Читать онлайн Поместье Черных Птиц бесплатно

Пролог

Двадцать пять лет назад

Сквозь темную мрачную чащу, спотыкаясь о корни, скрытые под слоем опавших листьев и мха, бежала молодая женщина. Ее платье, некогда, должно быть, изысканное и соответствовавшее моде прошлого поколения, теперь было изорвано колючками, испачкано лесной грязью и пылью. Лицо ее, мелькавшее в редких лунных бликах, являло собой маску чистого, нерассуждающего ужаса. Глаза, широко распахнутые, видели не столько путь, сколько преследующий ее кошмар. Она задыхалась, каждый вдох обжигал горло, но остановиться значило погибнуть. Ее преследовали.

Но не люди. Никаких криков погони, никакого звона шпор или злобного лая своры. Над ней, в чернильной темноте крон, между могучими стволами, беззвучно скользила огромная ТЕНЬ. Она не была единой; она дробилась, сгущалась, пульсировала, как живая. И звук… Звук заполнял все пространство, проникал в кости, в мозг. Громовой, неумолимый ШУМ КРЫЛЬЕВ, будто тысячи могучих птиц били воздух в идеальном, зловещем строю. Но самих птиц почти не было видно – лишь мелькания черного, быстрее взгляда, да отдельные, пронзительные, леденящие душу КАРКАНЬЯ. Они разрывали тишину не просто громко, но с какой-то нечеловеческой осознанностью, будто несли в себе смысл, понятный лишь преследуемой и преследователям. Звучали они слишком близко, будто прямо над ухом, и слишком… преднамеренно зловеще.

Она вырвалась на небольшую поляну, запыхавшаяся, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. И тут поняла – бежать больше некуда. Тени сгустились на опушке леса, окружая поляну непроницаемым черным кольцом. Шум крыльев достиг апогея, превратившись в оглушительный, всепоглощающий гул, от которого дрожала земля и содрогались деревья. Воздух вибрировал. Женщина остановилась как вкопанная. Медленно, с трудом преодолевая парализующий ужас, она подняла голову к разрыву в кронах, где висела бледная луна. Ее глаза, отражавшие лунный свет, были полны бездонного отчаяния. Рот открылся для крика…

Звук, разорвавший ночь, невозможно было однозначно приписать ни человеческому горлу, ни птичьему клюву. Это был леденящий душу, первобытный КРИК, вопль абсолютного ужаса и обреченности, слившийся на мгновение с самым пронзительным из карканий.

И тогда случилось. Резкий, стремительный всплеск черных крыльев – не сотен, а тысяч, миллиона перьев? – закрыл луну. На миг воцарилась абсолютная, непроглядная тьма. Когда мрак чуть рассеялся, на поляну, медленно кружась, словно оплакивая что-то, опустилось единственное перо. Необычайно крупное, длиннее ладони, иссиня-черное, оно переливалось в скупом лунном свете зловещими сине-зелеными и фиолетовыми отсветами, как масляная пленка.

Тишина. Глубокая, звенящая, неестественная. Пустота. Лес затаился, будто прислушиваясь или ожидая. Ни крика, ни шума крыльев, ни шелеста. Только перо, лежащее на подстилке из мха, как мрачная визитная карточка ночи.

Глава 1

Апрель в Лондоне являл собою зрелище одновременно оживленное и исполненное особого, присущего лишь столице, напряжения. Воздух, уже лишенный зимней колючести, но еще не ставший летним, нес аромат свежей зелени из парков, смешанный с неизменным запахом лошадей, угля и густонаселенного города. Солнце, робко пробивавшееся сквозь легкую дымку, золотило фасады особняков на Харли-стрит, где остановилась карета, доставившая мисс Элеонору Хартли из тишины Девоншира в самую гущу сезона. За окном кипела жизнь, достойная пера наблюдательного хрониста: экипажи всех мастей – от скромных кебов до великолепных бароше с позолотой и ливрейными лакеями – сновали по улицам; дамы в светлых, словно подснежники, нарядах совершали утренний променад в Гайд-парке; джентльмены в безупречных цилиндрах спешили по делам или навстречу удовольствиям. Для двадцатилетней Эллы, чья жизнь до сего момента протекала среди мирных холмов и размеренного ритма сельского поместья, этот вихрь красок, звуков и движения был одновременно ошеломляющим и невероятно волнующим. Однако радость новизны омрачалась обстоятельствами, приведшими ее сюда, и осознанием возложенной на нее миссии.

Положение семьи Хартли, владевшей скромным поместьем Хезелмир в Девоншире, было, увы, критическим. Некогда процветающее, ныне оно балансировало на грани разорения вследствие череды неудачных вложений мистера Хартли, нескольких неурожайных лет и непомерных долгов, тяжким камнем лежавших на фамильном благосостоянии. Перспектива потерять родовое гнездо, а вместе с ним и всякий социальный статус, висела над семьей дамокловым мечом. В подобных обстоятельствах единственным разумным, хотя и отнюдь не радостным для сердца, выходом представлялось удачное замужество единственной дочери. Удачное – то есть выгодное. Очень выгодное. Элла, девушка с ясным умом и развитым чувством долга, понимала это прекрасно. Ее мечты о взаимной привязанности и тихом семейном счастье, взращенные в атмосфере родительского дома (пусть и скромного, но исполненного тепла), должны были уступить место холодному расчету во имя спасения рода Хартли.

Именно в этот момент судьба, или, быть может, расчетливая рука провидения, протянула соломинку в виде дальней, но невероятно состоятельной родственницы – леди Агаты Монтегю. Эта дама, вдова с внушительным состоянием и прочными позициями в высшем свете, прослышав о затруднениях Хартли (благодаря обширной сети осведомителей, которую она содержала с истинно стратегическим усердием), милостиво предложила взять Эллу под свое крыло на время лондонского сезона. Целью ставилось «представить мисс Хартли обществу и поспособствовать обретению ею достойной партии». Предложение было воспринято в Хезелмире как спасительная благодать, и Элла, простившись с родителями, чьи лица светились надеждой, смешанной с виной за необходимость такой жертвы, отправилась в столицу исполнять свой долг дочери.

Карета остановилась у внушительного особняка из светлого портлендского камня, чей вид безошибочно свидетельствовал о достатке владелицы. Едва колеса перестали скрипеть, дверь распахнулась, и на ступенях, подобно фрегату под всеми парусами, возникла сама леди Агата Монтегю. Женщина лет пятидесяти, она обладала искусством выглядеть на сорок, чему способствовали тщательно подобранный парик, умело наложенные румяна и неиссякаемая энергия, бьющая из нее ключом. Ее утреннее платье из нежно-голубого муслина с изящными бертами из валансьенского кружева было безупречно, в уложенных по последней моде волосах поблескивала скромная, но изысканная брошь с сапфиром, а проницательные глаза, цвета стальной закалки, мгновенно оценили и костюм Эллы (лучший, но уже два сезона как вышедший из моды и слегка поношенный), и ее осанку, и выражение лица.

– Дорогая моя Элеонора! – воскликнула леди Агата голосом, который мог бы звучать сердечно, если бы не его привычная повелительная интонация и легкий оттенок театральности. – Наконец-то! Я уже начала опасаться, что ты застряла на какой-нибудь захолустной девоширской дороге, размытой апрельскими дождями! Добро пожаловать в Лондон, дитя мое! Входи же, входи, отряхни с себя пыль дорог! Бриджес! Немедленно отнеси вещи мисс Хартли в Голубую комнату! И распорядись насчет чая в малый салон! – Последние слова были брошены через плечо немолодому, невозмутимому дворецкому, появившемуся словно из воздуха.

Элла, чувствуя себя немного потерянной в этом вихре активности и роскоши, позволила увести себя в дом. Внутри особняк поражал воображение провинциалки: мраморные полы с инкрустацией, отражавшие свет от высоких окон; стены, обитые шелковым штофом и украшенные пейзажами в тяжелых золоченых рамах; изящные консоли с севрским фарфором; грандиозная хрустальная люстра, переливавшаяся тысячами огней даже в дневное время. Воздух был насыщен ароматом пчелиного воска, свежих цветов (повсюду стояли букеты тюльпанов и гиацинтов) и тонких, дорогих духов самой леди Агаты. Все дышало богатством, уверенностью и определенным, несколько безапелляционным вкусом хозяйки.

– Ну, рассказывай, рассказывай, милое дитя! – повела леди Агата Эллу в небольшой, уютный салончик, выходивший окнами в крошечный, но ухоженный садик с цветущими нарциссами. Она усадила племянницу на шелковый диванчик цвета морской волны и устроилась рядом, не выпуская ее руки. – Как мистер и миссис Хартли? Надеюсь, здоровы? Как перенесла дорогу? Долгая, должно быть, утомительная? Ты выглядишь немного… бледной. Ничего, Лондонский воздух и хорошее питание быстро вернут румянец. А гардероб твой… – Ее взгляд вновь скользнул по простому шерстяному платью Эллы. – О, дитя мое, это требует немедленного внимания! Скромность – добродетель, но сезон в Лондоне – не время для провинциальной сдержанности в нарядах! Я уже послала за мадемуазель Фавье, моей модисткой. Она чудо как искусна и знает, что требуется. Завтра же начнем приводить тебя в божеский вид!

Элла, стараясь сохранять достоинство и благодарность, ответила на расспросы о здоровье родителей и подробностях пути, тщательно обходя мрачные детали финансового краха Хезелмира. Она была девушкой неглупой, с трезвым взглядом на жизнь, но лишенной цинизма. Мысль о браке по расчету, без тени привязанности, была ей глубоко противна; в душе она лелеяла надежду если не на страстную любовь, то хотя бы на взаимное уважение и дружеское расположение в браке, мечтала о детях, о теплом семейном очаге. Однако суровая реальность диктовала свои условия, и Элла готова была подчиниться.

– Я бесконечно признательна вам, дорогая леди Агата, – сказала она с искренним чувством, глядя в проницательные глаза родственницы, – за вашу неоценимую доброту и гостеприимство. Я понимаю важность момента и готова следовать вашим мудрым советам во всем.

– Вот умница! Можешь называть меня просто тетушкой, отбросим эти условности! – Леди Агата похлопала ее по руке с видом полководца, нашедшего податливого, но перспективного рекрута. – Я сразу разглядела в тебе здравомыслие и отсутствие глупых сантиментов, которые так портят кровь молодым девушкам. Брак, моя милая, – это прежде всего союз разумный, союз интересов и положений. Чувства… – она слегка повела бровью, словно отмахиваясь от назойливой мошки, – чувства – вещь непостоянная и часто обманчивая. Комфорт, обеспеченность, положение в обществе, уважение – вот истинные ценности, на которых зиждется прочный брак. А уж выполнить супружеский долг и продолжить род… – она многозначительно прищурилась, – это дело естественное и необходимое, не требующее излишних эмоций.

Элла слегка покраснела, опустив глаза. Подобная откровенность была для нее непривычна и немного смущала.

– А теперь, – леди Агата перешла в наступление, ее голос зазвучал с оттенком заговорщичества, а глаза засверкали азартом игрока, поставившего на верную карту, – к самому главному. У меня для тебя созрел план. План, осмелюсь сказать, блестящий! Если, конечно, ты проявишь должную толику смекалки и послушания.

Элла насторожилась. Тон тетушки не предвещал ничего простого или приятного.

– Ты, конечно, слышала о лорде Блэкридже? Себастьяне Рейвенскрофте, владельце поместья Блэкридж-Холл на севере Йоркшира?

Имя прозвучало как-то особенно мрачно, отдавая эхом в тишине салона. Элла честно покачала головой. Ее мир ограничивался Девонширом и соседними графствами; имена и титулы отдаленных аристократов были ей неведомы.

– Не слышала? Что ж, возможно, это даже к лучшему. Сплетни, дорогая моя, – это сорная трава, которая пышно разрастается на благодатной почве невежества и праздности. Но… – леди Агата понизила голос до доверительного, чуть насмешливого шепота, хотя в комнате никого, кроме них, не было, – чтобы ты была в курсе и не ударила в грязь лицом, если что-то услышишь… Его иногда называют «Черным Лордом». Ну, знаешь, из-за фамильного титула да мрачноватой репутации поместья. Блэкридж-Холл… – Она сделала небольшую, но выразительную паузу, давая слову повиснуть в воздухе. – Говорят, место старое, весьма готическое, затерянное среди болот и древних лесов. Некоторые недалекие люди шепчутся о том, что там плохо задерживается прислуга и вообще происходят странности. Но все это, разумеется, вздор! Пустые бабьи сказки для неокрепших умов. – Леди Агата махнула рукой, как будто смахивая паутину глупости. – Просто человек он замкнутый, нелюдимый, поместье огромное и требует управления, вот слугам там и не сладко. Про воронов еще много сказок рассказывают, будто они там сотнями летают. Преувеличивают, конечно. – Она легонько фыркнула. – Ну, птицы как птицы. В деревнях их везде хватает. Ничего сверхъестественного.

Несмотря на легкий, насмешливый тон тетушки, Элла невольно почувствовала легкий холодок, пробежавший у нее по спине. «Черный Лорд»? Странности в поместье? Пусть леди Агата и называла это вздором, само упоминание таких вечей создавало вокруг имени Себастьяна Рейвенскрофта некий тревожный ореол. Ее представления о будущем муже, пусть и сугубо практические, никак не включали в себя образ мрачного затворника из готического романа.

– И… он не женат? – осторожно спросила Элла, уже догадываясь, к чему клонит тетушка.

– Именно в этом суть, моя дорогая! – воскликнула леди Агата с торжеством охотника, загнавшего зверя в ловушку. – Он холост. Невероятно богат! Состояние предков, умноженное на его собственную… скажем так, разумную экономию и отсутствие расточительных привычек. Титул старинный, один из самых почтенных в королевстве. И главное – он здесь, в Лондоне! Редчайшее событие! По каким-то своим, без сомнения, важным делам, связанным с управлением этим гигантским имением или парламентскими делами (он заседает в Палате Лордов, хоть и редко появляется). Но он здесь! И вот, моя милая, – она устремила на Эллу пронизывающий взгляд, полный решимости, – твоя задача – привлечь его внимание. И сделать это надлежит с умом, тактом и достоинством. Он человек исключительно замкнутый, нелюдимый, избегает шумных сборищ, как чумы. Но он мужчина. А ты, – леди Агата окинула племянницу оценивающим взглядом с ног до головы, – при всей скромности твоего приданого, обладаешь весьма приятной наружностью, безупречными манерами, явным здравомыслием и, я уверена, изрядной долей женской проницательности. Все эти качества ему, погруженному в свои, без сомнения, тяжелые думы и управленческие хлопоты, несомненно, необходимы! Ты можешь стать для него… глотком свежего воздуха, лучом спокойного, разумного света!

Элла почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. «Черный Лорд», окруженный пусть и опровергнутыми, но все же существующими мрачными слухами? Человек, избегающий общества? Это казалось не просто непривлекательным, но пугающе неподходящим для ее мечты о спокойной, пусть и лишенной страсти, семейной жизни. Образ огромного, готического замка, затерянного в северных болотах, вызывал инстинктивное отторжение.

– Тетушка Агата, – начала она, тщательно подбирая слова, стараясь не обидеть благодетельницу, – разве… разве не было бы благоразумнее рассмотреть кого-то… менее одиозного? Может быть, мистера Толрана? Вы упоминали в письме, что он будет на вечере у леди Далримпл? Он кажется человеком добропорядочным и…

– Тетушка Агата, – начала она, тщательно подбирая слова, стараясь не показаться неблагодарной или трусливой, – разве… разве не было бы благоразумнее рассмотреть кого-то… менее… эксцентричного? Может быть, мистера Толрана? Вы упоминали в своем последнем письме к матушке, что он будет на вечере у леди Далримпл? Он кажется человеком добропорядочным, спокойным и…

– Мистер Толран?! – Леди Агата фыркнула с таким неподдельным презрением, будто Элла предложила ей выйти замуж за уличного торговца. – Ах, это была моя досадная ошибка – обнадежить вас и ваших родителей на его счет. Мне пришлось навести о нем тщательные справки, и оказалось, что все его «добропорядочное спокойствие» – лишь фасад для глубокой бедности! Он нищ, моя дорогая! Беден как церковная мышь! Его «поместье» – это, по сути, скромная ферма с парой вытоптанных овцами полей и полуразвалившимся домом! Чем он поможет твоим бедным родителям расплатиться с кредиторами? Чем обеспечит твоих будущих детей? Какое положение в обществе он может тебе дать? Нет, нет и еще раз нет, дитя мое! Мы должны целиться несравненно выше! Лорд Блэкридж – это вершина! Это вызов, достойный твоих качеств! И я абсолютно уверена, что ты, под моим чутким и опытным руководством, справишься с этой задачей просто блестяще!

– Отбрось всякие глупые страхи и предрассудки, навеянные сплетнями. Завтра вечером – бал у виконтессы Сент-Клер. Одно из самых значительных событий сезона! Лорд Блэкридж будет там – я лично позаботилась о его приглашении, что было задачей не из легких! И я представлю тебя ему. Лично. А теперь, дитя мое, иди, отдохни с дороги. Бриджес проводит тебя в Голубую комнату. Обед подадут в два. И помни: твое будущее, будущее Хезелмира, начинается завтра! Потребуется вся твоя твердость, обаяние и такт!Она решительно поднялась, расправляя складки своего муслинового платья.

Когда дверь салона тихо закрылась за леди Агатой, Элла осталась одна. Роскошь, окружавшая ее, вдруг показалась холодной и чужой. Чувство глубокой благодарности к щедрой родственнице смешивалось с гнетущей тревогой и острым ощущением себя пешкой в чужой, тщательно продуманной игре, правила которой она еще не до конца понимала. Она подошла к окну, выходившему в садик. Яркие, жизнерадостные нарциссы, вестники весны, казались теперь странным, почти зловещим контрастом тому мрачному и неопределенному образу, который нарисовали в ее воображении даже мимолетные упоминания о «Черном Лорде» и его владениях. Где-то в этом огромном, кипящем жизнью городе находился человек, которого ей предстояло обольщать, завоевывать, словно крепость, ради спасения своей семьи. Человек, окутанный тайной и странными слухами, которые тетушка так легко отмела, но которые все же висели в воздухе, как утренний туман. Элла вздохнула, положив ладонь на холодное стекло. Долг звал, и она должна была ответить. Но что ждало ее за высокими стенами Блэкридж-Холла? Был ли лорд Себастьян Рейвенскрофт действительно таким странным и неприступным, как о нем говорили? Или за этой мрачной репутацией мог скрываться кто-то иной? Кто-то, кто мог бы, вопреки всему, пробудить в ней не только чувство долга и ответственности, но и… сострадание? А может быть, и нечто большее? Она поспешно отогнала эту опасную и несвоевременную мысль. Пока что ей требовались лишь твердость, обаяние и такт, как наказала тетушка Агата. Завтрашний бал обещал стать ее первым выходом на арену, первым сражением в битве за будущее семьи Хартли, и Элле предстояло вступить на него с достоинством девушки из добропорядочного, хоть и обедневшего рода. Весеннее солнце, скользнувшее за внезапно набежавшую тучу, окрасило садик в холодные серо-голубые тона, и Элле показалось, что по спине снова пробежал тот самый леденящий холодок. Она выпрямила плечи, подняла подбородок. Страх был роскошью, которую она не могла себе позволить. Ей предстояло превратиться в оружие – изящное, безупречное и безотказное.

Глава 2

Вечер в особняке леди Агаты Монтегю перед балом у виконтессы Сент-Клер напоминал штаб накануне решающего сражения. Воздух был густ от запаха утюгов, нагретых тканей, аромата свежесрезанных белых лилий, расставленных в напольных вазах, и едва уловимого, но настойчивого запаха нервозности, исходившего от самой Эллы. Она стояла посреди своей новой, роскошной Голубой комнаты, превращенной в походную мастерскую мадемуазель Фавье, и чувствовала себя не столько невестой на выданье, сколько дорогой, тщательно упакованной вещью, приготовленной к отправке.

Платье, созданное за одну безумную ночь и день усилиями модистки и ее помощниц, было, безусловно, шедевром. Из тончайшего шелка цвета «утренней зари» – нежно-розового с перламутровым отливом, который должен был подчеркнуть теплый оттенок ее волос и ясность карих глаз. Лиф, украшенный изящной вышивкой серебристыми нитями и мельчайшим жемчугом, облегал стройную фигуру, подчеркивая хрупкость плеч. Юбка, ниспадающая мягкими складками, расширялась книзу, создавая иллюзию невесомости. Рукава-фонарики из прозрачного газа были собраны у плеча крошечными шелковыми розами того же оттенка. В волосах, уложенных в элегантную, но не вычурную прическу, поблескивала скромная нитка жемчуга – дар леди Агаты, «дабы добавить благородного лоска».

– Magnifique! – воскликнула мадемуазель Фавье, отступая на шаг и окидывая свою работу восхищенным взглядом. – Совершенство, mademoiselle! Цвет – ваш, силуэт – ваш! Вы будете сиять, как самая чистая жемчужина в раковине этого бала! Леди Агата будет в восторге!

Элла глядела на свое отражение в высоком зеркале. Незнакомая элегантная дама смотрела на нее в ответ. Это платье преображало, возвышало, но и отчуждало. Оно было символом новой роли, которую ей предстояло сыграть безупречно. Мысль о «Черном Лорде», Себастьяне Рейвенскрофте, вызывала холодок в груди, не согреваемый розовым шелком. Она поправила складку на юбке, стараясь унять дрожь в руках. «Твердость, обаяние, такт», – прошептала она про себя мантру тетушки. «Ради Хезелмира. Ради мамы и папы».

– Благодарю вас, мадемуазель, – сказала она голосом, в котором звучало больше сдержанности, чем восторга. – Вы сотворили чудо за столь короткий срок.

В этот момент в комнату, подобно фрегату, входящему в гавань, вплыла сама леди Агата. Ее вечерний туалет из темно-синего бархата, расшитого серебряными звездами, говорил о статусе и намерении доминировать. Взгляд ее, острый как шило, мгновенно оценил Эллу с ног до головы.

– Прелестно! Просто прелестно! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучала искренняя удовлетворенность генерала, чья тяжелая артиллерия прибыла на позицию вовремя. – Фавье, вы гений! Именно такой эффект мне и нужен. Свежо, невинно, элегантно, без вульгарного блеска. Идеально, чтобы привлечь внимание, не вызывая зависти у старых индюшек. – Она обошла Эллу вокруг, поправляя невидимые складки, поправляя жемчужную нитку в волосах. – Голова высоко, плечи назад, взгляд прямой, но не вызывающий. Помни, дитя: ты не просто Элла Хартли, ты – надежда твоего рода, посланница спасения. И вести себя должна соответственно. Никаких жеманных взглядов исподтишка, никаких хихиканий с подружками. Твой фокус – лорд Блэкридж. Все остальное – фон.

Элла кивнула, чувствуя, как под бархатом платья сжимаются мышцы спины. «Фон». Так она и чувствовала себя – декорацией в грандиозной постановке леди Агаты.

– А теперь, – продолжила тетушка, понизив голос до конфиденциального шепота, хотя мадемуазель Фавье уже покинула комнату, – о тактике. Лорд Блэкридж, как я и говорила, избегает толпы. Он не станет открывать бал или кружиться в вихре вальса. Скорее всего, он будет держаться в стороне, возможно, в карточной комнате или у одного из окон, наблюдая. Наша задача – создать «случайную» встречу. Я представлю тебя формально, скажу пару лестных слов о твоем уме и скромности – не переборщи, не надо, чтобы он заподозрил маневр, – а затем отвлекусь на какую-нибудь важную персону. Твоя задача – завязать разговор. Не пытайся его развеселить или очаровать сразу. Это бесполезно. Задай умный вопрос. О политике? Рискованно. О книгах? Возможно. О поместьях? Безопаснее всего. Спроси его мнение о трудностях управления обширными угодьями в Йоркшире. Покажи практический ум, отсутствие глупых сантиментов. Он оценит это. И помни: его холодность – не личное оскорбление. Это его броня. Твоя задача – найти в ней трещинку. Маленькую, едва заметную. Этого будет достаточно для начала.

Леди Агата говорила с воодушевлением стратега, разработавшего безупречный план атаки. Элла слушала, стараясь запомнить каждое слово, чувствуя себя одновременно солдатом, идущим на верную гибель, и актрисой, готовящейся к главной роли в непонятной ей пьесе. Образ лорда Блэкриджа в ее воображении обрастал все более мрачными деталями: высокий, сутулый, с лицом мертвеца и горящими, как у ворона, глазами. Она мысленно прокручивала возможные вопросы о сельском хозяйстве, чувствуя нелепость ситуации.

Карета леди Агаты, запряженная парой великолепных вороных, подкатила к особняку виконтессы Сент-Клер, сверкающему огнями, как драгоценный ларец. Звуки музыки – струнного квартета, исполнявшего что-то изысканно-меланхоличное – и гул голосов вырывались на улицу через открытые двери. Воздух был напоен ароматом дорогих духов, воска, цветов и возбужденных ожиданий. Леди Агата, выходя из кареты, приняла вид спокойного величия, Элла же чувствовала, что ее сердце колотится, как птица в клетке.

Бал представлял собой ослепительное зрелище. Зеркала в золоченых рамах множили отражения сверкающих люстр, роскошных туалетов и нарядных гостей. Дамы в шелках, атласе и тюле порхали, как экзотические бабочки; кавалеры в темных фраках и безупречных белых галстуках составляли им элегантный контраст. Воздух вибрировал от смеха, шепота, звона бокалов и ритма музыки. Элла, следуя за леди Агатой, старалась не теряться, сохранять ту самую «твердость и такт». Она ловила на себе взгляды – любопытные, оценивающие, иногда откровенно завистливые. Ее платье действительно выделялось своей свежей элегантностью среди более вычурных нарядов.

Леди Агата, как опытный капитан, вела ее сквозь светское море, кивая знакомым, обмениваясь мимолетными любезностями, но не останавливаясь надолго. Ее зоркие глаза выискивали одну цель.

– Он здесь, – прошептала она вдруг, едва заметно нажимая Элле на руку. – У большого окна в дальнем конце бальной залы. Возле пальмы. Видишь?

Элла последовала за ее взглядом. И сердце ее екнуло. Он стоял в стороне от основного потока гостей, прислонившись к косяку высокого арочного окна, за которым виднелись огни сада. Высокий, очень высокий и худощавый, но не сутулый. Напротив, его осанка была подчеркнуто прямой, даже жесткой, как будто он нес на плечах незримый груз. Одет он был во фрак глубокого, почти черного синего цвета, безупречно сидевший на его широких плечах и узкой талии. Белоснежный жилет и галстук подчеркивали строгость. Лицо… Лицо было необычным. Не красота в общепринятом смысле, а сильное, с резкими чертами: высокий лоб, резко очерченные скулы, решительный подбородок с ямочкой. Но главное – глаза. Темные, глубоко посаженные, они казались бездонными, поглощавшими свет люстр. В них не было ни любопытства, ни скуки, ни даже привычной светской маски вежливого равнодушия. Было лишь… отстранение. Глубокая, ледяная отстраненность, словно он наблюдал за балом сквозь толстое стекло аквариума. Его взгляд скользил по толпе, не задерживаясь ни на ком, полный какого-то внутреннего утомления и… печали? Элла поймала себя на мысли, что он выглядит не чудовищем, а скорее изможденным, глубоко несчастным человеком, запертым в собственной неприступной крепости. Эта неожиданная вспышка сочувствия была столь же сильной, как и первоначальный страх.

– Идем, – скомандовала леди Агата, плавно меняя курс. – Сейчас или никогда.

Они пересекли залу, минуя танцующие пары. Элла чувствовала, как на нее устремляются десятки взглядов, слышала обрывки шепота: «Это кто?.. Хартли?.. Девоншир?.. Леди Агата ее ведет к Блэкриджу… Бедняжка…» Холодок страха снова пробежал по спине, но она выпрямилась еще больше.

– Лорд Блэкридж! – голос леди Агаты прозвучал звонко и радушно, словно она встречала старого друга, а не мрачного затворника. – Какая неожиданная и приятная встреча! Я и не надеялась увидеть вас среди нас, наслаждающихся суетой света!

Себастьян Рейвенскрофт медленно перевел свой тяжелый, отстраненный взгляд с садовых огней на подошедших. Его лицо не дрогнуло. Он лишь слегка, с ледяной вежливостью, склонил голову.

– Леди Агата. – Его голос был низким, бархатистым, но лишенным тепла, как гладкий камень на морозе. – Светские обязанности иногда… неизбежны. Вы прекрасно выглядите.

– О, вы льстите мне, лорд! – засмеялась леди Агата, но ее смех прозвучал чуть напряженно. – Позвольте представить вам мою юную родственницу, мисс Элеонору Хартли, недавно прибывшую из Девоншира. Элла, дорогая, это лорд Себастьян Рейвенскрофт, лорд Блэкридж, наш… как бы это сказать… самый загадочный и недооцененный аристократ! – Она легонько подтолкнула Эллу вперед.

Элла сделала безупречный реверанс, опустив глаза на мгновение, прежде чем поднять их, чтобы встретить взгляд лорда Блэкриджа. Его темные глаза остановились на ней. Не оценивающе, как у других мужчин, а скорее изучающе, с оттенком легкого, безразличного любопытства, как к незнакомой породе птицы. Этот взгляд не был оскорбительным, но он заставлял чувствовать себя голой, лишенной всех защитных слоев светского притворства.

– Мисс Хартли, – произнес он, снова слегка кивнув. Его губы едва тронулись в подобии вежливой улыбки, не доходившей до глаз. – Добро пожаловать в Лондон. Надеюсь, город не слишком ошеломил вас после сельского уединения?

Элла собрала всю свою волю. «Практичный ум. Отсутствие сантиментов».

– Благодарю вас, лорд Блэкридж, – ее голос прозвучал удивительно ровно, хотя внутри все дрожало. – Лондон, несомненно, впечатляет своей энергией и масштабом. Но я нахожу утешение в мыслях о том, что корни нашей жизни, как и корни самых высоких деревьев, все же лежат в земле, в управлении имениями. – Она сделала крошечную паузу, ловя его реакцию. Его взгляд не изменился, но, казалось, стал чуть внимательнее. – Ваше поместье, Блэкридж-Холл, если мне не изменяет память, расположено в Йоркшире? Должно быть, управление такими обширными и, как я слышала, довольно… сложными угодьями требует особого подхода? Особенно в свете новых веяний в сельском хозяйстве? – Она вложила в последнюю фразу всю возможную искренность интереса, избегая какого-либо намека на сплетни о «специфичности».

Лорд Блэкридж медленно перевел взгляд за окно, в темноту сада. На его лице мелькнуло что-то неуловимое – тень, усталости? Или боли?

– Блэкридж-Холл… – произнес он тихо, и в его бархатном голосе прозвучала какая-то странная нота, которую Элла не могла определить. – Да, он требует подхода. Но не того, о котором пишут в современных трактатах по агрономии. Там земля… помнит слишком многое. А новшества часто бесполезны против вековой тины и камня. – Он повернул голову обратно к ней. Его взгляд был все так же отстранен, но в нем появилась едва уловимая глубина, словно она ненароком коснулась чего-то живого под ледяной коркой. – Вы интересуетесь хозяйственными вопросами, мисс Хартли? Необычно для юной леди.

Элла почувствовала слабый проблеск надежды. Он заговорил! Больше, чем односложно!

– Мой отец, мистер Хартли, всегда считал, что знание земли – основа благосостояния, – ответила она искренне. – И я разделяю его взгляды. Пусть практические заботы чаще ложатся на мужские плечи, но понимать их суть… это помогает ценить труд и предвидеть трудности.

В этот момент до них донесся громкий смех и возгласы из группы молодых людей неподалеку. Один из них, явно навеселе, громко произнес: «…и говорят, вороны там размером с индюков! И каркают по ночам имена пропавших слуг! Ха!» Смех его товарищей прозвучал нервно. Лорд Блэкридж не повернул головы, но Элла заметила, как его пальцы, лежавшие на подоконнике, слегка сжались в кулак. Тень промелькнула в его глазах – не гнева, а скорее усталого презрения или… привычной боли? Он снова посмотрел на Эллу, и его взгляд стал еще холоднее, еще недоступнее, словно захлопнулась невидимая дверь.

– Очаровательные светские байки, – произнес он ледяным тоном. – Людям свойственно украшать неизвестное вымыслом, чтобы скрасить убогость собственного воображения. Прошу простить, мисс Хартли, леди Агата. – Он сделал безупречный, но отстраненный поклон. – Меня ждут дела. Приятного вечера.

И прежде, чем леди Агата, открывшая рот для протеста или увещевания, успела что-либо сказать, он развернулся и растворился в толпе, двигаясь к выходу из бальной залы с той же неспешной, но неумолимой грацией хищника, уходящего в тень.

– Ну что ж… – прошипела леди Агата, ее лицо пылало от гнева и разочарования. – Птичка улетела. И даже не чирикнула толком. Холодная рыба! Но ничего, ничего… – Она резко выдохнула, собираясь с мыслями. – Он заметил тебя. Это уже кое-что. Твой вопрос был удачен. Он задел его. Я видела. Теперь нужно закрепить впечатление на следующем мероприятии. Леди Далримпл устраивает вечер послезавтра… – Она замолчала, заметив, что Элла не слушает ее. Взгляд девушки был устремлен вслед удаляющейся высокой, мрачной фигуре. В нем было не разочарование, а скорее… недоумение и та самая тревожная искра сострадания, которую она пыталась подавить. Он казался не злодеем из сказки, а израненным зверем, загнанным в угол.

– Элла! Ты меня слышишь? – нетерпение в голосе леди Агаты вернуло девушку к реальности.

– Простите, тетушка, я… – Элла запнулась.

– Ничего, ничего, – леди Агата махнула рукой, уже строя новые планы. – Идем. Тебе нужно быть замеченной и другими. Нельзя зацикливаться на одной, пусть и самой выгодной, цели. Покажи себя свету. Иди, потанцуй с кем-нибудь. Вот, например, молодой Эштон… он сын банкира, состояние приличное…

Но судьба, казалось, решила внести свои коррективы в планы леди Агаты. В этот момент к ним подошел молодой человек. Невысокий, но крепко сбитый, с открытым, приятным лицом, румяным от волнения, и искренней, чуть застенчивой улыбкой. Его каштановые волосы были слегка растрепаны, а во взгляде добрых карих глаз читалось неподдельное восхищение.

– Леди Агата! Какое удовольствие видеть вас! – Он сделал элегантный поклон. – И позвольте представиться вашей очаровательной спутнице? – Его взгляд обратился к Элле, и в нем не было ни расчета, ни холодной оценки – лишь чистый, теплый интерес. – Джонатан Толран, к вашим услугам, мисс…?

Леди Агата замерла, на ее лице отразилась целая гамма эмоций – от раздражения до вынужденной вежливости. Элла же, все еще находящаяся под впечатлением от ледяного взгляда лорда Блэкриджа, почувствовала, как ее сердце неожиданно согрелось от этой простой, искренней улыбки.

– Мисс Элеонора Хартли, – представилась она, отвечая на улыбку. – Очень приятно, мистер Толран.

– Элла, это мистер Толран, о котором я упоминала, – проговорила леди Агата сквозь зубы, пытаясь сохранить любезный тон, но недвусмысленно давая понять Элле, что это не та цель. – Мистер Толран, вы, кажется, из Норфолка?

– Совершенно верно, леди Агата, – ответил молодой человек, не отрывая восхищенного взгляда от Эллы. – Скромное поместье Холивелл. Не чета великолепным владениям здешних лордов, конечно, – он скромно потупился, – но земля добрая, и мы стараемся. Мисс Хартли, – он повернулся к Элле, – не удостоите ли вы меня чести на следующий танец? Кажется, вот-вот начнется кадриль.

Леди Агата открыла рот, чтобы вежливо отказать за племянницу, но Элла опередила ее. После ледяной пустоты взгляда лорда Блэкриджа, после напряженного ожидания и страха, эта простая просьба, этот теплый взгляд показались ей глотком свежего воздуха.

– С удовольствием, мистер Толран, – ответила она, и на ее губах впервые за этот вечер расцвела естественная, невымученная улыбка.

Мистер Толран сиял. Он предложил руку, и Элла приняла ее. Леди Агата осталась стоять одна, наблюдая, как они направляются к танцующим. Ее лицо, обычно столь искусно контролируемое, выражало ярость и разочарование. Ее блестящий план дал трещину в первый же вечер. И виной тому был не только непроницаемый лорд Блэкридж, но и этот простак Толран с его дурацкой улыбкой и «доброй землей». Она сжала веер так, что тонкие пластинки из перламутра затрещали. «Нет, милый мой, нет, – подумала она, глядя всему удаляющейся паре. – Ты не испортишь мою игру. Элла выйдет за Блэкриджа. Обязательно выйдет. Любой ценой».

А Элла, кружась в кадрили с мистером Толраном, который оказался легким и внимательным партнером, ловила себя на смешанных чувствах. Легкость и простота общения с ним были невероятно приятны после напряжения встречи с лордом Блэкриджем. Мистер Толран говорил о своих лошадях, о недавно высаженной яблоневой аллее, о планах осушить одно болотистое поле – все это было так знакомо, так близко ее девонширскому сердцу. Он был открыт, добродушен и явно симпатизировал ей. Это был тот самый «безопасный» вариант, о котором она мечтала: небогатый, но добропорядочный, способный на взаимную привязанность. Мысли о спасении Хезелмира, конечно, тускнели рядом с его скромными возможностями, но… разве счастье измерялось только деньгами?

А потом ее взгляд случайно упал на дверь, ведущую в коридор. Там, в тени арки, на мгновение замерла высокая, мрачная фигура. Лорд Блэкридж. Он не смотрел на танцующих. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, сквозь стены, в какую-то свою бездну. И в этом профиле, резко очерченном светом из соседней комнаты, Элла снова увидела не чудовище, а невыносимую тяжесть, одиночество и ту самую боль, которая тронула ее сердце. Он обернулся, и его темные глаза на мгновение встретились с ее взглядом. Ничего не выражая, ни укора, ни интереса. Просто констатация факта ее существования. Затем он развернулся и исчез в темноте коридора.

Холодок пробежал по спине Эллы, но на этот раз это был не только страх. Это было предчувствие. Предчувствие того, что ее судьба, вопреки планам тетушки и ее собственному желанию покоя, уже неразрывно сплелась с судьбой этого мрачного человека и его проклятого воронами поместья. Мистер Толран что-то весело говорил, но она уже не слышала. В ушах у нее почему-то отдавалось карканье воронов, смешиваясь со звуками скрипок, а перед глазами стоял бездонный, полный немой муки взгляд лорда Себастьяна Рейвенскрофта. Она понимала, что леди Агата не отступит. И цена этого «любой ценой» может оказаться слишком высокой для всех. Танец закончился. Элла поблагодарила мистера Толрана, стараясь улыбнуться, но ее мысли были далеко – в туманных болотах Йоркшира, под мрачными сводами Блэкридж-Холла.

Глава 3

Утро после бала у виконтессы Сент-Клер встретило Эллу не солнечными лучами, а пронизывающей тишиной особняка леди Агаты, которая, однако, была громче любого крика. За завтраком в изящной столовой, украшенной акварелями с видами Италии, царила атмосфера, которую можно было резать ножом. Леди Агата, одетая в строгое утреннее платье серого муара, напоминавшее доспехи, молча намазывала масло на тост. Ее взгляд, острый и недовольный, скользил по Элле, сидевшей напротив и пытавшейся скрыть волнение за чашкой горячего шоколада.

– Хм, – наконец произнесла тетушка, отложив нож с таким звонким стуком, что Элла вздрогнула. – Интересный вечер. Очень… поучительный.

Элла опустила глаза. Она знала, что грядет.

– Ты, конечно, произвела впечатление, – продолжила леди Агата, ее голос звучал ровно, но в каждом слове чувствовалась сталь. – Платье было безупречно, реверансы – безукоризненны, даже с лордом Блэкриджем ты заговорила… сносно. Однако… – она сделала паузу, давая слову повиснуть в воздухе, как гильотину. – Однако твое поведение после этой беседы оставило желать лучшего. Мистер Толран? Серьезно, Элла? Танцевать с первым встречным простаком, который удостоил тебя вниманием? И улыбаться ему так… так непринужденно? Это выглядело… легкомысленно. Почти вульгарно. Особенно на фоне твоей миссии!

– Тетушка Агата, – попыталась вставить слово Элла, чувствуя, как кровь приливает к лицу, – мистер Толран был предельно учтив и…

– Учтив? – леди Агата фыркнула. – Учтивость конюха – это не учтивость джентльмена, моя дорогая! Он – никто! Его поместье – жалкая пародия на то, что нужно твоей семье! Ты должна была вежливо уклониться, сказав, что устала, или что обещала танец другому! Вместо этого ты бросилась в его объятия, как… как провинциальная девица на своей первой ярмарке!

Гнев леди Агаты был холоден и методичен, как расстановка фигур на шахматной доске. Элла чувствовала себя загнанным зверем.

– Я не бросалась… – прошептала она. – Он пригласил, и я… я подумала, что невежливо отказывать. К тому же, после… после напряженного разговора с лордом Блэкриджем…

– Ага! Вот именно! – воскликнула леди Агата, ухватившись за эту фразу. – После ледяного душа от «Черного Лорда» тебе потребовалось согреться у первого попавшегося костра! Это слабость, Элла! Непростительная слабость! Лорд Блэкридж – неприступная цитадель! Его не возьмешь одним штурмом! Требуется осада! Постоянное, методичное давление! И ты, вместо того чтобы анализировать его реакцию, искать новые подходы, растворилась в глупых улыбках этому Толрану! Его видели? Да весь свет заметил! И теперь будут шептаться, что у тебя два жениха на примете, или, что еще хуже, что ты несерьезно относишься к поискам мужа!

Элла молчала. Чувство несправедливости смешивалось с виной. Да, ей было легко с мистером Толраном. Да, его доброта была глотком воздуха после ледяного безмолвия лорда Блэкриджа. Но разве это было преступлением?

– Ты должна понять, дитя, – леди Агата сменила гнев на милость, но в ее тоне по-прежнему звучал ультиматум, – что игра идет по высоким ставкам. Один неверный ход – и ты проиграешь все. И лорда Блэкриджа, и, возможно, даже мистера Толрана, если до него дойдут слухи о твоих… амбициях. Мы должны действовать решительнее и умнее. Сегодня после полудня – прогулка в Риджентс-парке. Лорд Блэкридж, по моим сведениям, имеет привычку совершать там утренний променад верхом, вдали от толпы. Мы «случайно» пересечем его путь.

Так началась «осада», как мысленно окрестила ее Элла. Риджентс-парк встретил их свежей зеленью молодой листвы и ароматом цветущих каштанов. Леди Агата, в элегантном прогулочном костюме и шляпке с перьями, вела Эллу по аллеям с видом полководца, ведущего войска на маневры. Элла, в простом, но изящном платье из кремового муслина и соломенной шляпке, украшенной лентами, старалась сохранять спокойствие, но сердце ее бешено колотилось. Взгляд тетушки беспрестанно выискивал вдалеке высокую фигуру на вороном коне.

И они его увидели. Себастьян Рейвенскрофт появился на дальней аллее, гарцуя на великолепном, мощном жеребце, который казался продолжением его собственной мрачной энергии. Он ехал неспешно, погруженный в свои мысли, его профиль был резок и непроницаем. Даже на расстоянии чувствовалась его отстраненность от этого солнечного утра, от щебета птиц, от смеха детей, катающихся на лодочках на озере.

– Идем, – скомандовала леди Агата, резко меняя направление, чтобы пересечь его путь под острым углом у мостика через узкий ручей. – Случайность, чистейшая случайность, помни!

Элла чувствовала, как ее ладони становятся влажными. Они вышли на аллею как раз в тот момент, когда лорд Блэкридж поравнялся с мостиком. Он вынужден был придержать коня.

– Лорд Блэкридж! Какое восхитительное утро для верховой прогулки! – воскликнула леди Агата с преувеличенной радостью, словно встретила самого дорогого друга. – И какой великолепный конь! Настоящий король среди скакунов! Позвольте представить вам снова мою племянницу, мисс Хартли. Элла, дорогая, посмотри, какая стать!

Себастьян Рейвенскрофт слегка натянул поводья. Его взгляд скользнул по Элле с той же ледяной вежливостью, что и на балу, и остановился на леди Агате. В его глазах мелькнуло что-то – не раздражение, а скорее усталое понимание игры. Он слегка приподнял шляпу.

– Леди Агата. Мисс Хартли. Действительно, утро прекрасное. Прошу простить, я спешу. Конь нетерпелив. – Он слегка пришпорил жеребца, явно намереваясь объехать их.

Но леди Агата была неумолима. Она сделала шаг вперед, блокируя путь тактично, но недвусмысленно.

– О, конечно, конечно! Мы не смеем задерживать такого важного человека! Но, лорд, раз уж судьба свела нас вновь в этом восхитительном уголке природы, не могли бы вы, как знаток лошадей, сказать ваше мнение? Мой кузен, сэр Генри, подумывает о приобретении чистокровного арабского скакуна для скачек в Эпсоме. Как вы полагаете, стоит ли овчинка выделки? Или лучше обратить внимание на местные породы?

Себастьян взглянул на нее, и в его темных глазах Элла уловила мимолетную искру… досады? Удивления перед ее наглостью? Он медленно перевел взгляд на Эллу, словно ожидая, что она присоединится к этому фарсу. Элла, покраснев, опустила глаза. Ей было невыносимо стыдно за эту навязчивость.

– Скачки, леди Агата, – произнес он наконец, его бархатный голос звучал чуть резче обычного, – это азартная игра. Прекрасная, но губительная для кошелька и часто для лошадей. Если ваш кузен ищет надежного коня для поместья, а не для истязания на треке, то да, английские породы – разумный выбор. Теперь, прошу вас… – Он снова сделал движение, чтобы тронуться с места.

– Благодарю вас, лорд! Как всегда, мудро и практично! – не унималась леди Агата. – Элла, ты запомнила? Лорд Блэкридж рекомендует английских скакунов! Надо будет написать сэру Генри… – Она сделала вид, что погрузилась в мысли, намеренно задерживая его еще на мгновение.

Себастьян Рейвенскрофт посмотрел прямо на Эллу. Не на тетку, а на нее. В его взгляде не было ни гнева, ни упрека. Было лишь глубокое утомление и… что-то похожее на вопрос. Как будто он спрашивал: «И ты тоже в этом участвуешь?» Этот взгляд пронзил Эллу острее любого порицания. Она почувствовала жгучий стыд.

– Прощайте, леди Агата, мисс Хартли, – произнес он с окончательной интонацией, резко повернул коня и уехал рысью, не оглядываясь. Его темный плащ развевался за ним, как крыло.

– Ну вот! – воскликнула леди Агата, когда он скрылся из виду, ее лицо сияло не столько удовлетворением, сколько злорадством победителя, сумевшего досадить противнику. – Контакт установлен! Он тебя заметил! Дважды за столь короткий срок! И даже взглядом тебя почтил! Прогресс, несомненный прогресс!

Элла молчала. Она чувствовала себя грязной. Этот взгляд лорда Блэкриджа, полный усталого понимания и немого вопроса, преследовал ее. «И ты тоже?» Он видел их игру. И ему было противно.

– Тетушка, – начала она осторожно, когда они пошли дальше по аллее, – разве… разве такие навязчивые встречи не вызовут у него лишь раздражение? Не оттолкнут окончательно?

Леди Агата фыркнула.

– Раздражение? Милое дитя, мужчины часто путают раздражение с интересом! Главное – быть у него на виду. Заронить зерно сомнения в его мрачной вселенной. Показать, что есть нечто иное, кроме его болот и воронов. А теперь… – она понизила голос, – послезавтра – выставка цветов в доме садоводческого общества. Он будет там. Я узнала. И мы тоже. Будь готова. И на этот раз, – ее взгляд стал жестким, – никаких мистеров Толранов! Никаких отвлекающих маневров! Фокус – только на цель!

Однако судьба, казалось, благоволила мистеру Толрану. Он появился на выставке цветов с естественностью человека, искренне увлеченного садоводством. Элла, рассматривающая необычный сорт темно-бордовой розы, услышала за спиной его доброжелательный голос:

– Прекрасный экземпляр, не правда ли, мисс Хартли? ‘Cardinal de Richelieu’. Говорят, аромат у него совершенно божественный, хотя и не слишком устойчив в нашем климате.

Элла обернулась и невольно улыбнулась. Мистер Толран выглядел свежим и подтянутым в своем добротном, но не новом сюртуке. В его руке был каталог выставки, а в глазах светился неподдельный интерес.

– Мистер Толран! Какая неожиданная встреча! – воскликнула она, и радость от этой встречи была искренней. – Вы знаток роз?

– Поклонник, скорее, – скромно ответил он, слегка краснея. – В Холивелле у меня небольшой розарий. Ничего выдающегося, конечно, но для души. А эта красавица… – он кивнул на ‘Cardinal de Richelieu’, – мне кажется, требует особого ухода. Много солнца, защита от ветра… Вы интересуетесь садоводством, мисс Хартли?

Их разговор завязался легко и непринужденно. Мистер Толран говорил о своих розах, о трудностях выращивания пионов в Норфолке, о надеждах на урожай яблок. Его знания были практичны, почерпнуты из опыта, а не из книг, и Элле это было близко и понятно. Она делилась своими скромными познаниями о цветах Хезелмира, о любимой бабушкиной сирени. Они смеялись над каким-то забавным случаем с садовником мистера Толрана. Элла чувствовала себя спокойно, естественно, как в родном Девоншире. Она почти забыла о своей «миссии».

Почти. Потому что краем глаза она заметила его. Лорд Блэкридж стоял у витрины с орхидеями, экзотическими и холодно-прекрасными. Он не смотрел на цветы. Его взгляд был устремлен куда-то в пространство, сквозь стекла, в свою обычную бездну. Но затем, словно почувствовав чей-то взгляд, он медленно повернул голову. Его темные глаза нашли Эллу. И нашли ее беседующей и улыбающейся мистеру Толрану. Взгляд лорда Блэкриджа скользнул по ней, по ее собеседнику, и в нем не было ни ревности, ни гнева. Было лишь… что-то похожее на подтверждение его самых мрачных ожиданий. Легкая, почти незаметная усмешка тронула его губы – усмешка человека, который видит игру и знает все ее правила. Затем он отвернулся и растворился в толпе так же бесшумно, как появился. Холодок пробежал по спине Эллы. Его уход был красноречивее любых слов. Он видел. Он понял. И ему было все равно. Или… ему было отвратительно?

Леди Агата, подойдя к племяннице в тот момент, когда мистер Толран отошел рассмотреть другую витрину, была бледна от ярости.

– Опять?! – прошипела она, схватив Эллу за руку выше локтя так сильно, что та вскрикнула. – Ты специально это делаешь? Ты саботируешь мои планы?! Этот Толран… он везде, как назойливая муха! И ты… ты поощряешь его! Улыбаешься, болтаешь о цветочках! Пока лорд Блэкридж видит тебя в обществе этого… этого фермера! Ты понимаешь, как это выглядит? Как дешевая доступность!

– Тетушка, вы мне делаете больно! – вырвалась Элла, высвобождая руку. – Мы просто разговаривали о розах! Это была случайная встреча!

– «Случайная»? – Леди Агата фыркнула с таким презрением, что Элла почувствовала себя униженной. – В свете нет случайностей, дурочка! Есть только расчет и глупость! И твоя глупость может стоить тебе всего! Он видел! – Она кивнула в сторону, где исчез лорд Блэкридж. – Видел тебя с этим простаком! И что он подумал? Что ты легкодоступна? Что тебя можно заполучить без усилий? Или что у тебя уже есть поклонник? Любой из этих вариантов губителен для наших шансов! Твоя репутация – хрусталь, Элла! Одно неосторожное движение – и она разлетится вдребезги! И тогда прощай, Хезелмир! Прощай, будущее твоих родителей!

Слова леди Агаты, как острые осколки, вонзались в Эллу. Она чувствовала себя загнанной в угол. С одной стороны – мрачный, недоступный, пугающий лорд Блэкридж, брак с которым сулил лишь холод и тайну. С другой – добрый, простой, но бедный мистер Толран, с которым можно было бы обрести простое человеческое счастье, но не спасти семью. И над всем этим – яростная воля тетушки, готовая сломать любые преграды.

Вечером того же дня, сидя у окна в Голубой комнате, Элла размышляла о своем положении. Она взяла перо и бумагу, намереваясь написать родителям, поделиться сомнениями. Но слова не шли. Как описать ледяной взгляд лорда Блэкриджа? Как передать теплоту улыбки мистера Толрана? Как объяснить маниакальную настойчивость леди Агаты? Она бросила перо. За окном начинал накрапывать дождь. Капли стучали по стеклу, как пальцы судьбы. Элла подошла к окну. Садик во мгле казался безжизненным. И вдруг… на мокрой ветке старого дуба, напротив ее окна, она увидела его. Большого ворона. Он сидел неподвижно, его черное оперение сливалось с темнотой, только глаза, казалось, светились изнутри тусклым, желтоватым огоньком. Он смотрел прямо на нее. Элла замерла, охваченная иррациональным страхом. Птица не каркала, не двигалась. Просто смотрела. Это длилось всего несколько секунд, но показалось вечностью. Потом ворон резко взмахнул крыльями и бесшумно исчез в ночи, как призрак. Элла отшатнулась от окна, сердце бешено колотилось. Было ли это видением? Или мрачным предзнаменованием? Карканье воронов из сплетен вдруг показалось ей ужасающе реальным.

В это же время в своем кабинете, при свете одной лампы, леди Агата Монтегю совещалась не с дворецким, а со своей старой, преданной и невероятно услужливой горничной, миссис Дженкинс. Женщина с лицом, как смятый пергамент, и хитрыми глазками слушала свою госпожу с почтительным вниманием.

– …и поэтому, Дженкинс, – говорила леди Агата тихим, но повелительным шепотом, разглядывая план сада при свете лампы, – ситуация требует решительных мер. Вечер у леди Далримпл послезавтра – наш последний шанс устроить «естественную» встречу. Если она провалится… нам придется создать встречу неестественную. Но с безупречными свидетельствами. Ты понимаешь?

Миссис Дженкинс кивнула, ее глаза блеснули пониманием и готовностью на все за дополнительное вознаграждение.

– Совершенно верно, моя леди. Сад леди Далримпл… он обширен. И вечерами, особенно если погода будет пасмурная… там легко заблудиться. И легко… оказаться не в том месте в неподходящее время. Особенно если кто-то… подсобит с направлением.

– Именно так, – леди Агата улыбнулась тонко, как паук, плетущий паутину. – Нужны надежные свидетели. Не из нашей прислуги. Идеально – молодые, легкомысленные, любящие сенсации. Леди Эмили Фокс и ее брат, капитан Фокс. Они обожают скандалы и не умеют держать язык за зубами. Им нужно будет оказаться в нужном месте в нужный момент. «Случайно». Ты сможешь устроить это?

– Не сомневайтесь, моя леди, – ответила миссис Дженкинс с низким поклоном. – Капитан Фокс… он неравнодушен к нашему скотч-виски в буфетной. А леди Эмили… она вечно теряет свои носовые платки. Один из них может «случайно» затеряться возле… скажем, старой беседки в дальнем углу сада. Туда редко кто заглядывает после заката. Очень романтичное и… уединенное место.

Леди Агата одобрительно кивнула.

– Прекрасно. И помни: мисс Хартли должна быть там. Одна. И лорд Блэкридж тоже. Как они там окажутся – уже их дело. Наше дело – обеспечить свидетелей и… компрометирующую близость. Все должно выглядеть абсолютно естественно. Неудачное стечение обстоятельств. Роковая случайность.

– Будет сделано, моя леди, – прошептала миссис Дженкинс, растворяясь в тенях кабинета, как опытный заговорщик.

Леди Агата осталась одна. Она подошла к окну. Дождь усиливался, стекая по стеклу мутными потоками. Ее лицо в отражении казалось каменным, лишенным всякой жалости. «Ты хотела играть по-честному, Элла? – подумала она. – Но честность – роскошь для бедных. А мы играем по-крупному. И проигрыш недопустим. Любой ценой. Даже ценой твоего… недоумения». Она потушила лампу, погрузив кабинет в темноту, где зрели самые темные планы. За окном, на промокшей ветке, где сидел ворон, теперь никого не было. Но ощущение чьего-то незримого присутствия, чьего-то зловещего карканья, казалось, витало в самом воздухе сырого лондонского вечера.

Глава 4

Вечер у леди Далримпл обещал быть одним из самых изысканных событий позднего лондонского сезона. Особняк на Беркли-сквер сиял тысячами свечей, отражавшихся в высоких зеркалах и хрустальных подвесках люстр. Воздух был густ от аромата дорогих духов, горячего воска, экзотических цветов (сама хозяйка славилась страстью к орхидеям) и роскошных блюд, подаваемых армией ливрейных слуг. Звучала легкая музыка, смех был приглушенным, изысканным, беседы – виртуозно отточенными. Все дышало безупречным вкусом и огромным богатством.

Элла, в новом платье из бледно-сиреневого атласа, расшитого серебристыми нитями, напоминавшими лунный свет, чувствовала себя не участницей празднества, а осужденной, ведущей свою последнюю прогулку перед казнью. Планы леди Агаты, о которых она догадывалась все больше, тяжким камнем лежали на душе. Тетушка сегодня была особенно оживлена и любезна, ее стальные глаза постоянно выискивали в толпе две цели: высокую мрачную фигуру лорда Блэкриджа и легкомысленную группу вокруг леди Эмили Фокс и ее брата, капитана Фокса. Элла видела, как миссис Дженкинс, тенью скользящая среди гостей, что-то шепчет на ухо пьянеющему капитану Фоксу, как «случайно» оброненный леди Эмили носовой платок тут же подхватывается другой служанкой и уносится в направлении, противоположном отхожему месту. Каждый такой взгляд, каждое движение горничной усиливали тревогу Эллы до почти невыносимого уровня. Она знала – ловушка готовится. И она – приманка.

Лорд Блэкридж появился поздно. Он стоял у края бальной залы, возле колонны, словно стараясь слиться с мрамором. Одетый во все черное (фрак, жилет, галстук), он казался воплощением ночи, случайно заглянувшей в этот сверкающий мир. Его взгляд, как обычно, был отстранен, но сегодня в нем Элла уловила что-то новое – напряженную настороженность, словно он чувствовал нездоровую атмосферу заговора, витавшую в воздухе. Он почти не общался, лишь изредка отвечая односложно на обращенные к нему реплики. Его присутствие действовало на окружающих как ледяной сквозняк – люди инстинктивно отодвигались, создавая вокруг него пустое пространство.

Леди Агата, заметив его, немедленно приступила к действию. Она подвела Эллу к группе, обсуждавшей последнюю выставку Королевской Академии, искусно расположившись так, что Себастьян оказался в поле зрения.

– …а этот пейзаж Тернера, дорогая леди Эвелин, – голос леди Агаты звучал чуть громче обычного, – просто дышит бурей! Такая мощь, такая стихийность! Совершенно захватывает дух! Не правда ли, Элла? – Она повернулась к племяннице, ловко заслонив ее от других собеседников и как бы случайно обращая ее лицом в сторону лорда Блэкриджа. – Ты ведь тоже ценишь силу природы в искусстве?

Элла, чувствуя себя марионеткой, пробормотала что-то невразумительное. Ее взгляд невольно скользнул по Себастьяну. Он смотрел прямо на нее. И в его темных глазах не было ни любопытства, ни вежливости. Был холодный, аналитический интерес хищника, изучающего расставленную сеть. Этот взгляд заставил Эллу похолодеть внутри. Он знает, – мелькнула у нее мысль. Он видит игру.

Именно в этот момент леди Агата сделала едва заметный жест веером. Миссис Дженкинс у двери в сад ответила почти незаметным кивком.

Леди Агата вдруг беспокойно тронула свою шею.

– О, небеса! Элла, дорогая, похоже, я обронила в саду свое колье! Какая же я неловкая! Эти бестолковые слуги вряд ли отыщут его или прикарманят. – Она повернулась к Элле с преувеличенной тревогой. – Надо немедленно найти! Не могла бы ты помочь мне? Сад невелик, но в темноте… Иди, дитя, поищи у фонтана или в беседке роз. Я присмотрю за твоей сумочкой. Только побыстрее, пока его случайно не обнаружил кто-нибудь другой! Это фамильная драгоценность! – Она сунула Элле в руки маленький фонарик-свечу в серебряном подсвечнике, который «случайно» оказался у нее под рукой. Взгляд ее при этом был стальным: Иди.

Протест замер на губах Эллы. Отказаться сейчас, на глазах гостей, значило вызвать скандал немедленно и неконтролируемый. Сжав подсвечник до побеления костяшек, она с безупречным видом покорной племянницы кивнула.

– Конечно, тетушка. Я поищу. – Голос ее был ровен, но внутри все дрожало. Она бросила последний взгляд на группу. Лорд Блэкридж все так же стоял у колонны, но его взгляд блуждал где-то далеко, не замечая, как девушка уходит прочь из залы. Леди Эмили Фокс хихикала, глядя в ее сторону, капитан Фокс, явно под хмельком, ковырял пальцем воротник, поглядывая на дверь в сад. Маховик был запущен.

Выйдя в сад, Эллу охватила влажная прохлада и густой аромат ночных цветов. После ослепительного зала здесь царил мягкий полумрак, разорванный редкими фонарями вдоль главных аллей. Лунный свет, пробиваясь сквозь дымку, серебрил листву. Где-то журчал фонтан. Было красиво и… смертельно опасно. Элла предполагала, что колье искать не нужно. Ее задача – блуждать в темноте, пока ее не «найдут» в нужном месте. Но где оно? Инстинктивно желая отсрочить неизбежное, она свернула не к освещенному фонтану, а вглубь сада, на узкую, заросшую тропинку, где фонари были реже, а тени – гуще и холоднее.

Она шла почти наугад, свет ее свечи дрожал, отбрасывая неверные тени. Где-то в кустах резко чирикнула птица, заставив ее вздрогнуть. Ветка хлестнула по щеке. Элла остановилась, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу. Она была в глухом углу сада. Тишина давила, нарушаемая лишь шелестом листьев и ее собственным дыханием. Впереди виднелся темный контур – старая беседка, увитая плющом или диким виноградом. Убежище? Она ускорила шаг.

***

Элла почти достигла беседки, когда из густой тени старого тиса прямо перед ней возникла высокая фигура. Она вскрикнула от неожиданного ужаса, едва не выронив подсвечник. Свеча погасла от резкого движения.

– Мисс Хартли? – раздался низкий, узнаваемый голос. Лорд Блэкридж. Он стоял в двух шагах, его лицо в лунном свете было резким и напряженным. – Что вы здесь делаете? В такой глуши? – Его голос звучал не гневно, а резко, почти тревожно. Он озирался, словно ожидая подвоха из темноты.

– Я… я ищу колье тетушки, она, видно, обронила его где-то в саду, – прошептала Элла, чувствуя, как дрожь пробирает ее. – Леди Агата просила… – Она не могла вымолвить больше. Стыд и страх сковали горло.

– Колье? – Он усмехнулся коротко и сухо. – В самом темном углу сада? Неудачный выбор места для поисков, мадам. – Он сделал шаг вперед, не для угрозы, а чтобы лучше видеть ее в полумраке. Элла инстинктивно отпрянула. – Вам следует немедленно вернуться в дом. Сейчас же. Здесь… неуютно. – Он бросил еще один настороженный взгляд в темноту за ее спиной.

– Но… но колье… – попыталась она возразить, понимая абсурдность ситуации.

– К черту колье! – его голос сорвался на шепот, но в нем прозвучала сталь. – Это ловушка, мисс Хартли. И вы в центре нее. Идите. Я последую за вами на расстоянии, чтобы убедиться… – Он не договорил, но смысл был ясен: чтобы убедиться, что с ней ничего не случится по пути и чтобы не быть с ней вместе.

– Но что вы здесь делаете? – вдруг спросила Элла. Неприятная догадка кольнула в груди.

– Полагаю, то же, что и вы. Леди Агата… Бывает весьма убедительна. И отказать в поиске ее драгоценности перед всем светом было бы слишком… опрометчиво. А теперь, идемте же, быстрее, пока…

Они не успели сделать и трех шагов по направлению к дому, как из-за поворота аллеи, ведущей как раз от беседки, хлынул свет фонарей и громкие голоса.

– …я точно слышала тут взвизг! – пронзительно трещала леди Эмили Фокс. – Или это была сова? Нет, слишком человечно! Наверняка кто-то напугал бедную мисс Хартли! Мы обязаны проверить!

– Да брось ты, Эми! – громко и пьяно бубнил капитан Фокс. – Наверняка кошка… Или садовник с горничной пошаливают! Ха! Лучше вернемся к шампанскому!

– Ни за что! Это наш долг! – настаивала леди Эмили. – Эй! Кто здесь? Все в порядке?

Лучи фонарей вырвали Эллу и Себастьяна из темноты. Они стояли на узкой тропинке, совсем близко друг к другу – Элла, бледная как полотно, с погасшим подсвечником в дрожащей руке, Себастьян – в нескольких шагах от нее, но в лучах света казавшийся гораздо ближе. Его лицо, секунду назад напряженное, теперь стало абсолютно каменным. В глазах мелькнуло нечто страшное – не гнев, а леденящее осознание. Он понял. Понял все. И понял, что опоздал. На миг в его взгляде читался чистый, животный ужас человека, увидевшего неминуемую гибель.

– Ага! Вот же они! – заорал капитан Фокс, тыча пальцем. – Лорд Блэкридж! И… мисс Хартли! Боже правый! В такой темноте! И одни!

– Ох! – вскрикнула леди Эмили, драматически прикладывая веер к груди, но ее глаза сверкали ликующим злорадством. – Лорд Блэкридж! Мисс Хартли! Вы… вы здесь? Вместе? В такой… уединенной части сада? И в почти полной темноте? Боже мой, мисс Хартли, вы выглядите перепуганной до смерти! Что случилось? Он вас… напугал?

К ним уже спешили другие гости, привлеченные шумом. Шепот, как змеиный шелест, пополз по толпе: "Блэкридж… Хартли… в саду… одни… темнота… она дрожит… он так близко…"

Себастьян замер. Весь его вид излучал ледяное, смертоносное спокойствие, но Элла, стоявшая ближе всех, видела, как дрогнула его нижняя челюсть, как сжались кулаки у бедер. Он медленно перевел взгляд с леди Эмили на Эллу. В его глазах не было ненависти к ней. Там было нечто худшее: глубочайшее презрение к ситуации, к себе за то, что попался, и… страшная, гнетущая обреченность. Он понял, что игра проиграна.

– Ничего не случилось, леди Эмили, – произнес он громко, его бархатный голос резал шепот, как нож. Звучало это не как оправдание, а как констатация бесполезности любых слов. – Мы с мисс Хартли столкнулись минуту назад. Оба каким-то чудесным образом были посланы искать колье леди Агаты. – Это была настоящая правда, но она слишком запоздала и казалась неубедительной перед разгоряченной толпой, жаждущей скандала.

– О, конечно, конечно! – язвительно воскликнула леди Эмили. – "Случайно"! И как… своевременно вы ее нашли, лорд! Практически в объятиях темноты! И без свидетелей!

– Капитан! Сударыня! – раздался резкий голос леди Агаты, пробивающейся сквозь толпу. Ее лицо изображало шок и материнскую тревогу. – Что случилось? Элла! Дитя мое! Ты дрожишь! Лорд Блэкридж, что произошло? – Она бросилась к племяннице, обнимая ее, но ее стальные глаза метали молнии торжества.

Себастьян посмотрел на Эллу. Она стояла, прижавшись к тетке, бледная, дрожащая, с глазами, полными слез стыда, ужаса и немого извинения, которое он не хотел видеть. Затем он посмотрел на нарастающую толпу гостей, на их любопытные, жадные, осуждающие лица. Скандал, которого он так боялся, которого избегал годами, настиг его. И теперь ему предстояло заплатить самую высокую цену. Холодная ярость, смешанная с горькой иронией, поднялась в нем.

Он выпрямился во весь свой рост, его мрачная фигура доминировала над толпой. Он окинул собравшихся взглядом, полным такого бездонного презрения, что даже леди Эмили на мгновение присмирела.

– Обсуждение окончено, – произнес он тихо, но так, что было слышно каждому. Звук его голоса заставил смолкнуть шепот. – Ситуация, как вы видите, компрометирующая. Причины и следствия… не имеют значения перед лицом факта. – Он сделал паузу, его взгляд упал на Эллу. В нем не было нежности, лишь тяжесть неизбежного. – Мисс Хартли, позвольте проводить вас обратно. Вам явно требуется покой. – Он подал ей руку. Не как рыцарь даме, а как тюремщик осужденному – формально, холодно, без прикосновения к ее дрожащим пальцам, лишь предлагая предплечье.

Элла, едва держась на ногах, машинально положила ледяные пальцы на его черный рукав. Она чувствовала, как на нее смотрят десятки глаз – осуждающих, злорадных, любопытных. Ее репутация была растоптана. Будущее висело на волоске. И единственным человеком, который мог спасти ее от окончательного падения, был этот мрачный, ненавидящий, казалось, весь мир человек, чья жизнь только что была разрушена ее теткой. Он вел ее сквозь строй шепчущихся гостей обратно к ослепительному, немилосердному свету бальной залы и неминуемой расплате. За спиной нарастал гул, а в ушах у Эллы звенела лишь ледяная тишина его отчаяния и ее собственный стыд. Ловушка захлопнулась для них обоих.

Глава 5

Утро, наступившее после катастрофического вечера у леди Далримпл, не принесло Элле облегчения. Солнечный свет, льющийся в окна Голубой комнаты особняка леди Агаты, казался насмешкой. Он золотил шелковые обои, играл на хрустальных подвесках люстры, но не мог рассеять ледяную тяжесть, сковывавшую сердце Эллы. Она сидела у окна, бесцельно глядя на оживленную Харли-стрит, но не видя ни экипажей, ни нарядных прохожих. Перед глазами стояло одно: мрачная фигура лорда Блэкриджа в садовом полумраке, его каменное лицо, пронизанный презрением и обреченностью взгляд, и – самое страшное – та леденящая тишина, что воцарилась после его слов: «Обсуждение окончено».

В ушах звенел шепот гостей, хихиканье леди Эмили Фокс, громкий голос капитана Фокса. Скандал, как паутина, уже опутал весь Лондон. Элла представляла, как сейчас в гостиных, за утренним чаем, перемывают косточки ей и «Черному Лорду». «Мисс Хартли, пойманная в саду наедине с Блэкриджем! В темноте! Дрожала, бедняжка! Он, говорят, так и смотрел, будто хотел ее прикончить!» Репутация ее была уничтожена. Не только ее. Репутация семьи Хартли, и без того балансировавшей на грани, теперь рухнула в пропасть окончательно. Мысль о родителях в Девоншире, которые, наверное, уже получили первые ядовитые письма от «доброжелателей», заставляла слезы жгуче выступить на глазах. Она их подвела. Провалила свою единственную миссию самым постыдным образом.

Дверь в комнату распахнулась без стука. Леди Агата Монтегю вошла, подобно фрегату, входящему в покоренную гавань. Утреннее платье из серого репса с серебряной вышивкой сидело на ней безупречно, лицо сияло не столько здоровым румянцем (тщательно наведенным), сколько глубокой, не скрываемой удовлетворенностью. В руках она несла небольшой серебряный поднос с чашкой шоколада и газетой.

– Доброе утро, дитя мое! – ее голос звенел неестественной бодростью. – Надеюсь, ты отдохнула после вчерашних… волнений? Я велела подать тебе шоколад в постель, но Бриджес сказал, ты уже встала. И правильно! Сегодня важный день! Очень важный!

Она поставила поднос на столик рядом с Эллой. Запах густого, сладкого шоколада, обычно столь приятный, сейчас вызвал у Эллы легкую тошноту.

– Важный день, тетушка? – Элла с трудом выдавила слова. Голос звучал чужим, предательски дрогнувшим. – После вчерашнего… Разве теперь может быть что-то важнее всеобщего позора?

Леди Агата фыркнула, усевшись напротив в кресло с прямой спинкой, словно на трон.

– Позор? Фи, дитя мое! Какие мещанские понятия! То, что случилось, было не позором, а… неизбежным стечением обстоятельств. Немного драматичным, да, но на то были причины! – Она развернула газету с театральным жестом. – И вот, видишь ли, плоды! Смотри!

Она протянула Элле газету «The Morning Post». В разделе светской хроники, обведенное жирным карандашом, красовалось краткое, но убийственное сообщение:

«Со вчерашнего вечера все светское общеление Лондона взволновано необычайным происшествием, имевшим место на балу у леди Далримпл. Мисс Э.Х., недавно представленная обществу под патронажем одной известной дамы, была обнаружена глубокой ночью в удаленной части сада в обществе лорда С.Р., владельца мрачноватой репутации поместья Блэкридж-Холл в Йоркшире. Оба были застигнуты врасплох группой гостей во главе с капитаном Ф. и его сестрой, леди Э.Ф. Мисс Х. выглядела крайне расстроенной, лорд Р. – непроницаемым. Причины их уединенного променада остаются предметом оживленных спекуляций. Несомненно, данному инциденту будет дано достойное разрешение в соответствии с принципами чести и приличия, столь ценимыми в нашем обществе».

Элле показалось, что земля уходит из-под ног. Текст был написан эвфемистично, но смысл его был ясен как день: она скомпрометирована. Безвозвратно. Слова «удаленная часть сада», «глубокая ночь», «уединенный променад», «спекуляции» – все это было клеймом. Она подняла глаза на леди Агату, в которых читались немой укор и ужас.

– «Достойное разрешение»? – прошептала Элла. – Что это значит?

– Это значит, моя дорогая, – леди Агата отхлебнула шоколада с видом знатока, наслаждающегося редким вином, – что лорд Себастьян Рейвенскрофт, как джентльмен и человек чести, не имеющий, к счастью, склонности к бегству от ответственности, обязан предложить тебе руку и сердце. И он это сделает. Сегодня. Вот почему день так важен.

Элла вскочила, отбросив газету, как паука.

– Нет! – вырвалось у нее. – Тетушка, вы не можете быть серьезны! Он… он меня ненавидит! Он, наверняка, считает меня соучастницей этой… этой ловушки! Жениться на мне? Это будет не брак, а каторга! Для нас обоих! И… и для чего? Чтобы спасти мою уже разрушенную репутацию? Ценой его свободы и… и моего будущего счастья?

– «Счастья»? – Леди Агата подняла бровь с изысканным скепсисом. – Милое дитя, счастье – понятие весьма растяжимое. Счастье – это когда твои родители не выбрасываются на улицу из родового гнезда. Счастье – это когда ты носишь титул графини и владеешь одним из самых больших состояний в Англии. Счастье – это уверенность и положение в обществе, которое не поколеблют никакие сплетни после брака с лордом Блэкриджем! А что касается его ненависти… – Она махнула рукой. – Мужчины. Они злятся, дуются, а потом привыкают. У тебя есть ум, миловидность и, я надеюсь, достаточно такта, чтобы растопить этот лед. Со временем. Главное – войти в дверь, которую я для тебя открыла. Нет, выбила.

– Я уверена, он считает меня лгуньей и интриганкой! Как я могу жить под одной крышей с человеком, который меня презирает?

– Он сделает тебя своей женой, – холодно парировала леди Агата. – Это его долг перед своей честью и твоей пошатнувшейся репутацией. А долг, милая Элла, превыше личных чувств. Поверь, он это понимает лучше многих. Его фамильная гордость не позволит поступить иначе. Что же до презрения… – Она усмехнулась. – Найди мужчину, который не считает свою жену хоть немного глупой или надоедливой. Это неотъемлемая часть супружеской жизни. Ты справишься.

Прежде чем Элла успела найти новые возражения, в дверь почтительно постучали. Вошел Бриджес, лицо его было непроницаемо, но в глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие, когда он взглянул на Эллу.

– Миледи, мисс, – произнес он, кланяясь. – Его светлость, лорд Блэкридж, почтил вас визитом. Он ожидает в Малой Гостиной.

Леди Агата сияла.

– Прекрасно, Бриджес! Просите его светлость подождать буквально минутку. Мисс Хартли приведет себя в порядок и присоединится к нам. – Она встала, поправляя складки платья. – Ну, дитя? – Она бросила Элле повелительный взгляд. – Соберись. Твой будущий супруг ждет. Помни: спокойствие, достоинство, благодарность. Никаких истерик и глупых возражений. Будущее Хезелмира начинается сейчас.

Малая Гостиная особняка леди Агаты была образцом изысканности: нежно-голубые стены, мебель в стиле ампир с позолотой, камин из белого мрамора, китайские вазы с нежными цветами. Но атмосфера в ней была ледяной. Когда Элла, одетая в простое платье из светло-серого муслина (нарочитая скромность казалась ей единственно возможной), вошла вслед за тетушкой, ее словно ударило волной холода, исходившей от высокой, неподвижной фигуры у окна.

Лорд Себастьян Рейвенскрофт стоял спиной к комнате, глядя на улицу. Он был одет с безупречной, мрачной элегантностью: черный фрак, черный жилет, черный галстук, белоснежная рубашка. Казалось, он впитал в себя все тени комнаты. Он не обернулся сразу, когда они вошли, давая Элле время ощутить всю тяжесть его молчаливого присутствия. Леди Агата заговорила первой, ее голос был медовым, но с отчетливой стальной ноткой.

– Лорд Блэкридж! Какая честь! Благодарю вас за столь скорый визит. Мы… глубоко ценим ваше внимание к этому деликатному вопросу.

Он медленно повернулся. Его лицо было маской из бледного мрамора, лишенной каких-либо эмоций. Темные глаза, глубоко посаженные, смотрели прямо на Эллу, и в них не было ни гнева, ни ненависти – лишь бездонная, утомленная пустота и холодная оценка. Он слегка склонил голову в сторону леди Агаты, не удостоив ее взглядом.

– Леди Агата. Мисс Хартли. – Его низкий, бархатистый голос звучал ровно, без интонаций.

Наступила тягостная пауза. Леди Агата поспешила ее заполнить.

– Мы, разумеется, всецело полагаемся на ваше чувство чести и благородство, лорд. Случившееся вчера… печальное недоразумение, усугубленное злоязычием света. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Репутация моей дорогой племянницы…

– Репутация мисс Хартли, – перебил ее Себастьян, его голос оставался ровным, но в нем прозвучала сталь, – как и моя собственная, претерпела необратимые изменения. Обсуждение причин и следствий, леди Агата, считаю излишним и бесплодным. Факты требуют действий.

Он сделал шаг вперед, по направлению к Элле, но не к ней. Его движение было скорее вынужденным, как шаг к эшафоту. Он остановился на почтительном расстоянии, его взгляд, тяжелый и неумолимый, был прикован к ее лицу. Элла чувствовала, как дрожь пробегает по спине, но из последних сил старалась держать голову высоко, глядя ему куда-то в область воротника.

– Мисс Хартли, – начал он, формально, словно зачитывая сухой юридический документ. – Вчерашние события, раздутые до неприличия праздным светом, поставили нас обоих в крайне затруднительное положение. Ваша репутация серьезно пострадала. Моя честь поставлена под сомнение. В обществе, где мы вынуждены жить, существует лишь один способ восстановить, хотя бы внешне, поруганную добродетель и удовлетворить лицемерные требования приличия.

Он сделал небольшую паузу. Воздух в комнате казался густым, как сироп. Леди Агата замерла, едва дыша. Элла сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Поэтому, мисс Хартли, – продолжил Себастьян, его голос не дрогнул ни на йоту, – я вынужден предложить вам свою руку и имя. Стать моей женой. Это единственный выход из создавшегося положения, который хоть как-то соответствует понятиям света о чести и долге.

Предложение прозвучало не как мольба или даже просьба. Оно прозвучало как приговор. Холодный, неизбежный, лишенный всякой надежды. Элла почувствовала, как слезы подступают к горлу. Она хотела крикнуть «Нет!», броситься вон из комнаты, но ноги словно приросли к ковру. Мысль о родителях, о Хезелмире, о позоре, который обрушится на них, если она откажется, сковывала волю сильнее цепей.

Леди Агата не выдержала паузы.

– Элла, дитя мое! – воскликнула она с преувеличенной нежностью, подходя и беря племянницу за руку (Элла почувствовала, как та дрожит). – Ты слышишь? Его светлость проявляет величайшую щедрость и благородство! Это… это счастливейший момент!

Элла молчала. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Себастьяном. В его темных глазах не было ни капли тепла, ни намека на «счастливый момент». Была лишь бездна усталости и что-то еще… глубокая, невысказанная горечь.

– Мисс Хартли, – повторил он, настаивая на ответе. Его голос стал чуть тише, но не мягче. – Я жду вашего решения.

Элла сделала глубокий вдох, пытаясь прогнать дрожь и ком в горле. Голос, когда она заговорила, звучал тихо, но удивительно четко в гробовой тишине комнаты.

– Я… я понимаю тяжесть положения, в которое мы попали по воле обстоятельств, милорд. – Она избежала слова «ловушка». – И я… ценю проявленную вами готовность следовать требованиям чести. – Она запнулась, собираясь с духом. – Поэтому я… принимаю ваше предложение.

Последние слова были сказаны почти шепотом, но они прозвучали как гром. Леди Агата издала сдавленный звук торжества, быстро прикрыв рот веером. Лицо Себастьяна осталось непроницаемым. Лишь легкое, едва заметное движение век выдавало… что? Облегчение? Или новую волну отчаяния?

– Хорошо, – произнес он просто. – Тогда позвольте обсудить практические детали. Церемония должна состояться как можно скорее, чтобы пресечь сплетни в зародыше. Через три дня. Здесь, в Лондоне, в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Свидетелями со стороны невесты, я полагаю, будут леди Агата и ее доверенное лицо. Со своей стороны я предоставлю своего адвоката и управляющего. Детали брачного контракта будут согласованы между моим поверенным и… леди Агатой, – он бросил быстрый, ничего не значащий взгляд на тетку, – как представляющей интересы мисс Хартли. Он будет стандартным: обеспечение для вас на случай вдовства, личные средства.

Он говорил о браке как о деловой сделке, что, в сущности, так и было. Элла слушала, чувствуя себя предметом торговли.

– После церемонии вы немедленно отправитесь в Блэкридж-Холл, – продолжил Себастьян. – Я проследую отдельно верхом, дабы быстрее прибыть на место и подготовить поместье к вашему прибытию. Вам же будет предоставлен экипаж и надежная охрана.

– О, лорд Блэкридж, – вступила леди Агата, сияя, – вы столь предусмотрительны! Элла, разумеется, будет вам бесконечно признательна за заботу! А теперь, – она потерла руки, – нам нужно обсудить гардероб для церемонии! И гостей… Хотя, учитывая обстоятельства, возможно, стоит ограничиться самым узким кругом?

– Минимальным кругом, – поправил ее Себастьян ледяно. – Чем меньше свидетелей, тем лучше. Это не праздник, леди Агата. Это формальность.

Его слова, как пощечина, заставили Эллу вздрогнуть. Леди Агата лишь надула губы, но промолчала. Себастьян повернулся, чтобы уйти. Его дело здесь было закончено.

– Лорд Блэкридж, – тихо сказала Элла, заставляя его остановиться у двери. Он медленно обернулся, вопросительно подняв бровь. Она сделала шаг вперед, игнорируя предостерегающий взгляд тетки. – Я… хочу поблагодарить вас. За… за ваше благородство. Я понимаю, что это… нелегко для вас.

Он смотрел на нее несколько секунд. Его лицо оставалось каменным. Затем он слегка кивнул, не произнеся ни слова благодарности, ни слова утешения. Его молчание было красноречивее любых речей.

– До свидания, мисс Хартли, – произнес он формально. – Леди Агата. Мои люди свяжутся с вами относительно контракта и церемонии.

Он повернулся к двери. Леди Агата, видя, что он уходит, бросилась вперед.

– Позвольте вас проводить, лорд! Я всего на минутку! Элла, дорогая, подожди меня здесь!

Она выпорхнула за Себастьяном в коридор, притворив дверь. Элла осталась одна посреди роскошной, холодной гостиной. Она подошла к камину, оперлась о мраморную полку, чувствуя, как ноги подкашиваются. Это случилось. Она обручена. С человеком, который ее презирает. Спасение для Хезелмира было куплено ценой ее свободы и, возможно, души. Горечь подступила к горлу.

За дверью послышались приглушенные голоса. Леди Агата что-то говорила быстро, льстиво. Голос Себастьяна отвечал односложно. Затем шаги затихли – тетушка проводила его до выхода. Элла закрыла глаза, пытаясь унять дрожь.

Внезапно дверь гостиной снова открылась. Элла обернулась, ожидая увидеть леди Агату. Но в дверном проеме стоял Себастьян Рейвенскрофт. Он вернулся. Бесшумно, как тень.

Он быстро вошел, закрыв за собой дверь. Его движение было стремительным, целенаправленным. Прежде чем Элла успела опомниться или вскрикнуть, он оказался в шаге от нее. Непривычная близость, его высокая, мрачная фигура, нависшая над ней, его запах – холодный, как осенний лес, смешанный с кожей и чем-то неуловимо горьким – все это парализовало ее. Он наклонился так, что его губы почти коснулись ее уха. Его дыхание было горячим, резко контрастирующим с ледяным тоном его шепота. Шепот был тихим, но каждое слово врезалось в сознание, как отточенный клинок:

– Поздравляю, мисс Хартли. – Голос его был насыщен язвительной горечью. – Ваша тетушка – гений интриг. Ее план исполнен блестяще. Вы получили своего богатого мужа. Ваша семья спасена от нищеты. Ваша разрушенная репутация будет прикрыта титулом графини.

Он сделал микроскопическую паузу, дав этим словам проникнуть в самое нутро, вызвав жгучую волну стыда.

– Но позвольте мне прояснить кое-что, пока еще не поздно, – его шепот стал еще тише, еще опаснее, почти змеиным. – Ваша бедность, ваша запятнанная честь – это ничто. Сущая безделица по сравнению с тем, что ждет вас в Блэкридж-Холле. Вы думаете, что выиграли? Вы лишь подписали себе приговор. Там, среди болот и древних камней, вы очень, очень горько пожалеете о том дне, когда согласились стать моей женой. Если бы у вас был хоть проблеск разума, вы бы бежали отсюда сейчас же, невзирая на позор. Но вы не побежите. И вам останется лишь вкушать плоды вашей «победы». Наслаждайтесь ими, пока можете.

Он выпрямился так же резко, как и наклонился. Его темные глаза, в упор смотрели на нее. Она замерла, словно парализованная, чувствуя, как ледяная волна страха смывает все остальные чувства.

Он не стал ждать ответа. Не поклонился. Просто резко развернулся и вышел из гостиной, оставив дверь открытой. Через мгновение в проеме появилась запыхавшаяся леди Агата.

– Элла? Что случилось? Я только проводила его светлость… А он вернулся? Зачем?

Элла не могла вымолвить ни слова. Она лишь покачала головой, прижимая руки к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Предупреждение? Угроза? Слова «приговор», «горько пожалеете», «болота и древние камни» звенели в ушах, смешиваясь с карканьем воронов из ее кошмаров. Что скрывалось за стенами Блэкридж-Холла? Что он имел в виду? Запрет ли он ее в поместье, не давая даже выйти на прогулку? Или убьет и утопит в болоте, всему свету сославшись на несчастный случай?

– Ничего, тетушка, – наконец прошептала она, отворачиваясь к окну, чтобы скрыть дрожь губ и страх в глазах. – Он… он просто уточнил детали отъезда.

Леди Агата не выглядела убежденной, но решила не давить. Птичка уже была в клетке, ключ повернут.

– Ах, ну что ж, – сказала она, принимая довольный вид. – Значит, все решено! Теперь за дело! Гардероб, приданое (ну, символическое, конечно), приглашения… О, я уже вижу тебя, моя дорогая, в подвенечном платье! Скромном, но элегантном! И после церемонии… Блэкридж-Холл! Представляешь? Ты будешь его хозяйкой!

Элла смотрела в окно. По улице катился наемный экипаж. На мгновение ей показалось, что на его крыше сидит большой черный ворон. Она зажмурилась. Когда открыла – крыша была пуста. Но ощущение надвигающейся тьмы, предсказанной ледяным шепотом лорда Блэкриджа, уже сомкнулось вокруг нее, неотвратимое и холодное, как могила. Ее «спасение» обернулось величайшей опасностью, и пути назад не было.

Глава 6

Путь в Йоркшир казался Элле бесконечным погружением в иной, мрачный мир. Веселая зелень Хартфордшира и Ноттингемшира сменилась холмистыми равнинами Йорка, а затем – все более угрюмыми, открытыми пространствами, где редкие деревья гнулись под порывами холодного ветра, дувшего с Северного моря. Небо затянуло низкими, свинцовыми тучами, из которых скупо моросило. Воздух стал влажным, пропитанным запахом торфа, сырой земли и чего-то древнего, забытого. Элле казалось, что сама природа оплакивает ее судьбу.

Экипаж лорда Блэкриджа, мощный и черный, как гроб на колесах, катился с монотонной быстротой. Внутри было просторно, обито темным бархатом, но комфорт не мог рассеять ледяной гнет, сковывавший Эллу с момента отъезда из Лондона. Церемония три дня назад в церкви Святого Георгия была краткой, безрадостной и почти безмолвной. Себастьян Рейвенскрофт произносил клятвы ровным, бесстрастным голосом, глядя куда-то поверх головы священника. Элла отвечала дрожащим шепотом, чувствуя на себе тяжелые взгляды свидетелей – леди Агаты, сияющей как победительница, адвоката лорда, похожего на стервятника, и угрюмого управляющего поместьем, мистера Гровера. Ни цветов, ни музыки, ни поцелуя. Обмен кольцами – холодное прикосновение его пальцев – стал лишь формальным подтверждением кабалы.

Леди Агата, провожая ее у экипажа, обняла с театральной нежностью: «Будь умницей, дитя! Пиши! Помни, ты теперь графиня Рейвенскрофт!» Но в ее глазах Элла прочла лишь удовлетворение от удачно завершенной сделки. Себастьян, как и обещал, уехал раньше на своем вороном жеребце, даже не попрощавшись. Элла осталась одна в черном экипаже, охраняемом двумя суровыми верховыми в ливреях с гербом Рейвенскрофтов – стилизованным вороном на щите. Одиночество было абсолютным и пугающим. Слова мужа, которые он прошипел на ухо перед отъездом, звенели в ушах жутким набатом: «Очень жаль, что вы оказались слишком глупы, чтобы передумать».