Читать онлайн Монстр из Арденнского леса. Песнь лабиринта бесплатно

Глава 1

– Что? – Марк вздрогнул, с трудом очнувшись от своих мыслей.

Не самых, надо сказать, серьезных. Он обдумывал, как бы так лучше вручить Алис духи – уже упакованные в красивую коробку и перевязанные лентой, они ждали в кармане его куртки, – чтобы это вышло… эффектно.

Дать ей оружие, просить быть осторожной, а потом пытаться неожиданно влезть в окно с подарком, было глупо. Не говоря уж о том, что проклятый Ребельон наверняка поднимет лай. Марк на мгновение представил, как, вымазав лицо сажей, прикидывается Черным Питом и появляется в окне, а мадам Дюпон обязательно именно в этот момент входит в комнату. Нет, так вышло бы слишком эффектно. Хорошо, что у Эвы нет смартфона, и она не выложит потом это в сеть. «Долбанутый инспектор полиции развлекается по праздникам, шок-контент, 18+».

Но как тогда? Оставить на пороге – на радость любопытной старухе? Чтобы она сразу с воплем понеслась сообщать Алис? Или чтобы ее драгоценное собачище нашло подарок первым и обслюнявило коробку? Так хотелось сделать своей девочке сюрприз…

– Я сказала, что Жан приедет во вторник утром, – спокойно повторила Жанна, не сводя с Марка внимательного взгляда.

– Вот уж не думал, что найдет время, – буркнул он и, выругавшись про себя, полез в карман за сигаретами. Видеть дядю не хотелось совершенно. Особенно учитывая все обстоятельства.

– Чтобы приехать на похороны матери? – Жанна выразительно подняла бровь. Потом ее лицо приняло озабоченное выражение, которое всегда так раздражало. – Марк, за что ты его так ненавидишь? Я должна знать, что между вами произошло.

Он пожал плечами, закурил, глубоко затянулся.

– Спасибо, что предупредила.

– Анри тоже приедет. Надо наконец привести в порядок гостевые комнаты, по крайней мере, я уже туда заглядывала, такой затхлый воздух, пыль. И позаботиться о свежем белье. Я отдам распоряжение, найду клининг…

Да какого… Вот только Мартена не хватало для полного счастья!

– Я думаю, мне лучше временно пожить где-то еще, – резко заявил Марк.

Жанна уже открыла рот, но в этот момент зазвонил телефон. Слава богу!

– Деккер. Слушаю.

– Марк, это я… – голос Алис звучал странно. Сдавленно. Растерянно и озадаченно. Как будто она была в шоке и не понимала, что делать.

– Что случилось?

– Ничего страшного, честное слово. Но тебе лучше прийти к мадам Дюпон.

– Сейчас буду.

Не обращая внимания на вопросы матери, Марк затушил сигарету, выскочил из кухни, схватил куртку. До дома Эвы он долетел в один миг, срезав путь через тот самый поваленный забор. Взбежал на крыльцо и, тяжело переводя дыхание, постучал в дверь.

– Инспектор! – Старуха одарила его лучезарной улыбкой. – Не терпится посмотреть, какое впечатление произвел ваш подарок? Должна сказать, вы меня приятно удивили! Я думаю, вам теперь стоит…

Марк молча протиснулся мимо нее и кинулся в комнату Алис. Черт! Сталкер ей что-то прислал? Ругательства застряли в горле; он без стука распахнул дверь. Алис стояла перед открытой коробкой, из которой торчало что-то белое.

Марк шагнул через порог, и она обернулась.

– Вот, – начала Алис деловито, но ему уже все было понятно, он чувствовал, слышал, как она звенит от напряжения, – это оставили на пороге сегодня утром. Не трогайте ничего или попросите у мадам Дюпон какие-нибудь перчатки. Может, у нее есть латексные медицинские. Я пока накрыла обычным пакетом.

– Алис…

– Это фата, – перебила она. – Довольно старая, но мне трудно определить возраст ткани на глаз. Ей, по меньшей мере, несколько десятков лет.

Черт. При мысли о том, что Алис открывала эту коробку сама и что там могло оказаться что-то более страшное, чем кусок старой тряпки, у Марка похолодело в груди. Но главное сейчас было не это – главное было обнять свою девочку, успокоить, потому что он чувствовал, как ей страшно и одновременно обидно: она-то думала, что подарок от него.

Обняв Алис сзади, Марк прижал ее к себе, быстро поцеловал в висок:

– Потом отчитаетесь, напарник.

И почувствовал, как она тут же расслабилась. Ужас отступил, словно разделился на двоих – теперь они вместе смотрели на коробку, и та уже не казалась такой жуткой: предупреждением о грядущей беде, вторжением чужой злобной воли. Это была просто улика, просто часть расследования.

– Я думала, что от тебя. Как последняя идиотка…

– Это я идиот, – вздохнул Марк. – Думал, как лучше тебе подарить, чтобы… чтобы тебе понравилось. Чтобы удивить. Эффектно, черт! А надо было принести сюда прямо рано утром, до того, как ты проснулась.

– Ты правда хотел мне что-то подарить? – Алис обернулась в его руках, заглядывая ему в лицо.

– Да. – Он сунул руку в карман куртки, вытащил коробочку с духами. – Вот. Я надеюсь, тебе понравится.

Алис осторожно взяла подарок. А потом вдруг замерла, на секунду прикрыв глаза, словно пыталась навсегда запомнить этот момент. Марк смотрел на ее лицо, на порозовевшие щеки и приоткрытые губы, на то, как она чуть дрожащими пальцами развязывает ленту, и сам как будто замирал вместе с ней – черт, когда он в последний раз что-то дарил девушке? Да когда он вообще что-то кому-то дарил… Он видел и чувствовал, что для нее такое – в первый раз, но Алис даже не знала, что и для него тоже.

– Это… – Алис вынула флакон, – …духи? – Она вгляделась в этикетку. – Вишня? Как ты… откуда ты узнал?

– Да никак, просто… А ты хотела духи? Я подумал, что тебе такое пойдет. Кажется, после вальса тогда. От тебя чуть пахло вишневым ликером, вот и…

Все так же держа в руке подарок, Алис порывисто обняла Марка за шею и притянула к себе. Он только успел заметить мелькнувшую на пороге комнаты Эву, но старуха, триумфально улыбнувшись, исчезла, а за ней, кажется, с такой же коварной улыбкой процокал когтями Ребельон. А потом, потом все вокруг словно стерлось, отступило: осталась только она, Алис, ее губы, которые так жадно искали его поцелуя, ее прерывистое дыхание, тепло ее рук; и Марк, закрыв глаза, уже целовал ее одержимо, нетерпеливо, как и она его.

– Я ушла, у Алис есть ключи! Не забудьте позавтракать! – донеслось из коридора.

Кажется, следом захлопнулась входная дверь. Марк не был в этом уверен, потому что уже целовал Алис в шею, упиваясь дрожащими вздохами своей девочки, целовал ее ключицы, – вся она сейчас так ему отзывалась, так звенела этими своими золотыми нотами без всякой примеси неуверенности и страха, что в нем вдруг немедленно зажглась, вспыхнула темная, опаляющая вибрация. Где-то на грани, где-то так глубоко, что…

Сзади что-то бахнуло.

– Черт!

Марк очнулся, сообразив, что они с Алис случайно сбили стул. Она немного отодвинулась, переводя дыхание. Невозможно было смотреть на ее губы – чуть припухшие и влажные после поцелуев. Смотреть в потемневшие, с расширившимися зрачками глаза. Хотелось немедленно снова…

В кармане зазвонил телефон, и Марк с досадой его вытащил, чтобы выключить звук: наверняка мать с какой-нибудь ерундой! Но на экране неожиданно высветился Себастьян, взявший на себя дежурство в выходной. Что-то случилось?

– Слушаю, – вздохнул Марк.

– Шеф, звонили из центральной, у нас тут… труп. Точнее, не тут, а в ущелье. Туристы нашли и сообщили. Сейчас пришлю координаты места.

– Твою же мать!

Для полного счастья не хватало только сорвавшегося скалолаза. Организовывать вывоз трупа из ущелья в выходной… Марк с тоской взглянул на Алис. Почему он не может просто в праздничный день поваляться со своей девочкой на диване, занимаясь куда более интересными вещами? Он планировал затестить на ней духи! В разных местах они должны пахнуть по-разному. Впрочем… Его взгляд упал на коробку с фатой. Приятное времяпрепровождение все равно не вышло бы таким уж приятным. Полностью расслабиться у них обоих бы не получилось.

– Хорошо, сейчас будем, – снова вздохнул он. – Вызвал судмедэксперта? Колсон сможет?

– Да, я им сообщил. Пока непонятно, кого пришлют. Выходной, потом это ущелье…

– Ладно, поезжай пока на место. Оцепишь там все. И не забудь прислать мне координаты.

Марк убрал телефон и взглянул на Алис:

– Труп в ущелье. Придется ехать. Сначала в участок: отвезем фату и возьмем твой чемоданчик. И… – он в очередной раз вздохнул, – заодно добудем тебе брюки, у нас там точно где-то была запасная форма. С голыми ногами бродить по лесу холодно.

Алис кивнула.

– Уже что-нибудь известно?

– Нет. Полагаю, несчастный случай. Кто-то сорвался, такое уже бывало. В любом случае надо убедиться. Завтрак возьмешь с собой, хорошо? Кофе уже в участке сварю. Но сначала… то, что я хотел сделать уже давно!

Он отвел Алис подальше от стола с уликой, а потом взял за руку, открыл флакон и брызнул духами ей на запястье. Поднес к своему лицу, вдохнул запах… Черт, на ней и правда этот аромат звучал волшебно. Не хотелось отрываться, только вдыхать, и вдыхать, и вдыхать.

– Дай мне тоже, – улыбнулась она.

Марк отпустил ее руку, наблюдая, как Алис пробует на себе духи, прикрыв глаза от удовольствия.

– Это просто… невозможно, – наконец выдала она. – Именно то, что я хотела. Сладко, но без приторности, нотка миндаля в конце, и вообще такая глубина, как будто запах уводит тебя все дальше, приглашает в какой-то другой мир. Как раз после вишневого ликера подумала, как мне нравится вишня. Обычно я не носила духов, но эти…

– Как будто для тебя сделаны.

– Спасибо тебе.

Марк поцеловал ее в лоб.

– Я рад, что угадал. Пойдем, напарник.

* * *

Алис снова поднесла запястье к лицу и вдохнула аромат вишни. В участке она с таким трудом сдерживалась, чтобы не делать это постоянно. Не хотелось, чтобы Кристин, которую вызвали на дежурство, пока Себастьян уехал в ущелье, что-то заметила. Хотя потом, надевая штаны в своей подсобке, Алис быстро побрызгала еще и на второе запястье и – чувствуя себя коварной соблазнительницей – нанесла духи даже на шею и за ухом. Он почует, непременно. И эта мысль вызвала у нее довольную улыбку.

А теперь, в машине, наедине с Марком, можно было себе позволить, и Алис, закрыв глаза, упивалась чудесным запахом. Ловила его взгляд – весьма многообещающий. И как тут настроиться на работу? Все мысли были только о том, как она наденет – да, однажды решится и наденет! – то, что заказала. Красные туфли. Эти духи. Помаду…

«Но будешь ли это ты? – вдруг вкрадчиво произнес внутренний голос. – Даже если оставить вопрос греха. Даже если не вспоминать все те детские страшилки. Бесшабашная, раскованная – это же не про тебя. Ты это не умеешь. Это не твое. Это будет всего лишь неумелым притворством. Ради того, чтобы ему понравиться. Чтобы доказать, что ты не хуже всех тех, других, с которыми он когда-то был. Только уверена ли ты, что он не засмеется, глядя на тебя? Ворона в павлиньих перьях, кого ты хочешь обмануть, смешно».

Алис внутренне сжалась на мгновение, в окутывающем ее запахе вдруг почудились горечь и пустота. Словно вишня оказалась отравлена.

«Нет. Это неправда», – твердо возразила она сама себе.

Если у нее есть такое желание, если она вдруг захотела вот так – да, даже заказать все эти вещи, которые никогда раньше не рискнула бы надеть, – значит, ей это нужно. И нет, Марк не засмеется.

Теперь она в этом убедилась.

Мне нужны вы.

Странно, но случившийся пожар как будто изменил в ней что-то. Или, скорее, оказался той окончательной точкой, после которой стало ясно, что Алис изменилась сама. За эти недели здесь, в этом месте. Рядом с ним. Как будто вместе со сгоревшими вещами сгорела и вся ее прежняя жизнь, вся эта серая и скучная оболочка, стеснявшая ее, как кокон – бабочку, и теперь она, Алис, чувствовала себя обновленной, заново родившейся, набирающейся сил. Чувствовала, как за спиной – еще робко, по чуть-чуть, – но уже расправляются прекрасные крылья.

Она сама была теперь вот такой – настоящей. Да, пока еще не способной надеть короткую юбку и сексуальное белье, но уже позволившей себе хотя бы думать об этом. Как мало оказалось нужно этой настоящей Алис, чтобы появиться. Всего лишь обещание дать ей время. Всего лишь внимание к ней. Искренняя заинтересованность. Способность ее слышать.

Она усмехнулась. И еще пустячок: мужчина, от которого у нее просто снесло крышу. Даже когда она считала его мудаком, он все равно волновал ее до предательской дрожи в коленках.

Алис посмотрела на Марка, и он тут же поймал ее взгляд. Взял ее руку, поднес к лицу. Вдохнул запах. На его губах появилась такая хищная волчья ухмылка, словно он собирался ее съесть. И Алис это неожиданно понравилось. Может быть, потому что она и сама вдруг захотела… его укусить. Отметить, оставить свой след, чтобы на нем был ее запах, ее укусы и царапины, чтобы всем это было ясно. Мое. Никакой рациональности и рассудительности, только желание и инстинкты.

Наконец, проехав немного по грунтовой дороге, Марк остановил машину. Припарковался на обочине. Алис вылезла, кутаясь в его куртку. День был солнечный, но холодный, а в лесу, в тени огромных елей, становилось совсем сыро и зябко. Да, старые форменные брюки Кристин пришлись как нельзя кстати, хоть и оказались сильно велики.

– Дальше придется идти пешком, Минут двадцать, – сообщил Марк, вглядываясь в маршрут на экране телефона. – Так что…

Алис вздохнула, раздумывая, насколько медленно будет ковылять по лесу: нога вроде бы уже не болела, но наступать на нее полноценно все еще было страшно. Однако Марк, убрав телефон в карман, вдруг подошел и, ни слова не говоря, подхватил Алис на руки прямо вместе с чемоданчиком.

Она даже ахнуть не успела, ухватившись одной рукой за его шею, а другой придерживая чемоданчик, но Марк держал ее так уверенно и легко, что Алис тут же выдохнула.

– Внезапно, инспектор! – улыбнулась она, чувствуя, что ее опять подхватило и несет каким-то жарким потоком. Что она снова поймала эту волну – кокетства, соблазнения, игры, уверенности в том, что желанна. Мой. – И главное, без прелюдий!

– Хм, – усмехнулся он. – Ну, тебе вроде это нравилось с самого начала…

– Вполне.

Алис пристроила голову ему на плечо и смотрела снизу вверх. На его нос, губы, подбородок. Бледную кожу с легким румянцем на скулах. Почему это неправильное лицо казалось таким красивым? Гармоничным в своем несовершенстве. Завораживающим. В нем было и что-то очаровательно мальчишеское, юное, радостное, и одновременно скрыто трагическое, будто отмеченное печатью смерти. Взгляд древнего мудрого божества, прожившего тысячу лет, и вместе с тем – взгляд мужчины в самом расцвете сил, полного сексуального жара и с трудом сдерживаемого звериного желания. Опаляющий огонь, в котором можно мгновенно сгореть, и глубокая черная вода, затягивающая куда-то туда, в бесконечность и бездонность…

– Надо беречь твою ногу. И потом…

– Что?

– Иногда приятно побыть рыцарем. Без страха, хоть и с упреком.

У нее сбилось дыхание. Внутри снова плеснулся сладкий жар. Хотелось еще. Хотелось, чтобы он так продолжал – смотреть, говорить, обещать взглядом. Алис решила было подыграть, ответить что-то остроумное, что-нибудь про то, как рыцарь с упреком встретил в лесу не такую уж и прекрасную деву. Которая на самом деле окажется заколдованным чудищем и еще устроит ему развеселую жизнь. Которая вцепится в него руками и ногами. Для которой все это будет слишком серьезно. Которая уже сейчас понимает, что все зашло слишком далеко…

Алис открыла было рот, но осеклась. Черт, это уже не было похоже на веселый флирт. Больше на отчаянную мольбу: «Пообещай, что не бросишь!»

Она промолчала и просто прижалась щекой к его куртке, наслаждаясь моментом. Запахом Марка. Теплом его рук. Тем, что можно вот так лежать в его объятиях и любоваться его лицом.

Возьми его, будь смелой. Сделай то, что хочешь именно ты.

– Вам не тяжело, сэр рыцарь? – спросила она с улыбкой.

– Нет, моя прекрасная леди.

Через некоторое время Марк осторожно поставил ее на землю и объявил:

– Приехали. Тут уже придется немного пройтись.

Алис быстро поцеловала его в щеку:

– Ничего страшного, не развалюсь.

Держась за его руку, она начала осторожно спускаться по каменистой тропке вниз, вслушиваясь в шум воды.

– Здесь красивое ущелье, – заметил Марк. – Много туристов даже зимой.

Действительно, было красиво. Хоть и мрачно. Пожухлая трава, мшистые камни, высокий обрывистый склон, темные ели, перемежающиеся лиственными деревьями и кустами.

Алис сама не понимала, что именно посреди всей этой величественной красоты вызывало у нее странную тревогу. Нет, не лежащий где-то поблизости труп – мертвые были частью ее работы, – а что-то еще. Рассказы мадам Форестье о лесных сборищах? Тот факт, что Ксавье Морелль, обезумев, убежал в лес? Или, вернее, сошел с ума в лесу. Присланная сегодня фата, которая вполне могла принадлежать Беатрис? Странная смерть Боумана? А еще вероятная и пока не доказанная гибель двух женщин – Одри Ламбер и Пати Сапутры – тоже где-то здесь…

Как будто жуткое прошлое все никак не хотело уходить и тянулось к настоящему, ползло из этого леса, из этого ущелья, как туман, как струйки черного дыма, хватало своими призрачными пальцами все, что могло достать.

Шум воды становился все громче, и узкая тропка наконец превратилась в более широкую протоптанную дорогу, идущую над бурным потоком вдоль отвесной скалистой стены. Через несколько метров за камнями показался силуэт Матье, закутавшегося в куртку и привалившегося к скале с походной кружкой в руке, откуда он что-то прихлебывал.

Алис и Марк шагнули к нему навстречу.

– Я взял все координаты у туристов, которые его нашли! – радостно объявил он, поднимая бело-голубую ленту, наскоро примотанную к каким-то корням. – И отправил их домой. Они и так тут уже затомились, пока меня ждали. К тому же ничего не видели и не слышали, просто шли – и вдруг труп… Рад вас видеть, мадам Янссенс. Хорошо, что все обошлось. Говорят, вы прям по простыне спускались, как в кино! А я все проспал, даже сирен не слышал. Это все из-за таблеток, врач прописал. Знаете, после того удара по голове я сплю плохо, вот мне и назначили. А с ними лег вечером – и как камень просто…

Алис улыбнулась:

– Спасибо, Себастьян. Ну, не как в кино, конечно… К счастью, там под окном была крыша пристройки, так что удалось выбраться.

– И все равно! – Матье взглянул куда-то назад. – Пойдемте, он тут.

Тело лежало на самом краю узкой тропинки, наполовину свесившись вниз. Вероятно, погибший зацепился поясом за камень. Алис кое-как натянула костюм, сделала несколько снимков с расстояния и, неловко подвернув больную ногу, присела рядом с телом. Еще пара фото, потом осмотр. Одежда погибшего была совершенно обычной. Черная куртка, черные джинсы. Никакого дополнительного снаряжения. Городские кроссовки. В таких не ходят по горам.

– Как альпинист или турист он не выглядит.

– Да, – согласился Марк. – Черт, жаль, что до приезда судмедэксперта нельзя его двигать.

– Думаю, он лежит тут довольно давно. Время смерти явно не сегодня. – Алис приподняла штанину и рукой в перчатке потрогала ногу погибшего. – Но точнее я сказать не могу.

Она посмотрела наверх. Примерно пятнадцать метров. Не такая уж и большая высота. Конечно, он мог удариться при падении головой… Но нет, торопиться с выводами не хотелось. Алис осторожно осмотрела карманы куртки: ключи и зажигалка. Упаковала все в пакет и протянула Марку.

Так. А тут какие-то пятна на джинсах. Разводы? Она провела по пятну ватной палочкой, принюхалась. Черт! Неужели?

С отчаянно колотящимся сердцем Алис наклонилась, осматривая подошвы кроссовок.

– Я знаю, кто это, – тихо сказала она. – Точнее, у меня есть предположение.

Кажется, Марк понял, кого она имела в виду. Он мгновенно наклонился ближе, оттеснив ее, и Алис чувствовала в этом не столько желание рассмотреть что-то на мертвом теле, сколько бессознательную попытку защитить ее от зла. Встать между ней и чудовищем, пусть и мертвым.

– Я предполагаю, что это Винсент Шевалье, – произнесла она как можно спокойнее. – Пятна газолина на джинсах и совсем по-разному стоптанные подошвы кроссовок. Да, до какой-то степени у всех людей ботинки стаптываются немного по-разному, но тут разница сильно бросается в глаза. Этот человек хромал.

– Кто такой Винсент Шевалье? – поинтересовался Матье.

– Тот, кто устроил пожар в гостинице, – обронил Марк, поднявшись и отойдя в сторону от трупа, и вытащил сигареты. Закурил, выпустил струю дыма, глядя вверх. Алис тоже взглянула вслед за ним – небо, необычайно ясное для этого времени года, стояло над ущельем, словно голубой купол.

– Понятно, – протянул Матье таким тоном, что было ясно: ему ничего не понятно.

– Надо посмотреть, что там наверху, – сказала Алис. – Определить, откуда примерно он упал.

– Там как раз близко лесная дорога, можно подъехать! – радостно объявил Себастьян.

– Жди Колсона или кого там пришлют, – буркнул Марк, протягивая Алис руку и помогая подняться. – Мы с Янссенс пойдем наверх. Заодно займемся всеми формальностями. Ты ведь завтракал? Не замерз?

– Завтракал и кофе с собой в термосе взял, – чуть запнувшись, пробормотал Матье, явно еще не привыкший к тому, что шеф, выдернутый в выходной день по неприятному делу, не орет и вообще ведет себя по-человечески.

«Без прелюдий», – подумала Алис и улыбнулась про себя.

– Ну и отлично.

Себастьян кивнул со страдальческим видом и поплотнее закутался в куртку.

* * *

– Время смерти… вчера примерно во второй половине дня, – сообщил Колсон, отряхивая с колен прилипшую труху от палых листьев. – Точнее скажу после вскрытия. Я смотрю, у вас тут весело стало. Даже сам вызвался приехать, хоть и выходной. Любопытно.

– Обхохочешься, – мрачно протянул Марк и сбил с сигареты пепел прямо себе на ботинок.

Они с судмедэкспертом уже выбрались наверх, пока Себастьян в ущелье руководил нанятыми рабочими, которые должны были вынести тело на носилках. Алис Марк решил оставить в машине наверху. Увидев его и Колсона, она тут же захромала навстречу.

– Добрый день, доктор Колсон.

– Добрый день, мадам Янссенс. Знаете, я недавно видел месье Менара, который…

– Так ты можешь наконец что-нибудь сказать про причину смерти? – перебил Марк. – Время смерти: вчера во второй половине дня, – повторил он для Алис. – А причина?

Колсон закатил глаза.

– Удушение. С наибольшей вероятностью. Характерные следы на шее. Лицо разбито, там пока что-то сказать сложно, хотя ссадины уже получены посмертно. От падения, думаю. Еще у основания черепа есть гематома, но едва ли она оказалась смертельной.

– Гематома тоже от падения?

– Скорее всего, нет.

– То есть его сначала оглушили, а потом задушили? – уточнила Алис.

– И сбросили с обрыва, судя по всему. Но окончательно покажет вскрытие. До связи, инспектор. Всего доброго, мадам Янссенс. И привет вам от месье Менара, он очень высоко о вас отзывался. О чем бишь я… А! Надеюсь, следующий труп будет в каком-нибудь более доступном месте. Я уже староват, чтобы прыгать тут с вами, молодежью, по этим горам и чертову лесу.

– Я за этим прослежу, – фыркнул Марк и осекся.

Черт. Шутка вдруг перестала быть шуткой. Ему отчаянно хотелось отвести Алис в сторону, прижать к себе, заглянуть в глаза и сказать: «Это не я. Я шел к тебе, я помню. Это не я!» И услышать: «Да, я тебе верю».

Вместо этого он бросил докуренную сигарету, тщательно затушил ее носком ботинка и просто махнул рукой:

– Янссенс! Поехали наверх. Там наверняка будут следы волочения.

Марк помог Алис забраться в машину, сел сам, завел мотор.

– Значит, фату прислал не Шевалье, – тихо сказала она, глядя в окно.

– Да. Если мы докажем, что погибший – это Винсент, – вздохнул Марк. – И если, конечно, он не нанял кого-то доставить коробку еще до своей смерти.

Снова хотелось курить, мать твою, почему все это так напрягало? Впрочем, он знал ответ. Знал и не хотел об этом думать.

– Но старая фата… Нет, она совсем не вяжется со всем остальным. Он присылал предупреждения, намеки, что ты монстр и убийца, потом хотел убить меня, но фата? Да еще и пыльная, потертая. Что это значит?

«Что ты можешь оказаться на месте моей бабушки, – вздохнул про себя Марк. Думать об этом было мучительно. – Или что тебя обрядят в погребальный саван. Что, в общем, одно и то же».

– И кому понадобилось убивать Винсента? – продолжила Алис.

Вот оно. Внутри все напряженно сжалось.

– Мотив есть у меня, если ты об этом, – сказал Марк спокойно.

Она повернулась и взглянула ему прямо в глаза.

– Нет, я не об этом.

– Об этом тоже следует подумать, ты сама прекрасно понимаешь. Я мог убить его в невменяемом состоянии, перед тем как прийти к тебе. И сбросить с обрыва, чтобы тело унесло течением. Я помню… прежде чем меня совсем накрыло, я думал, что должен с ним разобраться. Что должен устранить опасность. Что… возможно, что должен его убить. Прежде чем он убьет тебя.

Алис запнулась только на секунду и тут же невозмутимо выдала:

– Тогда наверху мы найдем следы твоей машины. Земля влажная, но дождя не было уже два дня, они должны хорошо сохраниться.

Марк фыркнул. Закусив губу, стукнул рукой по рулю. Эта ее деловитость одновременно и приводила в отчаяние, и… успокаивала. И дело было не только в том, что она умела смотреть в глаза чудовищ и при этом оставаться спокойной, – да, этому она научилась, живя в аду. Алис ему верила – Марк это чувствовал, – но не верила слепо. Не оправдывала. Не пыталась отгородить и спрятать. Она хотела, она была способна помочь ему добраться до истины. Размотать чертов запутанный клубок. Готова была держать за руку и идти с ним через темный жуткий лес. Храбрый ежик… Но как при этом хотелось совсем другого! Просто быть с ней, жить с ней в одном доме, трахать ее, готовить ей что-то вкусное, дарить ей духи и сексуальное белье, работать с ней вместе, валяться вечером на диване и смотреть сериалы, существовать как нормальный человек, мать твою, ну почему? Почему это было невозможно?

Алис молча положила руку ему на колено. И Марк почувствовал, буквально увидел – натянувшуюся между ними искрящуюся красную нить.

Они припарковались за сотню метров до места, откуда, предположительно, в ущелье упало тело. Стоило пройтись, чтобы точно сохранить все возможные улики.

Его девочка, разумеется, оказалась права.

– Вот следы! – радостно объявила Алис, когда они подошли ближе к обрыву. Как раз в этом месте дорога граничила с краем скалы, от ущелья ее отделяло метра полтора. – Тут волокли тело. Видишь, и у куста здесь нижние ветки обломаны, слом довольно свежий, видимо, как раз зацепились… – Она присела на корточки, разглядывая землю. – Да, отлично. А тут преступник развернулся! Видишь, следы волочения поверх следов шин. И отпечатки обуви!

Она сделала снимок, достала из чемоданчика какой-то баллончик, попрыскала на отпечатки. Потом взяла пакет с желтоватым порошком и железную рамку.

– Сейчас сделаю слепок. Принеси воду из машины?

Марк кивнул и наклонился, всматриваясь в отпечаток шин.

– Это совершенно точно не мой «рендж ровер», – выдохнул он и почувствовал, как закружилась голова. От облегчения. Черт! – Протектор гораздо ýже, и рисунок другой. Вот эти две полосы посередине, видишь, на моих шинах их нет. Алис…

Даже дыхание перехватило. Марк на мгновение прикрыл глаза. Все так же наклонившись, уперся обеими руками себе в колени. Попытался дышать. Алис легко коснулась рукой его штанины.

– Вот видишь, – Она широко улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – И размер обуви тоже явно не твой. У тебя больше!

– Это был не я… – вырвалось у него против воли.

– Да. И мы поймаем убийцу.

Поймаем. Марк наконец выдохнул, чувствуя, как отступает напряжение, и вдруг ухватил мысль, царапнувшую его еще раньше, когда они с Алис только оказались у тела Шевалье. Себастьян сказал, что не был на пожаре. Не слышал даже сирен. Значит, тогда Марк его просто с кем-то перепутал. Или… уже был в невменяемом состоянии. И мог увидеть там что угодно.

– Поймаем, – повторила Алис и, поднявшись, потянулась его поцеловать.

Марк прижал ее к себе, и все остальное стало неважно.

* * *

Это было трудно описать словами. Облегчение, которое отразилось на его лице, когда он понял, что непричастен к убийству. По крайней мере – к этому.

И облегчение, которое Алис почувствовала сама.

Словно они с Марком, зажатые во тьме глухих стен лабиринта, в отчаянии решились распахнуть дверь к чудовищу, но вместо монстра за дверью неожиданно оказался слабый свет. Надежда найти выход?

Они добрались до участка уже почти веселые и беззаботные. Подпевали радио; Марк снова внезапно сделал «крокодила» за коленку, когда Алис не ожидала, а потом они даже быстро поцеловались в кабинете, пока готовили кофе. Надо было перевести дух, прежде чем приступать к бумажной волоките из-за нового убийства.

Хлопнула входная дверь – довольный Себастьян, уже пришпиливший к доске свежеотпечатанное фото трупа, ушел за обедом на всех.

– Я пойду быстро осмотрю коробку и фату, – сказала Алис.

– Я с тобой, – отозвался Марк. – Как раз пока ждем еду. Все равно, если не поем, голова не соображает, писать всю эту муть вообще не могу.

В подсобке Алис по его настоянию присела отдохнуть – он не хотел, чтобы она сильно нагружала больную ногу, – Марк сам достал из пакета присланные реактивы, а потом наклонился, осматривая коробку, но не касаясь ее руками.

– Тут карточка привязана… на ней что-то было? Или пустая? Ты тогда не сказала.

– Да. Там надпись. Возьми перчатки.

Марк кивнул. Натянув перчатки, отогнул карточку, вгляделся.

– Твою же…

– Что такое? – Алис резко вскинула голову.

– Мне кажется, я где-то видел этот почерк.

Глава 2

Он смотрел на карточку, пытаясь вспомнить, где мог видеть эти размашистые неровные строчки. Проклятое дежавю! Проклятая мешанина в мозгу! Могло ему просто привидеться? Марк пытался сосредоточиться, но только злился оттого, что в голове крутились даже не обрывки мыслей и воспоминаний, а лишь смутные осколки образов.

– Где ты вообще мог столкнуться с чем-то написанным от руки? – спросила Алис.

Марк вздохнул, возвращаясь в реальность. Хороший вопрос.

– Заявления в полицию и признания обычно пишут от руки. Это если за последнее время. Где еще? Рапорты и объяснительные в DSU? Конспекты в университете? Рецепты врачей? Нет, слишком много возможностей. – Он вытащил сигареты, но потом, вспомнив, что курить в подсобке все равно нельзя, убрал. – И к тому же я не уверен. Может, мне просто кажется.

– Марк, – тихо сказала Алис после некоторой паузы. – Я думаю, мы должны потом проверить вещи твой бабушки. Эта фата…

– Да, – перебил он. Говорить об этом было тяжело. – Я тоже думаю, что фата ее. Почти наверняка. Черт, Алис…

Марк не знал, как завершить эту фразу. Прошлое его семьи вдруг ожило, прорвалось в настоящее самым кошмарным, нереальным образом, угрожая его девочке, и мысль об этом была просто невыносима. Он не понимал, как защитить Алис. Он только чувстовал, что и на нее словно тоже упала эта темная тень чудовищного проклятья, лежавшего на его семье.

– Фату прислал не Винсент Шевалье, я уверена, – твердо произнесла Алис. – Кто-то другой.

– Да я и сам уже в этом не сомневаюсь. Но… еще один сталкер? – Марк вздохнул. – Не многовато ли их на меня одного? Вернее, на нас двоих. Тоже хочет отомстить? Или что?

– Он явно в курсе истории твоей семьи, – задумчиво кивнула она. – Питает к твоим родственникам какой-то нездоровый интерес. Знает детали. Но тогда при чем тут я? Это предупреждение? Что меня ждет та же участь?

– Что ты не должна иметь хоть что-то общее со мной? Особенно романтическую связь? Что это кончится плохо?

Они помолчали. В тишине через стенку было слышно, как снова хлопнула входная дверь. Оба оживились: неужели Матье с едой? Наконец-то! Тягостное ощущение тут же исчезло.

– Шеф! – раздалось из коридора. – Все готово!

Марк наклонился и поцеловал Алис в лоб.

– Пошли обедать.

* * *

Шмитт, коротко постучав, вошла в кабинет с огромной стопкой бумаг и свалила их горой ему на стол.

– Господи, это еще что? – Марк устало потер лицо руками.

– Вот, еще по делу об оружии, – бодро начала Шмитт. – Это запрос страховой по поводу «Берлоги». Тут надо подписать, чтобы Боумана наконец похоронили, Колсон уже второй раз спрашивает, когда тело заберут. У них морг не резиновый. А это по поводу ремонта проводки.

– Какого еще ремонта проводки?!

– Который назначен на следующую неделю, шеф. А вот это тренинг по этике, с которым вы должны были ознакомиться еще месяц назад. Будет онлайн-тестирование.

– Да вы издеваетесь надо мной? У нас тут труп! И не один, черт возьми!

– Начальственная должность и бумажная волокита… – Шмитт развела руками, – это как картошка и майонез, шеф.

– Так, хватит. Тренинг точно идет в… лесом!

Она театрально вздохнула.

– А вот с этим шутить в наши времена не стоит. Так что давайте, полистайте на досуге, узнаете много нового и интересного. Хотя вас, это, конечно, не касается: романтические отношения с подчиненными, неуставные действия в кабинете, вот это все… – Шмитт ухмыльнулась.

– Вы закончили? – Марк сунул руку в карман за сигаретами.

– Да. Знаете, шеф, что бы там ни говорили сплетницы вроде Вивьен…

– Раз закончили тут, – оборвал он, настроения слушать сейчас эти подколки вообще не было, – то поезжайте к родителям Ламбер и заберите ее вещи, если они их не выкинули. Особенно все таблетки. Какие найдете, прямо все. Вы же хотели выяснить, что с ней случилось? – ядовито добавил Марк, поняв, что Кристин собиралась домой.

– Будет сделано, – так же ядовито отозвалась она и уже на пороге бросила: – Страница двадцать девять особенно… не про вас.

Дверь за ней захлопнулась, и Марк не успел ничего ответить.

* * *

После еды, конечно, тут же стало клонить в сон. Наскоро умывшись, чтобы взбодриться, Алис опять вернулась к работе. Поправила лампу, чтобы на фату падало больше света. Снова надела специальные очки. Вздохнула.

Черт! Она так боялась что-то упустить. Все же ее специальностью была судебная антропология, а с обычными уликами доводилось работать не так уж часто, только в самом начале практики. Лучше было, конечно, просто отправить все завтра в лабораторию, но Алис так хотелось самостоятельно что-то найти прямо сейчас. Нет, не для того, чтобы продемонстрировать свою компетентность и услышать заветное «умница», а чтобы хоть немного успокоить и себя, и Марка. Найти что-нибудь, что сделает эту неясную и потому еще более жуткую угрозу конкретной. Даст зацепку. Даст понять, кто он, чего он хочет – этот наблюдающий за ней незнакомец.

Алис все время боялась, что Марк немедленно заведет разговор о ее возвращении в Брюссель. Боялась, что он найдет способ сократить командировку ради ее же безопасности. Нет, нет и еще раз нет. Она сейчас вдруг осознала это так остро, даже отчаянно: как Марк ей нужен. Не только потому, что она была в него влюблена, не только потому, что он оказался тем мужчиной, который был готов с ней возиться и идти на компромиссы, не требуя для себя взамен ничего. Но еще и потому, что за этим стояло что-то большее. На каком-то ином, глубоком уровне происходило что-то важное. Словно они оба начали нащупывать вместе выход из лабиринта. Алис не могла сейчас его бросить. И не могла остаться без него.

Поэтому она отчаянно искала хоть какую-то зацепку. Мелочь, крошечную улику. Доказательство, что за всей этой историей стоит не какая-то неведомая злая сила, а все же человек. Люди не бесплотны, они всегда оставляют следы.

Алис просматривала ткань методично, сантиметр за сантиметром. И вот наконец…

Да! Сердце подпрыгнуло от волнения, и она осторожно взяла пинцетом какую-то коричневую частичку. А потом еще одну. Отлично!

Отложив их для лаборатории в пакет, она выдохнула и взялась за коробку. Надо поискать отпечатки пальцев. Алис довольно потянулась, размяла шею, затекшую от напряженного изучения ткани, а потом достала ультрафиолетовую лампу. Просветила коробку снаружи. Да, отпечатки, разумеется. Какие-то из них принадлежали ей, какие-то Эве. Надо будет их исключить. Теперь внутри. А вот здесь было интереснее. Здесь явно ни она, ни мадам Дюпон коробки не касались. Алис сделала несколько снимков, а потом обработала все места с отпечатками нитратом серебра. Подождала какое-то время и опять включила лампу.

Когда Марк наконец постучал в дверь, она с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею с воплем: «Нашла!»

– Есть что-то? – спросил он, устало опустившись на стул.

– Да! Какие-то частички! Я посмотрела под микроскопом, похоже на сушеные листья, но не могу сказать, какие именно. Нужно заключение лаборатории. И отпечатки пальцев! Снаружи есть отпечатки мои и мадам Дюпон, их еще надо исключить. Зато внутри… внутри точно только его. Правда, частичные в одном месте и слегка смазанные, вот тут… Как будто он дотронулся до стенки, когда укладывал фату. Вот так, видишь? – Алис изобразила движение рукой. – В базе их нет, но, если мы достанем что-то для сравнения, думаю, можно будет идентифицировать.

Марк облегченно выдохнул.

– Умница, Янссенс.

– А ты как?

– Едва не погребло под кучей бумаг. И так писанины горы и горы, еще и сегодняшнее подвалило, и вдобавок Шмитт подкинула… всякое.

– Все, тогда заканчиваем! – решительно заявила Алис. – У меня тоже сил уже не осталось. А сегодня, между прочим, выходной.

– Поедем ко мне? – Марк вытащил сигарету из пачки, сунул в рот. – Мать написала, что к кому-то ушла до ночи. Мартен… Они его пригласили на поминки, представляешь? Но слава богу, припрется он только вместе с Жаном. Так что пока дом в нашем распоряжении. Заодно посмотрим вещи Беатрис. И я приготовлю лазанью.

– Ну как тут устоять! – Алис бросила на него кокетливый взгляд.

Он довольно ухмыльнулся и взглянул на нее в ответ так, что сладкий жар плеснулся внизу живота.

И… да. Алис хотела узнать, что будет дальше.

* * *

– Нет, фаты нет, – наконец объявил Марк. – И свадебного платья тоже.

– Ты уверен? Может, где-то еще?

Он покачал головой.

– Все бабушкины вещи остались вот в этом шкафу и комоде. Так что, как видишь…

Алис вздохнула. Марк искал все сам, усадив ее на диване в маленькой комнате, явно служившей раньше чем-то вроде кладовой. Или комнаты прислуги. Диван, шкаф, пара стульев, больше ничего. Вынутые с полок старые вещи были разложены каждая по отдельности. Их оказалось совсем немного, и ничего похожего на свадебное платье и фату со снимков среди них не нашлось.

Первым делом Алис и Марк как раз заглянули в семейный альбом и убедились в том, что и так уже поняли: присланная фата и правда оказалась копией той, что надевала на свадьбу Беатрис. На фото отчетливо была видна и та же самая вышивка, и фактура ткани. Вряд ли ее сделали на фабрике: судя по всему, Беатрис шила себе наряд на заказ и фату наверняка заказывала у вышивальщицы.

Значит… Они оба понимали, что это значит. И от этого в воздухе сгустилось тяжелое ощущение неясной тревоги. Темная тень. Чужое вторжение. Кто-то украл фату. Кто-то влез в дом. И этот кто-то как будто наблюдал за ними даже сейчас.

– А ты ведь, наверное, давно не проверял ее вещи?

Марк вздохнул.

– Да вообще никогда. Всем занималась мать. Прибирала тут, приводила старый дом в порядок, когда решила, что будет иногда сюда приезжать. Кое-что вроде бы отдавала, вывозила, переставляла. Когда я… когда меня отправили сюда, я уже ничего не трогал, просто привез свои вещи. И пользовался, в общем-то, только спальней, гостиной и кухней. Ну и кабинетом еще. Никуда больше не заглядывал. Как раз не так давно собирался с тобой посмотреть все, что осталось от Беатрис. А так… даже не могу сказать, был ли тут этот свадебный наряд, или его давно куда-то отправили, подарили, не знаю. Спрошу. Мать должна помнить, наверное. Пойдем… Здесь как-то тяжело находиться. Потом все приберу.

Алис кивнула. Выйдя следом за ней, Марк запер дверь, и они вернулись в гостиную.

– Значит, либо твоя мать отдала фату, и та как-то попала в руки к сталкеру, либо он был у тебя дома… – Алис не могла отделаться от ощущения беспомощной брезгливости, так хорошо знакомого липкого страха. Спрятаться негде. Он следит за тобой, даже когда ты спишь… Она усилием воли переключилась на настоящее, не дав образам из прошлого затянуть себя во тьму.

– Да, – спокойно ответил Марк. – Я сменю замки. Думаю, впрочем, что если он и пролез в дом, чтобы украсть фату, то это произошло давно. Когда здесь никто не жил.

– Тогда в кладовке будут его отпечатки! Я сейчас посмотрю, надо только…

– Это на полдня работы, – вздохнул Марк. – Даже больше. Если бы у меня была группа экспертов, то игра стоила бы свеч. Но ты у меня одна. И у тебя все еще болит нога.

– Почти нет! – возразила Алис, но он покачал головой.

– А значит, я как твой начальник должен правильно расставлять приоритеты. И у вещей Одри он выше. Если вдруг ты поймешь, что делать тебе нечего… тогда можно и кладовку. Пойдем пока на кухню. У нас вечер выходного дня, и я обещал тебе лазанью.

То, как он произнес это слово, наводило на совсем другие мысли, и Алис невольно улыбнулась. Черт, ей уже казалось? Ей уже виделись какие-то намеки там, где их не было?

Усадив ее на кухне за стол и поставив перед ней бокал вина, Марк принялся за готовку. Она сделала большой глоток, закрыла глаза, понемногу расслабляясь. Тут было лучше. Тут, на кухне, почему-то казалось, что темная тень отступила. И теплый свет от низко висящей над столом лампы, и старые изразцы над плитой, и уютный угол за столом, где она сидела, – все это словно обнимало, закрывало, защищало от зла.

– Тесто, конечно, покупное, Лоран бы ругался, но ты, надеюсь, простишь, – признался Марк, захлопнув коленом дверцу холодильника, из которого вытащил сразу кучу продуктов. Придерживая эту кучу подбородком, добавил: – Зато все остальное сделаю сам. Незабываемый вечер гарантирован.

– Да с вами, инспектор, все вечера незабываемы, – вздохнула Алис, бросив на него взгляд из-под ресниц. – Давай я тебе помогу? Тоже буду что-то делать, а не сидеть…

Она чуть не добавила «как гостья». Впрочем, а кем она была? Гостьей или…

– Хм… ну давай, если хочешь! – Марк положил перед ней разделочную доску, протянул нож и луковицу.

– Хочу! – твердо ответила Алис, вдруг осознав, что всю жизнь старалась избегать этого слова. А теперь, с ним она позволяла себе говорить о том, что она хочет. Хочет помогать накрывать ему на стол, как будто она… как будто она его девушка. Хочет, чтобы он сам это сказал. Хочет потом сесть к нему на колени и целоваться: долго, глубоко. Хочет… Она вдруг подумала, что правда хочет, чтобы он снял свитер и футболку и…

Алис засмотрелась на его шею в вырезе воротника, эта родинка на бледной коже – черт, если ее поцеловать? Вообще так хотелось прижаться к нему, почувствовать, какой он теплый и большой и…

Марк специально ее дразнил. Она уже это поняла. Как будто они сейчас танцевали невидимый танец – и не вальс, в котором партнер ведет партнершу, а… фламенко. Алис помнила, как однажды ее поразило это действо, которое она где-то видела: как без всяких касаний, находясь вроде бы отдельно друг от друга, двое показывали все, что чувствуют, рассказывали целую историю и про себя, и про партнера, творили любовь прямо на сцене.

Марк как будто приглашал ее сделать это – танцевать свою собственную партию. Так, как она умела, так, как могла. Не направляя, не принуждая, не предписывая шаги и фигуры, а просто вызывая в ней желание – двигаться навстречу. И Алис чувствовала, ощущала, как густеет и словно электризуется между ними воздух, чувствовала, как ее вдруг охватывает азарт. Тот самый, который она уже ощущала с ним, – азарт соблазнения, игры, соперничества, и она приняла подачу, она отвечала Марку тем же, потому что… хотела! Да! Хотела видеть, как и на него это действует, и еще больше возбуждалась оттого, что у нее получалось – играть с ним в такую игру. Прикосновения будто невзначай, случайно, пока он накрывал на стол, а она тоже встала, чтобы помочь, несмотря на его протесты, – коленом к бедру, пальцами к сгибу локтя; долгие взгляды, которые он на нее бросал, задерживаясь то на губах, то на груди; ее ответные взгляды – кокетливые, флиртующие, становящиеся все смелее.

Когда он варил кофе, Алис уже просто больше не могла. Черт. Стоит в этом своем черном свитере, перехваченном ремнями кобуры, такой огромный и красивый, и делает вид, что ничего не происходит. Ей просто хотелось… хотелось уже какой-то разрядки.

– Готово, – сказал Марк как ни в чем не бывало, помешивая кофе в турке.

– Я достану чашки!

Не дожидаясь протестов, она встала, подошла к шкафу, картинно потянулась, чтобы снять чашки со средней полки.

– Не могу! Не достаю!

– Не достаешь?

Она обернулась. Взмахнула ресницами, глядя на него снизу вверх. Он смотрел с неожиданно серьезной и какой-то хищной заинтересованностью, от которой ее все время бросало в дрожь. Как будто ждал. Ее согласия. Ее первого шага. И тогда…

– Да, – ответила она, все так же на него глядя и уже понимая, что он услышит в этом слове.

Марк тут же одним движением скользнул к ней, прижав к столешнице, и по одной снял чашки.

– Мне кажется, вы вполне могли дотянуться, Янссенс, – сказал он ей на ухо и вдруг глубоко вдохнул: – Вишенкой пахнет, м-м-м… но почему-то предпочли позвать меня.

Алис прикрыла глаза, потому что между бедер тут же все сладко заныло. Ну нет, не так быстро!

– Что заставило вас так подумать? – Голос у нее почти не дрожал. – Сами задвинули чашки почти к стенке, да еще шкаф так высоко повесили. Не все, знаете ли, такого роста, как вы, инспектор. И у меня все-таки болит нога…

– Не пытайтесь ввести следствие в заблуждение, Янссенс. Хорошую девочку будете у себя в лаборатории изображать. – От того, как он это говорил, у нее просто все плыло перед глазами. – Я-то вижу, на что вы способны. Давно вас раскусил. Так что… – Она слышала, как он ухмыльнулся, когда добавил: – Чистосердечное признание облегчает наказание.

– Вы злоупотребляете служебным положением, инспектор, – выдала Алис, зажмурившись, сознательно чуть подалась бедрами назад, теснее прижимаясь к его паху, и тут же отодвинулась.

– Ради благой цели иногда приходится, знаете ли. Давайте, признавайтесь уже.

Алис обернулась в его руках. Тут же уловила его движение: кажется, он хотел отступить, чтобы дать ей пространство, но она сама положила руки ему на грудь, подняла на него взгляд.

– Я думала… ты и так видишь.

– Вижу. – Он тоже не сводил с нее взгляда. Выжидающего и темного, от которого у нее внутри снова все дрогнуло так сладко. – Мне просто нравится, когда ты говоришь, чего хочешь.

– Я хочу. – Она потянулась и обняла Марка за шею. – Хочу. И немедленно. В комнату и как в тот раз…

Он сжал ее, притиснул к себе. Резко, хищно и жадно. Поцеловал глубоко, собственнически, а потом заглянул ей в глаза.

– Хочу, – повторила она.

У нее перехватило дыхание от его взгляда, словно она неслась на каком-то невероятном аттракционе, когда кажется, что вот-вот перевернешься и сорвешься вниз. Но его руки держали так крепко, крепче любого страховочного троса. И когда Марк подхватил ее и понес, Алис только в восторге закрыла глаза и обняла его за шею.

– Хочу!

Она повторила это еще раз, притягивая его на себя, когда они оказались в гостиной на диване. У нее все плыло перед глазами, и она вдруг поняла, насколько на самом деле хочет, как много в ней желания, и каждым этим своим «хочу» словно пробивала плотину, сдерживающую все, что столько лет скрывала даже от самой себя. Хочу, хочу, еще, да…

Именно его, его запах, его вкус, его прикосновения. Алис отчаянно и жадно подставлялась его поцелуям и целовала его в ответ, со стоном зажимала его колено между своих бедер, бесстыдно наслаждаясь этим трением. Одежда мешала, было тесно, жарко и хотелось еще – глубже и больше; приподнявшись, Алис стянула с себя свитер, оставшись в одной только футболке, и потянулась, чтобы раздеть и Марка.

– Я хочу!.. – повторила она невнятно, и он, улыбнувшись в ответ, снял кобуру, сбросил на пол, скинул туда же свитер, а потом снова наклонился к ней.

– Что именно?

– Чтобы ты разделся! – выпалила Алис смело, хотя щеки тут же вспыхнули. – Марк, я…

– Раз вы выразили желание сотрудничать со следствием… Я готов пойти на сделку.

Он снял с себя еще и футболку, потянувшись всем своим огромным и сильным телом, и Алис замерла, с удовольствием его разглядывая. Эта мощь, этот четкий рельеф мышц, и даже шрам от пули на боку. Ох, черт, это было так… Ей немедленно захотелось потрогать, очертить бледный круг на его коже кончиками пальцев, и Марк мгновенно угадал ее желание: взяв ее руку, приложил к своему боку справа, прямо на шрам.

– Я однажды решил, что слишком крут для бронежилета, – улыбнулся он.

– Ты такой… – выдохнула Алис, даже не зная, как назвать это словами.

Кожа у него была горячая и на ощупь именно такая, как она представляла все это время. Черт, да. Она представляла. На самом деле, она думала об этом почти постоянно. О том, как вот так проведет рукой, от груди и ниже, к животу, к поясу джинсов. Как потянется и поцелует его в шею, туда, где была та родинка. Как Марк тоже потянет с нее футболку. Разденет…

– Можно? – Алис легко провела пальцами по его груди.

– Да!

Марк тяжело сглотнул, и она поняла, как сильно он… хочет. Как сдерживается ради нее. Как ждет ее прикосновений. Неловкость и стеснение отступили; уже не сомневаясь, Алис положила ладонь ему на грудь, спустилась к боку, погладила шрам, а потом ниже, к животу, и снова вверх к груди. А потом потянулась навстречу и поцеловала в шею, как и хотела, – там, где была родинка. И еще… Марк выдохнул чуть не со стоном, и Алис, перехватив его руку, решительно сунула ее себе под футболку.

Он внимательно взглянул ей в глаза.

– Теперь ты… – Щеки у нее горели, но отступать она не собиралась. – Я хочу, Марк, правда.

Медленно, словно давая ей возможность передумать, он провел обеими руками от ее талии выше, к груди, собирая ткань, а потом окончательно снял с нее футболку. Алис на мгновение зажмурилась, по коже тут же пробежали мурашки, и при мысли, что он теперь ее видит вот такой, все внутри наполнялось жаром. Она сама не понимала, почему это так возбуждало.

– Если будет слишком, просто скажи, – сказал Марк серьезно, но явно не мог удержаться и разглядывал ее так горячо, что она еще сильнее вспыхнула от смущения и удовольствия. – Торопиться нам некуда.

– Даже если я захочу… – Алис сглотнула, – …торопиться?

– Посмотрим, – ухмыльнулся он.

Она закрыла глаза, когда почувствовала, как его большая и теплая ладонь накрыла грудь. Хотелось еще, Алис сама не знала чего – хотелось больше, просто больше, чтобы он… Она тихо вскрикнула, когда Марк вдруг прихватил губами ее затвердевший, сжавшийся сосок, вобрал глубже своим горячим ртом. А потом, чуть отодвинувшись, разглядывал оставшийся влажный розовый след на ее коже с удовлетворенным и собственническим видом, чтобы тут же повторить это снова – с другим соском. Алис вся дрожала, вся словно плавилась от его прикосновений, не было больше мыслей, только одно желание – чтобы он брал ее, отмечал, как свою, вот так – одно желание быть его, целиком и полностью и…

Дыхание у нее совсем сбилось, она вся как будто превратилась в ощущение, в осязание – его губы на ее коже, скользящее, щекотное прикосновение прядей его волос, когда он вот так наклонялся, теплые руки, поцелуи все ниже и ниже, от груди к животу; Марк приподнял ее, побуждая выгнуться ему навстречу, и Алис поддалась, сладко выдохнув, как будто отпустила что-то внутри, позволила. Вот так, да… И еще…

– Я собирался… попробовать эти духи… вот здесь, – шепнул Марк, целуя ее в самый низ живота.

Алис распахнула глаза. Все вокруг было словно в пьяной дымке, плыло, кружилось, и даже его лицо…

Еще. Ей было мало. Мало. Хотелось больше. Еще горячее и глубже. Почувствовать его всего. Почувствовать, как он тоже теряет контроль.

Да, она сможет. Точно сможет! Не хуже, чем все девушки, которые у него были. Она же… хочет, да. Она сама сказала, что хочет, она уже не та, какой была раньше, и Марк совершенно особенный, и…

Вот сейчас он стянет с нее остатки одежды, и дальше… Расстегнет ширинку. Вытащит член. Раздвинет ей ноги. Ляжет сверху.

Алис вздрогнула, невольно вспомнив это ощущение – чужой тяжести на ней, давящей, неприятной. Жаркая истома неожиданно схлынула, расслабленность и нежность во всем теле стремительно исчезали. Она как будто съежилась, вдруг осознав, что страх никуда не делся, воспоминания никуда не делись, и ее слова о том, что она хочет «поторопиться», были ложью. Ее мысли о том, что она и в самом деле хочет, уверенность, что она не хуже, чем другие…

Она не понимала. Она ничего не понимала кроме того, что опять все испортила. Закрыв глаза, Алис попыталась вернуть прежние ощущения, снова почувствовать себя так, как только что, но ничего не получалось. Ей стало холодно. Рвущийся изнутри жар потух, как огонь, который резко залили ледяной водой. В отчаянии она чуть не стукнула кулаком по дивану: ну почему!..

Марк вдруг легко поцеловал ее в нос и притянул к себе. Уже иначе – она это почувствовала. Просто тепло и нежно, утешающе. Потому что сразу все понял.

– Слишком?

Алис чувствовала, слышала, как у него колотится сердце. Как сильно он возбужден. Ощущала его горячую кожу, его все еще прерывистое дыхание. И ей просто хотелось плакать, потому что она снова оказалась «деффективной». Потому что она сделала больно – ему, Марку, который с ней был так…

Алис всхлипнула, уткнувшись лицом куда-то ему в шею. Они с трудом помещались вдвоем на диване, но Марк держал ее крепко, нежно поглаживая по спине.

– Не слишком, – наконец выдохнула она. – Я правда хочу! Хотела… я просто… я не знаю! Я не могу это объяснить! Я хотела, мне было хорошо, я ни о чем не думала, а потом… потом подумала, что дальше будет, представила, и как-то…

– Просто ты еще не готова, вот и все, – спокойно заметил Марк.

– Готова! Просто глупая мысль, она меня сбила, ничего страшного, давай попробуем еще раз, я точно…

– Это… хм… интересно, какое по счету наше свидание? Второе? Рановато для секса, тебе не кажется? – Он поцеловал ее в макушку и добавил серьезно: – Алис, ты и так невероятная умница. Смелая и страстная. Не надо ничего доказывать. Ни мне, ни себе. Хорошо? Делай только то, что тебе приятно. И тогда… – он вдруг ухмыльнулся, – …мне тоже будет приятно.

Алис снова едва не всхлипнула – на этот раз от счастья и тепла, которое тут же растеклось по всему телу. Прижавшись, поцеловала Марка – нежно, долго, наслаждаясь каждым движением его губ и языка, повторяя за ним эти движения, подстраиваясь, пробуя сама, отмечая, как ему нравится и как нравится ей. Она снова подумала, что и правда только… учится. Да, как девочка-подросток, на которую обратил внимание мальчик из старшего класса. Красивый и популярный, но при этом почему-то выбравший именно ее. И он был с ней таким нежным и бережным, он не настаивал, он позвал ее к себе, пока родителей нет дома. Не чтобы соблазнить, не чтобы получить свое, а чтобы она научилась, чтобы наконец разобралась в своих желаниях. Потому что хочет этого сама. Да, вот так, вот так исследовать, не торопясь, каждый раз позволяя ему чуть больше или, скорее, позволяя чуть больше себе. И ее снова подхватила эта волна, на этот раз мягкая, успокаивающая, волна странной уверенности и спокойствия, что она может, что она… Алис поймала момент, когда Марк, устраиваясь поудобнее и приподняв ее лицо к себе, коснулся пальцем ее нижней губы, и слегка втянула его палец себе в рот. Дразняще провела языком.

Глаза у него вспыхнули.

– Ах вот как ты умеешь… – Марк мягко надавил ей на нижнюю губу, побуждая чуть шире приоткрыть рот. – Какая хорошая девочка, м-м-м…

Его второй палец тоже скользнул между ее губ, и Алис на мгновение зажмурилась. Вот так, да. Так непристойно и так возбуждающе, и она чувствовала, как это ее заводит и как заводит Марка – что она может быть такой. Может это себе разрешить. Глядя прямо ему в глаза, Алис с тихим стоном пососала его пальцы – сильно, с нажимом, старательно скользя по ним языком.

– Умница, Янссенс… – выдохнул Марк. Голос у него чуть дрожал.

Она слышала, видела, что с ним происходит. Он не требовал больше, он не ждал продолжения, и ей вдруг стало легко. И возбуждение накатило еще сильнее. Она хотела быть его умницей. Хотела чувствовать это удовольствие…

В коридоре неожиданно послышался какой-то шум, и Алис даже не успела до конца очнуться и понять, что происходит, когда на пороге гостиной мелькнула человеческая фигура.

Марк мгновенно взлетел с дивана, схватил брошенную на полу кобуру, но тень уже исчезла. Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Алис тут же нашарила свою футболку, принялась лихорадочно натягивать, путаясь в рукавах и горловине, глядя вслед Марку, – он, даже не одевшись, с пистолетом в руке кинулся в коридор.

Черт! Стараясь унять отчаянное сердцебиение, Алис кое-как надела футболку и свитер, пригладила волосы. Прислушалась. Со стороны кухни раздавались приглушенные голоса. Мужской и… женский? На нее обрушились одновременно облегчение и невыносимый стыд.

Черт. Это же… его мать? Кто еще мог сюда зайти?

Алис осторожно подошла к двери, выглянула в коридор. Марк и правда разговаривал на кухне. Да, ускользнуть незаметно, пожалуй, получится. Это было ужасно, но она и в самом деле не знала, что будет хуже: сделать вид, что ничего не произошло, и светски общаться с его матерью, или просто сейчас исчезнуть. Что хуже в первую очередь для Марка? Ей самой претила мысль вот так вот трусливо сбежать, но как они оба будут переживать эту неловкость? Как к произошедшему отнесется Жанна Морелль, может быть, Марк предпочел бы отложить знакомство на потом, учитывая его непростые отношения с родственниками? Если вообще собирался знакомить Алис с матерью.

Черт, сравнивая себя с девочкой-подростком, она совсем не подумала, что к подростковым обжиманиям на диване прилагались и внезапно вернувшиеся родители. Хуже всего то, что судить о ней будут не как о подростке, а как о приехавшей в командировку специалистке, которая тут же завела служебный роман и прыгнула в постель к шефу всего через пару недель после знакомства. И самое ужасное – это была правда. Если бы не ее прошлое, не ее страхи, Алис бы, наверное, сразу это сделала. Наплевав на здравый смысл, на гордость, вообще на все. Черт! То, что о ней говорил ее монстр, было не так уж далеко от истины. Алис подумала, что стоило только допустить в сознание, позволить себе принять неясный образ, который ее преследовал, который даже снился, – она сама в короткой юбке и туфлях на каблуках, безбашенная, смелая, с красной помадой на губах, берущая то, что хочет, – как этот образ словно стал прорастать в ней. Как будто, сделав всего один шаг вперед, она уже не могла остановиться, как будто, пытаясь увидеть себя настоящую, открыла… Что? Что это было? Ее тайная темная сторона? Ее истинная суть, которую она так тщательно от всех скрывала, притворяясь умницей? Может, сложись в ее жизни все иначе, она и сама могла бы быть той девушкой из клуба.

В коридоре снова послышались тяжелые шаги – без сомнения, Марка, – он вошел в комнату и тут же обнял Алис.

– Прости меня. Я должен был подумать, что мать может вернуться. Забыл, что я теперь тут не один. Черт, у меня даже спальню отобрали!

– Ничего страшного, – Алис в ответ погладила его по руке. – Просто… неловко. И твоей матери тоже…

– О да! – Он нервно усмехнулся. – Меня ни разу еще так не… застукивали. Ну, как говорят, в жизни надо попробовать все. Мы можем сбежать. Или, если ты готова пережить ужас знакомства с родителями, особенно сейчас…

– Как лучше для тебя? И для твоей матери?

– Лучше ты скажи, что для тебя менее нервно.

Со стороны кухни раздалось предупредительное покашливание, тихие шаги, а потом женский голос в коридоре произнес:

– Простите, Алис… я могу вас так называть?

– Конечно, мадам Морелль, – отозвалась Алис.

– Жанна. Я понимаю, что мы все испытываем некоторую неловкость, но мне кажется, лучше сразу об этом поговорить. Я прошу прощения, что вошла так некстати. Честно говоря, просто не подумала… Хочу вас заверить, что все в порядке, давайте просто забудем этот незначительный инцидент. Конечно, получился не самый удачный вариант знакомства, но мне бы очень хотелось пообщаться с вами поближе. Хотя вынуждать вас делать это сейчас я бы не…

Марк, закатив глаза, подошел к дивану, натянул футболку, свитер и принялся прилаживать кобуру.

– Лучше войди и скажи, – буркнул он. – Что ты там толкаешь парламентские речи в коридоре? Мы оба одеты, все в порядке.

Жанна осторожно отворила дверь и появилась на пороге.

– Добрый вечер еще раз, – сказала она.

– Добрый вечер.

Алис поймала себя на странном желании чуть ли не присесть в реверансе. В Жанне Морелль было что-то от королевы. Императрицы. Достоинство, осанка, гордая посадка головы. Она вежливо улыбалась, но ее глаза смотрели… осуждающе? Недовольно? Скорбно? Алис никак не могла найти подходящее слово.

Может быть, снова глупые страхи. А может быть, и правда удалось уловить чужое недовольство. Выученная за долгие годы в аду способность всегда обострялась в напряженные моменты.

– Я бы хотела лично поблагодарить вас за работу, за то, что вы помогли узнать, что же произошло с моей матерью. Сейчас наконец мы можем предать ее останки земле, похоронить так, как следует. Закрыть тяжелую страницу нашей семейной истории… Надеюсь, вы сможете прийти на поминки? Я бы очень хотела вас там увидеть. Мы собираемся организовать все в среду, когда приедет мой брат. Он звонил, будет завтра. Мы…

– Завтра? – переспросил Марк. – Ты же сказала, что во вторник?

– Да, завтра. У него поменялись планы.

– Да какого хрена? Дома ему не сидится, да?

– Марк, прошу тебя, не при…

Алис вспыхнула. «Не при посторонних». Не при этой… кем она была в глазах Жанны? Случайной подружкой? Легкомысленной девицей, одной из тех, кто так бездумно прыгали в постель к ее сыну? Да еще и неровня ему, замарашка, кое-как выбившаяся в люди, девушка из совсем другого социального круга. Такие дамы, как Жанна Морелль, отлично с первого взгляда считывают своих и чужих.

– Спасибо за приглашение, – поблагодарила Алис, стараясь держаться спокойно и со всем возможным достоинством. – Разумеется, я буду. А сейчас, с вашего позволения, попрощаюсь.

– Конечно же. Уже поздно, мы все устали, – с готовностью подхватила Жанна. В ее голосе звучало явное облегчение. – Доброй ночи.

– Доброй ночи.

– Я тебя провожу, – буркнул Марк. – Надо поговорить с Эвой.

Он направился к двери, решительно взяв Алис за руку. И она, стараясь не хромать, а идти с достоинством, даже спиной чувствовала, как внимательно Жанна смотрит им вслед.

* * *

– Возьмите еще бриошь, инспектор, не стесняйтесь, – проворковала Эва, придвигая ему свежую выпечку. – Вы, молодые люди, слишком часто пренебрегаете завтраком!

Это было странно. И хорошо. Завтракать вместе с Алис под присмотром мадам Дюпон, которая старательно изображала из себя не то бабушку, не то дуэнью, впрочем, всегда готовую отвернуться и не слишком уж внимательно следить, чем там занимается ее подопечная. Да, это было странно и хорошо – проснуться с Алис под одной крышей. Теперь, когда… когда они… встречались?

Вчера вечером старуха, на его удивление, отреагировала на просьбу временно пожить у нее совершенно спокойно. Чего нельзя было сказать об Алис, которая с изумлением смотрела на него, пока он излагал Эве свои соображения. Но с Алис Марк решил объясниться позже. Наконец рассказать о том, что произошло в Париже. Теперь он сможет, он знал. И дело было не только в том, что в одном доме с дядей, матерью и Анри он бы точно задохнулся. Идея остаться с Алис вертелась в голове с того момента, как он увидел чертову фату. Да, так просто спокойнее. Быть с ней рядом постоянно, знать, что он может ее защитить. Или хотя бы попытается…

Выслушав все условия Эвы: курить только во дворе, поскольку в доме много антикварного текстиля; не повышать голос в присутствии Ребельона, чтобы не нервировать собаку; тщательнее вписываться в пространство, чтобы не сбить с полок ценный фарфор; не докучать девочке и вообще соблюдать правила приличия (что было сказано с нажимом и слишком ясным намеком), – Марк наконец оставил изумленную Алис и отправился домой за вещами.

Там его, разумеется, ждало продолжение парламентской речи (больше напоминающей проповедь), начатой матерью на кухне. Жанна чуть ли не с порога заявила, что тащить в постель подчиненную – это по меньшей мере безответственно, а уж пытаться воспользоваться уязвимостью девушки с непростой судьбой – и вовсе аморально.

На изумленный вопрос, откуда ей известно про «непростую судьбу» (от удивления Марк даже не успел как следует разозлиться), мать совершенно невозмутимо призналась, что уже навела справки и поговорила с Жаном. Так что от матери Марк сбежал, поспешно собрав только самое необходимое.

Позже, уже ночью в доме у Эвы, он долго ворочался на непривычно узком и тесном диване в гостиной, пытаясь выкинуть из головы эти слова матери. Пользовался ли он уязвимостью Алис? Ее страхами, ее одиночеством? Снова полагаясь на свое чутье, пребывая в полной уверенности, что знает, чего она хочет и как для нее лучше? Навязывал ли ей свою волю под видом внимания к ее чувствам? Приманил ли ее на эту иллюзию безопасности, созданной только для нее? Алис так легко ему доверилась, так легко поддалась, только вот чем это для нее было – спасением или… ловушкой?

Он не желал вглядываться в себя, потому что боялся увидеть тьму там, где хотелось видеть только свет и благородство. Тьму, которая помешает и дальше играть роль хорошего Марка, наслаждаться звучанием в унисон и держать зверя на цепи.

«Черт, хватит. Хватит раздувать все до вселенских масштабов, хватит думать о своем трагическом образе. Это смешно. Ну да, все как обычно, Марк Деккер выходит на подмостки читать монолог Гамлета. Быть или быть? Весь мир театр! Сто тысяч братьев! Черт, не сто, а сорок. И тут преувеличил».

Он усмехнулся про себя. Или в монастырь, или замуж за дурака, куда же без крайностей, в самом деле.

И все же… И все же он не был только хорошим Марком. Только героем, который спасает девушку. Пока получалось справляться с чудовищем и держать его на цепи, но что будет делать этот зверь, когда Алис придется уехать? Когда ей надо будет вернуться к своей настоящей работе, к своей привычной жизни. Это произойдет рано или поздно. И что тогда? Что он сделает с ней? Монстр не сможет ее отпустить. Один раз выпущенные демоны уже не вернутся обратно в свое заточение. Марк уже в полусне с ужасом представлял себя Ксавье Мореллем, падающим во тьму: сделать ей ребенка, манипулировать чувством вины, сойти с ума от ревности и убежать в лес, откуда уже не будет выхода в мир нормальных людей. И там во тьме наконец отпустить себя: он же безумен, а значит, можно, можно сжать ее шею, наконец почувствовать под пальцами теплую нежную кожу… сильнее… сильнее…

Нет! Нет, нет!

Марк вскочил, открыл окно. Глубоко вдохнул холодный и сырой ночной воздух, потом вернулся в постель.

Он лежал в тишине, в этом чужом запахе, в неудобной постели; мысли толпились в голове, наскакивали друг на друга: расследование, Алис, поминки, не забыть подписать… И вдруг понял, что в доме не просто тихо. Исчезли вообще все звуки: не было уже ни тиканья старых часов, ни скрипа деревьев или шума ветера за окном. Ничего. Оглушительная тишина. Марк ничего не слышал. Он вскочил и кинулся в комнату Алис. Рассказать ей, что вылечился. Наконец-то. Он нормальный. Такой же, как все, он больше не монстр. Инструмент в голове выключили, а значит… Марк огляделся, не понимая, где он. Спустился вниз по лестнице – в холл, залитый вечерним светом. Чужой дом. Странные абстрактные картины на стенах. Красные бархатные портьеры. Где-то он это видел, где-то… здесь должно быть кресло. Да. И в кресле сидела мать с журналом в руках.

– Как ты? – спросила она, поднимаясь. – Марк? Как все прошло?

Марк вздрогнул и… проснулся. Уже было светло, и дом Эвы полнился звуками. Прямо у его двери почесался и громко зевнул Ребельон. Скрипнула половица. Что-то звякнуло. За стеной на кухне загудела электрическая кофемолка и запахло кофе.

Марк приподнялся, потянулся к лежащим на стуле часам. Да, пора вставать.

Как ни странно, за завтраком он чувствовал себя хорошо. Сомнения и страхи исчезли, развеялись, как ночные кошмары. Он смотрел, как Алис, улыбаясь, слушает Эву, как намазывает масло на хлеб, как чешет за ухом Ребельона и украдкой скармливает ему кусочек бекона, и в груди разливалось тепло. Марк предвкушал новый день, совместную работу, обед у Лорана, вечер… Черт! Когда – до того, как Алис появилась в его жизни, – он в последний раз так радовался новому дню? И вместе с этой радостью почему-то крепла уверенность, что звучание в унисон означает не только ожившую тьму, но и свет, который он прятал точно так же глубоко. Свет, который она могла бы в нем разбудить…

Они забрали улики в участке, а потом поехали на почту. Марк ждал ее на улице и курил, вспоминая вчерашнее вторжение матери – уже с юмором. Думал о том, как прокрадется сегодня вечером к Алис.

Она вышла довольная: мадам Верне была готова поговорить, причем прямо сейчас. Анжелика позвонила матери при Алис и обо всем договорилась. По ее словам, бабушка страдала от ранней деменции: забывала, что произошло вчера, и не узнавала родных, но до сих пор помнила, где мадам Морелль хранила серебряные ложки.

Наконец, припарковавшись у старого дома, они с Алис позвонили в дверь. Им открыла женщина средних лет, мать Анжелики, и, поздоровавшись, без лишних церемоний проводила в комнату, где сидела бабушка.

От резкого запаха лекарств, валерьяны и неизбывного старческого духа отчаянно захотелось чихнуть, но Марк сдержался, просто потерев нос. Стул рядом с кроватью был заставлен склянками, чашками и пузырьками, сама же старуха полулежала среди нагроможденных подушек всех размеров.

– Анжелика? – спросила она, подслеповато щурясь, и чуть приподнялась со своего ложа, вглядываясь в Марка. – А что это за молодой человек?

– Это мадам Янссенс и инспектор Деккер, мама. Они из полиции, – пояснила мать Анжелики и придвинула стулья. – Присаживайтесь. Я пойду, вы тут сами.

Марк кивнул.

– Из полиции? – бесцветно повторила старуха.

– Мы хотели поговорить с вами о мадам Морелль, – осторожно начала Алис, сев на краешек стула. – Вы ведь у нее работали?

Глаза старухи блеснули. Она сразу оживилась.

– Ах, мадам Морелль… Она вернулась?

– Нет, мадам. А вы помните, когда она… уехала?

– Конечно! Это было третьего июля. Ночью была гроза, а утро выдалось таким… теплым, светлым… будто новая жизнь…

– Вы уверены?

– Разумеется! Я была так расстроена, так плакала! И вот мой Жак тогда и сделал мне предложение! Такое не забывается, уж поверьте. Помню, как сидела в комнате… мадам Морелль подарила мне платок… шелковый, с вышивкой. Я его хранила и не продала даже в самые трудные времена. Я сидела и плакала, держала платок, думала про нее, про ее дом, что теперь ничего этого уже не будет. Ах, какое было место, мне все завидовали! Столько важных и умных людей. И музыка, и разговоры, и танцы… И платили отлично. И мадам Морелль красавица… Я старалась перенимать ее манеры. Она даже немного обучала меня игре на фортепьяно. Боже, мне так хотелось играть, как она! И я плакала, да… ничего больше не будет… А тут матушка сказала, что пришел Жак. И он ворвался в комнату и сразу встал передо мной на колено, сказал, что не может больше… не может… и новая жизнь…

Старуха пожевала губами, всматриваясь куда-то невидящим взглядом. Видимо, туда, где она была юной девушкой, которую позвали замуж.

Марк быстро записал в блокнот дату. Отлично!

– В тот день… третьего июля. Перед ее отъездом. Вы не заметили ничего необычного в доме мадам Морелль? – продолжила Алис. – Или, может быть, чуть раньше?

Он решил пока не вмешиваться, чтобы не пугать старуху. Общаться с женщинами ей явно было привычнее, возможно, она даже думала, что перед ней все-таки внучка Анжелика или вообще кто-то из подруг юности, которым она снова рассказывает о волшебном доме Беатрис.

– Конечно. Конечно, заметила. Замечала. Все там было неспокойно. Вот эта гроза. Она так надвигалась… будто за неделю еще. Сгущалось все. Жарко и тяжело. Над лесом, помню, туча такая, огромная и темная. Беда. И мне так плохо вечером было… С утра ничего, а вечером… Голова вдруг так закружилась, еле к себе дошла. Я же всегда была такая здоровая девушка, кровь с молоком, выносливая, а тут… наверное, давление упало. Я свалилась в постель и спала всю ночь как убитая. Мадам Морелль так и не попросила меня подняться тогда. Не позвала. Не спустилась за мной. Она уставала, и иногда я укачивала детей, помогала ей ночью, все же близнецы, два младенца, очень тяжело. Утром дети так плакали… Я вскочила, думала, что мадам просто уснула и не слышит, побежала к ней туда. Дверь была приоткрыта, как сейчас вижу.

– И что еще вы видите? – вкрадчиво спросила Алис.

Умница! Марк восхитился в очередной раз: она угадала, что старуха находится сейчас в своем воспоминании, как во сне или под гипнозом. И вела ее дальше в этом сне, побуждая вспомнить каждую мелочь.

– Комнату. Постель смята. Гардеробная открыта, ее одежда на полу… обувь. И беспорядок. Везде все не так. Она так никогда не бросала свои вещи. С младенцами не бывает полного порядка, но тут… словно она что-то искала. Когда собиралась. Прямо вижу этот ящик с перчатками, как он вывернут, они разбросаны по полу… сорочки. Такое роскошное кружево, и все брошено кое-как. Да, наверное, искала документы. Может быть, припрятала что-то… Знаете, я до сих пор не понимаю, почему она не взяла с собой любимую брошку. И зачем прихватила прикроватную лампу.

Марк внутренне вздрогнул, но не решился задать вопрос.

– Лампу? – переспросила Алис. – Лампы не было на тумбочке?

Старуха помолчала. Казалось, неожиданный всплеск энергии так же резко сходит на нет.

– Да… – протянула она медленно. – Я там убирала потом. У них в спальне всегда стояли две лампы. С двух сторон на тумбочках. А тут вдруг нет. Так ее и не нашла…

– А в доме, кроме вас, никого не было? Где был хозяин?

Старуха пожевала губами, глаза у нее подернулись дымкой, словно она засыпала, снова проваливалась в свое безумие.

Да чтоб тебя! Марк подался было вперед, как будто мог физически выдернуть ее, встряхнуть, но Алис все-таки успела:

– Вот вы стоите с плачущими младенцами на руках, в комнате все перевернуто, а дома… никого? Ксавье Морелля нет?

– Никого… и его нет. С вечера нет.

– А когда он пришел?

– Уже к полудню.

– И в каком он был состоянии?

– Всю ночь… в лесу… так бывало… и не помнит. – Она вздохнула. Было видно, как она гаснет прямо на глазах, как наплывает на нее эта неостановимая волна беспамятства. – Не помнит… не помню…

Глава 3

– Отличная работа, Алис.

Марк на пару мгновений прижал ее к себе и чмокнул в макушку. Украдкой, быстро – все же они были на улице.

Он сказал это искренне, но Алис чувствовала, что он словно бы… был не здесь. Она и сама с трудом вернулась в реальность. Как будто погрузилась в этот страшный сон, который им рассказывала старуха, как будто сама стояла там с ней рядом – в перевернутой вверх дном комнате с разбросанной одеждой, где только что произошло что-то жуткое. Как будто видела вернувшегося из леса Ксавье, хозяина дома, который где-то бродил в ту ночь, когда пропала Беатрис.

Ощущение, что она все еще там, в прошлом, пятьдесят лет назад, не исчезло, даже когда они с Марком вышли из старого дома мадам Верне. Даже когда шли к машине – серый туман, тусклый зимний день, влажная брусчатка тротуара под ногами – все казалось кадрами из фильма, снятого через мрачный фильтр.

Но похвала и прикосновение Марка, этот короткий поцелуй разогнали тьму и холод чужого страшного воспоминания. Алис даже улыбнулась, уже привычным жестом открывая дверь машины. Она и в самом деле была довольна собой, довольна тем, что Марк доверил ей разговор со свидетелем. Они были… командой. Напарниками, которые знают сильные и слабые стороны друг друга. Как такое стало возможно всего за пару недель? Или это просто способность Марка понимать людей, чувствовать их, настраиваться на них, создавая удивительную связь? Сейчас Алис словно новыми глазами посмотрела на случившуюся в его прошлом трагедию – ту самую неудачную операцию, из-за которой погибли люди. Ведь у него была команда. Его команда, его люди, его друзья, с которыми он тоже был в тесной связи. Его… близкие. Наверняка Марк относился к ним как к семье. И вдруг все исчезло. Лопнуло в один миг. Каково это – чувствовать, что потерял семью? А для них каково это было – понимать, что человек, которому ты безоговорочно доверял, на чьи чутье, знания и силу полагался, вдруг стал причиной трагедии? Каково это оказалось и для него – ощущать себя такой причиной, быть виноватым не только в смерти, но и в разрыве отношений? Даже если никто из его команды не погиб, даже если не исчез физически, все те прежние связи разрушились навсегда. И Марк остался тут один – выброшенный из жизни, сосланный в далекий городок, без всякой возможности выбраться, без надежды хоть когда-то снова стать тем, кем он был. Одинокий монстр в Арденнском лесу, все глубже погружающийся во тьму.

Алис, уже сидя на переднем сиденье, смотрела на него через стекло. Он закурил, стоя у машины, глубоко затянулся, глядя в небо, а потом, выпустив струю дыма, тоже сел, пристегнулся.

– Обсудим все в участке? После кофе?

Она кивнула. Мыслей и чувств было так много, что хотелось сначала разобраться с ними в тишине. И Марку, кажется, тоже.

Обшарпанное здание участка, которое тогда, в первый ее день здесь, напоминало что-то из хоррора или киберпанка, вдруг показалось сейчас каким-то уютным. Нет, сложно было найти подходящее слово. Это было их с Марком место. Ее место, где она вдруг почувствовала себя… дома. Алис даже замерла на мгновение, пораженная этой мыслью. Но ведь и в самом деле так. Ее подсобка, кабинет Марка. Кристин и Себастьян там, за стеклом в холле. Запах бумаги, принтера и кофе, гудение старых компьютеров, треск телефона, белый свет люминесцентных ламп. Все это вдруг стало ей родным. Как будто тут у нее появилась семья. Удивительно, что прошло меньше месяца, а она уже чувствовала это так, чувствовала, что полюбила и странный городок, и всех этих людей, привыкла к ним: к ворчливому и саркастичному Лорану, к смешной своднице и выдумщице Эве, к бойкой Кристин и задумчивому Себастьяну. К Марку. Господи, все-то пару недель назад она считала его мудаком и мечтала поскорее уехать отсюда. Семья… Да, которой у нее никогда не было. Которую ей всегда так хотелось. Место, где ты дома, где все родное и твое. Место, где тебя любят. Место, из которого придется уехать…

Алис даже тряхнула головой. Нет! Нет, об этом она точно подумает потом. А пока будет жить настоящим. Вот хлопнула тяжелая входная дверь, когда они с Марком вошли в участок. Вот стол Себастьяна, заставленный кактусами, вот сам Себастьян – говорит по телефону…

Он закрыл рукой трубку и громко прошептал:

– Кадастровая служба! Наконец дозвонился!

Марк кивнул.

– Зайди потом ко мне.

Они прошли в кабинет, и Марк тут же принялся делать кофе. Алис села у окна на подушки, потирая снова занывшую лодыжку. Иногда та еще побаливала. Но мазь, которую выдала мадам Дюпон, все же делала свое дело. Ходить стало намного легче. Еще пара дней, и… Она вспомнила про свой заказ, который должны были доставить сегодня. Помимо обычных одежды и обуви – те самые вещи, атрибуты другой Алис. Настоящей? Или все же…

Больная нога как будто давала еще время… подумать? Привыкнуть? Научиться заходить в холодную воду постепенно, шаг за шагом? Так хотелось, чтобы все эти страхи и болезненные воспоминания уже остались позади, хотелось наконец стать другой, но Алис уже понимала, что ее обычный способ – бежать навстречу опасности – тут не работал. Один раз она уже рискнула прыгнуть с обрыва, не раздумывая, и отголоски той боли до сих пор давали о себе знать. И даже сейчас, с Марком, когда попробовала снова поторопиться… Пусть он и говорил, что это нормально, пусть сам ее утешал, Алис все равно чувствовала себя глупо.

Черт, и так, и так плохо. Форсировать события плохо. Ждать, пока ее глупая голова и тело окажутся наконец готовы… И сколько ей придется ждать? Сколько вообще у нее осталось времени? Проклятая мысль об отъезде снова застучала где-то внутри, как невидимо тикающие часы.

– Держи.

Алис вздрогнула, увидев перед собой чашку кофе, вдохнула аромат и блаженно зажмурилась. Нет, хватит. О своем… заказе она подумает потом. И об отъезде тоже. Сейчас пора возвращаться к работе. И к тому, чтобы, как говорил Марк, просто делать то, что приятно. Жить настоящим – так когда-то учил ее и подростковый кризисный психолог.

– Спасибо, – она улыбнулась.

– Всегда пожалуйста.

Марк сел на подоконник рядом, ровно на таком расстоянии, чтобы с виду оно казалось совершенно приличным – просто начальник, обсуждающий дела в неформальной обстановке, – но в то же время так, что в любой момент мог вытянуть ногу и коснуться ее ноги. Дотронуться рукой, чуть наклонившись. И Алис вдруг поняла, что в этом не было откровенного сексуального подтекста, а было просто желание человеческой близости. После утреннего разговора с мадам Верне, после того, что они с Марком услышали, оба чувствовали себя неуютно. А может быть, он тоже думал о том, что рано или поздно все закончится? Ей вдруг так мучительно захотелось его обнять, прижать к себе, забраться к нему на колени… Нет, нельзя было забываться. Не здесь. Даже с полуприкрытой дверью в кабинет.

– Итак, что у нас есть… – Марк достал блокнот. – Дата. Примерное время преступления. Преступник проник в дом поздним вечером или ночью. Если это сделал не мой дед, который и так должен был быть дома. А потом, допустим, как раз убежал в лес. Хотя мадам Верне уверяла, что не видела его с вечера. Но он мог незаметно вернуться…

– Неожиданная семейная ссора?

– Кто знает… Но это внезапное недомогание горничной все-таки кажется мне подозрительным.

– Думаешь, мадам Верне чем-то опоили? – Алис покачала в руке чашку с кофе. – Мне тоже показался странным этот момент.

– Именно. – Марк вздохнул. – Это, конечно, может быть просто совпадением. Но все-таки… молодая здоровая девушка, которая ничем никогда не болела, и вдруг вечером ей становится плохо настолько, что она замертво падает в постель и спит до самого утра?

– В таком случае получается, что преступник это планировал. Снотворное надо приготовить заранее, плюс он должен был знать, каким образом подмешать отраву горничной. Быть в курсе распорядка дня в доме. Тот самый Антуан, который на самом деле Паскаль Дюмортье? Вряд ли Ксавье, если он и виновен, совершал убийство с холодной головой. Я бы больше поверила в ссору и приступ ревности… с трагическим исходом.

– Да. Но деда тоже нельзя исключать. Они могли быть заодно. Дюмортье мог приготовить для него жертву, а само убийство… совершил Ксавье. – Марк вытащил сигарету, сунул в рот и щелкнул зажигалкой. – То, что преступник явно оглушил Беатрис лампой, может говорить о спонтанности. Дед просто схватился за то, что оказалось рядом.

– А потом убрал разбитую лампу и замел следы? – Алис покачала головой. – Скорее бы выбежал в лес в беспамятстве, а в комнате все бы осталось, как было.

– Или следы замел Дюмортье. Но если это и изначально был Дюмортье… – Он затянулся, выпустил струю дыма. – Возможно, он тоже чем-то опоил Беатрис, но не рассчитал дозу, и она проснулась. Или была настолько напряжена, что лекарство не подействовало так, как рассчитывал Дюмортье?

– Или, учитывая ее осторожность, практически паранойю, которая видна по дневнику, она так и не выпила то, в чем могло быть снотворное. – Алис задумчиво разгладила ткань штанов на своей коленке. – Что-то заподозрила? Она была умной женщиной, а в те дни явно ждала беды. Или вообще случилась драка, и лампа оказалась единственным оружием, которое преступник мог применить, чтобы не вызвать подозрений… Все-таки Беатрис носила с собой нож. Преступник мог об этом не знать. И тут внезапно…

– Да, возможно. Так или иначе, он оглушил ее лампой. И задушил там же? Или в лесу? Если в лесу, то… если предположить, что это все же был мой дед, то его побег в лес на следующий день становится более понятным. Желание вернуться на место преступления.

Марк встал, стряхнул пепел в стоящую на кофейном столике пепельницу, а потом, меряя шагами кабинет, не спеша прошел к доске, где Себастьян уже успел прикрепить несколько фотографий: горящий отель, Винсент Шевалье, снимки следов, которые они обнаружили над обрывом.

– Но если… – начала Алис и запнулась, не зная, как лучше коснуться этой темы, – если у него случился блэкаут? Мадам Верне же сказала, что иногда он убегал в лес и потом ничего не помнил.

– В дневниках Беатрис об этом никаких упоминаний. Вопрос – почему… – Марк глубоко затянулся, задумчиво разглядывая доску. – Мадам Верне просто преувеличила? Слова «не помнит» были случайными, а мы сделали не тот вывод? Впрочем, Беатрис часто использует слова вроде «кризис», «помрачение», «это состояние». Помнишь, после того инцидента с… удушением?

– А что с датами?

– С датами? Ты про последнюю запись в дневнике? – Он снова затянулся.

– Да! Сейчас проверим. – Алис встала, отнесла ему чашку кофе, а сама вытащила папку, где хранились снимки дневника Беатрис. – Так… – Она принялась раскладывать их на столе, Марк тоже подошел, отхлебнул кофе, заглядывая ей через плечо. – Все записи идут почти без перерывов, каждый день или через день. И последняя…

– Одиннадцатое июня. За три недели до исчезновения.

– Почему она перестала писать? Слишком боялась? – Алис еще раз перечитала запись, на которой заканчивался дневник.

К. опять не дома. Подозреваю, что он с Л. Медлить больше нельзя. Я приняла решение. Нашла способ. Скоро все закончится. На всякий случай сфотографировала присланную М. М. фотографию Дюмортье с коллегами. Остальные документы должны прислать чуть позже. Не слишком ли часто я бегаю к почтовому ящику? Вдруг он заметит?

Ничего. Я все равно иду на риск.

Может быть, кто-то однажды найдет эту пленку, если все закончится плохо. В любом случае я хочу оставить это свидетельство. Свидетельство того, что монстр реален. И если я исчезну, значит, меня убил Паскаль Дюмортье, называющий себя Антуаном Лебланом.

– Вероятно, боялась. – Марк тоже придвинул к себе снимок с последней записью. – Она решила уничтожить дневник, оставить все это только на непроявленной пленке в фотоаппарате, который считался сломанным. Боялась… Но могло быть и так, что ей стало не до дневника – болели дети или она сама. Совсем не оставалось времени что-то записать. Забывала в суете. Тем более так много сложностей: не просто записать, но и сфотографировать перед уничтожением. Тайком, украдкой пронести фотоаппарат, чтобы никто ничего не заподозрил, не увидел. Или она была занята тем, что готовила свой «ответный удар».

Алис кивнула.

– Может быть, преступник искал именно это. Что-то, что она приготовила. Компромат?

– Или дед – доказательства измены, – задумчиво сказал Марк.

– В любом случае за три недели могло произойти что-то еще. Если предположить… если предположить, что в это время Дюмортье окончательно свел твоего деда с ума, у него могли начаться и блэкауты.

– Но об этом мы уже не узнаем, – вздохнул Марк. – Значит, что у нас остается… Ночью планируется убийство. Кто-то заранее подмешивает снотворное горничной, чтобы та ничего не услышала и не поднялась к хозяйке. Дальше этот кто-то проникает в спальню Беатрис. Возможно, он ждал, что она будет крепко спать. Но она не спала. Происходит драка. Преступник бьет ее лампой по голове и, видимо, связывает. Пытается что-то найти. Какие-то ее записи, планы шантажа, угроз, что-то, что она собиралась сделать, чтобы Антуан Леблан больше не трогал ее семью?

– Но не находит и поэтому решает ее убить? Если Беатрис уничтожила дневник, то и компромат на Леблана она явно не хранила дома. И уж тем более не в своей спальне.

– Тут не сходится… – Марк потер подбородок. – Если бы он хотел забрать компромат любой ценой, он бы, наверное, выбил из нее показания.

Алис задумчиво кивнула:

– С другой стороны, он явно хотел обставить дело так, чтобы никто не подумал о насилии или убийстве. Пытался не оставлять следов. Возможно, заранее подготовил записку, подделав почерк.

– Ты думаешь, именно поэтому он вытащил ее в лес? – Марк допил кофе и поставил на стол пустую чашку. – Или все же планировал, что убивать Беатрис будет Ксавье? В лесу?

– Мне кажется, что убийство точно случилось не дома. Но вот что произошло в лесу…

Алис покусала губу, обдумывая все, о чем они говорили, представила в деталях: тревожную июльскую ночь, грозу, дождь, темный лес. Храбрая женщина, бросившая вызов противнику заведомо сильнее ее, – обездвиженная, оглушенная, связанная, почти раздетая… но не сдавшаяся?

Она подняла на Марка глаза и вдруг увидела, как в его взгляде промелькнуло то же озарение.

– Нож! – воскликнули они одновременно, глядя друг на друга.

Его глаза горели. Так же как, она была уверена, горели ее. Их опять подхватила эта волна сотрудничества, сотворчества, сопричастности, азарта. Подхватила и понесла вперед – куда-то к свету, к жизни за пределами лабиринта, куда-то, где не было ни сложных решений, ни терзаний, ни блужданий во тьме.

– Что, если… что, если она выхватила нож? Просто представь… – Алис вдохновенно взмахнула рукой, – Беатрис умна и осторожна. Допустим, он застал ее врасплох в спальне, сумел оглушить. Но она уже знала, что может надеяться только на себя. Единственный ее шанс – этот нож Берта ван ден Берга, о котором не знает противник. Но противник сильнее… значит, она попробовала бы использовать этот козырь: неожиданность.

– Использовать нож, чего убийца никак не ожидает?

– Да! Сначала притвориться жертвой, растерявшейся и сдавшейся, усыпить бдительность, но потом… в самый отчаянный момент она могла выхватить нож. Она с ним не расставалась, возможно, постоянно держала в кармане. Спала с ним. Что она могла сделать? Попытаться разрезать путы? Чем убийца мог ее связать…

– Чем-то, что нашлось в комнате, – пояс от халата, чулки, – кивнул Марк. – Что первое попалось. Может быть, ремешок от платья… или брюк. Вряд ли он принес с собой веревку, хотя даже если и принес…

– Да, она могла попытаться это разрезать. Если смогла освободить руки. Вряд ли он связал ее намертво и профессионально. Или вообще, ей повезло, она освободилась, но притворилась, что все еще связана, а потом ударила преступника ножом? Как только выбрала удачный момент?

– И если ей удалось его ранить… то он мог обратиться в местную больницу? – Марк вскочил и принялся расхаживать по кабинету. – Теперь, когда мы знаем дату, это можно будет выяснить. Сколько должны храниться архивы?

Он достал из кармана телефон, быстро забил запрос в поисковик.

– Тридцать лет. Н-да, маловато. – Он взъерошил волосы, покусал губу. – Но может, и повезет. Если архивы просто решили оставить в покое, а не возиться с уничтожением… что вполне возможно в нашей дыре.

Марк снова взволнованно прошелся по кабинету и вдруг остановился у приоткрытой двери.

– Себастьян? Что ты там возишься со своими кактусами? Тебе делать нечего? Я же сказал зайти!

Послышались шаги, и в дверь осторожно заглянул Матье.

– Я… да… я просто подумал… вы тут… вдвоем и…

У Алис вспыхнули щеки. Черт!

– А не надо думать, я уже сто раз тебе говорил, что надо просто делать! – рявкнул Марк.

Себастьян на мгновение зажмурился – как всегда, с видом подвижника-миссионера, терпящего поношения от язычников, – но было видно, что он все равно остался при своем мнении. Алис хотелось закрыть лицо руками и куда-то спрятаться. Ну да, глупо было думать, что никто ничего не заметит, особенно после того, как Марк буквально унес ее на руках с пожара.

– Что там у тебя, давай. Дозвонился до кадастровой? – спросил он уже спокойнее.

– Я… кхм, – пробормотал Себастьян, переминаясь с ноги на ногу, – выяснил, кому принадлежал тот дом. Который в лесу. Вы велели узнать. – Он вытащил бумажку, словно боялся перепутать. – Вот, записал. Дом и небольшая прилегающая территория принадлежали некоему Паскалю Дюмортье. Кадастровый план вышлют, я договорился.

Алис вздрогнула, и они с Марком одновременно посмотрели друг на друга.

– Что, если убийство…

– …произошло именно там?

Боже, как это было прекрасно, звучать вот так, в унисон!

– Отлично. Где Шмитт?

– Поехала за вещами Одри Ламбер, как раз недавно звонила. – Себастьян смотрел на них, явно чувствуя, что что-то происходит, но не понимая, что именно. – Там много коробок… Я повешу фотографию этого дома на доску?

Марк кивнул.

– Потом повесишь. Узнай о Дюмортье все, что можно. Особенно про его отстранение от врачебной практики. Я запрошу ордер прямо сейчас.

– От врачебной практики?

Марк вздохнул.

– Вот в этой папке. Дневник моей бабушки. Мы… я нашел его дома. Она упоминает некоего Дюмортье, психиатра. Его фото у нас есть. В той же папке.

Он взялся было за телефон, но тут грохнула входная дверь.

– Это Кристин! – оживился Себастьян, хватая папку. – Я же говорил…

– Принимайте вещи Ламбер, шеф! – раздался ее голос из холла. – Там еще в машине пара коробок, не знаю, куда все ставить.

– Отнесите их к подсобке Янссенс! – Марк снова принялся набирать номер.

Алис тут же встала:

– Я сейчас всем займусь.

– Потом, – сказал он. – Сначала к Лорану, надо с ним поговорить. И перекусить бы не помешало. Матье, Шмитт, вы займетесь Паскалем Дюмортье. Почитаете дневник вместе. Да, и проверьте, не было ли обращений в клинику с ножевым ранением в тот год, в районе третьего июля.

* * *

Лоран, увидев их, расплылся в улыбке и, кажется, еще и игриво и с намеком подмигнул Алис, старый хрен.

Марк едва не заскрипел зубами. Вчера Кристин, сегодня Себастьян, теперь Лоран… может, им с Алис вообще пора перестать скрываться? Сообщить наверх о завязавшихся отношениях и… Но одна эта мысль бесила. Выводила из себя. Вызывала гнев и желание испепелить все вокруг. Почему он должен перед кем-то отчитываться, почему должен давать какое-то название вот этому всему, что происходит между ним и Алис? Это было его дело, и только его, и Алис тоже была его, они как-нибудь сами разберутся, а все остальные могут катиться ко всем чертям! Он не собирался ни с кем это обсуждать, не собирался терпеть эти намеки, смешки, улыбочки и… и вообще!

– Два кофе, как обычно, – буркнул Марк. – У тебя найдется пара минут? Есть кое-какие вопросы.

А может быть, ему просто было страшно назвать это даже для самого себя. Пока все это не обрело слова, пока оставалось неясным и неопределенным, ему казалось, что он справится. Сможет не пойти той дорогой, по которой пошел его дед. Отношения. Свадьба. Семья. Даже просто любая форма совместной жизни, неважно, закреплена ли она юридически или нет. Эта обозначенность и ясность связи пугала тем, что провоцировала его открыто проявлять собственнические желания.

А ведь «хороший Марк» должен был этого хотеть. Определенности и ясности. Потому что знал – Алис нужны «отношения», которых у нее никогда не было. Именно долгие и безопасные. Но он боялся: не суметь остановиться, не суметь отпустить. Не заметить границ, смять их в одном желании, и задушить – собой, своей тьмой, которую он уже не сможет удержать внутри. Своими руками…

Марк горько усмехнулся про себя, вдруг подумав, что даже рад, что Алис пока не решалась на полную и безоговорочную близость. Ему и самому нужно было привыкнуть. Перестроиться. «Постепенная экспозиция», как ему говорили тогда в клинике, прежде чем отправить в эту дыру. Привыкание к стимулам. В его случае – к работе в полиции, которая точно не вызовет стресса. Не будет напряженной. Обязательно высыпаться, бегать по утрам, дышать свежим воздухом, да-да, тут же как раз кругом лес. И он ведь и в самом деле привык? Или просто провалился в сонное болото, застрял в бесконечном лимбе. Впрочем, были ли у него еще какие-то варианты?

И если привыкать к Алис постепенно, то, может быть, у них получится. У него получится. Быть нормальным. Быть просто мужчиной, способным наконец получить обычное человеческое счастье, получить женщину, которую он так хотел, и не слететь с катушек. Наконец взять ее, обладать ей, сделать ее своей…

Марк тряхнул головой, прогоняя беспокойные мысли. Ощутил рядом присутствие Алис. Запах старого прокуренного бистро с потемневшими от времени деревянными панелями на стенах. Барную стойку, длинную полку с бутылками на стене, мигающую новогоднюю гирлянду.

– Кофе? – после паузы переспросил Лоран, неспешно протирая стакан. – Оставайтесь уж и на обед тогда. А то все кофе да кофе…

– Останемся! – радостно согласилась Алис. – У вас невозможно вкусный горчичный суп да и вообще вся еда… Я тот обед до сих пор вспоминаю.

– Слышал, Деккер? Вот что значит отличный вкус.

– Или просто вежливость, – фыркнул Марк.

– Тоже неплохое качество, тебе бы поучиться. Присаживайтесь, сейчас принесу.

Марк закатил глаза. Продолжать эти взаимные подклолки не хотелось, он был не в том настроении, чтобы даже язвить, – тут не убить бы Лорана. Он подсадил Алис на высокую барную табуретку, заметив, как ей неудобно было запрыгивать с все еще беспокоящей ногой, и сел рядом сам. Лоран удалился на кухню и быстро вернулся с двумя тарелками супа.

– Угощайтесь.

– Спасибо! – Алис тут же с аппетитом принялась за еду.

Марк, вздохнув, достал снимок – увеличенную фотографию Паскаля Дюмортье, сделанную с пленки, на которую Беатрис снимала свой дневник. Придвинул ее Лорану через стойку.

– Тебе знаком этот человек?

Тот взял фото, поднес ближе к свету и подслеповато прищурился, разглядывая.

– Да, я его видел… как его звали… такое имя, что не запомнишь. Тот самый друг, про которого я говорил тогда. С которым Тесс была на ножах.

– Антуан Леблан?

– Вроде да, не помню. Звали его бесцветно так, обычно… Он вообще был такой – в тени вечно. Не отсвечивал. Словно он и есть, и нет его одновременно. Так его помнишь, когда видишь, а не видишь – уже и забудешь… Загадка. Как так получалось?

– Ты говорил, он в ваших собрания участия не принимал? – Марк тоже принялся за суп. Да, черт возьми, вкусный, это надо было признать. – Но в лес ходил? Где-то ты его встречал?

– На собраниях – нет. – Лоран продолжал вглядываться в фото, которое все так же держал в руке. – Он Берта ван ден Берга не выносил. Ну, я вообще редко его видел. Пару раз в доме у них, в бистро… Не тут, в другом месте, оно закрыто давно. Ну, мимо проходил, а они там сидят. А так они явно часто встречались. Вообще, он как будто Ксавье пас все время. А Ксавье ему прям в рот смотрел. Такие вот дружки неразлучные, сейчас бы все уже решили, что у них там… отношения какие-то. – Лоран фыркнул. – Неудвительно, что и Беатрис, и Тесс его не выносили.

– То есть они просто встречались и тесно общались? И ничего больше? – уточнил Марк. – И зачем-то ходили в тот охотничий домик в лесу?

Лоран замолчал, уставившись в пустоту. Марк выругался про себя. Не хватало только еще одного свидетеля в маразме! Гребаное дело пятидесятилетней давности, когда все участники либо в старческом слабоумии, либо уже в могиле.

– Не знаю. Я… в общем, всю жизнь был уверен, что это сон или бред, я в тот год болел корью. Неделю какие-то глюки ловил от жара. А теперь вот сижу и думаю, может, и нет… Как будто со временем голова прояснилась, не знаю. А, ладно, глупости это все. – Лоран вздохнул и отложил снимок. – Сейчас принесу еще хлеба.

– Давай, выкладывай, – подбодрил его Марк. – Не скромничай.

– Пожалуйста, – поддержала Алис. – На самом деле, важны любые детали, даже самые невероятные, на первый взгляд. А воспоминания часто маскируются под сны.

– Ну, смотрите. Сразу скажу, не уверен, что и в самом деле это было. И помню так смутно, совсем как в дымке все… В общем, я как-то, кажется, перепутал время. А может, еще что. Не помню. Пришел, а никого из наших нет. И тут меня толкнуло будто что-то. Сам не знаю. Пошел в тот дом.

– Где обычно проводили встречи Ксавье с Лебланом?

– Да. Зачем пошел – так и не понял. Ноги словно сами несли. Ну, и, если честно… любопытно было. Тесс еще накручивала всех, дескать, темная энергия в этом месте, не просто так Леблан там трется. В общем, дошел. И как неладное почувствовал. Заглянул в окно. А там они и есть – Леблан и дружок его. Ле Моль его звали. Вот, вспомнил, надо же! Скользкий тип. Этот совсем редко бывал, может, пару раз я его встречал.

Марк, отложив ложку, вытащил блокнот, записал.

– И что? Они что-то делали? Что-то тебе сказали?

– Они меня сначала не увидели. – Лоран вздохнул. – А я… вот не знаю. Все-таки это чересчур даже для моей веры в паранормальное. В общем, там был Ксваье еще… я его не сразу заметил. Но как будто почувствовал, уж не знаю, как объяснить. Нехорошее почувствовал. И как к месту примерз. Стою и смотрю. Он в углу сидел, кутался в куртку, капюшон на лицо надвинул. А эти двое… – Лоран нервно усмехнулся, будто сам себе не верил, – Леблан с Ле Молем, они… над полом поднялись.

Марк с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть вслух. Черт, вот этого только не хватало! Но надо было дослушать до конца, раз уж удалось раскрутить Лорана на разговор. Он быстро глянул на Алис. Та была невозмутима, словно не услышала ничего странного, и спросила спокойно:

– И что потом? Они вас заметили?

– Да. Ксавье выскочил и сказал… Вот прямо лицо его сейчас как будто вижу! Лицо темное, и глаза такие безумные, красные. Смотрит на меня и говорит: «Ты ничего не видел». Дальше и не помню. В общем, я очнулся, кажется, уже в городе. А вот как из леса вышел, не помню. Как будто во сне. Или словно выплыл из болота. И долго про это вообще не помнил. Даже и мысли не мелькнуло. А потом уже… Ксавье давно в живых не было, а я вдруг вспомнил. Кажется, как раз у того дома и был. Удивился еще, что тот не заброшен. Словно кто-то приходил туда…

Марк закусил губу. И из глубин памяти всплыл давний кошмар – собственное отражение в зеркале, красные глаза с лопнувшими сосудами, словно уже не выдерживающие то, что рвалось изнутри. Тогда, когда ничего не помогало, когда стало ясно, что это не лечится никакой фармой, когда Жан отвел его поговорить… с тем человеком. Когда нашел этот спасительный вариант. Облегчение – хотя бы на время.

Повисла тяжелая пауза, которую прервал Лоран.

– Ладно, даже вспоминать это лишний раз не хочется. Черт с ними со всеми. Давно было, сгинуло и сгинуло.

Он вытащил чистый рожок из кофемашины, протер его салфеткой и принялся насыпать кофе.

– Вам же с собой?

– Да, – сказал Марк. – Уходим. Еще много дел.

– И спасибо за суп, он невероятный! – добавила Алис.

* * *

– Поедем туда? – спросила она, когда дверь бистро, звякнув колокольчиком, закрылась за ними.

На улице было зябко, особенно после теплого помещения; во влажном стылом воздухе, казалось, обострились все запахи: и аромат кофе из стаканчика, который Алис держала в руке, и дым из каминных труб, чадящих сейчас над каждой крышей.

– Тоже подумала, что стоит проведать еще раз этот дом?

– Да. Не знаю, конечно, ведь мы там уже были, но…

– Почему-то сейчас захотелось снова, – закончил за нее Марк и, перехватив поудобнее свой стаканчик с кофе, выбил сигарету из пачки. – Дом Дюмортье… не думаю, что Лорану все померещилось. Не то чтобы прямо левитация, пентаграмма и кровь девственниц, конечно, но что-то там определенно случилось.

– Вот и мне так кажется, – кивнула Алис и со вздохом нырнула на переднее сиденье машины.

Марк, щелкнув зажигалкой и затянувшись, сел на водительское место, завел мотор.

Они ехали молча, прихлебывая каждый свой кофе под тихое пение радио. И почему-то не было нужды в словах. В какой-то момент Алис подумала, что это глупо – отправиться сейчас в лес. Зачем? В участке ждала куча вещей Одри, возможность найти новые улики; дом они уже видели и ничего особенного не нашли, кроме доказательств того, что, похоже, Ксавье там бывал и даже оставил запись на стене. К тому же солнце уже садилось, короткий и тусклый зимний день стремительно догорал, а в лесу сумерки наступят еще быстрее.

Но что-то иррациональное как будто толкало их обоих поехать туда снова. Звало. Тянуло. Алис поймала себя на мысли, что словно бы научилась у Марка – пусть и не в той мере, в какой умел он, – чувствовать своего партнера. И сейчас она отчетливо ощущала в нем то же, что и в себе: тревогу, неуверенность, всплески страха перед будущим, страха перед принятием окончательных решений и желание куда-то излить это, разрешить этот надрывный аккорд. Как будто лес мог им помочь? Как будто их настойчиво тянуло в чащу, как будто эта поездка сейчас была созвучна им обоим?

Марк, сверяясь по карте в навигаторе, свернул на просеку, откуда к дому надо было идти через лес пешком. Припарковался, заглушил мотор. Устало положил руки на руль, глядя прямо перед собой, вздохнул.

Неожиданно опустившаяся тишина – такая, какая бывает только в лесу, далеко от людского шума, – укутала, словно толстое одеяло. Стало так уютно и спокойно, и Алис вдруг поняла, что Марку, как и ей, совершенно не хочется никуда идти. Им обоим хочется совсем другого. Остаться здесь, вдвоем, посреди сумеречного леса в теплой машине, словно на космическом корабле, дрейфующем в черном бездонном космосе, – вдали от всей этой суеты, от чужих взглядов, необходимости что-то перед кем-то изображать, притворяться, следить, чтобы не выдать себя. Вдали от странных смертей, необъяснимых исчезновений, сплетен, опасностей, подозрений, неразгаданных тайн и жутких сюрпризов.

Просто побыть вдвоем, где их никто не видит, потому что им обоим это сейчас необходимо. Потому что они оба устали. Потому что… потому что им вдруг захотелось остановиться и почувствовать друг друга. Послушать свое звучание в унисон, помогая друг другу, и взаимно напитаться силой. Только они вдвоем и тишина, и ничего больше.

Улыбнувшись, Алис протянула руку, коснулась его колена.

– Крокодил.

Марк слабо улыбнулся в ответ, накрыл ее пальцы своей ладонью, снова вздохнул, все так же глядя прямо перед собой куда-то сквозь лобовое стекло. Он словно обдумывал какой-то мучительный вопрос и потому был не здесь, не с ней, но Алис не собиралась сдаваться. Потянувшись ближе к нему через коробку передач, она потерлась щекой о его плечо, сплела его пальцы со своими, а другой рукой прокралась к воротнику его рубашки, пробралась под волосы. Взъерошила их легко и нежно.

– Марк…

Он наконец взглянул на нее, Губы у него дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но так и не смог себя заставить. А Алис просто потянулась еще ближе и поцеловала его. Один раз, другой, третий. В краешек рта, и чуть ниже, в линию челюсти, и в шею. И…

С каким-то гортанным выдохом он вдруг обхватил ее, едва не выдернув с сиденья, так что Алис уперлась коленом в мешающую коробку передач и зацепила локтем руль. Но Марк уже целовал ее – так отчаянно, словно не мог без нее дышать, и она всхлипнула, тут же поймав эту волну, мощный, сносящий все поток: желание, потребность, необходимость…

– Давай… сядем назад… – невнятно выдохнула она, когда смогла чуть отстраниться.

– Ты точно?..

Глаза у него были совсем черные, а дыхание сбилось.

– Я хочу.

Словно не давая передумать – ни себе, ни ему, Алис быстро перелезла на заднее сиденье, протиснувшись в проем между передних кресел, и даже не заметила, как Марк, дважды хлопнув дверьми, уже пересел тоже – к ней назад. Она в одно мгновение оказалась верхом у него на коленях, запустила руки ему под рубашку.

– Сними!

– Ты тоже? – Марк ухмыльнулся этой своей волчьей ухмылкой, и Алис снова подумала, что она сейчас, как девочка-подросток, собирается совершенно непристойно тискаться со своим парнем на заднем сиденье, наполовину раздевшись. Да, вот так. Вот так, как всегда хотела! И как никогда раньше не могла…

Вместо ответа она смело и гордо стянула через голову свитер вместе с футболкой разом и вздрогнула от восторга, вдруг так остро ощутив сладкое смущение: оказаться раздетой перед Марком, почувствовать, как от прохлады и возбуждения тут же сжались и приподнялись соски, как вся кожа покрылась мурашками под его взглядом.

– Умница.

Марк прижал ее к себе обеими руками. Потянулся и поцеловал в шею, прикрыв глаза, шумно вздохнул, скользнув ниже, к груди, а потом, по очереди коснувшись языком каждого соска, отчего Алис едва не вскрикнула, чуть отстранился, чтобы тоже снять с себя рубашку.

Он был такой горячий. И огромный. Обхватив его за шею, Алис закрыла глаза; все происходило само собой – она двигалась на нем бездумно, чувствуя сквозь ткань между разведенных бедер его до предела напряженный член. Марк направлял ее, придерживая за талию, одержимо целуя ее грудь, шею, ключицы, а она втиралась в его пах, с восторгом ощущая, как нарастает ее собственное возбуждение. Этого ей было мало для оргазма – ну и пусть, у нее кружилась голова от одной только мысли, что она может подобное делать с ним, на нем, что она больше не боится, что может вот так раздвинуть ноги, обхватить его бедра и чувствовать не страх, а растущее сладкое напряжение. Еще, еще и еще и…

– Алис… – вдруг выдохнул Марк ей в шею. – Секунду. Подожди.

Она остановилась и вдруг вспыхнула, сообразив, что он имел в виду. Резко скатившись с его колен, села рядом на сиденье. И не могла удержаться от торжествующей улыбки. Инспектор Деккер, подумать только! Сам инспектор Деккер из-за нее чуть было не…

– Могла бы не слезать, – сказал он, переводя дыхание. – Просто чуть медленнее. Залезай обратно.

– Я… Я слезла, потому что хочу кое-что еще, – внутренне зажмурившись от собственной смелости, выпалила Алис.

– Еще? – заинтересованно переспросил Марк.

Она кивнула и, прикусив губу, положила ладонь ему на живот. Провела пальцами чуть ниже, к пряжке ремня, легко дотронулась до вздувшейся огромным бугром ширинки.

– Я хочу… я хочу… увидеть, – призналась она. И почувствовала, как он вздрогнул, как коротко выдохнул с усилием. – Увидеть все, Марк, я…

– Мы можем все так закончить, ничего страшного… – начал он, но Алис перебила:

– Я правда хочу. Узнать, какой ты… целиком. Я не хочу больше бояться. Если только для тебя это не…

Алис вдруг испугалась, что это может быть слишком для него, что она поступала эгоистично, требуя для себя такого и не думая, что чувствует Марк, но он улыбнулся:

– Сама расстегнешь?

Она кивнула. Пальцы у нее дрожали, когда она вытащила конец ремня из пряжки, отжала звякнувший железный язычок, когда расстегнула пуговицу, а потом осторожно потянула молнию вниз. Та застряла – член под ширинкой был настолько напряжен, что никак не получалось дернуть замок дальше, – и Марк, чуть приподнявшись, чтобы помочь, наконец расстегнул молнию сам.

Алис едва понимала, что делает. Сердце у нее так отчаянно колотилось, и в то же время где-то краем сознания она едва не смеялась над собой: господи, и в самом деле как девочка-подросток, которая в первый раз… В голове тут же вспыхнуло воспоминание: стиснувшие горло страх и неожиданное отвращение, когда она увидела чужой кривоватый член с красной напряженной головкой, когда поняла, что это сейчас будет толкаться куда-то ей между ног…

Алис зажмурилась и тряхнула головой. Нет. Так не будет. Не с ним. Это не кто-то чужой, не кто-то случайный, не просто… Это Марк.

– Дальше… хочешь? – спросил он.

– Хочу.

Но заставить себя открыть глаза не получилось. Алис слышала шорох ткани, поняла, что Марк стянул и белье, что сейчас она увидит, и… не могла. Черт, что за глупость!

Все так же зажмурившись, она наугад протянула руку, наткнувшись сначала на грубую ткань джинсов, а потом вздрогнула и выдохнула, вдруг ощутив под ладонью жесткие волоски и горячую и твердую плоть. Живую и напряженную. И такую нежную бархатистую кожу. Ее было так приятно трогать. Алис провела рукой чуть выше, чувствуя даже на ощупь, как этого… много. Очень. У нее вспыхнули щеки – шеф XXL. Такой огромный и тяжелый. И этот рельеф…

Она решительно попыталась обхватить его пальцами, и Марк резко выдохнул.

– Черт, Алис…

– Я… слишком сильно? Неправильно?

– Нет… слишком хорошо. – В голосе у него звучали одновременно смешок и стон, и Алис с удивлением поняла, что Марк, кажется, волнуется не меньше.

– Покажешь мне, как надо? – попросила она.

Он взял ее руку в свою, раскрыл ей ладонь, а потом положил как-то так, что ее рука оказалась снизу.

– Теперь обхвати.

Алис послушалась, с удовольствием подумав, как ей нравится учиться. С Марком, да. Когда он так ее направляет.

– Чуть сильнее, не бойся. Умница. И теперь проведи вверх, а потом вниз…

Она двинула рукой, теряясь от новых ощущений: теплая бархатистая кожа, толщина – такая, что пальцы практически не смыкались, и живая упругая тяжесть, а еще… удовольствие. Ни с чем не сравнимое удовольствие оттого, что ей вдруг стало понятно: она тоже может дарить наслаждение.

Секс всегда был для нее чем-то, что собирались делать с ней: чужим вторжением, использованием, а сейчас Алис вспыхивала от наслаждения, понимая, что может… сама. Вести, направлять, задавать темп, и от этого осознания просто кружилась голова.

Ему нравилось! Она это чувствовала: Марк тяжело дышал и вздрагивал, а потом, словно тоже потерявшись в ощущениях, вдруг положил руку ей на спину, провел пальцами выше, потянул за волосы, придерживая – так властно и собственнически.

Алис уже с силой двигала рукой, с восторгом ощущая всю длину и тяжесть его члена, всю его каменную твердость, чувствуя, как и у нее самой сладко ноет между бедер. И совсем осмелев, наконец открыла глаза.

Черт. Это было так откровенно, бесстыдно и… красиво. Очень. Длинный, ровный и толстый ствол, набухшие вены, тяжелая головка, из которой сочилась крупная блестящая капелька влаги. Такой большой, такой совершенный, словно воплощение его мужской сути, и весь ее, здесь, в ее руках. Алис подняла взгляд на Марка, как в тумане вглядываясь в его лицо: глаза у него были закрыты, он закусил губу, тяжело и прерывисто дыша.

Она сделала с ним такое. Она могла. В ней снова вспыхнуло уже знакомое сладкое темное чувство, ощущение себя той девушкой из сна, раскованной и свободной, которая брала все, что хочет, которая не боялась соблазнять, играть, дразнить. И вдруг, больше не чувствуя никакого стеснения, делая только то, что было так естественно сейчас, Алис быстро наклонилась и слизнула блестящую капельку солоноватой влаги.

Марк вздрогнул так сильно, что его рука непроизвольно дернулась в ее волосах, а Алис нырнула ниже и, замирая от азартного восторга, обхватила губами набухшую головку, втянула в рот, чуть отпустила, снова втянула – еще, и еще, и еще…

Он выдохнул то ли со стоном, то ли со всхрипом, но она и не думала останавливаться, она хотела, чтобы он…

– Алис… стой.

Марк боролся с собой, она это чувствовала, он пытался держаться изо всех сил, говорить с ней трезво, но его рука в ее волосах словно действовала против его воли – подталкивая наклониться и взять еще.

– Я хочу, – твердо ответила Алис, на мгновение оторвавшись и бросив на него быстрый взгляд

Глаза у него были совсем черные, взгляд вспыхнул, и она почувствовала, как нарастающая в ней сладостная манящая тьма вдруг зазвучала и в нем – тяжелыми, глубокими вибрирующими нотами.

– Тогда возьми.

Это прозвучало одновременно словно властный приказ и приглашение, отчего у нее внутри все дрогнуло так сладко; Алис наклонилась снова, вобрала головку в рот так, как уже делала с его пальцами, старательно обводя рельеф языком, посасывая…

– Давай, умница. Еще…

Она взяла глубже, помогая себе снизу рукой, продолжая движения вверх и вниз, сильнее, быстрее. Ее уже несло этой волной, ничего больше не осталось, кроме обжигающего восторга: чувствовать свою власть над ним и одновременно – чувствовать, как он владеет ей, как сжимает и оттягивает ее волосы, как направляет, да, вот так.

– Сейчас… – выдохнул Марк.

Азарт и возбуждение охватили еще сильнее – да, Алис понимала, о чем он говорит, понимала, что сейчас будет. Но и не думала отстраняться – она хотела почувствовать все до конца и сделала несколько последних движений, сама не зная как, следуя только за ощущениями: втянуть еще сильнее, провести языком, быстро-быстро выглаживая набухшую венку…

Марк вздрогнул всем телом; сквозь шум крови в ушах она услышала короткий хриплый стон и почувствовала, как резко дернулась напряженная головка, а потом во рту стало солоно и горячо. Сильными толчками – еще, еще, еще.

Алис не отстранилась, пока не стихли последние вздрагивания члена. А потом, зажмурившись, отпустила и сглотнула. Солоно, вязко, странно и… хорошо.

Марк обхватил ее и прижал к себе. Дышал он тяжело, и кожа была влажной; Алис уткнулась ему в плечо, все так же закрыв глаза. Странное смущение вернулось, а вместе с ним пришли озноб и звенящая легкость во всем теле.

– Что ты со мной делаешь, – выдохнул Марк с нервным смешком, голос у него дрожал.

И руки тоже дрожали. Он взял сброшенный комом свитер, кое-как, не вытащив из него даже футболку, укутал Алис и снова прижал к себе.

– Тебе не понравилось? – лукаво уточнила она.

– Я вообще-то собирался первым заставить тебя кончить.

– Я тебя обставила.

– Да. – Он улыбнулся и поцеловал ее в нос. – Хулиганка.

Алис тоже довольно улыбнулась и вздохнула. Хулиганка, кто бы мог подумать! Это она-то, правильная девочка Алис Янссенс! Но с ним, здесь, сейчас, – да, эта ее часть словно окончательно высвободилась, как бабочка из кокона. И оказалось, что в ней нет ничего ужасного, ничего грязного и отвратительного, как постоянно повторял ее монстр и как Алис потом внушала сама себе. Она была прекрасна. Гармонична. Неповторима. И звучала с Марком в унисон – как будто была создана специально для него.

На лес уже окончательно опустилась тьма, в окно машины ничего нельзя было разглядеть, но Алис казалось, будто они с Марком окутаны каким-то теплым светлым облаком. Он протиснулся в пространство между передними креслами, повернул ключ зажигания – загорелись приборы, тихо заиграло радио. Вернувшись на сиденье, Марк усадил Алис к себе на колени, обнял. Она обхватила его за шею, положила голову ему на плечо и слушала, как он шепчет, поглаживая ее по спине:

– Моя умница. Моя…

Глава 4

Они едва не опоздали на встречу с директором похоронного бюро. Марк вел машину как пьяный, голова вообще не соображала, а глупая улыбка не сходила с лица – он все время оглядывался на Алис, ловил в полутьме машины ее сияющий взгляд, такой же счастливый и бестолковый, как и у него.

Сколько времени они просидели в машине, он не знал. Он вообще ничего больше не знал и ни о чем не думал, он как будто перестал ощущать время и пространство – была только Алис в его руках, теплая и нежная, прижавшаяся к нему, расслабленная, доверяющая. Его. Вся вселенная сжалась до пространства машины, до этого объятия, до бессвязного шепота, вздохов, глупых нежностей и ленивых долгих поцелуев, и казалось, что больше ничего не нужно и не важно.

Марк подумал, что будь его воля – увез бы Алис куда-нибудь далеко, в другой город, в отель, где им никто бы не помешал. Даже не затем, чтобы продолжить. Не затем, чтобы немедленно взять реванш, – хотя теперь он знал, что не успокоится, пока не увидит, как она кончает (и много раз!) от его губ и языка, как больше собой не владеет, как бессвязно и отчаянно просит еще, умоляет его, совсем потерявшись, забывшись от наслаждения, полностью отдав ему контроль. Нет, для Алис это было пока еще слишком. Сейчас ему просто хотелось остаться в этом бездумном блаженстве только вдвоем, вот так, как они сидели в машине, – одни посреди леса; хотелось продлить это невероятное ощущение близости после секса, которое раньше он никогда и ни с кем не испытывал.

Это было даже смешно – все случилось так быстро и неожиданно, когда Марк думал, что его ждет целый марафон выдержки и терпения, когда собирался сам долго и медленно соблазнять ее, расслаблять и учить. А Алис…

Алис его поразила просто до глубины души. Он со смешком признавался себе, что совершенно ошарашен, – в первую очередь даже не из-за того, что именно она сделала, а как решительно и не раздумывая за это взялась. Без прелюдий, в самом деле! Храбрый ежик, конечно, всегда шел навстречу опасности, но в тот момент Марк отчетливо почувствовал, что она не столько хотела преодолеть свой страх, сколько и в самом деле… увлеклась. Словно из нее вдруг неудержимо выплеснулась необъяснимая, почти магическая, глубокая и темная сексуальность. То, что он в ней видел и чувствовал с самого начала, с первой встречи, даже когда она выставляла три кордона ледяных колючек. Сексуальность, которой Алис так в себе боялась и которая вдруг вырвалась, как язык пламени, вспыхнула настолько ярко и неожиданно, что он и сам потерял контроль.

Сексуальность, которую Алис позволила себе проявить именно с ним. При этой мысли Марк не мог удержаться от довольной и сытой ухмылки. С ним! Ни с кем больше. Он с удовольствием перебирал эти образы: как она, сначала зажмурившись, так храбро исследует, осторожно касается рукой; как с интересом пробует и учится – все смелее и смелее; как вдруг поднимает взгляд, полный темного желания, а потом он ощущает ее губы, обхватывающие член, чувствует ее горячий рот, нежное касание языка… А когда она, наконец оторвавшись, сглотнула…

В какой-то момент он испугался той темной вибрации, которая начала в нем нарастать в ответ на ее желание, но зверь… Нет, зверь сидел тихо. Марку было достаточно, более чем достаточно – вот так. Подстроиться под нее. Отдать ей себя. Слышать ее удовольствие. Получать свое удовольствие – от восторженного звучания Алис, от радости, которую она ощущала, потому что открывала новые грани себя, потому что отпускала свой страх, потому что побеждала преследующих ее демонов. И его темные фантазии словно отступили в тень, и ощущение, что у него и в самом деле получится быть «хорошим Марком», по-настоящему окрепло, и снова вспыхнула яркая искра надежды. Возможно, его страхи просто надуманы, и он способен быть нормальным, даже с Алис, особенно с Алис, – так звучащей с ним в унисон, так отзывающейся в самой глубине его лабиринта.

Черт! Тут же захотелось все немедленно повторить! А потом опять сидеть с ней вот так на заднем сиденье, целовать ее, шептать, какая она умница, и чувствовать совместное звучание – нежное, счастливое и теплое. Исцеляющее. Вот в чем было дело. Они и в самом деле словно бы лечили друг друга и, отражаясь друг в друге, как в зеркале, множили этот умиротворяющий свет.

Марк даже не заметил, как подъехал к участку. Припарковался он тоже как пьяный, – немного поперек, едва не зацепив бампером водосточную трубу. Парктроник истерически заверещал, и Марк очнулся, буквально за секунду успев вывернуть руль.

Голова не соображала, но хотя бы реакция не подвела. А вот чутье как будто притупилось. Видимо, он настолько был сфокусирован на Алис, что, оказавшись в участке, даже не сразу заметил эти тяжелые, удушающие волны, которые в другое время поглотили бы его в считанные секунды.

«Приехал…»

Он смотрел словно издалека, словно через стекло на три фигуры, стоявшие рядом со знакомым ему директором похоронного бюро. Марк пожал протянутую руку, коротко кивнул Жану и Жанне, ухмыльнулся, глянув на Мартена. Странно. Он ожидал от себя эмоций, целой бури чувств, досады, возмущения, гнева, но сейчас смотрел на дядю и не ощущал ничего. Это его попросту не трогало. Не взрывало. И даже присутствие Анри – суррогатного сына его семейки – не бесило. Словно исцеляющее умиротворение продолжало укутывать, как облако, защищая от вторжения чужих неприятных вибраций.

– Алис Янссенс, наш эксперт-криминалист, – коротко представил Марк.

– Очень приятно, – благодушно отозвался Жан. – Жан Морелль. Брат мадам Морелль.

– Алис вообще большая молодец, – тут же вставила Жанна. – Это благодаря ее профессионализму мы наконец узнали правду. И можем предать останки земле. Похоронить нашу мать. Эта тяжесть в нашем прошлом так долго на нас давила…

Марк поморщился. Это «Алис» в устах матери звучало слишком панибратски. Как будто его криминалистка была маленькой девочкой, нуждающейся в похвале. Впрочем, Алис, кажется, восприняла это спокойно. Он чувствовал, что она не смущена и не раздосадована, – окутывающая аура умиротворения защищала и ее.

– Мне тоже очень приятно познакомится, – спокойно ответила Алис. – Я подготовила все документы. Пройдемте.

Марк с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться. Вот так, можно сказать, без прелюдий. Без всех этих «профессор, позвольте выразить мое восхищение», «я так давно мечтала познакомиться с вами», «выбрать профессию меня вдохновили ваши труды» – без реверансов, которые в ее устах прозвучали бы для него… как предательство? Он знал, что это глупо и несправедливо – требовать от Алис занять его сторону, ничего толком не объяснив, ждать, что она с завязанными глазами пройдет по минному полю его прошлого. И все же Марк отчаянно хотел именно этого: быть с ней вдвоем против всего мира.

– Буду у себя в кабинете, – буркнул он. – Занесите мне все, что нужно подписать.

Кого он пытался обмануть игрой в мрачного начальника-самодура? Жанну, которая застала их с Алис в самый неподходящий момент? Жана? Мать наверняка ему уже все доложила. Анри, отлично все чуявшего до сих пор чуть опухшим разбитым носом? Директора похоронного бюро? Этого мертвецы интересовали явно больше живых людей. Кактусы Матье?

– Я принесу, – кивнула Алис. И незаметно, проходя вслед за Жанной и Жаном, коснулась руки Марка кончиками пальцев.

Вдвоем против всего мира.

Едва он переступил порог кабинета, раздался звонок.

– Деккер? – бодро начал Колсон. – Думал, не застану тебя сегодня.

Марк ухмыльнулся про себя, подумав, что старик даже отдаленно не может предположить, чем он только что занимался и почему так поздно приехал в участок.

– Привет, – прижав телефон ухом, он выбил сигарету из пачки. – Рад, что так быстро.

– Так вот, по результатам вскрытия. Время смерти – между пятнадцатью и восемнадцатью часами. Жертву сначала оглушили тупым предметом, камнем или чем-то подобным, потом задушили. Сбросили с обрыва. Тут ничего нового. Отчет пришлю. Зато в лаборатории нашли кое-что интересное. На одежде. Пятна газолина. Ну, это тебе твоя криминалистика наверняка уже рассказала. И есть любопытное – частички табака.

– Табака?

– Да. Я переслал тебе результаты. Трубочный табак или что-то в этом роде. Не сигаретный.

– Он курил?

– Отличный вопрос! Именно что нет, не курил. Превосходные легкие. Просто загляденье. Тебе бы тоже не помешало бросить, кстати.

Марк закатил глаза. Он не выносил советы бросить курить. Но в своем нынешнем состоянии мог только посмеяться над тем, что это произнес патологоанатом.

– Ну, ты-то точно меня вскрывать не будешь. Не тебе любоваться.

– Постучи по дереву, Деккер, – неожиданно серьезно произнес Колсон. – С этими вашими внезапными трупами уже всего можно ждать. Давай, до связи.

– До связи.

Марк положил трубку. Табак. Зацепка! Он открыл почту, рыкнув про себя, когда старый комп вдруг завис. Но кое-как удалось вывести результаты в печать, и принтер загудел, выплевывая бумаги. Хотелось тут же схватить присланные отчеты и пойти к Алис в подсобку, чтобы вместе все обсудить, но… Нет, не тогда, когда там сидел Жан. Снизошедшего умиротворения едва ли хватит надолго, Марк уже это понимал. Постепенно тепло и свет истончались, таяли, стирались, и он чувствовал подступающее глухое раздражение. Чтобы хоть как-то отвлечься, он начал было читать протокол вскрытия, но перед глазами тут же встал образ Винсента: еще полного надежд и уверенного в своем будущем…

Стук в дверь прозвучал как ангельское благовествование.

– Войдите!

– Я принесла бумаги на подпись.

Его девочка выглядела такой серьезной и деловитой, что Марк едва не расплылся в улыбке, как глупый влюбленный подросток. Он усмехнулся про себя. М-да. Неудачное сравнение. В подростковые годы, полные болезненной тьмы, отчаяния и ярости, юный Марк Деккер, кажется, даже не подозревал о существовании такого чувства, как нежная влюбленность. Впрочем, он поймал себя на мысли, что они с Алис оба словно бы добирают сейчас то, чего им обоим не удалось испытать раньше. Не только она училась у него. Смешно, но он учился у нее тоже. Вернее, учился вместе с ней.

– Давайте сюда. – Марк быстро подписал документы, отдал Алис второй экземпляр. – Зайдите потом ко мне.

– Слушаюсь, шеф.

Пользуясь тем, что стояла спиной к двери, Алис бросила на него кокетливый взгляд и демонстративно, с намеком облизнула губы. Это «шеф» тоже прозвучало совершенно неприлично.

– Хулиганка, – тихо сказал он и, увидев в дверном проеме мелькнувшую фигуру директора похоронного бюро, поднялся.

Алис вышла в холл. Наблюдая, как она передает бумаги и пожимает всем руки, Марк попрощался с директором, почти равнодушно кивнул Жанне и Жану и, не дожидаясь, пока хлопнет входная дверь, направился к кофемашине.

– Колсон звонил, – сообщил он, засыпая помолотые зерна, когда Алис наконец вернулась в кабинет. – Нашли кое-что любопытное на одежде. Табак. Скорее всего, трубочный. При том что Винсент не курил. Там в отчете, посмотри.

– Табак? – Она кинулась к столу. – Черт! Неужели… Как я сразу не подумала!

Схватив телефон, Алис набрала чей-то номер. Марк с удивлением отметил, как у нее загорелись глаза. Похоже, и правда что-то нашла. Он нажал на кнопку кофемашины, вслушиваясь в разговор.

– Добрый вечер. Да… Алис Янссенс, эксперт-криминалист. По поводу материала номер… – она наморщила лоб, – да, тридцать семь пятнадцать бэ. Должны были сегодня доставить. Он еще не в работе? Уже готово? Отлично! Просто великолепно. И? Что это? – Ее лицо просияло. – Отлично! Сравните, пожалуйста, с образцом… – Алис заглянула в отчет, – сто пять двадцать эм. Спасибо большое. Да, пришлите ответ, пожалуйста… Хорошо, даже если поздно, то тогда на мобильный! Главное, чтобы сразу, как только… Спасибо! Я буду ждать!

Марк вздрогнул, так что едва не пролил кофе, когда снимал чашку с подставки. Она думает, что… это связано?

– Ты считаешь… – начал он, но Алис, уже выключив телефон, азартно его перебила:

– Табак! Надо было сразу догадаться! Частички на фате, которые я приняла за сухую траву, – это засохший табак! Просто там были совсем крошки, ни запаха, ни текстуры. А под микроскопом… Я все же не специалист по растениям, – чуть извиняющимся тоном добавила она, наконец взяла чашку и сделала большой глоток. – Дашь мне шоколад? Хочу, прямо умираю!

Марк, как во сне, пошел к сейфу, достал коробку. Это не могло быть простым совпадением, не могло!

– Тот, кто прислал тебе фату, контактировал с Винсентом, – сказал он.

– Это пока не доказано, но…

– Вот именно. Но. Это не случайность, я уверен. И ты тоже это понимаешь.

Алис кивнула, а потом вдруг замерла с конфетой, не донесенной до рта.

– Ты же не думаешь, что…

– Именно это я думаю.

– Но… мотив? Какой у второго сталкера может быть мотив убивать Винсента?

Марк выбил сигарету из пачки. Пальцы дрожали. Он не хотел произносить это вслух, обозначать словами, он суеверно боялся, что навлечет беду. Пока не названное словно бы не имело силы, а вот уже прозвучавшее…

Он отошел к окну, затянулся, выпустил струю дыма. Даже не оглядываясь, Марк видел, чувствовал, как Алис – его Алис, его девочка – уютно сидит с чашкой кофе и шоколадом. Такая живая, теплая, нежная, вся словно звенящая золотом и светом, влюбленная в него, сейчас он это ощущал как никогда ярко. Его девочка, его… и теперь…

– У тебя ведь есть версия, Шерлок, я знаю, – тихо сказала она.

Темную тень, клубящуюся и разрастающуюся, как жуткий туман, он ощущал тоже – где-то там, в стороне леса. Где звучали зло, холод, мрак. Звучал ад, который он так часто видел в своих кошмарах. И невозможно было – Марк понимал это тоже – встать между своей девочкой и этой темной тенью. Закрыть ее собой, защитить. Где-то он все равно просчитается. Ошибется. Не сумеет. Как тогда.

– Есть, – ответил он медленно. – Но давай сначала дождемся результата.

– Но… Ладно, хорошо, – разочарованно протянула она. – Я тогда начну заниматься вещами Одри. Еще час, и все.

– Давай, я пока посижу с бумагами.

Так хотелось ее обнять, стиснуть, прижать к себе. Но Марк не стал оборачиваться, вдруг испугавшись, что тогда не сможет отпустить ее даже в соседнюю комнату.

* * *

Глубоко вздохнув, Алис отложила диктофон, запечатала коробку. Бесконечное количество одежды – от самой дешевой до брендовой, на некоторых вещах остались не оторванные бирки. Юбки, платья, брюки, туфли. Одри их даже не надевала, просто покупала, потому что… не могла остановиться? Не умела ни в чем себе отказать? Или пыталась заглушить внутреннюю пустоту и невостребованность этими непрерывными покупками. Доставить себе хоть какую-то радость.

Алис встала, чтобы взять вторую коробку. Искушение просто покопаться в вещах в поисках таблеток было велико, но она понимала: торопиться нельзя. Надо тщательно, методично осмотреть все вещи, все записать, чтобы ничего не упустить и составить более полное представление о жертве. Она усмехнулась. Представление о жертве! Вот так, не прошло и пары недель, а Алис Янссенс уже вообразила себя детективом. Но Марк ведь даже поощрял ее участие в расследовании, он выслушивал ее версии, он называл ее напарником – без насмешки, просто и точно обозначая эту их… интеллектуальную совместимость.

– Надеюсь, все же не только интеллектуальную… – пробормотала Алис, улыбнувшись сама себе и доставая из коробки клубок шарфиков, плюшевого единорога, флакон духов, маникюрный набор…

Что-то темное снова плеснулось внутри, и она в который раз попыталась подавить чувство нехорошего торжества. После того, что было в машине, Алис ощущала и нежную расслабленность, и легкомысленную веселость, и какое-то необъяснимое, гордое, триумфальное осознание собственной силы. Подумать только, весь этот мужчина – огромный, мощный и мрачный, пахнущий ветивером и сигаретами, с темным прошлым, полным тайн, мужчина вечно в черном, с ремнями кобуры и пистолетом, умный и пугающе, мистически проницательный, – весь этот загадочный лесной монстр был в ее руках. Был ее. Она им владела, она заставила его кончить – она, Алис Янссенс, ничего не знающая про секс, решившая раз и навсегда, что эта часть человеческих отношений просто пройдет мимо нее. Травмированная неумеха, неудачница, зажатая и фригидная, которая во второй раз в жизни видела возбужденный мужской член. А трогала вообще в первый. И неважно, насколько это технически вышло неумело и неправильно, но. Она. Это. Сделала. С ним. С инспектором Деккером. Она его в себя влюбила. Он держал ее на руках и шептал ей, что она умница. Искренне – такое невозможно было подделать.

И теперь, перебирая вещи женщины, которая была намного опытнее и раскованнее ее, Алис не могла не думать, что ей-то, этой Одри Ламбер, он отказал. Единственное, чего Одри смогла добиться, – случайной интрижки по пьяни. И Марк никогда не обнимал ее с такой влюбленной нежностью и не шептал ей ласковые глупости.

Черт! Она одернула себя и пристыдила, потому что это было просто низко – думать так про погибшую женщину. Низко, непрофессионально, неэтично! В конце концов, Одри не была ей соперницей. Она никогда не нравилась Марку. Она была несчастлива. И ее смерть наверняка вышла страшной.

Быстро осмотрев шарфики – один неожиданно оказался шелковым, люксового бренда, – Алис упаковала в пакет несколько найденных волосков подозрительно разных длины и цвета и принялась за единорога.

– Продолжаю осматривать содержимое второй коробки. Объект номер пятнадцать: мягкая игрушка из искусственного меха. Высота около двадцати сантиметров…

Алис сжала игрушку… и чуть не подскочила. Внутри что-то было!

– Там что-то спрятано! – заорала она в диктофон, совершенно забыв о профессиональной сдержанности.

Раздавшийся стук в дверь даже не удивил. Как будто Алис рассчитывала, что Марк своим мистическим чутьем догадается, что тут происходит, и придет разделить с ней радость открытия.

– Заходи! – крикнула она, триумфально поднимая единорога. И замерла. На пороге стоял комиссар Мартен. Черт. Черт!

– Прошу прощения. Вы явно ожидали не меня…

– Не вас, – со всей возможной холодностью ответила Алис. – Чем могу вам помочь?

Мартен закрыл за собой дверь и, не дожидаясь приглашения, сел на стул, небрежно положив ногу на ногу.

– Я пришел с вами поговорить.

Алис молча пожала плечами, как бы давая понять, что, если хочет, пусть говорит. Понятно, что он пришел не извиняться за свое поведение. Это можно было бы сделать гораздо раньше. Впрочем, что, если его на что-то такое натолкнуло присутствие Жана? Будет просить замять дело? Или что?

Мартен кашлянул, побарабанил пальцами по колену. Коротко выдохнул, прицокнув языком.

– Видите ли, мадам Янссенс… мой визит в этот… милый уголок был продиктован не только необходимостью проконтролировать расследование контрабанды оружия. – Он сделал драматическую паузу, словно ожидая вопроса.

Алис молчала. Скажет сам. Его снобизм и словно влетевшее вместе с ним, как шлейф, чувство превосходства неприятно царапали. Заполнили собой все пространство подсобки. Он так сильно источал ощущение собственной важности, был так уверен в своей значимости, что Алис невольно почувствовала себя какой-то маленькой, неловкой, самозванкой-неудачницей, которую сейчас выведут на чистую воду.

– Так вот, – продолжил комиссар, – меня попросили… очень влиятельные люди… попросили оценить, насколько инспектор Деккер готов вернуться к своей прежней работе в DSU. Вы ведь в курсе? Провальная операция, жертвы среди гражданских, нервный срыв у Марка, психиатрическая лечебница…

Черт! Алис почувствовала, как внутри стремительно закипает гнев. Мартен не имел права это ей вываливать! Так говорить о Марке и…

– И знаете что, мадам Янссенс? Я все выяснил. Он неплохо реабилитировался в этом городке. Мы даже не ожидали. Можно сказать, Марк вернулся в то состояние, когда с ним можно было иметь дело. Покой и тишина – это именно то, что ему было нужно. Но… тут появились вы.

Алис могла бы возразить, что появилась она тут не просто так, что ее отправили в командировку, что вообще-то это ее работа, но внутри уже зрели семена сомнений. Она понимала, что Мартен все знает. И что этот разговор будет о чем-то большем, чем просто о нарушении субординации и неуставных отношениях.

– Давайте без обиняков. Я же вижу, что вы не глупы. – Он улыбнулся краем рта. – Поэтому скажу вам прямо. Вы его раскачиваете. Дестабилизируете. Я видел его после пожара, да и на пожаре… оказались свидетели. Он был почти в таком же состоянии, как тогда, после Парижа. Из-за вас. Я не знаю, что вы к нему испытываете… за две-то недели, – Мартен чуть скривился с едва заметной насмешкой. – Могу понять, что у вас есть свой интерес… но тем не менее взываю к вашей сознательности и чувству долга.

– Что вы имеете в виду? – наконец спросила Алис, потому что он умолк, явно ожидая от нее какой-то реакции.

– Видите ли, у инспектора лабильная психика. Это одновременно и его дар, и его проклятье. Не знаю, рассказывал ли он вам более подробно о себе… не в этом суть. Он в некотором смысле необычный человек. Это тот случай, когда просто стандартное лечение, медицинские препараты не дают нужного эффекта. Все гораздо глубже и сложнее. И да, сюда мы отправили его еще и поэтому. Потому что такая жизнь для него целительна. А вы… вы в каком-то смысле послужили триггером. Да, Марк склонен преувеличивать. Тем более после нескольких лет вынужденного уединения. Все же здесь только немногие соответствуют его уровню. Увидел новое милое личико в этой дыре, неглупую девушку, которая разбирается в своем предмете, и уже назначил своей спасительницей. Потом эта череда событий… Он подумал, что с вами что-то произошло, и чуть не прыгнул в горящий дом. Мне тут описали в красках! Да и на фото в местном чате можно полюбоваться…

Мартен снова едва заметно презрительно фыркнул, и Алис вдруг поняла, что еле сдерживается. Желание вломить ему хоть чем-нибудь стремительно росло, она даже скрестила руки на груди, опасаясь, что и в самом деле сейчас вцепится в эту снобистскую рожу. Из-за этого пришлось сунуть единорога под мышку, и Алис понимала, что наверняка выглядит глупо, но почему-то не подумала отложить игрушку в сторону.

– Вы для него начинаете становиться объектом фиксации. Сверхценной идеей. Возможно, в чем-то вы и правда ему отозвались, как теперь модно выражаться. Но вы не должны обманываться. Это не великая любовь, как можно подумать… такой молодой девушке, как вы. Поймите меня правильно! Вы знаете его всего две с половиной недели, и соглашусь, в нем есть некоторое темное очарование. Притягательность. Ваше увлечение понятно, оно естественно! Но послушайте опытного человека, который видел многое. И который давно знает Деккера. Я скажу вам честно: дело не столько в вас, сколько в его неадекватных реакциях. Просто подумайте, что будет, когда он вас к кому-нибудь приревнует? Или когда вам придется уехать? Если случится что-то, что он воспримет как угрозу его… его, ну, скажем честно, любимой игрушке? Главному сокровищу – на сегодняшний день? Я не о том, что он тут же причинит вам физический вред, хотя и это может случиться со временем. Но это вред в первую очередь для него. Оставаясь с Деккером, вы его обрекаете… даже не на то, чтобы продолжать гнить в этой дыре, а на сумасшествие. А себя – на созависимые отношения. Вы играете с огнем, мадам Янссенс. Я не думаю, что вы верите, будто ваша «любовь» его исцелит. Вы же не настолько наивны. Там, где годы терапии смогли лишь немного облегчить состояние. Где не работают даже медикаменты, серьезные препараты. Где, в общем-то, бессильны врачи… В этой истории кто-то должен принять решение. Кто-то с более трезвой головой, чем у Деккера.

– Вы закончили? – Алис смотрела в пол, потому что боялась взорваться. Голос и так едва ее слушался.

– Почти. Не злитесь, прошу вас, – он вдруг произнес это даже мягко. – Поймите нас. Меня, его мать, его дядю. Для нас Марк очень дорог. Мы его любим. Мы хотим, чтобы он был счастлив – настолько, насколько это возможно. Сейчас у него наконец появилась возможность наладить контакт с родными, вернуться в семью. А из-за вас… В этом нет вашей вины, я ни в коем случае не предъявляю вам претензий! Но он прячется за вас, он пытается выстроить с вами отношения, создать тесную связь, чтобы закрыться в этой созависимости от нас всех. Но это… путь в тупик. Надеюсь, вы поразмыслите над этим и поймете, как поступить.

– Отлично. Это все?

– Теперь все.

– Всего хорошего, – процедила Алис и отвернулась, резко вытащив из-под мышки единорога. Сжала его рукой в перчатке, пока не поняла, что может повредить улики, и наконец отложила игрушку на стол. В глазах стояли слезы.

Громыхнул стул, хлопнула дверь.

Хотелось заорать в голос, что-то швырнуть, разбить, чтобы разлетелось на части, но Алис продолжала стоять все так же неподвижно, только сглатывая подступивший к горлу комок. Каждое слово Мартена было словно ядовитая стрела, выпущенная в воздух. Отравляющая. Медленно, но неостановимо достигающая своей цели. И теперь, пытаясь вдохнуть, Алис снова и снова невольно вбирала в себя этот яд.

Любимая игрушка.

Созависимые отношения.

Закрыться от всех.

Дело не в вас.

Это не великая любовь.

Путь в тупик.

Увидел новое милое личико в этой дыре.

Своей спасительницей.

Она наконец громко всхлипнула и, содрав с руки перчатку, закрыла рот ладонью, чтобы не зарыдать в голос. Нельзя. Надо успокоиться. Немедленно! Что, если сюда придет Марк? Что она ему скажет? Правду? Чтобы спровоцировать новый скандал с Мартеном? Едва ли тот отделается просто разбитым носом…

Алис вдруг поняла, что боится реакции Марка, боится даже его увидеть. Боится взглянуть ему в глаза. И это было совершенно невыносимо.

* * *

Да что с ней такое? Марк был уверен: что-то произошло. Но что? На прямой вопрос она, разумеется, ответила, что ничего и просто устала.

Но это было не «просто». Откат после того, что случилось в машине? Для нее все-таки это оказалось слишком? Алис в каком-то смысле переступила через себя, и теперь у нее закономерная реакция? Апатия после возбуждения? Стыд? Навязчивые воспоминания? Она жалеет о том, что сделала? Считает себя виноватой, грязной, неправильной? Учитывая ее бэкграунд…

Но Марк чувствовал в ней не стыд, сожаление или опустошенность, он ощущал… безжизненность. Разом погасло все это золотое, светящееся, дрожащее, живое, нежное, что только что сияло, когда Алис пила кофе с шоколадом у него в кабинете. Не было вообще ничего, никаких эмоций: ни тепла, ни холода, ни расслабленности, ни колючек. Словно бетонная стена. Закрывшийся выход из лабиринта.

Да чтоб тебя! Даже о том, что она что-то нашла в плюшевом единороге, Алис сообщила вскользь. Без азарта.

– Посмотрю завтра, на свежую голову.

Она улыбнулась, но вымученно – Марк видел напряжение в уголках ее рта, морщинку между бровей. Словно она сосредоточенно что-то обдумывала. Словно что-то решала. Была не здесь. Не с ним.

– Да, лучше отложить. Я тоже устал. Матье и Шмитт ездили в больницу, долго рассказывали. Архив там перенесли в другое место из-за наводнения в позапрошлом году, и по ходу дела, разумеется, все перепутали. Но сам архив серьезно не пострадал, и старые записи никто не уничтожал. Даже есть зацепка, где теперь искать папки за тот год, может, нам повезет. Только это тоже уже завтра. Голова кругом. Поехали к Эве.

Алис кивнула, тут же принялась собирать вещи. Спокойно и так же безжизненно. И дома у Эвы она тоже оставалась такой – даже после ужина, даже когда они сидели на диване в гостиной и Ребельон прицокал к ней, деловито сунул голову под ее руку, требуя погладить. Было так уютно и хорошо – в этом старом доме, в гостиной с теплым светом торшера и задернутыми шторами, – и в то же время мучительно тяжело оттого, насколько они с Алис сейчас оказались далеки друг от друга. Словно их, сидевших рядом, разделяла запертая дверь. Этот диссонанс просто изматывал, и Марк уже несколько раз выбегал курить на крыльцо.

– Как насчет перекинуться в карты? – заявила мадам Дюпон, внимательно оглядывая их поверх очков. – Чувствую, вам обоим стоит развеяться. Да и я давненько не баловалась.

– На деньги?

– Ну не фантики же, инспектор, что вы, право, как маленький. Давайте хотя бы по десять евроцентов.

Марк вздохнул. В другой раз он бы с удовольствием втянулся в пикировку с Эвой, поддался бы уговорам, и игра в карты совершенно точно вышла бы веселой и зажигательной. С шутками, подтруниванием, обязательным мухлежом со стороны старухи, а еще теплом и уютом, о которых приятно будет вспоминать. Но сейчас… сейчас у него было одно желание: схватить Алис в охапку, утащить в темный угол и допрашивать. До победного. Пока она не расскажет, в чем проблема. Пока не рухнет эта бетонная стена. Пока он не получит ответы, черт возьми!

– Лучше скажите, вы нашли крокодила? – спросил он.

– Какого крокодила? – вдруг удивилась старуха.

– Египетского! Из-за которого вы даже звонили в участок, насколько я помню.

– А! Нет, не нашла. Такая потеря…

– Мы можем его поискать, – невозмутимо сообщил Марк. – С Янссенс и ее чемоданчиком. Как в сериалах, вам же нравится. Пиу-пиу, мигалки, преступник в наручниках, крокодила наконец возвращают в музей… или откуда вы там его стащили.

– У вашей Алис, – подчеркнула Эва, – болит нога, если вы забыли.

– Уже не болит, – неожиданно сказала Алис. – Я вполне готова искать крокодила.

Мадам Дюпон снова внимательно оглядела их обоих, а потом со вздохом полезла в ящик комода и протянула ключи.

– Только осторожно. Не перемещайте там ничего, у меня своя система. Ни на что не опирайтесь. И не упадите. Вообще постарайтесь делать свои дела ювелирно. А то потом ничего не найти.

Они дошли до сарая молча, слушая только, как с хрустом ломаются под ногами последние опавшие листья, уже прихваченные ночными заморозками. Звякнув связкой ключей, Алис открыла дверь и включила свет. Развернулась было к Марку, и он тут же подхватил ее и усадил на огромный комод в стиле какого-то Людовика, небрежно смахнув на пол стопку древних пыльных журналов.

– Эва же просила, – вздохнула Алис.

– Ничего, переживет. Мы сюда не крокодила пришли искать.

Марк наклонился к ней, так что она, сначала упершись в него коленями, тут же раздвинула ноги и обхватила его бедра. И выдохнула – судорожно, устало, но с облегчением от вспыхнувшей в ней решимости. Подняла на него взгляд. Он чувствовал, что стена исчезла, дверь открылась, и пусть оттуда хлынули тревога, боль и даже отчаяние, это все равно было лучше. Марк обхватил Алис обеими руками за талию, подтянул к себе еще ближе. Отвертеться ей уже не получится. Впрочем, она, судя по всему, и не собиралась.

– Нам надо поговорить, – сказала Алис, глядя прямо ему в глаза.

– Именно.

Губы у нее дрогнули. Она набрала было воздуха, чтобы что-то сказать, но повисшую паузу вдруг разорвал телефонный звонок.

Марк чуть отодвинулся, чтобы дать ей возможность вытащить мобильный.

– Алис Янссенс. Слушаю вас… О! Готово? И?.. Спасибо огромное, что сделали все сегодня. – Она убрала телефон. – Табак на фате и табак, найденный на одежде Винсента Шевалье, идентичны.

Глава 5

– Я так и думал, – кивнул Марк. – Ничего нового.

Он снова придвинул Алис к себе, положив обе руки ей на талию:

– Ну? Так что ты хотела мне сказать?

Она тяжело вздохнула, взглянув ему в глаза. Говорить на самом деле ничего не хотелось. Хотелось просто обняться, как сегодня в машине, и забыть обо всем, что услышала от Мартена. Выбросить из головы. Не думать. Но это было невозможно. Потому что все эти слова словно проявили ее собственные смутные опасения, сделали их четче. Будучи произнесенными вслух, они не давали уже отмахнуться, спрятаться, не смотреть в ту сторону. Разве она сама не боялась, что их с Марком связь – это путь в никуда, нездоровая привязанность двух глубоко травмированных людей, которые, может быть, и хотели бы друг друга спасти, но в результате лишь загонят еще глубже в яму? Это все равно бы всплыло, не сейчас, так позже, все равно бы встало между ними. И молчать не выйдет.

– Я хотела… Марк, я сегодня думала… Уже вечером…

Она снова запнулась. Он смотрел на нее сверху вниз, внимательно вглядывался ей в глаза, словно пытаясь ее прочитать.

– Это из-за того, что было в машине? Тебе теперь нехорошо? Оказалось слишком?

– Нет! Ты что! Мне хорошо! И было, и… это… совсем из-за другого. Я уже думала об этом, но сегодня… – Алис снова выдохнула и попыталась говорить спокойно и мягко. – Послушай, мы оба глубоко травмированные люди, и дело тут не в тебе…

Она выбрала неверный тон. И неверные слова. Дело тут не в тебе. Дурацкое клише, которое меньше всего подходило к их ситуации, потому что дело было и в Марке тоже. В них обоих – в равной степени. Вышло натужно и фальшиво, и Алис сразу это поняла, когда увидела, как у него дернулся край рта.

– И ты что же – решила, что лучше со мной не связываться? От греха подальше?

Она вздрогнула, как от удара: Марк неожиданно произнес это так ядовито насмешливо, зло и вместе с тем отчаянно, что стало почти физически больно.

– Я… – начала Алис, но он перебил:

– И с чего вдруг именно сейчас? Сегодня? Ты с кем-то поговорила, так? Мать или Жан?

– Это неважно, Марк. Это мои мысли, а не…

– Неважно?! Вместо того чтобы сказать мне прямо, ты сначала делаешь вид, что все в порядке, как будто я идиот и не вижу! А потом начинаешь разговаривать со мной этим снисходительным тоном! Как психиатр! И тон, я тебе скажу, очень знакомый! Так кто из них? Ставлю на Жана. – Он снова зло усмехнулся краем рта. – Впрочем, с подачи матери, разумеется. У нее было время как следует его накрутить. И она любит решать проблемы чужими руками…

– Марк!

– А ты решила от меня это скрыть, прекрасно. Слушаешься старших, как хорошая девочка? Нельзя связываться с плохим мальчиком? А то научит… всякому? Минету в машине?

– Хватит! – выкрикнула Алис. Ее просто трясло от этого тона. Как он может так о ней говорить! О ней и о том, что между ними было. И в то же время она чувствовала какое-то запредельное отчаяние Марка, и это тоже было невыносимо. – Я ничего не скрывала! И не сказала сразу, потому что я боюсь! Я хотела сказать, но мне страшно! Я боюсь твоей реакции, понимаешь? Что ты что-то устроишь! Наломаешь дров… сделаешь себе только хуже!

– Ну да, конечно, я же больной на голову! Лежал в психушке, и не один раз! Тебя уже хорошо напугали, да?

– Марк! – с горечью выпалила она.

– Что – Марк? Ты, конечно, не хочешь никого стигматизировать… – он изобразил в воздухе кавычки, – но лучше быть толерантной на расстоянии?

– Я боюсь не тебя! – Алис чувствовала одновременно боль и злость. Потому что ясно понимала, что он ощущал себя сейчас ненормальным изгоем, место которого в клетке, подальше от здоровых людей. Изгоем – каким она сама всегда себя чувствовала. И было невыносимо, что Марк мог подумать о ней так после всего, мог решить, что она тоже займет место зрителя в этом зверинце и будет считать его чудовищем. – Я знала все это про тебя и раньше! И я сказала, что не убегу! Но я боюсь за тебя! Боюсь, что я тебя раскачиваю! Что я мешаю! Мешаю тебе вылечиться, успокоиться. Что из-за меня тебе станет хуже. Что я тебя доведу! Что ты будешь… как после пожара! Нет, не перебивай меня. Я имею право бояться! Имею право сомневаться и задавать вопросы! И я думала об этом не только сегодня… просто не могла назвать это словами, признаться даже себе. Пряталась от самой себя… Я боюсь, что ты выбрал меня только потому, что изнывал от скуки в этой дыре, что у тебя всего лишь фиксация на новом объекте… Что я для тебя… просто игрушка! Еще и потому, что тебе не разрешали… потому что ты хотел сделать это в пику своему дяде. Ты считал, что я с ним… и хотел доказать, что ты…

Алис заметила, как у него вдруг вспыхнул румянец на скулах. Она сама испугалась, что, кажется, попала в точку. Попала в самое больное. Это тоже было невыносимо, потому что ее страх словно нашел подтверждение, но одновременно у нее уже не получалось замолчать, остановиться – слова неостановимо рвались изнутри, как будто она вскрывала какую-то мучительную загноившуюся рану.

– Ты видишь не меня настоящую, а то, что тебе хочется видеть. То, чего тебе тут так не хватало! То, чего тебя лишили! И это путь в никуда! Вернее… в созависимость. Я боюсь, что не справлюсь, что я просто не смогу тебе помочь. Только сделаю хуже. Я сама запуталась в себе… Сама, наверное, вижу то, что хочу видеть. У меня нет ни равновесия, ни ориентиров. Я не знаю, как правильно поступать. Не мне с моим прошлым пытаться кого-то спасти, пытаться создать нормальные… отношения. Я боюсь, что мы просто… погибнем в этом всем. Оба.

Она всхлипнула и опустила взгляд. Странно, но почему-то стало легче. Словно тот впрыснутый Мартеном яд, который она держала в себе, теперь, излившись в словах, таял в воздухе и терял отравляющую силу. Но при этом… При этом Алис понимала, как звучит ее речь: так говорят, когда хотят закончить отношения.

Все было сказано. Названо вслух и очевидно. И вдруг стало так холодно. Ей показалось, что все время пульсирующая между ней и Марком невидимая нить вдруг стала истончаться. Замедляться, остывать, таять…

Алис снова подняла на него взгляд и вдруг поняла, как он на нее смотрит. Что-то дрогнуло внутри. Вспыхнуло, загорелось, словно полетело ему навстречу, – а Марк вдруг сжал ее так крепко, втиснул в себя со всей силы, что стало трудно дышать.

– Ты не делаешь мне хуже! И не сделаешь никогда! – выдохнул он яростно и горячо. – Ты меня не раскачиваешь. Ты меня заземляешь. Ты меня спасаешь, даже когда сама этого не видишь. Даже когда не думаешь, что что-то делаешь для меня. Я пришел к тебе тогда, помнишь? После пожара. Был на грани, но удержался, потому что хватался только за мысль о тебе. Ты меня вытащила из этой тьмы! А сегодня… Черт, Алис, я ненавижу своего дядю, меня трясет от одного его имени, но сегодня я его видел, я стоял рядом с ним, и мне было все равно. Потому что я думал о том, что случилось в машине… О том, что с нами было. И потому что ты стояла рядом!

Алис снова всхлипнула, все так же глядя ему в глаза. Марк стискивал ее так крепко, что она, наверное, должна была бы испугаться и пытаться отодвинуться, но ей… не хотелось. Наоборот. Ей хотелось больше. Ближе. Откровенее. Горячее. Холод уходил, и отчаяние тоже, и она подумала, что ведь и Марк как будто заземлял ее. Успокаивал. Помогал. Одного объятия было достаточно, чтобы ощущение паники и растерянности исчезло. Было это правильно? Или нет? Она не могла и не хотела сейчас об этом думать.

– Я ношу в кармане нитку от твоего шарфа, – продолжал Марк еще отчаяннее, и ей казалось, что в глазах у него стоят слезы. Или просто свет так падал на его лицо? Алис не понимала, только слушала его завороженно, впитывая каждое слово. – Потому что она мне помогает от панических атак. Помогает не провалиться в ад. Понимаешь? Твоя нитка, твоя нить… Ариадны. Я за нее держусь. Я держусь за тебя. Я знаю, что со мной непросто, знаю, я не подарок, но я стараюсь, черт подери. И могу это сделать только потому, что ты… Только ради тебя! Больше мне незачем. Ты – да, в самом деле то, чего мне не хватало. Но не нездорового увлечения, а наоборот. Стимула измениться. Надежды, черт подери! Желания выйти на свет. Попытаться выбраться из этого гребаного лабиринта! Ты не просто новое лицо в этой дыре. Не просто красивая девушка, которую мне сразу захотелось трахнуть. Не просто умница и профи, отличная напарница, с которой в кайф работать, чего со мной не было уже давно. Ты… я тебе уже говорил, что ты звучишь со мной в унисон. Можно подумать, что это просто поэтично, но для меня это не метафора, понимаешь? Я правда так слышу. Так чувствую людей. И то, что ты говоришь о себе… что ты не уверена и боишься, что не с твоим прошлым лезть в такие отношения… Алис, в этом и дело! Поэтому мы и совпали. Мы здесь равны. Тебе нужно то же, что и мне. Найти свой выход. Выбраться. И я хочу не только брать, но и давать. Мы даем друг другу. И принимаем. И учимся… Алис!

Марк сжимал ее все крепче и крепче, словно забывшись, но в тот момент, когда она поняла, что становится уже слишком, что сейчас ей будет больно, он вдруг ее отпустил. Шагнул назад и спрятал руки за спину.

– Но если ты хочешь уйти… – выдохнул он хрипло, глядя в сторону. Помолчал и добавил глухо: – Решать тут можешь только ты.

Алис сама не поняла, как это получилось, как она рванулась к нему навстречу, как притянула его к себе снова – и уже обнимала за шею руками, обхватывала его бедра ногами, цепляясь за него, как за спасательный круг, а Марк снова прижал ее к себе, притиснул со всей силы.

– Я хочу… с тобой… – всхлипнула она. – Марк, я…

– Да, я тоже боюсь, понимаешь? – шептал он куда-то ей в макушку. – В первую очередь – себя. Я сам себе не верю. Я даже не уверен, что я не убийца! Я не могу обещать, что не сойду с ума. Что не превращусь в чудовище. Но я даю тебе слово, что сделаю все, чтобы защитить тебя от самого себя. И пока… пока у нас получается так, как есть… если я тебе нужен… я хочу, чтобы ты брала, что тебе нужно. Чтобы не отказывалась. И чтобы знала: ты ничем мне не обязана, что бы я там ни чувствовал.

– Ты мне нужен, – выдохнула Алис, потому что больше уже не могла. Она захлебывалась чувствами, словами и слезами и еще какой-то отчаянной нежностью к нему. Если она и ощущала страх, то только за него, а не за себя, только за него, потому что и правда могла сделать хуже, но одни его слова про нить тут же уничтожили все сомнения. Она прижалась к Марку еще крепче и, когда он уже целовал ее, прошептала между поцелуями: – Ты даже… не представляешь… насколько…

* * *

Эва, сидевшая в кресле с книжкой, лишь посмотрела на них поверх своих огромных очков и хмыкнула.

Оба выглядели немного запыхавшимися и растрепанными. Марк подумал, что, к счастью, улик было недостаточно, чтобы догадаться, что в сарае не только чуть не развалился комод в стиле какого-то очередного Людовика, но и нашла свою смерть ваза неизвестного происхождения. Ее осколки были поспешно собраны и упиханы в нижний ящик этого самого комода – в четыре руки, быстро и очень оперативно, потому что кто как не инспектор и его криминалистка умеют как следует замести следы. Внезапно разбившаяся ваза, впрочем, их спасла – иначе непонятно, когда бы они вообще вылезли уже из чертова сарая.

– К сожалению, крокодила мы не нашли, – сказала Алис с таким серьезным лицом, что Марк, сделав вид, что потер нос, с трудом подавил смех.

– А крокодил никогда с первого раза не дается, – согласно кивнула Эва.

– Могу я узнать, как он к вам попал? – елейным тоном поинтересовался Марк, устраиваясь на диване. Алис присела рядом.

– Подарок… одного археолога, – невозмутимо заявила старуха.

– Черного?

– Хм… не думаю, что цвет его кожи имеет какое-то отношение к делу, – скептически заметила она.

Алис фыркнула, тоже уже готовая расхохотаться в голос.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – все тем же нежнейшим тоном продолжал Марк. – Нелегальные раскопки?

– Нелегальные? – Эва всплеснула руками. – Боже мой, у некоторых нет ни стыда, ни совести! Как так можно! Возмутительно!

Очень хотелось спросить, не пробовалась ли она на роль в каком-нибудь театре или, может, играла в любительском. Наверняка была звездой.

– О да, возмутительно! И невозможно! – сокрушенно кивнул Марк. – Потому что вот так ценные артефакты потом и попадают в руки людей, которые держат их в сараях. В ненадлежащих условиях, без соблюдения необходимой температуры и правильного уровня влажности. Да еще и придавят иной раз каким-нибудь комодом.

– Именно! – охотно согласилась Эва. – Некоторые люди ничего не понимают в коллекционировании. Так что, поиграем в карты? Я смотрю, вы там отлично… хм… развеялись. На холоде-то. Такие румяные пирожочки, одно удовольствие смотреть! Завтра, кстати, обещают снег! Точнее, уже ночью. Вот-вот пойдет, я в окно смотрела.

Марк ничего не успел ответить, потому что Ребельон вдруг разразился оглушительным лаем и побежал к входной двери. И буквально сразу же по коридору прокатился мелодичный перезвон.

– Хм… я никого не ждала, – пробормотала старуха. – Может, это вас, инспектор?

– Это, наверное, доставка! Моя новая одежда! – радостно сообщила Алис, вскочив с дивана, и почему-то покраснела. – Я сейчас…

– Подожди, – Марк поднялся за ней следом. – Проверим сначала, точно ли это доставка.

– О, новые вещи! – глаза у мадам Дюпон заблестели, она разве что руки не потирала. – Тут главное сразу примерить! Порадуйте нас с инспектором, прошу! Покрасуйтесь тут немного! В мои молодые годы мы любили наряжаться и устраивать такие показы мод дома. Иногда даже обменивались платьями, чтобы сходить на свидание, особенно в трудные времена!

– Да там просто джинсы, обувь… все для работы, ничего особенного, – пробормотала Алис и унеслась к двери. Марк бросился за ней, но под ногами вертелся возбужденный и лающий Ребельон, и пришлось сделать несколько неловких маневров, чтобы не наступить на собаку.

– Не открывай… те никому без меня! – крикнул он вслед Алис, вовремя спохватившись.

– Точно купила что-то особенное, – подмигнула ему Эва. – Устроит сюрприз. Помню, я как-то…

Особенное. Марк тут же представил почему-то, как Алис стоит в его спальне в одних чулках и секси-белье и… чуть не налетел на дверной косяк, выходя из комнаты.

– Совсем вы меня не слушаете инспектор, – раздался ему вслед деланый вздох. Старуха явно наслаждалась тем, что может так издеваться. – Ладно, идите уже, помогите ей с коробками.

* * *

Марк проскользнул в комнату Алис, едва в доме все наконец затихло.

Полураздетый – в одних спальных штанах. Уверенный, что она его ждет. Что не спит. После всего, что произошло сегодня, ему нужно было побыть с ней наедине: одних, даже очень горячих, поцелуев в сарае было мало. И ей – Марк чувствовал – тоже. Нужно побыть рядом вдвоем, снова ощутить себя и ее в коконе спокойствия.

Хотелось убедиться еще раз, увериться, что все в порядке. Он смог удержать и удержаться. Смог справиться с собой несмотря на то, как внутри плескалась тьма, как из него едва не рванулся запертый зверь. Но смог. Не повел себя как дед. Хотя благородное предложение «решать самой» и стоило таких усилий, что невозможно было унять дрожь в руках, когда они с Алис целовались в сарае. После вообще наступило какое-то опустошение, как всегда с ним бывало после сильного выплеска эмоций, так что теперь хотелось ни о чем не думать. Не контролировать. Не волноваться, плыть по течению: Марк думал только о том, что Алис там такое себе купила и почему так из-за этого смущалась, и позволял себе наслаждаться возбуждающими мыслями, словно в награду за то, что выдержал испытание, позволял себе представлять, как это, возможно, будет однажды: Алис в чулках с подвязками в его постели…

В итоге, когда они, отбившись от требования Эвы устроить демонстрацию нового гардероба, все же сели играть в карты, Марк толком ни за чем не следил, так что проигрался в пух и прах – на радость коварной старухе. В том, что она мухлевала, он был уверен, но уличить ее так и не удалось, впрочем, он особенно и не старался. А когда они с Алис оба продули ей почти по пять евро («Ну давайте повысим ставки, инспектор, десять евроцентов – это уж совсем по-детски»), мадам Дюпон наконец смилостивилась и, ловко смахнув добычу в карман, объявила, что пора спать.

Марк дождался, когда наступит тишина, а потом…

– Это я, – шепнул он, осторожно прикрывая за собой дверь. – Не спишь?

– Нет, – так же шепотом отозвалась Алис. – Иди сюда.

Не то чтобы Марк ждал, что она прямо сейчас сознательно как раз к его приходу надела это купленное особенное, но… вдруг понял, что просто полежать рядом для него уже недостаточно. Запах ее духов, нанесенных явно только что – он уловил это сразу, – звучал как приглашение. Алис его ждала, она хотела, чтобы он пришел, и знала, что он придет, – от этого у него тут же перехватило дыхание.

Она потянулась навстречу, обняла его за шею, притягивая к себе, и Марк забрался к ней в постель. Кровать протяжно заскрипела и прогнулась под их общим весом – кажется, где-то в глубине дома заворчал и нервно гавкнул Ребельон, и Алис шепнула:

– Эва услышит.

– Уверен, что она знает, – фыркнул Марк. – Более того, она этого ждет! Специально тебе такую скрипучую кровать отвела, чтобы подслушивать.

Но вместо того, чтобы тоже ответить шуткой, Алис вдруг прижалась к нему всем телом и, потершись щекой о его плечо, прошептала так томно и соблазнительно:

– А я тебя ждала…

И этого оказалось достаточно, чтобы он вообще перестал думать. Стало все равно, скрипит ли кровать, слышит ли что-то Эва – да хоть весь городок, пропади он пропадом! Марк рывком стащил с Алис тонкую майку, под которой у нее ничего не было, упиваясь ее вздохами, приник губами к ее шее, к ключицам, вдыхая этот невероятный вишневый запах, чувствуя, как кожа у нее тут же покрывается мурашками. Все было как-то горячо и бестолково, неудобно, быстро и оттого почему-то еще сильнее возбуждало – и шепот, и нервные смешки, и шорох одежды, и звуки поцелуев. Он очнулся, когда его рука уже скользнула в штанину ее коротких спальных шортиков. Алис вздрогнула, но Марк чувствовал, что это был не испуг, не напряжение, а словно ожидание большего. Желание, чтобы он продолжал.

– Знаешь, о чем я думал весь вечер? – выдохнул Марк, пытаясь вглядеться ей в глаза. Слабый свет фонаря с улицы попадал в комнату, и в полутьме было видно лицо Алис. Она тяжело дышала, и он чувствовал ее идущее волнами возбуждение. – Вот об этом. Сделать тебе так же хорошо, как ты – мне. Просто не могу успокоиться. Но для тебя это пока слишком, я понимаю…

– Нет, – вдруг решительно перебила она. – Не слишком, я…

– Не слишком? – От удивления, не удержавшись, он скользнул рукой чуть выше. Белья на Алис не было, и Марк провел по внутренней стороне ее бедра, уже ощущая пальцами близость и жар паха. – Ты правда хочешь?..

– Я тоже весь вечер… особенно уже тут, когда мы вернулись к Эве. – Алис вздохнула и со смущенным смешком на мгновение закрыла лицо руками. – Сама не знаю, что со мной, откуда это и вообще. Но я представляла! И хочу. Просто не уверена, что получится. Я никогда… ну, я уже говорила, ты помнишь.

– Знаешь, что меня просто отчаянно заводит? – шепнул Марк.

– Что? – она взглянула на него с любопытством.

– Сейчас… подожди.

Он сел и, откинувшись на изголовье кровати, подтянул Алис к себе, так что она оказалась между его ног – спиной к нему. Да, так стало гораздо удобнее. Она еще чуть поерзала, устраиваясь, откинулась назад, на него, и Марк чувствовал, как стремительно нарастает напряжение в паху. Это была бесконечно сладкая пытка: ощущать ее так близко, всего через два слоя тонкой ткани, чувствовать, как она прижимается к члену, и знать, что сейчас удовольствие будет только для нее. Впрочем… оно того стоило.

Дождавшись, когда Алис окончательно устроится и успокоенно выдохнет, Марк провел рукой от ее живота к груди – словно случайно задел уже напряженные, затвердевшие соски, потом снова к животу, чувствуя, как кожа у нее тут же покрывается мурашками. Нежно, неторопливо поглаживая, спустился ниже, забрался пальцами под пояс ее шорт. С удовольствием поймал дрожащий вздох Алис. Еще чуть дальше… еще…

Ладонь накрыла короткие волоски, уже чуть влажные снизу, и Марк остановился, давая ей привыкнуть к новым ощущениям.

– Вот это, – шепнул он. – Ужасно заводит. Что ты так хочешь, чтобы я тебя трогал, несмотря на все твои страхи. Моя смелая девочка…

Он чуть двинул пальцами, и Алис вдруг резко вдохнула, а потом подалась навстречу его руке. Бедра у нее дрогнули, расслабляясь, она выдыхала по чуть-чуть, раскрываясь для него, – и он чувствовал это, чувствовал, как вся она словно теплеет, становится такой податливой, готовой. Марк еще ближе прижал ее к себе свободной рукой, положив ладонь ей на низ живота – Алис судорожно вздохнула. Дразня ее, наслаждаясь тем, как она вздрагивает и тянется навстречу его прикосновениям, он провел ладонью выше и накрыл ее грудь.

А потом осторожно сжал напряженный сосок, отчего Алис тихо вскрикнула.

– Моя девочка, которая так меня хочет… – шептал он, продолжая скользить пальцами другой руки дальше под тканью ее шорт, осторожно раздвигая короткие жесткие волоски, приоткрывая ее мягкие сомкнутые половые губы, и даже улыбнулся, когда почувствовал нежный и влажный бугорок клитора. Уже вся мокрая. Ох черт! От собственного возбуждения было больно в паху. Выдержка, да. Пришлось об этом себе напомнить. Марк не стал сразу касаться клитора пальцами, а просто накрыл ладонью, чуть надавил, и Алис не удержалась от всхлипа, переходящего в стон. – Только меня. Раскрывается, расцветает. Ты ведь больше никого так не хотела, правда?

Продолжить чтение