Читать онлайн Ветер и сталь бесплатно

Часть первая. Пролог. Тень Воронов + Глава Первая. Степичи

Часть первая. Степь и кровь

Пролог: Тень Воронов

Река Сичь, извиваясь под бледной луной, блестела, как клинок, забытый на поле боя. Ночная тьма ещё не отступила, но небо уже посветлело. На восточном берегу, в ложбине меж камней, дымились потухшие костры. Командир Каран Железная Глотка разорвал зубами печать на свитке – алтейского орла, впившегося когтями в солнце. Приказ был кратким: «Уничтожить род Рамира. Доставить символ».

– Готовы? – спросил он, не поворачивая головы. За спиной заскрипели латы.

– Все, кроме четвёртого отряда, – ответил заместитель, поправляя шлем с вороньим гребнем. – Степняки у брода. С флагами.

– Силамир, – усмехнулся Каран. Сын кана. Мальчишка, возомнивший себя полководцем. – Пусть думают, что мы беглые работорговцы.

Он знал правду: Алтея платила серебром, но истинный заказчик скрывался в Эоссии. Восточные чиновники шептались с алтейскими сенаторами в тени банкетных залов: «Уберите степняков – и мы закроем глаза на ваши дела в Ломе». Двойная игра. Каран плевал на политику. Ему нужна была только доля – золото, земля, титул. И свобода от прошлого.

– Всадники! – Каран вскочил в седло, и триста масок с вороньими клювами повернулись к нему. Не колдовство – театр. Пусть враги дрожат, видя не людей, а птиц-падальщиков. – Сожгите кибитки. Убивайте мужчин. Женщин и детей – живыми. Это наша добыча – Алтее нужны рабы для рудников, на рынке хорошо заплатят за них.

Кони рванули вперёд, поднимая тучи пыли. Каран знал: к полудню следующего дня от рода Рамира останется пепел да цепи. Но в груди, под латами, что-то сжалось. Он вспомнил отца, повешенного за измену Торении.

«Ты следующий», – сказал тогда алтейский капитан, бросив ему кошель с серебром.

– Вперёд! – заревел он, и Вороны вскрикнули в ответ. Не боевой клич – карканье.

Судьба степняков была решена.

Глава Первая. Степичи

Лучи солнца, падая на гладкую водную поверхность, обращались игривыми бликами, заставляя щурить глаза, глядя на реку. Могучий Сичь величаво скользил в окоёме брони высоких берегов, лениво перекатывая свои воды по Великой Степи, в трепетном ожидании встречи с Ваданой. Слившись с которой, они уже вместе, вдвоём, единым потоком побегут по землям степичей до границ Самского леса. Много людностей и народностей увидят они на своих берегах. Многим дадут пищу, хороня в своём нутре множество блестящих рыб и колючих раков. Для многих станут удобными дорогами для лёгких лодей и лодок. Помогут добраться торговым караванам и и просто добрым гостям к родичам. А для кого-то станут и преградой – трудно преодолимым рубежом ворогам к исконным землям степичей и их родов-побратимов.

Седой, но всё ещё крепкий муж в иноземной кожаной броне стоял на палубе бригатты и смотрел их-под козырька ладони на близкий берег. Жон Алаберто, Страж Дома Аргент города-государства Виланы, всего поколение назад, в союзе с другими городами Торенского полуострова, вышедшее из-под власти Алтейской Империи. И до сих пор ведущее с ней вялотекущую войну. Почему вялотекущую? Почему Империя никак не раздавит мятежную провинцию? Всё просто – Империя трещит по швам – мраки Империи не успевают из одного её конца в другой для подавления очередного восстания. А ещё частые вторжения диких варваров, ищущих лёгкой добычи на их благополучных и сытых землях. Да и отношения с Эоссией – восточной частью некогда великого, могучего и единого государства Хорской империи оставляют желать лучшего. До прямого столкновения дело ещё не дошло, но напряжение висит в воздухе. И, закономерно, заставляет держать часть войск на границе. Дабы не искушать недружелюбных соседей лишним соблазном и пытаться демонстрировать несокрушимую мощь и доблесть, доставшуюся от воинственных предков – древних хоренцев, завоевавших полмира и построивших величайшую из империй. Враги разбегались в ужасе лишь заслышав тяжёлую поступь непобедимых имперских мраков. Сейчас всё иначе. И мраки уже не те, и руководство Империи – жирные, слащавые пузаны.

Путь Жону и его людям, идущим на трёх бригаттах – тяжёлые и неповоротливые вёсельно-парусные суда, предстоит долгий. Идут они из лесных краёв, где служили верой и правдой, храня мир и покой одного из лесных князей – Моролава, правителя града Олосени. Служили князю пятнадцать лет, нынешнее лето последнее. Дальше князь не захотел продолжать договор. Нашёл охочих до службы подешевле – северян-островитян. Воины они, конечно, так себе, но в бою яры и неистовы. Смущающие врага своим абсолютным бесстрашием. Истинные варвары. Бородатые, длинноволосые. Заплетающие и бороды, и волосы в множество длинных косичек. Причём, как убедились виланцы, чем более знатного происхождения муж, тем длиннее его волосы. А все воины, что под его рукой, сами укорачивают свою поросль, дабы не оскорбить вождя большей длиной, нежели у оного.

Держал же путь Жон в славный град Аурора, стольный град восточной территории. По рекам Сичь, да Вадане в Срединное море, где отовсюду, как говорят, видны белые стены Ауроры. Там он планировал сторговать нажитое в лесном граде добро – меха, мёд, да воск. Закупиться необходимым, благо там самый большой торг восточного мира, и, не доходя до Реенских гор, за которыми простирается уже Алтея, по рекам уйти в Северное море. Обойти таким образом вражескую территорию и, так же по рекам, вернуться во Внутреннее море поблизости от Торенского полуострова. Миновав Лом, славный своими банками, прочными, как паразская сталь; и Генез, населённый преимущественно купцами, войти в воды родной Виланы.

Сколько лет не были дома. Уже и сыновья выросли. Стали воинами. Возможно уже и свои отряды водят. Последние вести из Торении достигали лесного Олосеня пару лет назад. Купцы глаголили, что Торения держиться. Более того, армия Виланы разбила и обратила в бегство алтейский мрак, рискнувший осадить Рип – граничный град.

Чтож, нисколько не удивлён. Ведь именно виланцы – воины, единственные профессиональные воины всей Торении. Продающие свои мечи любому, способному их оплатить. И также намертво встающие на пути всякого с дурным помыслом идущего на Торению, словно Щит Вейры.

– Что там, Жон? – Подошёл сзади Русолав. Воин, прибившийся к отряду уже в Олосене. Был роста великого, да в плечах едва ли роста своего не шире и силой медвежьей не обижен. При этом неожиданно ловок. Когда он попросил испытать его, Веленсо, вставший против него, лишь криво усмехнулся – ну какой фехтовальщик из этого мохнатого, заросшего варвара? Будет пытаться давить силой своей немалой. Но он ошибся. За что и поплатился, получив удар плоскостью меча сначала по бедру, а затем и по макушке. А вот Алаберто не ошибся, когда принял богатыря и дал ему долю. Ни разу Русолав не подвёл отряд. И виланской воинской науке выучился быстро. За каких-то три года стал командиром вспомогательной сотни.

– Кочевники там стоят. – Ответил Алаберто.

Гигант вскинул широкую, как лопата ладонь, прикрывшись от солнца и сощурил глаза, вглядываясь.

– Да, там стан. – Сказал он и, чуть помедлив, добавил – Степичи это. Скиты.

Жон кивнул. Степичи – это хорошо. Древичи, одному из князей которых он служил, родственный их народ. Ну, как виланцы и паразцы или генезианцы в Торении. Злобным нравом они не отличаются, разбойничать знать не будут, по сему можно немного расслабиться. Но только не много – идут-то ведь по чужим землям, может быть всё, что угодно.

– А какой род, не видишь? – Спросил страж Дома Аргента.

-Нет, далеко, не видно.. ах, сорванцы! – Вдруг воскликнул Русолав и усмехнулся – Это род Рамира. Никогда на месте не сидят. Но люди добрые.

И показал рукой на крутой обрывистый берег, где опасно карабкались по ненадёжной глине двое пацанят лет по двенадцать-четырнадцать от роду. Один покрупнее, смугловат и тёмно-рус, а второй белый-белый, аж какой-то бесцветный. Лазали, как ящерки по обрывистому берегу, видимо в попытках добыть что-то из гнёзд стрижей. Стремительно мельтешащих и, возмущённо громко пищащих, птиц вилось над ними целое облако.

Бригатта поравнялась с пацанятами и Русолав не удержался.

– Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? – Гаркнул он басом.

Белый испугался. Сорвавшись, заскользил на пузе по красной глине вниз к небольшому пляжику в расступившихся камышёвых зарослях, где на волнах тихонько покачивалась привязанная старенькая лодочка.

Тёмный же обернулся. Окинул взглядом корабль, оценил следующие два корабля и важно ответил.

– Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напужал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Богатырь рассмеялся, глядя на оскальзывающегося белого, который пытался принять вертикальное положение, но всё никак не мог.

– А ты молодец, малый! – Сказал он. – Как звато-то тебя?

– Рамиром меня звать. – Степенно ответил пацанёнок, так же степенно усевшись на край обрыва, – как великого предка нашего. Но мамка с отцом Ветерком свищут.

– Ну будь здоров, Ветерок! – Махнул ему воин. – И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла.

Стрижатка лишь хлипнул носом и утёрся грязным кулачком.

– Твоего языка люди? – Спросил Алаберто, кивнув в сторону, провожавших глазами корабли пацанят.

– Да, мои язычники. – Ответил Русолав.

Корабли шли по течению. До слияния Сича и Ваданы ещё дней пять пути. После чего относительно безопасное путешествие закончится – надо будет удвоить бдительность и не убирать далеко оружие, держать готовыми по десятку воинов на каждой бригатте. Там пойдут территории подконтрольные диким кочевым племенам, дальше Самский лес, Предгорья и горцы. Жон вздохнул и обернулся – на коряблях, помимо экипажей и его воинов, плыли и семьи его ратников. Ведь многие покидали Вилану ещё безусыми юнцами, а теперь возвращаются опытными матёрыми вояками, многие успели жениться на местных девах и даже завести детишек. Это хорошо – Вилане славный прибыток.

Ветерок гордо глядел с высоты на малышню в белых подпоясанных рубахах, которые ехали в повозке. Ещё совсем недавно он перемещался по степи также, как и они, и носил такую же рубаху. Но сейчас он ехал вместе с отцом – Каном степного рода Водимиром на его коне. И одет он в кожаную курточку, опоясанную кожанным же ремнём, на котором болтался в ножнах настоящий железный нож. За его спиной закреплён тул со стрелами, а к седлу отцовского коня приторочен настоящий, хоть и уменьшенный, лук. Его, Ветерка, лук. Всё это потому, что два дня назад он наконец-то получил Истинное Имя взамен детского прозвища. И не какое-нибудь там, а Рамир – в честь великого предка, от которого и пошёл род рамировичей. Это очень большая честь и ответственность. И мальчика просто распирало от гордости.

Род держал путь к реке Сичь. Чтобы потом пойти вдоль русла вниз по течению, к месту слияния могучего Сича и великой Ваданы. Рамировичи – коневоды, поэтому им необходимо находить хорошие выпасы для табуна легконогих и быстрых своих лошадей. Этим маршрутом род ходит уже не одно лето. Так ещё деды коней водили. К тому же у рек можно разнообразить рацион дарами вод.

Впереди, на расстоянии одно-двухдневного перехода, двигался головной дозор аж из четырёх десятков мужей. В этот год его повёл Силамир, старший сын Кана и, соответственно, старший брат Ветерка. Он уже вой, ему уже аж семнадцать лет! Отец сказал: «пора» и сорок мужей склонили головы, запрыгнули в сёдла и умчались в степь.

Теперь грозное воинство идёт перед всем родом и распугивает кочевников-степняков. Сорок воев степичей – это внушительная сила!

Отец ссадил Ветерка, отправив того в повозку. Ему нужно обскакать всю растянувшуюся ленту кочующего рода, дабы убедиться, что всё везде в порядке, нигде не случилось худого, да помощь не требуется. Теперь Рамир – последняя линия обороны для его младших сородичей, так как он из них единственный вооружён и худо-бедно обучен ратному делу. А как ещё можно обучиться за два лета? Хотя Рамир со всем усердием и прилежанием упражнялся на каждом становище, выполняя уроки отца и других старших мужей. Уж очень ему хотелось походить на Силамира – ловкого и меткого конного стрелка. Хотелось удивить братца, когда они дойдут до стана на Междуречьи. Вот и жеребёнка он себе уже выбрал. Прямо после имянаречения, после того, как отец снял с него детскую рубаху и повязал ремнём с ножом. Затем усадил на коня, ознаменовав то, что у рода появился ещё один защитник, ещё один крепкий муж и будущий вой. Потом они ускакали вместе к табуну, где и нашёл Рамир своего Жорбика – белого жеребёнка с чёрной головой. Обещавшего, по словам отца, вырасти в превосходного быстрого боевого коня.

Теперь Ветерок часто наведывался к нему в гости с непременным гостинцем. Приучал к себе.

После зенита солнца, перевалив через очередной холм стала видна блестящая лента реки. Сичь. До самой ночи всем родом готовили стан. Здесь думалось простоять несколько дней, поэтому стан стан готовили добросовестно, ведь это не временная ночёвка. Рамир старался работать наравне со всеми, не ребёнок ведь уже. Он таскал длинные жерди, помогал закреплять шкуры, стреноживал мулов-тяжёловозов и, выбившись из сил, уснул быстро и крепко.

Поутру его нашёл дружок Стрижатка. Тот ещё не был посажен на коня, носил детскую рубаху и детское имя, и был бел, как моль. Что не характерно для степичей – смуглых и тёмнорусых. Глаза друга горели. Он давно, ещё на зимнем стане, задумал раздобыть птенца стрижа, дескать вырастить, выучить и будет у него ко дню Имянаречения свой собственный боевой стриж. А птицы эти, зная по прошлым летам, гнездились в обрывистом берегу первого речного стана на пути к Междуречью. Вот он и прибежал звать с собой.

И Рамир пошёл. Предупредив матушку, но не взяв с собой лук – берег-то в прямой видимости.

Внизу, привязанная к колышку, покачивалась на лёгкой волне старенькая лодочка. Это старики, первым делом вчера, притащили её и, выйдя на середину реки, принесли ей дары.

А как иначе? Иначе река не отдаст своих богатств, не видать роду блестящих жирных рыб, как не старайся, вот и почтили, поприветствовали батюшку Сича после долгой разлуки.

– Вот ведь неудача! – Раздасадовался Стрижатка, каким-то непостижимым образом висевший на глинянном обрыве и шарящий рукой в птичьих гнёздах-норах, – всё желторотики!

– Ищи пуще! – Сказал Ветерок. – Должны уже быть старшие…

– Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? – Вдруг раздался чей-то незнакомый, но грозный бас.

Стрижатка вздрогнул, соскользнул ногой, вырвал ком глины рукой и, жалобно крякнув, поскользил вниз, задирая подол рубахи и царапая в кровь голый живот и конечности.

Рамир обернулся. Большой корабль. Явно иноземный. Потому как лодьи древичей, видимые им в прошлые лета, выглядят иначе. Да и люди, плывшие на кораблях, вряд ли одного языка со степичами, хоть и говорят понятными словенами. Но рожи другие, да и одежды отличные. Правда не все. Вот тот самый муж, что крикнул им, скорее всего из древичей. И здоров, как медведь! Ох и здоров же! Следом за первым кораблём из-за поворота показались ещё два таких же. Но на палубах хоть и вои, а это видно даже неопытному глазу мальчика, но есть ещё и жёны, да детишки малые. Значит не опасны. Разбойничать не будут. Потому Ветерок, ничуть не испугавшись, важно ответил:

– Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напугал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Здоровенный муж рассмеялся, а отсмеявшись, сказал:

– А ты молодец, малый! Как звать-то тебя?

Ветерок решил, что не гоже вести беседу двум мужам, когда один из них висит, как ящерица, грозясь повторить за Стрижаткой его путешествие, и и взгромоздился на край обрыва.

– Рамиром меня звать. Как великого предка нашего. – Сказал он, – но мамка с отцом Ветерком свищут.

– Ну будь здоров, Ветерок. – Помахал ему здоровяк. – И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла!

И повернулся к седовласому иноземному мужу, уже тихо с ним о чём-то беседуя.

Стрижатка внизу утёрся и захлюпал носом. Видно злился на себя за малодушие. Или досадовал из-за рубахи. А может больно поранился.

– Всё на сегодня, друже. – Решил Рамир. – Завтра попытаем ещё, а сей час двинули в стан.

Далее Ветерок помогал старикам укладывать сеть – с утра они удумали на рыбный лов выйти, слушал, что Мудрому Ветры нашептали, мол близки времена падения Молота Хораса, после чего кто-то с кем-то объеденится и некие царства падут, потом упражнялся в стрельбе из лука и учился сноровисто выхватывать нож. Учил, в основном, отец. Который судил, что в начале необходимо выучиться стрельбе крепко стоя на ногах, лишь затем постигать науку верховой стрельбы.

А ночью, перед самым рассветом, когда небо стало уже серым, пришла беда

Глава Вторая. Вороны и кровь

Глава Вторая. Вороны и кровь.

Пришла с юга. Оттуда, куда ушёл головной дозор. Вначале был слышен едва различимый гул, который довольно быстро окреп и вырос до гулкого топота множества копыт. Тяжёлая латная конница шла вдоль берега, шла в плотных атакующих порядках, всё ускоряясь. А со стороны степи заходили с гиканьем привычные кочевники, отрезая стан от табуна.

Рамир, услышав во сне недобрый гул, подскочил и принялся судорожно натягивать одежду.

– Боронись! – Раздалось снаружи. – Браты, к оружию!

Отец, схватив лук и перевязь с мечом, в одних портках выскочил из шатра.

Степичи, без лошадей, застигнутые врасплох, пытались спешно выстроить оборону.

– Ладомир! С копьми – на юг! Выстраивайте заслон из телег! – Зычно командовал Кан. – Самир, с луками – на басурман!

Рамир выбрался наружу и всё видел. Видел, как родичи, почти безоружные, безбронные, пытались выставить строй с копьями против тяжёлой конницы; видел и как смели и разметали латники хлипкий строй защитников стана. Выстроить заслон они так и не успели. Слышал, как кричали умирающие под конскими копытами, слышал, как премерзко хрустят ломаемые человеческие тела, когда в них на полном ходу врезается закованный в сталь боевой конь; с каким противным хлюпом копьё разрывает человеческую плоть.

А в степи пешие родичи вступили в смертельную дуэль с конными стрелками кочевниками-басурманами. Вдруг, из сонма ворогов выскочил длинноногий белый боевой конь и устремился к стану. Прямо на ходу ему на спину, без седла, без узды, вскочил человек. Дёрнулся, как от удара и, припав к гриве, помчался к стану, к их шатру. Отец.

Вид и его, и коня был страшен – конь с окровавленной мордой, рассечёной раной на плече и стрелой, торчащей из бедра, хрипел, разбрасывал пену и яростно рвал землю копытами. Кан с огнём боевого безумия в глазах и также пронзённый стрелой, которая, пробив левую руку, скрылась в глубинах тела. Боли он сейчас по всему не чувствовал, но был обречён и сам это отчётливо понимал. Мать побледнела и стала медленно оседать.

– Уходите! – Крикнул отец. – Спасайтесь! Нам их не остановить! Развернул было коня, но остановился.

– Рамир, сынок, – он бросил к его ногам свой лук, отстегнул пояс с боевыми сумами и пустыми ножнами, – ты должен выжить! И донести до следующего Гакана, что в степь пришла беда! И продолжить наш род! Береги Коготь! И живи!

Ударил коня пятками и помчался в свою последнюю атаку. И тут всё будто ускорилось. Усилились все шумы: лошадиное ржание, топот копыт, крики, свист стрел. Белая, как полотно, мать вскинулась, гордо вздёрнула подбородок, нырнула на какое-то мгновение под полог шатра и вернулась со своим снаряжённым луком и тулом стрел за спиной. Она окинула взглядом общую картину сражения – убиения их рода, оценила и приняла решение.

– Уходим! К реке! – Резко, отрывисто скомандовала она.

Меж шатров, тем временем, уже вовсю мелькали чернявые всадники. Кто-то уже спешился и шарился по жилищам сородичей. Заходились первые пожары.

– Вы идите первыми. – Сказала она сёстрам, выбравшимся из шатра. – Идите к реке, уходите на лодке! Что бы ни случилось – не останавливайтесь! Вы должны спастись. И берегите Рамира пуще ока!

Драмира и Любомира подхватили Ветерка и понеслись споро. Он даже охнуть не успел. Матушка бежала позади, Рамир слышал её шаги.

Растерзанные шкуры чьей-то обители, обнажившие длинные деревянные жерди, сквозь которые видна какая-то суета внутри. Женский крик, потом глухие удары, громкая ругань на чужом собачьем языке. Сёстры не останавливаются, хоть и путаются в своих юбках, но скорости не снижают.

Следующий шатёр. Здесь жил дядька Уромир. Старый одноногий лучник. Именно он делал луки всему роду. Сейчас он лежал поперёк входа, уставив безжизненные глаза в светлеющее небо. Рядом лежал его длинный кавалерийский меч. А перед ним в неестественной позе – его внук в окровавленной рубахе и с выражением глубочайшего удивления, застывшем на юном лице. Сёстры промчались мимо.

Сзади топот копыт. Рамиру удалось изловчиться и обернуться. Картина, которую он увидел, запечатлелась в памяти навсегда. За считанные мгновенья, пока сёстры не дёрнули его дальше, он заметил настигающих их двух латных всадников и мать. Она встала на их пути, как истинная жена Кана, сжав губы в тонкую полоску на бескровном лице и глядя сузившимися глазами поверх стрелы. Щелчок тетивы, удар и конник, схватившись за древко, торчавшее из его живота, повалился с лошади. Стрела, пущенная слабой женской рукой, пробила тяжёлый доспех. Видимо, где-то ослабли ремешки, что остриё таки нашло себе дорогу сквозь броню мимо стальных пластин. Просто звёзды так сложились, просто чернявому латнику сегодня не повезло.

Что было дальше Рамир не видел, увлекаемый всхлипывающими сёстрами. Он не увидел, как второй враг, не снижая скорости, занёс меч и обрушил его на матушку и, как та закрылась своим луком… Но куда деревянному луку против стали?

Рубанув мимоходом, латник продолжил путь, настигая беглецов. Но обрыв берега ведь уже виден! А врагов только прибывает – уже не только сзади, но и справа, и слева мчатся.

Драмира. Старшая сестра, красавица-веста, обручённая с богатырём Лютомиром, всунула в руки Рамиру отцовский лук, рыкнула сквозь зубы: «уходите!» и остановилась, развернувшись к ворогам.

Любомира всхлипнула и дёрнула Ветерка за собой. С обрыва слетали кубарем, как получится. Но обошлось без повреждений. Или просто в горячке ничего не почувствовали. Сестрица забросила в лодочку пояс и лук отца и приказала Рамиру, выдернув колышек:

– Давай, Ветерок, в лодку – я толкну!

Мальчик, подняв тучу брызг и полностью промокнув, перевалился через борт. Любомира взялась за нос судёнышка и вошла в воду, выталкивая его. Вдруг, сверху с обрыва раздались родные словена, но исковерканные чужим языком.

– Нэ тарапыс, красавица!

На краю обрыва пешим стоял чернявый латник, вокруг которого сгрудились низкорослые кривоногие дикие кочевники, обры. Один из них, намотав косу на кулак и оттягивая назад голову, держал,стоящей на коленях, Драмиру.

– Нэ дёргайся! – Сказал враг.

Любомира снова всхлипнула, подняла полные слёз глаза и горячо зашептала:

– Отомсти за нас, Рамирушка. За всех за нас отомсти! Слышишь, поклянись!

И с силой толкнула лодочку.

Латник наверху что-то рявкнул и пара воинов вскинула луки. А Рамир спустя считанные мгновения понял что произойдёт. И, что же вы, гады, делаете, собрался выпрыгнуть из лодки и мчаться спасать сестёр. Он вскочил, опёрся о борт и… свистнули две стрелы. Одна поразила его в кисть руки, пришпилив её к старому дереву, а вторая с силой ударила в плечо, толкнув его назад.

Глава Третья. Река и судьба

Глава Третья. Река и судьба

Боль пришла не сразу. Вначале Ветерок даже не понял почему упал. Дёрнулся. И ощутил резкую боль в руке, а потом взорвалось плечо. Запрыгали перед глазами огненные шарики и спрятались в черноте.

В следующий раз Ветерок открыл глаза от холода. Было светло, солнце висело в зените, но он выбивал зубами ритмичную дробь, пытаясь свернуться калачиком, но мешали пронзившие его стрелы. А холод не шутил – проникал в тело всё глубже и глубже, дотрагиваясь до костей и оставляя на них следы изморози. Как какими-то щупальцами или когтистой лапой копошился внутри, всё сжимая сильнее и сильнее.

А потом пришёл отец. Пришёл из неоткуда, просто вдруг возник на скамье лодки. Посидел молча и также внезапно исчез. Вот только был здесь и уже нет его. Вместо него появилась мама с сжатыми в ниточку губами и двумя дорожками слёз на щеках. Смотрела с нежностью и жалостью. А потом Ветерок мчался по степи с братом на его коне. Солнышко светило ласково, тёплый ветерок приятно обдувал лицо, скорость пьянила и поднимала дикий восторг где-то внутри. Брат смеялся и что-то кричал, но вот что – разобрать не получалось. Конь скакал ровно и мощно. Холод отступил.

Вокруг была тьма и тишина, лишь мерно журчала вода, сталкиваясь с бортом лодочки, где-то плескалась рыба. Рука уже не болела. Более того, Рамир её уже не чувствовал. Вроде была у него конечность и теперь ничего, только мешает что-то лечь удобно. То, на чём висит его тело.

Было очень жарко. Ветерок пытался прислониться лбом к прохладному борту, но тот слишком быстро нагревался и приходилось вновь искать холодное местечко. Страшно хотелось пить. Высохшие губы потрескались, опухший язык не помещался во рту. Так он метался по лодке, уже плохо осознавая где явь, а где вымысел. Реальность крошилась и пыталась сложиться мозаикой. Не всегда верно и удачно. То ему не хватало воздуха и он хватал его, как рыба на суше; то голубое небо начинало вертеться, как стрела в полёте; то сама лодка словно попадала в водоворот; то он куда-то падал бесконечно, без возможности затормозить. Потом во всём этом безобразии проявились неясные человеческие голоса. Что они молвили – не разобрать. Его опять дёргало и трясло, потом било ознобом и пронзало молниями.

Потом из тумана выплыла седая голова морщинистого мужа, которая чётко и ясно произнесла родными словенами:

«Руку уже не спасти».

Что это значит? Зачем что-то спасать? Ветерка клонило в сон, хотелось всё забыть и просто спать. Он уже забыл кто он, откуда, почему так получилось. Завис где-то на грани миров.

«Ну это мы ещё посмотрим!» – вдруг произнёс полный задорной яри молодой женский голос и седая голова мужа сменилась сосредоточенным прекрасным ликом голубоглазой женщины. Настолько она прекрасна, что Рамиру неистово захотелось жить, чтобы любоваться ею дальше. Возможно он и влюбился в неё в этот момент той самой чистой детской любовью. Теперь он готов стерпеть любую боль с улыбкой на губах, если она будет рядом. И она была рядом, и была боль. Острая, пульсирующая, жгучая, резкая, тупая и долгая. И была улыбка на его губах.

«Да он просто герой!» – восхищалась она и Ветерок вновь улыбался.

«Если все твои соплеменники такие, то их никому не одолеть». – слышался мужской голос и Рамир улыбался снова. Потому что знал, что Она смотрит на него.

«Эх, малец! Мне б такого бойца!»

Потом Рамир открыл глаза. Вокруг было дерево, пахло свежестью. Он с удивлением разглядывал свои перетянутые белыми тканевыми полосками руки и тут увидел объект своих недавних грёз, только в несколько уменьшенном виде.

Белокурая девчонка протянула ему деревянную кружку и сказала:

– Пей, мама сказала это от смерти помогает.

– От смерти помогает только смерть. – Раздалось ворчание за её спиной. И Ветерок увидел бородатое лицо давешнего здоровяка. – А мëд, – продолжил он, – только от малодушия. Он хоть жив?

– Жив… – Неуверенно протянула девчонка.

– А то воняет, как дохлый ëж. – Буркнул здоровяк.

– Будет вам! – Услышал мальчик такой знакомый женский голос. – Расступитесь!

И над Ветерком склонилась Она.

– Я Брунхиль, лекарка, это доченька моя Лаславушка и муж мой Русолав. Ты ведь Рамир?

Он коротко кивнул.

– Вот и познакомились. Дай посмотрю. Будет больно, потерпи.

Рамир снова кивнул и позволил ей ласково, но сноровисто размотать перевязки. Больно было, но он, к этому готовый, крепко постарался сдержаться, даже бровью не повёл.

– Ай да малый! – крикнул кто-то из гребцов. – Будет он этими руками и белых девок щупать!

– И не только девок, но и мечом управляться славно! Справный воин вырастет! – поддержал его другой голос.

Рамир посмотрел повнимательнее на своих попутчиков – ладные, крепкие мужи с бугрящимися мышцами – вои. Но и заметил с десятка полтора детишек разных возрастов, от совсем ещё малых до уже опоясанных и оружных. Мальчиков и девочек. Как опосля выяснилось, все прекрасно владели языком словен и сложностей в общении не возникло.

Ласлава стояла рядом и внимательно следила за действиями матери. Та промыла раны каким-то едким резко пахнущим раствором, присыпала зелёным порошком и аккуратно наложила свежие повязки. Всё подробно комментируя для дочери.

–Вот и всё, готово. – Сказала знахарка и попыталась погладить Ветерка, но тот предусмотрительно качнулся назад, ибо неча его, мужа, словно жеребëнка теребить, и сдержанно поблагодарил. Женщина лишь вздохнула и ушла.

Глава Четвëртая. Пробуждение ярости

Глава Четвëртая. Пробуждение ярости

Отец скачет по степи на своëм верном белом коне, словно сам Стриб, подобно Ветру. А за ним мчится целый табун жеребят. Топот конских копыт ласкает слух, становится мерным и как бы сливается с ритмично бьющими о борт волнами.

"Теперь ты должен вести их, сынок", – сказал Кан, поравнявшись с Ветерком.

– А ты? Папа! А ты как? – Стыдливо смахивая слëзы, спросил мальчик.

– Ты должен поесть. – Вдруг голосом Лаславы проговорил отец. Кто-то мягко коснулся его плеча. Рамир открыл глаза. Это был сон. Всего лишь сон…

– Поешь. – Голос девочки звучал мягко, как шелест камыша. Она протянула миску с дымящейся похлëбкой. Ветерок молча отвернулся. Запах мяса вызвал внезапный спазм в горле – вспомнил, как горели шатры.

– Не упрямся, – Русолав присел рядом и его медвежья тень накрыла мальчика. – Мëртвые не мстят. А ты… – Он ткнул пальцем в грудь Рамира, – ты живёшь. Значит, должен стать клинком в руках судьбы.

Бригатты плавно скользили по водной глади. Вот солнечные лучи скользнули и спрятались за двумя холмами на берегу. В этом месте род всегда делал стан на своëм пути к зимнему становищу, а вот на ближнем холме отец ставил свой шатёр Кана. И принимал там важных мужей рода. Нахлынули воспоминания.

"Папа! Папа!" – Спотыкаясь бежал карапуз, путаясь в полах длинной детской рубахи, – "смотри, что у меня есть!"

Малыш стремительно влетел в шатёр и доверчиво вскарабкался на колени сурового отца, показывая ему маленькую деревянную лошадку, – "смотри, дядько Уромир мне подарил Коня!"

Отец ласково улыбнулся и погладил его по голове:

"Каков Конь!" – Похвалил он, – "береги его, это твой друг теперь. Придумал ему имя?"

"Да, папа, это Жорик!" – С пылом выдохнул ребëнок, – "это лучший в мире конь!"

Кан бережно ссадил сына на землю.

"А теперь беги, покажи сëстрам своего Жорика".

Умудрëнные мужи, собравшиеся на совет в шатре, лишь спрятали добродушные улыбки в роскошных усах.

Слëзы навернулись на глаза. Остался один из всего рода. Отец, мать, брат, сëстры-красавицы… Настоящий Жорик, белый жеребëнок с чëрной головой… Что с вами всеми стало? Почему выжил только он? Лучше было бы наоборот, ну почему он не погиб в той проклятой лодке, которая принесла его к виланцам? За что?

Рамир грязным кулаком стëр предательски блестевшую влагу и попытался зарыться в солому, чтобы никто не увидел его сейчас таким.

Жон Алаберто наблюдал с кормы, его седые брови сдвинуты. Виланцы не брали попутчиков – их суда были переполнены семьями, припасами, трофеями. Но оставить ребенка умирать в лодке-призраке… даже для наемников с очерствевшими сердцами это оказалось невозможным.

– Он выживет, – пробормотал Жон, глядя на горизонт, где Сичь сливался с Ваданой. – А потом задаст нам тысячу вопросов.

Из-под дощатой палубы раздался звонкий, мелодичный стук. Кто-то начал работу в походной корабельной кузне

– Гаррик! – Сурово крикнул Жон.

Стук прекратился и в проёме образовалась взлохмаченная голова с волосами цвета меди. И вопросительно уставилась серыми глазами на капитана.

– Гаррик, опять своего "скорпиона" мучаешь? Проверь лучше щиты! Больше пользы будет.

– Ваши щиты устарели! – Дерзко, с вызовом ответил Гаррик, – алтейцы скоро будут бить огнëм с неба и щиты станут бесполезны!

– Когда начнут, ты что-нибудь изобретëшь, а пока – займись делом! – Сердито нахмурился Жон.

Медная голова, недовольно ворча, скрылась. Алаберто взглянул на старый, потёртый кулон с изображением погибшей жены, который держал в руках и, со вздохом, спрятал в походную суму. Точная копия его любимой – доченька Алисана, одетая, как мальчик в штаны и кожаную курточку с множеством серебряных бляшек, упражнялась за мачтой с кинжалом. Не иначе, думая, что никто её не видит. Конечно, после того, что случилось с её матерью, она теперь тенью везде следует за своей старшей подругой – дочерью стрелка Терезой и пытается быть ей под стать. Юной воительницей. Жон снова вздохнул. Не уберëг. Ну и младший сынок – Милош, который ещё не осознаёт что происходит и мило играет с деревянной игрушкой на палубе.

Его глаза встретились со взглядом дочери. Девочка смутилась, но быстро собралась, в глазах её вспыхнул огонь и она с вызовом заявила:

– Я стану сильнее Терезы!

Жон едва заметно кивнул и запахнулся в плащ.

"Когда придëм в Вилану, девонька, тебе это, очень надеюсь, больше не понадобится", – подумал он.

Каран Железная Глотка сдирал с руки засохшую кровь. Победа пахла пеплом и железом – род Рамира стерт, но артефакт, символ власти над Великой Степью, не найден. Его люди перерыли всë – обыскали все трупы, обшарили все шатры – Коготь, как в воду канул. Без Когтя приказ не выполнен, жизненно необходимо его отыскать! Иначе всё зря. Не видать ему ни земли, ни титула, ни защиты от преданного им Хузгардского правителя. Каран почувствовал закипающую ярость где-то глубоко в груди. Клокоча от гнева он окинул горящим взглядом неровный строй пленников. Из которого особой статью выделялись две юные девушки. Дочери местного Кана.

Железная Глотка шагнул вперёд, схватил за косу старшую, с силой дёрнул, сбивая с ног и поволок по земле. Резко выхватил кинжал и приставив к её горлу, захрипел:

– Где Коготь? Где ваш Коготь? Клянусь, отсеку ей башку, если не скажете!

Младшая тихо заплакала и зашептала:

– Не убивай её… Не убивай, я скажу..

– Молчи. – Сквозь стиснутые зубы, сурово приказала старшая. Видимо смерть её не страшила.

– Убью!!! – Дико заорал Каран.

– Не убивай, не убивай, – заторопилась младшая, – он в воду упал, когда вы Ветерка убили. Ветерок его выронил в реку.... Не убивай её, прошу!

Каран пришёл в ярость. Он был так близко! Только не это! Нужно найти! Найти во что бы то ни стало! Он размашисто два раза ударил девушку по лицу и с силой швырнул кинжал куда-то в толпу пленников. Повернулся к помощнику:

– Найти! Без Когтя не возвращайся!

Бывалый воин со шрамом через всё лицо, вскинулся, водрузил на голову чёрный шлем с вороньим клювом и попятился задом, на ходу раздавая указания.

А если не упал? Что если она лжёт или не увидела? Что если всё-таки не упал? Не утонул? Куда отнесло лодку с трупом мальчишки? Рука потянулась к медальону с двухглавым орлом. Единственное, что осталось от отца, казнённого за предательство.

Теперь орлы разделились. У Алтеи голова орла смотрит на запад, у Эоссии – на восток, но не изменились методы. Тайные убийцы выследят, обездвижат и доставят на казнь даже из-за песков Хазарума. Лучше пусть убьют сразу. Чем путешествовать немощным сосудом с сознанием, но не имеющим возможности даже пошевелить пальцем. И потом попасть в таком состоянии в подвалы секретных служб к их истязателям. К тем существам, которые получают истинное удовольствие, замучивая свои жертвы. А далее, если жертва выживет, будет казнь. На площади и тоже весьма изощрённая…

Каран поëжился. Под доспехами его пробрал озноб. Нет, не найти артефакт невозможно! Нужно землю перевернуть, но найти его!

– Шафар! – Закричал Каран, призывая помощника, – отправь отряд обров вдоль реки, пусть отыщут лодку с мальцом.

Рамир лежал на жëстких досках, прислушиваясь к ритмичным ударам вëсел о воду. Каждый удар отзывался пульсацией в перевязанных ранах. Боль стала тупой, далекой, будто прикрытой слоем ваты. Но в груди горело иное – угольки ненависти, раздуваемые с каждым вздохом.

Рамир вспомнил последний вечер у костра, когда он разглядывал свой нож на новеньком поясе. Рукоять его обмотана кожей, а лезвие сверкает, как вода в лунном свете.

"Теперь ты воин", – сказал тогда отец, Кан, поправляя сыну прядь волос. – "Но помни: меч защищает, а не убивает".

"А если враг сильнее?" – спросил Ветерок, глядя на шрам на руке отца – след от сабли обра.

"Тогда бей хитрее". – Кан усмехнулся. – "Степь учит: даже травинка может свалить коня, если знать куда толкнуть".

– Смотри! – Рядом оказалась Ласлава и указала на небо, где клин журавлей пересекал закат. – Они летят на юг. В тëплые края.

Рамир поднялся и молча сжал кулак здоровой руки. Его журавли сгорели в дыму пожарища. Он поднял отцовский лук, пытаясь натянуть тетиву дрожащими пальцами. Не вышло.

– Давай я покажу, – Русолав взял оружие, его движения были удивительно точными для такого гиганта. – Лук – не меч. Ему нужна не сила, а гармония. – Он вложил стрелу, плавно натянул тетиву. – Целься сердцем, а не глазами.

Стрела взмыла, пронзив облако. Рамир поймал падающее перо, еще теплое от полета.

– Зачем вы меня спасли? – спросил он вдруг, не глядя на Русолава. – Я же чужой.

– Чужих здесь нет, – подошел к ним Жон, его кольчуга звенела как ветреные колокольчики. – Война делает братьями даже волка и оленя. Алтея сожгла мой дом, когда я был немногим старше тебя. – Он расстегнул ворот рубахи, показав клеймо – выжженного орла. – Они называли нас рабами. Мы стали воинами.

Ночью, когда бригатты бросили якоря на ночëвку, Рамир пробрался к корме. Луна, как серебрянный щит, висела над рекой. Он достал нож – оставшийся от отца – и воткнул в палубу.

– Клянусь, – шептал он, глотая слезы, – клянусь кровью, пеплом и памятью предков. Ваши тени будут ветрами в Степи, когда я принесу головы врагов на их же знаменах.

Где-то в темноте, на берегу ухнула сова. Мальчик не заметил, как из тени вышла Ласлава, её голубые глаза блестели в лунном свете. Она молча положила у ног Рамира пучок сухих трав – чабрец, полынь, крапиву. Старинный виланский оберег.

– Это поможет, – прошептала она. – Мама говорит, что крапива даëт силу, а полынь отгоняет злых духов.

Рамир кивнул, сжав нож.

– Почему ты стала лекаркой? – Спросил он. – Из-за Бронхиль?

Ласлава подошла ближе. Она пахла мëдом и мятой, и от этого кружилась голова.

– Мама, Бронхиль не родная мне, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – хоть мы и очень похожи. Мою деревню сожгли разбойники. Князь отправил на помощь виланцев. Она была с ними. Но они не успели…

Девушка потупилась и отвернулась.

– Бронхиль нашла меня в колодце, где я пряталась. Я просидела там всё время и слышала, как убивают мою деревню, как умирает моя родная мать.

Она повернулась и взяла Рамира за руку. Ладонь её была холодная, но его словно обожгло кипятком.

– Поэтому я знаю каково это – терять родных, – тихо произнесла она, – и с тех пор я помогаю всем, кому могу.

Рамир сжал её руку. Теперь в душе, кроме боли он ощущал и затеплившийся огонëк единения с девушкой, и робкую искру… надежды.

Глава Пятая. Уроки стали и крови

Глава пятая. Уроки стали и крови.

Дни на бригаттах текли, подчиняясь ритму вёсел и ветра. Рамир учился жить с пустотой внутри – той, что оставили после себя пепелище и молчание предков. По ночам он всё ещё видел лица родных в отблесках волн, но теперь к боли примешивалась ярость, холодная и острая, как клинок.

Величественный Сич благополучно достиг могучей Ваданы и теперь они вместе, ещё более широким и мощным потоком несли корабли виланцев в Срединное море. Берега стремительно раздались вширь, и теперь приходилось приглядываться, чтобы разглядеть что-нибудь на брегах. Только белых чаек значительно прибавилось. Они носились по небу, казалось, преследуя бригатты или мирно дремали белыми корабликами на волнах.

Жон несколько раз прерывал плавание и проводил тренировки воинов. Рамир впервые увидел, что это такое – хвалëная виленская дисциплина – многие десятки могучих воев двигались, как один человек, настолько слаженно, что мальчику степняку это казалось недостижимым. И при этом каждый из них прекрасно владел обоими видами мечей: "torenz skir" – коротким мечом и "gala skir" – длинным. Огромное впечатление произвели на мальчика "torenz vild" – большие ростовые щиты. Воины выстраивались в плотный строй и практически полностью закрывались щитами, выставляя наружу только копья. Видевший до этого лишь манëвренную тактику степняков, Ветерок испытал потрясение и, напросившись, с воодушевлением маршировал со всеми, выучивая команды и повторяя движения.

Русолав стал его тенью. Казалось, здоровяк поставил себе цель выковать из мальчика оружие.

Раннее утро. Запах свежести и туман над рекой. Ещё поют где-то запоздалые сверчки, но уже и чирикают утренние птахи. Вода мерно бьëтся в тëмный от старости деревянный борт корабля. Миновав навесы из шкур в центре палубы, где мирно спали семьи воинов, двое остановились на носу бригатты.

– Не души клинок! – Гаркнул медведем Русолав, – меч – не молот, его чувствовать надо. Атакуй!

Рамир неуверенно замахнулся и ударил. Воин с лëгкостью парировал.

– Твой удар увидел бы и слепой. Не тыкай мечом, как пьяный суслик своей хворостинкой. Не показывай врагу намерения.

Рамир отступил на шаг, выдохнул и ударил вновь. Как ему показалось, хорошо замаскировал намерения, но Русолав вновь лишь лениво отмахнулся.

– Моя первая жена коромыслом махала и то лучше. Соберись, малец!

Ветерок почувствовал накатывающую ярость, словно разгорающегося пламя, вспомнил пронзëнного стрелой отца и мать под копытами конного латника. Взор его сузился. Он теперь видел противника как через узкую щель бойницы и, клокоча от ярости, бешено пошëл в атаку.

Однако Русолав спокойно отразил его удары, уклонился и парировал, а, оказавшись сбоку и немного позади, шлëпнул плоскостью меча по ягодицам.

– Ярость – это щит, малец. А щитом не убивают. Думай!

Ветерок тяжело дыша, глотал слëзы обиды и боли – на рукояти остались следы его крови от ещё незаживших ран, смешиваясь с утренней росой на клинке.

С мачты бесшумно соскользнул Корвин. Мальчишка, немного старше Рамира. Бывший беспризорник-воришка из Олосеня, прибившийся к отряду ещё в граде древичей. Тяжёлая жизнь приучила его к максимальной скрытности и острожности, и теперь он на всю катушку использовал свои навыки лазутчика на благо виланцев, которые стали его семьëй.

– Третий день уже за нами по берегу следует отряд обров, – сказал он.

Русолав поскрëб своей пятернëй-лопатой в затылке.

– Надо бы доложить Жону, – произнëс он, – не нравится мне это.

Каран Железная Глотка стоял среди пепелища, сжимая в руке обломок деревянной игрушки – лошадки с выжженными защитными символами рода Рамира. Он всё ещё не терял надежды – его люди рыскали по стану, поднимая тучи сажи и пепла.

С коня соскочил Шафар.

– Нашли лодку, – доложил он, – в трёх лигах вниз по течению. Пустая, но со следами крови.

– Значит жив, – Каран с силой сжал обломок лошадки так, что тот превратился в труху. – Алтейские сенаторы не простят потерю Когтя. Если мы не отыщем мальчишку – все отправимся в яму с известью.

Он повернулся к отряду обров – диких кочевников в меховых одеждах.

– Ищите след. Подстреленный ребёнок далеко не уйдёт, – и добавил про себя, – если никто ему не поможет.

И вновь горящая Степь. Пламя до горизонта, а дым заслоняет небо. И только чëрные вороны хищно кружат над головой. Огонь планомерно пожирает шатры и живых ещё людей. Они кричат, бьются в конвульсиях, а огонь, как безжалостный хищник медленно, но уверенно заглатывает их целиком, оставляя лишь обугленные скелеты, лениво выглядывая на мир из пустых глазниц.

Среди бушующего пламени появляется мама. Огонь кружит вокруг неё, облизывает своими ярко-оранжевыми языками, закручивает безумный хоровод искр. Мама молчит и лишь протягивает к Ветерку руки. Слëзы делят её лицо ровными дорожками. Рамир кричит и рвётся к ней, но лишь бьëтся, как комар в янтаре – мир вокруг плотный и вязкий. Вдруг мама вспыхивает костром и осыпается пеплом.

– Нет! Нет! Нет! – Кричит Рамир, бьëтся и… просыпается от боли в раненной руке, которой с силой бьëт во сне о палубу.

– Тихо, тихо! – Оказывается рядом Ласлава, кладёт прохладные ладони ему на лоб, а его голову себе на колени, – тихо, это всего лишь сон.

Ветерок подвывая, до боли сжал кулаки так, что на повязке выступила алая кровь.

– Тихо, Ветерок, – шепчет Ласлава, – всё хорошо, это только сон. Сейчас и раны обработаем…

Она сноровисто размотала тряпицы и сняла с пояса мешочки с целебными снадобьями. Бывшая рваной, с чëрными вкраплениями мëртвой плоти, рана, буквально на глазах превращалась уже во всё ещё сильно воспалëнный и кровоточащий, но уже розовый от нарастающих новых тканей, рубец в виде когтя.

Утро выдалось тихим. Так, что слышно было, как стрекоза садится на осоку. Солнечные блики неугомонно скакали по ряби на воде. Где-то хрипло каркнул ворон и переполошились чайки.

Бригатты чëрными остовами впились в песчаный берег и мирно грели бока в лучах поднимающегося солнца, пока виланцы строились на очередную тренировку.

Ветерок было увязался за воинами, но его остановил Русолав.

– Успеется, – проворчал он, – со мной пойдёшь.

Как оказалось, он приметил небольшую ложбинку между холмами с выходом к заросшему камышом берегу. Довольно ровная поверхность и при этом закрытая со всех сторон – отличное место для тренировок.

– Руби их! – Приказал здоровяк, бросая меч Рамиру. Перед ним стояло несколько старых, полусгнивших остовов деревьев. – Клинок должен двигаться так, – он показал движение.

Мальчик взял меч и ударил.

Русолав покачал головой.

– Не, так не пойдëт, так ты даже муху не прихлопнешь, а человек ещё хитрее. Начни движение с бëдер, а потом раскручивайся, подобно пружине. Остриë же – это часть тебя, как если рука удлинится. Руби.

И Ветерок рубил. Прилежно, стараясь и вкладывая всю свою ярость в каждый удар.

– Степняки бьют наотмашь, как косой траву косят, – продолжал Русолав, – а виланцы, как дятлы: точечно, в щель между пластинами.

Рамир замер, вдруг осознав, что учится не старое дерево рубить, а убивать людей. От свалившегося осознания его пробрала крупная дрожь, от макушки до самых пят. Он потрясëнно опустил меч, глядя себе под ноги.

– Это хорошо, что дрожишь, – здоровяк положил ему на плечо свою огромную пятерню, – страх – это топливо. Без него ты сгоришь сам. А теперь атакуй!

Рамир атаковал, Русолав парировал. Рубились крепко. Когда солнце поднялось ввысь на несколько фаланг и начало ощутимо подсушивать пот на рубахе мальчика, он уже пропускал не все удары, некоторые вполне сносно отбивая.

– Берегитесь! – Вдруг сверху раздался надрывный крик Лаславы.

Русолав среагировал мгновенно. Крутанулся на месте, оценивая обстановку и, продолжая движение, сбил мечом пущенную в него стрелу.

Заросли камыша, вдруг, вздыбились, как шкура разъярённого зверя. Пятеро обров выплеснулись на берег, звеня костяными кольчугами. Их островерхие шапки были увенчаны вороньими черепами, а кривые сабли – искривлены, будто клыки мертвого дракона. Четверо ринулись в атаку, воя на языке, где не было слов, только вой ветра в степи. Напали они как стая шакалов – нестройно, но жадно. Тот, что в шлеме из черепа сайгака, метнулся вбок, змеиной пляской уворачиваясь от меча Русолава. Его соплеменник с лицом иссечëнным синими ручьями-татуировками, символами Вечного Неба, ударил в этот момент. Дико завизжала сабля. А пятый с перьями грифа, вплетëнными в засаленные волосы, скаля жëлтые подпиленные зубы, вновь натягивал тетиву.

Русолав заревел медведем, сшибая куском бревна татуированного и швыряя бревно в лучника, дабы не дать тому выстрелить. И схлестнулся в жестокой сече с превосходящими числом, врагами.

Рамир на мгновение замер – он чëтко увидел картины гибели рода. Его обдало сначала жаром, так что кровь, казалось, вскипела, а затем бросило в лютый холод – он испугался, что сейчас может потерять и, ставшего уже родным, Русолава. Рамир ощутил привкус железа на языке – то ли кровь лопнувших капилляров, то ли запах страха. Ноги двинулись сами, вопреки дрожащим коленям. Удар мечом в щит обра отозвался болью в раненой руке, но следующий взмах – уже не ученический выпад, а яростный рубящий удар степняка – рассек меховую шапку вместе с черепом. Тёплая слизь брызнула на щёку. Он замер, глотая рвотные позывы, глядя как тело врага судорожно бьётся у его ног

Далее хруст камыша и через время топот конских копыт.

– Последний ушёл, гад, – недовольно проворчал здоровяк, отточенным движением стряхивая кровь с клинка.

Сверху буквально слетела Ласлава.

– Как вы, ранены? – Она бросилась к Ветерку, – Рамирушка, как ты, не ранен?

Ощупала его наскоро и повисла на шее у Русолава.

– Папа! Я так испугалась!

– Ну буде, дурëха, – он погладил её по спине, – ты зачем сюда пришла? А если бы вороги нас одолели?

– Вот коли бы не пришла, так бы и одолели, – ответила она, отстраняясь от отца и стирая слëзы, – я же их засаду заприметила с холма.

– Всë так, – ответил воин и повернулся к Ветерку, – а ты молодец, малой, бился, аки сам Бар! Я бы не совладал без тебя.

Рамира вновь била дрожь. Тошнило. Это уже не тренировка. Значит, так оно и бывает. Он поднялся, не глядя на труп, сорвал пучок травы. Стал чистить меч, будто стирая следы своей первой крови

Бригатты вновь скользили по воде. Заходящее солнце окрасило небосвод в красные тона, как бы кровь давешнего обра расплескалась.

Командиры отрядов, Русолав и Ветерок собрались в отсеке Жона. Отдельном небольшом помещении в трюме, завешенном шкурой. Здесь располагалось спальное место, уголок для детей и стол с картой. На карте, видимо, по ходу движения кораблей, красовались свежие чернильные пометки, сделанные рукой капитана.

– Обры следуют за нами, – задумчиво произнёс Алаберто, проведя пальцем от места, помеченного крестом до предполагаемого нынешнего положения бригатт, – всю эту часть пути. А здесь, – он ткнул в другую пометку, – они уже напали на вас.

Он взглянул на Русолава и Ветерка.

– Какие разумения имеете? И да, вот что нашли у напавших на вас, – он высыпал на стол несколько серебрянных монет с изображением орла, устремившего свой взор на запад, – алтейские. И у одного из обров на руке было свежее клеймо в виде ворона.

– Псы хузарумских Стальных Воронов, – сказал Русолав, – это их метка.

– Степняки, Вороны и алтейское серебро, – протянул Жон, оглаживая гладко бритый подбородок, – и что им от нас нужно?

Русолав положил свою огромную руку на плечи Ветерку.

– Не что, а кто, – буркнул он, – им нужен наш Рамир.

– Вовсе нет, – услышали все тихий голос и из-за шкуры тенью просочился Корвин, – я побывал в лагере обров, пока корабли стояли на берегу, – он рванул ворот рубахи, показывая клеймо в виде четырёх лучевой звезды, – до того, как вы подобрали меня, я был их рабом, потом мы с сестрой сбежали. Поэтому я знаю их обычаи и язык.

Жон вперил в него суровый взгляд. В другой ситуации наглецу влетело бы по первое число, но не сейчас.

– И что ты узнал? Сказывай. – Приказал капитан.

– Руководит ими некий Каран Железная Глотка, – начал Корвин, – он пришёл из-за песков, победил их вождя в честном поединке и занял его место. Ищет он Коготь Вещего Вепрея, который даëт власть над степью. Зачем он нужен Карану я не знаю, но кочевники считают, что Вещий Вепрей принадлежал Тенгри – Вечному Синему Небу. Его Коготь делает Небо Открытым, а забрали Коготь давным-давно новые степняки, а им теперь нужно вернуть реликвию.

– Коготь! – Воскликнул Рамир, вспоминая последние слова отца: "береги Коготь".

Ветерок стремглав бросился из отсека капитана в трюм, где в укромном месте хранил отцовский пояс. Трясущимися руками прощупал поясные сумы и извлëк странный изогнутый предмет, действительно похожий на Коготь крупного животного. Сделан он из непонятного материала – и не из металла, и не из кости, не из дерева, но прочный, как сталь, хотя по ощущениям мягкий и как бы тëплый на ощупь. Четыре его грани тускло поблëскивали истëртыми поверхностями в тусклом свете. Сам он металлически матовый, в рунических писменах, под которыми, если приглядеться, видны более старые неведомые символы, к острию становился абсолютно прозрачным. А с основания когтя свисали кожаные ленты с именами всех Гаканов им владевших. Есть ленточка и с именем отца…

Ветерок с силой сжал Коготь так, что прозрачное остриё впилось в кожу… Трюм корабля исчез, вместо него проявилось бесконечное чëрное пространство в мигающих светящихся точках и, стремительно приближающаяся и увеличивающаяся в размерах голубая жемчужина. И чувство обречëнности и безысходности…

– Рамир! – Истошный женский крик и барабанящие по стальной переборке кулачки.

– Капитан, открывай! – Мужской голос. Штурман.

Рубка залита аварийным красным светом, а динамики безразлично произносят:

«Отказ всех систем. Экипажу срочно занять места в аварийных капсулах. До столкновения 358, 357, 356…»

Нет времени. Остаётся последний вариант – аварийная система управления, активируемая нейроимплантом. Использовать его можно только считанные секунды, потом он высосет нервную систему досуха. Но другого выбора нет.

Командир раздавил стекло и вынул нейроимплант на удлиняющемся оптоволоконном шнуре. Для активации его необходимо сжать в кулаке и проколоть светящимся остриëм кожу. Так установится прямая связь между нервной системой и системой аварийного управления кораблём.

«До столкновении осталось…»

Рамир, не задумываясь, активировал систему. Сознание скачком расширилось до размеров звездолëта. Теперь он и был, по сути, самим звездолëтом. Ощущал себя несущимся сквозь чëрное ничто к яркой голубой планете. Последнее, что он ощутил ещё «будучи» человеком – это запах жжëного металла. Экипаж резал лазером переборку. Глупцы. Его уже не спасти, спасались бы сами, кто ещё может.

Сознание начало подëргиваться чернотой.

«256, 255, 254…» – продолжал отсчёт холодный автомат.

Рамир с силой вдавил имплант в руку так, чтобы через боль задержать гаснущее сознание. Струйка тëплой крови потекла на приборную панель.

– Держись, Рамир, держись! – Шептал он сам себе, плохо осознавая, что он сейчас такое – и не человек уже, но и не корабль.

Откуда только взялся тот проклятый астероид, что разнëс вдребезги половину корабля и придал такое бешенное ускорение его останкам? Не важно. Главное посадить эту рухлядь, а не размазать по планете тонким слоем.

Капитан усмехнулся. И понял, что боли больше не ощущает. Сознание подëрнулось пеленой. Изображение огромной планеты начало плыть…

– Держись, Рамир, терпи, чуть-чуть осталось!

Он услышал полный обречëнности женский крик. И улыбнулся, хватаясь сознанием за спасительную мысль: Ирина, Ирочка, борт-инженер, его жена, что сейчас отчаянно ломится в рубку. Она ещё не знает, но он видел результат медицинского сканирования. Она беременна.

– Держись, Рамир, ради них. Ты должен посадить корабль. Во что бы то ни стало.

Переборка рухнула, и рыдающая женщина бросилась к безжизненному телу, лежащему на приборной панели.

Корабль сотряс глухой, но не сильный удар.

«Аварийное приземление прошло успешно». – Холодно отрапортовал автомат. – «Активация протокола «Вещий Вепрь» через 9…, 8…, 7…»

– Что ты такое? – Уставился Ветерок на артефакт.

Глава Шестая. Тени и тетивы

Глава Шестая. Тени и тетивы

Рамир вдохнул едкий дым, обжигающий легкие. Над выжженной степью кружили вороны-тени, их когти высекали искры из раскаленного воздуха. Пламя лизало остатки шатров, превращая детские игрушки в черные угольки. Ветер доносил обрывки криков – то ли реальных, то ли эхом проклятого сна. Пляшущие огненные тени метались за незримой чертой, очерчивающей окружность с Рамиром в центре. Они шипели, словно кипящее масло, вытягивая к нему когтистые лапы, но не смея переступить границу.

«Почему они боятся?» – мелькнула мысль, когда мальчик заметил седого мужчину на обгоревшем бревне. Отец. Его кожа отсвечивала перламутром, будто тело соткано из дыма и лунного света.

– Учись мечу, – голос Кана звенел, как ветер в пустых кувшинах. – Но будь не скалой, а будь, как ветер.

Он встал, демонстрируя плавные движения. Клинок в его руках оставлял за собой серебристые шлейфы.

– Виланцы, как скала, как сталь, прочные и непоколебимые, ты же должен уподобиться ветру. Пропустить атаку, раствориться в ней и ударить там, где не ждут и так, как не ждут. Обратить силу противника против него же самого.

Кан начал таять, растворяясь в воздухе.

– Папа, стой, подожди! – Заторопился мальчик, – я хочу спросить, что такое Коготь?

Отец сфокусировал на сыне взгляд, всë остальное тело уже стало прозрачным и потихоньку исчезало.

– Это символ, сынок, – сказал он, – это просто символ, который вручается на Соборе каждому новому Гакану, когда предыдущий становится Ветром в Великой Степи.

– А какая в нём есть сила?

– Никакой, Ветерок, это просто символ, – силуэт отца уже еле угадывался.

– Но я же видел… – Закричал было Рамир.

Кан только шевелил губами, уже беззвучно, пока не растворился окончательно.

И Рамир проснулся. С удивлением обнаружив, что сжимает заветный артефакт в руке.

Каран пил хорошее алтейское вино из новой чаши, внимательно изучая карту, когда в шатёр влетел Шафар.

– Мальчишка у торентийцев, – доложил он, сняв шлем, – разведчики обров сопровождают их корабли по моему приказу. И смогли его вычислить. Правда захватить не смогли – потеряли четверых воинов при попытке.

Каран презрительно сплюнул. Обры воины? Даже лучшего из них воином язык не повернётся назвать. Пастухи. И разбойники. Но их много, и в этом их польза. Он пригубил вино.

– Ночью отправь обров на штурм кораблей. Чем больше, тем лучше. И вот здесь, – он ткнул в карту, – поставь катапульты с алтейским огнём. Пусть поджарят этих гордецов.

Затем нашёл взглядом шамана в массивном, рогатом головном уборе.

– Достань мне Коготь, – с нажимом сказал Каран, – иначе разорву лошадьми.

Шаман мелко закивал, бухнулся на колени и попятился задом из шатра.

Мерную тишину ночи, с убаюкивающими песнями сверчков и шелестом крыльев летучих мышей, прервали шлепки вëсел по воде и удары абордажных крюков о борта кораблей.

Обры полезли, как муравьи на мёд – нескончаемым потоком, в боевой раскраске из синей глины, с пустыми глазами, как у ночных рыб.

Горн на корме протрубил тревогу. Возможно несколько запоздало.

– Шақыр! (Атакуй!) – Орали обры. – Оларды соқ! (Бей их!)

Взревел медведем Русолав, разваливая топором врага почти до пояса. Абордажников встретили дежурные воины в полном облачении. Очень скоро палуба стала скользкой от крови.

– Щиты в круг! – Раздался громоподобный крик Жона. – Арбалетчики – на марс! Женщин и детей – в трюм.

Эффект от внезапной атаки прошёл, виланцы занялись привычным делом – методичным перемалыванием вражеской живой силы. Примкнувшие к защитникам воины, бывшие на отдыхе, сомкнули щиты и обеспечили коридор для отступления семей и раненых, затем взяли под контроль центр палубы, методично расширяя своё пространство. Стена щитов, шаг – удар. Враги, как волны цунами бились о несокрушимые скалы и откатывались, оставляя корчащихся товарищей. Только ратники Русолава из вспомогательной сотни орудовали топорами, как мясники, раскалывая атакующим черепные коробки, как орехи.

Защëлкали замки арбалетов, запели тетивы и засвистели болты, добивая оставшихся обров.

Тереза замерла, слившись с мачтой, её арбалет сухо щëлкнул и отправил смертоносную игрушку с гравировкой в виде скалящегося волка, точно в цель. Рамир наблюдал, как обр, даже не успев вскрикнуть, рухнул в воду. И лишь круги на поверхности выдали место падения.

– Двадцать третий, – девушка клацнула щëтами на запястье, – догоняй, степняк.

Он сжал свой арбалет, подаренный Гарриком. Рукоять ещё пахла сосновой смолой и чужим потом. «Левой рукой тянуть не сможешь», – насмехался изобретатель. Но сейчас боль в раненой ладони казалась ничтожной в горячке жаркого боя.

И тут он увидел Лаславу, спешащую на помощь раненому, и врага, занесшего над ней саблю. Не раздумывая ни мгновения, Рамир выстрелил, не целясь. Болт пробил обру кисть, он выронил оружие и взвыл. Перезаряжать нет времени и Ветерок выдернул из-за спины снаряжëнный отцовский лук. Наложил стрелу, натянул тетиву, как учили, до уха.

«Не целься глазами», – всплыло в памяти, – «целься сердцем, просто знай куда должна прилететь стрела». И отпустил. Мощные плечи лука упруго разогнулись, разгоняя подарочек ворогу и стрела, взвизгнув, вонзилась тому в шею. Обр нелепо взмахнул руками, словно пытаясь избавиться от ужалившего его смертельного предмета и завалился на спину, семеня ногами в агонии.

– Спасибо, – одними губами шепнула девушка, взглянув на Рамира. И её шёпот обжог сильнее пламени.

– Стрелы! – Раздался крик кого-то из виланцев. Воздух наполнился противным писком и первые оперëнные снаряды начали вонзаться в борта и палубы кораблей.

– Щиты! – Раз Жона перекрыл шум битвы. Виланцы подняли щиты, закрывая себя и товарищей, кто-то рубанул верëвки, держащие скатанными шкуры, и вдоль бортов опустились полотнища – защита от стрел. – Огни на нос! Вслед на воду! Уходим отсюда.

Бригатты, как гигантские проснувшиеся сороконожки, выпустили ряды вëсел и, подпрыгивая после каждого слаженного гребка, заторопились прочь.

Рамир устало опустился на скамью, сжав в кармане Коготь, с которым теперь не расставался. И, вдруг, увидел себя со стороны – худой мальчишка с луком, заляпанный чужой кровью. Потом увидел, как Каран Железная Глотка где-то на берегу, возле роскошного шатра пьëт из черепа его отца. Потом увидел яркую звезду, падающую в степь…

Наваждение прошло, только дрожь в руках осталась. Тут он ощутил лëгкую вибрацию артефакта и его кончик как бы засветился изнутри. Рамир потрясëнно уставился на него, не заметив, как тени, дрожащие в неровном свете звëзд и факелов, уплотнились, превращаясь в некий гибрид ворона и шакала. Вот тень распахнула пасть, полную острейших зубов и потянулась когтистой лапой к Когтю.

– Мениңди бер! (Моё, отдай!) – Зашипела тень.

Артефакт засветился, странные письмена под рунами забегали стремительными огоньками, а внутри головы зазвучал холодный голос на непонятном языке:

«Астральное вторжение в обережный периметр. Ментальная атака на объект. Активация протокола активной защиты". Голос в голове звучал как лязг железных шестерен: «Система идентификации: Рамир Ветров. Активирован модуль квантовой синхронизации». Картины боя наложились на странные видения: стальные птицы, плюющиеся огнем, воины в зеркальных доспехах, сражающиеся под черным небом без звезд. Где-то в этом хаосе он увидел женщину с лицом Лаславы, кричащую ему что-то сквозь толстое стекло шлема. Подсознание мальчика переработало увиденное и выдало в виде более подходящего видения. Он увидел степь, залитую огнём падающей звезды, а среди первородной Тьмы стоит огромный и могучий зверь с блюдцами светящихся глаз. Бивни Вещего Вепрея мерцали пламенем, а из ноздрей шёл дым. Он тоже видел злого духа и в момент гневно топнул копытом. Тень рассыпалась в прах.

Реальность вернулась рывком. Так, что Рамир едва не упал со скамьи. Перед глазами плясали яркие круги и подташнивало.

– Ты жив? – Схватила его за плечи, подскочившая Ласлава. Её амулет из трав слабо светился в темноте, – здесь был злой дух…

Ветерок раскрыл ладонь, показывая Коготь.

– Он меня защитил. Сам.

В это время тело шамана на берегу выгнулось дугой, он взвыл и захлебнулся чëрной жижей, хлынувшей изо рта. Его ритуальный бубен лопнул пополам.

– Никчëмный колдун, – пнул труп Каран, – значит заберëм своë в мире плоти и стали.

Он повернулся к воинам в алтейских кирасах и шлемах с красными гребнями.

– Готовьте свои огненные горшки. Поджарим их.

И вновь всё повторяется. Снова глухие удары абордажных крюков, снова полчища синих, размазанных врагов, карабкающихся на палубы разгоняющихся кораблей, вновь хлюпанье разрубаемой человеческой плоти, и фонтаны тëплой, ещё живой, крови.

Рядом, с холодной точностью часового механизма, перезаряжает свой арбалет Тереза и снова спускает тетиву, сопровождая каждый выстрел счëтом. Сражается, как медведь, попавший в капкан, Русолав. Рубят врагов, будто вековые дубы, ратники из вспомогательной сотни. Держат строй, словно стальной панцирь, виланцы. Гаррик разряжает своего скорпиона, накрывая сетью и отправляя обратно за борт, сразу нескольких врагов. Кровь обильными красными ручьями стекает с палубы в реку.

Откуда-то, как бы материализовавшись в воздухе, появляется перепачканный, с ножом в руке и с блеском боевого безумия в глазах, Корвин.

– Жон, гаси факелы,– кричит он, – алтейский огонь!

Первые горшки падают рядом, растекаясь маслянистой горящей плëнкой по поверхности воды. Теперь света хватает и без факелов – горит сама река. Следующие попадают по стремительно ускоряющийся бригаттам. Дерево вспыхивает, пламя охватывает и людей.

– Тушить песком! – Кричит Жон и от хранилища в трюме выстраивается вереница.

– Жеңiс бiзге! (Победа будет за нами!) – Воодушевлённо вопят обры. – Тәңри жолына! (Во имя Тенгри!)

Корабли вырвались из этой смертельной карусели только когда небо начало светлеть. Катапульты уже не добивали, а юркие лодки кочевников не могли догнать разогнавшиеся бригатты.

Глава Седьмая. Кузница гнева

Глава Седьмая. Кузница гнева

Молот обрушился на раскалëнный металл, высекая сноп искр. Гаррик вслепую потянулся к кожаному фартуку, вытер лоб, оставив полосу сажи. Его руки дрожали – три дня без сна давали о себе знать.

– Ещё одна шестерня… – бормотал он, настраивая пружинный механизм «Скорпиона». Арбалетный станок шипел паром, будто живой зверь. – Если уменьшить диаметр храповика…

Внезапный скрежет. Рычаг вырвался из паза, едва не снеся ему пальцы. Гаррик отшатнулся, прислонившись к бочке с водой.

– Опять играешься? – Жон Алаберто стоял в дверях, его тень плясала в свете горна. – Ты рискуешь нашими жизнями ради этих игрушек?

– Это не игрушки, капитан. Алтейцы УЖЕ бьют огнëм с неба! Если мы не…

– Если мы не будем помнить, кто мы, – Жон подошли, взяв со стола арбалетный болт. – Виланцы выжили не благодаря железу, а благодаря дисциплине. Твой отец…

– Мой отец боится будущего! – Гаррик ударил кулаком по столу. – Он до сих пор куëт мечи, пока мир меняется.

Тереза, заглянувшая в кузницу, замерла у двери. Она видела, как дрожат руки Гаррика – не от страха, от ярости.

– Ты прав, – неожиданно сказал Жон, – но будущее строится на костях тех, кто спешит. Доведи своего «Скорпиона» до ума. Возможно, он нам понадобится.

После памятного ночного боя, распорядок на кораблях изменился. Теперь бригатты не останавливались на ночь. Скорость ночью, конечно, медленнее, но, те не менее, они шли без остановок. Тренировки на суше также были отменены.

Всех раненых собрали на втором корабле, сделав из него единый лазарет. Туда же перешли и почти все лекари, включая Брунхиль. Ласлава, единственная, осталась на флагмане. И один лекарь на замыкающем.

Рамир сидел у борта и молча смотрел на чëрную воду, подсвеченную лунным светом. Пальцы его механически перебирали ленты на рукояти Когтя. Артефакт был холодным, как обычный кусок металла. За прошедшие два дня плавания он так и не смог понять, почему отец назвал его «всего лишь символом». Ведь есть же в нём сила. Могучая! Или… была?

– Спишь? – Ласлава присела рядом, завернувшись в плащ. В руках она держала глиняную чашку с чабрецовым отваром.

– Не выходит. – Рамир судорожно сглотнул. – Каждый раз, как закрываю глаза, вижу их…

Он не договорил. Девушка положила руку ему на плечо, и тепло о её ладони разлилось по телу.

– Мой родной отец погиб, когда мне было два года, – сказала она неожиданно. – Я его плохо помню. Знаю, что он был ратником и служил в пограничном гарнизоне. Тогда случилась война с Перелесским княжеством и перелессичи сожгли их заставу до тла. Мы с моей родной мамой жили потом в семье дяди – брата папы. А в мои шесть, – она вздрогнула, – меня уже нашла Брунхиль. Она тогда сказала: «Мëртвые не хотят, чтобы мы застыли в пепле. Они хотят, чтобы мы строили новое».

Рамир по-новому взглянул на неё. Лунный свет скользил по её светлым волосам, делая их серебряными.

– А что, если… Это страшно? Что если новое страшнее пепла? – Прошептал он.

Ласлава помолчала. Где-то с плеском выпрыгнула из воды ночная рыба.

– Мы построим новое вместе, – тихо сказала она.

Жон Алаберто развернул на столе карту, помеченную значками из киновари и сажи. Русолав, опершись о косяк, грыз кусок вяленой медвежатины, но глаза его неотрывно следили за Рамиром, который учил Алисану стрелять из лука. Прямо среди бочек и ящиков в трюме, дабы никого не зашибить на палубе.

– Ты его в бойню тащишь, – буркнул Русолав, – а сам твердишь, что он «ключ».

Жон не поднял глаз, продолжая водить пером вдоль маршрута:

– Ключ бывает двух видов, дружище. Им либо отпирают двери, либо ломают замки.

Он отложил перо и достал из складок плаща медальон – серебрянного волка. Знак Стража Великого Дома Аргент.

– Сестра доверяет мне не потому, что я лучший капитан. – Он положил медальон на карту, закрыв им Чëрные Столбы. – А потому, что знает, что я лягу костьми, но не пущу врагов к Вилане.

Русолав хмыкнул:

– И как этот ключ-малец в твои планы вписывается?

– Здесь всё слишком запутано. – Жон обвëл пальцем Великую Степь. – И этот клубок ещё предстоит распутать. Интересы многих игроков переплелись в этом месте. И хузгардские Стальные Вороны, пришедшие сюда через пески, и принявшие серебро Алтеи. И сама Алтея. И, скорее всего, без Эоссии дело так же не обошлось. И все державы чего-то хотят. А вот чего именно – это ещё предстоит выяснить. Тем не менее, мы везём наследника правителя Степи и их символ власти. Для Торении это станет козырем.

– Думаешь Алтея хочет взять Степь под контроль? Для чего?

Жон поднял на него глаза:

– Например, чтобы посадить свою марионетку на «степной трон» и усилить давление на Эоссию с востока. Прямопротивоположные цели могут быть у самой Эоссии. Ну а Хузгарду любая грызня между Востоком и Западом на руку. Каран даже может не догадываться, что стал пешкой в руках больших игроков.

Жон вновь склонился над картой.

– И тем не менее, если Каран не дурак, то Чëрные Столбы нам не пройти.

– А он не дурак. – Русолав до жевал мясо и подошёл к столу. – Мы можем высадиться здесь, – он ткнул в карту, – здесь песчаная отмель. И пойти ему на встречу. Места там мало и его коннице придëтся идти на таран, прямо на наши пики, там их и положим. Ну или возьмём Чëрные Столбы, если они струсят, под свой контроль и проведём корабли.

Алаберто задумчиво побарабанил пальцами по столу, глядя проём двери, откуда слышался заливистый смех Алисаны.

– Всё так, – сказал он, – но ты забыл про алтейский огонь. Они просто сожгут нас издали.

В проёме появился весь перепачканный сажей Гаррик.

– «Скорпион» готов, – буркнул он, избегая взгляда капитана. – Но для перезарядки нужны двое.

Жон вскинулся.

– Это хорошо, что ты зашёл, Гаррик. Мне нужно, чтобы «Скорпион» стрелял горшками с алтейским огнём.

Изобретатель задумчиво потом лоб, оставляя грязные следы. Но по вспызнувшему пламенем взгляду стало ясно, что сложная задача пришлась ему по нраву и он уже включился в работу

– Я знаю, что нужно сделать. – Воскликнул он, резко выходя из отсека и едва сбив с ног Терезу.

– Позовите Корвина. – Попросил Жон.

– Не целься по стреле, – сказал Рамир Алисане, которая упорно продолжала пытаться это делать, – лук – не арбалет, здесь нужно чувствовать. Просто реши, куда должна прилететь стрела и спускай тетиву.

Тетива звонко щëлкнула и и стрела, тонко взвизгнув, вонзилась прямо в центр бочки, служившей мишенью.

– Вот видишь, у тебя отлично получается. – Похвалил он девочку.

Она помялась:

– А если в бою я промахнусь?

Взгляд Ветерка стал стальным.

– Тогда я прикрою тебя.

Корвин сидел на ящике и наблюдал за их тренировкой, вертя в руках Коготь, который взял посмотреть.

– Знаешь, Рамир, – сказал он, – в год, когда звезда рухнула в Степь, шаманы перестали слышать голоса звёзд. Тогда появились светлые люди, давшие начало вашим родам. И у них оказался этот Коготь. Ел Елi (Народ ветра – самоназвание обров) верят, что твои предки завладели этим Когтем Вещего Вепрея и закрыли Синее Небо. С тех пор они стремятся вернуть его. Поэтому они и пошли так легко на союз с хузгардцами.

– Откуда ты знаешь? – Спросил Рамир.

Корвин сбросил рубаху, демонстрируя синие татуировки и рабское клеймо.

– Я сам обр, – ответил он, – был им. Мой клан Жылан Балалар (Дети Змеи) потерпел поражение от объединенных кланов Детей Коршуна и Детей Сайгака, и был развеян. Бóльшая часть моего народа погибла, кто-то, как я попал в рабство, кто-то примкнул к другим кланам, кто-то вовсе покинул степь…

– Корвин! – Раздался голос Терезы. – Капитан зовëт.

Этой ночью бригатты причалили к берегу. Виланцы демонстративно развели большие костры, поставили шатры и боевое охранение. Пусть вороги видят. Нападать они сейчас не будут, а начинать дерзкую операцию, разработанную днём совместным мозговым штурмом, лучше будучи на берегу.

Рамир, кутаясь в рваный и сильно поношенный халат, зябко жался к огню. Дрожа не от холода, а от волнения. К тому же дыры в старом обрском халате сохранению тепла никак не способствовали. Аккуратно сдвинув саблю, рядом грузно уселся Русолав. Порывшись в своём меховом обрском наряде, он достал откуда-то из-под костяных доспехов деревянную лошадку. Очень грубая резьба, неровные ноги с кривыми копытами. Как будто резал боевым топором однорукий пьяный сурок. Но на гриве аккуратно выжжена руна «Ветер».

– Для Лаславы резал, – повертел он игрушку в в своих огромных пальцах, – да так и не отдал. Всё боялся, что смеяться будет.

Рамир взял коня. На его боках явно угадывались десятки попыток переделок и улучшений.

– Отец говорил, что я родился в бурю. Поэтому и прозвище – Ветерок.

Русолав хрипло рассмеялся:

– У меня сын… – Он резко оборвал себя, сжав кулаки. – Был бы твоего возраста. Милава, жена моя первая, родила в Олосене. А когда мы возвращались домой, по дороге на нас напали. Мы ехали с обозом купца. Кто напал – я не знаю до сих пор, – он отвернулся, скрывая выступившую влагу, – я задавил тогда двоих. Потом меня оглушили. Очнулся весь в крови, вороги верно решили, что я мëртв и не добили. Я побежал к телеге… А там, – он проводил пальцем по зарубке на рукояти обр ской сабли, – в общем, не пощадили никого.

Рамир, повинуясь внезапному порыву, обнял великана.

– Мы отомстим, – прошептал он, – всем нашим врагам отомстим. И будем помнить.

Русолав неуклюже похлопал мальчика по спине. Где-то ухнула сова, да часовые начали перекличку.

Глава Восьмая. Змеиный танец

Глава Восьмая. Змеиный танец

Луна пряталась за рваными облаками, словно стыдясь предстоящего. Серебряный свет ночного светила наполнял особым смыслом происходящее на берегу. Блики языков костра играли с тенями и наполняли жизнью многочисленные татуировки на худощавом теле, голого по пояс подростка. В одной руке он держал кинжал, в другой горящую головню. Водил пламенем вдоль тела, освещая и одновременно обжигая завивающиеся символы и знаки, канувшего в лету, клана Змеиных.

– Ата, антымды атқарамын, Тәңридi куә қылдым! ( Отец, я исполню клятву, призываю Тенгри в свидетели) – Шипел Корвин. То ли от боли, то ли переходя в состояние боевого транса, – мен осы шағал балаларынан өш олардын. Мәңглiк Көк Тәңірінің ашуы алардың бастарына құлап түссін! (Я отомщу этим детям шакалов. Гнев Великого Синего Неба да обрушится на их головы) – Он раздавил глиняную капсулу и нанëс яд на кинжал. Остатки яда опрокинул себе в рот – глаза его вспыхнули огнëм боевого безумия, медленно возвращаясь в нормальное состояние. Он мгновенно просчитал весь свой план до финальной точки – места, где их встретят корабли после операции и мысленно вернулся к исходной. Когда он, мокрый и продрогший, по сброшенной заранее верëвке взгромоздился на бригатту и бросил окровавленный свиток на стол капитана.

– Их повозки с алтейским огнëм находятся здесь, в ущелье, – доложил он, – охрана – всего шесть человек. Они не ожидают нападения и потихоньку продвигаются к Чëрным Столбам, где собираются нас встретить.

– Насколько далеко их основные силы? – Сурово сдвинув брови, поинтересовался Жон.

– Почти все уже на плато перед Чëрными Столбами. Разбили там лагерь. Остальные – на подходе. Небольшой отряд следует за нашими кораблями. Сабель в пятьдесят, не более.

– Это безумие… – Закатила глаза Тереза.

– Это шанс. – Парировал Алаберто, – ты вызвалась сама, тебя никто не неволил.

– Но это будет весело. – Закончила она.

Жон с одобрением посмотрел на неё.

– Пойдëте вчетвером. Будет славно, если захватите горшки, но сжечь их – это тоже большое подспорье. – Он сделал пометку на карте, – на рассвете встретим Вас здесь. И да поможет вам Вейра.

Месяц висел в небе, казалось, над самой рекой, запуская свои тусклые лучи-стрелы над степью и слабо подсвечивая вершины гор, уже явственно видимых невооружëнным глазом. Ласлава нашла Русолава, сосредоточенно чистевшего обрскую саблю. Он замер, увидев её.

– Не смотри так, дурëха, – прохрипел он, внезапно дрогнувшим голосом, – я же не в огонь лезу, всего лишь обров попугать.

Она молча обняла его, уткнувшись лбом в костяной доспех. Здоровяк неловко потрепал её по спине.

– Эй, ты за меня не переживай. Мальчонке моему помоги.

Ласлава сунула ему мешочек с заговорëной корой могучего родового дуба.

– Длят твоей силы. – Сказала она.

Из тени выплыла точëная фигурка Брунхиль и обняла их обоих.

Тереза в который раз перебирала арбалетные болты, пряча за методичной работой дрожь в пальцах. Крепления боевых ремней, тетива, запасная тетива… Всё на месте, всё должно быть хорошо… Когда к ней подошла Ласлава.

– Возьми, – протянула она узелок из ивового прута. – Заговорëн, чтобы стрелы не сбивались с пути.

Тереза кивнула, прикрепив его к своему оружию.

– Вернëтся живым, – кивнула она в сторону зябко кутающегося в рваный халат Рамира, – считай, твоя магия сработала.

Костёр уже потух. Корвин завершал ритуал, капая кровью из порезаной ладони на гаснущие угли. Ласлава положила ему руку на плечо:

– Они заплатят. За твоего отца, за твой клан, за мой сгоревший дом.

Он вздрогнул и резко обернулся. Глаза его горели огнём.

– Если я погибну – убей их вождя. Вот этим кинжалом.

Ночь раскинула над степью звëздный полог, а ветер перебирал сухие стебли ковыля, словно невидимый арфист. Рамир сидел на брëвнышке, перебирая в пальцах засохший стебель полыни – той самой, что Ласлава вплела ему в пояс ещё утром. «Для защиты», – сказала она тогда, но сейчас он ловил её горький запах, пытаясь унять дрожь в руках. За спиной послышался лëгкий шелест – даже не шаги, а будто сама ночь сдвинулась с места.

– Уже собрался? – Голос Лаславы прозвучал тише шëпота трав. Она стояла в двух шагах, завернувшись в плащ, края которого серебрились в лунном свете. Её распущенные волосы трепал лëгкий ветерок.

Он кивнул, не в силах оторвать взгляд от её рук – тонких, но сильных, с потëртыми пальцами знахарки. Они держали мешочек с травами, перевязанный кожанным шнурком.

– Вот возьми. Полынь отгоняет злых духов, а чабрец… – Она запнулась, впервые за всё время потеряв уверенность. – … напоминает о доме.

Рамир принял мешочек, и их пальцы ненадолго встретились. Её кожа была тёплой, несмотря на ночной холод. Он хотел отпустить шутку о том, что «дом» теперь там, где её смех, но слова застряли в горле, как колючки репейника.

Ласлава шагнула ближе. Теперь он видел, как мерцают её ресницы, подчëркивая синеву глаз – ту самую, что оставалась спокойной даже под градом вражьих стрел и летящего с неба огня.

– Ты вернëшься, – произнесла она, и это прозвучало не как надежда, а как приказ судьбы. – Иначе мне придётся идти за тобой. С травами… И с мечом.

Он рассмеялся, но смех вышел хриплым. Её упрямство било точно в цель. Рука сама потянулась поправить прядь её волос, выбившись из-за уха. Ласлава не отстранилась, позволив его пальцам на мгновенье задержаться на серебристой прядке.

– Береги себя, – сказала она, и её ладонь легла ему на грудь, где под потрëпанным халатом лежал свëрток с чабрецом. – Иначе не прощу.

Рамир хотел сказать, что теперь у него есть ради кого беречься. Вместо этого достал деревянную фигурку коня, ту самую, что когда-то вырезал для неё Русолав.

– Держи. Чтобы Жорик охранял тебя, пока меня нет.

Она сжала игрушку так, будто это оберег древних богов. Потом внезапно обняла его, стремительно и крепко, как бросаются поднимать падающее знамя. Её щека прижалась к его груди, где билось сердце в такт далëкому крику совы.

– Возвращайся, – повторила она в ткань его одежды, – иначе я найду тебя даже в стране теней.

– В путь! – Голос Жона разрезал звенящую тишину, как торентийский клинок. – Солнце взойдёт над трусами, а вы встретите его в стане врага.

Ласлава стояла на холме, провожая взглядом четыре силуэта:

Русолав шагал, топая, как дикий мустанг;

Корвин исчез в тенях ещё до начала движения – призрак, как дух мщения;

Тереза, готовая ко всему, ступала с хищной грацией дикой кошки;

Рамир обернулся на последнем повороте. Серебрянный волос, привязанный к его запястью блеснул в лунном свете.

Небо начало светлеть, когда отряд добрался до предгорий. Здесь сделали недолгую остановку. Тереза занимает позицию на скале и будет ждать их возвращения, чтобы прикрыть отход. Девушка присела на камень, сдувая песок с арбалета. Её пальцы, затянутые в потëртые кожаные перчатки, двигались автоматически: проверка тетивы, проверка замка, сортировка болтов. Обычный ритуал. Но сегодня между привычными движениями вкрадывались паузы – она замирала, будто пытаясь вспомнить, какой шаг следующий.

– Не забудь про ветер, – Корвин ткнул пальцем в её спину, заставив вздрогнуть, – тут в предгорьях бывают дьявольские завихрения. Особенно ранним утром.

Она кивнула, не оборачиваясь. Его шутливый тон скрывал тревогу – она знала, что он теребит монетку в кармане, когда нервничает. Явно, как сейчас.

– Не учи волка кусаться. – Подошёл Русолав, накрыв её своей тенью. Протянул маленький мешочек с кругляшами цветков полыни – их «секретное оружие» против дрожи в руках. – Две стрелы – один шарик. – Сказал он. – И не переборщи, а то уснëшь на посту.

Тереза судорожно сглотнула. В прошлый раз она переборщила с горечью так, что едва не промахнулась в упор. Но сейчас кивнула, пряча мешочек за пазуху. Русолав её не хвалил. Не хвалил никогда. Но и бесполезных советов не давал.

Рамир стоял в стороне, вертя в руках веточку чабреца. Его глаза метнулись к её арбалету, потом к скале, где предстояло занять позицию. Он хотел что-то сказать – она видела, как сжимались его губы. Но лишь махнул рукой, будто отмахиваясь от мошкары.

– Час, – сказала Тереза, больше себе, чем им. – Если не вернëтесь через час, иду за вами…

– Идëшь к берегу. – Перебил её Корвин, – где будут ждать корабли. И следи за севером.

Она молча поднялась, поправляя ремни боевых сум. Плащ цеплялся за камни, норовя запутаться в ногах. «Новичок», – мысленно выругалась она, вспомнив, как Русолав вчера насмехался над её снаряжением.

Добравшись до уступа, Тереза прильнула к трещине в скале. Холодный камень впился в щëку. Внизу, среди камней, мелькнули три силуэта, сливаясь с рельефом. Она прицелилась, поймав ориентир. «Если сейчас дрогну… »

Пальцы сами нашли мешочек с шариками полыни. Один шарик, как учил Русолав. Горечь растеклась по языку, перебивая вкус страха. Сердце застучало ровнее.

– Никаких «если», – прошептала она, нажимая на спуск и отслеживая полёт стрелы. – Только дыхание. Только цель.

Ветер подхватил её слова, унося к облакам. Где-то внизу послышалась речь – говорили на обрском языке. Тереза вжалась в камень, став продолжением скалы. Сталью. Бездушным механизмом.

Пока не кончится бой.

– Тұр кiм жұр! (Стой, кто идёт) – Грозно спросил стражник и в грудь упёрся, блестя в лучах восходящего солнца, наконечник копья. – Сырсоздi айт. (Назови тайное слово).

– Ұш шағал, – спокойно ответил Корвин, демонстрируя пустые руки и, больше татуировки на них.

Стражник кивнул.

Отряд проследовал мимо расслабившегося часового. Русолав, проходя последним, выкинул свою медвежью лапу, сломав тому шею, как цыплëнку. И аккуратно усадил безжизненное тело, оперев о камень так, будто стражник заснул на посту. Второй страж, далее по тропе, действительно спал сам, разнося заливистый храп по окрестностям. И вот шатёр.

Корвин прокрался ко входу и столкнулся с выходящим оттуда кочевником. Оба замерли от неожиданности. Лицо кочевника удлинилось, в глазах мелькнуло выражение удивления и узнавания.

– Сен бе?! – Протянул он. (Это ты?)

Мелькнул кинжал и обр, хрипя, завалился назад, с грохотом что-то снося внутри шатра.

– Оян! – Послышался надрывный крик, срывающийся на визг. – Қаруға! (Тревога. К оружию).

Время замедлилось. Ветерок замер в нерешительности. Русолав же наоборот стремительно бросился вперёд и вырвал опору. Шатёр с алтейским огнём рухнул как карточный домик. Русолав, напоминающий разъярённого медведя, вцепился в опорный шест, мышцы на его руках вздулись словно канаты. Дерево затрещало, не выдержав медвежьей силы.

– Русолав. – Закричал Корвин. – Хватай ящик и беги к Терезе!

Здоровяк сграбастал под мышки сразу два ящика и закосолапил по тропе, пыхтя от тяжести.

Из-под завалившегося шатра начали вылезать люди. Не только смуглые кочевники, но и светловолосые, кареглазые великаны с короткими мечами.

– Рамир, добудь огонь. – Бросил Корвин, обрским змеиным танцем уходя от выпада противника и заходя тому во фланг. Вновь блеснул кинжал, породив алый фонтан.

Ветерок оглянулся – кострище. Тëмное, но от него ощущается тепло. Значит это то, что нужно. В два прыжка преодолел расстояние, разгрëб ногой золу и зачерпнул прямо голыми руками ещё красные угли.

Обратно, правда, не успел – размахивая саблей, прямо на него бежал кочевник.

– За род! – Не узнавая свой голос, закричал Ветерок и швырнул угли в лицо обра. Тот дико взвыл, выронил оружие и схватился за лицо. Забыв про свой нож, Рамир подхватил с земли булыжник и несколько раз сильно ударил врага по голове, проламывая кости черепа. Рядом плясал, сражаясь с двумя, Корвин. К Рамиру мчались трое.

«Ты должен быть, как ветер», – всплыло в сознании, – «используй силу противника против него самого».

Дальше тело действовало, как бы само. Мальчик рывком ускорился, но не от врагов, а наоборот навстречу и, рухнув на землю, проскользнул по мелким камням между ними, подскочил и продолжил бег к порушенному шатру. Здесь он, не задумываясь ни на мгновение, выхватил из ящика горшок с алтейским огнём и метнул его в кострище. Горшок с гулким грохотом раскололся, взрыв ослепил. Зелёное пламя лизало скалы, превращая камни в стекло. Вопли горевших обров слились в единый животный рёв. Рамир упал на колени, защищая лицо от жара – ресницы тут же свернулись в чёрные шарики.

– Уходим! – Прокричал Корвин, загоняя кинжал под рёбра одному из своих противников, – бежим!

Рамир присел под свиснувшей над головой саблей и устремился за товарищем по тропе. Они едва успели завернуть за скалу, как позади послышались множественные взрывы, слившиеся в итоге в один сильнейший, грохот от которого сотряс землю под ногами, жар по ущелью догнал беглецов, опалив их одежды, а столб пламени взметнулся высоко в небеса, достигая высоты утренних птах, опаливая их оперение.

Однако, беды на этом не закончились. Выскочив на равнину, парни узрели жуткое зрелище. Да, Русолав, переваливаясь с боку на бок под тяжестью двух ящиков, уже почти добрался до скалы с Терезой, но с северо-востока, вдоль реки, отрезая им путь к отступлению, мчался конный отряд обров. Тот самый – «в сабель пятьдесят».

Больше надеясь на чудо, парни, как безумные рванули к скале на холме. Не успели. Обры настигли их где-то на полпути. Тогда Корвин и получил свою первую стрелу в бедро.

Он охнул, нога подломилась и он полетел кубарем, сдирая кожу о камни.

– Тірі ұста! – Крикнул предводитель кочевников в дорогом стальном шлеме. (Брать живьëм)

Один из них на скаку начал раскручивать аркан, но метнуть не успел – вылетел из седла и грохнулся позади своего коня, подняв облако пыли. Из груди его торчал короткий арбалетный болт. Это позволило Корвину приподняться, обернуться и метнуть свой отравленный кинжал в ближайшего преследователя. Попытался встать, но завалился, вскрикнув, на бок – нога не держала.

Рамир обернулся, поднырнул под блестнувшую саблю и, распластавшись в прыжке, вонзил степняку нож под рëбра. На руки хлынул ручей тëплой крови, но он не обратил на это внимания. Заправски, по-степному, впрыгивая в освободившееся седло.

Ещё один обр слетел с коня, выбитый метким арбалетным выстрелом. Мимо свистнул аркан. Промахнулись. Ветерок ударил лошадь пятками, направляя к раненому другу. Свесился и протянул руку:

– Хватайся!

Корвин схватился. Оттолкнулся здоровой ногой от земли и взлетел на круп животного. Тоже вырос в степи. Такой же кочевник-коневод.

Теперь появился призрачный, но шанс. Да, обры близко, очень близко, дыхание их буквально ощущается на затылке. Лошади хрипят и высекают искры из камней, ловчие петли, как змеи сплетаются над беглецами, но парням удаëтся избежать встречи с ними. Рамир ловко маневрирует, кровь степняка даже о себе знать, так, что арканы разминаются с ними буквально на мгновения. А самых опасных врагов холодно методично выбивает Тереза, практически не промахиваюсь. Она стала живым воплощением самой Вейры, прикрывая соратников. И когда она успевает перезаряжать свой арбалет? Болты свистят рядом почти без остановки.

Корвин вдруг засмеялся – дико, истерично. "Смотри! Тенгри смеётся над нами!" Он показал на небо, где стая грифов кружила над битвой. "Они уже собираются пировать нами».

Предводитель обров что-то гаркнул на своём языке и полетели стрелы. Тут Корвин поймал свою вторую стрелу – в плечо. И их лошадь – с десяток. Животное заржало от дикой боли, осело на задние ноги, его развернуло боком и потянуло дальше вперёд по инерции. Рамир не успел сгруппироваться и кубарем покатился по острым камням. На какие-то мгновения, теряя сознание.

Когда он открыл глаза, к нему, свешиваясь из седла, тянулся кочевник. Ярость ударила в голову, Рамир, зарычав по-звериному, изогнулся дугой и прыгнул вверх, целясь в горло врага. Когда они вместе упали в пыль, он первым попавшимся камнем разбил обру голову. И огляделся.

Часть отряда умчалась дальше, к скале. Видимо, чтобы разобраться с Терезой. Остальные кружили поодаль. Их гнедая кобыла ещё билась в агонии, придавив своей тушей, залитого кровью бездвижного Корвина.

Не обращая внимания на свистящие стрелы, Рамир подбежал к другу и попытался вытащить его из-под лошади.

– Брось, – еле слышно прохрипел Корвин, – спасайся сам, ты… же степняк, а не герой баллад…

– Баллады врут, – ответил ему Рамир, замечая боковым зрением летящий аркан. Не стал уворачиваться, наоборот, вскинул руку, поймал верёвку и с силой дëрнул на себя. Сдëргивая, не ожидавшего подобного, кочевника с коня, – настоящие герои – это те, кто вытаскивает друзей из дерьма.

«Будь, как ветер». – Провучало в голове. Рамир почувствовал, как Коготь на груди внезапно нагрелся. Видение накрыло волной – он увидел себя со стороны: жалкий мальчишка с окровавленным ножом посреди круга насмехающихся всадников. Потом вспышка – и он уже двигался как вода, обтекая удары, находя щели в доспехах. Каждый взмах клинка оставлял за собой кровавый росчерк.

Русолав, опустил ящики с алтейским огнём и увидел всю драму, разворачивающуюся на пути к их позиции. Он ясно понял, что полсотни всадников – это слишком даже для него. А тем более для двух мальчишек. Они захватили чужого скакуна, пытаясь оторваться от погони, но им вдогонку летит целый рой стрел. И вот они оказываются на земле…

Русолав взревел по-медвежьи и бросился на выручку, на ходу раскручивая вокруг себя саблю в технике отбивания стрел. Так как ему навстречу уже мчался отряд врагов, натягивая луки. Здоровяк, не сворачивая, впечатался плечом в ближайшего коня, опрокидывая его вместе с всадником в пыль, и ворвался в строй обров, орудуя мелькающей саблей, как гигантская мясорубка. Отсекая конечности и разваливая врагов и их лошадей на части. Вот в плечо ему вонзилась стрела. Русолав рухнул на колено, стрела торчала из плоти жутким украшением. "Не время умирать, старик!" – проревел он, выдергивая древко с клоком мяса. Кровь плеснула на песок, рисуя рунические знаки.

Тереза, работая, как смертоносная машина, разрядила арбалет. И перезарядила его снова в считанные мгновения. Прицелившись, вновь нажала на спуск, но механизм не сработал. Что-то попало, возможно, песок или мелкий камешек. Она потрясла оружие, нажала ещё раз – и, ничего. А обр, в это время, уже спустил тетиву, поражая Русолава в плечо. Она закричала от разочарования и, в ярости, хватила арбалетом о скалу. Тетива лопнула, снаряжëнный болт выпал, ложе от удара треснуло и плечи механизма перекосило на сторону. Она в голос взвыла от обиды:

– Нет, нет, только не сейчас. Пожалуйста.

А обр снова натягивал свой короткий степной лук, выцеливая здоровяка.

Тереза с силой швырнула в него сломанный арбалет. И даже попала – стрела врага ушла в сторону. Но девушка уже не видела этого – опустилась на колени и, закрыв лицо руками, она громко рыдала от бессилия и обречëнности.

Рëв торентийского горна раздался когда, казалось, последняя искра надежды истлела. Слаженный грохот десятка больших ростовых щитов о вершину холма и возникшие над ними тяжëлые штурмовые виланские арбалеты стали неприятным сюрпризом для обров. Команды Жона резали воздух: «Первая линия – выстрел! Вторая линия – к бою!» Щиты сошлись в сплошную стену, арбалетчики перестроились, как единый организм. А одновременно свистнувший десяток болтов отправил на свидание с Тенгри столько же кочевников. Вновь команда. Снова слаженный удар щитов о землю и новая порция летящей смерти.

– Живые?! – Знакомый голос седовласого капитана заглушил шум боя.

Вперёд вырвалась тоненькая девичья фигурка, несмотря на опасность, устремилась бегом. Светлые волосы развевались, как знамя, а сумка со снадобьями била по бедру. Ласлава остановилась, её глаза метались среди тел, пока не нашли Рамира – он стоял над Корвином, отчаянно отбиваясь от наседающих врагов добытой где-то саблей.

Тонкий свист болтов. Кони обров вздыбились, сбрасывая седоков под копыта, построения их смешались. Русолав, воспользовавшись паникой, ревя зверем, весь заляпанный кровью, как демон, несущий смерть, рванул на помощь Ветерку:

– Я вам его не отдам!

Но оставшиеся в живых кочевники уже разворачивались и, яро нахлëстывая лошадей, уносились прочь, в степь.

– Держись! – Крикнула Ласлава, падая на колени рядом с Рамиром. Он хотел было улыбнуться разбитыми губами, но вдруг обмяк, замечая, как над Корвином склонилась Брунхиль.

– Жив, – сказала она, – но нужно срочно штопать, а то кровью истечёт.

Подошла рыдающая Тереза, прижимая к груди разбитый арбалет.

– Я не смогла, – беззвучно рыдала девушка, – я не справилась, простите…

– Ты… – повернулся к ней Ветерок.

А на её плечи легли сильные руки её отца:

– Ты справилась, милая, – произнёс он, – твои ребята живы, ты – цела. А в бою бывает по-разному.

– Я разбила арбалет…

– Это железо, – прокряхтел рядом Русолав, устало опускаясь на валун, и ткнул её пальцем в грудь, – а сталь здесь.

– Ты спасла нас, – продолжил Рамир, – я хочу, чтобы в следующий раз ты шла с нами.

Тереза вымученно улыбнулась.

– Два ящика алтейского огня, – подошёл Жон, снимая шлем, – и… Живой символ.

Ласлава перевязывала Рамира, когда их взгляды встретились. Она хотела сказать что-то – о страхе, о глупом обете идти в царство теней. Но вместо этого сорвала с шеи амулет с рунами и травами и вложила ему в ладонь.

– От новых ран, – прошептала она.

Корвин, бледный, как смерть, подмигнул им с носилок:

– Эй, будущий Кан, когда свадьба?

Солнце взошло над предгорьями, окрасив реку в алый цвет. Где-то высоко, над клубами едкого дыма, кружил одинокий стриж – будто душа Степи наблюдала рождение новой легенды.

Глава Девятая. Огонь и кровь

Глава девятая. Огонь и кровь

Вода цвета расплавленного свинца струилась и обтекала наскоро сооружëнные плотики, связанные между собой верëвкой. «Будьте осторожны», – напутствовал Жон, – «в том месте течение реки резко ускоряется и, если не увидите пещеру, вас вынесет в Срединное море».

А шанс этот был велик, потому как о пещере слышал только Рамир из рассказов брата, который ходил ранее с отцом к Чëрным Столбам.

Стояла тëмная густая ночь. По расчётам, отряд на плотиках достигнет цели через пару часов и к утру должен подняться на левый Столб, нависающий, как над рекой, так и над воинством Карана. В это время стальные ряды виланской пехоты будут двигаться к плато по узкому ущелью. Чем отвлекут внимание противника и дадут возможность закрепиться на вершине и развернуть «Скорпиона».

Виланцы ещё спали и проводить, уходящий в ночную тьму, отряд пришли только близкие. Разобранный «Скорпион»; два арбалета Терезы, один её, починенный днём Гарриком, и второй запасной – штурмовой арбалет с высеченным гербом Великого Дома Аргент; два ящика алтейского огня и оружие крепко привязаны к плотикам.

Десяток ратников Русолава, сам Русолав, Тереза, Гаррик и Рамир. Вот кто должен взять судьбу за причинное место и переломить ход сражения за Чëрные Столбы в свою пользу.

Ласлава подошла так близко, что её дыхание коснулось кожи, как свежий степной ветерок. Рука её дрогнула, прежде чем накрыть амулет на груди Рамира.

– Храни его, – шепнула она. Это прозвучало как заклинание, а не как просьба.

Ветерок почувствовал как бьëтся её пульс. Через кожу, через металл амулета, через одежду. А амулет, холодный и мëртвый ещё мгновение назад, теперь жëг, как уголëк.

– Они забрали у тебя всё, – сказала она, – но не дай им забрать главное – твою душу.

– Я… – начал было Рамир, но Ласлава резко отдëрнула руку и отошла в тень, лишь горький запах полыни остался на рубахе и мелькнувший в лунном свете серебристый локон.

– Пойдëм, малец, – ткнул его в бок Русолав, – буде. Скоро обернëмся уж.

Из трюма поднялся бледный, как мертвец Корвин, опираясь на костыль из обломка копья. Его раны кровоточили, но взгляд горел яростью:

– Отправьте их в мир теней, друзья. Сожгите их так, чтобы пепел долетел до самого Тенгри.

Плотики нырнули в чёрную ленту реки, слившись с течением. Русолав загребал молча, мышцы на руках вздувались как канаты. Тереза сидела на корме, не сводя глаз с левого берега – там, где по расчетам Рамира должна быть пещера.

– Греби левее, – прошипел Рамир, вцепляясь в мокрые верёвки. Плоты несло к каменным зубам порогов.

Гаррик прикрыл рукой факел:

– Туши свет! Или они увидят…

– Видеть тут нечего, – буркнул Русолав, но послушно затушил огонь. Теперь ориентировались только по силуэту скал против звёздного неба.

Река ускорилась, швыряя плоты как щепки. Рамир впился ногтями в сырое дерево – там, должен быть разлом в скале…

– Впереди! – Тереза вскочила, едва не опрокинувшись. – Отвесная стена, мы проскочим!

Плотики завертело в водовороте. Кто-то из гребцов закричал, потеряв весло. Русолав рванулся вперёд, подхватывая шест:

– Причаливаем сейчас или никогда!

Рамир увидел – тень в скале, уже проплывающую слева. В три прыжка перемахнул на соседний плот, хватая багор:

– Здесь! Цепляйтесь за выступ!

Дерево скрежетало по камню. Плоты врезались в узкий проход, осыпая людей ледяными брызгами. Гаррик прикрыл «Скорпион» своим телом, ругаясь сквозь стиснутые зубы.

Когда вихрь стих, они лежали в чреве пещеры. Вода глухо булькала в темноте. Тереза зажгла факел – свет выхватил стены, покрытые копотью древних костров.

– Шашлыки жарили что ли? – Гаррик тыкнул в обугленную кость у воды.

– Значит мы на верном пути, – Рамир провёл рукой по высеченному в камне знаку: перекрещенные стрелы и солнце. Родовой символ, высеченный Силамиром. – Отсюда до вершины – полчаса подъёма.

Русолав выжал воду из бороды:

– Тогда вперёд. Пока Жон не угробил всех, отвлекая эту свору.

Скала встретила их ледяным ветром, вырывающим из рук тепло. Русолав первым впился пальцами в расщелину, его рана на плече расползлась кровавым пятном через повязку.

– Тереза, за мной! – бросил он через плечо, но голос звучал хрипло, будто пропущенный через терновник.

Рамир шёл последним, прижимая к груди отцовский лук. Каждый шаг отзывался болью в рёбрах – вчерашний бой напоминал о себе. Вверх вели едва заметные зарубки.

Здесь, на высоте, даже камни казались враждебными: острые выступы рвали перчатки, осыпающийся песчаник скользил под ногами.

– Сорок восьмой… Сорок девятый… – Тереза бормотала, отсчитывая зацепки. Её пальцы дрожали, цепляясь за выступы. Когда камень под левой ногой внезапно подался, она вскрикнула, повиснув на одной руке.

– Держись! – Рамир рванулся вперёд, впиваясь ей в запястье. Его раны горели огнём, но он втянул её на уступ, прижав спиной к скале.

– Спасибо, – выдохнула она, избегая взгляда. – Думала, арбалеты тяжелее…

Гаррик, карабкавшийся с частью «Скорпиона» за спиной, фыркнул:

– Если уроните мою малышку – сами будете катапультой работать.

На высоте ста футов ветер сменился – потянуло гарью. Русолав остановился, втягивая воздух:

– Жон начал. Видите?

Внизу, за зубцами ущелья, полыхали алые точки. Хузгардские факелы метались, как разозлённые светляки. Гул битвы долетал приглушённо, словно рёв подземного потока.

– Двигаемся, – рявкнул Русолав, стиснув зубы.

Последние двадцать футов стали адом. Камень сменился рыхлым сланцем, крошащимся под весом. Тереза, пробираясь через узкий карниз, сорвала ноготь, оставив кровавый след на скале. Гаррик молился своим железным богам, прижимая к груди шестерни «Скорпиона».

Когда Русолав перевалился на вершину, рассвет уже рдел над степью. Представшая его глазам картина потрясла своей идиллией: возле костра сидели и мирно беседовали шесть обров, рядом заботливо сложена груда валунов и стоит большой чан, видимо, с маслом.

Обры замерли, их лица, подсвеченные пламенем, обернулись к непрошенным гостям с немым удивлением. Мгновение, и степняки собрались – и бросились к своим лукам. Но Русолав уже бежал им наперерез, выхватывая меч. Вместе с ним неслись вприпрыжку два его ратника.

К моменту, когда забрались все остальные, бой уже завершился.

– Вот, нас встречать готовились, – стряхнул кровь с клинка здоровяк, – хотели это на наши корабли сбрасывать.

Рамир осмотрелся. На противоположном Столбе также горел костёр и начиналась какая-то суета. Стремительно мелькали тени, как отблески огня. С другой стороны вершины – вполне сносная, пологая тропа, которая уводила вниз, на плато, где раскинулся военный лагерь врагов. Множество шатров, повозок и лошадей.

– Валуны нужно перекатить ближе к тропе. – Сказал Ветерок. – Когда они сюда полезут, будем скидывать им на головы. Гаррик, собирай свою машину. Твой первый снаряд должен сжечь второй Столб. Только сначала потренируйся на этом, – он пнул ногой камень, по размеру похожий на горшок с алтейским огнём. Рядом звякнула стрела, выбив сноп искр. – И поторопись.

Корабли виланцев замерли в туманной дымке, словно призраки, готовые материализоваться из ниоткуда. Жон Алаберто, стоя на носу флагманской бригатты, всматривался в береговую линию. Песчаная отмель едва виднелась сквозь пелену, но он знал – там их ждет смерть или победа.

– Щиты наглухо, клинки наготове, – его голос, низкий и резкий, разрезал тишину. – Первая сотня – захват плацдарма. Вторая – прикрытие. Остальные – за мной.

Солдаты перешёптывались, проверяя ремни доспехов. Звяканье мечей о щиты сливалось в тревожную мелодию. Гребцы, обмотавшие весла тряпьём, чтобы заглушить плеск, напряглись, готовые рвануть по сигналу.

Бригатты ткнулись днищами в песок раньше, чем ожидали. Мелководье заставило солдат прыгать в ледяную воду по пояс.

– Вперёд! Не задерживаться! – прошипел сержант, сам пробираясь сквозь водные массы.

Щиты, поднятые над головами, звенели под первыми стрелами. Кочевники, заметившие высадку, подняли тревогу. С берега донесся рёв боевых рогов.

С кораблей им ответили роем свистящих арбалетных болтов, ломая их подобие строя и стирая все намёки на желание сопротивления. Те, кто выжил, разворачивали лошадей и, стреляя на скаку, мчались вверх по ущелью.

– Плацдарм захвачен! – Крикнул кто-то с берега.

Колонна виланцев двинулась по узкому коридору ущелья. Жон шёл на правом фланге, его плащ сливался с рассветными сумерками.

– Разведка сообщила, впереди ждёт лëгкая кавалерия. – Доложил ветеран, опираясь на копьë.

Солдаты замедлили шаг, в воздухе запахло дымом и конским потом.

Первая волна кочевников обрушилась, как степной пожар. Конники в меховых плащах выли, размахивая кривыми саблями.

– Щиты! – скомандовал Жон, и стена стали сомкнулась.

Копья пронзили атакующую лавину, кочевники падали под копыта, задние ряды топтали первые и выдавливали их на острия смерти, но их было слишком много.

Жон вскинул окровавленный клинок,блеснувший алым в лучах восходящего солнца:

– Вилана! Вперëд!

Строй пехотинцев дрогнул, а затем медленно, но набирая темп, пошёл в контратаку, сминая кочевников, как стальным катком. Шаг – слитный удар, шаг – удар, грохот щитов, мерзко визжат раненые, но их милосердно добивают следующие ряды латников. И вот обры в панике пытаются спастись бегством, создавая ещё бóльшую неразбериху в своих рядах, спастись от неминуемой и неумолимой гибели, несокрушимой и непреодолимой сталью надвигающейся на них.

Боковым зрением Жон замечает движение наверху и тут же срабатывает инстинкт старого вояки:

– Бегом! – Кричит он. Виланцы стремительно ускоряются и вовремя: позади происходит обвал, загромождая проход валунами. Чуть зазевайся они и оказались бы похоронены под каменными массами.

Впереди показались чëрные стяги.

Каран выслушал доклад перепуганного кочевника.

– Бегут, значит, шакалы, – сказал он, чувствуя закипающую ярость, – Шафар! Куда запропопостился этот пëсий сын?

Командир первого отряда поднял забрало-клюв:

– Его нигде нет, Каран. И весь четвëртый отряд куда-то исчез.

Ярость внутри сменилась нехорошим ледяным чувством, которое когтистой лапой сжало что-то под доспехами. Железная Глотка задохнулся от плохого предчувствия. И тут с вершины Столба с криком упало тело.

– Что там? Отправь туда отряд дикарей. – Выдохнув, приказал он. – И ещё, обрушивайте скалы, а мы добъëм то, что от этих торентийцев останется. Всадники! Хузгард смотрит на нас!

«Скорпион» сухо щëлкнул. Камень пролетел два метра и грохнувшись, покатился, чтобы свалиться в бездну с обрыва.

– Эм… – почесал затылок Гаррик, – я сейчас всë исправлю.

– Хорошо, что это был не горшок… – Задумчиво протянул Русолав. – Иначе мы бы уже пировали под Вечным Дубом.

– К нам гости. – Крикнул один из ратников.

Ветерок выглянул вниз. Действительно к ним спешили обры.

– Ты знаешь, что делать. – Хлопнул он Русолава по здоровому плечу.

Здоровяк кивнул:

– Братушки, навались!

Огромный валун, подпрыгивая, устремился по тропе, наращивая скорость и собирая себе в свиту уже целую лавину. Грохот камнепада заглушил полные ужаса вопли кочевников.

Тереза сделала выстрел. Мгновенно перезарядила и плюхнулась обратно, не сводя глаз с вершины второго Столба.

– Третий, – клацнула девушка счëтами, – Гаррик, тебе колыбельную спеть?

– Да сейчас, сейчас, – пробормотал изобретатель, вытирая грязным рукавом пот со лба, – всё, готово.

Он без команды нажал на рычаг и «Скорпион» выплюнул горшок, оставивший за собой искрящийся зелëный след. Соседняя вершина полыхнула так, что жаром обдало даже на этой стороне реки.

– Можешь ведь, когда хочешь. – Подмигнула ему Тереза.

Напряжëнно вглядывающийся в события на плато, Рамир положил ладонь на плечо Гаррика:

– Чëрные всадники атаковали виланцев. Нужно положить горшок им аккурат в тыл, справишься? Если промахнëшься – сожжëшь наших.

Рыжий изобретатель шмыгнул носом:

– Справлюсь.

Жон поднял забрало, чтобы его голос было лучше слышно:

– Сомкнуть щиты, парни! Держать строй! – Это самый серьёзные противник, с которым вам доводилось встречаться. Это хузгардские Стальные Вороны. Элита! – Вещал он, перекрикивая грохот копыт приближающейся тяжëлой латной конницы, – но мы – виланцы. Мы лучшие!

Дружный одобрительный рëв сотен глоток плотного строя, гулкий удар о щиты и единая сомкнутая стена, ощетинившаяся остриями копий готова встречать врага.

Не уступающие в напоре, дисциплине и выучке, хузгардцы врезались в монолитный строй виланцев, как стенобитное орудие, как таран. Грохот от столкновения разнëсся над горами, вспугнул всех окружных птиц; отрекошетил от седых вершин и умчался в степь, где из поколения в поколение будут слагать легенды и петь баллады об этой битве; грохот, казалось, достиг самой Ауроры на берегу Срединного моря и вдохновил эосских поэтов на новые поэмы. Щиты разлетелись в щепки, доспехи прогнулись, копья растрескались, но строй выдержал. Подняв на пики первые ряды конников, виланцы опрокинули их под копыта своих же товарищей и сделали шаг вперëд, ударив, как один человек. И тут в тылу хузгардцев вспыхнуло яркое зелëное солнце…

– Прекрасно! – Возликовал Рамир на вершине Чëрного Столба, – с Воронами покончено, теперь бей по лагерю, жги басурман.

Гаррик машинально выполнял команды, посылая горшок за горшком, сея смерть и разрушения. Горели шатры и телеги, метались сгорающие заживо люди и кони. Жар, копоть, вонь жжëной живой плоти долетали даже до вершин. Крики и ржание, бьющихся в агонии слышались на многие лиги окрест. Даже рыбы в Вадане ушли поглубже на дно, не в силах заткнуть себе уши и не в состоянии выносить всё это.

– Выстрел! – Как заведëнный командовал Ветерок. – Выстрел!

– Всё, малец, хватит, – пробурчал было Русолав, но Рамир лишь отмахнулся, как от назойливой мухи:

– За род! Выстрел!

Вдруг Коготь кольнул его и он увидел себя со стороны: худой растрëпанный мальчишка с полными безумия глазами и пеной у рта, кричит: «Выстрел!». Затем он увидел пылающее плато и в миг ощутил последние мгновения сгорающих живых существ, а потом увидел босую Лаславу, в мокром, прилипающем к телу платье. Она бросилась к нему, обхватила его лицо своими прохладными ладонями и ткнулась лбом в лоб, глаза в глаза:

– Всё, Рамирушка, – горячо шепчет она, – ты победил, ты отомстил, хватит, отпусти…

Одинокий чëрный всадник на скале, опустил забрало-клюв, скрыв лицо со шрамом, словно удовлетворившись увиденным и повернул коня вниз. Где ждали его команды полсотни таких же чёрных конников. Чувствуя на себе вопросительные взгляды, он поднял вверх руку и сжал пальцы в кулак.

– Идём домой. – Ткнул он кулаком в сторону востока.

Глава Десятая. После битвы

Глава Десятая. После битвы

Словно клыки древнего дракона, обхватившие тело реки, промелькнули Чëрные Столбы. И Вадана внезапно расширилась так, что водная гладь простëрлась настолько, насколько хватало глаз, до самого горизонта.

Юный, но очень быстро повзрослевший степич с восторгом обозревал открывшиеся бескрайние водные дали, держа Коготь в руке. Артефакт стал странно тëплым и, казалось, пытался напомнить ему о доме, о семье, обо всём, что он потерял.

Ласлава ласково посмотрела на него и взяла за руку, желая обновить промокшие повязки.

– Что теперь, Рамирушка?

Он стиснул зубы, когда она отрывала прилипшую тряпицу:

– Я сделал, что был должен. Теперь нужно строить новое.

– Думаешь их найти? – девушка насыпала толчëной полыни на рану.

Ветерок прикрыл глаза, пережидая острую боль.

– Да, я найду и вызволю всех.

Лëгкий морской бриз шевелил их волосы, неугомонные чайки следовали за потрëпанными битвами кораблями, неистово крича что-то на своëм, на птичьем.

Жон Алаберто снял, покрытый брызгами крови и копотью, шлем, пальцы дрогнули от усталости. В отражении воды он видел не седого капитана, а мальчишку из городской слободки, впервые взявшего меч. Тогда всё казалось проще: враг был виден, как шторм на горизонте. Теперь же враги прятались за улыбками чиновников, а друзья гибли за чужие амбиции.

– Мы потеряли много хороших людей, – сказал он, – и отличных воинов.

Жон мысленно вернулся к крику Лютомира, сгоревшего в алтейском огне. «Сколько ещё таких приказов отдам?» Он сжал перила, пока суставы не побелели.

– Что дальше, капитан? – Спросил его Русолав, выправляя свой, покрытый многочисленными зазубринами, боевой топор.

– Кораблям нужен ремонт, – ответил Страж, глядя на прожжëную дыру в борту, словно рану на живом теле, – а людям лечение и отдых. Иначе Северное море нам не преодолеть. Задержимся в Ауроре, восстановимся. Продадим наши меха, мёд и трофеи…

– Если не хватит, – беспардонно встряла Тереза, – Русолава. За него на невольничьем рынке золота дадут вес к весу.

Шутка повисла в воздухе. Жон хотел рассмеяться, как раньше, но вместо этого потянулся к медальону на груди – потёртому кусочку меди с профилем жены. Прости, Лиора. Я веду их в пропасть, но назад пути нет.

– Марш воду откачивать! – рявкнул он, чтобы заглушить голос в голове. – Оба! Иначе до Ауроры не дойдём.

Русолав и Тереза ушли, оставив его наедине с ветром. Жон закрыл глаза, слушая скрип мачт. Где-то там, за выступом прибрежных скал, ждал город, где его ждали не верфи, а новые ловушки. Он вспомнил последние слова отца: «Капитан топит свой страх, чтобы отряд не утонул в нём».

Но сейчас страх был тяжёл, как якорь.

Среди пепелища неспешно брели двое. Шерстяные вязанные одежды висели на них, как на вешалках, а меховые папахи, больше голов, делали их издали неестественными существами. Они медленно шли среди сгоревших остовов телег, шатров и обугленных тел. Изредка шевеля что-то на земле своими посохами. Рядом семенила, поскуливая, поджав хвост и тревожно оглядываясь, похожая на волка, собака.

Вот один остановился перед покрытым сажей телом в оплавленных доспехах. Вместо левой ноги из тела торчала лишь обугленная кость. Человек в папахе потянул с головы тела шлем. Шлем шёл с усилием, оторвав, прилипшую к металлу от нестерпимого жара, часть лица. Послышался слабый стон. Горец вздрогнул и выронил от неожиданности шлем из рук.

– Къей, Архал, иш вехкха ву соъца. – Сказал второй. (Брось его, Архал, этот уже не жилец).

Что-то блеснуло на солнце. Архал наклонился и сорвал, вывалившийся из-под чëрной кирасы серебряный медальон в виде двухглавого орла.

Эпилог. Восток и сталь

Эпилог. Восток и сталь

Два смуглых раба обмахивали с двух сторон опахалами, спасая от полуденного зноя, третий раб делал массаж ступней, а четвëртый держал поднос с фруктами и роскошным золотым кубком великолепного вина. По левую руку стояли, трясясь от страха, вельможи в дорогих, расшитых изящными узорами, одеждах. По правую – военноначальники, в не менее дорогих доспехах.

Двери зала распахнулись и через них согнувшись в три погибели просеменил рослый человек, покрытый дорожной пылью, со шрамом через всё лицо. Рухнул на колени, ткнувшись лбом в пол.

– Я вернулся, о повелитель.

Тучный человек на троне сорвал виноградину пухлыми пальцами, глядя на пришедшего, как на муху в своей тарелке, и отправил её в пухлый рот.

– Шафар, сын Замира, – произнёс он наконец, – мы наслышаны о твоих достижениях. Поведай же, как всё прошло.

– О, повелитель, – заговорил Шафар, не поднимаясь с пола, – предатель до конца ни о чём не подозревал. И мы смогли расшевелить гнездо шершней.

– О да, – деспот с трудом выбрался из глубокого трона и ступил на ковровую дорожку, – наслышаны, наслышаны. Что ж, Железная Глотка был отличным командиром, но таким же продажным, как и его отец. Тот предал сначала Алтею, переметнувшись на сторону Торении, потом предал и саму Торению. А гранат, как известно, далеко от деревца не укатывается. Оставалось только дождаться и сыграть свою партию.

Пузатый человечек обошёл Шафара кругом и коснулся его плеча.

– Поднимись, сын Замира, – сказал он, – ты смыл свой родовой позор. Но теперь тебе предстоит вернуть и былую славу своему имени. Готов ли ты?

– Готов, о повелитель! – с жаждой отозвался Шафар, припадая губами к пухлым ступням, – повелитель, я привёз подарок для тебя. Позволь вручить.

Деспот лениво шевельнул пальцами, позволяя. Слуги ввели в зал двух высоких, стройных и до невозможности прекрасных девушек в восточных полупрозрачных нарядах.

– Дочери правителя Степи. – Пояснил Шафар.

Пухлый человечек, цокая языком, обошёл девушек по кругу.

– Что ж, сын Замира, достойный подарок. – Он махнул рукой: уведите, – эти степные цветочки станут украшением нашего гарема. – Деспот взял кубок у подскочившего раба и пригубил вино, – твой отец в былые времена обратил в прах не одну стомахию Эоссии, ты унаследовал его хитрость. Мы желаем, чтобы ты возглавил войско Хузгарда.

Шафар спешно закивал и начал неистово кланяться.

– Я готов, повелитель. Я приведу Хузгард к победе.

– Не сомневаемся, в противном случае, ты будешь завидовать судьбе своего оступившегося отца, – ответил правитель, выходя на балкон, – войско укомплектовано, обозы собраны, ждëт только достойного командира.

Он поманил Шафара рукой и тому открылся вид на главную площадь столицы, полностью занятую ровными стальными коробками воинов в сияющих на солнце доспехах.

– Вот твоя армия, сын Замира, – обвëл деспот рукой площадь, – ты покоришь для нас Степь. Когда-то Степь спасла нас от Хорской империи, став нашим щитом. Теперь времена поменялись и она не должна стать щитом для тех жалких осколков, называющих себя «империями», от нас.

Деспот отпил вино и, проникновенно глядя снизу вверх Шафару в глаза, продолжил:

– Алтея с Эоссией вот-вот схлестнуться между собой. Счёт идёт на месяцы и им будет не до тебя. Более того, это отличный шанс, если восточный осколок осмелится встать против нас. Тогда не колеблись, мы позволяем ответить в полную мощь. И пусть наши доблестные воины явят истинную доблесть в бою против этих разреженных сборщиков взяток. Империи – как песок, они рассыплются от первого удара волны. Мы же будем океаном. Настаëт наше время!

Шафар склонился в глубоком поклоне.

Конец первой части.

Часть вторая. Пролог. Клюв и тени

Часть вторая. Игры империй

Пролог. Клюв и тень

Стрижатка проснулся от того, что по щеке струилась тëплая жидкость. Сначала подумал – кровь. Потом понял – слеза. Последняя, которую он позволит себе.

– Клюв, там торентийские корабли причалили, – вбежал в его комнату, горящий от возбуждения, Власок, мальчишка-беспризорник, – толкуют привезли что-то ценное – какой-то «коготь» и какого-то «наследника», весь город на ушах.

Стрижатка швырнул в него деревянным башмаком:

– Пошёл вон! Хотя… – он одëрнул себя, – если ценное, разузнай и доложи.

Мальчонка зажал, расшибленный с хрустом, лоб и, пряча глазëнки, заторопился задом прочь из комнаты.

Стрижатка потëр горевший огнём шрам через всё лицо. Опять начинала болеть голова. Чувствуя приближение очередного яростного приступа боли, он, не в силах сдерживаться, дико заорал и со всех сил стал колотить кулаками в каменную сырую стену. Пытаясь одной болью предупредить приход другой. Разбивая кулаки в кровь, но не чувствуя этого, он бил остервенело, без остановки. Пока силы его не покинули, как это часто теперь бывало. Он устало опустился обратно на кучу тряпья, служившую ему постелью.

А мыслями вернулся далеко назад. Последнее, что он помнил из прошлой жизни – это чëрный всадник и сверкнувший росчерк клинка, разделивший его жизнь на «до» и «после». Что было потом Стрижатка не помнил, но проснулся в яме, на куче гниющих трупов. Уже тогда у него жутко болела голова и эта боль заглушала все остальные чувства и ощущения.

Ещё очень хотелось есть.

Выбравшись из ямы, Стрижатка напился из ближайшей лужи. И ужаснулся, увидев своë отражение: бывшее когда-то ровным и круглым, его лицо теперь стало будто неправильно склеенное из двух разбитых половин, швом которым служил жуткий багровый шрам, слева-направо и сверху-вниз через всё лицо, проходя и через левый, ставшим белым и невидящим, глаз. Вообще его голова теперь больше напоминала застывшую птичью маску, нежели человечье лицо.

Тогда у него случился первый приступ головной боли. Череп словно взорвался изнутри, багровая пелена застила единственный глаз, а из горла вырвался дикий звероподобный рëв. Стрижатка бился в агонии, катаясь в грязной луже.

Потом боль резко ушла. И силы вместе с ней. Он так и заснул прямо в грязи.

Следующим воспоминанием было, как он бредëт. Бесцельно. Просто переступая ногами. Шаг за шагом, вперёд. Перед ним вырисовывается огромный город с высокими белыми стенами, большими красивыми домами и множеством людей. Пока стражники на воротах заняты досмотром телеги, он, не видя ничего вокруг себя, пробрëл внутрь. Шëл по мощëнным улочкам, спотыкаясь и врезаясь в прохожих. Один раз его опрокинули конëм, несколько раз протянули плетью и бесчетное количество раз назвали «оборванцем» и «уродцем».

В другой жизни он бы восхитился окружающему великолепию – прекрасные белые здания с золотыми куполами вместо крыш, странно, но красиво одетые люди, холëные барышни, чудные деревья и птицы, гуляющие в зелëных садах. Но ему было всё равно, он брёл, плохо различая дорогу. И в конце концов оказался сначала в городских трущобах с липнущими друг к дружке ветхими лачугами, а затем и вовсе в руинах.

Здесь им завладело чувство голода. И он оглянулся единственным глазом: три грязных пацанëнка сидели на развалинах и один из них жадно поглощал лепëшку.

Стрижатка направился к ним:

– Дай мне еды. – Попросил он по-словенски.

Беспризорник поднял на него взгляд и рассмеялся:

– Откуда ты взялся такой уродец? – смеялся он, тыкая, блестевшим от жира, пальцем, – у тебя не лицо, а клюв.

Степичи-скиты торговали с Эоссией и Стрижатка худо-бедно язык их понимал. Понял и сейчас.

Тут случился второй приступ. Голова взорвалась болью, взгляд затуманился багрово-красным, он заревел по-звериному, хватаясь за взрывающийся череп и потом очнулся. Теперь он руками, перепачканными чем-то красным и липким, держал и жадно ел грязную лепëшку, заляпанную землëй и также красными ошмëтками. Рядом лежал труп давешнего мальчишки. И человека в этой груде плоти сложно было угадать.

Двое других беспризорников затравленно жались в углу, сверкая глазами:

– Кушай, кушай, Клюв, мы ещё добудем, если надо будет.

Стрижатка стëр холодный пот.

В комнату уже робко заглянул Власок:

– Клюв, торентийцы привезли наследника Степи. «Ramirovich» или как то так… – пробормотал он, инстинктивно сжимаясь в ожидании удара.

Рамирович, наследник Степи… Ветерок! – Вспыхнуло озарение. Но радость мгновенно сменилась гневом: так он выжил, сбежал, и был в тепле и комфорте, пока их убивали.

– Ты заплатишь, – прошипел Клюв, – ты за всё заплатишь!

Глава Первая. Золотая клетка Ауроры

Глава Первая. Золотая клетка Ауроры

Аурора встретила виланцев стеной белоснежных башен, чьи островерхие шпили пронзали облака. Гавань, защищённая двумя массивными молами из чëрного камня, напоминала гигантскую клешню, готовую схватить неосторожных гостей.

Как только бригатты проскользили мимо молов внутрь, раздался сигнал горна и за кормой последней начала подниматься, скрипя и разбрасывая брызги воды, массивная шипастая цепь. Звенья, в два роста человека, надëжно перекрыли выход в море, оставив виланцев в «каменном мешке». На башнях заняли позиции лучники, направив острия стрел на палубы. А на расстоянии рывка выстроились низкие и широкие эосские дозорные корабли с выдвинутыми вперëд таранами в виде бараньих голов.

Солëный морской ветер также попавший в ловушку в столь прекрасной, но и столь же коварной Ауроре, заметался меж каменных стен, впитывая в себя запахи и ароматы противоречивого города и, скользнув по набережной, пахнул в лицо мореходам вонью гниющих водорослей и грязных подворотен, вперемешку с изящными благовониями и запахом жареных каштанов.

Жон расстегнул застëжку на левом плече и бордовый плащ с вышитым серебром гербом Дома Аргент упал на дерево палубы. «Чтобы не мешал движению», – пробурчал он, скользнув взглядом по стоящей у причала обугленной и полусгнившей галере с нацарапанной на борту надписью: «Судьба».

Воины за его спиной выстроились вдоль бортов и подняли щиты, на корме разворачивались арбалетчики. Гаррик с Терезой на носу со скрипом взводили «Скорпиона», заряжая его оставшимися горшками с алтейским огнëм.

– Швартоваться у третьего причала! – Голос Стража режет звенящую от напряжения тишину, – якоря не бросать – быть готовыми к отходу.

– Валили дубы на щиты, – мрачно глядя на цепь, сказал Русолав, – а теперь нас ржавое железо остановит?

И тут, как прорвав некую пелену, на экипажи обрушиваются звуки шумного порта: галдящая на десятках языков толпа сновала по пристани; переругивались между собой грузчики; грозно окрикивал рабов надсмотрщик; скрипели от натуги подъëмные механизмы; жутко ревел где-то недалеко диковинный иноземный зверь; кричали торговцы-зазывалы.

Рамир завороженно смотрел на город: такого количества люда видеть ему не приходилось даже на ярмарке. А величественные дворцы и высокие стены чего стоили? Вот если бы их стан имел хоть плохонький огород, глядишь, и отбились бы от ворогов…

А по сходням на флагман уже поднимался местный чиновник. Излишне радушное выражение его лица, рот, растянутый в гримасе улыбки и, разведëные для объятий, руки вызывали скорее противоположное впечатление. Так улыбаться может удав глядя на беспечно копошащуюся мышь. За чиновником, одетом подчëркнуто скромно, но в новом ярком зелëными плаще, топал его хартуларий, держа стило и дощечку в руках. В некотором отдалении тяжело шагали пять солдат в неплохой чешуйчатой броне. Слишком «неплохой» для простых когнатов, даже для столичного порта. Ну, если только сам стратиг не делится с ними мздой.

– Ваш визит – большая честь для нас! – Попытался заключить в объятия Жона чиновник, – Соларх уже извещëн и готов оказать всяческие почести, а также, если требуется, любую помощь вам, как давним и надëжным друзьям империи. Так как я вижу путь ваш был непростым, – он многозначительно покосился на обугленные части корабля.

Алаберто позволил себя обнять, но скоро отстранился.

– Вижу ваши «почести», – он махнул в сторону цепи и лучников, – уже нам оказаны?

На причале, оттесняя зевак и торговцев, выстраивался целый банд воинов в слишком хорошей экипировке.

Чиновник расплылся в белозубой сверкающей улыбке:

– О, дорогой друг, – он обхватил Жона за плечи, проникновенно глядя в глаза, – это для вашей безопасности! Распоряжение самого Соларха. Мы ценим наших друзей. Тем более, что у вас на борту ценный груз и также очень важный для империи, но очень несчастный юноша, волею злого рока, потерявший всё в этом мире. Которого мы готовы взять под защиту. Впрочем, не будем же стоять, так сказать, в дверях, прошу вас, любезный Жон Алаберто? – Он вопросительно глянул на капитана и, получив подтверждающий кивок, продолжил, – прошу посетить наш официальный банкет. Где вы с юным Рамиром сможете как следует отдохнуть и подготовиться к встрече с самим Солархом.

– Удивлëн вашей осведомлëнностью, – Страж поправил кожаный ремень с коротким мечом.

– Безусловно, – отстранил в сторону писца чиновник и вытянул руку в приглашающем жесте, – мы знаем и помним всех наших друзей. Но никогда не забываем и врагов.

На самой границе трущоб и руин в дешëвой, задымлëнной забегаловке, человек в грязно-коричневом плаще и в капюшоне, так что не было видно его лица, обгладывал жареную баранью ногу, запивая её кислым дешëвым местным вином. Казалось, что он полностью поглощëн трапезой, но его цепкий взгляд фиксировал каждое движение в зале. И место он выбрал так, чтобы видеть всех, оставаясь при этом в полумраке и спиной к глухому углу. Жир с хорошо пропечëного мяса обильно стекал по его тонким изящным пальцам. И по гладко бритому подбородку.

Заскрипев, отворилась дверь и свежий ночной воздух рванулся в смрад харчевни, завивая клубы дыма в спирали. Сделал шаг внутрь и плотный невысокий человек яркой восточной внешности с роскошными усами. Замер на пороге, привыкая к сумраку забегаловки, осмотрел зал. Остановился на незаметной серой сгорбленной фигуре в углу и размашисто направился к ней.

– Ну и местечко ты выбрал, – заворчал он, грузно опускаясь на грубый стул, – не было ничего почище?

Из-под капюшона сверкнули два глаза:

– Ближе к делу, связной. – Голос проскрипел, как стиллет, пробивающий доспехи.

– Повелитель передал вот, – он достал мешочек и бросил его на стол. В мешочке что-то звонко звякнуло, – и вот, – он протянул свиток с хузгардской печатью в виде скорпиона, – нужно ускорить процесс, потому что армии вот-вот выдвинутся из Артавазара.

– Ты слишком много знаешь, – проскрипел голос из капюшона и взял свиток. Прямо жирными пальцами. Сломал печать, пробежал глазами. После чего аккуратно вытер платочком лицо и руки от жира. – Передай мой ответ повелителю… Ах, да, ты же не сможешь…

Он поднялся и, проходя мимо камина, бросил в огонь свиток и платочек.

– Он заплатит, – скрипнул хозяину за стойкой, кивнув в сторону оставшегося сидеть толстячка.

И со стороны не было видно, что поддерживает того в сидячем положении тонкий клинок, пригвоздивший грузное тело к спинке стула.

Шатëр, вопреки ожиданиям, напоминал позолоченную ловушку. Ярко-синие шëлковые стены с вышитыми звëздными картами мерцали в свете тысяч свечей в хрустальных люстрах. Но вдоль стен выстроились ряды когнатов в лëгких доспехах с луками.

Портовый чиновник, теперь в роскошной мантии цвета ночного неба с золотой вышивкой, раскрыл руки в приветственном жесте:

– Друзья! От имени Соларха, я, Кириад Феоктент, безмерно рад лицезреть ваши прекрасные лики пред этим скромным столом. Здесь, пребывая под личной защитой нашего императора, вы можете в безопасности вкусить эти удивительные яства и блюда, приготовленные лучшими императорскими поварами специально для вас, – он шагнул к массивному мраморному столу, при этом подозрительно низкому, – вот есть фаршированные фигами фениксы, как символ возрождения Эоссии; а это чудное вино «Кровь Сфер», густое и жгучее, как расплавленный металл; а это, это дивный пирог с «сюрпризом», в нём вы возможно найдëте серебрянный ключик… От клеток, – расплылся он в белозубой улыбке.

За таким столом предполагалось возлежать на мягких пуховых подушках. Но Рамир решил воздержаться от подобного, усевшись по-степному со скрещенными ногами. Обстановка доверия не внушала, а так он сможет среагировать намного быстрее, чем из лежачего положения. Не преминул воспользоваться его примером и капитан, а также и, увязавшийся за ними, Русолав. Хотя здоровяка никто не звал, но прогонять его не стали.

Кириад шевельнул пальцами и экзотический чернокожий раб кинулся наливать вино в кубок Жона.

– Жон Алаберто, – мелодично практически запел Феоктент, – ваша храбрость воспета даже в наших эпосах. Как странно, что вы до сих пор блуждаете, как простой наëмник и это не смотря на ваш титул Стража Великого Дома Аргент… Неужели щедрость Торении иссякла?

Жон отодвинул кубок:

– Плата Торении – сталь, а не злато. И щит её ещё не расколот.

Эоссиец рассмеялся, указывая на шрамы Русолава:

– О, великие воины и суровые нравы северных лесов! Но даже самые могучие дубовые щиты ломаются… Если молотом становится целая империя. Мы можем высечь ваши имена в Вечных Аналах, мы дадим вам титулы и земли, мы по достоинству оценим ваш боевой опыт.

Его взгляд скользнул к Рамиру:

– А тебе, мальчик, мы поможем вернуть утраченное, – он сделал грустное лицо, – к сожалению, не всё. Но мы знаем где находятся выжившие женщины и дети твоего рода. Они в безопасности и ждут твоего решения вместе с ними домой, в Степь. Разумеется ваше сопровождение составят наши лучшие сферофоры, дабы никто более не смог обидеть друзей самого соларха.

Вдруг полог шатра распахнулся и внутрь стремительно вошëл высокий светловолосый человек в сандалиях и в белой мантии с пурпурной полосой. Сопровождавшие его копейщики-иргарии в бронзовых чешуйчатых панцирях и шлемах с красными пернатыми крыльями, рассеялись по залу, взяв под контроль эосских когнатов.

Лицо Кириада при этом приняло наигранно радостное выражение:

– Кого я вижу? – Приподнялся он и развëл руками, – сам громил Верион, посол Алтейской империи, собственной персоной. Но должен огорчить вас, любезный громил, вы незначительно, но всё же опаздали…

Громил с притворно печальным лицом, склонил голову, играя великую скорбь и сожаление:

– Смею просить прощения за своё опаздание, меня задержали эосские «друзья», – они ведь так любят целовать ятаганы в спину.

– Алтейцы вечно спешат, – поигрывая ножом для фруктов, ответил Феоктент, – даже на собственную гибель, – криво усмехнулся он.

Веридон сделал знак и один из его людей бросил на стол окровавленное знамя Торении.

– Капитан, мы предлагаем вам и вашему отряду мир. Если сдадите артефакт. Иначе ваши пленные станут у нас пеплом, как леруанский гарнизон, а выжившие сородичи этого прекрасного юноши сгниют в наших рудниках.

Рамир вскинулся, порываясь вскочить, но Жон удержал его и холодно посмотрел на громила:

– Пепел легко развеет ветер. Но сталь в наших руках – нет.

Кириад картинно захлопал в ладоши:

– Интересно, а знает ли Торения, что это именно Алтея наняла некоего Карана Железную Глотку для кровавой резни в Степи? Более того, она отправила метательные машины, персонал для них и ценнейшее оружие – алтейский огонь. Ах да, я чуть было не забыл, ведь наши доблестные торентийские друзья превратили в факелы алтейских наëмников алтейским же огнëм. Как в битве на Меловском мосту, когда ваши дракии также ярко пылали, да, громил?

Веридон не повëл бровью:

– А Эоссия чиста? – Он махнул рукой и человек из-за его спины вышел вперёд, держа перед собой раскрытый свиток, – это оригинал грамоты, дарующей некоему Карану Железной Глотке наследный титул и земли при условии выполнения задания. Не подскажешь, достопочтенный Феоктент, какого задания? И где ему были обещаны земли? В Степи? На берегу реки Сичь? Уж не там ли, где был безжалостно вырезан целый степной род?

Кириад спокойно бросил виноградину в рот:

– Подделка. Алтея мастерски подделывает наши свитки. А истинно виновные, друзья, стоят сейчас перед вами. Но я даю вам слово, что мы сможем вам помочь, если вы останетесь… Как гости.

Жон резко поднялся.

– Виланцы не торгуются. И не сдают друзей. Мы требуем обещанной встречи с Солархом, а сейчас мы уходим.

– Что ж, уходите, – крикнул им вслед Кириад, – но не забудьте, что вы уже в пасти у льва и щëлкнуть клыками он может в любой момент.

Уходящих догнал человек в сандалиях и белой мантии с красной полосой, сунул Жону свиток:

– Это грамота, уважаемый капитан, действительна только завтра. Она позволит вам спокойно пройти под нашими флагами и в сопровождении наших керамидов напрямую в Торению через Срединное море. – Он помялся, – при условии, что вы сдадите артефакт и степного дикаря.

У Рамира голова шла кругом. То ли от новых удивительных открытий, то ли от ауронских благовоний, заполнивших давешний шатëр Пира Сфер; то ли от вкрадчивых голосов мастеров слов и лжи. Но он ощутил на себе пристальный взгляд и нашёл его источник в толпе – тощего юношу, почти мальчика, с огромной, кровавой шишкой на лбу. Тот, поняв, что его заметили, коротко размахнулся и швырнул Рамиру под ноги мешочек, после чего затерялся в людском море. Ветерок поднял и развязал мешочек – там оказался булыжник и… Крысиная голова.

Глава Вторая. Кровь, сталь и шëпот

Глава Вторая. Кровь, сталь и шëпот

Рабочий квартал занимал добрую часть города и, в отличии от трущоб и, тем более, руин, здесь поддерживалось подобие порядка. Когнаты сюда заходили редко, но держать квартал в кулаке было кому и без них. Весь район поделëн на «круги», в которых главенствовали группировки людей, не особо дружных с законом. Между собой они поддерживали вооружëнный нейтралитет и старались не конфликтовать – себе дороже. Если две группировки взаимно ослабеют в противостоянии, этим не преминут воспользоваться соседи.

Если бы случайный прохожий не побоялся заглянуть в безлюдный переулок, то был бы удивлëн увиденному: там стояла колесница. Что уже , но ещё более удивительной была парочка беседующих людей – один в шерстяной тунике и серо-зелëном плаще, явно какой-то чиновник невысокой иерархии, а второй одет просто по-рабочему – босой, в холщëвых штанах и широкой мешковидной рубахе, подпоясанной простой верëвкой. Они перекинулись несколькими фразами, после чего чиновник бросил рабочему увесистый звякнувший мешочек. И они разошлись. Один к колеснице, другой другой дальше по прогулку, по одному ему известным тропам и проходам до центральной улицы квартала и подвинул, стоявшего в дверях, громилу, со знанием дела проходя в местный Дом увеселений. Там он, нисколько не смущаясь, плюхнулся на роскошные мягкие подушки и, оторвав добрый кусок от жареного поросëнка, впился крепкими зубами в сочную мякоть.

– Здравствуй, Кастет, – сказал, сидящий за столом напротив, человек. Пухлые пальцы его украшали массивные золотые перстни, а тëмно-синюю тогу держала на плече искусно украшенная драгоценными камнями также золотая застëжка. По бокам к нему льнули девицы не самых высоких моральных принципов, – я уж заждался. Как прошло?

Кастет швырнул на стол мешочек.

– Заплатили за мальчишку и артефакт, как ты и сказал. И даже не торговались, – он многозначительно посмотрел на девиц, – но есть одна проблема…

– Девочки, погуляйте, – шлëпнул человек в тоге одну и вторую пониже спины, – что за проблема?

– Беспризорники, – вытер жирные пальцы о белую скатерть собеседник и отпил вино прямо из кувшина. Человек в тоге поморщился, – они стаями кружат вокруг кораблей и днём, и ночью. Одни уходят, другие приходят. Если когнатам мы на лапу кинем, чтобы задержались, то с этими не договориться. У них какой-то свой интерес.

– Какой интерес, такой же, как и у нас наверняка. Кто у этой руинной шушеры сейчас главный?

Кастет поставил кувшин.

– Какой-то Клюв. Его никто не знает, кто таков, откуда…

– Да какая разница, – махнул рукой человек в тоге. Сверкнули золотые перстни, – ты знаешь, что делать. Реши вопрос с этим Клювом и его шобла разбежится.

Темнота. Только тусклый свет масляной лампы, подвешенной к потолочной балке, освещает собравшихся. В воздухе пахнет смолой, морской солью и кровью от ещё не затянувшихся ран. Жон Алаберто нависает над столом, на котором разложена карта Ауроры. На ней уже видны свежие пометки – красным обозначены посты когнатов, чëрным – вероятные пути отступления.

Жон, потирая переносицу:

– Починиться здесь не получится. Ноги бы унести. Старый дурак, – выругался он, – привëл вас в ловушку. Мы теперь, как крысы в трюме – выбраться-то можно, но везде ждут клыки корабельных котов. Что ж, предлагайте варианты.

– Мне бы с моими ратниками разгуляться, – разминая перемотанное тряпицей плечо, сказал Русолав, – прорубили бы путь топорами через их цепи…

На совет, в отсеке капитана собралась группа специального планирования: сам Жон, как командир отряда и главное ответственное лицо; Русолав, как командир вспомогательной сотни и специалист по особым операциям; от группы арбалетчиков снарядили Терезу, которая, не смотря на юный возраст и относительно скромный боевой опыт, обладала живым и хватким умом и умением предлагать нестандартные решения; Руэнсо – молодой воин-латник, ставший сержантом после гибели отца в битве за Чëрные Столбы; Гаррик, как технический специалист, способный преподнести сюрпризы и Рамир, как ключевое действующее лицо. Не хватало только Корвина, умеющего скрытно проникать туда, куда мухе не пролететь, и добывать нужные сведения буквально из воздуха, но он тяжело восстанавливался после ранения, лежал без сил в трюме, только что исходя потом от беспощадной горячки. Немного позже в отсек без приглашения вошла и тихонько села в уголке Ласлава.

– Где-то я это уже слышала, – холодно глядя на свои перчатки, скосила взгляд на Русолава Тереза, – только в тот раз мы подоспели вовремя и вытащили ваши задницы из пекла. А сейчас к нам никто не подоспеет.

Тишина повисла в отсеке. Так, что слышно было как трещит фитиль в лампе. Только всё громче сопел Руэнсо. Вдруг все вздрогнули от грохота падающего стула, это молодой латник подскочил, как ужаленный:

– Хватит! – Закричал он, – мой отец лежит на дне Ваданы из-за этого степного выродка! – Он с силой вонзил в стол сержантский стиллет, перешедший ему по наследству, и указал, затянутой кожаной перчаткой, рукой на Рамира, – сколько ещё наших людей погибнет из-за него? И за что?!

Ветерок тоже вскочил, сжимая кулаки, но его жестом остановил капитан:

– Отставить истерику! – Рявкнул он, – Руэнсо, я сейчас засомневался в верности своего решения назначить тебя сержантом. Ты оказался слишком импульсивен. В бою это может сыграть роковую роль.

Жон повернулся к латнику, который с яростью молодого горного орла смотрел в глаза молодому степному орлу. Им обоим не хватало только перья взъерошить на загривках.

– Ответь, как ты делишь людей в отряде на «наших» и «не наших»?

Руэнсо опустил глаза.

– Ну… Виланцы… И кто давно с нами…

Алаберто усмехнулся:

– Виланцы? Сколько у нас в отряде чистокровных виланцев? У тебя самого – мать из древичей, родился ты в Олосене и в Торении не был ни разу в жизни. А сколько древичей держали строй в битве с хузгардцами? И на каких языках мы говорим? Рамир проливал с нами кровь, это его заслуга – победа при Чëрные Столбах. Потому что это он добыл алтейский огонь и придумал подняться на вершину через пещеру, которую нашёл его отец ещё давно. И неизвестно, как всё сложилось бы, разменись мы с ним на реке.

Жон опëрся руками на стол, затем выдернул стиллет и протянул его рукоятью вперёд Руэнсо:

– Каждый в этом отряде сделал однажды свой выбор. И принял свою судьбу. Как и твой отец… Но, – он пристально посмотрел своими тëмно-карими глазами в глаза Руэнсо, – если кого-то что-то не устраивает, он волен судьбу свою изменить. И сделать это лучше прямо сейчас, чтобы я не расчитывал на боевое звено, которое способно подвести в сложный момент.

Латник принял кинжал, обиженно сопя:

– Да нет… Я… Я не подведу…

Рамир бросил Коготь на стол:

– Я покину отряд, – сказал он, – я не стану тем из-за кого погибнет ещё хоть кто-то из вас. Вы стали моей семьëй и я готов отдать жизнь за вас. Я сдамся эоссцам и вас выпустят. Или алтейцам и вы сможете быстрее вернуться домой…

Ласлава поднялась и встала рядом, схватив за руку:

– Я пойду с ним.

– Малец, не глупи, – прогремел Русолав, – ясно, что дело не в тебе и даже получив тебя, живыми они нас не отпустят.

Сверху заскрипели доски палубы – прошëл часовой. Шум гавани затихал, торговцы отправлялись спать, погрузочно-разгрузочные работы остановились с первыми лучами ночного светила. Только волны бились о камень причала и в борта кораблей.

– А почему нет? – Крутанула в пальцах арбалетный болт Тереза, – эоссцы предлагают за него пятьсот золотых, алтейцы ещё больше. Мы могли бы…

– Продаться, как портовые шлюхи? – Неожиданно вскипел Гаррик.

– Довольно! – Ударил по столу Жон, – никто никуда не уходит и мы людьми не торгуем. Мы, вне зависимости от родов и племëн, виланцы и это НЕ виланский путь.

– Тогда реализм, – бросила взгляд на стену, где висел пробитый стрелой щит с эмблемой Дома Аргент, Тереза, – можно поджечь стерегущую нас эскадру, высадить десант, опустить цепь и уйти в море.

– В порту полно войск, – парировал Гаррик, – кроме когнатов, здесь развëрнуты сферофоры и императорская гвардия. Ну и алтейцы тоже здесь. Да и на выходе из гавани, уверен, стоят ещё корабли.

– Есть вариант подкинуть золото капитану портовой стражи, – предложил Русолав.

– Золото он возьмëт и на этом всё, что помешает ему нас обмануть? – Постучала остриëм по столу арбалетчица.

– Но они же обещали нам аудиенцию у Соларха, – напомнила Ласлава, – давайте будем это требовать и тянуть время.

– В общем-то да, – поддержал её Гаррик, – если не взяли нас штурмом сразу, значит пара-тройка дней у нас есть.

– Думаете Соларх нас примет?

– Примет, – хрипло рассмеялся Русолав, – в большом тронном зале, где лучников будет больше, чем блох на бездомном коте.

В отсеке повисла пауза, только пустая бочка из-под вина, опустошëнная недавно на тризне по павшим, тихонько стучала о переборку.

– Что ж, – наконец сказал Жон, – готовимся ко всему. Гаррик, «Скорпион» должен быть готов к бою. Русолав, отбери самых крепких своих парней в абордажную команду, тренируйте палубный бой. Тереза, с тебя наблюдение за портом, посты, количество солдат, время смен. Нужно в срочном порядке продать наши товары, даже по низким ценам и закупиться лекарствами, провизией, досками и сталью. И быть наготове.

Когда совет разошёлся, Жон, оставшись один в отсеке, устало опустился на стул. Рука сама машинально достала медальон с изображением жены. Он посмотрел на него, провëл пальцем по тонким чертам древичанской красавицы и, вдруг, с силой швырнул медальон об стену:

– Проклятый выбор! Всегда проклятый выбор…

Сладковатый запах разлагающихся красителей щекочет ноздри. Воздух в старой давно заброшенной красильне тяжëлый и густой. Пять теней в свете сумерек, слабо проникающем через выбитые узкие окна, разбрелись меж стройных рядов больших медных чанов, только хрустели под ногами пласты высохшей краски, да крысиные кости. Место располагалось на самом стыке рабочего квартала и трущоб. Клюв со своими беспризорниками пришли сюда по подземным коммуникациям на встречу с лидером одной из местных группировок. После инцидента в порту, когда бандиты поймали троих парней из руин, следивших за торентийскими кораблями. Из троих вернулся только один. И то, как вернулся – чудом, на нём живого места не было от жестоких побоев. Сказал, что будут ждать в заброшенной красильне пять на пять, без оружия.

Кастет появился позже. Дверь разлетелась в щепки от мощного удара ногой и в красильню вальяжно прошествовал здоровенный детина с лицом, изуродованным оспой. Свой мешкообразный наряд он сменил на хорошие сапоги, шерстяные штаны и плотную безрукавку с нашитыми металлическими пластинами. На руках его красовались кожаные перчатки со свинцовыми вставками, отсюда и прозвище. Хотя его пудовые кулаки крушили кости и без усиления, но с кастетами он становился абсолютной машиной разрушения. Даже когнаты уходили в сторону, когда встречались ему на пути.

Дураком при этом Кастет не был. Он сразу смекнул, что с Магаласом лучше сотрудничать и… делиться. Поэтому его люди спокойно собирали дань с ремëсленников, «охраняли» торговцев и выполняли некоторые деликатные поручения своего босса. В целом ничего сложного, но это позволяло им быть невидимыми для блюстителей порядка и, при этом, кататься, как сыр в масле.

Сейчас Кастету необходимо устранить препятствие в виде руинной шпаны, убрав их нового лидера. Его можно устранить и физически, и вряд ли это составит больших трудов, но ему, лидеру группировки, необходимо тоже поддерживать свой статус и утверждаться, а просто свернуть этому жалкому цыплëнку шею – это слишком… просто. Кастет знает как поступить. Он унизит этого выскочку. Унизит так, что даже его подчинëнные станут плеваться, сами же его и порешат. А сломать этого сопляка – раз плюнуть. Приходилось колоть орехи и покрепче.

– Кто тут у нас прячется? – Протянул Кастет, хрустя сапогами по слоям мусора на полу. Взгляд его окинул помещение и остановился на худенькой, сгорбленной фигуре в капюшоне. Из тени вышли и сблизились с ней ещё четыре такие же тщедушные фигурки. Кастет в голос заржал, тыкая в них пальцем, – это ты Клюв? – Отсмеявшись, спросил он, – нет, ты скорее дохлая селëдка. – Он презрительно сплюнул под ноги, – как ты сюда дополз вообще из своих руин и не сдох по дороге? А это твои щенки? И вы всерьёз думаете, что вас кто-то боится? – Он сплюнул теперь под ноги Клюва.

За спиной Кастета встали его амбалы, под стать ему самому. На довольных лицах ухмылки. Предчувствуют развлечение и не видят абсолютно никакой угрозы.

Пальцы левой руки предательски задëргались, предупреждая о приближающемся приступе боли, а пальцы правой впились во флакон с обезболивающим, настойкой мака. Боль проснулась, зафиксировала свой взор на Стрижатке и потянулась своими когтистыми лапами.

– Да сними ты свой капюшон, – шагнул к нему Кастет, – когда с тобой взрослые люди разговаривают.

Он смахнул с парня капюшон, обнажив его увечья.

– О! Да ты ещё и урод! – Поцокал языком амбал, – я думал люди врут, но ты правда клюв, не человек, не животное даже, просто – клюв на тоненьких ножках. – Вновь заржал Кастет.

Засмеялись в голос и его сопровождающие. Один из них руками попытался изобразить птичий клюв, что вызвало новый приступ смеха.

– Где мои люди? – Морщась от накатывающей боли, тихо спросил Стрижатка.

Кастет пнул старую деревянную бочку, развалив её в щепу и, сплюнув, на штанину подростка, нарочито весело спросил:

– Какие люди? – Развëл он руками, – а, те два шакалëнка? Так поди рыб уже кормят под причалами. Или крабы их уже съели, не знаю…

Боль набатом ударилав голову, взгляд поплыл. Силуэт собеседника начал смазываться. Руки машинально выдернули пробку из флакона и опрокинули содержимое в рот. Вроде отпускает. Тише, тише, Стрижатка…

– Что ты там пьëшь? – Засмеялся Кастет, – это тебе мамка молоко сцедила?

Вновь взрыв хохота. А боль поглотила разум. Стрижатка завыл и завалился навзвичь, трясясь в конвульсиях. Изо рта обильно пошла пена.

– Да он у вас ещё и больной, – пнул его ногой Кастет, замечая слëзы ярости на лице у одного из подростков.

Внезапно Стрижатка затих. Его видящий глаз подкатился и помутнел, а второй, невидящий, наоборот обрëл осмысленность и разумность.

Клюв поднялся. Оглядел Кастета белым, невидящим глазом, по-птичьи наклоняя голову, и резко, слишком быстро для человека, вцепился тому в глотку. Здоровяк захрипел и замахал руками, но Клюва там уже не было. Совершая очень быстрые движения, не человеческие, а скорее какие-то, как у древних хищных птиц, он с лëгкостью увернулся от ударов кулаков-кувалд Кастета, способных разбить ему череп вдребезги, зашëл тому за спину, запрыгнул на плечи и с хрустом развернул ему голову в обратную сторону.

Оттолкнувшись от падающего тела, Клюв перескочил на поперечную балку и спрыгнул оттуда на второго бандита, повторив манëвр.

Только сейчас лица оставшихся амбалов начали вытягиваться, глаза удивлëнно округляться. Один из них выхватил нож. Но Стрижатка уже сорвал с балки ржавую цепь с крюком и, обернув вокруг шеи третьего, поднял того над полом, используя своë тело, как противовес. Его беспризорники, подобно стае голодных волчат, бросились в атаку.

– Клюв! Нет! – Крик. Мелькнувшая тень, сверкнувший клинок. И холодная сталь вонзилась в живот Власока, заслонившего Стрижатку.

Беспризорники втроём забивали пятого бандита. Кто чем. Всем, что под руку попало. Клюв поднырнул и растопыренной пятернëй ткнул амбалу с ножом в глаза. Тот дико заорал, отшатнувшись и закрывая лицо ладонями.

А потом Клюв пришёл в себя. Вместе с осознанностью и зрением в видящем глазе пришла и дикая усталость. Он опëрся рукой в красное мессиво, совсем недавно бывшее головой человека, собираясь с силами.

– Они ранили Власока!

– Они пришли с оружием!

– Нарушили договор.

Гомонили без умолку беспризорники. Власок лежал, свернувшись калачиком, тихо поскуливая от боли и страха. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы всё понять. Недалече, как прошлой весной точно такую же рану в стычке с дикими кочевниками получил Крадомир. И его тогда выхаживал родовой знахарь. Умеющий и знающий многое, спасший не одного родовича от верной смерти. Но живот Крадомира вздулся, стал чëрным. Он кричал от нестерпимой боли несколько дней. Не помогало ничего. И всё равно умер, намучавшись.

– Мы отомстим за тебя, брат, – тихо сказал Стрижатка. Выдернул нож из живота Власока и резким движением воткнул его тому в грудь, – а теперь спи.

Власок. Худенький подросток. Навязчивый и часто без причины слишком весëлый и восторженный, что очень раздражало, вызывая приступы боли, но такой надëжный и, как оказалось, искренне преданный. Настоящий и единственный друг в этой беспросветной тьме, как лучик света, которому, по сути, неоткуда здесь взяться. И вот он угас. Угас навсегда. Не влетит больше в комнату, рискуя получить башмаком по бестолковой голове.

Глядя в помутневшие глаза Власока, Клюв тихо, но очень твëрдо, как шелест меча, вынимаемого из ножен, произнëс:

– Всех, кто носит зелëные ленты, как у этих, – он показал на убитых бандитов, – всех, до единого! Всех к праотцам!

Совещание в Башне Судеб, в относительно небольшом кабинете, собрало все высшие чины государства. В центре помещения разместился огромный массивный дубовый стол с разложенной картой обитаемых земель и куча свитков. Во главе стола на постаменте был установлен трон Соларха. Из-за его спины через огромное мозаичное окно с изображениями сцен побед предков нынешнего повелителя, проникал свет, окрашенный в разные цвета и играл бликами на лицах собравшихся, дорого одетых, обступивших стол со всех сторон, высоких чиновников.

Соларх сделал знак стоявшему рядрм с троном императорскому хартуларию и тот, взяв с подноса раба свиток, зачитал:

«Его Величеству Соларху Эоссии. В свете событий у Чëрных Столбов Алтея требует немедленной аудиенции для возврата незаконно присвоенного артефакта. Отказ будет расценен, как объявление войны.

Посол Алтейской империи, громил алтейского Синклита Веридон Лукреций Филострат.»

Правитель Эоссии обвëл собравшихся тяжëлым взглядом и спросил:

– Что скажете?

Человек в дорогих изящных доспехах приложил руку к груди и совершил неглубокий поклон:

– Солнцеликий, алтейцы откровенно наглеют. Они крайне активны на наших границах. По сообщениям разведки их гарнизоны увеличились в численности в два раза, а в море на рейде, в трёх днях пути от Ауроры, стоит их флот с алтейским огнëм.

Соларх взял свиток у хартулария, повертел в руках, изучая печать Синклита:

– Что скажете по поводу артефакта?

Вперёд вышел Кириад. Сегодня его шею украшала массивная золотая цепь с золотой же печатью Эоссии.

– Повелитель, эту операцию спланировал и провëл совместно с Дорикратионом и Диаэтнерионом я лично. Задумка была проста: нанять уроженца Алтеи на службе Хузгарда, пообещать золото и титул, и заполучить с его помощью контроль над восточными территориями, называемыми Великой Степью. Наëмник прекрасно справился с первой частью задания, но вмешался ряд факторов – он потерял сам символ власти, ради которого всё и затевалось, и оказался двойным агентом, нанятым ещё и Алтеей со схожим заданием. Кроме того, из-за неучтëнной в планировании случайности, артефакт попал в руки к торентийским наëмникам, которые сейчас находятся в нашем порту.

– Мы контролируем этих наëмников?

– Мы работаем над этим. – Ушëл от прямого ответа Кириад.

Соларх кивнул.

– Хорошо, протосеваст. Организуйте аудиенцию с нами этому выскочке Веридону.

Глава Третья. Тени Аурóры

Глава Третья. Тени Аурóры

Над Ауророй сгущались тучи. Но они не были похожи на дождевые облака, скорее на дымы пожарищ.

Воздух в Зеркальном зале пропитан ароматом жасмина с металлическим привкусом напряжения. Стены из перламутровых панелей отражали и преломляли лица присутствующих, будто обнажая двойственность их намерений.

Соларх, облачëнный в пурпурную мантию с золотым шитьём и венец с жемчугами, восседал на роскошном пурпурном троне, окружëнный варварскими послами, одетыми настолько пëстро и ярко, что издали больше они походили на стайку диковинных птиц, нежели на дипломатов.

Веридон, в сопровождении двух иргарриев и нескольких специалистов по Эоссии, а также толмача и писаря, стремительно влетел в зал. Только его ослепительно белая тога мелькнула пурпурной полосой. Отражëнный от зеркальных стен свет заиграл в гранях его увесистого медальона – золотого, распластавшего крылья, орла, устремившего взор на запад. Без поклона он заговорил сразу:

– Ваши наëмники незаконно завладели артефактом, принадлежащим Алтее. Я, от лица Алтейской империи требую вернуть имущество.

Соларх выжидательно, внимательно смотрел на него своим знаменитым взглядом, от которого всем хотелось укрыться, как можно скорее, да хоть сквозь землю бы провалиться. В Эоссии этот взгляд могли выдержать только несколько человек – пальцев одной руки хватит пересчитать. Остальные опускали глаза, пытались сгорбиться, съëжиться, стать как можно меньше и незаметнее.

Веридон распрямился, расправил плечи и уставился Соларху в точку между бровями. Правда пальцы его при этом до кровавых следов впились ногтями в ладони. Он с ужасом начал ощущать, как глаза медленно наполняются предательской влагой. Соларх еле заметно усмехнулся – слегка дрогнул уголок рта.

– А, если не вернëм? То война?

Громил вздрогнул. Он расчитывал совсем на другую реакцию. Или Эоссия ищет повод для войны? Тогда он не совсем удачно им его подкидывает своим требованием. Только пожилой писарь с седой острой бородкой из его свиты, опустив голову, будто в жесте почести, тихо улыбается. Пока всё идёт точно по его плану. Иначе Соларх и не мог отреагировать на письмо от Веридона, которое он аккуратно подменил своим с угрозой войны.

Почувствовав, что контроль ускользает, громил сделал резкий шаг вперёд. За его спиной вздрогнул от неожиданности писец и выронил свитки на пол. На помощь ему коршуном ринулся раб, стоявший возле стены. Веридон, пытаясь сохранить твëрдость, но всё же подрагивающим голосом, возможно от ярости:

– Война? Нет, Солнцеликий. Это будет не война, это будет урок. Урок, который Алтея преподаст тем, кто крадëт её имущество.

Соларх, пристально глядя на посла, медленно поднялся с трона. Его тень, удлинëнная светом из мозаичного окна, накрыла Веридона, будто физически подавляя его:

– Подай сюда! – Крикнул он рабу, который схватил свиток и держал его в протянутой руке перед пожилым писарем. Тот безмолвно повиновался, – урок? – с усмешкой спросил правитель Эоссии, ломая печать, – твой Синклит уже платит «уроки» варварам за безопасность границ. Или ты думал, мы не знаем о ваших тайных караванах с золотом?

Веридон побледнел. Пальцы разжались, оставив на ладонях кровавые полумесяцы. Он обернулся к своей свите, ища поддержки, но увидел лишь опущенные головы. И только пожилой писарь, Касий кажется, из купцов вроде, как он в свите, вообще, оказался? И только Касий едва заметно кивнул, как бы говоря: не бойся, дожимай их. Веридон почувствовал горький привкус на языке – тот самый чай, который подал Касий перед аудиенцией. Мысли спутались, а гнев вспыхнул, как алтейский огонь.

– Наш флот в двухдневном переходе от вашей столицы! Уже завтра от Ауроры могут остаться только дымящиеся руины. – Теряя контроль, с яростью выпалил громил.

Соларх пробежал свиток глазами, передал его Кириаду и картинно захлопал в ладоши. Его тень из-за преломления света в перламутровых стенах, как будто обросла шипами.

– Браво, посол. В моём дворце лицо, представляющее Алтейскую империю, угрожает уничтожением моей столицы.

А Кириад развернул свиток и зачитал:

– Пятый и шестой имперские мраки в новолуние атакуют эосские форпосты в Тратии. Командующий сухопутными силами «Север» Марк Аврипод.

– Это… Это… – Растерянно протянул Веридон, вновь оглядываясь на свиту, но теперь все головы понуро опущены, – это провокация… Возможно, Хузгард…

– Хузгард за сотни лиг отсюда, – перебил его Кириад, – а вы здесь, пугаете нас войной и планируете атаковать нас.

– Мы уходим. – Громил резко крутанулся на месте, но запутался в собственной тоге, едва не растянувшись на полу. Его поймали и удержали от позорного падения его иргиаррии,– ваше высокомерие погубит Эоссию, Солнцеликий, – уходя, бросил он, – когда наши керамиды войдут в гавань, вы вспомните этот день.

Когда алтейцы ушли, Соларх опустился на трон, замечая на полу затоптанный золотой медальон с алтейским орлом:

– Соберите весь наш флот, – обратился он к дорикратору, – при необходимости мы должны любой ценой потопить алтейские корабли. – Он поправил венец, – усильте пограничные гарнизоны, перебросьте часть войск из Номадии в Тратию. И пошлите гонцов в Торению, нам понадобятся их наëмники.

– А ещё нужно найти того раба, – добавил Кириад, – как-то он очень точно подхватил нужный свиток.

Руины. Руины – даже не трущобы. В трущобах как-никак живут люди, имеют какие-то свои клетушки-коробки, своë жильë, угол. У многих есть семьи, надежды, мечты… В руины же не заходят даже бродячие собаки. Весь самый отъявленный сброд столицы собран здесь. И терять местным жителям абсолютно нечего. К тому же часть городских стоков собиралась тут же, в подземных ëмкостях. Поэтому ароматы стояли крепкие. С непривычки обычный городской житель долго находиться в руинах не мог.

В полуразрушенном здании, очень красивом ранее, с лепниной и скульптурными композициями, ныне сером и безликом, возле начерченой углëм на стене карте подземных коммуникаций, собралась группка тощих подростков. Среди них выделялся лишь один седобородый старик.

– Вот здесь вход в ваше поместье, – поставил старик крестик на карте, – там будет решëтка и узкий лаз в винный погреб. – Он оглядел худых, как воробьëв, ребят, – но вы пролезете. Дорога вам знакома, не раз там ходили. Если пройти дальше, выйдете в порт.

Стрижатка кивнул:

– Хорошо, старик, пойдëшь с нами. Если там будет засада, то… – Он многозначительно повертел в пальцах узкую, но длинную заточку, с рукоятью замотанной тряпицей.

За последние несколько суток его беспризорники выследили и вырезали почти всю банду безвременно почившего Кастета, везде оставляя свой знак мести – крысиную голову или крысиный череп. Но в процессе этого увлекательного действа появилась новая информация, что за Кастетом стоит некий Магалас, живущий на роскошной вилле в элитном квартале. Более того, один из пленных и замученных бандитов перед тем как воссоединиться с пращурами орал что-то про степняков-рабов и девку с родимым пятном в виде звезды на запястье. Стрижатка невольно скосил глаз на своë запястье – на нём тоже чëтко виднелось родимое пятно, как звезда. Но бандит толком ничего не знал и было принято решение нанести визит его боссу.

Крысиной тропой, как беспризорники звали городские канализации, добрались быстро. Благо все стены испещрены символами, ведомыми лишь тем, кто их оставил, но указывающие направление чëтко.

Некоторая сложность возникла с решëткой – вмурованной в стену на неудобной высоте. Но парни справились и с ней. Встав друг другу на плечи, выкорчевали опорные камни и, орудуя металлическими прутами, как ломиками, вынули решëтку.

Далее, оставив деда-проводника в погребе под присмотром двух беспризорников, расползлись по поместью. Луна ещё не взошла и тусклый свет давали только редкие факелы и дорогие свечи в коридорах. Скользя тенями, они не щадили никого из тех, кого встречали, будь то охранник или служанка.

Стрижатка нашёл дверь в кабинет хозяина и бесцеремонно ворвался внутрь. Помещение оказалось очень хорошо освещено люстрой с, наверное, сотней свечей. За массивным дорогим столом сидел пухлый человек в белоснежной тоге,на шее сверкала толстая золотая цепь, а на пальцах множество перстней, и ковырялся в наваленных кучей свитках. Рядом на дорогом, обтянутом шëлком, стуле сидел другой человек в шерстяной тунике с серебряным кубком в руке.

Увидев незваного гостя, оба резко вскочили с вытянутыми лицами. Стрижатка, не останавливаясь, по ходу движения ткнул заточкой в печень человеку в тунике и, выдернув оружие, с размаха пригвоздил правую руку пухляша к столу.

– Сидеть! – Рявкнул он.

Человек в тоге, скуля от боли и ужаса, покрывшись испариной, рухнул обратно в кресло, теребя колокольчик вызова охраны. Или прислуги. Отчëтливо запахло мочой.

– Хоть обзвонись, – рассмеялся ему в лицо Клюв, – хочешь, можешь даже поорать, – и начал шевелить заточку, как рычаг в ране – человек завопил, откинулся на спинку, пытаясь левой рукой отстранить пришедшего монстра, – никто тебя здесь уже не услышит.

Стрижатка выдернул заточку и с силой воткнул в плечо своему визави. Потом резко и сильно ударил его ногой так, что тот опрокинулся вместе с тяжёлым креслом и, по инерции, перекувыркнулся через голову. Засеменил ногами, пытаясь отползти в угол. Замечая из-под стола, как его посетитель уже затих в луже чего-то красного, то ли крови, то ли расплескавшегося из серебряного кубка вина.

Клюв навис над ним, по-птичьи разглядывая единственным глазом. Как птица смотрит перед тем, как склевать червяка.

– Ты Магалас? – Тот мелко и быстро закивал. – Это хорошо. Ты хотел убить «Клюва»?

– Нет, нет, нет… Только поговорить, это этот дуболом Кастет, это он всё.

Стрижатка почувствовал прикосновение боли к вискам. Лоснящееся лицо босса бандитов начало расплываться. Он зарычал, злясь на несвоевременный приступ и нанëс тому несколько сильных ударов. Болью в кулаках после столкновения с костями черепа, пытаясь загасить боль головную. Тихо, Стрижатка, тихо…

Вроде отпустило. Залитый кровью Магалас отдыхал, потеряв сознание. Клюв поднялся и подошёл к столу, разгрëб рукой свитки.

– Алхимик! – Позвал он единственного умевшего читать беспризорника. В той, прошлой жизни, он был учеником настоящего алхимика, но оказался на улице после внезапной кончины своего учителя. – Посмотри здесь, может есть, что важное.

Подросток принялся бегло изучать документы.

– Вот, – сказал он, – списки рабов, проданных на рудники, – он начал зачитывать, – номер один: Арас, сын Арамира… Номер четырнадцать: Стрижатка, сын Хавана; номер пятнадцать: Далила, дочь Хавана…

Клюв выхватил свиток и коршуном накинулся на лежащего Магаласа. Пнул его ногой, так что тот заскулил, пытаясь сжаться в комочек, и затряс документом перед его лицом:

– Где эти люди? – Кричал Клюв, выдернул свою заточку и несколько раз воткнул в бедро Магаласа, – где они?

– На рудниках! – Завизжал от ужаса и боли криминальный босс, – перепродал на рудники. Только трёх девок, самых красивых – в «Феникс».

– С таким пятном была? – Показал Стрижатка запястье.

– Была, была, – закивал босс, – красивая… Кричала сначала, плакала, но потом вроде смирилась…

Лучше бы он этого не говорил. Из белого невидящего глаза на Магаласа взглянул хищник. Тихо, Стрижатка, тихо…

– Все уходим! – Поднялся Клюв, – ничего отсюда не брать! Уходите, я догоню.

Он спрятал заточку и вынул широкий и острый, как лезвие, нож. Повернулся к Магаласу. Тот сразу всё понял…

– Я дам золото! – Истошно заверещал он, переходя на истеричные повизгивания, – много золота, кучу золота!

Стрижатка скосил взгляд на заляпанные кровью свитки:

– Только это «золото» меня интересует.

– Я их выкуплю! Я всех освобожу!… Нет, не надо… – плакал, размазывая слюни и сопли Магалас.

– Они кричали. Теперь покричишь ты. – Нехорошо улыбнулся лицом-шрамом страшный посетитель.

Беспризорники покидали роскошную, утонувшую в крови, виллу, ныряя по-змеиному в узкий лаз. Стрижатка, уходя, обернулся – в глубине кабинета, копошилась, путаясь собственных кишках, бывшая гроза всего теневого мира столицы Эоссии, а, возможно, и доброй половины обитаемого мира.

– Никто не уцелеет, – хмуро проговорил Клюв. А на добротном, дорогом столе осталась одиноко лежать крысиная голова.

Жители трущоб говорят, что если ад существует, то городские руины – это его самая жëсткая версия, а им самим бояться нечего, они и так уже живут в филиале ада на земле.

Запах дыма от догорающего костра смешивается с плотной вонью канализации. Лучи заходящего солнца скользят по стене сквозь многочисленные проломы и трещины. Сырые стены почти почти полностью покрыты угольной росписью – нарисованы карты, планы, схемы передвижения. В центре помещения худой подросток в рваном грязном плаще сортирует своë нехитрое имущество, приговаривая:

– Две дымовые, одна хлопушка… Яд. Яд, яд, куда я дел яд?

Клюв вышел из тени. Ободряюще похлопал Алхимика по плечу и ткнул заточкой в карту:

– Завтра с утра девка опять пойдёт на рынок. С ней будут двое: старый хромой ветеран и молодой щëголь. – Бросил взгляд единственного глаза на тоненькую фигурку в капюшоне, точившую кинжал, – ты уверена, Тень?

Та отложила точильный камень, проверила качество заточки, приложив лезвие к ногтю и ответила:

– Следила три дня. Каждый раз одни и теже: хромой старик-ветеран и молодой. Молодой меч носит, но не точно, что умеет пользоваться…

– Считаем, что умеет, – перебил Клюв, потирая висок, горящий, словно раскалëнный гвоздь вставили. Кое-как сросшиеся кости черепа начинали пульсировать в такт ударам сердца. Он сжал заточку так, что острые грани впились в живую плоть и лишь сосредоточение на этой новой боли помогло удержаться от крика и балансировать на грани потери сознания.

– Клюв, может настойку мака? – Обеспокоенно спросил Алхимик, заметивший его состояние.

Стрижатка отмахнулся.

– Нет. Мне нужна ясность. – Он ткнул заточкой в карту, – вот здесь, в рыбных рядах, – он перевëл заточку на самого младшего и тощего беспризорника, который сидел на брëвнышке и отчаянно дрожал то ли от холода, то ли от страха, – Воробей, ты подойдëшь к хромому и спросишь дорогу… К цирюльнику. Отвлечëшь. Скажешь, у мамы зуб болит или ещё что придумаешь. В это время, Тень, ты подрежешь сумку у девки, так чтобы её травы рассыпались. Когда она наклонится, вот, – он бросил ей мешочек, – знаешь, что делать.

Девушка поймала мешочек и понюхала:

– Мандрагора?

– Да, – нахмурился Клюв, – долго не держи – выключишь. Не убъëшь. Наверное. – Он перевëл взгляд, – в это время Алхимик бросает свою хлопушку и дымовуху, а Громила поджигает лоток с сетями. И помогают тащить девку.

– Так, – Громила, самый старший из них, в былом подмастерье кузнеца, поднялся, разминая свои могучие плечи, – а, если молодой рванëт за ней?

– Остановим его. Я буду рядом.

– Стражу я, если что уведу, – тоже поднялась Тень, пряча кинжал в складки плаща, – а, если щëголь, выхватит меч? Ты уверен, что не резать?

– Не его кровь мне нужна, – вновь сжал свою заточку до белых костяшек Клюв, – этих только оглушать.

– А, если… – Подал дрожащий голосок Воробей, – а, если меня схватят?

Стрижатка вновь перевëл на него остриë заточки. Малыш неосознанно вздрогнул и отшатнулся.

– Ты беги к канализации за мясными рядами. Помнишь, как от Собачника убегал?

Тот, сглотнув, кивнул.

– Помню…

– Вот. И встретимся здесь. После захвата девки, уходим через люк у кожевника. Алхимик там бросит едкие дымовухи, уйдëм. Всё, теперь всем спать. На рассвете выходим.

Солнце движется к зениту, предвещая довольно знойный полдень, но под пологами, натянутыми над торговыми рядами, сохраняется полумрак. Запах рыбы, кажется, пропитал всё пространство. Рыба свежая, солëная, жареная, маринованная, сушëная, копчëная, чего здесь только нет. Навалена кучами на прилавках, утрамбована в бочки, висит ожерельями на верëвочках. И везде стаями вьются жирный наглые мухи, создавая непередаваемую какофонию звуков, вкупе с гомоном разноголосой многочисленной толпы, криками торговцев, зазывающих к своим прилавкам, руганью покупателей, бранью грузчиков и щелчками плетей надсмотрщиков рабов. Под ногами хлюпающая грязь, смешанная с рассолами, маринадами и кровью от разделки тушек.

Клюв пристроился у входа в ряды, возле стеночки, бросив перед собой тюбетейку и изображая нищего слепого. Капюшон Тени мелькал иногда в толпе, но на считанные мгновения, тут же растворяясь в людском море. Громила стоял возле прилавка с рыболовными сетями, с видом скучающего зеваки делал вид, что изучает товар. В одной руке он держал склянку с рыбьим жиром, который якобы купил только что. Нужен жир для того, чтобы облить прилавок перед поджогом. Так лучше займëтся пламя и даст много вонючей копоти – как раз то, что нужно. Под накидкой висело привязанное на шнурок огниво. Алхимик, пряча пол плащом дымовую шашку, схоронился между бочек с сельдями. Воробей, дрожа от страха и внутреннего напряжения, замер возле лавки с копчëностями. Остальные беспризорники распределились равномерно по рынку, на случай подстраховки, если у основном группы что-то пойдëт не так.

Мимо Клюва, как галеры, чинно прошествовали две дородные тëтки с корзинками:

– А Магаласа-то нашего убили, – сказала одна.

– Да ты что?! – Округлила глаза вторая, – а кто?

– Неизвестно, но люди говорят, видели, как человек-птица спустился ночью с неба, перебил всех и улетел обратно.

– И поделом ему, кровопийце…

Совсем рядом с Клювом крупная серая крыса, методично обгладывала рыбину.

«Мы как они, – подумал Стрижатка, – проклятые, но свободные».

Ласлава появилась в сопровождении двух воинов. Как и говорила Тень, её сопровождал седовласый хромающий ветеран, опирающийся при ходьбе на посох, но с цепким взглядом матëрого волка. На поясе короткий торентийский меч. И юнец с недавно пробившимся пушком над верхней губой. Стало понятно почему Тень назвала его щëголем – вырядился в позерскую кожаную безрукавку с металлическими бляшками, на руках кожаные наручи и перчатки, на ногах яркие синие шерстяные штаны и начищенные сапожки, а меч висит в, украшенных разноцветными лентами, ножнах. Взгляд гордый, будто ему доверили охранять самого императора, рука лежит на навершии меча. Как бы этакий бывалый воин на ответственном задании.

Клюв два раза ухнул совой. Так делали старшие в степи, подавая друг другу сигналы. И Воробей бросился к хромому, хватая его за плащ:

– Дядька, дядька! Где цирюльник? Помоги, дядька, – скороговоркой затараторил он, – у мамки зуб, где цирюльник, дядька? Он поможет?

Ветеран отмахнулся от мальца:

– Пшëл прочь.

Вороб6 отшатнулся и пока соображал, как поступить дальше – бежать или продолжать, его схватил за руку щëголь:

– А ну стой, – сказал молодой воин, его смутила бледность Воробья и его дрожание, как у листа на ветру, – ты откуда взялся, крысëныш?

Воробей захлопал глазами, стремительно наполняющимися слезами и задëргался, пытаясь высвободиться.

– Пусти!

– Попался.

Тут из толпы тенью выплыла Тень, проходя за спиной щëголя звонко «обронила» горсть медяков, переместилась в сторону и, обходя Лаславу по кругу, заточенным до остроты бритвы, кинжалом срезала ремень её сумки.

Услышав сову и отсчитав десять ударов сердца, Громила выплеснул рыбий жир на прилавок и чиркнул огнивом, высекая сноп искр.

Толпа бросилась собирать «обронëнные» монеты, толкаясь и гомоня, чем не преминул воспользоваться Воробей. Когда щëголя толкнули в спину и его хватка на какое-то мгновение ослабла, он сумел извернуться и скользнул ужом прямо по грязи между ногами многочисленных посетителей рынка. Ласлава охнула, пытаясь поймать сумку, но та кулем шлëпнулась на мостовую, вывалив ценные травы и снадобья в слякоть.

Алхимик поднялся и швырнул «хлопушку». Беспризорники заранее закрыли глаза и уши, и вспышка ослепила всех остальных, а оглушительный хлопок стал началом паники и давки в торговых рядах. Следом Алхимик бросил «дымовуху», чей дым смешался с копотью от горящих снастей и создал плотный, плохо проницаемый туман. Торговцы уже бегали, пытаясь тушить начинающийся пожар, покупатели изо всех сил стремились покинуть опасную территорию. Шум, гомон, давка, паника.

– Пожар! Пожар! – Заорал Клюв, подогревая толпу, – мы все умрëм!

Ласлава наклонилась, пытаясь собрать свои рассыпавшиеся покупки и тут, совсем рядом взорвалась «хлопушка». Девушка оглушëнно присела, ничего не видя перед собой, только светлый фон и слабо угадываемые очертания. Вдруг её обхватила сильная рука и прижала к лицу мешочек с мандрагорой. Она вскрикнула, дëрнулась, инстинктивно набирая полные лëгкие воздуха и обмякла, повисая на чужих руках.

Клюв уже рядом и помогает Тени тащить потерявшую сознание Лаславу. Молодой вони из её сопровождения, стоя на четвереньках, надрывно кашлял от едкого дыма. А ветеран, прикрыв глаза ладонью и наскоро проморгавшись, уже всё видел. Он коротко размахнулся посохоми, как алебардой сверху вниз ударил Клюва по голове.

Боль расцвела яркими искрами, закружила хоровод из разноцветных звëздочек, мир моргнул и стал белым. А невыносимая боль взорвала череп изнутри.

– Нет! – Услышал Стрижатка собственный крик, – только не сейчас.

Он осознал себя лежащим на мостовой, захлëбывающимся пеной. Из невидящего глаза уже выглядывал на мир хищник.

– Нет! Нет! Нет! – Закричал Клюв, обхватив голову руками. А хромой солдат уже заносил посох для повторного удара.

Спас его Алхимик, ударом ноги опрокинувший бочку с сельдью под ноги ветерана. Тот потерял равновесие из-за удара скользких рыбин и рухнул навзничь с высоты своего роста.

Тень бросила Лаславу, возвращаясь на помощь Стрижатке, но он оттолкнул её с криком:

– Девку, девку тащи! – А его самого уже подхватывали под руки Громила и Алхимик, устремляясь к точке эвакуации – лавке кожевника. Позади пыхтела Тень под тяжестью пленницы.

Молодой воин, откашлялся и потянул меч из ножен, левой рукой вытирая слëзы от дыма. В густом сером тумане он отчëтливо увидел серый плащ, волокущий Лаславу. Он прыгнул вперëд и, отточенным движением, как на многочисленных тренировках сделал выпад, нанося колющий удар, способный пробивать доспехи.

Но тут ему на спину стремительно вскочило что-то яростно визжащее и впилось зубами в правую руку. От неожиданности и боли, юноша вскрикнул, удар ушёл немного в сторону. Он развернулся, стряхивая с себя напавшего и рубанул мечом наотмашь.

– Ах ты, крысëныш! – Выругался он, глядя вслед теряющемуся в дыму Воробью. Только кровавая дорожка на грязной мостовой осталась. Но нужно спасать Лаславу. И юноша помчался в сторону, куда ушли с ней беспризорники. Едва не свалился в открытый люк, из которого валили густые клубы едкого дыма.

– Я вас достану, крысы! – Прошептал он, стряхивая кровь с меча.

Глава Четвëртая. Крысы и совы

Глава Четвëртая. Крысы и совы

Империи. У каждой империи своя судьба и предназначение. И свой путь. Как у человека. От момента рождения и до последнего этапа в её истории. Будь то гибель или перерождение во что-то новое. Но что такое судьба отдельно взятого человека глазами империи? Мгновение. Пыль. Муравей под ботинком, которого никто даже не заметит.

Тело лежало на носилках прямо посреди тронного зала. Рядом с задумчивым видом стоял протосеваст Соларха Кириад Феоктент. Сам Соларх восседал на троне и, подперев голову, вопросительно смотрел на своего помощника.

– И для чего здесь «это»? – Поморщившись, наконец спросил правитель Эоссии.

Кириад скинул покрывало и показал небольшую ранку, как просто царапину, подмышкой.

– Солнцеликий, это тот самый раб, который подал тебе алтейский свиток. Мы долго его искали, думали сбежал, а он, оказывается, всё это время был совсем рядом. Нашли по запаху в подсобке, – Феоктент почесал переносицу, – я говорил с нихтиархонтом, по его словам, убить таким ударом способны только его лучшие силентиарии. И то таких мастеров кинжала всего несколько человек в империи. А рядом с телом нашли это. – Он с лëгким поклоном передал Соларху золотую монету с профилем алтейского императора.

Правитель повертел в пальцах монету, отметив царапину в виде полумесяца.

– Нас пытаются столкнуть лбами, – сказал он.

– Да, Солнцеликий, – согласился Кириад, – монета алтейская, эта царапина – символ агентуры Хузгарда, раб убит прямо во дворце под носом у стражи. Они подобрались слишком близко.

– Найди того, кто это сделал.

Феоктент склонил голову.

– И ещё, – побарабанил Соларх пальцами по подлокотнику трона, – кто убил этого… как там его… Магаласа? Алтейцы?

– Уверен, что нет, – возразил Кириад, – не их почерк. Возможно акция устрашения Хузгарда, но вряд ли. Магалас был нужен им. Через него шëл нелегальный поток рабов в обе стороны.

– Кто-то из наших? Тайный мститель?

– Нам убирать его тоже не выгодно – проще контролировать одного Магаласа, чем десяток отморозков, режущих друг друга. Месть – такой вариант рассматривается, но не как основной. Думаем, что просто их внутренние разборки.

– Разберись с этим. – Приказал повелитель, – мы должны гарантировать безопасность жителей Райского Сада. Это залог стабильности государства.

Кириад поклонился. Ему было плевать на криминальные разборки, но его, как и повелителя тревожило, что это всё произошло в элитном районе города и никто ничего не заметил, не видел, не слышал. Так нельзя. Так к кому угодно могут прийти в следующий раз. Этот случай требовал показательного ответа неповоротливой, но могучей машины империи.

Гибель же раба встревожила и лично его. Оказалось, что чужой убийца спокойно хозяйничает на их территории, в святая святых. Под следующим ударом может оказаться даже он сам.

Однако маховик войны уже запущен. И отыграть назад не получится. Ни у Эоссии, ни у Алтеи. Весь вопрос лишь в сроках. И ещё бóльший вопрос: кому это выгодно?

Подземные тоннели дышали сыростью и затхлостью. Где-то капала вода, где-то бежала ручейками прямо по чëрным стенам и сливалась в центре с нечистотами, мерно текущими в сторону руин. В дрожащем свете факела настороженно мелькали попискивающие серые тени потревоженных крыс.

Клюв шёл впереди. До боли сжимая острые грани своей заточки, так как боль головная отдавала раскалëнным металлом, с каждым шагом впиваясь глубоко в кости черепа. За ним ковыляла Тень, прижимая руку к кровоточащему боку. Её лицо, обычно бесстрастное, кривилось в гримасе страдания. Ласлава, следуя позади со связанными руками, ловила каждое её движение взглядом.

– Всё, привал, – тяжело рухнул на сырой пол Клюв.

Беспризорники растянулись вдоль стены, выбирая наиболее сухие места.

– Зачем я вам? – Тихо спросила Ласлава, – чтобы обменять меня на Рамира?

Боль будто взорвалась в голове. Клюв подскочил и с криком сильно ударил кулаком в стену.

– Будь он проклят! – Закричал он, – трус! Сбежал, когда нас убивали!

Ласлава вздрогнула от неожиданности. Беспризорники тревожно переглянулись. Забегали глазами в поисках убежища.

– Кто сбежал? – Не поняла лекарка, – откуда?

Твой Рамир сбежал, когда нас убивали! А потом, когда мы гнили в рабстве, расслаблялся на кораблях под охраной!

Озарение коснулось лица девушки.

– Вы из его рода? – Обрадовалась она, – он искал вас…

– Врëшь! – В бешенстве указал на неё заточкой Клюв, – ты всё врëшь!

– Нет, это правда, – смело возразила Ласлава, – мы нашли его едва живого. Из-за ранения он мог потерять руку, из-за потери крови и заражения, он еле выжил. Мама смогла вылечить его. Несколько дней он не приходил в себя, бредил, звал постоянно кого-то, то Силамира, то маму, то какого-то Стрижатку…

Детское имя, прозвище, уже давно забытое даже им самим, ударило кувалдой по ушам, проникнув вспышкой боли в глубины мозга и… мир стал белым.

– Клюв! Быстрее! – Выхватил из сумки флакон с обезболивающим Алхимик, но тот уже завалился на спину, забившись в судорогах. Изо рта обильно пошла пена.

– Поздно. Разбегаемся.

Но Клюв уже поднимался рваными нечеловеческими движениями. Склонил голову, по-птичьи разглядывая оставшуюся стоять перед ним Лаславу своим невидящим глазом. Видящий глаз подкатился и был почти закрыт веком. Девушка смотрела на него без страха, с жалостью. И, вдруг, она запела. Запела нежную и мелодичную колыбельную песню древичей. Точно такую же, как ей пела её мама в детстве. И сделала шаг к Клюву. Он замер, будто обомлев. Песня древичей оказалась очень похожей на песню степичей. Так пели и ему. Мама, после и старшая сестра Далила… К горлу подкатил ком…

Ласлава подошла совсем близко и протянула связанные руки к его изуродованному шрамами лицу. Стрижатка замер, как птенец в гнезде. Тепло от её рук обожгло кожу, проникая всё глубже и боль пятилась, съëживалась, и отступала, не в силах противиться этому теплу. Этому жару, изгоняющему боль, уже ставшую самоей сутью сущности Клюва.

Он вдохнул ароматный, свежий воздух родной степи, густо настоянный на травах. Впитавший в себя свет ласкового солнца и силу земли, и сделал шаг, отворив полог шатра. Дом. Мама готовит что-то вкусное у очага. Лепëшки. Она повернулась и улыбнулась ему.

– Заходи, сынок.

– Мама… – пролепетал он, как маленький, уткнувшись в её, пахнущие дымом, волосы, – мама…

Слëзы катились по щекам у обоих. И у Клюва, и у Лаславы. Беспризорники осторожно возвращались.

– Что?! Как… Как она?! – Едва не споткнулся Алхимик.

– Ложись, сынок, – распахнула постель из тëплых шкур мама и Стрижатка свернулся калачиком в уюте и безопасности.

Клюв заснул прямо на полу. Впервые без кошмаров, провалившись в крепкий, целебный сон.

– Как ты это сделала? – Спросила Тень.

– Он очень сильно ранен, – устало присела рядом Ласлава, – как и Рамир. И их раны не лечатся микстурами. Покажи мне свой бок.

– Не трожь. – Отшатнулась девушка.

– Умрëшь. И оставишь его без своей «тени».

Рана оказалась пустяковой. Просто царапина. Но кровоточила знатно.

Лекарка оторвала небольшой мешочек с травяным порошком, пришитым к подолу. Дунула им на рану и замотала тряпицей.

– Не будем тебя больше связывать, – благодарно отозвалась беспризорница.

– А где… Где Воробей? – Вдруг спросил Громила.

Действительно. Только сейчас группа заметила отсутствие самого маленького её участника.

– Получается, что его с нами и не было, – сказал Алхимик, – он остался там, на рынке.

– Он спас меня, – поднялась на ноги Тень, – я вернусь за ним. Встретимся в руинах.

– Погоди, – остановила её Ласлава, протянув небольшой высушенный корешок, – разжуй, если станет плохо. Или сохрани для Воробья.

Девушка кивнула и растворилась в темноте, как призрак.

Солнце уже клонилось к закату. Брунхиль стояла на палубе, прижимая к груди платочек Лаславы и с тревогой смотрела на густые клубы дыма над городом.

– Всё, пойду за ней, – заткнул боевой топор за пояс Русолав, – хватит ждать.

Толпа на набережной гудела, многие указывали на дым, поднимающийся чëрным столбом. Люди были на грани паники. Уже появились отряды когнатов, чтобы сохранить подобие порядка.

– Постой, – остановила Русолава Брунхиль, увидев две фигуры, направлявшиеся к их кораблю. Седовласый старик тяжело хромал и опирался одной рукой на посох, а второй на молодого, безусого ещё, воина, – это… это же Гарт и Эрик… – её глаза округлились от ужаса, а руки прижались к лицу. Она так и застыла, не в силах ни пошевелиться, ни сказать ни слова.

Русолав коршуном слетел по сходням и схватил молодого Эрика за грудки:

– Где она? – Медведем заорал он ему в лицо.

– Тихо, отец, – положил ему руку на плечо пожилой Гарт, – малец не виноват, он их чуть не изрубил и потом метался в пожаре искал, даже обгорел вон… Это я, старый дурень, не углядел… – Старик отвернулся, – я не смог. Старая развалина…

На глаза Эрика навернулись слëзы. Но не от страха, от разочарования.

– Нет, Гарт приложил их главаря так, что тот чуть к пращурам не отлетел. А вот я не смог… Если бы был чуть быстрее, чуть точнее и, если бы не тот крысëныш…

– Какой крысëныш? – Русолав отпустил молодого воина, но руки его заметно подрагивали, – что вообще произошло?

– Они полезли со всех сторон, как крысы, их было много…

– Всё произошло слишком быстро. Они спланировали заранее. Каждый знал, что делать…

– Да кто – они? Что случилось? – Уже заорал сотник.

Эрик опустил глаза.

– Дети, не дети, – сказал Гарт, хватаясь за поясницу и морщась от боли, – оборванцы какие-то. Они похитили нашу Лаславу.

– А вы на что?! – В ярости взревел Русолав, – вы – два воина не смогли справится с оборванцами?

Сзади подошла Брунхиль, погладила его по могучим плечам, успокаивая, и повернулась к Эрику:

– Покажи руку, – тот показал обширный ожог, – болит?

– Не важно, – ответил воин, – я найду этих крыс. Это дело чести! – Сквозь стиснутые зубы процедил он.

– Гарт, пойдëм на корабль, я осмотрю тебя, – бледная лекарка поднырнула под левую руку старика и, хоть её саму трясло, она включилась в привычную для себя работу, – мне не нравится, как ты выглядишь.

Русолав с Эриком также поднялись на палубу. Из трюма выглянул Рамир с мучительно-вопросительным выражением лица. Он также извëлся в ожидании. Из-за его плеча показался Корвин, который, не смотря на ранения, был с ним рядом и пытался поддержать друга.

– Рассказывай. Обстоятельно, с самого начала. – Подошёл Жон.

И молодой воин начал рассказ. Как они пришли на рынок, Ласлава купила необходимые ей лекарства и они уже шли обратно через рыбные ряды, когда к ним прицепился мелкий оборванец с какой-то глупостью. Ну он, Эрик, сразу заподозрил неладное, думал, что он стащить что-то хочет, а потом взрыв, дым, пожар, он потерял ориентацию на какое-то мгновение, когда пришёл в себя, увидел, что девочку тащат двое. Потом Гарт приложил посохом одного, тот упал и забился в конвульсиях, но Гарта свалили. Тогда Эрик сам бросился в погоню и проткнул бы эту никчëмную, тщедушную тень в сером плаще, если бы на него сзади не бросился тот самый давешний мелкий оборванец. Пока его скинул, крадуны уже попрыгали в люк и устроили густое задымление. Так, что не продохнуть. Но он пытался найти другой вход в канализацию, бегал по горящему рынку, нашёл, спустился, заблудился. Кое-как выбрался наверх, там его привалило горящим прилавком. Сумел завал раскидать, вернулся назад, отыскал в огне Гарта и помог ему выйти из пожара.

– Сумку её мы, правда, оставили где-то там. – Виновато потупился Эрик, завершив рассказ.

– Да и Лорт с ней, с сумкой, – сжал пудовые кулаки Русолав, – надо идти её спасать. Где то место, помнишь?

Алаберто сделал останавливающий жест рукой:

– Погоди, дружище. Если её похитили, значит она жива и нужна им живой. И, значит, пока ей ничего не угрожает. И, опять же, значит, скоро мы увидим их требования. И, кажется, я догадываюсь, что им нужно. И кто. – Он покосился на Рамира.

– Я готов. – Взвился тот, – я потерял слишком многое, чтобы… позволить ещё кому-то страдать из-за меня. Им нужен Коготь – пусть подавятся, им нужен я – пусть берут…

– Ещё неизвестно ЧТО именно им нужно, – остановил его Жон, – возможно что-то другое. Не забывайте, мы – самодостаточное боевое подразделение. Высокоэффективное. Но сейчас не об этом. А о том, что мы не спасëм Лаславу. Мы все любим её, как дочь, и искренне переживаем за неё, но рынок сгорел, а значит нас туда не пустят когнаты. Да даже, если мы и пройдëм так или иначе, то без проводников и без карт мы просто заблудимся в подземельях. Но если за оборванцами стоит кто-то серьëзный, а я убеждëн в этом – слишком хорошо спланирована операция, не уровень шпаны, то очень скоро с нами выйдут на контакт. И мы получим информацию. Тогда сможем планировать что-то.

Русолав в ярости взмахнул боевым топором и с гулким звоном вонзил его в дерево мачты.

– Что ты предлагаешь? Ничего не делать?

– Почему ничего? Нет, мы будем действовать: я подам официальное требование местным властям вернуть Лаславу или провести следственные мероприятия, остальные мелкими группами расходимся по городу, заходим во все районы, посещаем все таверны и кабаки, сборища. Слушаем, общаемся, ищем. Но лезть в подземелья – бессмысленно.

Рамир рванул к сходням, но его остановил Жон:

– Уже ночь. Начнём действовать с утра. Сейчас не найдём ничего, кроме ненужных нам приключений.

– Но она же там одна! – Чуть не плача, воскликнул юноша, – как она там, что с ней?

– Начнём утром. И это приказ. – Отрезал капитан.

Корвин стиснул подрагивающее плечо Рамира.

– Держись, брат.

Тереза поймала глазами его взгляд:

– Степняк, если что, я пойду с тобой.

Если бы слуги и рабы, спешащие по коридорам, знали, что массивная картина с изображением Соларха на коне не так проста, как кажется, а скрывает за собой потайную дверь в тайную комнату, были бы крайне удивлены.

Круглое небольшое помещение без окон располагало спартанской обстановкой – простой стол, на нём карты, свитки с донесениями, массивный канделябр на десяток свечей и простые деревянные, грубо сработанные, кресла со спинками. В стенах горящие факелы для дополнительного освещения и вторая дверь, ведущая в потайной коридор, опоясывающий дворец по периметру, проходя глубоко в стенах.

В комнате встретились двое. Один в синей тоге – протосеваст Соларха Кириад Феоктент и второй в чëрном плаще с вышитой серебром эмблемой в виде совы – нихтиархонт Артемитор Квалистрат, глава тайной полиции.

– И что говорят твои соглядатаи? – Спросил Феоктент. Он стоял, опираясь руками о стол, – диверсия алтейцев?

– Нет, – нихтиархонт откинул капюшон, показав седую голову и гладко выбритое лицо с колючими глазами цвета стали, – мой человек видел, что поджог устроила руинная шпана. Они похитили девку-виланку.

Кириад выпрямился. Сложил руки на груди и потëр подбородок.

– Кто за ними стоит? Чей заказ?

Нихтиархонт разочарованно крякнул.

– Мы никогда не воспринимали руины, как организованную силу. Да и не были они таковой до последнего времени. Поэтому у меня нет информаторов среди местного отребья. Вообще давно надо было выжечь там всё огнём…

– Зачем огнём? – Задумчиво произнёс Кириад, – они могут быть нам полезны. Даже сейчас можно сыграть на опережение. Девку, говоришь, похитили, это хорошо. Через два часа мне нужна полная полная информация по ней. Кто такая, с кем дружила, кого любила, с кем спала и так далее. Сделай, пожалуйста, Артемитор.

Тот кивнул.

– Сделаем.

– Но вопрос остаётся открытым: на кого работает шпана? Алтея? Или… Хузгард? Или кто-то ещё?

– Точно не Хузгард, – покачал головой нихтиархонт, – алтейцы сейчас, после отбытия Веридона, тоже ослаблены. Их осталось мало и они все у нас на коротком глазу.

– Значит внедри в их банду своих людей. Я хочу знать об этой шпане всё. Они нам очень пригодятся. А что говорят в народе?

Артемитор откинулся на спинку и глянул на Кириада своим колючим взглядом.

– Много чего говорят. Что «народный мститель» объявился. Некий «человек-птица». Он же, по легендам, прилетел с неба, убил «душегуба» Магаласа и улетел обратно; сжëг рынок, чтобы напакостить «богатеям» и разрушил храм Аромита…

– Это где настоятель украл деньги, выделенные на ремонт? – Спросил Феоктент.

– Он самый, – согласно кивнул собеседник.

– Ну-ну…

– Рабы воспряли духом, считают, что этот «человек-птица» их скоро освободит.

– Оставим пока эти городские легенды. По убийству Магаласа прояснилось?

Нихтиархонт пожал плечами.

– Есть круг подозреваемых, следствие продолжается. Врагов он себе нажил предостаточно. Да и расслабился в последнее время, поверил в свою неуязвимость. А кто-то нанял убийц, они прошли по канализации, перебили охрану, потом слуг, ну и его самого и также через канализацию ушли.

– Убийц нанял кто-то из тех, кто сейчас спешно сжигает свитки со своими тëмными делишками? – Улыбнулся протосеваст. Он-то знал, что чиновники, даже высшие чины империи, не брезговали совместными делами с бывшим главой криминального мира, а теперь избавлялись от компромата, – а крысиная голова на месте убийства никого не смутила?

Артемитор аж внутренне вздрогнул: откуда узнал? Хотя внешне остался невозмутим.

– Да, – пожевал он губами, – вопросов в этом деле больше, чем предположений. Но голову могли подбросить, чтобы запутать следствие. Сомнительно, что это сделали те же люди, которые вырезали банду Кастета. Там криминальные разборки, а здесь – казнь. Да ещё и устрашающая. С кем-то что-то не поделил из наших, – нихтиархонт ткнул указательным пальцем вверх, имея ввиду высшие слои власти.

– Знать бы ещё с кем… – Протянул Кириад.

– Найдëм. Дай только время.

– А времени, как обычно, нет, – пробормотал Феоктент, – ладно! Через два часа жду информацию по девке. Расходимся, работаем.

Он дождался пока нихтиархонт, козырнув, скроется за дверью, ведущей в потайной коридор, а сам достал свиток из складок тоги, пробежал глазами и поджёг от пламени свечи. Конечно, Артемитор о многом не договаривал, но пока пусть так, пусть думает, что всех всё устраивает.

Глава Пятая. Кровавый рассвет

Глава Пятая. Кровавый рассвет

Покрытые густой чëрной плесенью своды и дым от затухающего костра, стелящийся прямо по полу и выедающий глаза резко контрастировали с нежной, мелодичной песней древичей, которую пела Ласлава, обрабатывая рану Тени. Рядом сидел бледный, как мел Воробей и баюкал у груди перемотанную руку.

– Ты нас прости, – прошептала Тень, – мы тебе зла не хотели. У нас счëты с твоим Рамиром…

– Были. – Сказал подошедший Клюв, явно сделав над собой усилие. – Расскажи про него.

Ласлава подняла свои ясные голубые глаза. Лицо Клюва за это время смягчилось и разгладилось. Даже перестало походить на птичье, просто лицо со шрамами, под которыми угадывался симпатичный и смышлёный юноша.

– Он долго не мог спать по ночам, – тихо произнесла она, – ему снились кошмары – степь в огне, чëрные вороны… Но он сильный, он справился. Ещё ему было очень тяжело, когда он отомстил…

– Он отомстил?

– Да. Он сжëг чëрных всадников и обров, которые напали на ваш стан, ни один не ушёл. – Она помолчала, – но тогда он едва не потерял сам себя. Трудно ему пришлось. Я почувствовала его боль, хотя он был далеко.

Раскалëнные гвозди начали колоть виски. Клюв сжал голову, словно пытаясь остановить этот раскалëнный металл.

– Что? – Встрепенулась лекарка, – болит?

Она поднялась. Осторожно убрала руки Стрижатки и приложила свои прохладные ладони. Они излучали мягкое, доброе тепло, которое волнами проникало внутрь черепа и боль, не в силах противиться этому могучему теплу, вымывалась, как грязь под напором родниковой воды. В голове осталась только свежесть и чистота.

– Я завидую Рамиру, – прошептал Клюв, – но я не смог справиться. Он всегда был сильнее. Кан!

Он отвëл руки Лаславы, почувствовав себя значительно лучше. Прошëл к затухающим углям, сел рядом и подбросил веточку, взявшуюся озорным рыжим огоньком.

– Признаться, – сказал Клюв, – поначалу я хотел убить Ветерка, когда он придёт за тобой. Потом я хотел убить тебя на глазах у него. Сейчас…

В подземелье повисла пауза. Только потрескивал молодой костерок, да капала где-то вода. По углам шуршали крысы, издавая порой игривые попискивания.

– Знаешь, – продолжил юноша, – Рамир убил исполнителей. Но настоящие заказчики сидят здесь, – он махнул рукой в сторону центра города с элитным районом «Райский сад», – в Ауроре. Мы нашли документы, – руки Лаславы дрогнули, – но ему незачем об этом знать. Это мой удел теперь.

Он помолчал. Поймал поддерживающий взгляд Тени и продолжил:

– Утром ты уйдëшь. Тень проводит тебя. Только передай Рамиру мою просьбу: моя сестра Далила в рабстве в Доме увеселений «Феникс». Пусть освободит её. Я бы мог и сам, но… не хочу, чтобы она видела меня таким.

Ласлава села рядом с ним и сжала его руку.

– Мы освободим твою сестру, Стриж.

Он взглянул на неё единственным видящим глазом.

– Как ты сказала? Стриж? – Он усмехнулся, – мне не успели дать Имя. Стрижатка – детское прозвище, которое я почти уже забыл.

– Сейчас ты сам можешь дать себе имя. И ты не Клюв, – она протянула ему плоский камешек с отверстием в центре, – вот возьми, повесь на шею. Когда придëт Боль, приложишь к виску. Но скоро и он тебе не понадобится – ты сильный. И добрый.

Клюв взял камешек. Ничем с виду не примечательный. Кивнул и начал продевать кожаный шнурок в отверстие.

А Ласлава ощутила на себе благодарный взгляд Тени.

Рамир правил свой нож. Руки его, при этом, подрагивали. С одной стороны капитан прав, в подземельях им ничего не светит. Нужен проводник. А ещё лучше кто-то из беспризорников, чтобы знал все их схроны и нычки. Чтобы идти целенаправленно, но Жон уверен, что уже утром будет весточка от похитителей. Однако ждать Рамир не мог. И от бездействия волком выть хотелось, и, как он считал, с каждым мгновением инициатива переходила к противнику. И что они за это время сделают с Лаславой? И, вообще, кто эти самые «они»? Кто противник? Шпана? Кириад? Веридон? Или есть ещё охочие?

Рамир стиснул зубы. Если хоть волосок упадёт с её головы, он камня на камне от этого змеюшника, именуемого столицей Эоссии, не оставит. Ни одна тварь не уйдёт.

Рядом Тереза рассовывала арбалетные болты по специальным кармашкам на своей боевой одежде.

– Когда выдвигаемся? – Буднично поинтересовалась она.

– Я иду с вами, – присел рядом на корточки Эрик, – я достану этих крыс.

Рамир затянул ремни ножен на левой руке под рукавом, проверил держится ли в них нож и удобно ли его доставать.

– Я иду один, – ответил он, – вам не стоит нарушать приказ капитана.

– У капитана свои думы, он ответственнен за всех, а мы в ответе друг за друга, – сверкнул глазами, поднявшийся из трюма Корвин, – убеждён, что Ласлава бы не думала о приказах, окажись кто-то из нас на её месте.

Все присутствующие вопросительно уставились на него.

– Да, я иду с вами, – с вызовом сказал юноша, – обузой не буду.

– Что ж, значит, как затихнет…

Договорить Рамир не успел. С гулким ударом в мачту врезалась стрела с клочком папируса. Он сорвал клочок.

– Кто умеет читать по-эосски?

Эрик взял записку:

– Отнесу капитану. Кажется началось раньше.

Спустя время, в отсеке Жона устроили небольшое собрание, к которому присоединились Русолав и Брунхиль.

– Похитители требуют, чтобы Рамир с Когтем один пришёл на рассвете к чëрному храму, – окинул взглядом присутствующих Алаберто, – это находится здесь, – он обвëл угольком место на карте.

– Слишком много у нас чëрного, – озадаченно пробурчал Русолав, – то столбы, теперь храм…

– Это просто очень старый разрушенный храм в руинах города, – ответил ему капитан, – а чëрный он потому, что горел ни один раз и весь в копоти. Так местные его назвали.

Ветерок провëл пальцем по карте, выверяя маршрут.

– Я готов уже сейчас. Приду пораньше, осмотрюсь, дождусь этих, кем бы они не оказались, крадунов.

– Я пойду с ним, – встала рядом Тереза, Корвин и Эрик последовали её примеру.

– И я, – пробасил Русолав.

– Нет, дружище, – возразил Жон, – ты останешься…

– Но…

Капитан коротко кивнул, пристально глядя ему в глаза.

– Рамир, по готовности выходите. Но лучше раздельно, так чтобы со стороны было видно, что ты один. От этого зависит исход операции и то, останется ли Ласлава жива. Поэтому рассредотачиваетесь и идëте к храму разными дорогами. На месте хоронитесь, а далее – по ситуации. Имейте ввиду, что корабли тоже под наблюдением и за каждым из вас будет «топтун». Бдительно и осторожно.

Ребята кивнули и ушли собираться.

– А теперь с тобой, дружище, – посмотрел Жон на Русолава, – ты с десятком своих ратников выдвигаешься в сторону рынка. Экипируетесь, идëте открыто. Вот здесь, не доходя, – он указал на карту, – разделитесь и разными маршрутами проходите сюда. Там, в таверне «У гребца» найдëшь хозяина по имени Тротей, скажешь ему фразу: «щит треснул, нужно дерево», он ответит: «дерево есть, да только гнилое». После этого он проведёт вас по подземельям куда скажете, к храму. Вход есть прямо из его таверны. Подстрахуете наших.

Здоровяк поскрëб бороду пятернëй.

– Что это за человек, надëжный?

Алаберто вздохнул.

– Надëжный. Это мой личный, давний должник. Аурору штурмом я взять не могу, поэтому помогу, чем смогу.

Небо на востоке начало светлеть, окрашиваясь в зловещий кровавый цвет.

– Вам пора. – Произнëс Клюв, когда первые лучи пробились сквозь щели в подземный зал.

Ласлава на прощание взяла его за руки.

– Не беспокойся о сестре, Стриж, мы спасëм её, а потом вернëмся за тобой. И будь осторожен.

Он обнял её.

– Теперь у меня две сестры, ты тоже будь осторожна, Рамир не справится без тебя.

Когда девушки скрылись во мраке подземного коридора, Клюв обратился к, стоящему рядом, Громиле:

– Возьми парней и проследи, чтобы они добрались. Когда убедишься, что Ласлава на корабле, доведи Тень обратно. Головой отвечаешь.

Громила обернулся и махнул рукой, приглашая беспризорников следовать за собой.

«Топтуна» Рамир определил практически сразу – невысокий мужичок в тунике и деревянных сандалиях на верëвочках, следовал за ним, повторяя все его манëвры и топая при этом, как конь.

Ветерок свернул за угол и затаился. Дождался когда преследователь появится и прижал его к стене, приставив холодное лезвие ножа к горлу.

– Кто таков? – Рявкнул он.

– Я… я… я… – начал заикаться мужичок, – господин, пощади, я просто иду… Забери мои монеты. Не убивай…

– Кто послал?

– Пощади, господин, я домой иду, – в глазах появились слëзы, – у меня детки, кормить надо…

Рамир резко отстранился от него, разорвав дистанцию.

– Больше за мной не ходи. В следующий раз пощады не будет.

Мужичок часто закивал, сползая по стене.

Ветерок продолжил путь, не замечая, что сменяя друг друга, за ним неотрывно, скрываясь в тенях, следуют другие люди-призраки.

Первые лучи восходящего солнца встретили Ветерка среди обожëнных древних колонн. Он уже успел обойти это строение, именуемое чëрным храмом, по кругу и более или менее изучить его. Следов похитителей пока нигде не обнаружилось. Своих друзей Рамир также не видел, но знал, что они где-то рядом, чувствовал на себе взгляды и ощущал незримую поддержку. Знал, что они придут на помощь, не раздумывая. Тереза сейчас, наверняка, лежит где-нибудь на полуразрушенном балконе и, поигрывая баночкой с полынными шариками, обозревает территорию сквозь прицел арбалета. Корвин, даже хромой и до конца не исцелëнный, это призрак, тень, которая растворяется в окружающей обстановке без следа и без намëка на присутствие. Эрик, это благородный воин без страха и упрëка. Ему прятаться несвойственно. Но ради дела, он также мастерски где-то затаился, держа наготове свой меч.

Но ни Рамир, ни его соратники не видели, как скрытые позиции вокруг храма заняли люди в чëрных плащах с короткими луками. Руководил ими невысокий человечек с острой седой бородкой.

Громила услышал какую-то возню впереди, девичий визг, а потом крик: «Ласлава, нет!»

Он ускорился и резко прижался к стене, давая сигнал своим бойцам повторить манëвр.

– Мошка, – позвал он, – беги к Клюву, скажи, что девочек захватили когнаты. Мы идём их выручать.

Он махнул рукой и беспризорники помчались по тоннелю.

– Сегодня удачный день. – Заулыбался гексарх, когда к нему подвели двух девушек, – одна из них та самая виланка «Laslava»?

– Да, господин, так сказала вон та, – отрапортовал пентикон, указав на девочку в сером плаще со сбившимся капюшоном.

– Свяжите обеих. Что ж, это упростит нашу задачу.

Его гекурия прошла по подземельям и сейчас поднималась на поверхность. Две декурии останутся внизу, блокируя канализацию, остальные возьмут под контроль территорию древнего храма. Никаких неожиданностей сегодня не будет, гексарх захватит артефакт и наследника. И получит, как минимум, вознаграждение. А то и повышение. Если преподнести операцию, включая захват девушек, как собственный гениальный план, разработанный лично и блестяще воплощëнный под талантливым руководством. Гексарх снова заулыбался.

Где-то у подножия храма маячила тощая фигурка юноши, совсем ещё мальчика. Связанных девушек подтолкнули в спину остриями кинжалов. Гексарх вышел вперëд, представляя себя со стороны. Как красиво сверкает в лучах нарождающегося солнца его дорогая чешуйчатая броня, как красиво смотрится белый офицерский шарф.

– Сдавай свой артефакт и сдавайся сам, – блеснул отполированным шлемом гексарх, – и мы отпустим их.

– Не делай этого, Рамирушка, – одними губами сказала Ласлава, – уходи.

– Они… Не отпустят. – Прошипела Тень.

Рамир сдëрнул Коготь с шеи и поднял над головой.

– Тебе это нужно? Ты получишь это. Но сначала отпусти их, обеих.

Командир когнатов рассмеялся в голос. А, отсмеявшись, приказал:

– Возьмите его.

Из-за колонн начали выходить солдаты и растягиваться в цепь, чтобы захватить юношу в клещи.

– Беги! – Закричала Ласлава.

Вдруг, тонкий свист и в шею офицера вонзилась стрела с красным оперением, окрасив его белый шарф в алый цвет. Гексарх вскинул руки, пытаясь схватить стрелу, подкатил глаза, не в силах сделать вдох, упал на колени и, хрипя, завалился на спину.

Дальше события завертелись стремительно. Когнат, сопровождавший Тень, коротко взмахнул кинжалом, окрасив лезвие её кровью и тоже получил стрелу в горло. Тень вскрикнула, схватилась за живот и, потеряв контроль над телом, завалилась на бок, часто, поверхностно дыша и широко раскрыв глаза. Солдат рядом с Лаславой тоже замахнулся, но ударить не успел. Отлетел назад с пробитой арбалетным болтом грудью. Девушка осмотрелась, бросилась было бежать к Рамиру, но сразу два солдата обратили на неё своё внимание. На плечо ей легла крепкая рука подмастерья кузнеца, задвинув её за свою могучую спину. Громила. Со всех щелей, как тараканы, полезли беспризорники. Они атаковали когнатов камнями и заточками. Появившись и швырнув камень, исчезали, чтобы материализоваться с другой стороны и испачкать свои ножи кровью. Свистели арбалетные болты Терезы, выбивая самых опасных врагов. Как чëртик из табакерки откуда-то выпрыгнул Эрик с обнажённым мечом и встал рядом с Рамиром. Корвин призраком проскользнул сквозь ряды когнатов и закружил в змеином танце вокруг Лаславы, прикрывая её. Жалили врагов краснооперëнные стрелы неожиданных союзников, а откуда-то снизу раздался медвежий рëв Русолава.

Коготь, вдруг, стал горячим и мгновенно остыл, царапнув остриëм кожу. И Ветерок увидел себя со стороны, а потом разом всё поле боя. После чего время замедлилось, а он стал видеть идеальные траектории атак. Он бил когнатов, как манекены на тренировке. Поразив одного, молнией перемещался к следующему и, пока падал первый, Ветерок успевал отправить к пращурам ещё нескольких. Когнаты двигались медленно, как мухи, влипшие в мëд и даже не успевали понять откуда их настигает невидимая стремительная смерть.

Ратники разобрались с обеими декуриями в канализации и выбрались на поверхность, ударив когнатам в тыл. Откровенно слабые в боевой подготовке эосские городские стражники, годные разве что к битвам с пьяницами, да имеющие огромный опыт в отборе серебра у торговцев, неугодных, да и просто невезучих прохожих, кому не повезло встретиться патрулю на пути, посыпались. И, даже имея численное превосходство, запаниковали и бросились врассыпную, кто куда.

Беспризорники возликовали – первая победа руинного воинства над давним противником, когнатами.

Человек в чëрном плаще, из-под капюшона которого выглядывала острая седая бородка, издал короткий свист. И люди в подобных ему плащах растворились среди руин. Он задержался на мгновение, увидев как белый, словно моль юноша-оборванец с лицом-шрамом, похожим на птичий клюв, убивается над телом поражëнной кинжалом девушки. К ней бросилась вторая девушка, бывшая пленница, схватив по пути сумку у огромного, как медведь, воина. Видимо лекарка. Человек постоял ещё немного, наблюдая за событиями на ступенях храма.

– Так вот, значит ты какой, Клюв, – протянул он, – а это, значит, твоë слабое место.

Он кивнул своим мыслям. Бросил на землю короткий алтейский лук и исчез в руинах.

Раннее утро. Слышен тихий плеск волн, бьющих в серый камень причалов и борта кораблей, да крики вездесущих морских разбойников чаек, гомонящих над гаванью. Порт только-только просыпается. И утреннюю идиллию нарушил мерный топот сотен ног, идущих маршем, и крики команд.

Часовые на кораблях с удивлением увидели развернувшийся строй когнатов, за которыми выстроились ровные прямоугольники подразделений сферофоров – тяжëлой эосской пехоты в лямеллярной броне с овальными щитами и длинными копьями. За сферофорами заняли позиции позиции лучники, рядом с каждым поставили жаровню с углями, чтобы поджигать стрелы.

Вперёд, перед строем воинов, вышел высокий человек с лицом, как у мраморной статуи, в синей тоге и сандалиях тонкой работы. Развернул свиток и зачитал хорошо поставленным голосом, раздавшимся словно набат, перекрыв все шумы порта и окончательно разбудившим обитателей трёх бригатт:

– Я, эдикаст-критофор Квинт Арголид, глас Соларха Эосской империи и глас Верховного Дикастерия, именем Солнцеликого вещаю…

Жон поднялся на палубу своего флагмана, обозрел всю, открывшуюся взору, картину и молча сжал кулаки, хотя внешне остался выглядеть невозмутимым.

– Капитан Жон Алаберто, ваши люди обвиняются в умышленном причинении тяжкого вреда имуществу, здоровью и жизням гражданам Эоссии и городу Ауроре! – Зачитывал свой текст Квинт Арголид, – вменяются обвинения:

Первое – умышленный поджог рынка. Повлëкший материальные потери государства и граждан, а также приведший к гибели тридцати двух человек, включая пятерых детей;

Второе – нападение на императорского поставщика Магаласа, который был убит с особой жестокостью, а также убиты его слуги и члены семьи этого достопочтенного и уважаемого гражданина, включая детей…

Гаррик как бы невзначай бросил взгляд на нос корабля с установленным «Скорпионом», сейчас заботливо укрытом шкурами, и ряды оставшихся горшков с алтейским огнём. Для которых он смастерил специальные ячейки, удобные и для хранения, и для приведения в боевое исполнение.

– Доказательства, – разносился над портом гулкий голос эдикаст-критофора, – несколько десятков свидетелей, уважаемых граждан, видевших воочию ваших людей на местах совершения преступлений.

Решение Соларха и Верховного Дикастерия:

Соларх милостив, потому вам предоставлено 48 часов для выплаты компенсации подорванной экономики государства и возмещения ущерба, в том числе гражданам Эоссии, в размере 80 000 кинталов золотом;

Выдача преступников для справедливого суда. В том числе Рамира из рода Рамировичей;

А также передача атрефакта «Коготь Вещего Вепрея» для подробного изучения в Храм Звëздного Молота…

Уже почти все обитатели кораблей поднялись на палубы и всё видели и слышали. Включая женщин и детей. Кто-то бледнел, кто-то наоборот стоял пунцовый, подобно свежесваренному раку. Воины молча занялись проверкой доспехов и оружия, арбалетчики раскладывали поудобнее свои болты.

– Корабли и экипажи подлежат аресту. По истечении обозначенного времени, при невыполнении вышеперечисленных условий, будет произведëн штурм силами доблестной эосской армии для приведения приговора в исполнение. Покидание кораблей приравнивается к попытке бегства и каждый ступивший на твердь причалов будет осуждён автоматически и казнён немедленно. – Квинт сделал паузу, поправил свиток, после чего продолжил, – но Соларх милосерден и вам предлагается альтернативный вариант – поступить на службу Великой Эосской империи и отработать ущерб кровью и сталью в течении 10 лет в подразделениях клибанов…

Брунхиль вздрогнула при этих словах. Земля слухом полнится, а об этих клибанах говорили одно – оттуда не возвращаются. Это пограничные штурмовые подразделения смертников.

Квинт едва заметно улыбнулся, заметив какую реакцию побуждают его слова. Свернул свиток. И, блестя глазами, как кот, нашедший крынку со сметаной, завершил речь:

– Капитан, Соларх не требует вашей головы. Только головы тех, кто осмелился жечь его город и убивать его граждан. И то лишь для справедливого, напомню, суда. Ну и справедливую, опять же, компенсацию причинëнного ущерба. Выбор за вами, – он улыбнулся, как леопард перед прыжком с дерева на жертву, и указал рукой на установленные рабами массивные песочные часы, – время пошло.