Читать онлайн Имперский пес. Княжич бесплатно

Серия «Попаданец»

Выпуск 196

Рваное ухо оглядел свою стаю и усмехнулся про себя. Интересно, вызовут ли его в этом году на поединок или нет. Молодежь подросла, заматерела, и некоторым уже, наверное, хотелось помериться силой со старым, в их понятии, вожаком, надеясь победить и на правах победителя возглавить стаю. Молодежь безрассудна, нетерпелива и неопытна. Получив трепку, они зализывали раны и успокаивались на некоторое время, до следующего раза. Но Рваное ухо не был бы столько лет вожаком, если бы не видел, кто и когда попытается оспорить его главенство. Вот и сейчас он был настороже, ожидая нападения. А он был еще сильным и даже можно сказать опытным интриганом, если такое словосочетание можно применить к волкам. Поэтому, сделав вид, что его что-то заинтересовало в стороне от расположившейся стаи, стоял и смотрел, словно не замечая изготовившегося к прыжку одного из молодых волков. Наконец молодой решился и взвился вверх, надеясь ударить неожиданно грудью в плечо вожака и, сбив его с ног, вцепиться в горло. Но в тот момент, когда молодой сделал свой прыжок, вожак подскочил вверх и в сторону, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, и, извернувшись в воздухе, впился клыками в холку напавшего самца. По недавно выпавшему снегу покатился шерстяной клубок, рычащий и разбрасывающий вокруг себя шерсть. Через некоторое время молодой, получив хорошую трепку, заскулил и, перестав сопротивляться, упал на спину, подставляя вожаку свое брюхо, тем самым признавая его победу и власть над собой. Вожак ухмыльнулся, поставив лапу на грудь лежащему перед ним молодому волку и запрокинув вверх голову. Над заснеженной поляной раздался хриплый вой, в котором слышались и радость победы, и сдержанная угроза, и торжество.

Вдруг что-то насторожило вожака, он прервал свою песнь и замер, прислушиваясь. На дальнем конце заснеженной поляны вдруг засветился радужный овал и раздался тонкий хрустальный звон. А потом из этого переливающегося разными цветами овала выпал человек. Человек полежал какое-то время, затем тяжело встал и, неуверенно шагая, словно на плечах его был тяжелый груз, двинулся в ту сторону, где притаилась стая.

Чем ближе подходил человек, тем сильней волновались волки. Страх, переходящий в ужас, стал накрывать стаю, этот страх вызывал приближающийся человек. Рваное ухо постоял еще немного, а потом тихо рыкнул, и волки один за другим скрылись за припорошенными снегом деревьями. Последним с поляны уходил вожак.

Человек тяжело и медленно, чуть покачиваясь при ходьбе, шел по направлению к расположенному совсем рядом лесному хутору. Его след был отмечен редкими каплями крови. «Ничего, – думал он, – немного осталось, дойду». Он ненадолго привалился к стволу дерева, перевел дух, а потом побрел дальше. Вот уже и стены ограды хутора замелькали сквозь деревья, человек упорно шел и шел. И когда он вышел на поляну, на которой располагался хутор, его заметили со стены, окружавшей поселение.

– Посмотри, Фрол, – обратился молодой парень к мужику постарше. – Никак князь наш идет, только как-то странно.

Тот, кого назвали Фрол, посмотрел, бросился к воротам и принялся их открывать. Открыв одну створку, проскользнул в нее и побежал к идущему человеку. Закинул его руку себе на плечо и повел, потащил того к воротам. Со стороны пара смотрелась комично. Тот, кого назвали князь, огромный, словно ставший на задние лапы медведь, и Фрол – нормального роста, но кряжистый.

– Держись, княже, ты уже дома, – приговаривал Фрол. – Николка, зови быстрей лекарку, князь ранен, и ворота прикрой.

Глава первая

Дмитрий Семенович Вересов не спеша возвращался домой из аптеки. Спокойным размеренным шагом обходил лужи на тротуаре, опираясь на трость. Осень. Начал накрапывать дождь, и Дмитрий Семенович чуть ускорил шаг, хоть ему и было это сложно сделать. Промокнуть он не хотел, прекрасно понимая, что можно ведь и заболеть, и никто не даст гарантии, что все закончится благополучно. Семьдесят пять лет, это вам не кот начихал, годы брали свое. И некогда бравый и веселый Димка Вересов последнее время стал сдавать. Он еще пытался хорохориться, но сам уже прекрасно понимал, прошло его время. Возраст давал о себе знать. Дети звали к себе, и дочь, и сыновья, но он тянул время, раздумывал. Да и если признаться, не хотел быть никому в тягость, а если уедет, то за могилкой жены кто приглядит. Хотя тут проблем вроде бы и не было, он платил похоронному бюро за уход за могилой Наташи, и работники бюро содержали ее в порядке. Да, годы пролетели, оглянуться не успел, вот и Наташа ушла и оставила его одного. Наконец он дошел. Дмитрий Семенович встал под козырек подъезда, ему всегда нравилась такая погода, – тихо, тепло и моросит мелкий дождик, сразу на душе становится как-то уютно. Хотя были времена, когда он дождь просто ненавидел. Чечня, 2008 год, когда в грязи можно было просто утонуть, не то что сапоги оставить. Да, тогда всем доставалось, больше всех простым солдатикам, по сути пацанам, сколько их там осталось. Вот тогда он и принял решение уйти, да и выслужил он уже все, генералом ему не стать, хотя он был бы не против. Но тут надо уметь лизать задницы вышестоящему начальству, а он этого не умел, да и не хотел. Ему и так два срока передержали звание, а нечего было сомневаться в честности начальника вооружения полка, оказавшегося племянником командира дивизии. Ладно, дело прошлое, да и не хотелось вспоминать, сколько дерьма на него тогда вылили. Как только из армии с волчьим билетом не выперли. Уволился полковником, дали, так сказать, на дорожку, да и черт с ним. А этого крысеныша, который еще в первую чеченскую оружие чехам толкал, все-таки убили. Как ему потом сообщили, наверное, что-то пошло не так – или обжулил покупателей, или свои же втихаря и грохнули. Ну да сколько веревочке не виться… Империя рухнула, та страна, которой он давал присягу, к которой прислушивался весь мир, даже когда она говорила шепотом. Ее растащили, разорвав по живому, и наверх начала всплывать всевозможная мерзость, для которой подставить, предать, пойти на сделку с врагом было в порядке вещей, ну а гражданская война добила совсем. Ему было противно, но он воевал. Не дело воину прятаться от обязанностей, правители меняются, а Россия остается, и он прошел ее, эту стыдную войну. А вот когда закончилась, он и ушел, хотя мог бы еще послужить, да и должность предлагали, но смотреть на все, что происходило, у него просто не было сил. Несмотря на то что уже все вроде бы и налаживаться начало, но он надорвался душевно, вот и ушел.

Дмитрий Семенович еще немного постоял, глядя на проносящиеся под дождем машины и спешащих прохожих, открыл дверь подъезда и, прихрамывая, стал не спеша подниматься к себе на этаж. На площадке между вторым и третьим этажами сидели на подоконнике несколько парней лет по шестнадцать-семнадцать и курили анашу. Уж этот запах он еще с Афгана помнит, многие тогда этим баловались. Среди парней был и сосед, живущий над ним, великовозрастный болван тридцати пяти лет, нигде не работающий, да и вообще семья их была неблагополучная.

– Вы чего тут расселись? – спросил он. – Да еще и курите хрен знает что.

Парни не только курили, они еще прихлебывали какое-то пойло, разящее сивухой, а двое что-то грели в ложке над зажигалкой.

– А ну пошли вон, а тебе, Валерка, вообще должно быть стыдно, здоровый лось с малолетками связался! – Может, надо было бывшему полковнику промолчать, но все уже было сказано.

– Дед, бл*, пошел на х*р, – проговорил один из тех, кто что-то грел в ложке, а когда отвлекся, ложку наклонил, и из нее полилась какая-то жидкость.

– Сука, ты что делаешь, козлина, – вызверился его напарник.

– Да я… да это этот козел виноват, из-за него, козла, все пролил, – пробурчал провинившийся и, не говоря больше ничего, попытался ударить Дмитрия Семеновича.

Но старый солдат уже ожидал чего-то такого, поэтому среагировал вовремя и немного отклонился, отодвигаясь, и парень провалился. И точно бы скатился по ступеням вниз и даже, может, сломал бы себе шею, не придержи его за куртку полковник. Вот только сзади вдруг что-то его обожгло, а потом скрутило болью, и боль была страшная. В глазах все помутилось, и Дмитрий начал падать, он ухватился за перила и попытался устоять, и, уже теряя сознание, услышал:

– Ты что, сучара, наделал, ты же его убил, валим на х*р отсюда.

А Дмитрий Семенович упал на заплеванную, холодную бетонную площадку и умер.

* * *

Пришел он в себя неизвестно где, вокруг было темно, хоть глаз выколи. Он попытался осмотреться, но ничего не получилось. Тело не слушалось, и оставалось только тупо пялиться в одну точку перед собой. В этот самый момент он вспомнил все, что с ним происходило.

«Неужели я выбрался, – мелькнула мысль, – а, может, эти уроды вызвали скорую, и я теперь в больнице?»

– Ну и чего мы будем с ним носиться? – Услышал он голос, который был совсем рядом, но никого не увидел.

– Что сказали, то и будем делать, – ответил другой голос, – хватит и того, что мы с тобой попали сюда. Это же надо было тебя послушать, а теперь что, понижение, а если еще совершим проступок, забудь обо всем. Так и будем на сортировке пахать.

– Слушай, а чего с ним возиться, давай отправим его на нижний план, и все.

– Нельзя, сказали обеспечить нормальное перерождение. Почему, не знаю.

– Нельзя, нельзя, как надоело мне все это, то нельзя, это нельзя. А когда уже льзя будет?

– Нет такого слова. Ирит, слушай, что я тебе говорю, я – старший, и твоя обязанность безоговорочно выполнять приказы. Ты все сделал, что я тебе раньше говорил?

– Ой, да что там делать, все, можешь отправлять.

С этими словами все вокруг Дмитрия Семеновича закружилось, ему показалось, что его словно засасывает в какую-то воронку. И еще он вдруг понял, что у него нет тела, а в самый последний момент, когда он куда-то полетел, вдруг услышал:

– Ты что творишь, придурок, у него ведь не стерли память о прежней жизни, теперь точно нас…

Что там говорили дальше, Дмитрий не слышал, все звуки и чувства отключились.

* * *

Во второй раз он пришел в себя на небольшой лесной поляне. Как только он стал себя ощущать, в него ворвались запахи скошенной травы, влажной земли и всего того, чем пахнет знойный летний день. Дмитрий Степанович увидел, что стоит с косой-литовкой в руках, прижимаясь к чему-то мягкому и теплому. А на него наступает какое-то чудище, смахивающее на лохматого медведя недоросля, с вытянутой мордой, пастью, как у крокодила усеянной большими зубами, какими-то наростами на голове и почему-то длинным крысиным хвостом. От этого существа разило невыносимой вонью, которую Дмитрий не сразу почувствовал, но когда унюхал, его желудок чуть не вывернуло. Эта неизвестная ему образина шипела, плевалась и периодически прыгала вперед, атакуя.

В голове вдруг ясно прозвучало: «Ударь его косой, и он убежит, ударь, тебе говорят…» Дмитрий Семенович понял, что стоять нельзя, надо попытаться нанести этому медведе-крокодилу какую-нибудь рану и тогда можно будет сбежать. Он опустил косу, которую держал, в траву и стал ждать, когда тварь приблизится. Та, видя, что острого предмета, которого она опасалась, нет, стала медленно приближаться. Вот он, момент! Дмитрий резко со всей силы махнул косой, удар вышел удачный, он попал в бок образине и прилично его распорол. Тварь завизжала и кинулась наутек. Дмитрий тоже развернулся, чтобы бежать, но запнулся и упал. А еще он увидел, к чему прижимался, – это была девчонка лет семи-восьми, испуганная и зареванная.

«Твою налево, – подумал он и грязно выругался, тоже про себя, – куда я попал? Так, Дима, без паники, разберемся, надо же, живой!» – вертелось в его голове, и эта мысль отдавала болью.

– Помоги встать, – прохрипел он.

Девочка кинулась к нему и потянула его за руку. С горем пополам ему удалось подняться на колени. Голова закружилась, и его стошнило, рвало его желудочным соком и желчью. После того как рвать его перестало, он вытерся рукавом вымазанной в траве и земле рубахи из такого же полотна, как и платье у Лизки. Откуда к нему пришло знание ее имени, он не знал. Осмотрел себя и понял, что находится в теле мальчишки лет четырнадцати-пятнадцати. Лизка глянула не него и снова заплакала.

– Ты как вурдалак, – сказала она сквозь слезы, – весь в крови, рубаху и порты все в зеленке и земле изгваздал, да кровищей залил. Дай-ка, посмотрю, – проговорила она, всхлипывая. – Ой, мамочки, царица небесная, голова у тебя, Димка, пробита, – и она снова заплакала. – Говорила, не надо в лесу косить, обкосили бы опушку и все, а ты: «Давай, давай!» Так бы и погибли. Да и вообще, чего это тебе косить вздумалось, словно наши работники не могли бы накосить.

Дмитрий Семенович промолчал, не зная, что сказать, он ведь ничего не знал, не помнил и не представлял, что ответить.

– Ну что ты, Лизка, я ведь живой, перестань плакать, – говорил он, гладя девочку по голове.

Когда та немного успокоилась, решил себя обследовать. Дмитрий Семенович поднял руку и потрогал место, которое сильно саднило и болело. Выше уха, ближе к затылку, была огромная шишка, а вокруг все было мокрое. «Кровь», – понял он. Затем осторожно ощупал рану и вокруг нее, понял, что череп целый, немного постоял, осматриваясь вокруг.

– Ладно, Лизка, не рюмзай[1], надо отсюда убираться, пошли домой, только не беги, тяжело мне за тобой поспеть.

И они пошли, Дмитрий тащил с собой косу, вдруг та тварь опомнится и снова нападет. Он опирался немного на плечо девочки и старался идти ровно, только это плохо у него получалось. Его бросало из стороны в сторону, а Лизку телепало вместе с ним, так как она мертвой хваткой вцепилась в его рубаху.

Дмитрий Семенович плохо помнил, как они шли, как, увидев его, женщина, стоящая на резном крыльце большого деревянного дома в два этажа, охала и причитала.

«Мать», – мелькнуло в его голове, а потом все вспоминалось урывками. Как его укладывали на лавку и обмывали лицо, осторожно снимали рубаху и порты, как переодевали. Потом кто-то осматривал его рану, осторожно укладывал на нее что-то прохладное. И дальше он просто вырубился и пришел в себя лишь на следующий день. Болела голова в том месте, где была рана. Потрогал голову, она была перевязана холстиной, больше никуда лезть не стал, просто лежал, притворяясь спящим. Лежал и пытался определить, где он находится, и что ему делать дальше. Ведь, естественно, с ним что-то приключилось, чего понять он пока не мог. Сейчас он ничего не знает, и как себя вести – тоже непонятно.

«Буду больше молчать и присматриваться, – решил он. – Еще сошлюсь на временную потерю памяти, все-таки ударили по голове, может, и получится хоть немного разобраться, пока не пойму что к чему», – решил он. Вот только с Лизкой он разговаривал, не задумываясь, и вроде бы нареканий и удивления у нее не вызвал.

Через некоторое время в комнату заглянула Лизка, легкая на помине, внимательно посмотрела на него и проговорила:

– Димка, ты же не спишь, не притворяйся. Может, ты есть хочешь? Я принесу, – закончила она говорить и примостилась рядом с его ногами на лавку, перед этим погладив его по руке. – Спасибо тебе, если бы ты испугался, нас бы точно сожрал крач[2]. Он тебя вначале сильно ударил, ты спиной стоял и не видел, когда он подобрался. Да я тоже его не видела, и только когда он заверещал, повернулась и вся замерла, слова сказать не могу. А ты упал, я уже думала конец нам. На меня прям страх напал, я ни сказать ничего, ни пошевелиться не могла. А может, крач магичил, на маленьких, говорят, действует. Но тут ты вскочил и отбросил его от меня, а потом схватил косу и прикрыл меня спиной. А крача мужики и стрельцы добили, мы, когда прибежали, ты прям на крыльце свалился. Я мамке все и рассказала, она сразу мужиков вооружила и послала в лес, а те по дороге стрельцов прихватили. Говорят, трех тварей еще убили, это от последнего прорыва остались, не доглядели.

– Да уж, мы точно прибежали, особенно я, – усмехнулся Дмитрий и, чтобы сменить тему, сказал: – Лизка, принеси попить.

– Сейчас, сейчас, – проговорила та и, метнувшись куда-то, приволокла через некоторое время кувшин.

Нацедила что-то из него в глиняную кружку и подала ему. Дмитрий приложил ее к губам и сделал глоток. «Квас», – понял он. Квас был прохладный, выпив его, он откинулся на лежанку.

– Снедать будешь? – снова спросила Лизка.

– Нет, – сказал он, хоть есть и хотелось. – Знаешь, Лизка, ничего не помню, вот как отшибло.

– Как ничего? – удивилась та.

– Да вот так, не знаю, ни кто мы, ни как тятьку зовут, вот только тебя помню и мамку.

Лизка смотрела на него широко раскрытыми глазами и вот-вот готова была заголосить. Уловив этот момент, он шикнул на нее:

– Ты слезы не лей, я от слез твоих ничего не вспомню, просто расскажи мне немного о нас, и матери тоже ничего не говори, не надо, расстроится.

Лизка посидела успокаиваясь, а потом сказала:

– Черемисины мы, тятька наш служивый, императрицы Ксении сотник, кличут его Иван Степанов сын. Мамка наша Пелагея Доброшина.

– Мамку я знаю, – перебил ее Дмитрий.

– Ты слушай и не перебивай, а то больше ничего не скажу, я и так не знаю, что говорить, а ты еще сбиваешь… Императрица у нас, понял?

Кто такая Ксения Федоровна, Дмитрий не знал, историю он, конечно, учил и помнил очень даже неплохо, но вот про царицу Ксению ничего не слышал. «Странно», – подумал он и в ответ на Лизкины слова просто покивал головой, а сам решил: потом, мол, разберусь. Кое-какие воспоминания прошлого владельца тела всплывали, но были они какие-то неполные. Вот мать он вспомнил, Лизку тоже, а отца почему-то вспомнить и представить его образ не мог.

– А тятька где?

– Так на службе, в Москве. Мы тоже туда скоро переберемся из Суздаля, вот только подворье достроят, – с умным видом сказала Лизка, повторив, наверное, чьи-то слова.

– Какое подворье?

– Какое, какое, в Москве, конечно. Тут у нас несколько деревенек, батьке за службу дали, вот нас с мамкой сюда тятька и отправил, пока малой подрастет. У нас еще брат есть, только ему полгода всего. Скорей бы уже, тут часто прорывы бывают, последний раз дружина воеводы еле справилась с нечистью, вон даже не всех упокоила, так они нас с тобой чуть не съели.

Дмитрий с удивлением слушал Лизку, не совсем понимая то, что она ему говорила. В это время в комнату вошла сенная девка. «Ждана», – мелькнуло в голове Дмитрия. Была она курноса и лицо украшено россыпью веснушек, но глаза смотрели насмешливо и задорно.

– Ой, княжич оклемался, надо бежать матери вашей сказать, а то просила сообщить ей, если встанете. Или вы, Лизавета, уже сказали?

– Нет, – пробурчала Лизка, – не успела.

Услышав это, Ждана умчалась.

Дмитрий постепенно приходил в себя и, что интересно, вот, увидав девку, тут же вспомнил ее имя и кто она такая. «Может, и тятьку вспомню погодя», – думал он, с интересом оглядывая комнату, в которой находился. Размышления его были прерваны вошедшей в комнату матерью парня. Это была молодая женщина, где-то тридцати с небольшим лет. У матери было симпатичное и очень доброе лицо, серые глаза и выбивающиеся из-под платка волнистые локоны русых волос. Дмитрию почему-то при виде ее захотелось заплакать, но он неимоверным усилием сдержался.

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – спросила она с порога сидящего на лавке Дмитрия.

– Голова болит, и слабость во всем теле, – ответил он.

Женщина подошла и погладила его по голове, и такое блаженное чувство охватило Дмитрия, что он схватил ее руку и поцеловал.

– Ну что ты, мой милый, все будет хорошо, старая Явдоха сказала, что ударили тебя сильно, когтями полоснули, но страшного ничего нет, выздоровеешь. Герой ты мой, – погладила она осторожно его по голове, – и как только смог и себя, и Лизу оборонить. Не всякий-то мужик взрослый так биться будет. Пошли поснедаешь, а то совсем глаза запали, смотрю, – говоря это, она чуть наклонилась, заглядывая в глаза Дмитрию. Тот поднялся и неожиданно пошатнулся. Мать подхватила его под руку и помогла утвердиться на ногах.

– Ну что, пойдем? – спросила она.

И они не спеша двинулись в горницу, которая находилась рядом со стряпущей[3]. Мать осторожно придерживала его за руку, а Дмитрию было неудобно, что она с ним ведет себя как с маленьким ребенком.

На первое кухарка подала похлебку из пшена, сала и взбитых яиц, заправленную укропом. Потом были пироги с рыбой, которые он запил взваром и, отдуваясь, отвалился от стола. Все время, пока он ел, мать не отрываясь смотрела на него, подперев подбородок рукой и по-доброму улыбаясь. Тут же крутилась и Лизка, она стащила с блюда пирог и, присев на лавку, ела его, откусывая маленькими кусочками.

– Ну что, пойдешь полежишь еще? – спросила его мать.

– Нет, посижу на крыльце, – проговорил Дмитрий.

Выйдя из дома, он вдохнул теплый летний воздух, и у него закружилась голова. Он осторожно присел на ступеньку крыльца и принялся рассматривать все вокруг. Через мгновение рядом села и Лизка.

– Что ты рассматриваешь? – спросила она.

– Ничего, просто смотрю и дышу, – ответил он и посмотрел на сестру.

– Вчера Пеструха отелилась, – сказала Лизка. – Представляешь, двоих телочек принесла.

– Угу, – ответил Дмитрий.

Так он и сидел, наслаждаясь теплом и спокойствием. Лизка через некоторое время куда-то унеслась, а он продолжал смотреть на подворье. Оно было большое, в дальнем конце стояла кузня, оттуда раздавался звон ударов по металлу. Он не знал, как и почему оказался здесь, и, наверное, придется ему тут обживаться. «Ну что же, – решил он, – буду привыкать». Дмитрий заметил, что память бывшего владельца тела стала возвращаться. Пусть это было неравномерно, как-то скачками, но он уже многое вспомнил, и некоторые вопросы отпадали сами по себе. Сейчас он даже пожалел, что просил Лизку рассказать ему о семье. Многое было непонятно ему на Руси в это время. Дмитрий встал и прошелся по двору. За теремом находились хозяйственные постройки, конюшня и скотный двор, там работали люди, и он, чтобы не мешать, близко подходить не стал. «Хорошо, что зовут меня, как и в прошлой жизни», – думал он.

Через несколько дней после боя в перелеске с тварью Дмитрий Семенович окончательно пришел в себя. Все это время он впитывал новые знания, да и память бывшего владельца потихоньку просыпалась. Кроме того, он помнил и свою предыдущую жизнь, но она словно была за пеленою дымки, словно все привиделось при дреме. Он вспомнил имена всех работников, а также много того, чего не знал об этом мире, попав в это тело. Отец служил в личной гвардии царицы, был полковником, но по старой памяти домашние звали его сотником. Был отец владеющим, умел отличить правду от лжи, предвидел неприятности и опасность задолго до их возникновения. Видать, поэтому и оказался вблизи трона, очень мало было владеющих на Руси. Оказалось еще, что Дмитрий несколько лет учился бою на саблях и стрельбе из штуцера, ведал грамоту и счет. Это уже было хорошо, и чтобы эти знания закрепились, все-таки новая грамматика была для него тяжела, он предложил Лизке научить грамоте и ее, одновременно и сам бы подтянул свои знания. Та тут же на радостях раззвонила всем вокруг о том, что скоро будет писать и читать.

– Зачем это тебе, сынок? – спросила его мать. – Она и так через пару лет будет учить грамоту.

– Так раньше выучит – легче будет, может, в науках преуспеет.

– Замуж выйдет, дети, муж, какая там наука, лишнее это.

Дмитрий на это заявление только пожал плечами. Но для себя решил все-таки позаниматься с Лизкой, в этом больше играло роль то, что ему самому надо было подтянуть грамоту. Как-то раз, разглядывая себя в зеркале, Дмитрий отметил, что парень, в тело которого он попал, довольно красив. Лишь одно ему не очень нравилось, парень был каким-то вялым, ленивым, даже слегка заторможенным. Поэтому, наверное, все и удивились, когда он оказал сопротивление нечисти и ранил ту, отбиваясь косой. Удивились, но все как один промолчали, лишь с интересом поглядывали на него.

Вспоминал он и прошлую жизнь, вот только воспоминания были словно давний сон. Такой же красочный и настоящий, как сама жизнь, но почему-то абсолютно его не волновавший, словно какой-то запрет был наложен на воспоминания. Иногда ночью он просыпался и долго не мог заснуть, пытаясь что-то вспомнить, но воспоминания все время ускользали от него.

Русь, в которую он попал, была очень странная и интересная одновременно, совершенно не такая, о которой он знал по истории в прошлой жизни, тут все было по-другому. Во-первых, это была империя, под сенью которой находились и часть Крыма, и северные народы, и почти весь Дальний Восток. Правила в ней императрица Ксения Федоровна, дочь младшего сына Ивана IV Грозного, Федора Ивановича по прозвищу Блаженный. Дмитрий помнил из истории его времени, что у Федора не было детей, вернее, дочь его умерла еще в младенческом возрасте, а тут она была взрослая и звали ее Ксенией, а не Феодосией. Кроме того, интересно распорядилась история и с Иваном Васильевичем Грозным, у него было три дочери и три сына. Дочери умерли в раннем детстве, сыновья тоже умерли в разные годы, остался лишь один сын и тот был немного не в себе. Не зря же его прозвали Блаженным. Ксения Федоровна, единственная дочь последнего императора, она-то и села на трон. В отличие от своих теток и отца, была она девушкой крепкой, умной и довольно красивой, вся в свою мать, сестру Бориса Годунова.

Впервые на троне Руси сидела женщина, правда, среди думских бояр и князей было много недовольных этим, постоянно плелись какие-то интриги и заговоры с целью скинуть ее с трона. Лишь то, что армия в подавляющем большинстве своем поддерживала императрицу, не давало многим боярам открыто выступить против нее. Императрица же, хитрая и деятельная, как все женщины, увеличила денежное содержание всем стрельцам и в особенности десятникам, сотникам и всем командирам. Во главе полков поставила своих ставленников, в основном худородных князей, которые своим возвеличиванием были обязаны только ей. И те прекрасно понимали, что не дай бог скинут императрицу, заменив ее на выгодного боярам императора, то и им несдобровать. Ввела новые армейские звания: поручик, капитан, полковник и так далее, а ведь это почти более чем на сто лет ранее петровской Табели о рангах. Возмутив этим тех, кто отстаивал заветы старины. Да и так стрельцам было сделано много послаблений и льгот, это-то и не давало боярам возможности сместить ее, армия была душой и телом за нее. В противном случае полки огнем и мечом прошлись бы по родам, выкорчевывая смуту. Ксения Федоровна была самым первым и главным претендентом на трон, прямой потомок Рюрика. В этой Руси не будет Переяславской рады, потому что первый император Руси Иван Васильевич Рюрик по прозвищу Грозный положительно ответил на письмо князя Дмитрия Вишневецкого из рода Гедиминовичей и принял под свою руку город Киев и прилегающие к нему земли.

Во-вторых, была и еще одна особенность на Руси этой действительности – прорывы разной нечисти. Их нельзя было предсказать и подготовиться, случалось это внезапно. Вдруг появлялась переливающаяся разными темными оттенками окружность, из которой выскакивали монстры. Были они разных видов и размеров, и количество их всегда было разным. Только одно было в их появлении постоянным – прорыв происходил вблизи населенного пункта. Была ли это деревня, село или город, но всегда это случалось рядом с местом, где жили люди. При каждом городе, селе или деревне были наблюдательные вышки. В городах на них дежурили стрельцы, а в селах и деревнях жители поочередно.

А еще где-то далеко в южных странах водились драконы, они жили обособленно, ни во что не вмешивались и к себе никого не пускали. Информации о них практически не было, и, как всегда, о драконах ходили всевозможные домыслы и выдумки. Видно не зря в сказках на Руси Иван-царевич бился то с драконом, то с чудищем поганым о трех головах. Может, это и были отголоски рассказов об этих драконах, неизвестно как достигшие прошлой действительности Дмитрия. Кроме того, и ведьмы, и колдуны, и лешие, и русалки – в общем, весь набор нечисти русских сказок здесь присутствовал. Все это Дмитрий услышал в разговорах рабочих и слуг, даже расспрашивать никого не нужно было, да и память прежнего владельца тела постепенно оживала. Что из этого было правдой, а что вымыслом и фантазиями простого люда, он пока не знал. Судьба дала ему возможность прожить жизнь еще раз, тем более в такой интересной реальности.

Удивительно переплелись в этом мире магия, феодализм и зарождающийся капитализм. Здесь уже существовали нарезные штуцеры, мануфактуры использовали паровой двигатель, и даже имелась железная дорога. Правда охвачена ею была совсем небольшая территория, но рельсы прокладывались и в направлении Киева, и в Крым, и на Урал. Работы шли неспешно, просто все упиралось в нехватку металла, которого требовалось очень много. К этому времени уже были найдены залежи руды на Урал-камне, созданы небольшие железоплавильные заводики, но металла еще все равно было мало.

Странностей было много, промышленное развитие страны было не такое, как в истории его бывшего мира. И с религией тут было не так, как в его бывшем мире: наряду с православием тут почитали и старых богов, а также равные права были у мусульман и буддистов. Бог един, говорили священники, и у разных народов он свой, и надо это для того, чтобы быть ближе к их национальным представлениям. Поклоняться человек мог любому богу, запрещены были лишь проявления сатанизма, несущие черноту, и прочие пакостные культы. В Европе в это время пылали костры инквизиции, сжигающие под видом борьбы со всевозможной ересью, ведьмами и колдунами генофонд наций. Русь же была островком стабильности и спокойствия. Вот и перетекали в нее малые народы и народности, а также отдельные лица, притесняемые инквизицией по религиозному или какому другому признаку. Все это началось еще с правления великого князя московского и первого царя Ивана III. Поддержал это начинание и продолжил его сын, Василий Иванович, а уже придал конкретную форму и развил Иван Васильевич по прозванию Грозный, первый Император всея Руси.

Большую роль в развитии играла и магия, или как еще ее называли – волшба. Да и народы, приходившие на Русь, несли что-то свое, что двигало и развивало новые технологии и науку. Дмитрий абсолютно не задумывался над всем этим, пусть необычно, пусть все идет вразрез с той историей, что он знал. Лишь одно не давало покоя – это была не та Русь, которую он знал в прошлой жизни, историю которой он изучал в школе, военном училище и академии. И это была не та планета, на которой он жил раньше, даже конфигурация континентов была совсем другая и сильно отличалась от его родной планеты. Но что было делать. «Раз уж получилось прожить жизнь еще раз, значит, буду жить», – решил Дмитрий.

* * *

Стояли теплые летние дни, ребятня и парни постарше пропадали в свободное от своих обязанностей время на речке Каменке, которая протекала через Суздаль. Дмитрий тоже довольно часто бывал там вместе с ними купался, ставил на рыбу морды, сплетенные из лозы. Компанию ему зачастую составляли сыновья их дворовых слуг и работников. Как-то однажды они вытряхивали улов из плетеных морд, и тут спокойное течение жизни было неожиданно нарушено.

– Вот, посмотрите, герой, который, увидев тварь, обделался, уже и на реку ходит, – раздался громкий возглас. – Эй, говорят, ты вообще бежал так, что за тобой на лошади угнаться не могли. А после того, как крач в тебя плюнул, ты упал и теперь ничего не соображаешь. – Раздался смех еще нескольких мальчишек.

Дмитрий распрямился и оглянулся. Он вначале даже не понял, что обращались к нему, и только по напряженным лицам своих сопровождающих сообразил, что это смеются над ним.

«Миха, сын товарища воеводы Суздаля», – пришло узнавание. У Дмитрия с ним было вечное соперничество, хотя какое там соперничество, трусил Димка с ним связываться. Миха был старше на пару лет и здоровей, вот Дмитрий и старался избегать с ним стычек и всегда старался уйти с его пути, оправдываясь перед собой тем, что тот старше. Хотя трусом он себя не считал, но прекрасно осознавал, что против Михи ему не выстоять. Тот же почему-то всегда старался зацепить Димку, постоянно насмехался и пытался унизить. Откуда возникла эта обоюдная вражда, неизвестно, но она существенно отравляла Димке жизнь. Слышал он, что Миху уже записали новиком в суздальскую дружину. Служить и учиться тот начнет лишь в сентябре, но ведет себя как уже много повидавший ветеран. Миха постоянно задирал сверстников, особенно тех, кто младше по возрасту или положению. За спиной его стояло несколько таких же, как он, недорослей. Вон, сын старшего дьяка податного приказа, двое работников с подворья Михи, эти для «подай-принеси», да Юхим, сынок одного местного купца.

– Ну что ты вытаращился, Димка, или крач и речь у тебя отобрал, – не унимался Миха. – Это же надо, с косой от крача бегать, может, тебе не порты, а юбку надо носить? – Окружение Михи снова захихикало.

Дмитрий понимал, что это уже прямое оскорбление и надо отвечать, но что сказать, он не знал, поэтому растерялся.

– А ты думаешь, если по осени в новики попадешь, то уже героем стал и ничего бояться не надо? – наконец нашелся, что ответить, Димка.

– Вы только посмотрите на него, заговорил! Наверное, все же не все мозги оставил. И не тебя ли мне бояться надо? – говоря это, Миха подошел ближе. – Ну так что, юбку мерить будешь? – попытался он ухватить Димку за плечо. – Ты такой же, как и твой отец, что трется возле бабской юбки. Он, видите ли, охранитель императрицы! Интересно только, чем это он себе чин выслужил.

– Отца моего не трогай, а бояться тебе за свой язык надо, – сказал Димка, левой рукой оттолкнул руку Михи, а правой толкнул его в грудь.

Миха не ожидал таких действий от мальчишки, от толчка сделал шаг назад, запнулся и уселся на задницу. Но тут же вскочив, бросился на Дмитрия, размахивая кулаками. Драться, в понимании бывшего полковника, тот не умел, удары наносил размашисто и довольно медленно. Дмитрий спокойно уклонился, пропуская кулак Михи над собой, и пробил двоечку. Левой в печень, правой в подбородок, удары нанес акцентированные. Глаза Михи закатились, и он грузно свалился на землю. На защиту бросились его работники – деваться-то им было некуда, не полезешь защищать хозяина, на конюшне запорют. Они так же бестолково размахивали руками, Дмитрий же отскакивал и уклонялся. Один раз его все-таки достали, правда, удар был смазан, но пришелся по уху, и было очень больно, даже в голове зашумело. И тогда он бросил жалеть этих придурков и тут же жестко ответил, хорошо так приложив одного из них по носу. Тот от неожиданности и боли свалился, заливая грудь кровью из разбитого носа. Второму зарядил по печени, и тот тоже упал, согнувшись, и завыл. Дмитрий подошел к скулящему Михе, наклонился над ним и проговорил:

– Запомни, придурок, всегда найдется кто-то сильней тебя. А то, что я раньше с тобой не связывался, так это было не от страха перед тобой, а просто от нежелания такое дерьмо, как ты, руками трогать.

– Уходим, – сказал Дмитрий своим спутникам и направился в сторону своего подворья. И те, прихватив улов, двинулись вслед за ним.

Сердце выскакивало из груди, кровь стучала в ушах, а когда пришел домой, силы его оставили. «А тельце-то слабенькое и медленное, и дыхалка никакая, даром что саблей с дядькой Епифаном занимался», – думал Дмитрий, сидя в горнице. Тут он вспомнил, что заниматься с дядькой бывший владелец тела не любил и под любым предлогом отлынивал. Понятно, надо бы это тело немного подтянуть.

Вечером мать стала его расспрашивать о драке с Михой, скрывать он ничего не стал и рассказал все как было. Мать, выслушав, внимательно посмотрела на Димку и погладила по голове.

– Не стоит, сынок, с ними связываться, сделать они ничего не сделают, но начнут настраивать против тебя или нас людей. Слухи всякие распускать, а когда мы в стольный град переедем, еще неизвестно. – А сама подумала, что недоросль товарища воеводы не свои слова повторял. И слова не только мужа ее обижают, а и императрицу тоже, и за такие разговоры быстро на дыбе оказаться можно.

А ночью у Дмитрия начался приступ. Что его спровоцировало, он не знал. Или удар и бой с тварью, или сегодняшний удар по уху, а может, и то, и другое. Но с вечера тело стало гореть огнем все сильней и сильней, затем начало выкручивать суставы ног и рук, а потом вообще начала бить лихорадка. Домашние испугались и кликнули настоятеля храма Божьей матери. Тот посмотрел на парня и приказал всем выйти из комнаты. После чего взял в свои руки его ладони и так долго сидел, что-то нашептывая. Дмитрий почувствовал, что ему становится все легче и легче, и наконец он заснул. Настоятель посидел еще некоторое время и вышел в горницу, оставив парня спать.

– Инициация у парня произошла неожиданно, и очень уж непредсказуемая, но, слава богу, закончилась хорошо. Вовремя вы меня кликнули, а то, случись неконтролируемый выброс энергии, могло бы и терем раскидать, очень уж сильно его прижало. Хотя я еле удержал выплеск большой сырой силы, очень уж все необычно, – говорил он наедине матери Димки чуть погодя.

– Ой, да как же это, ведь его проверяли и сказали, что пуст он.

Настоятель пожал плечами.

– Сам не понимаю, но ты, княгиня, об этом языком не трепли, я скажу кому надо, его еще раз осмотрят. А сейчас пусть спит, страшного ничего нет, проснется и будет таким же, как и раньше, а через некоторое время сам он определит, к чему предрасположен. Так что бывай, пойду я.

То, чего Дмитрий не знал

Двое одетых в рабочие комбинезоны с эмблемами в виде крылышек на груди тихо шептались, постоянно оглядываясь вокруг, словно боялись, что их подслушают.

– Послушай, Гвор, сейчас самое время хоть немного исправить положение, видишь же, парень занят будет. Мы его немного и подправим, удалим воспоминания – и все.

– А вдруг не получится?

– Да чего там не получится, одно-единственное заклинание и все. И парень – как чистый лист бумаги.

– А то, что его не туда отправили, как с этим быть?

– Ну… за одно-то нарушение нам, может, все же меньше влетит.

– Я не знаю такого заклинания.

– Ой, да чего там знать, я знаю – подсмотрел однажды у старшего нашего плана. Подсмотрел и запомнил.

– Точно запомнил?

– Обижаешь, ты же знаешь, что у меня память близка к абсолютной.

– Ага-ага, как в прошлый раз.

– Ну чего вспоминать, прошлый раз отвлекли, да и поспешил, с кем не бывает. Но сейчас точно все будет как положено, ты не бойся, Иркат свое дело знает.

– Ладно, последний раз тебе поверю, ты только осторожно действуй, если вдруг что, лучше сразу отступи. Ты как думаешь действовать?

– Бестелесным подберусь, что там одно заклинание произнести.

– А оно сразу подействует?

– Ну, в общем-то, да. Попавший под заклинание должен упасть и через некоторое время прийти в себя, но уже не будет помнить ничего из прошлой жизни.

– А вдруг он и эту забудет, тем более сейчас драться будут. – Второй собеседник замялся.

– Об этом не знаю, но вроде бы нет. Сейчас очень удачный момент, они друг другу по башке надают, и все на эту драку списать можно.

– Хорошо, давай приступай, вон они уже подрались, и наш уходит.

Один из беседовавших вдруг стал невидимым и исчез. Второй с напряжением стал вглядываться в огромный монитор, висящий в зале, в котором он находился. Отследить своего напарника у него не получалось, но и без этого сердце почему-то сжималось от предчувствия неприятностей. Вдруг раздался резкий зумер аварийного сигнала, и механический голос довольно грозно произнес:

– Несанкционированное использование заклинания, несанкционированное использование заклинания наделения магическим потенциалом большой мощности.

Рядом со схватившимся за голову первым парнем появился второй, но, услыхав то, что вещает голос, медленно побледнел.

* * *

Утром Дмитрий встал как обычно, но был вялый, мышцы тела болели, словно он перед этим целый день тяжело работал. Он чувствовал, что с ним что-то не то, но что, понять не мог. «Может, я на речке подстыл, вот и ломит всего», – думал он.

Но парень себя пересилил и стал приводить в действие свой план по развитию тела, силы и выносливости. Начал с пробежки, а потом попытался заняться зарядкой и отжиманием. Дворовые смотрели на его странности и переговаривались между собой. Он вначале не обратил на них внимания, но в обед мать стала допытываться, что он делал, и все пыталась отговорить его от этих занятий. Дмитрий не понимал, что такого он сделал, что она так рассердилась. Лишь когда Лизка ему проговорилась, что дворня решила, будто Димка тронулся умом после ночной лихорадки, и что в него вселился бес, он понял. Вот мать, наслушавшись их, и расстроилась. Поэтому он и решил перенести занятия подальше, в ближайший лесок, правда, теперь всегда брал с собой штуцер и саблю. А еще он узнал, что может прекрасно пользоваться обеими руками, не испытывая трудностей. Не посвящая никого в свое открытие, он пытался и писать по очереди левой и правой рукой, все было абсолютно одинаково, при этом ему было без разницы, какой рукой писать. То же самое было и с разными другими испытаниями этого феномена. В голове у него крутилось название этого феномена, но вот как он точно называется, вспомнить не мог, помнил только, что у таких людей одинаково развиты оба полушария мозга.

Утро он начинал с пробежки и, домчавшись до леса, уже там проводил разминку и силовые упражнения, отжимания, приседания с грузом и бой с тенью. Для груза он нашел приличное бревно, самолично спилил дерево и подготовил его. Потом, окунувшись в речку и смыв с себя пот, отправлялся на подворье, где помогал кузнецу. Ему пришлось выдержать спор с матерью, Лизкой и еще уговорить кузнеца дядьку Антипа взять его временным помощником, молотобойцем. Конечно, поначалу было очень тяжело и работал он не более пары часов. Но постепенно начал втягиваться, не так уже уставал и стал замечать, что сил прибавилось.

В прошлой жизни Дмитрий Семенович не был белоручкой. Родился он на второй год после войны, время было голодное, а он оказался первенцем. Потом родились еще братья и сестры, всего их у родителей было пятеро. Так что пришлось Димке с младшими нянчиться и следить за ними, да и родителям помогать. Отец умер рано, военные раны дали о себе знать, так что он уже с двенадцати лет и в колхозе подрабатывал, помогая матери. В шестьдесят втором он подал документы в военное училище, а когда окончил, то помотало его по стране, и не только по своей. Главное, чему его научила прошлая жизнь, – не сдаваться и идти до конца, что бы ни наметил и ни решил.

То, чего Дмитрий знать не мог

– Так, отроки, а ну рассказывайте все, – проговорил седой благообразный старец и хмуро посмотрел на стоящих перед ним поникших парней.

– Мы, это… – промямлил один из них. – Нарушили инструкцию.

– Так… – нахмурился еще больше старец. – И какую инструкцию вы нарушили?

– Мы это… в общем, значит… – И говоривший замолчал и горестно вздохнул, не решаясь озвучить нарушение.

– А ты что скажешь? – обратил старец внимание на второго. Тот стоял расслабленно, словно все происходящее его и не касалось.

– Да память мы душе стереть забыли, а когда попытались это сделать, когда он уже был в миру, почему-то вместо потери памяти он приобрел большую силу. Наверное, заклинание неправильное. Правда, он при этом чуть не умер. А еще, когда пытались остановить переселение души, потому что прошлая память была при ней, случайно сбили настройки и отправили ее совсем не туда, куда планировалось.

– Так, – нахмурился еще больше старик, – кто же это придумал так свои следы заметать?

У того, кто говорил, забегали глаза, но ему все-таки хватило смелости сказать:

– Да я придумал это все, но, наверное, что-то в заклинаниях напутал.

– Я должен был все это остановить, – проговорил первый. – Меня все-таки старшим назначили. Но после того, как не стерли память, испугался, стал пытаться остановить переселение, сбил настройки прибора, а потом еще пошел на поводу, чтобы исправить последствия.

– Так, так, так, – зловеще проговорил старец, и стоящих перед ним парней от предчувствия беды просто затрясло.

– Значит, вы отправили душу в мир, не стерев ей память, потом еще и не туда, куда планировалось, а когда попытались на расстоянии хотя бы память стереть, то наградили ее еще и недюжинной силой магии. И что прикажете теперь со всем этим делать, да и с вами тоже? – Старец оглядел стоящих перед ним парней, увидел, что их мелко трясет от страха, усмехнулся и сделал повелительное движение рукой.

– Ладно, с вами все понятно, пока идите, а я подумаю, как вас наказать.

Когда провинившиеся удалились, из-за высокой спинки кресла вышел мужчина.

– Учитель, что прикажете с ними делать? – спросил он, поклонившись.

– А что с ними делать, даже не знаю, пусть, наверное, теперь следят за своим подопечным, сдерживают его, чтобы тот, получив большую силу, не натворил чего-нибудь. Сейчас уже ничего сделать нельзя, но ограничить его силы мы еще можем, пусть и не очень сильно. И предупреди, чтобы никаких заклинаний! Не хватало еще чего натворить, и ты с них глаз не спускай. Да и от работы на сортировке их никто не освобождал, пусть покрутятся, может, меньше дурных мыслей в голове будет. Кстати, где они это заклинание взяли?

– Да эти два придурка, вернее, один из них, Иркат, подсмотрел у меня в журнале, который я забыл на столе. Почему он решил, что это заклинание по лишению памяти, даже не знаю.

– А зачем ты носишь с собой журнал с заклинаниями, да еще оставляешь его где попало?

– Так в тот день в четырнадцатом квадрате обратного потока мы работали по местной фауне, целый район облучали. А когда вернулся, произошел разрыв оболочки на zet 231/17, я поспешил помочь оператору и оставил журнал на столе. Кто же знал, что этим обормотам захочется туда заглянуть, – развел руками говоривший.

– А почему к тебе в кабинет свободный доступ?

– Забыл закрыть в спешке, – повинился тот.

– С кем приходится работать, – пробормотал старец, – да уж.

– А почему мы с этой душой так носимся, не проще ли умертвить ее?

– Хм-м, – старик посмотрел на помощника и своего ученика. – Вот скажи мне, Агрион, почему меня окружают одни идиоты? У этой души последнее перерождение, не можем мы просто ее умертвить, нас и самих тогда развеют. Или ты об этом не слышал? Создатель простит мелкие прегрешения, но уничтожение души – страшное преступление. Знаешь же, что души не умирают, их немного корректируют и отправляют в другую или в ту же реальность, – сказал старик, рассматривая замершего перед ним помощника, и взгляд его не обещал ничего хорошего. – Просто не можем и все. Это если вдруг сам куда влезет, да и то проверять будут, так что будем наблюдать, вернее, присматривать. А тебе следует все-таки знать, что у тебя на балансе находится.

– Но я же не работал с ней и даже не просматривал ее жизнеописание, прошу простить мне незнание вопроса, – испуганно проговорил помощник.

– Ладно, ступай! Развели бардак, – махнул старец рукой, и, когда мужчина вышел, еще долго сидел и о чем-то думал. – Это же надо было отправить душу в альтернативную действительность, да еще наделить его магией, при этом чуть не убив. Так, а кем он у нас был в прошлой жизни? – вдруг громко проговорил старик.

И ему тут же ответил механический голос:

– Дмитрий Семенович Вересов, семьдесят пять лет, военный пенсионер, при увольнении имел чин полковника.

– Аа-а, понятно, медный лоб, одна извилина и та от фуражки. Ну что ж, посмотрим, как он там себя поведет, – пробурчал старик себе под нос через некоторое время и усмехнулся.

Глава вторая

Отец приехал по первому снегу, сопровождал его десяток стрельцов, которых поселили в отдельно стоящем доме для дворни. Широкоплечий, кряжистый мужик, заросший курчавой бородой и с шальным, каким-то бесшабашным взглядом лучистых глаз. Обнял по очереди детей, потетешкал малого и только после этого обнял жену. За вечерей отец, посмотрев на Димку и улыбнувшись, сказал:

– Совсем ты, сын, большой стал, скоро и меня перегонишь, вон, сестру грамоте учишь, даже в дом не успел войти, как эта егоза все выложила. Ну а про бой с тварью у меня просто слов нет, настоящий защитник – и сестренку спас, и сам спасся. Решил я забрать тебя с собой, тем более мать сказала, что с тобой вроде как инициация произошла. Странно это, хоть и радует меня, ну да если Радом не ошибся, то для рода это очень хорошо.

– Ой, да куды ж ты его посылаешь, он же совсем ребятенок, – заблажила мать.

– А ну цыть, – не злобно, но как-то веско сказал отец, – не малой он уже. Вон, меня уж перерос, да и служивого мы рода люди. Сейчас самое время ему подучиться и идти служить, быстрей в верха выбьется. Много чего решила сейчас императрица менять и переустраивать, так что, мать, смирись, я своему сыну не враг. Сейчас время такое, парень быстро в гору пойти может, если правильно к этому подойти. А если у него еще и сила появилась, то учить его надо. Так что, любушка моя, не враг я сыну своему, – повторил отец и, протянув руку, ласково погладил мать по щеке. На этом ужин закончился.

Через неделю мать вышла проводить своих мужчин, обняла и поцеловала мужа, а потом долго обнимала сына, роняя ему на плечо слезы, катящиеся из глаз. На крыльце стояла Лизка и тоже вытирала слезы.

– Ну ладно, любушка, хватит сына слезами мочить, никуда он не денется, – хохотнул отец. – Садись, Дмитрий, и поехали.

Димка поклонился матери, потом Лизке и даже работникам, которые столпились у терема, а те принялись его крестить. А он вскочил в седло своей лошадки, подобрал поводья и тронулся вслед за отцом, гордо выпрямившись в седле. Рядом и чуть сзади рысил десяток воинов, прибывших с отцом. Пошли ходко, морозец хватал за нос, но Дмитрий, гордый тем, что едет вместе с отцом и его стрельцами, ни на что не обращал внимания. Все-таки сдерживать порывы мальчишки Дмитрию Семеновичу удавалось непросто. Хотя за предшествовавшие лето и осень он вырос еще больше, и в плечах раздался знатно, сил на порядок прибавилось. Да и навыки, которые получил в предыдущей жизни, никуда не делись. Но память и привычки бывшего владельца тела давали о себе знать постоянно.

Дорогой отец поучал Димку, как и что ему придется делать, чему учиться и как себя вести. Дмитрий Семенович прекрасно и сам понимал, что придется поначалу проходить курс молодого бойца, учиться и все запоминать. И, конечно, никто не будет делать скидки на то, что он сын командира личного полка императрицы Ксении. Ну а если этим начать кичиться и выставлять напоказ, то это урон чести отцу, да и ему чести не прибавит.

В Москву прибыли на третьи сутки. Дмитрий Семенович очень устал за время дороги, хоть он и привык ездить в седле, но такие большие переходы были для него вновь, и тело к этому просто пока не было готово. Сразу же поехали на новое подворье, оно еще было недостроено, но имелось уже несколько жилых комнат и даже прислуга. Отец переоделся и уехал в Кремль, а Дмитрий завалился на кровать и заснул.

На следующий день отец отвел его в построенный из белого камня дом в несколько этажей, где их приняли со всем почтением, усадили в кресла и попросили подождать.

– Профессор сейчас занят, но как только освободится, он вас примет, – сказал человек, встретивший их у входа.

Ждать пришлось недолго, за это время Дмитрий огляделся. Скорей всего, это какое-то медицинское учреждение, решил он, потому что по коридору сновала масса народу в белых халатах. Наконец к ним подошел старик с аккуратной бородкой и внимательным взглядом серых глаз.

– Так это вы меня дожидаетесь, молодой человек? – спросил он после того, как раскланялся с его отцом.

– Вас, господин профессор, – ответил за него отец.

– Ну что ж, прошу следовать за мной, а вас, Иван Степанович, прошу подождать, – сказал профессор и повел Дмитрия в один из кабинетов.

В кабинете Дмитрия усадили на стул, и профессор стал водить над ним руками. Хмыкнув несколько раз, он принялся диктовать находившейся тут же молодой женщине какие-то данные.

– Молодой человек, прошу вас, положите руки на этот шар, – попросил профессор Дмитрия и указал на стоящий в углу на подставке шар размером с футбольный мяч.

Стоило только Дмитрию приложить руки к шару, как тот провернулся и начал менять цвет с серого на белый, потом коричневый, красный, а затем и вовсе стал радужным.

– Интересно, интересно, – бормотал профессор. – Лада, ты фиксируешь показания?

– Да, господин профессор, – проговорила женщина.

Мурыжили его долго, все что-то замеряли, то заставляли смотреть в одну точку, то разглядывать хаотичные рисунки разноцветных кубиков и найти там центр, то снова прикасаться к шару. Наконец все закончилось, и профессор предложил:

– Молодой человек, пока все, подождите в коридоре, я вам вынесу заключение.

Дмитрий вышел и сел рядом с отцом.

– Ну как? – спросил тот. – Что-то ты долго. Что говорят?

– Не знаю, – ответил тот. – Сказал подождать, вынесет сам заключение.

Ждать пришлось долго. Когда вдруг из кабинета профессора выскользнула его секретарь и позвала отца в кабинет, Дмитрий остался сидеть и волноваться. Отец появился из кабинета с каким-то ошеломленным видом, держа в руках несколько листов бумаги, и как-то странно посмотрел на Дмитрия.

– Что тебе сказали? – поинтересовался тот.

Отец почему-то оглянулся, словно боялся, что его услышат.

– Дома поговорим, мне сейчас некогда, и так полдня потерял. Поэтому я сейчас в казармы, а тебя домой доставит Прохор. Сиди и жди меня, с подворья ни ногой.

Они расстались на улице, отец верхом отправился на службу, а Дмитрий уселся в сани, и возничий повез его на подворье Черемисиных.

Вечером у Дмитрия состоялся разговор с отцом. Он знал, что настоятель храма определил у него зачатки магии, но вот более подробно ничего не знал. А сегодня они ездили, чтобы определить, сильный ли у него источник и какая направленность – бытовая, боевая или вообще лекарское дело. Дмитрий весь день до вечера промаялся, ожидая отца, а тот, придя, стал ужинать, словно не замечая нетерпения Дмитрия. И только после ужина достал бумаги, которые им выдал профессор Преображенский.

Иван Степанович оттягивал разговор с сыном до последнего, профессор Преображенский предупредил его, что у владеющих на начальном этапе психика неустойчива. И поэтому стоит осторожно подойти к ознакомлению парня с результатом. Может быть нервный срыв или же вдруг почувствует себя всемогущим, кстати, состояние его источника это подтверждает. Только это произойдет, когда он отучится, хотя владеющие учатся всю жизнь. Интересовался, как вообще парень себя ведет. Но что мог сказать полковник, если он сына почти не видел, потому что постоянно пропадал на службе. Он сына последние лет восемь вообще раз в год видел, приезжая на побывку или на отдых после ранения. Но как бы там ни было, но беседу провести Иван Степанович был обязан. Отец тяжело вздохнул и начал:

– В общем так, сын, источник у тебя сильный. Предположительно, одиннадцать из пятнадцати эргов. Сейчас всего три человека в империи с показателями выше, чем у тебя, и это уже обученные и взрослые владеющие. Ты, отучившись, тоже можешь увеличить источник, но на сколько, никто сейчас не скажет. Кроме того, у твоего источника нет ярко выраженного одного направления, ты можешь спокойно развивать любое, а можешь и все три сразу. Понимаешь, мне пришлось сразу же доложить в имперскую канцелярию и показать бумаги твоего обследования. Конечно, никто не будет тебя заставлять служить именно императрице. Но ты должен знать, что рано или поздно слух о тебе по империи пойдет, и вот тогда за тобой начнется охота. Бояре и князья начнут предлагать службу, обещая золотые горы, а кто-то и избавиться от тебя захочет, потому что ты можешь усилить одну из партий при императрице или даже ее саму. Поэтому подумай, чего ты хочешь, кому бы ты хотел служить.

– Скажи, отец, а что бы ты мне посоветовал? – проговорил Дмитрий. – Ты же тоже владеющий.

– Хм-м, видишь ли, я очень слабый владеющий, с тобой не сравнить, у меня сила всего лишь три эрга, да и служить я начал еще отцу Ксении Федоровны. А от добра, как говорится, добра не ищут, да и род наш всегда царям и императорам Руси служил.

– А я что, разве не из нашего рода, почему ты сейчас меня отделяешь и разговариваешь со мной, словно я пришлый?

– Видишь ли, сын, обычно сильные владеющие выходят из рода и могут создать свой род. Это даже приветствуется.

Дмитрий от всего услышанного растерялся и даже на какое-то время потерял дар речи, пока у него не вырвалось:

– Отец, ты что, меня из рода прогоняешь?

– Ты что такое говоришь! – возмутился отец.

– Тогда никуда из семьи и рода я не пойду, молод еще, да и, думаю, если все так выглядит, как ты говоришь, лучше я усилю наш род Черемисиных. Кроме того, я ехал исполнять воинскую службу, вот давай я этим и займусь. А там все видно будет, ведь мне еще и учиться надо будет, чтобы стать владеющим. Если я заявлю, что буду служить императрице, мне выделят учителей или надо будет их самому нанимать?

Отец улыбнулся на слова Дмитрия, казалось, он даже воспрял духом после заявления сына.

– Конечно, сынок, выделят учителей и платить ничего не надо будет, все за счет императрицы. Ладно, сын, пошли отдыхать, а завтра, если не передумаешь, отправимся в канцелярию. Да и придется тебе в казармах пожить, раз служить хочешь. – Отец встал, подошел и обнял Дмитрия, который тоже поднялся ему навстречу.

* * *

– Ваше императорское величество, – поклонился канцлер Шереметев Федор Васильевич, начинавший служить еще ее отцу и зарекомендовавший себя как честный и грамотный человек. Поэтому, когда Ксения взошла на престол и побеседовала с Федором Васильевичем, то возвысила его от начальника иностранного приказа до канцлера империи. Ну а вновь назначенный канцлер с удвоенной силой принялся наводить порядок в империи. Да еще взял в привычку ежедневно докладывать Ксении Федоровне о состоянии дел.

– Сынок, иди поиграй с няней, – сказала она мальчонке лет четырех, сидевшему у нее на коленях, и сделала знак няньке, стоявшей у стены.

Малыш вначале хотел заупрямиться, но тут же оставил попытку непослушания – хоть и маленький был, но понимал, что спорить с матерью бесполезно. Императрица посмотрела вслед малышу и, тяжело вздохнув, обернулась к канцлеру.

– Слушаю вас, Федор Васильевич, – сказала императрица, усаживаясь удобней в кресло. Это была довольно красивая женщина двадцати четырех лет, среднего роста, с большими зелеными глазами и располагающей к себе улыбкой. Три года назад она овдовела и, как и положено, год соблюдала строгий траур по погибшему мужу. После чего так же, как и раньше, стала устраивать балы, посещать театр и даже совершать конные прогулки в окружении свиты.

Пять лет назад, за полгода до своей смерти, отец Федор Иванович вместе с боярами почти насильно выдал ее за датского принца Кристиана. Но тому, видно, не по нраву пришлось быть консортом огромного государства. Никто не знает, что его не устраивало, но вскоре после свадьбы, немного привыкнув, принц-консорт ударился в загулы. Нередко его притаскивали настолько пьяным, что он испражнялся прямо в штаны. После чего он притихал на неделю, а потом все повторялось вновь. В один момент случилась замятня с пробоем недалеко от столицы, куда и отправили принца-консорта во главе войска. Пробой был совсем малый и с ним справился бы и местный воевода с тремя десятками стрельцов и полусотней ополчения из крестьян. Но вот так уж получилось, что в этом походе и погиб принц Кристиан. Злые языки утверждали, что принца просто прибили по приказу императрицы, так как ей надоело испытывать позор за поведение своего супруга. Правда, утверждали они это, боязливо оглядываясь вокруг, как бы кто лишний не услышал и не донес. На некоторых доносили, и летели головы за поклеп на государыню, хотя желающих помыть кости императрице не уменьшалось. Правда, никто императрицу сильно и не осуждал, уж очень недобрая молва шла про принца Кристиана.

– Шуйские все-таки не успокоились, и третьего дня был перехвачен гонец к князю Бельскому Богдану с письмом, в котором уговаривают его склониться на свою сторону. Все-таки в настоящий момент был он воеводой и под рукой имел людишек оружных. Так как сиденье ваше на престоле есть насмешка над боярскими родами, более достойными трона земли Русской. Да и Бориска Годунов никак не успокоится, – продолжал тем не менее Федор Васильевич. И чуть погодя положил перед императрицей перехваченное письмо, пробежав которое глазами, та отложила его в сторону и нахмурилась.

– Все-таки решили собрать коалицию, и ведь ухватить их не за что, хотя… – задумчиво протянула Ксения Федоровна. – Как думаете, мы выстоим, если вдруг они решат выступить.

– При условии, что в самом начале они не смогут причинить вред вам. Тогда можно надеяться, что мы победим. Церковные иерархи ведь тоже в стороне не останутся, патриарх Филарет явно дал понять, что верен вам, императрица. Значит, и простой люд пойдет за вами. Конечно, могут на трон и короля Сигизмунда Вазу пригласить, но захочет ли он – пока неизвестно.

– Хорошо, держи меня в курсе. – Императрица глянула на канцлера.

– Вот, ваше величество, полковник вашего полка Иван Черемисин доложил. – И снова на стол перед Ксенией Федоровной легло несколько листов, которые она нехотя взяла, но по мере чтения ее лицо принимало все более удивленный и озабоченный вид.

– Когда это было? – спросила она.

– Почти седмицу назад.

– Почему только сейчас я об этом узнаю? – снова нахмурилась женщина.

– Хотел сам все перепроверить, мало ли что.

– И как, перепроверил? – усмехнулась она, посмотрев на канцлера.

– Да, все точно, до последней запятой, думаю, парнем надо заняться.

– Если им уже кто-нибудь не занялся, с такими показателями.

– О нем никто не знает, кроме профессора Преображенского и его секретарши, но они ведь под клятвой крови, да отца мальчишки.

– А где он сейчас?

– Так служит в московском охранном полку.

– Что, даже не у отца? – удивилась Ксения Федоровна.

– Нет, отец его принципиально в свой полк не взял, чтобы поблажки не было. Считает, только так из парня толк выйдет.

– Хм-м, другие бы пригрели сынка у себя, а этот… хотя и неудивительно. Живет он где?

– Так в казарме, даже домой не ходит.

– Ну тогда пригласи ко мне на завтра отца его, хочу поговорить с ним.

– А парня не надо?

– Пока нет, пусть служит, но смотреть за ним, как за собственной дочерью на выданье, всех от недоросля гнать и записывать тех, кто интересоваться им будет. Все, Федор Васильевич, иди, а то там просители уже копытом бьют, не дождутся, когда ты выйдешь.

* * *

– Слышишь, Димка, а где ты так палить из фузеи научился? – спросил Егор Силантьев, здоровенный парень, сын купца.

Димка никак понять не мог, чего он служить пошел, сидел бы в лавке при отце, все сытней было бы. На вопросы же об этом Егор отвечал, что не по нем эта торговля. А Димке как-то признался, что не может он нормально торговать, вечно проторгуется. Вот отец и драл его как сидорову козу, да только это не помогало. Егору это основательно надоело, и он стал старательно избегать становиться за прилавок в семейной лавке, за что тоже немало получал. Вот как-то и уговорил он крестного, который служил помощником дьяка в разбойном приказе, чтобы тот помог пристроить его в охранный полк.

– Так меня дома отставной казак учил, по тятькиной просьбе, и со штуцером, и с саблей, да и так, ухваткам разным. Да и сложного там ничего нет, просто в момент выстрела глаза не закрывай, потому что уводишь штуцер от цели.

Как-то так получилось, что подружились они с Егором, парень был здоровый и сильный, но очень добрый и даже наивный. Служил Дмитрий вторую неделю, он был привычен к казарменному быту. Раз в неделю тех, кто был из Москвы, отпускали домой на побывку, но Дмитрий не ходил, не хотел выделяться. В роте, в которой служил Дмитрий, было почти семьдесят процентов новобранцев, поэтому гоняли их нещадно. Дмитрий вроде бы и был привычный к армейскому быту в той жизни, а в этой успевал лишь дойти до кровати вечером, валился в нее, да и спал как убитый. Правда, вставал он на час раньше и делал разминку. И растяжку вспоминал, и приемы, и удары. Тело было молодое, гибкое, но пока координация движений оставляла желать лучшего.

Полк их был охранным, он нес службу и по охране Кремля, и на воротах на въезде в Кремль и Москву, и даже на дорогах, ведущих в город.

В один из дней, когда полусотня прибыла на обед с плаца, где пыталась маршировать, утаптывая снег, в казарму вбежал посыльный из штаба, о чем-то пошептался с присутствующими тут подпоручиком и старшим унтером, и тут же убежал.

– Так, молодежь, строиться! – скомандовал унтер.

Стрельцы, побросав свои дела, выстроились в две шеренги.

– Господин подпоручик, стрельцы построены, – доложил унтер.

Тот прошелся вдоль шеренги.

– Сейчас вам придется заступить на охрану Кремля. – Стрельцы загомонили, услышав новость, на что подпоручик скривился: – Молчать, – заорал он.

Молодое пополнение только через месяц должны были ставить в охрану и то, только вместе со старослужащими.

– Смирно! – скомандовал унтер.

– Повторяю еще раз, сейчас вы заступите на охрану Кремля. Кто не хочет, тот пойдет снег чистить, пока тот не растает. – Подпоручик прошелся вдоль строя, постоял, раскачиваясь с пятки на носок. – Унтер, распредели наряды, проверять каждые полчаса, на ворота поставить вместе с ветеранами. В палатах ставить только молодых стрельцов, экипировав полностью: штуцер, сумка с пятью десятками патронов, сабля и кинжал. В Кремль пропускать только гонцов, они имеют особый знак, вы все его учили. А также бояр, имеющих постоянный пропуск, или людей по особому распоряжению канцелярии.

Сказав это, подпоручик вышел, а в казарме снова начался шум, все обсуждали новость и делились предположениями о том, что произошло.

– А ну, тихо, – скомандовал унтер, которому надоело слушать этот гам, – чего разгалделись, как бабы на рынке. Большой прорыв в двух верстах от города, всех туда бросили, ну а вам придется послужить. Смотреть в оба, и не дай вам бог задремать на посту, сгною. А теперь… Силантьев и Черемисин, получить патронную сумку и патроны. Добродеев, – обратился он к одному из старослужащих, – отведешь их охранять покои императрицы. И, уже обращаясь к Дмитрию, предупредил:

– Если вдруг их величество что-то спросит, отвечать только на вопрос, никаких просьб и разглагольствований, все понятно?

– Так точно, – рявкнули Дмитрий и Егор, вытянувшись.

– Идите, – махнул рукой унтер, и они, повернувшись, пошли за старослужащим.

В Кремле ни тот, ни другой не бывали, поэтому крутили головами, разглядывая все вокруг. Вот и не заметили, когда Добродеев остановился, налетели на него, чуть не сбив с ног.

– У вас что, совсем глаза повылазили, не видите, куда прете? – озлился тот.

– Просим прощения, – проговорил Егор, – засмотрелись.

– Ладно, – пробурчал тот, – вот ваше место, можно присесть, вон диванчик стоит, но один сидит, другой стоит, если кто-то идет – встречать стоя. В покои императрицы никого не пропускать, кроме ее служанки. В общем, стойте, я пойду, наверное, снова надо будет кого-то отвести на пост. Сменят вас утром.

Время тянулось медленно, Дмитрий постоял, потом посидел, несколько раз приходил унтер, и раз даже подпоручик. Уже совсем поздно прошла императрица, с ней была женщина, несшая фонарь. Императрица на минуту задержалась, осмотрела стрельцов, потом кивнула – или им, или каким-то своим мыслям – и проследовала дальше.

– Димка, Димка, ты видел, она мне кивнула, – прошептал Егор.

– Конечно, видел, еще бы, как это она не поприветствует славного отпрыска купца Силантьева, – усмехнулся Дмитрий.

Егор не понял, что Дмитрий над ним подшучивает, и гордо надулся. Снова потянулись томительные минуты. Среди ночи Дмитрия привлек тихий шорох, ужасно захотелось спать, он тряхнул головой и потер уши, но это не помогло. Бросив взгляд на напарника, увидел, что тот спит.

– Егор, не спи, нельзя, – принялся он того трясти, но все было бесполезно.

Дмитрий достал кинжал и уколол себя в предплечье сразу за запястьем. Но, видно, не рассчитал силы, и получился приличный разрез. Рана получилась неглубокая, но довольно кровавая, сонное наваждение, словно нехотя, его отпустило. Он присел рядом со спящим Егором и прикрыл глаза, осторожно наблюдая за всем вокруг из-под опущенных век. Штуцер держал на коленях, стволом в сторону коридора, так, чтобы можно было его сразу применить. Вначале ничего не происходило, было так же тихо, как и прежде, лишь еле слышный шорох иногда нарушал тишину. Потом в дальнем конце коридора вдруг, мигнув, погасла лампа, но Дмитрий успел заметить три темные фигуры. Тут и дураку было понятно, что это какие-то недоброжелатели. Холодный пот потек по его спине. Нет, он не боялся за себя. Страшно было, если они пройдут мимо него и нанесут вред той, кого они охраняли.

– Всем стоять, кто такие? – проговорил он, когда тати почти поравнялись с ним.

Незнакомцы прыснули в разные стороны и попытались охватить его с трех сторон. Дмитрий, не раздумывая, выстрелил в ближнего к нему, откинул штуцер в сторону и выхватил из ножен кинжал. Перед тем, в которого он стрелял, вспыхнуло, и противника сильно отбросило в стену, по которой он и сполз сломанной куклой. Два других одновременно бросились на Дмитрия с двух сторон с кинжалами в руках. Но ему удалось перехватить руку одного из них и рывком переместить его навстречу подельнику. Нападавшие столкнулись, и Дмитрий смог нанести удар кулаком в лицо тому, кого сжимал за руку. Бил почему-то кулаком, а не кинжалом, зажатым в руке. Третий нападавший кинулся бежать.

– Стой, тварь, – понимая, что не догонит, в сердцах крикнул Дмитрий и схватил штуцер Егора, надеясь выстрелом убить или ранить убегаюшего.

Но тот словно споткнулся, вдруг рухнул и замер на полу коридора. Все произошло настолько быстро и стремительно, что еще никто не среагировал на выстрел. А ведь в закрытом помещении грохот стоял такой, что у Дмитрия уши заложило.

Наконец начал приходить в себя Егор, он непонимающе оглядывался вокруг и удивленно твердил:

– Дима, что тут произошло, скажи мне, что произошло?

– Хватит сидеть, – зло проговорил Дмитрий, – в проходе еще один урод лежит, приволоки его сюда.

Егор подхватился и побежал в коридор, его немного шатало со сна, но он все равно ухватил за ворот третьего нападавшего и притащил. Света не было, но у Дмитрия глаза привыкли к темноте, да и свет луны и звезд пробивался в узкие оконца, так что кое-что разглядеть можно было. Располосовав покрывало с диванчика, он принялся вязать лежащих без сознания нападавших.

– Давай помогай вязать, а потом беги за унтером или подпоручиком.

Когда задержанных связали и Егор убежал, Дмитрий присел на небольшой диванчик, который стоял тут же, у него дрожали руки, а в груди бухало сердце, словно пыталось выскочить. Оглядев лежащих перед ним, он перезарядил штуцер и вдруг рассмеялся. Со стороны комнат императрицы появился свет и послышались шаги. Дмитрий встал. Через мгновение увидел перед собой служанку императрицы. Женщина оглядела его, потом связанных.

– Что тут произошло? – спросила она.

– Вот, пытались тайком проникнуть в покои ее величества, пришлось задержать.

– Вы что, один были?

– Нет, второй побежал за унтером, – не стал вдаваться в подробности Дмитрий, – да и убрать их куда-то надо.

Тут раздался топот нескольких пар ног, по всей вероятности, бежали люди, а кто – неизвестно.

– Мадам, вы бы ушли, кто его знает, кто там бежит, – проговорил Дмитрий и взял на изготовку штуцер.

Женщина недовольно фыркнула, но тем не менее встала так, чтобы оказаться за спиной стрельца. Но все предосторожности были напрасны.

– Дима, это я, Егор, – закричал Силантьев, – со мной подпоручик и унтер, да и наши стрельцы, не стреляй! Дима, это мы, – блажил Егор.

Димка про себя усмехнулся.

– Вот уж охрана, мать вашу, тут полдворца вырезать можно.

Он не знал, что женщина, стоящая за его спиной, была сильной владеющей и могла сама разнести этот дворец, если вдруг ее охраняемой будет что-то грозить. Да и во дворце, особенно на входе, всегда дежурил владеющий, да и не один, просто сегодня всех кинули уничтожать нечисть из прорыва, очень уж он большой. Вот кое-кто и захотел воспользоваться моментом, но не вышло, хотя на воротах дежурная пятерка была вырезана полностью. Не простые убийцы пришли за жизнью императрицы, двое были владеющими. Не сказать чтобы сильными, но выше среднего уровня. В одного Дмитрий выстрелил, щит остановил пулю, но вот кинетическую энергию всю не погасил, поэтому его отбросило и хорошо приложило об стену, но все-таки он остался жив. Второго Димка ударил кулаком, чего тот не ожидал, бил бы кинжалом, то щит бы не пробил, а вот руке препятствия не было. Третьего вообще странно накрыло, словно сильным заклинанием, владеющие разбойного приказа очень долго пытались снять его последствия, и то еле удалось.

Узнал об этом Дмитрий уже потом, а сразу после того как утащили плененных, Дмитрия и Егора несколько раз опросили. Дмитрий ни словом не обмолвился, что один оказывал сопротивление, да только Егор признался, что ничего не помнит. На нем еще оставались остаточные эманации заклинания сна, такие же, как и на тех, кто дежурил на воротах входа в Кремль.

Через два дня утром, после того как отбили выброс и уничтожили нечисть, а все войска вернулись в места своей дислокации, за Дмитрием пришли. Щеголеватый штабс-капитан появился в казарме на построении и приказал княжичу Черемисину выйти из строя. Дмитрий сделал два шага вперед и замер. Все стрельцы, да и унтер удивленно вытаращились на Дмитрия, а тот стоял по стойке смирно, не обращая на их удивление внимания. Ну еще бы, княжич тянул лямку наравне с простыми пахарями и мещанами! Вон есть тут еще один непутевый сын купца, так некоторые перед ним стелились по рабской привычке. Когда она у них еще выветрится.

– Вольно, стрелец, – проговорил щеголь, – иди за мной.

Его привели в канцелярию полка, там было несколько офицеров и полковник с седыми усами – командир полка, который внимательно оглядел его.

– Вот, господа, разрешите представить – княжич Черемисин Дмитрий Иванович, стрелец ее императорского величества. Он и поломал кое-каким боярам их расклады, не дав лихоимцам попасть в ее опочивальню, всех поломал и задержал, при этом сам, один. Второго накрыло магическим сном. – Потом осмотрел Дмитрия еще раз. – Хороший сын у Черемисина, молодец, – проговорил он. – Вот тебе подорожная, – подал он два пакета, один из которых был не запечатан. – Поедешь в поселение Никишкино, там тебе все объяснят, пару дней можешь провести на своем подворье, поклон родителю передавай от Ильи Переверзева. Да, можешь взять себе денщика, ну или сопровождающего. Вот это передашь унтеру. – И он протянул Дмитрию еще один сложенный листок.

– А кого можно взять? – спросил Дмитрий, сунув лист бумаги за отворот стрелецкого кафтана.

– Да кого хочешь, хоть этого соню, как его… – Полковник покрутил в воздухе рукой.

– Силантьева, – подсказал кто-то, Дмитрий и не видел кто.

– Во-во, Силантьева. – На этом полковник замолчал и уткнулся в какие-то бумаги. А через некоторое время поднял глаза и посмотрел на Дмитрия. – Ну и чего ты стоишь, иди.

Дмитрий поклонился и вышел.

«Интересно, куда это меня отправляют? Скорей бы уже учеба началась на владеющего, а вот за Егором сейчас бы зайти надо», – думал он, направляясь к казарме. Мысли метались в голове, не сильно задерживаясь. Дмитрий остановился, вдохнул холодного зимнего воздуха и наметил план действий на ближайший час.

Вначале он нашел Егора, который в составе десятка чистил снег на плацу. Тот, услышав о предложении Дмитрия составить ему компанию в поездке в поселение Никишкино, не задумываясь ни на минуту, дал свое согласие и даже запрыгал от радости и нетерпения, словно ребенок. После чего они нашли унтера и отдали ему записку от командира полка, потом собрали свои вещи в походный мешок и отбыли. Им повезло, и они нашли рядом с воротами в часть извозчика, уселись и отправились домой. Решили два дня провести дома, раз есть разрешение от командира, а на третий выехать по указанному в предписании адресу.

Отец на удивление был дома. Увидев сына, обнял его, потом отстранил на вытянутые руки, осмотрел всего и снова обнял.

– Молодец ты у меня, – проговорил он. – Страшно было с головорезами столкнуться?

– Да нет, даже не думал об этом, боялся пропустить их к охраняемому объекту.

Отец хохотнул.

– Ишь как славно сказанул, к охраняемому объекту. Да, сынок, просто удачно, что так все сталось. Ладно, раздевайся, кушать будешь? Сейчас подадут.

– Нет пока не надо, помыться бы.

– Сейчас распоряжусь, чтобы баню затопили.

Уже после бани, когда сидели с отцом у горящего камина и пили – Дмитрий прохладный квас, а отец вино, – отец спросил, разглядывая рубиновые блики в бокале:

– Ты не обижаешься на меня, что я тебя простым стрельцом засунул служить?

– Да нет, отец, так даже лучше, простым стрельцом я всю жизнь служить не буду, постараюсь подняться выше, а вот жизнь стрельца знать надо.

Отец покачал в знак согласия головой.

– Все правильно сказал, молодец. Так куда направляешься, ты так и не сказал?

– Да в поселение Никишкино. Кстати, ты не знаешь, что там находится?

Отец усмехнулся.

– Находится там, сын, академия магии и ворожбы, сильно о ней не распространяются, вроде бы и запрета нет, но как-то так уж сложилось. Да ты и сам со временем будешь молчать, что учился там. В академии тебя наконец начнут учить пользоваться твоим даром, не спеши узнать все и сразу. Учителя там строгие, но учат очень хорошо.

– Интересно, а сколько длится полный курс обучения?

– Видишь ли, все зависит от величины твоего внутреннего резерва и скорости усвоения знаний. Я обучался всего семь месяцев, но у меня и дар очень небольшой. Сколько учиться будешь ты, не скажу. Кроме того, после выпуска получишь офицерский чин, и какой он будет – тоже зависит от того, какие будут успехи в обучении.

– Отец, а ты не знаешь, кто были нападавшие?

– Сейчас идет следствие, и все пока засекречено, единственное, что знаю точно, что у тех, кого ты задержал, стоит мыслеблок, и допросить их пока не могут. Но вот что интересно, – отец на некоторое время умолк, а потом продолжил: – Князья Шуйский Андрей Иванович и брат его Василий Иванович вдруг срочно отъехали с небольшими отрядами. Один в Литву подался, вроде бы как по семейным нуждам, а Василий отправился свои заводы проверить, на Урал-камне. Правда, это было за несколько дней до нападения. Среди князей мертвая тишина, большинство друживших с Шуйскими затаились и ждут, что будет дальше. Это первая реальная попытка покушения на императрицу. – Отец усмехнулся. – Служба безопасности землю роет, тут есть и их вина, не предусмотрели, да и того, кто всех видящих отправил на локализацию прорыва, ищут. В секретариат пришел приказ за подписью императрицы, но она его не писала, ее в Кремле не было несколько дней. Ездила она в Покровский женский монастырь, к настоятельнице. Если князья думают, что все спустят на тормозах, то ошибаются. Ксения Федоровна закрывает иногда глаза на мелкие проступки и даже на не совсем корректные высказывания в ее адрес, но тут головы полетят. Смотришь, и среди каторжан появятся дворяне и бояре, правда бывшие. Вот такие вот дела, сынок, у нас тут происходят.

Кстати, сын, вот тебе подарок. – Перед тем как отправиться спать, отец протянул Дмитрию шкатулку, покрытую лаком.

Дмитрий осторожно взял ее и открыл. В шкатулке, внутренняя часть которой была обита красным бархатом, лежали два хорошо выделанных пистолета.

– Ты ведь штуцер сдал в оружейку, а это может пригодиться. Иногда шалят на дорогах, – сказал отец, улыбаясь.

– Спасибо отец, – только и смог ответить Дмитрий.

Глава третья

Было раннее утро, когда Дмитрий с Егором въехали в поселение. Невдалеке звонил колокол, призывая на утреннюю службу, стоял еле уловимый запах сгорающих в печах дров. Поселение Никишкино было по сути огромным воинским поселением – крепость, обнесенная частоколом из нескольких рядов вековых дубов и засыпанная землей и камнями между рядами. У Дмитрия и Егора долго проверяли подорожную и документы, куда-то отправляли посыльного. Правда, их усадили в кардегардии, налили горячего чая и даже дали несколько баранок. Через какое-то время за ними прибыл хмурый подпоручик и приказал следовать за ним. Шли довольно долго, вокруг была суета, крики, смех, доносился запах свежего хлеба. Впереди по ходу движения кого-то, не уступившего дорогу саням, перетянули кнутом. Правда, кучеру быстро втолковали при помощи рук, что он абсолютно не прав, размахивая кнутом. Вокруг скандала тут же начали собираться зеваки, подбадривая и ту, и другую сторону. Досмотреть не получилось, так как они быстро миновали эту заварушку и пошли дальше. Где-то посередине этого поселения была еще одна стена из красного кирпича, на воротах тоже стоял наряд стрельцов. Оказалось, что академия была огорожена намного лучше всего поселения. Широкая и довольно высокая кирпичная стена была серьезной преградой в случае нападения агрессора. Да и наличие за этой стеной магов тоже имело огромное значение.

– Эти со мной, – буркнул подпоручик, и они прошли на территорию.

Стоило только пройти через проходную, как звуки поселения пропали, словно их отрезало. В большом каменном здании, в которое они вошли, поручик постучался в резную дубовую дверь, вошел вначале сам, а потом позвал Дмитрия.

– Так, юноша, – проговорил сидящий за столом седой старик лет шестидесяти, с аккуратно подстриженной бородкой и в больших круглых очках. На нем был кафтан темного сукна, расшитый серебряной нитью. – Какие еще есть у вас документы, кроме подорожной?

Дмитрий достал из-за пазухи и протянул запечатанный пакет, который вручили ему в штабе полка. Старик неторопливо взял нож для бумаги и открыл его, достал из пакета лист, поправил очки и стал внимательно читать.

– Ну что ж, – проговорил он, прочитав сопроводительную, – сейчас вас отведут туда, где вы будете проживать. Вы, я так понял, не один. Поэтому ваш сопровождающий будет жить в комнате рядом. В библиотеке получите правила проживания и нахождения на территории академии. Завтра определят ваше сильное направление и донесут до вас график занятий и план мероприятий.

Старик поднял стоящий на столе бронзовый колокольчик и тряхнул им, в комнату тут же заглянула молодая хорошенькая девушка.

– Я слушаю вас, господин ректор, – сказала она.

– Евдокия Наумовна, отведите молодых людей вначале в библиотеку, а потом в пятый домик, на аллее.

– Следуйте за мной, – проговорила та, и Дмитрий, а потом и Егор, которого прихватили по дороге, пошли за ней чуть сзади.

– Куда мы идем? – спросил Егор, Дмитрий только отмахнулся.

– Потом сам увидишь, – сказал он, поспешая.

– Вот библиотека, зайдите и получите то, что вам надо, – обратилась дама к Дмитрию, показав на здание, стоящее чуть в стороне.

После библиотеки она отвела их в аккуратный двухэтажный дом и развела по комнатам. На первом этаже были и хозяйственные помещения, и жилые комнаты, на втором лишь три жилые комнаты, душ и туалет. Еще был большой общий зал, который мог служить и столовой, и учебной комнатой для приготовления домашнего задания. Из холла одна дверь вела в жилые комнаты Дмитрия и Егора, одна была просто закрыта. Причем у Дмитрия был двухкомнатный номер, у Егора однокомнатный, душ и туалет находились в коридоре.

– Сейчас вам принесут постельное белье, и вы сами заправите кровати. Внимательно ознакомьтесь с правилами поведения на территории академии. В основном ученики все делают сами или за них это делают их слуги, – при этом она посмотрела на Егора, тот кивнул ей, показывая, что понял. – Сейчас учеников тут немного, и все в основном занимаются по индивидуальному плану. Первокурсников всего десяток, скорее всего, вы и будете с ними заниматься, в этом году набор небольшой. А вот на следующий год, говорят, много будет учеников, уже сейчас готовятся к их приему, даже из Литвы и Польши будут.

– Хм-м… так мы же вроде не дружим ни с теми, ни с другими.

– Не дружим, но и не воюем, а обучение бытовой магии у нас самое лучшее в Европе.

– Ну что же, посмотрим на этих учеников, – усмехнулся Дмитрий.

– Да, вот так, время занятий вам назначат завтра, после собеседования и выявления направления в магии, – сказав все это, девушка повернулась и ушла, оставив парней одних.

Через некоторое время постучались в дверь, пожилая женщина принесла подушки и простыни, одеяла они нашли в шкафу. В другом шкафчике была посуда, ложки и вилки. Вечером они достали все, что захватили из дому, и доели.

– Эх, сейчас бы еще чаю, – помечтал Егор.

– Надо будет завтра расспросить местных, можно ли где-то вечером взять воды на чай, – ответил Дмитрий, – да и вообще, где и как питаться. Послушай, – через некоторое время обратился он к Егору, – тебя не напрягает то, что придется служить мне, по сути, быть слугой?

Егор удивленно посмотрел на Дмитрия и, немного подумав, ответил:

– Княжич, а почему ты думаешь, что это будет доставлять мне неудобство. Мне не зазорно служить будущему князю, а тем более еще и владеющему. Да и сам подумай, вот полировал бы я сейчас по морозу плац, пытаясь удовлетворить унтера, отбивая ноги, или снег бы чистил в части, а то еще и в Москве[4]. А сейчас я в тепле, сытый, и при этом сижу себе спокойно и думаю лишь о том, как было бы здорово чаю испить. – Егор засмеялся. – Да и плату мне канцелярия полка платить будет.

– Ну что ж, смотри сам, но если что-то не понравится или устанешь, говори, поедешь в часть.

Егор закивал головой и поспешно принялся убирать со стола.

Утром за Дмитрием пришли и отвели к ректору, где его в течение двух часов опрашивали, также несколько раз предлагали положить руки на артефакт, что-то измеряли, записывали. Но в конце концов сказали то же, что и профессор, – одиннадцать эргов и развивать может любое направление. Наконец Дмитрия отвели в одну из аудиторий, где было порядка десятка учеников обоих полов. По дороге ему объяснили, что на занятия он приехал поздно, все уже давно учатся, и поэтому Дмитрию придется постараться, чтобы догнать соучеников. Кроме того, это начальный этап, и с весны их разделят по выбранным направлениям, он к тому времени тоже должен определиться, чему хочет учиться. Но в дополнение он может посещать лекции и по другим направлениям магии, если хватит сил и времени. Ну а изучение иностранных языков даже не обсуждается.

– Вам, молодой человек, придется изучать два языка, – сказал ректор. – Большинство аристократов обучают им своих детей дома. Но вы, как я понял, их не учили, поэтому вам предоставят на выбор несколько, выберете один и придется постараться его изучить. Второй обязателен к изучению для всех, так называемый общий язык А теперь идите.

«Английский я, допустим, знаю, так сказать, язык вероятного противника, конечно, сейчас он другой, но подучу, а какой выбрать еще? Наверное, французский, – думал он, следуя за сопровождающим. – Ладно, решу, когда предложат выбрать».

– Господин преподаватель, вот ваш новый ученик, – проговорил его сопровождающий, войдя в аудиторию. – Дмитрий Черемисин, прошу любить и жаловать.

Одет Дмитрий был в кафтан стрельца, и он обратил внимание, что некоторые посмотрели на него с пренебрежением во взгляде.

«Понятно, видать, за простолюдина приняли, – сразу понял он. – Ну да ничего, ишь снобы какие, носы воротят. На территории академии все равны, тут нет сословий», – думал, усмехаясь, Дмитрий.

Особенно обидно было, когда одна очень симпатичная девица глянула не него, словно на мерзкую жабу. А вот Дмитрий положил на нее глаз, и когда она очередной раз глянула на него, ей подмигнул. Ее еще больше перекосило, из глаз чуть искры не летели. Некоторые смотрели на него с любопытством и интересом.

– Разрешите, сударыня, присесть рядом с вами, – обратился он к той, которая так явно выразила свое пренебрежение к нему.

Она вообще сидела на лавке одна, да и позлить ее Дмитрию очень уж хотелось. «Подумаешь, пава какая, – думал он, с улыбкой ее рассматривая, – да будь ты хоть сама императрица, все равно веди себя скромней. Интересно, кто она такая?» Девица фыркнула как разъяренная кошка и отодвинулась на самый край лавки, которая была довольно длинной.

– Так, молодой человек, – проговорил преподаватель, – расскажите нам о себе подробней, ведь нам с вами жить долгое время. И хотелось бы знать, кто с нами будет заниматься.

Дмитрий встал, осмотрел аудиторию, все с любопытством уставились на него, даже девица и та изредка кидала на него взгляды.

– Я, как уже говорили, Дмитрий Иванович Черемисин, сын князя Черемисина Ивана Семеновича, осенью мне будет шестнадцать. Сейчас у меня одиннадцать эргов и могу развивать все направления магии. Честно сказать, пока не знаю, на каком остановиться.

Когда он упомянул о своей магической силе, по аудитории пронесся шум или вздох то ли удивления, то ли восхищения.

– Почему на вас стрелецкий кафтан? – задал вопрос преподаватель.

– Я стрелец московского охранного полка, а так как я не уволенный в запас, а временно отправлен на обучение, поэтому обязан носить мундир.

– Ну что же, Дмитрий, садитесь, – сказал преподаватель, – даже имея такую силу, вам надо будет напрячься, чтобы догнать всех здесь присутствующих. Они уже с осени учатся, а вы только пришли, хоть мы и изучаем пока общие практики. Это простейшие заклинания, накопление энергии, зарядка накопителей и амулетов. К весне окончательно будет ясно, в каком направлении тот или иной станет обучаться, и тогда с каждым или с группой начнут уже плотно заниматься. А сейчас все свободны, после обеда встретимся в зале для медитации.

Все тут же загомонили и стали выбираться из-за столов. Дмитрий остался сидеть, а вот девчонке надо было выйти, так как противоположный край примыкал к стене.

– А вы что, на обед не идете? Тогда пропустите меня, а то сейчас набегут, не пробьешься, – сказала она, стоя над ним.

Дмитрий встал и вышел из-за стола, пропуская девушку.

– Прошу прощения, а тут что, кормят централизованно? – спросил он.

– Что? – удивленно уставилась на него девица.

– Тут что, где-то всех кормят?

– Ну да, а вы что, не знали?

– Нет, мы вчера только приехали, и нам ничего не говорили.

– Хм-м, учеников кормят в столовой на первом этаже, преподавателей на втором, а слуг, если у кого из учащихся есть, кормят в здании рядом с библиотекой, – проговорила девица, глянула на Дмитрия и выскользнула за дверь. Дмитрий тоже поспешил за ней, чтобы не упустить из вида, так как есть хотелось, а куда идти, он не знал.

В столовой стоял шум и гам, народа было намного больше, чем в аудитории. «Наверное, это уже более старшие ученики», – подумал он, осматривая очередь. А там о чем-то спорили, орали и даже толкались. Еще он заметил, что весь этот гвалт создавало несколько взрослых парней. Они и толкались, чтобы в толчее потискать вроде бы невзначай девушек, а те недовольно взвизгивали.

– Тихо! – вдруг гаркнул Дмитрий, словно снова был полковником, и так громко и требовательно, что шум сразу же смолк. – Занять всем нормально свою очередь и не орать. Как бабы на рынке себя ведете.

– А ты кто такой, стрелец, чтобы тут распоряжаться? – спросил кто-то из толпы.

– Человек, в первую очередь, а не животное, рвущееся к корыту с кормом, – проговорил Дмитрий, усмехнувшись.

«Что я несу, чего, спрашивается я влез, пусть бы и дальше орали», – думал тем не менее Дмитрий. Он встал в самый конец очереди, все еще коря себя за несдержанность, но на удивление никто больше не орал и не визжал. Разговаривали, даже иногда раздавался смех, но того ора, что прежде, не было.

Он сел за пустой стол и принялся есть, кормили здесь без изысков, но сытно, на первое была мясная похлебка, на второе гречневая каша с кусочками мяса, на третье фруктовый взвар и небольшой пирожок с повидлом. После обеда он вернулся в ту же аудиторию, сел за тот же стол и стал ждать соседку. Но та демонстративно прошла мимо и села на другое место. Дмитрий хмыкнул. «Ну что же, насильно мил не будешь», – подумал он и постарался выкинуть ее из головы, тем более в это время пришел преподаватель и предложил следовать за ним. И все будущие владеющие поплелись за ним. Они спустились в подвал и вошли в одну из дверей. В помещении, в которое они попали, было лето. Под ногами зеленела трава, слышался тихий щебет птиц, а вокруг был вечер.

– Прошу всех сесть и принять позу для медитации, – проговорил преподаватель и сам уселся на траву, по-восточному подогнув ноги.

Все последовали его примеру и стали рассаживаться, тихо переговариваясь. Дмитрий тоже сел, скопировав позу, которую приняли ученики.

– Все замолчали, успокоились, подумали о чем-то хорошем. Расфокусируйте взгляд и осмотритесь вокруг, увидев энергетические каналы, попытайтесь дотянуться до них.

1 Не хнычь.

2 Тварь из пробоев, имеющая очень малый магический фон и, вместо умственных способностей, животные инстинкты.

3 Кухней.

4 Стрельцов часто посылали расчищать центральные дороги.

Продолжить чтение