Читать онлайн Бессонница бесплатно

Название: Бессонница

Автор(-ы): Мэд Эссенс

Ссылка: https://author.today/work/71901

Часть первая. Первые шаги.

Введение. Заря.

Я стою на границе невозможного мира. Лучшего из миров, какие мне только удалось застать за последнее время. Ни единого изъяна, совершенная чистота и удивительная красота. Вероятно, что ни один даже самый мощный компьютер не способен воссоздать хотя бы приблизительно такой же уникальный и безупречный мир, похожий на этот. Ни одна трёхмерная анимация не сравнится с обитающими здесь видениями, одним своим видом нагоняющие страх и неподдельный ужас. К счастью, ко всему привыкаешь. Совсем скоро тебе становится не по себе, когда ты перестаешь ощущать этот леденящий кровь холод, пронизывающий каждую клеточку тела во время того, как одно из видений проходить сквозь тебя.

Этот мир меняется по своей собственной физике, создаёт предметы исходя из собственной математики и химии, заселяется людьми следуя собственным представлениям о добре и зле. И к сожалению, добро и зло ходят рука об руку. Ни одному известному мне человеку не удалось избежать влияния необычайных пейзажей и завораживающей силы, что так рьяно лезет во все щели твоего тела.

Стоит только захотеть, как с неба польётся невероятной силы ливень и тут же закончится, как только ты об этом подумаешь. Захочешь – и тебя окропит кровавый душ, пожелаешь – и все твои враги падут ниц перед тобой, искусишься – и сам станешь жертвой своей безграничной фантазии. Даже имея полный контроль над своими мыслями твоя голова, твоё тело остаётся подвластно одному только случаю, слегка скрашенному твоими навыками и умениями.

Мир снов. Лучший из миров. Невозможный до такой степени, что одним только усилием мысли он может исчезнуть, взмах меча развеет любое сновидение, а пуля, выпущенная из пистолета, останется висеть в воздухе до подходящего момента. Не стоит думать, что раз это твои сны, то ты здесь царь и бог. Проходили, знаем. Всегда существует вероятность, что ты повстречаешь незнакомого тебе человека, который появится глубоко из недр подсознания. Ты видел его всего раз – может быть, это была девушка, что обслуживала тебя в магазине техники, а может и случайный прохожий, который задел тебя плечом и всего на миг обернулся, чтобы буркнуть холодное "извините". Я не стану лгать – это всегда страшно. Всегда с ужасом наблюдаешь за тем, как незнакомец подходит к тебе и пытается о чем-то рассказать, попросить о помощи, а то и вовсе защитить от кошмара.

Печально наблюдать за тем, как такие миры превращаются в прах. Разваливаются на куски, больше не подвластные ни уникальным физике, химии и математике, ни человеческим желаниям, благодаря которым этот мир и был создан. Присев на осколок гигантской скалы, что приземлилась в жалких миллиметрах от моего тела, я невероятно тяжело вздохнул и ухватился за рёбра, которые, вероятнее всего, были сломаны в нескольких местах. Голова раскалывалась, с виска текла ещё тёплая струйка крови, которую я размазал по лицу.

Буря возникла прямо над головой – оглушительно заревел ветер, иллюзорные деревья превратились в ошмётки, которые не встречали препятствия на пути и проходили сквозь моё тело, словно меня тут и не было. Ещё один признак того, что миру конец. Чернеющие тучи излились стеной дождя, но стоило первой капле достигнуть сухой земли, как остальные капли повисли в воздухе. Я приподнялся с осколка и в очередной раз пожалел о том, что мир снов для меня потерян. Красота, какую не описать ни словами, ни картинами – всё равно будет не так живописно и правдоподобно. Мириады капелек, которые в свете восходящего солнца переливаются всеми цветами радуги, создавая невообразимый по своей уникальности вид.

Стоило мне провести рукой по одной капельке, как она легко поплыла по воздуху и, зацепив несколько других капелек, слилась в одну большую. От этой капли более мелкие отскакивали, как бы обозначая – это предел, больше она в себя не возьмёт. Тогда возникла цепная реакция – капля за каплей, целое облако двинулось во все стороны, сливаясь и расталкивая более мелкие капли дальше, дальше к солнцу.

Меня шатнуло от ещё одной вибрации. Дрожь, подобная землетрясению, обвалила прямо передо мной огромную зияющую дыру в земле. Пропасть была настолько гигантских размеров, что упади в неё целый метеорит, я вряд ли бы смог увидеть то, как он её закроет. Тяжёлые мысли наводнили голову – если я не сделаю этого сейчас, то другой возможности не будет, я останусь в этом мире навсегда и умру так, как умирают люди во снах. На тот момент я ещё хотел пожить, знаете ли, потому отчаяние довело меня до этой попытки.

Я медленно подошёл к обрыву и грузно осел на колени. Как я и предполагал, у пропасти не было ни конца, ни дна. Единственная слеза прокатилась по молодой коже и скользнула в неизвестность, унося вместе с собой боязливость и мысль "А что же будет, если не получится?". Я закрыл глаза и склонился над пропастью, тело обмякло и меня потянуло вниз, в бездну. Сон не пришёл, как бы мне этого не хотелось. Что ж, других вариантов в запасе не было…

– Джон?

– Да?

– Мне кажется, ты забегаешь вперёд.

– Я… Правда?

– Возможно, тебе стоит попробовать ещё раз.

– Да, как-то я отвлёкся… Хорошо, начну с начала.

Глава 1. "А вы видите сны?"

Нет, серьёзно, вы видите сны? Такие красочные, невероятные, что постоянно возникает чувство невозможности происходящего? Такое фальшивое чувство, будто стоит хлопнуть в ладоши или ущипнуть себя, как марево уйдёт и вы очнётесь в мягкой уютной постели, все такие отдохнувшие и по-прежнему под впечатлением от того, насколько же большое у вас воображение? Каждый раз такое, правда?

Вот и у меня нет. Докучают сны, докучает сам сон, докучает вечное ощущение сонливости и вялости, невозможно бесит тот факт, что наши внутренние батареи надо подзаряжать. Миру бы стало намного легче от того, что появились бы люди без сна. Закрытые магазины, неработающие банки и фирмы государственных услуг, вечный график с 8 часов утра до 6 часов вечера. Вот захочется тебе выпить колы или энергетик на ночь глядя, а ближайший к тебе ночной магазин находится за несколько кварталов и ведь не факт, что у них будет хотя бы одно из двух! Хорошо хоть аптеки забыли об этих условностях. Аптеки заботятся о своих покупателях, ведь многим они спасают жизнь прямо здесь и сейчас. И нет, я не говорю о беспечных девчонках, которым посреди ночи захотелось перепихнуться и они берут вместо пачки контрацептивов тесты на беременность, или о вечных забулдыгах, которым давно запретили соваться в аптеку, потому они поджидают первого встречного и просят у него приобрести "бутылёк". Нет, совсем нет. Я говорю о самом себе.

Проблемы со сном, а вернее, с его избытком, начались ещё в школе. Класс, наверное, третий. Но кто в принципе будет обращать внимание на сонного школьника? "Они же дети, играет до упада, а потом спит на уроках! Знаем мы таких!". Пожалуй, это единственное, что мне сказали за всё время моего пребывания в школе. Но так или иначе, школу я бросил. Мать настояла на том, что её ребёнок не будет учиться в месте, где всем на него наплевать. Да, я рассказал матери о том, что слишком много сплю, что ещё мне оставалось? В те года я был, как бы так сказать…"Маменькиным сынком".

Моя мать работает администратором частного детского сада, и эта работа явно наложила на неё определённый отпечаток. Не подумайте, она любит детей! Очень. И вот эта самая любовь к детям стала моим наказанием. Я стал объектом её собственных программ по воспитанию, любой "эксперимент" всегда проверялся на мне, а уж потом, если был виден положительный результат, уходил "в народ", тобишь к родителям воспитанников. Такая политика явно не доставляла радости моему отцу, потому через пару лет после моего рождения он отстранился от семьи, а когда я пошёл в детский сад, то пропал окончательно. Не совсем помню, каким он был. Хотя чему тут удивляться. Помню лишь короткие стычки, когда мне в очередной раз запретили играть с машинками. Отец кричал, что так я вырасту размазнёй, тряпкой, слюнтяем, а мать парировала тем, что так я вырасту более покладистым и менее грубым. Кажется, как раз тогда он хлопнул дверью в последний раз и более я его не видел.

Отец наверняка даже и не знает, что со мной что-то не так. В десять лет мать начала таскать меня по всем врачам, каких только могла вспомнить. Ортопед, терапевт, отоларинголог, невролог, психолог, психиатр, хирург. Сколько слов в адрес моей матери я услышал, сколько ругани и желчи – не сосчитать. Однако, она добилась своего, и к одиннадцати годам мне таки установили диагноз – нарколепсия. Прописали гору таблеток, часть с недоказанной эффективностью, и они на долгое время стали моим спасением и обязательной частью рациона. Таблетку утром, вот эту гигантскую пилюлю и ещё одну таблетку в обед, три таблетки на ночь. Позже их сменили на комбинированную версию и осталась всего лишь одна пилюля в день. Тогда уж мой желудок облегченно вздохнул, потому что от предыдущих лекарств была уйма побочных действий на организм, а в особенности на кишечник, потому белый фаянсовый друг стал мне ближе родного отца. Как раз в это время я и перечитал все книги в доме, что остались и от отца в том числе. Большущая коллекция фэнтези и фантастики, ужасы Кинга и Лавкрафта, книги Азимова, Стругацких, Маккарти, Моэма, Толстого. В некоторых местах обшарпанные и обклеенные скотчем, они надолго завлекли мои мысли и совсем не удивительно, что я стал много рисовать и даже сочинять что-то своё. Получалось не очень. А жаль.

К семнадцати годам я уже свыкся со всеми лишениями, которые привнесла нарколепсия в мою жизнь. Тяжёлая работа выпала из жизни, потому как иной раз мне было настолько тяжело просто подняться по лестнице на десятый этаж своего дома, что после такого восхождения на Олимп я отдыхал минимум час. Длительные провалы в сон, которые я редко мог контролировать, лишили меня практически всех друзей. И тут же на помощь пришёл компьютер и интернет. Смартфон и плеер стали мне заменой живой музыки в театрах и барах, а чаты и видеозвонки спасли от полного одиночества. И именно в этот момент я понял, что жизнь во мне умрёт, если я не начну хоть как-то бороться с вечным сном.

Кола, энергетики, таблетки чистого кофеина, уйма кофе и сахара, двойная порция таблеток от нарколепсии. Я даже не задумывался, к чему это может привести, насколько сильно подорвёт моё здоровье, как отразится на сне. Я пил и ел всё, что содержало хоть какой-то источник "лишней" энергии в попытках заглушить вечную вялость и сонливость, за что был нещадно истерзан мой мозг. Мать ежедневно, а то и ежечасно вдалбливала мне в голову, что кофе и кофеин убьют мои зубы и сердце, от тонны сахара в коле и энергетиках забьются сосуды и я наберу уйму лишнего веса. Все мои запасы забирались чуть ли не силой, а иногда хватало и тяжёлого, жёсткого слова – муштра матери не прошла бесследно и мне всё чаще стало казаться, что "маменькин сынок" во мне живёт и здравствует.

Мне до тошноты не нравилось моё положение, отношение ко мне как к маленькому ребёнку, но я находил всё меньше вариантов как его изменить. Проклятая нарколепсия. Даже если бы я больше времени проводил со сверстниками, то большая часть нашего общения сводилась бы к моим коротким снам и вечному зеванию. Оттого и звонки матери ровно в девять вечера казались не просто звонком – это почти всегда был крик, который не хотелось слышать. Безропотность выполнения её команд наталкивала меня на мысли, что я не человек. Маленькая собачонка, которую уверенно тыкнут в лужу, если она сходит в туалет в неположенном месте. Любое неповиновение – и я был наказан, любой проступок – и я оказывался "неблагодарным отпрыском". Я всем телом понимал, что мать манипулирует моей врождённой мягкостью характера и лепит из меня то, что хотелось бы выставить на показ. Что-то, что не стыдно было бы поставить как небольшую статуэтку за стеклянную витрину в каком-нибудь фешенебельном музее авангарда или модерна и с высоко поднятым носом декламировать: "Это сделала я!".

И как бы мне не хотелось признавать правоту матери, но она оказалась права. Не во всём, как это обычно и бывает, но права. Лишнего веса во мне не прибавилось – спасибо быстрому метаболизму –, но я определённо стал чувствовать действие кофеина и таблеток на свой сон. Он стал… Расшатанным. Если раньше я мог точно сказать, что в ближайшие десять минут я отключусь, то теперь это чувство пропало. Я стал отключаться произвольно, но при этом быстро просыпался. Двухминутный сон, как вам такое? Здоровый сон в восемь часов разбился на сотни кусков, но даже так это было лучше, чем спать всегда и везде. Если я хотел заснуть на всю ночь – я не употреблял кофеин и таблетки. Просто как день.

Другим, более заметным проявлением каких-то изменений стали сами сны. Да-да, яркие пейзажи, непонятные события, изукрашенные накопившимися эмоциями за весь день, отрывистые и не имеющие чёткого начала, как и конца, сцены. Не знаю, каким именно образом я это понял, но… Я стал чувствовать себя во сне. Помните этот клишированный сценарий, который можно было увидеть в любом фильме, где упоминается сон? Герой оказывается в непонятной ситуации, всё запутано и странно, и чтобы проверить, не спит ли он, герой щиплет себя за руку. Мол, в снах ты не чувствуешь боли.

По такому же сценарию пошёл и мой сон, вот только щипок оказался чертовски болючим. Я чётко осознал, что целиком и полностью чувствую своё тело в месте, которое ну никак не может быть похожим на реальный мир. О чём может идти речь, когда я находился посреди римского Колизея, окружённый горой выброшенных с трибун сандалий? Вязкая, как кисель, материя, из которой был создан сон, тормозила движения моих рук. Стоило коснуться её, как ревущая толпа на каменных ступенях пошла рябью. Тогда я не догадался попробовать подумать о чём-либо другом, представить себе другое место, других людей, другую погоду. Тот сон, который открыл для меня возможность участия, закончился как и подобает обычному сну – резко, обрывисто, перетекая в следующий. Но с тех пор я пытался добиться этого эффекта всё чаще и чаще. "Галлюцинации" – говорит мне интернет. "Осознанные сновидения" – твердят форумы. "Реальность" – отвечу я.

Глава 2. Сомнамбула.

– Твоя мать рассказала, что у тебя есть какие-то проблемы со сном. Вроде, ты спишь всё время?

– Да, вроде того. Ужасное чувство, вечная сонливость, усталость…

– А сны снятся? – мужчина заискивающе и лукаво посмотрел мне в глаза.

– Да, снятся. Странные сны…

И когда я говорю странные, то я даже не преувеличиваю. Посмотреть бы на вас, когда в ваших сновидениях вокруг кружит толпа каких-то крылатых созданий с клыками больше вашей кисти. И будь это обычный сон – вы были бы уверены, что случись нападение одной такой твари или всего роя сразу, то вы бы проснулись и в холодном поту вышли бы к умывальнику глотнуть холодной воды и умыть лицо. Я же ощущал себя как открытый нерв. После того болезненного щипка меня не покидало ощущение, что моё тело во сне и наяву связаны более, чем неразрывно. Это одно и то же тело, которому во снах теперь угрожает опасность. Каким образом эта опасность затронет меня наяву – даже не представляю, но теперь во всех снах мне удаётся прорвать запланированный моим сознанием сценарий и в случае непредсказуемой ситуации унести ноги подальше.

Внутренний страх и тревога не давали моему телу отдыха. Каким бы безобидным не казался сон, я всегда подозревал в нём какую-то скрытую угрозу, опасность, исходящую от неизвестного мне объекта. Будь я на ромашковом поле или в замке древнего графа – буквально всё для моего воспалённого сознания ощущалось как источник опасности и вреда.

Вместе со страхом пришло и любопытство. Мы всегда боимся непознанного, но как только нам приоткрывают секрет этой тайны, то необъяснимую тягу невозможно удержать. Я стал своего рода экспериментатором собственных снов. Насколько далеко они могут уйти под действием различных факторов? Хоть даже обычная трава щекотала мои нервы, я засматривался любовными мелодрамами и видел себя в объятиях героини фильма. Уж она-то точно могла воткнуть в меня нож или придушить на месте, но этого не происходило.

Прочувствовав этот момент, я решил идти дальше. Шли в ход и боевики, фильмы о войнах, триллеры, детективные истории – словом, всё, что могло бы хоть как-то создать вероятность вреда для меня. И снова всё мимо. Пули летели рядом, но не попадали, всякая объяснимая чертовщина, свойственная триллерам, никак меня не затрагивала. Как только я вырывался из сценария сна, я тут же становился обычным прохожим, массовкой для фильма. И скажу я вам, что наблюдать со стороны за невероятными сценами, до этого несозданными даже в самых дорогих блокбастерах – поистине удивительное и притягательное чувство.

Таким образом я развлекался со своими снами достаточно долго. Мать, естественно, была против того, что я днями напролёт зависаю за компьютером и всё меньше времени уделяю учёбе и работе по дому. "Джонни, ты должен будешь как-то зарабатывать!", "Джонни, снова посуда не помыта?", "Джонни, мать не будет вечно тебя опекать!". И слава богу.

Словом, я был доволен своим положением. Картины разворачивались в моей голове подобно съёмочной площадке, с которой я мог в любой момент выйти и прогуляться до ближайшей забегаловки, чтобы заказать чизбургер. С двойным сыром, пожалуйста!

Ни с чем не сравнимое чувство лёгкости, с которой я перемещался по миру снов, пугало и завораживало в одно и то же время. Если бы люди могли летать, то, вероятно, они бы испытывали подобное чувство во время первого отрыва от земли. Неслышным шагом я ступал по сухому асфальту, мокрой плитке тротуаров, горячим пескам пустынь и водной глади. Совершенно потеряв чувство самосохранения, я лез под пули автоматов, бил по лицу мордоворотов в двое больше меня самого, пытался отбиться от меча деревянной дубинкой. Адреналин бил в кровь ежесекундно, весь мир кружился вокруг совершенно другой точки, в то время как меня никто не замечал и считал, как мне кажется, пылинкой, что так назойливо лезет в глаза.

Такие приключения оставляли неизгладимое впечатление. Они давали сотни, тысячи вопросов и ни одного ответа. Главным, конечно же, оставался вопрос "А есть ли другие люди, что могут управлять сном?". Я просыпался день за днём и пытался найти в интернете хоть какую-то информацию касательно именно таких снов. Не осознанных сновидений, не шизофренических галлюцинаций, известных как "тульпы", а конкретно о снах, в которых ты живёшь. Тщетно. Все попытки провалились, а некоторые оставили ещё больше вопросов. Городские психопаты, которые утверждают, что видели и пережили всё на свете, давали только бредовые размытые ответы, в которые я в жизни бы не поверил.

Тогда я решил действовать по-другому. Я создал несколько аккаунтов с различными именами на форумах и пытался пробиться напролом. В лицо говорил, что обладаю способностью управлять сновидениями, в красках описывал, что вижу и как с этим взаимодействую. Но… Кто-то меня просто высмеял, кто-то пожелал, чтобы я обратился к психиатру и полежал недельку в дурдоме. Эх. Каким бы ни был ответ, меня он в это время устроил. Как и с любой другой новостью, которая ложечкой выедает тебе мозг, главное для тебя – убедиться в том, что это уникальный случай. Если и не уникальный, то один на миллион. Тогда сразу становится легче совладать с собой и своими эмоциями, меньше вероятность наделать нежелательного шума. Над тобой просто посмеются, как и над сотней других дурачков, только среди них ты будешь выделяться тем, что ты не дурак.

Как-то, очередным размеренным вечером исследуя ответы на форумах и в других социальных сетях, я наткнулся на короткую ссылку с достаточно доверительным комментарием. Что-то в духе: "Не знаю, бредишь ты или нет, но глянь вот это видео, там достаточно много рассказано о снах как таковых, может и тебе поможет." Как только я перешёл по ссылке, то меня тут же перенаправило на какой-то непонятный сайт, наверное, специально созданный для этого ролика.

Отвратительное полуразложившееся тело, всё в язвах и чёрных гнилых струпьях валялось на куске асфальтированной дороги. В глазницах рылись личинки мух, сами мухи летали над телом внушительным роем и то садились, то вновь поднимались в воздух. Закадровый голос достаточно бодро окрестил этот труп "соседом Фрэнки" и пнул его кровоточащую ногу. И тогда я осознал то, что повергло меня в дикий ужас и панику, меня затошнило. "Сосед Фрэнки" был жив, но истерзан до такой степени, что ничем не отличался от трупа. Я больше не мог воспринимать речь этого убийцы, хотя он о чём-то говорил и говорил. Меня мутило, изображение плыло перед глазами, я пытался нащупать кнопку закрытия браузера, но ролик оказался с вирусом, а потому не дал мне это сделать. Человек за кадром свистнул несколько раз и почти нежно произнёс: "Кушать, пёсики!". Спустя несколько секунд в кадр влезли четыре добермана и принялись очень жадно отгрызать от ещё живого и стонущего тела "Фрэнки" куски мяса. Прошло не больше тридцати секунд, а вся правая нога тела уже была обглодана до кости. Тогда человек за кадром повернул объектив камеры на себя и я увидел бородатое лицо, скрытое за врачебной маской и тёмными очками-авиаторами. Человек весело произнёс "Увидимся на следующей неделе!", после чего ролик закончился.

Меня вывернуло на изнанку. Несколько раз. Животный страх от осознания, что этот человек – маньяк, и убил уже не одного человека, надолго повесил замок на моём желании смотреть хоть какие-то видеоролики. Но факт, от которого мои руки ходили ходуном, от которого зубы стучали, а тело зашлось в неконтролируемой дрожи… Факт – сегодня ночью этот кошмар не отпустит меня. Я никак не смогу увернуться от него, не смогу убежать от ужаса за материю сна и понаблюдать за тем, как эти собаки будут грызть кого-то другого, хоть этого мне хотелось меньше всего. Ещё больше угнетало то, что я не смогу так просто взять и не спать всю ночь. Я обязательно засну, каким бы количеством сахара и кофеина я бы не заполнил тело. Хоть коли чистый адреналин, чтобы избежать участи быть съеденным заживо, но абсурдность такой идеи и всей ситуации в целом поражает.

Я положил все силы на то, чтобы не заснуть. Вполне ожидаемо, что это никаким образом не помогло. Ни кофеин, ни энергетики, ни таблетки. Я провалился в сон, всё такой же расшатанный и нестабильный, и мог лишь понадеяться, что проснусь через две минуты. Мне было дико страшно от одной мысли попасть в снафф-ролик с собственным участием, как бы бредово это не звучало. Сейчас, в этом месте, в это мгновение было возможно всё.

Я оказался в некогда красивом, но давненько заброшенном доме. Бревенчатые стены, миниатюрные картины, увешанные паутинной мозаикой, скрипучие половицы из ошкуренного дуба. Это был добротный старый сруб, которому могло быть как пятьдесят лет, так и все двести. Пейзаж за окном вводил в глубочайший ступор. Он не отражал ничего. Ни меня самого, ни тёмные стены, ни чудный натюрморт прямо напротив окна. Я чувствовал непонятное тепло, которое исходит из-за окна, но ни его источника, ни какого-либо свечения я так и не разглядел.

На всякий случай ущипнув себя, я вновь почувствовал боль, многократно усиленную горьким чувством приближающейся беды. Поводив перед собой руками я застонал – материя сна не колыхнулась. Выхода из сна просто не было, а значит придётся идти по заранее спланированному сценарию, созданному моим сознанием.

В очередной раз оглядев сруб я не увидел никаких отличительных особенностей, которые могли бы выдать в этом месте какие-то секретные дверцы или маленькие лючки. Банально, но даже шкафы здесь были заперты, о старом потёртом сундуке для вещей и говорить нечего – на него был навешан ржавый искорёженный замок, который, по ощущениям, полежал в воде с десяток лет. Ни пыльные ковры из толстой пряжи, которые я одёргивал в поисках лазов под пол, ни толстые шёлковые занавески, которые пришлось сорвать, потому как металлические крючки заржавели внутри гардины, ни старая каркасная кровать с двуспальным матрасом, набитым слежавшимся войлоком – ничего не таило в себе или за собой способа уйти в целости и сохранности, либо же – на худой случай – вернуться обратно и забаррикадироваться.

Я упорно игнорировал свой единственный выход, лишь изредка бросая на него нервный взгляд, и чем больше я убеждался в своём безвыходном положении, тем более нервным и испуганным я становился. К горлу подкатил горький комок, и если бы не элементарный самоконтроль, то я бы забрызгал рвотой все стены этой по-своему уютной комнаты. К глазам подступили слёзы. Даже не коснувшись старой потёртой латунной ручки, моё сознание, отдельное от сновидения, уже начало рисовать искажённых демонов с собачьими мордами, которые капают на крепкий деревянный пол густой, почти чёрной кровью. Кап-кап-кап. У собак разорваны брюха, глаза горят нездоровым, инфернальным огнём, а вой слышен за многие километры. И все они идут за мной, чтобы испоганить чей-то ещё пол уже моей густой, почти чёрной кровью.

Руки не слушались, потому пришлось приложить удивительно большие усилия для того, чтобы просто повернуть дверную ручку и не упасть в обморок. Дверь открылась, легко пискнув петлями, и я увидел перед собой темноватый коридор, который, однако, освещался старыми, но красивыми электрическими канделябрами с лампочками в виде свечек. Освещение хоть и было тусклым, но слегка отвлекало от кромешной темноты, которая словно давила на сознание, проникая сквозь непроглядное окно комнаты.

Секундная лёгкость сменилась ещё большим отчаянием и паникой, стоило мне только взглянуть по сторонам. С виду узкий коридор что по левую сторону от меня, что по правую уходил на сотни метров вдаль, разделяясь на десятки и десятки таких же коридоров. Даже если бы я захотел сдвинуться с места, то непременно бы заблудился в собственном сне и практически со стопроцентной вероятностью оказался бы в ловушке одной, а то и нескольких собак. Этот кошмар не отпустит меня.

Я и не заметил, как слёзы побежали по лицу. Прав был отец, когда неустанно спорил с матерью. Я же слюнтяй! Тряпка, которая в мало-мальски стрессовой ситуации льёт слёзы. Но как же страшно становилось просто от того, что ты знаешь о том, что это сон. Не явь, не виртуальная реальность, а всего лишь сон. Я ведь знаю, что могу вырваться из условного сценария! Но почему этот кошмар не действует по правилам сна…?

Стучащими от страха и тягостных эмоций зубами я закусил губу и невольно прислушался. Вокруг стояла мертвецкая тишина, не слышно было ни лёгкого гула ветра, ни скрипа половиц, ни каких-либо других звуков. Я позволил себе слегка расслабиться, перевёл дух и предпринял почти отчаянную попытку определить, один ли я в этом месте. Невероятно сложно было просто заставить себя сказать хоть слово, не говоря уже о том, чтобы крикнуть, но сделать это было необходимостью, а не желанием. Выдавив из себя короткий "ЭЙ!", я тут же остервенело замотал головой из стороны в сторону, пытаясь удержать сердце в груди. Глаза полные страха и паники впивались то в один, то в другой коридор, ежесекундно ожидая появления хоть кого-нибудь.

Спустя несколько минут непрерывного давления со всех сторон я сдался. Ни одного звука так и не последовало. От гнетущей атмосферы этого злосчастного места разболелась голова, тусклое освещение выдавливало глаза из орбит, холодная темнота, сочащаяся из окна комнаты, пробирала до костей.

Предпринять повторную попытку было также тяжело, как и в первый раз. Вновь потребовалась долгая подготовка, вновь приходилось унимать дрожащие губы. На этот раз крик получился слишком громким. Невероятно громким. Раскатистым эхом он пронёсся, казалось, по каждому отдельному коридору, и если бы моей целью было согнать всех обитателей этого места несмотря на его размеры, то у меня бы это определённо получилось. На кой чёрт я это сделал?! Что же теперь будет?!

Уже минуту спустя я услышал шаги собственной смерти. Крохотные шаги. Шаги когтистых лап, которые осторожно царапают деревянные половицы. Я взмолился всем богам, до которых только смог додуматься, чтобы это оказался обычный сон. Чтобы головная боль и паническое дыхание были лишь грамотно воссозданными эффектами воображения. Чтобы дрожащие руки и колени были всего лишь иллюзей и объяснялись тем, что спящий я скинул с себя одеяло. Шаркающих, лёгких шажочков становилось больше и больше, они сливались в дикую агонию моего воображения, били по барабанным перепонкам словно выстрелы из пистолета. Ситуация усугублялась тем, что я попросту не знал, откуда ждать удара. Я всё также истерично мотал головой из стороны в сторону, ловил какие-то невероятно обезображенные тени, которые тут же исчезали и появлялись вновь. В какой-то момент я просто сел на пол и, укрыв голову руками, сжался в комок.

Шаги затихли. Я могу поклясться, что ещё секунду назад стоял невыносимый гул от страшного шарканья по полу! Отчаяние накрыло с головой, потому я не придумал ничего лучше, чем выглянуть из своего "убежища" и осмотреться. И о боги, лучше бы я этого не делал.

Сотни. Уверяю вас, сотни! Никак не меньше этих чёртовых созданий столпилось прямо у разветвления коридоров. Что по левую, что по правую стороны – они стояли и молча наблюдали за моим трясущимся тельцем, что вжалось в стену и сползло на пол. Не будь я так уверен в том, что это сон – бьюсь об заклад, что тут же потерял бы сознание. Я панически боялся шевельнуть хоть пальцем, сглотнуть или дёрнуть хотя бы мускулом на лице. Эти безбожные твари точно меня сожрут. Обгладают как и соседа Фрэнки, оставив лишь окровавленную кость.

Внезапно, они зарычали. Не одна, не две – сразу вся свора. Оглушительный рык почти сразу преобразился в дикий, истошный лай. Тотчас спрятав голову я смог лишь представить себе, как широкие пасти брызжут пеной, а здоровенные острые клыки лязгают по челюстям.

Минута – и шажки с куда большей скоростью понеслись на меня. За это мгновение я успел мысленно попрощаться со всей роднёй, с немногочисленными друзьями и знакомыми, обнять мать и приготовиться к смерти. Но к моему глубокому удивлению, меня пихнула вполне себе человеческая нога, которая расхаживала, очевидно, на высокой шпильке.

– В комнату. Живо! – крикнул приятный женский голос и за лаем одичалых собак я смог услышать звук досылаемых патронов.

Заперевшись внутри комнаты, которую я осматривал до этого, я заскочил на кровать и по-детски укрылся одеялом с головой в надежде, что меня это каким-то образом спасёт. Рой мыслей ударил в голову, разжигая жгучее и нестерпимое любопытство. Кто эта девушка? Как она попала ко мне в кошмар? Она что, вооружена?!

Не успела последняя мысль пронестись в голове, как тут же я услышал выстрелы из нескольких пистолетов. Лай собак вгрызался в сознание и нагонял теперь совсем необычное для меня чувство – переживание за другого человека. Если эта девушка также реальна, как и я сам, то ей грозит чудовищная опасность. Выстрелы не смолкали, зато смолкал лай. Всё чаще становились слышны повизгивания и хрипы, стук тел о половицы и стены, ругань девушки за стеной. Я позволил себе выглянуть из под одеяла и краем глаза заметил, что непроглядная темень за окном, словно поглощающая весь свет, дрожит. Рябит как и материя сна! В голове проскочила шальная идея, которую я тут же попытался воплотить в реальность. О, фиаско! Окно оказалось приколоченным к раме, а стекло не разбивалось. Видимо, это далеко не такой обычный сон, как того хотелось бы мне. И просто так я из него уж точно не выйду.

Бросив попытки разбить окно я и не заметил, что все звуки вновь пропали. Мягкий, рассеянный свет проникал в комнату сквозь пулевые отверсия в стенах – оказалось, что иллюзия стен бревенчатого дома создавалась тонкими панелями из дерева. Тяжёлый вздох – и дверь комнаты с грохотом приземлилась передо мной, отчего я невольно задержал дыхание.

Среднего роста девушка с чёрными как смоль волосами под каре сделала шаг в мою сторону. Шпильки чёрного глянцевого цвета сантиметров пятнадцати, не меньше, возвышали её надо мной, худощавое тело без прикрас можно было назвать вполне обычным для большинства девушек. На вид ей было около двадцати пяти, хотя тонкое облегающее платье из синего атласа слегка молодило её. Непонятно, где и как она хранила оружие, но в данный момент его при ней не было, хоть я и могу поклясться со всей уверенностью, что слышал сотни выстрелов. По впалым щекам и высоким скулам стекала капельками собачья кровь, а на слегка вздёрнутом тонком носе были видны несколько царапин, впрочем, как и на узком лбе.

– Собачек, значит, боишься. – с лёгкой издёвкой сказала она.

– Я… Что? – в полном недоумении промямлил я.

– Говорю, собак боишься? – раздражённо повторила она.

– Да… То есть нет… Это из-за видео.

– Неужели опять снафф? Я уж думала, что этим лишь совсем детей можно напугать. – она поджала губы и сложила руки на груди.

– Они…?

– Да, всех перебила. Должна сказать, что воображение у тебя бурное.

Я окончательно запутался в происходящем. Надо было собраться с мыслями и идти по пунктам, чтобы совсем не проворонить момент. Ведь, как мне кажется, я встретил ещё одного человека, который контролирует свой сон! Совсем необдуманно я потянулся рукой к девушке, за что вполне оправданно получил пощёчину.

– Эй-эй-эй! Руки!

– Чёрт, я лишь хотел убедиться!

– В чём? В реальности меня? Думаешь, твоя пустая голова создаёт эти диалоги? Или твоя голова придумала меня, учитывая то, что ни ты меня, ни я тебя даже не знаю?

– Ладно… Что ж, одним вопросом меньше. Тогда…

– "Где мы?", хотел ты спросить? Во сне. В данный момент в твоём. Милое местечко, хоть и пахнет дохлой собакой.

– Как ты тут оказалась? – не унимался я.

– Пришла по твою душеньку, как же ещё! С собаками расправилась, теперь твой черёд. – сказала девушка и достала из-за спины длинный двуствольный револьвер, хотя мгновение назад его попросту не существовало. Уперев его стволом в меня, девушка заметила мою усиливающуюся панику и страх и весело засмеялась. – Ладно-ладно, просто шутка!

– Ты… Ты…! – только и мог я выдавить из себя.

– Сука? Я знаю. И отвечая на твой вопрос, я пришла чтобы тебя уберечь. Вытащить из беды. Спасти утопающего. Протянуть руку помощи и всякое такое.

Переведя дух и осмыслив ею сказанное, я задал наиболее интересовавший меня вопрос.

– То есть, ты тоже можешь ощущать себя во сне? Можешь прорваться за грань этой непонятной материи, что окружает нас во сне, и бродить между снами?

– А ты… Так, хорошо. Я думала, что ты очередной дурачок, который насмотрелся ужастиков на ночь несмотря на то, что всегда прудит в штаны, увидев страшную мордашку, но ты меня удивил. И… Давно? В смысле, давно ты понял, что можешь контролировать сон?

– Неделю назад, может две. По началу боялся любой травинки, но потом втянулся. Знаешь, как классно…

– Не знаю. И знать не хочу. – перебила меня девушка. – Ты наверняка смотрел уйму боевиков и бегал под пулями с деревянной палкой, представляя, будто сам Джон Рэмбо, так?

– Ну…

– Тогда ты всё-таки такой же, как и все. Но это даже радует.

– Есть и другие?!

– Есть куда больше, чем ты можешь пока понять. Развлекайся, пока есть возможность, но лучше в такие передряги не попадай. Я или кто-либо другой из Сомнамбулистов можем попросту не успеть. И тогда тебе уж точно не удастся выбраться из сна.

– Сомна… Кто? О чём ты? Как мне отсюда выбраться?

Девушка развернулась и не спеша вышла из комнаты, кинув лишь короткое:

– Ляг спать. И не пялься на мой зад!

– Но… – обронил я последнее слово в уже пустой дверной проём.

Стоило мне выбежать в коридор, как я обомлел и всерьёз задумался над своей нормальностью. Произошедшее не поддавалось никакому объяснению, особенно учитывая то, что случилось прямо на моих глазах. Она настоящая! Живая! Что она делает в снах – загадка, но она точно не может быть плодом моей фантазии. Я слышал, как она говорит, о чём она говорит, чувствовал ещё тёплое дуло револьвера у себя на груди. Но собаки… Никакого подтверждения тому, что сотни невесть откуда взявшихся псин мертвы, потому как коридор был абсолютно чист. Ни дыр от пуль, ни луж крови, которые определённо должны были остаться на полу, ни царапин от собачьих когтей.

Я вновь почувствовал такое неприятное и тревожащее чувство настигающего страха. Вот он поднимается от ног, потому как я чувствую то, как напряглись бёдра и икры; следует в желудок и грудь, скручивая и стягивая каждый орган по отдельности; доходит до горла комком желчи и горькой слюны, добираясь острыми молниями нервных импульсов до мозга. Не стоит испытывать судьбу. О девушке, собаках и коридоре я вполне смогу подумать и завтра днём, сидя за обеденным столом с чашкой кофе в руках.

Панически пятиться назад и не издавать шума просто невозможно, потому я попросту забежал в комнату и попытался поднять лежавшую на полу дверь. Приставив её к дверному проёму, я совсем неожиданно для себя почувствовал не тепло старого дома, а достаточно сильный холодный ветер. Обернувшись, я замер в очередной раз. Стены, как и потолок вместе с полом, исчезли. Голубоватая дымка как лёгенький туман над прохладной рекой жарким летним утром струилась по невесомости. Она была такой же непроглядно тёмной, как и вид за окном остатков комнаты, и источала такое же смертельно неприятное чувство, будто из этой темноты на тебя смотрят тысячи глаз одновременно.

Единственным предметом, который хоть как-то ассоциировался в моей голове с пропавшей комнатой, была кровать, и как раз она и осталась стоять на месте, зависнув в пространстве. Заснуть во сне? Правда ли это так и работает? И что же, если я и дальше буду попадать в чудовищно реалистичные сны, то каждый раз мне придётся искать кровать?

Я больше не захотел разбираться в этом месте. Ни в этом месте, ни в каком либо ещё. Мои нервы были на пределе, я шарахался от каждого звука этого странного, до невозможности противоречивого мира. Мне казалось, что будь здесь хоть миллион других предметов, эта тьма, подёрнутая голубоватым туманом, съела бы весь эффект их присутствия. Другими словами, даже в полностью заполненной "комнате" я бы чувствовал себя так, будто стою в гигантском пустом бассейне, которому не видно ни конца, ни края. А передо мной стоит одинокая двуспальная кровать.

Почти в бреду я взобрался на пыльный матрас и укрылся грязным толстым шерстяным одеялом с головой. Мысли одолевали моё сознание всё больше и больше, вытесняя слабую, но такую важную потребность в сне. Совсем скоро холод пропал, сменяясь уютной теплотой, и мне действительно захотелось спать. Внезапный короткий скрип кровати – и я с невероятной скоростью падаю в глубокую, непросветную неизвестность. От громкого крика и катящихся слёз я закрываю глаза и, открыв их снова, оказываюсь на своей кровати вблизи разрывающегося будильника.

Глава 3. Первый шаг.

– Здорово, наверное, видеть такие сны! Эмоции – ух! – смеясь сказал мужчина.

– Не очень. Голова после таких болит. – сухо ответил я.

– Джонни, а ты и не рассказывал мне про свои сны. – встряла в разговор мать.

– Погоди, Сэмми, у парней вроде него всегда есть секреты. Правда, Джон? – понимающе улыбнулся мужчина.

Секреты… Как не таить от родной матери, которая во многом была тираном моего детства, такие элементарные вещи? Риторический вопрос, который не стоит ни затраченных сил на раздумья, ни самого факта существования. Но ей, однако, кажется это чем-то сверхъестественным. Надеюсь, что ни одна мать, которая хотя бы помыслит о создании идеального подопытного кролика, не сделает этого. У вас ничего не получится, но пожинать свои плоды придётся. И уж боюсь, что не выйдет как с прокисшим домашним вином или неумело сделанной утварью – эксперимент неудачен, и то другое уйдёт в мусорку, в отличие от ребёнка.

Так или иначе, матери об этом кошмаре я не обмолвился ни словом. Я готов был поклясться, что проснулся от собственного истошного крика, способного разбудить даже мёртвого, но спящая мать, которая обычно просыпается от лёгкого шороха рядом с ухом, разубедила меня в этом. Значит, это было во сне. Значит, меня действительно спасла незнакомая девушка. И значит, я не одинок.

Выпросив у матери немного денег якобы на личные расходы, я завалился в ближайшую кафешку под названием "Штопор", в которую частенько приходил в тайне от матери и заказал "как обычно": две чашки самого крепкого кофе в мире с говорящим названием "Предсмертное желание" и несколько сэндвичей с мясом и сыром. Дженни – юркая смешная девушка с копной кучерявых рыжых волос – быстро выставила заказ на стол и с приятной улыбкой протянула:

– Кофе за счёт заведения. Босс уже три месяца смотрит на то, как ты выпиваешь чашку за чашкой и даже не морщишься. "Такой клиент нам нужен!", говорит. Приятного аппетита.

– Спасибо, Дженни. – вяло улыбнувшись, ответил я.

Стоило ей убежать на кухню, как я заметил краем глаза полноватого мужчину в белой рубашке и подтяжках. Отпив кофе и притворно скорчив мину, я таки распалил в нём то самое победоносное чувство – он "выстрелил" сжатым кулаком в потолок и по-детски захихикал, очевидно, не заметив того, как я за ним наблюдаю.

Хорошее место. Из тех мест, в которые хочется возвращаться не только за вкусной едой, но и за чувством защищённости и уюта. Этот мужчина, Люк Фуллер, был своеобразной горой, на которой держался этот, с позволения сказать, вагон-ресторан. В действительности сделанный из двух параллельно сваренных вагонов, он настолько выделялся среди однотипных трейлеров-забегаловок, что негласно стал символом этого района. Сам мистер Фуллер был из того типа мужчин, которым палец в рот не клади – откусит, а потом погонится за тобой с битой. Не зря я сказал про чувство защищённости – уж сколько раз сюда наведывались мелкие карманники или сволочи понаглее, но каждый из них вылетал либо с разбитой головой, либо со сломанной рукой. Мистер Фуллер чтит свой дом и заработок, а потому он отплачивает ему сторицей, являясь одним из самых популярных мест не только на районе, но и в городе.

В духе тех самых приятных девяностых годов, с тонной виниловых пластинок разных рок и метал исполнителей, начиная Джими Хендриксом и Чаком Берри и заканчивая уже постриженной Metallica с вечно пьяным Джеймсом Хетфилдом и только-только набирающей популярность "новой" волной метал музыки вроде скрытых за стрёмными масками музыкантов из Slipknot. Несменные AC/DC и Nirvana, Tool и Judas Priest, Megadeth и Sepultura – в фанатичной преданности мистера Фуллера тяжелой музыке сомневаться было просто безумием. Где-то рядом с древним музыкальным проигрывателем лежали десятки номеров музыкальных журналов и вырезок из газет. Отдельная гордость – фотографии самого мистера Фуллера с некоторыми иконами тяжелой музыки.

Весь в приятного цвета красном бархате, чёрных кожаных креслах, шикарным бильярдным столом и богатым баром, это заведение порой могло посоревноваться с каким-нибудь ресторанчиком среднего класса, несмотря на то, что на кухне орудовал всего лишь клон Рикки Джервейса, похудевший килограмм на тридцать, да хрупкая и миловидная Дженни, выполнявшая и роль официантки в том числе. Ни разу за всё время я не видел ни Дженни, ни повара Пута, ни самого мистера Фуллера хоть чем-то озабоченными или расстроенными. Складывалось впечатление, что созданная этим местом атмосфера выгодно сказывается и на работниках, и на посетителях. Во всяком случае, мне здесь всегда было спокойно и уходить зачастую даже не хотелось.

Взбодрившись и слегка позавтракав, я двинулся шастать по улицам в глубоких раздумьях на тему того, что же теперь делать с собственными снами. Очевидно, от этого вряд ли куда-то можно убежать или спрятаться, особенно в моём случае. Потому оставалось лишь воспользоваться моментом и стать как минимум более закаленным для таких встреч. Эта девушка… Она не выходила у меня из головы. Она создала оружие, просто протянув руку за спину. Интересно, а она также владеет им и в реальной жизни или это лишь иллюзия? Собственные мысли, которые материализуются подстать ситуации?

Обходя встречных прохожих, я вспомнил о том, что совсем рядом со "Штопором" есть магазин оружия. Ноги сами понесли меня в нужном направлении, хоть я и до последнего сомневался в том, что это правильное решение. Глаза матери натыканы повсюду благодаря родителям её воспитанников, которые знают меня будто одного из своих собственных детей. Потому прознай хоть один из них, что я наведывался в оружейный магазин – пиши пропало, скандал неизбежен.

Робко остановившись у высокой стеклянной двери, я ещё раз обдумал свои действия и достаточно неубедительно пришёл к выводу, что просто посмотреть ведь никем не запрещено, так? Потому, сглотнув, я вошёл в просторное помещение, уставленное стеклянными витринами с толстыми стёклами, а может, и с акриловыми панелями. Вид был поистине завораживающий, влекущий и опасный.

Мне не нужно было убеждаться на собственном примере, что оружие – это опасно. Что оружие причиняет боль и несёт смерть. Я не маленький ребёнок, которому надо было разжёвывать все законы нашего штата касательно оружия и способах его хранения. Все бесчисленные исследования на тему того, каким образом наличие оружия у любого человека искажает реальную статистику убийств по стране и как влияет постоянное нахождение вблизи оружия на подрастающего ребёнка. Мы пропустили этот момент ровно тогда, когда позволили снимать боевики в неограниченных масштабах и с применением реального оружия. Для нас уже практически культовыми стали Джон Рэмбо и Терминатор, бесчисленные персонажи Сталлоне, Шварценеггера и Стэтхэма. И как бы не хотелось это признавать, но пропаганда оружия в нашем мире ушла далеко за пределы разумного, сказываясь как на административных решениях отдельных городов и штатов, так и на общегосударственном уровне.

Дверь за спиной тихонько прикрылась, звякнул небольшой колокольчик и на шум вышел продавец. Если бы меня хоть когда-нибудь попросили привести пример самого стереотипного американца, то я бы назвал именно этого продавца. Слегка полноватый, в кепке с надписью "AMERICA", красной клетчатой рубашке и жилете, в ковбойских сапогах, в которые заправлены штанины ярко-синих джинс с поясом из кожи, на который навешена тяжёлая бляха. Трёхдневная щетина вкупе с очками-авиаторами золотистого цвета довершали образ иконы стереотипов. Он неприятно жевал жвачку, громко чавкая при этом, но даже это не оттолкнуло меня от навязчивой идеи пройтись глазами по полкам, заваленным уймой разнообразного оружия и патронов к ним.

Куда бы я ни пошёл продавец безмолвно наблюдал за мной и всё также противно жевал жвачку, поминутно надувная здоровенные пузыри, которые громко лопались в образовавшейся тишине и действовали на нервы, заставляя меня вздрагивать, особенно учитывая то место, где я находился. Каждый из этих хлопков отдавался в голове реальным звуком выстрела пистолета, так сильно впечатлившего меня в собственных сновидениях, и я будто наяву ощущал теплоту двуствольного револьвера у себя на груди.

– Вы не могли бы не жевать жвачку так громко? – тихо спросил я. Впрочем, такой громкости хватило и продавец меня прекрасно услышал.

– Канешн'. – безэмоционально отозвался продавец, даже не удосужившись воспользоваться правилами приличия. Неотёсанность – есть. – Будешь что-нибудь брать? Или чисто посмотреть пришёл?

А вот теперь он поймал меня на моей слабости. В силу воспитания, отказывать людям мне было крайне сложно. Независимо от того, насколько неприятен мне человек, я вряд ли откажу ему в просьбе или услуге. В крайнем случае, я сделаю всё, чтобы даже после моего согласия улизнуть из неприятной ситуации. Да, иногда это похоже на бегство от проблемы, даже чаще чем оно того стоит, но поделать с собой ничего не могу. Эта природная мягкость и трусость, лишь укреплённая бравыми попытками матери создать произведение бесформенного искусства с характером согретого солнцем пластилина, поддается перековке куда хуже, чем вам кажется. И даже такие неприметные маркетинговые ходы, хоть и сильно обезображенные вульгарностью продавца, производили на меня тоже самое впечатление, что и рядовая просьба – в первую очередь это вопрос, на который надо дать ответ, а лишь потом хитрость, уловка или что там ещё.

Я не сразу смог ответить на вопрос, продолжая разглядывать витрину за витриной, пока не набрёл взглядом на точно такой же двуствольный револьвер, какой видел у той девушки из сна. Присвистнув от его цены, я услышал за спиной лёгкий смешок и мерное, по прежнему громкое, чавканье.

– Даже не думай, парень. Он тебе точно не по карману. И в целом, большая часть этих горячих штучек не вписывается в бюджет, накопленный на школьных завтраках.

– Я не хожу в школу. – обиженно ответил я.

– Тем хуже для тебя, потому что в таком случае лишним деньгам в твоём кармане не откуда взяться. – победоносно заявил ходячий стереотип. Жажда денег – и тут не промах.

– Я не хожу по опасным местам с полным кошельком денег. Я не идиот.

– Это магазин оружия – опасное место? – в его глазах читалась смесь жалости и пренебрежения к такому глупому, необразованному пацану вроде меня.

– По статистике больше восьми тысяч единиц оружия крадут прямо из магазинов. Примерно в шесть сотен магазинов ежегодно вваливается отморозок или даже несколько с такой же краденной пушкой и хапает столько, сколько сможет унести, чтобы потом перепродать на чёрном рынке. Вы всё ещё считаете свой магазин безопасным местом? А я ведь мог быть как раз таким мелким ворюгой, которому захотелось лёгких денег.

– Эй! Захлопнись! – вскипел мужчина за прилавком, проглотив жвачку.

Его гнев немного остудил мою спесь, но зато у меня появился отличный шанс избежать так ненавистного мною вопроса, на который моё сознание постоянно искало ответ. Пока он распалялся и кидался в меня проклятьями, я что-то бубнил ему в ответ, постепенно двигаясь к выходу из магазина. Пара минут – и моё присутствие в этом гадком месте осталось лишь на устах этого самого стереотипного американца в истории государства.

Я вновь влился в поток людей на нескончаемых улицах этого города. Иногда очень необычно было ощущать себя частью общества, особенно вспоминая собственные замкнутость и последствия болезни. Даже такие стычки с не самыми приятными элементами невероятно возвышали уровень собственного удовольствия. Кажется, это было в какой-то книге по психологии. Мол, социальная составляющая человека проявляется во всех актах общения, будь то удачных или неудачных. Этакие "поглаживания", только не в физическом, а в эмоциональном плане. И чем сильнее и продолжительнее такие "поглаживания", тем больше внутреннего удовольствия получает человек от абсолютно любого контакта, будь то беседа с продавцом-недоноском или самое настоящее поглаживание по плечу.

Совсем уж понятную аналогию можно привести, следуя правилам многих компьютерных игр. Повреждённый персонаж, за которого вы играете – это человек, долгое время проживший в одиночестве или попросту ни с кем не общавшийся, а аптечка для него – разговоры, встречи, сталкивания с людьми, добрые и не очень взгляды. И так уж вышло, что некоторые люди наносят себе вред куда быстрее остальных, а потому им жизненно необходимо "пополнять здоровье". В конце концов, именно этим я сейчас и занимаюсь, ведь таких вот вылазок поближе к центру, где цветёт и пахнет жизнь, случается немного. Куда меньше, чем мне бы этого хотелось.

Ньюберч-порт, в какой-то степени, был богат на такие вот неприятные встречи. Многие люди, как я успел заметить, были не совсем довольны своим положением, а потому часто спускали пар именно на улицах. Не в магазинах, как случилось со мной, не в парках или барах, а именно на улицах. И ведь их можно понять. Где, как не на улицах, встретишь массу недовольства. Не лёгкую ссору в очереди или пьяную стычку, а именно живое недовольство, которое дышит, ходит и плещется внутри "сосудов". Вполне ожидаемо, что чем больше и плотнее друг к другу находятся "сосуды", тем легче им переливать недовольство между собой. Даже мелкая капля, случайно попавшая не в тот бокал, могла вызвать такую бучу, что сложно было остаться неравнодушным, имея абсолютную пустоту внутри.

Это были самые обычные люди, занятые рыбалкой, торговлей, мелким хозяйством и предпринимательством, вроде того же мистера Фуллера или Дженни, продавца оружия или повара Пута, моей собственной матери и меня самого. Здесь практически не случалось выходящих за рамки слова "обычный" эксцессов, которые бы взбудоражили общество чуть больше, чем плещущиеся сосуды с недовольством. Ведь во многом это самое недовольство рождалось глубоко внутри из-за собственной несостоятельности, неспособности уехать из города-порта в более презентабельное и говорящее место. Потому вы примерно можете понять, насколько колким и прохладным был этого город.

Не лишённый природной красоты, особенно густых лесов на юге и красивого океанского залива на севере, город был тесным и холодным, уверенно не хотел каким-либо образом разрастаться и пользовался крайне скорбной репутацией во всяких казначействах и государственных организациях, которые специализируются на выдаче денежных средств провинциальным городам. Люди, набитые словно сардины в банке, жили здесь поколениями, выстраивая свой быт в высотках и больших частных домах, и высоток в Ньюберч-порте было уж слишком много, потому периодически и происходили ситуации, будто на момент ты оказывался в гудящей толпы туристов где-нибудь на Таймс-Сквер. Но так случалось лишь в центре, самой современной и развитой части города, куда стекались все без исключения жители города.

Словом "губернатор" можно было достаточно легко оскорбить любого прохожего, а при упоминании мэра кулаки чесались даже у подростка вроде меня. Архитектура портовых городов особенно сильно ощущалась у побережья, навевала тошнотворные мысли, непременно связанные с запахом рыбы и видом рыбацкого комбинезона, вечно гудящими траллами и дряхлыми рыболовецкими судами, устилающими чёрным дымом весь берег, недовольными рожами пьяных матросов и их жён, часто с синяками на руках или ногах, но никогда на лице. Низенькие кирпичные дома, бывшие некогда конторами и администрациями, к счастью, стояли именно у побережья, оставив хоть какой-то глоток чистоты на улицах ближе к центру. Невероятно, но всего в километре от десятка верфей и доков можно было свободно вдохнуть полной грудью и не почувствовать запах дыма или рыбы.

Центр был местом, куда приходили и спускать деньги, и стремились разумом для отдыха и некоторой релаксации. Множество пансионов и клубов, которые, в отличие от остального города, щедро осыпались хрустящими наличными, притягивали абсолютно все слои населения этого города. В них располагались и бары, и игорные заведения типа бильярдных и боулинг клубов, несколько библиотек, парочка кинотеатров и кафешек в этих кинотеатрах, средней руки ресторанчики, уйма магазинов; тихий и умиротворённый парк с велодорожками и уютными скамеечками, на которых толпы детишек усаживались смотреть на заходящее солнце, уплетая за обе щеки жареные жёлуди.

Являясь оазисом среди рыболовецкой суеты с одной стороны и серости обычной офисной жизни с другой, центр выгодно отличался от всего, что можно было встретить на улицах в любом другом месте города, потому даже жители старались сохранить это местечко в чистоте и порядке, хоть на них это и не было похоже. От большей части из них всегда ожидаешь какого-то подлого, злого поступка, которому зачастую даже нет оправдания, кроме того, что их "сосуды" снова плещутся из-за спешки жизни.

Раздумья о городе совсем меня затуманили, а потому общий поток человеческих душ вынес меня как раз к парку, где я, удобно уместившись на странно пустых лавках, принялся думать дальше над своим положением. Вполне вероятно, что сильные впечатления от увиденного оружия и того, какого же оно на деле, поможет и мне материализовать его в своих снах. Сделать что-то, что сделала та девушка.

Эта девушка. Интересно, а кем она работает? Она не похожа на жену рыбака, может она и не замужем. Но она не похожа и на вечно угрюмых и взбалмошных офисных работников, которых легко можно узнать на улицах по специфической походке, точно кричащей "Я самый занятой человек на свете". Было в ней что-то залихватское, смелое и, несомненно, вульгарное. Вульгарное настолько, что едва-едва граничило с хамством. Предпринимательство? Может, что-то связанное с акциями? Банковских работник, любящий рискнуть? Или учитель боевых искусств?

Я, конечно же, понимал, что образ, который она принимает во снах, может меняться от случая к случаю. И та неуловимая мания величия, которую она выдаёт, когда с издёвкой подтрунивает надо мной, всего лишь прикрытие для очередного образа. Цвет волос, одежда, ещё больше скрытого от моих глаз оружия, вполне вероятно, что и фигура – вряд ли настоящие. Тогда как отыскать того, кто меняет свой облик из раза в раз?

Вопросов было и в правду много, и ведь даже не приходилось думать о том, что всё это было обманом разума и она в действительности даже не существует. Скрытое, словно червь, что прокапывает себе дорогу на поверхность, чувство реальности моих снов не давало даже мгновения, чтобы усомниться в самом себе. Я должен был повстречаться с этой девушкой ещё раз. Кроме неё у меня нет ни единой зацепки насчёт того, как же дальше продвигаться среди кошмаров и реальных сновидений.

Покинув приятное, пригретое солнцем местечко под деревом, я вновь направился домой. Кофеин циркулировал в крови, впитываясь в клетки, потому спать хотелось чуть меньше, чем обычно. Резкого щелчка пальцем, по которому я отправлюсь в страну сновидений, не предвиделось, а потому я не особенно спешил, вновь проскакивая меж озабоченных собственными проблемами пешеходов. Лавируя в толпе до смешного важных офисных работников в лакированных туфлях и серых пиджаках с набриолиненными волосами, проходя сквозь кучу работников портов и доков, которых все называли не иначе, как "рыбами", несмотря на то, чем на самом деле занимались люди: вели ли бухгалтерию, управляли погрузочными работами, были ли работниками таможенного контроля или в самом деле обычными рыбаками и матросами – для всех нас, людей с окраин и центра, они были всего лишь "рыбами"; проскакивая через шумную гурьбу детей, бегущих из школы, я мысленно улавливал их настрой и поведение, пытался стать незаметным, вливаясь в поток прохожих и становясь той самой каплей воды, что порывается упасть с ветки влажной сосны в ревущую реку, но никак не может набрать подходящую массу, а потому всё ещё висит на кончике иглы.

Как бы я не хотел стать нормальным, в общем понимании, человеком, но вот так сразу, просто прогулявшись по улицам города впервые за последние несколько месяцев, я никак не смог бы набрать свою "подходящую массу", а потому больше, чем нужно, выделялся совсем обычными для меня вещами: заинтересованно разглядывал лица людей, пытаясь запомнить выражение какого-нибудь банковского работника; разглядывал ноги, чтобы в точности скопировать походку развязного рыбака; слушал разговоры, рассматривал до мелочей одежду и аксессуары, заглядывался на кампании людей, что сидели в тени широких зонтов под очередным баром, и на то, как они общаются между собой. Я был ростком, что вечно валяется в затхлом сухом подвале, а когда попадает на улицу или внутрь дома, то несомненно встречает ливень.

Чуть ускорив шаг, я вновь оказался на просторах родной улицы, рядом с "Штопором" и школой, недалеко от готического собора святого Кристофа и небольшого магазинчика, который торговал всем, чем угодно: цветами, едой, хозяйственными товарами, наборами для выживания и даже какой-никакой техникой. Проскочив рядом с широким окном "Штопора" и куда приветливее махнув рукой всё бегавшей от стола к столу Дженни, я прошёл по узкому проходу между двумя высотками и очутился совсем близко к своему дому. На часах около двенадцати, мать, должно быть, уже уехала на работу.

В полном одиночестве я приготовил себе лёгкий обед и попытался оторваться от всего, что связывало бы меня со снами, но увы, я больной человек, а потому от моих желаний зависит крайне малый спектр действий. Удобно примостившись на кухонном стуле с высокой мягкой спинкой я и не заметил, как уже съезжаю в полудрёме всё ближе и ближе к полу. Щелчок – и из моей жизни выпадает полчаса, пока меня не будит яркое солнце, бьющее прямо в глаза.

Здесь стоит отметить те особенные состояния, которые свойственны многим нарколептикам. Они случаются непосредственно перед самим сном и спустя какое-то время после пробуждения и никаким другим словом, кроме как "галлюцинации", их вряд ли можно описать. Красочные пейзажи, почти как во снах, проецируются на реальных вещах, вроде прохожих людей или элементах интерьера. Так рождаются люди с метровыми крыльями за спиной; цветочные горшки с коронами из необычайно яркого самоцвета; шкафы, что смыкают зубастые дверцы. И девушка, что тычет в тебя стволом револьвера.

Почувствовав некую пустоту внутри от осознания возможной нереальности девушки я почти застонал. И как я мог забыть о том, что постоянно вижу галлюцинации? Вполне возможно, что и та сцена с револьвером была всего лишь плодом фантазии, в который я поверил из-за пережитого стресса.

Тем не менее, желание убедиться возросло. Она или иллюзия, или реальный человек. Точка. И если, как она заявляла, мне угрожает опасность, она придёт и спасёт меня. Так ведь? Мне всего-то нужно было попасть в смертельно опасную ситуацию вновь…

По крайней мере в мыслях это звучало куда убедительнее. О чём я, чёрт возьми, думаю? Поставить жизнь под угрозу лишь для того, чтобы убедиться в реальности человека, что спас меня во сне. Оно действительно стоит того или я просто поехал крышей от невозможно будоражащей голову мысли, будто одни люди могут проникать в сны других?

А вдруг… А вдруг оно действительно так? Я на собственном опыте убедился в том, что сны, в которых ты можешь свободно прервать идущие события и стать зрителем на стороне, возможны. Так настолько ли бредовая и неправдоподобная теория того, что два человека, свободно перемещающиеся в снах в тех направления, какие они только могут придумать, не могут быть связаны каким-нибудь общим миром? Как соты в улье, только каждая сота живёт собственной жизнью. Вопрос оставался открытым – так ли важно и достойно возможной бесчестной кончины то, чему нет ни объяснения, ни хоть мало-мальского повода, чтобы существовать? Пожалуй, беззаговорочного ответа я не придумал, но рискнуть попробовал.

Часть вторая. Сны наяву.

Глава 4. Сны наяву.

– Митч, а чем вы занимаетесь? Как-то за время нашей беседы вы даже словом не обмолвились.

– О, Митчелл – капитан рыбацкой шхуны! – гордо произнесла мать.

– Как-то вы не похожи на рыбака. Слишком трезвый.

– Ха-ха! Ну, скажем так, и ты не похож на парнишку-лунатика, хотя… – Митч перешёл на шёпот и словно открыл мне детскую тайну, комично прикрыв рот ладонью, чтобы этого не услышала мать. – Я ведь тоже могу быть таким.

– Митч, перестань! – с улыбкой сказала мать и хлопнула смеющегося мужчину по плечу.

Парнишка-лунатик. На фоне последних событий я и в правду начал верить в то, что просто брожу во сне и попутно просматриваю галлюцинации, сдобренные чрезмерной фантазией, что не могла не развиться благодаря той здоровенной стопке книг, мирно лежащих в алфавитном порядке внутри старого шкафа.

Всегда приходится сомневаться. Сомнение – основа скепсиса, потому как мир вымер бы лет сто пятьдесят назад, как только все поголовно люди поверили бы в эффективность неизвестных солей из токсичных химикатов, в пользу лучевых ванн, в непрерикаемую потребность в приятно светящихся радиоактивных элементах, что использовали бы как ночники. Сомнение полезно ещё и тем, что зачастую люди без знаний не сомневаются. Или наоборот, сомневаются в совершенно правильных вещах, которые прописаны природой или абсолютно точно подтверждены учёными не одной, и даже не десятка стран. Люди без сомнений легко отсеиваются из цивилизованного общества ровно до того момента, как не становятся хитрее и открыто не афишируют о том, что их похищали инопланетяне или президент Америки уже давно сам лично прослушивает их телефон. Они уходят в интернет, а как мы знаем, интернет полон лжи и плохого юмора, за которые новоявленные "несомневающиеся" и выдают свои бредни. Но интернет всё помнит.

Становилось легче от того, что меня настигла волна скепсиса в след за волной полной уверенности. Было одновременно и сложно, и легко свыкнутся с тем, что мой риск, возможно, будет неудачным, и меня либо поглотит пучина сновидений, из которых я никогда не выберусь, либо я просто проснусь в холодном поту и посетую на собственное воображение. Скепсис давал мне понять, что я абсолютно адекватный человек, лишь поддавшийся возбуждению от встречи с необыкновенным, хоть и маловероятным, явлением.

Однако мысль проверить возможность этого явления не отпустила меня ни через час, ни через день. Очередным вечером я, наконец, решился на очередную попытку попасть в кошмар. Весь вечер и всю ночь я смотрел фильмы ужасов от самых именитых мастеров этого жанра. Противное "Проклятье" и "Звонок", более классические варианты вроде "Оно" и "Чужой", совсем уж артхаусные вещи а-ля "Плёнок из Паккепси" и "Человеческой многоножки". И мне совсем не обязательно было по-настоящему испугаться, ведь в том снафф-ролике, как и в названных выше фильмах, основой выступал страх отвращения, то самое первобытное чувство, что заставляло внутренности сжиматься в комок и производило куда большее впечатление на несформировавшуюся личность, чем соответствующие саспенс и атмосфера, заставляющие ёжиться и укрыться под одеялом.

Сон, лишённый помех вроде таблеток и кофеина, нагрянул быстро и стремительно, окунув меня в холодную атмосферу настигающего кошмара куда как более резко, чем мне показалось. На сей раз это было похоже на водопад, только в самый последний момент я уже не летел в пропасть, а просто стоял перед стеной воды и силой был втащен в эту воду незримыми руками.

Я вывалился на бетонный пол непонятного сооружения, внешне напоминавшего незаконченную стройку и, осмотревшись, понял, что так оно и оказалось. Высоченное здание этажей в пятьдесят упиралось в небо острыми шпилями стальной арматуры и неоконченных бетонных перекрытий. Тонны строительного мусора, респираторов и мешков от штукатурки и цемента валялись на полу, а кое-где были свалены в здоровенную кучу. Моросил лёгкий дождь, разгоняемый холодным ветром до такой скорости, что казалось, будто это мелкие кусочки стекла влетают сейчас в моё лицо и руки.

Я поднялся на ноги и быстро осмотрелся. Никаких следов каких-либо существ, что могли зародиться в сознании из кошмаров, просмотренных на кануне, не наблюдалось. Я куда как смелее прошёлся по пустым незаконченным комнатам возможных офисов, всё также упираясь взглядом в кучи мусора и пустоту. На какой-то момент мне начало казаться, что сон этот – пустышка. Что ни монстров, ни тайных страхов, всплывающих на поверхность, я не увижу. И если единственный мой страх, о котором я не знаю – это боязнь высоты, то всматриваясь с края этой постройки в горящие огни уличных фонарей и окон домов неизвестного мне города я не почувствовал ничего, кроме чувства спёртого дыхания, которое возникает всегда, когда ты оказываешься на непривычной для тебя высоте.

Простояв на краю крыши ещё несколько минут, я лишь сильнее убедился в том, что опасность в этом месте мне не угрожает. Завораживающий вид совсем отвлёк меня, так что я даже не сразу услышал лёгкий свист, который явно отличался от свиста ветра, проходящего лабиринт из комнат. Обернувшись, я быстро оглядел пространство перед собой, но не увидел ничего необычного. Всё та же свалка и гора мусора, без изменений. Свист, однако повторился, и я, чуть напрягшись, взглянул наверх.

Легко скользнув с бетонного перекрытия, служившего основой будущего этажа, на меня вылетело нечто, лишь смутно напоминавшее фигуру человека. Скорее, это был невероятно широкий балахон, который обтягивал на ветру худощавое тело. И в этот момент случился перелом. Не знаю, каким образом я догадался или понял, но моим последующим действиям явно нет объяснения по крайней мере со стороны здравого смысла.

Сделав несколько неуверенных шагов в мою сторону, балахон взвился и я смог увидеть, что тело под балахоном пробирает неестественная дрожь, сходная, скорее, с конвульсиями и судорогами. Гулкий и протяжный хрип, перекрывающий шум ветра чуть ли не полностью, забрезжил где-то в моих ушах, отчего мне даже показалось, что я оглох. И даже после таких явных признаков какого-то сверхъестественного происхождения моего оппонента, я не испугался и не опешил. Наоборот, я устремился на встречу существу под балахоном и одёрнул накидку в тот момент, когда подобрался на расстоянии вытянутой руки.

Ожидаемо, но под балахоном никого не оказалось. Ровно как и самого балахона. И существо, и накидка просто распались на мелкую-мелкую пыль, витавшую в воздухе словно дымка или туман.

– Ты ненастоящий. Иллюзия. – в голос сказал я, удивившись собственной смелости.

Откуда-то сверху послышались медленные, но уверенные хлопки. Уже мгновение спустя хлопки доносились за моей спиной, отчего я нервно вздрогнул и быстро обернулся. Это была она! Та самая девушка, в той самой одежде и с той же самой фигурой!

– Ты настоящая! – выпалил я.

– Я уже говорила тебе тоже самое.

– Я хотел убедиться…

– Да-да, я так и поняла. И даже так – парень, я удивлена. Почти шокирована. – сказала она и, иронично, зевнула.

– А… Я не понимаю, о чём ты…

– Сон. Ты разрушил собственный кошмар, убедившись в нереальности угрозы. Ты сам того не желая узнал один из секретов этого мира. Поздравляю! – сказала она и комично быстро похлопала в ладоши.

– "Один из"? Значит, есть и другие?

– Конечно есть. И чувствую я, что от меня ты не отвяжешься, пока не узнаешь их? – она снова сложила руки на груди и серьёзно уставилась на меня, готовая к шквалу вопросов.

– Ты говорила о Сомнам… Как их там. Кто они? И кто ты такая?

– Слушай, мне не следовало бы вот так с тобой стоять и мило беседовать. Но то, что ты сделал – правда, парень, это было впечатляюще – наводит меня на мысль, что ты можешь стать полезным для других. Хотя бы чуть-чуть.

– И… Каким же образом? – недоверчиво спросил я.

– Меня зовут Таша. И только что я нарушила одно из правил этого мира. Хотя, – она фыркнула, – мне не привыкать. Но тебе я посоветую впредь не говорить людям своего имени, особенно пока ты не управляешь сном. Знает один – обязательно узнают другие.

– Лад…

– Слушай и не перебивай, второй раз объяснять не буду. Ты и люди, похожие на тебя, которые вот так по щелчку пальцев могут, как ты говорил, "вырваться за материю", называются на нашем жаргоне "Бродячими". Да, они контролируют сон. Да, они действительно могут остаться в стороне, когда во сне на них несётся сотня-другая человек, просто переключив их внимание на совершенно другую точку. Но зачастую они не понимают того, что делают. Не могут просто взять и догадаться ущипнуть себя. Как я понимаю, ты до этого догадался?

– Тонна просмотренных фильмов кое-чему меня научила.

– Угу. Им, как и любым другим людям, снятся кошмары. И здесь встаёт ребром их особенность. Если бы они блуждали и проверяли свои сны на прочность, то со сто процентной вероятностью бы узнали о том, что их сны небезопасны. Ты можешь делать всё, что угодно. Но у всего есть своя цена. – она серьёзно взглянула мне прямо в глаза, пытаясь уловить ход моих мыслей: – Ты, вроде, сообразительный парень, должен схватить на лету.

– Во сне можно… Умереть? – догадался я.

– И не просто умереть, а попасть под второе правило. Умрёшь во сне – умрёшь наяву. Такая судьба.

– Но… Это же просто глупо. Сколько людей просыпались от невероятно реалистичного ощущения, будто во сне ты падаешь в бездну?

– А скольких людей, кроме меня, ты можешь назвать и быть уверенным, что они управляют своим сном? – приподняв бровь, сказала Таша. – В этом и есть суть. Попадая в сон, они… Так сказать дублируют своё тело, передавая копии все чувства и переживания реального тела. Порежешь палец во сне – прочувствуешь каждую каплю крови и ноющую боль. Отсекут голову – и ты не проснёшься.

– Значит, Сонмба…

– Сомнамбулисты. Да, они служат защитой таким как ты. Убийство иллюзий, тушение пожаров, вытаскивание из пропастей, спасение твоей задницы от стаи собак. Мы нужны этим людям потому, что они не выбирали быть "Бродячими", как и мы сами не выбирали быть Сомнамбулистами. Мы такие же люди, что когда-то страдали от кошмаров, но сумели пораскинуть мозгами и понять, что сны – это всего лишь сны, но вот угроза от них реальная.

– То есть… Те собаки не были материальными существами, но вполне могли оттяпать мне ногу?

– Именно.

Переварив такую невозможную информацию, я на минуту захотел бросить всё. Сдать назад сейчас означало, по крайней мере для меня, что я избегу такой опасности, о которой мне ещё только предстояло узнать. Но… Другие люди?

– И… Много вас… То есть нас… То есть…

– Не знаю. Чтобы знать такое – надо как минимум проехать по всей стране. Сам понимаешь, задача не из лёгких.

От такого ответа становилось совсем неуютно. Может ведь статься так, что каждый человек в какой-то мере контролирует свой сон, но ещё даже не знает об этом. Тысячи, сотни тысяч людей, что каждую ночь борются со страхом никогда больше не проснутся.

– А много ли Сомнамбулистов?

– Есть парочка. Когда-то было больше, можно сказать, что мы были группой… Единомышленников. Но сны не проходят без последствий, парень.

Внезапно в голове появилась невероятно сумасбродная идея. Сам не могу понять, как так быстро решился на столь недальновидный поступок. Может, во мне тогда говорил юношеский максимализм, а может и откровенная глупость.

– Как часто я могу перебираться из одного сна в другой? – не совсем уверенно спросил я.

– Угу. Я чувствую, к чему ты клонишь. В героя захотел поиграть, да? Спасти целый город от их кошмаров за одну ночь?

– Как часто? – повторил я.

Девушка прикрыла глаза руками, тяжело вздохнула и продолжила, видимо, смирившись с наивным и упёртым созданием перед ней.

– Для начала ты должен научиться уходить в Подсон. Чтобы ты понимал – Подсон это то место, куда на время уходит твоё мысленное тело после окончания одного сна для перехода в другой. И надеюсь, что ты понимаешь скорость, с которой создаются сны. Это не один сон за ночь, как многим кажется, а несколько десятков, а то и сотен коротких снов, из которых запоминаются те, что наиболее близки к моменту пробуждения.

– То есть, как с поездом? Один состав тронулся, и ему на смену сразу же приходит другой. И чтобы пробраться на другую сторону вокзала, надо вовремя проскочить между двумя поездами?

– Не так опасно, но в целом верно.

– И… Как часто? – вновь повторил я свой вопрос.

– Нечасто. Нечасто по двум причинам – ещё одно правило мира и банальный стресс.

– Что за правило?

– Всегда доводи сны до конца. Я надеюсь, ты не думал, что просто убрать угрозу достаточно для того, чтобы твоя тушка снова провалилась в Подсон?

Она вновь подловила мои неоправданно завышенные амбиции в мире, который я только-только начал постигать. На лице застыла глупая, почти идиотская улыбка, которая выдала меня с потрохами.

Ещё один тяжёлый вздох.

– Ты должен создать условия, чтобы человек сам закончил сон. Как – ты уже знаешь. Даже в твоём собственном кошмаре с собаками я до последнего момента находилась по ту сторону комнаты. Стены обвалила тоже я.

– Но… Без шума? Без пыли и осколков? – я с недоумением уставился на всё такое же серьёзное лицо Таши.

– Комната – ровно такая же иллюзия, что и существо в балахоне. Стоило им дрогнуть под моим воздействием, как они рассыпались в тот самый дымок, который ты увидел чуть после того, как попытался поставить дверь на место.

Её слова точь-в-точь повторяли мои действия, что действительно шокировало меня. Сомневаться в её словах теперь уж точно не приходилось, но мне и без очевидных доказательств хотелось по-детски верить в нечто необычное, чем и являлся сейчас наш диалог.

– Как я понимаю, мне потребуется каждый раз буквально доводить человека до кровати, укутывать его в одеяло и целовать в лобик, желая спокойной ночи?

Она прыснула смехом.

– Не так радикально, но как только ты убедишься, что человеку не остаётся никаких вариантов, кроме как "завершить цикл сна" – можешь двигаться на выход. Пойми, что ты буквально вторгаешься в сознание другого человека. И чем безболезнее его сознание тебя "пережуёт", тем меньше вреда ты сможешь нанести человеку.

– Выход. А какой он – выход?

– Всё та же материя сна. Прогуляйся как можно дальше от развернувшейся во сне сцены и ты поймёшь, что ни присутствия другого человека, ни какого-либо сковывающего чувства больше не ощущаешь. В первые разы будет… Необычно. Но я уверена, что тебя это не остановит.

– Ты упомянула стресс. Прямо сейчас я чувствую себя почти расслабленно, несмотря на то, что один на один столкнулся с чем-то страшным и неизвестным.

– Далеко не всегда ты будешь встречать настолько очевидную угрозу. Иногда человека во сне окружает – и тем самым нагоняет ужас – пространство, а не конкретное чудище или человек. Достаточно часто будут встречаться страхи, которые пугают вас обоих. Сможешь ли ты побороть собственный страх вот так сразу? Думаю, что налети на тебя сейчас свора собак, то одним перспективным Сомнамбулистом стало бы меньше.

Ещё один факт, который я не продумал с самого начала. Сон – непредвиденная сторона человека, которая изменяется от того, насколько возбуждён или эмоционально напряжён был человек. Никогда не знаешь, с кем тебе на самом деле придется иметь дело.

– А если я захочу… Обезопасить себя? Других? Мне ведь потребуется оружие.

– Верно. И тут настаёт ещё один спорный вопрос. В целом, тебе достаточно сильных впечатлений, связанных с оружием, чтобы материализовать его во сне. Но с другой стороны работает реальная сторона наших с тобой снов. Ты не умеешь обращаться с оружием. Потому даже имея целый арсенал на руках ты совершенно очевидно либо не сможешь им воспользоваться, либо будешь настолько криво и плохо стрелять, что будешь представлять куда большую угрозу для самого себя, а не для рядового чудовища из ужастика, просмотренного на ночь глядя.

– Нужно реальное оружие…

– А ты ещё слишком молод для такового.

– То есть… И всё? Так просто закончится моя ещё даже неначавшаяся карьера?

– Всегда есть выход, если ты чего-то сильно хочешь. Ищи варианты, парень, а не надейся на воображение.

Таша замолчала и, не убирая рук от груди, развернулась и медленно побрела по пыльному захламлённому полу незаконченного небоскрёба, оставив меня наедине со своими мыслями.

– Стой! – крикнул я. – Может, хотя бы нож?

Она остановилась и я почувствовал её улыбку даже не видя лица.

– Попробуй. – кинула она за плечо и скрылась за одной из бетонных колонн, окончательно растворившись во сне.

– Здорово. – тихо сказал я и развёл руки в сторону.

Очевидно, от этого сна мне больше нечего взять. Таша ушла, значит быстро перейти в другой сон и спросить ещё о чём-нибудь уже не получится. Класс.

Находясь на заброшенной стройке я и не надеялся найти кровать и уж готов был расстелить несколько пустых мешков из-под цемента и улечься на них, как краем глаза зацепился за одну из комнат, в которой неприглядно горела маленькая лампадка. Заглянув в комнату я увидел вполне сносное место ночлега какого-то бродяги. Брезгливость не победила в этой битве – я улёгся на матрас в пятнах непонятного, но определённо биологического происхождения, как можно больше укрыв его рваным одеялом, которое больше походило на толстую простынь.

На этот раз никакого резкого рывка, как было в первый раз не произошло. По всей видимости, чем больше я контролирую сон, тем легче мне самому из него выйти. Матрас вместе со мной медленно просочился сквозь бетонный пол и я плавно поплыл по всё той же невозможной темноте, укутанный в плотный туман разрушающегося здания. Ниже и ниже, в холодную бездну того, что творится в моей голове. Вот он, Подсон. Резким порывом ветра, который взялся неизвестно откуда, одеяло накрыло меня с головой, но стоило мне его откинуть, как я увидел залитую светом собственную комнату и, в лёгком шоке, услышал голос матери, что звала на завтрак.

К такому явно надо привыкнуть. Выход из сна стал более лёгким, но не перестаёт шокировать тем, как он подстраивается под положение реального тела в пространстве. Казалось, что даже если бы я во сне упал на пол, то на выходе из сна какая-то неизвестная мне сила наверняка опрокинула бы меня наземь.

Усевшись за обеденный стол, мать поставила передо мной чашку зелёного чая и тарелку с омлетом и обжаренными томатами. Отстранив чашку с чаем, я поймал недовольный взгляд матери и подвинул её обратно.

– Джонни, что с тобой творится? – мягко спросила мать.

– Ничего. Всё как обычно. – соврал я.

– Ты думаешь обмануть маму? Человека, что в одиночку тебя с пелёнок растит?

– Мам…

– Я же вижу, что что-то в тебе поменялось. Спишь как-то… Необычно. Ворочаешься, бубнишь во сне. Тебя что-то тревожит?

– Ты смотрела за тем, как я сплю?

– Ты кричал. Я не могла просто взять и пройти мимо своего сына, что кричит на всю комнату. – сказала она и нежно взяла меня за руку. – Кошмары? Может, надо обра…

– Нет. Я в порядке. Просто приснился плохой сон. Всё.

Мать недоверчиво посмотрела мне в глаза и убрала руку.

– Понятно. С завтрашнего дня я ограничиваю твоё время провождения за компьютером. Хочешь не хочешь, но я уверена, что это всё из-за него.

– Мам!

– Не перечь матери! Не смей! Ради твоего же блага всё делается! – женщина перешла на так ненавистный мне крик.

– Ты не знаешь, что идёт мне во благо, а что во вред! – вот тут я перегнул, но сказанного не воротишь.

Мама затихла, округлив глаза. Я знаю, что значит этот взгляд и эта звенящая тишина, натянутая как струна. Совсем скоро она скажет…

– Заткнись.

– Мам… – попытался встрять я.

– ЗАТКНИСЬ! Щенок неблагодарный! Я горбачусь на работе, чтобы содержать сына в идеальных условиях, а он не то, что помощь оказать – даже "спасибо" не скажет!

Как обычно, противопоставить хоть что-то таким заявлениям было невозможно. Мать – непререкаемый авторитет, Джонни. Мать прожила жизнь, Джонни, она-то знает. Мать загнала тебя в ловушку опеки, Джонни, ты навсегда проиграл. Ты потерял самостоятельность, Джонни, будь добр подчиниться.

Не оставалось выбора, кроме как схватить первую попавшуюся куртку и выскочить на улицу, пока запретом для меня не стало и это. Перед дверями лифта я столкнулся с соседом по площадке, Стивом. Высокий, худощавый парень, что работал грузчиком на портовых складах. Ещё одна "рыба".

– Снова бежишь от матери? – с усмешкой спросил он.

– Типа того.

– Ты не пробовал… Ну, не знаю. Послушать её? Она же мать. Многое знает и всё такое.

– Я наслушался от неё всякого, Стив. И полезного во всём этом был только совет вырваться из-под родительского крыла, невзирая на трудности. Она так сказала, а потом мысленно укрыла меня вторым крылом, в очередной раз что-то запретив "для моего же блага".

Стив цыкнул и отвернулся.

– Не повезло.

– Не повезло… – подтвердил я.

Выскочив из дома я вновь отправился шарахаться по улицам, занимаясь своим любым делом. Хотя, я бы не назвал социализацию своим любым делом. Оно очень тяжёлое, слишком тяжёлое, чтобы называть его "любимым". К тому же местами страшное и опасное, потому я бы назвал его необходимым делом, а не любимым.

В этот раз я решил ограничиться в общении с людьми. Пока этого хватит. Мой внутренний уровень удовольствия и "поглаживаний" достаточно поднялся от такой звонкой пощёчины от собственной матери, так что к людям мой интерес заметно охладел. Я, тем не менее, продолжал смотреть за тем, как эти самые люди двигаются и взаимодействуют с окружающими. Нескончаемые беседы заполняли уши, помаленьку просачиваясь в пустую черепную коробку.

– Девочки и пиво, тачки, "бампера", море алкоголя и чуток "дерьма"… – шёпотом бубнил я себе под нос эту нелепую скороговорку, но могу поклясться, что кроме этих тем от парней моего возраста невозможно было услышать что-то ещё.

В одежде эти молодые люди также не были особенно оригинальны, в основе своей перенимая образ стереотипного "бэд боя", которых так любят "крошки" и "киски". Крошки и киски… Надо бы запомнить.

Я всецело мог бы отдаться социализации через интернет и всевозможные сайты, что заточены исключительно под это, но это был бы такой же лживый уровень, как и моё познание собственных снов. Какой толк от того, что я могу цитировать известных писателей и влиться в разговор о какой-нибудь известной мне теме, если людей, с которыми об этом можно поговорить, я даже не найду за стеной глуповатых и самовлюблённых парней и девушек, что укреплению собственного бицепса или ягодиц уделяют больше времени, чем расширению кругозора? Это слабое оправдание, знаю, но в моей голове оно занимает, увы, первое место. Куда больше и важнее, чем все слова псевдо экспертов. Попробовать? Нет, спасибо, хвататься за раскалённую кочергу больно с обеих сторон.

С другой стороны девушки… Спасибо матери Природе, я не родился уродом. Не могу сказать, что же во мне такого особенного, но девушкам я нравлюсь. Они обращают на меня внимание, смущают своими подмигиваниями, чем, несомненно, разжигают во мне осознание того, что я привлекателен и интересен. А моё смущение, лёгкое покраснение только сильнее притягивает ко мне отдельных личностей, которые просто тают от моей невинности. И смешно, и грустно, ведь невинность далеко не притворная, и чем раньше они это понимают, тем быстрее отстраняются. В результате мы лишь приходим к тому, с чего начинали – я притягиваю взгляды, но далеко с этими "взглядами" не ухожу.

Того же касается и мнение взрослых. Да, они замечают какую-никакую начитанность, вежливость и терпение, насильно вдолбленные в мой, тогда ещё, мягкий и податливый детский характер. А другого им, взрослым, и не надо. Отношений с "детьми", как многие из них называют любое лицо, недостигшее какого-то условного возраста, они не ищут, им комфортно и без них. Зачастую именно так они и остаются без друзей. Беззаботно обитают на одном и том же уровне, год за годом как бы перебрасывая нужных им людей поближе к себе. Когда очередной такой "нужный" становится как-либо неугоден им, или же просто не хочет перебрасываться, то от него также беззаботно отмахиваются, мол, "да и хрен с ним, прибежит, когда понадоблюсь". Так они и остаются одни, вот увидите.

Совсем уж не хватает рабочей обстановки. Той самой, когда граница между "ребёнок" и "взрослый" немного размывается, сглаживается. Разрыв, несомненно, присутствует, но такого пренебрежительного поведения, сдобренного хамством и наглостью, почти вседозволенностью, уже не бывает. Ты – один из них, ощутимо далёкий, мелкий, но часть коллектива. Потому и общение с тобой будет соответствующее. Но даже такого соответствующего поведения и общения мне было бы достаточно, потому как я точно знаю, что оно изменимо. Пластично, как и я сам. Вновь усевшись на ту же самую скамейку в парке, я отключился, совершенно забыв о том, что не принял с утра таблетки.

Лёгким толчком в плечо меня разбудил незнакомый мне мужчина. Галлюцинации, что вновь проявились после сна, дорисовали образу этого человека чёрный нимб над головой, но стоило мне зажмуриться, как нимб пропал.

– Парень, ты в порядке?

Окончательно осознав, где я нахожусь, я понял, что передо мной стоит полицейский, слегка озабоченно наблюдая за тем, как я прихожу в себя.

– Порядок? – ещё раз спросил он.

– Полный. Всё хорошо.

– Почему спишь на лавке в парке?

– Болезнь. Нарколепсия.

Очевидно, я смутил его своим ответом. Он чуть отстранился, взглядом прошёлся от головы до пят и, втянув несколько раз носом воздух рядом со мной, убедился в том, что я не пьян или не хапнул "весёлых колёс".

– Ну… Может, тебе нужна помощь? Отвести тебя домой?

– Нет-нет, мне лучше, дойду сам. Спасибо, что разбудили.

Он ещё несколько минут сверлил взглядом мою спину, наблюдая за тем, как я неспешно выхожу из парка, потягиваясь и стряхивая с себя остатки сна. Испугаться спящего человека… В моём мире это реально.

Под самый вечер я вернулся домой, позабыв уже об утренней ссоре, но снова вспомнил о ней, как только не увидел ни зарядного устройства для телефона и ноутбука, ни своего плеера. Я был лишён лучших из благ, которые хоть на минуту позволяли забыть о тяготах моего положения. Я мгновенно вскипел, но предчувствуя не то, что ссору, а целый скандал, я лишь ударил кулаком стену. Ничего не оставалось, кроме как лечь спать, потому как разговаривать с матерью не хотелось, а всю технику она лишила жизни и неизвестно, когда состоится воскрешение.

В эту ночь я решил опробовать то, что Таша назвала "выходом в Подсон". На момент я уже там оказался, теперь же предстояло там задержаться. Вспомнив её слова, я осторожно прошёл на кухню и вытащил из ящика кухонный нож, длинный и острый. Я толком не знал, куда попаду и с кем мне придется столкнуться, потому хоть какое-то средство защиты не лишним было держать при себе. Мне казалось, что уж с ножом я точно справлюсь. На худой конец воткнуть его в какую-либо часть тела своего неведомого врага я смогу.

Вход в сон всё чаще стал казаться мне настоящим водопадом, а не просто пропастью, в которое бренное тело проваливается с невероятной скоростью. Впервые я начал замечать отдельные детали, которые составляли этот мир: сам водопад, его холодную, почти ледяную воду, гору невероятной высоты, с которой этот водопад и несет бурные воды, далёкие и бескрайние земли. Но всё это было укутанно не то дымкой, не то густым тёмным туманом, а потому рассмотреть эти элементы хоть как-то лучше не удавалось.

Я вновь в самый последний момент оказался перед вертикальной стеной воды, но на этот раз я вошёл в неё сам, без помощи каких-то сил. Оказавшись на просторной лесной поляне, залитой солнечным светом, я понял, что кошмарами здесь и не пахнет. На меня из-за сотен толстых крепких сосен и берёз удивлённо и с интересом выглядывали косули и зайцы, которые, уже к моему удивлению, не спасались бегством, а наоборот подходили ближе и ближе. Стоило мне обернуться, как за моей спиной вырос достаточно высокий монумент, похожий на грубо обтесанный обелиск с нанесенными на него знаками и рунами. Всмотревшись я понял, что эти знаки были нанесены соком ягод, от монумента исходил приятный запах свежего хлеба, сена и едва уловимый аромат разных фруктов, в основном яблок.

Проведя рукой по камню я с удивлением отметил, что он сочится влагой. Холодная, но определённо ощутимая вода текла откуда-то с вершины монумента, хотя при более тщательном осмотре я не смог увидеть ни трещинки на этом необычном камне. Звери же, подобравшись ко мне уж очень близко, замерли на месте, как бы ожидая того, что я уйду в сторону или вообще спрячусь в лесу.

Дотронувшись до одной из косуль я понял, что материя сна и вправду уходит чуть дальше в лес. Стоило мне поднести руку к морде животного, как она несколько раз втянула воздух у моих пальцев, а затем облизала их.

– Я знаю, что ты за зверь. И знаю, чего ты ждёшь.

Я скрылся за одним из деревьев и немного понаблюдал за живностью. И мои догадки оказались верны: как только животные подошли совсем близко к монументу, из-под земли стали выбиваться совсем молодые стебельки и листочки самых разных трав и кустарников, мгновенно расцветая и насыщая будущие плоды магическими соками.

На момент мне показалось, что я нахожусь в одном из древних мифов, а камень этот – приманка для зверей, созданная охотниками, а может и вовсе не охотниками, а каким-нибудь лесным духом, что оберегает животных от голодной смерти. Ни одного хищника я не встретил ни глазом, ни во время короткой прогулки вдоль едва заметной вытоптанной дорожки. Лес был словно пропитан какой-то неестественностью, солнечным светом и запахом, который был уж слишком сильным. Как бы далеко я не отошёл от таинственного камня, но притягательный даже для человека запах не покидал меня и не становился слабее, а наоборот только усиливался, в очередной раз подкрепляя мои догадки.

Мне всегда казалось, что сны – это только отражение человека, перенос всех его переживаний и эмоциональных встрясок в более гротескный, ни на что не похожий павильон для съёмок фильма. И каждая сцена, обезображенная фантазией, служила для того, чтобы собрать этот пучок из непереваренных мыслей и выбросить на помойку, сделать то, что в реальном мире просто невозможно сделать. Вы ведь не станете угрожать смертью вашему обидчику в реальной жизни, или не будете так уж храбро лезть на рожон, когда против вас стоит десяток крепких парней, правда? Но этот лесной пейзаж, спокойный и умиротворённый, никак не походил на моё состояние. На сердце было гадко от недавней ссоры с матерью, голова постоянно пухла от всё более и более невероятных событий, но лес в моей голове не был затронут – здесь не происходило ничего из того, что напоминало бы мне о ссоре, о диких снах, о Таше, об оживших демонах моей души. Мир и благодать.

Перейдя ту самую границу, что отделяла меня от выхода в Подсон, я, к собственному удивлению, не оказался сразу в холодной темноте и туманном мире грёз. Я ещё достаточно долго шёл по тихому лесу, где даже птица боялась проронить хоть звук. И, наверное, будь я менее подготовлен к этому своеобразному походу, то эта давящая тишина определённо меня напугала бы. В какой-то момент я заметил, что даже мои шаги по земле, буквально усыпанной мелкими сухими ветками, иголками и шишками, остаются беззвучными. Шорох листьев берёзы, что издавали косули, пробираясь поближе к камню-приманке, был отчётливо слышен за долго до того, как я смог увидеть зверей своими глазами. Теперь же уши будто заложило, складывалось впечатление, что я сейчас находился под водой. Попытки закричать или сказать хоть слово также не увенчались успехом – я чувствовал руками, что рот открывается и двигается, но звуков по-прежнему не было.

Совсем скоро после этого открытия я, наконец, стал замечать сгущающуся темноту. Лес становился темнее и темнее, но это никоим образом не отразилось на тропинке, словно подсвеченной невидимым фонарём. Отдельные деревья стали пропадать из виду, где-то они срастались в одно, а где-то скрылись в тумане и мороке лишь на половину. Когда от последнего дерева не осталось и следа, я понял, что выбрался из собственного сна. Вот он – Подсон. А длительный поход по лесу был ни чем иным, как ожиданием того, когда же закончится первый сон.

Если верить Таше – а поводов не верить ей я не нашёл – меня должно было что-то впечатлить. Но пока куда больше впечатления на меня произвёл мой первый выход из сна, когда я впервые столкнулся с этой всепоглощающей тьмой и лёгкой дымкой, веющей непонятным, почти скорбным холодом. Я брёл и брёл в густой мгле, по щиколотку утопленный в не менее густую дымку, но ощущал себя так, будто на меня светит прожектор словно в театре. Ни единого материализованного предмета, ни каких-либо погодных условий. Я попросту находился в Нигде. И совсем скоро это Нигде закончилось.

Я внезапно почувствовал дрожь. Тонкую вибрацию, разливающуся по всему телу. Ни с чем не сравнимое чувство сначала испугало меня, а потом заставило задуматься. Таша говорила, что моё сравнений с поездом было уместным и вполне точным…

Я понял, что вибрирует материя сна. А раз вибрирую и я сам, то прямо сейчас, как мне кажется, на меня несётся очередной сон. Может и не несётся, а плавно нарастает, укомплектовываясь на ходу предметами интерьера, людьми, погодой, сценарием будущего повествования. Вибрация становилась сильнее, я уже с трудом мог устоять на ногах. Паника стала застилать глаза – чёрт возьми, а как мне попасть в сон другого человека?! Ничего лучше, кроме как бежать вперёд, я не придумал. Освещаемый прожектором несуществующего театра, я в страхе думал о совсем уж бредовых вещах. Мол, будь в этом несуществующем театре аншлаг, то зрители уж точно не пожалели бы о потраченных деньгах и не поскупились на бурные овации в конце выступления – такого живого актёра, каким сейчас был я, они бы в жизни не отыскали.

Я уже порядком устал петлять по этой подсвеченной дорожке, подгоняемый диким чувством страха перед неудачей. Нет, должен же быть выход отсюда, кроме как попасть обратно в сон! Чёрт тебя возьми, Таша, вместе с твоими загадками! Совсем отчаявшись прибежать хоть куда-то, я остановился на месте для того, чтобы перевести дыхание. Лёгкие жгло как жгло бы в реальном мире, ноги подгибались от усталости, по шее текли вполне реальные капли пота. Каждый мой выдох сопровождался облачком пара, будто я находился посреди заледеневшего озера в лютую стужу.

Вновь почувствовав сильную вибрацию, я оглянулся и заметил, как необычайно сильной метелью на меня несётся чудовищное нечто, словно лавина заключившее в себе целый мир. Оно было похоже одновременно и на снежный ком, и на дикую бурю, что скрывает в своих волнах потопленные корабли и куски снесённых домов. Это был сон, и от его неестественного облика становилось неописуемо страшно. И хоть я понимал, что скорее всего, настигни он меня, я просто очнулся бы в новом окружении, подстать тому, что нёс в себе сон, но даже такой исход не радовал – я действительно вырвался за пределы собственного сна и оказался в Подсне, но вот что делать с этим? Куда двигаться дальше? В голову пришёл наш утренний короткий разговор со Стивом и я мысленно повторил его окончание.

– Не повезло… Видимо, придёт…

Внезапно, я почувствовал холодную воду под ногами. Опешив, я шагнул вперёд и услышал плеск воды от моих шагов. Сделав ещё несколько движений вперёд, я почти радостно вскрикнул. Есть! Что-то происходит! Я побежал по водной глади в надежде на то, что совсем скоро передо мной появится та самая стена воды, что уже дважды впускала меня в мои собственные сны. Пробежка оказалась чрезвычайно короткой – сделав всего несколько шагов меня схватила за ногу не то ветка, не то неестественно твёрдая рука, похожая на сдутую руку надувной куклы. Секундный полёт – и я всем телом с громким всплеском влетаю в воду, вылетая уже в совершенно незнакомом мне месте.

Часть третья. Дети и кошмары.

Глава 5. "Оно ведь нереальное?"

– Нет, серьёзно, у тебя слишком уж бурная фантазия! – сказал Митч, вытирая рукавом белой рубашки рот.

– И правда, Джонни. – подтвердила мать.

– Не знаю, может оно и так.

– А почему именно вода? Тут водопад, там стена воды…

– Ой! По моей вине он чуть было не утоп в реке. Ты же знаешь Доуб-ривер, Митчелл? Так вот, такая нелепая история… – и мать снова предалась воспоминаниям былых лет.

"Доуб-ривер – жила страны! Бежит подальше к югу, а с ней беги и ты!". Мудрая поговорка тех, кто так и сделал. Где они, что с ними – а чёрт их знает, по крайней мере, они не в душном Ньюберч-порте. Мне даже в голову не пришло связать эту ставшую почти трагедией ситуацию с моими видениями в снах. Видимо, совсем не зря ходили легенды, будто сон – крайняя точка перед смертью. Водный простор чуть не убил меня, семилетнего ребёнка, а потому навечно закрепился в моём сознании, как ворота в переходный мир, что так сильно граничит со смертью.

Именно смертью мне и показался очередной переход между снами. Костлявая рука Жнеца устроила мне подлость подстать самому дьяволу, что таким безбожным образом решил забрать мою душу. Если бы от страха действительно седели, как ходят байки, то прямо сейчас моя голова была бы снежно-белого цвета, как у моей покойной бабушки.

Новый сон, однако, оказался не моим. Я оказался в просторной комнате, размерами с мою гостиную, достаточно неплохо обставленную мебелью. Широкий диван в стиле модерн растянулся по правой стене, прямо напротив широченного плазменного телевизора, висящего на стене. Несколько высоких бело-чёрных комодов всё в том же современном стиле обрамляли телевизор по бокам. На полу – белый ковёр с длинным ворсом, на нём стеклянный низкий столик с несколькими кружками и кипой журналов самого разного толка: для садоводов, для механиков, для любителей автомобилей, кулинарные и, как ни странно, порнушка. В углу валялись несколько кресел-мешков, на стене рядом с дверью висела электрогитара и сносное оборудование к ней, включая весь светящийся неоновым светом компьютер и синтезатор. Синтезатор…

Только взглянув на этот синтезатор я понял, где нахожусь. Небольшая наклейка на верхней панели говорила обо всём – круглый стикер в виде дорожного знака с надписью внутри "I am Stevie Wonder with no wonder!". Эти наклейки мой сосед лепил куда только мог, за что часто ругался с другими соседями. Залепить дверной глазок? Раз плюнуть! Обклеить ими все почтовые ящики? Не вопрос. Я попал в сон Стива! Но где же он сам?

Немного потоптавшись перед дверью из комнаты я вновь почувствовал не то тревогу, не то страх – ситуация была один в один похожа на ту, что случилась со мной в кошмаре, а потому очень не хотелось открыть дверь и застать самого себя в крайне плачевной ситуации. Другого выхода, однако, не было, потому пришлось собраться с мыслями и, в сотый раз убеждая себя, что я нахожусь во сне, открыть дверь. За дверью, к моему великому счастью, оказался обычный коридор, который вёл в прихожую, а из неё можно было выйти на кухню, несколько жилых комнат и ванную. Выбирать не пришлось – с кухни послышались голоса Стива и ещё нескольких человек.

Обстановка в квартире, не считая гостиной, была крайне плачевной: порванные обои висели клочками на голых бетонных стенах, тут и там раскрошившихся и облюбованных чёрной плесенью; мебель, какая была, явно видала лучшие дни, когда на неё не проливали чёрный кофе и бог знает что ещё; паркетный пол исцарапан и проломлен в нескольких местах, а в воздухе витает неописуемо отвратный запах.

– Это сон, Джон, всего лишь сон. Всего лишь сон… – успокаивал я себя.

– Джон? Это ты, дружище? Идём скорее к нам! – подал голос с кухни Стив.

"Чёрт, чёрт, чёрт! Анонимность, Джон! Узнает один – узнают все! Забыл? А теперь выкручивайся из ситуации."

Я не смог придумать ничего лучше, кроме как подумать о маске. Всё равно какой – сейчас надо было спрятать лицо, уж с голосом я как-нибудь управлюсь. Не пройдя и двух шагов в сторону кухни я почувствовал, что дышать стало чуть тяжелее. Коснувшись рукой лица я чётко ощутил твёрдую и холодную маску, явно металлическую, но что это была за маска я решил не узнавать – надо было действовать как можно более естественно, иначе всё могло пойти не по плану.

– Иду. – тихо сказал я и двинулся чуть увереннее.

Заглянув на небольшую кухню, я увидел Стива, сидящего за столом, а напротив него двух людей, что копошились у плиты. Обстановка соответствовала тому, что я видел в коридоре и теперь я точно знал, что запах разносится из кухни – боже, ну и вонь!

– А ты не Джон! – сказал Стив, подозрительно сощурив глаза, а затем засмеялся. – Да ладно, плевать! Прыгай за стол, парень, отведаем мясца! Так ведь, мам?

– Конечно, дорогой! Как ты любишь, самое свежее! – сказала женщина, увлеченно помешивая что-то на плите.

– Прикинь, предков сто лет не видел, а тут решили навестить меня! Я уж думал, что они забили, а тут такое!

– Как мы можем забыть про тебя, сынок! – сказал мужчина, что стоял прямо рядом с женщиной, даже не взглянув на Стива. – Семья всегда должна быть рядом!

– И не говори, пап. И не говори.

Ситуация была крайне натянутая. Ни на момент я не поверил в то, что общаются настоящие родственники. Стив сидел будто на иголках, всё время ворочался и пытался занять позу поудобней. В глазах у него стояло волнение, которое легко можно было перепутать с лёгкой паникой, хоть он и пытался как можно естественнее улыбаться и не подавать виду. Родители же вели себя ещё более странно, отвечая на реплики сына с жутким энтузиазмом, граничащим с ужасной актёрской игрой. И что самое странное – они ни разу не обернулись. Не взглянули на отпрыска, даже не кинули осторожного взгляда на гостя в лице меня. Лишь с усердием мешали и мешали что-то на плите, шкрябая металлической лопаткой по сковороде, от чего хотелось заткнуть уши.

– Мам, а что ты так рьяно мешаешь? Сколько сижу здесь, а ты всё за плитой. – спросил наконец Стив.

– Твоё любимое, сынок! Почти готово. – тихо отозвалась мать.

– Ты в детстве так хорошо кушал. А сейчас совсем себя запустил, так не пойдёт. – с подозрительной заботой произнёс отец.

Спустя минуту мать откинула лопатку, чем напугала и меня, и Стива, а затем впервые повернулась к нам лицом. Жуткое, абсолютно неестественное лицо, застывшее в вечной улыбке, уставилось на Стива совершенно игнорируя при этом меня. Лицо было похоже на восковую копию, многократно наложенную слоями одна на одну, отчего создавалось впечатление, будто кожа взбухла. Стеклянные глаза не выражали ни единой эмоции и в действительности напоминали глаза куклы.

– Ваш ужин, сэр! – деловито произнёс отец и повернулся вслед за матерью, метнув горячую сковороду на стол.

– Приятного аппетита! – произнесла мать даже не раскрывая рта.

На сковороде лежало нечто, отдалённо напоминающее жирную крысу. Опалённые усы скрутились маленькими барашками прямо у морды, большие уши от сильного жара высохли и раскрошились, а толстое лоснящееся тельце покрылось кроваво-чёрной коркой обугленной плоти. Запах был тот же, что распространился на всю квартиру и теперь я точно мог сказать, что это был запах свернувшейся крови и горелого мяса.

– Приятного аппетита! – повторил за матерью отец, также не раскрывая рта.

Стив с ужасом смотрел то на сковороду, то на "родителей", пока не переборол себя и не вытащил из сковороды поплывший пластиковый жетончик, на котором едва виднелись какие-то цифры – видимо, номер – и имя "Закки". Его губы затряслись, руки ходуном заходили по столу, он едва сдерживался, чтобы не закричать. До меня дошло не сразу, но как только я сопоставил неестественно большие уши тушки на сковороде и имя Закки, то ужаснулся не меньше Стива. От едкого, тяжёлого и отвратного запаха меня затошнило, а от факта, что Закки был…

– В-вы… Зажарили… Мою собаку? – дрожащим голосом протянул Стив. – С-собаку… Закки… Мою собаку…

– Приятного аппетита! – синхронно ответили псевдо родители всё таким же радостным голосом, что на фоне их раздутых лиц казался не более, чем записью, что вещал откуда-то изнутри аниматроника.

Парня повело. Я отчётливо мог заметить, как его разум уходит куда-то в сторону вместе со взглядом, что теперь слабо цеплялся за предметы интерьера. Выпученные глаза налились слезами, зубы стучали, а руки никак не могли унять дрожащие ноги.

– Стив…? – аккуратно спросил я.

– Собака… Собака… Собака…

– Приятного аппетита! – вновь повторили они.

После этого мой сосед сорвался. Он завопил, укрыв голову руками, но даже через его неистовые вопли, полные ужаса и страха, в мои уши пробивались слова этих монстров, что стояли неподвижно перед нами и давили на психику одним своим присутствием. Они были точными копиями людей, но людей настолько противоестественных и ужасающих, что их неподвижность только усиливала общее впечатление. Они повторяли и повторяли своё "Приятного аппетита", пока вопил Стив, а я сидел и наблюдал за этим как прикованный пленник, что был не в силах двинуться с места. Теперь я целиком и полностью понимаю то, что говорила мне Таша – ты не захочешь попадать в кошмары по десять раз за ночь. Даже одного раза не захочешь.

Я словно выпрыгнувшая на берег рыба хватал ртом вонючий воздух и был в полном замешательстве. Вжавшись в спинку мягкого углового дивана, я не мог даже помыслить о том, как выбраться из этой ситуации. Парочка чудовищ просто нависли над телом Стива, что бубнил себе под нос слово "Собака", и сами были не прочь задавить его психику напрочь своим адским "Приятного аппетита!". Ровно до момента, пока псевдо мать не повернулась ко мне и не задала самый страшный вопрос в моей жизни, что звучал особенно жутко в образовавшейся на миг гулкой, звенящей тишине:

– Стиви, а почему твой друг не ест?

Сердце сжалось до размеров горошины, заколотившись с такой скоростью, что готово было подать мои рёбра на тарелочке, украсив их собою сверху словно вишенка на торте. Я вжался в мягкий угловой диван и молился о том, чтобы интерес этих существ не перешёл на мою персону. Первоначальная задача, с которой я заявился в сон другого человека, была напрочь выбита из моей головы вязким, гнетущим чувством страха и тревоги.

– Хватит. – жёстко произнёс знакомый голос и мне моментально стало легче.

Таша молча вытянула уже знакомый мне револьвер и без промедлений проделала несколько дыр в головах "родителей", и в мгновение ока двух порождений кошмара не стало, как не стало и самой кухни. Она также, как и всё во снах, превратилось в мелкую-мелкую пыль, которую теперь задувала тьма за материей сна.

Я выдохнул. Тяжело, натужно кашляя от висящей в воздухе вони горелого мяса, которая только-только начала уноситься в холодную тёмную бездну. Диван подо мной растворился, опрокинув Стива на укутанную голубоватой дымкой поверхность, которую никак не хотелось называть "землёй". Я же чудом устоял на ногах, продолжая кашлять от заполонившей лёгкие смеси удушливого запаха и нарастающей свежести неестественного происхождения, что расходилась по тьме и была похожа на холодный морозный воздух.

– Ты… – начал было я, но девушка перебила меня.

– Да, тут как тут. Как обычно вовремя, как обычно всех спасла. "Самая крутая сучка в мире снов" и так далее. – она горделиво вздёрнула нос и покрутилась в смешном коротком танце. – А теперь скажи мне, мальчик в маске. Чем ты, чёрт бы тебя побрал, думал?

– Ну… Ты же говорила…

– Я не говорила тебе соваться одному в кошмары других людей! Ты со своими-то кошмарами впервые столкнулся, а уже лезешь к другим!

– Но Подсон! Ты же говорила, что мне надо тренироваться выходить в Подсон…

– Поздравляю! Ты вышел в Подсон! Молодец! А чего ж ты дальше полез вместо того, чтобы попасть в свой очередной сон и выйти как все?

– Я… Посчитал это неудачей. Если бы вышел в Подсон, и вот так вернулся бы, то…

– То получил бы опыт, который не стоил бы тебе жизни! Я говорила тебе раз и повторюсь ещё раз, надеюсь, в последний – я или кто-либо ещё из Сомнамбулистов не всегда сможем спасти тебя от проблем! Скорее всего, тебе просто адски везёт, потому как я раз за разом наблюдаю за тобой и задницей чую, что ты опять в беде.

Её злое и взвинченное лицо накрыло меня волной стыда. Она ведь была права абсолютно во всём. Каким местом я раз за разом думаю, залезая в сны? Я ведь знаю, что общество мне не поможет, мать мне не поможет, друзья меня не спасут, а Таша или кто-нибудь другой могут даже не спать в тот момент, когда сплю я! Я как безмозглая обезьянка, что тычет веткой в дикого медведя. И если во время всех предыдущих заходов в сон меня сопровождал ангел-хранитель, то скорее всего в будущем он от меня точно отвернётся.

Я плюхнулся на туманную поверхность и укрыл голову руками, потому как просто не мог вынести собственной глупости и стыда. Стив лежал в нескольких метрах от меня и никоим образом не реагировал на происходящее. Его стеклянные глаза, широко раскрытые от пережитого кошмара, не смыкались ни на секунду, а рот безостановочно вторил "Собака… Собака… Собака…". Даже если он и слышал наш разговор, то вероятнее всего попросту пропустил половину смысла мимо ушей, а может быть, и полностью не понял, что мы за люди и о чём таком толкуем.

Слёзы покатились из моих глаза и закапали на густую морозную дымку. Мне было нестерпимо тяжело осознавать, что из-за собственных самоуверенности и импульсивности, так мне несвойственных, я чуть было не погубил себя. Оказался чёрт знает где и без возможности выбраться! Едва не сошёл с ума, в худшем случае мог и погибнуть от того, что попросту поверил в себя и свои крохотные, никчёмные силы.

Таша, очевидно, заметила моё крайне подавленное состояние и немного смягчилась.

– Эй. Послушай меня.

– Я уже узнал всё, что мне надо. Я полный кретин. – глухо произнёс я всё также прятав голову за руками.

– Чёрт… Ну да, я погорячилась. А как быть? Я же надеялась на твоё благоразумие, объективность, инстинкт самосохранения. А оказалось, что у тебя все эти чувства напрочь отсутствуют.

– Я просто идиот…

– Ты просто спешишь мир спасать, как герои комиксов. Забудь о них и вспомни, что ты живёшь в обычном мире. Не совсем обычном, как оказалось, но всё же…

– Хочешь утешить? Объясни про переход из Подсна в сон другого человека. Пользы больше будет. – прервал её я.

Ей это явно не понравилось, но каким-то образом я понял, что она также чувствует вину за произошедшее. Она вздохнула и начала объясняться:

– Я не верю в психологию как таковую, но по рабочим моментам мне приходилось вникать и в это. Скажи мне, как ты попал в этот сон?

– Эм… Я не уверен, но вроде как я вспомнил короткий диалог с этим парнем, – я указал на Стива, – прямо перед тем, как уже готов был смириться с неудачей. Тогда же эта чёртова тьма, скрытая за туманом, стала водой, а когда я уже готов был бежать дальше, то из этой воды вылезла какая-то рука и втянула меня в сон.

– Угу. Значит, можно сказать, ты повстречал Морфея этого мира. Не знаю, как точно описать этих существ, но именно они сопровождают тебя в сны. Немного необычным способом, но как есть.

– А они… Опасны? – я оторвал руки от головы и уставился на девушку.

– Могут напугать, бесспорно, но в целом безобидны. Возвращаясь к теме. Сам того не зная, ты сделал всё верно. Для того, чтобы попасть в сон человека, тебе надо о нём подумать. Не так, как ты думаешь обо мне, например. Нужно определённое ощущение, связанное с человеком. Хотя бы увидеть его в живую и запомнить как он выглядит. Короткие беседы, имена, рукопожатия и всё в таком духе только увеличивают шанс того, что ты попадёшь в голову нужного человека.

– То есть то, что я вспомнил наш короткий диалог со Стивом, и было тем пропуском в сон?

– Да, получается, что так.

Переваривать эту информацию оказалось куда легче, чем всё то, что рассказывала Таша до этого. Уж с этим-то я справлюсь. Привычка разглядывать людей на улицах впервые поможет мне куда больше. Я поднялся на ноги и неуверенно посмотрел на Стива, что всё также лежал в прострации и не реагировал на происходящее вокруг.

– А что делать с ним? Ты говорила, что я смогу выйти из сна только тогда, когда буду уверен, что человек сам ляжет спать. Но он…

– Предоставь это мне. А сам лучше выбирайся.

– Я не вижу кроватей. Хотя бы куска земли с дырявым матрасом. – оглядевшись вокруг и не наблюдая ничего, кроме вечной тьмы, я снова упёрся взглядом в Ташу.

– Выходи в Подсон, а уж затем жди другого сна, где и сможешь подстроить мир под себя и сделать кровать.

– Подстроить мир? – с недоумением спросил я.

– Эх. Как с оружием, помнишь? Ты главный в своих снах, кровать, я думаю, в состоянии придумать.

– Угу. Понял. Ну тогда… Ещё увидимся?

– Надеюсь, что не придётся. – сказала девушка и наклонилась к лежащему Стиву, нашёптывая ему какие-то слова на ухо и поглаживая по трясущейся руке.

Я развернулся и вновь побрёл по непроглядной темноте, подсвечиваемый только блеклым светом мысленного прожектора. Сколько пришлось идти на сей раз – загадка, но гулкая тишина в ушах появилась вновь, немой крик вновь наводнил голову чувством тревоги, а тонкая, едва уловимая вибрация становилась всё сильнее и сильнее.

Видение будущего сна теперь не было таким уж страшным и скорее напоминало тёплый туман, что волнами расходится над прохладной летней рекой. Сгущаясь, он окутал пространство вокруг меня, и я со всей готовностью закрыл глаза.

Тёплый песчаный берег. Горячие камушки, прогретые жарким солнцем. Стоило открыть глаза, как я очутился прямо перед широкой быстрой рекой, которая лишь легонько журчала, перекатывая волны и разбивая их о мелкие коряги, торчащие из воды.

– Хватит с меня впечатлений на сегодня. – подумал я и как есть завалился на песок, закрыв глаза рукой от палящего солнца.

Всего мгновение – и песок подо мной стал просачиваться во тьму, лёгким шорохом даря ощущение чего-то странного. Будто живая колыбель под тобой расходится, раздвигается в стороны, нежно и заботливо опуская тебя на шёлковых простынях в бездну. И вот тот самый момент, когда простыни должны закончиться, но они продолжают тянуться всё ниже и ниже, унося тебя от жаркого светила, быстрой реки и песчаного пляжа. Открыть глаза не составляло труда, но впервые мне так приятно было просто лежать и чувствовать это необыкновенное ощущение. Миг – и я уже лежал в своей квартире, на своей кровати, потирая глаза.

Впервые я так явственно почувствовал, что время во снах идёт куда быстрее, чем кажется. Складывалось впечатление, что на весь путь из леса до темноты, а после темноты в сон, ушло порядка десяти часов. Хотя во сне это заняло не больше часа. И что же съедает время быстрее – нахождение в Подсне или непосредственно внутри сна? Хм. Быть этому вопросу ещё одной загадкой.

Взглянув на часы и увидев маленькую стрелку на 8 часах, я понял, что можно не ждать завтрака – обычно, в это время мать всегда ходила в небольшой магазинчик прямо у нашего дома и по старой женской традиции не выходила из него, пока не обсудила с кассиршей мисс Трудит все последние сплетни. И если вас, как и меня, интересует вопрос "А о чём можно говорить каждый божий день?", то вы просто не знаете мою мать. Она уж точно может собрать все темы в одну и распыляться до одури. Навык, так сказать, выработанный годами.

Тем не менее, есть хотелось, а потому я не стал дожидаться прихода матери и решил сам прогуляться до магазинчика, взять у неё немного денег и уединиться в "Штопоре". Быстро схватив, как обычно, первую попавшуюся куртку, я спустился на лифте до первого этажа и, как только вышел из дома, сразу же увидел мать.

– Вы в своём уме?! Вы хоть понимаете, чего вы требуете от ребёнка?! – кричала какая-то женщина на мою мать.

– Требую того же, что и от остальных. И мне кажется, что именно из-за вас… – попыталась ответить мать, как тут же на неё полилась очередная порция ругани.

– Я?! То есть вы хотите переложить свою некомпетентность на меня?! Да как вы смеете! – женщина в дорогом костюме активно жестикулировала, чуть ли не тыча пальцами матери в глаза, и только сейчас я заметил, что в своей руке она держала руку ребёнка, беззвучно рыдавшего у её ног. Мальчик выглядел очень худым и вялым, под глазами проглядывались неестественные для его возраста мешки.

– Вы первая, кто так нахально заявляет мне о каких-то проблемах воспитанников. Дамочка, вам бы поучиться манерам! – пошла в атаку мать. – Сына своего сгнобили до тихой тряпочки, муж от вас прячется по углам, лишь бы не застать очередной скандал, а сами вы строите из себя чёрт возьми что!

– Ну знаете! Моего сына в вашем заведении ты больше точно не увидишь! Хамка! Пойдём, Бобби, нам с тобой придётся искать новый детский сад! – сказала гневно женщина и дёрнула руку сына, отчего худенькое тельце рывком подлетело на метр в воздух и потянулось за женщиной.

– Скатертью дорога!

– Пошла ты!

– Сучка. – мать дёрнула головой и побрела с полными пакетами к дому.

– Вот это представление. – сказал я.

– И не такие бывают, сынок. Думаешь, она правда заберёт мальчика из одного из самых дешёвых частных садов города? Она только кичится деньгами, в остальном же экономит на всём, чём может.

– А что за мальчик?

– Её сын, Роберт. Бедный мальчик. Она затюкала его до такой степени, что он с трудом идёт на контакт. "Бобби, нельзя!", "Бобби, иди сюда!", "Бобби, кинь эту дрянь!", "Бобби, идиот!" и так далее. Странная женщина, будто собаку воспитывает, а не сына.

Где-то в груди защемило. Насколько же лицемерно и гадко надо врать, чтобы родному сыну, которого ты в какой-то момент воспитывала в точности таким же способом, говорить о том, что вот такие вот мамаши – странные женщины, которые воспитывают собак, а не детей. Да, мам, конечно. Они все плохие для тебя. И ведь наверняка ты сама ей подсказала идейку насчёт того, как надо правильно воспитывать ребёнка. У тебя была куча таких идей. Миллионы.

"Насколько они эффективны?" – спрашивали её молодые мамаши и папаши, которые ещё себя в жизни не нашли, но ребёнка заделали.

"Мой сынок просто золотце! Послушный, добрый, способный, самостоятельный! Он – моё главное доказательство." – отвечала гордая мать, обнимая зашуганного человечка, что жался ей в ноги.

Но я оставил это в мыслях. Ни к чему выносить сор из избы, другим людям в крайней степени плевать на то, что мать когда-то занималась ерундой, испоганив сыну жизнь, что какая-то мамаша поругалась с воспитательницей своего отпрыска, что этот отпрыск ревёт белугой и тянет мамашу домой – им всё равно, им нет дела, им до одного места, оставьте их в покое.

– Кхм. А Роберт…

– Нет, он не их сын. Он приёмный. Когда-то его забрали органы опеки за то, что отец избивал мать. Побоялись, что его кулаки могут перейти на сына.

– Ясно.

Мать опустила пакеты на землю, провела руками перед собой и сжала кулаки – знак того, что тема была закрыта.

– Ты хоть позавтракал? А то я убежала ни свет ни заря, думала, что как раз успею к тому моменту, как ты проснёшься.

– Я хотел подождать тебя, но потом решил выйти навстречу. Пойду прогуляюсь до кинотеатра. Захотелось хоть какого-то разнообразия. – не краснея соврал я.

– Ой, ну ладно. Держи родной. – сказала мать и вытащила из кошелька несколько купюр. – Долго не задерживайся, а то будет неприятно, если кому-то придется тебя будить после окончания сеанса. Ты выпил таблетки?

– Конечно.

– Тогда иди с Богом.

Я поцеловал мать в щёку и неспеша побрёл до своего любимого места. Конечно, мать догадывалась, куда я так часто хожу. И отговорки, вроде той, что прозвучала сейчас, не могли её сбить со следа. Совсем скоро все знаковые места, в которых я мог потратить хоть копейку, должны были закончиться. И уже не получится так ловко перебирать местами. В "бильярде" я был два дня назад, вчера ходил в "музей", сегодня иду в "кинотеатр". Но чашка этого неимоверно бодрящего кофе просто манила меня вновь и вновь оказаться на красном бархатном пуфике и погрузиться в атмосферу рая любителя тяжёлой музыки, что создал мистер Фуллер.

Не могу сказать, что и юркая, смешная Дженни мне была безинтересна. Чуть старше меня, в свои восемнадцать она выглядела как ожившая кукла. Не Барби, нет. Из тех кукол, что мастерски делают из фарфора неизвестные мастера в богом забытых подсобках как один из видов хобби. Тонкие, нежные, так и манящие прикоснуться к ним, обнять, подарить любовь, чтобы отогреть холодное фарфоровое личико и украсить его румянцем.

Воодушевлённый, я вбежал на небольшое крыльцо этого своеобразного вагона-ресторана и уверенно вошёл в дверь, которая, закрываясь, задела электрический звонок. Раздался уже ставший любимым записанный кусочек риффа песни "Tornado of Souls" и на меня почти выбежал мистер Фуллер.

– Ага! Парнишка, что пьёт крепчайший кофе в мире как в воду! – лучезарно улыбнулся мне хозяин заведения. – Люк Фуллер, малец! Приятно наконец познакомиться.

– Джон. Джон Мэш. Рад знакомству, мистер Фуллер. – улыбнулся я в ответ и пожал протянутую мне сухую, тяжёлую руку.

– Думал надурачивать меня, малец? Я помню тот момент, когда ты скривился подстать Уиллу Смиту в фильме "Я робот"! Надурить старого вояку? Разведчика? Ну ты даёшь! – он захохотал и хлопнул меня по плечу с огромной силой, однако, в этом хлопке было чистое дружелюбие. – Я за три месяца, что за тобой наблюдаю, не заметил ни капли эмоций, когда ты пил наш чудесный кофе. А это что-то да значит.

– Должен сказать, что разведчика раскрыли, миссия провалена. – сказал я ехидно, хоть и старался тщательно подбирать слова. – Я видел вас в тот день.

– Малец глазастый! Вот те на. Ну, знаешь, с годами сноровка чуть провисает, забываются многие моменты. Сечёшь? – сказал он мне и подмигнул.

– Секу. – ответил я и усмехнулся.

– Вот и ладненько. Итак, что же принести Джонни Мэшу, нашему завсегдатаю?

Я хотел было ответить "как всегда", но на секунду усомнился, а знает ли мистер Фуллер мой привычный заказ? За весь наш короткий разговор я не заметил даже хвоста юбки Дженни, что постоянно бегала по залу от одного столика к другому.

– Две чашки вашего знаменитого кофе и пару сэндвичей с мясом, пожалуйста.

– Две чашки "Предсмертного желания" и два сэндвича с мясом. Прыгай за стол, малец, глазом не успеешь моргнуть, как он уже будет накрыт. – повторил мой заказ хозяин и скрылся на кухне, покачивая бёдрами.

Чудесный летний день за окном грел сердце. "Штопор" стоял в тени крупной высотки, единственной на нашем районе, но именно в это время здесь была вечная спасительная прохлада. Тёплый ветерок задувал в приоткрытые окна, смешивался с запахами чертовски хорошей кухни и разносился по всему залу. Сэндвичи с мясом, кофе, яичница, омлет, свежевыпеченный хлеб и багеты, натёртые свежим чесноком и оливковым маслом, запах гриля и раскалённого масла, свежих овощей, кляра и удивительно приятный запах рыбы – всё это создавало невероятный аромат, которому было лишь одно описание. Это был аромат завтрака.

Сидя за красивым столом, на удобном мягком диванчике, среди уютного и уникального интерьера в ожидании вкуснейших сэндвичей и крепкого кофе можно было и забыть о том, насколько же Ньюберч-порт душный и затхлый город, спасательным кругом которого была рыбная ловля и какие-никакие офисные центры.

От чарующих ароматов завтрака меня отвлекла гурьба детишек, что бежали в школу Линкольна, в которой учился и я сам. Невероятно старое здание, вокруг которого, казалось, и была построена остальная часть города. Внутри, однако, школа выглядела более чем цивильно и современно, что удалось сделать не без помощи многих офисных рабочих – школа была одной из лучших в городе, а потому многие вкладывали деньги в будущее своих детей, как бы лишая их возможности выбрать: потратить эти деньги на новые парты в класс ребёнка или же отложить эти деньги, чтобы чадо при переходе во взрослую жизнь смогло вырваться из гниющего городка-порта. Выбор, к сожалению, был очевиден для очень большого процента родителей.

Гурьба детей семенила по улочке вдоль "Штопора", смеясь и толкаясь. Как обычно это бывает, со слишком большими рюкзаками, разноцветными коробочками для обеда и большими кепками на головах. Но вот один из детей слишком сильно пихает второго, в результате чего он падает на асфальт и вся еда из коробочки валится на землю. Проливается пакетик сока, небольшой пакетик с сэндвичем рвётся об асфальт, вываливая содержимое на пыльную дорогу. С громким хохотом толпа гадких детишек убегает в переулок, оставляя своего недавнего товарища ни с чем.

– Сэндвичи подъехали, мал… Эй! – не успел договорить мистер Фуллер, как я прошмыгнул у него под носом, выхватив сэндвичи.

Уже минуту спустя я стоял на колене перед хнычущим мальчиком лет восьми со сбитыми в кровь ладонями и коленями. Мой небольшой подарок, завёрнутый в салфетку, заставил его улыбнуться, хотя, я уверен, раны чертовски болели. Собрав остатки его собственного сэндвича и донеся их до урны, я вновь вошёл в "Штопор" и оглянулся на стеклянную дверь. Мальчик махал маленькой рукой мне на прощание и, слегка хромая, засеменил за остальными детьми в переулок.

– Джонни Мэш! Скромняга, Робин Гуд и меценат. Ты удивляешь меня, малец. – с широкой улыбкой проговорил мужчина и скрестил руки на груди.

– Прошу прощения, что так выбежал, мистер Фуллер. Сам не знаю, что на меня нашло. – со стыдом сказал я.

– Забудь, малец, забудь. Дети в наше время те ещё свиньи. Маленькие такие поросята, которым не страшны ни авторитеты в лице взрослых, ни воспитательные меры.

– Есть такое. – согласился я.

– Мелкие скворцы, что так назойливо щебечут тебе прямо в ухо, а потом порываются в него же клюнуть!

– Да, именно так.

– Змеёныши, что беззубыми пастями жуют твой палец с одной лишь целью – откусить его.

– Да… – я почувствовал, что мистер Фуллер начал уходить не в ту степь.

– Волчата…

– Мистер Фуллер…

– А? Прости-прости, малец, заболтался! Короче, завтрак тебе за счёт заведения. Только потому, что ты мне нравишься! – сказал хозяин заведения и снова хлопнул меня по плечу с дьявольской силой.

– С-спасибо, мистер Фуллер. – ответил я, потирая плечо.

Вновь сидя за столиком, я перебирал в голове эту сцену неоправданной детской жестокости. Я бы понял, будь это пьяные в хлам рыбаки, топчущие грязными и белыми от соли сапогами зелёные лужайки. Им простительно. Они уже свою часть мозга пропили, а, как известно, на дурака нельзя обижаться и понять его тоже нельзя. Но дети… Чем руководствуются дети, когда толкают со всей своей детской силы своего же друга? Или когда кидаются в кого-то камнями ради забавы. Закидывание камнями – казнь в некоторых странах, но детям по всему миру кажется это смешным и забавным. Где мы повернули не туда? В какой конкретно момент дети рефлекторно хватают камень, палку или рюкзак и считают единственно верным вариантом метнуть его в своего друга или одноклассника? Когда боль в сопровождении крови и слёз стала смешна?

Неужели это из-за родителей? Страшно даже представить, через что проходят такие дети, как Роберт. Давление на психику начинается с малых лет, если не месяцев. Но мы ведь никогда точно не знаем, каким образом повлияет появление ребёнка на жизнь семьи. Для одних это счастье и удовольствие, другим же приходится мириться с постоянным стрессом и агрессией, которая, будьте уверены, возникнет, когда уже ваш ребёнок сделает несусветную глупость. И каким бы хорошим воспитателем вы ни были – он сделает эту глупость. Она ему нужна для получения опыта, для тех самых первых шишек, на которых учатся. А вот какого рода агрессия появится в вас – спросите у своих внутренних демонов.

Но мальчик Роберт, что так сильно боится собственной мачехи, не вылезает у меня из головы. Отчасти это связано и с тем, что мы похожи. Уже остывший кофе не кажется таким холодным лишь из-за внутреннего гнева и злобы на мамашу, что взяла под такую пагубную опеку ни в чём неповинного ребёнка. И я решился.

Жгучий стыд за прокол, вызванный собственной самоуверенностью, всё ещё обитал внутри. Он же сбивал градус нахлынувших эмоций. Теперь уже я чувствовал, что мне нужен опыт. Да, те самые первые шишки, на которых я бы смог чему-то научиться. И где, как не в снах маленького мальчика, я бы смог эти шишки получить.

Совершенно не хотелось возвращаться в сны так рано, но без этого никуда. Я не смогу научиться контролировать это чёртово пространство, если не буду постоянно попадать в передряги. Но на сей раз я буду уверен, что на помощь мне никто не придёт. Дневной сон лишит меня этой возможности.

Я бросил слова прощания мистеру Фуллеру, что насвистывал лёгкую мелодию, перегнувшись через прилавок, и выбежал из "Штопора". Если мне не изменяет память, то около полудня у детей в саду по распорядку идёт час сна. И судя по синим мешкам под глазами мальчонки, он явно в это время ужасно спит.

На часах было без пяти одиннадцать, потому я неспешно дошёл до своего дома и застал, очевидно, новых соседей. Сухощавый и жилистый высокий мужчина с тёмным загаром о чём-то общался с водителем машины, на которой большими красными буквами были выведены слова "ПОГРУЗКА И ПЕРЕВОЗ ВЕЩЕЙ. КОМПАНИЯ БРУДВЕРА". Обогнув длинную гружёную машину я увидел симпатичную девушку, что сидела на краю прицепа и безучастно качала ногами. Увидев меня она легко улыбнулась и покачала головой. Усмехнувшись про себя, я всё таки её приметил – она была действительно красива.

Не желая пока тратить время, я быстро поднялся к своей квартире и, скинув вещи, сразу же решил позвонить матери. Мог бы и раньше, но привычка оставлять телефон дома когда-нибудь мне аукнется.

– "Ясли и детский сад мисс Колбер", Саманта Мэш у телефона, слушаю вас. – быстро проговорила мать в трубку.

– Привет, мам. Это Джон.

– А, Джонни, сынок! Что-то случилось?

– Тебя как-то тихо слышно, не могла бы ты говорить громче? – соврал я.

– Извини, родной, не могу. Детки уже спят.

Есть! Это мне и нужно было знать.

– Оу, хорошо. Хотел спросить, куда ты положила мои таблетки? Никак не могу их найти.

– В аптечке на верхней полке, вечно ты их раскидываешь где попало. – с упрёком ответила мать.

– Хорошо, понял. Удачного дня, мам!

– Пока, мой мальчик, отдыхай.

Я решил для себя, что раз уж не могу помочь ребёнку напрямую, то я хотя бы избавлю его от мучительных кошмаров, что наверняка терзают его день ото дня. Попытаюсь, во всяком случае. Но от своих слов не отступлю.

О выпитых накануне чашках кофе я не переживал – ни что уже не могло взбодрить меня настолько, что болезнь просто отступила бы в сторону. Я ловил себя на мысли, что мне просто нравится этот горько-кислый вкус ужасно крепкого кофе, нравится скоротечное чувство быстрого подъёма духа, будоражит учащённое сердцебиение. Есть в этом своеобразное напоминание того, что я живой, чувствую запахи и вкусы, чувствую самого себя.

Врать самому себе и матери уже вошло в привычку. Таблетки утром я, естественно, не выпил, но тому вполне могло быть более здравое объяснение – я просто рассеянный из-за вечной сонливости и мог просто забыть их выпить. Да, простое объяснение, которое имеет логику.

Сон подкатил внезапно. Я уже и забыл тот день, когда точно мог сказать, что вот-вот отключусь. Это было удобно и существенно облегчало жизнь. Как по таймеру ты мысленно засекал десять минут, после чего отключался на какое-то время, напугав всех прохожих, и сон как рукой снимало. Теперь это чувство было сродни чувству опьянения в видеоиграх. Оно также сильно било по голове, как и алкоголь персонажу, и уже спустя несколько секунд герой игры чувствует все те десять опрокинутых стопок, а я чувствую такую усталость, будто бежал всю ночь без остановки.

Действовать надо было быстро, потому как я не знал точно, насколько отключусь. Двухминутный сон, помните? За такое время я могу и не увидеть сновидений, а равно и не помочь парнишке.

К счастью, я таки попал в какое-то захолустье, где вокруг только и видны были, что стада быков да старые разбитые лачуги с покосившимися дверями и сломанными ставнями. На меня уже шёл какой-то ужасно старый мужчина с мешком травы за плечами, потому я не стал раздумывать, а просто нащупал материю сна, что зарябила прямо за мной, и вышел за неё. Старик тут же переключил внимание на одиноко стоящего быка, который каким-то чудом выбрался из загона.

– Как пить дать он бы сейчас попросил меня о каком-то максимально бредовом одолжении, вроде перекинуть этого быка обратно за изгородь… – думал я, ускоряя шаг подальше от квинтэссенции окраин южных штатов.

Наступающая темнота больше не вызывала трепета и тревоги, равно как и чувство полной глухонемоты, что появлялось крайне неожиданно. Я чувствовал себя так, будто шагаю в ночи, в то время как вокруг носятся демоны и черти из всех возможных мифов и легенд. Скрываются, скрипят зубами, изредка подставляют хвосты и лапы под незримый прожектор, что слабо освещает мой путь в никуда. Они вот-вот отхватят от меня кусок острейшими когтями, вытянут из меня все соки тончайшими хоботками, опустошат мои мысли и сердце дьявольской силой, заставляя повиноваться им и только им. Но я продолжаю идти.

Как только я почувствовал, что достиг той самой точки в полной тьме мира снов, как только почувствовал вибрацию надвигающегося сновидения, то тут же подумал о маленьком мальчике Роберте, что так пугливо жался в ноги истеричной мачехи. Несколько шагов вперёд чётко дали понять, что под ногами вода, а потому я встал на месте и позволил местному Морфею утащить меня в сон. Из воды, медленно обхватывая моё тело, вылезло с десяток тонких рук с ещё более тонкими пальцами. Они бегали по моему телу, облепляя каждый сантиметр, растягивали свои пальцы, обматывая мои конечности.

– Войди в сон…

– Бойся…

– Ходящий во снах…

– Дыши тьмой…

Их шёпот встревожил меня до бескрайности. Если к нечеловеческим рукам я был готов, то этот холодный, безжизненный шёпот, исходящий откуда-то из-под водной глади, заставил моё сердце вновь попытаться выбраться через грудную клетку. Кровь прилила к голове, в висках больно застучало, я зажмурился и быстро одышливо задышал.

– Страх…

– Страх…

– СТРАХ!

Последняя фраза прозвенела в моих ушах невозможно громким визгом, после чего руки с огромной скоростью втянули меня под воду. На секунду я подумал о том дне на Доуб-ривер, вспомнил ту холодную тёмную воду и крик матери "Давай, Джонни, плыви!". Если бы только мертвецы умели плавать.

Раскрыв глаза я обнаружил, что Роберт как минимум боится темноты, потому как место, в котором я находился, было похоже на очень тёмный сельский домик. Из тех, куда приезжают родные на выходные чтобы пожарить барбекю и, удобно устроившись в гамаке, почитать безликую книжонку, над которой не пришлось бы думать.

Слегка потоптавшись на месте, я двинулся осматривать эту лачугу. Очень скоро я понял, что дом куда страшнее, чем казалось по началу. Он выполнен в виде лабиринта, а та комната, где сейчас находился я, была его центром. И судя по криво нацарапанной мелом карте, непонятно откуда взявшейся, он был невероятных размеров. Тёмные коридоры почти всегда моментально оказывались тупиками, а единственный верный проход был завален мебелью.

Куда бы я не пошёл, я каждый раз оказывался перед завалом из мебели, который понемногу разваливался сам по себе. То стул отпадёт, то старая деревянная кровать отвалится с громким треском. Не видя других вариантов, я кое-как разгрёб небольшой проход, создав довольно прочную арку, но стоило мне проползти под ней, как она тут же развалилась, намертво закрыв проход каркасами диванов, битыми стульями и столами, а также высокими шкафами и мощными тяжёлыми тумбами.

Аккуратно двигаться было крайне сложно. Каждый мой шаг отдавался гулким скрипом чёртовых половиц, а темень вокруг только больше нагоняла жути. Коридоры были уж слишком широкими, потому создавалось впечатление, что куда бы ты не шёл – вокруг тебя только тьма.

Громкое эхо моих шагов и скрипа половиц стало давить на сознание. Я стал улавливать в скрипе не то стоны, не то плач; всё больше казалось, что за мной наблюдают и идут эти "кто-то" прямо по моим шагам… За мной!

Резкий оборот ничего не дал. Я как был в одиночестве, наедине лишь со своей паранойей, так с нею и остался. А затем меня кто-то коснулся. Лёгкий такой тычок пальцем в область макушки. Лёгкий-лёгкий, почти поглаживание. Отвратительное, липкое поглаживание. Будто у этого существа совсем скоро отвалится кожа на пальце, разбухшая от воды или чего-то ещё более мерзкого.

Я попытался взять себя в руки. Я ведь пришёл в сон не для того, чтобы в очередной раз облажаться. Здесь где-то бродит маленький мальчик, испуганный в десятки раз больше, чем я сам. Потому надо…

Более уверенное касание прямо в шею заставило меня почти что проглотить язык. Такое же отвратно склизкое, липкое. Я дёрнулся от отвращения и испуга, сильно ударившись плечом об стену. Сколько здесь этих существ? Они опасны? Где же, мать твою, Таша?!

Вдох. Выдох. Спокойнее, Джонни, успокойся. Таши нет и не будет. Ты сейчас во сне, помни об этом. Здесь нет ничего реального. Ничего реального…

Когда, наконец, удалось выровнять дыхание, я пошарил по карманам и вытащил мобильный телефон. Фонарик! Как же я мог забыть! Но страх сковал мне руки. Я очень долго не решался включить фонарик, страшась того, что могу увидеть перед собой. Дрожащими пальцами я разблокировал телефон, чуть не выронил его, пока искал фонарик, а затем зажмурился и нажал на кнопку включения.

Тонкое, невероятно худое тело, всё в синяках. Ни единого волоска. Пустое, бесформенное лицо которое тихо урчало перед фонариком. Видит ли оно меня? А может ли слышать? Существо чуть склонило голову набок, а свои мокрые, склизкие руки, которые, как казалось, были не то заспиртованы, не то раздулись от воды, поднесло к свету фонаря.

Я боялся шевельнуться. Панически боялся вдыхать и выдыхать. Как только руки существа прильнули к телефону, я почти лишился сознания. Невозможно хотелось кричать и звать на помощь, но упрямая идея не давала мне совершить ошибку – я во сне, оно ненастоящее. Ненастоящее… Я во сне… Сон…

Существо рвануло мои руки на себя, выбив тем самым телефона на пол. Я вскрикнул, от ужаса вжался в стену и дышал так часто, что готов был пропустить весь спёртый воздух этого невероятного лабиринта через себя. Оно ненастоящее! Я во сне!

Безликий монстр подлез совсем близко ко мне, находясь теперь на расстоянии всего нескольких десятков сантиметров. Если бы у этого чудовища был рот, то я бы уже отчетливо ощущал его мерзостное, гнилостное дыхание. Существо вновь тихо заурчало и на сей раз я не стал дожидаться новых выпадов или продвижений ещё ближе к моему телу. В дикой панике я вспомнил про нож, что должен был лежать у меня под подушкой. Да! Теперь, как это делала Таша…