Читать онлайн Северное сияние внутри бесплатно
Глава 1. Незнакомка на крыше
Однажды зимним и непривычно солнечным питерским утром я вышел подышать во двор. Стояла такая тишина, что звук вкусно хрустящего под моими шагами снега заполнял двор-колодец полностью. Я останавливался, втягивал ноздрями колючий воздух и любовался отблесками долгожданного солнца в немытых стеклах старого дома.
Вдруг наверху, далеко над головой, протяжно и, как будто жалобно, заскрипели ржавые петли, с глухим звуком бухнула об стену трухлявая дверь. Взгляд метнулся на крышу, и я увидел, что там, в мансарде, мелькает чья-то тень. Да только мало ли гостей заселяются, никем не прошенные, на чердаки и в подвалы? Подумал об этом – и забыл, пока через пару часов из окна своей квартиры не увидел, как напротив, на самом краю ската крыши, свесив ножки вниз, сидит коротышка с всклокоченными волосами. В одной руке у девчонки была булка хлеба, в другой – такая большая чашка, что ее можно было бы носить вместо шляпы. Судя по стремительно взмывающему тонкой струйкой дымку, в ней было что-то горячее. Коротышка с блаженной улыбкой смотрела, как уходит за горизонт короткий северный день, смачно откусывала от батона и прихлебывала из чашки.
Когда черепиц коснулся последний солнечный луч, она запрокинула голову, широко раскрыла рот и, влив в него последние капли напитка, наотмашь бросила чашку назад, к топорщащимся на фоне темнеющего неба рогатинам антенн. Я замер: желтая полусфера взметнулась над крышей и, достигнув высшей точки, начала стремительно падать вниз, но словно растворилась в воздухе. Зажмурился, потер веки и вгляделся: поверхность пышного сугроба, одеялом укрывшего крышу, осталась безукоризненно гладкой.
– Хватит работать по ночам, – сказал сам себе. – И чего только не померещится от недосыпа!
Девчонка тем временем спешно запихала в рот остатки булки, по-детски растопырив пальцы, отряхнула ладошки, загребла пригоршней снежок и запустила его наверх. Как раз в эту секунду небо совсем потемнело, и зажглась первая звезда. Я все стоял у подоконника в потемневшей комнате и смотрел сквозь тюль занавески. Темный силуэт вырос и удалился от козырька в сторону мансарды, а затем скрылся за углом. Все на крыше замерло, и ничего, кроме небольшой вмятинки на снегу у самой кромки, не напоминало о странной гостье.
– Чудная какая-то, – подумал я. – Наверное, поругалась с родителями и пряталась. Бедные мама и папа, должно быть, места себе не находят, ищут. А она, бессовестная, лазает по крышам!
– Мяу! – недовольно подтвердил догадку серый и слепой кот Крот.
Задернув шторы, я пошел на кухню, чтобы покормить его. Там насыпал ему галет из пакета, а сам хлебнул чая с бутербродами, помыл посуду и засел за работу. Мысли о коротышке не давали покоя, и нет-нет, да метался взгляд на темную крышу. Но там все было спокойно. Через несколько часов, перед сном, еще раз внимательно вгляделся в темноту, но ничего подозрительного не обнаружил и лег спать.
Настало утро. Серое небо висело над самыми крышами, вот-вот собираясь порваться, как старая пуховая перина, чтобы густо засыпать все вокруг белым. Всмотрелся в мансарду: не мелькнет ли за старыми окнами легкая фигура? Нет, никаких признаков. Девчонка все не выходила из головы. То ли странная прическа произвела на меня впечатление, то ли дерзость, с которой она сидела на пропастью. А может, просто грела душу мысль, что хотя бы на пять минут появился у меня чудной, но приятный сосед.
– Может, ее зовут Катя? Или Таня? Или Наташа? Нееет, коротышка явно молода, а с самой перестройки такими именами уже не называют, все какие-то Евы и Виолетты, Златы и Алисы.
Насыпал хлопьев и только было начал наливать молоко в плошку, как в голове кто-то тоненьким голоском пропищал:
– Лили, ее зовут Лили! Ли-ли!
От неожиданности замерев, я пришел в себя только когда холодная струйка полилась с края стола мне на ногу. Хлопья весело кружились в водовороте плошки и вместе с потоком убегали, срываясь с края тарелки. Крот присел над лужицей, образовавшейся на полу, сложил вместе лапки и принялся аккуратно лакать молоко.
– Это ты сказал? – с надеждой спросил я кота.
Кот коротко и, как мне показалось, пренебрежительно дернул ухом.
Печально, когда даже собственное животное тебя не уважает. Кормишь, заботишься, греешь, чистишь лоток – и такая неблагодарность.
Я перевел взгляд в окно. Тучи все-таки лопнули, и мягкими перьями летел, кружась и завиваясь, снег.
(… оставшийся текст добавляется далее …)
Двор засыпАло до самого вечера. Казалось, еще чуть – и скроются окна первого этажа, потом второго, третьего, четвертого, пятого, а после и вовсе заполнится мягкой ватой двор до самой крыши. Перья в сером небе все не кончались и не кончались.
Я выпил несколько чашек пустого кофе, пялясь в окно.
– Вот что ни говори, зима – это красиво. Особенно если смотреть на нее из квартиры, сидя у теплой батареи с кружкой ароматного напитка.
– Мяу! – деликатно мяукнул Крот.
На дне пакета сиротливо лежали несколько галеток. Котяра принюхался, нервно дернул хвостом и с оскорбленным видом отправился на лежанку.
С хищниками, даже если они очень маленькие, шутки плохи. Поэтому мне пришлось срочно снаряжаться в магазин. Высокие ботинки, теплая куртка, шапка, шарф – еще бы и лыжи не помешали в такую погоду. Крот провожал, недовольно расхаживая вокруг меня кругами.
– Дескать, вот какой нерадивый хозяин мне попался, вы только посмотрите!
Вообще-то, выигрывал от нашего партнерства больше я: кот пугал мышей, будил по утрам, заставлял время от времени выходить из дома. Я сам мог бы этого и не делать – работа надомная, все необходимое можно заказывать с доставкой, а лишний раз показываться людям было истинной мукой.
Пять лет назад в деревенском доме, доставшемся от бабушки, случился пожар. От столетнего строения остались одни головешки, я и сам насилу уцелел. Как страшное напоминание об этой ночи остался уродливый шрам от ожога на пол-лица. Дети пугались, взрослые или разглядывали с брезгливым любопытством, или быстро отворачивались. И был бы я совсем один, но однажды за дверью собственной квартиры не обнаружил истошно орущего котенка, у которого вместо глаз были две узкие щелочки.
– Совсем малыш! – подумал я.
Уже через несколько минут бедолага был протерт влажной тряпочкой, накормлен молоком из пипетки и тихонько мурлыкал за пазухой.
Он стал быстро расти, но даже когда изрядно прибавил в весе, глазки так и не открылись. Это и не важно: ласковое и благодарное животное к тому моменту уже было моим единственным и лучшим другом.
Собравшись, я вышел из дома. Фонари тускло освещали улицу, деревья отбрасывали объемные раскидистые силуэты на сугробы. Я бесшумно передвигался в тени домов, загребая снег ногами. Стояла тишина. Даже рокот шоссе растворился.
В магазине было тихо. Утомленная продавщица пробормотала сумму, не поднимая глаз. Я расплатился и вышел, радуясь ее безразличию. До дома добрался быстро, никого не встретив. Поднялся по лестнице, открыл дверь, и только замешкался в прихожей, как Крот с коротким мявком юркнул между ног и взметнулся наверх.
– Киса! – крикнул я, бросив покупки.
Кота и след простыл. Я захлопнул дверь и побежал за ним. Этажом выше – пусто. Пришлось, пригнувшись, втиснуться в небольшую дверь на чердак.
– Кис, кис, кис! Крот, миленький, иди сюда, мой хороший!
В глубине чердака что-то блеснуло.
– Только не уличный кот! – подумал я.
Я бросился вперед, но вместо усатого бандита обнаружил лаз на крышу.
– Только не это!
Крот, по пузо проваливаясь в снег, пробирался к самому краю. Похолодев, я лег на живот и пополз следом. Я боюсь высоты, но потерять единственного друга еще страшнее.
– Крот, ну иди же сюда!
Кот не реагировал. Я прибавил скорость, и, когда до него оставался метр, почувствовал, как скольжу вниз. Все замедлилось. Крот крался к краю, а я, размахивая руками, догонял его на пузе. Вдруг движение прекратилось.
– Мяв! – в лицо ткнулась пушистая мордочка.
Он развернулся на звук. А моя штанина за что-то зацепилась. Я осторожно развернулся и смог подтянуться. Сел на конек крыши, потрепал Крота, и тот замурлыкал. Окна моей квартиры были напротив – я сидел там, где вчера была девчонка. В пяти метрах – вход в мансарду, к нему вели следы.
– Заглянем, Крот?
– Мя!
Я подкрался к двери и постучал.
– Проходи-проходи! – отозвался бодрый девчоночий голос.
Глава 2. Лили
– Дверь закрыть не забудь!
Комната была мягко озарена теплым желтым свечением. Глухо стукнула дверь. Замешкавшись на пороге, я решил осмотреться. Половину пространства занимала гора вещей. Можно было бы принять ее за хлам, но вглядевшись, я рассмотрел, что чемоданы, сумки, зонты, корзинки, шляпы, мячи, коробки, детские игрушки, искусственные цветы и прочее – все абсолютно чистое, а некоторые предметы и вовсе новые.
Другую половину застилали деревенские разноцветные вязаные коврики. В углу стояла маленькая, почти детская кроватка, застеленная трогательным лоскутным одеялом и увенчанная пирамидой из подушек разного размера. Низкий столик на толстых ножках раскорячился по центру, рядом – две крепко сбитые скамеечки. У одной из стен камин. Девчонка как раз сидела ко мне спиной около него, изо всех сил дуя в каменное чрево. Дрова весело трещали, а языки пламени то и дело облизывали булыжники.
Наконец пигалица обернулась, указала на одну из табуреток, улыбнулась во все тридцать два:
– Проходите, гости дорогие!
Как по команде, Крот спрыгнул с рук, гордо прошествовал к столу и взгромоздился на него. Я все еще был смущен, но предложение тоже с радостью принял.
– Чай? Кофе? Какао?
– Какао, пожалуйста!
В комнате не видно было ни чашек, ни чайника, но раз хозяйка предлагает!
– Не присмотришь ли ты пока за огнем? – девчонка подбоченилась и лукаво глянула на меня.
– Легко! – согласился я.
И стоило только мне подойти к камину (откуда он здесь, черт возьми?), как какао уже дымилось на столе. Кроме двух чашек, на нем появилась тарелка с сахарным печеньем, блюдо с пончиками и подносик с ароматными булочками и миска с молоком, которое кот тут же начал лакать.
– Не удивляйся, я ждала тебя! – просто сказала маленькая хозяйка. – Да не пугайся ты так! Сейчас все расскажу! Только сними сначала куртку, жарко же.
Коротышка плюхнулась на вторую табуретку, наконец-то предоставив возможность как следует ее рассмотреть. Ну и мода нынче!
Девчонка была похожа на дикобраза, вымазавшегося в краске: волосы зелеными иглами торчали в разные стороны, намертво залакированные. Наряд представлял зрелище не менее интересное: тяжелые высокие ботинки, полосатые чулки, короткое черное платье и красный фланелевый халат в красный горошек, натянутый сверху.
За всем этим великолепием я не сразу заметил тонкие лучики морщинок, обрамляющих умные спокойные глаза – на самом деле, она была не подростком, а скорее молодой женщиной, хоть и лелеющей весь задор юности.
Деликатно дождавшись моих внутренних выводов, хозяйка протянула руку:
– Лилит, очень приятно. Можно просто Лиля, так современнее. Ну, или Лили – Крот зовет меня именно так.
– Кажется, я слышал. Сергей, очень приятно, – ответил я.
– Я знаю. И про тебя – тоже. С крыши все видно – это вам мой камелек не заметен, ни скрипа, ни шороха не слышно. Про родителей, вижу, спрашивать передумал. И правильно: я уже давно из возраста вышла, когда людьми опека интересуется. Одеваюсь странно – так это по работе. Потом как-нибудь объясню. А мансарда принадлежала мне всегда, просто жила далеко, а сейчас случилось оказаться здесь, в Питере, по делам.
В горле пересохло, и почему-то все вопросы растаяли в воздухе. Рядом с ней все было так ясно и просто, что искать потайного дна не хотелось. Раз она самостоятельный взрослый человек, зачем ворошить муравейник, вызнавая подробности. Вдруг это ее оскорбит, обидит? У каждого же свои тараканы. Захочет – сама расскажет.
Мы прихлебывали вкуснейший какао, закусывая его свежей выпечкой. В основном молчали и улыбались. Я спросил только про костюм:
– Лиль, а на какой работе такой оригинальный дресс-код?
– Внедряюсь к панкам! – ответила она абсолютно серьезно.
– Ты что, спецагент? Хотя, если так, то, наверное, тебе нельзя об этом рассказывать?
– Можно и так сказать, – хохотнула Лилька. – Рассказывать-то разрешено, но ты же все равно не поверишь!
– Допустим. А какая ты без всего этого маскарада? Вне работы?
– Да никакая. В этом и суть. Так проще примерять любой образ. Вот почему, например, к субкультурам примыкают подростки, становясь готами, эмо, металлистами, реперами? Они ведь пока не знают, какие на самом деле: ярко проявившаяся самоидентичность не мешает рядиться во все эти тряпки, соблюдать законы стаи. Им кажется, это способ самовыражения… Нет! Только выбор среды, в которой ты будешь учиться существовать, отрабатывая, в сущности, стандартные навыки субординации в коллективе! Представь теперь взрослого, кото…
– Подожди! А как же ты?
– Ну, я же говорила – у меня способность, даже, наверное, талант лицедействовать. Быть именно такой, какой нужно в конкретный момент. И поэтому возраст здесь ни при чем: я ведь даже старше тебя!
– Не может быть! – удивился я.
– Будешь хорошо себя вести, расскажу, где молодильные яблочки достать, а, может быть, и воды живой отолью! – хихикнула Лиля. – Надевай куртку, пойдем на звезды смотреть!
Я слегка замешкался:
– Если честно, у меня не слишком сложились отношения с этой крышей…
– Случай не самый тяжелый. Секундочку!
Хозяйка нырнула вглубь комнаты, чем-то гремела, плевалась, стучала, но уже совсем скоро появилась с двумя пледами и огромной косматой белой шкурой в руках.
– Мы прямо у порога посидим, там отличный вид!
Я обреченно согласился. Но, едва открыв дверь, замер от восторга. Небо, усыпанное далекими мелкими звездами, было расцвечено разноцветными всполохами северного сияния. Лили бросила подстилку, и мы втроем расположились на ней в полной тишине. Крот, конечно же, не видел переливающееся чудо природы, но уловил торжественность момента и замер, вытянув мордочку в сторону расцвеченного неба. Полное молчание: каждый боялся спугнуть хрупкое очарование.
– Чудеса! – наконец проговорила моя новая знакомая.
Подул ветер, и небо медленно затягивало тучами.
– Тебе, наверное, пора?
– Действительно, прости, загостился! – я совсем потерял счет времени, а ведь было уже за полночь. – Только не уверен, что в темноте смогу преодолеть весь путь без проблем.
– Не полезешь же ты снова через чердак? Пойдем, я провожу до нормальной лестницы. Правда, придется перейти в свой подъезд через двор.
Лили взяла на плечо Крота, я последовал за ними. Мы обогнули мансарду и оказались около двери, ведущей прямо в парадную.
– Ты завтра не приходи, и послезавтра, наверное, тоже. Много дел. Тебе Крот передаст сигнал. Жди.
Она посмотрела на небо, поводила по звездной карте пальцем. Пробормотала что-то про день весеннего равноденствия, отметила, что до него осталось совсем мало времени. Потом, опомнившись, передала мне в руки кота, улыбнулась, помахала ручкой и, развернувшись на пятках, ушла.
Я быстро спустился по гулкой лестнице, хрустя снегом, пересек двор, осторожно поднялся до квартиры. Открыл дверь. Пакеты сиротливо валялись на полу, бесхитростно обнажив нутро, набитое кошачьим кормом, сухариками, хлопьями и банками с консервами.
Я разделся, нацепил тапочки, прошел в кухню, чтобы наконец-то покормить кота. На крыше одиноко стояла маленькая фигурка, она помахала еще раз, после чего скрылась за дверью. На секунду мелькнула узкая полоска света, после чего все погрузилось в темноту.
Я еще долго стоял и улыбался.
Глава 3. Карма
Кармелия Борисовна без малейшего проблеска эмоций на породистом лице сидит рядом с антикварным фортепиано. Оболтус-ученик виртуозно мучает благородный инструмент. Клавиши стучат, скрипят, дают петуха, рыдание звуков молит о пощаде.
Преподаватель музыки – тертый калач, и даже если мелькает в умной голове шальная мысль о том, что неплохо бы выхватить из-за спины тонкую указку и настучать по жирным, непослушным ученическим пальцам, она ее старается не замечать. Привычно прямая спина, мраморная маска аристократичной вежливости, ровный голос без нотки раздражения – воспитание и многолетняя самодрессировка проявляются в каждый момент существования этой женщины. Плавные движения, грациозные манеры, элегантные глухие наряды в пол – она настоящая леди, несмотря на кипящую цыганскую кровь. Ох, дернула бы Кармелия Борисовна в поля, нарядившись в цветастую юбку, да отец-профессор перевернется в гробу. Стыдно.
Женщина легко перебирает тонкими пальцами оборку на бархатном рукаве и, дабы отвлечься от звуков Чистилища, извлекаемых патлатым мальчишкой, прикидывает, что бы съесть на ужин, минуя поход в магазин. В домашнем холодильнике лежит ломтик ветчины и подсохший кусочек сыра. Кармелия Борисовна, повеселев, вспоминает о початой бутылке бордо в серванте красного дерева. Что ж, чем не повод вместо ужина устроить маленькую одинокую вечеринку! Решено! Сильная и независимая женщина будет кутить!
Кармелия взглянула на часы. Две минуты до свободы. Ученики не правы, когда думают, что звонка с урока ждут только они. Преподаватели нуждаются в отдыхе не меньше.
Мальчишка самозабвенно играет. В нем нет ни крупицы таланта, ну и что? Родители рады увлечению, да и он сам получает удовольствие от занятий. Музыка отвлекает от семейных скандалов, жестоких одноклассников и сверстников во дворе, поднимающих парнишку на смех из-за чрезмерной физической слабости.
В дверь постучали.
– Кармелия Борисовна, извините, можно забрать Степашку? Нам бы побыстрее домой, хотим сюрприз подготовить папе. У него сегодня день рождения!
– Да-да, конечно! Всего доброго! Наилучшие пожелания вашему мужу!
Пока ученик собирался, Кармелия подумала, как это гадко и смешно, когда слово «любимый» с годами превращается в «папу». Она бы себе такого не позволила: тихонько укладывала бы детей, облачалась в шелковый пеньюар, надевала кокетливые босоножки с меховыми помпонами и статно вплывала в утонувший в сигарном дыму кабинет мужа. Но не судьба!
Дома женщина пригубила вина, закусывая пармезаном и пармской, откинулась в кресле и стала вспоминать.
17 февраля. День рождения папы Степана. День, когда она в 92-м познакомилась со своей первой и единственной любовью. Она, звезда Мариинки, в тот голодный год вынуждена была выступать на юбилеях нуворишей, ничего не смыслящих в классической музыке, но стремившихся подчеркнуть свою избранность, возможность купить многое. В тот вечер она оказалась после такого выступления в кабаке на Невском: стройная, брови вразлет, волосы зачесаны, винтажное кружевное платье.
Он сидел за соседним столиком, и когда хозяева жизни опьянели, забыв про артистов, тихо предложил сбежать. Почему-то пианистка согласилась.
Дул ветер, расплывалась кругами под глазами тушь «Ленинградская», а они стояли у парадной – молодые, веселые и прекрасные. С того дня они не расставались.
Кармелия Борисовна встала, открыла резную шкатулку на туалетном столике, вытянула за цепочку овальный медальон. Холодный металл гладкой галькой лег в ладонь. Одно нажатие пальца – на нее смотрел широко улыбающийся парень со светлыми глазами и легкой волной в целуемых морским бризом волосах.
Сентябрь девяносто второго. Они подали заявление в ЗАГС и уже через несколько часов поезд уносил их с Московского вокзала в Севастополь. Там ждал их незабываемый, захватывающий дух Фиолент. Они остановились у бабы Светы, в доме у скалистого обрыва, пили литрами домашнее розовое, плавали на защищенный неприступными скалами пляж за гротом Дианы, раздевались, нежились на бархатном солнышке, растянувшись на крупных камнях. Они ели счастье большой ложкой и верили – дальше будет еще лучше..
Глава 4. Василиск
Убежденный холостяк Влад Васильев проснулся в своей квартире на Васильевском острове в чудесном настроении. Кристально чистый воздух за окном был пропитан зябким солнечным светом. Сияла, искрясь ледяными глыбами Нева, золотился празднично шпиль Петропавловской башни. Напевая арию Ленского – местами даже чисто, – он проследовал в уборную. Сегодня он особенно гладко выбрился, тщательно почистил зубы, напомадил волосы оттенка «соль с перцем», как у породистого миттельшнауцера, от души надушился – после чего нашел себя неподражаемо очаровательным и весьма харизматичным. Несколько минут стареющий повеса рассматривал себя в зеркало в полный рост. Ни заплывшие жиром ляжки, ни вздутый желеобразный живот, ни грудь третьего размера не заставили его усомниться в собственной привлекательности. Он поворачивался к отражению то правым, то левым боком, задерживал дыхание, напрягал бицепсы, замирал на несколько секунд, потом менял позицию. Несколько раз он учтиво поклонился, отрепетировав заодно и выражение лица, а потом рассмеялся, с грацией медведя исполнил пару танцевальных па и, довольный собой, отправился одеваться. На сегодня был приготовлен его любимый фиалковый костюм, розовая рубашка, шелковый шейный платок и лаковые штиблеты.
«Ну, жених!» – с одобрением оценил Васильев свой образ. Вступать в брак, к слову, он не собирался никогда, а вот карьера плейбоя еще обещала сделать несколько красивых витков. Влад полагал, что еще не вышел в тираж, и планировал разыграть пару десятков любовных историй перед выходом на пенсию.
Он знал о женщинах все: как подойти, какую тему для разговора выбрать, чем обольстить, выбросить ли фортель или деликатно уйти в тень. Он раскусывал даму с полувзгляда и был рад предложить каждому психотипу особенный сценарий. Невротички. Умницы. Карьеристки. Скучающие домохозяйки. Бедные овечки. Огненные вампирши. Все они находили в объятьях Влада утешение и даже, пусть недолгое, но настоящее личное счастье, все они вспоминали о нем с придыханием, закатывая глаза. Он же был собирателем женских сердец. И вечером в его коллекции должен появиться еще один драгоценный экземпляр.
Глава 5. Венера
В затылок тюкает звонкий надоедливый молоточек, голова зажата в невидимые тиски. Венера разлепляет один глаз, затем второй. Отельный номер. Тяжелые бархатные шторы оберегают от пронырливых утренних лучей. На прикроватной тумбочке – недопитая бутылка французского шампанского и пустой бокал с красным поцелуем на ободке.
Вторая половина кровати аккуратно застелена, подушка не смята. Прислушалась: в номере никого, кроме нее, нет.
Аккуратно откинула одеяло, села, стараясь двигаться максимально плавно – выпитое накануне, увы, не испарилось с утренней росой. Встала, подошла к окну, двумя пальцами раздвинула портьеры. Прямо напротив высился великолепный Исаакиевский собор.
– Four Seasons hotel, понятно.
У Венеры было слишком много вопросов, поэтому хоть какая-то ясность девушку обрадовала.
Повернувшись к зеркалу, она даже слегка испугалась: из недр виновато моргал глазами гибрид панды и очковой кобры.
– О Боже! – пронеслось в голове. – Поздравляю тебя, мон ами, твой идеальный план, кажется, провалился. Сама дура!
На оттоманке лежала сумочка. Венера потянула за ремешок, открыла застежку. Томик Цветаевой, телефон, помада, пудра, тушь, салфетки, кошелек – все на месте. Пересчитала наличные – сумма не изменилась, карточка по-прежнему под замочком, как и была припрятана вчера. Мозг работал со скрипом, но девушка была слишком опытной, чтобы не понять: без оплаты в номер ее бы не отправили.
– За чей счет банкет?
подкинуло подсознание фразу из любимого фильма.
– Ладно, поживем – увидим.
Венера веером пролистала книгу и решила погадать, как она всегда делала в непонятных ситуациях.
– Скажи-ка мне, Марина, чего я не помню? Страница 156, 12 строка сверху!
– Что можешь знать ты обо мне, Раз ты со мной не спал и нЕ пил? – спокойно ответила Цветаева.
– Ну, спасибо, подруга!
Поэтесса еще никогда не ошибалась.
– Хорошо, посмотрим, что думает по этому поводу телефон.
Девушка разблокировала экран. Значок зарядки горел красным. Пропущенных нет. Исходящих тоже. А вот и новые фото: богиня любви с горящими глазами и открытым ртом на столе в черном боди; кусок растрепанных волос; натюрморт: красная икра с бычком в центре хрустальной розетки и бутылка шампанского, вокруг – причудливо закрученные накрахмаленные салфетки; язык, подставленный под ниспадающий поток шоколадного фонтана; Венера и Лана, новая знакомая, в обнимку на заиндевевшей веранде с видом на ночной Петербург; какие-то люди; и первый кадр – счастливую, ослепительно улыбающуюся девушку нежно приобнимает виновник торжества в дорогом костюме-тройке.
– Это провал! – простонала нимфетка.
Из горького оцепенения вывела нежная трель стационарного телефона.
– Доброе утро, госпожа Ланская! – судя по бодрому голосу, клерк на другом конце провода пребывал в отличном настроении. – Приношу извинения за беспокойство в столь ранний час. Надеюсь, я вас не разбудил. Позвольте напомнить, что позавтракать вы можете в Чайной гостиной, расположенной в лобби. Предполагаем, что наши фирменные блюда и уникальные сорта чая не оставят вас равнодушной.
– Благодарю.
– И, разрешите напомнить, вам необходимо заявить о своем желании продлить пребывание или сдать ключи от номера на ресепшн до 12.00.
Венера подумала:
– Превратится ли ее платье в труху, а она сама в тыкву, если не поспеет в срок?
Но ответила предельно вежливо:
– Спасибо за информацию, я определюсь с планами в ближайшее время.
Потом вдруг спросила:
– А мне никто не оставлял никакого сообщения?
– Пожалуйста, дайте мне одну секунду!
Слышно было, как молодой человек перебирает бумаги и клацает по клавиатуре.
– Сожалею, никаких сообщений.
– Еще раз благодарю. Всего доброго!
Венера нажала кнопку отбоя и медленно поползла в душ.
Глава 6. Пропажа
Завтра сменило послезавтра, послезавтра – после-послезавтра, а никакого сигнала от Лили так и не поступило. Дни стояли серые, невеселые, и так не хватало в них яркости и веселой улыбки моей новой знакомой. Я то и дело вглядывался в окно: мансарда выглядела пустой и заброшенной, припорошенная свежим снегом крыша была гладкой и пушистой, без единой огрехи на поверхности зимнего одеяла.
Я старался не думать о Лили, но получалось плохо. Из любых дебрей сознания ниточка вела к ней. Думаю о работе – сразу всплывает вопрос: куда сейчас внедряется? Планирую меню на пару дней – вспоминаю горячее какао и булочки, и сразу хочется повторить. Регулирую силу нагрева батарей – и мечтаю снова посидеть у камина. Да и разговоров не хватает: кот, к сожалению, плохой собеседник. Несколько раз хотел подняться наверх, но каждый раз вспоминал слова Лили о том, что искать ее не нужно.
Прошла неделя, вторая. Настроения не было. Все, на что хватило сил – пару раз доплестись до магазина за съестными припасами нам с котом. Целыми днями слонялся из комнаты в комнату, от скуки выпил три банки кофе, посмотрел четыре сезона тупого сериала, прочитал сборник произведений Достоевского, пролистал Паланика, продрался сквозь сюрреализм Пелевина, но минуты тянулись засахаренным медом. Несколько раз я малодушно пожалел о том, что вообще познакомился с девушкой. Жил в своем привычном распорядке один, так и нечего было его нарушать, нагло вторгаясь в мой уютный привычный мирок. Тоска сменялась злостью, и когда она затихала, на первое место опять выходила печаль. И невозможно было выбросить Лили из головы. Я думал о том, как тепло и уютно было в ее присутствии. Ни неудобных вопросов, ни требования душевного стриптиза. Просто сидит рядом, и этого достаточно. Легкая, светлая и простая, Лили словно касается сердца легкими бабочкиными крыльями, нежными и трепещущими.
Все в ней – загадка. И если в даме обычно ценится изюминка, то эта штучка словно целиком создана из сушеного винограда: настолько она отличается от моих знакомых. Судя по тому, что она не предложила мне продать душу или отправить на бал в карете и хрустальных башмачках, назвать Лили волшебницей я тоже не могу. Заповеди, откровения – ничего такого, поэтому внеземное происхождение экземпляра я тоже отверг. Впрочем, в этом и не пришлось долго себя убеждать: я классический технарь, поэтому верю только в цифры и факты без всякой чертовщины и экстрасенсорики. Осталось предположить, что Лили просто необычная, сумасбродная, себе на уме молодая женщина, нашедшая не менее оригинальную работу.
– Что еще я знаю о Лили? – крутилось в голове. – Ей больше 33, если девушка не слукавила. Кто-то из предков жил в Петербурге в начале XX века, когда был построен наш дом. Остается загадкой, почему они выбрали именно мансарду, да еще с таким неудобным входом. Или семье принадлежали еще какие-то квартиры? Кто же теперь узнает! Дальше: скорее всего, она не замужем – иначе как бы вот так отлучаться?
– Не густо! – фыркнул Крот.
– Да уж, – детектив из меня так себе.
Котяра вспорхнул на колени и заглядывал из окна на крышу. Ничего. Кажется, он тоже скучал по Лили, а может, просто сочувствовал мне. Я начертил пальцем во все стекло знак вопроса, чтобы Лили, посмотрев на окно, сразу поняла: мы ждем знака.
На следующее утро отрывной календарь потерял свой последний зимний лист. Наступила весна. Но ни затянутый снеговыми облаками Питер, ни я с мрачным настроением этого не почувствовали.
Глава 7. Надежда
– Ээээй, куда! – зычный голос Надежды перекрывал шум работающих станков в кораблестроительном цеху.
Почетный работник завода уже тридцать лет в режиме сутки через трое вскарабкивалась на кран и легко справлялась с задачами, перед которыми пасовали даже мужики-коллеги. Она четко регулировала положения рычагов, брала где природной мягкостью, где напором, а в перерывах вязала шарфы, жилетки и свитеры. В коллективе Надежду уважали и любили, хотя и слегка побаивались ее громкого хриплого смеха и безапелляционного нрава. Будучи единственной женщиной среди простых мужиков-работяг, она не позволяла себе ни флирта, ни вольностей. Ходила на работу в лосинах, подчеркивающих всю подушку безопасности, наращенную телом в ответ на жизненные невзгоды, длинной трикотажной кофте и фирменной фуфайке на три размера больше. Зато была огненно-красная коса до пояса, улыбка до ушей, да и без туши на ресницах и помады на губах она не появлялась. Будучи бабой душевной, но боевой, Надежда резко отмела все попытки ухаживаний – больше никто и не пытался.
Нелегкая судьба била дубиной по голове. Женщина рано осталась вдовой с двумя маленькими мальчишками на руках. Стояли 90-е, и чтобы добыть на пропитание, она была готова на любую работу. По большому блату и старым отцовским связям выбили это место на кораблестроительном. Размазывая слезы по симпатичному личику, Наденька, тогда совсем еще девчонка, училась управлять многотонной машиной. И сколько уж раз хотела все бросить, один Бог знает. Но только дома ждали два голодных спиногрыза, оставленная за няньку младшая сестра, и отец, сокращенный с позиции мастера высоковольтных линий неделю назад. Надя слишком хорошо знала батю, чтобы предположить: теперь он неминуемо уйдет в пике, уничтожая запасы деревенского самогона, и, вместо того чтобы бить лапками, как сбивающая сливки в масло лягушка из старой притчи, будет безвольной какашкой плыть по течению, ругая между делом власть, негодное время и до кучи всю нерадивую семью.
Впрочем, жили они хоть и тесно, но дружно. В трехкомнатной хрущевке царила редкостно доброжелательная атмосфера: отхватить кусочек этого расслабленного общения хотелось всем, поэтому друзья, знакомые, соседи и приятели приятелей слетались на свет их гостеприимных окон, как мотыльки. Набиваясь битком в тесную кухоньку, все чувствовали себя родными.
Много лет тянула Надежда все семейство, вполне оправдывая свое имя. Мальчишки выросли в орлов, сестра вышла на работу, дед сначала слег, потом и вовсе сыграл в ящик. Надежда не оглянулась, не расслабилась: привычно тянула лямку и не роптала. И все же долгими вечерами, перед телевизором, ей очень хотелось, чтобы был кто-то рядом свой, милый сердцу. Но как-то не получалось.
Глава 8. Сергей
Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.
Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.
Компьютеры стали для Сереги всем. Он мог не вставать из-за монитора целыми сутками. В отличие от многих ровесников, парень вгрызался в самую суть: изучал языки программирования, пробовал создавать собственные алгоритмы. Пока одноклассники играли в нашумевшие игры, Сергей пытался понять, как их создавать. Логичным продолжением после школы стало поступление в университет на направление «Информационные системы и технологии», которое Сергей с блеском окончил через пять лет, умудрившись мимоходом жениться на страшненькой и не слишком амбициозной одногруппнице. Неприхотливому Сереге показалось, что все у них, как у людей: родительская квартира на Елизаровской, спокойный сын-карапуз, умученная декретом жена, он в вечном поиске подработок, сосиски на ужин и застолья с друзьями и родственниками по праздникам. Ничего другого от брака он и не ожидал: откуда было взяться африканским страстям в голове флегматичного парня? Но в жизни они настигли. С легкой подачи его блеклой жены, которую он любил так сильно, насколько вообще был способен. На пятом году брака внезапно, без предварительных намеков и объявления войны, она обвинила Серегу в полном отсутствии мужественности, и гордо, как знамя, неся этот постулат над головой, выставила чемодан мужа за дверь. Несколько свитеров, футболки, пару джинсов, бритва и гель для душа – нехитрые пожитки кочевали по холостым друзьям, пока шли разводные суды, окончательно закрепившие за супругой сына и квадратные метры. Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.
Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.
Компьютеры стали для Сереги всем. Он мог не вставать из-за монитора целыми сутками. В отличие от многих ровесников, парень вгрызался в самую суть: изучал языки программирования, пробовал создавать собственные алгоритмы. Пока одноклассники играли в нашумевшие игры, Сергей пытался понять, как их создавать. Логичным продолжением после школы стало поступление в университет на направление «Информационные системы и технологии», которое Сергей с блеском окончил через пять лет, умудрившись мимоходом жениться на страшненькой и не слишком амбициозной одногруппнице. Неприхотливому Сереге показалось, что все у них, как у людей: родительская квартира на Елизаровской, спокойный сын-карапуз, умученная декретом жена, он в вечном поиске подработок, сосиски на ужин и застолья с друзьями и родственниками по праздникам. Ничего другого от брака он и не ожидал: откуда было взяться африканским страстям в голове флегматичного парня? Но в жизни они настигли. С легкой подачи его блеклой жены, которую он любил так сильно, насколько вообще был способен. На пятом году брака внезапно, без предварительных намеков и объявления войны, она обвинила Серегу в полном отсутствии мужественности, и гордо, как знамя, неся этот постулат над головой, выставила чемодан мужа за дверь. Несколько свитеров, футболки, пару джинсов, бритва и гель для душа – нехитрые пожитки кочевали по холостым друзьям, пока шли разводные суды, окончательно закрепившие за супругой сына и квадратные метры.
Глава 9. Тоска
Бывает же так: увидел человека раз в жизни, посидел рядышком, ничего не успев понять о нем как следует, и вдруг понимаешь, что он роднее, ближе и приятнее всех остальных. А собеседник больше не появляется, не выходит на контакт. И сразу чувствуешь себя обманутым, как будто пообещали что-то, а потом не дали. Человек-то вроде и зароков не давал, но и надежду полунамеками или прямым текстом дал.
Я не был впечатлительной постпубертатной девицей, чтобы в мечтах прогнать любовную историю, свадебную церемонию, беременность Лили и придумать имена для детей. Но в нашей единственной встрече находил, анализируя, столько нежных и теплых моментов, что не признаться самому себе в химерических иллюзиях было бы кощунством. Я мечтал быть рядом с Лили, хотя бы в качестве друга, и не отказался, уж точно, от возможности стать еще ближе. Трезвые доводы подсказывали, что ее работа не предполагает любовных связей, но ведь сердцу не прикажешь!
В начале весны я превратился в одержимого шпиона. Знаки на замерзших стеклах сменились круглосуточным слежением за мансардой, я даже заказал в интернет-магазине бинокль; когда и эти меры ни к чему не привели, настала пора камеры с прибором ночного видения. Ничего. Гигабайты записей не зафиксировали ни единой активности на крыше.
Я психовал, много курил, на ночь пил снотворные, чтобы забыться тяжелой дремотой, но она не отпускала даже во снах: приходила, улыбалась, мы бегали по облакам и гуляли по залитому солнцем летнему Петербургу. Утро снова забирало у меня Лили. Крот заискивающе заглядывал в глаза, как будто он банковский служащий, а я пришел с чемоданом хрустящих долларов. Кот чувствовал, что я медленно опускаюсь на дно печали. Урчал за троих, прыгал на колени, бросался под ноги и терся так, что вспыхивали электрические искры.
– Бросила она нас с тобой, котейка! – Крот смотрел с недоумением, словно не верил.
Фрустрируя, я купил и собрал пазл из тысячи деталей, чего никогда раньше не делал. На рисунке было изображено безмятежное бирюзовое море под высоким чистым небом и белый парус, отбрасывающий легкую тень в прозрачную глубину.
– Под ним струя светлей лазури, над ним – луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой! – подкинула память стихотворение из учебника средней школы. – Зачем его учить желторотым юнцам? Вот я вызубрил, а выяснилось столько лет спустя, что оно и не про кораблик вовсе, а про меня, причем именно в данный момент!
Панно прибил на стену. Сразу стало себя еще жальче. Пришлось покупать еще и модель корабля. Пока собирал ее, детально разобрал всю жизнь, пытаясь понять, чем так согрешил перед мирозданием, что расплачиваюсь за это одиночеством. Крутил-вертел догадки, но так и не нашел внятного ответа на вопрос. Лучше не становилось. Я еще раз оправдал свое звание неудачника.
За окнами свистел ветер и, бросая вызов стихии, без шапок шли счастливые яркоглазые влюбленные с красными носами. Им было плевать на зиму, не уступающую свои позиции, несмотря на календарную весну, на вспышку простудных заболеваний, зафиксированную Минздравом, и на весь остальной мир. Парочки существовали в микрокосме, защищенном от дурного воздействия внешней среды невидимым стеклянным колпаком. Кучерявые барышни смеялись, откидывая головы назад, бравые парни ласково приобнимали их, шепча что-то на ушко, и не было зрелища более прекрасного и в то же время отталкивающего.
Завтра дамочки будут еще красивее, наряднее, замелькают тут и там желтые салатики мимоз, зашуршат хрустящей слюдой букетики тюльпанов, а мужчины будут сновать по улицам туда-сюда счастливые и озабоченные, дыша свежими алкогольными парами. Я буду снова дома, на вахте у окна.
Потому что поздравлять некого. Единственная и главная женщина – мама, – умерла 8 лет назад. Дочерей не нажил, дружбу ни с кем не водил, а единственная знакомая, коснувшаяся моего сердца, словно испарилась, даже номера телефона не было, чтобы написать поздравительное SMS.
И вдруг меня осенило. Оставлю-ка я сообщение на противоположном скате крыши! Ведь Лили просила ее не искать и не тревожить, но о запрете подниматься выше своего этажа разговора не было.
Как раз темнело, и я решил снаряжаться. В глубине шкафа нашел заброшенные трекинговые ботинки, откопал теплый свитер, порывшись, изъял на свет божий пыльные воспоминания о юношеских увлечениях: несколько крючков-кошек, двухцветную веревку, бедренную страховочную систему. Последний раз я ходил в горы после третьего курса института. Никогда не забуду это приволье! Я карабкался, не жалея себя, на вершины, садился там в одиночестве и размышлял о бренности бытия.
– Что всем этим снежным макушкам, хрустальным озерам, бурным рекам и величавым скалам до мелких букашек человеческих? Мы ведь так и не научились покорять стихию и даже предсказывать изменчивое настроение природы! Один каприз – и любой самый развитый город будет уничтожен. Потопы, извержения вулканов, землетрясения, пожары, лавины, смерчи – можно до бесконечности перечислять сюрпризы матушки-Земли, которые она может подбросить, удумав истравить весь наш род, как жалкую горстку вшей. И что тогда сделать? Ничего! – думалось.
Однако именно там, сидя на вершинах, я чувствовал себя счастливым и сильным, ведь мне удавалось день за днем преодолевать свой необъяснимый, животный страх перед высотой. Я сражался с ним, как лев. И тогда казалось, побеждал. Там я постиг себя как часть огромного и вечного, удивительного и неисчерпаемого…
Внутри сладко защемило. Воспоминания заставили улыбнуться. Вдохновленный, я спешно стал снаряжаться. Аккуратно пробравшись по лестнице, дабы не привлекать внимания соседей, вышел на чердак и через указанный в прошлый раз Кротом лаз оказался на крыше.
Взобравшись на конек, присел, чтобы настроиться. Если верить всем современным коучам, единственный способ развития – это выход из зоны комфорта. Мне такие финты всегда давались с трудом. Но и жизнь в настоящее время не была бесценным подарком. Рискну!
Я просчитал траекторию движения, надел страховку, закрепил крюк за стропило, подергал веревку и сделал прыжок на скат. Начиная с точки приземления, начал аккуратно вытаптывать буквы на пухлом снежном покрывале.
Глава 10. Взгляд Василиска
Норочка была чудо как хороша. Платье в пол чешуей облегало ее стройное гибкое тело, вспыхивая золотом при малейшем движении. Отдав хостесс полушубок, она назвала фамилию и прошествовала вслед за ухоженной девушкой в глубину пышного сверкающего зала. Великолепные театральные люстры свисали с потолка, хрустальные капли множили и без того бесчисленное количество огней. Хотелось зажмуриться от слишком яркого света. За столами сидели грациозные дамы в богатых туалетах и вальяжные солидные мужчины.
– Добрый вечер, Норочка, вы изумительно выглядите сегодня!
– Благодарю вас, Влад! Вы, как всегда, мне льстите!
– Что вы, моя дорогая! Это самый искренний комплимент, который мне доводилось делать! Вы восхитительны!
– Как вам будет угодно, Влад, – и посмотрела на мужчину с обреченной готовностью.
– Тогда, милый, принесите нам ваше чудное Paul Georg Brut Rose, а к нему… Что вы посоветуете?
– Предпочитаете мясо, рыбу или вегетарианские блюда?
– Пожалуй, отведаю рыбки! – Влад считал картавость своей изящной особенностью, поэтому нисколько ее не стеснялся. – А вы, прекрасная леди?
– Я не голодна. Но с удовольствием попробовала бы что-то из морепродуктов.
– Тогда разрешите выбрать мне. Я здесь не в первый раз. Будьте добры, любезнейший: продегустируем икорку и строганинку из амурского кижуча, затем морские гребешки и креветки «Гамбас», филе стерляди, теплый камчатский краб и салат Ростроповича!
– За утонченную красоту, за вас! – Влад театральным жестом поднял бокал.
Нора улыбнулась и сделала глоток.
– Боже, какой букет! Какое шикарное послевкусие! – похвалил мужчина. – А вы какое вино обычно предпочитаете?
– Обычно я пью минеральную воду, – улыбнулась Нора.
– Поздний час! Пора! – чуть позже сказал мужчина, взглянув на часы.
– Моя дорогая, я должен тебе кое-что сказать.
– Ты такая изысканная и прекрасная жемчужина, такая нежная, неприступная, глубокая, и такая еще молодая. Я трепещу и благоговею, теряю голову, но уверен: не стоит тебе тратить свои годы или даже месяцы на меня. Всегда можешь надеяться на мою отеческую поддержку и помощь, совет или протекцию, на восхищение – но любовь поищи в другом месте. Сейчас я посажу тебя в такси, и мы останемся просто добрыми знакомыми, хорошо?
– Обидел? – спросил таксист.
– Лучше бы обидел! – всхлипнула Норочка. – Проявил благородство и не воспользовался!
– Значит, много поставила на эту лошадку?
– Тридцать седьмой!
– О! Золотой стандарт!
– Не уверен, что оттенок подходит к твоему платью, – хохотнул парень. – Но за удобство отвечаю!
– Спасибо огромное! – протянула девушка. – Сколько я вам должна?
– Пожалуй, еще одну улыбку!
– Отлично! Теперь – в мою любимую кофейню!
Глава 11. Клара у Кармы украла кораллы
– Карма, Карма, смотри! – кричал Николай, прежде чем прыгнуть с отвесной скалы в прозрачное, как богемское стекло, море.
– Карма, милая! У меня есть для тебя сюрприз. Но для этого нам придется на три дня расстаться! Я и представить не могу, как буду жить без твоей улыбки, без твоего голоса! Но это стоит того!
– Хорошо, Коля! Я буду тебя ждать, считая минуты!
– Я люблю тебя! – говорил Николай.
– Я люблю тебя! – эхом вторила Карма.
– Ты моя карма. Я заработал тебя в ответ на все страдания. Как я счастлив, что ты меня настигла!
– Коля, милый! Что произошло с тобой, что приключилось?
– Карма, миленькая, я тебе изменил!
– Выпили с одноклассниками… много… а тут она… первая любовь! Я не помню, как это было! Клянусь! Кроме тебя никого не люблю! Карма, прости! Прости меня, дурака! – Николай перешел на отчаянный крик. – Я к родителям поехал, они мне машину подарили! Столько лет копили и очереди ждали! Мои старики! А тут товарищи! Мы выпили! Я подлец, подлец! Предатель!
– Уходи!
Кармелия с головой ушла в работу: гастроли, выступления, ставшее внезапно модным репетиторство. Никто из окружавших ее людей и подумать не мог, что все это она делала по инерции, без огонька – исполнительная, точная, подчеркнуто вежливая молодая женщина получала только восторженные отзывы. Ее считали холодной, даже не подозревая, какие страсти кипят в аккуратно причесанной голове. Карма снова и снова проигрывала в памяти заезженную пластинку их недолгой, но горячей любви, трагически оборвавшуюся предательством. Не было в сердце ни злости, ни ненависти, только горькая обида и ранящая душу безысходность.
Года через три, понаблюдав как следует за окружающими, Кармелия пришла к выводу, что все мужчины нет-нет посматривают налево. Только не все об этом рассказывают пассиям, а напротив, скрывают, да еще и продолжают свои похождения. И дело не сводится к опрометчивым поступкам под влиянием алкоголя: напротив, в основном прелюбодеяния осуществляются с трезвым расчетом. А у некоторых адюльтер – и вовсе обязательная составляющая существования! И ведь бедные супружницы, даже подозревая мужей, молчат! Возможно, приди Николай с повинной сейчас – поняла бы и простила. Потому что он уж точно был лучше и честнее большинства. Но время ушло. Поговаривали, что Николай пострадал-пострадал, да и уехал из Петербурга в неизвестном направлении.
Глава 12. Мартовский Крот
– С 8 марта, Лили! Спасибо за весну! – на то, чтобы украсить крышу коротким текстом, у меня ушло около двух часов.
– Лили, даже если ты появишься на крыше хоть на секунду, непременно увидишь мое послание!
– Показалось! – обреченно решил я. – Фантазия разыгралась!
– Не может быть! – я торжествовал. – Подействовало, видишь, Крот?
– Мяу! – котяра, показалось, даже улыбнулся, после чего сел на задние лапы и махнул лапой, словно поймал невидимую муху.
– Я должен подготовиться к встрече! Нельзя же пугать даму в праздник!
– Да-да! – подтвердило зеркало.
– Хорошо, дружок! – я не мог сдержать улыбки. – И тебе из большого мира гостинец принесу, не переживай!
– Что, если это просто глупая шутка кого-то из жильцов? – спрашивали мысли. – Перестань! Какой дурак полезет с утра пораньше на крышу? – отвечала интуиция.
– Да заходи же! Открыто!
– Не может быть! – вырывается.
– И так-то ты приветствуешь свою подругу после стольких дней разлуки? Не ожидала! – парирует Лили.
– Вот это погружение в образ! – восторженно отзываюсь.
– Не лучше тебя! – смеется женщина. – Ты выглядишь, как заправский донжуан!
– Ой, извини! – заготовленная речь ускользает, слова не подбираются. – С праздником!
– Благодарю! Очень приятно! Ты даже не представляешь, как долго 8 марта проходило мимо меня. Я действительно польщена. И спасибо за самую оригинальную открытку в моей жизни!
– Садись скорее, пока не остыло!
– За тебя! – шепчу с набитым ртом.
– За тебя! – вторит красавица.
– Ты прости, что я пропала! – произносит Лили. – Я же предупреждала тебя, что много работы. Я и дома почти совсем не была.
– Да ничего. Можно сказать, даже и не скучал, – отвечаю как можно более равнодушно. – А вот Крот места не находил.
– Бедный котейка! – хихикает Лили. – Приношу глубочайшие извинения!
– Скажи мне, а как ты решился вытоптать снег на крыше? Ты же боишься высоты!
– Это мне многого стоило. Но иногда перебороть страх – единственное, что нужно сделать.