Читать онлайн Сердце под кителем. Черный полковник из Севастополя бесплатно
ПРОЛОГ
«Бармалей, Бармалей, Бармалей!
Выходи, Бармалей, поскорей!
Этих гадких детей, Бармалей,
Не жалей, Бармалей, не жалей!»
(Корней Чуковский. Бармалей)
Кто из вас будет спорить, что молодость и лето – чудо, не имеющее себе равных на этой земле?
Господь, в своей безграничной благости, соединил эти явления в южном городе, для того, чтобы двое влюбленных нашли свое счастье… Но только Он и знает – что может из этого выйти.
Теплый ночной ветер, ароматами цветов и соленым привкусом моря, обволакивал густым муаром спящий город, рождая в молодых телах томление и подспудное желание поделиться своей радостью со всем миром, а две потные ладошки, соединенные вечным танцем жаждущей плоти, стали пропуском в их личный и бесконечный рай…
– Оля, Олюшка, – горячие мужские губы рождают электрический разряд, касаясь мочки ушей, – девочка моя… Как ты хороша…
И, кажется, что этот страстный шепот раскалывает хрупкую тишину темных подворотен, раскрывая всему миру их маленькую тайну. Вот от этого ощущения сердце и стучит через раз – становится и страшно, и так мучительно приятно.
Ольга резко отстранилась, едва не угодив коленом в колючий веник юкки, охраняющий вход в чей-то палисадник.
– Андрюшка, я не могу так, – губы едва слушались, вторя дрожи разгоряченного сердца.
Она оправила подол короткого платьица и с тревогой огляделась.
Редкие уличные фонари едва разгоняли вокруг себя густой мрак южной ночи. Неистово стрекотали цикады, рождая в голове легкий звон.
Спящий парк бликовал молодыми листочками, скрывая в своем уютном полумраке тайну многих и многих пар.
Андрей отшатнулся, густые брови сошлись у переносицы.
– Ты чего? – обиженно пробурчал, пытаясь поправить сбившуюся фуражку.
Темная, густая чулка непослушной волной рассыпалась по высокому лбу. Сердце Ольги снова застучало с удвоенной скоростью. Боже, какой он красивый…
– Андрюшка, – пропела, промурлыкала она, сделав еще один маленький шажочек от его ищущих рук, – я не могу… пойми. Вот так, на улице…
Андрей равнодушно огляделся и пожал плечами. Ярко-желтые звездочки на погонах колко отразили свет фонаря.
– Что не так, Оль? Идти все равно некуда…может к тебе в общагу, или ко мне в казарму?
– Да, – тоскливо согласилась девушка, прошептала – но на улице я не могу, пойми…
– Да, блин! – Андрей хлопнул кулаком по ладошке, – сколько можно таскаться по улице, Оль?!? Ресторан закрыли, куда нам идти? Что ты ломаешься?
Что-то странное и грубо-резкое промелькнуло во вроде бы, знакомом лице… Неожиданный озноб заставил обнять себя за обнаженные плечи.
– Проводи меня домой, а? – ей стало неприятно от его прямоты.
– Ну, пошли, – заглянув ей в глаза пробурчал Андрей, – только пойдем по Большой Морской…
Он развернулся и, не оглядываясь, зашагал по брусчатке.
Ольга догнала его уже на площади Революции. Темные дома, с редкими светящимися окнами, сурово вглядывались в пустое пространство с молоденьким деревом посередине, а редко расставленные фонари освещали пустую Большую Морскую улицу, просматриваемую почти до кинотеатра «Победа».
Высокие арочные окна магазина Черноморторгтранса, в народе именуемого «Черноморочка», таили за своими стеклами богатства всего мира, недоступные большинству обывателей. Импортные ткани, игрушки, посуда… но все только за боны и чеки, увы. Рубль здесь не котировался – наследник старорежимных купеческих нравов, а именно здесь когда-то располагался известнейший дом купца Хлудова, снесенный крутыми революционными и военными временами, умел набить себе цену.
Томный ветерок зашелестел уже почти засохшими листочками платана, первыми вестниками грядущей жары.
– Андрюш, подожди, а? – Ольга попыталась поймать рукав его кителя, но Андрей молча повел плечами и прибавил шагу. Она вздохнула, но решила придержать возникшую обиду в себе.
Неожиданно, в многоголосицу шумной природной тишины, вплелся тихий, пока, звук мотора.
Через несколько секунд желтоватый свет родил густую тень у их ног, и Андрей остановился, прикрывая ладонью глаза, вглядываясь в подъезжающий автомобиль.
Серый, теряющийся в полумраке, легковой автомобиль со слабым скрипом остановился напротив них.
Ольга прижалась Андрею и боязливо выглянула из-за его спины. Тот покосился на нее, но ничего не сказал.
– Что же вы, молодые люди, так поздно гуляете? – густой мужской баритон, мягко, но с едва заметными властными нотками, прервал, наконец, возникшую паузу.
– А вам какое дело? – процедил Андрей, непроизвольно расправив плечи и выставив ногу.
– Вы бы не грубили, товарищ старший лейтенант, старшему по званию, – голос из темного салона тихо урчащего автомобиля окончательно загрубел.
– Так вы покажитесь, – немного сбавил задора Андрей, – я же не вижу погон в темноте…
– И не увидите, – рессоры скрипнули, и крупное тело в белой гражданской рубашке показалось в разноцветном полумраке, – полковник милиции Петров…
– Виноват, товарищ полковник, – пробурчал вконец обескураженный Андрей, проводив взглядом красное удостоверение, на секунду возникшее в руках мужчины – гуляем… просто.
Полковник обошел машину и заглянул за его спину. Ольга расслабилась – милиция есть милиция. Она даже попыталась улыбнуться мужчине, но получилось не очень… Сердце почему-то затрепетало в дурном чувстве – не понравился ей, ни сам мужчина, ни его скользнувший по ее телу масляный взгляд.
– Так, так… – перевел на Андрея взгляд милиционер.
Молодой офицер отвел глаза:
– Есть у меня разрешение…
Полковник помолчал, и чуть мягче проговорил:
– Верю… не в моей юрисдикции проверять у вас документы, но вот девушка…
Ольга, наконец, очнулась от нежданно нагрянувшей оторопи, и вышла из-за спины Андрея.
– А в чем причина, товарищ милиционер? Мы просто гуляем… имеем право!
– Имеете, – быстро отреагировал полковник, – конечно имеете, но, смею напомнить – в городе паспортный режим и люди, праздно шатающиеся ночью, естественно вызывают интерес органов правопорядка…
Он с удовольствием втянул мясистым носом аромат цветущей софоры, порывом ветерка принесшим ее сладковатый запах.
– Особенно в такую ночь, – совсем уже томно закончил он свою речь.
Андрей и Ольга незаметно переглянулись, едва удержавшись от того, что бы пожать плечами.
– Я домой иду, – неохотно пояснила девушка, – а Андрей меня провожает…
– Далеко? – опять не дождавшись окончания, проговорил милиционер.
– На Гору Матюшенко…
– Ого! – восхитился полковник, – темное место!
– Нормальное! – обиделась Ольга, – я там давно живу…
– В общаге?
– А откуда вы…
– Догадался…
– Ну да, – нехотя согласилась Ольга.
Андрей переступил с ноги на ногу и шумно выдохнул. Полковник посмотрел на него, чуть дольше, чем требовали приличия.
Парень не выдержал прямого взгляда и чуть нервно пробормотал:
– Вы так хорошо болтаете – может я тут и не нужен?
– Хм, – усмехнулся мужчина, – ну если у тебя пропало желание провожать девушку в такой опасный район… я могу ее подвезти…
Он вперил свой немигающий взгляд в переносицу Ольги.
Девушка запаниковала.
– Андрей!
– А что, – жестко улыбнулся тот, – езжай… товарищ полковник подвезет. А я пойду в часть…
– Давай, старлей, – с легкой улыбкой проворковал мужчина и покачал головой, – поздно уже. А-то – глядишь и патруль нагрянет…
Андрей вздрогнул и огляделся. Поймал насмешливый взгляд полковника и сник. Ольга во все глаза смотрела на него, удивляясь столь разительной перемене – бравый офицер, гроза морей выглядел сейчас весьма жалко. Видимо не так уж и радужно было с его показной уверенностью в себе.
Он мазнул по ее лицу злобным взглядом, безошибочно определив, что девушка заметила его слабину. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но просто махнул рукой, неожиданно резко развернулся и решительно зашагал прочь.
– Вот так, – проговорил мужчина и повернулся к Ольге, – ушел твой ухажер… поехали!
Глава 1
– Барабульку ни в коем случае чистить не нужно! Жабры – да, вырезать к чертям! Иначе горечь появится… а так – взять рыбку целиком, посолить, в муку и на сковородочку! Но сверху, обязательно – тимьянчик и лимон!
Конацкий, едва не засовывая свой длинный нос в вожделенный продукт, колдовал над закопченной сковородкой. Путаясь в клубах сизого дыма и помаргивая слезящимися глазами, он непрерывно говорил и говорил.
– Ее подавали в свое время царям и императорам, представляешь? Но такую, как у нас здесь – нигде не найдешь! Только в Крыму, и только черноморская!
Он причмокнул губами и сладострастно прикрыл глаза. Меркульев немедленно воспользовался представившейся возможностью:
– Слышь, Ростик! Как вы тут живете?
Конацкий непонимающе скосил на него свои семитские глаза.
– В смысле?
– Жарко, Ростик! – простонал Меркульев, – это же сколько сегодня? Все сорок? А вчера, а позавчера?
– Хэх! Сань Саныч, – Ростислав мазнул по лицу грязной ладошкой, – привычка! Да и нормально сегодня! Ветерок вон с моря, хорошо…
Ветерок, слабый и немощный, лениво полоскал спущенным парусом. Ничуть не охлаждая, он раскаленным веником проходился по измученному телу, рождая томление и желание погрузится в мучительный сон.
Терпкий, пахнущий йодом и гниющими водорослями воздух щекотал легкие, сушил капли пота, не успевающие скатится с тела.
Выпитая рюмка «Коктебеля» не опьянила, мгновенно испарившись сквозь поры кожи.
Ростислав, на секунду отвлекшись от своего важного дела, присмотрелся к Меркульеву.
– Ты это, старина… как чувствуешь себя?
Меркульев распластавшись на развернутой циновке, тщетно пытался спрятать голову в тени старого швербота.
– Плохо, Ростик … – он тяжело вздохнул, – ты, наверное, меня просто хочешь убить, да? Медленно и мучительно?
Конацкий выпрямился и громко захохотал, рождая разноголосое эхо среди красно-желтых скал.
Весь он – взлохмаченный, закопченный, чернобровый и сероглазый, в растянутой тельняшке на плотном теле, стоящий на фоне бесконечно-синего раскаленного неба, рождал ассоциации с лихим пиратским сообществом. Ему не хватало только сабли на поясе и повязки на глаз.
Никто бы сейчас не признал в этом шальном образе инспектора Уголовного розыска УВД Севастопольского горисполкома, капитана Конацкого Ростислава, давнего приятеля Меркульева.
Редкий отпуск теперь уже майора случайно совпал с настойчивым приглашением молодого коллеги погостить пару недель в закрытом городе.
Почему бы и нет?
Надежный ПМ – в оружейку, дверь на ключ, короткий визит в отдел кадров за справкой и неси фирменный поезд дальнего следования «Нева» в жаркое приключение снова майора внутренней службы Чертановского РОВД ГУВД исполкома Московского областного Совета Меркульева Александра Александровича. Старшего инспектора уголовного розыска, на минуточку…
Рябой лейтенант-пограничник в комендатуре только хмыкнул, ставя печать на разрешении.
– Ищете кого, товарищ майор?
– Нет, лейтенант, – широко осклабился Меркульев, – отпуск!
– Эх, хорошо-то как…– тоскливо пробормотал лейтенант и отдал бумажку, – правила внутри, внимательно прочитайте. И… просто следуйте им.
– Есть! – отчеканил майор и шагнул в жаркие объятья Конацкого, мгновенно утонув в потоке раскаленных солнечных лучей августовского Севастополя.
Немногочисленные пассажиры старенькой «Татры», расселись по теневой стороне салона и лениво следили за метанием приезжего москвича, утонувшего в собственном поте.
Ростислав успокаивающе похлопал Меркульева по плечу:
– Потерпи, Саныч! Две остановки всего…
Троллейбус, доставив их, наконец, до Корабельной стороны, устало фыркнул и бросил друзей у подножия заросшего ивами Малахова кургана.
Меркульев поморщился, расстегнул еще одну пуговицу на рубахе, перехватил дурацкий московский плащ и поплелся за энергичным Конацким, ловко выбирающим маршрут в тени от невысоких домов и пожухлых деревьев в садах за заборами.
– Апполоновка! – радостно проревел он и опустил меркульевский чемодан на землю, – пришли, Саныч!
Он отворил калитку и шагнул в полутемный рай.
Широкие листья винограда, закрывающего почти весь двор, плотным потолком отсекали струящийся с неба раскаленный поток, рождая на земле причудливые узоры. Громко жужжали пчелы и тихо шелестели бамбуковые стебли у забора, и это так разительно отличалось от ада, творившегося снаружи, что Меркульев обессилено откинулся на скамейке, стоящей у стены дома и блаженно прикрыл глаза.
Потом была суета, знакомство с многочисленным семейством Конацкого и выход в море.
Старенький швербот, скрипя снастями, перенес их по оживленной Севастопольской бухте, а затем уже открытое море встретило крепким бризом, унесшим утлое суденышко до Херсонесского маяка.
Здесь они и остановились в небольшой бухточке, ввиду огромных конструкций радара дальнего обнаружения, предварительно познакомившись с проверяющим патрулем.
Особых нарушений милиционеры не допустили, поэтому были отпущены восвояси, с пожеланиями легкого отдыха.
Так, купаясь и ловя барабульку, болтая ни о чем и попивая благословенный «Коктебель» офицеры и прожили все два неожиданных отпускных дня капитана Конацкого.
– Пора закруглятся, Сан Саныч, – грустно проговорил Ростислав, – отдыхать хорошо, но меня дела ждут, мать их…
– Ростя, – лениво приоткрыл глаз Меркульев, – какие в вашем раю дела?!? Город закрытый, все под присмотром, въехать-выехать проблема… да и сколько тут жителей? Тысяч триста?
– Хм, триста… с чем-то, – капитан искоса взглянул на него, – не сомневайся, дел много… не все так уж радужно в нашей епархии. Не Москва, чай, но есть свои заморочки…
Он наконец распутал леску и начал аккуратно сматывать ее на деревянную рогатину.
– Есть сложности, Сан Саныч… народу конечно мало, вроде все свои… но иногда такое выплывает – только держись… прямо перед твоим приездом тело обнаружили. Недалеко отсюда, «Голубая бухта»– он махнул рукой куда-то в сторону, – женское тело. Со следами насилия и лицом изуродованным… так-то…
– Ого, – заинтересовался Меркульев, – круто… следы есть?
– От, ментяра, – захохотал Конацкий, – ты же в отпуске?
– Ну – да, – несколько смущенно пробормотал майор, – ну так и дело серьезное. Даже у нас мокруха под особым режимом, а тут я понимаю – вообще?
– Вообще… Управление на ушах стоит, – Ростислав резко погрустнел, – дело сразу прокуратура подхватила, шутка-ли – женщина, изнасилование, да еще и труп…
– А, ты? – Меркульев пристально взглянул в глаза капитана.
– А что я? – тот пожал плечами, – меня мое не минует… Скорее всего завтра на работе приказ будет ждать… Но ты, Саныч не волнуйся – отдыхай! Тебе тут столько посетить нужно! Мои к теще на Остряки перебрались, на эти две недели – я с ними, так что флигель в твоем распоряжении!
– Ага, – проворчал Меркульев, – отдохну… давай собираться?
– Давай, – легко согласился Конацкий, – к вечеру дома будем… собирай пока вещи, а я посудину приготовлю. Ветра нет, на моторе пойдем…
– Рость, – остановил деятельного капитана Меркульев, – ты на всякий случай пропуск в Управление мне сделай, а?
Ростислав посмотрел в глаза майора и широко осклабился.
– Эх, Сан Саныч! Опер и в отпуске опер?
Глава 2
«Центральный колхозный рынок. Добро пожаловать!» – ослепляющая надпись на четырех белоснежных колоннах впустила Меркульева, вместе с потоком людей, в закрытое со всех сторон пространство.
Накрытые общей высокой крышей торговые ряды, развеселым буйством красок поразили майора в самое сердце. Гулкий гомон торговцев и покупателей, прерывался оглушающим чириканьем воробьев и гомоном голубей, по хозяйски расхаживающих по пыльному асфальту. Изредка, откуда-то с высоты прорывалось странное лаяние бакланов и чаек, не смеющих приземлится в этом продуктовом раю.
Меркульев мельком глянул на наручные часы, прислонившись к стволу небольшого деревца, жидкая листва которого давала хоть какую-то защиту от давящих лучей севастопольского солнца.
Четверть двенадцатого… Рынок был уже полон. Разномастно одетые горожане и немногочисленные гости курсировали вдоль заваленных различными яствами прилавками, над которыми царствовал терпкий запах специй.
– Дарагой! Нэ проходи мимо! Сматри какой пэрсик! Сам в рот просится! – густой бас вырвал майора из полудремы.
Черноусое и рябое лицо широко улыбалась желтыми зубами, а черно-угольные глазки масляно поблескивали из-под густых бровей.
– Сколько? – лениво выдавил из себя Меркульев, не имея никакого намерения заниматься сейчас покупками.
– Ай! – оживился и всплеснул руками в белых нарукавниках продавец, – тебе за шестдэсят копэек отдам! Как брату!
Майор вгляделся в истово честные глаза и тихо проговорил:
– Салам! Неджасан, орматли?[1]
Глаза сына гор ощутимо вылезли из орбит. Он громко выдохнул, опасливо огляделся и пробормотал, враз растеряв свою напускную игривость.
– Яхшыям. Чох саголун… дилимизи несе билирсэн[2]?
– Сэни зьярэт этди[3], – неопределенно пожал плечами Меркульев и продолжил, – давно, правда уже… Мен азербайджанджа даныша билмирем[4]… давай по-русски.
– Хм, – пробормотал вконец сбитый с толку азербайджанец, – давай…
– Что говорят на рынке?
Продавец стрельнул на него глазами, но встретив прямой взгляд, слегка сник.
– Всякое, – после паузы выдавил он, – что интересует? И пачему?
Меркульев молча достал из кармана удостоверение и приоткрыл книжку.
Азербайджанец тревожно оглянулся и, почти без акцента, попросил:
– Убери, да? Зачэм внимание привлекать… товарищ майор…
Меркульев усмехнулся
В каждом большом и маленьком городе необъятной страны, от Владивостока до Калининграда, в каждом уважающем себя селении и деревеньке, с появлением тепла появлялся этот трудолюбивый и предприимчивый народ горной страны.
Яблоки, груши, персики, айва и конечно мандарины, в ящиках и мешках, складывали нелегкий капитал усатых предпринимателей. А чуткое внимание к окружающей обстановке и тонко отточенное чувство самосохранения, позволяло делать этот небольшой гешефт относительно безопасно. Ибо советская власть крайне неохотно делилась своей прибылью.
Майор прекрасно знал, и использовал в своих целях основные качества этих людей, снисходительно прощая, и их природную хитрость, и их простодушный оптимизм – ведь азербайджанцы в корне отличались от своих прижимистых соседей по горам.
Армяне, так же разлетались по стране за длинным рублем, но промышляли больше по строительству, весьма рачительно используя свои особенности.
А вот рынок, базар – сакральное место для каждого горожанина, место где существовал такой яркий и притягательный мир вкусной еды, был почти полностью занят горячими сынами жарких берегов Каспийского моря. Знающими толк и в торговле, и во вкусовых пристрастиях тех мест, где находились. Живущими своими закрытыми от посторонних глаз мирками, но прекрасно знающими и чувствующими всю окружающую обстановку.
Даже здесь, в закрытом городе Севастополе, они умудрялись вести свои дела.
– Что про убийство говорят? – не стал тянуть кота за хвост Меркульев и откусил кусочек персика, поданного ему торговцем.
– Ай, всякое рассказывают, – тот тоже не стал ломаться, наклонился к самому лицу майора и громко зашептал, опираясь грудью на кучку ярко-оранжевых плодов – говорят по городу черная машина ездит, за рулем черный офицер… ловит молодых девушек и к морю возит… ц-ц-ц, шайтан! Делает свое дело и в море топит…
Он выпрямился и покачал головой.
– Машина какая? – быстро спросил майор, проглотив сладкий сок.
– Волга… старая, двадцать первая…
– Где в основном ездит?
– В Центре – по кольцу в основном… Вокруг городского холма, – видя непонимание майора пояснил азербайджанец и махнул рукой в сторону Приморского бульвара.
– Ваши пострадали? – спросил майор, пристально глядя в черные глаза.
– Наши ночью не ходят, товарищ майор! – презрительно взъерошил усы торговец, – приличный дэвушка ночью дома сидит, в семье. С мамам и папам, иншалла…
– Яхшы, – пробормотал майор, – тешеккур эдирем! Сенин адын недир[5]?
– Ильхам… буюрун[6]… – немного озадаченно протянул торговец, и пожал плечами – ты пэрсик брать будишь?
Тяжелая авоська с фруктами ощутимо оттягивала руку, пока майор продирался сквозь липкое марево по слегка обсыпающимся бетонным ступеням.
Лестница уходила вверх, гостеприимно обещая отдых и прохладу наверху, там где крутой склон холма, плотно застроенный разномастными домиками, тонул в пышной зелени деревьев.
– Поднимешься по лестнице, идешь чуть прямо, а потом сразу влево уходи, по улице Щербака – напутствовал Конацкий майора, – как дойдешь до стадиона «Чайка», справа спортзал будет, большой такой… Там Вовка и занимается… в секции самбо. Тренеру скажешь – от меня, и езжайте домой. Вовка покажет все…
Вовка покажет… ага. Шустрый десятилетний мальчуган, весь покрытый веселыми веснушками, сразу же окружил Меркульева своей сверхдеятельной заботой.
Словно самум[7]он подхватил майора и понес по своим, мальчишечьим, заботам и делам. Пользуясь полной отпускной расслабленностью мужчины и потаканием отца.
Спуск к Апполоновке превращался в увлекательное приключение – к ним присоединялись все Вовкины приятели, и Меркульев, чувствуя себя великаном среди лилипутов, вел всю эту шумную и вертлявую банду к прохладным волнам Севастопольской бухты.
Первый страх за мальцов быстро прошел. Выросшие в соленых водах, загорелые до черноты, они давали приличную фору майору. Имеющему, между прочим, разряд по плаванию… но куда там – словно стая юрких мальков, в пене и солнечных бликах, они обгоняли его в соревнованиях «до лодок и обратно».
Тяжело пыхтящий Меркульев невероятно смешил эту гопкомпанию. Чуть позже он узнал, что они между собой прозвали его – буксир «Шахтер». Долго не понимал, при чем здесь шахтер?
А от Ростислава узнал историю про это героическое судно, которое защитило в сорок первом отход отступающих советских войск из Евпатории:
– Он прикрывал дымовой завесой отход этих кораблей. И во время этого обеспечения восемь «Юнкерсов» налетели на место и на Евпаторийскую бухту. Атаковали наши корабли. «Шахтёр» обеспечил выход судов из Евпатории, сбил один самолёт. Но шесть человек экипажа погибло вместе с командиром. Судно получило 500 с лишним аварийных повреждений, но дошло самостоятельно до Балаклавы. Там и похоронили экипаж…
Н-да… героическая история, нечего сказать. И ведь не обидишься же – дети все-таки.
Меркульев вздохнул и поудобнее перехватил сетку, осталось чуть-чуть – успокоил он себя.
Пчелы сумашедше жужжали в зарослях неизвестных ему кустов, аромат которых кружил голову, погружая разум в легкое медитативное состояние.
По старой своей привычке майор разделил мыслительный процесс – часть сознания лениво отмечала изменения в пространстве, а вторая часть лихорадочно прорабатывала разные варианты. Прав был Ростик – милиционер он и в Африке милиционер…
Вот ведь странный город Севастополь. Казалось бы – тишина и благость, прямо-таки рай среди суматошных советских городов.
Работают заводы, народ трудится, флот выполняет положенные ему функции, а вот не отпускает майора какое-то подспудное недоверие.
Словно находишься в районном Доме культуры – красивый фасад, шторки новые, а вокруг разруха и сельский пейзаж. И вот стоит этот храм культуры, открывается по красным дням, туда приходят робкие жители и опасливо жмутся по пыльным углам – а-ну, что-то расколотишь своим неуклюжим телом… Но снаружи все – чин-чинарем, не прикопаешься.
Меркульев опять вдохнул раскаленный воздух, но не сдался. Нахмурясь, продолжил свое восхождение. Мысль, тем временем, продолжила свой витиеватый путь.
Полностью советский город. Трудовой и боевой. И народ здесь, как он уже убедился, честный и прямой… но ведь не лодырничают же его коллеги?
Ростика, за прошедшие с приезда четыре дня он видел только дважды. Тот носился как сайгак, измученный и ошалелый. На попытки Меркульева расспросить о делах, только сердито махал рукой.
Старый оперативник понимал своего молодого друга – в милиции всегда дел по горло, тем более в уголовном розыске. Севастополь по количеству населения едва дотягивал даже до небольшого, по московским меркам, Ленинского района. Но дела видать творились здесь не менее сердитые. Значить была преступная подноготная у славного города… а это-то как раз и был рабочий мир Меркульева.
Усталые ноги, наконец принесли его к высокому зданию с широкими окнами. Знакомый запах спортивного зала мазнул по ноздрям.
В фойе, заставленном многочисленными шкафами со спортивными трофеями, уже крутился водоворот возбужденной и вспотевшей мелюзги.
– Дядя Саша! – звонкий голос Вовки, вырвал его из потока мрачных мыслей.
Размахивая холщовой сумкой, мальчишка продрался сквозь поток таких же загорелых и крепких тел, обхватил Меркульева за поясницу и, оглянувшись, закричал:
– Дмитриваныч! Это за мной!
Под прямым взглядом крепкого молодого человека в модной «олимпийке», майор махнул рукой и громко проговорил, стараясь перекричать громкий ор:
– Я – за Володей! От Ростислава Ивановича! – поймал одобрительный кивок и повел Вовку наружу.
– Купаться? – с надеждой, снизу-вверх посмотрел на него мальчишка. Совершенно отцовским глазами.
– Нет, Вовка, – Меркульев вгляделся в новенькое здание гостиницы «Крым» напротив, – отведи меня к отцу, хорошо?
– На работу?!? – изумился малец.
– Так точно! Туда…
[1]Здравствуй! Как дела, уважаемый?(азерб.)
[2]Спасибо, хорошо… откуда ты знаешь наш язык?
[3]Бывал у вас…
[4]Я плохо говорю по-азербайджански…
[5]Спасибо! Как тебя зовут? (азерб.)
[6]Пожалуйста…
[7]Сухой горячий шквальный ветер.
Глава 3
Боже, как он ее ненавидел… Ненавидел ее застиранный халат, вечные ее бигуди на нечесаных волосах, ненавидел тупой взгляд карих коровьих глаз…
Ее слегка сиплый голос задевал какие-то чувствительные струнки в его душе, рождая неприятные и тянущие вибрации, которые хотелось отбросить немедленно.
Желательно с мясом, навсегда отсекая от себя этот мучительный и давно надоевший фурункул…
Увы…
Он вздохнул и прикрыл глаза. Серая безвыходность их общего бытия провалилась в бездонную темноту, даря покой глазам, но не оставляя места для отдыха настрадавшемуся слуху.
– … Костик Коростылев все не угомонится – сыну комнату выбил, молодец какой! До командующего дошел, но настоял на своем! Вот как нужно! А то ютились в однушке, бедные…
Он встал, не в силах терпеть ноющую боль в затылке. Окинул взглядом их скромные общежитиевские квадратные метры, и витиевато выматерился про себя…
Ведь нужно же было так вляпаться! А вот такая она жизнь – в молодости кажется всё идет по плану, по наезженной дорожке. Все события встают в положенное им место. Школа, техникум, армия, работа… но где-то маленький такой шажочек в сторону, легкое сомнение и всё – результат не заставляет себя ждать.
Цепочка случайностей приводит человека в место, далекое от его мечтаний.
Ну, вот зачем, спрашивается, нужна была ему тогда эта Танька? Не симпатичная, не очень умная…
Закусился с Коляном – завалю в постель телку, и вот он результат…
Завалил на свою голову.
– Я в гараж, – буркнул, не глядя на жену, и подхватил старенький пиджак, – вечером буду…
Не дожидаясь ответного рыка, схватил с гвоздя ключ от гаража, распахнул дверь и вывалился в полумрак коммунального коридора.
– Сашку из садика не забудь забрать, алкаш! – доброе слово, словно кирпич в спину, все-таки достало его на излете.
Знает же стерва, что он не пьет в гараже, но нет – нужно выплеснуть свою злобу, оповестить соседей о его мнимой слабине.
Он прошагал темным коридором, рысью проскочил общую кухню, обдавшую его смесью запахов и женского говора и, наконец, вышел во двор, окунувшись в веселый птичий гам.
Вдохнул набиравший свою силу знойный воздух, с силой выдохнул, на секунду прикрыл глаза. Выходной… какое же это счастье! Не видеть этих рыл на работе, смыться из дома на добрые, он мельком глянул на наручные часы – полдня!
Торопливо закурил любимые «Родопи» и зашагал быстрым шагом вдоль дома.
Гараж встретил его родным до боли запахом – машинного масла, бензина и металла. Дневная жара еще не вступила в свои права, поэтому ночная прохлада оставила свое присутствие за его кирпичными стенами.
Привычным движением щелкнул выключателем, не глядя, повесил пиджак на аккуратную вешалку на стене и счастливо засмеялся. Это и был его дом… Только тут он чувствовал себя уютно и защищенно.
Лоснящийся бок «Волги» бликовал светом стоваттной лампочки под потолком. Кожи коснулся прохладный металл, доверчиво и приятно прижимаясь к его ладошке. Он невольно залюбовался круглыми изгибами автомобильного корпуса – пусть модель и не самая новая, но это была его машина. Единственное, что осталось от отца.
Любовь, разделенная на двоих.
Он почти не общался с соседями по блоку – скучны они были для него. Вечные жалобы на жизнь, жен и судьбу, заканчивающиеся неизбежной попойкой. Он их понимал, но участвовать во всем этом – душе не лежала. Да и не любил он алкоголь, нужно было сознаться.
Конечно, с упорством, достойном лучшего применения, они долго лезли к нему со своей пустой дружбой, но упершись в прочную стену неприятия, отстали. Не сразу, но отстали… Хотя тут, скорее всего, больше всего помогла его профессия.
Вот и наслаждался он, так любимым с детства, заслуженным одиночеством. И лелеемой с этого же времени страстью…
Страстью, от которой и сейчас у него начало быстро биться сердце в груди.
Он протиснулся между дверцами машины и стеной в закуток, в дальней части гаража. Здесь был оборудован его личный уголок отдыха – в пространстве три на два метра, он умудрился расположить всё нужные ему вещи, способные создать уют в столь сугубо утилитарном месте.
Диван, журнальный столик, репродукции на оклеенных обоями стенах. Небольшая тумба с чайником и электрической плиткой. Бочка с водой…
Вниз, под автомобиль, уходили деревянные ступени – там, в погребе, хранились соленья-варенья и стоял небольшой верстак для мелкого ремонта. Но туда он заглядывал редко. Кто мало ездит, у того и машина реже ломается…
Он с шумом сел на, крякнувший под его немалыми ста килограммами, диван и с наслаждением вытянул ноги.
Тишина, прерываемая тихим поскрипыванием металла ворот, разогреваемых солнечными лучами, убаюкивала, погружая в невесомую дрёму. На черном экране закрытых век начали проявляться знакомые и волнующие картинки. Низ живота стал наливаться томительной тяжестью.
Он наслаждался этим моментом. Моментом, когда расслабленное тело отпускали тиски постоянного напряжения. Именно сейчас он становился тем, кем был на самом деле и маски отбрасывались за ненадобностью – не было необходимости прикрываться этими фальшивыми тряпками. Здесь была его крепость, его закрытое пространство.
Стараясь не расплескать пойманное чувство, он медленно встал, быстрым движением сбросил брюки и, оставшись в одних трусах, наклонился над стальным армейским ящиком, стоявшим в глубине его убежища.
Несколько заветных цифр на дефицитном цифровом замке открыли вход в сокровищницу, оберегаемую им со страстью Кощея.
Но, только не золото хранилось в бывшей таре для снарядов стопятьдесят миллиметровой пушки. Не золото…
Дрожащими руками он убрал прикрывающую пачку газет и журналов, вытащил заветную шкатулку, секунду подержал на весу и бережно поставил на столик. Уж, столько времени он пользовался ее содержимым, но до сих пор она вызывала в нем щекотливое и волнующее чувство.
В первый раз она попала в его руки пять лет назад. После смерти отца.
Он судорожно сглотнул, удерживая в себе, ставшую уже привычной, боль. За эти годы он так и не привык, что его рядом нет.
Тогда, потерянный от своего горя, он пришел в гараж и долго сидел в салоне машины, бездумно сжимая в руках руль. Так это все было неожиданно и страшно…
Мать он и не помнил, отец заменил ему всю семью. Вскармливал с бутылочки и стирал ему пеленки. Так он и вырос до двадцати лет, иногда называя отца в шутку– «мапа». Н-да…
Тогда, меланхолично перебирая вещи отца в гараже, его взгляд упал на этот ящик, прикрытый старым полушубком. От нечего делать решил проверить и его содержимое. Старые газеты, какие-то документы, рубашки, а на самом дне – картонная коробка из-под ботинок фабрики «Скороход».
Тут-то его и ждал сногсшибательный сюрприз.
Две толстых пачки двадцатипятирублевых купюр, сами по себе, ввергли его в священный шок, ну, а содержимое шкатулки, находящейся в коробке, заставила его в изумлении сесть на промасленный пол.
Обтянутый веселенькой синей ситцевой тканью ларец хранил в себе нежданное отцовское наследство – массивный золотой перстень и шесть колод игральных карт.
Да не простых карт, а особенных…
Он с детских поездок на поезде помнил страшных молчаливых мужчин, разносящих по забитым людьми отсекам плацкартного вагона маленькие календари, открытки с видами приморских городов и такие вот колоды. Они оставляли свой товар на столике, молча и деловито исчезали в шумном полумраке, чтобы через несколько минут появиться снова и вопросительно-требовательно заглянуть в глаза неосторожно поинтересовавшегося товаром пассажира.
«Немые» – шелестело по вагону. Это была какая-то тайная и странная секта, привлекающая к себе пугающее внимание. Откуда они брались и куда девались – была большая тайна. Весь их маленький гешефт никем не останавливался и никем не контролировался. Они, словно невидимки, просачивались сквозь закрытые двери вагонов и также внезапно исчезали в пространстве. Незамечаемые, ни милиционерами на перроне, ни проводниками в вагоне.
Однажды, когда тетка, с которой он чаще всего ездил к родственникам в Тверь, отвлеклась на секунду, он сумел-таки вскрыть колоду карт.
Увиденное поразило его на всю жизнь – на каждой карте, в соответствии с мастью, была изображена обнаженная женщина. Разной степени раздетости, но неизменно в самой раскрепощенной позе. Позволяющей разглядеть все анатомические подробности женского тела.
Нескольких секунд изумленного разглядывания хватило, что бы в его развивающемся теле мгновенно произошел гармональный взрыв. То о чем он только начинал грезить, здесь было представлено во всей своей бесстыжей полноте!
Теткин удар по рукам слегка сбил напор внезапной страсти, но навсегда оставил в его душе щекочущее чувствопричастности к этой женской природе, к ее манящей красоте.
Нужно признать, что именно с этого момента невинный мальчик начал превращаться в похотливого мужчину…
И вот тогда, в гараже, стараясь не думать, откуда это все богатство оказалось у его отца, простого пожарного инспектора, он дрожащими руками распечатал одну колоду.
Сознание чуть не оставило его в тот момент – карты оказались именно теми! Но с одним существенным отличием. Качество.
Это были не расплывчатые картинки из вагонов, похожие на подкрашенные репродукции, а полноценные цветные фотографии высочайшего качества.
Сидя на бетонном полу, в пыльном полумраке гаража, среди запахов бензина и масла, он вглядывался в прекрасные женские тела, жадно впитывая все восхитительные особенности их организма…
Так и повелось с тех пор – только здесь он оставался один на один с предметом своей страсти. С женскими телами на картинках. С которыми он мог делать все, что захотел…
Глава 4
Коридоры Главного управления МВД по Севастополю мало чем отличались от тысяч подобных коридоров в служебных зданиях по всей стране – та же неизбывная синяя краска панелей, круглые плафоны на потолке и вечный запах бумаги и картона.
Ну, может пыли здесь было побольше, да и меньше кителей на сотрудниках – в основном гражданские костюмы. Хотя чаще по-простому – рубашка и легкие брюки. Юг, как ни крути…
После вчерашней встречи-знакомства, с неизменным коньячком, слегка болела голова, но Меркульев, вопреки ожиданию, чувствовал себя достаточно бодро.
Привык к жаре, что ли? Вполне может быть – мало ли в каких местах он бывал в своей жизни, но вот то, что наконец прервался этот безвременный провал пляжного отдыха, радовало его исключительно! Буксир «Шахтер», блин…
– А вы, собственно – кто? – поднял бровь молоденький черноглазый старлей, оторвавшись от ленивого перелистывания толстой бумажной папки.
Меркульев отклонился назад и вновь прочитал на дверной табличке – «Инспектор уголовного розыска капитан Конацкий Р. И.»
– Я к… Конацкому, – озадаченно проговорил он, беспомощно оглядывая маленький кабинет.
– А по какому вопросу? – заинтересовался лейтенант.
– Друг я его, – почему-то сбиваясь пробормотал майор, – Меркульев… ищу вот его…
– А-а-а, – вскричал парень, светлея лицом, – вы его друг из Москвы?!?
Он резво вскочил, едва не уронив стул, в два шага пересек кабинет и схватил руку Меркульева.
– Рад! Очень рад! – тараторил лейтенант, энергично тряся его кисть, – мне рассказали как вы вчера отмечали! Эх, жаль меня не было! Как там в Москве? А у нас вам понравится!
Он так умильно заглядывал в его глаза, истово и преданно, до боли напоминая сейчас доброго пса, встретившего хозяина после долгой разлуки, что Меркульев едва не расхохотался в голос.
– Я… э… спасибо, – едва сумел он выдавить из себя, проталкивая неуместную эмоцию глубоко в горло.
– Петров! – сердитый голос Конацкого прервал нескончаемый словесный поток, – отстань от человека!
– Ростик… я, – попытался объясниться Меркульев, с облегчением выдернув ладошку из крепкой и горячей руки гостеприимного старшего лейтенанта.
– Пустое, – отмахнулся капитан, меланхолически пожав ему руку и проходя между ними – Петров, марш в отдел! Нечего тебе тут торчать! Тебе еще отчет писать!
– Есть! – сник лейтенант, не сделав, впрочем, никакой попытки сделать шаг к выходу. Он исподлобья сверлил взглядом Меркульева, смешно посапывая носом.
– Иди уже! – взорвался Ростислав, – не будет сегодня вечеринки! Вчера нужно было приходить…
Он в сердцах хлопнул по столешнице толстой папкой и сердито оперся на кулаки.
– Ну?!?
– Иду, иду, жмоты – проворчал лейтенант и не спеша, вразвалку, вышел из кабинета.
Меркульев и Конацкий проводили его взглядом и, после небольшой паузы, одновременно расхохотались.
– Вот жучара! – вытирая слезы проворчал Ростислав и снял наконец фуражку. Положил ее на край заваленного бумагами стола, с наслаждением сел на скрипнувший стул, медленно расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки и покрутил шеей.
– А ты чего в форме сегодня?!? – пытаясь переорать птичий гвалт, повысил голос Меркульев – сумасшедшие воробьи, собравшись в ветвях акации, заглядывающей резными листьями в открытое окно, устроили в этот момент невообразимый концерт.
– Совещание сегодня было, – тоскливо пробормотал капитан.
– По убийству девушки? – проговорил Меркульев и заглянул ему в глаза.
– П-ф… Сан Саныч! Ну ты даешь… – Ростислав с уважением посмотрел на майора, – как догадался?
– Чего тут гадать, Ростя, – весь город об этом говорит…
– Город? – совсем не удивился капитан, – вот же ты опер… что говорят?
– Много всякого, – майор не стал набивать себе цену, – суть одна. Боятся люди, Ростик… напридумывают себе страстей, потом пугают друг друга…
Он прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Ростислав уважительно молчал, только поводил головой вслед за движением старшего товарища.
– Понимаешь – город небольшой и такие события сразу обрастают массой несущественных подробностей, сбивающих с толку. Жертва пока одна, но в людской молве счет уже идет за десяток. И преступник представляется вообще запредельным людоедом, – он присел на край стола и внимательно поглядел на Ростислава, – но мы-то знаем – он обычный человек, совершает обычные человеческие ошибки и на этих ошибках его и нужно ловить… Что известно на сегодня?
Конацкий помедлил секунду, затем протянул ему картонную папку.
– Слушай, Сан Саныч! Фактически я не имею права тебе это давать… сам понимаешь – тайна следствия и все такое… только, если честно, немного мы застопорились. Жертва до сих пор не идентифицирована, мотив неизвестен, зацепок почти нет… начальство рвет и мечет… назначена следственная группа с прокуратурой.
– Следователь знакомый? – деловито прервал его майор.
Он сел на приставной стул и погрузился в чтение документов в папке.
– Да… Селянин Юрий Палыч… хороший следователь. Умный…
– Что это? – вновь прервал его Меркульев, вытащив из папки листок.
– Протокол осмотра, – пожал плечами Ростислав.
– Это понятно, – отмахнулся майор – вот тут смотри.
Он повернул листок, так, что бы капитан видел текст.
– «В складках нижнего белья (бюстгальтер) обнаружено небольшое количество порошка серовато-белого цвета», что за порошок?
– Хрен его знает, – насупился Ростислав,– я этого даже не заметил…
– Мелочи, Ростик, мелочи, – потер ладошки Меркульев, – на мелочах мир стоит!
Он в возбуждении вскочил и сделал несколько шагов по комнате. Ростислав в недоумении пожал плечами.
– Каждая вещь, Ростик, состоит из мелких деталей. Ну, там атомы, электроны, молекулы всякие из которых наш мир состоит. Океан, опять же, который состоит из капель. А любая вещь будет функционировать только тогда, когда вся эта мелочь работает синхронно! Вместе, понимаешь? Стоит одной детали выпасть – все! Хана системе! – он помолчал, поморщившись потер шею, потом продолжил, – с океаном я, наверное, погорячился… но все остальное сильно зависит от мелочей! И в нашем деле – любая зацепка, это выпавшая мелочь из общей картины…
– Я понял, Сан Саныч про мелочь. Как нам этот порошок поможет? – он недоверчиво скосил темные глаза, – в смысле расследования?
– Ошибки преступников, это и есть мелочь, расстраивающая весь механизм преступления. Безупречных людей не бывает …
– Причем здесь бюстгальтер жертвы и ошибка преступника? – Ростислав наклонился над столом, с интересом наблюдая за разгоряченным Меркульевым.
Он уже видел его в таком состоянии. Матерый волкодав нашел след. Недолгая практика после Школы милиции и совместная работа обогатила молодого милиционера многими знаниями, щедро раздаваемыми майором.
– Смотри Ростислав! И учись, – не удержался Меркульев, – преступник совершает свои преступления спонтанно, иначе не бросил бы труп… скорее всего он это сделал в панике. Я сомневаюсь, что он прямо таки хотел убить эту девушку. Скорее всего произошел какой-то конфликт и убийство произошло случайно…
– А лицо уродовать зачем? – не удержался от вопроса капитан. Он включился в увлекательную игру Меркульева.
– А вот тут, скорее всего, состояние аффекта… – погрустнел майор, – понимаешь, насиловать это одно, а вот убить человека совсем другое… сорвался скорее всего.
– Н-да… – Ростислав поежился, – сволочь…
– Именно, – майор закусил губу, – плохо то, что если мы его не поймаем – он может войти во вкус – убийство ломает человека…
Они замолчали, думая каждый о своем. И от этих дум, несмотря на тридцатиградусную жару за окном, в кабинете ощутимо потянуло знобким холодком. Ибо трудно было представить – как в таком райском месте, могли твориться такие страшные дела.
– Так, – прервал томительное молчание Конацкий и прочистил горло, – а порошок в бюстгальтере как нам поможет?
– Тут все просто, Ростик, – тяжело упал в стул Меркульев.
Он на секунду прикрыл глаза, затем оперся локтем на столешницу.
– Судя по всему, жертва – обычная советская девушка. Простая, незамысловатая… и чистоплотная, это важно. Поэтому порошок в нижнем белье может оказаться, только если она имеет с ним дело постоянно. Он просто не выстирывается. То есть она с ним работает. Узнаем, что за порошок, узнаем место работы.
– Хм… – пробормотал Ростислав, – действительно…
Он встал и начал застегивать пуговицу на рубашке. Меркульев нахмурился, недоуменно глядя на собирающегося капитана.
– Ты прав, Сан Саныч, это важно – он надел фуражку, взял папку и критически оглядел друга, – пойдем, пора к следователю заглянуть…
Глава 5
-Ай, молодцы! – крупный мужчина в голубой рубашке, поразительно похожий на актера Смоктуновского, саркастически ухмыльнулся и покачал головой, – Ростик, голубчик ты мой… гений сыска, в самом деле…
Он откровенно веселился, по очереди поглядывая на сконфуженных офицеров, слегка выпуклыми глазами. И хотя это выглядело вроде бы и не обидно, но всё же заставляло усомниться в собственных умственных способностях.
– Я сразу спецам отдал – мне тоже показалось любопытным это вещество… а вот тут вы уже оказались правы, – Селянин посерьезнел и повел плечами.
– Ну! Не томите! – первым не выдержал Конацкий, прерывая затянувшуюся паузу.
Селянин прямо поглядел в глаза Меркульева, поиграл желваками и медленно проговорил:
– Стоматологический цемент…
Ростислав шумно выдохнул.
– Опачки! Стало быть – девушка в стоматологии работает?
– Ага, в точку, – меланхолически пожал плечами следователь, – только это нам мало чего дает. Заявления о пропаже так и не поступало. Так, что сих пор не понятно – местная она или приезжая. И дактилоскопия тоже ничего не дала – нет ее в картотеке… так-то, ребята…
Он опять быстро глянул на Меркульева и сфокусировал взгляд на задумчивом капитане.
– Бери-ка ты ноги в руки, и вперед, Ростик. Прошерудите все стоматологии в городе, чем черт не шутит…
– Юрий Палыч, – Конацкий на секунду замешкался, но собрался и закончил решительно, – тут это, Сан Саныч просится помочь… давайте подключим, а?
– Он же в отпуске, – скривился Селянин, не поднимая головы, перебирая бумажные листы на столе, – зачем московской милиции наш маленький городок?
Меркульев горько усмехнулся. Он сидел на маленькой табуретке в углу кабинета и, не вмешиваясь в разговор, наслаждался потоком охлаждающего воздуха от большого потолочного вентилятора.
Как же ему это всё было знакомо! Много лет, проведенных в такой вот милицейской атмосфере, среди негласной конкуренции между операми и сыскарями, среди усталости и отчаяния, непонимания и взаимной неразберихи между службами.
Усталость от ежедневной служебной рутины и связанных с ней несуразиц, накапливалась годами, формируя жесткий каркас, защищающий его чистую душу от человеческой грязи. И с той, и с другой стороны вывески «Отделение милиции».
И казалось бы – вот оно равновесие! Но нет – иногда, в дни особого раздрая, перед ним вставал один единственный вопрос – что, черт возьми, он тут делает?!?
Жизнь, положенная на плаху службы, пустота настоящего и будущего… Что из совершенного им, он сможет записать на свой счет, когда придет время предъявлять плоды своего существования Тому, кто вправе? Кучу преступников, с его помощью обрётших справедливое возмездие? Еще большее количество спасенных граждан? А кто может сказать – это его право, данное ему системой, оно, само по себе, справедливо?
Меркульев старательно гнал от себя эти предательские мысли, но чем дальше он жил, тем чаше возникал в его голове этот вопрос…
Он подумал – а что заставляет его вставать утром и идти в свой заморочный мирок, наглухо закрытый от большинства народонаселения большой и беспокойной страны? Где они для одних – товарищи милиционеры, а для других – менты, легавые, мусора… Как говорил один ведущий на телевидении – два мира, две политики…
Но все же, было, было во всем этом нечто, позволяющее ему двигаться таким сложным путем. Нечто, весьма трудно формулируемое, но воспринимаемое на уровне рефлексов – общее дело, сопричастность к работе на благо общества, дружба и понимание между сослуживцами.
Как это все сплавлялось в такое сложное варево, в котором перемешивались разнонаправленные концепции, он искренне не понимал. Но знал одно – это его жизнь…
Справедливости ради, нужно было отметить еще одно чувство, которое помогало ему в работе. Злость. Нормальная злость нормального человека, дающая энергию для движения. Злость на несправедливость этого мира, когда такие вот простые советские девушки становятся жертвами человеческой жестокости.
Это чувство часто помогало ему в работе над сложными делами. И никакой отпуск этому не помеха – преступник должен быть пойман и наказан. По всей строгости закона. Советского закона. Это он знал совершенно точно!
– Юрий Палыч! – он с трудом вырвался из душного плена мыслей и тягучей жары, – во-первых я работаю не в московской, а в подмосковной милиции. А это, как говорят в Одессе – две большие разницы. Во-вторых, ты же понимаешь серьезность дела?
– Да! – неожиданно взорвался Селянин, – еще как понимаю! Начальство мозги полоскает на каждом совещании, дома жена нервы вымотала… такое преступление для нашего города – это ЧП! Республиканского значения! Тут уже Киев бьет копытом – грозятся группу прислать, не справляемся мол…
Он провел ладонями по лицу и глухо закончил:
– Как будто этого мало – еще и слухи, что убийца сотрудник милиции…
– Погоди, не кипятись, Юрий Палыч, – Меркульев мельком глянул на ошарашенного Конацкого, – я-то как раз отчетливо вижу затыки в этом деле… Ты не волнуйся, я здесь всё равно неофициально. И не собираюсь я влезать в ваши дела… но вот помочь, так сказать негласно… это не возбраняется подмосковному оперу?
Селянин внимательно вгляделся в лицо Меркульева. На секунду задержал взгляд на коротком шраме, наискосок пересекающего правую щеку майора. После паузы буркнул:
– Ну и чем нам может помочь подмосковный опер?
– О! – оживился майор, – много чем! Ну, например… стороннему человеку нелегко разобраться в местных хитросплетениях жизни, но собрать необходимую информацию – запросто! То, о чем местные вряд ли будут говорить своим, стороннему человеку, может и откроют… тем более в расслабляющей обстановке…
– В смысле? – нахмурился следователь, – какой-такой расслабляющей обстановке?
Меркульев усмехнулся и, глядя в их ожидающие лица, раздельно повторил, постукивая указательным пальцем себя по кадыку:
– Расслабляющей!
– Тьфу, ты, – сплюнул Селянин, – бухать что ли с ними?
– Зачем бухать? Участвовать и слушать, – Меркульев пожал плечами, – нужно рейд по увеселительным заведениям устроить. Подшофе люди многое рассказывают, глядишь и выплывет что-нибудь ценное…
Селянин продолжал хмуриться, с подозрением глядя на расплывшееся в улыбке лицо Конацкого.
– Ты чего это, Ростислав возрадовался? Не тебе же этот праздник устраивать…
– Да я ничего, Юрий Палыч, – Ростик и не думал гасить довольную ухмылку, – идея-то хороша!
– Ох, ребятки, – Вздохнул Селянин, откинулся на стуле и вновь задержал взгляд на Меркульеве, – как ты себе это представляешь?
Меркульев вытер пот со лба и махнул подбородком на Конацкого.
– Все просто, Юрий Палыч. Мы с Ростиком загуляем на пару вечеров, пройдемся по местным злачным заведениям, не так уж их и много же у вас тут? Тут поговорим, послушаем, там заведем знакомства – глядишь и нарисуется картинка какая-никакая… Я кстати, немного пока, но пощупал местный народ – бояться люди… – он помолчал секунду, но продолжил, глядя на Селянина – вот скажите мне друзья – отчего это вдруг, насильник в слухах милиционером стал? Народ наш, он ведь не прост, ох не прост… А на пустом месте слухи не рождаются – значит есть какие-то свидетели… или может потерпевшие, а?
Селянин долго, исподлобья сверлил взглядом переносицу майора, затем неожиданно для офицеров, шумно встал. При этом, в небольшом кабинете, предельно заваленном бумажным хламом, стало ощутимее теснее. Он, не обращая внимания на их озадаченные лица, оправил полы серого пиджака и подошел к коричневому шкафу, стоящем у окна. Молча, открыл створки, достал стеклянную бутылку «Боржоми» и поставил на стол.
Следующим движением достал оттуда же три стакана и, держа их за края, снова сел на свое место.
– Открой, Ростик? – попросил он, выдувая пыль из стаканов.
Ростислав пожал плечами, но взял бутылку и зацепил зубчатую крышку о край столешницы.
Шипящая струя поделила содержимое бутылки на три одинаковых сосуда, наполненных манящей влагой.
Селянин поставил пустую бутылку на пол и махнул головой на стаканы:
– Милости прошу, товарищи офицеры… освежайтесь.
Меркульев и Конацкий обменялись взглядами, но не стали чиниться – горло пересохло уже давно, и напиток пришелся как нельзя к стати.
Сам же Селянин несколькими крупными глотками опустошил свой стакан и аккуратно поставил его на край стола.
– Не сказать, что бы уж необычно, но сработать может, – он вытер рот тыльной стороной кисти и вновь прямо посмотрел на Меркульева, – только Ростика я тебе не дам, Сан Саныч, уж не обессудь… У него своих дел – выше крыши. Но, я думаю, он найдет кого-нибудь для этого славного дела, да, Ростислав?
– Хм… – Ростик не смог скрыть своего разочарования и со стуком поставил свой стакан на столешницу, – могу конечно, Юрий Палыч… Мишка Поляков, например… он-то уж знает весь наш пьющий Севастополь…
Меркульев с насаждением потягивал солоноватую жидкость и с удовольствием смотрел на эмоции своего младшего товарища.
Обстановка в кабинете неуловимо изменилась – исчезла неудобная настороженность, отставив после себя нормальную трудовую и дружескую атмосферу. Просто шло планирование операции.
– Поляков? – Селянин в задумчивости пожевал губу, – ну, возможно…
Обиженный Ростислав повернулся к майору и пояснил:
– Командир ДНД[1]приборостроительного института… Всё в бой рвется… Из армии только, комсомолец, боевой вьюноша…
Оба, Селянин и Ростислав замолчали и посмотрели на Меркульева странным взглядом.
– Ну?!? – первым не выдержал майор, – что не так?
– Да все так, – поморщился Ростик, – просто до армии гулял он здорово…
– А вот это – отлично! – развеселился Меркульев, – значит со знанием дела товарищ!
[1] Добровольная народная дружина – советская добровольная организация, оказывающая помощь государственным правоохранительным органам в охране общественного порядка, охране государственной границы, на уровне предприятия, коллективного хозяйства, домоуправления, улицы или села. (https://ru.wikipedia.org)
Глава 6
Ключ в руках не