Читать онлайн Курс на север бесплатно

1

– Что скажете?

– Молод. Хорошо одет. – Рут Темерами скосил глаз на секционный стол, на тело, по шею накрытое черным пластиком. – Красив… Вроде бы…

– Был, – перебил его напарник, перебирая снимки человека в той самой одежде, теперь снятой с него и уложенной в пакет. Рут запнулся.

– Был, – с долей сомнения осмотрел застывшее лицо покойного и продолжил: – Бытовой конфликт. На почве ревности. Зависти…? Исключительно предварительно.

Щека начальника следственного отдела едва заметно дрогнула, но его помощник немедленно возразил напарнику, не дав начальству слова сказать:

– Он из этих… – Джей Усартуг покрутил запястьем руки, следом указал на кованый браслет, снятый с покойного, листья мирра на котором предельно ясно указывали на жизненные ценности покойного, – из шайки благодетелей.

– Меценатов, – машинально поправил Кан Шаян, наблюдая за Асой Янистер, за тем, как она глядела на труп, не видя его, при том что два помощника от глянцевой поверхности стола глаз не отводили.

– Их самых, – мирно согласился Джей. – Такие, как этот, только учатся, работают, женятся и детей заводят. Какие у них могут быть конфликты?

Свет в секционной прозектор, уходя, приглушил. Труп на столе приобрел цвет его стальной поверхности. Единственная лампа, направленная в стену, плодила тени в проваленных глазницах, и Рут поежился при виде черных дыр под надбровными дугами.

– С чего ты взял, что вещь принадлежит ему?

Джей снисходительно похлопал Рута по плечу.

– С того, что из его кармана вещицу достали.

– Аргумент.

– Он третий, – негромко сказала Аса и глубоко вдохнула тяжелый запах смерти. Шеф Шаян жевал фильтр сигареты, а два его помощника все ждали, когда он щелкнет зажигалкой.

Но обошлось без воя пожарной сигнализации. Сигарета продолжала свисать у него с уголка губ, а высокий лоб собрался складками.

– Верно, стажер, – негромко он произнес, засовывая руки в карманы джинсов. Присел на спинку стула. – Дальше?

– Я почти уверена, что часть вещей не принадлежит убитому.

Рут переводил взгляд с шефа на стажера, который от силы неделю провел в следственном отделе Нижнего района Заарада. Совсем зеленая, она училась на последнем курсе университета, какими судьбами попала именно к ним на практику – хотел бы высказаться тому благодетелю, пославшему им заумный подарок.

– Вскрытие еще не было проведено, – напомнил, вскинув брови. Затылком чувствовал молчаливую поддержку Джея. Объединились против девчонки два взрослых специалиста, самому становилось тошно, оттого убрал из голоса язвительность и спросил ровно: – Стажер Янистер, ты на основании чего делаешь выводы об убийстве? Может, у него инфаркт? Внешних повреждений нет.

Аса Янистер, как ему показалось, и не услышала вопроса. Она повторила для шефа:

– Как и с предыдущими покойными, вещи не его.

– Какими предыдущими? – перебил ее Джей. И ощутил смутное удовлетворение от растерянного взгляда стажера, скользнувшего по нему.

Сигарета переползла в другой угол рта шефа Шаяна. Тяжелый взгляд карих глаз, острый нос, тени, лежащие на его лице – двум лейтенантам он почудился страшнее живодеров из налоговой проверки.

– Осень, причал Дагерстон, лодочник, – сказал шеф, и Рут покопался в памяти, выуживая оттуда мужчину, вынутого из канализационного люка. – Февраль, драка в ночном клубе, один из посетителей, очень мертвый, но без видимых внешних повреждений. Все как на подбор спортивные, молодые, будто из одного теста слеплены.

– У них тоже были эти браслеты, – догадался Джей, почесывая макушку. Начал усматривать какое-то сходство между теми трупами и лежащим перед ними. – Их же тогда забрали в Институт. Опекуны подали ходатайство.

– Опекуны, – задумчиво пробормотал Рут и прищурился. – И у одного, и у второго. Точно! Оба без семьи! И это тело никто еще не востребовал. Даже не обратился с заявлением о пропаже. Значит…

Рут и Джей уставились друг на друга.

– Попахивает проблемкой.

– Всего-то? – вопросил Джей. – Маленькой?

– Ладно. Проблемищей.

– Это точнее отображает ситуацию, – согласился Джей. – Шеф…

Шефа в помещении уже не было, как и стажера. Рут оскорбился от демонстрации подобного пренебрежения их рассуждениями. Его напарник внимательней пригляделся к телу, приподнял пленку, его накрывавшую, чтобы убедиться, что вскрытие не было проведено.

Стерильные стены, стерильные полы, инструменты, безликие врачи. Все вокруг обезличенное и бездушное. Даже прозектор испарился, оставив их наедине с покойниками, позанимавшими камеры в холодильных шкафах.

– Жуть берет от этого места, – признался Джей, возвратив на место черный пластик. – Столько времени проводя в этих стенах, можно и самому стать стерильным. А как считаешь, почему у шефа в его возрасте ни семьи, ни детей?

Взгляд исподлобья намекнул холостяцкую тему прикрыть. Рут, два месяца назад сдавший аттестацию и получивший должность помощника следователя, побаивался еще в открытую обсуждать шефа. Да и мысли крутились вокруг иного.

– Серийник? – спросил он у трупа. – Убивает мужчин? Сплошь и рядом жертвами таких типов становятся женщины.

– Много их видел? – съязвил Джей. Рут сердито поджал губы.

– Они есть, – упрямо возразил, хоть ни разу в таком расследовании участия не принимал. Но в архиве повидал дел предостаточно, и в университете изучали тему. – С женщинами проще справиться, они не могут дать настоящий отпор. Хотя это не то чтобы норма, убивать их из-за этого… – быстро поправился. – Но с ними проще, согласись. А тут… Странно, однако. Как думаешь, этого тоже заберут в Институт?

Оба вздохнули, глядя на человека лет тридцати, не больше, физически развитого, без следов разгульной жизни, без видимых ран, что успели проверить втихую, хоть Кан Шаян запретил прикасаться к покойному.

– Где шеф?

Рут закатил глаза и указал на выход.

– Идем, чего здесь торчать? Холодно, – потер плечи, отодвинулся от стола. – Как в склепе. Тьфу. – У самой двери еще раз оглянулся на труп. – Как считаешь, если его на самом деле убили – он сопротивлялся?

– Ищем побитых? – немедленно спросил Джей.

– Ну хоть синячок должен был остаться? – с надеждой отозвался Рут.

Оба подумали и переглянулись с полным взаимопониманием.

* * *

Из рабочего дневника Дока, год двадцать пятый третьего столетия, 03.01.:

«Заметил, что белые мыши выздоравливают быстрее серых. Мы с учителем заключили пари, и пока что моя клетка лидирует. У мадам Ю одна из мышей сегодня умерла. Мои все три дышат, не отказываются от зерна. Если они продержатся еще неделю, я смогу забрать их себе. Так сказала мадам Ю.

Мне кажется, что пусть у мышек и мозгов с горошину, но они различают участие. Я часто беру их на руки. Они чувствуют заботу. Может, потому и стараются порадовать меня?»

Из личных записей Дока, год двадцать пятый третьего столетия, 03.01.:

«Знаю, звучит ужасно, но я пою мышей своей кровью, пока не видит учитель. Мне кажется, что ее помощница это подозревает, она глаз с меня не сводит, и все сложнее скрывать от нее то, что я делаю. Пробовал добавлять кровь в воду, но это уж совсем очевидно. Я не знаю, стоит ли спасать этих бедняг, может, будет милосерднее позволить им умереть, как и тем, что корчатся в клетке мадам Ю. Без части легких. Без почек. Что за опыты такие мы проводим и какие резервы мадам хочет в итоге открыть, так калеча организмы?»

* * *

Теплый ветерок приносил запахи травы и горячего асфальта, шелестел листьями деревьев и прибивал их, опавшие, к ограде. В парке за зданием морга никого не было, сама территория парка, обнесенная высоким забором, была скрыта от внимания прохожих. По дорожкам, меж клумб, подставив лицо солнцу, шагал Кан Шаян, все так же зажимая зубами сигарету. В руке крутил зажигалку. Пальцы второй руки ерошили темные волосы, еще недавно зачесанные назад, а теперь несерьезно растрепанные.

Аса смотрела на них, на футболку шефа, взлетавшую от порывов. Не первый год знакома была с начальником следственного отдела, а одетым по форме видела его всего лишь дважды.

– Подумала о том, о чем мы говорили с тобой?

После вопроса отвела глаза от его спины. Догнала шефа, пошла рядом, иногда соприкасаясь локтями.

– Подумала. Скажите, я ведь права насчет того мужчины?

Кан долго молчал. Свернул на боковую тропинку. Теперь они прогуливались вдоль самой ограды, в тени. Далеко от приземистого здания смерти. И уходили все дальше, вглубь парка. Там рисковали столкнуться с сотрудниками морга, поэтому шеф Шаян остановился в гуще деревьев. Огляделся, прислонился спиной к ближайшему стволу.

– Уже получили разрешение на перевозку тела в Институт, – подтвердил негромко. – И в этом случае тоже обратился с требованием его опекун.

– Не семья.

– Он из эмигрантов. В десять лет его подбросили на порог службы в Танакине и один из тамошних меценатов со временем оформил опеку над пареньком. Последние пять лет покойный помогал с охраной Белого града.

Аса не поднимала головы, следя за волнением травы, прогибаемой ветром. В Белый град, как повсеместно называли мегарон Заарада, тот прямоугольный дом, белоснежные стены которого тянулись по всему его периметру, а в центре, обращенный к небу, выстроен был атрон, молитвенное место, ей нужно было попасть, и в то же время претило там оказаться. С ответом она не торопилась, продлевая иллюзию свободы.

– Вы успели выяснить все об убитом. – Пошевелила носком туфли травинку, спугнула жука. – И причину смерти?

– Причина смерти или способ умерщвления тебя интересуют?

Аса прикрыла глаза.

– Меня интересует мотив, – резко ответила. Потом, подумав, добавила: – Но и все остальное тоже.

– Тогда у меня дурные вести – мотив мы вряд ли выясним, если будем следовать протоколу. Как и самого убийцу. Еще один висяк. – Кан потер заросший подбородок. Вытащил сигарету с мокрым уже фильтром, достал новую и сунул ее в рот. – Причина смерти мне неизвестна, с виду труп целый.

Аса бросила на шефа быстрый взгляд.

– Как вы получили отчет о вскрытии двух убитых ранее? Если аутопсия проводилась в Институте?

– Исследовательский центр скрывает много секретов, верно?

Шеф Шаян уклонился от ответа. Аса едва справилась с дрожью, вызванной его глухим голосом.

– У вас там свой агент?

Кан усмехнулся.

– Ты представляешь меня пауком, а сети мои – безграничными? Откуда у меня столько влияния? У простого служащего без связей и полезных родственников?

Аса качнула головой.

– Браслет ведь не ему принадлежал?

– Там имя, на внутренней стороне. Не ему.

– Зачем им всем надевали чужие вещи?

– Чтобы сбить с толку таких, как Темерами и Усартуга. Они ведь сразу решили, что парень из меценатов, а у них, как правило, один только враг.

– Он таким не был?

– Покойный был каким угодно, только не смиренным и добродетельным. Но его похоронят как жертву еретиков и свалят все на тех отщепенцев. Как не раз и происходило. Это нужно прекращать.

Аса шагнула ближе, чтобы услышали ее только уши начальника. Взгляд уперся в кончик сигареты. Все еще незажженной.

– Но ведь его могли на самом деле убить еретики? Почему вы сразу отбрасываете эту версию?

– Могли. Но в таком случае у нас бы не отнимали тело и не подбрасывали фальшивые улики.

– У него есть отклонения?

Кан мгновенно напряг челюсть.

Он молчал, а Аса припомнила, что вскрытие еще не было проведено. И все равно ждала хоть намека. Может, шеф знал этого мужчину. Возможно, что-то успел выяснить либо заглянуть в медицинские тайники. Хотя, кто о таком делает записи, аномалии нигде не фиксируются. Бывало, и сами носители не подозревали, что в них что-то сломано, нарушено, не вписывается в рамки анатомии, изучаемой в школах.

Но он ни жестом не дал понять, что ему что-либо известно, только чиркнул зажигалкой и поднес огонек к губам. Сигарета зашипела, начиная тлеть, Кан глубоко затянулся и выпустил облако дыма. Лишь хмуро глянул на тени, что плясали под кроной дерева, а Аса, приглядевшись к угрюмым складкам, вросшим в его лоб, и решив не спрашивать ничего о самочувствии, продолжила:

– У лодочника, если верить отчету, парный набор вен по всему телу. Второй, правда, заурядный. Если б не браслеты и не опекуны, не тайна вокруг этих тел, и не подумала бы их связать. Что у этого внутри может быть, интересно?

– Интересно, – медленно повторил Кан. Снова затянулся и задержал дым в легких. Поднял голову вверх. Следующие слова вылетели с табачными клубами: – Что бы там ни было, а человек жил. Не думаю, что он отличался по мышлению от тебя же, к примеру.

Аса испытала мгновенный стыд, отчего плечи опустились сами собой.

– Я не это имела в виду.

– Я знаю. – Кан вздохнул. – Знаю. И, если что-то обнаружится, я тебе сообщу. А еще мы с тобой знаем место, где эти аномалии зашкаливают. Я разочаровываюсь раз за разом, и, поверь, нет ничего хуже этого ощущения бессилия. Когда знаешь, уверен, но сделать ничего не можешь. Потому что они ходят под унией. Потому что они априори считаются безгрешными.

Аса знала, о ком говорил шеф Шаян. Ее мнимая свобода становилась все более иллюзорной, решение нужно было принимать сейчас.

– Наш убийца – это ведь мужчина? – спросила. – Я для себя хочу понять, – добавила, поймав на себе взгляд Кана. – Он должен быть вполне в теле и способный умертвить руками. Женщина вряд ли справилась бы с покойными.

– Ты не знаешь, на что способны женщины с курса, – Кан отбросил сигарету в траву и следом вытряхнул из пачки новую. – Одна из них отращивает когти размером со столовый нож.

Аса не смогла подавить дрожь и крепче сжала кулаки. Отыскав среди зеленых былинок окурок, подумала, что тоже не прочь таким образом успокоить нервы. Спрятать глаза и выиграть несколько минут на упорядочение мыслей. Как шеф Шаян отнесется к тому, что она присосется к его окурку?

– Вы хотите, чтобы я добыла доказательства?

– Неопровержимые. Такие, чтобы суду оставалось только вынести приговор всем курсантам, изолировать их. И их покровителей. Покрывателей, я бы переиначил. – Кан сжал плечи Асы в жесте поддержки, слегка встряхнул. – Поэтому ты до сих пор и учишься, хотя на деле лейтенант и следователь. Но все данные о тебе засекречены, сама понимаешь. И пока что ты – стажер. Им и останешься.

– Из-за Рехегула Асамы, – негромко обозначила Аса. Что-то проступило на лице шефа; что-то, что она не успела опознать и проанализировать. Это заставило ее растеряться, а твердый голос Кана быстро вернул в парк, в который уже наведывались люди. Пора было заканчивать уединение.

– Да. Из-за Дока. С которым тебе невероятно повезло сблизиться в университете. Тебе следует накрепко заучить то, что нам о них известно, потому что иначе все придется познавать на месте.

* * *

Из собранных материалов на Дока, год сороковой третьего столетия:

«Имя – Рехегул Асама, возраст – примерно двадцать пять лет. Рос в приюте Заарада. Предположительно имеет медицинское образование, посещает курсы биологии и химии в университете как вольный слушатель. Образцы взятой крови при выделении плазмы показывают высокое содержание антител, которые постоянно меняются, мутируют и приспосабливаются к чужеродной среде. Теоретически плазму возможно использовать как универсальное лекарство»

Из воспоминаний Асы Янистер, год сороковой третьего столетия:

«Я точно видела этого парня, его невозможно забыть. В Белом граде, он появлялся несколько раз у атрона и шептался с фактором Данисием. И рядом с ботаником Асамой крутился под воротами университета, а означать это может лишь то, что Ив Тайрар в том мегароне не чужой. Жаль, Асама нелюдимый, цедит слова едва слышно, а как глянет из-под бровей, так язык немеет. Рожей он удался, тут не поспоришь, но вот характер – упаси боже. За год, что он провел в стенах университета, никто толком и голоса-то его не слышал.

Преподаватель обходит этот казус стороной и даже темы не спрашивает, только грузит его письменно. Наверное, ему доплачивают за таких студентов.

Порасспрашивать бы Асаму о его товарище, попросить познакомить, но что-то у нас не сложилось. Стоило заикнуться, как ботаник вежливо поднял брови, а я почувствовала себя так, будто влезла в его корзину с бельем и меня поймали за этим делом. Три раза я спрашивала об Иве, трижды он молча выставлял меня прилипалой. Тайрар, похоже, кто-то вроде его охранника? Старшего брата? Ведет себя соответственно.

Тот атлет точно вхож в нутро Белого града, может знать и монахов, что не дает мне покоя. Но тот факт, что есть старший брат, которого стерли из семьи из-за монашества, волнует меня все же сильнее.

Хочу его увидеть. Остались смутные воспоминания, но не он сам. Думаю, что фамилия у него Хьюс, но ведь оставляющим мирское положено менять имя? Кто он теперь? Зачем его вычеркнули из жизни? Чем занимаются те монахи, самая скрытная ячейка Духовной унии?

Родители велят закрыть рот и не кликать беду.

А я слежу за Ивом.

Подозрительно часто мы начали с ним сталкиваться в забегаловках, теперь мне кажется, что это он следит за мной.

Он много пьет. И всегда один. И смотрит, на меня. Прямо на меня, и салютует мне бутылкой. В его глазах пустота, на губах – кривая улыбка. Он пьян и расслаблен, может оказаться очень сговорчивым. Разговорчивым.

Сижу еще минуту, справляясь с дрожью и страхом. Ладони вспотели, незаметно вытираю их о бока и улыбаюсь в ответ, что Тайрар принимает за согласие и поднимается со своего места. Алкоголь в сочетании с флиртом, оказывается, отличный стимул для воплощения всяких дурных идей, которыми изобилуют головы некоторых. И моя, к сожалению, не исключение.

Уже спустя полчаса Тайрар ловит на дороге машину, и мы едем к нему. Едем долго. Не сразу понимаю, что сумку я оставила в туалете того грязного шалмана. А когда до меня доходит, что нет даже телефона, вот тогда я начинаю паниковать.

Тайрар криво улыбается, как чувствует, и смотрит вперед. Налакавшимся до визга уже не выглядит. Теперь, без шумной толпы вокруг, в компании одного водителя, который даже не спрашивает дорогу, будто знает конечную остановку, развеивается и мой хмель, а вместе с ним вся тупая смелость.

Уехала в глушь, в какой-то дом. Я даже не представляла, куда нас занесло.

Жилище выглядело отстроенным процентов на пятьдесят, голые стены второго этажа без крыши чернели на фоне таких же строек, дорогой служила утрамбованная земля. Ни единого освещенного окна не увидела, ни одной собаки я не услышала; место пустовало.

Из машины выходить не хотела и спокойным голосом попросила водителя отвезти меня в город.

Ив Тайрар выдернул меня наружу, не дав договорить, а мой визг заглушил шум двигателя. Транспорт убрался восвояси, тогда как я осталась с незнакомцем. Все, как и добивалась, жаловаться было не на что.

Злить хозяина я не рискнула, а потому вырываться не стала, сразу поняв всю бесполезность этой затеи: он сильнее, он быстрее, он в округе в единственном живом экземпляре. Спасения ждать неоткуда. Сразу в голову полезли трупы в морге, куда нас водили на первом курсе обучения. Представив, как меня закатывают на полке в один из холодильных шкафов, я поежилась и поплелась в провал, где должна была быть дверь. Но ее не было.

Дверь оказалась в комнате, куда меня привел Тайрар. Дверь, холодная буржуйка, закопчённый чайник, ручка которого оплавилась, чай в пакетиках и кровать. Вряд ли в том дворце кто-то жил.

Он разделся до трусов. Посмотреть было на что, но все, что лезло в голову – как он применит эту силу ко мне и останется ли что потом, чтобы сложить в морге. Поэтому я разделась раньше, чем он рот открыл, и легла. От холода ли дрожала или от ужаса, но деревянная лежанка ходила ходуном, что Тайрара рассмешило. Он забрался под одеяло, уронил тяжелую руку поперек моей груди. И уснул.

Я лежала, стараясь не хлюпать носом. Смотрела на голые, неровно положенные камни стен и угадывала в них потеки раствора, которые успела заметить, пока недолго горела свеча. Сопли текли вместе со слезами, а я боялась, как бы они не попали на его кожу. Стоило чуть шевельнуться, как моя ладонь оказалась в его руке.

Веский довод. Дальше я валялась совсем как труп, очень тихо. До самого утра, ловя звуки чужого дыхания. Ничей сон мне не доводилось еще охранять с подобным усердием. И лишь когда небо слегка посерело, я рискнула вытащить из его лапы свои пальцы. Подождав, начала медленно двигаться к краю кровати, умирая при каждом шорохе простыни подо мной. На пол стекла, точно вода и, замерев, уставилась на закрытую дверь. Начала молиться, чтобы она оказалась не заперта, к порогу ползла на четвереньках, вещи свои держа под мышкой. Сумка осталась в том баре, вне моей досягаемости, как и телефон, и деньги.

А потом сбежала из дома, пока Тайрар спал. Одевалась быстро и как попало, застегивалась на бегу. В карманах не затерялось даже мелочи на автомат, да и самих телефонных будок не наблюдалось, по пути не попадались даже магазины. Их и не было здесь – стройка замороженная простиралась во все стороны. Возможно, станет поселком лет через сколько там.

Ничего я не узнала, очумела от страха, так что об обыске комнат речи быть не могло – я бежала так, что улица смазалась в сплошное пятно. Утренняя роса смочила землю и она прилипала к подошвам, я скользила по ней, а комья грязи отлетали до самого затылка.

Сейчас при мысли об этом у меня всего лишь сжимается что-то внутри, а тогда я готова была надуть в свои штаны на бегу, чтобы не присаживаться под кустик и убраться от того, кого размечталась развести на информацию, как можно дальше.

На трассе меня и нашел ботаник. Ехал на машине. Я едва ему под колеса не бросилась, он тормозил так, что на асфальте остались черные полосы. И, заглушив двигатель, опустив стекло, посмотрел на меня как на дуру.

Наговорила я тогда уйму всего, а до сути дело так и не дошло. Асама вздохнул слишком демонстративно и приготовился слушать дальше, а мне захотелось его ударить и одновременно обнять за то, что оказался здесь и, очевидно, раздражен мной. Серо-зеленые глаза мельком скользнули по мне, одна из низко посаженных бровей изогнулась; его больше интересовало время на панели, скучающе пальцы постукивали по рулю. Отсутствие интереса к своей персоне очень меня радовало в тот момент.

И лишь когда я попросила довезти меня до города, его лицо прояснилось, словно я заговорила на понятном ему языке. Мотнул головой на соседнее сиденье, после чего мои благодарности заглушил музыкой. А я старалась тогда не пялиться на его профиль и на то, как резко выделяется нижняя челюсть, не уставая себе напоминать, что едва сбежала от прежнего ухажера, что внешний вид этого индюка может оказаться таким же обманчивым.

Ботаник. Его интересовало только, как побыстрее от меня избавиться в городе. Злиться на него невозможно. Так мы начали здороваться при встрече в аудиториях.

Он не вспоминал нашу поездку и не пытался ничего выведать, а я взялась его угощать. Мне не сложно сделать второй бутерброд, а ему, казалось, подкормка не помешала бы. Сначала он ел в одиночестве, на одном из подоконников, утыкаясь в планшет, чуть позже смирился с моим присутствием. А когда без особого желания помог раз, другой с уроками, я посчитала нас почти друзьями.

По сути, ничего-то тот Ив Тайрар мне и не сделал, пальцем не тронул (странно повел себя на самом деле, что же у него за причина была везти меня туда? По нему не скажешь, что боится спать в одиночестве), но в те мгновения, когда мозг метался бестолково, я хотела только одного – сбежать и больше никогда не заниматься такой дурью, как слежка. Не хотелось бы встречаться с ним снова.

Тем не менее это случилось, только в этот раз он лежит на столе, накрытый одноразовой пластиковой пленкой»

2

Из рабочего дневника Упыря, год двадцатый третьего столетия, 03.01.:

«Ближе к рассвету я сажусь на крышу. И смотрю, как постепенно светлеет, сереет небо. Через полчаса оно станет розовым, минута в минуту. А после взойдет солнце. Оно еще слабое, незлое, и я могу рассмотреть тот огромный фонарь.

Пока он разгорается, я пишу. Буквы начинают мутнеть. Чем ярче становится на улице, тем больше слезятся глаза. Фактор сказал не прятаться, а привыкать, и я честно стараюсь. Но сколько бы я ни пытался, выдержать до завтрака, не могу. Если идет дождь, если везде тучи, то еще что-то разбирается внизу, в саду, как в воде картинка, но она есть. При ярком свете слепну»

Из личных записей Упыря, год двадцатый третьего столетия, 03.01.:

«Фактор специально загоняет меня на крышу, это знаю как свое имя. Он меня боится и делает все, чтобы я весь день слепо тыкался в стены, а его не замечал. Ему каждый раз доктор говорит, что солнце убивает мои глаза, и это не исправить никакими тренировками и привыканиями. Но опять я здесь, а люк вниз заперт. И остается только ждать. Ждать. Прикрываться крыльями от раскаленного круга и жариться здесь, как блин на сковородке. Фактор… Милосердный служитель. Надеюсь, что скоро кто-то там сверху, кому ты вечно поклоны бьешь, пошлет тебе избавление от язв, и меня наконец-то оставят в покое»

* * *

Шов болел. Времени прошло достаточно, Док уверял, что вскоре все наладится, но он продолжал ныть, тянуть, напоминать о себе и во сне. Болела не только грудь, которую пересекал уродливый красный рубец, но и спина, плечи. С трудом заставлял себя переставлять ноги вниз по ступеням, но все же делал это, потому как стоит только дать себе поблажку, как очень скоро это превратится в привычку, и тогда с кроватью он больше не расстанется. Так говорил куратор Райо́.

Днем практически не спал, изредка проваливался в полудрему и тут же скручивался, ища удобную позу, которых было раз-два и обчелся, – крылья, растущие на спине, радость и проклятье; гладкие, плотные, гибкие перепонки из кожи, натянутые на скелет, вторую пару рук по сути. Как бы плотно их ни укладывал и ни прижимал к телу, но спать приходилось большей частью на животе. Излюбленная поза, которая после операции вдруг стала недоступна. Оставались бока. Проводник как-то поиздевался, что пора брать пример с летучих мышей.

Проводник, этот пацан, один из младших курса, но мнящий себя ядром Белого града, не меньше. Он влился в их состав уже подростком. Наглым и уверенным в том, что его трагедия превосходит по значимости все остальные. Агрессия его с каждым годом росла.

И сейчас, пересекая просторный светлый холл, облицованный деревянными панелями, когда-то новенькими лакированными, теперь же расщепленными и со следами разрушений, и проходя в огромную столовую-кухню-гостиную, занимавшую едва ли не половину нижнего этажа, Упырь не сомневался, что первое приветствие получит от него.

– Опять помираешь? – вопросил младший из кресла. Неизменный длинный ежик темных волос открывал его лоб, не скрывал презрительный и одновременно скучающий взгляд темно-карих глаз. Создавалось впечатление, что его растянули – и лицо, и нос, и все тело, десяти сантиметров не хватило до двух метров. Может, нарастит еще мяса, ведь съестное он поглощал в огромных количествах, умудряясь оставаться при этом полуголодным, но пока он был худым, жилистым и, Упырь был вынужден признать, опасным. Впрочем, как и каждый из них.

На стене находился регулятор освещения и Док машинально прикрутил его на минимум.

– Ты как? – негромко спросил. Упырь кивнул, что все хорошо. Док хотел еще что-то сказать, как его перебил Проводник, успевая глядеть и в телефон, и на бледного сокурсника, пробиравшегося к стулу.

– Твои стенания отвлекают, – выдал еще громче, будто перед этим никто не понял, что мертвец явился. Не переставал с жадностью изучать крылья, прижатые к спине, завидуя немыслимо этому атрибуту и мысленно примеряя их на себя. В глаза же их хозяина, бледно-розовые с яркой кровавой окантовкой, не смотрел. Этот альбинос с кучей побочных мутаций заставлял чувствовать себя посредственностью. Оттого не смущался выводить его из себя. – Что ты спотыкаешься на каждом шагу? Можешь страдать в своей спальне?

Упырь точно помнил, что не произнес ни звука. Настороженно прислушивался к ним Слепой, вполоборота развернувшись на стуле и на время позабыв о своем деле. В углу, прямо на полу, привалившись спиной к стене и согнув ноги в коленях, одетая в пижаму с теплым свитером поверх нее, щурилась огненно-яркая Хищница, не делая, однако, никаких попыток встрять. Это было бы удивительно, если б не расфокусированный взгляд – успокоительное, которое она вкалывала себе, действовало даже лучше, чем они все смели надеяться. Рыжая была уверена, что никто ничего не подозревает, курс делал вид, что состояние овоща, иногда на нее накатывающее, в порядке вещей. Эти инъекции глушили ее зверя, одного этого было достаточно, чтобы все молчали о волшебном растворе в присутствии куратора.

Брюнет с дивана быстро покачал головой, не отрывая взгляда от разложенной на коленях книги, в потрепанной обложке которой Упырь точно угадал наставления унии. Спросил бы, как ему не надоедает читать одно и то же, но этот вопрос приелся уже и самому, поэтому промолчал. По жесту сообразил, что его умоляют не нарушать едва установившуюся идиллию. Светло-карие глаза, смиренный взгляд, вьющиеся волосы, в беспорядке обрамляющие лицо – Преподобный, ни одно другое слово так четко не передавало внутренний мир этого курсанта. Не был бы так подавлен своими бесами, уже давно завоевал бы славу на экранах и разворотах журналов.

Док, поглядев, как Упырь кружит вокруг стула, нахмурился.

– Обуздай свой язык, – наконец бросил Слепой и вновь опустил голову. – У тебя разве не назначена какая-нибудь встреча где-то на задворках канавного мира?

Хищница не отводила от Проводника мутных голубых глаз, но кого она там видела, знал лишь ее оцепеневший мозг. Она казалась вполне безобидной, ее остренькое лицо, тонкие брови, кукольные губы и высоко задранный нос, усыпанный веснушками, навеивали ассоциации с детскими книжками. В минуты просветления, однако, с ее лица не сходило ехидное выражение, выдающее холодность и резкость, а за длинной челкой наискось прятался вспыхивающий хищный огонь в глазах.

Проводник приподнял бровь, как безмолвно спрашивал, на что намекает ее созерцание.

– Не сегодня. Хочу тоже глянуть на типа, бегающего за нашей учителькой. Слепой, дашь еще раз прослушать, как они щебечут?

– Не кудахчи сам.

Проводник резко оттолкнулся от дивана, на ходу засовывая телефон в задний карман спортивных брюк.

– Ты мне?

– Тебе. Отвлекаешь. – Спутанные волосы, висящие как попало, прикрыли неподвижные глаза. Из-под них выглянул только кончик острого носа и карандаш, с которым Слепой не расставался, мусолил его как леденец. – Впервые слышишь, что незрячим шум блокирует звуки?

Преподобный вздохнул и захлопнул книгу. Проводник сбавил темп. Против воли его взгляд пополз по рукам сокурсника в поисках свежих струпов, но, несмотря на духоту за стенами дома, в самом коттедже температура поддерживалась ниже комфортной. У каждого была своя причина кутаться в одежду, а рукава свободной футболки Преподобного надежно скрывали его раны, которые он наносил себе сам в попытке усмирить плоть; либо бесов, что периодически лезли из него. Их, подобно зверю Хищницы, сложно было удержать в секрете от ближайших соседей, занимающих комнаты на втором этаже.

Настороженно следил за Преподобным, отлавливая любое изменение в спокойном выражении его лица.

– Монах, осади, – предупредил и отодвинулся к стене. Потом еще дальше, почти втиснул в угол Хищницу. – Давай-ка без этой демонстрации, не то забудешь, как спать.

Упырь оседлал стул и обнял себя крыльями.

– Хватит, – устало попросил. Док оказался рядом.

– Тебе нужно…

– Не нужно.

– Выйдем, дело десяти минут, – настаивал Док, встревоженный и бледностью, и быстрым дыханием, и тенями, улегшимися под красными глазами мазками чернил. – Мне нужно осмотреть шов.

– Воспаления нет, – коротко ответил Упырь, отстраняясь от рук, разбирающих обкромсанные как попало черные пряди, местами достающие до острого подбородка; лицо его, почти серое, в форме сердца редко когда можно было увидеть открытым.

Док недоверчиво сузил глаза.

Слепой нацепил наушники. Снова его длинные пальцы запорхали по дисплею. Под быстрые щелчки Преподобный напоминал юному сокурснику, что один из них пережил довольно серьезную операцию.

– Теперь он точно мертвец, – обронил Проводник. Обойдя миротворца, вернулся в кресло, телефон опять оказался в его руке. – Пусть спасибо скажет, что его избавили от гниющего органа. И вообще, на кой черт ему два сердца? И одного хватит, теперь он стал похож на нас. Еще лишние две руки обрезать, и может, девушка какая посмотрит в его сторону.

Док глухо зарычал, наполняясь яростью.

– Оставь, – тихо попросил Упырь и закрыл глаза. – Не станешь же убивать его, да и попотеть придется. Яму эту разнесем, куратор взбесится, а Данисий причитать будет до следующего столетия, не меньше, а это целых шестьдесят лет. Я столько не выдержу.

Проводник откинулся назад, утопая в мягком кресле.

– А Ведьма где?

– Ведьма отмокает, – тут же ответил ему Преподобный. – Предупредила, что у нее шабаш, поэтому сольет в ванну кровь любого, кто войдет в ее покои.

– Покои, – криво ухмыльнулся Проводник, ероша торчащий ежик волос. – Я бы рискнул выяснить, что за ритуалы она проводит голиком. Эй, монах, краснеешь, что ли? Сходим вместе?

Слепой скинул наушники и обернулся на голоса. Худой, угловатый, как паук.

– Есть, – сказал. – Нижний район, площадь Собраний. Место встречи.

– Там же через улицу следственный отдел, – припомнил Док.

– Но мы же не к ним пойдем, – резонно возразил Проводник, привстав. – На нас никто и внимания не обратит, сольемся с толпой.

Упырь крепче обнял себя крыльями, поняв, что его не приглашают. А лететь он не в состоянии. Не сегодня.

– Думаю, – сказал, скрывая острый интерес к совместной авантюре, не имеющей никакого отношения к работе, – без меня. Это просто развлечение, ничего серьезного. Расскажете потом.

– Рыжую тоже оставим, – Проводник развел руками. Подмигнул крылатому: – Утешат друг друга, да? Слепой? Ты ведь ничего не видишь, и мужика учительки не рассмотришь. Что толку там людей топтать?

Док уронил лицо в ладони. Слепой отшвырнул наушники и они слетели со стола. Подобрал пальцы в кулаки, свирепо сдвинув брови.

– Зря мы это затеяли, – тоже признал Преподобный и встал. Подобрал с дивана книгу. – А хотелось бы почувствовать какую-то общность. Ребята, я спать.

Упырь вздохнул, потер глаза, пригладил челку, скрывая за ней нервирующий других взгляд.

– Для совместной работы без Боженьки нам не обойтись, пора смириться. Кое-кто не готов к диалогу. Бока болят спать. Пройдусь.

– Это ты обо мне? – выступил перед Упырем Проводник. Громко фыркнул: – Что, спать не идешь – боишься, что приду туда? Я ведь могу провести дорогой снов, а могу и свернуть на тропу мертвых.

Упырь решил, что спор не стоит нервов, которые будут на него потрачены.

– Веди, веди, – пробормотал и направился в холл. Застопорился в проеме. – О…

Тетка Соль ему подмигнула и окунула швабру в ведро.

– Топчетесь все, – миролюбиво проворчала. Седые волосы в пучке, очки в половину лица, над ними – выщипанные брови, на голове платок, в рабочем синем халате и брюках. Сегодня надела яркие салатовые носки. Сгорбленная и сварливая достопримечательность их дома. – Эй, Сата, накрой-ка стол этим полуночникам!

Младшая техничка, неприметная, темноволосая, темноглазая, круглое лицо, приятная улыбка, – помощница тетки Соль, – прошмыгнула в столовую, стараясь не таращиться на курсантов. За ней, упомянув разведенную пылищу, мимо Упыря протиснулась бабуля с инвентарем, при виде которого самые сообразительные не возмущались и быстро подобрали ноги, освободив пол. Слепой, забравшись на стул и уперев колени в подбородок, прислушивался к чертыханиям, за которыми раздался шлепок и вскрик Хищницы.

Док, придержав Упыря, наклонился к самому его уху:

– Опять сдавал кровь? Ты поэтому как поганка качаешься на ветру?

– Здесь нет ветра. Я не хочу пить кровь, – Упырь деликатно отцепил от себя чужие пальцы. – Док, я не вампир, когда ты уже перестанешь? Мне и плазма подойдет.

– От плазмы мыши поправлялись дольше, а напрямую…

Упырь склонил голову, когда Док запнулся и остановился.

– Мыши? – спросил чуть погодя и приподнял бровь.

– Было дело, – ответил после заминки Док.

– Лежи спокойно, – увещевал Преподобный, вытаскивая в холл Хищницу. Худощавая, гибкая, она, поерзав животом на его плече, сползла ниже и вонзила ногти в обе округлые ягодицы, оказавшиеся точно перед глазами. Монах зашипел сквозь зубы и взгляд его, доставшийся болтающимся рыжим космам, добрым Упырь бы не назвал.

– Сейчас начнет лечить свою греховную плоть, – предрек Док, проводив их взглядом к лестнице на второй этаж, к спальням. Челюсть, и без того резкая, окаменела. – Хочу оказаться как можно дальше отсюда. Не понимаю я этой страсти к розгам.

Как из воздуха возник мажордом, среди ночи в костюме и с бабочкой на шее. Слепой, по стенке пробиравшийся мимо ведра, которое тетка Соль могла бросить где угодно, потянул воздух носом и сразу учуял его одеколон.

– Я бы понял, если б ты собакой был, – прокомментировал Проводник, намеренно толкнув Слепого, который тут же отодвинулся. – Так на запахи кидаешься…

– Куратор ожидает вас в кабинете, – провозгласил мажордом, жестом предлагая курсантам проследовать к двери в другом конце холла, в проеме которой горел свет.

– Второй ужин уже готов! – возмутилась бабуля. Сата проворно раскладывала столовые приборы.

Управитель поменялся в лице, заметив сигарету во рту тетки. Раздулись щеки, выше задрался аристократический нос.

– Попрошу вас!

– Попроси, попроси, – милостиво позволила техничка, а Арик Гленфор безупречно побагровел, не находя слов.

Док направился в кабинет, по пути размышляя на вечную тему, чем заманили мажордома в эту дыру. Упырь, мечась между желанием сбежать и авторитетом куратора, глянул на ухмылочку Проводника и понял, что его сдадут, еще через порог переступить не успеет. Слепой зашел последним, закрыл за собой дверь. Тронув кончиками пальцев выступы на стене, уселся на полку, как для него придуманную, которую Райо́ давно перестал занимать безделушками вроде перчаток и ключей.

Куратор курса отнял от уха телефон, прервал разговор, с кем бы он там ни совещался ночью. Оглядел собравшихся.

– Хищница?

– У нее… – Проводник пространно помахал рукой в воздухе.

– Она пьяна, – кратко сообщил Док. Райо́ кивнул с таким видом, что всем стало ясно – коттедж перетрясут с подвала по крышу в поисках препаратов.

– Проводника должно хватить, – сказал. Добавил: – И Упыря.

Док прямо встретил пронзительный взгляд серо-зеленых глаз. Губы куратора сжались еще суровее, когда он изучил альбиноса. И вздохнул, придавив телефон ладонью.

– Надеюсь, просто прогуляетесь и разойдемся миром. – Развернул стоявший перед ним монитор от себя, чтобы видно было карту. – Здесь, – пальцем постучал по экрану, – клуб есть. Туда забрела парочка сектантов. Проследить нужно, чтобы убрались от людей подальше и никого с собой не прихватили.

Док напрягся. Внимательный и собранный, этого у него не отнять.

– Засланцы с черного рынка?

– Возможно. Сопровождение как обычно.

Проводник выступил вперед, тыча пальцем в Упыря, отчетливо сознающего, что он слабое звено в команде, и замкнувшегося, не реагирующего на шепот Дока. Лишь мерцала из-под волос кровавая радужка и зачарованно засматривался туда сам Проводник, не забывая при том перечислять, почему конкретно этот человек должен не мешаться сегодня.

Строгие глаза куратора остановились на курсанте, мечтающем вырваться из одного круга и влиться в другой, в элитный взвод зачистки, для чего ему не хватало нормальности. И, понимая это, водящий путями сна и смерти злился тем больше, чем старше становился. Райо́ хотел бы не знать, каким методом его сдерживают.

Смотреть куратор умел, как и восстанавливать дисциплину. Минуты хватило, чтобы Проводник больше не ухмылялся, признал поражение. Для убедительности поднял руки:

– Ну сдаюсь я, сдаюсь. Пусть на мир поглядит. И… второй тоже.

Слепой, сложившись почти пополам, потирал кончик носа.

– Адрес, – попросил, и куратор его озвучил. Слепой повторил его своему телефону и прислушался к механическому голосу, обозначившему все близлежащие улицы и ориентиры. Безошибочно опознал в подошедшем человеке Дока – он пах железом; он пах кровью.

– Похоже, мы все-таки попадем в Нижний район, – сказал, изогнув густые брови еще причудливее.

– Похоже, – вторил ему Док и мотнул головой, прося Упыря выйти. Сам шел, наступая ему на пятки и подмечая, как дрожат напряженные крылья, внутри которых альбинос хотел, видимо, спрятаться. Сопроводил его вдоль холла к душевой в другом конце этажа и втолкнул внутрь. Повернул щеколду двери, из заднего кармана брюк достал раскладную бритву с палец размером.

– Ненавижу это, – прошептал Упырь, прислоняясь к водяному баку, выступавшему из стены, пока Док доставал из шкафчика антисептик и протирал лезвие.

– Знаю, – с сожалением отозвался его неизменный медик и, занеся кисть над раковиной, сделал надрез на запястье; неглубокий, чтобы кровь потекла тонкой струйкой. Вьющаяся прядь волос свесилась на глаза и он сдул ее. – И в другой ситуации я бы оставил тебя в покое. Но не в этой. Пей и выдвигаемся, пока нас разыскивать не начали.

В голове не укладывалось, как задвоившийся отмирающий орган при удалении вызвал такие последствия, и все то время, пока губы аккуратно обхватывали рану и горло Упыря двигалось, проталкивая внутрь чужую кровь, чтобы вызвать недолго державшийся эффект улучшений, Док хмурил лоб и следил за каплями пота, мочившими черные пряди. Однако по окончании процедуры уже был собран и невозмутим.

– Посиди немного, – посоветовал, – и догоняй нас. Заодно и за Мадам подглядим, нам же интересно всем. Тот клуб рядом с местом ее свидания.

На вымощенной мелкой плиткой площадке перед коттеджем дожидались два автомобиля. Неприметные, похожие на сотни других бюджетных машин, в меру заляпанные грязью и пылью – такие не привлекают внимания на дорогах. Водили их, однако, не заурядные личности.

Док хотел было предложить эскорту уменьшиться на одну машину, но, представив, что всю дорогу придется подпирать плечом Проводника и внимать его презрению ко всем и вся или, что еще хуже, восхвалению элиты, передумал и запрыгнул к Слепому на заднее сиденье.

– Привет, – сказал.

Сид и Дафин, знаток грязных драк и мастер огнестрела, не расстающийся с двумя глоками, оба кивнули Доку через зеркало. Члены элитного взвода зачистки, сформированного унией с единственной целью – прикрывать курсантов, сосредоточенных на иных задачах, – они ему импонировали; хорошие парни, серьезные и не сующие нос в чужие дела. Док тоже старался проявить ответную вежливость и не любопытствовать, что заставило сии достойные экземпляры человечества променять краски жизни на собачью работу, ведь по всему выходило, что личной жизни у взвода не было никакой. Ими можно было располагать в любое время суток.

Водителем второго автомобиля стал Хазин, его собранные в высокий хвост волосы Док разглядел, когда тот перегнулся через сиденье, что-то говоря Проводнику. Мужчина, пугающий своей невозмутимостью, скорее всего, объяснял курсанту, что означает закрытый рот и мысли про себя. Против его двадцати семи лет жизни, большую часть из которых он провел, совершенствуя себя в составе спортивных союзов и в уличных боях, восемнадцать Проводника казались младенчеством, однако тот не терял надежду перейти на приятельский тон.

Хазин, судя по его кислому виду, порывов курсанта не разделял. Завел двигатель и больше не отвлекался. Дафин обернулся проверить ремни безопасности, на что Слепой, выучив требования наизусть, оттянул от себя ленту, чтобы после шлепнуть ею по груди. Док заметил тень, пронесшуюся над крышей двухэтажного дома, сообщил Сиду, что все в сборе.

Надеялся, что опасения куратора преувеличены, а те, кого Боженька назвал сектантами, окажутся заурядными излишне шумными ребятами.

От нечего делать разглаживал складки на джинсах. Проверил бинт на запястье, который уже можно было бы и снять.

Слепой, одетый в линялую футболку на два размера больше нужного, в бриджи, открывающие худые ноги, и в пыльные кеды, опустив стекло и прислонившись к нему виском, весь обратился в слух. Пока колеса автомобилей шуршали по аллеям необъятной территории Белого града, ему было покойно, он любил эти звуки ночной природы, шелест листвы и редкий стрекот сверчков, преобладающие ночью, когда и шум города казался более далеким и нереальным. Днем же все становилось ярче и четче.

Проводник в то время мечтал перебраться с зоны охраняемого на переднее сиденье и перебрасываться короткими фразами с Хазином, совсем как Сид с Дафином. И манеру одеваться перенял у взвода, оставив яркие тряпки в прошлом и шерстя сайты в поисках комфортной и прочной экипировки наподобие той, что носил взвод. Это приметила Хищница, сказала, что форма ему к лицу, выгодно подчеркивает стройность фигуры. Тетка Соль прямо заявила, что так он выглядит еще длиннее, потому физической активности стал уделять времени больше.

И сейчас хотел упросить бойца давать ему уроки рукопашного боя.

Хазин смотрел на дорогу, следил за обстановкой вокруг, успевал разобрать что-то в шипении из динамиков и отстучать ответ на клавиатуре, вмонтированной в панель, обрабатывать информацию, поступающую из наушника. Проверять, чтобы парень на заднем сидении там же и оставался. Что удивляло во всем взводе – так это их наплевательское отношение к способностям курсантов – ни почтения, ни опаски.

– Почти на месте, – были первые слова, адресованные за весь путь непосредственно пассажиру. Незаметно Проводник передразнил водителя, ответом ему стали выразительно поднятые брови. Понял, что не так уж и незаметно, после чего вышел из машины. Док его дожидался у скопления мусорных баков, три девушки пытались заговорить парня, занявшего скамейку напротив клуба, под стенами, куда не доставал свет уличных фонарей, орали коты, где-то зазвенело разбитое стекло и тут же засвистела сигнализация. Слепой бубнил в наушник, описывая нужное им здание внутри и количество работников, иногда сквозь его голос пробивались щелчки клавиш.

Улица вела от площади Собраний, где у фонтана облюбовали себе место встречи парочки, и заводила в самые неприглядные технические участки, потому жилых домов здесь не было, а окна контор, магазинов и всяческих сервисов темнели. Людей поблизости в такое время суток всех можно было смело причислять к клиентам проходящей вечеринки, что Док, судя по его непроницаемому выражению лица, и сделал.

Перед тем, как идти внутрь, он убедился, что Упырь здесь: тень, притаившаяся на крыше, изменила положение, дав понять, что следит за обстановкой.

– Думаю, ничего здесь нет, – проговорил Проводник, разглядывая железную дверь, отсекавшую звуки от улицы. – Заглянем потом на площадь?

Док кивнул и опять метнул быстрый взгляд наверх и в сторону, противоположную площади. С раздражением Проводник понял, что мертвец не только крыльями машет, а второе ухо сокурсника занято еще одним наушником; вероятно, и у Слепого есть связь с небом. А у него вот нет.

Док узнал о гостях прежде, чем далекое дребезжание переросло в рев, и успел свернуть к машине Хазина.

– Полиция, – показал губами, и посмотрел на занятых на скамье. Сид неслышно откатывался к стоянке, убирая с дороги препятствие.

– Раз приехали, нужно заходить, – посоветовал Проводник серьезно. – Нас запомнят быстрее, если метаться начнем. Или стоять столбом.

Док открыл заднюю дверь машины, намереваясь отсидеться в салоне. Сегодня обычное наблюдение, это не сложно.

– Поглядим, чем закончится, и кто кого куда уведет.

Слепой сообщил о такси, виляющем неподалеку. Дверь клуба распахнулась раньше, чем Проводник успел забраться следом за Доком, и улица резко огласилась хором музыки, воплей и ругани, со ступеней скатился некто, подобрался, огляделся и бросился бежать. Высокий визг резанул по ушам.

– Ах, какая досада, – проворковал Проводник почти ласково, созерцая открывшийся ему беспредел. В дверном проеме сцепились два охранника с отщепенцем, в котором сложно было не опознать старого знакомого, эту дворнягу, здоровую, неряшливую и увешанную кольцами и цепями. В клуб ему не попасть теперь, знал, как и то, что чудик в буквальном смысле лакал воздух: глубокий глоток – и он точно знал, сколько вокруг человек, кто чем пахнет и на каком расстоянии от него находится. Деля отвращение с восхищением, Проводник крутил кольцо в ухе. Отталкивающие манеры, цепкий взгляд, длинные сосульки волос, зачесанные со лба к затылку, по бокам череп выбрит, шея разукрашена татуировками, – презрительно фыркнув, Проводник продолжил разглядывать еретика, а тот, ничуть не смущаясь, отшвырнул охранников в глубь бара и под грохот падающих стульев разглядывал курсанта в ответ, кривя губы схожим образом.

– Проводник, – предупреждающе произнес Хазин, не выпуская обманчиво пассивного еретика из поля зрения.

– У нас с ним обоюдная неприязнь, – обронил Проводник, прищурившись на наклон головы, напугавший случайного прохожего, отчего тот скрылся с глаз быстрее, чем успел курсант моргнуть. Хазин продемонстрировал кастеты, приподняв бровь. – Так что не переживай сильно.

Странно, что не подоспели еще сирены – Упырь не мог ошибиться. Запоздало Проводник вспомнил, что им пора бы поискать другой наблюдательный пункт и оставить клуб с его посетителями. Крылатый станет их глазами.

Пес сунул руки в карманы шаровар и изогнул назад спину, прикрыв глаза ресницами. Выбравшиеся наружу охранники не рискнули снова нападать, кружили поодаль и не расставались с телефонами. Док нашептывал на ухо вернуться в машину. Хазин не выпускал свои кастеты.

И вроде бы мирно разошлись, каково и было пожелание куратора, но тут появилось у бара то самое такси, о котором предупредил Слепой, завизжали тормоза. На ходу распахнулась дверь, оттуда выпрыгнула пассажирка и покатилась по земле под самые ступени заведения. Врезалась в ноги еретика, схватила его за штанину, не удосужившись даже посмотреть наверх, вскарабкалась по нему, пробормотала извинения, и, сменив его ногу на металлические поручни, попрыгала наверх, скрылась в темноте, откуда не доносилось уже ни музыки, ни веселья.

Проводник переглянулся с Хазином. С любопытством наблюдал за новым лицом Упырь, разлегшись на крыше. Крылья подрагивали в волнении, закусил губу, нетерпеливо смахнул волосы и заправил их под тонкую шапку, чтобы не застили обзор.

Танцевальным клубом место, в которое она влетела, можно было назвать с большой натяжкой. Душное, темно-слепящее прожекторами, софитами и стробоскопами, о размерах которого сложно было судить, ничего не видя; истерика огней резко выделялась в неестественной тишине, в лучах света мелькали и пропадали замершие черные фигуры за столиками, тени у стен, блеск стекла на барных полках. Воняло сигаретным дымом и спиртом, всхлипывала женщина, приглушенно, будто зажимала рот, что-то мерно щелкало под потолком, как прокручивалась стертая шестеренка.

Аса Янистер не сразу увидела ворох между столиками, а, увидев, с трудом сообразила, что то такое. Постаралась дышать, процарапала ногтем по экрану телефона, лежавшего в кармане трикотажного кардигана, удерживала себя от немедленного вызова полиции. Шаркнула подошвой туфли по гладкому покрытию, за ногой протянулся темный след. Там, за ножками стула, метавшийся по залу цветной луч выхватил влажно блестевшие волосы. Короткие, слипшиеся.

На полукруг высокой спинки стула облокачивался мужчина. Лысый и небритый, в темной одежде, двумя пальцами правой руки удерживал рукоять мачете; тяжелый нож покачивался как маятник, загнутое к лезвию острие выглядело устрашающе, с заостренного кончика капало на сиденье. Левая кисть расслабленно свисала вниз. У него была рассечена бровь, по щеке сочилась кровь, которую он периодически подтирал плечом, на голом черепе переплетались шрамы как лианы. Глаза, глубоко посаженные, один темный, второй мраморный, затянутый бельмом, устремлены были на глотающую воздух Асу. Тонкая ткань черной футболки, повиснув на плечах, выставила все бугры мышц.

Такой вполне мог одной рукой перекрыть дыхание троим далеко не среднестатистического сложения мужчинам.

– Что? – спросил он у столбом стоявшей перед ним девушки. Аса недоверчиво перевела взгляд от обезглавленного тела на его убийцу, не связав никак музыкальное произношение с внешностью машины для убийств. – Шокирующая ситуация? Впервые сталкиваешься?

– Кто это? – спросила Аса. И голос все же дрогнул.

– Не знаю. – Еще одна капля в темную лужу. Всхлипы оборвались, за ними потянулось шарканье по полу, кто-то сбегал из клуба. На возможного будущего доносчика мужчина внимания не обратил. Разогнул плечи, о бедро вытер нож. – Ошивался тут. Мне не понравился.

Достойный аргумент для отрывания головы. Аса попыталась не думать о ней, не должной находиться отдельно от тела. Отвела глаза, но сосуды, жилы растянулись как бахрома, а отвратительное всегда притягивает. Взгляд метался между останками, притихшим контингентом, жмущимися к стенам официантами и не находил, за что зацепиться.

– Ты… Просто убил человека? – вырвалось у нее. – И стоишь здесь?

Мужчина выпустил стул. Аса, потеряв остатки самообладания, отпрыгнула назад и взгляд ее зашарил по залу в поисках подходящего предмета, который можно превратить в оружие.

– Уже ухожу.

Ровный безэмоциональный тон, окровавленная пятерня, пригладившая макушку и почесавшая затылок, полный раздражения взгляд – он совершенно не раскаивался в содеянном, более того, не придавал значения расчлененному трупу, нижнюю часть которого отодвинул с прохода ногой, на самом деле собираясь покинуть клуб.

– Ты убил человека! – потрясенно выкрикнула Аса, схватив бутылку с ближайшего стола, за которым двое парней сползали со стульев, пытались стать незаметными. Одного толкнула в плечо: – Звоните в полицию! Немедленно!

Парень неуклюже свалился на пол и ахнул, зажав рот рукой. Второй опасливо заглянул под стол, замер, боясь дышать.

Никто из присутствующих на покрытого шрамами и кровью убийцу не смотрел, ни единого движения не было сделано, чтобы достать телефоны. В зловещей тишине четко отпечатывались его неспешные шаги.

Это и есть еретики? Догадка промелькнула и пропала. Аса бросилась за убийцей с единственной дурной мыслью в голове, получит ли заражение крови, если он ударит грязным ножом.

Была цель задержать преступника до приезда шефа, который дал ей фору в полчаса. Перед этим попасть в машину, стоявшую у входа, а на преступника укажут свидетели. Остаться в живых. Оказаться как можно дальше от мачете.

Чудовищной силы удар кулака взорвался фейерверком перед глазами. Враз онемело лицо, а голова загудела как колокол. Выбросив перед собой руки, Аса отбила их о барную стойку и задохнулась, когда они резко сложились в локтях. Носом врезалась в дерево, стекла на пол, ничего не видя. На некоторое время мужчина выбил ее из реальности.

Вся его реакция выразилась в презрительном шипении. Не оборачиваясь, он проследовал к двери, охранники у стены не подняли глаз от своих ботинок. Спустившись со ступеней, свистнул, и его спутник зашагал за угол, забыв о курсанте, с которым переглядывался.

Проводник не двинулся с места – бродяги уходили вдвоем, без трофеев, о чем Док уже докладывал куратору. На этом миссия заканчивалась, и они могли устроить себе небольшое развлечение.

Все ближе звучали сирены, несколько машин, везущих в себе блюстителей порядка, петляли в ближайших улочках и вот-вот должны были свалиться на голову клубного администратора. Слепой в наушнике жужжал, чтобы Проводник засунул себя в машину. Хазин взялся за ручку дверцы и уже потянул ее на себя, когда дверь клуба опять распахнулась, грохнув по стене, следом на нее упала девушка из такси, едва стоящая на ногах. Держась за кровивший нос, она вертела головой в стороны, а, увидев двоих, выводящих из теней мотоциклы, отчаянно завизжала, перегнувшись через поручни.

– Ого… – впечатлился Проводник. Тут же его ударило в спину, из машины вылез Док, чтобы оказаться перед Хазином, заслонившим ему дорогу и поджатием губ напомнившим о словах Райо́.

– Я ее знаю! – торопливо зашептал Док, бросая взгляды на Асу, сползавшую по ступеням. Упырь фонил в ухе, узнавая, откуда, тут же зашептал Слепой, довольно точно определяя расстояние полиции от клуба. – Хазин!

Хазин ответил ему кивком на машину.

– Уезжаем.

– Хазин, – понизил голос Док. – Под мою ответственность. Они ведь ее убьют. Доставим только в мегарон, фактор никогда не отказывал в помощи. Это не запрещено.

– Стой! – закричала опять Аса, спотыкаясь и падая с последней ступени. Бутылку не выпустила, размахнувшись, швырнула ее в сбегавшего убийцу. Попала в заднее колесо мотоцикла и стекло отлетело, зазвенело по бетону. На скамейке всхрапнул парень, перевернувшись.

– Упырь, – зашептал Док, глядя в невозмутимые глаза бойца. – Сможешь ее забрать?

Хазин сплюнул в сторону, начиная раздражаться. Взревели мотоциклы, из второй машины выбрался Сид, уставший от споров, перебежал парковку, улицу и перехватил собравшуюся догонять пешком еретиков ненормальную. Аса этого человека видела впервые, а когда он настойчиво развернул ее к стоянке, запаниковала сильнее. Выхватив из кобуры его же глок, машинально нащупав предохранитель на спусковом крючке, прострелила ему бедро. Нога мужчины подкосилась, Аса наотмашь ударила его рукоятью по лицу. Присвистнул Проводник, не ожидавший такой прыти:

– Бесстрашная малявка, вообще без головы?

Шокированный донельзя Док, обхватив ее со спины, вколол в плечо снотворное, рискуя оставить иглу там же, и спустя минуту трепыханий затащил бесчувственное тело в салон машины. Сид до своей доковылял самостоятельно. Пока Слепой отыскивал работающие в округе камеры, перетянул ремнем ногу выше раны и позволил себе выдохнуть. Повернул голову к Дафину, жующему резинку.

– Издержки… – через силу хмыкнул. – Едем.

* * *

Из воспоминаний Асы Янистер, год сороковой третьего столетия:

«Шеф Шаян не так прост. Вот интересно, откуда он мог знать, что в той забегаловке будут еретики? Бармен доложил? Официанты?

Однако… Курсанты под дверями клуба – такая информированность выше моего понимания. И точно сказал, что там будет ботаник Асама. Как только его убедить забрать меня с собой – этого я еще не знаю. Может, понадобится не одна попытка, только вот постоянное сталкивание нос к носу там, где меня быть не должно, не вызовет ли у него подозрений?

Я в растерянности. И, пока еду, пока у меня еще есть несколько минут перед представлением, думаю о брате. О тайне, что его окружает. О том, что сподвигло его стать послушником.

Может, он умер уже давно, и поэтому все делают вид, что Сафира Хьюса не существовало? Неужели родители молчат только для того, чтобы меня не расстраивать? А, может, он совершил что-то жуткое, нарушил обет либо примкнул не к тем, и его выслали из города?

Все, чего хочу – увидеть его. Чтобы он увидел меня. Интересно, мы похожи?

Вдруг он сожалеет о выборе и хочет вернуться в семью?

Едем. Я подгоняю бедолагу таксиста, который нарушил уже все мыслимые правила и все бледнеет. Косится на меня в зеркале, думает, что в психушке недосмотр.

Шеф сказал действовать по ситуации. Это точно моя стихия: создавать ситуации, всякие разные, всегда мне хорошо удавалось, сею хаос везде»

3

Из рабочего дневника Преподобного, год тридцать пятый третьего столетия, 30.08.:

«Шестьдесят дней тишины – ровно столько я нахожусь в убежище, святом месте, куда не допускаются бесы. Нет навязчивого шепота, нет видений и даже страх мой стал потихоньку обретать причины, а не нападать внезапно. Это Белый град, и он определенно подарил мне частичку своего света.

Смотрю в зеркало и вижу себя. Различаю черты человека без безумия в глазах, без уродливых прожилок, когда вся моя изнанка выворачивается и являет наружу сосуды с бесовской кровью. Нос мой, моя горбинка, обычный череп, ничем не отличается от других.

Пока я спокоен, а именно таким и намерен оставаться; пока провожу долгие беседы с куратором, пока беру пример с его строгости и незыблемой веры в унию, ее идеалы, я защищен. И не оставляю надежды, что смогу показать этот покой мечущимся душам, населяющим нашу обитель. Думал я, что бесы проявляются наглядно, но они, оказывается, также прячутся и внутри»

Из личных записей Преподобного, год тридцать пятый третьего столетия, 30.08.:

«Своеобразная внешность у каждого. Абсолютно несхожие характеры, однако они умудряются уживаться в одном доме. Я сражен ими и пока что только наблюдаю, страшновато заговаривать, пусть куратор Райо́ и дал понять, что бояться здесь нечего и никому из этих ребят я навредить не смогу.

А я помню свечницу, помню ее перекошенный рот, набрякшие веки над злобными глазками и брюзжание, бесконечную ругань, стоило только отвернуться фактору. Тетка ходила в службу как на работу, приторговывала свечами из-под полы, только бесило не это, а нажива на чужом горе.

Думаю, фактор догадывался обо мне, недаром они посредники между жизнью и смертью, потому что я выл под лавкой, не до конца понимая, что натворил, а он деловито звонил, стоя над развороченной кучкой тетки.

Приехал анфактор Ибиресский, помню его тихий голос и твердые руки. Цепкие, точно крюки – он вертел мое зареванное лицо из стороны в сторону, а потом накрыл мне голову и увел. Привел. Сюда, к куратору. Очень скоро я понял, почему обитатели этой ямы, как они называют коттедж, кличут его Боженькой. Я и сам теперь молюсь; вместе с ним, ему.

Он сплотил и связал между собой несовместимое: слепого интроверта, приветливого экстраверта, злобного зверька, шастающего по чужим снам, попавшего на курс чуть ранее меня; только Проводник не прятался в углах. Несколько раз видел я чудо, альбиноса с волосами чернее ночи (красит их?), завернутого в крылья точно летучая мышь. Куратор сказал, что они функциональны, теперь я завидую юноше. Чуть-чуть. Но он покидает свою комнату исключительно ночью, поэтому я, открыв окно, жду, когда прошуршит над крышей, а потом в темное небо устремляется огромная тень. Красиво. Точно ангел парит над грешниками.

Был еще один болезненного вида подросток, но он быстро пропал. Куратор сказал, его болезнь съела, я так и не успел познакомиться с ним, даже имени не знаю.

А, еще вот что интересно, об именах. Меня нарекли Хамуном Фальтором. Мама и папа, сестры и братья так меня звали. А вот в Белом граде я стал дитя. Без имени, без прошлого. Рыжая лисица из коттеджа обозвала меня монахом – случайно я влез в девчачью душевую и язык проглотил, узрев ее обнаженное тело. До сих пор в жар кидает от стыда и хочется жмуриться, глаза чтоб вылезли. А она хохотала, еще и разнесла мой ляп по всему дому. Так я стал Преподобным. Ну и пусть, мне нравится. Пусть бесы мои бегут в ужасе, ведь я стал ближе к Богу, к спасению.

Дважды приезжал анфактор, и оба раза уводил меня в зеленые и цветущие сады, в которых утопало дивное жилище курсантов. Там мы бродили по тропинкам, отмахивались от пчел и большей частью молчали. Он моложе известных мне служителей унии, поставленных над целым округом-факторией, лицо все бугристое, как вспаханная земля. Но он не вспоминал свечницу и мое участие в ее судьбе, и из-за этого казался чудесным человеком.

А три дня назад у нас появилась новая курсантка, девочка с очень светлыми голубыми глазами. Она мне понравилась, у нее необычный изгиб бровей, я похожий видел по телевизору, а мама назвала его трагическим. Темно-русый волос до лопаток в косе, а маленькое личико и вздернутый нос напомнили мне младшую сестру. Только вот у этой девочки плотно сжаты губы и никакой улыбки, и смотрит она куда-то не сюда. Вся увешана амулетами, похлопывает себя по бедру, будто под платьем у нее оружие, говорит сама с собой и грохочет кастрюлями на кухне, отчего тетка Соль ругается и курит чаще, а мажордом (какой-то пережиток древности, как по мне, но дяденька хороший) проветривает весь дом.

Эта девочка зовется дитя. Как я понял, курс сам подбирает подходящее слово для новеньких. Я бы так и оставил, имя ей подходит – дитя, уставшее и сломленное. Я наивно поинтересовался у куратора, умирает ли она. Он глянул строго и больше я таких вопросов не задавал»

* * *

Из личных записей Дока, год тридцать пятый третьего столетия, 20.12.:

«Почему мы все здесь сидим? Потому что у каждого из нас есть проблема серьезнее ангины. И ее лечение дорого стоит (к тому же привлечет к нам внимание), а здесь мы получаем его бесплатно и живем пусть уединенно, но относительно спокойно. Плюс выполняем работу, за которую нам платят.

Были те, что ушли. Они теперь либо экспонаты в лабораториях, либо закопаны, либо съехали с катушек. О них фактор Данисий говорит шепотом, а куратор вообще не говорит»

* * *

Если кто-то и находился при смерти, делали они это незаметно; Преподобный за пять лет видел только внезапные уходы. Двое пробыли недолго, один скончался в своей постели внезапно, второй – в реанимации Института после ранения. Третья убита на задании, погребение состоялось в кремационном зале. Трое членов элитного взвода их покинули.

Преподобный молился за душу каждого из них. Как и за здоровье Упыря, который об этом совсем не просил и старался слиться с обстановкой, впрочем, как обычно. Надежда на улучшение не оправдалась, операция только усугубила его состояние, и Преподобный опасался, что тот тоже вскоре покинет их небольшую команду.

Теперь вот крылатый сидел на подоконнике, заменяя собой стекла, зацепившись когтями крыльев за раму и растянув их на весь проем. Его сносный вид был заслугой Дока, и это Преподобному было известно.

– Кто она? – допытывался крылатый у сосредоточенного на осмотре Дока.

– Вышвырни ее вон, – посоветовал Проводник, прислонившись к открытой двери, через которую бегала тетка Соль с полотенцами и баночками, требуемыми медиком. – Боженька нас прибьет за нее.

Слепой принюхивался из угла, прислушивался, свесив свои космы. Во рту карандаш, в голове – неизвестно что. Он ввалился в холл вместе со всеми, однако ни слова Преподобному не удалось из него вытащить, потому вскоре отстал от сокурсника.

Ведьма примчалась, в карманах многослойной яркой юбки звенели склянки, на шее бренчали тяжелые бусы, в деревянном ларце принесла свои порошки, но, поняв, что Док собирается использовать на незнакомке свою плазму, разочаровалась, сразу поскучнела и принялась стучать ногтями по столу, за который уселась. Через минуту всем захотелось если не выгнать ее, то наорать точно, один Проводник в такт начал подергивать ногой, да Сид, Хазин и Дафин внимания не обращали, застыли изваяниями под стенами, не спуская глаз с подобранной у клуба отчаянной девы, пока Док вводил ей в вену иглу. Сид на предложение Ведьмы заняться его ранением лишь скользнул бегло ничего не выражающим взглядом и губ не разжал.

За суетой невозмутимо наблюдал мажордом, чопорно поджав губы, заложив за спину руки в замке.

– Я взял на себя смелость сообщить об инциденте куратору, – известил, будто никто не раскусил причину его спокойствия: явится Боженька и во всем разберется.

– Взял он смелость на себя, послушайте только… – передразнила тетка Соль.

Другой инцидент случился немного раньше, когда Хазин, Сид и Дафин сообразили, что дело не ограничится пределами мегарона. Док, вынув из салона девушку, передал ее не заботам фактора, а спустившемуся с неба Упырю, который без слов вернулся с ней в свою воздушную стихию и унесся в сторону коттеджа. Повернулся к бойцам, вздохнул, готовый объясниться и донести до них свое видение ситуации, но те уже попрыгали в машины, оставив его в сотне метров от коттеджа на освещенной дороге, на которой вскорости затарахтел старенький мопед технички Саты, закончившей работу. С другой стороны приблизился автомобиль, Доку незнакомый как номерами и маркой, так и водителем, светловолосым человеком с узким лицом и изучающим взглядом. Машина притормозила, из нее выпрыгнула Соня Карузани, Мадам, как ее звали курсанты, либо просто учителька, отчего водитель сразу перевелся в разряд допущенных на территорию Белого града.

Док, уже приставший к техничке с просьбой довезти его до коттеджа, тут же переключился на Мадам, чье появление, видимо, объяснилось тем, что находилась неподалеку от ночного клуба, и пока та пыталась выяснить, что за выстрелы и погони по ночам занимают досуг ее учеников, Сата поторопилась скрыться в темноте.

– Помощница по дому, – на взгляд ей вслед коротко обозначил статус Саты Док, когда сел в машину и они покатили к коттеджу. – А вы…?

– Бо Вейшан. Лаборант, – вежливо представился водитель. Манерный, руки ухоженные, пальцы длинные и нервные, это Док отметил сразу; вот и выяснил личность ухажера, даже не пришлось гоняться за ним и Мадам по городу.

Сама Мадам застыла на переднем сидении, поглядывая на часы.

– Кого-то из вас ранили?

– Сида, – со вздохом ответил Док, мысленно подгоняя водителя, боясь, как бы элита не вышвырнула Асу прежде, чем он доберется до нее.

Чересчур часто стали дороги сводить их вместе, да и куратор заинтересовался ею, когда Док оговорился несколько раз о девушке, с которой посещал одни курсы в университете. Не удивился бы, узнав, что у Райо́ уже имеется на нее досье.

Его спальня напоминала терпящую бедствие лодку, не было только Хищницы, наверняка валявшейся в отключке после своих успокоительных. В который раз испытав чувство вины перед хмурой элитой, Док благодарно кивнул Упырю. Отметил его тихий интерес к гостье и свой дрогнувший неприятно протест против того долгого взгляда из-под волос. Отмел все это и попросил тетку Соль принести штатив из санчасти и разморозить плазму из морозильной камеры.

Учительница вышагивала туда-обратно, накрашенная и разодетая не к месту, сухо докладывающая обстановку куратору, что явно не нравилось мажордому, сделавшему это раньше нее. Слепой тихонько исчез, за ним двинулся Преподобный, ибо в комнате становилось нечем дышать.

– Что у вас там произошло? – спросил, остановив его в коридоре. Слепой немного повернул голову и высвободил острый локоть.

– Еретики, – сказал. Худой, неуютный, перегруженный звуками, сжимал-разжимал пальцы в кулаках. – Двое. Пес и Сокол, по словам Проводника.

– Что делали?

– Они-то ничего, вышли из клуба. А вот девчонка та устроила свалку на улице, еще и Сида продырявила. Док ее знает, распереживался, что грохнут, забрал с собой.

– Чем это нам грозит?

Слепой понял его верно.

– По голосу Боженьки, – угловатый подбородок указал на лестницу, – не скажешь, что он в гневе. Скорее всего, разгонит всех и скажет дожидаться утра.

– Прослушиваешь?

– Подслушиваю.

Из холла поднялся на жилой этаж куратор, сосредоточенный, собранный, в неизменной одежде, невзрачно темной, функциональной, тщательно выбритый и причесанный; сна ни в одном глазу, будто ночь дана для работы. Вместе с собой принес запахи ночи, травы и защищенности. Слепой тихонько их вдохнул.

– Ступайте, ребята, отдыхать, – попросил Райо́, а Преподобному показалось, что именно этих слов он и ждал все время. Не сговариваясь, они вдвоем с незрячим направились в свои спальни, а куратор двинулся к столпотворению у дверей Дока.

Элита оставила пост по кивку, ее члены растворились в темноте садов. Мажордом вытянулся во весь рост, больше ничем своего неодобрения происходящим не показал; взгляд остался прикован к чадящей сигарете технички, будто так мог затушить ее.

– Тетушка Соль, – со вздохом произнес Райо́, – прошу вас…

Взмах рукой отправил пепел летать по воздуху, глаза под очками прищурились.

– Ваши детки!

Ведьма украдкой поискала яркую полоску между брюками и легкими мокасинами домашнего тирана: зеленые в оранжевых разводах; настроение у тетки боевое. Не стала дожидаться, пока ей укажут на выход, встала и подергала за рукав Проводника, жестами подсказывая, что им пора.

Куратор едва заметно кивнул, от подоконника отвалился Упырь и, взмахнув крыльями, унесся в сады, провожаемый взглядом Дока. В помещении сразу стало громче, с прохладой ночи ворвался в распахнутое настежь окно неясный, но привычный ночной фон, тихое журчание фонтана, шорохи в траве и скрип веток. Под эту несмолкаемую мелодию Док ждал следующих слов куратора. Сидел на придвинутом к своей же кровати стуле, влажным полотенцем оттирал кровь с лица Асы, периодически прикладывал палец к шее, считая пульс, сильный и стабильный.

Ушла тетка Соль и Мадам, бесшумно удалился управитель Гленфор. Куратор Райо́ встал за спиной курсанта, глядя на беспорядок темных вьющихся волос и видимый кусочек напряженной челюсти.

– Она напала на еретиков, – не оборачиваясь, сообщил Док.

Райо́ обошел стул, остановился в изголовье кровати, разглядывая неподвижный, в кровоподтеках овал лица.

– Аса Янистер? – уточнил. – Твоя сокурсница с университета? Та, которая заноза?

Док поднял голову, встречаясь с невозмутимостью куратора. Жесткая линия губ, темнеющие провалы щек придавали ему вид более напряженный, чем обычно. Райо́ смотрел, а все слова были излишни.

Док проверил пакет с плазмой и закрутил зажим.

– Я взял ее кровь, – говорил, пока вынимал иглу, заклеивал прокол пластырем. Уложил руку Асы вдоль тела, поправил легкую простыню. – Она будет спать еще два часа как минимум, есть время на исследование. Однако… Куратор Райо́, ведь она собирается работать в полиции, а состояние здоровья таких студентов проверяют тщательно. Будь у нее аномалии, сведения о ней были бы уже в Институте.

– Именно потому, что она собирается работать в полиции, она нам и нужна, – пояснил Райо́. – Моя миссия – сберечь вас, курсантов, а для этого я должен понимать, что происходит вокруг. Больше информации означает больше шансов.

Док откинулся на спинку стула, прокручивая иглу в пальцах.

– Больше шансов появится, если отменить задания, – возразил. – Ведь живут остальные…

– Уверен, что у вас это получится? – осведомился куратор после небольшой паузы. – Что вы сольетесь с толпой, а не станете подопытным материалом в какой-нибудь лаборатории или больнице?

Белый град – это крепость, уния – защита.

Док прочесал пряди пятерней; сколько раз начинал такие разговоры, а заканчивались они неизменно отсутствием у него твердого ответа. Нет, он мог быть уверен только в том, что Упырь не проживет и недели за пределами коттеджа, а Проводник, Хищница и, вполне вероятно, Ведьма, без поводка съедут с катушек, как итог, в истории Заарада займут место почетнее тех же еретиков. Монах тоже ходит в тени, неспроста он выбивает из себя дух каждую ночь; а днями смиренный плещется в тазах и отбеливателях, выводя кровавые пятна с одежды и белья.

– Она останется, – полувопросительно проговорил Док.

– Она останется, – ровно подтвердил куратор, – а ты предоставишь ей такую возможность. И это сохранится между нами двумя.

Курсант незаметно прикусил щеку изнутри, наконец признавшись себе в желании, чтобы этим закончилось знакомство с приятной ему девушкой. Новый человек, свежий воздух, встряска приевшихся будней, где они выискивали себе любое простенькое развлечение, взялись следить уже за учителями. Лично для него позволение посещать лекции в обычном университете стало подарком небес; к примеру, Упырю такая свобода могла лишь мечтаться, он обучался самостоятельно, пока куратор не привел двух преподавателей, высокомерную Мадам Соню Карузани, и профессора Эдера Меркарта, филолога, философа, а также пустозвона, каких сложно отыскать.

– Сделаю все, что в моих силах, – пообещал, начав уже выискивать способы вызвать незначительные мутации или хотя бы их видимость, которые могли бы удовлетворить Институт, чтобы те подали заключение в Духовную унию, а то собрание меценатов и анфакторов обновило состав курса… уродцев.

Руки уже шарили по карманам в поисках листочка бумаги.

– Нет надобности помещать ее в капсулу и просвечивать?

Куратор отрицательно качнул головой.

– На подъездной площадке стояла чужая машина.

– Это была Мадам.

Куратор хмыкнул, когда с губ курсанта сорвалось прозвище, о чем сам парень спохватился поздно, и предпочел не заострять внимание.

– Сид…

– Он получит необходимую помощь, – заверил Райо́ и шагнул к двери.

– Адам, – отправил ему вдогонку имя Док. Тускло поправился: – Упырь. Ему не лучше. Куратор Райо́, я могу получить копию его медкарты из Института? Вряд ли взгляд со стороны принесет вред.

Куратор взялся за шершавую дверную ручку, с которой давно уже слезло напыление.

– Я не всесилен, – дал сухой ответ. – Все, что мог достать, я тебе передал. И в доме достаточно оборудования для твоих личных исследований, Док.

Тихо прикрыл за собой дверь, отрезая щелчком дальнейшие просьбы.

* * *

Темноволосая, темноглазая, круглое лицо, приятная улыбка – таких множество, он бы пропустил ее мимо внимания, если б она сама его не удержала. Взгляд, сначала рассеянный и отведенный, потом вернувшийся и нацеленный конкретно на него. Складка между бровями, очевидное напряжение памяти и попытка сохранить спокойствие, неудавшаяся.

Ничего подобного не ждал, уж точно не в Заараде, но куда только не заносит людей и чего только не отыскивается в их памяти.

Судя по перепуганному виду, женщина сходу сопоставила картинки. Судя по месту работы – ярая поборница унии, а с учетом рождения в сонной Излице, городке, где выращивают мак и коноплю в неимоверных количествах и потребляют с таким же упоением, и окружения с младенчества – рождение у наркозависимой матери, отказ, передача в приют и подруга, почившая от чрезмерного употребления, – мозг там давно атрофировался, поэтому ждать от его обладательницы можно чего угодно.

Что угодно – на практике это чревато нехорошими последствиями.

Выяснить ее подноготную труда не составило, вся информация уместилась в небольшом файлике, там же была отметка о проведенной проверке и разрешительная печать, место жительства, пустая графа о семейном положении.

Сата Мизлейцы – и имя, и фамилию в честь города она получила в приюте. Домой возвращалась под утро, на мопеде с облупившейся зеленой краской, перед этим успела выпить пиво в одной забегаловке, а потом до рассвета проторчать в соседней, уже с чашкой кофе, горького до лицевого спазма.

Как и рассчитал, вилять по полосе ее велосипед с мотором начал через пять минут, а голова клонилась на грудь. Скорость падала, водитель с трудом удерживал равновесие, пока все же не завалился вместе с мопедом, съехав с дороги и с обочины. В старом районе остались еще немудреные канавы вдоль улиц, отхожие сливы, туда и попало колесо.

Осторожно переступая разбросанные в стороны ноги и руки, присел, следя, чтобы не касаться ничего кроме шеи. Предварительно надел перчатки, убедился в отсутствии пульса, после чего, обыскав карманы, вытащил связку ключей и исчез из проулка, никем не замеченный.

Проживала тридцатилетняя техничка в более чем скромном доме с исписанными посланиями стенами, оплеванными лестничными пролетами и потрепанными дверями в квартиры, за которыми не слышалось ни звука. С неторопливостью слизня ключ повернулся в замочной скважине. Не издал скрежета, после чего дверь открылась.

Бедная обстановка, на грани нищеты, поразила, под обернутыми в полиэтилен туфлями собрался протертый коврик. Выцвели обои, мутнели грязные стекла, не пропускающие свет, отчего однокомнатная квартира тонула в сером полумраке. Это было нехорошо, приходилось напрягать глаза, боясь что-то упустить, и нагибаться вплотную к столам, ящикам, избегая подсветок и фонарей.

Ощущение создавалось, что жилец здесь не собирался задерживаться надолго, личных вещей в помещении практически не оказалось. Два комплекта застиранного постельного белья, в одном выдвижном ящике уместились носки, трусы и бюстгальтеры, занята была нижняя полка стенного шкафа. Щетка, зубная паста, бутылочка шампуня и мыло обнаружились в ванной, два полотенца. В крохотной кухне пустел холодильник; питалась, видимо, Сата где-то не здесь.

Между закопченной плитой и стеной он отыскал пластиковую папку. Внутри оказались записи, совсем немного, тетрадь и плохая копия свидетельства о смерти, которую гость уже видел; ее он отложил в сторону. Тетрадь пестрела описаниями и датами, похожа была на дневник, его пролистал с конца, несколько раз зацепился за имя Эдара Локорта; человек, неизвестный ему, но хорошо знакомый писавшему. Очень интимные моменты с ним переживались, решил было, что воспоминания принадлежат Сате, а проверяющие проверяли спустя рукава.

Изменил свое мнение очень быстро, едва начал читать отдельно сложенные листы. Почерк косой, торопливый, много зачеркиваний и подчеркиваний, вдобавок иной, не тот, которым выводили в дневнике.

Гость почувствовал первые шевеления тревожных мурашек, начавшиеся с затылка.

Писавший тоже упомянул Локорта, Ксен Тоуд, ту самую помершую от передозировки подругу, из чего напрашивался вывод, что Сате принадлежали именно эти заметки, а не дневник. Узнал, что никаких препаратов сильнее алкоголя Ксен никогда не принимала, любила бывать в барах и ночных клубах, сопровождал ее Эдар, числившийся в парнях. Упоминания об обследованиях, направлениях к кардиологу. Под фразой «порок сердца» протерлась бумага, столько раз она была подчеркнута.

Так порок сердца или передозировка? И чем занималась эта Сата Мизлейцы помимо уборки Белого града?

Грубый просчет под влиянием момента… Ятхарт Саукар обхватил свой лоб. Рука мелко дрожала. Буквы скакали перед глазами.

Та женщина точно была мертва, с дозировкой он не ошибся, как и с констатацией смерти, но напоследок она смогла сбить с ног основательно.

* * *

Об ударе Аса помнила еще до того, как открыла глаза. Лысый шрамированный череп и выразительный взгляд. Протягивание гласных как пение, здоровый кулак как кирпич.

Сволочь, хотелось простонать.

Вместо слов с языка скатилось мычание, попробовала на вкус ощущение ваты, набившейся в рот.

– Проснулась? – раздался негромкий голос, и Аса резко повернула голову, морщась.

При виде Дока облегченно упала обратно на подушку. Сосредоточенный взгляд не переставал сканировать ее, отслеживая малейшее движение, шариковая ручка бесшумно скользила по бумаге.

– Внешне вроде ничего, – сказал он, чуть хмурясь и наклоняясь вперед, тогда как пациентка вжалась в подушку, – но могут остаться головокружение и тошнота. Это пройдет.

– Что…

– Пришлось быстро тебя успокаивать. Полиция была на подходе, поэтому мы тебя забрали. Ты ведь собираешься там работать? – Недоуменный взгляд. Док вздохнул, помассировал затылок. Пояснил: – В полиции. Тогда не нужно тебе начинать знакомство с ними в комнате допросов.

Аса осторожно кивнула и украдкой осмотрелась: довольно просторная комната, бежевые стены с встроенной мебелью, стол рабочий почти на всю стену, столик поменьше, стулья, кресла. Дверь одна, вторая, при виде которой забрезжила слабая надежда на уединение.

– Там душ и туалет, – подтвердил Док, проследив за движением, и отложил свои записи. – Провести?

– Нет, спасибо! – выпалила Аса, вся на взводе от незнакомого места, от догадки, куда ее привезли, от человека, не спускающего с нее глаз. Натянула простыню до самого подбородка и понадеялась, что мандраж он запишет как последствия удара. – Ты здесь живешь?

Желудок сжался, затылок весь вспотел за те секунды, что распрямлялись складки на лбу вроде как знакомого. И незнакомого: он не казался расслабленным, он таким и был – все напряжение и концентрация, которые были его щитом в аудиториях университета, ушли, оставив обычного человека в разномастной домашней одежде, растрепанного и слегка помятого.

– Да, я здесь живу. Вместе с ребятами.

– Ребята – это кто?

Док махнул рукой в сторону двери помассивнее той, что влекла Асу.

– Познакомишься. Позже. После беседы с куратором.

– Куратором, – повторила Аса. – А это кто?

Док почесал щеку. Куратор был куратором, как еще его можно назвать?

– Он вроде декана факультета. Руководитель. Учебная, воспитательная и иногда научная работа в его ведении.

Они тут не просто жили, догадалась Аса, двигаясь понемногу к краю матраца. Спустила ноги на пол, восхитительно прохладное дерево.

– Ты и твои ребята – вы живете в приюте?

– Центр, – поправил Док, и, видя зажатость, сам отошел дальше, занял одно из удобных старых кресел. – Для одаренных детей. – Вытащил из-под себя телефон, показав, что за гостьей следом не рвется. – У тебя вопросов много, у меня тоже. Я подожду здесь.

Аса проскользнула в туалет. Заперла дверь. Прислонившись к ней, таращилась в пол, не до конца веря, что находится в недрах Белого града. Ждала, что вот-вот ее вытолкают за дверь или еще чего хуже, но в оставленной комнате не раздавалось ни звука.

Подслушивает, подумала Аса и, шагнув к раковине, повернула кран. Над умывальником висело зеркало, отразившее панику в глазах, лицо, бледное, перепуганное, при этом практически целое, лишь слегка припухла губа с одной стороны, да на скуле кожа отливала желтизной. И это все, что осталось от хука, который, была уверена, разнес ей полголовы. Трогала, щупала, надавливала в тщетных попытках отыскать следы.

Рехегул Асама. Кровь, антитела. Универсальное лекарство.

– У нас свои методы лечения, – уклончиво пояснил Док феномен, когда она встала на пороге, указывая на свое лицо.

– Рехегул…

– Зови меня Док, – прервал парень и вновь перевел взгляд в телефон.

На него не действовало сверление взглядом, пришлось вернуться и закончить свой туалет, попутно пытаясь разложить по разным стопочкам то, что можно говорить, и то, что нарыл на этих ребят шеф Шаян.

Знала несколько позывных: Дока, Преподобного, Ведьмы, искусной в ядах. Предположительно проживал здесь инвалид по зрению, другого объяснения книгам со шрифтом Брайля, которые доставлялись в Белый град на регулярной основе, они с шефом не придумали. Непонятная женщина в возрасте с дичайшими манерами, еще одна высокомерного вида дама, которые бывали в мегароне каждый день и явно не молиться ходили. О кураторе Райо́ начальник следственного отдела ничего не разузнал, а Аса промолчала.

Вынуждена была признать, что ничего-то ей не известно о жителях дома, в котором оказалась.

После душа оделась в халат, вещи свои сложила стопкой, не рискнув без спроса загружать чужую стиральную машинку. Выйдя, Дока обнаружила там же, где и оставила.

– Вы преступники?

Док вскинул брови.

– Что ты ожидаешь услышать, задавая такие вопросы в чужом доме едва знакомому человеку, который тебя усыпил и увез? Ты хоть знаешь, куда увез?

Аса встала поближе к окну, за которым простирался сад, заросли деревьев, протекал ручеек с выложенными белым камнем берегами, журчал невидимый фонтан; все это щедро поливалось утренним, не злым еще солнцем. Ни заборов, ни стен в пределах видимости – поразилась, насколько же огромная территория принадлежит Белому граду.

– Нет. Но так как ты каждый день появляешься на парах, то могу предположить, что твой дом в Заараде.

Док чуть улыбнулся, не подняв головы.

– Не боишься? Совсем?

– Ты меня не раз выручал. Трудно сразу расстаться со знакомым образом. Будь на твоем месте кто-то…

В дверь постучали и Аса замолчала. Док вздохнул.

– Да?

– Куратор Райо́ просит гостью пройти в кабинет, – произнес невидимый человек хорошо поставленным голосом и без малейшей интонации.

Робот, подумала Аса.

– Мажордом, – просветил Док и поднялся. Телефон сунул в карман легких домашних брюк. – Пойдем.

Мажордом, остолбенела Аса, поглядывая то на выход, то на парня.

– Шутишь. Кто их держит?

– Мы, – пожав плечами, Док открыл дверь и перед девушкой предстал пережиток старых времен, в идеально сидящем черном костюме, жилетке, с бабочкой под гладко выбритым подбородком, с надменно-отсутствующим выражением на породистом лице. Туфли сияли ярче свечей, рука, облаченная в перчатку, подсказала двигаться к лестнице.

Аса быстро заморгала, не уверенная, что видит то, что видит. Выглядел этот человек настолько неотсюда, что был нелеп.

– Арик Гленфор, леди.

Он еще и поклонился ей. Ей? Глаза Асы округлились, а человек в костюме вернул невозмутимый взгляд.

– Леди? – осторожно переспросила шепотом за спину. Док тогда из комнаты вышел первым. – А тебя он как зовет? Неужели джентльменом? Лордом?

– Сэр, – неохотно признался Док, ловя нервный смешок, быстро подавленный.

Ага, думала Аса, пересекая сначала небольшой квадратный коридор, в который выходило несколько дверей, потом спускаясь по лестнице, которая, судя по ее виду, повидала немало, а стены, выложенные плиткой, кое-где отбитой, вырванной, требовали ремонта; проходя, ощупывала выемки. Док заметил мимоходом, что его-то и не будет, поскольку после нескольких латаний дыр куратор замучался и махнул рукой, оставил стены в покое.

Первый этаж был интересней, здесь звучали голоса. Холл огромен, соединялся со столовой, как подумалось Асе, потому что оттуда доносился звон посуды. Только Док повел в другую сторону, завернул за угол и сразу перед ними оказалась дверь. Постучав, получив разрешение зайти, парень открыл кабинет перед гостьей.

Приемная куратора оказалась немаленькой, гулкой, пустой, эхо отражалось в пустотах, тихое и зловещее; пространство, закрытое и обширное, создавало некий резонанс. Нарочно ли куратор выбрал такое запугивание посетителей?

Да, определенно он знал, какое впечатление производит кабинет.

Аса заняла предложенный стул, а за спиной остались метры ничего, что вызывало дискомфорт. Сам куратор сидел за столом, полностью вписываясь в обстановку и сливаясь с ней – один в один строгий, бесстрастный служитель Заарада.

– Не передумала?

– Нет. Я собираюсь защитить людей. Я хочу не получать звания и сидеть в кабинете, я хочу действовать.

– Тебя приняли на стажировку в следственный отдел, верно? Собираешься там же работать после университета?

– Да.

Куратор передвинулся, и сразу света стало будто больше. Легче стало дышать, улеглось ощущение близкого покойника. Гибкие, крепкие кисти изогнулись, подбородок оперся на сцепленные вместе пальцы, лицо куратора оставалось в тени.

– Ты хочешь защитить людей, я хочу защитить моих подопечных, которых полиция часто путает с еретиками. Ты поймешь разницу, узнав курс ближе.

Аса опять поправила ворот халата, перебралась к поясу, переплела им пальцы.

– Рехегул не кажется мне злодеем.

– Док, – поправил Райо́, отмечая каждый нервный жест. – Имена у нас не в ходу. Большинство ребят не знает своих корней, поэтому мы здесь стараемся не кичиться семьями. Каждый начинает с чистого листа, с нового имени.

– Док. – Мышцы ныли от напряжения, Аса незаметно отыскала опору для них на спинке стула. Недоумевала, почему же клички предпочтительнее имен.

– Тебе придется стать одной из них, Док сообразит, как лучше это провернуть. Направление на курс дает Институт, тут мы ничего поделать не можем. Получишь его – считай, в команде.

– А…

– В Элитный взвод ты не подходишь по физическим параметрам.

– Тот парень, который с Доком был часто – он из этого взвода? – Все же охрана.

Куратор помолчал, поправил на столе бумаги, посмотрел в окно: день стоял пригожий.

– Ив Тайрар, – прокомментировал, складывая руки на груди. Серое на сером, золотистый свет за спиной размывал контуры. – Он начал злоупотреблять наркотиками, основательно подсел на них, что недопустимо при наших задачах.

Ее только что предупредили. Ненавязчиво и крайне убедительно.

– Браслет с миррой, – решилась спросить.

Куратор теперь смотрел в упор, пронзительно и жестко.

– Вынужденная мера. Не думай, что это норма, но допускать общественность в закрытый круг мы не можем, ты поймешь, почему. По той же причине Тайрар больше не раскроет рта и останется в архиве как очередная жертва еретиков, никто не станет копать глубже.

Странный Райо́ и не собирался отрицать свою причастность, а шеф Шаян оказался прав – к последнему телу еретики отношения не имели. Мотив ее интересовал – его не скрывали. Доказательства – признание куратора Райо́. Устное, сделанное с глазу на глаз, которое Аса только и могла, что запомнить.

– Вы хотите, чтобы я стала вашим агентом? – прямо спросила, игнорируя дрожь, грозившую из внутренней перекинуться в видимую, уже приходилось сдавливать напряженные колени, стучавшие друг о друга.

– В том числе, – обозначил куратор. – Но не ограничиваясь. К отщепенцам от унии ты подберешься ближе, находясь с нашей стороны, и чем скорее рассадишь их по тюрьмам, тем больше я буду благодарен. А из военных структур меня интересует только то, что может навредить курсантам. Чужих секретов, к ним не относящихся, я не затребую.

Мораль этого человека, многогранная, жесткая и гибкая одновременно, допускающая насилие и в то же время его исключающая, вогнала Асу в очередной ступор. И куратор Райо́, казалось, твердо верил в то, что говорил. Во что же вы верите конкретно, хотелось его спросить, но ограничилась кивком, согласием с озвученными условиями.

– Курсанты проживают в коттедже.

– Хорошо.

– Ты можешь посещать университет в качестве исключения, как и Док, а также обязательна твоя стажировка в полиции.

– Поняла.

– Ты пройдешь все процедуры, которые подготовит для тебя Док перед обследованием в Институте.

– Согласна.

– Ты можешь при этом умереть.

Аса запнулась. Какова будет на это реакция шефа Шаяна, подумалось вдруг. Ее не спрашивают, а ознакомляют с возможными вариантами.

– Предлагаете заранее подготовиться? – подытожила, стараясь не впадать в панику. Почувствовала, что ее опять начинает подташнивать, захотелось на воздух. Выпить холодной воды и записать в столбик все плюсы и минусы, что очень успокаивало своим бессмыслием.

Куратор приоткрыл створку окна, дурманяще повеяло нагретой солнцем травой и летом.

– У всего есть своя цена, – проговорил, следя за бабочкой, погнавшейся за ароматами и угодившей в ловушку лепестков светильника. – Чем больше хочешь получить, тем больше придется отдать.

* * *

– Сата не пришла, – бубнила тетка Соль, копаясь в раскрытом настежь холодильнике. Открыла один контейнер, понюхала, затолкала обратно; за ним последовал второй, третий, после чего уставилась на Ведьму, прилипшую к ней тенью. – Это ты для кого готовила, милочка?

– Для тебя, тетушка, – вкрадчивый голос вылетел из-под глубокой тени капюшона, худая рука поправила ровную линию пластиковых упаковок. Прежде чем тетка Соль успела грозно раскрыть рот, погладила бабулю по плечу: – Это же лучше любых таблеток и мазей для твоей спины.

Спина техничку донимала частенько, но предпочитала обращаться с ней к Доку, а не к ядовитого цвета зельям, приблизительный состав которых не определялся ни на вид, ни на запах.

– Убери, – сказала. – Здесь продукты хранятся.

Ведьма насупилась и стала похожа на обиженного ребенка.

– Убери! – повысила голос тетка Соль, непреклонно, подбоченясь.

– И нечего краснеть! – закричала ей в ответ девушка, срывая с головы капюшон. Выхватила из холодных недр свои запасы и сунула их в рядом стоящий охладитель, высотой ей по пояс. Швырнула дверцу, топнула ногой, потом еще раз, громче, отчего наушники Слепого перекочевали с шеи на голову.

Тетка Соль принялась тереть очки, потом брови, лоб.

– Не злись на нее, тетя, – мимоходом заметил Преподобный. Ауру не стереть, сколько бы ни елозили сухие пальцы технички по голове. – Сата, наверное, задерживается. Пробки, проспала.

– Она очень обязательная… – пробурчала тетка Соль, разглаживая халат на себе.

– Где завтрак? – ввалился в гостиную Проводник. Ежик волос примят, майка прикрывала разве что пупок, на лице цвело выражение глубокого удовлетворения. Загремели крышки, когда полез проверять выставленную в ряд посуду. – Где Сата с завтраком?

Шумный вдох, брезгливая гримаса Слепого подсказали Преподобному, что младший сном пренебрег. Опять и в который раз.

– Где был? Опять в своем притоне? Куратор ясно выразился…

Слепой свистнул, привлекая внимание. Недовольно толкнула Проводника Ведьма, с силой, так что тот почти влез носом в безупречной чистоты сотейник. Огрызнулся, оборачиваясь через плечо.

Тихо, показал ему Преподобный, утягивая кипящую девчонку от гулящего парня подальше.

– Что нашел?

– Женщину, мертвую, с мопедом. – Слепой сдвинул один наушник к затылку, хмуря брови. – Мопед зеленый, говорят. На стыке Кофейного района и Гостиного двора.

– Зеленый, – прошептала тетка Соль, схватившись за горло. Преподобный бросил на нее тревожный взгляд.

– Надо сообщить Боженьке.

Он сам явился, и звать не потребовалось. Остановился у широкого ряда декоративных камней, с двух сторон выступающих из стен, условной границы между холлом и гостиной-столовой, тогда как за Доком спряталась Аса, на которую уставились все кроме Проводника – тот демонстрировал свою спину, улегшись животом на разделочный стол.

Слепой увлеченно водил пальцами по странице книги, экран компьютера безжизненно чернел.

– Док, Ведьма, – последовало приглашение в кабинет.

– Говорю вам, она бы позвонила и предупредила! – выпалила техничка, бросившись к куратору, быстро отступившему за обрамление. – У нее зуб как-то разболелся, так у меня телефон дымился от ее извинений!

– Сейчас все узнаем, – попытался успокоить ее Райо́, поглядывая на незрячего, точно зная, кого следует благодарить за назревающую истерику; в то же время следя, чтобы расстояние между ним и теткой не сокращалось; она точно повиснет на нем, заливая слезами и жалобами. – Преподобный…

Преподобный между тем куратора не слушал, он мысленно прослеживал каждую ноющую рану на ногах, обжигающее прикосновение к ним хлопка, заметно отвлекающее от тяги сделать что-нибудь и с телефоном, и с его хозяином.

– Не бухти, – невнятно отбрил Проводник, наклонившись над столом ниже. Сбивался, шипел, стирал и заново щелкал по экрану телефона.

– Ты ведешь себя как скот, – ровно произнес Преподобный.

– Монах! – с угрозой повернулся к нему Проводник, прикрывая чат, в который норовил залезть чужой глаз.

– Преподобный! – позвал куратор громче. Бабуля наступала, и ему пришлось удерживать ее на расстоянии вытянутых рук.

– Не следует так обращаться с девушкой, с которой у тебя отношения, —выговаривал Преподобный, абсолютно не реагируя на зов Райо́. Аса ошарашенно переводила взгляд с одного человека на другого, рассчитывая очутиться в некой секретной базе, где каждый занят миссиями, однако то ли воздух был особым в доме, то ли сама атмосфера, неожиданно домашняя, сбила с толку, но ей эти люди показались симпатичными.

– Отношения? Какие отношения? Я обещал ее ценить? Да я просто купил ее время и навыки, очнись, монах, это притон шлюх! Она получила деньги! – Младший оскалился хищно, сжимая в руке корпус. – И это все!

– Я о Ведьме вообще-то!

Аса осторожно тронула локоть Дока.

– Это кто? – тихонько спросила.

Док давил на глаза, будто они смотреть не хотели на сцену у стола.

– Проводник, – ответил, взлохматил свои волосы. – Ведьма, – указал на девушку, хорошенькую как с картинки, сопевшую курносым носом; она звенела связкой цепей на шее и ожесточенно клацала по экрану планшета под аккомпанемент экзотичной бабушки. – Злится на Проводника, тот ей вроде как нравится, но больше ей нравится спать с ним, а малой не вылезает из стрип-баров.

Милые подробности, подумала Аса, глядя на долговязого юношу, огрызающегося на воспитательный тон. Что бы они могли означать?

– А он? – Смуглый, мечтательного вида парень образ имел неземной. И тем страннее было выражение жестокости, проступавшее в его чертах.

– Преподобный? – уточнил Док.

– Преподобный! – громкий окрик куратора заставил вздрогнуть всех, и даже Слепой выронил книгу; неуклюже ловил ее, скользившую с колен.

Преподобный, наконец, очнулся. И не только он.

– Что эта моль здесь делает? – недовольно проговорил Проводник, оборачиваясь. Подбородок его угрожающе выпятился.

Боялась, они пугали. Интересовали сильно, но вместе с тем нагоняли ужас своей неясностью. Наверное, выглядела соответственно, куратор не сводил с нее глаз. Потом достал телефон простенькой модели, с прилепившейся к корпусу антенной, позвонил, а буквально через минуту в доме возник некто, весь в коже, с катаной, засунутой за пояс, с хвостом светлых волос до самой задницы и с чудесным названием Алахан. На него Аса вытаращилась, забыв челюсть придержать.

– Поверить не могу… – обронила первое, что с языка сорвалось. Светлые глаза равнодушно оббежали ее с головы до ног.

– Пройди наверх, – сказал.

Злорадно усмехался Проводник.

* * *

Из воспоминаний Асы Янистер, год тридцать девятый третьего столетия:

«Когда я заметила этого человека в первый раз, то не обратила внимания. Если честно, то и второй, и третий раз он не вызвал ничего кроме легкого любопытства. Может, преподаватель, может, чей-то родственник беспокоится за учебу студента – университет не тюрьма, в здешний парк ходит кто попало, просто посидеть на лавочках.

Но выглядел он сногсшибательно, этого не отнять, за ним стали следить наши девчонки. А он постоянно оказывался в их поле зрения, так что и мне пришлось наблюдать, как они краснеют и перешептываются. А я тогда краснела от чужих недвусмысленных заигрываний с незнакомцем, в которых и участия-то не принимала. Тогда-то мы и пересеклись взглядами, а он чуть улыбнулся, будто понял, и следом глянул на моих однокурсниц.

Он не молод, не студент, ему точно больше тридцати лет. Он вполне оформившийся мужчина, а, когда он подошел ближе, я различила в углах глаз морщинки. И цвет самих глаз – зеленоватый, перемешанный с серым, взгляд серьезный, выражение – как у загруженного работой управленца, очень напряженное.

Девушки зашикали, защебетали точно соловьи, наперебой и все громче, пока не стали напоминать павлинов. Их наигранный смех, пусть и было то давно, но заставляет меня сжиматься от неловкости до сих пор. А незнакомец пил кофе в бумажном стаканчике, прогуливался по узким дорожкам. Он похвалил парк и ушел. Чего вообще он тут делал – я узнала позже, а тогда просто, как и все, начала строить догадки. Заинтриговал все-таки.

Он представился как Райо́. Вначале говорить с ним было жутко некомфортно, сплошные паузы и судорожный поиск слов. Хотелось закончить беседу и сбежать, а он как нарочно искал меня в перерывах между парами и начинал допрашивать об университете. Объяснил свою настойчивость братом, собравшимся сюда поступать.

Врал, в чем признался год спустя, когда я уже стала его воспринимать как одну из статуй университетского парка – есть и есть, либо ходи и любуйся, либо не ходи туда вообще. Мои однокурсницы давно решили, что мы встречаемся, хотя ни он, ни я повода для слухов не давали, все было исключительно целомудренно. Если Райо́ мне и нравился, то только как собеседник – умный, начитанный, терпеливый, к тому же помогал с латынью (язык он, оказывается, знал в совершенстве, и не один латинский).

Вот это я села в лужу. Помню, как таращилась на него и ботаника Асаму, которые, укрывшись в тени дальнего корпуса, общались точно закадычные товарищи, знающие друг друга полжизни, не меньше. Долго стояла, пропустила начало пары. Райо́ меня заметил, без следа паники махнул рукой, подзывая.

Мысль о том, что Асама и есть предполагаемый брат, показалась абсурдной – они вовсе непохожи были, если не считать цвета глаз. Таким же посчитала предположение, что Райо́ сменил Тайрара и теперь таскается всюду за Рехегулом, а со мной просто время убивает, пока объект в аудиториях, потому что подчинялся тут скорее Асама.

С того дня латынью мы больше не занимались. Райо́ задавал уже конкретные вопросы, а я, услышав о Белом граде, сама вцепилась в куратора мертвой хваткой и согласна была уже на все. Он спросил, стану ли я работать с ним.

Да он открывал двери, о которые я уже лоб разбила!

У меня сильно потели ладони, то ли от волнения, то ли от пронзительного взгляда, который не отпускал меня ни на минуту.

Конечно же, да»

* * *

Несмотря на утреннее время, воздух уже начинал нагреваться, становился спертым, душным. Влажный затылок приятно обдувал легкий ветерок, он же играл длинной челкой, швыряя ее из стороны в сторону.

Руки держал в карманах, глаза прятал за темными очками. Слился бы с толпой, но упертая Ведьма не желала расставаться со своим балахоном и выделялась, как цыганка в толпе.

Человек тридцать, может сорок, – на узкой улочке образовался настоящий базар и его никак не могли разогнать, полиция натянула ленту, выставила металлические ограждения, но зрители все напирали, гудя, звоня и щелкая все, что попадалось в поле зрения. Невдалеке шумели машины, но все то скрадывалось голосами, резким запахом бензина и почему-то химикатами; возможно, он доносился из чемоданчика эксперта-криминалиста.

Проводил взглядом шокированную старушку, качающую головой и что-то приговаривающую своему … супругу? соседу? Родительница зачем-то привела детей, будто на экскурсию, и ребятишки стояли, вытянувшись по струнке. Девушка симпатичная отчаянно пыталась привлечь внимание, бросая быстрые взгляды из-под ресниц, а когда поняла, что интересующий ее парень занят телефоном, уставилась в открытую; к ней Док повернулся боком. Мог бы и спиной, но тогда таращился бы в стену.

– Ее квартира опечатана, – докладывал тихо. – Тут нужен Упырь и ночь. Но… – Видел, сколько людей протопталось, и они все ходили и ходили. – Мы на месте аварии. Мопеда нет, полиции и людей – напротив, больше некуда, и они все прибывают. Все смешалось, Ведьма не отличит, была ли Сата одна, когда слетела с дороги, или кто-то помог. В ее жилище незаметными мы не попадем, опоздали. Но она долго добиралась до этого места от коттеджа, как заметил Слепой, и он проложил несколько маршрутов. Мы пройдемся по ним ночью, поглядим, куда она могла завернуть и что там делать.

Ведьма раскачивалась у стены, шепча что-то невразумительное, взгляд ее мутнел, еще накидка эта в жару… Оборачивались на нее все чаще. Док полагал, что оставаться на виду им незачем. Заметная фигура Хазина мелькнула несколько раз у кофейни на колесах, подогнанной каким-то хватким предпринимателем к месту скопления людей, и, взяв расстроенную девушку под руку, Док направился к фургончику. За кофе, потом с дымящимися стаканчиками в руках неспешно – вдоль улицы, в припаркованную поодаль машину.

4

Из рабочего дневника Проводника, год тридцать пятый третьего столетия, 01.02.:

«Могу водить за руку, могу отводить куда спящий пожелает. Могу прогнать кошмары и нагнать их.

Дорога снов – куча мусора в голове, в которой всегда можно отыскать что-нибудь стоящее. Сложнее выявить нужного человека с тем мусором среди похожих, тут я тренируюсь. Фактор был доволен, когда я пришел в его сон.

Сделать вывод, мне сказали. Делаю – человека я должен знать, чтобы встретиться с ним, пока мы спим.

Дорога смерти – это отростки, отходят они в стороны и много чернее, холоднее. Они пустые, там нет движения, нет ничего. Их сразу чувствую.

Могу ли убить во сне? Да, всего-то столкнуть человека на те тропинки.

Во сне понимает человек, что умирает, и способен ли сопротивляться? Я не знаю, никогда не пробовал»

Из личных записей Проводника, год тридцать пятый третьего столетия, 01.10.:

«Фактор наивен, как дитя. Он ест все, что ему скармливаю, и просит еще, еще. Еще. Знал бы тот дед, что стало с врачами больницы, которые осточертели теми же исследованиями.

Они врали, все до единого. Даже медсестры врали, и уборщицы брехали, начинали стучать шваброй по полу на вопросы. Рожи кривили такие, что чувствовал себя пиявкой какой-то неблагодарной.

Это злит до сих пор. И сильно. Я не просил их тащить меня сюда, могли бы оставить в Калеве.

Пять городов на севере вымерло во время чумы, остались жалкие остатки, нас перевезли в ближайшую факторию, в больницы. И там мы продолжали сдыхать в горячке, в бреду, а врачи делали вид, что детей передают в приемные семьи, взрослые выздоравливают и уезжают.

Но я-то знаю, я подглядывал за другими, кого привезли из наших городов. Спал с ними, видел, как они уходят, сами сворачивают на те тропы, с которых не вернуться. Просыпаются после этого? Да не верю!

Я думал, что и сам туда пойду, иногда тянуло сильно, скучал по маме, папе. И страшно одному, ничего не знал, никого не знал. Но нет, температура начала спадать, а прыщи те огромные перестали болеть. Я выздоровел, как бы ни единственный из всех жителей. Еще и несколько раз попался главному в той больнице (сильно хотелось узнать, откуда чума, зачем врет и что делать со мной станет), тут ко мне и прицепились. Приехали люди какие-то, набрали всего на анализы, рассмотрели, изучили, только что внутрь не залезли. Спрашивали, раскрывает ли сон какие-то тайны чужие, болтлив ли спящий.

Откуда мне знать, что там правда, а что нет? Я не читаю мысли, а вижу то, что видит кто-то.

И я соврал, они сопротивляются. Еще как борются за жизни. Они чуют опасность, они не хотят туда идти. Интересно было бы посмотреть реакцию тела на эти трепыхания сознания. Думаю оставить в следующий раз камеру, куратор так удачно подарил мне телефон.

Куратор Райо́. Неплохой вроде дядька, понимающий»

* * *

– Она жила незаметно, появлялась тихо как мышь, и так же сгинула. Чем было ее существование? Кому оно помешало? – не мог взять в толк Проводник. Встал, прошелся, сел. Плита оставалась пуста и холодна без Саты, один вид блестящей поверхности вгонял в уныние, холодильник ломился от бумажных пакетов из булочной и пластиковых упаковок из бистро. Жир, сахар и холестерин – то, что Док сказал не жрать ни в коем случае.

– Она употребляла, – подал голос Слепой. – В заключении так и написали.

– Вранье! – сквозь зубы бросила тетка Соль, остервенело топя в ведре тряпку. – Не занималась Сата таким!

По лестнице прошлепали босые ноги, в проходе появилась Хищница, растрепанная после сна, в майке и коротких шортах. Потянулась, зевнула, почесала голову. Из холодильника забрала бутылку молока и поплелась обратно. Обернулась, не дойдя до холла. Преподобный заподозрил, что поверх своих таблеток она приняла что-то еще, а Док точно знал, что все утро уничтожала стащенный у него спирт.

– Тихие какие, – выдала, с трудом фокусируя взгляд на пятне. Им оказался Слепой. Не сразу сообразила, что реакции не будет. – Эй, Док… Дай что-нибудь от головы…

– Выспись, – посоветовал Док, поглядывая на утирающую нос тетку Соль. – Лучшее лекарство.

– Кто-то ходит за стеной, – палец с длинным ногтем отыскал Проводника и нацелился на него, потом дрогнул и переполз на Преподобного. – Ваши штучки? Алахан коридор оккупировал, он теперь здесь живет?

Док вздохнул, за ним повторил Преподобный и поднялся с дивана.

– Идем, – подхватил Хищницу под локоть и отвернул от скорбных лиц в гостиной. – Посмотрим, что можно сделать с твоей головой…

– Монах! – тягучий напев оборвался резким смехом, послышался страдальческий возглас Преподобного; Док действительно сочувствовал парню, добровольно встающему под прицел рыжей, потому как она за языком не следила вообще. – Слепого захватим с собой, а? Уверена, отсутствие зрения он с лихвой восполняет ловкими пальчиками, будет…

Черноволосая голова опустилась еще ниже, о чем тот думал – Док не представлял.

– Слепой…

– Все в порядке, – произнес тот ровно, слушая, как Хищница осаждает Преподобного по дороге на второй этаж. – Тетушка Соль, вам не обязательно работать сегодня, возьмите выходной…

– Ну и какой мотив, по-вашему, может быть? – оборвал его Проводник, продолжая прерванный Хищницей разговор. – Месть? Ревность, это при том, что Сата одна жила, как вы говорите. Зависть? Та чему завидовать-то, у нее ничего не было, даже серьги в ушах – дешевое стекло.

От небрежно брошенных размышлений у технички перехватило дыхание и вместо ответа вырвался лишь сип. А потом слеза капнула, и рот искривился, но все так же молча, ни слова, продолжила уборку. Док задышал чаще, уставившись на свои переплетенные пальцы. Без Преподобного в эпицентре несовместимых характеров, неизвестно как, зачем и почему взявшего на себя роль балансира, чувствовал, что они все ходят по краю.

– Самый бесполезный талант, – напряженно промолвил, – это когда товарищ не может промолчать.

– Знаком с его отражением, – парировал Проводник, откидываясь на спинку кресла и дергая серьгу в ухе. – Товарищ, который ничем не делится, например… – многозначительный кивок. – Вот уж кого на самом деле трудно выносить.

– Арик, – попросил Док, и мажордом увел техничку из гостиной. Слепой откинул волосы с лица.

– В нашем клубе расстался с головой меценат, представитель Радасской фактории, Сайсон. Приехал на какую-то встречу в Заарад, заодно решил проинспектировать культурную жизнь, – сказал Доку. – Как раз в ту ночь, когда там еретики гуляли. И твоя подружка, возможно, что-то об этом знает. Что она, кстати, тут делает?

– Куратор считает, что у нее есть потенциал. Ясно все станет после обследования.

Проводник неверяще вытянул шею.

– Боженька одарил нас еще одной сестрой? В наш цветник засунул моль?

Слепой кусал ноготь большого пальца.

– Моль?

– Моль, – фыркнул долговязый парень, вытянувшись на диване. – Точно она, бледная и лохматая.

Слепой тронул свои волосы, попробовал прочесать их пальцами, дернул сильнее, поморщился. Лохматый – это, наверное, такой, подумал.

Док не знал, как она станет проходить испытания, так как ничего не придумал и даже в отдалении не маячило решение; тоже покусывал палец.

– Есть желающие прогуляться ночью? – спросил. – По барам, клубам, забегаловкам?

Проводник лениво подергал ногой, предлагая себя.

– Хищница. – Подумал. – Преподобный. Остальные слишком заметны. Пусть Боженька огласит список.

– Боженька получил втык за то, что выпустил Упыря в небо, – удрученно пробубнил Слепой. – Я подслушал. Показатели Упыря никуда не годные, ему предписано лежать и исключить любые нагрузки. А еще за то, что о меценате Сайсоне узнали из новостей, а не из первых рук.

Об этом никто не знал. Док переглянулся с посерьезневшим Проводником.

– А он что? Куратор наш?

– Сказал, что Упырь зачахнет быстрее, запертый в клетке. А насчет мецената – что сквозь стены мы не способны видеть.

– Не слишком умно с его стороны, – подытожил Док. И, тем не менее, приятно. – И?

– Куратора мы не увидим неделю, его отправили куда-то.

– Плохо. Но мы не маленькие. Я успел созвониться с ним, как повезло, и он одобрил ночную вылазку. Так что…

– А когда дамочку свою в Институт отправишь? – поинтересовался Проводник. – Док, у вас одно одеяло на двоих? А то я грешным делом опасался, что ты на Упыря запал, проходу парню не даешь.

Док стиснул зубы, побелели губы. Взгляд полыхнул бешенством. Фыркнул Слепой, барабаня пальцами по столу.

На всякий случай Проводник соскочил на пол, поднимая вверх ладони.

– Ничего такого… Просто… Видел бы ты себя со стороны, мужик, вот правда. Я и на баб так не смотрю, как ты блюдешь крылатого. Понимаю, необычный и все такое…

– Заткнись немедленно… – процедил Док, покрываясь алыми пятнами.

– Был бы он Упырицей, с этими красными глазками…

– Ты вконец рехнулся, смертник? – закричал Док, выходя из себя. Слепой привстал, отыскивая каждого в пространстве по звуку. Очень пожалел, что нет Преподобного поблизости.

– Полагаю, – Проводник мелкими шажками отступал к высокому пролету между гостиной и холлом, – это мое обычное состояние, так что нет, твои услуги медика не требуются. Встретимся вечером. Ночью?

Он сбежал раньше, чем Док успел его достать.

– Успокойся, – посоветовал Слепой, усаживаясь обратно. Не сдержал облегченного вздоха. – И все же… – замялся, опять ссутулился, сливаясь со стулом, стенами. – Ты и та девчонка?

Док мельком глянул на выжидающего парня, чьи пальцы порхали по столу, перебирали карандаши, ощупывали каждый из них, отбрасывали щелчком.

Он ждал. Тень вопроса просачивалась сквозь прямые пряди длинных волос.

Обычно Слепой не лез никуда и предпочитал словам молчаливое наблюдение, потом делал какие-то свои выводы, которые опять же оставались в пределах его головы. Редко кому было с ним комфортно оставаться наедине, тот в основном слушал с таким видом, будто вытягивал все жилы. С Упырем было просто, тот погряз в комплексах, но желал оставаться рядом с людьми, Проводник энергичный нахал и язык за зубами не держит, Преподобный весь как на ладони, дружелюбен и стеснителен с девушками, Ведьма взрывная и капризная как подросток, Хищница со сволочным характером, презирающая всех и вся; она напоминала более взрослую версию Проводника и Док недоумевал, как она не спелась с долговязым, может, дело в разнице в возрасте, почти десять лет. А вот Слепого Док прочитать не мог, и точно так же, как и остальные, инстинктивно держал расстояние. А еще накручивал себя иногда, когда Слепой мог как-то повернуться, выгнуть бровь либо безошибочно следовать за кем-то, что тот прикидывается и следит; чушь конечно, но до конца прогнать это ощущение не мог. А так как в тот момент между ним и парнем с неподвижными глазами никого не оказалось, то поторопился убраться в свою личную лабораторию и подумать об обследовании новенькой. Об измышлениях Проводника, от которых бросало в жаркий пот.

С силой растер лицо и глянул наверх, на потолок.

На вопрос Слепого не ответил, оставив того гадать, что они там с Асой делят на двоих.

Ему всего-то нужно было пересечь холл, но обнаружил, что поднимается по лестнице, по привычке вдавливая пальцы в длинные полосы от когтей, процарапанные в стене. Увидел на страже Алахана, тот увидел его, друг другу кивнули, после чего Док постучался в спальню Асы. Она не ответила и, приоткрыв дверь, разглядел ее в кровати. Спит или притворяется – выяснять не стал, направился дальше, к Упырю, который на стук отозвался сразу.

– Слышал? – спросил у него.

– О Сате? О меценате? О Боженьке? – Упырь прислонился к стене, глядя на Дока исподлобья. В полумраке его глаза казались рубиновыми и Док невольно засмотрелся. Очнулся, прошел в комнату, присел на кровать.

– Обо всех. Очевидно, слышал, – вздохнул и оглядел закрытый наряд курсанта, глухую футболку с завязками на спине, штаны, низ которых волочился по полу так, что пальцев не было видать. – Морозит?

– Ты ее знаешь, верно? – в ответ задал свой вопрос Упырь. Опустил голову, не выдерживая пристального взгляда. – Ту девушку, которую мы забрали. Это о ней ты говорил, что ходит хвостом в университете?

– О ней, – подтвердил Док. – Она тебе интересна?

– Не то чтобы… – Кривая усмешка, и Упырь отошел к окну. Подцепил пальцем ламель1. Глядя на улицу, от солнечных лучей держался подальше, они касались только рук, но не лица. – Что она умеет?

Док помедлил с ответом, потирая пальцы. Оперся локтями на колени.

– В компьютерах соображает. Стрелок неплохой.

– Сид подтвердит.

Док отреагировал несколько раздраженно, прося не напоминать о беспорядочной стрельбе у клуба.

– Специалисты Института определят точнее.

– А они определят? – обернулся Упырь. Взгляд скользнул по напрягшимся мышцам рук медика. – Нервничаешь? С чего бы?

Брови Дока сошлись на переносице. Внезапно вспомнились предположения Проводника, что заставило скрипнуть зубами. Тряхнул головой.

– Чего тебя перекосило? – тут Упырь заинтересовался всерьез, и Док понял, что его челюсть не просто корежит, а она вот-вот треснет.

– Тебя морозит? – резче, чем намеревался, вернулся к тому, из-за чего пришел. Альбинос с удивлением посмотрел на него, что Дока не остановило. Он поднялся с кровати, та скрипнула; от шеи до пяток нервы выстрелили вслед за пружинами. – Крылья. Послушай, я могу их удалить, тебе станет в разы легче. Они слишком много ресурсов отбирают у твоего и так ослабленного организма. Ты сможешь выйти на улицу…

– Смогу? – спросил Упырь, двумя руками забирая назад волосы и демонстрируя свои глаза. – Точно смогу? – Устало уронил руки и они повисли, касаясь кожистых упругих перепонок, которыми едва ли не обернул себя с ног до головы. – Док, ты лечишь, а не калечишь. Не боишься, что наши попечители лишат тебя лицензии? – Шутил, но вероятность оставалась.

Док окинул взглядом полумрак и медленно направился к выходу. Обернулся у самой двери. В его молчании Упырь угадывал много всего, но сказано было то, чего не ожидал никак:

– Хотел предложить тебе вылазку ночью. Пешую. Проверить остановки нашей Саты. Если ты хочешь…

– Хочу.

* * *

Газовый проспект Кофейного района как ножом резал развлекательную зону Заарада на две части, вместо ожидаемой зелени и деревьев по обочинам строились в ряд высокие столбы, на верхушках которых не гасли газовые факелы. Днем они заметны были лишь по мареву, дрожавшему над маковками, а вот ночью район приобретал примитивный шарм, живой огонь сильно отличался от мертвых ламп, что отражалось во всем, и в людях в том числе: нередки здесь были стычки. От проспекта расходились боковые улицы, тупички с модными ночными клубами, аллеи, все в зелени, ведущие в парки либо еще в какие живописные места, где рестораны ломили цены за меню, виды и отсутствие шума.

Жизненные ритмы самого района были на диво предсказуемы, поэтому, пробираясь утром между торговыми лотками, выносными баннерами, группками курящих на улице, занимавшими добрую часть дороги, что и велосипеду проезда не оставалось, не говоря уж об автомобилях, Кан Шаян готов был к лавированию по той штурмовой полосе. Ни разу никого не задев, не наступив и не перевернув ни одного прилавка, приметил нужный поворот, на ту аллею свернул. Мимо высоких тополей, по асфальту, не остывшему с вечера, прогуливался. Чем дальше заходил, тем гуще затенялись дорожки, становились у́же, зарастали в трещинах мелкой травой. Люди остались позади, строй тополей сменился беспорядком ив и акаций.

За всем тем не сразу разглядел застывшую среди ветвей фигуру, кивнул, огляделся, переступил бордюр и потопал прямо по зеленому ковру.

– Кан.

Кан Шаян достал сигарету из-за уха и сунул ее в рот.

– Ятхарт, – ответил. – Ничего о Ксен Тоуд в местной клинике нет, кроме направления в Институт. Так что там и ищи, тебе сподручней. Чем тебя так она заинтересовала?

– Нестыковка, – блондин грыз веточку, рассматривая голубую небесную даль. – Она всегда меня интересует.

– Что ты выяснил?

– Что меня могут разоблачить. Встретился с человеком из Эдерли. Показалось, она меня узнала.

– Не о Мизлейцы ли случайно речь идет? – прищурился Кан, разглядывая орлиный профиль, обращенный к небу. – Знаешь ее?

– Встречались в том городе. И вот опять столкнулись. Нервы подвели, – признался Ятхарт, потирая подбородок. Повернул голову. – И я пошел к ней домой. Дверь открыта была, зашел. Самой женщины не было, но на кухне отыскал любопытные заметки о том, что подруге ее диагноз другой приписывали, порок сердца, и что та не сидела на игле. А вот в заключении о смерти написано иное.

– Отдай.

Ятхарт протянул бумажный пакет, который Кан сунул за пазуху, поверх футболки прихлопнул спортивный пиджак.

– Копии, – предупредил его собеседник. Тот кивнул. – Странно не то, что женщина умерла, а то, что она никто по сути, к чему такие конспирации? Направления аж в сам Институт, ведь кардиологов полно и в клиниках, сомнительное заключение, которое подруге ее кажется подделкой.

– Подруга ее умерла, – проинформировал Кан. Ятхарт отвел взгляд от безмятежной лужайки с бабочками, занимавшей внимание, и глянул спокойными серыми глазами. – Утром обнаружили труп.