Читать онлайн Уроки романтики бесплатно

Данная книга является произведением художественной литературы. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются в вымышленном контексте. Любое сходство с реальными лицами, живыми или умершими, организациями, событиями или местами является случайным и не подразумевается.

Глава 1

Марк

– Расслабься, Марк. Могло быть и хуже, – говорит Оля Орлова, устроившись за столиком напротив, и в её голосе слышится лёгкая насмешка.

– Хуже? Серьёзно? – Я бросаю взгляд на свою рубашку, которая ещё час назад была белоснежной, а теперь напоминает палитру художника после того, как на неё пролили бокал «Каберне», заказанного к ужину. Беру салфетку и начинаю без особого энтузиазма вытирать пятно. – Ещё одна рубашка отправилась в утиль.

Оля звонко смеётся, и этот смех невольно вызывает у меня улыбку. Она встаёт, хватает свою салфетку и, перегнувшись через столик, пытается помочь мне справиться с винным пятном.

– Посмотри на это с другой стороны: она хотя бы не пролила вино на твои брюки, – подмигивает Оля, хихикая, и, обойдя столик, садится на место, которое только что освободила моя спутница. – Я так рада, что ты попросил меня заглянуть сюда сегодня. Ты устроил настоящее представление, Марк!

– Очень смешно, – бурчу я, закатывая глаза.

Оля машет официантке, привлекая внимание нескольких посетителей вокруг. Ресторан с мишленовской звездой – место явно не для метания вином. Пара дам за соседними столиками бросает на меня осуждающие взгляды, а несколько мужчин с любопытством наблюдают за этой импровизированной игрой в «музыкальные стулья» за моим столом.

Ещё пару минут назад на месте Оли сидела женщина, которая, судя по её профилю в приложении, должна была быть двадцатилетней блондинкой с ногами от ушей и докторской степенью по моде. Вместо этого я встретил даму, которой, скажем так, щедро за сорок, ростом чуть выше полутора метров и в свитере с бабочками. Не милыми бабочками, а такими, будто их связала бабушка к Новому году из остатков шерсти. Мы даже не успели толком поговорить, чтобы выяснить, была ли её «докторская по моде» тоже выдумкой, но у меня есть определённые подозрения.

Одно я знаю точно: она обвела меня вокруг пальца.

Официантка подходит к нашему столику, её бровь вопросительно взлетает, когда она окидывает взглядом мою испорченную рубашку, а затем переводит удивлённый взгляд на Олю, занявшую место моей сбежавшей «модели». В её глазах мелькает лёгкий укор.

– Принести новый бокал вина для этой дамы? – спрашивает она, кивая на Олю. – Или вы ждёте ещё кого-то?

– Нет, – отвечает Оля с озорной улыбкой. – Я – всё, что у него есть на сегодня. Лучше принесите нам целую бутылку. Мы тут надолго.

– Забудь, Оля, – я пытаюсь отжать рубашку, словно это спасёт положение. Капля вина стекает на салфетку. – Спасибо за попытку, но, кажется, пора закругляться.

– Погоди, Марк, не торопись, – Оля наклоняется ближе, её глаза блестят от энтузиазма. – Ты сам просил меня прийти и оценить твоё «выступление». Я ещё даже не начала!

– Меня не переучишь, – я киваю на свою рубашку. – Это уже третья, которую я угробил в этом году.

– Повезло тебе, что я учу первоклассников, – ухмыляется Оля. – Ты хирург, Марк Онегин. Мои уроки будут понятны даже человеку с твоим IQ.

– Простые, как для идиота? – я приподнимаю бровь.

– Тсс, не спорь, друг. Надень это.

Оля распахивает свою сумку – ярко-красную, размером с дорожный саквояж. Я сто раз предупреждал, что, если она не сменит эту махину на что-то полегче, к сорока годам у неё начнутся проблемы со спиной. И тогда она точно окажется на моём операционном столе.

– Вот, – Оля суёт мне рубашку. Мою рубашку. – Иди переоденься в уборную. И возвращайся. Первый урок начинается прямо сейчас.

– Почему у тебя в сумке моя запасная одежда? – я беру рубашку, недоверчиво её разглядывая.

– Я же говорю, я учу семилеток, – Оля наклоняется ближе, её голос становится заговорщицким, и я улавливаю, что она уже выпила бокал вина. – Я всегда готова.

– Ценю твой энтузиазм, но не стоит возлагать на меня большие надежды, – я хмурюсь, вспоминая сегодняшнюю катастрофу. Я три месяца переписывался с этой «Машей-энтомологом». Три месяца с женщиной, которая притворялась двадцатилетней моделью, а оказалась пятидесятилетней любительницей бабочек. Щёки горят от стыда. – Я думал, она могла быть той самой.

– Ну, ты не особо старался её узнать сегодня, – замечает Оля. – Что тебя так задело? Свитер с бабочками или её возраст?

– Да ничего из этого! – я качаю головой. – Мне плевать, старше она или не модель. Но врать про всё это? Нет, спасибо.

Оля замирает, будто собиралась что-то сказать, но передумывает. Она откидывается на спинку стула, задумчиво хмурясь.

– Ладно, тут не поспоришь. Она правда написала, что участвовала в Неделе моды в Москве?

Я мрачно киваю.

– Она же полтора метра с кепкой, – Оля качает головой, ошарашенная. – Если уж выдумывать карьеру, могла бы выбрать что угодно. Астрофизику. Парикмахера. Но модель?

– Три месяца, Оля, – я вздыхаю. – Четверть года впустую. Разговоры с женщиной, которая лгала обо всём: о своих мыслях, делах, о том, кто она такая.

Оля вдруг тихо смеётся.

– Марк, расслабься. Это не первый случай, когда кто-то приукрашивает свой профиль в интернете. Считай это тренировкой.

– У меня уже достаточно этой чёртовой тренировки, – ворчу я. – Я устал тренироваться.

Оля снова смеётся, и её смех, как всегда, заставляет меня улыбнуться. Я нейрохирург в одной из лучших клиник Москвы, работа выматывающая: долгие смены, стресс, решения, от которых зависит жизнь. Но Оля – единственная константа в моей жизни, единственный человек, который может заставить меня улыбнуться, каким бы тяжёлым ни был день.

Она моя лучшая подруга.

Но, к сожалению, для неё я как брат, и не больше. Она ясно дала это понять, и поэтому все мои чувства к ней заперты на замок в шкафу с надписью «Дружба» жирным маркером.

По крайней мере, так было до сегодняшнего вечера. Когда я увидел её сегодня – в этом лёгком белом платье, с улыбкой, от которой замирает сердце, – что-то щёлкнуло. Её энергия, её харизма затмевают всех остальных. И это проблема. Потому что я для неё – просто друг.

– Эй, Марк, очнись, – Оля машет перед моим лицом запасной рубашкой. – Иди переодевайся, или нам не принесут вино. А мне оно нужно. И тебе, похоже, тоже нужна моя мудрость.

– Оля, тебе не обязательно это делать, – я наклоняюсь к ней, улавливая знакомый аромат её духов – сирень с ноткой ванили. Он успокаивает, как тёплый майский ветерок. – Все мои свидания заканчиваются катастрофой. Не хочу, чтобы это коснулось и нас.

– Давай уточним, – она отмахивается. – Катастрофой заканчиваются твои попытки влюбиться. А я вне опасности.

Я молчу. Она права – это уже тысячный раз, когда она напоминает, что мы просто друзья.

– Что, обиделся? – Оля приподнимает бровь, отпивая из бокала. – Я не хотела. Просто мы так давно знакомы, что я уже привыкла к твоей неловкости.

Она откидывается назад, и я невольно любуюсь ею. Её платье – белое, лёгкое, с тонкими бретельками, открывающими загорелую кожу. Я отвожу взгляд, чтобы не выдать себя. Мне отчаянно нужна девушка, вот что.

– Марк, твоя фамилия – Онегин, чёрт возьми, – смеётся Оля, не замечая моего состояния. – В тебе должен быть хоть намёк на романтику.

Я крепче сжимаю рубашку, отодвигаясь, чтобы её аромат не сбивал меня с толку.

– Ты переоцениваешь меня, Оля.

– Спорить бесполезно, – она ухмыляется. – Я всегда добиваюсь своего.

Официантка появляется с бутылкой вина, и я понимаю, что пора двигаться. Я встаю, бормочу извинения официантке и парню, который убирает со стола. Кажется, я что-то говорю про щедрые чаевые, но я слишком отвлечён. Оля вдруг хватает меня за запястье, и её прикосновение посылает по мне разряд тока. Я отдёргиваю руку, боясь, что она заметит, как меня трясёт.

– Возьми блокнот, и начнем на наш первый урок, – говорит Оля, отпуская меня и хмурясь из-за моей реакции. – Занятия начинаются.

– У меня фотографическая память, – отмахиваюсь я.

– Правило номер один, – она суёт мне ручку из своей волшебной сумки. – Не комментируй возраст своей спутницы, пока она не представилась.

– Но…

– Запиши, – Оля стучит костяшками по столу. – Академия романтики открыта. Если хочешь, чтобы твоё свидание не закончилось в химчистке, слушай меня.

– Оля…

– Переоденься, выпей вина и возьми ручку, – она улыбается. – Мы найдём тебе любовь, Марк.

Глава 2

Оля

– Поверь мне, – настаивает Катя. – Просто дай ему шанс.

– Я даже не видела его, не говоря уже о том, чтобы поговорить! – возражаю я, прислонившись к доске объявлений в своём классе. – Я даже не знаю его имени.

– Ох, Олечка, просто доверься мне, – Катя, она же Екатерина Смирнова в стенах нашей школы № 15 имени Пушкина, усаживается на краешек моей парты и смотрит в окно. – Вот он идёт. Вот он. Ты только посмотри на эту фигуру! Ну пожалуйста, сделай это ради меня. Или, скажем так, сделай его ради меня?

– Катя, прекрати! Мы же будем коллегами! – я легонько толкаю её ногу, чтобы освободить место и открыть ящик парты. Убираю стопку бумаг, а Катя тем временем замечает лишнюю карамельку «Весёлый молочник» в ящике. Она хватает её, срывает обёртку, бросает в урну и засовывает конфету в рот, пока я достаю разноцветные фигурки для украшения.

– Смотри, какая походка, – говорит Катя, причмокивая карамелькой. – Он прямо икона уверенности.

Я подхожу к доске объявлений и продолжаю прикреплять фигурки степлером.

– Не интересно. Особенно не интересна эта твоя «уверенность». С такой походкой жди проблем.

– И давно ты не встречалась с мужчинами? Неужели так долго, что уже не замечаешь симпатичных парней?

– Не собираюсь это обсуждать, – я с силой вгоняю скобу в доску, прикрепляя бумажный шарик. – Это вообще не важно.

– Когда тебя бросил Дима? Спорим, это был последний раз, когда ты получала удовольствие? Я права?

– Не помню, – бам, бам, бам – степлер работает с удвоенной силой. – Я давно о нём забыла.

– Ага, а твои руки, похоже, нет. Судя по тому, как ты продырявливаешь эти бедные бумажные фигурки, в тебе бурлит злость, – Катя спрыгивает с парты и подходит ко мне, кладя руку мне на плечо. – Пожалей доску. Ты сейчас отрежешь этому шарику голову.

Бам, бам, бам.

– Ничего я не злюсь.

– Иди сюда и посмотри, – Катя безуспешно пытается оттащить меня к окну. – Неужели тебе совсем не любопытно, кто этот новый учитель? Все только о нём и будут говорить.

– Нет, не любопытно. Я завязала с мужчинами и точно не собираюсь заводить роман с коллегой.

Катя сдаётся и отпускает мою руку, оставляя меня колотить по степлеру. Она подходит к окну и делает вид, что небрежно смотрит на улицу.

– Передумаешь, когда его увидишь. Он чертовски хорош и умён.

– Откуда ты знаешь, что он умён? Ты же с ним не разговаривала.

– Он преподаёт математику. Восьмиклассникам. Конечно, у него есть мозги.

Я вздыхаю.

– Катя, пожалуйста, хватит.

– А вдруг он слишком умный? Я об этом не подумала. Знаешь, такие парни, которые не могут поддержать нормальный разговор? – она задумывается, морщит нос. – Хотя мне всё равно. С такими губами ему и говорить особо не надо.

Я прикрепляю к доске вырезанные кусочки торта с именами моих учеников. На этот раз степлер работает чуть менее яростно.

– Как, говоришь, его зовут?

– Алексей Михайлович Купцов.

– Алексей Михайлович Купцов?

– Ну да, или как там. Скоро будешь звать его по имени.

– Если он тебе так нравится, почему ты с ним не встречаешься?

– Посмотри на меня. И на себя.

Я оглядываю нас обеих. Я – обычная, ничем не примечательная. А Катя – высокая, стройная, с тёмными волосами и зелёными глазами, просто сногсшибательная. Она весёлая, добрая, умная. Короче, идеал. А я… ну, среднестатистическая.

– Не понимаю, – говорю я. – Что с тобой не так?

– Ты вся такая милая и уютная, а я… – она размахивает руками. – Я вся тёмная, опасная и всё такое.

– Мм… ну ладно, допустим.

Я ещё раз смотрю на подругу. Она – учитель музыки в школе № 15 и раз в месяц играет в «Чайке» с группой. Считает себя крутой. А ещё она моя единственная настоящая подруга, кроме Марка.

Иметь подругу вроде Кати – это здорово, особенно потому, что она девушка. Это помогает, когда речь заходит о таких темах, как секс. Марку я рассказываю почти всё, но есть границы, которые я не переступаю.

Марк Онегин и секс – это как горчица и кетчуп: вроде бы должны сочетаться, но что-то не то. Если женщине нужен умный и привлекательный мужчина, Марк – идеальный выбор. Теоретически.

Но мы слишком близки, чтобы я думала о нём в этом ключе. Для меня Марк и секс – это как… борщ и шоколадный торт. Две вкусные вещи, которые вместе не работают. Как бы я ни любила и то, и другое – по отдельности.

– Хватит это делать! – Катя хмурится. – Нет, не про степлер, хотя от него у меня уже голова болит, – она потирает лоб, пока я замахиваюсь степлером. – Я про мужчин.

– Я не говорю о мужчинах.

– Если тебе не интересен Алексей Купцов, то что насчёт Марка?

Я качаю головой.

– Мы друзья.

– Ты только о нём и говоришь. Плюс он красавчик.

– Я звала его на свидание, и он мне отказал. Я не собираюсь его умолять. К тому же, какие бы чувства у меня к нему ни были, они давно прошли. Мы лучше, как друзья, чем что-то большее.

– Это было сто лет назад, и ты была под обезболивающими после удаления зубов мудрости. Выглядела как хомяк и, наверное, пускала слюни. Он, скорее всего, думает, что ты этого даже не помнишь.

– Мы лучше, как друзья. Он знает, когда у меня критические дни. Это не обсуждают с потенциальным парнем.

– Ладно, а что не так с Купцовым? – Катя наклоняется ближе к окну, вздыхая и касаясь пальцами стекла. – Если бы он был в моём вкусе, я бы уже на него запрыгнула. Жаль, что я такая крутая, я бы его, наверное, спугнула. Бедный, милый, невинный учитель математики.

– Катя, ты ездишь на стареньком чёрном «Ниссане» и обедаешь роллами в «Якитории». Думаю, он справится.

Наконец я заканчиваю прикреплять все бумажки к доске и откладываю степлер. Подхожу к окну, становлюсь рядом с Катей и прослеживаю её взгляд.

Алексей Купцов. Учитель математики. Новенький. И, скорее всего, объект вожделения всех учительниц, учениц и одиноких родителей.

– Не совсем мой тип, – говорю я. – Слишком уж он… ну, как актёр из сериалов про молодёжь.

– Такие всем нравятся.

– Он симпатичный, не спорю, но…

– Голубые глаза? С такими волосами? Да ладно, у вас были бы очаровательные дети. Их глаза были бы цвета… не знаю, неба, дельфинов или сапфиров. Как там пишут в твоих книжках.

– Во-первых, мои книжки – это просто романы, и любой может их читать. Во-вторых, он просто не в моём вкусе.

– А кто в твоём вкусе?

Я не могу сдержаться, и в голове всплывает образ Марка. Если этот новый учитель – воплощение смазливой мужественности, то Марк – это резкие линии, тёмные, глубокие глаза. Он более суровый, крупный, уверенный, надёжный.

Неудивительно, что многие женщины побаиваются Марка: он как кубик льда. Красивый, притягательный кубик льда. А я, так уж вышло, люблю леденцы.

– Признай, – тихо говорит Катя. – Купцов недостаточно Марк для тебя. Я волнуюсь, Оля. Пока ты держишь свечку за своим Онегиным, ты не сможешь открыться другим. Прошёл уже год с твоего последнего парня.

– Я не держу за него свечку, он мой лучший друг.

– Ага. Так либо сделай шаг к нему, либо иди дальше.

– Ловко сказано. Целый день придумывала?

– Целую неделю, если честно. Мне пора вести урок литературы.

– Кстати, об уроках, мне пора, – говорю я. – Скоро встреча с Марком на нашем занятии в Академии романтики.

– Какой сегодня урок?

– Правило номер два: «Назад к истокам».

– Это что вообще значит?

– Я везу его в столицу романтики.

– Питер? – Катя прищуривается. – Можно с вами?

Я вздыхаю и закатываю глаза.

– Это не про романтику. Это про любовь, а не про страсть или секс. Мы ищем Марку девушку. Ту, на которой он захочет жениться. Но можешь поехать с нами, если хочешь. Мы едем в…

Нас прерывает стук в дверь. Пока Катя забивала мне голову своими советами, мы отвлеклись от окна. Мы переглядываемся в панике.

В школе почти никого нет – до начала занятий ещё пара недель. Мы с Катей приехали пораньше, чтобы украсить классы и выпить бутылочку «Абрау-Дюрсо» заодно.

– Спрячь вино! – шипит Катя. И тише: – Спрячь бутылку, Орлова!

Я затыкаю пробку и в панике закатываю бутылку под парту, молясь, чтобы она не протекла.

– Чёрт возьми, – стонет Катя. – Это он.

– Хватит тебе вина, – бормочу я, выпрямляясь и стараясь говорить тихо, чтобы мужчина в дверном проёме не услышал. – Здравствуйте, чем могу помочь?

– Я Алексей Купцов, – говорит он низким, чуть хрипловатым голосом, с лёгкой улыбкой оглядывая нас. – Новый учитель математики. Решил зайти представиться. Похоже, сегодня здесь только мы.

Мы с Катей пялимся на него. Неловкое молчание затягивается, пока на лице Алексея не появляется растерянность.

– Простите, что прервал, – говорит он, кивая на украшенную доску. – Пойду. Отличные украшения, кстати.

– Нет! – выпаливает Катя, ещё более неловко. – Не уходите!

Она бросает на меня дикий взгляд, но я только пожимаю плечами. Понятия не имею, что она задумала, и я вполне довольна тем, что оставляю её разбираться.

– В смысле… – Катя откашлялась. – Я хотела сказать, привет.

– Поэтому и зашёл, – улыбается Алексей, и вокруг его глаз появляются морщинки. – Вообще, меня зовут Алексей, но можете звать, как угодно.

– Здравствуйте, – хихикает Катя и шепчет мне на ухо: – Я не знаю, что со мной творится.

– Я Оля, – говорю я, закатывая глаза, пока Катя толкает меня вперёд. – Во время уроков – Ольга Андреевна. Преподаю первоклассникам.

Алексей пожимает мне руку – крепко, уверенно.

– Приятно.

– Эм… – мои щёки краснеют от этого слова, и вдруг я становлюсь той самой неловкой. – Конечно. Очень приятно. То есть, рада познакомиться… э, Катя?

– Мы очень заняты, извините, – Катя хватает степлер и начинает яростно прикреплять что попало к доске. – Увидимся позже?

Алексей кивает, осторожно отступает и закрывает за собой дверь.

Как только его шаги затихают, я плюхаюсь в детский стул, а Катя валится на парту.

– Что это вообще было? – спрашивает она, упирая руку в бок и глядя ошарашенно. – Мы правда столько выпили?

– Чёрт, вино! Куда закатилась бутылка?

– Зачем ты её закатила под парту?

– Я запаниковала. Несколько раз. А потом он сказал «приятно», и я вообще потеряла голову. Кто так говорит?

– Боже, какие мы идиотки, – Катя раскидывается на парте, а я тяну к себе рюкзак и кладу его на стол, как подушку. – Теперь он будет думать, что мы чокнутые. Навсегда.

– Первые впечатления – не всё, – возражаю я. – Если он тебе нравится, может, стоит взять мои уроки для Марка и применить Академию романтики к Алексею Купцову.

– Это ты у нас мастер анти-неловкости, госпожа «Очень приятно»?

И в этот момент дверь снова приоткрывается. Алексей вернулся – спрашивает, где туалет.

– Туда, – Катя указывает, её щёки становятся цвета свёклы. – Идите прямо, найдёте.

– Ох, нет, – я закрываю лицо руками, пока Катя смотрит на меня. – Думаешь, он слышал про «очень приятно»?

– Абсолютно, – кивает Катя. – А ещё я отправила его на парковку. Почему мы не можем думать в его присутствии? Туалеты в другой стороне.

– Мне надо валить отсюда, – я встаю, собираю вещи и закидываю рюкзак на плечи. – Я уже опаздываю к Марку.

– Напомни, что там за второе правило?

– Назад к истокам.

Катя хватает карандаш и записывает это на листке.

– Отлично. Я с вами. Хочу посмотреть на госпожу «Очень приятно» в деле.

***

– Госпожа Приятно? – Марк приподнимает брови, пока Катя с восторгом пересказывает наш неловкий момент с Алексеем Купцовым в школе. – Это точно про ту самую Ольгу Орлову?

Я не знаю, что хуже: то, что, Катя выложила Марку эту позорную историю прямо перед нашим первым уроком по борьбе с неловкостью, или то, что я притащила двух человек, которые терпеть не могут читать, в книжный магазин на Арбате. Марк и Катя шепчутся, словно непослушные школьники в Ленинке, вместо того чтобы выбирать книги, которые я задала для второго урока Академии романтики.

– Сосредоточьтесь на задании, – шиплю я, сама, просматривая полки. – Думайте о классике. Марк, вот, скажи, ты это читал?

Он хмурится, глядя на экземпляр «Евгения Онегина».

– Да ладно тебе, – подбадриваю я. – Там же твоя фамилия!

– Ты ведёшь себя, будто я не знаю, что дважды два – четыре, – ворчит Марк. – Я читаю, Оля. Просто последние годы это всё медицинские журналы.

– Там твоя фамилия упоминается раз сто! А в школе? Неужели тебя не заставляли это читать?

– Я уже тогда был нацелен на медицину, так что по возможности избегал литературы.

– Он что, из тех, кто суперумный, но без капли здравого смысла? – Катя хватает меня за руку и оттаскивает между стеллажами. – Ну, знаешь, такие, которые решили стать врачами и проваливали все остальные предметы?

– Не совсем, – я оглядываю Марка.

Он с озабоченным видом разглядывает книгу, в заголовке которой мелькает слово «вампир». Я выхватываю её у него из рук и снова всучиваю «Евгения Онегина», который он оставил на полке.

– Он самый умный человек, которого я знаю, – говорю я Кате. – Это несправедливо.

– Плюс у него куча денег?! – шепчет Катя. – И внешность? Да его будто стукнули палкой красоты, пока он спускался на землю. Бог дал ему всё…

– Поняла-поняла, – перебиваю я, слегка раздражённая. Отчасти потому, что это правда. У Марка тёмные, глубокие серые глаза, а его лицо – особенно когда он читает – выглядит сосредоточенным и задумчивым. – Ещё у него квартира… ну, пентхаус в «Москва-Сити».

– Давай разберём по полочкам, – Катя загибает пальцы, считая. – Он умный, красивый – нет, очень красивый, у него денег куры не клюют, и пентхаус с видом, от которого я бы растаяла.

– Примерно так.

– И в чём подвох?

– В смысле?

– Ну, – она кивает в сторону Марка. – Что не так с этим принцем?

– Ничего.

– Погоди-ка, – Катя снова хватает меня за руку и тащит в отдел эротики. – Он сюда точно не пойдёт.

Нас окружают обложки с голыми мужскими торсами и перьями. Перьями повсюду. Я могла бы сшить подушку из всех этих перьев на обложках.

Катя останавливается перед особо откровенной обложкой с наручниками и кучей обнажёнки.

– Если с ним всё в порядке, почему ты с ним не встречаешься?

– Не интересно. Мы просто друзья.

– Тогда иди на свидание с Купцовым.

– Тоже не интересно. Коллега.

– Выбери кого-нибудь! Потому что я хочу другого.

– Бери обоих! Выбирай, мне всё равно, я не собираюсь за ними бегать.

Катя хрустит костяшками пальцев, глядя на Марка.

– Должно же быть что-то не так с ним.

– Уверена, что-то есть. Расскажешь, когда найдёшь.

– Да у него должны быть толпы женщин по всей стране, умоляющих выйти за него замуж.

– Ну… – я колеблюсь. – Он, пожалуй, немного неловкий.

– Да, но разве он не встречался с кем-то?

– Та девушка в ресторане? – я качаю головой. – Не срослось.

– Почему?

Я рассказываю грустную историю.

– Когда они наконец встретились вживую, он сказал ей, что на фото в Интернете она выглядела на двадцать лет моложе, чем в жизни.

Катя хихикает, прикрывая рот рукой.

– Это ужасно! Хотя, наверное, так даже лучше. Лучше узнать сразу, чем потом.

Я киваю.

– Он просто был честен. Может, это и есть его проблема – слишком прямолинейный.

– Я бы справилась с его прямолинейностью, если бы получила весь остальной «пакет», – Катя закатывает глаза.

– Тогда дерзай. Но сейчас у нас есть работа, – я хлопаю в ладоши. – За дело!

Катя хмурится.

– Напомни, зачем мы здесь?

– Чтобы Марк прошёл свидание без метания едой!

– А, точно, – Катя кивает, оглядывая полки. – И какую книгу мне читать?

– Любую. Бери что угодно в этом магазине, и всё будет в порядке. Просто читай.

Я привела Марка и Катю в единственное место на земле, которое обещает романтику. И даже гарантирует её. Книжный магазин в центре Москвы, украшенный розовыми и цветочными мотивами, уютный уголок любви посреди шумного мегаполиса.

Романтика здесь витает в воздухе. Книги парят над головами посетителей, подвешенные на тонких нитях, оставляя за собой шлейф любви, даже когда слова прочитаны и страницы закрыты. Я прохожу мимо этих парящих книг, надеясь, что немного этой любви осядет и на мне.

Не то чтобы я чувствовала себя одинокой или думала, что мне нужен кто-то, чтобы быть полноценной. У меня есть замечательные друзья, любящая семья, чудесные ученики и работа мечты. У меня есть всё.

Но это не мешает мне мечтать о том головокружительном, трепетном, сердце-замирающем чувстве дикой, неуправляемой любви. Той, что соткана из звёздного света, той, что воспета в книгах и песнях. Той, что заставит меня задыхаться от её полноты – страстный секс и нежные поцелуи. Всё это.

Но пока этот день не настал, я остаюсь здесь, поддерживая этот книжный магазин на плаву. И, если от меня что-то зависит, я притащу сюда Марка и Катю.

– А как насчёт этого? – Марк поднимает книгу с доктором на обложке. Только этот доктор в белом халате без рубашки. – Ты это читала? Думаю, это по моей медицинской части.

– Бери всё, что вызывает у тебя интерес, Марк, – говорю я. – Хорошо расширять горизонты.

Он добавляет книгу к своей стопке, которая пока состоит только из двух экземпляров.

– Почему ты постоянно откладываешь это? – я в третий раз беру «Евгения Онегина» и пихаю ему в руки. – Читай. Учись у великих.

– Великих?

– Марк. «Анна Каренина». «Война и мир». «Доктор Живаго», только без революции. Ты должен почувствовать романтику.

– Я и так полон романтики, – рычит он. – Проблема в том, что она не выходит так, как я задумал.

– Забудь о своём прошлом свидании!

– Дело не только в нём, Оля. Это каждая девушка, с которой я говорил в своей жизни! – Марк проводит рукой по волосам, и они встают дыбом. – Просто брось меня, ладно?

– Нет, – я тщательно подбираю слова. В его вспышке больше гнева и разочарования, чем я ожидала, и это заставляет меня проглотить саркастичный ответ. – Я никогда не брошу тебя, и на это есть одна большая причина.

– Какая?

– Потому что со мной ты говоришь нормально, – я встречаюсь с ним взглядом, изучая его серые глаза. – Обещаю, мы найдём кого-то, кто поймёт тебя так же, как я.

– А если не найдём?

Я беру его за руку и сжимаю пальцы.

– Я обещала. А свои обещания тебе я всегда держу.

– Или что?

– В смысле, или что? – я наигранно вздыхаю.

– Если ты не сдержишь обещание, тебе придётся выйти за меня замуж.

– Что?!

Он расплывается в улыбке.

– Раз ты можешь меня терпеть, а я – тебя, могло быть и хуже.

– О, какая прекрасная причина для свадьбы, – говорю я, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Ложная тревога, от которой у меня изжога. – Жениться друг на друге, потому что бывает и хуже.

– Это не хуже других причин.

Я в последний раз прижимаю к его груди стопку книг.

– Я знаю, ты крутой хирург. Знаю, что ты гордишься тем, как умеешь подавлять свои чувства, пока они не исчезнут.

– Я не подавляю чувства.

– Ладно, ты запираешь их в шкафу, не важно…

– На работе я должен быть бесстрастным.

– Ага, и, может, поэтому ты не можешь ухватить то, что весь остальной мир называет любовью, – я сильнее прижимаю книги к его твёрдому прессу. – Прочитай эти. Скажи мне, что не чувствуешь трепета внутри и не хочешь того же для себя, когда закончишь. А после того, как ты их переваришь, будешь готов к следующему уроку Академии романтики.

Глава 3

Марк

Ненавижу, когда она права.

Вчера вечером я начал читать книгу, которую Оля мне навязала. Ту самую, с обложкой в стиле старой школы и духом уроков литературы. «Евгений Онегин».

Дело в том, что я обычно читаю медленно. Я привык к медицинским статьям, напичканным терминами, где без словаря под рукой и закладки в списке литературы не обойтись. Я дважды и трижды проверяю источники, которым не доверяю сразу. На одну главу у меня уходит несколько часов.

Но не в этот раз.

На этот раз я лечу. Проглотил первую главу и, к своему удивлению… захотел узнать, что будет дальше.

И тут снова всплывает моя проблема с медленным чтением. Я нетерпелив, и мне не хотелось ждать, чтобы узнать развязку. Пришлось искать компромисс. И вот на сцену выходит мой местный видеопрокат на Арбате.

Я взял фильм с лучшими намерениями. Просто хотел узнать концовку сегодня, а потом вернуться к книге. Достал домашний сыр из «Азбуки вкуса», откупорил бутылку «Массандры», и вот теперь вина почти не осталось, а в тарелке – только несколько кусочков сыра.

Я слежу за финальными титрами, пытаясь сообразить, как убедить Олю, что я прочитал её любимую книгу, хотя на самом деле провёл субботний вечер в одиночестве, смотря фильм.

Прошла ровно неделя с моего последнего провального свидания, и, хотя моё сердце, возможно, не трепещет после фильма, оно, кажется, слегка дрогнуло.

Или стукнуло. Знаете, что-то более мужественное, чем трепет.

Или, может, это изжога.

Никто никогда не узнает, потому что я не собираюсь никому признаваться в этом трепете. Как врач, я должен уметь отличить изжогу от чего-то ещё, но почему-то не могу понять, что со мной творится.

Я сижу на диване, пялюсь на экран, где фильм автоматически перезапускается. Надо бы встать и найти что-нибудь поесть, но я всё ещё пытаюсь разобраться с этим чувством в животе. Может, позвонить другу? Может, записаться в приёмное отделение? Может, я должен…

Стук в дверь прерывает мою самодиагностику.

– Открывай! – кричит Оля. – Шевелись, Онегин, или твои роллы окажутся на полу!

Я бросаюсь к двери, но она опережает меня. Вставляет ключ в замок, поворачивает его и вваливается в квартиру, едва не уронив пенопластовые контейнеры и пластиковые пакеты с едой на журнальный столик.

Я застигнут врасплох на полпути к телевизору. Прежде чем она успевает обернуться, я выключаю уличающие меня титры на экране. Если Оля увидит, что я смотрел фильм, она никогда не поверит, что я читал книгу. Наверное, потому что знает меня и моё нетерпение – и снова окажется права.

К счастью, Оля, которой, кажется, нужно больше калорий, чем любому мужчине, женщине или ребёнку, слишком занята вскрытием контейнера с курицей в сливочном соусе, чтобы заметить начальные титры за моей спиной.

– Сегодня не было нашего любимого соуса, – говорит она. – Вот почему не стоит заказывать еду в субботу вечером. Воскресенье. По воскресеньям всегда меньше народу, и нам достаётся больше. – Она поворачивается и ловит мой виноватый взгляд. – Чего ты уставился? Опять хочешь есть вилкой? Я же сказала практиковаться с палочками.

– Буду есть палочками, – бормочу я, возвращаясь к дивану. – Разве мы не договаривались на воскресенье?

– Что, мне уйти? – шутит она. – Я перенесла наш ужин на сегодня, потому что завтра у тебя планы.

Я смотрю на неё пустым взглядом, и она громко выдыхает.

– У тебя завтра корпоративная игра в футбол от больницы, и я думаю, тебе стоит пойти, – она скрещивает руки. – Это пойдёт тебе на пользу.

– Я бы лучше пропустил игру и оставил наш ужин.

– Я пожертвовала своей субботой, чтобы потусить с тобой. Сделай это для меня, ну пожалуйста, пожалуйста!

– Единственные твои планы на субботу – это винодельня «Абрау-Дюрсо» и «Фанагория».

– У меня есть друзья помимо бутылок вина.

– Назови их.

– Катя, – начинает она, а потом игнорирует меня, роясь в своей ярко-красной сумке-чемодане, с лёгким румянцем на щеках. Кажется, я слышу, как она бормочет имена «Дима» и, возможно, «Сергей» в недра сумки.

– Что ты делаешь? – я наклоняюсь, случайно касаясь её руки, пытаясь разглядеть, что там в её волшебной сумке. – Помочь?

– Ничего, – огрызается она, отстраняясь. – Забудь.

– Ага! Ты притащила своих друзей, – я аккуратно достаю две бутылки вина из сумки: одну от «Абрау-Дюрсо» и другую – «Фанагорию». – Не хотела делиться?

– Я пришла сюда только потому, что ненавижу открывать вино сама, – упрямится она, засовывая кусок курицы в рот. Похоже, чтобы не продолжать разговор. – Сначала «Фанагорию», пожалуйста.

Я иду на кухню, вытаскиваю пробку и наливаю вино в огромный бокал. Оля любит, когда мы «делим» один бокал – так ей легче притворяться, что мы поделили бутылку, хотя на самом деле я делаю один глоток на её три. А этот бокал размером с самовар? Она подарила его мне на прошлый день рождения, и я никогда не использую его без неё.

Когда я возвращаюсь с бокалом «Фанагории», Оля уже на диване в плюшевых носках, поджала ноги и держит пульт. Она включает телевизор, а я бросаюсь между ней и экраном.

– Может, поболтаем минутку? – говорю я, слишком запыхавшись.

Она хмурится.

– Ты никогда не хочешь болтать. Ты жалуешься, если я говорю больше пяти минут за семь. Давай, я принесла твой любимый фильм.

– Но…

Оля из тех, кто всегда добивается своего. По крайней мере, со мной. Поэтому она включает телевизор, несмотря на мои попытки заблокировать сигнал своим телом.

Экран оживает, и она снова лезет в сумку, доставая диск с новым боевиком про погони на машинах. Бездумный, яркий, развлекательный. С довольной ухмылкой она суёт его мне.

У меня мало слабостей в жизни. Да, у меня есть мотоцикл, и раз в неделю я ем китайскую еду, потому что моя лучшая подруга – не буду называть имён, но она сейчас в комнате – игнорирует все мои предупреждения о глутамате натрия в этой курице.

А в остальном мои дни и вечера проходят в Боткинской больнице. В свободное время я читаю статьи, исследования и журналы по нейрохирургии. Занимаюсь спортом пять дней в неделю, как рекомендовано, и пью больше восьми стаканов воды в день.

Единственная привычка, от которой я не могу избавиться, – это дурацкие фильмы.

Ну, и мотоцикл. И Оля. Но её я хочу держать при себе навсегда.

– Но… – снова начинаю спорить, но уже поздно.

– Ага, ты… – на лице Оли медленно расплывается ухмылка, когда она заглядывает мне за спину. – Я так и знала.

– Знала, что? – но музыка начальных титров выдаёт меня с потрохами. – Это, – я тычу в экран, – случайность.

– Ага, конечно.

– Это не моя вина, – слабо отнекиваюсь я. – Книга и правда хорошая.

– Да, поэтому ты должен был её читать.

Она издаёт яростный вздох.

– Ты должен был прочитать книгу, Марк. Что-то, где любовь, романтика и секс не описываются в терминах анатомии и структуры костей.

– В этой книге есть секс? – спрашиваю я, слегка отвлечённый от спора. – Расскажи подробнее.

– Я говорю о романтике в целом! Романтика – это не обязательно про секс.

– Уверен, что они как-то связаны.

– И поэтому твои свидания проваливаются, – она похлопывает по дивану рядом с собой. – Раз уж у тебя есть этот фильм, мы точно будем его смотреть. Ешь, пока еда не остыла.

Я сажусь, в основном потому, что идея провести вечер с Олей куда привлекательнее, чем сидеть одному в пустой квартире. Мой пентхаус в Москва-сити оснащён всем, что может пожелать взрослый мужчина, кроме одного, что не купишь за деньги. Тепла.

Единственный момент, когда это место оживает, – наши воскресные ужины с Олей. Тогда оно становится чуть менее холодным, чуть более живым, немного похожим на дом… пока утром пустота не возвращается с десятикратной силой.

Титры снова идут, и я устраиваюсь на диване. Я неловко вожу палочками по еде, пока не нахожу ритм. Рядом Оля с яростью поглощает курицу, будто это её последняя трапеза. Всё это время её взгляд прикован к экрану.

Она хихикает над чем-то на экране и тычет палочкой.

– Видел?

Я смотрю на неё вместо экрана – её смех мой любимый момент. Никто не смеётся так, как она: будто всё её существо – разум, тело, душа – отдаётся этому. От блеска в глазах до дрожи плеч и мягкого, радостного звука – всё движется с ней, как воплощение радости в милой блондинке.

Я отчаянно надеюсь, что её чувство юмора передастся мне. Одна из моих последних девушек бросила меня, заявив, что я слишком серьёзный для неё. Я не знаю, как быть менее серьёзным, но если кто и может меня научить, то это Оля.

– Ну что, поговорил с ней?

– С кем? – я засовываю в рот кусок брокколи, чтобы потянуть время.

– С Ириной.

– Конечно, говорил, мы же работаем вместе.

– Да ладно, почему ты её не пригласил на свидание?

В Боткинской больнице появилась новая медсестра, Ирина, и Оля вбила себе в голову, что она идеально мне подойдёт. Я категорически не согласен.

– Я не встречаюсь с коллегами.

– Она могла бы перевестись в другой отдел.

– Даже если бы я был в ней заинтересован, я не стану рисковать нашими карьерами. В море полно других рыб.

– Рада, что ты веришь в ту самую, – Оля закатывает глаза, достаёт из пакета два печенья с предсказаниями и кладёт их на свою тарелку. – Просто подумай. Врач и медсестра – как мило это было бы? Вы могли бы раздавать маленькие стетоскопы на свадьбе. А ваши дети! Представь, какими здоровыми были бы ваши дети!

– Маленькие стетоскопы?

– Чтобы слушать, как два сердца бьются в л-ю-б-в-и! – Оля обмахивается рукой, притворяясь, что падает в обморок. – Ладно, детали я ещё доработаю. Но у нас есть варианты. Помнишь леденцы, которые врачи дают детям после приёма? Они могли бы стать сувенирами на вашей свадьбе. С вашими именами на обёртках.

– Нет.

– Давай, помечтай со мной, Марк!

Она хватает меня за колено, и я невольно вздрагиваю. Не знаю, что со мной творится с того момента, как я увидел её в том платье в ресторане «Пушкин», с улыбкой, будто мы созданы друг для друга. Мои мозговые волны будто переключились, и теперь её прикосновение вызывает электрический разряд, от которого мне тепло. Я пытался вернуть всё как было, но это кажется всё более невозможным.

– Я не мечтатель, – говорю я, когда снова могу говорить. Отодвигаю еду, чтобы не подавиться, если она опять коснётся моей ноги. – Я практичный.

– Но Ирина. Она тебе не нравится?

Я никогда не давал Оле намёка, что мне нравится Ирина. Единственное, что я упомянул, – что она отлично справляется с работой. Видимо, Оля истолковала это как желание жениться на ней.

– Я не хочу встречаться с Ириной, – повторяю я, – и уж точно не хочу, чтобы ты планировала нашу свадьбу.

– Похоже, ты просто боишься. Подожди, пока она встретит нового и улучшенного тебя. Марк Онегин два-точка-ноль. После Академии романтики Оли ты так её очаруешь, что она не поймёт, что на неё нашло.

– Я не хочу никого очаровывать.

– Очарование может быть очень эффективным. Смотри и учись, – Оля берёт пульт и прибавляет громкость. – Наблюдай за мастером. Кстати, ты закончил с курицей?

Я отодвигаю еду к ней, и она за секунды расправляется с остатками. Я встаю, собираю контейнеры и несу их на кухню.

Оказавшись один, я прислоняюсь к столешнице и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы стряхнуть этот электрический заряд. Мои мышцы напряжены сильнее обычного, и, кажется, я не могу вдохнуть полной грудью.

– Ты пропускаешь всё! – кричит Оля. – И я допью вино, если ты не вернёшься!

Я возвращаюсь и вижу, что Оля укуталась в мягкое пушистое одеяло, которое подарила мне на новоселье. Оно всегда лежит на подлокотнике дивана. Её глаза широко раскрыты, сияют, и на секунду эти голубые глаза держат меня в плену.

Я осторожно сажусь рядом, и она пристраивается ко мне, не отрывая взгляда от экрана. Так удобнее, утверждает она. Меньше нагрузки на шею.

Я с этим не согласен. По мне, невероятно сложно смотреть фильм, когда красивая женщина обнимает тебя, даже если она просто подруга. Полфильма я мысленно повторяю медицинский словарь, чтобы всё оставалось в рамках приличия.

Проходит полчаса, потом час, и Оля вздыхает, когда на экране происходит что-то романтичное. Её вздох касается моей руки, и я слегка отодвигаюсь.

Она замечает движение и переворачивается, укладываясь так, что её ноги оказываются у меня на коленях, а голова – на подлокотнике. Её веки тяжелеют, и, как обычно на наших воскресных ужинах, Оля поддаётся пищевой коме и засыпает на моём диване.

Она отключается почти мгновенно. Второй раз за день я смотрю концовку «Евгения Онегина» в одиночестве, гадая, что значит этот лёгкий стук в моём сердце. На всякий случай я думаю проглотить пару таблеток «Ренни» от изжоги.

Когда фильм заканчивается, я отвожу взгляд от экрана и смотрю на Олю. Она спит с очаровательной полуулыбкой, и это моя любимая часть наших вечеров.

Моя рука невольно тянется к её лицу, чтобы убрать прядь волос с щеки. Прядь прилипает, и я убираю её снова, и ещё раз, а потом решаю, что проще провести рукой по её волосам, раз уж мои пальцы уже там запутались.

Она шевелится, издавая тихий стон. Я обливаюсь потом, гадая, что со мной стряслось. Обычно всё не так. Ну, объедание до комы и засыпание – да, но этот уровень притяжения к Оле просто зашкаливает.

Я молюсь, чтобы она не заметила, как я провёл рукой по её волосам. Кажется, я ещё и вдохнул её аромат, потому что её запах одуряющий. Неудивительно, что я не могу удержать девушку – я только что понюхал волосы своей лучшей подруги. Если это не неловкость, то я не знаю, что тогда.

К счастью, она, кажется, не проснулась. Но моё сердце колотится, когда она снова переворачивается во сне, касаясь ногой меня.

Точнее, моего достоинства, скажем так. Это одно из множества слов, заменяющих пенис, судя по романтической коллекции книг Оли. Я пару раз листал их из любопытства, и поразительно, сколько существует слов для одного репродуктивного органа.

Органа, который сегодня вечером явно наготове. Нервы горят, а сердце стучит так, что это не имеет ничего общего с романтикой и всё – с базовым человеческим желанием.

Её светлые волосы рассыпались по дивану, а губы – такие полные и соблазнительные, что удивительно, как я раньше их не замечал – сложились в упрямую полуулыбку, которую можно описать только как милую. Идеальную, так что я не могу удержаться от долгого, жадного взгляда.

В итоге смотрю в потолок и начинаю повторять всё подряд – от клятвы верности до таблицы умножения. Определения медицинских терминов помогают мне дотянуть до полуночи, когда я понимаю, что сижу здесь, пока Оля спит, уже почти час.

Не хочу её будить, но мне нужно поспать. Поэтому, когда она издаёт мечтательный вздох, я подхватываю её на руки и собираюсь встать. Но вместо того чтобы проснуться, как я ожидал, Оля лишь теснее прижимается ко мне.

– Это приятно, – бормочет она. – Дай мне остаться, Марк.

Сердце бьётся, как барабанная дробь, пока я встаю, прижимая её к груди, и иду в спальню. Она легче пёрышка, даже после всей еды, что умяла. Я врач, но, чёрт возьми, не могу понять, как Оля ест как медвежонок после зимней спячки и сохраняет свою изящную фигурку.

На мой взгляд, она идеально сложена. Большие голубые глаза, множество изгибов – всё в миниатюрной, стройной фигуре. У меня не так много друзей-парней, но те, кто видел её, восхищались издалека – всегда держась на расстоянии из-за нашей дружбы.

Наша дружба, – повторяю я себе, гадая, почему мир посылает мне сигналы, что дружбы с Олей больше не хватает. Мы были счастливы как друзья; мы работали как друзья. Как она сказала, я порчу все свидания. Не хочу испортить всё с Олей.

Дохожу до спальни, где она липнет ко мне, как репей. Приходится отцеплять её руки от моей шеи, укладывая на кровать. Накрываю её одеялом, пока она устраивается поудобнее, и смотрю ещё минуту, чтобы убедиться – ей комфортно. Убедившись, что она крепко спит, закрываю дверь и иду принимать долгий холодный душ.

После быстро одеваюсь в домашние шорты и футболку и плюхаюсь на диван, устраиваясь на ночь.

Такое спальное распределение стало настолько привычным, что я подумывал купить вторую кровать. Оля всегда настаивает, что ей надо спать на диване, а мне – на кровати, но она всегда слишком вымотана, чтобы спорить по-настоящему. Даже оставила у меня в комоде домашние шорты и футболку, в которые переодевается перед фильмом, чтобы не возиться с пижамой.

Подумав, я решил не покупать кровать для гостевой. Оставлю её как кабинет, который мне не нужен. Ведь если бы там была кровать, у меня не было бы повода свернуться на диване и накрыться её пушистым пледом. Он пахнет ею – цветами, весной и дождём. Сиренью и солнцем. Сладко и свежо.

Натягиваю плед до подбородка и включаю телевизор. Титры от нашего фильма всё ещё идут. Думаю, переключить канал, но не могу себя заставить. Пора серьёзно отнестись к урокам Оли. Мне нужно разобраться с этой штукой под названием любовь и найти её… ради собственного рассудка.

Потому что эта история с Олей сводит меня с ума.

Она никогда не давала мне намёка, что видит во мне больше чем друга. Так что первым делом я должен избавиться от этой дикой фантазии о нас двоих вместе. Иначе точно развалюсь на части, и это будет некрасиво. Я же, чёрт возьми, нюхал волосы своей лучшей подруги, пока она спала. Пора взять себя в руки и двигаться дальше.

Нажимаю «воспроизвести» в третий раз за вечер. Какого чёрта? Мне нечего терять.

Романтика, я иду к тебе.

Глава 4

Оля

Когда я просыпаюсь, кажется, будто ангелы поют, а мягкие пёрышки обнимают каждый сантиметр моего тела – кровать просто божественная, и аромат свежесваренного кофе только добавляет волшебства утреннему пробуждению.

Я точно не дома. Дома запах кофе появляется только после того, как я вытащу себя из постели и поставлю турку на плиту, да и моя кровать вполовину не так удобна, как эта.

Ещё витает лёгкий аромат шипящего масла, от которого мои ноздри трепещут предвкушением. И тут всё встаёт на свои места. Я просыпалась в этой ситуации столько раз, что точно знаю, что будет дальше.

Закрываю глаза, прислушиваясь к знакомому треску яиц, которые Марк разбивает о сковороду. Я нежусь в его кровати ещё секунду, потому что она невероятная, и знаю, что у него уйдёт ещё пара минут на готовку, прежде чем он зайдёт в комнату и мягко, тихо позовёт меня по имени.

Когда я говорю, что его кровать божественная, я не преувеличиваю. Я люблю свою кровать. Я люблю большинство кроватей. Я обожаю хороший сон, так что любое место, где я могу уютно устроиться и закрыть глаза, – это маленький кусочек рая.

Но на всей планете нет ничего лучше кровати Марка Онегина.

Моя кровать – симпатичная односпалка в ярко-синей комнате моей съёмной однушки на окраине. А у Марка – пентхаус на верхнем этаже престижного жилого комплекса. Две спальни, две ванные – просторные помещения и современный, броский дизайн интерьера от модного московского архитектора. Целая стена его спальни – это панорамное окно с видом на столицу. Я вижу Москву-реку, утренний свет, играющий на воде, и начало неспешного воскресного движения на Садовом кольце.

Я сворачиваюсь под роскошным пуховым одеялом ещё на мгновение, отгоняя чувство вины за то, что снова заняла кровать Марка. Я всегда говорю ему, чтобы он оставил меня спать там, где я заснула, но он никогда не слушает.

Он, может, и проваливает свидания, но он милый парень. Мягкий, часто добрый – если только не слишком прямолинеен. Но в глубине души он как мармеладный мишка из детства, и мне повезло, что он мой друг.

Наконец, чувство вины за то, что я валяюсь, пока Марк готовит завтрак, заставляет меня выбраться из-под одеяла. Я бросаю взгляд в зеркало и в ужасе вижу, что похожа на героиню из фильма ужасов. Макияж размазан. Волосы – гнездо для воробьёв. Помада там, где должна быть тушь.

Быстренько приняв душ в хозяйской ванной, я заглядываю в комод, где Марк хранит мои любимые толстовки. Технически это его толстовки, но я таскаю их, как конфеты из банки.

Я тайно подозреваю, что он специально выделил мне этот ящик, чтобы я не рылась в остальной его одежде в поисках любимых вещей. Это забавно, потому что у меня и без того полно своей одежды здесь.

У меня есть пара джинсов, одна-две рабочие блузки и куча носков среди прочей одежды, которую я оставила здесь за годы нашей дружбы. Носки – единственное, что Марк мне никогда не даёт брать, так что я запаслась ими с лихвой. В общем, у меня достаточно вещей у Марка, чтобы одеться на любой случай, если вдруг понадобится.

Натянув старую университетскую толстовку и домашние шорты, я крадусь по коридору к кухне. Я появляюсь в дверях, готовая поприветствовать его как обычно, но вдруг замечаю, что что-то не так.

Он насвистывает этим утром. Насвистывает!

Марк Онегин не насвистывает. Я прищуриваюсь, наблюдая, как он двигается у плиты с непривычной лёгкостью, почти расслабленно. Он улыбается? С чего бы ему улыбаться? Марк Онегин не насвистывает и не улыбается, если у него нет очень веской причины быть счастливым. Он не ворчун, просто… сдержан в проявлении эмоций.

Я отступаю за дверь и наблюдаю ещё минуту. Что, чёрт возьми, сделало его таким весёлым? Обычно он швыряет тарелку с яичницей на стол, ворча, чтобы я не клала четыре ложки сахара в кофе. И не начинайте про сливки.

Я чувствую себя зоологом, изучающим экзотическое, невиданное животное в дикой природе. Этим утром легко понять, почему Катя годами донимала меня, чтобы я добилась Марка.

Я понимаю её недоумение. Объективно я вижу то, что замечают женщины, оборачивающиеся ему вслед на улице. Марк высокий и подтянутый, его тёмные волосы растрепаны после ночи на диване. Его пресс – о боже, какой пресс – напрягается, когда он поворачивается, чтобы выбросить яичную скорлупу в мусорное ведро. Забудьте про шесть кубиков; у Марка, кажется, их двенадцать.

Даже его спина выглядит изящно. Может ли спина быть красивой? Я читаю кучу романов, так что должна знать ответ, но мой мозг даёт сбой. Это действительно красивая спина.

Обычно Марк спит в футболке, защищая мои нежные глаза от своего ослепительного пресса. Но не сегодня. Он либо потерял футболку, либо забыл о ней, и это ослепительное тело будит во мне какие-то искры. И не только там.

Я разглядываю его, внезапно теряя аппетит. Внезапно забывая про аромат кофе. Когда он переворачивает яйца, его мышцы напрягаются, такие чёткие и привлекательные. Чёрт бы побрал его тренировки в спортзале.

Я мельком думаю, делает ли он это для всех женщин, которые остаются у него ночевать, и тут же отбрасываю эту мысль. Это как ведро холодной воды на голову. Я не могу понять, почему мне так противно представлять, что какая-то женщина стояла на моём месте, разглядывая Марка Онегина так же, как я сейчас.

Я собираюсь с духом, чтобы откашляться и объявить о себе, но делаю шаг и тут же ударяюсь мизинцем о дверной косяк. Мой громкий, непривычно грубый мат вызывает у Марка саркастичную улыбку, пока я прыгаю от боли, и он поворачивается ко мне.

– Доброе утро и тебе, – говорит он. – Надеялся на «привет», но, похоже, и мат тоже сойдёт.

– Ты жаришь яйца? – глупо меняю я тему, чувствуя себя максимально неловко перед полуголым Марком. – Я умираю с голоду.

– Да, яичницу, – подтверждает он.

– А кофе? – я ковыляю к барной стойке, слегка хромая. – Тебе не стоило это делать. Вообще всё это.

– Я всегда готовлю завтрак для себя, добавить пару лишних яиц – не проблема.

– И отдавать мне свою кровать – тоже не стоило.

В ответ он выкладывает яичницу на тарелку и ставит её на обеденный стол.

– Диван не так уж плох, иногда полезно сменить обстановку.

Я наклоняюсь и слегка целую его в щёку. Он чуть напрягается, затем отворачивается и ставит еду на стол.

– Давай есть.

Двадцать минут спустя мы заканчиваем завтрак и переодеваемся. Я также уговорила Марка позволить мне подвезти его до работы. В большинстве случаев, летом, Марку хватает его крутого мотоцикла. Но бывают дни вроде сегодняшнего. Неожиданный дождь начался за завтраком, и льёт слишком сильно, чтобы ехать на работу с комфортом. К счастью, у меня есть машина с настоящей крышей, и Марк не в настроении появляться на работе промокшим насквозь.

Мы заканчиваем сборы и спускаемся к моей машине. Едем в тишине, пробки нарастают, несмотря на воскресное утро. Я бросаю на него несколько взглядов и замечаю его челюсть – крепкую, привлекательную. Его лицо сосредоточено, на подбородке лёгкая щетина.

– Ну, – начинаю я, втягивая его в разговор. – Что изменилось на этот раз?

– О чём ты?

Я притормаживаю, втискиваясь в плотный поток машин. Рискнув взглянуть на Марка, понимаю, что он всё ещё отвлекает – даже в футболке – и возвращаю взгляд на дорогу.

– Почему ты попросил меня о помощи после этого свидания? У тебя было миллион свиданий, которые ни к чему не привели, но раньше тебя это не беспокоило.

– Ничего такого, – он наклоняет голову, глядя в боковое окно. – Просто я готов к чему-то серьёзному.

– Не верю, – говорю я. – Почему это фиаско хуже всех остальных?

Его челюсть напрягается, и я чувствую, что он хочет что-то скрыть.

– Это из-за Ирины? – спрашиваю я. – Могу с ней поговорить, если хочешь. Мы могли бы устроить случайную встречу, и…

– Это не из-за Ирины. Она мне не интересна, и ты её никогда не видела, так почему тебе она интересна?

– Потому что ты держишь свою жизнь подальше от меня! Я знакомлю тебя со всеми своими друзьями. И с работы, и не только.

– Я не скрываю своих друзей от тебя.

– Ты всё ещё не ответил на мой вопрос.

Его челюсть сжимается, взгляд всё ещё устремлён в окно.

– Я просто устал. От катастрофических свиданий, от пустой траты времени, от переписок в интернете, которые никуда не ведут.

– Ты знаешь, чего хочешь?

Он пожимает плечами.

– Думаю, узнаю, когда увижу.

Я чувствую, что больше из этого разговора ничего не вытяну, и не давлю. Остаток поездки проходит в лёгкой смеси утренних радиопередач и дружелюбной тишины. Мы доезжаем до больницы без происшествий, и я ставлю машину на парковку, пока Марк отстёгивает ремень безопасности.

– Спасибо, что подвезла, – он наклоняется и целомудренно целует меня в щёку. – Когда следующий урок?

– Прямо сейчас, – я бросаю взгляд на часы, замечая, что до его смены ещё полчаса. – Урок третий: всегда приходи на свидания вовремя.

– А следующий?

– Урок четвёртый: прочитай чёртовы книги, которые я тебе дала.

– А пятый? – спрашивает он с весёлой ухмылкой. – Если ты ещё не поняла, я пытаюсь выяснить, когда увижу тебя снова.

– Правило номер пять: не будь таким нетерпеливым, – я ухмыляюсь в ответ. – Поговорим позже. Кстати, тебе нужна машина вечером?

Он качает головой, выходя из машины.

– У нас благотворительная игра, так что я поеду домой с Сашей.

Я жду в машине, наблюдая, как Марк идёт к зданию больницы. Он шагает с такой уверенностью, что трудно отвести взгляд. Он уже две минуты как внутри, а я всё ещё сижу, и вдруг замечаю, что его мобильный телефон, должно быть, выпал из кармана и остался на пассажирском сиденье.

Я думаю оставить его себе на день, но без телефона Марк не сможет со мной связаться. Так что я разворачиваю машину и возвращаюсь на парковку. Оставив машину на пятнадцатиминутной стоянке, я выхожу, уверяя себя, что это не разведка.

Я здесь только чтобы вернуть телефон. Я совсем не собираюсь разглядывать место работы Марка и новую медсестру, говорю я себе, запирая машину на сигнализацию. Просто дело. Если я случайно наткнусь на Ирину, ну что ж, так тому и быть.

***

– Как вы не промокли до нитки? – звучит женский смех из-за двери приёмного покоя. – Там же настоящий ливень.

Я замираю за дверью кабинета, раздумывая, не развернуться ли и не бежать ли обратно под дождь к машине. Но телефон Марка жжёт мне карман, и я иду вперёд.

– Доброе утро, Ирина, – говорит Марк. – Оля меня подвезла.

– Можете попросить меня, если вам понадобиться подвезти вас – отвечает она. – Мы ведь живём недалеко друг от друга.

Я задерживаю дыхание, понимая, что их отношения зашли дальше, чем я думала. Это значит, у меня меньше времени, чем я рассчитывала, чтобы подготовить Марка к их неизбежному первому свиданию.

– Спасибо, но я справляюсь.

– А после игры сегодня? – настаивает она. – Если вы без мотоцикла, вас нужно будет подвезти?

– Нет, Александр Викторович меня подбросит.

– Он живёт в другой стороне, – бодро говорит Ирина. – Мне не сложно вас подвезти.

– Всё нормально, правда.

– Кстати, об Ольге, – продолжает Ирина, хотя разговор уже давно ушёл от меня. – Вы с ней вместе?

– Оля? – Марк смеётся, но явно не отвечает.

Я с удивлением ловлю себя на том, что затаила дыхание. Грудь сдавило, пока я жду его ответа, что абсолютно нелепо, потому что я и так знаю ответ.

– Просто любопытно, будет ли она на игре, – говорит Ирина. – Можно ведь брать с собой вторую половинку.

– Нет, её там не будет, – Марк откашлялся. – Мы не встречаемся. Просто друзья.

– Жаль. Нам бы пригодились девчонки в команде. Приводите её как-нибудь.

Я чуть не прикусываю язык, размышляя, что за игру она ведёт. Разведывает конкуренток? Ей повезло – конкуренции ноль.

Звук ручек, планшетов и прочей медицинской утвари подсказывает, что они собираются покидать кабинет. Пора бы мне сваливать, но я почему-то застыла на месте.

Почему? Понятия не имею. Чтобы посмотреть, не начнут ли они внезапно целоваться? Потому что мой мозг отключился? Я никогда не узнаю, потому что в этот момент Ирина прощается с Марком. Следующее, что я слышу, – быстрые шаги за углом.

Надо двигаться, но я не успеваю. В последнюю секунду выпрямляюсь и пытаюсь отступить. Но уже слишком поздно.

Глаза Ирины расширяются, когда она меня замечает.

– Доброе утро, ищете кого-то?

– Я, эм, – пытаюсь понять, знает ли она, что я подслушивала, или мне удалось притвориться, что только пришла. – Я тут к Марку. Он забыл телефон в моей машине утром. Простите, что прерываю, но подумала, что он ему нужен, и…

– О, вы, должно быть, Ольга! – восклицает Ирина, и её восторг кажется искренним. – Та самая знаменитая Ольга.

– Знаменитая, да? – бросаю взгляд через её плечо на Марка.

Марк появляется, выглядя растерянным. Почему он растерян, не знаю; я всегда понимала, что однажды мне придётся делить Марка с другой женщиной. Собственно, я сама подписалась на это с этой Академией романтики. Так что натягиваю широкую улыбку и протягиваю ему телефон, надеясь, что он прочтёт в моих глазах радость, которую изо всех сил пытаюсь для него изобразить.

– В нашей больнице вы единственная Ольга, о которой мы слышим. Постоянно. Поверьте, – Ирина добродушно закатывает глаза. – Марк Евгеньевич не умолкает о вас.

Её звонкий смех следует за этим, и я переминаюсь с ноги на ногу, размышляя, хорошо это или плохо.

– Это замечательно, – торопливо добавляет Ирина. – Не волнуйтесь. Я уже чувствую, что знаю вас. Собственно, только что о вас спрашивала! Правда, Марк Евгеньевич?

– Правда? Интересно, – натянуто улыбаюсь Марку. – Потому что я точно не подслушивала.

Марк в ответ закатывает глаза.

– Я только что говорила, что вам надо прийти на наш футбольный матч сегодня, – говорит Ирина, сжимая моё плечо. – Что скажете?

– О, нет, спасибо, – качаю головой. – Это очень мило с вашей стороны, но это рабочее мероприятие. Развлекайтесь.

– Не говорите глупости. Это благотворительная игра. Мы все будем рады, если вы придёте.

Она смотрит на Марка в поисках поддержки, но он лишь неуверенно пожимает плечами.

– У вас есть планы на вечер? – Ирина ждёт моего ответа.

Её взгляд такой пронзительный, что я невольно качаю головой, даже не зная, есть ли у меня планы. Она очень убедительна.

– Превосходно, тогда решено. Вы будете в синей команде с Марком Евгеньевичем. Я перейду в красную, потому что Маша и Лена заболели, – продолжает она, – так что им не хватает девушек. А вы будете с доктором Онегиным.

– Доктор Онегин, – бормочу, поворачиваясь к нему. – Как тебе это?

– Не начинай, Оля, – он приподнимает бровь. – С каких пор ты спортсменка?

– Я занимаюсь спортом. Ем на скорость. Смотрю сериалы марафоном.

– Назови первое правило футбола, – настаивает Марк.

Теперь это вопрос гордости, и я ломаю голову над правилами игры. На самом деле я не спортивнее комнатного растения, но притворяюсь, что много знаю о спорте. Единственные спортивные мероприятия, на которых бывала, – это те, где читала книгу на скамейке. Марк, конечно, это знает. Он знает обо мне почти всё.

– Ну? – подначивает он.

– Правило номер один, – яростно смотрю на него. – Ударь по мячу.

– Видите? – Ирина выглядит облегчённой моим ответом. – Она будет звездой. Увидимся в шесть, Ольга? Я предлагала подвезти Марка Евгеньевича, но если вы хотите…

– Нет-нет! – восклицаю, размахивая руками. – Вы двое езжайте вместе. Я встречу вас там.

– Отлично. Тогда ты подвезёшь меня домой, – ухмыляется Марк. – Чтобы ни Ирине, ни Саше, точнее Александру Викторовичу, не пришлось утруждаться.

Собираюсь ответить, но за моей спиной начинается суматоха – крики боли доносятся из коридора. Марк неохотно отводит взгляд от моего лица, его лоб морщится от беспокойства, когда он замечает что-то за моим плечом.

– Что за звук? – оборачиваюсь и тут же жалею об этом. – О нет. Это отвратительно. Это ужасно. Это… – задыхаюсь и сгибаюсь пополам. – Кровь.

Так много крови. Кто-то ввалился через парадные двери больницы, и кажется, что у него огнестрельное ранение в лицо. Может, преувеличиваю, но даже малейший вид крови вызывает у меня тошноту. Неудивительно, что больницы – не моё любимое место, и я редко навещаю Марка на работе.

Поднимаю взгляд, и мир закручивается от вида ярко-красных пятен на белом линолеуме. Чёрные точки мелькают по краям сознания, сужая поле зрения, утягивая свет и уводя меня в темноту, пока падаю вперёд.

Последнее, что бормочу, – что-то вроде:

– Марк…

***

– Он жив? – бормочу, слова выходят с трудом, словно тягучие. – Он умер?

– Кто? – лицо Ирины появляется в поле зрения, её мягкий голос вытаскивает меня из крайне неловкого положения: я распласталась на больничной кушетке. – Как вы себя чувствуете, Ольга?

– Он умер? – пытаюсь сесть. – Тот парень с простреленной головой. Кровь повсюду.

– О нет, он…

– Это точно было огнестрельное? – перебиваю. – Я никогда не видела ничего ужаснее.

– Огнестрельное? – Ирина морщит нос. – У нас тут месяцами не было огнестрельных ранений. Давайте я позову Марка Евгеньевича. Боюсь, вы ударились головой сильнее, чем он думал.

– Нет-нет, – рывком наклоняюсь к ней и притягиваю ближе. От неё пахнет чем-то фруктовым, ярким, как клубничное варенье, и я невольно принюхиваюсь. – Мне нравится ваш парфюм.

– Эм, спасибо.

– Не впутывайте Марка, – мямлю, звучу как пьяная. – Просто скажите, что случилось. Простите за этот обморок.

– Ох, Ольга, – Ирина хихикает, наклоняясь ближе, словно собирается поделиться секретом. – Марк Евгеньевич всегда говорил, что вы забавная, но я и не думала, что настолько.

– Я не забавная.

– Ещё какая! И очаровательная. Просто Марк Евгеньевич такой серьёзный… я не ожидала, что вы будете его любимым человеком.

– Он серьёзный, но очень милый… и красивый, – сжимаю её руку и не отпускаю. – Разве он не красивый?

– Вы двое такие забавные, – снова говорит Ирина, широко улыбаясь, пока аккуратно высвобождает пальцы из моей хватки. – Просто прелесть. В общем, мужчина, которого вы видели, – это Виталий. Это не было огнестрельное ранение.

– А что тогда?

– Виталий – медбрат здесь, в поликлинике. Александр Викторович слишком быстро открыл дверь, а Виталий смотрел в телефон и врезался прямо в неё. В итоге – приличное кровотечение из носа.

– Но…

– Он жив-здоров и уже дома. Собственно, он вернулся только за салфеткой.

– Это не мог быть тот же человек. Там было столько крови, вы не понимаете.

– Простите, но никаких огнестрельных ранений, – Ирина пожимает плечами. – Но Виталий будет на игре сегодня! Надо вас познакомить.

– Это… – запинаюсь. – Так неловко.

– Хватит волноваться. В любом случае, Марк Евгеньевич поймал вас, когда вы упали. Он попросил меня остаться с вами на всякий случай – хотел сам, но уже опаздывал.

– Я в порядке, правда, – моё лицо горит, пока осознаю весь масштаб ситуации. – Это действительно неловко.

– Не говорите так! У всех такое бывает. Я сама упала в обморок на первой операции, которую смотрела.

– Да, но вряд ли это был кровавый нос.

Я щипаю переносицу, думая, что унижение – отличное слово, чтобы описать моё текущее состояние. Я не только выставила себя дурой, подслушивая потенциально первый романтический разговор Марка и Ирины, но и напросилась на их футбольную игру, чуть не сорвала их совместную поездку и затем грохнулась в обморок в объятиях Марка при виде крови.

Не знаю, почему я считаю, что Ирина и Марк хорошо подойдут друг другу, но мне кажется, что должна это поощрять. Может, потому что она красивая, весёлая, милая, умная и уравновешенная – в общем, всё то, что я не могу о себе сказать. Родители Марка одобрили бы её, тогда как меня, учительницу начальных классов, они бы никогда не приняли в свой семейный зал славы.

– Простите, – снова говорю я, возвращаясь к причине моего визита. – Наверное, мне стоит пропустить игру…

– Поздно, – перебивает она, добродушно грозя мне пальцем. – Я уже внесла ваше имя в список. Вы с нами!

– Я всё ещё немного не в себе.

– Вот, – Ирина протягивает мне морс и маленький леденец. Такие врачи дают детям за храбрость на уколах. – Это поможет. Может, вы утром плохо позавтракали.

– О, я поела вдоволь, – тяну. – Марк наготовил завтрак на четверых, а нас было только двое…

– Марк Евгеньевич готовит?

Я замираю, видя, как на лице Ирины появляется улыбка. Наверное, не стоило намекать, что ночевала у Марка.

– Это не то, что вы думаете, – говорю. – Я просто подвозила его на работу, и…

Засовываю леденец в рот – просто чтобы чем-то заняться.

– Вы уверены, что можете вести машину? – спрашивает Ирина, пока я, шатаясь, встаю и тянусь за сумкой. – Можете ещё отдохнуть, если хотите.

– Я в порядке, – говорю, опираясь на дверной косяк. – Правда, всё прекрасно, спасибо.

Киваю и выдаю самый нелепый взмах пальцами, какой только можно представить.

Ирина, наверное, думает, что я немного чокнутая. Скорее всего, она считает, что Марк общается со мной только из жалости. Или, может, я для него странная медицинская загадка, которую он хочет изучить своим большим, умным мозгом. Я точно аномалия.

Я выбираюсь из больницы, прикрывая глаза рукой, чтобы избежать новых встреч с кровью. Пробираюсь через парадные двери, врезавшись не меньше чем в семь косяков. Но я не упала в обморок, так что это путешествие – оглушительный успех.

Однако на улице мой успех быстро заканчивается.

Оглядываюсь в поисках машины. Телефон и ключи у меня в сумке, но машина, подходящая к этим ключам, исчезла.

– Только что видел, как эвакуировали что-то похожее на вашу машину, – говорит пожилой, скрипучего вида охранник позади меня. – Чёрный «Ниссан»?

– Нет! Серьёзно? Да, это моя машина, – сжимаю ключи и яростно жму на кнопку сигнализации, надеясь, что машина начнёт истошно гудеть. – У меня нет времени на штрафстоянку. Я же припарковалась в зоне на пятнадцать минут.

– Вы встали в зоне на пятнадцать минут, и машина была там почти час, – он оглядывает меня. – Потеряли счёт времени?

– Можно и так сказать, – я смотрю на телефон, к сожалению, подтверждая его слова. – Чёрт.

Я замираю, думая, и листаю контакты. Сразу думаю о Марке, но это бесполезно – он на работе, а его мотоцикл дома. Пролистываю дальше до следующего лучшего варианта, нажимаю «вызов» и жду ответа от единственного человека, который точно меня не подведёт.

– Пап? – говорю, когда он берёт трубку. – Тут такое дело случилось.

– Что ты натворила на этот раз?

– Что я натворила? Хотелось бы побольше веры в меня, – морщусь, зная, что будет дальше. – Я просто звоню поздороваться.

– Здорово, и…?

Я раздражённо вздыхаю.

– Прости. Буду звонить чаще.

– Что тебе нужно, милая?

– Меня эвакуировали у больницы. Длинная история.

– Отлично, расскажешь за чаем.

– За чаем? – я качаю головой, понимая, что он не видит. – Ты не подкупишь меня. Забудь, дойду пешком.

– Уже еду, воробышек. Не смей двигаться.

– Пап!

– Я не собираюсь пить чай в одиночестве, милая.

– Ты берёшь меня в заложники?

– Я оплачу штрафстоянку и подвезу тебя.

Прикусываю губу. Предложение заманчивое, и он это знает.

– Ладно, договорились. Но я не могу задерживаться, у меня сегодня игра.

– Какая игра? Лото?

– Пап, ну серьёзно. Я знаю спорт.

– Какой твой любимый?

– Эм… – запинаюсь. – Тот, где есть мяч.

– Скоро буду, воробышек. Кстати, сегодня идём на чаепитие в «Метрополь».

– Я отменяю сделку.

– Поздно.

Глава 5

Оля

– Как же я рада тебя видеть! – Екатерина Алексеевна Онегина натянуто улыбается. – Слишком давно не виделись, Олечка.

– Да, – соглашаюсь я вслух, но внутри категорически не согласна. Ещё не прошло достаточно времени. – Как у вас дела?

Она изучает мой внешний вид, её цепкие глаза впитывают мою растрёпанную одежду и взъерошенные волосы. Всё-таки я практически вытерла пол в Боткинской больнице своим хвостом, когда упала в обморок, а с утра не было времени принять душ. Спасибо папе, который взял меня в заложники ради маминого светского чаепития.

– Ну, знаешь, – наконец произносит она, отмахиваясь от меня изящным взмахом пальцев, – я ужасно занята. На прошлой неделе летала в Париж на конференцию, только вернулась – а американцы уже требуют личный отчёт от исследовательской команды, так что… – Она тяжело вздыхает. – Пришлось срочно лететь в Нью-Йорк на сутки. Неудивительно, что моя работа здесь в полном беспорядке.

– Дорогая, не преувеличивай, – Евгений Владимирович Онегин улыбается жене, любуясь её подтянутой фигурой. Её строгий белый костюм, вероятно, стоит больше, чем моя зарплата за месяц. – Её работа – оглушительный успех. Через пару недель она получит одну из самых престижных наград в нашей отрасли.

– Поздравляю, – бормочет мой папа, а мама приподнимает брови и выдаёт такую же фальшивую улыбку в ответ. – Это впечатляет. Евгений, тебе повезло.

Евгений Владимирович откидывается на спинку кресла и громко хохочет, пока его жена делает вид, что не слышит. Я изо всех сил стараюсь не закатить глаза. Всё это – чаепитие в «Метрополе», награды, рассказы о поездках – для меня не имеет смысла. Но хвастовство для них так же естественно, как дыхание. Они словно не могут это выключить – это бесконечное выпячивание достижений.

Мой папа – единственное исключение за этим столом. Он единственный не врач, кроме меня. Мама – специалист по неврологии, а оба родителя Марка – ведущие исследователи в своих медицинских областях.

– Как твоя работа, Орлов? – спрашивает Евгений Владимирович. – Держишь студентов в тонусе?

Мой папа предпочитает, чтобы знакомые и друзья называли его Андреем. Единственные, кто обращается к нему «Орлов», – это Онегины. Почему-то они считают папин выбор карьеры – профессора права в МГУ – чем-то второсортным. Будто он недотёпа, что просто смешно. Даже представить страшно, что они думают о моей работе.

– Всё в порядке, – отвечает папа. – Всё отлично, спасибо, что спросил.

– Над чем работаешь? – настаивает Екатерина Алексеевна. – Участвуешь в новом законе о равенстве на рабочем месте для женщин?

Папа хмурится.

– Нет, я сосредоточен на преподавании.

– Благородный труд, – довольно произносит Евгений Владимирович, обнимая спинку стула жены. – Кто-то же должен учить будущих адвокатов. Верно, Орлов?

Екатерина Алексеевна резко выдыхает, словно папин ответ – личное оскорбление.

– Это очень важно, Орлов. Женщины на рабочем месте…

– Я знаю, что это важно, Катя, – перебивает папа. – У меня есть дочь на рабочем месте, в конце концов. Я хочу для неё равных прав не меньше других.

– Да, но… – Екатерина Алексеевна снова бросает взгляд на меня, замечая выбившуюся прядь волос у моего лица. Затем шёпотом, который слышат все, она бормочет моим родителям: – Можно ли назвать работу Оли карьерой? Она вытирает детям сопли за зарплату.

– Вообще-то, это не то, чем я занимаюсь… – начинаю я, но решаю, что спор не стоит усилий. Я слишком часто объясняла, чем занимается воспитатель первоклассников, но до Онегиных это просто не доходит. Может, их IQ слишком высок. – Вы правы, – говорю я с явным сарказмом. – Обучать подрастающее поколение нашей страны – не важно.

– Ох, Олечка, конечно, моя жена не это имела в виду, – говорит Евгений Владимирович. – Она просто говорит, что в этой сфере не так много возможностей для роста.

– Это тоже неправда, – бормочу я, но останавливаюсь, напоминая себе, что не стоит тратить усилий.

У мамы на лице выражение, обещающее убийство, так что я окончательно замолкаю. Решаю, что лучше взять воздушное пирожное и засунуть его в рот – так я проведу следующие несколько минут на этой земле с большей пользой. Мне плевать, что Онегины думают обо мне, но маме – нет.

– У Оли много перспектив. Она ещё молода, довольно привлекательна, – начинает Екатерина Алексеевна. – Женя, можешь вспомнить кого-нибудь из клуба, кто ищет невесту?

Я поднимаю недоеденное пирожное.

– Простите?

– Клуб – отличное место, чтобы найти мужа, – говорит Евгений Владимирович с сияющей улыбкой. – Ты сделаешь какого-нибудь мужчину счастливым, и он сможет тебя обеспечить. У нас в «Метрополе» много семей с отличной родословной.

– Что, они породистые собаки? – вырывается у меня. Мама явно не в восторге, но мне всё равно. Я и так достаточно сдерживаюсь ради неё с этой парочкой Онегиных. Не зря мы с Марком стараемся держаться от родителей подальше. – Я не заинтересована в родословной или помолвках.

Екатерина Алексеевна подмигивает моей маме.

– Я тоже так думала в её возрасте. А потом встретила Женю.

Мама уводит разговор в сторону, рассказывая, как познакомилась с папой в читальном зале Ленинки. Я тем временем сосредотачиваюсь на том, чтобы раздавить пальцем эклер на тарелке. Папа смотрит на это с весёлым интересом, и только когда мама качает головой, я накрываю всё салфеткой.

Вот почему мы с Марком сблизились. Наша общая неприязнь к такому образу жизни. Время с родителями всегда одинаково: Онегины хвастаются своими высоколобыми карьерами, а мама отчаянно пытается не отставать.

Папа похож на меня. Он чуть лучше умеет держать язык за зубами, но только потому, что у него годы практики. Мы с ним смотрим на эти мероприятия как на цирк.

Вот и Марк Онегин. Он старше меня на пять лет, так что я знаю его с самого рождения. Мы росли вместе и решили, что хотим быть полной противоположностью наших родителей. Это стало нашей миссией – жить нормальной жизнью и иметь удовлетворяющую карьеру. Только семейные узы заставляют нас участвовать в этих светских обязательствах.

К тому времени, как мама заканчивает свою историю, я уже в дурном настроении. Меня всё раздражает: не только все считают мою карьеру провальной, но и думают, что муж решит все мои проблемы. Самое обидное, что я люблю свою работу, но не отказалась бы от отношений – и тут я тоже терплю фиаско.

– Знаете, брак – это не всё, – говорю я, когда мама заканчивает. – Я довольна своей карьерой. Я довольна быть одной.

– Никто не говорил, что ты несчастна, – успокаивает Евгений Владимирович, всегда миротворец. – Мы просто хотим для тебя лучшего, Олечка. Мы знаем тебя с рождения. Мы как семья.

– Мы бы сделали то же для нашего сына, – кивает Екатерина Алексеевна. – Мы хотим лучшего для вас обоих. В конце концов, вы с Марком как брат и сестра.

Я морщу нос, думая, что странно слышать от мамы Марка, будто мы с ним как родственники. Особенно после мыслей о его ослепительном прессе сегодня утром.

– Простите.

– Мы можем поспрашивать в клубе, – Евгений Владимирович смотрит поверх моей головы на папу, словно заключает сделку. – Что скажешь, Орлов?

– Думаю, Оля способна найти себе пару сама, – говорит папа с саркастичной улыбкой. – Если захочет.

– Если захочет? – мама яростно смотрит на меня. – Конечно, она выберет кого-то. Она не может всю жизнь жить на зарплату воспитателя!

– Папа же преподаватель! – говорю я, сжимая салфетку в руках. – Ну, в смысле, крутой профессор, но всё же. Я отлично справляюсь. Мне нравится моя жизнь.

– Милая, ты живёшь в однокомнатной квартире с синими стенами в Медведково.

– И что, мам? Я там счастлива.

– Если Оля счастлива, я за то, чтобы она жила своей жизнью и оставалась счастливой. Разве не этого хотят родители для своих детей? – папа подмигивает мне. – Кстати, как там Марк? Всё такой же красавчик?

Ага, автоматически отвечаю я в уме. Всё такой же красавчик, не то чтобы кому-то за этим столом было дело до моего мнения. Я откидываюсь назад и налегаю на пирожные. Платят Онегины – и это мой маленький бунт.

– Марк в порядке, – говорит Екатерина Алексеевна. – У меня предчувствие, что скоро для него откроются двери в исследовательскую сферу.

– Исследования? – вырывается у меня. – Но ему нравится работа в больнице.

Я пыталась держаться в стороне, но защищать Марка для меня естественно. Мы всегда прикрывали друг друга.

– Он пошёл в медицину, чтобы спасать жизни, а не сидеть в лаборатории, – при мамином ужаснувшемся взгляде я быстро добавляю: – Его слова, не мои.

– Это наш мальчик, – с добродушной гримасой говорит Евгений Владимирович. – Упрямый. Прямо как его старик, наверное. Ничего, скоро он найдёт жену, и она приведёт его в чувство, как Катя сделала со мной. Кстати, у нас уже есть для него идеальная пара.

– О чём вы? – бормочу я с набитым ртом. – Пара для чего?

– Как я упомянула, моя жена получает награду, и мы ожидаем, что Марк придёт на торжественный вечер, чтобы её поддержать. Конечно, ему понадобится подходящая спутница для такого мероприятия.

– Естественно, – тяну я, а папа опускает голову, пряча улыбку.

Под столом я вижу, как мамина нога наступает на папин носок. Снаружи у семьи Орловых всё может выглядеть идеально, но под поверхностью мы – сплошной хаос. Если бы Онегины знали правду, они, возможно, больше не приглашали бы нас в свой драгоценный клуб.

– И кто эта женщина? – спрашиваю я, проглотив пирожное. – Марк о ней знает?

– Узнает, – говорит Евгений Владимирович. – Думаю, вы оба её знаете. Инна Шацкая?

– Вы устраиваете Марку свидание с Инной? – я пялюсь на них. Инна Шацкая была той самой зазнайкой, которая пригласила Марка на выпускной. – Зачем? В прошлый раз это не сработало. Инна всю ночь целовалась с Борисом Фёдоровым.

– Тогда они были детьми и не понимали, что к чему, – говорит Екатерина Алексеевна. – Инна ошиблась. Это не выпускной в лицее, это взрослое мероприятие.

– Вы слишком часто упоминаете помолвку, – говорю я, зарабатывая убийственный взгляд от мамы. – Неужели вы не думали дать нам просто жить своей жизнью? Марк, чёрт возьми, врач. Он разобрался со своей жизнью. Ему не нужно, чтобы вы устраивали его судьбу.

– Это больше похоже на помощь в процессе ухаживания, – тихо и резко говорит Екатерина Алексеевна тоном, который означает, что она добьётся своего, что бы ни случилось. – Он достаточно взрослый, чтобы найти жену.

– Знаю. Я ему помогаю.

– Прости?

– Я ему помогаю, – повторяю я. – Думала устроить ему свидание с женщиной из больницы, так что учу его, как сделать свидание идеальным.

Никто за столом не выглядит довольным, включая папу.

– Что?! – я развожу руками. – Это полезно для него. Её зовут Ирина, и она медсестра.

– Медсестра? – Екатерина Алексеевна морщит лицо. – Но нашему Марку нужна женщина, которая будет его стимулировать. Интеллектуально.

Мой желудок бурлит от их реакции, хотя я даже не знаю Ирину. Я знаю только, что она кажется милой и умной. А ещё знаю, что если это их мнение о медсёстрах, то мнение обо мне должно быть ещё ниже.

– Он пойдёт с Инной, – подводит итог Евгений Владимирович. – У неё отличные родители, и этой осенью она заканчивает ординатуру. Они могут пожениться следующей весной, а через год завести детей.

– Мне пора, – говорю я. – У меня дела.

– Дела? – мама смотрит, как я отталкиваю стул. – Какие дела?

– Футбольные дела.

– С каких пор ты увлекаешься спортом? – спрашивает Евгений Владимирович. – Я всегда считал тебя книжным червём. В детстве у тебя не было ни капли спортивности.

– Большое спасибо, – говорю я, хватая два эклера на дорогу. Их мнение обо мне и так не может стать хуже, так что можно взять бесплатную еду. Всё-таки я на зарплате воспитателя, как они любезно указали. – Передам Марку, что вы передавали привет. Удачи с вашим разговором о помолвке.

– О, милая, одну секунду, – Екатерина Алексеевна поднимает палец. – Ты упомянула собак, и у меня есть просьба.

Меня охватывает дурное предчувствие, когда я спрашиваю:

– Да?

– Наша няня для собак будет в отъезде на неделе после торжественного вечера. Не могла бы ты подменить её с пуделями?

– Присмотр за собаками? – дело не в самом присмотре, это меня не оскорбляет. Я очень люблю собак, даже пуделей Онегиных. Обидно, что они думают обо мне в одном контексте с их собаками, но не с их сыном. Мило.

– Пудели тебя знают. Конечно, мы заплатим. Назови сумму, чтобы свести концы с концами.

– Я уже свожу концы с концами, – говорю я. – Но я согласна. Пришлите мне детали на электронную почту или как-нибудь ещё.

– Отлично. Я свяжусь с тобой, чтобы договориться об инструктаже заранее.

– Инструктаж? – я морщусь. – Какой ещё инструктаж?

– Пудели требуют безупречного ухода, – говорит Екатерина Алексеевна, задрав нос. – Наш грумер в Париже, тренер в Германии, а обычная няня для пуделей – британка. Это собаки высшего качества.

– Конечно, – бормочу я. – Не знаю, смогу ли я…

– Я оставлю конверт со ста тысячами рублей на столе, – говорит Евгений Владимирович. – Хватит за неделю?

– Ну, в таком случае, я в деле.

Стараясь звучать бодро, я засовываю розовый макарон в рот и убегаю из-за стола. Моя машина всё ещё на штрафстоянке, но клуб достаточно близко к дому родителей, чтобы дойти пешком.

Выйдя на улицу, я наслаждаюсь тёплым летним днём, который согревает мои голые плечи, и прокручиваю в голове разговор за чаем. Мало что из него меня радует, и я задумываюсь, не продешевила ли я, согласившись на сто тысяч за роль няни для пуделей.

Потом вспоминаю, что у меня эвакуированная машина и однокомнатная квартира с поломанным диваном. А когда машину вернут, стоит заменить аккумулятор, тормоза и коробку передач.

В общем, деньги мне нужны. Я готова на многое за сто тысяч, кроме нарушения закона или продажи тела. В итоге решаю, что присмотр за парой капризных пуделей – меньшая из моих проблем.

Ещё одна проблема – это Инна Шацкая. Надо предупредить Марка, что его родители планируют выставить его напоказ в клубе, как одного из их пуделей.

Вот только я не хочу, чтобы эта мысль так сильно сжимала моё сердце. Когда придёт время, мне будет тяжело отдавать время с Марком кому-то другому. Но тяжелее всего будет видеть его женатым на женщине, которую он не любит.

С новой решимостью я принимаю решение поднять Академию романтики на следующий уровень. Марк должен влюбиться до торжественного вечера. Я, может, и не хочу видеть его женатым, но он не может жениться на Инне Шацкой.

***

Правило футбола номер два: Не играй, если не умеешь целиться.

– У него, эм, много агрессии, которую нужно выплеснуть, – Ирина скрещивает руки на груди, на её ярко-красной футболке надпись «Футболисты». – Стоит ли мне беспокоиться?

– Он всегда был хорош в спорте, – качаю я головой. – Несправедливо хорош.

Мы наблюдаем, как Марк разминается с кем-то, кого он зовёт Сашей. Они кидают мяч друг другу с такой силой, что это больше похоже на поле боя, чем на весёлую игру. Поэтому я решила держаться подальше, на трибунах, и использовать время, чтобы поближе узнать Ирину.

– Давно ты работаешь в больнице?

– Пару месяцев, и давай перейдём на «ты», – отвечает она, улыбаясь. – Но кажется, что дольше.

– Я только за, – улыбаюсь я в ответ. – Марк классно выглядит, правда? – я подмигиваю ей. – Он правда отличный парень.

– Мм-хм.

– Ты свободна?

– Да, – медленно говорит Ирина. – И не в поиске.

– Из-за того, что с ним немного неловко знакомиться? Мы над этим работаем.

– Нет, я вообще не ищу отношений.

– Говорят, это лучшее время, чтобы влюбиться, – я издаю хриплый смешок. – Не то чтобы я знала.

– Да, но не с коллегой, – она откидывает длинные светлые волосы за спину. – Я сосредоточена на новой работе. Кстати, как давно ты знаешь Марка Евгеньевича?

– Мои родители говорят, что с моего рождения, – отвечаю я. – Но думаю, это преувеличение. Не могу представить, чтобы они привели Марка в роддом. Так что, может, с недельного возраста.

Она ухмыляется.

– Вы росли вместе?

– О, да. Мы всё делали вместе. Я знаю его как свои пять пальцев – хочешь что-то узнать, спрашивай.

– Это мило.

– Что?

– Как ты говоришь «мы», – Ирина приподнимает брови. – Я думала, вы женаты.

– Я и Марк? – я качаю головой и закатываю глаза одновременно, что было плохой идеей. Пока я снова не начинаю смотреть прямо, у меня кружится голова. – Нет, этого не будет.

– Почему?

Меня прерывает пронзительный свист, означающий, что Марк пытается привлечь моё внимание.

– Что ему теперь надо?

Марк машет мне, чтобы я присоединилась, так что, неохотно попрощавшись с Ириной, я встаю.

– Разговор не окончен, – улыбаюсь я ей. – Передам Марку, что ты передавала привет.

– Не надо, всё нормально… – Ирина отмахивается, но в последний момент останавливается. – Ладно, давай.

Я марширую к Марку и остальной синей команде. Капитан пытается объяснить нам стартовый состав, но я думаю, что мне скажут, когда моя очередь, так что не особо вслушиваюсь и вместо этого шепчу Марку:

– Ирина сегодня выглядит очень симпатично, не находишь? – я прислоняюсь к нему и толкаю локтем. – Она передаёт привет.

– Зачем ей передавать привет? – он хмурится, бросая взгляд в её сторону. – Мы же приехали вместе. Я только что с ней говорил.

Я вздыхаю.

– Она флиртует.

– Эй, ты там, новенькая, – капитан указывает на меня. – Ты после доктора Онегина, ясно?

– Нет, поставьте меня последней, пожалуйста, – пищу я, отступая назад. – Я вообще не хочу играть. Я тут просто для массовки.

– У нас чередуются парни и девушки. Ты после доктора Онегина.

– Надеюсь, они знают, что я ужасна, – шепчу я Марку. – Ты их предупредил?

– Я предупреждал тебя не приходить. Ты ненавидишь спорт.

– Да, ты не заставляешь меня чувствовать себя желанной гостьей, – я оттаскиваю Марка от группы. – Я здесь, потому что твой тренер. Ты просил помочь тебе влюбиться, так что я должна следить за твоим поведением и давать советы. А это? – я вожу пальцем перед ним. – Это плохое отношение, Онегин.

– Доктор Онегин, – поправляет он. – Рабочее мероприятие.

– Ну, доктор Онегин, может, ты не был бы таким ворчливым, если бы знал всю картину.

– Какую картину? – рука Марка обвивает моё запястье. – Что ты от меня скрываешь, Оля?

Я слишком занята созерцанием его руки на моей, чтобы сразу ответить. Его хватка сильная, собственническая, и мне почему-то нравится, что он использует её на мне. Даже если он просто пытается выведать мои секреты.

– Оля, – бормочет он, его голос опускается в низкий, доверительный регистр, от которого в моём животе порхают бабочки. – Какие новости?

– Эта Академия романтики… – я запинаюсь. – Теперь ещё важнее, чтобы ты нашёл кого-то.

– Почему?

– Потому что у твоей мамы церемония награждения, и она с твоим отцом готовят тебе ужасное свидание.

– Откуда ты знаешь, что оно ужасное?

– Инна Шацкая.

Губы Марка сжимаются, и в его глазах мелькает что-то мрачное, но он, как обычно, отгоняет это, оставаясь внешне бесстрастным.

– Я никуда не пойду с Инной Шацкой.

– Судя по тому, как говорят твои родители, у тебя нет выбора. Слушай, я считаю, что это бред. Они говорили о любви, как о… не знаю, разведении собак или что-то вроде того. Это было странно.

– Почему ты вообще обсуждала с ними… – он откашлялся, – мою личную жизнь?

– Меня затащили на чаепитие с ними в клуб, – я указываю на свою машину на парковке позади нас. – Папа сказал, что оплатит штрафстоянку, если я высижу с ними. Я высидела, и он забрал мою машину.

– Тебя эвакуировали из больницы? – глаза Марка, до того тёмные, светлеют. – Потому что ты побежала за мной, чтобы отдать телефон?

– А потом выставила себя дурой и вытерла пол волосами. Да, я помню, что произошло. Ну, кроме той части, где я вырубилась.

– Я бы оплатил твой штраф, Оля, тебе не пришлось бы…

– Всё нормально. Я рада, что высидела это дурацкое чаепитие. Если бы не оно, я бы не услышала, как они планируют тебя сосватать, и не смогла бы тебя предупредить.

– Тебе не пришлось бы…

Я качаю головой с саркастичной ухмылкой.

– Ты всегда прикрываешь мне спину. Я прикрываю твою. Считай, мы квиты.

– Я серьёзно, тебе не пришлось бы. Я, может, даже не буду в городе на маминой церемонии. Когда она?

– Через пару недель, но… погоди. Где ты будешь?

– Хотел тебе сказать, но не было возможности, и…

– Марк, твой выход! – мужчина, который до игры перекидывался мячом с Марком, орёт через всё поле. – У нас два аута. Не облажайся.

– Подожди секунду! Этот тип реально бесит, – говорю я, поворачиваясь к Марку после крика в сторону капитана. – Ему нужна таблетка для расслабления. А тебе нужно рассказать, что происходит.

– Саша – лучший нейрохирург в России, – говорит Марк с лёгкой улыбкой. – Ему можно быть придурком.

– Мне плевать, кто он. Мне важно, что ты собирался сказать.

– Просто кое-что всплыло…

– Онегин, тащи задницу сюда. Если они подадут, а тебя не будет у базы, это автоматический аут.

– Секунду, – Марк сочувственно сжимает мою руку, отпуская её. – Сейчас вернусь.

Он шагает к своей позиции бьющего, выглядя как звезда университетского футбола. Несколько женщин, гуляющих неподалёку, оборачиваются, пока он потирает руки и сосредоточенно смотрит на Ирину, подающую. Чувствуя себя уныло, я плетусь обратно к скамейке синей команды и наблюдаю, как Ирина делает первую подачу.

– Что за чушь? – орёт Саша на Ирину, пока мяч скачет по неровной траектории к базе. – Держи чёртов мяч на земле.

Ирина морщится, машет в извинении Марку и Саше.

– Это случайно, – бормочу я себе под нос, когда Саша проходит мимо. – Прими таблетку.

– Ты вообще здесь работаешь? – крутой нейрохирург останавливается передо мной. – Если припоминаю, ты та девчонка, что тусит с Онегиным. Чем ты занимаешься? Школьная медсестра?

– Я воспитательница в начальной школе.

– Точно, – он фыркает и топает в сторону. – Бей точно, Онегин. Не будь слабаком.

– Это грубо, – я встаю, преграждая ему путь. – Сделай одолжение всей команде и вытащи палку из задницы, пожалуйста.

– Марк, приструни свою подружку, а?

– Я не его подружка.

Капитан поворачивается к Марку, и я замечаю имя на спине его футболки – Рубинов. Он ухмыляется мне.

– Ну, если знаешь, что для тебя лучше, милашка, старайся посильнее, чтобы стать его подружкой.

– Что это должно значить?

– Я тебе говорю, что… – Рубинов обрывается на полуслове из-за коллективного вздоха толпы.

Я замираю, не успев высказать Рубинову, что думаю о его паршивом поведении, когда раздаётся вопль. Поворачиваясь, я слышу, как Марк выдаёт особенно вульгарный поток ругательств. Он застыл на домашней базе, хотя мяча нигде не видно.

– Беги, Онегин! – орёт доктор Рубинов.

Мой желудок сжимается, когда я наконец вижу сцену, от которой все замерли.

– Чёрт. Ирина!

Марк смотрит на меня с ужасом. Для врача, быстро соображающего в работе, он не всегда самый скорый на реакции в обычной жизни.

– Иди к ней! – кричу я, игнорируя вопли Рубинова про хоум-ран. Пока не могу больше игнорировать, потому что он орёт мне в ухо. Наконец я поворачиваюсь к нему. – Не будь придурком. Там раненая женщина.

Я оставляю его и трусцой бегу к Ирине, чтобы проверить её и вразумить Марка.

– Ты только что назвала Сашу придурком? – бормочет Марк, когда мы одновременно добираемся до Ирины. – Ты знаешь, кто он? Он ведущий…

– Мне плевать, чем он занимается, он козёл, – говорю я, опускаясь на колени. – Ира, ты в порядке?

Её глаза открываются, и она выдавливает улыбку. Она прикрывает лицо руками, слёзы, вероятно от боли, текут, пока она пытается сесть, но не может и опускается обратно на землю.

– Я в п-порядке. Б-болит, но я б-буду в п-порядке – п-правда.

– Марк, что ты натворил? – я поворачиваюсь к нему. Он смотрит на Иру, как на сломанную куклу, не понимая, можно ли её починить. – Что случилось?