Читать онлайн Бог хочет видеть нас другими бесплатно

Глава 1

Призрак города N

…человеку, даже самому искреннему и благонамеренному, свойственно ошибаться; тем более борющемуся;

тем более вынужденному бороться крайними мерами…
Иван Ильин

Как описать ночной спонтанный бой? Зачем-почему такое случается – одному богу известно. Кто-то лазил в кустах, разведывая места хранения БК противника. Кто-то по пьяни или от скуки решил развлечься стрелкотнёй. Противник ответил, но этого оказалось мало. Кто-то полез вперёд что-то для себя выяснять, оказался в расположении соседей, которые приняли его за противника и пошло-поехало. Боевые порядки смешались. Кто командует, кто подчиняется, где свои, где противник – ничего не понять. Хаос! Между тем противники уже сблизились на недопустимо короткую дистанцию. В такой ситуации порой кажется, что в любой момент дело может дойти до рукопашной, но её не происходит, потому что заросли ивняка в распадке на окраине посёлка и груда кирпича по ту сторону дорожной колеи, мрачное осеннее небо и зияющий разбитыми окнами магазинчик рядом с остановкой общественного транспорта – всё плюётся огнём, всё грохочет, всё рвётся, разбрасывая на стороны куски камня, щепу и раскалённые осколки железа. Грохот оглушает. Вспышки слепят. Смерть мечется, как взбесившееся животное в замкнутом пространстве. Ищет кого бы укусить. Кого бы утащить с собой в подземелье мучительного безвременья. В такой обстановке главное – держать в порядке свой рассудок, не поддаваться страху и до конца выполнить отведённую тебе функцию: при сохранении собственного тела отобрать жизни у возможно большего количества врагов. В хаосе спонтанного боя отличить своих от врагов – вот ещё одна важная задача, с который и опытный боец не всегда справляется. Но подразделение Шумера подобные трудности привыкло преодолевать на отлично. Справились и на этот раз. Подсчёт потерь оказался недолгим: при отсутствии убитых только один раненый.

Ночной бой утих так же внезапно, как и начался. Шумер отдал команду прекратить огонь и слушать тишину. Некоторое время они слышали жалобные вопли раненных и треск кустов, но скоро и эти звуки утихли. Шумер дал возможность противнику забрать своих и отойти к позициям на западной окраине посёлка.

Дорожный указатель с названием населённого пункта разбила мина. Посёлок городского типа, или ПГТ. Пусть будет так. Раз здесь всё ещё живут люди, значит, это поселение людей или посёлок, а не место схватки, не поле боя. Да и какое может иметь значение, как в прошлом году называлось это место, превращённое ими нынешним летом в поле руин? Среди этих руин каким-то чудом ещё выживают люди, «население», «мирные» – так их называли в официальных докладах. Население N. – это группа одичавших бомжей, которые стараются не попадаться на глаза бойцам. Шумер распорядился в строго отведённых местах оставлять для них воду и пищу. То же делал и противник. В непродолжительные периоды затишья «население» украдкой вылезало из своих нор, чтобы забрать «гуманитарную помощь».

Перед самым рассветом они – тяжело раненный в ногу боец с позывным Цикада, его командир Шумер, двое бойцов батальона Шумера и трое мобиков из подразделения соседей – примостились в окопе, в земляной норе на восточной окраине ПГТ. Трое мобиков – два дагестанца и по какому-то недоразумению поставленный над ними старшим Кузьмич – немолодой мужик из Центральной России с позывным Князь. Обликом Князь действительно похож на князя – персонажа иллюстрированных сказок Пушкина. Аккуратная окладистая борода с прядями благородной седины, чистое лицо с правильными чертами, твёрдый ясный взгляд. Как посмотришь на такое лицо, сразу вспоминаются картинки из детской книжки. Князь – человек во всех смыслах положительный: взрослый, трезвый, многосемейный, когда-то в другой жизни отслуживший срочную службу. Прибыв на Донбасс по мобилизации, он поразительно быстро приспособился к жизни на передовой. А жизнь на передовой – это жизнь в земляных норах, под постоянными обстрелами, в постоянной неизвестности относительно «планов на завтра». Дагестанцы похожи на дагестанцев – оба рыжие и темноглазые, весёлые, подвижные, оба потихоньку балуются травой. Каждую минуту жди от них какой-нибудь каверзы, но бойцы отличные и терпеливы, как мулы. Таким на войне хорошо.

Цикада ранен не в первый раз, но ему больно и страшно, и оттого хочется поговорить. Всем известно, если твой товарищ ранен, после оказания первой медицинской помощи надо непременно с раненым говорить. И не только говорить самому. Надо, чтобы раненый тебе отвечал, сам тоже говорил. Цикада знает правила, и потому говорит без остановки.

– Послушай, Шумер. Я иногда думаю, правильно ли это… Правильная ли это война, – кривясь от боли произносит он. – Эта бесконечная война… никто из нас не доживёт до её конца… может быть, всё это напрасно…

– Не может, – резко ответил Шумер. – Дай своей голове отдохнуть, умник. А послушай-ка ты лучше сердце…

Шумер умолкает, сосредоточившись на своей работе. Цикада старается не вскрикивать, когда тот режет его штанину и вспарывает его ботинок. Цикада бледен и ему конечно же больно, вот Цикада и заговаривает боль обильной болтовнёй. Он хочет, чтобы Шумер ответил ему, поговорил по-своему, по-командирски, как один только Шумер умеет. Но тот накладывает жгут, пишет на бумажке дату и время наложения жгута в полном изумительном молчании. Конечно, это честь, когда тебя перевязывает лично легендарный комбат. Но делать это вот так вот молча – это за гранью. Это против правил! Производя медицинские манипуляции, необходимо разговаривать с раненым, иначе раненый может запаниковать, а паника для раненого так же опасна, как чрезмерная кровопотеря.

– Ты не паникуй, – угадывая мысли Цикады, произносит Шумер. – Первый раз, что ли. Говорю же: слушай сердце! Ещё раз по поводу сердца и ума. Когда ты не просто погружён в ситуацию, а находишься в атмосфере происходящего, тебе становятся доступными более глубокие уровни понимания пространства. Ты выходишь из тупика смыслов, навязанных тебе разумом, и начинаешь думать сердцем, то есть чувствовать. Война – это не только цифры, измеряющие численность войска и количественный состав боекомплекта, но и степень внутренней готовности, настрой, мотивация. Помнишь четырнадцатый год? Тогда вся логика была против нас. Тогда все мы были в убеждении, что России сейчас не до нас. Разве нас это остановило? Почему не остановило? Потому что я был на майдане и впитал его атмосферу. А на майдане мне стало предельно понятно, куда повернёт вся эта ситуация, куда приведёт нас майдан. То, что из нас будут лепить антироссию, было ясно как божий день. Моё понимание стало результатом логических построений? Ни в коем случае! Я понял это сердцем, а на таком уровне не требуется логических доказательств. А там, в кабинетах, в среде множественных советников и помощников самых высоких лиц было это понятно? И даже более главный вопрос: было ли это важно?..

Шумер умолк. Обработав рану Цикады, он принялся протирать руки влажными салфетками, вычищать из-под ногтей запёкшуюся кровь. Лицо его стало серьёзно и даже скорбно.

– Что понятно? Что важно? – встревожился Цикада.

Морщась от боли, он всматривался в лицо командира, надеясь не увидеть в нём то знакомое выражение безнадёжности, которое, по сути, означает смертный приговор. Но Шумер выглядел архиспокойным.

– …что под боком России появится антироссия? Важно ли это? – спокойно продолжил он. – Основываясь только на рациональном мышлении, они… вернее, мы предполагали, что сейчас мы договоримся с новой элитой, найдём способ её заинтересовать, поиграем в политику – и снова вернём себе влияние на Украину. Мозг так думал, находясь в ловушке собственной значимости. Но рацио не могло предполагать, что ситуация кардинально изменилась и старые подходцы не сработают. Продолжался торг, разменяли Мариуполь на «лояльность» украинской элиты, признали Порошенко законным президентом. Ты же помнишь, Ваня, как планировали вернуть Донбасс в политическое русло Украины? Хотели сделать Донбасс агентом влияния… Изыски расчётливого лукавого ума! Они… Мы! Отказывались замечать, что всё изменилось окончательно, и нам с Украиной больше не по пути – остаётся только забрать, отчаливая, как можно больше на борт…

Шумер потрогал повязку, стягивающую лодыжку Цикады, и уставился на стягивающий его бедро жгут, раздумывая: снимать – не снимать.

– Его надо отправлять в тыл, – после непродолжительного молчания сказал он стоявшим поблизости бойцам.

– Транспорт на подходе, – ответили ему.

– Что же будет с моей ногой? Как думаешь, командир? – не надеясь на откровенный ответ, спросил Цикада.

Шумер ответил невпопад, нарочно уводя разговор в сторону от тревожных мыслей Цикады. Именно так полагается разговаривать с ранеными.

– Можно было бы перелистнуть страницу, – он вздохнул. – Но беда в том, что многие не перестали думать головами и теперь и ищут просчёты в умозаключениях, не понимая, что смотреть нужно было вообще не глазами и не строить умозаключений. Такие умозаключения неизбежно приводят к мысли, что если убрать действующую власть и на смену ей привести тех, к кому у Запада не будет отторжения – всё сразу станет даже лучше, чем было. Всё это потому, что прагматичный ум без горячего сердца – как брак без любви…

Возможно, Шумер говорил ещё что-то о любви, но его голос потонул в грохоте мотора. МТЛБ подкатился из темноты с погашенными фарами. За ним следовала штабная «Нива».

– Куда грузить раненого? В пикап или?.. – спросил кто-то из темноты.

– Или, – ответил Шумер.

– Товарищ комбат, вы поедете в штаб, в больничку с Цикадой или…

– Или.

На некоторое время все отдались суете, связанной с выгрузкой БК и погрузкой раненого. За это время Шумер успел собственноручно сделать Цикаде ещё один укол обезболивающего. В «трюме» МТЛБ пахло ГСМ, и Цикада повеселел, потому что запах собственной крови слышал уже не так явственно.

– Прощай мой верный оруженосец, – проговорил Шумер, присаживаясь рядом с ним на полик.

– Тебя что-то заботит, командир. Моя нога…

– Не твоя нога. С твоей ногой всё нормально. Меня волнует амфетамин. Плясун и Апостол. Думаю, эти чудеса храбрости неспроста…

Цикада заволновался:

– Нашли закладку?

Шумер вздохнул.

– Закладка – не проблема. Найти бы закладчика. Уверен, «идейных» наркоманов, с зависимостью, среди наших нет, но кому-то у нас денег не хватает. Вопрос: кто ж у нас такой бедный.

Цикада, забыв о боли в ноге, начал перебирать варианты. Всё-то у него получалось как-то не к месту. Всё-то какие-то чужие, дальние люди возникали. Такие, кто ни с Плясуном, ни с Апостолом наверняка ни разу и словом не перемолвились. Шумер смотрел куда-то в сторону. Думал о своём. Между тем явился мехвод мотолыги. Заскрежетал, взрычал дизель. Настала пора прощаться.

– Я верю, ты найдёшь решение, – пропищал Цикада и поперхнулся слезами.

– Ненадолго прощаемся. Ты умный, Ваня. Думай на досуге о моём деле. Примени, как Шерлок Холмс, дедуктивный метод.

– Есть, командир!

В МТЛБ полезли люди. Запах влажной земли и пороха окончательно перебил запах крови.

МТЛБ в сопровождении пикапа покинула передовую перед рассветом.

* * *

Расселись кто куда. Закурили, с привычным недоверием прислушиваясь к тишине. Курили спокойно. В рассветных сумерках огонёк сигареты не так заметен, как ночью. Молчали долго. Первым прервал молчание Расул Касумов (позывной Апостол), один из двух мобилизованных дагестанцев.

– Цикаде хана. Ему в строй не вернуться. Воевать с протезом на левой ноге это и так… Как? Забыл слово, командир…

– Беспрецедентно, – нехотя отозвался Шумер.

– Я вообще не понимаю, как можно воевать с протезом, – проговорил земляк Апостола, бравый джигит с позывным Плясун, он же Баходур Усманов. – Как он вернулся в строй и воюет с протезом, э? С 2015 года, говоришь? Семь лет воюет? На протезе далеко не убежишь. Этот человек герой!

– Отбегался, – вздохнул кто-то. – Как будет жить наш Ванюша? Он кроме как воевать больше и делать ничего не умеет – потомственный шахтёр, да шахты все позакрывались.

– Логично, – кивнул Князь. – С таким ранением ампутации не избежать. Ваня научится ходить на двух протезах, но воевать…

– Цикада – крутой пацан. Я слышал, в 2014-м, когда всё началось, он сидел на зоне. А до этого был шахтёром. Работал в забое. И отец его работал в забое. И дед его работал в забое. Но Цикада до пенсии в забое работать не мог, потому что шахты закрылись. Тогда Цикада пошёл грабить банк очень плохого и богатого человека. Аллах акбар! Всевышний не считает подобный грабёж большим грехом… – Апостол провёл по лицу ладонями ото лба к жиденькой бородёнке и закатил глаза к небу.

Апостол долго и с увлечением рассказывал историю жизни своего товарища, передавал, как говорится, изустно, время от времени вставляя от себя весьма цветистые замечания относительно хороших и плохих людей, правильных и неправильных событий, Божьей справедливости и лукавой бесовщины.

– В твоём рассказе, Расул, нет логики, – устало заметил Князь, когда Апостол умолк. – Зачем уголовнику воевать за свободу Родины? Уголовники живут по другой программе: украл (ограбил) – сел в тюрьму – освободился – ограбил – сел в тюрьму… и так далее. За свободу Родины воюют иные люди. Такие, как ты, Расул. И Цикада такой же, как ты. Какой с него уголовник?

– А вот и нет, товарищ сержант! – шепотом воскликнул Леший – опытный пожилой мужик, доброволец из РФ, воюющий на Донбассе с 2015 года. – Просто есть люди, приспособленные к войне, к жизни в ужасных условиях, в земляной норе под постоянными обстрелами. И дело не в том, что за это платят. Да за это практически и не платят! Донецкие воюют за пятнадцать тысяч рублей, а это не те деньги, за которые кто-то станет рисковать.

– Воюем за идею? – хмыкнул Князь.

Он явно недолюбливал Лешего, полагая в нём идейного кретина.

– Идейно мотивированное войско – это большой плюс к боеспособности, но всё же это сознательные мотивы. Вот товарищ Шумер говорил «слушай сердце», и я о том же. Вряд ли кто-то из присутствующих способен внятно объяснить концепцию «Русского Мiра». А в том мире, откуда тебя, Князь, мобилизовали, полно деструктивных людей, которые не прочь побыть рядом со смертью: прыгать с парашютом, спускаться по опасному склону на лыжах или, наоборот, лезть на скалы, участвовать в гонках. Но всё это лишь замена войны. Такие люди подменяют настоящую опасность её суррогатом, и таких людей среди нас нет…

Леший замолк, оборвав себя на полуслове, словно застеснялся собственного многословия и разом растерял все слова.

– Да, мы не бегаем от опасности, не подменяем её суррогатом. Мы стоим насмерть… – отозвался Шумер. – Мы действуем против логики. Восприятие происходящего упростилось до базовых понятий добра и зла, как в первобытные времена, когда не было ипотеки, толерантности и прочей мишуры. Нам предоставлен шанс разобраться что есть добро, а что есть зло. В том числе и применительно лично к себе. Честный человек не сможет не задать себе вопрос: мы добро или зло? И потомственный шахтёр Цикада, и Леший, бросивший в России семью и нормальную с точки зрения обывателя работу, все мы несем зло – это факт. Но преследуем мы что? Рассуждать в стиле многоумного психоаналитика, дескать, они не понимают, что это в конечном итоге наше зло обернётся благом для них – дело неблагодарное. Не рассуждать надо, а слушать сердце. Сердце любого нормального человека сначала выдаст порцию огромной боли, потому что война, которую мы развязали – это страдания простых людей, по какую бы сторону баррикад они ни находились. А потом сердце успокоится и скажет, что мы правы. Несмотря ни на что – мы правы.

– Сам себя уговариваешь, командир, – проговорил Князь, поднимаясь. – А Цикаду жалко. Хорошего бойца потеряли. Каково-то ему будет, когда осознает масштаб проблем.

– Ване мы найдём применение. Есть у меня на этот счёт идеи. Нам необходимо обучать новобранцев. Этим-то он и займётся. Ну что, пацаны? По местам?

Бойцы поднялись. Тихо переговариваясь, они разминали затёкшие конечности. Кто-то удалился в утренний туман, на назначенную для него позицию в какой-нибудь земляной щели. Кто-то расположился неподалёку от блиндажа Шумера и занялся неотложными солдатскими делами – приготовлением пищи, чисткой оружия. Кто-то прикорнул к брустверу окопа. Беспокойный сон их продлится до того момента, когда настанет черёд заступать на пост, туда, где их товарищи всматриваются в зыбкую утреннюю дымку, прислушиваются к звукам природы. Самые опасные из них: треск сломанной ветки под ботинком вражеского разведчика, хлопок от выхода мины, отдалённый рокот движка.

В обыденной жизни бойцы старались держаться от Шумера на почтительном расстоянии, подарив командиру необходимое ему для душевного равновесия уединение. Каждый из них изучил характер своего командира достаточно хорошо. Каждый понимает, как тяжела для него потеря Цикады, который был для комбата чем-то вроде ординарца.

* * *

Оставшись один, Шумер некоторое время сосредоточенно изучал содержание собственного гаджета. Ранее он заметил, как Леший снимает процесс приготовления пищи на видео. Ролик он потом выложит на своём Телеграм-канале. Шумер вспомнил, что неплохо бы прошерстить социальные сети для необходимого контроля за подчинёнными. Интернет в ПГТ нестабильный. Точнее, в ПГТ, как правило, нет никакого Интернета, но этим утром сеть работала, и Шумеру удалось прочитать несколько вчерашних сообщений. Ролик Лешего с только что приготовленным рагу оказался уже опубликованным. Быстро работает чёрт!

– Не туда смотришь, – услышал он тихий голос.

Шумер поднял глаза. Так и есть, дед. Вернее, Призрак. Так окрестил старика Цикада. Призрак потому, что старый этот человек всегда является тихо и внезапно, словно ниоткуда, словно с того света приходит. Вот и на этот раз…

– Здорово, Петрович!

– Здравствуй, комбат!

Рукопожатие Призрака было, как обычно, крепким и сухим, вовсе не потусторонним.

– Поешь с нами? Леший приготовил завтрак-обед.

– Если до этого дело дойдёт, то пообедаю.

– Думаю, на сегодня хватит. У них не менее трех двухсотых. И трёхсотых по моим прикидкам около пяти.

– Три и три, комбат.

– Пусть так.

– Ваня?

– Ваню отправили в тыл.

– Плохо дело?

– Думаю, отвоевался он.

– Ничего не отвоевался. Он крепкий.

Разговаривая с Призраком, Шумер листал странички Телеграма.

– Ваня тоже пишет. – Призрак ткнул заскорузлым пальцем в дисплей гаджета.

– Что пишет? – насторожился Шумер.

– Называется «Цикада пищит». Я читал. Почти художественно. Среди этих ребят, – Призрак сделал широкий жест рукой, – есть свои Ремарки, которые опишут эту войну. Пусть в немного нетрадиционной форме, но опишут.

– Погоди! Как ты сказал? Что Цикада?

– Пищит. Так называется его страница.

– «Цикада пищит» – это никнейм, Петрович. Ну-ка, подожди. Ах вот! Нашёл. А ведь лгал мне, поганец, что только в ВК имеет страничку. Да она у него там мёртвая с 2014 года… Ба! Да у него тридцать четыре тысячи с хвостом подписчиков!

– Больше, чем у тебя?

Изумлённый, Шумер не придал значения замечанию Призрака, а ведь следовало бы удивиться. Деду далеко за семьдесят, а он бомжуя среди руин, где нет ни пищи, ни воды, ни Интернета, так много знает о социальных сетях!

Шумер погрузился в чтение, заново узнавая, казалось бы, хорошо знакомого человека.

– Интересно?

– Ещё бы! Во пацан даёт! Писатель! Ей-богу!

– Против вас стоит сто двадцать восьмая бригада.

– Да знаю я! Ты что, Петрович, в разведчики заделался? Или ты у нас агент влияния?

Шумер рассмеялся, в который раз поражая Призрака своим умением делать несколько дел сразу, как в данном случае, когда он и читал, и вёл беседу с реальным собеседником.

– Там есть ещё никнейм, посмотри. Называется «Герої сто двадцять восьмий ЗСУ». «Сто двадцать восемь» циферками прописано. Тоже в своём роде интересное чтение.

– Подожди, Петрович! Ванька меня прям очаровал. Как Горький, стихи в прозе.

И Шумер погрузился в чтение писаний своего подчинённого.

* * *

Цикада пищит.

15 октября 2019 года.

Я бы бил нашим пацанам морды за спаньё на посту, если б не большие потери трёхсотыми. Рука у меня лёгкая, но свернуть рыльце на сторону я смогу, если дотянусь или подпрыгну. Господь отмерил мне росту ровно 163 сантиметра, что для нормального пацана маловато. Плюс к тому тяжёлое ранение в левую ногу, которое я получил летом 2015 года в боях на трассе Донецк – Курахово. Множественное осколочное ранение привело к ампутации левой ступни чуть выше лодыжки.

Благодаря этому обстоятельству я, к тому времени уже хорошо повоевавший, отправился в продолжительный отпуск, который продлился в общей сложности около года. На сегодняшний день я снова в строю и веду этот блог для тех, кто неравнодушен к нашей борьбе.

800 просмотров 23: 17

Цикада пищит.

13 апреля 2022 года.

Сентябрь, и по ночам ещё холодно. Только не у нас. Благодаря командиру (позывной Шумер) у нас прекрасно оборудованная позиция с блиндажами, ходами сообщения и баней. Оборудованы отхожие места. Спальные места – обычные нары. Леший служил на подводном флоте и утверждает, что наша спальня похожа на матросский кубрик. Бытовые условия прекрасные – «кубрик» примыкает к помещению «штаба». Там сердце нашего подразделения – электрогенератор и остальные приблуды, в том числе компьютер и радиосвязь. Сегодня не спалось. Чрез стенку всю дорогу слушал хохлятскую брехню. Какой-то Солома звал какого-то Свиста, разоряясь то и дело «Бачу привида! Бачу привида!»[1] Наркоманские приблуды накумарились и не спали всю ночь. Нет от них покоя. Но Шумер радиостанцию отключать не разрешает. Слушать эфир – таков приказ на все времена.

10.6к просмотров 09: 11

Цикада пищит.

14 апреля 2022 года.

Обычный вечер, я отдыхал после дежурства – проснулся от шума на наблюдательном посту, через несколько секунд в комнату влетел Переполох с криком: «Хохлы на нас идут». Пока пацаны экипировались, я по связи выходил на соседние подразделения.

Не одни мы заметили эту группу противника. Из-за поселка миномёт начал по ним работать сразу. Хохлы брызнули врассыпную. Тем временем мы с пацанами выдвинулись на задачу.

Собравшись у Князя тремя группами, оценили шансы и обстановку.

Над головой засвистела мина и разрыв пришелся в районе противника, по рации протрещала корректура, затем ещё несколько мин, мы в тепловизор наблюдали как противник разбегается в разных направлениях.

Ночной бой скоротечен. Когда лунные тени длинны и открыта охота, ты чувствуешь себя ночным зверем, филином или мышью, волком или ланью – смотря по обстоятельствам. Эти цели в объективе тепловизора для меня являлись мишенями при стрельбе, не людьми. Я прикидывал оптимальные возможности убить их, но так, чтобы при этом не погибнуть самому.

Леший занял позицию с пулемётом чуть правее всех, кто-то накручивал приборы малошумной стрельбы, мы замерли в ожидании выхода противника на нас.

Темноту разорвал вальс трассеров, тонкой светящейся линией они делили ночь на «до» и «после». Уходящий из-под нашего огня противник натыкался на расставленные нами мины – мы слышали грохот разрывов и вопли раненых, видели огненные вспышки. Так продолжалось бесконечно долго. Чувство опасности всегда долгое, тянущееся, вечное, даже если ночь и бой длится считаные минуты.

Наконец разрывы мин прекратились. Вскоре смолк и миномёт. Даже раненые не кричали. Казалось, мы утонули в ночи. «Темна украинская ночь» – почему-то пришла на ум эта поэтическая затасканность. Но о чём ещё думать, когда время остановилось и прошедший десяток минут показался мне часом? Мы ждали продолжения, но ничего не происходило.

Через полчаса Леший решился закурить первым. Мы покурили и решили расходиться по своим местам. Ночью ещё несколько часов из камышей доносились стоны и крики. Я не жалел раненых. Их жизни в руках Бога. Кто-то может умереть от крошечного, размером в ноготь, осколка буквально за пятнадцать минут. А кто-то выживет и проползёт не один десяток километров с тяжёлым ранением. Воспоминания о том, как пять лет назад я сам лежал вот так вот в камышах с оторванной ступнёй истекая кровью, больше не возвращались ко мне с ночными кошмарами. Я адаптировался к протезу, и на бегу почти не отставал от своих товарищей даже при полной выкладке. Нога, конечно, болела. Адски болела. Болела так, будто ступня на месте и раздроблена осколками. Сам не замечаешь, как начинаешь стонать. Порой мне казалось, что Леший и Переполох нарочно замедляют шаг, чтобы я не стонал…

На месте я обдумывал всё произошедшее этой ночью. Я так делаю всегда. Обдумываю. Думаю и о том, что Шумеру нравится, что я всё обдумываю. Сам Шумер не только обдумывает, но и обосновывает каждый свой шаг.

18.0к просмотров 05: 27

Цикада пищит.

16 апреля 2022 года.

О чём конкретно я думаю? Например, этой ночью я ещё раз утвердился в мысли, что я рад кузьмичам. Кузьмичи – это сам Князь и вояки из его подразделения, те, которые не дагестанцы. Даги они все молоды. У дагов другие обычаи, у них старики сидят дома. Кузьмичи – это всегда русские мобилизованные или добровольцы, мужики из России в возрасте от сорока пяти лет и больше. Любой из них лет на пятнадцать старше меня. Они, как материнская грудь. Они, как отцовское плечо. Они приняли эту войну такой, какая она есть, и они вытащат её.

Позиции соседей тоже навещает Призрак. Так же курит и пьёт чай. Так же наводит словесный туман. Плясун и Апостол проектировали его поймать, чтобы устроить праздник с застольем и вином, пожарить шашлыки и всё такое, как у них на Кавказе принято. Но Призрака не поймать. Я бы тоже думал, что Призрак – галлюцинация, следствие военного стресса и моих увечий. Но галлюцинация – ощущение личное, или, по выражению Шумера, приватное. А наш Призрак блуждает повсюду. Его видел буквально каждый боец нашего подразделения и на позициях соседей он частый гость. Поэтому Призрак – это именно призрак, а не галлюцинация или плод моего пострадавшего в военных испытаниях воображения.

Почему Призрак не человек, спросите вы? Отвечу. Тела у Призрака на самом деле нет. Он бесплотен и от того неуязвим. Плясун и Апостол в один голос рассказывали мне, как на их глазах Призрак наступил на «лепесток» – и ничего. Консул утверждает, что рядом с Призраком разорвалась РГД. Он слышал свист осколков. Он лежал мордой в землю и не мог видеть, что происходило с Призраком, но когда Консул поднял голову, то первым делом он увидел рваные и латаные ботинки Призрака. Тот стоял над ним со своим портфелем как ни в чём не бывало. При всём при том содержимое портфеля Призрака вполне материально. Мне доводилось прикладываться к его чекушке. Водка в ней не трезвей и не пьяней, чем в других источниках. А чистая тельняшка старика пахнет, как в старой рекламе – зимней свежестью.

Вот такие вот странные дела у нас творятся.

От этой бесконечной войны у многих свистит кукуха.

17.5к просмотров 03: 45

* * *

– Тут про тебя есть, Петрович. Наш Ваня, похоже, всерьёз считает тебя бесплотным духом. Так какой там підрозділ, ты говоришь?

Шумер, смеясь, поднял глаза, но Призрака в блиндаже возле себя не обнаружил. Старик удалился так же бесшумно, как и пришёл. Снаружи тянуло дровяным дымком вперемешку с ароматом жаркого. Наверное, Призрак там, столуется вместе с пацанами. Пойти посмотреть? Его намерения опередил Леший, принесший своему командиру миску жаркого и половину кирпича серого хлеба.

– Деда накормили? – спросил Шумер, принимаясь за еду.

– Якого діда?

– Говори по-русски, чёрт! Всё! Ступай!

Леший убрался, а Шумер подумал было: вот Призрак опять ушёл, как явился, будто привидение. Где-то в уголке копошилась неудобная мысль о голодном старике, доживающем свой век среди руин, одна из которых его собственный дом. А ему, Шумеру, следовало бы взять старика за руку да и отвести к котлу, да проследить, чтобы всё полагающееся старик съел.

Мысли мыслями, еда едой, а любопытство сильнее всего. Что-то там старик говорил о вражеском підрозділе? Сто двадцать восьмой чи ни? Отставив в сторону пустую миску – умеет же Леший готовить! Не будешь голодным и то сожрёшь! – Шумер ухватился за гаджет, произнеся быструю молитву об Интернете, который сейчас ему казался милее собственных детей.

Он быстро нашёл искомое. Читать решил едва ли не с начала, с того дня, когда анонимный хлопец завёл Телеграм-канал.

* * *

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

01 апреля 2022 года.

Короче. Мне кажется настало время и мне ответить.

Уже второй раз меня обвиняют в том, что я русня, рашист, орк и все остальное. Что я ципсо какое-то непонятное…И я даже знаю эту штабную крысу, которая все это про меня пишет. Только вот я никогда и не говорил, что я официальная страница нашей бригады.

Я просто солдат, который видит все, что творится тут, и не может молчать.

Хотите читать только про наши победы и успешные наступления, про наших бравых командиров и прекрасную укомплектованность, тогда читайте официальные источники.

А если хотите знать реальность, которая порой может быть не всегда приятна, добро пожаловать!

Далеко не всем нравится то, что я тут пишу.

Не нравится командованию, что я помогаю матерям и женам искать пропавших без вести.

Не нравится им, что я об их просиживании в тылу говорю.

Не нравится, что я пишу как они воруют волонтерскую помощь.

Но об этом надо говорить! Это надо исправлять!

А параллельно будем продолжать уничтожать рашистов. Всех. До последней твари, пришедшей на нашу землю.

И еще кто-то говорит, что орк только потому что пишу на русском…

Это, конечно, вообще тот ещё аргумент. Те, кто скажет, что не знают таких семей, где говорят на русском – готов вдолбить по чердаку. Потому что моя и еще куча семей, которых я знаю, именно такие.

Как бы сейчас не было приятно осознавать, что это орчий язык – кабзда переучиваться, именно сейчас я не готов. Как победим – обещаю нормально выучить. Детей точно только украинскому учить буду. Но когда победим! А сейчас выжигать чертей надо.

17.5к просмотров 08: 45

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

02 апреля 2022 года.

Всю ночь под огнем, стоим как на ладони. Врага не видим, получаем артой и беспилотниками. Медикаменты на исходе, про нашу группировку просто забыли. Наша бригада скоро перестанет существовать. Отступать не дают, грозят судом. Все должны знать правду. Спаси нас Боже.

Мне пишут матери. Много матерей. А сколько их еще будет! Парни гибнут каждый день. Я не знаю, что отвечать.

Командование бригады докладывает, что все хорошо и постит фейковые фоточки в Фейсбуке. В реальности мы спим среди трупов своих побратимов и ждем, когда сами уйдем в мир иной. Мы не воюем, нас истребляют. Врага не видим, повторяю.

Турникеты в лучшем случае один на четверых, гемостатиков вообще по нулям.

В Александровке, в Херсонской области очень много наших пало… там были жёсткие бои, село стёрли с лица земли. Сейчас село под орками, но там тела наших ребят. Кто их будет доставать и когда? Жены, матери, дети никогда не узнают их судьбу?

22,1к просмотров 06: 05

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

10 апреля 2022 года.

Прошу всех, кто планирует вступить в ряды нашего подразделения ЗСУ, в целом обучиться оказанию первой медицинской помощи. 90 % бойцов погибают, потому что их побратимы не знают, как и чем помочь.

Последнее время враг активно применяет боевые коптеры, после чего у нас много раненных осколками. Бойцы погибают тупо от потери крови.

Призываем людей, имеющих медицинское образование, идти на службу. Воевать вам не придется, будете спасать нас при ранениях.

А то хлопцы мрут пачками после обстрелов, один осколок в ноге размером с ноготь может убить, если не оказать медицинскую помощь.

Один осколок попал мне в ногу,
Второй артерию пробил.
Надеюсь, придут на подмогу,
Пока я дух не испустил.

Грустная поэзия наших хлопцев. Вторая неделя под обстрелами…

4,0к просмотров 10: 19

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

12 апреля 2022 года.

Мы воюем два месяца, все на опыте. Если привезут орочьих новобранцев, что дальше? Они же как котята слепые, даже жалко убивать детей.

Шучу, не жалко, вообще побоку, убьем и шкуры снимем.

За наших хлопцев, которые штабелями в холодильниках лежат.

Кстати, после нашей победы предлагаю запретить в рашке русский язык, они его объективно не достойны, пусть изучают язык орков из варкрафта.

Кстати, поговаривают, что могилизировать будут и русских наташек. Их трогать не будем, просто возьмем в рабство.

28,9к просмотров 17: 00

* * *

– Любопытно, дожил ли этот херой до осени? – пробормотал себе под нос Шумер.

Он водил пальцем по дисплею гаджета, пытаясь пролистать блог героя дальше от весны к лету и осени, но колесико закрутилось. Что за чертовщина! Интернет пропал!

– Чёрт! Кто там?

– Це не чорт. Це я, Леший.

– Ну что тебе? – Шумер, раздосадованный, отбросил гаджет в сторону. – Что стоишь? Деда накормили? Из штаба что? Мне дотемна уехать надо. Кто-то из вас поедет со мной.

Леший робко и с ходу ответил для начала на последний вопрос.

– Поедет Переполох.

– Вот уж нет! От него слишком много шума, в том числе и в эфире. Поедет Консул. Передай ему, чтоб собирался. Так что из штаба?

– Та вроде выехали за вами.

– Вроде да кабы. Ты остаёшься за старшего. Держи связь с Князем. Он вроде толковый мужик, есть такое важное наблюдение. Я тут вычитал. – Шумер указал глазами на зависший гаджет. – Средний возраст солдата Победы в тысяча девятьсот сорок пятом был тридцать восемь лет. По нынешним меркам психофизического развития – под полтинник. Князю, как и тебе, сейчас примерно столько. А тогда видавшие жизнь мужики, родившиеся еще в Российской империи, детство и юность которых пришлись на революцию, гражданскую войну, раскулачивание и прочее. Встали и пошли. Потому что надо побеждать. Их называли кузьмичами. Я и сам принадлежу к поколению последних русских Украины. Я учился в последнем русскоязычном классе в школе и последнем русскоязычном курсе в вузе. Учившиеся после меня уже несли на себе клеймо украинства, с которым мы, собственно, воюем. Кузьмичи Донбасса прекрасно проявили себя в Русской весне не только в силу своей готовности к трудностям, но и идеологически, верно ощущая свою принадлежность к русскому народу. Второй важной характеристикой нашего с тобой поколения является воспитание. Нам привили идею чести, долга и служения. Разве не так?

–Так,– кивнул Леший.– В моей жизни примерами были дедушка с рассказами о его детской жизни в немецкой оккупации. Он, между прочим, был ярым сталинистом. А ещё тренер по футболу, афганский ветеран. Верно говоришь, командир. Нам-то и спасать Россию. Ты говорил, командир, про «каждому поколению нужна „своя война“, про „наша земля, пропитанная кровью предков“, про дым Отечества». Это и есть те трудности, которые нам дано преодолеть. А молодые… Они засоряют эфир. За ними только глаз да глаз, а то такого понапишут. Да и пропадут они без нас. Попусту пропадут.

Леший кивнул в сторону безжизненного гаджета.

– Дым Отечества, любовь к родному пепелищу и отеческим гробам, – это из русской классики. Лермонтов, Тургенев. Это не я сказал, – смущённый внезапной и приятной уху разговорчивостью обычно молчаливого Лешего проговорил Шумер.

–Та вроде Князь толковый кузьмич,– усмехнулся Леший.– Вывезем мы вместе этот воз. Россия – ¹/⁶ часть суши и при нас меньше она не станет! При нас не станет!

– Аминь! А деда-то всё-таки накормили?

– Та он поклевал что-то. Всё за какого-то хлопчика толковал.

– Как так?!! Голодным ушёл?!!

– Ты злишься, командир, потому что Интернет кончился.

– Нет!!! Я хотел спросить у Призрака за этот сто двадцать восьмой підрозділ, мать его кривую, да он исчез!

– Призрак поел и ушёл, а за сто двадцать восьмой я могу сказать…

– Говори! Не тяни!

– Там есть ушлый один. Хочет к нам перебежать.

– Хохол?!!

– Та не. Не хохол. Он то ли поляк, то ли англичанин. Коммунист.

– Если коммунист, то точно не поляк. Американец?

Леший пожал плечами и выматерился.

– Почему же Призрак мне ничего не сказал?

Шумер задумчиво покосился на ущербное колёсико, демонстрируемое раздосадованному наблюдателю дисплеем его гаджета. Его унылое вращение свидетельствовало о том, что Интернет безнадёжно исчез.

– Он нам сказал. Приведу, говорит, его к вам в следующий раз. Хочет российским властям передаться со всякими интересными сведениями, потому что идейный коммунист.

– Все-то у нас тут идейные. Только коммунистов нам не хватало. Эй, что там?

– Та пикап подъехал с ребятами. Консулу-то собираться?

– А то! Если кто-то «передастся», то сразу вызывай меня. До штаба его сами не тащите. Может, он того и не стоит.

– Как это?

В сытых глазах Лешего появился голодный хищный блеск.

– А так! Гражданство определяется по предъявлении паспорта! Если он иностранец и докажет это, вызывай меня. А если не сможет доказать, но ясно, что иностранец, делай что положено с такими делать. Только без лишнего шума и помпы.

– Есть!

– Здравствуйте, господа командиры!

Ах, чья же это узкая фигура загородила вход в блиндаж? Ах, чей же это нежный голосок прощебетал приветствие? Ах, кто это у нас в защитном шлеме и пустой разгрузке очертаниями своими так напоминает молодой, тянущийся к верхушкам деревьев грибок-подберёзовик? Кто это не трамбуется всей своей массой, а проскальзывает бочком? От кого это так сладостно пахнет?

– Виточка, Виталия…

Леший тает на глазах и тёплым мороженым оседает на свободный табурет.

– Зачем ты тут опять?!! – рявкает Шумер.

– Репортаж делать приехала. Была в штабе, когда ребята собирались. Брала интервью, а тут как раз оказия. Вот, решила навестить…

Леший тёр ребром ладони под носом и, казалось, вообще не понимал, что навещать приехали именно его.

– На тебе должен быть бронежилет с надписью «пресса», а это что?

Шумер дёргает за ремень разгрузки. Виталия всем телом подаётся к нему. Он отскакивает. Табурет с глухим стуком валится на земляной пол. Шумер покидает блиндаж едва ли не бегом. Леший (он же Пётр Приморский) и Виталия Полтавская слышат его ревущий баритон. Он отдаёт приказания, распекает, наставляет, отчитывает. Всё это очень громко, но вполне вразумительно, потому что отрывистая его речь обильно приправлена непечатными выражениями, а вернее сказать, она сплошь состоит из этих понятных любому бойцу выражений.

– Это называется управляемая истерика, – говорит Виталия вполголоса.

– Ваньку ранило. В здоровую ногу. Утром его отправили в лазарет. Правая ступня в хлам, – отвечает Леший. – Командир расстроен, вот и ругается.

– Полтавская, сюда! – ревёт снаружи Шумер. – По машинам!

– Мне хотелось бы остаться. Надо сделать несколько фотографий…

– Уже темно. Чего ты хочешь? Октябрь. Снимать можно только утром, но командир не позволит тебе остаться до утра… А ну-ка!..

Леший внезапно хватает Виталию в охапку, притягивает к себе.

– Что ты?

– Пообниматься захотел! Не рыпайся. Тихо ты… Слышу выходы.

Справедливость его слов подтверждает недальний разрыв.

– Восемьдесят второй калибр. Близко подобрались! – шепчет Леший в ароматное ухо Виталии.

А снаружи вопят «Командир!!!», «Шумер!!!», маты, шухер полный. А Леший тем временем уж не слышит, но шкурой чует новые выходы мин ещё и ещё. Двигатель пикапа взрыкивает. Грохот разрывов всё ближе. Наверняка позицию Князя кроют.

– Эх, в машине остались все мои вещи! Но вы ведь меня прокормите? Я на пару деньков. Несколько фоток – и всё.

– Как же ты будешь снимать, если вещи уехали с командиром?

– А фотик всегда со мной! – Виталия хлопает себя по боку, пытаясь высвободиться из объятий Лешего.

Но он не хочет её отпускать. И в том есть своя правда, потому что новые разрывы следуют один за другим, всё ближе и ближе.

– Это блуждающий миномёт. Хохлы возят его туда-сюда на пикапе. Никак не можем их поймать. Шухерят они нас со страшной силой.

Леший хочет подпустить матюгов, но ясные глаза Виталии так близко. Пожалуй, она на пару лет младше его старшей дочери. Эх, вся округа влюблена в эту девку. Все попустительствуют её затеям, а она, по ходу, Шумера клеит. А Шумер – кузьмич, взрослый человек и двое его детей уже школу окончили где-то в России.

– Ничего у тебя не выйдет, – произносит Леший с нажимом. – Командир за тобой вернётся, и очень скоро.

– Я тоже этого хочу, – тихо отвечает Виталия.

Она высвобождается из объятий деликатно. Оправляется изящно, но Лешему очень уж хочется навести полный порядок, чтоб недоговорённостей никаких не осталось.

– А знаешь ли ты, девушка, сколь много у Юрия Михайловича нашего, то есть у Шумера, крестников в Донецкой агломерации?

– О чём это вы? Юрий Михайлович – верующий человек. Это всем известно. Храм посещает…

Довольный её недоумением, Леший продолжает:

– От разных женщин крестники. Двое из них с одного года рождения, но повторяю: от разных женщин! И чему же тут удивляться? Мужиков повыбило, а наш Юрий Михайлович, хоть и росту небольшого и ноги кривоваты, но всё равно мужчина видный. И глаза у него красивые, как уголья горят. Особенно когда нас матами кроет. А куда ж нам без матов-то в боевой обстановке?.. Эй, подальше от двери!!! Слышу новый выход!!!

Так, затолкав юную деву в дальний угол блиндажа, подальше от свистящих снаружи раскалённых осколков, уроженец Ростовской губернии наслаждался её печальным смятением ещё несколько долгих минут, до тех пор, пока миномётный обстрел полностью не прекратился.

Глава 2

Когда важна только крепость руки

Они расселись в тени кунга на пожухлой от летнего солнца траве. Завтра им выдвигаться на задачу, в серую зону. Их работа – постоянно меняя позицию, вести беспокоящий огонь по расположению противника. А сегодня небольшая передышка. Из тыла, кроме обычного довольствия, подвезли экзотические фрукты: бананы, апельсины, киви в мохнатой коричневой кожуре, твёрдые, как камни. Это в конце лета, когда хочется абрикосов и арбуза, но всё равно праздник!

Дядя Серёжа поручил Назару Соломахе как самому опытному бойцу их миномётного расчёта обучать новобранцев. Обучение идёт по рваной книжке с пожелтевшими обтрёпанными страницами и штампами давно расформированной ВЧ армии СССР. Откуда командир достал такую?

– Всё было хорошо, пока нам не навязали этих мобилизованных. И почему я должен читать им «наставление»? Почему, к примеру, не ты? – проговорил Соломаха, растерянно листая «Наставление по стрелковому делу (НСД-40 82БМ) 82-мм батальонный миномет НКО СССР».

–Говори мовою, иностранцы почує, знову буде справа[2], – проговорил лучший друг Соломахи из новых, приобретённых уже на войне побратимов по имени Филипп Панченко, или Птаха, – такой Филиппу дали позывной.

– А они услышат. Обязательно услышат, потому что книжка эта Наркомата обороны СССР напечатана на русском языке, а на мове таких книжек не бывает. И миномётов таких в Украине не производят…

– Тихіше! Тихіше! Мобіки йдуть…

Соломаха настороженно огляделся. По проторенной дорожке меж остовов двух некогда вполне приличных кирпичных домов, превратившихся ныне в прокопчённые руины, в их сторону действительно двигались двое новобранцев – Вовка Пивторак и Тимофей Игнатенко. Оба уже получили позывные – Свист и Клоун соответственно. Двигались они гуськом. Трусоватый Пивторак отпустил Игнатенко шагов на десять вперёд себя. Сам двигался медленно, ступая на мысок, как балерина или цирковой канатоходец.

Соломаха выругался и снова принялся изучать брошюру.

– Я по этой брошюре буду их учить. Пивторак вроде бы грамотный. На филолога учился в университете. Или на философа?.. А Игнатенко, наоборот, тупой селюк и русского почти не понимает. Или делает вид… Да и к чему такого учить? Он всего лишь подносчик.

– Подносить тоже надо уметь. Такой тебе поднесёт. Эх, загинули наши побратимы, жалко ребят! Вместо них вон что нам подсунули! …

Птаха закурил, огляделся настороженным зверьком и продолжил:

– Слушай, Соломаха. Та я опять девку бачив.

– Ты всюду их бачив. Только их и бачив, а мне нет дела. У меня жена…

– Блондинка, шея как башня из слоновой кости, глаза как блюдца и голубые. Один недостаток – тощевата…

– Молодой девушке здесь не место. Да и откуда ей взяться? Привиделось тебе. Тут остались одни старики. Вот опять приходил Пётр Петрович, местный учитель. Когда-то на этом посёлке две школы было… Можешь такое себе представить? Я ему дал два банана и киви, а он мне…

– Сведения?

– Та какие там сведения! Надежду!!! Сказал, что жинка скоро отзовётся. Пётр Петрович, он провидливый. Наперёд многое знает. Не соврёт.

– Снежана не пишет?

– Три дня уж не писала, а я ей каждый день.

– Три дня – это не много. Ты за девку послушай. Ей лет от силы двадцать, а такая борзая. Со своим фотоаппаратом лазит по серой зоне и ничего не боится. Броник на ней…

Птаха умолк, потому что подтянувшиеся Свист и Клоун пристроились рядом, привалились потными спинами к колёсам куги. Свист зыркнул на книжку и отвернулся. Назар закурил.

– Эх, снять бы броник… – проговорил Свист.

–Не можна. Не за статутом[3], – огрызнулся Клоун.– І що це за книжку читає Соломаха? Війна, агресор настає, а він на бойовій позиції книжки читає[4].

– По приказу командира миномётного расчёта пана Сергея Петровича Токарева (позывной Воин) изучаем матчасть. Между собой мы Сергея Петровича называем дядей Серёжей. Возьмите это на заметку, – проговорил Соломаха.

– Сергей Петрович во Владимире военное училище закончил, – усмехнулся Свист. – Какой же он в таком случае «пан»? Он «товарищ». Вот это кукож.

– Заткнись, дитя западной демократии, – Соломаха сплюнул. – Ты в армии. Тут младшие подчиняются старшим. Иначе…

Соломаха кивнул головой в сторону кучковавшихся неподалёку наёмников. От их пикапов до ребят долетали взрывы хохота и разноязыкая брань, очень похожая на хипстерский слэнг киевского хлопчика Пивторака, но по интонациям понятно, что всё-таки брань. Лицо Пивторака с едва пробившейся юной бородкой зарделось румянцем. Никто не помянул, но все помнили, как неделю назад эти самые ландскнехты выводили в посадку строем руки назад троих бойцов 128-го подразделения (командир – полковник Сапонько), к которому относится миномётный расчёт Воина. Хлопцев обвиняли в дезертирстве, но, на взгляд Соломахи, обвинение было притянуто за уши. Комбат потом приказал их похоронить. Соломаха и Птаха участвовали в рытье могил. Оба сильно расстроились. А что толку?

– 82-мм миномет является оружием стрелкового батальона, – невозмутимо продолжал Соломаха. – Основное назначение его – поражать навесным огнем живую силу и огневые средства противника. Небольшой вес миномета – шестьдесят один килограмм – возможность разборки на вьюки, легко переносимые расчетом, крутизна траектории и дальность стрельбы, скорострельность – до двадцати пяти выстрелов в минуту – точность попадания и сильное осколочное действие мин обеспечивают: большую подвижность на всякой местности; применение в ближнем бою; непосредственную поддержку стрелковых подразделений; ведение огня из-за укрытий через свои подразделения навесным огнем; возможность своим атакующим подразделениям следовать за разрывами на расстоянии сто пятьдесят – двести метров; стрельбу на дальностях от семидесяти метров до трёх километров; наиболее действительный огонь до полутора километров; поражение целей за укрытиями, когда настильный огонь недействителен; быстрое подавление и уничтожение целей; ослепление наблюдательных пунктов и огневых точек на короткое время (до пяти минут). Это всё про наш миномёт. Поняли?

– Не всі, – быстро ответил Игнатенко. – Я не дуже добре розумію по-російськи. Що таке «вьюки».

– Эх, Тима! Какая ж ты хохлуша! – фыркнул Птаха. – Когда-то восемьдесят второй калибр возили на лошадях. То было во время войны с немцами.

– А теперь шо?

– А теперь другая война. Мы ездим на куге.

– Советского производства, – хмыкнул Пивторак. – На движке выбито: 1988 год. Дропнуть этот олдскульный проект…

– Какой проект? – переспросил Птаха.

– Войну…

– Боевое применение миномёта, – продолжал Соломаха. – Одиночный миномет подавляет и уничтожает: в наступлении стрелковые группы в окопах; резервы, подходящие по подступам и укрытиям из глубины обороны противника; огневые точки противника, не подавленные в процессе артиллерийской подготовки, а также вновь появившиеся и ожившие на переднем крае и в глубине обороны противника. В обороне: пехотные группы, продвигающиеся по подступам; пехотные группы, накапливающиеся для атаки в укрытиях; огневые точки за укрытиями.

–Чому ти не українською говориш, Соломаха? Я не розумію російською[5], – обиженно твердил Тимофей.

Он хотел сказать ещё что-то, но командирский рык «хозяина расчёта», так именовал себя дядя Серёжа Токарев, пресёк его жалкое красноречие.

– Отставить разговоры! Наставление написано на русском, значит, читаем на русском. А если кто не понимает, тому отправляться в штурмову групу? Зрозуміли, селюки? Пивторак, ти зрозумів?

– Я не селюк. Командир, хватит нас шеймить. Такой кринж не по мне. Я с Киева, ты же знаешь! – возразил Пивторак, которого миномётчики между собой величали паном за его ладную форму (камуфляж расцветки Multi-Terrain Pattern), дорогущую каску, креативные ботинки и прочий тому подобный обвес.

Пана Пивторака снаряжала на войну большая и дружная киевская родня. Денег не жалели. Не одну тысячу долларов вложили в пана, и вот сидит он теперь такой модный… А что толку? Вчера миномётный расчет на своей куге эвакуировал раненых. Соломаха лично занимался перевязкой. А потом ещё кузов отмывали от говна и крови. Насмотрелись. Натерпелись. Вони нанюхались. Воплей наслушались. У Воина и Соломахи в бородах седины добавилось. Форму запятнали, а не до стирки сейчас. Ну а молодёжь – она и есть молодёжь. Всё им «кринж» да «зашквар», а на сердце броня, до сердца не доходит. Молодой ум полон иллюзий, и жизнь кажется вечной, даже если вокруг массово гибнут люди. Каждый из них мыслит: со мной такого случиться не может. Только не со мной. Отсюда и бесшабашная смелость и у селюка из-под Винницы, и у киевского хипстера, и даже у харьковчанина Птахи, который воюет не первый месяц и на глазах которого в апреле этого года погибла половина их миномётного расчёта. Собственно, Свист и Клоун заступили на места выбывших двухсотых.

– Селюк ты или не селюк, – продолжал Воин, – а понимать обязан. Мы учимся по уставам армии СССР, то есть Красной армии. А ещё ты должен понимать какая сейчас тема. Сейчас армия СССР как бы воюет сама с собой, потому что офицеры обеих армий прошли советскую военную выучку и воюют советским оружием. Таким образом, наставление это на русском языке должно нормально вам заходить. Таким образом, от русского языка мы пока не можем окончательно отказаться. Зрозуміли?

Молодёжь по-ишачьи закивала головами. Только пан Пивторак изобразил на лице некое сомнение.

– А как же с этими быть? У них какая выучка?

Он указал в ту сторону, где у двух пикапов тусовалась совсем другая компания. Соломаха и по именам бы их и не назвал. Для всех у него было одно лишь общее название – черти. Вылитые, чистые черти. Рогатые, хвостатые, лукавые, жестокие.

– Это наши друзья, – толерантно заявил Воин. – Они помогают нам отстаивать независимость Родины. Несмотря на то, что эти люди работают по найму… но вы-то тоже получаете довольствие…

–Два місяці воюємо, а нічого ще не отримували…[6] – прогундел Клоун.

– Скоро ты своё получишь, – усмехнулся Птаха.

– Молчать, когда командир говорит! Повторяю, несмотря на то, что эти люди наёмники, они помогают нам бескорыстно отстаивать независимость нашей Родины от лап восточного монстра. Эти люди прибыли к нам из разных уголков Европы. В каком-то смысле, это интернациональная бригада. Вот только имён их я не упомню…

В этом месте командир слукавил. Прекрасно помнил он имена панов из Европы. Запечатлел их, так сказать, на скрижалях памяти. А называть не хочет из понятной и простительной брезгливости. Зачем марать язык о такую мразь?

– Могу перечислить всех поимённо, – улыбка Птахи становилась всё шире. – С кого начать?

–Ти по українськи не размовляе?– возразил Тимофей-Клоун.– Мою вуха втомилися від орочьей мови![7]

– Каценеленбоген на любом языке Каценеленбоген, – парировал Птаха. – Тенгиз Тадеушевич. Какой породы этот зверь? Сам он называет себя коммунистом. Що це таке?

– Коминтерн. Третий интернационал, который Сталин гнобил, – буркнул себе под нос политграмотный Соломаха.

Завязался оживлённый спор, в котором были упомянуты товарищи коммуниста (коммунистические взгляды, как известно, предполагают атеизм) Каценеленбогена: католики Джозеп Кик, Илия Глюкс, Ян Бессон (предположительно поляки, хоть по звучанию имён этого и не скажешь), а также преподобный Альфред Уолли Крисуэл, баптистский капеллан, с которым католики вели постоянные теологические споры. О теологических спорах в среде иностранцев миномётный расчёт Воина информировал пан Свист-Пивторак, прекрасно владевший английским языком. В ходе обсуждения «хохлуша» Тимофей именовал Джозепа Кика Жопезом, а остальных педарастами, не утруждая свой неповоротливый язык выговором чуждых имён. Птаха окрестил компанию на пикапах не менее метко – пиявками. Только Виллема Ценг Колодко, являвшегося у иностранцев чем-то вроде старшины, шершавым языком не трогали, потому что Виллема Ценг Колодко боялись все. Даже стоявший «над схваткой» Воин старался не смотреть в его сторону.

История с расстрелом так называемых дезертиров волновала миномётчиков до сих пор. И не только их. Всё подразделение комбата Сапонько находилось под впечатлением от того, с какой готовностью Виллем Ценг Колодко вывел расстрельную команду, состоявшую из коммуниста и капеллана к месту казни. Каждый из бойцов 128-го подразделения эту драму трактовал по-своему. Соломаха поклялся отомстить, невзирая на последствия. Причём мстить он собирался не только наёмникам, но и самому комбату Сапонько. Птаха надеялся во что бы то ни стало избежать участи жертвы. Дядя Серёжа подумывал о том, как ловчее организовать утилизацию внутреннего врага, которого видел в наёмниках, не подставив при этом под удар ни себя, ни Соломаху. Клоун и Свист ничего относительно наёмников не помышляли. Им бы пережить первый серьёзный артобстрел. Им бы при первой же серьёзной стычке не сдрейфить, не сдаться противнику или смерти. Сейчас, исполняя роль «блуждающего миномёта», они выступают в амплуа дичи для отчаянного, но не слишком-то удачливого охотника. Но настанет осень. Окрестные поля размякнут от влаги. Дороги сделаются труднопроходимыми даже для танков. Тогда их спасательный круг, куга, превратится в камень на шее. Военное счастье может перемениться, как уже было однажды, когда российский наводчик залепил 155-миллиметровый снаряд точно в цель.

* * *

Воин ещё раз оглядел своих подчинённых, мысленно пересчитав их по головам: улыбчивый Птаха, хитрый Свист, туповатый, но простодушный Клоун… Соломаха не в счёт. За этого он спокоен, но вот молодёжь – иное дело. Если Воин потеряет их, едва обучив, то как станет дальше войну воевать? Санитарные потери – это одно дело. А вот тыловые делишки, когда тебе шьют измену, или определяют в расстрельную команду, или подвергают каким-либо иным издевательствам, опуская на самое дно адской бездны – это другое. Как станет опущенный солдат исполнять свою тяжёлую работу? Как с совестью своей станет уживаться?

– Вы вот что, молодёжь. Птаха, Свист, Клоун – к вам обращаюсь. Если случится что-то… приставание со стороны этих … – Воин указал глазами в сторону пикапов. – То немедленно сообщайте мне или комбату. Вот мне передали из штаба памятку… Сейчас я вам ….

Соломаха с подозрением смотрел, как его невозмутимый, ни при каких обстоятельствах не теряющий присутствия духа командир достаёт из-за пазухи – надо же, в самом надёжном месте сохранял! – свёрнутую трубочкой пачку листовок. Поначалу командир хотел раздать их миномётчикам, но потом передумал, отделил от бумажного цилиндра один листок, а остальное спрятал назад. Начал он вполне официально, читая по листку:

– В условиях увеличения количества иностранного контингента с нетрадиционной сексуальной ориентацией в ЗСУ, солдаты могут быть подвергнуты сексуальному насилию.

Птаха присвистнул, Клоун захихикал, Свист заметно напрягся. Соломаха заскучал. Командир скрепя сердце принялся излагать суть своими словами.

– В руках у меня памятка, где расписаны шаги алгоритма действий в случае попадания в такую ситуацию… Первый шаг: сказать на английском языке «Ай донт уонт ту хэв секс уиз ю»… далее имя наёмника. Второй шаг: обратиться к старшему по званию офицеру с просьбой перевести на другую позицию. Третий шаг: в случае получения травм при насильственных действиях обратиться в медпункт и написать рапорт с детальным описанием событий. Четвёртый шаг: запрещено распространять информацию среди товарищей по службе. Пятый шаг: при необходимости попросить старшего по званию офицера оказать квалифицированную психологическую помощь. Короче, не вариться в собственном соку, а со всем этим говном идти ко мне. Я вас пожалею, ребята.

–Чув, Клоун? Віллем Ценг Колодко зґвалтує тебе, але ти нікому про це не кажі[8], – пояснил киевский хипстер своему побратиму из Винницы.

Клоун рассмеялся. Невысокого роста, но крепкий, с разрядом по боксу, он, конечно же, не принял предостережения командира на свой счёт. Зато Свист задумался. Взгляды, бросаемые им в сторону пикапов, стали более долгими и настороженными.

– Кто ж из пих пидор? Невже все? – едва слышно пробормотал он.

– Коммунист – точно нет. Им мораль запрещает. А вот насчёт капеллана… вполне может быть. Вполне!

Сказав так, Соломаха хлопнул Свиста по плечу. Он знал, что каждый из присутствующих сейчас думает именно о Виллеме Ценг Колодко, но кто ж признается в таком?

А потом командир раздал всем задания и ребята отправились их исполнять. Ушли все, даже Птаха, и Соломаха остался один покуривать на своём пеньке. Он не в первый раз замечал, как берегут его, наводчика, товарищи, не нагружая неизбежными бытовыми заботами. В кухонный наряд или для каких-то иных бытовых хлопот он становился только в исключительных случаях, пользуясь, как правило, чисто офицерскими привилегиями. Нет худа без добра. Да, его побратимы убиты при вражеском обстреле, зато сам он уцелел, ни царапинки. Да, ему пришлось вынести тяжёлые переговоры с близкими погибших. В этом вопросе Соломаха стал хорошим подспорьем своему командиру. Зато с мобилизованными новобранцами никаких проблем. Они смелы. Они смогли принять эту войну так же, как принял её сам Соломаха. Они горды тем, что защищают Родину от жестокого агрессора. Какое же в таком случае имеет значение, что Пивторак из Киева при каждом удобном случае, при малейшем затишье или перерыве в тяжёлой военной работе занимается ловлей покемонов, а двадцатилетний пацанчик из Винницы по фамилии Игнатенко практически не может говорить на русском языке – язык и нёбо, видите ли, у него так устроены – и уже набил себе на левой половине груди свастику? В последнем вопросе ему поспособствовала гнида без роду и племени, именуемая Виллемом Ценг Колодко. И это самое Ценг Колодко имеет на Клоуна-Игнатенко виды. Недаром же он вот и сейчас смотрит в их сторону, потому что-то говорит коммунисту Каценеленбогену. Тот отделяется от группы и движется в сторону куги миномётчиков. С головы до пят упакованный в полевую форму, Каценеленбоген похож на черепашку-ниндзя из детского мультика. С головы до пят он обряжен в Future Soldier System. Глаз и кистей рук не видать. Автомат нежно прижимает к груди, как родное дитя. На задачу собрался? А задача его в том, чтобы домогаться до Соломахи?

Что ж, Соломаха готов. У него, правда, обычные АК, броник и шлем. Тактические очки Соломаха не носит, и видеокамера у него на лбу очком не блещет. Зато Соломаха, что называется, отлично мотивирован, а мотивация в солдатском деле ох как много значит!

Соломаха почувствовал, как в груди закипает гнев. Это неприятное чувство, когда горячая волна беспамятства заполняет сначала туловище выше диафрагмы, а потом с токами крови устремляется к голове. В такие минуты он на какое-то время, ослепнув и оглохнув, оказывается орудием адских демонов-убийц. Соломаха боялся таких минут, пытался себя утихомирить, но ему не всегда это удавалось. В этот раз он схватился за телефон, чтобы ещё раз посмотреть нет ли письма от Снежаны. Мысли о жене отвлекут его от надвигающегося Каценеленбогена. Соломаха открыл WhatsApp. Чат 128-го подразделения ЗСУ с комбатом Сапонько в шлеме и тактических очках на аватаре. Сухие губы плотно сомкнуты. Чат пестрит сообщениями: хлопцы делятся впечатлениями от последней стычки с русаками. Соломаха пробежал чат взглядом. Ничего особенного – несколько трёхсотых. Убитых нет. А от жены ни слова и в сети не была уже целых три дня. Может быть, телефон в унитаз нечаянно уронила? Эх, Снежана! Где же ты пропала? Жалось к жене, тревога о ней погасили гнев. Какое ему дело до мразей из бригады Ценга-Колодко, каких-то нехристей и педерастов, когда у него родная жена пропала?

* * *

– Как там с перевязочными материалами, Мыкола?

– Какой я тебе Мыкола? Иди на х…

Не пронесло. Каценеленбоген навис над ним, заслоняя жаркое уже солнце. Не сопреет ли ландскнехт под Future Soldier System?

– Чего ты? Обиделся? Та я пошутил. Ты не Мыкола. Ты – Назарий. Видишь, я запомнил твоё имя, – проговорил Каценеленбоген.

Русская его речь казалась чистой, без малейшего акцента, но очень уж правильной, будто говорил не русак, а какой-то робот-автомат.

– Это напрасно. У нас имена не в ходу. Общаемся по позывным, – сдержанно отвечал Соломаха.

– А позывной у тебя «Солома». Стало быть, ты – Назарий Соломаха. Видишь, как много я о тебе знаю!

– Это напрасно, – повторил Соломаха, пересаживаясь так, чтобы навязчивый собеседник не мог видеть дисплей его телефона.

– Что там? С Наташкой своей общаешься?

– Наташки у орков. Я с жинкой. Она мне пишет каждый день.

– Скучаешь?

– Не твоё дело.

– Ну вот. Теперь я знаю о тебе ещё больше. Теперь я знаю, что у тебя есть жена. Кстати, она девочка?

– ?!

– Я в смысле…

– Да пошёл ты!..

Соломаха вскочил. Каким-то образом АК оказался у него в руках. Лязгнуло железо.

– Послушай, Назарий! Эй!

Каценеленбоген стащил с рук феерические перчатки и продемонстрировал Соломахе свои розовые, нежнейшие ладони. Таких ладоней у солдата не может быть. У настоящего солдата ладони покрыты чёрной сеткой въевшейся пороховой пыли и запёкшейся крови. На ладони настоящего солдата линии судьбы высматривать не надо, они видны издалека. А вот Каценеленбоген, называющий себя коммунистом, мажет свои ладошки кремом на ночь и, возможно, делает маникюр.

– До войны моя жена в Херсоне работала мастером маникюра, – внезапно для себя самого брякнул Соломаха. – А потом она вышла за меня замуж и ей больше не надо было работать.

– Ты хороший парень, Назарий, – ответил Каценеленбоген, опускаясь рядом с ним на жухлую траву.

Он стащил с головы свой шлем. При этом видеокамера на нём жалобно зажужжала. Тогда Каценеленбоген нажал на какую-то пряжку на своей груди и всё стихло. Соломаха вздохнул: настоящий киборг. Как такого прибить? Может быть, прямо сейчас прикладом промеж этих ясных голубых глаз? Каценеленбоген действительно представлял из себя довольно приятной наружности нестарого ещё ясноглазого блондина, эдакого слегка постаревшего херувима. Или купидона? Дьявол этих чертей разберёт!

– Тут мы можем говорить не скрываясь. Мои товарищи ни бельмеса по-русски не понимают. А ты можешь называть меня просто Тенги, – проговорил Каценеленбоген.

Соломаха кивнул. Он крепко сомкнул губы, опасаясь, что гнев его и ненависть концентрированной кислотой или обжигающим напалмом выплеснутся наружу через рот.

– Экий ты сердитый, – усмехнулся Каценеленбоген, и усмешка его не была такой симпатичной, как, к примеру, у Птахи. В улыбке рот Каценеленбогена съезжал на сторону, как у паралитика, а глаза его вовсе не умели улыбаться. В херувимских этих глазах застыло неприятное пустое выражение.

– Я слышал, у тебя есть приятель из местных, – продолжал Каценеленбоген. – Старик, постоянно таскающийся по серой зоне.

– Его не получится поймать… – быстро ответил Соломаха.

– Почему?

– Говорят, будто он призрак, а призрака нельзя поймать.

И Соломаха пустился в путаные объяснения. Дескать, этот самый старик, которого подкармливает их миномётный расчёт, по слухам, погиб в самом начале войны под руинами собственного дома. Во всяком случае, так значится в документах.

– В документах? – раздумчиво произнёс Каценеленбоген. – А я думал, что призраки не испытывают голода.

– Он просит – мы и даём, – отрезал Соломаха. – Или ты хочешь, чтобы мы отказали в пище старику?

– Нет-нет! – И Каценеленбоген снова продемонстрировал Соломахе свои розовые ладони. – Я совсем о другом. Это конфиденциально. Доверяю только тебе…

И он вперил в Соломаху свой пустой взгляд. Соломаха молчал, ожидая продолжения.

– Ты не мог бы познакомить меня со стариком? – спросил Каценеленбоген.

– Не знаю, – отрезал Соломаха. – Надо у старика спросить. Обычно Призрак сам знакомится с кем хочет. Если б ты ему был нужен, он бы сам к тебе пришёл.

– По слухам, старик знаток серой зоны, а у меня есть там дело. Без проводника не обойтись.

– Хочешь перебежать к своим – так и скажи.

Соломаха сплюнул. В течение всего этого неприятного ему разговора он не выпускал из рук своего АК и даже сейчас, когда гнев в нём немного поутих, Соломаха готов был на всё. Каценеленбоген молчал. Видимо, обдумывал ответ на последний выпад Соломахи.

– Тогда поставим вопрос так: просто сведи меня с Призраком. Я бы попросил твоего приятеля… Как его? Птаха? Такой хорошенький мальчик…

Пока Каценеленбоген нахваливал Птаху, Соломаха, очищая от кожуры апельсин, думал о своём. Во-первых, есть в августе апельсины – это настоящее извращение. Во-вторых, пусть Каценеленбоген встретится с Призраком. Отправившись на встречу со стариком в серую зону, Каценеленбоген окажется во власти Соломахи. Соломаха может сделать с ним всё, что заблагорассудится и в любой момент. В-третьих, такой тип, как Каценеленбоген, настоящая мина из говна. Русаки и так еле тянут эту войну. Шансов на победу у них нет, потому что таких вот каценеленбогенов в их командирских порядках через одного, а присутствие в их рядах ещё одного отморозка, без сомнения, приблизит печальный финал. Таким образом, Соломаха решился.

– Я поговорю со стариком, – быстро проговорил он.

– Когда? Сегодня? Ты часто с ним встречаешься? Я слышал, он приходит прямо сюда, в расположение, и вы его кормите? Можно мне посмотреть на него для начала? А что твоя жена? Не пишет? Она в Кракове или в Винер-Нойштадте? Винер-Нойштадт – милый городок. Мне доводилось там бывать. Как она устроилась? Нашла работу? Если девочка красивая, то услуги эскорта как раз для неё. Ты не подумай ничего плохого, Назар. В Винер-Нойштадте живут нуждающиеся в уходе старики. Уход за стариками – это не только подать горшок, сделать инъекцию или подать пилюли. Сюда же входит и сопровождение в ночной клуб или на поле для гольфа… Это выгодная, достойная работа. И не обязательно со стариком. Может быть, и со старухой. А у остальных ваших ребят? Я слышал, из всех женаты только Воин и ты…

Каценеленбогена интересовало многое, а апельсин уже кончился. Соломаха вытер липкие пальцы о штаны, стряхнул с бороды апельсиновые семечки. Поднялся на ноги. Посмотрел в лицо врагу, отчего тот разом перезабыл все слова ненавистного им обоим русского языка. Так Соломаха наконец решился реализовать своё давнее намерение: врезать Каценеленбогену по блюдцам.

Каценеленбогена спас прилёт мины, которая с шумом и грохотом разорвалась в непосредственной близости от продуктового склада. Жалобно завыла раненая собака батальонного завхоза. Соломаха кинулся в ближайшую канаву, ожидая новых разрывов. Чёртовы коллеги! Противник перенял их тактику блуждающего миномёта и теперь накрывает в самые неподходящие моменты, а ответить они в данную минуту ничем не могут – тыловые черти не подвезли БК. За первым последовал второй разрыв. Столб земли взметнулся в воздух в непосредственной близости от пикапов наёмников. Соломаха с сожалением отметил, что криков раненых он не слышит.

При начале обстрела Соломаха не валился мордой в землю, как это делает большинство людей, а падал на спину. Он не закрывал глаза, и не только смотрел в небо над собой, но и вертел головой, визуально контролировал происходящее вокруг. На этот раз крыли прицельно по заранее намеченным объектам. Две мины уже разорвались в непосредственной близости от склада БК, который, по счастью, на данный момент был практически пуст. Корректировал огонь квадрокоптер, висевший довольно высоко над раскуроченным и обгорелым вишнёвым садом. Русаки – бестолковые вояки. Нет у них в войсках порядка, а есть пьянство, мародёрство и прочий разброд. Однако в отдельных местах встречаются и иные виды. Воин часто слушал эфир русских. Там какой-то Шумер – комбат или офицер званием пониже – раз от разу отчаянно материл своих подчинённых. Соломаха слышал это собственными ушами, как этот же Шумер – отдал приказание к уничтожению их кочующего миномётного расчёта. Из радиоэфира они узнали и о том, что квадрокоптером, возможно вот этим вот самым, в подразделении русаков управляет какой-то Цикада. Тоже въедливый тип. Жгучий, как кислота. Настоящий хромой чёрт. По слухам, этот самый Цикада уже потерял на фронте одну ногу. Вот бы и вторую ему оторвать! И руки, чтоб уж наверняка. Сколько же раз Соломаха пытался сбить его квадрокоптер? Сколько БК на это дело потрачено? Нет, нету у них в расчёте настоящей дронобойки. А специалисты, подобные Цикаде, на вес золота. Как хочется добраться до Цикады и Шумера. Пролезть ужом в самый их штаб с РПГ в зубах, и прощай Снежана…

В перерывах между разрывами Соломаха слышал голоса хлопцев-побратимов. Птаха звал его, и Соломаха отозвался на зов, а потом, приняв позу поудобней, он поднял автомат. Сбить квадрокоптер из автомата лёжа на спине – не простая задача. Соломаха прицелился, но кто-то опередил его, дав по чёртовому летуну длинную очередь. Летун-корректировщик, словно испугавшись за собственную судьбу, сначала поднялся выше, а потом поплыл в восточном направлении. Соломаха двинулся следом за ним. Сейчас важно не думать о разнесённом миной продовольственном складе и о проклятом Каценеленбогене. Сейчас важно думать только о конкретной боевой задаче – и тогда он обязательно собьёт дрон.

* * *

Чёртов корректировщик поднялся ещё выше, превратившись в чёрную точку на выгоревшем небе.

Соломаха пробежал ещё немного и уселся под стеной полуразрушенного дома. Чёрная дыра входа в погреб зияла напротив него. Там во влажной темноте ровным счётом ничего нет – все припасы благоразумно сбежавших хозяев повытаскали ещё в первую неделю пребывания в этом злополучном месте. Теперь в этом погребе устроили отхожее место, и из тёмной глубины навевает нечистотами. Встать бы да захлопнуть дверь, но сил нет. Ноги подкашиваются. Из такого состояния лишь один исход – убить кого-нибудь. Лучше всего, конечно, капеллана-нехристя, но и Каценеленбоген на крайний случай подойдёт. Ишь, сука! Коммунист он, видите ли. Убить, и точка. Убить просто. Соломаха привык убивать. Однако, помнится, Призрак говорил ему, что уничтожать врага можно самыми разнообразными средствами и прямое убийство не всегда лучший способ. Стреляя из автомата или винтовки, ты уничтожишь ровно столько врагов, сколько у тебя пуль, или меньше. И то только в том случае, если ты меткий стрелок. Поражая противника минами, ты фактически действуешь наугад, а Соломахе хотелось наверняка, да с оттяжкой, да с долгой мучительной агонией. Ведь его мать сейчас безвылазно сидит точно в таком же сыром погребе, где пахнет нечистотами. Возможно, впроголодь. И страху натерпелась. А Снежана, жена… Об этом лучше не думать.

Соломаху трясло. Не в силах справиться с собой, он курил одну сигарету за другой. В голову лезли уже откровенно панические мысли. Ему виделась Снежана в объятиях ухоженного старца в шёлковом платке на пупырчатой шее, а потом она же в луже крови с рассечённым горлом. Снежана нежная и неопытная, но порой и ершистая. Правил чужой жизни не знает. Самостоятельные решения принимать не привыкла…

Соломаха задыхается от волнения. Пульс частит. Птахи рядом нет. Поговорить не с кем.

Призрак явился, как всегда, внезапно. Запросто так выбрался из вонючего зева погреба, да и поплыл, ровно Христос над водой. Соломаха ещё раз поразился лёгкой поступи старика. Пожилые люди все поголовно страдают суставами, и походка у них тяжёлая, кривобокая. У всех, но не у Призрака. Призрак на то он и призрак – возникает внезапно, ступает невесомо. Соломаха хорошо изучил повадки Призрака и даже, помнится, проверил его паспорт, в котором было, кстати, написано, что Призрак вовсе не призрак, а Пётр Петрович Ольшанский, 1944 года рождения, уроженец здешних мест и по прописке тоже местный. Призрак многое и рассказал о себе, и рассказ о военной службе на китайской границе, учёбе в Харьковском универе с последующим преподаванием там же китайского языка показался недоверчивому Соломахе вполне правдивым. Также Призрак поведал Соломахе о своих занятиях с учениками местной школы. Призрак несомненно и неплохо знал кроме китайского ещё несколько самых ходовых европейских языков. А на малую свою родину он вернулся после развала СССР, чтобы ухаживать за умирающей матерью. Та ни в какую не хотела отрываться от родимых могил и ехать к сыну в Харьков.

Родимые могилы. Не далее как вчера русня накрыла местное кладбище плотным миномётным огнём повыворотив из земли останки. Вот черти! Нет такой мучительной смерти, которой они не были бы достойны!

– Ты зол, Назарий. Не на меня ли злишься? – тихо проговорил Призрак.

– Здравствуй, дедушка! Как рад видеть тебя!.. Именно сейчас!..

Призрак пожал протянутую руку, и пожатие его было отнюдь не призрачным, но крепким до хруста.

– Волнуешься, Назар? Кого-то из ваших ранило?

Призрак пристально и испытующе рассматривал его. Такому не соврёшь.

– Из наших, дед. И ты наш, свойский… Дело до тебя, и совет нужен.

– Совет? Говори.

– Один из поляков… да и поляк ли он, не знаю…

Соломаха суетливо закурил очередную сигарету, раздумывая. Старик тем временем устроился рядом с ним на куче битого кирпича.

– Короче. Он хочет сдаться оркам по каким-то своим идейным соображениям. А я так думаю, что никаких идей у него в голове нет. Там бред. Голимый бред и педерастия. Я его чуть не прибил. Сам. Лично. А потом подумал, пусть лучше орки его попытают. Пусть в орочьем подвале поголодает. Отчего-то мне кажется, что орки этих радужно-толерантных тоже не приветствуют. Вот в чём вопрос: ты бы увёл его – я знаю, ты всюду можешь пройти – на позиции русаков. Да так, чтобы по дороге с ним ничего не случилось. Чтобы русаки его не подстрелили, а именно посадили в подвал. А ещё лучше, если наоборот. Пусть он станет у русаков начальником, пусть сделает карьеру. Тогда все русаки станут педерастами. А ты ещё снабди его соответствующей легендой, чтоб они ему там наподдали. Просто расскажи, как он их пленных пытал. Думаю, такой рассказ очень им понравится. Сделаешь? Ради меня. А уж я тебе отслужу…

– Как отслужишь-то? – старик хитро нащурился.

– Та на кладбище. Надо сходить туда, и ежели могилы твоих разворотило, то я их перезахороню. Вот этими вот руками перезахороню!

И Соломаха протянул старику обе раскрытые ладони, точно так же, как совсем недавно это делал Каценеленбоген.

– Речь о капеллане?

– Этот капеллан настоящий сатана, а приятели его – черти. Но с этими я как-нибудь сам… Ты коммуниста уведи!

– Это который Илия Глюкс?

– Каценеленбоген! Он собирается перебежать к русским. Ты пойми, старик! Он сам пытал русских, а теперь собрался перебегать, потому что, видите ли, идейный коммунист. Но я ему не дам так сделать. Я желаю ему долгой и мучительной смерти. Пусть его сепары пытают, а потом повесят. А ещё лучше, пусть он станет у них начальником. Тогда победа нам обеспечена!

Соломаха перестал уж удивляться осведомлённости Призрака в делах их дивизиона, давно уж отчаялся расспрашивать о делах сепаров, окопавшихся на восточной окраине посёлка.

– Да я бы увёл его… Вот только… – проговорил старик.

– Старик, умоляю, уведи его отсюда. Иначе…

– … иначе сам его запытаешь? Или назначишь президентом Украины?

Призрак рассмеялся. Смех его походил одновременно и на собачий лай, и на уханье совы. Из уголков его глаз сочились мутноватые слезинки, и он смахивал их грязными пальцами. Слёзы текли слишком обильно, не так, как полагается смеющемуся человеку. Соломахе сделалось жаль его. Раздражение прошло. Он вспомнил о припасённых для старика продуктах.

– Подожди! Не уходи, дед! Я сейчас! У меня конфеты есть. Шоколадные. Я оставил специально для тебя несколько штук. Чёрт! Я сейчас!

И Соломаха рванул с места. Побежал в сторону полуразрушенного магазинчика, за которым был припаркован их кунг. Там в кузове часть его вещей. Там небольшой целлофановый кулёк с конфетами. Там он, может быть, прихватит – а вдруг повезёт? – Тенгиза Каценеленбогена… Ну и имечко! Наверное, в самой преисподней нарекали!

Птаха больно воткнулся в его грудь своей каской и отлетел назад.

– Чёрт! Ты что?..

– Твои вещи! – Птаха протянул ему рюкзак. – Воин и Свист поехали за БК. Двумя машинами, вместе с этими… ну ты понял. И ксёндз с ним…

– Капеллан, – поправил Соломаха.

– … я решил рюкзак прибрать, потому что капеллан и Кацеленбог забрались в кунг…

– Понятно, Птаха. Ты испугался, что они стащат мои конфеты.

– Наоборот. Боялся, что подложат…

– Понятно. Вирус педерастии подольют мне в компот, и тогда я тебя, Птаха, ещё сильнее полюблю плотскою любовью…

Соломаха рассмеялся. Какой же всё-таки Птаха хороший парень! Всегда-то он появляется вовремя.

– Там твой пауэрбанк. Они его увезут, а у тебя телефон разрядится. Вот я и подумал…

К стене у входа в вонючий погреб бежали вприпрыжку. Соломаха опять волновался, ведь Призрак исчезает так же внезапно, как появляется, а ему, Соломахе, хотелось окончательно и намертво с ним договориться. Обозначить день и час, когда он приведёт, принесёт, притащит ненавистного поляка или бельгийца, или чёрта из преисподней, или кто он там черти разберут!.. Короче, сдать этого коммуниста и умыть руки. Тогда одной проблемой станет меньше. Но только одной! Потому что потом ещё долгая борьба, о которой он как следует подумает, когда это важное дело будет сделано.

Старик сидел на том же месте, поджидая их. Опять прослезился, принимая кулёк с конфетами, и опять сердце Соломахи болезненно сжалось: как там мать? Видит ли она такие конфетки? По слухам, в Херсоне с водой перебои. Но материнский двор в частном секторе…

– Пойдёмте, хлопцы, – перебил его мысли Призрак.

Не дожидаясь ответа, он легко поднялся и заскользил почти бесшумно по листам изрешеченного осколками профнастила. Соломаха последовал за ним, держа оружие наготове и настороженно прислушиваясь. Он старался ступать неслышно, но профнастил отзывался на каждый его шаг предательским грохотом. Птаха двигался следом и тоже шумел.

Они шли по изменчивому лабиринту руин. Пригородный дачный посёлок – не очень-то уютное мироздание, к которому они волею судеб прикованы сейчас. Возможно, навеки прикованы. Возможно, кто-то из товарищей найдёт остывшее тело Соломахи среди этих руин и оттащит его на местное кладбище. Его положат в чью-то могилу, засыплют землёй и поставят крест с именной табличкой, которая за годы выгорит, станет имя Соломахи нечитаемым, а память о нём будет жить покуда жива его мать. А Снежана…

Дырявый профнастил под ногами сменила щебёнка. Щебёнка закончилась, началась поросшая травой стёжка. В этих местах надо постоянно смотреть под ноги, чтобы ненароком не наступить на мину. Призрак в этом смысле возмутительно беспечен. Старик никогда не смотрит под ноги, и одно из чудес этого мира заключается в том, что его старожил до сих пор не лишился нижних конечностей. Соломаха принюхался к запаху руин. Точнее, к их зловонию, которое местами становилось невыносимым, как, например, в том месте возле погреба, где он нынче встретил Призрака. В таких местах Соломаха закуривал или, если не представлялось возможности закурить, закрывал нос арафаткой, которую всегда носил на шее. Тишина этого мира всегда обманчива и опасна. Но лучше уж тишина, чем стрелкотня спонтанной стычки или звуки выхода мин.

Соломаха примирился с этим миром. Принял его. Принял возможность смерти, которую он предпочёл бы, если мог выбирать между ней и увечьем или пленом. Принял войну и свою долю в ней: он защищал свою Родину, свой дом, своих женщин – жену и мать – от нападения жестокого врага. Он защищал Правду от посягательств вне зависимости от того, по какую сторону баррикад находился посягнувший. Прежняя жизнь превратилась в ускользающий мираж, словно её и не было никогда. Порой, конечно, он мечтал о мирной жизни с запахом попкорна и колы в тёмном зале кинотеатра. И обязательно на последнем ряду. И обязательно в обнимку с девчонкой. А что до ставшего его обиталищем реального мира руин с его меняющейся после каждого более или менее серьёзного обстрела конфигурацией, с его потом, кровью и грязью, то Соломаха хотел бы получше изучить его, снабдить каждый сектор доступного ему пространства только ему одному памятными приметами, но пока у него ничего не получалось. Бывало, он плутал между поваленными и устоявшими заборами, порой не узнавая вчера ещё знакомую местность. Зато Призрак всегда ориентировался отменно хорошо. Вот и нынче он держал шаг во главе их небольшой процессии так, словно у него была конкретная цель, словно он точно знал в какое время и в какую точку пространства он должен прибыть.

– Раньше плохие времена были, дед, а теперь настали ещё хуже, – проговорил Соломаха, пробираясь следом за стариком по стёжке, проторенной им между грудами битого кирпича и иного мусора, совсем недавно бывшего опрятными домами. – Эти наёмники… Злые они люди. Доведут они нас до большей беды. Хотя, казалось бы, куда уж больше…

Птаха следовал за ними на некотором расстоянии. Соломаха постоянно слышал самый приятный его сердцу звук – тихий, едва различимый шелест гравия под подошвами Птахи. Звук этот вселял уверенность, даровал покой и счастье почти как материнская колыбельная. Мать, Снежана, их домик на окраине Херсона. Соломаха вздохнул и неожиданно для самого себя брякнул:

– Ты мне как отец, Призрак. Знаешь, я ведь не знал своего отца. Не знал близости со старшим по возрасту мужчиной. И вот среди всего этого… – Соломаха взмахнул рукой, имея в виду бесконечное поле руин, по которому они шли, – я нахожу тебя, Петрович. Как такое объяснить?

– Божий промысел, – тихо отозвался старик. – А ты отца-то своего совсем ни разу не видел?

– Мать поначалу говорила, что мой отец – капитан дальнего плавания. Плавает по Чёрному морю. Но до нашего домика в Херсоне он так ни разу и не доплыл. Потом-то я понял, что он никакой не капитан, а как все ходоки…

– Ну уж один-то раз доплыл наверняка. И как его звали не знаешь?

– Это знаю. Пискунов его фамилия. Имя не имеет значения, потому что мать записала меня на свою фамилию и отчество дала по своему отцу. Теперь ей нездоровится. Не знаю, как она там выживает одна. Жена в Австрии… Я её не виню… Не виню за то, что не захотела оставаться в обесточенном доме под постоянными обстрелами.

– Вот оно как! – рассеянно промямлил старик и зашагал быстрее, словно рассуждения Соломахи о семье привели в движение какой-то механизм, ускоривший парение старика. Его спина стала быстро удаляться.

– Плохие времена настали, – повторил Соломаха.

– Плохие времена рождают сильных мужчин, сильные мужчины создают хорошие времена, хорошие времена рождают слабых мужчин, слабые мужчины создают плохие времена. И так до бесконечности… – не оборачиваясь, проговорил старик и ещё более ускорился. Соломаха и Птаха трусили следом, стараясь не отстать.

Они «гуляли» уже минут двадцать, придерживаясь северо-восточного направления. До позиций противника уже недалеко. Зачем Призрак прёт туда? Соломаха начал уставать, замедлил шаг, когда в его спину воткнулся Птаха.

– Сколько раз тебе говорить: не читай на ходу телефончик!..

– Та шо ты! Не ори. Противник услышит… – проговорил запыхавшийся Птаха и спрятал-таки телефон. – Куда старик нас ведёт? Шо за дело?..

Теперь Птаха шагал рядом, шаг в шаг, а это опасно, потому что при попадании мины или снаряда, сброшенного с беспилотника, хана настанет обоим и один другому не сможет оказать доврачебную помощь.

– Что-то хочет показать… – нехотя ответил Соломаха, которому так же были темны мотивы старика, но ясны собственные намерения. – Я хочу ему Каценеленбогена сдать. Пусть коммунист отправляется к своим. Старик его проводит.

А Призрак тем временем уже скрылся за очередной кучей щебня. Соломаха для себя отметил, что буквально позавчера на этом месте стоял домик-пятистенок. Птаха дышал в затылок, но Соломаха не стал шугать друга. Да и выходов он не слышал, равно как и стрекота двигателей беспилотника. Так они двигались ещё некоторое время один следом за другим, прислушиваясь к хрусту щебня под ногами Призрака и так определяя направление собственного движения. Через несколько минут им показалось, что они окончательно потеряли старика. На посёлок опустилась ватная тишина, нарушаемая лишь звуками их шагов. Соломаха слышал своё дыхание – хриплое и прерывистое дыхание основательно уставшего человека. Соломаха вертел головой, подумывая о подходящем маршруте для возвращения к своим. На краю сознания тонкой жилкой билась беспокойная на грани паники мысль: «Мы заблудились!»

Старик нашелся среди посечённого осколками вишнёвого сада. Рядком и ладком он сидел на какой-то колоде плечом к плечу с белобрысой и тонкой девицей в синем бронежилете с надписью «Press». На первый взгляд у девицы не имелось никакого оружия. Вооружённая одной лишь зеркалкой, она зыркала по сторонам в поисках подходящего ракурса. Соломаха поднял оружие, намереваясь выстрелить прямо в объектив, если только девка направит зеркалку на него. Птаха последовал примеру товарища.

– Это Виталия, – проговорил Призрак. – Она поможет тебе избавиться от Каценеленбогена, или от викария, или от кого ты там хотел избавиться…

Птаха разулыбался и опустил оружие. Соломаха рассматривал белобрысую Виталию через оптику прицела. Ничего так девка. Личико умненькое. Только очень уж молодая. Школота. Пожалуй, лет на пятнадцать моложе самого Соломахи. Нет, такую он ни при каких обстоятельствах не станет убивать. Это невозможно – стрелять в ребёнка, даже если он пришёл с восточной стороны, с позиций врага, от сепаров. Соломаха опустил оружие, но палец со спускового крючка не снял.

– У нас есть капеллан и есть коммунист. Оба они настоящие черти. Пусть Виталия забирает обоих в свой ад! – с несвойственной ему пылкостью заявил Птаха.

Похоже, девица и ему глянулась.

Девушка смотрела на них с явным испугом. Ещё бы! Увидеть двух таких терминаторов! Соломаха огромного, под два метра роста, с колеблемой ветерком чёрной бородой. Верхняя часть головы закрыта шлемаком и тактическими очками. Разгрузка забита снаряженными магазинами. На шее грязная арафатка. Короче – Карабас-Барабас из сказки. На поясном ремне в специальных ножнах два ножа. Один – игрушка, практически перочинный. Зато другой!.. С такими пираты на абордаж ходили – чистый Голливуд. На левой штанине пятна крови (как угваздался позавчера, перевязывая раненого петушка из числа мобилизованных, да так и не переоделся, не почистился). На руках беспалые перчатки, а под ногтями вековая грязюка. Лицо осунувшееся, потому что по жизни устал. Да и бессонница часто мучает Соломаху.

Птаха – другое дело. Он хрупкий и улыбчивый. Лицо бреет каждый день и пользуется хорошим одеколоном. Чистюля и любитель музыки. В кармане у него всегда есть конфетки, и он их всем девушкам без разбора предлагает.

– Думаю, без бороды вам было бы лучше. У вас такое красивое лицо, а борода его портит. Делает слишком свирепым. И опять же гигиена… – негромко проговорила Виталия.

Соломаха стоял как громом поражённый, не зная, что ответить. За него вступился Птаха:

– Мой побратим, Назарий Соломаха, отпустил бороду в день и час расставания с женой и сбреет её только когда опять встретится с ней.

Вот чёрт ехидный! Ну зачем он сейчас про жену? Лучше б о себе говорил, о том, сколько девок в своём Харькове до войны перепортил. Соломаха с досады сплюнул. Плевок повис на бороде, довершив его смущение. Соломаха развернулся и зашагал прочь. Пусть они сами разбираются с этим «Press» как хотят. Действуя по уставу, Соломаха должен был бы её подстрелить или взять в плен, а вместо этого он… Соломаха шагал широко, крошил подошвами битый кирпич. За его спиной поднималось красное облако. Но как в такую выстрелить? Да у неё глаза, как незабудки. Ребёнок совсем, а уже «Press» и с зеркалкой бегает по минным полям.

– Стой! Стой ты, чёрт! – кричали ему вслед, но Соломаха упрямо шагал в никуда, думая свои непростые думы.

Ведь по ту сторону такие же мужики, как здесь. И так же смотрят на неё. А может быть, не только смотрят, но и… Последняя, самая крамольная из всех возможных мыслей, окончательно обессилила Соломаху, и он рухнул на колени. Накопившаяся усталость давала о себе знать. Тридцать четыре года – это уже не молодость. Он устал. Очень устал. Птаха подбежал, остановился над ним.

– Та шо с тобой? Ополоумел? Ранен?

– Сам ты… Зачем за жену мою говорил?

– Та шо с того? Не это важно. Призрак говорит, что девка… то есть Виталия, придёт сюда на это место, чтобы забрать Каценеленбогена и отвести его к своим коммунистам.

– Да какие там они коммунисты! Дурак ты, Птаха! А Каценеленбоген прибьёт её по дороге. Или ты забыл какой он мясник?

– Не прибьёт. Призрак в деле. Он не попустит.

– Призрак не ангел. Не всесильный.

– Почём нам знать? А может быть, и ангел…

Соломаха поднял голову. Впервые он смотрел на Птаху снизу вверх, обычно бывало наоборот. Огромного роста, Соломаха в любой компании оказывался выше всех и вынужденно рассматривал перхотливые проборы и блестящие плеши. А сейчас он вдруг заметил какой у Птахи детский подбородок, ровный, гладкий, чётко очерченный. Какие у него губы, чуть припухшие, и как забавно он шлёпает ими. Соломаха мог бы быть отцом неплохого паренька. Он учил бы его всему, что сам умеет. Он любил бы его мать. Соломаха много чего мог бы делать из мирных занятий, но не судьба…

Что за педерастические мысли! Пожалуй, эти Каценеленбогены и капелланы-благоволители доведут до чего угодно! А Птаха и эта девчонка, «Press»… – как там её? Виталия? – просто дети. Они заставляют воевать детей! Ненависть к Воину-Токареву, ко всему командованию ЗСУ скрипнула на зубах. Не обращая внимания на «щебет» Птахи, Соломаха достал из кармана телефон. Интернет отозвался на его сильные чувства полнейшей покорностью – Телеграм загрузился мгновенно. Русский или мова? Размышлял Соломаха недолго.

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

20 августа 2022 года.

Какие же черти в командовании сидят. Ни слова на официальных ресурсах о трагедии. Как будто ничего и не было, как будто сотни ребят не погибли вместе. Через ваши конченые приказы.

Даже организовать нормально не смогли ничего. Не хотели родных пускать. Все родственники погибших делали сами.

Ничего не меняется. Наш комбриг нас на убой кидал что на Бродах. Что и на нынешнем расположении нас не жалеют. Трагедия в казарме – это его личная вина. Чёрта конченого.

Опубликовав пост, Соломаха задумчиво уставился на экран смартфона. Припоминались позывные противника, неоднократно слышанные им в эфире. Консул, Леший, Переполох, Апостол, какой-то тёплый придурок Цикада, трещавший постоянно, как одноименное насекомое. А главный у них, похоже, Шумер. Или все-таки Леший? А может быть, Князь? Соломаха набивал в поисковую строку странные слова – позывные противника безо всякой надежды на успех. Слово «Шумер» он сразу набрал латиницей. На «Chumer» поисковая строка никак не отреагировала, так же как и на «Shumer». Зато «Cshumer» оказался блогом брутального мужика с головы до ног обряженного в горку. 650 382 подписчика. Ничего себе! На аватаре красивое фото, сделанное, скорее всего, профессиональным фотографом. Соломаха почему-то сразу вспомнил о Виталии. Ах, вот и она на фотографии рядом с Cshumer-ом. Улыбается. Хорошо ей. Соломаха принялся читать случайно попавшийся на глаза пост.

«Cshumer.

25 июля 2022 года.

Происходящее с нами предопределено сонмом обстоятельств разного свойства. Мы – это мы. И в нашем нынешнем положении нет ничего нового или оригинального. Подобное случалось и раньше. В нас очень сильны противоположные начала, и мы приобретаем вид в зависимости от того, какое начало берёт верх. Мы живём строго по традиции, избегая инноваций и лучшее в нас пробуждается в периоды катаклизмов, а периоды застоя становятся благоприятной средой для умножения и продвижения мерзости. Чтобы выжить как нации, мы регулярно прибегаем к шокотерапии. Сейчас как раз один из сеансов.

А на фронте происходит ожидаемое снижение темпов наступления – мы переводим дыхание перед очередным раундом

210.064к просмотров 05: 24».

Прочитав пост, Соломаха с немалым изумлением обнаружил Cshumer у себя в подписчиках. Удостоился же чести! И ещё! Он вдруг вспомнил, что читал Cshumer и раньше. И не только читал, но и поклялся убить или хотя бы как-то толково отомстить. Отомстить не до смерти. Нынче умереть не штука, а так, чтобы до печёнок пробрало, чтобы смерть Божьим даром показалась.

– Ох и не простой ты человек, Шумер! Коммуниста Каценеленбогена тебе в самую печенку! – пробормотал Соломаха, пряча драгоценный смартфон в укромное место.

Глава 3

Репортаж из ложи бенуара

Меня зовут Герман Мартиросян, и я хрен знает кто. Так говорит моя жена, несколько недель назад сбежавшая из «рашки» в Европу, а конкретно в Вену. Конечно, может быть, и не в Вену, а в один из граничащих с Австрией швейцарских кантонов. Ребёнок остался с моей матерью, и теперь по нескольку раз на дню я выслушиваю различные подробности из жизни этого доблестного детсадовца.

Несколько слов о моей семье. Отношения моей жены и матери можно описать тремя словами: они не ладят.

Марго считает маму «синим чулком», неопрятной и склочной старой девой. Возражаю. Моя мать не дева, потому что есть я. Относительно склочности Маргарита почти права. Наверное, именно эта черта в характере матери помешала моему отцу жениться на ней.

Моя мать, Гоар Аванесовна Мартиросян, считает, что моя жена Маргарита занимается эскорт-услугами с шестнадцатилетнего возраста. Иными словами, у Маргариты уже имеется неплохой стаж в этой области. На самом деле Марго бьюти-блогер с несколькими сотнями тысяч подписчиков. @margo_pochez. Не слышали? Моя жена пытается уверить подписчиков в том, что её фамилия Пожез. Но она не Пожез и даже не Мартиросян. Да, я женат на хохлухе. Фамилия моей жены Потапенко, но это страшный секрет. Да, я женат уже семь лет и не жалею о содеянном, потому что у меня есть сын. А жена – она женщина. Устала. Всё надоело. Я вечно занят собой (вернее, службой), а у неё свой интерес. Да и любовь после трёх лет брака – то есть уже довольно давно – прошла. Короче, с началом боевых действий моя Марго быстренько собралась и рванула к мамочке в Запорожье, где в марте 2022 года ещё было относительно тихо. А в Швейцарию-Австрию она отправилась уже с берегов Днепра. В Европе она получила хорошее пособие. С двумя паспортами на руках она изловчилась получить статус украинской беженки. Австрийское пособие для таких, как она, – хорошая прибавка к заработку бьюти-блогера. О последних событиях в жизни моей жены я узнал из открытых источников, то есть из её бьюти-блога. Переписка и иное общение между нами прекратились с её отъездом в/на Украину.

Я же жду отправки на фронт. Тотальный призыв специалистов, мобилизация в более широком смысле, роковая встреча – да что угодно может стать калиточкой, за которой начинается стёжка моей мечты!

Командировка в Сирию случилась на излёте событий, оказалась кратковременной и бессодержательной. Сирия не совсем по моей специальности. Зато сейчас я уверен, что в ближайшее время окажусь где-нибудь чуть западнее Донецка, или немного севернее Луганска, или на правом берегу Днепра, или, может быть, в тылу противника. Называть хохлов врагами у меня язык не поворачивается в силу чисто семейных обстоятельств.

Моя фамилия, Мартиросян, по матери, но я учился в русской (московской) школе. Я думаю, пишу и читаю на русском языке. И наконец, мой русский отец Пётр Помигуев принимал самое деятельное участие в моём воспитании, дважды возил меня на отдых в Египет, посоветовал поступать в технический вуз и, прежде чем умереть, дал ценный совет относительно выбора жизненного пути. Собственно, у меня и выбора-то особого не было. Какой может быть выбор у человека, рождённого в 1992 году? Стезя такого человека, если он мужчина, – война. Для женщины, конечно, могут найтись и иные занятия: семья, дети, карьера в какой-нибудь мирной профессии. Подобные интересы достойны уважения, если речь идёт о женщине. Но война – самое увлекательное и серьёзное дело, которое только способно изобрести человечество. И это мужское дело. Война – возможность реализовать себя в полной мере как для мужчины, так и для женщины. Однако, повторюсь, для женщин я сделал бы исключение.

Если уж говорить об идеях, то русская идея – это война. Это может не понравится толерантным лицемерам и мы услышим всхлипы: «почему русские не могут, как остальные, просто жить?» А ещё нас назовут варварами. Дескать, мы отстаём в развитии. Эти плакальщики не понимают, что объединить русских в один организм, сплотить их, может только война.

Где-то я вычитал, что «Русью» собственно называли дружину князя. Разумеется, дружина не станет собирать ягоды и грибы или, положим, пасти коров. Дружина князя будет заниматься или войной, или грабежом, или тем и другим сразу. «Русь» – это пацаны, собранные князем на лихое дело. Атаман и его казаки. Братва и их старший. А жениться они могут на женщинах любых племён и вероисповеданий, как это случилось в моей семье. Дети от таких браков всё равно будут русскими и унаследуют боевой дух своих отцов. В этой культуре все мы воспитаны. Все буквально, даже те, кто исправно посещает офис и проводит тихие вечера с женой и детишками.

Русские стесняются почему-то своего характера. От этого все наши проблемы. Просто есть русские и есть россияне. Русские – это потомки бойцов княжеской дружины, а россияне – потомки каких-нибудь землепашцев-кривичей.

Каждый вправе сам выбирать себе национальную идею. Был в моей жизни период, когда мне нравилось всё американское. Да, американская национальная идея казалась мне здравой и привлекательной. Была попытка и не прижилась. От тех времён осталась память в виде @margo_pochez. Другие идеи вообще мне чужды. Все, кроме русской. С началом СВО у меня произошло лёгкое раздвоение личности. Одна часть меня хочет жить в комфорте, проводить тихие вечера с семьёй, калякать о том о сём с коллегами. Для такого специалиста, как я, нашлась бы уйма работы и в Москве. Но когда я слышу о войне, когда вижу реальную возможность принять в ней участие, я из тихого офисного полукровки превращаюсь в того самого русича, который скачет на коне в островерхом шеломе, латах и с копьём наперевес. Я хочу на войну просто потому, что я русский.

Почему я непременно должен быть на войне? Отвечу.

Каноническое представление о малороссийской идиллии, когда каждый украинец мечтает пахать землю, пасти козу и удить рыбу в Днепре, не соответствует действительности. Ведь есть те, кто восьмой год сидит в окопах и мечтает наступать на Ростов или на Крым, и больше половины из них – русскоязычные люди. Они будут наступать и биться до последнего, потому что в их головах тоже русская идея, перетолкованная, перевранная, отравленная сатанизмом, но русская.

С другой стороны, я – хищник, волк, и, как любой хищник, не склонен демонстрировать себя окружающим. Я живу и действую скрытно. В то же время я официально признанный государством и людьми муж Марго бьюти-блогера. С таким же успехом можно скрещивать медузу со шмелём. Стоит ли удивляться тому, что я решил порвать с женой ещё до того, как она сбежала от меня через Запорожье в Европу? Часто ловлю себя на мысли: если бы Марго Пожез не была для меня хоть немного важна, стал бы я о ней упоминать?

* * *

Я не привык изъясняться напрямик. Кто умный, тот поймёт, а дурачкам это читать не стоит. Начало этой истории относится к тому времени, когда я уже вернулся из командировки в Сирию и довольно долго прожил в Москве, в относительном бездействии. Я вёл довольно скучную жизнь обычного человека. Утром отводил ребёнка в сад. Днём общался с коллегами. Зимой мы обсуждали лыжные гонки и биатлон, летом – соревнования по лёгкой атлетике и в любое время года – футбол и автомобильные пробки на дорогах.

У меня есть коллега, который понаехал в Нерезиновую лет пятнадцать назад из небольшого областного города, находящегося на территории нынешней Украины. Он до сих пор ездит по Москве исключительно за рулём, ориентируясь по Яндекс-навигатору. Я же, как и подобает человеку, родившемуся и росшему в центре Москвы, перемещаюсь по столице главным образом пешком и на метро, изредка на всяких трамваях, ну а летом – да-да, Сергей Семёнович, на велике. Правда, «собянинским велосипедом» пользуюсь редко, обычно у меня для этого служит ездовая табуретка марки «Стрида». Она очень удобно складывается в такую тросточку на колёсах, и с ней никаких проблем даже в то же метро или трамвай заходить. Сейчас стоит, ждёт нового сезона. А Бальшой Чорный Жып служит мне исключительно для пересечения МКАДа в обе стороны, и то всё чаще МЦД оказывается более оптимальным вариантом по времени.

И вот как-то днями были мы с этим коллегой в одном учреждении в районе Маросейки, куда он приехал, разумеется, на такси. А сразу после того нам обоим надо было срочно на Мясницкую; а Москва стояла в девятибалльных пробках. Я ему и говорю: вот тебе и шанс наконец сделать всё, как нормальные люди. Спускаешься в метро – один перегон, и ты на месте. Он заходил в метро, как в логово людоеда, прям стрессовал человек. Говорит: «В моём родном городе даже подземный переход был всего один на весь город, какое там метро!» Вышли у «Библио-Глобуса», он прямо выдохнул. Но самое смешное было потом: он меня спрашивает: а почему ты вообще ни разу даже не посмотрел, куда мы идём, всё время только со мной общался? И вот тут я уже с повышением голоса ему объяснил, что вот по этому переходу я ещё в свои десять лет бежал каждый будний день из школы на кружок с рюкзаком за плечами, пакетом со сменкой в одной руке и стаканчиком мороженого в другой, и знал до секунды, сколько мне надо времени, чтоб успеть. Знал я и другое: чтобы выйти прямо к эскалатору на Пушкинской из поезда в сторону Планерной, надо садиться в первую-вторую дверь второго вагона. Это даже знанием нельзя назвать. Это особенность строения мозжечка любого москвича. Мозжечок москвича – это его автопилот, который знает все привычные маршруты наизусть. Так я пояснял своему коллеге, а тот, понятное дело, смотрел на меня как на инопланетянина.

А я по случаю вспомнил, как в старших классах школы у нас был спорт: как пройти мимо контролёра без проездного. Проездные у всех были, льготные, но это было не по-пацански. Я ходил по купленному на Арбате «удостоверению хохла», был там в то время такой туристический аттракцион с разными всякими ксивами; впрочем, заполнил его честь по чести даже на украинском языке и фотографию вклеил; до сих пор где-то валяется. Один одноклассник как-то прошёл по компакт-диску. Кто-то высокохудожественно нарисовал цветными карандашами копию настоящего проездного, издали весьма похожую на оригинал, и ходил по ней. Ну и ещё какие-то были варианты, уже не помню.

А сейчас только турникет, его вот так не обманешь. Карта «Тройка», без вариантов. У меня, правда, почему-то студенческая. Впрочем, никаких льгот по проезду она не даёт – 50 руб. по тарифу «Кошелёк», 15 руб. экономии по сравнению с одноразовым билетиком – вот и вся выгода. Эх, кончилась романтика!

– Романтика скоро опять начнётся, – проговорил коллега-провинциал-православный сталинист (чёрт возьми! Ядреная смесь!), когда мы вышли из учреждения на Мясницкой. – Получил задание. Прощай Москва. Теперь ты доволен?

– Доволен ли я? Ещё бы! Запах сырого чернозёма вперемешку с пороховой гарью прочистит мою глотку от дыма московских выхлопов. А ты как раз сможешь побывать на родине.

– Меня отправляют в Херсон, – ответил коллега. – Хоть родом я из Кременчуга.

– Твоя задача?

– В Херсоне? Такая же, как и везде. Видишь ли, пассионарная молодежь любит силу. Впрочем, не только молодежь. Женщины тоже любят сильных. Впрочем, порой женщины путают силу с социальным успехом…

Тут коллега посмотрел на меня с нескрываемым сожалением, и я подумал: ему известно, что @margo_pochez моя жена.

– Мужики любят сильных. Все любят сильных, – продолжал мой речистый собеседник. – А молодежь, кроме обычных развлечений, любит протест и не любит формальные подходы. Мой отец ежегодно подписывался на «Зарубежное» и «Советское военное обозрение». В зарубежном часто разоблачали «преступления американской военщины». К статьям прилагались фото, на которых белые парни в футболках, исписанных касках, черных очках и с сигаретой в зубах, брели куда-то через джунгли. Красивые картинки. В советском – наши солдаты просто сидели в чистой казарме и изучали газету «Правда». На красивых фото присутствовали бойцы разных национальностей. Ну или были постановочные фото с полигонов, тоже очень красивые. Хоть фото были и хороши, меня они не интересовали. Ровно так же не интересны для нынешней молодёжи доклады Конашенкова или начальников пресс-служб округов в чистой пиксельной форме на фоне свежесмазанного орудия. А теперь сравни эту академическую тоску с видосами Евгения Пригожина, записанными на фоне пылающих городов и трупов. Молодежная политика – это не развлечение. Да, вспомнили 9 мая и погнали дальше шутить, бухать, танцевать и совокупляться. Твоё поколение, брат, учили выбивать «гранты на проекты», но проблема в том, что у наших врагов всё равно этих грантов больше… Вам дали КВН, а не РПГ-7 на ближайшем полигоне и кулачный бой стенка на стенку в школьной программе. Вопрос в том: где она, наша мягкая сила?

Коллега, старше меня лет на 15, хорошо помнивший жизнь до упадка культуры и видевший «совок» уже не младенческим взглядом, смотрел на меня с некоторым превосходством.

– Обратили внимание, что юго-восточная молодежь Украины не тянется к вышиванкам, хутору, Лесе Украинке и корове, а к «Фрайкору», дивизиям СС, которые также имели культ силы, завернутый, как и весь западный продукт, в красивую упаковку. Да что там говорить! Многие косплеят запрещенные организации Ближнего Востока, черпая вдохновение из массового самопожертвования за собственные идеалы. А вот сюжетами про раздачу гуманитарки, ипотечными гарантиями, сериалом «Солдаты» нельзя привлечь молодежь на подвиг.

Завершив свою короткую речь, коллега хлопнул меня по плечу.

Мы пожали друг другу руки и расстались ровно в 20.00, в тот календарный день, когда каждому в Неризиновой становится понятно, что лето уже закончилось, а осень ещё не настала.

В тот день умер Михаил Горбачёв – с начала СВО уже четвёртый умерший политик, напрямую причастный к развалу СССР. Шушкевич, Кравчук, Бурбулис и вот теперь Горбачев. Трое подписывали Беловежские соглашения, которые стали безусловным фундаментом происходящего на Украине. А четвёртый привёл страну к этой беловежской роковой черте. Мистика? Тогда я в мистику ещё не верил.

Глава 4

Бездрожжевой хлеб

Проснулся я поздно, ближе к обеду. Открыл твиттер[9], пролистал в ленте Навального[10], Баронову[11], Варламова[12], Беломову, Кермлина и украинских евроблогеров, сделал четыре ретвита и пять лайков. После чего запустил Фейсбук, прочитал свежие посты Шендеровича[13], Аркадия Бабченко[14] и Антона Геращенко, лайкнул семь постов, репостнул Сашу Сотника. Заварил свежий экспрессо с круассанами и сразу же выложил это в Инстаграм[15]. Надел (а не одел!) модный свитшот и джинсы с подворотами, пиджак с бабочкой и клетчатой рубашкой, сделал обязательное селфи, которое оперативно выложил также в Инстаграм. Получил пятнадцать лайков на фото с эспрессо – утро определенно удалось. Достал из шкафа свой гироскутер и палку для селфи с вентилятором. Причесал бороду и усы, и стал выбирать какие шузы надеть – оксфорды или дезерты. В итоге остановился на сникерах – они идеально подходили к моему чиносу. Перед выходом не забыл смазаться санскрином, чтобы не сгореть на солнце. В лифте не обошлось без лифтолука, который тут же был выложен в Инстаграм. Это, конечно, было нечестно, но на пороге своего подъезда зачекинился в форсквере.

Выйдя на улицу, заебашил модный лук, запостил его в Инстаграм, запустил на «Айфон 6S» (С как доллар) Pokemon GO и начал охоту за покемонами на гироскутере. В наушниках звучал качественный indie от U2, навевая ламповую атмосферу. Ловлю покемонов сочетал с парением вейпа, показывая окружающим, что я дико талантлив. Борода радостно развевалась на ветру. «О, майгадабл!» – воскликнул я и дико навернулся с гироскутера, профакапив дедлайн – таймлефтинг редкого покемона в данной локации закончился буквально десять секунд назад. Тут же зачекинился в форсквере.

Слава Тесле – недалеко располагался «Жан-Жак», и я заказал клубничный смузи, маффины и сочные митболы. Сфотографировал все это винтажным фотоаппаратом «ФЭД-50» на пленку и выложил в Инстаграм[16] момент съемки еды фотоаппаратом. Вентиляторы на палке для селфи красиво развевали бороду. С ланчевавшимся за соседним столиком москвоведом Павлом Гнилорыбовым обсудили новый урбанистский проект Макса Каца, либертарианские традиции чтений Славоя Жижека на квартире у Виктории Ли, свежий артхаус Филиппа Янсена и Марайи Джейн. После чего открыл свежую «Афишу», но почувствовал свой прямой кишечник и бегом отправился в отхожее место. Оплатил счет и залил облегчение тремя порциями эспрессо. Сделал селфи вместе с Гнилорыбовым, выложил в Инстаграм и просмотрел мемы в твиттере. Чуть не забыл зачекиниться в форскваре. После чего отправился на самокате в антикафе, где сегодня намечались дискашнз. Мимо на фиксах проносились другие хипстеры и ловцы покемонов. Мы делали взаимные селфи, на ходу выкладывали в Инстаграм и френдиились на брудершафт на Фейсбуках, не забывая фолловиться в твиттере и чекиниться в форскваре. Рукопожался со знакомыми анимешниками. Прибыв в антикафе, я тут же спустился в лофт и направился в воркшоп поближе к хакерспейсу. Выбрал лук для Инстаграм и зачекинился в форскваре. Поймал редкого покемона. После чего заказал панкейки, макаруны, чизкейк и фишболы из веганского меню по совету местного фуди, с модной прической из барбершопа. Дико талантливый Эдвард Пунс представлял публике мудборд своего дизайн-проекта, распечатанный на 3D-принтере. В проекте Пунса были затронуты хайтек-стартапы Илона Маска в качестве неймдроппинга. Доклад был признан ТРУ, несмотря на чиповость, а стартапер призвал активнее участвовать в краудфандинговой кампании на кикстартере, для чего оставил всем реквизиты своего Яндекс-кошелька, получив 120 лайков от благодарных листенеров (кто-то наяривал с нескольких акков в твиттере. Громко парили вейперы, обсуждая мемосы с лентача и традиционную гей-ориентацию Эдварда Пунса).

Следующий спикер брифовал относительно использования дронов для съемок трафика флоу и с трансляцией картинки на айфон. Доклад несколько раз прерывался ловцами покемонов в погоне за редким слоупоком и краби. Я сванговал, что это вызовет легкий троллинг, бурные дизлайки и расфолловинг, так и произошло. А IOS-девелоперы и хэштег-программеры, сидящие на бинбэгах рядом со мной, окончательно похоронили стартап выкладками свежих кейсов из Эплстора и сделали неутешительный вывод: «Перетумачил». Докладчику не помог даже неймдроппинг Элизабет Холмс, черная водолазка и демонстративное распитие фруктового фреша из бумажного стаканчика для кофе с логотипом Старбакса. «Я тебя услышал», – только и сказал расстроенный стартапер. Да и мы были не хеппи. В завершение всего все сделали совместное селфи и выложили в Инстаграм. Все это перемешивалось с фоллоуапами пиарщиков, которые ебашили пресс-релизы. Затем кто-то отправился на локации ловить редких покемонов, я же отправился по адресу, где двое олдов заказали мне съемку годовщины своего веддинга. Домой вернулся усталым, буквально на бровях и совсем не хеппи.

А потом мне позвонила мать. Её звонок привожу без купюр:

– Занят?

– Немного. Пиши в ватсап.

– Я за рулём и писать не могу. Слушай. Сыну Елены Петровны пришла повестка.

– О, майгадабл! Это бад?

– Не придуривайся. Вы ровесники.

– Сын Анжи служил в армии и имеет воинскую специальность водителя танка…

– …механика-водителя…

– Вот именно! А я кто такой? У меня сколиоз и плоскостопие.

– Самое надёжное – психиатрический диагноз. Таким оружие в руки не дают.

– ?!

– Лунатизм или энурез…

– Энурез – это не психиатрия. Психиатрия не хеппи…

– Решать надо быстро. И ещё…

– О, майгадабл! Мазер…

– Говори на нормальном русском языке!.. Послушай… Елена Петровна считает, что тебе лучше пока пожить в Грузии. Тбилиси или Кутаиси, а может быть, Батуми? С деньгами и работой – решим.

– Мама, я только что из «Жан-Жака». Там говорят, что все рейсы на Тбилиси отменены.

– Поедешь на поезде до Пятигорска, а там знакомые Елены Петровны довезут тебя на автомобиле до пограничного перехода в Верхнем Ларсе… Алло! Тим, ты слышишь меня?!! Тим! Тимур!

– Мама, извини. Тут такой Спирроу…

– Что???

– Я должен доснять ролик для Persi…

– К чёрту Перси!

– Я обещал. Там съёмки с дрона. Никто из олдов не умеет это делать. Там софт своеобразный. А они владеют только вордом да экселем. Что с них взять, олды…

– По-твоему, и я… как это?.. Олд?

– Нет, мама! Ты молодая. Янг. Ты самая красивая у меня.

– Не заговаривай зубы. Бери билет до Ростова, а там Елена Петровна тебя встретит… я сама занята, тебя проводит Миша.

* * *

Через пару дней двоюродный брат моей матери, носящей хайповую фамилию Аксаков и обычное татарское имя Минигаян Галимович, или, по-московски, дядя Миша, провожал меня на Казанском вокзале. Мой троюродный брат Рамис катил следом за нами мой трендовый чемодан на колёсиках (хайповый пластик серо-абрикосового цвета, колёса бренда QIP, ручка Svicloy). По перронам в разных направлениях перемещались люди в военной униформе. Их серьёзные лица и неухоженные бороды вселяли тревогу в моих родственников. Особенно волновался Рамис, которому такой трэш был совсем не по кайфу. Хайповать в инсте в пикселе – это явно не его. Я же, спокойный, как бегемот, подал свой паспорт пожилой проводнице.

– До Ростова? – спросила та сочувственно. – Бедненькие, куда вас везут…

Я ничего не ответил, потому что как раз в этот момент поймал жирного и очень шустрого Чармандера.

– Как же так получилось, что на Минеральные Воды нет билетов? – бормотал дядя Миша. – Мы планировали отправить Тима в Минеральные Воды. Там живёт золовка моего старшего брата.

Проводница, пуская фальшивую слезу, рассматривает мой паспорт страницу за страницей. Рамис заметно волнуется. Он шепчет мне в ухо на татарском, озвучивая доступные пути к бегству. Каждый чувак в пикселе представляется ему сотрудником военкомата. Рамис готов дать дёру, и только я спокоен, как бегемот. Ловля покемонов – лучшее успокаивающее. Но покемонами моя медитация не ограничивается. Я чекинюсь в форскваре. Делаю селфи с паникующим Рамисом, выкладываю его в инсту, листаю ленту. Дядя Миша тем временем абъюзит меня на русском языке:

– Что ты там увидел, Тимур? Оставь ты свой смартфон! Ты такой же, как твоя мать. У этой не нашлось времени проводить родного сына, и ты игнорируешь ближайших родственников в такую минуту!

Ха! Двоюродный дядя и троюродный брат – ближайшие родственники. Ещё раз – ха! Я перехожу в Тик-Ток.

– Лучше бы ты взял такси до Минеральных Вод. Ростов-на-Дону сейчас самое опасное направление, – говорит дядя Миша.

Его поддерживает проводница:

– Так и есть. У меня половина вагона военных.

– Мобилизованные? – В голосе Рамиса слышится тревога.

– Не только. Есть и добровольцы, и контрактники…

– Как же вы их различаете? – допытывается Рамис.

– По повадке. Мобилизованные такие же, как ты, тревожные и оттого пьют. Добровольцы и контрактники другие.

Она с уважением кивает на бородачей, снующих по платформе с огромными тёртыми и грязными баулами. Они суровы и сосредоточенны. Они не такие, как мы. Лица их осияны какой-то иной верой. Наверное, такие лица были у первых христиан. Что за трэш!

– Мы мусульмане. Нам нельзя пить. Убивать людей нехорошо, – говорит дядя Миша. – Послушай, Тимур! Да выброси же ты эту свою шайтан-машинку! Пялишься в неё день и ночь, как какой-нибудь подросток. А ведь тебе уже тридцать второй год пошёл. У меня вот кнопочный телефон, и я им вполне доволен… Лучше бы ты взял такси до Минеральных Вод, раз билетов на поезд и самолёт нет… Не вздумай меня снимать и выкладывать это… куда ты там это выкладываешь…

Кажется, мой дядя охренел оттого, что его родной племянник с русской фамилией Помигуев собрался инвейтить от военкомата в сторону именно Ростова-на-Дону.

Тем не менее я вынужден оправдываться:

– Девушка хотела залететь в топы Тик-Тока с трендовым роликом в стиле Уэса Андерсона, но словила хайп по другой причине – из-за письма об увольнении, которое пришло прямо во время съёмок. Грустный факт, но именно он позволил бывшей работнице Амазона набрать больше шести миллионов просмотров и тысячи комментариев, среди которых есть офферы на работу.

Дядюшку внезапно поддержал один из военных, мелкий такой чувак в ортопедических ботинках и с тросточкой. Он приблизился к нам странной походкой. Мне показалось, будто он хромает на обе ноги или ноги у него чужие, как это бывает у хронических бухариков. Действительно, из карманов куртки неизвестного вояки торчали горлышки закупоренных бутылок с крепким алкоголем. Всего я насчитал их пять. Ого! Бухарик в военной форме просканировал мою фигуру от кока на макушке до платковых шнурков. Не ускользнули от его внимания и гироскутер меж моих коленей, и айфон в моей руке, и Рамис с моим чемоданом. Взгляд незнакомца показался мне трезвым, не похмельным, но слишком уж насмешливым. О, майгадабл! Ещё один абъюзер по наши души! Мой дядя при виде этого затаренного под завязку вояки в буквальном смысле облился холодным потом.

– Ничего страшного, папаша, – проговорил незнакомец, обращаясь к нему. – Мы и из ловцов покемонов делаем людей.

– «Мы»? Кто это вы? – спохватился дядя Миша.

– Я – Цикада, – был ответ. – Не волнуйтесь, папаша. Ваши сыновья в надёжных руках. Вон какие орлы! Наверное, оба кулинарный колледж закончили…

Цикада тырился на нас с Рамисом, не скрывая довольно обидной иронии. Терпеть такой зашквар было трудновато. Хромой, тщедушный, моложавый, а оскорбляет, как двухметровый амбал или престарелый уважаемый всей роднёй дед.

– Мой племянник закончил философский факультет Высшей школы экономики, – горделиво выпятив грудь, заявил дядя Миша.

– Это магистратура, – добавил я многозначительно.

– И бакалавриат Шанинки… – продолжал дядя.

– По классу фортепиано? Или всё-таки кондитер? – усмехнулся Цикада.

– Психологическое консультирование, – проговорил я, расправив бороду.

– Чего? – Ирония выпирала из Цикады, как опара из слишком тесной тары.

– Психологическое консультирование на тот случай, если кто-то не хочет идти к православному батюшке или мулле, – вступился за меня брат Рамис. – В нашей культуре не все получили религиозное воспитание и предпочитают в трудные моменты жизни обращаться не к священнослужителю, а к психологу.

– Вот оно как! – Улыбка Цикады делалась всё шире. – А в нашей культуре верят в Бога и пророка его Магомета, постятся, исповедуются, причащаются, празднуют Рамадан, совершают намаз, всё как полагается.

– Хватит спорить! – вмешалась проводница. – Пассажиры проходят в вагон. Провожающие остаются. До отправления поезда пять минут.

Ламца-дрица-проводница – пожилая леди в элегантном костюме и красном пирожке на прилизанной причёске с нескрываемым недовольством посматривала на оттопыренные карманы Цикады, пока тот протискивался мимо нас в тамбур вагона.

Ещё пару минут длился кукож моих татарских родичей. Дядя Миша едва не плакал. Рамис, вовсе не обращая на меня внимания, с ужасом таращился на людей в военной форме, которые один за другим запрыгивали в тамбур поезда, отправляющегося по маршруту Москва Казанская – Ростов-на-Дону. Отерев с бороды слюни и слёзы любвеобильного дядюшки, испытав полный и всепоглощающий кринж, я последовал за людьми в пикселе.

В моей правой руке чемодан, гироскутер – в левой, рюкзак за плечами, на груди поясная сумка, впереди длинный тоннель плацкартного вагона. Ароматы текилы, коньяка и марихуаны (о, майгадабал!) смешались с запахом несвежих носков, освежителя воздуха в туалете и какой-то незнакомой нефтехимии (может быть, это ружейная смазка? Такое ещё существует в природе?). В длинном проходе сами эти несвежие носки, головы бритые под ноль и просто коротко стриженные, и бороды, бороды, бороды. И разговоры. И смех. Невеселый смех, отрывистый, больше похожий на собачье тявканье. Моё место № 36. У туалета, зато не боковое. А на боковушке, на нижней полке за номером 37, тот самый парень в ортопедических ботинках и с тросточкой. Сверчок? Кузнечик? Цикада! Вот я и погрузился, так сказать, в пучину новых ощущений. Впервые в жизни мне предстояло путешествовать в плацкартном вагоне. Для фиксации момента я зачекинился в форскваре.

Мой mood от плацкарта размыл ожидаемый и закономерный звонок от матери. Я услышал стандартное: «Крепись. Мой руки. Следи за питанием. Не отвлекайся на посторонние цели. Осторожней с женщинами. Главное, не забывай о своей аллергии». О, майгадабал! Моя мать – чувствительная и душевная женщина, но высокая должность в коммерческом банке мешает ей часто общаться с родственниками. Мы оба оценивали период моего отсутствия в Москве не более чем в полгода. Именно столько, по нашим солидарным расчётам, должна была длиться горячая фаза войны и эта сутолока, связанная с возможной тотальной мобилизацией. Стоит ли в таком случае отвлекаться от работы и тащиться на Казанский вокзал для проводов единственного сына?

Свищ, Цикада, или как там его, сидел спиной к окну, за которым маячило растроганное лицо дяди Миши. Братец Рамис куда-то исчез. Поезд тронулся, и дядя Миша уплыл влево. Смахнув с бороды скупую слезу, я забросил гироскутер и чемодан под свою полку.

С полки номер 34 на меня щурился гладко выбритый зеленоглазый чувак лет тридцати, прилично одетый и пахнущий Lacost. Несмотря на приличный прикид, человек этот производил впечатление пасконного работяги из тех, что тянут какой-нибудь многопудовый бизнес с полусотней вороватых наёмников на прицепе, с которыми он ежедневно проводит многочасовые совещания.

– Бежишь в Грузию? – бросил зеленоглазый, не здороваясь.

– Еду на отдых, – нехотя ответил я. – Кстати, Тимур.

Я протянул ему руку, и он пожал её с усмешкой, которую я поначалу не понял.

– Конечно, Тимур. Мне ли не знать.

– Не понял. Я…

– …ты отличаешься от меня только цветом глаз. И то не вполне. Если у меня оба глаза зелёные, то у тебя один зелен, как сапфир, а другой красивого орехового оттенка. Бабам, то есть женщинам, ты должен нравиться, но они не слишком-то нравятся тебе. Ты пресен, как бездрожжевой хлеб, и этим тоже отличаешься от меня…

– А борода? – встрял внезапно оживившийся Цикада. – У тебя нет бороды, а у него, то есть у Тимура, есть.

– Ну, борода – это частность. Сегодня она есть, ну а завтра… – отмахнулся бритый чувак.

На верхних полках зашевелились те, чьи разутые ноги пахли псиной.

– …а завтра в бороде завелись вши и надо её сбривать… – проговорили сверху.

– Неправда! – возразил Цикада. – Сколько лет провёл на фронте, но вшивым ни разу не бывал.

– Это потому, что ты донецкий и ездил домой на побывку. Там ты мылся, встречался с бабой, ел хороший обед. А я сидел по пояс в воде месяц, и в результате сам понимаешь… Эй, Цикада, плесни мне ещё. А ты, хипстер, подвинь голову…

Перед моим носом проплыла волосатая рука с заскорузлыми ногтями. Ладонь сжимала пластиковую термокружку. Пахло, как ни странно, хорошим вискарём.

– Тимуру тоже налей, – скомандовал бритый.

Этот постоянно форсил свои идеи, считал себя командиром, но я-то не собирался фолловить. Но как отказаться от вискаря, если ты действительно собрался чилить до самой встречи с Еленой Петровной?

– Я не пью. У меня аллергия на алкоголь. Если только у вас есть безалкогольное пиво.

Один из лежащих на верхних полках хохотнул. Другой издал зашкварный рыгающий звук, словно собрался блевать.

– Странный ты, – проговорил бритый. – Собрался бежать в Грузию и сел на ростовский поезд вместе с мобилизованными. Выражаясь твоим языком, я испытываю кринж.

– Не бежать, а отдыхать, – огрызнулся я. – Могут быть у человека дела в Грузии?

– Могут, – отозвался Цикада. – Но и нам, в ДНР, ты тоже вполне сгодился бы. Ты крепкий и борода у тебя, как у библейского патриарха. Ты – мужик и обязан защищать родину.

Вонючки на верхних полках сначала закашлялись, а потом заржали. Послышался треск, запахло выхлопом. От такого зашквара я окончательно оторопел.

– Так дела или отдыхать? – допытывался бритый.

Пристроив под голову жидкую и влажную железнодорожную подушку, я прилёг и сделал вид, будто накрываюсь нирваной.

Они собирались на меня наседать, но бритый, судя по всему, являвшийся у них заводилой, почему-то отключился от хараса. Приоткрыв украдкой правый глаз, я приметил, как он чекает что-то в своём айфоне. Также я заметил обручальное кольцо на безымянном пальце его правой руки. Тогда я опять, в который уже раз за этот вечер, испытал жесточайший кринж. Крутой пацан, женатый, а юзает гаджет стоимостью 60 косарей. О, майгадабал!!! Да я и сам юзаю точно такой же аппарат!

После отключения предводителя обитатели нашего дурно пахнущего отсека словно вовсе позабыли обо мне, целиком сосредоточившись на вискаре. Я исподволь наблюдал, как с верхних полок свешивалась то одна, то другая простоватая рожа. Они казались мне на одно лицо – космачи в неухоженных бородах. Цикада отличался от других. Его маленькое личико обрамлял какой-то невнятный пушок. Пожалуй, он ещё слишком юн для настоящей бороды. Пожалуй, лет на пять моложе меня, а пьёт как сивый мерин. И эти разговоры. Матери они не понравилось бы. Мои соседи по купе рассуждали о войне, о фронтовой связи, о пьянстве в окопах и его печальных последствиях, о том, как непросто вытащить раненого из-под обстрела и искалеченные, истекающие кровью люди валяются где-то на земле сутками без медицинской помощи. О, майгадабал! Я и не думал, что война настолько плохо организованный сумбур. Напротив, военные всегда казались мне очень упорядоченными людьми. Лево, право, равняйсь и всё такое.

Из всего сказанного Цикадой о войне я понял, что в его роте состояло достаточно опытных и смелых бойцов, но ведение боевых действий не было планомерным, с мудрёными тактическими замыслами и кропотливой штабной работой. Видимо, южноказачий менталитет этих людей предполагал питьё самогона, веселье в любых его форматах, занятия хозяйством (среди прочего, Цикада поведал нам, что на КП их батальона разводили овец и свиней). Ну, иногда можно и повоевать. При этом любая операция обязана иметь удалецкую составляющую. Подкатываться к противнику, занимать выгодные тактические рубежи – всё это дело западных мозгов. «Русские воюют сердцем» – именно так выразился Цикада.

Мимо нас по проходу сновали пассажиры. Большинство – люди в военной форме. В основном мужчины, но попадались и женщины, как правило не молодые и не очень красивые. Тогда я пришёл к выводу: военная форма не красит женщин. Дверь туалета беспрестанно хлопала, а я жалел, что не принял идею матери о такси. Ехал бы сейчас по трассе «Дон» в сторону Пятигорска на чилле, а так ловлю хейт.

За окном стемнело. Сразу после пятиминутной остановки в Рязани Цикада принялся форсить идею игры в нарды, но вояки с верхних полок, посетив предварительно туалет, намертво отрубились сразу после того, как поезд отвалил от платформы. Мой бритый душнила тем временем всё таращился в тёмное окно, словно мог увидеть там что-либо кроме собственного отражения. Мне удавалось имитировать лёгкую дрёму до остановки в Мичуринске, и странное дело, никто из этих бесцеремонных и простоватых людей не пытался меня абъюзить, мешая спать. Наоборот, они относились к моей усталости с уважением, говорили вполголоса или шепотом, старались не садиться на мою полку.

О, майгадабал! Какая низость! Я пал до самого плацкарта, потому что все поезда, проходящие через Ростов-на-Дону катятся по курортным местам и все они адски переполнены, в то время как южные аэропорты все, кроме Сочи, закрыты из-за войны.

В конце этого тяжёлого дня меня ждало ещё одно потрясение.

Сквозь прижмуренные веки я наблюдал не только за бритым чуваком на полке № 34 (этот также принял горизонтальное положение после Мичуринска, но сон к нему не шёл и он чатился с кем-то ещё очень долго), но и за Цикадой тоже. Этот улёгся последним, когда собутыльники на верхних полках уже захрапели. Рядом с собой на полку он уложил свою трость. Так перевозбудившийся после длительного воздержания любовник трамбует на ложе предмет своего вожделения. Потом, оглядевшись по сторонам, словно не желая быть застигнутым за этим занятием, принялся осторожно отлеплять липучки своих ортопедических ботинок. Вот он снял их. Вот, помогая себе руками, как это часто делают старики, закинул ноги на полку. Правой ногой он задел пластиковую перегородку, и я услышал характерный стук. Такой стук бывает, когда твёрдый пластик соударяется с чем-то не менее твёрдым. Цикада долго, с задумчивым интересом смотрел на свои носки со снеговиками, а потом он просто снял их. Если бы я вскрикнул или выругался, то раскрыл бы тем самым своё инкогнито, а так я, закусив бороду, рассматривал эргономические протезы голеностопов Цикады. Протезы были разные, но оба впечатляли сложностью конструкции. Левая его ступня была ампутирована довольно низко, сохранилась почти вся лодыжка. Правая же повыше, почти до колена. Несколько минут и в полной тишине я наблюдал, как Цикада расчехляется на ночь. О, майгадабал!!! Зачем он это делает? А если придётся подниматься по тревоге и куда-нибудь бежать? А если случится авария поезда и надо будет спасаться? Что в таком случае станет делать Цикада? Он будет ползти, цепляясь руками? Или он станет на колени и будет передвигаться так? Или… Нет, конечно же, если что-нибудь внезапно случится, я, Тимур Помигуев, не дам Цикаде пропасть. В конце концов я могу предоставить герою войны свой гироскутер. Впрочем, нет, такой зашквар нам не подходит. О, майгадабал! Человек без обеих ног не может пользоваться гироскутером. Как же быть? Как я могу помочь ему? Цикада не будет ползти один, потому что Тимур Помигуев поможет ему, взвалит его лёгкое тело на свои мощные плечи и…

Я лежал на спине. Медленные слёзы катились по моим щекам, смачивая бороду. Вспомнилась мать с её обычными похвалами её «доброму мальчику». Да, я действительно добрый, потому что плачу от жалости к этому искалеченному человеку. Подумать только, жизнь без обеих ног! А я-то бегу от войны, в то время как этот Цикада воюет без обеих ног!

Сон не шёл, и я продолжал своё, как мне казалось, незаметное наблюдение. Я заметил, как изменилось, расслабившись, лицо Цикады, после того, как он снял протезы, каким оно сделалось детским. Наверное, два протеза не сахар, и он испытывает боль при ходьбе на них. Но он не ноет, не жалуется. Наоборот! Увечье – это его интимная тайна. Он не выпячивает своё геройство, а самостоятельная ходьба на двух протезах – это настоящее геройство!

Засыпал я под бубнёж бритого товарища на полке № 34, который около часа разговаривал со своей матерью. Не мама, не мамочка, не мазер, не мамуля. Он называл свою родительницу именно мать, то есть так же, как я. Вот только обсуждали они не аллергию и не здоровое питание, а успеваемость в начальной школе маленького мальчика, который, к несчастью, остался без мамы и на попечении бабушки. Из разговора, ведшегося напряжённым шепотом, я понял: мама мальчика сбежала за границу и живёт там прекрасной половой жизнью с каким-то нечестно разбогатевшим хохлобаном. Мать моя права относительно моей доброты. Являясь добрым человеком, я не злорадствовал, слушая всё это. Напротив, на данном этапе мне стало жалко бритого, и я простил ему сегодняшний абъюз.

Последняя моя мысль в тот день была, к сожалению, о герлах. Вернее, о том, что связываться с ними узами брака не стоит. В пятом часу утра я заснул.

Глава 5

Городская деревенщина

– Как ты, Снежок?

– Та хреново…

– Пособие получила?

– Та получила.

– Поселили?

– Поселили с двумя какими-то проститутками с Харькова. Такая быдлота. Та они и не с Харькова. В Харьков понаехали накануне войны с какой-то дыры из-под Винницы. Поселили в одной комнате, потому что все мы жёны украинских воинов и все бездетные…. Как в общаге. Помнишь старый русацкий фильм «Девчата»?

– Не-а…

– А мои мамка с папкой любили его смотреть…

Снежок сглотнула слезу.

– Как они?

Собеседница Снежаны, Яна Тимченко, случайно встреченная на чужбине одноклассница, выглядела вполне процветающей, вероятно потому, что отлично знала немецкий и французский языки и успела ещё до войны перетащить своих из Запорожья в Европу. Яна и в прошлой жизни была отзывчивой девушкой, а уж теперь, когда многие потеряли всё, она безотказно угощала всех своих знакомых в кофейнях австрийского Лаа-ан-дер-Тайа и не скупилась на сочувствие.

– Та если б я знала за родителей. Запорожье бомбят. – Снежок всхлипнула. – Крайний раз две недели назад мамка писала, как они чуть ли не двое суток в подвале просидели. А теперь и связи нет. Такое вот говно!

Сочувственно кивая, Яна пододвинула поближе к Снежку тарелку с бриошами.

– А что твои сожительницы? Ну, эти жены… У них как-то так же или всё же получше?

– Та какие с них… жёны. Говорю же, проститутки. Та одна из них уж овдовела, а овдовев – запила. Такая…

Снежана остановилась, припоминая понравившееся ей ругательное слово, но оно никак не шло на ум. Разговаривая с кем угодно, Снежана или Снежок, как называли её родственники и подруги, избегала матерных выражений. Она считала себя девушкой начитанной и употребляла только допустимую в литературе брань. Собравшись с духом, она выпалила:

– Лаа-ан-дер-Тайа – деревня. Причём деревня говённая. Мужики жадные, как жиды, но при этом жидов ненавидят. Бабы – ведьмы. Страшные и злые. В шесть часов все ложатся спать. Вечером женщине пойти некуда. Негде свою красоту показать, та и не к чему – местные от зависти полопаются. Тут красивых ненавидят. Вот так, если коротко.

Яна округлила глаза и приложила указательный палец к губам, и Снежок притихла, заозиралась – не заметил ли кто её гнева?

Мимо их столика проходили люди, иные покачивали головами, словно сокрушались относительно вспышки Снежка, но ни один из них, по счастью, не понимал по-русски.

– Как на пособие прожить? Ума не приложу! – вздохнула Снежок.

– Тут многие на пособие живут. Ради него и едут. Не ради работы.

– Я так не могу. Пособие – это стыдно. Я привыкла работать. Да и мало мне пособия…

– Ты же вроде в Херсон замуж вышла?

– Та да.

– Муж в Херсоне богатый был? Как же он от армии не откупился?

Снежок снова вспыхнула:

– Та он и не думал откупаться! Пришла повестка – пошёл служить, потому что агрессор напал. Родину должен же кто-то защищать? Та не богатый он. Да! Зато работал. Мы привыкли работать, понимаешь, Яночка? А пособие – это стыдно.

Яна ответила после недолгого раздумья:

– Ты помнишь Марго Потапенко?

– Кто такая?

– Это которая Пожез.

– Та, что за москаля замуж вышла? Из восьмого «Б»?

– Да. Только не за москаля, а за армянина, но из Москвы.

– Та да. Армянин – москаль.

– Пусть так. Так вот. Она сейчас в Лаа-ан-дер-Тайа…

– В какой гостинице живёт?

– Пойдёшь москалей бить? – усмехнулась Яночка, пододвигая Снежку тарелку с пастой.

– Та не. Просто так спросила.

– У Марго здесь дом. Её мужик купил. Я там была. Круто. Восемь комнат. Винный погреб…

– Это в Лаа-ан-дер-Тайа? Здесь крутых домов нет. Деревня. Говённая деревня!

– Можешь сама убедиться. Это буквально здесь за углом. Мы на Нордбанштрассе, пятнадцать, а Марго…

Яночка справилась в смартфоне и объявила:

– …а Марго живёт на Нордбанштрассе, четыре. Это недалеко от ратуши. Дом старинный, чудом уцелел во время войны. Думаю, муж Марго богат…

– …москали не бывают богачами. Та они даже не моются.

– А вот пойдём и узнаем. Может быть, Марго нужна помощница по хозяйству. Тогда у тебя есть шанс. Айда!

Яночка подозвала официанта и расплатилась.

Снежок молча и сосредоточенно, мрачнее тучи, наматывала на вилку остывшую пасту.

– Подожди. Дай доесть. Еда не должна пропадать…

– Конечно! В Запорожье люди голодают.

–Та не голодают они там!– Снежок взвилась, бросила вилку в полупустую тарелку.– І Чому ти завжди, ну ось завжди говориш тільки російською? Мови для тебе не існує! Через таких, як ти, і вибухнула ця війна! Як же по-іншому, якщо половина громадян говорить мовою агресора?[17]

Снежана горячилась. Яночка стояла над ней в немом отупении. Посетители кафе смотрели на них кто с ухмылкой, кто настороженно.

–Die russische schwört mit einer Keule. Es wird jetzt ein guter Kampf werden. Ich setze auf die Ukraine, und du bist Klaus?[18] – проговорил кто-то.

–Soll ich einen Kölner anrufen oder sofort die Polizei rufen?[19] – ответили ему.

– Снежок!..

Снежана молча проглотила остатки пасты и вытерла рот салфеткой. В её стакане оставалось ещё немного безалкогольного пива, и она проглотила напиток залпом. Так пьют горилку или любой другой крепкий напиток.

–Ненавиджу москалів! Гірше них тільки кацапи![20] – выдохнув, проговорила она.

Перед витринным окном кафе остановилась полицейская машина.

– Пойдём же, Снежок! – прошептала Яночка, хватая подругу за плечо.

Полицейские выбрались из авто наружу. Водитель – огромный дядя, косая сажень в плечах, с дубиной и электрошокером на ремне. Женщина, его напарница, тоже вооружена по австрийскому уставу и крепкого телосложения. Снежана окинула их оценивающим взглядом.

– Чёрт с тобой. Пойдём. Лучше у москалей лестницы мыть, чем на их пособие жить, – проговорила она.

Полицейские зашли в кафе, огляделись. Кто-то из посетителей указал им на столик Снежаны и Яночки. Полицейские решительно двинулись к ним. Снежана вскочила, прижалась к Яночке плечом к плечу. Втянув голову в плечи, она уставилась в пол.

–Wir haben die Rechnung bezahlt. Alles ist in Ordnung, meine Herren…[21] – пролепетала Яночка и ещё раз на всякий случай повторила эту же фразу по-английски.

–Streitet euch nicht![22] – проговорила женщина-полицейский, грозя им пальцем.

* * *

Им позволили удрать. Путь от Нордбанштрассе, 15 до Нордбанштрассе, 4 подруги проделали в полном молчании и трусцой. Никто их не преследовал. Никто не обращал ни малейшего внимания на разряженную в пух и прах Снежану (дорогая сумочка, туфли на высоких каблуках, короткая юбка, демонстрирующая миру цветные татуировки на ногах, кофточка с низким декольте, толстая цепочка жёлтого металла). Неброская внешность Яночки гармонировала с обликом обывателей Лаа-ан-дер-Тайа, предпочитавших резиновые шлёпки и обычные, китайского пошива, шорты. И никто не обращал внимание на болтающиеся в вырезе обильные прелести Снежаны, что вызывало досаду.

Девушки остановились у какой-то двери. Дубовые филёнки, бронзовая ручка в виде львиной головы, бронзовый же дверной молоток. Богато. Снежана заартачилась.

– Что это за фигня? Зачем молоток? Здесь живут старые немцы? Не хочу! Не стану ухаживать за каким-нибудь маразматическим дедом! Я нанимаюсь на уборку и… Отпусти руку! Больно!!! Яна, ты чтооо!!!

Снежок хотела вырваться, но Яночка крепко держала её за татуированное плечико.

– Не вздумай выпендриваться в доме Крутакова. Говори по-русски, слышишь?!! Только по-русски!!!

Левой, свободной рукой она взялась за бронзовый молоток и три раза стукнула им по бронзовой пластине. Металлический звон разнёсся по округе. За дверью послышались быстрые шаги, она распахнулась и в вырез Снежаны уставились нащуренные хищные глаза. Наконец-то хоть какое-то внимание к женщине! Дочерна загорелый, в драных джинсах и швейцарских часах Крутаков вполне соответствовал своей фамилии. Снежана в первую же минуту отметила все его особенности: и тощую косичку седых волос на затылке, и витиеватые татуировки, покрывавшие предплечья, и пронзительно серые глаза, и хорошо тренированную фигуру. Крутаков из тех старичков, что идут по жизни легко, оставляя за спиной шлейф нечаянно прижитых младенцев. Может быть, и Марго уже беременна?

– Что это, Яночка? Кто это? – Крутаков указал подбородком на Снежану.

Та зарделась.

– Это я нашла для вас прислугу, – быстро ответила Яночка.

– Это?!! Прислуга?!!

Крутаков окатил Снежану обидно оценивающим взглядом.

– Вернее, компаньонка. Муниципалитет не смог предоставить ей отдельного жилья. Поселили в хостеле…

– Мы не сдаём комнат. Впрочем, проходите. Надо поговорить с Ритой.

* * *

Внутри дом оказался намного больше, чем представлялось снаружи. Они прошли через богато обставленный холл. Каблуки Снежаны зацокотали по каменному полу. Разуться им не предложили. Заметив её смущение, Крутаков произнёс:

– Не стесняйся. Не в мечеть пришла.

По лестнице морёного дуба они поднялись на галерею. Здесь каблуки Снежаны впились в дубовый паркет. Кроссовки Яночки ступали бесшумно, Снежана же топотала по-слоновьи. Звук взлетал к огромной, украшенной множеством хрустальных бирюлек бронзовой люстре. Они миновали несколько дверей и остановились в торце коридора.

– Марго там… – проговорил Крутаков.

Загадочно улыбаясь, он постучал в дверь.

В ответ знакомый голос послал их матерно прогуляться подальше.

Крутаков широко улыбнулся.

– Марго… – едва слышно пропищала Снежана.

– Все хохлухи такие. Наглые, как черти. Живёт в моём доме и меня же посылает.

Сказав так, Крутаков широко распахнул дверь, и они очутились в женском раю.

В большой, обильно обставленной мягкой мебелью комнате царил полный кавардак. В глазах рябило от разбросанных повсюду цветных тряпок и коробок, среди которых копошилась крошечная собачка. Сквозняк, тянувший из широко распахнутого окна, колебал цветные шелка на расставленных рядами вешалах. Хозяйку комнаты, крошечную худенькую блондинку, они обнаружили не сразу. Она нашлась в самом дальнем углу перед зажжённой кольцевой лампой. Марго вертелась, пританцовывая. Ужимки, прыжки, жесты рук и ресниц, повороты так и эдак, чтобы взметнувшийся подол юбки показал объективу видеокамеры верхнюю часть бёдер. Показ сопровождался завлекательным курлыканьем. «Сколько вас!», «Какие вы все хорошие!», «Что-то мало сегодня лайков. Давайте больше!», «Ах, вы мои лапочки!». Марго поочередно предъявляла камере отдельные предметы гардероба: бусы, сумочку, бейсболку. Сыпала наименованиями брендов. Снежана в растерянности уставилась на яркие лейблы. Марго не могла не заметить вошедших, но не переставала тараторить.

– У неё прямой эфир, – шёпотом пояснил Крутаков. – Реклама проплачена… – Он произнёс названия брендов. – Двести косарей зараз. Моя жена неплохо зарабатывает…

В этот момент Марго повернулась к камере спиной и лицом к вошедшим. Подол игриво взметнулся. Глаза сердито сверкнули. Она словно бы и не узнала ни Яночки, ни Снежаны. Ещё один пируэт, и вот она уже демонстрирует объективу пару белых кед с платковыми шнурками.

– В наши непростые времена радужная расцветка является самым актуальным трендом. Мой мушшш натурал, но и он одобряет…

Оказалось, Крутаков хорошо выдрессирован. Об этом можно было судить по тому, как быстро и ловко он запрыгнул в кадр.

– Hello! – вскричал Крутаков, обхватывая Марго за тонкую талию. – Привет, дорогие подписчики!

Теперь они вертелись перед объективом вдвоём, принимая различные игривые позы. Яночка и Снежана тихо ныкались за разноцветным тряпьём, которое и выглядело сногсшибательно и пахло опьяняюще. У Снежаны слегка кружилась голова, а тут ещё Яночка горячо шепчет в ухо:

– Блогершей быть выгодно. Посмотри, сколько у неё шмоток. А дом какой! Мне кажется, ты понравилась Крутакову. Ты не смотри, что она его шугает. Это так, для вида. Он ей позволяет себя шугать, вот она и шугает. На самом деле он тут главный. Он решает. Он тебя оставит.

– Ты говорила, её муж богат. Но он какой-то старый. Тебе не кажется?

– Крутаков – бандит. Все бандиты богаты… – едва слышно пролепетала Яночка.

А Марго тем временем закругляла свой стрим.

– Дорогие друзья! – воскликнула она, изящным жестом бедра выталкивая Крутакова из кадра. – Завершая наш прямой эфир, хочу сделать небольшое объявление! В следующий раз мы встречаемся на вечеринке. Да-да! Местная знать даёт бал в лучшем ресторане города! Сладкие немецкие вина и чёрная икра!..

– Сладкое вино! Фу! – Снежана надула губы.

В ответ Яночка лишь всплеснула руками, потому что Крутаков и Марго уже смотрели на них.

– Ну?!! – произнесла Марго с непонятным вызовом.

– Она не любит чёрную икру и сладкое немецкое вино, – широко улыбаясь, проговорил Крутаков. – В таком случае могу предложить… Анашу или каннабис? Что предпочитаете? Пыхнем?

– Та всё одно, конопля! – с излишней пылкостью воскликнула Снежана.

– Подождите! Не надо так! – вмешалась Яночка. – Марго, ты же помнишь Снежка?

– Чего?

– Снежок. Снежана Соломаха. Узнай же её. Ты искала прислу… помощницу. Вот Снежана ищет работу.

–Прекрасно!– Крутаков несколько раз хлопнул в ладоши.– Марго нужна такая… как это по-украински? Помічниця? Чи ні? [23] Она прекрасно будет смотреться в кадре. Ну-ка, ну-ка… – Он схватил Снежану за руку. – Мы тебя переоденем, переобуем и…

– Ещё надо тут убираться. Готовить тряпки и косметику к показу, – мрачновато заметила Марго.

– Снежок живёт в хостеле. Там неудобно… – мямлила Яночка.

– Поживёт у нас. Комнат много, – весело отозвался Крутаков.

– Можно с ней делать бьюти-видео. Она подходит. Волосы перекрасим, – сказала Марго.

– А деньги…

– Какие деньги? Ты же на пособии. Я тебя переодену. Станешь героиней моих видосиков…

– Героїня, – подсказал Крутаков.

– Ну-ка пойдём. Я покажу тебе твою комнату. Это на первом этаже за кухней. Она маленькая, зато отдельный вход с заднего двора. Ты даже можешь принимать там своих друзей. Я разрешаю. Правда, Крутаков?

Тот кивнул и добавил:

– Но сначала надо пыхнуть, а то я как-то устал.

И он достал из брючного кармана небольшую плоскую коробочку.

– Мне в туалет, – пискнула Яночка и выскочила из комнаты на галерею.

Сбегая вниз по дубовым ступеням, разыскивая уборную, а оказавшись в ней, поливая предплечья и личико холодной водой, она старалась утешиться. В этом большом доме, где комнат в пять раз больше, чем жильцов, Снежку будет лучше, чем в хостеле. Да, Крутаков не станет платить, но Снежок получает пособие, а условия жизни здесь намного лучше, чем в хостеле.

Потом она честно хотела вернуться, но на галерее уже курился сладковатый дымок каннабиса, и Яночка сбежала. Просто сбежала в собственную хорошо устроенную жизнь подальше от чужих проблем.

Глава 6

Cujus regio, ejus religio[24]

– Вот бусоль. Она направляет нас на цель. По рации говорят нам направление. Что там, Птаха?

– Воин идёт!

– Клоун, почему ты не откупорил ящик?

–Тому що я по-російськи не розумію. Мовою говори[25], – сварливо отозвался Игнатенко.– І взагалі, Тимофієм мене називай. Ми не на ХАЗі який-небудь, а в армії[26].

– Чегооо?!! – окрысился Соломаха.

– Солома! Наводи! Давай, ленивый чёрт!!! – проорал Воин, сопровождая этот свой первый посыл мощным залпом самых жарких матюков.

Клоун кинулся к ящику с минами.

– Двадцать пять пятнадцать!

Соломаха склонился над прицелом миномёта.

– Готово! – рапортовал он через пару секунд и тут же отпрянул, закрывая уши ладонями.

– Выстрел! – рявкнул Птаха.

Клоун подтаскивал ящик с минами.

– Выстрел!

Соломаха и Птаха присели.

Где-то вдалеке грохотали разрывы.

– Выстрел!

Над их головами трещали ветки. Противник крыл обильно, но мимо цели.

– Командир, меняем позицию? – спросил Соломаха.

– Не было такого приказа. Наводи, мать твою ленивую…

– Выстрел!

– Выстрел!!

– Выстрел!!!

Уши ломило. Нос забился пороховой вонью. Ответные залпы ложились всё ближе.

– Корректировка!

– Выстрел!

– Выстрел!!

Лесок стонал от грохота разрывов. Проклятое место, но лучше уж пороховая вонь, чем трупный смрад. Лучше грохот минных разрывов, чем вой и мольбы раненых, которым ты ничем не в силах помочь.

– В укрытие! Ответка летит!!!

И они кучей валятся в земляную щель. Лезут под бревенчатый накат. Дым, чад, комья земли, свист, грохот, звон в ушах, дышать почти невозможно. Лицо Птахи черно от сажи. Соломаха видит яркие белки и оскаленные зубы. Птаха что-то говорит, но слов не разобрать. Страха нет. Боли нет. Есть только азарт и вера в вечную жизнь. Соломаха произносит «Отче наш». Птаха и Свист угадывают по его губам и повторяют. Клоун пребывает в обычном для него состоянии глубокой ипохондрии. Воин рассматривает дисплей своего мобильника. Что там можно рассмотреть в такой обстановке? Рация трещит и кроет матом. Главное, боли нет. Визга раненого нет. Значит, все пока целы.

Залпы противника сначала редеют, а потом и вовсе утихают.

– Командир, надо менять позицию, – говорит Соломаха.

– Это только в том случае, если кунг уцелел, – уточняет Свист.

– Команды менять позицию не было, – мрачно отвечает Воин.

– Тогда нам хана… – не без ехидства говорит Соломаха.

Лицо Воина искажает гнев, но крик тонет в грохоте нового разрыва. На их головы сыплется земля. Всё тонет в дыму. Кто-то надсадно кашляет, кто-то матерится, а Клоун визжит от ужаса. Панический припадок выталкивает его из блиндажа. Новый разрыв. Клоун снопом валится на дно траншеи. Над недвижимым его телом свистят осколки, но под руководством Воина и Соломахи траншея вырыта на совесть, скрывает стоящего бойца в полный рост и спасает тело Клоуна от осколков.

Обстрел прекращается так же внезапно, как и начался. Хорошо тренированная интуиция Соломахи помогает ему отличить крайний залп от всех остальных.

* * *

После серии разрывов в лесу установилась странная тишина, словно внезапно выпавший снег укрыл всё слоем ледяной ваты. Соломаха знал, что будет дальше. Он сосчитал до пяти, и началось. Где-то неподалёку кто-то тяжело и протяжно взвыл. Ужасный звук длился около трёх минут и прекратился на нечеловечески высокой ноте. Наверное, раненый набирал в лёгкие воздух. В минутной тишине Соломаха услышал, как неподалёку что-то тихо булькает и, прихватив автомат, побежал на звук, надеясь достичь его источника до того момента, когда раненый боец завоет опять. Однако такого воя он больше не услышал. Вместо этого прозвучал одинокий громкий хлопок. Такой звук производит пистолет, не оснащённый глушителем. Соломаха грязно и витиевато выругался. Пистолетами в их полку вооружались только так называемые європейці[27]. Неизвестный боец больше не потревожит слух своих товарищей столь неприятными звуками – это ясно. Вопрос в другом: он сам застрелился или его дострелили? Соломаха знал наверняка, что європейці практикуют подобное не по отношению к своим, разумеется. Соломаха остановился послушать тишину. Слышался и хруст посечённых веток, и иностранная речь – это действительно петухи из роты наёмников бродили по лесу. Выстрелил пистолет одного из них. Соломаха снял автомат с предохранителя. Посечённые ветки оглушительно хрустнули под его ногами. Соломаха затаился. Так нельзя! Он должен соблюдать осторожность, подобраться бесшумно, чтобы всё-всё вызнать.

Мужик лежал на краю неглубокой воронки, навалившись животом на поваленное дерево. Каска откатилась в сторону, обнажив окровавленную голову. Он издавал странное, печальное тихое сипение на грани инфразвука. Примерно так же сверчит пойманный кошкой крот. Соломаха наклонился, заглянул ему в лицо. Раненый растерянно моргал глазами и сверчал. На доскональное изучение предмета Соломахе понадобилось несколько секунд. Мужик так себе, явно из винницких селюков, из тех, что русский язык демонстративно не понимают, но и в армию служить не рвутся, прячутся за подолами своих разудалистых баб.

– Я тебя перевяжу, а потом найду кого-нибудь, кто поможет тебя оттащить до мотолыги. Она тут неподалёку. Тебя отвезут в госпиталь. Не волнуйся.

– Зачем ты разговариваешь с ним?

Соломаха поднял глаза. Двое наёмников, Виллем Ценг Колодко, человек непонятной национальности и неопределимого возраста, и преподобный баптист Альфред Уолли Крисуэл, остановились рядом с ним. Преподобный сжимал в руке пистолет. Из-под низко надвинутой каски торчал кончик его багрового носа. Крошечного роста, в огромной каске и разгрузке, он больше походил на поганый гриб, чем на капеллана. Его обнажённые по локоть, совсем женские руки покрывали пятна сажи. Если Соломаха поднимет ногу повыше, то вполне может наступить на кумпол его головного убора и растоптать, вогнать поганку в землю, в преисподнюю, откуда эта тварь наверняка и явилась. Переступая с ноги на ногу, Соломаха боролся с вожделением. Виллем Ценг цедил самокрутку. Сладковатый дымок окутывал его рыжую бороду. Огромного роста, Виллем Ценг смотрел Соломахе прямо в глаза. От нагловатого этого взгляда коробило. Соломаха отвёл глаза.

– Солома? – пропищал Виллем Ценг. – Ты? У вас много раненых?

– Главное, ты не ранен и можешь сеять милосердие, – грубовато ответил Соломаха.

Виллем Ценг выпустил из ноздрей струю дыма.

– На… как это по-русски? – спросил он.

– Pihni, – подсказал капеллан.

– Не пихни, а пыхни. – Соломаха скривился.

Виллем Ценг протянул ему самокрутку. Соломаха сплюнул.

– Gospod s toboy, – проблеял преподобный, ужасно коверкая русскую речь.

Капеллан говорил ещё что-то по-английски. Очень быстро и прочувствовано. Проповедовал?

– Короче, – прервал его Соломаха. – Надо искать раненых. Надо их грузить.

Неестественно подломленные ноги раненого действительно сильно кровоточили. Соломаха быстро достал из разгрузки оба турникета, бинты, шприц с обезболивающим препаратом и принялся за работу.

–Not worth it. He’s already dead[28], – проговорил капеллан.– Both legs are broken. The femoral artery may be damaged. An injury incompatible with life. He’s bleeding out[29].

– Проповедуй тополям, заморыш, – не прерывая работы, проговорил Соломаха.

Получив инъекцию обезболивающего, раненый затих, глотка его перестала издавать звуки ночного насекомого.

– Он мёртв, – отчётливо произнёс огромный Виллем Ценг.

– Зачем называть живого человека мертвецом? Заткнись, он тебя слышит.

И Соломаха склонился над селюком.

– Слышь, братан, не слушай его. Ты выкарабкаешься. Сейчас мы тебя вынесем. Воина вызывает Солома. У меня раненый. Его надо нести в кунг.

В ответ рация издала протяжный змеиный шип.

– Солома, Солома, здесь Птаха. Вижу тебя. Иду к тебе.

–Ptaha? Is that the pretty boy with the blue eyes? Is he coming here? What a charm![30]

– Слушай, братан. Я потихоньку переверну тебя на спину. Эй! Слышишь?

Соломаха подхватил раненого под мышки и попытался приподнять. Мужик в возрасте под пятьдесят, не тощий, не низкий, оказался невероятно тяжёл. Гранитная глыба, не человек. Подоспевший Птаха ухватил раненого за ремни разгрузки.

– Отключка. Он вырубился, – проговорил Виллем Ценг.

Соломаха и Птаха поднатужились. Раненый дёрнулся, завопил. Каким-то странным образом он вывалился из предсмертного оцепенения. Его тело била крупная дрожь.

– Лучше пристрелить. Это гуманно, – комментировал Виллем Ценг.

–A pitiful sight. But why kill? I have a good analgesic. For a while, your friend will turn into a vegetable[31].

Произнеся это, капеллан извлёк из кармана разгрузки маленький пакетик из пергаментной бумаги и, поигрывая мышиными глазками, протянул его Птахе.

– Что говорит этот дрищ? – спросил тот.

– Он предлагает тебе наркоту, – отозвался Соломаха.

– What is drisch? – поинтересовался капеллан.

– Преподобный Уолли спрашивает. Отвечай, – прогрохотал Виллем Ценг.

Не говоря ни слова, Соломаха выхватил пакетик из руки Уолли Крисуэла, высыпал белый порошок на ладонь. Птаха кряхтя и чертыхаясь придерживал гранитного селюка за плечи. Соломаха поднёс порошок к носу раненого так, чтобы тот смог его вдохнуть.

– Ваш обезбол – говно, а порошок Уолли – вещь, – внятно произнёс Виллем Ценг.

Раненый прикрыл глаза. Соломаха энергичным движением перевалил его на принесённые Птахой носилки.

– Всё. Тащим его к кунгу…

– Вдвоём не управимся по пням скакать. Дядя больше ста килограмм весит, – проговорил Птаха.

Солома с сомнением уставился на Виллема Ценга. Тот красноречиво развёл руками, а капеллан, наоборот, сунул в карман разгрузки свой пистолет.

–Our friends need help. Come on, William, take it[32], – скомандовал капеллан.

–Темны дела твои, The Reverend![33]

Сказав так, Виллем Ценг ухватился за дюралюминиевые брусья носилок. Соломаха и Птаха взялись с другой стороны. Тронулись потихоньку. Капеллан следовал рядом, как привязанный.

Короткие ножки капеллана не приспособлены для ходьбы по заваленному буреломом лесу, и оттого он постоянно отстаёт, а отстав, переходит на бег и забегает вперёд, и засматривает в глаза Птахи, сдвигая на затылок свой шлем. Глаза у капеллана тёмные, пуговичные, как мыши-землеройки, нос длинный, заострённый, багрового оттенка, лицо гладкое, безволосое и безвозрастное. Наверное, так и выглядят настоящие черти. При виде этого лица Птаха крестится не по православному канону, левой рукой, потому что правая его сжимает брусок носилок. Но и такое крестное знамение отгоняет беса. Он спотыкается, произносит своё неизменное «Oh, you fucking devil!» и отстаёт. Соломахе от всего этого весело, но он прячет ухмылку в бороде.

– Соломаха!

– А?

– Зачем они это?

– Что?

– Зачем помогают?

– Не ведись. Это настоящие черти. Вчера из ада вылезли. И молчи. Они всё понимают.

– Как же! По-моему, этот капеллан тупой, как крыса…

– Заткнись! Крысы – умнейшие из животных… Эй! Англичане! Опускаем носилки. Будем грузить его в этот кунг…

– Я – чех, – важно заметил Виллем Ценг.

– Po materi, – уточнил капеллан. – Po otzu – semit…

– Сам ты жид! – рявкнул Виллем Ценг, да так, что Птаха едва не уронил свою ношу.

– And I am Scotsman… – возразил капеллан.

Соломаха усмехался в бороду и думал только о своём автомате, который беспомощно болтался за спиной. Они дружно опустили носилки на землю, и Соломаха тут же схватился за автомат. И не напрасно.

– Dostrel tut? – пропищал капеллан.

– Что за хрень он несёт? – вывернувшийся из-за кузова кунга Свист вытаращил глаза.

– Преподобный Уолли Крисуэл говорит, что удобней помочь вашему другу тут. Его удобней везти сразу в морг. Сначала госпиталь, а потом всё равно морг – не рационально…

Рыжий Виллем Ценг устало выдохнул. Казалось, длинная фраза утомила его больше, чем переноска тяжестей по бурелому.

Щёлкнул предохранитель автомата. Преподобный с ловкостью ковбоя выхватил свой пистолет. Соломаха надвинулся на Виллема Ценга.

– Отставить! Оружие на предохранитель! – взревел Воин. – Солома! Два шага назад. Марш!

Соломаха сник.

– Командир, да ты слышал ли, что они говорят? – взвился Птаха.

– Твоё преподобие, что ты несёшь? Мы православной веры и в твою баптистскую не перейдём. Тем более в педе… в геи.

Капеллан застрекотал, борзо стреляя бусинами-глазами. Зацокал, закурлыкал, двигая красным своим носом.

– Он говорит: так рацио. Лечить такого не надо, – подытожил Виллем Ценг.

Воин нахмурился.

– Эй, как там тебя? Ценг?

– Моё первое имя Виллем, второе – Ценг, а фамилия Колодко. Я из Лодзи.

– Из Лодзи? Ну-ну… А знают ли в Лодзи, что такое, положим, деревня Старые Кривотулы в Ивано-Франковской области? Нет? А что такое накопительный эффект?

Виллем Ценг переводил капеллану, на взгляд Соломахи, слишком коротко. Многое опускал, собака.

– Так вот. Я тебе объясню, а ты перетолкуй преподобному следующее. Если из какой-нибудь деревни Старые Кривотулы Ивано-Франковской области на войне уже погибли пять мужиков, то в следующий раз военкомов из областного центра могут встретить по бандеровскому обычаю – картечью. А это значит, что достреливать вам будет уже некого и придётся стреляться самим. Уяснил?

Каппелан важно закивал, надвинув низко на лоб свою смешную каску, но Воин уже отвернулся от него:

– Грузим его, ребята. А вон ещё несут. Клоун старается. Наверное, тоже его земляки-селюки. Спасаем это дерьмо, ребята! Попомните моё слово: с Винницы и Ивано-Франковска нам пополнения не видать.

– Эх! Опять от крови и говна кунг отмывать… – вздохнул Птаха.

Но долго расстраиваться ему не пришлось.

– Выход! – рявкнул во всю мощь своей глотки Соломаха. – Ещё выход!

– Пацаны, в укрытие! Хрен с ними…

Они кинулись к земляной норе. Все, кроме Клоуна. Этот с криком «Що ж ви, паны, робите!» заскочил в кабину кунга, завёл движок и помчался по кромке поля, по разъезженной рыхлой грунтовке, рискуя застрять, сделаться неподвижной мишенью. В кузове за его спиной в крови и бреду метались на ухабах трое раненых бойцов. И Клоун, сам получив лёгкое осколочное ранение, на ободах, двоих из них довёз до санчасти живыми. Через пару дней, с перевязанным плечом, но бодрый и весёлый, он пригнал подновлённый кунг обратно на позиции.

* * *

А потом и их, и сильно потрёпанных русской артой соседей отправили в недальний тыл по ротации. Жизнь в недальнем тылу много лучше жизни на передке. Сюда и долетает реже, и довольствие подвозят регулярно. Минус в том, что до серой зоны, в которой расположен населённый пункт N. – прибежище Призрака, шагать пёхом не менее десяти километров. Плюс же в том, что десять километров пёхом, по сути, ерунда. Ведь могли же и заслать в глубокий тыл, без большой надежды вернуться на прежние позиции. Без надежды на новую встречу с Призраком. А без Призрака с кем же Соломахе советоваться, когда в голову полезут глупые мысли?

Вот, например, одна из них: почему русская арта так метко бьёт? Даже на ротации достают беспокоящим огнём. Почему начальство не ищет корректировщика?

Или такая мыслишка: почему, если солдат поляк, датчанин или негр, и он, к примеру, ранен, то его надо из-под огня выносить. И даже если он прижмурился, во что бы то ни стало доставать с поля боя или обменивать у русни, а если двухсотый или трёхсотый свой, украинец, то можно и наплевать, и добить в крайнем случае. Такие потом числятся пропавшими без вести, и родные месяцами их ищут. Соломаха лично, как неравнодушный человек, ведёт обширную переписку с родственниками героических титанов. Соломаха в курсе подробностей таких розысков. Соломаха знает о равнодушии начальства к слёзам матерей и вдов. Известно Соломахе и о моргах, и о тайных операциях, проводимых над обречёнными, чьи почки, сердце, печень могут пригодиться какому-нибудь богатею. Соломаха ненавидит агрессора, явившегося причиной всех этих ужасных горестей. Но ещё больше он ненавидит внутреннего врага, допустившего весь этот ад.

Есть у Соломахи в голове и глупые мысли третьего сорта. О пытках и избиениях как пленных орков, так и своих, украинских солдат. Где война, там и зверства. А война идёт страшная. Если сам не убьёшь, то тебя непременно убьют, и тут уж не до сантиментов, а потому глупые мысли третьего сорта Соломаха откладывает в долгий ящик, вплоть до встречи с Призраком.

В остальном, ротация – прекрасная пора для солдата. Можно немного заняться собой, постричь бороду, уделить достаточное внимание оружию. Можно отоспаться. Можно приготовить себе что-то вкусненькое.

Однако в этот раз деликатесов почему-то не хотелось, и Соломаха решил сначала разобрать свой автомат, а потом уж отоспаться. Он расстелил газету, разложил на ней детали автомата и баллончик с оружейной смазкой. Тяжелые беспокойные мысли настигли его по завершении работы с баллончиком. По счастью, Интернет работал исправно. В WhatsApp царило полное спокойствие – Снежана не выходила на связь. Можно сделать несколько постов в телеге на волнительные темы. Можно полистать чужие паблики.

Вот, например, пресловутый Шумер или как его там…

«Cshumer.

18 августа 2022 года.

Не попробовав войну на вкус до конца, подготовиться к ней было бы невозможно. У противника в этом смысле восемь лет форы. В общем, как вы давно поняли, я за инерциальное отношение без маятниковых колебаний.

Всё, что сейчас ни происходит – предопределено множеством обстоятельств разной этиологии. Мы – это мы. Ничего такого, чего бы с нами уже ни случалось раньше, мы сегодня не переживаем. В нас очень сильны противоположные начала, и мы приобретаем вид в зависимости от того, какое начало берёт верх. По традиции, лучшее в нас пробуждается в периоды катаклизмов, а в периоды застоя расцветают разного рода пороки. Мы регулярно прибегаем к шокотерапии для выживания нас, как нации. Сейчас как раз один из таких сеансов.

410.005к просмотров 15: 00».

Что тут скажешь? Круто заворачивает чувак. Хоть бы одним глазком посмотреть на него. Но ДНРовский комбат хорошо шифруется. В сети его фотографий днём с огнём. А так бы хотелось!.. С другой стороны, можно же что-то взять на вооружение. Соломаха сплюнул и провёл чумазым пальцем по дисплею смартфона, переходя к следующему сообщению в блоге Cshumer.

«Cshumer.

19 августа 2022 года.

Уже освоены все приёмы манипуляции массовым сознанием. А вот вдохновлять мы разучились. Политтехнологии есть, а сакральности нет. Результаты манипуляций плохо заметны там, где риски не выходят за рамки безопасных страданий. Иное дело война.

Моя диаграмма факторов влияния выглядела бы следующим образом.

Верхняя горизонтальная черта проведена на уровне ста процентов влияния фактора. Под ней самым высоким, процентов на шестьдесят, столбцом стал бы столбец с надписью „приказ“. Не всегда и приказ способен поднять людей в атаку.

Столбец с надписью „Убей, чтобы выжить“ был бы у меня чуть пониже, процентов на пятьдесят.

Ещё ниже столбец с короткой надписью „игра“. Подразумевается, что переиграть противника всегда интересно и это потянет на тридцать процентов.

И только последней ступенькой этой нисходящей лестницы я бы поставил сакральный мотив „За Родину!“. Поверьте – не раз и не два я слышал выражение: за кого умирать, – за Газпром и Роснефть??? Слышал это не от рядового состава…

672.145к просмотров 18: 00».

«Cshumer.

19 августа 2022 года.

Война – это фотографический реактив. Помните времена плёночной фотографии? Реактив проявляет плёнку. Война проявляет всё, что бывает скрыто, и трудности войны – это святые трудности. Бесконечно жаль жертв войны, но они принесены на алтарь войны не напрасно. Я помышляю так: сумей мы легко и непринуждённо свалить власть в Украине и победить её легко, пройти строевым маршем от Харькова до Одессы по усыпанному розами шоссе – мы встали бы на путь в никуда. В этом случае всё неправильное, кривое, получило бы подтверждение своей жизнеспособности… на какое-то время.

315.789к просмотров 22: 05».

Соломаха вздохнул. Шумер и вдохновлял его…

Нет, столь умный противник не пугал его, но бесил. Хотелось добраться, хотелось увидеть предсмертный испуг в глазах этого враждебного обаяния.

С другой стороны, ну, положим, доберётся Соломаха, дойдёт, преодолеет невесомым ужом минные заграждения, положит в неравном бою охрану – столь умный человек не может не быть офицером в высоком звании – схватит рукой за глотку, придавит… И что? Исчезнет бессмертный дух? Истает обаяние? Нет!

Выходит, подобное надо изничтожать подобным. Правде врага противопоставить собственную правду. Его ненависти – свою ненависть. Его справедливости – свою справедливость.

Готовый к новому этапу борьбы, Соломаха всё же медлил, пытаясь ещё раз осмыслить свежую мысль о справедливости, которая, как оказалось, у каждого своя. Он недолго колебался, писать ли по-русски или обратиться к нелюбимой им украинской мове. Его сомнения разрешили звуки миномётных выходов, заставившие на несколько минут прижаться к иссохшей без дождя неньке-земле.

Дождавшись конца обстрела, его предательски подрагивающая рука набрала следующий текст:

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

19 августа 2022 года.

Вот они будни солдат ЗСУ. Пытался выспаться, но мне это не удалось. Пишу это, пытаясь улыбаться, но как быть с тем, что по нам лубят день и ночь?

В представлении многих войну выигрывает тот, у кого больше и качественней вооружение. Более того, сейчас вся Украина буквально молится на новые поставки американских «Химарсов» и прочих действительно эффективных образцов оружия. Однако, если смотреть объективно, то западное оружие не дает реального перевеса, а иногда и, наоборот, создает дополнительные риски для наших бойцов. Реальный перевес создают хлопцы, которые не жалея жизни удерживают оборону и защищают каждую пядь нашей земли.

Молитесь не на «Химарсы», а на солдат ЗСУ.

Соломаха опубликовал пост. Не давала покоя мысль о круговых и столбчатых диаграммах, которые не умеет рисовать Шумер. Потратив совсем немного усилий, призвав на помощь всю сноровку довоенного IT-специалиста, Соломаха смог изобразить круговую диаграмму, раскрасив её в три цвета: красный, синий и белый. Поразмыслив немного, Соломаха заменил белый цвет на грязно-жёлтый. Красная часть диаграммы занимала 41 % площади круга, синяя – 32 %, а жёлтая оставшиеся 27 %. Заголовок диаграммы, выведенный жирным и крупным шрифтом, гласил: «Что думают обычные граждане Украины о задержках в поставках западного оружия?»

Расшифровка диаграммы – дело минутное.

Напротив синей точки Соломаха написал: «Это не важно. Главное – его у нас много».

Красная часть диаграммы получила следующую расшифровку: «Это задержит продвижение наших войск».

Жёлтая часть диаграммы символизировала следующее: «Это угрожает жизни и здоровью наших бойцов».

Обнародование мыслей Соломахи прервала череда миномётных выходов. Вжимаясь в земляную ложбинку всем телом, он накрыл собой смартфон, как наиболее ценное из всех земных сокровищ. Оглушенный близкими разрывами, получая по спине и каске чувствительные удары от сыплющихся с неба сухих и плотных, как камни, земляных комьев, он думал только о сбережении своего главного сокровища: старенького, заюзанного, с надтреснутым экраном гаджета. Где-то на периферии сознания копошилась беспокойная мысль о миномёте, который, возможно, наводится на сигнал его смартфона. Однако, по окончании обстрела, прежде чем переменить позицию, Соломаха подытожил свои рассуждения о необходимости поставок вооружений из-за рубежа следующими словами: «Прекратите уповать на помощь. Мы выстоим, сами. Войну выигрывают не железки, а стальные нервы наших побратимов». Он опубликовал пост с диаграммой.

Диаграмма Соломахи выражала не результат каких-то его исследований и опросов. Она отражала переменчивость его собственных настроений. Но не только это. В пику не известному ему Шумеру хотелось не только изобразить всё графически, то есть именно недоступным Шумеру способом. Хотелось ещё, чтобы умудрённый и речистый его противник непременно прочитал его пост. Но как этого добиться?

Перемещаясь от облюбованной земляной ложбинки поближе к стоянке тяжёлой техники, Соломаха думал и о корректировщике русского миномёта. Он намерен ещё некоторое время провести на просторах Телеграма. Если целью русского миномёта действительно является он, то пусть уж мины ложатся поближе к расположению наёмников. Пусть капеллан испачкает свои модные штаны в стиле карго. Пусть…

Телефон в кармане прокурлыкал, извещая о поступлении сообщений в мессенджер. Соломаха, перемещавшийся до этого скорым шагом, рванул борзой трусцой. Вот и железный бок самоходки. Вот густая тень, где можно расположиться и где его не сразу заметят и свои, и чужие.

Соломаха расположился, оперевшись спиной на огромное колесо бронированной машины. Спине неудобно, копчику жёстко, ну и пусть. Неудобство тела ничто, когда душа свербит. Пищал не WhatsApp. WhatsApp пищит по-другому, а значит, это не Снежана, увы, адресовала ему своё сообщение. Пищал мессенджер Телеграма. Значит, ему пишет кто-то из товарищей или…

Пароль введён. Мессенджер запущен. Соломаха читает сообщение от…

«Переходи на нашу сторону, сынок. С хохлами тебе не выжить. Ты хороший боец и православный христианин. Ты наш. В переходе на нашу сторону предательства нет. Перейдя к нам, ты окажешься на правильной стороне. Ты – очень хороший солдат, и ты нужен нам. Переходи, иначе я вынужден буду тебя убить».

На аватарке автора послания изображение коренастого дядьки в хорошем шлеме с камерой на макушке, разгрузке и тактических очках. Седеющая коротко остриженная борода и вся повадка мужика выдаёт более чем зрелый возраст. Никнейм знакомый, ненавистный и желанный одновременно. Ему, Соломахе, пишет сам Cshumer. Сам Шумер, лично, угрожает его убить! Соломаха счастливо рассмеялся. Что ж, он ответит. И не только залпом из 82-миллиметрового миномёта. Он ответит сейчас, незамедлительно! Но сначала надо хотя бы бегло прочесть сообщения от своих хлопцев и прочих почитателей его публицистического таланта, в том числе и несколько ругательных сообщений на матерном наречии с той стороны, где обретался приговорённый Соломахой к смерти Шумер. Да! Соломаха знает толк в публицистике и может составить хорошую конкуренцию врагу под ником Cshumer не только на поле боя.

Герої 128 підрозділ ЗСУ.

19 августа 2022 года.

Да, нам бывает страшно, это нормально. Но мы держимся, потому что мы воюем за жен и детей, за нашу землю и человеческие ценности. Нам страшно, но мы боремся со страхом и идем вперед.

Надеюсь, что когда война закончится, мы пересажаем военных преступников из рф и расстреляем генералов-предателей ЗСУ.

Нашему хлопцу нет дела до политики, экономики, продажных чиновников и прочей чешуи… Он воюет, потому что мужик. Он видит жизнь насквозь. Всех предателей на оккупированных рф территориях мы накажем.

Я никогда не хотел быть в армии, считал, что служить – дело недоучек и бездарей. Но оказалось, что служба – настоящее мужское дело. Казнить предателей, защищать матерей – так делали наши предки, их кровь в наших жилах.

Свинорусы в боте спрашивают, почему на их поганом языке пишу. Отвечаю – чтоб орки могли прочесть и знали, что с этой стороны воюют настоящие титаны.

Контрнаступление нужно не для того, чтобы освободить жителей Херсона, Мелитополя и т. д. Все, кто там остался – коллаборанты фашистов. Нам нужна земля наших предков, без предателей и орочьей нечисти.

Я устал терпеть, теперь всю правду буду говорить здесь.

Про победы и поражения, про героев – хлопцев и пидоров – командиров, про родственников, которым по 5 месяцев не отдают трупы, и предателей из наших деревень.

Соломаха опубликовал текст, на который тут же посыпались десятки лайков, дезлайков и прочих так называемых «реакций». Соломаха как зачарованный смотрел на экран смартфона, ожидая, когда же поток общественного признания иссякнет. Он думал о Шумере. Вот если бы…

1 «Вижу призрака! Вижу призрака!» (укр.)

2 – Говори на мове – иностранцы услышат, опять будет дело (укр.).

3 – Нельзя. Не по уставу (укр.).

4 – И что это за книжку читает Соломаха? Война, агрессор наступает, а он на боевой позиции книжки читает.

5 – Почему ты не на украинском говоришь, Соломаха? Я не понимаю по-русски.

6 – Два месяца воюем, а ничего не получали… (укр.)

7 – Мои уши устали от орочьего языка (укр.).

8 – Слышал, Клоун? Виллем Ценг Колодко тебя изнасилует, но ты об этом никому не говори (укр.).

9 Запрещён в РФ.

10 Иноагент.

11 Иноагент.

12 Иноагент.

13 Иноагент.

14 Иноагент.

15 Запрещён в РФ.

16 Запрещён в РФ.

17 – И почему ты всегда, ну вот всегда говоришь только по-русски? Мовы для тебя не существует! Из-за таких, как ты, и разразилась эта война! Как же по-другому, если половина граждан говорит на языке агрессора? (укр.)

18 – Русская с хохлушкой ругается. Сейчас будет хорошая драка. Я ставлю на Украину, а ты, Клаус? (нем.)

19 – Позвать кёльнера или сразу полицию? (нем.)

20 – Ненавижу москалей! Хуже их только кацапы! (укр.)

21 – Мы расплатились по счёту. Всё в порядке, господа… (нем.)

22 – Не ссорьтесь! (нем.)

23 – Помощница? Или нет? (укр.)

24 Чья страна, того и вера (лат.).

25 – Я по-русски не понимаю. По-украински говори (укр.).

26 – И вообще, Тимофеем меня называй. Мы не на хазе какой-нибудь, а в армии (укр.).

27 Европейцы (укр.).

28 – Не стоит. Он уже мертвец (англ.).

29 – Перебиты обе ноги. Возможно повреждена бедренная артерия. Ранение, несовместимое с жизнью. Он истекает кровью (англ.).

30 – Птаха? Это тот хорошенький мальчик с синими глазами? Он идёт сюда? Какая прелесть! (англ.)

31 – Жалкое зрелище. Но зачем убивать? У меня есть средство хорошего обезболивания. На какое-то время ваш товарищ превратится в овощ (англ.).

32 – Нашим друзьям нужна помощь. Ну-ка, Вильям, берись (англ.).

33 Преподобный (англ.).

Продолжить чтение

Читать онлайн Бог хочет видеть нас другими бесплатно

Глава 1 Призрак города N

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Глава 2 Когда важна только крепость руки

* * *

* * *

* * *

Глава 3 Репортаж из ложи бенуара

* * *

Глава 4 Бездрожжевой хлеб

* * *

Глава 5 Городская деревенщина

* * *

* * *

Глава 6 Cujus regio, ejus religio[24]

* * *

* * *

Глава 1

Призрак города N

Глава 2

Когда важна только крепость руки

Глава 3

Репортаж из ложи бенуара

Глава 4

Бездрожжевой хлеб

Глава 5

Городская деревенщина

Глава 6

Cujus regio, ejus religio[24]