Читать онлайн Вор воспоминаний бесплатно

J. P. Rose

THE HAUNTING OF TYRESE WALKER

This edition is published by arrangement with Darley Anderson

Children’s Book Agency Ltd and The Van Lear Agency

Machaon®

* * *

В память о маме,

Что с орлами летает,

Парит над океанской волной,

Касается точно ветер моей щеки.

Скучаю.

Ты сказала, что я смогу. Я смогла.
Это – тебе.

Теневик, Теневик заберёт тебя,

Теневик, Теневик унесёт тебя…

Глава 1

Август, Ямайка

– И долго ещё?

Тайрис выдохнул медленно и шумно, чтобы мама уж точно услышала. Ему здесь не нравилось. Под этим палящим солнцем. В какой-то паршивой дыре. А оказался он тут потому, что мама не дала ему вообще никакого выбора. Мысль эта извивалась у него в голове, взгляд сердито метался по окрестностям.

– Мам! Ну сколько ещё?

Он глянул на маму. Машину она водила так себе, поэтому не спускала глаз с узкой ухабистой дороги.

– Дорогой, не знаю, дальше, чем по моим воспоминаниям, но скоро приедем.

– Да ты сорок минут назад то же самое говорила! – Тайрис отвернулся и стал дальше смотреть на проносившийся мимо мир.

Он выставил в окно одну ладонь и стал кончиками пальцев вычерчивать незримые круги на разогревшейся металлической двери джипа. В дороге они уже были три с лишним часа – мама постоянно не туда сворачивала и ехала совсем медленно; путь их лежал из Кингстона по крутым извилистым дорогам туда, где облака плотной белой лентой опоясывали горы. Там их встретило ослепительно-синее небо, и Тайрису показалось, что он попал в заколдованную страну высоко над землёй. Почва растрескалась от жары, зной так и липнет к телу, и это очень неприятно – будто тебя душит змея.

Тайрису уже порядком надоело вытирать с лица пот, щёки стали солёными. Вроде бы в горах должно становиться прохладнее, но чем дальше они забирались в субтропический лес, тем сильнее ощущались жара и влажность. Ветерок разве что поддразнивал, поскольку приносил только волны горячего воздуха.

Даже банка холодной кока-колы, которую они купили в аэропорту, быстро нагрелась; мороженое, которое он так ждал, растаяло и потекло на руки, на любимую футболку, на сиденье машины – всё стало противно липким. Вся машина пропахла клубничной карамелью и сливочной ириской.

С того момента как он вышел из самолёта, с ним не случилось ничего хорошего. Хотя ничего хорошего не случилось и до того, как он вошёл в самолёт… ничего хорошего не случалось уже давно. И это бесило.

Тут перед глазами что-то затрепыхалось, и Тайрис перевёл взгляд на здоровенного красного жука с тощими чёрными лапками, который пристроился на двери, чтобы его подвезли. Тайрис резко отдёрнул руку, в ту же секунду джип вильнул, Тайриса швырнуло вбок.

– Прости, Тай, – тонким голоском извинилась мама, которая едва не сбила здоровенную козу, выпрыгнувшую прямо на дорогу.

К тому, что мама вот так же уклоняется от автобусов и трамваев, Тайрис давно привык и только посмотрел, как коза прыгнула за куст. И вдруг даже сильнее прежнего затосковал по дому.

Джип притормозил, мама остановилась у какой-то рощицы. Улыбнулась, посмотрела на сына:

– Приехали! Чувствуешь, как пахнет, Тай? Это гедихиум![1] Ох, как я его люблю!

В нос Тайрису хлынул сладкий запах. Он уставился на переплетение кустов и других растений – всё это напоминало прочную, высокую стену тюрьмы.

Тайрис с трудом выдавил:

– Как? Нам сюда, что ли?

– Да, здесь изумительно, правда? Так высоко в горах, просто чудо!

– А где бабушкин дом?

– Да вон там, за деревьями… видишь?

Тайрис покрутился на сиденье, отчётливо ощутил, что верхняя часть ног и попа мокрые от пота. Снял очки, протёр краем футболки.

Пригладил пальцами курчавые светло-каштановые волосы, покусал губу. Всё оказалось даже хуже, чем он думал. Мама, что ли, вообще того, если ей тут изумительно? Тут же ничего нет. Деревья… ещё деревья. И чего им было не остаться рядом с каким-нибудь городком или деревней, а лучше – рядом с одним из домиков, покрашенных яркой краской, которые он видел на склонах холмов, когда они проезжали мимо кофейной плантации? Зачем она его притащила сюда, в горы, в лес, в эту жуткую глушь?

Тайрис пытался проглотить слёзы, загнать их обратно в горло, по ходу дела бросил взгляд на телефон – сигнала нет.

– Я вообще не понимаю, зачем мы сюда приехали.

– Прекрасно знаешь, дорогой. Нам ведь нужно отдохнуть, верно?

Мама улыбнулась, закинув назад голову. На щеках красные пятнышки, лицо блестит, будто смазанное оливковым маслом, волосы изо всех сил пытаются вырваться из неопрятного узла.

Тайрис знал, что мама ждёт ответа, однако промолчал – смотрел вместо этого, как на джип садится ещё один жук. Единственное, чего ему хотелось, – вернуться домой. Посидеть в одиночестве в своей спальне, так, как он любил.

– А кроме прочего, – продолжила мама, ещё раз улыбнувшись, – бабуля и твой двоюродный брат очень хотят с тобой познакомиться. Тут будет хорошо… Гляди, вон она! Всё будет просто здорово!

Знакомый комок в желудке говорил Тайрису, что не будет, а ветер доносил издалека голоса воспоминаний.

Глава 2

Отлепив потные локти от горячего влажного кожаного сиденья, Тайрис вылез из джипа – и солнце тут же влепило ему оплеуху.

– Тай, послушай меня: не забывай, что мы приехали на все летние каникулы. – Мама ласково взяла его за локоть. – Так что уж постарайся, сынок.

Он дёрнул плечом, а заодно почесал ухо.

– А допустим, не постараюсь? Мы что, домой вернёмся?

– Сынок, не надо грубить. Я просто прошу, чтобы ты постарался.

Тайрис влез в кроссовки и, не удостоив маму ответом, побрёл к ярко-зелёному домишке с выгоревшими на солнце розовыми ставнями: на крыльце стояла бабуля и махала им обеими руками.

Бабулю он не видел с прошлого их приезда на Ямайку, перед его четвёртым днём рождения. Помнил её плохо, а всякий раз, когда они пытались с ней поговорить по видеосвязи, сигнал сразу же пропадал. Тем не менее Тайрис узнал бабулю по фотографиям, которые висели у них дома на кухне. Хотя выглядела она старше. Совсем худая, сгорбленная, кожа довольно гладкая для такого дряхлого человека, голова повязана голубым платком в тон голубому платью. Под тёмными глазами – чёрные круги, будто две кляксы. Глаза блестят, на лице – широкая улыбка.

Бабуля осторожно спустилась по деревянным ступенькам крыльца им навстречу – руки широко раскинуты.

– Тайрис! Патти! Тайрис! Идите сюда, дайте мне вас обнять. Как же я рада вас видеть! Долетели хорошо? Ох, Тайрис, ну вы только поглядите! Надо же! Вырос-то как! – раскудахталась бабуля. А потом крикнула через плечо: – Марвин! Марвин! Тута они! Живо давай, они тута!

Мама так и сияла.

– Ну как вы?

– Да всё у нас помаленьку. И сама я в порядке. – Бабуля просияла в ответ.

Обнимала она их долго и крепко. Пока длилось бабулино объятие, Тайрис смотрел, как из-за угла, где стояли качели, выруливает какой-то мальчишка. Волосы заплетены зигзагом, косички явно свежие. Сам в поношенных синих штанах, в футболке в полоску, тоже выцветшей, кроссовки явно великоваты, шнурки в них яркого неонового цвета.

– Марвин, поздоровайся с Тайрисом, – предложила ему бабуля.

Марвин смахнул крошки с уголков рта – показалась улыбка.

– Дайно не видайсь, Тайрис. Пйехли? Чикак? – произнёс он очень быстро.

Тайрис вывернулся из неожиданно сильных бабушкиных рук и посмотрел на двоюродного брата. Они были ровесниками – родились с разницей в один месяц, но виделись всего один раз, десять лет назад, когда он гостил у бабушки.

– Что, прости?

– Дайно не видайсь. Пйехли? Чикак? – повторил Марвин, а потом расхохотался, так же громко, искренне и звонко, как и бабуля. – Бват, не гйишь, чтоль, на патуа?

Бабушка отвесила Марвину ласковый подзатыльник.

– Любишь ты у нас поболтать, Марвин. Конечно, он не умеет говорить на патуа.

Марвин, потирая затылок и всё ещё смеясь, шагнул к Тайрису поближе.

– Збыл, ты у нас англичайнин. Манчейстрский! Что, мне с тобой по-английски говорить, англичайнин? Тогда считай, что я английский король! – Марвин произнёс это с каким-то дурацким акцентом, а потом схватил руку Тайриса, пожал. – Ну, как жизнь, Тайрис? Здорово, что ты приехал. – И он безудержно захихикал.

Бабуля нахмурилась.

– Хватит дразниться, Марвин… Всё хорошо, Тайрис, заходи, не обращай на него внимания. А ты, Марвин, извинись. Давай!

Марвин передёрнул плечами:

– Да я просто пошутил.

Он развернулся, чтобы рассмотреть маму Тайриса. Она улыбнулась.

– Очень рада тебя видеть, Марвин, – сказала она и обняла его, это в такую-то жару.

– Тётя Патти, а вы говорите на патуа?

Мама подмигнула Марвину, её голубые глаза блеснули – она стояла, обмахиваясь подолом серой льняной рубахи, висевшей мешком на её высокой тонкой фигуре.

– Нет, твой дядя несколько раз пытался меня научить, да не вышло. Я, видимо, совсем тупая.

– А как так вышло, что ты не говоришь на патуа, Тайрис? Не захотел учиться? И какой из тебя после этого ярди?[2]

Марвин снова захихикал и повернулся к двоюродному брату.

Тайрис опустил глаза. Почувствовал, как быстро забилось сердце. Неужели так трудно оставить его в покое? Почему этот безмозглый родственник считает, что это смешно? Опять страшно захотелось оказаться дома, в родной спальне.

– Я не понял, чего тут смешного, – прошептал Тайрис, которого уже вывел из себя этот бесконечный смех, тем более что, на его взгляд, шутка была так себе.

– Ну, то есть ты у нас двоечник, да?

– Допустим, – пробормотал Тайрис.

– Хочешь, поучу тебя? Я умею! Может, у меня лучше выйдет, чем у твоего папы!

Тайрис сжал зубы. Злобно посмотрел на Марвина:

– Не смей так говорить про моего папу. И вообще отстань.

Марвин приподнял брови, посмотрел на тетю Патти, потом ещё раз на Тайриса:

– Прости, Тай, я просто хотел сказать, что твой папа…

– Мне без разницы, что ты хотел сказать, – буркнул Тайрис.

– Так, Тайрис, хватит! – оборвала его мама, густо покраснев. – Марвин просто шутит. Делов-то.

Тайрис почувствовал, что в глазах стоят слёзы. Повернулся, злобно зыркнул на маму, но ничего не сказал.

Молчание стало даже мучительнее жары. Оно висело в воздухе, пока его не прервала бабушка.

– Ойюшки, Марвин. – Не будий лийха, покай она тийха. Перестань дразниться и помолчи, ясно? – Она повернулась к Тайрису, сжала ему ладонь. Улыбнулась: – А ты, Тай, заходи в дом, освежись! Марвин тебя проводит в твою комнату… И кстати, добро пожаловать на Ямайку, Тайрис!

Глава 3

Тайрис быстренько принял душ, чтобы охладиться, а потом присел на узкую металлическую кровать в гостевой комнате. Так и не понял, что громче: пение Марвина на кухне или жужжание насекомых снаружи – можно было подумать, что к бабулиному дому сползлась куча гремучих змей.

Тайрис зевнул, втёр в ладони кокосовое масло, стараясь не перепачкать одежду. Посмотрел время: четыре часа дня. А он уже так устал! Может, прилечь? Подушка большая, на вид очень уютная и заманчивая, вот только не хотелось ему засыпать. Ведь тогда снова приснятся сны, а во снах он вернётся в прежнюю жизнь: ту, которой он жил до того дня в аэропорту Манчестера, когда мама встретила его в зале прилёта – лицо будто обожжённое от слёз – и шёпотом, похожим на крик боли, сообщила ему новости.

Мучительно было вспоминать, он ненавидел тот миг. Он терзал его, точно болезнь. А когда он просыпался и открывал глаза – воспоминание об утрате обрушивалось на него как удар… Да, спать и видеть сны – значит потом просыпаться и осознавать, что вчера больше нет, есть только сегодня.

Тайрис снова зевнул. Ладно, если не спать, тогда вот что. Он пойдёт погуляет. Так оно лучше, да и легче, когда ни о чём не думаешь.

Тайрис покусал губу, попытался выбросить всё лишнее из головы. Смазал маслом курчавые волосы, схватил ртом воздух, проморгался, чтобы не щипало глаза.

Встал, взял бейсболку и двинулся к двери, но тут дыхание перехватило, как будто он шагнул в зимнюю стужу. На тумбочке у кровати стояла фотография. Они вдвоём с папой. Улыбаются, смеются. Снимок сделала мама – велела им постоять спокойно, не хихикать, расправить плечи. Последнее их общее фото.

Тайрис метнулся к нему. Как будто нырнул в самые глубины океана. Схватил, перевернул, отыскал зажимы, выдернул фотографию из белой деревянной рамки – рамка со стуком рухнула на пол.

Острая боль в груди.

Тайрис стиснул фотографию в кулаке, смял, полностью лишил жизни.

– Ты чего, Тай? Всё нормально? – В дверях появилась мама, она улыбалась, но в тоне сквозила тревога.

Тайрис засунул фотографию в карман шорт.

– Да ничего. Так, ерунда.

В маминых глазах мелькнуло подозрение, но она так и продолжала улыбаться.

– Хочешь перекусить до ужина? Хотя должна предупредить: бабушка наготовила столько, что можно армию накормить, и ещё останется.

– Нет, спасибо. Я пойду погуляю. Огляжусь.

– Вот и хорошо, я рада, что ты подышишь воздухом, подвигаешься. Ты только осторожно, ладно, Тай? Далеко не уходи… У тебя правда всё хорошо?

Тайрис быстренько задвинул рамку ногой под кровать – мама ничего не заметила – и ещё крепче стиснул в кармане фотографию. Передёрнул плечами.

– Ну конечно, с чего бы не хорошо-то?

Тайрис торопливо шагал по пыльной дорожке, мимо курятника, прочь от бабушкиного дома, по ходу дела пиная каждый встречный камень и сучок. Почти до конца поднявшись по крутому склону, он замедлился – жара обволакивала, казалось, что он тащит на спине мешок с камнями.

Тайрис стиснул кулаки, зажмурил глаза. Всё бы отдал, только бы не чувствовать того, что чувствует сейчас. Мама реально считает, что он готов провести здесь всё лето? А всё потому, что она послушалась этого его тупого психолога, Джонатана, или Джонни, как он просил его называть.

«Сынок, Джонни дело говорит. Он с таким и раньше имел дело. Джонни считает, что тебе лучше уехать ненадолго. Джонни говорит, тебе нужно выбраться из своей спальни и повидаться с родными».

Ну а застрял в этой дыре не Джонни. А он, Тайрис. При этой мысли он громко, шумно выдохнул и открыл глаза.

Огляделся и вдруг осознал, что ушёл довольно далеко. Солнце садилось. Над горами расползались завитки тумана, хотя в лесу всё ещё задержалась, подобно надоевшему гостю, сырая, липкая духота.

Бабушкиного дома уже не было видно. Дорожка, по которой он пришёл, извивалась дальше по склону холма, исчезала за поворотом. Вокруг стояла полная тишина. Даже насекомых не было слышно. Вдоль узкой дорожки росли кусты и растения, каких Тайрис никогда не видел, – ему по пояс. Его обступили странной формы деревья с толстенными кривыми стволами, заросшими жёлтым и зелёным мхом, кроны их наверху смыкались, заслоняя солнце, так что внизу оставался лишь меркнущий полусвет.

Тайрис посмотрел на часы: 17:25. Повернуть обратно? Ну нет, ведь тогда опять придётся со всеми разговаривать. А это ему не по силам.

Прихлопнув комара, который, похоже, собирался впиться ему в плечо, Тайрис зашагал дальше, но успел сделать лишь несколько шагов, и тут где-то хрустнул сучок.

Он остановился, прислушался, быстренько огляделся, ничего больше не услышал и пошёл дальше, миновал полусгнивший древесный ствол, заросший трутовиками и кишащий мокрицами.

Тайрис снова остановился, на сей раз твёрдо уверенный в том, что слышит сзади чьи-то шаги.

Он обернулся, рассчитывая увидеть маму. Никого, но он всё равно окликнул:

– Мам? Мам, это ты?

Тишина.

Только птица что-то негромко свистнула с верхних веток… А чем тут пахнет? Тайрис принюхался. Дымом. Как будто где-то жгут хворост. Тайрис нахмурился, посмотрел по сторонам. Снова хрустнул сучок, на сей раз ближе. Взгляд Тайриса заметался между деревьями.

– Марвин, если это ты, то не смешно, понял? Марвин? Марвин, кончай прятаться, выходи!

Тайрис облизал губы, понял, как пересохло во рту. Теперь он не слышал ничего, кроме собственного дыхания. Даже птица умолкла. Тишина обволакивала его, как подступающий прилив.

Он ещё раз всмотрелся в лес, старательно избегая тёмного коридора между деревьями. Может, действительно лучше просто вернуться домой к бабушке?

Он как раз собирался зашагать вниз по дорожке, но тут что-то привлекло его внимание… Да, там, за плотной стеной пальм и эвкалиптов. Что это? Тайрис сдвинул очки на кончик носа, прищурился – сердце так и бухало. Среди теней что-то двигалось…

Глава 4

Тайрис застыл, чтобы не шуметь. Подумал между делом – может, пора бежать, но любопытство взяло верх над испугом. Шагнул к краю дороги, посмотрел вниз на поросший лесом склон горы – по нему медленно расползался туман.

В первый момент Тайрису показалось, что на него тоже смотрят. Мысль, что он тут не один, стучалась в голову, расползалась на тысячу вымыслов.

Между деревьями что-то мелькнуло. Тайрис испуганно отскочил, задержал дыхание – как будто так можно защититься от чего-то неведомого.

Он не отрывал взгляда от склона, и, хотя больше там ничего не двигалось, Тайрис заметил кое-что ещё. За сломанным деревом, привалившимся к торчащему из земли валуну – он напоминал прыщ на лице горы, – виднелось что-то чёрное, прямоугольное.

Он озадаченно прикинул, как туда спуститься. А потом очень аккуратно, чтобы ноги не застряли среди переплетённых растений – те хватали его за лодыжки, – пополз вниз по склону, держась за ветки высоких гибискусов.

Спустился к валуну, встал там. Среди папоротников, между стволом дерева и камнем отчётливо проступил продолговатый тёмный предмет – каменная плита, глубоко ушедшая в подлесок.

Он осторожно приблизился, попробовал разглядеть…

Заброшенная могила.

Тайрис нахмурился, посмотрел вверх. Странное место для могилы. Кто это захотел, чтобы его похоронили на крутом склоне, вдали от людей?

Всё это явно сделали вручную: надгробный камень неправильной формы, и, хотя надпись на нём было не прочитать – она почти стёрлась, – Тайрис тем не менее рассмотрел остатки букв, грубо и неумело высеченных в камне.

Тайрис поправил очки. Могилу почти задушили лианы, по поверхности расползлись мох и лишайник, однако на камне было высечено что-то ещё. Тайрис встал на колени и стал оттирать слой засохшей грязи, потом сел на пятки, чтобы рассмотреть, что ему открылось.

Рисунок почти стёрся, но что это такое, можно было понять без труда. На поверхности камня была высечена крупная змея: она свернулась в кольцо и кусала себя за хвост. Было в ней что-то жутковатое, по спине снова пробежал пауком тревожный холодок. Взгляд метнулся туда-сюда, Тайрис сглотнул. Звук как-то необычайно громко прозвучал в тишине. Может, ему только показалось, но вроде бы воздух стал неподвижнее? Тяжелее? Будто после пожара.

Тайрис медленно поднялся на ноги и начал потихоньку отступать. Но тут в кустах что-то зашуршало – он резко развернулся и со всех ног бросился обратно наверх, сквозь гибискус, назад на дорожку.

Он запыхался, но облегчённо вздохнул, торопливо отряхнул одежду – хотелось поскорее оказаться дома у бабушки.

– Тай?

– Мама? – Он так и подскочил, услышав прямо за спиной её голос. – Мам, ну ты зачем так ко мне подкрадываешься?

Мама стояла, уперев руки в бока, и пыталась отдышаться.

– Прости, я не хотела… У тебя всё хорошо? Ты что делал там внизу? – Она посмотрела на склон. – Господи, да ты мог упасть, там вон какой крутой склон! – По лицу пробежала тревога, над верхней губой поблескивала плёнка пота.

– Да ничего не случилось бы.

– Это опасно, не лазил бы ты в такие места.

– Ты же вроде хотела, чтобы я подышал воздухом, – обиженно пробормотал Тайрис.

– Хотела, но ты пока здесь ещё не освоился. Недолго и заблудиться. Смотри, как деревья густо растут – тут можно часами бродить по кругу. – Она откинула чёлку со лба. – Ты правда в порядке?

– Нормально всё. – Разговаривать не хотелось, но маму это не остановило. И никогда не останавливало.

Оживлённо гримасничая, она завела:

– Знаешь, а я совсем забыла, как здесь замечательно. Ты представляешь – вышел из дома и сразу погрузился в природу? Приятное разнообразие после Сэлфордских доков, верно?

Он так не считал. Ему хотелось одного – вернуться домой в Манчестер. Так что он просто пожал плечами, засунул руки в карманы. И нащупал там что-то. Фотографию. Успел забыть, что она всё ещё там лежит.

Как только мама отвернулась, Тайрис вытащил смятую фотографию из кармана и бросил за спину – шарик покатился вниз со склона.

– Давай, пошли, здесь очень рано темнеет, – подгоняла мама; она обхватила его рукой за плечи. – И ещё, Тай: когда вернёмся, ты уж постарайся не расстраиваться, если Марвин или бабуля заговорят про…

– Ясно, понял, – резко перебил её Тайрис, точно зная, о чём речь.

Они зашагали вниз по дорожке, но Тайрис то и дело оглядывался через плечо на деревья на склоне. Было по-прежнему жарко и влажно, но он весь дрожал, кожу покалывало. Откуда это неотвязное чувство, что за ним следит что-то… или кто-то?

Глава 5

Ещё и девяти не было, а на улице совсем стемнело. Густой лес смутным силуэтом вырисовывался на фоне ночного неба, на котором лишь в нескольких местах мерцали звёзды, у самого горизонта висел полумесяц. Жара так и не спала, Тайрис чувствовал, как по затылку ползёт струйка пота.

Он вышел на крыльцо. Там горела электрическая лампочка, к которой слетелись десятки насекомых – ползали, заслоняя свет тёмными тельцами.

– Бабуля, привет, а я тебя искал, – сказал Тайрис вежливо, глядя, как бабушка развязывает холщовый мешочек с рисом.

Бабуля подняла глаза, широко улыбнулась внуку. Даже в полутьме глаза её ярко блестели.

– Ах, Тай, совсем большой мальчик. Какое счастье, что ты тут у нас. Уж как я рада, что ты приехал на каникулы. Такую радость доставил старушке.

Тайрис против воли улыбнулся, против воли почувствовал стыд за своё поведение, против воли подумал: вот бы всё было иначе. Да, ему совсем сюда не хотелось ехать – и сейчас не хочется здесь быть. Но всё же не поспоришь: повидаться с бабушкой приятно.

– Бабуля, – начал Тайрис, пиная ногой пустоту, – я просто хотел сказать, что, ну, в общем, я извиняюсь. Ну, что разозлился на Марвина. Я это зря.

Он ждал, что бабуля ему ответит, но она просто подошла ближе, заключила его лицо в ладони. Они были мягкие, гладкие, к щекам будто прижалась вата. Тайрис чувствовал, как они дрожат.

– Тай, не за что тебе извиняться. Я всё понимаю. Хочешь орать во весь голос – тут самое подходящее место. Ты среди тех, кто тебя любит. И мы хотим помочь тебе это пережить. – Она помолчала, улыбка омрачилась грустью. – Ничего, Тай, настанет день, когда солнышко опять станет тёплым, уж ты поверь.

Тайрис кивнул, пожевал щеку в надежде, что бабушка ничего больше не добавит.

– Ты у нас мальчик храбрый, Тай.

Он посмотрел на неё. Не чувствовал он себя храбрым. Сам плохо понимал, что чувствует, но ему страшно надоело слышать эти слова.

Бабушка, будто прочитав его мысли, подмигнула:

– Тебе, наверное, это уже сто раз говорили, но ведь так и есть. Ты очень храбрый, как и твой папа.

Он отстранился. Не собирался он ей грубить, бабушка всё-таки. Но зачем она делает то же, что и все остальные? Сперва приласкает, потом пытается разговорить. Как вот поступал и Джонатан. Так вот, он на такое не поведётся. Не о чем тут говорить.

Он смотрел: бабушка взяла горсточку риса, стала рассыпать его по крыльцу.

– Ты что делаешь, бабуля? – спросил Тайрис в попытке её отвлечь; впрочем, ему на самом деле было интересно.

– Каждый вечер так делаю, – ответила она, доставая из мешка ещё горсточку.

Тайрис приподнял брови. Видел ли он когда-нибудь, чтобы по земле разбрасывали пищу? Когда мама кормила птиц или папа посыпал солью заледеневшую дорожку. Эту мысль он тут же отогнал, вздохнул поглубже, сосредоточился на том, чем занималась бабушка.

– А зачем, бабуля? Мне непонятно.

Она обернулась к нему:

– Чтобы уберечь всех нас.

– Рисом?

– Да, внучек. – Она кивнула. – Чтобы хорошие даппи в доме оставались, а плохие снаружи.

– Даппи?

– Уж ты наверняка слышал про даппи, Тайрис. Неужели папа не рассказывал? Ну, они вроде призраков.

– Призраков? – повторил Тайрис, плохо веря собственным ушам. – В смысле, призраков мёртвых людей?

Бабушка кивнула.

– Есть среди них души злобные – им всё не угомониться, они вылезают из могил и ходят по земле, есть и просто демоны, живущие в нашем мире… Даппи, Тай, они повсюду, и некоторые требуют больше внимания. Те, которые нехорошие, могут ночью натворить бед, но, если насыпать риса на крыльцо, они начнут его подбирать, зёрнышко за зёрнышком… и пока подберут, уж и солнышко встанет, лишит их всякой силы.

Бабуля пожала плечами, будто бы признавая этот неоспоримый факт.

Тайрис моргнул, вгляделся в неё. Даппи. Шутит бабушка, что ли? Ну не может она говорить серьёзно.

– Ну правда, бабуля, зачем этот рис?

Она склонила голову, брови сошлись.

– Я ж уже сказала, Тай: чтобы нас уберечь.

Тайрис вгляделся в бабушкино лицо, так и ожидая, что оно сморщится от смеха.

– Да знаю я, что ты шутишь.

Бабушка взяла в руку мешочек с рисом.

– Нет, Тай. Не стану я шутить, когда мне важно уберечь тебя от беды. Тут у нас на острове все знают, что это нужно обязательно делать.

– Не может быть, чтобы все в это верили, – усмехнулся Тайрис, который всё ждал, что бабушка сознается: она пошутила.

Бабуля пожала плечами:

– Ну, кто не верит, так верно и в солнце с луной тоже не верит. Ты вон спроси Марвина – он тебе всё про даппи расскажет. Уж кому и знать-то.

Тут Тайрису в голову пришла важная мысль.

– Бабуля, а чья это могила?

– Какая ещё могила?

– Я когда гулял, забрался высоко наверх, там на склоне могила, её почти не видно.

Бабушка замерла на миг, а потом явно насторожилась.

– Вот уж не знаю, о чём ты.

– Там могила и…

– И всё, Тай, – резко оборвала его бабуля. Взяла его за локти, заглянула в глаза: – Не лазай туда, ладно? И не поднимайся на гору, тем более один.

Тайрис удивился:

– Почему? Почему мне туда нельзя?

Бабушка натянуто улыбнулась.

– Да вот… – Она умолкла, будто подыскивая слова. – Ты ж не хочешь заблудиться? Вот и пообещай, что никогда больше туда не пойдёшь, никогда-никогда… Дейтишкам тугуйхим каймешки куйшть.

Тайрис ухмыльнулся:

– Чего-чего?

– Детишкам тугоухим камушки кушать. Это значит – если не слушаешь, что тебе говорят, попадёшь в беду… Помни это! – Она передала внуку мешок с рисом. – Пошли, а то у меня куриное рагу сгорит. Будь умницей, доделай тут дело, да смотри, сыпь – не жалей, особенно на заднем крыльце.

Она ещё раз улыбнулась и зашаркала в дом, а Тайрис с мешочком в руках остался на крыльце.

Бабушка что, правда думает, что он будет разбрасывать этот рис? Тайрис улыбнулся про себя, и всё же спустился по двум деревянным ступенькам на траву, дошёл до задней стены дома – там оказалось ещё темнее.

Тайрис знал, что до входной двери рукой подать, но ему почему-то стало не по себе. Взгляд то и дело устремлялся к черноте леса. Потом он встряхнул головой. Глупость какая. И чем он тут вообще занимается? Да, бабуля у него хорошая, но разбрасывать рис? Этого ещё не хватало. Бред какой-то. Подумав так, Тайрис высыпал остатки риса в металлическое ведро и быстренько вернулся в дом.

На самом рассвете Тайрис лежал в кровати, пытаясь прогнать сон. Веки страшно отяжелели, но, несмотря на изнеможение, он заставлял себя встряхнуться каждый раз, как задрёмывал. От жары было только хуже. Всё липло к коже, Тайрис вспотел, ему казалось, что он лежит во влажной земле.

Мысли всё возвращались к могиле на склоне горы. Непонятно, зачем она там. Какому семейству понадобилось похоронить родственника в таком недоступном месте? А бабуля? Как-то она встревожилась, когда он спросил. Может, и правда испугалась, что он заблудится, и всё же странно, что она так резко ему ответила.

Но тут мысль про могилу оборвалась, потому что сквозь гул вентилятора Тайрис услышал, как в его комнате открылось окно. Мама, наверное, и, хотя он её не видел – слишком темно, – Тайрис разозлился, что она приходит к нему по ночам, будто он ещё маленький. Вечно у неё какие-то глупости! Он плотно закрыл глаза, чтобы мама не заметила, что он не спит. А то ведь наверняка заведёт разговор, начнёт спрашивать, всё ли у него хорошо, переживать, что он не спит. Тайрис старался не шевелиться, пока не убедился, что мама ушла.

Сон как рукой сняло – он вздохнул, в очередной раз пожалел, что он не дома в Манчестере. Что-то ему говорило, что лето окажется долгим.

Глава 6

Воскресенье, раннее утро, и, пока Тайрис одевался, в окно жарило солнце. Проснулся он с ужасной головной болью. И вообще чувствовал себя очень странно, будто в тумане. Может, после длинного перелёта, а может, у него просто аллергия на цветы, которые растут прямо за окном? Он понятия не имел, зачем мама ночью открыла это самое окно – знала же, что он любит спать с закрытым.

Тайрис сердито захлопнул окно. Нахмурился. На кончике пальца выступили капли крови – кровь вытекла из трёх маленьких проколов. Три красные точки на коже. Откуда они взялись? Для комариных укусов великоваты, да и не чешутся. Может, укус паука? Тайрис про такое читал. И всегда думал – чушь какая-то. Ладно, проще не обращать внимания.

Он содрогнулся, вытер кровь и тут же сморщился – по глазам изнутри ударила резкая боль. Он ущипнул себя за переносицу. Голова болит всё нестерпимее, а нужно распаковывать вещи. Подумал – может, оставить на потом, но не хотелось, чтобы пришла мама, распсиховалась и сама полезла всё раскладывать.

Тайрис громко выдохнул, схватил красную спортивную сумку, сбросил её на пол, раскрыл молнию, вытащил футболку.

Открыл высокий платяной шкаф из кедра и, стараясь не обращать внимания на головную боль, потянулся к обшитой тканью вешалке. По ходу дела задел рукой голубой пиджак в полоску. Ахнул, отшатнулся, потому что сразу узнал этот пиджак. Папин.

Тут же нахлынули воспоминания. Тайрис плотно зажмурился, как будто так можно было отгородиться от памяти. А потом резко открыл глаза, потому что в нос, точно облако пыли, ударил запах любимого папиного лосьона после бритья – он исходил от ткани. Ваниль с древесными нотками обволокла Тайриса, как будто папа снова стоял с ним рядом.

– Нет! – Тайрис затряс головой. Сердце неслось вскачь, он стукнул кулаком по дверце шкафа, захлопнул её, будто запирая в клетку дикое животное.

Потом развернулся, судорожно хватая губами воздух, привалился к шкафу спиной. Почувствовал, как что-то царапнуло шею, глянул, всё ещё тяжело дыша, и увидел здоровенную чёрную сколопендру – она выползла из щели между дверцами шкафа ему на плечо. Он, вздрогнув, смахнул её на пол.

– Братан, привет, прости, если я… – начал было Марвин, появляясь в дверях, но тут же умолк и уставился на Тайриса. – Тай, ты чего? Тай?

Тайрис пытался хоть что-то ответить. Грудь сдавило, сердце билось так быстро, что закружилась голова.

– Тай?

– Я не могу дышать! Не могу! – Тайрис хватал воздух и сам слышал страх и панику в собственном голосе.

– Тай, позвать тетю Патти?

Тайрис качнул головой, вдохнул медленно, глубоко, как его учил Джонатан, сосредоточился на том, чтобы выровнять дыхание. Только бы не заплакать. Нет, я не буду плакать. Он не хотел, чтобы пришла мама, она сейчас такое устроит! Вот только при каждой панической атаке – а они у него начались с марта – он чувствовал, что задыхается, как будто в горло вбили клин.

Его это пугало… каждый раз казалось, что он сейчас умрёт. Но одновременно он чувствовал себя идиотом, слабаком, ненормальным. Вот только этого он никому не скажет даже под страхом смерти, а уж маме тем более. Хоть режь его.

Тайрис дышал носом и смотрел на Марвина – тот удивлённо хмурился.

– Порядок. Всё уже хорошо. – Он попытался улыбнуться. – Правда всё хорошо.

– А что это было, Тай?

Он повёл плечами.

– Да ничего. Просто… астма, – соврал Тайрис. – Только маме моей ничего не говори, ладно?

Марвин явно изумился:

– У тебя астма? Бабуля никогда об этом не говорила.

– А с чего бы! – рявкнул Тайрис, уже жалея, что не придумал другой отмазки.

Марвин скорчил рожу:

– Так ведь с астмой бегать нельзя, да?

Тайриса будто накрыло облаком. Про бег он вообще старался больше не думать… Раньше это было его любимое занятие. Единственное, чем он действительно хотел заниматься. Даже мечтал о том, чтобы в этом году на чемпионате для школьников по лёгкой атлетике побить национальный рекорд на дистанции 800 метров. Надеялся, что сможет. Очень серьёзно готовился к этому сезону, к забегу, к выстрелу из стартового пистолета. Всё остальное не имело никакого значения, а потом в марте привычный мир перевернулся с ног на голову. Ничто никогда уже не будет прежним, вряд ли он снова наденет беговые кроссовки. Какой смысл? Теперь вообще ни в чём нет никакого смысла.

Тайрис ещё раз поглядел на двоюродного брата. Не любил он лгать, а теперь вот придётся лгать дальше.

– Да нет, можно, всё было хорошо… Короче, не важно, я больше не соревнуюсь и никогда не буду.

– Почему?

Тайрис пожал плечами и выдал новую порцию небылиц:

– Да не знаю, ну, типа надоело.

Марвин, похоже, хотел ещё что-то сказать, но в результате просто пожал плечами:

– Ясно. В общем, завтрак на столе. Да, Тай, прости меня за вчерашнее. Я совсем не хотел тебя обидеть.

Тайрис кивнул:

– Понятно, дружище, без вопросов.

– Вот теперь ты у нас говоришь как настоящий ярди! – Марвин рассмеялся, а Тайрис улыбнулся в ответ.

– Ты меня тоже прости, я и сам лишнего наговорил.

Они обменялись улыбками, кивками. Потом Тайрис завязал шнурки, а Марвин тем временем прыгал перед зеркалом, ухмыляясь от уха до уха.

– Бабуля говорит, мы с тобой похожи… а ты что думаешь?

Тайрис, чтобы изобразить заинтересованность, надел очки и осмотрел двоюродного. Ему не раз говорили, что между ними большое сходство. Но сам он этого не замечал, вот разве что на одном фото, которое бабушка прислала в прошлом году; да и сейчас, глядя на Марвина, он не видел между ними ничего общего. Во-первых, лицо у Марвина меньше, худощавее, хотя Тайрис и вынужден был признать, что выпирающие уши и курносые носы у них совершенно одинаковые. Зато у Марвина, когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки, а у него нет.

– Нет… мне так не кажется.

– Потому как я уж больно красив, да? – Марвин опять рассмеялся, потом скорчил рожу и принял картинную позу.

Да, вчера Тайрис здорово рассердился на Марвина, и всё же двоюродный брат ему нравился.

– Ладно, а как оно так вышло, что ты оказался тут, у бабули? – спросил он, застегивая на запястье ремешок часов.

– Ну, я в основном тут живу, потому что у папы… ну, типа свои дела, – пояснил Марвин, разглядывая Тайриса в зеркале. – Но это ничего, мне у бабули нравится.

Тайрис поднялся, бросил полотенце на стул. Промазал – оно упало на пол.

– А с мамой ты видишься? – Его эта ситуация всегда удивляла, но родители так толком ему ничего и не объяснили.

– Не-а. Нет её. Ушла. Вряд ли вернётся… Короче, – Марвин явно решил сменить тему, – идём, бабушка всё приготовила.

Тайрис прекрасно знал, каково это – уходить от ответов на навязчивые вопросы, поэтому больше решил не поднимать эту тему. И – едва не повалив большой горшок с алоэ в углу – молча пошёл за Марвином по коридору, заметив по ходу дела, что проколы на пальце снова закровоточили.

– Ты как, Тай, всё хорошо? Ой, вид у тебя совсем выжатый, шёл бы ты поспать после завтрака!

Мама сидела за кухонным столом, который буквально ломился от еды. Ну почему она всегда так? Обращается с ним на людях как с ребёнком. А ему стыдно.

– Уж надеюсь, что ты, Тайрис, проголодался. Давай, налегай, – пригласила бабушка, указывая на аки[3], солёную рыбу, каллалу[4], жареные пирожки, плантан[5] и ямс[6].

У Тайриса потекли слюнки. Он сел на стул в кухоньке с выбеленными стенами – очень хотелось сделать бабушке приятное, особенно после вчерашнего.

– Спасибо, выглядит просто здорово, я очень люблю аки.

– Хочешь, чтобы тебе досталось, не зевай, – предупредила бабушка. – Начнёшь считать ворон, Марвин слопает и свою, и твою порцию. Любит он у нас поесть! – Она фыркнула и откусила большой кусок плотного домашнего дрожжевого хлеба. – А я ему всегда говорю: нынчий-то сладкий, а завтрий гадкий.

– В смысле нынче сладко, а завтра живот заболит, – усмехнулся с набитым ртом Марвин.

– Во-во. – Бабушка с довольным видом захлопала в ладоши. – Я, Тайрис, это часто повторяла твоему папе. Он тоже любил поесть… – Она умолкла, и в глазах её появилась такая нежность, что Тайрис невольно отвел взгляд. – Я тут Марвину вчера говорила, как ты на отца похож, когда он был в твоём возрасте. Оба вы на него похожи. С виду не двоюродные, а чистые близнецы. – Бабушка понизила голос. – А как на тебя погляжу, Тай, так будто отец твой рядом сидит.

Тайрис почувствовал, что в груди снова сжимается комок. Крепче стиснул нож и вилку – вот бы бабушка замолчала.

– Ты же знаешь, он в нашей семье был настоящей звездой. – Бабушка снова смолкла, нахмурилась, повернулась к Марвину: – Видал, что Тайрис в очках ходит? Умный значит, прямо как его папа.

Марвин захихикал, Тайрис не выдержал и фыркнул тоже. Почувствовал, как грудь слегка отпустило.

– Бабуля, да это просто очки, вовсе они не значат, что он умный.

– А вот и нет, они у него потому, что книжек много читает, – стояла на своём бабуля.

Марвин подмигнул, одновременно накладывая на тарелку ещё порцию каллалу.

– Мы сегодня поедем в Бафф-Бэй, Тай.

Бабушка покачала головой.

– Это ж был наш секрет, Марвин, а ты эк разошёлся, хотя я и велела тебе рот на замок… – Она посмотрела на Тайриса: – Ладно, он правду сказал, всё семейство хочет тебя видеть, Тайрис. Уж как они рады, что ты приехал! Сюрприз приготовили.

Марвин, едва сдерживая нетерпение, запрыгал на стуле.

– Ты, Тай, просто не представляешь, как это здорово! На пляж сходим!

– Ты же знаешь, что папа твой очень любил кататься в Баффе на сёрфе, когда рос, – добавила бабушка.

– А можно не вспоминать о нём каждую секунду?! – рявкнул Тайрис, не сдержавшись.

Все замолчали, тишину нарушало лишь гудение и шуршание насекомых снаружи.

Тайрис поймал на себе пристальный мамин взгляд, лицо её стремительно краснело. Не так должен был начаться этот день. Он знал: мама хочет, чтобы он хорошо себя вёл, радовался, говорил, как он доволен, что здесь оказался, но ему было не сдержать пламя, бушевавшее в груди, и слёзы, скапливавшиеся в глазах.

– Тай, помнишь, что я тебе говорила? Не надо так. – Мама мягко дотронулась до его руки. – И что говорил Джонатан – что тебе нужно побольше отдыхать?

– Да всё со мной хорошо, просто голова болит, потому что ты ночью открыла у меня окно. Это, видимо, аллергия, – пробормотал Тайрис и нахмурился.

– Я ночью к тебе не заходила. Наверное, это бабушка.

Бабушка покачала головой.

– Не, я к тебе уж всяко не входила.

– Ну, кто-то да входил. Я слышал, а ещё окно утром было открыто настежь. – Тайрис посмотрел на Марвина, но тот тоже покачал головой.

И тут Тайрис заметил, что бабушка как-то странно на него смотрит и в глазах у неё неприкрытая тревога.

Глава 7

Пошёл двенадцатый час дня. Они ехали в Бафф-Бэй, Тайрис сидел в джипе, с трудом помещаясь между раскалённой металлической дверью и несколькими большими пакетами – в них, в пластмассовых контейнерах, лежала приготовленная бабулей еда. Мама, как всегда, невыносимо медленно ехала по ухабистым дорогам. С одной стороны – крутой обрыв без всякого ограждения, с другой – кофейные плантации, дома и фермы. Горы накатывали гигантскими морскими валами, окружали со всех сторон.

Мало того что было тесно, так приходилось ещё и слушать, как мама, бабуля и Марвин, не прекращая, играют в «Отгадай, что я вижу». Догадаться, что видит бабушка, не мог никто, в частности потому, что видела она эту штуку сорок лет назад в Кингстоне. Игра растянулась до бесконечности, и они так хохотали, что Тайрис дошёл до ручки: ему казалось, что он бьётся головой об лёд; голова разболелась сильнее прежнего. А когда они наконец-то доиграли, бабуля с Марвином завели какой-то бесконечный разговор:

– А я, когда, помнится, ещё девушкой была, так они все говорили…

– Ой, и как же звали-то её, эту тётку, которая…

– Да уж, паршивка она была редкостная, и вот однажды…

– А мне помнится, ростом она была выше, чем…

Так они и переговаривались, будто ручеёк журчал. А Тайрис чувствовал себя совсем плохо. И не только это. Его всё не отпускало ощущение, что он никак не связан со всем происходящим, как будто он – это не он.

Когда они запели, он громко застонал, заткнул уши, закатил глаза. Всякий раз, как мама поглядывала на него в зеркало заднего вида, он отворачивался, делая вид, что не заметил её взгляда.

– Тут останови, Патти. Вон тот вон дом, – распоряжалась бабушка, указывая на большую белую виллу, обсаженную ярко-красными и жёлтыми цветами; тут же росли несколько банановых пальм.

– Вот и перезнакомишься со всеми двоюродными, Тайрис. Уж я-то знаю: они ждут не дождутся. Надеюсь, у тебя ещё местечко в животе осталось, уж они для тебя наготовили. Растолстеешь ты у нас! – Бабуля рассмеялась, поворачиваясь и глядя на Тайриса с переднего сиденья.

Они вылезли из джипа и понесли пакеты в дом – Тайрис увидел, что сад украшен шариками и ленточками. К веткам хлебного дерева даже был привязан большой баннер с его именем.

Он бросил злобный взгляд на маму. Уж она-то могла догадаться, что ему это не понравится. Уж она-то могла сказать бабушке, что он не любит сюрпризов, тем более таких. Таких, где от него ждут, что он разговорится, заулыбается – не хотел он ничего этого делать. Да и не мог. Ну совсем ему не надо снова и снова слышать вопрос, всё ли у него хорошо, и рассуждения о том, какой он храбрый.

Он остановился у машины, покачал головой:

– Мам, а это всё обязательно? Не хочу я никого видеть.

Мама улыбнулась, расстёгивая верхнюю пуговицу блузки:

– Тайрис, ты слышал, что сказала бабушка: нас ждут, все очень хотят тебя видеть.

Тайрис почувствовал, как пересохло во рту, сердце заколотилось, будто после конца забега.

– Ты что, не могла сказать бабушке, что я хочу остаться у неё дома, что мне не хочется сюда ехать? – спросил он, стараясь говорить потише, чтобы бабушка не услышала. Ни к чему её обижать.

– Они уже подготовили свой сюрприз, так что вышло бы некрасиво… Смотри, там даже баннер с твоим именем. А шарики видел? И они тоже специально для тебя. Смотри, что на них написано: «С приездом, Тайрис!» Очень мило с их стороны. Идём, Тай.

Тайрис медленно шагал по выложенной белой галькой тропинке; ближе к дому до него донеслись звуки регги из сада: Кен Бут, «Всё, что у меня есть». Одна из любимых папиных песен… Тайрис нахмурился… Ну… вроде как из любимых. Почему-то толком было не вспомнить – в голове вдруг всё перемешалось, как будто её окутал густой туман.

И тут на Тайриса будто налетел порыв холодного ветра, его затрясло. Хотелось, чтобы выключили эту музыку, прекратили всё это. Не справится он. Ни за что. Он будто бы кружился вместе с песней, раз за разом, она увлекала его обратно в тот ужасный день, будто он стал странником во времени: она вернула его к звукам, свету и запахам в аэропорту, к маминым словам тогда, в марте, когда она встретила его после поездки в Афины: «Тайрис, послушай меня, пожалуйста. К сожалению, случилась страшная вещь…»

– Чего? Ух ты! – На него налетел Марвин.

Тайрис отвлёкся – Марвин вырвал его из чёрного колодца, вернул в настоящее. Проглотив слёзы, он глубоко вздохнул, почувствовал, что в горле стоит комок.

– Ух ты, Тай, – продолжал Марвин. – Только погляди! Морской окунь, курочка в острой корочке, рис с горошком! Спорим, я первый выпью весь фруктовый пунш!

Марвин, хохоча, помчался к мискам с пуншем, а Тайрис остался стоять рядом с мамой. Сбоку он услышал голоса. Поглядел, увидел целое море незнакомых людей: тёти, дяди, двоюродные – он никого из них никогда раньше не видел. Все улыбаются, машут руками, приветствуют его, идут навстречу, будто морской вал, который сейчас накатит и подомнёт под себя.

Тайрис попятился, сделал шаг назад, отшатнулся и от дома, и от родни.

– Мам, я не могу. Не могу.

– Я тебя прошу, постарайся, давай. Тебя ждут.

– Мам, ну пожалуйста, не заставляй меня. – Не хотел он никого видеть. Не хотел все это чувствовать, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось одного – чтобы всё кончилось.

Мама протянула руку, погладила его по щеке, нижняя губа у неё задрожала:

– Тай, ты просто подойди и поздоровайся… ну пожалуйста, сынок. Они так старались… Может, тебе даже понравится – вдруг вообще будет весело? Ну постарайся, дорогой, прошу тебя.

– Мам, прости. – Он сглотнул слёзы, ему показалось, что он падает, а подхватить его некому. – Не могу я… не могу… Бабуля, мне правда очень, очень жаль.

– Тайрис, всё хорошо? – спросила бабушка, подходя.

Тайрис не успел одёрнуть себя, подумать, что на это скажет Джонатан, вглядеться во встревоженные лица мамы и бабушки – он просто развернулся и побежал к морю.

– Мне догнать его? – донеслись до него мамины слова. – Я не знаю, как ему помочь.

– Просто мальчику больно, пусть выпустит боль наружу, Патти. Бурю не остановишь.

Тайрис промчался по песчаной тропке, мимо кафешек и киосков у пляжа, и оказался на пустынном берегу. Остановился у прозрачной подвижной воды Карибского моря, задержал дыхание, попытался сдержать крик, который рвался откуда-то из самого нутра. Закрыл лицо локтями, заорал в самый сгиб:

– Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Потом нагнулся вперёд, опёрся ладонями о колени, попытался восстановить дыхание – хриплое, шумное, закрыл глаза; лицо овевал тёплый океанский ветер.

Подумал про это самое празднество. Нет, он не хотел никого обижать, не хотел показаться неблагодарным – ему же сделали сюрприз, но в одиночестве всё равно было легче. Именно поэтому он старался пореже выходить из дома. Проще запереться в спальне, закрыться от всех. Он не видел в этом ничего плохого, в отличие от мамы и Джонатана. Впрочем, он же не всегда был такой. Раньше он любил тусоваться, шутить, разговаривать. Но – раньше. В тот мартовский день для Тайриса всё закончилось и началось заново.

Мама сказала, что после этой поездки ему, возможно, станет лучше, но пока было только хуже. Сегодня с самого утра всё вокруг стало каким-то размытым, бессмысленным. Казалось, жизнь говорит с ним на незнакомом языке. Он вообще не чувствовал себя собой. Скорее ковриком, в котором постепенно развязываются все нити, и он постепенно превращается в кучку пряжи.

От этого было очень мерзко. Почему нельзя повернуть время вспять?

Тайрис вздохнул. Кровь прилила к голове, он открыл глаза, сморгнул слёзы, выпрямился. А потом, глядя на солнце, вольготно раскинувшееся над сверкающим синим морем, просто выбросил все мысли из головы, как делал довольно часто.

Жара стояла невыносимая, но всё же он скинул кроссовки и решил прогуляться по пляжу. Чего не хотелось – так это чтобы его тут отыскала мама. Что она скажет, когда он вернётся? Об этом лучше было не думать вовсе.

Он зашагал к пальмам в дальнем конце узкого, изогнутого дугой пляжа; пахло океанской солью. Его окутали мягкие потоки тёплого воздуха. Пятки жгло, но в том, как мелкие камушки и тёмно-серый песок проскальзывали между пальцами, было что-то приятное. Тайриса понемногу отпускало. Он перестал скрипеть зубами, разжал кулаки, напряжение улетало прочь, как цветочные лепестки по ветру.

Он пошёл дальше, свернул ещё на одну песчаную тропинку – она вела через пальмовую рощу. До берега было всего несколько метров, но рокот волн, разбивавшихся о берег, вдруг смолк, а воздух здесь оказался прохладным, даже студёным – Тайриса это удивило. Но было приятно чувствовать ветерок, слушать потрескивание пальм над головой – они слегка качались. Если не считать этого потрескивания, вокруг стояла странная тишина, какой-то ревущий покой, как вот если прижать к уху морскую раковину.

Тайрис огляделся. За пальмами, у самого пляжа – там сбегала к берегу неровная дорожка – стояло ярко раскрашенное кафе; столы и стулья снаружи проржавели от океанской воды. Жёлтые деревянные ставни были закрыты, кафе пустовало, хотя на доске, криво прикрученной к кирпичной стене, был написан мелом целый ассортимент ямайских блюд.

Тайрис собирался уже пойти дальше, однако огляделся ещё раз. Странно, ветер вдруг начал крепчать, а ведь только что стоял полный штиль. Да, август – время ураганов, видимо, шторм может налететь стремительно и без всякого предупреждения. Тайрис поднял глаза – небо из синего выцветало в серый, над головой грудились и разрастались тёмные тучи. Вдалеке пророкотал гром.

– Тайрис. Тайрис.

Он замер. Это ещё что? Никаких сомнений – кто-то только что прошептал его имя. И это не мамин голос. Может, она отправила родственников его разыскивать? Что, так трудно оставить его в покое? Не будет он отзываться.

– Тайрис. Тайрис.

Он, не выдержав, обернулся. Теперь звук доносился уже не сзади, а со стороны деревьев. Он вгляделся, но никого не увидел. Может, просто ветер так шумит – похоже на его имя? Наверняка. Как же ещё? По коже побежали мурашки. Если там никого нет, почему ему кажется, что он здесь не один? Что за ним наблюдают?

– Ай! – Тайрис издал громкий вопль, потому что споткнулся обо что-то твёрдое и острое. Посмотрел вниз, увидел, что из песка торчит какой-то тёмный предмет. А потом содрогнулся, потому что из-под предмета полезли толстые чёрные противные сколопендры.

Тайрис разбросал их ногой, потом поднял предмет. Оказалось – коробочка. Коробочка из проржавевшего металла. Примерно того же размера, что и мамина шкатулка для драгоценностей. Он смахнул песок с крышки. Металл был весь во вмятинах, будто долго бился о камни. Тайрис торопливо оглянулся, а потом, потянув за край металлической крышки, медленно начал поднимать её…

Глава 8

Крышка, скрипнув, открылась. Тайрис заглянул в коробочку – и тут же весь покрылся гусиной кожей. От ужаса его обдало жаром и холодом. Он отскочил, швырнул коробочку на землю, будто в руках у него была пригоршня горячих углей.

Упал на спину, ударился о песок, но, будто загипнотизированный, не отводил от коробочки глаз. Внутри лежала фотография его и папы – та самая, которую он бросил вниз с горы рядом с бабулиным домом. На фотографии остались следы того, как яростно он её смял… Как она могла сюда попасть? Что происходит? Это ведь чья-то шутка, да? Чья-то очень глупая шутка.

Взгляд его заметался вокруг, а потом снова остановился на коробочке, которая наполнилась чёрными блестящими, извивающимися сколопендрами. Тайрис увидел, как они пожирают друг друга, и его едва не вырвало.

Он не глядя отступил в сторону и ударился обо что-то.

– Пошли со мной.

Тайрис подскочил, развернулся и увидел, что над ним стоит, скалясь, какой-то бородатый старик. Седые волосы свились в густые короткие завитки, лицо в грязи, в тёмных глазах – ярость.

– Вас… вас мама сюда послала? – пробормотал Тайрис, заметив заодно, что под жёлтыми пятнистыми ногтями у старика чёрная полоса грязи.

Старик расхохотался, очень злобно. Он не отводил от Тайриса взгляд.

– Не-а.

Тайрис, которого сильно напугал свирепый взгляд старикашки, попробовал встать, но тот толкнул его обратно на землю, вцепился в плечо. Тайрис стал вырываться, сбрасывать цепкую руку, но та сжималась всё крепче.

– Отстаньте от меня! Отпустите!

Морщинистые губы растянулись в улыбке. Старик склонился так низко, что Тайрис почувствовал, как борода царапает ему лицо, ощутил сильный тошнотворный запах, туманом овевавший дыхание старика.

– Он придёт, он придёт, заберёт тебя.

Тайрис, дрожа, смотрел старику в глаза:

– Кто? Кто придёт?

Старик разжал пальцы, огляделся и произнёс шёпотом:

– Теневик.

А потом углы его рта растянулись в страшной улыбке, обнажив голые десны без зубов. Он вытянул руку:

– Пошли со мной.

Тайрис затряс головой, попытался отползти в сторону, гадая, как бы ему вскочить и удрать, чтобы старик не схватил его снова.

– Не подходите ко мне, ясно?.. Не подходите!

– Да вот сдался ты ему, Теневику. – Ладонь старика с шорохом скользнула ближе, точно кобра.

– Отвяжитесь от меня!

Старик разразился хохотом и вдруг запел, закатывая глаза:

Теневик, Теневик заберёт тебя,
Теневик, Теневик унесёт тебя…

Тайрис, воспользовавшись случаем, вскочил, рванул с места, помчался по тропинке так, как ещё не бегал никогда в жизни. Пронёсся сквозь пальмовую рощу. Хотелось понять, преследуют его или нет, но ужас не давал оглянуться. Совсем запыхавшись, он побежал дальше по пляжу, и притормозил, только когда оказался на песчаной тропинке…

– Тайрис! Тай!

Тайрис замер, поднял глаза и увидел, что навстречу ему идёт Марвин и машет рукой. Тайрис в ответ поднял руку, но ничего не сказал. Лёгкие горели. Он глубоко вдохнул носом, выдохнул через рот. Что с ним только что случилось? Что это за странный старикашка?

Он вытер пот со лба, заметив по ходу дела, что рука дрожит.

– Тай! – снова окликнул его Марвин. – Ты там в порядке? Всё хорошо? Бабуля переживает. Да и все мы тоже. Все тебя ищут. Ты куда ушёл? – Марвин остановился с ним рядом, один за другим выпаливая вопросы. – Тебя, между прочим, целых три часа не было.

Тайрис, не переставая дрожать, снял очки, достал из кармана салфетку, стёр песчинки, скопившиеся внизу, у края чёрной оправы.

– Я не думал, что так долго. Прости, пожалуйста.

Марвин улыбнулся:

– Ну ничего, ты же вернулся, только тётя Патти очень плакала, когда не смогла тебя найти… Ты правда в порядке? Бват, ну у тебя и видок. Опять астма, что ли?

– Да-да, опять, – подтвердил Тайрис, вспомнив уже сказанную ложь. А потом увидел, что по тропинке бежит мама. Застонал про себя. Придётся теперь с ней разговаривать.

– Тайрис! Тай! – Ещё не остановившись, она уже начала говорить, дёргать его за рукав, суетиться. – Я очень тебя прошу: не уходи, не сказав, куда уходишь. Помнишь, что говорил Джонни?

Как такое забудешь? Да ещё когда мама тебе постоянно напоминает.

– Да, помню: «Прежде чем закрыть дверь, не забудь открыть рот», – ответил Тайрис, подумав, что высказывания Джонатана – Джонни – все словно стикеры на бамперах машин. Посмотрел на маму: – Ты меня прости, правда… за праздник тоже, надеюсь, я не очень его испортил, просто… – Он умолк, вдруг вернулась мысль про фотографию в коробке. Да не может такого быть. Или… Он мучительно искал объяснение… Или, например, это другая фотография, не та, которую он выбросил. Например, он плохо её рассмотрел, а это какой-то случайный снимок, на нём не он вовсе. А кто-то, не имеющий к нему никакого отношения. Да-да, в этом, видимо, всё дело, а он просто свалял дурака, напридумывал всякой ерунды.

Он передёрнул плечами и снова сосредоточился на маме:

– Мне… мне просто нужно было немножко подышать. И я не заметил, что гулял так долго.

– Ну, ладно, пойдём отыщем бабулю, – настойчиво произнесла мама. – Она волнуется.

Они быстро зашагали по тропинке, Марвин – чуть впереди Тайриса, но уже перед самым домом Тайрис вдруг окликнул брата:

– Подожди! Марвин! Марвин, подожди… Что ты знаешь про Теневика?

Марвин остановился. Тайрис заметил, как он внутренне сжался, оборачиваясь – лицо исцарапано ужасом.

– Ты где это слово услышал? – спросил он тихо.

– Ну… – У Тайриса почему-то ёкнуло сердце, как будто он сказал что-то, чего не надо говорить; он тут же решил, что про старика лучше промолчать вовсе. – Ну, у кого-то, – ответил он.

Его двоюродный брат сделал шаг навстречу, приблизился, чуть заметно качнул головой, сощурился – солнце било ему в глаза:

– Нельзя это имя произносить.

– Какое имя? – раздался у Марвина из-за спины бабулин голос. Она сперва посмотрела на Марвина и только потом на Тайриса: – А, Тай. Слава богу. Уж как я рада, что ты цел и невредим. Ты чего сбежал? Он дразнил тебя? Обзывался? – Она двинулась к Марвину: – Дразнил, да? Признавайся!

Марвин, не отвечая, смотрел в землю.

– Марвин, я спрашиваю: про какое такое имя вы говорили? Марвин, не серди меня! Отвечай!

Поняв, что Марвин отвечать не собирается, Тайрис решил сказать правду:

– Он ни в чём не виноват. И ничего не сделал… Это я его спросил про Теневика, бабуля.

Бабушка вцепилась Марвину в руку. Устремила взгляд на Тайриса. В глазах её мелькнул тот же ужас, что раньше – у Марвина.

– Говори, да не заговаривайся, Тайрис, – прошептала она.

Тайрис посмотрел на брата – вдруг тот ему всё объяснит. Марвин напряжённо улыбнулся:

– Это значит: «Думай, прежде чем что-то сказать», Тайрис. Это имя никто не произносит, его даже упоминать нельзя…

Глава 9

Всходило солнце, гул и щёлканье насекомых раздавались в воздухе. День совсем не походил на понедельник, и, хотя ещё не было и шести утра, жара уже казалась невыносимой. Зной и пыль заполнили всё вокруг, Тайрис зевнул под москитной сеткой, вслушиваясь в позвякивание кастрюль и сковородок на кухне. Мама уже упомянула разок, что бабушка встаёт очень рано, – и, похоже, не обманула. Не важно, он-то в любом случае не спит.

Голова лежала на больших пухлых подушках, на затылке скопился липкий пот, как после тренировки. Поспал он совсем немного – каждый раз, проваливаясь в сон, специально встряхивался, а потом долго лежал и думал про старика. Про то, как рассердилась бабушка, когда он заговорил об этом Теневике, про то, что обратно к ней домой они ехали в молчании, и это оказалось ещё хуже, чем болтовня и игры на пути туда.

Мама ему сказала: бабушка притихла, потому что переволновалась за него, вот только в тот момент, когда он упомянул Теневика, в глазах у неё он увидел вовсе не волнение, а страх. Тот же страх он уже видел, когда заговорил про могилу на склоне горы.

При виде того, как сильно бабушка перепугалась, ужас заполз к нему в сердце. И, хотя Тайрис и понимал, что глупо давать волю воображению, он всю ночь пролежал на неудобном боку: не хотелось поворачиваться к окну, за которым дёргались в пляске тёмные силуэты, не хотелось думать, что кто-то смотрит на него снаружи.

Тайрис ещё раз зевнул во весь рот, потянулся и почувствовал, что нога дотронулась до чего-то мягкого. Надо бы разобраться до чего, вот только сил в нём совсем не осталось, лень было посмотреть, что это такое, поэтому он пошевелил пальцами, проверяя. Мягко… перья, что ли? Нет, ведь бабуля дала ему, чтобы накрываться, простыню, а не одеяло. Носовой платок? Носок? Нет у него ни того ни другого.

Вообще непонятно – Тайрис поднялся на локтях, отбросил простыню, посмотрел на ноги… да, что-то лежит у изножья кровати, но что именно – поди пойми. Он ощупал это пальцами ноги. Ощущение ему не понравилось, и он резко отдёрнул ногу.

Так и не поняв, что это.

Пошарил на тумбочке, отыскал очки, схватил, сел прямо.

Всё так же ничего не понимая, подался вперёд, чтобы вглядеться, потом отшатнулся и со стуком свалился с кровати на пол.

Через секунду в коридоре раздались шаги, в дверь стукнули, она распахнулась.

– Тай, у тебя всё хорошо? – Мама посмотрела на Тайриса, растянувшегося на полу, нахмурилась. – Что такое? Ты чего там лежишь?

Тайрис всё таращился на кровать. Мама тоже посмотрела туда. На чистой белой простыне лежали четыре скрюченных пушистых тельца с тусклыми чёрными крыльями: мёртвые бабочки-ночницы, каждая размером с блюдце.

– Ух ты, ну надо же! – вполне жизнерадостно удивилась мама.

– Откуда они взялись?

Мама собрала бабочек, бросила в корзину для мусора. Оставалось надеяться, что она не заметит сломанную рамку от фотографии, которую он бросил туда накануне. Потому что ведь, если заметит, опять начнёт выяснять отношения.

– Понятия не имею, Тай. Ночницы любят прятаться в тёмных местах, видимо, им уютно под одеялом. То есть было уютно. – Она засмеялась. – А может, их убил запах от твоих ног!

– Не смешно. – Тайрис залился краской. Его затошнило от вида ночниц. Здесь, куда ни глянь, какие-то противные насекомые – ещё одна причина, почему так хочется домой.

Мама подняла брови:

– Да не дёргайся ты, я просто пошутила.

От мысли, что бабочки там пролежали всю ночь, стало только хуже, а потом Тайрис вспомнил, что перед сном съел печенье. И встряхнул простыню, сбрасывая крошки. Тогда их там не было. Откуда же они взялись? Когда приползли сюда?

Он встал с пола.

– А тебе не кажется странным, что они здесь?

Мама расправила простыню на кровати.

– Ну, неприятно, да, но ничего странного. Мы же в деревне, Тай, тут такое бывает.

У него пересохло во рту. За веками снова зарождалась головная боль. Жгучая. Невыносимая.

– Тай, не смотри ты так. Подумаешь – мёртвые ночницы. Да, крупные, но всего-то. Видимо, в этой комнате долго никто не спал, вот они тут и поселились… Ладно, пойду помогу бабуле готовить завтрак… А ты, может, сходишь на пробежку, пока не очень жарко? Ты же часто говорил, что тебе это нравится.

Он промолчал, лишь не отводил от неё глаз; не хотелось сказать что-то такое, что перерастёт в ссору.

– Или, если хочешь, можем потом вместе погулять, – продолжила мама. – Поразведаем, что тут есть, или доедем на машине до вершины горы. Здорово будет. Нам же всегда нравилось вместе ходить в походы!

– По-старому у нас уже ничего не будет. – Он закусил губу.

Увидел, как у мамы вытянулось лицо. Сгорбились плечи.

– Тай, нам всё равно нужно хоть что-то делать вместе… чтобы появлялись общие воспоминания – помнишь, об этом говорил Джонатан? – Она помолчала, крутя обручальное кольцо на пальце. – Тай, я считаю, что ты у меня молодец, и папа тоже бы так сказал, будь он здесь.

– Так в том-то и дело, мам! Его тут нет – так откуда ты знаешь? – огрызнулся он. – И вообще, давай больше не будем, ладно?

– Сынок, я знаю, что тебе тяжело. Я тебя понимаю.

Он уронил голову на локоть. Не хотелось смотреть на неё, смотреть ей в глаза – от этого почему-то подступали слёзы, а плакать, как он считал, глупо, а чувствовать себя глупым противно – и без этого бед хватает.

– Ничего ты меня не понимаешь. Нисколечко!

– Ну так поговори со мной, ну пожалуйста. Пожалуйста, скажи, как тебе помочь. Мне просто нужно знать, что у тебя всё хорошо.

– Вечно ты с этим вопросом! Вечно все с этим вопросом! У тебя всё хорошо, Тай, у тебя всё хорошо – тысячу миллионов раз! Так вот, у меня всё плохо.

Тайрис расплакался, опустил руку, посмотрел на маму – и сразу представил себе, как она сидит с ним рядом в кабинете у Джонатана и просит его выражать свои «чувства». А он не выражал. Просто сидел, глядя на фотографию футбольного стадиона «Старый Траффорд», заставляя себя думать про музыку, домашние задания, компьютерные игры, что у них будет на ужин – про всё что угодно, только бы не говорить. Делать вид, что случившееся в марте неправда. Это он сказал сам себе, потому что, если говорить, оно становится правдой, а ему очень, очень не хотелось, чтобы случившееся в марте было правдой.

– Тай, я сожалею… ну слушай, давай попробуем использовать время здесь по полной. Интересно, когда я впервые приехала на Ямайку, помню, твой папа…

– Мам, замолчи! – выкрикнул Тайрис. Сморщился, зажмурил глаза. – Ты что, не можешь помолчать? Мне от этого только хуже! Только хуже, когда ты говоришь о том, о чём я просил тебя не говорить… Уйди, пожалуйста. Уйди из моей комнаты, мам! Иди вон отсюда! Вон! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Он открыл глаза и успел увидеть, как она выскочила за дверь, а ещё успел увидеть, что глаза её блестят от слёз. Он долго сжимал и разжимал кулаки, пинал стул – тот завалился набок, полетел на другой конец комнаты. А ведь он не хотел её расстраивать. Правда не хотел. И самое странное – он сам не знал, откуда в нём эта ярость. Ярость будто бы повелевала им, жила собственной жизнью.

Он и раньше говорил с Джонатаном о том, как легко в нём вспыхивают злость, раздражение: он огрызается, грубит и даже хамит. Джонатан называл это «прыгать в пруд». Впрыгивать в свои чувства и выпрыгивать обратно. Но такой ярости он ещё никогда не чувствовал. Никогда. Ужасно было сознавать, что он довёл маму до слёз, потому что он же знал: да, она от него это скрывает, но она очень много плакала за этот год. От этой мысли свело желудок. По телу прокатилась тошнота.

Этого бы он не сказал никому, а уж Джонатану и подавно, потому что тот пытался выудить из него все его мысли. Но при виде маминых слёз у него возникало очень странное чувство, желание сбежать. Увидев, как она плачет, он пугался, чувствовал себя беспомощным, а главное – бесполезным. Бесполезным, потому что не может ничего для неё сделать.

Он стоял посреди комнаты, тяжело и быстро дыша. Не хотел он об этом думать. Не мог.

Вздохнув, он покосился на мёртвых ночниц в мусорной корзине, потом взял со стула полотенце – сходить в душ. Почему бы и нет, всё равно он больше не заснёт. Потом нахмурился, заметив, что проколы на пальце превратились в три крупных желтых волдыря – раздутых и сердитых на вид. Гадость, зараза, а он так и не понял, откуда они взялись. Стиснул кулак – самому не хотелось смотреть на собственную руку.

Уже от самой двери он услышал шорох остановился, обернулся. Посмотрел, откуда этот шорох донёсся. Вжался в стену, потому что из корзины, потряхивая крыльями, вылезали живые ночницы. И тут ему почему-то отчётливо вспомнились слова, которые бормотал на берегу моря старик:

Теневик, теневик заберёт тебя,
Теневик, теневик унесёт тебя…

Глава 10

– Ну же, Тай! Чего медленно так! Поднажми, англичайнин! Что, слабо, да?

Марвин ехал на велосипеде впереди и оглядывался на Тайриса через плечо.

– Медленно? Как это медленно? – со смехом откликнулся Тайрис.

Он вообще-то не собирался кататься с Марвином на велосипеде, но, когда тот предложил, ухватился за эту возможность. Что угодно, лишь бы не сидеть дома с мамой.

Ночью ветер поломал деревья и ветки, разбросал повсюду плоды хлебного дерева, аки и орехи кола. Тайрис их объезжал, воображая, что движется по полосе с препятствиями: голова опущена, глаза слезятся, ветер в лицо.

Над ним раскинулось безупречно синее небо, в лесу, обступившем дорогу с обеих сторон, порхали колибри. Тайрис вовсю нажимал на педали, слушал, как поскрипывает, проворачиваясь, цепь. Ноги горели от напряжения. Велосипед подскакивал на неровной почве, от этого сотрясалось всё тело. Ехать быстро по выбоинам и камням не получалось, а ещё Тайрису казалось, что он пытается одолеть не только Марвина, но и жару, которая тянула его назад, высасывала силы.

– Эге-гей!

Немножко ниже на склоне, там, где с одной стороны дороги лес сменялся банановой рощей, Марвин резко затормозил прямо перед Тайрисом. Заднее колесо его велосипеда приподнялось над землёй, он резко поставил обе ноги на камни. Тайрис, едва в него не врезавшись, тоже посмотрел вперёд – выяснить, кого Марвин окликает.

На песчаной дорожке рядом с большой поляной стояла девочка. Невысокая, круглый животик обтянут розовой футболкой; она почему-то кружилась, размахивая двумя голубыми помпонами с люрексом. Копна рыжих кудряшек была перетянута жёлтой атласной лентой, выше красовалась большая белая шляпа с обвисшими полями. Тайрис не мог понять, почему её лицо вымазано толстым слоем белого крема.

– И вам эге-гей! – ответила девочка, слегка запыхавшись, с дружелюбной улыбкой.

Марвин указал на помпоны:

– Ты чего делаешь?

Девочка – судя по виду, их ровесница – подошла поближе.

– Тренируюсь. Папа хочет, чтобы меня взяли в чирлидеры. Ну, чтобы он, понятное дело, мог мною гордиться. – Она закатила глаза, слегка улыбнулась. – Вот я и поставила перед собой задачу тренироваться не меньше двух часов в день. – В её речи всё время проскальзывал американский акцент.

Марвин кивнул:

– А сюда-то тебя как занесло?

Она указала на песчаную дорожку.

– Там дальше строительная площадка. Вон, за деревьями. Она принадлежит моему папе, он там строит гостиницу.

– Так это твой папа строит гостиницу? – Марвин явно очень удивился, в свою очередь удивив этим и девочку.

– А ты его знаешь?

– Типа того. Он заходил к нам пару раз – представился, хотел поговорить с местными, что они думают про гостиницу, – бабуле это всё не очень нравится.

– Да, папа строит гостиницы по всему миру, – произнесла девочка извиняющимся тоном. – Поэтому я и здесь. Летом, во время каникул, я всегда еду с ним туда, куда едет он. Потому что летом я живу с ним, у них с мамой такая договорённость. – Она пожала плечами.

Судя по виду, не больно-то ей это нравится, подумал Тайрис. При этом он очень хорошо её понимал. Знал по собственному опыту, каково это, когда тебя заставляют куда-то ехать.

– Твои родители развелись? – догадался Марвин.

Она снова пожала плечами:

– Когда я была совсем маленькой. Ну а вы? Что вы тут делаете?

– Я тут живу, а мой двоюродный в гости приехал… Кстати, я Марвин, а он Тайрис.

– Элли-Мэй. – Она снова улыбнулась. – Классные. Такие старомодные, – добавила она, глядя на их одинаковые красные велосипеды.

Марвин засиял от гордости. Усмехнулся, глаза блеснули, он уселся на свой велосипед: длинное мягкое седло с высокой спинкой, руль, загнутый вверх, колёса разных размеров.

– «Чоппер». Я сам его починил, потому что мне нравится чинить разные штуки. – Он скромно улыбнулся. – На них катались мой папа и папа Тайриса, когда были такими, как мы сейчас.

Тайрис бросил на Марвина сердитый взгляд, но ничего не сказал. Просто убрал руки с руля и начал про себя обратный отсчёт, как его учил Джонатан.

– А что с твоим лицом? – спросил Марвин, глядя на толстую белую корку у неё на щеках и на носу.

Элли-Мэй улыбнулась из-под полей шляпы.

– Мама заставила папу ей пообещать, что я не приеду назад красной и обгоревшей. Она переживает, что если я обгорю, то не смогу участвовать в конкурсе «Мисс Техас», когда вернусь домой.

– Ну, так ты нам покажешь? – поинтересовался Марвин.

Элли-Мэй посмотрела на него, наморщила нос:

– Что я должна вам показать?

– Ну, что ты там разучиваешь.

Она шаркнула ногами, зарывая их в пыль.

– Получается у меня не очень. Ну, мне это в школе постоянно твердят. – Она скорчила рожу.

– Уверен, что получается отлично, – постарался подбодрить её Тайрис.

Элли-Мэй рассмеялась:

– Ничего не отлично, но знаешь что? Мне без разницы, если кто и расстраивается, так только мама с папой. Мне вообще не хочется быть чирлидером, а что до этих конкурсов красоты, на которые меня постоянно гоняет мама… – Она ещё раз закатила глаза. – Там вообще ничего хорошего.

– А чего ты не откажешься? Они тебя заставляют?

– Нет, но… – Она задумчиво посмотрела на Марвина, как будто раньше никто никогда не задавал ей этот вопрос. – Наверное… наверное, на самом-то деле я это делаю ради них, чтобы они были довольны, порадовались… Самой мне больше хотелось бы заниматься борьбой, но папе, боюсь, это не понравится. Ну, не знаю. – Она усмехнулась. – «Не хочу я, чтобы моя принцесса валялась на ринге в трико», – добавила Элли-Мэй, явно изображая своего папу. – «Только ежи и бегемоты валяются по земле, а не юные леди»… А ещё он считает, что из девочки не получится хорошего борца. Родителей поди пойми!

– Вот уж верно, из девочки не получится хорошего борца – мальчика она уж всяко не победит, хоть самого слабенького. Даже если он совсем тростинка! – Марвин расхохотался, а Тайрис шутливо покачал головой.

У Элли-Мэй вспыхнули глаза.

– Ты так считаешь? – Она ухмыльнулась.

Марвин скрестил руки на груди:

– Я в этом уверен.

– Есть единственный способ это доказать, Марвин. – Она поплевала на ладони, хихикнула. – Один раунд. Больше и не понадобится…

Глава 11

Марвин, которого Элли-Мэй подмяла под себя, от обиды колотил по земле кулаком. Потом она захихикала, он тоже. Звонкий хохот взмывал в небо, смешиваясь с волнами зноя. Элли-Мэй откатилась в сторону и посмотрела на Тайриса – он стоял рядом и улыбался.

– Ну ты вообще, Элли. Обалденно, – сказал Тайрис, которого она действительно впечатлила.

– Пойдёшь с нами перекусить к нашей бабуле? – предложил Марвин.

Элли встала, отряхнула футболку. Указала на себя, заставив Марвина рассмеяться.

– Я?

– Ну а кто ещё-то?

Глаза у Элли снова блеснули. Тайрис посмотрел на брата, здорово помятого: футболка вся в песке и пятнах пота, штаны зелёные от травы. Как будто он боролся с десятком соперников, а не с одной девчонкой.

– Что, правда, Марвин? Не шутишь? Ого, ну, в смысле, я с удовольствием. Меня никто ещё никогда не приглашал к себе в гости. – Она опять пожала плечами.

– Мы можем тут подождать, пока ты сходишь и скажешь папе, – добавил Марвин.

Элли оглянулась на дорожку, которая вела к стройке, выпятила нижнюю губу.

– Да он и не заметит, что я ушла. Слишком занят… А погоди, вон он… Папа?

Ковбойская шляпа, рост метр восемьдесят, плюс ещё сантиметров пять – каблуки на ковбойских сапогах; папа Элли сердито кричал в телефон:

– Вы это и вчера говорили, так что, если сегодня не будет, я по суду вытрясу из вас все потроха, уж не сомневайтесь…

Тайрис вгляделся в него. До черноты загорелая кожа наливалась красным от злости, на нижней челюсти ворочались желваки, когда он стискивал зубы, и казалось, что даже длинные усы торчат вверх очень свирепо.

– Папуля?

Не отрываясь от телефона, папа Элли засунул руку в карман брюк, вытащил целую пачку ямайских долларов и сунул их дочке. Его зелёные глаза смотрели сердито.

– Вот, держи. – Он смерил её взглядом, качнул головой, прикрыл микрофон телефона. – Элли-Мэй Томас, я тебе разве не говорил, что нужно быть чистой и аккуратной? Знаешь же свою маму. Она очень расстроится, если узнает, что я разрешаю тебе ходить в таком виде… – А потом он отмахнулся от неё и снова заговорил в телефон – кстати, акцент у него был такой же, как и у дочери: – И немедленно сообщите, что там за ерунда с этими поставками…

Элли сгорбилась. Тайрис заметил, как взгляд её скользнул по одежде: и розовая футболка, и шорты на резинке были все в пыли.

– Мне не нужно денег, папа. Я тебе сказала: мне не нужно денег! – Она почти кричала, чтобы он её услышал. – Я просто хочу сходить в гости. Могу я сходить к Марвину домой?

Отец её кивнул, почти не вслушиваясь, совсем мимолётно улыбнулся Тайрису и Марвину, будто боясь потратить на это лишнюю секунду. Потом вдруг замер, нахмурился, вгляделся в Тайриса, потом в Марвина, строго посмотрел на дочь и несколько раз щёлкнул пальцами, подзывая её к себе. Снова прикрыл телефон ладонью.

– Так, минуточку, юная леди, не дело вот так вот куда-то идти непонятно с кем. Начнём с того, что я не знаю, где вы… – Тут мистер Томас умолк, как следует вглядевшись в Марвина. Наклонил голову, нахмурился ещё сильнее, погрозил ему пальцем: – Напомни-ка.

– Я внук миссис Уокер. Ярко-зелёный дом наверху, у ручья, вы заходили к моей бабушке по поводу…

– …карри из креветок, – оборвал его мистер Томас. – Это у вас же, верно? Вот теперь я вспомнил. Ну конечно. Она недовольна тем, что здесь будет гостиница, но вот вам крест, такого карри из креветок, как у неё, я в жизни не пробовал. Кстати, бабушка в добром здравии?

– Ну, она…

– …и я ничего больше не хочу слышать о том, где застряла эта чёртова поставка, и уж поверьте мне, если… – Мистер Томас вернулся к разговору, ответ Марвина повис в воздухе.

– Пап, так я могу сходить к Марвину? Пап?

Мистер Томас кивнул, не прерывая своей тирады, и второй раз отмахнулся от дочери.

Тайрис моргнул – в глаза било солнце. Отвернулся, посмотрел на густой лес, послушал, как папа Элли, отходя, продолжает орать в трубку.

– Родаки иногда жутко бесят, – пробормотала Элли.

Марвин негромко фыркнул:

– Мои уж точно.

Элли хихикнула:

– А что твои… Тайрис?

Тайрис не ответил, глядел не отрываясь на лес, потом заставил себя сделать шаг туда, где деревья подступали к самой дорожке. Потёр лоб, тут же опять резко заболела голова. Он изо всех сил вслушивался и вглядывался. Как и вчера на берегу, вокруг стояла какая-то неестественная тишина. И запах… тот же запах, что и в лесу над бабулиным домом. Горьковатый, будто от костра из старого дерева. Очень странно.

Тайрис всмотрелся в ветки деревьев – они склонились к земле, переплелись, образовывая странные силуэты. Едва перевалило за полдень, но Тайрису казалось, что его окутала тьма, тени леса тянутся к нему, вот-вот дотронутся, а ещё ему опять почудилось, что за ним наблюдает кто-то незримый.

Он оторвал взгляд от деревьев, вздохнул полной грудью, повернулся к Элли, сам ощущая натянутость своей улыбки.

– Что ты у меня спросила?

– Про родителей. Они у тебя классные?

Тайрис подумал, как разозлился сегодня на маму, и просто пожал плечами:

– Ну, мама у меня супер, хотя и обращается со мной как с маленьким, и меня это доводит.

– А папа?

Тайрис сделал вид, что не слышит, вскочил на велосипед и поехал дальше вверх.

У дома бабули они оказались через полчаса с лишним. Добирались туда гораздо дольше, чем думали. Зной, казалось, не давал продвигаться вперёд, будто встречный ветер, а дорожка на склоне горы, по которой они совсем недавно мчались вниз, теперь казалась невозможно крутой.

– Элли, ты точно не хочешь проехать немного? – спросил Тайрис, толкая велосипед по бугристой тропе. – Бери мой велик.

– Спасибо, просто… – Она явно смутилась и робко посмотрела на мальчиков. – Я, на самом деле, не умею. Мама с папой постоянно заняты, некогда им меня учить. Но вы, если хотите, поезжайте вперёд – я не обижусь.

– Так мы тебя и оставили. Но я даже не могу позвонить маме и попросить её за нами приехать, – сказал Тайрис со смесью извинения и досады. – У меня с самого приезда сюда сигнала нет. Какой толк от телефона, если он не работает?

– А мне нравится. Здорово, что здесь меня никому не достать, – отозвалась Элли.

Тайрис удивился. Да, за этот год он перестал общаться со многими, а точнее говоря, со всеми своими друзьями, но всё же ему нравилось, когда тренькал телефон: уведомление из соцсети, новость из внешнего мира. А теперь и этого нет.

Смахнув какого-то жёлтого жучка, приземлившегося ему на руку, он искоса посмотрел на Элли:

– Почему?

– А потому, что новые одноклассники не шлют сюда сообщения, – сказала она, причём техасский акцент стал заметнее прежнего.

– Типа о чём?

– Ну это, ржут, придумывают про меня всякие злобные мемы, пишут всякое в соцсетях. Короче, измываются. Так что, как по мне, лучше пусть этого сигнала вообще никогда не будет.

Она нервно рассмеялась, и Тайрис обернулся к ней:

– Сочувствую, это просто ужасно.

Она улыбнулась ему благодарной улыбкой, некоторое время они шагали молча, и Тайрису всё хотелось стряхнуть с себя ощущение, что за ним кто-то наблюдает.

– Так, минутку. – Марвин резко остановился у выложенной камнем дорожки, которая шла параллельно ряду старых можжевельников. – Хочу тебе кое-что показать, Тай. Пошли.

– Слушай, если это ещё удлинит дорогу, то давай без меня. Мне одного хочется: обратно домой. Я сейчас расплавлюсь.

Марвин ухмыльнулся, ямочки на щеках стали круглее.

– Да ладно тебе, англичайнин, не так уж и жарко. – Он подмигнул. – И это совсем близко. Вон там.

Тайрис положил велосипед на землю. Они с Элли пошли вслед за Марвином по каменистой дорожке, радуясь тому, что здесь, под густыми кронами, тень: над головами у них будто образовался зелёный потолок.

Они пробирались сквозь чащу деревьев и растений и наконец оказались у голой скальной стены.

– Вот! – воскликнул Марвин с довольным видом. – Гляди, Тай. Инициалы твоего папы и моего. Натан Уокер и Линфорд Уокер… Мне бабуля рассказывала, что они каждый год сюда приходили, писали свои имена и даты. У них тут было тайное место… И даже когда они стали взрослыми, всякий раз, когда твой папа приезжал навестить бабулю, они делали то же самое. – Марвин ухмыльнулся. – Видишь вон там? Это когда они ещё были маленькими. Тридцать пять лет назад.

Тайрис уставился на шершавую скальную поверхность. Она вся была исписана. Даты. Инициалы. Он шагнул ближе, прижал ладонь к камню, резко вдохнул.

Закрыл глаза, и, хотя камню вроде бы положено быть прохладным на ощупь, Тайрис почувствовал под ладонью тепло; представил себе, как папа пишет эти буквы. На долю секунды ему даже показалось, что он прикасается не к камню – он ощутил папино прикосновение, ладонь в ладонь.

И всхлипнул.

– Тай, Тай, всё хорошо? – спросил спустя секунду Марвин.

Тайрис отнял ладонь от камня, засунул под мышку.

– Да, порядок, – ответил он хрипло.

– Вот классно. Глядите! – вмешалась Элли. – Эта запись от конца прошлого года, вот только чьи это инициалы? – Она показала пальцем.

– Мои. Мои, мамины и… папины. – Тайрис сглотнул. – Он, видимо, написал это, когда был здесь в последний раз.

Он шагнул ближе, всмотрелся. Сердце сжалось – он опустил палец на камень и осторожно обвёл каждую букву:

Т. У.

+

П. У.

+

Н. У.

НАВСЕГДА

Он снова выбросил руку вперёд: дёрнулся всем телом, стиснул зубы, ему показалось, что где-то внутри сжимается бумажный комок. Сделал шаг назад, в жилах бушевала кровь.

– Чушь тут какая-то написана. Подумаешь – буквы! Пошли отсюда.

– По-моему, очень здорово, – заметила Элли. – Твой папа сейчас где?

Тайрис уставился на неё, сглотнул резкий ответ, а потом зашагал прочь – но всё же успел услышать, что у него за спиной говорят Марвин и Элли.

– Марвин, он чего? Я что-то не так сказала?

– Нет. Всё в порядке.

– А чего он расстроился?

– Папа Тайриса умер в марте, ему трудно об этом говорить.

Глава 12

Небо выстлали мазки облаков. До бабушкиного дома Тайрис добрался совсем без сил, прислонил велосипед к сломанному белому забору. В воздухе висел крепкий мятно-сосновый аромат эвкалипта.

Надписи всё не выходили у него из головы. Зачем Марвин решил их ему показать, с какой целью? Правда, что ли, подумал, что ему будет интересно? Элли сказала – «классно», вот только ничего в этом нет классного, ни в надписях, ни в этом доме, вообще ни в чём. Он-то хочет одного: забыть.

– Вы уверены, что ваша бабуля будет не против, если я приду к вам на обед? – Элли посмотрела сперва на Марвина, потом на Тайриса.

Марвин разулыбался от уха до уха.

– Она с радостью тебя накормит! И твой папа прав: такое карри с креветками, как у нашей бабули, больше на Ямайке нигде не попробуешь! – Марвин рассмеялся. – Заходи.

Элли следом за ним шагнула в дом, Тайрис шёл последним; внутри у него по-прежнему назревала буря.

– Бабуля, а у нас гости… Бабуля! – громко позвал Марвин.

Какое счастье – в доме прохладно, по коридору плывёт запах бабулиной готовки; Тайрис пошёл по коридору, предвкушая первый глоток ледяного имбирного пунша.

Они вошли в кухню – бабушка как раз домыла бежевую виниловую плитку на полу. Мама убирала тарелки на полку и тихо напевала себе под нос.

– Это Элли-Мэй, её папа строит гостиницу там, на горе. Кстати, он говорит, что ты готовишь лучшее в мире карри, и Элли очень хочет его попробовать, – выпалил Марвин, перепрыгивая через швабру к холодильнику и доставая огромную кастрюльку с рисом и карри. Её он поставил в сторону. – Ой, да, Элли, это моя бабуля.

Бабушка плюхнулась в кресло, растирая отёкшие ноги.

– Ну что ж, рада знакомству, Элли-Мэй.

– А это тётя Патти, мама Тая, – добавил Марвин.

– Приятно познакомиться, Элли-Мэй.

– Спасибо, и мне тоже очень приятно.

– Техасский акцент, да? – догадалась мама, и глаза у неё заблестели.

– Да, мэм. Я из Остина в Техасе. – Судя по виду и голосу, Элли очень этим гордилась.

– Элли занимается борьбой. И у неё отлично получается, – похвастался Марвин.

Мама Тайриса отпила воды из стакана, стоявшего на столешнице, улыбнулась.

– Правда? Вот, наверное, здорово.

– Это одно из моих любимых занятий. А ещё я очень люблю математику, – сообщила Элли, накручивая на пальцы прядки рыжих волос.

– Математику? – Мамин смех мягко заскользил по кухне. – Тогда, Элли, ты мне точно по душе. Я преподаю математику и физику в университете. Там и познакомилась с папой Тайриса.

Тайрис опустил глаза на носки кроссовок.

– А он тоже занимался математикой?

– Нет, химией. Мы встретились в университетском гребном клубе, но получалось у обоих плохо, так что потом мы перешли в парусный спорт… Вот там оказалось здорово.

Тайрис посмотрел на маму: она так и сияла, перед глазами у неё будто бы проплывали воспоминания.

– Нам так понравилось, что на медовый месяц мы отправились под парусом вокруг Карибских островов. Ладно… – Мама отхлебнула ещё воды, Тайрис заметил, что руки у неё дрожат.

Элли смущённо стояла в дверях рядом с Тайрисом; тут Марвин наконец махнул ей: входи.

– Уж ты ей положи-ка побольше, Марвин, да плантан не забудь, только руки сначала вымой, – засуетилась бабуля. – Тай, входи, садись.

Тайрис улыбнулся бабушке, а потом вздрогнул, резко вдохнул, стиснул руки на груди.

– Ты зачем их вытащила? Я вообще не знал, что они у тебя с собой. – Он яростно зыркнул на маму, которая стояла рядом с маленьким вентилятором и, похоже, изо всех сил старалась не растаять.

Мама посмотрела на семейные альбомы, которые лежали на столе.

– Ну, я подумала, бабуле приятно будет посмотреть. А ты как считаешь?

Тайрис бросил на бабушку быстрый взгляд и понял, что совсем не хочет отвечать на этот вопрос. Конечно, её ни в коем случае нельзя больше расстраивать, но всё равно мамин поступок – ни в какие ворота. Не имела она на это права. И как посмела? Он считал, что никто не должен смотреть эти альбомы. Это его альбомы… вернее, их с папой. Дома он спрятал их у себя в шкафу, в самый дальний угол; получается, мама заходила к нему в комнату без разрешения, притом что он повесил на дверях табличку «Вход запрещён».

Он снова глянул на бабушку, она перехватила его взгляд. Мягко опустила кончики пальцев на обложки альбомов.

– Там есть просто замечательные снимки, Тай. И все эти статьи про благотворительные походы, в которых вы с папой участвовали, – ну отличное же дело! Сколько вы заработали денег для больницы, в которой так о нём заботились! Ты у нас просто молодчина. Сколько вы всего собрали денег?

Тайрис почти физически ощущал, как обида на маму разливается по телу. Щёки закололо, в горле пересохло. Это она во всём виновата.

– Тайрис. Бабуля задала тебе вопрос. Пожалуйста, ответь, как полагается. – Мама коротко кивнула головой.

Сердце понеслось вскачь.

– Я… э-э… – Он передёрнул плечами.

– Тайрис, – повторила мама. – Ответь бабуле.

Он попытался сосредоточиться. Странное дело: никак не вспомнить сколько. Но как же так, ему тогда даже вручили огромный чек, его фотографию напечатали в газете! Но даже это почему-то размывалось в памяти. Он будто вглядывался сквозь туман.

Тайрис потёр виски.

– Не помню.

– Ну, не валяй дурака, Тай, ты прекрасно помнишь, сколько собрал денег.

Он правда не помнил. Не знал сколько, даже приблизительно не представлял.

– Я от жары тоже забывчивой делаюсь. И от старости, – ласково заметила бабуля. – Не переживай, внучок.

Тайрис посмотрел на маму, она – на него, оба молчали. Он провёл языком по губам, будто бы слизнув грубое слово, которое так и просилось наружу. Он сам не понимал, как мог забыть сумму, но не понимал и того, почему, по маминому мнению, совершенно нормально трогать его личные вещи. Пробормотал себе под нос:

– Это мои вещи. А ты даже не спросила.

– Тай, давай-ка сейчас не будем, – спокойно ответила мама и улыбнулась Элли – та ответила приветливой улыбкой. – Но я перед тобой извиняюсь, Тай, – хорошо? Хотя я совершенно уверена: папа хотел бы, чтобы мы показали ваши альбомы бабушке.

– Нет! Не говори так! Ты ничего не знаешь!

Повисло испуганное молчание, только кофеварка шипела на плите на медленном огне.

Тайрис моргнул, сам удивившись громкости своего голоса. Он же не хотел кричать. Перевёл взгляд на Элли.

– Элли, прости меня.

Элли улыбнулась, но ничего не сказала. Бабушка мягким движением взяла альбомы со стола, протянула их Тайрису.

– Вот, дорогой, держи, отнеси назад в мамину комнату. Может, в другой раз ты подобреешь и покажешь мне, чем вы вместе занимались, расскажешь об этих замечательных вещах.

Тайрис беззвучно шевельнул губами, благодаря бабулю, а потом пулей вылетел из кухни.

Глава 13

Крепко сжимая альбомы в кожаных переплётах, Тайрис выскочил через заднюю дверь наружу. Со стуком уронил их на крыльцо, плюхнулся на качели, стоявшие прямо под окном его спальни. Сбросил с качелей подушку, замолотил кроссовками по белой деревянной скамье, а потом остался лежать, тяжело дыша, вслушиваясь в пение насекомых; мысли умчались вдаль.

Прошло много минут, прежде чем он начал понемногу успокаиваться, медленно сел, взял один из альбомов, положил на колени. В альбомы он не заглядывал с тех пор, как… в общем, уже давно. Набрав полную грудь воздуха, Тайрис открыл альбом на первой странице.

1 Гедихиум – тропическое травянистое растение семейства имбирные. Его цветки источают сладкий пряный аромат.

2 Ярди – человек с Ямайки на патуа.

3 ¹Аки – ядовитый фрукт, съедобный при правильном приготовлении, считается деликатесом на Ямайке.

4 ²Каллалу – популярное карибское блюдо родом из Западной Африки.

5 ³Плантан – крупный банан, требующий перед употреблением термической обработки.

6 ⁴Ямс – клубневое растение, его также называют «африканским картофелем».

Продолжить чтение