Читать онлайн Звездный ворон бесплатно
Глава 1
Завертелось
Гришка битый час топтался на Ильинской возле приюта и тревожно поглядывал на другую сторону улицы… Колокола оттрезвонили, службу в Вознесенской церкви давным-давно отстояли, народ разошёлся по домам – обедать. А у него с самого утра во рту маковой росинки не было. Живот свело, ноги гудели. Не просохшая после дождя рубаха липла к озябшей спине.
Задаром токмо столярку прогулял! И всё из-за энтого баламошки кучерявого. Послал же Бог товарища! Всю ночь из-за него глаз не сомкнул… Сговорились же увидеться вечером на Покровке, дак нет же… Унесла его нелёгкая… Но вот куда? И в приют ночевать не явился… Не у гимназистки же заночевал? Не по Сеньке шапка – ейная мамзель ни за что бы не позволила… хм, разве что на конюшне…
Из-за поворота вышел Михалыч, принялся сноровисто размахивать метлой. Гришка снова глянул на калитку женской гимназии. Не приметив Гали, да и вообще ни одной живой души, поспешил к дворнику.
– Здорово, Гришаня! – пробасил тот издалека.
– Здорово! – отозвался Гришка и постарался не пялиться на грязные сапоги дворника.
Эх, короб с ваксой не додумался с собой прихватить. Прохожих тут не густо, не то что на Покровке… Но на чёрствый калач заработал бы. Да и не торчал бы у всех на виду, как распоследний бездельник…
– Матери дожидаешься? – прервал его размышления Михалыч и зацепился взглядом за радужный синяк под левым Гришкиным глазом.
– Она сегодня дома… – Гришка посторонился, чтобы тот не зацепил его метлой.
– А с лицом чаво? Неужто отец расписал?
Гришка вскипел похлеще растопленного самовара, но отвечать не стал…
– На то он и отец… – Неловко вздохнув, Михалыч сменил тему и, задорно подмигнув, кивнул в сторону Марии́нки[2]. – Неужто девок выглядывашь? Приглянулась кака, али так… озорства ради?
– Обижаешь! Я сугубо по деловой надобности.
– По деловой? – Михалыч рассмеялся, повёл лукавым глазом. – Чаво так? Парень ты видный! Девки крепких да курносых любют…
Гришка кашлянул:
– Исключительно по деловой! Вот и тебя хотел расспросить. Ты вроде вчерась дежурил?
– Было дело! – Михалыч отставил метлу, вынул из кармана махорку, принялся крутить папироску.
– Приятеля моего не видал? Мы с ним давеча в приют наведывались…
– Кучерявый такой?
– Ага!
– Не-е… не видал, – помотал головой Михалыч.
– Пропал он… Думаю, не угодил бы в историю? Ты, энто… Может, слыхал чего?
– Ничегошеньки, – пожал плечами Михалыч, – чужих на улице не было. У нас на Ильинке народ порядошный, не балаганит… Угощайси!
– Не курю я!
– Чего так? – гоготнул Михалыч. – Башмачник же – не поповский сын.
– Вони не выношу! – отмахнулся Гришка и отошёл в сторонку.
Михалыч утонул в дымном облаке:
– Вона как… Ну, ежели товарищ запропал, на ярманке ищи-свищи… Там народишко тёмный, всяко бывает!
Выплюнув сжёванную до самого корешка соломину, Гришка раскланялся с дворником и вернулся к своему наблюдательному пункту.
Так-так! К губернатору Серёжа не наведывался, в приюте его тоже не было… Может, и вправду на ярманку занесло? Ночью? Господи, помилуй…
Гришка перекрестился.
…Случись чего, я бы знал. С утра сводка по тамошней части была, ежели чего – Петрович бы уже сказал. Значитца, точно у ней – больше ему деться некуда. Да вот токмо выйдет ли? Купеческая дочка… Поди ж, на полном пансионе? Даром что живёт через дорогу. Трескает сейчас в своей гимназии французские булки с ветчиной, молочком запивает. А я тут с голодухи сохну.
Порывшись в заплечном мешке, Гришка отыскал початый кулёчек семечек… Из-за свинцовой тучи вынырнуло солнце и резануло по глазам. Гришка развернулся к нему спиной, глянул на вытянувшуюся тень.
Часа два пополудни…
Две гимназистки выскользнули из-за калитки Мариинки, цокая каблуками и треща без умолку, пересекли Ильинку. Та, что повыше, взмахнула длинной косой, мельком посмотрела в Гришкину сторону.
Никак она? Наконец-то! А то уже все башмаки стоптал…
Гришка пошёл следом, но девиц обгонять не стал. Посмотрел, как они распрощались у Чесноковских хором, и Галя направилась к дому. Гришка присвистнул и прибавил шагу. Девчонка выпрямила спину и ускорилась.
Даже не взглянула, ей-Богу, барынька!
Гришка негромко окликнул:
– Галина Николавна!
Галя обернулась, моргнув болотными глазищами, пролепетала:
– Григорий!.. Зачем ты здесь?
– И вам не хворать! – усмехнулся Гришка.
Галя приложила палец к губам, спряталась за угол соседского дома. Гришка юркнул следом:
– Чего шушукать-то?
– Не дай Бог, маменька услышит или заметит кто… Не велено мне с тобой разговаривать! – Девчонка опустила глаза в землю.
– Да уж куды нам с суконным рылом да в калашный ряд? – Гришка покосился на проезжающую мимо телегу.
– Пóлно тебе, Григорий, не серчай! – Галя коснулась рукой его плеча. – Я не хотела тебя обидеть. Мне надобно тебе рассказать…
Гришка помедлил немного, чтобы не задавалась, прищурился, заглянул ей в лицо:
– Говори, коли нужно…
– Ты Серёжу видел?
В груди у Гришки ёкнуло:
– Нет! Мы с ним дáвеча вечером условились на Покровке встретиться. А он не пришёл. Случилось чего?
– Случилось. Только что? В толк не возьму. Вчера после обéдни мы тоже должны были музицировать. Я его ждала-ждала… Ох, и невоспитанный же он молодой человек, всегда опаздывает. Разве ж можно так с порядочными барышнями?..
– Ты сказывай скорее, не увлекайся!
– Ах да! Тут маменька нагрянула. Я ей про Серёжу всё и рассказала. Она осерчала, бранила меня, мол, кого попало в дом пускаю… Я расплакалась. А тут – он! – Галя попыталась справиться с нежданно накатившими слезами.
– Кто? – спросил Гришка сурово, стараясь не обращать внимания на эту сырость.
– Серёжа! Стоит на балконе и смотрит на меня сквозь стекло. Я выбежала к нему. Спросила, что он там делает. Маменька окликнула меня. Не успела я обернуться, а его уже и след простыл.
– С балкона, что ли, сиганул?
– В том-то и дело, что – нет! Я бы заметила. Просто взял и растворился…
– Растворился? А что потом?
– Ничего. Жаннет накапала нам с маменькой валерианы, мы успокоились и пошли раскладывать пасьянсы.
Вот бабы! Человек исчез, а они пасьянсы раскладывают.
Гришка почесал затылок…
Или соврала? Навряд ли… Хм, неужели Серёжа в своё время вернулся? Но как? И мне ничего не сказал… Тоже мне – товарищ!
Гришка чуть было не рванул в мастерскую, но вдруг вспомнил про Серёжину просьбу, снял с головы картуз, вынул из него вчетверо сложенный листок и протянул Гале:
– Чуть не запамятовал.
– Что это? – гимназистка смешно вскинула бровки.
– Письмо. Серёжа просил передать!
– Письмо? – Галино лицо просияло. – Мне? Спасибо тебе, Гриша!
Девчонка бросилась на Гришку с объятиями, у того от этой нелепости даже ноги к земле пристыли.
– К чему щенячьи нежности-то? Подумаешь, клочок бумаги с загогулинами.
Галя залилась румянцем, спрятала заветный листочек в карман.
– На досуге почитаю. Пора мне – маменька будет волноваться…
И упорхнула, словно синица. Гришка и глазом не успел моргнуть.
И чего токмо Серёга в ней нашёл? В голове – сплошные «лямуры», никакого соображения.
Обождав немного, Гришка дошёл до Рябининского особняка, приметил раздвоенную липу, притулившуюся к балкону. Оглянулся…
Никого! Пожалуй, лучше всё-таки самому проверить…
Подмигнув белогривым каменным львам, Гришка легко перемахнул через кованый забор. Пригнувшись, добрался до липы. Шустро вскарабкался по ней вверх и притаился в листве. На балкон не полез.
От греха подальше… Не то, чего доброго, растворюсь, как Серёжа, а мне училище окончить надобно!
Сквозь просветы в балконной решётке Гришка разглядел узорчатый стол и соломенное креслице. В креслице жмурилась от солнышка нелепого вида старушка в синей гороховой косынке.
Гришка затаился.
И чего она здесь прохлаждается? Нашла время!
Дальше случилось что-то и вовсе нелепое. Старушка бойко нырнула под стол, встала на четвереньки и прислушалась…
Балконная дверь распахнулась, на припёке перед столом возникла Галина Николавна, всё ещё в плаще и гимназической форме, с Серёжиным письмом в руках. Не отвлекаясь от чтения, девчонка уселась в опустевшее кресло, пробежалась глазами по листку. Вскинув бровки, прищурилась, перечитала ещё раз. И даже в лице изменилась.
Точно весеннее небо! Сперва озарялось солнечными лучами и вдруг враз заволоклось хмурыми тучами! И всё-таки в ней что-то есть… когда не манерничает.
Наконец, Галя прочла прощальные строки. Смахнула с бледной щеки огромную слезу.
Ну вот, опять! За водой ходить не надо, токмо вёдра подставляй! Ох, и любят эти девицы слезу пустить…
Старушка под столом заегозила. Скрючилась в три погибели, а потом что есть мочи чихнула. Вздрогнув всем телом, Галя выронила письмо и отскочила к двери.
Как ошпаренная кошка! – От беззвучного смеха Гришка чуть с липы не свалился.
Старушка прихватила нежно-розовый ридикюль, пятясь выползла из-под стола, подолом юбки нечаянно смахнула Серёжино послание с балкона.
– Здравствуй, милая, кипяточку не найдётся? – вынув из ридикюля расписной чайник, старушка протянула его Гале. – Согреться бы бабушке! Погода сырая. Того и гляди простуду подхватишь.
Галя прижалась спиной к двери и уставилась на гостью так, словно увидела привидение:
– Опять вы? Как вы сюда попали?
– Ты, дитятко, не пужайся! Я бабушка порядочная, не обижу. Хорошо тут у вас, вот и пригрелась на припёке. Чайку выпью да и отправлюсь по своим делам…
Галя дрожащими руками взяла у старушки чайник и, вконец ошарашенная, исчезла за дверью. Бабуся неспешно размяла поясницу, выкатила из-под стола котомку на колёсах, вынула оттуда потрёпанную клетчатую накидку и, завернувшись в неё, смачно хрустнула яблоком. Гришка почуял аромат антоновки и сглотнул слюну.
А что, если энто та самая бабуся, про которую Серёжа рассказывал? Как же я сразу не смекетил?
Старушка порылась в кармане, вытащила оттуда часы червонного золота, бормоча что-то себе под нос, принялась вертеться по кругу…
Точно факир из цирка Никитиных! – усмехнулся про себя Гришка.
Перед старушкой снова появилась Галя, без чайника.
– Отдай письмо, ведьма! – проверещала она и вцепилась в поросячий ридикюль старушки.
– Что ж ты делаешь, дурёха? – выкрикнул Гришка и, перескочив через решётку, ухватил девчонку за складчатую юбку. – Пропадёшь ведь…
Досказать он не успел – его крепко дёрнуло. Так, будто телега на ходу перевернулась! Всё завертелось, словно на карусели, и стало совсем темно…
——
Очухавшись, Гришка увидел, как из темноты вынырнула похожая на электрический вагон гудящая махина и ринулась на него! Он остолбенел…
Чьи-то руки ухватили Гришку за плечи и оттолкнули в сторону. Перед его глазами мелькнуло перекошенное лицо гимназистки.
– Чтоб тебе пусто было! – взревел он.
– Ты чего-о? – возмутилась Галя. – Жи-и-ить надоело-о-о?
– Полно тебе, не тряси, и без того в голове звенит! – Гришка потёр виски ладонями и огляделся…
Они стояли прямо у дороги. По ней, словно кони на скачках, неслись разноцветные, не запряжённые лошадьми колымаги со стеклянными окнами. Бока у них были гладкие и блестящие, словно у начищенного самовара. Некоторые истошно гудели…
– Так энто же моторные экипажи. Ого, как много! Под вот энтот длинный я чуть было не угодил…
– Гриша, где мы? – девчонка уцепилась за Гришкин локоть, точно за буксирный трос.
– Где-где? В будущем! Видишь моторные экипажи, мне про них Серёжа сказывал, называются – автомобили!
Галя осела перебродившей опáрой:
– То есть как – в будущем? Ты что, умом тронулся?
Гришка усмехнулся:
– Наворотила делов, и я ж виноватый! Думать надо было, когда на бабусю кидалась. Ты токмо того… в обморок не падай, а то ещё, чего доброго, лоб расшибёшь.
– Так откуда же я знала, что так выйдет? – Галин подбородок задрожал, из распахнутых глаз брызнули слёзы.
– Реветь потом будешь, а сейчас бабусю искать нужно. Нам без неё отсюдова не выбраться! Да и мне поспешать нужно, столярку я из-за тебя прогулял, к слесарке, даст Бог, поспею! – Гришка повертел головой. – И куда она мог- ла подеваться?
По мостовой суетливо шагали смешно одетые люди… Но старушки нигде не было. Да и место было незнакомое. Вдалеке виднелся покрытый молодой зеленью сквер. Вдоль дороги выстроились в ряд опрятные каменные здания в два-три этажа. На противоположной стороне улицы теснились дома посолиднее, с большими витринными окнами. На углу одного из них белела табличка с названием: «Проспект Ленина». В доме напротив располагалась то ли ресторация, то ли кофейня с надписью «Моё кафе».
И что за грамотей писал? В слове «проспектъ» забыл «ер» поставить, а в «Ленинъ» и вовсе в окончании «азъ» прилепил. Даже я заметил! И что за Лена такая, коли ейным именем цельный проспект прозвали? – озадачился Гришка, но не успел додумать, нужна ли в этих вывесках буква «ять», потому как гимназистка ткнула его локтем под рёбра:
– Смотри!
Галя рванула в сторону перекрёстка, по которому толпа переходила на другую сторону. Автомобили расступились перед живо шагающими людьми и застыли в ожидании.
Стараясь не отставать от девчонки, Гришка всматривался вдаль, но старушки не заметил:
– Где она? Ты её видишь?
– Вон там, на другой стороне улицы, за мужчиной в полосатом пиджаке. Гляди, тележка выглядывает!
– Бежим! – Гришка схватил Галю за руку и ринулся наперерез, виляя между гудящими автомобилями. – Давай сюда!
Они уже почти добрались до края дороги, и вдруг гимназистка громко вскрикнула… Её ладонь выскользнула из Гришкиной руки. Нёсшийся им навстречу автомобиль со скрежетом остановился. Галя споткнулась и налетела на машину, словно брошенная по бабкам бита. Из автомобиля выскочил взъерошенный мужчина в очках и кинулся к распластавшейся на асфальте гимназистке…
Галя лежала на боку. Плащ распахнулся, платье задралось, из-под него выглядывали кружевной край нижней юбки и испачканный кровью съехавший ниже колена чулок…
Гришка отвёл глаза в сторону и никак не мог двинуться с места. Сердце обмерло. Тело будто паралич пронял.
Как же так? Неужто кончено? – к Гришкиному горлу подкатила горечь… – Всё из-за меня?
Глава 2
Бог не Тимошка…
– Мальчик, помоги! Её нужно аккуратно перевернуть… – Мужчина согнул похожие на оглобли ноги, склонился над Галей и осторожно приложил ладонь к её шее.
Девчонка пошевелилась…
Гришка отмер, справившись с трясучкой в коленках, подошёл к незнакомцу.
– Как её зовут? – спросил мужчина.
– Галина Николавна! – просипел Гришка.
– Галя, ты можешь подняться?
– Подняться… – рассеянно повторила она и встала на четвереньки. Опираясь на крепкое плечо незнакомца, Галя осторожно поднялась. Мужчина внимательно осмотрел её.
– Где-нибудь болит? – спросил он и, придержав Галю под локоть, медленно повёл её к автомобилю. Открыв дверку свободной рукой, с осторожностью усадил на сиденье.
Застонав, Галя прикрыла ладонью разбитое колено:
– Нога…
– Шевелить можешь? – незнакомец осторожно взялся за тонкую щиколотку, принялся сгибать и разгибать ушибленную ногу.
Стараясь уловить каждое движение, Гришка вглядывался в лицо мужчины. Распахнутые настежь, часто моргающие глаза, любопытный нос, торчащие в разные стороны завитки волос. Где-то я его видел!
– Болит! – воскликнула девчонка и сконфуженно натянула подол юбки пониже.
– Садись в машину! – скомандовал Гришке мужчина и, стянув на ходу светлую лёгкую куртку, уселся за руль. – В травмпункт поедем.
Машина – энто, понятное дело, экипаж… А травмпункт? Энто что за штука такая? Больница, что ль?
Гришка подошёл к Гале и попробовал перебраться через неё на соседнее сиденье.
– Гришка, ты что, совсем ошалел? – фыркнула та.
Мужчина обернулся, моргнув из-за очков карими глазами, открыл изнутри заднюю левую дверцу:
– Герой, с другой стороны вообще-то тоже дверь имеется!
Гришка опустил в землю полыхнувшее от досады лицо.
Вот балда, можно же было догадаться!
Обойдя экипаж, Гришка забрался внутрь и захлопнул дверцу. Мотор тихонечко рыкнул, машина тронулась с места. Автомобиль пересёк перекрёсток, Гришка с Галей оглянулись в поисках старушки. Но той нигде не было…
Вместе со старушкой напрочь сгинула Гришкина надежда вернуться к вечеру домой. Вздохнув, он поскрёб пятернёй висок.
А как всё наладилось-то… И с училищем… и дома дрязги поутихли…
Гришка вообразил, как будет понуро стоять перед отцом по возвращении. Как тот, разгорячённый, с выпученными красными глазами, снимет с крючка плётку, коротко пощёлкивая ею, двинется к нему. Как мать кинется отцу в ноги…
Гришкины зубы заскрипели, руки налились свинцом.
Всё из-за энтой свербигузки! Дёрнуло ж меня за ней податься… И чего гимназисточке в доме не сиделось? Понаделают балконов и, точно дворянских кровей – головушку проветривать, чаи гонять, оттопырив пальчик! Вот и нянчись теперь с ней…
Галя словно почувствовала, что у Гришки внутри делается, – взглянула на него виноватым дрожащим взглядом. Гришка отвёл глаза.
Словно обухом по дурной башке!
Накрыл ладонью холодную Галину руку. Ляпнул сдуру, то ли ей, то ли себе:
– Ничего, Бог даст – всё образуется…
Автомобиль полетел по чужим улицам, но на ближайшем перекрёстке застопорился. И чего энтот возничий на горящий впереди фонарь так пялится? Нашёл время!
Красный кружок погас, загорелся жёлтый, а потом быстро сменил цвет на зелёный, и машина снова тронулась. И Гришка вдруг сообразил, что эти кружочки – вроде сигнальных железнодорожных фонарей. Он собрался с духом и постарался приметить дорогу…
Городок был милым, но на Нижний не походил нисколечко. Узенькие улочки. Ровные, словно отутюженные дорожки. Высокие дома красного кирпича…
Я таких прежде не видывал!
Поодаль очень старенькие, деревянные. Некоторые свежевыкрашенные, точно пасхальные яички, с резными наличниками. Пытаясь выудить что-нибудь из своего времени, Гришка цеплялся глазами за каждый дом…
Ничего!
Зато на всех перекрёстках ему подмигивали цветные огоньки. Приглядевшись к ним, Гришка заметил, что они подают знаки возничим. Зелёный значит – «вперёд», красный – «не двигаться», жёлтый – «хорошенько подумай»…
– Откуда вы такие? – нежданно-негаданно прервал молчание мужчина. – Артисты, что ли?
Гришка переглянулся с гимназисткой и ответил как можно увереннее:
– Да!
– Нет, – промямлила Галя.
Мужчина глянул на Гришку в зеркало и рассмеялся:
– Странные вы какие-то… Испугались? Меня, кстати, Иваном Андреевичем зовут. А тебя, герой?
– Григорий! – спешно ответил Гришка. – А чего энто вы меня героем кличете?
– Не каждый отважится среди бела дня на красный рвануть… – усмехнулся Иван Андреич. – Спешили куда?
Гришка сурово посмотрел на Галю:
– Бабушку искали. Старенькая совсем, потерялась, будет теперича по городу плутать…
– Брат с сестрой, что ли? – Иван Андреич улыбнулся зеркалу.
– Да! – кивнул Гришка.
– Троюродные, – добавила Галя, манерно закатив глаза, – потому и не похожи.
Водитель неожиданно остановил автомобиль:
– Приехали! Выгружайся, Григорий! А я девушке помогу…
Гришка выбрался наружу и осмотрелся.
Больница была большая, в пять этажей, синяя с белыми полосками. На стоянке у железного, слегка покосившегося забора толпились автомобили. Среди них Гришка приметил несколько высоких белых машин с красными крестами. Из одной такой выпрыгнули двое мужчин в зелёных нарядах.
Гляди-ка, среди бела дня и – в испóднем! А экипаж – точь-в-точь телега санитарного летучего отряда, токмо без лошадей… – Он вспомнил, что видел такую возле плавучего госпиталя во время холеры.
Пока Гришка разглядывал двор, Галя под руку с Иваном Андреевичем скрылись за дверью. Гришка рванул следом. Миновав просторную прихожую, он влетел в душную комнатёнку. Половину помещения занимал большой стол. За ним сидела суровая тётка в белой рубахе.
– А это ещё что за делегация? – рявкнула она и ткнула пальцем на стоящий в углу диванчик. – Садитесь!
Сама, не отрываясь, колотила пальцами по дощечке с квадратиками и глядела на плоскую штуку, напомнившую Гришке экран в синематографе, только очень маленький. Гришка вытянул шею. Разглядел буковки на квадратиках и сразу сообразил, как это работает.
Ткнёшь пальцем – и на экране появляется буковка. Самописец! По-нашему – пишущая машинка. Как у губернатора в приёмной, токмо без бумаги и поменьше.
Вдруг что-то громко звякнуло. Тётка потянулась к другому устройству.
А энто что за штуковина с пупочками и кручёным проводом? Неужто телефонный аппарат? Похож на тот, что я в участке видал…
Тётка что-то пробубнила, бросила телефонную трубку и, наконец, взглянула на посетителей:
– Кто больной?
– Я! – откликнулась гимназистка.
– Как зовут?
– Галина, по батюшке – Николаевна…
– Фамилия?
– Рябинина!
– Родилась?
Галя замялась и едва вымолвила:
– Д-д-давно…
– Ясно, что не сегодня, – рассердилась суровая, – год какой?
– Одна тысяча восемьсот восемьдесят второй! – отчеканила Галя.
Гришка заёрзал:
Вот дурёха, чего мелет-то?
Женщина вцепилась в девчонку взглядом, вышла из-за стола, склонилась над её лицом и грозно рыкнула:
– Ну-ка, дыхни!
– Что? – Галя вжалась в спинку дивана.
– Тринадцать ей… – вмешался Гришка.
– Одолели сегодня эти пьяные бантики! Не успеют из-за парты вылезти, и туда же… – Не унималась суровая. – Дыши, кому говорю!
Галя набрала воздуха и шумно выдохнула ей прямо в лицо. Женщина как-то сразу успокоилась и снова села за стол:
– Всё хохмите, да? Мужчина, хоть бы вы их урезонили… А то сидите, прямо как не родной!
– Не обращайте внимания, шок у неё, – робко ответил Иван Андреич, – под колёса попала, вот и говорит ерунду.
Голос женщины стал немного мягче:
– Дата рождения?
– В Ильин день, двадцатого июля, четырнадцать исполнилось, – уныло выдохнула Галя.
– Так и запишем, двадцатого июля две тысячи второго года…
Гришка снова встретился взглядом с Галей.
Так-так. Если откинуть две тысячи… два… плюс четырнадцать… Поди ж ты!
– Сейчас две тысячи шестнадцатый? – шепнул он гимназистке.
– Семнадцатый… – ответила та чуть слышно и указала глазами на стену за тёткиной спиной.
Гришка глянул туда же и, наконец, заметил висящий на стене журнальный разворот с грозным чёрно-красным петухом. Над петухом приметил четыре крупные цифры – «2017», под ними – надпись «МАЙ» и мелкие циферки в несколько рядов…
Календарь! Эвоно как… А я уж думал – обсчиталась…
Гришка прищурился, в столбце, помеченном буквами «ЧТ», разглядел красный квадратик, а в нём – цифру «25».
Значитца, двадцать пятое мая две тысячи семнадцатого…
– Адрес? – нетерпеливо выкрикнула женщина.
– Улица Ильинская, дом номер пятьдесят шесть, – медленно продиктовала гимназистка.
– Где это? – Суровая удивлённо зыркнула на Ивана Андреича. – Не знаю такой…
Тот рассеянно пожал плечами:
– Может, новый район, на Зелёных горках?
– Рядом с Покров… – решила уточнить гимназистка.
– В точности – на Зелёных горках! – перебил её Гришка.
– На что жалуетесь? – спросила суровая и глянула на Гришку с прищуром.
– Я? Ну, как ево, – замешкался тот.
– Да не ты! Больная… – снова вышла из себя суровая.
– Нога болит, – дрожащими руками Галя приоткрыла разбитую коленку.
Суровая отвернулась:
– Ожидайте в коридоре, вас пригласят…
В углу что-то щёлкнуло и затрещало. Гришка вздрогнул.
А энто что за жужжащая коробка? Ишь, как бумажками плюётся!
Женщина протянула Гале исписанный лист и безучастно обратилась к двери:
– Следующий!
Посетители выдохнули и поспешно выскочили из приёмной.
В коридоре было полно народу. Напротив двери с табличкой «Приёмный покой» Иван Андреич отыскал свободное место и усадил гимназистку. И пяти минут не прошло, как из-за двери выглянул худенький старичок в белом халате.
Как есть доктор! Сам седой, очочки крошечные, бородка востренькая.
– Рябинина Галина Николаевна… Есть такая? – вежливо спросил он.
– Это я… – отозвалась гимназистка.
– Проходите! – воскликнул старичок, улыбаясь.
Народ неодобрительно загудел. Иван Андреич и Гришка попробовали пристроиться следом…
– Вы отец? – спросил доктор Ивана Андреича.
– Водитель…
– Тогда ждите здесь! – строго сказал старичок.
– А я брат, – выступил вперёд Гришка, – троюродный… Мне можно?
– Восемнадцать есть? – Доктор пронзил Гришку насмешливым взглядом.
Гришка помотал головой.
– И ты, малой, обожди! – Доктор задорно подмигнул и захлопнул дверь прямо перед Гришкиным носом.
Эх, не сболтнула бы чего! Вот и переживай теперь за неё. Душно…
Гришка стянул картуз, взъерошил вспаренную макушку.
– Давай отойдём, разговор есть. – Иван Андреич приподнял очки, обтёр лицо платком, неспешно направился в конец коридора. Гришка – за ним. Они подошли к окну и остановились. Иван Андреич приветливо посмотрел на собеседника, улыбнулся сквозь очки золотисто-карими глазами и спросил: – Ну что, Григорий, может, расскажешь, откуда вы всё-таки взялись на мою голову?
Гришка побледнел.
Неужто догадался? Доболталась гимназистка! Придётся всё рассказать, не то мы здесь совсем пропадём…
– Мы из девятнадцатого века, – сказал Гришка и притих, чтобы посмотреть, как отзовётся. – Случайно к вам попали, по бабьей глупости.
– Так и думал! – Иван Андреич деловито потёр ладошки и улыбнулся.
А мужик вроде ничего – добропорядошный! Токмо чего он так сияет? И не удивился вовсе… Или у них тут все по будущим шастают?
Гришка глянул на Андреича с хитринкой:
– Так и думали?
– Ну да! Одежда ваша в глаза бросилась, манера говорить… А как Галя про восемьсот восемьдесят второй год сказала, да ещё про Ильин день по старому стилю, так всё и сошлось…
– По старому стилю?
– Понимаешь, Гриша, у нас сейчас время по-другому исчисляют и Ильин день приходится на второе августа, а не на двадцатое июля.
– Как это по-другому? – у Гришки даже в ушах загудело.
– Когда у вас двадцатое июля – у нас второе августа, а когда у вас второе августа – у нас уже пятнадцатое.
– Значитца, у вас теперь аглицкое время?
– Почему это? – удивился Андреич.
– Мне дядька сказывал, у них время на двенадцать дней торопится. Он у меня всё про то знает. С малолетства торгует, такого навидался…
– Прав твой дядька! Англичане исчисляют время по григорианскому календарю ещё с восемнадцатого века, а в России такую систему утвердили в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году. Все легли спать тридцать первого января, а проснулись уже четырнадцатого февраля. Такой вот скачок во времени! Только теперь разница составляет не двенадцать, а тринадцать дней.
– Это ещё почему? – Гришка потёр висок, у него от этой арифметики мошкара перед глазами замельтешила.
– Я тебе как-нибудь потом объясню. А пока скажи-ка мне, из какого вы года?
– Одна тысяча восемьсот девяноста шестой! – Гришка покосился в сторону приёмного покоя.
Не хватало ещё гимназистку прокараулить!
– И как давно у нас?
– Давеча забросило. Смекнуть не успели, куда занесло…
Мужчина продолжал улыбаться:
– В Сибирь, брат, занесло. В Томск! Сами-то откуда будете?
– Из Нижнего Новгорода…
– Из Нижнего? Вот так удача! А я был у вас, и не раз… Но как вам удалось временнóй портал отыскать?
– Какой такой портал? Мы без порталов всяких. Уцепились за бабусю и враз у вас очутились…
– А где же теперь ваша бабуся?
– Сами не знаем, упустили… – Гришка услышал за спиной голоса и обернулся.
Галя хромала по коридору. Следом за ней семенил доктор и объяснял что-то девице в белом халате и чепчике. Троица поравнялась с Андреичем.
– Ничего страшного, Галочка в рубахе родилась! – радостно воскликнул доктор. – Всего лишь ушиб колена. На всякий случай мы сделаем рентген. Но вы, молодой человек, всё же поаккуратнее на дорогах, – добавил он и по-отечески похлопал Гришку по плечу.
Гришка молча покивал головой, утёр ладонью лоб.
Премилый старичок. Да и с Галей вроде как обошлось… Точно камень с плеч. И не камень даже – цельная глыба!
– А что за «рентген» такой? – спросил Гришка у Андреича, как только Галя с девушкой в халате скрылись в конце коридора.
– Что-то вроде фотоаппарата. Просвечивает тело, а в нашем случае ногу, и показывает, цела ли кость, а потом делает рентгеновский снимок.
– Ого! Как же, как же… слыхал про такую штуку… Икс-лучи называются! У нас про них во всех газетах писали. Заморские умники даже опыты на людях проводили. А в Петербурге один наш прохвессор с энтой штуковиной фокусы показывал. Якобы взял у студента кошелёк и сфотографировал его. И часу не прошло, как на оттиске обозначилось всё, что было в кошельке – несколько двугривенных, гривенник с дырою, обручальное кольцо и даже ключик от часов. Ещё писали, что такой фотографической штукой пушку просветить можно или любой кусок железа и углядеть каждый пузырёк. Токмо я думал, враки всё энто. Попробуй железо просвети! А видать, и вправду работает. – Гришка увлёкся и ненароком хлопнул Андреича по плечу. – Занятно тут у вас! Я б в своём времени лопухом обошёлся, да ещё бы и подзатыльник заработал за разодранные штаны…
Чуть погодя, размахивая рентгеновским снимком, в коридоре снова появилась Галя и с радостью сообщила, что отделалась ушибом и ссадиной.
Гришка глянул чёрный с разводами лист на просвет.
– Батюшки! И вправду кости видно. И как колено устроено углядеть можно! И никаких тебе дырявых гривенников.
– Отличная новость, – подмигнул Гришке Андреич, – предлагаю отметить это дело в пиццерии!
– Птицерии? – переспросил тот.
– Пиццерия, а не птицерия! – рассмеялась гимназистка и вырвала у Гришки снимок. – Пицца – это итальянская лепёшка с начинкой! А пиццерия – пекарня, где такие лепёшки готовят.
– А тебе-то отколь знать?
– Хм, отколь?.. Мне Жаннет рассказывала. Она в Неаполе жила и в пиццерии бывала не однажды. – Девчонка с вызовом откинула назад косу.
– Смотрите-ка, курица петухом запела! – выпалил Гришка и сразу понял, что погорячился.
– Сам ты петух ощипанный! – прошипела Галя.
Андреич громко захохотал.
Гришка сжал кулаки в карманах штанов.
Ох, была бы парнем, наподдал бы я ей, чтоб не задавалась…
– Я тоже злой, когда голодный! Так что заключайте перемирие и за мной, пока без нас всё не съели. – Андреич подхватил Галю под руку и направился к выходу.
Гришка поплёлся следом.
Спустя четверть часа они высадились из машины на пыльной улочке. Повернули направо и, миновав небольшой фонтан из серого камня, снова оказались на проспекте Ленина. Как раз на том перекрёстке, где их подобрал Андреич. Пройдя немного в сторону сквера, остановились у невзрачной вывески с названием «Make Love Pizza». Галя прочла надпись вслух.
– Аглицкая… – проворчал Гришка, – чего-то я не разобрал, «Моя Клава с пиццей», что ли?
Галя хихикнула.
– И что за мода такая, – притопнул Гришка, – ресторацию по-аглицки называть! Нет бы по-человечески написать: «Пицца у Клавы». Разборчиво и уху привычно!
Гришка нырнул в дверь вслед за Андреичем, не пропустил вперёд Галю. Та едва успела придержать тяжёлую дверь рукой и сердито хмыкнула. Гришка сделал вид, что не слышит и во все глаза разглядывает обстановку.
Вот энто сюрпризец! Зала хоть и просторная, но богатым убранством не отличается. Грубые белёные стены, голые деревянные столы да огромный прилавок. Слева от входа лестница с антресóлями. Мрачные чёрные абажуры с электрическими лампами. Ни буфетов тебе, ни скатёрок! Да и обхождение оставляет желать лучшего… Вместо любезного полового немóтно[3] разносят еду парень с девицей. Парень какой-то патлатый, с бритыми наголо висками, а руки сплошь в регáлках[4]. Оба обрядились в видавшие виды штаны на помочах, даже девица! Фу-ты, стыд какой! Поскупился Андреич на приличное заведение. Это не ресторация вовсе, а так, трактир средней руки.
Гришка прислушался.
Женский голос тихо мурлыкал что-то на непонятном языке, но, как он ни вертелся, актёрки с музыкантами нигде не приметил.
Гм, да ещё для пущего форсу с музыкой!
Андреич заказал еды у прилавка и предложил подняться по лестнице.
– Где же здесь дамская комната? – поинтересовалась Галя.
Андреич махнул рукой под лестницу:
– Я провожу…
– Григорий, тебе тоже не помешало бы хорошенько отскоблить от рук грязь! – поучительно прощебетала Галя.
Гришка от неожиданности чуть с лестницы не свалился.
Тоже мне, чистюля! Помахала бы щёткой с моё, поглядел бы я на её белые ручки… Подумать, подумал, а вслух не сказал, лишь усмехнулся:
– Грязь не сало, обмыл, и отстало! А у меня, между прочим, не грязь, а вакса аглицкая! По два пятьдесят за дюжину! Её враз не отмыть, ежели только щёлоком…
В уборной Гришке стало совсем плохо.
Мыла нет, с водопроводом не управиться. Торчит какая-то штуковина с сияющим козырьком. Сколь ни крути, всё – без толку!
Пришлось ему Андреича на помощь звать. Тот показал, что и как…
Гришка пупочку в прозрачном бидончике нажал – вот тебе и жижа мыльная, козырёк блестящий приподнял, вот и вода, да ещё с подогревом.
Не трактир, а прямо дом губернаторский! И к чему такие фильдибоберы? То ли дело – кусок мыла да рукомойник? Ух ты, а мыло-то энто почище щёлока – вакса-то враз отмылась…
На радостях Гришка оттёр щёки и ополоснул волосы, хорошенько промокнув их бумажной салфеткой, гладко зачесал на пробор. Начищенный, словно новенький пятак, вышел из уборной…
В антресолях оказалось четыре стола. Андреич выбрал тот, что ближе к окну, у стены, с которой глядела на Гришку грустными глазами огромная усатая голова.
И кому токмо пришло на ум стену разукрасить парой усатых мужиков? А может, это и не мужики вовсе, а наследники царской фамилии? Кто их разберёт в этом двадцать первом веке? Вон у них бабы в подштанниках повсюду расхаживают.
– А энто что за баре в эполетах? – вслух полюбопытствовал Гришка.
– Участники музыкальной группы «Битлз», – пояснил Андреич.
Гришка стукнул себя по лбу.
А! Так энто афишка, а усатые энти здесь представления дают…
Гришкины размышления прервал патлатый парень. Он подал два огромных пирога, больше похожих на пышные блины, с выложенной поверх снедью. Аромат от них тянулся чудеснейший. Пахло берёзовым дымком, козьим молоком и жарёхой из белых грибов.
Гришка сглотнул, но торопиться не стал, мысленно прочёл молитву перед вкушением пищи, а заодно присмотрелся, чтобы опять какую-нибудь глупость не сморозить. Гимназистка взяла нож с вилкой. Манерно подцепила душистый лоскуток и прилежно принялась его пилить.
Тьфу-ты ну-ты!
Иван Андреич оторвал податливый шмат руками и откусил.
А вот энто по-нашенски!
Гришка улыбнулся и сделал так же:
– А чего ерихониться? Чай, не купеческая дочка!
Пицца растекалась во рту солоноватым вкусом, от которого на душе у Гришки зачирикали воробышки.
– Вкуснятина, первейшая! Ничего подобного я раньше не едал!
– Ну, путешественники, какие планы на будущее? – спросил Андреич и макнул недоеденную краюшку в жёлтую, похожую на горчицу кашицу.
Галя растерянно посмотрела на Гришку.
– Иван Андреич всё знает, я рассказал. Он человек надёжный, не подведёт. – Гришка подмигнул гимназистке и окунул краешек пиццы в горчицу.
– Нам бы отыскать старушку и вернуться домой. Маменька, поди, уж хватилась, – обратилась к Андреичу Галя.
Рот у неё был не занят, видно, распилить ножом кусок пиццы оказалось делом не лёгким.
– А место, где вы оказались сразу после перемещения, запомнили? Мне показать сможете? – оживился Андреич.
– Вом там! – не дожевав, пробубнил Гришка и ткнул пальцем в окно. – Отсюдова видать, на той стороне улицы, подле нарядного зелёного здания. Там ещё «Губернская аптека».
– Ничего себе, в самом центре города! – радостно воскликнул Иван Андреевич. – Значит, так, деятели, пока у меня поживёте. Мои всё равно в Питере, вернутся че- рез три дня. Глядишь, и старушку вашу разыщем. А может, и без неё обойдёмся…
– То есть как без неё? – уточнил Гришка и махом проглотил полбутылки компота.
– Поживём – увидим! – сказал Андреич и отхлебнул кофе из чашки.
Галя с надеждой посмотрела на спасителя. Гришка прихватил с тарелки последний, совсем остывший кусок пиццы:
– И вправду говорят… Бог не Тимошка – видит немножко! Коли одну тропинку обрывает, другую завсегда в сторонке прокладывает…
Глава 3
Чуйка
За обедом гимназистка трещала без умолку.
Всё равно что галка!
Гришке слова вставить не давала. Вопросы из неё сыпались, что просо из дырявого мешка. А пока Галя умничала, Гришка уплетал лакомство и мотал на ус.
Оживлённую беседу прервал странный жужжащий звук. Иван Андреич вынул из кармана штанов какую-то странную вещицу. Гришка присмотрелся и ахнул. Гладкая, похожая на портсигар дощечка позвякивала, как дверной колокольчик, и вдруг засветилась. На ней проступил чей-то лик…
Чудеса, да и токмо!
Андреич ткнул пальцем в дощечку и приложил её к уху.
Она к тому же разговаривает!
Из дощечки доносилось какое-то бормотание, но слов было не разобрать. А вот Андреич разбирал и даже отвечал кому-то:
– Понял, понял… Максимыч, ты не суетись! Сейчас подъеду, и разберёмся…
Не успел Андреич спрятать вещицу обратно в карман, как Гришка с Галей дружно вскрикнули:
– Что за Максимыч такой?
Иван Андреич засмеялся:
– Не Максимыч это, а смартфон! Телефон, только очень маленький. А Максимыч – это мой друг, я с ним по телефону разговаривал.
– А, телефон! У нас такие в кажном полицейском участке. Один раз Петрович мне даже послушать дал. Ничего особенного, трещит что-то в трубке и Митрич благим матом ругается…
– У нас дома тоже телефонный аппарат есть, – обрадовалась гимназистка, – большой, с трубкой и проводами! А ваш совсем без проводов?
– Без них…
– А как же тогда разговор передаётся? – не унималась Галя.
– По воздуху, сквозь пространство. Если я громко крикну, ты же меня услышишь, даже на соседней улице. Так можно передавать и другие сигналы. Провода – прошлый век. Настало время беспроводных цифровых систем.
Гришка с Галей снова переглянулись.
– Ну, деятели, доедайте пиццу. Мне на работу ехать пора! – Андреич вытер руки салфеткой и поднялся с места…
Спустя четверть часа они подкатили к розовому зданию в три этажа всё на том же проспекте Ленина. Андреич выскочил из машины и велел выгружаться.
Через парадное крыльцо они вошли внутрь, поднялись на третий этаж и, петляя по длинным коридорам, добрались до двери с мудрёной надписью «Лаборатория математической физики». Андреич распахнул перед гостями дверь. Гришка, озираясь, вошёл.
Энто что ещё за лабалатория?
Комнатка оказалась небольшой, с тремя огромными столами, заваленными кипами бумаг. На стене красовалась карта, вся в цветных булавках и чёрных крестиках. Рядом с ней висела картина, изображающая что-то походящее на клубок грубых ниток или толстой спутанной пряжи. За самым большим столом, у окна, сидел гладко выбритый темноволосый мужичок с цепкими карими глазками, тыкал пальцами в кнопочки с буквами и глядел в светящийся экран. Посреди его жёсткой, как у ежа, шевелюры красовалось неровное седое пятно.
Хм, Меченый! Словно кто сметану на голову пролил…
Заметив гостей, мужичок вёртко выскочил из-за стола и, расплывшись в сахарной улыбке, раскланялся.
– Знакомьтесь, мой коллега и товарищ, Альберт Максимович Змеев! Наш маг и волшебник, – Андреич кивнул на мужичка, – может решить любой вопрос и протолкнуть самую безнадёжную идею.
Змеев показался Гришке щуплым. Да и ростом был не велик. Рядом с долговязым Андреичем смотрелся коротышкой.
– Да ладно тебе, Иван. У тебя безнадёжных идей не бывает! – проворковал Змеев и обхватил Гришкину руку.
– Григорий Сковорода, – сухо ответил Гришка и сжал лягушачью ладонь Змеева крепко, по-мужски.
– А малой-то силён, – тот отдёрнул руку, натянуто рассмеялся и повернулся к Гале. – Добрый день, красавица! Конфет хотите, шоколадных?
Галя вежливо улыбнулась:
– Здравствуйте, благодарю, я не голодна.
Иван Андреич представил Змееву гимназистку:
– Галина Николаевна… Гости мои, не поверишь, из девятнадцатого века! На проспекте Ленина нашёл, сами под колёса бросились.
– Да ладно? – глаза Змеева округлились. – Разыгрываешь?
– Зуб даю! – взор Андреича заиграл тёплыми лучиками. – Умудрились в будущее прорваться. Представляешь?
– Координаты уже вычислил? – голос Змеева зазвенел.
Жужжит, словно точильня! – поморщился Гришка.
– Успеем ещё! – доверчиво улыбнулся Андреич.
Змеев зыркнул на Андреича мышиными глазками:
– Ладно, об этом чуть позже, мне на доклад пора. Начальство в гневе, сроки по гранту горят, а отчёт до сих пор не сдан, так что давай уже свою статистику…
Андреич усадил гостей за свободный стол, сам уселся за соседний. Отодвинул голубую кружку с остывшим недопитым чаем, вынул из-под кипы бумаг какую-то плоскую штуку и откинул крышку.
Гришка не сводил с него взгляда.
То ли книжица, то ли журналец? А клавиши как у гармóники, токмо квадратные и снова с буковками.
Андреич прошёлся по ним пару раз и уставился в экран.
Гришка притих и постарался не мешать. Уж очень ему хотелось, чтобы Меченый скорее получил то, что ему нужно, и ушёл.
Вона как навис над Андреичем, будто тяжёлая туча… Подозрительная личность! Петрович бы сказал – неблагонадёжная.
Наконец из большой серой коробки, которую Андреич обозвал принтером, выскочило несколько листочков. Змеев вынул их из лотка и юркнул за дверь.
– Экой подхалим! – сказал Гришка вполголоса и почесал похолодевший загривок. – У меня от него аж зубы свело.
Андреич приподнял кустистые брови:
– Просто он сердитый сегодня, начальство из-за меня его пропесочило.
– Мне он тоже не больно-то понравился, – поддакнула гимназистка, – приторный, как леденец. И глаза такие колючие… Может, не надо было ему про нас сказывать?
– Ну что вы навалились на порядочного человека? Максимыч надёжен, как швейцарский банк, мы с ним много лет работаем! Ну да не о нём речь. Я вам вот что хотел показать… – Андреич подозвал гостей и опять прошёлся пальцами по кнопочкам. На экране появился клубок, точь-в-точь как на картине.
– Это у вас машинка самопишущая? – полюбопытствовала гимназистка.
Андреич кивнул:
– Типа того, компьютер называется. Тот большой, стационарный. А вот этот – маленький и переносной – тоже компьютер, ноутбук по-нашему. С их помощью можно текст напечатать, как на самопишущей машинке, но не только… Компьютер умеет запоминать любую информацию, решать самые трудные задачи, воспроизводить музыку и даже отвечать на вопросы. Почти как человек, разве что стихов не сочиняет. Хотя, наверное, и это уже умеет. Искусственный интеллект, в общем. Вот смотрите! – Андреич положил ладонь на мышку. – Я вожу мышкой, а на экране двигается стрелка. С её помощью я нахожу нужную мне точку и…
Пока Гришка следил, как Андреич управляется с похожей на зачерствевший пирожок штучкой, и соображал, что за «искусственный интеллект», по экрану побежали дорожки из цифр. Вслед за ними появилось крутящееся колёсико и открылась испещрённая буквами и цифрами карта.
– Что это? – вскрикнули Гришка с гимназисткой в один голос.
Андреич загадочно улыбнулся:
– Как вы представляете себе время? Настоящее, прошлое, будущее? На что оно может быть похоже?
Гришка пожал плечами. Галя задумалась. Андреич положил перед ними карандаши и пару листов бумаги:
– Попробуйте его нарисовать!
Что за придумки такие? Рисовать время! Его ж не разглядишь… – Гришка хотел было возмутиться, но Галя уже вовсю что-то чи́ркала. Пришлось и Гришке поднапрячься…
– Мы, конечно, университетов не заканчивали, но тоже кой-чего могём! – Гришка даже плечи расправил. – Как-никак в черчении я был лучшим по училищу.
Он начертил что-то похожее на изгибающуюся змею.
Вверх – это мой спорый[5] год, а вниз – год пропащий.
Присмотрелся и решил, что где-то должен быть и он сам. И изобразил себя прямо посередине змеи.
Что-то я у себя получился не ахти какой: башка картошкой, а снизу огурец с палками. Но зато ботинки какие!
Галя заглянула в Гришкин листок и пририсовала картошке улыбку. У себя же начертила стрелу. В серединку поставила жирный кружок.
Гришка сунул нос в её рисунок.
Над кружком буква «Нашъ» – то бишь «настоящее», над острым наконечником «Буки» – то бишь «будущее», а в хвосте гимназистка прилепила «Покой» [6]– «прошлое», значитца.
– Отлично! – обрадовался Андреич. – Что и требовалось доказать. Галя представляет время как прямую, а ты Григорий, как изогнутую линию. И оба вы не можете представить его без самих себя. Кружочек и жизнерадостный человечек тому доказательство. С научной точки зрения, Григорий гораздо ближе к истине. Время – величина нелинейная. Она может извиваться, менять направление, растягиваться и сжиматься…
– Как энто? – рассмеялся Гришка. – Время? Оно же для всех одинаковое! А ежели сжимать его да разжимать – так и к обедне народ не соберёшь. Один придёт спозаранку, а другой на закате!
– Верно говоришь, Григорий. Для всех, находящихся в одной точке, время протекает одинаково. Но если поместить одни часы на вершине горы, а другие, точно такие же, оставить у её подножья, они покажут разное время. Этот эффект называется замедлением времени. Чем ближе к земле, тем медленнее течёт время. Всё потому, что время – штука эластичная! – Андреич кивнул на висящий в углу портрет патлатого мужичка с высунутым языком. – Это ещё Эйнштейн доказал!
У Андреича даже щёки запылали. Гришка подумал: уж не тронулся ли Андреич умом? В точности как этот патлатый Эйнштейн.
Но Андреич не угомонился, достал из ящика стола моток тонкой медной проволоки:
– Смотрите, если представить время в виде этого клубка, то получится нечто похожее на измерение времени. Мы находимся внутри, словно в тоннеле. И видим только то, что доступно нам.
Андреич свернул Гришкин лист со змеёй в трубочку и глянул сквозь неё на гостей:
– Если посмотреть вперёд – перед нами предстанет будущее, но стоит обернуться назад – мы увидим прошлое…
– Но ведь будущее нельзя увидеть! – очень кстати перебила Андреича гимназистка.
– Правильно, Галя! Нельзя увидеть будущее, находясь внутри. Но если выбраться из тоннеля и посмотреть на время со стороны, мы не обнаружим ни прошлого, ни будущего. Всё потому, что эти категории относительны и зависят от точки, в которой находится наблюдатель. – Андреич ткнул пальцем в Галин рисунок. – Смотрите, если перемещать на стреле эту точку, отрезки будущего и прошлого будут изменяться. А настоящее каждый раз будет там, где находится мой палец…
Андреич смял рисунки:
– Предположим, что время может сжиматься вот в такой комок. И на этом комке очень много точек, в которых ваши изображения соприкасаются и между ними оказывается лишь тонкий слой бумаги. Так же, как проволочная нить в этом мотке. Эта точка соприкосновения и есть временной портал – тот самый тоннель, в котором пространство и время сжимаются, позволяя переместиться хоть в прошлое, хоть в будущее. Только увидеть глазами эту точку мы не можем. Но зато можем её вычислить!
– Как это – вычислить? – удивился Гришка. Чем больше он слушал Андреича, тем сильнее туман застилал его глаза.
– При помощи компьютера. Машина определит место и даже время открытия портала.
Галя обрадовалась:
– Значит, компьютер может отыскать портал в наше время?
– Если нам повезёт и он всё ещё существует! Дело в том, что время – величина непостоянная. И точки пересечения периодически меняются. Смотрите, пока мы разговариваем, бумажный комок распрямился и изменил свою форму. Одни порталы исчезли, другие появились. – Андреич потёр ладонью небритый подбородок. – Иногда по одному и тому же порталу можно пройти туда и назад. А в каком-то случае придётся искать новый… Однажды у меня получилось рассчитать точку перемещения в прошлое и даже побывать там. Но вот вернуться назад оказалось немного сложнее. Программа рассчитала точку возврата с небольшой погрешностью. И я очутился не совсем там, где хотел. Пока мне не удалось выяснить причину такого сбоя. А вот в будущее заглянуть у меня и вовсе не получилось… Честно говоря, до вашего появления я сомневался, что это возможно. Да и программа отказывалась вычислять координаты…
– Координаты? – перебила Андреича Галя.
– Да… числа, указывающие точку на карте… Но как раз сегодня программа отыскала нужное мне место. Я пока не проверил, но уверен, что в ближайшие дни мне всё же удастся переместиться лет на пятьдесят вперёд. И я всё-таки докажу, что мы можем определять наше будущее…
– Эк вы хватанули-то! И кто же, по-вашему, может определить энто самое будущее? Я или вы? Хм, а может, и вовсе Галина Николавна? – выпалил Гришка и разгорячился не на шутку, ему даже дышать тяжело стало.
– И ты, и я, и Галя! Но на первых порах – скорее всего, учёные.
– Какие ещё учёные? – переспросил Гришка.
Андреич растерянно пожал плечами:
– Физики и математики.
– Хм, хвизики, математики! А как же Бог? Он тут ни при чём, по-вашему?
– Ну почему же ни при чём? – Андреич тоже встал из-за стола и положил ладонь на Гришкино плечо…
Тот вывернулся и подошёл к распахнутому настежь окну:
– Дед меня как учил: «Ты, Гриша, в ответе перед Богом за каждое своё дело! Так что живи вприглядку. Будешь плох – не подаст и Бог». А дед у меня жизнью был учёный, похлеще ваших хвизиков! И в крепостных побывал, и под ружьём царю-батюшке послужил. Так что Бог определяет будущее, а не энти ваши учёные!
В голове у Гришки загудело.
– Гриша, всё верно говорил твой дед! И я сына тому же учу. Жить нужно по совести и помнить, что каждый твой поступок определяет завтрашний день…
– Получается, будущее всё-таки можно изменить? – спросила Галя.
– Конечно! Даже самый, казалось бы, незначительный поступок может перевернуть будущее. По крайней мере, теория такая существует. С красивым названием – «эффект бабочки»[7], – вдруг заявил Андреич.
– Вот те раз! – Гришка стукнул кулаком по подоконнику. – Что-то я совсем запутался с вашими аффектами и бабочками… Вы мне лучше напрямки скажите: могу ли я, Григорий Сковорода, вот так вот взять и переменить энто ваше будущее?
– Все мы можем… теоретически… Например, возьмём эту кружку. Если ты случайно её разобьёшь, то она отправится в мусорный бак, а через тысячу лет археологи откопают её черепки, изучат состав и сделают какое-нибудь научное открытие…
– Еретически получается: я сам выбираю, бить или не бить? – у Гришки даже шею заломило. – То бишь я сам определяю будущее?
Андреич рассмеялся:
– Будущее кружки – да!
От его смеха гул в Гришкиной голове превратился в кузнечный молот и бабахнул так, что в глазах заискрило.
– Да ну её, энту кружку! – Гришка принялся расхаживать из угла в угол. – Тогда кто ж, по-вашему, определяет моё будущее?
Андреич снова сел за стол:
– Гриша, не горячись. Иногда даже самые важные вопросы не имеют ответов…
– Иван Андреич, а вы в Бога веруете? – осторожно поинтересовалась Галя.
– А как же? – Андреич улыбнулся и уступчиво моргнул. – Куда же без него…
Гришка повертел головой влево, вправо. Шея звонко хрустнула, в глазах у него прояснило. Даже слышно стало, как тикают висящие на стене ходики с блестящими стрелками.
Гришка снова сел:
– Так бы сразу и сказали… Токмо Господь наш наперёд знает, что и кому уготовано. Он и определяет наше будущее, а мы лишь исполняем Господню волю.
Андреич вздохнул:
– Ну так что, деятели? Ещё о высоких материях побеседуем или всё-таки портал искать будем?
– Будем! – выдохнул Гришка и понял, что вконец уморился.
Галя встала между Гришкой и Андреичем и, уткнувшись в компьютер, замерла в ожидании.
– Для начала отыщем точку вашего перемещения. Григорий, покажи-ка мне это место на карте…
– Там ещё водомёт был и скамейки… – Гришка отыскал нужный перекрёсток и во все глаза следил, что да как делает Андреич… Тот навёл на указанную точку стрелочку, щёлкнул мышкой. На экране появилась фотография Губернской аптеки.
– Вот он… Но портал уже закрыт. Чтобы вернуться, нужно будет рассчитать точку возврата. Обычно она смещена и находится в другом месте. Используем эти координаты как исходные… – пальцы Андреича застучали по клавиатуре.
Через минуту на экране появилась новая карта с несколькими красными кружочками. Гришка принялся разглядывать мелькавшие возле кружочков цифры.
– В какой день вам нужно вернуться? – спросил Андреич.
Гришка с Галей ответили в один голос:
– Четвёртое сентября одна тысяча восемьсот девяносто шестого.
– Угу, сейчас… по старому стилю…
Вдруг дверь противно скрипнула, и в комнатке неожиданно появился Змеев. Гришка вздрогнул и неловким движением задел стоящую на краешке стола кружку. Кружка покачнулась, тяжело повалилась на бок и с треском шмякнулась об пол, разбрызгав по паркету остатки чая.
Галя взвизгнула и отскочила в сторону.
– Шишкин корень! – вскрикнул Андреич и вскочил. – Она всё-таки разбилась.
– Ваксу тебе в копыта… – прошептал Гришка и рухнул на стул.
Андреич с гимназисткой наперегонки бросились подбирать осколки. Змеев тоже не стоял без дела: заметив возле ноутбука небольшую лужицу, кинулся к столу и принялся стирать её носовым платком.
Гришка же сквозь туман наблюдал за этой суетой и лихорадочно ворочал мозгами.
Шишкин корень? Не может быть! Неужто и в самом де- ле тот самый «Шишкин корень»? Серёжин? Так вот почему его лицо показалось мне знакомым… Те же глаза, те же куче- рявые волосы, и даже нескладный такой же, токмо в очках и веснушек не хватает. Что же получается? Андреич – Серёжин отец?
Гришка припомнил лицо с фотокарточки, подаренной Серёже губернатором. Чем больше он смотрел на Андреича, тем больше узнавал в нём друга. И тем тяжелее становилось у Гришки на душе.
Серёжа говорил тогда, в кабинетах губернатора, что отец погиб. Точно! Что же именно он сказал? «Два года назад… несчастный случай… не нашли под завалом». Ошибки быть не может! Память меня ни разу не подводила… Два года назад? Сам Серёжа попал к нам из две тыщи девятнадцатого года. Так что же выходит? Трагичный случай в энтом, семнадцатом, приключился?
У Гришки даже живот скрутило.
Неужто… Но где и когда? Эх, если бы расспросил Серёжу обо всём, так нет же – сделикатничал!
Гришка вгляделся в лицо Андреича. В его глазах блестели задорные искорки.
Веселится, как ребёнок! А сколько ж ему осталось?
Гришке вдруг стало стыдно, что он на него злился…
Хороший мужик, душевный! И не орёт даже, ежели что не по его. И плёткой людей не стегает, вздыхает токмо.
Наконец разбитая кружка оказалась в ведре и все угомонились. Гимназистка больно ткнула Гришку локотком в бок:
– А ты чего барином расселся, наделал делов, а сам с места не двинешься?
Гришка промолчал.
– Ты что, дар речи потерял? – не отставала Галя.
– Ладно вам, подумаешь, кружка! – Андреич включил чайник и распахнул дверцу шкафа. – У меня таких кружек – целая куча.
Гришка насчитал пять точно таких же кружек, голу- бых с золотым ободком. Андреич достал четыре из них, поставил на подоконник, налил в них кипятку из чайника. Забросил в каждую по крошечному мешочку:
– Угощайтесь чайком, горяченький! – Сам снова уселся за стол и заглянул в ноутбук. – Так на чём мы остановились? Четвёртое сентября одна тысяча восемьсот девяносто шестого…
Гришка с Галей подошли к Андреичу, Змеев со скрипом подвинул стул и уселся рядом.
– Что-то я не вижу на карте такой даты… Ближай- ший портал только в тридцать первое августа того же года. Вот здесь, смотрите. Откроется завтра в десять часов тридцать три минуты. – Андреич стукнул указательным пальцем по мышке, на экране появился изрезанный дорожками зелёный склон…
Тридцать первое августа? Выходит, я снова вернусь в тот день, когда нас судьба свела с Серёжей? На колу мочало, начинай сначала! И снова мне в форточку с бандитами лезть? Так получается? А ежели переменится всё? И наши с Серёжей пути разминутся? И с училищем губернатор вопрос не наладит? Что тогда?
Вопросы эти пронеслись в Гришкиной голове со скоростью электрического вагона. Тпру! – пришпорил мысли он и рассудил трезво. – Коли я наперёд весь расклад знаю, неужто не управлюсь с лиходеями?
Уж найду способ губернатора от кражи уберечь и свою выгоду получить. Хоть бы и через Петровича… А с Андреичем что? Одного его бросить, без присмотру?
– Если портал невидимый, как мы отыщем его на этом склоне? – прервал Гришкины мысли голос гимназистки.
– Координаты довольно точные, но всё же поиск придётся начать заранее. Нам нужно обследовать этот участок. Обычно портал выглядит как какой-нибудь вход или лаз.
– Или как балкон с решётками, – усмехнулся Гришка, – но здесь я такого не наблюдаю.
Гимназистка захлопала в ладоши:
– Значит, завтра мы вернёмся домой?
– Попробуем! – весело подмигнул Андреич.
Гришка лишь плечами пожал…
Улыбаясь, Андреич рассказывал Змееву о завтрашнем мероприятии.
Гришка приметил, что Меченый слушает жадно, с кривой, деланой улыбкой. А глазки-то у него бегают из угла в угол, точно пойманные за воровским делом пронырливые мыши. В груди у Гришки ёкнуло. По спине пробежал нехороший холодок.
Вот оно! Чуйка проснулась.
Гришка прямо-таки загривком ощутил исходящую от Змеева угрозу. Захотелось ему встать между ним и Андреичем. Защитить того, кто слабее.
Неужто Меченый виноват в том, что должно случиться? Сказать Андреичу? Не поверит ведь! А мне перед Серёжей отвечай… Придётся самому присмотреть, от беды уберечь. Может, нарочно Бог так управил? Потому как без моей помощи Андреичу никак? Да вот токмо справлюсь ли? У них тут свои законы. И времени с гулькин нос, да и гимназистка под ногами всё время вертится…
– Гриша? – вдруг раздался у самого уха Галин голос. – Ты чего? Из-за кружки так огорчился?
Гришка помотал головой.
Сказать, что ли, энтой свербигузке?
Галя заглянула ему прямо в душу:
– Сам не свой… Заболел, что ли? Будто сказать что-то хочешь и не решаешься… – Она уж было собралась пощупать Гришкин лоб прохладной ладошкой, но тот перехватил её руку.
– Хочу… – отозвался он. – Но сейчас не время…
Глава 4
Изумрудный город
Спустя час троица отправилась к указанному ноутбуком склону. Андреич назвал его Лагерным садом и всю дорогу рассказывал Гришке с Галей сказки об этом месте.
Будто бы скалистые берега Лагерного сада – это остатки древнего вулкана, а дно здешней реки Томи – выходы раскалённой лавы. Тысячи лет назад волны Палеоазиатского океана омывали скалы доисторического континента Ангидриды, бывшего на этом самом месте…
Поначалу Гришка в эти басни не особо верил…
Вот отколь человеку знать, что было на земле за тысячи лет до него?
Но Андреич принялся спорить и доказывать. Рассказал, что в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году здесь откопали скелет мамонта, а вместе с ним и стоянку древнего человека. И даже определили хитрым способом возраст находок – около двадцати тысяч лет!
Пришлось Гришке на слово Андреичу поверить. Тем более тот хвастал, что кости мамонта может к осмотру предъявить…
Как добрались до места, Андреич оставил машину на обочине и по пешеходному переходу перевёл ребят через дорогу.
– Когда-то здесь размещались солдатские летние лагеря, – продолжил рассказ Андреич, – а при Петре Первом тут впервые обосновался батальон, конвоировавший пленённых под Полтавой шведов в здешний острóг.
Они прошлись вдоль пёстрой клумбы и очутились у крутых каменных ступеней. Ступени поднимались к пригорку. На нём высились две огромные статуи. Суровая немолодая женщина и крепкий парень в шинели и длинном плаще. Оба держались за ружьё, смотрящее штыком в небо. У их ног вился голубоватый огонь.
– Что энто? – спросил Гриша Андреича.
– Памятник боевой славы. Родина-мать вручает оружие сыну. В сороковых годах двадцатого века нашему народу пришлось пережить страшную войну. На этих гранитных стелах имена погибших за Родину томичей. В память о них здесь горит Вечный огонь…
– Войну? – насторожился Гришка.
Лицо Андреича потемнело, он поманил ребят к площадке, с которой открылся приятный глазу вид, проронил между делом:
– Я вам как-нибудь потом расскажу. Долгая это история… А сейчас нам на поиске нужно сосредоточиться.
Хоть Гришка и не понял, что к чему, но расспрашивать не стал. Слова Андреича всполошили самое нутро.
Шутка ли? Война.
И сгоряча он чуть было не проболтался, что Андреичу угрожает опасность. Гимназистка тоже вдруг притихла.
Гришка подошёл к краю площадки и оказался на краю высоченного, сбегающего к реке холма.
Совсем как в Нижнем. Токмо здешняя река поуже Волги…
Томь выгибалась дугой, тянулась вдаль змейкой. За ней лежала плоская, как стол, равнина, усыпанная крошечными, словно горошины, домишками. В небе над рекой кружили две огромные птицы, с треугольными, как у мотыля, крыльями. Одна – ярко-синяя, другая – красная с голубыми и белыми полосками.
– Глядите! – прокричал Гришка и ткнул пальцем в летающих чудовищ. – Какие огромные птицы.
Андреич приложил ладошку ко лбу, прищурился, глянул вдаль:
– Это не птицы, а дельтапланы! Простейшая конструкция, без мотора. Дельтовидные крылья позволяют ему планировать в воздушном потоке. А управляет дельтапланом человек. Видите, вон там, под крыльями? Он держится за подвеску и смещает центр тяжести в нужную сторону.
– Вот это да! – воскликнула гимназистка. – Красиво кружат.
– Смотрите, там ещё один! – Гришка указал пальцем вправо.
По верхушке склона бежал мужчина и держал на себе огромные разноцветные крылья. Вдруг он толкнулся, оторвался от земли и взмыл вверх. Его подхватил ветер.
У Гришки в грудках засвербело…
Вот бы и мне так!
Он посмотрел вниз. Ветер ударил в лицо, голову обнесло, смахнуло напрочь Гришкины выдумки.
– Нам туда! – Андреич заглянул в прихваченный с собой ноутбук и указал рукой на ступенчатый спуск.
Троица повернула вправо, долго петляла по изрезанному дорожками склону и наконец вышла к пустынному берегу.
– Вроде здесь… – Андреич снова поглядел в экран. – Только я почему-то входа не вижу!
Гришка оглядел склон. Но ничего особенного не приметил…
Травка, деревья – всё больше берёзы. Кое-где коряги торчат, булыжники валяются. Из примечательностей – юркнувшая промеж кустов белка.
Андреич предложил разделиться и хорошенько прочесать холм. Гришка пошёл вдоль реки. Прихрамывающую гимназистку Андреич оставил наверху, сам спустился чуть ниже. Битый час бродили. Дорожки исчезли, склон стал приземистым, каменистым. Совсем близко шумела дорога.
Галина Николаевна притомилась и, заметив чуть ниже по склону крупный валун, спустилась к нему, чтобы присесть. Но вдруг окликнула Андреича и ткнула пальцем в заросли. Гришка подбежал к ней первым и заметил поросшую кустами дыру. Подоспел Андреич, они откатили в сторону булыжник, обломали ветки и увидели обустроенный битым кирпичом вход, с Гришку высотой.
Андреич достал фонарь, заглянул внутрь:
– На шахту похоже… Здесь железоделательный завод рудознатца Фёдора Еремеева в семнадцатом веке был. Пушки и пищали производили. Наверное, от них заброшенная шахта и осталась…
Андреич шагнул в темноту. Гришке точно в висок стукнули: «Не нашли под завалом!» Он ухватил Андреича за рукав и оттеснил в сторону:
– Лучше я сам! Ежели портал открылся, вам туды первым идти ни к чему.
– Верная мысль! – Андреич посторонился и пропустил Гришку вперёд. – Гриша, только ты не торопись. Я следом пойду и заодно посвечу. А Галя пусть снаружи останется, мало ли… Если ход ненадёжный, не форсируй. Завтра осмотрим, заодно и оборудование захватим…
Гришка нырнул в дыру, ощупал руками высокий свод, осмотрел подпорки.
Шахта давняя, но, кажись, сделана добротно.
Гришка постучал по кирпичам, достал из мешка перочинный нож, поковырял перекрытия. Подпорки крепкие, не гнилые…
– Ну, что там? – забеспокоился Андреич и придвинулся к Гришке вплотную.
Гришка прошёл ещё шагов десять, ощупал крепы, простучал стенки.
– Всё хорошо, свод надёжный, лаз широкий. Щебёнка не сыплется, земляная порода плотная.
Андреич протиснулся вперёд и вынул из кармана коробочку с вделанным в неё стеклянным полумесяцем.
Мудрёная! Навроде корабельного компаса, с буковками, циферками и стрелочками…
– Сейчас проверим! – Андреич покрутил колёсико, стрелочки забегали. – Есть! Чувствительность высокая, временны́е завихрения ощущаются. Здесь он, наш портал, скоро откроется.
Под землёй Гришке было беспокойно, дышалось тяжко, шею ломило. Он утешал себя тем, что беды́ не случится.
Ведь, когда Серёжа рассказывал про смерть отца, я был живёхонек. Значитца, покуда я рядом, и Андреичу беда не грозит.
Но внутри у Гришки что-то маетно бултыхалось, точно кусок масла в маслобойке.
Гришка продвинулся вперёд, дошёл до уходящего влево низкого хода. Андреич следовал за ним. Сквозь ход в шахту пробивался тусклый свет. Но они туда не полезли, больно узок. Да к тому ж без креп и кирпичом не обложен. Забрали правее. Кирпичная кладка исчезла, над головами навис пробитый в каменной породе тяжёлый свод. Парочка очутилась на тесной, расходящейся надвое площадке. Один вход по правую руку, второй чуть поодаль – посерёдке.
– Хм, развилка, – пробормотал Андреич, – и активность очень высокая. Похоже, мы нашли портал, но он пока закрыт…
Гришка поторопил Андреича, и они повернули обратно. Заметив вдалеке свет, Гришка ускорил шаг и поспешно выскочил из подземного хода.
На обратной дороге Андреич рассказал, что таких ходов в Томске – не сосчитать. Те, что в Лагерном саду, ведут к тому самому месту, где Гришка с Галей очутились, и прозываются они «Томским метро», то есть подземной дорогой. А под проспектом Ленина встречаются глубокие провалы, где и две тройки лошадей спокойно разъедутся. Но почему-то никто эти провалы не осматривает и не знает, откуда они взялись.
Гимназистка тут же вставила, что про томское метро её маменька в газете читала. И там писали, что на одной из главных улиц города под землю разом провалилась целая конка.
Выбравшись из Лагерного сада, троица вернулась к машине и поехала в город.
Остановились у живописной площади с набирающим силу садом. Повсюду цвели яблони и щедро посыпали траву лепестками. Где-то играла музыка. Андреич сказал, что эта площадь называется Ново-Соборной.
Но храмов Гришка не приметил и спросил у Андреича, откуда такое название. Оказалось, собор здесь всё же был, Троицкий кафедральный. В тысяча девятисотом году построили, а спустя тридцать лет – разобрали.
– Как так? – удивился Гришка. – Видать, строили не по совести?
– Строили основательно, да только после семнадцатого года прошлого века в нашей стране никому церкви не нужны стали, вот и посносили многие.
– Господи, помилуй! – воскликнули Гришка с Галей и перекрестились. – Как посносили?
– Вот так! – Андреич пожал плечами. – А теперь заново отстраивают.
– Ишь бесы, охолонулись-таки! – прошептал Гришка. – Такое будущее нужно немедля перевернуть, а всякий сор из дурных голов вытрясти и по ветру пустить, как энти яблоневые лепестки…
Андреич улыбнулся.
Гришка заметил в сторонке деревья с раскидистой широкой кроной, с толстым серо-бурым чешуйчатым стволом и голубоватой хвоей, торчащей из корявых веток длинными густыми пучками.
– А энто что за невидаль? У нас я этаких сосен не встречал! – Он подошёл к стволу, отколупнул от коры кусочек смолы и закинул в рот. Она показалась Гришке сладковатой и на удивление душистой.
– Кедровая сосна, в народе – сибирский кедр. На самом деле дерево это не относится к кедровым. Настоящие кедры в тёплых краях водятся. А наш сибирский – из рода сосновых, и, в отличие от ливанского или гималайского кедра, шишки у него съедобные. Растёт он по всей Западной Сибири. И всё благодаря небольшой лесной птице – кедрóвке. У нас в Игуменском парке даже памятник ей поставили.
– Ух ты! – Гришка разглядел сидящие в хвое молочные шишки. – До чего ж я охоч до кедрового ореха… Жаль, не дозрел ещё…
– Кедровка? – снова спросила Галя.
– По-другому – орéховка. Из-за необычного окраса японцы прозвали эту птицу «звёздным вороном». На её перьях множество светлых пятнышек, напоминающих звёзды. А ореховка – потому, что на шее у неё есть мешочек, в который за раз около сотни орешков помещается. Кедровка переносит орешки в мешочке и прячет их в кладовки, а зимой часто не находит под снегом, вот они и прорастают. Потому и не выводятся в Сибири кедрачи. Самое удивительное, что кедровка умеет безошибочно определять, какой орешек полый, а какой нет. А вот с белками эта птица не дружит. И при случае даже может напасть на некрупную белку.
– Занятно! Дед мой частенько кедровую древесину нахваливал, сказывал, что работается с ней споро, потому как податливая, да не ломкая. А уж какие оклады для икон из неё выходят!
– Так и есть, Гриша… – Андреич согласно кивнул. – Я сам кедрач люблю. В посуде из него долго не киснет молоко, а в таком шкафу никогда не заводится моль. Из кедра, пропитанного льняным маслом, получаются удивительные по красоте звучания скрипки! В лесу под кедровой сосной хорошо отдыхать – рядом с ней нет клещей и комаров. И к тому же наш кедр не боится трескучих морозов. Потому сибирские шамáны и считали кедровую сосну священным деревом, верили в его волшебную силу. Даже ритуальные пóсохи украшали веткой кедра.
– Шаманы? – поинтересовался Гришка.
– Угу, их когда-то в наших краях много было. Шаман – это человек, способный в состоянии транса общаться с духами и излечивать болезни.
– Лечить – энто, конечно, хорошо! Но вот всякое суемудрие я не больно-то уважаю… – сухо ответил Гришка.
Они свернули направо и немного покружили по площади, осмотрели памятник святой Татьяне…
Тьфу-ты ну-ты, прости, Господи! – Гришка сердито сплюнул. – Святая с непокрытой головой и, стыдно сказать, в тесной исподней рубахе…
Поглазели на большой музыкальный фонтан. Андреич предложил сделать селфи. Гришка всё никак сообразить не мог, как в такой маленький экран три больших головы влезли. И молча рассуждал.
Как же с энтого снимка фотокарточка выйдет, ежели фотографическую пластину вставить некуда? Да и водомёт не влезет, как пить дать… Но раз Андреич пообещал, значитца сделает фотокарточки… Ишь до чего у них тут всё просто да гладко. Фотографический аппарат за собой таскать не надо. Раз-два, и нащёлкал карточек телефоном, как орешков кедровых!
Орешков, кстати, тоже отведали – у одной старушки прямо в парке купили.
– Ух ты, калёные! А щёлкать их – цельная наука. – Гришка не сразу научился поперёк орешка скорлупу зубами раскалывать. – Зато у тебя, Андреич, знатно выходит, кажное ядрышко цельным остаётся!
А потом Галя попросила Андреича показать Университет семинаристов. И Андреич согласился.
– Тоже мне невидаль! – возмутился Гришка.
– Его, между прочим, во всей России хвалят! – огрызнулась гимназистка. – И мой кузен нынче туда прошение подавал, а ему в приёме отказали вследствие полноты комплекта. А всё потому, что до Томска на будущий год откроют удобное железнодорожное сообщение, а ещё обещают запустить юридический факультет.
Гришка насилу сдержался и спорить не стал.
Точно интересно кому про этакую скуку слушать… Про железную дорогу я и без того знал, у нас на ярманке про то болтали. А ихние хвакультеты меня не особо интересуют, потому как туды таким, как я, путь заказан. Лучше бы про ремесленное училище расспросила.
Но Андреич отчего-то с интересом слушал и отвечал Гале. Гришка поскучнел и вовсю пялился на прохожих. Особо занятно ему было гимназисток в коротких платьицах и белых фартучках разглядывать. Те были повсюду и всё время зыркали в Гришкину сторону, хихикали…
Как вошли в Университетскую рощу, Гришка долго ворчал, а потом принялся услышанное на ум мотать.
К созданию университета приложили руки три Александра-императора! Учредил, то есть дал согласие на строительство, Александр I в тысяча восемьсот третьем году. При Александре II первый камень заложили. А уж при Миротворце – Александре III в одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом открыли. Николай II, будучи ещё цесаревичем, стал первым почётным членом Императорского Сибирского университета, ему даже диплом выдали.
Это всё гимназистка расспросила.
До чего же любопытная! Как здешние белки! Прыткие да вёрткие, серо-коричневой масти. По роще скачут, по ветру носами водят, и не боязно им с человеческих рук орешки таскать…
– А ремесленные училища у вас тут имеются? – спросил Гришка.
Мало ли… авось пригодится!
– И такие есть! – Андреич почему-то засмеялся. – Первое ещё в ваше время открыли, а теперь из него целый университет вырос, Томский политехнический…
– А чего ж смешного? Понастроили тут заведениев, сплошь баре обучаются, головами кумекают, а руками ничего, окромя ложки, не подымали… Науки вон ваши развивают, а про Бога забывают! Руками надобно трудиться. Как говаривал мой дед, мозолистый труд… он того… умудряет.
Андреич рассмеялся:
– Умудрённый ты наш! Верно говоришь. Да вот только прежде чем руками что-то творить, неплохо бы и головой поработать. К тому же в наши университеты любой поступить может. И бедный, и богатый. Государство обучение оплачивает. И сословий у нас давно нет. Все равны, было бы желание…
– Как нет сословий? – вскрикнули Гришка с гимназисткой.
– Вот так!
– Энто вы дельно придумали! – У Гришки даже макушка зачесалась. – Получается, и я в вашем университете обучаться могу?
– Получается так… Но сначала школу закончить надо.
– Школу? – переспросила Галя.
– У нас так гимназии называют. В них все дети без исключения совершенно бесплатно одиннадцать лет учатся.
– Ух, ты! Цельных одиннадцать? – Гришка даже по бокам себя прихлопнул. – А бесплатный обед в энтих ваших школах положен?
– Только для детей из малообеспеченных семей…
Гришка присвистнул:
– По справедливости!
– А кто же за всё это платит? – перебила его гимназистка.
– Государство. Частные школы у нас тоже есть, но таких единицы.
– Эдак и я бы поучился уму-разуму! – Гришка чуть было на столб фонарный не наскочил. Представил, как входит в этот белоснежный с высокими колоннами дворец, подымается по мраморным ступеням, получает почётный императорский диплом…
– На самом деле у нас тоже давным-давно всем сословиям разрешили учебные заведения посещать. Теперь в этом вопросе полное равноправие! – Галя даже ножкой притопнула.
– Ха, разрешили они, – встрепенулся Гришка, – сказывают, у вас по одному предмету содержание[8] до сорока пяти рублей в год!
– Для бедных, но для одарённых природою у нас, между прочим, именная стипендия в пятьсот рублей положена. И таких ни много ни мало – тридцать пять девиц. На полном иждивении. Общество вспомоществования нуждающимся за них одежду, обувь, обучение, проживание и даже завтраки оплачивает. Уважаемые всеми купцы-меценаты, почётные граждане и чиновники тоже помогают…
– Слыхали, как же, про энто ваше равноправие! В ваших гимназиях крестьянских и мещанских детей с купеческими да дворянскими по разным углам рассаживают. Чтобы на чистеньких да умытеньких барчуков вошки, не приведи Господь, не перепрыгнули. Одни пустой чай весь день попивают, а ежели шибко повезёт – молочка нальют. А другие французские булки с солониной, сыром да маслом уплетают, икорки доверху подкладывают. Вона, у нас в ремесленном плата двадцать целкóвых[9] в год, и энто для приходящих! Отколь у простого человека такие деньжищи-то? А ежели полупансионером захочешь сделаться – все шестьдесят пять выложи. Тут тебе и обед, и вечерний чай, и все учебные матерьялы… Ежели в пансионеры податься, то и вовсе – сто пятьдесят. И не кажному, как мне, повезёт степень… стипен…диатом сделаться. Деньги вперёд! Не дай Бог, до конца полугодия не проучишься, так с тебя ещё за форму сдерут! А ежели провинность какая? На-ка, получи розгами по спине. Барчука, поди ж, не тронут, накладно… Легче среди бедноты виноватого отыскать…
Галя опустила глаза в землю.
– То-то ж – правда глаза колет!
– Ну чего вы?! – Андреич примирительно замахал руками и остановился у своей машины. – Молодёжь, давайте отложим классовые споры на некоторое время и заключим перемирие.
Дальше шли молча, поглядывали по сторонам. Дошли до городского парка. Андреич предложил заглянуть туда ненадолго.
Вот и заглянули. Гришка забыл про всё на свете, а на обратной дороге прокручивал в памяти каждый миг…
Как ели мороженое – не шербет и не фруктовый лёд, а первейшее сливочное лакомство в хрустящем блинном кулёчке! Кидались крошечными железными стрелами в разноцветные воздушные пузыри и кружились на самокатах[10], по-здешнему – каруселях. А потом забрались на громадное, до самого неба, колесо и засели в стеклянный вагончик. Оттуда весь город будто на ладошке…
Гимназисточка всё норовила в открытый вагончик занырнуть, но Гришка не решился – полёт на шаре ему крепко в душу запал. А со стеклянными стенками ему как-то спокойнее показалось. Особенно Гришке приглянулись луковки церковных куполов, весело сверкающие на солнышке. Но толком их разглядеть он не успел… Галя со скамьи на скамью скакала и так раскачала вагончик, что Гришку замутило. Чтобы вернуть ему бодрость духа, Андреич высадил всех на землю и принялся отпаивать Гришку газировкой.
Ох и чернющая же энта шипучка! Язык колет и щиплет горло!
Гришка жмурился и причмокивал от удовольствия, а потом мысленно смаковал несуразное аглицкое название – «Пепси». До тех самых пор смаковал, пока Андреич не усадил их с Галей в крошечные машинки, совсем ребячьи, с резиновыми боками.
Покуда Андреич покупал билеты, Гришка придирчиво рассматривал торчащие из экипажей железные прутья, которые зачем-то упирались в решётчатый потолок. После шустро нырнул в загородку, выбрал себе новенький ярко-синий экипажик и насилу в него втиснулся. Ухватившись за рулевое колесо, отыскал под ногами рычаг, оглянулся, а гимназистка на красной таратайке уже вовсю мчится по кругу. Гришка поднажал и тронулся…
Разогнался не шибко, зато никого не задел! Хм, а свербигузка тычется во всё подряд, точно слепой котёнок! Вот смеху-то…
Из парка все вышли резвые, раскрасневшиеся. Вернулись к машине, неторопливо покатили по пёстрым улочкам. Гришка огляделся.
Кругом стояли каменные дома – высокие и не очень. Кое-где проскакивали чудны́е деревянные домики с нарядными резными наличниками. На ближайшем перекрёстке Гришка углядел богатый сине-зелёный терем в два этажа. Деревянный, с каменным основанием…
– Какой красивый! – восхитилась Галя.
– А кружева какие! Точно дед мой постарался! – выдохнул Гришка.
Андреич притормозил, позволил гостям выйти и вдоволь налюбоваться нарядным домом.
Гришка удивился задумке местных мастеров.
Окна они оставили без ставен и наличников, но зато прикрыли треугольными резными козырьками. Свесы подбили узорчатыми подзóрами[11]. А уж с крышей постарались в полную силу: разукрасили огранёнными сахарными головками да ажурных маковок добавили. Под кровлю пустили белые кружевные причéлины[12].
– Это особняк архитектора Хомича. Его ещё Изумрудным зáмком называют… Говорят, именно он вдохновил известного русского писателя Александра Волкова на создание сказки про Изумрудный город, о добром волшебнике Гудвине, хранящем ключи от всех знаний, – объяснил Андреич.
– С зáмком понятно, а город почему изумрудный? – удивилась Галя.
– Юный Волков приехал к нам учиться и сразу влюбился в украшенный резными теремами Томск. Он утопал в зелени деревьев, да к тому же тогда все крыши и водостоки были покрыты изумрудной «ярь-медянкой»[13]. Вот и остался у него в памяти образ голубовато-зелёного города…
Гришка оглядел вырезанные на углу сруба цифры «1904» и выступающие над забором узорчатые подпорки. Кри́ны-ростки[14] больно знакомые, и колесо с восьмиконечным солнцем не раз виденное.
– Уж больно занятная у вас домовая резьба. – Гришка скрипнул незапертой калиткой и заглянул во двор. – Тонкая, прорезная… У нас в Нижнем – всё больше глухая, но и с прорезями встречается. Да токмо ваша тоньше и богаче будет. А вот узор знакомый. Дед меня такому учил и даже трафаретки свои оставил.
Андреич принялся рассказывать о том, из чего лучше такие кружева резать да какой инструмент понадобится. Гришка спросил его, откуда он всё это знает. Тот ответил скромно, мол, столярничает на досуге, а потом добавил:
– Наши деревянные кружева лучшие в России! А что узор схож, так есть этому объяснение. Говорят, в конце девятнадцатого века к созданию многих наших памятников приложили руку ваши арзамáсские мастера…
– Правду говорят, – сгоряча перебил Андреича Гришка, – арзамасские плотники-краснодеревщики на весь мир мастерством славятся! И дед мой когда-то у них науку перенимал.
– Видно, богатые люди здесь жили, раз такую красоту себе позволяли? – Галя нырнула в калитку и погладила резной узор.
– Верно, сразу после постройки этот дом оценили в пятьдесят тысяч рублей…
– Мать честная! – не сдержался Гришка. – Да за такие деньжищи цельную улицу отгрохать можно!
– Томск когда-то был очень богатым губернским городом, занимал первое место в империи по количеству золота на душу населения. Потому и позволяли себе жители подобную роскошь.
– Золота? – навострил уши Гришка.
– Да, в наших краях когда-то активно его добывали. Первый при́иск был основан Фёдором Поповым в 1828 году на реке Берикуль. Согласно легенде, секрет поиска золота Попову открыла дочь сибирского золотоискателя Егора Лесного – Вера. Фёдор Попов стремительно разбогател. В Томской губернии даже золотая лихорадка приключилась. Добывали ямным способом, частенько прямо под дёрном находили огромные самородки. До сих пор вся тайга ямами изрыта. Говорят, более двухсот пятидесяти тонн откопали, по-вашему – шестнадцать тысяч пудов…
– Шестнадцать тысяч? – Гришка задохнулся от волнения. – Быть такого не может!
– Двадцать лет шла добыча, улицы были разбиты колёсами гружённых золотом телег, а потом золотая жила стала понемногу иссякать. Конечно, новые прииски открывались и позже, но добыча была уже гораздо скромнее. Зато легенды о тайниках с сибирским золотом до сих пор в народе ходят!
– Тайники с золотом? – у Гришки даже в горле перехватило.
– Первый тайник – Александра Македонского[15], спрятанный лет за триста до Рождества Христова. Согласно легенде, он ходил в дальний поход через Сибирское царство. Пройдя от Самарканда до Ледовитого океана, Александр попал в Страну тьмы и переправился на острова, где царил золотой век. Там он нашёл врата рая, ведущие к источнику вечной молодости…
– Тьфу ты ересь какая! – возмутился Гришка.
– Может, и ересь, но легенда такая есть. И согласно ей, возвращаясь из похода, Александр Македонский спрятал в наших краях всё добытое им золото.
– Как интересно! – всплеснула руками гимназистка. – Александр Македонский, в Сибири?
– Историки, конечно, опровергают эту легенду. Но народ верит… Согласно другому мифу, задолго до Александра Македонского в томских подземельях спрятал свои несметные сокровища туранский царь Фраграссион. Северную крепость его царства называли Грасионой. Есть предположение, что этот город когда-то был столицей легендарной Третьей Руси – Артáнии.
– Третья Русь? Вы имеете в виду Áрту? Нам в гимназии про неё сказывали. Кажется, о ней упоминали древние арабские летописцы?
– Всё верно, Галя. Не раз средневековые восточные географы указывали на три крупные центра Руси: Куя́бу, Слáвию и Артáнию. Современные исследователи связывают Куябу с центром объединения восточных славян и Киевом, Славию – с новгородскими словенами. А вот местонахождение загадочной Артании, Арсании или Арты историки до сих пор не определили.
– Наш учитель истории говорил, что загадочная Арта находилась в арзамасских землях. И ещё про неё много всяких небылиц рассказывал. Про царя Ивана, к примеру. Будто было у него волшебное зеркало, через которое можно заглянуть в любой уголок земли, а ещё фонтан с живой водой и орлиный камень, умеющий человека невидимым сделать. Считалось, что жители Арты приручили драконов и могли перемещаться на их крыльях по небу. Но эти легенды так похожи на сказки, что я в них не поверила…
– Отчего ж не поверить? – вмешался в разговор Гришка. – Драконьи крылья мы наяву видали, а уж про всё остальное отколь нам знать наверняка? Давеча ты и в перемеще- ния наши не шибко-то верила. А теперича в двадцать первом веке на самокатах катаешься!
Гимназистка хмыкнула и вздёрнула курносый нос.
– Что ж, мне кажется, есть в Гришиных словах доля истины, – поддержал Андреич. – Иногда великие тайны имеют самое простое объяснение. Но и Галя отчасти права. Точное местонахождение Третьей Руси пока не установлено. Древние карты и описания исследователей зачастую неточные, потому что основаны на рассказах. Арабские географы, например, никогда не видели далёкой Арты и считали, что её жители убивали всякого чужеземца, приходящего в их землю. Будто бы артанцы сами спускались по воде, торговали чёрными соболями и булатной сталью. Но никогда ничего не сообщали о своих делах и товарах, не позволяли сопровождать их и входить в их страну. Так что всё это лишь теории и догадки!
Троица ещё немного покружила вокруг изумрудного терема и снова села в машину.
– Ну что ж, – хлопнул себя по коленкам Андреич, – а теперь предлагаю отправиться ко мне домой и устроить пир на весь мир…
Глава 5
Огненная бабочка
За разговорами Гришка не заметил, как пролетели узкую улочку и свернули к железным воротам. Андреич выскочил первым, отворил скрипучие створки. Гришка вышел из машины, нырнул в приветливую калитку с забавной табличкой «Не шуметь!» и тут же обомлел…
Посреди двора, благоухающего пышным цветником, красовался нарядный дом с узорчатой крышей и скромной парадной лестницей. Из-за него выглядывал ещё один, прямо-таки царский терем в два этажа! Утопая в молодой зелени, он сиял яично-жёлтыми боками, подбитыми белоснежным прорезным кружевом и глухой резьбой с цветочным рисунком. Усыпанную треугольными козырьками и остроконечными башенками брусничную крышу украшали сердитые птицы с загогулинами-хвостами. Выступающие с обеих сторон придóмки[16] покоились на затейливых опорах, приветливо поблёскивали намытыми, убранными в ажурные наличники окнами.
Сложив ладошки, Галя не сводила глаз с украшений на крыше:
– Какие жар-птицы!
– Да уж, сказочная резьба, тончайшего качества! – Гришка отошёл чуть в сторону, чтобы разглядеть узор.
Андреич загнал экипаж в закут на заднем дворе, показал гостям пристроенный там же стол с рубанком и ящики со столярным и резным инструментом, потом поднялся на крыльцо, достал из кармана связку ключей.
– А вот и наш дом с жар-птицами… Самый красивый в Томске! Построен в конце девятнадцатого века купцом Леонтием Желябо, к свадьбе дочери… А украсил его резьбой легендарный уральский краснодеревщик Степан Незговоров.
– Эх, видать, знатный был мастер! – восхитился Гришка и, глянув на копошившихся под кустом ребятишек, последовал за Андреичем к парадному входу. – А купец энтот Желябо кем вам приходился?
– Никем…
– То есть как энто никем? А как же тогда к вам во владение такая усадьба попала?
Андреич усмехнулся:
– Ну, во‐первых, я не единственный владелец дома, тут несколько квартир. А во‐вторых, это жильё мы совсем недавно купили. Уж очень дом моей супруге понравился …
Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в квартиру. Хоть Андреич был не купеческих кровей, но жил богато. Это Гришка сразу приметил.
На полу лежали ковры, на стенах висели картины, повсюду стояли полки с книгами.
У босяков отродясь такого не водится!
Трубное отопление, электрическое освещение и водопровод Гришку не особо удивили.
У себя в Кулибинском я и не такое видывал… А вот домашний синематограф, по-здешнему – телевизор, штука занятная! Взмахнёшь какой-то плоской штучкой, и на чёрном экране появляются люди. Они не просто ходят, а разговаривают и даже смеются во весь голос!
– Тьфу-ты ну-ты! А энто что за стыд такой? – воскликнул Гришка, увидев на экране чёрных, едва прикрытых убогой ветошью женщин. На их потных лицах полумесяцем выделялись слишком белые зубы.
Гришка с Галей поспешно отвели глаза в сторону.
– Это же Африка, а передача называется «Мир наизнанку»! – рассмеялся Андреич. – Если не нравится, можно переключить на другой канал… Вот этим пультом…
Вон оно как! Оказывается, и фильму можно не одну глядеть, а самые разные. Ткнул пимпочку – одно. Ещё раз ткнул – другое. – Гришка взял в руки пульт и ткнул куда пришлось…
На экране появилась гладко причёсанная говорящая тётка. За её спиной мелькали улицы и люди.
– А это новости, здесь вроде бы прилично, и что в мире интересного творится, всегда можно узнать, – объяснил Андреич.
– Как это? – удивилась Галина Николавна.
– Очень просто: всё о самых главных событиях расскажут и покажут.
– Энто что же получается? – вскрикнул Гришка и перемигнулся с гимназисткой. – У вас зеркало, как у царя Ивана?
– Получается, так! – улыбнулся Андреич. – Так что располагайтесь, а я пока ужином займусь.
Но новости гостям не приглянулись.
– Скука смертная про ихние правительства да законопроекты слушать, – Гришка потыкал пальцем в пульт. На экране появились яркие, сменяющие друг друга картинки. – Вот энто я понимаю! Навроде нашего волшебного фонаря[17]. Токмо гораздо занятнее. Тут все картинки разговаривают и даже песенки поют. Глаз не оторвать!
– Фиксики, – откликнулась Галя, – смотри, какие бойкие! В электрических машинах живут и всяких устройствах.
– Гляди-гляди, какие забавные штуки вытворяют! А как умно разъясняют, что да как в ихнем двадцать первом веке устроено… Особливо про эту лохань для стирки…
Гимназистка тоже засмотрелась. Даже рот разинула. А Гришка поглядел-поглядел да отправился к Андреичу – кухарничать.
Помочь надобно, не задаром же на чужие харчи набрасываться!
А самому стиральная машина в душу крепко запала, захотелось у Андреича её отыскать.
В энтой штуке грязное бельё само стирается да сушится. Вот бы матушке такую! Не пришлось бы ей на морозе в лоха- ни вальками бельё колотить. Я бы энту машину ей и отсюдова доволок. Да вот беда, работает она на электричестве…
Начистил Гришка картошки, посуду перемыл. Заодно осмотрел разогревающий шкаф, морозильный ларь и электрическую печь.
Вот где диво! Всё само холодит да варит, токмо подкидывай!
Стиральную машину тоже отыскал. Пошёл руки мыть и заметил огромную белую бадью с окошком-иллюминатором, как на пароходе.
Хотел Гришка попросить Андреича портянки его выстирать, а тот со Змеевым по телефону болтает. Гришка не удержался, открыл дверцу и заглянул внутрь.
Пусто, токмо лохань железная с рёбрами да дырками. Повертелся Гришка вокруг, и стало ему любопытно до жути…
Гвоздики, монетки и домашних собак в энту машину запихивать нельзя. Про то цветные человечки сказывали. А вот про портянки ни слова не было…
Гришка пробрался в коридор, вынул из своих ботинок аккуратно сложенные, зловонные портянки, забросил их в машину, створку прикрыл, сыпанул белого порошка из стоящей рядом коробочки, нажал на кнопочку, как человечки показывали.
Бадья вдруг жалостно пиликнула, да как заурчит… И давай портянки крутить, водой заливать! А потом откуда-то сверху повалила густая пена, поползла на пол. Спохватился Гришка, потянул дверцу на себя, хотел было открыть… А она – ни в какую. И пришлось Гришке Андреича на подмогу звать.
А тот и не разозлился даже, лишь захохотал. Обозвал Гришку любопытной Варварой да за нос ухватил.
Не больно, конечно, но зело обидно! Гимназистка до сих пор галкой стрекочет, за живот от смеха держится… За- то портянки после стирки белее белого, а уж благоухают – почище рейнской фиалки.
Заметив Гришкины хлопоты, Андреич подарил ему две пары носков.
Новенькие, тончайшей вязки. Точно как у Серёжи, токмо синие и без подписей всяких!
На ужин на столе каких только разносолов не было. И котлеты с картошечкой, и сыр, и колбасы всякие, и даже сало с чесноком.
А уж огурчики да капустка квашеная… М-м-м, чуть язык не проглотил! Насилу всё опробовал…
Андреич не скупился, то и дело открывал холодильник и выставлял на стол баночки с вареньем, газировку и даже пирожные со взбитыми сливками.
Гимназистка же никак не унималась, всё про город хозяина расспрашивала. Тот на ответы не скупился и поведал гостям ещё одну легенду про то, что Пушкинское Луко- морье находилось не где-нибудь, а в Сибири.
– И средневековые источники напрямую связывали наш город с тем самым Лукоморьем… – бубнил Андреич и подливал в чашки чай. – Согласно им, Лукоморье – это страна, через которую древние новгородцы когда-то проложили себе путь в Сибирь, а располагавшаяся на месте современного Томска Грустина была его столицей…
Андреич долго рассказывал про эту Грустину, но Гришка слушал вполуха, потому как не до неё ему было, в уме у него свербило… Оттого и не удержался, перебил Андреича:
– Бог с ней, с вашей Грустиной! Лучше про золото ещё расскажите! Кто-нибудь энти ваши клады искал?
– Говорят, о местонахождении кладов однажды узнал наследник империи Чингисхана[18], хан Белой и Золотой орды, правитель Тюменского ханства – Тохтамыш[19].
– Союзник Дмитрия Донского в битве с Мамаем на Куликовом поле, вероломно разоривший Москву в 1382 году? – сумничала Галина Николаевна.
– А ты хорошо знаешь историю, Галя! – восхитился Андреич.
Та зарделась…
– Ну и как, нашёл ваш Тохтамыш золото? – снова перебил Гришка Андреича.
– Говорят, нашёл. Да только, по тому же преданию, его грозный соперник Тамерлан[20] ходил походом на Нижнюю Томь из Самарканда и разорил владения Тохтамыша в по- исках кладов. А было это в 1391 году. Отыскал он клады или нет, никто не знает. Но спустя несколько лет схлестнулись соперники в поединке, и пал Тохтамыш от руки Тамерлана.[21] Могилу Тохтамыша до сих пор не нашли. Но по местной легенде, погребён он в своём ханском имении Кызыл-каш, что в переводе означает Красный Яр, и место то – прóклятое. А спрятанные им сокровища якобы по сей день таятся в горах близ села Тохтамышево, в начале великого водного пути по Томи и Оби. Летом горы в окрестностях Томска покрываются зарослями трав. По древнему поверью, в ночь на летнее солнцестояние на месте кладов расцветает волшебный огненный папоротник. Тому, кто сумеет найти и сорвать его, обещаны ключи от сокровищ, охраняемые невидимыми духами земли…
– Может, и нам поискать энто золото? – спохватился Гришка. – У вас в лабалатории, по случаю, хитрых приспособ для таких дел не имеется?
Приметив Гришкин пыл, Андреич рассмеялся:
– Устройства для поиска металла под землёй давным-давно придумали. И кладоискатели вроде тебя тоже нахо- дились, по подземельям рыскали. Даже подробную карту подземных ходов составили. Да только золота никто не нашёл. Лишь старинные монеты. Диггеры, то есть любители подземелий, нередко пропадали без вести в томских катакомбах. Поэтому городские власти карту засекретили, входы в подземелья забетонировали. Шумиха вокруг них за долгие годы утихла. Осталась лишь легенда, которую теперь рассказывают туристам…
И вдруг шевельнулось в Гришкиной душе бескровною гадюкою паршивое чувство. Жуть как захотелось ему на Серёжином месте очутиться, поселиться в Томске, отыскать клады…
Вон как Серёже повезло: и с домом, и с отцом, и со временем! Хочешь – в университетах учись, хочешь – в училище иди, а коли надоест – телевизор смотри прямо на диване да фруктовой водой наслаждайся! И город энтот изумрудный отчего-то к душе пришёлся… А уж за отца такого я б душу отдал. Умный да образованный, и без гонору барского. Байки складыва- ет – заслушаешься. И сердечности – на десятерых хватит. Сразу видно – руки́ на родного сына не подымет и не замахнётся даже…
Вдруг молнией сверкнула в Гришкиной голове шальная мысль: а зачем мне на Серёжино место? Ежели у меня своё, заветное, образоваться может? Можно же матушку из про- шлого прихватить и в энтом времени с нею поселиться. По-дальше от отцовой плётки. Заодно и за Андреичем пригляжу. А коли всё по-людски обустроится, можно и брата сюда перетащить. Золотишко отыскать, дом кружевной отгрохать, училище окончить да в Университет махнуть, уму-разуму набираться… Андреич координаты вычислит, запросто такое дело провернём!
И вдруг слова Серёжи снова поперёк мыслей встали:
Не нашли под завалом!
Гришка глянул на Андреича и заметил на подоконнике Серёжину фотографию.
Ещё сопливый совсем, зато одет барчуком и со скрипочкой!
Вот и Галя её в тот же миг углядела. Пироженкой чуть не поперхнулась, охнула…
Андреич обернулся, сверкнул стёклами очков:
– Сын мой, Серёжа! Он сейчас в Санкт-Петербурге, на конкурсе юных талантов. Жаль, конечно, что вы с ним познакомиться не успеете. Он у меня славный!
– Кажется, мы уже знакомы! – прочирикала гимназистка…
Пока Галя елейным голосом рассказывала Андреичу про знакомство с Серёжей, Гришка раздумывал, как быть.
Ежели выложу всё сейчас, глядишь, сберегу Андреича, переверну его будущее. А заодно и своё прошлое? Попадёт ли к нам Серёжа? Едва ли… Останется в Томске при живом отце и заживёт лучше прежнего. А ежели умолчу?
Не успел додумать, как гимназистка на него кивнула:
– Да вы у Григория спросите, он получше меня всё знает. От него Серёжа ничего не укрыл, они тогда повсюду вместе были и даже нашего губернатора из беды выручили!
Глаза у Андреича полыхнули, словно раздутые угли:
– Губернатора? Но как? Как мой сын очутился у вас? Один, без меня?
И Гришка рассказал всё как было. И про старушку, из-за которой Серёжа во временной портал провалился, и про грабителей, и как их Баранов у себя приютил, и как Гришка фотографию Серёже передал…
Про то, что Андреичу суждено было под завалом сгинуть, смолчал.
Чего трепаться, ежели во всех подробностях не ведаю? Токмо человека пугать… Да и каково ему потом кажный божий день гибели ожидать?
Андреич удивлялся да всё причитал. Как так? Почему Серёжа без него в прошлом очутился?
Но Гришка – молчок.
Такие вести с наскоку человеку не выложишь, тут сто раз отмерить надобно.
Вот и ворочался Гришка полночи с боку на бок в мягкой Серёжиной кровати, точно на гвоздях. Отмерял…
Сказанная Андреичу правда ничего не переменит, токмо хуже сделает… А ежели ему не говорить про завал? Просто к шахте близко не подпускать? Всё враз наладится. Бережёного Бог бережёт. Но вот как его оградить? Напугать хорошенько? Самому туды с гимназисткой спуститься, найти портал, отправить девчонку домой, чтобы под ногами не путалась, да вернуться сюда, за Андреичем присмотреть. Токмо бы по-скорому выбраться через узкий проход в шахте и рвануть в тысяча триста девяноста первый, разузнать про клад.
Портал в энтот год рядом с нашим на карте светился. Я приметил – до него полверсты, не боле… Коли Тамерлан клад не нашёл – за Тохтамышем подглядеть, выведать, где сокровища спрятал.
А вернуться как?.. Точку возврата сам смогу отыскать. Все спят, комплюктор на столе, под самым боком. Ежели к нашему завтрашнему порталу обернуться поспею, никто и не заметит. Чуть позже за матерью отправлюсь, а пока у Андреича поживу… Как всё наладится, вернусь к себе, дождусь Серёжу, заберу мать, все вместе с балкона сиганём в две тысячи семнадцатый аль в девятнадцатый, всё равно! А коли Серёжа к нам боле не попадёт, так Андреич для пущей верности координаты рассчитает, стоит токмо попросить…
Ежели с Тохтамышем не выгорит, в тысяча восемьсот двадцать восьмой занырну. На тот самый Берикульский прииск. Девку Веру найду и выведаю удачливые места, пока туды другие золотоискатели не сунулись. Откопаю несколько самородков под дёрном, да и делу конец. Мне лишнего не надо. Главное, чтобы на дом хватило да на прожитьё, пока ремеслу не обучусь и человеком не стану…
И забрезжила у Гришки перед глазами новая светлая будущность. На том и порешил. Выбрался тихонько из-под одеяла. На цыпочках подкрался к столу. Раскрыл ноутбук… Загорелась карта… Нашёл кружочек с цифрами «1391», щёлкнул мышкой, сообразил, как найти портал. Заметил над картой надпись «рассчитать точку возврата», ещё раз щёлкнул мышкой. Снова появилась карта, на ней кружочки.
С ходу подвезло, нашёл нужный кружочек с циферками «26.05.2017».
Снова щёлкнул мышкой. Постарался запомнить место, день и время. Задумался, решил на память не полагаться. Отыскал в столе лист бумаги и карандаш. Откинул штору, в лунном свете сделал с карты чертёж, торопливо списал все цифры и пометки…
Вдруг за спиной что-то скрипнуло. Гришка задёрнул окно и прыгнул под одеяло. Расслышал тихое посвистывание. Это Андреич в спальне похрапывал. По коридору скользнула лёгкая тень. Кто-то в белом саване на цыпочках пробирался в уборную.
Тьфу-ты ну-ты, свербигузка! Вечно ей неймётся!
Гришка дождался, пока гимназистка угомонится, прибрал ноутбук на место, листочек спрятал в мешок. К рассвету разложил шальные мыслишки по местам и не заметил, как сморило…
И приснился ему сон.
Будто идёт он в ночь по Лагерному саду. Вдалеке девки купальские песни орут. Кругляк луны висит над головой. Берёзы за спиной шепчутся. От реки подымается влажная полынная дымка, у берега жгут костёр… Вдруг подходит к нему Галя. Простоволосая, бледнее луны, в том самом белом саване, с кедровым венком на макушке. Снимает венец, кладёт его поверх Гришкиной головы. Тяжёлый, пахучий. Заглядывает ему в лицо болотными глазищами.
Как есть – ведьма!
Скользит босыми ногами по траве к обрыву и падает будто…
Он – за ней. Хватает за руку. А она – вниз, к реке. И Гришку за собой тянет.
Гришка хочет руку вырвать, да не может… Крикнуть бы ей, да рот, как у рыбы, разевается, слова сказать не может.
Галя смеётся. Звонко так, во весь голос. Гришка дрожит, волосы на загривке шевелятся. Галя отпускает его руку и входит в реку. Шаг за шагом, медленно, не оборачиваясь…
Чует он недоброе. Ему бы – за ней! Да видит, на поляне под голубой луной посреди папоротниковых кустов горит что-то золотым светом. Подобрался ближе. Глядит – тянется вверх толстый скрученный гусеницей стебель, силу набирает. Шевелятся лапки-листочки, будто на дудочке наигрывают, шушукают… Глаз не оторвать. И враз гусеничка лопается, обращается в алую бабочку. Крылья тонкие, точно всполохи пламенные с голубоватыми языками, а тельце золотое! Слетает бабочка с резного куста, кружит вокруг него. Словно зовёт куда-то. Гришка оборачивается на Галину Николавну…
А её уж и нет. Только круги над водою.
Венец на его голове тяжелеет, будто речной водой наливается. Давит. И сбросить бы его, да не можется… Бежит он со всех ног в гору, за огненной бабочкой. Бабочка кружит над чёрной скалой и находит узкую щель. Гришка – за ней. Щель в скале растёт, зовёт. Он входит в пещеру. Темно, сыро, точ- но в склепе. Венец больно впивается колючими ветками в голову. Руки сами срывают его и бросают наземь… Отскакивает под ноги кедровая шишка и катится прочь.
И снова появляется бабочка, ударяется о землю, превращается в пятнистую птицу, долбит шишку крепким клювом, ловко вынимает и проглатывает орешки – один за другим. Вот от шишки остаётся лишь растрёпанный остов… Гришка тянет к нему руки. Но вместо рук видит тёмные маслянистые крылья. Хочет закричать, но из тяжёлого, острого клюва вырывается жалобный клёкот. С ужасом Гришка понимает, что он и есть этот самый звёздный ворон…
Проснулся Гришка оттого, что кто-то встряхнул его за плечи, легонечко, даже ласково. Он вздрогнул и разлепил глаза.
На кровати сидел Андреич, сиял сквозь очки Серёжиными, байхово-чайными глазами:
– Вставай, герой! Всё самое интересное проспишь.
Гришка резво соскочил с кровати:
– Который час?
– Девять утра! – подмигнул ему Андреич.
– Как девять? – Гришка поспешно запрыгнул в штаны. – Проспал, увалень.
Андреич улыбнулся, отечески похлопал его по плечу:
– Не спеши, всё успеем. Умывайся – и за стол, завтракать!
Через четверть часа они сидели в кухне и уплетали яичницу с колбасой и примакивали багетом.
Ммм… как хрустит… Как есть французская булка! Белоснежная на сломе, с румяной корочкой! Не иначе из крупчатки первой руки выпечена!
Гришкин живот постанывал от удовольствия, но он виду не показывал. Неспешно ковырял ложкой завтрак. Андреич заметил его настрой и нахмурился: