Читать онлайн Расследования инспектора Лестрейда. Зло над Уайтчепелом бесплатно
Из дневника инспектора полиции Джорджа Лестрейда
Воскресенье 30 сентября 1888 года. Сити. Митр-сквер
«Кэтрин Эддоуз. Лежит на боку. Юбка задрана. Лицо изуродовано. Правый глаз отсутствует. Пятно крови под головой при свете фонаря кажется чёрным.
Показалось, что услышал шаги. Медленные. Тихие. Так пробираются между рядами в церкви, боясь вспугнуть религиозную тишину. Отошёл метров на двадцать и описал круг. Никого.
Вернулся к трупу. На кирпичной кладке увидел выцарапанное гвоздём или ножом:
УЗРИТЕ ИСТИННЫЙ ЛИК СМЕРТИ В МИРЕ,
ГДЕ ТЬМА СТАНЕТ ЯРЧЕ СВЕТА.
Странно, как я её не заметил сразу! Осветил надпись лампой: следов крови нет.»
Напоминание из ада
Среда, 28 сентября 1898 года. Девять двадцать восемь утра. Здание Скотленд-Ярда
Лондон просыпался тяжело, будто больной, которого визит врача вывел из спасительной полудрёмы. На улице было сыро, как в нетопленной финской бане, всю зиму простоявшей с открытой дверью. Пресытившийся сыростью воздух отдавал влагу обратно. Даже надышавшиеся едким фабричным дымом стены домов, выглядели так, будто их окатили из пожарных брандспойтов.
На втором этаже Скотленд-Ярда, в просторном кабинете с высокими арочными окнами, за массивным дубовым столом сидел инспектор Лестрейд и курил свою первую «рабочую» трубку подкопчённого сирийского табака «Латакия». Окна были закрыты, и облака дыма ползли вверх, превращая кабинет в тусклую копию туманного Лондона.
В девять тридцать младший констебль Уокерс с глухим шлепком опустил на угол стола перевязанную бечёвкой пачку корреспонденции. Лестрейд укоризненно посмотрел в спину уже развернувшегося констебля, но ничего не сказал, вспомнив себя в девятнадцать лет. С тяжелым вздохом инспектор отложил ручку и недописанный вчерашний рапорт, придвинув к себе свежие бумаги и письма.
Лестрейд не любил утреннюю почту. Она была предвестником бумажной волокиты, отвлекающей от настоящей полицейской работы минимум на полдня. Но точно также инспектор относился и к почте вечерней.
Рапорты из Уайтчепела и Степни о ночных происшествиях: пьяная драка в пабе, кража кошелька, жалоба на шум ночью… – отправились в папку для младших инспекторов. Служебный меморандум о необходимости экономии керосина и газа, Лестрейд отправил прямиком в корзину для мусора. Запрос от казначейства с требованием разъяснить расходы на найм кэбов в июле – вызвал у него раздражённый рык. Лестрейд положил бумагу на стопку других таких же «неотложных» дел.
Последний конверт. Он выделялся на фоне казенных из плотной коричневой бумаги. Бледно-желтый, тонкий, почти прозрачный, словно склеенный из папиросной бумаги. В отличие от предыдущих писем, это было адресовано ему лично.
Инспектор несколько минут смотрел на письмо. Затем, поднялся, подошёл к окну и с усилием толкнул вверх створку окна. Вода со стекла попала ему на руки, туман пополз внутрь кабинета.
Инспектор вернулся к столу и взял письмо в руки, оставив на конверте влажные пятна. В правом верхнем углу желтела стандартная марка в один пенни с лиловым профилем Королевы Виктории – самая распространенная в Англии, такие продавались в каждой табачной лавке. Круглый почтовый штемпель, оттиснутый с силой, отчего по краям расплылись чернила, гласил: «Почтовый округ E.C. Семь тридцать вечера. 27 сентября 1898 года».
Лестрейд усмехнулся. Сити. Ну, конечно. Самая безликая квадратная миля на планете. Семь тридцать вечера – пик сбора почты, когда письма обывателей тонут в потоке сообщений от клерков и брокеров.
Взгляд инспектора вернулся к надписи: «Джорджу Лестрейду. Лично в руки. Скотленд-Ярд.». Печатные буквы адреса, нарочито неуклюжие и качающиеся в стороны, разительно контрастировали с маркой. Она была наклеена идеально ровно, с выверенным до миллиметра отступами от краёв. Слишком ровно для того, кто так коряво пишет.
Инспектор взял со стола нож для бумаг. С сухим шорохом вскрыл конверт и развернул серый лист дешёвой грубой бумаги. Слова были написаны густыми, тёмно-багровыми, цвета подсохшей крови, чернилами.
«Инспектор, скоро исполнится десять лет после последнего убийства – и за всё это время ни один из вас так и не осмелился задать себе главный вопрос. Куда я пропал?
Я ведь не мог тогда исчезнуть без следа.
Не знаю, как вам, Инспектор, а мне последние годы недоставало внимания. Вашего внимания. Я привык к тому, что, открывая утреннюю газету, мог прочесть о своём очередном преступлении.
Тогда, в 1888 году, вы не нашли меня, потому что совершили одну, но фатальную ошибку.
Вы, и полицейские, и ретивые репортёры рьяно искали улики, доказательства, свидетелей. Вы хотели составить словесный портрет, стремились узнать моё имя, адрес, профессию, видя во мне средоточие всех этих формальных признаков и условностей. Вы разыскивали убийцу, а проглядели Человека!
Приходите на Митр-Сквер, сами знаете в какую пятницу. Тогда, Инспектор, быть может, вы наконец увидите мою тень.
Ваш старый знакомец,
Jack the Ripper
P.S. Время встречи определите сами.»
Лестрейд встал из-за стола и вернулся к открытому окну.
Не насмешливый тон и не стилизованные под кровь чернила, поразили его, а фраза о совершённой ошибке. Инспектора понял, о чём пишет Потрошитель. Ошибка была допущена в подходе. Они искали убийцу, не по-человечески жестокого, возможно даже безумного. А искать следовало проповедника, который воплощал свои идеи в столь чудовищной форме.
«Узрите истинный лик смерти в мире, где Тьма станет чище Света.»
Тогда, в 88-м, Лестрейд воспринял надпись на кирпичной стене склада у трупа Эддоуз, бессвязной бравадой сумасшедшего, не имеющей отношения к сути расследования. И вот теперь, спустя десятилетие, автор письма обращался к нему в той же манере.
Лестрейд вернулся к столу и перечитал письмо ещё раз. Перевернул листок – обратная сторона была чистой. Поднёс бумагу ближе: почудился слабый запах карболки, как тогда в морге, когда прозектор доставал из таза с раствором инструменты, готовясь к вскрытию Эддоуз.
Инспектор сел, смочил слюной палец, мазнул по слову «Ваш». Слово поплыло. Свеженаписанное… может даже вчера. Он положил письмо на бювар и вытащил из ящика стола тяжелую латунную лупу.
Чернила не впитались в грубую бумагу, а застыли на ней, словно запеклись. Возможно, растительного происхождения, смешанные с закрепителем, отчего на бумаге засохли мелкие кристаллические вкрапления. Необычностью написания отличались две буквы: «i» – с изрядным наклоном вправо и со смещённой точкой, и «d» – с коротким, как у «а», хвостиком вверх.
Рядом с листом Лестрейд положил конверт. Почерк письма – уверенный, с наклоном вправо разительно отличался от каракулей на конверте.
Разные люди? Или одна рука, сознательно искажающая почерк?
Внутри конверта темнело что-то ещё. Лестрейд заглянул внутрь и вытряхнул на стол часть городского плана Митр-сквер. Жирный красный круг был наведён в юго-западном углу, между зданием с надписью «HESELTINE» и чайным складом, где десять лет назад нашли тело Кэтрин Эддоуз.
Внимание инспектора привлекло иное. В метрах десяти-двенадцати от трупа, на здании западного крыла склада «Kearley & Tonge» стоял чёрный крест.
Когда они с Абберлайном прибыли на Митр-Сквер полиция Сити уже прибыла: один констебль стоял у тела, другой – у входа в Church Passage, третий – у восточной границы площади, где начиналась Митр-Стрит. Оттуда уже доносились крики торговцев и шум проезжающих кэбов.
На втором этаже склада Лестрейд заметил приоткрытое окно. Слегка, но достаточно, чтобы не быть замеченным снаружи и наблюдать что происходило на площади.
Но не мог же Лестрейд в самом деле предполагать, что оттуда из темноты склада за ними следит убийца.
Лестрейд вернулся к окну и опустил фрамугу. Пятно фонаря напротив прилипло к оконному стеклу, словно капля яичного желтка на новом жилете.
Лестрейд вернулся за стол, достал служебный бланк, выровнял его и принялся заполнять:
Внутреннее направление № 147/КР. Дата: 28 сентября 1898 года.
Отправитель: инспектор Джордж Лестрейд. Получатель: криминалистическая лаборатория, отдел графологического и химико-технического анализа.
Предмет: анализ полученного по почте письма, подписанного «Jack the Ripper».
Содержание запроса:
Провести графологическую экспертизу почерка – сравнение с письмами, полученными в 1888 году.
Определить состав чернил – возможна имитация крови.
Установить тип бумаги и источник.
Проверить наличие посторонних следов и запахов.
Примечание: Дело не возбуждено, номера нет. Проверка проводится по инициативе инспектора.
Подпись: Дж. Лестрейд.
Затем он взял полученное письмо, сделал копию. Вложил оригинал в чистый конверт, туда же добавил и направление на экспертизу. Заклеил. Поставил на конверте штамп «Внутреннее. Срочно». Вызвал дежурного.
– Передайте в лабораторию. Мистеру Хейсу лично в руки, а на словах передайте: «Пусть начинает с чернил».
Дежурный констебль кивнул. Взял конверт и вышел. Лестрейд вернулся к столу. Открыл блокнот, записал: «Письмо передано на экспертизу. Ответ ожидается?.. Дату уточнить у м-ра Хейса.»
Район, который никогда не спит
Четверг, 29 сентября 1898 года. Десять пятнадцать утра. Ист-Энд. Уайтчепел
Уайтчепел напоминал небрежно отпечатанный даггеротип – размытый, серый, безжизненный. В окнах домов и лавок отражались не прохожие, а выплывающие из тумана силуэты. Нудная морось сочилась с крыш, дребезжала по жестяным водостокам, шлёпала с карнизов, пузырилась на лужах мостовых.
Лестрейд шёл по Брик-лейн, направляясь к сержанту Филди, в полицейский участок на Леман-стрит. Во внутреннем кармане шерстяного, застёгнутого на все пуговицы сюртука, лежал незапечатанный конверт с копией письма и картой Митр-сквер. В этом году сентябрь выдался на удивление холодным. Пальцы под тонкими кожаными перчатками ныли от той пронизывающей сырости, что исходила от стен и поднималась над брусчаткой, насыщая и без того промозглый воздух.
Торговцы выкатывали из лавок тележки с рыбой, выносили на стеллажи товары, раскладывали утварь. Фальшиво напевали, лениво бранились. В воздухе смешивались запахи речной рыбы, угольной гари, свежей выпечки и дровяного дыма. Где-то громко хлопнула дверь. Громко загремела тележка угольщика, словно по мостовой поволокли якорную цепь.
Кое-где поменялись вывески, ирландские фамилии уступили место еврейским и польским. У овощной лавки Шапиро из выставленных ящиков с овощами, пахло землёй и укропом. В дверях стоял, закутанный в фартук, хозяин. Он курил глиняную трубку и бездумно смотрел на капусту кольраби.
Уайтчепел уже проснулся, а может и не ложился вовсе.
Лестрейд остановился у газетной лавки, бросил на прилавок пенни, взял экземпляр «The Illustrated London News» и побежал глазами суету заголовков: «Пьяный матрос перевернул тележку с углём», «Кража курицы на Уайтчепел-роуд», «Таинственный свет над доками».
Всё, как всегда. Новое утро, а в газетах – вчерашняя уличная грязь, бесконечный поток не стоящих внимания мелких происшествий. Лестрейд уже собирался сложить газету, как взгляд зацепился за крупный заголовок на последней странице:
«Потрошитель вернулся? Письмо в редакцию утверждает – да!» В заметке утверждалось, что редакция получила письмо от «Джека Потрошителя», в котором тот насмехался над полицией и анонсировал своё возвращение. Редакция отнеслась к письму скептически, тем более что оно, в отличие от знаменитых писем Потрошителя, было напечатано на машинке, но считает своим долгом уведомить…
Лестрейд громко выругался, сунул газету в карман и ускорил шаг. Вскоре перед ним выросло массивное здание полицейского участка. Красный кирпич фасада потемнел от копоти, над входом висела чёрная табличка с золотыми буквами: Metropolitan Police, Leman Street Station.
У дверей стояла уличная торговка с корзиной, полной яблок, рядом – мальчишка-газетчик, выкрикивающий заголовки утренних листков, двое моряков, беззлобно препиравшихся друг с другом. Их всё ещё покачивало после ночной попойки, будто они стояли не на земле, а на палубе парохода, вышедшего в открытое море.
Внутри участка царил привычный хаос: бессвязный гомон голосов, стрекот и перезвон возвращаемых кареток пишущих машинок, шарканье ног по каменному полу. Воздух был спёртый и тяжёлый – смесь застарелого табачного перегара, человеческого пота и несвежей мокрой одежды.
Лестрейд стряхнул капли влаги с сюртука и поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж.
Узкий коридор с облупившейся штукатуркой навсегда пропитался запахами пролитых чернил, мокрой ткани и табачного дыма. В самом конце коридора у окна стоял человек, которого знал весь Уайтчепел – Финн Филди, коренастый шатен с широкими плечами и тяжелым подбородком. Увидев Лестрейда, сержант поставил кружку с недопитым чаем на подоконник. Он глядел на приближающегося инспектора устало и внимательно, как, наверное, взирает на очередного грешника, апостол Пётр, решая, куда направить – в рай или в ад.
– Инспектор, – кивнул он. – Я уже думал, вас навсегда поглотил этот проклятый туман.
– Как видите, выбрался, – ответил Лестрейд, снимая перчатки и складывая их в карман сюртука. – Боюсь, новости, которые я принёс, будут похуже сегодняшней погоды.
Филди прищурился. – Вы про газетную статью о возвращении Потрошителя?
– И про неё тоже, – ответил Лестрейд.
– В Уайтчепеле, сплетни распространяются быстрее, чем в Вест-Энде продаются газеты. Слухи о возвращении Потрошителя ползут по переулкам со вчерашней ночи, а к сегодняшнему утру даже последний пьяница уверен, что Потрошитель вернулся.
Финн забрал с подоконника кружку с недопитым чаем и направился в свой кабинет.
На стене у окна висела карта Ист‑Энда, испещрённая булавочными уколами и карандашными пометками. В углу стоял закрытый железный шкаф, на котором были сложены папки дел, с обрывками бумаг вместо закладок. Рядом стоял массивный стол, заваленный бумагами. Лестрейд высмотрел свободное место, куда и положил принесённый конверт.
– Вчера утром я получил персональное приглашение на встречу и карту Митр-сквер в придачу с весьма любопытной отметкой. Впрочем, оцените сами: здесь – копия письма и оригинал карты.
Сержант внимательно посмотрел на Лестрейда. Сел за стол, взял конверт. Повертел в руках, но открывать не спешил.
– До того, как появились утренние лондонские газеты, у нас тут появилась своя… вечерняя, – глухо произнес Финн Филди. Он выдвинул ящик стола, достал довольно большой лист обёрточной бумаги и расправил его на коленях.
– Один из моих осведомителей мальчишка-чистильщик снял это с двери паба «Десять колоколов» вчера вечером по дороге домой.