Читать онлайн Тени Мертвецов: Рассвет Надежды бесплатно
 
			
					Начало
Меня зовут Артём Семёнов. И я помню как всё началось. Это началось в 2023-м. Не с войн. Не с небес. А с болезни. Сначала просто новости о вспышке неизвестного вируса в Петербурге. Я сидел в москве. В окне отражение экрана. И мама, которая пекла блины в последний раз. Через три дня сообщили: больные умирают. Быстро. Без шансов. А потом хуже – они возвращались. Не как люди. Как твари. Голодные. Злые. В глазах ничего. Только голод. И они кусали – не чтобы убить а чтобы сожрать. До костей. Те кого кусали – падали. И потом вставали став такими же как они. Животные тоже. Собаки. Кошки. И даже Птицы. Петербург ̶̶̶̶̶̶̶̶̶ мой дом ̶. Стал эпицентром. Я пытался вернуться. На машине. На поезде. Даже пешком ̶̶̶̶̶̶̶̶̶ почти дошёл. Но на въезде военные. Город закрыт. Ни входа. Ни выхода. Я стоял. Смотрел на табличку «Добро пожаловать в Санкт-Петербург» И знал. Я больше не войду. Через месяц город сгорел. Не огнём. Бомбами. Я смотрел, как по телевизору показывают обломки. Небоскрёбы – как карточные домики. Дым до самых облаков. А потом – я смеялся. Горько. Потому что понял. Никого это не спасло. Вирус уже был везде. Через два месяца – вся страна. Через пол года – весь мир. К 2025-му не осталось стран. Остались только зоны. Где военные стреляли. Где танки переворачивали как игрушечные. Где заражённые стали сильнее. Быстрее. Умнее. Они менялись. А мы – нет. И мир погрузился во тьму. Но я выжил. Потому что не сдался. Потому что помню. И потому что знаю: это ещё не конец.
Глава первая. Последний кофе
Пять лет минула с тех пор, как мир перестал быть тем, чем он был. С 2023 года, с той вспышки в Петербурге, с тех первых заражённых, с тех первых бомб – всё пошло под откос. К 2028-му не осталось стран. Остались только зоны, банды, заражённые, и те, кто ещё держался.
14 июня. Сибирский федеральный округ. Вечер.
Микроавтобус, весь в царапинах и грязи, медленно полз по разбитой дороге. В нём шесть человек. Катя с двумя детьми – Женя, десять лет, и Пашей, двенадцать лет.
Саша – девятнадцать, ещё совсем молодой парень, но смотрит старше своих лет.
Таня – двадцать девять, худая, с уставшими глазами, но держится.
Кирилл – сорок восемь, седина, шрам на брови,
руки – как у того, кто стрелял не раз. Теперь – их лидер.
И Артём – двадцать шесть, из тех, кто помнит как было до.
Они ехали уже третий день. Еды – почти не было.
Воды – на глоток. Бензина – на дне.
– Надо найти место для ночлега – сказал Кирилл глядя на дорогу. – Скоро стемнеет —
Он бросил взгляд на датчик топлива.
– Бензина – на пол часа, – сказал Кирилл.
Артём глянул на датчик. Стрелка – в красной зоне. Но не на нуле. Ещё можно. Если не гнать. Если не бояться. Они ехали. Минуты тянулись дети дремали, прижавшись друг к другу. Таня смотрела в окно. Через двадцать восемь минут мотор чихнул и заглох.
– Ещё не много, – прошептал Кирилл, и машина словно всё понимая завёлся. Через пять минут – впереди: крыши. Маленькое поселение. Тихое. Ни дыма. Ни света. Машина остановилась. И больше не завелась.
– Ждите здесь, – сказал Кирилл. – Мы с Артёмом проверим.
Из под сиденья он достал АК и передёрнул затвор. Артём достал пистолет макарова и вынул магазин. Шесть патронов. Мало – но лучше, чем ничего.
Они вышли из машины. Ветер гнал пыль по дороге. Тишина.
– Ты – проверь дома справа, я – слева – сказал Кирилл, – Стреляй только в крайнем случи. Артём кивнул. Он подошёл к первому дому. Деревянная дверь – покосившаяся в трещинах. Он остановился и прижал ухо к двери. Тишина. Не та тишина, что в пустой комнате. А – тяжёлая. Как будто дом держит дыхание. Он потянул дверь и она со скрипом открылась. Один шаг – и он внутри. Сначала – нос. Он втянул воздух. Запахи: пыль, плесень, древесина, мокрый картон. Но – не трупов. Нет гнили.
Хорошо, – подумал он. – Значит, здесь не было смерти. Или она ушла давно. Он проверил комнаты – одна за другой. Темно. Окна заколочены. Он шёл, прижимаясь к стене. Глаза привыкают. Кровать. Пусто. Открыл шкаф. Пусто. Под кроватью – только пыль. На кухне холодильник. Открыл. Пусто. Ящики перевёрнуты. Пусто. Только один – застрял. Он потянул. Внутри обёртка от жвачки. Больше ничего. Он стоял посреди кухни, сжимая рукоять пистолета. Не от страха. От разочарования. Опять ничего. Он вышел и посмотрел на небеса. Солнце – уже за горизонтом. Холодный ветер нёс пыль. Он пошёл к следующему дому. Тоже самое. Тишина. Пустота. Никаких следов. Ни еды. Ни воды. Ни тепла. Шестой дом. Седьмой. В седьмом – дверь была приоткрыта. Не настежь. А – приоткрыта. Как будто кто-то ушёл, но обещал вернуться. Он вошёл. Тот же запах. Та же пыль. Но что-то было. Он прошёл на кухню. Ящики – пустые. Шкаф – перевёрнут. Но один – не дотянули. Нижний был прикрыт тряпкой. Он опустился на колени и отодвинув тряпку потянул ящик. И – увидел. Не мешок муки. Не банку тушёнки. Не бутылку воды. Но – пачку. Маленькую и квадратную. С надписью: «Юбилейное».
Печенье. Целое. Запечатанное. Он взял её в руки. Подержал и почувствовал вес. Он был – – ничтожный. Граммов двести. На одного – два дня. На шестерых – на один приём. Но – это было. Это – не пыль. Не пустота. Не разочарование. Это – еда. Настоящая, сладкая, с маслом. С воспоминанием о доме, где можно было купить печенье в магазине, не боясь, что за углом – тварь. Он сел на пол и сжимал пачку. Не от радости, а от облегчения.
Потому что теперь он может сказать: «Дети, у нас есть что-то. Не много. Но – есть».
Он встал. Спрятал пачку в карман куртки и вышел. Не оглядываясь. Потому что знал. Это – – не конец поиска. Но – начало надежды. Артём стоял у машины, прислонившись в дверце, и смотрел на темноту. Рука лежала на рукояти пистолета – привычка, как дыхание. За спиной – тишина. Дети молчали. Взрослые тоже. Все ждали возвращения Кирилла. И когда он появился, Артём сначала не поверил. Потому что Кирилл улыбался. Не криво, не с горечью, не как будто скрывает что-то. А по-настоящему. Светло. Как будто где-то в этой разрухе он нашёл не просто еду, а нечто большее.
– Ну? – спросил Артём, стараясь не выдать удивление. – Что-нибудь нашёл? Кирилл не ответил. Просто продолжал улыбаться. Так как будто сказал: «Ты не поверишь» – Я – только печенье, – сказал Артём. – Больше ничего. А ты? Кирилл кивнул. – Выводи их, – сказал он. – Сейчас увидишь.
Двери машины открылись. Один за другим – вышли. Саша, Таня, Катя. Дети – прижавшись друг к другу. Все уставшие. Все голодные. Но никто не спрашивал. Все знали: если Кирилл улыбается – улыбается значит, есть шанс. Они шли за ним по узкой улице – мимо обгоревших домов к крайнему дому слева. Деревянный, потемневший от дождей, но – целый. Крыша не провалилась. Окна – не разбиты. Внутри – тишина и пыль. Кирилл запер дверь. Артём и Саша вдвоём подтащили тяжёлое кресло, упёрли в дверь. Надёжно? Нет. Но – если кто-то придёт, они услышат. Они прошли в глубь, в кухню. И – остановились. На столе – мешок крупы. На полке – тушёнка, фасоль, горох. В углу – три большие бутылки воды. В шкафу – кастрюли, сковородки, соль, сахар, чай. Никто не закричал. Никто не запрыгал. Просто…вдохнули. Потому что они знали: шум – смерть. А радость можно выразить не крича. Артём нашёл в кладовке масляные фонари и зажёг их. Тёплый, дрожащий свет лёг на стены, на лица. Окна прикрыли простынями. Свет не выйдет. Но зато – они теперь видели друг друга. Саша и Артём принесли дрова и затопили печь. Треск поленьев – как музыка. Тепло – медленно начала расползаться по дому. Таня и Катя – начали готовить: гречку, тушёнку, чай. Запах поднялся – густой, сладкий. Дети сидели на полу и ели печенье. Медленно. Каждое как праздник. А Кирилл… Он сел в кресло у окна. Поставив кружку на подоконник. Чёрный кофе – дымиться. Первый за долгое время. Он нашёл его в старом шкафу за обоями. Банка с надписью «солнце». кто-то верил, что вернётся. А он просто заварил и пил. Медленно. Как будто это – не напиток. А память. – Вот так, – прошептал он. – жить можно. – через час еда была готова. Они сели – не за стол, На пол, вокруг плиты. Ели медленно. С благодарностью. Артём посмотрел на них – на грязные лица, на уставшие глаза, дрожащие руки, держащие ложки. Дом – прошептал он. Артём взял бутылку – пыльную, с облупленной этикеткой. Шампанское, настоящее. Кирилл нашёл его за плинтусом в кладовке, как будто кто-то знал: придут и им понадобиться этот глоток света. Он открыл с трудом. С шипением, как будто сама бутылка задышала после долгого молчания. Артём разлил всем по бокалу. Когда дошёл до Саши замялся и посмотрел на Кирилла. Тот просто улыбаясь кивнул. Как отец, который знает: ещё рано, но уже почти. И тут Кирилл встал. Не кричал, не размахивал руками. Просто встал. И все сразу замолчали. Потому что знали – сейчас будет что-то важное.
– У нас были тяжёлые дни, – сказал он. – Мы голодали. Мы теряли, мы шли по пеплу, не зная, что впереди. Но мы не сдались. Потому что верили – что-то будет.
Он поднял бокал.
– И вот – мы здесь. Мы живы. И, может быть… это начало.
Длинная пауза.
– Но мы не должны забывать тех, кого с нами больше нет. Тех, кто не дошёл. Тех, кто отдал всё, чтобы мы смогли. Давайте выпьем… за них. За друзей.
Бокалы – цок. Просто звук. Маленький, но – в этой тишине он прозвучал как колокол. Они пили. До дна. Шампанское было тёплое, газ почти выветрился. Час они сидели. Ели. Смеялись. Вспоминали.
Таня сказала:
– Раньше я злилась, что в кафе слишком долго носят кофе.
– А я, – смеясь говорил Артём – ругался, что в пицце мало сыра.
Теперь любимая еда праздник. Любая минута – подарок. Любая ночь, когда не нужно бежать чудо. Шампанское кончилось быстро. Но они не напились. Зато – расслабились. В первые за долгое время. Через два часа стали укладываться. Катя с детьми – на матрасе, которую притащили из другой комнаты. Таня – на диване, укрылась старым пледом. Артём – на полу на простыне. Рядом Саша. но спать ему не хотелось. Он подошёл к Кириллу,
– Что-то не спится, – сказал он. – Давай я посижу за тебя. Кирилл устало посмотрел на него. – Ладно. Если что разбуди .
Артём сел у окна и вспоминал прошлое. Кафе. Запах кофе. Официант, который ворчит: « сейчас принесу ».
Друзей, которые спорят: « здесь не вкусно ». Он тогда смеялся. Был счастлив и не замечал этого. Через два часа вернулся Кирилл. – Я выспался, – сказал он – Иди, постарайся поспать. – Артём встал. Пройдя мимо спящих, лёг на простыню на полу. И закрыв глаза, он уплыл в сон .
Артёма разбудил Кирилл. Тихо, шёпотом.
– Артём. Снаружи ходят какие-то твари. Буди остальных, только тихо.
Артём тихо встал. Надел свою тонкую кожаную куртку. Подошёл к каждому. Трогал за плечо, кивал – вставать. Все проснулись быстро. Никто не спрашивал. Никто не шумел. Встали, натянули куртки, надели ботинки, быстро собрали вещи. Артём и Кирилл подпёрли дверь комнаты креслом – чтобы не сдвинулась. Вдруг – хруст стекла. Разбилось окно на кухне. Потом – топот. Оно ходило у двери. Медленно. На четвереньках. Когти скребут деревянный пол. Кирилл встал у двери. Приставил автомат к плечу. Тишина. Даже дыхание на паузе. Все смотрели на дверь. Ждали. Надеялись – что оно уйдёт. И тут – Саша чихнул. Все резко обернулись. В глазах не – злость. А – страх. С той стороны раздался громкий рык. А за ним последовал удар в дверь. Кресло дёрнулось. Почти рухнуло.
– Разбей окно – сказал Кирилл. – Выбирайтесь – Артём схватил стул и разбил им окно. Осколки посыпались наружу.
– Быстро – сказал он.
Саша вылез первым. Потом Дети. Потом Таня. Потом Катя. Настало очередь Артёма. Тут – автоматная очередь. Кирилл стреляет сквозь дверь. Коротко. Точно.
– Давай, – кричит он. – – Бегите в лес. Быстро.
Артём вылез.
– А как же ты? – Кричит.
– Я догоню, – говорит Кирилл – уходите.
Они побежали к лесу. Не оглядываясь. Катя – держит девочку. Не за руку, а за запястье. Крепко. Так, чтобы не выскользнула. Девочка бежит – задыхается, но не останавливается. Не плачет. Саша бежит сам. Таня – ведёт мальчика. Он спотыкается и падает. Она – не тянет. А рывком ставит на ноги. Без слов. Глаза – не на ребёнка. Они смотрят дом. В окно. Артём бежал следом за ними. Позади – тишина. Глухая. Потом – очередь. Короткая. На три пули. И снова тишина. Но уже длиннее и тяжелее. Кирилл так и не вышел и дома. Артём добежал до леса и оглянулся – в окнах дома больше не было выстрелов. Тишина. И вдруг из окна выпрыгнуло существо. На четвереньках. Спина выгнута. Когти цепляются за землю. Второе существо следом. Быстро. Они бежали за ними. Артём остановился.
– Бегите – крикнул он, – я задержу.
Остальные побежали вперёд, в чащу. Он достал пистолет. В магазине шесть патронов. Первое существо скрылось за деревом. Второе – обходило с боку. Ловко. Как будто знает, как двигаться в лесу. Артём ждал. Целился. Когда одно показалось – выстрелил два раза. Промах. Третий выстрел. Попал. В плечо. Чёрная кровь. Существо дёрнулось, но не упало. Оба исчезли за стволами. Он посчитал: три выстрела. Значит, осталось три патрона. Тишина. Десть секунд. Пятнадцать. Потом – одно выскочило. Бежит прямо на него. Артём открыл огонь. Два выстрела. Промах. Оно скрылось. И тут – второе. Раненое. Но быстрое. Выскочило с боку. Он развернулся. Прицелился и выстрелил. Пуля попало в дерево. Тварь приближалась. Он нажал на курок – щелчок. Знак что в магазине пусто. Рука потянулась к поясу. Он вытащил нож. Ударил в вперёд. Тварь уклонилось. Нож вонзился в плечо, но не вглубь. Оно не остановилось. Удар одним движением лапы. Артём отлетел. Удар в дерево затылком. В глазах – вспышка. Потом – серый туман. Уши – в звоне. Нож в руке выскальзывает. И в этот момент – выстрел. Глухой. Ещё один. И ещё один. Артём не видит. Не понимает. Только – слышит. Ещё выстрел, и – тихий вой, как будто изнутри земли. Потом ничего. Отключился.
Глава вторая. Новый свет
Солнце светило прямо в глаза, как нож. Артём моргнул. Не сразу понял – жив ли. Голова – будто набита ватой, вески стучат, словно кто-то стучит изнутри кулаками. Он приподнялся – И увидел решётку. Тонкие прутья, ржавые, за окном. За ними – кусок неба. Чистого. Спокойного.
– Артём, ты проснулся – знакомы голос. Тёплый. Таня. Она протянула пластиковую бутылку с водой. Он сделал несколько глотков.
– Где это мы? – сказал он, возвращая бутылку.
Таня села на край кровати. Посмотрела на пол. Потом на него.
– Ночью нас спасли какие-то люди. Они прибежали на звук выстрелов. Убили тех двух тварей. И привезли сюда. Нам сказали – пока придётся побыть в карантине.
Артём огляделся. Уютная комната. Шесть двухъярусных кроватей. Чистые одеяла. Стол по середине. На нём – еда. Сухари, открытые консервы, вода, тарелки с ложками.
– Кирилл? —
Он не стал говорить больше. Просто взглянул. Таня покачала голова.
– Мы сказали им про него. Пошли вместе в тот дом. Длинная пауза. – Было уже поздно. Твари… солдаты забрали его тело. Привезли сюда. Сказали – устроят достойные проводы.
Артём не закричал. Не ударил стену. Он просто лёг. Закрыл глаза. И в Голове всё пошло назад.
Воспоминание.
Три года назад. Осень. Лес.
Шёл дождь. Артём дрожит. Он держал в руках лук. Сделанный из велосипедной рамы и тетивы от рюкзака. Кирилл стоял за спиной. Не помогает. Только говорит.
– Дыши. Смотри не на цель. Смотри на то, куда она пойдёт.
Перед ними – Кролик. Серый. С большими ушами. Он не видит Артёма. Не слышит. Просто ест траву. Артём натягивает тетиву. Он дрожит. И наконец выпускает. Стрела улетает мимо – а кролик убежал.
– Ничего, – сказал Кирилл. – В следующий раз попадёшь. А сейчас пойдём. Ты уже не боишься.
Артём не понимает. Но потом чувствует – дрожь прошла. Он не боялся. Этого и хотел Кирилл. Чтобы, убивая, он не боялся.
Настоящее
Артём лежал. Солнце светило сквозь веки. Сквозь память – слёзы. Он не плакал, но глаза – намокли.
Кирилл…
Он был не отцом. Он был – тем, кто сказал « ты не один». Кто не бросил и не убежал. Кто умер за других.
– Сашу забрали, – сказала Таня. – Говорят для дезинфекции.
Артём кивнул. Понял: они проверяют – не заражён ли он. Как будто этого мало – потерять всех, кого любил. Теперь ещё быть под подозрением. И тут – скрип. Дверь открылась и зашёл человек в белом халате. Он вошёл спокойно. В руках блокнот и ручка, с ясными глазами.
– Следующие, пожалуйста, пройдёмте, – сказал он.
– Извините, – говорит Катя, – это мои дети. Можно, я сними пойду?
– Конечно, – отвечает Халат. – Даже нужно. Проходите.
Катя берёт детей за руки и они выходят. Дверь закрывается. Слышен щелчок замка. Через сорок минут халат возвращается.
– Ваша очередь.
Таня встаёт и смотрит на Артёма. Молча кивнув уходит. Дверь – снова закрывается. Ещё час. Тишина. Потом дверь снова открылась.
– Пройдёмте – сказал тот же человек в халате.
Артём выходит. В коридоре не только халат. Рядом с ним был крепкий мужчина в камуфляжных штанах. На Нём лёгкая разгрузка, под ней – тельняшка. На бедре был пистолет. Кобура нестандартная. Артём замечает но не узнаёт. Он оглядывается. Просторный коридор. Пол – серый кафель. Свет ровный, белый, без теней. Бледные стены. Здание явно похоже на больницу, но без вывесок, без указателей. В углу скамейка. Там сидели Саша, Катя с детьми, и Таня рядом.
Увидев Артёма она помахала рукой.
– Пройдёмте сюда, – говорит халат.
Они прошли вперёд и остановились у двери.
– Вам нужно будет идти вперёд. – сказал халат. – Помойтесь и переоденьтесь. Потом проходите в крайнюю комнату.
Артём заходит, и дверь закрывается за ним. Он видит душевую. Подходит к корзине. Там лежит одежда: куртка Тани, футболка Саши, свитер Кати и вещи детей. Он снимет свою одежду и кладёт туда же. Заходит в душ и включает воду. Подставляет руку – и удивился: горячая, не слабая, не с перебоями, настоящая. Встав под душем застывает под струёй. Стоит почти час. Не двигается. Просто – чувствует воду. Как будто он в обычной жизни. Когда выходит он чувствует: тело – чистое, тёплое. Как будто не его. На полке одежда. Видимо положили для него. Он одевается и выходит в следующую комнату. Комната пустая. Стол по центру и три стула. Один – напротив стола. Два – с той же стороны, что и стол. Артём подходит и садится на стул. Спина – прямо. Руки – на коленях. Глаза – на дверь. И ждёт. В комнату вошли двое в белых халатах. Один – говорит. Другой – молчит. Они сели напротив и открыли папки. Одинаковые серые папки без надписей.
– Итак, – говорит первый, – назовите ваше полное имя.
– Семёнов Артём Алексеевич.
– Сколько вам лет?
– Двадцать шесть.
– Откуда вы, Артём?
– Из Санкт-Петербурга.
– Санкт-Петербург?!
Первый халат замер. Второй – поднял голову. Впервые.
– За всё время – впервые. Там ведь… в первый месяц всё…
Артём молчит. Смотрит вперёд.
– Вы служили в армии?
– Да. Срочная. И ещё год по контракту.
Первый переглянулся со вторым. Второй быстро делает пометку.
– Где вы встретили своих товарищей?
– В убежище «Янтарное». Где-то рядом с Уфой.
– Что случилось с этим убежищем?
– Стены прорвали, и мертвецы ворвались. Мы успели сесть в машину и уехать. С тех про – в дороге.
– Сколько человек жило в том убежище?
– Где-то тридцать.
– А сколько спаслось с вами?
– Девять. Трое погибли. Один – вчера ночью. Двое других – два месяца назад.
Последовала длинная пауза. Второй халат пишет – не отрываясь.
– Сколько времени вы были в дороге после падения вашего убежища?
– Пять… может, шесть месяцев. Я уже не знаю.
– Кем приходился вам Кирилл?
– Другом.
– Расскажите, где вы были в начале. Когда всё началось.
Артём делает вдох.
– Перед этим … я был в Москве. Когда всё стало плохо, я поехал в Питер. За родными. Но туда уже никого не пускали. Я вернулся обратно в москву. Через месяц – взрыв. Я остался в москве. И жил там два года, пока не стало хуже. Тогда запасся припасами и уехал. Я не знал, куда ехать. Потом наткнулся на «Янтарное» – и жил там три года, пока стены не прорвали. Я сбежал с остальными. Остальное – вы знаете. Тишина.
– Вы убивали людей, Артём?
Он смотрит прямо.
– Нет. Не приходилось.
Потом – длинная тишина. Первый кивает. Второй – перестаёт писать, смотрит на Артёма. Потом – снова опускает взгляд.
– Что ж, Артём, – сказал первый халат, – мы закончили. А теперь – идёмте.
Они встали. Первый – держал дверь. Второй – кивнул Артёму. Они вышли той же дорогой и привели его обратно к остальным. Никто не спрашивал. Но – взгляды встретились. И – в них – вопрос: «Ты в порядке?»
Артём кивнул. Через несколько минут, дверь, ведущая наружу, открылась тихо. Не со щелчком и не со скрипом. Просто – тихо открылась. И вошёл человек в костюме. Без спешки. Спокойный. С добрыми глазами. Костюм – не новый. Галстук – чуть криво. Но – глаза – тёплые. Усталые, и настоящие.
– Здравствуйте, – сказал он, слегка кивнув. – Меня зовут Арсений.
Он не протянул руку – понял, что не все готовы к прикосновениям. Он улыбнулся – искренне.
– Я сегодня проведу вас по убежищу. Сейчас вы пройдёте туда – и впервые за долгое время почувствуете тепло. У нас есть душ, еда, чай. И – самое главное – крыша над головой, где можно спать, не держа нож в руке. Сначала – вы познакомитесь с главой.
Потом – я покажу вам ваш дом. Он – не большой.
Но – сухой, тёплый, с кроватями. И – с полками для вещей.
Он улыбнулся. Не идеально. Устало. С морщинками у глаз.
– Ну что ж, – сказал он, – идёмте. Я пойду первым.
Артём молча стоял на месте. Всё было слишком хорошо чтобы быть правдой. Все посмотрели на него с удивлением. Арсений подошёл к нему.
Не бойтесь, – сказал он, улыбнувшись своей доброй улыбкой. – Теперь всё будет хорошо.
Артём смотрел на Арсения. Впервые за долгое время – ему захотелось разжать кулаки. Он не верил. Но – позволил себе надеяться. И они наконец вышли за дверь – к свету.
Глава третье. Мы помним
Артём вышел за Арсением. За порогом – мир. Не пепел и не руины. Не звенящая тишина. А – дорога. Прямая. С асфальтом, который местами пророс травой. По бокам – дома. Не новые, но и не разрушенные. Просто – живые. С занавесками. С вёдрами у порога. С велосипедом, прислонённым к забору.
Людей много. Но – не толпа. Они двигались, все занимались своими делами. Женщина моет бельё у бочки. Рядом лежит собака, серая, с белой грудью. Мальчишки бегают и гоняют мяч. На заборе сидит рыжая кошка. Греется, моргает. Старик сидит на лавке, чинит сапог. Рядом с ним – курица. Клевала что-то в пыли. Артём поднял глаза и остановился. Не от страха. А от – непонимания. Такое не бывает, такого не может быть. Но – было. Далеко были стены. Высокие. Из дерева, металлолома и досок. Они замыкались кольцом – вокруг всего поселения. Будто руки, сложенные вокруг чего-то хрупкого. За ними – смерть. А внутри – жизнь.
– Ну, добро пожаловать в Каргатское, – сказал провожатый. Голос – усталый. Как будто эту фразу он произносил сто раз. – У нас тут больше двух тысяч человек.
– Две тысячи? – удивлённо переспросила Таня.
– Да. Две. Тысячи. Иногда самому не верится.
Он посмотрел на Артёма. Тот молча смотрел на мальчишек, гоняющих мяч.
– Расскажу, как всё началось – сказал Арсений. – В самом начало… когда всё рухнуло… сюда приехал автобус. Из города. Остановился у магазина. Когда двери открылись – оттуда вывалились… не люди. Заражённые. Потом – паника. Потом – Тишина. Большая часть жителей погибли. А потом – стали такими же.
Он замолчал и посмотрел вдаль.
– А потом – Отец и сын из местной семьи, собрали людей. Тех кто мог бороться. Тех кто не хотел сидеть и прятаться. За неделю они очистили всё поселение. Многие погибли. Но – очистили.
Никто ничего не спрашивал. Не кивал. Просто слушали.
Они шли вдоль улицы. Арсений говорил – ровно, без пафоса. Они прошли мимо здания – одноэтажное, с большими окнами. Из приоткрытого окна тянуло густым запахом – лук, картошка, мясо. Где-то внутри – смеялись. Они прошли дальше. Запах еды всё ещё висел в воздухе – тёплый, густой, как будто прилип к одежде.
– А по площади… – тихо спросил Артём. – На сколько большое ваше убежище?
– Примерно пятьсот гектаров, – сказал Арсений. – Всё, что было – от старой трассы до леса.
Артём остановился.
– И вы… обнесли это всё стеной?
Арсений кивнул.
– Не сразу. Кусок за куском.
Арсений замолчал ненадолго. Не потому что закончил. А чтобы вдохнуть. Как будто сама память требовала паузы.
– У стен есть своя история, – сказал он тихо. – Я расскажу её позже. А сейчас… позвольте я продолжу.
Они шли вдоль улицы. И Арсений продолжил. Не как рассказчик. А как тот, кто был там.
– После зачистки… мы начали приживаться заново.
Больше половины поселения погибло. Обратилось.
Многие уехали – в город, поближе к военным. Раньше здесь жило больше трёх тысяч человек. После – осталось меньше тысячи. Первый месяц был тяжёлым. Люди скорбели. Еды – почти не было. А зима уже была близко.
Он замолчал. Где-то вдалеке – скрипнула дверь. Ветер прошёлся по дороге.
– В те дни… наши основатели снова взяли всё в свои руки. Собрали людей. И уехали. Больше ста человек – колонной. Искали еду. Через две с половиной недели вернулись. Привезли еду. Привезли людей.
Он чуть улыбнулся. Не широко. Только уголками губ. Как будто вспомнил, как все бежали их встречать.
– Зима была близко. Мы собрали все дрова, весь уголь, что нашли. Но – на всю зиму не хватило бы. Тогда основатели снова собрали людей. И поехали к угольным шахтам за Новосибирском.
Он посмотрел вдаль. Туда, где за стеной – лес. Где когда-то была дорога.
– Через месяц… приехали пять КамАЗов. До отказа заполненных углём. Когда они приехали. Все вышли их встречать. Все были рады. Смотрели и понимали: мы выживем.
Он сделал паузу. Долгую.
– Зиму пережили. Запасов хватило – с лихвой. Но… Мы не раз подвергались нападениям. Мёртвые приходили. Мы сражались. Снег был красным. За зиму… Мы потеряли несколько десятков людей. Когда снег начал таять… мы начали строить стены. Высотой в пять метров. Дерево, железо, доски. Кусок за куском. До следующей зимы закончили. С тех пор… Мы спим спокойно.
Он замолчал.
– Основатели… – продолжил он. – Константин Кузнецов. Его жена – Мария. Их сын – Виктор. Их дочь – Анастасия.
Он сделал паузу.
– Только Анастасия… не получила звания основатель. Остальные – получили. И – заслуженно.
Он посмотрел на Артёма.
– Константин – первый, кто сказал: «Я поведу».
Виктор – служил в спецназе. Он учил нас драться, выживать. Мария – раньше была директором
школы-интерната. Она как-то раз сказала, что управление убежищем – как интернат. Только теперь дети – все.
Она построила порядок. Распределила еду. Организовала столовую. А первое лето – посадила овощи. Сейчас – она следит, чтобы еды и воды хватало. По её инициативе, полтора года назад – поставили солнечные батареи и ветряки. Теперь у нас есть свет. Поэтому их и назвали Основателями. Они сделали первые шаги. Они повели нас. И – спасли. Константин сказал: «Я поведу».
Мария сказала: «Я организую».
А Виктор сказал: «Я – щит».
Он замолчал. Но – но не закончил. Он посмотрел в небо. Где – солнце. Где – свет. Где – надежда.
– Благодаря им… мы живы.
И наконец. Он гордо улыбнулся.
Арсений закончил свой длинный рассказ, и, кажется, он действительно гордится этим. Он говорит не как гид, а как человек, который вложил душу в каждую доску этого поселения. Они прошли по кругу центральной площади – и да, здесь жизнь. Не идеальная, не сказочная, но настоящая. Женщина поливает цветы у крыльца. Дети катаются на велосипедах, один – без сиденья, но смеётся. Старик курит трубку, греясь на солнце. Всё как раньше. Почти.
– Я закончил с историей, – сказал Арсений, останавливаясь у двухэтажного здания. – А теперь – встреча с Константином. Он определит, куда вас поселить, и чем займётесь. Работа найдётся всем. Только не обещаю, что будет легко.
Здание – не вычурное, но важное. Оно стоит в центре, как сердце. Спереди – памятник героям войны. Обычный. Рядом – клумба. Аккуратная. С посаженными по кругу бархатцами. Кто-то ухаживает.
Двери – деревянные, но с металлическими вставками. Они заходят.
И сразу – тишина.
Не гробовая. Просто… другая.
Снаружи – голоса, детский смех, лай собаки. Внутри – приглушённые разговоры, скрип стула, шуршание бумаг.
Люди в армейской форме – не стоят вдоль стен, как часовые. Они работают. Один заполняет журнал, другой разговаривает с женщиной в фартуке – кажется, из столовой. У кого-то на плече – автомат. Не наизготовку. Просто висит. Как инструмент.
– Привет, Сеня, – кивает один из них.
– Привет, Саша, – отвечает тот. – Веду новых.
Они поднимаются по лестнице. Деревянная, но крепкая. На перилах – детская рисовка, вырезанная ножом: «Здесь был Вова. 2024».
На втором этаже – тише. Кабинеты по сторонам. В одном – женщина что-то считает в тетради. В другом – двое обсуждают карту. Не военную. Сельскохозяйственную. С полями, огородами, колодцами.
У центральной двери – двое. В форме, с автоматами. Но не в бронежилетах. Просто – охрана.
– Обыск, – говорит один.
– Понял, – кивает Арсений.
Они проходят поисковые приёмы – быстро, но без грубости.
– Всё чисто – говорит охранник.
Дверь открывается.
Кабинет – светлый. Окна открыты, ставни приподняты. Сквозь них – вид на внутренний двор, где дети поливают цветы.
Слева – шкафы. Деревянные, старые, но ухоженные. На дверцах – этикетки: «Документы», «Планы», «Связь».
Посередине – два стола, сложенных буквой «Г». За ними – человек.
Он сидит в простой рубашке с короткими рукавами. Седина на висках. Лицо – уставшее, но не жёсткое. Щетина – как у всех, кто просто не бреется каждый день.
Он пишет. Быстро. Не поднимая глаз.
Когда они заходят он бросает взгляд. Не враждебный. Не дружелюбный. Просто оценивающий.
Потом возвращается к бумаге.
Через несколько секунд кладёт ручку.
Берёт лист. Встаёт и подходит.
– Здарова, Сеня, – сказал он Арсению.
Тот подошёл, взял листок.
– Павлу, – коротко бросил Константин.
Арсений кивнул и вышел.
Тишина. Даже скрип стула не нарушал её.
– Кузнецов Константин Иванович, – сказал он, глядя на них. – Полковник в отставке.
Голос – не громкий, но такой, что каждый слог ложится чётко.
– А вас я уже знаю, – продолжил. – Путь был тяжёлый. Вы прошли через многое.
Пауза.
– Мне жаль, что мои ребята не успели помочь вашему другу. Примите мои соболезнования. Завтра устроим проводы. Достойные.
Он прошёл и сел за стол. Взял первую папку и открыл.
– Екатерина.
Она напряглась.
– Детский сад. Вы будете работать там. Можете быть ближе к детям. И у вас есть опыт. К тому же… – чуть тише, – моя жена настаивала. Сказала, что вы – свой человек.
– Спасибо, – выдохнула Катя. Голос дрогнул. Но глаза – сухие. Светлые.
Константин открыл следующую.
– Татьяна. Юрист сейчас – не самое нужное. Но может пригодиться. А пока – вы сказали, что умеете готовить.
Он посмотрел на неё.
– Будете в столовой. Если захотите другое – скажите. Я всё устрою.
– Спасибо, – улыбнулась Таня. – Буду готовить. С удовольствием.
Следующая папка.
– Саша.
Тот молчал. Смотрел прямо.
– Назначаю на ферму. Огород. Работа тяжёлая, но нужная. И – пять раз в неделю обучение. Будут учить стрелять, действовать, выживать. Как закончишь – сам выберешь, куда дальше.
Саша не сказал ни слова. Просто кивнул. Лёгкий, но чёткий.
– Артём, – сказал Константин.
Пауза. Дольше.
– Ты уже держал оружие. Убивал мертвецов. Знаешь, как это – смотреть в их глаза и не отводить взгляд.
Он открыл папку.
– Назначаю тебя к стражам. Будешь служить у стен.
– Стражам? – переспросил Артём.
– Да.
Константин не улыбнулся. Но в глазах – чуть заметное движение.
– Ребята сами про это расскажут. Когда пойдёшь вниз – загляни к Павлу Александровичу. Он тебя оформит.
Он встал.
– Сегодня отдыхайте. Завтра – проводы. После завтра – приступаете к работе.
Кивнул в сторону двери.
– Арсений ждёт. Покажет дом. Ступайте.
Они вышли и спустились на первый этаж.
– Подождите снаружи, – сказал Артём друзьям. – Сейчас выйду.
Они кивнули и вышли.
Артём подошёл к одному из охранников у входа.
– Извините, где найти Павла Александровича?
– Вам – в седьмой кабинет.
Охранник кивнул влево, вдоль коридора.
– Там, в конце.
Артём пошёл.
Дверь с цифрой семь – сразу видно.
Постучал.
– Войдите.
Кабинет маленький. Стол у окна. Шкаф с папками, плотно заставленный. За столом – мужчина лет шестидесяти. Круглые очки. Лысина. Рубашка с закатанными рукавами. Читал документ.
– Здравствуйте, – сказал Артём. – Меня послал Константин Кузнецов.
– Артём, – сказал тот, не отрываясь. – Присаживайся.
Артём сел.
– Будешь на южных воротах, – сказал Павел Александрович. – Главные.
Он отложил бумагу.
– Передам, что ты придёшь. Ребята всё объяснят. Начинаешь после завтра.
Пауза.
– Если что – обращайся. Помогу, чем могу.
Артём кивнул и встал.
– Спасибо.
Вышел.
На улице – свет. Тёплый. Дети бегают по двору. Кто-то поливает клумбу.
Его друзья стоят у аллеи. Рядом – Арсений.
Он подошёл ближе. Они молчали и слушали.
– Мы называем это – аллея славы, – говорил Арсений.
Он стоял у ряда каменных постаментов, вкопанных в землю.
– Здесь – имена всех, кто погиб.
Он провёл рукой по гравировке.
– Кто-то – защищая стены. Кто-то – в вылазках. Кто-то – просто не выдержал.
Пауза.
– Их имена – здесь. Чтобы помнили. Чтобы не было так, будто их и не было.
Артём остановился и смотрел на камни. Не искал.
Просто смотрел.
– Что ж, – сказал Арсений, – раз все в сборе – пойдёмте. Покажу вам ваш новый дом.
Он улыбнулся.
– Но сначала – поедим. Нельзя в новый дом с пустым животом.
Они вернулись к зданию с большими окнами, из которых вкусно пахло. Зашли.
Простор и тишина. Столы со скамьями – ровными рядами, как в столовой после обеда, когда все ушли, а запах еды ещё висит в воздухе.
Арсений махнул рукой:
– За мной.
Они пошли. Взяли ложки. Прошли дальше. Повар – в белом халате, с седой бородой и усталыми глазами – раздавал еду. – Борщ. Хлеб. Чай. Очередь. Катя с детьми. Таня. Саша. Потом – Артём. На подносе – тарелка дымится.
Борщ – густой, с кусочками мяса, с укропом по краю.
Три куска хлеба – тёплые, с золотистой корочкой, как будто только что из печи.
Стакан чёрного чая – без сахара.
Они сели за один стол. В столовой – никого. Обед давно закончился. Но они ели медленно. Не потому что голодны. А потому что могут.
– Чёрт, – сказал Саша, глядя в тарелку. – Я такого не ел…
Он не договорил. Но все поняли. Это был не просто борщ. Это был вкус до. До всего. Они смеялись.
Тихо. Как будто боялись, что слишком громко – и это исчезнет. Когда закончили – убрали посуду сами.
Никто не сказал. Просто встали и занесли подносы в мойку. Поставили в стопку.
Вышли.
На улице – солнце. Приятное, тёплое. Дети гоняли мяч.
Арсений уже стоял у микроавтобуса.
Открыл дверь и сел за руль.
– Садитесь.
Все сели – и машина тронулась. Где-то за спиной тихо играло радио – старая песня, почти шёпот.
«Там, за тучами, синее небо…»
Шесть минут ехали молча. Только шум дороги. Остановились у небольшого дома.
Вышли.
Двор. Маленький. С клумбой у входа. С ведром и лейкой.
– Ну вот, – сказал Арсений. – Ваш дом.
Он посмотрел на них.
– Места хватит всем.
Пауза.
– Если что – обращайтесь.
Он кивнул.
– Завтрак у нас – в девять. Обед – в час. Ужин – в семь.
– Можно и позже прийти. Никто не гонит. Но если придёте слишком поздно – еда может закончиться.
Открыл дверь машины и сел за руль.
– Ну, я поехал.
– Ещё увидимся.
Машина уехала. Все попрощались с Арсением и осмотрели дом снаружи. Их дом стоял в северо-восточной части убежища, недалеко от стен. На территории участка – туалет и сарай для дров и угля. Наконец они решили заглянуть внутрь.
Сначала – кладовка. Просторная. Пустая. Только старый пыльный стол слева от двери и умывальник в углу. Сухой. Как будто его давно не использовали.
Прошли дальше – и оказались в просторном коридоре. Артём заглянул на кухню. Та была слева. Просторная. Шкафы для посуды и продуктов, газовая плита, холодильник, печка. У окна – стол среднего размера, рядом – четыре стула. На подоконнике – пустая банка из-под кофе. С надписью: «Свежий. Ароматный. Как утро».
Он прошёл в гостиную.
Справа – шкаф, забитый DVD-дисками. На тумбе – плазменный телевизор и DVD-проигрыватель. Напротив – два кресла. У окна – диван. Артём проверил: раскладывается ли. Когда понял, что да, подумал: здесь могут спать двое.
Потом – комната слева.
Небольшая комната. Односпальная кровать, маленький шкаф и стол.
Справа – другая. Просторная. Большой шкаф, стол, заваленный мусором, и двуспальная кровать – в ней легко поместятся двое взрослых людей. Артём сразу решил: здесь будут жить Катя с детьми.
У двери второй комнаты – спор.
Таня и Саша спорили кто будет жить здесь?
Артём подошёл ближе.
Они оба посмотрели на него – вопросительно. Будто хотели чтобы он решил кто.
Он замер.
Спать на диване с Таней – красивой, приятной, от которой хорошо пахнет…
Или с Сашей – потным, молчаливым?
Казалось бы – выбор очевиден.
Но он всегда старался быть джентльменом.
– Таня, – сказал он. – Ты будешь жить здесь. А мы с Сашей – на диване.
Саша не стал спорить. Недовольный отошёл.
Таня молча кивнула – как бы в благодарность – и улыбнулась. Артём улыбнулся в ответ. Подошёл к дивану и лёг. Рядом Саша включил телевизор.Тихо заиграла старая песня.
Артём лежал.
И уснул – в размышлениях.
Время уже близилось к семи.
Артёма разбудила Таня.
– Артём, вставай. Скоро будет ужин. Пойдём.
Он сел, потёр глаза. Все уже были готовы и ждали. Вместе пошли в столовую. Ноги сами знали путь – хотя впервые шли им.
Столовая.
Свет – тёплый, жёлтый, как масло на хлебе.
Запах – картофельное пюре, лук, дым от плиты.
Когда вошли – людей было много. За столами сидели женщины, старики, дети. Кто-то ел, кто-то шутил, кто-то просто молчал, глядя в тарелку. Разговоры, смех, звон посуды – всё это сливалось в один шум, тёплый и не привычный. Некоторые стояли в очереди. Никто не толкался. Никто не требовал. Просто стояли.
Как будто привыкли – ждать – это тоже часть жизни.
Если бы они не знали, что пережили эти люди, могло показаться – будто они и не в курсе, что творится за стенами.
Но каждый из них – как и они – прошёл через ад.
Встали в очередь. Через несколько минут получили подносы с едой и сели за свободный стол.
Пока ели, к ним подошёл Константин Кузнецов.
– Ну что, друзья, как обустроились в новом доме?
– Всё хорошо, – ответил Артём. – Нам всё нравится. Спасибо вам большое.
– Это хорошо, – кивнул Константин. – Завтра в десять мы проведём вашего друга. В девять тридцать приходите к главному зданию. Соответствующую одежду вам выдадут. А сейчас… – он поднял голос, – внимание, друзья
Все разом умолкли. В столовой наступила тишина.
– Эти люди несколько месяцев выживали за стенами. Их убежище уничтожили. Но они не сдались – как и мы, когда это всё началось. Они держались вместе. Не отпускали друг друга. И сумели пройти через всё. Именно поэтому они сейчас здесь. Теперь они – часть нашей семьи. Поприветствуйте их.
В следующий миг все встали. И начали аплодировать.
Артём с друзьями тоже встали.
– Мы очень благодарны вам, – сказал он. – После того ада, через который мы прошли, мы искренне рады, что теперь здесь.
– Завтра мы проводим в последний путь человека, который заботился о них, защищал до конца, который был им отцом, братом, щитом. Давайте отдадим ему честь. – добавил Константин. – Давайте устроим ему достойные проводы.
Он кивнул и ушёл.
Люди за соседними столами начали подходить – знакомиться, спрашивать, как они добрались, где были. Глаза – добрые, голоса – тихие. Мужчина протянул Артёму старую зажигалку – рабочую., пожилая женщина протянула пакет с печеньем, ребёнок – мальчик лет семи – вложил в руку Тани крошечную куклу из проволоки. Когда закончили ужин, к ним подошла одна из поваров.
– Держите, – сказал она, протягивая два пакета. —
Первый набор. Добро пожаловать.
Артём взял. Один пакет – тяжёлый. Консервы, лапша, сухари. Второй – лёгкий. Мыло, паста, расчёска.
– Спасибо, – сказал он.
– Не за что. Вы теперь – свои.
Они вышли из столовой. Ночь была тихой.
Где-то далеко смеялись дети.
Артём шёл и держал пакеты крепко. Шёл и думал:
Мы спаслись. Мы – нашли дом.
Придя домой, они не сразу включили свет.
Стояли в прихожей. Потом Артём щёлкнул выключателем. Свет – тусклый, жёлтый, как утренний чай. Пыль закружилась в воздухе, будто пыталась убежать.
– Начнём? – сказала Таня.
Они не стали делить задачи. Просто начали.
Кто-то выносил хлам – старые доски, рваный ковёр, коробку с пуговицами.
Кто-то мыл пол – вода в ведре быстро почернела. Кто-то протирал стены, будто стирал следы прошлых хозяев.
В углу кухни – нашли фотографию. Размытая. Семья.
Мужчина, женщина, девочка.
На обратной стороне – дата: «12 марта. Новый дом».
Таня подержала её в руках. Потом положила на полку – не убрала, не выбросила. Просто оставила.
Как будто сказала: «Мы помним, что вы были здесь».
Когда закончили, дом стал другим. Не новым. Но – чистым. Как будто впустил в себя воздух. Начали готовиться ко сну. Артём подошёл к дивану, расправил матрас, проверил, не провисает ли, и лёг
Потолок – близко. Но – не давит. Часы над дверью в гостиной показывали – двенадцать близится.
Он закрыл глаза.
«Кирилл был прав, – подумал он. – Мы прошли через ад.
А теперь… начнётся светлая полоса».
Где-то далеко – скрипнула дверь.
Где-то – засмеялся ребёнок.
Артём не открыл глаза.
Он просто уснул.
Глава четвёртая. Дом и Семья
На следующее утро в девять тридцать к их дому приехал Арсений. Он молча раздал чистые костюмы и платья – не новые, но выстиранные, с лёгким запахом лаванды и дымка.
– Переодевайтесь, – сказал он. – Через двадцать минут выезжаем.
Они сели в машину. Никто не говорил. Только стекло дрожало от вибрации двигателя. Арсений вёл ровно, как всегда. Но в зеркале заднего вида – его глаза были прищурены. Не от солнца. От мыслей. Приехав в то самое двухэтажное здание, где вчера они впервые увидели Константина, они вошли на первый этаж – и остановились. Посреди зала стоял гроб. Простой. Из грубых досок. На крышке – вырезано ножом: «Кирилл. Был с нами». Без дат. Без фамилии. Только имя. И факт. Внутри – он.
В чёрном костюме.
Не своём.
Слишком широком в плечах. Шея была зашита.
След от укуса – чёрный, как будто в кожу въелась сама смерть.
– Прощайтесь с другом, – сказал Константин.
Он не смотрел на гроб.
– Я подожду у машины.
Он вышел. Оставил дверь приоткрытой. Они подошли к гробу. Кирилл лежал смирно. Глаза закрыты. Руки сложены.
Катя подошла первой.
Положила в ноги гроба маленькую игрушку – плюшевую лошадку.
– Ты обещал рассказать, как выжить в буре, – прошептала она. —
Так и не рассказал.
Но… спасибо, что был с нами.
Таня коснулась его руки.
– Спасибо, что был с нами, – сказала Таня, касаясь его руки.
Не просто прошёл путь.
А – провёл нас через него. Теперь – отдыхай. А мы – продолжим.
И будем помнить тебя.
Саша постоял молча.
Потом положил на грудь патрон – с медной гильзой.
– Это тебе, – выдавил он. —
На тот случай, если там – тоже твари.
И – подошла очередь Артёма.
Он стоял. Сжимал кулаки. Смотрел не в лицо. А в шрам на шее.
– Знаешь… – начал он.
Голос был тихим, но ровным.
– Ты был прав.
Чёрная полоса кончается.
И за ней – светлая.
Только…
Только жаль, что ты её не видишь.
Он замолчал. И в этот момент – первая слеза скатилась по щеке. Потом – вторая. Он не вытирал. Не опускал головы. Просто стоял. И плакал. Тихо. Без всхлипов.
Как плакают те, кто слишком долго не позволял себе этого.
– Благодаря тебе мы увидели эту светлую полосу…
Но, думаю, ты и был – самим светом. – сказал Артём. – Я никогда не забуду твои уроки. И – никогда не забуду, как ты смотрел на нас, когда мы падали.
Спи спокойно.
Мы – не упадём.
Мы – пойдём вперёд.
Парни из охраны взяли гроб. Аккуратно. Как будто боялись разбудить. Они понесли его к машине. Осторожно опустили гроб внутрь и закрыли двери.
– Пошли, – сказал Константин.
Они сели в машину Арсения. Никто не говорил. Только двигатель – гудел ровно. Дорога – пустая. Девять минут езды. Кладбище было у северных стен. Там, где ветер – холодный, но чистый. Они вышли.
Парни из охраны снова взяли гроб.
Вынесли из кузова. Они понесли его к готовой яме.
Вокруг – собралось много людей. Не шумно. Не плачут.
Просто – стоят. Как будто держат баланс: один ушёл – но мы – остались.
Артём смотрел – и не понимал. Зачем пришли? Они же его не знали…
Гроб аккуратно опустили в яму. Вперёд вышел Константин.
– Я не знал этого человека, – сказал он. Но я слышал его историю. Он был хорошим. Помогал другим. Не боялся отдать жизнь. Его друзья – доказательство.
Сегодня мы провожаем великого человека.
Когда он закончил, люди молчали. Потом – начали расходиться. Артём остался. Стоял пять минут.
Потом – ещё несколько. Вспомнил – как в первый день, в руинах,
Кирилл дал ему последний кусок хлеба.
– Ешь, – сказал. – Я сильнее.
А теперь – он стоял над могилой того, кто был сильнее не телом. А выбором.
Вернулся в машину где его остальные ждали.
– Почему пришло столько людей? – спросил он.
Арсений не сразу ответил. Смотрел вперёд. На пустую дорогу.
– У нас так принято, – сказал он.
Ты не знаешь человека… Но если он отдал себя за других – его провожают. Потому что в следующий раз – могут провожать тебя.
Через несколько минут приехали домой.
– Не поддавайтесь горю слишком сильно, – сказал Константин. Кирилл спас вас – не для этого.
Продолжайте жить.
Артём лежал на диване. Глаза открыты. Руки – на груди.
Над головой – трещина в потолке. Она бежала, как старая рана, от угла к углу. В голове – был лес.
Не тот, что за стеной. А – тот, где ещё жив Кирилл.
Он вспоминал. И вот он снова там.
2025 год. 23 июля.
Лес недалеко от убежища «Янтарная».
Там, где после Москвы он нашёл приют.
– Стой, – сказал Кирилл, остановив Артёма рукой.
– Видишь следы? Свежие. Дикий кабан был здесь – не так давно.
Артём приблизился почти вплотную к земле.
Ничего. Только грязь, ветки, мох.
– Как ты видишь этот след?
– Это годы практики, сынок, – усмехнулся Кирилл. – Опыт. Учись. Тебе это пригодится.
Ну, пошли. Выследим его.
Они шли почти полчаса.
Тишина. Только шаги по хвои. Ветер в кронах.
И – напряжение, как тетива перед выстрелом.
– Стой. Пригнись, – шёпотом сказал Кирилл.
– Вот он красавчик.
Кабан стоял в просвете между деревьями. Спокойно жевал траву. Массивный. С клыками, как ножи.
С шерстью – в грязи и колючках.
– Ну давай, сынок, – Кирилл протянул лук. Самодельный. Из гнутого берёста и тетивы из сухожилий.
– Ты давно тренируешься. Пора приступать к практике.
Артём взял лук. Руки дрожали. Не от страха. От важности. Он прошёл чуть вперёд. Вставил стрелу.
Натянул тетиву. Прицелился.
– Плечи выше, – тихо сказал Кирилл.
Артём поправил осанку. Сделал выдох и выпустил стрелу. Стрела вонзилась в шею кабана.
Тот взревел – звериным, диким криком – и рванул в сторону.
– За ним – сказал Кирилл.
Они бежали. Через кусты. Через корни. Через несколько минут нашли его. Лежит. Тяжело дышит. Глаза – полные боли. Кровь – на траве.
Кирилл молча протянул охотничий нож. Старый. С потускневшим лезвием.
– Давай. Заверши дело.
Артём взял нож. Подошёл. Колени подкашивались.
Он впервые убивал. Даже если это – не человек.
– Не для мяса, – тихо сказал Кирилл. – Для себя.
Артём воткнул нож в сердце. Глубоко. Точно. Кабан дёрнулся – и затих. Он стоял. С ножом в руке.
С кровью на лице – капля упала на щёку.
Не стал вытирать. Кирилл посмотрел на него. Не улыбаясь. Просто – кивнул. Как будто сказал: «Теперь – ты свой.» Они дотащили тушу до поселения.
«Янтарная» – из двадцать домов.
Трёхэтажное здание посередине – столовая, склад, медпункт. Трёхметровая кирпичная стена.
Ворота – из старых ворот гаража, сваренных в единое целое.
Артём и Кирилл вошли и направились к дому Тани.
Они уже знали – он готовит лучше всех.
– Таня Мы пришли с сюрпризом – крикнул Кирилл, стоя на крыльце.
Через секунду дверь открылась. Таня вышла. Посмотрела на кабана. Потом – на Артёма.Улыбнулась.
Не широко. Тихо. Как будто сказала: «Я знала, что ты справишься.»
– Вижу, охота прошла успешно, – сказала она.
– Могу доверить этого красавчика только тебе, Таня, – улыбнулся Кирилл. – Сделаешь нам вкусный ужин?
– Конечно. Отнесите в столовую. Я скоро приду. Надо Кате сказать – пусть помогает.
– Я скажу Антону – пусть разделает тушу, – сказал Кирилл.
Они пошли дальше.
– Видишь, сынок? – сказал Кирилл, кладя руку на плечо Артёма. – Охота – это не просто добыча. Это – возможность прокормить людей. Запоминай, чему я учу. Это тебе пригодится.
Он остановился. Посмотрел прямо в глаза.
– Ведь в следующий раз – ты будешь искать.
А я – просто следовать.
Улыбнулся. Но глаза – не улыбались. Они – смотрели, как будто запоминали.
– Договорились?
– Договорились, – ответил Артём. – Только… подсказывай, если что будет сложно.
Кирилл кивнул.
От роя воспоминаний Артёма оторвала Таня.
Она вошла тихо, с той усталой лёгкостью, с которой возвращаются люди, только что нашедшие место, где им рады.
– Артём, я ходила в столовую, – сказала она, снимая куртку. – Знакомилась с поварами. Они – очень хорошие. Взрослые тёти, конечно… но есть и молодые. Твои ровесницы.
Она улыбнулась. Но Артём не ответил. Лежал на диване.
– Что с тобой? – тихо спросила Таня.
Он поднял голову.
Голос – сухой, как прошлогодняя листва.
– После Петербурга… после Москвы… у меня никого не осталось.
Я чувствовал, что я – один. Что я – никому не нужен.
Что я – просто тень, иду куда-то, но не знаю – зачем.
А потом я встретил Кирилла… С ним я впервые почувствовал – я не один. Что я – нужен.
А теперь его нет… И я снова…
Он не договорил. Только сжал челюсти. Как будто боялся, что если скажет – «я снова один» – то это станет правдой. Таня подошла. Молча. Опустилась перед ним на колени. Взяла его руки. Они были холодные.
– Артём… – сказала она. – Я тоже потеряла всех.
Родителей. Мужа. Брата. Они ушли в один день.
Я осталась с пустотой. И думала – не выживу. Она улыбнулась. Слёзы уже катились. Но – она смеялась.
– Но я не унываю. Потому что у меня есть ты. Есть Катя. Её дети – Паша и Женя. И есть Саша…
– она засмеялась, – который меня иногда так бесит, что напоминает моего брата…
Слёзы текли по щекам.
– Ты не одинок, Артём. У тебя есть мы.
Артём молчал. Глаза – сухие. Пока одна слеза не скатилась по щеке. Он даже не почувствовал.
Только когда Таня прижалась к нему – почувствовал влагу на шее. Он крепко обнял её. Как будто боялся, что её тоже не станет. Как будто боялся, что если отпустит – снова окажется в том лесу.
Один. В этот момент в комнату вошли Катя с детьми.
Увидели – и молча подошли. Обняли всех. Всех – сразу. Саша стоял в стороне и просто смотрел.
– Иди к нам, дурачок, – сказала Таня, не отпуская Артёма.
Саша дёрнулся. Посмотрел. Глаза. Улыбнулся и ворвался в круг. Обнял всех.
Даже Артёма – крепко.
Сказал:
– Ну чё, сопляки, кто хочет шашлык? Я уже маринад придумал. Из уксуса, чеснока и… майонеза, если найдём.
Все посмотрели на него. И – внезапно засмеялись.
Смех – сквозь слёзы. Смех – сквозь боль.
Смех – как протест против одиночества.
Они сидели на диване.
Обнявшись.
Как дружная семья.
– Я не одинок, – подумал Артём. – У меня есть вы.
Моя новая семья.
Они сидели ещё долго. Рассказывали смешные истории.
Шутили. Смеялись. Катя вспоминала, как Паша пытался поймать курицу и упал в навоз.
Саша – как однажды сварил суп из консервов и назвал его «супом выжившего гурмана».
Артём – как впервые увидел, как кипит чайник, и подумал, что он взорвётся.
И – никто не вспоминал, как их разлучила война. Потому что сейчас – они были вместе.
И – этого было достаточно.
Когда подошло время обеда, друзья пошли в столовую – все вместе, как семья. Внутри – шум, тепло, запах тушёной картошки и старого кофе. Было так же людно, как и вчера – шум голосов, смех детей, звон посуды.
Они сели за один стол. Ели не спеша. Рассказывали смешные истории. Саша вспоминал, как однажды сварил «суп выжившего гурмана» из трёх консервных банок и горчицы. После обеда он решил прогуляться. Не спеша. Без цели. Просто – посмотреть, где он оказался.
Два с половиной часа он бродил по поселению.
Каждый шаг – как будто возвращал ему кусочек мира, в который он думал, что не вернётся.
В восточной части – детский сад.
Дети играли на улице, бегали, кричали, строили «крепость» из старых ящиков.
Воспитатели бегали за ними, пытаясь успеть везде – один пытался разнять двух мальчишек, другая ловил мяч, вылетевший за забор.
И вдруг – мяч покатился прямо к Артёму.
Он поднял его.
Мальчик лет шести, с грязными щеками и растрёпанными волосами, крикнул:
– Спасибо, дядя
Артём замер. Дядя. Не «парень». Не «новичок». – «дядя». Как будто он – уже часть этого мира.
Он кивнул. Мальчик убежал. А Артём стоял.
И чувствовал, как что-то тёплое и незнакомое растекается по груди. Не боль. Не тоска.
А – принадлежность. Рядом – ларёк обмена.
Люди стояли в очереди, приносили старую одежду, книги, инструменты.
Меняли на крупу, соль, семена.
Один мужик отдал старый фонарик – получил в обмен пачку чая.
Недалеко – стадион.
Большая территория, огороженная железным забором.
Внутри – кто-то бегал по кругу, кто-то играл в футбол.
Мяч вылетел – и Артём поймал его.
– Брось обратно, новенький – крикнул парень.
Он бросил. Тот поймал. Кивнул. – Спасибо. Просто.
Без слов.
В западной части – огороды, теплицы, плантации.
Работало много людей.
Копали, сажали, поливали.
Один мужик, с лопатой в руках, увидел Артёма и кивнул:
– Впервые видишь, как еда растёт?
Артём кивнул.
– А раньше – только в магазинах?
– Да.
– Ну, теперь ты – в новом мире, – усмехнулся тот. – Здесь всё растёт. Даже надежда.
Артём пошёл дальше. Понятно, откуда столько еды, – подумал он. – Они не просто выживают. Они – строят.
В восточной части – спортивная школа.
Он заглянул внутрь. Зал с штангами, гантелями, тренажёрами. В баскетбольном зале – мужики играли.
Смеялись. Кричали. В углу – снятая волейбольная сетка. Он прошёл в боксёрскую комнату. Груши.
Ринг. Люди тренировались.
Один из них – на ринге – увидел Артёма.
– Эй, новенький – крикнул. – Хочешь попробовать?
Артём замялся.
– Боишься? – усмехнулся боксёр.
– Боюсь, – честно сказал Артём.
– Не бойся, сильно бить не буду. – Рассмеялся он.
Артём улыбнулся. Подошёл и надел перчатки.
Артём вспомнил время, когда он, будучи студентом, ходил на занятия по боксу и даже участвовал в соревнованиях – два из них завершились его победой.
Получив лёгкий тычок в плечо – он рассмеялся.
Рядом – дом культуры. Он заглянул внутрь. Цена. Ряды кресал. Тишина. Он подошёл к двери артистов.
Закрыто. Но – из-под двери – музыка. Тихая. Гитара.
Кто-то напевает. Не громко. Артём не стал входить. Просто стоял. И слушал.
Школы – пустые.
Одна – недалеко от южных стен. Вторая – у юго-восточных. Никого. Но – они стоят.
Окна чистые. Двери закрыты, но не заперты.
Как будто ждут. Ждут, когда дети снова сядут за парты.
Когда учитель скажет: «Откройте учебники».
Когда кто-то снова спросит: «А почему небо синее?»
Прогулявшись, Артём вернулся домой.
Дома Таня сидела на кухне.
Лампа над столом горела тускло, как будто боялась нарушить тишину.
Перед ней – чашка чая, пар поднимался, кружился, исчезал. Рядом – стопка книг. Не новые. Не из магазина. Старые. С обложками, стёртыми от рук.
С закладками – обрывками бумаги, листьями, письмами, которые кто-то когда-то читал и не смог забыть. Она читала. Не спеша. Страница за страницей.
Как будто возвращала себе право на мысль, на тишину, на мечту. Когда вошёл Артём – подняла глаза и улыбнулась.
– Ух ты, – сказал он, глядя на книги. – Откуда ты это раздобыла?
– У дяди Паши, – ответила она. – У него целая полка. Он мне дал. Он и его жена… такие добрые.
– Дядя Паша?
– Павел Александрович. Командир стражей. Ты с ним виделся же.
– А – Артём вспомнил. – Тот, что с круглыми очками и голосом, как у старого дуба?
– Он самый, – улыбнулась Таня. – Я помогла ему донести коробку. Тяжёлая была. А он угостил чаем. С печеньем. И сказал: «Бери, пока я не передумал».
– Круто, – улыбнулся Артём. – Ты уже подружилась с с одним из главных в поселении.
– А ты что делал?
– Ходил. Осматривался.
Он сел напротив, опёрся локтями о стол.
– Здесь есть детский сад. Школы. Спортивный зал. Дом культуры…
Пауза.
– Такое чувство, будто апокалипсис обошёл это место стороной.
Таня посмотрела на него.
– Или, может, они просто не дали ему победить.
Артём кивнул.
Потом вздохнул.
– Устал. Пойду прилягу.
– Сладких снов.
Перед тем как лечь спать Артём заглянул в комнату к Кате. Она и её дети сладко спали. Саши дома не было.
Артём вернулся, лёг на диван и почти мгновенно уснул.
Вечером они все вместе пошли на ужин. Пока Артём ел, к нему подошёл Павел Александрович.
– Артём, завтра ты заступаешь на пост в девять утра. Если ты ещё не готов – скажи, дам тебе ещё время, – сказал Павел с пониманием.
– Я готов, Павел Александрович.
– Понимаю, почему ты понравился Константину Ивановичу, – произнёс тот и ушёл, оставив Артёма с непонимающим выражением лица.
Когда ужин закончился, все вместе вернулись домой.
– Чем займёмся? – раздался вопрос в тишине.
Саша вытащил из кармана игральные карты и помахал ими.
– Ты где это достал? – спросил Артём.
– Новые друзья подарили.
– Да ты тут второй день, а уже обзавёлся друзьями. Везунчик.
– Не, везение тут ни при чём. Я просто очень харизматичный, – усмехнулся Саша.
Все рассмеялись – даже он сам.
Они уселись в кружок и стали играть в разные карточные игры. А дети Кати играли с игрушками, которые им подарила её новая подруга.
Играли до одиннадцати. Потом решили: пора спать.
Завтра – первые рабочие дни.
Новые роли.
Новые обязанности.
Новая жизнь.
Когда все уснули, Артём ещё не мог расслабиться.
Он лежал в темноте и вдруг услышал, как Таня шепчет:
– Спокойной ночи, дом…
И впервые за долгое время он подумал:
«Я – дома».
Глава пятая. Щит и меч
На следующее утро в восемь часов Артём встал вместе со всеми. Солнце уже лежало на полу, как тёплый ковёр.
За окном – птицы.
Катя с детьми собрались быстро – как будто делали это всю жизнь.
– Удачи, ребята, – сказала она, стоя в дверях. – Не опаздывайте.
И ушла, ведя Пашу и Женю за руки.
Таня ушла ещё раньше – в семь.
Артём и Саша вышли вместе.
– Ну, сменщик, – хмыкнул Саша, – не засни на посту.
– А если твари придут? – усмехнулся Артём.
– Пусть сожрут – будет тебе урок.
Они засмеялись.
Артём закрыл дверь. Повернул ключ. Потом – спрятал его над косяком.
«Я вернусь,» – подумал он. – «И мне есть куда вернуться.»
Он пошёл к южным воротам. Через пятнадцать минут – увидел стену. Пять метров. Дерево. Металлолом. Доски. Колючая проволока. Деревянная лестница.
– Эй, ты Артём? – раздался голос сверху.
На стене стоял мужик лет сорока. Куртка – заштопанная на локтях. В руках – бинокль.
– Да, это я, – ответил Артём.
– Наконец-то, – сказал тот, спускаясь по лестнице. – Я тебя уже десять минут жду.
– Прости, не уследил за временем, – сказал Артём.
– Да ничего страшного, – махнул рукой охранник. – Некоторые бывают опаздывают на целый час.
Он посмотрел прямо.
– Не думай даже так опаздывать. Это всех бесит.
Пауза.
– Удачи. Загляни в будку. Скажи Диме – что ты в смене.
Он ушёл, не оглядываясь. Артём пошёл к будке. Маленькое строение из досок и шифера. Рядом – ящик с песком и огнетушитель. Дверь – приоткрыта. Изнутри – запах старого кофе, дымка и машинного масла. Зайдя внутрь, Артём оказался в густом табачном дыму. Он не сразу разглядел детали – только силуэты: три стула, два стола, и за одним – человек. На вид – за пятьдесят. Седина в бороде. Глаза – узкие, будто прищуренные от солнца, даже в полумраке. В одной руке – сигарета. В другой – книга с подтрёпанной обложкой.
«Мастер и Маргарита». Страницы пожелтели. Уголки загнуты. Обложка склеена скотчем.
– Здарова, ты Артём? – не отрываясь от книги, спросил он.
– Да, – ответил Артём.
– Дмитрий Астахов, – сказал тот, наконец поднимая взгляд. – Ты сегодня в смене с Максом. Он уже наверху. Поднимайся. Вопросы – к нему. Он всё знает.
Он кивнул на второй стол. Там лежали четыре АК-47.
Чистые. Смазанные. Рядом – магазины. Патроны.
И одна граната – Ф-1, как напоминание: «здесь не игра».
– Возьми. Как окончишь – сдай обратно.
Дмитрий сделал затяжку. Дым медленно вышел из его рта, как будто он выпускал из себя что-то тяжёлое.
Потом вернулся к книге. Артём подошёл к столу.
Остановился. Рука замерла над винтовкой.
Не сразу взял. Провёл пальцем по стволу. Холодный. Знакомый. Как старый враг. Как старый друг.
Взял и проверил затвор. Взвесил в руке и взял два магазина. Вышел и поднялся по деревянной лестнице.
Доски скрипели. На верху – ветер. Свежий. Резкий.
Как первый вдох после долгого нырка. На стене – два стула. Небольшой стол посередине. На нём – две бутылки воды. Одна – почти пустая. Бинокль.
И – рисунок, приклеенный скотчем: дети держатся за руки, а над ними – солнце.
Под ним – надпись вырезана ножом: «Не спи».
Ещё ниже – имя: «Лёва».
С правой стороны сидел мужчина. Лет тридцати. Чёрные брюки. Серая футболка.
– Привет, Ты Артём? —
Голос Макса – низкий. Не оборачивается. Смотрит вдаль. Туда, где тропа исчезает в пыли.
– Привет, да, это я, – отвечает Артём.
– Я Макс. Садись. Нам тут весь день сидеть.
Артём прошёл, сел на стул. Дерево скрипнуло.
Прямо перед ними – снайперская винтовка Драгунова.
Ствол – чистый. Прицел – закрыт тряпкой. Рядом – несколько магазинов. И – обёрнутый в чёрную ткань кинжал. На рукояти – олений рог.
– Нападения на убежище часто происходят? – спросил Артём.
– Сейчас нет, – сказал Макс. – Раньше – да.
Он сделал паузу.
– Заражённые. Плохие люди. Мы много сражались.
Посмотрел на Артёма.
– Сейчас спокойно.
Но спокойствие – не значит, что можно расслабиться.
– Почему нас назвали «стражами»? – спросил Артём.
– А это… – Макс чуть усмехнулся. – Мужики так говорили. Раньше.
Пауза.
– Типа, это покруче, чем просто охрана.
Он пожал плечами.
– Так и прижилось.
Артём выдохнул с разочарованием. Он ждал легенды.
Битв. Подвигов. Героев, которые отбивали стены от орд.
А получил – бытовую правду.
– Ты знаешь, что в наши обязанности входит не только охрана стен? —
Макс впервые посмотрел на него.
– А что ещё? – спросил Артём.
– Разведка. Сбор ресурсов. Сопровождение собирателей.
Он кивнул в сторону леса.
– Уголь. Дерево на зиму – всё на нас.
Ещё пауза.
– Если появляется большая орда – мы либо уводим, либо уничтожаем.
– Час назад отряд вышел. Нашли орду в нескольких километрах.
Он посмотрел на горизонт.
– Это – не самая опасная работа.
– А какая самая опасная? – спросил Артём.
– Зачистка объектов.
– Каких?
– Здания. Форпосты. Поселения, которые можно заселить.
– Вы основываете другие убежища?
– Да. У нас их несколько. Но это – самое большое.
Из тех, что мы знаем.
– А мы… по пути не видели ни одного, – сказал Артём. – Все – уничтожены.
– Вы ехали с запада, – кивнул Макс. – Там нет наших.
Он посмотрел на Артёма. Последовала тишина. Длинная. Не пустая. В ней – ветер. Скрип дерева.
– Слушай… – нарушил тишину Артём. – Расскажи мне про Кузнецовых.
Макс резко повернулся. Впервые – с настоящим
интересом. Не спросил: «а что ты знаешь?» Просто – посмотрел. Как будто увидел не человека.
А – воспоминание. Но в этот момент – зазвучала рация.
– Южные ворота, это Федор. Через час прибудет авангард. Когда прибудут – доложите.
Макс взял рацию.
– Федя, это Макс. Всё ясно.
Пауза.
– Неизвестно, когда вернётся отряд, посланный увести орду?
– Здорова, Макс, – голос Феди – спокойный, но с натяжкой. – Они в процессе. К обеду должны вернуться.
– Принято.
Рация замолчала. Но напряжение – осталось.
– Авангард? – удивлённо спросил Артём.
– Да, – сказал Макс. – Лучшие воины убежища.
Он посмотрел на горизонт.
– Раз в полгода уходят на вылазку. От двух недель до месяца.
Пауза.
– Сегодня – возвращаются.
Авангард заинтересовал Артёма, и он попросил Максима рассказать о них.
– Ну вкратце… авангард основал Виктор Кузнецов. Три года назад, – начал Макс.
Он смотрел на стену.
На ту самую трещину, которую до сих пор не заделали.
– Когда мы наконец достроили стены… и начали думать, что, может, теперь можно жить спокойно…
Пауза.
– Пришли они.
Он достал из нагрудного кармана мятую пачку «Примы».
Вынул одну и закурил.
– Их было больше. Оружия – втрое.
Говорили: «Давайте еду и воду – и не будет проблем».
Макс усмехнулся.
– Виктор послал их. И началась война. В той войне он и основал авангард.
Он сделал затяжку.
– Виктор… в прежнем мире служил в спецназе.
Он сделал паузу.
– В какой-то секретной конторе. Никто не знает, где. Что делали. Но он – знал, как воевать. По-настоящему.
– Собрал лучших и бучил.
– За месяц.
– Из обычных людей – сделал солдат, которые могли убить врага – и спасти ребёнка в том же рейде.
– Каким навыкам? – спросил Артём.
– Я не был в авангарде, – сказал Макс. – Так что не знаю всех деталей. Но кое-что знаю.
– Они не просто проникают.
– Они – двигаются как один.
– Диверсии – за считанные секунды.
– Уходят – без шума.
– Действуют – без паники.
– Оружие – как продолжение руки.
– И – всегда возвращаются с теми, кого можно спасти.
Он посмотрел на Артёма.
– Даже если это – раненый враг, который просит воды.
– Но сейчас ведь нет войны, – сказал Артём. – Зачем им вылазки?
– Они ищут, – ответил Макс.
– Людей, которым нужна помощь. Плохих – тех, кто грабит, насилует, убивает без причины.
– Новые места для убежищ. Припасы. Оружие. Медикаменты. Всё, что может пригодиться.
– Это – их долг. Их честь.
– Вначале их было десять. Сейчас – двадцать два.
Он затянулся.
Выпустил дым.
– Константин Кузнецов однажды сказал:
«Стражи – это щит нашего убежища. Авангард – меч».
Пауза.
– Щит защищает.
– Меч – убивает.
Артём молчал. Он не спросил. Но – понял. Макс заметил. Но не сказал. Тишина. Длинная.
Не пустая. В ней – воспоминания. Уважение. И – ожидание. В этот момент – зазвучала рация.
– Макс, это Федя, слышишь? – раздался голос в рации.
Максим взял рацию, нажал кнопку передачи.
– Да, Федя, слышу. Говори.
– В общем, авангард прибудет только вечером. У них там… какие-то срочные дела появились.
Голос Феди – не спокойный. Напряжённый.
С паузой.
И – в конце – шум.
– Принял, Федя, – сказал Максим.
Он опустил рацию. Поставил её на стол.
– Видать, не успеем мы первыми встретить авангард сегодня, – сказал он.
Не с досадой. С грустью.
– А ты очень этого хотел? – спросил Артём.
– Конечно, – ответил Максим. – Это же такая честь.
Он посмотрел на Артёма. Не свысока. С пониманием.
– Ты здесь недавно. Ещё не понимаешь.
Эти люди – не просто отряд.
Они – герои. Не только у нас. В других убежищах тоже знают авангард.
Он сделал паузу.
– Туда берут не всех. Там жёсткий отбор.
Проверка на всё: на силу, на выносливость, на…
Он замялся.
– На то, сможешь ли ты убить – и не сойти с ума после.
Отбор проводит лично Игорь Соколов.
– А разве Виктор Кузнецов не ходит на вылазки вместе с авангардом? – спросил Артём.
– Нет, – начал Максим.
И вдруг замолчал. Не потому что забыл. А потому что вспомнил.
– Он ушёл на другую вылазку, – сказал Максим наконец. – Свою.
– Это какая? – не отставал Артём.
Максим посмотрел на него. Долго. Потом покачал головой.
– Потом как-нибудь расскажу.
Он улыбнулся – не весело. Горько.
– Давай сменим тему. Расскажи о себе, Артём.
Следующие несколько часов они сидели у стены.
Разговор шёл легко. Не о войне. О прошлом.
Максим был из Новосибирска.
Попал сюда, когда группа Виктора зашла в город – в поисках припасов и людей. Нашли их – в подвале универмага. Голодных. Измученных. Без надежды.
– Я думал, это конец, – сказал Максим. – А потом услышал голос: «Выходите. Мы свои». Он усмехнулся.
– Я не верил. Пока не увидел, как один из них – Виктор – снял куртку и отдал её женщине с ребёнком.
У Максима была жена – Лера. И сын – Данил.
пятнатцати лет. Ходил в местную школу.
– Иногда он просыпается ночью, – сказал Максим. – Плачет. Говорит: «Папа, я слышал шаги». А я сижу с ним, гладил по голове. И думаю: за это и стоит держать стену.
Артём слушал. Не перебивал. Рассказал и о себе:
Как его убежище пало – изнутри. Пожар. Смерть. Побег. Время шло. Солнце поднялось выше. Ветер гнал пыль по тропе. Где-то за стеной смеялись дети. Время близилось к обеду.
– Слушай, Артём, скоро уже обед, – сказал Максим, поглядывая на солнце. – Может, сходишь в столовую, возьмёшь для нас еды? А то народ пойдёт – и ничего не останется.
– Пойти и взять? – Артём нахмурился. – А они дадут?
– Конечно дадут, – усмехнулся Макс. – Мы ж дежурные на стене. Там сегодня Оксана за старшую. Скажешь – со стены.
Артём встал, Сначала – потянулся. Плечи затекли от долгого сидения. Потом – перекинул автомат за спину.
Ремень скрипнул.
– Ты ружьё-то оставь, молодец, – хмыкнул Макс. – Куда его тащить? Ты не на вылазку, ты за супом.
Артём покраснел, Он снял ремень, аккуратно поставил винтовку рядом с Максимовой СВД. Две винтовки – рядом. Одна – новая.
Другая – с царапинами, следами дождя, копоти.
Одна – как будто вчера взята.
Другая – как будто пережила войну. Спустился по лестнице.
Столовая встретила его запахом. Тёплым. Густым.
Суп. Картошка. Хлеб. Желудок свело. Он не ел с утра.
Но – откинул голод. Сейчас не о себе. Подошёл к кухне.
Большое помещение. Три электроплиты по центру.
На каждой – кастрюля. Одна – с супом. Булькает.
Аромат – густой. Картошка. Лук. Мясо. Пар. Вторая – с тушенной картошкой. Третья – с крупой. Возле плит – женщины. В фартуках. В платках. В домашней одежде. Одна режет морковь. Другая – моет лук.
Третья – снимает пробу. Шум – постоянный. Не громкий. Но – живой. Голоса. Смех. Звон посуды.
Шипение масла. Женщины в фартуках – как солдаты у орудий. Артём остановился. Не сразу пошёл. Он вдыхал.
– Извините, – крикнул Артём, перекрывая шум. – Кто здесь Оксана?
– В кабинете, с Марией что-то обсуждает, – ответила женщина, вытирая руки тряпкой. – Скоро выйдет. Подожди.
Артём прислонился к столу. Огляделся.
И увидел Таню – у раковины, с двумя другими женщинами. Моет посуду.
– Привет, Тань, – подошёл он. – Думал, ты будешь готовить.
– Привет, – она улыбнулась. – Здесь по сменам всё. Сегодня мою. Завтра – буду помогать варить.
– А вот оно что… – сказал он.
– А у тебя как дела? – спросила она, не отрываясь от кастрюли которую мыла.
– Да нормально. День прохладный, солнце не так давит.
– А зачем тебе Оксана?
– Еду забрать. Макс сказал – к ней.
Тут открылась дверь кабинета. Из него вышли две женщины.
– Смотри, – тихо сказала Таня. – Это Мария Кузнецова. Основательница.
Артём посмотрел на неё. Стройная. В красной водолазке.
Чёрные брюки. Холодная. Спокойная.Прошла – и исчезла. Как призрак.
– А вон та – Оксана, – кивнула Таня. – Она тебе и нужна.
Женщина лет пятидесяти. Полненькая. Короткие волосы. Чёрная футболка. Фартук, завязанный крепко – по-деловому.
Артём подошёл.
– Здравствуйте. Я сегодня на стене. Хотел взять обед для двоих.
– Так сказал бы девчатам, – сухо сказала Оксана. – Чего меня ждать?
Повернулась к девушке у плиты:
– Аня, собери этому юноше обед на стену.
Артём посмотрел на Аню. Не высокая. В жёлтом домашнем платье. Серый платок на голове. Фартук.
Лямки обтягивают талию. Она – не красавица из мечты. Она – реальность. Она прошла в кладовку.
Маленькая комната. Полки – с банками. С мукой.
С крупой. Она взяла четыре контейнера. Пластиковые.
Потёртые. Но чистые. Подошла к кастрюлям. Набрала суп. Аккуратно. Не пролила. Потом – картошку с мясом. Мясо – маленькое. Но – есть.
Положила хлеб – по два куска в контейнер. Всё – в пакет. Плотный. С логотипом старого супермаркета.
Подошла.
– Держи, – сказала.
Голос – тихий. Но – тёплый.
– Спасибо, – сказал Артём. – Меня Артём зовут.
Он хотел сказать больше. Хотел спросить: «А тебя?»
Хотел улыбнуться. Хотел остаться.
– Так, ну-ка давай, – вмешалась Оксана, выталкивая его к двери. – Иди. Не отвлекай моих девчат.
– Да я просто… хотел познакомиться…
– Вечером приходи, – сказала Оксана, уже за спиной. – После смены. Тогда и познакомишься.
Артём остановился у двери. Оглянулся. Аня стояла у плиты. Смотрела на него и улыбалась. Широко. Искренне. Потом – быстро опустила глаза. Но – улыбка осталась. В этот момент в кухню ввалились трое мужчин.
– Оксана Мы со стены Дашь еду с собой?
Артём вышел. Закрыл дверь. Стало тише.
Но – внутри – громче. Он шёл обратно к стене. С пакетом в руке. С запахом супа. С воспоминанием улыбки. С мыслью: «Она смотрела. Улыбалась.»
Вернувшись к стене, Артём сел на своё место – на старый складной стул. Пакет с едой он положил на центральный деревянный стол, покрытый трещинами, шрамами ножей и следами дождя. Солнце уже склонялось к западу, но жара ещё держалась – лёгкая, вязкая, как ткань, намокшая в поту.
– Ну-ка, что там у нас, – пробормотал Максим, не дожидаясь.
Он протянул руку, вытащил два контейнера – свои – и сразу открыл первый. Запах поднялся тёплый, густой: капустный суп с кусочками мяса, чуть перцем, чуть лаврушкой. Максим вдохнул – и на лице его мелькнуло нечто большее, чем удовольствие.
Артём вытащил свои два контейнера. Открыл первый – с супом. Пар поднялся, коснулся лица. Он вдохнул – и в памяти всплыл запах кухни бабушки. Давно. До всего. До пепла. До стен.
Второй контейнер – картошка с мясом. Не много. Мясо – твёрдое, жилистое, но варёное. С томатным соусом, в котором угадывался порошковый чеснок и остатки перца. Хлеб – по два куска, завёрнутых в бумагу.
Они ели молча. Сначала.
Потом – разговор пошёл сам.
Как вода, пробивающаяся сквозь трещины.
– Повезло нам, что сюда попали, – сказал Максим, пережёвывая хлеб.
Они помолчали. Но молчание не было пустым.
В нём – имена.
Лица.
Те, кого больше нет.
– Вспоминаю Стаса, – тихо сказал Артём. – Он мне в первые дни помог.
– У меня – Костя, – ответил Максим. – Был как брат. Ушёл на разведку. Не вернулся.
Они не смотрели друг на друга. Смотрели вдаль.
На тропу. На пыль. На то, что не вернуть. И в этом – не жалость. А – память. Как долг.
Вдруг – движение.
На горизонте, в пыли, показалась машина. Маленькая.
Тёмная.
Максим мгновенно положил контейнер на стол.
Вскочил. Схватил СВД. Припал к прицелу.
Артём – не раздумывая – схватил бинокль, лежавший рядом, сдвинул крышку с объектива и поднёс к глазам.
Через несколько секунд он увидел:
ГАЗ-53. Тёмно-зелёный. Старый, но целый.
На кузове – следы краски, будто кто-то пытался замаскировать номера.
Из окна – высунулась голова.
– Это наши, – сказал Максим, опуская винтовку. – Видать, с ордой управились. Давай, Артём, надо открыть ворота.
Они спустились по деревянной лестнице.
Ступени скрипели. Ветер донёс запах пыли и масла.
Две стальные трубы – вертикальные – вставлены в петли по центру. Толстые. Холодные на ощупь.
Артём и Максим встали по обе стороны от верхней трубы.
– На счёт три, – сказал Максим. – Раз… два… три
Они рванули вверх. Труба скрипнула. Сдвинулась.
Тяжело. Неохотно.
– Чёрт, – выдохнул Артём. – Она же в два раза тяжелее, чем выглядела.
– А ты думал? – усмехнулся Максим. – Это не для красоты.
Они поставили трубу в сторону, на специальный упор.
То же – со второй. Тоже – скрип. Тоже – усилие.
– Почему две трубы? – спросил Артём, вытирая пот со лба.
– Чтобы ни один гад не сломал их даже с помощью тяжёлой техники, – ответил Максим. – Одну – можно выбить. Две – только если рвёшь ворота на куски.
– А что, были случаи?
– Был один раз. Группа бандитов на УАЗе. Думали, проломят. Мы – не открыли. Они – уехали. С тех пор – две трубы.
Они взялись за ворота. Тяжёлые. Металлические.
Обшитые досками. Скрипнули петли.
Медленно, неохотно – ворота пошли в сторону.
Через несколько минут ГАЗ-53 въехал на территорию.
Пыль оседала. Двигатель – гудел, как уставший зверь.
Из окна левой двери высунулся мужчина – в куртке из грубой ткани, с винтовкой на плече.
– Здарова, Макс, – крикнул он. – Доложишь Феде, что мы вернулись?
– Здарова, – ответил Максим. – Да, конечно. Что там с той ордой?
– В сторону города их развернули. Сюда не попрут.
– Хорошая работа, – кивнул Максим. – Ладно, езжайте на обед.
Машина тронулась и исчезла за поворотом.
Артём и Максим закрыли ворота. Вставили трубы.
Заперли.
На стене Максим сел на своё место. Взял рацию.
Нажал кнопку передачи.
– Федя, это Макс, южные ворота. Группа Славы вернулась. Просили доложить.
– Принято, – раздался голос в динамике. – К вечеру ждите авангард.
– Наша смена закончится до их прихода.
– Возможно. Но может, они раньше придут.
– Надеюсь, – сказал Максим.
Он поставил рацию на место. Взял контейнер.
Продолжил есть. Артём тоже вернулся к еде.
Но – он уже не просто ел. Он – думал. О трубах.
О машине. О словах: «ждите авангард».
Солнце уже склонилось к западу, окрашивая небо в тускло-рыжий цвет, будто сам воздух был пропитан пылью и усталостью. Ветер стих. Только редкие порывы шевелили обрывки проводов на стене. Артём сидел на своём месте – на старом складном стуле. Перед ним – контейнер с остывшими картошками. Он не ел. Просто смотрел вдаль.
Максим, вернулся с туалета, присел рядом.
– Артём, – сказал он, не поворачиваясь. – Ты сталкивался когда-нибудь с ордой?
Артём медленно покачал головой.
– Нет. Я видел их издалека. Как тёмная волна на горизонте. Но вблизи… ни разу. И, честно – надеюсь, не встречу.
Максим хмыкнул. Не с усмешкой. С горечью.
– Не надейся. Скоро и тебе придётся пойти на вылазку. Против орды.
Он замолчал. Взял бутылку, сделал глоток. Вода была тёплая.
– Дам тебе совет, – продолжил он. – Не бойся. Обычные ходуны – не опасны. От них легко убежать. Это просто мёртвые, что шатаются. В одиночку – не угроза. Но если их много… тогда это уже не ходуны. Это – орда. И орда не спит. Не устаёт. Она идёт.
Артём слушал. Не перебивал.
– А вот мутанты – тех стоит бояться, – Максим понизил голос. – Пешком от них не убежать.
Он сделал паузу. Словно вспоминал.
– Ты знаешь подразделение мертвецов?
– Нет, – ответил Артём.
– Ну, запоминай.
Он начал, как учитель. Чётко. С расстановкой.
– Ходуны. Медленные. Тупые. В одиночку – не страшны. Но если их сотня – стена дрожит.
– Бешеные. Это – мертвецы в процессе мутации. Выглядят почти как обычные, но… они бегут. Увидят – и рвутся. Быстро. Не устают. Сколько ни беги – будут преследовать, пока не схватят или ты их не убьёшь.
Артём сжал кулаки.
– Охотники. Самые коварные. Двигаются на четвереньках. Быстрые. Сильнее человека. И – умные. Не кидаются. Ждут. Прячутся и преследуют, пока жертва не расслабится. Как настоящие охотники. Поэтому так и назвали.
Он замолчал. Посмотрел на Артёма.
– Ты слышал, как они воют? Не кричат. Воют. Как волки. Только… глубже.
Артём кивнул.
– Летуны. Я не знаю, откуда они взялись. Может, птицы мутировали. Может, люди. Огромные твари – метр в рост. Крылья, как у летучей мыши. Нападают с воздуха. Без предупреждения.
Он провёл рукой по шраму на шее.
– Один схватил меня. Я вырвался. Но… почти не успел.
Пауза. Длинная.
– И, наконец… Громилы.
Он произнёс это слово, как проклятие.
– Три метра ростом. Мускулы, как у быка. Кожа – толще брони. Пули их не берут. Не просто не убивают – они не чувствуют. Даже крупный калибр – как укус комара. Но даже РПГ в грудь – не убьёт.
– А в голову? – спросил Артём.
– Не поможет. Голова у них – как бетон. Нужно… в затылок. Там у них слабое место.
Артём вдруг замер.
В памяти всплыло: Ворота. Лом. Крик. Кровь.
Громила – огромный, мутант, – врывается внутрь ломая ворота.
– Именно такая тварь… прорвала ворота в моём старом убежище, – тихо сказал он. – Кирилла… убили. Судя по всему – охотники.
Максим кивнул. Без жалости. С уважением.
– Был случай, – сказал он. – К стене подошла орда. Сотни ходунов. Бешеные. И – среди них… громила.
Он усмехнулся.
– Мы тогда столько в него пуль выпустили… стена дрожала. А он – шёл.
– И что?
Виктор – он вытащил РПГ. Прицелился. Выстрелил… в затылок.
Артём напрягся.
– Громила упал и не встал.
– Откуда он знал? – спросил Артём.
– Не знаю. Никто не знает. Но этот парень… он не переставал удивлять.
– Мутанты, в отличие от обычных мертвецов, выходят только ночью. Днём они не появляются – свет ослепляет их, и они почти ничего не видят.
Он замолчал.
Артём смотрел вдаль.
Максим начал рассказывать. Не просто истории. Они были как ножи.
– Был случай… мы зачистили бункер. Думали – чисто. А в подвале – летуны. пять штук. Они спали… пока мы не включили фонари.
– А ещё… охотники затаились в канализации. Устроили засаду. Убили троих, пока мы не поняли, откуда атака.
Артём слушал. Не перебивал. Не задавал вопросов.
Он проживал.
– Запомни, Артём, – сказал он. – Ты не должен их бояться. Ты должен их понимать.
Потому что когда ты понимаешь – ты уже не жертва. Ты – охотник.
Ветер поднялся. Пыль закружила у ног. Время подошло к шести.
– Еле ноги унёс, – Максим говорил тихо, будто боялся, что слова привлекут внимание. – Благо, мужики на улице были. Как только я выскочил из того дома – сразу встретили. А эта тварь – следом. Хрипит, волочит ногу… Но мужики – в ствол. Раз, и – лежит.
Он замолчал. Провёл ладонью по лицу.
– После этого я в строения один не хожу. Не важно – дом, сарай, подвал. Один – не пойду. Никогда.
Артём кивнул. Он понял. Это был не страх. Это – опыт.
В этот момент он почувствовал – что-то изменилось. Ветер стих. Пыль, что минуту назад кружила у ног, осела.
– Макс… – Артём поднял бинокль. – На дороге – движение.
Максим мгновенно схватил СВД, прильнул к прицелу.
– Это… – голос его дрогнул. – Это авангард.
Он не скрывал радости.
– Застали. Мы всё-таки их застали.
Он схватил рацию.
– Павел Александрович, это южные ворота. Авангард возвращается. Они приближаются.
– Принял. Выезжаем.
– Пошли, Артём. Открываем ворота.
Они спустились. Тяжёлые стальные ворота – скрипнули, когда парни начали их двигать.
Через несколько минут из центра убежища показались машины – два тёмно-зелёных микроавтобуса, покрытых пылью и царапинами.
Из первой вышли: Константин Кузнецов, суровый, с седыми висками; Павел Александрович, его зам; Мария Кузнецова, женщина с глазами, в которых застыла тревога; и Арсений, молодой связист.
Из второй – трое бойцов охраны, с автоматами на изготовку.
Небо затянуло тучами. Пошёл лёгкий дождь. Ветер дул слабо, но хватало, чтобы шевелить пыль на земле.
И тогда – они появились.
Группа людей шла по дороге. Чётко. Строем.
Как единый организм.
На них – камуфляжные штаны, пропитанные потом и кровью.
Разгрузки – чёрные, потёртые, с отметинами пуль.
Плащи – длинные, с капюшонами, развевающимися в ветру, как крылья воронов.
У некоторых – маски. с прорезями для глаз.
Оружие – АК-12, АК-19, модифицированные, с глушителями, с царапинами от зубов.
Двое – с пулемётами Калашникова, переделанными под бронебойные.
На спинах – ножи и топоры.
И – за ними.
Две лошади с повозки.
На первой – снаряжение. Рюкзаки, ящики, медпакеты.
На второй – тело. Накрытое белой простынёй.
Но белая – не осталась белой. Она – в крови.
Тёмной. И – по краю капает кровь.
Артём смотрел и считал. Двадцать человек.
– Должно быть двадцать два, – прошептал он.
Максим кивнул.
Пауза.
Артём почувствовал, как сжалось сердце.
– Артём, – Максим показал на мужчину впереди. – Видишь?
Впереди шёл высокий мужчина лет сорока.
Шрам на щеке – как молния.
Волосы – отросшие, с проседью.
Борода – в пыли.
В руке – винтовка с прикладом, обмотанным проводом.
На разгрузке – три пустых магазина.
Он идёт – как лидер. Шёл – как будто земля ему покорна.
– Это Игорь Соколов. – Сказал Максим. – Командир авангарда. Однажды – в одиночку уничтожил целую орду ходунов, когда его отряд попал в засаду.
Артём смотрел.
– А сразу за ним… – Максим показал на девушку.
Молодая. Блондинка. Не высокая.
Лицо – грязное, уставшее, в царапинах.
Глаза – холодные. Ясные. Как лёд. Но – не жестокие.
– Уверенные.
Одежда – в пыли, в рваных местах, в пятнах.
На поясе – длинный нож.
На спине – СВД, модифицированный под глушитель.
Она идёт – не как дочь командира. А как легенда.
– Это Анастасия Кузнецова. Младший офицер авангарда. Дочь Константина и Марии. Сестра Виктора.
– Кузнецовы отдали её в авангард? – спросил Артём.
– Нет. Она сама пошла. Игорь лично её тренировал.
Максим сделал паузу.
– Однажды она сопровождала группу собирателей. Напали два летуна. Она – в одиночку убила обоих. Один – упал с крыши. Второго – добила ножом в горло.
Артём смотрел на неё. Она шла, не опуская глаз.
Не красавица из мира до. Но – притягательная.
Не внешностью. А – силой. И – в этом – уважение.
– А вон тот… – Максим показал на мужчину слева от Соколова.
Не высокий. Азиатская внешность. Он не идёт – он надвигается. Глаза – как у хищника. За спиной – катана. Чёрная рукоять. Рукоять – в царапинах. На ножнах – вырезаны имена. В его поступи – не усталость. – А уверенность.
– Булат. Он из Бурятии. Старший офицер авангарда. Бывший командующий стражами. Местная легенда.
Он замолчал.
– В одной из вылазок – охотники засели в канализации. Булат… он пошёл один.
Артём напрягся.
– Вернулся – с пятью головами. Сказал: «Теперь здесь чисто.»
Он посмотрел на Артёма.
– Их было не мало. Шесть. Может, семь. Но он – один. И – вышел.
Артём почувствовал, как мурашки пошли по спине.
– А вон те двое… – Максим указал на двух огромных бойцов с пулемётами. Они идут – как бойцы прошедшие через ад.
Оба – под два метра. Плечи – шире дверного проёма.
Шаг – не просто тяжёлый. Он – давит.
Каждый удар сапога – как выстрел в тишину.
Лица – не просто грубые. Они – высечены в камне.
Шрамы – от когтей, от пуль, от огня.
Глаза – не блестят. Они – пустые. Как у тех, кто видел адов пекло – и вышел.
В руках – пулемёты Калашникова.
– Братья Суховы.
– Что с ними?
– Однажды их группа попала в засаду. Громила загнал одного из них в ловушку. Они – вдвоём отвлекли громилу, увели по дальше и убили. Вдвоём. Если не считать Виктора, они – единственные, кто сумел убить громилу.
Он посмотрел на Артёма.
– У каждого из них – своя история. Свой подвиг. Вот почему их называют – авангард.
Тишина.
Артём смотрел на них. Они проходили – как тень войны. Каждый шаг – тяжёлый. Каждое лицо – израненное. Но – они шли.
Соколов подошёл к Константину. Поздоровались кивком.
– Вылазка сложная выдалась, – сказал Соколов. – Потеряли двоих. Не смогли спасти.
Константин кивнул. Посмотрел на повозку.
На простыню.
– Ладно. В штабе расскажешь. Садитесь в машину. Едем.
– Гриша, – скомандовал Константин, – лошадей – к Михалычу.
Бойцы авангарда молча погрузились в машины. Никто не радовался. Никто не смеялся. Они просто вернулись.
Мария подошла к Анастасии. Обняла. Крепко.
Провела рукой по лицу – стёрла грязь.
Анастасия не ответила. Просто прижалась.
На долю секунды – опустила глаза. Как будто позволила себе быть не командиром. А – дочерью.
Машины уехали. Пыль осела.
– Давай закроем ворота, – сказал Максим.
Они захлопнули створки и вернулись на стену.
– Скоро ужин, – Максим хлопнул Артёма по плечу. – Сбегаю, принесу поесть. А потом домой – сигареты заберу. Последняя осталась.
Он вытащил из мятой пачки сигарету, прикурил. Густой дым растворился в ночи. Пустую пачку швырнул за стену.
Артём сидел неподвижно. Макс заметил.
– О чём задумался, приятель?
– Уничтожить целую орду в одиночку… убить охотников в одиночку… – тихо сказал Артём. – Это нереально.
Макс горько усмехнулся.
– Ты под впечатлением? Я не приукрашиваю. Это живые легенды. Булат не просто убивает – он вырезает их. Один за другим. И знаешь, что страшнее всего? Он улыбается.
Артём сжал кулаки.
– Макс…
– Да.
– Я хочу быть там. Не смотреть. Хочу идти с ними. Хочу, чтобы мой шаг был тяжёлым. Чтобы мой клинок помнил имена. Как у Булата.
Макс долго молчал. Потом потушил сигарету о подошву.
– Ты серьёзно? Авангард – это не просто «крутые». Это последний рубеж. Они не воюют. Они выживают там, где другие падают за секунду.
– Почему их так мало?
– Потому что желающих – нет. Просто нет. Последний отбор был год назад. И то потому что – пришли с других убежищ.
– Я пройду отбор, – твёрдо сказал Артём.
Макс посмотрел на него. Не как на новичка. Как на того, кто уже сделал выбор.
– Вижу, что ты не шутишь. Но Игорь тебя не возьмёт. Ты здесь недавно. Он не берёт в авангард тех, кто только появился. Сначала надо проявить себя. Или ждать.
– А когда отбор?
– В конце апреля.
Артём напрягся.
– Значит, год ждать?
– Не просто ждать, – сказал Макс. – Выживать. Доказывать. Потому что Игорь не берёт тех, кто хочет. Он берёт тех, кого выбирает. По крови. По шрамам. По глазам, в которых уже был ад.
Артём молчал. Ветер дул слабо. Но в его груди – бушевало.
– Ладно, – выдохнул он. – Погнал я в столовую.
Макс ушёл. Артём остался один. С мыслями. С огнём.
Через полчаса Макс вернулся – с пакетом.
– Там в столовой – настоящий пир – радостно сказал он, садясь. – В честь авангарда. Угощения – огонь.
Он вытащил контейнеры. Артём – свой.
Макароны с котлетами. Пар – в холодный вечер.
Они умяли всё. Запили горячим чаем из термоса которую Макс притащил из дома.
К девяти вечера пришли сменщики. Артём и Макс вернули оружие Дмитрию и расписались в журнале.
– Ну, мой дом – на той стороне, – Макс указал на западную часть убежища.
Дежурство подходило к концу. Ночь уже не казалась такой враждебной – просто тёмной, привычной. Ветер стих. За стеной – тишина. Та самая, что бывает перед бурей… или после.
– Дежурство прошло хорошо, – сказал Макс, снимая перчатки. – Даже авангард почти в полном составе увидели.
Артём улыбнулся.
– Значит, я везунчик. В первый же день – и уже их увидел.
Макс хмыкнул.
– Да ладно тебе. Ты их ещё не раз увидишь. Особенно – в столовой.
Он протянул руку.
– Приятно было, Артём. Теперь у тебя есть друг. Если что – обращайся.
Артём пожал руку. Крепко.
– Аналогично.
Но Макс не отпуская продолжил.
– Слушай… Если пойдёшь на отбор… Дай знать.
Я буду болеть.
Слова повисли в воздухе. Не громко. Как обещание.
– Обязательно, – сказал Артём. – Скажу.
Макс кивнул. Один раз. Достаточно.
Развернулся и пошёл прочь.
Его силуэт растворился в сумраке узкого прохода между домами. Шаги стихли – будто сама ночь поглотила звук.
Артём остался один. Стоял. Смотрел туда, где исчез друг.
Потом медленно развернулся и пошёл домой.
Сердце билось не в спешке. Не от радости.
Оно просто билось – ровно, глубоко, как будто привыкало к новому ритму.
И в этом ритме уже слышался шаг. Тяжёлый.
Чёткий. Несущийся сквозь тьму.
Ритм авангарда.
Добравшись до дома, Артём свернул на кухню чтобы поставить чайник. Руки – привычно. Но глаза – всё ещё там. У стен. Где прошёл авангард.
На кухне – Таня. В пледе. Чашка – с чаем.
Книга – раскрытая. Тёплый свет лампы – как объятие.
– Таня, как дела? – спросил он, включая чайник.
– Нормально, – она оторвалась от страницы. – Устала. Целый день посуду мыла. А у тебя?
– Нормально, – усмехнулся Артём, подражая её тону. – Целый день сидел на жопе.
Тут – скрип двери.
Катя. В халате, с улыбкой.
– Таня, Артём, ну что вы тут? Пойдёмте в гостиную. Расскажите – как день прошёл?
Таня взяла чай, кивнула.
– Иду.
– Артём, ты?
– Щас, Кать. Чай сделаю – и приду.
Чайник закипел. Пар – вверх.
Артём смотрел на него. Как будто в этом пару – была вся его усталость. Вся тяжесть. Всё – желание.
Он прошёл в гостиную.
Там – тепло. Свет. Смех.
Катя и Таня – на диване.
Саша – на полу, прислонился к стене, смеётся над чем-то. Часы – тикают.
– Кать, а где дети? – спросил Артём, садясь в кресло.
– Уснули, – почти шёпотом. – Так что – потише.
Друзья рассказывали. Про работу. Про новых людей.
Про глупые шутки. Про то, как Таня чуть не уронила стопку тарелок. Артём сидел. Слушал и Улыбался.
И вдруг понял:
– Это – то, ради чего они воюют.
Не ради славы. А ради этого. Ради смеха. Ради чая.
Ради того, чтобы можно было просто сидеть – и слушать.
– Артём, – Саша посмотрел на него. – А ты? Давай, рассказывай.
Артём замолчал. Посмотрел в чашку. Пар – уже не шёл.
– Я… – он сглотнул. – Я сегодня… видел авангард.
Все замолчали.
– Они… не похожи на нас. Они – как стена.
– Я стоял на стене, и… когда они прошли… Земля как будто задрожала.
Таня сглотнула.
Саша перестал улыбаться.
– И знаете…
– Я хочу быть там. Я хочу идти бок о бок с ними.
– Я хочу, чтобы мой шаг – был таким же тяжёлым.
Тишина. Только тиканье часов.
Катя первой кивнула.
– Тогда… станешь.
Кабинет Константина Кузнецова. 22:47.
Дверь скрипнула. Игорь Соколов вошёл в кабинет.
В комнате – трое.
Павел Александрович – в углу, руки на коленях, взгляд усталый.
Фёдор Михайлов – молчаливый, как стена.
Булат – сидел, скрестив руки. Глаза – тёмные, без моргания.
Константин – сидел за столом.
Он не поднял головы.
– Говори, Игорь, – сказал он.
Игорь не сел.
Остался стоять.
– Мы думали – там только охотники, – начал он.
Голос – ровный.
– Пошли зачищать. Как обычно. Три этажа зачистили.
На четвёртом…
Он замолчал.
Сжал кулак.
– Тварь. Не охотник. Не громила. Что-то… новое.
Он сделал паузу.
– Быстрая. Умная и сильная.
Схватила Славу… и разорвала ему живот. Мы подобрали его. Он был ещё жив.
Игорь опустил взгляд.
– Понесли к выходу.
А она – за нами. Пули не брали.
На втором этаже – думали, оторвались.
А она… Проломила стену. Схватила Борю – и убежала.
Тишина.
Павел закрыл глаза.
Фёдор сжал зубы – так, что на виске дёрнулся жилой.
Булат не шевельнулся.
– Слава… – Игорь не поднимал головы, – не дотянул.
Умер по дороге.
Он поднял глаза прямо на Константина.
– Завтра… мне нужно будет сказать их жёнам.
Что мужья не вернутся. Что их больше нет.
Пауза.
Он вышел. Не оглянулся. Дверь скрипнула снова – и замерла.
Константин сидел. Не шевелился. Потом – встал.
Медленно. Подошёл к карте на стене.
Провёл пальцем по зданию.
– Паша… – сказал он тихо.
Не глядя. Павел открыл глаза. Ждал.
– Это – эволюция.
Он говорил, как будто взвешивал каждое слово.
– Они становятся умнее и сильнее. Не просто звери.
А охотники с разумом.
Он оторвался от карты и повернулся.
– Если мы не уничтожим это здание… Оно станет рассадником. Не для охотников. Для чего-то хуже.
Он посмотрел на каждого.
По очереди.
– Идите домой. Отдохните.
Пауза.
– Мне… надо подумать.
Они встали и молча вышли.
Константин остался один стоять у карты.
Глава шестая. Новый Страж
На следующее утро Артёма разбудил грохот – Катя с детьми суетилась, собираясь: дети в школу, она – на работу. Он потянулся, потёр глаза и бросил взгляд на часы над дверью. Было без половины восемь. Не спеша встал, начал одеваться.
Мимо прошла Таня. На ней были домашние шорты и простая майка, на правом плече – полотенце, в руках – зубная щётка и мыло.
– Доброе утро, Артём. Давай, иди умывайся, скоро завтрак.
– Доброе, щас, – ответил он, зевая.
Взял щётку и полотенце, прошёл в умывальную. Закончив утренние дела, он и Таня направились в столовую.
– Слушай, Тань, – спросил Артём по пути, – та девушка, что вчера мне обед собирала… ты её знаешь?
– Ты про Аню? Ну, лично не общалась. А что?
– Да так… хотел познакомиться. Вчера меня какая-то злая тётя выгнала.
– Оксана? Да она вовсе не злая, очень даже добрая.
– Ага, добрая. Только эта «добрая» тётя меня почти за шиворот вытолкала.
Таня рассмеялась.
– Поделом тебе. Нечего людей от работы отвлекать. Ну ладно, что ты хотел узнать про Аню?
– Где её сегодня можно встретить? Или, может, знаешь, где она живёт?
– Откуда мне? Я же сказала – не знакома. Придёт в столовую, пообедает – вот и встретишь.
– Не, не вариант. Там шумно, народу полно.
– Ну тогда подожди, пока выйдет. Стой у дверей – никто не запрещает.
– Точно Спасибо, Тань!
– Пожалуйста.
– А… что ей сказать-то?
– Мне что, всё подсказывать?
Артём молча смотрел на неё, ожидая подсказки. Таня выдохнула.
– Ну… пригласи погулять. Скажи, что ты новенький, попроси показать поселение. Что тут сложного?
