Читать онлайн Люди, с которыми свела жизнь бесплатно

Предисловие автора

Когда подходишь к 80-летнему рубежу, поневоле начинаешь оглядываться на пройденный путь. В молодости часто кажется, что в жизни не происходит ничего значительного. Не то, что раньше, в прежних поколениях! Но, когда подходишь к финишу, убеждаешься, что был свидетелем очень многих важных событий, и в каких-то сам принимал участие. Да, сколько же их, исторических событий, промелькнуло (теперь уже кажется – промелькнуло) и ушло, кануло в Лету. Много интересных, замечательных людей было встречено на пути. Захотелось собрать то, что осталось в памяти от этих встреч.

Сейчас издается много воспоминаний, кажется, раньше такого не было. Возникает вопрос – почему? Думается, это связано с чрезвычайным ускорением темпа жизни. То, на что раньше требовался целый век, теперь «проскакивает» за несколько лет. В результате в жизни человека накапливается множество событий, встреч, впечатлений, и возникает желание рассказать о них. Но эта книга − не книга воспоминаний, это сборник статей и выступлений. В него вошли материалы только о тех людях, о которых пришлось что-то написать или сказать. Многие спутники жизни, со-трудники, со-ратники и друзья здесь не отмечены. И еще одно ограничение: здесь собраны воспоминания только о тех, кто ушел из жизни.

Пусть останутся эти зафиксированные штрихи о путниках, встреченных на дорогах жизни. Некоторые встречи были мимолетные, как например, с Юрием Алексеевичем Гагариным, писать о них неуместно, другие более продолжительные. Люди разные, степень близости и сотрудничества тоже разная. Большинство людей, о которых я пишу здесь – ученые. Но есть и духовные друзья. Наверное, такое сочетание – одна из особенностей книги. Я думал, как расположить очерки, и решил, не мудрствуя, расположить их по алфавиту.

Очерки, в основном, даются без изменений, в том виде, как они были первоначально написаны. Но в некоторых случаях я добавил детали, которые были неуместны в официальных изданиях.

Разумеется, не следует подходить к этим очеркам-воспоминаниям как к попытке дать оценку деятельности того или иного человека. Это лишь штрихи их жизни, те стороны, с которыми я соприкоснулся. И, конечно, огромный пласт жизни каждого находится за пределами этих воспоминаний.

Может возникнуть вопрос – для кого пишется эта книга? Думаю, в первую очередь – для друзей. Но какие-то очерки могут заинтересовать историков науки и культуры. Не будем загадывать, кому они будут интересны.

Август 2012

Виктор Амазаспович Амбарцумян и проблема SETI

Виктор Амазаспович Амбарцумян (1908–1996 гг.) в советское время был одним из самых влиятельных астрономов. Академик, член президиума АН СССР, президент Армянской академии наук, директор Бюраканской астрофизической обсерватории. Власти уважали и ценили его заслуги. Ему дважды было присвоено звание Героя Социалистического Труда (высшая награда СССР для гражданских лиц). Одно время он даже был членом ЦК КПСС. Высок был авторитет Амбарцумяна и за рубежом. Он был членом ряда зарубежных академий, включая Лондонское Королевское Общество и Национальную академию наук США. Был президентом Международного Астрономического Союза и президентом Международного Совета научных союзов.

Тем не менее, отношение астрономического сообщества к Амбарцумяну было неоднозначно. Все дело в его космогонической концепции, которая в корне отличается от общепринятых представлений. Считается, что звезды образуются путем конденсации из разреженной межзвездной среды. Существуют убедительные наблюдательные данные, которые доказывают справедливость такой точки зрения. А Амбарцумян считал, что звезды возникают из некоего гипотетического сверхплотного дозвездного вещества с плотностью, превышающей плотность атомных ядер, так называемые Д-тела. С этим астрономы (кроме созданной им бюраканской школы) не могли согласиться.

Впервые я услышал об Амбарцумяне, когда учился на первом курсе астрономического отделения МГУ. Кажется, у нас шла экзаменационная сессия, когда стало известно, что на собрании Академии наук было доложено о важнейшем астрономическом открытии. Речь шла о звездных ассоциациях. Признаться, я тогда слабо понял, в чем суть открытия, и почему ему придается такое большое значение. Ну, хорошо, есть группы звезд, их назвали ассоциациями, но ведь скопления звезд давно известны. В чем же дело, почему такой шум? Позднее я понял, в чем дело. Амбарцумян установил, что в Галактике существуют очень разреженные, гравитационно слабо связанные группы звезд. Их-то он и назвал ассоциациями. Звезды в ассоциациях расположены в ограниченной области пространства и имеют общие физические характеристики, как и в скоплениях. Но, в отличие от обычных скоплений, ассоциации неустойчивы, они быстро распадаются. И если мы сейчас их видим, значит, они возникли недавно, несколько миллионов лет назад (по астрономическим меркам, совсем немного). А отсюда следует, что звезды образуются и в наше время, причем группами. Это вывод, конечно, существенный, и сейчас его никто не оспаривает. Но тогда ко всей концепции Амбарцумяна, вероятно из-за Д-тел, относились иронически. Среди астрономов ходил такой стишок:

Много разных вариаций

О и Т-ассоциаций.

Но из них один итог –

Звезды Бог создать не мог.

И теперь они активно

Возникают коллективно.

Согласно концепции Амбарцумяна, галактики также возникают из сверхплотного дозвездного вещества. Отсюда он сделал вывод, что в ядрах галактик должны наблюдаться мощные взрывы, выбросы больших масс вещества и другие формы активности. Амбарцумян привлек внимание к наблюдениям ядер галактик. В настоящее время активность ядер является твердо установленным фактом, хотя мало кто вспоминает в этой связи об Амбарцумяне. Бросая взгляд назад, следует признать, что все положения концепции Амбарцумяна подтвердились, за исключением сверхплотных тел. Однако, если принять во внимание, что в центре галактик (включая и нашу Галактику) существуют черные дыры, то, возможно, Амбарцумян был не так уж далек от истины.

Следует отметить еще одно обстоятельство, которое на меня производило очень хорошее впечатление. Излагая космогонические представления в популярных статьях или лекциях, Амбарцумян всегда подчеркивал, что существует две противоположные концепции, отмечал, что его концепция не является общепринятой. Он подробно излагал общепринятую концепцию, анализировал недостатки и преимущества обеих концепций.

По своим научным занятиям я был далек от этих вопросов, не принимал участие в дискуссиях и мог наблюдать за ними только со стороны. А соприкоснуться с Виктором Амазасповичем Амбарцумяном мне пришлось, когда я был вовлечен в совершенно новую область – поиски внеземных цивилизаций.

В конце 50-х годов проблема поиска разумной жизни была рассмотрена двумя известными физиками-теоретиками Джузеппе Коккони и Филлипом Моррисоном. В 1959 г. они опубликовали в журнале «Nature» статью «Поиск межзвездных коммуникаций», в которой обосновывалась возможность установления радиосвязи с внеземными цивилизациями. В 1960 г. в Национальной радиоастрономической обсерватории США (НРАО) Фрэнком Дрейком под руководством Отто Струве были проведены первые поиски сигналов от внеземных цивилизаций на волне 21 см (проект «Озма»). В 1960–1961 гг. в научной печати опубликованы несколько серьезных работ о возможных путях поиска ВЦ (это работы Дайсона, Брейсуэлла, фон Хорнера).

В СССР первым, кто откликнулся на все эти события, был И.С.Шкловский. В 1960 г. он опубликовал в «Природе» большую статью под названием «Возможна ли связь с разумными существами других планет», которая легла в основу его книги «Вселенная, жизнь, разум», вышедшей в 1962 г. и затем многократно переиздававшейся. Шкловский привлек к исследованию этой проблемы Н.С.Кардашева. В 1964 г. в «Астрономическом Журнале» вышла его статья «Передача информации внеземными цивилизациями». В ней была сформулирована идея существования цивилизаций трех типов; рассчитаны параметры непрерывной изотропной широкополосной передачи от высокоразвитых цивилизаций; исследовался вопрос об оптимальном диапазоне волн для межзвездной связи, о критериях искусственности; рассчитан спектр искусственного источника. То есть в этой работе были заложены основы радиосвязной стратегии поиска внеземных цивилизаций. Перспективы представлялись обнадеживающими. Надо было с чего-то начинать.

Осенью 1963 г. И.С.Шкловский и Н.С.Кардашев встретились с В.А.Амбарцумяном во время его отдыха в Крыму в санатории «Нижняя Ореанда» с целью обсуждения путей исследования проблемы. Более детальное обсуждение состоялось во время их поездки в Бюракан. Виктор Амазаспович серьезно отнесся к проблеме и предложил для оценки ее состояния и выработки практических рекомендаций провести научное совещание. Он согласился с тем, чтобы оно проходило в Бюраканской обсерватории.

Первое Всесоюзное совещание по проблеме «Внеземные цивилизации» состоялось 20–23 мая 1964 г. в Бюракане под председательством В.А.Амбарцумяна. Во вступительном слове на конференции он высказал очень глубокие идеи, имеющие прямое отношение к современному состоянию проблемы. Прежде всего, Виктор Амазаспович отметил, что проблема ВЦ может быть разделена на три части:

а) вопрос о существовании ВЦ в аспекте астрономических предпосылок для развития жизни и цивилизаций;

б) задача обнаружения ВЦ и связи с ними;

в) проблема языка и содержания информации.

Виктор Амазаспович отметил, что на настоящем этапе наших знаний именно биологическое развитие является важнейшим условием для появления цивилизаций. Однако он не исключал и возможность существования иных форм жизни и цивилизаций. «…Можно вообразить себе и другие типы носителей ВЦ. Предварительные соображения показывают, что заранее нельзя отвергать возможность существования подобных носителей. Например, можно представить случай, когда носителем ВЦ является единая кибернетическая система, не состоящая из автономных частей, каждая из которых может быть, в свою очередь, носителем цивилизации. Другим примером носителя, не похожего на человеческое общество, может служить система, состоящая из совокупности автономных, но строго специализированных кибернетических машин и автоматов».

Виктор Амазаспович указал на необходимость более глубоко продумать вопрос о возможных различиях в техническом уровне цивилизаций. «Практическая задача, – говорил он, – состоит в том, чтобы, находясь в колыбельном возрасте, найти наиболее разумные технические решения, а также язык для связи с ВЦ, находящимися на гораздо более высоком уровне». Виктор Амазаспович поддержал идею, что, скорее всего, сначала будут обнаружены монохроматические позывные сигналы, в которых должны содержаться указания, как принять основной поток информации. В связи с обсуждавшимся вопросом о языке для межзвездной связи он обратил внимание на проблему обучения (космическая педагогика).

Благодаря Виктору Амазасповичу труды совещания были изданы в рекордно короткий по тому времени срок – в 1965 году.

После этой конференции в СССР были начаты экспериментальные работы по поиску радиоисточников, связанных с деятельностью ВЦ. В ГАИШ они проводились на базе Евпаторийского центра дальней космической связи, а в НИРФИ – на собственной радиострономической базе. Были также начаты работы по сооружению нового радиотелескопа большой эффективной площади (ГАО и ГАИШ), предназначенного для поиска сигналов ВЦ. В дальнейшем они привели к созданию радиотелескопа РАТАН-600.

В 1960-е годы было сделано несколько открытий, которые первоначально связывались с деятельностью ВЦ. В 1965 г. в США были обнаружены аномально сильные и узкие линии излучения на волне 18 см. Характеристики их были столь необычны, что первоначально это излучение получило название «мистериум» и некоторые ученые высказывали предположение, что это излучение может принадлежать внеземным цивилизациям. Со временем выяснилось, что все казавшиеся необычными свойства «мистериума» связаны с мазерным механизмом излучения, возникающего в межзвездных молекулярных облаках. В 1967 г. на новом радиотелескопе Мюллардской обсерватории в Англии А.Хьюиш и Ж.Бэлл обнаружили источники периодических радиоимпульсов – пульсары. Это открытие первоначально также связывалось с сигналами ВЦ. Оказалось, однако, что источниками импульсного излучения являются быстро вращающиеся нейтронные звезды.

Эти астрономические открытия и дискуссия вокруг них еще более усилили интерес к проблеме поиска ВЦ и обсуждению широкого круга вопросов, связанных с их возникновением и развитием. На совещании в Бюракане подчеркивалось огромное научное, мировоззренческое, а в перспективе и практическое значение результатов исследований, необходимость широкого международного сотрудничества в этой области.

Сразу после Бюраканского совещания, в 1965 г. при Научном совете по радиоастрономии АН СССР была образована секция «Поиски космических сигналов искусственного происхождения», которая подготовила и направила в Международный астрономический союз предложения об организации исследований по поиску сигналов ВЦ. Однако в МАС’е к ним отнеслись, мягко говоря, сдержанно. Наконец, после многочисленных международных контактов по инициативе Академии наук СССР и Национальной академии наук США в сентябре 1971 г. в Бюраканской астрофизической обсерватории состоялась первая советско-американская конференция «Связь с внеземными цивилизациями».

Первая советско-американская конференция CETI, Бюракан, 1971 г. В.А.Амбарцумян входит в зал заседаний. Фото из архива автора

Решающую роль здесь сыграла позиция Виктора Амозасповича Амбарцумяна, который поддержал идею конференции и от имени Академии наук Армянской ССР, президентом которой он был, предложил провести ее в Бюракане. Сопредседателями конференции были В.А.Амбарцумян от СССР и Карл Саган от США. В ней участвовали 32 советских, 18 американских ученых и по одному ученому из Англии, Венгрии, Канады и Чехословакии. Среди участников – два Нобелевских лауреата (Френсис Крик и Чарльз Таунс) и многие другие выдающиеся ученые самых разных специальностей.

Открывая конференцию, Виктор Амазаспович особо подчеркнул междисциплинарный характер проблемы внеземных цивилизаций. «Может показаться, – отметил он, – что обсуждение проблемы внеземного разума несколько преждевременно, поскольку у нас нет прямых доказательств его существования». Однако «эти свидетельства необходимо активно искать и фундаментально изучать проблему, привлекая к этому все имеющиеся данные современной астрономии, наук о Земле, биологии и общественных наук». Одна из основных целей конференции, – отметил Виктор Амазаспович, – установить тесный международный контакт в

Первая советско-американская конференция оказала существенное влияние на развитие во всем мире исследований по поиску внеземных цивилизаций и на отношение научной общественности к этой проблеме. Интересно отметить, что наряду с другими проблемами, которые не потеряли свою актуальность до настоящего времени, на конференции обсуждался вопрос о создании радиотелескопа с эффективной площадью в 1 квадратный километр (проект «Циклоп» Бернарда Оливера). Сейчас создание подобного радиотелескопа является основным международным проектом начала 21 века. Он будет использоваться и для поиска ВЦ.

В настоящее время теоретические и экспериментальные исследования проблемы внеземных цивилизаций ведутся по всему миру. Во многих странах проводятся эксперименты по поиску сигналов ВЦ в радио и оптическом диапазоне. Предприняты первые попытки передачи сигналов внеземным цивилизациям и отправки посланий с помощью автоматических зондов. Проводятся многочисленные конференции. Одни из первых важных шагов в этом направлении были сделаны в Бюракане, и они во многом связаны с именем Виктора Амазасповича Амбарцумяна.

Вадим Борисович Вилинбахов и становление отечественной уфологии

В жаркий июльский день 2002 года, когда «мозги плавились от солнца», мне позвонил Евгений Петрович Литвинов и предложил написать статью в сборник, посвященный памяти Вадима Борисовича Вилинбахова (1924–1982 гг.). Предложение поставило меня в трудное положение. С Вадимом Борисовичем нас связывали несколько лет тесного сотрудничества, взаимного уважения и дружеских отношений. И я счел долгом откликнуться на это предложение. Но я только что оформил отпуск и собирался часть его провести на садовом участке, условия на котором не слишком располагают к написанию статей, а потом мне предстояла поездка на Алтай. Но самое трудное состояло в том, что память не сохранила никаких подробностей. За двадцать лет произошло так много событий, что все прошедшее как-то стерлось и поблекло. Я силился что-то вспомнить и не мог. К счастью, сохранились письма Вадима Борисовича, несколько статей и две рукописи. Погрузившись в эти материалы, мне удалось частично восстановить события и атмосферу тех лет.

Это было сложное романтическое время становления советской уфологии, когда люди, посвятившие себя изучению феномена НЛО, были вынуждены вести борьбу с государством, обслуживающими его идеологическими органами, средствами массовой информации и официальной наукой за признание научного статуса проблемы и возможность заниматься ее исследованием. Роль Вадима Борисовича Вилинбахова в этом деле была весьма значительной. Он был человеком незаурядным, многогранным. Профессиональный историк с широкими философскими взглядами, серьезно интересовался музыкой, следил за развитием естественнонаучных областей знания. Мои контакты с ним касались, главным образом, НЛО, поэтому и воспоминания мои, по необходимости, ограничены этим предметом, хотя я отлично понимаю, что были и другие грани его личности, оставшиеся мне не известными.

Создание комиссии по аномальным явлениям в Ленинграде. Переписка с В.Б.Вилинбаховым

Мы познакомились в 1979 г., вначале по письмам, а потом и при личных встречах. Цель предложенного контакта Вадим Борисович сформулировал следующим образом: «обмен материалами и информацией, а также мыслями… Сдвинуть эту жуткую гору можно только общими усилиями <…> Поэтому очень важно организовать обмен… Мы противники подгребания под себя, как, увы, практикуют некоторые, и с удовольствием готовы делиться всем, что имеем» (письмо от 22.09.1979). Надо сказать, это не было простой декларацией. На протяжении всего нашего сотрудничества В.Б. щедро делился всеми новостями, имеющейся у него информацией и материалами. «Главный круг моих интересов, – писал он, – это философские и исторические вопросы проблемы НЛО в самом широком их понимании. Тема, поистине, необъятная, но кому-то пытаться надо… В частности, в рамках более широкой работы (ее объем подошел к тысяче страниц), я собираю “до кучиˮ все сообщения о НЛО до 1947 г. (с самой глубокой древности). В настоящее время у меня собралось материалов гораздо больше, чем во всех известных мне опубликованных таблицах этого рода… Значение такого перечня, как мне кажется, огромно, ибо оно подтверждает современные наблюдения и дает возможности для интереснейших выводов и сопоставлений. Такой круг моих интересов объясняется, прежде всего, тем, что я историк, этнолог и т.п. Естественно, что я никак не замыкаюсь в круг прошлого, ибо познать можно только комплексно, тем более что, по моему убеждению (это говорят многие, я не оригинален), проблема НЛО – проблема не техническая (физическая), а проблема философско-психологическая, назовем это так» (письмо от 09.11.1979).

Надо сказать, что опора на исторический материал – очень важная особенность В.Б.Вилинбахова. Это относится к различным проявлениям феномена НЛО и дает убедительные доказательства того, что феномен имел место на протяжении всей истории человечества, хотя в разные эпохи интерпретировался по-разному. Особенно важен исторический подход при анализе «классических» НЛО (без посадок и уфонавтов), ибо дает веские доказательства того, что явления этого рода не сводятся к техногенным проявлениям современной цивилизации.

В конце 1970-х годов обстановка в СССР в отношении НЛО изменилась. Началось выполнение Государственной программы по исследованию НЛО, в которой принимали участие Министерство обороны, Академия наук и другие ведомства (см. «Вестник РАН», 2000. Т. 70. № 6. С. 507–515). Работа выполнялась в закрытом порядке, внешне все оставалось по-прежнему, и цензура в средствах массовой информации продолжала действовать. Однако давление на общественность уменьшилось, и возникли условия для создания общественных организаций по изучению НЛО.

Первый шаг был сделан в Москве, где при НТОРЭС им. А.С.Попова была создана секция под руководством В.Г.Ажажи. Однако шаг этот оказался неудачным. Секция носила название «Ближний поиск ВЦ с помощью средств радиоэлектроники». Уже это указывало на то, что проблема однозначно связывается с внеземными цивилизациями, что вполне соответствовало уровню обыденного сознания, но не имело никаких научных оснований. По предложению В.Г.Ажажи, я согласился войти в бюро секции, надеясь со временем придать ей серьезный характер. Однако этого не удалось сделать. В ноябре 1979 г. в помещении Центрального Дома Актера в Москве состоялся семинар секции, который прошел в обстановке сенсационного ажиотажа. Это было совершенно не приемлемо, особенно для того времени, и секцию закрыли.

Более благоприятно складывалась обстановка в региональных центрах, куда на время переместились главные усилия по изучению проблемы НЛО силами общественности. Поскольку термин НЛО к тому времени был полностью дискредитирован и по-прежнему находился под запретом цензуры, стал применяться другой термин – аномальные аэрокосмические явления (ААЯ) или аэрокосмические феномены (ААФ). Я предложил этот термин (который уже использовался во французской литературе) при подготовке Государственной программы исследования НЛО. Вскоре он был принят на вооружение и общественными группами. При этом произошла важная трансформация: вместо «аномальных аэрокосмических явлений» стал использоваться термин «аномальные явления» (АЯ). Возможно, это было связано с тем, что такой термин звучит более кратко и выразительно, но последствия такой замены оказались весьма существенными, ибо термин АЯ гораздо более широкий по сравнению с ААЯ, что позволило включить в исследования значительно более широкий круг явлений (таких, как полтергейст и другие подобные феномены). Насколько это хорошо или плохо, мы здесь не обсуждаем.

Одной из первых была создана секция по исследованию АЯ при Горьковском областном отделении НТОРЭС им. А.С.Попова, которую вскоре возглавил доцент Э.А.Ермилов. Секция пользовалась поддержкой председателя областного правления НТОРЭС Всеволода Сергеевича Троицкого. Известный советский радиофизик и радиоастроном, член-корреспондент АН СССР, В.С.Троицкий внес большой вклад в серьезное изучение проблемы АЯ/НЛО, а его поддержка горьковской секции и других общественных групп была просто неоценима. На Украине серьезную работу вела секция АЯ при Республиканском правлении НТОРЭС им. А.С.Попова (председатель – академик АН УССР Г.С.Писаренко, ученый секретарь – И.С.Кузнецова). В Новосибирске тематикой НЛО занималась секция № 4 при Комиссии по метеорам и космической пыли СО АН СССР (председатель – чл.-корр. АН СССР Н.А.Желтухин). Были созданы общественные группы и в других городах (см. очерк В.Б.Вилинбахова «Становление отечественной уфологии» в его работе «НЛО в нашем небе»).

Положение в Ленинграде было особое. Здесь сложилась группа серьезных уфологов, в которую, насколько мне известно, помимо В.Б.Вилинбахова входили А.И.Мордвин-Щодро, Г.П.Лисов, Г.К.Колчин, Ю.М.Райтаровский и др. Группа занималась сбором информации, расследованием отдельных случаев наблюдения НЛО, переводом зарубежной литературы; поддерживала контакт с исследователями из других городов. В отличие от горьковских и киевских исследователей, у ленинградцев не было «высокого покровительства», и им приходилось действовать на свой страх и риск. Надо сказать, ленинградские уфологи действовали с большой ответственностью, не спешили с широкими публичными выступлениями, постепенно подготавливая общественность к серьезному восприятию проблемы.

«Думаем провести серию выступлений, но каждый раз в очень ограниченной и ответственной аудитории, да и придерживаясь осторожной линии поведения… Полагаем, что пока следует концентрировать внимание на I-ой категории [НЛО], осторожно затрагивать II-ю, а о III-й пока целесообразней всего помалкивать» (письмо В.Б.Вилинбахова от 10.02.1980). «Планируем несколько узких выступлений и среди них – по путевкам “Знания”, остальные на энтузиазме. Захотел ознакомиться с проблемой ленинградский митрополит Кирилл… Но главное занятие, пожалуй, – сбор материалов, добываем, где только можем, переводим сами» (письмо В.Б.В. от 11.03.1980).

Одновременно не прекращались усилия по официальному оформлению группы. В письме от 14 апреля 1980 года Вадим Борисович сообщает: «У нас, возможно, произойдет создание нечто вроде секции при Географическом обществе. Первые шаги в этом направлении сделаны и довольно успешно». «Раскручиваем вариант с ГО, пока все идет нормально» (письмо от 26.04.1980). «В июне должно быть орг. собрание при ГО, окончательное же решение только в сентябре» (письмо от 05.05.1980). «Что у нас нового? Вступили все в Географическое общество, пока по планам что-то начнем там делать с осени, конечно, очень и очень осторожно (никаких гуманоидов). На 16 июня в Центральном лектории объявлена лекция Лисова об НЛО. Вот, будем решать, что и как ему там глаголить. Вещь серьезная. Мордвин пытается пробить сию тематику через Лекторий Дома Офицеров» (письмо от 20.05.1980). Одновременно с этим предпринимаются шаги по получению доступа на местное телевидение. 5 июня по ленинградскому ТВ прошла передача, где в качестве ведущего выступал В.Б.Вилинбахов, а его собеседниками были А.И.Мордвин-Щодро и Г.П.Лисов. Так, медленно и уверенно ленинградская группа завоевывает одну позицию за другой.

Наступает лето, естественный перерыв всякой активности. Это огорчает В.Б. «…Дурацкая манера свертывания всех дел, – пишет он. – Три потерянных месяца, а это особенно обидно в нашем возрасте, когда на счету каждый день» (письмо от 25.06.1980). Этот мотив повторяется и в следующем 1981 году. Вероятно, Вадим Борисович предчувствовал свой скорый уход, хотя внешне ничто этого не предвещало.

Предварительная работа в Географическом обществе не прошла даром. С октября 1980 г. в рамках Комиссии по планетологии ГО СССР стали регулярно проводиться заседания, посвященные проблеме ААЯ (НЛО). «28 октября, кажется, начинаем свои выступления в ГО. Разработан план на весь год. Первым назначен мой доклад – “Некоторые методологические вопросы исследования аномальных явлений в атмосфере, гидросфере и космосеˮ. Посмотрим, как оно все получится. В начале октября весьма ответственное выступление Лисова в одной из Академий» (письмо от 19.09.1980). Это было важным шагом на пути создания самостоятельной Комиссии по АЯ.

8 ноября 1980 г. я писал Вилинбахову: «Радуюсь Вашим успехам. Мне нравится Ваш серьезный деловой подход без гигантомании. Успех дела определяется не количеством, но качеством. То, что у Вас сложилось прочное ядро – залог всех успехов. <…> Я надеюсь, что всесоюзный статус Географического общества позволит Вам со временем взять на себя ту роль по координации всех “любительскихˮ работ в этой области, на которую претендовала секция В.Г.А. [Ажажи]. Вообще, Географическое общество, кажется, по меньшей мере, не менее подходящим, чем НТОРЭС им. А.С.Попова. Конечно, специальное уфологическое общество было бы много эффективней, но как этого добиться?».

Наращивая усилия по признанию проблемы НЛО, ленинградская группа добилась поддержки Обкома КПСС. «Мы, кажется, получаем поддержку Обкома, – писал В.Б., – что в наших условиях ОЧЕНЬ ВАЖНО. Завтра должен читать в молодежном клубе Горкома Комсомола. Тема – “НЛО в прошломˮ» (письмо от 26.05.1981). Все эти усилия не пропали даром. В июле 1981 г. решением Президиума Географического общества, под председательством президента ГО академика А.Ф.Трешникова, была создана специальная комиссия по изучению аномальных явлений в окружающей среде (председатель – кандидат исторических наук В.Б.Вилинбахов, зам. председателя – полковник запаса Г.К.Колчин, ученый секретарь – инженер-подполковник запаса А.И.Мордвин-Щодро). Так закончилась почти двухлетняя борьба за создание Комиссии по АЯ в Ленинграде. Думаю, опыт этой борьбы давал право Вадиму Борисовичу дружески критиковать московских уфологов. «У вас в Москве все как-то зарываются, теряют чувство реальности. Так было с Ажажей, а теперь вот с этими. <…> Авантюризм какой-то! Действовать же надо… постепенно и последовательно… Надо учитывать феномен привыкания» (письмо от 26.05.1981 г.). «…Беда от максималистов, – пишет В.Б. в другом письме, – и с этим надо бороться» (30.05.1981).

Официальный статус Комиссии по АЯ не давал возможности ставить и обсуждать наиболее острые, дискуссионные вопросы проблемы НЛО. Поэтому еще до утверждения Комиссии группа В.Б.Вилинбахова создала более узкий теоретический семинар (человек на 15–20) как раз для обсуждения подобных вопросов. Планировалось, что семинары будут проходить ежемесячно. Насколько я знаю, при жизни В.Б. прошло не менее трех семинаров. Темы их были чрезвычайно интересные, а характер постановки вопросов вполне может быть взят на вооружение и современными уфологами.

Как и все уфологи в нашей стране, группа В.Б.Вилинбахова столкнулась не только с давлением со стороны государства, но и с деструктивным воздействием неумеренных «энтузиастов». «Приходится сталкиваться с таким числом невротиков (мягко говоря), а то и просто жуликов, что поневоле начинаешь становиться все более и более скептиком. Да, судя по всему, без этого и нельзя, иначе все дело затопит мутная волна “энтузиазмаˮ» (письмо В.Б.В. от 06.09.1980). К сожалению, в этом отношении Вадим Борисович оказался провидцем. После перестройки, когда все цензурные ограничения были сняты, а средства массовой информации, развернувшись на 180 градусов, стали питать людей сенсационной «чернухой», именно волна безудержного безответственного «энтузиазма» нанесла непоправимый вред отечественной уфологии, от которого она, вероятно, не скоро сможет оправиться. К этому вопросу В.Б. в своих письмах возвращался неоднократно. «Кроме того, куча всякого рода психопатов, которые крутятся кругом и создают фон. Все это плохо и может кончиться, вернее, уже имеет самые нежелательные последствия» (письмо от 01.11.1980). «Начинаем даже подумывать, как бы ограничить число людей [на заседаниях ГО], нам ведь шум не нужен» (письмо от 16.11.1980). «Ограниченность возможностей раздражает, а тут еще мешаются под ногами разного рода “энтузиастыˮ, от которых больше шума и бестолочи, чем реальной пользы, поскольку, в основном, это народ не организованный и истеричный» (письмо от 24.06.1981).

Один из наиболее сложных и одиозных вопросов, связанных с НЛО – это вопрос о «гуманоидах». Вадим Борисович понимал, что он составляет неотъемлемую часть проблемы, независимо от того, являются ли наблюдения «гуманоидов» реальными или нет. Но он считал, что время для широкого публичного обсуждения этой проблемы еще не настало. Прежде исследователи должны сами разобраться, что это такое. «На последнем заседании, – писал он, – мне как председательствующему пришлось дать резкий отпор вопросам о гуманоидах, пока сие, естественно, ферботен, время для этого еще не пришло, приучим к НЛО, тогда можно будет начать раскрывать и тему контактов. Осенью, между прочим, в р-не Риги была, кажется, посадка и три гуманоида. Подробности уясняются» (письмо от 18.12.1980).

Наша переписка с В.Б.Вилинбаховым продолжалась около трех лет и была довольно интенсивной. Многие уфологи (и не только они) были уверены, что письма перлюстрируются. Тем не менее, они доходили до Ленинграда (и из Ленинграда до Москвы) дня за три. Это сейчас письма по Москве идут целую неделю, а из Московской области около двух недель. Чем это вызвано – не понятно. Вряд ли в наше время объем писем от населения сильно возрос, скорее, наоборот. Кроме того, многие пользуются электронной почтой. Вероятно, это обычная рыночная безответственность. Вадим Борисович был очень пунктуален в своих письмах, он никогда не задерживался с ответом, отвечал сразу, незамедлительно. В основном, это был обмен информацией. Но, конечно, нам не удалось избежать и некоторых общих «философских» вопросов. Приведу в качестве иллюстрации выдержки из переписки о внеземных цивилизациях (ВЦ), структуре Пространства и паранормальной составляющей НЛО.

«Когда речь идет об ВЦ, то я не представляю себе это обязательно в космическом (столь традиционном) плане, поскольку предполагаю, что Космос – это нечто куда более сложное по своей структуре, чем пока сие нам представляется. Смысл ВЦ, как мне кажется, должен только подчеркивать, что речь идет о цивилизациях, существующих не на Земле в нашем измерении. Подчеркиваю последнее, поскольку вполне можно предположить, что структура измерения многослойна и, следовательно, в одной точке (в одном районе) может быть, допустим, ряд цивилизаций, т.е. Земля, в частности, представляет в этом плане нечто вроде луковицы. Понятна моя мысль? Это сложнейший философский вопрос, который также рано или поздно должен будет встать на повестку дня» (В.Б.В., 24.03.1981).

«Я согласен с Вами о необходимости расширительной трактовки ВЦ с учетом многослойности пространства. Но, думаю, это будет встречать большое сопротивление. Действительно, это сложнейший философский вопрос, т.к. многослойность пространства связана с многообразием форм материи. Хотелось бы побеседовать на эту тему более подробно. Надеюсь, такая возможность представится» (Л.М.Г., 02.04.1981). «Вы, естественно, совершенно правы, что вопрос о “многослойности пространстваˮ неизбежно встретит самое ожесточенное сопротивление, поскольку он ломает многие традиционно-устоявшиеся догматы. Однако рано или поздно, но он должен быть поставлен и как-то разрешен. Следовательно, видимо, следует думать, как это можно сделать? До тех пор, пока ВЦ будут пониматься только в прямом смысле слова, “возˮ будет стоять на месте» (В.Б.В., 08.04.1981).

Отвечая на мое письмо от 26 апреля 1981 г., в котором содержался рассказ о 3-ем Всесоюзном совещании по философским вопросам современного естествознания, Вадим Борисович писал: «Вероятно, наконец-таки, настало время, когда переориентацию науки более остановить невозможно. Грубый рационалистический подход исчерпал себя, и в настоящее время он более не заключает в себе никакой возможности дальнейшего развития, необходимы новые пути, новые подходы (а может быть, старые!)» (В.Б.В., 30.04.1981).

«Вы правы: грубый рационалистический подход исчерпал себя, и нужны новые подходы. Все верно. И переориентация науки идет, только очень робко. Думаю, что пробивающиеся ростки так слабы, что затоптать их ничего не стоит. Конечно, на месте одних вырастут другие. В этом смысле Вы правы: переориентацию науки, как тенденцию, остановить невозможно. Но любые зигзаги, к сожалению, возможны. Пишу, чтобы не отрываться от реальности. Камнем преткновения современной науки является незримый мир. Мир, известный человечеству с незапамятных времен, под разными наименованиями. Вы, как историк, знаете это лучше других. Казалось бы, все развитие науки подготовило человечество к его принятию – ведь многие физические поля тоже незримы. Но сознание человеческое вновь цепляется за отжившие догматы. И ученые боятся признать новую реальность. Мало кто по настоящему понял положение о неисчерпаемости материи вглубь. Отражением этой неисчерпаемости и является паранормальная составляющая НЛО. Игнорировать ее при честном исследовании просто невозможно. Противоположный перегиб – отрицание физической составляющей НЛО и сведение всей проблемы к чисто духовной практике, к сверхчувственным восприятиям, видениям и т.п. НЛО – пограничное явление. Оно находится на грани двух миров, двух планов Бытия. В этом его особенность. Игнорировать любую из двух граней НЛО было бы ошибочным. Я думаю, Вы это хорошо понимаете» (Л.М.Г., 07.05.1981). «О связи же НЛО со всем комплексом параявлений, как представляется мне, не может быть и вопроса. Все это может изучаться лишь в совокупности, и тут, конечно, совершенно прав Ж.Валле. Только что прочитал его третью работу “Невидимый колледжˮ. Много спорного, но много весьма любопытного. Именно учитывая столь тесную связь между НЛО и пара, мы и организовали наш семинар в рамках такой совместной работы» (В.Б.В., 14.05.1981).

Подводя итог той дискуссии сейчас, спустя двадцать лет, можно отметить, что за прошедшее время наука приблизилась к пониманию и признанию многомерности пространства. Теоретические исследования показали, что объединение всех физических взаимодействий невозможно в рамках трехмерного мира и требует введения многомерных пространств. Поэтому сейчас многие физики-теоретики и космологи спокойно работают с многомерными пространствами как с физической реальностью, а не как с математическими абстракциями. Однако, насколько я понимаю, это относится только к самым ранним этапам эволюции Вселенной, а наш современный мир по-прежнему считается трехмерным. И это действительно так, если ограничиться физическим планом Бытия. А к познанию других планов наука еще только подходит.

В.Б.Вилинбахов (справа) и Л.М.Гиндилис. Таллинн, 1981 г. Фото из архива автора

В декабре 1980 г., в связи с намечавшимся на следующий год в Таллинне Всесоюзным симпозиумом по проблеме внеземных цивилизаций, я предложил В.Б.Вилинбахову принять в нем участие и, по согласованию с В.С.Троицким, включил его в предварительный список участников. Вадим Борисович с готовностью принял приглашение, однако тема его доклада сразу вызвала настороженность, но на первом этапе его оставили. В дальнейшем доклад В.Б. (вместе с некоторыми другими докладами) все-таки отвели, но В.Б. остался в списках участников. Он не особенно огорчился снятием доклада, справедливо считая, что так будет легче участвовать в дискуссиях.

После Таллиннского симпозиума по внеземным цивилизациям (Таллинн, SETI-81) В.Б.Вилинбахов предложил провести очередной симпозиум SETI в Ленинграде в 1983 г. Это предложение не было принято. Бюро секции «Поиски космических сигналов искусственного происхождения» Научного Совета по радиоастрономии АН СССР высказалось за проведение симпозиума на год позже – в 1984 г., в Пущино, на базе радиоастрономической станции ФИАН. К моему удивлению, это сильно огорчило В.Б. «Что это – лень или злой умысел, связанный с какими-то личными интересами? – писал он. – До 83-го года надо еще дожить, и какая будет ситуация, сказать трудно. Перерывы же расхолаживают ряды занимающихся проблемой, вносят элемент застоя. Вот, что страшно» (письмо от 04.07.1982). В этой реакции, мне кажется, снова сказалось предчувствие скорого ухода. Последнее письмо от Вадима Борисовича я получил 7 августа. Он сообщал, что закончил две книги «НЛО в нашем небе» и «Эссе о неизвестном» (о них ниже), также сообщил, что в «Ниве» выходит его документальная повесть о царевиче Алексее. Мы еще виделись на Чтениях К.Э.Циолковского в Калуге, а потом Вадима Борисовича Вилинбахова не стало. Уход его был совершенно неожиданным.

Юрий Ильич Гальперин: фрагментарные воспоминания

Юрий Ильич Гальперин (1932–2001 гг.) – крупный ученый, астрофизик и геофизик, один из пионеров исследования окружающего пространства с помощью космических аппаратов. Спустя несколько лет после его ухода из жизни коллеги решили издать книгу о нем и предложили мне написать воспоминания. Время стерло из памяти многое. Остались отдельные фрагменты.

С Юрой Гальпериным мы учились в одной группе на астрономическом отделении мехмата МГУ. На первом курсе она называлась А-11, а на пятом – А-51. Юра был талантливым студентом. Но не это отличало его: талантливых у нас было много – Коля Кардашев, Юра Парийский (впоследствии ставшие академиками), Виктор Брумберг, Дима Курт, Наташа Соболева, Алена Вашкова, да и другие. Мне кажется, что учеба на мехмате давалась ему легко, что не обо всех скажешь. Юра отличался своей активностью. Он был душой и заводилой всех студенческих мероприятий и проделок – капустников, вечеров, походов. И общественную работу Юра выбрал своеобразную: он у нас был руководителем ДОСААФ (Добровольного общества содействия армии, авиации и флота).

В июне 1954 года мы с Юрой были в экспедиции по наблюдению полного солнечного затмения в Невинномысске. ГАИШ послал очень представительную экспедицию. Руководила ею Евгения Яковлевна Богуславская, в состав входили Н.Н.Парийский, И.С.Шкловский, Г.Ф.Ситник, Е.А.Макарова, а из студентов еще Коля Кардашев, Дима Курт, Тамара Казачевская. Это время оставило много незабываемых воспоминаний. Готовились тщательно, целый месяц, но … в день затмения пошел дождь. Солнечное затмение совпало с началом лагерных сборов по программе военной подготовки. Из уважения к науке высокое военное начальство разрешило нам опоздать на несколько дней на сборы. Там началась, конечно, совсем другая жизнь. Перед окончанием сборов нас выстроили, командир батареи скомандовал мне два шага вперед и зачитал приказ с объявлением благодарности Юрию Ильичу Гальперину за образцовое прохождение службы. Хотя подобное не было предусмотрено уставом, но я решил, что истина дороже и доложил, что я не Гальперин. На что мне было сказано: «Отставить, разговорчики в строю, начальство лучше знает». Так я и не понял, кому из нас объявили благодарность. Но скорее всего, все же Юре.

Близилась пора распределения. Оставить всех в ГАИШе было невозможно. И.С.Шкловский определил Юру Гальперина в Институт физики атмосферы АН СССР к своему другу и соратнику Валериану Ивановичу Красовскому. Так Юра расстался с астрофизикой и ступил на стезю геофизики, став одним из крупнейших ученых в этой области. Впрочем, переход был не очень резким, ибо методика исследований во многом совпадала. Насколько я помню, первое время Юра занимался исследованием полярных сияний, часто ездил наблюдать спектры сияний на Кольский полуостров. По-моему, он первый из нашей группы защитил кандидатскую диссертацию, а вскоре и докторскую. С присущим ему юмором Юра рассказывал, как его родители-гуманитарии прореагировали на его защиту. Они попросили объяснить, за что ему дали степень. Юра показал полученный им спектр полярного сияния. Дисперсия была невелика, спектр занимал небольшое место на фотопленке и был не очень впечатляющим. «И за это тебе присудили степень!» – воскликнули родители с изумлением.

Затем Юра сыграл роль и в моей защите. Я защищал кандидатскую диссертацию по абсолютной спектрофотометрии противосияния в 1962 году. В то время существовало правило (продержалось оно недолго), согласно которому соискатель не мог защищать в том институте, где он работал. Я работал в ГАИШ, а защищал в Институте физики атмосферы, где работал Юра. К тому времени он был уже известным ученым, и мой руководитель Николай Николаевич Парийский попросил его быть одним из моих оппонентов. Юра согласился. В то время он уже активно занимался исследованием верхней атмосферы и околоземного пространства с помощью космических аппаратов. В день защиты выяснилось, что он не сможет присутствовать на ученом совете, так как находился в Подлипках, где готовился очередной эксперимент. Никого из исполнителей из КБ Королева не выпускали, пока все не будет готово, они там и спали. Ничего поделать было нельзя: объект режимный, без пропуска не уйдешь. По правилам ВАК оппонент должен был лично присутствовать на защите, письменного отзыва было недостаточно. Пришлось ученому совету срочно назначать третьего оппонента. И все-таки Юра приехал! Приехал и успел огласить свой отзыв. Чувство долга у него было развито. Но как ему удалось вырваться, я не знаю.

В дальнейшем наши пути не пересекались, мы редко виделись: на встречах курса или группы. Но всякий раз Юра с присущей ему энергией убеждал меня вернуться к изучению противосияния, обращая внимание на большие достижения в области изучения магнитосферы Земли, в частности, на обнаружение магнитного хвоста Земли, что могло иметь отношение к противосиянию. Иногда встречались в ИКИ, в лифте. «Привет, привет, как дела?» Кстати, Юре принадлежит остроумное определение зануды: зануда – это человек, который на вопрос «как дела?» начинает подробно рассказывать о своих делах.

Хотелось бы отметить еще один штрих в наших отношениях. С средины 1960-х годов под влиянием И.С.Шкловского и Н.С.Кардашева я стал заниматься проблемой SETI. Получилось так, что в отличие от моих коллег, которые тоже занимались этой проблемой, для меня она стала основным содержанием моей деятельности. Некоторые иронизировали по этому поводу и, встречаясь, спрашивали: ну что, вы еще не обнаружили сигналы внеземных цивилизаций? Юра никогда не допускал подобного. Сам он не принимал участие в исследованиях и дискуссиях по проблеме SETI, у него был свой круг научных интересов. Но как человек культурный, с широким кругозором, он понимал значение проблемы и, как мне кажется, относился к этим исследованиям с уважением. Позднее, когда я заинтересовался НЛО и пытался разобраться в этой сложной запутанной проблеме, Юра и к этим моим занятиям отнесся с пониманием. Просто он допускал, что мы еще далеко не все знаем.

Юлиан Долгин – поэт-пифагореец и мыслитель

Юлиан Иосифович Долгин (1918–2002 гг.) был человек удивительный. Он жил среди обычных людей, общался с ними, живо интересовался событиями нашей жизни (культурными, научными, политическими), занимал активную жизненную позицию, увлекался джазом, любил футбол и в то же время был как бы «не от мира сего». Иногда казалось, что он только что вышел из пифагорейской школы или недавно покинул беседу, где внимал величайшему Мудрецу Гермесу Трисмегисту (Гермеса он чаще величал на египетский манер Тотом).

По образованию Юлиан Иосифович был литератором (окончил Литературный институт), по призванию – поэтом. Но поэтом не публиковавшимся. Его странные стихи ни по форме, ни по содержанию не соответствовали нормам социалистического реализма. Но он не собирался подстраиваться под господствующие взгляды и вкусы. Высокий, худощавый с пронзительным голосом, чем-то похожий на Дон Кихота (который был его любимым героем), он и сам был Дон Кихотом в жизни.

Должен признаться, мне его стихи не были близки. В первом чтении они казались какими-то неоправданно вычурными, и лишь со второго, третьего раза я начинал не только понимать содержание, но и ощущать своеобразную красоту его стихов. Поэзию он знал хорошо. Из современных ему поэтов очень ценил своего друга Николая Глазкова, которого почитал гениальным поэтом. Очень любил и ценил А.Блока, В.Маяковского и, конечно, Велимира Хлебникова, близкого ему своей любовью к числам.

Юлиан Иосифович был человеком многогранным. Каждый воспринимает другого человека через призму своих интересов, своего отношения к жизни. Я познакомился с Юлианом Иосифовичем в 1960-х годах. Только что в Бюракане прошло Первое Всесоюзное совещание по проблеме внеземных цивилизаций. В Москве, в Академии наук была создана секция «Поиски внеземных цивилизаций». Я был ученым секретарем секции. Заседания и семинары секции проходили в Астрономическом институте им. П.К.Штернберга (ГАИШ). Юлиан Иосифович стал ходить на эти семинары и однажды даже выступил с докладом.

Каким образом он узнал о существовании секции? Помимо всего прочего Юлиан Иосифович серьезно интересовался космологией и был знаком с одним из крупнейших советских космологов Абрамом Леонидовичем Зельмановым, они были почти ровесники. Юлиан Иосифович часто бывал у него дома, где собирались друзья и ученики Зельманова, бывал, конечно, и в ГАИШ’е. Видимо, там он и узнал о существовании секции и стал постоянным участником ее семинаров. Тогда же между нами возникла переписка (на первых порах редкая).

В 1968 г. Юлиан Иосифович опубликовал в сборнике «На суше и на море» статью «Разум Вселенной», где обращал внимание на необходимость наряду с радиоканалом рассматривать и экстрасенсорный канал связи. Приходится только удивляться, как в то время это стало возможно. И сейчас научное сообщество крайне негативно относится ко всему, что связано с экстрасенсорикой. А тогда это противоречило еще и официальной государственной идеологии. Не следует забывать и о том, что в то время существовала цензура. Составители сборника, которым статья, видимо, понравилась, решили подстраховаться и направили ее на рецензию ученым. Одним из рецензентов оказался я, а другим – выдающийся советский астрофизик и крупнейший авторитет по проблеме внеземных цивилизаций Иосиф Самуилович Шкловский. Я написал положительную рецензию, ничего не сказав об этом Шкловскому. Но самое удивительное, что и он дал положительный отзыв, хотя крайне негативно относился к подобной «антинаучной» тематике. Как-то мы стояли с ним на остановке автобуса у ГАИШ’а.

– Знаете, – сказал Шкловский, – мне тут прислали какую-то странную статью про телепатический контакт с ВЦ.

– Ну и?

– Я дал положительный отзыв. Это, конечно, чушь собачья, но Вы знаете, статья написана таким превосходным русским языком, что я просто не мог дать отрицательный отзыв.

В 1974 г. с обсерватории Аресибо ушло первое радиопослание в Космос, к шаровому скоплению М 13. Юлиан Иосифович откликнулся на это шутливым стихотворением. Шаровое скопление М 13 имеет номер 13 в каталоге, составленном Шарлем Мессье в 1781 г. (отсюда и обозначение М 13). Обыгрывая это обозначение, Юлиан Иосифович сочинил такой стих:

Мессье, ау!

Mon cher ami!

Черт знает, есть вы или нет.

Но мы являемся людьми

И шлем космический привет.

У нас одна есть голова,

И две руки, и две ноги,

Посланья нашего слова

Осилят ли Месье мозги?

Юлиан Иосифович продолжал, в большей или меньшей степени, интересоваться проблемой внеземных цивилизаций всю жизнь. Ясно сознавая ограниченность чисто технического подхода к проблеме (это, по-своему, ощущал и Шкловский), Юлиан Иосифович никогда не проявлял снобизма, свойственного многим «эзотерикам» по отношению к тем усилиям, которое проявляло SETI-сообщество. Он понимал, что эти усилия идут в русле нового мышления, преодолевающего идею изоляционизма, обособленности, одиночества человечества в Космосе. Он вначале интуитивно, а затем и сознательно исходил из положений, которые содержатся в Учении Живой Этики. Это очень четко выражено в «Гранях Агни Йоги» Б.Н.Абрамова: «Следующая ступень эволюции – сношение с Дальними Мирами. И не все ли равно, с какой стороны и как подходят к ним люди, лишь бы подходили, лишь бы приближались, лишь бы приближали сознание к ним, лишь бы мыслями о них наполняли его» (Г.А.Й., III, 386).

В конце 1970-х годов у нас в стране начался бум, связанный с проблемой НЛО. Интерес к этой проблеме не обошел и Юлиана Иосифовича. Он серьезно относился к сообщениям о наблюдениях НЛО, пытался разобраться, переписывался с одним из весьма известных в то время НЛО-контактантов Виктором Петровичем Кострыкиным.

В 1975 году мне посчастливилось соприкоснуться с Учением Живой Этики. Я как-то всем существом своим почувствовал космический источник Учения. Позднее, когда у нас с Юлианом Иосифовичем возникла переписка по мотивам Учения, я писал ему: «Слушайте! В мир наш бренный со словом Учения входит и говорит Разум Вселенной». Поражала глубина и лаконичная мудрость. Как сказано во введении к Общине – «каждая строка есть высшая мера простоты». Как и у многих, впервые познакомившихся с Учением, возникло острое желание поделиться с кем-то радостью неожиданно обретенной истины. В то же время я ясно понимал, что среди моих коллег, друзей и знакомых нет никого, кто мог бы откликнуться на Зов Учения. Но все же один человек мог бы откликнуться. Это был – Юлиан Иосифович Долгин. Я решил попробовать и передал ему несколько книг Учения.

Будучи человеком с богатыми духовными накоплениями, Юлиан Иосифович не мог не почувствовать Высоту Источника. Он отнесся Учению очень серьезно, но полностью принял его не сразу. Надо было найти место Учению среди того багажа знаний – мифологий, различных философий, религий, исторических фактов – которым располагал поэт. Его размышления выразились в стихах того времени (1976 г.).

ДИЛЕММА

Я в сомнении глубоком:

Быть или не быть йогом?

Агни – огненным йогом –

Полумагом, полубогом.

Я к мирам нацелен дальним,

Говорю,

тем самым,

«да» им;

Но являюсь домоседом.

Говорю,

тем самым,

«нет» им …

Сомнения, даже некоторое смятение духа отразилось в его стихотворении «Яблоко Гесперид» (январь 1976).

ЯБЛОКО ГЕСПЕРИД

Яблоко познания –

яблоко раздора –

яблоко мишени

(задача без решения);

Яблоко послания

к созвездию Геркулеса;

Яблоко желанное,

яблоко бесполезное…

Яблоко бесфинишного старта.

Не поздно ли? Не рано ли?

Тайна Урании.

Земная Надежда,

Любовь,

Вера,

Мудрость.

О, Венера!

О, Миневра!

Мудрость – не радость.

А все же Ева

яблоко ела?

А все же зуб или разум хочет

отведать кусочек?!

Как спящая царевна?

Яблоко есть вредно.

А виноград? А вино?

Все равно!

Вот оно –

Перл Природы,

Цивилизации внеземной,

Райской породы,

Красуется на блюдце,

Улыбается и парит;

Говорит: «Бери!

Я – то самое яблоко Гесперид.

Нету яблока более хорошего…»

Ну, да!

Возьмешь его!

Через несколько месяцев, в мае, поэт вновь обращается к этой теме:

Признаюсь, я б солгал,

Если бы сказал,

Что Познания Яблоко

Мысленно сорвал.

Новь – одно движение;

Познана деталь.

Где же Совершенная

Истина?

Где даль.

Еще из стихов того времени:

ВОПРОСЫ

…А что такое Свет без Мрака?

Не знаю, что это такое.

Дракона победил Геракл,

Но без дракона нет героя.

Поэт с Амуром, Вакхом дружен,

Но чует дальномирный лучик!

Во всем он праведника хуже.

А может в дальнем смысле лучше?

Век маяться тому, кто в Майе.

Застрял, как муха в паутине.

Известно: Майя из обмана…

Но как влечет мираж в пустыне!

«Не создавай себе кумира»!

А что поделать с Идеалом?!

Чем не Изида Матерь Мира?

(лицо закрыто покрывалом!)

Уявлены слова Архата:

«В ней Мудрость, Красота и Сила».

И рецидив матриархата!

и Вечной Женственности Символ!

Ну, а причем же тут Наука?

Притом, что Сказка – основанье,

Тот камень, что заложен в угол

Спирали Башни Мирозданья.

На эти размышления Долгина я откликнулся стихотворением «Вопросы, вопросы…». Юлиан Иосифович тут же прислал мне ответ.

ГОД ДРАКОНА

Есть упоение в бою,

И в бездне мрачной на краю…

А.С.Пушкин

Ответы на мои вопросы …

Логично – ясен оппонент.

Однако спора нет:

кто против?

Я «За» всецело и вполне!

Я «За», как «За» был Циолковский,

И Хлебников, Числец-поэт.

Но год Дракона високосный

На «Да! Да! Да!» рычит «Нет, нет!».

И все же – «Да!»

Хоть я Отступник,

Ибо так назван – Юлиан.

И свет то вспыхнет,

то потухнет,

И дух недолго осиян.

Кристаллизуйся ясность в явность.

На Зов всем сердцем отзовись!

Разумно и абсурдно «Я» в нас:

Влечется в бездну,

рвется ввысь.

В моем стихотворении, написанном в ответ на его «Вопросы», содержалось возражение по поводу его слов «рецидив матриархата». Я писал о единстве и гармонии Начал. Юлиан Иосифович откликнулся стихотворением, которое стало для меня одним из самых любимых его стихов.

ОДА МАТЕРИ МИРА

Единственный мой фронтовой «трофей» –

Открытка с изображением Богоматери

Открытка с Матерью Святой

на поле боя …

Так повстречался я с Тобой –

моей судьбою.

Я в атакующий гамбит

на поле брани

Войной был брошен, не убит,

а только ранен.

С тех пор с гравюры на стене

у изголовья

Будто склоняешься ко мне

с любовью.

Мадонна Боттичелли, Ты?

Изида? Афродита?

Свет Истины и Красоты –

Материя Люцида.

В сияньи высочайших сфер

Тончайшего Эфира,

Как поцелуй Наук и Вер,

Ты – Матерь Мира.

Какой же может быть вопрос?

И в чем дилемма?!

Не рецидив – Апофеоз

Любви Эмблема.

Тогда же Юлиан Иосифович написал стихотворение «Агни Йоги», в котором уже не было сомнения «быть или не быть йогом». Этот цикл стихов венчают три стихотворения, посвященные Учителю М.

ПОРТРЕТ МОРИЯ

Всепроникающий лик,

глубже чувств и ума.

Н.К.Рерих

Всепроникающий взгляд …

А на кого Он смотрит?

Не ошибется тот, кто скажет: «на меня» –

Ближайший друг людей,

Архат далекий, Морий

Брат человечества,

Великий сын Огня.

Он видит все,

Он все читает мысли;

Что было и что есть,

и то, что будет впредь

В земном и неземном,

ином астральном мире,

Как пламенный йог,

Он может рассмотреть.

Нет, не бесстрастный Он –

пристрастный наблюдатель!

Взор окрылен и людям крылья шлет;

И ввысь зовет:

«К иным мирам летайте».

Курс – беспредельный небосвод.

МОРИЙ

В тишине приходящий и

Уводящий.

Н.К.Рерих

Меня не оставляет сожаленье:

Чего так поздно я узнал Его?

Тогда бы Светоч Огневой

Принес мне раньше просветленье.

Но вечен Пламень Мировой.

Он шлет лучи без промедленья,

Без утомленья для всего

Живой Вселенной населенья.

И тот не понял ничего,

Кто ждет какого-то явленья,

Знаменья лично для него…

О, самомненье поколенья!

Услуги ищем даровой

От неумения, от лени…

Таков источник преступлений,

Болезней ауры кривой.

Я в ослепленье не видал Его.

Но услыхал зов высшего веленья:

«На кручах гор ищи луч Одоленья,

Уничтоженья темного всего».

И у меня нет более тревог;

Нет более сомненья и смятенья.

Пусть жизнь моя по-прежнему мученье,

Но на мгновенье –

восхищенье и восторг.

САД МОРИЯ

Полсотни лет растил я самость

И думал, что достиг высот;

Что выстроил на небеса мост…

Заход я принял за восход.

Передо мной открылась пропасть…

Куда идти: вперед? назад?

Но есть тропа превыше троп всех,

Ведущая в Цветущий Сад.

О, вспыхни Истина, как магний,

И озари сердца Огнем!

Тот, кто живет без искры Агни,

Ни слова не поймет о Нем.

Эти стихи знаменовали окончательное принятие Учения. Позднее я узнал одну из причин затруднения Юлиана Иосифовича. Поэт-пифагореец, он почитал Пифагора не только величайшим математиком и философом, но и величайшим духовным Учителем. И он не мог понять, почему в Учении (а тогда он успел прочесть только первые книги) не упоминается имя Пифагора. Впоследствии, когда Юлиан Иосифович познакомился с другими книгами Живой Этики, с трудами Е.П.Блаватской, с Письмами Махатм, все встало на свое место.

Мы продолжали изучать Учение, идя каждый своим путем. Я шел от науки, Юлиан Иосифович – от своего богатого духовного опыта. Часто встречались, обсуждали положения Учения, дискутировали. Нередко мы по-разному воспринимали один и тот же текст. Мне казалось, что там черным по белому написано одно, а Юлиану Иосифовичу – другое, иногда прямо противоположное. Я думаю, что причиной этого были противоположения, реально содержащиеся в Учении. Надо было научиться вмещать эти противоположения, что дается не сразу. Была и еще одна личная причина, на которую позднее указал Николай Александрович Уранов. «У вас разные скульптуры духа, – сказал он, – поэтому вам будет трудно сотрудничать». Постепенно мы начинали осознавать, что существуют разные грани Истины. Чтобы познать Истину, надо суметь синтезировать разные грани. Мы стали более терпимо относиться к точке зрения друг друга. В конце концов, это тоже проявление канона «Господом твоим».

Часто мы по-разному оценивали людей. Я старался исходить из завета Н.К.Рериха: в 10 раз преуменьшать плохое, и в 10 раз увеличивать хорошее. Юлиан Иосифович больше ориентировался на свое внутреннее ощущение. И теперь, спустя много лет, я могу повторить, что его доводы часто были совершенно не логичны. Но в то же время вынужден признать, что по большей части он все-таки оказывался прав.

Общаясь с Юлианом Иосифовичем, я узнавал от него много интересного. Он жил числами и во всем находил числовые закономерности, числовой смысл – опираясь на Учение Пифагора. Его знания об этом предмете лишь частично опирались на немногочисленную литературу, они исходили откуда-то из глубины его существа. Ему удалось немного заразить и меня. Я даже написал небольшую работу о числах под названием «Размышления о числах», которую он высоко оценил. Но больше я не возвращался к этому предмету.

Юлиан Иосифович был очень внимателен к датам – как к историческим, так и житейским. Он вел дневник, и это позволяло ему отслеживать даты жизни. Так он определил, что мы с ним познакомились 9 февраля 1966 года. В 1996 г., когда исполнилось 30 лет нашего знакомства и сотрудничества, он написал стихотворение «Наш юбилей» и прислал его мне.

НАШ ЮБИЛЕЙ

Льву Мироновичу Гиндилису

от Юлиана Иосифовича Долгина:

Мы учились друг у друга

Ровным счетом тридцать лет.

Нас влекла одна Наука –

Та, которой выше нет.

Что-то вместе постигали;

В чем-то расходились мы,

Не всегда за пустяками

Различали контур тьмы.

Нас преследовали срывы –

Бунтовал подчас астрал!

Заслоняли рецидивы

Самости Наш Идеал.

Раздражались, расставались,

Забывая: кто вполне

В эзотерике товарищ,

Непременно друг вдвойне!

Не пора еще итоги

Подводить – цель далека!

Наши сходятся дороги

Не на годы – на века.

Одолеем все препоны.

Лабиринты все пройдем!

В самом главном мы не

спорим,

Убежденные в одном:

Мы познали, что возносит

Души к сердцу Эмпирей.

Наше Знамя –

Мудрый Гнозис

Не воинственный Арей.

И не бог богатства – Плутус

(Подчиненный тьме и злу

туз)…

Славя Вечную Изиду,

Как всеобщего Творца,

Почитаем Пирамиду –

Высшей Истины Венца!

На вершине – будто Пятый –

Четырех Ориентир

Измерений –

Необъятный

Как уздой охвачен Мир.

(Измерение Четвертое –

Есть Всемерное Нечетное!)

Я ответил ему четверостишьем:

Да, рано подводить итоги:

К Огню не пройдены пути.

Еще от Этики до Йоги

Нам с Вами предстоит дойти.

Юлиан Иосифович обладал способностью читать очень быстро. И при этом он успевал делать обширные выписки и хорошо усваивал прочитанное. «Тайную Доктрину» он проглотил, кажется, за два месяца. Поначалу его смутило обилие противоположений, которые он принял за противоречия. Надо сказать, его острый ум был нацелен на выявление противоречий. Но потом он разобрался и даже написал эссе о методе эзотерической педагогики, резко отличном от привычного нам «разжевывания» материала.

В 1978 году в Москву приехал лечить зрение Альфред Петрович Хейдок. Юлиан Иосифович познакомился с ним, у них установились очень теплые, сердечные отношения, которые продолжались многие годы. Случилось так, что через Юлиана Иосифовича и я познакомился с Альфредом Петровичем. Нет, он нас не знакомил, но, видимо, в разговоре упомянул обо мне. Так или иначе, встреча состоялась, она имела важные последствия для нас обоих (Ю.И. и меня). Альфред Петрович произвел на меня неизгладимое впечатление. Могучий старец с длинной седой бородой, похожий на библейского патриарха. От всего его облика веяло какой-то былинной мудростью, и беседы с ним оставляли сильное впечатление. Уезжая, Альфред Петрович оставил свой адрес, мы с ним переписывались, а потом, летом, он пригласил меня к себе в Балхаш. К сожалению, Юлиан Иосифович не мог совершать поездки за пределы Москвы. Он был инвалидом Великой Отечественной Войны и, кроме того, страдал аритмией сердца. В Балхаше Альфред Петрович познакомил меня с записями Б.Н.Абрамова и Н.А.Уранова. Поздней осенью Альфред Петрович поехал к Николаю Уранову. Он взял мою фотографию и данные для составления астрологической карты. В декабре от него пришло письмо. Он писал, что Николай Александрович приглашает меня к себе. В начале 1980 года я встретился с Николаем Урановым. Юлиан Иосифович послал со мной одну из своих работ о числах. Когда я уезжал, Николай Александрович послал ему портрет Учителя. Между ними завязалась переписка, которая продолжалась до самого ухода Николая Александровича из жизни (в июне 1981 г.). Часть писем Уранова Долгину (без указания адресата) опубликована в книге Николая Уранова «Нести радость».

В одном из писем Николай Александрович писал: «Читая Ваш прекрасный труд о мистерии чисел, я подумал о том, что в связи с Вашим исследованием хорошо было бы обратиться к таблице Менделеева. Оттуда можно извлечь что-то очень важное для проблемы чисел. Когда-то я планировал это исследование, но теперь вижу, что меня на это уже не хватает.

Посылаю Вам в подарок Ваш звездный портрет. Знаки духовности налицо: Солнце в треугольнике с Нептуном во Льве, Венера в соединении с Ураном в Водолее, Юпитер в Близнецах в знаке разума имеет секстиль с Солнцем и секстиль с соединением Нептуна и Сатурна, Меркурий в треугольнике с Луной – вот какие огромные богатства указываются Вашей картой. Но эти таланты не должны зарываться в Землю! Вы настоящий «урусвати» – Ваш Уран (уру) и Венера (свати) имеют тесное соединение в знаке Новой Эпохи, в Водолее – значит, Ваше прилежание к Учению НЕ СЛУЧАЙНО. Но сердцу Вашему, конечно, нелегко, на него сразу действуют четыре планеты: Уран, Венера, Сатурн и Нептун. Уран – это спазмы, Венера – это нарушение венозного кровообращения, Сатурн – ослабление сердечной мышцы за счет склероза венечных сосудов, а Нептун – это воздействие недобрых сил из тонкого мира. Марс находится в диаметре Девы-Рыб. Дева – знак болезни, Рыбы – знак ступеней, Марс – это война, ранение.

К сожалению, нет возможности произвести развернутое исследование Вашей Карты. Это очень трудоемкое дело, но в случае необходимости в карте можно найти абсолютно объективного советчика».

Ментограммы Уранова, с которыми я познакомил Юлиана Иосифовича (позднее они были опубликованы в книге Уранова «Жемчуг исканий»), он принял не сразу. Но потом безоговорочно признал свою ошибку. Эта была отличительная черта Юлиана Иосифовича: он умел признавать свои ошибки. Обычно это дается людям с большим трудом, особенно трудно тем, кто, как Ю.И., родились под знаком Овна. Но Юлиан Иосифович умел преодолевать себя. В связи с первой публикацией выдержек из книги «Жемчуг исканий», он писал: «Ментограммы – огненные афоризмы и изречения – ни по технике передачи, ни по способу приема не имеют ничего общего с обычной в нашей житейской практике “доставкой” информации. И в области необычного, получение Ментограмм совершенно противоположно пассивному трансу медиума. Это сознательный, требующий колоссального психического напряжения процесс. Высокий Друг принимал Ментограммы через сердце и за счет сердца. Он геройски сокращал свою жизнь во имя Жизни, во имя приближения Сатьи-Юги». Надо отдать должное, с какой деликатностью и вместе с тем твердостью Юлиан Иосифович утверждает высокий огненный Источник ментограмм.

Я уже упоминал, что переписка Долгина и Уранова продолжалась вплоть до ухода последнего из жизни. Вот, как сам Юлиан Иосифович оценивает эту переписку: «Я никогда, к величайшему сожалению моему, не встречался с Николаем Александровичем. Наш диалог происходил исключительно в письмах.

Его Письма, необычайно поучительные для меня, читались и перечитывались многократно… Не во всех случаях я до конца понимал их. Некоторые фразы ставили меня в тупик. С иными мыслями я сначала не соглашался и спешил, в меру умения корректно, возразить ему.

Высокий Друг, как я позволил себе называть его, легко парировал мои контраргументы и наставлял на путь истинный с присущей ему повелительно-мягкой интонацией, различимой даже в письменной речи.

Я всегда относился к нему как к Старшему по гностическому Знанию; и в идеале он представлялся мне (когда-нибудь при его санкции на это) моим земным Учителем. Поэтому я с равной признательностью принимал и поощрения его, и замечания.

Николай Александрович был мудр, добр, справедлив и взыскателен. Глубина его суждений убеждала и восхищала меня, но благожелательная тональность писем в некоторых случаях ошеломляла, внезапно взрываемая сарказмами.

Конечно, мне было не просто приноровиться к неординарно-сложной натуре Высокого Друга и постичь Индивидуальность, сочетавшую мощь Мыслителя и остроту Сатирика… Впрочем, и тогда, когда его стрелы задевали меня, я, преодолевая минутное огорчение, понимал: они мне на пользу! Достоинство настоящего Учителя – нелицеприятность. И этим достоинством, наряду с другими педагогическими талантами, Высокий Друг обладал в полной мере.

Я бесконечно благодарен ему за то заочное общение между нами, которое продолжалось вплоть до его ухода в лучший мир неописуемой красоты и неугасимого Света.

Для меня несомненно: Высокий Друг был и есть Выдающийся Служитель Света, Воин Света – здесь и там, где он теперь находится.

Разлука – преддверие встречи».

31 мая 1981 года Николай Александрович писал Долгину (это было его последнее письмо – он ушел 6 июня): «Сейчас я очень тяжело болею. В день бывает по нескольку сердечных приступов, каждый из которых может оказаться смертельным. Возможно, что пришло время освобождения. И радостно, но вместе с тем печально то, что много важных дел остается незавершенными, и расставание с близкими друзьями нелегко. Но все это закономерно; истинные связи нерушимы. Пожалуйста, не затрудняйте себя выражением сочувствия и соболезнования».

Не знаю, ответил ли Юлиан Иосифович на это письмо, но если и ответил, оно уже не застало адресата…

В последующие годы Юлиан Иосифович переписывался с Лидией Ивановной Урановой, и эта переписка, очень насыщенная, продолжалась до его ухода из жизни.

В последние годы его жизни мы встречались редко. В стране началась перестройка, за которой последовали обвальные реформы 1990-х годов. Юлиан Иосифович очень горячо и болезненно переживал происходящие перемены. С одной стороны, снятие запретов, отмена цензуры, возможность свободного творческого самовыражения не могли не радовать. С другой стороны, навязывание идеалов наживы, стяжательства, апофеоз бескультурья, вседозволенность, отсутствие всяких нравственных сдержек, обострение национальных противоречий вызывали глубокое беспокойство.

В 2001 году после тяжелой болезни ушла из жизни Нина Андреевна – жена, друг, соратник, с которой Юлиан Иосифович прожил многие годы, которую он очень любил и ценил. Она была первым читателем, первым критиком его произведений, была в курсе всех его творческих начинаний, его духовной жизни. Они прекрасно понимали друг друга. Уход Нины Андреевны Юлиан Иосифович перенес мужественно. Вскоре он и сам перешел в лучший мир. Поскольку при жизни он практически не публиковался, многогранное творчество его осталось неизвестным. К настоящему времени изданы две книги Юлиана Иосифовича: «Пифагория», 1997 и «Хочу преодолеть отдельность, подняться чтобы в Беспредельность», 2007.

Григорий Моисеевич Идлис – человек, ученый, мыслитель

С Григорием Моисеевичем Идлисом (1928–2010 гг.) я познакомился в 1954 году. Я тогда учился на астрономиическом отделении МГУ, и меня вместе с Димой Куртом (Владимир Гдальевич Курт) после окончания 4 курса направили на преддипломную практику в Алма-атинскую обсерваторию, которую тогда возглавлял Василий Григорьевич Фесенков. Там я и познакомился с Гришей Идлисом и его супругой Аней Зильберберг. Наше общение, в основном, происходило на волейбольной площадке, также в стенах института; иногда Идлисы приглашали нас, студентов-практикантов, к себе домой. Гриша только что закончил аспирантуру и, насколько я помню, уже завершил работу над диссертацией, которую он успешно защитил в ГАИШе в 1955 г. После окончания университета мне пришлось работать на Алма-атинской обсерватории, где был установлен спектрограф Н.Н.Парийского для наблюдений противосияния и зодиакального света. Так что знакомство с Идлисом было продолжено. Не прекращалось оно и позже, когда спектрограф был перенесен в Высокогорную экспедицию ГАИШ, близ Алма-Аты. Мне часто приходилось бывать на обсерватории, а Гриша и Аня иногда приезжали в гости в экспедицию. Казалось бы, после успешной защиты кандидатской диссертации можно было немного расслабиться, отдохнуть, заняться обустройством жизни. Но Гриша сразу же сел за пишущую машинку (большая редкость в то время!) и начал писать докторскую. Пишущая машинка – не компьютер, и если человек садится за нее, чтобы писать диссертацию, значит, он уже все продумал и уверен, что исправлений будет немного.

В те годы Идлис выполнил серию блестящих работ по астрофизике, увенчавшихся защитой докторской диссертации (1964 г.). Одним из оппонентов по диссертации был Иосиф Самуилович Шкловский, которому было нелегко угодить. Но он очень высоко оценил эту работу. (Правда, впоследствии Шкловский довольно скептически относился к работам Идлиса, содержащим философские обобщения.)

В то время большинство ученых были убеждены, что задача науки, и астрономии в частности, объяснить, КАК устроен Мир. Идлис задался вопросом, ПОЧЕМУ он устроен так, а не иначе. Надо сказать, что он не один задумывался над этим вопросом. Известно высказывание А.Эйнштейна: «Что меня действительно глубоко интересует, так это – мог ли Бог создать мир иным?». Также и К.Э.Циолковский спрашивал себя: «Почему же все проявляется в той, а не в другой форме, почему существуют те, а не другие законы природы? Ведь возможны и другие…». Идлис попробовал решить этот вопрос, исходя из самого факта нашего существования. Анализ этой проблемы привел его к выводу, что мы наблюдаем не произвольную область Универсума, а ту, в которой существует познающий ее субъект, и в которой реализовались необходимые для его существования условия (1958 г.). По существу, это была первая формулировка антропного принципа. Приблизительно в те же годы Абрам Леонидович Зельманов сформулировал этот принцип в виде следующего афоризма: «Мы являемся свидетелями процессов определенного типа потому, что процессы другого типа протекают без свидетелей». Надо признать, что обоснование антропного принципа с астрономических позиций было дано Г.М.Идлисом. Лишь десять лет спустя появилась известная статья Б.Картера, в которой и был введен термин «антропный принцип». Она послужила истоком для целой лавины работ, где антропный принцип был распространен за пределы астрономии как фундаментальный принцип мироздания, относящийся к самым его основам, включая и микромир.

В 1964 г. после переезда Василия Григорьевича Фесенкова в Москву Идлис был назначен директором Астрофизического института АН Каз.ССР. Он продолжал свои научные исследования в области астрофизики, динамики звездных систем и космологии. В то же время, по необходимости, он должен был заниматься решением научно-организационных проблем. Как теоретик, Идлис не ограничился их практическим решением. Он стремился найти оптимальные стратегии научной организации труда (НОТ). К этому периоду относятся его первые статьи по НОТ, а также монография «Математическая теория научной организации труда и оптимальной структуры научно-исследовательских институтов», Алма-Ата, 1970. Именно в этой работе, насколько я могу судить, Идлис впервые подошел к проблеме деления разумных индивидуумов на 12 типов по уровню их потенциальных интеллектуальных способностей. Впоследствии он использовал этот результат при развитии концепции единства законов материи на всех уровнях ее организации – от физического до ментального. Но эти работы выполнялись уже в Москве, в Институте истории естествознания и техники (ИИЕТ РАН).

После переезда Григория Моисеевича в Москву, мы встречались с ним на семинарах, иногда перезванивались. Григорий Моисеевич дал согласие войти в Ученый совет Научно-культурного центра SETI, активно участвовал в работе семинара НКЦ SETI в ГАИШе, а в последнее время – в семинаре Секции проблем космического мышления и Живой Этики при Московском космическом клубе. Я не берусь судить о многогранной деятельности Идлиса в ИИЕТ. На меня наибольшее впечатление произвели его работы о единстве законов материи на всех уровнях ее организации. Впервые я услышал об этом в его докладе на симпозиуме в Вильнюсе в 1987 г., а уже позднее познакомился с его работами в этой области. Попытаюсь изложить, как я понял его идеи.

Следуя за Ньютоном, Идлис вводит в самые общие метафизические рассуждения о Природе математические начала, но уже с учетом квантовых представлений современной науки. Это позволило ему установить принципиальное единство фундаментальных законов строения материи на различных уровнях ее организации (физическом, физико-химическом, химико-биологическом и психологическом). Он показал, что все многообразие структурных форм материи на всех уровнях ее организации можно описать с помощью трех (и только трех!) универсальных характеристик, каждая из которых принимает ряд квантованных собственных числовых значений. Идлис называет их: интегральная I, дифференциальная D и спинальная S. На каждом уровне самоорганизации материи общее число значений для всех трех универсальных характеристик тождественно равно числу фундаментальных структурных элементов материи на данном уровне, которые как раз и реализуют эти собственные значения. Такое удивительное соответствие, по-видимому, является одним из проявлений разумной, предопределенной гармонии Вселенной.

На физическом уровне фундаментальными структурными элементами являются лептоны, кварки и анти-кварки. Кварки и антикварки различаются электрическими и цветовыми зарядами. Имеется шесть типов кварков, шесть антикварков и четыре лептона (электронное нейтрино и антинейтрино, электрон и позитрон). Общее число фундаментальных структурных элементов равно 6 + 6 + 4 = 16. Дифференциальная характеристика D сводится к цветовому заряду, интегральная I – к электрическому заряду, а спинальная характеристика S – к спину. Дифференциальная и интегральная характеристики принимают по 7 собственных значений каждая, а спинальная характеристика имеет два собственных значения. Общее число собственных значений 7 + 7 + 2 = 16.

На химическом уровне фундаментальными структурными элементами являются эталонные химические элементы. Начиная с нейтрона и кончая идеальным элементом Id с атомным номером Z = 118: n, H, He, Li, Be, B, C, N, O, F, Ne, Ar, Kr, Xe, Rn, Id. На биологическом уровне фундаментальными структурными элементами являются стандартные генетически значимые аминокислотные и нуклеотидные основания, выступающие в качестве эталонных субмолекулярных биоорганических блоков. Наконец, на ментальном уровне – это типичные разумные индивиды (психологические типы), различающиеся по характеру мышления соотношением интуиции, логики и эмоций.

Существенно, что число возможных основных последовательных уровней организации материи не может быть произвольным. Их должно быть четыре (и только четыре!). А именно, рассмотренные выше: физический, химический (точнее, физико-химический), биологический (или химико-биологический, биохимический) и четвертый, которому Идлис не сразу подобрал название: человеческий, биосоциальный, антропный, сознательный, разумный, психологический. Если три универсальные характеристики можно рассматривать как выражение троичности Мира, то четверку уровней самоорганизации материи можно ассоциировать со знаменитой тетрадой пифагорейцев. А в совокупности они дают число семь. В соответствии с четырьмя уровнями организации материи Идлисом разработаны четыре взаимосвязанные периодические системы эталонных фундаментальных структурных элементов материи.

Первая (исходная) система, как мы видели, действует на физическом уровне и целиком основана на существующей классификации элементарных (точнее, фундаментальных) частиц – лептонов и кварков; она теоретически обосновывает все характерные величины всех элементарных лептонов и кварков исходного электронного поколения. Вторая система, действующая на химическом уровне, представляет собой модернизированную периодическую систему химических элементов Д.И.Менделеева; она подводит необходимые общетеоретические физические основы под периодическую систему элементов Д.И.Менделеева. Существенно, что на основе циклически замыкающейся системы атомных химических элементов Идлис предсказал существование идеального элемента Id с предельным атомным номером Z_max = 118, который был впоследствии синтезирован в Дубне. Две последние системы фундаментальных структурных элементов, действующие на биологическом и психологическом уровнях, созданы Идлисом заново и представляют собой совершенно новый феномен в науке.

На каждом уровне имеются ключевые элементы, «открывающие» и «замыкающие» систему эталонных фундаментальных структурных элементов на этом уровне. Идея о ключевых элементах хорошо иллюстрируется стихотворением Идлиса с длинным названием: «Закон природы как некое необходимое общее правило со вполне возможными закономерными исключениями из него или особыми ключами к нему».

Для всех бесспорных истин много ль, мало ли?

Воистину, как правило, нет правила

Без всяких исключений из него!

Во-первых, исключения того,

Которое, по самым общим правилам,

Не только подтверждает это правило,

Но служит одновременно ключом

Само же для открытия его –

Искомого закона или правила,

Всего их За̀мка и замка̀, как правило!!

А во-вторых, в конце концов, того,

Что За̀мок замыкает на замо̀к!!!

В физике ключевыми элементами, «открывающими» и «замыкающими» систему эталонных фундаментальных структурных элементов физической первоматерии, являются нейтрино и антинейтрино исходного электронного поколения.

В химии аналогичными ключевыми элементами являются нейтрон и антинейтрон. Идлис обращает внимание на то, что Д.И.Менделеев с самого начала считал, что периодическая система химических элементов должна начинаться не с водорода, а с некоего гипотетического наилегчайшего «эфирного» элемента. Однако он не решился обременить свою систему, не всеми и не сразу признанную, еще допущением о существовании гипотетического элемента.

В биологии ключевыми элементами являются простейший глициновый аминокислотный остаток и особый пролиновый аминокислотный остаток. Из этой системы также вытекает, что общими жизненно необходимыми элементами, входящими в состав каждого из стандартных – генетически значимых – биоорганических блоков могут и должны быть только водород (H), углерод (С), азот (N) и кислород (O). Кроме того, в некоторые функционально выделенные блоки могут входить (и действительно входят!) фосфор (P) или сера (S).

Наконец, на ментальном уровне организации материи, еще по существу незатронутом наукой, Идлис подвел необходимые общетеоретические (биофизические) основы под единую периодическую систему эталонных ментальных элементов, обосновав существование периодической циклически замыкающейся системы ментальных элементов. Ключевым элементом в этой системе является, «божественно всемогущий Высший Разум (Бог)» с бесконечными потенциальными возможностями, которым соответствует нулевое значение характеристик D(0) = I(0) = 0. Остальные теоретически предсказанные типы мышления, числом 12, циклически замыкаются вокруг исходного (нулевого) уровня, образуя двенадцатиугольник. Число 12 является совершенным в пифагорейской математике. Как подчеркивает Идлис, Высший Разум «необходим для полной гармонии всех фундаментальных структурных элементов материи». Но в отличие от последних, он «заведомо не может быть продуктом ее естественной самоорганизации, а выступает в качестве всеобщего первоначала и предела, оставаясь, однако, несмотря на эти две свои ипостаси, принципиально единым, самотождественным и неизменяемым». Важно подчеркнуть, что все выводы, относящиеся к Высшему разуму, получены Идлисом без всяких ссылок на какие бы то ни было философские системы, исключительно на основе строго научного математического подхода.

Интересно отметить, что по суммарному числу собственных значений для всех трех универсальных характеристик, а также по тождественно равному ему числу структурных элементов материи рассматриваемые уровни разделяются на две пары. Два нижних уровня, не имеющих непосредственного отношения к Жизни и Разуму, и два верхних, связанных с Жизнью и Разумом. Для первой пары уровней эти суммарные числа равны 16, а для второй 28.

Г.М.Идлис выступает с докладом на Зеленчукской школе-семинаре SETI.Справа летчик-космонавт СССР К.П.Феоктистов. Фото из архива автора

Когда в СССР начались работы по поиску внеземных цивилизаций, Идлис, по складу своего ума, не мог остаться в стороне от этой проблемы. Помню наши плодотворные беседы на эту тему. Идлис был участником первой советско-американской конференции CETI в Бюракане (1971), участником Зеленчукской школы-семинара SETI (1975), Всесоюзного симпозиума «Вильнюс: SETI-87». Его немногочисленные, но очень глубокие работы по проблеме внеземных цивилизаций сохраняют свое значение до настоящего времени.

В 1975 г., анализируя закономерности развития космических цивилизаций, Идлис развил идеи об информационной экспансии цивилизаций в другие макромиры. Поскольку экстенсивное техническое развитие цивилизаций, даже в случае их экспансии в космическое пространство, не может продолжаться достаточно долгое время, возникает трудность с реализацией их познавательной деятельности.

По мнению Идлиса, познавательная функция цивилизаций является основополагающей, по мере развития цивилизаций она должна усиливаться. Если на ранних стадиях цивилизация познает окружающий мир, чтобы обеспечить себе выживание в этом мире, то в дальнейшем она переходит «от познания ради жизни к жизни ради познания». Познавательная функция должна развиваться экспоненциально. Идлис видит глубинное обоснование этого закона в теореме Гёделя. Но как обеспечить постоянное экспоненциальное развитие познавательной функции, учитывая ограниченность технического развития цивилизаций? Идлис предлагает нетривиальное решение: цивилизации должны развиваться не «наружу» в космическое пространство, а «внутрь». В глубины материи, в другие соприкасающиеся с нашим миром квазизамкнутые миры, используя в качестве «туннелей» для проникновения в эти миры элементарные частицы нашего мира. Конечно, в этом случае речь может идти только об информационном проникновении. На основании этих идей Идлис пришел к выводу, что жизнь на Земле, по всей вероятности, возникла не случайно, а в результате разумной деятельности (информационного проникновения) некоторой неизмеримо более развитой цивилизации из соседнего квазизамкнутого макромира. Это очень интересная конкретизация идей К.Э.Циолковского о посеве жизни и идей Ф.Крика и Л.Оргела о направленной панспермии.

Изложенные представления основаны на концепции макро-микросимметрии Мира, согласно которой каждый квазизамкнутый макромир, подобный нашей Вселенной, при наблюдении извне (из другого подобного макромира) представляется элементарной частицей этого мира, а сам этот мир, в свою очередь, является элементарной частицей первого мира. Получается система «взаимопроникающих» миров. В Едином, Вечном и Беспредельном Космосе содержится неисчислимое множество таких миров-вселенных. И каждая частица любого такого мира потенциально содержит в себе весь структурно неисчерпаемый материальный Космос. Опираясь на идеи М.А.Маркова о фридмонах, Идлис развивает концепцию макро-микросимметрии Мира в ряде своих работ (см., например, Г.М.Идлис «Революция в астрономии, физике и космологии»).

В заключении мне хотелось бы остановиться на последней книге Г.М.Идлиса «Космический – солнечный – пульс жизни и разума: всему свое время…». Первое издание ее вышло в 2008 г., а второе в 2010 г., незадолго до ухода Григория Моисеевича из жизни.

Формально книга посвящена проблеме корреляции творческой активности людей (на примере ученых) и физической активности Солнца (солнечной активности). Но фактически в ней рассматривается такое множество вопросов, что тематику книги определить трудно. В ней, в частности, затрагивается и проблема единства законов материи на всех уровнях ее организации, о которой говорилось выше [соответствующий раздел в книге называется: «На пути от всех естественных – так называемых, точных – наук к их ключевой (исходной и заключительной) метанауке и к истинной духовной науке»]. В какой-то мере, книга подводит итог большого творческого пути, пройденного автором.

Книга открывается несколькими стихами автора: «Momento Mori», «Credo ученого», «Молитва автора», «Всё начиналось с Библии», «Время». Последнее стихотворение позволяет понять смысл подзаголовка к книге: «всему свое время…». Речь идет о времени разбрасывать и времени собирать камни. Идлис говорит о том, что время разбрасывать камни недавно минуло в прошлое. Наступает новое время, время синтеза, время собирать камни. «Вычленить камни из глины, освободить их от тины, соединить воедино! Мастерски!! Несокрушимо!!!».

Переходя к сути проблемы, Идлис обращает внимание на два обстоятельства: 1) всплески особой творческой активности наиболее выдающихся ученых, как правило, совпадают с циклически повторяющимися всплесками солнечной активности; 2) даты рождения и кончины таких ученых приходятся, в зависимости от их психологического склада (типа мышления), на различные фазы солнечной активности. Как уже отмечалось выше, Идлис подразделяет разумные индивидуумы по психологическому складу мышления на 12 типов, которые, как он отмечает, невольно перекликаются с 12 знаками Зодиака или с 12 месяцами лунно-солнечного календарного года. Их можно разбить на 4 группы (по три типа в каждой группе), сопоставляя каждую группу с соответствующим сезоном года: весна, лето, осень, зима. Каждый из выделенных таким образом четырех основных психологических типов можно связать с уровнем солнечной активности, приходящимся на даты рождения и смерти рассматриваемых разумных индивидуумов.

К первому типу относятся люди, родившиеся в эпоху минимума солнечной активности и скончавшиеся в эпоху максимума. Это первый переходный тип от крайних минималистов к крайним максималистам. Их можно ассоциировать с пробуждающимся «весенним» типом (I). Эти люди склонны к чисто индуктивному восхождению от частного к общему. Типичным примером является И.Ньютон.

Ко второму типу Идлис относит людей, родившихся и скончавшихся в годы максимума солнечной активности. Это крайние максималисты «летнего» типа (II). Они ценят и формулируют, прежде всего, наиболее общие исходные принципы (аксиоматические основы) всего естествознания. Примером является М.Планк.

Третий тип образуют люди, родившиеся в эпоху максимума солнечной активности и скончавшиеся в эпоху минимума. Это второй переходной тип от крайних максималистов к крайним минималистам – «осенний» тип (III). Люди этого типа склонны, прежде всего, к дедуктивному нисхождению от общего к частному. Типичный представитель – Н.Бор.

Наконец к четвертому типу относятся люди, родившиеся и скончавшиеся в годы минимума солнечной активности. Это крайние минималисты «зимнего» типа (IV). Для них не столь важно сопоставление теоретических выводов с наблюдательными данными, сколько внутреннее совершенство используемой или искомой и формулируемой предельно общей теории. Типичный представитель А.Эйнштейн.

Сопоставляя выделенные им типы с четырьмя традиционными психологическими типами (первый тип – холерики, второй – сангвиники, третий – меланхолики, четвертый – флегматики), Идлис подчеркивает, что такое сопоставление следует понимать условно.

Для статистики Идлис использовал выборку из 132 выдающихся ученых, из которых 49 являются лауреатами Нобелевской премии. Распределение их по четырем психологическим типам определяется соотношением: N = N₁ + N₂ + N₃ + N₄ = 33 + 25 + 32 + 42 = 132, что с точностью до 10% совпадает с математически ожидаемой их численностью. Чрезвычайный интерес представляют комментарии автора к выборке ученых. В результате анализа Идлис приходит к выводу, что ученые, входящие в ту или иную группу, соответствуют необходимым критериям не только по факту своего рождения и смерти, но и по существу – по соответствующим психологическим особенностям своей научной деятельности.

Для изучения корреляции творческой активности ученых с солнечной активностью Идлис использовал выборку из 757 научных достижений, отмеченных в биографиическом справочнике Ю.А.Храмова «Физики». Из них 438 падают на период повышенной солнечной активности. Детальный математический анализ показывает, что отклонение относительной величины 438/757 = 0,579 от математического ожидания превосходит утроенную дисперсию соответствующего нормального распределения. То есть, корреляция является статистически надежной.

Очень интересен раздел о когортах корифеев естествознания. Идлис рассматривает матрицу из 25-и корифеев естествознания:

Он дает лаконичную характеристику основных идей каждого из них. Данная последовательность корифеев естествознания, отмечает Идлис, является вполне обоснованной, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, исторически, как хроника, во-вторых, логически, так как члены этой последовательности, как правило, в чем-то прямо противостоят своим непосредственным предшественникам, но в результате выдвигают все более глубокие концепции.

В ряде разделов рассматриваются: взаимоотношения поколений, учителя и ученики; психологические типы некоторых государственных и общественных деятелей и др. Я не буду останавливаться на этих вопросах. Вернемся к статистике.

Идлис рассмотрел статистику рождаемости, смертности и продолжительности жизни для рассматриваемой выборки выдающихся ученых. Установленные им связи солнечной активности с продолжительностью жизни позволяют дать прогноз окончания жизни. Давать такой прогноз для ныне живущих ученых Г.М.Идлис считал неэтичным, но он попытался проверить его на себе, определив критический год своей жизни t_кр = 2013 ± 1 г. Он немного не дожил до этого срока. Отдадим же должное мужеству ученого и отсутствию у него предрассудков: ведь, не каждый согласится обсуждать сроки своей жизни.

В книге дается и анализ собственной творческой активности автора, в том числе ее циклических вариаций. Идлис считает, что генеральная линия его научной деятельности – от частного к общему и обратно. Свой путь в науке он делит на пять периодов.

В первый период (1951–1961) он занимался астрофизикой, космогонией, космологией.

Во второй период (1962–1972), после назначения заместителем директора, а потом директором Астрофизического института в Алма-Ате, он продолжал свои научные исследования в области астрофизики, динамики звездных систем и космологии. В то же время, по необходимости, он должен был заниматься решением научно-организационных проблем. Идлис не ограничился их практическим решением, стремясь теоретически найти оптимальные стратегии научной организации труда (НОТ), о чем уже говорилось выше. Занимаясь науковедением, Идлис стремился превратить его в настоящую науку, аксиоматически оформленное наукознание, родственное точному естествознанию.

В третий период (1972–1985) Идлис занимался в ИИЕТ традиционными историко-научными исследованиями.

В четвертый период (1985–1997), который Идлис считает наиболее продуктивным, он сосредоточил все свои творческие усилия на выявлении и обосновании единых начал всего естествознания.

В последний пятый период он занимался внедрением единых начал естествознания в читаемый им курс «Концепция современного естествознания» и созданные при его участии учебные пособия по этому курсу.

Анализируя собственное творчество, Идлис признается, что если ему доведется активно функционировать в течение следующего периода солнечной активности, то он хотел бы посвятить следующий – шестой – период своей творческой активности «необходимому переходу от традиционного естествознания и его истории к непосредственно осознаваемой духовной метанауке…». Но ему не суждено было осуществить эти планы.

В ряде поздних работ Идлиса строгое математическое изложение соседствует со стихами автора, которые призваны оттенить и ярче выразить его мысль. О стихах Идлиса следует сказать особо. Начиная с юношеских стихов 1944 года, посвященных девушкам-партизанкам, стихи сопровождали его всю жизнь. Красивые по форме и глубокие по содержанию. Он посвящал их своим учителям, отдельным ученым, разнообразным научным и философским проблемам. И это неудивительно. Ибо поэтический язык с его образностью, иносказаниями, метафорами, сокровенными смыслами, порой позволяет проникнуть в суть вещей глубже, чем строгий язык науки.

Чрезвычайно интересны его глубокие комментарии к известному четверостишию Киплинга (см. Г.М.Идлис. Универсальные материальные и ментальные основы Вселенной // Космический разум: проблемы и суждения. М., 2008. С. 95–126).

I have six honest serving men.

They taught me all I knew.

Their names are What, and Why, and When,

And How, and Where, and Who.

Русскоязычному читателю это стихотворение известно в литературном переводе С.Маршака, не вполне точном. Идлис дает собственный точный перевод, сохраняя принятую Киплингом последовательность вопросов:

Шесть слуг, которыми всегда

Мне всё вокруг дано,

суть ЧТО, ИЗ-ЗА ЧЕГО, КОГДА

и КАК, и ГДЕ, и КТО.

Стихотворение, несомненно, имеет глубокий философский смысл. Идлис придает ему большое значение и подробно обсуждает его содержание. В конце концов, он останавливается на варианте, содержащем не шесть, а семь вопросов:

Семь слуг, которыми мне так

Всё непосредственно дано –

ЧТО, ПОЧЕМУ, ЗАЧЕМ и КАК,

КОГДА и ГДЕ, и КТО.

Приведу еще заключительные строки из его «Credo ученого»:

Хочешь дерзать

Знать –

Должен уметь

Сметь!

Задумываясь об итогах жизни, Григорий Моисеевич написал такие слова:

Я сделал

Что мог.

Кто может,

Пусть сделает лучше.

Так все же,

Каков на сегодня итог?

Над целым

Господствует Бог,

А не случай.

Чем закончить эти воспоминания? Всегда уравновешенный, доброжелательный, готовый к обсуждению научных и философских проблем, ищущий истину, Григорий Моисеевич Идлис являл пример настоящего ученого.

Встречи с В.А.Котельниковым: SETI, РАТАН-600 и т.д.