Читать онлайн (Не)стыдно быть Анфисой. Голый дневник бесплатно
Все имена персонажей данной книги изменены. Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми, или компаниями случайно.
Предисловие
Точку, где боль особенно острая, я прошла, когда книга была написана наполовину. Именно тогда я перепрожила самые тяжелые воспоминания и смогла посмотреть на свой путь не сквозь слезы, а сквозь призму интереса. Интереса к себе той – упрямой, растерянной, наивной, сильной. Интереса к тому, как складывались смыслы, как рождались опоры, как перемешивались радости и потери.
Когда пишешь о себе в ретроспективе, удивительно видеть и понимать, сколько всего было. Не только успехов и падений – это слишком грубая шкала. Были тысячи оттенков прожитого. Мелкие победы, о которых никто не знал. Тонкие трещины, из которых потом росла сила. Выборы, которые казались незначительными, но меняли все.
Сейчас я чувствую благодарность за каждый момент жизни. Нет, не восторженно-пафосное «спасибо за уроки», а тихую взрослую признательность: я это прошла, я смогла, я вижу и знаю, зачем это было.
Еще я поняла, что книга помогает собрать себя заново. Не придумать. Не приукрасить. А сложить в цельную живую историю. Без фальши. Без пряничной глазури.
Оказалось, я пишу не для того, чтобы поставить точку, а чтобы научиться смотреть на свой путь с уважением. И, кажется, это самая важная работа, которую я когда-либо делала.
27 апреля 2025 года
Глава 1
2024 год
– Тише! Идет! – услышала Анфиса, приближаясь к своему кабинету по коридору головного офиса.
Несколько сотрудников выстроились у куллера, словно готовые чуть что отдать честь своему командиру. Анфиса кивнула им.
– Здравствуйте, Анфиса Олеговна! – ответили ей нестройным хором.
Спиной чувствуя провожающие взгляды, Анфиса усмехнулась. Она стала таким нечастым гостем в офисе, что для своих подчиненных превратилась в небожителя.
– Это она? – зашептал кто-то из новеньких за одним из столов, и сразу после – тревожное «Тс-с-с!» ему в ответ.
Будь Анфиса тщеславна – давно согнулась бы под тяжестью короны, но вместо этого испытывала неловкость, так что небожитель из нее получался неважный.
Анфиса уже четырнадцать лет руководила стриптиз-барами. Все началось еще в 2010-м, а затем извилистый путь привел ее на вершину, о которой грезит любой руководитель: полный карт-бланш от собственника, менее двадцати часов работы в неделю и настолько стройная система бизнеса, что если прямо сейчас разразится новая эпидемия, ни одно звено в цепи не дрогнет. Даже если Анфиса захочет отойти от дел, эта махина не сложится как карточный домик, а продолжит стоять подобно Великой Китайской стене.
Из кабинета послышался смех. За дверью ее ждали Влад и Марианна, директор по маркетингу и директор по персоналу, а по совместительству – самые молодые топ-менеджеры компании, амбициозные, трудолюбивые, а главное – жадные до знаний. Именно любознательность Анфиса считала проявлением истинной жажды жизни.
До тех пор, пока человеку хочется вникать в происходящее вокруг и размышлять, пока «до всего есть дело», он остается для Анфисы живым, а значит, готовым показывать себя с лучшей стороны и пробовать жизнь на вкус.
Анфиса гордилась, что их компания – зеркальное отражение тех людей, которые в ней собрались: неугомонная и амбициозная. Всем нравилось быть новаторами, брать на себя больше ответственности, открывать с нуля бары в новых городах и даже «осваивать» новые страны.
– Анфиса Олеговна, добрый день! – бодрый голос Влада отвлек Анфису от размышлений.
Она улыбнулась тому, как эти двое смотрят на нее. От этих взглядов Анфиса часто ощущала себя матерью птенцов, которые нетерпеливо ждут лакомство из заботливого клюва.
– Вы чего такие взбудораженные? – Анфиса села за рабочий стол и открыла ноутбук.
Влад крутанулся на стуле:
– Так завтра же самолет! Предвкушаем, Анфиса Олеговна.
Анфиса вспомнила, как поехала в свою первую заграничную командировку.
– Анфис, у тебя же с английским порядок? Не пора ли нам махнуть в командировку в Америку? – словно между прочим бросил тогда Леонид Ефимович, один из владельцев их стриптиз-баров.
Они остались одни в кабинете после совещания. Леонид Ефимович приехал из Тайланда на пару дней, чтобы, подобно гордому льву, лицезреть, что происходит в его прайде.
Несмотря на то, что Анфиса сохраняла невозмутимый вид, сердце заколотилось как сумасшедшее. Слетать в Америку? Ей? Анфисе Жуковой?
– Да, рынок изучить было бы нелишним, – кивнула она, ожидая, что последуют долгие рассуждения, но Леонид Ефимович только бросил в ответ:
– Тогда планируйте, – и посмотрел на часы: – Все, у меня встреча.
Как только дверь кабинета закрылась, Анфиса шумно выдохнула.
В то время как для ее начальника поездка в США была явлением будничным, для Анфисы, чей мир когда-то ограничивался крошечной квартиркой на двадцать квадратных метров, такое путешествие звучало как мечта. Пора уже привыкнуть, что она теперь не маленькая девочка из поселка в Магаданской области, а большой руководитель.
***
Европа встретила противной моросью. Едва они вышли из аэропорта, запах мокрого асфальта накрыл Анфису с головой и заставил вспомнить, как тридцать лет назад она под утро возвращалась из общежития после очередной вечеринки.
– Вот наша машина, прошу, – суетился встречающий их с Владом и Марианной менеджер.
Несмотря на ночной перелет с пересадкой, Анфиса, оказавшись в номере, не поспешила в душ и не растянулась на кровати, а открыла чемодан. Она выудила из него блокнот – неприметный, в твердой коричневой обложке. Когда-то свои дневники Анфиса вела в тонких тетрадях, разрисовывая их сердечками и узорами. Пролетали годы, обложки менялись вместе со своей владелицей, но неизменно хранили в себе истории, которые даже в кабинете психотерапевта не каждый решится озвучить.
Открыв блокнот на пустой странице, Анфиса записала:
Я уже не помню имя подружки, от которой возвращалась тем утром. Алкоголь выветрился, ноги невыносимо ныли от танцев на каблуках, пришлось разуться. Под ступнями – колкий прохладный асфальт, влажный после ночного дождя. Тишина и свежий аромат зарождающегося утра. Я глубоко вдыхала этот влажный воздух, так, что тонкая блузка натягивалась на груди до треска, и ощущала себя свободной. Именно там, среди серых панелек, окутанных сизым туманом, а вовсе не в убогой квартире, где без остановки лился алкоголь, сигаретный дым забивался в рот и в нос и оглушительно орала музыка, где найти любовь на одну ночь было проще, чем попасть в сортир, а в каждом углу звучал пьяный смех.
Но эти вечеринки были мне нужны. Они заглушали мысли, что долбили череп изнутри. Заглушали желания, которых было не осуществить. Заглушали воспоминания, которые хотелось стереть.
Сегодня, выйдя из аэропорта, я вдруг снова почувствовала себя жутко одинокой, как тридцать лет назад.
Рука дрогнула, Анфиса оторвалась от блокнота. Она даже пальто не сняла. И ноги затекли. Устроилась с дневником прямо на полу, хотя вот же человеческий стол.
Анфиса покачала головой: пятьдесят лет, состоявшаяся личная и профессиональная жизнь, а запах сырого асфальта до сих пор выбивает из колеи.
Внезапно накатила непреодолимая усталость. Приняв душ, Анфиса провалилась в короткий, но глубокий сон, который могла себе позволить с чистой совестью. Она еще в машине перенесла встречу с десяти утра на час дня.
Раньше Анфиса и подумать не могла о том, чтобы по собственной прихоти изменить согласованное время встречи. Она до отказа забивала свой рабочий график, как чемодан – ненужными шмотками, а потом ненавидела себя за то, что приходится из последних сил волочить эту тяжесть.
Теперь Анфиса больше прислушивалась к себе. Снова и снова оказываться на грани истощения? Нет уж, спасибо. Еще и диагноз этот… За последние три года, что он красуется в ее медицинской карте, она научилась говорить себе «стоп».
***
– …поэтому к началу следующего года рассчитываем перевыполнить план, – закончил свой доклад Максим, директор первого филиала в Европе, и обвел присутствующих уверенным взглядом.
Анфиса лично утверждала его назначение, и вот спустя год стали видны результаты. Она убедилась в тысячный раз: грамотная расстановка кадров равно счастливый бизнес.
Не первый год Анфиса была руководителем и научилась получать удовольствие от успехов своих подчиненных – эта зависимость оказалась одной из самых приятных в жизни. Хотя было время, когда Анфиса грешила тотальным контролем над всем, до чего могла дотянуться. Спокойному делегированию пришлось учиться долго.
Когда совещание подошло к концу, в офис завезли сервировочную тележку сразу с тремя видами чая. Анфиса выбрала классический сенча и с удовольствием наблюдала, как в стеклянном чайнике, танцуя, раскрываются листья.
– Анфиса Олеговна, можно вопрос? – вдруг спросил Максим.
– Хочешь еще один филиал? – усмехнулась Анфиса.
– Об этом тоже можно подумать, – улыбнулся он. – Но я о другом. Правда, что вас называют «Маршалом»?
Влад рядом кашлянул, а Марианна зыркнула на Макса так, что Анфиса едва не рассмеялась.
– Ты где такое слышал?
– Ну-у-у, – протянул он, отводя взгляд.
Анфиса повела бровью, и воздух в комнате едва не заискрился: все напряглись, потому что давно научились считывать ее мимику.
– Это я, Анфиса Олеговна, – затараторила Марианна. – Я читаю ваши соцсети и видела недавний эфир про агрессию в бизнесе. Мне понравилось, как прозвучало «Маршал»… Это вам очень подходит! Тем более с вашей фамилией!
– Точно, ведь без вас компания бы так не выросла, – подхватил Влад. – И никого из нас здесь не было бы…
– Ну вы подхалимы, – покачала головой Анфиса.
– Так ведь это прав… – начала было Марианна, но осеклась, встретив Анфисин взгляд.
– Расскажу вам кое-что, – сказала Анфиса, и молодежь как по команде подалась к ней. – Я искала свое призвание много лет. Была уверена, что человек рождается не для того, чтобы потоптать землю, а потом стать удобрением на кладбище. Но в одиночку в таком вопросе быстро не разберешься, так что я понадеялась на тех, кто уже обрел какой-то смысл жизни. Некоторые так глубоко уходили в эзотерику, что мне не хватало терпения вникать в их «тонкие энергии». – Анфиса усмехнулась и сделала глоток чая. – Другие пытались убедить, что раз прет карьера, то больше ничего и не надо. Меня это не устраивало.
И вдруг мне попался блог одной интересной дамы. Я запоем читала ее посты и решилась на личную консультацию. Она задавала мне небанальные вопросы и использовала в наших беседах иррациональные, игровые методы. Я сама не поняла, как так получилось, что на очередной вопрос выдала: «Я – маршал». Поначалу мне самой этот титул показался нелепым… Что общего между мной и воинским званием, да еще таким? История уже знает одного маршала Жукова… Я-то тут причем? – делая очередной глоток чая, Анфиса замолчала.
– А дальше? – не выдержала Марианна.
– А дальше я поняла, что попала в точку. Когда я пришла в компанию, она едва на ногах держалась. Каждый бар походил на местечковое княжество – что хочу, то и ворочу.
Когда я стала директором по персоналу, на меня поначалу косились. Явилась какая-то залетная… и сразу на руководящую должность. Словом, мало кто воспринял меня всерьез. А зря. Я последовательно ампутировала все нерабочие конечности бизнеса. Просеяла девяносто процентов офисного планктона и собрала новую команду – сильную и увлеченную. По собственному образу и подобию. И эта команда, эта система стали основой всего, что я так кропотливо оттачивала: операционку от и до, обучение сотрудников на всех уровнях, уверенность в точной и слаженной работе.
А еще я однозначно решила, что буду повышать культуру стриптиза, поднимать качество услуги в России. Хотела показать, что это не Содом и Гоморра, а самый обычный досуг, и в наши бары можно прийти даже с женой. Параллельно многие стали мечтать получить у нас место… Мы не просто создали культуру, мы задали планку.
Так что да… Маршал Жукова, под руководством которой войско компании двигается вперед и побеждает.
В офисе повисла тишина. «Загрузились», – подумала Анфиса, допивая чай.
***
По небу стаей серых слонов тянулись тучи. Несмотря на риск быть застигнутой бурей, Анфиса решилась прогуляться по городу.
Марианна с Владом транзитом улетели в Москву, а у Анфисы остался день до официального отпуска. Завтра утром самолет унесет ее в жаркие Эмираты, а пока что она куталась в свой любимый кашемировый шарф и наслаждалась ароматом листвы.
Петляя по пустынным улицам, Анфиса оказалась у церквушки, чей вход венчала башенка со шпилем, а по стенам из красного кирпича вился дикий виноград.
Анфиса на секунду застыла, любуясь, а потом поняла, что улица ей знакома. Всего в квартале отсюда располагался подпольный стриптиз-бар, о котором Анфиса узнала еще в первый свой визит, когда приехала изучать местный рынок. В подобных заведениях все самые страшные фантазии, которыми полнятся умы людей, могут стать реальностью. Клофелин в стакан, часы и кошелек – на бочку, и, как говорится, спасибо, что ноги целы. Усмехнувшись, она пошла дальше.
Как и везде, двойные стандарты процветают. При свете дня люди кичатся благопристойностью и набожностью: фанатично посещают мессы и стыдят тех, кто этого не делает. Однако с наступлением сумерек спешат постучаться в неприметную дверь, где ждут запретные удовольствия.
Анфиса не раз задумывалась, кто ближе к Богу: мужчина с крестом на груди и похотливым взглядом, или девушка, которая, отсидев пары в университете, до утра танцует в баре, чтобы заработать на еду.
Когда церковь осталась за спиной, Анфиса вдруг вспомнила, как впервые оказалась в месте, где, по словам мамы и бабушки, жил Бог. Они верили в Творца неистово. Но тайно. Потому что открыто почитать разрешалось лишь партию и социалистический строй.
Анфису крестили, когда ей было пять. Сказали, что ритуал этот крайне важен, иначе попадешь в страшное место, где будешь вечно гореть в огне. Пятилетнего ребенка это так потрясло, что обычно разговорчивая Анфиса молчала всю дорогу до деревенской церкви, где должен был совершиться обряд.
Там было темно и душно, от незнакомого приторно-сладкого запаха кружилась голова. Со стен на маленькую Анфису смотрели суровые мрачные лица. Казалось, каждый взгляд направлен прямиком на нее. Хотелось скорее выйти наружу, туда, где свет и свежий воздух.
В эту минуту бабушка шепнула:
– Это, Анфисочка, святые!
Анфиса не поняла, что это значит, и совсем не разделяла бабушкин трепет.
Она знала, что у них в семье была икона, которую мама трепетно перевозила из дома в дом, пока они искали лучшей жизни. Из родного поселка Дукча – во Фрунзе, из Фрунзе – в Томск.
Анфисе, девочке с богатым воображением и тонким восприятием мира, икона виделась мрачной. Однажды она спросила маму, почему эта печальная бледная женщина держит в руках сверток, из которого смотрит лицо мужчины.
Мама в ответ дала Анфисе подзатыльник и прошипела:
– Никогда не смей так говорить, дура! Сейчас же поцелуй икону!
Анфиса и правда перестала задавать вопросы: и об иконе, и о молитвах матери перед сном, когда та сидела перед кроватью и без устали клала на себя кресты.
После крещения Анфисе выдали маленький алюминиевый крестик, который строго-настрого наказали прятать под одеждой. Говорили, крестик будет защищать Анфису, но в его чудодейственную силу девочка верила недолго, потому что он ни разу не помог ни от задирок мальчишек с соседского двора, ни от приступов материнского гнева.
Однако в свой час крестик все-таки сыграл роль.
В деревне стояло чудное лето. Анфиса с отцом и сестрой жила у бабушки, пока мама усердно, по собственной прихоти, меняла квартиры, чтобы они переехали в город.
Прибежав с улицы домой, держа охапку полевых цветов, Анфиса застала страшную картину: бабушка стояла посреди комнаты с широко открытыми глазами, зрачки покрылись странной пеленой, точно мутное стекло. Одной рукой бабушка держалась за грудь, другой пыталась дотянуться до края стола. Как рыба, выброшенная на берег, открывала и закрывала рот, не в силах вдохнуть.
Анфиса не могла пошевелиться, только пальцы сильнее сжали стебли цветов. Услышав густой запах травяного сока, ей, наконец, удалось закричать: «Папа! Бабушке плохо!»
Отец забежал в комнату со двора, тут же достал из вазочки на комоде какие-то капли, приговаривая: «Снова сердце, чтоб его!»
Уши точно заложило ватой, перед глазами пульсировал бабушкин силуэт на фоне пестрого ковра. Комната, которую Анфиса знала вдоль и поперек, показалась вдруг чужой и холодной.
Девочка неосознанно потянулась к шее, к крестику на тонкой нитке. Она пришла в себя и начала просить Бога спасти бабулю. Представила старца с длинной седой бородой, который взирает на землю с облаков и внимательно слушает, что в покосившемся домике лепечет Анфиса. Она обещала, что станет самой умной, прилежной и послушной девочкой на свете. В ту минуту она была готова отдать все свои игрушки, никогда больше не гулять с подружками и не есть конфеты. Все, что угодно, только бы бабушка жила.
Анфиса так отчаянно рыдала, склонившись в своей первой молитве, что от усталости незаметно погрузилась в сон, а проснувшись, не поверила своим глазам: бабушка, напевая, замешивала тесто на пирожки.
С тех пор Анфиса часто обращалась к Богу со своими детскими просьбами: то хотелось солнечной погоды после затяжных дождей, то избежать наказания за вымазанное платье и разбитые коленки.
Однако в седьмом классе случилось то, что заставило Анфису усомниться в безопасности своих бесед с Богом. Всю их параллель срочно собрали на линейку прямо посреди урока. Директриса, подобно престарелой приме провинциального театра, обвела детей высокомерным взглядом, выдержала многозначительную паузу и потребовала выйти вперед Любу Христофорову. Анфиса никогда не обращала на эту девочку внимания, как, впрочем, и другие одноклассники. Люба была тихоней, всегда держалась в стороне.
Директриса зыркнула на Любу и, драматически повысив голос, сообщила, что та – о, ужас! – носит крестик. Расшибает лоб об пол дважды на дню, молясь богу, вместо того, чтобы почитать партию. Такое поведение следует всячески порицать и искоренять.
Директриса продолжала ораторствовать, но Анфиса уже не слышала. Она оглохла от ужаса: что будет, если узнают про ее собственный крестик?
После того дня никто больше не видел Любу в школе…
Анфиса не заметила, как за размышлениями вернулась к отелю. Стоило ей зайти в вестибюль, как за спиной рванул ливень. В ту же секунду телефон Анфисы, забытый в кармане, пиликнул уведомлением.
Дочка написала, что выключает телефон – скоро взлетают. Анфиса быстро ответила: «Хорошей дороги! Напиши, как приземлишься».
Утром Анфиса вылетит к дочери, чтобы вдвоем провести неделю в отеле с шикарным СПА-центром, обсуждая все на свете. Наконец-то! Анфисе не хватало этого с тех пор, как Ксюша переехала к своему молодому человеку.
В Дубае Анфису ждала еще одна встреча, запланированная несколько месяцев назад. Нетерпение мурашками поднималось от кончиков пальцев к самому затылку. Скорее бы получить ответ на мучивший вопрос…
Звук резко открывшегося рядом зонта заставил Анфису вздрогнуть и, наконец, заметить, что она все еще стоит посреди фойе, глядя в экран телефона. Как ни крути, отдых был ей просто необходим.
Глава 2
Анфиса стояла напротив панорамного окна в роскошном номере отеля. Пятьдесят третий этаж. Через две недели ей исполнится столько же лет.
Персидский залив, сливающийся с ночным небом, головокружительное мерцание огней небоскребов… В прошлом подобные пейзажи Анфисе и не снились, но сейчас, когда экватор жизни пересечен, они стали реальными и даже обыденными.
Анфиса сфокусировалась на своем отражении в оконном стекле. Лицо ничем не выдавало возраста: ни глубоких морщин, ни пигментных пятен, ни следов усталости. Она заправила за ухо темно-рыжий локон, когда из ванной послышалось громкое:
– Ма, ты не видела мою косметичку?
Анфиса обернулась. Взгляд скользнул по низкому столику, по кейсу с таблетками. Всего лишь витамины дочери, но Анфису передернуло.
– Не видела? – прилетел вдогонку нетерпеливый вопрос, а следом появилась и сама Ксюша.
Копна густых волос, влажных после душа, прямой взгляд серо-зеленых глаз, россыпь веснушек – это ей досталось от матери. Но если внешность Анфисы отличалась изюминками вроде выступающих скул и волевого подбородка, то Ксюша унаследовала от отца правильные черты лица, ставшие холстом, на котором любые краски ложились без изъяна.
– Вот она где, – Ксюша потянулась за косметичкой, которую обнаружила на диване, а затем подняла глаза на Анфису, видимо, почувствовав на себе ее пристальный взгляд.
– Все нормально?
– Да-да, – быстро кивнула Анфиса. – Ты написала папе?
– Ага, а ты?
– Он уже скучает, – улыбнулась Анфиса и подумала, как хорошо, что в свой день рождения она будет рядом с мужем.
– Хочу, чтобы у меня с Егором было так же… – мечтательно вздохнула дочь.
– Думаешь, у нас всегда все было хорошо? Сама знаешь, я тот еще фрукт, – усмехнулась Анфиса и с ногами забралась на диван. Достав из косметички крем для рук, Ксюша села рядом.
– Просто отец у тебя золото, – продолжила Анфиса. – Всегда помогает. Всегда поддерживает. Всегда выслушивает. Даже когда я несу сущий бред, ей богу!
Ксюша вдруг вспомнила:
– Он всегда читал мне сказки, когда ты уезжала в командировки… Как-то я спросила, когда ты уже вернешься, а он мне ответил: «Если ты у нас принцесса, то твоя мама – королева. Она управляет большим королевством. Когда приручит всех драконов, на одном из них вернется к нам».
Глаза защипало.
– Мам, ну только не плачь!
– В этом весь твой отец. Всегда знает, что сказать, – Анфиса погладила дочь по руке, благоухающей кремом с розовым ароматом, подняла глаза и вздрогнула. На миг ей показалось, что она видит себя. Словно в зеркале.
Когда дисплей телефона показывал больше двух часов ночи, а Ксюша видела, наверное, десятый сон, Анфиса продолжала поворачиваться с боку на бок, одолеваемая неугомонными мыслями.
Наконец признав тщетность своих попыток заснуть, она поднялась с кровати и подошла к столику у окна. Включив торшер, достала из сумки дневник.
Сегодня вспомнила свои двадцать лет. Увидела себя в Ксюше и поняла, как счастлива, что могу быть рядом с ней. Она всегда может прийти ко мне, рассказать или спросить о чем угодно, пожаловаться, пореветь.
В мои двадцать со мной рядом не было никого. Ни понимающей мамы, ни любящего мужчины, ни надежного друга. Никого, кто мог бы обнять, видя, как мне плохо.
Я была у себя одна, со всеми своими внутренними тараканами и порывами, которых не понимала. До сих пор не понимаю…
Некоторые врачи заявляют: вините запутанный анамнез. Проще всего согласиться, кивая на болезнь, но я не хочу верить, что вся моя жизнь продиктована неуправляемыми гормонами.
Я знаю людей, которые считают, будто судьба предопределена, нужно только распознать свой путь и следовать ему.
Вода всегда знает, куда ей течь, она огибает все препятствия и достигает океана. Получается, у каждого из нас есть свое русло и все, что от нас требуется, – не выходить из берегов?
Я не раз приходила к выводу, что и правда мало на что могу повлиять. Чаще это бывало в минуты отчаяния: когда мать бросила отца, когда я простилась с невинностью на сальном диване без моего согласия, когда потеряла близкую подругу…
Сейчас я знаю и другое: не судьба, а я сама привела себя в сегодняшнюю точку. Может, поэтому не могу верить некоторым врачам?
Ведь это я в свои двадцать пять повернула вспять реку своей жизни. Резко повзрослела и начала действовать так, как хотела я, а не окружающие или даже высшие силы.
Строила карьеру, ломала социальные рамки, вышла из всех родовых сценариев, держала высокую планку в запросах к себе, создавала свою профессиональную и личную репутацию.
Именно моя свобода выбора позволяла мне экспериментировать и пробовать новое. Именно эта свобода родила во мне протест: нет никакой предопределенности, есть только воля человека, его выборы и ответственность за каждое решение.
Тогда жизнь – это вовсе не река, а кусок глины, из которого можно вылепить что угодно. Я знаю, что только я могу изменить свою жизнь. Уйти оттуда, где плохо. Пойти туда, где мне лучше.
Кажется, истинная сила проявляется в балансе между верой в предопределенность и свободной волей. Первое дарит опору и устойчивость, даже если кажется, что мир рушится, а второе – вдохновение и силу для любых изменений.
Я ничего не отвергаю и верю, что жизнь многогранна. Но узнав о диагнозе, не могу выкинуть из головы мысль: а могла ли я в действительности чем-то управлять в своей жизни?
***
Анфиса собиралась точно на свидание. Льняной брючный костюм, в котором она чувствовала себя одновременно элегантно и расслабленно, помада, парфюм на запястья и ключицы. До ресторана, где был заказан столик на двоих, Анфисе нужно было лишь подняться на несколько этажей вверх.
Хостес проводила ее за стол, над которым мерцала хрустальная люстра. В большом зале, залитом закатным светом, смешались джаз, тонкий звон бокалов и приглушенные разговоры.
Анфиса пришла первой и была этому рада. Оставалось время на «глубоко подышать и собраться с мыслями», наблюдая, как солнце отражается в соседних небоскребах.
– Добрый вечер, Анфиса, – послышалось через пару минут.
– Марина! – Анфиса привстала, улыбаясь. – Как хорошо, что мы наконец увиделись! – Сердце забилось быстрее. Ну правда, как школьница на свидании!
Марина Золотарева была психологом, экспертом по работе с бессознательным и хроническими заболеваниями. Попасть к ней на сессию, особенно очную, было не просто сложно, а почти невероятно. Однако упорства и настойчивости Анфисе было не занимать. Хотя и тут не обошлось без воли случая.
После нескольких неудачных попыток втиснуть встречу в забитый график психолога, оказалось, что Анфисин отпуск в Дубае совпадает с датами международной конференции, где должна выступить Марина. Забронировать нужный отель не составило труда, и вот Анфиса сидит за одним столиком с Мариной. В жизни она еще больше, чем на фотографиях, напоминала сказочную фею с иллюстрации детской Ксюшиной книги. Короткие локоны пшеничного цвета, легкая блузка из золотистого шифона с широкими рукавами, тонкие длинные пальцы, перламутровый маникюр.
Марина, как и положено фее, была улыбчивой, говорила неспешно, смотрела приветливо, словно понимала Анфису без слов и переживала все ее трудности вместе с ней.
– Сколько вы живете с диагнозом? – спросила Марина, когда общие фразы остались позади.
Прежде чем ответить, Анфиса сделала глоток воды.
– Три года. Меня это огорошило…
Анфиса осеклась. К ним подошел официант принять заказ. Выбор пал на салат и пасту, от вина обе женщины отказались. Когда они снова остались наедине, Марина попросила Анфису продолжить, и та решила рассказать все с самого начала:
– Грянула пандемия. Дочери пришлось уехать из Канады, закрыли их общежитие. Вот так просто в один день сказали: собирайте вещи и уматывайте на все четыре стороны. Благо, мы успели купить ей билет на самолет…
Ситуация не самая приятная, но я хотела видеть хоть что-то хорошее: думала, поживем как в старые добрые времена втроем. Окунемся в привычную семейную идиллию. Не вышло.
Ксюша продолжала учиться по ночам из-за разницы во времени с Торонто, а днем отсыпалась. Могла сутки не есть, и я очень за нее переживала. Мы часто ругались по этому поводу… Сейчас понимаю, что у меня просто не было сил ее нормально выслушать. Я не могла ей ничем помочь и потому места себе не находила, – Анфиса прервалась ненадолго, чтобы сделать глоток воды.
– Но еще перед приездом Ксюши меня начали накрывать очень странные для меня состояния. Я могла за минуту потерять интерес к происходящему, внезапно почувствовать себя полностью обессиленной. Стала равнодушна к тому, как выгляжу, хотя раньше уход за собой и спортзал были священны.
– Тебя это не беспокоило? – уточнила Марина и добавила: – Не против, если мы перейдем на «ты»?
– Я только рада, – кивнула Анфиса. – Знаешь, нет, не придавала этому значения. Думала, такой возраст, пременопауза. Не всем до старости бабочками порхать…
Но время шло, и становилось хуже, никакого просвета. Даже муж заметил и испугался. Я, которая всегда лихо справлялась с любыми кризисами и внутренними перестройками, стала напоминать перевернутую черепаху, которая безвольно пошевеливает лапками. Стала плохо есть, почти не вставала с постели и постоянно спала. В итоге муж повез меня к психотерапевту… – Анфиса замолчала, взяла тканую салфетку со стола и принялась тщательно разглаживать ее на коленях. Она еще помнила, как сильно диагноз придавил ее к земле.
Три года назад, 2021 год
– Ну, тут дело ясное: у вас БАР, милочка!
Анфиса несколько раз быстро моргнула.
– Биполярное аффективное расстройство личности. Теперь пожизненно будете пить антидепрессанты и нормотимики. Подобрать их, конечно, сложно, может не один год уйти, но по-другому никак, – врач развела руками и как-то чересчур жизнерадостно продолжила: – Побочки тоже будут, но зато вы точно выйдете в ремиссию и станете нормальным человеком!
Врач еще что-то говорила, но Анфиса не могла разобрать. Голос стал глухим, будто между ними возникло толстое стекло. Белые стены кабинета слились с такими же белыми жалюзи.
Не дожидаясь паузы в потоке медицинских терминов, Анфиса спросила:
– А нормальные люди – это какие? – ее голос прозвучал будто издалека.
Врач стушевалась. Она отвела взгляд и кашлянула в кулак, прежде чем ответить:
– Ну-у-у, все остальные.
Ясно, что к «остальным» врач приписала и себя. Анфиса смотрела на нее и думала, хочет ли быть такой же «нормальной». Человеком, которому не знакома не только профессиональная этика, но и простое человеческое сочувствие. Чужой диагноз для нее – повод для веселья и игры словами, а еще для самоутверждения… Сколько подобных Анфисе пациентов она успела «проглотить» за свою врачебную практику?
– Но не надо отчаиваться! – возликовала психотерапевт. – Такие, как вы, многое делаете для нас, нормальных. Мы-то ведь не способны изобретать гаджеты, отправлять людей в космос, сочинять всякое гениальное… А вы не успокоитесь, пока не сделаете для человечества что-нибудь эдакое. – Психиатр посмотрела на Анфису и добавила не то утвердительно, не то вопросительно: – Ура?!
Анфиса не ответила.
– У БАР ведь есть две стадии: депрессия, когда жизнь – брен и тлен, как у вас сейчас, и мания, когда чувствуешь себя всемогущим и создаешь нечто грандиозное…
Не дослушав, Анфиса забрала рецепт на антидепрессанты и вышла из кабинета. В коридоре она старалась ни на кого не смотреть, в то время как все, казалось, беззастенчиво разглядывают ее. Как будто теперь «ненормальность» сверкала на ней неоновой вывеской.
Анфиса забыла даже, что пришла сюда с мужем, который остался ждать возле кабинета. Она опомнилась, когда он догнал ее в конце коридора. Шок отпустил, взамен пришла… пустота. Ноль чувств, ноль мыслей.
Она протянула мужу сложенный листочек с рецептом. Алексей что-то спросил, но Анфиса только покачала головой: не сейчас.
Все время, что они ехали от центра города до их частного дома, Анфиса молчала. Сначала она ловила на себе обеспокоенные взгляды мужа, потом перестала их замечать.
Как же так случилось, что в пятьдесят лет она вдруг узнала о таком нехилом диагнозе?
Имея диплом химико-биологического факультета и опыт работы в фармацевтической сфере, Анфиса много слышала и читала о биполярном расстройстве. Удивительно, что, будучи из породы тех, кто, листая медицинский атлас, обнаруживает у себя все вычитанные там симптомы разнообразных болезней, Анфиса еще сама не диагностировала у себя БАР. Впрочем, важно не это, а то, что все слова психотерапевта пустили Анфису в очень долгое путешествие – по задворкам памяти.
Она даже не сомневалась, что все люди живут так же, как она. Что в порядке вещей утром в понедельник чувствовать себя всемогущей богической женщиной, а к вечеру вторника прийти к неутешительному выводу: твоя единственная суперспособность – лежать на диване в таком состоянии, когда даже попить чаю кажется невыполнимой задачей.
В порядке вещей в молодости, желая съехать от авторитарной и токсичной матери, выйти замуж за первого встречного, который оказывается рецидивистом. Попасть в тотальный многолетний стресс, который не заканчивается даже после ареста этого мужика.
В порядке вещей любыми правдами и неправдами доказывать всему миру, что ты достойна хорошей человеческой жизни, даже если всё против тебя.
В порядке вещей днем таранить любые двери на пути к успешной карьере, а ночью находить себя в очередном клубе с бокалом в одной руке и сигаретой – в другой. Сжигать остатки своей жизненной энергии, брать эту энергию в долг у самой себя.
Однако казалось, история увенчалась хэппи-эндом: карьера построена, ты замужем за лучшим мужчиной на земле, у вас чудесная дочь. Но вдруг оказывается, что хэппи-энд не то, чем кажется… Потому что тебе пятьдесят и ты обнаруживаешь себя полудохлой рыбой, выброшенной на берег. Без сил, с потускневшей, а местами и вовсе облезшей чешуей. Безжизненную и равнодушную ко всему.
Теперь Анфиса поняла, что если бы ее состояние было продиктовано лишь климаксом, то она вряд ли скатилась бы в эту бездонную эмоциональную яму. Стадия же депрессии в ее новом диагнозе и в ее новом возрасте выдали такие яркие симптомы, которые в тридцать она могла легко проскочить, опираясь на дисциплину и волю.
В голове все сложилось, разум ликовал перед разгадкой страшной тайны, но верить в эту разгадку не хотелось.
Муж сказал свое веское слово:
– Утро вечера мудренее, да и второе мнение не помешало бы послушать.
Так через неделю Анфиса оказалась на приеме у другого психотерапевта, который… не подтвердил диагноз.
Анфиса растерялась и даже начала настаивать, что он ошибается, приводя ему железные аргументы, но тщетно. Она покинула кабинет с мыслью, что ей нужно третье, контрольное мнение.
Очередной психотерапевт поставил Анфисе сезонную депрессию:
– Как ей не быть, когда во всем мире сезон сумасшествия? – усмехнулся он, записывая рекомендации. – Психика не справляется, но мы ей поможем, не переживайте.
Диагноз, в который Анфиса не хотела верить, сняли, но это ее не успокоило, потому что сомнения остались.
Дабы победить «сезонную депрессию», врач рекомендовал отправиться, как перелетная птица, в теплые края. Анфиса сразу купила билеты в Тайланд, переведя работу на удаленку. Путешествуя по стране, побывав попутно во Вьетнаме, на Бали и Шри-Ланке, Анфиса и правда вспомнила яркий вкус жизни. Вот только вкус оказался совсем не долгоиграющим.
Вернувшись перед самым Новым годом в Россию – серую, сырую и продрогшую, Анфиса впала в еще более глубокую депрессию. Выписанные препараты не помогали, а состояние уже невозможно было списать ни на какую «сезонность». Мысли о том самом диагнозе вернулись.
Новая попытка разобраться в своем состоянии далась Анфисе тяжело. С одной стороны, следовало признать свое поражение, с другой – поиски хорошего врача, который смог бы поставить жирную точку в медицинской карте, заняли не один месяц.
На прием пришлось лететь в столицу, но для Анфисы это стало не препятствием, а лишь небольшим усложнением дела. Батарея анализов, долгие беседы с новым психотерапевтом – и биполярное аффективное расстройство было подтверждено.
Анфиса испытала короткое облегчение, после которого снова впала в отчаяние. Теперь уже ничто не будет как раньше. Не может быть. Даже ее представление о самой себе. Придется узнавать себя заново. Учиться заново жить.
2024 год
О том времени Анфиса говорила с усмешкой. Она все еще чувствовала себя выпотрошенной тем «нормальным» психотерапевтом. Даже спустя три года.
Анфиса заметила, что пока рассказывала Марине свою историю, нещадно измяла салфетку на коленях. Отложив ее в сторону, Анфиса продолжила:
– Восемь месяцев мы подбирали мне медикаменты. Я очень старалась, не хотелось больше сваливаться в то жуткое состояние, когда перестаешь понимать, кто ты и зачем живешь. Будто в кому впадаешь, хотя конечности еще двигаются. Восемь месяцев ушли впустую, никакие лекарства не подошли, какие-то просто не помогали, а какие-то делали только хуже. Я до сих пор на любые таблетки смотрю с содроганием…
Тогда я решила, что попытаюсь выжить без фармацевтической химии. Тут сильно пригодились мои связи с помогающими специалистами из совершенно разных областей. Я искала нестандартные методы, комбинировала практики и рекомендации, стала вытаскивать себя из депрессии на своих правилах.
– То есть ты даже диагноз приручила, – заметила Марина с улыбкой.
Анфиса на секунду растерялась, а затем звонко рассмеялась:
– Да! Я даже биполярке не уступаю свою жизнь, хотя, казалось бы, как бороться с гормонами…
– Ты проделала титаническую работу – вытащила себя из пучины безысходности на поверхность. Только тут слышится какое-то «но»…
– Правильно слышится, – вздохнула Анфиса. – Меня больше страшит состояние мании, о котором мне в самом начале сказала та горе-психотерапевт. Когда мой мозг становится мотором вечно работающей машины. Когда утром просыпаюсь с ощущением, что могу свернуть горы. Кофе? Зачем, если моя кровь – чистый эспрессо?! За час я могу убрать весь дом, перепланировать работу на ближайшие пять лет и придумать революционную идею для бизнеса.
Звучит фантастически, но потом – тройная оплата. После каждого такого пика приходит спад, и я чувствую себя.... Как ребенок, который праздновал свой день рождения, переел сладкого, перевозбудился и устал до изнеможения, очень хочет спать, но уснуть не может.
И, подобно ребенку, в «режиме» мании человек может совершать необдуманные поступки, за которые потом будет не просто стыдно, но порой никак не расплатиться, даже с собой. Ведь когда тебя накрывает, отключается критическое мышление и ты думаешь, что все, абсолютно все можно! Я знаю это не понаслышке…
Перед Анфисой внезапно возникла тарелка с салатом, украшенная кусочками манго. Сочные краски привлекли внимание, и она сбилась. Тихо поблагодарив официанта, Анфиса услышала вопрос Марины:
– Тебе страшно оттого, как на твою жизнь влияло БАР?
– Да… где та грань, где была я настоящая, а где расстройство? Где я шла у него на поводу? – Анфиса понизила голос, словно выдала свой давний и самый важный секрет.
– А почему это так важно?
Подцепив вилкой лист салата, Анфиса ответила:
– Меня всегда бесило, когда люди говорили, что мне везет. От «Как ты получила такую должность? Вот же повезло!» до «Какая у тебя чистая кожа и хорошая фигура! Гены пальцем не раздавишь…»
Я миллион раз слышала: повезло, повезло, повезло. Но за всем, чем люди так восторгались, стояло что угодно, кроме везения.
Мне скоро пятьдесят три, и теперь я знаю, что все эти годы жила с биполярным расстройством. Меня уже не раздражает и не злит слово «повезло». Мне просто смешно. Вот уж действительно повезло так повезло! – Анфиса выронила вилку, и люди за соседним столиком обернулись на звон. Бросив беглый взгляд на любопытствующих, она чуть подалась вперед и сказала тише:
– Человек – вместилище пороков. Мы мало ценим жизнь и редко признаем труд других людей. Легко списать чужие успехи на гены или удачу, лишь бы не признавать, что за «везением» всегда стоит выбор и огромная работа. Иногда этот выбор – ежедневный, или болезненный, а порой единственно возможный. И вот вопрос: а был ли у меня в действительности выбор?
Я с юности знала: не будет никого, кто спасет. Никогда не опускала руки и сама вытаскивала себя за шкирку, если падала в пропасть. Я приняла ответственность за все свои решения и с этим постулатом прошагала всю сознательную жизнь, но узнав про диагноз, оказалась в каких-то новых, неожиданных декорациях! Вся моя жизнь превратилась в русскую рулетку: пятьдесят на пятьдесят, ты или биполярка.
– Если правильно понимаю, ты не знаешь, чья взяла?
– Без понятия. Точнее, мне хочется верить, что выиграла я, конечно, но…
– Тогда давай встретимся с той Анфисой, которая еще не знала о своем диагнозе и просто жила, – заговорщицки улыбнулась Марина.
– Что-то вроде транса или регрессии?
– Не то и не другое. В четверг вечером в твоем номере, что думаешь?
– Я… – Анфиса на секунду растерялась, но потом уверенно кивнула: – Я готова.
Улыбка Марины стала ярче, а потом ее взгляд цепануло что-то за спиной Анфисы, и она произнесла:
– Вот и паста. Признаюсь, я жутко голодная!
Официант ловко поставил новые тарелки на стол, налил в опустевшие бокалы воды и удалился.
Глава 3
– Хаммам, золотое обертывание, скрабирование черным мылом, пилинг, массаж с аргановым маслом, – зачитывала скороговоркой Ксюша предстоящую СПА-программу. – Ма, ты уверена, что мы выживем?
– Вообще-то у меня большие надежды на тотальное расслабление, – выдохнула Анфиса.
Они уже переоделись в пушистые халаты и ожидали, когда их передадут в заботливые руки мастеров.
– Думаешь, телефон с собой можно? – страдальчески вздохнула Ксюша, разблокировав смартфон.
– Оставила бы его в номере, – пожала плечами Анфиса. – Что-то стряслось?
– Да по проекту одному…
– Что, конец света?
Ксюша только вздохнула и снова уставилась в телефон.
– Так не пойдет, дорогая. Сегодня у нас полный детокс, – Анфиса начала выходить из себя. – Ты же взяла отпуск!
– Да, но… А вдруг напортачат?
– Кто напортачит, тот и будет разгребать, – вынесла Анфиса вердикт привычным тоном начальника.
В этот момент открылась дверь, и в комнату вошли две худенькие девушки в одинаковых бежевых абайях с золотой вышивкой. Правда, традиционный арабский наряд был переделан на современный лад: по бокам виднелись разрезы.
Ксюша напоследок обеспокоенно взглянула на экран телефона, но все же заблокировала его и положила на тумбу.
Анфиса задумалась, не она ли виновата в том, что Ксюша живет с изнуряющей гиперответственностью и строго прописанным планом на каждый день. Все детство перед ее глазами была мама, которая временами буквально жила на работе, пока строила команду и покоряла вершины, ни на секунду не отпуская контроль.
Большую часть жизни отдых для Анфисы был не просто роскошью, а проявлением настоящей смелости. Ей с детства вживили под кожу: отдых – это лень и стыд. Сидишь просто так? Значит, ни на что не годен.
Ступив на путь карьеры, Анфиса убедилась: надо быть полезной, включенной, нужной. Желательно – с чек-листом и KPI. Потом в мире укрепился культ достигаторства – то, чем Анфиса дышала и раньше. Казалось, наступил ее личный «золотой век».
Анфиса жила так, что календарь ломился от задач, а мозг не выключался даже во сне. Всегда энергичная, эффективная, незаменимая. Многозадачность была ее вторым «я». До тех самых пор, пока не пришло жуткое, но ясное осознание: если она не научится тормозить, то разобьется вдребезги, как фарфоровая кукла, а хотелось оставаться человеком, причем живым…
Когда-то Анфиса прочла то ли в блоге популярного коуча, то ли в статье бизнес-журнала, что гонка за успехом и постоянным развитием – это третий вид лени. Якобы мы бежим вперед, не останавливаясь, чтобы не встретиться с собой настоящими. Тогда она подумала: ну какая банальщина!
Однако на исходе жизненных сил Анфиса смогла оценить истинность этой идеи…. Теперь она тихо и осторожно училась наслаждаться свежим утренним воздухом и бликами солнца, улыбаться не новой цели, а тому, что дома пахнет кофе с корицей. Получать удовольствие от молчания и ничегонеделания на двоих с мужем.
Конечно, в начале Анфиса злилась. Просто сидеть и дышать казалось адски трудно, сложнее любого бизнес-проекта. Потому что без задач и планов она казалась себе пустой и беспомощной. Однако это было не так.
Сквозь бетонные плиты выстроенного контроля на свет появилась еще более сильная и мудрая женщина, которую Анфиса с радостью в себе признала. Она была не душой компании, а молчаливым слушателем. Не стремилась к перевыполнению планов на жизнь, а вдумчиво изучала свои желания и слушала себя. Могла не поехать на бизнес-конференцию, потому что предпочитала провести свободный день с семьей за городом, глядя на ватные облака, застилающие персиковое закатное небо. Этой женщине не нужно было вечно ускоряться и бежать к лучшей версии себя, чтобы оставаться живой.
Эту свою часть Анфиса долгие годы заглушала, а она, оказывается, всегда имела право быть. Вот только это «бытие» появилось по принципу «как закалялась сталь», и Ксюша, пусть и невольный, но зритель этого пути. Она видела и впитывала: все то, что сейчас себе могла позволить Анфиса, началось с железного характера.
После полутора часов в хаммаме Анфиса с нескрываемым облегчением отправилась в зону отдыха, где ее ждал охлажденный чай и удобный лежак с видом на тропический сад. Журчание фонтана окончательно разморило ее, и она едва не уснула, но вдруг…
– Анфиса? – знакомый сильный и тягучий голос.
Чуть не подпрыгнув, она повернула голову и не поверила своим глазам. На соседнем шезлонге сидела ее давняя приятельница, а по совместительству ее первый психолог – Анна Бакрадзе. Даже в белом махровом халате она выглядела, по своему обыкновеннению, ярко: на голове тюрбан из бирюзового палантина , красиво оттеняющего бронзовый загар, а в ушах – деревянные серьги конго. Кажется, Анна органически была неспособна слиться с толпой.
– Нана! Какими судьбами? – воскликнула Анфиса, помня, что психолог предпочитала, чтобы ее звали на грузинский манер.
– Международная конференция психического здоровья, – быстро ответила та и повела рукой в сторону. – Не меньше половины присутствующих тут расслабляются по этому же поводу.
Анфиса на автомате посмотрела на лежаки и диванчики зоны отдыха, занятые женщинами, и улыбнулась. Возможно, показатель «проработанности» на один квадратный метр здесь просто зашкаливал. Только у Наны было более тридцати лет практики, и она, будучи в том возрасте, когда многие выходят на пенсию, все еще заполняла все дни сессиями, выступала на форумах и конференциях, давала интервью и активно вела соцсети.
– Бывают же совпадения!
Нана махнула рукой, будто нисколько не сомневалась, что они должны были встретиться, и бодро отвесила комплимент:
– Выглядишь чудесно. Кажется, даже помолодела!
– Могу себе позволить, – засмеялась Анфиса.
– Отдыхаешь, значит?
– Да, с Ксюшей.
– Ооо… Ксюша, – Нана улыбнулась. – Помню, как пять лет назад она бойко отстаивала свое право учиться в Канаде. И ведь добилась своего! Упертая – в мать.
– Не поспоришь, – кивнула Анфиса.
– Ну, а как ты в целом? Продолжаешь сессии с Авраменко?
Нынешнего психолога Анфисы ей посоветовала именно Нана, у которой можно было найти контакт специалиста на все случаи жизни.
– Анна Зауриевна! – к ним подлетела запыхавшаяся молодая девушка в черном деловом костюме, который смотрелся инородно в этой расслабленной обстановке. – Извините, что беспокою, но мы не смогли до вас дозвониться, а на ресепшене сообщили, что вы тут, и вот я… тоже тут, – девушка смущенно улыбнулась.
– Что стряслось? – спокойно спросила Нана, а потом глянула на Анфису: – Извини.
– Нам пришлось изменить время вашего доклада… – донеслось до Анфисы, а дальше она перестала слушать.
Наблюдая за сосредоточенным лицом Наны, Анфиса вспомнила тот день, когда они познакомились. Анфиса тогда впервые попала в кабинет психолога, и, как бы ни храбрилась, ее волнение не укрылось от опытного ока сидящей напротив женщины.
На тот момент Анфиса уже начала зачитываться книгами Луизы Хей, Валерия Синельникова, Рами Блекта, Елены Блаватской и полагала, что готова ко всему. Как оказалось, говорить о себе вслух незнакомому человеку было сложнее, чем представлялось.
Говорят, признание зависимости – первый шаг к излечению. Анфиса знала и то, что спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Поэтому у нее просто не оставалось выбора, кроме как твердо произнести:
– У меня алкогольная зависимость.
Хотя после голос все же дрогнул:
– Уже не справляюсь…
С того дня Анфиса в течение полутора лет каждую неделю ходила к Анне на очные сессии. Рассказывала то, в чем еще никогда и никому не признавалась. То смеялась, то плакала, порою навзрыд, до боли в горле и груди, хватая салфетку за салфеткой, а бывало и так, что просто молчала, уставившись в пустоту.
Когда Нана сказала, что их работа закончена, Анфиса освободилась от тисков злополучного пристрастия, которое было ее анестезией от реальности. Правда, тогда Анфиса не задумывалась о том, что у любой зависимости есть аналог…
– Все в порядке? – Анфиса отогнала воспоминания, увидев, что девушка в черном удаляется.
– Точно не катастрофа! На чем мы остановились?
– На Авраменко. Да, я все еще у нее консультируюсь. А еще мне удалось попасть к Марине Золотаревой.
– Точно, она ведь тоже здесь…
Нана вдруг подняла указательный палец вверх:
– Эврика! Ты прилетела в Дубай на личную сессию с ней?
– Удачное стечение обстоятельств, – пожала плечами Анфиса.
– Удача – это когда подготовка встречается с возможностью. Кажется, Сенека сказал. Ты всегда была олицетворением этой мудрости.
Анфиса не успела ответить, к ним подошла одна из сотрудниц СПА, приглашая Нану на массаж.
– Тут все так строго, – шепнула та Анфисе, наклонившись вперед, и добавила: – Я тебе напишу.
***
Вероятность встретить одного своего психолога, когда улетаешь за семь тысяч километром от дома, чтобы увидеться с другим, близится к нулю. Впрочем, международная конференция увеличивает шансы.
Но самое интересно, что я столкнулась с Наной в то время, как еще была околдована беседой с Мариной. Давно я не чувствовала такого подъема энергии, или это живительные хаммам и обертывание?
Марина говорила, что поможет мне встретиться со мной прошлой. Почему бы тогда, например, не с Анфисой версии 2003 года? Если так, то встреча с Наной выглядит почти мистически.
Хотела бы я вспомнить себя тогдашнюю? Разбитую, но стремящуюся все преодолеть. Борющуюся за саму себя и свою семью. Помню, как представляла, что родным сообщают: «Скончалась в аварии. Была в состоянии алкогольного опьянения».
Ручка выскользнула из холодных пальцев и, покатившись по столу, упала на пол. Анфиса не шелохнулась. Спустя столько времени ей все еще было трудно.
Двадцать один год назад, когда Анфиса впервые откровенно говорила о своем прошлом, сидя в кабинете психолога, в аварии разбилась ее студенческая подруга – Алиса.
Одногруппники в шутку звали их «Анфиска-Алиска» – настолько они были неразлучны. Все пары, все экзамены, все вечеринки, все тайны – одни на двоих. Они делились одеждой, заштопанными по пять раз колготками, помогали друг другу с конспектами и парнями. Когда надо было «позарез», оббегали комнаты в поисках помады. Такую роскошь отыскать можно было только у тех девчонок, что ради покупок у фарцовщиков продавались сутенерам. Не раз Анфиса с Алисой, выкуривая на лавочке одну сигарету на двоих, «философствовали» на тему «стоит ли так страдать ради помады и капроновых колготок» – и неизменно приходили к отрицательному ответу.
Алиса была единственной, кто не разорвал связь с Анфисой, когда та стремительно вышла замуж и поселилась в маленькой гостинке по соседству с синяками и тараканами. Алиса продолжала помнить день рождения Анфисы и каждый год 26 ноября врывалась на эти двадцать квадратов, где умещались и кухня, и кровать, и туалет, и приносила торт «Птичье молоко». Она устраивала Анфисе настоящий праздник, заставляя ненадолго забыть про невыносимое одиночество. Анфиса до сих пор вспоминала это с благодарностью.
Когда Анфиса подала на развод, она первым делом сообщила новость Алисе, и та сразу поддержала подругу.
Вместе они отметили первую зарплату Анфисы как торгового представителя в успешной дистрибьюторской компании и ее машину с личным водителем. Алиса была подружкой невесты на второй свадьбе Анфисы, жутко довольная, что той, наконец, повезло с мужчиной. Она в числе родных встречала Анфису из роддома с Ксюшей. Она утешала и поддерживала, слушая проклятья подруги в адрес врачей и акушерок.
Анфиса до сих пор помнила, как в тот злополучный день Алиса настойчиво звала ее на вечеринку по случаю открытия нового ночного клуба, но Анфиса отказалась. Отношения с мужем тогда были напряженными, дома маленькая Ксюша, да и на работе на утро планировалось важное совещание.
А на следующее утро Анфиса узнала, что Алиса попала в аварию. Оба: и она, и водитель, видимо, новый знакомый из клуба, были под завязку накачаны алкоголем. Смерть наступила мгновенно. Наверное, именно про такое говорят – злой рок.
Потянувшись за упавшей ручкой, Анфиса смахнула слезу.
После похорон Алисы я поняла простую истину: я либо останавливаюсь, либо потеряю все, что у меня есть. Работу, семью, себя. Но остановиться самой, без какой-либо помощи, казалось уже невозможным.
На силе воли я вытаскивала себя из похмелий, замазывала синяки под глазами, мучилась от адских головных болей, но улыбалась во все тридцать два и пылала воодушевлением, будто ночью не блевала в сортире вшивого ночного клуба. Но эта же сила воли была бесполезна перед лицом правды: зависимость брала надо мной верх. Она была беспощадна, как бывала беспощадна моя мать, ослепленная своей, мягко говоря, своеобразной любовью.
Мать, притворяющаяся перед ребенком мертвой. Мать, проклинающая маленькую девочку за мокрые после сна простыни. Мать, заставляющая звать папой отчима, для которого норма – из прихоти залепить пощечину.
Алкоголь я видела с детства. В деревнях всегда варили самогон, а один из аппаратов мама увезла с собой в город, как сокровище, с которым невозможно расстаться. Пьяные ночные разговоры отчима, его нечленораздельный мат, когда он нажирался в хлам и бился обо все подряд, шатаясь по квартире, – моя обыденность, как для кого-то чтение книги перед сном.
Студенческие годы – сплошные гулянки в чужих квартирах и общагах. Если ты не там – значит, не свой, а мне хотелось быть своей, хотелось быть частью того мира, который мы тогда считали свободным. Наверное, на самом деле каждый из нас попросту бежал от чего-то…
Мы хватались за любой повод напиться и пустить дым коромыслом. Можно было потеряться во времени и забыть, какой вообще год. Хотя при этом я все равно всегда просыпалась на важные пары, получала одобрительные кивки преподавателей и красную зачетку. Словно на автопилоте.
С одной стороны, я быстро схватывала даже самый сложный материал, пользовалась авторитетом и среди одногруппников – за готовность всегда помочь, и среди педагогов – за цепкий ум и академическую речь. С другой – была кутежницей, потому что не пропускала тусовок.
В одно из многочисленных празднеств, на День учителя, я встретила первого мужа. Загадочного, романтично задумчивого и потерянного. Сегодня – смех да и только. Но тогда я была очарована. Впрочем, теперь понятно, что двадцатилетней девчонке, жаждущей получить свободу от удушающей жизни с матерью и почувствовать себя по-настоящему взрослой, срочно требовалось кого-то спасти.
Глава 4
1991 год
– Слушай, насчет выходных, – начал Сэм, подпирая стойку качелей, на которых сидела Анфиса.
Она постаралась сохранить спокойное выражение лица, хотя внутри все перевернулось.
– У родителей годовщина, так что я не смогу пойти на вашу гулянку в общаге.
– Тогда ну ее? Я могу с тобой к твоим, – сказала Анфиса быстро, хотя уже знала, что ответит Сэм.
– Не получится, будет вся семья.
– То есть как спать со мной, то можно? А как с семьей знакомить, то катись? – прошипела Анфиса, спрыгивая с качелей.
Тот вздохнул, пряча руки в карманы джинсов:
– Нафига ты начинаешь?
– Я даже не знаю, встречаемся мы с тобой или… просто хорошо проводим время. Тебе как кажется?
Анфиса знала, что ему неприятны ее слова – он всегда в таких ситуациях плотно сжимал губы. Сэм не любил открытых ссор и хлестких Анфисиных выражений, но все же продолжал к ней приходить, потому что, как надеялась Анфиса, когда-нибудь обязательно снизойдет до серьезных отношений.
Молчание Сэма затянулось, и Анфиса сдалась:
– Ладно, без толку, я пойду.
– Анфис, постой… – начал он, даря крошечный луч надежды, но тут же его отбирая: – Ты сама знаешь, я не могу. Я же говорил тебе.
Анфиса качнула головой и развернулась. До дома она шла пешком, глотая слезы и проклиная пролетевшее лето. Хотя все начиналось так чудесно.
В деревне у бабушки, куда Анфиса сбежала вместе с Алиской, она дышала полной грудью во многом благодаря тому, что рядом не было невыносимых матери и отчима.
Вечерами вся молодежь в деревне неизменно высыпала на улицу. Анфиса с Алисой тоже поддерживали ритуал. Едва время приближалось к шести, они красились и прихорашивались, чтобы присоединиться к тем, кто рассчитывал повеселиться. Компании собирались на лавочках, болтали и красовались друг перед другом. Парни одним взглядом выбирали себе девчонок, а тем оставалось только томно вздыхать.
Бабушка, смотря на Анфису с Алисой перед выходом, каждый раз шутила:
– Опять на смотрины? Ну-ну!
Анфиса смеялась, отмахиваясь, но в глубине души мечтала о том, что на очередной прогулке встретит настоящую любовь. Такую, чтобы на всю жизнь и без остатка, чтобы парень увидел ее глубину, душевность, теплоту и все нерастраченные чувства. И вот в один из таких вечеров Анфиса поверила, что это, наконец, произошло.
К ним с Алисой подошли двое парней, которых они раньше в деревне не видели. Тот, что был повыше, сразу привлек внимание Анфисы. Вылитый Жан-Клод Ван Дамм, только с ямочками на щеках, когда улыбался, а улыбка почти не сходила с его лица. Сексуальный, яркий, раскрепощенный – таких Анфиса еще не встречала. Его звали Семеном, но он предпочитал короткое Сэм.
Спустя десять минут знакомства Анфиса и Алиса уже были в гараже, куда их пригласили ребята, а ближе к полуночи, после пары бутылок выпитого, Сэм потащил Анфису в машину. Долго и страстно шептал, что она безумно красивая, что он с ума сошел, когда ее увидел. Первый раз в ее жизни звучали слова, которые были такими желанными.
Спустя полтора месяца, когда они вернулись в город, а Анфиса перешла на третий курс, их встречи продолжились, но странно изменились.
Ночью Сэм был нежным, говорил, что не может без Анфисы и часа прожить, а столько комплиментов про свою сексуальность она еще не слышала ни от одного мужчины. Однако днем, прогуливаясь с ней, Сэм мог оттолкнуть ее руку или резко уйти, потому что якобы куда-то спешил…
Однажды Анфиса набралась храбрости и спросила, почему он так себя ведет: наедине – сама нежность, а в компании демонстративно показывает, что совершенно равнодушен к Анфисе. Ответ она до сих пор помнила очень четко:
– Я правда схожу по тебе с ума, но… знакомить тебя с родителями и уж тем более жениться – нет. Мне еще в деревне рассказали про твою «славу». И знаешь, я бы даже на это забил, если бы ты не согласилась на секс в первую же ночь.
Его честные слова стали для Анфисы своего рода клеймом. Она не могла рассчитывать на свадьбу с Сэмом, потому что давно уже не девственница. Не могла позволить себе его любить и надеяться на что-то большее, чем просто классный секс да встречи в гаражах…
До конца недели Сэм так и не объявился, поэтому Анфиса решила пойти на празднование Дня учителя в общагу к одногруппникам со своим старым воздыхателем. Ваня учился в политехе и влюбился в Анфису, увидев ее на одной из общих посиделок, и с тех пор то и дело появлялся на горизонте.
Хотя Анфисе он был неинтересен, в этот раз она сама пригласила его. Во-первых, злость на Сэма еще тлела. Во-вторых, пора было отдать Ване должное, ведь ухаживал он красиво. Стал первым мужчиной, который делал Анфисе дорогие подарки. Другие почему-то никогда не баловали. Эта часть отношений обходила Анфису стороной, в отличие от ее подруг, что угнетало еще больше.
Вечер с самого начала обещал стать особенным. Ваня пришел с новым подарком: настоящими французскими духами в белоснежном фарфоровом флаконе. Все девчонки в комнате ахнули в унисон.
Принимая подарок, Анфиса чувствовала себя особенной, но вместе с тем пришло неприятное понимание: она «должна». Должна ощущать хотя бы капельку любви, ведь Ваня так старался ради нее. И, возможно, из-за отчаяния, что не чувствует к нему абсолютно ничего, как только зазвучала гитара, Анфиса начала надрывно петь – так громко, как только могла.
Голос, звучный, забирающийся под самую кожу, достался ей от мамы и бабушки. От них же она знала десятки народных песен, которые всегда звучали у костра в деревне и разносились по округе, пока заря не окрасит резные ставни старых домов. Этими же песнями заслушивался Сэм…
– Я знаю, где есть свободная комната, пойдем? – шепнул Ваня, прижимаясь губами к самому уху Анфисы, чтобы перекрыть царивший вокруг шум, и прогоняя сладкие воспоминания о деревенских вечерах и Сэме.
Анфиса отмахнулась, но Ваня, видимо, подумал, что она просто не расслышала, и предложил снова. Тогда она посмотрела в его глаза, в которых было столько надежды и собачьей преданности, что Анфиса сама не поняла, как кивнула. Ваня тут же взял ее за руку и повел к двери под всеобщее улюлюканье.
Анфисе стало противно. Она осознала, что не хочет спать с ним. Даже за его подарки. Даже после всего выпитого.
Гуляла вся общага, поэтому даже в коридоре было не протолкнуться, но Ваня целеустремленно тащил Анфису вперед, пока она наконец не выдернула руку из его влажной ладони.
– Что такое?
Анфисе не дала ответить резко открывшаяся дверь и выпавший из нее бугай в тельняшке.
– Пардоньте, – пробубнил он, поднимая руки вверх.
Анфиса быстро оценила обстановку и вцепилась в плечо незнакомца: