамейке? Не напугаю ли я их? В Штатах определить, кто чей родитель, очень просто. Если родитель или няня не следуют за ребенком повсюду, он сам постоянно кричит: «Посмотри на меня!», «Ты видела, как хорошо у меня получилось?», «Посмотри, как я сделаю это снова!», «Давай поиграем в чудовище!»

Мне казалось, что если французы увидят на площадке женщину без детей, то сочтут мои намерения несколько странными. Впрочем, в этой стране никто и понять не мог, что я пришла на площадку без детей. Французским родителям казалось, что мой ребенок благополучно включился в игру и спокойно играет с их собственными отпрысками. Нет, они не беззаботные и не легкомысленные люди. Просто они совершенно по-другому относятся к опасности – французы не считают, что опасности подстерегают детей повсюду.

Памятуя обо всем этом, я попыталась умерить собственную материнскую паранойю. Еще одна нелегкая задача. Пообщавшись с французскими матерями, я начала беспокоиться – смешно, правда? – что мои материнские тревоги пагубно сказываются на развитии девочек. Прошлым летом, к примеру, Уна отказывалась выходить на улицу, потому что ей казалось, что она слишком много времени проводит на солнце. Шестилетняя девочка бояться этого не должна. Но совершенно понятно, откуда взялся этот страх: я была буквально одержима солнцезащитными кремами!

Запишите для себя: умерьте свою паранойю.

Вспоминаю свою первую беременность. Я узнала, что у меня будет девочка. Мы с Маком были буквально одержимы собственным будущим, мы постоянно говорили о детях наших друзей – нас страшно пугало то, что современные дети, говоря об анатомии, совершенно свободно пользуются словом «вагина». Оно звучало для нас слишком по-медицински и чересчур по-взрослому.

Мы решили придумать для своих детей более «детский» словарь. Я предложила выражение «шланг», которым пользовались мои собственные родители (может, они и до сих пор им пользуются?). Маку это не очень понравилось. Как-то раз мы разговорились об этом с нашей подругой, социальным работником. Она была АБСОЛЮТНО убеждена в том, что мы должны сразу же знакомить нашего ребенка (еще неродившегося) с правильной, научной терминологией. Почему же? Потому что если, не дай бог, она подвергнется сексуальному насилию и с ней будут беседовать полицейские или психологи, невозможно будет вести расследование, так как ее показания будут недостоверными. Она даже предложила нам пользоваться словом «вульва».

Я мгновенно прониклась всей серьезностью момента, и мои девочки совершенно спокойно используют подобные анатомические термины (полагаю, гораздо спокойнее, чем я). Когда я рассказала об этом одной французской матери, она воздела руки к небу и расхохоталась: «Боже мой, какие же мы разные! Если французская девочка скажет полицейскому нечто подобное, тот сразу же решит, что дома она подвергается насилию. Нет-нет, наши малыши говорят «кики» и «зизи»!»

Этот случай заставил меня задуматься не над тем, какими словами пользуются мои дети, но о нашем инстинкте, заставляющем предполагать наихудшее и исходить из этого. В конце концов, мы вырастим бесхарактерное поколение.

Я изо всех сил старалась избавиться от чрезмерной тревоги и одержимости собственными детьми. Такое поведение вполне соответствовало французскому подходу. (Если вам это удается, можете вознаградить себя круассаном с шоколадной начинкой!)

Конечно, у французов есть собственные тревоги. Иногда они тоже становятся одержимыми собственными детьми, но обычно такое поведение не является внутренне обоснованным и естественным для родителей.

«Я видел родителей, которые из кожи вон лезли, пытаясь добиться от детей улыбок. Они хотели сделать своих детей популярными в среде сверстников. Но детям нужно учиться делать это самостоятельно. А они никогда не научатся, если родители будут все делать за них».

Гуляя с отцом троих детей, я поделилась с ним своими соображениями. «Катрин, – сказал он, – вы должны понимать, что дети ненасытны. Я видел родителей, которые из кожи вон лезли, пытаясь добиться от детей улыбок. Они хотели сделать своих детей популярными в среде сверстников. Но детям нужно учиться делать это самостоятельно. А они никогда не научатся, если родители будут все делать за них. Что бы вы им ни дали, они всегда захотят больше. Такова их природа. Это относится к игрушкам и конфетам, но и к родительскому вниманию тоже».

Нелегко вернуться домой и мгновенно прекратить поток внимания. Мы с мужем решили действовать постепенно. Девочки все еще часто упрашивают нас любоваться каждой их проделкой на игровой площадке, и мы действительно наблюдаем за парой трюков, но на этом все. Вот ответ, которому научили меня французские подруги: «Я посмотрю, как ты сделаешь это два раза, но потом пойду на скамейку под дерево и почитаю. Потренируйся как следует, и в следующий раз я посмотрю и оценю твои успехи. Смотри не упади». Господи, как же я соскучилась по хорошим романам!

Если подобная реакция кажется вам холодной и бессердечной, то вспомните о достоинствах самостоятельных игр. В своей книге для домашних врачей доктор Эдвард Р. Кристоферсен объясняет, что «детей можно научить навыкам самостоятельных игр точно так же, как всему остальному… Когда ребенок способен самостоятельно развлекаться в течение достаточно длительного времени – а мы рассчитываем на то, что к четырем годам он сможет играть час-два, – потребность в наказаниях значительно снижается».

Ну слава богу, хоть что-то может меня успокоить. Начать хотя бы со снижения потребности в наказании.

То, что ребенка можно научить играть самостоятельно, – это отличная новость для родителей, похожих на меня. Доктор Кристоферсен указывает, что у большинства малышей подобные навыки имеются, но родители не предпринимают нужных шагов к тому, чтобы развить их. А по моему мнению, так мы делаем все, чтобы эти навыки подавить.

«Если ребенок умеет занимать себя сам и играть самостоятельно, проблемы поведения значительно облегчаются. Когда родители пытаются избавить ребенка от проблемы с помощью наказаний, а не с помощью увлекательных занятий, то им приходится сохранять очень высокий уровень бдительности. Гораздо проще развивать навык самостоятельных игр, чем следить за каждым шагом ребенка».

Чем больше я читала книгу доктора Кристоферсена, тем более французским казался мне его подход. Он пишет: «Если ребенок умеет занимать себя сам и играть самостоятельно, проблемы поведения значительно облегчаются. Когда родители пытаются избавить ребенка от проблемы с помощью наказаний, а не с помощью увлекательных занятий, доставляющих ребенку удовольствие, то им приходится сохранять очень высокий уровень бдительности. Гораздо проще развивать навык самостоятельных игр, чем следить за каждым шагом ребенка». Как же он прав! Как легко в такой обстановке становится беседовать по телефону, готовить обед и даже принимать душ!

Но все может быть еще лучше. В своей следующей книге, написанной в соавторстве с детским психологом Сьюзен Мортвит, доктор Кристоферсен утверждает, что дети, овладевшие навыками самостоятельной игры, получают достаточно удовольствия от собственных занятий и меньше нуждаются в родительском участии в своих играх и в каких-то вознаграждениях. Психологи установили, что такие навыки помогают детям спокойно сидеть и заниматься новым хобби, читать или делать домашние задания.

После этого я взглянула на спокойных французских родителей по-новому. Когда через десять минут после возвращения из школы Дафна заявляет: «Ты должна со мной поиграть, потому что мне не с кем играть!», я теперь поступаю по-другому. Ну, по крайней мере, пытаюсь поступать. Я обещаю, что поиграю лишь немножко, и мы устанавливаем таймер на пятнадцать минут. Когда раздается сигнал, Дафна продолжает играть самостоятельно.

В последний раз мы играли в куклы – взяли двух ее любимых кукол и носились по всему дому. Когда мое время истекло (благодарю тебя, о великий таймер!), Дафна забрала обеих кукол и продолжила игру. На два часа самостоятельной игры ее, разумеется, не хватило, но постепенно ситуация улучшается. Она даже частенько начинает играть сама, без моей помощи.

Французские родители, за которыми я наблюдала, не тратят много времени на то, чтобы собирать космические корабли из конструктора «Лего» со своими детьми или устраивать для них чайные вечеринки. Они заняты собственными делами. Сначала это казалось мне печальным и неправильным. Но, прочитав книги доктора Кристоферсена, я поняла, что нужно искать золотую середину. Ребенок, который может занять сам себя, – это настоящее благословение для семьи. Но порой мне так хочется присоединиться к детским играм – и тогда я это делаю.

А вот сидеть возле теннисного корта, в танцевальном зале, кулинарном клубе, кружке кройки и шитья и так далее и тому подобное мне совершенно не хочется. Но мои дочери настолько привыкли держать меня за руку, что победить эту привычку очень трудно.

Когда я узнала, из чего состоит внеклассное образование французского ребенка, моя решимость приучать детей к самостоятельности еще больше окрепла. Если ребенок занимается спортом помимо школьных уроков (кстати, подобные занятия здесь далеко не так популярны, как в Америке), родители не спешат присутствовать на каждой его тренировке. Они могут вообще не посещать тренировки. Они редко присутствуют на играх в выходные – разве что на финальных матчах или чемпионатах. Лишь немногие родители болеют за своих детей до хрипоты и спорят с судьями. Тем не менее французские дети не чувствуют себя обделенными или заброшенными.

В Соединенных Штатах жизненно важно страстно и громогласно поддерживать детей во всех их начинаниях, чтобы они смогли найти «что-то свое». Каждые несколько месяцев мы искали это свое – и для этого требовалось новое оборудование, новое расписание и новые траты. Неудивительно, что у нас не оставалось сил – и средств тоже! – для романтических ужинов.

Новое, неспешное течение нашей жизни сделало всех нас гораздо счастливее. Мы медленно и постепенно превращались в слаженный и отлично смазанный механизм. Если раньше я считала, что Дафна от природы неспособна спокойно заниматься домашними заданиями или укладываться спать, то теперь смогла убедиться в обратном.

Во Франции все по-другому. По средам в школах нет занятий, и дети обычно занимаются в кружках и секциях по интересам. Таким образом, выходные освобождаются для настоящего отдыха – и сна! Свободная среда для нас не выход, но под влиянием французов я решила несколько замедлить темп нашей жизни. И это решение тоже далось мне нелегко.

В начале года Дафна заявила, что она хочет заниматься пением, современными танцами и лепкой. Откуда она все это взяла? От любой из своих подружек, которые каждую неделю носились с одного урока на другой. Поскольку это совершенно не соответствовало французскому духу воспитания, я свела внеклассные занятия практически к нулю. Я помнила, как это было с Уной. В детском саду она занималась балетом, драматическим искусством и футболом, а я буквально валилась с ног. Теперь же я с радостью думала, как повезло Дафне, которую ждет совершенно иная, спокойная и приятная жизнь.

И я угадала! Новое, неспешное течение нашей жизни сделало всех нас гораздо счастливее. Мы медленно и постепенно превращались в слаженный и отлично смазанный механизм. Если раньше я считала, что Дафна просто от природы неспособна спокойно заниматься домашними заданиями или укладываться спать, то теперь смогла убедиться в обратном. А овладеть разными полезными навыками она еще успеет в свое время.

Кстати, то, что французы отдают предпочтение спокойному ничегонеделанию и не стремятся получить от жизни все, оказывает самое благоприятное влияние на мальчиков. Французские мальчики гораздо более спокойные и домашние.

Американские родители маленьких, практически диких мальчиков с завистью смотрят на меня и моих довольно спокойных девочек. Около сорока процентов знакомых мне мальчиков – это настоящие вечные двигатели, а их несчастные родители постоянно находятся настороже – им же вечно приходится спасать других детей от своих неуправляемых отпрысков. А во Франции таких детей меньше десяти процентов!

Как вы уже убедились, французы не стремятся занять каждую свободную минуту своих детей какими-то уроками или курсами. Они не тратят все свое свободное время на выявление талантов и увлечений своих пятилетних малышей. Они живут более открыто и гибко. Чаще всего родители вообще не участвуют в спортивных увлечениях и хобби своих детей.

Я оказалась во Франции в тот самый день, когда восьмилетняя дочь моей подруги впервые шла на занятия танцами. Эта маленькая девочка, наполовину американка, безумно хотела научиться хип-хопу, но таких курсов для детей поблизости не оказалось. Никаких проблем – она пошла заниматься во взрослую группу. Мать перевела ее через оживленный перекресток, подвела к зданию, где проходили занятия, а дальше девочка была предоставлена самой себе.

Вернувшись домой, она рассказала, что сначала преподаватель отнесся к ней довольно скептически, но она все хватала на лету, и его сердце смягчилось. Он согласился принять ее в группу, и на следующей неделе она снова пойдет танцевать.

Я попыталась представить, чтобы Уна сделала нечто подобное, даже если я буду держать ее за руку и наблюдать за занятиями с начала и до конца, но у меня ничего не вышло. Я не раз слышала от своих французских подруг, что, предоставляя детям возможность самостоятельно заниматься тем, что им нравится и чем они могут гордиться, они делают детей более счастливыми и уверенными в себе.

Французы не стремятся занять каждую свободную минуту своих детей какими-то уроками или курсами. Они не тратят все свое свободное время на выявление талантов и увлечений своих пятилетних малышей. Они живут более открыто и гибко.

Теоретически это замечательно, но я никак не могла забыть о теннисном уроке Уны. Она была совсем не похожа на французских детей. Ей хотелось, чтобы мы хвалили ее, а она сама вовсе не стремилась хвалиться собственными успехами. А что ожидать от девочки, которой всю жизнь твердили, что она удивительная и необыкновенная? Боюсь, что, занявшись чем-то хоть мало-мальски сложным, она не сможет обойтись без постоянной поддержки и похвалы.

Как вы уже поняли из сцены на карусели, французские взрослые вовсе не спешат хвалить своих детей так же громогласно и часто, как это делаем мы, американцы. Прежде чем окончательно увериться в пользе французского подхода, я провела исследовательскую работу и выяснила, что специалисты думают о разных точках зрения.

Каков же результат? Французы победили!

Многие специалисты полагают, что американские дети, привыкшие к похвалам на каждом шагу, сильно страдают от чрезмерных и незаслуженных похвал. Получая позитивное подкрепление любых, даже самых незначительных усилий, дети либо верят, что лучше у них ничего не получится, либо просто не хотят пытаться и рисковать лишиться уже полученных лавров. Дети очень умны. К семи годам они отлично умеют отличать похвалу истинную от фальшивой. Если похвала не искренна (до сих пор содрогаюсь, вспоминая, как сказала Уне, что ее рисунок тюленя «просто замечательный» – на самом-то деле мне показалось, что она нарисовала гигантский язык, лижущий НЛО), дети сразу же это чувствуют, поэтому все последующие поощрения просто не имеют смысла. И все!

Возможно, из-за доктора Натаниэля Брандена и его популярной книги «Психология самооценки» мы в Америке буквально одержимы этой самой самооценкой.

Моя подруга Сандра переехала с юга Франции в Лос-Анджелес в возрасте тринадцати лет. Она любит рассказывать о своих первых неделях в американской школе.

Во время занятий психолог предлагал им смотреть на свое отражение в зеркале и говорить себе, какие они замечательные и особенные. Дети должны были перечислять свои лучшие качества.

Сандра еще не забыла о Франции, поэтому подобное занятие поставило ее в тупик. «Я подумала, что это ужасно и бессмысленно. Какой смысл во всех этих похвалах, если я должна говорить их себе сама?»

Дети очень умны. К семи годам они отлично умеют отличать похвалу истинную от фальшивой. Если похвала не искренна, дети сразу же это чувствуют, поэтому все последующие поощрения просто не имеют смысла.

Полагаю, доктор Бранден вряд ли пользовался бы популярностью во Франции.

Сандра вспоминала и еще один случай: она поверить не могла, когда на обед в школе ей предложили бутерброд с арахисовым маслом и мармеладом. Она решила, что кто-то над ней подшутил.

Мы явно переусердствовали с похвалами. Французы перегибают палку с унижением. Как бы нам встретиться где-то на полпути, Франция!

Мне было очень трудно перепрограммировать себя. Я никак не могла удержаться, чтобы раз пятьдесят на дню не сообщить своим девочкам, какие они замечательные, красивые, яркие, умные – и, да, идеальные дети. Сейчас я уже дошла до десяти, и это большое достижение. Уна даже начала уточнять: «Ты говоришь это, потому что ты – моя мама и обязана это делать?» Ответить на такой вопрос нелегко, и мне хотелось бы, чтобы она никогда не додумалась до него. Но как помочь ребенку развить свои таланты, если сразу скажешь, что он уже создал нечто гениальное?

Похоже, что, сосредоточиваясь исключительно на счастье наших детей и не позволяя им испытывать разочарование или нечто столь же негативное, мы закладываем фундамент для будущих разочарований во взрослой жизни. Наши дети просто не умеют самостоятельно справляться с болью и страданием. Кроме того, они преисполняются чувством вины за то, что не могут всегда чувствовать себя прекрасно! Они же обязаны! У них же такие удивительные родители (читай: самоотверженные мученики)!

Современные американские родители просто не понимают, где провести границу. Многие даже не понимают, что граница должна быть.

Моя подруга-врач Эйлин недавно рассказала мне историю, от которой я буквально похолодела. Я поняла, насколько скользким может быть этот путь. К Эйлин обратилась пациентка средних лет. Во время приема у женщины зазвонил телефон. Она извинилась, сказала, что это важно, и приняла звонок. И Эйлин пришлось выслушивать, как ее пациентка пытается утешить свою тридцатилетнюю дочь-адвоката, которая расстроилась из-за того, что в новой юридической фирме, куда она устроилась на работу, ей за что-то сделали выговор. Когда эта же пациентка пришла на прием в следующий раз, Эйлин узнала, что дочь-адвоката уволили – не за плохую работу, а за то, что ее мать позвонила главному партнеру, совершенно незнакомому ей человеку, и отчитала его за плохое отношение к дочери. Разве может быть сигнал более понятным? Перережьте пуповину!

Конечно, это нелегко. Я знаю, о чем говорю. Не так давно Уну исключили из группы одноклассниц, причем некоторые из них раньше были ее близкими подругами (если так можно сказать о детях детсадовского возраста). Как-то вечером, когда я ее купала, у Уны градом полились слезы: «Аннабел, Сара и Эвелина не хотят со мной играть! Они хотят играть сами по себе! А Аннабел назвала меня надоедой!»

Меган, мать Сары, – моя давняя подруга, и моим первым побуждением было немедленно ей позвонить. Я чуть было не сказала: «Не волнуйся, дорогая! Я позвоню Меган, и мы с этим разберемся!» Но тут я опомнилась. Вряд ли подобным поведением я окажу дочери хорошую услугу – меньше всего ей нужно, чтобы матери заставляли девочек дружить с ней. К сожалению, в жизни случаются черные полосы – на войне как на войне.

Уна привыкла к тому, что все ее проблемы решали я или ее отец. Она хотела и даже ждала, что я позвоню Меган, но я проявила характер. Это было непросто для нас обеих, но, в конце концов, нам стало лучше. Уна заставила себя поискать других друзей и поняла, что, когда что-то идет не так, как запланировано, это еще не конец света. Я сумела чуть-чуть отстраниться от социальной жизни моей обожаемой дочери (честно говоря, мне больно даже писать это предложение!). Все получилось очень по-французски.

Французский образ мыслей

Мне редко доводилось играть на сцене. Лишь в выпускном классе я играла в «Скрипаче на крыше». Впрочем, думаю, если бы я решилась выйти на сцену, то, как Шелли Уинтерс, прекрасно преуспела бы в игре по системе Станиславского. Почему я так думаю? Потому что мне отлично удалось перевоплотиться во француженку.

Чтобы войти в нужное состояние, я начала подыскивать французские синонимы для столь привычных мне «дорогая» или «солнышко». Может быть, это всего лишь игра воображения, но, клянусь, я добивалась гораздо большего успеха, когда говорила: «Это единственное, что я могу предложить тебе на ужин, mon petit chou, поэтому не выходи из-за стола, пока все не доешь».

Вот небольшая табличка, которая вам поможет. Проникнитесь французским духом!

Для слова «приятель» французского аналога не существует!

Советую запомнить также: mon ange, mon bebe, mon amour.

Родителям нелегко отделить свои эмоции от эмоций собственных детей – особенно если они никогда не пытались этого сделать. Современные родители считают детей собственным продолжением, а не самостоятельными людьми, которым необходимо научиться ориентироваться в мире, где есть и хорошее и плохое.

Мы уже знаем, что такое разочарование, боль и страх (не знаю ни одного своего ровесника, которого воспитывали бы в такой тепличной обстановке, в какой живут наши собственные дети). Поэтому мы хотим любой ценой оградить от этого своих близких. Но нашим детям необходим такой опыт, чтобы уметь справляться с жизненными трудностями. Они смогут его усвоить. Когда же мы подчиняем всю свою жизнь обожаемым крошкам, то забываем об этом.

Я обсуждала эту проблему с французскими родителями, и они всегда говорили, как для детей важно, чтобы родители оставляли их в покое, позволяли самим решать собственные проблемы и испытывать – и преодолевать – дискомфорт. Так же это важно для родителей и качества их жизни.

Еще труднее сыграть строгого критика, если ты уже стал для своих детей приятелем.

Прошлым летом мы обедали с группой французских родителей на окраине Парижа. Я заговорила о том, что американские родители стремятся стать друзьями для собственных детей. Помню, что использовала слово «приятель». Можно было подумать, что я громко пукнула или пренебрежительно отозвалась о творчестве Сержа Гейнсбура. Кто-то закатил глаза, кто-то нервно хихикнул. (Должна сразу сказать: я не страдаю метеоризмом и обожаю Гейнсбура.) Лишь потом я узнала, что французы терпеть не могут подобный подход.

«Да, мы постоянно об этом слышим, – со смехом сказала одна из присутствующих женщин. – Я попробовала это американское слово, и мой муж никак не может от него отвыкнуть. Я то и дело слышу: «Пошли, приятель, и не злись на меня, потому что пора идти. Ну пошли же, приятель!» Приятель! Приятель! Приятель! Или «Ну же, приятель! Ты не доел свой обед!» Мне хочется сказать: «Ты должен быть для него отцом, а приятелей он найдет среди ровесников». Бедный ребенок шагу не может ступить, чтобы не услышать от отца «приятель», «приятель», «приятель».

Мы знаем, что такое разочарование, боль и страх. Поэтому мы хотим любой ценой оградить от этого своих близких. Но нашим детям необходим такой опыт, чтобы уметь справляться с жизненными трудностями. Они смогут его усвоить.

Еще один досадный для меня момент. Я так и слышу собственный голос – как после строгого выговора я произношу: «Мы же приятели, верно?» Прислушайтесь – ведь в этих словах звучит отчаяние, а это совсем не то чувство, которое должно ассоциироваться с главным в доме.

Французы четко разграничивают миры взрослых и детей. Родители находятся на более высоком уровне. Я понимаю, почему нам так трудно заставить детей слушаться. Хуже того, мы сами постоянно идем на поводу у собственных детей. А почему должно быть по-другому, если мы все – приятели?

Постоянно называя ребенка приятелем, мы меняем собственное мировосприятие. Именно поэтому мы так терзаемся, когда бросаем приятелей в одиночестве, уходя на свидание. Ну разве можно оставить доброго друга в слезах и соплях у закрытой двери? Если же с самого начала изменить эту динамику, то неприятных и мучительных сцен у дверей можно если не избежать, то, по крайней мере, значительно сократить их количество.

Вы должны быть главным, а не приятелем. Я добилась таких перемен в собственном доме, что голова моя кружится от восторга.

В один прекрасный день я остановилась и посмотрела на свой дом – большую квартиру в Бруклине с тремя спальнями, просторной гостиной и столовой – новым взглядом. Во всех восьми комнатах царил беспорядок, устроенный детьми. В гостиной на полу была устроена огромная игрушечная кухня, в столовой стояла коробка с игрушками, а на кухне грудились карандаши, краски и альбомы. Стены напоминали авангардную художественную галерею – столько на них было детских каракуль. Ну прямо маленькие Мондрианы! Даже коридоры не устояли перед напором детей. И я еще не сказала обо всем остальном, ограничившись только игрушками!!!

И тут я вспомнила дома моих французских друзей и поняла, что нигде не видела ничего подобного. Да, конечно, дети играют очень важную роль в моей жизни, но, как я поняла, они не должны полностью захватывать мое ментальное пространство! А ведь то же самое относится и к пространству физическому!

Во Франции дети хранят свои вещи в своих комнатах. Весь остальной дом свободен от детских игрушек, красок и прочих мелочей. Конечно, из любого правила могут быть исключения, но только не гостиная. В гостиной игрушкам не место. Гостиная священна. Детям не запрещают, но их не поощряют к тому, чтобы они использовали гостиную как игровую комнату или кладовку. В гостиной на диванах сидят взрослые. Они собираются здесь со своими взрослыми друзьями за бутылкой вина. Здорово, правда?

Такой подход не дает детям накапливать огромное количество игрушек, как это принято в Америке. Кроме того, дети понимают, что в жизни родителей есть такие стороны, которые с ними не связаны, и эти стороны следует уважать.

Поскольку я твердо вознамерилась в воспитании детей идти французским путем, не так давно я предприняла решительные меры – и изгнала из гостиной все игрушки, самокаты, детские книжки, настолько игры, спортивные принадлежности, вдохновенные и посредственные произведения детского искусства и плюшевых зверей. Пока настроение не прошло, я переставила мебель – честно говоря, это давно пора было сделать, потому что гостиная была слишком захламлена. У меня возникло ощущение Рождества. До сих пор, стоит мне лишь об этом подумать, меня переполняет радость.

Конечно же, твердости мне явно не хватает, поэтому на журнальном столике то и дело появляются контрабандные игрушки и книжки, но, если мне захочется почувствовать себя взрослым человеком, а не продавцом из детского магазина, убрать их можно меньше чем за минуту.

Не так давно подруга заметила, что атмосфера в моей гостиной стала менее «стрессовой» – и лишь затем поняла, в чем дело. Я от души ее обняла. Победа осталась за мной.

Одна французская мать, пятеро сыновей которой уже выросли, призналась мне, что ей тоже было трудно проявлять твердость: «Я не была слишком строгой в этом отношении. Я позволяла им приносить игрушки в гостиную по воскресеньям. Но только при одном условии: они должны были все убрать до окончания выходных».

Какое мягкосердечие!

Прошлой весной я общалась с двадцатитрехлетней Ноэми из Бордо. Она рассказывала мне о том, как в годы ее детства мать строго контролировала кухню: «На кухне мне позволялось открывать лишь два ящика. Один из них даже не был ящиком – скорее небольшой хлебницей. А в другом лежали крекеры и тому подобное.

Мне не позволялось входить на кухню, открывать холодильник и что-то брать. Это была территория мамы. Если мне или брату что-то было нужно, мы должны были спрашивать у нее. Конечно, когда родители уезжали в отпуск, мы отрывались по полной! Это был настоящий праздник!»

Могу только порадоваться за мать, для детей которой возможность открыть дверцу холодильника настоящий праздник.

Маленьким детям не следует позволять лазить в холодильник. Малышам не знакомы принципы здорового питания, и полагаться на их здравый смысл в этом вопросе не приходится. Но как только мои дети стали твердо стоять на ногах, они тут же устремились к большому белому ящику и полезли в него. Почему-то мы не стали их останавливать – до недавнего времени.

Семь лет стали поворотной точкой в «холодильной свободе». (Во Франции семь лет называют l’age de raison – возрастом здравого смысла. С этого момента дети получают больше свободы в разных сферах своей жизни.) Я постоянно напоминаю детям, что им никогда, никогда – никогда! – не позволяется свободно лазить по холодильникам хозяев, когда они где-то гостят. Меня страшно злит, когда дети моих друзей чувствуют себя у меня настолько как дома, что лазают по моему холодильнику и берут то, что им понравится.

Мы можем многому научиться у типичных французских родителей. Они целиком и полностью сосредоточены на обществе, и это помогло мне понять, что моя собственная сосредоточенность на индивидуальности Уны и Дафны заставляла меня прощать им абсолютно недопустимое поведение. Конечно, я и теперь не собираюсь подавлять их личность – я лишь чуть-чуть притушила софиты.

Внимательно наблюдая за французами, я увидела их отношения с детьми в совершенно новом свете. Они обожают своих детей, и дети ощущают эту любовь. Но при этом французские родители сохраняют полный контроль над семейной жизнью. Самое замечательное – то, что они стремятся сохранить собственную личность и здравый смысл, и это вызывает у меня глубокое восхищение.

Начав жить по-французски, я даже спать стала лучше. Теперь я не вскакиваю среди ночи, чтобы проверить, есть ли у Дафны чистые колготки для детского сада и подписала ли я дневник Уны. Французская строгость в отношении детей странным образом помогает всем членам семьи немного расслабиться. И это еще больше усиливает мою любовь ко всему французскому!

Призы и ложь

Однажды я пыталась объяснить своей французской подруге нашу американскую страсть к призам, получаемым детьми. Она непонимающе смотрела на меня, а я никак не могла адекватно перевести свою мысль. «Но почему ребенок, который не добился успеха, должен получить приз? – удивлялась моя подруга. – Это снижает ценность приза победителя. Зачем стараться, если призы достанутся всем?»

Я понимаю желание родителей оградить детей от переживания поражения и вручить им утешительный приз, но точка зрения французской подруги тоже имеет смысл. Мои собственные дети обожают соревноваться, но меня слишком расстраивает вид проигравшего. Я смертельно этого боюсь.

В результате любые соревнования заканчиваются моими словами: «Уна, ты победила в категории участников со стрижкой, а ты, Дафна, выиграла в категории участников с розовыми бантиками». Интересно, есть ли во французском языке аналог слова «тряпка»?

Моя сестра как-то призналась мне в страшном проступке. Узнав, что старший сын должен получить приз за победу в шахматном турнире (он очень талантливый шахматист), она тут же побежала в ближайший благотворительный магазин и купила кубок для младшего.

Когда сестра рассказала мне об этом, я подумала, что она поступила очень умно, избавив младшего ребенка от зависти и переживаний. Теперь же я нахожусь под сильным влиянием французской этики, и поступок сестры кажется мне просто жалким. Будь я на ее месте, я никогда бы так не поступила.

Как-то раз я гуляла в парке с нашим восхитительным (и всегда удивительно хорошо пахнущим!) французским другом Полем и увидела воплощение этого принципа в действии. Поль побежал с Дафной наперегонки и обогнал ее. Совершенно естественно: Полю тридцать восемь лет, а Дафне пять.

Дафна не привыкла к поражениям. Она тут же надулась. Поль никак не мог понять, в чем дело. В конце концов он спросил: «Ты же не хотела, чтобы я тебе поддавался, правда?»

Не хотела? Я всегда давала ей себя обогнать. Я часто делала все, что угодно, лишь бы мои дети не ощущали ничего, кроме радости.

Эта прогулка заставила меня задуматься над очень важным вопросом: а так ли дурна ложь, если она произносится во благо? Я задавала этот вопрос американцам и французам, чтобы понять, чем они отличаются друг от друга. Уверена, что вы уже знаете результат. Но на всякий случай я все же расскажу о том, что узнала.

Как мы лжем нашим детям

Американские родители:

● магазин игрушек закрыт;

● вечером мы должны идти на работу. Мы обязаны, хотя, конечно же, предпочли бы остаться дома с тобой;

● в стране кончилось мороженое, но скоро они сделают новое;

● это Санта-Клаус;

● я сберегу твои конфетки, полученные на Хэллоуин;

● извини, но игры на моем телефоне не работают. Потом я все починю и ты сможешь поиграть;

● какой замечательный рисунок!

● мне так нравится, как ты оделся;

● как образно ты пользуешься словами!

● я не могу быть чудовищем, потому что по условиям моего контракта после трех часов дня никакие монстры не предусмотрены.

Французские родители:

● это Санта-Клаус;

● если ты будешь сидеть как червяк, твои кости размягчатся. (Подождите, или это правда?)

Глава 5

LE REPAS DE FAMILLE, или Семейная трапеза

Глава 6

LES PLAISIRS SIMPLES, или Умение радоваться малому

Если вас беспокоят различия в списках покупок между французскими и американскими парами в период ожидания ребенка, то с сожалением должна констатировать, что эти различия не исчезают после рождения малыша. Ребенок с рождения привыкает к подаркам, праздникам и ощущению собственной исключительности. И постепенно он начинает требовать слишком многого. Самое печальное в том, что наши дети играют лишь с двумя процентами имеющихся в доме игрушек, отдавая бесспорное предпочтение старым и самым любимым.

Во Франции такой проблемы нет. И нет ее благодаря четко определенным границам и правилам дисциплины, в которых французы так преуспели. Но то, что человек знает, как нужно что-то сделать, еще не означает, что он это делает. Я понимаю физические принципы, благодаря которым летит самолет, но это не означает, что я могу быть пилотом.

Имея двух детей, которые были твердо убеждены в том, что исполнение любого их материального желания – это их конституционное право, я нуждалась в советах, как элегантно (или не очень элегантно) им отказывать. Когда Уна и Дафна были маленькими, мне было несложно заставить их сердца таять от удовольствия при виде двадцатипятицентовых игрушек из автоматов и долларовых мелочей. Но с возрастом их запросы стали меняться – и обходиться мне гораздо дороже. И все же я продолжала уговаривать себя: «Ну что такое тринадцать долларов за плюшевую выдру, если эта игрушка делает мою дочку абсолютно счастливой?»

Постепенно любовь к выдрам была вытеснена страстной мечтой об игровой приставке. И вдруг бедная Уна стала слышать от нас: «Если что-нибудь хочешь, это нужно заслужить». Не так давно я с изумлением услышала из собственных уст фразу: «Деньги не растут на деревьях!» Я действительно это сказала. Вслух. Неудивительно, что Уне это не понравилось – концепция финансовой ответственности была ей незнакома. И не потому, что у нас уйма денег, которые можно швырять направо и налево. Нам просто не хотелось разочаровывать наших детей.

Например, когда девочки при мне упоминали о каких-то замечательных игрушках, которые есть у приятельниц, я тайком вносила их в свою корзину в Amazon, твердя, что позже список можно будет скорректировать. Но до корректировок дело почти никогда не доходило. За последние шесть лет наши переговоры происходили примерно так.

Я: Мак, мне нужно купить девочкам подарки. Посмотри мою корзину в Amazon и помоги мне выбрать.

Мак: Ты – молодец, девочка. Это им понравится. Просто купи сразу все. Ты знаешь мою теорию – если мы можем это позволить, то должны делать им лучшие подарки на Рождество и Хануку. А мне можешь ничего не дарить.

Я: Правильно. И мне тоже можешь ничего не покупать. Я заказываю (нажимаю на кнопку).

В результате дети получали слишком много подарков, а мы с Маком привыкли обходиться малым – не самый лучший способ поддерживать огонь любви (полагаю, вы понимаете, что я имею в виду). До недавнего времени дети не просили ничего особенного (разве что постоянно требовали пони, но я с легкостью объясняла, что Санта не раздает животных).

Поговорив с французскими родителями, я поняла, что наш подход, хотя и продиктованный любовью и желанием видеть детей счастливыми в рождественское утро, абсолютно безответствен.

Во время последней поездки во Францию я разговорилась с французской парой в скоростном поезде. Они ехали в загородный дом своих родителей, чтобы там встретиться со своими восьмилетними дочерями. Я рассказала им о том, как проходит рождественское утро в нашем доме. Они были шокированы. «Ну не знаю, – сказал французский папа. – Думаю, вы не должны делать так много подарков. Нет. Мне кажется, это не идет им на пользу. Вы растите людей, которые хотят все. А это нехорошо». Французы всегда высказываются с пугающей откровенностью, но часто попадают в точку.

А Ханука? Мой муж вырос в еврейской семье. Еврейские традиции всегда хранила бабушка (и делает это до сих пор – с подарками, восхитительными закусками и удивительным чувством юмора). В детстве родители Мака увлеклись суфизмом. Они постоянно ходили на встречи и совместные медитации в кругу адептов этой философии.

Отец Мака был протестантом, а родственники матери моего мужа хотя и были евреями, но оставались атеистами. Поэтому он отмечал оба праздника – и Рождество, и Хануку. И наши дети, естественно, воспитывались так же. Двойной праздник! Радость! Восемь дней Хануки в дополнение к рождественским каникулам – какие чудесные детские воспоминания! Мои воспоминания были не столь чудесными – в каждом углу нашего дома громоздились груды оберточной бумаги и упаковок.

Помню, как в сентябре Уна вернулась домой в полном восторге. Она узнала, что приближается Йом-Киппур. «Мамочка! Я же частично еврейка, правда? Значит, у меня будет праздник! А что ты мне подаришь?» Впрочем, мне удалось быстро отвлечь ее от этой темы, рассказав, что перед таким праздником нужно двадцать пять часов поститься!

Точно помню момент, когда чаша моего терпения переполнилась окончательно. Я беседовала с Жюльет, матерью из Нормандии. Я спросила: «Как часто ваши дети получают подарки?» Она на минуту задумалась, а потом ответила: «Три раза в год. Они получают подарок в день рождения, в день окончания школьного года (они так старались весь год, и я должна их вознаградить) и на Хануку». Жюльет – католичка, но ее муж-американец – еврей, поэтому она приняла иудаизм, и они определили те праздники, которые будут выходными. Выходными в Соединенных Штатах. Мы с мужем – люди не религиозные, но мы любим традиции. Надеясь не показаться своей собеседнице распущенной гедонисткой, я попросила Жюльет рассказать, какие подарки она дарит своим детям.

– В день рождения мы дарим им что-то одно, но очень хорошее. Мой сын мечтал о видеоприставке, и мы решили сделать ему такой подарок.

– А что еще?

– Все, – с удивлением ответила Жюльет.

Ага!

– Правда, родственники его отца прислали ему кучу подарков из Штатов.

Глубокий вздох.

А грандиозный подарок по поводу окончания учебного года у Жюльет напоминал то, что я дарила своим детям, если они нормально вели себя во время долгой поездки, – несколько плюшевых зверушек!

Но больше всего меня поразило то, что моя собеседница подарила сыну на прошлую Хануку.

– Он мечтал о большом и дорогом наборе конструктора Lego «Звездные войны». Мы купили ему этот набор. Я разделила детали на семь пакетов, и мы дарили ему по одному пакету каждый вечер. А в последний день мы подарили ему инструкцию, чтобы он смог собрать свой конструктор. Он был так счастлив!

Если бы я вздумала дарить моим детям подарок по частям, они связали бы меня и стали бы колоть острыми палочками, которые Уна выпросила у меня во время последнего похода в магазин игрушек. У Уны и Дафны слишком большие ожидания, чтобы можно было использовать подобный подход. Не уверена, что нам это удалось бы. Но Жюльет заставила меня задуматься о том, как проходит в нашем доме рождественское утро, – и о том кошмаре, который начинается, когда кто-то из моих детей обнаруживает, что не получил подарка, на который рассчитывал. Как это, нет игрушки?!

Об этом я старалась не думать. Но теперь настал момент неприятного, честного осмысления собственного поведения. Я поняла, что излишняя щедрость неприлична. Это не те ценности, которые мне хотелось бы привить моим детям. Есть и другие способы создать чудесные детские воспоминания, не заваливая дом игрушками и подарками 25 декабря.

Маленькая французская птичка (ну хорошо, хорошо, французский отец!) напела мне, что во Франции существуют «подарочные ограничения». В прошлом году мы с мужем заключили соглашение (хотя это было и нелегко!), что будем покупать девочкам по три подарка на Рождество (не включая традиционных – я очень старомодна: дарить сахарные палочки, зубные щетки и носки на Рождество обязательно!). Каждый вечер на Хануку мы будем зажигать свечи, и только на восьмой день Уна и Дафна получат по подарку. Решено и подписано!

Сокращение количества материальных подарков ничуть не уменьшило нашей радости. Может показаться странным, но Уна и Дафна гораздо больше радовались немногим подаркам, а истерик и скандалов не было вовсе. Если бы мы знали раньше…

Впрочем, не все французские семьи столь строги в отношении подарков, как семья Жюльет (кстати, они очень хорошо обеспечены). И все же большинство французов даже не начинают того материального блицкрига, который происходит в обычном американском доме в праздники.

В Рождество французы сосредоточиваются не на подарках, а на еде (неудивительно для страны, где на еду тратят больше времени, чем в любой другой стране мира!). Во многих домах подарков в Рождество не делают до самого вечера (и это тоже неудивительно, поскольку во Франции спят дольше, чем в любой другой стране).

Легко было думать о рождественском утре в июне. Менять расписание раз и навсегда необходимости не было. Я всего лишь начала слегка умерять дождь подарков. Когда меня охватывала слабость, я вспоминала Жюльет и конструктор «Звездные войны», разделенный на восемь частей.

Список рождественских подарков моего племянника в прошлом году составил девяносто два предмета. Если бы он захотел поиграть со всеми подарками во время Рождества, то смог бы уделить каждому не больше десяти минут. У меня даже голова закружилась от такой мысли. Да, кстати, я забыла сказать, что в мультикультурной французской семье родители договариваются о том, чтобы отмечать праздники лишь одной культуры.

Я призываю вас к самоконтролю. Мы слишком сосредоточены на том, чтобы гарантировать детям исполнение всех их желаний – даже если для этого придется добыть дыхание единорога на радужном острове! Мы теряем чувство меры. Но я хочу, чтобы дети запомнили счастье, радость и традиции, связанные с праздниками, а не комнаты, заваленные упаковочной бумагой. В этом году я найду лучшее применение деньгам и сделаю хороший подарок мужу.

Сокращение количества материальных подарков ничуть не уменьшило нашей радости. Может показаться странным, но Уна и Дафна гораздо больше радовались немногим подаркам, а истерик и скандалов не было вовсе. Если бы мы знали раньше…

Кстати, хочу рассказать вам о Пре Футтаре, помощнике французского Санты, Пер Ноэля. Он сопровождает Пер Ноэля в рождественскую ночь и сообщает, кто из детей не заслужил подарков из-за плохого поведения. Подобный персонаж может показаться чудовищем, но мне ужасно хотелось бы, чтобы и у нас он был!

Но если уж менять поведение Санты, то придется подумать и о пасхальных традициях. Для моих детей Пасха – это не праздник воскресения Христа, а праздник возрождения Рождества. В прошлом году огромные пасхальные корзинки не смогли вместить гору игрушек и сладостей, которую я пыталась в них впихнуть. Думая о Пасхе, я решила посоветоваться со своим французским другом.

– Детям дарят яйца и красивые шоколадки, – сказал Марк. – Корзинки тоже есть, но не такие гигантские, как я видел у вас, в Штатах. Да нигде в мире нет ничего такого грандиозного, как у вас. Разве что на Филиппинах в Рождество.

Полегче, Марк. Не уверена, что мне удастся справиться с летающими колокольчиками, которые приносят французским детям пасхальные подарки (столь же загадочная вещь, как и пасхальный кролик), но точно знаю, что кролик сумеет умерить аппетиты моих детей. Французы целиком и полностью сосредоточиваются на шоколаде. Значит, и я могу это сделать.

У нас есть еще День святого Валентина – еще одна традиция неумеренности. В этом отношении мне нужно быть строгой – и абсолютно французской.

Если вы уже готовы пожалеть бедных Уну и Дафну, не торопитесь. Они слишком долго купались в океане подарков. Я поняла, что мы добились успеха, когда в нашей семье произошло событие, получившее название «Ватерлоо коробки с завтраком».

Однажды, когда Дафна была в детском саду, с ее любимой коробки для завтраков с изображением кошечки свалился декоративный цветочек. Поскольку девочки каждый год получали новые коробки, я заверила Дафну, что она без труда найдет себе новую. Но я забыла, что одна коробка (очень красивая, в розовый горошек) уже была занята кормом нашего попугая Марвина. Когда я предложила Дафне на выбор две коробки, можно было подумать, что девочке придется носить завтраки в ночном горшке! «Но – но – но – это несправедливо! Я хочу еще три коробки! Они мне нужны!» Рискую показаться вам старой, но хочу сказать, что в детстве я носила свои завтраки в крафтовом пакете – не в стильном мешочке ручной работы с монограммой за двадцать два доллара, не в специальной современной «модульной системе» и не, прости господи, в металлической цветной коробке с термосом в тон! В простом крафтовом пакете!

Наконец-то мы задумались о сохранении окружающей среды и начали МНОГО говорить об излишествах. Французы же не заморачиваются коробками для завтрака, потому что их дети получают полноценный обед из пяти блюд в своей школе. Но у них есть рюкзаки. Я выяснила, что рюкзак может служить очень долго. Французские рюкзаки не украшены изображениями героев телевизионных передач и мультфильмов. Если бы Дафна была француженкой, она носила бы свой рюкзак года четыре.

Неожиданный урок ценности денег дала мне моя французская подруга Кристиана. Она живет на Манхэттене. Я была у нее, когда из Лиона приехали ее родители. Кристиана и ее мать начали очень серьезный разговор с восьмилетней Мари, которая безумно хотела заполучить новую куклу. Мари выглядела очень подавленной – я была уверена, что ее мечты только что рухнули раз и навсегда. Но после долгой, серьезной беседы она вытерла глаза и поцеловала мать и бабушку. Позже я спросила у Кристианы, что произошло. В чем была проблема?

«Честно говоря, эта кукла очень дорогая, – ответила Кристиана. – Мама хотела сделать ей подарок и была готова потратить деньги. Но как Мари поймет ценность денег, если мы потратим сто двадцать долларов на куклу? Это действительно слишком дорого. Объяснить такое ребенку нелегко, но необходимо. Она очень хотела свою куклу, но ей нужно было понять важность и ценность денег».

Еще один неожиданный урок! Когда моя четырехлетняя дочь попросила ту же куклу, я передала ее просьбу деду, и тот с радостью купил куклу в подарок на день рождения. (Примечание: это отец моего мужа. По-моему, у него всего одни брюки и он экономит на воде, не принимая душ. Он не мот, но устоять перед детскими просьбами ему не по силам.) Мне даже в голову не приходило, что подобный подарок делать не стоит, что на этом примере можно преподать урок детям. В конце концов Уна получила одну из этих замечательных и прекрасно сделанных кукол.

Уважению к деньгам французы учат своих детей наедине, поскольку в воспитанном обществе говорить о деньгах неприлично. Увидев, какое внимание Кристиана уделяет этому вопросу, мне стало стыдно. Впрочем, спустя несколько месяцев этот стыд испарился. Дафна взяла дорогую куклу в гости к подруге, измазала ее косметикой и подстригла волосы. Я почувствовала себя страшной расточительницей, бросающей деньги на ветер!

Пример Кристианы действительно поразил меня. Я перестала тянуться за копилкой каждый раз, когда дети просили денег, – а случалось это довольно часто: когда они играли в «магазин» или «библиотеку» (Уна – настоящий предприниматель, она постоянно заставляла своих кукол платить штрафы). Дафна не понимала, сколько это – монета в десять центов. Я даже не знаю, что она делала с полученными монетками, когда заканчивала играть. Теперь же мы стали говорить о той ответственности, какую накладывают деньги.

Сейчас важность подобных разговоров для меня очевидна, но в американских домах, где самое главное – «сделать детей счастливыми» любой ценой, об этом задумываются редко.

Поверьте, Кристиане было нелегко отказать Мари, но она сделала это, надеясь воспитать думающего, ответственного человека. Интересно, что желанную куклу Мари подарила мать одной из ее богатых одноклассниц – она подумала, что бедному ребенку она просто необходима, чтобы девочки могли играть вместе.

Впервые Уна попросила у меня денег, когда ей было три года. Не уверена в том, что она понимала значение этого слова, но знала, что это ей необходимо, чтобы получить то, что она хочет. Наверное, она услышала об этом в детском саду или в мультфильме. Конечно, это произошло до того, как мы начали перестраивать семейную жизнь на французский лад. Поэтому мы с Маком сочли ее просьбу очень милой и непосредственной (еще милее было то, что Уна говорила не очень хорошо). Каждую пятницу мы торжественно вручали ей пятнадцать центов из кухонной копилки, а она складывала их в свою банку Hello Kitty.

Когда Уна с Дафной стали старше, мы попытались научить их зарабатывать карманные деньги (в возрасте пяти лет Уна поняла, что пятнадцать центов – это слишком мало, и стала просить пять долларов в неделю. Ни за что. По крайней мере, отказывая ей, я понимала причину своих действий). К сожалению, ни одна из моих девочек не отличается особым трудолюбием. Они считали еженедельную сумму своим правом – правом ребенка. Простите, милые, но во Франции все не так!

Я узнала, что французские дети практически не получают карманных денег. Ценность денег настолько велика, что маленьким детям их просто не доверяют. И поскольку французские дети не столь одержимы материальными благами, как дети американские, деньги им и не нужны. Но, разумеется, обязанности у детей есть.

Я разговаривала с французскими родителями, которые дают детям деньги – за выполненные задания. Помимо постоянных и обязательных домашних обязанностей, дети могут сделать еще что-то, чтобы заработать деньги. Например, уборка посуды может принести пятьдесят центов.

Французские дети практически не получают карманных денег. Ценность денег настолько велика, что маленьким детям их просто не доверяют. И поскольку французские дети не столь одержимы материальными благами, как дети американские, деньги им и не нужны.

Внедряя французские методы воспитания, я оценила вытирание пыли в гостиной в двадцать пять центов, разборку белья для стирки – в пятнадцать, а вытирание столов на кухне, в гостиной и столовой (качественное!) – в двадцать. Все остались в выигрыше! Поначалу Уна проявляла даже чрезмерный энтузиазм. Она хотела купить новую игру, поняла, что мы делать этого не собираемся, и начала зарабатывать самостоятельно. Я уже начала беспокоиться за свой банковский счет, и тогда мы решили ограничить дополнительные оплачиваемые задания шестью в неделю. Надо сказать, что дом мой в те дни стал гораздо чище.

Поговорим еще об излишествах. Имея двух дочерей в расцвете лет – я имею в виду страсть к празднованию дней рождений, – я не раз устраивала нечто сногсшибательное (и присутствовала на аналогичных праздниках).

Я всегда страшно радовалась тому, что мои девочки родились в месяцы «хорошей погоды». Благодаря этому мы всегда могли отмечать их дни рождения в парках. Я искренне жалею тех родителей, которым приходится устраивать праздники в январе или феврале.

В Нью-Йорке обычный день рождения обходится долларов в пятьсот, а то и больше. А что еще остается делать родителям? Так поступают все. И не одна погода тому виной. Мой приятель из Лос-Анджелеса недавно сообщил, что ищет надувной батут: «Здесь девять из десяти – да что я говорю, все десять из десяти! – праздников проходят с надувными батутами. Если мы купим собственный, то сэкономим целое состояние на аренде».

Даже устраивая праздники для Уны и Дафны в парке, мне никогда не удавалось потратить меньше 250 долларов. Нужно заказать пиццу на тридцать человек, напитки, закуски для родителей, торт, пиньяту, шарики для всех и «подарки».

«Подарки» – это проклятие всех дней рождения. Нет ничего более ужасного, чем ребенок на празднике, который рыдает: «Где наши подарки? Что нам подарят?» С глубоким раскаянием признаюсь, что однажды эту роль исполняла моя собственная дочь (но только один раз!). Каждый раз возникают слезы разочарования, потому что кому-то не понравился цвет украшения из мешочка с подарком, а кто-то любит шоколад, а ему достался жевательный мармелад. Кроме того, в таких подарках всегда полно пластикового мусора, который я сразу же выбрасываю прочь. Словом, пустая трата сил и денег.

Во Франции нет ничего подобного. Однажды я присутствовала на дне рождения пятилетнего мальчика. Этот праздник стал для меня откровением. Он пригласил двоих друзей, им подали жареного цыпленка с запеченным картофелем и шоколадный торт. Естественно, все это приготовили его родители. На этом детском празднике все было просто, весело, приятно – намного приятнее, чем на любом дне рождения в Бруклине.

В Америке к детям на празднике приковано всеобщее внимание, им дают много сладкого, они перевозбуждаются – и начинаются истерики и скандалы. До сих пор не могу отстирать кровь с блузки, в которой Уна была на последнем дне рождения. Ситуация там настолько вышла из-под контроля, что троим детям разбили носы (и не спрашивайте, во что они играли!). Уровню шума в комнате позавидовали бы рокеры-металлисты.

А что французы думают о подарках для гостей? Моя подруга, которая преподает в парижской начальной школе и имеет двух дочерей, сказала: «На французских праздниках это не принято. Ребенка не следует вознаграждать за то, что он пришел на праздник. Он пришел в гости, повеселился, отведал торта. Этого вполне достаточно». Абсолютно разумный подход!

Многие французы устраивают более торжественный праздник, когда их детям исполняется год – важная веха! Но все остальные дни рождения – это обычные семейные праздники. Лишь когда дети становятся старше, им позволяют пригласить в гости пару друзей, чтобы отметить праздник.

Переходя к французскому образу жизни, мы решили, что у Уны и Дафны целый год не будет никаких праздников. Поскольку до дней рождения девочек оставалось несколько месяцев, наше решение было чисто теоретическим. Но девочки удивительно спокойно приняли наше решение. Впрочем, поскольку я уже отчасти стала француженкой, им нечего было сказать.

Каждый год для них будет устраиваться день рождения. И это очень даже неплохо. Пройдет год, и каждая станет «королевой дня». Она сможет выбирать, что будет на завтрак (мы и без того обсуждаем этот вопрос, но, думаю, девочки про это забыли). Потом мы с ней отправимся в магазин игрушек, и она выберет себе подарок по душе (в разумных пределах). А потом именинница выберет блюдо для ужина.

Если бы я сумела внушить своим дочерям любовь к запеченному цыпленку, то готовила бы его каждый день, но мои дочери еще не стали настолько француженками. Пока что нам приходится полагаться на соседний кафетерий или пиццерию.

Я объяснила девочкам, чтобы в будущем они не рассчитывали на груду подарков, которые после вечеринки оказываются в мусорном ведре. Похоже, это их не напугало. Может быть, они даже испытали своего рода облегчение? Лично мне стало намного легче!

Я поняла, что это нужно сделать, когда стала фанатично выбрасывать игрушки из собственного дома. Полагаю, французам это дано известно. Каждый раз, когда мои дети уходили из дома и я оставалась в блаженном одиночестве, я тут же бросалась в их комнату с мешком для мусора и начинала собирать игрушки.

Люди, у которых нет детей, меня не поймут, но удовольствия я получала куда больше, чем от любого фильма или посещения бара. Сначала я раскаивалась: «Эта светящаяся в темноте черепаха такая милая… А вдруг они захотят поиграть с ней когда-нибудь еще?» Я наполняла мешок и запирала его в шкафу на несколько месяцев, чтобы понять, действительно ли все это можно выбросить.

Так я поступала три раза, и девочки ни разу не заметили, как что-то пропало. Они замечали, что их комната стала «чище» и «больше», но не понимали, в чем дело. Судя по всему, эти игрушки не представляли для них особой ценности. Поэтому я исключила «период шкафа» и теперь безжалостно отправляю все собранное в благотворительный магазин – как можно быстрее.

С радостью я заметила, что девочки стали больше играть с оставшимися игрушками. «Выжившие после зачистки» стали более желанными, когда выбрались на белый свет из груды пластикового мусора. Когда детская была завалена игрушками, девочки вечно жаловались: «Нам не с чем играть!» Но теперь, когда игрушек осталось гораздо меньше, жаловаться они перестали.

Моя подруга клянется, что точно так же нужно поступать с гардеробом. Она вечно отдает мне свою одежду, которая стала ненужной после генеральной уборки в шкафу. Пожалуй, нужно будет отказываться – я все равно почти никогда не надеваю эти наряды. Но, может быть, когда-нибудь мне захочется…

Французы отлично преуспели в этом маленьком трюке. В последнее время я посмотрела немало французских фильмов, и меня всегда поражало изображение детских комнат. Не могу припомнить ни одного французского фильма, где детская комната была бы завалена игрушками и мусором (единственное исключение – фильм «Ноэми: Секрет», но он оказался канадским!). А вспомните американские фильмы, даже классические – от «Инопланетянина» до «Истории игрушек».

Искусство копирует жизнь? Я уверена, что заваленные детские комнаты существуют и во французском кино тоже, но это не норма, а исключение. Не норма это и для истинно французских домов, в чем я убедилась, превратившись на время в шпиона.

«Незаметный» – вот какое слово приходит мне на ум, когда я думаю о наличии игрушек в тех французских домах, где мне довелось побывать. И это несмотря на то, что детей в этих домах было гораздо больше, чем в средних американских домах моих знакомых. Поскольку французское правительство поощряет рождаемость, третий (и даже четвертый!) ребенок в семье – не редкость. Однако французские дома, и даже детские комнаты, не превращаются в огромные игровые площадки, как это принято в Штатах.

Мое сердце растаяло, когда я попала в комнату шестилетней французской девочки. Ее английский был куда хуже моего французского, поэтому впечатление на меня произвели не ее слова, а то, как она управлялась со своими немногочисленными вещами. У нее было всего две куклы (не девять, как я обнаружила во время последнего набега на комнату моих дочерей), и куклы эти не были безумно дорогими. Этот визит стал для меня источником вдохновения – и отчасти зависти. Если французские дети могут спокойно и самостоятельно играть с меньшим количеством игрушек, значит, и наши тоже смогут. Сокращение родительского внимания и потока подарков способно сотворить чудеса с воображением ребенка.

Убедившись, что подобный подход работает с игрушками, я решила использовать его и в собственном шкафу. Дни беззаботного накопления ушли в прошлое. Долой покупки по системе «два по цене одного»! Настало время серьезной прополки и суровых решений. Мои французские подруги научили меня сосредоточиваться на нескольких качественных вещах, которые хорошо выглядят и долго будут в моде. Возможно, поэтому французский стиль считается классическим.

Настало время поговорить о чертовых призах и трофеях. Как и большинство соседских детей, мои дочери начали требовать призы за все – от согласия на стрижку до поездки со мной на автозаправку. Моя вина!

Признаю, что есть ситуации, в которых я не могу, да, честно говоря, и не хочу лишать моих детей чего-нибудь особенного. Например, Дафна страшно боится врачей. Мы много раз говорили о здоровье, о важности регулярных осмотров, и она смирилась с тем, что к врачу ходить придется – но ей это по-прежнему не нравится. Совсем не нравится. Мы с ней заключили сделку: за каждый укол я покупаю ей что-то приятное.

Каждый поход к врачу превращается в трагическое театральное представление. Пару раз из-за особо ярких выступлений Дафны нам даже приходилось отменять визит и переносить его на другое время. Но после того, как визит состоится, я испытываю такое глубокое облегчение и такое сочувствие к несчастной, охрипшей от криков Дафне, что мы отправляемся в ближайший магазин игрушек, где я чувствую новое облегчение: тридцать пять долларов за игрушку не кажутся мне колоссальной суммой после всего перенесенного.

Если французские дети могут спокойно и самостоятельно играть с меньшим количеством игрушек, значит, и наши тоже смогут. Сокращение родительского внимания и потока подарков способно сотворить чудеса с воображением ребенка.

Я знаю пятилетнего французского мальчика, Кристиана, который испытывает такой же иррациональный страх перед врачами. Я спросила у его отца, как он справляется с этой ситуацией. «Мы похожи на вас, – ответил он. – После посещения врача мы всегда чем-то балуем Кристиана. Когда в последний раз ему делали прививку от гриппа, мы с ним отправились в магазин канцтоваров, и я купил ему два рулона ленты для записок».

Ленты! Надо же! Уверена, что Дафна получила бы больше удовольствия от нескольких покупок в магазине для офиса (она обожает бумагу для заметок Post-It), чем от сто пятидесятого плюшевого зверька, которого она непременно забросит – и довольно быстро. А ведь даже огромная упаковка разноцветной бумаги для заметок обошлась бы мне меньше чем в десять долларов. Voila – еще одна проблема решена.

Теперь, когда я перестала прибегать к подкупу и обменивать хорошее поведение на подарки, мои дети стали гораздо счастливее.

Должна сказать, что теперь, когда я перестала прибегать к подкупу и обменивать хорошее поведение на подарки, мои дети стали гораздо счастливее. Поскольку канал чаще всего перекрыт (то есть мы продолжаем жить по-французски), они перестали ожидать излияний. Иногда мне хочется сделать им подарки, и я покупаю что-то неожиданное. И эти подарки делают их абсолютно счастливыми – гораздо счастливее, чем они были в то время, когда подарки сыпались на них, как из рога изобилия.

Наше новое любимое развлечение – это ужины в ресторанах. Девочкам страшно понравилось сидеть за столиком в красивом зале, ждать, когда им принесут еду, есть с помощью красивых приборов и болтать с нами с Маком, пока все не закончат есть и не соберутся уходить. Мое сердце ёкнуло, когда я узнала, что рядом открывается ресторан, где на столиках установлены видеоэкраны. Дирекция позаботилась о родителях, которые могут насладиться ужином, пока их дети смотрят мультфильмы. Но, на мой взгляд, это очень печально.

Я видела множество французских детей (причем некоторым было не больше двух лет), которые спокойно наслаждались долгим, вкусным ужином, не нуждаясь в отвлекающих факторах типа видеоэкранов. Этим детям и голову не приходило скандалить, залезать под стол или швыряться приборами и едой. Я сама не отличаюсь изысканным воспитанием, и у моих детей на тарелках и приборах изображены герои мультфильмов Диснея, но меня очень печалит то, что для включения детей в семейную трапезу – и особенно в ресторане! – нам необходимы некие отвлекающие факторы.

Французские дети абсолютно не зависят от телевизора. Трудно получить точные данные о количестве времени, проводимого французскими и американскими детьми перед телевизором, поскольку исследований проводится огромное множество, и цифры каждый день меняются (боюсь, не к лучшему). Но практически все сходятся во мнении о том, что телевидение пагубно влияет на юный, еще только формирующийся мозг.

Французские дети гораздо меньше времени сидят с разинутым ртом перед голубым экраном. Возможно, отчасти это объясняется тем, что французское телевидение не отличается особым разнообразием и увлекательностью, поэтому соблазн для детей старшего возраста несопоставим с ситуацией в Штатах. Во Франции мало кто может похвастаться тем, что на его домашнем телевизоре существует шестьсот каналов. В 2008 году руководство французского телевидения запретило создавать программы, рассчитанные на детей младше трех лет, – а в Соединенных Штатах этот рынок активно развивается.

Каковы бы ни были причины различного отношения к телевидению, я убеждена, что французские дети гораздо самостоятельнее, потому что у них больше времени на то, чтобы развлекать себя самим. Во Франции маленькие дети не рассчитывают на то, что, вернувшись домой из школы или детского сада, им удастся пообниматься и поиграть с родителями. У детей более старшего возраста для этого слишком много домашних заданий.

Я всегда считала, что телевизор оказывает успокаивающее действие, но хочу рассказать вам о том, как во время вечеринки, в которой принимали участие люди разного происхождения и разных возрастов, перегорела лампочка. Наша подруга пригласила на обед три семьи. Дети были представлены Уной, Дафной и двумя маленькими французами. Я принесла с собой портативный DVD-плеер, полагая, что можно будет поставить диск, отвлечь детей мультиками и спокойно отдохнуть в кругу взрослых.

Поиграв с французскими детьми чуть больше часа, Дафна полезла за каким-то сказочным реквизитом в мою сумку (я всегда беру с собой хотя бы одну волшебную палочку и сказочную корону). И тут она поняла, что я взяла с собой плеер. Дафна тут же начала умолять меня показать фильм. Другие дети тоже к ней присоединились. Родители были довольны тем, что дети спокойно играют. Мы согласились показать один эпизод, и вскоре все дети погрузились в приключения Анжелины-балерины.

«Это все телевизор. Они вечно начинают драться, когда смотрят телевизор. Они не сразу включают мозг после просмотра».

Через полчаса приключения девочки в пачке закончились, и дети вернулись к своим играм. К сожалению, им оказалось трудно снова войти в прежний ритм, и они начали ссориться. Обычно я приписывала такие перепады настроения усталости или голоду. Но все дети хорошо ели. Было всего два часа дня. А потом французская мать открыла мне глаза: «Это все телевизор. Они вечно начинают драться, когда смотрят телевизор. Они не сразу включают мозг после просмотра».

Я всегда говорила своим детям, что телевизор разъедает мозг, и пользовалась другими «полезными» фразами, которым учат нас книги по воспитанию. Но у меня никогда не было случая проверить собственные слова на практике. Или я просто не могла сложить два и два. После того случая мы сократили время просмотра телевизора, и – о чудо! – количество ссор между девочками тоже заметно сократилось.

Чтобы понять, как это сделать, я снова обратилась к французам. Я знала, что во Франции существует масса способов, и полученные мной ответы это лишний раз доказали. Несколько человек сказали, что позволяют своим детям смотреть только те программы, которые «имеют начало и конец. Это должны быть истории с конкретным сюжетом, а не бессмысленные мультфильмы и ситкомы».

Этот совет показался мне разумным, но слишком уж суровым. Мне самой нравятся бессмысленные мультфильмы. Вдохновившись французским примером, я решила позволять детям сидеть у экранов (в том числе у компьютера и iPad) только по выходным.

Хотя решение было принято спонтанно, оно заметно облегчило нашу жизнь. Уна и Дафна в конце концов перестали просить меня включить телевизор по утрам и после возвращения из школы. До того как это правило было сформулировано и внедрено в жизнь, я тратила массу времени на то, чтобы договориться с девочками, сколько времени они будут смотреть телевизор. Когда я пыталась им отказать, дети злились или начинали хныкать и упрашивать. Мне легче было уступить, чтобы спокойно одеть и накормить их перед телевизором.

Теперь же по утрам все довольны и спокойны. Мы вместе завтракаем, а потом у меня остается гораздо больше времени на то, чтобы одеть девочек и поиграть с ними (а то и на домашние дела время остается).

Кроме того, меня очень радует, что мои дочери начали понимать: ужин в кругу семьи гораздо важнее вечерних программ телевидения. Очень французский подход. Я страшно веселилась во вторник вечером, когда мой муж за ужином нечаянно заявил: «Когда мы уберем со стола, я покажу вам очень смешное видео в YouTube». Поскольку правило уже было установлено, я сочла своим долгом указать на то, что детям нельзя смотреть видео по рабочим дням. Все так опечалились, что их эмоции были ощутимы почти физически. Поэтому я уступила. «Ну хорошо, – сказала я, – вы можете посмотреть этот клип с папой, но только сегодня. Это исключение, так что не привыкайте к этому!»

Клип с котенком на трамплине длился всего три минуты, но как только он закончился, Уна и Дафна еще минут пятнадцать плясали, обнимались и хохотали. Они были так счастливы, что я чуть было не позволила им посмотреть что-то еще. Все равно что. Перестав смеяться, я подумала, не слишком ли жестоко поступила, запретив им смотреть то, что делает их такими счастливыми. Но потом я поняла: телевизор никогда не сделал бы их счастливыми. Мое правило сделало это особым и увлекательным. Девочки перестали воспринимать экран как должное. И экран приобрел для них новый смысл.

Я понимаю, что многие семьи не могут полностью исключить телевизор в течение недели (и в США, и во Франции), но я считаю, что нам нужно брать пример с французских родителей. Мы должны создать несколько (почти) непререкаемых правил для того, чтобы ослабить власть телевидения в наших домах. Если вы живете с кабельным телевидением, попробуйте оставить только каналы на французском языке – уверена, что такой шаг снизит привлекательность телевизора для ваших детей.

А что делать в отпуске? Я привыкла считать лето и отпуск чем-то вроде «выходных». Я так сосредоточилась на том, что телевизор мешает детям концентрироваться на школе и уроках, что теперь не знала, что делать, скажем, в конце августа, когда ни школы, ни лагеря не предвиделось. И снова у меня возникло очень знакомое чувство, что моя «франконизация» затормозилась.

Когда я беседовала с французскими родителями, многие просили их извинить за то, что в августе они будут недоступны – у них не будет ни телефона, ни Интернета. В конце лета Париж остается на разграбление туристов, а коренные жители устремляются в свои старинные, невероятно романтичные загородные дома (конечно, это обобщение, но все же большинство жителей стремится куда-то уехать). До меня не сразу дошло, что в местах, где нет телефона и Интернета, нет и мини-гольфа, мультиплекса, залов с видеоиграми и других «развлечений», которые мы считаем абсолютно необходимыми для наших детей во время отпуска.

Что же французы делают в таких местах со своими детьми? Да ничего особенного, как выяснилось. А что же дети? А детям это нравится. Мать близнецов, Маргерит, сказала мне: «Детям нравится расслабленная атмосфера. Им полезно поиграть на свежем воздухе. Они любят играть в саду рядом со мной». Это прозвучало очень убедительно.

Я подумала, что это действительно полезно для детей. И все же я не смогла – и не могу до сих пор – представить своих детей в отпуске без их любимых мультфильмов, компьютерных игр и других развлечений, придуманных специально для их возрастной категории. Но что же за французская мать из меня выйдет, если я хотя бы не попытаюсь? И тогда я создала собственный псевдофранцузский загородный дом.

Проводить эксперименты над детьми жестоко. Но мой увенчался успехом, что меня очень воодушевило.

По целому ряду причин я не могла вывезти всю свою семью в настоящую французскую глубинку, поэтому я попыталась воспроизвести нечто подобное поближе к дому. К счастью, это оказалось не так трудно, как мне казалось. Мы нашли наш маленький французский домик совсем недалеко – в небольшой, уединенной деревушке на Файр-Айленд, у южного берега Лонг-Айленда. Два часа на электричке до парома, полчаса на пароме – и вот мы уже очень далеко от Бруклина. Остров имеет всего 330 ярдов в ширину в самом широком месте и 190 ярдов в самом узком. На острове есть лишь небольшой рынок и один ресторан. Маловато развлечений для детей из общества потребления.

Собираясь арендовать жилье на Файр-Айленде, я даже не понимала, насколько хорошо он подходит для моей цели. На остров не допускаются автомобили, и мне не приходилось беспокоиться о том, что дети окажутся под колесами. Следовательно, мне не нужно было отвлекать их игрушками и прочими развлечениями, чтобы они не оказались на улице. Главным развлечением было купание.

Я позволила Уне и Дафне взять с собой все, что они захотят, при единственном условии: все должно поместиться в их рюкзачки, которые они понесут сами (Люси однажды упрекнула меня за то, что я вечно таскала вещи детей: «Ты же мама, а не мул!»)

Конечно, iPad с играми и мультфильмами совершенно спокойно уместился бы в нашем (единственном!) чемодане, но тут я была непреклонна. Вся электроника осталась дома. Честно говоря, я немного нервничала, как все пройдет. Мне хотелось перечитать «Хайди» и «Маленький домик в прерии», чтобы почерпнуть там новые идеи. Но потом я остановилась и трезво взглянула на свои тревоги. Я боялась, что моим детям нечем будет заняться в великолепном доме на пляже, на красивом побережье, у моря, где водятся моллюски, рыбы и крабы, за которыми так интересно наблюдать. И тут я поняла, что в глубине души осталась несчастной горожанкой.

У выбранного мной Файр-Айленда был только один печальный недостаток. По стоимости продуктов он не уступал Нью-Йорку. Чтобы устроить себе нечто вроде французского отпуска, мы сняли большой, живописный старинный дом с шестью спальнями, где нас навещали добрые друзья, в том числе и бывший модельер из Бордо, Поль, который вот уже четыре года жил в Соединенных Штатах. Словом, для своего летнего эксперимента мне удалось создать практически идеальные условия.

Несмотря на нашу чисто городскую жизнь, мы с мужем всегда любили пляж и море, поэтому для наших девочек такой отдых не был внове. Но раньше мы останавливались преимущественно в пляжных отелях с бассейнами. Обычно они располагались в городах, которые мерцали всю ночь, – и отнюдь не из-за звезд на небе. Мы выбирали места, где были рестораны, развлечения, игры и неоновые вывески. В таких местах у наших девочек пляж занимал место где-то рядом с необходимостью чистить зубы. Куда больше их привлекали аттракционы, колеса обозрения и розовая сахарная вата размером с приличного кролика. Обычно дети играли на пляже где-то около часа, а потом начинали клянчить, чтобы мы отвели их в бассейн или кафе-мороженое. Уна постоянно жаловалась, что на пляже «слишком много песка».

И вот я отправилась на Файр-Айленд, захватив с собой единственный чемодан – не без трепета душевного. Я уже предчувствовала, что десять дней в полной изоляции, с минимумом игрушек, без электронных развлечений и в окружении огромного количества песка, закончатся катастрофой.

Но ничего страшного не случилось. Наоборот, у нас получился самый приятный семейный отпуск в жизни. Я не говорю о бытовых неудобствах – по степени «безрукости» превзойти меня может только мой муж. Но зрелище того, как мои дети, не имея выбора, быстро приспособились к жизни на природе, доставило мне истинное удовольствие. Они мгновенно овладели фантастически восхитительным искусством самостоятельных игр.

Моей книге можно было бы дать другое название – «Почему французские дети умеют играть сами – и что это означает для их родителей». Вы не представляете, как это замечательно, когда капризуля и баловник превращается в нормального ребенка. На Файр-Айленде я впервые осознала, что неосознанно не водила своих девочек в лес. Во время отпусков мы с мужем изо всех сил старались развлечь детей, но в результате собственных усилий лишали их (и самих себя) новых уровней удовольствия.

Действительно, так весело кататься на аттракционах – взлетаешь вверх и падаешь вниз… Постоянная стимуляция и яркость атмосферы карнавала превращала моих дочерей в маленьких чудовищ. Мы отделяли их удовольствия от собственных. Порой мы оставляли их на аниматоров, а сами «сбегали» на развлечения взрослые. Но при этом мы не могли избавиться от чувства тревоги из-за того, что оставили детей с незнакомыми людьми, да еще и пошли на лишние траты. Увидев, что французские дети спокойно существуют во взрослом мире, не заставляя родителей постоянно себя развлекать, я поставила перед собственными детьми новую цель.

Я уже предчувствовала, что десять дней в полной изоляции, с минимумом игрушек, без электронных развлечений и в окружении огромного количества песка, закончатся катастрофой. Но ничего страшного не случилось.

Зная, что мы не взяли с собой никаких фильмов и видеоигр, девочки не пытались клянчить. Даже если бы им удалось меня разжалобить, купить и даже взять напрокат «Маппет-шоу» было негде. Отлично! Постепенно они привыкли играть друг с другом и со взрослыми. Думаю, на пользу нам всем пошло то, что по большей части друзья, которые приезжали в наш дом, были бездетными. Они не привыкли уступать детским просьбам, поэтому с ними диктаторский тон не проходил.

Мы с Маком твердо вознамерились внедрить в нашей семье французский стиль воспитания, а взрослые гости не собирались поступаться собственными интересами. В результате Уна и Дафна остались в меньшинстве и им пришлось приспосабливаться к сложившейся обстановке.

Мой страх перед тем, что дети превратятся в маленьких чудовищ, испарился почти немедленно – стоило лишь девочкам оказаться на пляже и увидеть замечательных песчаных крабов. Мы часами строили замки из песка, играли на волнах, гуляли по живописным дорожкам, читали, играли в настольные игры и пекли торты. Да-да, именно пекли!

Во французское воспитание моих детей включился Поль. Когда они заявляли, что им нечего делать, он каждый раз возмущался: «Что? Вам нечего делать? Если вам скучно, то нам нужно поработать. Вы знаете, что десерт сам по себе не делается? Прекратите жаловаться и надевайте фартуки!» Теперь мои дети отлично умеют делать (ну или помогать делать) шоколадный мусс, персиковый пирог и, конечно же, крем-брюле. Уна и Дафна хотели научить Поля радостям американских кондитеров, но он тут же отверг их любимые сладости, заявив: «Ну что ж, в сравнении с воздушным рисом это еще куда ни шло!»

Со всеми своими успехами я вспомнила недавний разговор с моей бруклинской подругой Бесс. Она страшно беспокоилась из-за отпуска, который семья собиралась провести в доме родителей ее мужа (отношения Бесс со свекровью в точности совпадают с широко распространенной моделью).

Бесс жаловалась: «Когда мы приезжаем, вечно возникает неловкость. В этом доме нет детей, которые носятся по всему дому и с которыми можно играть. Нет, дети-то там есть, но у каждого есть свой компьютер или видеоприставка, и в доме царит тишина и покой. Я вечно сижу на кухне со взрослыми, пытаясь пообщаться». Положению Бесс не позавидуешь, но больше всего мне жаль детей, которые больше времени проводят со своими компьютерами, чем друг с другом.

Конечно, семь лет воспитания двух девочек оставили у меня массу замечательных воспоминаний, и многие из них связаны с семейными поездками. Но десять дней на Файр-Айленде – это было нечто необыкновенное. Мы с мужем впервые после рождения детей почувствовали, что отпуск – это не только для детей, но и для нас. Уна и Дафна наконец-то научились адаптироваться во взрослом мире, а не наоборот.

Такой подход – неотъемлемая часть французского воспитания. Как только девочки поняли, что никто из взрослых не считает, что они постоянно должны находиться в центре внимания, они с этим смирились и очень быстро приспособились. Думаю, им это даже понравилось. Они открыли в своих родителях новую сторону – им стало ясно, что жизнь взрослых не ограничивается одной лишь заботой о детях.

Я видела, как они смотрят на нас с выражением, близким к изумлению. И это было необычайно трогательно. Мне хотелось, чтобы у них сохранились и такие воспоминания обо мне – а не только как о матери. Когда им будет тридцать, они захотят узнать, какой я была в их возрасте. Особенно если они будут похожи на меня. Я постоянно пытаюсь вспомнить, каким человеком, а не только какой матерью, была моя собственная мама.

Я поняла, что добилась успеха, когда во второй день на Файр-Айленде девочки спросили, можно ли им остаться и поужинать со взрослыми. Поскольку взрослые собирались ужинать в девять вечера, я задумалась. Но потом согласилась при условии, что они будут хорошо себя вести. Я ясно дала понять, что мы с папой хотим пообщаться с друзьями, что дети будут лишь гостями и рассчитывать на всеобщее внимание им не придется.

Дафне только что исполнилось четыре года, и, как я думала, ей это будет нелегко. Но ужин прошел прекрасно. Дети вели себя спокойно и вежливо. Они инстинктивно почувствовали, что жалобы на усталость или на невкусную еду пагубно скажутся на будущих просьбах побыть со взрослыми. Девочки сидели за столом больше часа. Когда же мы начали танцевать, они уселись в шезлонги на закрытой веранде, но по-прежнему не хотели уходить – им нравилось быть в обществе взрослых, которым явно было хорошо друг с другом. Не знаю, когда они заснули. Но, когда мы с Маком, пьяные от радости жизни и красного вина, несли наших спящих красавиц в их постельки, нас переполняло чувство удовлетворения и незабываемой гордости.

Как только девочки поняли, что никто из взрослых не считает, что они постоянно должны находиться в центре внимания, они с этим смирились и очень быстро приспособились. Они открыли в своих родителях новую сторону – им стало ясно, что жизнь взрослых не ограничивается одной лишь заботой о детях.

Во время этой поездки мы забыли об излишествах и целиком и полностью положились на врожденную сообразительность наших детей. И эту игру мы выиграли. Наш псевдофранцузский отпуск стал лучшим в нашей семейной жизни.

Когда я рассказывала об этом своему французскому другу Ивену, отцу двоих детей, он заметил: «Теперь вы готовы к настоящему испытанию. Но это должно быть на юге Франции. Вам нужно проснуться, что-то приготовить, выпить, может быть, прогуляться, потом еще выпить – и еще приготовить что-нибудь вкусное, может быть, почитать, и еще немного выпить. И все это время дети будут просто бегать и играть в саду. Уверен, вам это понравится!» Я тоже уверена! И я поняла, что хотя французы умеют получать удовольствие от малого, но вино к этой категории явно не относится!

5 вещей, от которых нужно отказаться прямо сейчас

1. Подарки для гостей на днях рождения.

2. На 50 % нужно сократить следующее:

● подарки за хорошее поведение;

● перекусы между основными трапезами;

● просмотр телевизора детьми;

● развлечения во время отпуска.

3. Игрушки в гостиной.

4. Карманные деньги для маленьких детей.

5. ПУПОВИНА!!!

Тревожные признаки

Во время нашего французского отпуска Уна и Дафна говорили и делали такое, что заставляло меня надолго замирать – и вспоминать, что мы живем не во Франции.

Вот несколько сигналов, которые должны заставить вас поумерить свою новообретенную «франкофилию»:

вашей четырехлетней дочери приснился кошмар: она заблудилась в Париже и ее преследует чудовище, которое «похоже на тебя, мамочка, только в костюме»;

ваш ребенок начинает выговаривать другим детям на игровой площадке и обвиняет их в том, что они ведут себя «совершенно не по-французски»;

вам становится слишком тяжело приглашать в гости друзей ваших детей, потому что выдержать их поведение вы просто не в состоянии;

в вашем доме слишком часто происходят такие разговоры:

Дафна: Мама, я правильно сделала, что не стала жаловаться на то, что ты слишком рано забрала меня от Селии?

Мама: Ты правильно поступила. Не жаловаться – это совершенно нормально. Если бы ты начала жаловаться, это означало бы, что ты не умеешь вести себя по-взрослому.

Дафна: Не умею?

Мама: Ну да, не умеешь.

Дафна: Но я не жаловалась. Значит, я умею! Жаловаться – это не по-французски, а я вела себя, как во Франции!

Мама: Солнышко, я тебе поздравляю! Ты вела себя, как взрослая. Теперь это для тебя нормально. Ты всегда должна вести себя точно так же и не ждать похвалы.

Дафна (со слезами): Но я же умею вести себя по-взрослому! Ты должна гордиться мной!!!

Глава 7

LES PETITS TRESORS, или Обучение искусству жизни

Глава 8

LA CONCLUSION, или Заключение

Когда я была чуть старше Уны, меня отправили продавать шоколадные батончики на улицах нашего квартала в пользу моей католической школы. (Батончики назывались «Лучший в мире шоколад», но были отнюдь не лучшими в мире.) Я продавала шоколадки, чтобы получить приз. Я твердо вознамерилась заполучить хотя бы плюшевого кокер-спаниеля за третье место.

К двери соседнего дома подошла женщина средних лет. Я тут же рванула к ней. Она мило со мной побеседовала, но в конце концов призналась, что не сможет купить у меня шоколадку: дети ее близких друзей учатся в той же школе, и они наверняка придут к ней с теми же шоколадками, поэтому ей не хочется их огорчать и признаваться, что она уже купила шоколадку у другого ребенка.

Помню, что в тот момент подумала: «Ха! Я знаю этих лодырей! Они наверняка сейчас играют и поедают кукурузные хлопья! А я должна продать свою шоколадку! Я хочу получить эту собачку!» Думаю, мне удалось не выдать своих чувств. Я даже улыбнулась. Я знаю это, потому что на следующий день, когда я была в школе, наша соседка пришла к моей матери, чтобы сказать, какую вежливую и милую девочку она воспитала. И она оставила мне доллар. Недостаточно для плюшевого спаниеля, которого я так и не получила, но все же что-то. Когда мама рассказала об этом отцу, они оба преисполнились чувства глубокого удовлетворения – как два павлина!

Я всегда злилась, когда родители раздувались от удовольствия, слыша от посторонних людей комплименты нашему хорошему поведению. Они же ничего для этого не сделали, думала я. Как же я ошибалась! Я поняла, что они очень многое сделали для того, чтобы вырастить из нас воспитанных людей – людей, для которых подобное поведение совершенно естественно. Но в период между тем, когда я была ребенком и когда у меня самой появились дети, я забыла о том, как они это делали.

А дальше пойдет чисто французская история. Вы уже все об этом знаете.

Когда я недавно забирала Уну и Дафну от их приятелей, где они ночевали, родители начали их хвалить: «Ваши дочери спросили, можно ли им не ужинать! Мы готовы принимать их в любое время, когда вы захотите – может быть, они смогут благотворно повлиять на Люка и Изабеллу. О, а Уна еще и извинилась за то, что не стала есть мой плов! Ваши дети так хорошо воспитаны! Мне бы хотелось, чтобы они побольше общались с моими детьми!»

Гордость буквально переполняла меня. Вплоть до того момента, когда я увидела, как Уна выразительно закатывает глаза. И тогда я почувствовала то, что чувствовали мои родители. И одновременно поняла чувства собственной дочери.

Я вспомнила, как французская подруга удивлялась, зачем мы, американцы, так часто хвалим поведение наших детей, хотя поведение это далеко не идеально. Во Франции хорошее поведение совершенно естественно и на него очень редко – очень-очень редко! – обращают внимание.

Самое сложное для меня – поддерживать разумный баланс между французской и американской системами воспитания. Нам с Маком успешно (чаще всего) удается тормозить развитие у наших дочерей высокомерия. Мы даже сумели побороть целый ряд очень неприятных привычек – не только в дочерях, но и в себе самих. Но порой я боюсь, что захожу слишком далеко. Иногда мне кажется, что я, как робот, подчиняюсь приказам маленького французского родителя, который сидит у меня на плечах и руководит моими действиями.

Я почувствовала это, когда вместе с Дафной смотрела «Мэри Поппинс». Помню, что поймала себя на мысли: «Мэри Поппинс ведет себя совсем не по-французски». Я даже начала сочувствовать Джорджу Бэнксу, который пытался возражать самым новаторским методам воспитания Мэри. Когда Мэри Поппинс вызывает подобные чувства, значит, пора задуматься.

Мне пришлось напомнить себе, что французский способ воспитания не идеален. Слава богу, у меня было достаточно воспоминаний, которые это подтверждали. Я часто вспоминала, как Уна в Лос-Анджелесе неожиданно отчитала французского отца.

Я вспомнила, как французская подруга удивлялась, зачем мы, американцы, так часто хвалим поведение наших детей, хотя поведение это далеко не идеально. Во Франции хорошее поведение совершенно естественно и на него очень редко – очень-очень редко! – обращают внимание.

Пожалуй, самый страшный кошмар для французского родителя – это необходимость отвечать на вопрос о том, как ему удалось воспитать такого идеального ребенка. Особенно если в процессе разговора о хороших манерах ребенок начинает вести себя далеко не идеально. Именно так и произошло, когда я общалась с замечательной парой из Нормандии, Кристианом и Аннетт, и их трехлетней дочерью Селиной.

Мы встретились у нашей общей подруги, у бассейна на крыше. Хотя мы собирались встретиться не поздно, Аннетт задержали на работе, и они приехали только в восемь вечера, когда мои дети уже вовсю плескались в бассейне.

Ни Уна, ни Дафна не поражали воображения достижениями в плавании (честно говоря, Дафна могла лишь прыгать в воду со спасательными манжетами на ручках). Но обе постоянно призывали собравшихся у бассейна взрослых любоваться их невероятными успехами: «Мамочка, посмотри, как я умею!», «Ты видела, как я снова это сделала?», «Мама, посмотри! Я покажу тебе что-то замечательное!», «Сфотографируй, как я это делаю!», «Папа! Дядя Аарон! СМОТРИТЕ!!!»

Какофония громких криков не стихала, а тем временем Селина спокойно разделась и вошла в воду без единого слова – и без спасательных манжет. Она проплыла весь бассейн, а ее родители присоединились к взрослой компании за бутылкой вина. Маленькая пловчиха произвела на меня такое впечатление, что я не смогла сдержаться и похвалила ее таланты. Малышка Селина смущенно посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась. Вот что значит быть француженкой с рождения!

Проплавав с моими девочками почти час, Селина утомилась и забралась на колени к отцу. Вскоре ее примеру последовали мои дети. Они тоже присоединились ко взрослым.

Не помню, что произошло потом, потому что я была увлечена беседой с Аннетт. Селина начала подвывать. К моему удивлению, маленькая француженка расплакалась, но никто из взрослых не мог понять почему. Родители безуспешно пытались ее успокоить. Я подумала, что она ушиблась, но отец сказал, что с девочкой все в порядке.

В конце концов Аннетт с Селиной ушли в дом. Когда они ушли, Кристиан посмотрел на Уну и спросил: «Что? Что я ей сделал?» Кристиан догадывался, что Селина расплакалась из-за него. Но почему он обратился с этим вопросом к семилетней девочке, я не пойму, наверное, никогда. Возможно, Уна видела, что произошло.

Моя дочь, ни на минуту не задумавшись, все расставила по местам: «По-моему, Селина расплакалась не просто так. Во-первых, она совсем маленькая, а уже поздно. Она, наверное, устала. Я не уверена, что она хорошо поужинала. Может, она хочет есть? Но мне кажется, что больше всего ее расстроило то, что вы ее смутили. Она очень расстроилась. И я ее понимаю. Мне это тоже не понравилось бы».

Вот бедолага! Но он сам напросился.

Я даже не знала, радоваться или ужасаться словам моего юного психолога. Хотя Уна сделала все максимально мягко, но она публично отчитала взрослого человека, которого почти не знала. Она открыто сказала ему, что он неправильно относится к собственному ребенку. Может быть, это не по-французски, но, в конце-то концов, он сам ее спросил! Я невольно преисполнилась гордости за то, как четко Уна разобралась в ситуации. Ее слова произвели впечатление даже на смутившегося Кристиана.

Работая над этой книгой, я не переставала поражаться странной динамике моих собеседников. Почти все, с кем я говорила, были родителями. Почти у всех были маленькие дети. Я быстро поняла, как тяжело, почти невозможно не смущаться, когда ты знаешь, что посторонний человек изучает твоих детей и то, как ты с ними общаешься. Для французов, таких как Кристиан и Аннетт, давление было слишком сильным. Мои дорогие американские друзья тут же переходили к обороне. Я рада, что в ходе нашего общения ни одна из сторон не пострадала. Думаю, что все участники процесса со мной согласятся.

Конечно, в ходе эксперимента не обошлось без накладок. Как-то раз я сказала Дафне, что если она не уберется в комнате, я поведу себя как французская мать и отменю все игры с ее лучшей подругой на целую неделю. К сожалению, она не вняла моему предупреждению, поэтому я была вынуждена исполнить свою угрозу – отправить электронное письмо матери ее подружки.

Во Франции никто не придал бы этому событию никакого значения, но в Бруклине я получила довольно резкий ответ. Другая мать объясняла мне, что это «несправедливо» по отношению к ее собственной дочери, что ее дочь просто «раздавлена» тем, что не сможет играть с Дафной, что нечестно наказывать ее ребенка за плохое поведение Дафны. Эта женщина спрашивала, не могу ли я «выбрать более адекватное наказание». Мне стало стыдно. Больше я никогда не прибегала к подобным угрозам.

Впрочем, это было давно. В те времена я редко прибегала к серьезным угрозам. Это видно даже из письма Дафны Санта-Клаусу – совершенно понятно, что происходило в ее милой маленькой головке. Она написала:

Дорогой Санта,

Мы все в Америке извиняемся за наше плохое поведение, но я извиняюсь сильнее всех. Кстати, я хочу кролика Джули.

С любовью, Дафна

Да-да, она все еще настоящий американский ребенок. И мне это нравится. Я люблю ее и ее американизм. И Уну я тоже люблю, хотя никак не могу уговорить ее притормозить и чуть-чуть поработать над собой. Но попыток я не прекращаю. Порой бывают моменты, когда я задумываюсь, а нельзя ли применить к Уне те принципы, которые компенсируют утраченное чувство усиленным развитием четырех остальных.

Когда мы отдыхали на Файр-Айленде (об этом благословенном лете я рассказывала вам в шестой главе этой книги), Уна увидела детей, которые возле паромного причала продавали приезжающим собственноручно сделанные браслетики.

Устоять перед коммерческим соблазном – или духом конкуренции – Уна не могла, но плести браслетики она совершенно не умела. Примерно полдня она обдумывала сложившееся положение, а потом вышла на рынок с собственным продуктом: «Поэма в ракушке».

Вторую половину дня она потратила на сбор ракушек на пляже и изготовление своего товара. К тому моменту, когда на следующее утро на остров пришел первый паром, она уже встречала вновь прибывших со своим предложением.

Она очаровывала покупателей милой улыбкой (и еще более милой младшей сестрой), а потом предлагала за 1,75 доллара прямо на месте сочинить короткое стихотворение по заданному слову, чтобы потом ее отец (кстати, Мак тоже пишет как курица лапой) написал это стихотворение на ракушке. Уна прекрасно выбрала цену. Практически все ее клиенты давали ей два доллара и разрешали оставить сдачу себе. Меньше чем за час она собрала восемнадцать долларов.

Все получилось очень хорошо. Может быть, даже лучше, чем просто хорошо.

В Уне гармонично сочетаются национальные инстинкты (1,75 доллара) и результаты франконизации. Мы с Маком подумываем о том, чтобы провести в Париже целый год. Радость жизни, стиль и круассаны! Думаю, я к этому уже готова.

На следующий день, когда мы ужинали (без детей!) в ресторане, мы разговорились с молодой парой, сидевшей за соседним столиком. Естественно, разговор зашел об Уне и Дафне.

Я чуть со стула не свалилась от смеха, когда женщина сказала мне: «Не обижайтесь, но вы совсем не похожи на мать!» Какой же настоящей француженкой я себя почувствовала!

И мне не стало стыдно. И чувства вины я тоже не испытала.

Честно говоря, я обнаружила, что и французские матери тоже терзаются чувством вины. Беседуя с тридцатидвухлетней Камиллой, матерью маленькой Розы, я спросила, не хотелось бы ей стать домохозяйкой. «Иногда я думаю, что это было бы замечательно, – ответила она. – Но я никогда не смогу бросить работу – по крайней мере пока жива моя мать. Я буду чувствовать себя виноватой, потому что ей это точно не понравится. Наши матери столько сил приложили к тому, чтобы их дочери могли работать наравне с мужчинами. Я не могу так с ней поступить».

Некоторые считают, что хотя французские дети хорошо воспитаны, но, став взрослее, они неприязненно относятся к людям старшего возраста. На это я отвечу: «Чепуха! Вздор!» Французские родители чаще всего гораздо строже американских, но в то же самое время им удается достичь поразительной близости со своими детьми.

Главное преимущество, которое я вижу в их методе воспитания, заключается в том, что, проведя «подготовительную работу», французы расслабляются и чувствуют себя с детьми совершенно свободно. И не только потому, что их дети не ведут себя как полные отморозки. Они считают, что, когда ребенок достиг определенного возраста, сделать уже ничего нельзя. Мы с вами боремся за воспитание подростков, а французские дети к этому возрасту получают гораздо больше свободы. Мне говорили, что благодаря этому в семьях царит мир и согласие – но этому я посвящу следующую книгу.

В мире всегда существуют миллионы разных представлений о воспитании. Несомненно, многие из них разумны и полезны. Я выбрала французский метод, поскольку почувствовала – в моем доме складывается нездоровая динамика. Главное, что я вынесла из своего французского опыта – помимо привычки стильно носить шарф, – это «гибридный» подход, благодаря которому в моем доме воцарился порядок, но при этом все мы остались самими собой.

Я никогда не смогу вести себя в точности так, как ведут себя люди в стране Виктора Гюго и виноградных улиток, но мне это и не нужно. Кстати, я терпеть не могу вкуса улиток. Сколько бы масла и чеснока на них ни потратили.

Главное преимущество, которое я вижу во французском методе воспитания, заключается в том, что, проведя «подготовительную работу», французы расслабляются и чувствуют себя с детьми совершенно свободно. Они считают, что, когда ребенок достиг определенного возраста, сделать уже ничего нельзя. Мы боремся за воспитание подростков, а французские дети к этому возрасту получают гораздо больше свободы.

В прошлый День благодарения мне страшно не хотелось принимать дома гостей. Мы с Маком решили пойти в ресторан, как делают многие американцы. Прошло чуть больше года с начала моего французского проекта. За два с половиной часа, проведенных в ресторане, я смогла в полной мере насладиться своими достижениями. Два с половиной часа! Именно столько Уна и Дафна смогли вполне культурно высидеть во французском бистро, которое мы с мужем выбрали для праздничного ужина. Они даже с неодобрением смотрели на то, как другие дети носились по залу, шалили и капризничали, не в силах выдержать долгий ужин.

Не думайте, что нашим детям не требовалось внимания – и аксессуаров, – чтобы все прошло гладко. Мы захватили кое-что для Уны, а Дафна занялась строительством маленького замка из специально принесенной картонной мозаики. Но все прекрасно пообщались, выпили мартини (мы с Маком), удостоились комплимента от персонала за прекрасное поведение (Уна с Дафной) и превосходно, неспешно поужинали. Воистину, bon appetit!

После ужина мы прогулялись по Кориатауну до электрички, которая вернула нас в Бруклин. Мы заглянули в большой магазин. Мы бродили между стеллажами, заставленными книгами, дисками, видеодисками, губной помадой, сувенирами и маленькими фарфоровыми фигурками принцесс и эльфов. Я уже приготовилась к граду просьб и уговоров, но этого так и не произошло. Уна спросила, не купим ли мы ей эльфа, но, увидев, что фигурка стоит около пятидесяти долларов, тут же передумала (благослови небо ее экономное сердечко!). Дафна спокойно рассматривала все, что стояло на полках. Вы поняли, что я сказала? Дафна спокойно вела себя в магазине. Дафна.

Ты прошла большой путь, bebe!

Пять советов, которые мы могли бы дать французам

1. Арахисовое масло – это очень вкусно (и не вредно!).

2. Детям нравится, когда их родители проводят день в школе.

3. В хорошую погоду совсем не преступление поужинать на скорую руку и устроить велосипедную прогулку перед сном.

4. Гостиная – это не крепость.

5. Забавно поразить детей своей ловкостью, сыграв в футбол в туфлях на платформе на дне рождения у пятилетнего малыша. (По крайней мере, мне так говорили.)

Но вам есть смысл задуматься о некоторой «франконизации» прямо сейчас, если…

1. Каждую ночь в течение последних двух недель вас в постели трое, но у вас ни разу не было секса.

2. Вы считаете, что куриные нагетсы – это блюдо для гурманов, нужно только добавить побольше кетчупа.

3. У вас есть «хорошие» и «плохие» тренировочные костюмы.

4. В ваших ушах звучат только детские песенки.

5. Ваша двухлетняя дочь отлично знает слово «переговоры».

6. Вы проводите больше времени за чтением родительских блогов, чем за любыми другими занятиями.

7. Вы считаете, что МОМА (музей современного искусства) – это ассоциация матерей.

8. Вы наконец решили устроить романтический ужин со своим мужем и забронировали столик в ближайшей закусочной.

9. Вы не можете вспомнить, когда у вас был последний романтический ужин с мужем (и не потому, что в закусочной было слишком много пива).

10. Все Барби в вашем доме одеты лучше вас.

11. Вы знаете, что такое нагреватель влажных салфеток.

Благодарность

Огромное спасибо всем тем мамочкам и папочкам, которые поделились со мной своими историями воспитания – и триумфами, и проблемами. Как и обещала, я не стала называть ваших имен, но вы знаете, о ком я писала!

Особую благодарность мне хотелось бы выразить Саванне Ашур, Лизе Шрайер, Джошу Шрайеру, Джессике Ли Рами, Лиане Фруктман, Дейрдре Вейон, Хизер Чаплин, Джоанне Эбенстайн, Нэнси Диллион, Наоми Скотт, Аарону Руби, Даун О’Лири, Оливеру Буркману, Мэтту Хаберу, Амбер Гувер, Джереми Кастену, Ричарду Фолку, Кэролайн Трухильо, Лайзе Дельянтони, Джене Брук, Линде Филлипс, всем французам и француженкам, Google Translate, Джону Куку, Дженни и Джофи Феррари-Адлер, Априль Певето, Але Сталь, Викки Финни, Карлу Монжу, Мэтту Мерфи, Протеусу Гованусу, Прянке Кришнан, Барбаре, Мишель, Лансу и Педро, моим родителям и всем моим замечательным братьям и сестрам, а также их выдающимся супругам, особенно Марджи, Билли, Пинну и Пэтси, Дженис Донно и Марни Кокрейн, всем, кто присматривал за Уной и Дафной, пока я была во Франции (Бланшфлауэр, Эли и Келли, Джинни, Эйлин), Уне и Дафне и, в первую очередь, Маку Монтандону.

Об авторе

Кэтрин Кроуфорд пишет о воспитании детей для таких изданий, как Babble, CafeMom, The Huffington Post. Она – редактор книги «Если вы действительно хотите об этом узнать: Писатели о Дж. Д. Сэлинджере и его книгах». Кроуфорд живет в Бруклине. Она замужем и имеет двоих детей.