Читать онлайн Поход бесплатно
«Поход»
«Стоит запереть шесть человекообразных в одно помещение, и через час дверь
будет дрожать от империла.»
Рерих, Иерархия.
Все герои этого рассказа – настоящие люди, либо собирательные образы знакомых. События и факты, о которых идет речь – частично выдуманы, либо приуменьшены, либо происходили или произойдут на самом деле. Какие из них – решать читателю.
Сборы
– Что-то рюкзак у тебя совсем лёгкий. Ты точно все взяла? А как же подштанники, рейтузы, разные туфли на каждый день? – усмехнулся Егор.
– Каждый лишние 100 г замедлят меня на один шаг от остальных, потому – только самое необходимое. Но ты не переживай, все что нужно, у меня есть. Ты бы, касатик, вместо того, чтобы за чужими вещами следить, пошёл бы матери помог, она просила воды на таскать. – Ответила ему сестра Лида. Она невысокая, светловолосая, с кудрями, которые никак не поддаются укладке – особенно в походе. С большими глазами, голубыми, с постоянным удивлённым блеском, будто она только что увидела что-то невероятное.
Егор, чей рост едва помещался в низкие косяки их довольно старой избы, медленно и вальяжно прошел в другую комнату, где тихонько разговаривал телевизор и стучала швейная машинка. Войдя в комнату, он услышал обрывки фраз из новостей: «…сильнейшее землетрясение произошло в Китае сегодня ночью, магнитудой восемь. Число пострадавших и погибших точно неизвестно, но уже насчитывает десятки тысяч жертв… В Мексике продолжает извергаться спящий до сих пор вулкан. Местные жители эвакуированы, пострадавших нет….»
– Мам, ты просила воды? – спросил Егор. Машинка перестала стучать. Женщина со стянутыми в тугой пучок волосами подняла голову:
– Да, сынок, принеси четыре ведра. Сегодня опять должны отключить воду, надо быть готовыми. В мире опять черте что творится! Каждый день десятки тысяч умирают, лишаются домов, семей, родины. Для нас это уже стал просто белый шум, а ещё пару лет назад услышишь такое – волосы на голове зашевелились бы и не только на голове. А сейчас – как обычное дело. Быстро человек привыкает, слишком быстро… Война раньше казалось страшным злом, а теперь – обыденное дело в новостях, в разговорах на кухне. Ты воды-то принеси, да, давай, пожалуй, восемь вёдер. Кто их знает, когда они включить решат.
Сборы продолжались до вечера. Когда было собрано всё необходимое, Лида тревожно заснула. Наутро сбор был объявлен у Саши на веранде. Это был высокий (под 190 см) блондин, сухопарый, движения точные, без лишней суеты, волосы короткие, чуть выгоревшие на солнце. Лицо – угловатое, с резкими скулами и холодными серо-голубыми глазами, которые кажутся слишком внимательными, будто он постоянно сканирует пространство. В поход группу людей впервые он решил собрать в интернете, этаких любителей природы, красоты и отдыха. На этот раз было решено дойти до озера Т, что в горах Н-ских. Затея задумывалась на целый месяц, потому сборы начались ещё в конце мая. Конечный состав группы так и не был до конца определен, что и планировалось сегодня обсудить.
– Ну что, друзья-товарищи, как настрой? – Спросил Саша, на чей веранде и по чьей затее, ранним утром 31 мая, несколько молодых людей собрались вместе. – Завтра отходим из пункта А ровно в 7:30 утра. Попрошу не опаздывать! – взглянув на девчонок, хохочущих в сторонке, грозно сказал Саша. – А вас, Штирлиц, я попрошу остаться! – обращаясь к Лиде, сказал главнокомандующий туротрядом. – Нам ещё провизию нужно расписать и раскидать.
– А чего там раскидывать: по 300 г крупы, 2 банки тушенки, полкило печенья с конфетами на рыло в сутки и окейна! – позевывая, отметился Леня. Крепкий, коренастый, словно вырублен топором из ствола сибирской сосны. Рост средний, но широченные плечи и мощные руки выдают в нем человека, привыкшего таскать тяжести. Темные волосы, коротко стриженные, с проседью на висках и проклевывающейся лысиной, которую он отрицает и прикрывает кепкой. Лицо – грубоватое, с широкими скулами и постоянной щетиной, которую он бреет раз в неделю «для приличия». Глаза – узкие, карие, с вечной усмешкой в уголках. Смотрит оценивающе, будто перед ним не люди, а ингредиенты для блюда.
– А потащишь это добро на всю честнУю компанию ты, я полагаю?
– Никак нет! – испугался Леня.
– Ой, да и 30 г хватит (вставила вечнохудеющая симпатичная блондинка Марина – часть группы, понаехавшая из Мааасквы).
– Так не пойдёт! Пополнения делать в посёлках по пути, конечно, будем! Но и свой начальный запас продумаем как следует! А завтра мы стыкуемся с оставшимися участниками турпохода на станции. Пожалуй, заочно знакомить вас с ними не стану, завтра и увидитесь, мало ли, вдруг кто передумал.
Обсудили еще несколько вопросов и начали расходиться. Заведующие провизией остались пошушукаться над нехитрым меню.
В путь
Ранним утром, все четверо, решившие провести лето в поисках природных красот, собрались вновь на веранде.
– Маршрут нужно повторить? Или все помнят, что мы задумали?
– Прекрасно провести лето в окружении природы, напитаться силами и свежим воздухом, покормить комаров или кого покрупнее! – отрапортовала Марина.
– Верно так! – ответил Александр. – Все проблемы и заботы оставляем здесь, с собой берем хорошее настроение, выносливость и дружную компанию.
– Ой, как я рада, что у меня получилось выбраться! Сказка просто. Я в предвкушении! – сказала Марина.
– Главное – не сойти с маршрута раньше времени, – заржал Леонид.
– Ну что ты такое говоришь! Я поподготовленнее некоторых буду!
– Поэтому ты нацепила босоножки со стразами? Готовишься ко встрече с сороками? Или медведя хочешь сразить наповал красотой? – продолжал насмехаться Леня, парень очень крупный, любящий поесть, но просто кость у него с рождения широкая.
Мариночка широтой кости не отличалась, скорее, наоборот, потому предпочла не заметить насмешки. Она эффектно поправила полдюжины браслетов на правой руке и присела на скамейке.
– Наши гости прибывают в 8:40, ждем! Добираемся до Гусево-Тополево, дальше – спешиваемся. – На этой фразе Саша умолк, натянул шляпу поглубже, прячась от утреннего солнышка.
Когда все оказались в сборе, Саша, после поверхностного знакомства, объявил:
– А теперь пора распределить роли.
– Какие еще роли? Выступать в детском спектакле, что ли, собираемся? – не понял Лёня.
– Наши роли в походе. Сейчас популярно объясню, – пообещал Саша, ухмыльнувшись.
Завхоз. Кто на самом деле заправляет всем в походе? Многие уверены, что это руководитель с картой и компасом. Но настоящий властитель – не тот, кто ведёт вперёд, а тот, кто наполняет желудки. Завхоз – вот истинный герой привала. Пока руководитель меряет километры, этот волшебник с ложкой и котелком решает судьбы: добавит ли в кашу изюминку доброты, разрешит ли «случайно» найти в рюкзаке плитку шоколада или превратит ужин в пир благодаря банке сгущёнки, словно доставленной прямиком из детства. Руководитель скажет: «Вперёд!». Завхоз спросит: «Сахар в чай класть будем?». И в этом вопросе – вся магия выживания.
Руководитель. Он – дирижёр лесного оркестра, где каждый шаг участников становится нотой в симфонии маршрута. Руководитель не просто выбирает тропу – он прокладывает нить Ариадны через чащобу. Его слово превращает усталость в «ещё пять минут», а недовольство – в «мы почти на месте». Когда солнце палит или дождь хлещет, только он решает, станет ли валун привалом или придётся ползти до следующей сопки. Его будильник – закон: подъём с первыми лучами, отбой под вой филина. А если скажет «15 минут на рюкзаки» – лучше собраться за десять. Иначе рискуешь услышать: «Останешься с медведями на чай – они любят опаздывающих».
Он не командует – он ведёт. Даже когда ноги горят, а спина молит о пощаде, его спокойное «Всё преодолеем» заставляет поверить, что за поворотом ждёт не просто поляна, а маленькая победа.
Мастер-ремонтник: Он – лесной супермен с верёвкой вместо скотча и смекалкой вместо инструкций. Ремнаборщик не чинит – он воскрешает: рюкзак с оторванным клапаном превращает в эталон надёжности, а дырявую палатку зашивает так, что та начинает напоминать бронежилет.
Его главный подвиг? Создать из валежника и полиэтилена баню, где пар будет гуще, чем отговорки лентяев. Пока группа мокнет под дождём, он колдует над костром – и через час вы уже греетесь в импровизированной сауне, благословляя тот день, когда он присоединился к походу.
Его девиз: «Ломаться можно – сдаваться нельзя». Даже если ваши ботинки целы, он прибьёт к подошве берёзовую кору – «для сцепления с землёй». А когда рвётся последняя надежда (и шнурок на спальнике), он достаёт из кармана ту самую пуговицу, которую вы потеряли ещё в прошлом походе. Группа знает: пока он с ними – любая поломка становится не проблемой, а поводом для легенды у костра.
Завснар. Он – шаман снаряжения, порой любого, даже гигиенического. Его ритуалы известны всем: церемониальный осмотр инструментов, палаток и прочего нужного, мистические заклинания про «вшей размером с рысь» и священный артефакт – тюбик зубной пасты, спрятанный глубже, чем секреты Леонардо да Винчи.
«Мыло? Оно у меня… эээ… под спальником, под котелком, под запасной парой носков. Срочно? Или подождёшь до вечера?» – его любимая мантра. А пока вы ждёте, грязь на вашей футболке превращается в броню, а жирный блеск лица начинает конкурировать с лоснящейся сковородкой.
Хронометрист. Он – летописец, чьи свитки пылятся на полке истории. Хронометрист скрупулёзно фиксирует: «10:47 – вышли, 14:13 – съели гречку с тушёнкой, 16:02 – Паша уронил компас в ручей». Его блокнот превращается в энциклопедию ненужных деталей, где каждая запись – шедевр бюрократического абсурда.
Теоретически, эти данные должны лечь в основу грандиозного отчёта: «Как мы покорили сопку за три дня, питаясь корой и оптимизмом». На практике же, его дневник становится подарком для моли или фоном для костровых баек: «Помнишь, как ты три страницы писал про тот камень, о который Лёня споткнулся?».
Он свято верит, что «время привала – это философия», а описание супа – «гастрономическая поэзия». Группа снисходительно кивает, пока он зачитывает вслух: «Сегодня на ужин… эээ… селёдка под дождём». А потом дружно забывает, где лежит этот блокнот. Его миссия? Дать походу иллюзию структуры – как компас без стрелки, который всё равно показывает «куда-то вперёд».
Медик. Его главные навыки: приложить подорожник так, будто это пластырь из нанотехнологий, и произнести фразу «Не дёргайся, щас как забинтую!» с серьёзностью нейрохирурга.
Теоретически он готов к любым ЧП: от укуса гадюки до падения со скалы. Практически – его дипломы ограничиваются двухчасовым видео на YouTube и фразой «Я же предупреждал не лезть на тот валун!». Настоящие горные спасатели с аптечками размером с рюкзак – мифические существа, как единороги. Их истории передают шепотом у костра, но в реальности группа довольствуется «Васей-подорожником», чья главная суперсила – найти спирт даже в апокалипсисе.
А когда всё заканчивается, его благодарят не за спасённые жизни, а за ту самую стопку в чае, что превратила промозглый вечер в тёплое воспоминание. И это, пожалуй, лучшая профилактика от уныния.
Экскурсовод (Сказочник тайги). Он – живая аудиокнига с бесконечным плейлистом. Его голос заменяет группе подкасты, радио и даже скучные инструкции по сбору палатки. В арсенале – байки, которые начинаются словами «Однажды в Гималаях…» (хотя дальше речь пойдёт о соседском коте).
Его сверхспособность – превращать молчание в эпические саги. Застряли в болоте? Он вспомнит, как его прадед вязал плот из крапивы. Устали от дождя? Расскажет, почему капли – это слёзы облаков, влюблённых в горы.
Он эрудит-самоучка: сегодня цитирует Ницше у костра, завтра объясняет, как выжить в тайге, используя только носовой платок. А если вы спросите, откуда столько знаний, ответит: «Всё просто – я однажды прочитал этикетку на консервах… там была целая энциклопедия!».
Его главный талант? Заставить поверить, что самая нелепая история – чистая правда. И когда он говорит: «Это случилось со мной в прошлом походе…», вы уже не уверены: то ли он гениальный выдумщик, то ли тайга действительно полна говорящих медведей и поющих камней.
– Огогошечки! – обомлела Лида. – И кто из нас кто?
– Есть желающие? Или мне назначить? – уточнил Александр.
– Чур я – завхоз! Лучше меня никто за сгущенкой не приглядит, чесслово! – вызвался первым Лёня.
– Ладно, быть тебе завхозом, Леонид, – сдался Александр.
– Я тогда буду медиком, аптечка все равно у меня. И знаю, как оказывать помощь больным… – объявила Марина, почему-то немного с грустью.
– Ремонтник – это, по всей видимости, должность как раз для меня, – бодро сказал присоединившийся к группе Юрий.
– А я тогда буду хромометром! – радостно воскликнула Лида.
– Хронометристом, – поправил ее Саша. – Будь по-твоему.
– Остается же еще чудесная роль заведующего снаряжением… Хм… Полагаю, что смогу справиться с ней! Сказочником быть не осмелюсь, у меня лишь гитара, – с улыбкой сказал еще один новый участник группы – Павел.
– Экскурсоводами тогда будем мы все по очереди. Роль руководителя, с вашего позволения, оставлю за собой. У меня все-таки карта с компасом! – Засмеялся Саша.
На том и порешили, подхватили свои рюкзаки и направились в путь.
– Однако, дюже колоритно! – Сказала Марина, выходя из местного «супермаркета» и отшвыривая носком кеда камешек. Группа совершила последние приготовления: была закуплена недостающая провизия (не станем вслух говорить, что шоколад и печенье) и некоторые мелочи.
– Ну что, господа туристы, – сопоставляя карту и компас, объявляет Александр. – Теперь только ноги и карта.
Марина поправляет рюкзак (слишком большой для ее хрупких плеч) и фотографирует станцию.
– Для истории. Чтобы подписчики знали, где меня искать.
Леня плюет на рельсы:
– Да гори оно все синим пламенем.
Начало маршрута
Солнце уже вовсю поднялось над сопками, тайга уже проснулась – где-то далеко кричит кедровка, а в мокрой траве шуршат полевки. Воздух пахнет дизелем и прелой хвоей – последний след цивилизации.
Тропа начинается сразу за свалкой – ржавые холодильники, покрышки, а дальше уже мох, валежник, первые кедры.
Саша идет первым, его топор ритмично отбрасывает солнечных зайчиков.
Лида оглядывается – станция уже скрылась в тумане, будто ее и не было. Ее яркая куртка (уже выцветшая от дождей), розовый шарф (подарок бабушки) и не слишком практичные, но невероятно любимые и удобные кроссовки мелькали перед носом Павла, идущего в конце группы.
– Странно… Будто мы последние, кто ее видел.
Лёня, жуя на ходу баранку, с набитым ртом прошамкал:
– В рот компот, ребята, бодрее! Впереди – свобода, чистое небо, комары… Романтика!
Раздается смех. Напряжение чуть спало.
Вскоре Саша останавливает группу у первого ручья.
– Здесь – последняя связь.
Достает телефон – одна палочка сети.
– Теперь мы просто люди.
А тропа раздваивается: налево – просека, старая лесовозная дорога, направо – звериная тропа, еле видимая в траве.
Возникает спор:
– Налево! – Леня тычет пальцем. – Хоть какой-то путь.
– Направо, – без колебаний выносит свой вердикт Юрий. – Звери не дураки, они знают, где вода.
Саша смотрит на карту (бумажная, 1987 года), бурчит себе под нос что-то неразборчивое вроде «по пути… разберемся…» и оглашает:
– Идем направо.
Тень станции давно растворилась. Теперь только лес, группа и бесконечная тропа.
На стволе сосны – вырезанный крест. Под ним – консервная банка.
– Кто-то был здесь до нас, – шепчет Лида.
– И ушел дальше, – добавляет Юрий, поправляя рюкзак.
– И вот она, значит, писала письма и губернатору области, и в приемную Президента (и это перед выборами!), только что до Господа Бога еще не дошла… И всё впустую, представляете! Вот о какой справедливости в этом мире может идти речь? Вроде как все эти службы и созданы-то только ради категорий граждан, которым трудно, с целью помочь. А тут, мало того, что приходится по десятку раз бегать взад-вперед, чтобы исправить документ, донести справку, принести новую, а то та уже устарела, пока нес, запятая не там… Так еще и отказывают в законном праве и выдают копейки! – Отводя ветку рукой, придерживая ее за собой, чтобы не щелкнуть по носу вслед идущему, возмущалась Марина.
– Это ты по какому поводу так всполошилась, Марин? – заинтересовалась Лида, идущая чуть поодаль от нее.
– Да я рассказываю историю одной бабушки-инвалида. Она обратилась к нам за помощью, потому что уже не знала к кому. По инвалидности государство обеспечивает ей предоставление или компенсацию приобретенных технических средств – коляски там, ходунки, протезы. Ждать бабуля очереди на выдачу устала, самостоятельно дотелепалась до магазина и приобрела. Подает им чек, а они ей – вам решено выплатить сумму в три раза меньше! Выясняла, как так вышло – а толку. Так она ушла ни с чем. Писала письма, кому могла… И обратилась уже к нам, от бессилия.
– А вы кто? Депутаты, что ли, какие? – уточнил Павел.
– Мы простые блогеры. К нам часто подобные просьбы поступают, письма со всей страны пишут. Мы поначалу пытались законными путями повлиять на ситуацию, но там в госструктуре такая броня… Собрали ей денег, да и все – бабуленька счастлива. Есть у нас несколько меценатов, им только за радость кому помочь. И желательно, если это сделает кто другой, а они просто денег дадут. Душу так успокаивают, или грехи замаливают – я уж не знаю. Да и мне все равно. Когда видишь это благодарное, сияющее от счастья, лицо – становится тепло и радостно, а каким путем результат достигнут, не столь уж и важно. Особенно, когда нуждаются в помощи дети. Такие истории слышу! Волосы дыбом.
– Расскажите, Марина! Я думала, вы просто путешествуете и красивые фотографии делаете, ну, как все блогеры. А вы, оказывается, вон чего… – попросил Юрий.
– Да и это мы тоже делаем! Но жизнь гораздо многограннее, чем фото в инстаграм. Мамочка одна, ну да это стандартная история, одна осталась – муж сказал, что от него больного ребенка получиться не могло и спокойно завел другую семью. А родился-то малыш здоровым! Но в три месяца сильно простудился, температурил, помощь вовремя необходимую не оказали… В итоге – дцпэшка он теперь, с удовольствием только улыбается, все остальное дается с трудом. Мама его вытягивает, как может, говорит: «Здоровым он мне, значит нужен был, а больным разве можно бросить?» Так и живет, в вечных заботах, лечении и реабилитации. Мы ей на специальную коляску помогали собирать.
– А разве государство не выдает? Ты же сказала, что обеспечивает? – спросила Лида.
– А здесь мы вновь возвращаемся к истории с бабушкой. Обеспечивает самыми простенькими, или компенсирует копейки. А там вся жизнь у людей с этой коляской связана: и таскать ее, под центнер весом, не натаскаешься, и удобна быть должна ребятенку, который порой и голову сам не держит.
– Вот где справедливость? – спросила Лида, вспоминая свою бабушку.
– Хэ-хэй, справедливость – она больше, чем нам кажется. Человек не сразу просто может отследить последствия своих же мыслей и действий. Называйте кармой, вселенским законом справедливости, как угодно. Только я придерживаюсь того, что все нам дается не за что-то, а для чего-то, и уж окромя тебя самого – в твоей жизни никто не виноват. – Веско подытожил Павел.
Вечером решено было устроить привал в удобном месте: поляна у изгиба реки, где вода замедляет бег, образуя тихую заводь. Песчаная отмель, усыпанная округлыми камнями, будто специально приглашает путников отдохнуть. Старая сосна с низко опущенными ветвями – как навес над будущим костровищем. В воздухе пахнет смолой, речной свежестью и чуть заметной горчинкой полыни.
Рюкзаки с грохотом падают на землю. Леня тут же валится на спину, раскинув руки:
– Вот оно, счастье! Лежишь, как царь, а над тобой – не потолок помещения, а целое небо.
Саша молча раскапывает ямку для костра, обкладывает камнями – привычные движения. Марина тем временем вытряхивает из рюкзака котелок и тут же замечает:
– Ой, а у нас ложки-то все одинаковые! Как в пионерлагере.
Павел, снимая с плеч гитару в чехле (да, он тащил ее все 15 км), усмехается:
– Можно есть руками – для аутентичности.
– Лид! – крикнул Юрий. – тебе какого цвета спальник: красный или синий?
– А розового нет? – уточнила Лида.
– Чего нет, того нет!
– Тогда красненький, – вздохнула Лидия.
Огонь разгорается, отбрасывая рыжие блики на лица. Юрий, помешивая варево в котелке, вдруг говорит:
– Давайте по кругу. Кто вы есть, кроме груза в рюкзаке?
– Александр Валерьевич Шумилов. Был топографом в НИИ. Карты – моя религия. А эта… (показывает на сложенную в несколько раз схему, лежащую в блокноте) – последняя, которую мне доверили. – Начал первым Саша, глядя в огонь. Костер трещит особенно громко.
Одежда на нем практичная, без ярлыков: армейские ботинки, поношенная куртка-ветровка (с внутренними карманами, где спрятаны карты, еще один компас, спички и прочие походные нужности), на запястье – часы с треснутым компасом (подарок отца, бывшего военного топографа).
– Веду блог о «неудобной» помощи. Уже трое из нашей первоначальной команды выбыли, перестало быть интересным. Осталась только я да несколько энтузиастов, – подхватила Марина, крутя в руках один из многочисленных браслетов.
Это была хрупкая девушка, но с железной осанкой – будто носит невидимый корсет из стержня.
Волосы у нее светлые, собранные в небрежный пучок . Глаза: серо-голубые, слишком взрослые для ее возраста. Смотрят сквозь людей, а не на них. На ней походные штаны с десятком карманов, растянутый свитер (явно чужой, слишком большой), на запястьях – стопка разномастных браслетов (один с надписью «Надейся»).
Леня, откусывая хлеб и говоря с набитым ртом, продолжает знакомство:
– Повар. Готовил для богатых идиотов. Теперь вот – для вас, бедных идиотов. – Бросает в костер корку. На нем поношенная армейская куртка, под ней – растянутый свитер (был черным, теперь серый от стирок). На ногах – берцы.
Павел (берёт гитару, но не играет):
– Профессий у меня много, занимался я чем попало всю жизнь. И да, гитара – не мания величия. Без музыки люди звереют быстрее, чем без еды.
Павел среднего роста, крепкого телосложения, но без грубой силы – скорее, выносливый, как скалолаз. Лицо его очень открытое, с легкими морщинами у глаз (от смеха, а не от старости), а глаза – зеленовато-карие, очень живые, с теплым, изучающим взглядом. Волосы – темные, с проседью, чуть длиннее, чем принято, часто растрепаны.
Одет он практично, но не по-походному – скорее, городской хиппи: поношенная рубашка в клетку, жилет с кучей карманов, прочные ботинки. На шее – деревянный кулон (подарок одного из пациентов).
Юрий (долго молчит, потом):
– Лесник. А теперь – просто старик, который знает, где спрятаны скелеты. И не только в тайге. – Сухой, жилистый – как корень векового кедра. Кажется хрупким, но его руки – узловатые и сильные, способные разодрать медвежью тушу или сплести тончайшую рыболовную сеть.
Лицо его изрезано морщинами, как старая карта. Глаза – светло-серые, почти прозрачные, видящие не только мир, но и что-то за ним. Лысины не смущается, в отличие от Лёни.
На нем поношенный армейский бушлат, под ним – самодельный жилет из оленьей кожи с десятком карманов. На поясе – настоящий финский нож.
Дошла очередь до Лиды. Она выпалила, сверкнув глазами (или это отблик костра?):
– А я… люблю все интересное!
– Ну, этого уж точно навалом в тайге! – заржал Леонид.
Наконец тихонько заиграла гитара Павла, уставшие путники начали готовиться ко сну.
– А завтра? – спрашивает Лида, глядя, как угли рассыпаются в пепел.
– Завтра идём дальше, – Саша прикрывает костер землёй.
Тишина. Только река шепчет что-то на своём языке.
В лесу
Сосны стояли, как древние стражи. Их стволы, покрытые лишайником, напоминали седые бороды. Воздух был пропитан смолистым ароматом хвои и прелой черники под ногами. Изредка мелькали рыжие беличьи хвосты, а вдалеке дятел выстукивал тревожную дробь, будто предупреждал о
чем-то. Солнце, пробиваясь сквозь чащу, рисовало на земле узоры, но уже тогда в небе появились первые «барашки» – перистые облака, растущие как грибы после дождя.
Папоротники неестественно скручивали свои листья, будто прячась. Муравьи спешно переносили яйца в верхние этажи муравейников. Воздух становился слишком тихим – даже кедровки перестали перекликаться.
Группа постепенно двигалась по маршруту.
– Осознает ли человек, что каждый год у него – счастливый? Конечно нет. Трудно отследить цепочку событий, да наша оценка мешает: мы легко развешиваем ярлыки – это событие хорошее, а вот та ситуация – плохая. – Расфилософствовался Павел, осторожно ступая следом за Мариной. – Все это лишь наше субъективное мнение, в масштабах планет и переплетениях судеб слишком мелко рассуждать о положительности происходящего. Часто вопрошают: ну почему не воздается по заслугам насильникам, убийцам, обманщикам, предателям? Воздается, безусловно. Не всегда удается человеку высмотреть ту нить, которая приводит к последствиям его действий. Слишком плотно переплетается сеть связанных событий, судеб, людей, и, если вычленить «недостойный» элемент сейчас, произойдет сбой всей системы. Так что – справедливость есть, только взглянуть на нее нужно намного выше человеческого роста.
– «Ну, чего возиться, раз жизнь осудит» – так Высоцкий пел в песне, обращаясь к милиционерам. – подытожил Юрий.
Тишину вечера этого дня нарушал только треск догорающих углей. Костер, уже лишившийся яростного пламени, пульсировал алыми угольками, словно вторя далеким зарницам на горизонте. Дым, тяжелый и смолистый, стелился по земле, цепляясь за мокрые камни у кострища.
Багровый закат медленно тонул в сизой пелене надвигающихся туч. По краям небосвода еще теплились персиковые полосы, но центр уже затягивало синевой, как свежий синяк. Звезды то появлялись, то гасли – будто не решались выйти на эту опасную сцену. Пахло дождем, который еще не начался – той особой электрической свежестью, когда кажется, будто кто-то провел по лицу влажной ладонью. Ветерок, теплый и нервный, шевелил Марине волосы, срывая с них пару алых искр от костра.
Огромные лопухи у ручья, обычно гордо расправленные, теперь съежились, свернувшись в кулаки. Мхи на камнях потемнели, впитав влагу из воздуха, став бархатистыми, как шкура лесного духа. Даже таежные комары, обычно ненасытные, куда-то исчезли – только пара слепней лениво кружила над пеплом.
– А что вас сюда привело? – завязался вечерний разговор между Павлом и Мариной, сегодняшними дежурными, когда они отмывали котлы после трапезы.
– Я, Мариночка, хочу хорошее место найти. Уже работающая идея у меня есть, а более подходящего места пока нет. Я занимаюсь восстановлением здоровья наших граждан.
– Директствуете в санатории, стало быть?
Где-то в темноте хрустнула ветка – возможно, косуля, а может, и медведь-шатун, привлеченный запахом тушенки. Вода в ручье, еще днем звонкая, теперь булькала глухо, как кипящий в котле суп.
– Не совсем, – засмеялся Павел. – База отдыха у нас, в Подмосковье. В сосновом лесочке организованы мероприятия для уставшего от городской жизни человека. Хотя и с разными заболеваниями приезжают к нам – говорят, помогает! Возвращаются. Только медицина у нас – даже не знаю, как толковее назвать – традиционная. Все считают традиционной таблетки и уколы, а я считаю для русского человека традиционной травы, воздух и солнце. Библиотека у нас есть, где интересное и полезное чтиво, никаких инстаграмов и газет! Вечерами танцы, стихи декламируем друг другу, кино смотрим, беседы ведем. Кого на гвоздестояние направляем, кому в волшебную игру для познания самого себя поиграть достаточно, одного на ладку тела отправляем, другого – в лес гулять. Еду готовим сами, что-то привозим от местных хозяйств. А собственные хлеб, квас, морсы, пельмешки, десерты – это, я вам, Марина, доложу, получше любых лекарств восстанавливает! Здоровому человеку и этого достаточно, а больного энергетически восстанавливаем, тело само поспевает. Большинство проблем-то наших – они в голове, оттуда все беды начало берут. Задумал человек обман, или обиду на кого задержал – и привет, онкология! Безусловно, в экстренных случаях – только оперативное вмешательство, но до него реально возможно не доводить свое тело. Говорят, что «немудро лечить мертвецов» – это значит, что, даже если вырезать опухоль, к примеру, но продолжить вести тот же образ жизни и мыслей, который привел к ее образованию – то она снова возникнет. Легко вроде понять эту истину: делай добро, да думай хорошо, но не все могут. В этом труд большой.
Береза над их головами время от времени сбрасывала капли – еще не дождь, а собственный сок, будто плакала.
– Здорово! А я даже не слыхала о таком чудесном месте. И, правда, получше санатория звучит.
– Да! И с детишками–инвалидами приезжают, ребенка – на процедуры, и сами – восстановиться. Родители таких детей на износ живут, все силы и средства на дитя уходят, у самих крыша едет – да ты и сама знаешь, коль сталкивалась. После нашей базы пышут идеями, глаза от энтузиазма светятся! Вот, хочу в более благополучном месте такое открыть, вблизи больших городов слишком много вредных эманаций – от электричества, производства, беспокойных мыслей человека… Да и не все могут добраться до нас, страна большая.
Взяв очередную горсть гальки из ручья, Марина задумчиво продолжила отмывать котелок.
– Павел, а вакансии у вас есть? Устала я с государством биться. Такое отчаяние и уныние порой одолевает! Нет, встречаются, конечно, на удивление добрые и участливые сердца в этой адской системе, и тогда окрыляешься. Но чаще наоборот. И тогда я думаю: а почему мир такой? Ей-Богу, и жить не хочется, зная, сколько здесь жестокости и несправедливости.
– Это вы зря, Марина. Наш мир чудесен, но мы сами довели его до такого состояния. Знаете, что нужно для того, чтобы рай на Земле был?
В костре с тихим шипением лопнул пузырь смолы – точь-в-точь как звук, с которым Павел открывал банку консервов час назад.
Где-то за сопкой, в темноте, вдруг заухал филин – три раза, будто отсчитывал срок.
– Убить всех заключенных?
– Ну что вы. В системе каждая букашка важна. Даже самая жестокая, к сожалению.
Нужно, чтобы каждый из нас добро соседу сделал. Например, крыльцо очистил ранним снежным утром. А тот другому чего хорошего сделает, и так по кругу. По большому Земному кругу. Но у нас же как? Вместо того, чтобы поразмыслить: а что же я делаю не так? Да только трудиться у нас не привыкли, а языком чесать – это за милую душу… Слушай, как тихо… – неожиданно Павел резко оборвал нить разговора.
Марина про себя подумала: "Даже мох сегодня пахнет по-другому – как бинты в больнице".
Привал на краю кедрача
На следующий день, после шести часов хода по заросшей звериной тропе группа выбрала поляну, окружённую вековыми кедрами. Саша и Юрий первыми сбросили рюкзаки, принявшись расчищать площадку от валежника. Лёня, как всегда, упал на спину, раскинув руки:
– Земля-матушка, принимай усталое тело! Только без медвежьих поцелуев, ладно?
Лида и Марина развесили на ветках мокрые вещи – дождь прошёл час назад, и теперь солнце пробивалось сквозь облака, нагревая воздух до духоты.
Юрий начал разводить костёр. Саша нарезал в котелок вяленую оленину, купленную ещё в посёлке у охотников. Лида, сидя на пне, чистила корни сараны, выкопанные по пути:
– Бабушка говорила, их надо вымачивать, чтоб горечь ушла…
– А мы их как картошку пожарим, – перебил Лёня, облизнув губы, явно вспомнив любимый вкус. – Записывай в свой блокнот рецепт, «хромометр».
Марина раздавала порции супа в жестяные миски. Бульон пах дымком и хвоей – вместо лаврового листа кинули веточку можжевельника. Павел, попробовав, сморщился:
– На вкус как… лесной дух с привкусом потных носков.
– Это тебе за гитару, – Лёня хлопнул его по плечу. – Играл бы лучше, чем ныл.
Пока готовился ужин, Юрий чинил порванный ремень рюкзака. Саша перематывал мозоли на ногах бинтами, смоченными в отваре ромашки – Марина настояла, чтобы не гноились. Лида развешивала над костром мокрые носки на палке, шутя, что это «лесные новогодние гирлянды».
– Только не спалите, – Павел кивнул на носки, уже начавшие дымиться. – А то придётся идти босиком.
Лёня, достав из кармана потрёпанную колоду карт, предложил:
– Кто в дурака? Проигравший моет котелок.
– Ты его уже неделю не мыл – больно ловко играешь! – Марина бросила в него шишкой. – Сегодня будет твоя очередь.
После еды группа растянулась вокруг костра. Саша вытирал миски мхом – экологично и без воды. Павел наигрывал тихую мелодию, а Марина, сидя на спальнике, штопала дырку на штанах Саши:
– Тебе медведь порвал или сам об куст?
– Крапива, – буркнул он, краснея. – Полез в кусты за… эээ… черникой.
Юрий тем временем развешивал на деревьях мешочки с едой – подальше от земли.
– Может, в этот раз эти мыши-скалолазы не достанут?
Лёня, задрав ноги на рюкзак, разглядывал звёзды:
– Эх, вот бы сейчас горячую ванну… И чтобы шампанское в ведёрке.
– Мечтай, – Лида бросила в него комком мха. – Завтра, небось, опять лужи по колено.
Лёня, уже набивая своим выцветшим свитером мешок от спальника – в качестве подушки, выдал последнюю на сегодня шутку:
– Главное, не перепутайте медведя с Сашей ночью. Он тоже ходит в кусты…
Смех заглушил шорохи тайги. Но когда костёр погас, и все затихли, Лида долго лежала без сна, слушая, как где-то далеко трещит ветка. А утром на пепле они нашли следы – мелкие, аккуратные, как будто рысь наблюдала за их сном.
На следующий день – подъём на рассвете. Саша сверял карту, Юрий тушил костёр землёй, Марина раздавала остатки сухарей. Лёня, потягиваясь, зевнул:
– Ну что, романтики, в путь? Или тут ещё полчаса предадимся воспоминаниям о мягкой постели?
Лида рассмеялась. Группа двинулась дальше, оставив поляну со следом от костра и этаким «ёжиком» из палок для сушки носков – маленький островок их быта в бескрайней тайге.
Ноги вязли в упругом мху, хлюпая в подушках из сфагнума. Клюква под ногами лопалась с мокрым хрустом, как крошечные пузыри. Над кочками висела сизоватая дымка, а стволы поваленных лиственниц, покрытые жёлтым лишайником, напоминали гигантские кости. Вода в лужах-окнах была неестественно тёмной, будто в неё влили чернила. Позади остались многие километры и дни пути.
Вдруг резко Павел замирает у березы. На стволе дерева – свежие царапины когтей.
– Медведь. Недавно, – кивает Юрий.
Стрекозы летали низко, почти касаясь голов туристов. Березы шелестели листьями тыльной стороной вверх. Вдалеке глухо ухнул филин – не ночью, а среди бела дня.
Группа уже несколько дней петляла непривычным маршрутом, но никто возвращаться не собирался, хоть и проходить маршрут в таких условиях становилось сложно. В воздухе витало что-то неуловимо тревожное.
– В мире потеряно счастье, ибо счастье в духе. Отвернувшиеся от духа должны испытать несчастье, ибо иначе как же им вернуться? В этом смысл великих событий.
– Юрий, это вы о чем? – не поняла Марина.
– Я говорю, народ у нас нынче жадный пошел. Все бы урвать, для себя любимого награбить. – ответил Юрий, ножом счищая кору с ветки. Пройдя восемь нелегких километров, туристы устроили привал. – Давеча приобретал я нож: так вот, еле выбрал! Ассортимент огромнейший, и из слоновой кости, и из мертвого дерева, со стразами даже есть, знаете ли… А вот острие – говно говном, простите! Ну, ты ежели взялся делать что-то, так делай это хорошо! Зачем фуфло производишь, втридорога продаешь, наживаешься, а людям подлянку делаешь?
У ножа какая функция? Это самая важная вещь в походе. Ну, после ложки, конечно, – засмеялся Юрий. – Он и жизнь спасти может, в случае чего. А как он поможет, если у него металл гнется в разные стороны. Общество потребителей, не иначе. Столько лишнего дерьма производим! А упаковки для этого – просто тьма! Каждое стеклышко в своей пластиковой обертке и еще в пакетике, да обернуто скотчем, чтоб не украли при транспортировке. Ну зачем? Видел я бедных птиц, застрявших по самые лапы, кто в банке, кто в бутылке, кто в колечке пластиковом хрен пойми из-под чего… А мусору сколько после шторма приносит, батюшки! Отдыхал в Анапе, ну как отдыхал, с рюкзаком по побережью больше шнырял, так вот, после бури, такие раритеты с турецкими каракулями на этикетках находил! Русского, конечно, тоже полно. Ну не нужно человеку столько, не съедаем, не используем! Но все равно производим, и продолжаем производить. Техника одноразовая: сломалась деталь, а заменить нечем, модель снята с производства, покупайте новый агрегат. Или цена сопоставима с новым аппаратом. Сковородка горит и прилипает уже на третье использование, нужна новая – ну разве это дело? Она на помойку, подавай следующую? Мусорим, тратим ресурсы природные, а восполнять не спешим. Думаем, что венцом творения являемся, а по сути – дунул ветерок посильнее, пошел дождик больше трех дней – всё! Нету благ человеческих, как и его самого. Вот так Земля устанет от нас, почешется одним боком, и землетрясением скинет всех надоевших блох-людей.
Теплый огонь плясал, отбрасывая оранжевые блики на лица сидящих. Угли потрескивали, будто подпевали общему смеху, а дым – ленивый и душистый – вился кверху, растворяясь в темноте.
– А я говорил, что нужно было по 300 грамм крупы на каждый прием пищи на рыло, да по баночке тушеночки…
– Тебе бы, Леня, всё бы есть да есть! А тащить это все добро кто будет?! Сам, небось, налегке…
– Да как же, налегке! Кухня на мне! – горделиво отбрил подачу Леня, кивнув в сторону рюкзака.