Читать онлайн Ты. Мой. Ад бесплатно

Глава 1

Адель

Я ненавижу аэропорты.

Эти бесконечные очереди и липкое ощущение чужого дома, в который возвращаешься будто бы без спроса. Я всюду чувствовала себя чужой и ненужной, и сегодняшний день – не исключение…

Я уезжала отсюда еще будучи подростком – после развода родителей было решено, что я буду жить с мамой во Франции, но вот мне исполнилось двадцать два, и я…

Вернулась.

Отец встречает меня у выхода аэропорта и распахивает руки. Я тону в его объятиях, и на секунду у меня в груди теплеет.

– Привет, пап.

– Привет, – шепчет он мне в волосы. – Ты так выросла, дочка.

Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему сильнее, но стоит мне вынырнуть из его объятий, как взгляд упирается в мою мачеху.

Ее улыбка такая сладкая, что аж зубы сводит.

– Адель, дорогая, – она целует меня в щеку, пока я задыхаюсь от запаха ее дорогих духов. – Как же ты похорошела и повзрослела! Париж явно пошел тебе на пользу!

Я натягиваю улыбку, хотя черта с два мне хочется улыбаться! Особенно – ей.

– Спасибо. Ты тоже ничего, хвала твоему пластическому хирургу…

Она делает вид, что не слышит сарказма, а я уже чувствую, как начинает чесаться язык. Мой острый язык – это именно то, что делало наше существование с мачехой невыносимым! И он же стал причиной, по которой мне пришлось уехать к матери в Париж, хотя меня там особо не ждали. Меня не ждали нигде, и всю жизнь я была чем-то наподобие балласта для своих родителей.

Мы идем к машине, и мои руки наконец оказываются свободными – я достаю телефон и сообщаю подружкам, что прилетела и готова как следует оторваться. Завтра пятница и последний день лета, а это значит, что в Петербурге будут проходить лучшие тусовки – я обещаю подружкам, что ни за что не пропущу веселье.

Я сажусь на заднее сиденье, закидываю ногу на ногу и смотрю в окно.

Чемодан тащит водитель, потому что, конечно же, «леди» не таскают свои вещи. В машине я вручаю подарки мачехе и отцу – мачехе комплект дорогих французских духов известного бренда, только менее приторных, чтобы меня не тошнило рядом с ней, а отцу антикварную посуду восемнадцатого века, которую папа коллекционирует.

Мачеха морщит свое миниатюрное личико, над которым к ее сорока изрядно попотели пластические хирурги, и выдает:

– Ммм, несладкие. Ты специально выбрала именно такие?!

– Да, чтобы меня не стошнило на твое чудное платье и сделанные сиськи.

– Фу! Какая ты приехала… необразованная из своей этой… Франции!

– Ага…

Мы с мачехой награждаем друг друга колючими взглядами, а папа, как всегда, делает вид, что ничего не произошло.

Петербург встречает меня жаркой погодой – такой знакомый и такой чужой. Асфальт с выбоинами, облезлые вывески, серые девятиэтажки. Семь лет назад я убегала от всего этого, но теперь я вернулась, а улицы остались прежними. Все осталось на своих местах, только я вернулась другой.

– Мы так рады твоему возвращению, – произносит мачеха, будто между прочим, но я уже знаю этот ее тон. – У нас как раз завтра благотворительный вечер. Весь цвет города соберется.

Я даже не поворачиваюсь.

– Класс. Веселитесь.

– Вообще-то, – ее голос сладкий, но стальной, – ты тоже должна быть там.

Я резко отрываю взгляд от окна.

– С чего бы? У меня были свои планы. Меня подружки ждут, мы пойдем развлекаться в клуб.

– Какая прелесть, – голос ее звенит как хрусталь перед тем, как треснуть. – Но твои подружки подождут. Это важный благотворительный прием в честь господина Мурада Шаха. Мы придем поздравить его с повышением. Мы должны быть там всей семьей.

Я закатываю глаза.

– Семьей? Что за дерьмо?

Отец кашляет, будто пытается разрядить обстановку.

– Адель, это важно. Ты только вернулась, надо показаться, влиться в жизнь города.

Я закатываю глаза.

Зашибись. Я сжимаю зубы, и внутри все кипит – от бессилия, от злости. Я снова здесь, и снова эта женщина дергает за ниточки.

– Да, Роберт прав, – поддакивает мачеха моему отцу. – Сегодня отдохнешь, а завтра мы с тобой пойдем в модный бутик. Ты вообще понимаешь, что значит приглашение на прием?

Я поджимаю губы.

– Вообще-то нет, просвети. Если ты помнишь, я семь лет прожила во Франции.

– Оно и заметно! – фыркает мачеха, а ее голос звучит с восхищением, почти с благоговением. – Ты не можешь не знать фамилию Шах, они у всех на слуху! Это люди, которые держат в руках все: заводы, экономику, политику и, можно сказать, всю страну. Один из сыновей – прокурор Мурад Шах. Суровый, блистательный, умный. Остальные сыновья тоже при делах. Весь город будет там. И нас пригласили!

Я закатываю глаза.

– Какое счастье…

– Вот именно! Ведь у твоего отца сейчас… ну… дела с бизнесом идут не слишком густо, и, возможно, это последний шанс поправить наше положение дел.

Я поворачиваюсь к отцу.

– Папа, это правда? У тебя проблемы?

Он отмахивается, как будто я задала глупый вопрос.

– Дочка, не забивай голову. Главное – это честь. Быть гостями на вечере у Шахов – большая удача.

Мачеха кивает, глаза у нее горят.

– Нам просто нельзя упустить этот шанс. Адель, надеюсь в твоем Париже тебя научили любезности и быть леди, как полагается всем девушкам в твоем возрасте…

– Звучит отвратительно…

Меня передергивает. Словно они собираются поклоняться богам, а не идти на светский раут.

– Правда, Адель, не капризничай. Это всего лишь вечер.

Не капризничай.

– Это задница, а не вечер…

– Адель, я думала, что ты повзрослела, – морщится мачеха. – Только не вздумай выражаться так при ком-нибудь из господинов Шахов. Это серьезные люди. Будь леди.

– Меня сейчас все-таки стошнит на твои си… великолепные груди.

– Роберт! – возмущенно выкрикивает мачеха.

– Адель!

Я сжимаю кулаки, чтобы не ляпнуть чего-нибудь еще. Дышу носом. Считаю до пяти, но язык все равно чешется сказать что-нибудь колкое!

Пока они рассуждают о платьях и статусе семьи, я снова отворачиваюсь к окну. Мимо пролетают улицы моего прошлого. Вот за этим углом я впервые обнималась с парнем, который потом разбил мне сердце. Я бегала за ним, как дура, а он крутил романы со всеми подряд. Я была слишком маленькая и слишком глупая. И слишком быстро поняла, что любовь – это полная ерунда, которая ломает буквально на кусочки.

Родителей любовь тоже поломала. Как следствие: скандалы, крики и последующий развод, который принес облегчение обеим сторонам, но не мне. Мой отец женился на своей любовнице, а моя мама уехала на родину и вышла замуж за француза, но и в Париже я продолжила слушать крики и скандалы. Слава богу, я оттуда уехала, осталось только здесь не переубивать друг друга с мачехой, она еще та стерва…

Так что, я больше не хочу любовь и, тем более, не хочу семью. Это отстой.

Машина сворачивает к знакомому особняку. Теплый свет фонарей, ухоженный газон, новые ворота. Не дом, а показательная витрина, из которой хочется сбежать, но пока некуда. Я выхожу из машины и тут же натыкаюсь на своего брата – Паше десять, и он внебрачный сын мачехи и отца. Да-да, мой отец поступал как полный ублюдок – много лет он умудрялся жить на две семьи, и в тайной семье с Викой у него родился сын.

Когда мама узнала о нем, ему уже было три года…

Он бежит к папе, цепляется за его руку, радостно что-то тараторит.

– Адель! – брат поднимает на меня огромные глаза и застенчиво улыбается. Мы видимся чертовски редко.

Сердце предательски сжимается.

– Ну привет, братик, – целую его в теплую макушку. – Я тебе подарок привезла.

Он захлебывается радостью, когда я достаю из сумки огромный набор Лего, купленного перед отъездом из Франции.

– Спасибо, сестра, – благодарит Паша, и на миг я забываю, что в нем есть частичка мачехи. Все-таки он ни в чем не виноват. Он просто ребенок.

Вика поднимается по ступенькам, оборачивается ко мне:

– Отдохни, детка. Завтра у нас на тебя планы.

Улыбка у нее липкая, как приторный торт. Я задираю подбородок и молча прохожу мимо, не давая согласие, но и не отказываясь. У меня нет выбора, и это чертовски злит.

Я молча поднимаюсь наверх, в свою комнату. Открываю дверь – и замираю. Ничего не осталось таким, каким я запомнила. Ни фотографий на стенах, ни моих старых рисунков, ни даже обоев с цветочками. Все перекрашено в беж, половина моих вещей выброшена, комната будто стерта из памяти этого дома.

Словно меня здесь никогда и не было.

– Мы думали, твою комнату нужно обновить, – говорит мачеха с порога. – После вашего отъезда Паша жил здесь несколько лет и испортил обои красками, пришлось перекрасить в беж.

– Супер…

– Кстати, один из твоих чемоданов с одеждой потерялся где-то между Парижем и Петербургом. Завтра съездим за новыми вещами, а сегодня можешь надеть мои.

– О, боже! Всю жизнь мечтала носить одежду мачехи, – тяну я саркастически. – Спасибо, я лучше посплю голая

Вика закатывает глаза, но молчит. Я хлопаю дверью перед ее носом, и это единственное, что приносит мне удовлетворение.

Я прислоняюсь к двери спиной и выдыхаю.

Добро пожаловать в ад, Адель.

Глава 2

С утра пораньше мачеха потащила меня в модный бутик с блестящими витринами и супер нарядными платьями. Но то ли я была не выспавшейся после самолета, то ли голодной, но эти манекены с платьями меня раздражали – мне казалось, что я сюда не вписываюсь, хотя по факту все наоборот, я выгляжу слишком живой для этой стерильной дорогой атмосферы.

Я. Живая.

Но мачеха упорно наряжает меня как куклу. Отстой.

– Адель, посмотри! – ее голос звенит так, будто она только что выиграла джекпот, и почему-то этим джекпотом себя ощущаю я. – Шикарное платье, правда?

В руках у нее платье цвета шампанского. Все усыпано блестками, переливается под светом софитов и просто жутко слепит глаза. Декольте аккуратное, длинный подол тянется по полу. Платье кричит о деньгах, статусе и приличиях, которыми я ни черта не обладаю или не хочу обладать.

– Угу, шикарно, – бурчу я, но вешаю обратно. – Только я в нем похожа на новогоднюю елку. Мимо.

Вика раздраженно морщится, но тут же срывает с вешалки другое платье – на этот раз бежевое и с удушающим воротником под горло.

– Вот, ты только посмотри! Такое изысканное, настоящее сокровище. В нем ты будешь леди…

Я скептически поднимаю бровь.

– Это ж гроб на тонких бретельках.

Увы, но в этом бутике Вику хорошо знают, поэтому ей стараются угодить. Она с консультантами сует мне то одно, то другое платье – все как будто сшиты для чьей-то богато-раздутой жены, которой за сорок. Ноль дерзости и уникальности…

– Надень хотя бы это, – Вика сует мне очередную тряпку. – Ты не понимаешь, как важно произвести впечатление. Там будут влиятельные люди, чего только стоит господин Мурад Шах… Хотя он и вряд ли обратит внимание на такую строптивицу, как ты, но попытаться можно!

Я закатываю глаза и отмахиваюсь:

– Я выберу сама, ладно? Мне уже не пятнадцать…

Я специально иду к другому ряду и нахожу то, что зацепило меня с первого взгляда. Черное платье с красивым декольте, под которое я не собираюсь надевать лиф, с закрытой спиной и длинной юбкой, но вся соль в том, что оно все соткано из элегантного черного кружева, под которым лишь тонкий бежевый подклад…

Просто шик!

Оно такое дерзкое… будто шепчет: «Вот она я. Смотри, если осмелишься».

– Ты с ума сошла?! – Вика аж давится воздухом. – Хочешь нас опозорить? Оно же дешевое как три копейки…

– Беру!

После примерки я даже не даю ей шанса возразить: несу платье на кассу и достаю свою карту. Я привыкла сама платить за свои решения, вот и сегодняшний день не стал исключением.

Благо, хоть родители и считали меня балластом, но зато они откупались от меня приличной суммой денег, падающей на карточку каждый месяц, а еще все лето я работала во Франции переводчиком и гидом, так что за платье заплатить я в состоянии.

На выходе из бутика я чувствую, как Вика пыхтит от злости. Отец ждет нас в машине, и я забираюсь туда с огромными пакетами. В придачу к платью я купила серьги и колье – уже на отцовские деньги и просто назло мачехе.

– Твоя дочь опозорит семью на вечере у господина Мурада, – жалуется Вика уже в машине, когда мы выезжаем с парковки. – Ты даже не представляешь, какое платье она выбрала.

– Задницу прикрывает, и славно! – отрезаю я и отворачиваюсь к окну. – А вообще я могу никуда не идти!

Отец кашляет в кулак, как будто хочет сгладить угол, но я вижу, как уголки его губ дергаются. Он сам понимает, что я права. Но Вика давит, ей нужен результат.

– Роберт, скажи что-нибудь! Ну?

Отец сжимает руль сильнее обычного, и я понимаю: тема закрыта, и у нас с Викой ничья.

Мы возвращаемся домой, и я надеюсь нормально поужинать, но дома нас уже ждет целая делегация: визажисты с чемоданчиками, стилисты, примерки…

Вика сияет, будто это ее день, я же, едва захожу за порог, сразу же сталкиваюсь с навязчивыми руками, которые тянутся к моим волосам, но я быстро запираюсь у себя в комнате.

Я сама крашу глаза и вывожу стрелки – резкие и подчеркивающие изящный разрез глаз, такие, что мои голубые глаза становятся холодными и колючими. Идеальную кожу оставляю нетронутой, лишь наношу блеск на губы – и все.

Волосы оставляю распущенными. Светлые, кудрявые, они спадают на плечи и классно контрастируют с черным платьем. Кудрявый блонд и голубые глаза у меня от мамы, а вот характер… мать говорила, что характер у меня в папину бабку – такой же противный, ну и славно, спасибо за него бабке.

Когда под вечер я выхожу из комнаты, Вика чуть не теряет дар речи, но никак не комментирует.

Минут через двадцать мы уже садимся в машину. Вика аккуратно устраивается рядом с отцом, ее волосы идеально уложены, а платье – словно из рекламного буклета. Я с братом сажусь сзади, подгибаю ноги и достаю телефон.

Оказывается, у меня уже пять пропущенных от подружки Зои. Когда я перезваниваю, на их фоне музыка, визг и смех.

– Ну что, Адель, когда тебя ждать? Тут огонь! Только тебя не хватает!

Я корчу недовольную рожицу.

– Я постараюсь вырваться пораньше. Через час буду у вас, без меня не начинайте!

Музыка в трубке щекочет кровь, и я уже думаю о танцполе, а не о скучных тостах и мероприятии в честь какого-то старикана Мурада Шаха. Конечно, он будет стариканом – а в каком возрасте прокуроры занимают такие высокие должности? Только разве что к пенсии, а у меня к извращенцам-пенсионерам жуткое отвращение…

Минут через тридцать мы подъезжаем к залу. Огромное здание сияет огнями, вокруг – дорогие машины, охрана, суета. Я выхожу первой, поправляю платье и чувствую взгляды. Мужчины оборачиваются, женщины шепчутся, хотя я не сделала ничего плохого – да, оно кружевное и очень сексуальное, но оно сидит приличнее, чем платье Вики, облегающее ее искусственную грудь, хотя стоит признать – грудь ей сделали ничего.

– Если ты попытаешься меня продать, как в мои пятнадцать, когда ты знакомила меня со старыми дедами… – говорю я тихо, в упор глядя на мачеху, – я отсюда сбегу.

– Не говори ерунды, – шипит она, но более спокойно, чем полагается. – Не было такого!

– Было. И я все помню. И как ты хотела выдать меня замуж за медиамагната на пенсии и позволяла ему меня лапать в отсутствие отца – тоже.

– Ой, я бы и сама за него замуж вышла! – цокает Вика. – Иди, пожалуйся отцу… расскажи все эти сказки, которые ты напридумывала, и он сбагрит тебя обратно к пьющей мамаше во Францию.

Сучка.

Я бросаю взгляд на часы: ровно девять.

«Часик потерплю и уеду к подружкам», – думаю я, входя в зал, где гул голосов и блеск бокалов сливаются в одну какофонию.

Зал встречает нас ослепительным светом. Люстры, как огромные кристаллы, отражают музыку, смех и звон бокалов. Мужчины в дорогих костюмах, женщины в вечерних платьях, шлейфы духов, шелест тканей.

Мачеха тут же вытягивается, словно ее личный час настал. Отец догоняет нас и поправляет галстук, стараясь выглядеть увереннее, чем есть.

Мои бордовые туфли на низкой шпильке гулко стучат по мрамору, кружево приятно скользит по ногам, и каждый взгляд цепляется за меня.

И хотя это не вызывает особого восторга, но это в любом случае куда приятнее, чем те поглаживания мерзкого старика, под которого Вика пыталась меня подложить. Отец мне тогда не поверил, но зато отправил меня жить к матери, и все домогания со стороны пенсионеров мачехи наконец прекратились.

Я беру у официанта бокал с шампанским и обвожу взглядом собравшихся людей, останавливаясь прямо посередине зала…

Глава 3

Я задерживаюсь на приеме дольше, чем обещала себе и подружкам, и это меня злит. Всему виной – мачеха, которая таскает меня за локоть от одной компании богатеньких семей к другой, и это тоже чертовски злит!

Хочется спросить, что за дерьмо, но вместо этого я прячу свой острый язык и улыбаюсь Вике сквозь зубы…

Пара кругов по залу – приветствия, улыбки, бокалы, и уже через полтора часа мне начинает казаться, что стены сминают меня в гармошку.

Люди, наряженные как елки, пьют шампанское и аплодируют тем, кто выступает на сцене с заумными речами, в которые я даже не пытаюсь вслушаться.

Мне скучно.

И точка.

Но я не сбегаю сразу, потому что отец периодически бросает на меня взгляды, словно проверяя, не натворила ли я чего дурного…

Да, я могу, но не сегодня. Я не позволю ему опозориться ни за что на свете, а если уйду, то тихо и без выкрутасов.

Вот только Вика вцепилась в меня клещами и тащит в эту толпу, будто я – товар на витрине. Я улыбаюсь и пью шампанское, потому что так положено. И потому что пузырьки щекочут горло и слегка заглушают мое немое раздражение. На вкус шампанское – кислое, но приличное. Полезно притупить настойчивость мачехи на часок, а сделать ноги я всегда успею.

– Смотри, в самом центре стоит семья Шахов. Господин Эмин, госпожа Диана и их взрослые дети. Нужно, чтобы нас кто-нибудь им представил, потому что просто так к этим людям подойти нельзя. Это дурной тон. Для всего нужны знакомства, а твой отец слегка не дотягивает до их уровня… – объясняет мачеха, кисло улыбаясь.

– Зачем тогда ты полезла к моему отцу в постель десять лет назад, если он не дотягивает?

– Дорогая, это случилось намного раньше, чем десять лет назад. Твой отец долго изменял матери, и не только со мной. Но со мной у него случайно родился сын. Кто же виноват, если твоя мать – любительница выпить? Нет ничего хуже пьющей женщины, вот он и нашел ласку на стороне, а потом у нас и ребеночек родился…

– Все-таки меня сейчас стошнит от твоей слащавости…

– Так, пошли! Вот они и представят нас семье и господину Мураду Шаху. Правда, его самого я пока не вижу…

– Господин, господин… – цокаю, закатывая глаза. Я реально устала слышать это слово!

Вика заметила семью, которая в ее представлении – как выигрышный билет. Статные, с идеальными улыбками, волосы уложены как на обложке модного журнала. Мачеха тут же натягивает на меня улыбку «покажи себя, детка» и тянет меня в их сторону.

– Помнишь, что я скоро уйду? – напоминаю ей.

– Я просто представлю тебя им. Они медиамагнаты, детка!

В глазах мачехи мелькает легкая паника.

– Ох, какая встреча, Арслан Рустамович! Позвольте представить… – она говорит так, будто подает меня на блюде. – Это моя падчерица Адель, только что из Франции…

– О, из Франции? И как там сейчас?

– Поднадоело… – бросаю вскользь.

Мужчина в костюме, которого Вика называет медиамагнатом, усмехается. Вика поджимает губы, а затем начинает рассказывать про мои «европейские манеры», словно читает рекламный сценарий.

Я чувствую, как внутри что-то скребется – раздражает!

Я врубаю ту самую наглую улыбку – и позволяю послушать комплименты в свою сторону.

– Вы уже поздравляли господина Мурада с повышением? – учтиво спрашивает мачеха.

– Еще не успели. Если вы не знакомы с ним, я могу представить вас, когда подойдет мой сын.

– О, это было бы так благородно с вашей стороны, Арслан Рустамович!

После пары минут фальшивого обмена любезностями, когда мне уже хочется выдохнуть и уползти, я все же отодвигаюсь к туалетам как к спасительному шлюзу. Мачеха считает, что я вернусь вовремя, чтобы познакомиться с семьей Шах, но она ошибается.

Нахрен Шахов! И всю эту тусовку…

Я предупреждала Вику, что будет, если она попытается меня продать!

Дверь в женский туалет пахнет ароматами чужого успеха, но сегодня мне все равно. Главное – сбежать!

Я запираю ее за собой и встаю у зеркала, глядя на свое отражение. Черное платье, длинные кружевные рукава – платье сидит на мне как влитое. Стрелки подчеркнули глаза, губы чуть блестят. Я выгляжу словно бунтаркой от кутюр, и мне чертовски нравится эта картинка.

Но сейчас она давит. Мне хочется просто быть собой!

Внутри туалета есть небольшое окно – служебного размера, в верхней части стены, почти под потолком. Его можно открыть. Оно маленькое, но из него, возможно, получится протиснуться и спрыгнуть вниз. Я точно помню, что здесь невысоко…

Я замираю и прислушиваюсь: в коридоре слышны голоса, смех и как чей-то бокал разбился – хорошо, шум прикроет мое исчезновение.

Адреналин жарит кровь.

Я быстро открываю окно, ловко забираюсь в него (спасибо танцам за мою пластичность) и начинаю сползать наружу, вниз. На улице пахнет дождем, и все поверхности оказываются слегка скользкими… Но вот одна моя нога уже на крышке карниза. Сначала все идет гладко: я аккуратно подтягиваю вторую ногу и колено не больно скользит по штукатурке.

Но затем я смотрю вниз и понимаю, что до земли, оказывается, еще приличное расстояние! Видимо, окно расположено выше, чем я рассчитывала.

Господи.

Я снова подтягиваюсь – и тут туфелька соскальзывает по камню, падая прямо на землю. Приходится опустить босую ногу на острый угол, ойкая от боли, как вдруг платье цепляется за фасад здания и рвется прямо на моих глазах…

– Черт, – шепчу я.

Вся моя ловкость, воспитанная марсельской юностью и танцами улиц, сейчас как-то не помогает. Нога свисает, вторая туфля висит на одном ремешке, а платье натянуто и держит меня словно на петле.

Если мачеха объявит тревогу, мне отсюда не сбежать!

Я пытаюсь подтянуться, но руки скользят по сырой поверхности… чертов дождь! Внизу – пустота, но оказывается, что это не самое страшное.

Страшное начинается, когда в этой пустоте вдруг слышится чей-то глубокий, хриплый смех и насмешливый вопрос:

– Далеко собралась, Златовласка?

Глава 4

Златовласка?!

Услышав голос снизу, я замираю.

Это кто меня так назвал? И кто такой смелый?

Сердце прыгает к горлу, заставляя острый язык прилипнуть к небу. Я слегка приподнимаюсь и вижу в туалетном зеркале, которое занимает место от пола до потолка, свое отражение.

Отражение, скажу я вам, такое себе…

В нем я вижу свою собственную паническую гримасу: глаза широко выпучены, губы открыты, щеки пылают.

Кто-то увидел мой побег. Это позор, и мне впервые не все равно на мой позор…

Особенно, когда этот «кто-то» повторяет свой вопрос, далеко ли я собралась, и мне приходится отодрать свой взгляд от зеркала и прошевелить острым языком в ответ:

– Видимо, вам на лицо!

Снизу слышится хриплый смех, и он… на удивление… разбавляет эту комичную ситуацию, хотя и жутко бесит!

Мне вообще-то помощь нужна, но просить о ней я не привыкла и не буду! Чертов гордый характер…

Я пытаюсь подтянуться выше, собрать лицо в маску «у меня все супер» и вернуться в туалет, но руки отказываются это делать. Моя побеговая комедия превращается в настоящий фарс, и это, похоже, только начало.

– Если вы продолжите смеяться, я на вас плюну! – бросаю со злорадством.

В ответ – слышу насмешку:

– А снизу ты кажешься более беззащитной, Златовласка.

Ненавижу!

Я чувствую, как руки начинают гореть, а пальцы уже соскальзывают вниз по сырому камню. Платье зажато где-то в створке окна, и я будто жвачка, неловко прилипшая к фасаду.

Я – жвачка!

Босая. Почти голая. И совершенно точно – полная дура.

И чем дольше я здесь вишу, тем глупее выглядят мои мысли о побеге, подружках и о веселье! Никогда бы не подумала, что побег с приема может оказаться настолько идиотским…

И тут снова раздается этот голос – ровный, спокойный, с ленивой усмешкой:

– Значит, у тебя все нормально? Помощь не нужна?

Я зажмуриваюсь и почти рычу:

– Ты издеваешься?! Все нормально? Да, я просто решила повисеть здесь для развлечения! Вид из окна – просто бомба! На туалеты…

Снизу слышен тихий смешок.

Снова!

Такой… не громкий, но очень наглый… наглющий!

– Неожиданное хобби. Обычно девушки предпочитают танцпол, а не туалетное окно, – пауза, – но ты необычная, Златовласка.

Я готова вцепиться в этот камень зубами, лишь бы не разговаривать с ним, но объективно – этот хам сейчас мое единственное спасение! Который почему-то не предлагает свою помощь…

Я дергаюсь, пытаясь подняться обратно, но платье… чертово платье застряло, а вместе с ним – и я.

И теперь единственный путь – это вниз.

– Твою мать… – шепчу я, чувствуя, как ладони становятся скользкими. – Так, либо спасай меня, либо проваливай!

– Это так девушки просят о помощи?

– Это такие теперь у нас джентельмены? – парирую в ответ.

– Где ты нашла джентельмена? Я в них не записывался. Когда раздавали благородство, я стоял в очереди за юмором, Златовласка.

– Тебе, видимо, и в этой очереди ничего не досталось… – бормочу, чертыхаясь.

– Какой у тебя длинный язык, – слышу тихое предупреждение. – Проси или я ухожу, Златовласка.

– Ты… просто… ублюдок!

– Приятно познакомиться, – отвечает он невозмутимо. – Какая дерзость от беззащитной девушки. Мне нравится. Оставлю тебя висеть дальше, посмотрим, как запоешь.

Чтооо?

Я готова не просто петь, а орать! Горло уже першит, лицо горит и пылает… Я и так уже почти вишу на честном слове, а он еще и троллит.

Я понимаю, что это все. Секунды – и я сорвусь.

И впервые за вечер упрямство отступает. Я выдыхаю и, кусая губу, выдавливаю:

– Ладно… помоги мне, пожалуйста.

«Мудак…», – добавляю мысленно.

– Повтори. Я должен точно понять, о чем именно ты просишь.

Я кладу все остатки гордости на каменную плиту и кричу почти умоляюще:

– Помоги мне! Пожалуйста. И проси, что хочешь… в рамках разумного…

Наконец, незнакомец двигается. Я слышу шаги и звук цепких рук по стене. Что-то тянет меня вниз, и в следующий миг его ладони обхватывают мои бедра, крепко, не давая упасть.

А это… сильный мужчина…

Его руки крепкие, жесткие, и, черт возьми, слишком надежные.

– Эй, только не надо меня лапать! – предупреждаю сразу.

– Было бы что здесь лапать… – слышу тихий шепот возле уха. – Держись за мою шею.

– О, это несложно. Я привыкла сидеть на шее…

– И не болтай глупостей.

Я хватаюсь за него, как последняя соломинка. Его пальцы крепко врезаются в кожу, но это не больно, зато я слышу его вдох и его дыхание – мужское, ровное, в нем запах табака и чего-то тяжелого – словно запах власти.

В следующее мгновение я чувствую, как сильные руки подхватывают меня и тянут вниз. Резкий рывок, треск моего многострадального платья, и я оказываюсь на земле и в крепких объятиях. Тело сотрясает дрожь – то ли от страха, то ли от того, что все кончилось.

– Поймал, – шепчет он у моего уха, и в голосе – наглое удовлетворение.

Он слегка наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза, в итоге я сдаюсь и пялюсь на него в ответ.

Наглый незнакомец оказывается высоким, широкоплечим и в темном костюме, который сидит на нем как влитой. Под воротником рубашки – легкий загар, а его скулы и черты лица – четкие и резкие, будто вырезанные из камня. Темная щетина обрамляет сильную челюсть… рядом с привлекательными губами, по которым я скольжу взглядом…

Но самое опасное – глаза.

В этих глазах есть и насмешка, и спокойствие хищника. От них невозможно оторваться, даже если очень стараешься, а я стараюсь…

Он выглядит молодо, лет на двадцать восемь, но в его взгляде столько уверенности, будто он знает этот мир наизусть и не боится никого и ничего…

– Хватит пялиться! – шепчу я сквозь зубы, пряча свое лицо от его чрезмерно пристального взгляда. – А не то жениться на мне придется…

Его глаза темно-серые, и теперь в них нет насмешки, только холод и интерес. Он стоит и будто бы оценивает, как я себя поведу дальше и что еще острого выплюнет мой язык…

А у меня ощущение такое, что между нами искрит. И, судя по его пальцам, впившимся в мою талию, отпускать он меня вовсе не намерен.

Вот только моей свободолюбивой колючке это совсем не нравится!

Глава 4.1

– Куда пропала твоя дерзость? – говорит он тихо, почти бесстрастно.

– А что, тебе понравилась?

– Пока не понял…

Я чувствую, как от слов незнакомца пробегает легкий холодок. С таким, как он, наверняка цена за спасение может быть запредельно высокой!

Хотя, конечно, высокую цену я платить не стану. Только не такому наглецу, да…

Мои губы шевелятся, я пытаюсь вернуть привычный тон – дерзкий, острый, но в груди все еще гуляет ветер…

– Что ж, спасибо, – выдыхаю я, когда он меня все-таки отпускает.

Я неспешно поправляю платье, порвавшееся на бедре, а свою туфлю нахожу прямо аккурат под окном, на котором я висела.

Черт…

Надев туфлю и проявив при этом все навыки грации, я все же поднимаю глаза на незнакомца. Кажется, он не собирается уходить, и я снова обвожу медленным взглядом его смуглые черты лица…

– Эй, только не думай, что я тебе обязана за спасение.

– Даже не сомневаюсь, – отвечает он спокойно. – Так, далеко ты собралась?

– Подальше отсюда! Этот прием – просто пытка… здесь одни напыщенные индюки…

– Сбежать с приема, который устраивают члены семьи Шах? – уточняет он. – Весьма смело.

Я морщу лоб.

– Что за Шахи?

– Шах, – повторяет он, будто проверяя мою реакцию, при этом его голос низкий, чуть хриплый, и вибрирует где-то глубоко внутри, будто басовая нота.

– Точно! – щелкаю пальцами. – Шах! Вот, именно! Эти снобы! Господи, как можно тратить столько времени на чопорные тосты и фальшивые улыбки? И все мечтают урвать хоть кусочек их драгоценного времени…

– А ты? Не мечтаешь?

– Все, о чем я мечтаю, это сбежать отсюда… – я бросаю взгляд вверх, на окно туалета.

Пока за мной никто не пришел, но это пока. И вроде бы надо сваливать, но… если физически незнакомец меня давно отпустил, то взглядом нет… не отпускает…

– Ну, мне пора…

– Я слышал, что семья Шах – еще те… снобы… – произносит он между прочим.

– Правда? – я вскидываю голову. – Я же говорила… Честно, у меня прямо предчувствие было! Мачеха только и твердила, что нужно обязательно познакомиться с каким-то прокурором-стариканом из этой семьи, – я передразниваю ее голос, поднимая подбородок. – Господи, скукотища!

Незнакомец поднимает бровь, уточняя:

– Стариканом?

– Да, ему наверное лет двести…

Он тихо усмехается.

– Да, слышал о нем, – кивает. – Видел пару раз. В честь Мурада Шаха, кажется, и устроен прием. Его перевели в Санкт-Петербург, назначив прокурором города.

– И как он?

– Напыщенный индюк, – сухо бросает он. – Ему лет шестьдесят, наверное. Живет воспоминаниями о своей молодости и думает, что женщины все еще падают от него в обморок. Хотя ты доказала, что если и падать, то только из окна туалета…

– Ха, а все-таки юмор тебе отсыпали… – я прищуриваюсь.

Незнакомец засовывает руки в карманы брюк, и угол его губ едва заметно подрагивает.

– Он, наверное, седой, пузатый и в очках, да?

– И слегка лысоват, – добавляет он, не моргнув.

– Наверное, еще и сохнет по молоденьким и непослушным девочкам…

– Почти угадала, – произносит он тихо, и в глазах мелькает опасный блеск. – По таким, как ты.

Я прыскаю со смеху, и в этот момент наверху распахивается окно, откуда я слышу визгливый крик:

– Адель! Немедленно вернись на прием!

Я закатываю глаза и резко делаю шаг назад, в тень. Незнакомец же, бросив мимолетный взгляд на мою мачеху, делает шаг вперед, образуя плотное кольцо между ним и фасадом здания, на котором я болталась минутами ранее…

А он высокий… этот незнакомец, с которым мы постебали прокуроришку.

– Все, я уматываю… – выдыхаю ему на уровне груди.

Он чуть наклоняет голову, глядя на меня с ленивым интересом:

– И все? Даже без благодарности за спасение? Хотя бы поцелуй…

– Сэр, вы не джентльмен… – включаюсь в игру, вспоминая свой любимый фильм.

– Вы, мисс, тоже не леди.

– Зачтено…

– Унесенные ветром – любимый фильм матери, – поясняет он.

– У нее отменный вкус… – киваю.

– А я терпеть не могу… излишнюю дерзость в женщинах…

– Не повезло… вашей жене, – протягиваю шепотом.

Я смотрю на незнакомца снизу вверх – и на миг теряю дар речи.

Потому что от его улыбки не остается ни следа. Напротив – его взгляд опускается на мои губы, ласкает их и задерживается… слишком долго.

Это уже не предложение. Это вызов.

И я, черт возьми, принимаю этот вызов и подхожу ближе – настолько, что чувствую его дыхание на своей щеке. Оно касается моей кожи и пахнет прошедшим дождем…

Я поднимаюсь на носочки и легко касаюсь его губ – они оказываются твердыми на ощупь, как и его грудь, на которую я опираюсь.

Его губы чуть шевелятся, и ответный нажим заставляет внутри все перевернуться. Поцелуй длится долю секунды, но этой секунды достаточно, чтобы его серые глаза вспыхнули почти огненным свечением.

И это свечение мне совсем… совсем не нравится.

Он не двигается, только прищуривается, чуть сжимая челюсть.

Я делаю шаг назад, потом еще один.

Ветер треплет подол моего платья, напоминая, что пора уносить ноги, пока здесь не появилась моя злая мачеха.

– До встречи, Адель.

– Ариведерчи…

Глава 5

Музыка в клубе бьет по ребрам, создавая горячий прилив по всему телу – ощущения непередаваемые, и уж точно не сравнятся ни с каким светским вечером.

Диско-свет гуляет по танцполу, бармен лихорадочно смешивает коктейли, а от колонок дрожит даже стекло в бокале. Пока я ищу подружек с коктейлем в руках, ощущаю, как будто я вернулась в свою родную среду: музыка, танцы, веселье! Все свое, родное и чертовски живое…

После приема я успела заскочить домой и переодеться в подходящее платье – короткое, черное, с открытыми плечами и чуть наглым вырезом. Самое то для вечера в компании лучших подруг.

– Ааа! – визжат подружки, обе встают с дивана и вытягивают руки. – Адель!

Я бросаю сумку на свободное место, бегу к ним – и сразу раздаю поцелуи. Наконец, я могу быть самой собой: немного сумасшедшей, или… или даже очень сумасшедшей!

Передо мной Зоя и Лера.

Моя Зоя – шатенка с холодным оттенком волос, женственная и фигуристая, с мягким, покорным взглядом. Всегда спокойная, нежная и, в отличие от нас с Лерой, податливая во всем. Лера – блондинка с вечно сияющими глазами и ярким маникюром. Болтушка, оптимистка, легкомысленная до безрассудства. Мы так и познакомились с ней, безрассудно убегая от полиции лет в тринадцать, крича на всю улицу мотив известной песни про мусоров…

После того происшествия папа, жутко краснея, забирал нас с Леркой из полицейского участка, ну а дома меня, конечно, ждал строгий отцовский ремень. Лерке тоже досталось от своих родителей, но ее, во всяком случае, никогда не били.

Да, всякое у нас было…

Объятия подруг сбивают с ног, и с ними я улыбаюсь больше, чем за последние семь лет, проведенные в Париже.

– Боже, наконец-то ты вернулась! – Лера взъерошивает мои волосы и усаживает рядом с собой. – Рассказывай, как в Париже? Романтика, круассаны, безумные ночи?

– Романтика и круассаны – да, а вот ночью по Парижу лучше не шляться, – усмехаюсь, перебрасывая волосы с одного плеча на другое. – Там нынче небезопасно…

– Да ладно? А правда, что французы очень романтичные? Колись: завела себе ухажера? – щурится Зоя.

– Слава богу, нет. От романтичности французов меня тошнило, – говорю я, закидывая ногу на ногу. – Париж – это классно, но не мое. Как и французы.

– Как так? – Лера удивляется. – Это же мечта! Ты просто взяла и уехала?

– Уехала, – пожимаю плечами. – Бывает.

Зоя смотрит на меня внимательно и не перебивает, потому что она единственная, кто знает всю правду. Знает и про мать, и про ее бутылки и про вечные пьяные скандалы с ее французом-мужем, в один из которых я сбежала из дома и окончательно решила, что с меня хватит.

Это произошло как раз несколько дней назад. Всю ночь я скиталась по парижским улицам (впрочем, это мне не впервой), а на утро вернулась домой, собрала чемодан и прилетела к отцу. Теперь нужно лишь забрать документы и перевестись в местный вуз, чтобы доучиться год и получить диплом.

Подумаешь, не повезло с матерью и с родителями в целом… зато у меня есть подруги, правда?

Зоя мягко переводит разговор в другое русло, и мы перебираем местные новости элит: у кого была свадьба по залету, у кого новый бойфренд и какие туфли сейчас в моде. В этот момент я чувствую себя по-настоящему живой.

– Знаешь, кто сейчас находится в клубе? И, кажется, смотрит на тебя… – шепчет Зоя, наклонившись ко мне.

– Кто? – бросаю, не глядя, ловлю бокал пальчиками и делаю глоток коктейля.

– Матвей Яхонтов.

Услышав это имя, я заставляю себя проглотить коктейль и очень надеюсь при этом не поперхнуться…

– Что? – выдыхаю.

– Матвей Яхонтов. Он там, у VIP-стола, – Лера указывает головой, внимательно оглядывая меня. – Пару лет назад он подписал контракт с футбольной командой, теперь вообще звезда.

– Звезда, – повторяю я. – Круто. Рада за него.

– Только не смотри сейчас… – кивает Зоя. – А вот сейчас можно, он отвернулся. Смотри.

Я поворачиваю голову – и буквально бросаюсь взглядом на самого красивого парня на Земле.

Матвей Яхонтов – моя первая любовь.

Я приходила на все его школьные футбольные матчи. С ним у меня случился первый поцелуй. И первое разбитое сердце тоже случилось именно с ним. Первое и теперь уже последнее, потому что… нахрен любовь!

При взгляде на него мир сужается в одну точку, потому что в следующую секунду его глаза – те же, что когда-то лишали сна, – впиваются в меня так, будто он видит меня впервые и не может оторваться.

– Он повернулся! Не смотри, не смотри… – визжит Лера.

– Поздно, Лер… – выдыхает Зоя.

Зоя права: поздно.

Мое сердце – идиотское сердце – начинает снова неровно стучать, как и семь лет назад, стоило Матвею Яхонтову объявиться в поле моего зрения.

Подруги обсуждают его, даже не подозревая, что внутри меня снова болезненно ворочается сердце.

– Он вроде свободен, – говорит Лера потихоньку. – Не видно рядом девушки, либо не афиширует. А с той мымрой, которая его у тебя увела, он давно расстался – почти сразу, как ты улетела в Париж.

– Его никто не уводил, – отрезаю, отводя взгляд. – Мы даже не встречались.

Я делаю вид, что мне все равно. Пью коктейль залпом – кислый, ледяной, он на время помогает притупить подергивание внутри, и я решительно поднимаюсь с дивана.

– Пойдемте на танцпол, – заявляю внезапно. – Хочу оторваться сегодня как следует!

– О, да! – Лера подпрыгивает. – Танцы – это святое, девочки…

Я моментально вливаюсь в ритм музыки, двигаю бедрами в такт и взъерошиваю кудри, настраиваясь на зажигательные танцы. Ночь только начинается, и мне совсем неважно, что я чувствую на себе мужские взгляды.

Ведь самый важный взгляд – взгляд Матвея – я чувствую как тонкую проволоку на своей коже, и это… медленно убивает.

Ведь я хочу…

Хочу, чтобы он подошел ко мне.

Хочу, чтобы он заговорил и признался в чувствах, несмотря на то, что в любовь я давно не верю.

А еще мне жутко интересно узнать, какой он теперь – эта звезда футбольного клуба… и…такая возможность предоставляется, когда Матвей поднимается с дивана, оставляя своих друзей-футболистов, и направляется в нашу сторону.

Глава 6

Музыка гремит, свет мигает, а внутри меня будто все тормозится…

Он идет.

Черт… Матвей идет в мою в сторону…

Я продолжаю двигаться в такт музыки, хотя на самом деле чувствую, как мое тело просто деревенеет.

Между нами остаются считанные метры, и да, я этого жду. Жду, что его взгляд остановится на мне хоть на секунду дольше, но…

Но нет.

Матвей проходит мимо.

Просто. Проходит. Мимо.

Как будто я для него – пустое место.

Сердце сжимается, а во рту становится сухо, потому что он даже не посмотрел на меня. Не окинул взглядом. И это жутко бесит!

Какого черта я красилась? Какого черта наряжалась? Если он даже не тормознул взглядом, не то, что телом…

– Вот дерьмо… – выдыхаю, закидывая кудри на другое плечо.

– Да ну его, Адель, – Зоя мягко касается моей ладони.

– Да, пусть катится к черту! – поддерживает Лера.

Я делаю вид, что мне все равно, хотя внутри мне хочется психануть и опрокинуть в себя несколько коктейлей…

Впрочем, почему бы и нет?

– Я буду возле бара, – предупреждаю девочек.

Резко развернувшись на каблуках, я ухожу с танцпола в противоположную от Матвея сторону.

Бармен поднимает глаза, я бросаю карточку на стойку:

– Еще коктейль. Что-нибудь крепче.

Бармен кивает и начинает мешать огненный напиток.

Я облокачиваюсь на стойку, чувствуя, как напряжение медленно уходит, но где-то под ребрами все еще жжет. Вместе с этим я слышу, как наливается алкоголь, звенит лед, а потом – чья-то рука опускается рядом на барную стойку.

Клянусь, если сейчас ко мне будут подкатывать – я пошлю этого типа далеко и надолго, потому что смесь разочарования во мне настолько сильная, что…

Я поднимаю голову с крайне незаинтересованным взглядом, пока не вижу перед собой Яхонтова.

Матвей стоит рядом. Запредельно близко. Расстояние между нами катастрофически маленькое, чтобы дышать спокойно, ведь в его глазах – тот самый ледяной блеск, от которого когда-то у меня дрожали колени.

Только теперь он не мальчишка, а мужчина. Мы повзрослели… да, сильно…

– Привет, Адель…

– Привет, – киваю заторможенно.

Он помнит мое имя – наверное, это успех, да?

Бармен ставит передо мной коктейль, но прежде чем я успеваю оплатить счет, Матвей кладет свою.

– За мой счет, – бросает он коротко.

– Не стоило.

– Не спорь, – произносит он, склонившись надо мной. – Давно не виделись.

– Я жила в Париже с матерью, – отвечаю спокойно, поднимая бокал, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

– Париж? – он чуть прищуривается. – Отпад. Я думал, ты где-то ближе.

«Славно. У тебя было семь лет узнать, где я, но ты даже не потрудился», – проносится в мыслях.

– Сюрприз, – улыбаюсь кисло. – Вернулась только вчера.

Матвей усмехается, и на скулах появляются знакомые ямочки. Все девчонки были влюблены в его ямочки, и я – не была исключением, хотя мне всю жизнь хотелось стать исключением для кого-то!..

Я делаю глоток, и алкоголь обжигает язык, но это ничто по сравнению с тем, как обжигает его взгляд. Он скользит по мне – по плечам, по шее, по губам, и я вижу, как напрягается линия его челюсти.

Я ощущаю его дыхание у самой шеи и почти теряю равновесие.

– Ты изменилась, – произносит он наконец. – Я залип, как ты красиво танцуешь.

– Спасибо, – выдыхаю я. – Что у тебя нового?

– Я капитан нашей сборной. Звезда или около того…

– Поздравляю…

Я скольжу взглядом по его каштановым волосам, которые он нервно взъерошивает, а в это время его голубые глаза чертят круги по моему лицу, и я не знаю, как расценивать эти прелюдии.

Еще здесь очень громко и шумно. Я хочу выйти из клуба, но именно в этот момент к Матвею подходит какой-то парень и бьет по плечу:

– Мат, ты че тут завис? Пошли! Команда ждет капитана, пора отмечать победу!

Матвей кивает, но не отходит от меня.

– Одну минуту.

Яхонтов поворачивается ко мне, уточняя:

– Сходим куда-нибудь на днях?

Я пожимаю плечами, молчаливо соглашаясь. Знаю, что это ошибка, но кто в здравом уме отказывается от предложения от капитана сборной? Который, к тому же, был моей первой любовью, а сейчас смотрит так, словно готов на все ради этой встречи…

Это выглядит заманчиво.

Он достает телефон.

– Продиктуй свой номер, Адель. Я напишу тебе.

– А если не продиктую?

– Тогда я не смогу найти тебя, – он делает паузу. – Эй, я хочу увидеться. Диктуй.

Я прищуриваюсь, но все же диктую цифры своего нового номера, который оформила вчера в аэропорту.

Он вводит их в свой телефон, затем поднимает на меня взгляд.

– Ты любишь азиатскую кухню?

– Я больше по итальянской…

– Зачтено. Пойдем в итальянский ресторан, у меня друг держит классное заведение. Как насчет вторника?

– Нормально…

– Еще в следующую субботу у нас намечается тусовка в загородном доме моих родителей. Будем отмечать победу. Будут все члены команды и друзья, а также веселье, алкоголь и что-нибудь покрепче, – Матвей двусмысленно подмигивает.

– Я… подумаю… – ухожу от ответа.

– Можешь взять с собой подружек, – он кивает в сторону танцпола, добавляя, – и купальник. Ну, до вторника?

Я в ответ – молча киваю…

Глава 6.1

Я делаю еще один глоток коктейля и понимаю, что, кажется, это был перебор. Музыка гудит в ушах, а я будто бы чуть выпала из реальности, и всему виной – Яхонтов.

Голова слегка кружится, и я хватаюсь за стойку, стараясь не показать виду. В ноге возникает легкая боль – кажется, на танцполе я потянула мышцу.

Черт.

Уверена, что меня свалила встреча с Матвеем, а не пара коктейлей. Я всегда пила в меру, потому что видела, во что превращает алкоголь мою мать. В памяти вечно сидел образ кричащей пьяной матери, которая роняла бутылки, а потом долго плакала в ванной, извинялась и клялась, что «все под контролем». Я еще хорошо помню, как стояла у двери ванной, сжимая в руках телефон, и боялась позвонить отцу.

Боялась до прошлой недели, потом спустя несколько дней услышала разрешение отца вернуться домой, и вот, я здесь.

– Адель, ты в норме? – ко мне подходит Лера.

– Да, скоро вернусь. Я в уборную…

Прохладная вода стекает по щекам, слегка остужая пыл.

Я смотрю в зеркало – блестящие глаза, раскрасневшиеся губы, растрепанные волосы. Мне не нравится тот образ, который я вижу, потому что он… уязвимый. Влюбленный. И раздражающе слабый.

А слабой быть я не любила.

Я вытираю лицо салфеткой, глубоко вдыхаю и собираюсь вернуться на танцпол, но на выходе из туалета врезаюсь в кого-то плечом. Мужчина ловко перехватывает меня за локоть – крепко, уверенно, и я поднимаю глаза.

– Осторожнее, – говорит низкий мужской голос. – Адель, меня прислали за вами, чтобы отвезти вас домой.

– Кто прислал? Отец?

– Меня попросили позаботиться о вас. Вам пора домой.

Я моргаю, не сразу соображая.

– Простите, вы кто?

– Водитель, – коротко отвечает он.

Я закатываю глаза и понимаю, что водителя за мной прислал либо отец, либо злая мачеха.

– Конечно, еще бы, – цокаю. – Наверное, мачеха нажаловалась отцу…

Водитель молчит, пока я колеблюсь. На самом деле мне не по себе: голова все еще кружится, да и нога болит после танцев.

– Ладно, поехали, – бурчу, отыскивая взглядом подруг.

Я нахожу их на диване и забираю сумочку.

– Девочки, я поеду. Отец прислал за мной водителя, а-ля домашний контроль версии 2.0.

– Напиши, как доедешь! – мягко просит Зоя.

– Увидимся на парах, красотка, – кричит Лера, но я уже иду к выходу.

Машина черная, чистая, с тонированными стеклами. У отца я такой не припомню, но знаю, что в его распоряжении три водителя – для него, для мачехи и для Пашки, чтобы возить его в школу.

Салон пахнет кожей и мужским парфюмом… приятным, чем-то между ванилью и табаком. Я молча усаживаюсь внутрь, поправляя на бедрах короткое платье, бросаю сумочку рядом, и водитель закрывает за мной дверь.

Усталость накатывает волнами, и я наконец-то стягиваю с ног туфли с высоченными шпильками. Кайф…

– А как вас зовут? – интересуюсь, когда слышу щелчок автомобильных замков.

– Меня зовут Марат.

– Марат, отец с мачехой уже дома?

– Простите, мне это неизвестно.

– Если дома, то будет скандал, – поясняю. – Кажется, я выпила лишнего…

– О вас заботятся, Адель, – повторяет Марат, бросая на меня взгляд через зеркало заднего вида. – Вы должны это ценить. В клубах юную девушку может поджидать много неприятностей. К тому же, вы хрупкая и беззащитная.

– Я далеко не хрупкая. Я кого хочешь могу уложить на лопатки… правда, сейчас только словесно…

Водитель усмехается, но больше не произносит ни слова.

Дом встречает меня тишиной.

Ни света, ни ругани мачехи, ни звуков телевизора.

– Странно… – шепчу, закрывая за собой дверь.

Я бросаю сумочку на диван, достаю телефон и набираю отца:

– Пап, а зачем ты прислал за мной водителя?

– Какого водителя? – голос отца звучит бодро. – Я никого не присылал, Адель.

– Но… – я останавливаюсь посреди лестницы. – Он сказал, что ты… заботишься обо мне…

– Я впервые слышу об этом. Тебе, наверное, показалось. Мы будем дома через час, еще нужно забрать Пашку от няни.

– Угу… пока.

Гудки. Связь обрывается, но тишину тут же нарушает вибрация телефона, на который падает сообщение.

Номер – неизвестный.

«Ты дома?»

Брови поднимаются сами собой.

«Да. А кто это?»

Пауза. Проходит несколько секунд, прежде чем я получаю ответ:

«Я спокоен, когда ты дома, Златовласка».

Я быстро печатаю в ответ:

«Это какая-то шутка? Че за контроль?»

«Это забота. Ложись спать, на сегодня достаточно глупостей».

Я стою несколько секунд, слушая стук собственного сердца, потом быстро поднимаюсь к себе. Подойдя к окну в своей спальне, я слегка приоткрываю штору, но снаружи вижу лишь отъезжающие фары черной тонированной иномарки.

Глава 7

Я просыпаюсь от запаха кофе и от сильного грохота на кухне, хотя кроме домработниц в доме готовить некому, а я точно знала, что у нее сегодня выходной.

Неужели нельзя делать кофе потише?

Конечно, мачеха уже не спит. И ладно бы на кухне она готовила, так нет – она делает все, чтобы не дать мне выспаться, и это длится уже который день…

Я сбилась со счета, сколько я здесь уже живу, но это не женщина, а паразит, она будто питается раздражением – особенно моим.

Я спускаюсь по лестнице босиком, волосы спутаны, футболка свисает с плеча, на ней чужое лого – я даже не помню, где ее взяла. Внизу меня уже ждет Вика, и на ней просто отвратительный халат с леопардовым принтом, который я терпеть не могу, несмотря на то, что леопард снова в моде.

– Доброе утро, – тяну лениво, спрятав свое раздражение по поводу шума.

– Доброе? – она даже не поднимает глаз от кофемашины, которой она гремела на весь дом. – Время обед.

– Супер. Где отец?

– Все нормальные люди либо на работе, либо на учебе. Одна ты – особенная. И когда ты собираешься выходить на работу?

Я открываю холодильник, достаю йогурт и равнодушно смотрю на нее поверх крышки.

– Вообще-то, я должна доучиться и получить диплом, чтобы найти хорошую работу. Но папа еще не внес оплату за учебный год, поэтому я сижу дома и мозолю твои хитрые глазенки.

Да, я слегка болезненно отношусь к тому, что наступил сентябрь и мои подружки уже ходят на пары, но папа обещает, что он скоро внесет оплату, и я тоже продолжу учиться. Я знаю, что у него какие-то финансовые трудности, но особо не лезу с расспросами. Я просто жду и верю папе, потому что… своих денег у меня нет – во Франции все уходило на продукты, шмотки и кодирование матери от алкоголизма, поэтому сейчас мне ничего не остается, кроме как просто поверить папе. И ждать, когда же мне позвонят из универа и скажут, что я зачислена.

– А с чего ты взяла, что у отца есть деньги? – хмурится мачеха. – Обучение на твоем международном праве стоит кучу денег – это одно из самых дорогих направлений в твоем университете.

– Папа мне обещал. Он сказал, что оплатит мое обучение. Мне остался всего один курс, и я должна доучиться, ясно?

– Ясно-ясно, – хмыкает Вика. – Между прочим, я в твоем возрасте уже работала. Без всяких дипломов.

– Оно и заметно, – улыбаюсь я с самым милым видом. – Поэтому ты села на шею к моему отцу…

Мачеха аж захлебывается воздухом.

– На мне вообще-то весь дом и Паша, так что я тоже не сижу без дела!

– Да ну? – я делаю удивленное лицо. – А я думала, что Пашка на нянях, а дом на домработницах, на которых уходит приличная сумма из кармана папы.

Она застывает, потом поджимает губы.

– Ты что, считаешь наши деньги?!

– Нет, я просто рассчитываю, что папа позаботится о моем обучении, как и обещал, – отрезаю я.

– Напомнить, что тебе уже двадцать два? А ты шляешься по клубам и возвращаешься с какими-то Маратами?

Я ставлю йогурт на стол с таким звуком, что ложка подпрыгивает.

– Я уже сто раз объясняла, что Марат – водитель. Он привез меня домой меня пару дней назад, после приема. Я думала, что это папин водитель!

– М-м, водитель… – перебивает она с насмешкой. – Мой совет: с твоей генетикой и предрасположенностью к зависимостям тебе лучше не употреблять алкоголь.

Я закатываю глаза.

– Вот сука, – вырывается вслух.

– Что ты сказала? – она приподнимает брови.

– Сказала, что если ты еще раз упомянешь мою мать, я повыдергиваю твои прилизанные волосы, – улыбаюсь сладко, но глаза у меня при этом ледяные.

– Передам отцу твои ласковые слова, – напевает она.

– Передай, – отвечаю, отодвигая стул. Йогурт – в мусорку, настроение – в ноль.

Я поднимаюсь к себе и врубаю музыку погромче. По комнате гуляет свежий воздух из леса, возле которого расположен наш элитный поселок. Пока я делаю макияж на вечернее свидание с Матвеем, танцую перед зеркалом и попутно проверяю телефон.

Но от Матвея нет сообщений…

В телефоне висят лишь те странные смс от неизвестного абонента, на которые я перестала отвечать и даже заблокировала абонента…

Свидание с Матвеем в семь, а на часах всего двенадцать, но между провести время с мачехой или свалить из дома, я, конечно же, выберу второе.

Растушевываю тени, подвожу глаза, а на губы наношу матовую помаду.

– Я сваливаю, – бросаю, не глядя на Вику.

– Куда? – слышу за спиной.

– Ты мне не мать, чтобы отчитываться, – отвечаю, с удовлетворением захлопывая дверь.

На улице солнце и, несмотря на наступившую осень, воздух еще горячий. Такси довозит меня до центра города, и я сразу звоню девчонкам, предлагая встретиться и выпить кофе, но…

Зоя и Лера на парах. У них учеба и зачеты, а у меня – папа забыл оплатить учебный год. Класс.

Приходится неспешно бросить по городу в гордом одиночестве, тем более, что в Париже это было частой практикой, особенно по вечерам, когда не хотелось возвращаться домой к пьяной матери.

Она у меня, кстати, француженка – Изабель. Чистокровная, в отличие от меня. Мои бабушка и дедушка родились во Франции, там они прожили долгую жизнь, а когда их не стало – матери досталась в наследство квартира в самом центре Парижа. В Париже она встретила моего папу – он приехал туристом и задержался во Франции на две недели, а моя мама как раз преподавала русский язык в парижском университете. Мама вообще знала много языков, пока… не стала употреблять алкоголь…

Так вот, во время папиного отпуска моя мама забеременела мной, разыскала отца в России, и они поженились. По залету, получается.

Кстати, нынешний муж у нее неплохой, но… не знаю, сколько еще Пьер будет терпеть ее выходки, ведь когда они поженились, она держала себя в руках.

Я засматриваюсь на витрины, чувствую ароматы кофе и задерживаюсь возле уличных музыкантов, заслушиваясь живой музыкой. Затем иду дальше, покачивая бедрами, и ловлю взгляды. Вот, например, мужчина у кофейни чуть не роняет стакан, и это вызывает улыбку. Все-таки приятно понимать, что я… привлекаю внимание и вызываю восхищение…

Хотя мать вечно говорила, что я вряд ли вырасту красавицей…

Устав бродить по полупустому городу, я сажусь у фонтана и вытягиваю ноги. Солнце жарит лицо, ветер треплет непослушные кудри и краешек платья.

Пользуясь солнечным светом, который делает лицо почти оранжевым, достаю телефон и делаю селфи. Блик чуть неудачный, а старая камера айфона слегка зернит, но получается, вроде, ничего…

– Эй, не тормози… – ворчу. – Выкладывай фотку… дурацкий телефон!

Кое-как ставлю фильтр и выкладываю сторис с надписью: «Свободна как ветер», а уже через пару минут получаю лайк от Матвея и других пользователей, которые меня мало интересуют…

Улыбаюсь. Ну конечно, он всегда в онлайне.

Он подписался на меня в тот же вечер в клубе.

Желудок предательски урчит, потому что вместе с лайком я получаю смской адрес итальянского ресторана, в котором мы будем ужинать.

Поднимаюсь, встряхиваю волосы, поправляю платье. На ходу включаю музыку и шагаю по улице в ритм.

Сегодня я планирую кушать пасту, смеяться и, может быть, чуть-чуть влюбиться. Только чуть-чуть, потому что любить всерьез я в этой жизни не планирую.

Чуть-чуть это идеальная консистенция любви – этого хватит, чтобы принять предложение руки и сердца (в идеале от Матвея) и, наконец, съехать от родителей, ну а ради последнего я готова на все…

Глава 8

Я лениво верчу вилку в пасте, наматываю на нее слишком много и потом снова сбрасываю обратно. Сыр уже остыл, и даже аромат базилика не спасает ситуацию.

Матвей напротив – воплощение идеального парня из глянца. Рубашка идеально выглажена, легкий запах парфюма, сильные руки спортсмена и глаза… голубые глаза.

Он улыбается, как будто с рекламного плаката, и рассказывает:

– Родители, кстати, недавно подарили мне квартиру. С видом на Неву. Сказали, хватит тратить на аренду, пора уже жить по-взрослому.

Я поднимаю глаза, чуть улыбаюсь.

– Квартира? Своя? Круто… – осекаюсь я. – Мне пока приходится только мечтать.

– Ну, они сказали, – он делает глоток вина, – что если появится семья – то снимать уже не вариант. Я, правда, не спешу с семьей… у меня карьера…

– Я тоже… не спешу, – спешно добавляю.

И это чистая правда. Я точно не из тех девушек, кто хочет завести семью и детей в двадцать два.

– Я, вообще-то, нацелен на серьезные отношения, Адель. Не подумай.

Нацелен на серьезные отношения…

Мозг уже дорисовывает картинку – он, я, утро, кофе на балконе, где-нибудь на тридцатом этаже над городом…

Я чувствую, как внутри щелкает что-то похожее на ток. Мне даже хочется улыбнуться, хотя настроение почему-то на нуле. Может, из-за деревянного сыра в пасте? Все-таки самая лучшая итальянская кухня находится в Италии – несколько раз мы ездили туда с матерью, а потом, когда повзрослела, путешествовала с подругой.

– Серьезные – это хорошо, – отвечаю я небрежно, хотя голос предательски дрожит.

Звезда футбольного клуба улыбается, и я снова ловлю себя на том, что я просто им любуюсь. Интересно, целуется он так же, как семь лет назад?

Я слушаю его дальше – он рассказывает, как в детстве не хотел быть футболистом, как отец заставлял его ходить на тренировки, и как однажды он все же втянулся, когда понял, что может выигрывать, а выигрывать ему нравится.

– Мы сделали их вчистую, поняла? – оживляется он. – Я забил три гола, и тренер сказал, что если так пойдет, в следующем сезоне меня вытащат в основную сборную. Это уже другой уровень, перееду в столицу…

Я киваю, делаю вид, что слушаю, хотя мысли где-то далеко. Мне по-прежнему нравится Матвей. Он красивый, уверенный, со спортивной фигурой и идеальной улыбкой. Но… мне скучно. Просто до зевоты.

Я подношу пасту ко рту – и в этот момент дверь ресторана открывается. Сквозняк несет запах вечернего воздуха, и я машинально поднимаю глаза.

Зря я это сделала, потому что…

При виде него мои затвердевшие мозги моментально начинают работать.

В ресторан заходит самый мужчина с приема, который ловил меня из окна. Незнакомец с тяжелым взглядом и голосом, от которого мурашки бежали по спине…

Который хотел оставить меня в окне, если я не попрошу его о помощи!

На этот раз он не один – с ним девушка. Высокая, эффектная брюнетка, в привлекательном платье цвета его серых глаз. При этом, несмотря на раскованный образ, она идет рядом, будто принадлежит ему. Они проходят к столику у окна, и я почему-то замираю, следя за ними глазами.

Судя по накрытому столу, они уже были здесь, просто я, увлеченная Матвеем, их не замечала, пока они не вернулись из курилки.

– Адель, ты меня слушаешь? – Матвей щелкает пальцами перед лицом.

– А? – я моргаю, возвращаясь. – Конечно. Три гола, тренер, основная сборная. Круто.

Он довольно улыбается, а я снова краем глаза смотрю на того незнакомца с серыми глазами. Не знаю, видит ли он меня, но ощущение, что да.

– Слушай, – Матвей наклоняется ко мне. – Хочешь, ко мне поедем? У меня проектор, можно фильм глянуть, пиццу закажем…

Я усмехаюсь и качаю головой.

– Ммм, звучит как типичное приглашение «на фильм», – я делаю глоток воды и поднимаю бровь.

Он смеется, поднимает руки.

– Нет, я серьезно. Просто вечер вместе. Без всяких намеков.

– Нет.

Я говорю «нет» без объяснения причин. Я давно научилась это делать без всякого чувства вины.

Яхонтов улыбается, хотя по лицу видно – не ожидал отказа, а я краем глаза замечаю, как брюнетка из-за его спины поднимается из-за стола и направляется в сторону уборной.

Я тоже поднимаюсь.

– Я сейчас, – бросаю Матвею и иду следом.

Коридор узкий, а пол для шпилек кажется слегка скользким, и когда я захожу внутрь, та самая брюнетка как раз заходит в уборную. Я останавливаюсь у раковины, а пока мою руки, слышу приглушенный голос из-за двери.

– Подруга, извини, но я сегодня не приеду. У меня сегодня будет нереальный вечер, – слышу довольный голос брюнетки. – Мужчина, с которым у меня свидание… ммм… нереально круто трахается. Такого ненасытного зверя в постели я еще не встречала, поэтому сорри, но этой ночью меня будут трахать.

– …

– … да-да, во всех позах, – смеется она. – Потом опять неделю все будет болеть, как после прошлого бешеного секса… он после командировки и жутко голодный… нет, он никого кроме меня не трахает и по шлюхам не ходит, ты же знаешь, положение обязывает и он верный… обманывать не будет, прямо скажет… хотя терять такого не хочется… не завидуй, подруга, это мой мужик… все, я побежала…

Я чуть не роняю бумажное полотенце от шока и даже на секунду замираю, пока мурашки несутся по коже в бешеном темпе, но брюнетка, вернувшись к раковине, даже не замечает моего ступора – поправляет помаду на губах и ловит мой взгляд в отражении.

Я не отвожу взгляда – напротив, скольжу по ее пухлым губам и спускаюсь ниже, к шее, на которой замечаю багровые следы… судя по всему, того самого бешеного секса.

– Сильно видно засосы на шее, да? – чертыхается брюнетка.

– Нет, нормально…

Чтобы не выдать шока, говорю как бы между прочим:

– Классная сумка, – киваю на Гуччи, – лимитированная коллекция.

Она улыбается краешком губ и смотрит на мое платье.

– Спасибо, а ты разбираешься…

Мы перекидываемся парой слов, а затем она возвращается обратно. Оставшись одна, я бросаю взгляд в зеркало и смотрю в свое отражение. Глаза чуть расширены, а сердце будто бьется не там, где нужно. «Такого ненасытного зверя я еще не встречала» – прокручиваю в голове предвкушающий тон брюнетки, и почему-то мне жарко. Слишком.

Судя по всему, ее действительно ждет незабываемая ночь, и, вроде бы ничего особенного, но чувствуется, что у нас с ней есть общее. Кроме того, что этой ночью меня никакой ненасытный зверь трахать не будет.

Глава 8.1

Слегка остыв после подслушанного разговора брюнетки, я возвращаюсь к Матвею и стараюсь не смотреть в сторону окна, но повсюду словно чувствую на себе чужой взгляд. Сквозь толпу, через шум посуды и смех – он будто тянет за подбородок, вынуждая повернуть голову. Взгляд густой, темный, внимательный…

Или, впрочем, я просто себя накручиваю!

Я вообще не уверена, смотрит ли на меня тот незнакомец с приема, но кожа на щеке все равно горит.

А спустя время я замечаю, как они с брюнеткой встают и уходят. Она держится за его руку, смеется, а я почему-то до сих пор не могу прийти в себя. Особенно, когда я все-таки вскидываю взгляд на незнакомца и не встречаю ответного.

– Эй, ты как? – Матвей наклоняется, и я почти вздрагиваю.

– Все норм, – киваю слегка энергично. – Просто… устала немного.

Матвей продолжает говорить, но я не слышу. Перед глазами все еще та сцена и слова брюнетки, которые почему-то вызвали во мне… не ту реакцию…

– Детка, извини, – вдруг говорит Матвей, доставая телефон. – Пока тебя не было, мне звонила команда. Вратарь из моей команды напился и сломал ногу. Я должен забрать его из бара и отвезти в больницу.

Я моргаю, будто просыпаюсь.

– Без проблем, езжай, – я улыбаюсь, стараясь не показать, что внутри царапает разочарование. – Надеюсь, с ним все будет окей.

– Спасибо. Увидимся в универе. Ты, кстати, когда подключишься, Адель?

– Скоро, – я нервно улыбаюсь. – Папа решает с моим восстановлением… все сложно…

– Ага… Хочешь, могу вызвать тебе такси?

– Нет, не надо, – отмахиваюсь. – Я прогуляюсь.

Матвей уходит, оставляя после себя смешанные чувства.

Я остаюсь одна за столом и подзываю официанта.

– Ваш счет оплачен вашим спутником, – произносит он.

– Супер, тогда принесите бокал красного сухого…

Я делаю глоток, чувствуя, как вино жжет горло, и смотрю на выход.

И думаю о том…

Я, черт возьми, все думаю о том, почему в голове снова мелькают серые глаза и слова той левой брюнетки, которые никак не выходят из моей головы. Про бешеный секс. Про то, что ее будут трахать.

Я вообще-то не завидую…

Нет же?

Это, наверное, просто прикольно…

Я допиваю вино, бросаю купюру на стол и выхожу в прохладную дождливую ночь. Воздух остужает, но не помогает, в груди все равно – жаркое пекло. Дождь приходит не вовремя, но сегодня я не против, он щекочет кожу, бьет по ресницам, скользит по шее и заливает туфельки.

Пальцы скользят по экрану в попытке вызвать такси – телефон весь мокрый, кнопки не слушаются, и в какой-то момент я решаю забить и идти пешком. Ночь теплая, пусть и мокрая, а внутри у меня как будто фейерверк из густого разочарования и одновременно из остатков адреналина. Как ни странно, причина этого адреналина – ненасытный зверь, про которого говорила брюнетка…

Я закидываю волосы назад, расправляю плечи и шагаю в темноту. Прохожу пару сотен метров – и вдруг понимаю, что уже промокла до нитки, а возвращаться особо некуда.

То есть, дома меня никто не ждет. Отец с мачехой наверняка давно спят, а если мать не звонит четвертый день, то она, скорее всего, в запое…

И еще…

За мной кто-то едет.

Тихо и неспешно, хотя я иду по тротуару и явно не мешаю автомобильному потоку.

Я оборачиваюсь и замечаю черную машину. Тонированную, гладкую. Свет фар обводит меня, и на секунду становится видно, какая я мокрая.

Машина подъезжает ближе, фары выхватывают меня из темноты, и я прикрываю глаза – слепит. Я делаю шаг в сторону, и сердце замирает, потом резко бьется сильнее, потому что машина делает то же самое!

– Эй! – кричу, но мой голос тонет в шуме дождя.

Окно машины плавно опускается, и я вижу его.

Того самого… с серыми глазами и почти опасной притягательностью… трахаря той брюнетки. Только ее самой рядом нет. Он один.

Бешеный секс отменяется или как?

– Садись в машину, Златовласка.

Голос ровный, но в нем – приказ. Безапелляционный.

Я фыркаю, поднимаю подбородок:

– К незнакомцам не сажусь. Даже к тем, кто спасает девушек от прокуроров-старикашек…

Я иду дальше, но он не отстает. Двигатель урчит, машина медленно ползет за мной, ровно в моем темпе. Окно открыто, и я чувствую, как он смотрит… пристально смотрит…

– А я думал, ты была как раз на свидании со старикашкой Мурадом, – усмешка в голосе.

– Фу, нет! – бросаю презрительно, даже не оборачиваясь. – Я была на свидании с молодым и очень привлекательным футболистом. Между прочим, капитан сборной… и, кажется, он положил на меня глаз…

– А молодые, – тянет он, – не провожают девушек до дома?

– Я вообще-то наполовину француженка. А француженки, знаешь ли, самостоятельные.

– Самостоятельные, значит? – голос ниже, с оттенком иронии. – Давай садись в машину, самостоятельная.

Я качаю головой, делая шаг ближе к обочине.

– А вдруг ты маньяк и изнасилуешь меня?

Он смеется – низко и слегка хрипло.

– Тогда тебе повезло, что я красивый, богатый и, в таком случае, женюсь на тебе.

– О, как благородно, – я смеюсь, запрокидывая голову к небу. Капли попадают прямо на губы, и мне вдруг хочется рискнуть и сесть. Да-да, это те самые остатки адреналина…

Он молчит, и даже сквозь шум дождя чувствуется его взгляд. Такой – пристальный, тяжелый, будто проникает под кожу.

И, не знаю почему, но я поддаюсь.

Может, потому что холодно.

А может, потому что он – опасный, а я…

Я люблю играть с огнем.

Я обхожу машину и быстро юркаю внутрь. Кожа кресла теплая, а салон пахнет дорогим парфюмом. Незнакомец чуть поворачивает голову, я закрываю дверь – и вместе с щелчком автомобильного замка между нами снова вспыхивает ток.

– Вот и умница, Златовласка, – хвалит он тихо, почти хрипло.

Я называю домашний адрес, и машина срывается с места.

Глава 9

– Вот и умница, Златовласка, – хвалит он тихо, почти хрипло.

Я называю домашний адрес, и машина срывается с места.

– Могу снять каблуки и вытянуть ноги? – спрашиваю я, уставившись ровно перед собой.

Я не смотрю ни направо, ни налево, потому что боюсь…

Обжечься об его взгляд – вот, чего я боюсь!

– Сегодня весь день на шпильках, – добавляю. – По городу гуляла с утра до вечера…

– Ясно, – отвечает он спокойно. – Можешь снять каблуки. И можешь положить ноги мне на колени. Согрею.

Я поворачиваюсь к нему, приподнимаю бровь.

– Боюсь помешать.

Он даже не улыбается, отвечая серьезно:

– У меня автомат. Не помешаешь.

Я фыркаю, снимаю каблуки и закидываю босые ноги ему на колени. В салоне – тепло благодаря печке, работающей на полную мощность, а за окном шумит дождь.

– Хорошо работает? – спрашиваю с намеком, прищурившись.

– Автомат? – уточняет он и наконец усмехается. – Лучше, чем у старикана Мурада.

Я не выдерживаю и смеюсь. Настоящим, звонким, живым смехом, который не слышала сама от себялет сто… по ощущениям…

– Господи, бедный Мурад, – усмехаюсь. – Если бы он знал, как мы его стебем, он бы сели за решетку.

– Думаешь?

– Ага… А что еще ждать от напыщенного индюка? Уж точно не снисхождения…

Он поворачивает голову и смотрит…

Смотрит так пристально, что я чувствую этот взгляд на коже.

– Эй, на дорогу смотри, а не на меня, – выдыхаю, снова смеясь. – Я еще молода и жить хочу. Мне двадцать два, кстати.

– Мне двадцать девять.

– Старый…

Я не выдерживаю и хохочу, а затем чувствую, как его ладонь едва касается моей щиколотки – и накрывает ее. Весьма интимный жест. Зойка бы наверняка зарделась и смущенно одернула ногу, а мне… прикольно.

Да, прикольно – это то слово, которое описывает каждую встречу с этим человеком, имени которого я даже не знаю. И не знать его имени, кстати, тоже прикольно…

– Согрелась?

– Да…

– Не хочешь спросить мое имя? – интересуется он.

– Неа… – протягиваю.

– Ясно, – хмыкает он. – Ты такая… хохотушка, да? Без чувства самосохранения, верно?

– И жутко вредная, – добавляю. – Мать говорила, что такого паршивого характера не было даже у моей бабки, а бабку она ненавидела…

– Ты живешь с ней?

– Нет, мать осталась во Франции. Я живу с отцом и сучкой-мачехой. Ну, еще Пашка есть… брат мелкий. Все, больше ничего не спрашивай, я не скажу. Я же тебя совсем не знаю, а меня учили с дядями не разговаривать…

Он усмехается.

Машина скользит по ночному городу, мокрый асфальт отражает огни, и мне кажется, будто мы летим на приличной скорости.

– Куда ты дел брюнетку, с которой пришел?

– Я ее съел.

Я хмыкаю.

Незнакомец чуть прибавляет газу. Машина мягко ускоряется, и город начинает размазываться в линию света.

И меня, по правде говоря, размазывает тоже – от скорости, от выпитого алкоголя, от его присутствия.

– Тебе прилетит штраф, – дразню я.

– Я тут закон, – произносит он спокойно.

Я смеюсь, по-прежнему чувствуя его ладонь на щиколотки – она тяжелая и почти не двигается. Не позволяет себе большего ни на грамма.

– Только не говори, что ты мент. С ментами дел не имею… – предупреждаю.

Он не сразу отвечает, и это молчание… напрягает.

– Не совсем, – наконец говорит.

– Как-то раз мы с подругой сбегали от ментов. Нас все равно поймали и посадили в обезьянник. С тех пор не люблю форму – на дух не переношу.

Я заторможенно бросаю взгляд в лобовое окно и не сразу понимаю, что мы, оказывается, выехали за город. Мокрый воздух становится чище, дорога шире, фонари редеют.

– Мне уже звонить в службу спасения? – спрашиваю, зевая.

– Со мной можешь не звонить. Но просто на будущее: садиться в машину к незнакомым мужикам – плохая практика, понимаешь, Адель? Особенно, после нескольких бокалов вина.

– Ты что, следил за мной?

– Нет, от тебя несет алкоголем, – замечает он.

– Сорри…

Я задерживаюсь взглядом на его щетине и острому подбородку, а когда скольжу выше, понимаю, что его глаза не просто серые – они цвета мокрого асфальта.

И что вообще он… красивый мужчина… хотя и староват – не то, что Матвей.

А еще вскоре перед нами открывается вид на город.

Панорама города расстилается под нами, золотые купола, мерцающая Нева, а над всем этим – тяжелые тучи.

Он выходит первым и открывает мне дверь.

– Куда ты меня привез? – спрашиваю тихо.

– Ты же не хочешь домой?

– Не хочу, – морщусь.

Я все-таки выхожу из автомобиля, придерживаясь за его плечо, и резко вздрагиваю, когда он накидывает на меня свой пиджак. Теплый и пахнущий им.

Это что, забота?

К ней я не привыкла, да и привыкать не хочется… Лучше без нее. Без заботы и тепла.

– Но ты же не будешь предлагать мне серьезные отношения?

Незнакомец молчит. Слишком долго, чтобы это было просто… шуткой…

И только потом, не глядя, добавляет:

– А если предложу – откажешься?

– Конечно, да…

Ветер пахнет дождем и рекой.

Незнакомец оттесняет меня к капоту и встает рядом, закрывая собой попутный ветер.

– Мне предлагали отношения сто раз, и сто раз я отказывала. Ты можешь попытать счастье и быть сто первым, – добавляю шутливо.

– Сто первое место меня не устраивает. Я привык быть первым, Златовласка.

Я обхватываю себя руками, но не от холода, а чтобы спрятать странное волнение и целый табун мурашек.

Ведь от пронзительного ветра во мне напрочь улетучивается весь алкоголь, а еще каким-то образом надо держать на себе этот потяжелевший взгляд, словно прибивший меня к капоту черной тачки…

Глава 9.1

– Так, ты не из тех, на ком женятся?

– Абсолютно верно… – качаю головой.

Признаться в этом не стыдно. Стыдно пытаться обратить на себя внимание богатого мужчины, ориентируясь лишь на несколько параметров – размер его кошелька и статусность (я Зою не осуждаю, но вообще-то говорю именно про нее).

Мы с моим незнакомцем стоим у капота, над нами шумит ветер. Дождь закончился.

Я смотрю вниз, на город, он же опирается на капот ладонями, будто дает себе время отдышаться…

Он тяжело дышит, словно либо сдерживается от чего-то, либо только что пробежал стометровку. Но я знаю, что это точно не второе…

А еще он смотрит на меня – с лютым интересом, и мне этот интерес не нравится. В нем нет ни легкости, ни беззаботности, а принимать большее – я не согласна.

– Ты учишься или работаешь? – спрашивает он после паузы.

– Учусь. Точнее, жду, пока папа внесет оплату за последний курс, – отвожу взгляд.

– Есть проблемы с деньгами?

– Нет. У папы нет проблем с деньгами, – вздергиваю подбородок. – А я хочу доучиться, чтобы хоть что-то закончить.

– И на кого?

– В идеале – хочу стать адвокатом, но после стольких лет учебы во Франции это маловероятно, потому что я училась на другой системе и вообще планировала там оставаться, – говорю я, слегка усмехаясь. – Я учусь на международном праве. Кем буду в итоге – разберусь позже…

– С тобой будет сложно… договориться, – хмыкает он. – Ты слишком гордая, Адель. Правосудие таких не терпит.

– Ничего, тебе же это нравится, – отвечаю я, ловко лавируя взглядом по его лицу. – Иначе бы ты не привез меня сюда, не так ли?

Он чуть склоняет голову, уголок губ приподнимается.

– А ты чем занимаешься? – спрашиваю.

– Я же мент, ты забыла?

– Полный отстой, – бросаю без тени улыбки.

Он тихо смеется, будто действительно не обижается, хотя… я бы обиделась. Наверное.

– Я слышал слова в свой адрес и похуже, – отвечает.

Между нами будто пробегает электричество. Я делаю шаг в сторону, наращивая расстояние, и бросаю взгляд на его машину – блестящую и безумно дорогую. Такой нет даже у моего папы, а мой папа владел заводами и пароходами в свои лучшие годы…

– А когда полицейские стали столько зарабатывать? – спрашиваю с легкой иронией.

– Смотря какие. Некоторые – зарабатывают.

– Сомнительно, но оке-ей, – протягиваю с усмешкой. – Главное, чтобы не темщик и не наркобарон, конечно… Что? Что ты смеешься? – спрашиваю, когда он потирает лицо, скрывая за пальцами усмешку.

А пальцы у него красивые. На четырех из них – кольца с непонятными для меня значениями. Фаланги длинные, как у пианиста, а по ним спускаются выпуклые венки. Они тянутся к крепким запястьям, скрываясь за рубашкой, а еще венки слегка вздуваются на его лбу. Эстетика в этом… определенно есть…

– Откуда ты такая смешная, Златовласка?

– О, ну моя мать – француженка, – начинаю рассказывать. – Бабушка с дедушкой жили под Парижем. Потом мама встретила моего отца и переехала к нему в Россию. Потом – измена, развод, и мы с мамой вернулись во Францию. Недавно я прилетела обратно.

– Почему?

– Мать у меня запойная, – пожимаю плечами. – Меня она особо не хотела, более того – ждала, когда я съеду. Вот я и съехала к отцу.

Он слушает, не перебивая. Только взгляд становится внимательнее.

– Хреново, Златовласка.

Для меня становится открытием не то, что это хреново, а то, что мой незнакомец – курит. И когда маленький огонек подпитывает сигарету, стиснутую его губами, ветер разносит запах никотина по моим волосам и заползает в ноздри.

Затем он делает шаг ближе. Слишком близко.

Я чувствую, как ветер тянет ткань платья, а его рука ложится на капот, вторая – с другой стороны.

Он будто заключает меня в полукруг своих рук. Не прикасается, но я ощущаю тепло его тела, ровное дыхание.

– А у тебя?

– У меня полная семья, – отвечает, сделав глубокую затяжку. – Отец, мать. Два брата и сестра.

– Большая… семья… – произношу дрогнувшим голосом.

– Да, но все разъехались кто куда. Старший брат живет в Эмиратах, сестра вышла замуж за макаронника.

– За кого? – не понимаю.

– За итальяшку…

– А, – протягиваю. – А ты… против?

– Да, – кивок и короткая затяжка. – Мы с итальянцами не ладим. Когда София вышла замуж, у отца осталась надежда на старшего сына – Эльмана. Но когда и он женился на итальянке, отец подошел ко мне и знаешь что сказал?

– Что же?

– «Женись на ком хочешь, даже на шлюхе, главное, чтобы в ней не было итальянских кровей».

– И ты?..

– На шлюхе я жениться не собирался. Но у меня будет к тебе вопрос.

– М?

– У тебя нет в роду итальяшек?

– А если есть, то все?

– На этот случай у отца останется младший сын. Дамир уж точно не подведет, этот малой гордость семьи.

– Дамир – красивое имя. Он переводится как «Да здравствует мир», ты знал?

– Класс. Признаться, на место наследника я не рассчитываю, поэтому твой ответ про итальяшек… не так уж и важен.

Не выдержав, я запрокидываю голову и прыскаю со смеха. Смеюсь я очень и очень долго. Аж до слез.

А когда перестаю, вижу, что серые глаза цвета асфальта остались абсолютно серьезными.

– Ну ты и дурак… – цокаю.

Переметнув взгляд на огненный кончик сигареты, который вспыхивает при очередной затяжке, протягиваю руку к его пальцам и нагло отбираю сигарету.

А затем также нагло пробую сигарету на вкус – в том же месте, где были его губы.

И, оттолкнувшись от капота и высвободившись из кольца его рук, иду танцевать.

Прямо под дождем, который с новой силой стучит по асфальту.

Капли стекают по волосам, по ресницам и губам, а я кружусь, откидывая голову и позволяя каплям падать на лицо. Сигарета все еще зажата между губами, едва тлеет, оставляя на языке привкус табака и… какой-то… дерзости.

Ведь источник моей дерзости почти невозможно вывести из равновесия!

И это… тоже прикольно…

Но когда поворачиваюсь – он уже рядом. Этот источник моей дерзости…

Его ладонь – резкая, теплая, властная – хватает меня за локоть.

– Хватит, – произносит, и в этом «хватит» – тихое предупреждение.

Я делаю шаг назад, но он притягивает ближе, к машине, и усаживает меня на капот, будто я пушинка, будто это его территория и… зона его влияния…

– Отдай, – произносит он и, не дождавшись, вынимает сигарету из моих губ.

На миг задерживается, бросает ее в сторону, а сам остается слишком близко.

Между нами – дыхание, холодный металл и жар от его взгляда.

Он не прикасается, но от этой близости все тело напрягается, будто вот-вот вспыхнет, а когда все-таки прикасается – то все вспыхивает уже наяву.

Ведь его губы касаются моих.

И этот… поцелуй… он обжигает!

Непрошеный, грубый. А еще требовательный и какой-то… горько-сладкий, с той самой силой, от которой перехватывает горло.

Я отшатываюсь, и рука сама собой взлетает – звонкая пощечина разрезает воздух.

Я отталкиваю его ладонями в грудь – не сильно, но достаточно, чтобы вырваться из поцелуя. Сердце колотится где-то в горле.

Он молчит.

Дождь струится по его лицу, по напряженным скулам, по губам, где еще остался мой вкус…

Я. Его. Ударила.

Не от страха, а от собственной растерянности. От того, что он рушит мои границы, которых я сама не понимаю…

Щеку обжигает от его взгляда, в котором намешано все: гнев, горько-сладкая тьма…

Но это внутри его глаз. Внешне – он камень.

На секунду его взгляд становится опасным, темнеет, как шторм над морем.

Его ладонь поднимается, и я замираю…

Его взгляд темнеет, он делает короткий вдох, будто решает, что делать с этой вспышкой, потом медленно тянет руку к моему лицу.

Пальцы с кольцами обхватывают шею под подбородком – не больно, но… достаточно крепко.

Он поворачивает мое лицо к себе и взглядом прибивает к месту.

– Второй раз – не советую, – произносит он тихо, и в его голосе сквозит не угроза, а предупреждение.

И прежде чем я успеваю что-то ответить, он снова целует.

Более резко. Настойчиво.

Я не отвечаю, решая плыть по течению и просто опускаю руки на капот, как будто сдаюсь… Хотя это не так.

Когда он наконец отрывается, между нами будто еще остается этот короткий, пульсирующий ток.

Я чувствую, как его рука скользит к затылку, фиксирует, не дает отстраниться, а когда все заканчивается, он будто возвращается в себя.

До дома мы едем в полной тишине. Изредка я поднимаю руку и касаюсь пальцами губ, которые до сих пор словно пульсируют… глажу шею, на которой наверняка остались пятна от его пальцев, и возвращаю руки на колени.

Если до этого я не помнила, как целуется Матвей, то теперь и вовсе напрочь забыла.

Глава 10

– Конечно, я не буду с ним встречаться! – раздраженно говорю я, отбрасывая слегка влажные кудри за спину.

– А чего ты так сразу покраснела, когда рассказывала, как он тебя поцеловал? Да ты вся горишь, посмотри на себя! – смеется Зоя.

– Он целуется как варвар, понятно? Набросился на меня… а я вообще-то хотела просто повеселиться с ним, – поясняю подруге. – Но у него, знаешь… энергетика холодная… чужая что ли. Не знаю, как тебе объяснить…

– Зато он при деньгах и, видимо, хорош в постели, – хихикает Зоя, глядя на меня из-под длинных ресниц. – Я бы лишилась с таким девственности.

Я замедляю шаг, бросая на подругу удивленный взгляд. Да, жизнь Зою никогда не баловала – она родилась в бедной многодетной семье, а ее родители едва сводили концы с концами. Помню, как в школе я часто отдавала ей часть от отцовских денег – на питание и чтобы они могли заплатить за коммуналку, а свою брендовую одежду я дарила ей и ее двум маленьким сестрам просто так.

Зоя с детства мечтала выбраться из нищеты и для этого много училась. К тому моменту я уже уехала во Францию, а она закончила школу с золотой медалью, набрала высший балл по экзаменам и поступила в самый престижный вуз на бюджет. Я часто вспоминаю, как мы вместе обновляли страницу, когда ждали результатов ее поступления, и визжали по видеосвязи как ненормальные. Я гордилась ею – честно и искренне.

– Я, конечно, всегда знала, что в тихом омуте черти водятся, но от тебя, Зоя, я такого не ожидала, – цокаю языком и осуждающе качаю головой.

– А что такого? – не унимается она. – Ты видела наших ровесников? Они и двух слов связать не могут, а по твоим рассказам он не только умный, но и богатый.

– Отпад, – усмехаюсь я. – Хочешь, дам тебе его номер, и лишайся чего угодно, а я пас.

Зоя округляет глаза, но интерес во взгляде выдает ее с головой, и она произносит:

– Ты правда дашь его номер?

– Да ради бога, – отмахиваюсь я, включаю телефон и протягиваю ей экран. – Вот, держи. Только имени его я не знаю, и вообще решай вопрос со своей девственностью без меня.

Я сама не понимаю, почему так легко это делаю – даю его номер Зойке. Может, потому что он мне реально больше не интересен – этот незнакомец, позволивший себе поцеловать меня прямо на капоте тачки. Неужели он думает, что если он богат, то ему можно все? Хрен ему с маслом!

А может, потому что с прошлой недели я вся – в переписке с Матвеем. И с каждым днем наша переписка становится только горячее, несмотря на то, что свидание на прошлой неделе было полным отстоем…

«Пришли мне себя, не могу уснуть без твоей фотографии», – было его последнее смс, которое я вчера благополучно проигнорировала и уснула.

Иногда я отвечаю ему сухо, иногда с легким флиртом, а иногда просто ставлю эмодзи. И каждый раз ловлю себя на мысли, что мне приятно его внимание, несмотря на то, что семь лет назад он предпочел другую. Это лишь доказывает, что я изменилась. И теперь не я, а он будет бегать за мной…

– Все, записала, – кивает Зоя, что-то набирая в телефоне.

– Ладно, мне нужно заглянуть в деканат, – говорю, глядя на расписание в телефоне. – Надо получить справку, что я официально зачислена, и мне должны выдать студенческий…

– Я с тобой, – кивает Зоя. – Лерки все равно нет, она с температурой дома.

Мы с Зоей шагаем по кампусу, вокруг куча студентов – кто-то с кофе, кто-то с сигаретой, кто-то с наушниками. Воздух пахнет сентябрем, мокрой листвой и чем-то новым, вроде начала нормальной жизни, потому что с сегодняшнего дня я зачислена в студенты самого лучшего вуза Санкт-Петербурга.

Мы поднимаемся по лестнице в старое здание факультета. Коридор длинный, а в деканате сегодня оживление, и по этой причине женщина в очках, к которой мы подходим без очереди, недовольно поднимает на нас глаза поверх монитора.

– Фамилия? – спрашивает.

– Адель Бардо, – бодро называю фамилию по матери. Она еще при моем рождении настояла, чтобы у меня была ее французская фамилия и гражданство, за что сейчас я ей благодарна.

– Бардо… – протягивает женщина.

– Меня должны были зачислить на факультет международного права.

Она что-то набирает, потом морщится и отрезает:

– Оплата за обучение до сих пор не поступила.

– Что? – я моргаю. – Как это «не поступила»? Мой отец оплатил еще несколько дней назад!

– Возможно, задержка, – пожимает она плечами. – Но по нашим документам ничего не зачислено. Более того, завтра у вас последний день для оплаты. Если оплата не поступит – вылетаете из списка. Мы и так сделали исключение для иностранных студентов, набор давно закрыт. Сентябрь на дворе.

– Это какая-то ошибка, – говорю, чувствуя, как голос дрожит. – Папа не мог не оплатить!

– Что вы от меня хотите? Разбирайтесь со своим папой или с бухгалтерией! У меня вон, полный коридор студентов! Следующий!

Я выхожу в коридор, как в дурном сне.

– Ты слышала? – оборачиваюсь к подруге.

– Может, просто ошибка? – осторожно говорит Зоя. – Деньги немалые, вдруг ушли не туда, надо все проверить. Если бы я не поступила на бюджет, не представляю, где бы брала столько сотен тысяч, чтобы просто оплатить обучение за год…

– Да я уверена, отец просто забыл обо мне, как и всегда, – я усмехаюсь. – Я же вылечу с универа как пробка, неужели он не понимает всю серьезность ситуации?

Я достаю телефон и тут же набираю папу.

Один гудок. Второй. Третий.

«Абонент временно недоступен».

Я закрываю глаза, чтобы не сорваться и не психануть прямо здесь. Зоя стоит рядом, неловко теребя ремешок сумки.

Мне стыдно.

Так стыдно, что хочется провалиться сквозь землю!

Я всегда была из тех, кто привык, что все работает идеально – машины, счета и деньги, ежемесячно поступающие на счет от отца. Для меня стало нормой, что он вечно откупался от меня деньгами – поначалу я чувствовала себя бракованной дочерью, но потом нашла в этом свои плюсы.

– Зой, я поеду домой, – резко говорю, засовывая телефон в карман.

– Может, я с тобой?

– Не надо. Справлюсь.

Я вызываю такси и вылетаю на улицу. Холодный воздух обжигает щеки, а непослушные кудри только раздражают и вызывают желание топнуть ногой и сказать: «Я устала! И я не хочу ни в чем разбираться!».

Зачем он вообще сказал, что оплатил?

Зачем было врать?

Такси подъезжает быстро. Я сажусь на заднее сиденье и молчу всю дорогу, уткнувшись в телефон. Ни отец, ни мачеха – никто не отвечает.

Двор встречает непривычной тишиной. Только у ворот стоят две темные машины, и у меня сразу неприятно екает под ребрами.

Я поднимаюсь по ступенькам, открываю дверь – и застываю, потому что в гостиной стоят чужие люди. Их много – в строгой форме, с холодными взглядами и с прокурорской выправкой.

Я не сразу понимаю, что в доме – обыск. Самый настоящий.

А мой отец стоит посреди гостиной, бледный, без пиджака и с наручниками на запястьях, и я чувствую, как из меня уходит весь настрой ругаться с ним.

Глава 10.1

– Что здесь происходит?! – спрашиваю я, влетая в гостиную.

Один из мужчин, который в форме, поднимает на меня взгляд и сухо произносит, показывая удостоверение:

– Старший следователь прокуратуры. Немцов Роберт Савельевич задержан по подозрению в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере, а также в содействии незаконным финансовым операциям.

– Это ошибка… – уверенно произношу я, шагая ближе. – Что за бред? Вы не имеете права…

– Адель, не вмешивайся, – тихо просит отец. – Иди к себе наверх, слышишь?

Отец поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами. Его глаза – усталые, виноватые, будто все уже решено, а мачеха сидит за пустым обеденным столом и отрешенно смотрит перед собой.

Признаться, вид мачехи добивает меня окончательно. Дело в том, что я никогда не видела Вику такой потерянной. Обычно бойкая и уверенная в себе, сейчас она выглядела растерянной и… сдавшейся.

– Папа, как же так? Ты ведь говорил, что у нас нет никаких проблем…

Мачеха за столом издает нервный смешок, и это… раздражает меня! Ей смешно?.. Что в этом смешного?!

– Не хотел тебя беспокоить, – признается отец, скосив взгляд на Вику.

– А как же моя учеба? И что теперь будет?

– Я оплатил твою учебу, но счета заблокировали. Все переводы заморозили, – отец пожимает плечами.

Вот и все. Вот и ответ на мой вопрос.

Когда папу выводят из дома, я выбегаю за ним, даже не надевая куртку. Я чувствую себя будто в черно-белом фильме, словно кто-то вывернул мир наизнанку!

Вывернул. Мир. Наизнанку.

Как будто я в аду – в настоящем, в обжигающе-горьком!

Полицейские машины, люди в форме, соседи, выглядывающие из-за ворот… Нет, это не соседи, а чертовые любопытные вороны!

– Папа! – кричу, но голос тонет в шуме.

Его уже ведут к машине. Он даже не оборачивается. Это конец… это конец!

– Подождите! – я подбегаю ближе, но кто-то преграждает дорогу, берет за плечо.

– Девушка, не мешайте.

– Эй, отпусти меня! – я вырываюсь, но шагнуть не успеваю – из соседней машины выходят еще люди.

Сначала я не придаю этому значения. Для меня они все – просто люди в форме! Причем очень наглые, с ледяными взглядами и бескомпромиссные! Затем я скольжу взглядом по погонам одного из них, по темно-синему кителю, по нагрудному знаку и, наконец, упираюсь взглядом в глаза цвета мокрого асфальта.

Но даже тогда я не осознаю происходящее!

Он проходит мимо, заставляя меня буквально врасти в асфальт. Ногами, кожей, душой…

И даже то, что в какой-то момент он все-таки опускает на меня взгляд, вытаскивающий из меня душу, не помогает переварить происходящее.

– Отпусти ее, – он отдает приказ тому, что держит меня за плечо. – И не трогай, если не хочешь проблем. Не в твоей компетенции. Все ясно?

Меня отпускают моментально.

Я замираю, потому что…

Потому что этого не может быть.

Моргаю, не веря своим глазам. Он вытаскивал меня из окна, когда я сбегала с приема. Я так и не узнала его имени. А неделю назад он увез меня черт знает куда, я своровала у него сигарету, а он – меня поцеловал. Он шутил, что он мент, а мне было все равно. Все равно до той секунды, как я увидела его в прокурорской форме, с твердой осанкой и холодным взглядом.

И сейчас он отдирает от меня этот свой взгляд, не выдав ни одной эмоции и даже не сбившись с шага. Отдает кому-то папку и… даже не подает виду, что знает меня…

Проходит мимо, словно я – прозрачная…

– Господин прокурор, все готово, – слышу обращение к нему.

Прокурор.

Это слово впивается в кожу, будто током.

Он делает кивок, даже не поворачивая головы в мою сторону.

И все.

Больше ничего. Ни тени на лице, ни намека, что он вообще знает, кто я такая.

Как будто я – просто дочь обвиняемого, жалкая и ничтожная.

Я стою на мокром асфальте, ведь сейчас, как и в ту ночь, идет дождь. Мои кудри так же сбились в нелепые пряди, а по губам, которые он целовал, стекают холодные капли дождя.

Мне хочется многое ему сказать, но язык словно прилип к небу, и я не могу его оттуда отодрать!

Я даже не вижу, как рядом со мной оказывается Вика и, не замечая меня, она обращается:

– Господин Мурад Шах… Неужели это правда? Вы арестовываете моего мужа? Но ведь он не преступник…

Мурад Шах…

Если добивать, то конкретно, да? Ведь мачеха обращается к прокурору именно так. Комбо! Он еще и носит фамилию Шах…

Более бредовой ситуации в моей жизни не было! Это сюр. Нет, это абсурд..

Я не чувствую ног. И не слышу его ответа. Я вообще ничего не слышу, только грохот собственного, мать его, сердца!

Не тронув меня и взглядом, он садится в машину, и только в этот момент я замечаю, как от солнца на лацкане его формы блестит жетон – «Прокуратура Российской Федерации».

Машина с ним трогается, и я вижу в отражении стекла его силуэт. Он проезжается по мне ничего не значащим взглядом, а потом его машина исчезает за поворотом.

Отца увозят следом. Мачеха оседает на асфальт и начинает плакать, будто вся ее жизнь кончена.

– На что мы теперь будем жить? – всхлипывает мачеха. – Все… счета… заблокированы…

Я чувствую такой прилив гнева, что отказываю себе в удовольствии расплакаться. Поднимаю мачеху с асфальта, завожу домой подальше от соседских любопытных глаз и капаю ей успокоительное, заставляя его выпить.

Вику вырубает лишь через несколько часов горьких завываний, потом со школы возвращается Пашка, и мне приходится взять на себя роль матери, накормить его и отправить в детскую делать уроки.

Во время всего этого хаоса мне звонит Зойка, но разговаривать с ней у меня просто нет сил. Я собираю последние остатки воли и, стиснув зубы, вызываю такси и еду в город.

Очень сомневаюсь, что неделю назад «господин прокурор» не знал, с кем он имеет дело и кого он целует! Вот козел! Сейчас я даже готова залепить ему пощечину – и плевать мне, что будет…

Перед встречей с прокурором мне, пожалуй, следовало остыть, но внутри так кипит, что я ни на секунду не собираюсь себя останавливать!

Глава 11

Такси останавливается прямо у входа в прокуратуру.

Я смотрю на огромное здание, холодное, серое – такое же, как глаза, самого прокурора. Его имя я уже вбила в поисковой строке, и в сети о нем много информации…

Родился в Волгограде, закончил одиннадцать классов с медалью, далее в его жизни был резкий поворот, причины которого мне неизвестны, но сообщается, что его отправили служить – сначала на север, оттуда кинули в горячую точку. Не знаю, как родители смогли допустить, чтобы их ребенка отправили на войну, но факт есть факт – два года службы запросто могли стоить ему жизни.

По возвращении Мурад поступил на юридический факультет в один из элитных вуза страны, после – служба в аппарате Генпрокуратуры, несколько лет кропотливой работы, резонансные дела, хорошая репутация и пост прокурора города с последующим переводом в Санкт-Петербург.

Быстрый подъем по карьерной лестнице и внушительную биографию ему обеспечила та самая служба в горячей точке, откуда он принес кучу медалей и орденов мужества, об отваге и за всевозможные военные заслуги. Если смотреть на количество медалей трезво, то может показаться, что на тот промежуток времени его не волновало, выберется ли он оттуда живым, подставляя свое тело под пули, спасая товарищей и мирных жителей.

И этот факт, пожалуй, единственный факт, за который я могу его уважать, потому что от всего остального у меня сильно подгорает.

Вдыхаю. Раз, два. По идее, я должна бояться, но, честно говоря, я зла настолько, что мне плевать.

Телефон в руке вибрирует, и появляется сообщение… от Мурада.

«Не вздумай появляться в прокуратуре».

Улыбаюсь. Даже смешно, ведь я уже здесь.

«Я уже приехала. Встретишь Златовласку?», – быстро печатаю.

Ответ приходит сразу.

«Это приказ. Я приказываю тебе вернуться домой. Мы поговорим позже».

«А я приказы не слушаю. И поговорить хочу сейчас», – печатаю ответ.

Он отвечает почти мгновенно, и от этого ответа по телу пробегают мурашки:

«Тем будет хуже для тебя».

Я блокирую экран, не читая дальше. Все, с меня хватит. Если он думает, что я испугаюсь – то он вообще не знает, с кем связался…

Я хлопаю дверью такси и через десять минут блужданий по коридорам все же нахожу нужную мне табличку. Перед его кабинетом, конечно же, сидит секретарь.

– Добрый день, – говорю ровно, хотя внутри все кипит. – Мне нужно к Мураду Шаху.

Она слегка приподнимает брови, явно ожидая, что перед его именем я обязательно вставлю слово «господин» или обращусь с уважением, но…

Нет уж.

– Фамилия? Вы записаны на прием?

– Фамилия моего отца Немцов, и вашему прокурору она известна. Мне нужно ознакомиться с делом моего отца и поговорить с прокурором лично.

– К сожалению, без записи к господину прокурору не попасть. Я могу записать вас на конец месяца.

– Мне. Нужно. Сейчас.

– Девушка, я же сказала – к прокурору по записи, – произносит с вежливой улыбкой.

Я не выдерживаю и говорю чуть громче, чем следовало:

– Передайте своему прокурору, что я не буду ждать месяц! И что он… просто клоун в костюме закона…

Тишина.

Несколько человек в приемной поднимают головы.

Секретарь растерянно хлопает глазами, а я прикусываю себе язык и проклинаю всех чертей, что не приклеила свой язык к небу, прежде чем ехать сюда!

– Я сейчас вызову охрану… – заступается секретарь.

В этот момент дверь кабинета резко распахивается.

Мурад стоит на пороге, высокий, в темной форме, с тем самым выражением лица, из-за которого у всех моментально срабатывает инстинкт самосохранения. У меня, к сожалению, он не срабатывает даже сейчас, и это чертовски сносит голову!

Потому что его взгляд – прямой, холодный, и в нем… плещется злость. Самая настоящая.

– Я сам разберусь, – бросает он секретарю. – Тина, у меня есть запланированные встречи?

– Нет. Сегодня пятница, на выходные ничего не назначено, – сразу же докладывает секретарь.

– Отлично. Тогда я уехал до понедельника.

Не спуская с меня глаз, он направляется ко мне.

Шаг – уверенный, ровный.

Я не двигаюсь, только чувствую, как ладони становятся слегка влажными, но даже при таком раскладе я не пасую. Я просто не умею пасовать, даже во имя собственной жизни!

Приблизившись, Мурад хватает меня за локоть. Не больно, но так, что я понимаю – вырваться не получится, а затем заводит в свой кабинет.

– Запись в конце месяца – это не по-людски, не считаешь? – спрашиваю, дернув подбородком.

– Что ты творишь?! – шепчет сквозь зубы. – Здесь мой кабинет, мои люди.

– А ты ведешь себя, как будто тебе весь город принадлежит!

– Принадлежит. Мне и принадлежит весь город, ты поняла?!

Он стискивает челюсть и прислоняет меня к стене.

Я пытаюсь вырваться, до тех пор, пока на шее не смыкаются его пальцы. Слегка прохладные и… сильные…

Это заставляет меня вскинуть взгляд. И слушать… слушать, что он говорит…

– Более того, и ты мне будешь принадлежать как миленькая, – шепчет он на ухо. – Усекла?

Вообще-то не усекла. Но язык как раз прилип к небу без возможности отодрать его оттуда, поэтому свои проклятия я оставляю при себе. А еще от его пальцев тело потеряло всякую возможность двигаться, словно меня парализовало, и я прихожу в себя лишь когда оказываюсь на парковке, рядом с его тачкой.

На улице заметно стемнело. Его пальцы на моем локте горячие, крепкие. Я чувствую себя пойманной, но продолжаю упрямо стоять на месте.

Даже когда он открывает пассажирскую дверь.

– Садись.

– Не сяду! Я рассчитывала на разговор в сугубо… формальной обстановке…

Он смотрит на меня так, будто еще одно слово – и я о не пожалею.

– Будет неформальная, – разжевывает он. – Тебе стоит сесть в машину, пока я все еще вежлив.

Я делаю шаг назад, но он хватает меня снова – решительно, резко, и буквально усаживает в машину.

Все происходит очень быстро.

Щелчок – и ремень пристегнут. Потом еще один щелчок, но это уже не ремень. Наручники.

Я замираю.

– Ты… что, серьезно?! – пытаюсь вырваться, но металл холодный и прочный.

Он пристегивает меня к ручке двери.

– Ты хотела поговорить – теперь поговорим по моим правилам.

– Эй, отпусти меня!

Он ныряет на водительское сиденье, заводит двигатель, и машина резко срывается с места.

Я ощущаю, как воздух дрожит, как скорость давит к спинке сиденья.

Мой мозг наконец догоняет, что я серьезно влипла.

– Если ты думаешь, что я буду молчать – ошибаешься, – говорю хрипло. – Я не из тех, кого можно заткнуть.

– Поверь, у меня есть способы занять твой рот более полезными вещами, если ты не замолчишь прямо сейчас. Явившись ко мне на работу, ты подставила не только меня, но и отца, потому что теперь я не смогу курировать его дело.

– Почему?

– Потому что личный интерес. Ты – мой личный интерес, Адель.

Место, куда меня привозят, выглядит устрашающим. Как минимум, потому что здесь темно, а как максимум, потому что здесь вода. А все время в дороге я думала над его словами про личный интерес и не находила себе места, ерзая на сиденье его теплой тачки.

И даже когда он вытаскивает меня из нее, я продолжаю обдумывать его слова, не соображая, причем здесь чертов личный интерес!

Просто стою посреди пирса, ошарашенная. Волосы разметались, платье прилипло к коже. Холодный ветер бьет по лицу.

Вокруг ночь и вода. Темная, густая, отражает свет от яхты.

Когда я перестаю идти, он слегка толкает вперед.

Я боюсь воды и все, что скрывается под ее глубиной, но Мурада, который тащит нас сюда напролом, это мало волнует. Я спотыкаюсь, он меня ловит, и заставляет идти дальше, несмотря ни на что.

– Вперед, – говорит он сбоку. – Не медли, Златовласка. Куда делась твоя смелость?

Я делаю шаг, пока под подошвой скрипит дерево. И я чувствую запах – бензин, соль, металл.

Я чувствую под ногами дощатый настил – он слегка покачивается. Не сильно, но достаточно, чтобы понять: подо мной – больше не земля. Он заводит меня внутрь, усаживая на мягкое сиденье. Яхта готова к ходу, здесь все подготовлено… для нас… Я вижу штурвал и не вижу отсюда выхода.

И тут в груди поднимается неприятная волна. Не страх, нет. Что-то другое. Как будто мой мозг наконец догоняет, что я влипла. Серьезно влипла!

Внутри яхты все не просто дорого – неприлично роскошно.

Под ногами мягкий ковер – серо-бежевый, с густым ворсом, такой, в который хочется провалиться.

Мурад бросает на кресло мокрую рубашку, проходит к бару, наливает себе виски, а затем уверенно садится за штурвал. Я все еще сижу, не решаясь пошевелиться. Платье липнет к телу, босые ноги подогнуты под себя.

Из окна видно, как волны разбиваются о корпус яхты, и все вокруг кажется слишком тихим, слишком закрытым. А еще здесь прохладно. Внутри наверняка есть хотя бы одна каюта, но я приросла к ковру и не могу даже пошевелиться.

Страх – отличное оружие, чтобы парализовать меня и чтобы заставить замолчать!

Мотор гудит ровно, а катер режет воду, уходя все дальше и дальше от берега. Город уже теряется в темноте, и осознание, что остаемся один на один, меня тоже парализует. Я сижу в таком положении все то время, что он увозит нас, и ничего не могу с этим поделать!

– Мурад! – я впервые зову его по имени, заставляя его обернуться. – Хватит. Верни меня обратно…

– Поздно, Златовласка. Если бы ты была хорошей девочкой, я бы предупредил, что забираю тебя на несколько дней, – говорит он, приближаясь ко мне.

– Что?! На несколько дней?

– Да. Несколько дней будет достаточно, чтобы перевоспитать тебя. Как считаешь? Или мало?

Он покидает штурвал. А я уже не вижу города. Берег далеко, и я чувствую, как где-то под лопатками холодом ползет что-то вроде паники.

– Я считаю, что я не собачка… чтобы меня перевоспитывали…

– Поэтому ты решила, что тебе можно все? – спокойно говорит он. От этого голоса мне хочется сделать шаг назад.

И я делаю этот шаг, упираясь в стену палубы.

– Я просто хотела поговорить, – выдыхаю.

– В прокуратуре? При свидетелях? – он усмехается. – Ты назвала меня… как ты сказала? Клоуном в костюме закона?

Я кусаю губу. Черт. Конечно, он слышал.

– Адель, – он подходит ближе. Всего на шаг, но становится труднее дышать. – Я терпел твое упрямство. Твой острый язык. Но сегодня ты перешла границу.

Я поднимаю подбородок.

– Я не твоя собственность, чтобы мне указывать, где граница…

Он медленно улыбается.

– Ошибаешься.

Я замираю.

Он идет дальше, по мягкому ковру, пока между нами не остается буквально несколько сантиметров. Его запах – терпкий, свежий, с горечью табака. Он достает сигарету, в этот раз явно предпочитая не делиться ею со мной, и смотрит прямо в глаза.

Я хочу эту сигарету. Хочу снять стресс! И я жадностью смотрю, как тлеет кончик в его пальцах, но он берет меня за подбородок, чуть поднимает лицо.

Не больно, но… ощутимо.

– Смотри не на сигарету. Ты ее не получишь, – говорит. – Смотри на меня.

Я смотрю.

Он наклоняется ближе, почти вплотную, будто проверяя, выдержу ли я это расстояние.

– Что ты устроила сегодня? Я предупреждал, – говорит тихо. – Я сказал тебе, не приходить.

– Я пришла поговорить. О своем отце. Ты играл со мной, прекрасно зная, кто я такая. Зная, что собираешься его посадить…

– Ты ничего не знаешь о своем отце, Златовласка. И запомни, что прокуратура – не место для наших с тобой разговоров.

– А где место? – дерзко улыбаюсь. – На твоем члене, куда ты хотел усадить меня перед тем, как арестовать моего отца?!

Его кадык дергается.

А я не понимаю, переборщила ли я…

Ведь судя по его темнеющему взгляду – я все же переборщила!

Особенно я это понимаю, когда его рука оказывается под моей челюстью, и пальцы сдавливают шею, заставляя встать меня на носочки.

В глазах слегка темнеет, когда я слышу его шепот возле своего уха:

– На моем члене… как ты выразилась… ты будешь очень скоро, – он шумно сглатывает.

Я хочу поспорить. Хочу сказать, что никогда этому не бывать.

Но из-за хватки на своей шее не могу произнести ни слова…

– И только от тебя, маленькая стервочка, будет зависеть, буду ли я нежен с тобой или ты будешь кричать от боли, принимая меня меня в свой первый раз, а в том, что я буду твоим первым – я прекрасно осведомлен. Хотя, впрочем, выбора у тебя не будет, потому что единственным мужчиной, кто тебя тронет – буду я. Понимаешь, Адель? Кивни, если понимаешь.

Я качаю головой. Не понимаю. Ничего не понимаю!

Его пальцы слегка ослабляют хватку, поглаживая тонкую кожу на шее, и я нахожу его глаза, но не вижу там ничего кроме кромешной тьмы. Такой же тьмы, которой окружена яхта.

– В жены тебя хочу. Так яснее?

– Какая еще… жена… – шепчу я.

– Настоящая. Если ты не заметила, то я гоняюсь за тобой как пацан, а я, блядь, ни за кем так не гонялся… Понравилась ты мне, Златовласка. А мы чувствуем, когда находим свое. Вот и я нашел. С отцом помогу… если будешь покорной. Будешь покорной – я все для тебя сделаю.

Я смотрю на него – и не верю.

Не понимаю, что он сейчас сказал.

Жена?

Свадьба?

Помощь отцу? Все это звучит как чужой, нелепый сон. Только вот я не сплю.

Мурад стоит напротив – спокойный, уверенный, с тем самым хищным выражением лица, от которого у меня внутри все сжимается.

Он серьезен.

Он правда это говорит.

– Расклад понятен? – повторяет, глядя прямо в глаза.

Мой рот пересыхает.

Понятен?

Да я вообще ничего не понимаю.

Как будто провалилась в ад…

– Отца твоего отпустят на днях, дальше я займусь его делом. Устроим помолвку. Будет много людей. Ты скажешь мне «да». Свадьбу сыграем самую лучшую. Ходить вокруг да около смысла не вижу. Мне одного раза достаточно, чтобы понять – мое, а свое мы нихуя не отдаем.

А свое мы нихуя не отдаем…

– Будь благоразумной, Адель. Не упирайся.

Благоразумной.

Как будто у меня есть выбор.

Я отвожу взгляд.

Воздух на яхте тяжелый, соленый. Кажется, что даже море замерло в ожидании моего ответа, от которого, по всей видимости, зависит не только сегодняшняя ночь, но и моя жизнь.

…

Продолжим завтра! 🔥

Глава 12

Мурад

Я смотрю на Златовласку сквозь дым сигареты и чувствую, как два слова висят в воздухе.

«Я подумаю».

Ее ответ – это не «да