Читать онлайн Эхо забытых дорог бесплатно

ПРОЛОГ

Ночь сомкнула лес в непроглядную тьму, лишь бледный лунный свет пробивался сквозь плотные кроны. Беглянка, отчаянно вырываясь из ледяных объятий страха, пыталась скрыться от погони. Её взгляд лихорадочно метался по сторонам, полный паники. Из чернеющего провала рта, на фоне иссиня-белого лица, вырывалось клокочущее, тяжёлое дыхание. Она знала – бегство обречено. Не успеть.

Преследователи, с топорами и факелами, неумолимо шли по следу, их угрожающие крики эхом разносились по лесу. Она спотыкалась, падала, вновь поднималась, но кровь, капавшая на камни, не оставляла шанса.

«Тень впереди – твой след», – мелькнула в сознании мысль, как последнее, отчаянное предупреждение.

Они считали её опасной, злонамеренной, потому что она видела самую сокровенную суть человека, сея недоверие и страх, разжигая семена вражды.

– Эрзин дарит, Эрзин забирает! – хрипло выкрикнула она, истекая кровью и спотыкаясь о корни. – Справедливости нет, он видит суть!

Но слова растворились в ночи. Преследователи лишь удвоили ярость, приближая конец. Она упала на колени. Удары посыпались градом, разрывая плоть, ломая кости.

Страшный предсмертный крик вырвался из горла, когда толпа потащила истерзанное тело к озеру. Воды вздыбились, окатили черной волной, словно пытаясь поглотить и живых свидетелей. Люди в ужасе закричали и бросились прочь, оставив тело у кромки воды.

Водная гладь дрогнула едва заметно, и озеро приняло её останки в свои прохладные объятия. И тут же успокоилось, будто ничего не произошло. Тайна осталась неразгаданной, ожидая тех, кто осмелится заглянуть ей в глаза.

ГЛАВА 1

День был обычный, ничто не предвещало беды. Но в 23:18 телефонный звонок разорвал тишину, и в трубке на меня обрушился резкий голос:

– Кто вы такая и почему пишете моему парню?

Я замерла, пытаясь осмыслить услышанное, осторожно спросила:

– Ваш парень? Простите, я не понимаю, о чём вы говорите?

Но незнакомка тут же перебила меня, обвинив:

– Вы специально пытаетесь разрушить наши отношения!

Я разозлилась, решив, что это чья-то тупая шутка, и ответила:

– Послушайте, я совершенно не в курсе, о чём речь. Вы уверены, что не ошиблись номером?

Ответ прозвучал категорично:

– Абсолютно уверена! Мой парень – Сергей Белянин, работает акушером в пятом роддоме. Вам знакомо это имя?

Сердце пропустило удар. Имя было слишком хорошо знакомо, но никакого акушера я не знала.

– Извините, давайте попробуем разобраться, – предложила я, стараясь сохранять спокойствие.

Но женщину, казалось, только раздражало моё хладнокровие:

– Нет уж, я не собираюсь тратить время на разговоры с вами! Просто перестаньте писать Сергею, ясно?

Я крепче сжала телефон, подбирая слова.

– Только вот, – произнесла я твёрдым голосом, – Сергей Белянин – это мой муж. И он хирург.

В трубке повисла тягучая тишина, потом незнакомка презрительно выплюнула:

– Врёте!

***

Утро встретило той же гнетущей темнотой, что и ночь. Сон, словно испарившись, уступил место нарастающей тревоге. Я лежала, уставившись в потолок, вновь и вновь прокручивая в голове ночной разговор.

Была ли это просто шутка? Нелепое совпадение? Или у Серёжи действительно появилась другая? Вопросы роились в голове, сплетаясь в клубок хаоса. Я уже не раз набирала его номер, но каждый раз останавливалась, не зная, что сказать. А вдруг это были мошенники?

В животе неприятно защемило, и я, накинув халат, поднялась. Взгляд упал на фотографию на стене – мы вдвоём. Всегда нравилось, как мы смотрелись вместе: мои тёмно-русые волосы и светло-карие глаза так выгодно оттеняли его ярко-голубые глаза и светлую шевелюру. Сейчас он начал седеть, и стрижка стала короче. Я провела пальцем по снимку – там была наша любовь.

Хотелось позвонить подруге Алине, но я решила воздержаться. Не хватало ещё и ей добавлять тревог. Кофе немного успокаивал, но мысли продолжали метаться, словно мячики на тугой резинке. Решение казалось очевидным: дождаться возвращения Сергея и спросить всё напрямую. Но как объяснить ему свои подозрения? Не вызовет ли это раздражение? Оскорбится? А если та женщина говорила правду?

…Сергей вошёл в квартиру, коротко кивнул и, не задерживая взгляда, исчез в ванной, включив воду на полную мощность. Звук льющейся воды действовал на нервы. Минут через пятнадцать он вышел, забросил одежду на стул и рухнул на кровать. Через минуту послышался храп – низкий, сухой, равномерно рвущий тишину.

Вечером, когда Сергей проснулся, квартира уже остыла, превратившись в холодное и сырое помещение – я, как он любил, открывала настежь окна.

Он потянулся, подошёл к столу, прихватив бутылку минералки. Несколько минут мы сидели напротив, в молчании. Его взгляд был усталым, мои руки мелко дрожали.

– Что-то случилось? – наконец спросил он, уловив моё напряжение.

Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями:

– Нам нужно поговорить, – сказала я, стараясь придать голосу твёрдость. – Мне вчера позвонила одна женщина…

Сергей замер, лицо напряглось.

– Женщина? – уточнил он настороженно. – И что она хотела?

Внутри всё сжалось.

– Она назвала тебя своим парнем, – произнесла я, чувствуя, как пересыхают губы. – И акушером из пятого роддома.

Эти слова взорвали Сергея. Он вскочил, багровый от злости.

– Сколько можно слушать эту чушь! – рявкнул он, взмахивая руками. – Ты же понимаешь, что это очередная нелепая выдумка?

Я изо всех сил старалась не поддаваться раздражению.

– Откуда ей знать твоё имя и профессию? – потребовала я, ощущая, как нарастает напряжение. – Объясни, почему она это утверждает?

Сергей нервно провёл рукой по волосам, избегая моего взгляда.

– Перестань, пожалуйста, мучить меня! – взмолился он, опустив плечи. – Забудь об этом глупом звонке!

Но я не могла так просто отступить.

– Забыть? – вырвалось у меня. – Пока ты уходишь от разговора, я не смогу жить спокойно!

Сергей выпрямился, готовый к обороне.

– Хорошо, допустим, это правда! – выпалил он резко. – Что тогда? Всё равно ничего не изменить!

Слёзы навернулись на глаза.

– То есть ты признаёшь, что есть другая женщина? – пробормотала я, поражённая его откровенностью.

Сергей тяжело вздохнул, осознав свою ошибку.

– Это всё из-за того, что я не могу забеременеть? – вырвалось у меня, голос предательски задрожал.

Сергей отвернулся, его руки судорожно сплелись.

– Ради всего святого, прекрати! – простонал он. – Моя работа съедает меня. Я устаю каждый день – и морально, и физически…

***

Следующее утро наступило тихо, почти незаметно. Первые робкие лучи солнца прокрались сквозь плотные шторы, окрасив спальню в призрачный серовато-голубой свет. Я открыла глаза в этой холодной, опустевшей комнате, ощущая, как зияющая пустота, оставленная мужем, давит на меня. Уже целую неделю мы жили словно в разных мирах, лишь мимолётно пересекаясь в утренних и вечерних сумерках. Квартира хранила отголоски его присутствия: книги, забытые на журнальном столике, его тапочки в прихожей, едва уловимый аромат свежего кофе и покупной выпечки. Я больше не готовила ему еду.

Фотография на стене, запечатлевшая наши когда-то счастливые лица, теперь казалась призраком из другой жизни. Я села на край кровати, обхватив колени руками. В памяти вновь вспыхнул тот скандал: крики, обвинения, признание Сергея. Как же я могла не заметить? Перемены в нём назревали давно. А в последние недели и наша близость почти исчезла, что ранило особенно сильно.

…Всего несколько дней назад я снова попыталась пробиться сквозь стену молчания. Сергей стоял у окна, погружённый в свои мысли, глядя на улицу. Я подошла тихо, обняла со спины, прижалась к его напряжённому телу. Нежные поцелуи скользнули по шее, пальцы ласково поглаживали ткань рубашки на груди.

– Давай на выходных куда-нибудь съездим, – прошептала я ему на ухо. – Побудем вдвоём, отдохнём от всего. Я так скучаю.

Сергей осторожно высвободился из моих объятий и повернулся. Его взгляд был пуст, слова прозвучали сухо:

– Нет. Работы много. Да и если ехать куда-то, то одному. Вдвоём это будет не отдых.

Раньше я могла бы списать его отстранённость на усталость, на занятость, но это постоянное общение через силу, этот саботаж любых моих попыток сблизиться – давно должны были заставить меня задуматься. Но почему-то я упорно не хотела видеть очевидного.

Теперь мы не разговаривали вовсе. Мы жили в одном пространстве, как два незнакомца, разделённые невидимой стеной.

– Всё кончено, – осенило меня. – Семья рушится, и я не знаю, как остановить этот крах.

А завтра очередной визит к гинекологу, очередные анализы и обследования. Уже несколько месяцев я отчаянно искала причину, по которой не могу забеременеть. Теперь, кажется, это стало совершенно неважно.

***

Короткий зимний день угасал. Я сидела напротив Татьяны Ивановны, новой директрисы нашего детского сада, и ощущала, как между нами нарастает напряжение.

– Елена Александровна, что это такое? – начала Татьяна Ивановна, раздражённо придвигая ко мне исписанные вручную и напечатанные листы.

– Можно? – я протянула руку.

Ничего хорошего ожидать не приходилось.

Она кивнула, отдала бумаги и забарабанила ногтями по столу. Я бегло пробежалась глазами по строкам:

«…Ребёнок вечером громко плакал, отказывался спать, потому что остался без любимой игрушки. Елена Александровна обязана следить за вещами детей и своевременно напоминать родителям о забытых предметах!..»

Татьяна Ивановна нетерпеливо забрала листы и, потрясая ими, продолжила сама оглашать список претензий:

– Бабушка Рябцевой, забирая внучку, критиковала внешний вид ребёнка. Девочка пришла с кривой косичкой. Утверждает, что раньше воспитательница делала красивые, сложные причёски, а теперь позволяет ребенку ходить лохматой.

Она многозначительно замолчала, бросила порицающий взгляд из-под очков и продолжила:

– Мать Миронова, – директриса, сверяясь с бумажкой, обличала дальше, – жалуется, что одежда ребёнка грязная, обувь промокла, а сам он замёрз. Указывает, что вы не следите должным образом за гигиеной и одеждой детей на улице. И, главное, ребёнка вывели гулять в прохладную погоду, и он заболел.

Я хотела возразить, но она предупреждающе выставила руку:

– Мать Федотовой жалуется, что её девочка пришла домой с лопнувшими губами. Вы не следите за этим и не запрещаете детям облизывать губы на морозе. И, в целом, она недовольна, что вы не учитываете индивидуальные вкусы и интересы ребёнка. А отец Кабанова… Вы хоть отдаёте себе отчёт, кто он? – директриса многозначительно закатила глаза. – Так вот… Он пишет: «Елена Александровна недостаточно уделяет внимание ребёнку, не успевает оказать индивидуальную помощь, пропускает детали поведения, на вопросы родителей и няни отвечает грубо и невнимательно…»

Я молча развела руками.

– Елена Александровна! Вы – ранее успешная воспитательница, известная своей коммуникабельностью и чуткостью, перестали справляться с нагрузками. Это приводит к системным жалобам родителей.

Очевидно, дело приняло серьёзный оборот.

– Я… не знаю, как это вышло, – выдавила я, чувствуя, как голос дрожит. – Наверное, я была недостаточно внимательна.

– Нам приходится разбираться с родителями, оправдывая ваше поведение, – сухо ответила Татьяна Ивановна. – Это уже вторая беседа с вами, и, очевидно, первую вы не приняли во внимание.

Слёзы подступили к глазам, но я изо всех сил старалась их сдержать.

– Мне очень жаль, – прошептала я, осознавая, что ситуация выходит из-под контроля. – Постараюсь больше не давать поводов.

Татьяна Ивановна разочарованно покачала головой.

– Надеюсь, вы понимаете, насколько серьёзна ситуация, – сказала она, сложив руки на груди. – Подобные инциденты недопустимы, они наносят ущерб репутации нашего учреждения.

Я кивнула, чувствуя всю тяжесть ситуации. Здесь хорошо платили, но новая директриса явно меня невзлюбила.

Кабинет я покинула опустошённой и разбитой. Весь день прошёл как в тумане, я пыталась сосредоточиться на работе, но мысли постоянно возвращались к недавнему конфликту.

Наконец, закончив смену, я открыла электронную почту. Среди спама и оповещений мелькнуло долгожданное письмо. Я открыла его. Результаты гистологии после биопсии и многочисленных анализов пестрели аббревиатурами и терминами. Платная медицина порадовала оперативностью – к письму прилагался комментарий моего лечащего врача. Диагноз: женское бесплодие неясного генеза. Дополнительные уточнения касались эндометрия, что-то про лютеиновую фазу, нарушение цикла и гормональный дисбаланс. Лечение необходимо, шансы есть. Мне рекомендованы: стимуляция овуляции, гормональная поддержка, витамино- и физиотерапия, санаторно-курортное лечение, нормализация общего гормонального фона и психоэмоционального статуса. Направление партнёра на обследование (спермограмма, биохимия).

Судя по всему, дела мои плохи.

***

Я шла от метро к Английскому проспекту, уносясь мыслями далеко. Петербург, окутанный вечерним снегопадом, словно кутался в пушистую шубу. Фонари, лениво отражаясь в зеркале ледяных луж, бросали тусклый, призрачный свет. Город замер, прислушиваясь к тихому шелесту шипованных шин по асфальту и хрусту льда под ногами.

Гололедица не внушала опасений: плотная куртка с капюшоном, тёплая шапка и надёжные спортивные ботинки служили защитой от пронизывающего холода. В наушниках тихо звучал плейлист, созданный специально для таких моментов, он вторил биению сердца, заполняя собой тишину в голове.

Последние две недели я не общалась с Сергеем. Ситуация зависла в неопределённости: ни звонков, ни разговоров, ни сообщений. Он жил своей жизнью, я – своей. Я перебирала варианты дальнейших действий, но ни один не вписывался в понятие «семья».

Я уже стояла у подъезда, когда услышала за спиной:

– Елена Александровна! Нам надо поговорить.

Я обернулась. Ко мне спешила эффектная юная брюнетка с тугим узлом волос на макушке. Короткая шубка подчёркивала стройные ноги. Не успели мои мысли оформиться в догадку, как незнакомка перешла к делу:

– Я Екатерина, – представилась она, окинув меня холодным взглядом с ног до головы. – Думала, вы моложе.

Эти слова неожиданно больно кольнули. Собравшись, я спросила:

– Нам есть о чём говорить, Екатерина?

– Конечно, есть, Елена Александровна, – ухмыльнулась девица пухлыми губами, стряхивая снежинки с волос. – О ваших отношениях с Серёжей.

– Мои отношения с мужем – это наше личное дело, – я с трудом сохранила ровный голос.

Девица презрительно усмехнулась.

– Ваша семейная жизнь закончилась, – заявила она. – Серёжа рассказал мне всё. Он вас не любит и не хочет быть с вами.

Меня пронзил озноб. Ярко представилась картина: Сергей, смеясь, рассказывает ей обо мне, о нас.

– Позвольте уж мне самой решить, как быть с моей семейной жизнью, – я, держась из последних сил, начала лихорадочно шарить по карманам в поисках ключей.

Она сделала шаг вперед, не давая мне перевести дух.

– У наших отношений будущее, а вы – прошлое, – продолжала она, чеканя каждое слово. – Он боится развода, потому что жалеет вас. Вас это устраивает?

Меня захлестнула волна отчаяния и беспомощности.

– Это не ваше дело, – тихо ответила я, понимая, что сил противостоять ей у меня нет.

Катерина насмешливо хмыкнула, явно наслаждаясь произведённым эффектом.

– Почему вы вцепились в человека, который вас бросил, который даже не прикасается к вам? – её голос звенел издёвкой.

Я молча отвернулась, чувствуя, как к горлу подступает комок. Наконец-то нашла эти проклятые ключи. А вслед мне летели слова, острые, как лезвия:

– Мы познакомились в «Сапсане». Интеллигентный, на спорте, харизма на максималках. Просто огонь! Мы как будто знали друг друга вечность! А вы вообще тут не в тему. Отстаньте от него.

Я обернулась и увидела нашу машину, въезжающую во двор. Девица тоже заметила её, на губах заиграла довольная улыбка.

Сергей вышел, сделал пару шагов и замер, оценивая обстановку.

– Что здесь происходит? – он подошёл ближе.

– Ну, скажи уже ей, что хочешь развестись, – девица махнула в мою сторону рукой. – Скажи, что она старая, и ты её не любишь!

Я скользнула в подъезд и вбежала в квартиру, стараясь не обращать внимания на дрожь в ногах. Скинув куртку и ботинки, я металась по комнате, не зная, куда себя деть. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Сквозь щель между рейками жалюзи на кухне я увидела Сергея и полубоком – девушку. Его движения были резкими, а она теребила воротник своей шубки.

Не в силах смотреть на это зрелище, я устало разделась и пошла в душ. «Скажи, что она старая». А мне всего тридцать шесть. Разве это старость? Кожа хорошая, тело в порядке, даже лишнего веса нет. Я взглянула на свои руки: коротко стриженые ногти, простой маникюр. Может, стоит заняться бьюти-процедурами? Уколоть чуть губы, разгладить межбровку, убрать мимические морщины?

Тут я всё-таки не выдержала и беззвучно заплакала, позволив себя всласть пожалеть. Но хватило меня ненадолго. Вода текла по коже, словно смывая всю грязь этого дня. Стало легче.

Минут через десять услышала звук ключа в замке – Сергей вернулся. Он вошёл в кухню, где я уже наливала себе кофе дрожащими руками, сбросил короткую дублёнку на спинку стула и присел напротив. Красивый. Губы сжаты в тонкую линию, глаза усталые.

– Ты поступила неправильно, – сказал он, уставившись в пустую чашку. – Она, конечно, идиотка, но тебе не стоило убегать. Я бы при тебе разобрался с ней.

Я молчала, чувствуя, как внутри нарастает глухое напряжение.

– Давай поговорим, – продолжил он, наконец, подняв взгляд. – Я не планировал такого развития событий, но это случилось. Теперь нам нужно решить, как жить дальше.

Внутри всё сжалось до тошноты.

– И что же ты предлагаешь решить? – спросила я хрипло.

– Забудем этот дурацкий случай, – сказал он, словно речь шла о пустяке. – Вернемся к обычной жизни, будто ничего не произошло. Обещаю, ты больше никогда не услышишь и не увидишь ничего подобного. Я буду уделять тебе больше времени и внимания. Постараюсь. В знак раскаяния – шуба. Или серьги. Или что ты захочешь?

Я посмотрела на него, пытаясь понять, насколько серьезны его слова.

– Ты хочешь, чтобы я просто забыла, что ты мне изменил? – ошарашенно переспросила я.

Сергей пожал плечами, вины в его глазах не было.

– Ну да, – согласился он буднично. – Что сделано, то сделано. Ошибся, но нельзя жить прошлым.

Во мне закипал гнев. Едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него чашку.

– Почему ты не хочешь развода? – спросила я, зная, что правильного ответа не будет.

– Мы же прекрасная пара, – ответил он, разводя руками. – Я к тебе хорошо отношусь. Нас столько всего связывает.

– Тебе этого достаточно? – продолжала я барахтаться в абсурдности происходящего.

– Достаточно для чего? – Сергей вздохнул, явно раздражаясь. – Лена, послушай, – понизил он голос и присел рядом. – Мы прожили вместе много лет. Есть привычки, привязанность, быт. Зачем рушить то, что создано?

Я чётко поняла: Сергей не чувствует вины, и любые попытки сохранить отношения обречены.

– Пойдем, – неожиданно предложил он, схватив меня за плечи. – Ты вся дрожишь, тебе нужно расслабиться.

– Нет, – я отшатнулась.

Он остановился, разочарованный.

– Ты разве не боишься одиночества?

Я отодвинулась, стараясь сохранить дистанцию.

– Отпусти! – прошипела я. – Или насиловать будешь?

Сергей хохотнул.

– Много чести, – ответил он, убирая руки. – Но ты ещё сама попросишь.

Сказав это, он отстранился и ушел в гостиную, где спал последнее время на диване.

ГЛАВА 2

Узкий тротуар Большой Подъяческой превратился в испытание: ноги то проваливались в вязкую снежную кашу, то скользили по коварным ледяным колдобинам. Низкие, свинцовые тучи нависли так низко, что казалось, вот-вот коснутся крыш. Дома вокруг, грязно-жёлтые и будто пропитанные сыростью, выглядели уныло. Воздух был густым от взвеси пыли, смога и мелкой ледяной мороси. Вечерний город, скованный автомобильными пробками, не добавлял никакого очарования.

Я шагнула в остеклённую дверь, ведущую в агентство недвижимости, рекомендованное Алиной. Оно располагалось на втором этаже жилого дома. Меня встретила Нина Михайловна, риелтор – блондинка средних лет. Её профессионально приветливая улыбка и приглашение присесть сразу же создали деловую атмосферу.

– Попробуем вам помочь, – заявила она, раскладывая передо мной распечатки.

– Как я уже говорила по телефону, мне нужно снять квартиру на Юго-Западе. Понравилось несколько вариантов, которые вы прислали посмотреть.

– Отлично, – улыбнулась Нина Михайловна.

– Вот, например, эта однушка, – я повернула к ней экран смартфона, – здесь действительно современная мебель и хороший ремонт, верно?

– Да, всё точно, как на фото. Можете предварительно осмотреть. Или въезжаете сразу?

– Сразу, – кивнула я, перелистывая фотографии. – А сколько это будет стоить?

Нина Михайловна приложила карандаш к губам и принялась щёлкать на калькуляторе, вычисляя цену.

– Предложение очень выгодное, учитывая состояние жилья и развитую инфраструктуру, – пояснила она, закончив расчёт и повернув калькулятор ко мне, чтобы показать результат.

Цена оказалась приемлемой, но финансовые вопросы продолжали меня тревожить. Беспокойство о будущем не отпускало.

– Скажите, а есть ли поблизости варианты подешевле? – спросила я, пытаясь оттянуть момент принятия решения.

Нина Михайловна на мгновение задумалась и предложила:

– Есть комнаты в коммуналках. Это, конечно, бюджетнее, но сами понимаете… – она выразительно развела руками, оценивающе глядя на меня. – Можно подобрать вариант с приличным ремонтом и в нужной локации.

Я заколебалась, взвешивая свои доходы и расходы, но от коммуналки всё же отказалась. Дело было не только в деньгах, но и в необходимости адаптироваться к новой жизни. А жизнь в коммуналке явно не облегчила бы эту задачу.

– Нет, остановимся на этой однушке, – решила я, указывая на выбранный вариант. – Хочу въехать как можно скорее.

Нина Михайловна одобрительно кивнула, протягивая мне пакет документов.

– Отличный выбор, – улыбнулась она. – Сейчас подпишем договор, внесёте залог, получите ключи и сможете заселяться хоть сегодня.

Я внимательно изучила договор, уточнила сроки оплаты и другие важные детали. Внесла деньги наличными, передала показания счётчиков. Ключи приятно холодили ладонь, когда я выходила из агентства, испытывая странное, но вместе с тем освобождающее чувство.

Внезапно телефон зазвонил. Я могла бы и не смотреть на экран, чтобы увидеть имя начальницы – на неё стояла заунывная мелодия, извещавшая о входящем звонке.

– Елена Александровна, – резко начала она, едва поздоровавшись. – Не в моих правилах сообщать такое по телефону, но на вас снова поступают жалобы от родителей, и мы вынуждены расторгнуть с вами трудовой договор.

***

Я ещё раз обвела взглядом спальню. Здесь, кажется, всё. Казалось, здесь всё. Удивительно, но собирать вещи оказалось гораздо проще, когда следуешь чёткому плану по комнатам, а не носишься хаотично туда-сюда.

На стене осталась висеть лишь одна вещь – большая фотография в стильной рамке. Совсем некстати нахлынули воспоминания о том дне. Мы гуляли по набережной Невы, в самом начале нашего знакомства. Был конец апреля, гранитная набережная сияла в ярких лучах весеннего солнца, вода искрилась, а по водной глади скользили белые кораблики. Небо было бездонно высоким, с редкими облачками, казалось, бесконечным. Мы были так счастливы. По крайней мере, я. Серёжа когда-то любил эту фотографию, сам повесил её на самое видное место. Теперь же я не знала, что с ней делать: оставить здесь или выбросить?

Когда входная дверь распахнулась, я стояла посреди коридора, упаковывая последние коробки. На пороге появилась невысокая, суховатая женщина с короткой стрижкой седых волос и пронзительно-голубыми глазами – Нинель Викторовна, моя свекровь.

– Что это значит? – резко спросила она, переступив порог квартиры. – Зачем вывозишь вещи?

«Быстро она примчалась», – подумала я, выглянув во двор. Да, загружаемую «Газельку» хорошо видно из окон соседки напротив, по совместительству подруги детства Нинель Викторовны.

Я устало объяснила, что мы с Сергеем решили разъехаться, и теперь я переезжаю.

– Неужели Сергей позволил тебе это сделать? – возмутилась она, окинув меня осуждающим взглядом. – Впрочем, наверняка у тебя имеется своя причина для развода.

Тут из кухни выглянул Андрей, муж Алины. Но не успело лицо свекрови торжествующе вытянуться в гримасе «я же говорила!», как из ванной вышла и сама Алина.

– Измена мужа – веская причина для разрыва? Как считаете? – Алина решительно встала на мою защиту. Настоящая валькирия! Я залюбовалась: фигуристая брюнетка в белой футболке и джинсах, с красивым лицом, высокими скулами и миндалевидными глазами, мечущими молнии.

Нинель Викторовна не удостоила её ответом. Разувшись и прижимая сумку к груди, она проследовала в кухню, по пути бегло оглядев комнаты.

– Мы просто помогаем Лене перевезти её вещи, – добродушно пояснил Андрей.

Из кухни донеслось презрительное фырканье:

– Надеюсь, ты не заберёшь ничего лишнего!

Я промолчала, стараясь сохранить самообладание. Андрей взял последнюю коробку и вынес её на лестничную клетку.

Алина обняла меня, прошептав на ухо:

– Держись, всё наладится!

Затем добавила с ехидцей:

– Пусть теперь ту Катьку жрёт на завтрак, обед и ужин.

– Там ещё посмотрим, кто кого сожрёт, – тихо засмеялась я, оставляя ключи на тумбочке у входа. Громко попрощавшись, я добавила:

– Всего доброго, Нинель Викторовна!

Ответа не последовало.

Автомобиль Алины медленно выехал из двора, увозя меня в новую, неизвестную жизнь. С водителем «Газели» поехал Андрей. На душе было невыносимо грустно, но одновременно и легко.

– Как думаешь, – спросила я подругу, – стать одновременно одинокой, безработной и бездомной – новый этап в жизни или просто я неудачница?

– Это неспроста! – успокоила Алина. – Не ссы, Ленок, всё наладится!

***

Душно и сыро. Середина мая в Питере – серый, неприветливый день, разбавленный монотонным моросящим дождём. Из окна моей съёмной квартиры открывался вид на обычный городской двор. Газоны утопали в грязи, а лужи растекались бесформенными пятнами. Вместо обещанных весной листьев деревья торчали голыми ветками, словно обломанные зубья старой расчёски.

Телефон зазвонил мелодией из сериала «Секс в большом городе». Из динамика донёсся голос Алины – она взяла в привычку ежевечерне проверять меня.

– Лен, ну попробуй ещё поискать! – голос её звучал глухо, будто сквозь воду. – Работа сама тебя не найдёт, если будешь дальше в стенку пялиться. Не может же быть, чтобы совсем ничего подходящего не нашлось.

– Знаю, – призналась я, обходя комнату. В разговоре по телефону я всегда в движении. – Сбережения тают, пора шевелиться. Если что, пойду в магазин на кассу.

– Лен, ну что делать? – Алина явно чувствовала моё отчаяние. – В частных садах требуют рекомендации, которых у тебя нет – спасибо той гадине. А в государственные не хочешь? Там зарплаты, конечно, копейки.

– Нет смысла, – вздохнула я, представляя группы по тридцать детей, бесконечные отчёты и проверки. – Такой зарплаты хватит разве что на аренду да на дошираки.

Алина сочувственно вздохнула.

– Может, няней подработать? – предложила она, пытаясь поддержать. – Временно, пока не найдёшь нормальное место.

Я покачала головой, продолжая вышагивать по коридору.

– Там тоже нужны рекомендации. Надоело, Алин, – я присела и тут же вскочила. – Все силы уходят на борьбу с ветряными мельницами.

– Давай я тебе напишу рекомендацию, будто ты у меня работала няней?

Я рассмеялась.

– Может быть, тебе пока у родителей пожить? – не сдавалась подруга.

– Я слишком большая девочка, чтобы жить у родителей. Да и не жизнь это будет, ты вспомни…

– Он не звонил? – осторожно спросила Алина, помолчав.

– Нет, – почему-то прошептала я, уставившись в окно. – Наверное, ждёт, когда я приползу обратно. Или уже забыл, кто я такая и как меня зовут.

Алина тяжело вздохнула.

– Ладно, не вешай нос. Сочиню тебе такие рекомендации, что тебя с руками оторвут. Договорились?

– Обожаю тебя, – кротко вздохнув, я призналась в стотыщмиллионный раз.

Алина послала мне сочный чмок и отключилась.

Я отложила телефон. В квартире царила тишина, лишь изредка нарушаемая шумом машин за окном. Дождь давно прекратился, выглянуло предзакатное солнце.

Телефон снова зазвонил, на этот раз затренькал одной из стандартных мелодий.

– Да, мам…

– Еленочка, – ласково обратилась мама, будто наш последний разговор накануне закончился швырянием трубки. – Скажи-ка, что ты собираешься делать дальше?

Я молчала, не зная, как ответить.

– Послушай, твой дом в Ромашино… – она многозначительно замолчала.

Я ждала продолжения. Дом в деревне, доставшийся от тётки, сейчас волновал меня меньше всего.

– Знаешь, что там сейчас происходит? Люди подключаются к газу по социальной программе! А дом с газом сильно в цене вырастает!

– Замечательно. Ты предлагаешь мне его продать и жить на эти деньги?

– Конечно, нет! Вернее, продать всегда успеешь, деньги нам всегда пригодятся, а сначала надо газ подключить.

– И что, ты предлагаешь мне этим сейчас заниматься? – скептически спросила я.

– А кто этим должен заниматься? – тут же взвилась мама, её голос звенел от возмущения. – У меня дача, да и отец твой снова разболелся: колени, да и сердце не новое, знаешь ли, у него. Ты же одна, мужа бросила, а я как папу оставлю одного?

И она продолжила примирительно, но в голосе всё ещё звучала настойчивость:

– Свежим воздухом подышишь, успокоишься, о жизни подумаешь заодно. Там дел невпроворот: оформление документов, беготня по инстанциям, ожидание специалистов.

– А на что я жить буду? – вопрос вырвался неожиданно громко.

– Не переживай, – уверенно заявила мама. – Там есть место воспитателя в детском саду. Заведующая – моя школьная подруга. Обещала тебя взять. Деньги, конечно, не золотые горы, но жить можно. Отец крышу ещё прошлым летом починил, колодец тоже. Летом тепло, топить не надо. Баня есть общественная, летний душ в огороде, опять же.

– Звучит… соблазнительно, – покривила душой я, – подумаю.

– Думать тут нечего! Люди вон за бешеные деньги дачи на лето снимают, а у тебя свой дом есть. А работы, напоминаю, нет. Ни детей, ни плетей. Что тебе мешает?

– Спасибо, мама, ценю твою заботу, – снова солгала я. – И особенно деликатность.

– В общем, я перезвоню, – она проигнорировала мой сарказм. – Собирайся, не тяни. Дом без газа – избушка на курьих ножках. С газом – загородный коттедж. Пока!

Гроза налетела внезапно. Ещё полчаса назад небо было чистым, солнце играло на мокрых крышах, а потом резко потемнело. Грохот грома сотряс стены квартиры, и моя душа вслед за ними содрогнулась от смеси страха и восторга.

Заворожённая зрелищем стихии, я распахнула окно, впуская влажный аромат ливня и прохладу свежего ветра. Потоки воды превращали улицу в бурлящий океан, стены домов мгновенно намокли. Молнии, словно белые шрамы, прорезали тёмное небо. Может, это знак? И стоит действительно временно перебраться в деревню?

***

Раннее июньское утро застало меня на площади перед вокзалом. Такси только что скрылось из виду, и я осталась одна, крепко сжимая ручки двух чемоданов на колёсиках. За спиной ощущался вес рюкзака. Город ещё спал, но здесь, у вокзала, жизнь не утихала ни на минуту.

Накануне я завершила все приготовления: отвезла лишние вещи родителям, сдала ключи от квартиры и позаботилась о себе – стрижка, окрашивание, маникюр, педикюр. Возможно, в деревне всё это и не пригодится, да и лишних денег на это не было, но это была моя личная терапия, призванная вернуть уверенность в себе. Теперь, разглядывая своё отражение в витринах и других блестящих поверхностях, я убеждалась – оно того стоило.

– Обалдеть! – выдохнула Алина, когда я заехала к ней накануне. – Ты просто красотка!

– Меня уговорили попробовать, это имитация выгоревших на солнце волос.

– Круто! И так идёт к твоим глазам. Даже тон кожи посвежел, она изнутри будто засияла.

– Ну, скоро пряди и правда начнут выгорать естественным образом, – усмехнулась я, – когда я посажу огород, стану косить траву и заведу скотину.

– Скотину не заводи, хватит с тебя уже одного «скотины». Заведи себе лучше богатого фермера, – не унималась подруга, – и про нас не забывай, да, Андрюха?

Андрей откупорил шампанское и разлил по бокалам – за мою новую, пусть и временную, сельскую жизнь.

Ночевала я у родителей, от них же и отправилась в путь, получив напутствие от матери:

– Не верь всяким деревенским байкам и сплетням. Народ там мастер языком чесать, но правду не найдёшь. И сама лучше помалкивай, ни к чему лишнее о тебе знать кому попало. Полезных знакомых наживай, но особо не доверяй. Комары и клещи – первые враги. Используй защитные средства, береги кожу и одежду. Документы на дом и участок храни бережно!

Мать поджала губы. Я уже не в первый раз замечала, что у неё будто бы обида есть и на меня, и на тётю Аню, которая завещала дом мне, а не ей – своей сестре.

– Обязательно следи за правильностью оформления бумаг, оригиналы и копии договоров и актов выполненных работ не теряй, – продолжала мать. – Рассчитывай бюджет трезво, не транжирь. Газификация – главная задача. Регулярно звони, рассказывай новости.

– Мне точно не семнадцать, и я впервые задумала пожить одна?

– Ты замужем была. За мужем жила! – Мать сделала ударение на «за», – а теперь всё сама. Смотри, ещё там не сболтни кому, что от мужа ушла. Пока не развелись – замужняя. Может, ещё и помиритесь.

– Это вряд ли, – поставила я, если и не точку, то многоточие в этом бессмысленном разговоре.

ГЛАВА 3

Последние минуты перед посадкой пролетели незаметно. Любовь к поездам жила во мне с самого детства. Тогда вокзалы дышали угольным дымом и запахом шпал – тот самый, особенный аромат путешествия, когда тебе десять, и впереди целое лето в деревне у бабушки. Сейчас этот запах ушёл, но осталась та же особая атмосфера суеты и надежды.

Подойдя к своему месту, я взглянула в окно, в последний раз окидывая взглядом знакомый городской пейзаж. Ряды привокзальных построек, торговые павильоны, мельтешащие по платформам пассажиры – всё это заставило меня осознать: старая жизнь закончилась безвозвратно. Что бы ни ждало меня впереди, перемены уже захватили меня целиком.

– Здравствуйте! Не помешаю? – раздался приятный мужской голос.

Обернувшись, я увидела невысокого, атлетичного мужчину со светлыми волосами и серыми глазами. Я чуть подвинулась, чтобы он мог пройти к своему месту у окна. Почти сразу «Ласточка» плавно тронулась. Я попыталась задремать, но голос из динамика не давал покоя. Детские воспоминания нахлынули ярким калейдоскопом: летние и зимние каникулы в Ромашино. Игры с друзьями, рыбалка, прогулки по лесным тропинкам, купание в речке. А позже – сельские дискотеки до утра, задушевные разговоры у костра под гитару, под бездонным звёздным небом. Эх, где вы, мои друзья-подруженьки? Увижу ли кого-нибудь из вас снова? О некоторых я знала по соцсетям и от матери. Иных уж нет, а те далече… Местные почти все разъехались, а приезжие и вовсе забыли дорогу.

– Простите, – попутчик неожиданно прервал мои размышления, – невольно заметил: у вас очень хорошие беговые кроссовки. Бегаете?

– Нет, – я рассмеялась, машинально взглянув на ноги, – бег – это не моё. Просто удобные кроссовки.

– И никогда не пробовали?

– Почему же, в школе заставляли.

– Это немного другое, – парень улыбнулся, чуть смущённо, – а когда втягиваешься, без этого уже невозможно жить. Не поверите, ещё два с половиной года назад я курил, пил пиво, играл в «Доту» и даже не мог представить, что смогу пробежать марафон в сорок километров.

Видимо, моё лицо выразило полное удивление, потому что он поспешил добавить:

– Бег – лучший способ справиться со стрессом. Буквально от любой проблемы можно «убежать»!

– Что-то такое слышала…

– У меня, если можно так выразиться, был личный и профессиональный кризис, – поделился он, словно прочитав мои мысли. Надо же, какое совпадение! Вслух я, конечно, ничего такого не сказала, лишь сочувственно кивнув.

– Вы смотрели «Форрест Гамп»? – он широко улыбнулся. – Вот так и я однажды нашёл свой рецепт счастья: «Беги, Витя, беги!» Меня Виктор зовут, кстати.

– Елена, – протянула я руку, которую он легонько пожал, – очень приятно.

– Взаимно! У нас есть целое сообщество таких же «беганутых», – Виктор рассмеялся. – «Бегущий Питер». Девиз: «Наши крылья – кроссовки»! Я мечтаю, чтобы в каждом городе был такой клуб: люди встречаются, бегают вместе, опытные помогают новичкам, царит тёплая, дружеская атмосфера и взаимопомощь.

– Звучит здорово! – искренне восхитилась я. – И что, любой новичок может начать бегать?

– Конечно! Ну, почти. Главное – регулярность и настрой…

Виктор увлёкся, рассказывая о преимуществах бега, о «кайфе бегуна», о технике, разгоне лимфы и о том, как новичку войти в ритм, чтобы не бросить и не навредить здоровью. Оставшаяся часть пути пролетела незаметно. По его совету я присоединилась к питерскому сообществу бегунов, чтобы смотреть видео о технике бега и тому подобное.

Виктор обещал всяческую поддержку, если я решу начать. К тому времени, как из динамика объявили: «Посадка окончена. Поезд отправляется. Следующая остановка – Ромашино», мы стали почти приятелями.

Услышав знакомое название станции, я заволновалась, предвкушая скорое прибытие. Виктор, решив помочь с чемоданами, встал, и тут я заметила, что он едва ли не ниже меня ростом, а я, прямо скажем, не баскетболистка. «Ну и дура же ты!» – мысленно одёрнула я себя за эти глупые мысли.

«Уважаемые пассажиры, поезд прибыл на станцию Ромашино», – монотонно пропел динамик.

– Главное – всегда быть на позитиве! – донеслось напоследок, видимо, это было жизненное кредо Виктора.

– Счастливого пути! Спасибо за интересную беседу, – я махнула рукой на прощание, прежде чем двери вагона закрылись.

На перроне меня встретил упоительно сладкий и свежий воздух, совсем не такой, как в городе. Подхватив чемоданы, я потянула их за собой. Сначала под ногами зашуршал гравий, а вскоре началось асфальтированное шоссе, и катить поклажу стало значительно легче. Колёсики оглушительно гремели, отзываясь гулким эхом по асфальту. Посёлок уже проснулся: мимо проносились мотоциклы, велосипеды, и приходилось привычно отскакивать на обочину, уступая дорогу тяжёлым грузовикам. Я шла, отмечая перемены и то, что осталось неизменным. Сколько же лет я здесь не была? Лет пять? Или семь? Пожалуй, да. Один раз приезжали с Серёжей в начале отношений, а потом с родителями на похороны тёти Ани – муж тогда был на стажировке в Москве. Мать с отцом иногда наведывались, но тоже нечасто – у них своя дача.

Дома в посёлке пестрели разнообразием: старые бревенчатые избушки соседствовали с современными коттеджами. Всё то же кирпичное здание почты, несколько магазинов и новшество – пункт интернет-доставки. Картина современной русской провинции предстала передо мной, демонстрируя органичное соединение эпох.

Сверху открывался живописный вид на низину, где извивалась река Флогинка. Я ненадолго остановилась, любуясь пейзажем. Спустившись по извилистой тропинке, я вышла на нужную улицу. Наш дом стоял крайним в ряду таких же построек начала двадцатого века. Некоторые были обшиты тёсом, другие сохранили бревенчатые стены.

Старый забор из сетки-рабицы, как ни странно, держался молодцом, но калитка, уставшая от времени, подалась с тихим стоном. Она впустила меня в царство забытых ощущений, где, как и прежде, благоухали яблони, вишни, сливы, а вдоль дорожки раскинулся шиповник. Детство, словно невидимый проводник, вернуло меня сюда знакомыми ароматами.

Во дворе буйствовала трава, сверкая на солнце алмазами росы. Поляны ромашек и лютиков, словно яркие лоскуты, покрывали землю, создавая живой, пышный ковёр. Сам дом выглядел вполне ещё добротным: фасад покрыт голубой краской, некогда яркой, теперь почти стёршейся от времени. Крышу укрывал листовой шифер, а резные наличники веранды и чуть накренившиеся ступени лестницы словно приглашали войти. За домом, на своих местах, притаились покосившийся сарай и дровяник. Колодец был на замке.

Я вернулась к крыльцу и, чуть помешкав с ключами, вошла внутрь. Щелчок замка прозвучал в тишине, давая старт новой жизни.

***

Я проснулась довольно рано под крики соседского петуха. Меня сразу окружили знакомые запахи и звуки: ветки сирени благоухали в вазе, а старый будильник с римскими цифрами на комоде громогласно отмерял секунды. Старый дом пах детством. За окном щебетали птицы, солнечные лучи золотили комнату, а в воздухе кружились пылинки.

Вчера я занималась обустройством быта. Открыла окна и двери, чтобы выпустить затхлый воздух. Вытерла слой пыли с поверхностей, помыла полы, вытрясла половички и пропылесосила паласы.

Проблемы не заставили себя ждать. Мать сообщила, что электричество могут отключить, если в непогоду ветер сорвёт линии. Я уже отвыкла от туалета, представляющего собой деревянный рундук с дыркой, расположенный в отделённом закутке неотапливаемой веранды. Ну, хоть не на улице. Ванны, конечно, не существовало, но был летний душ в конце огорода. Нагреть воду для него можно было на плите в большой кастрюле. Баллон с газом стоял в кухне – опасная штука, как по мне, но выбора не было, пока централизованный газ не подключили. Старенький холодильник всё ещё морозил, хотя временами гудел, как трактор.

Но даже эти неудобства меня не особенно беспокоили. Трудности быта отошли на второй план, ведь впереди ждали хлопоты: трудоустройство в детский сад и хождение по мукам – начать процесс газификации дома.

Взяв в руки смартфон, первое, что я увидела в ленте новостей, был пост от Виктора Гурьянова в сообществе «Бегущий Питер»:

«Большинство людей терпят поражение не потому, что они слабы, неудачливы или ленивы, а потому что стремятся достичь слишком многого сразу. Они думают, что, если не преодолеть сразу три, пять, десять километров, не пробежать марафон, то и начинать нет смысла. Каждый раз, сталкиваясь с невозможностью соответствовать своим завышенным ожиданиям, они возвращаются на диван, решив, что «бег – не моё».

Но если каждый день совершать всего один шаг, пусть маленький, то изменения неизбежны. Всего один шаг – но сделанный сегодня, другой – завтра, третий – послезавтра. Постепенно, шаг за шагом, жизнь трансформируется, приобретая новый смысл и направление. Сделать один шаг может каждый. Главное – начать».

Слова Виктора воодушевили меня. Я подошла к наливному умывальнику на кухне, ополоснула лицо и почистила зубы. Затем, покопавшись в шкафу, достала спортивные штаны и хлопчатобумажную футболку.

Выйдя за калитку, я оглядела улицу. Решила, что для начала хватит пробежки вдоль домов, с поворотом в проулок и возвращением к дому со стороны огородов.

Вспомнила слова Вити о технике для начинающих. Для «чайников» типа меня пробежка не должна длиться более двадцати минут. Рекомендуется чередовать бег с ходьбой. Главная задача – следить за пульсом, чтобы он оставался в аэробной зоне, то есть не превышал ста тридцати ударов в минуту. Пульсометра у меня пока нет, но решила не откладывать старт из-за этого. Закажу вечером на маркетплейсе, а пока буду ориентироваться на ощущения.

Витя советовал чередовать две минуты быстрого шага с двумя минутами бега в комфортном темпе. Часов у меня тоже не было, пришлось использовать смартфон. «Две минуты пробежать – ерунда!» – подумала я. Как же я ошибалась!

Шагать, конечно, было легко. Но уже на первой минуте бега сердце заколотилось, в боку закололо, дыхание сбилось. Перешла на быстрый шаг, честно отдыхая положенные две минуты. Потом снова заставила себя бежать, но уже медленнее. И снова шаг. Бег. И так, чередуя, я пробежала по улице, завернула за последний дом и вернулась обратно. В итоге получилось двадцать шесть минут. Отлично! Кто молодец? Лена молодец!

В зеркале я увидела ярко-розовое лицо, а футболку и топ можно было выжимать. Но, несмотря на усталость, чувствовала себя великолепно! Необычайная бодрость и хорошее настроение мне очень понравились. Чтобы ополоснуться, пришлось довольствоваться водой, нагретой в кастрюле и разбавленной в тазу. Но это было неважно – я была счастлива!

После спортивных подвигов я засобиралась в местный детский сад на встречу с заведующей. Учреждение, расположенное в одноэтажном деревянном доме недалеко от станции, было окружено крашеным металлическим забором. За ним виднелась игровая площадка с видавшими виды сооружениями: крытой беседкой, скамейками, небольшой горкой и качелями.

Я позвонила. Калитка запищала, и передо мной появилась пожилая, полная женщина с каре.

– Леночка? – поприветствовала она, представившись: – Тамара Николаевна, заведующая детским садом «Огонёк». Как ты быстро добежала! Думала, успею в магазин сходить.

Мы поднялись по скрипучим ступенькам крыльца и, пройдя по коридору, вошли в её кабинет – небольшую, тесную комнатку с низкими потолками и поблекшими стенами. В воздухе витал аромат каши и духов «Ландыш». Советская полированная мебель, местами с облупившимся лаком, тихонько поскрипывала. Неожиданным акцентом выглядело огромное кресло на колёсиках у рабочего стола, резко контрастирующее со старомодным интерьером.

Стол был завален бумагами, папками и канцелярией. Рядом стоял вместительный шкаф, доверху набитый архивными документами, учебниками и методическими пособиями. Окно оживляли пышные зелёные растения: буйно разросшийся хлорофитум свисал из подвесных кашпо, герань радовала глаз крупными цветами, а фиалки уютно разместились на подоконниках.

Мы сели напротив друг друга за стол.

– Ольга сказала, ты можешь у нас поработать, – просто произнесла Тамара Николаевна, её губы тронула добрая улыбка. – А я тебя ещё совсем крохой помню.

– Да, я планирую здесь пожить некоторое время, хотела бы пока у вас поработать, – я положила перед ней документы: два диплома, сертификаты, медкнижку. – Медкомиссию проходила недавно.

– Сейчас посмотрим, – заведующая взяла бумаги. – Так… Белянина Елена Александровна, психолог-педагог… Прекрасно! И логопед-дефектолог, – её глаза загорелись. – Какая удача, что к нам пришёл такой специалист! Мы будем очень рады.

Она протянула мне бланки заявлений и начала рассказывать:

– Сад у нас малокомплектный, детей списочно всего семнадцать, поэтому группа одна – разновозрастная.

– Я работаю обычно со старшей и средней, – немного засомневалась я.

– Такой специалист, как ты, Лена, справится, я даже не сомневаюсь. Главное – это доброта и любовь к детям. Важно не обижать, но и не баловать. А если регулярно заниматься, то и совсем замечательно. Уверена, тебе есть что дать нашим ребятам. А мы, в свою очередь, постараемся создать для тебя комфортные условия: у нас отличный коллектив, хорошие люди и очень тёплая атмосфера.

– Спасибо, – я вдруг осознала, насколько напряжена была всё это время. – С этим проблем не будет. С любовью к детям.

– Вот и замечательно! – заведующая кивнула. – Второй воспитатель у нас молоденькая, Анастасия. Будете меняться с ней. И две нянечки – очень опытные. Детишки у нас разные, и по развитию тоже. Есть и из неблагополучных семей, никуда не деться, пьющие родители. С такими нужно быть построже. С родителями, конечно.

– Понятно, – протянула я, засомневавшись, справлюсь ли с такими нюансами.

– Мы поможем, если что, – успокоила Тамара Николаевна.

Мы обсудили график и зарплату, которая, конечно, удручала: ставка воспитателя была гораздо ниже привычной, хоть и с надбавками и половиной ставки педагога-психолога.

Договорились, что сразу сгоняю с направлением в Пореченск и пройду медосмотр, а работать начну со следующей недели. Расстались мы вполне довольные друг другом.

Алина позвонила, когда я уже собиралась сходить искупаться на речку:

– Лен, ты должна знать, – подруга помолчала, – Я тут твоего Белянина встретила. Спрашивал, где ты.

***

Жара погнала меня к реке. Я брела вдоль берега, любуясь игрой солнечных зайчиков на воде. Река то сужалась, обнажая обрывы, то разливалась пологими, удобными для купания берегами. Низко склонившиеся ивы бросали на воду свою прохладную тень. Быстрое течение играло с опавшими листьями и колыхало тину, а глубина казалась идеальной. Вода с лёгким ароматом водорослей обещала освежающую прохладу. Песчаное дно, усыпанное поблескивающими камешками, было видно как на ладони, лишь у самого берега оно покрывалось тонким слоем ила. Серебристые рыбки сновали под водой, обещая хорошую рыбалку.

Я включила голосовое сообщение: «…Очень важно делать разминку до и заминку после пробежки. Длительность – пять-десять минут. Это может быть лёгкий бег на месте или ходьба, а также растяжка. В группе есть разные упражнения, посмотри. Пока лучше тренироваться через день, ведь организму нужно время на восстановление. А потом я составлю тебе индивидуальный график», – рассказывал голос Вити. Я написала ему накануне, что начала бегать.

Параллельно, где-то на заднем плане сознания, роились мысли о Сергее, раздражая и тревожа. Зачем он спросил у подруги, где я? Формально или нет? Мог бы просто поздороваться, если уж столкнулся с Алинкой лоб в лоб. С другой стороны, если бы ему действительно было интересно, мне бы и написал, а не выяснял через третьих лиц. Нет, не стоит об этом думать – он и спросил, чтобы подразнить и лишний раз дёрнуть меня за ниточки.

Я постаралась сосредоточиться на голосе Вити: «Важно не сутулиться, расправить плечи, а не зажимать их. Так будет легче дышать. Руки должны двигаться вперёд-назад вдоль тела, сгибаясь в локтях под прямым углом. Большой палец направлен вверх – это поможет правильно двигать локтями. Вообще, тело должно быть расслаблено. Смотреть нужно прямо, голову не опускать. В идеале, дышать следует глубоко и ритмично, диафрагмой. Желательно – носом, но можно и ртом».

Среди зарослей кустарника виднелись деревянные мостки, уложенные ступеньками. Влажные следы на них говорили о недавнем присутствии местных жителей. Прежде чем окунуться, я осторожно вошла в воду, проверяя дно и глубину. Убедившись, что всё в порядке, я полностью погрузилась. Вода мягко обняла меня, смывая усталость и напряжение.

Промокнув купальник полотенцем, я подставила лицо и тело ласковым солнечным лучам и продолжила слушать: «Дальше, по технике бега: нужно наклонить корпус и подставить ногу точно под центр тяжести тела. Посмотри видео в группе. Есть приём – встань у стены, обопрись руками и наклонись. Потом отпусти руки. Когда начнёшь падать, подставляй ногу. И так попеременно. При беге не нужно подпрыгивать, раскачивать в стороны корпус, отгибаться назад, вилять бёдрами. Ноги не распрямлять. Наступать на носок, а не на пятку! Внешний край стопы чуть-чуть вниз, а большой палец стопы как бы наверх. Специалисты ещё спорят насчёт вреда постановки стопы на пятку. Я считаю, что это вредно. Ты как бы втыкаешься и тормозишь бег. Ступать нужно на носок, так стопа гасит ударные нагрузки».

Уже дома я опробовала полученные знания на практике – упражнение у стены. Это всё меня настолько увлекло, что, казалось, придало жизни новый смысл. Я загорелась желанием понять, смогу ли я достичь того, что раньше казалось недостижимым, – пробежать свои первые пять километров.

Весь вечер я готовилась к завтрашней пробежке. Виктор поделился ещё множеством других нюансов: о каденсе, пульсе, аэробных нагрузках, оптимальном времени и количестве приёмов пищи и воды, и других важных вещах.

Кроме того, по его совету я заказала специальную спортивную одежду. Хлопок, как оказалось, совершенно не подходит – главное, чтобы ткань эффективно отводила влагу от тела и моментально высыхала. Лучше всего – специальные синтетические материалы. Я выбрала две пары леггинсов (короткие и длинные), два удобных топа, пару футболок и даже специальные носки. И, как говорится, гулять так гулять – приобрела недорогой фитнес-браслет, чтобы отслеживать пульс, темп и каденс.

ГЛАВА 4

Дни проносились, сплетаясь в калейдоскоп лиц и событий, и жизнь потекла своим чередом. Я отправилась в Пореченск, успешно прошла медосмотр и приступила к работе в детском саду. Тамара Николаевна, как и обещала, всячески помогала мне освоиться. Дети здесь были другими, как и родители. Мне не приходилось заискивать перед ними или начальством. От меня ждали добросовестного присмотра, а в идеале – развивающих занятий и, конечно же, подготовки к школе.

Некоторые дети оказались довольно запущенными. Я наметила примерный план развивающих занятий, а с некоторыми ребятами начала заниматься запуском речи. Коллеги внимательно присматривались ко мне, как и я к ним. Хоть я и не была совсем чужой, меня знали лишь поверхностно. Одна из нянечек даже вспомнила меня, предположив, что мы могли пересекаться в юности в большой компании. Я же её совершенно не помнила.

Вечерами иногда звонила мать:

– Алло, доченька, как там у тебя дела?

– Всё норм. Подала заявку через Госуслуги, жду одобрения для заключения договора.

– Документы все приложила?

– Конечно, иначе бы не приняли.

– Это хорошо, Леночка, молодец! А как на работе? Тамара Николаевна тобой довольна. Ещё бы – такого специалиста заполучила!

– На работе тоже хорошо, привыкаю.

– Тамара Николаевна одна воспитывает внука-семиклассника, – поделилась мать. – Её дочь и зять давно спились, оба сидят.

– Надо же, жаль её, немолодая уже.

– Ну, ничего, справляется бабушка, – отрезала мать и продолжила. – Наташка Смирнова, твоя ровесница, кстати, живёт богато. У её мужа своя строительная техника, сдают в аренду. Дома ей скучно, да и с двумя малышами-погодками удобно работать в саду, хоть и нянечкой.

Я слушала вполуха, сплетни меня не интересовали.

– Вторая нянечка, твоя тёзка, Лена Жаркова, вечно с мужем ругается, скандалы на весь посёлок. Она старшая дочь моего одноклассника – тот тоже скандалист был, видно, ген в семью перешел. А молодая воспитательница Настя как тебе? Как они со свекровью собачатся! Сейчас все умные стали, интернета начитаются и…

– Настя? Нормально, – перебила я поток ненужной информации. – Мы мало общаемся, сменяем друг друга.

– Ой, забыла сказать: двери на ночь не только крыльцо запирай, но и веранду на засов.

– Почему? – поежилась я, вспомнив, как первые ночи было страшновато одной, хотя вроде привыкла.

– Просто на всякий случай. А чего это ты по посёлку бегаешь?

– Разведка донесла?

– Да чего там доносить, всё как на ладони, все всё про всех знают! Спортсменкой заделалась?

– Мам, это полезно. Ты ж медик, хоть и на пенсии, должна понимать.

– Полезно – полезно, лишь бы ноги не отбила.

– Всё нормально, мам, не переживай.

Пробежки я перенесла на вечер. Утром работа, да и вставать раньше лень. А вечером, около восьми, – красота! Я уже чуть прибавила темп, постепенно уменьшая периоды быстрой ходьбы и увеличивая время пробежки до получаса. Несмотря на возражения Виктора, бегала я каждый день, находя в этом удовольствие и сама не веря, что так могу. Поначалу после каждой тренировки меня даже лихорадило – так организм перестраивался. Бегать по своей улице, вокруг домов, мне быстро надоело – давать повод для сплетен. Теперь – в сторону берёзовой рощи, ближе к лесу. Ещё сделала плейлист: энергичная музыка в такт сердцебиению.

…Я бежала по грунтовке, направляясь к роще. Дыхание стало ровным, сердце отбивало мерный такт, сливаясь с ритмом шагов и клубным треком в наушниках. Кроссовки мягко пружинили под ногами. Мысли текли спокойно, ничем не обременённые. Боковым зрением я уловила мелькнувший среди берёз светло-жёлтый храм, увенчанный зелёным куполом с золотым крестом. Роща закончилась, и за поворотом начался хвойный лес. Над головой высились вековые сосны и ели.

Внезапно сознание пронзила мысль: «Этого здесь быть не может!» Я остановилась и оглянулась. Неужели храм восстановили и реконструировали? Я пробежала немного назад по грунтовой дороге. Местная достопримечательность – давно разрушенный храм – стояла на своём месте, на пригорке среди берёз.

***

Нельзя сказать, что я сноб, но интерьер детского сада «Огонёк» поначалу меня удивил. После современных петербургских садов с их разнообразным стильным дизайном это место показалось мне странным: изба, похожая на мою, с таким же убранством. Отопление было печное, но вместо привычных кирпичных печей здесь стояли круглые высокие «голландки», как подсказала нянечка. Дощатые крашеные полы местами покрывали старые ковры. Мебель тоже была старой, крашеной, а стены украшали обои в цветочек. Из современного были лишь стеклопакеты да водопровод с канализацией. Но, несмотря на это, всё было очень чисто и ухоженно.

Смена закончилась, и я засобиралась домой. Моя сменщица, Настя, уже пришла и кивнула мне, раздражённо разговаривая по телефону.

– Опять ей свекровка не угодила, – нянечка Елена Петровна, кивнув в сторону Насти, улыбнулась. Достала из холщовой сумки – этакого советского шопера – полиэтиленовый пакет, из которого торчали перья зелёного лука, и сунула мне в руки. – Возьми, Елена Александровна!

– Ой, спасибо, да не нужно, – мне было отчего-то неловко принимать эти дары.

– Нужно, конечно, у тебя не посажено ничего, покупать всё замаешься. А у нас этого добра полно.

Я поблагодарила и заглянула в ароматный пакет. Среди зелени – лука, укропа, петрушки – виднелись небольшие бледно-жёлтые морковки и пучок ярко-красного редиса.

– Сам-то когда приедет? – вдруг спросила она.

– Кто «сам»? – я не сразу поняла.

– Ну, муж твой, – пояснила нянечка, – когда приедет? Или одинокая ты, развелась?

– Нет, не развелась, – сказала я, не солгав ни словом. – Простите, я спешу.

Мне удалось ускользнуть от проницательного взгляда Елены Петровны. Но стало ясно: по посёлку уже ползут слухи и домыслы. Рано или поздно придётся что-то объяснить – где этот «сам» и почему я живу одна. Хотя, если бы кто-то объяснил мне самой, как так получилось, почему он стал таким чужим и равнодушным…

Я поспешила домой, чтобы пораньше выйти на пробежку. Вообще, я предпочитала бегать вечером, когда прохладнее. Но сегодня день выдался нежарким, солнца не было – можно было не ждать вечера. Я как-то спрашивала Витю, как зимой бегается. «Замечательно, – ответил он, – если одеться соответственно и не останавливаться».

О своём вчерашнем видении я старалась не думать. Наверное, показалось, замечталась под музыку. Но всё же сегодня стоило проверить – снова отправиться в рощу.

Дома я переоделась в новенькую спортивную форму: топ, футболку и леггинсы. Обув кроссовки и одобрив отражение в зеркале, я вышла на веранду, готовая к пробежке. Но внезапно потемневшее небо пролилось дождём. Крупные капли забарабанили по шиферной крыше, вынуждая меня остаться. Грянул гром.

Устроившись на кушетке, я прикрыла глаза, прислушиваясь к шуму дождя. Капли стекали по желобкам в металлическую бочку, установленную для полива посадок в огороде, которых, правда, у меня нет.

Память услужливо подбросила воспоминание. Десять лет назад. Наше второе свидание. Август был жарким и солнечным. Мы отправились в Кронштадт на целый день. По дороге я впервые увидела дамбу. Оставив машину, мы бродили по улочкам старинного города, гуляли по площади с величественным Морским Никольским собором и вышли на набережную. Огромные океанские лайнеры проходили так близко к берегу – это казалось одновременно восхитительно и опасно.

Обедали в плавучем ресторане. Сергей мало говорил о себе, в основном о работе. Он уже тогда подавал большие надежды и был известен в узких кругах. Я же заранее изучила всю доступную о нём информацию в интернете. Он трудился в известной петербургской клинике. Компетентный, постоянно повышающий квалификацию, он получал эмоциональные отзывы от благодарных пациентов, отмечавших его профессиональные и человеческие качества. Он занимался диагностикой, медикаментозным и оперативным лечением, вёл активную научную деятельность. Всё это, конечно, очень впечатляло. Я была уже в том возрасте, когда интересуют серьёзные, умные парни, а не «плохие мальчики».

Тогда тоже неожиданно небо затянуло тучами, и мощный ливень обрушился на город. Моментально промокнув насквозь, мы юркнули под крону высокого дуба. Сергей раскрыл зонт, прижимая меня к себе. Я уткнулась в его мокрую футболку, а когда подняла глаза, он смотрел на меня так, что сердце грозило остановиться. Нежно поцеловал, взяв моё лицо в ладонь.

Ливень стих так же внезапно, как и начался, оставив после себя улицы, сверкающие тысячами солнечных бликов. Сергей, словно рыцарь, галантно переносил меня через огромные лужи, хотя мои балетки и так уже промокли насквозь. Мы отправились на поиски ближайшего магазина, где можно было бы найти какую-нибудь сменную обувь. У спортивного магазина Сергей остановился и предложил:

– Купим тебе кеды? – улыбнулся он. – В них удобнее гулять, ноги не устанут.

Позже, когда мы ужинали в центре Кронштадта, я, почувствовав свою женскую власть над ним и поддавшись глупому кокетству, спросила:

– А ты сюда обычно девушек возишь, чтобы влюбить в себя?

– Обычно? – его взгляд стал неожиданно серьёзным. – Нет, обычно я девушек никуда не вожу. Сами приезжают, куда надо.

В тот момент я поняла, что он не играет, а я – просто дурочка.

…Я тихо поплакала и незаметно уснула. Проснулась от заливистых трелей зяблика, доносившихся из яблоневых ветвей. Местных птиц я уже знала наперечет благодаря приложению, определяющему пернатых певцов по голосу.

Дождь утих, и я, сделав небольшую разминку, побежала. Небо прояснялось, лишь изредка моросило, а воздух был наполнен той упоительной свежестью, что бывает только в деревне. Я уже не переходила на шаг, уверенно пробегая свои три-четыре километра в неспешном темпе.

Бежала по той же грунтовке, мимо храма. На этот раз даже без музыки. Вглядывалась пристально, но ничего особенного не увидела. Храм, темнея пустыми арками окон, по-прежнему стоял на своём месте – на пригорке среди берёз. Вчера мне, конечно, всё показалось. С чистой совестью я воткнула наушники с треками Lounge Café и продолжила бег в комфортном темпе.

Последние дома остались позади. Обойдя ферму, я пересекла просёлочную дорогу и углубилась в сосновый бор. Земля под ногами мягко пружинила, ноги двигались сами собой, дыхание выровнялось. Сердце билось в такт музыкальному ритму. Было удивительно хорошо. Каждая клеточка тела пела, радуясь движению. Пушистые ели справа уступали место лиственным деревьям. Впереди открылся просвет – поле, утопающее в высокой траве и полевых цветах.

Внезапно сознание будто раздвоилось. Очертания леса, пение птиц и шорох гравия под кроссовками начали медленно расплываться, словно объектив фотокамеры потерял фокус. В голове возникло странное ощущение, будто на текущий момент наложилась другая картина – промозглый вечер поздней осени. За окном кабинета голые ветви деревьев царапали стекло, сквозь них пробивалась растущая луна. Белая изразцовая печь почти остыла, помещение наполнял слабый запах дыма и угля. Среди солнечного пятна, пробивающегося сквозь тени, проступали очертания дубового шкафа с книгами и тяжёлого стола на тонких ножках. Кабинет освещался масляной лампой, стоящей на столе, рядом с которой лежала толстая бухгалтерская книга.

Я осознала себя пожилым господином в шёлковом халате, подбитом стёганой подкладкой и украшенном атласными лацканами. Халат был наброшен поверх рубашки и кальсон, а на босые ноги надеты вышитые туфли без задника. Зеркало над двустворчатым комодом, обрамлённое двумя подсвечниками, тускло отразило морщинистое лицо и седую бороду старика. Бледная рука с узловатыми венами сжимала гусиное перо. Грудь сдавило.

Я услышала свой надтреснутый голос, раздражённо отдающий приказ здоровому мужику в ссутулившемся кафтане с клиньями, который, мял в руках картуз, стоял в дверях. Приказ был отправить крепостную девку Авдотью Степанову скотницей в дальнюю деревню. Мужик посмотрел исподлобья, что-то невнятно пробурчал и скрылся, затворив двери.

Сколько их было, этих Глашек, Парашек, Дуняшек – не счесть! Один Бог ведает. Не насильничал, но к сожительству понуждал. А и сами девки, бывало, косы друг другу драли за барское внимание, особливо когда барин молод был. Селил их в барских покоях, на женской половине. Одаривал щедро: платья, платки, ожерелья – не жалел. Но стоило девке оказаться брюхатой или просто наскучить, выдавал замуж за вдовца какого-нибудь или увечного, а то и вовсе ссылал в дальнюю деревню скотину пасти. И на её место – новую, о потомстве не заботился.

Одна лишь Любушка-голубушка запала в душу. Долго её держал, баловал, ласкал. Да донесли, что с поварчонком шашни водит. Не помиловал: высекли обоих до крови и с глаз долой. Поварчонка, правда, потом вернул – такие кулебяки и расстегаи пёк, да и зря, что ли, в Петербурге учился?

Болезненную свою супругу, отправленную в старую усадьбу под присмотр верных людей, навещал нечасто. Четверо сыновей и дочь, дожившие до взрослого возраста, – плоды этих редких визитов. Церковь для неё новую отстроил, чтобы не роптала. Умерла жена давно, не разродившись от очередной беременности. Жил вдовцом, к соседям не ездил невест смотреть.

…Всё моё существо пронзил ледяной холод, будто собственная душа восстала против меня. Где-то на задворках трепетало моё сознание, а на переднем плане – больной старик, сидевший в кожаном кресле, погружённый в счётные книги и документы. Глаза слезились, буквы расплывались. Сердце подало первый предупредительный сигнал – глухой барабанный удар, и острая боль пронзила грудь. К голове моментально прилил жар, дыхание перехватило, пальцы судорожно вцепились в край стола. Сознание помутилось, комната закружилась. Судорога сковала мышцы, конечности задрожали. Лампа на столе упала, разбрызгивая осколки стекла и масло. Зубы клацнули, изо рта запенилась слюна. Тишину комнаты нарушил тяжёлый, булькающий кашель, а кресло заскрипело под весом накренившегося тела. В глазах потемнело, кресло опрокинулось, удар виска о паркет. В голове закружились красные точки, мир начал мерцать, как гаснущая свеча. Боль отступила, глаза закрылись. Последним ощущением было дуновение сквозняка по щеке от распахнувшейся двери и топот вбежавших ног.

Я только что умерла…

ГЛАВА 5

Озираясь по сторонам, я замедлила шаг. Сердце бешено колотилось, лицо пылало, пульс зашкаливал: фитнес-браслет показывал тревожные сто семьдесят пять ударов в минуту. Я присела на гладкую ступеньку старого крыльца, закрыв глаза в попытке восстановить дыхание. Тело дрожало, ладони вспотели, перед глазами плясали чёрные пятна.

– Вам плохо? – вдруг над головой раздался встревоженный голос. – У вас такое лицо…

Я открыла глаза и увидела худощавую женщину, приближающуюся к пятидесяти, склонившуюся надо мной. Русая коса свисала с плеча, а в серых, внимательных глазах, обрамлённых лучиками морщинок, читались забота и тревога.

– Всё в порядке, – едва выдохнула я, пытаясь успокоиться. – Просто очень быстро бежала.

Женщина ободряюще улыбнулась.

– Хорошо, что присели отдохнуть. Но давайте уйдём с этого солнца, – мягко предложила она, указывая на дверь. – У нас прохладно.

– Простите, пожалуйста, а где я? – робко спросила я, стараясь не выдать охватившую меня панику.

– Это библиотека села Алексеевки, – спокойно ответила она, кивнув на выцветшую табличку. – Вы заблудились?

Я кивнула, чувствуя, как сердце постепенно успокаивается. Вдох-выдох, вдох-выдох. Пульс снижался, дыхание выравнивалось.

– Да, просто заблудилась, – призналась я. – Ромашино далеко отсюда?

– Недалеко, – успокоила меня женщина. – Меня зовут Вера Игоревна. Проходите, отдохните немного, выпьете воды.

Я представилась в ответ и горячо поблагодарила.

Библиотека располагалась в двухэтажном деревянном доме, выкрашенном в зелёный цвет. Вход украшал портик с белыми каменными колоннами и балюстрадой. С обеих сторон в здание вели ступени, на одну из которых я и присела.

Мы вошли, и библиотека окутала меня особенным ароматом: смесь старых книг и лака, которым были покрыты массивные деревянные стеллажи. Мягкий свет, щедро льющийся из окон, наполнял зал простором и светом. На стенах, словно стражи знаний, висели плакаты с портретами бородатых писателей и выдающихся деятелей науки.

На столе библиотекаря, словно гость из будущего, возвышался современный компьютер с плоским монитором. Тишину, царившую в воздухе, нарушал лишь скрип наших шагов.

– Спасибо, – поблагодарила я женщину, принимая протянутый стакан воды и устраиваясь на предложенном стуле.

Взгляд невольно зацепился за фотографию в стеклянной рамке, прикреплённую к стене. Монохромные цвета снимка не могли скрыть знакомую архитектуру и пропорции, которые я видела в том мимолётном видении. Я подошла ближе, пытаясь разглядеть каждую деталь. Чёрно-белое изображение ныне разрушенного храма вызвало волну острых, необъяснимых воспоминаний.

– Это та самая церковь? – спросила я, обернувшись к Вере Игоревне.

– Это Троицкая церковь, – ответила она, приподнимая брови. – Построена в русско-византийском стиле на средства и при участии Ивана Дмитриевича Алексеева в середине XIX века. Он был помещиком и тогдашним владельцем этих земель. Кроме церкви, он построил церковно-приходскую школу и больницу.

Заметив мой интерес, она добавила:

– Хотите посмотреть экспозицию, посвящённую истории церкви и уезда? Второй этаж усадьбы Алексеевых, где мы находимся, занимает филиал краеведческого музея. Могу провести вам небольшую экскурсию. У нас собраны интересные материалы, которые расскажут о строительстве и роли семейства Алексеевых в возрождении края.

Я кивнула, увлечённая её словами, и мы поднялись по скрипучим ступеням на верхний этаж.

– Вы не местная? – спросила библиотекарь, проведя рукой по волосам и внимательно разглядывая меня.

– Я приезжая, но, можно сказать, выросла в этих местах, – призналась я. – Здешнюю историю, правда, знаю не особо. Раньше никогда не интересовалась. Так… что-то слышала. В основном, всякие байки.

– А… про клад? Сундуки с золотыми царскими монетами, колдунов и утопленниц? – понимающе улыбнулась моя невольная экскурсовод.

– Да, – подтвердила я. – Про клад в подвале храма, и про ту самую воронку в лесу, где пропадают грибники.

– Если клад и был, какие-то сундуки с сокровищами, их растащили ещё большевики, – Вера Игоревна добродушно рассмеялась и развела руками. – Народный фольклор.

Она помолчала, а затем продолжила свой рассказ:

– Церковь была построена в небольшой тогда деревне Ромашино, принадлежавшей, в числе прочих, роду помещиков Алексеевых. Именно там, в непосредственной близости, в середине девятнадцатого века проложили Николаевскую железную дорогу, и деревенька быстро превратилась в большое торговое село. – Она указала на старое фото церкви. – Такой храм был до того, как в тридцатых годах двадцатого века его превратили в склад, разрушив под натиском новой власти. Сохранились воспоминания правнука Ивана Дмитриевича – Андрея Алексеевича, последнего владельца. В них он с теплотой упоминает о красоте и величии храма. По проекту стены были из кирпича, оштукатурены в жёлтый цвет. Зелёный шатровый купол венчал золотой крест. Пол был мозаичным. Рядом располагался комплекс зданий церковно-приходской школы и больницы, выдержанных в едином стиле. Ныне эти здания выкуплены, и в них располагаются хлебозавод и молокозавод.

Услышанное настолько поразило меня, что я лишь молча кивала, погруженная в собственные мысли.

– Возрождение поместий и деревень началось при Иване Дмитриевиче Алексееве, – продолжила Вера Игоревна, подводя меня к следующим фотографиям. – Он сумел поднять эти земли из запустения, заработал крупные капиталы и обладал редким талантом вести хозяйство. Здание, в котором мы сейчас находимся, – это и есть усадьба Алексеевых. Конечно, оно реконструировано и не совсем в первозданном виде. Вот здесь, например, раньше располагался широкий балкон-терраса, прямо над входом.

Мой взгляд, скользивший по коллекции фотографий предметов быта и документов, иллюстрирующих жизнь помещичьей семьи, вдруг замер на одном из снимков.

– Вообще, существует непопулярное мнение среди наших краеведов… – Вера Игоревна на мгновение замялась, а затем продолжила: – Якобы сохранились свидетельства очевидцев, что Иван Дмитриевич растлил множество крепостных девушек. Свою жену с детьми он сослал в Ромашино, а сам предавался разврату. Отсюда и пошли легенды про утопленниц. Говорят, обесчещенные девушки, не в силах вынести позора и бесправия, бросались в озеро.

На фотографии я узнала тот самый кабинет, где всего час назад умирала от сердечного приступа, пребывая в теле старика. Обстановка была той же, мебель стояла на своих местах: окно с тяжелыми портьерами, зеркало над комодом. В кресле сидел щеголеватый господин средних лет в цилиндре и с усиками.

Или это была просто стандартная для того времени обстановка? Как, например, серванты с хрусталем, мебельные стенки и ковры в типичной советской квартире?

– Нет, – ответила Вера. Оказывается, я спросила это вслух. – Никакой «типичной» обстановки не существовало. Конечно, была мода, но откуда взяться типовым решениям при отсутствии массового производства? Иногда выпускались небольшие партии мебели одинакового вида, но в основном всё изготавливалось индивидуально.

– Здесь, – кивнула она на фото, от которого я не могла оторвать взгляд, – убранство кабинета хозяина усадьбы. Снимок сделан при жизни последнего владельца, разумеется.

Я в полном недоумении и задумчивости следовала за ней, но остальные экспонаты меня мало интересовали.

– Вот видите, – продолжала она, – семейство Алексеевых владело множеством деревень и усадеб. Большинство строений сохранилось, но требует реставрации. Старая усадьба в Ромашино, увы, не уцелела.

Я потёрла лоб – голова начинала ныть. Несильно, но ощутимо.

– У нас есть ещё филиал музея, посвящённый Максиму Ильичу Калистратову. Знаете такого? – спросила Вера, следуя за мной к выходу. – Философ, писатель, художник, мыслитель. Мистик, экстрасенс, предсказатель. Удивительная личность своей эпохи. Он имел здесь дачу на берегу озера, недалеко отсюда. Его творчество тесно связано с этими местами.

Я покачала головой. Мне хотелось побыстрее остаться одной и обдумать произошедшее. Слушать про Калистратова совсем не хотелось, что не ускользнуло от чуткого взгляда собеседницы:

– Экспозицию можно посетить и в другой раз, – мягко улыбнулась она.

Я поблагодарила Веру Игоревну за экскурсию и спросила, есть ли у них такси. Бежать назад не было ни сил, ни желания. Да и страшновато было, чего уж там.

Такси не оказалось, но она показала мне остановку автобуса, который, к счастью, отправлялся через пятнадцать минут. Я перевела ей деньги за билет, взамен любезно предложенной ею налички.

– Приходите с паспортом, – предложила Вера, улыбаясь. – Запишетесь в библиотеку, у нас много интересной литературы, в том числе немало изданий об истории этих мест.

Я пообещала вернуться и оформить читательский билет, и попрощались мы совсем по-дружески.

Как доехала домой, толком и не помнила – дремала всю дорогу. Тренькнуло уведомление электронной почты – заявка на догазификацию одобрена. Надо ехать в Пореченск в МФЦ заключать договор. Что ж, отлично! Заодно запишусь и сделаю МРТ и ЭЭГ головного мозга. Страшно, конечно, и недешево, но эти обследования, надеюсь, наконец-то прояснят причину моих галлюцинаций.

***

Электричка в Пореченск отправлялась трижды в день. Я ехала на самой ранней. За спиной – рюкзак, на голове – бейсболка, защищающая от утреннего солнца, а на ногах – любимые беговые кроссовки. Их я купила специально для тренировок, чтобы одни были только для бега, другие – для долгих прогулок. Мысль о беге вызывала болезненные воспоминания. Всего два дня прошло с той моей загадочной истории с забегом в Алексеевку. Теперь это казалось опасным предприятием: легко было угодить под машину или утонуть в болоте, ведь я до сих пор не помню, как добралась до библиотеки. Да и пульс зашкаливал до экстремальных значений – скорее для опытных спортсменов, чем для новичков вроде меня. А ведь так хотелось бегать, тем более что начало получаться.

Я зевнула. Эти две ночи были беспокойными. В одинокой темноте старого дома было жутковато, да и сны не давали покоя. То бродила по бесконечным анфиладам комнат, ища что-то неуловимое, то пробиралась сквозь лес, спотыкаясь о корявые корни деревьев.

…Электричка прибыла, и я сошла на небольшой перрон, испещренный асфальтовыми заплатами. Город встретил меня широкими лужами и прохладным ветром, несущим запахи листьев и влажных стен старинных домов. Недавно прошел дождь.

Я шла по улицам, погруженным в утреннюю меланхолию выходного дня. Центральная артерия города, до сих пор носящая имя вождя пролетариата, местами была вымощена неровной брусчаткой. Вдоль нее выстроились старинные купеческие дома с покосившимися балконами и резными фасадами, покрытыми трещинами старой краски. Выглянувшее солнце бросило густую тень от старых деревьев на тротуары, создавая уютные островки спокойствия.

На перекрестке двух узких улочек возвышался небольшой особняк, чья монументальность и строгие формы классицизма приковывали взгляд. Нынешнее его предназначение выдавали окна, заклеенные рекламными объявлениями: здесь ютились офисы и конторы. Именно сюда мне и предстояло отправиться. Поход в МФЦ обернулся сорока минутами ожидания, пока юная, явно недовольная девушка за стеклянной перегородкой заполняла бумаги, сканировала и копировала мои документы.

…Посреди площади возвышалась статуя Ленина – молчаливое напоминание о советском прошлом. Потускневшая, с мелкими сколами, она казалась неуместным артефактом, затерянным в стремительно меняющемся времени.

Вдохнув аромат свежей выпечки, я миновала мини-рынок, где бойко торговали продуктами и всякой всячиной для дома, и оказалась перед высоким металлическим крыльцом. Оно торчало из стены медицинского центра, словно нелепый, чужеродный аппендикс.

Интерьер клиники выглядел современно и стильно, словно перенесённый из Петербурга в провинциальный городок. И цены вполне себе соответствующие. Очередей не наблюдалось. На ресепшене очень загорелая администратор оперативно оформила документы. Я заполнила небольшую анкету, и меня пригласили.

Медсестра усадила меня в кресло, откинув спинку в полулежачее положение, и надела смешную шапочку с электродами. Впрочем, смешного в этом было мало – скорее, нарастала тревога и напряжение. Доктор, лысеющий мужчина в очках, начал расспрос, собирая анамнез и сверяясь с моей анкетой. Я соврала, что мой столь пристальный интерес к собственному мозгу вызван частыми и сильными головными болями.

– Ранее к неврологу не обращались?

– Так вот, как раз сделаю электро… эээ… ЭЭГ и МРТ – и пойду. Не с пустыми же руками, – продолжала я бодро врать, стараясь сохранить невозмутимый вид.

Доктор неопределённо хмыкнул, и мы начали.

Процедура заняла около пятнадцати минут. Аппарат мерно пищал, я старалась не накручивать себя. Наконец, меня освободили, и я уселась, напряжённо ожидая результатов. Доктор кивал, изучая распечатку.

– Ммм… Всё в порядке, в пределах возрастной нормы. Никаких отклонений или аномалий. В заключении напишу подробнее. Головные боли, вероятнее всего, вызваны стрессом или переутомлением, – заключил он.

Затем меня проводили в другое помещение. Там я переоделась в выданный одноразовый халат, не снимая белья. О металлических застёжках, украшениях и фурнитуре меня предупреждали заранее – на мне ничего этого не было. На мгновение мой взгляд задержался на безымянном пальце, где ещё недавно красовалось обручальное кольцо. После разговора с Сергеем я сняла его, словно отказываясь от брачных обязательств. Но, приехав в Ромашино, пришлось надеть его вновь, опасаясь любопытных взглядов местных. Они мгновенно замечали такие детали, а я не хотела, чтобы фиаско в личной жизни стало объектом сплетен. Прикоснувшись пальцем к тому месту, где раньше было кольцо, я снова ощутила укол грусти и пустоту. Решительно тряхнув головой, я прогнала ненужные воспоминания. Сейчас это неважно.

Я легла на стол, напоминающий оборудование космического корабля. Голову зафиксировали для минимизации движений, дали инструкции, и стол плавно заехал в тоннель томографа. Я лежала в аппарате с закрытыми глазами. Он гудел и пощелкивал. Женщина-врач рекомендовала расслабиться, лежать с закрытыми глазами, но не засыпать. Это было непросто: вдруг МРТ покажет опухоль или повреждённую зону мозга. Как и любой нормальный человек, накануне я начиталась в интернете о всевозможных ужасах и теперь надеялась не услышать самого страшного.

Процедура заняла около двадцати минут. Когда аппарат завершил сканирование, я почувствовала огромное облегчение. Выезд из аппарата напоминал возвращение из космоса на Землю, где меня ожидали ответы на волнующие вопросы. Врач сообщила, что результаты будут готовы через двадцать-тридцать минут, и велела ожидать в коридоре, на диванчике.

…Я вышла из медцентра, крепко сжимая в руках конверты с результатами МРТ и ЭЭГ. Сердце колотилось, ладони вспотели. Обе диагностики показали одно и то же: мой мозг абсолютно здоров.

Я остановилась на крыльце, всматриваясь в бездонное синее июльское небо. Значит, опухоли нет, инсульта нет, сосудистых патологий нет. Неврологических заболеваний тоже. Следовательно, причина моих галлюцинаций – психическое расстройство. Это осознание было обескураживающим и жутким. Вероятно, это шизофрения. Поздновато проявилось, но такое случается, хоть и редко.

Я медленно брела по улице, ощущая, как лето теряет краски, уступая место серой пустоте. Мысли закружились безумным вихрем. Что теперь делать? Сдаться психиатру, пройти обследование, начать принимать препараты? Это казалось невыносимо стыдно. Или же я действительно видела прошлое? Ведь я не могла знать, как выглядела церковь до разрушения, и никогда раньше не видела кабинет старика. Факт: мои галлюцинации отразили реальные события!

И тут меня пронзил внутренний голос: «Нет, это не может быть шизофрения. Это что-то другое. Что-то, что требует исследования и понимания. Таблетки успеешь начать глотать. Попробуй докопаться до сути. Шизофреник не может вызывать усилием воли, сознательно у себя галлюцинации. Нужен эксперимент!»

Ну что ж, вот она какая – стадия отрицания. Пройдёт рано или поздно. Одно ясно: как бы там ни было, работать с детьми я дальше не имею морального права. Как объяснить причины увольнения? Особенно матери. А как зарабатывать, на что жить? Вопросы без ответов роились в моей голове, пока я решительно шагала к вокзалу.

…В замызганном окне электрички мелькали деревья, поля, станционные постройки. Всего несколько месяцев назад я была обычной, благополучно замужней горожанкой. Теперь же оказалась в деревне, одна и, возможно, неизлечимо больна.

Но раскисать было нельзя. Пока ехала в Ромашино, в голове выстроился четкий план. Первым делом – вернуться в Алексеевку сегодня же. Библиотека и музей работают в выходные, я проверила. Мне нужно снова попасть в музей-усадьбу, внимательно изучить экспозицию, особенно кабинет помещика, и запечатлеть детали обстановки.

Далее – записаться в библиотеку. Там я возьму или почитаю краеведческую литературу, чтобы глубже понять историю уезда. Параллельно поищу в интернете и библиотеке книги об осознанном трансе и природе моих видений: это некий флэшбек или нечто иное?

Далее – посещение музея Калистратова. Сегодня или позже, как успею. Возможно, там найдутся материалы, связанные с изучением трансцендентных явлений.

Самое неприятное – разговор с заведующей. Отработала-то всего месяц. Нужно уволиться из детского сада, придумав приемлемую причину для увольнения. Объяснить, что мои личные обстоятельства изменились, и я больше не могу выполнять работу.

Самое неприятное – разговор с заведующей. Я проработала всего месяц. Нужно уволиться из детского сада, придумав уважительную причину. Объяснить, что личные обстоятельства изменились, и я больше не могу выполнять работу.

Следующий этап – самый непонятный и пугающий, но и самый интересный. Эксперимент. Попытаться сознательно вызвать состояние транса, чтобы убедиться: это не симптом психического заболевания, а какая-то местная аномалия. В конце концов, есть же Бермудский треугольник. Возможно, и здесь происходит что-то паранормальное.

ГЛАВА 6

Я вошла в ромашинский дом и окинула его взглядом, словно потенциальный покупатель, оценивая каждый уголок. Интерьер был скромным: старая мебель, выцветшие обои, потолки с небольшими огрехами покраски. Отсутствие водопровода и канализации, конечно, минус, но газ я планировала провести в ближайшее время. Зато тётка успела установить стеклопакеты, а отец недавно отремонтировал крышу – это несомненные плюсы. Забор частично состоял из профлиста, а частично – из старой сетки-рабицы. Расположение дома казалось идеальным: большое село с магазинами, почтой, железнодорожной станцией, а рядом – река и озеро.

Взвесив все «за» и «против», я пришла к выводу, что дом, несмотря на изношенность, вполне реально продать. Небольшой косметический ремонт и обновление забора могли бы значительно повысить его привлекательность.

Наскоро пообедав курицей с картошкой, тушёной в мультиварке, я отправилась на автобусную остановку. Кстати, мультиварка, найденная в кладовке, оказалась подарком от нас тёте Ане на юбилей. Она так и пролежала в коробке, в заводской упаковке, ни разу не использованная.

Автобус, поднимая клубы пыли, мчался по грунтовой дороге в сторону Алексеевки. Я тряслась на задрипанном пассажирском сиденье, наблюдая, как за окном поля сменяются поросшими лесом пригорками. На горизонте показались первые деревянные домики, возвещая о приближении деревни.

Я вышла на остановке и, пройдя немного по улице, ведущей к озеру, оказалась у библиотеки. Дальше дорога сворачивала, а слева, чуть вдали, между вековыми ясенями и дубами, серебрилась водная гладь – озеро Флога. Я была здесь лишь однажды, лет в четырнадцать. Бабушка тогда впервые отпустила меня с друзьями на велосипедах. Строго-настрого наказав далеко не заплывать и попугав водоворотами, она всё же позволила нам провести там целый день. Озеро в том месте оказалось мелким: мы долго шли по колено в воде, прежде чем смогли по-настоящему поплавать. Оно было невелико – противоположные берега виднелись отчётливо. Кое-где на них мелькали крыши деревушек, а местами раскинулся густой лес.

Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вошла в знакомые двери террасы-портикa с белёными колоннами.

– Рада снова вас видеть! – поприветствовала меня Вера Игоревна, добавив: – Была уверена, что вы вернётесь!

Сегодня она была с двумя косами, уложенными вокруг головы, и в свободном хлопковом сарафане. Обменявшись любезностями, мы поднялись на второй этаж, где располагалась экспозиция краеведческого музея. Я заплатила символическую сумму за два входных билета – за этот визит и прошлый.

– Сфотографировать? Конечно, можно, – разрешила Вера, когда я, не мешкая, направилась к фотографии интерьера кабинета хозяина усадьбы. – Почему вас именно это фото так заинтересовало?

– Я правильно понимаю, на фото Андрей Алексеевич, а не его прадед Иван? – я сделала вид, что вопроса не расслышала. – А об Иване Дмитриевиче сохранилось что-то?

– Да, это Андрей. Об Иване Дмитриевиче есть лишь немногочисленные упоминания современников в письмах, да и в дневнике Андрея Алексеевича встречаются воспоминания со слов деда, который был старшим сыном Ивана. В основном, это перечень его заслуг по рачительному хозяйствованию и преумножению капиталов.

– А вот про крепостных девушек и разврат вы что-то говорили? – я почувствовала себя неуютно, задавая этот вопрос. Мне казалось, такой интерес к пикантным подробностям жизни давно умершего мужчины совсем меня не красит.

– Да, – поморщилась Вера. – Есть сведения о том, что помещик Иван Дмитриевич Алексеев пользовался бесправием крепостных девушек в известном смысле. Существуют воспоминания крестьян, зафиксированные со слов его бывших крепостных. Якобы, он отправил законную супругу с детьми в старую усадьбу, а здесь, в поместье, имел бесчисленных наложниц из числа крепостных. Беременных девушек отсылал в отдалённые деревни, чтобы скрыть рождение внебрачных детей. Но барин, пишут, был добрый: почем зря не секли дворню. Фавориток щедро одаривал.

Я почувствовала, как к лицу приливает краска, и Вера, заметив моё смущение, продолжила с улыбкой:

– Впрочем, после революции, когда были зафиксированы эти воспоминания со слов очевидцев, очернять дворян было вполне обычным делом. Аристократы и буржуазия часто становились мишенями нападок и клеветы. Вспомните, как много говорили о царе Николае Втором и его семье, как изображали их на карикатурах. Чаще всего такие истории были преувеличены или вовсе выдуманы на волне классового недовольства.

Я кивнула, понимая, что истина, скорее всего, где-то посередине. Затем я внимательно осмотрела другие экспонаты. Здесь были представлены предметы крестьянского быта, разнообразная утварь и орудия труда, например, прялка, очень похожая на ту, что хранилась на чердаке моего дома в Ромашино. Была также экспозиция, посвящённая строительству Николаевской железной дороги с макетами паровозов, коллекция самоваров, плетёные изделия, изящная старинная посуда, предметы одежды и обуви, швейные машинки, музыкальные инструменты. Отдельный стенд был посвящён Великой Отечественной войне… Я так увлеклась, что совершенно забыла о главной цели своего визита.

Вспомнив о ней уже внизу, я сфотографировала застеклённое изображение Троицкой церкви до её разрушения. Вера помогла мне зарегистрироваться на портале электронной библиотеки, объяснив, как пользоваться сервисом.

– Рекомендую почитать оцифрованную книгу Максима Ильича Калистратова «Явления множественных жизней». Это редкое издание, но сейчас нам доступно почти всё – какое счастье, не правда ли? – отметила она, отправляя мне ссылку. – Он, конечно, мистик, но столько потрясающих подробностей о нашем крае сложно найти где-либо ещё.

Я согласилась и поблагодарила Веру, тут же занося всю информацию в заметки телефона. Теперь у меня были ключи к разгадке этой истории.

– Жаль, в музей Калистратова сегодня уже не успею, – с сожалением посмотрела я на экран смартфона.

Вера Игоревна на мгновение задумалась, но тут же её лицо озарилось улыбкой.

– Почему же? – она испытующе взглянула на меня. – Если вам действительно интересно, я могу устроить всё наилучшим образом.

– Не хотелось бы вас утруждать, – я всё ещё не понимала, к чему она клонит.

Она махнула рукой, призывая к терпению, и быстро набрала номер:

– Виктор Степаныч, дорогой, ты ещё в Алексеевке? Ага, хмм… У меня тут одна знакомая… Да. Очень хочет посмотреть дачу Калистратова. Поможешь?

Я смиренно ждала, доверившись судьбе, которая, казалось, благоволила моему желанию докопаться до сути. Вера, положив трубку, торжествующе посмотрела на меня.

– Договорились! Виктор Степанович Мерлов – художник, резчик по дереву, автор картин и графических работ, а по совместительству смотритель музея Калистратова во Флогино. Он сейчас в Алексеевке, отвезёт вас сам и всё покажет.

– Во Флогино!? Я думала, музей в Алексеевке.

– Нет, – покачала головой Вера. – Максим Ильич Калистратов имел дачу во Флогино, и именно там расположен музей. Это недалеко. Как раз успеете на вечерний автобус. Сегодня выходной, Степаныч приезжал по делам, теперь вас и захватит.

– Неудобно как-то, – замялась я. – У человека выходной, а тут я.

– Что вы! – Вера заливисто рассмеялась. – Он у нас настоящий поклонник творчества и личности Калистратова. Его хлебом не корми, дай рассказать об этом. А в музее обычно не то чтобы толпы посетителей. Сейчас он придёт и отвезёт вас.

…Я сидела в маленькой деревянной лодке, покачиваясь на ласковых волнах озера Флога. Тяжесть старенького оранжевого спасательного жилета давила на плечи. Весла Виктора Степаныча, словно крылья, мягко рассекали зеркальную гладь воды, оставляя за собой мерцающий след. Озеро, безмятежное, как сон, отражало бирюзовую высь неба и густую зелень леса.

Берега утопали в пышных зарослях ивы, лишь изредка уступая место живописным пляжам с белым песком. Справа тянулись поросшие лесом холмы, слева – бескрайние поля, плавно перетекающие в цветущие луга. Солнце мягко касалось воды, создавая на поверхности танцующие блики. Воздух был напоен тишиной и умиротворением.

Виктор Степанович оказался кряжистым мужчиной, вероятно, немного за пятьдесят, с шевелюрой, чуть тронутой сединой, и эспаньолкой. Его клетчатая рубашка была заправлена в синие холщовые штаны на подтяжках. В молодости, без сомнения, этот человек был необычайно хорош собой.

Некоторое время вокруг царила тишина, нарушаемая лишь тихим плеском вёсел и редкими криками чаек. Словно изучив меня внимательным взглядом своих тёмно-карих глаз, Виктор Степаныч вдруг разговорился. Он с удивительной лёгкостью перескакивал с засолки огурцов на тонкости пчеловодства, от разведения кроликов к секретам композиции в живописи.

Я решила воспользоваться моментом и расспросить его об усадьбе Алексеевых и самих помещиках. Осторожно завела разговор об Иване Дмитриче. «Говорят, он был тираном и абьюзером, жестоко обращался с крепостными девушками», – произнесла я, стараясь не выдать своего любопытства.

– Ах, ну что вы! – покачал головой Виктор Степаныч. – В XVII и XVIII веках редкий состоятельный помещик не использовал своего положения для удовлетворения любовных страстей. Такова уж природа человека! Понимаете, они рождались и умирали, обладая полной властью над самой жизнью других людей. Мало кто в таких условиях способен совладать с низшими проявлениями своей натуры. Кто знает, как бы поступили вы или я, окажись на его месте?

– Не так уж и плох был этот Иван Дмитриевич, получается? – отчего-то мне показалось это важным.

– Милая барышня, я стараюсь никого не осуждать и не оценивать! Каждый топчет свою дорогу в своих лаптях. Плох или хорош – жил как умел и как получалось. Большинство так и живёт поныне, даже не мысля категориями добра и зла.

Музей Калистратова располагался в отреставрированном деревянном особняке, выкрашенном в нежный голубой цвет, с резным кружевом белых наличников. Бывшая дача, окружённая сосновым бором, возвышалась прямо на крутом берегу озера, откуда открывался захватывающий вид. Отдав Виктору Степановичу, который мило отнекивался, сумму, превышающую стоимость входного билета, я отправилась осматривать экспозицию. Смотритель, деликатно покашливая, не мешал мне, но стоило лишь поискать его взглядом, как он тут же появлялся, готовый ответить на любой вопрос.

В первом зале были представлены полотна кисти Калистратова: пейзажи, портреты, эскизы, созданные во время экспедиций. Здесь же хранились документы, связанные с его путешествиями по Сибири и Востоку.

Второй зал был посвящён философским трудам и записям, сделанным в период его жизни во Флогино. Здесь он размышлял о природе сознания, тонких материях и энергетических полях.

Особый интерес вызвала третья комната, посвящённая спиритизму и трансперсональным исследованиям. На стенах висели схемы, чертежи каких-то загадочных приборов, предназначенных для изучения паранормальных явлений.

Калистратов, вдохновляясь работами русских мистиков и западных исследователей, стремился объединить философию, религию и науку, создавая свою уникальную систему взглядов на мир.

Изучая экспонаты, я подумала, что, возможно, моя версия об аномалиях этих мест не так уж далека от истины. Оказывается, были и другие люди, которые пытались их изучить и понять.

***

Вечер окутал деревню густым мраком. За окном царила непроглядная тьма, лишь на шоссе, чуть в стороне, горели одинокие фонари. Они подмигивали редким автомобилям и тяжёлым грузовикам, которые грохотали по местами разбитому асфальту.

Свет настольной лампы заливал уголок комнаты мягким, тёплым сиянием, создавая островок уюта и спокойствия. Я сидела за столом, погружённая в изучение электронной версии книги Максима Ильича Калистратова «Явления множественных жизней». Всю неделю, прошедшую с поездки в Пореченск, Алексеевку и Флогино, я каждый вечер допоздна изучала краеведческую литературу.

Оставалась нерешённой проблема – необходимость разговора с заведующей детского сада о своём уходе. Объяснений с матерью тоже было бы не избежать, поэтому я малодушно отложила этот вопрос на ближайшее будущее.

Возобновила пробежки. Втянулась, и мне действительно понравилось ощущение бодрости и силы в теле после них. Но бегала аккуратно и недалеко, без музыки в наушниках, прислушиваясь и присматриваясь вокруг. В рощу и далее по грунтовке я не рисковала бежать, всё больше – вокруг улицы, огородов, по берегу реки.

Краеведческую литературу я уже прочитала, выискивая интересную мне информацию. Узнала много нового об истории этих мест: о людях, их быте и обычаях, о важных событиях ушедшей эпохи, но ничего глобально важного мне не открылось. Подробнее узнала о строительстве и разрушении Троицкой церкви, изучила немного историю рода Алексеевых, который восходит к предку, служившему под командованием Ермака Тимофеевича. После победных экспедиций в Сибирь он получил земли и титулы, передав их своим потомкам. Алексеевы стали крупным феодальным родом, занимаясь земледелием и торговлей. Они внесли значительный вклад в развитие инфраструктуры региона, строительство храмов и школ.

Теперь же предстояло изучить книгу Калистратова. Начиналась она с трогательного:

«Посвящаю сей труд моей неизменной советчице и помощнице, возлюбленной супруге Лидии Ивановне, чьими заботливыми стараниями осуществилось всё задуманное мною. Лидушка, за твоё усердие и преданность, за постоянную поддержку и участливое внимание, за деятельное содействие в изыскании и систематизации собранных сведений, составлении чертежей, подготовке опытов и обработке добытых результатов благодарствую сердечно и искренне! Без твоего участия сей труд никогда не увидел бы свет. С любовию, твой благоверный и верный друг М.И. Калистратов».

Меня охватило желание увидеть фотографии. Открыв альбом с оцифрованными пожелтевшими снимками, я была поражена красотой Лидии Ивановны, особенно на девичьих портретах. Максим Ильич тоже предстал интересным мужчиной: статный, с красивыми глазами и римским профилем. Глядя на их совместные фотографии, от юности до зрелости, я остро ощутила быстротечность и неумолимость времени.

Книга оказалась непростой: мудрёный стиль, обилие устаревших терминов и витиеватые конструкции. Я то пролистывала страницы, то перечитывала их по нескольку раз. Пока я только начинала разбираться в материале, не зная, к чему это приведёт.

В книге описывался личный опыт Максима Ильича. Мне попались описания, поразительно похожие на мои собственные ощущения:

«Нередко являлся я самому себе в облике иного лица, проникаясь чужими думами и чувствами. Испытавши подобное состояние, ощущал себя словно сторонним зрителем, насильственно перенесённым в несвойственную ему телесную оболочку. Состояния эти сопрягались с резкими телесными проявлениями – беспокойным биением сердца, чувством дурноты и сдавленности в груди».

Перечитав этот отрывок, я наткнулась на случай, описанный Калистратовым, который показался мне до боли знакомым:

«Некогда случилось мне очутиться мысленно в образе престарелой дамы, претерпевавшей апоплексию. Всё было настолько явственно, что я почувствовал физическую боль и утратил способность свободно дышать».

Далее Калистратов переходил к теориям, согласно которым подобные переживания – не просто «видения», а погружение в прошлые жизни. Он писал об экспериментах, якобы подтверждающих существование реинкарнационных воспоминаний, но сами механизмы этих процессов описывал туманно и запутанно.

На этом моменте я остановилась, поражённая. Неужели он, и я тоже, видели свои прошлые жизни?

Калистратов выделял несколько эффективных практических методов погружения в прошлые жизни, проверенных годами его экспериментов и исследований. Он систематизировал и обобщил приемы, направленные на «установление связи с минувшими существованиями»:

«Наиболее действенным способом представляется приведение ума в особое состояние сниженной осознанности либо соноподобное погружение при ясном сознании, именуемое иначе гипнотическим состоянием. Достижение сего возможно путём продолжительного выполнения особых экзерциций – дыхательного свойства или настойчивых усилий самовнушения. Подобным образом удаётся ослабить активность рациональной сферы ума и открыть путь к резервуару памяти, вмещающему следы былых воплощений».

Я поняла, что речь идёт о состоянии транса и медитации, которое мне удалось воссоздать во время пробежки под релаксирующую музыку.

Следующий метод Калистратов описывает как «контакт путём рукоположения». Это было ещё интереснее! Метод предполагает «установление телесного контакта, когда субъект берётся за руку опытным руководителем процесса. Такой контакт облегчает преодоление внутренних преград психического порядка и более скорое продвижение к воспоминаниям предшествующих состояний субъекта».

К описанию метода прилагались рисунки, демонстрирующие, как именно следует брать человека за руку. Неужели, просто сделав это, можно вызвать погружение в его прошлую жизнь?!

Следующей техникой был «Метод постепенного расслабления». Заключался он в следующем: «Особое внимание уделялось предварительному подготовлению физиологических сил субъекта. Требовалось достичь полного мышечного покоя путём специальных гимнастических приёмов, правильного дыхания и сосредоточенности внимания на различных участках тела».

Также приводились схемы и рисунки. Вероятно, что-то подобное сейчас практикуется в йоге, но вряд ли там видят прошлые жизни. Или такое всё же возможно?

Весьма полезным автор книги считал применение музыки: «специально отобранных музыкальных произведений, способствующих введению субъекта в требуемое состояние сознания. Постоянное их слушание облегчало достижение необходимой степени сосредоточенности и углубляло внутренний покой».

Калистратов исследовал применение музыки без слов и звуков, таких как метроном или маятник, считая, что организация подходящей обстановки играет ключевую роль. Он рекомендовал использовать свечи, природные ароматы и спокойную музыку для создания нужной атмосферы.

Целая глава книги была посвящена подробному руководству по проведению подобных экспериментов, включая этапы подготовки, методику погружения и технику вывода из транса.

Я откинулась в кресле. Если бы всё было так просто, видения могли бы приходить любому, кто умеет расслаблять тело и ум, или тем, кто находится под гипнозом. Я ввела в поисковик «гипноз и регрессия» и, как и ожидалось, нашла массу противоречивой информации. Основная идея сводилась к тому, что гипнотическая регрессия существует: регрессолог, владеющий гипнозом, помогает человеку получить доступ к скрытым воспоминаниям о прошлых воплощениях. Во время сеанса человека погружают в транс, чтобы он мог вновь пережить события прошлого. Однако, вполне предсказуемо, эта техника была признана псевдонаучной и дискредитирована специалистами в области психического здоровья. Одним словом, шарлатаны и мошенники.

Пришлось заварить растворимый кофе – другого не нашлось, а мозгу требовалось взбодриться. Как бы там ни было, видения у меня были. Это факт. Если предположить, что я не страдаю психическим заболеванием, значит, мне каким-то образом удалось погрузиться в особое состояние и вызвать воспоминания о прошлой жизни. Возможно, для этого требуются ещё какие-то условия… Уникальная совокупность неких внешних и внутренних факторов.

Если с внутренними оставалось неясным, то внешние вполне можно было соотнести с теорией Максима Ильича. В одной из глав было о водоёмах и их влиянию на человеческий потенциал. В ней говорилось:

«По завершении ряда многотрудных наблюдений я пришёл к убеждению, что отдельные водоёмы обладают поистине удивительными свойствами. Некоторые озёра обладают уникальной особенностью: они собирают земные энергии, выступающие посредниками между сознанием человека и его неизведанными внутренними глубинами. Примечательным примером сего служит озеро Эрзин, расположенное в центральной полосе Российской империи. Жители прилегающей местности отмечали чрезвычайно любопытные явления, связанные с данным озером.

В своих работах я привожу ряд любопытных явлений, замеченных близ озера Эрзин. Отдельные лица испытывали состояния, подобные сновидениям, где им являлись картины собственных прошлых существований. Встречаются редкие примеры провидческих способностей и предвидения событий среди обитателей означенной местности. Имеются единичные случаи исцеления тяжёлых недугов, зафиксированные врачами региона, а также наблюдения слабой подверженности заболеваниям среди некоторых групп населения. Отдельные жители проявляют уникальные таланты в искусстве, науке и ремёслах, выделяющие их среди остальных. Хотя мои наблюдения носят преимущественно качественный характер, собранные матерьялы свидетельствуют о значительном воздействии озера Эрзин на отдельных лиц, причём закономерности появления этих способностей выявить не удалось».

У нас здесь тоже есть своё озеро – Флога. Возможно, оно способно оказывать такое же влияние на людей, как и этот Эрзин. Хотя я что-то не встречала здесь экстрасенсов, пророков и прочих супергероев, кроме себя, разумеется. Но у меня шиза под вопросом, так что… Возможно, я просто читаю бредни сумасшедшего старика и не стоит принимать их за чистую монету.

Я потёрла глаза, изрядно устав от этой белиберды. Усилием воли заставила себя прочитать ещё немного: «Отмечено, что в изменённом состоянии сознания человеческий организм подвергается удивительным переменам. Среди прочего фиксируется необычный оттенок кожных покровов, принимающий едва заметный синий отблеск. Объясняется это усиленным течением жизненной энергии внутри тела, порождая столь странный окрас. Собранные мною данные подтверждают, что подобный эффект наблюдается у лиц, одарённых исключительными способностями в момент их проявления. Полагаю, что синева кожи является следствием возрастания усиления обменных процессов, совершающихся в организме в момент перехода в изменённое состояние сознания. Следует отметить, что подобный признак не несёт угрозы здоровью. Здесь открывается одна из малоизученных граней человеческого существа, доныне оставшаяся вне поля зрения науки».

«Ну вот, приехали», – подумала я. Синих людей я, конечно, здесь видела, но исключительно в переносном смысле.

Оглушительный звонок внезапно разорвал тишину. Я подскочила, неловким движением смахнув со стола чашку с недопитым кофе. Тихо выругавшись, я посмотрела на экран смартфона. Там светилось и вибрировало имя – «Серёжа».

ГЛАВА 7

– Позвонил поздно вечером, когда я уже собиралась спать. Конечно, не взяла трубку. Он звонил дважды, и, знаешь, ни одна струнка во мне не дрогнула. Раньше думала: услышу его голос – и растаю. А вчера поняла: я бы ему столько всего «ласкового» наговорила! Но даже сил и времени на это тратить не хочется.

– Ленок, – Алина рассмеялась, но голос звучал серьёзно, – прошло ведь совсем немного времени, а ты изменилась. Какая-то ты стала бодрее, боевитее. Мне очень нравится! Деревня тебе явно пошла на пользу. Зубки вон отрастила.

Я фыркнула, не в силах скрыть иронию:

– Серьёзно? Зубы отросли? Скоро ещё что-нибудь отрастёт такими темпами.

Но это я, конечно, хорохорилась. Услышать голос мужа было страшновато. Вдруг чего предложит. Развод, например. Или, наоборот, вообще ничего такого не предложит, а захочет начать всё сначала. Больше всего хотелось, чтобы всё как-то само собой разрулилось. Пока ситуация оставалась подвешенной.

Может, ему просто некогда этим заниматься. Он же вечно работает. Хотя сейчас, я узнавала, с разводом всё просто. У нас же нет детей, и, вроде как, не должно быть имущественных споров – разведут по заявлению в ЗАГСе. На фоне последних событий вся моя личная драма как-то утратила важность, но вечно так продолжаться не может. Придётся что-то решать.

Кстати, про события. Утром я вышла на пробежку и попыталась сознательно вызвать состояние транса. Морально готовилась снова оказаться в теле этого деда или кого-то ещё. Пережить смерть вот только очень не хотелось снова. Это было больно, хоть и недолго, и, видимо, не в полную силу. В общем, ничего не получилось. Даже просто пробежаться с удовольствием не удалось. Три километра одолела с трудом, ни о каком трансе и речи не шло. Это было очень печально. В первую очередь, если мой эксперимент не удастся, это будет означать, что у меня-таки шиза.

Пока я готовила ужин и раздумывала, стоит ли попробовать пробежаться ещё раз или отложить на завтра, вопрос разрешился сам собой. Я услышала тихое шкрябанье в калитку. Выглянув в открытое окно, с удивлением увидела библиотекаря из Алексеевки – Веру Игоревну. Она стояла по ту сторону забора из сетки-рабицы, придерживая велосипед. Я приветственно взмахнула рукой и предложила зайти. Пока гостья устраивала велосипед и возилась с замком калитки, я быстро оглядела своё жилище, сунула стопку сухого белья в шкаф, протёрла клеёнчатую скатерть на кухонном столе. Ну, вроде, вполне прилично. Что же ей, интересно, нужно?

Слегка пригнувшись в невысоком дверном проёме веранды, на пороге появилась гостья. Сегодня она была в светлых джинсах, кедах и майке, а неизменная коса лежала на плече. «Очень хорошо выглядит, – отметила я про себя, – а ведь ей лет пятьдесят».

– Простите, что нагрянула как снег на голову, – приступила она к китайским церемониям, – вот была по делам в Ромашино, решила к вам заглянуть, вдруг вы дома.

– Как вы узнали, где я живу? – спросила я, сама удивляясь своей смелости. Раньше бы постеснялась, боясь показаться неприветливой.

– Ой, в деревне это не проблема, – Вера махнула ладошкой. – Все про всех всё знают. Уж где живёте – не велика тайна.

– Чай или кофе? – продолжила я церемониал, – или, может, желаете со мной поужинать?

Едва не вырвалось «отужинать», но я осеклась в последний момент.

Вера отказалась, поблагодарив.

– Я ненадолго. Не сочтите за назойливость… Просто хотела узнать… Прочитали ли вы ту литературу, которой интересовались?

Я кивнула, смутно начиная догадываться, к чему она клонит.

– Как вам? Книга Максима Ильича «Явления множественных жизней». Понравилось?

Не хотелось её обидеть. Она так явно фанатела от Калистратова, эта немного странненькая и милая женщина с косой. Поэтому я осторожно ответила:

– Ну, интересно, конечно, но предпочитаю фантастику Лукьяненко.

– То есть, вам показались его исследования чем-то неправдоподобным? – Она мягко улыбнулась.

– Э-э-э, да. Скорее, да.

– А если я вам скажу, что когда вы, с безумным блеском в глазах, прибежали к ступеням библиотеки, еле дыша, ваша кожа была лёгкого синеватого оттенка?

Я, ошеломлённая, молчала.

– Да, да, как у тех самых утопленниц, о которых тут ходят легенды. Что скажете? – Вера всматривалась в моё лицо буравящим взглядом, словно припирая меня к стенке, вынуждая говорить о том, что я обсуждать ни с кем не хотела бы.

– Скажу, что вы, вероятно, сошли с ума. Как и я, – вырвалось у меня невольно.

– Не много ли сумасшедших на квадратный метр, притом, что мы не в дурдоме? – она облегчённо рассмеялась.