Читать онлайн Яблоко для дьявола бесплатно

Часть 1. Музыка боли.

Я хотела зелени, тепла и света, а нашла холод и камень. Далекие холмы покрывала седая трава, похожая на полынь. Вся равнина до самого горизонта пропиталась горечью, как эта трава. В предвечернем свете, зимнем и неуютном, выплывали знакомые очертания.

– Напрасно ты забрела сюда, – сказал голос, отвлекая меня, а ведь я почти увидела, почти поняла.

Мужчина к военной полевой форме сидел на корточках в зарослях сухой травы, которая в тех местах, где ее не убил холод, доставала ему до колен.

Он выжидательно, без тени удивления, смотрел на меня из-под гривы совершенно белых волос. Такой аккуратный и подтянутый, военный,

но не солдат. В его взгляде читалась властность, но усталость и необычность обстановки стирали грани между армейским человеком и глупым привидением, встретившемся ему на дороге. Но я была несправедлива к нему – мужчина принимал меня всерьез. Поднявшись, он подошел, вглядываясь в мое лицо.

– Вы давно здесь? – спросила я, с содроганием глядя на край горного плато – в десятке метров разверзлись глубокие пропасти, в которых плавала мгла – на клубящееся темное небо, острые черные вершины.

– Не знаю точно, – ответил человек, – лет сорок, наверное.

– А это зачем вы таскаете с собой?

Я видела ее краем глаза, зеленую, раскрашенную желтыми разводами. Пушка.

– Это…

Он проговорил скороговоркой непонятные мне слова. Самонаводящееся, облегченное и еще какое-то, орудие.

– Зачем оно вам?

– У нас есть два снаряда. – Он кивнул, и из-за пушки появился совсем молодой парнишка. В его светлых глазах странным образом соединились испуг и холодность. – Мы долго не могли понять, где находимся, пока не увидели бродящую вокруг нечисть.

– Вы догадались, что это ад.

– В раю не надо таскать с собой пушку.

– Не думаю, что вы можете кого-нибудь убить этими снарядами.

– Но они-то этого не знают. – Он помолчал, потом спросил: – А что здесь делаешь ты? Ты давно умерла?

– Собственно, я еще не умирала.

Он кивнул, не удивившись.

– Какой сейчас год там, откуда ты пришла?

– Две тысячи второй.

– Больше тридцати лет, – в голосе прозвучала тоска.

– А куда вы идете?

– Одно из здешних чучел сказало, что нам нужно идти на север. Оттуда иногда появляются люди, которые помогают.

Белый город. Они ищут Белый город.

– Я могла бы помочь вам.

Он отрицательно покачал головой.

– Раз мы здесь и все еще идем вперед, значит, таков божественный замысел. Мы должны сами найти дорогу.

– Но почему вы здесь? Вы совсем не похожи на…

– Убогих, которые тут живут? Есть много поступков, за которые можно попасть сюда, особенно, если ты там, где идет война.

Вздохнув, он подошел к пропасти. Я встала рядом с ним, глядя в холод и ночь, потом села на край, свесив ноги.

– Почему я прихожу сюда?

Я спрашивала себя, а, может быть, его. Странным образом этот человек рождал покой, надежность. Он не ответил. За моей спиной стала разворачиваться пушка, потом она тявкнула дважды, и все стихло. Я молчала, глядя как рождаются внизу черные вихри, и не обернулась, когда сзади раздались легкие шаги.

– Ты же знаешь, мне не нравится, когда ты сидишь на краю, – сказал голос, который я бы узнала из миллионов голосов. – Холодно. У тебяи так болят ноги.

– Что ты собираешься с ними делать? – спросила я, продолжая сидеть.

– Их отправят туда, где им отведено место.

Я чувствовала, что он пришел не один. С ним были лошади и всадники. Всадники в черных плащах с низко надвинутыми капюшонами, молодые, суровые и сильные. Не слуги. Воины.

– Отпусти их.

– Если хочешь, их проводят до Белого города. Там о них позаботятся.

– Да, я этого хочу.

– Чем тебя привлекли эти солдаты?

Я не ответила. Он отошел, отдавая распоряжения. Я слышала, как он разговаривает с солдатами, но не встала, может быть, из-за его вопроса и моей приязни к этим людям, столько лет бродившим в темноте. Потом я услышала дробный топот. Всадники вернулись быстрее, чем я думала. Их господин подошел и, протянув мне руку в тяжелой кожаной перчатке, поднял с земли и усадил на черный камень метрах в десяти от края пропасти.

– Ты приходишь сюда потому, что ощущаешь боль. – Его высокая фигура, нависающая надо мной, показалась мне огромной как никогда. Потом он сел рядом, и это ощущение исчезло. Я заметила очень плотные перчатки и такой же плащ, и волосы, перехваченные сзади черным ремешком. – Этот мир полон боли. Она звучит. Она заполняет все вокруг. Ее можно услышать, как слышишь ты. Отчего же, по-твоему, мой брат приходит сюда, ангелы воюют у границ, постоянно пересекая их, несмотря на опасность, которой себя подвергают? Боль, страдание. Их можно слышать, как музыку.

– Это плохая музыка.

Он посмотрел мне в лицо.

– Ты все еще сердишься.

– Я думала, это ты сердишься.

Он рассмеялся.

– Даже если это так, я не могу на тебя сердиться дольше того мгновения, пока не увижу.

Черный всадник подошел и склонился.

– Мне пора уходить, – сказал Сатана, – у меня есть дела.

Я ничего не ответила. Мне не хотелось думать, куда он едет и что собирается делать. Он постоял, словно колеблясь, потом вскочил на черного коня, и молчаливая группа исчезла в темноте. Я сидела на камне и слушала ветер, думая о музыке, музыке боли, которая не отпускает меня. Могу ли я помочь живущим здесь, имею ли право на это?

Через какое-то время снова послышался топот, и я поднялась с камня. Исчезнувшая группа появилась из темноты, призраки всадников на черных конях с горящими глазами, лоснящейся кожей, расчесанными гривами и длинными изящными ногами, нетерпеливо переступавшими в ожидании. Они вернулись с полпути, и я уже знала, чем это закончится раньше, чем их господин, перегнувшись, подхватил меня и усадил перед собой, укутав краем плаща. Я чувствовала его упрямство и молчаливое сопротивление любым моим словам, поэтому ничего не сказала. Всадники рванулись, врезаясь в темноту, словно в масло.

– Куда мы едем?

– На восток. Там идет большой сбор, множество жертв, большая война.

– Я не хочу смотреть на это снова.

– Мы там не останемся.

Темнота свернулась, мы ворвались в багровый туман, наполненный болью, криками и страхом. Тени возникали и растворялись, шарахаясь от стремительно летящих лошадей, им вслед звучали далекие голоса, обрывки слов, слезы, плач, жалобы множества гибнущих живых существ. Я закрывала глаза и видела, пыталась не слушать, и слышала. Мы проскочили это место за несколько мгновений, снова окунувшись в темноту и тишину.

Когда я пришла в себя, кони стояли у высокой резной ограды. В глубине широкой лужайки величиной с поле, в окружении высоких деревьев белело какое-то здание. Ветер принес запах свежей зелени и земли. Я увидела, как трепещут темные листья растущего у ограды дерева, и поняла, что мы в физической вселенной.

– Ступайте и проверьте, – распорядился Сатана, сходя с лошади.

Его спутники тоже спешились, все, кроме одного, который остался с лошадьми, вошли в почти незаметную калитку и исчезли. Я так и не увидела, как они шли по освещенному лунным светом лугу в сторону дома. Сатана протянул руки с снял меня с лошади, опередив мальчика, который пытался мне помочь.

– Кажется, ты ему нравишься, – усмехнулся он, глядя, как мальчик упал перед ним на колени.

– Оставь его в покое.

– Поверь, тебе не надо защищать от меня всех, кого ты встречаешь.

Он махнул рукой, и мальчик встал рядом с ним. Меня поразила красота этого всадника. Невозмутимый, тонкий, мужественный, он мог служить образцом силы и молодости, если бы не эта холодность, суровость. Таковы все его солдаты, самые прекрасные и самые жестокие из всех обитателей мира тьмы.

– Он будет охранять тебя, – сказал Сатана, вглядываясь в темноту, и обращаясь к мальчику, бросил холодно: – Никто не смеет ни приблизиться, ни коснуться ее.

Мелькнули темные тени – это вернулись ушедшие воины. Один из них что-то зашептал своему господину. Меня охватила странная апатия. Я хотела уйти, но тихий голос, зазвучавший в моей голове, голос Отца, удержал меня. Поэтому я без возражений последовала за Сатаной и его спутниками.

– Госпоже нужен черный плащ, – обратился один из них тихо.

– Нет, – возразил Сатана, – она не должна его одевать.

Воины открыли ворота, и мы прошли к освещенному лунным светом темному дому. Парадная дверь распахнулась словно сама по себе, во всем доме все двери открылись в то же мгновение. Я подняла глаза на Сатану. Строгий, сосредоточенный, он шел впереди, все замечая и ничего не забывая. Так входит хозяин или судья.

На мозаичном полу широкого холла, склонившись, рядами стояли люди в простых черных рясах. Мы прошли сквозь них в полном молчании, поднялись по широкой белой лестнице и на следующем этаже свернули в коридор, освещенный льющимся из окон бледным светом.

Вдоль стен коридора, застывшие, словно куклы, стояли женщины в свадебных платьях. Легкие ткани, спадающие волнами до пола. Лица, закрытые тонкими белыми вуалями. Цветы в волосах. Я содрогнулась, вспоминая, чем это закончилось в прошлый раз. Всадники шли, сомкнувшись стеной, так что окружающие не замечали меня, и я почти не видела того, что происходит вокруг.

Сатана медленно прошел сквозь строй невест. Он никого не выбрал, и это меня удивило. Он двинулся дальше, мы за ним, сквозь коридоры и лестницы, пока не очутились в огромном темном зале, освещенном множеством свечей. Зал был круглым, без окон, украшенным камнями

и мозаикой. В центре купола находилось круглое отверстие, сквозь которое проглядывало небо. Золотой луч из неизвестного источника опускался строго по центру зала на покрытый темной парчой помост, изготовленный в виде многолучевой звезды. Вокруг помоста толпились лысые люди, одетые в бледно-желтые парчовые одежды. Когда они склонились, я увидела одинаковые черные символы, вытатуированные на их затылках.

У входа в зал Сатана остановился и, повернувшись к окружавшим меня воинам, сказал одному из них:

– Иди и приведи.

– Которую? – спросил воин.

– Любую, – ответил Сатана с досадой.

Воин исчез. Через некоторое время он появился, ведя за руку девушку в свадебном платье. Он подвел ее к Сатане, и тот раздраженно сорвал белую вуаль. Когда Сатана посмотрел девушке в глаза, она закричала, как раненое животное. Он рванул ткань платья, коснувшись тела, и девушка забилась под его рукой в судорогах. Я смотрела, похолодев, как он потащил ее, полумертвую от страха, почти потерявшую сознание, в зал, как ребенок тащит по полу за руку поломанную куклу. Толпа расступилась, что-то скандируя, головы поднялись.

Мы чуть отстали и становились шагах в десяти от помоста среди лысых людей в золоченых одеждах, которые расступились, образовав вокруг нас свободное пространство.

Когда мы подошли, женщина уже перестала кричать. На помосте стоял Сатана. Перед ним склонился жрец с высоким серебряным посохом, украшенным хрустальным символом на верхушке. Какой-то человек лежал ниц на полу. Облачение жреца и лежащего человека не отличалось от одежды стоявших внизу людей, только голову жреца покрывал высокий прямоугольный убор, а лежащий человек имел волосы.

Между этими двумя и Сатаной находилось небольшое возвышение. Какая-то часть меня знала, что на нем лежит, и я старательно избегала смотреть, пока не увидела разбросанные вокруг возвышения куски тонкого белого полотна.

Крылья бабочки. Свадебный наряд.

Я посмотрела на помост. То, что там лежало, не могло быть

ни женщиной, ни вообще человеком. Я подумала, что это освежеванный теленок. Кролик, с которого содрали шкурку и выпотрошили внутренности. Пока мое сознание принимало, как человек способен сделать такое с другим человеком, Сатана заговорил.

– Это негодная жертва, – процедил он холодно. – Ты совершил древний обряд, жрец. Но он уже устарел. Все на свете меняется. Теперь, когда мне приносят в жертву миллионы, мне не нужна такая, даже девственница. Посмотри туда. – Он указал пальцем в мою сторону. Воины расступились, головы повернулись, и весь зал уставился на меня. На какое-то мгновение мне показалось, что Сатана сейчас потребует, чтобы жрец освежевал меня как кролика. Но он продолжил: – Меня теперь привлекает не то, что достижимо, а то, что недоступно.

Он замолчал. Затем махнул рукой, и черные плащи сомкнулись.

– Ты призвал меня, не отдав платы, – продолжил Сатана, глядя на трясущегося жреца, растерявшего свою уверенность. – Посмотрим, что ты просишь. Говори, чего хочешь.

– Власти, – сказал жрец, – над этим миром.

– Для кого?

– Для него.

Жрец указал на лежащего на полу человека.

– Зачем ему власть, – отвечал Сатана с презрением, – когда он одной ногой стоит в могиле. Он слишком стар и слишком слаб, чтобы удержать ее. Не найдется ли у тебя кого-нибудь еще?

– Найдется, – раздался высокий голос. На помост поднялся очень бледный молодой человек в черном, с короткими черными волосами.

– Я хочу получить это право.

– Кто ты? – спросил Сатана.

– Его сын.

Юноша указал на лежащего на помосте человека.

– Если тебе нужна власть, то возьми ее, – ответил Сатана спокойно. – Убей. Убей их обоих. – Сатана указал на жреца и человека, который так дрожал, что помосту передавалась эта дрожь.

Молодой человек быстро подошел к жрецу и выхватил из его руки то, что я приняла за жезл – тонкий длинный меч. Он вонзил меч жрецу в живот, стремительно вынул его из рухнувшего тела, потом подошел к лежащему на полу мужчине, схватил его за волосы и перерезал горло.

Все это произошло в одно мгновение. Юноша выпрямился, дрожа как в лихорадке, не смея поднять глаз, и остался стоять рядом с трупом своего отца.

– Чтоб стать и жрецом, и главой, тебе нужно принять посвящение, – продолжал Сатана. – Нагнись и пей. Пей их кровь.

Юноша наклонился над своим отцом, который бился в конвульсиях, и стал пить из разреза фонтанирующую кровь. Потом он подошел к упавшему жрецу и сделал то же самое. Закончив, он поднял окровавленное лицо с безумными глазами и засмеялся.

Теперь Сатана обращался не только к нему, но и ко всем, стоящим внизу.

– Вы – самый многочисленный орден в этом мире, вашей Земле. Вы – мои слуги, но сами имеете множество слуг. Вы управляете этим миром моим именем и во имя мое. Вы призвали меня. Вы просили меня. Я пришел. Но не получил жертвы, достойной меня. У вас есть двадцать четыре часа.

Если за это время вы не найдете и не принесете достойную жертву, вы все умрете. Ваш орден многочислен, много найдется тех, кто сможет занять ваше место.

– Какую жертву ты хочешь, Господин? – шептали голоса.

– Вы должны сами найти ее, – отвечал Сатана, спускаясь с помоста.

Он молча прошел мимо нас, мы последовали за ним сквозь толпу лысых голов. Они что-то шептали и склонялись, пытаясь дотянуться до края моего платья, но, к моей несказанной радости, им это не удалось. Я вздохнула с облегчением, когда мы, наконец, оказались у ограды, взобрались на коней и покинули это место.

Всадники скакали весь обратный путь молча, и когда мы добрались до берегов безлунного моря, оставили нас. Появились слуги. Они принесли своему господину светлую одежду и воду для умывания. Я сидела не берегу, глядя в пустоту, пока шелест и тихий шепот смолкли. Когда я повернулась, Сатана стоял рядом, высокий, в мерцающих золотом одеждах, отбросив со лба снежные волосы, такой же старый, каким я увидела его впервые, давным-давно. Наклонившись, он взял мою руку и поцеловал ее.

– Мне запрещено касаться тебя, пока я не смою с себя скверну. Он ничего не объяснил, а я ничего не спросила о том, что случилось.

– Мои дела закончены на сегодня. – Слова прозвучали так просто, так естественно. – Куда бы тебе хотелось пойти?

– Никуда, – ответила я глухо. – Я устала.

Он поднял меня с земли, и в то же мгновение мы оказались в саду, полном цветов.

– Это орхидеи, – говорил он, – цветы, которые на знают усталости.

На свежескошенной траве и темных листьях блестела вода. В глубине сада раскачивались качели.

– Похоже на Землю.

Он кивнул.

– Это и есть Земля.

– А если придут хозяева?

Он рассмеялся.

– Они найдут примятую траву и будут озадачены, кто это смог проникнуть в их сад.

Он сел на качели, и, притянув меня, усадил рядом. Я подняла глаза. В тонких чертах, подсвеченных изнутри ясным тихим сиянием, прозрачных глазах читались покой и странная тихая радость.

Он покачал головой, ловя мои мысли, как я ловила его.

– Я всегда буду рядом с тобой, – сказал он. – Мне нужно хотя бы мгновение, хотя бы миг, чтобы увидеть тебя, каждый день, в каждый из дней, что тебе еще судилось прожить на Земле. – Он раскрыл большую сильную ладонь. На ней лежало два солнечных шарика. – Твои солдаты, те, кого ты пожалела. Я дарю их тебе, отнеси их, куда хочешь. – Он сжал мои руки. – Никакая плата не кажется чрезмерной, если ее требует любовь.

Часть 2. Игра на выживание

– Иди к нам, – позвал мужской голос, глуховатый и спокойный.

В прямоугольнике света несколько фигур склонились над столом, и я несмело шагнула к ним из темноты. Они трудились над каким-то механизмом.

– Кто вы? – спросила я.

– Путешественники, как и ты, – ответил мужчина.

– Напрасно ты позвал ее, – вмешался женский голос. – Она не похожа на нас. Посмотри, у нее совсем другая структура, почти прозрачная.

– Не надо так беспокоиться, – успокоил ее мужчина, и обращаясь ко мне, добавил: – Иди сюда, не бойся.

Я не успела ничего ответить. Мир вывернулся наизнанку и исчез. Грохот, свист и звон сменились тишиной. Из багрового сумрака выплыли каменный пол и нависающий потолок пещеры. Широкий проход уходил в глубину горы. Мои спутники молчали, с интересом оглядываясь. Я посмотрела под ноги, привлеченная тихим журчанием. Вода в ручье была темной и непрозрачной, словно чернила.

Холод. Этот особенный холод бывает только в одном месте.

– Куда вы путешествуете? – спросила я с содроганием.

– В другие миры, – ответил мальчишеский голос, вызывая образ мальчика лет двенадцати-тринадцати, в клетчатой рубашке, – на другие планеты, под другими звездами. В его голосе прозвучало удивление, когда он спросил: – А разве вы путешествуете не так же?

– Да, да, конечно, – ответила я рассеянно, прислушиваясь к звукам, доносившимся из тоннеля.

Кто-то двигался в нашу сторону, тяжело ступая и со свистом дыша.

– Послушайте меня, – заговорила я торопливо, оглядываясь на огромное тело, которое с трудом протискивалось сквозь узкий тоннель, – пожалуйста, послушайте. – Жалость и страх делали меня нервной. – Вам нужно немедленно возвращаться.

Люди молчали, но я чувствовала их удивление и неприязнь.

– Отправляйте обратно детей, уходите, уходите все.

Я подумала, что история повторяется, что не хочу снова смотреть, что делает с людьми ад. Ад. Они не понимали, куда попали.

– Мне кажется, она права, – сказал мужчина, позвавший меня, – нам лучше убраться отсюда.

Тяжелые шаги остановились. Существо могло сойти за человека, если бы не уродливая голова и когтистые лапы. Огромные мускулы перекатывались под подобием перевязи и безрукавкой с широкими наплечниками.

– Господин ждет вас к себе, – голос существа, гулкий и низкий, заполнил тесную пещеру.

Позади раздался грохот и свист рвущейся материи, и я вздохнула с облегчением – они открыли приход и исчезли в нем.

– Слишком поздно, – произнес странный посол. Его голос пронесся по подземным коридорам, сквозь километры тоннелей и вернулся другим голосом, заставившим меня содрогнуться. – Слишком поздно.

Им не покинуть этого мира.

Я посмотрела на великана, который стоял неподвижно.

– Ты демон?

– Нет.

– Тогда ты человек.

Он отрицательно покачал головой.

– Тогда кто же ты?

– Я слуга. Слуга моего Повелителя.

– Ты был раньше человеком?

Он казался ребенком. Или уродом.

– Человеком? Может быть. Не помню.

– Оставь его, – вмешался знакомый голос. Его владелец возник из пустоты, одетый с ног до головы в белое – костюм, кружевная рубашка и ботинки выглядели безупречно. Пушистые снежные волосы падали ниже плеч и сияли в темноте. – Он действительно не помнит.

Слуга замер, и больше я не услышала от него ни слова.

Я молчала, пока Сатана подходил ко мне, и в этом молчании отсутствовало слово «здравствуй». Приветствие – только ощущение, узнавание, которому не нужны слова. Он взял мою руку и стиснул ее так сильно, что я подумала о сломанных пальцах. Предчувствие долгой дороги с странной игры охватило меня, и когда я уже собралась потребовать объяснений, он поднял голову и посмотрел мне в глаза. У меня перехватило дыхание. В размытом полумраке подземелья его лицо снова поразило меня своей красотой и старостью. Снежно-белую кожу, одного цвета с костюмом, покрывала сеть мелких морщин, которые становились более глубокими в углах глаз и складках губ. Оно было очень большим, это лицо, но ведь его владелец гораздо выше любого самого высокого человека. Я всмотрелась в полные жизни и мысли прозрачные глаза без трепета или ужаса. Неудивительно, что никто не выдерживает его взгляда.

– Ты что-то хотела сказать? – спросил он, погасив блеск глаз.

– Ничего особенного, – ответила я тихо. – Они ушли?

– Нет, разумеется.

– Ты их знаешь?

– Сейчас многие путешествуют.

– Они из моего мира.

– С Земли? – переспросил он рассеянно. – Кажется.

– Но как они это делают?

Он потянул меня к той части каменной стены, где открывался проход.

– Они используют частично магию, частично знания, которые получили от других жизненных форм. – В стене образовался пролом с оплавленными краями, открывая дверь в пустоту. – Но для того, чтобы путешествовать, нужен еще особый дар, почти потерянный человечеством. – Он помолчал и добавил: – Деградация.

– Они такие же, как я?

– Нет, не такие. – Он снова сжал мою руку. – Нет никого, похожего на тебя. Хотя в физическом смысле они гораздо сильнее. Не понимаешь?

Так физическая сила отличается от нравственной. Они путешествуют более грубой, физической оболочкой души, поэтому их ощущения более яркие, они лучше видят, лучше осязают. Но никто не может использовать внутреннюю, глубинную часть души, как это делаешь ты. Ты приходишь как суть, личность, несешь свой собственный свет, и тебя не могут коснуться превратности этого мира и всех других миров. Именно поэтому тебе доступны и ад, и рай.

– Они не знают, куда они попали.

– Это их проблема. Они воспитаны на человеческих сказках и уверены, что добро всегда побеждает зло. Если они и подумают, что попали в потусторонний мир, то решат, что это рай, поскольку именно рая они

и заслуживают.

Он переступил край отверстия, увлекая меня за собой. За порогом клубилась темнота.

– Если не знаешь как, это пространство никогда не перейти, – добавил Сатана. – Они идут не сквозь, а внутрь.

Я поежилась. Как бы они это не делали, мне недоступен такой способ перемещения. Он шагнул назад, я вслед за ним, и проем мгновенно закрылся.

– Отпусти их.

Рука занемела, но я не пыталась высвободиться.

– Никто не выходит отсюда.

– Я не хочу присутствовать еще при одном унижении человека.

Повернувшись, он завладел второй моей рукой, и, удерживая их в своих ладонях, заговорил, всматриваясь мне в глаза:

– Мы сыграем в игру. И посмотрим, кто выиграет. Они пройдут через ад. Тот, кто захочет покинуть меня и мою страну, уйдёт отсюда. Ты знаешь правила – я никого не держу против воли.

– Ты их отпустишь?

– Разумеется. Но ты должна обещать мне кое-что.

– Что именно?

– Ты не станешь мешать их выбору. Это честная игра. В конце концов, они сами пришли сюда, их никто не приглашал. И должны пройти через то, что им уготовано. Мы пойдем вслед за ними и посмотрим, кто из них предпочтет остаться, а кто уйти. И не надейся, что сможешь просто вытащить их отсюда. – Он слышал мои мысли, как всегда. – Это невозможно. Они перешагнули порог, и теперь действуют другие правила.

– Надеюсь, ты не станешь обманывать их.

Он рассмеялся. Легко и беззаботно.

– Только совсем немного. Это входит в правила игры.

Затем отпустил меня и щелкнул пальцами. В то же мгновение пещера исчезла. Свежий ветер принес запах соли и гниющих водорослей. Я увидела звездное небо и тропинку среди травы, ведущую на невысокий холм, усаженный деревьями. Где-то внизу шумел океан.

– Но это не ад, – пробормотала я с удивлением.

– Это он. – Сатана посмотрел под ноги, и, не спрашивая, подхватил меня на руки. – Не обманывайся иллюзиями. Они предназначены не для тебя.

– Отпусти меня.

Он, не слушая, стал подниматься на холм. Скоро мы оказались на широкой белой террасе, похожей на летнее кафе под открытым небом. Стояла глубокая ночь. Столики и стулья пустовали, освещённые редкими лучами бледного света, с трудом пробивавшегося сквозь темноту. Ветер стал сильнее, смешался с солеными каплями. Он поставил меня на белые плиты террасы.

– Опусти свою вуаль.

Я опустила вуаль и огляделась. Мне показалось, один из столиков занят, и мы направились к нему. Мой спутник отодвинул легкий плетеный стул, сбросил с плеч легкий белый плащ и накрыл им сиденье.

– Здесь холодно, – сказал он и слегка поклонился, так, даже не поклон, а легкий вежливый кивок.

Я села на предложенный мне стул, понимая, что кресла напротив пусты. Я видела, что они пусты, и, в то же время, осознавала, что их занимают пятеро людей.

– Мы думали, что вы уже не присоединитесь к нам, – произнес мужской голос.

– Мы немного задержались, – отозвался Сатана.

Он стоял за моей спиной, держа меня за руку, мужчина, сошедший со станиц глянцевого журнала.

– Как вас зовут? – спросил тот же голос, обращаясь ко мне.

– Ее зовут Лариса, – ответил за меня Сатана.

– А вас?

– Зовите меня Джо. Или Джим. Сойдет и то, и другое.

– Скажите, Джо или Джим, – прозвучал звонкий голос мальчика, и я ощутила перемену. Так на белой бумаге проступают образы людей и предметов, превращаясь в яркую фотографию. – Вы тоже путешественник?

– В некотором роде, – отвечал Сатана. – Я и моя подруга совершаем иногда небольшие прогулки.

Я не слушала, о чем они говорили – пустой стул напротив меня заполнился высоким тонким мальчиком в клетчатой рубашке, с узким лицом и темными густыми волосами, которые трепал усиливающийся ветер.

– Сколько вам лет? – спросила я, не осознавая, что вмешиваюсь в разговор. – Двенадцать?

В повисшей тишине слышалось только их неровное прерывистое дыхание.

Стул рядом с мальчиком заполнился молодой девушкой лет семнадцати, в короткой темной юбке и белой майке, оставляющей открытыми спину и большую часть груди. Темные волосы по плечи бились ей в лицо, и она, слегка отвернувшись от океана, сидела в пол-оборота к брату. Почему брату? Я не знала.

– Вашей сестре, наверное, холодно в открытой кофте, – обратилась я к мальчику.

– Вы нас видите, – прошептал мальчик.

Я никак не отреагировала на его слова. Стулья продолжали заполняться. Чуть поодаль от девушки, у круглого летнего столика сидела молодая женщина в коротком белом хлопковом платье без рукавов и белой куртке. Из-под капюшона выбивались светлые длинные волосы.

– Хорошие ноги, – похвалила я рассеянно.

Женщина промолчала. Рядом с женщиной развалился светловолосый мужчина в белых брюках и легкой светлой рубашке. Он носил усы и бороду более светлого оттенка. На носу блестели очки.

– Зачем вам здесь очки? – спросила я.

Он пожал плечами и смущенно пробормотал:

– Привычка.

Пятым членом странной компании оказался мужчина лет шестидесяти, невысокий, коренастый, с большими сильными руками.

– Это вы позвали меня? – спросила я мужчину.

– Да, – ответил он, и я узнала его голос, – но Лаура была против.

Он кивнул в сторону женщины со светлыми волосами. Мужа женщины звали Эндрю, брата и сестру – Эдуард и Лили. Имя старшего мужчины я не запомнила.

– Почему вас так смущает, что я вижу вас?

– Нас так учили, – ответил мальчик. Взглянув на него, я подумала, что он давно расстался с детством. —Невидимость – наша защита. Пока противник не видит твоего лица, он бессилен, и не может причинить тебе вреда. Таковы правила.

Все согласно закивали.

– Это что же, колдовство?

– Разве вы не знаете? – удивился мужчина без имени, внимательно и серьезно глядя на меня.

Я покачала головой.

– У нас были другие учителя, – пояснил Сатана, искренне улыбаясь.

– Что-то среднее между колдовством и наукой, – ответил мальчик, обращаясь ко мне, – набор слов, которые нужно произносить.

– Тебе ведь не двенадцать лет, больше.

– Четырнадцать, – мальчик смутился, – а сестре восемнадцать. Но мы всегда говорим, что меньше. – Он замялся. – В путешествиях так удобнее.

– Чтобы считали вас детьми?

– Да.

– Нам пора идти, – вмешался Эндрю.

Все стали подниматься.

– Может быть, все-таки вернуться домой и попробовать в следующий раз? – предложила я несмело.

– Моя подруга немного замерзла и устала, – сказал Сатана, улыбаясь.

Они молча смотрели на меня.

– Вы не похожи на нас, – процедила Лаура враждебно.

– Нам пора идти. – Мальчик потянул сестру за руку. – Зачем отказываться от путешествия, раз мы уже здесь.

Я откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Придется смириться с тем, что произойдет. Когда я очнулась от своих мыслей, терраса исчезла. Вместе с ней пропали звезды, соленые волны, свежий ветер. Я сидела на своем стуле – единственном, что осталось от летнего кафе – на черном берегу безлунного моря, внутреннего моря ада.

– Почему они не видят, где они? – спросила я.

– Они увидят, когда придет подходящий момент.

– Почему мы не пошли с ними?

– Мы пойдем за ними, – отвечал он, глядя на меня сверху вниз, – чтобы увидеть, как они пройдут свою дорогу.

– Тогда пошли.

Я встала со стула и вернула ему плащ.

– Мы их не потеряем, – сказал он серьезно, и взял меня на руки.

Его ботинки и легкие шелковые брюки стали черного цвета, как и плащ, в который он укутался сам и укутал меня.

– Я не хочу, чтобы ты меня нес.

– А я не хочу, чтобы ты шла по грязи, – возразил он и дал мне возможность увидеть.

От странного чувства раздвоенности, способности видеть два мира одновременно, у меня закружилась голова.

Один мир застыл в июньском полдне, где зеленели травы и распускались цветы. Предгорье переходило в далекие синие горы, которые упирались вершинами в голубое небо, высокое и чистое. Чуть ниже тропинки вился ручей с кристальной водой. Я видела – они прошли здесь. Женщина сорвала желтый цветок и воткнула его в волосы. Она сняла капюшон, подставляя лицо свету, и я увидела, что светлые волосы сменились черными – очевидно, она красилась в черный цвет. Мальчик напился из ручья. Молодежь восторгалась пейзажем, только старший мужчина выглядел озабоченным.

Картинка размылась, словно стерли краски с холста. Под ними проступили темнота, жидкая грязь, невысокие холмы и маслянисто-черный ручей. Горизонт горел ни рассветом, ни закатом. Багровая полоса могла быть чем угодно, только не светом солнца.

Подступила тошнота, и я закрыла глаза.

– Посмотри вниз. – Открыв глаза, я с облегчением увидела далеко внизу темные воды, лениво ударявшиеся о берег. – Они спустятся туда.

– Мы пойдем за ними?

– Нет. Подождем их внизу.

– А как они спустятся?

– Найдут тропинку, – ответил он сухо, – но нам-то тропинка не нужна.

В то же мгновение мы оказались на берегу.

– Долго ты будешь таскать меня на руках? – спросила я устало. – На Земле ты бы не поносил меня так долго. У меня приличный вес.

– А мне так не кажется, – ответил он, расстилая у кромки воды плащ, который снова стал белым. – Люди выродились, измельчали. Они только тень тех, кто жил в начале мира.

Я села на краешек плаща, чувствуя на себе его взгляд, и стала смотреть на море.

– Мне нравятся твои одежды, – продолжал он, – такие синие. Никто в моем мире не осмеливается носить этот цвет. Цвет смерти.

– Это цвет идеала.

– Я знаю. – Он помолчал. – Скажи, что ты чувствовала там, в пещере, когда посмотрела мне в глаза?

– Трудно объяснить. – Я задумалась, подбирая слова. – Свою смерть. Пустоту внутри. Твою руку, которая остановила мою жизнь.

– А знаешь, что ощущаю я, глядя в твои глаза? Тепло, тихий ласковый свет, и невыносимое счастье, которое сбивает с ног. – Он опустил глаза и добавил: – И я пойду на что угодно, чтоб не потерять это счастье,

чтоб испытывать его снова и снова.

– Они идут.

Мир снова изменился. Небо стало синим и бездонным, вода

ярко-зеленой, с белыми шапками волн, песок белым и горячим, а далёкие холмы, с которых спустились путешественники, зазеленели и зацвели. Вернулись благоухание цветов и соленый запах моря. Это было страшно и прекрасно одновременно.

– Как совершенна иллюзия, – улыбнулся Сатана мечтательно, – как прекрасна сказка!

– Ты скажешь им, кто ты?

– Может быть, – ответил он, оглядываясь.

Люди шли вдоль берега, опуская ноги в воду, и я с содроганием смотрела, как они беззаботно плещутся в ней. Лицо старшего мужчины, суровое и осунувшееся, поразило меня. Сатана встал с песка, а я осталась сидеть, глядя на зеленые волны, и не очень удивилась, когда старший мужчина сел рядом, пытливо наблюдая, как я вздрогнула, когда набежавшая волна едва не коснулась его ног.

– Скажите, как вы познакомились? – спросила я, думая совсем о другом.

– Мы нашли друг друга, когда путешествовали. Путешествия нас объединяют. Это особая пустота, одиночество внутри, когда мир, в котором живешь, перестает интересовать тебя, не удовлетворяет твоей жажды, разочаровывает. Потом мы начали путешествовать вместе.

– Вы живете рядом? – я с беспокойством наблюдала, как Сатана улыбается, разговаривая с остальными.

– Нет, но мы можем общаться. В этом отношении мы сильнее вас, – ответил он. И вдруг спросил без всякого перехода: – Кто вы?

Вздрогнув, я обернулась к нему.

– Человек, как и вы.

Он покачал головой.

– Вы другая. Вы ангел?

– Нет.

– Значит, одна из Учителей?

– Нет. Просто человек.

– Я вижу, как сквозь вас просвечивает океан.

– Я действительно немного другая.

Он замолчал, теребя складку на брюках, и сказал очень громко:

– Мы все мертвецы. Мы не уйдем отсюда.

Смех на берегу смолк. Люди отошли от моего спутника, а он, скрестив руки на груди, смотрел на сидящего рядом со мной человека.

– Ты прав, – подтвердил Сатана спокойно. – Вы открыли не ту дверь.

Мужчина поднялся с песка.

– Джо или Джим, – произнес он с горечью, и понимание промелькнуло в его глазах, – у тебя ведь есть и другое имя.

Сатана усмехнулся. Он поднял меня, взял плащ, встряхнул его и неторопливо накинул на плечи. Люди смотрели на него с удивлением, только старший мужчина с ужасом.

– Разумеется, оно у меня есть, – холодно ответил Сатана.

Со звуками его настоящего голоса стал растворяться бутафорский мир. Он исчезал ужасно, сползая кусками, обнажая черный берег, уничтожая тепло и краски. Исчез и земной облик Сатаны, вернулись его обычные черты, черная одежда и сверкающие глаза.

Черная липкая грязь покрыла лицо женщины в тех местах,

где она касалась этого мира, рвала и нюхала цветы. Женщина завизжала, пытаясь стереть ее, а мальчика стошнило. Младший мужчина что-то бормотал.

– Вы все еще живы благодаря этой женщине, которая в гораздо большей степени ребенок, чем мальчишка, – процедил Сатана, усмехаясь, – и которая все еще верит в сказки со счастливым концом. Я обещал ей, что тот, кто пройдет мой мир и захочет покинуть его, сможет уйти отсюда. Это игра, и вы – ее участники. И, насколько я знаю правила, вы не можете отказаться.

– Эта ведьма виновата в том, что мы здесь! – закричала Лаура. – Это она заманила нас сюда!

– Ты несправедлива к ней, – возразил мужчина без имени. – Она несколько раз просила нас вернуться. Но, я думаю, – добавил он, глядя на Сатану, – даже тогда было уже поздно.

– Ты умен, человек, – отметил Сатана, – но вам пора отправляться. – Он указал в сторону, противоположную той, откуда они пришли. – Туда, на запад.

Понурившись, все пятеро без возражений пошли по пыльной дороге, которая вилась вглубь черной земли.

– Почему мы не идем за ними? – спросила я обеспокоенно.

Он покачал головой.

– С ними там сделают что-нибудь страшное, как тогда, с теми мальчиками, которые пробрались в твой дворец.

Он снова покачал головой.

– Я же обещал тебе, что все будет по-честному. С ними ничего не случится.

– Тогда пойдем.

– Ты устала, тебе нужно отдохнуть.

Побережье исчезло, сменившись высокими белыми залами дворца, тишиной и бледными сумерками, плавающими между колонн.

– Человек сказал, что они все мертвы, – пробормотала я устало.

– Он сказал тебе правду.

– Значит, дело не в том, чтобы отпустить домой тех, кто не захочет остаться.

– Бедный глупый маленький цыпленок, – улыбнулся он, – они все уже мертвы. Они умерли, когда прошли ворота. Мы с тобой играем не на их жизнь, а на их смерть. Ты получишь душу того, кто откажется остаться, и сможешь вынести ее отсюда.

– А их тела? Где они?

– Частично здесь, более живые, чем у остальных, находящихся в моем мире. Эта животная оболочка просуществует какое-то время, потом отпадет. Остатки тел похоронены на Земле.

– Уже похоронены?

– Они будут идти по аду несколько месяцев в земном исчислении. Здесь же нет времени, как тебе известно.

Его голос доносился издалека. Я уснула и покинула этот мир. Когда я проснулась, наступила ночь. Чувство жалости и беспокойство толкали меня обратно. Мне хотелось узнать, какие испытания пришлись на долю этих людей, и, может быть, попытаться помочь им.

– Не надо этого делать, дитя, – услышала я голос Отца, – это не принесет тебе ничего, кроме огорчения. Ты ничем не сможешь помочь им.

– Что с ними произошло?

– Их разъединила черная конница, и они в ужасе разбежались по всему аду. Все, кроме одного.

Я увидела черную пыльную дорогу и стоящих на ней людей.

Они смотрели в сторону холмов, откуда неслись черные всадники с горящими глазами, худшие из чудовищ, населяющих этот мир. Люди с криками разбежались в разные стороны. Кроме одного. Он остался стоять, пожилой человек с развивающимися белыми, как снег, мгновенно поседевшими, волосами, и черные кони на бегу растоптали его.

– Он не стал играть, – сказал Отец.

– Мне так жаль, – прошептала я и заплакала.

– Не плачь. Он пошел навстречу своей судьбе, и ты не в силах изменить этого. В конце концов, ты сможешь унести его душу из ада.

– А остальные?

– Сначала я должен объяснить тебе, в чем состоит испытание. Человек слаб. Он имеет тайные желания, которые отражают суть его натуры. Если обнаружить это главное, сокровенное, самое темное желание, на чувствах человека легко играть. И, удовлетворив это желание, можно получить безраздельную власть над его душой.

Власть – желание мальчика. Всадники взяли его с собой в набеги по землям ада. Они дали ему плеть и власть над черными, грязными, испуганными существами, которые были когда-то людьми.

Честолюбие – желание его сестры. Она забрела в замок, полный дорогих и красивых вещей, масел, духов, украшений. Сотни служанок умащивают и ублажают ее. «Как ты красива, – говорят они ей. – Ты так прекрасна, что достойна стать королевой для Повелителя». Понимаешь? «Ты достойна трона», – говорят ей, и девушка убеждена, что, когда придет время предстать перед повелителем, она сразит его своей красотой.

Страсть – желание женщины, неудовлетворенная страсть неудачного брака, давшего жизнь двоим детям. Она набредет на замок одного из демонов, и встретит прекрасного мужчину, полного сил. Она проведет с ним в постели эти месяцы. Постепенно она увидит его истинное лицо, по это уже не будет иметь для нее никакого значения.

– А демон?

– Он с удовольствием оставит ее у себя, пока ее тело не постареет, а потом избавится от нее.

Мелкие извращения – желание мужчины. Это маленькие девочки, похожие на его дочерей. Однажды он увидел их обнаженными, и с тех пор желание получить их не оставляло его. Он успешно боролся с извращенными мыслями, но здесь он не устоит перед ними. Он набредет на замок, населенный маленькими уродливыми демонами, которые предстанут перед ним в образе маленьких девочек.

Ты все еще хочешь последовать за ними?

– Не знаю.

Я вернулась в зал темного дворца. Сатана стоял у окна,

когда я появилась. Ни слова не говоря, он вложил мне в руку золотистый шарик.

– Пока ты впереди, – улыбнулся он.

Шарик слабо мерцал, и его тепло вызвало во мне страдание.

– Прости меня, – сказала я шарику.

– Мне не за что прощать тебя, – отвечал он, – ты ни в чем не виновата. Я сам выбрал эту дорогу. Жизнь на Земле казалась мне невыносимой, потеряла смысл.

– Ты не стал убегать.

– Не стал. Я побоялся подвергнуть свою душу испытаниям, мне страшно было увидеть в ней темноту. Ты унесешь меня отсюда?

– Да.

– Спасибо тебе.

Я сжала шарик, не зная, куда мне положить его, когда услышала тихий шорох. Почти вещественный свет, падающий сверху, сказал мне: «Отдай», – и я раскрыла ладонь. Не знаю, как долго я простояла в оцепенении,

когда Сатана тихо окликнул меня. Он поманил меня в комнату с белым туманом, посередине которой на постаменте лежала открытая книга.

– Ты можешь увидеть их, – пояснил он, и я стала на постамент перед книгой.

– Первая – женщина, влюбленная в демона, – раздался его голос из тумана.

Я увидела темный зал с обветшалыми колоннами и большую кровать с витиеватыми спинками. В кровати, укрывшись по пояс одеялом, опираясь на подушки из расползающейся ткани, лежал демон с могучим торсом человека и головой полубыка-полукрокодила. Рядом с кроватью стояла обнаженная женщина. Она смеялась. Это была Лаура.

Демон повернул голову, увидел меня сквозь окно в белом тумане, и его глаза сверкнули весело и насмешливо. Женщина тоже заметила меня.

– Что тебе нужно, ведьма? – закричала она, подскочив к окну, словно разъяренная кошка.

– Тебе здесь не место.

– Ты ошибаешься, – прошипела она, и, насмешливо улыбаясь, потянулась к лежащему демону, – именно здесь мне и место.

Демон обнял ее, притянув к себе, и его глаза снова насмешливо блеснули.

– Но твои дети, подумай о них.

– Мне нет до них дела. За ними присмотрят и без меня. Или ты хочешь, чтобы я вернулась к своему неспособному муженьку? Убирайся! —закричала она с ненавистью, и ее голос эхом прокатился по залу, отскакивая от колонн.

Я уже ничем не могла помочь ей. Окно закрылось.

– Второй – мужчина, насилующий своих дочерей, – продолжал голос Сатаны из тумана.

В окне появился большой бассейн, а на заднем плане – широкий диван, на котором сидел мужчина с бородой, окруженный девочками лет девяти-десяти в совершенно одинаковых легких платьицах. Их глаза, уставившиеся на меня, горели зло и жадно.

– Эндрю, – позвала я тихо. – Что ты делаешь?

Мужчина вздрогнул, поднялся с дивана и подбежал к окну, подслеповато щурясь. Он все-таки потерял свои очки. Девочки жалобно зашипели.

– Это ты, – выговорил он, наконец.

– Неужели это все, чего ты хочешь?

Эндрю заплакал.

– Я слабый человек, – наконец, ответил он, продолжая плакать.

И я покинула его.

– Следующая —Лили, влюбленная в себя, – сказал Сатана и добавил насмешливо: – Которая мечтает стать моей королевой.

Я увидела комнату, заваленную тканью, золотом и украшениями, а перед большим зеркалом – девушку, которую едва узнала. Она осталась такой же угловатой и некрасивой, но восхищенный шепот множества служанок опровергал мое мнение. Она увидела меня в своем зеркале

и вскрикнула.

– Уходи, – процедила она, не оборачиваясь, – убирайся отсюда. Я знаю, что ты мне скажешь. Тебе не понять, что значит быть некрасивой и никому не нужной.

– На свете много вещей, которые дороже красоты. Ты еще совсем ребенок и не понимаешь этого. Есть доброта, благородство, чистота, которые рождают свет, они дороже красивого лица и тела.

– Все это слова. Пойди скажи это тем, кто отталкивал меня, и они рассмеются тебе в лицо.

– Красота увядает, а чувства, рожденные добротой и светом, не умирают никогда.

Девушка стала плакать.

– Убирайся, – закричала она и стала швырять в мою сторону вещи и драгоценности. – Пошла прочь!

Окно закрылось.

– Я устала и хочу уйти отсюда, – сказала я обессиленно.

Сатана кивнул.

– Бесполезно разговаривать с мальчишкой. Он счастлив здесь. – Он помолчал немного и продолжил: – Как ты думаешь, кто-то из них захочет покинуть меня? По-моему, я выиграл.

– Я ухожу, – ответила я с горечью. – Мне надо к солнцу, морю, теплу. Я задыхаюсь здесь.

– Ты не останешься на кульминацию, их представлению ко дворцу, так сказать? Я посажу тебя на трон, и ты сможешь сама решить их судьбу.

– Я не имею права судить их. Я слишком много увидела,

чтобы пытаться даже понять их.

Темные залы дворца сменились солнечным пляжем и теплым морем где-то между мирами. Я лежала на песке, смотрела в ярко-белое небо и слушала, как плещутся волны. Кто-то тихо присел рядом, не давая тени, затем лег на песок. Рука вложила мне в левую руку шарик, который казался слишком тяжелым.

– Ребенок женщины Лауры, – сказал Сатана беззаботно, – неродившийся ребенок.

Шарик был пустым и черным.

– Сейчас многие дети рождаются без души, – ответил Сатана на мой молчаливый вопрос. Шарик выпал из моей руки. – Весь берег ими усеян. Я выиграл с большим отрывом. Даже сам не ожидал.

– Как все прошло? – спросила я неохотно.

– Мальчишка возвращался сюда уже несколько раз, но он ничего не вспомнит, пока не отомрет физическая часть оболочки души. А когда вспомнит, ему это мало понравится. Мужчина – слабое ничтожное существо. Младшей женщине я сказал, что она достойна трона. —

Он засмеялся. – Старшая имеет большой потенциал для роста. – Он нашел мою руку. – Это будет для тебя хорошим уроком. В этом мире не бывает сказок со счастливым концом.

Часть 3. Возвращение

Меня встретил рассвет. Он растворялся в тихой воде и загорался там, где начиналось небо. Краски усмирили, добавили нежности, смешали с любовью. Мне хотелось всю жизнь просидеть на этом берегу и смотреть на горизонт, ни о чем не мечтая и ничего не желая.

– Боль, страдание, слезы, отчаяние и печаль – все смывает эта вода, – сказал Отец голосом тише рассвета, нежнее красок. – Все уйдет, останется только любовь. – Потом добавил: —А сейчас ступай туда, куда я тебя поведу.

Другое море. Другой мир.

– Но ведь это ад.

– Да.

Поверхность воды цвета чернил шевелилась – тысячи чудовищ выползали на поверхность. Некоторые походили чем-то на земных крокодилов. Одно, напоминавшее козла, кривоногое, с мокрой шерстью, повертело безволосой головой, подергало ногами и поскакало обратно в море.

– Что здесь происходит?

– Твари, живущие здесь, покидают глубины, чтобы отправиться в другой мир, который пришло время завоевать. Иди вслед за ними.

Я огляделась. Они шли или ползли узкой дорогой вглубь черной земли, пыхтя и вздыхая, как стадо животных.

– Здесь не только животные, – объяснил Отец, – еще живые мертвецы, гнившие заживо в этих водах долгие годы. Теперь они идут, чтобы найти чистоту и доброту, напитаться ею и получить жизнь.

Я с беспокойством посмотрела вдоль кромки берега, бессознательно выискивая, куда бы мне свернуть. Материк уходил влево. Справа плескалось безлунное море. На горизонте, там, где линия прибоя соединялась с черным небом, горел бледный свет. Почему бы мне не пойти туда?

– Иди вслед за ними.

Опустив голову, я побрела среди чудовищ, которые не замечали меня. Их мокрые спины влажно поблескивали в темноте. Они двигались очень медленно, пока, наконец, не вошли в реку с узкими скалистыми берегами. Вода придала им силы, а я смогла идти вдоль берега по неширокой тропе. Послышались крики и писк, но морские чудовища редко разговаривают.

Я подняла голову. Скалистые берега покрывали мелкие безобразные демоны, которые, возбужденно подрыгивая на своих тонких ножках-палочках, наблюдали за движением чудовищ.

– Они идут, они идут, – верещали одни, – в новый мир, в новый мир.

– Там много, много воды, – пищали другие.

– Две трети суши, – вторили третьи, – много, много места.

– Они придут и наполнят воду ядом, – злорадствовали четвертые.

Вода. Две трети суши.

Впереди в небо бил столб бледно-голубого света. Река стала подниматься к нему, образуя воздушную дорогу. Почему мне кажется, что я знаю этот мир? Может быть, потому что это мой мир?

– Конечно, – ответил знакомый голос. Сатана стоял рядом со мной на вытоптанной черной земле, в том месте, где поднималась река. – Это Земля. Пришло ее время.

– Останови это.

– Почему же? – Он передернул плечами. Тонкие золотые нити на его белом плаще тускло мерцали в темноте. Он внимательно смотрел вверх. Волосы, отброшенные назад, удерживал тонкий обруч. Всего один камень, темно-фиолетовый, сиял в середине лба. – На Земле много воды. Они отравят ее ядом. Это только первый легион, за ним придут другие.

– Я не хочу, чтобы они травили меня ядом.

– В самом деле, – задумался он, – ты ведь все еще живешь там. Пожалуй, для начала им хватит и Мертвого моря.

Он взмахнул рукой, столб света потух, и река повернула вспять. Чудовища возвращались обратно в черные воды. Пока.

Сатана повернулся ко мне.

– Почему ты здесь? Тебе уже лучше? И ты можешь без вреда посещать мою страну? – Не получив ответа, только кивок, он удовлетворенно вздохнул. – Прекрасно. Тогда ты мне поможешь в одном маленьком деле.

– Какое дело?

– Пойдем, я расскажу тебе.

Он повел меня по выжженой черной пустыне, туда, где на горизонте горел странный свет, который я видела у моря.

– Многое изменилось с тех пор, как ты была здесь в последний раз.

– Это странно, но, как будто стало светлее.

– Праведники, которые прибывают теперь сюда, приносят свет с собой. С тех пор, как закрылись ворота рая, им больше некуда деваться, как селиться здесь. – Он говорил довольно легкомысленным тоном, на за кажущейся несерьезностью скрывалось что-то другое. Сейчас он напоминал путешественника, который после долгой дороги вдруг за очередным поворотом видит свою цель. Он слишком устал, чтобы радоваться. Но постепенно усталость покидает его, и он чувствует бодрость и прилив сил, которых теперь хватит, чтобы закончить путь.Он повернулся, услышав мои мысли.

– Круг замкнулся, ты права. Конец пути сомкнулся с его началом. Праведники вернулись в ад, как в древние времена, до того, как Христос построил рай. Они вернулись, чтобы жить здесь, потому что никогда не смогут попасть в страну света. Они будут делить этот мир с несчастными убогими созданиями, жалеть их и помогать им. От этого в аду станет чуть светлее, потому что свет и тепло они принесут с собой.

Нарисованная им картина заставила меня содрогнуться.

– Посмотри туда. – Сатана протянул руку, золотые нити на его одежде сверкнули и погасли. – Между добром и злом всегда существует преграда.

Стена багрового огня перегородила нам дорогу. Он потянул меня, и мы вошли в бушующее пламя.

– Доброе и злое плохо уживаются рядом, – говорил он, спокойно идя сквозь вихрь. – Мои дети не любят света и сторонятся его, а дети света не любят тьмы. Всегда существует преграда, но она преодолима. По крайней мере, для меня.

Мы вышли на бескрайнее поле, залитое светом, слишком ярким для ада, но невероятно тусклым для рая. Свет излучали человеческие фигуры, которые сидели, лежали и стояли, занимая все видимое пространство. Женщины обнимали малышей. Более взрослых детей держали за руки мужчины и старики. Когда люди увидели нас, то подались назад и замолчали. Странным было это зрелище – поле, заполненное чистыми белыми одеждами, сотканными для рая, а не ада.

Вперед выступил очень старый человек с белой бородой

и развивающимися волосами.

– Ступай прочь! – закричал он. – Исчадие ада! Ступай прочь во имя Господа! И ты, ведьма, ступай вместе с ним!

Я хотела уйти, собираясь заплакать, но Сатана, спокойный и холодный, крепко держал меня за руку. Белый цвет его одежды слепил глаза. Горели золотые нити, отливали серебром волосы, и еще ярче сиял в тонком обруче фиолетовый камень.

– Вы здесь потому, что рай закрыт навсегда, – загремел над полем его голос. – Я принял вас в моем царстве, потому что вам больше негде найти приют. Те, кто не хочет находиться здесь, может уйти в бескрайние воды Вечного моря, но он погибнет там, не дождавшись Страшного суда.

Люди молчали. Он тоже молчал, оглядывая их, но никто не изъявил желания уйти. Когда он заговорил снова, спокойно и устало, в его голосе сквозило торжество. Он принимал этих людей в своем мире, как хозяин принимает неблагодарных гостей, твердо указывая на их место.

– В моем мире остались города, в которых жили древние люди до того, как переселиться в рай. – Толпа загудела, а он спокойно продолжал: – Мои дети не селятся в них, потому что города хранят слишком много света.

И там сохранилось тепло. – Он посмотрел на меня. – Она может показать вам один из таких городов.

– Это правда, – заговорила я робко, – я знаю эти города. Там все еще светло, даже растет трава. И целы городские стены. В одном из таких городов я даже встречала старика-праведника. Он подкармливал несчастных, живущих в окрестностях, а, значит, там есть пища.

Люди снова зашумели. Только теперь я увидела, как они измучены и дрожат от холода.

– Ничего удивительного, – зашептал Сатана мне на ухо, – вспомни, что ты чувствовала, когда сама в первый раз попала сюда. Холод, темнота, давление.

– Мне казалось, я задыхаюсь. Но, послушай, как я найду дорогу в город? – спросила я тихо.

– Иди, куда ведет тебя чувство.

– А ты?

– Я пойду тобой.

Люди перестали шуметь.

– Мы согласны, – заговорили они нестройным хором, – пусть она ведет нас.

– Люди не выдержат перехода, – вздохнула я. – Я отдам им свой плащ, тот, что мне дала Богородица.

– Плащ твоей матери, матери всех матерей.

– Я возьму его обратно, когда мы дойдем.

– Не боишься оставаться со мной без его зашиты? – рассмеялся Сатана.

Я ничего не ответила. Силы стали покидать меня, едва я сбросила плащ. Тонкая серебряная шаль, усеянная звездами, увеличиваясь в размере, опустилась на человеческое поле, и оно вздохнуло, как один человек.

Потом мы шли к горизонту сквозь пустоту, я несколько раз ощущала слабость. Мой спутник поддерживал меня, пока ему не пришлось нести меня на руках.

Он опустил меня на площади перед входом в город. Очнувшись, я заметила, как ярок здесь свет, похожий на свет летнего полнолуния. Трава пробивалась сквозь белые гладкие плиты. На высокий холм уже взбирались первые люди, следовавшие за нами. Общий вздох восхищения и радости заставил меня оглянуться.

Город был великолепен. Он сиял высокими белыми башнями и выглядел совсем не поврежденным. Городская стена тоже оказалась совершенно целой. Высокие белые ворота, покрытые символами, были заперты.

Взмахом руки Сатана остановил движение на холме.

– Вы останетесь пока здесь, – сказал он людям, и, обращаясь ко мне, добавил: – Пойдем.

Мы вступили на площадку, ведущую к воротам, но не пошли к ним. Легко, словно пушинку, Сатана понял огромный кусок скалы и перевернул его. К камню крепилась толстая цепь, ведущая вглубь колодца. Сатана потянул за цепь и вытащил кусок скалы поменьше.

– Ох уж эти древние люди с их фокусами, – пробурчал он сердито.

Этот камень соединялся с цепью потоньше. Он положил камень на землю, и снова потянул за цепь. Потребовалась огромная сила, чтобы достать все эти камни. К последней тонкой цепи была прикреплена коробочка в виде ракушки. Сатана положил ее на один из камней и повернулся ко мне.

– Открой.

Мог он открыть ее сам или существовал какой-то секрет? Я не знала, да это и не имело значения. Я дотронулась до ребристой поверхности, и коробочка открылась. На синем бархате лежал ключ. Совсем крохотный, меньше половины мизинца и раза в три тоньше карандаша, он сиял,

как солнце. Я посмотрела на Сатану.

– Ключ от города, – сказал он. – Возьми его.

Я взяла ключ, и мы пошли к воротам. Огромные, высотой с пятиэтажный дом, они выглядели очень старыми и тяжелыми.

– Древние всегда держали их на замке. – Сатана задумчиво посмотрел на меня. – Тебе лучше оставить ключ у себя.

– Я думала, он принадлежит тебе.

– Я всегда могу войти, как входил в древние времена, ведь это мой мир. Но они не всех впускали в город, даже из своих. Кто-то стоял у ворот и охранял вход. У него и находился ключ.

– Но я не могу стоять здесь.

– Можно дожидаться, пока их соберется побольше, и потом впускать.

Я задумалась.

– Сколько дней уже закрыты ворота рая? Собралось целое поле людей.

– Четыре дня. Но их будет все меньше, их вообще осталось мало в физическом мире.

– Они начнут преследовать меня, если не найдут на месте.

– И приходить в твои сны.

– А кто-нибудь из твоих слуг?

– Нет. Они будут обижать тех, кто приходит, и издеваться над ними. А эти люди не заслужили такого обращения.

– Может быть, попросить Отца, чтобы Он прислал кого-нибудь?

– Кажется, это не понадобится.

Он указал на темно-синий туман, который сгустился и принял облик огромного полупрозрачного быка. Его изогнутые рога сияли белым светом, а в носу блестело кольцо. Я бросилась к нему и радостно обняла, безуспешно пытаясь обхватить могучую шею. Это был один из Детей Света, священных животных, обитающих у порога вечности.

Сатана подошел к быку.

– Здравствуй, – сказал бык, и в его глазах вспыхнули радость и печаль.

– Здравствуй, – ответил Сатана.

Они, несомненно, знали друг друга, но почему-то мне не хотелось спрашивать об этом. Я осторожно отогнула кольцо, надела ключ и загнула снова.

– Прежде, чем мы войдем, я должен сделать кое-что. – Сатана выпрямился и добавил очень громко: – Всем, кто заточен в этом городе в виде наказания, я дарую свободу. Все, кто живет в этом городе, покиньте его или оставайтесь в нем, если хотите. Но сейчас сюда войдут те, кто будет жить в нем, наследуя от тех, кому он принадлежал в давние времена.

Едва он умолк, темный туман потянулся из щелей.

– Они не могли ходить через ворота, но в некоторых местах стены прохудились от старости.

– Нужно завести блоки, – прогудел бык.

– Завтра, – ответил Сатана с досадой.

– Крыши тоже кое-где провалились.

– Я же говорю – завтра, – повторил он, раздражаясь. Я потянула его за рукав. Он посмотрел на меня и засмеялся: – Я говорю завтра, значит, блоки доставят завтра. Их еще нужно привезти, а это далеко.

Ворота открылись, и мы вошли.

– У нас немного времени, пока они не заявятся сюда, – пробормотал Сатана. – Нам нужно найти тронный зал, чтобы я встретил их, как бывало в древние времена.

– Город очень красив, – заметила я, и он кивнул, думая о своем.

Почти всю центральную площадь занимал белый дворец. В пустынных залах на всем лежала печать ветхости, но даже сквозь налет грязи просвечивали нежный свет зеркальных плит пола и яркие краски купола. В самом большом зале у дальней стены стояло огромное каменное кресло.

Он сел в него и взял меня на руки. Мне казалось, что я умираю. Он осторожно подул мне в лицо, когда в зале затопотало множество ног, и кто-то бережно набросил мне на плечи плащ, который снова стал маленьким. Плащ вернул мне силы, и я смогла встать, все еще стыдясь.

Когда зал заполнился, Сатана выпрямился в кресле.

– Вы будете жить здесь, – заговорил он холодно, – как в древние времена. И я буду приходить в этот зал, когда захочу. Вы живете в моем мире, и, значит, должны подчиняться моим законам. Они очень просты. Я люблю тишину и порядок, и требую, чтобы они соблюдались. Вам привезут камень, чтобы вы могли отстроить город. Под городом есть подземное озеро с чистой водой. Со временем здесь расцветут цветы и зазеленеет трава, хотя и не так, как это бывает в раю – вы наполните это место своим светом. В закромах, я думаю, найдется достаточно еды. Вы можете просить меня, если вам что-то понадобится. Этот мотылек, – добавил он, взяв меня за руку, – может помочь вам. Я ей никогда ни в чем не отказываю, и все прощаю. – Усмехнувшись, он посмотрел на меня. – Мы часто ссоримся, но всегда миримся. Она бывает капризна и непостоянна, но я люблю ее. Она может попросить то, что вам нужно. Разумеется, в определенных пределах. —

Он махнул рукой. – Теперь уходите.

Зал мгновенно опустел.

– О каких законах ты говорил? – спросила я вяло.

Он вздохнул.

– В другой раз поговорим об этом. Тебе пора возвращаться.

Переход.

Безлунное море. Я уже собралась уходить, когда увидела, что он сидит у кромки воды, опустив голову. Я тихо села рядом.

– О чем ты думаешь?

– О прошлых временах. Когда ты была маленькой, я прятал тебя от мира, который ты не принимала. Ты и сейчас не можешь принять его, он слишком жесток и сложен, в нем страдание и боль главенствуют над покоем и счастьем. Может быть, тебе лучше вернуться в хрустальный шар, где прошло твое детство?

– Я не могу. Мне нужно идти вперед и становиться взрослой, даже если это больно.

– Идут плохие времена. Ты увидишь много ужасного, и я не смогу защитить тебя от страдания. Я не могу изменить мир, которым владею.

– Я постараюсь выдержать.

Он сжал мою руку.

Часть 4. Северные ворота. Гончие ада

– Выходи в сад.

Перед моим лицом трепетала занавеска, тонкая преграда между темнотой комнаты и ярким лунным светом за небольшим окном. Так легко отдернуть занавеску и впустить ночь. Почему я не делаю этого? За кажущейся легкостью скрывалось что-то, сопротивляющееся тихому нежному голосу.

Я видела профиль маленькой девочки с туго заплетенными небольшими косичками, в котором не было ничего пугающего. И все-таки молчала.

– Боишься луны? – спросила она звонко. – Поэтому и закрываешь окна?

– Наверное.

– Но ты не сможешь спрятаться от меня. Пойдем, погуляем в саду.

– Нет.

– Пойдем, пойдем, – повторяла девочка, и я без удивления слышала, как грубеет ее голос, как растворяются на занавеске детские очертания, профиль становится жестким и угловатым. – Пойдем, пойдем, – каркала ведьма. – Открой занавеску. Впусти меня.

– Убирайся, – ответила я без страха, наблюдая, как профиль исчез, растворился в лунном свете,

Тонкая ткань придавала сиянию призрачность, почти мягкость. Я погрузилась в уютную безопасность комнаты. И услышала шорох шагов.

– Не бойся, – сказал Сатана, – это всего лишь я.

– А ведьма?

– Она ушла.

Он сел справа, с наружной стороны окна, упираясь в оконную раму спиной, откинув голову и согнув ноги в коленях. Но не сделал попытки отодвинуть занавеску. Я видела тонкий профиль, не черный, а бледный, едва очерченный. Высокий лоб, откинутые длинные волосы, которые шевелил ветер, закрытые глаза – он пропускал сквозь себя свет, а не удерживал его.

– Мне очень жаль, что ты так расстроена, – заговорил он.

Я начала тихо плакать. Это было так странно – нести обиды и боль из физического мира, в мир, который эти проблемы создавал.

– Ты ошибаешься. – Он слушал мои мысли. – Люди считают меня источником зла. Но это не так. Я всего лишь музыкант, играющий на фортепиано, а люди сами решают, петь им или нет под мою музыку.

Это они сочиняют и поют песни, понимаешь? Если бы некому было петь, я перестал бы играть в конце концов. Я стал бы всего на всего отставным музыкантом, а не темным ангелом, властелином вселенной. Сначала мало кто подпевал. Но поющих становилось все больше, и еще больше – желающих петь.

Я села на подоконник, не открывая занавески.

– Сегодня самый радостный и самый печальный день.

Он открыл глаза и посмотрел вверх, туда, где рождался бледный свет.

– Ты получил свою вселенную, – отозвалась я отстраненно. – Что же в этом печального?

– Сегодня я понял, что окончательно потерял тебя.

Я молчала, пытаясь остановить душившие слезы, и, наконец, сказала хрипло:

– Я не могу быть с тобой. Прости.

– Тебе не за что просить прощения. Я понял то, что так долго не мог понять – почему ты здесь.

– Во мне нет ни страха, ни презрения к тебе. И никогда не было.

– Но я не находил в тебе и любви.

Я промолчала.

– Сегодня я понял кое-что, – продолжал он спокойно и холодно. – Ты оплакиваешь свой мир, который неотвратимо катится в бездну. И людей, которые губят себя, теряя остатки света, потому что жалеешь их и сочувствуешь им. Будешь ли ты так же оплакивать меня?

Я не ответила.

– Я хотел показать тебе кое-что, – сменил он тему и протянул ладонь в щель между окном и занавеской. – Дай руку, я помогу тебе спуститься.

Вздохнув, я подала ему левую руку, а правой отдернула тонкую ткань. Яркий белый свет ударил мне в глаза и ослепил на мгновение.

Когда зрение вернулось, я увидела пустынную равнину, покрытую снегом, бесконечную и молчаливую. Окно находилось метрах в двух от поверхности. Сатана уже стоял на ледяной снежной корке, все еще держа меня за руку, что не составляло труда при его высоком росте. Он перегнулся и, подхватив меня, легко поставил рядом с собой.

– Если снова начнешь плакать, – заговорил он тоном взрослого, поучающего ребенка, – ничего не увидишь. Чувства повредят твоему восприятию, а слезы – зрению.

Я попыталась успокоится. Он спокойно наблюдал за моими попытками привести ощущения и зрение в порядок. Я чувствовала его тихий ненавязчивый интерес, в котором не было ни насмешки, ни вражды.

Без всякого перехода туманные образы стали четкими. Равнина оказалась не такой уж пустынной. Пританцовывая и вытягивая сильные шеи, нас окружили бледно-голубые существа, похожие на огромных волков, раза в три-четыре больше обычных. Полупрозрачные, с горящими, как угольки, глазами, они производили странное впечатление холода и жизни одновременно.

– Это гончие ада, – сказал Сатана и добавил: – Покажи им, кто ты.

Показать? Я не знала, что мне нужно им показать. Несмотря на злобный вид, они взывали симпатию, и я потянулась к ним с интересом, без всякого страха. Человеческое тепло произвело над существами разительную перемену. Тихий, робкий свет осветил оскаленные морды, и волки стали трансформироваться. Я видела собак, баранов, оленей, коз. Здесь были даже овцы, радостно машущие куцыми хвостиками. Свет потух, и волки снова стали волками, только глаза сменили цвет на темно-красный.

– Что это значит?

Он засмеялся.

– Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Мы двинулись вперед в окружении молчаливой толпы. Я не могла видеть, где заканчивается это войско – равнину до горизонта покрывало голубое мерцание.

– То, что я скажу, я говорил тебе уже много раз. – Спокойный, прямой, Сатана шел рядом, кутаясь в тяжелый плащ. – Ад – не наказание, а всего лишь остановка перед ним. Мысли, слова, поступки не имеют никакого значения в этом мире. Только душа, только ее свет. Или его отсутствие. Этот мир не знает понятий «вина», «виновность» – это удел верхнего мира. Здесь существуют только понятия греха и греховности. Бог не посылает человека в ад только за то, что он убил другого человека. Христос принес в мир знание о греховности и виновности, и люди, познав их, уже не могли оставаться прежними.

Но греховность и виновность – разные вещи.

Праведность осознает вину, но грешник – никогда. Человек, убивший однажды, проходит через раскаяние и никогда не убьет снова. Даже убивший многих может открыть в себе понимание неправильности того, что он делает, и искренне осознать свою вину.

Грешник может понимать греховность того, что он делает, но не признает свою вину. Это происходит по разным причинам. Иногда от безразличия ко всему, кроме себя. Иногда от желания уклониться от ответственности, страха перед наказанием. Иногда же от твердого убеждения в своей правоте. Все мы здесь грешники.

– Но ты же иногда просишь у меня прощения.

– У тебя. Но в основном, мои слова и поступки диктуются законами моего мира, который отражается во мне, как в зеркале. – Он помолчал, потом добавил: – Посмотри, – и указал рукой куда-то вниз.

Задумавшись, я не заметила, что ледяная пустыня закончилась. Мы стояли на краю пустоты. Черная, бархатная, прозрачная, она заполнила собой все. Только далеко внизу мелькали огни.

– Люди считают, что каждые несколько минут умирает человек. Пока мы с тобой говорили, умерло не меньше сотни. Они приходят сюда, сопровождаемые моими слугами. Это Северные ворота. Через них они входят в ад – никто не водит к Богу грешников. Посмотри. – Он указал рукой. – Вот Сан-Франциско. Мечта всех американцев держит в руке факел. А вот Гудзон. Они ходят по своим сияющим, чистым улицам, не ощущая, что гниют заживо. – Заметив мое отвращение, он указал на другой место. – Вот Украина, жадный и подлый народ, не умеющий ничего делать, кроме танков и ракет, которые скоро повернутся против него. – Не обращая внимания на мое сопротивления, он потащил меня, указывая куда-то вниз. – А вот Россия. Очень скоро она будет участвовать в дележе планеты, закончит то, что начал Сталин. Но ненадолго. Она будет одной из первых, куда придет война. Скажи, – он повернулся ко мне, сверкнув глазами, – знаешь ли ты на планете такое место, где можно жить с твоими представлениями, сохранив иллюзии о праведности человеческого рода? Знаешь ли ты, что только один их десяти тысяч может сказать, что живет, соблюдая законы Божьи, и только один из тысячи может утверждать, что пытается следовать им?

Пока он говорил, какой-то шум, похожий на шорох крыльев, послышался снизу, и несколько теней поднялось из бездны. В мощных лапах огромных чудовищ в кожаной броне, с горящими глазами и размахом крыльев не меньше пяти метров каждое, колыхалось нечто серое, распадающееся на очертания человеческих фигур.

Я отвернулась, не желая смотреть, что будет дальше. И потеряла сознание.

Когда я открыла глаза, то увидела, что лежу на плаще в том же месте. Вокруг меня спали волки, положив на лапы большие мохнатые головы с широкими лбами. Чуть поодаль спал Сатана. Ангелы, которые тоже спят. Кто-то говорил мне об этом. Но это другой сон. Силы.

Умиротворение. Сила.

Тихий шорох раздался от пропасти, оторвав меня от моих мыслей. Приподнявшись на локте, я повернула голову. Мимо нас, осторожно ступая босыми ногами, скользило несколько смутных теней. Искаженные гримасами лица говорили: «Не буди».

Я колебалась всего мгновение. Это был не мой мир, и тени подчинялись его законам. Я повернулась к Сатане, все еще не зная, хватит ли у меня смелости разбудить его. Но он открыл глаза, в которых не было ни капли сна. Видимо, ему стало интересно, как я поступлю. Он поднялся, махнув теням рукой, и они, слабо шелестя, исчезли.

Пять или шесть волков продолжали спать. Остальные куда-то пропали.

– Хочешь послушать их историю? – Сатана помолчал, задумчиво глядя на спящих. – И почему их называют гончими ада? Тех, кто входит в ад через Северные ворота, ждет незавидная судьба. У них нет конкретного места в аду, и смысл их жизни состоит в том, чтобы убегать. Одна из гончих постоянно преследует такого человека, пока не настигнет его. Дальше – только забвение. Такие люди бегут через весь ад. Иногда им удается немного отдохнуть на болотах или за стенами замков, которые разбросаны повсюду. Но потом они снова пускаются в путь, и гончие неумолимо следуют за ними, пока не настигнут.

– Ужасно.

– Но это не вся история. Посмотри на гончих, которые остались.

Волки просыпались. Я с трудом узнавала их. Их шерсть приобрела черно-коричневый цвет, а глаза стали теплыми, темно-карими.

– Что с ними случилось?

Он пожал плечами.

– История этого рода очень древняя. Собственно говоря, они не являются в полном смысле жителями ада. Они живут у Северных ворот с тех пор, как еще не существовало рая, и ад оставался единственным миром. Северные ворота сейчас почти не используются, потому что эта часть вселенной практически вымерла. Гончие гонятся за душами попавших сюда совсем не из-за желания их смерти. Они ищут любви.

– Что ты сказал?

– Любви. Света. Они пытаются найти в людях свет, который бы согрел их собственные души. И не находя его, впадают в ярость. У тех, кто вошел сюда через Северные ворота, есть надежда покинуть ад, но они не понимают этого. Им нужно пойти навстречу своему преследователю, и, открыв свою душу, поделиться с ним хотя бы искрой света. Такая пара, человек и гончая, пройдя через ад, смогут покинуть его. Но пока этого не случалось.

– А что произошло с ними? – спросила я, указывая на волков.

– Они приняли твой свет, и изменились. Как видишь, это произошло только с шестерыми.

– Что же мне теперь с ними делать?

– Оставь их здесь. Они должны испытать себя, вдруг их изменения временны.

– Но, с ними может что-нибудь случиться. Плохое.

– Иисус тоже ушел, оставив своих учеников, – ответил он насмешливо. – Может быть, он хотел проверить, так ли они привержены его учению. Испытание всегда лежит в основе праведности…

Я вернулась.

Я все же вернулась, чтобы забрать их. Наверное, я поступила глупо, но мне казалось, они погибнут. И почти оказалась права. Я нашла их измученными и искалеченными, но такими же, какими оставила. Один

из волков был сильно ранен. Мне пришлось соорудить волокушу из обугленных черных веток, скрепив их серыми жесткими листьями травы, торчащими кое-где из-под ледяной корки. Сатана не противился, но и не помогал мне. Он шел рядом, наблюдая, как я и остальные волки тянули волокушу, я руками, мои помощники – зубами.

– Вы можете выйти через Западные ворота, – только и сказал он.

Когда над нами уже разгорался свет, он спросил тихо:

– Ты вообще понимаешь, что делаешь?

– О чем ты?

– Еще никто и никогда не покидал ада. Все, что здесь находится, принадлежит мне.

– Гончие никогда не были твоими, – ответила я, тяжело дыша. – И, если уж на то пошло, все, что существует, принадлежит Богу. Даже ты.

Он ничего не ответил. Едва гончие прошли сквозь ворота, погас свет, земля начала дрожать.

– Отойди. Иди сюда.

Сатана увел меня от ворот и замер, молчаливый и сосредоточенный.

– Что происходит? – спросила я, но он не ответил.

Я заглянула ему с лицо, и застыла, пораженная. Грозная радость, торжество, молчаливая гордость волнами меняли подвижные черты. Земля содрогнулась, и черная конница на сумасшедшей скорости влетела под своды сияющих дуг, стоящих среди черной пустыни. Черные кони с горящими глазами несли всадников в серебристо-серых плащах, с холодными властными лицами. Некоторые всадники бежали рядом с лошадьми, ничуть не уступая им в скорости. Мрачная сила, витавшая над бесконечной вереницей черных фигур, заставила меня содрогнуться.

Румянец вспыхнул и угас на бледных щеках их господина. Далекие зарницы пожара, несчастья страшной войны – они были его радостью. Скорее всего, он получил еще один мир, присоединив его к двум третям своих владений во вселенной.

Он проводил меня, когда все стихло.

– Ступай, – сказал он просто, – у меня скопилась много дел.

Сквозь молчаливый рассвет я отправилась обратно.

– Мне нечем тебя утешить, – говорил Отец. – Я могу только сказать тебе правду, но люди вряд ли примут ее. Идет большая война. Идет смерть всему человеческому роду. И я не изменю своего решения. Твой мир – это помойка. Вся твоя вселенная – помойка. Хорошо, что она одна такая, иначе бы мне пришлось уничтожить все вселенные, что я создал.

Люди сделали со своим миром то же, что с пустырем за городом. Они свалили туда все отходы своей жизни, все, что считали забытым и ненужным. Старые кресла, в которых когда-то всей семьей сидели у телевизора. Диваны и кровати, на которых в любви были зачаты дети. Детские колыбели, в которых с любовью баюкали своих первенцев. Теперь все это вместе с отходами гниет и воняет, и только тараканы, крысы и опустившиеся бездомные с длинными загнутыми крюками для разгребания мусора, живут здесь.

Когда придет война, а за войною смерть, каждый получит свое.

Невинных я заберу, а грешников оставлю в живых.

Они будут есть белену и полынь.

Они будут присутствовать при кончине мира.

И никто не спасется.

Часть 5. Решение проблемы

Лицо висело чуть ниже уровня моих глаз, такое бледное, что разрез закрытых век с чуть дрожащими, совершенно белыми, ресницами, сливался с мраморной кожей. Складки у тонких губ и крыльев носа совсем не давали тени. Я слегка опустилась в пространстве. И шлепнулась на дорогу, вымазав правую руку.

Сатана сидел на невысоком холме, а его ноги в высоких сапогах из бледной кожи, с широкими отворотами, перегораживали половину дороги. Утопая в светло-коричневой пыли, я молча смотрела, как дорога уходит

в ночь. Справа тянулись бескрайние выжженые поля, слева – нагромождения высоких камней. У горизонта горел багряный свет.

– Ты долго сегодня. – Сатана, не поднимая глаз, что-то чертил в пыли тонким прутиком.

Я переключила свое внимание на него. Тонкие облегающие светлые брюки, заправленные в сапоги. Короткая белая куртка спортивного кроя до середины бедра. Белые волосы, стянутые на затылке в хвост. Что-то задело меня в его одежде, но я не сразу поняла, что именно. Один предмет, к которому невольно возвращался взгляд.

– Из чего сделаны твои сапоги? – спросила я подозрительно, и он поднял глаза.

Их нестерпимая глубина и прозрачность утянули меня на какое-то мгновение, отбирая сознание, словно глубокое зондирование. Но блеск угас, он опустил глаза, а когда поднял их снова, они стали знакомыми и больше не пугали.

– Ты хочешь спросить, не из человеческой ли кожи мои сапоги? – Сатана вытянул ноги, с удовольствием оглядывая спорный предмет. – А если и так, что с того? Они хороши, из чего бы их не сделали. – Он помолчал. Потом добавил: – Это подарок от одного из моих новых миров. – Он посмотрел на меня с интересом. – Это что же, беспокоит тебя? Мне снять сапоги и идти босиком по этой пыли из-за твоих мировоззрений? А ведь люди сами убивают ради кожи, из которой делают обувь, одежду

и другие вещи. В чем же разница, скажи мне? Что это не люди, а животные? У животных та же душа, они так же страдают, им тоже больно. Невероятна человеческая самонадеянность! Почему не могут прийти в ваш мир другие существа, для которых люди будут просто животными, которых станут убивать ради мяса и кожи?

Я пожала плечами.

– Я не собираюсь перевоспитывать тебя или читать мораль. – Поднявшись с дороги, я села рядом с ним. – В моем мире были времена, когда из человеческой кожи делали абажуры и прочие вещи. Немцы. Давно, на войне.

– Ты хочешь сказать, арийцы.

– Какая разница, как их называть.

– Хорошее время. Время большой жатвы. – Я тряхнула головой. Он посмотрел на меня искоса и добавил: – Как бы то ни было, мои сапоги больше подходят для этой дороги, чем твои туфельки. Мне придется нести тебя на руках, иначе ты будешь в пыли по самую макушку.

Он достал откуда-то белый платок и стал стирать грязь с моих ладоней, которая за пределами дороги оказалась липкой и черной. Покончив с грязью, Сатана встал на ноги и поднял меня, продолжая очищать от пыли, отряхивая, точно маленького ребенка. Потом осмотрел с головы до ног и удовлетворенно кивнул.

– У твоего плаща где-то должен быть капюшон, – пробормотал он себе под нос, и стал искать капюшон за моей спиной, – я уверен, что есть.

Найдя капюшон, Сатана натянул мне его на голову, почти закрыв лицо. Осмотрев дело своих рук, он снова довольно кивнул.

– Мы куда-то собираемся идти? – спросила я, стоя, словно чучело.

– В небольшой поход.

– То-то я смотрю, ты странно одет.

– У нас будут спутники, и среди них женщина. Должен же я произвести хорошее впечатление, – хмыкнул он.

– Я не знала, что для тебя это важно.

– Не начинай вредничать, – отмахнулся он, глядя на дорогу.

Яркий свет разгорался у обочины, и я подумала с надеждой, может, это ангел. И тут же со страхом – понравится ли ангелу, что повелитель этих мест держит меня за руку.

– Ожидаешь какого-нибудь ревизора, инспектора, проверяющего состояние дел в одном из божественных миров? – прошептал мне на ухо Сатана. – Нет, ошибаешься. Встречай наших гостей.

Свет медленно угасал, остывая на блеклых фигурах, лица которых медленно проступали в темноте. Несомненно, это были люди.

– Кое-кто из семейства праведников, – прошептал Сатана и добавил громко: – Добро пожаловать домой!

Люди молчали.

– Сэр Томас, – отрекомендовал Сатана, и я увидела высокого худого старика лет семидесяти, в светлом костюме, изысканного и холеного. Его светлые глаза смотрели холодно и тревожно за очками в тонкой оправе. – Он у нас высокий моралист, сторонник праведного образа жизни, с незапятнанной репутацией.

Сэр Томас молчал, не двигаясь

– А это Мари, – продолжал Сатана. – Она пришла к нам в наряде невесты, в котором хоронят девственниц. – Я попыталась увидеть невесту в белом платье и фате, но не смогла. Сатана сжал мне руку. – Но она забыла предупредить отца-священника, что давно уже не девственница. – Вздрогнув, фигура подняла голову, и я поняла, что это монашка в черной рясе. Большие синие глаза смотрели испуганно и жалобно. – Что же ты молчишь, Мари?

Фигура третьего человека проявилась сама.

– А вот и Эдвард, – пробормотал Сатана.

Это был высокий и сильный мужчина лет пятидесяти, типичный бродяга. Когда он поднял лохматую нечесаную голову, в прядях темно-каштановых волос блеснула седина. Его лицо поразило меня – смуглое, сильное, точно выточенное из темного мрамора. Карие умные глаза смотрели без тени страха. Он попытался привести в порядок свою грязную помятую одежду и спросил хриплым голосом:

– Где это мы?

– Не похоже на рай, не правда ли? – в голосе Сатаны звучала издевка. – Это конец пути, куда вы так стремились. И, между прочим, когда обращаешься ко мне, говори «повелитель» или «господин».

Эдвард, кашлянул.

– Да, сэр, – наконец, выдавил он.

Сатана взглянул на него, но не поправил.

– Как видишь, – он обратился ко мне, – эти люди из партии новоприбывших праведников, которые ищут дорогу в Белый Город. Но они несколько отличаются от ранее прибывших. Прежде всего тем, как умерли. А умерли они не в срок. Сэр Томас случайно застрелен на охоте. Мари изнасилована и убита. А с Эдвардом случился сердечный приступ. Не так ли, Эдвард? – бросил он мужчине. – В том смысле, что сердце перестало биться, когда его друг-бродяга воткнул в него нож по самую рукоятку. Их доставили сюда не ангелы, как ты сама понимаешь. Они долго бродили в темноте, пока я не подобрал их.

– Почему бы тебе просто не отправить их в Белый город?

– Я и собираюсь это сделать. Только мы пойдем с ними, – ответил он, и, обращаясь к людям, сказал: – Вы все готовились попасть в рай, и, если бы ворота были открыты, попали бы в него. Мой брат очень добр и терпелив, и простил бы вам те небольшие грешки, которые вы не успели замолить из-за своей преждевременной смерти. Конечно, вы могли получить не лучшие места в первых рядах, а какой-нибудь нижний ярус, но, все же, это был бы рай. Но ворота в рай закрыты, а я не так добросердечен, как мой брат. Кое-что в вас интересует меня, и, пока мы будем идти, я думаю, мы выясним ваши тайны, потому что здесь, как вам известно, нет никаких тайн. Не так ли, Мари?

Девушка вздрогнула, но не подняла глаз. Она бормотала что-то чуть внятно, как мне показалось, слова молитвы. Но не я одна их услышала.

– Молишься? – поинтересовался Сатана насмешливо. – Зовешь своего Бога? Может быть, тебе помочь? Я знаю твои молитвы не хуже тебя.

Он начал декламировать, сначала тихо, потом все громче и громче. Краем сознания я уловила, что это латынь. Девушка замолчала, уставившись на него круглыми от ужаса глазами. Я видела, как Сатана медленно закипает, понимала, что ничем хорошим это не закончится, поэтому тихо потянула его за рукав.

– За кого ты просишь, – отозвался он с досадой, но кричать перестал. Обращаясь к девушке, он заговорил со злостью: – Расскажи нам, ну, что же ты, Мари, расскажи, здесь все свои, почти друзья. Расскажи, как ты изменила Богу, которому обещала себя в невесты. Расскажи о своем любовнике священнике, о том, как вы были осторожны, как предохранялись, как делали это вместо исповеди в святом храме. Расскажи еще о том, как твой любовник изнасиловал и убил тебя.

Сэр Томас отступил на шаг, а я с ужасом уставилась на девушку, не веря сказанному. Только Эдвард посмотрел на нее с жалостью и прошептал: «Бедная девочка».

– Я любила его! – закричала Мари.

Мне показалось, что она француженка. Сатана услышал мои мысли и кивнул. Он совершенно успокоился, когда Мари заплакала.

– Француженка, – подтвердил он, и Эдвард посмотрел на него с удивлением, – сэр Томас англичанин, а Эдвард американец. Никого из столь любимой тобой России.

– Что ты хочешь делать с нами, темный человек? – спросил Эдвард и посмотрел в глаза Сатане. Это было страшное зрелище – он побледнел, отчетливо проступили скулы, мгновенно осунулось лицо. Но, несмотря на внутренне напряжение, он держался спокойно. – И кто эта женщина рядом с тобой?

Сатана не стал усиливать этого противостояния. Мельком взглянув на Эдварда, он перевел взгляд на меня.

– Я же сказал тебе, парень, – он отвечал Эдварду, а смотрел на меня, – как меня следует называть. Но ты не слуга и не раб, поэтому я разрешу тебе называть меня «темный человек». Совсем не плохо. Что же касается этой женщины, то она моя невеста. Хотя сама она так не считает.

– Похоже, она такая же пленница, как и мы.

– Ошибаешься, парень. Это я ее пленник. Я люблю ее.

– Твоя любовь лишает ее свободы.

– Ты умен, парень. Я пользуюсь своей силой, чтоб удержать ее рядом с собой, чтобы видеть и чувствовать ее. Но это не единственная причина, по которой она здесь. Чтобы помогать таким, как ты. И чтобы выполнять условия Договора, который мы заключили с ее Отцом. Это слишком сложно для тебя.

Повернувшись к людям, Сатана некоторое время молчал, думая о своем. Потом заговорил:

– Мы не пойдем по дороге – слишком много пыли. Мы пойдем здесь – Он указал на просвет между огромными валунами. – Начнем нашу экскурсию. Дамы и господа! Справа вы видите выжженую пустыню, где в далекие времена пылал огонь, о котором вы читали в книгах. Но эти времена прошли. Теперь в аду значительно похолодало. Мы сможем увидеть огонь внизу, куда мы спустимся, хотя он не так жарок, он скорее тлеет, чем горит.

– О, нет, – пробормотала я, и все посмотрели в мою сторону.

– Ей там не нравится, – сказал Сатана извиняющимся тоном. – Но это не помешает нам посмотреть, не так ли?

Можно подумать, что у них есть выбор. Мы молча пошли по каменной узкой дороге. Глядя на разгорающийся багровый свет, я подумала, что Сатана не крикнул, чтобы все живущие здесь замолчали, как сделал это в прошлый раз, когда мы приходили сюда.

Яркий багрянец заполнил все вокруг вместе с ужасными, сводящими с ума, стонами и воплями. Миллионы голосов кричали и плакали, потеряв все человеческое. Прозрачный ярко-красный свет разбередил воспоминания, и я уже знала, что увижу – алые тела, сидящие, уткнувшись подбородком

в колени и обхватив их руками, так близко друг к другу, что не видно земли. Поверх тел, по секторам, давя с хрустом черепа и кости, шевелились и ползали огромные черные панцири надсмотрщиков. В этот раз надсмотрщик держал в лапах какое-то тело. Человек вопил тонким дрожащим голосом, как животное, которого режут.

У меня подкосились колени. Все дальнейшее показалось страшным сном. Сатана подхватил меня на руки, перекинув, словно куклу, через плечо, и повернулся к сэру Томасу. Я не видела его лица, хотя прекрасно все слышала и понимала. Он почти кричал, потому что вопли красных существ заглушали все остальные звуки.

– Посмотри, старик, – что-то зловещее, почти безумное, звучало в его голосе, – посмотри, какого они цвета. Нет ни белых, ни краснокожих, ни желтолицых. Как же ты отличишь их теперь? И куда подевались твои моральные ценности, разглагольствования о чистоте человеческой расы?

Или, может быть, ты думаешь, что все белые люди в раю? А что тогда здесь делаешь ты?

– Нет, нет! – кричал старик. – Пусть они замолчат!

Сатана подступил еще ближе, и его голос стал хриплым и низким.

– Посмотри туда, – говорил он, – видишь, что надсмотрщик делает с тем человеком? Видишь! Он насилует его. Это больно, потому что демоны очень сладострастны, а их органы огромны и ядовиты. Понимаешь, старик? Это очень больно!

– Нет! – кричал сэр Томас.

– А тебе не кажется, сэр Томас, что у этого человека раскосые глаза и желтая кожа, а, сэр Томас? Как у того мальчика, которого ты подобрал на дороге и изнасиловал?

Старик заплакал. Сквозь какофонию боли я слышала, как он рыдает.

– Оставьте его! – кричала девушка, потом, обращаясь к старику, просила его о чем-то.

– Это случилось так давно, – рыдал старик. – Я был молод. Потом я вел чистую праведную жизнь, стараясь стать примером для других.

– Но это твой грех. И тебе следовало находиться на месте того человека. Тебе следовало испытать все это на себе.

– Нет! – кричала девушка. – Не надо! Не делайте этого!

– Он прав, – отвечал старик, – прав. Я останусь здесь.

Сатана отступил. Я чувствовала, как он перестал дрожать, как взял меня на руки, что перестала висеть у него на плече. С трудом подняв голову, я посмотрела ему в лицо. Бледные щеки горели таким ярким румянцем, что я задохнулась от ужаса. Он смотрел на старика почти с нежностью.

Старик снимал с себя одежду. Прежде чем войти в человеческое красное море, он оглянулся, высокий, худой, жалкий. Я заплакала, отвернувшись, уткнувшись лицом в воротник белой куртки, обессиленная от воя, криков и отчаянной, безнадежной попытки понять и принять.

– Мы возвращаемся, – сказал Сатана, и сквозь сомкнутые веки я почувствовала, как тускнеет кровавый свет, опускаются тени и тишина.

Подул свежий ветер, и я открыла глаза. Море занимало все пространство до горизонта. Мы спустились по склону. Сатана усадил меня на песок и остался стоять рядом, глядя на черную воду.

– Моя подруга называет его безлунным морем, потому что вода в нем непрозрачная, а мне больше нравится называть его внутренним морем. Здесь множество обитателей, и, кстати, Мари, ты можешь найти в нем кое-кого знакомого.

Девушка вздрогнула, уставившись на темную фигуру, выходящую из воды.

– А ты что же, думала, Бог принимает в свои объятия священников, нарушивших обет?

– Я не понимаю, – вмешался Эдвард и с беспокойством стал следить за Мари, бегущей вдоль берега к человеку, который протягивал к ней руки и звал по имени. – Он что же, умер вместе с ней?

– Нет, – отвечал Сатана, – на десять лет позже, но в таких местах, как это, время не имеет значения.

– Ты обманул ее, – прошептала я обессиленно, наблюдая,

с какой страстью и жадностью человек обнимает девушку, как шепчет ей на ухо какие-то слова, рвет на ней одежду, и она отвечает на его ласки,

забыв обо всем на свете. – Это не человек. Это демон.

– Разве ей не все равно? – пожал он плечами.

– Какой ужас, – прошептал Эдвард, глядя, как два обнаженных тела— одно темное, другое белое – сплетаясь, катались у воды, – и отвернулся.

– Пойдемте отсюда, – сказал Сатана и, подняв меня, осторожно повел вдоль берега.

– Давай остановимся, – попросила я, когда берег сделал поворот.

Сатана кивнул. Было темно и тихо, чуть слышно плескалась вода. Он усадил меня на сухой песок, а сам отошел к воде и остановился у кромки, сложив руки на груди и глядя в темноту. Я молчала. Крики и зарницы все еще мелькали перед глазами, чередуясь с картинами страсти и боли, которые эти люди пронесли через свою жизнь.

– С людьми всегда так, – заговорил Сатана, отзываясь на мои мысли. – Нельзя верить ни глазам, ни чувствам, ни ощущениям, когда думаешь о человеке. Он кажется тем, кем хочет казаться, и другому человеку никогда не понять, кто перед ним на самом деле.

– Но почему все так замешано на сексе? – спросил Эдвард, усаживаясь рядом со мной. – Можно подумать, что на свете нет других страстей.

– Это самая глубокая страсть, которая раньше и быстрее будит в человеке животное, – отвечал Сатана, не оборачиваясь, – и ее труднее всего контролировать. Разве ты не насиловал женщин, не убивал людей на той войне?

– Не было дня, чтобы я не думал об этом, – отозвался Эдвард тихо, – и не казнил себя. Я опустился, бросил все, наплевал на все, потому что не мог забыть и простить себе этого. – Он помолчал, глядя на воду, потом спросил: – Это что, мое испытание, темный человек?

Сатана рассмеялся.

– Нет, парень, – ответил он, – ты выстрадал свое и покаялся. Меня интересуют только не замоленные грехи. И к тебе у меня совсем другое дело. А сейчас отвернись, тебе нельзя на это смотреть.

Эдвард отвернулся.

Сатана снял сапоги и швырнул их в воду, с глубоким отвращением бросил туда же брюки и куртку. Темный силуэт мелькнул и исчез у берега. Я видела, как он облачился в длинные черные, расшитые серебром, одежды, накинул черный плащ, распустил волосы.

Я тронула Эдварда за рукав. Когда он обернулся, стало заметно, что этот сильный мужчина, солдат, прошедший войну, стал совершенно седым. Я посмотрела в его добрые карие глаза и заплакала. Эдвард покачал головой.

– Слушай, парень, – обратился он к властелину этого мира, и в его голосе не было ни страха, ни злобы, только усталость и печаль. – Прошу, не обижай ее.

– Ну, ты сказал, солдат, – ответил Сатана, усаживаясь рядом со мной на песок. – С чего ты взял, что я могу обидеть ее? Я не причиню ей никакого зла.

Эдвард снова покачал головой.

– Она несчастлива здесь.

Сатана помолчал. Потом заговорил тихо:

– Счастье – философия, а не чувство. Его вообще не существует в этом мире. Хотя я чувствую себя счастливым, когда она рядом со мной. Я научился любить, и она единственное существо, к которому я испытываю любовь. Наверное, чувство, которое наполняет меня в те мгновения, когда она просто сидит вот так, или ходит, или говорит, или я касаюсь ее руки и волос, и есть счастье. Но она не принадлежит мне. Я не могу владеть ею, как хочу этого. И это состояние может кого угодно свести с ума.

– Тебе не следует брать ее в такие прогулки, как эта.

– Я знаю. Вероятно, это было слишком. Но я хотел успокоить ее относительно одного дела, о котором она волнуется.

– Какого дела? – спросил Эдвард.

Я встрепенулась.

– О чем это ты?

– О тебе, солдат. Я хочу поручить тебе кое-что.

– Что именно?

– Стать сопровождающим для таких как ты, которым закрыта дорога в рай, тех, кто ищет Белый Город. Мы пойдем сейчас к Северным воротам. – Сатана посмотрел на меня. – Я подарил ей Северные ворота и земли, лежащие около них. – Он повернулся к Эдварду. – От ворот недалеко до Белого Города. Ты, солдат, будешь встречать там прибывающих вместе с моими черными всадниками. Всадники будут перевозить их, а ты – объяснять, в чем дело. – Сатана снова посмотрел на меня. – Я не хочу,

чтобы праведники бегали по всему аду. Времена изменились, и теперь им не дадут делать это безнаказанно.

– И что я буду говорить им?

– Правду. Что ворота в рай закрыты. Что идет большая война. Что исполнилось предначертанное, и вселенная принадлежит темному человеку. Что в Белом городе они будут в безопасности и найдут все необходимое. Никому не разрешается покидать пределы Белого Города. Только тебе.

– Как часто прибывают сюда люди?

– Праведников осталось не так много. Где-то один раз в три-четыре дня. Тебя будут предупреждать. Со временем я найду тебе помощника, подберу его так же, как выбрал тебя.

– Я прошел войну, – Эдвард покачал головой, – но пройти еще раз эту дорогу я бы не смог.

Сатана встал и подал мне руку.

– Ну что, парень, принимайся за работу, лет так на тысячу.

Солдат кивнул головой.

– Я думал, что моя война закончена, но, оказывается, она только начинается.

Перемена произошла мгновенно. Я увидела Северные ворота, снег, лежащий в пустоте, и красные горящие глаза. Волки. Забытое племя, ищущее любовь. Я совсем забыла о волках. Они ищут тепло, а глаза Эдварда лучились теплом и жалостью. Он совсем не испугался, посмотрел на обступившие нас прозрачные тени с состраданием, и обернулся ко мне.

– Мне всегда удавалось ладить с собаками. – Я подумала, что они не животные, но ничего не сказала. – У тебя нет кусочка чего-нибудь съестного?

Я пожала плечами и разжала правую ладонь. С начала дороги, когда я упала в пыль, в ней лежало что-то маленькое, похожее на кусочек печенья. Я протянула его Эдварду. Он удовлетворенно кивнул, словно ожидал этого. Потом стал ломать печенье на крошки и без всякого страха протягивать его волкам.

– Бедняги, – шептал он участливо, – никому-то вы не нужны, некому о вас позаботиться.

Сатана хмыкнул, а я с радостью наблюдала метаморфозу. Красные глаза стали добрыми и карими, белая шерсть потемнела, вой сменился тявканьем и радостным лаем. Эдвард рассмеялся, лаская собак. Их осталось больше десятка, остальные волки отступили.

– Ну вот, солдат, ты и прошел свое испытание, – заметил Сатана.

Я подумала, что собачье племя, наконец, тоже найдет покой, поселившись в Белом городе. Послышался топот, и несколько всадников на черных конях окружили нас. Одного коня они вели под уздцы.

– Садись, не бойся, солдат, – сказал Сатана, – пора.

Эдвард повернулся ко мне, его лицо мгновенно постарело и сморщилось, и тяжелые слезы полились из глаз.

– Пусть Бог благословит тебя.

– И тебя, – ответила я, заливаясь слезами, страшась этого расставания и принимая его.

– Вы еще увидитесь, – успокоил меня Сатана и потянул прочь.

Мы отошли довольно далеко от ворот и сели на снегу. Я плакала, не переставая. Он гладил меня по голове, а я рыдала, словно ребенок.

– Я знаю, как тяжело ты это переносишь, – говорил он, —

но мы решили немаловажную проблему. Я избавился от многих забот. А ты нашла друга там, где не могла и предположить.

Со стороны ворот раздался дробный топот. Впереди бежали, радостно лая, собаки. За ними неслись черные всадники. Из переметных сумок их седел свешивалось что-то белое. Среди черных силуэтов выделялся один белый. Высокий человек сидел прямо, глядя вперед, в сторону высоких стен Белого города, и его лицо было белым как снег, таким же, как волосы, развивающиеся в такт движения коня.

Кажется, Эдвард нашел дело, которому стоило посвятить жизнь.

Часть 6. Южные ворота

Тени и пятна превращаются в образы определенным усилием воли, словно наводишь резкость в телескопе, тогда можно увидеть то, что недоступно глазам. Голубые и зеленые пятна сложились в узор из зеленых треугольников на бледно-голубой стене.

Я посмотрела направо – коридор уходил в никуда. В мерцающем свете стен треугольники казались почти черными. Голубой пол из упругого полупрозрачного материала совсем не скользил под ногами. Между зелеными узорами тянулась вереница дверей. Высотой с человеческий рост, более узкие, чем на Земле, они так плотно утопали в стенах, что отличались от них только более светлым оттенком.

В коридоре царила торжественная гулкая тишина больших залов или старых библиотек. Время сдвигалось, плыло сквозь меня, словно вода. Я видела неясные смутные фигуры, заполнявшие коридор за мгновение до того, как вошла в него, призраки, которых спугнуло мое появление. Они двигались, разговаривали, проходили сквозь двери, из-за которых бил свет или сочилась тьма. Жизнь, которая кипела и бурлила в этих стенах, затаилась, дожидаясь, пока я уйду.

Впереди забрезжил свет, и я из сумрака голубого вошла в сумрак золотой. Множество высоких дверей из матового стекла с позолоченными ручками и тонким узором вдоль створок, опоясывали утопающий в цветах холл, который казался то круглым, то овальным, теряя форму в тысячах свечей, горящих по всей ширине потолка. Черный с красными разводами пол сиял чистотой и хорошо сочетался со строгой изысканностью обстановки.

В холле не было никакой мебели, кроме конторки из красного дерева, уставленной цветами, похожей на гостиничную. За конторкой стоял человек. Его вид только подтверждал мысль о гостинице – безукоризненный, в белых перчатках и белой куртке, черных брюках и черной круглой шапочке, он походил на портье. По залу сновали юноши и девушки, схожие с ним одеждой и манерами, только девушки вместо брюк носили короткие блестящие черные платья, обтягивающие их как вторая кожа. Спокойно, размеренно здесь текла своя жизнь, наполненная терпким запахом ожидания. Но ждали они явно не меня. Я чувствовала на себе их взгляды, любопытные, смешанные с тайным страхом быть застигнутыми за разглядыванием,

но никто не заговорил со мной и не остановил меня.

Человек за стойкой продолжал заниматься своими делами, и я прошла мимо него, вдохнув мимоходом незнакомый горьковатый запах сиреневых цветов. У высоких стеклянных дверей, первых, попавшихся мне на глаза,

я остановилась, прильнув к полупрозрачному стеклу.

За стеклом цвел сад. Белое, ярко-синее и сиреневое смешивалось со всеми оттенками золотого, а фоном служила темная, почти черная листва. Я взялась за круглую золотистую ручку и толкнула створки. За маленьким холлом, уставленном цветами в высоких вазах, находилась еще одна дверь.

Сад обнял меня, едва я переступила порог. Слабый дрожащий золотой свет плавал среди низких деревьев, высоких кустарников и растворялся в цветах, которые я никогда не встречала. Нежные, словно пух,

бледно-фиолетовые шапки высоких изящных цветов горели как маленькие фонарики. Темно-фиолетовые с удлиненными лепестками изысканные цветы напоминали чем-то лилии. Бледно-желтые острия огромных оранжевых цветов с тонкими узкими лепестками заканчивались маленькими золотыми шариками. Мне понравился этот сад, его белые, почти незаметные, дорожки, широкие темно-зеленые листья деревьев, нависающих над головой, мягкие полутона и отсутствие резких красок. Но это был зимний сад, в стеклянной вселенной, а я хотела знать, что за ее стенами.

Я стала искать окно или дверь, сначала бездумно, потом осознанно, пока не нашла ее, такую же полупрозрачную, только из более толстого стекла. Сквозь бело-голубой материал сочилась темнота. Я взялась за ручку, когда услышала тихий голос за спиной.

– Прошу вас, – сказал кто-то мягко и вежливо, – не открывать эту дверь.

Не отпуская ручки, я обернулась, ища владельца голоса, но никого не увидела.

– Уверяю вас, вы не найдете там ничего интересного. Это может только нанести вред. А мы не хотим причинять вам ни малейшего неудобства.

Я отпустила ручку и осмотрелась. Среди темных листьев невысокого дерева с белыми, сладко пахнущими цветами плавал голубой туман, расцвеченный миллионами серебряных искр, но я не смогла уловить ни формы, ни образа.

– Кто вы такой? – спросила я туман.

– В некотором смысле, управляющий Города Чудес, – отвечал туман. – Но не ищите моей формы. Я могу выглядеть, как угодно, соразмерно желаниям прибывающих сюда. Я могу стать человеком, если эта форма приятна вашим глазам.

– Я хочу увидеть вашу истинную форму. Это возможно?

– Конечно, если вы того желаете, – отвечал управляющий.

Из тумана проступили очертания странного существа. Его совершенно безволосая гладкая бледно-фиолетовая кожа не вызвала во мне отвращения. Руки и ноги не имели суставов. Длинная вытянутая голова с продольными темно-фиолетовыми полосами имела по бокам два нароста. Две складки переходили в подобие носа, и далее в вытянутый подбородок. Его глаза, глубокого фиолетового цвета, стали ярко-золотыми, когда его взгляд встретился с моим.

Он хотел что-то добавить, но не успел – открылась дверь в сад, и кто-то быстро прошел в нашу сторону. Мелькнул черный силуэт, и знакомый голос резко бросил существу, называя его по имени:

– Тебе не следует здесь находиться.

– Я только отговаривал госпожу входить в эту дверь.

Сатана кивнул.

– Теперь убирайся, – и странный призрак растворился.

Сатана повернулся ко мне.

– Ты выбрала не очень удобное время для появления, – сказал он, овладевая моей рукой. Потом добавил, указывая на дверь: – Там небезопасно.

– Я не всегда выбираю, где мне оказаться. Что это за место? Оно похоже на холл гостиницы, где ожидают приезжих.

Он рассмеялся.

– В какой-то мере так оно и есть. Это один из входов в ад. Двери, которые ты видела, выходят в разные миры.

– Не слишком ли хорош этот вход, или это только иллюзия? – Сатана отпустил мою руку и сбросил темный плащ на траву. Меня поразил его вид. На черной ткани струились радугой миллионы микроскопических песчинок драгоценных камней. Этот великолепный костюм чем-то покоробил меня. – И что это за вульгарный наряд?

– И цветы, и холл настоящие, – ответил он, игнорируя мое грубое замечание. – Иллюзия скрыта в цвете и форме. Цветы принимают тот оттенок, который нравится входящему. Разве тебя не удивило обилие сиреневого и золотого – твоих любимых цветов? Посмотри. Я захочу,

и цветы станут красными.

Он дотронулся до сиреневых шапок, и они загорелись ярко-алым, потом снова стали сиреневыми, когда он убрал руку.

– И для чего все это?

– Сама знаешь, здесь не очень приветливо, поэтому мы устраиваем пышный прием нашим гостям, даем им то, чего желает их душа. По крайней мере, в течение некоторого времени. Это очень занимательное зрелище.

Не желаешь взглянуть?

Я молча кивнула.

– Ступай в холл. Я задержусь здесь ненадолго.

– Почему?

Он улыбнулся.

– Мой наряд не подходит для такой прогулки. Как я заметил, тебе он тоже не понравился.

– Я не хотела обидеть тебя.

– Не в этом дело. Он предназначен совсем для других целей.

Сатана махнул рукой, и несколько фигур, появившихся из пустоты, стали раздевать его, подавая и забирая части туалета.

Я толкнула стеклянные двери сада и вышла в холл, вероятно, неожиданно для тех, кто там собрался. Обрывок фразы: «…и вырвать его черное сердце…» – повис в наступившей тишине. Постояв недолго у входа в сад, я стала переходить от одной стеклянной двери к другой. Высокая тонкая девушка в маленьком черном платье и длинных шелковых перчатках того же цвета подошла ко мне, когда я рассматривала сквозь прозрачное стекло стеллажи с чем-то съестным.

– Это угощение для наших гостей, – объяснила она, появившись за моей спиной, – но не для вас.

У нее были рыжие пушистые волосы и пухлые детские губы. В больших карих глазах застыло странное выражение, которое я не могла понять. Эти глаза, мертвые и мерцающие одновременно, заставили меня содрогнуться.

– Для меня большая честь служить здесь, – продолжала девушка, отвечая на мой невысказанный вопрос, – это прекрасное место, лучшее из всего, что есть там, за пределами Города Чудес. И я буду стараться изо всех сил, чтобы удержаться… – Открылась дверь сада, и девушка отвела глаза, продолжая говорить, но о другом: – А здесь напитки.

Она показала на стеллажи с точащими разноцветными горлышками. Я не приглядывалась, только подумала, что производитель вряд ли обрадуется, если узнает, что его напитки подают у входа в ад.

– И спиртное?

Я наблюдала краем глаза, как подходит Сатана. Он переоделся в белоснежный костюм и широкий белый плащ из пушистой мягкой ткани.

– У нас очень строгие правила, – ответил он и тронул девушку за плечо: – Иди, займись своими обязанностями. – Потом добавил, обращаясь ко мне: – Никакого спиртного.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Я рад, что тебе нравится.

– Только не говори, что ты так оделся для меня.

Он улыбнулся.

– И для тебя, конечно. Кроме того, этот костюм более подходит для нашей прогулки.

– И куда мы пойдем? В этом зале есть, что посмотреть?

– Это всего лишь зал. Разве ты не слышала, где мы? Это Город Чудес. Здесь все мыслимые и немыслимые удовольствия, которые только может получить человек перед долгой жизнью в аду.

– И сколько длится для него это удовольствие?

– Всего одну ночь, по земным меркам двенадцать часов.

– А потом?

– Это очень занимательное зрелище – переход от праздника к реальности. – Он рассмеялся. – Хочешь увидеть?

– Может быть, что-нибудь.

– Тогда открой эту дверь.

Он указал на одну из стеклянных дверей. Я толкнула ее и вошла в темноту. Некоторое время ничего не происходило. Затем в ночи загорелась звезда глубокого алого цвета. Она понеслась в нашу сторону, все увеличиваясь в размерах. Краски, фиолетовые, зеленые и алые, вспыхнули, распались шарами, свернулись в галактики и звездный ветер. У меня закружилась голова.

– Ограниченный просмотр, – сказал Сатана, и краски немедленно увяли.

Звуки и формы, далекие, едва слышные, приближались со скоростью экспресса, пока не оглушили и не поглотили меня.

Мы стояли в центре казино. Гул множества голосов висел эхом над огромным залом, заполненным яркими колесами рулеток, зелеными столами, автоматами, снующими людьми, обслугой с напитками. Над всем этим висел жаркий, тяжелый запах возбуждения, схожего с опьянением, но более всего близкий к безумию. Мы бродили в ликующей толпе, и моему спутнику приходилось очень крепко держать меня за руку. Я буквально заболевала от громкой музыки, шума, смеха, криков, замешанных на пьяном азарте. Карнавал. Вечный праздник.

Раздался громкий звон, и разухабистый дерзкий голос весело закричал:

– Большая карусель – главный выигрыш казино! Поздравьте счастливого обладателя!

Все вокруг завопили, закричали, засвистели. Они выглядели такими дружелюбными друг с другом, такими приветливыми. В пестрой толпе перемешались женщины в изысканных нарядах и простых летних платьях, мужчины во фраках, майках и тапочках на босу ногу. Никаких ограничений! Пускают всех! Входите! Веселитесь!

Я посмотрела на своего спутника. Он был совершенно спокоен, только глаза горели странным огнем. Ему почти не приходилось расталкивать толпу, но, если приходилось, он делал это совершенно равнодушно, без гнева. Впрочем, те, кто попадался ему под руку, не обращали на нас никакого внимания, потому что здесь все толкались и вопили. Когда я поняла, что сейчас закричу от глубокого ужаса и жалости к этим несчастным людям, не понимающим, что происходит, он вывел меня из зала – просто в следующее мгновение мы оказались у других дверей.

Сатана вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами. Вероятность того, что я выдержу следующее зрелище, была невероятно мала.

Он ввел меня в темный зал со множеством столиков и сценой, затянутой черной тканью. Варьете. Не так уж плохо. Мой спутник усадил меня на стул их тонкого белого металла и сел рядом. Столики пустели и снова заполнялись. По тому, кто за ними сидел, я поняла, как велик Город Чудес. Люди и не люди, существа из других миров, сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Рядом с нами похожее на дракона существо с человеческими глазами и продолговатым суставчатым телом выпускало из ноздрей дым. Я заметила, что все присутствующие курят – сигары, сигареты, трубки.

Заиграла музыка, ненавязчивая, очень своеобразная, и на сцену вышли две женщины, блондинка и брюнетка. Сначала я увидела только их красные сверкающие туфельки на тонких каблуках. Две пары туфелек, отбивающие ритм, легко, точно играючи, скользили по черному зеркалу сцены.

Я даже подумала, что это какой-то фокус, но постепенно из темноты стали проступать стройные ноги в черных прозрачных чулках. Потом свет поднялся выше, к черным платьям с глубоким декольте и высоким черным шелковым перчаткам. Тонкая, чувственная красота, основанная на контрасте белой кожи груди и плеч с черным шелком и сияющими алыми туфельками, завораживала. Я подумала, что танец закончен, но ошиблась. С жутковатым осознанием того, что эти женщины будут танцевать, а фигуры за столиками появляться и исчезать до конца мира, я поднялась со стула.

Сатана взял меня за руку, и мы оказались в прохладном парке с высокими деревьями, сквозь черно-зеленую листву которых сочился лунный свет.

– Ты устала, – сказал он, – а ведь я не показал тебе и сотой доли.

Ты совсем не любишь веселиться.

– Да, наверное, – пробормотала я, падая на лавочку, – я не создана для такого веселья, – и уснула.

Я услышала, как ветер шелестит кронами деревьев, потом тихие шаги, и проснулась. У лавочки остановился совсем юный мальчик в облегающих светлых одеждах.

– Господин, – прошептал он.

Я осторожно повернула голову. Сатана сидел, откинувшись на высокую спинку, подставляя лицо ветру.

– Говори, – отозвался он, не открывая глаз.

– Человек, которого ты ждешь, уже прибыл.

Сатана молчал.

– Господин?

– Я слышу тебя. Задержите его, я скоро приду.

– Но, Господин, мы не можем держать его в коридорах Города.

– Отведите его в зеленый зал.

Мальчик поклонился и исчез. Я смотрела на Сатану, думая о многом, но на самом деле испытывая странное желание заглянуть ему в глаза.

– Почему ты думаешь, что, посмотрев мне в глаза, поймёшь меня? —заговорил он. – Странная человеческая привычка – считать глаза зеркалом души. – Он резко повернулся, и, взяв мое лицо в свои огромные ладони, приблизил к своему. – Почему ты ищешь моих глаз, в то время как никто не может выдержать моего взгляда, которого все избегают? Что ты хочешь найти в них?

– Тебя, – ответила я, – которого никто не знает.

– Тогда я покажу тебе, – прохрипел он, – покажу первородного, созданного Богом, первородного, которого во всем мире видели только его братья, такие же, как он, и Бог, их Отец.

Золотой свет, полившийся из его глаз, заполнил все вокруг. Я стояла в этом свете, такая маленькая, и надо мной нависала громадная фигура из золота и меди. Он был красив. И могуч. Его глаза, невероятные, огромные,

со странным глубоким разрезом, горели, словно солнца. Величие и сила, недоступные пониманию, древняя мощь, созданная Богом и идущая от него, которой он наделил своих первых детей и которой не дал больше никому, потрясали.

Первородные. Дети, рожденные с любовью и надеждой. Ангелы, созданные нести во вселенные надежность и уверенность, оберегать и защищать жизнь, искать ростки идеального. Такие могучие и такие беззащитные в своей уверенности в братство, верность, честность, служение

и долг. Дети, рожденные для счастья и срубленные под корень предательством лучшего из них.

– Смотри, – грохотал его голос, – смотри на первородного, плоть от плоти Отца! Лучшего из лучших! Первого среди равных! Смотри, какая мощь, какая сила! – Он схватил меня за плечи и уставился глазами-солнцами в лицо. – Я хочу получить тебя! Ты мне нужна! И я получу тебя, даже если ты этого не желаешь!

– Ты можешь это сделать. Но что будет потом?

– Мне все равно! – ревел он.

– Ты порвешь хрупкую нить, которая существует, между нами. Ты ничего не добьешься насилием.

– Тогда обещай мне!

– Что же мне обещать?

– Что не оставишь меня!

– Я обещаю, что не оставлю тебя, пока не придет время идти по моей дороге.

– Обещай, что возьмешь меня с собой!

– Обещаю. Если ты захочешь идти.

Он отпустил меня. Свет погас. Я медленно возвращалась

к действительности, где существовали парк, лунный день и белая скамейка с высокими спинками.

Он долго еще молчал. Я тоже молчала, совершенно потерянная. То, что я увидела, куда заглянула только на мгновение, не умещалось в мерки человеческого сознания. Это был мир великанов, детей Бога, более могучих, чем человек.

Послышались тихие шаги на дорожке.

– Господин, – прошелестела темная фигура, склонившись.

– Иду.

Сатана встал со скамейки. Я встала вслед за ним.

– Думаю, тебе не стоит ходить. – Он сжал мою руку. – Возвращайся домой. А мне надо торопиться.

Он ждал, пока я уйду.

Я ушла, но снова вернулась, гонимая ознобом и тоской.

Ворота. Может быть, Южные, но открытые совсем недавно.

Над верхушкой замка крутился черный вихрь. Я побежала по аллеям парка, с изумлением рассматривая здание Города Чудес снаружи, и споткнулась.

На дорожке лежал человек в черно-красном костюме. Видение ударило внезапно. Мир потемнел. Я увидела руки, на которых остывала кровь, сжимающие трепещущий кусок темной плоти. Я снова слышала слова – обрывок фразы: «…вырвать его черное сердце» – которые эхом снова и снова возвращались ко мне.

Ожидание. Они кого-то ждали.

Кого-то особенного.

Черный сияющий наряд Сатаны.

Для особого случая.

Человек, который прибыл.

Я побежала по голубому коридору, заглядывая в стеклянные двери, но никого не нашла. В пустых и тихих залах гулял ветер.

– Остановись, деточка, – сказал Отец. – Ты никого не спасешь и никому не поможешь. Нельзя вмешиваться, когда волки грызутся между собой.

Я покорилась золотому свету.

– Кого они встречали? – спросила я немного успокоившись.

– Злое, восставшее против злого, – отвечал Отец. – Человека, возомнившего, что может стать господином.

– Я видела там мертвеца.

– Его и еще нескольких доставили туда живыми.

– Так он в самом деле…?

– Вырвал из груди сердце? Да. Тебя это беспокоит?

– Да.

– Тебе не стоит вмешиваться. Вы только перестали ссориться, и защищать в этом случае некого. Оставь все, как есть. Он правит этим миром по своему разумению.

Часть 7. Белый город

Кто-то плакал в темноте. Потом заговорил жалобно, тоненько:

– Помоги мне.

– Где ты? – спросила я.

– Забери меня отсюда.

Пришел холод, пробирающий до костей. Хлюпающие звуки раздавались ниже того места, где я зависла.

– Дай мне руку. – Голос настаивал. – Неужели ты меня не узнаешь? Ты забыла обо мне, как и о многом другом.

Я скорее почувствовала, чем увидела черную, отливающую металлом, поверхность болота, с редкими островками то ли земли, то ли камня.

– Ты демон, – сказала я.

Голос тоненько захихикал, не отвечая. Снова раздался плеск. Я посмотрела в направлении звука, совсем уже отчетливо различая бледную зарю на горизонте. Я висела метрах в трех над водой. Недалеко от меня на большой кочке сидело бледно-зеленое существо, ярко мерцающее

в темноте. Его безволосое длинное, как у гусеницы, толстое туловище переходило в узкий хвост. На большой треугольной, покрытой кусочками панциря, голове, горели близко посаженные огромные миндалевидные глаза. Изо рта чудовища торчали черные уродливые зубы.

– Почему бы тебе не опуститься и не посидеть рядом со мной? – Оно снова захихикало, беспокойно шевелясь, отчего длинный хвост ударился об воду и наполовину исчез в ней. – Это неприлично – висеть так высоко. Даже ангелы не могут здесь удержаться, чтоб не оказаться прижатыми книзу, очень уж высокое давление.

– С какой стати мне спускаться? – ответила я и добавила: – И часто ты этим занимаешься – дуришь других, прося о помощи?

– Бестолковых, которые случайно оказываются здесь. – Существо снова захихикало. – Глупых путешественников, которым не сидится дома. Я люблю свежую кровь. Она такая редкость здесь, на болотах.

Так ты спустишься?

– Нет.

– И не надо.

Существо с неожиданной ловкостью соскользнуло с кочки и исчезло в темной непрозрачной воде. Я удивилась, что оно ушло так быстро, но потом услышала тишину, глубокую тишину, которая здесь бывает только в одном случае.

– Это из-за меня, – произнес голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидела черный силуэт, который поглощал темноту. – Они всегда умолкают, когда я рядом. – Он висел свободно, как и я, улыбчивый и спокойный, каким я его давно не видела. – Зачем ты на этих болотах?

– Не знаю.

– Пойдем, – позвал он, но не дотронулся до моей руки, как обычно.

Мы молча летели над темным тихим миром, и меня в который раз поразила его мрачная холодная красота. Я подумала, что мне никогда не понять, каким странным, непостижимым образом удалось сделать таким суровым и красивым самое отвратительное место в вечности. Но, может быть, это происходило оттого, что я летела над адом, а не находилась внутри него. И, все же, в нем чувствовались завершенность и идеальный порядок,

в котором продуманы малейшие детали. Каким бы ни был художник, создавший это полотно, ему не откажешь в гениальности.

Мы опустились на снег.

– Это же Северные земли.

Сатана кивнул и, закинув край плаща на плечо, пошел вперед, широко ступая. Меня снова удивило, как он высок – я едва доставала ему до груди. Неожиданно он остановился, присел на корточки и, набрав пригоршню снега и грязи, стал растирать их между пальцами.

– В аду не бывает снега, – сказала я тихо, глядя на белое поле, за границей которого лежали Северные ворота.

Он ничего не ответил, молча просеивая смесь сквозь пальцы.

– Это не снег.

Он посмотрел на меня снизу вверх. Его огромные глаза сияли. Это был другой свет, мерцающий в глубине, содержание света, который всегда прячут, но он единственный отражает личность. Какое-то давнее, забытое переживание зажгло его всего на мгновение, и он тут же угас, затаился внутри.

– Разумеется, это не снег, – ответил он, и, поднявшись, долго молчал, отвернувшись к горизонту. – Это отголоски старой битвы, давней войны. Когда-то ангелы света дошли до моей земли, но так и остались здесь лежать, смешавшись с моими детьми. – Он повернулся, странный мерцающий свет снова вспыхнул в его глазах. – Снег не смешивается с грязью, а на грязь не налипает снег. Они рядом, и все же они порознь. Иногда я думаю об этом. О бриллианте, самом чистом из драгоценных камней. Его можно измазать грязью, залапать руками, но стоит протереть его тканью, он окажется таким же сияющим, каким был всегда. – Он подошел так близко, что я видела, как переливается свет в его глазах. – Я читаю в его глубине все краски,

все радуги мира, я могу любоваться его мерцанием и нежным светом, который не меркнет даже в полной темноте. И пусть он не принадлежит мне, я не могу взять его в руки и владеть им, я могу быть рядом и любоваться этим светом, заглянуть в его глубину, чтобы увидеть, как сияют радуги.

Он протянул руку, чтобы коснуться моей руки, но так и не сделал этого.

– Что-нибудь случилось? – спросила я, но он уже отвел глаза.

– Ты больна, и я не хочу отбирать у тебя силы, – ответил он глухо. Подождем, пока ты поправишься. Тебя, вероятно, удивляет такая забота с моей стороны? – Он усмехнулся немного иронично, пряча странный блеск глаз. – Заботливый дьявол – звучит довольно интригующе.

– Зачем ты привел меня сюда?

Он не ответил, только молча указал на что-то за моей спиной.

Я обернулась. Высокие старые стены, такие же белые, как снег, тянулись до горизонта – теряясь в радужной дымке накрывающего его купола, поднимался Белый Город.

– Белый Город, – прошептала я очарованно. – Я и не думала, что смогу снова войти в него. Кажется, ты не хочешь, чтобы я бывала здесь.

– Тебе могут здесь помочь излечится от твоей болезни.

Мы подошли к каменной площади перед воротами. Она почти не изменилась, только камень кто-то заботливо очистил от грязи, а стены отремонтировал. Я радостно подбежала к стражу и прижалась к его могучей груди.

– Здравствуй, девочка, – прогудел он, – мы рады видеть тебя.

На моего спутника он только покосился.

– Мы просто гости, – заявил Сатана беззаботно. – Мой визит неофициальный. Ты можешь известить об этом моих детей, которые постоянно здесь толкутся.

– Как вы живете? – спросила я.

– Хорошо, – ответил страж, – только гнилушки надоедают. Одних лечи, других корми, а третьи просто пытаются стащить все, что плохо лежит. – Потом добавил неожиданно: – Ты выглядишь больной.

– Нам откроют ворота или нет? – поморщился Сатана, которому надоел наш разговор.

Страж открыл ворота и прокричал что-то на незнакомом языке, протяжно, низко, трубно. Его весть понеслась, расчищая нам дорогу, и мы вступили в молчаливый пустой город. Везде виднелись признаки жизни – чистые улицы, ухоженные дома. Ближе к центру стало яснее и теплее.

Трава пробивалась сквозь камни мостовой. Где-то запела птица. Несколько ярких бабочек спорхнули с клумбы желтых цветов. Недалеко тихо журчала вода.

– Маленькая Венеция, – в голосе Сатаны звучала ирония, – только что-то не видно большой воды.

– А где все люди?

– Они с удовольствием бы встретили тебя, но не меня. Надеюсь, ты не думаешь, что у них хватит смелости обнять меня?

Сатана улыбнулся, похоже, к нему вернулось хорошее настроение. Он толкнул калитку, и мы вошли в густую тень сада, заросшего цветами и высокими деревьями, сквозь кроны которых пробивался золотистый свет купола над городом, свет летнего утра. Из красивого белого дома с большой верандой вышел человек и, увидев нас, бросился мне навстречу. Я утонула в его объятиях, ласковых бормотаниях, тяжелых руках, которыми он гладил мои лицо и голову. Я коснулась белых волос и вспомнила.

– Эдвард, – прошептала я.

– Здравствуй, девочка.

– Здравствуй, солдат, – сказал Сатана.

– Здравствуй, повелитель зла, – ответил Эдвард, не разжимая объятий.

Сатана между тем беззаботно уселся на широкой скамье за большим белым столом. Фиолетовые шапки цветов светились, они пахли незнакомо и сладко. Листья дерева, овальные, темно-зеленые, были величиной с человеческую ладонь.

– Давай, солдат, принеси красного вина.

Эдвард вздрогнул.

– Ты же знаешь, я не могу дать тебе красного вина.

– Знаю, – усмехнулся Сатана, – красное вино для нее. А белое – для меня. Иди сюда, садись, – обратился он ко мне.

– Она очень бледная, – пробормотал Эдвард.

– Говорю тебе, она больна, – рассердился Сатана. – И отпусти ее, наконец.

Когда Эдвард исчез в доме, Сатана с удовольствием откинулся на спинку. Я подошла к столу и села напротив на такую же широкую скамью.

– Я иногда прихожу сюда, – говорил он, пока Эдвард ставил перед ним серебряный, тонкой работы, сосуд с двумя изогнутыми ручками. Внутри сосуда в бледно-золотистой жидкости плавал черпачок. – Мне нравится этот солдат. В нем есть чистота, но он, как и ты, не умеет ненавидеть. Мы говорим с ним на разные темы и даже спорим иногда.

– Я по-разному представлял, что со мной будет после смерти, – отвечал Сатане Эдвард, ставя передо мной такой же сосуд, но наполненный темно-вишневой жидкостью, – но никогда не думал, что мне придется принимать тебя в своем доме.

– Ладно, ладно, солдат. – Сатана окунул палец в сосуд и коснулся им своих губ. Затем взял черпак, набрал немного жидкости и перелил ее в четырехугольный высокий стакан с прозрачными толстыми стенками. – Не вздумай дерзить мне. Не забывай, это мой мир.

– Это твой мир, – подтвердил Эдвард, – и я не представлял, какой он огромный. – Эдвард сел рядом со мной, зачерпнул из моего сосуда немного вина и налил в стакан. – Пей.

Он вздохнул, наблюдая, как я пью, и как мне становится плохо. Когда мое сознание прояснилась, я увидела его добрые и жалостливые глаза.

– Все в порядке, – сказала я, протягивая Эдварду руку.

– Ну вот, опять, – пробурчал Сатана. – Встретила старого друга, и снова поцелуи и объятия.

– Перестань.

– Твой друг сделал неплохую карьеру с тех пор, как умер. – Сатана отпил из бокала и посмотрел на Эдварда то ли одобрительно, то ли насмешливо. – Он один из старейшин города. Они постоянно совершают набеги вглубь моей страны.

– Мы помогаем, чем можем, – отвечал Эдвард спокойно, и мне показалось, что они уже не раз обсуждали это. – Но этот мир невероятно велик. Иногда из дальних экспедиций мы приносим совершенно невероятные знания. Что же ты, пей, – обратился он ко мне.

Вино было терпким и совсем не сладким.

– Нам пора уходить, – проговорил Сатана, вставая, и, усмехнувшись, спросил Эдварда: – Может быть, и меня обнимешь на прощанье? – и весело рассмеялся, увидев, как тот содрогнулся.

Мы шли по тихим улицам, и никто не вышел проводить нас.

Когда ворота закрылись и страж прокричал об этом, я услышала голос города – гомон, разговоры, далекий смех— и пожалела, что не вижу этого.

У границы, где разливалось сияние цвета старого золота, Сатана указал на горшочек с фиолетовыми цветами, который дал мне Эдвард на прощание. Внутри чашечек таился нежный белый свет.

– Твои друзья будут знать, что делать с этим, – сказал он.

Потом внезапно и резко повернулся ко мне. – Я думаю об этом алмазе, что мне не принадлежит. Иногда мне кажется, что стоит наплевать на все обещания, запреты и закон, украсть этот алмаз и убежать с ним далеко-далеко, туда, где владеть им буду только я один.

Часть 8. Северные ворота. Воины Апокалипсиса

.

Линия дороги петляла в пустоте, и бледный свет поглощал бредущие по ней фигуры. Дорога уносила людей к горизонту, и меня вместе с ними. Странное чувство, словно летишь в пустоте в облаке света, и в то же время медленно бредешь, будто спишь.

Я остановилась. Люди вокруг меня продолжали идти. Безжизненные и уставшие лица свет превращал в бледные маски. От моего тонкого синего платья струился свет, их серая одежда из простого полотна его поглощала.

Я ощущала свою жизнь рядом с их смертью.

– Сойди с дороги, – сказал голос.

Я понимала, что голос прав – вокруг меня поднимался тихий ропот.

Кто-то шептал: «Она не такая, как мы». Другой передавал дальше: «Она не похожа на нас».

Я сошла с дороги и стала у ее кромки, невидимой преграды между светом и темнотой. Потом положила ладони на теплое упругое ничто, темную прозрачность, удерживающую идущих от желания сойти с дороги – и прошла сквозь нее. Пустоты, в которую можно падать, не существует. Вещественность, чуть плотнее воды, сомкнулась вокруг меня, поддерживая, но не сдавливая. Я чувствовала в ней жизнь, странное теплое понимание. Пустота узнала меня, не причинив ни вреда, ни беспокойства.

Дорога заканчивалась у ворот с сияющей ярко-золотой печатью. Я увидела печать и вспомнила то, что старалась не вспоминать.

Так недавно и так давно я видела, как темные воины легиона Апокалипсиса запечатывали врата рая. Так давно и так недавно я плакала у прозрачной стены, отделившей два мира, две реальности – то, что было от того, что стало. В новом мире не существовало дороги к раю. А между тем, эти люди шли по ней.

Потянувшись к свету печати, я снова шагнула в толпу идущих и незаметно приблизилась к воротам. Кто-то из стоящих у ворот коснулся печати, и был отброшен ярчайшим золотым светом. Больше никто не пробовал подойти. Я вышла из толпы и остановилась у прозрачной стены, отделявшей черное, с дорогой и идущими по ней, от голубого и розового, струившегося за спинами Христа и стоявших рядом с ним людей в белых одеждах. Эти два мира делила четкая грань, на которой сияла печать.

– Простите меня, – обратился Христос к людям, – но я ничем больше не могу помочь вам.

В ту же секунду дорога упала беззвучно и стремительно. Золотая лента, извиваясь, понеслась вниз, сверкая в прозрачной темноте, и вместе с ней падали сотни других таких же золотых лент. Я коснулась рукой прозрачной стены и заплакала.

– Иди сюда, – позвал Христос, – зайди, ребенок, – и протянул руку сквозь стену.

Я вошла в голубое и розовое.

– Вот, возьми. – Он подал мне две коробочки разного размера, завернутые в золотистую бумагу и перевязанные одним большим вишневым бантом. Праздничная упаковка зашуршала, когда я взяла подарок в руки. Легкий и маленький, он легко умещался на ладони. – Откроешь там,

куда идешь. Я знаю, что ты пойдешь вслед за теми, кто был здесь, чтобы узнать их судьбу. – Он коснулся губами моего лба. – Ступай.

Расстроенная, я вышла из света первого мира в темноту второго.

Меня оглушила тишина. Потом я услышала дробный топот. Конь шел медленно и уверенно, печатая шаг. Тяжёлые шаги. Несущие тяжелое.

Я все еще сжимала коробочки, а когда подняла глаза, конь и всадник, чернее ночи, стояли в нескольких шагах от меня.

Могучее животное величиной со слона, грациозное и сильное, только отдаленно напоминало коня. Животное повернуло ко мне свою морду, на круглой голове блеснули огромные миндалевидные глаза, и я почувствовала, что дрожу – на меня смотрело разумное существо. Его суровость и даже враждебность не относились ко мне, а были частью его натуры. Что-то странное происходило со мной. Я вздохнула, обняла огромную шею руками, прислонилась к страшной голове и закрыла глаза. Мягкая бархатистая кожа излучала тепло. Знание вспыхнуло – и осталось. В это единственное мгновение я поняла и приняла его, как он понял и принял меня.

– Ты расслабляешь моего товарища, – сказал всадник, на которого я до этого момента не обращала внимания. Такой же черный и огромный, как его товарищ, он имел черты человека – две руки и две ноги, обутые в высокие черные сапоги. Фигуру скрывал черный плащ. – Он не привык

к таким чувствам как любовь и нежность. Они ни к чему в нашей миссии.

– А какие тогда?

– Непреклонность. Неотвратимость.

– И злоба?

– Нет. Мы чужды доброму и злому. Мы приходим, чтобы разрушать, а не строить. Мы вычищаем вселенную, а, значит, все прекрасное, что она несет в себе, как и все безобразное, что в ней создано. Здесь нет места для чувства ненависти или злобы.

– Или сострадания?

– Мы не сострадательны, как ты. Но и не бесчувственны, как тебе кажется. Мы – создания другого уровня, и наш Отец вложил в нас эмоции, которые тебе еще только суждено познать. Это чувства взрослого мира.

– Мне кажется, я знаю, кто ты. Воины, которые пришли. Легионы. Ты один из тех, кто запечатывал двери рая?

– Я старший над ними. – Он протянул руку. – Я отведу тебя туда, куда упала дорога.

– Зачем тебе делать это?

– Я обещал, что тебя не коснутся беды этого мира, и сдержу обещание.

Он легко перегнулся, подхватил меня и усадил на высокое, изогнутое седло. Я никак не могла умоститься, и он прижал меня к своей груди, обтянутой гладкой и теплой кольчугой из костяных пластин. Подняв голову, я заглянула ему в лицо. Конический шлем оставлял только прорези для глаз. Во лбу горел темно-алый камень в оправе темного, украшенного орнаментом, металла.

Я посмотрела ему в глаза, и едва сдержала крик. Они были очень старыми, эти темные огромные глаза без белков, суживающиеся к переносице. В них горело знание, от которого хотелось бежать, сломя голову, спрятаться, закрыться. Они видели и помнили множество вселенных, страдавших и умерших так давно. Я чувствовала себя маленькой и беспомощной перед ним и такими, как он. Мир, в который они пришли, думаю, чувствовал себя не лучше.

Я хотела заплакать, но не посмела.

– Как мне называть тебя? Генерал?

– Что такое «генерал»?

– Военное звание в моем мире.

– А выше есть?

– Да, кажется. Маршал, фельдмаршал. Генералиссимус.

– Мне не нравятся эти названия. Называй меня Главнокомандующим.

– Ты возглавляешь один из легионов?

– Все легионы. Я руковожу ими всеми, хотя каждый имеет

и собственного руководителя. Но я – главный над всеми ними.

– И над двумя последними, белыми?

– Тебя смущает цвет моей одежды? Это только данность. Той работе, которую мы делаем. Общее дело. Мы выполняем то, для чего наш Отец создал нас. Ты увидишь нас еще много раз, в других вселенных. Мы вычищаем поле от старых умерших растений, вспахиваем его и готовим под посевы.

– И сажаете новое?

– Нет, не сажаем. Готовим семена. Сажает наш Отец и Господин, который и твой Отец тоже. Ну, что же, ты готова?

– Как мы найдем дорогу?

– Ты хочешь непременно ту дорогу, которая связана с миром, где теперь живет твое тело? – Я кивнула. – Тогда приложи пальчик к моему лбу. – Он указал на камень. – В тебе хранится информация об этом мире, что-то наподобие кода.

Я приложила палец к его склоненной голове, и в то же мгновение мы понеслись так стремительно, что во мне все оборвалось. Мы летели в пустоте, пока внизу на засияли дороги, каждая своим собственным, особенным, светом.

Тяжелый конь стал на серую ленту всеми четырьмя ногами, и дорога содрогнулась под ним. Бледно-голубые существа не шли, а лежали ничком, закрыв головы руками. Сначала я подумала, что они испугались всадника, но поняла, что ошиблась, когда увидела возвышающегося над дорогой огромного змея высотой с десятиэтажный дом. Конь пошел вперед, грациозно переступая через тела, великан в стране лилипутов, слишком тяжеловесный для этого мира.

– Ты нарушаешь распорядок, урод, – сказал Главнокомандующий змею. – Тебе здесь не место.

Змей раскрыл пасть и блеснул зелеными искрами глаз. Тогда всадник вынул прикрепленный к седлу длинный черный жезл, в набалдашнике которого горел огромный красный камень, и небрежно ткнул им в сторону змея. Змей затрясся в конвульсиях и замер, не знаю, умер или просто окаменел на время.

– Где распорядитель? – спросил Главнокомандующий в пустоту.

Откуда-то выскочило мерзкое уродливое существо, покрытое нарывами и наростами, и, согнувшись в полупоклоне, уставилось на великана глубоко сидящими тусклыми глазами.

– Ты распорядитель?

– Я, мой господин.

– Твой властелин будет не доволен тобой. Ты нарушаешь распорядок приема этих существ. Они должны войти в мир твоего властелина так, как того требует закон.

Распорядитель, склонившись еще ниже, ничего не отвечал.

– Укажи нам дорогу к Северным воротам.

– Вот, – прошептал распорядитель, показывая в черную бездну, – вам нужно двигаться на белую, самую яркую звезду.

Конь оторвался от дороги легко и стремительно. Прошло совсем немного времени, и мы оказались у Северных ворот. Меня просто потрясло количество людей, молча идущих сквозь них. Всадник на светло-сером коне окликнул меня, и я радостно ему ответила. Конь тяжело затопал в направлении позвавшего меня, но Эдвард отшатнулся, взглянув на великана.

– Ты знаешь этот смертного? – спросил совершенно равнодушно Главнокомандующий, глядя на снующих людей.

– Он один из распорядителей Белого города.

– Я теперь старший распорядитель, – вмешался Эдвард.

– Ты общаешься с человеком?

– Он мой друг.

– Этих людей слишком много, – продолжал Главнокомандующий, игнорируя Эдварда, – где они разместятся?

– Часть Северных земель, где расположен Белый город, мне подарены.

– Я хочу войти в этот мир.

– Разве это можно делать? Боюсь, он развалится, если ты вступишь в него.

– Я должен быть уверен, что тебе не причинят никакого беспокойства эти люди, – ответил великан и пустил коня сквозь ворота.

Едва конь ступил на землю ада, все содрогнулось.

– Все дрожит, – вздохнула я. – Сейчас он услышит и придет.

– Он уже здесь, – ответил спокойно всадник, и указал рукой, держащей жезл, на горизонт, откуда приближалась черная туча.

Всадники на черных конях показались мне миниатюрными и легкими как ветер. Один из них отделился и приблизился к великану.

– Ты пришел в мой мир, – заговорил Сатана.

– Я только выполняю свое обещание охранять и оберегать ее.

– Это мой мир.

– Я должен убедиться, что ей ничего не угрожает. И отныне так будет всегда.

– Не волнуйся, – обратилась я к великану. – Опусти меня на землю. Это ненадолго.

– У тебя пять минут, – сказал он сурово. – Я знаю, он не причинит тебе вреда. Но его прикосновение – это яд, как и его чувство.

– Ты знаешь об этом?

– Я пришел сюда со знанием того, что было, что есть и что будет, которыми меня наделил мой Господин.

Главнокомандующий укутал меня в свой тяжелый плащ и поставил на землю.

– Человек! – обратился он к Эдварду, стоящему поодаль. – Покажи мне ворота Белого города. Я хочу увидеть, как он охраняется, – и молча отъехал.

Я присела на темный камень, глядя на бескрайнюю равнину. Сатана спешился и сел рядом.

– Ты бледна, – вздохнул он, коснувшись моей щеки. – Ты больна?

– Нет.

– Что ты делала, где была?

Я рассказала.

Он слушал, чуть склонив голову, глядя задумчиво и с печалью. И ни разу не коснулся плаща, укутавшего мои плечи.

– Тебе нельзя слишком сближаться с этими существами. – Он кивнул в сторону черной фигуры, несущейся к воротам Белого города. – Ты знаешь, кто они?

– Воины Апокалипсиса.

– Их прикосновение убивает, духовно и физически. Они – яд.

–Твое прикосновение тоже яд для меня. Как и мое для тебя.

Он рассмеялся.

– Для меня это самый сладкий яд, с которым я ни за что не расстанусь, – рассмеялся он. Затем спросил: – Что ты собираешься делать со всеми этими людьми?

– Они пришли в твой мир, и они твои.

– Тех, кто разместится в Северных землях, не сможет прокормить Белый город, – ответил он. – Они заполонят всю округу. Скажу ему, – он указал на черную фигуру, – что тебе принадлежат земли, покрытые черным и белым порохом. – Он улыбнулся. – Тебе прибавилось забот. Мы скоро увидимся.

Потом вскочил на коня и исчез. Тяжелый топот вывел меня из задумчивости.

– Подай мне плащ, – пробурчал Главнокомандующий. Я сняла плащ, и он ловко укутался в него. – Я оставляю своих воинов охранять город. Двоих у входа, и еще двоих. – Он указал на небо, где кружили две огромные черные птицы. Потом спросил: – Кого поселили в этом городе?

– Чудаков, мечтателей и миротворцев, – ответила я. – Они помогают живущим за его пределами пережить эту ночь.

Главнокомандующий покачал головой.

– Сострадательность. – Он словно пробовал на вкус это слово. Потом сказал: – Вот как решим. Пусть люди проходят ворота, а этот человек, – он указал на Эдварда, – и его люди будут выбирать в толпе похожих на себя и отводить их в город.

– Но как мы узнаем их? – спросил Эдвард.

– У них будет отметина.

Эдвард вздохнул.

– Все равно город слишком мал.

Тогда я вспомнила о подарке и развернула обертку. Когда я взяла нижний кубик, он растаял, и мы увидели, как к Белому городу пристраиваются, возникая ниоткуда, каркасы стен и зданий, как растет стена вокруг него.

– Это подарок, – сказала я и взяла кубик поменьше.

Каркасы обросли стенами и окнами, из обертки развернулись улицы и крыши, а бантик разлился розоватым куполом, накрывшим старые и новые здания.

– Это как прежде, когда не было рая! – воскликнул Эдвард восхищенно. – Так Господь строил дома для праведников. Теперь нам хватит места, – и убежал, радостный.

– Давай руку, я отведу тебя домой, – сказал мой новый друг. – Теперь мы будем часто видеться.

Часть 9. Законы ада

– Что тебя так сильно огорчило? – Глаза смотрели мне в глаза. – Не пугайся. – Он немного отодвинулся. – Это всего лишь я. И все же, что сильнее – испугало или огорчило?

– Не знаю. Эта картина. Лица террористов. Они такие молодые и такие…

– Красивые?

– Это так неправильно.

– Хочешь понять причину? Природу их ненависти? Это довольно сложный вопрос. – Он протянул руки. – Иди сюда.

Он втащил меня в свой мир, в комнату с белыми стенами и мягкими белыми диванами, с видом на ад.

– Садись.

Я села на диван, а он отошел в панорамной стене и стал смотреть в темноту, подкрашенную багровым, высокий, темный, задумчивый.

– Ад переполнен ненавистью, – заговорил он, – она как воздух, наполняет все вокруг. Конечно, есть и другие чувства, многие другие, но ненависть определяет отношение живых существ друг к другу. Они ненавидят и постоянно обижают друг друга, стараются ударить побольнее, изуродовать посильнее. Они постоянно доносят на друг на друга, стремятся вытеснить кого-то с более престижного места, выслужиться, угодить моим слугам.

Этот мир основан на определенных законах.

Прежде всего, это страх. Моя власть основана на страхе. Страх основан на наказании. Наказание на порядке. Порядок определяет моя сила, а не закон или логика. Я определяю, что правильно и что нет, а мое мнение часто меняется, потому что я непостоянен в своих настроениях. Таким образом, моя сила есть основа моей власти.

Они приходят сюда, ненавидя меня. Постепенно, проходя через все перипетии этого мира, они испытывают сначала ужас, потом уважение, потом преклонение, и, наконец, благоговение передо мной. Они поклоняются мне как богу, потому что не знают другого бога, кроме меня.

– А ты?

– Я ненавижу их. Ненавижу эту грязь под ногами. – Он повернулся ко мне, когда я встала с дивана и подошла к окну. – Не думай, что я создал эти законы. Сначала ад был пуст, и люди проносили их с собой, из своего мира. Теперь они уносят их отсюда, забирая в тот мир, куда возвращаются. – Он сжал ладонями мое лицо. – Зачем тебе это? Зачем ты хочешь увидеть природу чистого зла? Ты и так страдаешь, просто бывая здесь, как же ты сможешь выдержать то, что обрушивается на голову, испытавшего эту силу?

– Ты не понимаешь.

– Понимаю очень хорошо. – Он разжал руки. – Я сам прошел через это.

Он прошелся по комнате, наблюдая, как я стою у окна.

– Ты не можешь почувствовать отсюда то, о чем я говорил, – продолжал он угрюмо, садясь на диван, – здесь хорошая изоляция, и, к тому же, ты никогда не чувствовала это за стенами.

– Холод. Я чувствовала холод.

Он кивнул.

– У тебя природный иммунитет. Ты не воспринимаешь и не принимаешь ненависти. Даже злость, иногда возникшая, не приживается в тебе. Подойди, сядь рядом. – Я села, и он взял мои руки в свои. – Когда я держу тебя за руки, я ощущаю жгущее тепло где-то глубоко внутри меня, чувство, которое я давно забыл, давно уже похоронил.

Ты знаешь, таких как я наш Создатель не научил любить. Но он не учил нас и ненавидеть. Я помню ровное мягкое тепло, радость познания, надежды и мечты о будущем, о том, для чего мы были созданы. Потом пришел человек, и я пошел за человеком. Я искал только свободы и желал исправить ошибки моего Отца. Я считал человека недостойным его любви. Я не ошибся. Я оказался прав. И Отец понимает, что я прав, потому что видит клоаку, в которую превратилась вселенная. – Он отпустил меня и откинулся на спинку дивана, сцепив руки за головой. – Ты знаешь, думая об этом сейчас, я не вижу случайности в том, что произошло. Каждый рожденный имеет свое предназначение, и возникновение полярного мира – мира зла, как противовеса миру добра – предопределено с самого начала.

Идеальное, чистое добро, не свойственно человеку. Рай не создан для человека, скорее ад – его место. Те, кто попадают в рай, не исправляют своих недостатков, и ангелам приходится порой нелегко с некоторыми из них. Мнение, что из рая нельзя попасть в ад, неверно. Такие случаи бывают. В то же время, в аду есть уникальные люди, удивительные. Они здесь не потому, что заслужили, а потому что им нет места в раю.

У меня есть определенные правила, которым должны следовать мои дети. Но у моего брата тоже полным-полно таких правил. Заповеди, которые являются основными законами его мира, тоже обязательны к исполнению.

Я наказываю своих детей. Но мой брат тоже наказывает, и довольно жестоко. Он прощает некоторых их них, но и со мной это случается. Мои руки в крови, но на его руках ее не меньше. Разве не оставил он своих учеников на мученическую смерть на Земле? Единственная разница, между нами, в том, что он любит своих детей, а я ненавижу.

Он гортанно крикнул, и я услышала, как за одной из прозрачных стен, сквозь которую просвечивали смутные силуэты цветов и деревьев, кто-то зашевелился. Повернувшись ко мне, он долго молчал, потом продолжил:

– Эти два полюса, два мира, текут, сливаясь в одной точке, и эта точка – наш Отец – суть и воплощение всего, что есть в этих мирах. По одному ему известной причине он допускает существование обоих, не найдя идеальным ни один из них.

Я помню, кем я был, когда пришел сюда. Я прошел через свой собственный внутренний ад, одинокий, отверженный своими братьями, своим домом. Я научился ненавидеть раньше, гораздо раньше, чем научился любить.

Посмотри на меня. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо в этом мире. Вот я, таков, каким впервые воплотился в реальный образ. – Я увидела ангела, каким видела его однажды. – Вот я таков, каким видят меня люди. —Этот образ я тоже видела и знала. – Вот я, каким меня создал Отец. – Он снова изменился, и я снова узнала его. – И еще я бываю чудовищем с тысячами лиц, миллионами образов, чудовищем, которое пробуждается и выплывает из глубин моей сущности. Это чудовище, как и дракон, растет, словно на дрожжах, на ненависти и зле, рождаемых физическим миром. – Он менялся, снимая и одевая маски. – Я взрастил эту ненависть, когда погибал здесь один. Я выжил, изменился, стал властвовать в этом мире и ненавидеть его одновременно. Я испытываю к нему отвращение и, все же,

получаю наслаждение от того, что живу в нем. Мне нравится моя сила, чувство владычества, нравится преклонение, которое я получаю. Кроме того, мне требуется элементарное питание, которое я могу черпать из него без всякого ограничения.

И, несмотря на все это, я могу испытывать любовь и чувство теплоты. Парадоксальность зла заключается в том, что оно может вместить в себе добро. Само добро не способно вместить в себя хоть какую-то частицу зла. Это соединение плохого и хорошего, вернее, существование плохого без отрицания хорошего, и есть суть злого.

Я могу презирать человека, но я принимаю то хорошее, что есть в нем, и, несмотря на разговоры, не пытаюсь избавится от этого.

Я люблю все красивое. Я люблю музыку, живопись, скульптуру.

Я с удовольствием читаю поэзию и литературу. Я много знаю. Я увлекаюсь философией, которая по своей сути очень близка к искусству. Я часто беседую с некоторыми жителями моего мира, и, поверь, в них гораздо больше хорошего, чем плохого. Не во всех, разумеется. В некоторых из них.

Я пытаюсь объяснить тебе парадокс своего сознания. Не переставая любить тебя, и даже, увлекаясь чем-то хорошим, я не перестаю быть тем, кто я есть.

– Неужели ты никогда не думал вернутся к Нему? Разве Он не простил бы тебя?

– Мой бедный колобок, моя бедная белая мышка! – рассмеялся он. —Хочешь спасти дьявола от него самого? Мой брат и я – мы только ноты, я —низкие, он – высокие. Каждый из нас сам по себе не может создать что-нибудь или сколько-нибудь значительное, прекрасное. Если играть очень низко или очень высоко, это может привести к безумию или даже смерти.

Только вместе мы можем создать мелодию, которая по-настоящему трогает, настоящую музыку, которую не стыдно играть. Подожди меня немного.

Сатана вышел из зала. Я видела, как он берет из рук девушки в черном низкую вазу с белыми цветами. Он внес вазу в комнату сам – сюда никто не смеет входить – и поставил вазу на стол. Я залюбовалась пушистыми белыми цветами со множеством тонких лепестков.

– Вижу, ты узнала девушку. – Я кивнула. Это была девушка из концертного зала, молодая чеченская девушка, которая верила, что Бог защитит ее. – Из них получаются неплохие воины со временем.

– Это так неправильно, – сказала я с горечью.

– Я объясню. Посмотри на эти цветы, разве они не прекрасны? – Я кивнула, соглашаясь. Он наклонился, легко касаясь лепестков, снова сел рядом, но, когда я потянулась к цветам, остановил мою руку. – Те дети

тоже показались тебе красивыми? – Я снова кивнула. – Эти цветы особенные. Они растут на одной из моих планет и очень редкие. В них течет тонкий и сильный яд, который они прячут за своей невинной белизной и свежестью. Разве белый цвет не твой любимый?

Я отодвинулась, глядя на нежные прозрачные цветы, прекраснейший из всех букетов.

– Одного прикосновения достаточно, чтобы яд проник внутрь. Он может жить в организме годами, потом внезапно проявляет себя, и человек сгорает за несколько часов. Понимаешь ли ты меня, ребенок? Ненависть может долго дремать, накапливаясь, но, когда она прорастает, она сжигает человека дотла, превращает его в мертвеца. уничтожает все чувства, кроме желания убивать. Адом управляют не поступки, и не слова. – Он постучал пальцем по лбу. – Все находится здесь. Чувства, именно чувства поднимают живое существо или бросают его в бездну.

Он откинулся на спинку белого дивана и улыбнулся.

– Сегодня будет хороший день. Может быть, твоих соплеменников удивит, почему преступлений в десять раз меньше, чем обычно. Вероятно, они решат, что демоны решили отдохнуть или ангелы работают лучше, чем всегда.

Часть 10. Начало

Я шла сквозь череду огромных темных залов, слушая свои шаги. Пустота и темнота вокруг, только серый необработанный камень стен, никаких украшений или отделки. Огромные мраморные колонны, единственное, на что стоило посмотреть, уходили в темноту.

Сатана стоял, облокотившись спиной об одну из них, мрачный, темный, неулыбчивый.

– Зачем ты здесь? – спросил он хмуро.

В глазницах узких окон клубилась темнота.

– Где мы?

– Это недостроенная часть моего дворца.

– Мне очень плохо, – сказала я глухо. – Какая-то тяжесть не дает думать, даже видеть.

Внезапно ночь окрасилась багровым, тишину разорвали грохот и вой. Жалобы, стоны, душераздирающие крики сплетались с раскатами нечеловеческих голосов и шатанием стен. Казалось, небо падает на землю.

– Что это?!

– Ты знаешь, что отличает мой мир? Тишина. Те, кто здесь живет, стараются не издавать лишних звуков и шума – они слишком много шумели и веселились при жизни. Я люблю тишину.

– Но сейчас здесь нет тишины. Что случилось?

Он отлепился от колонны и стал рядом со мной, глядя, как в окнах пляшет багрянец.

– Вот именно, случилось. Так всегда происходит, когда ад пополняется огромным количеством людей сразу.

– Да что произошло?!

– Всего лишь взорвалось солнце, и маленькая часть вселенной перестала существовать.

– Но все люди не могли оказаться здесь.

– Почему же нет. Большая часть оказалась здесь. У солнца была не одна планета.

– Сколько же их?

– На этом участке где-то четыре миллиарда.

– А эти звуки, давление, которое не дает думать?

– Это всего лишь боль. Отчаяние, ужас, отвращение к тому месту, куда попали эти существа. Так всегда бывает. Обычно три четверти умерших готовы к смерти и встречают ее нехотя и без радости, но со смирением.

Их эмоции не так ярки и сильны. Остальные, умершие неожиданно, часто испытывают шок и ужас. Но с ними легко справляются мои слуги, утихомиривая их. Другое дело – большие катастрофы. Наплыв эмоций так силен, чувства так обострены, что боль заполняет все вокруг. Подойди к окну.

– Я не хочу.

– Не хочешь.

Он схватил меня за руки и потащил к темному проему. Увидев лихорадочный румянец, покрывающий бледное лицо, я перестала сопротивляться.

– Это тебе не прогулки, не экскурсии, – заговорил он, нависая надо мной. – Прими боль, с которой ты пойдешь дальше и с которой никогда не расстанешься. – Потом схватил меня за плечи и заорал, пожирая глазами: – Прими эту боль как свою собственную! Тогда ты поймешь, что такое ад, в котором человек обитает вечно, и в который погружается вселенная! Я не могу постоянно оберегать тебя, пряча истинную сущность ада!

– Перестань меня трясти! – прошептала я, и провалилась в багровую пелену, теряя сознание от давящей, тяжелой мысли о чем-то очень важном, содрогающейся под ногами почвы, шатающихся стен, грохота, плача и воя.

Я очнулась от тишины, которая вначале показалась оглушительной. Землетрясение и грохот прекратились, но стоны, тихий истерический плач, продолжали давить из багрового тумана, висящего за провалами окон.

Может быть, Сатана был прав, говоря, что скрывал от меня настоящий ад, превращая все в игру, сказку, иллюзию? И где он сам?

Послышались тяжелые шаги, гулко раздававшиеся в пустых залах, и Сатана склонился надо мной, откинув капюшон лилового плаща. Он был с ног до головы забрызган кровью – на лице, руках и одежде расплылись кровавые пятна, еще более заметные на бледной прозрачной коже. Он протянул ко мне руки, но я отшатнулась.

– Что же ты бежишь? – спросил он устало, с насмешкой. – Не хочешь видеть мир, который вскоре станет домом для земной расы? Он не так уж плох, как может показаться вначале.

Что-то звучало в его словах, помимо затаенной горечи, и это «что-то» я не могла принять.

Он негромко окликнул темноту. Дальняя дверь зала осторожно открылась, впуская бледный свет, и темная фигура, появившаяся в проеме, жалобно позвала своего господина. Кажется, слуга боялся войти. Сатана поманил его, и слуга внес большой сосуд с загнутыми внутрь углами и одежду. Сатана смыл кровь, неторопливо переоделся и встал у окна, вглядываясь в багровые сумерки. Он молчал, пока слуга уносил забрызганную одежду. Наконец, заговорил:

– Их еще долго не удастся утихомирить. Мои слуги не справляются с таким количеством прибывших одновременно. – Резко повернувшись,

он посмотрел на меня. – Так ты пойдешь туда или нет?

– Пойду, – ответила я с печалью.

– Где твои няньки? Пусть они оденут тебя во что-нибудь.

Он укутал меня в свой плащ, и, взяв в руки тонкую ткань, покрывающую мои плечи, закрыл ею лицо. Но я, рванув с себя покрывало и плащ, оттолкнула его, повернулась в сторону багровой ночи и вошла в нее такой, какой была. Если мне суждено испытать боль, я не стану от нее прятаться. Если мне необходимо испить страдание, я не стану разбавлять его страхом.

Люди заполняли все поле до горизонта. Они плакали, рыдали, причитали и выли, обезумевшими глазами оглядываясь вокруг. Совершенно обнаженные, их тела уже утратили свет жизни, приобретая обычный для ада

голубовато-серый оттенок, но на лицах все еще плясали остатки света, смешиваясь с грязью, потоками крови и слез. Они бессильно сидели или лежали, опираясь на слабые руки, не в силах ровно держать голову.

И они видели меня.

– Помоги нам, – шептали они, словно заклинание, – помоги нам, спаси нас, забери нас отсюда. Как ты попала сюда? Ты несешь свет, но ходишь во тьме.

– Что с вами случилось? Почему вы здесь?

– Наш мир умер. Но мы не знаем, почему попали сюда, – шептали голоса. – Мы молились нашему хозяину, выполняли все его приказания и его заветы. Мы всегда были послушны ему.

– Вы молились хозяину, но почему не молились Богу?

Они не отвечали.

– Я знаю, кто ваш хозяин. И вам не на что сетовать.

Они плакали тихо и жалобно, их боль тревожила и болела, словно моя собственная. Я прошла поле, другие поля, пока образы, сливаясь, не превратились в сплошной бесконечный кошмар.

Я видела женщин, отделенных от мужчин, которых обнимали демоны с грубой бородавчатой кожей и несоразмерно большими головами, и огромные, черные как смоль, с лоснящейся чернильной кожей, и маленькие, худые, уродливые и визжащие. Демоны брали женщин, касаясь их обнаженных тел по-хозяйски, спокойно и грубо, а женские тела трепетали. Жадность, неутоленное желание – печать, которую получает женщина, попавшая в ад, страшное, стократ усиленное желание, ставшее болезнью. Ей все равно, кто перед ней, и ни один демон не может потушить это желание.

Ничего страшнее мне видеть не приходилось.

На следующем поле отбирали женщин, которые будут служить во дворцах Сатаны и женщин, которые пополнят ряды воинов. Их не трогали, тщательно осматривали и давали одежду.

Я шла дальше, туда, где отбирали слуг для Сатаны, слуг для слуг Сатаны. Миллиарды пройдут сортировку и отбор.

Их разделят по кастам или сословиям, из которых состоит этот мир. Они растворятся в нем, черные воды сомкнутся над их головами, и часть вселенной умрет здесь, вместе с ними. Они забудут, кто они и кем были, забудут о солнце, радости, любящих глазах, детских руках, обнимавших их когда-то. Исчезнет все, ничего не останется. Всё превратиться в прах. Но сейчас они еще помнили. Их распадающийся мир еще жил, медленно умирая вместе с остатками света.

Я не могла не говорить, ни плакать, ни думать. Только смотреть. Я молча брела сквозь багровые сумерки, натыкаясь на демонов, снующих между агонизирующими существами, которые когда-то были людьми.

– Дитя, – позвал Отец, и я очнулась. – Протяни руку. —

Я остановилась в своем бреду, и, ничего не соображая, протянула руки, в которые упал золотой свет. Крупинки походили на мягкие золотые капли. – Это немного благодати. Она даст им покой.

Собравшись с силами, я подбросила капельки в багровое небо. Они разлетелись по полям, оседая на лицах людей. Маленький золотой дождь мгновенно успокоил и утешил миллиарды. Над полем повисла звенящая тишина, которая сняла с моих плеч невыносимый груз. Почти с радостью я побежала обратно, под своды недостроенных залов.

Сатана стоял там же, где я его оставила, глядя в темный проем окна. Багровый свет медленно угасал, темнота снова властвовала над этим миром.

– Что ты видела? – спросил он.

Я сказала.

– Почему стало так тихо?

Я ответила. Потом спросила:

– Что теперь будет?

– Ничего особенного. Эта часть дворца отстроится, отсюда мои слуги будут управлять вновь прибывшими. Каждому будет отведено свое место.

– Но ты говорил о боли.

– Воспринимать чужую боль как свою собственную – одна из твоих черт. Ты всегда чувствуешь боль и всегда носишь ее в себе. И я не могу вечно защищать тебя от этого страдания.

– Почему же ты делаешь это?

– Потому что люблю тебя. И потому что нет ни радости, ни счастья в том, чтобы управлять миром, наполненным только грязью и злом.

Я подошла и, встав на цыпочки, тихо поцеловала его в щеку.

Пусть простят мне люди. Пусть простит мне Отец.

– Прошу тебя, – сказала я, – будь милосерд к этим людям.

Он взял мою руку и поцеловал ее.

Но ничего не ответил.

Часть 11. Нижний ад

Большой бледно-желтый дом в несколько этажей стоял на берегу черной ленивой реки. Чтобы попасть к дому, нужно перейти мост, но я медлила. Мост казался странным, но я никак не могла понять, чем именно. Я прошла по насыпи вдоль берега, осторожно ступая в темноте и, присмотревшись, отшатнулась – дощаной настил моста покрывали острые гвозди. С гвоздей стекала кровь. Она измазала доски и каплями, а кое-где струйками, стекала в черную реку. Реке было все равно, мне – нет. Я остановилась как вкопанная, не дойдя несколько шагов до моста.

– Зачем ты здесь?

Вместе с голосом из темноты выплыло бледное, опухшее, покрытое корками лицо. Оно подсвечивалось снизу, словно к подбородку приставили фонарик, отчего тени казались резче и четче.

– Уходи отсюда, – настаивало существо. Оно не казалось враждебным, скорее доброжелательным. – Это место не для тебя.

Глубоко посаженные обсидиановые глаза блеснули голубыми и красными искрами. Я не могла рассмотреть его тела, его скрывала темнота.

– Это из-за моей бабушки.

– У тебя нет бабушки.

– Она моя дальняя родственница. Там, на Земле.

– А, генетическая родственница. Но она не твоя бабушка. У тебя нет родственников.

– Я знаю.

– Хочешь пройти через мост?

– Не уверена.

– Не надо. Зачем расстраиваться лишний раз.

Вдруг раздался рев, мелькнула огромная пасть с четырьмя острыми клыками. Странное дело, пасть тоже казалась подсвеченной изнутри, как будто специально для того, чтобы напугать. Существа совершенно не было видно, слышался только его жуткий рев.

– Перестань, – первое существо одернуло второго, – не пугай ее.

Громко, щелкнув зубами, страшная пасть закрылась. Два любопытных блестящих глаза уставились на меня, но я никак не могла понять, какого они цвета.

– Пусть побудет здесь, – продолжало первое существо, – потом мы будем всем об этом рассказывать. Все придут послушать нас.

– Вы кто – люди? – спросила я.

– Нет, – ответило первое существо. Оно выглядело смышленее своего товарища, который только радостно созерцал меня, блестя глазами в темноте. – Мы – нет, а он – да.

Из темноты выполз кто-то маленький, похожий на лягушку с длинной шеей. Я не успела как следует рассмотреть его. Неожиданно наш разговор прервался. На черном небе появилось облако света, в котором без видимой опоры висели два белых ангела – это напоминало дверь, открывшуюся в пустоте.

– Почему она здесь? – спросили они. – Это плохое место.

Разговор повторялся как дурной сон.

– Это из-за моей бабушки.

– У тебя нет бабушки.

– Я знаю. Я посмотрю и уйду отсюда.

– Хорошо, – сказали ангелы.

Это напоминало стражу. Вероятно, они следят за тем, кто сюда приходит. Свет померк, снова наступила темнота.

– Зачем тебе переходить мост? – послышался знакомый голос.

Существа, склонившись до земли, исчезли в темноте.

– Если я этого не сделаю, буду потом мучиться.

Я стояла на холодной мокрой земле, рассматривая черный силуэт.

– Ты не можешь идти по мосту, – продолжал Сатана. – Вверх по течению есть другой. Пойдем туда.

– Неужели они переходят его?

Я думала о людях, которым выпала эта судьба.

– Да, они разбивают ноги в кровь, потому что идут босыми, – ответил он. – Иногда они падают на острие, и тогда кровь льется просто в реку.

Он протянул мне из темноты руку в кожаной перчатке, но я не подала свою. Это место нервировало и оглушало.

– Лети за мной, – сказал он насмешливо, убрал руку и медленно полетел на восток вдоль реки.

Я вспомнила один разговор, состоявшийся не так давно.

– Ты должна понять и запомнить, – говорил Отец, – то, что я скажу тебе. Ад создали люди, а не тот, кто владеет им. Это люди наделены воображением, способностью создавать и воспроизводить образы. Демоны, слуги не наделены им. У них недостаточно ума для этого и совсем нет воображения. Они только исполнители и хранители того, что существует в этом мире. Тот, кому принадлежит это место – всего лишь хозяин, сдающий в аренду. Запомни, все, что ты видишь, создано человеком.

– Почему ты защищаешь его? – спрашивала я.

– Я защищаю не его, – отвечал Он. – Я защищаю справедливость.

Горизонт окрасился в цвет свежей крови, и старый мостик,

к которому мы подлетели, выделялся на этом фоне черным пятном. Неширокий, в две доски, без перил, он висел над рекой без всякой опоры.

– Пойдем. – Сатана легко шагнул на мост. – Иди же.

Доски были старыми, недлинными, просто положенными друг на друга. Я с опаской ступила на них. Несмотря на свой вид, мост оказался довольно крепким, а доски сухими и чистыми. За мостом начиналась жидкая грязь. Я посмотрела вперед – черный силуэт не шел, а медленно скользил, не касаясь земли. Мы полетели вдоль реки. Внезапно без всякого перехода алые краски сменились беспросветной темнотой. Стало холодно и сыро. Наконец, вдали показался дом.

Он выглядел старым и запущенным, желтая краска стен облупилась, на них виднелись потеки крови, особенно по углам. Но все окна светились, и этот бледный свет, свет слабой электрической лампочки, показался мне ослепительным. Мы медленно плыли вдоль стены, пока не увидели дверь.

Она располагалась так высоко, что казалась окном. К ней вела деревянная лестница, по конструкции напоминающая трап самолета, очень старая и грязная.

Сатана легко взбежал по ступенькам и тонкой полированной тросточкой с тяжелым изящным, выточенным из тусклого металла, набалдашником, постучал в дверь. Дверь открылась. Поток желтого света полился на лестницу, освещая его черные брюки, падающие мягкими складками на сияющие элегантные туфли. В двери никто не стоял.

Не решаясь ступить на лестницу, я подняла глаза и поймала его взгляд, снисходительный и насмешливый. Так смотрит взрослый на ребенка, сидящего в грязной луже. Все равно уже измазался, так пусть хотя бы получит удовольствие.

– Они долго не могут найти дверь, – пояснил он, – те, кто перешел мост. Они бродят вокруг дома, плача и прося впустить их, но их зрение затуманено, и они проходят мимо. Они ползают по грязи, падают и снова встают. В основном, это не грязь, а незастывшая кровь.

Я содрогнулась. Наконец, вероятно, решив, что достаточно помучил меня, он небрежно сбросил черный плащ, расстелил его на ступеньках лестницы белой подкладкой кверху и остановился, ожидая меня.

Когда я поднялась и вошла в открытую дверь, он встряхнул плащ, перекинул через руку и последовал за мной. В бледном свете мелькнули рукав его пиджака из очень тонкого черного шелка и край белой рубашки. Он казался здесь таким же чужеродным, как и я. Но грязь, вонь и холод, похоже, совершенно не приставали к нему.

Пройдя по небольшому коридору, мы попали в квадратное помещение с выбеленным дощаным полом, которое напоминало прихожую большого дома. Меня удивило, что полы такие чистые, ведь входящие сюда с улицы истекают грязью и кровью.

– Посмотри сюда, – сказал Сатана, указывая на потолок. К потолку крепился широкий металлический стрежень с острыми крючками, похожими на рыболовные. Крюки были серыми, в грязных ржавых пятнах. – Их подвешивают здесь, пока не стечет кровь.

Движение в прихожей отвлекло меня – низко склонившись, Сатану приветствовал демон. Я увидела только макушку этого существа и расстилавшийся, словно крылья летучей мыши, черный плащ с искусно вышитой зеленой драконьей головой с красными глазами. Ядовито-зеленая кожа так плотно обтягивала голый череп демона, что выделялись все его неровности. На выступающий костях колыхался головной убор из тонких золотых проволок, торчащих вверх закрученными спиралями. При каждом движении проволочки покачивались, словно султан из перьев.

Демон долго оставался распластанным, и я успела заметить за его спиной открытую дверь в другие комнаты. У левой стены начиналась лестница, ведущая наверх.

Каким бы не был диалог между Сатаной и демоном, я не слышала его. Сатана легко коснулся тросточкой плеча демона, и тот поднялся с колен. Никогда еще я не видела столь ужасного создания. Он был невысок ростом, горбат и необычайно, патологически худ. Расшитый серебром черный кафтан и узкие черные панталоны только подчеркивали это уродство. Его лицо и тело обтягивала зеленая кожа, за исключением огромного мясистого, как клюв, красного носа. Он застыл в полупоклоне, разведя в стороны скрюченные когтистые руки. Выпуклые, налитые кровью глаза, едва не выпадая из орбит, уставились на меня с жадностью и голодом.

– Скажи ему, пусть перестанет смотреть на меня.

– Это здешний управитель, – представил его Сатана, и существо снова согнулось в старомодном поклоне.

Повинуясь знаку тросточки, пятясь назад, оно исчезло в дверном проеме, и мы остались одни. Было тихо, только какой-то далекий звук, похожий на шум моря, существовал где-то на границе сознания. И еще слышались громкое тявканье и печальный вой – кто-то бродил вокруг дома.

– Никто не войдет, пока мы не уйдем, – отозвался Сатана тихо из темноты, плавающей у стен.

Я стояла в центре комнаты на чистом дощаном полу. Неожиданно мне показалось, что дом исчез, остались только несколько досок— узкая дорожка, уходящая в темноту. Все пространство вокруг этой полоски света занимали глубокие бездонные ямы, похожие на пропасти. Призрачный свет болотных огоньков освещал эти зловонные ямы, в которых далеко внизу копошились живые существа.

Вздрогнув, я очнулась. Дом был на месте. Сатана стоял рядом, желтый свет горел ровно и успокаивающе.

– Пойдем наверх. – Он взял меня за руку. – Здешний управитель – настоящий эстет. Посмотри, успел даже дорожку постелить.

Он осторожно повел меня по ступеням, забранным черной тканой дорожкой. Я молча шла, не сопротивляясь. Меня что-то преследовало, давящее и больное, от которого хотелось забиться в угол и не шевелиться.

Оно отбирало силы и выматывало.

– Что-то не так?

– Нет, все в порядке. Сколько здесь комнат?

– Сто или сто пятьдесят. Может, больше. Управляющий украшает их соответственно определенному веку. Давай посмотрим комнату твоего века.

Он ввел меня в зал, выложенный черными зеркальными плитами. Все убранство зала состояло из картин на стенах и нескольких полированных колонн. Дальнюю стену занимало панорамное окно. Лунное сияние отражалось в водах озера, на берегу которого стоял белый дворец. Снова головокружение навалилось на меня, и я увидела девушку в белом вечернем платье. Молодой человек в черном фраке с белокурыми, падающими волнами на открытую шею, волосами, бережно и медленно кружил ее в вальсе. Тихая музыка заполняла каждый уголок зала, а за стеной, над дворцом, в черном небе сверкали разноцветные фейерверки.

– Я же говорил тебе, что здешний управитель – настоящий эстет, —голос Сатаны привел меня в чувство.

– Это все не настоящее.

– Конечно, дитя. Он сообразуется с желаниями тех, кто приходит сюда. Если это женщина, он притворяется юношей, если мужчина – девушкой. Прибывших умывают и одевают в красивые одежды, потом он приводит их в комнату, отвечающую их веку. На самом деле это всего лишь комната синей бороды.

– Что он с ними делает там? – спросила я, содрогнувшись.

– Тебе незачем это знать. В какой-то момент они видят перед собой его настоящее лицо.

– А что потом?

– Под каждой комнатой расположена яма, соответствующая определенной эпохе. Понимаешь, этот дом – только обман, мираж, наваждение. Посмотри вниз.

Я опустила глаза к ставшему прозрачным полу. Внизу была глубокая черная яма, смрадная серая грязь.

– Яма вашей эпохи наполнены жидким бетоном и асфальтом, потому что люди сами наполнили им свою жизнь – вы строите дороги и возводите

из него себе дома. Вот и здесь дом из того же. Попавший сюда долго летит в темноте, пока не шлепается в жидкую грязь. Она покрывает его тело коростой, заползает в глаза и уши, забивает рот. «Этого не может быть, – говорит он, – это какая-то ошибка. Они не могут оставить меня здесь. —

И, наконец в отчаянии издает последний безумный крик: «Заберите меня отсюда!».

Я подняла голову и увидела насмешку в его глазах. Мой народ, раса, с которой меня свела судьба. Пусть не все, но многие проведут вечность в вонючей яме с бетоном – это нужно принять. И жить с этим дальше.

– Лучшее место – на стене, – продолжил он как ни в чем не бывало, – и чем выше к краю ямы, тем почетнее. Они поднимаются от низа к верху, и это составляет смысл их существования здесь. Если кому-то, не закончившему свой жизненный цикл, приходит время возвращаться, за ним спускают лестницу. Невероятно счастливы те, кто выходит отсюда.

– Я уже достаточно насмотрелась, – сказала я глухо.

Он молча кивнул. Мы спустились по лестнице в маленькую прихожую, где нас уже ждал распластанный управитель. Я была рада, что не видела его лица. Он ухитрился застелить внешнюю лестницу темно-бардовым, с красными и черными разводами, ковром.

Мы вернулись к началу дороги. Три существа все еще были здесь.

– Что они делают с приходящими сюда? – спросила я Сатану.

– Тебе незачем знать, – повторил он устало, – давай уйдем отсюда.

Я ощутила движение куда-то вверх и в сторону, и в то же мгновение местность вокруг изменилась. Над нам нависало черное, полное звезд, небо. Обрывающиеся в пустоту пропасти чередовались с острыми скалами и каменными площадками. Прямо передо мной гремел серебряный водопад. Огромный, широкий, стремительный, он падал в пропасть, разбиваясь в серебряную пыль.

– Метановый водопад.

Сатана сидел на камне и смотрел на воду, разбрызгивающую свет.Вся долина тонула в серебряной дымке.

–Ты так и не спросила, почему.

Я не спросила, почему человек попадает именно в это место.

– Это Нижний ад?

– Ад не устроен так, как ты себе представляешь. У него нет верха или низа. Он не поделен на комнаты. Просто какое-то место существует в нем, и невозможно определить, где оно находится. Оно есть, оно в нем. Многие места заброшены, во многих живут.

– А в это кто попадает?

– Те, кто согрешил перед Богом – обижал слабых, тех, кто не может постоять за себя. Те, кто тиранил их, доводя до отчаяния, заставляя их души кровоточить, тот сам истекает кровью. Это не целенаправленная сознательная ненависть, а скорее безразличие ко всему. кроме собственных желаний. Такие люди считают, что могут поучать, руководить и наказывать слабого, доводя до слез, унижая и оскорбляя его.

– Неужели людям до такой степени безразлично, что с ними будет?

– Представь себе человека, идущего по дороге и увидевшего муравья. Ему все равно, что муравью хочется жить. Он без сострадания раздавит его ботинком. Если на месте муравья окажутся люди, которые ему мешают

и от которых он может избавиться, человек раздавит их, как раздавил муравья. Ему безразличны люди. Ему безразличен я. Ему безразличен Бог. Ему небезразличен только он сам. Ему все равно, что с ним будет завтра, главное для него – получить сегодня то, что он хочет.

Он вздохнул.

– Я не создавал ад, люди создали его таким. Демоны тупы и глупы, они могут выполнять только простейшую работу. Некоторые люди, оказывающиеся в том или ином месте, за небольшое послабление придумывают способы побольше поиздеваться над другими, тренируя свое больное воображение. В аду становится невыносимо тяжело дышать. Я получил вселенную и теперь смогу покинуть его.

– Но ворота откроются, и ад последует за тобой.

– Только мои слуги. Те, кто отбывает, не покинет своих болот и других мест.

Что-то сдавило мне горло.

– Почему ты сделал это?

Слово повисло, но не было произнесено.

Покинул. Бросил. Предал.

– Этот вопрос ты могла бы задать и себе, – ответил он устало и с печалью. – Мы с тобой похожи. Мы оба оставили свой дом, предали тех, кто доверял нам. Я покинул своего Отца, ты покинула меня. Можешь сказать, почему? Ты увидела свет и потянулась к нему. Я увидел свой свет, и он увлек меня за собой. Кто может разобраться во всем этом? К тому же, теперь это не имеет никакого значения. Я хочу насладиться вселенной. В ней столько звезд, столько миров, столько наслаждений. И ты пойдешь со мной.

Я молчала, пряча слезы. А серебряный дождь все падал и падал на черные камни.

Часть 12. Горький пирог

Странные деревья с листьями, похожими на маленькие зонтики, смыкались у меня над головой. Солнечные блики танцевали на белой террасе здания, спрятавшегося в листве.

– Отец, у меня сегодня будет дорога?

– Да. И у тебя будет спутник, но очень необычный. Подожди здесь.

Я села на старые ветхие ступени. Спутник. И необычный. Кем мы станем друг для друга?

– Это от тебя зависит, – произнес голос за моей спиной.

Я оглянулась, но ничего не увидела, кроме солнечных зайчиков в зеленой листве.

– Я тебя не вижу.

– Не следует приглядываться, – продолжал голос, – а следует проникать в суть вещей.

Вздохнув, я расслабилась, дав окружающему миру растворится во мне. И увидела высокую худую фигуру, почти незаметную на фоне зеленой листвы из-за плаща того же цвета. Края низко надвинутого капюшона, широких рукавов и низ плаща украшал узор из бледно-зеленых символов. Коричневая рука сжимала тонкий высокий посох. Не человеческая рука.

– Тебе следовала бы знать, что в этом мире не принято заглядывать под капюшон, если этого не хочет его владелец, – заметил мой новый знакомый. – Как и задавать неправильные вопросы. Привыкай видеть

и слышать только то, что тебе хотят показать.

– Я не хотела обидеть тебя.

– Ты и не обидела.

Он достал из складок плаща тонкий скатанный в трубку металлизированный лист с изображением зеленого креста в красном кругеи, развернув его, положил у моих ног. – Стань в середину.

– Я не хочу.

– Ты не можешь идти в таком виде.

– Встань, – услышала я голос Отца. – Делай, как он говорит.

Я встала на зеленый крест, молния ударила в меня и превратила в человека-ящерицу – копию того, кто стоял передо мной, вплоть до плаща и посоха. Испугавшись, я отчаянно сбросила эту личину.

– Не волнуйся. Все будет как прежде, когда ты вернешься. В то место, куда ты идешь, лучше идти в этом обличье – никто не должен узнать тебя.

Я покорилась тихому голосу. Человек молча свернул свою тонкую бумагу-фольгу и спрятал ее в складках плаща. Затем он повернулся в ту сторону, где между ветвей пробивалось солнце, и взмахнул посохом.

В то же мгновение окружающий мир стал желтеть и старится. В нем образовался провал, черная расщелина, которая расширилась до размеров прохода. Темнота, льющаяся оттуда, превратила лето в позднюю осень.

В доли секунды листья-зонтики пожелтели, сморщились и стали пеплом, весь мир потемнел и съежился.

Человек вошел в черный проем, и я шагнула вслед за ним, чувствуя, как закрывается проход за моей спиной. Меня окутал мрак, непроглядный и вязкий, словно кисель. Потом я увидела черную землю и мелкие темно-зеленые листья травы, которых здесь не могло быть.

– Здесь нет ни травы, ни земли, – подтвердил человек. – Они просто воспринимают твои ощущения и становятся тем, о чем ты думаешь. Постарайся избавится от лишних мыслей.

Я подумала о пустоте. И она пришла, черная и густая, без верха и низа, холода или жара. Осталось только бледно свечение иероглифов на наших плащах.

– Что это за место? – спросила я как можно тише.

– Ад внутри ада, – ответил человек. – Мы называем его Кладбищем.

Наш разговор, мы сами спугнули существ, чьи бледно-зеленые тени бродили вокруг. В черном растворе плавали скелеты животных, пресмыкающихся, иногда человеческие, светящиеся в темноте. Все их части находились не на своих местах, соединенные кое-как, словно детская поломанная игрушка. Существа медленно окружали нас и так же медленно отступали.

– Они знают символы на наших плащах, – сказал человек. – Мы их кормим, и они нас не трогают.

Он медленно шел впереди в вязком ничто, и только бледное свечение его плаща связывало меня с реальностью, в которой остались солнце, тепло, свет.

– Что это? – спрашивала я, потрясенная. – Что это?

– Конец дороги, – говорил он, – кладбище, где умирает душа.

Они сначала еще хранят воспоминания о том, кем были, о мире, полном света и живых существ. Но постепенно энергия жизни тает, и они превращаются в бессмысленную бездумную массу, не знающую, кто она и не помнящую ничего. Потом они распадаются, превращаются в прах, который окружает нас, в темное ничто, не имеющее названия.

Он замолчал. Слушая тонкий скулеж, далекий визг и неясное бормотание, которое издавали плавающие мерцающие скелеты, я пыталась вспомнить солнце, зеленую траву, человеческие лица, смех, голос Отца. Существуют ли они на самом деле, или я всегда бродила здесь, в темноте,

без имени, без прошлого, без надежды.

– Почему умирает душа? – спрашивала я. – Разве она не бессмертна? И почему Отец допускает существование этого места?

– Мы не знаем, почему это происходит, – отвечал человек. – Почти все из них жили какое-то время в ярусах Нижнего ада. А затем оболочка души начала разлагаться. Стали исчезать чувства и желания, любые, хоть какие-нибудь. Душа жива, пока она чувствует – неважно что – любовь, ненависть, боль, страх, страдание, пока в ней живет надежда вырваться, вернуться в жизнь. А эти…Они перестают чувствовать, их ничего не интересует, они все забывают.

– Они похожи на безумных, которых держат в сумасшедшем доме. Некоторые также не реагируют на окружающий мир.

– Большинство сидящих в таком доме просто одержимы злыми духами. Но и среди них иногда встречаются жители Кладбища. Иногда сюда отправляют на смерть в виде наказания. Посмотри.

Огромное ярко-зеленое существо горько стонало и плакало. Скелеты, пища и поскуливая, облепили его со всех сторон.

– В нем еще есть энергия, есть жизнь, и его страдания невозможно описать. Он будет умирать постепенно, теряя разум, чувства, воспоминания, пока не станет таким, как все. А потом и совсем исчезнет. Но первые сто, двести или триста лет самые тяжелые.

Он пошел вперед, а я побежала за ним, стараясь не слышать стонов бедного рыдающего существа.

– Что касается твоего второго вопроса, то тебе лучше спросить обо этом у своего Отца.

Мы подошли к светящемуся бледно-зеленому сооружению в форме треугольника. Даже этот свет доставил мне радость, которая так же быстро улетучилась. Это место медленно высасывало жизнь. Яд, разлитый вокруг, заползал в душу и убивал ее.

Внутри здания кипела работа. Собратья человека-ящерицы разбрасывали вокруг внешних стен тонкую сеть из серебристого материала. Маленькими ведерцами они черпали из стоящего в центре здания сосуда бледно-золотистую жижу и выплескивать ее на сеть. Кусочки света сияли, как звезды. В темноте слышался писк, визг, клекот, бормотание. Существа всех размеров, яркие, бледные, абсолютно черные, невидимые, набрасывались на сеть, поглощая свет – их пищу. Там, где они касались сети, даже серебристые нити темнели и становились невидимыми.

Люди-ящерицы трудились, не покладая рук, откинув широкие капюшоны, но я даже думать забыла заглянуть в их лица. Сквозь сковавший меня ужас от зрелища этого невероятного кормления, пробивалось другое чувство. Именно это чувство, думаю, заставляло моего спутника и его друзей находиться в таком чудовищном месте, кормить и заботиться об этих несчастных умирающих существах. Жалость.

Убыстряя темп, мелькали маленькие ведерца, мчались в развивающихся одеждах люди-ящерицы, визжали, пищали, стучали изогнутыми когтями, остатками пальцев существа-призраки. Я не могла этого больше вынести. Размазывая слезы, я рванулась к сосуду в надежде найти ведро и помочь моим странным новым знакомым кормить этот зверинец.

Один из зеленых плащей оторвался от своего занятия и остановил меня.

– Не надо, – сказал он. – Тебе нельзя этого делать. Они сразу почувствуют тебя.

Оглушенная, сраженная, обессиленная, я отступила.

Постепенно сосуд в центре здания опустел, сетка тоже опустела, толпа схлынула. Кормление закончилось. Медленно, устало, сеть втянули внутрь. Она стала совершенно черной. Вздохи, накинутые капюшоны – в здании шла уборка. Мой спутник подошел к мне, такой же усталый и вымотанный, как и остальные.

– Бог дает нам немного пищи для них, – вздохнул он. – Пойдем, нам нужно идти дальше.

И молча пошел вперед.

Я не двинулась с места. То, что душило меня, рвалось наружу в одном-единственном слове, и я закричала его, пугая глупых беззащитных тварей.

– Почему? – кричала я. – Почему? – Я не могла даже плакать, боль сжигала слезы. – Почему Отец допускает это?

– Это просто невероятно! – вспылил человек-ящерица. – До чего Он разбаловал тебя! Сколько раз я спрашивал Его, почему Он допускает, чтобы ты так вела себя. Он все время отвечает только одно: «Потому что я люблю ее».

– Послушай, – заговорила я с отчаянием. – Мы говорим с тобой об этом месте. Я никогда еще не видела ничего более чудовищного, более невероятного. Я хочу понять, почему оно существует. Я никого не хочу обидеть. Только хочу понять. Здесь такая безысходность, безнадежность, смерть.

– Это и есть смерть, – ответил он устало. – Смерть души.

То, что не должно существовать, но существует. Нет никого из живущих в аду, кто бы не страшился этого места, кто не думал бы о нем с ужасом. Это – смерть сознания, гниение, переходящее в ничто.

Мы тем временем подошли к другому зданию, прямоугольному, длинному, со множеством дверей. Мы уже стояли в широком коридоре, когда одна из дверей открылась, и кого-то втолкнули внутрь. Мой спутник остановился около свалившегося на пол человеческого существа. От толчка сочленения рассыпались, превратившись в кучу костей. Существо стало собирать само себя. Вероятно, оно уже давно забыло, как выглядело вначале, потому что складывалось, не сообразуясь с принципами человеческой анатомии, а как придется. В результате получилось нечто, передвигающееся на четырех конечностях, без головы.

– Вы не видели мою голову? – спрашивало существо.

Я отступила, а человек с жалостью наклонился над ним и осторожно подтолкнул к выходу.

– Когда-то они были людьми, – говорил он. – Может быть, воинами, или царями, или полководцами. Сильными, веселыми, полными жизни, чувств и желаний. Потом в один момент в душе появилась пустота, червоточина. Они перестали отличать добро от зла, свет от тьмы. Они стали безразличны к своим словам и поступкам, безжалостны к тем, кого любили или ненавидели. Это произошло незаметно, так же незаметно, как приходит любовь – проснувшись однажды утром, вдруг осознаешь, что она здесь, с тобой, что она наполнила твою душу светом. Так и они однажды, проснувшись, ощущают пустоту внутри. Безразличие – первый признак умирания души.

Мы пошли вглубь здания и остановились у широкой серебристой ленты, которая спускалась сверху.

– Для приговоренных к смерти, – пояснил мой спутник.

Когда мы стали подниматься по ленте, мимо нас вниз пронеслось что-то живое и вопящее. Верх ленты упирался в ворота. Человек поднял посох, и ворота открылись.

Привычный бледный свет ада показался мне невероятно ярким. Когда ворота за нами закрылись, человек-ящерица достал из складок плаща серебристую фольгу и развернул ее у моих ног. Без возражений я встала на нее. Ударила молния, и я стала собой. Путешествие закончилось.

Но мне все еще хотелось получить ответ на свой вопрос.

– Безнадежность – всего лишь слово, – отозвался Отец. – Тебе кажется, что ты забыла главное слово, характеризующее это место.

Но ты будешь неправа, даже если вспомнишь его. Словом не выразить сути. Ее не выразить и несколькими словами, потому что это всего лишь слова. Они могут отразить фактуру вещи, но не ее содержание. Ты все еще хочешь знать, почему?

– Да. Почему ты не сожжешь, не уничтожишь это место?

– А почему человек не может сжечь свои испражнения? Он не может их уничтожить иначе, как зарыв в землю, чтоб они сгнили, распались, превратились в ничто. Ты все еще хочешь продолжить этот разговор?

– Не знаю, – ответила я, переходя от жалости к отвращению.

– В этом нет моей вины, – продолжал Он, – в том, что этот мир умирает. И я не собираюсь превращаться в уборщика кала и испражнений за ним.

Человеческие души похожи на рыбу, живущую в верхней части моря. Смотри. Верхний слой самый теплый, он располагается ближе всего к поверхности. Потом идет средний, потом нижний, потом бездна, омут.

Вот рыба, живущая в верхнем, освещенном солнцем, слое моря. Приходит время, и она, переродившись, учится дышать воздухом, и, умерев, рождается новым существом, для которого открывается необозримый простор суши. Но случается так, что она, умирая, опускается ниже. Тогда ее может съесть другая рыба. Но в первой рыбе живет какая-то отрава, яд, не давший ей возможности подняться над водой. Поэтому через некоторое время рыба из среднего яруса тоже умирает, попадая в нижний ярус, где ее съедает другая рыба. Та, в свою очередь, отравленная, тоже скоро умирает, опускаясь в бездну, на самое дно. Умершую рыбу из верхнего яруса может никто и не съесть, тогда она сама медленно опускается на дно.

Таким образом, рано или поздно это происходит – ее энергия, одна или с другими рыбами, которые ее поглощали, опускается на дно и здесь начинает разлагаться. Она превращается в ничто, гниль, тяжелый мертвый газ, какой-нибудь сероводород, который стелется по дну, убивая все живое. Этот газ будет накапливаться, его будет становиться все больше и больше. Даже во времена сильных наводнений, затопляющих сушу, этот газ остается на дне. Только в конце мира, когда солнце сожжет все, высушит море – только тогда смерть сольется со смертью, станет частью ее. Понимаешь? Человеческие испражнения – это продукт гниения, происходящий в организме. Если процесса гниения не будет, организм не будет получать энергию, необходимую ему для жизни, которая выделяется из продуктов распада пищи. Прекратится процесс гниения – прекратится жизнь. А если прекратится жизнь, рыба никогда не сможет выбраться на сушу.

Если исчезнет плохое, исчезнет и хорошее, исчезнет тьма – исчезнет и свет. Душа человеческая не сможет совершенствоваться, стремиться в лучший мир, к солнцу, на небеса, если прекратить этот процесс гниения, который является частью жизни.

Сейчас концентрация мертвого газа на дне моря достигает критического уровня, поэтому вся рыба должна поспешить выйти на сушу.

– Но что будет, когда откроются ворота ада?

– Сатана не откроет Кладбище, иначе все живущее погибнет. Он боится этого не меньше всех остальных. Именно поэтому он наполняет себя чувствами, событиями, знаниями, стараясь сберечь себя как личность.

Послушай, дитя. Истина горька, очень горька. Она как румяный пирог. Ты откусываешь кусок, а начинка горькая. Но ты уже проглотила ее, и теперь всегда будешь всегда ощущать эту горечь. Мир не таков, каким люди себе его придумали. У них недостаточно для этого воображения. И тот мир, который тебе открылся – реальный, истинный мир – навсегда останется с тобой.

И когда на улице ты будешь замечать человека с признаками разложения души, ты будешь ощущать вкус горького пирога, видеть Кладбище, наполненное призраками, блуждающими в пустоте, и тебе никогда уже не избавиться от этого знания.

– Но что будет с рыбой, которая выбралась на сушу?

– Сначала ей будет казаться, что это конец вселенной, предел пути. Потом она увидит бескрайнее небо над головой и захочет подняться в него.

Но люди, дитя мое, не умеют летать.

– Скажи мне, кто эти существа, которые жалеют и кормят несчастные создания там, внизу, на Кладбище?

– Это праведники. Лучшие из праведников.

Часть 13. Заколоченный вход

Снег покрывал высокий склон и спускался в долину, залитую солнечным светом. Закрываясь от солнца, я пыталась рассмотреть, куда я попала, когда услышала смех.

Они скатились кубарем и упали мне под ноги, двое мужчин и одна девушка. Старший из мужчин выглядел лет на тридцать. Невысокий, лысоватый, он носил узкие очки, за которыми прятались умные глаза интеллектуала. Второй, помоложе, высокий, темноволосый, сильный, чувствовал себя неуютно и все время закрывал глаза, вероятно, находясь на грани потери контроля. Девушку я не могла рассмотреть.

– Я не вижу лица вашей спутницы, – пробормотала я, – только светлые волосы и голубые глаза.

– Она неопытна, поэтому не может сосредоточиться, – извинился первый мужчина, внимательно меня рассматривая.

Они молчали, сдерживая радость, словно дети на прогулке.

– Путешествуете? – спросила я.

– Мы хотели увидеть духов, вот и сделали это.

Я посмотрела на горы. Картинка стала темнеть, распадаться, словно кто-то стирал краски с холста.

– Вам нужно уходить отсюда, – обратилась я к старшему из них. —Немедленно. – Я вздохнула. Молодые люди, похоже, не понимали, куда попали. – Пожалуйста, поторопитесь.

Они смотрели на меня недоуменно и недоверчиво.

– Скорее, – повторила я настойчиво. Потом добавила нервно: – Хотя бы девушка!

Из-за гор ползла тьма, разрушая иллюзию, заполняя все вокруг черной холодной грязью. Фигура девушки стала таять, пока не исчезла совсем. Мужчины не успели этого сделать. Тьма поглотила их. Потрясенная, я стояла в темноте между мирами, не зная, что предпринять.

– Лучше тебе не вмешиваться. Это не твоя забота.

– Мне жаль их.

– Нельзя спасти всех, – возразил Отец. – Что дадут тебе эти двое?

Их дорога только пересеклась с твоей, но не соединила ваши судьбы. Ты ничего не можешь сделать для них.

Мне следовало послушать Его.

– Я все же хочу пойти.

– Хорошо. Я пришлю тебе сопровождающих. Но имей в виду, они голодны. Постарайся сдерживать их.

Я рванулась сквозь вязкую грязь между мирами.

Еще одно усилие – и я стояла перед дверью, заколоченной досками. Кажется, недавно здесь кто-то прошел, но доски еще держались. Я толкнула створку, и вся дверь с грохотом упала внутрь, поднимая горы пыли. Внутри плавал сумрак. Неимоверная тяжесть окутала меня, и я потеряла сознание.

Я очнулась в широкой галерее из темно-серого камня. Правая ее часть составляла стену какого-то зала, слева тянулись ажурные арки, подпираемые колоннами, которые выходили на черные бескрайние поля и багровый закат. Я сидела на полу, прислонившись спиной к стене. Надо мной склонилось обеспокоенное лицо одного из моих воинов. Увидев, что я очнулась,

он рванулся от меня прочь и исчез в ночи.

Они голодны.

Я услышала далекие голоса, тявканье и жалобный вой, и стала звать их, но они не откликались.

– Хороши твои провожатые, нечего сказать, – сказал Сатана. – Я повернула голову и увидела его силуэт на фоне багрового света. – Они тебя совсем не слушают. Пожалуйста, верни их, пока они не прикончили половину моих поданных.

Поднявшись, я подошла к одной из арок и стала смотреть в темноту. «Немедленно вернитесь, – повторяла я с досадой. – Иначе я больше никогда не возьму вас с собой».

– Убедительный довод, – заметил Сатана. – Им же все равно, кого пожирать. Почему, собственно, ты не берешь их с собой, когда посещаешь другую сторону мира? Ангелы или демоны – для них все равно.

Вой и шум стихли, между колонн появилось бледное свечение – мои спутники вернулись. Повернувшись к своему собеседнику, я не нашла его на прежнем месте.

– Ищешь тех двух парней? – шепнул он мне на ухо, и пушистые волосы коснулись моей щеки. – На мой взгляд, им уже не поможешь. Для них уже наступила вечная ночь.

– Чем они провинились? – Я чувствовала его дыхание, видела мягкое сияние, исходящее от его одежды, но не спешила оборачиваться. – Почему ты не отпустишь их?

– Они дерзко проникли в мой дворец с черного хода.

– Ты бы мог изъять из миров все заклинания, позволяющие это делать.

– Я не стану терпеть, что всякая шваль бродит по моему дворцу, когда ей этого хочется и нарушает мой покой! – ответил он раздраженно. Потом совершенно спокойно добавил: – Что же касается заклинаний… Их может изъять либо тот, кто открыл их, либо тот, кому это уготовано судьбой. Не я принес их с мир, и не мне забирать их обратно.

Глухой рокот, похожий на рев толпы, прервал наш разговор.

– Пойдем, если хочешь увидеть представление. – Он подал мне руку и добавил насмешливо: – Только оставь своих провожатых здесь. Они и так перебили половину округи.

Мы прошли через залитый лунным светом луг, покрытый зеленой травой, с большими скирдами сена. В дальней части странного сада темнели деревья. Молчаливый стоял это сад, и никто не гулял в нем, кроме нас двоих. Выход из сада венчала арка. Вероятно, этот островок зелени находился во внутреннем дворе дворца. Мы прошли еще несколько комнат и коридоров, пока не оказались у знаменитого тронного зала, где несколько десятков существ ожидали своего господина. Сатана двинулся туда, но я остановила его.

– Пусть они уйдут.

– Стесняешься показываться в моем присутствии? – спросил он, поглядывая на меня с улыбкой. – Но они ведь все равно знают, что ты здесь, и станут подглядывать. Ну, да ладно. – Обращаясь к стоящим в зале, он бросил коротко: – Пошли прочь!

Когда толпа развеялась, он провел меня по сияющим черным плитам опустевшего зала, в которых отражались хрустальные черные колонны. Высокий белый свет полыхал над огромным троном, и черный камень переливался миллионами кристальных вкраплений, словно бриллиантами.

У этого дворца нет синхронизации залов – просто проходишь сквозь очередную дверь и попадаешь туда, куда хочешь попасть. Наконец, мы оказались в шумном, заполненном светом факелов, зале, и стали у дальней колонны.

– Нам нужно остаться здесь, – прошептал Сатана, сжимая мне руку. – Я не хочу, чтобы нас увидели. Это испортит представление и расстроит моих слуг. Прошу тебя, сдерживай свои эмоции. В конце концов, ты сама захотела увидеть все это.

Высокий, элегантный, он словно собрался на прием в высшее общество. Костюм цвета слоновой кости, белые перчатки, облегающие тонкие человеческие руки, того же цвета туфли, атласный жилет и тонкая рубашка выглядели идеально. К нему вернулось хорошее настроение, глаза заблестели весело и холодно. Он наслаждался каждым мгновением разворачивающегося действа.

Толпа, заполнившая прекрасный зал из розового мрамора, казалась здесь такой же чужеродной, как цыгане в королевском дворце. Их поведение так не соответствовало здешней строгой жизни, что я с удивлением оглянулась на их хозяина.

– Это всего лишь представление, балаган, – пояснил он, улыбаясь. – Посмотри, как они разрядились – красные платки, кольца в ушах, широкие шаровары, размалеванные лица. Это шутовство, часть игры. Видишь, они даже поставили трон, на котором должен сидеть повелитель тьмы. Твои новые знакомые тоже действующие лица. Смотри.

Среди бурлящей толпы, освистанные, оплеванные, осыпаемые оскорблениями, шли двое людей. Они были полностью обнажены, только шею и грудь опутывали ленты, похожие на сбрую с ошейником. Их тащил

на поводках громадный черный демон. Метрах в десяти от трона, где заканчивалась красная дорожка, он бросил их на пол.

Зал притих. В наступившей тишине послышались шаги. Кто-то шел, сильно хромая и приволакивая ногу.

Я снова обернулась к Сатане.

– Мой шут. – Его глаза смеялись. – Изображает меня. Еще и деревянную ногу прицепил, чтобы представить хромоту, которой у меня нет. Теперь они станут играть в присягу. Я называю этот зал «залом присяги для придурков».

Мне было совсем не до смеха. Все поплыло у меня перед глазами.

Я хотела подойти к людям, но он удержал меня.

– Не делай этого. Ты не можешь изменить законов этого мира.

– Что с ними сделали?

– Их поимело множество демонов и поимеет еще больше,

если ты вмешаешься. Они сами пришли сюда, сами захотели быть здесь, и им уже ничем не поможешь.

Едва он произнес эти слова, шут на троне заговорил:

– Вы должны произнести клятву. – Он медленно произнес несколько слов. – И положить руку на книгу. – Перед людьми раскрыли большую старую книгу. —Если вы этого не сделаете, с вами начнут снова проделывать то, что вам так не понравилось.

Я рванулась вперед, на Сатана схватил меня в охапку.

– Это их решение, а не твое, – сказал он тихо. – Они могут отказаться. Тот, кто откажется, умрет и покинет свое тело. Для того, кто согласится, ночь только начнется.

Я не хотела его слушать. Вырвавшись, я вышла из-за колонны, когда услышала тихое: «Я согласен». Затем и второй голос прошептал: «Я согласен».

У меня подкосились ноги, и я сползла вниз, упираясь спиной в холодный розовый мрамор. Сатана присел на корточки рядом со мной. Я увидела край белого, безукоризненно сшитого пиджака, брюки без единой морщинки, тонкую кожу ботинок, услышала торжествующие крики топы, и слезы навернулись мне на глаза.

– Не плачь. – прямо в лицо мне смотрели сияющие глаза. – Не смей плакать. Хочешь, чтобы эта толпа набросилась пожирать твои слезы?

Краем глаза я заметила, что стоящие к нам спиной участники представления стали оборачиваться, чувствуя мое отчаяние, как пьяница чувствует запах спиртного.

– Успокойся, прошу тебя. – Он поднял меня с пола. – Это всего лишь фарс, представление. На самом деле не существует никакого обряда, кроме желания души находится здесь. Иди за мной.

Он вышел из-за колонны. Наступила мертвая тишина.

– Довольно, – сказал он тихо.

Толпа расступилась. Между Сатаной и бутафорским троном образовался широкий проход. Брезгливо ступая, он медленно пошел по розовому мрамору, обходя обрывки конфетти и красные пятна на полу. Словно во сне, я плелась вслед за ним.

– Вы все здесь испачкали кровью, – процедил он с отвращением. – Немедленно уберите эту грязь.

Раздался слабый шелест. Часть слуг бросилась убирать зал, остальные замерли, словно статуи. Мы дошли до трона, с которого сползла фигура в широком черном плаще и красных панталонах, с рожками на голове и длинным хвостом. Хихикая, шут отстегнул деревянную ногу, сбросил рожки, плащ и хвост. Сатана взглянул на него, и шут спрятался за спинкой кресла.

Медленно повернувшись, Сатана встал напротив пленников. Огромный черный охранник лежал рядом, уткнувшись безобразной лысой головой в пол. Спокойно и холодно Сатана посмотрел на людей, стоящих на коленях. Струйки слез текли по их грязным лицам, смывая кровь и черную сажу.

Но когда он заговорил, то продолжил разговор, который мы начали у колонны.

– Желание души, ее добровольное согласие – единственное условие. – Потом он обратился к пленникам: – Вы можете остаться или уйти,

как пожелаете. Но тот, кто уйдет, умрет.

Низенький человек опустил голову, а высокий начал плакать. Он рыдал, бился головой об пол, а потом жалобно закричал:

– Господи! Прости, прости меня, Господи! Забери меня отсюда!

Я отрекся от тебя от страха и принуждения. Прости! Забери меня отсюда!

Низенький человек поднял голову.

– Я хочу остаться, – сказал он.

– Мне нужны слуги, – ответил Сатана задумчиво, но не ему, а своим мыслям.

Затем повернулся ко второму человеку:

– Ты отрекся от Бога. Неужели ты думаешь, что Он услышит тебя?

Я опустилась на колени рядом с плачущим человеком, вытерла кровь и слезы с его лица и подняла глаза на Сатану.

– Ты не можешь заставить его остаться. Ты столько раз утверждал, что это поступок добровольный.

– Я могу подарить тебе его душу, если тебе его так жаль.

Я опустила голову и посмотрела на человека. Словно раненое животное, он лежал тихо-тихо, робко уткнувшись лбом в мои колени. Я не могла принять подарка и не могла отказаться от него. Но мне не пришлось отвечать. Чьи-то руки подняли меня с пола.

В зале стало светло, как днем. Возле трона стоял высокий суровый старик в белых одеждах.

– Ты все правильно сделала, – сказал он мне. – Если бы не ты, Бог не обратил бы внимания на этого человека и его молитву. Но теперь Бог услышал его раскаяние и заберет отсюда. Пусть его не ждут прекрасные золотые поля, но и не ад. Он будет спокойно жить в отведенном ему месте

и сможет подумать о своих прегрешениях.

Ангелы подхватили человека, и он исчез.

Я оглянулась. Холодный свет играл на бледно-розовом мраморе и теряющихся в полумраке колоннах. Зал опустел. Представление окончилось.

Сатана и старик долго молча смотрели друг на друга.

– Странно видеть тебя здесь, – произнес Сатана наконец.

– Я сам так же себя чувствую. – отозвался старик и повернулся ко мне. В больших темно-карих глазах застыли жалость и печаль. – Не задерживайся.

Он погладил меня по голове и исчез. Я устало повернулась к Сатане. Он стоял, скрестив руки на груди, и насмешливо смотрел на меня.

– Что теперь с ним будет?

Я спрашивала о человеке, который решил остаться.

– Ничего. Он вернется обратно домой, а его товарищ умрет.

– Кем он теперь станет?

– Моим слугой. Ему понравится. Жаль, что ты отпугнула девушку.

Из женщин получаются лучшие слуги, чем из мужчин.

– Почему?

– У них более высокая эмоциональность, приспособляемость. Кроме того, у них больше болевых точек, а, значит, ими легче управлять. Но ничего. Он вернется, и я получу эту девушку.

– Неужели действительно с помощью заклинания кто угодно может попасть в твой дворец?

– Это очень старые заклинания. Никто уже давно не рисковал пользоваться ими.

– Заколоченный вход?

– Заколоченный вход.

Часть 14. Город весельчаков

– В мире так мало счастья.

– Но не так уж много и горя, дитя мое. Любое горе когда-нибудь гаснет. Гаснут же звезды.

– Ты говорил об образах…

– Которые мы храним в себе. Каждый образ жив, пока душа помнит о нем. И пока ты помнишь мир, в котором родилась и который полюбила, он всегда будет с тобой. Посмотри.

И я увидела зеленый нескошенный луг.

– Вон встает солнце, которого здесь не бывает. Но ты же видишь его.

Золотой шар поднимался из-за высоких деревьев, уходящих к горизонту. Мир вокруг, золотистый, свежий, благоухающий, походил на распустившийся цветок.

– Иди.

Трава доходила мне до плеч, а в некоторых местах чашечки желтых пушистых цветов колыхались выше головы. Нагнувшись, я коснулась губами капельки росы, застывшей на кончике зеленой травинки, и побежала.

В каком-то странном счастливом сумасшествии я бежала сквозь зеленые травы, ощущая, как намокает моя одежда, пока сила, скрытая в капельках росы, золотистых паутинках, летающих в теплом воздухе, шепоте гордых желтых цветов, их аромате, не убила мою боль.

Набегавшись, я остановилась на краю луга, у кромки леса. Здесь трава была темней и ниже. Теплый ветер высушил мою одежду и, успокоенная, я зашагала по едва заметной тропинке, осторожно раздвигая ярко-голубые колокольчики цветов. Под деревьями было прохладно и сумрачно. Яркий свет пробивался свозь листву, окрашивая траву в нежный салатовый цвет. Какой-то шум заставил меня обернуться. Метрах в тридцати от меня холм резко уходил вниз, обнажая серую равнину со странной переливчатой травой. Растеряв свою радость, я застыла как вкопанная.

У края обрыва стояли двое мужчин. Их черные кожаные куртки резко контрастировали с окружающими нежными красками.

– Не бойся, – сказал тихий голос. – Это не то, что ты думаешь. Это совсем не ад.

– Эти люди…

– Они очень долго шли сюда сквозь пустыню.

Я присмотрелась. Темная переливчатость только выглядела как трава. Песок шевелился, словно живой. Я тихонько подошла и села за спинами мужчин на темный валун. Здесь болезненно реагируешь на чужое присутствие, потому я молча ждала, пока они обернутся.

– Он похож на зыбучий песок. – Один из мужчин, высокий и седой, устало стянул с плеч тяжелую куртку и уронил ее на траву. Потом он сбросил остальную одежду и остался в майке и шортах.

– Да, отец, – ответил юноша, вслед за мужчиной снимая одежду, и добавил: – Как здесь тепло.

Он был выше отца на голову и значительно стройнее, совсем еще юный темноволосый мальчик лет девятнадцати, смуглый и гибкий.

– Поверить не могу, что мы прошли, – вздохнул он, и отец согласно кивнул.

Рядом в траве я заметила узлы из рубашек, привязанные к длинным палкам. Очевидно, они смастерили их за время своего путешествия.

– Нужно уложить одежду, – добавил отец чуть хриплым голосом и обернулся.

Он не уронил одежды и не высказал никакого удивления. Очевидно, дорога многому научила его.

– Здесь не бывает холодно, – сказала я, – если, конечно, вы не любите зиму.

Они не ответили. Мальчик молча увязал одежду в узлы, и они подняли свои палки.

– Не бойтесь меня, – продолжала я.– Я не причиню вам вреда.

– Мы ищем воду, – обратился ко мне мальчик.

У него были глубокие темно-серые глаза, а у его отца – светлые и прозрачные.

– Здесь недалеко есть озеро. – Я запнулась. – Я могу проводить вас.

Они не ответили.

Не уверенная, что они последуют за мной, я пошла вперед, а когда над головой зашумел лес, почувствовала их дыхание за своей спиной. Деревья мягко сомкнулись у нас над головами, и этот покой, мягкий струящийся свет и сладкий воздух совершенно успокоили моих странных спутников. Не прошло и десяти минут, как мы увидели ручей. Мальчик сделал невольное движение навстречу воде, но я остановила его.

– Это не та вода.

Я свернула направо, и вскоре мы вышли к небольшому озеру. Золотые паутинки летали над его зеркалом, стояла тишина, высокие деревья едва шелестели. Мальчик сбросил тяжелые ботинки, свою поклажу и легко побежал к воде. Я опустилась на теплый сухой песок, вдруг ощутив всю горечь и тяжесть пройденной ими дороги, которые могла смыть только эта вода. Мальчик резко остановился у кромки, нагнулся, осторожно зачерпнул в ладонь темную воду и коснулся ее губами. Когда он поднял голову

и посмотрел на отца, устроившегося рядом со мной на песке, его глаза лучились.

– Сладкая, – восхитился он, – и теплая.

Рассмеявшись, он бросился с разбега в воду, поднимая брызги. Он пил большими глотками, окунаясь с головой, и напившись, нырнул. Его долго не было, и я начала беспокоиться.

– Не волнуйтесь, – заговорил отец, – Том долго может оставаться под водой. – Помолчал и добавил: – Томас —мой сын.

– А как вас зовут?

– Николас. В ваше имя?

– Лариса.

– Греческое имя, – сказал он задумчиво, – красивое.

Он не спросил, кто я, и почему встретилась им на дороге. Думаю, после долгих страданий они ждали чудес. Я стала для них частью чуда вместе с зеленой страной, озером, теплом и мягким светом.

– Вы американец? – спросила я.

– Американец? – Он задумался. – Или англичанин? – Он покачал головой. – Русский?

– Не могу вспомнить.

Он неловко повернулся и посмотрел на меня, обычный человек лет пятидесяти, со следами глубокой усталости на лице.

– Мой сын учился в университете в Калифорнии, – заговорил он, – и приехал ко мне на каникулы. Я не помню, как и где произошел взрыв. Взорвалась бомба. – Он тряхнул головой. – Многие воспоминания стираются, словно их и не существовало. Потом мы долго шли по пустыне, пока не наткнулись на стену. – Он вздохнул. – Высокая, очень высокая стена без конца. А под стеной полно этих вонючих, мерзких и злых чудовищ. – Он посмотрел на голову сына, появившегося над водой, и радостно помахал ему рукой. Мальчик помахал в ответ и снова нырнул. – Похоже, мы собирались на охоту – у нас оказались с собой ружья. Но этих тварей пули не берут. Пришлось нам с Томом самим… – Он не договорил, уставившись на свои руки. Потом добавил: – Мы нашли там совсем маленькую дверь, в такой огромной стене! Какой-то старичок впустил нас.

– Он вам сказал, что куда бы вы ни шли, вы все равно найдете то, что ищете.

– Да, – Николас сглотнул. – Мы ищем город. Других людей.

– Я отведу вас, – ответила я, наблюдая как мальчик выходит из воды.

Он подошел, неся в руках чудесный подводный цветок с золотыми листьями.

– Это вам, – сказал он, протягивая мне цветок.

– Нет-нет! – испугалась я. – Здесь нельзя рвать цветы! Отнеси его обратно.

– Но как же я…?

– Просто приставь его к тому месту, где ты его сорвал, и он сам прирастет.

Мальчик восхищенно вздохнул и бросился в воду.

– Вам тоже надо искупаться, – обратилась я к мужчине. – Вода смоет ваши печали.

Николас молча кивнул и пошел к воде. Дождавшись, пока сын выйдет, он осторожно окунулся и неловко поплыл, потом нырнул. Он пил и пил воду, а я думала о бесконечной пустыне за стенами рая. Мальчик подошел, отряхиваясь, и сел, как до этого его отец, рядом со мной.

– Он чудесный, – заговорил мальчик, глядя как отец плещется недалеко от берега, – и немного странный. – В его голосе слышалась любовь. – Он всегда был таким. И меня таким вырастил.

– Странный?

– Он говорил, что нельзя брать денег, которые не заработал своими руками. Что нужно любить и уважать людей. И помогать им. Он носил маму на руках и дарил ей цветы, даже если не было никаких праздников. – Мальчик вздохнул. – Он говорил, что женщина заслуживает уважения и заботы. – Он посмотрел на меня и добавил: – Вы красивая.

– В этом мире все красивы, – ответила я, вздыхая.

Я не знала, что мне делать дальше. Должен же быть проводник, который поведет этих людей. Потом поняла, что я и есть этот проводник. Этот мир давно стал моим домом. А они все еще искали свой.

Я поднялась, когда Николас вышел из воды, уверенная, что знаю дорогу. Здесь недалеко была тропинка, по которой жители ходят к озеру, и я без труда нашла ее. Мои повеселевшие знакомые легко шли за мной, вдыхая сладкий воздух и оглядываясь по сторонам. Метров через пятьсот тропинка вывела нас на широкую песчаную дорогу. Я слышала голоса прошедших по ней людей, их тихий смех, видела мелькающие смутные образы, толкающие повозку, гружённую припасами.

– Это дорога в город.

Неожиданно раздался гогот и кряканье, и с правой стороны, из леса показалась толпа маленьких темно-синих существ, которые запрудили дорогу. Они неторопливо шлепали ногами, смешно покрякивая, отчего издали напоминали уток. Когда мы подошли ближе, мальчик восхищенно вздохнул, а существа, повернув к нам головки, прокрякали:

– Здравствуйте, здравствуйте!

– Они разговаривают! – воскликнул мальчик.

– Этот мир полон живых существ, – пояснила я, – и не все они похожи на человека. Потом спросила: – Куда вы отправляетесь?

– Домой, домой, – отвечали они.

Один из них подошел, мягко ступая и заговорил со мной:

– Здравствуй, зимний цветок.

– Здравствуй, – ответила я.

– Что ты делаешь здесь?

– Я провожаю в город этих людей.

– Люди? – Я кивнула. – Город в двух днях…– Он запнулся. – В двух часах ходьбы. Рад был повидаться с тобой.

– И я рада видеть тебя, – ответила я и склонилась, заглянув в глубокие темные глаза.

Существо проследило, пока все его собратья не скрылись в лесу, и побежало вслед за ними.

– Почему он назвал вас зимним цветком? – спросил мальчик.

– Это долгая история, – вздохнула я.

Дорога все вилась и вилась, а город не появлялся. Неожиданно подул теплый ветер, и мы оказались на шумной улице, мощенной белым камнем. Веселые смешливые люди трудились, укладывая в стопки камни нежно-абрикосового цвета. Другие носили обточенные каменные плитки одинакового размера. Люди весело приветствовали меня, подходили поздороваться, спрашивали, как мои дела и поправилась ли я. Но никто не подошел к мужчине и мальчику.

– Почему они спрашивают у нее о здоровье? – тихо спросил мальчик отца, но тот только молчаливо кивал, впитывая в себя город, высокие стены его домов и яркий золотой свет улиц.

В длинном чане весело напевающие женщины с большим удовольствием руками месили тесто. Чуть дальше в огромной печи без дров и огня выпекали хлеб. Сладкий душистый запах хлеба сплетался с запахом цветущих деревьев, которые заботливо обходила каменная мостовая.

– Отец, смотри! – говорил мальчик. – Сирень и акация. А вон жасмин. И плодовые деревья. Разве они могут цвести все вместе? А рядом с цветами на деревьях уже созрели плоды!

Отец только молча кивал, и прозрачные слезы стояли у него в глазах.

– Ну наконец-то!

Высокий смеющийся ангел с сияющим лицом, в белом переднике, весь измазанный тестом, показался из-за огромного дерева.

– Здравствуй, Томас! – сказал он ласково. – Здравствуй, Николас! – Он приветствовал их, как старых друзей. – Я, знаете ли, решил научиться печь хлеб. – Он смахнул кусочек теста с кончика носа. – Но только вымазался весь! – добавил он, стирая тесто с ладоней.

Он лучился такой теплотой и приязнью, такой непридуманной радостью, что мои спутники совсем оттаяли. Они потянулись к ангелу, как дети, позабыв о своих невзгодах и страшной дороге, которую им пришлось пройти.

– Пойдемте, вас уже давно ждут.

Они ушли вместе с ангелом.

– Вот и хорошо. – Я с удивлением увидела ангела рядом с собой. Он сидел на широкой белой скамье у продолговатого стола, который стоял под деревом. – Я постоянно им нужен то тут, то там. Они привыкли, что я раздваиваюсь, в общем, множусь, и не обращают на это внимания.

Подошла девочка.

– Распорядитель, ты нужен мне.

– Конечно, конечно, – ответил ангел, и часть его ушла с девочкой.

– Как же мне иначе поспеть везде? – рассмеялся он, видя мое недоумение. – Иди, садись рядом. – Когда я уселась, он внимательно посмотрел на меня, и его смешливое лицо стало на мгновение серьезным

и суровым. – Ты похорошела.

– Да уж, – потупилась я. – Постарела.

– Глупости, – отмахнулся он. – Посиди, я сейчас.

Через мгновение он вернулся, неся глиняный кувшин с молоком и два треугольника хлеба, белого и черного. Девочка поставила передо мной небольшую чашечку с медом и убежала.

– Кушай, – сказал ангел, разглядывая меня.

– Но сейчас пост.

– Здесь не бывает поста.

– А ты?

Он покачал головой.

– Нельзя есть из чужой миски. Все, что в ней – твое.

Я стала разламывать теплый душистый хлеб, макая кусочки в мед и запивая молоком.

– Они называют этот город Городом Весельчаков, – говорил ангел, с удовольствием глядя, как я ем. – Это очень древний род. И прекрасный. Добряки и миротворцы.

– А юноша и его отец?

Ангел кивнул в сторону зеленой поляны, где за большим круглым столом множество людей, смеясь, угощали пришельцев.

– Это их семья. Теперь они дома.

– Тут осталось немножко меда. – Я набрала на палец золотую жидкость. – Хочешь?

Ангел рассмеялся.

– Не мед сладок, а палец, что его подает, – и проглотив, добавил: – Не молоко в кувшине, а губы, что его касались, не хлеб, а руки, что его разламывали.

Потом он съел все, что я ему оставила. Ангел отвел меня за город на зеленый луг.

– Поспи немножко, – улыбнулся он и уложил мою голову себе на колени.

Небо потемнело, пошел тёплый сладкий дождь. Я подставила язык и проглотила тяжелую каплю. Дождь перестал так же неожиданно, как и начался. Ангел молчал, осторожно гладя мои волосы. Золотая паутинка запуталась в моих ресницах, и ее прикосновение вызвало у меня слезы.

Почему? Почему я не могу остаться?

Часть 1. Рождество

– Прекрасный голубой шарик, – сказал голос. – Земля.

Я открыла глаза, но ничего не увидела, кроме жемчужно-серой промежуточной ткани, в которую укутаны все миры.

– Кто здесь?

– Это всего лишь я.

– Мы только виделись вчера.

– Ну и что с того? – Сатана протянул ладонь. – Иди сюда.

В жемчужном свете, словно в молоке, плавали образы и предметы.

– Садись сюда, на диван. – Руки подняли меня и усадили на что-то мягкое и теплое. – Сплошная синтетика, ничего натурального. Сейчас полно таких вещей – научились делать.

Когда глаза немного привыкли, я поняла, что сижу на маленьком низком диване, покрытом пушистым белым покрывалом, в центре круглого светлого зала. Подобрав ноги, я повернулась на голос, раздававшийся из дальней его части.

Там стояла огромная ель, тёмно-зелёная, пушистая, с крупными шишками. Рядом с деревом расположился Сатана. Голенища его высоких белых сапог и рукава расстегнутого белого пиджака, под которым сияла рубашка того же цвета. украшала тонкая серебряная вышивка. Лицо скрывалось под упавшими на лоб снежными волосами. Он стоял над большими коробами, очевидно, намереваясь наряжать елку.

– А почему бы и нет? – ответил он вопросом на мое удивление. –Рождество все-таки.

– Ты что же, собираешься праздновать Рождество?

– А почему бы мне не праздновать его? – В его ответе сквозила ирония. – Посмотри, какая ель. Она настоящая, к тому же в кадке. Когда праздники закончатся, ее вернут туда же, где она росла. – Он усмехнулся. – Представь себе – ель, побывавшая в аду. Кто-то смог бы заработать неплохие деньги. Правда, даже ей, привыкшей к морозам, здесь холодно. Она могла погибнуть, если бы я не поместил ее в капсулу. Видишь?

Вокруг ели мерцал слабый свет.

– Собираешься наряжать елку?

– Конечно, как же без этого. Один шарик уже есть, – ответил он и добавил: – Прекрасный голубой шарик – Земля. – Шарик засиял у него на ладони. – Мы пристроим его вместе с бантом, фиолетовым бантом. – Бледное лицо выплыло из жемчужного тумана, и на меня в упор уставились сияющие глаза. – Кажется, земные психиатры считают фиолетовый цветом безумия. Очень кстати, в сочетании с черным и багровым, которым окутана твоя планета.

– И синим, по-видимому.

– Цветом смерти? – Он не согласился и не возразил. Просто прицепил шарик с помощью банта к пушистой ветке. Потом, словно фокусник, достал откуда-то букет синих полевых цветов. – Новинка сезона! Теперь елки украшают живыми цветами!

Он прикрепил букет к ветке с помощью золотистого банта и отошел, любуясь.

– Вот астры. – Он достал пушистые желтые цветы. – Вот пионы. – Большие сиреневые чашечки он отрезал вместе с частью стебля. Каждый цветок, скреплённый бантом того же цвета, находил свое место на елке. – А вот прекрасные красные розы. – Он отошел, любуясь, как полураспустившиеся бутоны цвета крови соседствуют с пионами. – А вот и гвоздики. Они подходят более всего, у них так много оттенков.

Он достал из коробки охапку цветов.

– Вот белые. – Он соединил несколько пушистых белых цветов и поставил их головками вверх так, что они казались частью елки. – Голубые… Что они, синьку добавляют в воду, что ли? Вот лимонные. А эти пестрые. И еще вот эти, с сиреневыми полосками на листиках.

Елка превратилась в огромный букет. Честно говоря, она выглядела великолепно. На строгой темной зелени цветы сияли как драгоценные камни.

– Теперь гирлянды. Не хочешь помочь мне? – Он протянул мне полные пригоршни миров. – Вот белый карлик, и желтый, двойная звезда, а вот и голубая. А здесь планеты. Посмотри, какие краски.

– Нет, – ответила я, пряча руки.

– Лентяйка! – проворчал он. – Ленишься наряжать елку! Посмотрите на нее, улеглась на диване и даже не желает помочь мне.

Он стал вешать на елку мерцающие шары, отчего она приобрела почти невыносимую красоту.

Эта елка до сих пор стоит у меня перед глазами. Я вижу, как сияют разноцветные огни чужих миров, слышу дурманящий запах цветов, смешанный с запахом земли и смолы, и ощущаю странную щемящую боль. Отчего не ужас? Почему не отвращение? Никогда еще мне не доводилось видеть такой прекрасной елки и, наверное, никогда я больше не увижу. Елка стала миром, вселенной, олицетворением той же совершенной красоты, которая венчает идеальное – ничего наносного, вульгарного, лишнего.

Сатана закончил наряжать елку и сел рядом со мной на диван, какие-то тени убрали комнату. С трудом оторвавшись от завораживающего зрелища,

я повернулась посмотреть, чем он занят. Он ничем не был занят – перекинув ногу на ногу, наблюдал из-за моей спины результаты своих трудов.

Из жемчужного тумана медленно проступали очертания комнаты. Рядом с диваном выплыл низкий стеклянный стол, на котором стояла плоская синяя ваза с черными цветами. По другую сторону стола я заметила такой же диван и несколько стульев у белых резных стен.

– Цветы быстро увянут.

– Их будут менять каждый день, а на Рождество всех их заменят белые гвоздики. – Он посмотрел на меня. На его бледном лице вспыхнул нежный румянец, так испугавший меня когда-то. – Только белые. – Неожиданно он вскочил с дивана. – Да! Совсем забыл! Нужно же украсить макушку.

– Чем это интересно? Неужели звездой?

– Разумеется.

Он отошел вглубь тумана, а когда вернулся, в его руках переливался всеми цветами радуги какой-то предмет.

– Что это? – спросила я, завороженно глядя ему в ладони.

– Звезда, конечно. Только у нее не шесть лучей, а семь, она не плоская, а объемная, не трехмерная, а четырехмерная. Седьмой луч – это время.

Он ловко прикрепил звезду, наклонив верхушку – ни один шар, цветок, бархатный бант не упал.

– Теперь можно встречать гостей, – вздохнул он удовлетворенно, усаживаясь рядом со мной на диван.

– Каких гостей?

– Я хочу познакомить тебя кое с кем. Это не слуги и не рабы. Мои друзья, которые помогают мне править вселенной. Ты еще не встречалась

с ними.

– Управители ворот?

– Не совсем. Управители ворот – семеро, управители городов – семеро, среди них твой друг Эдвард, управители всех двухсот восьмидесяти уровней – все они там, внизу, в большом зале, у них тоже есть елка. Но это не те, кого я жду сюда.

– Зачем ты позвал Эдварда?

– Он же управитель Белого города, значит, должен находиться здесь. Не беспокойся, он найдет, с кем поговорить. Там будут философы, артисты, музыканты, художники, даже несколько чудаков-праведников, считающих своим долгом жить в аду и помогать страждущим.

Я услышала тяжелые шаги.

– Ну, вот и они. Ты увидишь их без капюшонов.

Я выпрямилась на диване, но не опустила ног на черный зеркальный пол – мне вдруг стало холодно.

– Ты увидишь их истинные лица, – добавил он тихо. – Хотя они любят клоунаду и часто наряжаются. Это их слабость – смеяться над ближним.

Первым вошел высокий темный ангел в расшитых серебряных одеждах, с пучком белых волос на макушке. Он прикрепил к ели букетик голубых цветов.

– Подошел бы еще барвинок, – сказал он низким гулким голосоми, повернувшись, склонился перед диваном в легком поклоне, отчего хвостик на его макушке подпрыгнул.

– Ты носишь странную прическу, – заговорила я, и плечи ангела вздрогнули.

Он выпрямился и посмотрел на меня с недоумением. В его огромных холодных глазах плясало яркое серебряное пламя, а бледное лицо с точеными чертами носило следы старости.

– Она видит тебя, – обратился Сатана к вошедшему, и серебряные глаза так пристально уставились на меня, словно хотели пронзить насквозь.

– Это управитель южных земель, – представил его Сатана. – У него сложное имя, ты его все равно не запомнишь. В его землях живут, в основном, колдуны и маги.

После представления южный управитель неторопливо прошествовал ко второму дивану и не спеша сел на него.

Двери из большого зала открылись, впуская двух ангелов, высоких и бледных, – черноволосого в алом шелковом плаще и рыжеволосого в блестящих одеждах из толстых золотых нитей.

Темный ангел в алом прикрепил к ели оранжевый цветок и подошел первым.

– Это управитель западных земель, – представил его Сатана. – Там сосредоточены мои гаремы, и большинство женщин – рабынь, служанок и воинов – проходят свое обучение там.

Ангел в алом поклонился, и я увидела, как он красив и молод. Его красота была столь же яркой и поразительной, как и пушистый цветок-огонек, который он скрепил золотым бантом. Он поднял глаза только на мгновение, но его взгляд обдал меня холодом. Представившись, он отошел к стене, оседлал белый резной стул, обхватив руками спинку, и сел поодаль от дивана, между мной и елкой. Я все время чувствовала на себе его внимательный взгляд.

Рыжий ангел в золотом принес нежный белый цветок, похожий на лилию, внутри которого дрожал свет, а каждая песчинка горела маленьким голубым пламенем.

– Это управитель восточных земель, – представил его Сатана. – Он властвует над живущими там философами, музыкантами, поэтами, художниками.

Управитель поклонился, и рыжие волосы взметнулись огнем. Он посмотрел на меня с безразличием, скрывавшем затаенный интерес. Его глаза ничего не сказали мне. Ленивый и вальяжный, он более спокойно отреагировал на мое присутствие, чем двое других. После приветствия он отошел к дивану и сел рядом с южным правителем, откинувшись на спинку.

Наступило молчание, но молчание без неловкости или недомолвок. Очевидно, ждали кого-то еще. Эти четверо уже все давно сказали друг другу, и каждый знал свою роль наизусть.

Я услышала шаги за дверью и подняла голову.

– А вот и хранители чести, – пробормотал Сатана.

В зал вошли двое в черном, только чуть заметно мерцало тонкое серебро отделки их плащей. Одного из вошедших я знала.

– С управителем Серебряного города ты знакома. – Правитель снял серебряный шлем и склонил голову. – Он поддерживает порядок внутри моего мира.

– Мы виделись с госпожой, – произнес управитель тихо.

– А это предводитель моего войска, – отрекомендовал Сатана.

Хмурый ангел, могучий и темный, молча склонил лохматую голову.

– Вы – не первородный, – обратилась я к нему.

– Он не первородный, – ответил за него Сатана, – но достиг больших вершин. – Он помолчал. – Мои военачальники часто меняются. Но он уже больше трехсот лет руководит моим войском с большим успехом.

Эти двое остались стоять неподалеку от двери.

Я понимала, теперь все в сборе, и чувствовала, что Сатана собрал своих соратников с какой-то целью.

– Подарок, – ответил Сатана, как всегда, читая мои мысли, – подарок на Рождество. Для именинника.

Я посмотрела на него с недоумением. Он молча кивнул на синюю вазу с черными цветами.

– Поскольку Эдварда здесь нет, ты сделаешь это за него.

– Почему нет Эдварда?

– Человеку нельзя здесь находится, – отозвался за моей спиной с презрением юный ангел.

– А что я должна сделать?

– Коснись цветка и скажи, что хочешь сказать имениннику.

Управители и предводители молча наблюдали за нами.

Я осторожно коснулась цветка, не зная еще, что скажу. Он стал ослепительно белым и распустился.

– Мы любим тебя, – прошептала я цветку. – Я и Эдвард. Мы любим тебя.

Сатана покачал головой, но промолчал. Юноша за моей спиной беспокойно зашевелился. Обессиленная, я откинулась на спинку дивана и плохо слышала, что говорили остальные.

Южный управитель коснулся цветка, и он стал синим.

Цветок Восточного управителя окрасился ярко-желтым.

Цветок Западного управителя засверкал серебром.

Управитель Серебряного города, в отличие от остальных, говорил громко. Он коснулся цветка, и тот стал ярко-красным.

– Это кровь, – сказал он, – которая скоро прольется у престола.

Цветок предводителя войска распустился, но так и остался черным.

– Это смерть, – прохрипел он, – за умерших товарищей.

Я почувствовала, что холодею. В чаше находилось семь цветков. Одного еще не коснулась ничья рука.

Я посмотрела на Сатану. Он только молча кивнул.

Мне вдруг представилось, как эта чаша отправляется на праздник, как ее вносят в светлый зал, и как собравшиеся там молча смотрят на послание, несущее зиму, вражду. Войну.

И тогда я коснулась последнего цветка.

– Один за меня, – сказала я, и цветок распустился, яркий и белый. —Я очень-очень тебя люблю.

Часть 2. Аспиды

Я зову его Перышко. Странное имя для дракона. Он немножко хитрый и чуточку циничный. Нет, «циничный» не совсем подходящее слово. Он скорее ироничен. Вероятно, наш мир кажется ему смешным, так взрослому неловко в детском саду. Он очень красив. Ярко-золотой рисунок полностью покрывает его кожу, серую, почти черную, с мягким отливом. Я даже не знаю, насколько он огромен. Он может казаться человеком и идти рядом, и никто не догадается, что это не настоящий его облик. В этом мире рядиться в чужую личину все равно что одеть другую одежду – никого этим не удивишь. У него огромные сияющие зеленые глаза. У его братьев они ярко-красные.

Из называют пожирателями миров. У каждой вселенной есть свой дракон. Когда вселенная умирает, дракон умирает вместе с ней, потому что так заведено, или, может быть, по какой-то другой причине. Почему они не переходят в другую вселенную или не дожидаются, пока возродится жизнь в их собственной, я не знаю. Они умирают, а их глаза превращаются в драгоценные камни, которые переживают конец мира. Если найти такой камень, он дает большую силу, потому что хранит мощную энергию, которой питался дракон. Я никогда не слышала, чтобы они называли себя пожирателями миров или пожирателями вселенных. Но они никогда не обижаются на это прозвище. Они похожи на больших сильных собак, которые не обращают внимание на надоедливое тявканье маленьких собачонок. Но никто во вселенной не смеет надоедать им.

Их мало кто видел. Почти всю жизнь вселенной они живут в своем таинственном мире, так что жители начинают думать, что их существование просто миф. Только на закате, когда жизнь вселенной подходит к концу,

они появляются.

Это очень таинственная раса. Они мудры и стары. И всегда старше вселенной, в которую приходят. Они называют себя хранителями.

Я никогда не видела дракона, который живет в нашей вселенной. Перышко – не он. И он не похож на своих братьев. Я никогда не слышала, чтобы он говорил о них или общался с ними.

Я очень люблю его. Его кожа теплая, мягкая и шелковистая, а золотой узор так горит, что освещает ночь. Когда он поднимает голову высоко над землей, голову гигантской змеи, все вокруг замирают. Мы познакомились не так давно, и с тех пор мне стоит только позвать его, как он приходит. Он никогда не появится, если не позовешь, но он всегда где-то рядом.

В нашей вселенной есть еще один род, внешне напоминающий змей. Люди зовут их аспидами, но сами они называют себя по-другому…

Не помню, как я оказалась у больших золотых ворот. Они выплыли из темноты, густой, словно кисель. Ворота венчали каменную стену, которая исчезала где-то на севере. Мне не хотелось входить. Повернувшись чтобы уйти, я невольно остановилась – дорогу заливала черная вода.

Очень плотная, она напоминала масляную краску. Маленький пятачок, на котором я стояла, был единственным сухим местом. Из темноты выплыл старый разрушенный мост, но он вел не к воротам, а мимо них. За мостом чернела выжженная земля, утыканная кое-где остовами деревьев, скрюченных, как старческие пальцы.

Тишина оглушала, хотя мир, именуемый адом, всегда наполнен звуками – плач, оханье, шепот, шелест трав или ветра. Один звук существует всегда. Это звук на грани восприятия, он почти не слышен, но, возникая на границе ада, он никогда не исчезает совсем. Но здесь я не слышала даже его.

Странное место.

– Место действительно странное, – сказал спокойный чистый голос.

– Здесь, наверное, никто не бывает.

– Потому и не бывает, что место особенное, – подтвердил голос. Потом спросил. – О чем ты думала, когда смотрела в черную воду?

О том, что в ней не отражается правда об этом мире?

– Нет. Я думала, что это место давно заброшено, и в нем никто не живет.

– За воротами город. И он населен.

– Я хочу увидеть тебя. Ты можешь подойти? – попросила я, и услышала слабый шорох за спиной.

От стены отделилась высокая фигура, одетая в просторный серый плащ с низко надвинутым капюшоном.

– Ты меня узнаешь? – спросил он.

– Я видела тебя недавно на границе миров. Ты хотел поговорить со мной. Жаль, что не удалось.

Он кивнул.

– Но ты не сказал своего имени.

– Не сказал.

– И не открыл своего лица.

– Не открыл.

Он спокойно и доброжелательно смотрел на меня из-под капюшона, его глаза мерцали в темноте, хотя он и прятал этот блеск.

– Что тебе надо? Поговорить?

– Здесь не подходящее место для разговоров, хотя мне все еще необходимо многое сказать тебе.

– Чего же ты хочешь?

– Возьми меня с собой в город.

– Ты хочешь, чтобы я взяла тебя с собой, не зная, кто ты, и что тебе надо, в город с неизвестными опасностями, расположенный в аду?

– Я хочу, чтобы ты просто поверила мне, – ответил он и протянул тонкую темную руку с загнутыми подушечками пальцев.

Не стану же я в темноте считать количество пальцев или проверять наличие когтей. Но в тот момент мне не пришло в голову ничего подобного —я просто взяла его за руку.

Мы стояли, словно дети, у ворот в королевство троллей, когда услышали из-за стены тихий голос:

– Уходите, пока можете. Это страшное место. Поищите себе успокоение в любом другом городе, только не в этом.

Голос женщины, хриплый, надломленный, умолк.

– Не волнуйся о нас, – обратился к ней мой странный спутник. – Мы не умершие и не ищем приюта. Мы пришли по делу и скоро покинем это место.

Женщина больше не отзывалась, и я подумала, что беспокоюсь об этой душе, которая в своем беспросветном горе невольно пожалела нас, пытаясь уберечь от участи, худшей, чем смерть.

– Почему ты не вошел сам? – спросила я.

– Я бы не смог, – отвечал он. —Только ты можешь входить, куда хочешь.

– А как открываются ворота?

Я коснулась золотой лепки, и моя рука прошла сквозь нее без всякого сопротивления. Тут же раздался ужасающий вой то ли сирены, то ли какого-то существа. А, может быть, это просто звонок в дверь. Не раздумывая, я шагнула вперед.

Мы очутились в широком коридоре, стены которого подпирали две шеренги высоких неподвижных фигур. Бледно-желтый свет заскользил по лицам статуй, и я заметила в них признаки жизни – поджатые губы и блестящие глаза. Существа выглядели как близнецы – одного роста, одетые в одинаковые желтые полотняные штаны, короткие куртки того же цвета и кожаные белые шлемы. Их сковывала общая цепь, которая тянулась

от правой ноги первого в шеренге к правой ноге следующего, и так далее.

– Все цепи одной длины, – сказал мой спутник. – Так достигается равное расстояние между ними.

Белый пол опустился широкими ступенями. Их оказалось семнадцать.

– Это семнадцатый уровень, – пояснил мой спутник. Потом добавил с насмешкой: – Очень высокий уровень и очень высокая честь для его жителей.

Мы спустились в маленький золотой зал. Под самым потолком открылась небольшая дверь, к которой вела витая лестница, и какое-то существо с причитаниями стало суетливо спускаться вниз.

– Какая честь, какая честь, моя прекрасная госпожа, – шумело существо, похожее на золотого шмеля, – мы так рады, так рады! И нашего Господина ожидаем сегодня к нам. Мы так рады, что вы посетили нас!

– Ты здесь почетный гость, – отметил мой спутник с иронией. – Но будь осторожна. Они не очень жалуют гостей.

– А ты? Тебя они будут жаловать?

– Меня тем более не будут жаловать, – рассмеялся он, —

ведь я вообще пожаловал без приглашения.

– Такая честь, такая честь, – суетилось существо, но вдруг увидело, что я не одна, и умолкло. Потом прожужжало с меньшим энтузиазмом: – Видеть нашу прекрасную госпожу и ее неизвестного спутника, которого она назовет нам.

– Не назовет, – ответила я. – Я не знаю, кто он и как его зовут.

– Моя госпожа не знает, – печально прожужжало существо.

– Он пойдет со мной, – добавила я, но существо уже исчезло.

Я подумала, что оно спустилось вниз, но никого не увидела в золотом зале.

– Ты не туда смотришь, – отозвался мой спутник странным голосом. – Посмотри вверх.

Я подняла глаза. Опираясь о кончик хвоста, во всю длину тонкого тела вытянулась, словно струна, большая черная змея. Ее золотая и непропорционально огромная голова возвышалась метрах в пяти над нами.

– Аспид, – я, как будто, знала это всегда.

– Мы не называем себя так, – заговорил аспид без тени угодливости. – Мы зовемся «пламенные головы».

– Вы демоны?

– Высшего уровня, высшего уровня, – ответил аспид надменно и раскрыл пасть.

Зубы были не золотыми, а черными, как и его глаза.

И тут мой спутник снял плащ.

– Одень, – обратился он ко мне. – Прошу тебя.

– Но я не хочу.

– Одень и не снимай его, пока не покинешь этого места. Обещай мне.

– Ну, хорошо.

Пока я возилась с застежкой, произошло нечто странное. Сначала у моего лица появилась шипящая золотая голова, затем аспид вдруг резко дернулся и исчез.

Я обернулась. Рядом со мной на кончике хвоста раскачивался черный, как ночь, огромный змей. Он походил на Перышко как дальний родственник. Первое, что я почувствовала, это восхищение. Большое сильное тело покрывал ярко-изумрудный узор невероятной красоты. На плоской голове, совершенной в своей форме и ужасающей силе, горели рубиновым огнем глаза. Змей был прекрасен и силен. И в то же время в нем чувствовались какая-то нежность, изысканная грация и глубокая насмешка. Казалось, он наслаждался зрелищем ужаса и злобы, охватившего аспида.

Они молчали, раскачиваясь на хвостах, игнорируя силу давления, столь высокую в аду, змеи, объединенные только названием, такие разные, такие далекие.

– Ты распорядитель в этом городе? – спросила я аспида, глядя на него снизу вверх.

Удерживаемый взглядом рубиновых глаз, он запричитал без всякого высокомерия.

– Я старший в этом городе, моя прекрасная госпожа, и я проведу вас к Господину, который скоро прибудет, туда, где вы сможете подождать его.

– Я хочу сначала осмотреть город.

Аспид дернулся, но не смог отвести взгляда.

– Город слишком необычен, моя прекрасная госпожа. Он не понравится вам.

– Разумеется, он не понравится, – вмешался змей, и его глаза блеснули. – Как может понравится мерзость, которую вы здесь прячете.

Разве ты не слышал, что тебе сказали? Проведи нас через дверь, ведущую в город, и будь нам проводником.

Он перестал смотреть на аспида, тот рухнул на пол и пополз к маленькой двери, спрятанной за нижней золотой ступенью.

– Забирайся на меня, – сказал змей, повернувшись ко мне. – На голову.

Он опустился, я прошла по теплому упругому телу и умостилась на плоской голове. Аспид уже исчез за дверью, мы проскользнули следом – и упали в бездну. Потом мы летели в пустоте в сторону разгоравшегося впереди бледного свечения.

Аспид напал внезапно. Я снова увидела золотую голову в нескольких сантиметрах от своего лица. Он так и не укусил, а замер с выпученными глазами. Из его раскрытой пасти не вырвалось ни звука.

– Еще раз так сделаешь, и я откушу тебе голову, – пробурчал змей, и мы как ни в чем не бывало полетели дальше.

– Что ты ему сделал?

– Сдавил голову хвостом.

Бледное свечение приближалось.

– Я так понимаю, это ваши хранилища, склады для пищи, – заговорил змей.

Аспид не ответил. Бледно-голубые полупрозрачные боксы заполняли живые скрюченные, человеческие и не только, тела.

– Кто они?

– Хочешь знать, кто они? Те, кто так и не родился, кто убит своими матерями в утробах. Но здесь не все из них, только похищенные аспидами.

– Но они все взрослые.

– В каждом роде существует небольшое количество детских душ, тех, на кого, так сказать, не хватило материала. Они никогда не вырастают, понимаешь? И даже если они рождаются, то умирают в младенчестве. Аспиды никогда не берут их. Они берут только тех, кто должен был стать взрослым, но не родился по вине их матерей.

– Они что же, едят их?

– Нет, дитя. Держат про запас, на случай голода.

– Я не понимаю.

– Покажи нам фабрику, – приказал змей аспиду.

– Нет, это запрещено. Никто никогда не видел ее.

– Покажи, – повторил змей спокойно. – Разве ты не обязан показывать ей все, что она попросит?

Мы снова полетели, куда-то влево от хранилищ, навстречу яркому голубому свету. На этот раз полет длился недолго.

– Что это за место – фабрика? Что они там делают?

– Готовят себе еду.

– А что они едят?

– Это сложно объяснить. Они едят не то, что умерло, а то, что не родилось.

– Я не понимаю.

– Аспиды не питаются душами. Они питаются от тех живых существ во вселенной, которые не имеют душ.

Послушай, всё живое во вселенной продолжает себя. В разных мирах это делается по-разному. Двуполых миров, как твой, очень мало. Как правило однополые миры размножаются либо делением, либо выбрасывают семя,

либо почкованием. В любом случае процесс рождения жизни сопровождается выбросом энергии. Люди называют это страстью, но у этой энергии есть и другое название. Это энергия метаморфозы, которая придает клетке способность создавать живое существо, рождая жизнь. Без этой энергии клетка никогда не сможет измениться, живое существо никогда не родится. Аспиды питаются этой энергией. Они не берут существ с душой, потому что душа впитывает и хранит эту энергию, она извлекает ее из жизненной формы, в которой живет, и после смерти этой формы уносит

с собой. Извлекать энергию из души – очень тяжелая процедура. В живых существах, не имеющих души, эта энергия откладывается во внешних оболочках, хранится в одном из генов генетического кода. Аспиды извлекают ее из клетки, клетки берут из живых существ. Клетка – самое легкое вещество, и его нетрудно проносить сквозь миры. В таком месте, как это, они высасывают жизнь из клетки, и живое существо умирает.

Мы уже подлетели.

Я увидела огромные пространства, состоящие из боксов, почти в каждом из которых находился аспид. Там же на небольших возвышениях лежали золотые шары.

– Смотри, – сказал змей с печалью, – здесь нашли свою смерть роды, цивилизации и целые поколения живых существ. Сначала незаметно, потом вдруг сразу перестали рождаться дети. Потомство сначала сокращалось, потом перестало появляться вообще. Без всякой видимой причины вырождались и исчезали целые народы. Аспидов всего четыреста. Это не очень многочисленный род. Но это демоны высшего уровня. Один аспид властвует над несколькими планетами одновременно, лишая живых существ потомства. Более мелкие аспиды подбирают то, что остается от аспидов высшего уровня.

– Ты хочешь сказать, что бесплодие – их работа.

– Не всегда. Иногда дети не даются из сострадания, чтоб избавить от будущей боли и еще большего страдания.

– Так они вообще не трогают души?

– Иногда, по ошибке. Тогда они выбрасывают их на свалку вместе с пустыми оболочками, из которых высасывают жизнь. – Он замолчал. Потом заговорил снова: – Нам нужно найти свалку.

– Там то, что ты ищешь?

– Да, – ответил он угрюмо.

Мы молча полетели вдоль прозрачных залов, за стенами которых шевелились эти мерзкие существа. Свалка оказалась недалеко от фабрики.

– Я так и знал, что она здесь, – вздохнул змей с облегчением, и я вдруг почувствовала, какую тяжелую, невыносимую ношу он нес все это время. – Они ужасные неряхи, чтобы убирать за собой.

– Я могу чем-нибудь помочь тебе?

– Протяни ладонь.

Я протянула ладонь к его пасти, и он осторожно положил в нее маленький золотой шарик.

– Я ищу одну душу, – сказал змей. – Я ее хранитель.

– Ты пожиратель миров.

– Да, так нас называют. Но мы называем себя хранителями.

– Ты ведь не из нашей вселенной.

– Ты почувствовала это?

– Сразу, как только встретила тебя.

– Из соседней с вашей.

– Как душа из соседней вселенной попала в нашу?

Шарик вдруг тоненько запел в моей руке. Где-то изнутри свалки ему ответил звонкий голос, который запел, потом засмеялся по-детски радостно, снова запел. Они перекликались, шарик и голос, пока из глубины черного облака не выскочила маленькая золотистая искорка. Она подлетела к шару, шар раскрылся и втянул искорку. Я поднесла шар на ладони к голове змея, и он осторожно проглотил его.

– Это дитя – особенное, – ответил он глухо. – Такие дети могут путешествовать между вселенными. Его занесло сюда любопытство.

Громкий шум прервал наш разговор. В центре фабрики происходило какое-то движение. Но прежде, чем мы покинули свалку, произошло еще одно событие.

– Если здесь оказалась одна душа, то, может быть, я найду еще несколько, как ты думаешь? – спросила я змея.

– Возьми шарик, – ответил он. Шарик, оказавшийся в моей ладони, выглядел иначе и пел разными голосами. Я собрала в него немного золотых искорок. Пока я думала, куда мне их положить, змей добавил: – Отдай его своему хранителю. Он будет знать, что с ним делать.

– Ты знаешь Перышко?

– Ты зовешь его Перышком? Я никогда его не видел и не говорил с ним.

– Откуда же ты знаешь, что он есть?

Змей не ответил.

Он отнес меня на фабрику. Когда мы влетели в большой белый зал, полный аспидов, демонов и похожих на людей существ, наступила тишина. В центре зала стоял их господин.

Увидев меня, он долго молчал. Потом спросил, указывая на моего спутника:

– Это твой друг?

– После того, что случилось, я могу сказать: «Да, он мой друг». Он меня спас.

– От чего?

– От кого. От него.

Я указала на толстую фигуру человека-шмеля, который под взглядом своего господина превратился в змея.

Сатана повернулся к нему.

– Мой Господин, – запричитал тот, – я нападал не на нее,

а на пожирателя.

– Ты знаешь, что я не выслушиваю оправданий, чтоб не отделять правду от лжи, а наказываю за поступки.

Сатана вытащил из ножен на поясе тонкий меч и отрубил управителю голову. Тело обмякло, но голова продолжала моргать глазами. Пока Сатана разбирался с управителем, кто-то тронул меня за плечо. Змей стоял рядом, почти похожий на человека.

– Мне пора уходить, – сказал он. – Ты дважды поразила меня сегодня. Первый раз, когда поверила мне и взяла с собой. И второй раз, когда назвала меня своим другом.

– Я сказала, что думала, – ответила я, протягивая руку, которую он пожал.

– Мы еще увидимся с тобой. Нам о многом надо поговорить.

– Ты забыл свой плащ.

– Прошу, не снимай его, пока ты здесь. Я оставляю тебя не одну. Я знаю, твой хранитель где-то рядом.

Он свернулся в яркую искру и исчез. Сатана хмыкнул, но промолчал. Я посмотрела на управителя, голова которого продолжала жить.

– Я не убил его, – ответил Сатана, видя мое недоумение. – Отрубив голову, я лишил его всех полномочий, опустив его род на самую нижнюю ступень для демонов высшего порядка.

– Какую?

– Двадцать седьмую.

– Его тело отрастет?

– Для этого понадобится несколько сотен лет.

Часть 3. Саранча

«Косые лучи падали неохотно и лениво». Как глупо! Можно сочинять рассказы всю жизнь и остаться бездарным писателем.

Я просто увидела человека на залитом солнцем зеленом поле. Он сидел, развалившись, в белом шезлонге. Солнечные лучи падали на его широкополую шляпу, а подбородок касался ворота белоснежной летней куртки. Казалось, он спал.

Я осмотрелась. То, что я приняла за поле, на проверку оказалось невысокими холмами, покрытыми темно-зеленой пружинистой травой, и напоминало лужайку перед домом. Сам дом, огромный, белоснежный, высился в глубине холмов, метрах в пятистах от ленивого человека. Невдалеке группа людей занималась чем-то знакомым, и я стала присматриваться к ним.

Мужчины и женщины возраста расцвета, все не старше тридцати лет, в белых футболках и серых ситцевых шортах, некоторые босые, разминались, словно собирались устроить соревнования по бегу. Я также заметила несколько лент белой дорожки, вьющихся вокруг холма, на котором спал человек.

Я расстроилась. Вверху синело холодное зимнее небо. Внизу картинку окунули в прозрачный свет августа, где тени четкие и резкие, а очертания дрожат между сном и явью, разрушая очарование лета.

Иллюзия, но совершенная.

– Что ты здесь делаешь? – спросил человек и снял шляпу.

Он был насмешлив и расслаблен, этот темный правитель, властелин ночи, греющийся под лучами невидимого солнца.

– Сама не знаю, – отвечала я угрюмо. – Я не собиралась мешать твоим делам.

– Оставайся, – предложил он. – Посмотришь на то, что никогда не видела.

Он указал рукой на бегунов, которые вышли на старт, по одному на дорожку. Повинуясь невидимому сигналу, они рванулись с места. За каждым человеком стремительно бросился преследователь, издавая гортанные крики, схожие с вороньим карканьем.

Человеческие тела чудовищ покрывали черные матовые панцири, схожие с панцирем черепахи. Узкий подбородок уродливой головы переходил в выдвинутую челюсть с острыми зубами, но глаза и лоб сохранили человеческую форму. Полусогнутые ноги с одним когтем вместо пальцев, длинные руки, которое они при беге прижимали к груди, и хвосты с ядовитым жалом завершали эту картину ужасов. Меня поразила их стремительная, смертоносная сила, как у настоящих хищников.

Заметив преследователей, бегуны с криками понеслись, не разбирая дороги.

– Что они сделают с людьми, когда догонят? – спросила я, не в силах оторваться от зрелища гонки, пока преследователи и преследуемые не скрылись между холмами.

– А что делают охотники, когда гончие догоняют зайца? Здесь нет кусков мяса, чтобы кинуть его собакам и оттащить от них добычу. Если нет мяса, гончие, несомненно, раздерут бедного зайца.

Он посмотрел на меня насмешливо и лениво.

– Кто они такие? Где мы находимся?

– Это саранча. – Сатана откинулся в шезлонге, продолжая рассматривать меня из-под полуопущенных ресниц. – Они занимают двадцать восьмой и двадцать девятый уровни. Это первые из уровней, где могут жить человеческие существа.

– Они что же, люди?

– Иди, сядь рядом.

Сатана потянулся, раскрыл стоявший неподалеку второй шезлонг, взял меня за руки и усадил в него. Потом нахлобучил мне на голову свою шляпу

и рассмеялся – она оказалась слишком велика. Я стащила шляпу с головы, но он и не подумал рассердиться. Казалось, ничто не могло испортить его хорошего настроения.

– Они были людьми, и в глубине все еще остаются ими. Это дети, извлечённые из чрева матери на том этапе своего развития, когда звериное еще преобладает над человеческим. В этот переходный момент эмбрионы забирают у женщин и с помощью специальных вливаний сохраняют в них то звериное, что подавляется в человеке – не только внешнее,

но и внутреннее.

– Вливаний чего?

– Энергии демонов. В некотором роде саранча – это суррогат демонического и человеческого, но тело и душа человеческие. Они самые лучшие мои воины. Они жестоки, стремительны и смертоносны. Саранча – лучшая часть моего войска. Кроме того, что они отличные убийцы, это еще и собиратели падали. Они пожирают мертвецов, очищая поле битвы от мусора и останков.

– Так они что же, живы?

– Часть из них мертва, но, в основном, да, живы. Они идут по физическим мирам туда, куда я их посылаю, уничтожая и освобождая пространства и планеты. Когда их убивают или они умирают, они все равно остаются на этих уровнях, но в другом качестве – с более высоким рангом и преклонением стальных.

– Разве в аду могут жить живые существа?

– Ты же знаешь, что да. Как некоторые ведьмы и колдуны. Этот мир очень близок к физическому миру.

– А панцири?

– Они учатся их отращивать со временем. Их тела слишком мягкие,

как у большинства людей, а панцири их защищают.

– Но почему два уровня?

– Это зависит от энергии, которая используется для их выращивания. Если это энергия демонов более высокого уровня, то это двадцать седьмой уровень, если демонов попроще – двадцать восьмой уровень.

Я откинула голову на спинку шезлонга и вздохнула, подставляя лицо свету. Странное место. И стало слишком тихо. Я открыла глаза. Он смотрел на меня, слегка повернув голову со странным выражением, и его прозрачные глаза мерцали золотым и серым.

– Как и многие люди, они сохранили чувствительность и определенные потребности. – Сатана указал на холмы вокруг. – Поэтому здесь этот дом, и этот свет, и все остальное.

Выбравшись с шезлонга, он постоял, глядя на меня сверху вниз, потом протянул мне руку в белой перчатке. Я молча поднялась. Пока мы шли к дому, на какое-то мгновение мне показалось, что этот мир настоящий, настолько реальными выглядели зеленая трава и небо. Недалеко от дома он неожиданно остановился и усадил меня на холме.

– Сейчас ты увидишь кое-что, – рассмеялся он и громко произнес несколько гортанных звуков.

Когда чудовища начали сползаться со всех сторон, я подумала, что черная туча стелется по траве. Они ползли и ползли, стуча когтями, прыгали, пищали или каркали, пока не заняли все холмы, весь этот мир до самого горизонта. Сатана снял сначала одну, потом вторую перчатку

и бросил их в живое море, бушующее в метре от нас. Перчатки тут же разорвали на мелкие кусочки. Глаза, полные обожания, смотрели со всех сторон, карканье, полное восторга, неслось отовсюду.

– Я хочу, чтобы они полюбили тебя.

– Только мне это не нужно, – ответила я угрюмо.

– Им не трудно будет это сделать, – продолжал он, глядя в темное море, колыхающееся до горизонта. – Они ведь просто дети, которые так и не выросли.

Часть 4. Ловцы

Человека подвешивали на цепях. Голову, руки и верхнюю часть туловища плотно прижали к полу, а нижнюю часть и раздвинутые ноги подняли за щиколотки к потолку. Я стояла у его головы. Лицо с раскосыми миндалевидными, глубокого серого цвета, глазами слегка отличалось

от земного, но, несомненно, это был человек.

Пустые глаза. Мертвые.

Кто-то охнул недалеко от меня, и невысокий ангел с ужасом прошептал: «Уходите, уходите, вам нельзя здесь находиться». Испуганно забегали тени, послышался голос: «Да, уберите же ее кто-нибудь отсюда». Передо мной появился седой дородный старик в белой одежде и настойчиво стал просить меня уйти.

– Я не уйду, – ответила я упрямо, и обошла старика, который только беспомощно помотал головой.

Небольшое помещение походило на пчелиные соты. Соты-комнаты сообщались между собой небольшими коридорами. Бледно-желтый свет лился из стен, потолка, пола и даже перегородок. Я и несколько существ, похожих на ангелов, находилось в одной из таких комнат-сот.

Раздался высокий дрожащий звук – и человека разорвало пополам. Голова и правая часть туловища упали справа от меня, все остальное повисло на цепях, удерживавших левую щиколотку. Цепь медленно опустилась, и останки рухнули на пол.

Звук повторился, и из останков поднялось полупрозрачное существо. Большую часть уродливой головы занимал огромный клюв, как у только что родившегося утенка, а тонкие прямые конечности не имели суставов. Чудовище пронзительно закричало и стало карабкаться по стене, испещренной бороздами. Его поймали в голубой шар, и оно долго там билось, пока не затихло.

Я опустилась на колени перед человеческим существом, с которого молчаливые ангелы снимали цепи.

– Ему ничем уже не поможешь, – сказал один из них печально.

– Вы убили его.

– Он был уже мертв, когда мы доставили его сюда. Он стал мертв, когда пожиратель сожрал его душу, а вместе с нею его личность, чувства, воспоминания, предыдущие возрождения. Осталась только сухая сморщенная оболочка. – Ангел замолчал, глядя, как осторожно я беру голову серого человечка и кладу ее на свои колени. Он смотрел, как слезы капают из моих глаз, и печально качал головой. – Мы забираем душу до того, как ангел смерти завершит обряд, чтобы демон не успел выскользнуть. Но его невозможно выманить наружу – они так срастаются со своими носителями, что даже в ад отправляются с оболочкой мертвой души.

– Что же вы хотите от них? Зачем держите в плену?

Существо в шаре закричало и забилось.

– Мы хотим узнать, каким образом они полонят душу. – Ангел вздохнул. – Они выбирают самую чистую, самую светлую, самую прекрасную душу и губят ее, лишая жизни. И мы не знаем, как они это делают.

Я больше не слушала его, глядя на того, кто лежал у меня на коленях. Тонкая шея переходила в часть груди и маленькую нежную руку. Я думала о жаворонке, который поет высоко в небе, и о небе, синем-синем. И вдруг услышала эту песню, и увидела это небо. Надежда, соединенная с мечтой, была так сильна, ярка и неистова, что я захотела рассказать о ней маленькому существу.

– Я расскажу тебе о мире, который ты не знаешь. Там небо высокое и синее, а солнце яркое и горячее. Там есть трава, сочная зеленая трава с пестрыми цветами, огромное бескрайнее море и белый песок, на который хочется ступить босыми ногами. Там поют птицы и летают большие яркие бабочки. Я хочу, чтобы ты побывал там, чтобы ты проснулся, чтобы ты увидел, чтобы Бог позволил тебе увидеть.

Я плакала и говорила с ним, когда на изломе боли почувствовала, как колышется пол и льется поток света, такой яркий, что все вокруг стало казаться черным. Я услышала, как голос мальчика окликнул меня. Он назвал меня по имени, сначала робко, потом смелее. Потом он рассмеялся, словно серебряный колокольчик. Я ощутила его душу, которая рождалась из пустоты, и почувствовала, как разгорается ее свет, чистый, яркий, без единого черного пятна. Я увидела, как воспоминания и чувства ложатся радугой на маленькое тело, как счастье льется золотым дождем, окутывая его. Со смесью восхищения и ужаса я наблюдала как срастаются обрывки души, и как в глазах появляется свет.

Я заглянула в странные сияющие глаза мальчика, услышала, как бегут со всех сторон и громко кричат ангелы, как воет и бьется в шаре демон, и заплакала навзрыд.

Мальчик рассмеялся.

Он сел.

Он подумал: «Где я? Что со мной? Я умер?».

Ангелы гладили его по смешной головенке и смотрели в глаза, из которых лился такой глубокий и яркий свет, что я заплакала еще громче.

Мальчик посмотрел на меня.

«Ты не такая как я, – подумал он. Потом он посмотрел на ангелов. – И не такая как они».

Потом он подумал: «А кто это маленькое пушистое, что живет в твоем доме?».

Я решила, что его раса не разговаривает, они телепаты.

Потом мальчик посмотрел на демона и подумал: «Я знаю его».

«Расскажи», – подумала я.

Я увидела огромный лес и землю, которую мальчик вспахивал каким-то приспособлением. Он называл, но я забыла. Он и четыре его брата отпочковались от своего родителя. Он был самым младшим и еще не имел собственного отпочковавшегося потомства. Из леса вышел демон и заговорил с мальчиком. Мальчик смеялся и доверчиво льнул к нему.

«Ты устал, отдохни, – говорил демон, – давай я буду пахать вместо тебя».

Потом демон сказал: «Я хочу, чтобы мы стали навеки друзьями, чтобы у нас была одна душа и одна жизнь на двоих. Хочешь ты этого?».

«Хочу», – ответил мальчик.

И демон вошел в него. Я слышала, как умирала душа мальчика, как она кричала, билась в агонии. Следом пришло безумие, потом смерть.

Мальчик закрыл глаза.

«Я умер», – подумал он с печалью.

«Но ты снова жив, – думала я. – Ангелы отведут тебя к твоему роду. Там тебя любят и ждут, и никто не обидит».

«А ты? Ты придешь ко мне, чтобы показать мир, о котором говорила?».

Я кивнула, и малыша увели.

– Теперь понятно, как они это делали, – вздохнул ангел. – Входили, потому что их впускали.

– Вы так и не добились от них правды?

– Они никогда не признавались в ней.

Я подошла к шару. Демон сидел притихший и угрюмый. Я посмотрела ему в глаза и не увидела в них ненависти. Только боль.

– Тебе не понять, – заговорил он с горечью. – Ты только однажды коснулась холода ада, он обжег твою душу и оставил боль навсегда. А мы живем там. Мы ненавидим свой дом и ненавидим возвращаться в него. Однажды давно, после Первой войны, кто-то из нас вошел в душу, полную чистоты и света, яркую, горячую, нежную. Он жил ее жизнью и чувствами, говорил, как она, мечтал, как она. И когда душа умерла, он вернулся в ад и проспал счастливым тысячу лет. Тысячу лет он видел золотые сны, а когда проснулся, понял, что уже не сможет жить без этого. Так мы и существуем с тех пор. Тех, кто пристрастился к такой жизни, другие называют пожирателями душ. А мы сами называем себя ловцами. Мы съедаем жизни и после этого спим в своем мире на двенадцатом уровне тысячу лет. Мы не служим своему Господину. Мы не приходим на его зов.

Мы не участвуем в празднествах и войнах. Мы спим. Или ищем. Самую чистую, самую светлую, самую яркую душу. – Он замолчал, потом добавил: – Мы ненавидим этот мир и себя в этом мире.

– Отпустите его, – повернулась я ангелу.

– Но почему ты хочешь отпустить его?

– Ты же слышал, что он сказал. Он проспит тысячу лет, а потом будет кричать от голода. И когда он будет умирать, вы ведь все равно выпустите его.

– Это правда, – согласился ангел с грустью, – мы не сможем допустить его смерти. Теперь уже нет необходимости держать их здесь. Их тайна раскрыта. Они не смогут больше ловить носителей света. Им придется питаться носителями тьмы или обычными людьми, которые будут настолько глупы, что разрешат им войти. Но этого нам уже не остановить. – Ангел вздохнул. – Я рад покинуть это место. Все мы рады уйти отсюда.

– Ваша служба здесь закончена?

Он кивнул. Прежде, чем тяжелые ворота закрылись за ним, он сказал:

– Тебе нужно пойти к правителю и все рассказать. Ловцы ненавидят тебя и непременно пожалуются ему.

Он был прав.

Я нашла Сатану у философов. Он лежал на широком диване, погруженный в себя.

– Я не стану сердиться на тебя, дитя. С чего бы мне это делать? – ответил он спокойно, выслушав меня. – Ты спасла несколько душ, но вернула мне моих слуг. – Он помолчал и продолжил: – Они слишком долго жили, отгородившись от меня. Они игнорировал меня. Они постоянно спали или искали утешения своим страхам. – Он вздохнул. – Они тяжелее всех восприняли свое изгнание.

Я вспомнила лицо, которое видел мальчик.

– Да, – ответил он на мой невысказанный вопрос, – большинство из них первородные. Это самая малочисленная группа, живущая на двенадцатом уровне. Они все равны между собой, у них нет никакого старшинства. Они появляются там только затем, чтобы уснуть. Но теперь им уже не удастся спать так долго.

Он внимательно посмотрел на меня и встал с дивана. Пока слуги одевали его, он продолжал говорить:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Но твой Отец, защищая своих детей, всегда оставляет им свободу выбора. Это один из законов вселенной. – Он помолчал и добавил: – Еще один закон, который теперь не имеет никакого значения.

– Они придут жаловаться на меня.

– Они захотят твоей смерти. – Он рассмеялся. – Но они еще не знают, что я переступил через закон, которого они никогда не нарушают – я могу убивать себе подобных. Я могу убивать своих братьев. Раньше только люди были способны на такое. Никогда еще в мире ангелов равный не убивал равного. Плен, заточение, сон, но никогда не доходило до смерти. Я сделал это и сделаю снова, если понадобиться. – Он бросил одеваться, подошел

ко мне и взял мое лицо в свои ладони. – Девочка, ты боишься моих слуг, а ведь я страшнее их. Ты страшишься их жестокости, а ведь нет в этом мире никого более жестокого, чем я. Ты опасаешься их мстительности, но я – самый лживый, коварный и мстительный. Самое страшное чудовище – это я, именно я. Поэтому я здесь правлю. Корона правит с помощью смерти, запомни это. И, однако же, ты почему-то совсем не боишься меня. Хочешь пойти со мной посмотреть, как я разделаюсь с ловцами?

Я отрицательно покачала головой.

– Я сам решу свои дела. – Он отпустил меня и снова рассмеялся. – Иди домой.

Часть 5. Василиски

– Почему ты здесь?

Огромная глыба Вечного моря нависала за моей спиной.

– Не знаю.

Я обернулась. Сатана снял черную шляпу и бросил ее на песок. В его глазах мерцал суровый свет моря, а белые волосы казались седыми.

– Что-то не так?

– Вероятно, – ответила я, всматриваясь в его осунувшееся лицо. – Ты опять натворил что-нибудь?

– Когда бы я успел? Я вчера весь день провел с тобой. Всего-то и оставался один на какую-то малость.

– Тебе и этой малости хватило. Надеюсь, ты не думаешь, что я стану журить тебя за твои шалости?

– В самом деле? – Сатана рассмеялся по-юношески весело. Он снова стал молодым, красивым и сильным, этот мужчина не берегу. – Тогда посмотри сюда.

Он взял меня за руку, заставив отвернуться от серой воды.

Под нежно – розовым небом расцвел совсем другой берег, с синим морем. Небольшие волны с белыми шапками пены шептали о любви и лете. На мелком песке расположился пляж во всей своей красе. Полуобнаженные женщины всех возрастов и комплекций сидели, ходили и стояли в самых живописных позах. Мужчины читали газеты, слушали щебетание юных девушек, собирающихся стайками, или просто подставляли несуществующему солнцу разные части тела.

– Что ты натворил? – возмутилась я. – В этом месте никто не живет, никто не бывает. Оно опасно для людей – слишком близко к твоему миру.

– Это всего лишь приманка, – ответил он, весело наблюдая, как я меняюсь в лице, – для путешественников.

– Путешествующие, в основном, философы. Они ищут покоя, а не шума.

– Ты ошибаешься. Люди отправляются в путешествия к другим мирам совсем не за покоем. Они ищут приключений. Это самонадеянные, честолюбивые и самоуверенные дураки. Им хочется ощутить опасность, прикоснуться к этому миру еще до того, как придет их время уходить.

– Они путешествуют к другим планетам, но не переходят Вечного моря, откуда никто и никогда не возвращается.

– Ты ошибаешься, – повторил он рассеянно, – многие возвращаются, хотя и несколько другими.

– Что ты ищешь? – спросила я с беспокойством. – Хочешь опять повести меня туда, где мы были вчера? Мне хватило и вчерашнего.

– Я ищу подходящую женщину. – Он увлек меня за собой, и мы стали пробираться сквозь толпу полуобнаженных людей. – Она должна отличаться от остальных.

– Эти люди – твои?

Он кивнул.

– Всего лишь демоны, создающие иллюзию. Ищи женщину.

– Не хочу.

Никак не реагируя на мое упрямство, он указал мне на женщину, сидящую недалеко от воды на большом валуне и смотревшую на море.

– Почему ты решил, что она одна из путешественников?

– Во-первых, она одета. – Действительно, легкое серое платье в мелкий белый цветочек и большая соломенная шляпа, из-под которой выбивались светлые волосы, выделялись на фоне полуголого пляжа. – Во-вторых, она смотрит на море, а на него здесь никто не смотрит. В-третьих, она одна.

– Она может ждать кого-то.

– Ее спутник не появится, – заявил он и потащил меня к серому валуну.

Услышав слова приветствия, женщина оглянулась.

– Прекрасный день для путешествия, – сказал Сатана, ослепительно улыбаясь.

Искоса я наблюдала, как он смотрит на женщину, высокий, сильный, красивый мужчина с пушистыми белыми волосами в летнем костюме цвета сливочного мороженного. Его лицо излучало приветливость, но в улыбке сквозил холод.

Женщина пожала плечами.

– Вряд ли я вас интересую, – ответила она сухо. – Имея такую спутницу, вам нет необходимости интересоваться кем-либо вообще.

Сатана посмотрел на нее насмешливо. Женщина была умна, холодна и самоуверенна. Она выглядела лет на пятьдесят. Двойной подбородок, сильные руки и властные серые глаза, которые она прятала за дымчатыми очками, только подтверждали первое впечатление.

– Это правда, – согласился Сатана, улыбаясь. – В ближайшие пару миллионов лет мне нет надобности смотреть по сторонам.

– Он кажется невыносимым, – посочувствовала мне женщина.

– Бывает и хуже, – пробормотала я, опускаясь на песок.

Мне хотелось найти в ней хоть что-нибудь отталкивающее, что позволило бы не так сожалеть о ее судьбе. Я с горечью слушала, как они говорят. Он умеет обращаться с женщинами. Еще бы, за столько лет. Пожалуй, он самый опытный, самый крупный знаток женщин во вселенной.

– Мы хотели, чтобы вы присоединились к нам, – журчал и журчал его голос.

Женщина что-то ответила. Кажется, она сказала, что ждет своего спутника. Он спросил, часто ли они видятся. Женщина ответила, что видятся они, в основном, в тонких мирах, а в физическом облике не встречались никогда.

– Мне уже за пятьдесят, – говорила она, – и я не блещу красотой.

– Это все изменчиво, – возразил он, – в этом мире вы можете быть кем угодно и какой угодно.

– Мы часто не можем избавиться от личины, которую носим в реальной жизни. – Женщина помолчала. – Я мало двигаюсь. К тому же сказывается обильная пища, довольно жирная.

– Кто вы по профессии?

– Я – ясновидящая.

– Что вы говорите! – Он выглядел заинтересованным. – Вы видите прошлое или только играете чувствами людей?

– Сейчас это популярно. Но я могу видеть суть человека. Дайте мне вашу руку.

Я с содроганием смотрела, как он протягивает ей тонкую сильную ладонь. Женщина сжала ее в своей огромной руке, помолчала мгновение и оттолкнула руку.

– Ну, что? – спросил Сатана, улыбаясь.

– Я не могу ничего увидеть.

– На вас действует этот мир, – отвечал он примирительно.

Женщина согласно кивнула.

– Так что же вы, присоединяйтесь. Ваш друг, вероятно, не придет. А у нас есть еще один попутчик. Вам не будет скучно.

Он указал на человека, легко идущего вдоль кромки воды.

Сверкающая синева и солнечный свет служили только оправой для прекрасного юноши, высокого и могучего. Светловолосый, светлоглазый, с раскосыми глазами и высокими скулами, он был воплощением силы и молодости. Юноша заметил, что мы смотрим на него, заулыбался и помахал рукой.

Мне стало холодно. Я видела реальность, а не только иллюзию. По берегу шло чудовище. К человеческому торсу крепилась длинная шея с уродливой головой, которая напоминала смесь кузнечика с выпуклыми глазами и крокодила с огромными зубами. Очень подвижная челюсть, мягкие сморщенные губы и нарост на месте носа вызывали отвращение. В отличие от желтой окраски туловища, голова, шея и сморщенные кисти рук были иссиня-черными, как и мягкие лапы-ноги. Огромный живот торчал вперед,

а в месте, где у человека пупок, выпирал острый шип. Два толстых подвижных черных хвоста выходили из седалища и заканчивались тонкими острыми жалами.

Я с ужасом уставилась на Сатану. Он молча, без улыбки, наблюдал за бредущим в нашу сторону чудищем, мысли, словно рыбы, почти вещественные, плавали в его глазах.

– Вам, вероятно, в самом деле лучше вернуться, – обратилась я к женщине.

Она меня не слышала. Она смотрела на юношу, идущего к ней по кромке сверкающей воды. Я читала в ее глазах восхищение и тоску, которая знакома только женщинам, расставшимся с юностью.

Мой неугомонный спутник тоже смотрел на женщину. Меня коснулось какое-то движение, внутренняя работа, под воздействием которой женщина стала меняться. С удивлением, потом с восхищением, я смотрела, как годы исчезают с ее лица и тела, глаза становятся огромными, темно-серыми, появляется блеск в волосах, очерчиваются тонкие скулы и нежные косточки ключиц. Через мгновение перед нами стояла очаровательная хрупкая девушка не более двадцати лет, смуглая и гордая.

Сатана весело рассмеялся, девушка улыбнулась ему в ответ.

– Ну, вот, а вы говорили – личина.

– Я была такой в юности, – отвечала она, и, уже больше не обращая на нас внимания, легко поднялась навстречу юноше и побежала по белому песку.

Змеиная шея выгнулась ей навстречу, кончики хвостов затрепетали, толстый живот коснулся платья, а шип почти вонзился в живот. Сдерживая крик, я не могла оторвать взгляда от этой пары, ведомой режиссером, стоявшим рядом со мной.

Они целовались. Я слышала жажду женщины и не меньшую жажду мужчины. Не имея возможности преодолеть ее стыдливость от занятия этим тут же, на берегу, или по какой-то другой причине, он увлек ее в море.

Когда они скрылись в волнах, люди на берегу замерли, словно статисты на съемочной площадке после того, как режиссёр скажет: «Снято».

– Что ты хочешь с ней сделать?

Я сидела на песке, сжимая и разжимая руки.

–Ты неправильно спросила, – отвечал он без смеха. – Почему она мне нужна?

Он смотрел на море, неуловимо меняясь, золотая улыбка сползала с него, словно шелуха.

– Она мне подходит, – продолжал он задумчиво. – Она умна, холодна и расчетлива. К тому же у нее редкий дар, который она не развивала в себе. Она может убедить человека в чем угодно – именно так она и обставляет свое ясновидение.

– Гипноз?

– Не только. – Он помолчал. – После изменения из нее получится хорошая ведьма.

– Это существо, кто он? Демон?

– Не совсем. Это василиск.

Двое выходили из воды, держась за руки. Два мира, две картинки, наслаивались, казались нереальными – юноша и девушка у синей воды под розовыми небесами, и обнаженная уродливая тучная женщина с василиском

у черной мутной жижи, которая застывала на их телах потоками грязи.

Я зажмурилась, отгоняя видение. Мне снова стало холодно, когда я увидела, как женщина садиться на тот же камень – ее глаза лучились счастьем. Ее партнер остался стоять у воды.

– Дитя, ты совсем продрогла. – Сатана опустился передо мной на песок. В его глубоких глазах светилось сочувствие, но ни капли раскаяния. – Я схожу за твоим плащом.

Он отошел, оставив меня один на один с женщиной.

– Вы не похожи на других, – заговорила женщина. – В вас есть странный глубокий свет, который прорывается наружу, очень яркий, золотой.

Я ничего не ответила.

– Я вижу, что он любит вас, – продолжала она, – но это больше, чем просто любовь. Обожание, граничащее с безумной страстью. Он никогда не покинет вас.

– Мне перехотелось идти за черту. – Я посмотрела ей в глаза. – Там опасно. И можно не вернуться назад.

Женщина покачала головой.

– А я пойду, – ответила она просто и улыбнулась, – даже если вы передумали, – и посмотрела на что-то у меня за спиной.

Василиск подошел, тяжело ступая мохнатыми лапами. Я не подняла глаз, когда он проплелся мимо, ощущая на себе его взгляд, тяжелый, немой, упрекающий.

Мне следовало сказать ей, или, может быть, нет. Отец говорит, что каждый из нас обречен на любовь. Это случается хотя бы однажды в жизни, когда встречаешь того, кто в одно мгновение заполняет всю пустоту в твоей душе. После такой любви душа либо воскресает, становится способной летать, либо погибает навсегда.

Они взялись за руки и вошли в серую холодную стену Вечного моря. Я ощутила горечь и что-то, похожее на раскаяние.

Сатана положил мне на плечи мягкий белый плащ.

– Я взял его у твоих нянек, – сказал он. – Далеко же мне пришлось за ним идти.

– Я передумала. Я не пойду.

– Оставь, – возразил он мягко. – Ты сама этого хотела. Ты столько раз спрашивала меня о судьбе женщин, попавших в ад, что теперь, когда я, наконец, собрался показать тебе, ты упрямишься. Оставь свои капризы.

– Это не капризы. – Я замолчала. Потом добавила с горечью: – Жизнь – поганая штука.

– Не жизнь, – отвечал он, – люди. Люди – самая поганая вещь на свете. Знаешь, сколько таких самок приходит сюда каждый день?

– Прекрати, прошу тебя.

– Нет, ты меня выслушаешь. Ты слишком сентиментальна и далека от той реальности, в которой живешь. Ад – всего лишь ад, и в него никого не тянут силой. Ты что же, думаешь, что она спаривалась с этим василиском, принимая его за ангела? Уж ангелы у нас добродетельны, они бы никогда не стали этого делать. И почему-то она не спросила, как он с такой легкостью вошел в мир, откуда, по общему мнению, не возвращался не один человек. Давай, соберись, не бойся.

– Я не боюсь.

– Это страх не за себя, так ведь? Ты боишься того, что можешь увидеть. Брось. Это всего лишь ад. Реальный ад, от которого я тебя все время защищаю. Но я им владею, и ты должна видеть, почему я бываю так непредсказуем.

Он подхватил меня на руки, мы прошли сквозь серую стену и полетели в бездонной голубой вышине. Далеко внизу расстилалось зеленое море деревьев, в теплом воздухе разливался запах цветов. Мы скользили, словно птицы, поймавшие воздушный поток.

– Какая восхитительная иллюзия, – вздохнула я.

– Всего лишь иллюзия, – ответил он. – Ее может создать кто угодно, даже василиск из нижнего ада. Тебе ведь это не удивительно. Иллюзия – всего лишь то, что может сотворить любовь, а строить миры может только Бог. Смотри – вон они. – Он указал на две точки, идущие по берегу реки. – Видишь, женщина дает тень, а он – нет.

– Я не хочу к ним подходить. – Он кивнул. – Куда он ее ведет?

– Туда, где живет. В свою семью.

Я посмотрела не него с удивлением. Он ловко опустился у кромки леса, но не поставил меня на землю.

– Удивляешься, что у него есть семья? В какой-то мере их можно назвать семьей, раз они живут все вместе.

– Он живет в безлунном море?

– Нет, этот василиск живет в болоте. Но он не туда ее ведет.

Две точки углубились в лес.

– Убери это, – попросила я, и иллюзия исчезла, что доставило мне неимоверное облегчение.

Мир стал черным, холодным и сырым. Вместо реки плескалось безлунное море с темной скользкой грязью у берега. Раздался далекий женский крик, и я подумала о женщине, которая теперь видит ту же реальность, что и я.

Сатана понес меня дальше, не касаясь ногами грязи. Он изменился, как и иллюзия, стал самим собой. Исчезли человеческое лицо, напускная веселость и блеск молодости. Его глаза сияли по-прежнему, только теперь никто не посмел бы посмотреть в них. И он по-прежнему был силен. И красив. И стар.

– Почему она не узнала тебя, если ясновидящая? – спросила я, глядя, как вокруг поднимаются черные холмы.

– Ясновидящих не существует, – отвечал он. – Они всего лишь приемники, улавливающие радиоволны. Их может заглушить большая радиостанция. А здесь только одна радиостанция.

– Ты.

– Мы пришли.

Он показал на низкую деревянную дверь, вросшую в грязный черный холм.

– Черт бы вас побрал, – проворчал он, – когда вы уже сделаете нормальное жилище, – и, прижав меня к себе, вошел в дверь.

Мы упали в пустоту, и долго опускались вниз по узкому черному колодцу. В какое-то мгновение мне даже показалось, что я никогда не выйду оттуда. Когда мы перестали падать, я увидела сухое темное помещение, правая стена которого состояла из прозрачного материала. Из-за нее лился багровый свет.

Маленький василиск, старый и сморщенный, низко склонившись, пробормотал слова приветствия.

– Прости, мой Господин. Но здесь удобное место, чтобы принимать женщин и проводить обряд, – извинялся он.

– Сюда только что вошла женщина.

– Да, мой Господин.

– Где она?

– Она только что приняла обрядовый напиток и готова для обряда.

– Ты хочешь посмотреть? – спросил меня Сатана, раскрывая свой плащ.

Василиск увидел меня и ужаснулся.

– Моя госпожа, – прошептал он, – такая чистая, такая нежная, такая ранимая. Не смотри.

– Замолчи, – одернул его Сатана. – Ты не смеешь советовать своей госпоже, что ей делать. Она поступает, как сама хочет.

– Я посмотрю, – вмешалась я, – раз уж я здесь.

Он поставил меня на сухой ровный пол, и мы втроем подошли к мерцающей стене из очень толстого материала. Посередине просторного помещения, освещённого багровым светом, опустив плечи, стояла обнаженная женщина. Это была женщина, с которой я встретилась сегодня, но что-то в ней неуловимо изменилось.

– Сколько сегодня? – спросил Сатана.

– Семеро, – ответил старик, – она будет оплодотворена самым сильным семенем.

Я очнулась от созерцания женщины и с ужасом уставилась на старика. Он попятился и отошел в темноту.

– О чем он говорил?

– Василиски не демоны, – пояснил Сатана, глядя в мерцающий полумрак комнаты, – они наполовину люди. Этот род очень древний, он появился во времена Первой войны, когда демоны брали себе человеческих женщин, и те рожали им детей. До сих пор они берут женщин, близких им по духу и нужных мне, проводят обряд и оплодотворяют их. Среди василисков нет женщин, одни мужчины, поэтому они делают это снова и снова.

– Это женщины рожают им детей?

– Не все василиски живородящие.

Наш разговор прервался. В комнату к женщине вошли семеро. Они отличались друг от друга, но, дразня ее, принимали облик того юноши, которого я видела на пляже. Вдруг женщина подняла голову, ее безумные глаза засверкали ярко-красным светом.

– Тебе, мой Господин, – запричитала она, – все это тебе,

мой Господин, – голос звенел все выше и громче, как заклинание.

Сначала ее взял один василиск, потом второй, потом остальные. Ее тащили по полу за ноги. Когда она без сил упала на пол, ее перевернули и продолжили снова и снова.

– Это будет продолжаться несколько дней, – сказал Сатана, когда один из василисков всадил ей шип в живот, – так они оплодотворяют ее.

Он поманил старика.

– Здесь есть другие?

– Да, мой Господин.

– Покажи нам женщину, которой скоро уходить.

– Да, мой Господин, – старик повел нас к другой стене.

За стеной в такой же комнате находилась худая обнаженная женщина лет тридцати. Он стояла на коленях, откинув голову назад, в судорогах выгнув позвоночник, опираясь руками о пол.

– Сколько здесь? – спросил Сатана.

– Восемь. – отвечал старик.

– Эта женщина собирается рожать, – обратился ко мне Сатана. – Обычно это происходит через семь-восемь дней после оплодотворения. Она рожает не живых василисков, а яйца, из которых они вылупятся.

В это время женщина стала извиваться, потом открыла рот, и между ее зубов показалось что-то черное и мохнатое. В комнату вошли четверо василисков. Один раздирал женщине рот, вынимал яйца, чуть больше куриных, и передавал второму. Второй относил третьему, третий четвертому, а четвертый складывал их у стены.

– Оплодотворено самым сильным, самым сильным, – бормотал старик.

– Он говорит, что только одно из яиц несет в себе зародыш. Было восемь самцов, она дала восемь яиц, но живо только одно.

– Они такие маленькие, – прошептала я, все еще способная удивляться.

– Покажи нам, где созревают яйца, старик.

– Да, мой Господин.

Мы пошли вглубь, к другой стене. В багровом свете поднимались огромные яйца, в метр высотой.

Я отвернулась, уткнувшись в его шелковый плащ, потом подняла голову. В его глазах не было ни иронии, ни насмешки. Только холодная решимость довести до конца мрачную экскурсию. И еще понимание, и усталость.

– Им нужно продолжать свой род.

– Я думала, демоны бесплодны.

– Они только наполовину демоны. Их человеческая часть ненасытна. Мне приходится вводить ограничения, иначе бы они оплодотворили всех ведьм.

– Сколько планет они посещают?

– Восемьдесят.

– Этих женщин возвращают обратно?

– Да.

– Они что же, думают, что их похищали инопланетяне и забрали детей?

– Вот еще! Может быть, кого-то и похищают, но эти женщины никогда и никому ничего не скажут.

– Бывают среди василисков похожие на людей?

Он кивнул, взял меня на руки, и мы исчезли из этого места.

Он опустил меня в тихой светлой комнате, полной прозрачного света, исходившего из хрустальных стен. Мягкие, черные с белым, подушки, такого же цвета ковер.

– Некоторые внешне ничем не отличаются от людей, – продолжал он, снимая плащ, – их помещают на планеты, откуда родом их матери. Подожди меня здесь.

Он почти сорвал плащ и выбежал из комнаты. Я слышала,

как он мечется там, круша стены и ломая все, что попадается под руку.

– Он успокаивается, – произнес тихий голос, и я увидела в углу комнаты женщину в черном, которая сидела, подобрав под себя ноги, молодую, бледную и красивую. – Он очень возбуждается после таких посещений, но не хочет ранить тебя или случайно обидеть. Он слишком любит тебя, чтобы причинять тебе боль. Он скоро вернется.

– Кто ты?

– Служанка.

– А женщины, которых приводят ему?

– Для питания. Они рабыни.

– Как же ты ему служишь?

– Ему – нет. Его слугам. Нас обучают утонченному разврату женщины с женщиной, иногда приводят слуг – мужчин. Мы показываем все виды страсти, какие только можем предложить, словно представление. Это зрелище, развлечение, понимаешь?

– А почему служанки, не рабыни?

– Мы не годимся для рабынь. Женщина, отягощенная множеством грехов, порочных связей, впитывает в себя их запахи и не может быть пищей Повелителю. Ему выбирают женщин, несущих один, но тяжкий грех.

– Какой же?

– Разные. Измена, но лишь однажды, убийство мужа или ребенка.

Я замолчала, потом спросила.

– Ты ждешь своего Господина? Кажется, шум затих.

– Нет, тебя.

– Зачем тебе я?

– Забери меня отсюда. Сделай своей служанкой.

– Мне не нужны служанки. Я не живу в этом мире.

– Опять ты за свое, Марина, – сказал, входя, ее господин. – Ступай отсюда. – Потом, обращаясь ко мне, добавил: – Она вбила себе в голову, что должна стать твоей служанкой.

– Не обижай ее, – попросила я, невольно жалея девушку.

– Не могу. – Он сел рядом и посмотрел на меня спокойными ясными глазами, чуть уставшими, чуть смеющимися. – Бедное дитя! Это же ад, ты не забыла? Если я не буду обижать ее, это значит, что я возвышу ее. Она станет старшей служанкой и будет обижать других. Разве это не законы твоего мира?

Я промолчала.

– Устала?

– Я оглушена, так мне кажется.

– Мы увидимся сегодня?

– Может быть, позже.

– Мне надо заняться делами, а ты иди, дитя, поиграй.

Он раздвинул стену, сквозь которую хлынул свет.

Игра? Игра в жизнь.

Часть 6. Хранители чести

Я стояла у подножия высокого холма, скрытая его тенью. Далеко на горизонте вставал рассвет, но над моей головой клубились тучи. Все более сгущаясь, они уходили на юг, сливаясь с низким небом. На фоне нежных красок утра спускающиеся с холма всадники казались тенями. Тускло мерцали их расшитые серебром черные одежды и серебряные шлемы, закрывающие все лицо, кроме глаз, носа и рта. Они шли с войны или похода – у стремян, привязанные за руку или ногу, болтались, словно куклы, пленники.