Читать онлайн Время героя. Роман «Санькя» Захара Прилепина в контексте истории и культуры бесплатно

Серия

«Русофилия»

© Андрей Рудалёв, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предощущение времени

Огромная проблема – писать о современности. Если, конечно, речь идёт не о мгновенной публицистической реакции, когда можно развернуть конкретную мысль, эмоцию.

Особенно сложно, если современность долгое время воспринималась через призму ошибки, катастрофичности. Представлялась в качестве безвременья, промежутка. Как чего-то неоформленного, растерянного и заблудившегося. Так создавался её стереотипный образ. Пустотный.

Извечный отечественный нигилизм. Особенно агрессивно он проявляется по отношению к настоящему, к тому, что творится здесь и сейчас. Самоуничижение и самоумаление, недооценка – современность воспринимается в качестве разрастающейся пустыни. Особенно в сопоставлении с предшествующим советским периодом. Современность будто убегает из истории.

Но параллельно с этим стереотипным шаблонным нигилистическим восприятием нарастала твёрдая уверенность в возвращении большой истории, рифмы с которой звучат постоянно. Уверенность в принципиальной важности и рубежности настоящего момента для всего тысячелетнего пути отечественной цивилизации. Не случайно в 2024 году, выступая на параде Победы, президент Владимир Путин заявил, что «Россия сейчас переживает сложный, рубежный период» и при этом «судьба Родины, её будущее зависит от каждого из нас».

Всё чаще возникало такое понятие, как «эпос», которое будто пробивалось через асфальт безвременья. Само время, в противовес перестроечной эпохе распада и постперестроечного хаоса и смуты, всё больше обретало черты эпического.

Я пытался вести разговор о советской перестройке через главные книги того времени. В основном – публицистические.

«Перестройка и новое мышление» Михаила Горбачёва или «Исповедь на заданную тему», которую надиктовал своему будущему зятю, а тогда молодому журналисту Валентину Юмашеву, Борис Ельцин, оказались не только историческим источником, но и человеческим свидетельством для понимания мировоззрения людей и движущих сил того времени. Через них, приобретая временную дистанцию, можно отлично понять события, общую причинно-следственную связь, а также мотивацию главных действующих лиц.

Было любопытно посмотреть, как этот важнейший период отечественной истории осмысляется и в художественных произведениях. В них были и предчувствия чего-то грандиозного и фатального, а также попытки понять произошедшее, пока не в полной мере реализованные.

Осмыслить эпоху через текст – распространённый приём. Книга – губка, квинтэссенция времени. Автор воспринимает время в качестве большого текстового полотна и пытается считать с него знаковые сюжеты, образы, символы, вписывая в большую историю.

Вот, к примеру, питерский прозаик Сергей Носов в книге «Фирс Фортинбрас» попытался дать наброски к образу девяностых.

В его романе становление нового мира происходило, как съёмки сериала. С колёс, спорадически, непредсказуемо, когда всё меняется в процессе. Сегодня совершенно не представляешь, что будет завтра, а сценарий следующих серий пишется по ходу съёмок.

Тот мир возникал в соединении несоединимого. Из хаоса и сора. Конструкция же прежнего мира превратилась в осколки или подобие блошиного рынка, где на продажу было выставлено буквально всё.

Мир возникал на ощупь, совершенно не уверенный в своей необходимости и востребованности. Параллельно с ним шла бесконечность «Санта-Барбары», замещение жизни и страстей в мексиканском сериале «Богатые тоже плачут». Ещё совсем недавно общество магнетизировали трансляции съездов и речей перестроечных говорунов, сулящих скорое благоденствие или попросту толкущих воду в ступе демагогии. Затем ощущение праздника создавал показ телевизионного «мыла», дающий переживания иной реальности, многим лучшей, чем повсеместная безнадёга. Уже не о своём счастье переживали, а о том, что ждёт Марианну и Луиса Альберто. Здесь, по эту сторону экрана, уже ничего, что можно соотнести со счастьем, не предвидится, свести концы с концами – и то ладно. Успеть к просмотру, чтобы отключиться от своего «не живём, а существуем» хотя бы на время очередной серии, которую можно многократно обсудить, продлевая иллюзию.

Зачем создавать своё, когда есть чужое. Своё – дорого и рискованно. Это ведь тоже стереотип тех лет, который пролонгировал себя, и чуть ли не до наших дней.

Такова была рулетка девяностых. Наверное, пройдёт еще немного времени, и те годы окончательно станут мифом, в который никто не станет верить. Уж слишком та мистагогия отличалась от критериев нормальности. Как-то принять её и уместить в голове можно только через новые «12 стульев» и «Золотого телёнка».

В книге Носова случайный, эпизодический персонаж – продавец ворованной колбасы, делающий свой поквартирный обход для её сбыта, вдруг вынырнувший из ниоткуда, становится чуть ли не главным. Его единственного выделяют, когда всё остальное бракуют. Такой герой времени. Один из. «Мир сотрясается, рушатся семьи, всё неопределённо и зыбко и только ты со своей колбасой появляешься и проходишь. И взираешь на всё с высоты своего роста». Чеховский Фирс становится шекспировским Фортинбрасом. Всё потому, что является посредником-обладателем ворованного символа, ради которого и были устроены перемены. Героизм, идеология, высшие ценности – всё отринуто как эфемерное и ложное и замещено колбасой – наполнителем желудков.

То время прекрасно отсвечивает через, казалось бы, незначительные образы вещного мира. Взять тефлоновые сковородки. «Просто все были чокнуты на этом тефлоне». Лучшим подарком на день рождения считалась тефлоновая, на помойку отправилась «советская неповторимо чугунная». Хоть покрытие у новой постепенно стиралось, хоть и не оправдывались в полной мере ожидания – всё равно подгорало, – но разоблачения и разочарования не происходило. Все несоответствия ретушировались и оправдывались. А после узнали «в чём вред этих покрытий. Сковородки-убийцы».

Впрочем, не в сковородке дело, а в том, что «она – вместо другого», заместила, отправила на помойку. Даже через подобный предмет кухонной утвари можно вполне себе представить время. Через спирт «Роял» и водку «Распутин», малиновые пиджаки и шоколадные батончики, обещающие райское наслаждение. Примет не перечесть.

Замещение не только в быту – в политике, сфере идеологии, в культуре. Да, главные события «культурной» жизни тех лет – трансляции диковатого иноземного «мыла», собирающие разобщённое и дефрагментированное общество у телеэкранов. В отечественной же культурной сфере – писание по прописям или реформаторство. Притом что культурные реформаторы не знают предмета реформирования и оторваны от почвы: «Истинный драматург мнит себя реформатором театра. Он и в театр не ходит. Спектаклей не смотрит. Пьес не читает. Я понимаю, кроме своих». Для них главное – утверждение, что отечественная традиция себя дискредитировала, поэтому должна быть отменена или переписана.

Опять же, в соединении двух, казалось бы, несоединимых героев, Фирса и Фортинбраса, также заключена квинтэссенция того времени. Старый, забытый, уходящая натура, хотя в реальности – молодой и высокий. Мечтающий о роли Фортинбраса. Об иллюзии. Тот наследный принц пришёл, когда в финале трагедии образовалась гора трупов, и предъявил свои права…

Советский Союз не только наш Древний Рим, но и «Вишневый сад». А люди метались между мечтами о роли Фортинбраса и реальностью, которая делала Фирсами очень многих.

Но как вычленить тот символ, ту тефлоновую сковородку, становящуюся реальностью? Как не заблудиться в чаще ложных аналогий?

Ещё в своей книге «Грачи улетели» Сергей Носов постоянно подталкивает к мысли о том, что в России актуальное искусство реализуется через саму жизнь – это, собственно, её новейшая история. Главное относиться к любому явлению как к искусству, как к творимому художественному акту. Всё дело в восприятии. Такой вот гигантский иллюзион, в котором мы все живём.

Летом 2022 года в Архангельске в самом центре парка, где проходил книжный фестиваль, оказалась троица: я, Носов и другой прекрасный писатель – Павел Крусанов. Остатки традиционного коммуникативного посредника были разлиты по стаканчикам, такой же традиционный пирожок – один на троих. По левую руку – полицейский, надзирающий за порядком. По правую – какая-то женщина, пишущая мелом на асфальте «Нет войне!» и быстро уходящая дёргающейся походкой. Вокруг бурлила жизнь. Разная и противоречивая.

* * *

Ещё одно важное стартовое замечание. В начале восьмидесятых годов в статье «Блеск и нищета русской литературы» Сергей Довлатов писал, что с западной точки зрения русская литература «литературой не является». От литературы в России всегда были сверхожидания. Ей приписывали пророческий статус; писатель должен быть непременно властителем умов. Литература – сфера титанов духа, которые преображают реальность. Не зря Варлам Шаламов ставил в вину литературе 19-го века все катаклизмы, которые произошли со страной в 20-м веке. Такова логика литературоцентричной цивилизации.

Ровно об этом, правда по другому поводу, ранее писал и Николай Бердяев, рассуждавший о том, что русская литература 19-го века не была культурой в западном понимании и всегда «переходила за пределы культуры». Русские писатели стремились к «совершенной, преображённой жизни».

По словам Довлатова, к писателям в Советском Союзе относятся так же, как к кинозвёздам и спортсменам в Штатах (можно сравнить с писательским положением в Америке «чуть ниже акробатов и чуть выше тюленей» в трактовке Стейнбека). Особый пиетет к тексту и слову на отечественной почве имеет тысячелетнюю историю. В советский период литератор приобрел ещё сановный статус и воспринимался в качестве государственного мужа. Собственно, это было в чём-то схожим с синодальным периодом в Церкви.

Отечественная литература генетически связана с древнерусской книжностью, которая, по преимуществу, имела церковный характер. В 20-м веке место религиозных стандартов заняли идеологические, литература была под гиперопекой государства, что имело как свои плюсы, так и известные минусы.

Так вот, всё это вместе взятое, полагал Сергей Довлатов, привело к тому, что «литература постепенно присваивала себе функции, вовсе для неё не характерные». Она становилась и религией, и философией, и эстетикой, в ней искали национальную идею. К этому её, по мнению литератора, подталкивала и литературная критика, которая эстетическую сторону текста уводила на второй план, а на первый ставила общественно-политическое звучание и соответствующую проблематику. Белинский наговорил и сориентировал на столетия вперёд.

Но дело тут не в сверхамбициях литератора или идейной заряженности критика, само отношение к слову в отечественной культуре принципиально иное, нежели на Западе. Оно всегда воспринималось сакральным, особым знаком, за которым высвечиваются громадные символические пласты.

В этом проявляются традиции православной экзегезы, которая рассматривала священные тексты с точки зрения трёх уровней: исторического, аллегорического и метафизического.

В отечественной традиции текст воспринимается медиатором на пути познания иной реальности. Отсюда и восприятие его с провиденциальной точки зрения.

Настоящая книга может рассказать о многом. Её явление в мир несёт в себе особый смысл, который также необходимо расшифровать. Павел Флоренский считал, что творчество затрагивает границу миров и направлено, в первую очередь, на раскрытие смысловой стороны явлений.

В этом нет никакой схоластики, наоборот, речь идёт о живом восприятии текста, который развёртывается и актуализируется в мире. Является не только отражением его, но и начинает на него влиять, как особая энергия, противостоящая любой детерминированности истории.

Есть убеждение, что появление той или иной книги закономерно и предобусловлено. Существует предшествующий ей эйдос.

Также речь идёт не просто об отражении действительности. Книга, приходя в мир, создает особую энергию, которая в том числе и влияет на происходящие процессы. Она как зерно, из которого в дальнейшем развивается и развёртывается наша реальность, через которое комментируется и расшифровывается.

«Словом преобразуется жизнь, и словом же жизнь усвояется духу» – опять же из Павла Флоренского. Он полагал, что художественное творчество является разновидностью «памяти будущего». Это своего рода «обратная перспектива» иконописи, когда Первообраз как будто входит в наш мир через посредство символического начертания-припоминания в образе.

«Наступление будущего показывает, что мы его “вспомнили”, что мы его узнали», – писал Флоренский.

Вот и получается, что художественное произведение производит особую связь времён, соединяя в одно целое, когда нет разделения на прошлое-настоящее-будущее, а все процессы представлены в своей полноте и запечатлены в образе.

* * *

В книге Эдуарда Лимонова «Анатомия героя» есть напутствие авторам газеты «Лимонка»: «Из официальных газет ничего не почерпнёшь, там всё о президенте, Черномырдине, Чубайсе, Алле Пугачёвой. А нам надо дать читателю реальный облик России. Кто же, как не мы, сделает это…».

Любопытно упоминание в этом ряду главных действующих лиц девяностых. Алла Пугачёва стала символом постсоветской массовой культуры и тогда была реальной властью, наряду с тем же Анатолием Чубайсом, который после начала спецоперации на Украине также уехал за пределы России.

Пугачёва – символизирует бесконечный культурный маскарад в перьях и блёстках. Чубайс – экономический.

Но не это главное, важен акцент на «реальном облике России». Отношение к тексту как к свидетельству о реальности.

Тут достаточно сложная история. Одно дело – прилизать и поставить неудобное за скобки, как у причислявших себя к победителям и стремящихся не омрачать завоевания молодой демократии. Показывать извечную русскую хтонь, которая становилась определённым оправданием происходящего и на которую можно свалить все свои неудачи.

С другой стороны, традиционный подход также не справлялся с задачей вскрыть реальность и показать перспективы её развития. К примеру, не совсем удавалось это Валентину Распутину, Василию Белову, Юрию Бондареву. Постарели, стали несовременны, были шокированы реальностью, задвинуты на маргинальную периферию? Хотя, возможно, причина лишь в том, что не нашли нужного ключа, не расшифровали код той самой «памяти будущего», не могли справиться с личным отторжением от всего происходящего. Тогда как у того же Эдуарда Лимонова, Александра Проханова получалось. Они вступали в диалог и спор с новой реальностью, являлись бойцами на передовой и не воспринимались в качестве анахронизмов.

Собственно, с того призыва к авторам «Лимонки» и начался «новый реализм» в литературе. В начале нулевых годов ряд молодых авторов, только ещё входящих в литературу, обратился к осмыслению происходящего здесь и сейчас. Они ухватили и советский период, и перестройку, но не были догматизированы. Не являлись бенефициарами новых реалий, не стремились заискивать перед ними, подыгрывать им.

Последнее советское поколение, последние комсомольцы, пионеры. Несущие знание об иной, альтернативной нынешней реальности, что позволяет сравнить, сопоставить.

Об этой поколенческой и мировоззренческой смене в своё время достаточно точно высказался Сергей Шаргунов, отмечавший, что постмодернисты девяностых «нараставшую постсоветскую явь воспринимали вчуже, это для них стало поводом для ядовитого смеха, и вместо человека зиял чёрный провал». Затем пришло другое поколение с новым взглядом и отношением, когда «вдруг оказалось, что вокруг – реальность, в которой можно жить, где есть свои драмы, психологические отношения. И тогда появляются новые люди, способные описать это. Они увидели присутствие света».

«Новые реалисты» пытались осмыслить постсоветскую реальность, понять логику произошедшего, собрать образ настоящего, в котором бы отсвечивала преемственность большого цивилизационного пути, и в то же время старались выявить и изобличить то уродливое, что не только стреножит Россию, но и превращает её в атавизм и ошибку.

Тогда к «новым реалистам» причисляли и Захара Прилепина, который как раз ещё в конце девяностых и начинал в качестве автора газеты «Лимонка». В поколение мы собрались в начале нулевых. В подмосковном пансионате «Липки» проходил ежегодный Форум молодых писателей. Каждый год там собирали по 150 авторов со всех регионов страны. Их пытались форматировать в либерально-прогрессивном ключе. Тогда это был главенствующий мейнстрим, слово «патриотизм» не произносилось в приличном обществе. Всю российскую науку, культуру, образование окормлял фонд Сороса. Погоду делала «Открытая Россия» Ходорковского. Но параллельно этому возникала и антитеза. Современное отечественное сопротивление.

Захар Прилепин очень быстро выделился. Объяснений этому много, но, в первую очередь, из-за того, что он сразу поставил себя в контекст отечественной культуры и этого контекста придерживался, и очень скоро мы все оказались внутри его книг. А сам Захар вырос в главного писателя современности.

В своё время много говорили и судачили, жонглируя вопросом: «где наши новые Толстые и Достоевские?», пытаясь доказать, что никто и близко не дотягивает. Теперь же совершенно очевидно, что книги Захара Прилепина будут символизировать наше время, как и шедевры отечественных классиков – своё.

Впрочем, это дело не столько почётное, сколько ответственное. Захар Прилепин стал фиксатором регенерации отечественной цивилизации после разлома и хаоса.

Закон «социальной регенерации» в свое время сформулировал отечественный мыслитель Александр Зиновьев. Основной тезис: Россия вернётся к чему-то схожему с советской системой, которая, по сути, наследовала и развила дореволюционную традицию.

Зиновьев говорил о едином историческом пути страны. Он либо продолжается, либо начинается беспутье: «если социальная система разрушена, но сохранился тот же человеческий материал и геополитические условия его существования, то новая система создаётся во многих отношениях близкой к разрушенной. И какие бы ни были умонастроения у созидателей новой российской системы – всё равно они делают нечто, близкое к советской системе».

Прилепинское эссе «К нам едет Пересвет» разве не об этом? Разве не о преодолении разорванности и возвращении большой тысячелетней истории?

Символично, что сборник его рассказов «Грех» стал главной книгой первого десятилетия нового века. В 2011 году Прилепин получил премию «Супернацбест», тогда за него проголосовали такие разные люди, как Эдуард Лимонов, Ирина Хакамада и прозаик Леонид Юзефович.

Награждение происходило в бывшей гостинице «Украина», что напротив Белого дома. С момента распада СССР прошло двадцать лет. Да и бывшая «Украина» звучит достаточно провиденциально. Для пущей рифмовки можно сказать, что та премия в какой-то мере (пусть и символической) выписала Захару путёвку на Донбасс, а затем – на СВО. Тогда же мы небольшой, но шумной компанией были вместе до полуночи, то есть до поезда на Нижний. Лимонов выделил ему своих охранников – всё-таки сто тысяч долларов, публично вручённые – кирпичиком, обтянутым полиэтиленом. Роман Сенчин периодически скандировал: «Наше имя Эдуард Лимонов». На перроне облили кого-то случайного шампанским. Было радостно и торжественно от понимания того, что настало время нашего поколения в литературе.

Почётным председателем премии состоял Аркадий Дворкович – на тот момент помощник президента. В голосовании не участвовал, скорее, выполнял функцию свадебного генерала. В 2022 году он в интервью американскому журналу раскритиковал СВО, после чего выпал из информационного поля. Его имя связано с периодом, когда либералы практически абсолютно доминировали во власти.

Критик же Павел Басинский называл книгой десятилетия прилепинский роман «Санькя». Премиями эта книга была обойдена. Ни «Нацбест», ни «Букера» не получила. Только «Ясную поляну» за 2007 год с формулировкой «за выдающееся произведение современной литературы».

Это был роман-потрясение. Само название воспринималось за нарочитую ошибку, вызов. Аннотация к первому изданию книги, которое вышло в 2006 году, завершалась словами: «мы присутствуем при рождении нового оригинального писателя». Вроде бы ни к чему не обязывающая фраза, таких «путёвок в жизнь» выписывают очень много, но на этот раз попавшая в точку.

Если с дебютным романом «Патологии» Захар Прилепин ещё примерялся и пристреливался, определял в литературе своё место, то после «Саньки» уже всё стало понятно. Пришёл всерьёз и надолго и будет вести себя в литературе по-хозяйски, имея на это все основания.

«Санькя» – роман-пробуждение. Выход из русской зимы и мерзлоты, которая в девяностые, казалось, будет вечной, как страшный и стыдный сон. Да и в нулевые ничто не предвещало изменений выбранного курса, а уж тем более той самой цивилизационной регенерации. Это книга-призыв к упорядочиванию реальности, которая возникла в стране из хаоса девяностых. Странная, несуразная, часто отталкивающая и тошнотворная, бесприютная и блуждающая. Страна должна была очнуться, чтобы вспомнить свои цивилизационные корни.

И вот эта летаргия прервалась, и люди услышали понятные и простые вещи, в которых звучала родная интонация. Тогда стало понятно, что из России пришёл близкий человек, и он здесь местный, он – брат.

Братство – глубочайшая укоренённость и растворённость в истории и культуре отечественной цивилизации, трансляция её духа и музыки, исходящей не из мыслительных формул, а из самой человеческой сути, – как дыхание, естественно. Родственно.

Что-то подобное чуть раньше услышали и прочувствовали в балабановском фильме «Брат». Но тогда ещё немногие готовы были различить смысл, он терялся, его оглушал шум повсеместной смуты и неустроя.

Саша Тишин у Прилепина в какой-то мере вышел из бушлата и свитера крупной вязки Данилы Багрова. Он пришёл с той же ключевой философией и интуицией цельности, что у него есть «огромная семья» и всё вокруг – его родное. Только нужно это родное привести в порядок, прибраться, вымести пыль, прополоть сорняки, наполнить музыкой любви и гармонии, вместо какофонии разлада и хаоса.

В прилепинской книге речь идёт о поиске света впотьмах, братства в беспросветной ситуации распада. Герой будто выныривает из пучины хаоса, преодолевает её, делая большие гребки руками и отталкиваясь ногами. У него есть свои крылья, он много знает о «брильянтовых дорогах», которые проложены у него внутри, как традиция, как путь родства. И это в кромешной ситуации, когда все связи рушатся и разрубаются. Роман стал очень важным и своевременным посланием. Повлиявшим на реальность.

Герой Прилепина – это наш Егор Прокудин из «Калины красной» Василия Шукшина, который в финале кровью и ногами соединился с землёй, обнял берёзки: «это всё моё, родное». Санька – надежда на возрождение человека. Наш современный человеческий ренессанс после многих лет стыдного блуждания впотьмах. Вместе с ним мы все, как блудные дети, зажав крестик во рту, вернулись на родину, – осталось её обустроить.

На мой взгляд, именно через эту книгу можно понять то, что сейчас происходит с Россией. В ней – биография современности. Тот самый цельный образ развёртывающихся процессов.

Тогда же в 2006 году критик Владимир Бондаренко в газете «День литературы» опубликовал статью «Литература пятой империи как мост в наше время». В ней он писал о конце либерального всевластия в русской литературе, с этим, по его мнению, связан и закат «литературного безвременья». Как показали последующие годы, говорить о финале либерального господства в литературе и культуре было явно преждевременно. Но в одном критик был прав: появились имена, в том числе Захар Прилепин, которые прорвались сквозь сплошной асфальт, сквозь монополию чужих идеологических установок.

О них Прилепин позже напишет в статье «Почему я не либерал»: «Либералы так уютно себя чувствуют во главе русской культуры, что в этом есть нечто завораживающее. Собрали в кучу чужие буквы, построили свою азбуку, свою мораль, своё бытие.

Теперь люди смотрят на знакомые буквы, читают, вникают – всё вроде то же самое, что у Пушкина, а смысл противоположный. Как же так?

Попробуйте набрать из этого букваря “Клеветникам России”, получится абракадабра. “Каклемтивен Сироси”. Лекарство, что ли, такое?»

С этой абракадаброй и сталкивается герой его книги. С клеветой на страну и с клеветниками.

В мае 2024 года Захар Прилепин написал в соцсети, что его роман – «жесточайший антилиберальный памфлет».

«В те годы произносимое мной было антимейнстримом, взгляды мои считались “маргинальными”. А сейчас то, что говорили тогда я и мои товарищи, – говорит вся страна», – отметил писатель. Всё не просто так, всё имеет свой смысл и сложение усилий рано или поздно материализуется в реальности, влияет на неё. Хочется сказать: эффект бабочки, но нет – это феномен слова, которое было и остаётся важнейшей структурной единицей отечественного бытия.

Контекст

В колонке «Великое переучреждение народов» Герман Садулаев пишет об ощущении, что «в основе текущего исторического процесса действие сил фундаментальных, глубинных». Политики – лишь сёрферы, которые так или иначе пытаются оседлать волну или придумать для неё свою историю, свой миф, чтобы можно было поместить самого сёрфера в эту безбрежность, чтобы создать впечатление, что он верховодит, он управляет, и волна ему послушна. Да и сама волна и события, происходящие на её поверхности, – символы и знаки глубинных и огромных процессов. Производное из цепи причинно-следственных связей.

«Сёрферы – это сёрферы. А океан – это океан. Никто не способен создать волну. Все только пытаются её оседлать, пытаются сделать свою игру и показать миру, что контролируют море. А море, порою, шутя, разбивает игроков о скалы», – пишет Садулаев.

Речь об провиденциальности истории, её особой логике. Создаётся впечатление, что ей управляет и ведёт человек, но это не так. Человек может лишь соорудить здание на самом берегу, и его снесёт волна. Или построить «Титаник», который уйдёт на дно после встречи с посредником истории – айсбергом. Или может попытаться сам стать этой движущей силой истории и разнести всё вокруг себя в мелкую труху.

В своей книге «Никто не выVOZит эту жизнь», которая вышла весной 2024 года, Садулаев пишет об ощущении его героя 24 февраля, когда было объявлено о начале российской спецоперации. Он стал переживать свою единосущность со страной и её народом: «Россия была моим космическим, моим социальным телом. Россия была моим телом». Да, то самое откровение Данилы Багрова, что всё кругом «моё, родное, это родина моя». Линия личного пересеклась с общим, и возникло важное ощущение признания «себя каплей народного моря», преодоление личной ограниченности, ущербности, греховности, достижение полноты и приближение к совершенству через слияние с целым.

Долгое время было ощущение конца истории. Советский Союз распался, блоковое противостояние ушло в прошлое. Утверждалось, что всё произошло естественным образом, а на смену миру двух сверхдержав также естественно пришёл однополярный мир с императивом равнения на его стандарты и правила. Вот и в постсоветской России говорили, что иной альтернативы нет, необходимо исполнить последнюю волю истории – вступить на демократический путь цивилизованных стран. Стать, как все. Ведь с этого единственно верного пути страна в своё время сошла и попала в тёмный «тупик», который именовался Советским Союзом. Так создалась особая утопия: Россия целиком и полностью вливается в цивилизованный мир, отказывается от всего своего порочного и мракобесного ради всеобщего благоденствия граждан и, по сути, завершает свой цивилизационный путь, который выставлялся как цепь ошибок и преступлений.

И наступит вечный покой…

24 февраля 2022 года возникло общее ощущение возвращения истории. Она вновь проявила себя, вновь заговорила, причем устами Владимира Путина, объявившего о начале российской спецоперации на Украине.

В культурном плане также бывают знаковые события, определяющие многое. В литературе – тексты. Пусть не сразу это очевидно, пусть влияние раскрывается со временем и опосредованно. В 20-м веке сразу вспоминается, например, «Тихий Дон», а с другой стороны – «Архипелаг ГУЛАГ».

Дело не о том, что художественный текст становится инструкцией по применению, определенной рецептурой, наставлением, которое берёт под козырек общество и с усердием исполняет, внедряя книгу в жизнь. Речь о предощущении и прочувствовании самой истории, той самой движущей силы её волны. Включённости в неё.

Роман Захара Прилепина «Санькя» вышел весной 2006 года в издательстве «Ad Marginem». Автор работал над ним год, книга состоит из «чёртовой дюжины» глав.

В писательском активе Прилепина на тот момент был роман «Патологии», написанный на основе личного опыта участия в первой чеченской компании, а также ряд рассказов, опубликованных в «Новом мире» и «Дружбе народов».

Книгу заметили. Причём особым образом. Её влияние искали в нападении на московскую синагогу. Банкир Пётр Авен выступил в качестве литературного критика и высказался по поводу романа. А кто был в то время Пётр Авен? Еще недавно, по сути, один из хозяев постсоветской России. Один из её демиургов, носителей идеологии, которой была пропитана страна, где властвовал либерализм, западноцентризм, а патриотизм был, мягко говоря, не в чести. Почему он снизошел до книги молодого автора, изданной тиражом 4100 экземпляров? Сработала чуйка, увидел опасность, хотел поучить правильной жизни молодое поколение?..

Через год президент Владимир Путин выступит со своей знаменитой Мюнхенской речью, которую назовут поворотной точкой в отношениях с Западом. И в самом деле, это был совершенно невероятный и ранее невозможный бунт против однополярности, который перечёркивал присягу первого российского президента Бориса Ельцина на верность Штатам, произнесённую в конгрессе в 1992 году: «Господи, благослови Америку».

«Чуть ли не вся система права одного государства, Соединённых Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере навязывается другим государствам. Ну кому это понравится?», – говорил Владимир Путин в 2007 году. Однополярный мир он определял тогда так: «это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решения. Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри». В год начала СВО было 15-летие с момента произнесения этой речи.

Тот же 2006 год ознаменован казнью Саддама Хусейна, из которого США сделали одного из ужасающих диктаторов всех времён и народов. Казнь стала своего рода демонстрацией победы и завоеваний демократии, а также окончательного установления того самого однополярного мира. Послание считывалось легко: так случится с каждым, кто не с нами. Через пять лет Хиллари Клинтон будет визжать от восторга, наблюдая кадры расправы над ливийским лидером Муаммаром Каддафи. Слишком независим он был, стремился к объединению государств на континенте, к созданию единой африканской валюты.

Вообще эта иракская история наложила большой отпечаток на становление новой реальности. Первая атака на страну – операция «Буря в пустыне» – произошла в 1991 году. Где-то убыло – распадался Советский Союз, туда перенесли пустыню. Где-то прибыло – Штаты продемонстрировали всем, кто в мире хозяин, устроив показательную порку, а также шоу, которое транслировалось чуть ли не в режиме онлайн. Заодно проверили собственную сплочённость, а также протестировали возможности других к сопротивлению.

В какой-то мере ту атаку на Ирак на фоне крушения СССР можно сравнить с демонстрационными и показательными атомными бомбардировками японских городов в 1945 году.

После начала российской СВО много говорилось об иракской ловушке и проводились аналогии с Украиной. Будто Штаты дали негласное «добро» Саддаму, чтобы он забрал свою бывшую провинцию Кувейт, а затем набросились, сделали изгоем и стали нещадно карать как нарушителя всех мировых правил.

Ещё один важный и показательный эксперимент был проведён по идеологическому зомбированию общества. Блестящий российский историк кино Михаил Трофименков, рассуждая по поводу информационной лжи, сопровождавшей атаку на Ирак в 1991 году, верно подметил, что тогда «западное общество продемонстрировало такую степень внушаемого единомыслия, которой не добивался никто из классических диктаторов, и высочайшую степень добровольной амнезии». Никакие разоблачения не действуют. Ни тогда, ни после пробирок Пауэлла. Здравый смысл отдыхает. Манипуляторы по трафаретным схемам принялись и дальше углублять внушаемость западного общества для его пущего сплочения. Свобода, как известно, заключается в отсутствии сомнений, в чёрно-белой картине мира, когда думаешь и делаешь то, что тебе велено.

Через пятнадцать лет за истощённым Ираком снова пришли, чтобы превратить страну в руины, а Саддама Хусейна в назидание всем повесить 30 декабря 2006 года. Таков был растянутый во времени урок демократии, сыгравший важнейшую организационную и воспитательную функцию в процессе становления нового мирового порядка.

Другая крайне знаковая рифма: 11 марта 2006 года в камере тюрьмы Международного трибунала для бывшей Югославии умер бывший президент Югославии Слободан Милошевич. Сказали, скончался от инфаркта. С его страной разделались ещё в девяностые, на него самого навесили невероятные преступления. Он, как и Саддам, был объявлен врагом нового порядка.

Бомбардировки Югославии, а до этого позиция «международного сообщества», проводившего откровенно антисербскую линию, разрушили идиллическую картину мира. В какой-то момент после распада Советского Союза было ощущение, что все противоречия ушли в прошлое, остаётся только договариваться на равных условиях. Мечтали же в советскую перестройку, что, перейдя рубеж нового тысячелетия, человечество войдёт в мир без военных конфликтов. Но вот прозвенел колокол о том, что подобная участь вполне может постигнуть и Россию, а на Югославии лишь отработали сценарий последующих более глобальных действий.

Известно последнее обращение Слободана Милошевича: «Русские! Я сейчас обращаюсь ко всем русским, жителей Украины и Белоруссии на Балканах тоже считают русскими. Посмотрите на нас и запомните – с вами сделают то же самое, когда вы разобщитесь и дадите слабину. Запад, цепная бешеная собака, вцепится вам в горло. Братья, помните о судьбе Югославии! Не дайте поступить с вами так».

17 марта 2023 года стало известно, что суд в Гааге выдал ордер на арест Владимира Путина. В сообщении суда говорилось, что он и детский омбудсмен Мария Львова-Белова «предположительно, несут ответственность за военное преступление, которое заключается в незаконной депортации населения (детей) с оккупированных территорий Украины в Российскую Федерацию». Будто бы произошло это в период с 24 февраля 2022 года.

Любопытен был комментарий главы управления уголовного правосудия Госдепа, экс-посла США по особым поручениям Стивена Раппа. Американский чиновник заявил, что с России снимут санкции только после выдачи Владимира Путина на суд в Гаагу. «Либо Путин предстанет перед Гаагским судом, либо он будет изолирован и умрёт с этим бременем над головой», – прокомментировал The New York Times американский чиновник.

Из знаковых событий 2006 года выделяется также смерть в Великобритании бывшего сотрудника ФСБ Александра Литвиненко, который туда сбежал в 2000 году. Говорилось об отравлении полонием-210. Обвиняли в этом Россию. После было много подобного рода обвинений, давших повод в том числе для размахивания санкционной дубиной. Англия раскручивала детективный сериал с отравлением Скрипалей. Затем была странная история с якобы отравлением в Томске российского оппозиционера Алексея Навального.

Проявилась в своей антирусской стилистике и Польша, которая заблокировала начало переговоров между Россией и ЕС по новому Соглашению о партнёрстве и сотрудничестве. Она сама только недавно вступила в Евросоюз вместе с прибалтийской триадой государств и уже активно насыщала его русофобией, которая вскоре полностью переформатирует Европу.

В 2022 году польский премьер Матеуш Моравецкий заявил о необходимости уничтожить Россию и «Русский мир». Визитной карточкой политика стали его слова: “Русский мир” – это раковая опухоль, которая (…) представляет смертельную угрозу для всей Европы. Поэтому недостаточно поддерживать Украину в её военной борьбе с Россией. Мы должны полностью искоренить эту чудовищную новую идеологию».

В 2006 году восходит звезда Рамзана Кадырова. В марте он был назначен на пост премьер-министра Чечни. 5 апреля 2007 года вступил в должность президента Чеченской Республики. Практически ровесник Прилепина – родился 5 октября 1976 года. После 24 февраля 2022 года стал одним из главных действующих лиц российской спецоперации.

Кстати, в том же году 10 июля был ликвидирован главный организатор теракта в Будёновске – Шамиль Басаев. Его именовали «террористом № 1». Ликвидирован был при подрыве «Камаза» со взрывчаткой, который сопровождал.

Во время появления прилепинской книги шла процедура банкротства компании Михаила Ходорковского «Юкос». 1 августа 2007 года она была признана банкротом. Сам Ходорковский – один из олигархов так называемой «семибанкирщины», которая в 1996 году фактически совершила государственный переворот, продавив больного Бориса Ельцина на второй президентский срок. В «семибанкирщину» входил и Пётр Авен, выступивший в качестве критика прилепинской книги.

«Олигархия – сплочённая хунта, захватившая и деньги, и национальные богатства, теперь уже и власть, добровольно не допустит никакой смены себе, а понадобится – без колебаний применит для того и выращенные, укреплённые многочисленные внутренние войска. И напрасны надежды, что нынешняя власть или те, что сменят их через “выборы”, заплавленные денежными миллиардами, – позаботятся о судьбе вымирающего народа. Этого – не будет», – писал в своей книге «Россия в обвале» Александр Солженицын.

Говорилось, что Михаил Ходорковский собирался продать свой нефтедобывающий бизнес западным инвесторам, но в 2003 году был арестован. После осуждён и получил восемь лет лишения свободы по обвинению в мошенничестве, уклонении от налогов. 30 декабря 2010 года был озвучен приговор по второму делу. На этот раз бывший крупнейший российский олигарх получил по совокупности 14 лет. 21 декабря 2013 года Михаил Ходорковский был помилован и сразу же выехал в Берлин. С его именем и делом «Юкоса» связан процесс отстранения олигархов девяностых от непосредственного влияния на управление страной.

Всё близко, всё рядом. Какое-то время моя тётка, жившая в подмосковном Одинцово, нянчилась с его сыновьями-близнецами. Они воспринимали её практически как мать. Увидев их особое к ней отношение, он тут же дал няньке расчёт.

«Я считал себя членом команды Ельцина. Одним из очень многих. Именно поэтому пошёл защищать Белый дом в 1991 году и мэрию в 1993-м, именно поэтому вошёл в неформальный предвыборный штаб в 1995–1996 годах. Это, пожалуй, стало самым опасным мероприятием в моей жизни (почти). Именно из-за Бориса Николаевича я не выступал против Путина, хотя и имел про него свое мнение», – заявил Ходорковский в переписке с Людмилой Улицкой[1], опубликованной в журнале «Знамя» в 2009 году. Там же он назвал себя «вольтерьянцем, т. е. сторонником свободомыслия». После помилования он стал одним из главных голосов радикальной оппозиции, которую подпитывал и материально. В той же переписке Улицкая сообщила, что после событий августа 91-го ожидала разновидности массовых репрессий – люстрации, но её не произошло, что писательницу сильно опечалило.

Сценарий, когда Ходорковский или около того, становится властью в стране, был более чем реален. Он и был властью – удельной, но с большими амбициями. По всем законам вероятности эта линия должна была возобладать со всеми вытекающими. Но вмешалась отечественная история, заявили о себе силы самосохранения цивилизации.

«С переменами начала 90-х были связаны большие надежды миллионов людей, однако ни власть, ни бизнес не оправдали этих надежд. Более того, некоторые представители этих сообществ, пренебрегая нормами закона и нравственности, перешли к беспрецедентному в истории нашей страны личному обогащению за счёт большинства граждан», – заявил президент Путин в своём послании Федеральному Собранию в мае 2006 года.

В том же послании российский лидер уделил внимание «модернизации российской армии», отметив и её проблемы, проявившиеся при противостоянии международному терроризму на Северном Кавказе: «Я очень хорошо помню разговор с начальником Генерального штаба тогда. Для эффективного ответа террористам нужно было собрать группировку численностью не менее 65 тысяч человек. А во всех Сухопутных войсках, в боеготовых подразделениях – 55 тысяч, и те разбросаны по всей стране. Армия – 1400 тысяч человек, а воевать некому. Вот и посылали необстрелянных пацанов под пули. Никогда этого не забуду. И наша с вами задача в том, чтобы это никогда больше не повторилось».

Тогда же он сделал акцент на необходимости «строить свой дом», и он должен быть «крепким, надёжным – потому что мы же видим, что в мире происходит. Но мы же это видим! Как говорится, товарищ волк знает, кого кушать. Кушает – и никого не слушает. И слушать, судя по всему, не собирается. И куда только девается весь пафос необходимости борьбы за права человека и демократию, когда речь заходит о необходимости реализовать собственные интересы? Здесь, оказывается, всё возможно, нет никаких ограничений».

7 октября 2006 года в подъезде собственного дома в Москве была застрелена обозреватель «Новой газеты» 48-летняя Анна Политковская. В 2022 году деятельность этого издания в России было приостановлена, а сайт заблокирован Роскомнадзором. У самой Политковской было гражданство США, а девичья фамилия её была Мазепа – своеобразная ухмылка истории. Супруг – Александр Политковский – журналист из когорты известной перестроечной программы «Взгляд», созданной по благословению архитектора реформ Александра Яковлева.

Напрямую связана та телепередача с основным рубежным событием в новейшей отечественной истории – августом 1991-го. Назвали его «путчем». Именно «Взгляд» прокрутил в своём эфире обращение Горбачёва, записанное им на даче в Форосе, о том, что «совершён антиконституционный переворот». В одном из тех августовских выпусков ведущий Владислав Листьев поздравил всех с «победой над страхом, с победой над мракобесием, с победой над хунтой». За Листьевым шла реплика Александра Политковского: «Большевизм может всё разрушить, но создать – никогда»… Эта самая разрушительная роль большевизма стала аксиомой в перестроечные годы, так было удобней разрушать, убеждая всех, что рушится всё само собой, а также усилиями тех же большевиков-коммунистов.

Литовский политик Витаутас Ландсбергис так характеризовал Анну Политковскую: «стояла самоотверженно, стойко и смотрела прямо в глаза новому, а то бишь возрождающемуся, русскому фашизму».

Между тем её обвиняли в подтасовке фактов и сознательном очернении действий федеральных войск в ходе чеченских кампаний.

Генерал-полковник Геннадий Трошев в своих мемуарах писал: «Политковская обнаружила какие-то ямы, где якобы “федералы” держат пленных из числа мирных жителей. Понаехали комиссии, проверили всё до последней телеги, но ничего не обнаружили. Приведённые в публикации факты не подтвердились. Политковская настолько, видимо, ненавидит армию, что в День защитников Отечества в телепрограмме “Глас народа” дошла до прямых оскорблений в адрес солдат и офицеров, воюющих в Чечне». Подобные методики сознательного очернения в промышленных масштабах стали применяться украинской стороной в ходе российской СВО. Чего стоит одна постановочная история с т. н. «зверствами в Буче».

«Вражеский пропагандист, смелый, неутомимый, решительный и профессиональный», – писал о Политковской писатель Дмитрий Галковский. А Константин Крылов в своей колонке «Одержимая» так высказывался о журналистке: «она делала пиар на трупах – отдавая себе отчёт в том, что делает, и считая это нормальным».

Между тем в общественном мнении Анна Политковская закрепилась в качестве образца журналистской добросовестности, смелости и несгибаемости. Её образ во многом рифмовался с символом ума, чести и совести перестроечной эпохи – академиком Андреем Сахаровым, противостоящим агрессивно-послушному большинству и повторяющем «правду» западной прессы о якобы преступлениях советских войск в Афганистане.

В ноябре 2023 года прошла информация, что организатор убийства Анны Политковской – бывший оперативник РУБОП Сергей Хаджикурбанов уже полгода сражается в зоне СВО. Был командиром отделения разведки, дослужился до командира батальона. Затем продлил контракт с Минобороны.

В 2014 году Хаджикурбанов получил 20 лет колонии.

«История для нового Достоевского», – написал по этому поводу Захар Прилепин.

Из знаковых событий того времени можно также отметить так называемые «газовые войны» между Россией и Украиной. Они касались вопроса транспортировки российского природного газа в Европу через территорию Украины. Всякий раз тяжко согласовывался вопрос цены за газ для украинских потребителей, а также размер платы за транзит.

Этой темы касался президент Владимир Путин во время своей «мюнхенской речи». Тогда российский лидер отмечал, что «в течение 15 лет зависели от того, договорятся ли Украина и Россия между собой по условиям и по ценам поставок нашего газа в саму Украину, а если не договорятся – всё, европейские потребители сидели бы без газа».

В тот год произошли и серьёзные внутриполитические законодательные изменения. Так, в избирательном законодательстве был отменен порог явки на выборах, а также графа «против всех».

В октябре 2006 года была создана новая политическая сила в стране – партия «Справедливая Россия», которую возглавил Сергей Миронов. С февраля 2021 года она стала называться «Справедливая Россия – Патриоты – За правду». В нее влилась партия Захара Прилепина «За правду», а также «Патриоты» Геннадия Семигина.

И ещё одна важная рифма: 1 февраля 2006 года 75-летний юбилей отмечал первый российский президент Борис Ельцин. Скончается он уже 23 апреля 2007 года. Надо полагать «мюнхенскую речь» Путина он слышал. Позже бывший шеф протокола Кремля Владимир Шевченко утверждал, что Ельцин одобрил речь своего преемника и был доволен ею. В марте 75-летний юбилей отпразднует Михаил Горбачёв – первый и последний президент СССР. Ельцина он значительно переживёт и скончается 30 августа 2022 года. История будто тянула, давала ему шанс всё понять о плодах дел рук своих, но этого понимания так и не произошло.

Тогда же в марте 50-летие было и у Егора Гайдара – одной из самых одиозных фигур постсоветской политики. Его имя стало символом экономических реформ, или «шоковой терапии», в России. Ельцина он пережил совсем ненамного. Уйдёт из жизни в декабре 2009 года.

В своё время именно Егор Гайдар сформулировал суть реформаторства 90-х в духе концепции социал-дарвинизма: «Кризис лечит. А кто не лечится, тот погибает».