Читать онлайн Встретимся в моих кошмарах бесплатно

Он очнулся в незнакомой комнате и долго не мог понять, где находится. Белые стены, белый потолок, белая тумбочка и белое постельное белье – казалось, в этом месте выключили цвет. Он сел и огляделся. На кровати у противоположной стены лежал парень. Тоже незнакомый. Почувствовав на себе его взгляд, сосед зашевелился и открыл глаза. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем Он спросил:

– Где я? – Собственный голос тоже показался ему чужим. Словно Он был куклой чревовещателя.

– Ну, у меня нет однозначного ответа на твой вопрос, тут все зависит от точки зрения, – сказал Сосед.

– В каком смысле? – спросил Он.

Сосед усмехнулся.

– В прямом. Может быть, там за оградой и существует что-то однозначное. – Сосед махнул рукой в сторону небольшого зарешеченного окна. – Но здесь ты сам определяешь реальность, в которой живешь. Захочешь сбежать от прошлого, и никто тебя не остановит.

От пояснений Соседа Он только сильнее запутался.

– Но все-таки, что это за место? – настаивал Он.

Сосед вздохнул.

– Какой ты скучный! Ладно, отвечу. Формально ты в Клинике, – сказал Сосед, – типа заведение для тех, у кого не все в порядке с головой, но инновационное, не похожее ни на одну другую существующую больницу. Соболезную. Или поздравляю. Тут, как посмотреть.

Он взглянул на окно с решеткой, на Соседа в унылой больничной пижаме, на закрытую дверь в палату.

– Как я сюда попал? – растерянно спросил Он.

Сосед с наслаждением потянулся и сел, сбрасывая одеяло.

– Ответ зависит от того, что именно ты хочешь узнать. – Сосед зевнул, словно бы вести подобные беседы для него было обыденным делом.

– В каком смысле? – не понял Он.

– Ну, если ты спрашиваешь буквально: как ты сюда попал, то ответ прост. Тебя привезли на автомобиле с красным крестом, а потом санитары перенесли твое тело в палату, – сообщил Сосед, – а если ты хочешь знать причину, по которой тебя запихнули в Клинику, то тебе лучше задать этот вопрос самому себе.

Он растерянно кивнул и попытался вспомнить, что было с ним вчера. И не смог. Более того, ему не удалось восстановить в памяти и более ранние события. Он вообще ничего не помнил: ни свое имя, ни возраст, ни место жительства. Как бы Он ни старался, память оставалась кристально чистой, словно Он только что родился сразу в теле юноши. Ему стало по-настоящему страшно, по спине словно побежали паучки, щекоча кожу своими маленькими лапками. От этого вздыбились волоски на руках, он начал потеть и быстро вскочил с кровати.

– Мне надо с кем-то поговорить, – дрожащим голосом произнес Он и сделал шаг к двери, но Сосед схватил его за рукав.

– Ты что делаешь? – спросил Сосед.

– А? – не понял Он.

Сосед вздохнул.

– Забыл, что ты в Клинике? У нас тут не то чтобы классический дурдом, но все же нужно соблюдать осторожность. Будешь бегать, кричать, ломать двери и нарвешься на неприятности, – предупредил Сосед, – в таких местах надо вести себя тихо и вежливо, ясно? К тому же, – прибавил он, – если начнешь создавать проблемы, тебя быстро успокоят. А превращение в зомби никого не красит, поверь.

Он отошел от двери и попытался успокоить дыхание. Но сердце колотилось как бешеное, кровь шумела в ушах, и ему казалось, если прямо сейчас ничего не сделать, то это жуткое место поглотит его и переварит в своем снежно-белом чреве.

Сосед по-прежнему крепко держал его за рукав, а когда понял, что Он сдался, потянул в сторону от двери и усадил на свою кровать.

– Что случилось-то? – спросил Сосед, – может, я могу помочь?

Он покачал головой.

– Я не помню, как сюда попал. Я вообще ничего не помню, – признался Он.

– Ого! Ничего в смысле совсем ничего? – уточнил Сосед, – вроде как чистый лист? Ни имени, ни адреса?

Когда Он задумался о своем имени, то на ум сразу пришел один вариант, словно кто-то шепнул на ухо.

– Вася, – произнес он, – но я не уверен. Не помню точно, просто, когда ты спросил про имя, оно как-то само появилось.

– Ясно, круто! А я Тёма, приятно познакомиться. – Сосед протянул ему ладонь с длинными тонкими пальцами, словно у музыканта. Вася ее пожал. Она оказалась теплой и сухой в отличие от его собственной – холодной, потной и липкой, будто лягушачья кожа.

Вася посмотрел на соседа и вдруг кое-что понял. Раз Тёма тоже в этой Клинике, чем бы она ни была, выходит он сумасшедший. Непохож. Внешне Тёма выглядел как обычный парень лет восемнадцати, может, чуть старше. С другой стороны, а как должен выглядеть сумасшедший? Ходить с шапочкой из фольги на голове и орать что-то бессвязное?

– Что? Что теперь со мной будет? – спросил Вася.

Тёма пожал плечами.

– Не знаю, но ты не паникуй. Убивать тебя тут точно не станут. – Он улыбнулся. – Кстати, раз ты говоришь, что потерял память, может у тебя черепно-мозговая травма? Такое вроде часто бывает. Какая-нибудь жуткая авария, машина всмятку, человек весь переломан. Его кладут в больничку, родственники плачут, думая, что он умрет. Но через какое-то время человек приходит в себя и выясняется, что он ничего не помнит. Я в книге читал. Может, и с тобой так случилось?

Вася какое-то время обдумывал эту мысль. А потом коснулся рукой волос. Вместо стрижки под ноль, которую ему бы сделали в случае жуткой черепно-мозговой травмы, была густая, относительно длинная шевелюра: пряди волос падали на лоб, цепляясь за ресницы. Никаких повреждений или шрамов на голове Вася не нащупал.

– Вряд ли, – сказал он.

– Да, пожалуй, ты прав, – протянул Тёма, оглядывая голову Васи, – про шрамы я не подумал.

– Если это не травма, значит, я все-таки спятил, да? – спросил Вася слишком жалобным голосом.

Тёма сел ближе и приобнял его за плечо.

– Эй, не надо так убиваться, – бодро сказал он, – может, все не так уж и плохо. Здесь уж точно лучше, чем там. – Тёма снова кивнул в сторону окна. – В Клинике ты можешь создать собственный мир и стать, кем захочешь. Сойти с ума – значит обрести полную свободу.

Его слова Васю не воодушевили.

– Ладно, слушай, – продолжил убеждать Тёма, – это хорошая Клиника. Честно. Новый формат, так сказать. Тут все отличается от обычных больниц: другие правила, другие методы, другой подход к лечению. Никто не будет делать из тебя овощ или привязывать к кровати без необходимости. Да и Илья Иванович – отличный мозгоправ. Он свое дело знает.

Вася посмотрел на Тёму. «Привязывать к кровати без необходимости»? Интересно, что он подразумевал под «необходимостью»? И значит ли это, что вероятность быть привязанным к кровати не ровна нулю?

– А ты давно здесь? – спросил Вася.

Честно говоря, он не знал, как правильно общаться с сумасшедшими. Можно ли задавать им такие вопросы? Но Тёма казался ему вполне нормальным и вроде бы не обижался на его любопытство.

– Да, давненько, – задумчиво протянул Тёма.

– А когда? Когда обратно? – спросил Вася и тут же исправился, – то есть, когда тебя выпишут?

Тёма усмехнулся.

– Думаю, я нашел человека, который мне поможет, так что посмотрим, – загадочно произнес он.

Васю такое признание сбило с толку.

– Ты говоришь про помощь лечащего врача? – спросил он.

– Вроде того. – Тёма неопределенно дернул плечом.

– То есть ты… я имею в виду, у тебя что-то серьезное? – спросил Вася и тут же испугался. Не перешел ли он границы дозволенного? Но Тёма продолжал дружелюбно улыбаться.

– Можно сказать и так, – уклончиво ответил он, – я здесь из-за Жердяного человека. Но моя история не подходит для того, чтобы начинать с нее знакомство. Так что давай отложим на потом.

Вася кивнул. Правда, перспектива "потом" в Клинике для душевнобольных не выглядела так уж радужно. Он надеялся, что его скоро отпустят домой. Если, конечно, у него был дом.

– И что теперь? – спросил Вася, – в смысле, как тут все устроено?

– Да обычно. Так же, как в каком-нибудь санатории, только с учетом специфики. – Тёма хихикнул. – Подъем. Еда: завтрак, обед, ужин. Еще есть полдники, вторые завтраки и вторые ужины. Таблетки. Процедуры. Групповая терапия. Индивидуальные беседы с мозгоправом. Свободное время. Есть дни посещений, когда могут прийти родственники. Ну и отбой. Конечно, все это не в один день, – добавил Тёма.

Вася пытался переварить информацию, но все, кроме приемов пищи, выглядело незнакомым и пугающим.

– Значит, больных здесь навещают родные? – уточнил он.

– Ага, – невесело отозвался Тёма, – теоретически такая возможность есть, а на практике все зависит от состояния пациента и совести его родни.

Вася кивнул. Посещения семьи – это хорошо. Если у него есть родственники, то они помогут вспомнить, что произошло.

За дверью послышался какой-то шум. Вася вздрогнул.

– Утро наступило, – пояснил Тёма, – сейчас будут разносить завтрак. Переползай пока к себе, – попросил он, – ты не подумай, мне нравится с тобой общаться, но здесь на это смотрят настороженно, тем более ты новичок, непонятно чего ожидать. Сам понимаешь, кругом ребятки с проблемами. Сейчас мило беседуют, а в следующую секунду уже пытаются друг друга убить.

Вася покосился на Тёму. Ему хотелось спросить, способен ли сосед причинить ему вред, но он не стал этого делать. Просто поднялся и пересел на свою койку. Тёма продолжал улыбаться и даже напевал что-то себе под нос, глядя в окно. Вася тоже туда посмотрел. Решетка закрывала обзор, но, судя по всему, на улице был разгар лета. Конец июня – начало июля. А может, уже и август.

Дверь в палату открылась, и вошла невысокая юркая медсестра в синей униформе.

– Доброе утро, Эля, – поздоровался Тёма.

– Доброе, дружочек! Держи. – Медсестра протянула ему два стаканчика. Сначала Тёма закинул в рот содержимое первого, а затем запил жидкостью из второго. Таблетки, – догадался Вася.

– Как там на улице? – спросил Тёма.

– Сегодня жара, – пожаловалась Эля, – в транспорте вообще дышать нечем. Еле доехала, думала, в обморок свалюсь! Да еще эти бабки весь салон заняли. Вот куда они ездят в такую рань?! Нет бы дома сидеть.

Недовольно бубня, она вернулась к тележке за дверью. Поставила пустые стаканчики вниз, взяла два новых и направилась к Васе. Тот испуганно отполз и вжался в стену.

– Вот твое лекарство, – с улыбкой сказала Эля.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Вася.

– Лекарство. Его выписал твой лечащий врач, – ответила Эля. На ее лице по-прежнему была вежливая улыбка, но одновременно появилась напряженность.

– Но я же… Я же не… – промямлил Вася, с ужасом глядя на белую таблетку на дне стаканчика, – что это за лекарство?

Мало того что он ничего не помнил, так еще и должен был выпить какие-то непонятные таблетки. Вася не чувствовал себя больным, и тем более ему не казалось, что он сошел с ума. Но и как чувствуют себя поехавшие он не знал. Может, они тоже считают себя нормальными.

– Это просто успокоительное, и ты должен его принять, – с нажимом сказала Эля, – иначе я позову санитаров и поставлю тебе укол.

Васе захотелось закричать, что это несправедливо. Пусть ему сначала расскажут, что произошло, а уже потом накачивают лекарствами, но он быстро сдался. Вася помнил предостережение Тёмы и прекрасно понимал, что, если попробует сопротивляться, его быстро скрутят и, чего доброго, еще и к кровати привяжут.

Поэтому Вася взял стаканчик с таблеткой, закинул ее в рот и, запив водой, поморщился. Горькая.

– Хорошо, теперь открой рот и высуни язык, – потребовала Эля.

Проверяет, проглотил ли он таблетки. Вася подчинился. Эля удовлетворенно кивнула.

– Вот и молодец, – сказала она и направилась к выходу, – хорошего дня, дружочек! – бросила Эля напоследок.

– И тебе! – отозвался Тёма, а затем посмотрел на Васю, – красивая она, да? Эх, если бы мы жили по одну сторону ограды!

Вася его не слушал. Проглоченная таблетка жгла горло и внутренности. Васе казалось, что его стошнит. Правда ли это просто успокоительное? А вдруг нет? Что, если из него сделают овощ? Или подсадят на какую-то дрянь? Вдруг после этих таблеток он перестанет быть собой и превратиться в кого-то другого? Этого Вася боялся большего всего на свете, хотя толком и не помнил, кто он. Вдруг он уже кто-то другой?

Вскоре принесли завтрак. Типичная больничная еда: каша с маслом, бутерброд с сыром, чай. Вася с трудом заставил себя это съесть. Чувства голода не было, скорее им двигал первобытный страх: чтобы выжить во враждебной среде, надо есть. Именно так Вася и поступил.

Покончив с завтраком, он решил заглянуть в душевую. Тёма сказал, что для него приготовили новую зубную щетку и тюбик пасты. Вася был благодарен санитарам (или кто там занимался такими вещами?). Пусть он и лежал сейчас в Клинике, о гигиене забывать нельзя.

Зайдя в душевую, Вася закрыл дверь, собираясь раздеться догола и поискать на своем теле шрамы, раны, синяки или другие следы аварии, операции или чего-то в этом роде. Стоило повернуться к раковине, как из зеркала на него уставились два зеленых глаза, напоминавших незрелые ягоды крыжовника. Настороженно и совсем недружелюбно. Взгляд крыжовин медленно скользнул по волосам Васи, перешел на лицо, а потом опустился на шею. Он тут же ощутил холодное прикосновение упругой кожицы ягод, которые медленно скользили по коже.

Вася всматривался в зеркало и одновременно узнавал и не узнавал себя. Вроде в отражении был он, но при этом какой-то чужой. Вася прикоснулся к своему лицу, но так и не смог до конца поверить, что оно принадлежит ему. Появилось странное ощущение, словно его душа переселилась в другое тело. Вроде бы в зеркале он видел свое лицо, но из-за отсутствия воспоминаний не мог быть уверен, что раньше выглядел именно так.

Вася решил присмотреться внимательнее и заметил на лице небольшие свежие царапины. Он коснулся их кончиками пальцев. Что это за следы? Есть ли на его теле другие травмы? Вася сбросил больничную пижаму и чуть отошел от зеркала, внимательно разглядывая свое обнаженное тело.

Царапины, только большего размера, были на предплечьях. А костяшки пальцев оказались сбиты. Еще Вася обнаружил синяки. На руках, на плече и на боку. Пять маленьких овалов на запястьях идеально совпадали со следами от пальцев. Кто-то крепко его держал. Вполне возможно, это был санитар. Но, может, и кто-то другой. Остальные синяки были довольно большие и странные по форме. Возможно, Вася упал и ударился. Хотелось бы в это верить. Еще на коленках было нечто похожее на ссадины. На правой больше, на левой чуть меньше. Тоже упал? Возможно.

Вася вертелся перед зеркалом, разыскивая другие травмы. Удалось заметить еще несколько совсем маленьких синяков и царапин, но ничего серьезного Вася не нашел. Ни шрамов, ни ожогов, ни каких-нибудь следов от недавно проведенных операций. Теперь он еще сильнее убедился, что попал сюда не из-за черепно-мозговой травмы или автомобильной аварии. Нет, с ним произошло что-то другое и возможно очень плохое.

Первого сентября я должен был, как и в прошлом году, пойти на пары в колледж, но вместо этого сидел на допросе у следователя. Пока в качестве свидетеля. Пока. И сейчас я должен был сделать все, чтобы мое положение не ухудшилось.

Следователь был грузным немолодым мужчиной, от которого неприятно пахло луком. Поэтому я прислонился к спинке стула и повернулся к приоткрытому окну, пытаясь поймать струю свежего воздуха.

– Значит, ты утверждаешь, что тот вечер Олеся провела у тебя? – спросил следователь, – чем вы занимались?

Его взгляд оказался еще неприятнее, чем запах изо рта. Вроде бы он ни в чем меня не обвинял, но смотрел так, словно это я убил Олесю.

– Чем занимались? – Прячась от его взгляда, я заерзал на стуле, который угрожающе закачался подо мной. – Да, ничем особенным. Как обычно. Поболтали. Обсудили, куда сходим первого сентября, чтобы отметить начало нового учебного года. Ну и все такое. – Я пожал плечами.

У меня не было никакого желания рассказывать этому мужику об Олесе и наших отношениях. Но еще важнее, я боялся завраться. Ложь чем-то похожа на зеленку. Самая крохотная капелька намертво въедается в кожу и потом ее не отмыть, сколько не три мочалкой. Так и с враньем: даже невинная ложь оставляет заметный след.

– Поболтали и все? – уточнил следователь, одарив меня сальной ухмылочкой.

Я скрипнул зубами от раздражения, но сдержался. Вместо этого прямо взглянул на следователя.

– Да и все, – сказал я и добавил: – кроме меня, дома были еще и родители, если вы забыли.

Конечно, следователь ничего не забыл. Именно благодаря присутствию родителей в тот вечер я сейчас был свидетелем, а не подозреваемым.

– Ясно, – пробормотал следователь, записывая мои показания на листок, – и Олеся ничего тебе не говорила о своих планах? Куда собиралась пойти потом?

Я занервничал. Возникло знакомое ощущение, родом из детства. Тогда в моду вошли мыльные пузыри. И на всякие детские мероприятия, «ёлки» и тому подобное обязательно приглашали человека, который показывал разные трюки, а в конце приглашал всех желающих оказаться внутри гигантского пузыря. Ты встаешь в огромное кольцо с мылом, артист поднимает его за ручку и вот ты уже в прозрачном коконе. Родители делают фотографию, а потом пузырь лопается, и тебя облепляют холодные липкие мыльные брызги. Именно так я чувствовал себя сейчас.

– Было уже поздно, когда она ушла, – сказал я, – Олеся собиралась домой.

Формально я не соврал, а лишь умолчал об одной детали, но и это далось с трудом. Разумеется, мой ответ следователя не удовлетворил.

– Может быть, она планировала куда-нибудь заскочить по дороге. Например, в магазин? Или с кем-то встретиться? – продолжал допытываться следователь.

Я покачал головой, стараясь незаметно вытереть вспотевшие ладони о джинсы. Если он продолжит докапываться…

– Не знаю, она мне ничего такого не рассказывала, – ответил я и снова не соврал.

Следователь не сводил с меня взгляда. Казалось, он о чем-то догадался и сейчас раскроет мою ложь. Я сглотнул, но от страха горло стало совершенно сухим, и я закашлялся. На глаза выступили слезы. Следователь бесстрастно наблюдал за моими попытками унять кашель и, наконец, достал из ящика карамельку и протянул мне. Я взял конфету в руки и взглянул на фантик. «Барбарис». По горлу прошел спазм, то теперь уже не от кашля. Я еле сдержал рвотный позыв.

«Барбарис» – любимые конфеты Олеси. У нее в сумке всегда болталась пара леденцов. От них язык становился розовым, а губы сладкими. Мне нравилось целовать Олесю в этот момент и чувствовать легкий привкус конфеты, которую она только что рассосала. Так я словно бы целовал детство.

Знал ли об этом следователь? Возможно, он нарочно предложил мне именно «Барбарис», чтобы проверить реакцию?

Конфета жгла ладонь. Мне хотелось отшвырнуть ее подальше, но я боялся себя выдать. Поэтому послушно развернул обертку и отправил глянцевый леденец в рот. Желудок тут же скрутило новым спазмом, а рот наполнился слюной. Я с трудом сглотнул, стараясь дышать ровно, и проговорил:

– Спасибо!

– Ага, – пробормотал следователь, вернувшись к своим бумагам, – ладно, с этим разобрались. Скажи-ка мне вот что: у Олеси были враги или недоброжелатели?

Я чуть было облегченно не выдохнул. Наконец-то следователь оставил в покое опасную тему! Ура!

– Нет, – честно ответил я, – Олеся была доброй, всем помогала. Она пользовалась популярностью в колледже, у нее было много друзей. Преподаватели тоже хорошо к ней относились, – сказал я и зачем-то добавил: – уверен, если вы их спросите, они подтвердят мои слова.

Следователь раздраженно дернул плечом: мол, сам разберусь.

– А как насчет бывших парней и поклонников? – уточнил он.

С непривычки леденец успел натереть мне язык и нёбо. Я перекинул конфету за щеку.

– Ну, я Олесю об этом не спрашивал. Это не мое дело. – Говорить с леденцом было неудобно. – Знаю, что до меня она встречалась с одним. Стас, кажется. Или Слава. Точно не помню, но, насколько я слышал, его посадили.

«И поделом», – хотел добавить я, но промолчал. Следователь кивнул. Наверняка он уже успел проверить этого Стаса-Славу.

– А что насчет отношений в семье? Олеся тебе что-нибудь рассказывала? – спросил следователь.

Он коснулся неприятной темы, и я снова заерзал на стуле. Даже если бы Олеся ничего не говорила – а она не особо любила обсуждать свою семью – я не мог не заметить синяки и ссадины на ее теле. Она не раз убегала из дома, а когда мы начали встречаться, стала почти все вечера проводить у меня, лишь бы подольше не возвращаться к себе. Иногда мне даже казалось, что Олеся встречалась со мной не потому, что любила, а ради возможности уйти из дома.

– Отчим бил Олесю, – сказал я, – он алкоголик и в пьяном виде постоянно срывался по любому поводу. Мать Олесю не защищала, она сама всегда была любительницей прикладываться к бутылке. – Я сделал паузу. – Олеся мечтала от них съехать, но в общежитии при колледже не было мест. Вроде бы в этом году они должны были освободиться. – Я тряхнул головой. – Теперь это уже не важно.

– Домашнее насилие, значит. – Следователь произнес это с таким видом, словно бы говорил: не морочь мне голову, я прекрасно знаю, что ее семья непричастна к убийству.

Я не стал дальше развивать тему, лишь пожал плечами. Мне хотелось верить, что Олесю убил именно отчим. Он был плохим, жестоким человеком и ненавидел свою падчерицу. Отчим идеально подходил на роль убийцы. Это бы упростило все дело, и я смог бы вздохнуть с облегчением: преступник пойман, а все остальное, то, о чем я так старательно умалчивал – просто недоразумение. Но какая-то часть моей души отказывалась верить в такую удобную версию.

Следователь постучал дешевой пластиковой ручкой с погрызенным синим колпачком, по столу.

– Хочешь что-нибудь добавить? – спросил он.

Я мог бы многое рассказать об Олесе, но я боялся. Вдруг это заставит следователя вернуться к событиям того вечера? Поэтому я предпочел промолчать.

– Нет, – проговорил я.

Следователь смерил меня долгим взглядом, а затем пододвинул протокол.

– Перечитай, внизу напиши «с моих слов записано верно» и поставь свою подпись, – велел он.

Я именно так и сделал. Пока перечитывал собственные показания, зафиксированные размашистым почерком следователя, ловил себя на мысли, что мои слова сквозят ложью. Казалось, любой, кто взглянет на протокол, поймет, что я соврал.

– Я могу идти? – спросил я, после того как поставил подпись.

– Пока да, – ответил следователь. Возможно, мне показалось, но он словно бы сделал акцент на слове «пока».

Я встал со стула, который при этом протяжно скрипнул.

– До свидания, – сказал я и вышел из кабинета.

На улице меня уже ждали родители. Мама порывалась пойти со мной к следователю, но так как я уже был совершеннолетним, это не имело смысла. В итоге она и отец все время допроса, точнее, беседы, прождали меня внизу.

– Сынок! – завопила мама и бросилась ко мне, словно я вышел из средневековой пыточной. На ее глазах даже выступили слезы.

– Мам, ну чего ты? Все в порядке, – сказал я, оглядываясь на проходивших мимо мужчин в форме, – давай лучше поговорим в машине.

– Правильно! – поддержал отец, – нам тут больше делать нечего.

Машину пришлось припарковать на соседней улице. Отец разблокировал двери и сел за руль, мама, против обыкновения, выбрала не переднее сидение, а забралась ко мне на заднее.

– Как ты сыночек? – запричитала она, ощупывая меня в поисках травм.

Я аккуратно убрал ее руки.

– Мам, это была просто беседа, – сказал я, – следователь задавал мне вопросы, а я отвечал. Только и всего.

– Только и всего?! – взвилась мама, – да какое право они имеют допрашивать тебя, словно какого-то преступника?! Лучше бы занялись семьей этой девицы! И вообще, ты приличный мальчик, ясное дело, что ты здесь ни при чем! А эта девица…

– Мам! – резко оборвал ее я.

Но от этого стало только хуже.

– А что мам?! – взвизгнула она, – ты сам виноват! Вечно общаешься с какими-то маргиналками, а потом попадаешь в передряги! Сколько раз я пыталась познакомить тебя с приличными девочками из хороших семей, но нет! Ты приволакиваешь в дом очередную дворняжку, а мы с отцом потом разгребаем последствия! – кричала мама, – нам, знаешь ли, тоже неприятно по полицейским участкам шататься. Это бросает тень на нашу семью, понимаешь?!

Я хотел ей ответить, но меня прервал отец.

– Так что ты им сказал? – спросил он.

Я повернулся и поймал его взгляд в зеркале заднего вида. Я сразу понял, о чем именно он спрашивал.

– Что в тот вечер Олеся поехала домой. Одна, – сказал я.

Отец улыбнулся.

– Вот и молодец, сынок! – Он завел двигатель и с довольным видом принялся насвистывать какую-то мелодию.

«Барбарис» полностью растворился у меня во рту, оставив после себя лишь воспоминание. Совсем как Олеся.

Где-то через час после завтрака в палату зашла медсестра (не Эля) и велела Васе следовать за ней. Его хотел видеть лечащий врач.

– Удачи! – пожелал Тёма напоследок.

Вася не смог ничего ответить. Ему стало очень страшно. С каждой секундой он все яснее осознавал, что пребывание здесь – реальность, а не дурной сон. И встреча с врачом должна была стать определяющим событием. Сейчас Вася узнает, как сюда попал. Какой у него диагноз? Когда его выпустят? И выпустят ли вообще?

Он плелся за медсестрой, стараясь не смотреть на других больных, но взгляд упрямо стремился зацепиться за окружающую обстановку. Стерильно-белые коридоры, безликая мебель, окна с решетками, палаты, различающиеся только номером – казалось, Вася оказался в бумажном макете больницы. Все вокруг было таким идеальным, одинаковым, что возникало ощущение фальши. Сейчас отфильтрованная картинка даст трещину и через нее хлынет реальность. Но пока этого не происходило.

Добравшись до конца длинного коридора, они оказались у кабинета заведующего.

Ого!

Выходит, за Васю отвечал заведующий. Наверное, это хорошо. Значит, врач опытный и много знает. Но Вася тут же себя одернул. А если посмотреть на ситуацию с другой стороны? Этот врач здесь практически самый главный, значит, никто не станет сомневаться в его словах и пожаловаться на него некому. Разве что главному врачу, но до него еще нужно добраться. А чутье подсказывало Васе, что для сумасшедшего сделать это будет непросто.

Пока Вася нервничал, решая, как относится к новости, что его лечащий врач – заведующий отделением, Медсестра-не-Эля постучала.

– Пациент из триста пятнадцатой, – коротко бросила она. Ни имени, ни фамилии. А затем скомандовала, – заходи.

Ноги Васи тут же перестали его слушаться, мышцы заныли, словно он только что пробежал кросс. Усилием воли он заставил себя войти в кабинет, и за ним тут же захлопнулась дверь.

– Здравствуй! – сказал доктор, выйдя из-за стола, – проходи, не стесняйся.

С этими словами врач прошел вглубь кабинета и сел в кресло, жестом предложив Васе занять место напротив. Тот испуганно огляделся. Кабинет заведующего был таким же идеально-стерильным, как вся Клиника. Стол, компьютер, шкаф с книгами и документами, два больших кресла, вешалка для одежды – вроде бы обычная обстановка. Но Васе она казалась зловещей. Кабинет, словно Венерина мухоловка, манил идеальным нутром, чтобы в следующий миг захлопнуть пасть и поглотить Васю.

– Доброе утро. Спасибо, – вежливо поблагодарил он и, сделав несколько шагов, осторожно присел на краешек большого кожаного кресла.

Его лечащий врач оказался мужчиной средних лет с проседью в темных волосах и гладковыбритым худым лицом со множеством морщин. Но они его не портили, а наоборот, делали выражение лица мягче и будто бы добрее.

– Меня зовут Илья Иванович, и я твой лечащий врач, – представился доктор.

– А я Кажется-Василий, приятно познакомиться, – отозвался Вася.

– И мне приятно, – ответил Илья Иванович, но больше ничего не сказал. Лишь внимательно смотрел на Васю и молчал. Видимо, ждал, пока тот сам начнет разговор. Гипнотизирует жертву, как удав. Вася сглотнул и решился задать волновавший его вопрос.

– Что со мной случилось? – спросил он.

– А ты не помнишь? – уточнил Илья Иванович.

Вася помотал головой. Илья Иванович молча на него посмотрел, а затем записал что-то в блокноте, который держал на коленях.

– А что помнишь? – после паузы спросил он.

– Только свое имя, – признался Вася, – и то я не уверен, что оно мое. Просто это было первое, что пришло на ум, вот я и решил…

Илья Иванович не удивился и никак на это не отреагировал, только продолжил что-то записывать.

– Ясно, – коротко сказал он, – что ж, такое бывает. Не волнуйся, уверен, ты обязательно все вспомнишь.

Вася кивнул и снова спросил.

– Что со мной произошло? Почему я здесь? – Его голос из-за волнения стал хриплым.

Илья Иванович покачал головой.

– Прости, но я не могу тебе об этом рассказать. Ты сам должен вспомнить, – ответил он, делая пометки в блокноте.

– В смысле сам должен вспомнить? – не понял Вася.

Илья Иванович улыбнулся.

– Не бойся, я помогу тебе восстановить память. Будем двигаться вместе, – сказал он с таким выражением лица, будто речь шла о походе в кино или в парк аттракционов, – постепенно шаг за шагом не торопясь. И воспоминания обязательно к тебе вернуться.

Вася смотрел на Илью Ивановича и не верил своим ушам. То есть, он не собирается ничего рассказывать? Серьезно?! Что за шутки у этого доктора Франкенштейна?!

– И сколько это займет? – уточнил Вася.

Продолжавший писать Илья Иванович на мгновение замер и задумался.

– Я не могу назвать тебе точных сроков. Все очень индивидуально. – Он мило улыбнулся. – К кому-то память возвращается быстро, а другим приходится подождать, скажем, около полугода или чуть больше.

Сердце Васи пропустило удар, а затем стало биться быстрее. Щеки охватило жаром. Он сжал кулаки.

– Вы хотите, чтобы я провел здесь полгода?! – прошипел он, а затем повысил голос, – полгода в этой шараге?! Вы издеваетесь?!

Илья Иванович по-прежнему был спокоен, словно не заметил злости Васи.

– Василий, для начала успокойся, – примирительно сказал он.

– Успокоиться?! Почему я должен успокаиваться?! – заорал Вася и вскочил на ноги, – вы могли бы просто рассказать мне все, а вместо этого собираетесь запереть меня здесь хрен знает насколько, да еще и просите меня успокоиться?! Ну уж нет!

Илья Иванович отложил свой блокнот и посмотрел на Васю.

– Ты все неправильно понял, я вовсе не хочу насильно держать тебя здесь, – сказал он.

– Тогда расскажите, что со мной произошло?! Кто я?! Откуда?! Расскажите все, что знаете! – потребовал Вася.

Илья Иванович тяжело вздохнул.

– Я хочу тебе помочь, а поэтому не могу этого сделать. Ты сам должен все вспомнить, – повторил он.

Страх, помноженный на гнев, превратился внутри Васи во взрывоопасную смесь. Его трясло от ярости, и он больше не мог себя контролировать. Бросившись к Илье Ивановичу, он схватил его за воротник халата и проорал тому в лицо.

– Живо рассказывай, что произошло!

В этот момент в кабинет ворвались двое санитаров. Вася отпустил доктора и попытался оказать сопротивление, но не смог даже замахнуться. Его скрутили, а затем появившаяся словно из ниоткуда медсестра, поднесла к нему шприц.

– Пустите! Ублюдки! – кричал Вася, пытаясь вырваться, но все бесполезно. Санитары были на голову выше и на пару десятков килограмм тяжелее. Они держали Васю крепко, не давая даже пошевелиться. Секунда и он почувствовал боль укола, а затем холод, с которым лекарство растекалось по вене. Какое-то время Вася еще пытался бороться, но затем силы стали его покидать. Тело превратилось в кусок ваты и перестало слушаться. Мозг с трудом соображал, что происходит вокруг. Вася обмяк в руках санитаров. Ему вдруг нестерпимо захотелось спать, словно он бодрствовал целую вечность. Глаза слипались. Вася пробовал бороться, но усталость была слишком сильной. Он моргнул один раз. С трудом моргнул второй, а потом закрыл глаза и заснул.

– Что я тебе говорил насчет того, как надо себя вести? – Это было первое, что услышал Вася, когда открыл глаза.

Часто моргая, он с трудом повернул голову и посмотрел на Тёму. Тот сидел на своей кровати и улыбался.

– Доброе утро! Точнее, добрый вечер, – поправился он, посмотрев в окно.

Вася проследил за его взглядом. На улице в самом деле уже наступил вечер. Выходит, он проспал весь день.

– Ну и как тебе вырубающий коктейль от тети Лены? – спросил Тёма.

Вася осторожно пошевелил руками, ожидая ощутить ремни, которыми его приковали к кровати, но руки двигались свободно. Вася приподнялся и посмотрел на свое тело. Его никто не привязал.

– Хреново, – честно ответил он на вопрос Тёмы, – я бы предпочел больше его не пробовать.

Тёма засмеялся.

– Тебя что, тоже кололи этой дрянью? – спросил Вася.

Тёма покачал головой.

– Нет. Я же умный и знаю, как надо себя вести, чтобы не отхватить, – похвастался он, – и тебя я тоже предупреждал. Надо было послушать.

– Да знаю, – отмахнулся Вася, – думал, они меня к кровати привяжут.

– Ну, видимо, Илья Иванович в тебя еще верит. – Тёма пожал плечами.

При упоминании лечащего врача в душе Васи снова проснулся гнев. Но на этот раз гораздо более слабый. Очевидно, еще сказывалось действие лекарства.

– Чертов доктор Франкенштейн, – пробубнил Вася, а затем с трудом сел. Во всем теле по-прежнему была слабость. Казалось, он тряпичная кукла, набитая синтепоном.

– Обед ты пропустил, но на ужин и кефирчик на ночь успеваешь, – с той же улыбкой сказал Тёма.

Васю его постоянная веселость уже начинала бесить. С другой стороны, может, причина была в таблетках, которые Тёма принимал, поэтому он и не мог реагировать иначе. Вася посмотрел на окно, которое по-прежнему закрывали решетки. Вот же влип. Заперт в Клинике с доктором Франкенштейном неизвестно насколько.

Дерьмо.

Ужин оказался не лучше завтрака. От "кефирчика" Вася отказался, а вот Тёма с удовольствием выпил обе упаковки, медленно потягивая жидкость через трубочку.

Ночью Вася не мог заснуть. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что он весь день пролежал в отключке. Теперь Вася ворочался с боку на бок, но удобно устроиться на больничной койке с тонкой, как блин, подушкой было невозможно. В конце концов, Вася лег на спину и уставился в темноту потолка. Смартфона, чтобы посмотреть видео, послушать музыку или просто почитать статьи, у него не было. Как и книг или журналов, или чего-то еще. Выходить из палаты ночью было запрещено. Тёма уже спал, с ним не поговоришь. А даже если бы и можно было, Вася не был уверен, что хочет этого. Оставалось только лежать и ждать утра.

«Ты должен сам все вспомнить».

Отличный совет, доктор Франкенштейн, ничего не скажешь. Интересно, другим больным вы тоже говорите что-то вроде: просто перестань слушать голоса в башке. Или еще лучше: а ты переключись на другую волну, может, там поинтереснее будет.

Вася тихонько хихикнул, но потом снова загрустил. Вспомнить самому? Будь это так легко, он бы сейчас не лежал в Клинике, верно?

Вспомнить самому.

Вася вздохнул и задал себе вопрос: кто я? А затем попытался напрячь память.

Есть ли у меня родители?

Где я живу?

Он мысленно представлял разные картинки и прислушивался к своим ощущениям. Будет отклик или нет.

Я живу в деревне?

Нет, глухо.

В коттеджном поселке?

Тоже ничего, никаких воспоминаний или ассоциаций.

В городской квартире?

Опять тишина.

Может, в коммуналке или общежитии?

Но и тут внутри ничего не откликнулось.

Что ж, видимо, я бомж, решил Вася.

Он прикрыл глаза, снова пытаясь что-то вспомнить. Но вместо этого в голове всплыло изображение белого корейского дракона на черном фоне.

Это бесполезно! Он никогда не сможет вернуть себе память и просто сгниет в этой идеальной Клинике. Хотя нет, возможно, просидев взаперти несколько лет, он начнет улыбаться, заглядываться на медсестричек и пить кефирчики, как Тёма.

Интересно, реально ли смыться отсюда?

Не успел Вася подумать о побеге, как тут же прогнал эту мысль. Даже если он сбежит, то куда пойдет потом? Вася ведь ничего не помнит! Ни адреса, ни телефона, ни имен родственников. Если только бомжевать на улице, но что в этом хорошего? Да и велика вероятность, что первый же патруль его задержит, а потом сюда же и вернет. Нет, это не вариант. Похоже, Вася застрял тут надолго.

Подходя к колледжу следующим утром, я сразу обратил внимание на большое разноцветное здание, примостившееся неподалеку. В прошлом мае вокруг еще был высокий забор, строительные бытовки, шум работающей техники, а сейчас все убрали. И, судя по всему, в здании теперь жили люди. Точнее, юноши и девушки, мои ровесники, ведь это был новый корпус интерната. Год назад в нашем городе заработал пилотный проект по созданию интерната нового типа (что бы это ни значило), где будут проводить профориентацию, занятия по социализации, подготовку к экзаменам и все в таком духе. А поскольку в старых корпусах свободных мест для совершеннолетних воспитанников не было, для них решили построить отдельное здание. Волею судьбы оно расположилось по соседству с моим колледжем.

Я с любопытством взглянул на новенький корпус, но потом увидел одногруппников и быстро переключил свое внимание на них. Шутка ли, с большинством мы не виделись почти три месяца. Правда, радость встречи омрачало беспокойство. Наверняка все уже знали об убийстве Олеси, и я боялся, что одногруппники завялят меня вопросами.

К счастью, этого не произошло. Намеренно или случайно друзья избегали этой темы. И к большой перемене я расслабился. Мы пообедали в столовой и направились обратно в аудиторию. По дороге Гоша подошел к окну, выходившему на интернат, и сказал:

– Значит, у нас теперь новые соседи. – В его интонации слышалось сожаление.

– Похоже, – отозвался я, встав рядом с лучшим другом.

– А что в этом плохого? – встряла Ксюша, – разве не здорово, что для детей построили новое красивое здание?

Гоша хмыкнул.

– Для них-то здорово, а вот для нас не очень, – заявил он.

– Мы-то тут при чем? – удивилась Ксюша, присев на подоконник.

– А вот ткнут тебе заточкой в живот, тогда узнаешь, – холодно сказал Гоша.

Ксюшина подруга Аня, с которой они были словно сиамские близнецы, начала громко возмущаться.

– Нельзя так говорить! Дети не виноваты, что оказались там! Зачем сразу делать из них монстров? – спросила она, скрестив руки на груди.

Гоша посмотрел на нее, как на дуру. Впрочем, он на всех так смотрел. Я-то давно к этому привык, но считал, что с девушками можно было общаться и повежливее. Особенно с симпатичными.

– А я и не говорил, что они в чем-то виноваты. Просто от осинки не родятся апельсинки, – сказал он.

– В смысле? – переспросила Ксюша.

– В прямом. Думаешь, в таких местах живут добрые, несчастные сиротки-Золушки, которые поют песенки с мышами и птичками и мечтают попасть на бал? – елейным голосом пропел Гоша, – хотя не исключаю, что и такие там есть. Но для статистики это не важно. Я уверен, что большинство обитателей этого милого пряничного домика – дети алкашей, наркоманов и всяких маргиналов. И попали они туда не по уникальному золотому билету из шоколадки.

Ксюша и Аня синхронно надули губы.

– Нельзя так судить о людях! – заявила Ксюша, – ты очень жестокий.

На мой взгляд, рассуждения Гоши были слишком грубыми, поэтому я поддакнул.

– Да, ты что-то и правда перегнул палку, – сказал я.

Гоша самоуверенно пожал плечами.

– Думай что хочешь, Тём. Но не советую тебе по вечерам шляться тут в одиночестве, – предупредил он.

Я нахмурился.

– А разве воспитанникам разрешают свободно выходить за территорию? – с сомнением спросил я, – там же вроде какая-то охрана должна быть. Хотя они ведь совершеннолетние…

– Может, и не разрешают, – сказал Гоша, – только они будут здесь шляться. Поверь мне.

Аня и Ксюша снова стали высказывать недовольство, а я посмотрел на раскрашенное в яркие цвета здание интерната. Пожалуй, Гоша был прав. Осторожность никогда не бывает излишней.

Вася снова сидел в кабинете Ильи Ивановича. Тот, как обычно, был в хорошем настроении и с блокнотом в руках. Чего нельзя было сказать о Васе. Это относилось и к настроению, и к блокноту.

– Как ты сегодня? – задал дежурный вопрос Илья Иванович.

– Нормально, – нехотя отозвался Вася. Он был расстроен и подавлен и не хотел общаться с доктором Франкенштейном.

– Хорошо, – кивнул Илья Иванович, – как дела с воспоминаниями?

– Никак, – бросил Вася.

Илья Иванович, казалось, не хотел замечать негативный настрой своего пациента.

– А не было такого, чтобы тебе на ум приходили какие-то образы? – спросил он.

– Типа? – уточнил Вася.

– Любые. – Илья Иванович пожал плечами и ненадолго прервал свою писанину. – Представь, ты ни о чем не думаешь, и вдруг в голове сам собой всплывает какой-то образ. Или, может быть, есть какой-то повторяющийся сон?

Вася задумался. До сих пор он еще ни разу не видел сны. Точнее, может, ему что-то снилось, просто каждое утро разум тщательно стирал воспоминания о снах, как избавился и от Васиного прошлого. А вот насчет повторяющихся образов…

– Ну был один образ, – нехотя признал Вася, а затем добавил, – но это просто бред.

– Психиатры любят бред, – попытался пошутить Илья Иванович, – так что это был за образ?

– Корейский дракон, – ответил Вася.

Илья Иванович что-то быстро записал.

– Значит, корейский дракон, – повторил он, – а какой?

Вася пожал плечами.

– Да обычный. Белый дракон на черном фоне, – рассказал он.

– И все? – снова уточнил Илья Иванович.

– Да, – буркнул Вася. Он не понимал, почему доктор Франкенштейн так прицепился к этому.

Илья Иванович вздохнул.

– Василий, послушай, если ты хочешь поскорее все вспомнить, то ты должен мне помочь, – сказал он.

– А кто вам сказал, что я хочу что-то вспоминать? – парировал Вася.

– А ты разве не хочешь? – удивился Илья Иванович.

– Нет, – отрезал Вася.

– Интересно, почему? – спросил Илья Иванович.

Кто бы сомневался, что он отреагирует именно так! Чтобы Вася не сказал, тот всегда спрашивал «почему?». Я голоден. Почему? Я хочу спать? Почему? Я задолбался торчать в этой Клинике. Почему? Как же это бесило!

– Потому что, – буркнул Вася, но потом все же добавил, – разве это не очевидно? Если я оказался здесь, значит, со мной произошло что-то очень плохое. Верно? Может, надо мной издевались в колледже, и, в конце концов, разбили башку так, что память отшибло. А может, я был в плену у маньяка и мой мозг стер эти воспоминания, чтобы меня защитить. Или вообще, я ребенком выжил в авиакатастрофе, скитался по лесу, и меня воспитали волки. Всякое возможно. Почему я вообще должен вспоминать весь этот кошмар?

– Значит, волки воспитали? – переспросил Илья Иванович, который все это время что-то записывал.

– Ну, как вариант, – отозвался Вася, – медведи или тигры вроде таким не славятся. А волки живут стаями, держатся друг за друга и вполне могут принять к себе чужого детеныша.

– Я не специалист по животным, но, пожалуй, ты прав, – кивнул Илья Иванович.

– Ну вот, – подтвердил Вася, – тогда чего вы от меня хотите? Я пошел.

После этих слов Вася встал и направился к двери. Он ожидал, что Илья Иванович попытается его остановить.

– Хорошо, на сегодня достаточно. Можешь идти, – сказал он вместо этого.

Проклятый доктор Франкенштейн, – выругался Вася про себя и вышел из кабинета.

Студенческая жизнь шла своим чередом, и вскоре я забыл о предостережении Гоши, а разноцветный домик по соседству превратился в еще одну привычную деталь окружающего пейзажа.

В один из дней мне пришлось остался на дополнительные занятия по матеше. Вообще-то, для меня это не был профильный предмет, но портить себе зачетку тройкой тоже не хотелось. Поэтому лишние пару часов я старательно решал уравнения, подавляя внутреннего гуманитария.

После занятия пришлось еще немного задержаться, чтобы обсудить кое-что с преподавательницей, и в итоге я вышел из колледжа последним, под недовольный бубнеж охранника. В сентябре по вечерам было еще не так темно, поэтому я не волновался и неторопливо шел домой, слушая музыку в наушниках. Думал о колледже, матеше и об Олесе. Точнее, о расследовании ее убийства. С момента допроса никаких новостей не было. Следователь больше со мной не связывался. Наверное, это был хороший знак. Следователь убедился в моей непричастности и решил оставить меня в покое, но я все равно чувствовал тревогу. Неизвестность пугала. Расследование находилось вне зоны моего контроля, поэтому я ощущал страх и бессилие, и, мучаясь бессонницей по ночам, принимался искать в интернете новости о деле Олеси. Разумеется, безрезультатно.

Погруженный в свои мысли, я прошел вдоль школы, свернул на соседнюю улицу и вдруг передо мной вырос какой-то парень в дурацкой футболке с корейским драконом. Я хотел его обойти, но тот намеренно перекрыл дорогу. Я остановился, вытащил один наушник и посмотрел на парня. Его лицо было мне не знакомо. Не то, чтобы я знал всех людей в округе, но райончик у нас маленький, спальный, большинство местных поневоле примелькались.

Парень был высоким, светловолосым и короткостриженым. Убитые кроссовки, старые джинсы с какими-то масляными пятнами, идиотская футболка и толстовка с дырками, явно не дизайнерскими. Интернатский, – догадался я.

– Тебе чего? – спросил я, после паузы. А затем вдруг понял, что кроме меня и этого типа, вокруг никого нет.

– Телефон дай, – потребовал парень.

Я напрягся.

– Тебе зачем? – осторожно спросил я, сразу же вспомнив предостережение Гоши о заточке.

– Надо, – с наглой ухмылкой ответил парень.

Я начал быстро прикидывать варианты. Как поступить? Отдать или отказаться? Как вообще правильно разговаривать с такого типа людьми? Я окинул потенциального противника оценивающим взглядом. Судя по виду, парень был крепким, спортивного телосложения. Вряд ли от такого получится убежать, тем более тот стоял совсем близко. Врезать ему? Я не был трусом, и в прошлом мне случалось драться с парнями из соседнего двора. Но в тех случаях это была честная драка. Один на один и без оружия. А что на уме у этого парня я сказать не мог. Вдруг у него действительно заточка в кармане? Или складной нож? Вдруг он психопат и, услышав отказ, забьет меня насмерть какой-нибудь арматурой? К счастью или нет, но воображение в таких случаях работало хорошо. Вставал вопрос, готов ли я расставаться с жизнью из-за смартфона, пусть и дорогого.

– Ну, че застыл? – оскалился парень, – глухим прикидываешься? Сказал, телефон давай!

Меня уже начало потряхивать от гнева. Хотелось съездить этому ублюдку по лицу, но еще сильнее бесил собственный страх. Испугался какого-то интернатского гопника. Позор! Но я никак не мог выбросить из головы слова Гоши про заточку. А если этот ублюдок на самом деле меня пырнет? Перед кем тогда я буду хвастаться своим геройством? Перед святым Петром?

Потной рукой я залез в карман, достал смартфон и протянул парню.

– И разблокировать не забудь, – усмехнулся тот.

Я так сильно стиснул зубы, что заболела челюсть. Интернатский гопник стоял прямо передо мной, чуть возвышаясь, и я ясно видел в его взгляде смесь презрения и торжества. Ублюдок чувствовал себя победителем. Триумфатором, хотя вряд ли умел писать такие сложные слова. Уязвленная гордость и мужское эго требовали наплевать на последствия и хорошенько врезать гопнику. Лучше умереть, сражаясь, чем сдохнуть, как трус.

А вот разум и повышенная тревожность были не согласны. Они напоминали мне про самые кровавые репортажи из криминальной хроники. Ну врежешь разок, а он тебя заточкой. Да, его потом наверняка поймают и посадят, но мертвому тебе от этого легче не станет. Я сразу вспомнил про похороны, на которых приходилось бывать. Бабушки. Тети. Олеси. Светы. Наташи. Кати. (Сколько же людей я похоронил за свои неполные двадцать!). Перед мысленным взором возникли восковые лица покойников. Их измененные смертью черты. Я вспомнил, как вслед за другими скорбящими целовал холодный, твердый лоб, и потом долго тер губы мылом, ощущая на них прикосновение смерти.

Испытывая доходящее до тошноты отвращение к самому себе, я послушно разблокировал смартфон. Ублюдок с ухмылкой победителя быстро выхватил его и спрятал в карман.

– Ну, бывай! – бросил он и довольный пошел прочь.

А я так и остался стоять посреди улицы, сжигаемый гневом и обидой. Проклятье! Ситуация как в какой-то тупой комедии, когда гопники грабят ботаников. Постояв так еще пару минут, я с силой пнул валявшуюся у дороги банку из-под энергетика и поплелся домой.

Если этот ублюдок думает, что я не заявлю в полицию, то он сильно ошибается!

Я возвращался домой, скрипя зубами от злости. Не мог успокоиться из-за того, что так легко отдал какому-то уроду свой смартфон, даже не попытавшись сопротивляться. Словно трус. Осознавать это было противно. Невыплеснутый гнев жег изнутри, требовал выхода. Мне хотелось вернуться, догнать этого парня и избить. Хотя тот уже ушел. Тогда надо будет подкараулить его завтра и разобраться.

А если завтра он не появится?

Проклятье! Как же бесит!

Подпитываемый яростью, я почти бежал, на ходу сжимая и разжимая кулаки. Все вокруг раздражало: идиотские выбоины на асфальте, тупые уроды, не умеющие парковаться, громкая музыка из окна первого этажа. Добравшись до подъезда, я набрал код на домофоне, с силой надавливая на кнопки, словно пытался выдавить их, как прыщи. Дверь мерзко запищала, я вошел в подъезд и поморщился.

Почему здесь так воняет кошачьей мочой? Хозяева кошек, что лотки не меняют?! Если им самим нравится жить в вони, то это не значит, что другие жильцы должны терпеть! У меня даже возникла мысль: а не нассать ли им под дверь, пусть наслаждаются, раз так любят запах мочи.

Пока я ждал лифт и проклинал владельцев кошек, в подъезд зашел мой личный антидепрессант вместе с хозяйкой.

– О, Тёма, привет! – воскликнула женщина средних лет, одетая в спортивным костюм и старые кроссовки.

– Здравствуйте! – поприветствовал я и улыбнулся, – привет, Рекс!

Рекс был немецкой овчаркой, прямо как тот пес из сериала моего детства, и по совместительству местным похитителем сердечек. Уж я-то точно души в нем не чаял. Когда Рекс подбежал ко мне, виляя хвостом, я протянул руку и с удовольствием стал гладить его блестящую шерстку.

– Кто это у нас тут такой красавчик? – спросил я.

Рекс довольно гавкнул, прекрасно понимая, кого сейчас хвалят.

– Да, как раз вчера помыла этого засранца, – сказала хозяйка, когда мы вместе зашли в лифт, – не представляешь, какой спектакль он мне устроил! Вот кто уж точно достоин Оскара.

Я засмеялся. Напряжение понемногу начало спадать. Я почувствовал, как плечи расслабляются и возвращается легкость на душе.

– А компенсацию за страдания он получил? – поинтересовался я, подмигнув Рексу.

Хозяйка хмыкнула.

– Конечно, куда ж без этого! – сказала она, с любовью, глядя на своего питомца.

Лифт остановился на пятом, мне нужно было выходить. Расставаться с Рексом не хотелось, но делать нечего.

– До свидания! – сказал я, выходя из лифта, – пока самый чистый собакен на районе!

Рекс гавкнул, и двери лифта закрылись. Мне стало легче. Запах кошачьей мочи исчез, а сами пушистики, как и их владельцы, перестали раздражать. Я покачал головой, понимая, что был неправ. Нельзя злиться на кошек. Они не виноваты в том, что я идиот, у которого отобрали смартфон.

Я зашел в квартиру, бросил рюкзак на пол, снял куртку и переобулся. Затем пошел мыть руки.

– Как дела, сынок? – позвала мама из кухни.

Я вытер руки о мягкое полотенце, от которого приятно пахло лавандовым кондиционером, и пришел к ней.

Что делать? Стоит ли рассказывать маме про смартфон? С другой стороны, а как не рассказать? Если завтра она мне позвонит, то сразу все узнает. Но может, пока попробовать разобраться самому? Нет, глупо. Какова вероятность, что я завтра снова встречу того гопника? И что же теперь все это время ходить без смартфона?

– Тём, ты чего какой-то задумчивый? – спросила мама, – что-то случилось?

Я вздохнул и сел за стол. После недавнего ремонта кухня просто сияла. Новенький гарнитур, красивый деревянный стол под дорогой скатертью, тяжелые стулья с высокими спинками – мама хотела, чтобы кухня выглядела, как на фотографиях из глянцевых журналов. А мне больше нравилась старая обстановка, которая была при жизни бабушки. Пусть оставалось меньше свободного пространства, стояла немодная мебель и чувствовался запах старости, зато в квартире было уютно. По-домашнему. Но вслух, конечно, я ничего не говорил.

– Да тут такое дело, – осторожно начал я, – в общем, у меня смартфон украли.

– Как?! – воскликнула мама и выключила телевизор, который до этого бубнил на заднем плане.

– Какой-то гопник из интерната подошел и потребовал отдать, – честно рассказал я, – ну я и не стал с ним драться, хотя стоило бы.

– Что ты такое говоришь?! Сыночек! – воскликнула мама, бросилась ко мне и обняла, будто я выжил после нападения медведя, – ты все правильно сделал! Нельзя лезть в драку с такими людьми! Тебя же могли убить из-за какого-то телефона!

– Ага, – вяло отозвался я, понимая, что поступил разумно. Но уязвленная гордость болезненно скребла по внутренностям, требуя отмщения.

Мама отстранилась.

– Не бойся, я этого так не оставлю! – заявила она, потрясая кулаком в воздухе, – чтобы какой-то выродок посмел тронуть моего мальчика! Сейчас я позвоню твоему отцу.

– Да ладно, мам! – Я попытался ее остановить, чувствуя, как по внутренностям растекается непонятный страх. В какой момент я начал бояться отца? – Он еще на работе, зачем отвлекать? Ничего ужасного же не случилось. А у папы какой-то важный проект.

– Он мужчина! – ответила мама, – и обязан защищать свою семью.

Я сдался. Все равно маму не переубедить. Я не представлял, что такого "мужского" мог сделать отец в данной ситуации, но мама уже набирала его номер. Она всегда так поступала в любой минимально сложной ситуации. "Я ЗАмужем" всякий раз подчеркивала мама, когда я спрашивал, почему она не попробует решить проблему самостоятельно.

– Занят? – переспросила она, – между прочим, на твоего сына напали какие-то гопники, пока ты непонятно, чем занимаешься!

"Гопники"?! Вообще-то, речь шла всего об одном придурке. Да и тот не нападал, а просто угрожающе выглядел! Пока мама совсем не разошлась, я ловко выхватил у нее смартфон.

– Со мной все в порядке, – быстро доложил я.

– Сынок, что случилось? – взволнованно спросил отец.

– Да один урод смартфон у меня забрал, – честно признался я, уклоняясь от маминых попыток вернуть себе контроль над разговором, – но он мне ничего не сделал. Как и я ему, к сожалению. Сдался без боя, короче.

– Все нормально, не переживай, – сказал отец спокойнее, – завтра пойдем в полицию и напишем заявление. Ты лицо его запомнил?

– Он из этого нового интерната, – сообщил я.

– Ну и отлично. Завтра же пойдем в полицию после твоих занятий, – пообещал отец, – а сейчас мне нужно работать.

– Конечно! Прости, что отвлекли. Пока! – сказал я и сбросил вызов.

Мама недовольно забрала смартфон.

– Ничего страшного, значит? – повторила она, – тоже мне ничего страшного! А когда будет страшно?! Когда тебя порежут или застрелят?! Тогда он воспримет ситуацию всерьез?!

– Ма, не нагнетай! – взмолился я, – ничего ужасного и правда не произошло. Напишем заявление в полицию, и телефон мне вернут, а этого придурка отправят в какую-нибудь колонию.

Но мама не унималась. Ей нужны были страсти, как на любимых телешоу.

– Этого гопника отправят в колонию? А с остальными что?! – воскликнула она, – этот интернат нужно закрыть! Это же сплошной рассадник криминала!

Я закатил глаза. Теперь мама успокоится еще не скоро.

После завтрака Вася решил выйти из палаты и осмотреться. Он боялся разгуливать по Клинике-которая-не-дурдом-но-тут-лежат-больные, но Тёма заверил, что опасных типов здесь не держат. Поэтому Вася и отправился на прогулку, ведь сидеть в четырех стенах было невыносимо.

Внешне Клиника выглядела, как обычная больница. Если не знать правду, могло показаться, что ты находишься в каком-нибудь хирургическом отделении, ждешь удаления желчного пузыря. Удобная маска, чтобы скрыть правду.

Вася медленно шел по коридору, изредка заглядывая в палаты, но ничего необычного не заметил. А чего он ожидал? Что больные будут громко разговаривать сами с собой? Кричать и бегать по коридорам? Или как в каком-нибудь фильме ужасов врачи начнут хватать пациентов, затаскивать в подвал и вскрывать им черепные коробки?

Он дошел до конца коридора и оказался около двери в комнату отдыха. В обычных больницах тоже встречалось нечто подобное. Где-нибудь в уголке стоял телевизор, пара диванов, лежали книги в мягком переплете, которые пациенты не стали забирать домой. Интересно, здешняя комната отдыха чем-то отличается от обычной? Из любопытства Вася решил заглянуть внутрь. Увиденное его приятно удивило.

В Клинике комната отдыха была полноценным помещением и не маленьким. По периметру стояло несколько столов со стульями, еще были этажерки и пара диванов. Но больше всего Васе понравилась, что здесь было много света: целых четыре окна на стене напротив входа. Жаль только они были зарешечены.

Вася подошел к этажеркам и стал рассматривать предметы, стоявшие на полках. Тут валялось несколько коробок с пазлами, причем были как совсем простые, детские, так и сложные, со множеством деталей. За столиком в углу какой-то парень как раз собирал огромную картину: белый корейский дракон на черном фоне. Вася подумал, что у него бы терпения не хватило для такой работы.

Еще на полках обнаружились настольные игры, только какие-то однотипные, все основаны на карточках. Через несколько мгновений Вася сообразил, что их подбирали не с точки зрения увлекательности, а так, чтобы пациенты не смогли проглотить мелкие детали или как-то иначе себе навредить. Что ж, разумно. Вася взял одну из коробок и повертел в руках. Он знал эту игру, в ней нужно было подбирать ассоциации для картинок, а потом угадывать их. Раньше игра ему нравилась, но в нынешних условиях странные изображения на карточках выглядели зловеще, заставляя сомневаться в собственном рассудке. Вася вернул игру на место и подошел к следующей этажерке.

Здесь стояли книги. В основном детские или подростковые. Никаких ужасов или детективов. Милые истории про животных, про школу, про любовь. В общем, тоска. Вася разглядывал корешки и все больше разочаровывался, пока не увидел книгу на самой нижней полке. Она была на английском, и ее обложка показалась Васе очень знакомой: грустный парень на ярком фоне. Он взял книгу в руки и несколько мгновений смотрел на обложку, пытаясь что-то вспомнить. А затем внезапно бросил ее и отошел в сторону. Глядя на книгу, Вася почувствовал что-то странное, какой-то неясный страх, словно от романа исходила опасность. Васе не понравилось это ощущение. А еще ему было не по себе из-за того, что он боится какой-то книги. Что за бред? Он же не сумасшедший, в самом-то деле! Или нет?

Вася затряс головой. Хватит себя накручивать!

– Эй! – услышал он и обернулся. К нему шел явно недружелюбно настроенный парень. – Нечего книги кидать! Они не твои, вообще-то.

Вася молча уставился на парня. Тот был почти на голову ниже, но его откровенная агрессивность пугала. Мало ли что на уме у какого-то психа. Бешеный – окрестил его Вася.

– Че глазами хлопаешь? – прорычал Бешеный, – положи на место, как было!

Вася решил, что лучше не спорить. Хотя гарантий, что Бешеный отвяжется после того, как Вася поднимет книгу, не было. Но он все же подошел к этажерке и положил книгу на место.

– И не смей больше так делать! – потребовал Бешеный, – я буду за тобой следить!

Это прозвучало как угроза, и Вася решил, что лучше всего будет поскорее уйти. Он попятился и тут же налетел спиной на еще одного пациента. Обернувшись, Вася увидел перед собой коротышку в больничной пижаме. Сначала из-за маленького роста он решил, что перед ним ребенок, но потом взглянул в пугающе серьезное лицо и понял, что парень был взрослым.

– Простите, – пролепетал Вася, избегая пристального взгляда Полторашки.

– Да кому нужны твои извинения?! – крикнул Бешеный.

Вася спиной чувствовал его гневное сопение и понял, что надо скорее смываться.

– Простите еще раз, я пойду, – пробормотал он и попытался прошмыгнуть мимо Полторашки, но неожиданно тот вытянул ручонки и схватил его за край пижамы.

Вася посмотрел на парня и увидел, как его лицо прояснилось, на нем мелькнуло узнавание.

– Это же ты, да? – радостно спросил Полторашка.

Вася замер. Сердце забарабанило о ребра. Неужели этот парень его знает? От волнения Вася начал потеть. Он сглотнул и обратился к Полторашке, игнорируя Бешеного, грозно сопевшего рядом.

– Мы знакомы? – спросил Вася, – можешь рассказать, кто я? Как меня зовут?

– Ха! – резко выдохнул Бешеный, – посмотрите-ка, он ничего не помнит!

Эта фраза прозвучала, как обвинение. Словно Вася нарочно забыл нечто важное и тем самым подвел других людей. Он бросил быстрый взгляд на Бешеного, а затем сосредоточился на Полторашке. Сейчас тот расскажет правду. Вряд ли, конечно, он в курсе, что произошло с Васей, но сейчас любая информация может помочь вернуть воспоминания.

– Так что? – поторопил Вася, – ты меня знаешь, да?

Полторашка кивнул.

– Ты тот, кто прибыл, чтобы освободить нас, – радостно объявил он.

Сердце Васи словно рухнуло в пропасть, как бывает при катании на американских горках, когда вагончик быстро несется вниз.

– Что? – переспросил он.

– Ты вытащишь нас отсюда! – повторил Полторашка и крепче вцепился в пижаму Васи.

Ясно. Этот парень ничего не знает. Он просто сумасшедший. Разочарование полоснуло по сердцу словно листом бумаги. Вася поморщился и попытался сбросить с себя руки Полторашки.

– Пусти! – потребовал он.

Но тот не сдавался.

– Ты здесь, чтобы освободить нас! Я знаю! – бормотал он, не сводя с Васи немигающего взгляда, – я долго ждал, и ты, наконец, пришел! Скоро мы станем свободны!

То ли от очередного разочарования, то ли от страха, Васю начало мутить.

– Пусти, говорю! – крикнул он и с силой оттолкнул Полторашку.

Тот рухнул на пол, задев один из стеллажей. Сверху посыпались коробки с настольными играми.

– Ах ты, сволочь! – взревел Бешеный, – ты что творишь?!

Вася испугался, что на шум прибегут санитары и снова вколют ему какую-то гадость, поэтому выбежал из комнаты, даже не извинившись, и поспешил скрыться в своей палате.

Из-за вчерашнего происшествия мама настаивала, чтобы в колледж меня проводил отец. Мне с трудом удалось отбиться. Мама любила устраивать драмы на ровном месте, но это было уже чересчур. Поэтому, как только мама сдалась, я выбежал из дома и быстрым шагом направился к колледжу, чувствуя себя не в своей тарелке. А сегодня после занятий родители еще собирались пойти в полицию. Это меня сильно беспокоило.

Во-первых, мне было стыдно. Перед глазами тут же возникала картина, как здоровяк в форме окинет меня оценивающим взглядом и спросит, почему я так легко отдал какому-то ублюдку свой телефон. И как бы я ни оправдывался, в глазах полицейских останусь слабаком и трусом.

А во-вторых, что еще важнее, мне не хотелось появляться там. Я опасался, что в разговоре всплывет дело Олеси, меня снова начнут расспрашивать, и тогда я не удержусь и сболтну лишнего, быстро превратившись из свидетеля в подозреваемого. Я боялся этого. Лучше навсегда попрощаться со смартфоном, пусть и совсем новым, чем снова оказаться на допросе у следователя. Лишь уязвленная гордость неприятно саднила. Неужели придется дать слабину и все спустить тому гопнику?

Погрузившись в свои мысли, я не замечал ничего вокруг и уже почти добрался до колледжа, когда меня окликнули.

– Эй, подожди!

Я обернулся и увидел девушку, бежавшую навстречу. Развернувшись к ней, я пригляделся. Лицо было мне не знакомо. Но девушка определенно была красива, чем-то даже напоминала юную Ингрид Бергман. Разумеется, при таких внешних данных незнакомки я просто обязан был ее дождаться.

– Привет! – воскликнул я и улыбнулся.

С красавицами нужно быть вежливым и галантным.

– Здравствуй, – ответила она, запыхавшись, а затем достала что-то из кармана и протянула мне, – это ведь твое?

В руке у девушки был мой смартфон. Такого поворота я никак не ожидал, поэтому удивленно уставился на нее, не понимая, как телефон мог попасть в руки незнакомки, а затем внимательно к ней присмотрелся, обращая внимание не только на красивое лицо. На девушке были надеты стоптанные кроссовки, джинсы устаревшей модели, куртка на пару размеров больше и к тому же явно мужская. Все понятно, она из того же интерната, что и вчерашний гопник.

– Спасибо, – сухо поблагодарил я и хотел было уйти, но девушка схватила меня за рукав.

– Ты ходил в полицию? – спросила она взволнованно.

– Только сегодня собирался, – осторожно проговорил я, не зная, чего от нее ожидать.

В тот же миг я почувствовал, как пальцы девушки сильнее сжали мое предплечье.

– Пожалуйста, не подавай заявление! – попросила она.

Я ощутил раздражение и вырвал у нее руку.

– Еще чего! С какой стати я должен прощать какого-то ублюдка?! – возмутился я.

– Но его же посадят! – жалобно воскликнула девушка.

– Ну и правильно! Таким, как он место за решеткой! – заявил я.

Лицо девушки исказила гримаса отчаяния.

– Но я же вернула тебе телефон! Он цел, ни царапинки, можешь проверить! – сказала она.

Градус раздражения в душе стал еще выше. Обязательно проверю, но не сейчас.

– А то, что этот урод мне угрожал, это ничего?! А то, что он влез в мою личную жизнь?! – Я потряс смартфоном, словно прокурор доказательством. – Мне как минимум полагается компенсация за моральный ущерб!

Неожиданно девушка кивнула и снова полезла в карман.

– Вот, в качестве компенсации. – Она протянула несколько смятых купюр.

– Украла, что ли, – спросил я, с подозрением покосившись на деньги.

Рука девушки дрогнула.

– Нет, осталось немного от бабушкиного подарка, – тихо проговорила она.

– Ну, да, – недоверчиво протянул я.

Пару минут девушка молча смотрела на меня, а потом быстро сняла сережки и какое-то украшение с шеи.

– Если денег недостаточно, то вот. – Она раскрыла ладонь. Я увидел две золотые сережки в форме змей с чешскими гранатами в раскрытой пасти, и серебряный крестик на обычной веревочке. – Это все, что есть. Сережки бабушкины. Они золотые, там проба стоит. Вряд ли они очень дорого стоят, но сколько-то за них получить можно. Или вдруг подаришь своей девушке. Ну и крестик серебряный, на нем тоже проба.

Глядя на протянутую ладонь, в которой лежали чьи-то единственные сокровища, я почувствовал вину, а еще бессильную злость. Проклятый ублюдок! Нет, чтобы самому прийти, как мужик, он прислал свою подружку с глазами несчастного олененка.

– Ладно, не надо, – бросил я, делая шаг назад, – не пойду я ни в какую полицию. Но это в первый и последний раз! – предупредил я, – если твой парень снова на кого-то наедет, я молчать не стану.

Девушка кивнула.

– Спасибо! И он не мой парень, – зачем-то уточнила она, – Вася, вообще-то, хороший, просто с ним случилось много плохого, вот он и озлобился. Но я прослежу, чтобы он больше тебя не трогал.

Вася! Дебильное кошачье имя!

– Возьми все-таки в качестве извинений. – Девушка снова протянула ладонь.

– Не надо, все в порядке, – отмахнулся я, для надежности пряча руки в карманы.

Девушка убрала ладонь с сокровищами, но не уходила.

– Может, тогда помочь тебе с алгеброй или физикой? – неожиданно предложила она, – я неплохо соображаю по всем техническим предметам. Если у тебя есть проблемы, я могу помочь.

Ее предложение заставило меня задуматься. Но вовсе не об алгебре и тем более не о физике. Девушка была полностью в моем вкусе, и мне захотелось встретиться с ней снова. Одновременно в душе появилось нехорошее предчувствие. Я вспомнил Олесю. Также было и с ней, а чем все в итоге закончилось? Я тряхнул головой, отгоняя непрошеное видение. Нет, это другое.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Вера, а тебя?

– Артём, – представился я, – продиктуй свой номер, я тебе позвоню.

Вера усмехнулась.

– У меня нет телефона, лучше ты скажи свой, я тебе с городского наберу, – предложила она.

– Ладно. – Я хотел было продиктовать ей номер, но потом передумал. Вдруг Вера забудет или неправильно запомнит, тогда я потеряю шанс с ней связаться. Я полез в рюкзак, вырвал лист из первой попавшейся тетради и написал свой номер.

Вера взяла листок, бережно сложила и убрала в карман.

– Я тебе позвоню, – пообещала она, – и спасибо! Ты хороший парень.

Я кивнул, проводил Веру взглядом, а затем поспешил в колледж. Вот-вот должна была начаться первая пара.

На лекции я тайком достал смартфон, чтобы проверить, все ли в порядке. На банковском приложении стоял пароль, но мало ли. Я быстро его открыл. Деньги, похоже, на месте. Потом я прошелся по своим соцсетям. К счастью, ублюдок ничего не публиковал от моего имени, но переписки прочитать мог. Мне стало противно. Какой-то гопник рылся в моей личной жизни. Отвратительно. Я посмотрел галерею. Новых фотографий не было (зато старые гопник мог увидеть). Проверил историю звонков и СМС. Чисто. Ну или тот ублюдок все удалил. А может, просто Вера успела забрать смартфон раньше, чем он начал в нем хозяйничать.

Но что же этот Вася все-таки делал? Не мог же он просто забрать смартфон и положить под подушку.

Вскоре я получил ответ. На смартфон оказалось скачано несколько игрушек. Детский сад. Спереть чужой телефон, рискуя при этом сесть в тюрьму, ради того, чтобы поиграть в аркады? Этот ублюдок явно умом не блистал. И зачем Вера заступилась за него? Хотя может она сама такая же. Мне хотелось разозлиться на Веру, но не получалось. Вообще, на красивых девушек сложно злиться. Тем более, если у них еще и доброе сердце.

Интересно, она правда позвонит или сказала так только, чтобы задобрить?

Весь остаток учебного дня я думал о Вере и об ублюдке.

После занятий по плану я должен был пойти с родителями в полицию. Они уже ждали у входа в колледж. Мама чуть не бросилась мне на шею.

– Сыночек! – заголосила она.

Я смущенно обернулся, не хватало, чтобы одногруппники это увидели.

– Привет, ма, – быстро поздоровался я, – давай в машине поговорим.

– Конечно-конечно, – закивала мама.

Отец первым направился к парковке, я шел следом, мать пристроилась в хвосте. Она хотела забрать у меня рюкзак, потому что он якобы слишком тяжелый, но я не позволил.

– Ма, ты вообще в курсе, что я вешу больше тебя? О каких тяжестях ты говоришь? – проворчал я, – и вообще, я парень, мне положено тяжести таскать.

– Сыночек мой, – снова заголосила мама.

Я мог только глаза закатить. Материнская любовь – это прекрасно, но порой она бывала чрезмерной. Хотя действительно ли речь шла о любви? Возможно, ей просто нравилось играть роль самоотверженной матери. Я замер. Откуда в моей голове появились такие мысли? Разве можно так думать про маму? Я испугался сам себя и поспешил забраться на заднее сиденье автомобиля.

Когда все, наконец, расселись: отец за руль, я и мама на пассажирские места, я решил начать разговор, который обещал стать непростым.

– Поехали сразу домой, – попросил я, – смартфон мне вернули, так что нет нужды обращаться в полицию.

Мама охнула.

– Что значит нет нужды?! – воскликнула она, – тебя же ограбили!

– Я же говорю, смартфон вернули. – Для наглядности я достал его из кармана и продемонстрировал родителям. – Там ни царапинки. Все хорошо.

– Сын, тебя что, шантажируют? Вымогают деньги? – В разговор вступил отец, повернувшись ко мне.

– Что?! Да нет, конечно, все в порядке! – воскликнул я, – просто зачем нужны эти напряги с полицией? Смартфон на месте, я не пострадал.

– Сыночек, тебя же чуть не убили! Мы обязаны наказать этих сволочей! Покусились на моего мальчика! – запричитала мама.

Убили? Я вроде не один раз повторил, что Вася меня и пальцем не тронул. Но мама любила драматизировать.

– Ма, успокойся, пожалуйста, – попросил я.

– Мама права, – поддакнул отец, – такое нельзя спускать на тормоза. Сегодня отобрали телефон, завтра кошелек, а потом вообще убьют.

– А ты у нас один, сыночек! – снова встряла мама.

Я вздохнул. А никто и не говорил, что это будет просто. И как теперь выкручиваться? Перед мысленным взором сразу появилось умоляющее лицо Веры. Нет, раз уж обещал, надо идти до конца.

– Послушайте, что вы собираетесь предъявить полиции? Смартфон вернули, я цел и невредим. – Я начал приводить аргументы. – А история про ограбление – это только мои слова, доказательств нет. Полицейские скажут, что я все придумал. Зачем тогда идти туда и трепать себе нервы?

– У твоего отца есть связи, он обязательно их задействует и заставит этих бездельников шевелить задницами, – пообещала мама.

– Давайте прибережем эти связи на крайний случай, – предложил я, – а сейчас просто забудем об этом.

Родители на мгновение замолчали.

– Получается, тот парень просто вернул тебе телефон и все? – уточнил отец.

По его интонации я понял, что лучше не врать, иначе родители не поверят.

– Не совсем. Смартфон вернула его подруга, – честно признался я.

– Девушка, значит, ну ясно. -Отец хмыкнул. – Красивая, наверное.

От чего-то при этих словах внутри все сжалось и резко рухнуло вниз, как при катании на американских горках. Чувствуя, как пот струится по спине, щекоча кожу, я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился взглядом с отцом. Тот улыбнулся и подмигнул, словно мы были заговорщиками, хранившими общий секрет.

Мама ничего не заметила и начала возмущаться.

– Так ты не хочешь идти в полицию из-за какой-то интернатской распутницы? – прошипела она, – еще одну себе нашел?! Ну почему ты не можешь встречаться с приличными девушками из хороших семей?! От твоих девиц одни проблемы! И в итоге страдаем мы с папой!

– Ма, не надо так говорить, – попросил я.

– А почему я должна молчать?! – Мама еще сильнее рассвирепела. – Из-за твоих увлечений мы с отцом ходим в полицию, чаще, чем в поликлинику! Неужели не понимаешь, что однажды это все плохо закончится?!

– Ма! – жалобно протянул я.

– Правда, милая, ты что-то загнула, – сказал отец.

– Ничего я не загнула! – вскинулась мама, – сам вспомни! Сколько их уже было? Катя, Наташа, Света, Олеся, – перечисляла мама, – и все они…

Умерли, – хотел добавить я, но язык вдруг онемел, стал тяжелым и неповоротливым, словно после анестезии у стоматолога.

– И теперь твой сын хочет привести к нам в дом еще одну! – продолжала кричать мама, – а я не хочу больше проблем! Я устала, понимаешь?!

– Никого я к вам в дом приводить не собираюсь! – воскликнул я, – мы виделись-то всего один раз!

Но мама явно не хотела успокаиваться. А меня вдруг осенило: ведь действительно, всех девочек из неблагополучных семей, с которыми я дружил или встречался, в итоге убили. Странное совпадение, правда?

– Как твои дела? – спросил Илья Иванович, держа наготове блокнот с ручкой.

Вася пожал плечами.

– Нормально, – отозвался он, стараясь смотреть куда угодно, только не на доктора Франкенштейна.

– Ты молчал на последнем сеансе групповой терапии, – напомнил Илья Иванович.

Вася не хотел с ним разговаривать.

– Это вопрос или констатация факта? – насмешливо спросил он.

Илья Иванович отложил ручку и посмотрел на Васю.

– Мы тебе не враги, – сказал он, – мы хотим помочь.

– Ага, – буркнул Вася.

– Если ты не будешь идти на контакт, то ничего не получится. – Илья Иванович попытался зайти с другой стороны.

– А смысл? – зло бросил Вася, – вы же сказали, я должен вспомнить все сам. Зачем тогда мне вы или какая-то групповая хренотень?

Илья Иванович вздохнул.

– Ясно. Хорошо. – Кивнул он сам себе. – Давай я тебе кое-что расскажу, чтобы ты не считал меня врагом.

Вася вопросительно поднял бровь.

– С чего бы такая щедрость? – с подозрением спросил он.

Илья Иванович улыбнулся.

– Говорю же, я хочу тебе помочь, и я не твой враг, – ответил он, – так вот. О твоем прошлом.

Вася выпрямился в кресле и напрягся. Он не был уверен, что готов услышать правду о себе прямо сейчас.

– Подождите! – запротестовал он.

– Что такое? – спросил Илья Иванович, – боишься?

Васе не хотелось признаваться в трусости, но и услышать историю, наподобие тех, что мелькают в криминальной хронике, только с собственным участием, он был не готов.

– А если да, то что? – с вызовом спросил Вася.

Илья Иванович постучал ручкой по блокноту.

– Я могу ничего тебе не говорить, – сказал он, – но думаю, тебе все же стоит меня выслушать.

Вася колебался. Он посмотрел на доктора Франкенштейна, потом на дверь. В конце концов, он в любой момент может сбежать.

– Ладно, что у вас там? – спросил он, вытирая вспотевшие ладони о пижамные штаны.

Илья Иванович кивнул, очевидно, довольный Васиным решением.

– Насколько мне известно, твоя история выглядит так: ты жил в благополучной семье и хорошо учился. С социальной жизнью тоже все было в порядке: у тебя были друзья, ты встречался с девушками. Были мечты и планы на будущее. Со здоровьем тоже никаких серьезных проблем не замечено. Единственным более-менее значимым происшествием стал перелом ноги два года назад. Ни в каких сомнительных делах ты уличен не был. Ничего не употреблял и даже не курил. В общем, хороший мальчик из хорошей семьи.

Вася слушал и, с одной стороны, испытывал огромное облегчение. Он не жертва маньяка и не Маугли из леса. Но с другой, был удивлен. Если все было так хорошо, как говорил Илья Иванович, то почему он здесь? Доктор Франкенштейн словно прочитал его мысли.

– Тебе, наверное, интересно, как ты попал сюда? – Вася кивнул. – Проблема заключается в том, что этого никто не знает.

– То есть как? – не понял Вася.

– Очень просто, – ответил Илья Иванович, – утром с тобой все было в порядке, потом ты ушел из дома по каким-то делам, а ночью тебя нашли на поле. У тебя случился приступ.

– Приступ? – переспросил Вася.

– Я могу сказать научное название, но вряд ли оно тебе нужно. Если говорить по-простому, ты был в неадекватном состоянии. Кричал, отбивался, издавал нечленораздельные звуки. В общем, вел себя как попавший в сети дикий зверь. Поэтому тебя и определили к нам, – пояснил Илья Иванович, – поначалу думали, что это временное помутнение, но, как видишь, появилась побочка в виде потери памяти.

Вася пытался осознать услышанное.

– То есть, вы не знаете, что со мной? – снова спросил он.

– В медицинском смысле знаю, – ответил Илья Иванович, – разумеется, мы проверили твой мозг на наличие опухолей или других проблем. Ничего не нашли. Физически ты здоров. Я почти уверен, что приступ и потеря памяти стали результатом сильнейшего эмоционального потрясения. Но что именно с тобой произошло, я не знаю. Твои родители тоже утверждают, что не в курсе.

– Родители? У меня есть родители? – спохватился Вася.

– Да, есть, – подтвердил Илья Иванович.

– А почему они меня не навещают? – удивился Вася.

– Потому что я запретил им приходить, – сказал Илья Иванович.

– Что?! – воскликнул Вася.

– Пойми, пока мы не знаем, что именно с тобой произошло, я не могу подвергать тебя опасности. Прости, – объяснил Илья Иванович, – то, что семья выглядит благополучной внешне, не означает, что она является таковой на самом деле.

– То есть, вы думаете, что мои родители могут иметь отношение к тому, что со мной случилось? – произнес Вася.

– Такую вероятность нельзя исключать. – Илья Иванович кивнул.

– Но я же… но вы… – Вася не мог подобрать слов. – Раз вы проверили мой мозг, то и остальное тоже проверили. Так?

Илья Иванович на секунду задумался.

– Ты про следы насилия? – догадался он.

– Да, – кивнул Вася.

– Что ж, каких-то явных повреждений вроде ножевых ранений у тебя не было, – сказал Илья Иванович, – были синяки, царапины и ссадины, но их происхождение установить трудно. Возможно, ты нанес их сам. Возможно, получил, когда оказывал сопротивление полицейским и санитарам. А может быть, их оставил и кто-то злонамеренный. Ни один врач это не определит.

Вася сник.

– И еще кое-что. Я не хочу тебя пугать, но ты должен понимать ситуацию, – осторожно начал Илья Иванович, – психологическое насилие причиняет вред не меньше физического, но не оставляет таких очевидных следов. Кроме того, если ты когда-нибудь читал или смотрел фильмы, где были пытки пленных, то знаешь, что можно истязать человека и не оставляя заметных травм.

– Ясно, – с трудом проговорил Вася, – значит, версия с нападением какого-нибудь маньяка не исключается.

– Увы. – Илья Иванович развел руками. – Повторяю, мы не знаем, что с тобой произошло. Поэтому я и говорил, что ты сам должен все вспомнить.

– А если я не смогу? – спросил Вася и добавил: – или не захочу?

Илья Иванович вздохнул.

– Заставлять тебя я не буду. И я понимаю, твои страхи, – сказал он, – но и ты, наверное, осознаешь, что не сможешь вечно прятаться от правды. Рано или поздно она тебя настигнет. Если бы речь шла обо мне, то я бы думал так: лучше самому контролировать ситуацию, чем позволять прошлому управлять мной. Но это только мое мнение.

Вася задумался. Ему было страшно. Раз с ним случилось что-то настолько плохое, стоит ли вообще об этом вспоминать? Может, мозг правильно сделал, что все стер и тем самым уберег его от правды. Не зря же говорят, что человеческий организм очень умен.

Но в голове Васи звучал и другой голос. Более тихий, но и более уверенный. А что, если произошедшее касается не только его? Например, эта история с маньяком. Допустим, он напал на Васю. Это также означает, что завтра этот маньяк может напасть на другого человека. Возможно, благодаря воспоминаниям Васи, его удастся поймать. Или родители. Они ведь сейчас наверняка переживают, места себе не находят. Пока Вася не вспомнит, что с ним произошло, их к нему даже не пустят.

Да, был риск, что вернувшиеся воспоминания причинят Васе сильную боль. Но не меньший риск заключался в том, что отказ от воспоминаний повлечет серьезные последствия и не только для него.

– И как мне все вспомнить? – спросил Вася.

Илья Иванович улыбнулся, явно довольный его решением.

– Помнишь, что ты сказал мне в прошлый раз? – уточнил он, – ты говорил, что видел образ белого корейского дракона на черном фоне?

Вася кивнул.

– Да, при чем тут это? – не понял он.

Илья Иванович достал из блокнота какие-то листочки.

– Давай рассуждать, – неожиданно предложил он, – почему ты назвал дракона именно "корейским"?

Вася задумался, а Илья Иванович продолжил.

– Драконы ведь бывают разные, согласен? Допустим, не так давно вышел этот популярный сериал про драконов. Как там он назывался… – Илья Иванович наморщил лоб

– Я понял, о чем вы, – перебил Вася.

– Так вот, в сериале тоже были драконы, но европейского типа. И если попросить людей, смотревших этот сериал, описать дракона, то велика вероятность, что они опишут именно европейский тип, – сказал Илья Иванович, – дальше. У нас в стране достаточно популярен восточный лунный календарь. Многие следят, кто будет покровителем следующего года. Даже в журналах и газетах печатают прогнозы и советы, в чем лучше отмечать Новый год, чтобы задобрить его покровителя. Если попросить этих людей описать дракона, то они, скорее всего, опишут китайского, верно?

Продолжить чтение