Читать онлайн Обжигающий бриз бесплатно

Глава 1. Аромат вишни и пыльной дороги

Воздух в Заливе Отрады был густым и соленым. Он обволакивал, как влажное одеяло, прилипал к коже и оставлял на губах вкус далеких странствий. Для Вероники этот воздух пах детством – летними каникулами у бабушки, пирогами с вишней и старыми книгами, страницы которых отсырели и покоробились от морской влаги.

Она стояла на краю пыльной проселочной дороги, ведущей от автобусной остановки к дому Лидии Петровны, и чувствовала себя героиней старого черно-белого фильма. Тот самый момент, когда городская нежность сталкивается с диковатым очарованием провинции. Ее длинное платье в мелкий цветочек и с кружевными манжетами казалось здесь чужеродным пятном, как орхидея на картофельной грядке. Девушка поправила соломенную шляпку и потянула за ручку чемодана на колесиках, который подпрыгивал на ухабах, протестуя против неровного пути.

Мысли были заняты не этим. Она повторяла в уме монолог Ларисы из «Бесприданницы», представляя, как сыграет эту хрупкость и обреченность. Море, маячившее вдали между деревянными домиками, идеально подходило для настроения.

Внезапно тишину, нарушаемую лишь стрекотом кузнечиков и дальним шумом прибоя, разорвал низкий, агрессивный рокот. Из-за поворота, поднимая клубы рыжей пыли, вынесся мотоцикл. Не новый, блестящий, а старый, советский, видавший виды «Урал», рычащий как разъярённый зверь.

Вероника инстинктивно отпрянула, и колесико чемодана предательски свернуло в сторону, отправив всю поклажу прямо на середину дороги. Она сама едва удержала равновесие, шляпка съехала набок.

Мотоцикл с визгом тормозов остановился в сантиметрах от опрокинутого чемодана. Пыль осела, и девушка увидела всадника.

Он был совсем не похож на лирического героя. Короткие тёмные волосы, торчащие ёжиком, простая чёрная футболка с закатанными рукавами, обнажавшая загорелые сильные руки. Но больше всего её поразили глаза. Большие, ярко-зелёные, как морская волна на солнце. Но взгляд в них был дерзкий, изучающий, даже насмешливый. Он смотрел на неё, на её опрокинутый чемодан, на платье в цветочек, и в уголке его рта играла ухмылка.

– Эй, Психея, – голос у него был низкий, слегка хрипловатый, и от этого прозвище прозвучало не как комплимент, а как колкость. – У нас тут не подиум. Дорожное движение, в курсе?

Вероника почувствовала, как по щекам разливается краска. Она выпрямилась, попыталась придать своему лицу надменное выражение, которое репетировала перед зеркалом для роли холодной аристократки.

– Если бы вы ехали с разрешённой скоростью в населённом пункте, мой «подиум» никому бы не помешал, – выдавила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Зелёные глаза сузились. Парень, не спеша, закинул ногу через мотоцикл и подошёл. Он двигался легко, по-кошачьи грациозно, и от этого становилось ещё тревожнее. Он не стал спорить. Прохладным взглядом он окинул её с ног до головы, потом перевёл его на чемодан, из которого на пыльную дорогу выкатилась пачка нот и книга пьес Чехова.

Он наклонился, поднял книгу, смахнул с обложки пыль и протянул ей. Его пальцы были длинными, сильными, в царапинах и с тёмными следами машинного масла, которое не отмылось до конца.

– Чехов, – произнёс он, и в его голосе вдруг пропала насмешка, осталась лишь какая-то странная, плоская интонация. – «Чайка». Несчастная птица. По мне, так слишком много нытья.

Прежде чем она успела что-то ответить, он легко, одним движением, поставил её чемодан на колёса, толкнул его к ней так, что ручка упёрлась ей в ладонь.

– Сворачивай в сторону, услышишь мотор – прижмись к обочине. А то здесь не только романтики на двух колёсах катаются, – бросил он и развернулся к своему «Уралу».

Он завёл мотоцикл, и снова воздух наполнился рокотом. Перед тем как тронуться с места, он обернулся и бросил на неё последний взгляд. Зелёный, колючий, нечитаемый.

– И да… Добро пожаловать в Залив Отрады, принцесса.

И он уехал, оставив её одну на пыльной дороге, с трясущимися коленями, с книгой Чехова в руках и со смесью обиды, стыда и какого-то непонятного щемящего любопытства.

Вероника глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Она поправила шляпку и посмотрела в сторону, куда умчался тот зелёный взгляд. Море шумело ровно и спокойно, как будто ничего и не произошло. Но она чувствовала – что-то изменилось. Тишина уже не казалась такой безмятежной.

Она тронулась с места, катя за собой чемодан, и теперь машинально обходила каждую кочку. А в ушах всё ещё стоял этот низкий голос, произносящий слово «Психея». И почему-то оно звучало в её голове куда интереснее, чем «Лариса».

Глава 2. Пирог с вишней

Дом бабушки Лидии Петровны пахнет так, как должен пахнуть самый надежный уголок на земле: свежей выпечкой, воском для деревянной мебели и сушеным чабрецом. Запах, который обволакивает и успокаивает, словно говоря: «Ты в безопасности, тут тебя любят».

– Родная моя! Наконец-то! – бабушка, прикрыв фартуком свое цветочное платье, раскрыла объятия, и Вероника утонула в них, вдыхая знакомый аромат дрожжевого теста и душистых духов «Красная Москва». – Совсем актрисой стала! Какая красота! Иди, иди, разбирайся. Пирог уже подрумянивается.

Комната была прежней: узкая железная кровать с горой подушек, кружевная скатерть на комоде, на стене – репродукция «Девушки с персиками» и фотография молодых родителей Вероники, смотрящих куда-то вдаль с строгими и амбициозными лицами.

Вероника распаковала чемодан. Платья, балетки, сборники пьес. Она аккуратно развесила и разложила все это в шифонере, создавая свой, столичный и хрупкий, мирок в этой простой комнате со скрипучими половицами.

Обед был самым вкусным на свете. Они сидели на кухне, и Вероника, забыв про все актерские манеры, уплетала кусок за куском пирога с кисло-сладкой вишней, запивая его холодным молоком.

– Ну как дорога? Никто не приставал? – спросила Лидия Петровна, подливая ей еще молока. – У нас тут народ в основном хороший, но… Попадаются разные.

Вероника на мгновение задержала взгляд на кружечке. Вспомнился рык мотора и зеленые, насмешливые глаза. – Нет, бабушка, все хорошо. Никто не приставал.

– Это радует. Ты уж будь осторожней, одна такая красивая ходишь. Вот, к примеру, Орлов тот… Олежка. – Лидия Петровна поморщилась, как будто съела что-то горькое. – Его из школы еще выгнали, он теперь баклуши бьет, кто знает, чем промышляет. Видала его на своем моторошуме? По всему поселку как угорелый носится. Матери нет, отец в запое… Яблочко от яблоньки.

Вероника молча кивала, представляя, как бабушка с подругами на лавочке обсуждает «того Орлова». Она не стала рассказывать про инцидент на дороге. Зачем волновать старушку?

– Не переживай, бабушка, я буду далеко обходить всяких… хулиганов, – улыбнулась она.

После обеда Лидия Петровна всплеснула руками:

– Совсем из головы вылетело! Калитка у нас совсем разболталась, повалилась набок. Я уже и к дяде Коле обращалась, он все руки не доходят. Совсем беда.

– Я посмотрю, – предложила Вероника, чувствуя прилив энергии после пирога.

Она вышла в палисадник. Калитка и правда висела криво, одна петля почти оторвалась. Вероника потрогала шурупы – они были ржавые и вывернутые. Дело явно не в ее силах.

Именно в этот момент снова послышался знакомый рокот. На этот раз он приближался медленнее и остановился прямо напротив их забора.

Олег сидел на мотоцикле, одной ногой уперся в землю. Он смотрел на нее, на покосившуюся калитку, и та самая ухмылка снова тронула уголки его губ.

– Опять препятствие устраиваешь, Психея? – крикнул он через дорогу.

Вероника сжала кулаки. Ее охватило странное чувство – смесь раздражения от его тона и стыда за то, что он снова застал ее в неловком положении.

– Калитка сломалась, – сухо ответила она, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Заметно, – он заглушил мотор и слез с мотоцикла.

Подошел к забору, не заходя на территорию. Осмотрел петлю критическим, профессиональным взглядом.

– Петля отваливается. Дерево подгнило. Надо менять и петлю, и врезать новый брус. Не дело.

Он говорил деловито, без насмешки. Вероника молчала, наблюдая, как его уверенные пальцы проводят по сгнившей древесине.

– Бабушка говорила, что к кому-то обращалась, – промолвила она наконец.

– К дяде Коле? – фыркнул Олег. – Он уже лет двадцать только о помидорах своих и думает.

Он помолчал, оценивая.

– Мне не сложно, за пятьсот могу сделать. Работа плюс материал.

Вероника удивленно подняла брови. Она не ожидала, что местный хулиган предложит… услуги.

– Я… Мне надо спросить у бабушки, – растерялась она.

В этот момент на крыльцо вышла Лидия Петровна. Увидев Олега у своего забора, она застыла с таким выражением лица, будто обнаружила в своем вишневом варенье большую гусеницу.

– Олежка, тебе чего надо? – спросила она холодно.

– Здравствуйте, Лидия Петровна, – к удивлению Вероники, он поздоровался вполне уважительно, хотя в его позе и читалась привычная раскованность. – Дверь у вас в аварийном состоянии. Говорю, могу починить. За пятьсот.

Бабушка нахмурилась, окинула взглядом калитку, потом Олега.

– И откуда у тебя руки, чтобы чинить? Только ломать мастак.

Олег не смутился. Он лишь пожал плечами.

– Ваше дело. Может, рухнет на кошку вашу Мурку или внучку вашу придавит.

Он повернулся, собираясь уходить.

– Постой! – неожиданно для себя сказала Вероника. Она посмотрела на бабушку. – Бабушка, а кто еще может? Дяде Коле мы уже полгода говорим.

Лидия Петровна тяжело вздохнула. Она посмотрела на хлипкую калитку, на внучку, на уверенную спину уходящего Олега.

– Ладно! – крикнула она ему вдогонку. – Делай! Но только чтобы с совестью и чтоб не дороже!

Олег обернулся. Кивнул коротко, без эмоций.

– Завтра утром материалы куплю, к вечеру будет готово.

Он завел мотоцикл и укатил, оставив их во дворе в напряженном молчании.

– Спасибо, бабушка, – тихо сказала Вероника.

– Ничего ты не понимаешь, – покачала головой Лидия Петровна, глядя в спину исчезающему мотоциклу. – Он не просто так. Эти всегда не просто так. Ты уж с ним, с этим… Олежкой… осторожней. Держись подальше.

Она ушла в дом, хлопнув дверью.

Вероника осталась одна в палисаднике. Она посмотрела на старую калитку, которая теперь казалась символом чего-то хрупкого и ненадежного, что вот-вот рухнет. А потом посмотрела на пыльную дорогу, где уже давно не было и намека на мотоцикл.

«Психея», – снова пронеслось в голове. И на этот раз это слово отозвалось не обидой, а странным, щекочущим нервы любопытством. Кто он на самом деле? Хулиган, которого все боятся? Или мастер на все руки, который берет пятьсот рублей за ремонт? И почему ее бабушка, самая добрая женщина на свете, смотрит на него с таким страхом и неприязнью?

Море шумело где-то вдали, предвещая прохладный вечер. Но внутри Вероники стало почему-то очень жарко.

Глава 3. Чай с лимоном и цитаты

Следующий день был наполнен тревожным ожиданием. Вероника пыталась репетировать, стоя у открытого окна своей комнаты, но слова из монологов Раневской и Нины Заречной казались плоскими и далекими от жизни. Жизнь здесь, в Заливе Отрады, пахла не вишневым садом, а соленым бризом и краской, которой дядя Коля красил лодку через два дома.

Олег появился ближе к четырем часам, приехав не на своем грохочущем «Урале», а на видавшем виды велосипеде с большой корзиной, набитой инструментами. Он был в тех же потертых джинсах и черной футболке, но на этот раз на глаза были надвинуты простые защитные очки.

Лидия Петровна, издалека наблюдая из-за занавески, испустила неодобрительный вздох, но на кухню не вышла. Она решила занять позицию строгого, но неявного надзора.

Вероника не могла усидеть внутри. Под предлогом чтения на свежем воздухе она вынесла плетеное кресло в палисадник, под развесистую старую яблоню, и устроилась там с томиком Чехова. Книга была скорее щитом, прикрытием для наблюдения.

Олег работал молча, сосредоточенно и удивительно эффективно. Он не производил лишних движений. Достал из корзины новый деревянный брус, циркулярную пилу, молоток. Рык пилы, вгрызающейся в дерево, казался таким же диким и неукротимым, как и он сам. Стружка летела легкими завитками, пахнущими свежей сосной.

Вероника украдкой наблюдала за ним. Как он прикладывал брус, проверяя уровнем, как уверенно забивал гвозди – ровно три удара на каждый, не больше, не меньше. На его предплечьях играли мускулы, на лбу выступили капельки пота, которые он смахивал тыльной стороной руки. В этой работе не было никакой хулиганской неумехи. Была точность и знание дела.

Он не смотрел на нее и не заговаривал. Казалось, полностью погружен в процесс.

Вдруг он отложил молоток и потянулся за старой, облезлой металлической флягой, сделав несколько долгих глотков воды. Его взгляд скользнул по ней, сидящей под яблоней с книгой.

– Что, «Чайку» дочитываешь? – спросил он неожиданно. Его голос был чуть хриплым от напряжения, но насмешки в нем не было. Простой вопрос.

Вероника вздрогнула, пойманная на наблюдении.

– Перечитываю, – ответила она, стараясь звучать непринужденно.

– И что, нашла там ответы на все вопросы?

Он присел на корточки, проверяя ровность установки петли.

– В искусстве не ищут ответов. В нем ищут… чувства, – выпалила она, тут же почувствовав, как это звучит пафосно и глупо.

Олег фыркнул, но не зло.

– Чувства… – повторил он, вкручивая саморез шуруповертом. – У вас, артистов, их всегда с избытком. Только потом оказывается, что пистолет-то настоящий.

Вероника отложила книгу. Это была цитата. Не дословная, но очень узнаваемая. Из той же «Чайки».

– Ты… читал Чехова? – не удержалась она от вопроса.

Олег на мгновение остановился, потом пожал плечами, не оборачиваясь.

– В школьной библиотеке много чего было. Пока не выгнали. Запоем читал, от скуки. Про несчастных людей, про вишневые сады…

Он закончил с саморезом и повернулся к ней. Зеленые глаза за защитными стеклами казались меньше, но не менее пронзительными.

– Веселое чтение, ничего не скажешь. Только жизнь и так серая, а после него вообще краски тускнеют.

Вероника не знала, что ответить. Ее образ местного хулигана трещал по швам. Он читал Чехова. Запоем.

– А что ты читаешь? – спросила она, чувствуя, что краснеет. Ей вдруг страстно захотелось узнать.

Олег усмехнулся, наконец сняв очки.

– Инструкции к шуруповерту. Сметы на материалы.

Он посмотрел на нее, и в его взгляде снова промелькнула знакомая дерзость.

– Не разочаровал, принцесса?

В этот момент на крыльцо вышла Лидия Петровна с подносом.

– Вероника, не мешай человеку работать! Олежка, вот, выпей чаю с лимоном, в жару полезно.

Голос ее был вежливым, но ледяным. Она поставила поднос со стаканом на ступеньку крыльца и тут же удалилась обратно в дом, давая понять, что это не приглашение к общению, а акт вежливости.

Олег медленно подошел, взял стакан, кивнув в сторону двери.

– Передай бабушке спасибо.

Он выпил залпом, поставил стакан обратно и вернулся к работе. Разговор был исчерпан. Стена, разрушенная на мгновение, снова выросла, стала еще выше и прочнее.

Через час калитка была как новая. Она не просто висела ровно – она открывалась и закрывалась с таким легким, едва слышным звуком, что казалось, это не старая деревянная калитка, а нечто совсем другое.

Олег собрал инструменты, смахнул стружку с тротуара.

– Все, Лидия Петровна! – крикнул он в сторону дома. – Можете принимать работу.

Бабушка вышла, осмотрела калитку с видом строгого прораба. Попыталась ее качнуть – конструкция стояла намертво.

– Ну, сойдет, – признала она. – Спасибо. Деньги внучка отдаст.

Олег кивнул. Вероника дрожащей рукой (что ее безумно злило) протянула ему пятьсот рублей из своей сумки. Их пальцы едва коснулись. Его – шершавые, в царапинах и занозах. Ее – ухоженные, с аккуратным маникюром.

– До свидания, – сказала она тихо.

– Счастливо, – бросил он в ответ, не глядя, сунул деньги в карман джинсов, закинул корзину на багажник велосипеда и уехал.

Вероника стояла и смотрела на его спину, уменьшающуюся вдали. Потом ее взгляд упал на идеально ровную калитку. Она провела рукой по гладкому, отшлифованному новому бруску. Он пах лесом и чем-то еще… честной работой.

«Только потом оказывается, что пистолет-то настоящий».

Она вздрогнула от внезапного гула мотоцикла, который где-то далеко запел свою дикую песню. Сердце ее странно и тревожно забилось. Она понимала, что пистолет в пьесе – всего лишь реквизит. Но здесь, в Заливе Отрады, все было по-настоящему. И это было одновременно и страшно, и безумно интересно.

Глава 4. Неловкость с соломенным зонтиком

Прошло два дня. Два дня, в течение которых Вероника пыталась вернуться к своему распорядку: утренняя растяжка на балконе под крики чаек, репетиции, чтение пьес в гамаке, который она нашла в сарае. Но что-то было не так. Тихое гудение поселка теперь казалось ей полным скрытых смыслов. Каждый звук мотора заставлял ее вздрагивать и невольно поднимать голову.

Ей было любопытно. Неловко, странно, но любопытно. Образ Олега не желал укладываться в простую схему «местный хулиган». Он был как пазл с недостающими деталями, и она, сама того не желая, начала их искать.

На третий день она решила отправиться на пляж. Не на центральный, куда ходили все туристы и местные семьи, а на тот, что был в маленькой бухте под старым маяком. Бабушка как-то обмолвилась, что туда ходит в основном молодежь, но Вероника надеялась, что в будний день там будет безлюдно.

Она надела самый простой из своих сарафанов – без рюшей, синий в белую горошину, взяла пляжную сумку, книгу и огромный соломенный зонт, который с трудом удавалось нести.

Дорога заняла минут двадцать. Тропинка вилась по холму, поросшему колючим кустарником, и открывала все более захватывающие виды на море. Воздух становился все солонее и свежее.

Спустившись к бухте, она поняла, что не одна. На песке, у самой кромки воды, сидел Олег. Он был без футболки, спиной к ней, и смотрел на горизонт. Его спина была загорелой, мускулистой, прочерченной парой старых белых шрамов, которые только подчеркивали его бунтарскую ауру. Рядом валялась свернутая в клубок рыбацкая сеть и какая-то металлическая коробка с инструментами.

Вероника замерла на месте, не зная, отступить или идти дальше. Ее зонт, неловко повернувшись, зацепился за ветку куста с громким шорохом.

Олег резко обернулся. Его зеленые глаза сузились от солнца, потом расширились от удивления. Он не сказал ни слова, просто смотрел, оценивая ее появление здесь, в его, как она сразу поняла, бухте.

– Я… я не знала, что здесь кто-то есть, – пробормотала Вероника, чувствуя, как горит все лицо. – Я уйду.

– Место общее, – раздался его голос, чуть хриплый от соленого ветра. – Никто не запрещает.

Он повернулся спиной к ней снова, давая понять, что ее присутствие его не волнует. Но для Вероники это прозвучало как приглашение остаться. Хотя бы на время.

Она прошла метров на десять в сторону и с большим трудом воткнула зонт в песок. Процесс был не из легких: песок осыпался, зонт кренился. Она пыхтела, пытаясь удержать непослушную конструкцию, чувствуя себя абсолютно нелепо.

Внезапно рядом возникла тень. Олег, не говоря ни слова, взял зонт из ее рук. Его пальцы уверенно обхватили древко, он сделал несколько вращательных движений, вдавливая его глубже в песок, потом резко потянул на себя, закрепляя. Зонт стоял ровно и прочно, как вкопанный.

– Спасибо, – выдохнула Вероника.

– Не за что, – бросил он и пошел обратно к своей сетке. Он сел и принялся что-то чинить, ловко орудуя плоскогубцами.

Вероника расстелила полотенце под спасшим ее зонтом и прилегла, открыв книгу. Но читать не получалось. Она украдкой наблюдала за ним. Он работал с той же сосредоточенностью, что и с калиткой. Его лицо было серьезным, на лбу проступила легкая морщинка концентрации. Казалось, он полностью погружен в свое дело.

Она заметила, что на его плече есть татуировка. Не кричащая и цветная, а всего лишь несколько простых черных линий, складывающихся в символ, отдаленно напоминающий якорь или компас. Это выглядело старым и каким-то… грустным.

Внезапно он отложил плоскогубцы и потянулся за своей флягой. Сделал глоток и, не глядя на нее, спросил:

– Опять Чехов?

– Булгаков, – ответила Вероника, показывая обложку «Мастера и Маргариты».

Олег хмыкнул.

– Про дьявола? Веселее, – в его голосе снова зазвучала знакомая насмешка, но на этот раз более мягкая, почти что дружеская.

– Там не только про это, – возразила она, сама удивляясь своему желанию вступить в спор. – Там про любовь. Безусловную.

– Безусловную, – повторил он, и это слово прозвучало на его устах странно и непривычно. Он посмотрел на море. – Это которая что? За всё прощающую?

– Нет, которая сильнее всего. Сильнее страха, сильнее обстоятельств…

– Сильнее здравого смысла, – закончил он за нее и усмехнулся. – Ну да, красиво. В книгах.

Он встал, отряхнул песок с джинсов.

– Мне пора.

Он собрал свои вещи в коробку, взвалил сетку на плечо и, не оглядываясь, пошел по направлению к тропинке. Пройдя несколько шагов, он остановился и обернулся.

– И да, Вероника… – произнес он.

Она вздрогнула. Он впервые назвал ее по имени. Не «Психея», не «принцесса».

– Да? – голос у нее предательски дрогнул.

– Ты на «дикий» пляж попала. Здесь течение коварное. Не заплывай далеко.

И он ушел, оставив ее одну под ровным гулом прибоя и с бешено колотящимся сердцем.

Он знал ее имя.

Он предупредил ее об опасности.

И он снова разбил ее представления о себе в пух и прах. Она смотрела на идеально ровный зонт, который он воткнул одной левой, и понимала, что забрела на чью-то запретную территорию. И самое странное было то, что ей там… понравилось.

Вечером, за ужином, Лидия Петровна спросила:

– Ты куда это ходила, родная? Я звала, тебя не было.

– На пляж, – честно ответила Вероника, опуская глаза в тарелку с вишневым вареньем. – В бухту под маяком.

Бабушка положила ложку и посмотрела на нее с тревогой.

– В Бухту Скалистую? Детка, да там же… – она запнулась, помялась. – Там же этот Олежка со своей шайкой-лейкой часто тусуется. Рыбу там ловят запрещенными сетями, наверное. Место нехорошее.

Вероника просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она поняла главное: она была на его территории. И почему-то мысль об этом заставляла ее щеки гореть еще сильнее.

Глава 5. Субботний рынок и крабы

Суббота в Заливе Отрады означала одно – рынок. Не тот, туристический, с магнитами и ракушками, а настоящий, местный, куда с утра пораньше съезжались фермеры из окрестных деревень и рыбаки с только что вернувшихся с уловом катеров.

Лидия Петровна будила Веронику в семь утра, настаивая, что самые лучшие продукты разбирают к восьми. Вероника, привыкшая к столичному ритму жизни, с трудом открывала глаза, но аргумент «свежайшие креветки» сработал безотказно.

Рынок был настоящим праздником жизни и цвета. Крики продавцов, смешанные запахи свежей зелени, копченой рыбы, спелых ягод и моря. Вероника шла за бабушкой, с любопытством разглядывая прилавки. Она чувствовала себя героиней этнографического фильма.

Лидия Петровна, как опытный адмирал, вела свой штурманский расчет между рядами, щупала помидоры, придирчиво осматривала яблоки и торговалась с продавцами так азартно, что Веронике становилось немного стыдно.

– Лидия Петровна! Красавица моя! Что вам положить? – кричал упитанный рыбак с сияющим лицом, увидев их у своего прилавка, заваленного серебристой рыбой, креветками и странными морскими гадами.

– Здравствуй, Витя. Дай-ка мне свеженькой ставридки на уху. И креветок грамм триста, – бабушка улыбнулась, явно любя это рыночное общение.

Пока они выбирали рыбу, Вероника отошла к соседнему прилавку, где продавались вязаные вещицы и деревянные игрушки ручной работы. Она взяла в руки маленького деревянного дельфина, выточенного и отполированного с большой любовью.

– Красиво, да? – раздался знакомый низкий голос прямо у нее за спиной.

Она обернулась и чуть не выронила дельфина. Олег стоял в полуметре от нее, держа в руках сетку с покупками. Он был в темно-синей футболке, которая оттеняла его зеленые глаза, и выглядел… обычным парнем. Не хулиганом, не бунтарем. Таким же участником субботней рыночной суеты.

– Да, очень, – смущенно улыбнулась Вероника, возвращая игрушку на место.

– Старичок Николай делает. У него руки золотые, – кивнул Олег в сторону седого мужчины, сидевшего в углу и что-то вырезавшего ножом. – Он меня столярке немного учил, пока мог.

Вероника снова поймала себя на мысли, что каждый его комментарий ломает очередной стереотип. Хулиганы не интересуются ручным трудом и не уважают старых мастеров.

– Твоя бабушка у витрины с рыбой. Лучше я пойду.

Вдруг его взгляд стал бдительным, настороженным. Он слегка отвернулся от нее.

Но было уже поздно. Лидия Петровна, получив свой заказ, обернулась и увидела их. Ее улыбка мгновенно исчезла. Она быстро подошла, взяла Веронику за локоть и буквально оттянула ее от Олега.

– Пошли, внучка, нам еще к молочнику нужно, – сказала она громко и четко, бросая на Олега ледяной взгляд.

Олег ничего не сказал. Он лишь молча кивнул, поднял свою сетку и растворился в толпе, став снова невидимым для их с бабушкой мира.

Вероника чувствовала жгучий стыд и несправедливость. Он же ничего плохого не сделал! Они просто разговаривали.

– Видела? Видела, как он к тебе подкатил? На людях! Совсем стыд потерял. Ты уж, пожалуйста, не поддерживай с ним никаких разговоров. Он этого только и ждет.

Весь обратный путь бабушка молчала, а придя домой, разразилась тирадой, пока разбирала покупки на кухне.

– Бабушка, мы просто случайно столкнулись! Он сказал пару слов про игрушку! – попыталась возразить Вероника, чувствуя, как закипает.

– Случайно! – фыркнула Лидия Петровна. – Эти «случайности» они специально устраивают. Чтоб втереться в доверие. У него репутация, Верочка! Весь поселок знает. И тебе не к лицу с такими общаться. Ты же из другой лиги.

Слово «лига» прозвучало особенно жестоко и чопорно. Вероника сжала губы и, не сказав больше ни слова, ушла в свою комнату. Она ненавидела это чувство – когда тебя судят не по поступкам, а по ярлыкам. Разве он не заслуживал хотя бы шанса?

Она просидела у себя до обеда, разбирая свои мысли и чувства. Она едва знала его, но уже чувствовала, что все не так просто, как кажется ее бабушке и, наверное, всему поселку.

– Кошка, наверное, опять…Вечером, когда она помогала бабушке готовить уху, на крыльце послышался шорох. Лидия Петровна нахмурилась.

Она вышла в сени и через секунду вернулась с пустой жестяной миской из-под сметаны. В миске копошился десяток живых, еще шевелящихся, небольших, но мясистых крабов.

– Что это? – удивилась Вероника.

– А черт его знает… – пробормотала бабушка, но в ее голосе уже не было прежней твердости. Она перевернула миску, и крабы посыпались в раковину. На дне миски была приклеена обычная канцелярская бумажка. Бабушка сняла ее и прочла вслух, хмурясь: «К свежей ухе. О.»

Воцарилась тишина. Бульканье супа на плите вдруг стало очень громким.

– Ну… крабы и правда отменные. С утра их ловят как раз в Бухте Скалистой.

Лидия Петровна посмотрела на крабов, потом на внучку, потом снова на крабов. Ее строгое лицо смягчилось на мгновение.

Она вздохнула, положила бумажку на стол и принялась чистить лук, делая вид, что ничего особенного не произошло.

Но для Вероники это значило всё. Это был не просто подарок. Это был целый посыл. Молчаливый, неловкий, но настоящий. Он не оправдывался, не лебезил, не пытался что-то доказать. Он просто оставил у двери самое ценное, что у него было в тот момент – свежий, только что пойманный улов.

И впервые за весь день ее сердце сжалось не от обиды или стыда, а от чего-то теплого и щемящего. Он снова всё перевернул с ног на голову. Одним своим молчаливым, «неуместным» поступком.

Она посмотрела в окно, на темнеющую улицу. Где-то там был он. Со своей репутацией, своими тайнами и своими свежими крабами для бабушкиного супа. И ей захотелось узнать его еще больше.

Глава 6. Первый честный разговор

Воскресенье в доме Лидии Петровны традиционно было днем большой стирки и поливки огорода. Вероника, облаченная в старенький хлопковый сарафан, усердно помогала бабушке: развешивала на веревке пахнущее свежестью белье, а потом взялась за тяжелую металлическую лейку, чтобы полить огурцы и помидоры.

Солнце припекало нещадно. Воздух дрожал над грядками. Вероника уже заканчивала полив, когда ручка лейки, старая и проржавевшая, внезапно подломилась прямо у основания. Вода хлынула ей на ноги, а сама лейка с глухим стуком упала на землю.

– Ой, бабушка! – растерянно воскликнула Вероника, поднимая безнадежно сломанный предмет.

Лидия Петровна, снимавшая белье, подошла, покачала головой.

– Эх, старая совсем. Видно, придется новую покупать. Или к дяде Коле нести, авось заварит… Хотя вряд ли, он с металлом не дружит.

Мысль о том, что нужно идти к угрюмому дяде Коле и упрашивать его, не вызывала энтузиазма. Вероника вздохнула и отнесла лейку в сарай, поставив ее в угол к прочему хламу. Настроение было подпорчено. Она чувствовала себя неловко из-за своей неуклюжести.

После обеда бабушка ушла к соседке послушать свежие сплетни, а Вероника осталась одна. Она сидела на крыльце с книгой, но мысли были далеко. В голове крутились обрывки вчерашних событий: ледяной взгляд бабушки, его спина, растворяющаяся в толпе, и крошечные крабы, шевелящие лапками в раковине.

Вдруг со стороны калитки послышался скрип. Сердце ее неестественно громко стукнуло. Она узнала этот звук – идеально отрегулированная петля работала бесшумно.

На дорожке перед домом стоял Олег. В одной руке он держал ту самую сломанную лейку, которую она всего пару часов назад убрала в сарай.

– Как ты…? – начала она, вставая.

– Забор доделывал у соседей, – коротко объяснил он. – За инструментом в сарай зашел, увидел. Это чинить – пять минут делов.

Он говорил просто, без упреков и без намека на желание понравиться. Просто констатация факта.

– Я… я не знала, что ты там работаешь, – смущенно пробормотала Вероника.

– А я и не афишировал, – он усмехнулся. – Бабушка твоя, если узнает, мне голову оторвет. За вторжение на частную территорию.

Он поставил лейку на землю, достал из кармана джинсов мультитул – складные плоскогубцы с отвертками.

– Можно? – кивнул он в сторону крыльца.

– Да, конечно, – Вероника отступила, давая ему место.

Олег присел на корточки на ступеньке и ловкими, уверенными движениями принялся за работу. Он открутил сломанный крепеж, очистил ржавчину, подобрал из своего набора подходящий болт и принялся его закручивать.

Вероника стояла рядом, не зная, что делать. Помочь она не могла, уйти – было бы невежливо.

– Спасибо за крабов, – наконец выдавила она. – Уха получилась отменная.

Олег не поднял головы, сосредоточенно затягивая гайку.

– Не за что. Удачно попались.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелчками инструмента. Было неловко. Вероника чувствовала, что должна что-то сказать, раз уж он здесь.

– Бабушка… Она не со зла, – начала она осторожно. – Она просто меня очень сильно любит и переживает.

Олег на мгновение остановился, потом с силой дотянул последний виток.

– Я знаю, – просто сказал он. – Все они переживают. У всех свои причины.

Он щелкнул инструментом, складывая его.

– Готово. Теперь хоть танцуй на ней.

Он поднял лейку и продемонстрировал ей. Ручка сидела прочно, как новая, а то и лучше.

– Спасибо, – снова сказала Вероника, и на этот раз ее благодарность была искренней и теплой. – Сколько я тебе должна?

Олег посмотрел на нее. Его зеленые глаза были спокойны, без привычной насмешки.

– За это не берут. Это мелочь.

Он положил инструмент в карман и, кажется, собрался уходить. Но что-то удержало его. Он посмотрел на нее настоящим, открытым взглядом.

– Слушай, Вероника… – он произнес ее имя так, будто пробовал его на вкус. – Твоя бабушка права. Ты не из этого мира. Ты вот с книжками, с театром… А тут я. С грязными руками и битой репутацией. Не стоит оно того.

Он сказал это не с жалостью к себе, а с какой-то усталой прямотой взрослого человека, который просто констатирует факт.

Вероника замерла. Это был их первый по-настоящему честный разговор. Без масок, без игр.

– А кто решает, что чего стоит? – вдруг вырвалось у нее. – Они? – она махнула рукой в сторону поселка.

Олег удивленно поднял брови, потом тихо хмыкнул.

– Театральное образование, говоришь? Зря я, получается, тебя Психеей назвал. Ты больше на Антигону смахиваешь. Та, что против всех пошла.

Он знал древнегреческую трагедию. Еще один обломок пазла встал на свое место с тихим щелчком.

– Я не против всех, – возразила она. – Я просто хочу сама решать, с кем мне разговаривать.

Олег смотрел на нее долго и пристально. Казалось, он ищет в ее глазах фальшь, но находил только упрямство.

– Ошибка это, – наконец покачал головой он. – Но предупрежден – значит вооружен.

Он повернулся и направился к калитке. На этот раз он уходил не спеша, не сломя голову.

– Олег, – окликнула она его.

Он обернулся.

– Спасибо. За лейку.

Он кивнул, и в уголке его губ мелькнуло что-то, почти похожее на улыбку. Не насмешливую, а настоящую. Потом он вышел за калитку, и она снова закрылась с тем идеально тихим звуком.

Вероника осталась стоять на крыльце с отремонтированной лейкой в руках. Она провела пальцами по холодному металлу нового болта. Он все еще чувствовался теплым от его прикосновения.

Он предупредил ее. Отпугнул. Но впервые он заговорил с ней не как с «принцессой» или случайной знакомой, а как с равной. И это было страшнее и прекраснее любой насмешки.

Она понимала, что перешла какую-то невидимую черту. И обратной дороги, кажется, уже не было.

Глава 7. Приглашение на скалу

Прошла неделя. Семь дней, которые текли медленно, как густой мед, пропитанные солнцем, запахом моря и тихим, но настойчивым гулом мыслей о нем. Вероника больше не встречала Олега на дороге, не видела его в бухте. Он словно растворился в жарком мареве приморского лета. И это отсутствие странным образом беспокоило ее куда сильнее, чем его внезапные появления.

Она ловила себя на том, что постоянно смотрит на дорогу, прислушивается к звуку моторов, проезжающих мимо. Ей даже показалось, что она видела его «Урал» у дальнего конца набережной, но когда она подошла ближе, мотоцикл оказался чужим.

Бабушка Лидия Петровна была довольна таким положением дел. Она приписывала затишье своему «строгому внушению» и снова стала ласковой и улыбчивой, закармливая Веронику пирогами и рассказывая за чаем истории из молодости.

Но Вероника чувствовала себя отрезанной от чего-то важного. Как будто самый интересный спектакль шел за закрытой дверью, а ей приходилось довольствоваться скучной пьесой на привычной сцене.

Все изменилось в среду. Вероника пошла в единственный в поселке магазин «Умка» за кефиром для бабушки. Пока продавщица тетя Люда медленно, с расспросами о здоровье Лидии Петровны, отсчитывала сдачу, дверь магазина распахнулась.

Вошел Олег. Не один, а с тем самым другом, про которого все говорили «Гроза». Тот был повыше и плотнее, с добродушным, но немного суровым лицом. Они что-то бурно обсуждали, смеялись своим, мужским смехом, и на мгновение Олег выглядел таким… обычным. Молодым и беззаботным.

Их взгляды встретились у прилавка с крупами. Олег на секунду замолк, кивнул ей едва заметно, почти формально, и продолжил разговор с другом, делая вид, что ее не заметил. Веронику кольнуло в сердце. Он действительно решил последовать своему же совету и держаться подальше.

Она, сгорая от смущения, поспешила к выходу, сжимая в руке звенящую мелочь. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Она сама лезла в его мир, а он четко дал понять – тебе здесь не место.

Выбежав на улицу, она почти бегом пошла по направлению к дому. В ушах стучало: «Ошибка это. Ошибка это. Ошибка это».

– Эй, Соколова! – вдруг раздался голос сзади.

Она обернулась. К ней бежал «Гроза», тот самый друг. Он догнал ее, немного запыхавшись.

– Держи, – он сунул ей в руку смятый бумажный треугольник, обычный обрывок сметы или упаковки. – Орлов просил передать.

И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел обратно в магазин.

Вероника застыла на месте, сжимая в потной ладони бумажку. Сердце колотилось где-то в горле. Она огляделась по сторонам, словно совершала преступление, и развернула записку.

Почерк был неровным, угловатым, но четким.

«Закат на Скале Дураков. Сегодня. Если хочешь».

Ни подписи, ни объяснений. Только время и место. «Скала Дураков» – она слышала это название от бабушки. Высокий утёс в стороне от посёлка, куда местная молодёжь ходила курить и выпивать. Место, куда ей, «принцессе», ходить было категорически запрещено.

Она стояла посреди пыльной дороги, с бумажкой в руке, и чувствовала, как по ней пробегают мурашки. Это было не просто приглашение. Это был тест. Вызов. Пропуск в тот самый запретный мир, о котором она так много думала.

Весь остаток дня Вероника провела в лихорадочном состоянии. Она механически помогала бабушке, отвечала невпопад на вопросы, а сама постоянно смотрела на часы. Закат был около восьми.

В семь Лидия Петровна уселась смотреть свой любимый сериал. Это был её священный ритуал.

Сердце Вероники бешено колотилось. Она поднялась в свою комнату под предлогом того, что хочет почитать. Что надеть? Платье? Нет, слишком очевидно, слишком «для него». Она надела простые шорты и лёгкую блузку – будто просто вышла прогуляться.

Спускаясь по лестнице, она крикнула:

– Бабуль, я ненадолго, на берег! Душно очень!

– Одевайся потеплее, ветер с моря! – донеслось из гостиной. – И далеко не уходи!

Выйдя за калитку, она почувствовала себя одновременно ужасно виноватой и невероятно живой. Она шла по знакомой дороге, а потом свернула на узкую тропинку, ведущую в сторону от посёлка, к скалам. Сердце стучало в такт её шагам.

Тропа поднималась вверх, становилась всё уже и каменистее. Сосны по бокам отбрасывали длинные вечерние тени. Воздух становился прохладнее, и с каждым шагом всё громче слышался шум прибоя где-то внизу.

И вот она вышла на площадку. Скала Дураков. Не такая страшная, как ей представлялось. Просто плоская каменная плита, нависающая над морем. И на самом её краю, свесив ноги в пустоту, сидел он.

Олег сидел спиной к ней и смотрел на заходящее солнце, которое превращало море в расплавленное золото. Он не обернулся, когда услышал её шаги, но его спина, казалось, напряглась.

Вероника подошла и села рядом, на почтительном расстоянии. Молча. Слова казались ненужными и слишком громкими для этой величественной тишины.

Только сейчас она поняла, почему это место так манило людей. Открывающийся вид был захватывающим. Бескрайнее море, окрашенное в багрянец и оранжевый, последние лучи солнца, касающиеся воды, и крошечные огоньки посёлка далеко внизу.

– Никто не видел? – наконец спросил он, не глядя на неё.

– Нет, – тихо ответила она.

– Хорошо, – он кивнул.

Они сидели молча ещё несколько минут, наблюдая, как солнце медленно тонет в море. Это было так красиво, что щемило сердце.

– Я не думал, что ты придешь, – сказал он наконец. Его голос в тишине вечера звучал глубже и мягче.

– А я не думала, что ты позовёшь, – ответила Вероника.

На его губах промелькнула тень улыбки.

– Значит, мы оба плохие мыслители.

Он повернулся к ней. Его лицо в свете заката казалось другим – более открытым, без привычной защитной маски насмешки. Зелёные глаза почти сливались с темнеющим морем.

– Спасибо, что пришла, – сказал он просто. И в этих словах не было вызова или игры. Была искренняя благодарность.

В этот момент Вероника поняла, что переступила через что-то важное. Не через бабушкины запреты, а через свой собственный страх. И мир от этого не рухнул. Он стал только больше и прекраснее.

А где-то внизу, в посёлке, зажигались первые огни, даже не подозревая о том, что происходит высоко над ними, на Скале Дураков.

Глава 8. Искры над морем

Закат догорал, оставляя на небе полосы багровых и лиловых теней. Море из золотого превратилось в свинцово-серое, и только у горизонта еще тлела узкая полоска света. Стало по-настоящему прохладно, и Вероника непроизвольно ежалась в своей легкой блузке.

– Надень.

Олег заметил это краем глаза.

– Замерзла? – спросил он, и в его голосе не было привычной колкости, только простая забота.

– Немного, – призналась она, потирая ладонями плечи.

Он снял свою темную ветровку, которая лежала рядом на камнях, и протянул ей.

Она хотела отказаться, сказать, что все в порядке, но ветерок с моря стал пронизывающим. Она взяла куртку. Ткань была грубой и все еще хранила тепло его тела, смешанное с запахом морской соли, металла и чего-то древесного, мужского. Она накинула ее на плечи, и огромные рукава свисли почти до ее колен. Она почувствовала себя маленькой и защищенной.

– Не за что, – он снова уставился на темнеющий горизонт.– Спасибо, – прошептала она.

Наступила новая пауза, но на этот раз она не была неловкой. Она была наполненной. Тишина между ними стала общим пространством, которым они дышали.

– Почему «Скала Дураков»? – спросила Вероника, чтобы окончательно развеять остатки напряжения.

Олег хмыкнул.

– Потому что только дураки сюда лазают. Один неверный шаг – и привет, свободный полет. Он помолчал.

– А еще… тут в прошлом году парочка сбежала от родителей. Ночью. Хотели на материк перебраться на рыбацкой лодке. Их, конечно, быстро поймали. Вот и прозвали… место для дурацких, отчаянных поступков.

– Романтично, – улыбнулась Вероника.

– Глупо, – парировал Олег, но в его голосе не было осуждения. – Зато честно. Хотели быть вместе – и пошли на все. Уважаю.

– А ты? – рискнула она спросить. – Ты бы на такое решился?

Он говорил о чувствах других людей с такой простой, безыскусной прямотой, что Веронике снова стало интересно.

– Это что, интервью, принцесса? Хочешь узнать все мои тайны за один вечер? – но в его тоне не было злости, скорее вызов.

Олег резко обернулся к ней, и в его глазах вспыхнул знакомый огонек.

– Нет! – вспыхнула она. – Просто… интересно.

– Я не из тех, кто бежит, – наконец сказал он тихо. – Я из тех, кто остается и держит оборону. Даже если шансов нет.

Он смотрел на нее несколько секунд, словно взвешивая что-то.

Он сказал это так, что по спине Вероники пробежали мурашки. В этих словах была вся его суть. Упрямая, гордая, несломленная.

Вдалеке, над поселком, вдруг вспыхнули первые искры фейерверка. Кто-то праздновал что-то. Яркие огненные цветы расцветали в темном небе с глухим хлопком и медленно гасли, отражаясь в глади воды.

– Смотри, как красиво, – невольно выдохнула Вероника. Олег следовал за ее взглядом, и в свете вспышек его профиль казался резким и печальным.

– Да, – согласился он. – На расстоянии всегда красиво. А вблизи – просто грохот и вонь пороха.

– Ты всегда так все усложняешь? – не выдержала она. – Нельзя просто посмотреть и получить удовольствие?

– Не могу я просто, Вероника. Не научен.

Он снова посмотрел на нее, и в этот раз его улыбка была настоящей, немного уставшей.

Они снова замолкли, наблюдая, как в небе гаснут последние искры фейерверка. Наступила настоящая ночь. На небе зажглись первые, самые яркие звезды.

– Мне пора, – сказала Вероника с сожалением. – Бабушка начнет волноваться.

– Конечно, – кивнул Олег и легко поднялся на ноги, подав ей руку.

Его пальцы были твердыми и шершавыми, они сомкнулись вокруг ее ладони на мгновение, помогли ей встать, и тут же отпустили. Но ощущение этого прикосновения, короткого и сильного, осталось с ней.

– Сможешь сама? Фонарик взять?

– Нет, все в порядке, – она сняла его куртку и протянула ему. – Спасибо. И… за все.

Он проводил ее до начала тропинки.

– Счастливо, Психея.

Он взял куртку, перекинул через плечо.

Он стоял и смотрел, как она спускается по тропе. Она чувствовала его взгляд на своей спине, и это придавало ей уверенности. Она не оборачивалась, пока не вышла на знакомую дорогу.

Дом был уже близко. В окнах горел свет. Она остановилась, чтобы перевести дух и привести себя в порядок. Сердце все еще бешено колотилось, но уже не от страха, а от чего-то другого. От предвкушения.

– Это я, бабуль! – крикнула она.

Она тихонько открыла калитку (спасибо ему снова!) и заскользила в дом.

Из гостиной донесся голос:

– Ну наконец-то! Я уж заволновалась! Иди, чайник только закипел.

Вероника прошла в свою комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она закрыла глаза и снова увидела темнеющее небо, искры фейерверка и его профиль в их свете.

Он назвал ее Психеей. Но на этот раз это прозвище прозвучало не как насмешка, а как что-то свое, личное, почти нежное.

Она поняла, что вечер на Скале Дураков был самым большим, самым настоящим приключением в ее жизни. И самым опасным. Потому что теперь она знала – она хочет большего. Больше его резких слов, больше его неожиданной нежности, больше этих моментов, когда мир сужается до размера каменной плиты над морем.

А где-то в темноте он шел к своему дому, засунув руки в карманы, и на его лице играла непонятная даже ему самому улыбка. Куртка на его плече все еще пахла ее духами – легкими, цветочными, абсолютно чужими в его мире, но такими желанными.

Глава 9. Ухажер из "правильной" лиги

Утро после Скалы Дураков началось с тревожного звона в мобильный. Вероника, еще не до конца проснувшись, сонно потянулась к телефону на тумбочке. На экране улыбалось ухоженное лицо матери.

– Мам, привет, – голос Вероники прозвучал хрипло от сна.

– Доброе утро, солнышко! Как ты? Как бабушка? – голос Ирины Соколовой был бодрым и деловым, как всегда в утренние часы. – Спишь еще, ленивица? У нас уже планерка прошла!

Вероника с трудом представила, что где-то существует мир с планерками, в то время как здесь, в Заливе Отрады, единственное, что планируется – это во сколько испечь пирог.

Они поговорили о пустяках, и вдруг мать коварно, будто между делом, спросила:

– Верочка, а ты тут, случайно, с кем-нибудь не познакомилась? Молодежи там хоть есть?

Сердце Вероники предательски екнуло. Она села на кровати.

– Мам, я тут всего неделю. Какая молодежь? Все местные, – она старалась, чтобы голос звучал ровно.

– Ну, я просто спросила, – мать сделала паузу, и Вероника почувствовала подвох. – Кстати, о молодежи. Помнишь Антона, сына папиного партнера? Они как раз отдыхают недалеко от вас, на базе «Волна». Я дала ему твой номер, он сказал, что обязательно позвонит. Будь повежливее, хорошо? Он мальчик прекрасный, из очень хорошей семьи.

– Мам, не надо было…

– Что «не надо»? Познакомиться с приятным молодым человеком? Это же прекрасно! Развеешь скуку. В общем, будь на связи. Целую!Вероника закатила глаза. Материнский «менеджмент» ее личной жизни работал без сбоев.

Разговор закончился так же стремительно, как и начался. Вероника сидела на кровати с телефоном в руке, чувствуя, как приятное послевкусие вчерашнего вечера медленно замещается раздражением и тревогой. «Антон. Сын партнера. База «Волна». Звучало как приговор.

Весь день прошел в нервном ожидании звонка от незнакомца. Она злилась на мать, на себя, на этот абсурдный ситуацию. Ей хотелось думать о зеленых глазах, смотревших на закат, а не о каком-то «правильном» Антоне.

Звонок раздался после обеда. Незнакомый номер. Вероника, сделав глубокий вдох, ответила. – Алло?

– Вероника? – голос на том конце был приятным, бархатным, с правильными интонациями. – Это Антон. Мы с вашими родителями знакомы. Мне сказали, что вы здесь отдыхаете, и я подумал… Может, встретимся? Вы покажете мне местные красоты, а я угощу вас ужином. Я слышал, тут есть приличный ресторанчик на набережной. Он говорил гладко, без пауз, как заученную речь. Вероника почувствовала себя экспонатом на выставке, которую надо вежливо презентовать. – Я… не очень хорошо знаю сама…

– Ничего! Вместе мы разберемся, – он легко парировал. – Сегодня в семь? Я заеду за вами. Она хотела отказаться, придумать отговорку, но вспомнила строгое лицо матери и ледяной взгляд бабушки на рынке. Слово «нет» казалось невозможным.

– Хорошо, – сдалась она. – Только мне надо предупредить бабушку.

– Отлично! Тогда до встречи! – он щелкнул трубкой, не дав ей опомниться.

Бабушка, узнав, кто такой Антон и «каких он кровей», преобразилась. Хмурые тучи над ее лицом развеялись, уступив место сиянию.

– Ну наконец-то! Вот это другое дело! – она засуетилась. – Иди, приведи себя в порядок, надень что-нибудь… этакое! То голубое платье с воланами!

В семь часов вечера у калитки, с идеально отрегулированной петлей, затормозил прилизанный белый внедорожник. Из него вышел Антон. Высокий, подтянутый, в белых брюках и голубой поло от хорошего бренда. Он улыбался ослепительно-белой улыбкой, в руках держал аккуратный букет из розовых роз. Он выглядел так, будто сошел со страницы глянцевого журнала о жизни успешных людей.

Вероника, в своем «этаком» голубом платье, чувствовала себя нелепо. Ей казалось, что все соседи смотрят из-за занавесок.

– Вероника? Очень приятно, – Антон протянул ей цветы. Его рука была мягкой и ухоженной. – Вы именно такая, как я и представлял.

Они сели в салон, пахнущий новым кожаным салоном и дорогим парфюмом. Антон лихо рванул с места, и через пять минут они уже сидели в том самом «приличном ресторанчике» – самом дорогом месте на набережной, куда местные ходили только по большим праздникам.

Антон был идеален. Он говорил правильные вещи, шутил правильные шутки, рекомендовал правильные блюда в меню. Он рассказывал о своем обучении в Англии, о планах на поступление в магистратуру, о поездке с родителями в Сан-Тропе.

Вероника кивала, улыбалась и чувствовала себя самой большой обманщицей на свете. Ее мысли были далеко. Она вспоминала разговор на скалистом утесе, пахнущий морем и свободой, а не застеленный белой скатертью столик с изысканной едой, которая казалась ей безвкусной.

– …так что отец считает, что мне нужно сначала получить практический опыт в его компании, – вещал Антон, поправляя дорогие часы на запястье. – А вы, Вероника, я слышал, в театральном? Оригинальный выбор. Но, наверное, сложно пробиться?

В его тоне сквозила легкая снисходительность, будто он говорил о милом, но несерьезном хобби.

– Пробиваться туда не нужно, – попыталась парировать Вероника. – Туда нужно попасть по таланту.

– Ах, да, конечно! – он улыбнулся, но было ясно, что он не понял. – В общем, если что, папа имеет связи в Министерстве культуры. Всегда можно будет помочь.

Веронике стало душно. Эта беседа, этот ресторан, этот идеальный парень – все было словно из другого измерения. Чужого и неудобного.

Вдруг ее взгляд упал на окно. На набережной, в свете уличных фонарей, стоял он. Олег. Он прислонился к фонарному столбу и смотрел на их столик. Не зло, не ревниво – просто смотрел. Его лицо было скрыто в тени, но в его позе читалось что-то тяжелое и окончательное.

Их взгляды встретились на секунду. Всего на одну секунду. Потом Олег резко оттолкнулся от столба, повернулся и пошел прочь, растворившись в темноте набережной.

У Вероники перехватило дыхание. Весь этот вечер, ужин, разговор – все мгновенно обесценилось. Ей вдруг отчаянно захотелось вскочить и побежать за ним. Объяснить, что это не ее выбор, что все это – ошибка.

– Вероника? Вы меня слушаете? – голос Антона прозвучал с легкой обидой.

– Да… простите, я немного устала, – она опустила глаза в тарелку с недоеденным десертом. – Мне, пожалуйста, пора домой. Бабушка волнуется.

Антон был джентльменом. Он не стал упрашивать остаться. Он оплатил счет, проводил ее до машины и до самого дома вел легкие, ни к чему не обязывающие разговоры о погоде и красотах природы.

Он остановился у калитки. – Мне было очень приятно, Вероника. Надеюсь, мы еще увидимся?

– Конечно, – автоматически ответила она, чувствуя себя самой большой предательницей в мире.

Она зашла в дом, отключившись от его прощальной улыбки. Бабушка встретила ее сияющей.

– Ну как? Понравился? Настоящий принц, я тебе говорила!

Вероника ничего не ответила. Она прошла в свою комнату, подошла к окну и смотрела на темную, пустующую улицу. Где-то там был он. И он видел ее с этим «принцем» в «правильном» ресторане.

Она чувствовала, что только что совершила непоправимую ошибку. Самую дурацкую ошибку в своей жизни. И исправить ее будет невероятно трудно.

Глава 10. Стеклянная стена

Следующий день был самым тяжелым. Вероника проснулась с ощущением свинцовой тяжести на душе. Каждое движение давалось с трудом, будто она плыла против сильного течения. Мысль о том, что Олег видел ее с Антоном, жгла изнутри стыдом и отчаянием.

Она пыталась убедить себя, что это ничего не значит. Что она свободная девушка и может ужинать с кем захочет. Но это была ложь. Его уход, его взгляд, полный молчаливого разочарования, значили для нее все.

После завтрака она не выдержала.

– Бабуль, я схожу в библиотеку, – соврала она, натягивая самый незаметный сарафан. – Хочу что-нибудь почитать.

– Иди, иди, родная, – бабушка, все еще под впечатлением от визита «принца», была необычайно добра. – Только подольше погуляй, подыши воздухом!

Воздух, однако, был густым и удушающим. Вероника шла по поселку, не видя ничего вокруг. Ее ноги сами несли ее туда, куда она боялась признаться даже себе. К его дому.

Она знала, где он живет. От бабушки и соседок она невольно слышала: «окраина, последний домик перед лесом, тот, что с синим забором».

Ей было страшно. Страшно увидеть его презрение. Страшно, что он захлопнет дверь перед ее носом. Но еще страшнее было ничего не делать.

Дом и правда был на отшибе. Небольшой, деревянный, почерневший от времени, но с аккуратно подкрашенным синим забором и чисто выметенным двором. Во дворе стоял тот самый «Урал», с разобранным двигателем. Рядом, на расстеленной на земле плотной клеенке, были разложены детали, масло, инструменты.

И он был там. Сидел на корточках спиной к ней, с напряженными мышцами спины, что-то замеряя штангенциркулем. Он был сосредоточен, весь в своем мире металла и масла.

Вероника замерла у калитки, не решаясь войти. Ее сердце колотилось так громко, что ей казалось, он услышит.

– Олег, – выдохнула она так тихо, что ее почти не было слышно.

Но он услышал. Его спина напряглась. Он медленно, будто с неохотой, обернулся.

Его лицо было закрытым, как скала. Ни удивления, ни злости – ничего. Только равнодушие. Холодное, ледяное, пронзительное.

– Что тебе? – спросил он прямо, без эмоций. Его зеленые глаза скользнули по ней и тут же вернулись к детали в его руках, будто она была куда интереснее.

– Я… я хотела объясниться, – начала она, запинаясь, чувствуя, как горит все лицо. – Вчера… это не то, что ты подумал.

– А что я подумал? – он отложил штангенциркуль и поднялся во весь рост.

Он был выше ее, и сейчас это ощущалось особенно остро. Он смотрел на нее сверху вниз, и в его взгляде не было ни капли тепла.

– Что ты ужинала в ресторане с парнем из своего круга? Так это же здорово. Правильный выбор, Вероника. Я рад за тебя.

Каждое слово было как удар хлыста. Говорил он тихо, но с такой убийственной искренностью, что у нее перехватило дыхание.

– Нет! – вырвалось у нее. – Мама его мне навязала! Я не хотела! Я…

– Не оправдывайся, – резко оборвал он. В его глазах на секунду мелькнула вспышка чего-то живого – боли? гнева? – но тут же погасла. – Тебе не перед кем оправдываться. Мы с тобой незнакомы, по сути. Соседи. Так что все в порядке. Удачи вам.

Он развернулся и снова склонился над двигателем, демонстративно показывая, что разговор окончен.

Вероника стояла как вкопанная. Слезы застилали глаза, но она изо всех сил сдерживала их. Она чувствовала себя униженной, растоптанной. Он выстроил между ними стеклянную стену, и она не знала, как ее пробить.

– Почему ты так себя ведешь? – прошептала она. – Мы же… мы общались. Я думала…

Он резко выпрямился. Теперь в его глазах горел настоящий огонь.

– Думала что? Что мы друзья? Что у нас что-то есть? – он сделал шаг к ней, и она невольно отступила. – Я тебя предупреждал, Вероника. Говорил – ошибка это. Ты не видела, как твоя бабушка на меня смотрела на рынке? А вчерашний ухажер в брендовых шмотках? Это твой мир. Чистый, правильный, сытый. А я… – он с силой ткнул пальцем в свой заляпанный маслом комбинезон. – Я это. Грязь под ногтями и вечный запах солярки. И нам не по пути. Так что сделай одолжение – иди к своим. И не лезь туда, где тебя не ждут.

Он говорил жестко, безжалостно, выставляя напоказ все свои комплексы и ее наивность. Каждое слово резало по живому.

Вероника больше не могла сдерживаться. Первая предательская слеза скатилась по ее щеке. Она быстро смахнула ее.

– Я думала, ты другой, – выдохнула она, и голос ее дрогнул. – Я ошиблась.

Она развернулась и пошла прочь. Быстро, почти бегом, не оглядываясь. Она боялась, что если обернется, то увидит его равнодушную спину, и это добьет ее окончательно.

Олег не звал ее. Он стоял и смотрел ей вслед, сжимая масляный ключ в руке так, что кости белели. Его лицо было искажено внутренней борьбой. Ему хотелось швырнуть ключ в стену, что-то разбить, выкричать все ее глупые, наивные мысли о нем. Но он лишь сжал зубы и с силой пнул покрышку мотоцикла.

Вероника добежала до первого поворота и прислонилась к горячей от солнца стене какого-то сарая, давая волю слезам. Она чувствовала себя такой дурой. Он был прав. Она лезла в чужой мир со своими романтическими фантазиями, не понимая никаких правил.

Он назвал ее «Психеей», а сама она вела себя как глупая девочка, которая решила поиграть в любовь с плохим парнем. А он… он просто поставил ее на место.

Она вытерла слезы и медленно побрела обратно к дому. Теперь между ними действительно была стена. Высокая, прочная и, казалось, непреодолимая. И построил он ее не из-за вчерашнего ужина. Он строил ее годами, чтобы защитить себя. А она так наивно думала, что может разрушить ее одной лишь своей симпатией.

Дома ее ждала сияющая бабушка.

– Тебе звонил Антон! Приглашает завтра на прогулку на катере! Их семья арендовала! – Лидия Петровна хлопала в ладоши. – Вот это да! Настоящий принц!

Вероника молча прошла в свою комнату и закрыла дверь. Ей было все равно на катера и принцев. Весь ее мир сузился до образа зеленых глаз, полных холодной боли, и до ощущения той самой стеклянной стены, которая теперь стояла между ними, и через которую она могла только смотреть, но не могла пройти.

Глава 11. Штормовое предупреждение

Три дня. Семьдесят два часа. Бесконечная вереница минут, каждая из которых была наполнена тяжелым, давящим чувством вины и стыда. Вероника стала тенью самой себя. Она механически выполняла просьбы бабушки, выходила в сад, пыталась читать – но слова расплывались перед глазами, не доходя до сознания. Весь мир потерял краски и звуки, будто кто-то выключил объем.

Она больше не слышала рева мотоцикла. Не видела его на улицах. Он исчез, словно его и не было. И это отсутствие было громче любого звука. Бабушка приписывала ее подавленность «девичьим думам» о новом ухажере и всячески пыталась подбодрить, рассказывая, какой Антон воспитанный и перспективный. От этих разговоров Веронике хотелось закричать.

На четвертый день небо стало хмурым. С утра набежали низкие свинцовые тучи, море из лазурного стало серым и недружелюбным. Воздух наполнился влажной тяжестью и запахом грозы. По радио передали штормовое предупреждение для маломерных судов.

Вероника сидела на крыльце и смотрела на клубящиеся тучи. Погода идеально соответствовала ее настроению. Вдруг ее взгляд упал на старую скворечницу, прибитую к яблоне. Она качалась на порывах ветра, и ей показалось, что из нее доносится жалобный писк. Она пригляделась – да, так и есть! Птенец, видимо, выпал из гнезда и теперь застрял там, не в силах выбраться.

Без долгих раздумий, обрадовавшись возможности хоть чем-то заняться, она побежала в сарай за лестницей. Лестница была старой, деревянной и тяжелой. С трудом взвалив ее на плечо, она приставила к яблоне.

Ветер усиливался, раскачивая ветки. Лестница шаталась. Вероника, цепляясь за кору, медленно поднялась к скворечнице. Птенец, испуганный, сидел внутри, распахнув желтый клювик.

– Не бойся, малыш, сейчас я тебя спасу, – прошептала она, протягивая руку.

В этот момент налетел резкий порыв ветра. Лестница качнулась и со скрипом съехала вбок. Вероника вскрикнула, инстинктивно вцепившись в ветку. Нога соскользнула со ступеньки, и она повисла, неудачно подвернув щиколотку. Острая боль пронзила ногу. Лестница с грохотом упала на землю.

Она висела на ветке, не решаясь пошевелиться. Высота была небольшой, но прыгать на больную ногу было страшно. Дождь начал накрапывать, крупные тяжелые капли падали на лицо. Она почувствовала себя совершенно беспомощной и одинокой. Слезы снова подступили к глазам. Идиотка. Не могла даже птенца спасти.

Вдруг скрипнула калитка. Сердце ее бешено заколотилось, предвосхищая, надеясь, боясь…

Но это была не помощь. На пороге стояла соседка, тетя Валя, с пустым ведром в руках, видимо, спешившая убрать его с дождя. Она увидела Веронику, висящую на дереве, и ее глаза округлились.

– Бабушка! Лидия Петровна! – завопила она, бросая ведро и бегом устремляясь к крыльцу. – Твоя внучка! На дереве! Падает!

Дверь распахнулась, на пороге появилась перепуганная бабушка.

– Верочка! Господи! Что ты делаешь! Слезай немедленно!

– Я не могу! Ногу подвернула! – крикнула в ответ Вероника, уже не скрывая слез.

Начался переполох. Сбежались еще соседи. Все кричали, давали советы, кто-то побежал за той же лестницей, но поднять ее и правильно установить под напором ветра и дождя не получалось.

Вероника, мокрая, испуганная и униженная, уже готова была просто отпустить ветку и упасть, как вдруг общий гам стих. И наступившую тишину прорезал новый звук – не голос, а твердые, быстрые шаги по мокрой земле.

Она обернулась и увидела его.

Олег. Он шел через двор, не обращая внимания на собравшихся соседей, с лицом, темным, как сама гроза. Он молча подочек к упавшей лестнице, одним мощным движением взвалил ее на плечо и, не смотря ни на кого, приставил к дереву, крепко придерживая низ ногой.

– Держись крепче, – бросил он ей сквозь шум ветра. Его голос был низким и властным, не терпящим возражений.

Он не полез на лестницу сам. Он просто стал ее живым якорем, неподвижной скалой, о которую разбивались порывы ветра.

Вероника, дрожа, стала медленно спускаться. Каждая ступенька отзывалась болью в растянутой лодыжке. Но теперь она не боялась. Она знала, что лестница не дрогнет.

Как только ее ноги коснулись земли, бабушка бросилась к ней, обнимая, причитая, осыпая упреками и ласками одновременно. Соседи наперебой начали расспрашивать, что да как.

Вероника ничего не слышала. Она смотла через плечо бабушки на Олега.

Он уже отодвинул лестницу от дерева и положил ее на землю. Дождь лил ему на голову, но он, казалось, не замечал этого. Он смотрел на нее. Всего секунду. Его взгляд был сложным, нечитаемым клубком злости, тревоги и чего-то еще. Потом он резко развернулся и пошел к калитке.

– Олег, постой! – крикнула ему Лидия Петровна, опомнившись. – Спасибо тебе большое! Зайди, обсохни!

Он даже не обернулся, только махнул рукой, мол, не за что, и вышел за ворота, слившись с серой пеленой дождя.

Соседка тетя Валя покачала головой, глядя ему вслед.

– Ну надо же… А ведь парень-то оказался ничего. Помог ведь. А мы его все…

Бабушка ничего не сказала. Она лишь крепче обняла мокрую и дрожащую Веронику и повела ее в дом, бросив:

– Тетя Валя, спасибо вам! И всем спасибо! Разойдемся, дождь!

В доме было тихо и пахло сушеными травами. Бабушка усадила Веронику на стул, принесла мазь и начала втирать ее в распухшую щиколотку, ворча:

– Ну что это было, а? Нашла время птичек спасать! Хорошо еще Олежка рядом оказался… Случайно, видно, проходил…

Вероника молчала. Она знала, что это был не случайность. Он жил на отшибе, ему незачем было идти по их улице. Возможно, он шел мимо сознательно. Возможно, тоже не мог усидеть на месте.

Боль в ноге была острой и четкой. Но в груди было другое чувство – щемящее и горькое. Он пришел. Помог. Несмотря ни на что. Не смотря на ее глупость, на ее «правильного» ухажера, на все его жестокие слова.

Он увидел ее беспомощной и пришел на помощь. Как живой якорь в бушующем море.

И этот один, молчаливый поступок значил для нее больше всех слов и ужинов в мире. Он снова все перевернул. И теперь ей было от чего болеть не только физически, но и душевно. Потому что она поняла – ее чувства к нему были вовсе не игрой. И его равнодушие – тоже было игрой. Очень плохой и тяжелой.

За окном бушевала гроза. А в ее сердце начинала зарождаться тихая, но упрямая надежда.

Глава 12. Тихое эхо после грозы

Гроза бушевала до самого вечера, а потом так же внезапно стихла, оставив после себя чистый, промытый мир и насыщенный влагой воздух. В доме пахло бабушкиным ромашковым отваром и мазью от растяжений.

Нога у Вероники болела, распухшая щиколотка пульсировала под тугой повязкой. Но физическая боль была лишь фоном для хаоса в душе. Она лежала на кровати и смотрела в потолок, снова и снова прокручивая в голове сегодняшние события. Его появление. Его твердые руки, держащие лестницу. Его взгляд, полный чего-то невысказанного, перед тем как он ушел.

Он пришел. Несмотря на все свои слова о «разных мирах» и «ошибках». Увидел ее в беде – и пришел. Это значило все.

Бабушка зашла в комнату с кружкой горячего чая.

– Как нога, родная? – ее голос был непривычно мягким. – Держи, попей. С медом.

– Спасибо, бабуль, – Вероника приподнялась на локте и взяла кружку. Руки у нее все еще дрожали.

Лидия Петровна присела на край кровати, поправила одеяло.

– Вот ведь день… Испугала ты меня. Слава богу, все обошлось. И… да… спасибо надо бы сказать Олегу. По-человечески.

Вероника чуть не поперхнулась чаем. Эти слова из уст бабушки звучали революционно.

– Я… я пыталась. Он не стал слушать.

– Ну, он парень гордый, – вздохнула бабушка, глядя в окно на мокрые ветки яблони. – Нелегкая у него доля выпала. Отец… ну, ты знаешь. А он сам, как мог, держался. Всегда за работой видела – то крышу кому-то чинит, то забор поправляет. Не бездельник. Но уж очень колючий… И народ у нас злой, языки острые.

Это было почти что оправдание. Вероника молчала, боясь спугнуть этот редкий момент откровения.

– В общем, выздоравливай, – бабушка встала, снова становясь практичной и строгой. – Завтра Антон хотел зайти, звонил, я сказала, что ты нездорова. Отдыхай.

Она вышла, оставив Веронику наедине с ее мыслями. Бабушка была права. Он был колючим, потому что весь мир вокруг него был колючим. Он защищался. А она, со своими наивными представлениями, полезла в эту крепость с открытым забралом.

Вечером, когда стемнело, а боль в ноге немного утихла, Вероника услышала тихий скрип калитки. Не тот, что был от ветра, а осторожный, человеческий. Сердце ее снова застучало. Она подошла к окну, отодвинув край занавески.

Во дворе, под ее окном, стоял Олег. Он не смотрел на дом, а что-то клал на крышку старого колодца, что стоял в углу палисадника. Положил и быстро, почти бесшумно, вышел за калитку, закрыв ее без единого звука.

Вероника замерла. Что это было? Она дождалась, пока его шаги затихли вдали, и затем, опираясь на стены и мебель, на одной ноге допрыгала до двери и вышла на крыльцо.

Ночь была тихой и прохладной после дождя. На крышке колодца лежала его ветровка. Та самая, что он дал ей на Скале Дураков. Она была чистой и сухой, аккуратно сложенной. А под ней – небольшая баночка с темной мазью и записка на обрывке бумаги.

Почерк был все таким же угловатым.

«От растяжений. Втирать на ночь. Работает».

Ни имени, ни лишних слов. Только инструкция. И ветровка. Он принес ее снова. Не отдал в руки, не вступил в контакт. Просто вернул. Молча. Как сообщение.

Вероника взяла баночку и куртку. Ткань все еще пахла им – морем, металлом и чем-то своим, олеговским. Она прижала ее к лицу, закрыв глаза. И впервые за эти долгие дни в ее душе воцарилось не смятение, а тихая, светлая уверенность.

Он не был безразличен. Его молчание, его колючесть – это был его язык. И она, кажется, начинала его понимать.

Она допрыгала обратно в дом, спрятала ветровку на дно шкафа, как самое дорогое сокровище, а баночку с мазью поставила на тумбочку.

Перед сном она аккуратно втерла мазь в больную лодыжку. Средство пахло травами и чем-то камфорным. Боль почти сразу утихла, сменившись приятным теплом.

Лежа в постели, она смотрела на баночку, подернутую лунным светом. Он не пришел сам. Не позвонил. Не написал смс. Он принес мазь и ушел. Было в этом что-то древнее, рыцарское и бесконечно искреннее.

Он не умел говорить о чувствах. Но он умел держать лестницу, когда ветер сбивал с ног. И он умел приносить мазь от растяжений тихой ночью.

И это, поняла Вероника, было куда важнее всех слов на свете. Гроза прошла, оставив после себя тишину. И в этой тишине начало прорастать что-то новое. Хрупкое, но настоящее. Как первый росток после ливня.

Глава 13. Морская соль и ржавые якор

Утро началось с того, что нога болела уже не так сильно. Мазь, оставленная Олегом, и правда работала. Вероника осторожно ступила на пол – острая боль сменилась тупой, терпимой ноющей. Она могла ходить, прихрамывая, но могла.

Бабушка, увидев ее передвигающейся по дому, ахнула: – Куда ты?! В постель! – Все хорошо, бабуль, уже почти не болит, – улыбнулась Вероника, и это была ее первая искренняя улыбка за последние дни. – Мне нужно немного пройтись, размять ногу.

– Ну уж нет! Никаких прогулок! – Лидия Петровна уже хваталась за телефон. – Я лучше Антону позвоню, пусть приедет, тебя развлечет…

Мысль о визите ухоженного и правильного Антона, его пустые разговоры и оценивающий взгляд, заставила Веронику внутренне содрогнуться.

– Нет! – сказала она так резко, что бабушка вздрогнула и опустила телефон. – Прости, бабушка. Я не хочу никого видеть. Я просто посижу в саду, подышу воздухом. Обещаю, далеко не уйду.

Бабушка сдалась, но наказала сидеть строго на скамейке у дома.

Скамейка стояла под старой грушей, откуда был виден кусочек улицы и дальше – море, уже успокоившееся после вчерашнего шторма и сиявшее в лучах утреннего солнца. Вероника взяла с собой книгу, но, как всегда, не читала. Она смотрела на дорогу, и сердце ее снова замирало в глупом, наивном ожидании.

И он появился. Не один. С ним был его друг, тот самый «Гроза». Они шли не со стороны его дома, а от моря. Олег был в резиновых сапогах до колен и старых потрепанных штанах, на плече он нес что-то тяжелое, завернутое в брезент. Лицо его было сосредоточенным, он что-то говорил на ходу своему другу, и тот кивал.

Они не заметили ее, укрытую в тени груши. И шли прямо к дому Олега.

Вероника затаила дыхание. Это был ее шанс. Неловкий, дурацкий, но шанс. Она должна была поблагодарить его. За лестницу. За мазь. Просто сказать «спасибо» без истерик и оправданий.

Опираясь на палку, которую ей дала бабушка («дедушкина, на всякий случай»), она поднялась со скамейки и, прихрамывая, вышла за калитку.

Олег и его друг уже почти дошли до его двора. «Гроза» первый заметил ее и толкнул Олега локтем в бок. Тот обернулся. Увидев ее, идущую по улице, он нахмурился. Его друг что-то пробормотал, хлопнул Олега по плечу и скрылся за синим забором, оставив их наедине.

Олег остановился и ждал, положив свою ношу на землю. Руки его были испачканы ржавчиной и чем-то маслянистым.

Вероника подошла, чувствуя, как коленки подкашиваются от волнения.

– Привет, – выдохнула она.

– Привет, – ответил он нейтрально. Его взгляд скользнул по ее палке, по повязке на щиколотке. – Как нога?

– Лучше. Спасибо тебе. За… за все.

Он кивнул, глядя куда-то мимо нее, на море.

– Пустяки.

– Это не пустяки, – настаивала она. – Ты меня спас. И мазь… она очень помогла.

Он пожал плечами, делая вид, что это его вообще не касается.

– Просто была под рукой.

Повисло неловкое молчание. Вероника понимала, что он снова строит стену, кирпичик за кирпичиком. И она не знала, как ее разрушить. Взгляд ее упал на сверток у его ног.

– Что это? – спросила она, чтобы просто что-то сказать.

Олег на мгновение замешкался, словно решая, стоит ли отвечать.

– Якорь, – буркнул он наконец. – Старый, от лодки. Ржавый. Чинить надо.

Он посмотрел на нее, и в его глазах мелькнул проблеск привычной насмешки. – А что? По-твоему, я только калитки да лестницы латаю? – но в его тоне не было злости, скорее усталая ирония.

– Ты и лодки чинишь? – удивилась Вероника.

– Нет! Я не это имела в виду! – вспыхнула она. – Просто… ты много чего умеешь.

Олег наклонился, развязал веревки, стягивающие брезент, и откинул его. Из свертка показался старый, покрытый толстым слоем ржавчины и ракушек якорь. Он выглядел древним и бесполезным.

– Вот, – Олег пнул его носком сапога. – Лодку соседа на мель вынесло во время шторма, якорь оторвало. Теперь ищем. Нашли. Теперь чиним.

Он говорил о работе с простой, деловой уверенностью. Это был его язык. Якорь, ржавчина, лодка – все это было частью его мира, реального и осязаемого.

– И… и что с ним теперь делать? – спросила Вероника, искренне заинтересовавшись.

Олег удивился ее вопросу, но ответил.

– Очистить от ржавчины. Посмотреть, не треснул ли. Заварить, если что. Покрасить. Работа на пару дней.

Он снова посмотрел на нее, и на этот раз его взгляд был более внимательным, менее отстраненным.

– Тебе лучше домой возвращаться. На ноге стоять вредно.

– Я знаю, – она почувствовала, что разговор иссякает, и ей снова стало не по себе. – Олег… насчет того дня… я больше не буду тебя беспокоить. Обещаю.

Она произнесла это, чувствуя, как с каждой секундой у нее внутри все обрывается. Но она должна была сказать. Уважить его границы.

Олег замер. Он смотрел на нее, на ее серьезное, печальное лицо, на ее сжатые пальцы на палке. Он молчал так долго, что Вероника уже собралась развернуться и уйти.

– Лодку соседа… на воду будем спускать после ремонта, – вдруг сказал он, снова глядя куда-то в сторону моря. – В субботу. Если… если нога заживет, можешь посмотреть. Со стороны. Безобидное зрелище.

Он произнес это быстро, сдавленно, будто слова дались ему с трудом. И, не дожидаясь ответа, накинул брезент на якорь, взвалил его на плечо и, слегка сгорбившись под тяжестью, пошел к своему дому, не оглядываясь.

Вероника осталась стоять посреди улицы, опираясь на палку, и не могла поверить в то, что только что услышала. Это… это было приглашение? Не на скалу, не на тайное свидание, а на спуск лодки. Самое нелепое, самое простое и самое настоящее приглашение из всех возможных.

Он не просил прощения. Не объяснялся. Он просто показал ей кусочек своей жизни и позволил в него заглянуть. На своих условиях. Со стороны. Безобидное зрелище.

Она медленно побрела обратно к дому, и на ее губах играла самая широкая и самая счастливая улыбка за все это время. Он снова все перевернул. Одним предложением посмотреть на то, как спускают на воду старую лодку.

Она зашла в сад и снова уселась на скамейку. Теперь море сияло для нее по-новому. Оно было не просто красивым пейзажем. Оно было его работой, его жизнью. И в субботу она, даже если только «со стороны», сможет к этому прикоснуться.

Бабушка выглянула из дома.

– Ну что ты одна сидишь? Может, все-таки Антону позвонить?

– Нет, бабушка, – улыбнулась Вероника, глядя на синюю дверь в заборе в конце улицы. – У меня на субботу уже есть планы.

Глава 14. Доверие с веслом

До субботы оставалось три дня. Три дня, которые Вероника прожила в состоянии тихого, счастливого предвкушения. Она аккуратно втирала мазь в щиколотку, которая заживала с поразительной скоростью, и выполняла все бабушкины наказы, лишь бы не вызвать подозрений. Мысль о том, чтобы рассказать о своих «планах на субботу», даже не возникала – это был ее маленький, личный секрет, ее сокровище.

Лидия Петровна была на седьмом небе от ее послушания и хорошего настроения, приписывая все заслуги «удачному отдыху» и отгоняя любые мысли о «том хулигане».

В субботу утро выдалось ясным и безветренным – идеальная погода для спуска лодки. Вероника надела самые простые шорты и футболку, сделав вид, что собирается просто погулять по набережной.

– Я ногу размять, бабуль! – крикнула она, выскальзывая за калитку.

– Недалеко! – донеслось из дома в ответ.

Она шла по знакомой дороге к дому Олега, и сердце ее трепетало, как птица в клетке. А что, если он передумал? Что если это была просто вежливость, а она все восприняла слишком всерьез?

Подойдя к синему забору, она замедлила шаг. Со двора доносились мужские голоса, скрежет металла и смех. Она заглянула внутрь, стараясь быть незаметной.

Во дворе кипела работа. Олег и его друг «Гроза» возились вокруг старой, но бодро выкрашенной в синий цвет лодки, установленной на деревянные козлы. Рядом лежал тот самый якорь, теперь сияющий свежей краской. Олег, снова в своих потрепанных рабочих штанах, что-то закручивал, а «Гроза» подавал ему инструменты.

Первым ее заметил друг. Он толкнул Олега, тот обернулся. Увидев ее, стоящую у калитки, он не улыбнулся, но и не нахмурился. Он просто кивнул, давая понять, что помнит о приглашении.

– Заходи, если пришла, – крикнул он, возвращаясь к работе. – Только под ногами не путайся.

Вероника робко вошла во двор. Это было похоже на проникновение в святая святых. Здесь все было иным – пахло краской, деревом и бензином, повсюду лежали инструменты, запчасти. Это был его мир, настоящий и лишенный всякой романтической шелухи.

– Знакомься, это Сергей, – кивнул Олег в сторону друга. – А это Вероника. Соседка.

Сергей, тот самый «Гроза», оценивающе посмотрел на нее, но улыбнулся по-доброму.

– Привет, соседка. Слышал, ты на дерево залезаешь. Молодец, боевая.

Вероника покраснела, но улыбнулась в ответ. Кажется, Олег ему что-то рассказывал.

Они работали слаженно, почти без слов, понимая друг друга с полуслова. Вероника села на перевернутое ведро в сторонке и просто смотрела. Ей было интересно. Она видела, как Олег руководит процессом, его движения были точными и уверенными. Здесь он был не колючим хулиганом, а мастером, знающим свое дело.

Через час работа была закончена.

– Ну что, потащим? – Олег вытер руки об тряпку и посмотрел на Сергея.

– Давно пора, а то спина уже болит, – застонал тот, но по глазам было видно, что он доволен.

Они вдвоем подняли лодку – она была явно нелегкой – и понесли ее к выходу со двора. Вероника вскочила и отскочила в сторону, чтобы не мешать.

– Эй, Психея, – окликнул ее Олег, уже за воротами. – А ну-ка, дверь закрой и ключ под камень положи. Хозяева нынче пошли – все тащат.

Она послушно закрыла калитку и, найдя под указанным им кирпичом ключ, спрятала его обратно. Эта простая просьба, это доверие к ней чего-то такого мелкого, но важного, согрело ее изнутри.

Она последовала за ними по дороге к морю. Несшие лодку мужчины привлекали внимание. Местные, сидевшие на лавочках, провожали их взглядами, кто-то кричал одобрительные шутки. Олег и Сергей отшучивались в ответ. Вероника шла сзади, и ей казалось, что все смотрят именно на нее, на «соседку» Олега. Но стыда не было. Была странная гордость.

На пляже они без лишних церемоний спустили лодку на воду. Синяя посудина весело закачалась на небольших волнах, будто радуясь возвращению домой.

– Ну, капитан, принимай причал! – крикнул Сергей, хлопая Олега по спине.

– Помолчи ты, – буркнул Олег, но было видно, что он доволен.

Он повернулся к Веронике, которая стояла в стороне, боясь намочить кроссовки.

– Садись, прокатимся до буя и обратно. Проверка на плавучесть.

Она замерла от неожиданности. Это было больше, чем она могла надеяться.

– Я… я не помешаю?

– Места много, – он уже заносил ногу через борт, чтобы забраться в лодку. – Только не болтайся, а то перевернемся.

Сергей остался на берегу, крича им вслед что-то про «береги невесту». Вероника, краснея до корней волос, осторожно забралась в лодку и уселась на нос, крепко ухватившись за борт.

Олег оттолкнулся веслом от дна и несколькими мощными гребками вывел лодку на глубину. Потом завел подвесной мотор, который рыкнул и заработал ровным, уверенным гулом.

Они поплыли вдоль берега. Ветер трепал волосы Вероники, брызги соленой воды летели в лицо. Она смотрела на удаляющийся пляж, на Сергея, который махал им рукой, на свой поселок с незнакомого ракурса. И чувствовала себя невероятно свободной.

Олег стоял у мотора, одной рукой управляя им, и смотрел вперед. Его лицо было спокойным и сосредоточенным. Здесь, на воде, он казался другим – не колючим и не закрытым, а настоящим.

– Нравится? – крикнул он ей через шум мотора и ветра.

– Очень! – искренне крикнула она в ответ.

Он кивнул и ненадолго прибавил газу. Лодка рванула вперед, и Вероника вскрикнула от восторга и легкого страха. Он усмехнулся – впервые за все время она увидела на его лице открытую, почти мальчишескую улыбку.

Они доплыли до бакена, покачались на волнах несколько минут, и он развернул лодку обратно.

На обратном пути он вдруг сказал, чуть сбавив ход:

– Спасибо, что пришла.

– Спасибо, что позвал.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, и в воздухе повисло что-то новое, хрупкое и очень важное. Доверие. Простое и молчаливое, как утреннее море.

Когда они причалили, Сергей помог вытащить лодку на берег.

– Ну как, не утонули? – поинтересовался он.

– Обойдешься, – отозвался Олег, но взгляд его был теплым.

Они пошли обратно к дому, неся уже пустую лодку. На этот раз Вероника шла не сзади, а рядом. И ей уже не казалось, что на нее смотрят осуждающе. Она была частью этой картины – двое парней и девушка, несущие отремонтированную лодку. Все было просто и правильно.

У калитки Олег взял у Сергея свою половину лодки.

– Я сам, спасибо. Иди, у тебя же смена через час.

– Ага, – тот кивнул, попрощался и ушел.

Олег занес лодку во двор и поставил ее на прежнее место. Воцарилась тишина. Он повернулся к Веронике, вытирая пот со лба.

– Ну что, «безобидное зрелище» удалось?

– Лучше, чем любое кино, – улыбнулась она.

Он смотрел на нее, и в его зеленых глазах плескалось море, солнце и что-то неуловимо мягкое.

– Заходи как-нибудь с ветровкой. Она у тебя, кажется, так и осталась.

Он сказал это не как приглашение, а как констатацию факта. Но для Вероники это было все.

– Обязательно, – кивнула она и, помахав ему на прощание, пошла домой.

Она шла и понимала, что сегодняшний день стер все прошлые обиды и неловкости. Они не говорили ни о чем важном. Они просто чинили лодку и катались по морю. Но именно в этой простоте и родилось что-то настоящее. Что-то, ради чего стоило бороться со всем миром.

Глава 15. Незваные гости

Возвращение домой было похоже на возвращение из другого измерения. Вероника парила на крыльях, ее щеки горели от ветра и солнца, а в душе пело море. Она даже не заметила, как прошла всю дорогу, не чувствуя под ногами ни камней, ни усталости.

Эта легкость испарилась в тот момент, когда она открыла калитку и увидела во дворе не только бабушку. Возле крыльца, непринужденно облокотившись на перила, стоял Антон. Рядом, на стуле, сидела Лидия Петровна с сияющим, немного смущенным лицом. На столе дымился самовар – бабушка доставала его только для самых почетных гостей.

Увидев Веронику, Антон расплылся в своей ослепительной улыбке.

– Вероника! Наконец-то! Мы уже начали волноваться. Ваша бабушка говорила, что вы просто гуляете, но я не удержался и заглянул – проведать.

Его тон был легким, дружеским, но в глазах читалась уверенность человека, который имеет право интересоваться ее времяпрепровождением.

Вероника замерла на пороге, чувствуя, как вся ее легкость и счастье моментально утекают сквозь пальцы. Она была в старых шортах и простой футболке, волосы растрепаны ветром, на щеках – следы морской соли. Рядом с его безупречной белой рубашкой и идеально отутюженными брюками она чувствовала себя замарашкой.

– Я… я просто гуляла у моря, – промямлила она, опуская глаза.

– Вижу, вижу, – он мягко засмеялся. – Очень здорово. Свежий воздух и физическая активность. Я, кстати, привез вам кое-что.

Он указал на изящную коробку от кондитерской, стоявшую на столе.

– Пирожные от лучшего кондитера в городе. Ваша бабушка уже оценила.

– Очень мило, – пробормотала Вероника, чувствуя фальшь в каждом своем слове.

– Садись, внучка, чайку попьешь, – позвала ее бабушка, и в ее голосе звучала мольба – веди себя прилично.

Вероника медленно подошла и опустилась на стул, стараясь держаться как можно дальше от Антона. Ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Она только что была в его мире, пахнущем краской и свободой, а теперь сидела в своем ухоженном саду, заставленном фарфоровыми чашками и дорогими пирожными, и чувствовала себя в ловушке.

Антон не умолкал. Он рассказывал бабушке о своем отце, о бизнесе, о планах на лето в Европе. Лидия Петровна слушала, раскрыв рот, и во взгляде ее читалось неподдельное восхищение. Это был зять ее мечты – успешный, обеспеченный, воспитанный.

Вероника молчала, разламывая вилкой безвкусное, слишком сладкое пирожное. Ее мысли были далеко. Она снова видела перед собой Олега у руля лодки, его улыбку, его уверенные руки. Сравнивала эту простую, честную силу с выхолощенным лоском Антона – и ее тошнило от этой разницы.

– Вероника, а вы что думаете? – вдруг обратился к ней Антон, перебивая ее грустные мысли.

– Простите? – вздрогнула она.

– Я говорю, как вам идея провести выходные на яхте? Родители знакомые как раз предлагают. Можно сходить к дальним островам, порыбачить. Вас бы это заинтересовало?

Он смотрел на нее с таким видом, будто предлагал ей ключи от рая. Бабушка ахнула от восторга.

Вероника почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она не хотела ни на какую яхту. Она хотела сидеть на старом ведре в его дворе и смотреть, как он чинит якоря.

– Я не очень хорошо переношу качку, – соврала она, опуская глаза.

– Ничего, привыкнете! – легко парировал Антон. – Это же так романтично – ночь под звездами в открытом море…

Его слова резали слух. Романтика для него была купленным товаром – яхта, звезды, как в дешевом сериале. Для Олега романтика была в том, чтобы молча принести мазь для ее больной ноги.

Внезапно скрипнула калитка. Все трое повернули головы.

На пороге стоял Олег. Он был без куртки, в той же рабочей футболке, руки в зеленых пятнах от краски. В руках он держал ее ветровку, аккуратно сложенную.

Увидев их за столом, он замер на секунду. Его взгляд скользнул по Антону, по самовару, по пирожным, по смущенному лицу Вероники. Ни одна мышца на его лице не дрогнула, но в его зеленых глазах что-то погасло, снова захлопнулось.

– Извините, – произнес он глухо, глядя куда-то в сторону бабушки. – Вероника забыла. Возвращаю.

Он положил куртку на ближайшую скамейку, кивнул коротко и формально и, не дожидаясь ответа, развернулся и вышел за калитку, закрыв ее за собой без единого звука.

Воцарилась мертвая тишина. Антон поднял бровь с выражением вежливого недоумения.

– А это кто? Ваш… разнорабочий?

Бабушка Лидия Петровна покраснела, как рак.

– Нет, что вы! Сосед просто… мальчик… – она замялась, не зная, что сказать.

Вероника сидела, вцепившись пальцами в край стола. Ей хотелось кричать. Кричать Антону, что это не «разнорабочий», а самый настоящий и лучший человек из всех, кого она знала. Кричать бабушке, чтобы она перестала смотреть на него с таким презрением. Но она не могла. Она могла только сидеть и молчать, как предательница.

Антон, почувствовав неловкость, поспешил сменить тему. Но настроение было безнадежно испорчено. Через пятнадцать минут он, сославшись на дела, уехал, пообещав «обязательно позвочить насчет яхты».

Когда белый внедорожник скрылся за поворотом, бабушка обернулась к Веронике. Ее лицо было строгим и разочарованным.

– Ну и что это было? Почему он пришел? И почему это у него твоя куртка? – выпалила она.

– Я забыла ее у него, когда ногу подвернула, – тихо ответила Вероника, глядя на ветровку на скамейке. Она казалась теперь таким родным и таким чужим одновременно предметом.

– Вероника, – голос бабушки стал мягче, но в нем звучала непреклонность. – Милая, ну очнись ты. Посмотри на него и посмотри на Антона. Это небо и земля. Ты себе жизнь сломаешь. Он тебе не пара. Забудь ты его.

Вероника ничего не ответила. Она молча встала, взяла свою ветровку и пошла в дом. Она поднялась в свою комнату, закрыла дверь и прижала куртку к лицу. От нее пахло им, морем и краской. И слезы, наконец, хлынули ручьем – тихие, горькие, бессильные.

Он видел. Видел ее с этим «идеальным» парнем за самоваром. Видел ее молчание. И для него это было подтверждением всех его самых худших ожиданий. Стеклянная стена между ними снова выросла, и на этот раз она казалась вдвое выше и прочнее. И виновата в этом была она сама.

Глава 16. Молчаливое перемирие

Прошло два дня. Два дня тоскливого, давящего молчания. Вероника чувствовала себя заключенной в самой себе. Она пыталась читать, репетировать, помогать бабушке – но все действия были механическими, лишенными смысла. Мысль о том, что Олег снова заперся в своей крепости из-за ее слабости и нерешительности, не давала ей покоя.

Ветровка лежала на дне шкафа. Она не решалась ее надеть, но и убрать подальше – тоже. Она была напоминанием. О предательстве. О его ушедшем взгляде.

На третий день терпение лопнуло. Она не могла больше сидеть сложа руки. Она должна была что-то сделать. Объясниться? Нет, он не даст ей говорить. Сказать «прости»? Он лишь усмехнется. Ей нужно было что-то другое. Язык, который он понимал. Язык дел.

Она дождалась, когда бабушка уйдет к соседке на очередной сеанс вязания и сплетен, и отправилась вглубь поселка, в единственный хозяйственный магазин «Умелец».

Магазин пах древесной стружкой, железом и краской. За прилавком сидел тот самый седой мастер Николай, который вырезал деревянных дельфинов. Он смотрел на нее поверх очков с любопытством.

– Девушка? Вам что-то подсказать?

– Мне нужна… хорошая краска по металлу, – сказала Вероника, стараясь звучать уверенно. – Синяя. Как… как для лодок.

Старик удивился, но кивнул.

– Есть такая. Защищает от ржавчины. Литровая банка устроит?

– Да, – кивнула она, а потом, увидев на витрине новые, блестящие петли, добавила: – И вот эти петли, пожалуйста. Две штуки.

Она не была уверена, подойдут ли они, но решила рискнуть. Она заплатила за покупки, сунула их в свою холщовую сумку и поспешила домой, чувствуя себя конспиратором.

Дома ее ждала новая задача – как передать это ему? Идти к нему во двор? Нет, слишком прямо, слишком рискованно. Она вспомнила, как он поступал. Тихо. Ночью.

Дождавшись темноты, она прокралась в сад. В сумке лежала банка краски, петли и записка, которую она писала весь вечер, переделывая десятки раз. В итоге она получилась короткой и простой.

«Спасибо за лодку. И за все. Это для следующей».

Она не подписалась. Он и так поймет.

Она осторожно вышла за калитку. На улице было тихо и пустынно. Луна освещала дорогу. Сердце ее бешено колотилось. Она чувствовала себя агентом под прикрытием на вражеской территории.

Подойдя к его синему забору, она замерла, прислушиваясь. Из-за забора не доносилось ни звука. Свет в окнах не горел.

Она приоткрыла калитку – та, как и всегда, работала бесшумно. Во дворе царил порядок. Лодка стояла на прежнем месте, инструменты были аккуратно сложены под навесом. Он был педантичен в своем мире.

Она поставила сумку прямо у порога его двери, чтобы он не мог ее не заметить. Положила так, чтобы банка не упала. Последний раз огляделась и бесшумно скрылась.

Всю ночь она не спала, ворочаясь и прислушиваясь к каждому шороху. Она ждала, что он тут же придет, швырнет эту сумку ей во двор с гневной тирадой. Но ночь прошла тихо.

Утро было самым мучительным. Она сидела в саду, делая вид, что читает, и смотрела на дорогу. Бабушка что-то говорила о том, что Антон опять звонил и приглашал в кино, но Вероника пропускала это мимо ушей.

Олег не появлялся. Прошел весь день. Сомнения начали разъедать ее изнутри. Может, он воспринял ее подарок как насмешку? Как жалость? Может, он просто выбросил все это?

Под вечер она не выдержала и, под предлогом вынести мусор, прошлась до конца улицы. Его калитка была закрыта. Никаких признаков жизни.

Разочарованная, она уже хотела вернуться, как вдруг заметила кое-что на своем собственном заборе. На одной из досок, на уровне глаз, был нарисован маленький, аккуратный якорь. Свежей синей краской. Той самой, что она ему купила.

Она подошла ближе, дотронулась до рисунка. Краска была уже сухой. Он был здесь. Он увидел ее послание и ответил своим. Без слов. Тихо. На их общем языке.

Она стояла и смотрела на этот маленький синий якорь – символ его мира, его стойкости, его жизни. И на ее душе стало светло и спокойно. Он не простил ее? Не забыл обиду? Возможно. Но он принял ее жест. Он показал, что понял.

Она не пыталась стереть рисунок. Он оставался там, на заборе, как их маленький, никому не ведомый секрет. Как молчаливое перемирие после глупой, ненужной войны.

Вернувшись в дом, она увидела на столе свой мобильный телефон. На экране горело уведомление о пропущенном звонке от Антона. Она взяла телефон, на мгновение задумалась, а затем просто отключила звук и положила его обратно.

Ей было все равно на звонки «правильного» парня. У нее было свое, тихое и настоящее перемирие, скрепленное банкой краски и нарисованным якорем. И это было куда важнее.

Глава 17. Уроки плавания

Маленький синий якорь на заборе стал ее талисманом. Каждое утро Вероника выходила в сад и касалась его пальцами, как будто заряжаясь его тихой, непоколебимой силой. Между ней и Олегом установилось хрупкое, молчаливое перемирие. Они не искали встреч, но и не избегали их. Если их взгляды пересекались на улице, он кивал ей коротко и почти незаметно, а она в ответ улыбалась – не широко и нарочито, а сдержанно, понимающе.

Бабушка, занятая своими хлопотами и грезами о «блестящем будущем» с Антоном, ничего не замечала. Антон звонил еще пару раз, но Вероника вежливо, но твердо отказывалась от его предложений, ссылаясь на занятость и необходимость готовиться к новому учебному году. В трубке повисало недоуменное молчание – он явно не привык к отказам.

Однажды утром Вероника, выйдя в сад, не обнаружила привычного рисунка. Сердце ее ёкнуло. Подойдя ближе, она увидела, что доска с якорем аккуратно вынута из забора и прислонена к нему с внутренней стороны. Рядом валялись стамеска и молоток.

Ее охватила паника. Он что, передумал? Решил стереть все следы их «глупой» игры? Она уже хотела было бежать к нему, чтобы спросить, но вовремя остановилась. Нет. Он бы не стал делать это так открыто. Значит, была другая причина.

Причина выяснилась через час. Со стороны улицы послышался скрежет и грохот. Выглянув в калитку, Вероника увидела, что Олег и Сергей полностью разбирают старый, покосившийся забор у дома напротив, где жила одинокая пенсионерка тетя Капа. Они уже вынули несколько досок и складывали их в аккуратную поленницу.

– Олег! – не удержалась она, выходя на улицу. – Что случилось?

Олег, вытирая пот со лба, обернулся. Увидев ее, не удивился.

– А, здравствуй. Да ничего не случилось. Загнил забор, ветром шатает. Упадет еще на кого-нибудь. Решили поменять. – Он сказал это так, будто сообщал о самом обыденном деле в мире.