Читать онлайн Книга 1: Королева – вдова бесплатно

Глава 1

Бом… бом… бом… бом… Монотонные удары колокола неспешно плыли над городом, вселяя в душу тягостное уныние. В колокол били уже двенадцать с половиной часов, и будут бить еще почти столько же, пока не истекут первые сутки траура. Он начался с той минуты, когда испустил дух властитель Северного королевства.

Гроб с монаршим телом будет стоять в покоях Прощания пять дней, а после его отнесут в родовой склеп, а на Королевской аллее появится еще одна статуя. И тогда снова забьет колокол, и опять он будет звучать сутки, чтобы подданные знали: их повелитель присоединился к предкам. Но будет это только через пять дней, а пока колокол нес северянам печальную весть: вот уже как двенадцать часов Его Величество покинул свой народ…

Молодая женщина, одетая в алое траурное платье, прильнула к щелке в едва приоткрытом окне и жадно глотнула свежий ночной воздух. После прикрыла глаза и протяжно вздохнула. Она застыла так ненадолго, не спеша ни закрыть окно, ни отойти от него. А когда веки ее дрогнули, в глазах отразилась задумчивость.

Первый страх от близости покойника уже прошел, она привыкла за половину дня, что пробыла здесь. Всколыхнулся этот первобытный ужас перед смертью только тогда, когда покои покинули стражи и те, кто приходил поклониться гробу. Но они ушли, а женщина осталась, потому что жена, а жене полагается быть подле мужа.

Королева усмехнулась и наконец отвела взор от окна и неспешно обернулась. Тут же покривилась и прикрыла нос тыльной стороной ладони, но и ее отняла и обреченно вздохнула.

– Наверное, мне уже никогда не избавиться от этого отвратительного запаха, – прошептала женщина.

Это был вовсе не запах тлена, покои пропитались ароматом цветов, которыми был в изобилие обложен почивший монарх. Фаэли – королевские цветы, они были такого же алого цвета, что и кровь, что и траурные одежды в монаршем семействе.

Аромат одного цветка был приятен, им хотелось наслаждаться. И когда фаэли цвели в саду или вовсе на диком поле, то их запах казался чарующим. Но это было на открытом воздухе! Там не застаивался запах, не становился въедливым, не вызывал тошнотворный позыв. А сейчас, когда нельзя было открыть окон, дышать становилось тяжко.

Королева приблизилась к гробу и заглянула внутрь. Фаэли уже начали увядать, и утром их непременно заменят свежими цветами, потому что они имели чудодейственное свойство – сдерживали разложение. Оттого их и называли королевскими, за их непонятную силу перед натиском смерти. Потому их и уложили щедро по краям, в изголовье, в ногах и на грудь. И сейчас они напомнили почти юной государыне кровавые пятна на белоснежной одежде, в которую рядили королей для погребения.

Женщина перевела взор на лицо почившего супруга и некоторое время всматривалась в спокойные черты. И вправду казалось, будто монарх, чье правление было недолгим, просто спит, но вскоре он откроет глаза и поднимется со своего ложа, чтобы вернуться к заботам о своем государстве…

Склонив голову к плечу, Ее Величество продолжала рассматривать покойного. Он не был красавцем, но и вряд ли короля можно было назвать уродливым или попросту невзрачным. Нет, была в нем некая привлекательность, да и стать монарха казалась примечательной. Был ли он умен? Молодая вдова не могла сказать этого в точности. Они не вели ученых бесед, и к правлению королеву не допускали, а ей и в голову не приходило в это влезать. Впрочем… женщину и не учили управлять королевством. От нее требовалось немного, и свои обязанности при дворе она исполняла.

– Забавно, – вдруг произнесла Лания Северная Мелибранд и усмехнулась. – А ведь мы впервые с вами так близки, дорогой супруг. Никогда еще вы не уделяли мне столько внимания.

Она вновь усмехнулась и вернулась к окну. Опять приоткрыла его немного и жадно вдохнула, избавляясь от удушающего аромата хотя бы ненадолго. За окном продолжал свою заунывную песнь колокол, и в чашах храма богини Смерти пылали огни. Чаши эти были установлены под остроконечными крышами на открытых площадках, и видно их было издалека.

До этого огни зажигались по всему королевству пять с небольшим лет назад, когда почил предыдущий король – отец уже бывшего монарха. А спустя полгода был коронован новый властитель. Тогда закончилась положенная часть траура, когда не было увеселений и празднеств ни всеобщих, ни частных.

Вторая половина соблюдалась в ношении траурных одежд во дворце и без общественных празднований. Были запрещены балы, и каждый десятый день раздавалась милостыня после посещения храма Смерти. Но это касалось короля и высокородной знати. Впрочем, уже можно было справлять дни рождения и свадьбы, но без пышных и шумных торжеств, а потому свадьбы откладывались до полного окончания траура, остальное отмечали тихо.

Всё это вдова хорошо знала, потому что сама была уроженкой Северного королевства. Ее брак с королем случился не по причине любви или хотя бы некой привязанности, это был итог интриг ее родни. Девушке же попросту сообщили, что замуж ее возьмет сам государь, и она должна быть счастлива.

– Великая честь, – прошептала королева и, обернувшись, бросила взгляд на гроб. Вскоре отвернулась, прикрыла глаза и невесело усмехнулась, вспомнив, как увидела своего венценосного жениха впервые.

Юная герцогиня была доставлена сразу к храму Жизни, где должен был состояться обряд единения. Площадь перед храмом была залита солнцем и заполнена народом. Все жаждали увидеть жениха и невесту и прокричать им славу, как только закончится обряд, и правящая чета выйдет к народу.

Будущий муж до свадьбы ни разу не являлся к своей невесте, чтобы хотя бы взглянуть на нее, поговорить. Ее родителей и брата государь знал, а вот дочь не видел, и причиной тому был юный возраст девицы. И как только она вошла в брачную пору, так тут же состоялось оглашение помолвки. Произошло это в королевском дворце во время бала в честь празднования дня рождения монарха. Будущая королева в это время оставалась дома и даже не подозревала, что прямо сейчас решается ее судьба.

А потом была свадьба, к которой начали готовиться еще до оглашения, разве что наряд невесте взялись шить после. Государь прислал украшения, но это был не знак внимания, а традиция – будущая королева надевала драгоценности королевского рода. Они принадлежали ей, но если бы вышло так, что брак распался, то, покидая двор, Ее Величество возвращала в сокровищницу всё до последней подвески.

Впрочем, традицией было не только это, но и сам выбор. Короли женились на дочерях из высоких родов, чужеземок не брали, а вот принцесс старались выдать замуж с выгодой, бывало, что и младшие принцы отбывали к женам в другие государства, которым и служили после… не забывая и собственную родину.

Но королевой могла стать только уроженка королевства, дочь одного из герцогских родов. Очень редко брали из какого-нибудь графского рода. Такое случалось, если вдруг не сыскалось нужной девицы среди высочайшей знати. К примеру, уже были выданы замуж или же еще не достигли брачного возраста. И потому среди герцогских домов всегда происходили баталии, плелись интриги и каверзы, чтобы приблизиться к трону. В этот раз выиграл род Ее Величества.

И вот ее привезли на пышно убранной карете к храму… Лания и сейчас помнила, что чувствовала тогда. Безумное волнение, конечно же, а еще восторг и предвкушение чего-то большого и прекрасного, о чем грезилось наивной девице. Ей казалось, что жених, увидев ее, непременно влюбится, и жизнь подле него будет подобна празднику. Непременно!

Отец и брат немало рассказывали ей о будущем муже. Восхваляли дворец, богатство и власть. А матушка говорила, что король еще молод и полон сил, что он недурен собой и щедр. И прочая родня спешила уверить юную герцогиню, что богини послали ей супруга, о каком только можно мечтать. Поучали, как привлечь его, как удержать внимание, и что, стоя на вершине, не стоит забывать своих корней. В общем, девушку готовили всем родом.

И поднимаясь по ступеням, ведущим в храм, невеста плавала в некой дымке грез, веря во всё, что ей говорили. А когда узрела своего жениха, то не ощутила разочарования. Портреты государя она, в конце концов, видела достаточно, а портрет не может сравниться с живым человеком. И если кого-то художник способен приукрасить, то Его Величество выглядел лучше своих изображений. Или же так попросту казалось заведомо влюбленной девице. В любом случае, крылья, на которых парила будущая королева, не сломались при взгляде на человека, который вот-вот должен был стать ее мужем.

Обряд она толком не запомнила. В память въелось ощущение тепла, шедшего от мужской ладони, в которую она вложила свою ладонь, а еще благочестивый поцелуй в лоб по окончании обряда. Он тогда поднял вуаль, под которой скрывалась его юная супруга, чуть прищурился, рассматривая, а после прижался сухими губами ко лбу. Она тогда так и не поняла, понравилась ли государю, но улыбнулась и скромно потупилась.

А сразу после обряда единения была коронация. Впрочем, пышной церемонии в этом случае не предусматривалось. Если бы они были женаты еще до восшествия на трон уже почившего короля, то всё было бы иначе. Потому что венец монарх возложил бы на супругу сразу после того, как получил собственную корону, а это великое торжество.

Но король уже был королем, потому попросту надел корону, признавая свою супругу и королевой. Однако всё это не имело значения для девушки, потому что главным оставался мужчина, который вывел ее из храма к народу, усадил в открытую карету и сел рядом. Даже крики ликования толпы она помнила смутно, потому что продолжала витать в своих грезах, обещавших счастье и радость.

Однако… Грезы разбились уже в первую брачную ночь. Супруг попросту исполнил, что должно и ушел. Он не был с ней ласков, не говорил слов восхищения и даже не задумался о том, чтобы задержаться рядом. Не молчал, конечно, но их общение было больше похоже на светскую беседу, чем на разговор людей, обретших друг друга.

– Уверен, вы – благоразумная женщина, – сказал король перед уходом, – мы сможем жить в мире и согласии. Если вы не расстроите меня, я не стану обижать вас. Добрых снов, Ваше Величество.

– Добрых снов, дорогой супруг, – растерянно ответила юная королева, монарх кивнул ей и вышел из опочивальни.

Он ушел, а она осталась. Сидела на ложе, подтянув колени к груди, и пыталась понять, что чувствует после свершившегося. Кузина, счастливая в своем браке, много восторженно щебетала, делясь опытом супружеской жизни, а Лания не могла понять, что же так расхваливала ее двоюродная сестра? Тогда она решила, что так бывает впервые и просто набралась терпения.

Однако вскоре грезы ее разлетелись в пыль. Муж ее не полюбил, даже не увлекся. Несмотря на миловидность и юность, на живой отзывчивый нрав и романтичность, ничего его в супруге не тронуло. Он был вежлив, не отказывал в просьбах, если это касалось насущных потребностей королевы. Но отвергал все попытки к сближению сразу же и твердо.

Разгадка сыскалась быстро, Его Величество уже любил, и любил не первый год. Не его любовница встала между супругами, а жена между любовниками. На Лании женились ради наследника и потому, что брак с другой особой был невозможен из-за ее низкого происхождения. Наверное, потому интриги родни Ее Величества и увенчались успехом – монарху было попросту всё равно, кто сядет рядом на троне.

Обиженная и разочарованная юная королева, встретившись с родителями, изливала им душу, жаловалась на пренебрежение и холодность венценосного мужа, но услышала в ответ:

– Что вас удручает, Ваше Величество? Вы – королева, первая из женщин Северного королевства. Вы – будущая мать наследника, и это перед вами будут склонять головы подданные.

– Но он меня не любит! – воскликнула Лания. Она накрыла лицо ладонями и надрывно всхлипнула, но быстро взяла себя в руки и произнесла с обвиняющими нотками в голосе: – Вы обещали мне, что я буду счастлива, но я не счастлива…

– Мы не обещали любви короля, – прервал ее отец. – Мы говорила о счастье быть женой короля. Вы избранная, дочь моя, и если прекратите цепляться за девичьи фантазии, то и вправду будете счастливы. Помните, от вашего благоразумия зависит ваше благополучие, и не только ваше. Мы все теперь зависим от монаршей милости. Не устраивайте ему сцен, примите данность. Пусть забавляется, но на троне рядом с ним сидите вы, а не его простолюдинка. Вы – потомок герцогского рода, королева и мать наследника, когда он родится, разумеется. Не теряйте разума и лица. Вам доступно всё…

– Кроме моего мужчины, – горько усмехнулась Лания.

– Он с вами рядом, и как пройдет ваша с ним жизнь, зависит и от вас в том числе. Станьте ему другом, станьте доверенным лицом…

– Как?! – вновь воскликнула королева. – Он не подпускает меня к себе. Я могу просить выделить мне деньги на булавки, но не могу завести беседы. Государь отсылает меня, едва я закончу говорить. Он не задерживает меня подле себя, и не задерживается рядом сам.

– Вы женаты всего два месяца, – отмахнулся его светлость, – имейте терпение, дитя мое, еще всё наладится. А пока, мой вам совет, чтобы не опостылеть ему, делайте то, что он хочет. Не надоедайте, не взывайте к его совести и не требуйте внимания сверх того, что он желает вам уделять. Поверьте, любовь угасает, и тогда вам просто надо быть рядом, чтобы он нашел утешение не в новом увлечении, а в собственной жене.

– Стало быть, мне так и не познать, что значит быть любимой, – сникла Лания.

Отец ее вздохнул, потом приоткрыл рот, но быстро закрыл и даже поджал губы, будто сдерживая то, что готово было сорваться с языка, а затем мягко улыбнулся.

– Дитя мое, ваша жизнь только началась, и что будет дальше, нам неведомо. Однако мы знаем одно в точности: с кем бы ни был ваш супруг, но с вами он останется до самой смерти. Главное, сами не навредите ни себе, ни вашему роду, ни близким вам людям…

Ее Величество хмыкнула и вернулась из воспоминаний в покои Прощания. Что ж, герцог был прав, король и вправду остался с ней до самой смерти. До своей глупой и нелепой смерти. Лания закрыла окно и вернулась к гробу. С минуту постояла, глядя на увядающие цветы, а затем, накрыв стенку его ладонью, неспешно зашагала по кругу, так и не убрав руки.

Наконец остановилась за головой супруга и посмотрела на него сверху вниз.

– Оно стоило того? – спросила королева у мертвеца. – Как можно было так бездарно окончить и без того бесславную жизнь? Как?! – выкрикнула она и стремительно отошла, неожиданно ощутив злость.

Не полных пять лет правления, на которые не пришлось ни потрясений, ни реформ, ни каких-либо событий, закончились падением с лошади! И не просто падение… Боги! Он умудрился упасть и удариться головой о камень, скрытый травой. И всё… Всё! Был король, и нет короля.

Сердито передернув плечами, Лания подошла к креслу и уселась в него. Взгляд женщины скользнул по стене и опять вернулся к гробу. Женщина вдруг откинула голову и хохотнула. Какая ирония! Какая издевка! А ведь он совсем недавно расстался со своей простолюдинкой и вдруг обратил внимание на жену. Они даже начали знакомиться заново!

И последние ночи, которые монарх посещал свою супругу стали иными. Может, и не походили на рассказы кузины, но кривиться в момент проникновения Лания перестала, это больше не было неприятно. Нет, муж не воспылал к ней, но в сердце юной королевы затеплилась надежда, что они и вправду еще могут стать супругами, а не только носить это звание.

Но сегодня… уже вчера, поутру государь решил развлечься и выехал на конную прогулку со свитой. Лания со своими фрейлинами тоже была там. Чудесный лес, росший недалеко от столицы, был охотничьими угодьями королевского рода. Там было светло и чисто, да и не углублялись они далеко, потому что это была всего лишь прогулка.

И пока лакеи накрывали привезенные столы для пикника, а дамы слушали музыкантов, мужчины устроили состязание. Перед женой ли желал покрасоваться государь или же попросту хотел развлечься, кто теперь скажет в точности, но и он сел в седло.

Признаться, Лания наблюдала за венценосным мужем с интересом и даже любованием. Она даже захлопала в ладоши, когда слуги нашли и притащили бревно, через которое всадники затеяли скачки. И продолжала восторженно хлопать, когда конь государя оторвался от земли и прыгнул…

Женщина даже сразу не поняла, что произошло. Только конь, перемахнув через бревно, едва коснулся копытами земли, начал заваливаться, и король слетел с седла. Лании потом говорили, что он спрыгнул, чтобы не оказаться придавленным тушей скакуна, но… вышло неудачно. Монарх с силой ударился головой о камень, которого даже не было видно в траве.

Он умер не сразу. Государя, находившегося без сознания, успели доставить во дворец и призвать лекаря, а вместе с ним пришли жрецы из храма Жизни и храма Смерти. Лекарь помочь не смог, и тогда к делу приступил жрец Жизни. Лания стояла в изножье кровати, на которой лежал супруг, и ей подумалось, что теперь всё будет хорошо, потому что король открыл глаза и призвал к себе супругу.

– Мой дорогой… – начала она, но монарх поднял руку, прервав ее, затем поманил, чтобы подошла ближе.

И когда королева оказалась совсем близко, накрыл ее живот ладонью и произнес лишь одно слово:

– Благословляю.

После рука венценосца бессильно соскользнула на кровать, и к ложу подошел жрец Смерти.

– Государь упокоился, – произнес он и накрыл лицо монарха ладонью.

В эту минуту должны были бы назвать имя нового короля, который взойдет на трон через полгода, но… Он был, однако существовал всего несколько недель и находился пока в утробе своей матери. И всё же передача власти состоялась при жрецах и свидетелях. Осталось дождаться рождения ребенка. Но будет ли это мальчик? Это было известно только богиням…

Лания болезненно покривилась и прижала ладонь к животу, где совсем недавно затеплилась долгожданная жизнь. Об этом даже успели объявить народу… за день до смерти короля-отца.

– Ха-ха!

Прощальные покои вновь сотряс смех королевы. И скажите, что не издевка! Наконец распалась порочная связь мужа с другой женщиной, и вроде бы он начал замечать собственную жену! Возможно, попросту привык к ней, и что было бы дальше, кто знает. Быть может, и случилось бы полноценное супружество, ну хотя бы нечто похожее на него! И, будто в награду за то, что монарх образумился, богини послали известие о беременности королевы! А следом призвали едва осчастливленного отца, словно вся его жизнь была целью этого зачатия, и более на земле ему делать уже нечего.

– Как глупо, – оборвав истерический смех, простонала Лания и наконец разрыдалась. Впервые с той минуты, когда случилось непоправимое.

Сначала она была испугана и растеряна, потом надеялась на лучшее, затем и вовсе потрясена. И когда государя готовили к началу прощания, она, пребывая в ступоре, облачалась в траурные одежды, которые спешно доставили во дворец, и слушала заунывные удары в колокол. После явилась в эти покои, когда уведомили, что Его Величество готов и доставлен, куда велела традиция.

Лания с минуту стояла на пороге, не понимая, что ей делать, и издали смотрела на гроб, всё еще не веря, что ее брак окончен. Но в эту минуту появился ее отец, он и ввел дочь в покои Прощания. Вместе они встали гроба и слушали песнь жреца Смерти.

Не ушел герцог и тогда, когда стали заходить придворные. Они находились возле гроба недолго. Советники, высшие сановники, кавалеры из свиты государя, фрейлины королевы, послы – все они кланялись покойному, после государыне и в молчании уходили. Никто не спешил заговорить, да это попросту бы выглядело нарушением традиций.

На следующий день явятся чиновники, городская знать. Все последующие дни будут заходить дворяне, прибывшие в столицу для прощания с Его Величеством. Последними с господином простятся дворцовые слуги. А народ будет прощаться, когда гроб провезут по улицам. И всё это время рядом с покойным монархом будет его семья.

Когда почил предыдущий король, рядом с гробом находились наследный принц, уже провозглашенный новым правителем, второй сын, жена и дочь. Они не покидали покоев Прощания пять дней, но не сидели безотлучно в этой небольшой зале. Тут имелись и несколько комнат, двери которых скрывала алая драпировка, которой были обиты стены. Там можно было отдохнуть и привести себя в порядок.

Была подготовлена комната и для Лании, а более никого не было. Вся семья государя была рядом с ним: жена и ребенок. Остальные родственники уже в ближний круг не входили, кому полагалось быть рядом. И потому королева осталась одна…

Прерывисто вздохнув, Лания стерла со щек слезы и застыла, глядя на гроб. Сейчас ее мысли вернулись к отцу. Он ушел, когда объявили, что двери в покои Прощания закрываются. Но прежде, чем оставить дочь наедине с ее супругом, взял за руку, и королева ощутила в ладони записку.

Уже оставшись одна, она раскрыла послание от родителя и прочитала:

– Не доверяйте никому, особенно королевским родственникам. Слушайте только меня и вашего брата. Будьте осторожны с едой и питьем, что вам будут подавать. Я постараюсь проследить, чтобы всё это было безопасно. Объяснимся после похорон государя, – прошептала Лания, повторив то, что написал герцог.

Она встала с кресла и уже в который раз приблизилась к гробу. Посмотрела на супруга и невесело усмехнулась:

– Вы не сумели подарить мне счастья, даже не считали это нужным, но, кажется, оставили после только беды. Уж лучше б вы жили, дорогой супруг, лучше б жили.

Всхлипнув, Ее Величество развернулась и ушла туда, где ее ожидала кровать. Надо было отдохнуть, если выйдет.

Глава 2

Ночь прошла… тяжко. Призвав служанку, Лания переоделась ко сну и легла, но еще какое-то время крутилась с боку на бок, помимо воли прислушиваясь к звукам. Ей чудился тихий шорох, а после такой же тихий стон, а может, это всего лишь была игра воображения, но Ее Величество, не выдержав напряжения, поднялась с кровати и подкралась на цыпочках к двери, за которой стоял гроб с покойным.

Королева с минуту вглядывалась в сумрак, а после распахнула дверь и вошла в прощальную залу. Она огляделась, а затем приблизилась к гробу. Ее супруг лежал в прежней позе, всё такой же мертвый.

– Надо попросить сонных капель, – проворчала женщина и вернулась в опочивальню.

И тут же вновь повторился шорох, а затем поскрипывание половиц. Лания порывисто обернулась к другой двери, за которой спала служанка. Это была крохотная комнатушка для прислуги, дверь из которой вела в коридор. Задумано такое устройство было с единственной целью, чтобы челядь не бегала через залу прощания и не мешала скорби, но могла явиться по первому зову.

Лания подошла к этой малоприметной дверце и прижалась ухом. А спустя мгновение до нее донеслось:

– Тихо ты, государыню потревожим.

– Да я тихонечко…

– Уйди, похабник, ну не дело это рядом с покойным-то, еще и королем…

– Так не шипи, и нас не услышат.

– Да ты топаешь так, что весь дворец уже перебудил, наверное. Уйди, говорю.

– Ну, ягодка моя, ну один поцелуйчик…

– Хорошо, но только поцелуй… – на некоторое время воцарилось молчание, а после последовало возмущенное шипение: – Ты зачем лапаешь?

– Я поглажу только, не ворчи…

– Я знаю, как погладишь! Королева же рядом! И государь мертвый…

– Короли тоже люди, наследник, чай, не от разговоров появился.

Ее Величество нахмурилась. Она уже хотела распахнуть дверь и прогнать любовников, осмелившихся творить разврат едва ли ни рядом с гробом, но вдруг передумала. Она вернулась в постель, улеглась и продолжила слушать. Соседство служанки и ее незваного гостя неожиданно принесли успокоение. Пусть уж она слышит их возню, чем мучается иным соседством, всё же ей было не по себе от того, что рядом стоял гроб с покойником. И Лания сосредоточилась на том, что происходило в соседней комнате.

Вскоре до нее донеслось поскрипывание кровати, гость ее служанки добился своего. Королева закрыла глаза и вспомнила, как к ней приходил супруг. Это не навеяло ни тоски, ни волнения. Той радости, о которой рассказывала кузина, монарх ей не принес. А теперь уж и вовсе не познать того, что заставляло женщину за стенкой тихо постанывать. И от осознания этого стало горько и обидно.

Лания зарылась лицом в подушку и беззвучно заплакала. А вскоре, измученная всем произошедшим, наконец заснула. Но и сон не принес отдохновения. Королеву терзали тревожные видения. То ей снилось, что за ней гонятся придворные и требуют отдать младенца, чтобы его выносил почему-то дядя покойного короля. А то вдруг пригрезился супруг, который встал из гроба и пришел к ней в спальню. Женщина явственно ощутила, как на нее навалилось ледяное тяжелое тело, почувствовала, что естество его готово для соития, и мертвец потребовал: «Всего один поцелуйчик».

– Нет! – вскрикнула Ее Величество и порывисто села.

За окном начиналось утро. Небо уже посветлело, и первые солнечные лучи позолотили землю. Лания накрыла лицо ладонями и повалилась обратно на кровать.

– Приснится же, – пробормотала королева и коротко хохотнула.

Любопытно, кто приходил ночью к служанке? Женщина вновь села и обернулась к дверце, за которой ночью творился разврат. Лания нахмурилась, пытаясь вспомнить, замужем ли эта горничная, и служит ли во дворце ее муж? Быть может, это он пришел к своей жене, чтобы скрасить ей ночь? То, что эта пара виделась не в первый раз, было понятно по их разговору. Так муж или…

Вспомнить она так и не смогла. О фрейлинах королева знала больше, чем о прислуге. Но фрейлины рядом с ней не появятся, пока она ни вернется в свои покои. Здесь места свите не было, и сейчас дамы нежились в своих кроватях и наслаждались отдыхом от службы.

Эта мысль неожиданно рассердила Ее Величество. Лания откинула одеяло и окончательно покинула ложе. Нужно было успеть позавтракать и привести себя в порядок до того, как двери покоев Прощания откроются, и туда потянутся люди, чтобы поклониться почившему властителю. Да, медлить не стоило.

Королева взяла со столика колокольчик и тряхнула им. Однако служанка на призыв не явилась, и Лания позвонила еще раз, более настойчиво. Наконец за стеной послышался звук, словно что-то тяжелое упало на пол, и к двери пошлепали босые ступни. Потом пошлёпали обратно, началась какая-то возня, а затем шлепанье сменилось топотом подошв. Похоже, горничная, разбуженная звоном колокольчика, упала с кровати, бросилась к двери, но опомнилась и вернулась, чтобы одеться.

Наконец дверь открылась, и на королеву взглянула шальным взглядом с заспанного лица взлохмаченная молодая женщина. Одежда ее была в беспорядке из-за спешки. При взгляде на нее Лания усмехнулась и не удержалась.

– Никак заснули под утро? – ехидно спросила она. – Раз спите дольше вашей королевы?

Горничная захлопала ресницами, явно не найдясь что ответить. Взгляд ее стал настороженным, даже мелькнул испуг.

– Приведите себя в порядок и принесите мне завтрак, – устало вздохнув, велела Лания. – После подготовьте платье. И поспешите.

– Да, Ваше Величество, – женщина снова поклонилась и запоздало добавила: – Доброго утра, государыня.

– Поспешите, – повторила королева.

Служанка суетливо поклонилась в очередной раз и бросилась исполнять указание. Оставшись одна, Лания огляделась, вдруг ощутив растерянность. Она подошла к тазу с водой и ополоснула лицо, а после, накинув легкий халат, направилась в другую дверь. Открыла ее со вздохом и приблизилась к гробу.

Фаэли уже совсем увяли, и запах их перестал раздражать. Впрочем, дело могло быть и в том, что вдова уже привыкла к нему. Остановившись у гроба, королева с минуту смотрела на умиротворенные черты супруга, а затем протянула руку и коснулась его щеки. Тут же отдернула и отступила на шаг.

– Когда-то я мечтала встречать утро вместе с вами, – едва слышно произнесла она. – Мне так хотелось проснуться первой и любоваться вами, слушать ваше дыхание и улыбаться, вспоминая ваши ласки. И вот теперь мечта сбылась, – Лания усмехнулась. – Я проснулась и смотрю на ваш лик, и вы даже умиротворены, но уже не дышите. И тот сон, что мне приснился… – королева передернула плечами, – уж лучше без ласк. Не пугайте меня больше, прошу вас.

Монарх, разумеется, промолчал. Лания еще с минуту смотрела на него, после вновь вздохнула и пробормотала:

– Оставлю вас, дорогой супруг. Вскоре я вновь буду стоять подле вас, а сейчас мне нужно подготовиться к встрече наших с вами гостей.

Она вдруг всхлипнула, остро ощутив всю извращенность собственной фразы, и поспешила вернуться в опочивальню. Закрыла за собой дверь и упала ничком на кровать. Там перевернулась на спину и шумно выдохнула, справляясь с чувствами. Она ведь и вправду осталась одна, больше не было даже такого мужа, холодного и отстраненного. Впрочем… холодный как раз был.

– Да что же это такое, – проворчала Лания. – Откуда эта ирония в такой скорбный час? Еще и тревожный.

Вот теперь она вернулась мыслями к записке отца. Что хотел сказать герцог? Хотя это-то понятно. Трон освободился, а новый король еще даже не успел родиться. Да что там! У нее даже живота еще не было! Будущий властитель Северного королевства был сейчас размером с горошину, его будто вовсе не существовало. И между алчущими короны и самой короной стоит только молодая вдова, в чьей утробе зреет жизнь.

– Неужто они посмеют тронуть дитя? – прошептала Лания.

Она села и прижала кулаки к губам. Но по здравому рассуждению именно сейчас лучшее время, чтобы устранить помеху. Устроить королеве выкидыш, и путь к трону будет свободен. Правда, и претендентов больше, чем один. Ближайших было двое: брат короля и их дядя. Есть и более дальние родственники, но эти ближе всего. И если деверю Лании мешал лишь законный наследник, то дяде еще и племянник. Но изначально ребенок, еще только зревший в утробе своей матери.

Женщина прижала ладони к животу и зажмурилась. Ей стало страшно, гораздо сильней, чем было ночью. Всё-таки покойник вселял суеверное чувство страха, но к нему королева успела немного привыкнуть, к его соседству. А вот живые люди были не пустой опаской, и они могли сотворить, что угодно. Вот это осознание вселяло настоящий ужас.

Но углубиться в свои мысли Лания не успела. Служанка, допустившая промах, теперь изо всех сил старалась быть расторопной. Должно быть, и одежду приводила в порядок на ходу, и волосы прибирала тоже, потому что появилась на пороге с подносом, на котором стоял завтрак.

Женщина расставила еду на стол, после поклонилась и уже хотела уйти, но королева остановила ее жестом. Лания опять подумала о словах в записке отца и своих недавних размышлениях.

– Для меня еда была уже приготовлена? Она ожидала, пока вы ее заберете? – спросила вдова монарха.

Горничная мяла пальцами передник, и взгляд ее вновь был насторожен. Кажется, женщина попросту боялась опять совершить ошибку, и Лания помогла ей.

– Я просто хочу узнать, был ли приготовлен для меня завтрак, или же кухари собирали его на ваших глазах?

– Они еще только приготовили, – ответила служанка. – Были удивлены, что вы, Ваше Величество, уже проснулись. Но собрали блюда споро, и я поспешила к вам.

– Хорошо, – едва приметно улыбнулась Лания. – Все следующие трапезы пусть также собирают при вас, ничего лишнего не добавляя в пищу. Проследите. И если будет уже подготовлено, не берите, требуйте, чтобы собирали заново.

– Х… хорошо, государыня, – запнувшись, кивнула женщина. Настороженность в ее взоре сменилось любопытством, а затем пришло понимание, и горничная повторила уже твердо: – Я буду внимательно следить за тем, что вам готовят, Ваше Величество.

Она хотела еще что-то сказать, немного помялась, но вскоре, вновь поклонившись, оставила королеву наедине с завтраком. Лания села за стол, но за еду принялась не сразу. Она некоторое время в нерешительности смотрела на блюда, принесенные ей, кусала губы и отчаянно не хотела к ним притрагиваться, потому что подозрительность ее взвилась до небес.

– Этак я сама себя голодом уморю, – пробормотала себе под нос королева. После вознесла молитву богиням, выдохнула и принялась за завтрак.

Однако напиток пить не стала. Он был на травах, и что-то добавить в него было несложно. Это скорей всего даже на вкусе бы не отразилось, и потому глотнула воду из кувшина, который был принесен еще с вечера для омовений. Затем прислушалась к себе и ничего подозрительного в состоянии не отметила. Вроде бы пока всё было неплохо.

Лания вновь позвонила в колокольчик, и горничная вошла в опочивальню.

– Унесите посуду и принесите теплой воды. Налейте сами.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – поклонилась женщина и поспешила исполнить повеление. А когда вернулась, заверила: – Своими руками наливала, от кувшина не отходила. Всё чисто, Ваше Величество.

– Хорошо, – королева улыбнулась ей и велела готовить траурное платье.

Вскоре Лания уже сидела перед зеркалом, и служанка плела ей обычную косу, после свернула ее на затылке и закрепила. Затем покрыла голову прозрачной красной вуалью, оставив лицо открытым, прикрепила к волосам и отошла.

Королева смотрела на себя, и отражение явило ей молодую, немного бледную женщину. Особенно это было приметно на фоне ярко-алого цвета одеяний. Зеленые глаза казались потухшими, они были красны от пролитых ночью слез, однако это как раз было уместно и даже необходимо, дабы подданные видели скорбь жены, потерявшей мужа.

Коротко вздохнув, вдова посмотрела на служанку через зеркальное отражение, и та встретились с ней взором. Горничная покусывала губы, будто на что-то решаясь, и вдруг произнесла:

– Вы очень красивая женщина, Ваша Величество. Государь зря обидел вас, выбрав… – она густо покраснела и опустила глаза: – Простите меня, Ваше Величество, это всё от глупости. Я не желала говорить дурно о государе. Простите меня.

– Пустое, – отмахнулась Лания и поднялась на ноги. – Государь почил, и судить его будут богини по делам его, мы же станем молиться, чтобы они не были слишком суровы, и наш король обрел покой в их царствии.

– Да, госпожа, – поклонилась горничная.

Она повернулась вслед королеве, уже направившейся к зале, где стоял гроб, протяжно вздохнула и покачала головой.

– Совсем ведь еще молоденькая, – прошептала женщина, – а уже вдова. Даже счастливой побыть не успела. Бедная наша королева, бедная, – и принялась наводить в опочивальне порядок.

Лания ее слов уже не слышала. Королева шагнула в зал прощания и закрыла за собой дверь. Однако она не успела сделать и шага, когда открылись двери, которые вели из покоев, это пришли служанки с корзинами, в которых лежали свежие фаэли. И тут же пространство заполнил удушающий аромат.

– Боги, пошлите мне сил, – прошептала королева и направилась к гробу.

Прислуга остановилась. Женщины поставили на пол корзины и склонились перед королевой.

– Приступайте, – сказала им Лания.

Она прошла к креслу, села в него и накрыла лицо ладонью, так прячась от невыносимого аромата. Ее Величество прикрыла глаза и постаралась отключиться от происходящего. Всё, о чем сейчас мечтала вдова, так это о том, чтобы у нее не разболелась голова. Но, должно быть, со стороны казалось, что она поглощена скорбью, потому что служанки бросали на госпожу жалостливые взгляды и тут же спешили отвернуться.

Впрочем, что думала челядь, Ланию волновало гораздо меньше того, как она выдержит целый день среди удушающего аромата цветов, не говоря уже о страхе перед скорым будущим. А потом она услышала шаги и повернулась на их звук. Это был жрец Смерти.

Королева поднялась на ноги, заставила себя убрать руку от лица и направилась навстречу служителю культа. Он чуть склонил голову, приветствуя Ее Величество, внимательно осмотрел ее, а после достал откуда-то из недр ритуального одеяния маленькую баночку.

– Смажь ноздри, дитя, тебе станет легче, – произнес жрец. – Запах фаэлей тяжело выносить, уж кому этого ни знать, как не тому, чей путь устлан этими цветами.

Лания едва не прослезилась от радости. Она уже протянула руку, чтобы принять помощь, но отдернула ее и ответила подозрением во взгляде.

– Не навредит ли это моему ребенку? – спросила женщина.

– Я – страж у врат Смерти, а не придворный интриган, – без обиды и укоризны ответил жрец. – Не опасайся, смажь, тебе станет легче дышать.

Чуть поколебавшись, Лания все-таки взяла баночку и открыла ее. Внутри оказалась мазь мутно-белого цвета. Подцепив на кончик пальца каплю, королева осторожно принюхалась, но не уловила какого-либо запаха. После посмотрела на жреца, и тот, едва приметно улыбнувшись, кивнул.

Вздохнув, женщина смазала ноздри и… невыносимый запах фаэлей притупился, став похожим на тот, что источали уже увядшие цветы, а затем и вовсе исчез.

– Ох, – с нескрываемым облегчением выдохнула Лания. – Благодарю.

– Пустое, – улыбнулся жрец. И когда женщина протянула ему обратно баночку, он накрыл ладонью ее руку и мягко отвел: – Оставь себе, дитя, дни прощания еще не окончены, тебе пригодится. А у меня есть еще, – он подмигнул, и выражение лица его поменялось, став привычно отрешенным.

Жрец развернулся к гробу и застыл, ожидая, когда служанки закончат менять цветы. Лания последовала было за ним, но решила, что будет только мешаться во время ритуала, и вернулась в кресло. Оттуда и наблюдала за тем, как женщины, поклонившись ей и служителю культа, после подобрали корзины с увядшими фаэлями и покинули зал прощания.

И когда дверь за женщинами закрылась, Ее Величество перевела взор на жреца. Он встал за изголовьем гроба, достал свирель и заиграл на ней. Лания с минуту еще смотрела на служителя культа Смерти, а после откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Мелодия, которую играл жрец была немного монотонной, но напевной и нежной. Она будто манила последовать за ней. Казалось, что от перелива звуков за спиной распахиваются крылья, тело становится легким-легким, и вот уже не человек, но птица летит в воздушном потоке.

Лания глубоко вздохнула, руки ее соскользнули с подлокотников и повисли вниз. Она следовала за своим незримым и невесомым поводырем, и этот путь, по которому ступала женщина, ей нравился. На нем не было забот и страхов, он был легок и спокоен, и сворачивать или останавливаться не хотелось…

– Дитя!

Королева вздрогнула от резкого окрика, а следом ее щеку обожгла пощечина. Лания вскрикнула. Она распахнула глаза и посмотрела на жреца, на чьем лице застыло суровое выражение. Он покачал головой и произнес уже мягко:

– Это не твой путь, тебе по нему идти еще рано.

– Наставник… – пролепетала королева, держась за щеку. Она была в растерянности, потому не сразу нашлась, что ответить.

– Не закрывай глаза, – строго велел жрец. – Слушай, но не слушайся моей свирели. Путь, который она открывает, стелется для твоего мужа, но не для тебя.

– Это приятный путь, – чуть виновато улыбнулась женщина. – Моя душа откликнулась ему.

– Однажды свирель заиграет и для тебя, но это время еще не пришло, – ответил служитель Смерти и протянул королеве руку.

Ответив удивленным взглядом, Лания вложила пальцы в раскрытую ладонь, и жрец повел ее к гробу.

– Помолись за него, – вновь мягко произнес служитель, – а я продолжу свою песнь.

– Хорошо, наставник, – кивнула Ее Величество и посмотрела на лицо супруга.

На миг она ощутила укол зависти, потому что все тревоги и заботы для него закончились, но для его жены всё только начиналось. После вспомнила свои ощущения, которыми была объята еще несколько минут назад, вздохнула и попыталась сделать то, о чем говорил жрец, помолиться.

В их мире было две богини: Жизнь и Смерть. Имелись и более мелкие божества, у которых можно было просить разное, но повелевали всем две сестры. Одна провожала человека при рождении, вторая встречала после упокоения. Начало и конец всего сущего, близнецы, сотворенные самим Мирозданием. Они всегда были рядом, всегда шли рука об руку, как и их служители. Умирал ли человек или рождался, но встречали его и провожали представители храмов обеих богинь.

Жрецы Жизни носили ослепительно-белые одеяния, жрецы Смерти – темно-серые, почти черные. Радость и скорбь, так всегда трактовала для себя это Лания. Но вот она услышала мелодию, которая вела душу покойного в иной мир, и теперь думала, что скорбь – это для живых, которую оставляет для них почивший. Ему же скорбеть не о чем, потому что дорога его легка и приятна. Впрочем…

Впрочем, что ожидает душу в посмертии, известно лишь богиням, но не людям. Как они оценят прошедшее существование? Заставил ли человек огорчиться Жизнь, открывшую ему врата рождения? Или же порадовал и показал, что он оценил великий дар?

– Будьте милостивы к моему супругу, – прошептала Лания, продолжая смотреть на лик почившего короля. – Он не был верным и любящим мужем, но подданных не обижал и подарил мне дитя…

Королева молила богинь о прощении за прегрешения, какие ее муж совершил при своей короткой жизни и еще более коротком правлении, а мелодия всё лилась и лилась по залу. Она помогала почившему властителю Северного королевства отринуть привычный ему мир и отправиться туда, где отныне надлежало находиться его душе, пока богини не решат, как поступить с ней дальше.

Считалось, что душу надо сопроводить, иначе она так и останется там, где жил человек до смерти. Она будет цепляться за людей, за предметы, за всё, что помогает ей существовать в самообмане, будто еще продолжает жить. Может изводить тех, кто окажется рядом, мешать им, особенно если сильна. И для того, чтобы этого не произошло, и ход вещей двигался своим чередом, свирель Смерти открывала духу дорогу.

И когда последние ноты растаяли в воздухе, Лания посмотрела на жреца и спросила:

– Он… он ушел?

Служитель улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Еще нет, дитя. Связь духа с материальным миром слабнет не сразу, особенно если человек был не готов к смерти. Он уйдет, но пока витает там, где ему хочется находиться.

– Тогда его точно здесь нет, – усмехнулась королева и бросила на жреца вороватый взгляд из-за неуместной эмоции. И потому поспешила задать новый вопрос: – Почему же я была готова пойти тем путем, который открыт не для меня?

– Твоя душа тревожится, тебе страшно, – ответил жрец. – И потому она устремилась туда, где ей спокойно.

– Мне и вправду страшно, наставник, – помрачнев, ответила королева.

– Я знаю, дитя, – ответил служитель и взял ее за руку: – Но таков дар Жизни, принимай его, не ропща. Что до совета, то ты всегда сможешь получить его в храме. Там, где царствуют боги, нет места людской суете.

– Благодарю, наставник, за мудрые слова, – Ее Величество склонила голову.

В это мгновение двери распахнулись, и в зал вошел брат королевы, значит, сегодня он будет поддерживать ее, пока пройдут те, кто хочет поклониться покойному государю. Жрец пожал ладонь Лании, мягко улыбнулся и ушел, на сегодня его дело было окончено, для вдовы же только начиналось, и она, коротко вздохнув, приготовилась к еще одному долгому дню.

Глава 3

Пятый день… Наступал пятый и последний день прощания. Сегодня уберут увядшие фаэли, но уже не заменят их свежими, удерживать телесную оболочку от тления больше не будут, и тело монарха вскоре начнет разлагаться. Но произойдет это уже в склепе, хвала всему святому, и лицезреть данный процесс было ненужно.

Лания встретила последний день прощания с королем в кресле рядом с гробом. За прошедшее время она даже привыкла к его соседству и перестала испытывать суеверных страх. Более того, именно здесь она ощущала себя в безопасности, будто покойный супруг оберегал ее и их дитя одним своим присутствием.

Конечно, причина была не в покойнике. Попросту в покоях Прощания королева была будто бы скрыта в ларце от тех, кто таил недобрые намерения. Она не покидала этих комнат, которые охраняла стража. В течение дня рядом с ней находились родные, а те, кто являлся поклониться государю, не приближались к вдове. Они оказывали ей положенные знаки почтения, но даже не пытались заговорить, потому что традицией это запрещалось.

А когда двери закрывались, за стеной оставалась только верная служанка. По крайней мере, пока она не позволила усомниться в себе. Даже ночного визитера больше не пускала, словно решила стать еще одним стражем покоя государыни с той стороны, где иных охранников не было. И каждый раз принося еду, она докладывала, откуда и как собирали яства для Ее Величества.

Впрочем, родня Лании тоже не сидела сложа руки. На второй день прощания брат принес ей амулет, купленный у какой-то ведьмы. Та клялась, что он защитит от отравления, будь оно опасно для матери или плода. Помогал ли амулет, или попросту никто не покусился на наследника, но пока ничего непоправимого не произошло.

Из тех, в ком вдова видела опасность, во дворце находился герцог Лекар Тридид – дядя короля и его брата. Он приходил все полагающиеся для прощания дни. Они были с покойным одной крови, потому дядя, хоть и не должен был находиться при усопшем неотлучно, но обязан был выстаивать предписываемое время подле гроба, его светлость и выстаивал вместе с женой и двумя дочерями, также бывавшими при Дворе.

А вот младшего брата Его Величества в столице не было. Его Высочество был оповещен и уже спешил во дворец. Он должен был успеть на погребение, так что ожидали его на пятый день. Лания не ожидала, она была бы рада и вовсе его не видеть, но тут королева была не властна. Отказать принцу Канлину в личных встречах могла, а запретить появляться при Дворе, нет. И это огорчало.

Впрочем… это мало помогло бы делу. Сторонники были и у принца, и у герцога, а если и не было, то точно бы появились. Но ведь они должны быть и у королевы! Хотя бы ее родные. И все-таки это не утешало и не уменьшало тревоги. Избавиться можно от кого угодно, даже от королевы…

– Ах, Ангвир, зачем же вы оставили нас? – с тоской вопрошала Лания у мужа. – Пусть бы и впредь не любили меня, но одно ваше присутствие стало бы защитой мне и нашему дитя. А что теперь? Я ведь совсем не понимаю, что будет дальше. Что мне делать дальше? Как нам жить без вас, дорогой супруг и отец?

Он молчал по понятной причине, а его супруга, горько усмехнувшись, ответила сама:

– Вам ведь и дела нет до меня, никогда не было. И душа ваша, наверное, все эти дни просиживает рядом с вашей возлюбленной. Я знаю, что у вас с ней растет сын, и что вы позаботились о нем и об этой женщине. Им повезло, потому что низкое рождение матери того вашего ребенка стало им защитой. Никто не будет ни использовать его, ни угрожать его жизни. Мне же вы оставили свою холодность и тревогу за будущее. Лежите теперь тут и ни о чем не думаете, а я теперь только и делаю, что думаю, думаю, думаю. Моя голова, кажется, уже распухла от мыслей. Я будто в лабиринте блуждаю и никак не пойму, что делать, как сохранить ваше дитя. И если мне удастся выносить и родить, то пусть это будет дочь. Тогда все тревоги улягутся, и на престол взойдет ваш брат. Если же это сын…

Она не договорила. Сердито ударив кулаком по бортику гроба, Лания ушла в опочивальню. Служанка помогла ей переодеться и отправилась к себе, а королева, полежав немного, вскоре встала с кровати, завернулась в покрывало и вернулась к мужу.

– Побудьте рядом со мной еще немного, мой дорогой, – прошептала Лания.

Она провела тыльной стороной ладони по ледяной щеке супруга, вздохнула и направилась к креслу. Усевшись, поджала под себя ноги, расправила покрывало и прикрыла глаза. Сон пришел почти моментально, чего так и не произошло в опочивальне, несмотря на усталость.

Греза, сотканная ночью, была странной, наверное, даже пугающей, но отчего-то Лания не испугалась. Она взирала на супруга, стоявшего перед ней, и не чувствовала содрогания. Он был бледен, и одежду, в которою король был одет, женщина прекрасно знала. Именно в нее обрядили монарха перед тем, как положить в гроб.

Государь некоторое время рассматривал свою супругу, после тяжело опустился на одно колено, сжал непослушными пальцами покрывало, в которое укуталась его жена, и, склонившись, поцеловал его.

– Так кавалеры целовали подол платья дамы, которой клялись в вечной любви и преданности, – произнесла Лания. – Но обычай этот минул уже как пару столетий назад, да и нет того между нами, в чем вы клянетесь, Ангвир.

Он не ответил. С заметным трудом распрямился и, покачиваясь, побрел к гробу.

– Государь, – позвала супруга Лания. – Вы что-то хотели мне сказать?

Покойник обернулся и произнес незнакомым низким хриплым голосом:

– Сбереги.

– Дитя? Королевство? Скажите, государь, кого мне опасаться? И как мне следует поступить? Дайте совет!

– Прощай, – ответил он и продолжил путь к своему последнему ложу.

– Ангвир, остановитесь, не оставляйте меня, прошу!

Лания вскочила с кресла и… распахнула глаза. Она и вправду стояла на ногах. Покрывало сползло на пол от резкого движения. Поморгав, королева перевела взор на гроб. Ее супруг лежал там, как и прежде. Женщина шумно выдохнула и потерла лицо.

– Присниться же… – пробормотала она и застыла с приоткрытым ртом, глядя на цветок фаэля, лежавший на полу у гроба.

Гулко сглотнув, вдова осторожно приблизилась к нему. Она с минуту смотрела на цветок, затем перевела взор на покойника.

– Ангвир… – дрогнувшим голосом позвала Лания и вдруг коротко хохотнула.

Глупость какая! Она ведь дотрагивалась до мужа! Значит, задела цветок и не заметила, как случайно стянула его и уронила на пол. Покачав головой, королева положила фаэль обратно в гроб, шумно выдохнула и вернулась в кресло. Однако тело устало от сна в неудобной позе, и вдова вернулась в опочивальню. Но перед тем как закрыть дверь, снова посмотрела на монарха, повела плечами и покинула зал прощания окончательно. А когда улеглась на кровать, то заснула быстро, и никакие странные сны ее больше не тревожили. Кажется, вообще больше ничего не снилось.

Проснулась в этот раз королева от того, что кто-то осторожно трогал ее за плечо и звал:

– Ваше Величество, Ваше Величество, государыня…

Открыв глаза, вдова увидела служанку. Та тут же отступила и низко поклонилась:

– Простите, что дотронулась до вас без дозволения, Ваше Величество, – произнесла женщина.

– Что случилось? – сонно спросила Лания.

– Пора вставать, Ваше Величество, – ответила горничная. – Скоро придут убирать фаэли и готовить государя к последнему прощанию.

– Да, хорошо, – кивнула королева, протяжно вздохнула и поднялась с ложа.

И пока она приводила себя в порядок, завтракала и ждала, пока горничная причешет ее, Ланию не отпускало чувство, будто это не короля, а ее саму готовят к погребению. Страх, столь сильный, какого не было ни разу за эти дни, сжал горло в ледяные тиски.

– Что с вами, Ваше Величество? Вам дурно? – заметив, как побледнела королева, с тревогой спросила служанка. Вдруг накрыла губы ладонью, и глаза ее наполнились слезами: – Не доглядела… Неужто…

– Нет, со мной всё хорошо, – выдавила через силу вдова. – Это всё скорбь. Продолжайте.

Горничная провела по глазам тыльной стороной ладони и взялась за вуаль.

– Всё, моя госпожа, – отойдя на шаг, произнесла женщина.

– Всё, – эхом повторила Ее Величество и поднялась с кресла.

Но пошатнулась и навалилась на плечо горничной, поспешившей поддержать государыню. Ноги Лании дрожали, и пришлось потратить время на то, чтобы взять себя в руки.

– Да что же это? – вновь чуть не плача, запричитала служанка.

– Волнение, только и всего, – тускло ответила ей королева.

Надо было заставить себя сделать, что требовал долг. Сегодня она хоронила своего первого и единственного мужчину, который был ей мужем. И пусть он не любил ее, но подарил дитя, не отказывал в просьбах и не был с ней строг. Холоден, да, но не обижал… если не считать равнодушия и иную возлюбленную.

Мотнув головой, Лания распрямилась и выдохнула. Кажется, слабость миновала, и можно было выйти в зал прощания. Королева уже подошла к двери, когда услышала:

– Какая же я глупая! – государыня обернулась и увидела на лице горничной улыбку. – Ваше Величество в тягости, вот вам и дурно, а я уж надумала!

– Да, вы правы, – слабо улыбнулась вдова и шагнула туда, где спал вечным сном ее супруг.

Служанки уже собирали увядшие фаэли. Они обернулись за звук шороха ткани и тихих шагов. Женщины прервали свое занятие и склонились перед королевой.

– Продолжайте, – уже привычно ответила она и прошла к окну.

Лания повернулась к служанкам спиной и зажмурилась, что есть сил. Ей сейчас до зубовного скрежета хотелось прогнать их, запереть дверь и объявить, что тело короля останется здесь, и она вместе с ним. Но, разумеется, ничего этого женщина делать не стала. Лишь стояла и прислушивалась к происходящему позади.

И когда служанки удалились, Ее Величество развернулась и неспешно направилась к гробу, в котором покоились ее благополучие и спокойная жизнь. Замерев, она несколько минут смотрела на мужа, но вдруг вскинула руки и, упав ему на грудь, разрыдалась, совсем как какая-нибудь простолюдинка. Громко всхлипывала, что-то бессвязно говорила и цеплялась за каждый ускользающий миг своего тоскливого, но беззаботного прошлого, когда самым ужасным было осознание, что ее супруг в эту минуту думает не о ней.

Лания сейчас не оплакивала мужа, но так выходили наружу ее напряжение и бесконечные размышления о будущем, страх и недоверие собственному окружению. Она ведь и вправду не понимала, кому можно верить! Даже собственная родня не казалась надежной. Когда-то ее отдали в жены мужчине, которому она не была нужна, ради собственных амбиций и устремлений. Продали, как какою-нибудь скотину!

А что если они посчитают более выгодной дружбу с кем-то из претендентов на престол? Они ведь уже были, на них можно было рассчитывать и заслужить новые блага, а плод, который сейчас зрел в утробе матери, еще был далек от минуты, когда возвестит криком о своем рождении. Более того! Это ведь может быть девочка! И тогда, вступив в схватку с врагами Лании, отец и брат могут заведомо проиграть. Ведь так? Так. Но кроме, как на них, рассчитывать вдовствующей королеве было не на кого.

Она не слышала, как вновь открылись двери, и в зал вошли люди. Лишь когда чьи-то ладони опустились на плечи, вскрикнула и порывисто обернулась. Рядом стоял жрец Смерти. По другую сторону гроба собирались родственники почившего короля, высшие сановники, иностранные послы, придворные. Пришел и жрец Жизни. И все они сейчас смотрели на свою королеву.

Первым склонил перед ней голову дядя короля, за ним, словно получив отмашку, начали склоняться и остальные. Впрочем, скорее всего дело было в том, что люди растерялись, застав государыню в том состоянии, в каком она пребывала.

– Твоя скорбь угодна богиням, дитя, – произнес жрец. – Но пора проводить твоего мужа, его час настал.

– Да, наставник, – ответила Лания и, посмотрев еще раз на супруга, отошла от гроба.

В этот раз уже хорошо знакомый женщине жрец встал в ногах покойного и повернулся к нему спиной. Жрец Жизни, обойдя гроб, заглянул в лицо королеве и пожал ей руку, то ли желая поддержать, то ли успокаивая, а затем встал за головой монарха. Ритуал начался.

Был он долгим. Сначала жрец Жизни напоминал духу усопшего, какой путь он прошел. Нет, конечно, он не пересказывал события тех двадцати восьми лет, какие успел прожить монарх. Это были песнопения, которые звучали в храме в преддверии рождения дитя, после рождения, слава наследнику, после песнь, какую поют юношам, когда они признаются взрослыми, коронация, свадьба, объявление о наследнике.

И когда жрец Жизни замолчал, запел жрец Смерти. Свирель вновь должна была зазвучать в склепе, чтобы сопроводить дух из этого мира в потусторонний, где его ожидали обе богини. Но пока еще продолжался ритуал прощания, предварявший последний выезд государя к народу.

Лания поначалу не сводила взора со своего супруга, но спустя какое-то время начала поглядывать на тех, кто стоял напротив нее по другую сторону гроба. Она не поймала ни одного ответного взора. Если на нее тоже кто-то посматривал, то было это также украдкой. И все-таки королева пыталась прочесть по лицам, что думают придворные… ее придворные отныне и до поры, пока следующий король ни примет бразды правления государством в свои руки.

Однако ничего она не увидела. Люди хранили на лицах скорбное выражение. Впрочем, ни жизненного опыта, ни знания человеческих душ, ни умения разбираться в чувствах – ничего этого у молодой вдовы не было, и потому она видела только то, что полагалось показать в данный момент. Но что таилось в умах и на сердце…

Вздохнув, Лания вновь устремила взор на тело супруга. В памяти всплыл сегодняшний сон, и она закусила губу. «Сбереги»… Неужто и вправду он пришел, чтобы напоследок напутствовать? Но почему тогда не сказал большего? Почему не указал на врагов?

Вон они стоят напротив с непроницаемыми лицами. Вроде бы скорбят, а вроде и попросту равнодушны. Есть в этой толпе хоть кто-то, кто бы искренне переживал о кончине своего государя? Или тот, кто сочувствует его вдове и младенцу, на чью жизнь может начаться охота, если в людских сердцах корысть не оставила места чести? Кому довериться, в ком искать помощи и поддержки?

И в это мгновение в тишине, воцарившейся на миг, послышался звук быстрых шагов. Кто-то спешил в покои Прощания. Лания устремила взор к распахнутым дверям, за которыми тоже стояли придворные и чиновники ранга пониже тех, кто вошел в зал. А потом в сердце несчастной вдовы зажглась искра отчаянной надежды. Что если это знак? Что если это идет тот, кто станет защитой и опорой? И она затаила дыхание, потому что еще невидимый взору человек, уже был совсем близко.

Зашуршали подошвы по полу – люди пропускали того, кто спешил успеть на церемонию… Головы склонились, и в покои Прощания уверенным шагом вошел Его Высочество принц Канлин Мелибранд, младший брат почившего короля, дядя короля еще не родившегося и деверь вдовствующей королевы. Лания ощутила разочарование и опустила голову. Соперник не может быть союзником…

Канлин, коротко кивнув придворным, склонил голову перед жрецами, обошел гроб и встал рядом с королевой. Да, это было его место, как ближайшего родственника, но Лании подумалось, что он сейчас указывает ей и всем остальным на свое положение и притязания…

Слезы вновь навернулись на глаза. От жалости к себе и того безумного состояния, в каком женщина находилась с ночи. И когда почувствовала прикосновение к своей руке, вздрогнула и посмотрела на деверя. Взгляд его был серьезен. Без издевки или просто иронии.

– Мы оба потеряли нашу опору, – тихо сказал Канлин. – Не печальтесь, сестрица, я буду рядом с вами и поддержу.

Лания на миг застыла, не сводя пытливого взгляд с глаз принца. Они были удивительного сочного темно-василькового цвета. Канлин был похож и не похож на своего брата. Да сходство улавливалось легко, все-таки они были родными братьями. Однако черты лица его были ярче, наверное, даже привлекательней, хотя рост и стать старшего брата выглядела примечательней.

Канлин кивнул, кажется, подтверждая свои слова, и женщина отвернулась, окончательно приходя в смятение. Она не верила тому, что сказал деверь, но верить хотелось, безумно хотелось верить! Волнение оказалось неожиданно сильным, и голоса жрецов вдруг стали слышны будто через толщу воды. На лице ее выступил холодный пот, ноги подкосились, и королева оказалась сжатой в объятиях принца, не позволившего ей упасть на пол, потому что измученное сознание покинуло свою хозяйку.

Впрочем, длился обморок недолго. Кто-то спешно распахнул окно, впуская свежий воздух. Канлин, подхватив невестку на руки, отнес ее к креслу. Тут она и пришла в себя. Растерянно огляделась, почувствовала смущение и уже хотела встать, но деверь удержал.

– Вам нужно собраться с силами, Ваше Величество, – произнес Канлин. – Если во время обряда вы будете сидеть, не думаю, что за это вас осудят наставники и люди. Все видят вашу скорбь, о положении известно. Быть может, приказать принести воды?

Лания уже хотела кивнуть, но упрямо поджала губы и отрицательно покачала головой. Что подаст не ее служанка, королева не знала.

– Благодарю, братец, мне уже лучше, – ответила Ее Величество и поднялась на ноги.

– Как угодно, сестрица, – склонил голову Канлин и предложил невестке руку.

От этого жеста поддержки она отказываться не стала, но, вернувшись на прежнее место, тут же отпустила руку деверя и застыла, глядя только на мужа. Теперь Лания не пыталась понять, что творится в головах придворных, а еще старалась ни о чем не думать, чтобы не случилось нового казуса, и уж тем более не поглядывала на принца, опять стоявшего рядом.

Когда все песнопения отзвучали, подошли восемь кавалеров из свиты короля. Они подняли гроб и понесли его к дверям. Жрецы шествовали впереди скорбной ноши, вдова и брат – за гробом. Все остальные последовали за королевой и принцем. Так они прошли по живому коридору из тех, кто оставался за дверями и на лестнице. Кажется, кто-то всхлипывал.

На улице гроб установили на высокую повозку. Она была покрыта алой тканью и украшена гирляндами фаэлей. Лания подумала, что сегодня не взяла подарок жреца Смерти, но аромат цветов на воздухе не был удушающим, и она расслабилась. За траурной повозкой стояла открытая карета, в нее королева и села. Канлин, хвала богам, забрался в седло своего коня. Он занял место сразу за каретой, как и полагалось родственнику и члену семьи почившего короля. Иначе бы его соседство с невесткой выглядело бы вызывающе и двусмысленно.

В седла забрались и другие мужчины, кроме стариков и послов, последние сели в свои экипажи, как и дамы. Дядя короля занял место за живым племянником, дальше всадники следовали по родству с правящей династией, родовитости и занимаемому посту. Впрочем, это всё мало волновало Ланию, кто и как встанет. Сейчас ей было не до правил. Женщина продолжала смотреть на гроб и думала, но не о словах мужа, произнесенных во сне, а о том, что он сделал перед этим.

Почему поцеловал покрывало, будто оно было подолом платья? Показывал раскаяние, просил прощения или запоздало признался в своих чувствах? Быть может, супруг все-таки полюбил жену незадолго до своей смерти, когда немного сблизился с ней? Быть может, и не был уж он так к ней равнодушен? И красовался именно перед ней, совершая тот роковой прыжок на лошади через бревно?

Лания покривилась и покачала головой. К чему она сейчас думает об этом? Зачем желает найти следы того, в чем ей было отказано? Самолюбие? Блажь? Надежда? Или же попросту попытка не думать о том, что уже измучило разум и душу? Она стерла со щек вновь побежавшие слезы и посмотрела на распорядителя, склонившегося перед каретой.

– Всё готово? – спросила она.

– Да, Ваше Величество, – ответил распорядитель.

– Тогда выезжаем.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – и лошади зацокали копытами по каменным плитам, которыми был вымощен двор.

Улицы были запружены народом, как это бывало во время всех выездов. Правда, обычно они смеялись, выкрикивали какие-то пожелания, кидали цветы… Хотя цветы они кидали и сейчас, всё те же фаэли, но тишина, лившаяся щедрой рекой по столице, казалось оглушающей. Нарушал ее лишь топот лошадиных копыт, фырканье и звяканье сбруи, да еще у чьего-то экипажа поскрипывали рессоры.

Процессия двигалась медленно, потому прощание народа с государем было долгим. Лания не роптала, она готова была так ездить еще дольше, лишь бы оттянуть момент, когда гроб опустят в склеп, и королеве придется вернуться в свои покои.

За всё время она ни разу не пошевелилась и не повернула головы. Наверное, со стороны казалось, что вместо живого человека в карету посадили изваяние, изображавшее королеву. Взгляд женщины был устремлен на повозку, но прислушивалась она к топоту копыт за спиной и думала о словах, произнесенных деверем.

«Я буду рядом и поддержу вас…» Это-то и угнетало вдову. Принц показался искренним, когда говорил это, но можно ли ему верить? Кто, если не он, заинтересован в том, чтобы убрать с дороги досадную помеху? Впрочем, он ведь не мог сказать прямо, что думает, потому произнес те слова, какие полагались случаю. И все-таки…

Лания и Канлин не враждовали, но и не были добрыми приятелями. Да попросту почти не общались уже потому, что она по большей части находилась в своих покоях, и войти туда не мог никто, кроме короля, свиты королевы или прислуги.

Так что встречались только на празднествах, коих было не так уж и много за прошедший год. Могли раскланяться во время прогулки, еще на вечерах, куда приходила Ее Величество в сопровождении своих фрейлин, чтобы развлечься. В общем, виделись больше мельком, чем вели долгие беседы. Последнего и вовсе никогда не было.

Так что об отношении к ней деверя Лания ничего не могла сказать. Не кривился и не плевался ядом при виде нее, не распускал сплетни и не пытался сблизиться. Да это и не понравилось бы старшему брату. Он, может, жену и не любил, но она все-таки была его женой. А Канлин, хоть и родственник, однако являлся мужчиной, молодым и полным сил.

Впрочем, кажется, на балах они несколько раз танцевали с одобрения короля. Но вовремя танцев вели лишь пустой светский разговор, а по окончании деверь провожал невестку и отходил. Нет, не было повода заподозрить Его Высочество в чистоте помыслов и искренности. Ему попросту некого было жалеть и оберегать. Лания оставалась малознакомой женщиной, которая стояла на пути к трону… И вдова решила, что от принца надо держаться как можно дальше. Так было спокойней.

Объехав улицы столицы траурная процессия вернулась во дворец. Государь почти достиг места своего упокоения, оставалось спуститься в склеп. Канлин спешился первым. Он подошел к карете и протянул руку, чтобы помочь Лании выйти из нее. Королева нахмурилась, но отказываться вновь не стала, да и не было для этого повода. Простой жест вежливости.

Они так вдвоем и ждали, пока гроб снимут с повозки, когда подойдут жрецы, и процессия, уже сильно уменьшившаяся, направится по последнему пути почившего монарха. Жена, брат, дядя, прочие родственники и особо приближенные. Все остальные могли выдохнуть и отправиться по своим делам, будь то служба или посплетничать о том, чему стали свидетелями.

– Позволите ли вести вас, сестрица? – тихо спросил Канлин.

– Благодарю за заботу, но слабость миновала, и я твердо стою ногах, – ответила Лания.

– Как угодно, – не стал настаивать принц.

Уже в склепе, слушая свирель Смерти, Лания смотрела на каменный саркофаг, куда опустили гроб, и наконец ни о чем не думала. Разум и душа ее отдыхали под звуки печальной мелодии, уже хорошо знакомой женщине. Говорили, что дух покойного, вспомнив всю свою жизнь, а не какое-то событие, которое удерживало его в мире живых, уже послушно рвал последние связи и уходил туда, где его ждали сестры-богини, чтобы предстать перед ними и узнать о дальнейшей своей участи. Может и так…

Королева вновь вознесла молитву к Высшим силам, чтобы они не были слишком суровы с ее супругом. Всё же ни злым, ни жестоким он не был. Человек, как человек, с достоинствами и недостатками.

– Богини будут милостивы к нему, – неожиданно произнес Канлин, и Лания посмотрела на него, не сумев скрыть удивления во взоре. Он будто подслушал ее мысли. – Мы все молимся об этом, – продолжил принц, и пояснив, и вновь словно угадав, о чем думает королева.

– Да, государь был добрым человеком, – впервые подал голос королевский дядя.

Лания шагнула к гробу, склонилась и коснулась мертвых уст своими губами. Она сделала это в порыве. Традиция не требовала подобного, и происходи это сразу после смерти короля, его жена, может, и не сделала бы этого. Но прошли пять дней, за которые мертвец стал для нее настолько близким, что и живые не могли бы соперничать с ним. Женщина доверяла только ему и свою защиту видела именно в нем, как бы странно это ни звучало. Так что сейчас Лания целовала не почившего мужа, она прощалась с единственной родной душой, от кого не ждала подвоха.

– Мой дорогой, – шепнула она, – как же мне жить без вас…

На плечи ей легли чьи-то ладони, и женщина подчинилась. Она отошла от гроба и только сейчас увидела, что двое из кавалеров, которые несли гроб, уже держат крышку. Свирель жреца замолчала, значит, церемония подошла к концу. Королева так и не посмотрела на того, кто всё еще удерживал ее.

Сквозь мутную пелену она смотрела, как закрыли гроб, а после на саркофаг опустили крышку из темного отполированного мрамора, украшенную позолотой. На ней был вытесан лик покойного короля, а еще его имя и годы жизни. Вот и всё, что осталось от еще молодого и полного сил мужчины.

– Вот и всё, – прошептала Лания.

Развернувшись, она уперлась взглядом в грудь того, кто еще не отпустил ее. Подняв голову, вдова встретилась взглядом с деверем. Она нахмурилась, высвободилась из рук Канлина и побрела к выходу из склепа. Никто ее не догнал и не попытался навязать своего общества. Но у лестницы присоединились королевские гвардейцы.

Лания обернулась и с удивлением посмотрела на них, но тут же поняла, что гвардейцы охраняют мать будущего короля… если, конечно, это не девочка. Впрочем, груз, давивший на плечи, неожиданно ослаб, королева почувствовала себя несколько уверенней. У нее есть охрана, а это очень и очень неплохо. А следом она подумала, что многого не знает, что будет происходить в ее жизни дальше. И это вовсе не чьи-то интриги.

С этой мыслью она вышла на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и сразу же услышала монотонный удары колокола, который знаменовал, что государь похоронен.

– Надо во всем разобраться, – прошептала себе под нос королева и направилась во дворец. – Но сначала надо отдохнуть и выспаться.

Женщина прошла мимо склонившихся придворных и стражей, салютовавших ей… или тому, кто скрывался в ней. И сердце ее отстукивало в унисон с колоколом: бом… бом… бом…

Глава 4

Простая черная карета без каких-либо украшений остановилась возле дворца герцогов Вилленов. Лакей спешно спрыгнул с запяток и поспешил открыть дверцу. Он согнулся в низком поклоне перед женщиной в красном платье. Лицо ее было скрыто вуалью, и понять, что дама еще молода, можно было по тонкому стану и легкой походке.

Женщина направилась к высокому каменному крыльцу, а следом за ней шел высокий мужчина в сером костюме. Был он примечательного роста и сложения, да и выправка могла принадлежать только военному человеку. И если бы у дворца в эту минуту остановился кто-то наблюдательный, то он непременно бы отметил, что похожих мужчин в серых неприметных костюмах было еще трое. И все они, хоть и не стояли рядом, но расположили неподалеку и наблюдали за улицей и подходами к жилищу герцогов Вилленских.

Никто из прохожих уже не видел, как округлил глаза привратник, едва дама подняла вуаль, и склонился в низком поклоне.

– Ваше Величество, великая честь, – произнес давний слуга в отчем доме королевы.

Лания тронула его за плечо и направилась к лестнице. Там ее уже ждал дворецкий, также застывший в поклоне.

– Где мой отец? – спросила королева.

– Его светлость в своем кабинете, Ваше Величество, – с почтением ответил дворецкий.

– Не надо меня провожать, – сказала государыня. – Позаботьтесь о моем сопровождении. – После посмотрела на гвардейца и пояснила уже ему: – В этом доме живут мои родители, здесь угрозы нет. Идите с дворецким. Когда я соберусь во дворец, вы узнаете об этом.

– Как угодно Вашему Величеству, – поклонился телохранитель.

Более Лания внимания на него не обращала. Она зашагала по лестнице, спеша поговорить с отцом о том, что ее сейчас волновало. И чтобы спокойно побеседовать, вдова оставила свою свиту во дворце под предлогом посещения храма Смерти. Впрочем, она и вправду его посетила и вовсе не для того, чтобы оправдать свои слова. Королева ездила туда, чтобы помолиться у подножия статуи Смерти за своего мужа.

Даже удивительно, насколько он стал ей ближе мертвым. Лания простила неверному супругу его любовь к другой женщине, его равнодушие к ней и холодность в супружеской постели. Простила разом всё, что держала на сердце за время их короткого супружества. Всего пять дней рядом с мертвецом примирили женщину с тем, с чем она не хотела мириться в течение года рядом с живым мужем и терпела лишь потому, что не могла высказаться против.

А теперь у королевы были иные заботы. И если бы кто-то предложил вдове поменять их на прежнее существование, она бы с радостью согласилась. Ну и пусть муж не любит, пускай посещает другую женщину, зато за ним она была, как за каменной стеной. Спокойна и незыблема в уверенности, что проживет до старости, не зная тревог и нужды. Уж лучше бы та ревность, чем опасения за собственную жизнь и жизнь не рожденного дитя. С ревностью жить можно и вполне счастливо, найдя успокоение в ином. Умерев же…

– Ну хватит, – покривившись, остановила себя Лания.

Она уверенно подошла к кабинету отца и без стука открыла дверь. Герцог, что-то писавший в эту минуту, поднял голову и спешно встал на ноги. Он поклонился дочери, соблюдая этикет.

– Ваше Величество, рад, что вы пришли, как мы сговаривались.

– Доброго дня, ваша светлость, – кивнула Лания и отбросила всякое величие.

Она прибавила шаг и бросилась отцу на шею.

– Батюшка, – прошептала королева, – мне так страшно, так одиноко. После вашей записки я только и думаю о том, что будет дальше.

Герцог обнял дочь и провел ладонью по ее спине.

– Ну-ну, дитя мое, успокойтесь. Вы ныне первый человек в королевстве, возьмите себя в руки.

– Пожалейте меня, ваша светлость, – прижавшись щекой к его плечу, попросила Лания, – как дочь свою пожалейте. Дайте мне минуту на слабость. Я и без того ее себе не позволяю на людях, так хоть под отчим кровом стану слабой ненадолго.

Герцог не ответил, но и не отстранился. Он поглаживал дочь по голове и ждал, когда она будет готова к беседе. Лания же ждала слов утешения, наверное, даже хотела услышать заверения, что все ее тревоги пусты и беспочвенны, а записку она истолковала неверно. И пусть слова, написанные его светлостью, толковать двояко было невозможно, и все-таки она до крика хотела услышать, что попросту надумала себе богини знают что.

Лания помнила, как однажды одна из ее фрейлин со смехом рассказывала о мнительности, какая усилилась у нее во время беременности второй дочерью. Было это еще до того, как понесла сама королева, и Ее Величество успела подзабыть тот разговор, тем более она слушала его вполуха. Дамы, желая ее развлечь, тогда упражнялись в остроумии, вспомнили какие-то забавные случаи, какие происходили лично с ними или с кем-то из придворных. Вот тогда и прозвучала история мнительности фрейлины во время беременности.

Кажется, она подозревала своего супруга, что тот желает ее погубить. Вроде бы он приносил жене какие-то ее любимые лакомства, но женщина в тот момент не могла их выносить. Ее тошнило от запаха и вкуса, и супруг был обвинен в дурных намерениях, хоть и пытался попросту позаботиться.

Рассказывала эта дама забавно, другие фрейлины смеялись от души, даже Лания улыбнулась. Но в памяти эта история не задержалась, однако вчера вечером всплыла, когда вдова молилась о том, чтобы все ее опасения оказались надуманными, хотя бы частично. Чтобы всё оказалось вовсе не так страшно, как ей виделось.

Вот и сейчас королева мечтала услышать подтверждение своей надежде из уст отца, но… он молчал и не спешил утешить и опровергнуть излишние опасения дочери. Вздохнув, Лания отстранилась и прошла к креслу. Кажется, герцог даже немного расслабился. Впрочем, он никогда и не был ласковым родителем. Может, только когда дочь была маленькой, но королева этого не помнила.

Нет, герцог не был жесток с дочерью или высокомерен, да и некую заботу Лания от отца чувствовала, и все-таки сын ему был ближе. Впрочем, оно и понятно, все-таки наследник, мужчина. Отец и сын проводили вместе много времени, а дочь была с матерью, что тоже понятно. Старшая герцогиня делилась с герцогиней юной премудростями этикета и обязанностей, какие положены Лании по ее положению, однако и от нее девочка не видела ласки.

Ее давала воспитаннице нянька. Баловала, покрывала шалости и восторгалась ими. Целовала в румяные щеки, держала на коленях и рассказывала множество интереснейших сказок. А еще таскала сладости, пока не видела матушка. Герцогиня опасалась, что дочь разъесться и станет непривлекательной, потому заговорщицы уходили на прогулку или искали укромный уголок, где их не потревожат, и нянюшка с умилением смотрела, как Лания уплетает запретное лакомство, болтая ногами,

Разумеется, родители не лишали дочь сладостей вовсе, но объедаться ими не позволяли.

– Вы у меня юркая, – говорила нянюшка, – ничего в вас лишнего не задержится. А лишать дитя сладостей, когда полные карманы злата, грех. Кушайте, радость моя, кушайте, вам хорошо, и мне благостно.

Да, нянюшка Ланию любила, и девочка платила няньке искренней привязанностью. Но потом женщину выдали замуж и отпустили с мужем, который служил в одном из герцогских поместий. Попросту своей воспитаннице она была уже не нужна, так как та выросла. Девушка в душе была не согласна. Теперь уже не было никого, кому можно было бы пожаловаться или разделить радость. Никто не целовал ее в щеки и не называл «моя радость».

И в эту минуту, когда королева смотрела на своего родителя, деловито усевшегося обратно за стол, вдова подумала, что надо бы вызвать свою няньку, пусть и вместе с семейством. Ей Лания доверяла безоговорочно и знала, что женщина не обманет и не предаст, как не предавала все годы, пока она была рядом.

– Что вам сказал Его Высочество? Его слова довели вас до обморока?

Вопрос отца вывел Ее Величество из задумчивости. Она подняла взор на герцога, вздохнула и ответила:

– Он сказал, что будет заботиться обо мне.

– Я думал, он угрожал вам…

– Вы хотите сказать, что это не выглядит угрозой? – с удивлением спросила Лания. – Разве я могу доверять Канлину?

– Не можете, – ответил отец. – Он следующий претендент на трон, а ваш ребенок угроза его устремлениям. Но я полагал, что угроза была прямой и недвусмысленной, раз его слова напугали вас до обморока. Вам не стоит показывать слабость. Вы – королева, Лания, отныне вы олицетворение власти. Да, никто не ожидал, что король умрет так рано, но не мы решаем, кто и когда уйдет. На всё воля богинь, нам остается принять их волю. Хвала Высшим силам, вы не одна. С вами ваш род, с вами я и ваш брат. Мы поможем и поддержим вас. Да и кто, если не ваши ближайшие родственники защитят вас лучше?

– Что мне делать, батюшка?

– Для начала держать лицо и не показывать слабости, которой может воспользоваться любой проходимец. Сейчас у вас кроме врагов найдется множество друзей, однако не стоит обольщаться. У всех есть собственные интересы. Перед вами будут заискивать, будут подавать прошения, засыпать жалобами…

– Я совсем не знаю того, что теперь будет, – прервала герцога королева. – Не знаю законов королевства и не понимаю, что теперь требуется от меня. Какие у меня обязанности?

Герцог на миг поджал губы, явно недовольный тем, что его прервали, но вскоре улыбнулся и кивнул, принимая слова дочери. Ее и вправду не учили быть королевой. Быть женой короля объясняли как, а быть королевой – нет.

– Вы правы, государыня, – произнес его светлость, – я непоследователен. Мои наставления предшествуют пояснениям. Итак, вы теперь олицетворяете власть в Северном королевстве, как я и сказал ранее. Наш будущий король… если, конечно, это мальчик, пока скрыт в вашем чреве, а потому вы… Как бы это сказать точней… – Герцог на мгновение задумался, а после махнул рукой: – Пусть прозвучит грубо, но как уж есть. Вы – вместилище монаршей особы. Он слышит вашими ушами, вещает вашим ртом, живет вашим телом. А потому, как проводник, вы обязаны присутствовать на Советах, выслушивать и говорить сами. Вы – наш властитель и повелитель до поры, пока государь ни сможет сам принимать решения…

– Но это будет еще очень не скоро…

– Верно, дитя мое, – вновь улыбнулся герцог. – Сейчас вы проводник, после доверенное лицо монарха. С его рождением ничего не изменится. До взросления вашего сына Северным королевством управляете вы.

– Но ведь это может быть и дочь, – нервно потерев ладони, ответила Лания.

– И вновь верно, – кивнул отец. – Если вы вынашиваете дочь покойного короля, то после рождения Ее Высочества на трон взойдет принц Канлин, и вы перестанете исполнять обязанности властителя....

– Ах хоть бы родилась девочка, – пробормотала Лания и, поднявшись с кресла, зябко обняла себя за плечи. Она прошлась по кабинету, но быстро обернулась к герцогу и воскликнула: – Я уже не понимаю, чего боюсь больше: за свое дитя, за собственную жизнь или же встать во главе королевства. Я ничего не понимаю в управлении государством, не знаю законов, ничего не знаю! – окончание фразы и вовсе вырвалось вскриком. – Мне так страшно, батюшка, так страшно!

Герцог поднялся из-за стола, подошел к дочери и взял ее за плечи.

– Успокойтесь, дитя мое, возьмите себя в руки и выслушайте меня до конца. Теперь пришло время продолжить поучения.

Он вернул королеву на ее прежнее место, сам уселся за стол и посмотрел на дочь. Она мученически покривилась и все-таки кивнула, показав, что готова слушать.

– Итак, – строго произнес его светлость, – как я уже вам говорил, сейчас вам будут докучать. Лесть, прошения, жалобы, интриги. Не стоит выслушивать всех подряд и что-либо обещать. Из десяти просьб насущной может оказаться лишь одна, остальное – попытки удовлетворения амбиций, попытки поправить свое положение и возвыситься за счет юной королевы, которая, как вы верно заметили, ничего не понимает ни в законах, ни в управлении. Так вы наживете себе врагов и приблизите собственное падение.

– Но что же делать?

– Слушать тех, кому вы дороги, и кто всегда будет на вашей стороне. Меня и вашего брата, а также людей, кого мы посчитаем достойными доверия, – ответил герцог. – Я вхожу в Совет. Зять даровал мне место, как отцу своей супруги, но пока это место без голоса. Дайте мне голос. Тогда я смогу подсказывать вам, как поступить правильно. Вам лишь останется давать свое одобрение.

– Хорошо, – кивнула Лания.

– Не принимайте подарков от послов, это тоже важно, – продолжил наставления герцог. – Я говорю не о подношениях, которые передаются, как дар их правителя. К примеру, посол просил у вас аудиенции. Там он оглашает какие-то свои просьбы, а после подносит вам подарок. Будь вы королем, это ничего бы не значило, но вы лишь королева-регент, а потому вас могут обвинить в том, что принимаете взятки от иностранных подданных. При желании это можно назвать и предательством. А учитывая интересы других претендентов на трон и их сторонников, скандала будет не избежать, как и последствий.

– Богини, – вдова сжала кончиками пальцев виски, – я с ума сойду. Как не оступиться?

– Слушайте меня, – повторил отец, – я подскажу и уберегу вас от ошибок. Но прежде всего, дайте мне голос в Совете.

– Как мне это сделать? – спросила Ее Величество.

– Завтра я явлюсь к вам во дворец и подскажу, как написать указ. Так будет лучше. Столкнувшись с некоторыми трудностями, вы поймете, что вам необходимо доверенное лицо, им и стану я. После вы дадите должность вашему брату. Не сразу, но и не станем сильно затягивать. Еще немного позже я укажу вам тех, кто может мешать вам в вашем правлении, и вы дадите им отставку и удалите от Двора. К моменту, когда родится наш государь, мы очистим дворец от лишних людей, и вас будут окружать только ваши сторонники.

– Хорошо, – растерянно кивнула Лания и вздохнула: – Никак не могу собраться с силами.

– Вы должны их найти, – мягко улыбнулся родитель. – Вы – мать короля.

– Или королевы, – усмехнулась монархиня, – но чужого королевства. Это мы узнаем только после родов. Пока же мне надо выносить свое дитя, а мне повсюду чудится опасность. Я приказала своей служанке следить за тем, чтобы она не брала еды, если ее приготовили заранее. Так что собирают мне трапезы при ней, но я всё равно опасаюсь. Благодарю за тот амулет, что вы передали через брата, но убережет ли он меня от потери ребенка?

– Я верю, что убережет, – заверил герцог. – Я взял его у одной сильной ведьмы. Ваше дитя мы должны сберечь во что бы то ни стало, потому я доверяю этому амулету. Но вы правы, дитя мое, терять осторожность не стоит. Я найду врача, которому мы сможем доверять, и он будет присматривать за вами и вашим состоянием.

Королева вновь покинула кресло и отошла к окну, впрочем, что было за ним, Лания не видела. Она пребывала в своей тревоге. Разговор с отцом принес еще больше волнений вместо успокоения. Женщина, стиснув ладони, прижала их груди и произнесла негромко.

– Кабы выносить…

Отец приблизился к ней, взял за плечи и ответил:

– Не тревожьтесь, мы сделаем всё, чтобы усилить ваше положение и вашу власть, а без дитя всё это не имеет смысла. Так что всё наше будущее связано с ребенком, которого вы носите под сердцем, а значит, мы не допустим того, чтобы случилась его утеря. Это невозможно.

Лания порывисто обернулась к отцу и впилась взглядом ему в глаза. В лицо ей бросилась кровь, глаза наполнились слезами, и она воскликнула, вдруг испытав негодование:

– Он для вас такой же инструмент, как и я! А ведь это ваш внук! Внук! Или внучка, какая разница? Главное, в моем ребенке кровь нашего рода…

– И потому род будет заботиться о нем, – строго прервал ее герцог. – Вы опять потеряли лицо, Лания. Возьмите себя в руки. Мы не семья какого-нибудь плотника, и не должны мерить жизнь его меркой. Тем более вы – властительница Северного королевства. Вы обязаны заботиться о сохранности его короля и самой его вотчины. Слезами и причитаниями вы не сохраните наследия сына… или дочери. Так или иначе, но думать о себе вы теперь не можете. Вы – это само Северное королевство. Если вы намереваетесь ссориться со мной, то кому тогда сможете довериться?

Вдова уткнулась в грудь отца лбом, всхлипнула и сникла.

– Простите меня, батюшка, я не намеревалась ссориться с вами. Мне просто страшно.

Его светлость обнял дочь и смягчился:

– Успокойтесь, Лания, я не сержусь и понимаю ваши тревоги, потому и готов подставить свое плечо. Кто же еще станет вам опорой, как не ваш отец?

– Вы совершенно правы, батюшка, – ответила женщина.

Она отстранилась, после стерла слезы и тускло улыбнулась.

– Мне нужно возвращаться во дворец.

– Разумеется, Ваше Величество, – ответил герцог. – Завтра поутру я явлюсь к вам, как и сказал.

Он склонил голову, и королева, еще раз улыбнувшись, направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она немного помедлила, но, так и не обернувшись и ничего не сказав, вышла из кабинета. Отец не останавливал, чтобы узнать, что лежит у дочери на душе.

Лания неспешно спускалась по лестнице, раздумывая, стоит ли заглянуть к матери, но отказалась от этой мысли. Герцогиня будет вести светский разговор, а брат повторит слова отца. Наставлений на сегодня королеве хватило, нужно было теперь как-то сжиться с собственным будущим. Сейчас ей хотелось остаться наедине с собой, и женщина прибавила шаг.

Глава 5

Во дворец королева не пошла. Вернувшись, она направилась туда, где ей было спокойно – к мужу. Еще и суток не прошло, как его тело опустили в склеп, и странная связь, установившаяся за пять дней прощания, еще не распалась. Лания нуждалась в обществе супруга, чтобы привести мысли в порядок. Его молчаливое соседство успокаивало вдову.

Ее Величество прошла мимо стражей, которые приветствовали ее, как короля, покривилась и шагнула в холодное нутро пристанища царственных мертвецов. Трепета не было. Суеверный страх исчез, кажется, безвозвратно, но пришло понимание, что покойники безопасней живых людей. Бояться надо было тех, чья кровь была горяча. Она пробуждала желания, она будоражила разум, она толкала на поступки, каким не было оправданий. А мертвые… мертвые просто лежали.

Лания уверенно спустилась туда, где находился саркофаг с телом почившего короля. За ней по пятам следовал гвардеец, остальные отставали и останавливались на всем протяжении пути от входа и по лестнице. Рядом остался только тот, что заходил в дом герцогов Вилленов. Он нес факел и зажигал светильники, разгонявшие тьму скудным светом.

– Принесите мне что-нибудь, чтобы присесть, – не обернувшись, велела королева.

И когда телохранитель отправился передать повеление, склонилась над саркофагом и провела ладонями по его крышке.

– Мой дорогой, – негромко произнесла Лания. – Мне так спокойно рядом с вами. Вы ведь не против того, что я тревожу вас своим присутствием. Вас-то уже ничего не тревожит, и в этом я вам завидую. Мне тревог хватает.

Вновь послышались шаги, и королева замолчала, не желая разделять свои мысли с гвардейцем. Своим телохранителям она тоже доверяла мало. Может, чуть больше, чем принцу Канлину, его дяде и их сторонникам, но меньше, чем своим родным, хотя и им полного доверия не было.

– Ваше Величество, – с почтением произнес гвардеец.

По каменному полу едва слышно стукнули ножки принесенного стула, и Лания, усевшись, превратилась в живое изваяние рядом с усыпальницей мужа. Со стороны казалось, что женщина скорбит, но она сейчас даже не думала. Просто прикрыла глаза и расслабилась, слушая потрескивание огня и тихий шорох подошв сапог гвардейца, когда он отошел в сторону от королевы.

В этом странном оцепенении женщина просидела долго. Она не чувствовала течения времени, не желала говорить с покойным супругом. Не пеняла ему и не взывала о помощи. Она просто отдыхала от волнений и бесконечного страха перед людьми, окружавшими ее, и перед будущим.

Медленно вздохнув, Лания открыла глаза, посмотрела на усыпальницу и вдруг подумала, что так может превратиться в вечно трясущуюся тень. Ей нужно было найти того, кому можно было довериться, с кем можно было расслабиться и, может, открыть душу. Королева знала только одного человека, с кем чувствовала себя также спокойно, как рядом с мертвым мужем. Ее мысли вернулись к няньке, и вдова вновь сомкнула веки.

Детство и юность всплыли в памяти. Женщина улыбнулась. Это было хорошее время, теплое, радостное. Именно нянюшка вырастила Ланию такой, какая она была: чистой, наивной, с верой в любовь и счастье. Жаль, не нянька выбирала своей воспитаннице мужа. Тогда бы всё было иначе. Наверное, иной избранник дал бы девушке то, что получали героини сказок доброй простолюдинки. Но…

– Так решили богини, – прошептала Лания, – значит, такова моя судьба.

И вскрикнула, ощутив прикосновение. Плечи королевы окутала теплая накидка, и только в этот момент она поняла, что замерзла.

– Это всего лишь я, сестрица, – услышала она и порывисто обернулась. Рядом стоял Канлин. Он едва приметно улыбнулся: – Должно быть, вы были в глубокой задумчивости, раз не расслышали моих шагов. Простите, что помешал вам и напугал, но мне передали, что вы отправились в склеп, когда я хотел навестить вас. Вы долго не появлялись, и мне подумалось, что вы можете замерзнуть. Я принес вам накидку.

– Благодарю за заботу, Ваше Высочество, – растерянно ответила вдова и поднялась со стула. Деверь разрушил приятное уединение, и на душе Лании всколыхнулось раздражение.

– Ну что вы, Ваше Величество, – улыбнулся Канлин, и женщина испытала неловкость.

Он был королевской крови, он, а не она. И было бы справедливо называть величеством его, а она, будто воровка присвоила чужой титул. Это чувство было столь острым, что Лания опустила взгляд и поспешила покинуть склеп. Принц последовал за невесткой.

– Что случилось, сестрица? Вы бежите от меня? – спросил Канлин, пристроившись рядом. – Я вас пугаю?

Гвардейцы не мешали принцу. Королева бросила взгляд на одного из своих телохранителей и поняла, что не отдавала им никаких распоряжений, кто и когда может к ней приближаться. Потому, должно быть, и не препятствовали особе королевской крови, когда он явился со своей накидкой.

Теперь женщина опустила взор и рассмотрела то, что было на ней надето. Да, накидка и вправду принадлежала Канлину. Не стоит появляться перед придворными в одежде деверя. Они уже поднялись в верхний зал, и Лания, сняв накидку, вернула ее принцу.

– Благодарю, братец, я уже согрелась, – произнесла она и выдохнула. «Братец» звучало намного лучше. Так они вроде бы становились равны, и неловкости не ощущалось.

– Не стоит, сестрица, – ответил Канлин, – забота о вас – мой долг.

– Зачем вы искали меня? – спросила Лания. – У вас до меня дело?

– Как я уже имел честь вам сказать, мне хотелось навестить вас. Вчера вы были сильно подавлены, даже лишились чувств. Я тревожился.

– Мой супруг умер, я осталась в одиночестве, конечно, я подавлена, – ответила королева.

Принц взял вдову за руку, остановился сам и вынудил остановиться Ланию. После подступил ближе и заглянул ей в глаза. Смутившись, королева отвела взгляд и поняла, что они уже вышли из склепа и стали приметны случайному взгляду. Она попыталась освободиться, но пальцы деверя сжались сильней, и он произнес:

– Посмотрите на меня.

– Немедленно отпустите, – потребовала Лания.

– Сестрица…

– Отпус-стите, – прошипел женщина, вдруг ощутив прилив злости.

– Чего вы опасаетесь? – полюбопытствовал Канлин.

И вдова впервые сделала то, о чем раньше не могла и помыслить. Она вскинула свободную руку и, повысив голос, позвала:

– Гвардейцы!

Телохранители подступили ближе, но пока ничего не сделали, потому что перед ними была особа королевской крови, а их госпожа не отдала приказа. Они ждали, а Лания оторопела от собственной смелости. Она не смогла приказать убрать от нее наследника престола, коим оставался Его Высочество. Кем бы закон ни считал беременную вдову почившего королева, но сама она себя правителем не чувствовала.

Канлин сам отпустил Ланию и, отступив, укоризненно покачал головой.

– Зачем же вы так, сестрица? – спросил принц. – Я вовсе не желал ни напугать вас, ни разозлить. Вы решили, что мое прикосновение к вам может быть кем-то дурно истолковано? Пусть истолкуют, и тогда они познают мой гнев.

– Зачем вы пришли? – почти с мукой спросила Ее Величество.

– Всего лишь хотел проявить заботу. Несколько минут назад вы сказали, что остались в одиночестве, но вы не правы, дорогая невестка, вы не одиноки. Теперь, когда не стало моего брата, я буду опекать вас. Таков мой долг мужчины. Вы можете рассчитывать на мою помощь и подсказки.

Я помогу вам разобраться не только в хитросплетении интриг при дворе, но и в делах, каких у вас теперь будет не мало. Укажу, какие люди будут вредить вам и королевству. От таких лучше избавиться. И поверьте, мною движет забота о наследии моих предков, а не некая корысть. Вы всегда сможете положиться на меня и получить совет, когда он будет вам нужен. А он будет нужен, я это знаю точно. – Он на мгновение замолчал, а после улыбнулся и спросил: – Быть может, мы все-таки не станем разговаривать у дверей склепа? И если не желаете пока возвращаться в покои, то могу ли я пригласить вас пройтись по дворцовому парку?

Лания очень не хотела гулять в сопровождении деверя, но тогда бы он, наверное, захотел войти с ней в ее покои, а этого хотелось еще меньше. Принц желал высказаться, это уже было понятно, и лучше было его выслушать, чтобы после не оставить ему повода навязаться.

В конце концов, отец прав, и нельзя терять лицо. Пусть думают, что она растеряна, что скорбит, но нельзя показывать своего страха. Да и Канлин никуда не денется, он был и остается вторым принцем. И если решит жить во дворце, то помешать ему без какого-либо основания она не в силах, иначе это назовут самодурством, и как поведет себя деверь после этого, предсказать невозможно. А у него хватает друзей, а сторонники найдутся, едва он покажет силу и зубы.

Нет, ссориться нельзя. Не так вот явно, как и показывать ему, что она его боится. Хочет прогуляться, что ж, почему бы и нет? Тем более в покои возвращаться и вправду не хочется. Стало быть, прогулка, пусть и в обществе человека, которого она и вовсе не желала бы видеть.

Придя к этому выводу, королева едва приметно склонила голову и первой направилась прочь от склепа.

– Извольте, – произнесла она, не обернувшись.

Впрочем, Канлин обиду выказывать явно не собирался. Он быстро нагнал невестку и, пристроившись рядом, предложил ей руку. Она приподняла уголки губ в прохладно-вежливой улыбке и приняла любезное предложение. Вдовствующая королева и ее деверь неспешно шествовали в сторону дворцового парка, но пока не нарушали молчания. Только отвечали на приветственные поклоны придворных, если те попадались на пути. А за ними шли королевские телохранители, поглядывали по сторонам, но повода вмешаться у них не было.

– Позволите ли завтра вместе с вами отправиться в храм? – неожиданно спросил Его Высочество.

Лании не удалось скрыть удивления. Канлина она знала больше по слухам, и они ясно говорили, что младший принц не является любителем посещать храмы. Не кощунствовал, еретиком не был, но и ярым верующим тоже. Скорей просто был равнодушен к культу. На ритуалах он появлялся только в том случае, когда избежать этого было невозможно. А обязательные молебны за покойного должны были выстаивать те, кто и жил с ним бок о бок в течение пяти прощальных дней, то есть семья. Родственники просто должны были блюсти траур. Впрочем, по желанию и они могли время от времени появляться на поминании. Но, как уже было сказано выше, Его Высочество желания посещать храм никогда не имел.

– Я попросту не знаю, что нужно делать, – с чуть виноватой улыбкой пояснил Канлин. – Я не любитель всего этого фарса, уж простите меня, сестрица. По моим стойким убеждениям вера живет в душе, а не в культе. Однако я не попрощался с братом, и душа моя не спокойна. Мне хочется воздать ему должное, но в одиночестве я ощущаю себя глупо. Так позволите?

– Если вам так угодно, братец, – ответила королева, – то вы можете присоединиться ко мне завтра или же когда почувствуете острую потребность. В конце концов, полгода заупокойных молебнов только начались.

– Вы – добрейшая из женщин, сестрица, – ответил Канлин, и Лании почудилась ирония.

Она отвернулась и поджала губы, чтобы скрыть досаду. Ее спутник тут же уловил эту перемену.

– Я чем-то расстроил вас или задел? – спросил он.

– Ваша ирония излишня, – ответила Лания.

Брови принца поползли вверх. Он недоуменно хмыкнул, а после уточнил:

– Вам показалось, что я насмехаюсь? Вы ошибаетесь, дорогая невестка, это не так. Я сказал то, что думал, а думаю я, что вы – добрейшая из женщин, что и показали, не став отказывать мне в любезности.

Бросив на него украдкой взгляд, королева ответила:

– Вы вовсе меня не знаете. За этот год, что я была женой вашего брата, мы почти не разговаривали.

– Верно, – не стал спорить Канлин. – Я не мог проявлять к вам внимания и навязывать своего общества по понятным причинам. Вы были женой моего государя. Даже брату короля не позволено входить в покои королевы или же затевать с ней долгие беседы. Что бы ни происходило между вами и Ангвиром, но честь семьи для него не было пустым звуком. – Он неожиданно усмехнулся, взгляд принца стал рассеянным, и Его Высочество произнес: – Мы как-то разговаривали с братом о вас. Государь говорил, что доволен своим выбором, хвалил вас…

Лания повернула к нему голову, в глазах ее плескалось изумление, даже потрясение услышанным. Вот уж чего она не ожидала, так это того, что муж вообще замечал ее, если не считать моментов, когда приходил исполнить супружеский долг, или же она являлась к нему с просьбой.

Заметив чувства невестки, Канлин вновь усмехнулся.

– Вы удивлены, сестрицы? А, тем не менее, это так. Он был доволен тем, что вы тихи и покладисты, что не докучаете ему, не требуете внимания сверх того, что он готов был уделить вам.

Теперь усмехнулась Лания и отвернулась, испытав острое разочарование. Супруг попросту был доволен тем, что жена не мешала ему вести ту жизнь, какая ему нравилась. Только и всего…

– А мне думается, что Ангвир ошибался, – продолжил принц. – Вы вовсе не такая, какой он видел вас. – Лания снова посмотрела на собеседника, и он продолжил: – Вы попросту приняли условия, в каких вас вынудили существовать. Это было разумно. Стало быть, вы умны. А еще вы искренне оплакивали человека, который был с вами холоден. Мне говорили, как застали вас в утро похорон. Да и после… Потому я делаю вывод: вы – добрейшая из женщин.

Королева вновь отвернулась и отвечать не стала. Подоплеку своему горю она знала, и это была вовсе не привязанность, впрочем, слезы и вправду были искренними. Ее спутник тоже замолчал, пока не спеша продолжать беседы. О чем он думал в этот момент, Лания не знала, да и не стремилась узнать. Она вдруг поняла, что этот разговор позволил ей расслабиться в обществе деверя. Наверное, идея прогуляться и вправду была правильной.

Они уже какое-то время шли по дорожке парка, и королева, подняв лицо к небу, прикрыла глаза и вдохнула полной грудью. Неожиданно она поняла, что светит солнце и воздух ласкает кожу теплом. Она слушала шорох листвы на деревьях и осознавала, что с момента смерти мужа перестала замечать, что происходит вокруг нее, до того была поглощена переживаниями.

– Вы зарумянились, – произнес Канлин.

Лания опомнилась, и мрачное расположение духа вернулось. Понял ли происходящее с ней деверь, но вдруг произнес со странной интонацией:

– Нет-нет, прошу вас, не уходите вновь в свое горе.

– Как же я могу в него не уйти, коли оно есть, – ответила королева, глядя перед собой.

– Ваши переживания могут дурно сказаться на ребенке. Женщина в вашем положении должна улыбаться, а не печалиться.

Ее Величество обернулась к принцу, и в который раз взор ее был полон изумления. Вот уж чего она не ожидала услышать, так это о том, что он заботиться о племяннике… или племяннице. Да и искренна ли была эта забота, или же имелась подоплека?

– Отчего в ваших глазах я читаю недоверие? – удивился в ответ Канлин. – Я заговорил о вашем дитя, и вы оказались изумлены? Но чем? Вы носите ребенка, в котором моя кровь. Возможно, это наш будущий государь, и я обязан заботиться о нем даже сейчас, пока у вас еще нет живота. Вы мне не доверяете? Ожидаете подвоха? Впрочем, понимаю.

Лания теперь и вовсе нахмурилась. Ей окончательно разонравилась прогулка, и она подумала, что пора возвращаться в покои.

– Наверное, я кажусь вам опасным и подозрительным, потому что без племянника мог бы быть провозглашен новым королем и через полгода надеть корону. Вы видите во мне угрозу, – уверенно продолжил Его Высочество, – оттого хотите держаться на расстоянии. Должно быть, мечтаете, чтобы я вновь покинул Двор и дворец, но я этого не сделаю из-за вас.

– Что вы хотите этим сказать? – нервно спросила королева.

– Только то, что хочу позаботиться о наследии моих предков для его будущего владетеля, – глядя ей в глаза, ответил Канлин. – Хочу поддержать вас и не позволить совершить ошибки, идя на поводу у проходимцев, какие сейчас будут в изобилие крутиться вокруг вас. Вы слабы, а они хотят власти. И потому я буду рядом.

Вдова остановилась, развернулась и впилась взглядом в лицо принца. А что если он не враг? Что если говорит правду? Тогда у нее появился еще один человек, которому она может довериться! Это же восхитительно, когда можно спросить совета у того, кто не просто понимает в управлении государством, но и готов беречь его для будущего короля! А если родится девочка, то они с Канлином и вовсе смогут стать добрыми друзьями. Ах кабы так…

Верно поняв ее взгляд, деверь мягко улыбнулся и шагнул к ней. Взяв за руки, Канлин медленно кивнул, словно желая убедить невестку в своей искренности.

– Я говорю правду, Лания, – произнес он, впервые назвав ее по имени. – Поверьте, мне дороги вы и дорог ваш ребенок, а еще я хочу позаботиться о его наследстве, если вы носите во чреве нашего государя. Я не лгу и могу в этом поклясться собственной жизнью.

Всё, что от вас требуется, это доверять мне и слушаться. Не подпускайте к себе иных советчиков и опекунов. Я лучше разбираюсь и в придворной жизни, и в людях. Вы – чистое создание, и потому можете не разобраться в чужой корысти…

Королева освободила руки и отступила. Она склонила голову к плечу и некоторое время смотрела на принца, но уже иным взглядом. Он в удивлении приподнял брови, и Лания улыбнулась ему.

– Хорошо, братец, – ответила она ровно. – Я вас услышала. Сейчас я устала и хочу вернуться в свои покои. Мне нужно побыть одной, а завтра я буду ожидать вас утром для выезда в храм. Никакой пышности, никакой свиты, только вы, я и мои телохранители.

Канлин на миг поджал губы, но чем был недоволен, Ее Величество узнавать не стала, да и не желала этого знать. Доверие, едва проклюнувшееся в ее душе, увяло. Ей не понравились последние слова деверя, как не понравились похожие слова собственного отца. Королева безумно нуждалась в дружеской руке, на которую могла опереться, но пока ей желали диктовать, и это она понимала.

– Сестрица, – наконец позвал ее Канлин.

– До завтра, дорогой брат, – не допуская дальнейшего разговора, произнесла Лания и велела телохранителям: – Я более не желаю останавливаться, оградите меня от чужой настойчивости.

– Да, государыня, – ответил ей старший в сопровождении, и гвардейцы встали между королевой и принцем.

Впрочем, Канлин не стал настаивать. Возможно, попросту не желал выглядеть глупо, он не последовал за невесткой. А Лания уходила всё дальше, и в душе ее всё сильней клокотала злость. Ей до зубовного скрежета захотелось выплеснуть свою ярость, хотя бы разбить вазу, но лишь бы избавиться от того чувства безысходности и обиды, что пробудили ураган.

– Богини, дайте мне сил, – прошептала вдова и до своих покоев уже ни с кем не останавливались, разве что кивала на приветственные поклоны подданных.

Глава 6

Возле покоев королевы прохаживалась ее фрейлина. Женщина была молода, но старше своей госпожи. Белокурая, миленькая, но несколько бесцветная. Одета она была в платье траурного фиолетового цвета. Это был цвет приближенных к королевской семье, придворных и советников, и носить его полагалось во все время строгого траура – полгода. Фрейлине он не шел совершенно, еще более подчеркивая ее бесцветность, но выбора у женщины не было.

Едва Ее Величество приблизилась, фрейлина присела в глубоком реверансе, приветствуя королеву. Телохранители шагнули вперед, чтобы оттеснить посетительницу с дороги госпожи, но Лания подняла руку, и они остановились.

– Государыня, – с почтением произнесла фрейлина. – Позвольте пожелать вам доброго дня, несмотря на вашу и нашу скорбь.

– И вам доброго дня, Танит, – устало ответила Лания. – Зачем вы здесь?

– Ваше Величество, позволено ли нам вернуться и заботиться о вас? – вопросом на вопрос ответила фрейлина.

Лания на миг поджала губы, раздумывая. Фрейлины были ей привычны, да и могли отвлечь от мрачных раздумий. К тому же они могли стать чем-то вроде щита или… Что если среди ее женщин окажется та, кто будет действовать в чужих интересах? Кто бывает к королеве ближе остальных? Подает одежду, питье, приносит сладости, чтобы порадовать госпожу? Отказаться невозможно, потому что это женщины из высоких родов, и нарочитое нежелание принимать что-то из их рук породит разговоры об опале, обиду и возможное предательство, даже если до того душа была чиста.

– Не отвергайте нас, государыня, – Танит подступила ближе и молитвенно сложила руки. – Вам сейчас особенно тяжело. Скорбь разъедает ваше сердце, это видно даже издали. Еще и новые заботы… – Лания, рассеянно слушавшая свою фрейлину, вскинула на нее пристальный взгляд. – Мы будем рады служить вам, государыня, отвлечем и поможем. Я знаю придворных, и могу рассказать вам о них больше, чем говорила прежде…

Королева хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть, как ее губы кривит издевательская ухмылка. Однако взяла себя в руки и кивнула.

– Вы правы, Танит, я призову вас, когда буду готова окружить себя свитой, но пока моя душа просит уединения. Однажды ваша служба возобновится, а пока же отдыхайте.

– Но мы хотим быть полезными! – воскликнула фрейлина и подступила ближе, однако гвардейцы заступили ей дорогу, сразу поняв, что государыня более не жалеет разговоров.

Лания коротко вздохнула и обернулась. На губах ее появилась едва приметная улыбка:

– Тогда помолитесь о своей королеве и ее дитя, – сказала Ее Величество, – это будет лучшей вашей помощью. И попросите милости богинь для моего супруга.

Фрейлина присела в реверансе.

– Да, государыня.

И Лания скрылась в своих покоях. Тут она, оставшись наедине с собой, взметнула кулаки к потолку и тихо зарычала. После выдохнула и с издевкой произнесла:

– И что же это я опасаюсь своего будущего, когда за каждым углом поджидает сердобольный советчик и помощник?

Она зло хохотнула и прошла в свою спальню. Тут, не спеша переодеться, упала на пастель и устремила взгляд в потолок. Через мгновение послышались нарочито громкие шаги, но королева не подняла головы, зная, кто предупреждает ее о своем приближении топаньем. Да и некому было здесь находиться, кроме служанки, продолжавшей находиться рядом с государыней. Она так и осталась единственной, кого Лания решилась подпустить к себе близко, или единственной, кому она сейчас доверяла.

– Ваше Величество… – позвала горничная.

– Всё хорошо, – ответила королева. – Я просто немного устала. Оставь меня, я хочу побыть одна.

– Как угодно, Ваше Величество, – поклонилась служанка. – Тогда я так и передам господину советнику…

– Какому советнику? – Лания села.

– Так там это, – горничная кивнула в сторону двери, – советник Радкис просят принять.

Королева протяжно вздохнула и потерла лицо ладонями. И если первой мыслью было согласно кивнуть, чтобы горничная отправила советника восвояси, то в следующее мгновение Лания решила, что это будет неверно. Она ведь не просто скорбящая вдова, она – королева.

– Нет, позовите, – сказала Ее Величество и поднялась с постели. – Проводите советника в гостиную, я его приму.

– Как угодно, моя госпожа, – снова поклонилась служанка и поспешила исполнить повеление.

Лания повторно вздохнула и направилась туда, где определила место встречи. Впрочем, она уже подозревала, что хочет ей сказать советник, даже призвала себя к спокойствию и терпению. Ссориться с важными сановниками было глупо, и потому стоило оставить недовольство при себе.

Вдова едва успела войти в гостиную, как в другую дверь шагнул советник Радкис. Это был зрелый мужчина, но еще не старый, хотя Лании и виделся почти пожилым. Лет сорока, может, немногим больше. Увидев королеву, он остановился и с достоинством склонился перед ней. Лания просто кивнула и указала на кресло. Вот теперь мужчина чуть замялся, но все-таки вновь поклонился и сел. Однако увидев, что государыня осталась на ногах, снова встал.

При короле, особенно когда он стоял, сидеть было показателем неуважения. При королеве можно было и сидеть, когда она стояла, если от нее последовало приглашение, но не при монархе. Сейчас перед советником находился правитель Северного королевства, и вел он себя сообразно, даже если в душе таил иные помыслы.

Лания поняла причину того, что Радкис опять оказался на ногах, несмотря на приглашение, и первой уселась в кресло напротив, а затем вновь предложила мужчине устроиться с большим удобством, и тот послушался.

– Я слушаю вас, ваше сиятельство, – произнесла королева. – Что вы желали мне сказать?

– Рад видеть Ваше Величество в добром здравии, – заговорил советник. – Особенно радостно от того, что доброе здоровье матери означает и благополучие младенца.

– Благодарю, – едва заметно улыбнулась вдова.

– И прежде, чем перейду к делу, я хотел бы сказать, что всей душой разделяю вашу скорбь, государыня. Его Величество покинул нас слишком рано и неожиданно. Его правление могло быть долгим и принести его подданным покой и благоденствие, однако богиням видней, кому и когда приходит час вернуться в их чертоги.

– И вновь благодарю, ваше сиятельство, – ответила Лания. – К сожалению, моего супруга и нашего короля Всевышние призвали слишком рано. Но перейдем к делу.

– Как угодно Вашему Величеству, – склонил голову граф. – Впрочем, о деле я и говорю. Государь почил, но королевство продолжает жить. Его Величество оставил немало незаконченных дел, и они теперь лягут тяготами на ваши плечи, государыня. Таков закон, что отныне править придется вам, потому совет… – Лания отвернулась, потому что усмешка все-таки скривила ее губы, – готов собраться по первому вашему требованию, – продолжил Радкис, и королева посмотрела на него даже с удивлением. Впервые за сегодняшний день она услышала слово «совет» в несколько ином значении. Это вызвало не только удивление, но и затаенную благодарность и даже желание выслушать. – Мы расскажем вам обо всем, чем занимался государь незадолго до смерти, а мы продолжали до этой минуты. От вас потребуется немало суждений…

Лания встала с кресла и отошла к окну, чтобы скрыть тревогу и раздражение от слов советника. Впрочем, злилась она не на графа. Попросту испытала смятение от того, что ей никуда не деться от того, в чем она ничего не понимает. Даже казалось багом, что отец готов взвалить на свои плечи бремя управления королевством.

– Каждый ваш советник и министр будут рады подсказать и оказать помощь, – продолжал Радкис. – И все-таки, уж не обессудьте, Ваше Величество, и не почтите за оскорбление, но мне хотелось бы высказаться обо все этом.

– Выскажетесь, – не обернувшись, тускло произнесла королева.

– Не созывайте Совета хотя бы первый месяц траура.

– Почему? – вопрос был задан скорей машинально. Лания и сама не рвалась на Совет, где попросту сидела бы как какая-нибудь декорация, потому что толку от нее будет столько же, как от фальшивого дерева на сцене театра. Вроде бы и королева, но, по сути, пустое место, лишь фасад и не больше.

– Потому, Ваше Величество, что вам будет нечего сказать, кроме как дать нам высказаться и принять за вас решение, – ответил граф. – С одной стороны это правильно, потому что мы служим Северному королевству, на его благо и славу. Однако… – Лания обернулась и обнаружила, что советник опять стоит, так как встала и она. – Однако без твердой руки правителя душами даже верных служак может завладеть алчность, самолюбование и непочтительность к своему правителю. Если вы носите нашего будущего господина, то до минуты, когда он возьмет в руки бразды власти, пройдут еще многие годы. А стало быть, чтобы ваши подданные не забыли о преданности и почтении к монарху, не позволить им сделать этого придется вам, государыня.

Как я уже сказал, мы все подскажем и поможем, но ведь взгляды у нас разные, и подход к делу тоже. Вы не сумеете прислушаться к каждому, иначе это будет подобно, будто вас рвут на куски. Тогда вы окончательно отстранитесь, и королевство получит удар изнутри, в самом своем центре.

Но еще хуже будет, если вы выберете советчика и выберете неверно. Я более чем уверен, что ваш отец рвется к власти. Если вы позволите ему встать у вас за спиной и указывать вам, то это покажет вашу слабость и даст оружие вашим врагам против вас. Думаю, вы и сами понимаете, что противники вашего воцарения найдутся, тем более имеются иные претенденты на трон, кроме младенца, еще зреющего в утробе матери.

– Понимаю, – кивнула королева. – И кого же вы предлагаете мне слушать, если не моего отца? Вас? – вопрос вышел едким, но Радкис ответил совершенно спокойно:

– Нет, Ваше Величество, я предлагаю вам слушать себя. Да, я готов помочь вам разобраться в хитросплетениях политики внешней и внутренней. Подскажу и помогу выбрать тех, кто обучит вас, не пытаясь влиять на ваши мысли. Но я хочу, чтобы на троне сидел тот, кто был избран богинями, и так вышло, что сейчас это вы, государыня.

Возможно, ваше правление продлится только до рождения дитя, потому что вы можете носить дочь. Тогда трон займет принц Канлин, а вы вздохнется с легкостью и будете растить Ее Высочество в тишине и покое. И все-таки до рождения ребенка вы остаетесь нашей госпожой и повелительницей, и мне бы хотелось, чтобы вы ею и вправду были, и чтобы после этот период не вспоминался, как худшие месяцы в жизни королевства. Тем более, в вашем чреве и вправду может зреть наш государь, и тогда править вам не месяцы, а годы.

– Так что же вы предлагаете, ваше сиятельство? – несколько нервно вопросила Лания.

Она вернулась к креслу и в третий раз жестом предложила советнику сесть. Дождавшись, когда королева займет свое прежнее место, уселся и граф. После прочистил горло и продолжил:

– Я предлагаю не собирать Совет первый месяц траура и позволить кабинетам продолжить свою работу. За это время вы ознакомитесь с более важными законами королевства и немного узнаете о том, что происходит вокруг вас. Если вам понадобятся пояснения, то я всегда к вашим услугам, как и прочие сановники. Кроме того вам стоит познакомиться с устройством служб и Кабинетов: кто, чем и как занимается. Нужно во многое вникнуть.

– Но месяц – это же совсем небольшой срок, – задумчиво произнесла Лания.

– Разумеется, – едва приметно улыбнулся советник. – Однако за этот месяц вы обретете начальные знания и почувствуете себя уверенней. Да и доклады от Кабинетов вы можете принимать, что также поможет вам понять, о чем мы будем толковать. Повторяю, люди должны видеть, что вы говорите своими устами, а не отдаете эту честь кому-то другому.

Придет время, когда вы ощутите силу и уверенность в решениях. Вы – женщина молодая и еще наивная, однако неглупая, уж простите мне эти слова. Но я наблюдал за вами весь этот год…

– Наблюдали? – королева в удивлении приподняла брови.

– О нет! – воскликнул Радкис, кажется, поняв, о чем подумала Ее Величество. – Я не следил за вами, просто делал некоторые выводы из вашего поведения. На свадьбе вы светились и явно были счастливы, стало быть, ожидали любви вашего супруга. После, когда узнали о сопернице, стали печальны, но не начали интриговать, не повели себя взбалмошно и не пытались избавиться от любовницы государя.

– К чему мне было всё это? – Лания пожала плечами и отвела взгляд. – Он ясно дал мне понять, где проходят рамки дозволенного. Мне было больно, однако ссориться с супругом я не желала. Может, между нами и не было чувств, но спокойное сосуществование и некоторое уважение все-таки присутствовало. К чему бы привело всё то, что вы перечислили, предсказать невозможно.

– Вот о том я и толкую, – кивнул советник. – Вы разумны, и это дает надежду на такое же разумное правление, а потому мой выбор остается неизменен – я на стороне законной власти. И поэтому я здесь и говорю вам всё это, Ваше Величество.

– Ваши слова ценны для меня, – устало улыбнулась Лания. – Поверьте, это так.

Она ненадолго замолчала, осмысливая происходящее. Неужели богини услышали ее, и они послали молодой королеве того, кто и вправду думал о ней, ее ребенке и королевстве? В ком можно не искать подвоха? Слова графа, кажется, шли от души… или нет? Может, и он ищет выгоды? Только умней, чем прочие. Пытается отодвинуть остальных советчиков и занять то самое место возле трона, с которого хочет согнать герцога Вилленского?

Да, отец и вправду желал власти, иначе не устраивал бы интриг, чтобы выдать дочь за короля, да и сейчас… И все-таки это был родной отец, который в глубине души любит свою дочь и не станет ей вредить. А граф Радкис – совершенно чужой ей человек… Но его слова легли ей на сердце и нашли отклик.

Наверное, молчание уже сильно затягивалось, потому что советник, подождав, поднялся с кресла. Он поклонился.

– Не стану вас утомлять, государыня, – произнес он. – Должно быть, вы хотите обдумать нашу беседу, и это верно. Я не стану вам докучать. Позволите ли оставить вас?

Королева вновь указала на кресло.

– Не спешите, ваше сиятельство. Раз уж мы начали этот разговор, то и продолжим его. Что еще вы можете мне посоветовать?

Советник в очередной раз вернулся на свое место. Он с минуту смотрел на свою новую госпожу и вдруг улыбнулся. В этой улыбке не было ни лукавства, ни иронии, ни некоего превосходства. На графа, чьи волосы уже начинали седеть, смотрела совсем юная женщина, которая могла бы быть его дочерью, если бы богини распорядились иначе. И эта женщина смотрела на советника настороженным взглядом, в котором все-таки таилась надежда.

Королева была готова внимать. Она отчаянно нуждалась в руке помощи, за которую могла ухватиться и довериться. И вот этот вот взгляд, в котором так ясно читалась мольба: «Не обманите моего ожидания, будьте мне другом», – и вызвал добрую, даже теплую улыбку графа Радкиса.

Однако Лания его не поняла и потому отвернулась и досадливо поджала губы. После поднялась на ноги и остановила советника прежде, чем тот успел вскочить с кресла следом за госпожой:

– Не вставайте, ваше сиятельство. Нас никто не видит, и потому никто не упрекнет вас в неуважении. Мне же легче слушать вас, прохаживаясь по гостиной, и ради того, чтобы вам не пришлось стоять, я усаживаюсь напротив вас. Оставайтесь в кресле и говорите, я вас слушаю.

– Как прикажете, Ваше Величество, – не стал спорить советник, и королева вернулась к окну.

Так ей было легче спрятать эмоции, а сейчас именно это и хотелось сделать. Лания всё еще не пришла к выводу, как относиться к этому человеку. Однако избавиться от него по-прежнему не хотелось.

– Кажется, моя улыбка обидела вас, – произнес Радкис, не сводивший взгляда с вдовы. – Простите меня за нее, государыня, если и вправду задел. Я не таил злого умысла и не насмехался над вами. Это было всего лишь… – он замялся, пытаясь подобрать слово. Лания полуобернулась, ожидая ответа, и граф все-таки произнес: – Умиление. Вы так юны, чисты и показались мне трогательной и уязвимой, что я на миг позволил себе увидеть в вас дочь. – Вдова окончательно развернулась к нему и теперь не сводила взгляда. Советник порывисто поднялся на ноги и, прижав ладонь к груди, воскликнул: – Богинь ради простите меня, Ваше Величество! Я вовсе не хотел показаться вам непочтительным…

– Я не оскорблена, ваше сиятельство, – приподняв руку, Лания остановила порыв Радкиса. – В чем-то ваши слова мне даже приятны. Но продолжим. Так что же вы хотели мне посоветовать еще? И присядьте, хватит уже этих подпрыгиваний. Может, однажды я и превращусь в ярую поборницу этикета, но сейчас я слишком растеряна, чтобы обращать внимание на все эти мелочи. Да и королем я еще быть не привыкла, – она невесело усмехнулась и вновь отвернулась к окну. – Говорите, дорогой граф, я вам внимаю.

Радкис чуть помялся, после коротко вздохнул и, вернувшись в кресло, наконец заговорил. Впрочем, теперь он ощущал неловкость и потому слова его прозвучали осторожно:

– Мои советы касаются людей, Ваше Величество.

Лания вновь усмехнулась и спросила:

– Хотите рассказать мне о тех, кто окружает меня? Кому стоит доверять, а кого лучше удалить от Двора?

– Я готов высказать свое мнение, государыня, о тех, о ком вы спросите, – ответил Радкис. – Сам я наговаривать или хвалить кого-то не намереваюсь. Полагаю, что ваши слова вызваны тем, что подобные разговоры вам уже довелось слышать. – Королева не ответила, и граф продолжил: – Я хотел сказать несколько иное.

– Говорите, – устало произнесла Лания.

– Если не сочтете за дерзость, то я бы высказался о ваших родственниках. И о тех, в ком родная вам кровь, и кровь королевская.

– Выскажитесь, – кивнула Ее Величество. – Я вас слушаю, ваше сиятельство.

Она наконец отошла от окна, но не вернулась в кресло. Обняв себя за плечи, королева неспешно зашагала по гостиной. Советник проследил за ней взглядом, прочистил горло и произнес:

– Ваш отец – человек деятельный, но чрезмерно самолюбивый и, уж простите, бестолковый, если дело не касается его личной выгоды, в этом случае он становится подобен охотничьему псу. Выгоду чувствует издалека. Он жаждет власти, жаждет возвышения и заботиться будет лишь о себе и своем сыне, вашем брате, как о своем наследнике. И, не касайся дело интересов королевства, я бы его не осудил. Однако на одной чаше весов амбиции его светлости, на другой государство. Меня заботит государство, и потому я советую вам не наделять вашего батюшку полным доверием. Он будет просить вас о голосе в совете… – Королева бросила на графа быстрый взгляд, и тот кивнул, явно правильно оценив его. – Не отказывайте его светлости, но и не давайте полной свободы.

– И как же мне это сделать? – не глядя на советника, спросила Лания.

– Пусть говорит, но решения принимайте сами. Не подпускайте герцога к себе близко, иначе он начнет приказывать вам как дочери, забыв, что перед ним королева. А следом приказывать начнет и ваш брат, а после и люди, кто посчитает власть герцога выше королевской. Помните, кто госпожа, а кто подданный, узы родства перед троном тают. Как бы там ни было, его светлость желал сделать из дочери королеву, и у него это вышло. Не это ли наивысшая награда устремлениям отца, радеющего о счастье дочери?

Лания бросила взгляд на графа, тот едва приметно улыбнулся, и вот теперь в его глазах мелькнул огонек лукавства. Хмыкнула и королева, ей эти слова пришлись по душе. Она кивнула, и Радкис продолжил:

– Что до Его Высочества и его светлости – ваших новых родственников, то их лучше держать поближе…

– Что вы хотите этим сказать? – обернувшись, удивленно спросила королева.

Но уже через мгновение взгляд ее стал пытливым, а вскоре и подозрительным. Ей вдруг подумалось, что советник Радкис – посланец обоих претендентов на трон, возможно, сейчас решивших действовать сообща. Или же одного из них, а про второго граф говорит, либо чтобы не вызвать ее подозрений, либо потому, что хочет через нее наблюдать за принцем или герцогом, смотря за кого радеет его сиятельство.

Понял ли мысли королевы советник, но он едва приметно вздохнул и пояснил свою мысль.

– Я хотел сказать, государыня, что ни один из королевских родственников не должен вызывать сочувствия из-за того, что с ним вы холодны, избегаете или же намеренно удалили от Двора. С одной стороны этот поступок был бы понятен. Все-таки оба они, особенно Его Высочество, могут быть вам опасны. Однако подобное было бы недальновидным. Особенно сейчас, пока вы слабы и не показали себя иначе, чем жена почившего короля.

Ваши враги могут использовать всё это против вас. Если позволите управлять государством кому-то другому, сами устранитесь, а родственников вашего супруга изгоните, то это даст вашим противникам сильное оружие, которое они используют. Под этим предлогом могут нанести удар и отнять трон у его законного владельца. Поначалу до рождения, а после, если родится мальчик, могут и…

– Убить, – глухо закончила за графа Лания.

– Или же объявить о том, что ваш сын не похож на покойного монарха, то есть обвинить в неверности.

– Что им мешает сделать это сейчас? – королева все-таки вернулась к креслу, тяжело опустилась в него и прикрыла лицо рукой – ей стало дурно.

– Богини, – охнул Радкис и, поднявшись с кресла, стремительно приблизился к Лании. – Ваше Величество, вам нехорошо? Я напугал вас? Ну конечно, напугал, а вы еще и в тягости… Дурак! – в сердцах обозвал себя советник. – Я попросту хотел без обиняков, а вышло… Эй, кто там!

На его крик выбежала служанка. Она охнула и бросилась к королеве, рядом с которой хлопотал Радкис.

– Что случилось? Государыня! Что вы сделали с Ее Величеством? Стража!

Двери распахнулись, и в покои стремительно вошли два гвардейца. Они окинули быстрым взглядом представшую им картину, а затем бросились к советнику. Разобраться явно не успели, но верная служанка махала руками и тыкала в графа так рьяно, что сомнений не было, на Ее Величество напали.

– Принеси воды! – успел воскликнуть Радкис, и его повалили на пол.

И неизвестно, чем бы всё это могло закончиться, но тут прогремел голос той, кто никогда не повышал голоса.

– Хватит! – гаркнула Лания. – Немедленно оставьте советника в покое! Он всего лишь пытался мне помочь! А вы! – взор ее остановился на горничной. Горничная ответила преданным взглядом, и вдова выдохнула: – Принесите мне воды.

– Государыне стало дурно! – возмущенно воскликнул с пола граф, еще удерживаемый гвардейцами. – Если бы я желал навредить Ее Величеству, разве стал бы я призывать хоть кого-то? Надо же иметь ум!

– Я просто испугалась за госпожу! – в ответ возмутилась горничная.

– А мы исполняли свой долг, – произнес один из гвардейцев.

– Мы защищали нашу королеву, – добавил второй.

Они наконец отпустили советника и отошли в сторону. Лания решила не бранить гвардейцев, да и поняла, отчего всполошилась служанка. Все дни со смерти короля она истово следила за тем, чтобы государыне не причинили вреда, должно быть, была в не меньшем напряжении, чем сама королева. И вдруг увидела, что все-таки что-то произошло, а она этому не помешала. Женщина всего лишь продолжала служить своей госпоже.

– Я всеми вами довольна, – произнесла Лания. – Благодарю за службу, вы можете вернуться на свой пост, мне ничего не угрожает, – это относилась к гвардейцам. – Принесите мне воды, – это было сказано уже служанке, – и его сиятельству. Ему тоже нужно успокоиться.

Гвардейцы, поклонившись, слаженно развернулись и покинули покои. Горничная тоже поклонилась, бросила на графа подозрительный взгляд и удалилась исполнять повеление. Радкис, уже стоявший на ногах, передернул плечами и что-то фыркнул вслед горничной.

– Теперь я приношу вам извинения, ваше сиятельство, – сказала Лания. – Она заботится обо мне все эти дни, но сейчас переусердствовал в своей заботе.

– Пусть усердствует и дальше, – ответил советник. – Теперь я вижу, что вы не так беззащитны, как я опасался.

– Присаживайтесь и ответьте наконец на мой вопрос, – продолжила королева. – Что моим врагам помешает сейчас сделать то, о чем вы говорили?

– Отсутствие повода, – сказал граф, вернувшись в кресло. – Если они осмелятся что-либо сделать сейчас, то это будет узурпация власти, что даст повод как и вашим сторонникам, так и сторонникам оставшегося претендента, начать борьбу. Сейчас все притихли и наблюдают за развитием событий…

– У меня есть сторонники? – спросила Лания, прервав Радкиса.

Он улыбнулся и неспешно кивнул.

– Разумеется, Ваше Величество. Но это ваши сторонники, – он сделал ударение на слово «ваши», – то есть законной власти. Однако если вы позволите кому-то иному управлять королевством, то они отвернутся, и тогда в стане одного из ваших противников будет прибавление. И потому я пришел, чтобы поговорить с вами, чтобы не было совершено роковой ошибки. Воля покойного государя известна и недвусмысленна – он благословил свое дитя, а стало быть, вас.

– Значит, пока меня будет не в чем упрекнуть…

– Ваши позиции будут только укрепляться, – кивнул советник.

– Значит, я должна быть любезна с принцем и герцогом…

– Но не допускать их так близко, чтобы не пошло разговоров будто один из них уже король, – строго добавил Радкис.

– Как и моего отца.

– Верно, государыня, – улыбнулся граф.

Лания чуть помолчала, обдумывая то, о чем они говорили. Выходит, надо будет взять себя в руки и не избегать деверя, как бы этого ни хотелось. Но и остаться с ним наедине невозможно, потому что принц молодой и неженатый мужчина. Тогда нужно будет вернуть и фрейлин… В эту минуту появилась служанка с подносом, на котором стояли два стакана с водой.

Благодарно кивнув ей, королева забрала свой стакан, тут же осушила и вернула обратно на поднос. Отпил воды и советник, также отдал его горничной, и женщина удалилась, вновь оставив монархиню и ее собеседника одних.

– Завтра Канлин напросился со мной в храм, – сказала Лания. – Меня, признаться, тяготит его общество, но я буду с ним более дружелюбна.

– Если Его Высочество станет вам особо докучать, вы всегда можете избавиться от него под благовидным предлогом, – заметил Радкис. – В конце концов, вы беременны.

Лания посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство, – успокоившись, произнесла она. – У меня есть несколько месяцев, когда меня защищают муж и ребенок. Траур и беременность станут моим панцирем.

– Истинно так, – улыбнулся его сиятельство. – А за это время вы сможете укрепить свои позиции. И помните, вы не одиноки.

– И это самое ценное для меня сейчас знание, – уже серьезно ответила королева. – Этот разговор был для меня важен. Благодарю вас за него, ваше сиятельство.

Вскоре Радкис ушел, а Лания, оставшись одна, начала думать. Теперь и вправду думать, а не сокрушаться и переживать. Это был первый день, когда королева ощутила толику уверенности в будущем.

Глава 7

Утро выдалось пасмурным, как и настроение королевы. Впрочем, таковым оно было уже не первый день, да и моросящий мелкий дождь Ее Величество не удручал. Больше тяготило, что сегодня с ней отправится в храм деверь, но к этой мысли она уже привыкла и решила, как будет себя вести. И все-таки Лания на миг застыла перед дверями, которые вели ее из дворца на улицу, но поджала губы и решительно шагнула вперед, едва лакеи распахнули перед ней тяжелые створы.

Разговор с советником Радкисом не прошел впустую. Лания много размышляла над его словами. Она была согласна с тем, что ради ребенка нельзя позволять кому бы то ни было вставать над собой. И была согласна с тем, что отец станет не просто советником и помощником, но истинным правителем, который будет говорить ее устами.

Возможно, будь у него с дочерью доверительные отношения, принимай герцог в ней больше участия, то сейчас королеве было бы сложней принять решение последовать совету графа. Однако родитель был сосредоточен на сыне, а Лания была всего лишь женщиной… которая принесла роду возвышение, но это не подарило ей даже капли тепла и слов утешения, когда она в них нуждалась. Зато о том, что ей должно делать, выслушала предостаточно.

Ее Величество была еще очень молода, не искушена жизнью, и опыта у нее совершенно не было. Но и того, что у нее имелось, хватало, чтобы увидеть, – она оставалась инструментом, как и дитя, зревшее в ее утробе. И сберечь его дед желал вовсе не из верноподданнического рвения и родственной любви. Он тоже был инструментом для возвышения герцога Вилленского и его наследника.

Да, Лания была обижена до глубины души, и сейчас, когда ей протянул руку помощи совсем чужой и малознакомый ей человек, королева предпочла ее, а не указующую длань своего родителя. Оставалось выдержать натиск отеческого недовольства и не дать слабины, когда придет время.

А вот королевские родственники – это было иное дело. Здесь решительность Ланию подводила. Что принца, что герцога, она опасалась, особенно принца. Канлин был ближе всего к трону и, в отличие от дяди, не желала оставаться в стороне. Он намеревался сойтись со свояченицей, и это ее подавляло и продолжало пугать. Так что, идя с ним на встречу, королева продолжала нервничать, несмотря на то, что и в его отношении готова была прислушаться к Радкису. И потому, воинственно вздернув подбородок, вдова направилась на выход из дворца.

Всё та же простая черная карета уже ожидала ее, как и Канлин. Его Высочество стоял возле своего коня, и когда королева шагнула на каменную лестницу, ведущую вниз, он развернулся к ней и следил за приближением. На лице принца не было ни излишнего радушия, ни недовольства за некоторую задержку, ни непроницаемого выражения. Он был спокоен и также спокойно смотрел, когда невестка окажется на предпоследней ступени. После шагнул к ней и подал руку, она отказываться от помощи не стала.

– Доброго утра, сестрица, – с легким поклоном приветствовал королеву деверь.

– И вам доброго нового дня, – ответила Лания. – Как вам почивалось?

– Благодарю, ночь была спокойной, – вновь склонил голову Канлин и поинтересовался в ответ: – А как почивалось вам?

– Благодарю, без тяжелых раздумий и сновидений, – она едва приметно приподняла уголки губ в улыбке.

На самом деле раздумий Лании хватило с лихвой, но говорить об этом принцу она не намеревалась.

– Я рад, сестрица, – улыбнулся в ответ деверь и указал на открытую дверцу кареты: – Прошу.

Лания забралась в карету, но прежде чем дверца закрылась, сказала:

– Вы едете со мной, братец. Отправьте назад в конюшню вашего коня. Я еще вчера говорила, что не желаю привлекать к себе внимания, а вы слишком приметны и… – она окинула принца взглядом, – нарядны.

Канлин отступил на шаг от кареты и оглядел себя, после поднял взгляд на Ланию, и в нем отразилось недоумение. Одет он был и вправду обыденно… для принца. Красный с черным камзол, украшенный золотой вышивкой, черные штаны и сапоги с золотыми пряжками. И заколка, крепившая черное перо к шляпе, тоже была золотой с рубиновой россыпью. Его высочество подобрал наряд подобающих случаю цветов. И они шли королевскому деверю, и все-таки в этом одеянии он не остался бы незамеченным рядом с простой неприметной каретой.

– Но если я пойду переодеваться, то заставлю вас ждать… – начал Канлин, и королева прервала его:

– Потому прикажите вернуть коня в конюшню и забирайтесь ко мне в карету.

Принц приложил ладонь к груди и склонился в изящном поклоне:

– Как пожелает моя госпожа, – произнес он с улыбкой. – Повинуюсь.

– Ваше настроение мало напоминает скорбь, – прохладно произнесла Лания.

– Прошу меня простить, сестрица, – став серьезным, ответил Канлин.

Вдова едва приметно покривилась.

– Довольно слов, Ваше Высочество. Идите ко мне, и наконец отправимся в храм.

– Да, Ваше Величество, – кивнул принц и забрался в карету. Усмешку, все-таки скользнувшую по губам, он попытался скрыть, но королева успела заметить и отвернулась, испытав досаду.

Ей хотелось выдержать именно этот тон, чтобы чувствовать себя на равных с деверем. В конце концов, она и сама была герцогского рода и стояла всего на ступень ниже королевской семьи. И если бы правящая династия прервалась, то еще неизвестно, чей род встал бы во главе Северного королевства. Вполне возможно, что и Виллены. Так что они и вправду были на равных… почти, и это почти восполнял плод, зревший внутри нее.

Так было проще не показывать страха и слабости. Хотя бы внешне казаться твердой и уверенной в себе. И всё было хорошо, пока Лания не увидела эту усмешку, показавшуюся ей ироничной. Кажется, Канлин не воспринял ее всерьез. Да, это было досадно.

Однако королева справилась с чувствами и перевела взгляд на деверя, но не придумала, что еще сказать, и отвернулась к окошку. Канлин тоже не спешил заговорить, но его взгляд Лания чувствовала, и это начинало раздражать. Если он хотел вывести королеву из равновесия, то был на верном пути. Она уже начинала отчаянно жалеть, что не отказала новому родственнику в этой поездке.

– Вы прелестно выглядите, – неожиданно произнес Его Высочество.

Королева повернула голову и посмотрела на него. Вдова растерялась. Она не знала, как отреагировать на комплимент. Вроде бы правила хорошего тона велели поблагодарить, но сама ситуация делала слова принца совершенно неуместными. Они ехали в храм, чтобы помолиться за почившего мужа и брата, и почил он всего семь дней назад, а вдова по-прежнему оставалась женой короля, и потому это было совершенно неуместно и неприлично!

– Простите, сестрица, – первым заговорил Канлин. – Понимаю, о чем вы сейчас думаете, и отчего на вашем лице смятение. Я помню об этикете, не считайте меня невеждой. Мне попросту захотелось огласить свои наблюдения, только и всего. Вы прелестны, и это истинная правда. Ничего дурного или предосудительного в моих мыслях и отношении к вам не было, и нет. Прошу еще раз о прощении.

– Я… – голос на миг подвел Ланию. Она выдохнула и ответила уже более спокойно: – Я не злюсь на вас и рада, что вы помните о правилах приличия. Настоятельно прошу не отходить от них.

– Разумеется, Ваше Величество, – кивнул деверь, и королева опять отвернулась от него.

Они еще какое-то время ехали в молчании, и Лания успела успокоиться и даже свыкнуться с близостью до вчерашнего дня незнакомого ей мужчины. По сути, это и вправду был незнакомец. Да, его имя женщине было известно, и его облик тоже, но она совершенно его не знала. И когда королева успела даже расслабиться, тишину вновь нарушил Канлин.

– Сестрица, – позвал он вдову, и та перевела взгляд на спутника. – Кажется, я вчера расстроил вас. Признаться, так и не понял, что сказал оскорбительного для вас, однако не хочу, чтобы вы сторонились меня. Потому приношу извинения и за это. Но хотел бы знать в точности, чем задел вас, поясните, прошу вас, дабы в будущем не совершить ту же ошибку.

Желание бросить ему в лицо обвинения в том, что так задело ее, было столь велико, что Лания даже приоткрыла рот, но вместо откровений… вздохнула и отвела взгляд к окошку. Ответить все-таки было надо.

– Мне не нравится, что вы решили принимать за меня решения, – произнесла она почти правду. – Отчего вы думаете, братец, что я настолько глупа и беспомощна, что даже не смогу выбрать врачевателя? Я не буду спорить, королевством я управлять не умею, да и в интригах разбираюсь дурно, но выбирать за меня того, кто будет следить за моим здоровьем, это уж вовсе никуда не годится. И ладно бы сказали, что отберете нескольких уважаемых врачевателей и представите мне их, чтобы я могла выбрать, с этим я готова была согласиться. Но вот так вот, будто я несмышленое дитя… Нет, так мне не нравится.

– Я услышал вас, сестрица, – Канлин склонил голову, – и признаю правоту. Наверное, я и вправду подошел к делу слишком рьяно. В конце концов, вы действительно взрослая разумная женщина. Мне не следовало вести себя самонадеянно и неучтиво, тем более с моей госпожой и королевой.

Он едва приметно улыбнулся, и вдова вспыхнула, вновь увидев насмешку. Однако опять заставила себя расслабиться и кивнула, принимая ответ принца. Да, госпожа, да королева. Это данность, которую возможно изменить только великим грехом.

– Если вы согласны, то я все-таки отберу врачевателей и представлю их вам на одобрение, – произнес Канлин.

– Хорошо, братец, присмотритесь к толковым. Если они окажутся лучше придворного лекаря, то я выберу одного из них, – милостиво согласилась королева. На этом разговор снова прервался, они подъезжали к храму.

Карета остановилась, но государыня и ее деверь не двинулись с места. Оба ждали, пока дверцу откроют и доложат, что Ее Величество и Его Высочество могут выйти и проследовать в храм. Это было частью этикета, которую не могло нарушить даже инкогнито.

И когда дверца открылась, то первым шагнул на землю Канлин. Это было и не было нарушением этикета. Первым должен был выйти правитель, следом его сопровождение. Но правитель был женщиной, и тогда первым должен был выйти кавалер, чтобы подать даме руку. Так что поступок принца можно было толковать двояко, но Лания в этот раз не стала искать подвоха, тем более они все-таки приехали инкогнито, и приняла помощь деверя без смятения или досады.

Храм Смерти был сооружением подавляющим. Он казался громоздким, был сделан из черного камня, и вокруг него царила тишина. И вроде вокруг кипел своей бурной жизнью город, но стоило пересечь ворота, которые не закрывались ни днем, ни ночью, и звуки стихали. Во дворе храма можно было слышать, как ветер играет листвой на деревьях, как журчит вода питьевого источника в черной мраморной чаше, шорох шагов и голос собеседника, если таковой имелся, но всё прочее смолкало и ни нарушало покоя этого места.

Признаться, Лания чувствовала себя здесь уютно, несмотря на мрачный вид храма. Раньше больше сторонилась, хоть и почитала обеих Сестер, а после пяти дней прощания и заботы жреца ощущала умиротворение этого места. И поколебать этого чувства не мог даже ее спутник, шагавший сейчас рядом с ней.

Канлин вдруг тихо фыркнул. Королева перевела на него чуть удивленный взгляд, и принц шепнул:

– Все-таки жутковатое местечко. Будто склеп, только для живых.

Лания пожала плечами. Ее не пугал ни склеп, ни тем более дом одной из богинь. Напротив, в королевском дворце среди живых Ее Величество чувствовала себя хуже.

– Как вы выдержали пять дней рядом с мертвецом? – снова прошептал принц. – Особенно ночи. Когда умер наш отец, нас хотя бы было четверо в покоях Прощания. Матушка была подавлена и сама желала уединения. Ангвира, кажется, вообще мало трогало соседство покойного отца. Он уходил в свою комнату, едва закрывались двери, и заваливался на кровать с книгой, которую ему принес лакей. А мне сестрица недурно скрашивала время. Но вы были в одиночестве, никого рядом, чтобы поддержать… бедняжка.

– Мне было спокойно, – ответила Лания. – Но благодарю за сочувствие. Впрочем, сейчас этот разговор неуместен. Вы нарушаете собственное обещание следовать правилам.

– Я держу слово, сестрица, – заверил Канлин. – Просто… навеяло.

Они как раз прошли двор и приблизились к дверям храма. Были они темного дерева, окованные железом, высокие и тяжелые. Вот их закрывали на ночь, но страждущему нужно было всего лишь постучаться, и он мог войти в храм. А сейчас они были распахнуты, и королева с принцем вошли внутрь.

Молельная часть представляла собой большой круглый зал, в центре которого стояли статуи обеих Сестер. Будь то храм Жизни или Смерти, богини всегда были вместе. Их изображали стоящими спина к спине, и разница была лишь в том, кого размещали лицом к воротам. В храме Смерти на верующих смотрела его хозяйка, а Жизнь была скрыта за ее спиной. И, соответственно, наоборот, в храме Жизни.

Лания и Канлин поклонились богине, после обошли статуи и поклонились второй, с этого начиналось любое действо в храме, пришел ли ты за советом или просто помолиться. И не было различия ни для короля, ни для последнего нищего бродяги – перед Жизнью и Смертью все равны.

Вскоре послышались тихие шаги, и к королеве с принцем подошел жрец. Он чуть склонил голову, приветствуя гостей.

– Наставник, – Лания первой шагнула к нему и протянула навстречу руки, будто доброму знакомому, – благословите.

Впрочем, жрец и был таковым. Это он приходил к гробу, помог справиться с тошнотворным запахом цветов, а после не дал уйти вслед за флейтой. Он же встречал королеву вчера, встретил и сегодня, потому что был старшим в столичном храме. Но не его положение расположило Ее Величество к этому человеку, попросту ему она доверяла.

И тому была причина. Жрецы не лезли во власть, не интриговали и не пытались управлять королями. В этом не было необходимости. Служители богинь и так были над всеми. Они говорили «ты» властителям, а те склоняли перед жрецами головы. Шли за советом, успокоением и помощью.

Нет, жрецы не были властителями над властителями, но существовали параллельно и являлись, когда в них была необходимость. Именно потому им и доверяли, как аристократия, так и простой люд. Знали, что пред богинями все равны, а их служители лишены тщеславия. А жрецы не спешили разрушать веру своей паствы ради какой-либо выгоды и честолюбивых помыслов.

Да и зачем? Их защищал не только закон богинь, но и человеческий. За богохульство, осквернение храма или надругательством над жрецом ждала суровая кара. То, что свято, то неприкосновенно. И если служитель сам себя опорочит страстями, то тем самым сам себя лишит доверия людей и защиты, а храм перестанет быть пристанищем страждущих душ. Они найдут иное утешение, а это уже могло разрушить веру. Так что жрецы и властители берегли равновесие, а стало быть, и доверие.

– Дитя, – жрец сжал ладони вдовы, шагнул ближе и, прижавшись лбом к ее челу, шепнул слова благословения. Затем отошел на шаг и накрыл голову ладонью: – Твои мысли стали спокойней, я рад.

– Благодарю, наставник, – слабо улыбнулась Лания. – Я ищу в себе согласие.

– Богини не ставят тебя своей милостью. Им угодны чистые души.

– Наставник, – напомнил о себе Канлин. – Благословите и меня.

– Богини рады видеть своего заблудшего сына, – с мягкой улыбкой ответил жрец и взял за руки Его Высочество.

И когда служитель отошел, принц нервно усмехнулся:

– Я блуждал недалеко и от Всевышних никогда не отрекался.

– Мне то ведомо, – ответил жрец, – но я поминал об ином. Ты сам о себе всё знаешь, дитя. Теперь идемте, вы пришли говорить не со мной.

– Да, наставник, – склонила голову королева, Канлин просто кивнул.

Он скосил взгляд на невестку, но та уже внимания на спутника не обращала. Лания неспешно шагала по залу следом за жрецом, и взор ее скользил по хорошо знакомым фрескам. Они тянулись по стене от входа, у входа и заканчивались. В них не было чего-то таинственного или сказочного. Всего лишь путь души. Так как это был храм Смерти, то путь начинался от смерти. Через врата душа попадала в царствие богинь. Здесь ее встречали Сестры. Они смотрели, как человек прожил жизнь, что делал, отнесся ли с почтением к великому дару.

После душа проходила наказание, если преступила божественные законы, или же отправлялась в чудесные земли, где отдыхала и очищалась. А после Жизнь вновь отправляла ее в мир, и новый человек уходил сквозь врата храма, чтобы опять пройти свой путь и вернуться назад.

В храме Жизни фрески были иными. Там изображался путь души в человеческом теле. Можно были увидеть и пороки, и добродетели, которые после смерти, конечно же, станут основанием для божественного благословления или наказания. Ну и заканчивались смертью, когда душа возвращалась к богиням.

Между фресками стояли чаши с зажженным огнем. Это было одинаковым в обоих храмах. А еще стояли небольшие каменные алтари, на которые можно было положить подношение и помолиться. Если за грешника, то молились у фресок с наказаниями, чтобы богини были милостивы, и покойный легче перенес кару. Если за праведника, то просили Сестер передать весточку усопшему и желали ему счастья в новом мире и последующем рождении.

Но жрец вел королеву и принца мимо алтарей и фресок. Высочайшим особам никто не должен был мешать скорбеть. Впрочем, и простого смертного, если бы ему это было необходимо, ответили бы в иное место, но с королями дело было в ином. Храм не закрывался ради посещения его венценосцем или иной особой королевской крови, ради их безопасности. Но их самих уводили туда, где никто не мог помешать или сотворить зло, забыв о месте, где находится.

Это был еще один зал, только маленький. И здесь тоже были фрески, но статуя одна – Смерть. Перед ней стоял алтарь, на который Лания уложила кошель с монетами. Можно были принести даже букет цветов, но королева вместе с подношением богине делала и дар храму.

Канлин на миг замешкался. Похоже, он о даре не задумался, потому что не любил храмов и, как признался сам, давно не был ни в одном из них. Но выход нашел быстро. Сняв с пальца перстень, Его Высочество уложил его рядом с кошелем невестки.

– Нуждаетесь ли в словах, дети? – спросил жрец.

– Слова идут от сердца, наставник, – ответила Лания. – Лучше помогите иначе.

– Да, дитя, – кивнул жрец и достал свою флейту.

И когда по залу полилась мелодия, королева подняла взор на статую богини, прижала ладони к груди и начала молиться. Канлин вновь бросил на нее взгляд, после перевел его на статую, коротко вздохнул и закрыл глаза. Однако вскоре и он расслабился, слушая проникновенную песнь, которую выводила флейта.

А уже после того, как они вернулись с Ланией в карету, принц произнес:

– Удивительно, но я не испытал ни раздражения, ни желания поскорей уйти. Если вы не против, сестрица, то я бы и завтра сопроводил вас в храм. Душе даже как-то покойней стало.

Королева на миг поджала губы, но заставила себя расслабиться и кивнула:

– Как вам угодно, братец. Траур еще в своем начале, и наш долг помочь государю обрести покой в посмертии.

– Благодарю, – улыбнулся Канлин. – Признаться, с вами мне как-то спокойней входить в эти ворота. Один, опасаюсь, я отложу поездку. Рад, что вы мне не отказали в этой малости.

– Ваше желание угодно Всевышним, – пожала плечами Лания.

– Вы совершенно правы, – кивнул принц, и разговор сошел на нет.

Глава 8

По приезду во дворец королева и принц расстались, едва выйдя из кареты. И если у Его Высочества и была мысль сопроводить родственницу до ее покоев или же продолжить общение, то Лания не оставила ему на это и шанса. Она впервые воспользовалась советом графа Радкиса и произнесла раньше, чем Канлин успел открыть рот:

– Оставлю вас, братец. Что-то мне дурно после поездки. Должно быть, это всё беременность, вы же понимаете.

– Разумеется, сестрица, – учтиво ответил принц. – Карету немного потряхивало, конечно, вам стало нехорошо. Займусь поисками врачевателей.

– Да-да, – не глядя на него ответила королева. Она прижала ладонь к горлу и поспешила во дворец.

Уже поднимаясь по лестнице, Лания полуобернулась, бросила назад вороватый взгляд и, увидев, что деверя поблизости нет, выдохнула и уже неспешно продолжила подъем. Она почти дошла до крыла, где располагались ее покои, но вдруг остановилась и повернула назад.

Гвардейцы, сопровождавшие ее, переглянулись, но послушно последовали за государыней. Мысль, посетившая Ее Величество, хоть и вызвала трепет нерешительности, но уже не отпускала ее. И хоть королеве было неловко, она все-таки пошла туда, куда не заглядывала даже мыслью – в деловую часть дворца. Туда, где располагались Кабинеты.

Куда именно ей хотелось зайти, Лания не знала. Признаться, никуда не хотелось, но в голове звучали слова Радкиса, сказанные им вчера, и королева решила хотя бы соприкоснуться для начала с незнакомой ей жизнью. Но когда оказалась на этаже, где деловито сновали сановники и их служащие, ненадолго остановилась.

Остановились и мужчины, увидевшие государыню. Замешательство с обеих сторон длилось недолго. Первыми отмерли служащие. Они склонились перед королевой, и она, взяв себя в руки, произнесла на удивление ровно:

– Доброго дня, господа.

– Ваше Величество, – нестройным хором отозвались мужчины.

– Продолжайте ваше служение королевству, – мягко велела Лания и свернула к первой попавшейся ей на глаза двери.

Открыла ее и шагнула в помещение, где за столами сидели писцы. Кто-то усердно скрипел перьями, несколько человек, стоявшие у окна, о чем-то негромко переговаривались, даже рассмеялись…

– Склонитесь перед государыней! – неожиданно прогремел чей-то голос.

Лания повернула голову и увидела мужчину лет сорока, быть может, около того. Он был ей смутно знаком, а это могло означать лишь одно: на приемы он бывал приглашен, но запомнился слабо. Значит, чиновник, но невысокого ранга, точнее, не высшего.

Сам мужчина как раз склонился в изящном поклоне и взгляд королевы не заметил. А вот писцы замешкались, кто-то даже еще продолжал писать, должно быть, за собственным делом не разобрав в негромком гуле голосов важные слова. И тогда вперед выступил гвардеец.

– Государыня Северного королевства, Ее Величество королева Лания Мелибранд, герцогиня Вилленская. Склонитесь!

Недоумение и оторопь до этого мгновения ясно читавшиеся на лицах писцов стремительно сменялось осознанием, удивлением и… любопытством. Мужчины спешно склонялись перед государыней. Только усердно писавший чиновник так и продолжал скрипеть пером по бумаге.

Мужчина, который показался Лании знакомым, сорвался с места, бросился к писцу и, с силой тряхнув его за плечо, зашипел:

– Мараген, с-с-сгною!

– Что? – опешил тот, после опустил взгляд на документ и скривился, увидев уродливую полосу, испортившую его работу.

– Немедленно встаньте и склонитесь перед Ее Величеством, – продолжал шипеть сановник.

– Что? – повторил свой вопрос писец. – Ее Величество? Да откуда…

– Мар-раген! – пророкотал знакомый королевы, и писец наконец поднял взгляд на негромкий стук каблучков, потому что Лания направилась в их сторону.

– К… королева, – с запинкой произнес усердный служащий, и вот теперь порывисто вскочил с места, едва не свалив старшего чиновника с ног.

– Доброго дня, господа, – приветствовала всех разом государыня.

– Доброго дня, государыня, – вразнобой произнесли писцы.

– Что это за место? – спросила Лания. – Мне еще не доводилось бывать в этой части дворца. Будьте любезны, поясните.

Она остановилась рядом со знакомым ей внешне чиновником и писцом, теперь не спешившим разогнуться.

– Это королевская канцелярия, Ваше Величество, – ответил мужчина. – Часть королевской канцелярии. Здесь работают писцы.

Королева мягко тронула за плечо усердного писца и произнесла:

– Похоже, вы добросовестно относитесь к вашей работе, господин Мараген, это похвально. Но, кажется, то, что вы писали столь прилежно, испорчено. Сожалею, что стала этому причиной.

– Простите, государыня, – ответил вместо него старший чиновник. – Господин Мараген…

– Не стоит, – едва приметно улыбнулась королева, – я не оскорблена. Кто бы ожидал увидеть меня здесь? Я сама себя здесь не ждала узреть еще семь дней назад, однако Всевышние на всё имеют свой промысел.

– Да, государыня, – склонил голову мужчина. – Вы правы, только богиням ведомо, что нас ожидает.

Королева кивнула и, подцепив за уголок документ, подняла его со стола, пробежалась взглядом и вернула назад. Она ничего не поняла, да и не хотела сейчас вникать, даже идти дальше не собиралась. Для первого визита в деловую часть дворца королевской канцелярии было достаточно. Да попросту Лания еще не чувствовала себя готовой. И вдова, вернув документ на его прежнее место, поманила за собой старшего чиновника. Тот сопротивляться не стал.

– Возвращайтесь к работе, господа, – сказала Лания перед тем, как выйти из канцелярии. – То, что делается во благо родной земле, угодно богиням. Благословляю.

– Благодарим Ваше Величество, – вновь вразнобой отозвались писцы, и дверь за монархиней и ее сопровождением закрылась.

В коридоре людей прибавилось. Стояли не только простые чиновники, но и несколько высочайших сановников. Они ждали королеву, явно гадая, что привело ее в эту часть дворца, и куда она направит свои стопы дальше. И когда Лания появилась, служащие склонили головы.

Ощутив неловкость и робость, государыня почувствовала, как щеки ее запылали от прилившей крови. Однако она вновь заставила себя не опускать взгляда.

– Доброго дня, – произнесла королева. – Благодарю вас за ваше почтение, но сейчас возвращайтесь к службе на благо Северного королевства.

– Государыня, – к ней подступил министр финансов, – могу ли я сопроводить вас и показать работу моего Кабинета?

– Благодарю, ваше сиятельство, – ответила ему Лания, – но сегодня я хотела лишь заглянуть сюда. Я посещу ваш Кабинет и министерство, как только буду готова. Сейчас я еще несколько растеряна, но затягивать с нашей встречей не стану, обещаю. Подготовьте пока доклад.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Министр отступил и склонил голову. Лания успела уловить его взгляд, в котором смешались любопытство и заинтересованность. Была она того рода, когда человек пытается понять, чего стоит его собеседник. Королева отвернулась, чтобы скрыть смущение и направилась прочь, совершенно позабыв о старшем чиновнике из канцелярии, а он не осмелился навязывать себя Ее Величеству. За ней направились только гвардейцы, скрыв вдову от взглядов ныне ее подданных.

– Не знаю, как я со всем этим справлюсь, – прошептала Лания.

И пока она возвращалась в свои покои, женщина всё пыталась понять, что же чувствует после посещения деловой части дворца? С одной стороны это была оторопь от осознания, сколько теперь людей ей подчиняются и зависят от ее решений. И это ведь всего лишь капля в море! Только один коридор с кабинетами, а за спиной всё королевство! И как же со всем этим справлялся ее супруг… Да, было страшно и, наверное, страшней от мысли, что она попросту не справится.

А с другой стороны королева чувствовала облегчение. Да, облегчение. Она все-таки зашла туда, куда никогда не сворачивала даже помыслами. И ничего ужасного не произошло. К ней отнеслись с почтением. Не было насмешливых взглядов и кривых ухмылок. Пусть замешкались от неожиданности, но склонили головы. И даже министр вышел в коридор, чтобы дождаться ее и приветствовать. Выходит, всё не так ужасно, как казалось поначалу.

И в эту минуту Лания была согласна с Радкисом даже больше, чем слушая его. Ей и вправду необходимо вникнуть во всё, что необходимо знать правителю, чтобы не читать документы так, будто они написаны на незнакомом ей языке. А после сбегать от министра и прочих сановников, потому что не готова слушать того, что ей скажут.

За этими мыслями она приблизилась к своим покоям, не заметив того, кто стоял на лестнице. И только возглас:

– Ваше Величество! – заставил ее вздрогнуть и обернуться.

Это был ее отец. Герцог Вилленский взмахнул рукой из-за плеч стражи, закрывшей ему путь. Лания ощутила укол стыда, но вместе с тем и досады. Она совершенно позабыла о своем родителе, который говорил, что придет утром. Слишком много событий и размышлений полнили Ее Величество, чтобы удержать в голове одну-единственную встречу, теперь не особо ей желанную. А от того была и досада. Выслушивать поучения отца и изворачиваться, чтобы не идти слепо у него на поводу, совсем не хотелось.

– Пропустите его светлость, – приказала королева. – Я ждала его.

Герцог тряхнул волосами и чеканной походкой направился вслед за дочерью. Она знала, что таким отец бывает, когда его охватывало раздражение. И чтобы сразу же не дать слабину, Лания вспомнила, что его светлость не спешил вчера утешить дочь, лишь давал ей возможность высказаться, а после отчитал и велел скрывать слабость. Обида вернула Ее Величеству некоторую уверенность, и она выдохнула.

– Присаживайте, ваша светлость, – светски произнесла Лания.

Герцог уселся в кресло, на котором вчера сидел советник Радкис, и королеве вдруг подумалось, насколько щепетилен был в отношении этикета тот ее гость.

– Мы одни? – без предисловий спросил отец.

– Кого вы ожидаете найти в покоях королевы, батюшка? – спросила Лания. – Фрейлин я пока не вернула, а более здесь быть некому.

– Прислуга?

– Мне сейчас служит только одна горничная, мне так спокойней.

– И все-таки по вашему положению вам полагается целый штат прислуги. Я найду вам тех, в ком буду уверен, – произнес герцог и, закинув ногу на ногу, вопросил: – Отчего вы не ждали меня, как мы уговаривались? Я простоял под вашими покоями больше часа. А после прошли мимо, даже не заметив. Это, в конце концов, неучтиво, – совсем уж сердито закончил его светлость и попенял: – Ваша матушка учила вас манерам и правилам…

– Вот именно, – прервала его Лания. Ей хотелось привычно склонить голову, но она вздернула подбородок: – Правила велят жене молиться о покое почившего мужа. Траур по королю и моему супругу только начался, вам это известно, ваша светлость. Полгода я буду продолжать по утрам поездки в храм. Это не обсуждается и не может быть оспорено даже вами.

Герцог на миг поджал губы. Досада ясно читалась на его лице, однако он быстро справился с собой и улыбнулся.

– Да, разумеется, Ваше Величество. Вы совершенно правы, дочь моя, соблюдать традиции необходимо, иначе вас осудят, а это только навредит делу. Признаю, что вспылил зря. Но вы знаете, я становлюсь раздражителен, если вынужден долго ждать, особенно когда была договоренность.

– И она не нарушена, – парировала государыня. – Утро еще не окончилось.

– И это тоже верно, – кивнул герцог. – Кто сопровождает вас в храм? Гвардейцы? Завтра с вами отправится ваш брат, покажем, что ваша семья с вами.

– Меня сопровождает Его Высочество, – ответила Лания. – Он ездил со мной сегодня и намеревается отправиться завтра. Принц…

– Кто? – переспросил его светлость. – Принц? Принц Канлин? Лания, вы обезумили? – с искренним изумлением спросил Виллен и воскликнул: – Канлин коварен! Он известный интриган! Из двух братьев король был более прямолинеен и чужд играм, а вот его братец…

Лания поднялась со своего кресла и отошла к камину. Опершись рукой на его поверхность, королева устремила взгляд в холодную сейчас сердцевину и прикусила губу. Она злилась. На отца и на себя тоже. На родителя за то, что позволяет себе повышать на нее голос, хоть вчера и казалось, что помнит о том, кто перед ним. А на себя за то, что не имеет силы указать герцогу на его тон. Привычка к почтению сдерживала королеву.

– Дочь моя, вы должны избавиться от этого опасного соседства, – чеканил герцог. – Этот человек не принесет вам пользы, а навредить может. Помимо того, что он первый в очереди на трон после вашего ребенка, так еще и известный обольститель. Вы сами не заметите, как подпадете под его влияние. Он лишит вас короны, а это недопустимо. Вы должны отослать принца от Двора. Конечно, грубо и прямо мы сделать этого не сможем, но предлог всегда найдется. Сначала его, а после ослабим и герцога. Но в поездках в храм вы должны ему отказать. Я и ваш брат не оставим вас своей заботой и защитой.

Королева развернулась и взглянула на отца. Тот покинул кресло, но не из почтения или требований этикета. Герцог находился в возбужденном состоянии. Он расхаживал по гостиной, жестикулировал и вновь чеканил слова.

Лания некоторое время еще наблюдала за родителем, а затем негромко произнесла:

– Нет.

Это короткое слово, сказанное тихо, остановило его светлость, и он развернулся к дочери.

– Что вы сказали?

– Я не стану отказывать принцу в поездках в храм, и вам не стоит сопровождать меня, – продолжила королева. – Вы – подданный почившего государя и мой родственник, но не родственник короля. Канлин же его младший брат. Его появление в храме уместней, чем ваше или же Ранала. Если же один из вас станет ходить за мной повсюду, опасаюсь, что скажут, будто вы стережете меня. Это будет дурно. В конце концов, для охраны у меня есть целая гвардия. Да и Канлин может быстро пресытиться этими поездками.

Что до моей нравственности, то прошу, ваша светлость, не оскорблять моего слуха подобными словами. Я любила своего супруга, даже если он не любил меня. Прошло меньше десяти дней, как я его потеряла. Я – вдова, батюшка, и вдова в тягости. На меня свалилось бремя, которого я не ожидала и даже не помышляла о нем. И единственное, о чем я сейчас не думаю, так это о чувствах! – голос ее зазвенел. На глаза навернулись слезы, но Лания сердито их стерла. Она злилась всё сильней. – Вы думаете, я не помню, кто такой Канлин, и не опасаюсь его? Его близость мне неприятна, но я не стану его отгонять и продолжу держать лицо, как вы того требовали. Надеюсь, вы услышали меня и перестанете оскорблять вздорными словами.

Герцог заметно опешил от услышанной отповеди. Его тихая податливая дочь впервые негодовала столь явно. Да, и прежде случалось, что Лания была возмущена или не согласна со своим родителем, но быстро отступала и опускала взгляд, а сейчас смотрела прямо и сердито хмурила брови, кажется, не намереваясь идти на попятную.

Виллен уже открыл рот, чтобы напомнить, кто из них отец, а кто дочь, и у кого больше опыта в интригах… в житейских делах, но вдруг хмыкнул и покачал головой.

– Это всё беременность, – сказал он с улыбкой. – Маленький король уже бранит своего деда устами матушки. Что ж, я понимаю и не сержусь на ваш тон, дочь моя. Я не стану сейчас настаивать на верности моих слов, чтобы не расстраивать вас, но всё же обдумайте, что я сказал, и узрите истину. Канлин – не тот, кого стоит подпускать к себе близко.

Лания вновь отвернулась и закусила губу. Более всего ей сейчас хотелось топать ногами и кричать, что это она сердится, она! Потому что уже давно не дитя и способна к осознанию, кто опасен. А сейчас родной отец делал то, о чем вчера предупреждал советник Радкис – брал бразды правления в свои руки на правах отца и старшего родственника. Но королева она! А еще мать будущего короля!

Наверное, не будь вчерашнего разговора с графом, и сегодня Лания слушала родителя, не испытывая столь сильных чувств. Скорей всего, как и после посещения отчего крова в ней кипела бы обида, возможно, даже злость, но не то, что бурлило в самой крови сегодня.

Теперь Ее Величество ясно видела, что герцог Вилленский намеревается стать негласным королем, а на трон рядом готов пустить только единственного сына, но не дочь. Дочери отводилась роль ширмы, а после такой ширмой должен был стать повзрослевший законный государь.

А если родится девочка?.. Что будет, если родится девочка? Ведь тогда для отца всё будет кончено, потому что Канлин вышвырнет его из дворца и припомнит всё, что герцог сейчас готовил для принца. Или же участь принца уже решена, как и герцога? Или все-таки произойдет еще более тяжкое и страшное, к примеру, подмена младенцев и провозглашение неизвестного ребенка сыном покойного короля? Но тогда, что будет с родной внучкой его светлости? Избавится и от нее?

От такого количества вопросов, какие сейчас роились в голове королевы, всколыхнулся страх, обуревавший ее в дни прощания. Но теперь более принца Лания боялась собственного отца и того, что он мог сотворить, чтобы задержаться у власти.

Перед глазами вдовы потемнело, слова отца стали раздаваться, словно сквозь толщу воды. Лания прижала ладонь к горлу, попыталась глубоко вдохнуть и… упала в обморок. Она уже не видела, как оборвал себя на полуслове его светлость, не слышала, как он охнул и поспешил к дочери.

Пришла в себя королева уже лежа на кушетке. Над ней склонился отец, а рядом застыла недовольная служанка. Она бросала сердитые взгляды на герцога, но тот не замечал этого, потому что глядел только на дочь. Он, не обернувшись, сунул горничной флакончик, в котором была налита жидкость с неприятным резким запахом. Такие имелись у каждой дамы на случай, если ей станет дурно.

– Дай воды, – приказал Виллен женщине, и когда она протянула стакан, приподняв голову Лании, поднес его к губам дочери. – Выпейте, Ваше Величество.

Тон его заметно поменялся, и причина тому стояла за спиной герцога и сверлила его затылок подозрительным взглядом. Гвардейцев рядом не было, и, стало быть, верная служанка учла вчерашний урок и звать их не стала. Впрочем, его светлость не опасался служанки, но был слишком разумен, чтобы позволить себе говорить с королевой при посторонних, не как подданный, а как ее старший родственник.

– Ох, – вздохнула Лания и, освободившись от руки отца, села. После этого взяла стакан и уже привычно посмотрела на служанку, та кивнула и ответила преданным взглядом. Впрочем, тут же вновь устремила его на герцога и нахмурилась. Отпив воды, королева провела по лицу ладонью и еще слабым голосом произнесла: – Кажется, мне стало дурно.

– Да, государыня, вы лишились чувств, – ответил герцог, – я перенес вас на кушетку. Вам уже лучше?

– Да, благодарю, – рассеянно кивнула Лания и вернула полупустой стакан отцу.

Тот сунул его служанке и приказал:

– Оставь нас.

И в эту минуту королева ощутила зависть, потому что горничная позволила себе то, что никак не могла себе позволить монархиня. Женщина ответила с непередаваемым гонором и наглостью:

– Я служу государыне Северного королевства, и только Ее Величество может мне приказывать, но более никто. Даже ее отец.

Герцог стремительно развернулся к простолюдинке, окинул ее ледяным взглядом и поднял руку, но горничная отпрянула и добавила:

– Трогать королевских слуг без дозволения на то высочайшей особы, запрещено. А тронете, позову гвардейцев, потому как пренебрежение законом всё одно, что пренебрежение властью короля.

– И вы это спустите?! – вознегодовал его светлость, уже глядя на дочь.

– Ступайте, – мягко велела Лания служанке. – Обойдемся без гвардейцев.

– Как скажете, госпожа, – поклонилась служанка, а после удалилась, гордо вздернув подбородок.

Виллен проводил ее взглядом и стремительно обернулся к дочери. Он уже намеревался высказать, но Лания покривилась и сжала пальцами виски.

– Кажется, мне всё еще дурно, – сказала она, и герцог растянул губы в улыбке.

– Это всё ваше положение, дитя. Я оставлю вас, а вы более никого не принимайте. Если бы не закон, я бы даже настоял на том, чтобы вы больше находились в своих комнатах и никуда не ездили. Вам сейчас надо думать о ребенке, а не о традициях, но… – Он развел руками и вздохнул, однако тут же и продолжил: – И все-таки постарайтесь ограничить круг тех, кто будет к вам вхож. Я пришлю вам хорошего лекаря и прислугу, как мы говорили.

– Да-да, конечно, – кивнула королева и бросила вороватый взгляд на отца. Тот как раз направился к столу и потому ничего не заметил. А когда обернулся, Лания вновь терла виски и мученически кривилась.

Однако распрощаться герцог всё не спешил. Он уселся на стул у стола и напомнил:

– У нас с вами осталось одно дело, ради которого мы сегодня встретились.

– Какое же? – спросила государыня.

– Вы должны дать мне голос в совете. Велите мерзавке принести бумагу, чернила и перо. Будем писать ваш первый указ, – он улыбнулся, а королева вздохнула уже искренне.

Однако вскоре, когда служанка принесла всё требуемое, писала под диктовку отца. А закончив, подписала тем титулом, каким ее именовал гвардеец в канцелярии. Герцог пробежал глазами чуть неровные строчки, остановил взгляд на подписи и произнес:

– Ваш герцогский титул на указах не пишите. Когда родится ваш сын, тогда добавится слово – регент, но пока вы государыня Северного королевства Лания Мелибранд. Таков закон. Любопытный, стоит отметить. Вроде бы вы и правите от имени сына, но он еще в вашей утробе, и как бы его нет, потому вы полноправная королева. Но вы не наследница короля, и лишь ваша беременность и благословение покойного супруга делают вас правителем. Весьма забавный закон, – он хмыкнул и подхватил указ за уголок. После помахал им, сложил и, убрав, потер руки: – Ну вот и славно. Впрочем, у нас есть еще дело. Я хотел вам назвать имена людей, от которых стоит избавиться, а заодно обсудить, под каким предлогом это сделать…

– Ваша светлость, – остановила его дочь, – имейте хоть толику сострадания. Если вас не останавливает мое положение и титул, то хотя бы вспомните, что я ваше дитя. Я всё еще чувствую слабость, у меня болит голова, и выслушивать вас сейчас я более не имею ни сил, ни желания. Всё это мы можем обсудить в другой раз. А сейчас я желаю прилечь.

– Простите, дитя мое, у нас и вправду будет немало времени, чтобы поговорить о деле. Важное мы уже сделали. Отдыхайте, Ваше Величество. И лучше никого уже не принимайте.

– До скорой встречи, ваша светлость, – на всё это ответила королева.

– До скорой встречи, дитя, – сказал отец. Он склонился и поцеловал Линию в макушку, а затем направился к двери, и настроение герцога заметно улучшилось.

Когда дверь за гостем закрылась, вся видимая слабость слетела с Ее Величества, будто последний лист с дерева с порывом ветра. Она стремительно поднялась на ноги, все-таки топнула ногой и воскликнула:

– Келла!

Служка прибежала быстро. Она поклонилась и застыла, ожидая распоряжений.

– Найдите советника Радкиса и скажите, что я желаю его видеть. Только… – Лания на миг замолчала. Задумавшись, она потерла лоб кончиками пальцев, и приняла решение: – Если он во дворце, передайте, чтобы ожидал меня в большой дворцовой библиотеке на втором этаже. Пусть ищет меня у трудов философов, там обычно тихо и никого не бывает.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – вновь поклонилась горничная и поспешила выполнить распоряжение королевы.

Оставшись одна, Лания теперь ударила кулаком по столу и выдохнула. Да, желание поговорить с Радкисом было огромным. Она не была уверена, может ли доверять графу, но всё же чувствовала доверие, и пока только к нему.

Глава 9

Королева неспешно брела по дворцовому парку, намеренно выбрав наименее ухоженную его часть. В основном, придворные предпочитали прохаживаться там, где звенели фонтаны и благоухали цветы, где имелся искусственный пруд с лебедями, а под сенью деревьев стояли беседки, стены которых были живописно увиты зеленью. И сама Лания еще недавно любила прокатиться по водной глади на лодочке или послушать, сидя в беседке, игру придворного музыканта.

А здесь, где царило не запустение, но заметный упадок, впрочем, оставленный намеренно, предпочитали назначать тайные встречи, к примеру, влюбленные. Но сейчас тут не было никого кроме Ее Величества, и тому способствовали гвардейцы, окружившие место прогулки своей госпожи. Их совсем не было видно. Доблестные служаки не лезли на глаза, не брели следом, кроме разве что пары телохранителей, не заговаривали с государыней, но бдительно следили за тем, чтобы никто не посмел приблизиться к королеве. Так что ни подслушать, ни навязаться с мольбой или простой беседой не смог бы даже принц Канлин.

И все-таки Лания забрела в эту часть парка не просто так. Она ждала того, кого так и не сумела увидеть, когда ушел герцог Вилленский. Советник Радкис покинул дворец вскоре после того, как государыня отбыла в храм и пока еще не вернулся. Посылать за ним королева не стала.

Ей не хотелось привлечь внимание к зарождавшейся дружбе, если это можно было так назвать. Не сейчас, когда она себе напоминала лань, бредущую по лесу, когда за каждым кустом стоит загонщик. И потому, передав через дружка Келлы послание без подписи, королева ближе к вечеру отправилась на прогулку.

Настроение Лании успело смениться уже несколько раз. Поначалу она была возбуждена после разговора с отцом и нетерпеливо дожидалась свою служанку с известием, что советник уже отправился в библиотеку. А когда узнала, что Радкиса нет во дворце, пришла в крайнюю степень раздражения. После и это состояние пошло на спад и сменилось унынием. Но вскоре Ее Величество преисполнилась болевого духа и написала ту самую записку, которую приятель горничной передал камердинеру советника. Келла издали проследила, чтобы всё было исполнено в точности. Да ее любовник и не спешил обмануть.

Затем королева набралась терпения, пообедала и прилегла отдохнуть, но мысли продолжали одолевать ее. Вдова вертелась с боку на бок, то злясь на отца, то сомневаясь в Радкисе. И тогда ей казалось, что герцог Вилленский, возможно, не так и не прав, а граф хочет заманить ее в ловушку, но после кривилась, вспомнив встречу с отцом, и вновь начинала сердиться, но уже на советника, потому что тот никак не спешил появиться.

А когда вечер шагнул на порог королевских покоев, Лания, устав от своих метаний, направилась в парк. Даже если ее прогулка затянется, королева решила дождаться советника. Но чуть позже, когда она зашла в запущенную часть, неожиданно пришло успокоение.

Погода была чудесной. Теплый ветерок овеивал разгоряченную переживаниями кожу, даря невесомое удовольствие. Он шуршал в кронах, ласкал острия пик изумрудной травы и нес на своих незримых крылах едва ощутимый аромат, какой возможен, скорей в лесу, чем в дворцовом парке. Но эта часть и была оставлена в некоторой дикости и запустении. И, в отличие от ухоженной части, оставляла ощущение прогулки где-нибудь за городом.

Вдохнув, полной грудью, Лания на миг прикрыла глаза и улыбнулась. Да, в эту минуту ей наконец-то было хорошо и спокойно. И теперь она не спешила вернуться в покои уже просто потому, что хотелось задержаться в этом месте подольше. Да и о советнике как-то немного подзабылось, потому что в душе наступил недолгий мир. Королева брела по аллейкам, окруженная невидимой стражей и просто отдыхала.

Она добралась до аллеи, прозванной Аллеей влюбленных, и, замедлив шаг, рассматривала старые статуи, которые стояли тут, наверное, еще с тех пор, когда не родился даже отец ее отца. Но течение времени на каменных людях не отразилось и в малой толике. За ними следили и ухаживали, это было видно сразу. Так что, да, запустение в этой части парка было намеренным и лишь казалось таковым.

– Как же мило, – шепнула Лания, переводя взор со статуи на статую.

Она вновь зашагала, но останавливалась время от времени и рассматривала то, что запечатлел скульптор. Вот, к примеру, юная прелестница. Она стояла, отвернувшись в пол оборота к аллее и случайному гуляющему зеваке. Отставив босую узкую ступню, она, чуть прогнувшись назад, любовалась собой в зеркальце, которое держала в поднятой руке. Но так казалось лишь на первый взгляд, потому что зеркало было повернуто так, что становилось ясно – девушка подглядывает за юношей, застывшим напротив нее. Юноша держал на ладонях обнаженный меч и рассматривал его. И вновь так лишь казалось, потому что, приглядевшись, можно было заметить, что хоть голова его и склонена, но взгляд исподлобья направлен на девушку.

А вот юноша с другой стороны аллеи не скрывал своего интереса. Он сидел, подтянув колено к груди, и любовался другой прелестницей, статуя которой располагалась неподалеку от юноши с мечом. Эта девушка расчесывала волосы. Головка ее была чуть повернута, взгляд опущен, но на каменных устах блуждала невесомая улыбка. Похоже, ей нравилось любование кавалера, сидевшего напротив.

И так было с каждой парой, стоявшей на этой аллее, справедливо названной Аллеей влюбленных. Здесь и вправду были влюбленные, и ни один из них не поглядывал в сторону чужой пары, все были увлечены только тем, кто стоял напротив.

– Взаимная любовь – это прекрасно, – вздохнула Лания. – Жаль, что мне не довелось познать подобного.

Она вдруг потеряла интерес к статуям, даже ощутила, что очарование вечера начинает исчезать. Зябко обняла себя за плечи и развернулась в обратную сторону, уже подумывая, не вернуться ли ей во дворец. И в то же мгновение выдохнула с облегчением и даже вновь улыбнулась, потому что к ней направлялся единственный человек, которого пропустили невидимые стражи – граф Радкис.

– Государыня, – подойдя к королеве, советник склонился перед ней. – Простите, что вынужденно заставил вас ждать себя. Я не знал, что вы желали меня видеть. Мне бесконечно жаль…

– Оставьте, – прервала его Лания. – Доброго вечера, ваше сиятельство.

– Доброго вечера, Ваше Величество, – граф вновь поклонился. – Рад видеть мою госпожу в добром здравии.

– Мне нужно с вами поговорить, ваше сиятельство, – произнесла королева, останавливая поток учтивой, но пустой светской болтовни.

Советник с готовностью кивнул и ответил полным внимания взглядом.

– Слушаю, Ваше Величество.

– Пройдемся, – сказала Лания, все-таки не спеша перейти сразу к делу. – Чудесный вечер, не правда ли?

– Да, государыня, – едва приметно улыбнулся советник. – Вечер и вправду хорош. Тепло и приятно.

Вдова кивнула и произнесла:

– Я сегодня заходила в королевскую канцелярию. Решила побывать в деловой части дворца. Никогда там не бывала, но надо привыкать и знакомиться с моими чиновниками.

– Верная мысль, государыня…

– Вообще день сегодня вышел насыщенным, – не слушая его, продолжила Лания. Ей надо было выговориться, и Радкис замолчал. Он поглядывал на королеву и слушал, уже не пытаясь вставить хоть что-то. – Сначала мы с Канлином поехали в храм. Я усадила его к себе в карету, потому что Его Высочество ехал скорбеть, сверкая златом и каменьями. Мне совершенно не нужно излишнего внимания в эти минуты. Я езжу молиться за супруга, а не устраиваю представление для подданных.

Я не понимаю его поведения. Оно мне не нравится, и это я могу сказать в точности, но понять до конца не в силах. Он называет меня величеством и ухмыляется, а после на лице его недоумение, отчего я хмурюсь. Еще и комплименты отвешивать вздумал, каково вам это, ваше сиятельство? Мы едем в храм молиться за покой его брата, а он говорит, что я очаровательна. Недопустимо и подозрительно.

Теперь Его Высочество намеревается ехать со мной и завтра. Я не стала отказывать, потому как желание понятно и законно, но доверия к нему нет. А он к тому же решил прислать мне своего лекаря. Я сказала, что меня оскорбляет его намерение решать за меня. Потому сошлись на том, что он подберет врачевателей, а я уже укажу того, кто мне придется по душе. Но, признаться, я вовсе не желаю подпускать к себе его человека.

Как и тех, кого намеревается отобрать мой отец. Мы встретились с ним, когда я вернулась из храма. Его светлость довел меня до обморока тем, что диктовал, что мне следует делать. Но, благодаря этому обмороку, я все-таки вынудила его прервать визит под предлогом, что мне нездоровится. Герцог столь рьяно подошел к делу, что мне впервые захотелось закатить истерику. И что вы обо всем этом скажете, ваше сиятельство? – неожиданно спросила Лания и выдохнула, разом выпалив всё, что хотела обсудить постепенно.

Граф, внимательно выслушавший всё, выглядел сосредоточенным, даже хмурился. Он склонил голову, показывая, что готов ответить, а после произнес:

– Позволено ли мне говорить без обиняков и прямо?

– Я пригласила вас для беседы без обиняков, – ответила королева. – И сама говорила прямо всё, что меня тревожит.

– Я искренне благодарен, что вы почтили меня своим доверием, государыня, – без всякой лести ответил Радкис. Он был серьезен. – Я понимаю вашу тревогу и разделяю ее. Более того, считаю, что расценили вы всё верно. Не стоит подпускать к себе людей, которых вам попытаются навязать. Врачеватель будет благодарен принцу за протекцию. Скорей всего, он будет действовать в интересах Его Высочества. Я не говорю, что может навредить, но и исключать подобное преступно и недальновидно.

Что до вашего родителя, то здесь и задумываться не о чем. Его светлость намеревается наводнить ваши покои соглядатаями, которые будут действовать по его указке и доносить обо всем, что происходит в вашей жизни. С кем говорили, кому благоволили, что утаили. Нет, подобного допустить нельзя.

– А если мне кого-то присоветует дядя моего покойного супруга? – спросила Лания.

– То же самое, Ваше Величество, – ответил советник, и королева расслабилась.

Она была насторожена, пока слушала графа. Если бы он попытался хотя бы в отношении кого-то смягчить краски, то Лания утратила бы то зарождающееся доверие, которое чувствовала к Радкису, потому что так можно было понять, в чьих интересах он действует. Но пока советник королеву не разочаровал. Похоже, он и вправду не поддерживал никого из тех, кто вызывал опасения государыни. Оставалось надеяться, что и сам не метит в кукловоды.

– Вас должны окружать лишь те, кому вы можете довериться, – продолжал его сиятельство. – Пока ни обретете силу, так уж точно. Сейчас вы слишком слабы и уязвимы. И ваши сторонники, и враги – все приглядываются и ждут, как вы поведете себя. Потому-то я и рад, что вы решились побывать в канцелярии. Могу я узнать, как прошел ваш визит?

– Люди были удивлены, – улыбнулась государыня. – Писцы даже растерялись и не сразу склонили головы. Особенно позабавил некий господин Мараген. Он был так усерден в своей работе, что даже не услышал, когда мой гвардеец объявил обо мне. Но я всё равно похвалила его, остальных поблагодарила за службу королевству и благословила. А когда вышла в коридор, народу там прибавилось. Министр финансов предлагал меня сопроводить в свой кабинет и познакомить с его работой, но я решила пока не заходить туда. Однако обещалась, что вскоре мы встретимся, и я выслушаю доклад.

– Вы верно поступили, – одобрительно кивнул советник. – Не спешите пока посещать кабинеты и министерства. Лучше пригласите министра к себе, но не в покои, а в кабинет…

– Мой кабинет…

– Не в ваш, – прервал королеву Радкис, – в рабочий кабинет короля. – Лания охнула и округлила глаза. Граф улыбнулся, а затем неспешно склонил голову: – Именно так, Ваше Величество. Это теперь ваш кабинет, и вы должны почувствовать себя в нем хозяйкой. Зайдите туда на досуге, посидите в кресле, переставьте писчие принадлежности, как вам больше нравится. Почитайте бумаги, какие найдете, и если что-то заинтересует, я вам растолкую, о чем там написано. В любом случае, вам придется перечитать всё, что вы там найдете, и вникнуть тоже во всё. Не пугайтесь, на самом деле это не так страшно, как может показаться несведущему человеку.

Так вот после того, как вы привыкните к кабинету и к мысли, что вы в нем хозяйка, то можете вызвать министра финансов. А когда будете слушать его доклад, не опасайтесь задавать уточняющие вопросы, чтобы понять, о чем он будет говорить. Пусть он станет первым, кого вы примите. С остальными будет уже легче. И вот потом наступит время созвать Совет. Но к этому моменту вы уже начнете разбираться в том, что будет обсуждаться, что не обязывает вас на первых порах принимать участие в обсуждении. Слушайте, запоминайте, кивайте, а после обдумаете уже без всякого вмешательства ваших советников, и примите решение. Однако это произойдет не завтра, и волноваться попусту не стоит. Вам волнения вредны, – он вновь улыбнулся.

Улыбка вышла доброй и не задела Лании, ставшей ныне подозрительной. А может, дело было в том, что слова графа, напротив, успокаивали королеву. Она слушала его, и ей нравилось то, что говорил советник. Однако настроение Ее Величества вновь стало мрачным, и она спросила:

– Что же мне делать с батюшкой? Он ведет себя наедине, как родитель, а не подданный. Хотя родитель бывает ласков, а его светлость диктует свою волю и ожидает беспрекословного подчинения. Это, признаться, злит, – закончила Лания ворчливо.

– Вам придется научиться говорить герцогу «нет», – строго заметил Радкис.

– Я уже сегодня сказала, – усмехнулась королева. – Его светлость объявил, что они с братом будут сопровождать меня в храм вместо принца, которому я должна отказать в совместных поездках. Еще потребовал, чтобы я удалила Его Высочество от Двора, и обещал придумать благовидный предлог для этого. Я отказалась и от сопровождения, и избавляться от Канлина. К тому же отец назвал принца известным обольстителем и выказал опасения, что я поддамся его чарам, чем неимоверно оскорбил меня.

Радкис хмыкнул.

– Любопытно, – буркнул он.

– Что вам любопытно, ваше сиятельство? – насторожилась королева.

– Замечание герцога, Ваше Величество, – ответил граф. – Канлин и вправду сердцеед. Дамы его любят, но я даже не допускал мысли, что он может пытаться увлечь вас. Однако вы сказали, что он говорил вам комплименты, решил проявить заботу и найти врачевателя. Теперь иначе видится и день похорон государя, когда его брат кружил вокруг вас. Думаю, и его улыбки, в которых вам чудится насмешка, не что иное, как флирт. Однако вы не искушены в подобных играх, потому не видите его стараний. Любопытно, что принц предпримет дальше. Но в одном я совершенно согласен с его светлостью, с этой стороны вы и вправду уязвимы, государыня.

– Что вы имеете в виду?

– Уж простите богинь ради, Ваше Величество, – склонил голову советник, – но мы говорим прямо, и потому я выскажусь. Вы прожили год в несчастливом супружестве, зная о любовнице вашего мужа. Более того, знали, что она им любима, а вы необходимы ради наследника. А вы ведь еще совсем юны, к тому же красивы и не можете не мечтать о чувствах. И даже если сейчас не допускаете мысли о любви, то это не означает, что ваше сердце не отзовется на внимание молодого мужчины, не лишенного привлекательности, особо, если он умеет вызвать в женской душе волнение и отклик. И потому я говорю, что вы, Ваше Величество, уязвимы, а я этого не увидел, но принял к сведению ваш отец. И я, повторяю, в этом с ним согласен.

Впрочем, я по-прежнему считаю, что отсылать принца или плести против него заговор – недальновидно. Прежде он должен сам оступиться, и вот тогда этим можно воспользоваться, чтобы избежать последующих притязаний на трон. Но есть еще кое-что, почему трогать Канлина пока не стоит, – королева ответила внимательным взглядом, и Радкис продолжил: – Ваш ребенок, государыня. Нам неизвестен его пол. Если это девочка, то интриговать против будущего короля может быть опасно, как для вас, так и для королевства. Его Высочество – второй, после вашего дитя, прямой наследник своего брата. Он молод, полон сил, не глуп и еще успеет обзавестись своими детьми, то есть наследником. Возможно, не одним.

И если сейчас начать прямую борьбу с ним, которая приведет к изгнанию принца или, не дайте богини, смерти, то после ваших родов, когда на свет может явиться дочь почившего государя, Северное королевство окажется в сложном положении. Герцог немолод и не имеет сына, только дочерей. Его положение на троне окажется непростым. Однако, – советник сделал паузу, подчеркивая важность следующей фразы, – даже если у вас родится мальчик… Простите, Ваше Величество, за эти слова, но нашему господину еще нужно подрасти и окрепнуть прежде, чем он станет полновластным владетелем земель Северного королевства и обзаведется собственным сыном. А иного наследника вы родить уже не сможете, ибо муж ваш покинул этот мир. Отсюда вывод: принц Канлин должен жить, быть в здравии и не обозлен против вас. По крайней мере, пока вы ни родите. Тогда станет ясно, кому править дальше, и тогда может начаться иная игра.

Лания остановилась, застыл на месте и ее собеседник. Королева нервно переплела пальцы и отошла от графа. И вновь она понимала, о чем он говорит, и принимала это. Всё сказанное советником было разумно и верно. Никто, даже она сама, не знала, кого носит под сердцем. И если это дочь, то Канлин станет надеждой Северного королевства на мир и благополучие. Его и вправду нельзя было ни отослать, ни оскорбить, ни, тем более, избавиться от принца, потому что от него зависело и их с дочерью благополучие. И если принцесса еще пригодится своему дяде, то вот невестка совершенно без надобности. Так что, затаив зло за какую-нибудь обиду, он вполне может разлучить мать и дитя. Значит, ей и вправду нужно было сдружиться с деверем, пока ни родит, как сказал советник. Но…

Но как же ей подпустить к себе Канлина, особенно после подозрений, что он может намеренно очаровывать свою невестку? Нет, в себе Лания была уверена. Деверю она не доверяла и опасалась. Слишком сомнительной была его забота. Теперь и вовсе не собиралась доверять, зная о том, что за улыбкой Его Высочества скрывается фальшь обычного дамского угодника, еще и с тайными помыслами, которые угрожали самому существованию дитя королевы. Однако, если, зная всё это, она все-таки станет с братом покойного супруга более дружелюбной, то, как истолкуют их неожиданную близость подданные? Не отпугнет ли это сторонников законного властителя, и не породит ли сплетни, которые навредят его матери?

Лания обернулась к Радкису, с минуту смотрела на него задумчивым взглядом, а после произнесла то, что теперь терзало ее.

– Не будет ли моя дружба с принцем во вред мне и моему ребенку? Как это будет истолковано? Еще и батюшка… Он ведь прохода мне не даст со своими поучениями. Канлина считает главной угрозой своему благополучию и желает от него избавиться, что ясно дал понять в нашей сегодняшней беседе, если можно так ее назвать.

– Я понимаю ваши опасения, государыня, – остановил королеву советник. – Однако вы неверно мыслите. Добрые отношения с принцем вовсе не означают, что вы должны сблизиться с ним настолько, чтобы он стал вашим постоянным спутником и компаньоном.

– Так что мне делать?! – воскликнула Лания, ощущая легкое раздражение.

Радкис шагнул к ней, поднял руки, будто собирался взять за плечи, но так и не притронулся.

– Успокойтесь, Ваше Величество, молю, не волнуйтесь. Выслушайте меня. Вам не нужно сходиться с принцем близко. Хочет сопроводить вас в храм, пусть едет, тут на его стороне закон и традиции. Если желает присоединиться к вам на прогулке, то берите с собой несколько фрейлин. Не ищите общества принца сами, если в том нет нужды по важному поводу.

Он вхож в совет и имеет право слова, как особа королевской крови. Выслушивайте его мнение наравне с остальными. Можете иногда спросить совета, чтобы польстить ему. Но ограничивайте в посягательствах на ваше время. Не всегда вы можете принять посетителя. Есть иные заботы, когда и принц будет лишним. Понимаете, что я хочу сказать? Он вам не друг, но родственник по мужу. Сближаться более этого вас никто заставить не может.

– Да-да, конечно, – кивнула Лания и усмехнулась. – Что-то я и вправду надумала, не пойми что. Вы правы, и всё это вполне очевидно. Я зря встревожилась. Но что же посоветуете делать с батюшкой? Он намеревается подослать ко мне шпионов, и если я прямо откажу, то мы разругаемся.

– Его светлость, даже если и выразит неудовольствие, то ссориться с вами не станет, – с улыбкой заметил Радкис. – Иначе он утеряет влияние, а, следовательно, мечты вашего батюшка разлетятся прахом. Он будет вынужден идти у вас на поводу. Впрочем, это не означает, что он не подошлет иных шпионов. Кто-то из дворцовой прислуги, стражи, возможно, гвардейцы, фрейлины. Всегда есть те, кто готов поддаться на угрозы или сладкие посулы. Однако вам не стоит переживать еще и об этом. Некоторые предосторожности, и шпион останется ни с чем. Более того, если что-то, о чем вы будете умалчивать, окажется достоянием его светлости, то мы постараемся вывести его человека на чистую воду, а после избавиться от него.

Однако если вы не желаете ссориться с отцом сразу и в открытую, то, Ваше Величество, – взгляд советника стал лукавым, – будьте той, кто вы есть – женщиной в тягости. Перемены в настроении, недовольство нерадивостью прислуги, даже если всё исполнено в точности. Уволить можно даже за потерянную шпильку. К тому же ваша защитница, ваша горничная, она сделает за вас всю грязную работенку. Дайте ей власть над вашими слугами, намекните, что они вам не нравятся, и, думаю, вскоре никого из них подле вас не останется.

Лания хмыкнула, а после рассмеялась. Охнула, осознав свою веселость в то время, когда положено скорбеть, но не сдержалась и хохотнула вновь.

– Простите, богинь ради, – произнесла королева, – и не думайте обо мне дурно, ваше сиятельство. О муже я скорблю искренне, но сегодня был презабавнейший случай, и вы невольно его мне напомнили.

– Я не думаю о вас дурно, Ваше Величество, – заверил граф. – И что же произошло, что так рассмешило вас?

– Келла, моя служанка, – вновь усмехнувшись, пояснила Лания. – После моего обморока, она прежде прожгла дыру взглядом в затылке моего батюшки, а после так уверенно дерзила ему, что я испытала даже зависть. Его светлость велел ей уходить, а Келла ответила, что она служит королеве, и никто не смеет ей приказывать, даже отец моего величества. Герцог, кажется, намеревался дать ей пощечину, но находчивая нахалка пригрозила гвардейцами, назвав наказание герцога государственной изменой, ибо закон велит без указания короля его слуг не трогать. Батюшка был в ярости, но я бранить Келлу не стала и просто велела ей уйти. Она тут же послушалась и удалилась с поистине королевским величием.

Граф усмехнулся и кивнул:

– Вот о том я и говорю. Однако велите вашей Келле быть посдержанней с аристократами. Мы, знаете ли, бываем крайне обидчивы. Обида на ваше потворство служанке не должна стать причиной измены государыне. Всякие люди бывают. Впрочем, не в интересах вашего батюшки ссориться с вами, как я уже имел честь упоминать. И вот обида прислуги вас трогать не должна, потому отдайте людей его светлости на растерзание своей горничной, она сумеет избавить вас от них. Вам лишь останется выпроводить их за дверь и объявить отцу, что он прислал нерадивых. – Он на миг замолчал, о чем-то думая, а после произнес: – Но верные люди вам необходимы, стоит подумать, как обзавестись таковыми. Не только знать, но и служащие, и простолюдины. И уж тем более ваша охрана.

– Гвардейцы и принца от меня вчера отогнали, когда получили приказ, – возразила королева, но невольно покосилась себе за плечо. Рядом ее охраны не было, однако они находились неподалеку неприметные взгляду. – Разве же не это признак их верности?

– Они исполняют свой долг, и пусть так и останется, – ответил советник. – Однако я говорил о верности большей, чем долг. Я бы советовал вам разговаривать с ними. Не как с добрыми приятелями, разумеется, стирать незримую грань вашего положения не стоит, но хорошо бы знать их по именам. Послушать про семьи. Возможно, есть какие-то нужды. Наука вести беседу вам поможет узнать о них больше. Если на то будет необходимость, то помочь. Человеческая благодарность, помноженная на долг службы, способна творить чудеса и стать подмогой в нужную минуту. Понимаете, Ваше Величество, что я хочу сказать?

– Понимаю, – кивнула Лания. – И благодарю. Вы помогаете мне увидеть дорогу в той непроглядной пелене тумана, что застилала мне взор со дня смерти моего супруга. Дышать после наших бесед становится легче, и судьба моя уже не кажется мне столь мрачной.

Приложив ладонь к груди, советник поклонился.

– Безмерно рад быть вам полезным, Ваше Величество.

– Тогда пройдемся еще немного, – улыбнулась королева. – Я хочу послушать вас еще.

– Как прикажете, Ваше Величество, – снова поклонился граф, и они продолжили прогулку.

Глава 10

Ее Величество сидела на балконе и смотрела на затухающий небосвод. Ночь еще не наступила, но была уже близко, и затянувшийся летний день готовился ко сну. А вместе с ним затихала и жизнь в королевском дворце. Была она сейчас мало приметна и однообразна, и так останется, пока ни минуют первые шесть месяцев траура.

А еще недавно в это время жизнь била полноводным потоком. Лилась по аллеям парка, по коридорам дворца и за его оградой. Взрывы смеха и музыка были слышны до поздней ночи. Не то, что бы придворные только и делали, что смеялись и слушали музыкантов или играли сами, но развлечений хватало, что в покоях Ее Величества, что за их пределами.

Но сейчас всё замерло, и хохотать там, где бал правит скорбь, было не только запрещено традицией, но и попросту глупо. Все видели, как горюет королева, и, как бы там ни было, но пока она устанавливала правила. Как повернется неуместная веселость, предсказать было невозможно, потому что еще никто не понимал, чего ожидать от властительницы Северного королевства.

Кого-то насторожило ее появление в деловой части дворца, кого-то порадовало, а кто-то втайне усмехнулся с сарказмом, не особо веря, что из этого выйдет толк. Не знала ответов на вопросы, которыми задавались подданные, и сама государыня.

В эту минуту, сидя на балконе в своих покоях, она смотрела на небо и старалась вообще ни о чем не думать. Хотелось отдохновения и покоя, однако разум продолжал раз за разом прокручивать беседу с графом Радкисом, закончившуюся не более часа назад.

– Я хочу кое о чем попросить вас, ваше сиятельство, – сказала Лания напоследок.

– Только прикажите, – склонил голову советник.

– Нет, это не приказ, дорогой граф, – улыбнулась королева. – Всего лишь просьба. Я хочу, чтобы вы рассказали о людях, которые отныне будут окружать меня. Не выражая личной неприязни или симпатии, но беспристрастно, лишь оценивая со стороны. Я хочу знать, с кем мне предстоит иметь дело.

– Слушаюсь, Ваше Величество. Я сделаю, как вы желаете, – вновь поклонился Радкис. – Могу ли я задать вопрос? – Лания кивнула, и советник продолжил: – Вы желаете кого-то сменить?

– Пока всего лишь сделать то, что мне так настойчиво предлагали батюшка, принц и даже мои фрейлины, – усмехнулась государыня, – узнать моих подданных лучше. Никому из помянутых людей я доверять не могу. Каждый из них желает действовать в собственных интересах. Однако вы, как мне кажется, сможете описать мне придворных и сановников, окружающих меня, именно так, как я просила. Что же до смены… Ангвир назначил их, а у меня нет повода не доверять своему супругу. Остальное покажет лишь время. Хочется верить, что богини одарят меня мудростью, чтобы не причинить вреда родной земле и тем, кто живет на ней.

– Думается мне, – едва приметно улыбнулся советник, – вы уже одарены богинями, осталось лишь получить знания и опыт. Я исполню ваше пожелание, государыня.

– Ах кабы так, – прошептала королева, вернувшись из недавних воспоминаний на балкон в своих покоях. – Лишь бы было время получить не только знания, но и опыт. Мое милое дитя, – она прижала ладонь к животу, – твоя матушка сделает всё, чтобы сберечь тебя, клянусь тебе. Ради тебя я научусь быть сильной и коварной. Лишь бы хватило мудрости, чтобы не сделать ошибок, лишь бы хватило…

Вздохнув, Лания поднялась с кресла и вернулась в покои. Она встретилась взглядом с верной Келлой, застывшей на пороге гостиной и ждала приказаний. Королева тепло улыбнулась ей, отрицательно покачала головой, показав, что ничего не хочет, и направилась в спальню. Служанка последовала за госпожой, чтобы помочь ей переодеться и подготовиться ко сну.

Вскоре Ее Величество уже сидела перед зеркалом в ночной рубашке, а Келла, распустив ей волосы, бережно расчесывала их, чтобы после заплести в обычную косу. Лания посматривала на женщину в зеркальное отражение, и та, поймав взгляд государыни, замерла с каштановой прядью в ладони.

– Мой отец собирается привести мне слуг, – заговорила королева. – Он будет отбирать тех, кто устраивает его, но я не уверена, что они устроят меня. С его светлостью я ругаться не желаю, однако и его людей видеть подле себя не хочу.

– Я должна выжить их? – в умных глазах Келлы отразилось понимание.

– Верно, – едва приметно улыбнулась Лания. – С этого дня я назначаю вам должность моей камеристки…

Глаза служанки округлились. Она заметно опешила, и королева улыбнулась.

– Я понимаю ваше изумление. Да, эта должность дворянская, но иначе мне не возвысить вас над остальными слугами.

– Старшая горничная…

– Тогда в вашем ведении будут лишь горничные, – отмахнулась Лания. – Я же хочу, чтобы вы имели власть над всеми, даже могли говорить с высоты вашей должности с аристократами, но! Не усердствуйте слишком сильно, иначе мне придется выбирать сторону, на которую встать. Дворяне не должны быть оскорблены грубостью. Потому с ними вы должны быть вежливы, но непреклонны, если я не желаю иного.

– Поняла, – кивнула новоявленная камеристка. – Только ведь я не сильно-то грамотная…

– Ерунда, – вновь отмахнулась королева. – У меня есть целая канцелярия, чтобы вести бумаги. Да и камеристка вы не единственная, и я однажды верну своих дам. Однако вам никто не сможет приказать, только я. Ваша задача оберегать мой покой и здоровье, как делали это прежде. Те, кого приведет его светлость…

– Могут причинить вред моей госпоже, – понятливо кивнула Келла. – Я им не позволю этого сделать.

– Я рада, что мне досталась такая старательная и понятливая камеристка, – хмыкнула Ее Величества. – Но с вашей новой должностью нужно будет сменить платье. Этим мы займемся завтра, а сейчас заплетите косу, я ужасно устала. Это был длинный и тяжелый день, хочу наконец отдохнуть.

– Да, государыня, – поклонилась служанка и вернулась к прерванному занятию. Однако вновь прервалась и спросила: – Но как же мне ходить вам за яствами, если я буду камеристка и нарядная? Извожусь…

Лания, не сдержавшись, негромко рассмеялась, глядя на Келлу через отражение, и та смущенно улыбнулась в ответ.

– Возьмете лакея, и пусть он под вашим присмотром несет мне яства, – ответила королева. – В конце концов, мне и вправду нужно будет вернуть остальную прислугу. На это после. А пока вы остаетесь единственной, кому я верю.

– Видят богини, я вас не предам, Ваше Величество! – истово кивнула Келла, случайно дернула госпожу за волосы и испуганно пролепетала: – Простите…

– Пустое, – в третий раз отмахнулась Лания и, скрыв зевок за тыльной стороной ладони, устало произнесла: – Заканчивайте, всё после.

– Слушаюсь, госпожа, – ответила камеристка, и вскоре Ее Величество отправилась почивать.

Следующий день королева встретила… в боевом расположении духа. Она позавтракала, привела себя в порядок, облачилась в очередное алое траурное платье, а затем отправилась в храм. В этот раз государыня не мешкала, зная, что ее ожидает деверь. Ни страха, ни смятения не было. Напротив, Лания готова была начать свою игру.

– Лишь бы не заиграться… – пробормотала вдова и направилась на выход из дворца в сопровождении своих телохранителей.

Сегодня Канлин учел промах предыдущего дня. Одет Его Высочество был скоромно, и конь его остался в конюшне. Похоже, принц намеревался опять ехать в карете с невесткой. Лания к этому отнеслась спокойно и даже одобрительно кивнула, закончив изучать внешний вид деверя.

Он опять шагнул навстречу королеве и подал ей руку. Лания приняла ее.

– Доброго утра, сестрица, – приветствовал ее принц.

– Доброго утра, братец, – ответила Ее Величество. – Приятно видеть, что вы осознали, что поминальная молитва не подразумевает праздной роскоши. Сегодня вы одеты подобающе.

– Благодарю, – склонил голову Канлин и улыбнулся: – Рад доставить удовольствие моей госпоже. Я – само благочестие, сестрица, – глаза его сверкнули лукавством.

– Или бахвальство, – усмехнулась Лания и забралась в карету.

– Я не бахвалился, – возмутился Его Высочество. – Мне и вправду приятна ваша похвала. Я всего лишь…

– Тогда отправимся поскорей в храм, – прервала его государыня, – пока вы не расстроили меня своей медлительностью и желанием не вовремя поболтать.

– Расстраивать вас я не намерен вовсе, – заверил ее Канлин и наконец уселся в карету.

– Хвала богиням, – ответила Лания, благочестиво возведя очи к потолку кареты.

А когда взглянула на деверя, тот с интересом рассматривал ее. Щеки королевы заалели, но она заставила себя приподнять брови, обозначив этим немой вопрос.

– Прошу великодушно меня простить, – произнес Канлин, – но у меня ощущение, будто вчера в храм ездила одна государыня Северного королевства, а сегодня другая.

– И чем же вызвано ваше ощущение? – полюбопытствовала королева.

– Вы кажетесь сегодня… какой-то иной, – ответил принц. – Вчера меня бранили, а сегодня иголки втыкаете.

– В чем же противоречие?

– Противоречия нет, – усмехнувшись, склонил голову Канлин. – Я неверно выразил свою мысль. Вы сегодня будто ожили. Не столь погружены в себя, не выставляете меж нами стену. Признаться, меня это искренно радует.

– Вчера вы оставались для меня незнакомцем, братец, – пожала плечами Лания. – Сегодня, впрочем, тоже. Мы почти ведь и не общались с вами. Однако мы – родственники, живем под одной крышей, стало быть, нам стоит лучше узнать друг друга. Отгораживаясь, сделать этого невозможно.

– И вновь я повторю, меня ваши слова безмерно радуют, – улыбнулся Его Высочество. Лания улыбнулась в ответ и отвернулась к окошку, пока не зная, о чем говорить дальше. Замолчал и ее спутник.

Однако вскоре королева откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, скрыв под ресницами взгляд, изучавший деверя. Впервые Лания рассматривала его пристально и подробно. Сейчас Канлин, как и его спутница, сидел с закрытыми глазами. Кажется, он и вправду решил подремать в пути, потому что потаенного блеска глаз женщина не уловила.

Она подняла веки и, уже не скрываясь, продолжила изучать лицо принца. Королева легко угадывала в нем хорошо знакомые черты своего супруга. Братья были схожи, но Канлин и вправду казался более привлекательным, чем Ангвир.

Черты его лица были четче и мужественней, к тому же более гармоничными. И линия подбородка младшего брата казалась твердой, выдавая в нем упрямство. И нос был не таким крупным, как у покойного короля. Цвет волос, а соответственно, ресниц и бровей Канлина делал его ярче брата, имевшего светло-русый цвет. Волосы младшего брата были темно-русые. Правда, рост Ангвира была заметно выше, но стать Канлина казалась не хуже. А еще на щеке принца была хорошо приметна родинка. Взгляд цеплялся за нее, и Лании эта родинка показалась очаровательной. Да, Его Высочество, определенно, должен нравиться женщинам.

В это мгновение веки Канлина поднялись, взгляд остановился на невестке, но губы не тронула улыбка. Впрочем, и в глазах не было чего-либо вызывающего или изучающего. Он просто смотрел на королеву, как и она на него, и Лания сдалась первой. Женщина вновь устремила взгляд в окошко и с облегчением отметила, что они добрались до храма.

Карета остановилась, дверца открылась, и принц опять вышел первым, чтобы подать королеве руку. Она приняла помощь и даже поблагодарила едва приметной улыбкой. И вновь Лания не чувствовала смятения, скорей любопытство. Всё же она оставалась женщиной, к тому же женщиной одинокой, и потому слова о флирте вызвали интерес. Прав ли был Радкис, и продолжит ли Канлин ее очаровывать?

Пока вроде бы ничего подобного не делал, насколько могла судить королева. Впрочем, любопытство было именно любопытством, а не ожиданием действий. Кроме траура и беременности, Лания еще и понимала, что скрывалось за этим флиртом, а потому доверия не прибавилось и на малую толику. Нет, Канлин по-прежнему вызывал в ней опаску, а после слов отца и советника, это чувство заиграло новой гранью.

И все-таки у королевы имелись собственные намерения. Они оформились вечером, не исчезли и утром. И теперь она не желала отступать от того, что ей надумалось. Однако всё это после, а сейчас она шла по двору храма, чтобы помолиться за своего первого и единственного мужчину, которому верила, как самой себе уже потому, что ни обмануть, ни причинить боли он уже не мог. Зато стал символом спокойной жизни, в которой главным огорчением была его любовь к другой женщине. И это было такой мелочью, уж сейчас-то Лания это точно знала, когда поняла, что угрозы бывают и пострашней. К примеру, угроза самой жизни: что своей, что своего ребенка.

Жрец вновь встретил государыню и наследника, благословил их и повел по уже известному пути. В этот раз Канлин был готов, и потому уверенно уложил рядом с подношением невестки свое собственное. И опять королева не хотела слов, но желала слышать песнь флейты. И пока мелодия лилась по маленькому залу, она не думала ни о мужчине, стоявшем рядом, ни о каких-либо намерениях, ни о том, что будет дальше. Душа Лании летела вслед за флейтой в тот мир, где обитали богини-сестры, и ныне находилась душа ее супруга.

– Всё же душа здесь отдыхает, – произнес Его Высочество, когда они, закончив поминание и молитву, вышли из храма. – Впрочем, рядом с вами, сестрица, мне всегда почему-то легко и спокойно. Должно быть, ваша чистота осеняет и того, кто находится с вами рядом.

Канлин улыбнулся, и Лания, пожав плечами, рассеянно улыбнулась в ответ. Они вернулись в экипаж, и вскоре он уже увозил королеву и ее деверя… за город. Таков было желание королевы, о котором знали возница и телохранители, но не подозревал принц.

– Куда нас везут? – заметив, что они не едут во дворец, спросил Его Высочество.

– Я вас похищаю, братец, – ответила Лания с серьезным видом. – Вы не против, я надеюсь? Впрочем, даже если и против, это ничего не изменит.

Брови принца поползли вверх. Он вновь бросил взгляд в окошко, а после заверил:

– Я совершенно не против, Ваше Величество. Моя жизнь принадлежит вам и Северному королевству. И если вы даже пожелаете забрать ее, я покорюсь, но, признаться, расставаться с жизнью, мне все-таки будет жаль.

– Как и любому здравомыслящему существу, – кивнула королева. – Я бы тоже не желала расстаться со своей. Она мне дорога. Но вы можете выдохнуть. Пока вы не предадите Северного королевства и его монарха, за жизнь вы можете не опасаться. Как, впрочем, и за собственную свободу. Вы – наследник престола и останетесь им еще какое-то время. Возможно, месяцы, возможно, годы. Это ведомо лишь богиням, а мы всего лишь люди и должны покориться их воле. Как вы считаете, Ваше Высочество?

Канлин с минуту пристально смотрел на королеву. В этот раз в его глазах не было веселья или легкого лукавства. Похоже, он понял, что невестка желает говорить без обиняков.

– Вы совершенно правы, Ваше Величество, – наконец кивнул принц. – Лишь богини решают, что нас ожидает.

– Вы ведь не религиозны, братец, – едва приметно улыбнулась королева.

– Но это не означает, что я не верю, – возразил Канлин.

– Стало быть, вы принимаете волю Всевышних?

Деверь приложил ладонь к груди и, улыбнувшись, склонил голову:

– Несомненно, государыня.

– Рада это слышать, – ответила Лания, не поверив ему ни на единый миг.

Причиной тому была его улыбка и сам жест. Канлин опять играл, и королева это ясно увидела. Какие бы помыслы ни бродили в голове Его Высочества, он их ничем не выдал.

– Могу ли я узнать, куда мы едем? – спросил принц, вновь бросив взгляд в окошко.

– Не так уж и далеко, имейте терпение, – ответила Лания. – Я хочу немного прогуляться вдали от дворца и лишних глаз.

– Как вам угодно, сестрица, – не стал спорить Канлин, но всё же заметил: – Мне казалось, что вы опасались оставаться со мной наедине. Я помню ваш взгляд возле склепа и в парке. А теперь наша поездка в храм затянется…

– Чепуха, – легкомысленно отмахнулась королева. – Разве монарх спрашивает у придворных, с кем, когда и сколько он считает нужным беседовать?

– Верно, сестрица, – усмехнулся Его Высочество.

Когда наконец карета остановилась, за окошками уже шумел лес. Принц не стал задавать вопросов, кажется, подвоха он не ожидал. Либо попросту хорошо владел собой, но сейчас он оказался наедине не только с королевой, но и ее телохранителями.

Он вышел из кареты, помог выйти невестке, и она, так и держа деверя под руку, направилась к большой поляне, на въезде на которую они остановились. Канлин скользнул взглядом по кустам, затем посмотрел на гвардейцев, но они отстали и шествовали на привычном удалении. Только двое телохранителей уехал вперед, но это было понятно – он должны убедиться, что королеве и принцу не угрожает опасности.

– Это случилось здесь, – вдруг произнесла молчавшая до этой минуты Лания.

Она отпустила руку Канлина и подошла к бревну, так и оставленному там, где через него пустил своего коня в последний полет покойный государь. Принц осознал, куда они приехали. Он остановился рядом с невесткой и оглядел место трагического падения брата.

– День был прекрасный, – словно разговаривая сама с собой, произнесла Лания. Взгляд ее стал рассеян, королева и вправду сейчас пребывала в плену своих воспоминаний. – Светило солнце, стало совсем тепло, и государь решил вывезти Двор на прогулку. За день до этого стало известно, что я в тягости. Кажется, он был счастлив… Не знаю, мы так и не успели сильно сблизиться.

Она обошла бревно и сделала несколько шагов прочь от него. Но вскоре остановилась и повела ногой по траве, будто что-то отыскивая.

– Вам ведь, должно быть, известно, что Ангвир расстался со своей женщиной? Надеюсь, что так и было, что он хотя бы перед смертью был моим. В любом случае, он стал больше обращать на меня внимания. Итог этого теперь живет во мне, – вдова приложила ладонь к животу и улыбнулась. Она отошла еще на шаг, опять поводила ногой по траве, и брови ее нахмурились. – Вот он, – королева указала пальцем вниз, – убийца. Подлый и коварный, никому неприметный, он ждал своего часа, чтобы нанести удар, когда казалось, что всё еще может быть хорошо.

Лежит, политый королевской кровью, и ему плевать на то, что он наделал. Безжалостный убийца, которому было безразлично то, что он отнимает жизнь государя. Я могу приказать прямо сейчас выдернуть его и выкинуть с глаз долой, но это уже ничего не изменит и не вернет отнятой жизни, как не изменит всего ужаса сотворенной подлости.

Лания порывисто развернулась и посмотрела на деверя, не спускавшего с нее взгляда. Он обошел бревно, приблизился к невестке и посмотрел туда, куда только что смотрела она. После поднял взгляд и остановил его на королеве.

– Я вам не враг, сестрица, – произнес Канлин, – и не нанесу подлого удара. Кровь монарха не прольется от моей руки. Я принял волю богинь и не стану соперничать с племянником. До смерти Ангвира я не жаждал трона, и не ожидал, что когда-нибудь сяду на него. Для меня и теперь ничего не изменилось. Только лишь с рождением племянницы я приму власть над королевством. И всё, чего я хочу, это заботиться о вас.

– Почему? – прищурилась королева.

– Потому, что я теперь единственный мужчина в роду Мелибранд и ваш старший родственник. Еще потому, что вы жена моего брата, которого я любил, несмотря на то, что он был ледышкой и занудой. А еще потому, что ваш ребенок одной со мной крови. И потому, что я клялся в верности государю Северного королевства, и сейчас это вы. Я верен моей госпоже.

Лания вновь посмотрела на камень, топнула по нему и неспешно побрела по поляне, Канлин последовал за ней. Он поглядывал на невестку, но молчал, а она размышляла. Ей неожиданно понравились слова деверя. Нет, не его заверения, но о том, что он теперь единственный мужчина в роду Мелибранд и ее старший родственник. Они подарили вдове больше уверенности на будущее в разговорах с отцом и братом.

Канлин был прав. Она была урожденной Виллен, но покинула свой род, когда Ангвир назвал ее женой. Теперь она принадлежала королевскому роду. И вернуться обратно могла лишь в том случае, если бы со смертью мужа не оказалась связанной с Мелибрандами кровными узами через дитя. Выходит, Виллены более не могут претендовать на звание старших родственников, потому что их место занял Его королевское Высочество наследный принц Канлин. Недурно.

Однако и этому старшинству оставалось противопоставление, но уже титул его невестки. Забавно, конечно, выходило. Он мог ее опекать, но обязан был склонять голову. А она, как женщина, должна была его слушаться, как королева – повелевать. Воистину, игры богов бывают затейливы…

– Мне кажется, вы позабыли кое о ком, – наконец заговорила Лания. – Есть еще ваш дядюшка. Что вы скажете о его светлости? Впрочем, если говорить о вас и о нем, то вы мне кажетесь более… – она скосила глаза на принца, – опасным.

– На первый взгляд, да, – согласился Канлин. – Я первый в очереди после вас, если родится девочка. И если вы потеряете дитя, тоже. Между дядей и троном стоим мы трое: вы, ваш ребенок и я. Пока вы в тягости, двое. Если исчезните вы или ваше дитя, что уберет с его дороги и вас, то остаюсь только я. Поверьте, дядюшка с легкостью забудет и о наших родственных узах, и о клятве верности.

– Но он немолод, – возразила королева. – К тому же у него нет наследника, только дочери, а супруга более не может рожать.

– Супругу можно и сменить, – усмехнулся Канлин. – Нет, сестрица, ему доверять нельзя. Когда-то дядюшка изрядно постарался, чтобы стать при Ангвире его первым советником. Отодвигал тех, кто мог помешать ему, даже влез меж нами с братом. И если бы ни дотошность брата, то и преуспел бы. Но вынужден был отстать от короля, потому что тот оказался слишком въедлив, и интриги дядюшки разбивались о твердый лоб Его Величества. Как понимаете, за то время между мной и дорогим родственником не осталось теплых чувств. Да что там, – он вновь усмехнулся, – мы теперь друг друга не перевариваем. Так что терпеть меня на троне он не станет. Верите вы мне или нет, Лания, но только вместе мы сможем сохранить вас и ваше дитя, а заодно и меня.

– Я услышала вас, братец, – в задумчивости произнесла королева. Она посмотрела на него и продолжила, вернувшись к тому, о чем они говорили в карете: – Вы верно поняли, я опасаюсь оставаться наедине с вами. Не хочу, чтобы пошли порочащие слухи. Извратить можно даже невинную беседу.

– Но разве не монарх решает где, когда и сколько с кем-либо разговаривать? – с улыбкой припомнил ей ее же слова Канлин.

– Монарх да, но не его вдова, – ответила Лания. – Нам пора возвращаться, братец. Я обдумаю всё, что вы мне сказали. Благодарю за искренность.

– Я обещал вам защиту и заботу у гроба брата, – сказал принц, – а при покойнике лгать не принято.

Королева рассеянно улыбнулась и кивнула. Верить она не спешила по-прежнему. Ошибка для нее теперь стоила слишком дорого.

Глава 11

Королевский кабинет встретил свою новую хозяйку тишиной и хорошо приметным слоем пыли. Заходить сюда для уборки после смерти государя никто не решался, чтобы не быть обвиненным в шпионаже или краже документов, хранившихся здесь. А теперь, когда королева перешагнула порог, слуги уже ждали дозволения начать уборку.

– Приступайте, – негромко велела государыня и отошла к окну, где и застыла безмолвным изваянием.

Она не следила за деловитой суетой слуг, даже не прислушивалась к тому, что делают люди. За ними наблюдал королевский секретарь. Сейчас он особенно хотел доказать свою полезность, чтобы сохранить должность. Все-таки Ее Величество могла выбрать нового помощника, послушав совета своего отца, к примеру.

Основания для переживаний у секретаря были. Герцог Виллен не скрывал, что уже был одарен голосом в совете. Он имел многозначительный важный вид, и многие придворные спешили к его светлости на поклон, чутко улавливая ветер перемен. Да и без этого было понятно, кого станет слушать королева, конечно же, своего родителя.

Секретарь бросил очередной настороженный взгляд в спину государыне и вздохнул. Разговоры ходили разные. Никто не ждал многого от юной женщины, овдовевшей всего через год после свадьбы. Если бы не беременность, то подданные точно знали, что будет, и как жить дальше. Сейчас бы в этом кабинете стоял Его Высочество принц Канлин, и все называли бы его – Ваше Величество, хоть коронация и состоялась бы лишь через полгода. Он знал и понимал, как управлять королевством, его этому обучали. И никакие отцы и прочие родственники не смели бы ему указывать, что делать.

Но вышло так, что Канлин так и остался высочеством, а правителем стала вдова почившего короля. И ее не ожидает коронация, потому что она уже состоялась в день бракосочетания. Это всё, что в ней есть королевского, если не считать плода, который даже может оказаться девочкой. Но до рождения дитя им всем надо как-то дожить…

Секретарь вновь вздохнул и покачал головой. Он не знал, как отнестись к желанию королевы войти в этот кабинет. Или же это всего лишь желание, чтобы место, где работал ее супруг, поддерживалось в чистоте? Убивалась по супругу государыня, конечно, сильно. И на грудь покойнику упала в слезах, и была явно не в себе, пока сопровождала гроб до склепа. И в храм ездит каждый день, как то полагается. Еще и не с помпой, а по-тихому, чтобы не мешали скорбеть. И это всё, конечно, похвально, но никак не поможет в управлении королевством. Так, может, и вправду сходить на поклон к Виллену? Теперь, похоже, он станет первым человеком в государстве.

Тем временем расторопная вышколенная прислуга уже заканчивала уборку. Пока одни служанки обтирали пыль со стола и стульев, другие, забравшись на принесенные лесенки, убирали ее со шкафов, а еще две намывали пол – кабинет был большим.

Лания перешла к другому окну, как только там стало чисто, и освободила свое прежнее место для уборки. А когда служанки, поклонившись государыне, удалились, она обернулась. Взгляд королевы остановился на секретаре. Тот переминался с ноги на ногу, не понимая, что ему делать дальше: уйти следом за прислугой или же остаться и ждать распоряжений?

Наконец, так и не дождавшись от королевы хоть слова, мужчина склонил голову.

– Позволите ли удалиться, Ваше Величество? – спросил он.

– Да, – кивнула королева, – но позже. Прежде мне хотелось бы поговорить с вами, ваша милость.

Секретарь даже вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки и склонился.

– Я к вашим услугам, государыня, – с почтением произнес барон, однако королева опять замолчала.

Лания неспешно приблизилась к столу, провела кончиком пальца по его кромке, после посмотрела на руку, но придраться оказалось не к чему. Прислуга убиралась чисто. Впрочем, вдова и не искала повода придраться. Это было машинальным действием, она попросту еще не чувствовала уверенности.

Что там говорил Радкис? Переставить писчие принадлежности, посидеть за столом, почувствовать себя хозяйкой. Взгляд королевы скользнул на стену, которая располагалась за креслом, в котором еще недавно сидел ее супруг. Там висел портрет свекра Лании.

– Пусть заменят портрет, – сказала королева.

– Чей портрет повесить, Ваше Величество? – спросил барон.

– Портрет моего супруга, разумеется, – ответила Лания.

– Да, конечно же, государыня, – с поклоном отозвался секретарь. – Что прикажете еще?

Королева наконец решилась. Она отодвинула кресло и уселась. Расправила складки подола на коленях, уместила сцепленные в замок ладони на столешницу и ответила:

– Мне пока нечего вам приказывать, ваша милость. Впрочем… – она указала на стул, – присаживайтесь.

Секретарь опять помялся, он этикет тоже знал, как и советник Радкис, но нерешительность его длилась меньше, чем у графа, и барон уселся на один из стульев, стоявших у длинного стола, приставленного к рабочему столу короля… королевы.

– Расскажите мне о делах, о тех, какими занимался Его Величество перед своей кончиной.

– Как прикажете, Ваше Величество, – с готовностью ответил мужчина и приподнялся. – Могу ли я сходить за бумагами?

– Да, будьте так любезны, – Лания приподняла уголки губ, обозначив улыбку.

Барон окончательно встал, склонил голову и уже хотел отправиться за документами, но не выдержал:

– Государыня, простите меня за дерзость, но могу ли я спросить вас?

– Спрашивайте, ваша милость, – позволила королева.

– Вы… вы хотите сменить секретаря?

Лания в удивлении приподняла брови.

– Отчего этот вопрос, ваша милость? Вы желаете отставку?

– Нет! – воскликнул секретарь и повинно склонил голову: – Простите меня, Ваше Величество, я не желал быть неучтивым и не желал быть неверно понятым. Попросту я был секретарем у Его Величества, но быть может вы…

– Вам доверял мой супруг, – прервала его королева, – отчего же я должна испытать недоверие? Раз Ангвир одобрял вашу работу, стало быть, вы человек толковый, ваша милость, так зачем же мне менять толкового человека? Но… – уже было выдохнувший барон, вновь насторожился: – Если однажды окажется, что вы слуга нескольких господ, то я буду разочарована. Надеюсь, мы поняли друг друга, ваша милость.

– О-о, – протянул барон и поклонился в очередной раз, – я не посмею разочаровать Ваше Величество. Я служу моему королевству и его государю… государыне. Я не подведу вас, Ваше Величество.

– Я рада это слышать, – едва приметно улыбнулась Лания. – А теперь принести бумаги, и расскажите то, о чем я вас спросила.

– Да, Ваше Величество.

А когда за бароном закрылась дверь, королева решила посмотреть, что лежит в ящиках рабочего стола. Да попросту переставить стакан с перьями, в конце концов! Лания и вправду переставила стаканчик с перьями и чернильницу. Посмотрела на них и вернула на прежние места, потому что так было удобней. Да и…

– Вы смотрели на них, мой милый, – шепнула Ее Величество, – протягивали руку и брали…

Она протянула руку и провела кончиками пальцев по верхушкам перьев. После открыла чернильницу, взяла одно из перьев и окунула в чернила. Но тут вдова подумала, что не взяла даже огрызка бумаги, и открыла один из ящиков. Просунула внутрь руку и что-то нащупала.

Заинтересовавшись, королева потрогала свою находку, поняла, что это маленькая плоская шкатулка, и вытащила ее. Находка ее оказалась простенькой, без изыска. Пожав плечами, Лания откинула крышку и увидела две миниатюры. С одной на нее смотрела миловидная женщина со светлыми волосами. Глаза светло-голубого цвета взирали на государыню спокойно, и ускользающая улыбка на нежно-розовых устах лишь угадывалась. Поймать ее было сложно, но все-таки женщина улыбалась. Она была немного полновата, и одежда казалась простой, как и шкатулка, куда был спрятан портрет.

Лания гулко сглотнула. Щеки ее опалило огнем, взор зажегся яростью, и миниатюра улетела в другой конец кабинета. Женщина поняла, кто был изображен на портрете – любовница… возлюбленная короля. Ее Величество порывисто вскочила со стула, почти добежала до окна и распахнула его.

Тут же ветер ворвался в кабинет, он закружил вокруг несчастной вдовы, пошевелил ткань платья, огладил пылающий лоб и умчался обратно на улицу, оставив после себя слабое веяние. Лания тяжело опустилась на подоконник, накрыла лицо ладонями и громко всхлипнула. Она не ожидала такого. Не думала, что Ангвир хранил портрет своей любовницы-простолюдинки. И сейчас женщину душила уже, кажется, подзабытая ревность.

– Это просто эхо прошлой жизни, – тихо сказала себе королева.

Она заставила себя найти взглядом миниатюру и, встав с подоконника, подошла к ней, подняла и вновь посмотрела на портрет, пытаясь найти то, в чем соперница превосходила ее, дочь герцога и законную супругу. Не нашла. Простоватое лицо, отсутствие изящества, да и красоты особой не было. Приятная, да, но вовсе не очаровательна. И все-таки король любил именно ее.

– Она была прежде меня, – напомнила себе Лания. – Я появилась, когда их сыну было уже три года.

Эта мысль немного успокоила, и королева вернулась к столу. Она открыла шкатулку, чтобы убрать миниатюру на место, и теперь взгляд ее упал на второй портрет. Это был мальчик, забавный малыш со светлыми курчавыми волосами и голубыми глазами, как у его отца и матери. Болезненно покривившись, женщина закрыла шкатулку и убрала ее обратно в стол.

После прижала ладонь к животу, пытаясь представить, каким будет ее дитя, и вдруг вновь ощутила прилив злости и ревности. Того мальчика он видел, держал на руках, звал по имени, а им не оставил ничего! Не дал своей любви и нежности матери, не увидит дитя, никогда не прикоснется к нему, не улыбнется, не потреплет по голове, не возьмет на руки и не произнесет его имени.

– Будьте вы прокляты, Ангвир, будьте прокляты! – в сердцах воскликнула вдова и, опомнившись, накрыла себе рот ладонью.

В это мгновение раздался стук в дверь, и она открылась, впуская в кабинет секретаря. В руках он держал несколько папок. Увидев шальной взгляд королевы, барон остановился в нерешительности. Лания откинулась на спинку кресла, уложила руки на подлокотники, закрыла глаза и медленно выдохнула.

– Государыня… – позвал секретарь.

– Дайте мне минуту, ваша милость, – хрипло попросила королева. – Я сейчас получила удар из прошлого, мне просто нужно прийти в себя. Проходите.

– Быть может, позвать лекаря, Ваше Величество? – спросил барон.

Лания, не открыв глаз, отрицательно покачала головой. Она не отказалась бы от воды, но принимать ее из рук кого бы то ни было, кроме верной Келлы, не хотела. Пока не будет доверия, по крайней мере. Барону королева не доверяла. Да даже если бы и доверяла, то набирал бы воду не он, а что могут подсыпать в стакан по дороге, поручиться было невозможно. Потому женщина промолчала о том, что хочет промочить горло, но подумала, что на будущее надо будет учесть, когда и как доставлять сюда воду.

– Позволено ли мне будет спросить, что взволновало Ваше Величество? – спросил его милость.

Королева вновь достала из стола шкатулку и спросила то, что ее мучило:

– Вы видели это раньше?

– Э-э… – замялся секретарь, и Лания поняла, что ему шкатулка знакома.

– Говорите правду, – устало велела Ее Величество. – Я не намереваюсь вас бранить за чужой грех. Портреты всегда были спрятаны?

– Н… нет, – вновь с заминкой ответил барон. – Поначалу они стояли на столе. После вашей свадьбы государь убирал их, когда ему докладывали, что вы просите принять вас. Потом убрал в шкатулку совсем. С тех пор я не видел их на столе ни разу.

– Когда убрал?

– Где-то за месяц… немногим меньше двух месяцев до своей кончины. Его Величество тогда перестал покидать дворец для… э-э…

– Их встреч, – закончила за секретаря королева. – Благодарю за вашу честность.

– Я не смею лгать Вашему Величеству, – склонил голову барон.

Если бы король был жив, то посмел бы, с усмешкой подумала про себя Лания, но вслух ничего не сказала. Она вернулась мыслью к портретам. Значит, и вправду всё было кончено. И с женой с того времени король стал немного ласковей. Да и миниатюры окончательно исчезли со стола, впрочем, государь убирал их, и когда жена приходила к нему.

Значит, пусть и был холоден, но не желал показывать своего отношения к другой… к другой семье? Выходит, всё же берег чувства жены… или свои нервы? Но ведь Лания показала, что истерик не будет. Так, может быть, ее разумность и привлекли внимание государя к женщине, с которой он связал себя неразрывными узами? Об это толковал и Канлин. К тому же она превосходила простолюдинку внешне. Без ложной скромности можно было признать, что красотой и изяществом обладала законная супруга, любовница ей в этом уступала.

– Пустое, – отмахнулась королева. – Всё это больше не имеет смысла и силы. – Теперь, почти успокоившись, она вновь села ровно и заставила себя улыбнуться: – Оставим прошлое в прошлом. Пусть государь покоится с миром, не станем тревожить его прах разговорами.

– Вы правы, Ваше Величество, – с почтением произнес секретарь.

– Тогда вернемся к нашему делу. Говорите, ваша милость.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – поклонился барон, и они занялись тем, что Лании было знакомо, но никогда она не занималась делом такого размаха, – секретарь знакомил королеву с переписками, которые вел покойный король.

В папках хранились полученные послания и копии писем государя, к которым был допущен секретарь. А были письма и донесения, которые монарх не доверял никому. Его милость показал, где они могут лежать. Он многое показал королеве, многое пояснил и перечислил, воодушевляясь всё больше ее полуулыбкой и одобрительными кивками.

Признаться, Лания перестала его слушать спустя полчаса от начала беседы. Остальное время она самой себе напоминала куклу, в голове которой пустота, а выражение вежливого интереса на лице не исчезает лишь потому, что умелый кукольник создал его таким.

Да что там! Ей хотелось придушить барона собственными руками, лишь бы он прекратил сотрясать воздух! Слишком много всего было сказано, Лания не была готова к такому. И только нежелание показаться глупой, удерживало ее от того, чтобы прервать собеседника. Хотя, наверное, так было бы правильно, но… королева стеснялась и продолжала мучиться. А барон продолжал посвящать ее, кажется, во все пять лет правления покойного государя. Это было… ужасно.

Когда же наконец барон замолчал, Лания сжала виски кончиками пальцев и тихо выдохнула. Если бы его милость решил отпугнуть королеву от государственных дел, то лучшего средства было бы не сыскать. Она даже на миг заподозрила, что секретарь именно этим и занимается, но быстро откинула эту мысль и упрямо поджала губы.

Как известно, всему свое время. Однажды она сможет не только кивать и улыбаться, думая лишь о том, как прогнать собеседника с глаз долой, но и станет задавать вопросы. Это только на первых порах тяжело, потом станет легче… наверное. И Лания вздохнула, забыв скрыть эмоцию от взора секретаря, и он охнул, запоздало осознав происходящее.

– Ваше Величество, простите меня, – он покаянно склонил голову, – я так много всего обрушил на вас, что, должно быть, больше запутал, чем подал вам необходимые сведения. Признаться, я и сам несколько взволнован, вот и наговорил всего, что пришло на ум. Позволено ли мне будет расписать, всё сказанное? Я упорядочу, расположу в докладе по степени важности, и тогда вы сумеете лучше разобраться в делах Его Величества.

– Да, идея хороша, – искренне улыбнулась королева. – Вышло и вправду несколько путано. И бумаги разложите так, чтобы они относились каждая к своему делу. Указы к указам, письма к письмам и прочее также.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – барон поклонился. – Позволите ли приступить к работе?

– Да, ваша милость, вы можете приступить, – с легкостью одобрила Лания и добавила: – Ступайте.

– Слушаюсь, государыня, – ответил секретарь и поспешил заняться делом, теперь оно у него было.

И когда дверь за бароном закрылась, королева протянула вслух:

– Фу-ух. У меня сейчас или голова лопнет, или сердце оборвется. Никак не пойму, чего я хочу больше: то ли визжать и топать ногами, то ли напиться успокоительного снадобья и сбежать из дворца. – Она усмехнулась и передернула плечами. После хлопнула в ладони и подбодрила себя: – Пора изучить мой кабинет. К делу.

Следующий час Лания исследовала кабинет, но для начала отнесла на окно шкатулку с портретами, чтобы они ее не раздражали. Выкидывать не спешила, отчего-то решив просто убрать их с глаз. Ну а когда причина сердиться исчезла, Ее Величество вернулась к просмотру содержимого стола. К счастью, там больше не было ничего такого, что могло бы ее расстроить.

Лания опасалась, что на глаза попадутся письма от другой женщины. Понимала, что не удержится и прочтет, а после будет страдать, потому что они непременно должны быть наполнены любовью и нежностью, возможно, страстью. И уже одна эта мысль причиняла боль. Но, на счастье, ничего подобного вдове не попалось. Возможно, подобная переписка хранилась в покоях короля…

– О Всевышние, мне ведь придется осмотреть и его покои, – прошептала королева и прижала ладонь к груди, встревоженная мыслью, что совершит нечто сродни святотатству. – Потом… позже, – отмахнулась женщина.

Однако уже через несколько минут поняла, что откладывать нельзя, потому что в покоях супруга могли находиться вещи, которые представляли государственную важность. Та же королевская печать всё еще не попалась ей на глаза. Впрочем, печать нужна новая, потому что на старой стоит имя почившего короля, и он уже не может ставить оттиск на документах.

– Богини, сколько же всего надо предусмотреть, – вздохнула Лания и удрученно покачала головой.

Знакомство с кабинетом прервал стук в дверь. Гвардеец доложил, что снова явился секретарь. Королева возвела очи к потолку, внутренне ужаснувшись, что он уже закончил и вновь готов обрушить на свою госпожу прорву сведений. Однако причина оказалась иной.

– Ваше Величество, – с почтением заговорил его милость, – из вашей канцелярии доставили почту. Это письма с соболезнованиями. Прикажете прочесть и дать ответ или же желаете сделать это сами?

– Да, я сама прочту и напишу ответ. Оставьте их на столе, – ответила Лания. С чего-то же надо было начинать свои деяния, так почему бы и не с ответов на письма с соболезнованиями от соседних государей?

– Здесь по большей части письма от ваших подданных, – заметил барон, словно подслушав ее мысли. – От соседей только начинают приходить первые послания.

Поджав губы, королева задумалась, но решения не переменила. Почему бы и нет? Пусть подданные порадуются тому, что им отвечает сама королева. Быть может, это еще пойдет на пользу.

– Я сама прочту и отвечу, благодарю, ваша милость. Да, – она посмотрела на секретаря, – вот еще что, ваша милость. Узнайте, начали ли изготавливать новую печать. Если нет, то пусть не мешкают, она может вскоре понадобиться.

– Как угодно Вашему Величеству, – поклонился барон и вновь удалился, а королева продолжила свое дело.

Кабинет она покидала, вручив своему сопровождению взятые с собой бумаги. Более никто ее не побеспокоил, но это было ненадолго. Раз уж Ее Величество начинала знакомиться с делами, стало быть, вскоре посетителей прибавится, она это понимала и готовилась. Но пока надо было заняться письмами, затем и посетить покои мужа, а после вникнуть в те документы, которые королева прихватила для изучения. Скорби и страху времени не осталось, и это было весьма и весьма хорошо.

Глава 12

– Ну вроде всё, – произнесла себе под нос Ее Величество, откинула на стол перо и растерла пальцы, а после переносицу и выдохнула.

– Вот, госпожа, – к ней подступила Келла. Она держала в руках стакан, на котором стоял изумительно-тонкой работы серебряный стаканчик.

Лания посмотрела на стаканчик и подняла недоуменный взгляд на камеристку. Она ничего не просила, да и для воды выбранная емкость была маловата.

– Что это? – спросила королева.

– Я вам травку заварила, – пояснила Келла. – Чудодейственная травка. Вы писали столько, уж какой раз то глаза прикроете, то виски потрете. Ну вот я и заварила. И голова пройдет вмиг, и усталость снимет. Мне мамка моя травку эту показывала, она у меня травница. Много чего понимает и меня учила, да я половину мимо ушей пропустила. А эту запомнила.

– Почему?

– Так ведь работа-то моя не сказать, что легкая. Особенно поначалу выматывалась, с непривычки. Так вот эта травка для меня спасением стала. Я и другие травы знаю, но вам сейчас эта нужна, чувствую. Она, знаете, как называется?

Королева приняла стаканчик и принюхалась. Пахло даже приятно, и налито было всего на половину и без того небольшого стаканчика.

– Как? – спросила она, продолжая принюхиваться.

– Зорькой, вот как, – важно ответила Келла. – Ну это у нас, у простых. У ученых, может, и иначе как, а мамка моя Зорькой эту траву называла. Говорила, мол, и собирать на заре надо, и телу отдых, как после сладкого сна. Вы пейте, не бойтесь, она дитю вреда не сделает.

– А почему так мало? – продолжая медлить, спросила Лания.

– Много нельзя, – пояснила камеристка. – Это так она бодрит, а если много, то человек совсем дурной становится. Как помешанный. Кто смеется над всем подряд, а кто и злющий делается. На людей начинает кидаться, такое сотворить может, у-у-у. Так что понемногу надо. А вам я и развела водичкой еще отвар, чтоб послабей, стало быть. Но помочь всё равно должен.

– Спасибо, – рассеянно улыбнулась королева, решилась и выпила.

Отвар оказался приятным не только запахом, но и на вкус. Горечи совсем не было. Вернув стаканчик камеристке, Ее Величество прикрыла глаза и стала дожидаться обещанного облегчения. Она и вправду устала, пока ответила на все письма. Поначалу отвечать было легко, она даже пыталась разнообразить текст послания, но спустя несколько писем текст становился всё короче. А вскоре и вовсе превратился в однотипную благодарность королевы ее подданным за сочувствие и скорбь.

Лания поняла, что канцелярские писцы – это истинное благо. Им и вправду можно было доверить написать ответы на письма, а самой только расписаться в них… или как там это делается у королей? Но раз уж взялась, то вдова довела дело до конца, и теперь у нее действительно устали пальцы, побаливала спина и немного ныла голова. Так что Ее Величество точно знала, что лично ответит на следующие послания только на те, которые будут от монархов и написаны лично монархами. Именно так.

– Ох, хорошо так, – блаженно простонала государыня.

По телу ее всё более разливалась приятная легкость, неприятная тупая боль в голове окончательно исчезла, и настроение улучшалось с каждым утекающим мгновением.

– Я, кажется, готова ответить еще на кипу писем, – произнесла она и легко рассмеялась. – Отчего вы раньше не дали этого чудесного снадобья?

– Мешать не хотела, – с неожиданным смущением призналась Келла. – Вы когда писать начали, такая счастливая были. Думаю, раз дело в радость, стало быть, и усталость терпится. Помешаю, испорчу всё только, вот и ждала с отваром, когда закончите.

Лания ответила удивлением во взоре.

– Счастливая? – переспросила она.

– Счастливая, – кивнула камеристка. – Вы ведь то печальная, то задумчивая. А тут видно было, что с удовольствием за дело взялись, даже руки потерли. И глаза загорелись. Вот и говорю, счастливая.

– Может и так, – улыбнулась королева и поднялась из-за стола.

Зажмурившись, она потянулась и вновь рассмеялась. И вправду трава-зорька, будто только с ночи отдохнувшая встала… или заново родилась. А заря и есть рождение, рождение нового дня. Да, хорошее название, и травка чудесная.

– Дорогая, вы – мое сокровище, – уже в который раз повторила Лания, и щеки Келлы заалели.

Она смущенно потупилась и махнула рукой.

– Будет вам, госпожа, я от души…

– И тем ваша забота ценней, – улыбнулась ей королева и бросила взгляд в окно.

Было еще совсем не поздно, и Ее Величество решила прогуляться. Она посмотрела на письма. Все они были готовы к отправке адресатам, так что нужно было закончить с этим делом.

– Келла, отнесите всё это его милости барону Лекиту. Пусть отправит.

– Слушаюсь, государыня, – поклонилась камеристка.

– Заодно оповестите моих телохранителей, что я намереваюсь прогуляться, – продолжила королева.

– Сейчас? – удивилась Келла и вновь склонила голову. – Простите за дерзость, Ваше Величество. Мне попросту подумалось, что вы голодны.

– Вы меня хорошо накормили перед тем, как я села писать, – ответила ей Лания. – Теперь хочу прогуляться.

– Как скажете, Ваше Величество, – в третий раз поклонилась камеристка.

Когда государыня покидала покои, Келла уже ушла, а гвардейцы ожидали госпожу, чтобы сопроводить ее на прогулку по парку. Дворца покидать королева не намеревалась, просто пройтись и насладиться теплым днем, а заодно поразмышлять. Кажется, Лания еще никогда так много не думала, как со дня смерти своего мужа.

Да и не над чем было особо раздумывать. Помечтать, да, это было привычным занятием, пока была девицей. А после свадьбы, когда стало понятно, что ни одна из грез не сбылась, мысли были в основном об одном и том же – о неверности супруга, а еще вопрос – за что богини так обошлись с ней, Ланией, даровав несчастную судьбу.

А теперь не было ни грез, ни переживаний об отношении к ней мужа. Зато размышлений имелось в избытке. И если бы из них можно было чеканить монеты, то раздавала бы их королева полными пригоршнями. Все нищие были бы счастливы. Подобная аналогия показалась Лании забавной, и она хмыкнула, но заставила себя унять веселость. Сейчас она выходила к подданным, а им не пристало видеть, как скорбящая королева смеется.

Придворные и прислуга, попадавшиеся на пути государыни, приветствовали ее, но никто не пытался остановить, не задавал вопросов и не просил уделить ему хотя бы минуту. Королева казалась отстраненной и готовности к общению со своим народом пока не выказала ни разу.

Люди склонялись при ее появлении, выказывая положенное почтение. Но какие бы мысли ни полнили головы обитателей королевского дворца на самом деле, каких-либо действий они не спешили предпринять, продолжая выжидать и приглядываться. Начала приглядываться к людям и Ее Величество.

И вроде проходит мимо, погруженная в свои мысли, молчаливая и печальная, но взгляд зеленых глаз скользил по лицам. Лания смотрела на тех, кто кланялся ей, и вспоминала, что знает о них и знает ли вообще. Впрочем, все сведения, какие у нее имелись, были получены в разговорах с фрейлинами или кавалерами из свиты государя, точнее, из сплетен. И все-таки это были сведения…

Похоже, и вправду стоит послушать своих женщин. Не брать на веру, что они скажут, но так, возможно, станет понятно и то, кто входит в ее собственное окружение. А после приблизить тех, кто достоин доверия, и избавиться от тех, кто ищет возвышения за счет своей госпожи. Да, определенно, нужно начать уделять время собственной свите.

Только… Теперь у нее было две свиты. Кроме тех, кто обслуживал государыню, по наследству вместе с королевством достались и те, кто служил покойному государю. С ними тоже надо было что-то делать. Большая часть из них – это представители древних родов, которые исстари служили или просто находились при Дворе. Просто избавиться от них было недальновидно. Да и раз Ангвир приблизил их, стало быть, имелись и дельные.

Да-а… Надо же. Вроде бы мелочи, но их столь много, что, начни разгребать, и окажется, что стоишь под нависшей сверху скалой. Быть может, проживи во дворце Лания лет десять, и сейчас ее бы мало волновало: кого приблизить, а кому можно дать отставку. Но ведь это древние рода! Отвернись от них, и они встанут на сторону того, кто готов лелеять их спесь и гонор! Значит, надо действовать осторожно.

Вздохнув, королева удрученно покачала головой. Она совсем не была готова ко всему этому, хотя Двор и являлся прямой обязанностью супруги короля. Однако за год супружеской жизни Лания не успела столкнуться с чем-то большим, чем подготовка празднеств, выездов и поздравлений высших сановников и соседних государей.

Жизнь при Дворе была давно налажена, а юная королева не особо совала в нее нос, следуя требованиям супруга, да и попросту являясь по природе своей спокойного нрава. Но громких скандалов за это время не случилось, которые бы требовали вмешательства государыни. Если у придворных были какие-то нужды, то шли они к королю, а не к королеве. А собственная свита хлопот не доставляла. В общем, год в королевском дворце прошел без потрясений и всплесков, которые бы добавили опыта супруге монарха.

А сейчас ей надо было удержать власть ради своего ребенка, научиться управлять королевством и не разругаться с придворными и родственниками, как собственными, так и Мелибрандами. А помимо этого благополучно выносить дитя и родить его.

– Надеюсь, Ангвир, вы счастливы тем, что сотворили, – едва слышно проворчала себе под нос королева и, вздохнув, возвела очи к небу: – Всевышние, простите, я не со зла.

Небо ответило красотой бездонной синевы и молчанием. Лания едва приметно улыбнулась, заметив полет одинокой птицы, проводила ее взглядом и вернулась на землю. Она уже почти добралась до парка и задумалась над тем, куда же направить стопы. В старой части было приятно и безлюдно, но отчего-то сейчас не хотелось одиночества.

Душа вдовы просила отдохновения и хотя бы капельку тепла. И раз она не могла получить его в родственных или хотя бы дружеских объятьях, то можно было посмотреть на чужую жизнь. Пусть со стороны, будто подглядев в чужое окно, но ощутить, что существование не сводится к борьбе за власть и выживанию. Что есть еще простые радости вроде прохлады тени в жаркий день и негромкая беседа тех, кому не нужно следить за каждым своим словом.

Наверное, стоило бы и вовсе выбраться за пределы дворца, скрывшись под серым неприметным плащом. Побродить по улицам и посмотреть на то, как живут обычные люди. Послушать их разговоры, возможно, чей-то затаенные смех, а после, умиротворенной и отдохнувшей вернуться назад. Да, так было бы хорошо…

Лания остановилась. Остановилось и ее сопровождение. Королева обернулась в ту сторону, где находились ворота, уже даже хотела велеть возвращаться, чтобы переодеться и отправиться в город, но увидела человека, который неспешно шествовал к дворцу, и передумала. Она вновь развернулась и продолжила свой путь в парк, уже зная, что вскоре ее одиночество будет нарушено.

Появление нового визитера не вызвало радости, скорей, досаду, потому что с ним никогда не было ни дружеских бесед, ни даже теплых взаимоотношений, хоть это и был ее родной брат. Между детьми герцогов Вилленов никогда не было близости того рода, какая случается в дружных семействах. Они не играли вместе, не дурачились, не покрывали шалостей друг друга и не поверяли свои тайны. Просто существовали в одном доме, виделись, разговаривали, но мало и без сердечной открытости.

Между младшими Вилленами разница была в семь лет. Когда родилась Лания, Ранал уже был отдан на попечение учителям. Проявлял ли он когда-то интереса к сестре, королева не знала. Быть может, когда она только появилась на свет, брат и сунул нос в ее колыбель, чтобы посмотреть на новую родственницу.

Ему не приходилось возиться с сестрой, да и не было это принято в знатных семействах. Кормилица, нянька, после учителя – все они занимались отпрысками аристократов. Должно быть, в семьях, где разница между детьми была невелика, дружба и случалась, но Ранал и Лания были разделены годами. И пока она ковыляла, держа няньку за руку, брат уже учился верховой езде. А когда сестра доросла до обучения верховой езде, он уже был юношей.

Ранал разговаривал с Ланией мало. И если она тянулась когда-то к брату, то ему сестра была неинтересна. Впрочем, девочке особо и не позволяли приближаться к нему. Это происходило не потому, что наследный герцог являлся кем-то вроде небожителя, или же юная герцогиня не была достойна подойти к брату. Всего лишь этикет и воспитание, но они встали стеной между кровными родственниками.

Если Лания видела брата в окно и пыталась привлечь его внимание, ее одергивали, если бежала к нему, ее останавливали – неприличное поведение. Во время совместных трапез разговаривать не полагалось. А после них, если Ранал заканчивал первым, то вставал и уходил заниматься своими делами. Если Лания, то ее уводила няня.

А по мере взросления исчезли и порывы, которые влекли девочку к брату. Девушкой Лания уже больше стеснялась почти постороннего молодого мужчины, чем тянулась к нему. А он по-прежнему мало интересовался сестрой, попросту не привык к этому. У Ранала были иные пристрастия и привычки, уже успевшие укорениться.

Нет, они, конечно же, разговаривали, но мало. Беседа между родственниками больше походила на общение между знакомыми, но посторонними людьми. Лишь пару раз брат, расспрашивая об учебе, поделился несколькими забавными случаями из времени своих занятий с учителями. Они посмеялись и разошлись. В остальном, молодой герцог выдерживал несколько покровительственный тон, а юная герцогиня, отвечая на его вопросы, смущенно опускала взгляд. Как бы там ни было, но брат всегда оставался где-то на несколько ступеней выше. Был недосягаем и со временем… особо не нужен.

Впрочем, наверное, была еще некая ревность. С Раналом родители были менее строги… или более открыты. Если дочери они больше диктовали и наставляли ее, то с сыном матушка могла позволить себе нежность, а отец разговаривал, как с равным. Мог пошутить с ним, посмеяться, а то и приобнять или встрепать волосы.

Возможно, дело было в том, что сын являлся наследником и продолжателем рода, а дочь – лишь временным эпизодом, который исчезнет, как только будет выгодно пристроена. Ее задачей было не опозорить родителей и принести пользу семье своим замужеством, что, в общем-то, Лания выполнила с успехом. Теперь она была королевой, а родня жаждала получить новые выгоды от ее положения, не проявив и толики сочувствия и заботы. И это неимоверно злило.

И потому Лания испытала досаду, увидев брата. Он явно пришел, чтобы встретиться с ней. Не испросив дозволения, даже попросту не уведомив и не получив положительного ответа. Попросту явился, будто так и должно быть! И потому королева не стала ни привлекать к себе внимания, ни дожидаться родственника. Хочет поговорить с ней, пусть побегает и поищет.

Немного удовлетворенная своим решением, Ее Величество продолжила прогулку. И теперь уж она точно не хотела облегчать задачи брату, и потому направилась в старую часть парка, потому что там никто не мог указать, где она находится. Это еще немного подняло настроение, и Лания вновь ощутила удовольствие от прогулки.

Ранал нарушил благодатное уединение королевы спустя минут сорок. Его светлость нашел сестру, когда она замерла возле поваленной статуи. Еще один нарочитый элемент «запустения». Статуя воина, раскрывшего рот в немом крике, на треть ушла в землю. Трава и ветки вьющегося растения оплели ноги статуи и руку, сжимавшую меч, будто путами. И казалось, что воин то ли кричит от злости, то ли взывает о помощи. Было жутковато смотреть на него, но взор отвести быстро не вышло, и Лания зачарованно взирала на поверженного истукана.

– Ваше Величество, – с почтением произнес один из телохранителей, – к нам идет его светлость, ваш брат.

– Пропустите его, – не обернувшись, ответила королева. – Поиски его светлости должны быть вознаграждены.

– Да, государыня, – отозвался гвардеец.

Вскоре Ранал приблизился и остановился рядом с сестрой.

– Доброго дня, сестрица, – произнес он, и королева кивнула.

– Доброго дня, ваша светлость, – сказала она, продолжая глядеть на статую. – Великолепно, не находите? В этом есть что-то жуткое. Такая обреченность… Подумать только, если очистить статую от травы и вновь поставить, то она станет олицетворением отваги. Он ведь готов кинуться на врага. Рука с мечом поднята, рот открыт в крике. Он зовет на бой… Но это если только его поставить на ноги.

Однако воин повержен и стянут путами. И вот его отвага уже становится воплощением тщетной попытки освободиться и ужасом. И вроде всё то же положение тела, те же чувства, но храбрость стала отчаянием. Сила превратилась в безысходность. Тот, кто выдумал это, поистине гений или злодей. – Лания посмотрела на брата: – Вы это чувствуете?

Ранал чуть приподнял брови, обозначив немой вопрос или же удивление, но сжал пальцами подбородок и с минуту молчал, рассматривая статую. Наконец он усмехнулся и произнес:

– Любопытное наблюдение, сестрица. Я бы сказал, что так выглядит упадок, но ваш вывод интересней. Впрочем, женщины более впечатлительны и подвержены чувствам. Тем более в вашем положении. – И сразу перешел к делу – Мы можем поговорить?

Теперь усмехнулась королева.

– Вы правы, ваша светлость, мужчины более склоны к обсуждению дел, чем любованию творением гения.

– Да что же тут гениального? – пожал плечами младший герцог Виллен. – Всего лишь уложили статую на землю, чтобы создать видимость запустения и упадка. Остальное сделала природа, впрочем, следуя желанию человека. Бывают вещицы и позанятней.

– Да, всего лишь воля человека, – вздохнула Лания. – Даже природа следует ей. И все-таки прежде всего были разум и воображение. – Она вновь посмотрела на брата: – О чем вы желали говорить?

Ранал оглянулся на телохранителей Ее Величества, а после одарил сестру многозначительным взглядом.

– Хотелось бы говорить наедине.

– Вам не о чем переживать, ваша светлость, – сказала королева. – Мои доблестные гвардейцы не станут дышать нам в затылок. Пройдемся, и вы выскажете всё, что желали. Прошу, – она сделала приглашающий жест, однако бросила напоследок взгляд на статую и, прошептав: – Потрясающая задумка, – первой направилась по аллейке дальше.

Брат пристроился рядом и подал руку, Лания оперлась на нее и уже не спешила нарушать молчания. Она ожидала, что скажет Ранал, и уже заведомо готовилась к тому, что ей это не понравится. Однако он начал разговор вовсе не со своего дела.

– Как ваше самочувствие? – спросил младший Виллен.

Лания прижала ладонь свободной руки к животу и улыбнулась:

– Благодарю, всё чудесно.

– Это замечательно, – кивнул Ранал, – пусть так и будет. Ваше здоровье – это и здоровье дитя. Берегите его и себя, разумеется. Избегайте всего, что может испортить вам настроение и заставить переживать. Помните, ваш род с вами и сделает всё, чтобы ваша беременность прошла легко и приятно. Это важно и для нас.

Разумеется, важно! Если бы не беременность, то и надеется было бы уже не на что! Лания, конечно, могла бы остаться во дворце и после окончания траура, но от нее уже ничего бы не зависело. Всего лишь тень минувшего царствования на содержании нового короля, без веса и намека на власть.

Это в одно мгновение пронеслось в голове Ее Величества, и она могла бы так ответить, но сдержалась. Она даже поджала губы, чтобы не высказать то, что лежит у нее на душе. И чтобы на время увести разговор в иную сторону, Лания спросила:

– Как поживает ее светлость, наша матушка? В добром ли она здравии?

– Матушка здорова, – ответил герцог. – Ее светлость обмолвилась, что желает навестить вас, чтобы поделиться своим опытом.

– Опытом? – искренне изумилась королева.

– Разумеется, – кивнул брат. – Ее светлость выносила двоих детей, ей есть чем поделиться с дочерью, посоветовать и научить.

– Советы ее светлости бесценны, – вежливо улыбнулась государыня. – Тем более мы оба видим результат ее стараний.

– Именно, дорогая сестрица, – уголки губ младшего Виллена чуть приподнялись, обозначив улыбку. – Вот они мы, рожденные ею в срок и в добром здравии. Выросли, получили науку и теперь прохаживаемся по парку и беседуем, как обучили нас наши родители. И тем они заслужили наше почтение и послушание, как учат богини, не правда ли?

В этот раз Лания не спешила с ответом. Она раздумывала, что сказать, чтобы не дать заверений, которым следовать не намеревалась. Лгать Ее Величество не любила. Впрочем… Наверное, теперь придется учиться делать это, потому что не всегда удастся отмолчаться или пообещать и исполнить, но по-своему, вывернув собственные слова изнанкой. Этого она пока делать не умела.

– Я слышал, вы посещали Кабинеты, – продолжил брат, кажется, решив не ждать, что ответит сестра на предыдущие слова.

– Да, – в этот раз молчать не имело смысла. – Мне хотелось познакомиться с моими подданными, с работой Кабинетов. В конце концов, теперь управляю всем этим я.

Ранал остановился, была вынуждена остановиться и королева. Виллен развернулся к ней, взял за плечи и склонился почти к самому лицу.

– Вот о том я вам и говорил, – произнес брат. – Вам стоит избегать волнений. Зачем вам ходить по кабинетам и разговаривать с чиновниками? Вы ничего не понимаете в том, что они вам ответят. А они непременно воспользуются этим. У вас есть ваша семья, которая позаботится и о вашем покое, и о вашем наследии. Доверьтесь отцу и мне, мы всегда подскажем там, где вы не поймете. И уже никто не посмеет вас ни обмануть, ни растревожить, ни унизить. А вы займитесь своим дитя, а матушка вам в этом поможет.

Он отпустил сестру, отошел на шаг назад и тут же наткнулся спиной на одного из гвардейцев, подступившего вплотную. Второй встал между герцогом и королевой, и его светлость оказался сжат в тисках. И пусть его не трогали, но взгляды гвардейцев оказались пристальными и тяжелыми.

– Вы сказали, что они не станут дышать нам в спину, – с толикой раздражения произнес Ранал и велел: – Отойдите от меня.

Гвардейцы остались на своих местах, и его светлость вознегодовал:

– Что это такое?! Лания!

– Ваша светлость, – заговорил телохранитель, стоявший между королевой и герцогом, – государыни касаться нельзя. Мы не остановили вас сразу лишь потому, что Ее Величество не отдала приказ, так как вы являетесь ее родственником. Однако закон един – касаться монаршей особы нельзя, если она того ни пожелает. Мы обязаны вмешаться и предостеречь вас от повторения ошибки. В следующий раз мы будем вынуждены поступить сообразно устава нашей службы.

– Да уж, ваша светлость, – развела руками Лания. – Вам повезло, поверьте мне. Кое-кто уже был уложен лицом на пол, хотя и не касался меня. Попросту произошло недоразумение, но мои телохранители церемониться не стали.

Ранал вздернул подбородок. И хоть внешне он остался спокойным, но было заметно, что герцог начал злиться.

– Я касался своей младшей сестры, – сказал он надменно. – Кто смеет встать между родственниками?

– Возможно, свадьба с королем? – подсказала Ее Величество. – Вы верно сказали, ваша светлость, родители хорошо воспитали нас и обучили премудростям. И это была не только грамота, но и этикет. А он неумолим, как вам известно. Супруги короля не смеют касаться даже родственники. Впрочем, у вас было немало времени, чтобы притронуться ко мне, но тогда вам не было дела до младшей сестры.

Но вот уже год, как я перешагнула порог храма, и теперь, даже если вам захочется, вы можете разве что предложить мне поддержку, как еще несколько минут назад, когда мы с вами прогуливались. Так что если вы и вправду были таким хорошим воспитанником герцогини Вилленской, как поминали недавно, то не стоит забывать ее науку, иначе я не смогу упрекнуть моих доблестных гвардейцев в том, что они прекрасные телохранители, которые знают закон получше высшей знати. Уж не обессудьте, – она вновь развела руками и добавила с явным намеком: – Касания – не единственное, что может не понравиться доблестным воинам. Отойдите, его светлость не причинит мне вреда, – это уже относилось к гвардейцам.

– Как прикажете, Ваше Величество, – поклонились телохранители и отступили.

Молодой Виллен тряхнул волосами, было заметно, что он продолжает негодовать. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями, и Лания не стала ему в этом мешать. Она смотрела на брата и ощущала некое мстительное удовлетворение. И пусть сейчас, должно быть, говорила детская обида на пренебрежение ею братом, но это помогло чувствовать себя хозяйкой положения. Видеть, как вечно высокомерный Ранал сдерживается, чтобы не вспылить, было… приятно. Да и сбить с него спесь было необходимым. Так что королева кроме злорадства чувствовала и благодарность своему сопровождению.

– Вы готовы продолжить беседу или же желаете закончить ваш визит? – наконец спросила Лания.

Герцог поджал губы, одарил ее знакомым высокомерным взглядом сверху вниз, но ответил:

– Да, мы еще не договорили. Осталось еще кое-что. Правда, теперь, когда нас прервали так грубо и отвратительно, вмешавшись в разговор брата и сестры, мне сложней выдерживать прежний доверительный тон. Произошедшее неприятно.

– Не переходите грани, и никто более не вмешается, – ответила государыня.

– А что же Канлин?! – все-таки вспылил Ранал, и тон его прозвучал едко. – Ему, как я вижу, дозволяется больше. А он не только вам не кровный родственник, но и претендент на трон.

– И взойдет на него, если я рожу дочь, – кивнула Лания. – Однако я прошу пояснить, что вы имели в виду, говоря всё это, иначе я посчитаю, что вы желали меня оскорбить.

Теперь и ее тон поменялся. Она расправила плечи и взглянула в глаза брата твердым прямым взглядом.

– Чего же непонятного… Ваше Величество? – обращение Ранал произнес с нескрываемой издевкой, все-таки справиться со злостью у него не получалось. Наверное, впервые он почувствовал себя униженным и никак не мог этого чувства преодолеть. – Вы слишком близко подпустили к себе принца, ездите с ним в храм, одобрили поиски лекаря. И совсем не задумываетесь, что его стараниями можете потерять ребенка. И это в то время, когда мы готовы защищать вас и королевское дитя. Отказались от нашего сопровождения и предпочли Канлина, заведомо зная, что он опасен.

Щеки королевы вспыхнули, но не от некого чувства стыда, но слава о лекаре оказались неожиданными. Неужто кто-то выдал их разговор с Канлином? Знала Келла, знал Радкис и сам принц. Лания отцу об этом не говорила, вряд ли сообщил и Его Высочество. Остались камеристка и советник. Кто из них?!

– Откуда вы знаете о лекаре?! – вопросила королева.

– Странно было бы оставить это в тайне, если принц наводит справки у дам о том, кто пользовал их во время беременности, – усмехнулся Виллен. – Или вы думали, что все станут молчать о вопросах Канлина? Уверяю вас, что-то скрыть у вас не выйдет. И было бы величайшей глупостью с вашей стороны пытаться что-то утаить от вашей родни, потому что только мы и заинтересованы в том, чтобы всё с вашим ребенком было благополучно. Потому образумьтесь и прислушайтесь к вашему роду. Мы думаем о вашем благе.

Лания выдохнула и почувствовала невероятное облегчение. Всего лишь сплетни об интересе Канлина к врачевателям, которые следили за беременностями придворных дам. И кто-то из них поспешил поделиться с герцогами Вилленскими известием о беседе с Его Высочеством. Даже любопытно, с кем успел поговорить принц… Нужно будет узнать у него, чтобы уже точно быть с этими дамами настороже.

Окончательно успокоившись и сделав выводы, королева ответила:

– Я ничего менять не стану, ваша светлость, уже по той причине, что Канлин имеет не только полное право, но и обязанность ездить на поминальную молитву. А вот вы не являетесь родственником покойного короля, потому ваше сопровождение почтут за надзор.

Более того, я не стану ссориться с Его Высочеством и по той причине, что после моих родов он может стать Его Величеством. Я не желаю, чтобы моя дочь была ущемлена хоть в чем-то. И не желаю, чтобы нас с ней разделили, потому что я в угоду моей родне нанесла оскорбление будущему королю. Думаю, и вам бы не хотелось оказаться в опале, если Канлин наденет корону. И потому закончите этот вздорный разговор и тогда мы не поссоримся.

– Поссоримся? – брови Ранала поползли вверх. – С единственными людьми, кто находится на вашей стороне? Уверены, что после этого протянете хотя бы до родов?

– А сколько я протяну, если запрусь в покоях, пока вы с нашим отцом будете распоряжаться в Кабинетах? Сколько я протяну после того, как вы станете следить за каждым моим шагом? Я – королева! – воскликнула Лания. – Но вы даже не удосуживаетесь обращаться ко мне сообразно моего титула! Сейчас вы не стесняетесь моих гвардейцев, а вскоре перестанете стесняться придворных? И думаете, это не подстегнет моих противников? И сколько же я протяну после этого?

– Вы даже не понимаете, о чем говорите! – воскликнул в ответ Виллен.

– О не-те, – протянула Ее Величество, – я очень хорошо понимаю. Это вы не понимаете, что я уже не ваша младшая сестрица. Вы утеряли право говорить со мной в подобном тоне еще год назад. Когда-то я думала о благе Вилленов, когда согласилась стать королевским чревом без права на любовь супруга, потому что он уже был влюблен. Мой род это знал, но велел идти в храм. Я вошла, и на этом всё, ваша светлость. Теперь я Мелибранд! И тот, о чьем благе я должна печься, живет во мне.

А если уж вы и вправду заботитесь обо мне и моем ребенке, то вам стоит умерить гонор и вспомнить, что это вы родственники государыни Северного королевства. И только так я готова принимать вашу заботу, когда в основе ее будет лежать верность трону и государству, а не стремление захватить власть, потому что у нее есть хозяин.

– Мы и заботимся о вас! – повысил голос Ранал. – Но вы так глупы, что не в силах понять этого. И как же тогда вы намереваетесь управлять целым королевством, если не можете постичь даже такой малости?!

И вновь кровь бросилась в голову Лании, но теперь от ярости. Это кто же из них глуп?! Она, когда не желает позволить управлять собою, или же младший герцог Виллен, который решил, что по-прежнему стоит превыше всех, будто он всё еще во дворце Вилленов, а не в королевском дворце? Неужто и вправду считает, что сумеет удержать в руках не только сестру, но и ее противников? Да у нее, Лании, хотя бы есть законное право на трон, данное ей беременностью. Но какие права есть у ее родственников?!

– Да, вы королева, – продолжал чеканить герцог, – но кто вас сделал королевой? Если бы не ваш род, от которого вы только что отказались, то сейчас не надували бы спесиво губы, и потому умейте быть благодарной. Это мы возвели вас на трон. Это мы…

– Подложили камень под голову короля? – прищурилась Лания. – Хотите сказать, что это вы убили вашего сюзерена, чтобы я могла стать единовластной правительницей, пока ношу его дитя?

И гвардейцы вновь подступили, хоть обвинение и было вздорным. Смерть монарха являлась несчастным случаем, это было ясно без всяких споров. Никто не вынуждал короля участвовать в забаве. А раз он мог остаться сторонним наблюдателем, то и конь бы не оступился. И уж точно никто не успел бы подкинуть под голову государя камень.

Нет, винить в случившемся можно было только злой рок, но сейчас это не имело значения. Королева злилась, а ее гвардейцы уже показали, что им происходящее не по душе. И раз уж Ее Величества сама готова дать отпор, то и верные телохранители не желают оставаться в стороне. Исполняли ли они свою клятву, нравилась ли государыня или же не нравился Виллен, но если бы прозвучал приказ, то они бы противиться не стали.

– Да что вы такое несете?! – Ранал скосил глаза на одного из гвардейцев и добавил: – Ваше Величество.

– Разве же не вы только что сказали, что сделали меня королевой? – уточнила Лания.

– Я имел в виду ваше замужество, – сердито отчеканил герцог.

– И я вам уже ответила, чем для меня было это замужество, – отмахнулась королева. – Оно не принесло мне счастья. Мне не за что быть вам благодарной, а у вас нет права требовать благодарности с меня, потому что это супружество было необходимо вам. Я всего лишь покорилась воле моего рода.

– Вы не достойны рода Виллен! – воскликнул герцог. – Вы сейчас говорите вздорную чушь. Это бесчестно и…

– Я рада, ваша светлость, что вы знаете, что такое честь рода, – прервала его Лания. – Теперь я уверена, что вы сможете научить этому свою супругу, когда она у вас появится, и внушите вашей дочери. А мне про честь рода рассказывать не надо. Я не опозорила ни Вилленов, ни рода Мелибрандов, была верной и послушной женой. А теперь желаю быть хорошей матерью. И ради этого сделаю всё, чтобы сохранить наследие моего ребенка, чему вы, судя по всему, готовы препятствовать. И если вы не образумитесь, то я аннулирую свой первый и пока еще единственный указ. И тогда вы, – она сдержала усмешку, но с удовольствием произнесла, – можете пенять на собственную глупость и невоздержанность сколько угодно, потому что голоса в Совете у отца как не было, так и не будет.

Глаза Виллена округлились, ноздри расширились, и он, стремительно подступив, отвесил сестре пощечину. И тут же повалился на землю, потому что гвардейцы больше не медлили. Держась за щеку, Лания оторопело смотрела, как ее телохранители скрутили брата и насели на него.

Тяжело сглотнув, королева велела:

– Проводите его светлость до ворот дворца. Он более не имеет права посещать Двор.

Ранала подняли на ноги и потащили прочь. Он вывернулся и закричал:

– Кто ты без нас?! Ты совсем одна! Тебя сожрут живьем, и только ты сама будешь в этом виновата… королева! – Кто-то из гвардейцев, не церемонясь, отвесил ему затрещину, и до Ее Величества донесся рев брата: – Прочь, псы!

Лания добрела до скамейки, стоявшей невдалеке, тяжело опустилась на нее и закрыла лицо ладонями. Что она сейчас наделала? Может, и вправду лишила себя единственной поддержки? Возможно, надо было действовать иначе, мягче, гибче… хитрей, как она и хотела, но… Брат и вправду вывел ее из себя. Виновата ли в этом беременность или же попросту сейчас королева, как зверь, загнанный в угол, начала скалить зубы, но иначе она не смогла.

– Одна… – прошептала Лания и тут же ожесточенно мотнула головой.

Нет, не одна. У нее была Келла, был Радкис, а еще гвардейцы, которые открыто выступили на стороне своей госпожи. Были и другие сторонники, которые ждали от нее решения, как королевство будет жить дальше. Нет, она не была одна. «Его светлость, даже если и выразит неудовольствие, то ссориться с вами не станет, – вспомнились Ее Величеству слова советника, сказанные вчера в этом же парке. – Иначе он утеряет влияние, а, следовательно, мечты вашего батюшка разлетятся прахом. Он будет вынужден идти у вас на поводу».

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство, – тихо ответила своим мыслям Лания и улыбнулась. – Если мой род желает остаться подле меня, то я вынужу их служить мне. Они для королевства, а не королевство для них. Именно так. – И усмехнулась: – Или же у меня станет еще на несколько врагов больше. Ох, богини, дайте мне сил, – и она вновь скрылась за ладонями.

– Ваше Величество, – позвал оставшийся гвардеец, – вам дурно? Я могу вам помочь?

Королева посмотрела на него, после встала и сжала ладонь.

– Ваша верность – лучшая помощь, – сказала она.

– Мы верны государям Северного королевства, – ответил телохранитель.

Лания улыбнулась ему и отступила. Верность государям – хорошо, но мало. Сменится государь, насильно или по закону, и верность гвардейцев тоже сменится. Да, прав был Радкис, и в этом тоже прав, ей нужно было больше, чем верность клятве, ей нужна была их личная преданность ей. Значит, и к этому совету она тоже прислушается.

– Ради тебя, – отойдя от телохранителя, шепнула королева и прижала ладонь к животу. – Ради тебя и во имя твое. Я сумею, клянусь. – А после, прикрыв глаза, вздохнула: – Всевышние, дайте мне сил, они мне необходимы.

Глава 13

– Ваше Величество, его сиятельство советник Радкис просит дозволения войти.

Лания оторвалась от чтения записей, посмотрела на барона Лекита – своего секретаря и не сразу сообразила, чего он от нее хочет. После кивнула:

– Передайте его сиятельству, что я готова его принять, – наконец сказала королева.

– Смею напомнить, что через четверть часа придет министр финансов с докладом, – произнес Лекит.

– Благодарю, я помню, – вновь кивнула Ее Величество, – пригласите советника.

– Слушаюсь, государыня, – поклонился барон и удалился из кабинета.

Лания полуобернулась и бросила взгляд на портрет супруга. Его повесили сегодня после того, как королева сделала свой выбор. Когда она вошла в кабинет после утренней поминальной молитвы, здесь уже стояли несколько портретов, подготовленных секретарем.

Ее Величество перешла от одного к другому, в задумчивости потирая подбородок, затем вернулась ко второму из пяти подготовленных и указала на него.

– Этот. Здесь Его Величество особенно хорош.

– Как пожелает Ваше Величество, – ответил Лекит, и вскоре портер Ангвира сменил портрет его отца.

Лания еще раз подошла к нему и застыла на несколько минут, разглядывая изображение почившего мужа. Портрет был написан вскоре после коронации. Что чувствовал в тот момент Ангвир, этого его вдова знать не могла, но художнику удалось передать умиротворенное, даже мечтательное выражение на лице молодого короля. Взор его был устремлен вдаль, и казалось, что уголки губ государя подрагивают от сдерживаемой улыбки. Королеве то и дело мерещилась эта едва приметная улыбка. И именно таким ей хотелось видеть своего супруга, когда она будет смотреть на него. Будто он говорит: «У вас всё получится, дорогая моя, всё будет хорошо».

– Я сумею, – уверила мужа Лания, оставив воспоминания о том, как портрет утвердился у нее за головой. После обернулась к двери и улыбнулась, потому что в кабинет вошел граф Радкис. – Проходите, ваше сиятельство, я рада вам.

Советник, не дойдя до стола, остановился и склонился перед королевой.

– Ваше Величество, – произнес он, распрямившись, – и я рад видеть вас в добром здравии и в заботах о государстве.

– И как вы находите меня в этом кресле? – полюбопытствовала Лания.

– Оно вам к лицу, Ваше Величество, – уголки губ графа дрогнули в улыбке. – Безмерно счастлив, что вы берете бразды власти в свои руки.

– Благодаря вам, дорогой граф, – ответила королева. – Прошу меня простить, много времени я вам уделить не смогу, но поговорить нам нужно.

– Как будет угодно моей госпоже, – советник вновь склонился. – Едва вы меня призовете, и я явлюсь.

– С чем же пожаловали сейчас?

– Принес, как вы просили, мои заметки о придворных, – ответил Радкис. – А еще хотел поддержать вас, государыня. В деловом крыле сейчас суматоха, Кабинеты готовят доклады, – он хмыкнул, – чиновники в волнении. Приятное зрелище, признаться.

– Правда? – щеки королевы мгновенно вспыхнули, и она, опустив взгляд в записи секретаря, перевернула лист, так пряча смущение.

– Не тревожьтесь, государыня, пусть тревожатся те, кто явятся к вам, – поспешил успокоить ее советник.

– Чего же им тревожиться? – Лания пожала плечами. – Они хотя бы понимают, о чем будут говорить, а мне еще только предстоит в этом разобраться.

– Они не понимают пока, что будет дальше, – ответил Радкис. – Многие ожидают, что вы отдадите управление вашей родне. Однако вчера произошел скандал, вы изгнали брата. Об этом жужжит весь дворец. А сегодня Кабинеты получили распоряжение готовить доклады и явиться в указанное время. Они не ждали подобного призыва, бумаги не приведены в порядок. Впрочем, они попросту не знают, о чем докладывать, потому что при вас служба только началась. Пожалуй, спокоен только министр финансов, он принял ваши слова о новой встрече к сведению.

– Он… – королева чуть помедлила, – на моей стороне?

– Он на стороне Северного королевства, – улыбнулся граф. – Так что можно сказать, что на вашей. Потому вышел к вам позавчера, и потому услышав ваши слова о скорой встрече, готовился.

– А его жена? – Радкис, услышав вопрос, в недоумении приподнял брови, и Лания пояснила: – Видите ли, ваше сиятельство, вчера мой брат объявил, что знает о поисках лекаря, который проводит Канлин. Сегодня, когда мы ехали в храм на поминальную молитву, я спросила принца, почему об этом известно даже Раналу?

Сама я не говорила об этом никому, кроме вас. Уверена, что и вы не делились с кем-то нашими беседами, – она замолчала и задержала взгляд на советнике, и тот, достав знак двух богинь, прижался к нему губами, знаменуя этим жестом клятву. Лания кивнула и продолжила: – Я так и думала. Так вот и Канлин уверяет, что ни с кем не делился своими намерениями. Он признался, что у него был свой врачеватель, которому он доверяет, но я потребовала выбор, и Его Высочество обратился к трем дамам, кто выносил и родил более двоих детей. Среди них была и супруга графа Нимуса, нашего министра финансов. И раз уж мой братец так быстро узнал о поисках принца, то передать ему это могла только одна из этих дам.

– Вы мыслите верно, государыня, – кивнул Радкис, – но не совсем. Дамы любят делиться со своими подругами или же хвастаться перед недоброжелателями. И раз уж Его Высочество ищет врачевателя для Вашего Величества и с этим подошел к ним, то поделиться они могли с кем угодно. Уж с мужем точно.

– Канлин уверял, что просил держать в тайне их разговор, – заметила королева.

– Прошу, Ваше Величество, назовите имена еще двух дам, с кем разговаривал Его Высочество, – попросил советник.

Лания уже собралась ответить, но взгляд ее упал на большие напольные часы, и она досадливо поджала губы.

– Ваше сиятельство, поговорим позже, – вместо ответа сказала королева. – Наша беседа важна, и обсудить мне хотелось не только это. Граф Нимус уже должен ждать дозволения войти. Не хочу, чтобы с первых минут он посчитал меня несерьезной особой. Пусть я и королева, но пока королева только по титулу.

Радкис поклонился:

– Вы совершенно правы, государыня. Я буду ждать вашего призыва.

– До скорой встречи, ваше сиятельство, – улыбнулась Лания, – и, пожалуй, заберите ваши записи. Лучше вы отдадите их мне, когда мы останемся наедине.

– Как пожелает Ваше Величество, – ответил советник, и вскоре его сменил министр.

Граф Нимус, войдя, склонился перед государыней, а после направился к ней. Взгляд его сиятельства скользнул за спину королеве, на миг задержался на портрете последнего государя, сменившем предыдущий, после вернулся к новой хозяйке кабинета и уже по сторонам не бегал.

– Доброго дня, ваше сиятельство, – первой поздоровалась Лания. – Как я и говорила, мы встретились с вами, и я готова выслушать ваш доклад. Однако у меня есть к вам одна просьба.

– Всё, что пожелаете, Ваше Величество, – министр финансов чуть склонил голову, но было видно, что он насторожился.

– Мы оба знаем, что я мало что понимаю в том, что вы сейчас будете мне говорить, – без обиняков произнесла королева. – Потому прошу вас рассказывать так, чтобы я смогла уловить суть. Не как с ребенком, но как с человеком, который малосведущ, однако желает разобраться в том, что он слышит.

– Признаться, я обдумывал, как мне выстроить свой доклад, – чуть растягивая слова, ответил Нимус. – Я постарался упросить свою речь… Простите меня, Ваше Величество, – поспешил добавить его сиятельство, – я не в коей мере не желал задеть вас или обидеть…

– Я не обижена, господин министр, – отмахнулась Лания. – Упростить – это именно то, что мне сейчас нужно. Пройдет время, и вам не придется ничего упрощать, а пока я хочу понять, о чем пойдет речь. Приступим.

– Как пожелаете, государыня, – вновь поклонился граф и раскрыл папку, которую принес с собой.

Лания отвела на первый доклад по полтора часа на каждого сановника, кто сегодня должен был предстать перед ней. Распределила время и очередность, а после отправила своего секретаря уведомить тех, кого ожидает. Первым, разумеется, выбрала того, кому уже обещала встречу. А пока ждала, когда настанет этот миг, начала читать то, что написал для нее барон Лекит.

Кое с чем Ее Величество успела ознакомиться еще вчерашним вечером, когда вернулась с прогулки, испорченной братом. Это были бумаги, прихваченные в кабинете вместе с письмами с соболезнованиями. Настроение Лании было прескверным, и она велела никого к ней не пускать. Она ожидала, что явится отец, чтобы отчитать ее или же попытаться загладить вину Ранала. Однако его светлость так и не пришел. А вскоре королева занялась изучением документов, и ей стало не до герцога Виллена, потому что она старалась вникнуть в то, о чем читала.

А утром, проснувшись раньше Келлы, снова засела за изучение бумаг. Ей хотелось хоть с кем-нибудь обсудить прочитанное, но утром королева могла поговорить лишь с деверем. С Канлином делиться своими размышлениями Лания пока не стала, для него имелся иной разговор, тем более он первым начал задавать вопросы.

– Простите, что сую свой нос, – произнес Его Высочество, – но то, как вчера выпроводили вашего брата за ворота дворца, стало причиной множества сплетен. Могу я узнать, что произошло между вами? Его светлость вас обидел?

– Вот об этом я и хотела поговорить с вами, – ответила государыня. – Будьте честны, братец, вы похваляетесь на каждом углу, что ищите для меня лекаря?

– С чего такие оскорбительные домыслы, сестрица? – кажется, искренне опешил принц. – Я вовсе ни с кем не говорил об этом. Скажу более, у меня уже был на примете один врачеватель, которому я всецело доверяю, потому что имел честь лично убедиться в его мастерстве. Но вы пожелали выбор, и мне пришлось искать тех, кого могу вам представить.

– Тогда почему Ранал вчера при нашем разговоре упомянул об этом? Ему ведь передали не вы, в этом-то я как раз уверена. Тогда кто смеет совать нос в дела королевского семейства? – с нескрываемым раздражением вопросила Лания.

Так и выяснилось, как Его Высочество решил разузнать о врачевателях, которые пользовали высокородных матерей, имевших нескольких отпрысков. И, как показалось королеве, Канлин был немало раздосадован произошедшим.

– Я выясню, кто нарушил данное мне слово, – заверил невестку наследник. – Не желаю, чтобы вы почитали меня за болтуна и хвастуна. Вы совершенно правы, совать нос в дела нашей семьи недопустимо, и кто-то ответит не только за длинный нос, но и за длинный язык.

На том мир между родственниками был восстановлен, но доверительного разговора более не было. Так, пустая светская беседа, которая закончилась у храма, а после не возобновлялась. Лания пребывала в душевном умиротворение и готовилась к дню, который должен был оказаться для нее нелегким. Но это было необходимо, потому что прятаться далее казалось невозможно. Королевство жило без правителя уже десять дней, и к чему дальнейшее затворничество могло привести, думать не хотелось.

О чем размышлял Канлин, его невестке было неведомо. Сам он больше поглядывал в окошко, чем на нее, и пребывал в задумчивости. А уже у дворца, принц, как обычно, помог королеве выйти, проводил ее до лестницы, и они разошлись каждый по своему делу. Она в кабинет, он… куда-то.

Пока Лания не спешила вникать в то, чем занимается ее деверь, и это тоже надо было исправить. Что поделывают ее новые родственники, пока находятся вне пределов видимости, монархини, знать было необходимо. И Лания оставила для себя пометку в голове, решив вернуться к этому позже.

А сейчас у нее продолжалась встреча с министром финансов. Его сиятельство и вправду хорошо продумал, как составить доклад. В отличие от секретаря, он не обрушил на королеву всё, что только пришло ему в голову. Говорил о насущном, пояснял, охотно отвечал на вопросы, если королева прерывала его. В общем, Лания была довольна и благодарна своему министру за разумный подход к их первой беседе.

– Ваше Величество, – чуть помявшись, вдруг произнес Нимус, когда передал принесенные бумаги королеве в окончании доклада. Она подняла на него взгляд, и граф продолжил: – Простите меня за дерзость, но позволено ли мне будет высказаться?

Лания чуть задержала на министре взгляд, раздумывая, что он хочет сказать. После кивнула и ответила:

– Говорите, ваше сиятельство.

– Речь пойдет о вашей свите… об обеих ваших свитах, – вновь растягивая слова, заговорил граф. Лания уже поняла, что так он делает, когда пытается подобрать слова, не желая показаться грубым, и она подбодрила:

– Говорите, ваше сиятельство, я готова вас выслушать.

– Да, государыня, – поклонился Нимус. Он прочистил горло и заговорил более уверенно: – По моему скромному мнению, мы можем сократить расходы дворца, урезав деньги на содержание сейчас ненужных людей, удалив часть из них от Двора. Тем, кто будет… на время удален, оставить лишь номинальное содержание, а кому-то и вовсе в нем отказать. Решать вам, государыня, но я считаю, что мы впустую будем расходовать немалые деньги на людей, в ком вы попросту не нуждаетесь. Я ни в коей мере не пытаюсь указывать вам, Ваше Величество, лишь делаю замечание, на чем мы можем сэкономить.

Содержание малого двора Его Высочества идет из его средств. Королевскую же свиту полностью содержит казна. Пока был жив государь, это имело смысл, но сейчас, пока вы не разрешились от бремени, да и после, пока ни придет время назначить придворных Его Величеству, содержание двойной свиты ляжет бременем… – он оборвал сам себя и склонил голову: – Простите великодушно, Ваше Величество, я не желал быть дерзким.

– Я услышала вас, ваше сиятельство, – ответила королева. – Признаю, ваши слова справедливы. Мне и вправду не нужны две свиты. Однако составляют их потомки древних родов. С этим тоже нужно считаться. Вы сами знаете, сколько они спесивы и обидчивы.

– Вынужден признать вашу правоту, – вздохнул министр.

– Но я подумаю о ваших словах, обещаю, – заверила Лания. – Выход должен быть, и я его найду. Вам есть, что еще мне доложить?

– Нет, Ваше Величество… то есть… – граф вновь замялся, и длилось это замешательство несколько дольше предыдущего.

– Выскажетесь, ваше сиятельство, – произнесла королева. – Я вижу, что вас что-то тревожит.

– Я бы не сказал, что тревожит, – вновь растягивая слова, ответил министр, – но спросить все-таки должен. Однако это неловко и, возможно, причинит вам боль… – В это раз Лания не ответила, но продолжала смотреть на Нимуса, ожидая продолжения. Он вздохнул, прижал ладонь к груди и заговорил: – Нижайше прошу простить меня за то, что посмел растревожить ваши старые раны, но… Государь когда-то назначил содержание одной… э-э-э… особе. Теперь, когда Его Величество почил, возможно, вы пожелаете отменить…

– Содержание его любовницы, – закончила государыня за министра и отвела взор к книжному шкафу, где ныне находилась шкатулка с миниатюрами, засунутая на книги, к которым вдова пока не собиралась прикасаться.

Она молчала, молчал и Нимус, ожидая, когда королева заговорит. Лания покусывала губы, раздумывая, наконец протяжно вздохнула и произнесла:

– Я не стану ни отменять, ни урезать содержания. Вряд ли оно может сравниться с содержанием моих придворных. Однако там растет сын государя, и я не могу оставить его в нищете. Как бы там ни было, но в его венах течет королевская кровь. Продолжайте платить этой женщине.

– Вы крайне великодушны и щедры, Ваше Величество, – с поклоном ответил граф.

– Пустое, – отмахнулась королева. – Главное, что этот ребенок не может стать соперником моему сыну, если, конечно, я вынашиваю сына. Если же дочь, то потом задайте ваш вопрос новому королю, а я хочу оставить, как есть. Теперь вы сказали всё, что хотели?

– Да, государыня, – сказал министр, на сегодня я сказал всё, что имел донести до вас. Но… Могу ли я позволить себе еще одну дерзость?

– Дерзите, ваше сиятельство, – улыбнулась королева, но взгляд ее стал пытливым.

– Великодушно простите меня, Ваше Величество, если слова мои покажутся вам обидными. Я вовсе не желаю оскорбить вас…

– Говорите же, – устало вздохнула Лания.

– Я рад, что вы решились взять управление в свои руки, – произнес Нимус. – Мне бы не хотелось делать доклады тому, кто сам обязан служить, а не повелевать. По крайней мере, не в королевском дворце и не королевством.

Королева расслабилась, она ожидала иного, даже совета не лезть в дела, в которых так мало понимает, а заботиться о своей беременности.

– Однажды на трон взойдет истинный государь, – сказала она. – Произойдет это вскоре или же спустя годы, станет известно лишь тогда, когда я разрешусь от бремени. Пока же на меня возложена обязанность сберечь для будущего монарха его королевство. Как же я могу осмелиться передать его кому-то, кто думает о себе больше, чем о землях, по которым он ходит? Смею надеяться, что Всевышние не оставят меня и ниспошлют достаточно мудрости, а верные люди, – она задержала пристальный взгляд на министре, – поддержат и помогут там, где это будет мне необходимо.

– Верные вам люди с вами, государыня, – поклонился Нимус.

– Я счастлива это слышать, – улыбнулась ему Лания. – И больше не задерживаю вас, ваше сиятельство.

– Да, Ваше Величество, – поклонился министр.

Следующим на прием к государыне был министр юстиции и правопорядка. Его доклад начался с расшаркиваний, пожеланий доброго здравия и уверений в желании служить государыне и Северному королевству. Лания милостиво выслушала, похвалила за рвение и перешла к делу:

– Расскажите мне, ваша милость, спокойно ли в нашем королевстве? Были ли происшествия?

– Всё спокойно, Ваше Величество, – заверил министр, – громких происшествий не было. Королевство скорбит вместе со своей королевой, – и он, вздохнув, потупил взгляд.

– Всевышним угодна скорбь подданных по государю, – ответила государыня. – Я готова выслушать доклад.

Барон Стимах ответил чуть удивленным взглядом:

– Так ведь спокойно всё, Ваше Величество, не извольте беспокоиться. Если же что-то и будет твориться неладное, так я приложу все силы. Вы можете быть во мне уверенной. Я не подведу вас. Во всем разберусь, и ваш покой не будет потревожен.

Лания откинулась на спинку кресла и, посмотрев на министра, поджала губы.

– Вы не подготовили доклад, – наконец произнесла она уверенным тоном. – Вам не хватило времени? Или же считаете, что меня не касается то, что происходит в королевстве, которое было доверено мне умирающим государем? Быть может, вы находите меня беспомощной или глупой?

Барон вскинул руки:

– Умоляю, Ваше Величество, не гневайтесь, вам нельзя! Это вредно! Я обещал вашему батюшке, что не расстрою вас. Его светлость позаботился…

– Что? – тихо спросила королева.

Она уперла ладони в поверхность стола, поднялась на ноги и, нависнув над ним, вопросила:

– Скажите мне, ваша милость, какую фамилию носит правящая династия в Северном королевстве?

– Мелибранд, Ваше Величество, – ответил барон.

– А какую фамилию носит его светлость? – чуть прищурив один глаз, полюбопытствовала государыня.

– Виллен, Ваше Величество, – произнес министр, но взгляд его вдруг стал настороженным.

– Тогда почему вы исполняете обещания, данные Виллену, но не спешите исполнить повеление Мелибранд?

– Но… – его милость замолчал и в растерянности потер лоб. – Вы ведь дали его светлости полномочия… Я же видел указ! – воскликнул министр, но это было адресовано скорей самому себе. – Там ведь было написано…

– Что? – вновь полюбопытствовала Лания. – Быть может, там было написано, что королева Лания Мелибранд передает власть герцогу Торону Виллену? Или Раналу Виллену? Или всему роду Виллен? Там было написано хоть что-то, что говорило бы о передаче власти?

Стимах приоткрыл рот, чтобы ответить, но быстро передумал и поджал губы. В указе Лании было написано лишь о том, что герцог Виллен назначен советником королевы, именно это давало ему право голоса в Совете. Иной должности у него не было. Однако, как советник, он и вправду мог совать нос в дела министерств и Кабинетов. И все-таки это не давало ему всей полноты власти, как, похоже, посчитал министр.

И если его милость пребывал в явной растерянности, не понимая, что ответить, то Ее Величество четко понимала, что сейчас чувствовала. И это была злость. На министра, на отца, а главное, на себя за то, что не дала ему отпор. Могла хотя бы отговориться тем, что не готова писать указы! Но она и вправду была сильно уязвима после нескольких дней безотчетного страха перед скорым будущим.

Негодование требовало выхода. Кажется, никогда еще милая и тихая Лания не ощущала, что ее распирает от злости, а сейчас поняла, что это означает. Даже узнав о любовнице мужа, она чувствовала разочарование и горечь, а сейчас готова была отхлестать по щекам совершенно постороннего мужчину, что вовсе не подобало благородной даме, тем более государыне. Впрочем, возможно, ее ярость и вправду усилила беременность, но королева сейчас балансировала на тонкой грани между «разорвать на кусочки» и «поплакать».

Неизвестно, в какую сторону склонилась бы чаша весов, но дверь неожиданно открылась, и взору взбешенной государыни предстал ее секретарь, одним своим видом разредив сгустившийся в кабинете воздух.

– Нижайше прошу прощения, Ваше Величество, – с поклоном произнес Лекит.

– Что вы хотели, ваша милость? – сухо спросила королева.

– Ваше Величество, пришла…

Договорить он не успел, потому что в кабинет ворвалась, а иначе вторжение было не назвать, ее светлость герцогиня Вилленская.

– Дитя мое! – раскинув руки, воскликнула матушка, и Лания не смогла вспомнить, когда бы она вела себя так при встрече с дочерью.

Обычно герцогиня была скупа на ласку. Поцелуй в лоб при встрече и прощании, довольно прохладный тон и вечные поучения. А сейчас она вела себя так, как когда-то мечтала ее дочь, глядя на радость матери при встрече с братом. И это лицемерие тут же погасило оторопь. Лания с неожиданным удовлетворением поняла, зачем явилась ее родительница.

– Ваша милость, – минуя герцогиню, обратилась королева к своему секретарю, – проводите ее светлость в приемную и позаботьтесь о ее потребностях. И в следующий раз не стоит прерывать меня, если дело не касается государственной важности.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – поклонился Лекит и приблизился к герцогине, взиравшей на дочь с нескрываемым изумлением. – Прошу, ваша светлость.

Герцогиня настаивать не стала. Она вздернула подбородок и первой покинула кабинет, за ней вышел секретарь, и дверь снова закрылась. Взор Лании вернулся к министру, и она поняла, что сейчас не готова продолжать.

– Ступайте, ваша милость, – прохладно велела королева. – И настоятельно советую вам подготовиться к нашей новой встрече более обстоятельно. Если и в следующий раз я не услышу от вас ничего вразумительное, то, опасаюсь, мне придется задуматься, за что вас ценил государь, раз назначил на эту должность.

– Я подготовлю доклад, Ваше Величество, – заверил Стимах.

– Верю в это всей душой, – ответила королева и добавила: – Более я вас не задерживаю.

И когда за министром закрылась дверь, Лания упала в кресло и накрыла лицо ладонями.

– Уму непостижимо, – пробормотала она и шумно выдохнула.

После тряхнула головой и поднялась на ноги. Из-за выходки министра до следующего доклада еще хватало времени, и можно было уделить его герцогине. Признаться, не хотелось, но это была ее мать, да и выслушать было необходимо. Похоже, отец решил доверить переговоры с дочерью жене, потому не пришел сам. Или же до конца не оценил настроя Лании.

– Послушаем, – решительно произнесла королева и тряхнула колокольчик, стоявший рядом.

А спустя несколько минут в кабинет неспешно вплыла герцогиня Вилленская. Вот теперь выражение ее лица было таким, к какому привыкла ее дочь. Впрочем, сейчас в ее светлости явно говорило ущемленное самолюбие, но извиняться Лания не намеревалась. Более того, разом вспомнив все прежние уроки своей родительницы, королева готова была показать себя прекрасной ученицей и воспитанницей, усвоившей науку. Правда… несколько иначе.

– Доброго дня, ваша светлость, – без всякой теплой нотки поздоровалась с матерью Лания. Должно быть, она сейчас этого даже не осознавала, но с точностью скопировала хорошо знакомый ей тон герцогини Вилленской.

Ее светлость подошла к той части стола, за которой сидели посетители королевского кабинета, без всякого на то приглашения, отодвинула стул и уселась, храня на лице непроницаемое выражение.

– Я жду извинений, дитя, – сухо произнесла герцогиня.

Королева вернулась в кресло, откинулась на спинку и, накрыв подлокотники ладонями, с интересом посмотрела на мать.

– Ваша светлость, не уточните ли, за что вы ожидаете извинений?

– Вы повели себя так, будто вовсе не получили воспитания, – отчеканила герцогиня. Она порывисто поднялась со стула и прошлась по кабинету, нервно потирая руки, остановилась и также порывисто развернулась в сторону дочери: – А между тем, мы дали вам блестящее образование. Я столько наставляла вас, поучала…

– И я усвоила вашу науку, – прервала мать Ее Величество. – Помнится, вы называли дурным тоном и невежеством прерывать людей, когда они заняты важным делом. Однако сами же вы собственным поучениями не следуете.

Герцогиня похлопала ресницами и возмутилась:

– О чем вы? Я ваша мать! И пришла навестить свою дочь…

– А я – ваша королева, – чеканным тоном оборвала ее Лания. – И вы ворвались в мой кабинет, когда я разговаривала с министром. Если вы считаете разговор с сановником менее важным, чем бахвальство вашего сына перед гостями, то нам вовсе не о чем разговаривать, потому что о важных делах вы ничего не знаете.

И впредь я прошу вас не забываться. Лания Виллен покинула отчий дом год назад. Она перешагнула порог храма, да там и исчезла, потому что из храма вышла уже Лания Мелибранд – супруга короля и, возможно, мать короля. Или же невестка короля. Это известно лишь богиням. Но! До родов я – властитель Северного королевства и ваша государыня. Потому я настоятельно требую вспомнить вашу же собственную науку и вести себя соответственно. Надеюсь, что была услышана вами… матушка.

Герцогиня Вилленская приоткрыла рот, явно опешив от услышанной отповеди. Она вновь похлопала ресницами, а после прижала к груди молитвенно сложенные руки.

– Выходит, Ранал был прав, – негромко произнесла матушка. – Власть и вправду вскружила вам голову. Вы совсем забыли о почтении к вашим родителям и старшему брату …

– Довольно! – воскликнула королева. Теперь и она поднялась на ноги, но посмотрела на портрет мужа, встретилась с его ускользающей улыбкой и заставила себя выдохнуть. – Довольно, – повторила она более спокойно. – Это всё вздорно, что вы говорите, ваша светлость. Впрочем, я вовсе не удивлена и ожидала нечто такое.

Вы – мой род, должны были бы стать верной поддержкой и опорой трона, но я не нашла даже сочувствия, когда приехала в отчий дом на следующий день после похорон Ангвира. Когда мне были нужны мои родные, я услышала не слова утешения, а лишь требование дать больше власти роду Виллен.

– Но ведь это же ради вас! – герцогиня поспешила к дочери, сжала ее руки и, улыбнувшись, заглянула ей в глаза: – Дитя мое, ваш род с вами и всецело поддерживает вас. Мы желаем лишь добра вам и нашему внуку. И вам следует не злиться на отца и не унижать брата, а довериться им и сделать, как они скажут. А я поддержу вас, как женщина женщину. Расскажу, как вынашивала вас и Ранала, поделюсь наукой растить дитя. Это ведь вовсе не просто. И даже более важно, чем слушать всяких министров. Оставьте мужчинам мужское дело, а мы с вами будем делать то, что подобает женщинам…

Лания откинула голову и расхохоталась. Смех ее прозвучал горько, но нотка издевки улавливалась отлично. Она вырвала ладони из рук матери и отошла от нее. Чтобы вновь справиться с эмоциями, королева некоторое время смотрела на портрет покойного супруга. После вернулась в кресло и произнесла:

– Вы – хорошая жена, ваша светлость, и хорошая мать… для сына. Вы радеете за род вашего супруга, и я не могу не взять с вас примера. Я тоже радею за род моего супруга, потому что я тоже хорошая жена, как отмечал мой муж. И я намереваюсь стать хорошей матерью своему ребенку, кем бы он ни был. Дочь или сын, мне всё равно. Но, как хорошая жена и мать, я не могу позволить хозяйничать в моем доме даже тем, кто меня породил. Я – Мелибранд, ваша светлость, и вам стоит принять эту данность, а вместе с этим вспомнить уроки этикета, и как нужно общаться с монаршей особой. Краснеть за вас я не имею не малейшего желания. И вот еще что, – Лания посмотрела в глаза матери: – Если мои министры продолжат мне рассказывать о повелениях его светлости, то мне и вправду придется издать новый указ и лишь герцога Виллена старшего только что данного звания моего советника. Младший же и вовсе может ничего не ожидать.

Его поведение не только вызывающе, но и преступно. И, будем честны, за оскорбление монаршей особы не только словом, но и действием, его полагалось не выгнать из дворца, а отправить под стражу. Так что мой род должен быть мне благодарен за доброту и милость. На этом всё. Я вас больше не задерживаю, ваша светлость, – закончила королева и взяла в руки первый попавшийся документ.

– Но, дитя… – потрясенно произнесла герцогиня, и Ее Величество, подняв колокольчик, резко его тряхнула.

Поняв, что ее сейчас попросту выведут из кабинета, ее светлость прерывисто вздохнула. После присела в реверансе, но это не было почтением, как не было и издевкой. Герцогиня попросту была в растерянности. Наверное, она даже была рада сейчас уйти, хоть и пыталась продолжить разговор, попросту не понимала, как нужно себя вести, чтобы не разозлить дочери еще больше, и та ни привела свою угрозу в действие.

– Это всё ваша беременность, – пробормотала герцогиня. – Она поменяла вас… – и направилась к двери, которую уже успел открыть секретарь.

Лания с минуту смотрела невидящим взглядом перед собой, после уронила голову на руки и тихо зарычала.

– Беременность, – едко произнесла она. – Да к чему бы вы без моей беременности стремились? – и, подняв взгляд к потолку, уже в который раз повторила: – Всевышние, дайте мне сил.

Глава 14

Простенькая карета, которая могла принадлежать какому-нибудь младшему чиновнику или захудалому дворянчику катила по предместью. Возница никуда не спешил, не настегивал лошадей, и те неторопливо переступали крепкими мускулистыми ногами по пыльной дороге, не одетой в камень.

И также, не спеша, ехали восемь всадников. Их одежда была проста и имела мало различий. И вроде бы ехали они, как придется, но более внимательный взгляд мог бы заметить, что они окружили карету. И скрытое оружие тоже можно было заметить, но лишь наметанным глазом. Однако те, кто так же ехал или вышагивал по дороге в предместье, почти не обращали внимания ни на экипаж, ни на всадников. А если кто и заметил некую странность, то не придал ей значения. Всякое бывает.

– Это совершенно невыносимо, – с возмущением закончила свое повествование королева, которое началось, как только Радкис сел к ней в карету. – И каково вам это, ваше сиятельство? А сегодня является ее светлость, врывается в кабинет, когда я разговариваю с министром, а после того, как я велела вывести ее, еще и требует извинений. После говорит, что Ранал прав, и власть вскружила мне голову. Под конец и вовсе обвинила мою беременность в том, что я переменилась, но, кажется, совершенно ничего из сказанного мной не поняла. И вот скажите, что мне думать о моей родне?

– Думается мне, Ваше Величество, – ответил советник, – что появление вашей матери предваряет визит отца. Ему нужно знать после вчерашнего, как вести себя с вами. Должно быть, он не стал наставлять ее светлость, и потому она наделала столько ошибок.

Вы правы, государыня, в головах вашей родни вы всё та же тихая послушная дочь, которая исполнит, что ей велено и не станет противиться, даже если ей это не нравится.

– Но так бы и было, если бы не вы, – заметила Лания. – Мне не нравилось то, что начинало происходить, но я готова была послушаться отца.

– Вы попросту не понимали, что делать и на кого положиться, – едва приметно улыбнулся советник. – Но вот вы услышали, что у вас есть сторонники, и они готовы поддержать свою королеву, и тогда начали думать и действовать. Я безмерно рад, что не ошибся, и вы оказались по духу Виллен.

Лания приподняла брови, обозначив удивление. Для нее в эту минуту имя рода было подобно ругательству после всего, что успело произойти. Радкис понял ее недоумение верно и потому пояснил, что имел в виду.

– Виллены – сильный род, Ваше Величество. Вы сейчас думаете о том, как повел себя ваш брат, и что успели наговорить родители, однако до них было множество поколений герцогов Вилленских. И среди них хватало не только интриганов, но и в высшей степени примечательных личностей. Вы ведь их и сами знаете, потому как историю своего рода изучали еще в детстве.

К примеру, Гонтор Виллен, ваш прапрадед. Это был человек железного норова. Отважен, крайне умен, изобретателен и одарен множеством талантов. Его имя по праву вписано в историю Северного королевства. Как и имя Нетии Виллен, вашей двоюродной прабабки. Вот уж великого ума была женщина и крепкой воли.

И если бы тогдашний государь не испугался сильной женщины и не переменил выбора своей королевы, то мы могли избежать неприятностей, в которое нас втянули восточные соседи, когда монарх пошел у них на поводу и вступил в союз против южан. Я искренне в этом уверен. Нетия не позволила бы ему сглупить.

Так что вам нечему удивляться, государыня. В вас пробуждается кровь рода, подавленная чужой волей и воспитанием. Вы, как бабочка, выпускаете крылышки из треснувшего кокона. Над вами не довлеет родительская власть и власть мужа, чьей любви вы желали добиться. И потому с каждым новым шагом вы чувствуете себя всё уверенней. Пусть так и будет.

– Да услышат вас Всевышние, – чуть смущенно улыбнулась королева. – Вы правы. Когда-то я мечтала заслужить похвалу отца и ласку матери, потом мечтала о любви мужа. А сейчас я должна сохранить королевство и отстоять право моего ребенка на трон… если, конечно, родится мальчик.

Впрочем, пока меня никто не тревожит, кроме моих кровных родственников. Его Высочество ведет себя, как образец благочестия. Больше не наряжается, не забывает взять дар, когда мы едем в храм. Не кривится и не чувствует себя нелепо, как в первый день. Входит серьезным, выходит одухотворенным. И со мной ведет себя так, что придраться уже не к чему.

А сегодня утром и вовсе хотел ехать верхом, чтобы не компрометировать меня своим соседством. Так повлиял на него наш разговор без обиняков. Однако нам надо было объясниться после того, что устроил мой братец, и я велела Канлину вернуть коня в конюшню и вновь ехать со мной в карете.

Что до герцога Тридида, то мы с ним еще ни разу не столкнулись. Его светлость не ищет со мной встреч, чтобы дать совет или предостеречь хотя бы от бесед с племянником. В отличие от принца, который уже высказался в отношении своего родственника. Однако я не спешу оценить молчание его светлости, как добрый знак, как не спешу доверять словам Канлина. Хотя от вас мне бы хотелось услышать историю, которой поделился Его Высочество.

Но прежде договорите свою мысль. Так, стало быть, вы считаете, что визит моей матери был попыткой отца понять, как быть дальше?

Радкис чуть склонил головой, показав, что помнит и готов продолжить. А после произнес:

– Да, ему было необходимо узнать, как вы поведете себя после вчерашнего. Не уверен, что ваш брат в точности передал, что происходило между вами вчера, но скрыть, что на его появление во дворце наложен высочайший запрет, скрыть не мог. Разве что подал в своем ключе. А так как ваш брат – человек недалекого ума, но великого высокомерия и самолюбования… Простите, Ваше Величество, – опомнился граф, но Лания только отмахнулась:

– Пустое, говорите, как думаете, ваше сиятельство. Я не оскорблена.

– Благодарю, государыня, – Радкис прижал ладонь к груди и продолжил: – Как я уже сказал, Ранал Виллен – человек невеликого ума, но высокомерен и самолюбив невероятно. Он умело флиртует и вовсе не трус. Однако руководит им гонор, а не отвага, что, впрочем, не отменяет его решительности. И все-таки он явно уступает отцу и вам, Ваше Величество. Я не льщу, но говорю, что думаю, как вы и велели. По разуму Ранал ближе матери, и об этом говорит ее сегодняшнее появление в вашем кабинете. Тонкость – это не про старшего отпрыска Виллен, и не про вашу с ним матушку. Потому он увидел в вашем поведении – головокружение от возвышения, и ее светлость уверилась в замечании сына.

Однако ваш отец не таков. Думаю, он уже понял, что к переменам в вашем привычном поведении имеется повод. И он скорей всего в том, что вы нашли поддержку. Стало быть, он будет не только искать вашего пока неведомого друга, но и пути к тому, чтобы занять его место.

Я ведь вам говорил, что ссориться с вами родитель не станет. Это не в его интересах. А раз уж вы пригрозили лишить его места советника, и повторили это дважды, о чем явно скажет ее светлость, то батюшка превратится в покладистого пушистого котенка. Нет, он не переменит намерений, лишь подход, потому вам стоит помнить, что является истинной подоплекой.

– Власть, – понятливо кивнула Лания.

– Верно, – кивнул в ответ Радкис. – В какое бы тесто его светлость не обернулся, начинка останется прежней. Она не принесет ничего, кроме несварения. И с братом он постарается вас помирить. Только вот Ранал вряд ли станет покладистей. Его бы я и вовсе уже к себе не подпускал, а лучше спровадил подальше не только от дворца, но и королевства.

– Посольство?

Идея была интересной и Лании понравилась. Это ведь и вправду был выход! Играя на самолюбии брата, одарить его некой важной задачей и отправить подальше и на подольше, потому что и сама королева видеть его не желала. А отец не оставит своего желания возвысить сына и будет уговаривать дать ему некую должность, как он уже говорил. Но теперь это назначение явно откладывается. Так что можно и исполнить желание отца, и избавиться от Ранала.

– Ваши слова легли мне на душу, – улыбнулась Лания.

Радкис хмыкнул и отрицательно покачал головой.

– Не уверен, что младший Виллен будет счастлив от подобного назначения. Он ожидает иного. И если отправится с посольством, находясь в озлоблении, то не испортит ли всё дело?

– Это уж как подать назначение, – в глазах королевы зажглись лукавые искорки. – Вы сами оценили моего брата, как самолюбивого гордеца и спесивца, да и отцу можно намекнуть, что иная должность Ранала ждет после успешного выполнения дела. Но настоящие полномочия дать иному человеку, более достойному доверия. И братец останется лицом посольства, пусть считает себя главным.

Брови Радкиса поползли вверх. Он с минуту смотрел в изумлении на королеву, вдруг шлепнул себя по ноге ладонью и от души расхохотался.

– Виллен! Вот уж истинно Виллен, Ваше Величество! – воскликнул советник и продолжил с улыбкой: – Государыня, вы сейчас показали коварство, присущее вашему роду. Восхитительно! Клянусь, из этой затеи может выйти толк.

– Осталось только найти повод для посольства, – усмехнулась Лания и отвернулась к окошку, пряча смущение.

– О, – легкомысленно отмахнулся граф, – у нас сменился правитель, найти повод не так уж и сложно. Скоро вы вникните в политику, и причина для посольства найдется. Да хоть бы и женить Его Высочество! – воскликнул Радкис и вновь рассмеялся.

Королева на миг задумалась, а после ответила:

– Нет, невозможно. Его Высочество остается наследным принцем. Если я рожу дочь, то он взойдет на трон и, согласно традиции, должен выбрать жену среди знатных северянок. Потому он до сих пор не женат.

– И не страдает от этого, – усмехнулся Радкис. – Простите, государыня, я пошутил о сватовстве. Вы совершенно правы, наследник не может жениться на иностранке. Закон несовершенен, но уж каков есть. Так решили наши предки, что только уроженка Северного королевства может стать супругой монарха, чтобы не возникали притязания на трон потомков, родившихся в иных государствах.

– И своих хватает, – проворчала Лания. – Кстати, – она встрепенулась, – расскажите мне о взаимоотношениях в королевском семействе. Канлин говорит о нашем с ним союзе, чтобы защититься от дядюшки. То есть он, насколько могу судить, предлагает объединиться против третьего претендента на трон. Что скажете?

В этот момент карету тряхнуло сильней, чем до этого, и королева, охнув повалилась в руки советника, поспешившего поддержать ее. После граф помог ей усесться и покачал головой:

– Не зря ли вы выбрали этот путь, государыня? Кучер хоть и не гонит, но дорога разбита, потряхивает сильно. Вам это не на пользу.

– Я хочу выехать за город, ваше сиятельство, – ответила Лания. – Но вы правы, надо будет заняться дорогами. Если уж и в предместье столицы они разбиты, то что говорить обо всем королевстве?

– Ремонт дорог будет полезен не только королевству, но и вам, моя госпожа, – заметил советник. – Подданные непременно оценят. – Он на миг задумался, а после щелкнул пальцами: – Не отправить ли вашего брата с инспекцией? Нет, – тут же сам себе и ответил, опередив королеву: – Ваши родственники вовсе не подходят для этой службы. Его светлость – старший герцог Виллен, скорей будет искать себе сторонников. И ради этого закроет глаза на чужие грехи и надает обещаний, которые постарается исполнить за ваш счет. В итоге, вы не получите точной оценки и честного доклада, зато ваш родитель окрепнет. Да и сына научит тому же. Но этот хотя бы будет действовать более неуклюже, чем батюшка, однако инспекции это точно не поспособствует.

– Я отправлю того, кто оценит назначение по достоинству, и исполнит поручение с честью, – ответила Лания. – Однако я желала услышать не о своих родственниках, о них уже был сказано достаточно. Теперь пришло время родственников королевских.

– Да, государыня, простите, – склонил голову советник. – Просто пришлось к слову.

Карета свернула с наезженного тракта и устремилась в сторону полей, принадлежавших двум большим деревням, раскинувшимся неподалеку от предместья. Одно из этих полей примыкало к роще. Ее Лания запомнила по времени прогулок с нянюшкой, когда семейство Виллен перебиралось в свое загородное жилище.

С этой рощей были связаны одни из лучших воспоминаний королевы. Все они относились к детству или отрочеству. Но под сенью деревьев и чириканье пичуг, Лания будто переносилась в сказку, на кои была мастерица ее нянюшка. Женщина непременно набирала полную корзину лакомств, и ее воспитанница с удовольствием уплетала их, сидя на большом покрывале, слушала рассказы и наслаждалась самой беззаботной порой своей жизни.

А потом они могли бегать между деревьями, играя во что-нибудь, или танцевать под незамысловатые песни няни. А после, устав, девочка укладывала голову на колени своей воспитательницы и погружалась в сладкую дремоту, чувствуя, как ласковые пальцы ворошат ее волосы. Да, будущая государыня Северного королевства обожала и свою нянюшку, и ту рощу, куда сейчас рвалась ее душа.

– Между родственниками покойного государя и вправду есть напряженность, которую они не обнажают перед подданными, – между тем говорил Радкис. – Но те, кто близок к королевской семье, всё же знают о размолвке. Впрочем, не скажу, что всё началось после смерти вашего венценосного свекра. Начало нынешней неприязни было положено очень и очень давно.

Если верить сплетням, то его светлость, точней тогда Его Высочество Лекар, еще второй наследный принц, близко сошелся с герцогами Берейтскими и пытался протолкнуть в супруги брата их дочь. Однако затея его не выгорела. Занимавший в то время должность королевского советника – его сиятельство граф Тилик, сумел разыграть свою интригу, и первому наследнику была показана дочь герцога Станны, еще только входившая в пору.

Вроде бы ее вывезли на прогулку, и Его Высочество наткнулся на юную прелестницу. Они поговорили, и будущий государь пришел от нее в восторг. По крайней мере, так говорят сплетни, а уж что именно оказало влияние на выбор будущей супруги, я в точности не знаю, ибо сам был еще юн и не служил при Дворе. Не исключаю, что выбор был сделан правящим государем, а принц попросту не имел возражений. В общем, интрига младшего брата, весьма предприимчивого юноши, не вышла.

А после и герцог Берейтский впал в немилость и был удален от Двора, а его место занял Станна. Принц Лекар лишился своего сторонника и неких видов на будущее, какие у него имелись в их союзе. Об этом я тоже ничего не скажу, попросту не знаю, чего хотел добиться второй наследный принц. Впрочем, тут особых знаний и не надо. Больше влияния на брата и его решения через королеву и ее родственников. Отец вашего супруга был более податлив, чем его старший сын. Хотя и младшего не назовешь мягким, норовом он ближе к своему дяде, чем отцу.

В эту минуту карета остановилась, и лакей поспешил открыть дверцу. Первой в этот раз выбралась наружу королева, советник не смел ее опередить даже ради того, чтобы подать руку. Потому руку подал один из телохранителей.

Лания огляделась, втянула носом нагретый солнцем воздух и шумно выдохнула.

– Как же хорошо, – с улыбкой произнесла она.

– Где мы, Ваше Величество? – спросил граф, вставший рядом.

– Это лучшее место на земле, ваше сиятельство, – ответила королева. – Здесь мы гуляли с нянюшкой и делали всё, что нам вздумается. Никто здесь не следил за тем, чтобы я не уронила чести рода Виллен, не вырывал из моих рук сладости, чтобы не растолстела, и не терзал поучениями. Я здесь была по-настоящему свободна и счастлива. Прекрасное было время.

Она зашагала вперед, а советник некоторое время смотрел государыне вслед, раздумывая над ее словами, вздохнул и опомнился. После этого поспешил за Ее Величеством. Она как раз вошла в рощу, огляделась и указала лакею, несшему корзину:

– Вот здесь.

– Как прикажете, Ваше Величество, – с поклоном ответил тот и начал расстилать на земле покрывало.

Корзинку подготовила Келла.

– Если кто-то влезет, вы увидите, – заверила камеристка. – Я всё обернула и запечатала, так запросто не раскроешь.

– Благодарю, – улыбнулась ей королева.

И сейчас Ее Величество присела у корзинки и заглянула внутрь, но свертки нарушены не были, и она умиротворенно вздохнула. Чужое коварство не испортило ей удовольствия от прогулки.

– Продолжайте, ваше сиятельство, – сказала королева, отойдя в тень. Взгляд ее следовал за лакеем, теперь открывавшим свертки, но слушать советника Лания была готова.

– Да, государыня, – с почтением поклонился тот и вернулся к своему рассказу: – Так как юная герцогиня Станна еще не достигла брачного возраста на момент их знакомства с Его Высочеством, то свадьбы пришлось ожидать два года. За это время принц Лекар пытался расстроить их будущий союз. Несостоявшийся свекор будущего короля помогал ему в этом, потому, думаю, и попал в опалу.

Как вы сами понимаете, Ваше Величество, и тут Лекара ждал крах. Свадьба состоялась, и супругой его старшего брата стала ненавистная к тому времени юная герцогиня Берутта Станна. Для нее отношение деверя секретом не было, и потому неприязнь испытывали оба. И это наложило отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

Нет, они не враждовали открыто. На глазах послов и придворных были любезны друг с другом, улыбались, даже беседовали. Кто не знал предыстории, то видел, как дружна семья монарха. Однако это была лишь видимость.

Лекар не забывал указать брату на промахи королевы, из-за чего промеж них случались размолвки. А Берутта жаловалась мужу на деверя, и тот отчитывал уже брата. Потом родился Ангвир, и Его Высочество вновь стал вторым наследным принцем. А затем Канлин, и второй наследный принц превратился в герцога Тридидского.

К племянникам Лекар относился по-разному. С Ангвиром был приветлив, не забывал зайти на его занятия, похвалить, подсказать, подбодрить. Когда Его Высочество начал ездить верхом, даже стал его учителем верховой езды. Дядя опекал первого наследника, но был равнодушен ко второму. Не исключаю, что причиной этому была близость Канлина с матерью и ее влияние на него.

Вы, наверное, не знаете, государыня, но среди претенденток в жены Его Величеству была и племянница Тридида, со стороны его супруги. Скорей всего на ней бы Ангвир и женился, но дядя допустил ошибку, которой не сделал ваш отец…

– Какую же? – рассеянно спросила Лания, уже смутно догадываясь, что скажет Радкис.

– Всё готово, Ваше Величество, – объявил лакей, не дав графу ответить.

Королева обошла покрывало и уселась на подушку, положенную для нее рядом с расставленными яствами. Она указала Радкису приглашающим жестом на вторую подушку, и пока он устраивался рядом, разделила привезенную снедь на два блюда. После поманила лакея, и когда он приблизился, подала ему второе блюдо.

– Раздайте угощение моим телохранителям, кучеру и возьмите сами. Хочу, чтобы в этом месте хорошо было не только мне. Сегодня вы все мои гости на пикнике.

– Великая честь, государыня, – с поклоном ответил лакей. – Благодарю от всей души.

Лания улыбнулась мужчине и перевела взор на советника. Тот понял этот взгляд верно, кивнул и продолжил:

– Герцог Тридид выставил требование, чтобы племянник разорвал отношения со своей возлюбленной. Государь отказался не только исполнить требование, но и от племянницы герцогини Тридид. После этого…

– Да, я понимаю, – прервала его королева, не желая в подробностях слушать о том, что герцога Виллена не заботило то, что пришлось не по душе герцогу Тридиду. – Отец предложил меня, и король сделал выбор, особо не выбирая. Но что же произошло между Канлином и его дядей? Но прежде, чем ответить, угощайтесь, дорогой граф. Эти медовые шарики невероятно вкусные. Келла по моей просьбе купила всё, что мы когда-то брали с нянюшкой на прогулку.

– Благодарю, Ваше Величество, – кивнул советник, но сразу к угощению не притронулся.

Он смотрел, как Лания сунула в рот медовый шарик, прикрыла глаза и с нескрываемым блаженством теперь перекатывала его во рту. Радкис улыбнулся и отвел взгляд, чтобы не смутить королеву, если будет пойман на подглядывании. А после потянулся и взял с подноса маленькую булочку с ягодной начинкой. По сути, на блюде лежали одни сладости, которые когда-то обожала маленькая девочка, еще не знавшая, что ей предстоит встать во главе целого королевства… Граф вздохнул и откусил от булочки.

– Держите, ваше сиятельство, – Лания протянула ему стаканчик. – Крайне недурно уравновешивает обилие сладостей. И жажду утоляет тоже недурно.

Это оказался морс с приятной кислинкой. Радкис запил булочку и вновь улыбнулся:

– Вы скучаете по тем временам, когда подле вас была любящая нянюшка?

– Безумно скучаю, – ответила Лания. – Прошу вас, узнайте, как она поживает. Возможно, я приглашу ее служить мне вместе с Келлой. Этой женщине я доверяю, как самой себе.

– Хорошо, Ваше Величество, – ответил граф, – когда вы скажете ее имя, я попытаюсь разузнать о вашей няне.

– Благодарю, ваше сиятельство, – улыбнулась королева. – Продолжайте, я готова слушать.

– Как изволит Ваше Величество, – не стал противиться советник и возобновил свой рассказ: – Что до Канлина, то, как я вам имел честь доложить, дядя младшего племянника не жаловал. Думаю, не жаловал бы и старшего, если бы не связывал с ним свои надежды, как когда-то с его отцом.

Его Высочество же, видя холодность дяди, сам начал относиться к нему без всякой симпатии, а его матушка еще более подогрела в младшем сыне неприязнь. Возможно, она пыталась внушить ее и Ангвиру, но наш покойный государь всегда обладал своеобразным норовом. Несмотря на обилие внимания к своей персоне, он был как бы сам по себе.

– Канлин назвал Ангвира ледышкой и занудой, – Лания вспомнила слова Его Высочества.

– Верно подмечено, – усмехнулся Радкис и спохватился: – Простите, Ваше Величество.

– Продолжайте, – лишь ответила королева и сунула в рот очередной медовый шарик.

– Государь и вправду был спокойного, даже холодного нрава. Канлин по сравнению с ним рос более живым и подвижным. И если младший принц позволял себе чудачества, то старший всегда просиживал с учителями столько, сколько было нужно, и неукоснительно выполнял их требования. Ему нашли приятеля, но, кажется, государь больше тяготился им, чем был рад. А приятель скучал в обществе наследника. В любом случае, когда они подросли, граф Мунит остался рядом не из чувства долга или дружбы, а потому что…

– Это выгодно, – усмехнулась Лания.

– Верно, – кивнул советник. – Будущий король был почтителен с отцом и матерью, но вовсе не близок. Как не стал близок и с дядей. Его светлость своей опекой его утомлял, я в этом уверен. Мне думается, что бывшая дворцовая служанка сумела столько удерживать внимание государя тем, что ей от него ничего было не надо. – Лания вскинула взгляд на Радкиса, и он, приложил ладонь к груди, склонил голову: – Простите, Ваше Величество, если вы не желаете об этом слышать…

– Нет-нет, – отвернувшись, ответила государыня, – говорите обо всем. Я сейчас от вас узнала о моем муже больше, чем за весь год супружества. И теперь даже понимаю, почему он не позволял задержаться с ним рядом. Дело было не в той женщине, а в нраве короля. Кажется, он просто не любил долгих разговоров и не терпел, когда ему навязывались.

– И вновь вы правы, Ваше Величество, – едва приметно улыбнулся граф. – И я не пытаюсь сказать вам нечто приятное. Чтобы подтвердить свои слова, мне и вправду придется рассказать о той женщине. Она старше Его Величества на пять лет. Тихая, особо неприметная, нестроптивая. Именно потому ее отобрала королева для своего сына…

Лания подняла изумленный взгляд на собеседника, поперхнулась и закашлялась. Радкис поспешил подать ей стаканчик с морсом. Королева благодарно кивнула, выпила напиток и всё еще сипло переспросила:

– Что вы сказали? Королева?

– Именно так, Ваше Величество, – подтвердил граф. – Не в любовницы, разумеется. Точнее, не в возлюбленные. Цель этой женщины была зачать и родить от наследника, чтобы подтвердить его мужскую состоятельность. Сам он, несмотря на заинтересованные взгляды дам, мало обращал на них внимания. И в этом тоже различие между братьями. Канлин рано начал флиртовать, впрочем, главным был старший брат. Именно его способность к рождению необходимо было проверить. И королева, выбрав среди челяди, отправила к нему служанку.

Принц, вкусив прелесть плотских удовольствий, оказался на редкость постоянным. И дело как раз в выбранной женщине. Ее спрашивали, что происходит между ними с принцем. Она ответила, что они чаще всего молчат. Она, простите, перебирает его волосы, а он лежит на ее коленях, прикрыв глаза. Служанка ничего не требовала, просто была рядом, удовлетворяла его потребности и ждала новой встречи.

– А что же беременность? – по-прежнему не глядя на советника, спросила Лания. – Отчего она случилась только через несколько лет?

– Это третья беременность, государыня, – ответил Радкис, и королева, обернувшись, посмотрела с нескрываемым удивлением.

Он вновь кивнул, подтверждая свои слова.

– Первая закончилась выкидышем. Женщина никому не сказала, что понесла, опасалась, что после этого ее не подпустят к принцу. А от работы ее никто не освобождал, в общем, случился выкидыш. Потом была вторая беременность. Она родила дочь, и девочку отправили к матери служанки на воспитание. А потом уже родился мальчик. Но к тому времени эта женщина уже не жила во дворце.

Умер прежний король, и наследник взошел на трон. Он купил дом своей любовнице, поселил ее там и ездил к ней. Наверное, он создал себе место для отдыха от дворца, придворных и дел. Место, где бы он мог молчать и лежать, прикрыв глаза, а его бы гладили по голове и ни на чем не настаивали.

Лании вдруг вспомнились слова Канлина о том, как супруг отзывался о ней. Он ведь оценили именно то, что она покорна, что ни во что не влезает. Она оскорбилась, услышав это, а, выходит, эти слова были настоящим комплиментом из уст короля. Не красота, не ум, не что-либо еще, а умение быть тихой и послушной!

Так быть может, Ангвир положил конец связи со служанкой, потому что жена могла дать то, что ему было нужно? Она, Лания, переживала, что не смогла увлечь его беседой при свидании, а ему, выходит, и не надо было бесед! И если всё так, то верней мужа было и не сыскать. Ему хватило бы собственной жены, если бы та могла молчать и ворошить его волосы. Забавно…

Королева откинула голову и рассмеялась. Впрочем, смех вышел больше издевательским. Она подумала, что супруг мог быть в ней разочарован, если бы Лания попыталась увлечь его так, как ей казалось правильным. Придумывала бы развлечения, чтобы он не скучал, а король бы тяготился и опять бежал к служанке, потому что там его попросту не трогали. И вновь была бы ревность, обида и непонимание.

– Одна-ако, – протянула государыня. – Как же, оказывается, всё просто и сложно одновременно. Если бы отец хоть немного рассказал мне о будущем муже, а не твердил о некоем счастье, то мы и вправду могли бы быть счастливы. Я бы дала ему то, что он хотел, я бы смогла…

Она оборвала себя, вновь отвернулась и, всхлипнув, утерла слезы, выступившие на глаза. Однако взяла себя в руки и подвела итог беседе.

– Стало быть, то, о чем говорил Канлин, имело место. Герцог и вправду мог указывать королю на поведение брата, как когда-то указывал на промахи королевы. Но Ангвир, будучи равнодушным от природы, оставался холоден к вмешательству дядюшки. Напротив, его это, наверное, ужасно раздражало, и он отвадил его светлость в своей манере. А неприязнь между дядей и младшим племянником только еще больше увеличилась.

– Вы совершенно правы, Ваше Величество, – ответил Радкис. – Позвольте отметить, что вы весьма проницательны и быстро ухватываете суть. Прекрасное качество.

Королева кивнула, принимая похвалу. Она некоторое время смотрела вглубь рощи, изо всех сил стараясь сохранить умиротворение этого места и ощущение тихого счастья. Затем взяла булочку и задала новый вопрос, но уже больше из любопытства.

– А Ее Величество Берутта, отчего она решила уехать вслед за дочерью к ее мужу в Южное королевство? Почему не осталась рядом с сыном? Мне говорили, что причиной стала любовь к принцессе и нежелание оставлять ее. Кто-то сказал, что об этом попросила Ее Высочество, опасаясь оказаться в чужой стране без единой родной души. А истинная причина?

– Принцесса и вправду переживала, когда ей объявили о помолвке с кузеном короля южан. Ее Величество объявила, что готова сопровождать дочь и остаться с ней столько, сколько понадобится. В общем-то, ей и делать здесь уже было нечего. Супруг мертв, сыновьям не до матери, деверь не упускал возможности воткнуть шпильку. Влияния при Ангвире у королевы-матери не осталось, а быть тенью прошлого ей, должно быть не хотелось. С тех пор она живет в Южном королевстве и вроде бы недурно себя чувствует.

– Сейчас я даже рада этому, – усмехнулась Лания. – Еще и поучений свекрови я бы не вынесла. Пусть уж лучше остается рядом с дочерью, мне хватает и мужчин Мелибрандов. – Она деловито отряхнула руки и поднялась на ноги. – Однако не хочется просидеть всё время на одном месте. Прогуляемся, ваше сиятельство. Идемте, я покажу вам одно презабавное дерево и расскажу сказку, какую придумала моя нянюшка, глядя на него.

– С удовольствием, Ваше Величество, – улыбнулся советник. – Даже таким заплесневелым придворным пням, как я, нравятся сказки.

– Вы еще не заплесневели, – возразила королева.

– Однако пнем остался, – весело сверкнул глазами Радкис, и Лания смутилась.

– Вы не пень, ваше сиятельство, – сказала она, – просто уже не молоды.

– А между тем мне всего лишь сорок два года, – улыбка графа стала еще шире. – Но в ваши девятнадцать я, конечно же, уже кажусь глубоким стариком.

– Не таким уж и глубоким, – справившись со смущением, парировала королева. – Плесенью еще не покрылись.

– Вы чрезвычайно добры, Ваше Величество, – и вовсе развеселился граф. – И пока я еще могу шевелить корнями без скрипа, позвольте предложить вам руку.

– С превеликим удовольствием, – милостиво кивнула Лания, и они направились на поиски примечательного дерева.

Глава 15

Карета остановилась возле каменной лестницы, ведущей к дверям дворца. Лакей, спрыгнувший с козел, где сидел рядом с кучером, поспешил открыть дверцу и достать подножку. Он склонился, и мимо него протянулась рука в добротном, но не броском камзоле. На нее государыня и оперлась.

– Благодарю, Ваше Высочество, – произнесла она и сжала руку деверя: – Сегодня, братец, я вас не отпускаю.

– Опять похищение? – полюбопытствовал Канлин.

– Ну что вы, – фыркнула Лания, – я не люблю повторяться. Сегодня я вас не похищаю, но принуждаю следовать за мной.

– Принуждайте, Ваше Величество, – улыбнулся принц, – вам позволено всё. Во-первых, вы королева, а во-вторых, иных сестриц у меня более нет. Родная живет в ином государстве, а вы рядом, и я, признаться, рад, что у вас нашлось до меня дело.

– Нашлось, – кивнула королева и указала взглядом на дворец.

Канлин повинно склонил голову, и они наконец поднялись по ступеням и вошли в высокие позолоченные двери.

– Куда мы идем? – уточнил Его Высочество.

Это был не праздный вопрос. Сейчас он вел даму и должен был знать, куда ее сопроводить.

– В королевские покои, – ответила Лания. – Думаю, вы знаете их лучше моего.

Принц чуть приподнял брови, обозначив удивление, но спорить или еще что-то выспрашивать не стал. Пока, по крайней мере. И когда они приблизились к покоям покойного короля, их ждал уже камердинер – барон Дикато, входивший и в близкий круг государя.

Круг этот был мал и существовал, похоже, только потому, что королю полагалось иметь приближенных. Как теперь знала Лания, ее супруг любил тишину и одиночество. И слова Канлина, которые он сказал еще во время первой совместной поездки в храм, подтверждали оценку Радкиса: «Как только закрывались двери покоев Прощания, Ангвир уходил в свою комнату и заваливался на кровать с книгой, которую ему принес слуга».

И все-таки барон Дикато считался близким другом покойного короля, и потому ему была дарована должность камердинера. По крайней мере, так считала Лания. Он же хранил ключи от покоев, куда никто не входил с тех пор, как монарха унесли в покои Прощания, закрыли и запечатали двери.

При приближении королевы и наследника барон склонился в церемонном поклоне и простоял так, пока они ни приблизились. Лишь после этого опытный царедворец распрямился и на миг замешкался. Взгляд его остановился на Канлине и лишь после скользнул на государыню.

– Доброго дня, ваша милость, – произнесла Лания, сгладив неловкий момент от заминки.

– Ваше Величество, – снова поклонился бывший уже камердинер. А затем второй раз: – Ваше Высочество.

– Открывайте, ваша милость, – велела королева.

– Да, государыня.

И пока барон взламывал печать и открывал дверь, Лания смотрела на приближенного своего мужа и думала о заминке. Почему Дикато первым посмотрел на принца? Возможно, с ним они были больше дружны, чем с королем, и тогда бывший камердинер просто бросил взгляд на своего приятеля. Или же… Или же он человек Канлина, его сторонник и видит на троне именно брата почившего государя, а не его вдову. И если это так, то в списке на отставку его милость занял первое место. Деверя отослать от Двора было невозможно, но не его сторонников. И Лания оставила себе в памяти пометку.

Тем временем дверь была открыта, и барон, шагнув в сторону, склонил голову.

– Ваше Величество, – произнес он, остановив королеву, едва шагнувшую к покоям. Она посмотрела на его милость, и тот продолжил: – Прикажете прислать прислугу для уборки? Они оповещены и ждут приказа.

– Пока не надо, – ответила Лания. – А вот вас прошу войти с нами. Ваша помощь может пригодиться.

– Да, государыня, – ответил барон, и его взгляд вновь на миг задержался на принце, тот никак не отреагировал. Ни кивком, ни улыбкой. Он попросту прошел мимо его милости и последовал за невесткой. Если между ними и существовала связь, то Канлин ее никак не показал.

Впрочем, была ли в самом деле между принцем и бывшем камердинером дружба или хотя бы сговор, королева надеялась узнать не по переглядываниям, а из иного источника. И помочь ей в этом должна была верная Келла.

– Дорогая, у меня есть для вас поручение, – сказала Лания своей камеристке прошедшим вечером.

– Какое? – спросила та.

– Я хочу знать, что делают мои родственники, – пояснила Лания. – В первую очередь Его Высочество и его сиятельство герцог Тридид. К сожалению, за Вилленами проследить сложней, а вам их особняк недоступен, и слуги незнакомы. Однако во дворце вы служите уже несколько лет и, наверное, сдружились со многими. Подумайте, как можно сделать то, о чем я толкую.

Мне совершенно не нравится, что я как на ладони, но остальные обитатели дворца мне невидимы. А между тем, мне бы хотелось знать, кто вхож в покои Канлина и его дяди. Кому они благоволят, с кем встречаются, как часто покидают дворец. Возможно, известно, куда ездят.

У меня есть целая Тайная служба, но я пока не знаю, могу ли им доверять. Отдать приказ недолго, но как добросовестно его исполнят? И не станет ли известно о моем интересе персонам, которых я назвала? Пока из всего королевства я доверяю только трем людям: вам, графу Радкису и своей няне. Однако она далеко, и, стало быть, осталось двое.

– Еще есть ваши придворные, – в задумчивости ответила Келла. – Я слышала, что в свитах шепчутся о своем будущем. Горничная баронессы Фигиль вчера спрашивала меня, не знаю ли я, что вы думаете о том, кто составит вашу новую свиту. Ее хозяйка жаловалась на мигрень от мыслей, какие ее тревожат.

Лания усмехнулась. Она даже позавидовала мигрени своей фрейлины. Та всего лишь тревожилась, не зная, будет ли она дальше фрейлиной. Богини, какая глупость! Ее королева сейчас сражалась за свою независимость, жизнь и возможность выносить и родить дитя! А у баронессы болела голова за тепленькое место.

– Довольно, – с раздражением остановила камеристку Лания. Она порывисто поднялась со стула и прошлась по гостиной, справляясь с чувствами, захлестнувшими ее. – У каждого свои беды, – прошептала королева и, выдохнув, обернулась.

Келла застыла на месте, не смея что-либо произнести. Ей вспышка госпожи была непонятна. Лания ей улыбнулась.

– Всё хорошо, – сказала она. – Я рассердилась не на вас. Сейчас уже успокоилась и готова продолжать разговор.

– Да, Ваше Величество, – поклонилась камеристка, но не произнесла ни слова, теперь ожидая, что говорить будет королева, но та чуть приподняла брови:

– Почему молчите? Продолжайте. Я хочу знать, что вам подумалось.

– Как вам угодно, Ваше Величество, – кивнула Келла и продолжила: – Мне подумалось, что вам стоит только намекнуть и, что дамы, что кавалеры будут рады выслужиться перед вами и показать свою полезность. И потому, что не сумею разузнать я, вам донесут ваши придворные.

– Верно, – едва приметно улыбнулась Лания. – Но именно ради того, чтобы выслужиться, а заодно заполучить некие блага, мне могут донести и то, чего не было. Я уже решила, что вскоре верну своих фрейлин в те моменты, когда они не будут мне мешать. От них я ожидаю больше сплетен, чем достоверных сведений. Впрочем, и сплетни бывают полезны. На вас же полагаюсь всецело.

– Я не подведу вас, госпожа, – низко поклонилась камеристка. – Позволены ли мне будут некоторые вольности?

– Какие?

– Возможно, мне придется где-то приврать, где-то пообещать, где-то припугнуть. Не все готовы выдавать своих хозяев.

Королева на миг поджала губы, размышляя, а после кивнула:

– Вы можете позволять себе вольности, но не переусердствуйте. Будьте осторожны и помните, что после я не должна выслушивать жалобы разгневанных господ, если вскроется неприглядная картина слежки за ними. Я просто хочу знать, что происходит за моей спиной и, если это потребуется, предотвратить удар. Однако не желаю заведомо нажить врагов.

– Я буду осторожна, Ваше Величество, – заверила Келла. – Мне есть, на кого положиться. Слуги тоже умеют обижаться на хозяев, таких и буду искать.

– Я верю в вас, дорогая, – улыбнулась Лания.

Так что хоть что-то, но камеристка должна была ей сообщить. И если в донесениях появится фамилия – Дикато, то от него и вправду надо будет избавиться. А пока королева неспешно шествовала по покоям супруга, а мужчины шли за ней, не зная, зачем Лания позвала их, и что ей вообще здесь нужно. А сама она не спешила огласить свои намерения.

Королева прикусила губу и скользнула взглядом по сторонам. Она плохо знала королевские покои, потому что сюда ей не было хода весь год их супружества. Нет, Лания бывала в комнатах мужа, но всего три раза. В первый раз, когда король занедужил, и его жена пришла справиться о здоровье Его Величества и лично пожелать скорейшего выздоровления. Хотела и позаботиться, но супруг не скрывал, что ее близость тяготит его. Ее Величество вышла в слезах. Все думали, что она переживает о муже, а ей было попросту обидно.

Во второй раз он сам пригласил супругу на ужин, который они провели без своих свит и приближенных. Это было после того, как Ангвир расстался с любовницей и вдруг решил сблизиться с женой. Они тогда пробыли наедине где-то часа два. Разговаривали о мелочах, ничего важного. Просто пустая светская болтовня, даже особо не о чем было вспомнить. Однако Лания была счастлива! Ей хотелось произвести впечатление на мужа, раз уж ей выпал шанс, но много смущалась и опускала взгляд.

Это ли прервало их встречу, или же король сам не намеревался в тот раз продолжать свидание с собственной женой больше того времени, но он проводил королеву до ее покоев, поблагодарил за чудесный вечер и удалился. А Лания половину ночи ворочалась с боку на бок, гадая, что будет дальше. То чувствовала себя почти счастливой, то злилась на себя за то, что не сумела удержать внимание супруга. В общем, она не понимала, как относиться к прошедшему вечеру.

Ну а третий раз был трагичным, королева стояла подле ложа и силилась осознать происходящее, пока Жизнь отсчитывала последние минуты государя Северного королевства. Так что сегодня Ее Величество вошла в эти комнаты в четвертый раз.

Королева дошла до спальни и остановилась на ее пороге, а после медленно приблизились к кровати и застыла там, не в силах отвести взгляда от того места, где ее муж благословил свое едва зачатое дитя, взвалил на хрупкие плечики жены заботы о государстве и испустил дух.

Здесь он прожил пять лет с небольшим, здесь, возможно, принимал любовницу и ни разу свою законную супругу, здесь начался и закончился не овеянной славой путь царствования государя Северного королевства Ангвира III Мелибранда. Даже прозвища не заслужил. Впрочем… Впрочем, народ назовет его Неудачником за нелепую смерть, а может, и того не будет.

Она смотрела на ложе и вспоминала, каким видела мужа в последний раз. Признаться, жалкое и печальное было зрелище. В гробу лежал краше, чем на смертном одре. Но вдова в те страшные минуты не думала, как выглядит ее умирающий супруг, ей было не до этого. Да вообще ни о чем не думала! Лания пребывала тогда в прострации и даже не сразу осознала, что более мужа у нее нет.

– Ваше Величество, – негромко произнес Канлин, и королева, вздрогнув, перевела на него затянутый пеленой слез взор. Принц подступил ближе: – Сестрица, – совсем тихо сказал он, – вам дурно? Тяжело здесь находиться?

Лания слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой. После стерла слезы и с показной бодростью произнесла:

– Всё хорошо, Ваше Высочество. Мы пришли сюда по важному делу, делом и займемся. Несмотря на то, что я была супругой, этих покоев я не знаю, а вот вы, сын и брат короля, и вы, – она перевела взгляд на барона, – его камердинер, знаете много больше. Мне нужно собрать бумаги, какие хранятся в этих комнатах. Не только те, какие можно найти в ящиках стола в кабинете, но и в тайнике. Братец, – Лания вновь посмотрела на Канлина, – вам, возможно, известно, где находится тайник? Он ведь имеется?

– Тайника нет, сестрица, – ответил принц, – по крайней мере, мне о нем ничего неизвестно. Но в шкафу с книгами в кабинете имеется одно отделение, которое закрыто на ключ, и ключ постоянно находился при государе. Возможно, это то, о чем вы толкуете. А ключ…

Он развернулся в сторону камердинера. Дикато некоторое время смотрел на Его Высочество, а после сделал то, что превратило подозрения королевы в уверенность: если его милость и не был человеком Канлина, то явно тяготел к этому. Но ставку на принца делал уже сейчас, потому что прежде, чем ответить, приподнял брови и кивнул, будто спрашивая, может ли он ответить.

– Ваша милость, – сухо произнесла королева и протянула руку раскрытой ладонью вверх, – будьте любезны и передайте ключи моему величеству. Все, какие у вас имеются.

– Ваша милость, вы слышали, что сказала государыня, или на вас столбняк напал? – не без иронии уточнил Канлин.

– Да, разумеется, – отмер Дикато и снял с шеи ленту, до того скрытую камзолом. На ней висели несколько ключей, даже совсем маленький, похоже, от шкатулки.

Канлин забрал ленту у барона и передал ее Лании.

– Держите, сестрица.

– Я могу показать, какой ключ от чего, – глядя на принца, произнес камердинер.

– Вы свободны, ваша милость, – от тона королевы, кажется, можно было покрыться ледяной коркой. – Если вам так хочется поговорить с Его Высочеством, вы сможете сделать это позже. Сейчас же вам надлежит покинуть королевские покои, более вам тут делать нечего.

Барон открыл рот, и в который раз посмотрел на Его Высочество.

– Стража! – гаркнула Лания.

Ее гвардейцы стремительно вошли в покои и, не увидев угрозы жизни королевы, посмотрели на нее в ожидании приказа.

– Помогите его милости выйти, сам он, похоже, не в силах, – отчеканила Ее Величество, а спустя мгновение добавила чуть спокойней: – Один из вас пусть останется здесь.

И пока один из гвардейцев выводил из кабинета в конец растерявшегося бывшего камердинера, принц задержал взгляд на втором телохранителе королевы, а после посмотрел на нее. Однако ничего сказать не успел, потому что от двери донеслось:

– Государыня, за что?!

– Идиот, – буркнул себе под нос Канлин.

Лания услышала его и ответила:

– Но это же ваш идиот.

Вышло едко, и Его Высочество в изумлении округлил глаза:

– С чего вы взяли, сестрица?

– А вы думали, я не заметила ваших переглядываний, Ваше Высочество? – усмехнулась королева. – Или же думаете, что я в силу своей наивности не в силах увидеть, что творится у меня под носом?

– Вовсе нет! – возмутился Канлин. – Я даже мысли не допускал о чем-то подобном. Но и я, в свою очередь, льщу себе надеждой, что вы не откажете мне в разуме. А как человек разумный, я бы ни за что не связался с подобным дураком, коим является его милость.

– Но, кажется, его милость так не считает, – вновь усмехнулась Лания. – Он прежде ждал вашего приказа и одобрения, меня же, похоже, посчитал пустым местом.

– Помыслы его милости мне неизвестны и неинтересны, – теперь тон Его Высочества прозвучал сухо. – Его взгляды и поведение я тоже отметил, и это не доставило мне удовольствия. Нет, государыня, этот человек мне не нужен и не был нужен до всей этой неприятной сцены.

Королева отошедшая к туалетному столику, развернулась к своему собеседнику, смотрела на него некоторое время, а после спросила:

– Зачем он нужен был Ангвиру? Почему государь приблизил недалекого человека?

Принц несколько опешил от ее вопроса. Он пожал плечами, не найдя, что ответить. Однако задумался, а после произнес:

– Насколько знаю, Дикато приходятся родственниками Мунитам. А так как его сиятельство считался приятелем короля, возможно, он и ходатайствовал за его милость. В любом случае, барон находился в должности камердинера всего полгода. Думаю, требования государя он знал и исполнял их, большего Ангвиру не требовалось. Мне сложно судить, сестрица. Мы с королем не обсуждали его свиту. Уж точно не Дикато. – Канлин бросил взгляд на гвардейца и спросил: – Почему вы велели вашему телохранителю остаться? Думаете, я могу вам навредить или что-то вынести отсюда? Я уже говорил вам, что не намереваюсь…

– Мы не можем остаться наедине, – прервала его Лания. – Мой телохранитель занял место его милости. Помочь в поисках бумаг он не может, но стать свидетелем того, что здесь происходит, вполне. А теперь давайте перейдем к делу.

– Да, Ваше Величество, – поклонившись, улыбнулся принц. – С чего начнем?

– С кабинета, разумеется, – ответила королева.

То самое отделение, о котором говорил Канлин при вопросе о тайнике, всё же было не таким уж и простым. Во-первых, оно было скрыто за полками с книгами. И, лишь сдвинув их в сторону, можно было увидеть дверцу размером с пространство между полками. Во-вторых, замок имел еще и шифр. Нужно было набрать слово из четырех букв, и только после этого ключ должен был провернуться в скважине.

– А вы говорите – не тайник, – попеняла деверю королева.

– Так ведь и не тайник, – ответил тот, разведя руками. – Не всегда тут стояли книги. Или же стояли, но не скрывали дверцы. Главная защита – это замок. Давайте думать над секретным словом.

Лания вздохнула. Чтобы думать над словом, какое мог задумать ее муж, нужно было его знать… мужа, в смысле. А королева супруга знала слишком мало.

– Наверное, это что-то значимое для него, – в задумчивости произнесла вдова. – Как звали его… женщину? Или же их сына? А может, дочь? Что Ангвиру было более всего дорого, вам, братец, знать лучше.

Канлин некоторое время с улыбкой смотрел на невестку, а после произнес:

– Вы мыслите как всякая женщина, которая ревнует. Вы ищите подвоха в вашем муже, продолжаете подозревать, а между тем это совершенно неверно. Вы правы, брата я знал много лучше уже потому, что всю нашу жизнь мы жили бок о бок. Вам же богини отмерили всего год. Прожили бы дольше, то узнали его больше, даже не сойдясь близко. Ангвир был довольно прост и прям, как палка. Но тут даже не надо быть гением. Он желал сохранить тайну, и, стало быть, не выбрал имен людей, которые в первую очередь приходят на ум. К тому же они вовсе не подходят для данной комбинации. Потому и вправду нужно подумать.

Протянув руку, Его Высочество демонстративно посмотрел на связку ключей. Королева чуть помедлила, а после вручила ее деверю. Он некоторое время перебирал ключи, после бросил взгляд на дверцу тайника, и снял с ленты один из ключей, а затем уверенно направился к книжному шкафу. Лания последовала за ним, встала за плечом и некоторое время наблюдала, как Канлин деловито крутит колесики, подбирая слово.

Так минуло несколько попыток, а ключ всё еще не провернулся. Принц досадливо хмыкнул, потер подбородок и застыл перед тайником, раздумывая. Королева еще некоторое время ждала, но вскоре отошла к столу и начала разбираться в ящиках. И когда нащупала еще одну шкатулку, отдернула руку, будто обжегшись, но рассердилась на себя и вытащила наружу свою находку.

Эта шкатулка была закрыта на замок, к которому подходил миниатюрный ключик, находившийся среди остальных на связке. И все-таки использовать его королева не спешила, вдруг ощутив нерешительность. Что если там переписка с возлюбленной? Что если сейчас ей станет больно?

Лания перевела беспомощный взгляд на Канлина, но тот вновь пытался подобрать шифр.

– Братец, – позвала королева, и когда тот ответил внимательным взглядом, спросила: – Вы не знаете… – она чуть замялась, однако вновь рассердилась на себя и продолжила: – Вы не знаете, Ангвир переписывался со своей женщиной?

Взгляд принца скользнул на шкатулку, и, кажется, он понял смысл вопроса. Улыбнувшись, Его Высочество ответил:

– Сомневаюсь, сестрица. Она малограмотная. Ангвир вряд ли обучал ее сам или нанимал учителей. В высшем свете ей делать было нечего. Так что в этой шкатулке, если и переписка, то скорей с матушкой или нашей сестрой. Возможно, иные письма. Откройте, и узнаете, – он подмигнул и вернулся к своему делу.

– Ну и открою, – буркнула себе под нос Лания и, не позволяя новых сомнений, вставила ключик в замочную скважину.

В шкатулке лежала стопка аккуратно свернутых бумаг. Взгляд королевы остановился на пометке, стоявшей на верхнем листе, сложенном несколько раз. Не дыша, Лания достала его, снова прочитала и, продолжая пребывать в прострации, повторила:

– Для Лани… Лани…

– Что? Лани? – Канлин обернулся, остановил на невестке рассеянный взгляд, и в задумчивости повторил: – Лани… – после хмыкнул и пробормотал, – почему бы и нет?

Принц вновь развернулся к тайнику, набрал новое слово и повернул ключ. Замок тихо щелкнул, и дверца открылась. Его Высочество рассмеялся и воскликнул:

– Ну надо же! А ведь можно было хотя бы предположить! И я еще назвал его милость идиотом, а сам искал нечто этакое, – и он вновь рассмеялся.

Наконец обернулся к невестке, уже намеревался что-то ей сказать, но так ничего и не произнес, потому что она протягивала к нему сложенный лист бумаги.

– Что, сестрица? – с тревогой спросил принц и, стремительно приблизившись к королеве, забрал из ее подрагивающих пальцев то, что привело невестку в смятение.

– В… – Лания судорожно вздохнула и договорила: – Вот.

Канлин пробежал взглядом короткую строчку, взволновавшую королеву, на короткий миг устремил взор на тайник, вновь хмыкнул и наконец развернул лист. На губах Его Высочества расплылась широкая улыбка.

– Что там? – пролепетала Ее Величество. – Отчего он написал это сверху? И почему – Лани?! – в голосе ее послышалась визгливая нотка, и деверь понял, что невестка готова сорваться в истерику.

Канлин порывисто опустился перед ней на одно колено и, отложив себе за спину то, что только что прочитал, взял за руки. Гвардеец, до того стоявший неподвижно, нахмурился и сделал шаг к столу. Однако ничего более вызывающего принц не сделал, да и госпожа не спешила гневаться, но смотрела на деверя, не отрываясь. Впрочем, всего лишь ожидала пояснений.

– Дорогая… – начал было Канлин, однако быстро поправился: – Дорогая сестрица, вы встревожились попусту. Это всего лишь счет. И все остальные бумаги в этой шкатулке – тоже счета, я уверен. Видите ли, Ангвир был весьма своеобразным человеком…

– Счета? – не слушая его, переспросила королева. – Но почему там мое имя, да еще написано так… ласково? И если этот счет касается меня, то отчего вы не покажете его мне?

– Оттого, сестрица, что это испортит некое доброе дело, которое задумал и уже оплатил государь. Давайте оставим его в тайне до поры, когда оно станет явным.

Лания освободила ладони из его рук.

– Не понимаю…

– И не надо, – Канлин улыбнулся и поднялся на ноги, прихватив и бумагу. – Клянусь вам своей жизнью, что вам стоит оставить этот счет и посмотреть другие.

Однако королева лишь нахмурилась и поджала губы. Подозрительность ее в эту минуту всколыхнулась с новой силой, и Лания приказала гвардейцу:

– Подайте мне этот счет.

Телохранитель подошел к принцу. Тот посмотрел на невестку укоризненным взглядом и покачал головой.

– Зачем же, сестрица? – произнес Его Высочество, но королева ответила упрямством во взгляде, и Канлин передал гвардейцу счет. – И всё же я прошу вас не читать. Когда вы увидите, что там написано, то расстроитесь больше, чем до этого.

Однако Лания слушать не желала. Она забрала у гвардейца бумагу, мгновение в нерешительности смотрела на нее, а после развернула и прочла. Глаза ее вновь расширились. Королева прижала свободную ладонь к груди и тяжело опустилась обратно на стул.

– Что это? – пролепетала вдова, снова протягивая деверю счет. – Богинь ради, братец, объясните мне…

– Да что уж тут непонятного, – усмехнулся Канлин и вернулся к столу. Он забрал счет, снова прочитал его и ответил: – Судя по всему, это ваш подарок на день рождения, который готовил ваш супруг и мой брат. Аросинская кобыла белоснежной масти. Великолепнейшее создание, которое могло сотворить мироздание. Прекрасная лошадь для прекрасной королевы. И она прибудет в Северное королевство незадолго до вашего дня рождения. Ангвир уже оплатил ее, о чем и говорит этот счет. А чтобы не путаться в счетах и не пересматривать каждый, он оставил сверху пометку «Для Лани», то есть для вас, дорогая. Однако вы лишили себя подарка…

– От мертвеца, – шепотом закончила за него Лания. После нервно хохотнула и добавила: – Подарка не лишила, она оплачен и придет к указанному сроку, надеюсь. Не будет лишь неожиданности. Богини… – она вдруг закрыла лицо руками и так просидела несколько минут, справляясь с чувствами. А когда вновь посмотрела на деверя и заговорила, голос ее отдал хрипотцой: – Почему? Почему он называет меня Лани?

Канлин вновь приблизился и присел перед ней на корточки. Он заглянул невестке в глаза и спросил с любопытством:

– Вам это кажется странным?

– А как иначе? – отвернувшись, спросила в ответ королева. – Он ведь женился на мне не по сердечной склонности. Меня это не удручало, потому что была надежда, что после свадьбы мы познакомимся ближе, и он увлечется. Но не увлекся. Ангвир даже не позволял завязать беседу, не пытался узнать меня… разве что после того, как перестал ездить к своей женщине и их ребенку.

– Он заказал вам подарок баснословной стоимости, – заметил деверь.

– Но я ведь его супруга… королева, – возразила Лания.

– И это не мешало ему приказать камердинеру или секретарю купить вам в подарок какой-нибудь гарнитур в ювелирной лавке прямо здесь в столице. Однако же он лично заказал привезти издалека кобылу лучшей породы, что я знаю. Выбрал масть и оплатил тоже лично, и свидетельство этому, – принц указал на счет, – вот это. – Вдова скосила взгляд на стол, и Канлин продолжил: – Вы не стали меня слушать, сестрица, а между тем я желал вам кое-что рассказать о моем старшем брате.

– Рассказывайте, – кивнула королева, однако прежде попросила: – Только присядьте, стульев здесь хватает.

Его Высочество не стал спорить. Он уселся на кресло, стоявшее у стенки, закинул ногу на ногу и продолжил:

– Как я уже имел честь вам говорить, Ангвир был своеобразным человеком. Не помню, кто сказал, что брат пошел в нашу бабушку. Будто бы она была человеком столь уравновешенным, что казалась вовсе бесчувственной. Вывести его из себя было практически невозможно.

Я никогда не видел, чтобы он был зол. Не слышал, чтобы накричал. Только раз один из министров рассказывал, как Его Величество, недовольный докладом, с силой ударил папкой по столу. Обычно Ангвир не обнажал ни чувств, ни своего интереса к чему-либо. Только по каким-то мелочам можно было понять, что его тронуло нечто или некто. Хотя бы вот по таким вот счетам, – принц кивнул в сторону стола. – Если он хотел сделать приятное, то занимался этим лично. Например, купил матушке подарок, когда она сильно повздорила с батюшкой. Причиной был наш дорогой родственник, который сунул нос не в свое дело. – Канлин не стал уточнять, кого имеет в виду, но Лания поняла, что разговор идет о дяде. – Брат тогда отпросился на верховую прогулку за город, а вернулся с футляром, в котором лежало чудесное ожерелье. Я потом видел счет за это ожерелье. Он лежал на столе в покоях Ангвира. При мне он и написал «Для матушки», а после убрал счет в шкатулку. Возможно, он и сейчас тут лежит. И если я прав, то за всю свою жизнь ваш супруг сделал не так уж много покупок собственноручно, потому что это всегда было от души. А для чего хранил счета, – Его Высочество развел руками, – мне не ведомо. Я не спрашивал, а брат не говорил. Впрочем, знаю точно, что никогда никого не упрекал этими подарками и счета не предъявлял. Возможно, для него это было сродни памятке о некоем событии. Знаете, матери хранят первые прядки волос своих детей, кто-то собирает шелковые ленточки, взятые у женщин, – как следствие своих побед. Кто-то еще что-то, а Ангвир хранил счета с подписью. Только так могу объяснить. И потому я не удивлен, что называет он вас ласково – Лани. И тогда тем более не удивляет, почему использовал ваше имя, как шифр.

Королева метнула взгляд на открытый теперь тайник. Глаза ее чуть расширились, и, кажется, она только сейчас увидела, что замок удалось открыть. Но изумилась Лания явно не этому.

– Мое имя – шифр? – переспросила государыня.

– Именно так, – важно кивнул Канлин. – Лани.

Ее Величество откинулась на спинку стула, закрыла глаза и помахала себе на лицо ладонями, разгоняя внезапный жар. Ей вдруг вспомнился тот странный сон, приснившийся на пятый день прощания. Ангвир тогда встал на одно колено и поцеловал покрывало, будто подол платья.

А эта проклятая прогулка за город! А бахвальство удалью! Неужто и вправду устроил всё это ради своей жены? Быть может, хотел показать себя юной супруге? Произвести на нее впечатление после года, полного холода и равнодушия?!

– Зачем? – простонала женщина. – Зачем, вы это сделали, зачем?..

– Сестрица? – Канлин, заметно озадаченный, подался вперед. – Что вы хотите сказать?

Лания вскинула на него взгляд, и в глазах ее отразилась досада. Пересматривать бумаги в кабинете мужа ей сейчас совершенно не хотелось, и продолжать беседу тоже. Канлин показался вдруг совершенно неуместным и ненужным. Не сейчас. Потом, всё потом…

– Ваше Высочество, я прошу вас сейчас уйти, – произнесла королева, справившись с душившими ее чувствами. – Я осмотрюсь в одиночестве, и если мне снова понадобится ваша помощь, то непременно позову вас.

– Сестрица…

– Уйдите! – воскликнула королева, но выдохнула и продолжила иным тоном: – Простите, братец, я сейчас сама не своя. Прошу вас оставить меня. Позже мы встретимся, я хотела кое о чем с вами посоветоваться. Но сейчас уходите.

Теперь досада ясно читалась в васильковых глазах Его Высочества. Однако он поднялся с кресла, коротко поклонился и направился к двери, но, еще не покинув кабинета, обернулся и произнес:

– Я буду ждать вашего призыва, Ваше Величество. Простите, если сделал вам больно, это было ненамеренно.

– Ну что вы, – горько усмехнулась Лания. – Напротив, вы сказали мне даже приятное, больно сделал Ангвир.

– Что же он такого сделал? – с толикой непонимания спросил принц, потому что неверность почившего короля его жена уже успела пережить, и боль должна была притупиться.

– Он умер, – ответила королева и отвернулась, а Канлин, более не задерживаясь, покинул королевские покои.

Рядом с Ее Величеством остался только гвардеец, не получивший новых указаний. Но своего телохранителя Лания сейчас не замечала. Она обводила взглядом кабинет, но, кажется, совсем не замечала, что окружает ее. Наконец медленно приблизилась к открытому тайнику, заглянула внутрь и протяжно вздохнула.

Менее всего королеве сейчас хотелось пересматривать документы, хранившиеся в королевских покоях. Душа рвалась в иное место, и с каждой минутой это желание всё более крепло и крепло. Лания попыталась себя уговорить, что сейчас она занята важным делом, что она властительница целого королевства, и всякие личные желания должны отступить, когда на плечах лежит непомерный груз ответственности и власти, но…

– После, – устав бороться с собой, мотнула головой вдова. – Я скоро вернусь сюда.

Она развернулась и стремительно направилась прочь. Гвардеец последовал за государыней уже без всякого указания, одному ему в королевских покоях делать было нечего. Лания, не обращая внимания на свою охрану, промчалась почти половину коридора, вдруг остановилась и, охнув поспешила назад.

Гвардейцы в недоумении переглянулись. Один из них, прижав ладонь к животу, усмехнулся, второй только вздохнул. Но нет, беременность была вовсе не при чем. Если только усилила чувства несчастной женщины, вдруг узнавшей, что муж, кажется, был к ней вовсе не так равнодушен, как ей думалось. И слабая надежда еще в недавнем прошлом, теперь укрепилась и выбила почву из-под ног. Да, и этот всплеск вскоре утихнет, но сейчас Лания пылала в огне своих переживаний. И именно из-за них позабыла о мелочи, но мелочи слишком важной, чтобы позволить себе пренебречь ею даже в таком состоянии.

Королева ворвалась обратно в покои, промчалась до кабинета и схватила связку ключей, однако вновь положила их на стол и взялась за счет со своим именем. Бережно сложив его, Лания вернула документ в шкатулку и закрыла ее. Затем закрыла дверцу тайника на ключ, заставила книгами, а уже после этого выдохнула с облегчением и забрала всю связку.

Выйдя, закрыла покои, кивнула страже, охранявшей вход в жилище сюзерена даже в отсутствии такового, и только после этого взглянула на своих телохранителей. Однако ничего сказать им не успела, потому что из-за спины донеслось:

– Ваше Величество…

Лания обернулась и обнаружила лакея. Тот с почтением поклонился и произнес:

– Дозволено ли прислуге войти в покои и убрать пыль?

– После, – отмахнулась от него королева, и остановить ее уже было не под силу даже самим сестрам-богиням.

Ей так хотелось высказать всё, что сейчас лежит на душе. Не Радкису, не Келле и жрецу, а тому, к кому были обращены мысли – своему мужу. Да, Лания спешила в склеп, куда не заходила с тех пор, как ощутила под ногами твердую дорогу, указанную советником. Потому что потребность быть рядом с тем, кто, казалось, давал чувство эфемерной защиты, притупилась.

Всего за несколько дней бег по кругу страхов и сомнений прекратился, мысли вдовы получили направление, по которому она начала свое шествие. И оттого желание побыть рядом с супругом не проявлялось. Королева была теперь окружена событиями и делами, за которыми походы в склеп утратили душевную необходимость. А сейчас она вернулась.

Лания приблизилась к склепу и прошла мимо стражи, не обратив внимания на то, как вытянулись их лица. Один даже дернулся, будто хотел удержать государыню или преградить ей путь, но тут же замер на месте под пристальным взглядом телохранителя Ее Величества и тяжело сглотнул.

– Государыня, дозвольте спуститься первым, – произнес гвардеец.

Стражники вновь переглянулись. На лице одного из них мелькнуло облегчение, второй помрачнел еще больше. И всё это не осталось незамеченным.

– Кто находится в склепе? – спросил второй телохранитель, когда первый исчез в сумраке прохода.

– Никого, – истово мотнул головой один из дворцовых стражей.

Лания в изумлении переводила взгляд с одного мужчины на другого и не понимала происходящего.

– Вы переглядывались, – не удовлетворился гвардеец ответом стража. – Вам есть что скрывать. Что вы скрываете?

Второй страж махнул рукой, похоже, более не желая отнекиваться, пока его товарищ, вновь округлив глаза, мотал головой. Мужчина опустился на колени перед королевой и произнес:

– Не гневайтесь, государыня.

– Что происходит? – нахмурившись, спросила Лания.

– В склепе кто-то есть, – ответил ей гвардеец. – Кто-то, кого вы не должны видеть. Или же тот, кто задумал недоброе против Вашего Величества.

– Нет! – воскликнул первый страж и упал на колени, как чуть ранее его приятель. – Мы верны вам, государыня!

– Тогда что вы скрываете? – сухо спросила королева.

– Там это… – замялся страж.

– Его сестра попросила, – заговорил тот, кто начал каяться первым. – Пока никто не видит. Мы не хотели пускать, но она так горестно плакала…

– Сестра плакала? – переспросила Лания.

– Нет, сестра попросила, а плакала не она, – ответил страж.

– Другая плакала, – поддержал второй. – Мы не хотели, просто пожалели…

– Да кто плакал?! – почувствовав раздражение, воскликнула королева.

– Она, Ваше Величество, – донесся голос гвардейца, спустившегося в склеп.

Он вытащил за локоть женщину, лицо которой было красным от слез. Но сейчас на нем был написан испуг. И, увидев королеву, незнакомка, открыла рот и застыла, скомкав в пальцах подол платья.

– Кто это? – в недоумении спросила Лания и вдруг сама замерла, сраженная догадкой.

Светлые волосы, голубые глаза, плотное телосложение… Она… Она! Та, из-за кого было пролито столько слез одинокими ночами. Та, чьи объятья Ангвир принимал с радостью, к кому спешил, чьих детей увидел и взял на руки.

– Вы… – королева тяжело сглотнула, а любовница короля ответила затравленным взглядом. – Вы осмелились явиться сюда. Сюда! – воскликнула Ее Величество. – Да откуда в вас столько наглости, чтобы приходить в дом, где живет его жена!

– Я хотела увидеть, – пролепетала бывшая служанка. – Я только хотела побыть с ним рядом.

– Как вы посмели? – прошипела ядовитой гадюкой оскорбленная вдова.

Простолюдинка опустила голову, но вдруг вскинула ее, сжала кулаки и выкрикнула:

– Да! – в голосе ее проскочила визгливая нотка. – Да, я осмелилась! Я любила его! Я ни о чем не просила и никогда не мечтала, что он навсегда останется со мной, потому что он король, а я никто! Но я любила его! Я столько была с ним рядом, была почти женой… – опомнившись, женщина в испуге округлила глаза и накрыла рот ладонью. После скривилась и залилась слезами. – Простите, – сквозь рыдания выдавила она, – простите меня, Ваше Величество, – а далее речь и вовсе стала бессвязной: – Не казните… сын… Простите… – и она повалилась на колени.

Лания смотрела на соперницу сверху вниз, и гнев ее вдруг пошел на убыль. Навалилась дикая усталость, и королева пошатнулась, но верный телохранитель подставил плечо, и она, опершись на него, кивнула с благодарностью.

Ее Величество глядела на женщину, раздавленную горем и ревностью такой же, какая снедала ее саму. А затем вдруг пришло осознание, что они делят мертвеца. Всего лишь холодную плоть, которую сейчас поедают черви. Ему не было дела ни до одной из женщин, а они могли бы и сцепиться, не будь одна из них властительницей королевства, а вторая всего лишь бывшая служанка.

Это неожиданно показалось королеве забавным, и она истерично хохотнула. После зло стерла набежавшие на глаза слезы и выдохнула.

– Ступайте, – велела она женщине. – Идите к сыну. – Простолюдинка вскинула на королеву взгляд. – Сюда у вас права приходить нет. Он был с вами живым, так оставьте мне его хотя бы мертвым. А теперь уходите.

– Ваше… – начала было бывшая любовница, и Лания рявкнула:

– Прочь!

Гвардеец, который вывел бывшую служанку из склепа, снова сжал ее локоть и вздернул на ноги, а после отвел в сторону и подтолкнул. Женщина отшатнулась, но остановилась и обернулась. Она мгнвоение смотрела на королеву и вдруг опять поклонилась.

– Простите меня, Ваше Величество, – повторила она.

После развернулась и побрела в ту сторону, откуда пришла, где находилась калитка для прислуги. Лания, покусывая губы, еще какое-то время смотрела ей вслед, затем бросила взгляд на вход в склеп и повернула назад к дворцу. Желание, гнавшее ее сюда, исчезло, на душе остался только горький осадок. Что-то говорить разлагавшейся плоти уже не хотелось. Не сейчас, по крайней мере.

Королева поманила к себе одного из гвардейцев, и когда тот приблизился, сказала:

– Узнайте, кто его сестра. Мне не нужны во дворце люди, которые приводят сюда, кого вздумается.

– А что делать со стражами?

– Брата пусть отправят следом за сестрой. Второго оставьте, он, по крайней мере, был честен. Но пусть знает, что это была его единственная ошибка, второй не прощу.

– Да, государыня, – склонил голову гвардеец.

Вздохнув, вдова продолжила путь. Плечи ее расправились, подбородок вздернулся, и поступь становилась всё тверже. Исчезла шальная от захлестнувших чувств женщина, спешившая к склепу, чтобы поделиться с мертвым мужем тем, что лежало у нее на душе. Во дворец возвращалась королева.

Глава 16

Лания устало потерла переносицу и отложила письмо, которое она читала, забравшись с ногами на кресло в гостиной своих покоев. Было оно адресовано лично ей и пришло из Южного королевства. Это было не первое письмо из другого государства, но те были написаны от имени правящего государя и лишь несколько вышли из-под пера самого властителя. Разобравшись в этой разнице в соболезнованиях, королева отвечала только правителям, на другие послания писали благодарственные письма писцы, либо барон Лекит.

Но это письмо было особенным. Его отправила еще одна вдовствующая королева – мать Ангвира и Канлина. Она не изъявляла надежды на продолжение или начало дружбы, если ее не было при прежнем короле. Не намекала на некие союзы или же на подтверждение договоров, вступивших в силу ранее. Ее Величество отправила своей невестке обычное личное послание, но…

Вновь вздохнув, Лания подняла с коленей письмо и, миновав горестные слова матери, потерявшей одного из сыновей, остановила взор на ином.

«Дитя мое, богини не бывают жестоки в своих деяниях, Всевышние мудры. Забрав Ангвира, они оставили рядом с вами Канлина. Не опасайтесь Его Высочества, доверьтесь ему и не слушайте клеветников и сплетников. Мой второй сын сумеет сберечь наследие своих предков, он будет мудрым правителем. Вы же, как женщина, как я сама, должны заботиться о том сокровище, что подарил вам Ангвир. Вот истинная ценность, которую мой несчастный сын передал вам.

Не поступайте опрометчиво, молю вас. Вы родились и выросли в Северном королевстве, несомненно, любите его, а потому понимаете, что оно должно быть сохранено для будущих поколений таким же сильным и прекрасным, как было оставлено моим сыном и вашим супругом.

Не полагайтесь на советчиков, они не будут действовать во благо. Полагайтесь на того, в ком течет кровь королей, кто имеет право на трон. Пусть восторжествует справедливость, и потомственный Мелибранд встанет во главе той прекрасной земли, коя подарила всем нам жизнь, счастье и благоденствие.

О вас же Канлин позаботится, вы не должны в нем сомневаться. Ваши покой и благополучие отныне зависят от него. Я знаю своего сына, потому уверена, что он оградит вас от всяческих тревог. И если Ангвир оставил после себя наследника, то Канлин станет ему замечательным наставником и научит всему, что должен знать король, чего не сможете дать вы и те, кто могут советовать вам дурное.

К тому же вы можете вынашивать дочь, а значит, Его Высочество должен будет принять государство под свое крыло. Так уж пусть подданные не ощутят потрясений от частой смены правителей. Вы разумны, я знаю, потому говорю вам без обиняков, если вы желаете позаботиться о родном королевстве, то послушайтесь меня и поступите правильно…»

Лания поджала губы и устремила взгляд в пространство. Ноздри ее вдруг раздулись, и вдова откинула письмо с явным раздражением.

– Только вас мне и не хватало… матушка, – проворчала королева и поднялась с кресла.

Она отошла к окну, сложила на груди руки и задумалась. Как бы там ни было, но здравая мысль в словах королевы Берутты была. Если во чреве Лании зреет маленькая принцесса, то Канлин взойдет на трон, а, стало быть, примет от невестки государство таким, каким она его оставит. Может, и вправду было лучше сразу передать ему управление?

Ее Величество представила на миг, что Канлин заберет у нее всю тяжесть бремени власти. Что это он будет выслушивать доклады, что это он будет разбираться со всей этой политикой, с финансами, да вообще со всем! И на душе стало даже радостно, но…

Она нахмурилась. А если сын? Как и чему будет обучать маленького короля его дядя? Захочет ли передать власть законному властителю? Просто ли будет отойти в сторону, вновь став вторым наследником и только? А когда король женится, и у него появятся прямые наследники, то Канлин и вовсе превратится в его светлость. Сможет ли уйти в тень человек, который многие годы был единовластным правителем, пусть и не коронованным, но королем?

– Нет, – Лания отрицательно покачала головой. – Нет, я не могу надеяться и верить уверениям. Она заботится о своем ребенке, я должна позаботиться о моем.

Королева вернулась к креслу, подняла брошенное в сердцах письмо и вновь села. Взгляд остановился на уже прочитанных строчках, и Лании подумалось, что о смерти Ангвира она пишет в два раза меньше, чем уговаривает невестку передать власть Канлину.

Ее Величество откинулась на спинку, закрыла глаза и вспомнила рассказ Радкиса о взаимоотношениях в королевской семье. По всему выходило, что Берутте был ближе младший сын. Да, разумеется, ближе. Пока Ангвиром занимались учителя, Канлин оставался рядом с матерью. Они оба терпеть не могут Тридида. И если Его Высочество займет главенствующее положение, вдовствующая королева-мать сможет вернуться во дворец…

– Этого мне еще не хватало, – буркнула Лания.

Королева фыркнула. Ей вспомнилась родная матушка, которая уговаривала ее думать о своей беременности, а власть отдать мужчинам. Сомневаться не приходилось, что Берутта будет делать то же самое, она уже это делала. И если в устах герцогини Виллен это звучало глупо и вздорно, то Берутта Мелибранд имела больше законных прав. Относительно законных, но всё же. А еще она станет устанавливать во дворце свои порядки, и Лании придется ей подчиниться, потому что Канлин вряд ли будет на стороне невестки. Это может немало подпортить жизнь. А если вспомнить, что склонять голову перед деверем и его матерью будет властительница королевства…

– Вот уж нет, – передернула плечами Ее Величество. – Чего мне не нужно, так это указующего перста свекрови. Еще и ее! Нет, нет и нет. Сидите подле вашей дочери, дорогая матушка, а Северное королевство как-нибудь справится и без ваших стараний.

Лания готова была к появлению старшей королевы только как бабушки короля. Пусть приезжает навестить их с Ангвиром сына, а после возвращается в Южное королевство. А если и пожелает остаться, то в этом случае будет жить по правилам, какие установит ее невестка.

А если родится девочка, то Ее Величество и вовсе готова была покинуть дворец и перебраться в одно из поместий, чтобы растить дочь в тишине и умиротворении. А при Дворе пусть тогда хозяйничает Берутта, если жена Канлина, которая вскоре должна будет переступить порог дворца, пожелает жить так, как ей укажет вдовствующая королева-мать. Или же борется с ней за право самой решать, как будет существовать. А Ланию всё это уже не будет касаться. Только так, и никак иначе.

Королева вдруг усмехнулась и произнесла:

– Как же забавно выходит. Моя мать ратует за Ранала, Берутта за Канлина, и только советнику Радкису нашлось дело до Лании. И то потому, что от меня зависит судьба королевства. А если без королевства? Хоть кто-то во всем свете печется обо мне, дорожит, переживает?

Смеяться расхотелось. Подхватив письмо, королева поднялась с кресла и собралась уже отправиться в кабинет, чтобы написать ответ своей свекрови, когда дверь открылась, и на пороге покоев появился гвардеец.

– Ваше Величество, – заговорил телохранитель, – его светлость герцог Виллен нижайше просит принять его. Что прикажете ответить его светлости?

Лания ощутила, как кровь прилила к щекам и задрожали руки. Она не была готова к встрече с отцом. Знала, что он должен появиться, не мог не прийти, однако волнение оказалось сильным. Королева ждала его раньше, но его светлость не давал о себе знать ни разу за прошедшие пять дней. И вот он явился и просит «нижайше его принять».

С чем пришел? Что надумал? Как вести себя с ним? Что ответить? Лания прижала к груди кулак с письмом, которое неосознанно скомкала в волнении. Наконец тряхнула головой и взяла себя в руки. Она свернула послание от свекрови, убрала его, а после ответила:

– Пусть его светлость войдет.

Королева вернулась в кресло, которое только что покинула, села, расправив плечи, и застыла так, продолжая думать, как вести себя, если отец поведет себя вызывающе, а то и вовсе грубо, как брат? А может, изобразить на лице приветливое выражение, будто вовсе ничего не случилось и потом попенять батюшке на то, что дурно воспитывал сына, если герцог станет пенять ей тем, что разругалась с братом и прогнала его?

В это мгновение герцог Виллен вошел в покои дочери, остановился, так и не пройдя дальше двери, закрывшейся за ним, и… опустился на колени. Глаза Лании расширились. Такого унижения отца она не ожидала. Надо было бы потребовать, чтобы родитель встал, но, растерявшись, королева так и осталась сидеть.

– Государыня, – заговорил отец, – я пришел просить у вас прощения. – Лания всё еще пребывала в ошеломлении, потому не ответила, и герцог продолжил: – Вы правы, Ваше Величество, ваш род оказался непочтителен и самонадеян. Мне стыдно за себя, за своего сына и супругу. Обдумав всё, что произошло между нами, я осознал собственные заблуждения и вину. Оттого не спешил показаться вам на глаза. Но Виллены не прячутся от ответственности, что вы доказали, и я пришел. Вам решать, как поступить дальше, а я сказал, что должно и смиренно жду решения нашей участи.

Лания поджала губы. Пока отец говорил, она справилась с оторопью, и ей на смену пришло раздражение. Что за спектакль разыгрывал его светлость? Или вновь считает, что его дочь слишком глупа, чтобы ни увидеть всего этого? Неужто нужно вот так вот идти на примирение?!

– Как Ранал подал свое изгнание? – спросила королева. – Хотя, постойте, ваша светлость, я предположу сама. Власть вскружила дуре голову, так? И вместо того, чтобы послушно кивать и блеять, получив пощечину, она изгнала своего великого старшего брата?! – голос ее зазвенел от охватившего вдруг гнева.

– Нет, уверяю вас… – начал герцог, но королева отмахнулась:

– Не стоит, ваша светлость. Я перечислила вам всё, что сказал и сотворил ваш сын, за что и был изгнан. А после вы отправляете герцогиню, которая врывается в мой кабинет, будто в детскую или в учебный класс в своем дворце. И будто передо мной стоит не министр, а какая-нибудь горничная! – сердито воскликнула Лания. Она порывисто поднялась на ноги и зашагала по гостиной, уже совсем не обращая внимания на то, что отец так и не встал с колен. – И ко всему этому ее светлость еще и оскорбилась тем, что ее вывели прочь. Наговорила мне всякой вздорной чуши, чем разозлила только еще больше. А теперь приходите вы, ваша светлость, – королева резко развернулась к родителю и устремила на него острый взор, – и разыгрываете передо мной это низкопробное представление. К чему всё это?! Или же, как и братец, считаете, что у меня вскружилась голова от той власти, которая свалилась на меня по трагической случайности?

Ну ладно Ранал! Вы с матушкой изрядно постарались, убеждая его, что он центр мироздания и первейшая из всех первых персон. И преумножив спесь, забыли одарить разумом, раз он позволяет себе не только оскорбить, но и ударить женщину, свою сестру и, в конце концов, свою королеву!

Но вы! Вы, ваша светлость, отчего вы ведете себя столь непотребно, что вновь наносите мне оскорбление?

– Оскорбление? – опешил старший Виллен. – Не я ли пришел просить у вас прощение за…

– Устроив целый спектакль?! – прервала его дочь. – Неужто было мало прийти и объясниться, учтя предыдущие промахи? Или же полюбопытствовать, отчего я негодую? И ни слова про мою беременность, ваша светлость, не стоит уверять себя, что мое поведение – следствие моего положения. Да встаньте же наконец на ноги! Это шутовство изрядно раздражает.

Герцог, на чьих скулах задвигались желваки, неспешно поднялся с колен. Он одернул камзол и посмотрел на дочь.

– Я все-таки ваш отец, – произнес Виллен.

– А я ваша дочь, батюшка, – ответила королева. – И я ожидала, что мои родные станут мне поддержкой и помощью…

– Так ведь мы этого и хотим! – воскликнул герцог, но Лания, вновь отмахнувшись, прервала его:

– Вы не этого хотите. Мне нужна твердая рука, на которую я могла бы опереться в трудную для меня минуту. Защита моего рода – это верность трону и мне, как ныне законной власти, но вовсе не убеждение министров, что они не должны тревожить меня, потому что ваша светлость будет говорить за меня. Вместо того чтобы стать моей опорой, вы решили сотворить из меня ширму.

И если вы ищите глупость, то обратите взор на своего наследника, а мне хватает разума, чтобы видеть, к чему ведут ваши уловки. Так вот или мой род и вправду становится мне поддержкой и опорой, или же говорить нам более не о чем. Я – Мелибранд, и это вы сделали меня Мелибранд, потому пенять мне на то, что меня воспитывали иначе, вы не можете, и вы сами это понимаете, ваша светлость.

Я вдова короля и, возможно, мать короля, но не девица Виллен. И если мой род рассчитывает получить выгоду от собственных интриг, которые возвысили одну из Вилленов до Мелибранд, то роду придется поменять свое отношение и поведение, чтобы я могла награждать по заслугам.

Должность, ваша светлость, это тоже награда. Так что если желаете просить должности для сына, то прежде он должен будет послужить своей королеве и королевству. Из-за ограды в Кабинет – не получится. Он должен искупить свою вину, я пощечины не прощаю. И вот еще что, – Ее Величество взглянула отцу в глаза, – ваших людей можете мне не присылать. У меня есть прислуга, и пока я ею довольна.

Его светлость отвернулся от дочери. Она не спешила что-то сказать еще, понимая, что отцу необходимо время, чтобы прийти в себя. Вспылить он не мог, это было бы губительно. Не для рода, нет, но для воплощения его грез. Сейчас для него еще ничего не было потеряно, требовалось лишь принять условия, которые ему выставила дочь.

И вот это-то должно было пробудить ярый протест и даже гнев в душе герцога, потому что сейчас он получал оплеухи от собственного дитя… От девчонки! От дочери, которую учили почитать мужчин своего рода властью над собой.

И все-таки она была королевой. А еще той, кому подвластно вознести Вилленов на необычайную высоту или низвергнуть в пропасть. И если проявить гордость, обнажить негодование, стало быть, уступить свое место тому, кто будет готов играть по ее правилам. Более того, похоже, у девчонки уже имелся советчик, благодаря которому она уверовала в свои силы и начала диктовать, а не соглашаться, как это было на следующий день после похорон короля.

Но кто? Кто?! Канлин? Тридид? Кто-то из сановников? Впрочем, именно сейчас это было менее важным, чем смирить гонор. Уступать своего места подле трона и власти его светлость не желал. И раз дочь толкует о том, что не увидела поддержки от своего рода, значит, надо ее дать, чтобы вернуть утраченное доверие. Ошибку исправить необходимо, и сейчас было самое время.

И всё же Виллен не удержался и чуть хрипловато спросил:

– Вы ведь понимаете, что говорите со своим отцом?

– Разумеется, – отозвалась Лания. – Вы породили меня, это верно. Кормили, одевали, дали воспитание. Дали всё, кроме любви, но так уж вы устроены, и потому я приняла условия нашего родства. Однако же, кроме того, что вы мой отец, вы еще и мой подданный. И потому вместо любви я настаиваю на почтении, каковое положено монаршей особе. И как монаршая особа я сказала вам всё, что надлежало. Но я всё еще не знаю, была ли услышана вами, ваша светлость?

– Вне всяких сомнений, – ответил Виллен и развернулся. Он с минуту молчал, а затем задал вопрос: – Так в вас говорит обида за то, что я мало уделял вам внимания? Вы думаете, что я не способен любить свое дитя?

– Способны, – произнесла королева и вернулась в кресло. – Я много раз это видела.

– Вы говорите о Ранале? Вы ревнуете и потому…

– Богинь ради, ваша светлость! – воскликнула королева. – Только не вздумайте прийти к выводу, что пощечины Ранала я не пожала терпеть из-за ревности, и по той же причине говорю вам всё это. Вы ведь умный человек, потому должны понимать, что скрывалось под моими словами о вашем равнодушии к дочери. Лишь то, что между нами нет привязанности того рода, которая рождается из душевной близости родителей и детей. Почтение, да, почитание, да, но всё это можно испытывать и к учителю, и к жрецу, и к покровителю. А так как с вами сейчас говорит не дочь, а королева, то и требовать от нее осознания, кому она это говорит, смысла не имеет. Иначе я адресую вам ваш же вопрос: вы ведь понимаете, что сейчас говорите с властительницей Северного королевства?

– Понимаю, Ваше Величество, – склонил голову герцог. – И все-таки вы неправы, когда говорите, что я не любил вас. Быть может, в силу принятых правил в высокородных семействах не обнажал своих чувств и воспитывал так, как велит обычай, но в моей душе всегда был для вас уголок. Я был горд, когда смотрел на вас и на вашем дебюте, и когда вел в храм, где вас ожидал сам король, чтобы назвать женой. Я любовался вашей красотой и изяществом. И был рад, когда вы повели себя разумно, узнав о том, что сердце вашего мужа не свободно. Прекрасная выдержка. А сейчас, слушая вас, я вижу, что вы еще и унаследовали нашу силу характера и разум. Нет, дитя мое, я люблю вас и буду любить, потому что вы моя плоть от плоти.

Лания слушала отца и чувствовала, что глаза ее защипало от навернувшихся слез. Она неожиданно растрогалась от слов родителя. Уже готова была простереть к нему руки и броситься в объятья, но вдруг вспомнила, как его светлость, приобняв сына за плечи, смеялся и смотрел на него взором, в котором ясно читались гордость и любование. И она выдохнула.

– Жаль, что ваша любовь ко мне живет в уголке вашей души, – усмехнулась королева. – Должно быть, в самом дальнем и пыльном, как чулан, потому что ее свет ни разу не пробился наружу. Так что же вы ответите мне, ваша светлость? Мой род со мной или по-прежнему намерен быть вместо меня?

Герцог на миг поджал губы. Чего бы он ни добивался своей речью, в цель она не попала. А может быть, он был оскорблен, как отец, потому что его дочь усомнилась в его отношении к ней… Однако его светлость быстро справился с досадой и, приложив ладонь к груди, склонился.

– Ваш род с вами, государыня.

– Надеюсь, это так, – кивнула Лания, принимая ответ отца.

– Может ли Ранал явиться, чтобы принести свои извинения за нанесенные оскорбления Вашему Величеству? – спросил герцог, и тон его был полон почтительности.

Королева коротко вздохнула, после указала взглядом на кресло, приглашая родителя сесть, и когда он устроился напротив нее, ответила:

– Пока я не готова принимать младшего герцога Виллена. Он не только оскорбил меня, но и сделал это на глазах моих телохранителей, то есть прилюдно. Даже женщине непростительно подобное поведение, что уж говорить о высокородном аристократе. И неважно, с кем он повел себя столь низко и возмутительно: с монаршей особой или же простым дворянином. Однако я приму его после того, как он с честью выполнит поручение, возложенное на него.

– Он искренне раскаивается…

Лания подняла руку, останавливая отца.

– Ваша светлость, будем честны, он не раскаивается. Потому я и не желаю, чтобы он с кривой ухмылкой кланялся мне и лгал в глаза. Как я уже сказала, спеси в его светлость и самолюбования вы вложили много больше, чем умения держать лицо. Он не появится во дворце, ему здесь нечего делать. И как мой советник вы первым должны требовать от меня более строгого наказания за его преступление. Разве нет? Однако же я не только не наказала его, но даже говорю о будущем доверии. Чего же вам еще угодно?

– Вы совершенно правы, Ваше Величество, – не стал спорить герцог. – Какое же поручение вы дадите его светлости?

– Я еще вникаю в дела, – уклончиво ответила Лания. – Думаю, ожидание не затянется, и его светлость сможет доказать, что он тот, кем был рожден – истинный Виллен. Наши предки были людьми, на которых стоит равняться и стремиться им соответствовать.

– И вновь мне нечего возразить, – склонил голову отец. – Род Виллен известен своими деяниями. Я счастлив, что и мы, их потомки, можем внести свою лепту.

– Именно так, батюшка, – смягчила тон Ее Величество. Теперь, когда они пришли к согласию, королева решила сменить звонкий кнут на сладкий леденец. – Однако же раз вы здесь, то хочу с вами посоветоваться.

– О чем же? – спросил герцог, и Лании показалось, что он больше насторожен, чем обрадован ее словами.

– Одну минуту, ваша светлость, – она поднялась с кресла. – Оставлю вас, чтобы взять донесения, которые мне хочется лучше понять и услышать ваше мнение.

Вот теперь старший Виллен выдохнул и расправил плечи. В глазах его мелькнуло любопытство, и он, кивнув, едва приметно улыбнулся дочери. Королева направилась в свой кабинетик, и на ее устах цвела вовсе не слабая улыбка, она больше напоминала жизнерадостный оскал. Лания ликовала! Выдержала, высказалась, настояла! Впервые в разговоре с отцом!!!

Да, у него не было иного выхода, кроме как покориться, и всё же Ее Величество была счастлива. Это была ее первая громкая победа, одержанная там, где враждовать она опасалась. И она имела полное право насладиться ее плодами. Что до донесений… Они с Радкисом уже их обсудили, и, показывая их отцу, королева просто хотела послушать, что он скажет, чтобы понять, насколько дальше можно будет доверять его суждениям. Заодно и пролить целебный бальзам на раны, сейчас кровоточившие на самолюбии герцога Виллена.

– Полечим, батюшку, – хмыкнула себе под нос Лания, – Пусть ему станет немножечко лучше, гладишь, будет более послушным.

И она вновь широко улыбнулась.

Глава 17

– Мой дорогой…

Королева склонилась над саркофагом. Она бережно, даже с нежностью провела ладонью по его крышке, огладила каменный лик, взиравший в потолок пустым взглядом, после грустно улыбнулась и распрямилась.

– Доброго дня… Или доброго сна? Никак не определюсь, чего вам пожелать, ведь время для вас остановилось. Но это для вас. Для нас же он продолжает течь, даже мчаться. Вот уже пять месяцев, как вы оставили нас, а мне кажется, будто не прошло и десяти дней. Будто еще недавно вы объявили, что мы едем на ту злосчастную прогулку.

Впрочем, это всё из-за забот, какие вы возложили на меня. Я теперь совсем не чувствую как проходят дни. Они мчатся так стремительно, что я едва замечаю. И знаете, мой дорогой, мне это даже нравится. Удивительно, не находите? Когда-то я до дрожи боялась будущего и людей, окружающих меня. А теперь уже находятся те, кто опасается меня саму. Меня это даже забавляет.

Но вы, наверное, всё это видите сами и, смею надеяться, довольны вашей женой. Всё, что я делаю, это ради нашего с вами дитя. И если родится дочь, то я хочу оставить после себя такое же процветающее королевство, а не выжженную землю. Да, я всё еще учусь, но делаю это старательно.

Порой мне хочется сбежать подальше от дворца, спрятаться ото всех и выплакаться, однако я кладу ладонь на живот, и становится легче. Тепло нашего дитя согревает меня даже через плоть. Я уже безумно люблю его и не могу дождаться минуты, когда смогу не только почувствовать его, но и увидеть.

Да, мой милый, я уже чувствую его шевеление. Это прекрасное, изумительное, невероятное чувство. И я счастлива, Ангвир. Несмотря на тяготы забот о государстве, я впервые в жизни по-настоящему счастлива. И это счастье подарили мне вы, мой дорогой супруг.

Жаль лишь одного, что вы не будете радоваться вместе со мной его рождению, не возьмете на руки и не улыбнетесь ему с нежностью. Однако я верю всей душой, что богини будут милостивы и позволят вам взглянуть на наше дитя из того мира, где вы сейчас находитесь…

– Так и думал, что вы уже здесь, – голос Его Высочества ворвался в ледяной сумрак склепа. – И опять не взяли теплой накидки. Сестрица, вы совершенно невозможны.

На плечи Лании опустилась подбитая мехом накидка, и рядом встал принц Канлин. Она, не обернувшись, кивнула, однако заметила:

– Вы зря пеняете мне, братец, я тепло одета. Все-таки на улице уже не лето.

– И потому здесь стало еще холодней, – остался при своем суровый деверь. – Должно быть, хотите слечь с лихорадкой, и это в вашем-то положении.

– Мне не грозит лихорадка, меня защищает от нее мой лекарь, – королева все-таки посмотрела на принца и улыбнулась. – Вы это знаете и просто используете повод, чтобы поворчать.

– С вашим лекарем мне не тягаться, – усмехнулся Канлин, – и я не ворчу, я забочусь о вас. Но поворчать право имею. Отчего вы не стали дожидаться меня и спустились сюда в одиночестве?

– Наверное, оттого, что вы всё равно сюда пришли, и мы стоим у гроба вместе. Однако же вы предпочитаете отчитывать меня, а не уделяете внимание вашему брату.

– Внимание, прежде всего, нужно живым, – ответил Его Высочество, – мертвым же спешить уже некуда. Они не станут раздражаться из-за задержки. Приветствую вас, дорогой брат.

Принц шагнул к саркофагу. Он поклонился покойнику, приложил ладонь к каменной крышке, на миг замер так, а после отступил назад к своей невестке.

– Более ничего ему не скажете? – спросила Лания с любопытством.

Канлин пожал плечами:

– А что мне ему сказать? Я ежедневно возношу о нем молитву, забочусь о вас и помогаю по мере моих скромных сил. Да и не всё скажешь вслух, когда стоишь рядом с кем-то. Если мертвым ведомы помыслы живых, то он уже всё обо мне знает, как знал и при жизни.

– Вот вы и ответили сами себе, – заметила королева. – Потому я и не стала вас дожидаться, так как желала поговорить с Ангвиром.

Принц фыркнул нечто неопределенное, после передернул плечами и спросил:

– Ну если мы сделали всё, что хотели, то, может, поднимемся наверх? Мне кажется, мы уже достаточно померзли.

– Я не замерзла, – ответила Лания. – Но нам и вправду делать тут уже нечего. Вы помешали моему диалогу с мужем, сами ничего говорить не хотите, а от меня уже не отстанете.

– Не отстану, – подтвердил Канлин и предложил руку: – Прошу.

Ее Величество упорствовать не стала, у гроба мужа и вправду делать было уже нечего. Канлин умел быть настойчивым, а это был вовсе не тот повод, по которому стоило спорить. Лания накрыл сгиб локтя принца ладонью, и он повел ее к лестнице мимо ярко пылавшего огня в больших чашах. Его свет не мог разогнать сумрак полностью, как и прогреть воздух, сейчас и вправду ставший по-настоящему ледяным. Зимой в склепе точно будет делать нечего, только околеть.

– И всё же я прошу вас быть более благоразумной, – все-таки попенял невестке Его Высочество. – Холод вам вреден.

– Экий вы зануда, братец, – покачала головой Лания. – Смею надеяться, что вы не станете упрекать меня в легкомыслии всерьез. Отныне вся моя жизнь посвящена моему ребенку, и я менее всего склонна к сумасбродству. И я еще раз напоминаю вам, что за моим здоровьем смотрит сам жрец Жизни. Или же вы затаили на меня обиду, несмотря на согласие с моим выбором? И поэтому ставите под сомнение мастерство наставника? – прищурилась она.

Канлин в возмущении округлил глаза.

– Да с чего вы это взяли?! – воскликнул принц. – Я вовсе не обиделся и выбор ваш признал верным, потому что он и вправду самый разумный. Умеете же вы, сестрица, вывернуть наизнанку истинный смысл.

– Или же повернуть его истинной стороной с изнанки, – ответила Лания. После вернула Его Высочеству накидку, улыбнулась и направилась прочь легкой походкой беззаботного человека.

– Да я же и вправду не обиделся! – вновь воскликнул Канлин в спину королевы. – Я доверяю наставникам!

– Тогда оставьте ваши речи о благоразумии тому, кому они необходимы, а я само благоразумие, – не оборачиваясь, ответила Ее Величество и, подняв руку, помахала ею.

– Она меня с ума сведет, – фыркнул принц, но тут же усмехнулся и покачал головой.

Лания припомнила деверю историю с лекарями, от которых она отказалась. У нее имелось свое мнение, к кому обратиться, не опасаясь интриг и подлости. Однако обидеть принца прямым отказом было бы дурно, и она обдумывала, как подать его получше. Но тут помощь пришла от того, от кого королева не ожидала, – от ее отца.

Да, старший Виллен тоже решил представить дочери врачевателей, кого посчитал достойным доверия, и Ее Величество противиться не стала, когда он высказался.

– Позволено ли мне будет сказать вам, государыня, что лежит у меня на душе? – так начал этот разговор его светлость.

– Разумеется, – ответила его дочь.

– Ваше Величество отказались от прислуги, которую я для вас готовил, но могу ли я предложить вам лекарей на выбор, как Его Высочество?

– Да, ваша светлость, почему нет? – пожала плечами Лания.

Герцог был доволен, а его дочь довольна вдвойне, потому что теперь она могла отказать сразу обоим под благовидным предлогом. И когда принц сказал, что готов представить на ее суд лучших врачевателей Северного королевства, королева попросила немного повременить. Она объяснила, что его светлость тоже желает показать ей своих лекарей, потому ей хочется оценить всех разом. Канлин возражать не стал, хоть тень досады и усмешку при упоминании герцога Виллена Лания заметить успела.

И вот когда оба ее родственника представили своих врачевателей, Ее Величество выслушала каждого из них. Задавала вопросы, кивала и переходила к следующему. Затем объявила, что ей нужно время на раздумья, а спустя три дня вынесла решение:

– Я не хочу ни ваших обид, ни обвинений в предпочтениях, которые, если и не будут высказаны, то поселятся в ваших душах. Потому я не выберу никого из тех, кого вы мне предложили, хоть и вижу, что к поискам мастеров врачевания вы подошли со всем тщанием.

– Кому же доверите себя?! – спросил герцог Виллен, обнажив толику возмущения. – Ваше Величество не может выбрать первого встречного. Это опасно и для вас, и для дитя.

– Вы не можете оставить ваше состояние без присмотра, – более мягко заговорил Канлин, – стало быть, выбор все-таки сделан. Кому вы желаете доверить заботу о вашем здоровье?

– Жрецам Жизни, – ответила королева. – Кто лучше сохранит жизнь, чем тот, кто ей служит?

– Разумно, – соглашаясь, склонил голову Его Высочество. – Жрецам ведомы не только молитвы и ритуалы, но и врачевание.

Герцог бросил на принца непроницаемый взгляд, однако спорить не стал и даже улыбнулся:

– Ваше Величество решили мудро. Жрецы имеют и тайные знания, какие простолюдины почитают за волшбу. Да, этот выбор самый разумный. Жрец не навредит по чьему-то наущению. Он позаботится о том, что для него свято. – На том история с врачевателями и закончилась, а Лания вздохнула с облегчением.

Вскоре после этого разговора она отправилась в храм Жизни и теперь посещала главного жреца каждые пять дней, чтобы он мог не упустить момента, если будет нужна его помощь. Однако младенцу еще ни разу не потребовалось какого-либо вмешательства. Он рос и креп в утробе своей матери, как было положено ему самой богиней, отправившей дитя в этот мир.

Что до слов о здоровье, то королева имела повод утверждать, что ей не угрожает простуда. Да и не только простуда… Жрец, впервые выслушав опасения королевы о том, что злая воля может покуситься на жизнь ребенка или ее собственную, кивнул и ответил:

– Я понимаю твои страхи, дитя, но могу помочь. Я стану готовить тебе эликсир, он укрепит твои жизненные силы и даст защиту от отравы. Но помни, уничтожить ее он не может, однако ослабит. И если вдруг ощутишь недомогание, поспеши ко мне, и я помогу тебе справиться с ядом. Не медли! Это важно. Потому говорю, чтобы спешила сама. Даже если меня не будет в храме, то обитель сама дарует тебе время, а братья помощь.

– Да, наставник, я поняла и запомнила.

С тех пор жрец готовил для Лании жизненный эликсир. Налит он был в маленький флакончик, и королева носила его на шнурке, надетом на шею, рядом со знаком богинь. Она не доверяла столь драгоценное снадобье даже Келле.

А поутру, прежде чем одеваться и завтракать, Ее Величество завела привычку выпивать стакан воды, в который капала десять капель из флакончика. После этого она ощущала невероятную легкость и бодрость, схожие с теми, какие чувствовала после настоя камеристки. Впрочем, возможно, Зорька входила в состав эликсира, но про это Лания жреца не расспрашивала, считая подобное любопытство чем-то вроде святотатства. Ей было хорошо, а это главное.

Так что эликсир помогал оставаться в прекрасной телесной форме и в добром здравии, а это ей было вовсе не лишним с нынешними заботами. Но было еще кое-что, кроме здоровья. Снадобье ли жреца помогало, беременность ли красила властительницу Северного королевства, или же попросту она входила в пору расцвета, но Лания и вправду хорошела на глазах.

Она росла прелестным ребенком, который превратился в очаровательную девушку, а теперь бутон, начавший выпускать лепестки, раскрылся настолько, что уже становилось понятно, насколько он прекрасен.

Одна из придворных дам как-то сказала королеве:

– Как же вы хороши, Ваше Величество! Когда я вынашивала своих детей, то непременно становилась ужасна. Кажется, я разбухала вся: от носа до пальцев ног. И кожа моя становилась ужасна. В пору, когда я в тягости, мне вовсе не хочется выходить на люди. А от вас глаз отвести невозможно, вы будто сияете изнутри. И я вовсе не пытаюсь льстить, клянусь!

Лания тогда улыбнулась и поблагодарила, однако не стала раскрывать своего маленького секрета, о котором знали лишь особо приближенные и доверенные люди. Впрочем, именно собственная внешность для королевы теперь имела мало значения. Королеве не перед кем было красоваться. Да и надобности она такой не чувствовала, по крайней мере, сейчас. Вдове в трауре не подобает мечтать о соблазнах, да у нее и времени-то на грезы не осталось.

Не найдя любви ни родственной, ни супружеской, Лания Северная Мелибранд отдалась любви к своему еще не рожденному ребенку. Именно в ней черпала свою твердость и решительность и становилась сильней, как когда-то обещала своему дитя.

Теперь она уже входила в Кабинеты, не краснея от смущения. В разговорах с послами напоминала себе, что она Мелибранд, что она королева, и всякая внезапная дрожь в голосе пропадала. И пусть Ее Величество еще не спешила принимать полностью самостоятельные решения, но уже не таила свои размышления на Совете, если собирала его.

Слушала внимательно, не страшилась переспросить и даже была рада, если разгорался спор между советниками и теми, кто имел право суждения и голоса. Однако не выбирала ничью сторону, а оставляла себе время на то, чтобы всё обдумать, а после вынести свои выводы на обсуждение уже с теми, кому более доверяла. И если возражения и доводы казались разумными, то могла и согласиться.

В общем, то, о чем еще не так давно было страшно даже подумать, королева теперь делала с легкостью. А если и не с легкостью, то уже с большей уверенностью, потому что всё это делалось ради дитя. И потому призыв Канлина к благоразумию в ее положении оказался для Лании сравни оскорблению.

– Ваше Величество, – принц догнал невестку и пристроился рядом. – Могу я узнать, какое решение вы приняли?

– Я принимаю много решений, Ваше Высочество, – заметила королева. – Не могли бы вы уточнить, о чем именно вы спрашиваете?

– Да, конечно, – кивнул Канлин. – Я говорю о военной реформе.

– По военной реформе я не принимала никакого решения, братец, – ответила Лания. – Для этого надо хорошо понимать, о чем идет речь, а я не понимаю. Прежде нужно разобраться в сути.

– Позволите заняться этим вопросом мне?

Королева приостановилась и посмотрела на деверя. Когда-то Радкис ей говорил:

– Запомните, государыня, королевство принадлежит тому, кому служит армия. А служит она тому, кто о ней заботится. Не доверяйте заботу о ваших воинах никому, они должны быть верны только истинному правителю.

Канлин вопросительно приподнял брови. Лания рассеянно улыбнулась и продолжила путь, деверь последовал за ней.

– Хорошо, Ваше Высочество, изучите внимательно то, что предлагает военный министр, а после расскажите мне. Я хочу понимать суть. Далее мы вместе решим, что можно одобрить, а что нет. Министр финансов не должен схватиться за голову от всех этих идей. В конце концов, на всё нужны деньги, а, стало быть, будем исходить из их наличия.

– Вы верно судите, сестрица, – улыбнулся Канлин. – Тогда велите секретарю доставить мне всё, что понаписал наш дорогой граф Блиссек, а я изучу и передам вам, что думаю обо всем этом. Но скажу сразу, что согласен с его сиятельством в одном – время для реформы пришло. Там есть, над чем поработать.

– Богини с вами, Ваше Высочество, – улыбнулась ему Лания. – Вскоре вы получите труды министра. А теперь простите, оставлю вас. Сегодня день прошений, мне надо подготовиться.

– Вот уж завели вы себе мороку, – покривился принц. – И прежний порядок был хорош. Впрочем, если вам иных дел мало, то не смею мешать и отговаривать.

– Вы крайне любезны, – усмехнулась королева. – К тому же, если я рожу дочь, и вы взойдете на трон, то сможете отменить день прошений, никто вас не неволит принимать просителей и жалобщиков лично.

– Опасаюсь, что в этом случае подданные будут крайне недовольны, и мне придется хотя бы какое-то время продолжать эти приемы. И будьте уверены, сестрица, в эти часы я буду непременно страдать и думать о вас гадости, – заверил невестку Его Высочество.

– Мне уже стыдно и страшно, – заверила в ответ деверя Лания.

Канлин склонился к ней и негромко произнес:

– А вы еще и врушка, сестрица, – после вновь распрямился и продолжила: – Ничего-то вам не стыдно, Ваше Величество. И если вы родите сына, то я непременно расскажу моему племяннику, какую гадость вы передадите ему по наследству.

Королева сжала подбородок пальцами, изобразив задумчивость, а после произнесла:

– А не поделить ли нам дни прошений? Вы сумеете лучше вникнуть в горести подданных, и времени на каверзы останется меньше. Хм… идея-то хороша!

– Вовсе не хороша, – тут же отмахнулся Канлин. – Скажем прямо, дурная идея, Ваше Величество, никуда негодная. – Он передернул плечами: – Как вам это в голову взбрело?

– Должно быть, племянник ваш нашептал, когда услышал, что вы желаете внести разлад между ним и его матушкой, – предположила Лания.

Его Высочество вновь округлил глаза, после приложил ладонь к груди и склонил голову:

– Великодушно прошу прощения, Ваше Величество, ибо был неверно понят. Клянусь, что носа в ваши чудачества более не суну. Богини с вами, ступайте и слушайте ваших подданных, благословляю.

– Вы невероятно милы, Ваше Высочество, – поклонилась королева и улыбнулась, уже не скрывая, что забавлялась всё это время.

Принц улыбнулся в ответ, тоже оставив игры, а после произнес, глядя в глаза невестке:

– А вы прелестны, сестрица. Но все-таки вредина и злюка, – тут же добавил он, не позволив ситуации стать неловкой и двусмысленной.

– Какова есть, – развела руками Лания. – Однако мне и вправду нужно идти. Вам вскоре принесут записи министра.

– Буду ждать, – склонил голову принц. – Доброго дня, сестрица. Пусть он не станет тяжелым.

– Благодарю, – улыбнулась королева и наконец продолжила свой путь. Канлин некоторое время смотрел ей вслед, потом улыбнулся какой-то мысли и направился в свою сторону.

Дойдя до входа во дворец, Лания все-таки обернулась, опять улыбнулась и уже не останавливалась. Отношения с деверем всё более напоминали дружеские. С ним было легко общаться, и, в отличие от остальных, разговаривали они на равных. За прошедшее время они даже успели несколько раз поспорить, повздорить, оскорбиться и тут же помириться, так и не перейдя грань, за которой начинается соперничество, а то и вовсе вражда.

Более того, за всё это время принц не дал повода подозревать его в каверзе. Он не интриговал, не устраивал заговоров, и угрозы от него не исходило. Напротив, с готовностью откликался на просьбы о помощи. На Совете чаще всего придерживался стороны своей невестки. Если имел возражения, то выражал их мягко. А если и спорил, то наедине, а не прилюдно. Так что со стороны должно было казаться, что в королевском семействе царит единодушие, что, в общем-то, не расходилось с правдой.

О том, что некоторые придворные посещают Его Высочество и пытаются сойтись с ним близко, Лания знала. О ком-то говорил сам Канлин, и королева делала из этого вывод, что в них деверь не заинтересован. О ком-то умалчивал, но эти визиты тайной для Ее Величества не были, потому что Келла исправно докладывала ей о жизни Двора. Предприимчивой камеристке удалось создать свою сеть, в которой уже успели запутаться некоторые придворные, после чего лишились своих мест.

Да, Ее Величество прореживала свою сильно разросшуюся свиту. Происходило это не быстро, как хотелось бы министру финансов, и только, если наружу всплывал грех придворного. Как и говорила когда-то Лания, действовать необдуманно было нельзя. Обидеть преданных людей – невозможно, потому что это означало отдать их в руки своих недоброжелателей. А вот те, кто метался и распространял сплетни, от этих можно было избавиться с легким сердцем.

После очередной отставки происходили и передвижки. Освободившиеся места занимались новыми людьми, но входившими в состав одной из свит. Адъютанты покойного короля и вовсе перешли на военные должности в королевскую гвардию. В общем, свита королевы продолжала формироваться.

А кто-то из придворных сам пожелал уйти, были и такие. Причины были разными: возраст, усталость, неопределенность в будущем. Лания отпускала их, вручив в благодарность орден за верную службу монарху. Он имел больше символическое значение, но придворные его почитали и, получив, непременно носили как на повседневной одежде, так и на праздники.

Не трогала королева только тех, кто посещал Малый двор Его Высочества. Во-первых, одни не интересовали Канлина, другие сами спешили передать, о чем велась речь, и кого еще видели в покоях принца. А во-вторых, всего через несколько месяцев Высочество мог превратиться в Величество, и потому он сам будет решать, кто ему нужен, а кто нет. А Лании ругаться из-за придворных с деверем не хотелось. По крайней мере, до родов. И лишь после них могли наступить перемены, как во взаимоотношениях не кровных родственников, так и в отношении тех, кто сблизился с братом покойного монарха.

Впрочем, говоря о заговорах, стоит заметить, что и герцог Тридид не спешил плести козни. Единственное, что он сделал, это перебрался из королевского дворца в собственный. Но кто его посещал, Ее Величество тоже знала, благодаря всё той же Келле и ее шпионам, которые слышали разговоры знати. Кто обращает внимание на прислугу? Мало кто, зато прислуга слышала и видела всё очень хорошо. Потому кое с кем из тех, кто навещал его светлость, Лания уже рассталась.

Но это никак не сказалось на взаимоотношениях с самим герцогом. Они были… нейтральны. С королевой за прошедшее время он виделся по большей части на Советах. В иное время его светлость встреч с Ее Величеством не искал, ни от чего и ни от кого не предостерегал. А самой Лании было не до дяди покойного супруга.

Однако при встречах они были обоюдно благожелательны. Герцог заботливо спрашивал о самочувствии, отмечал, что королева подошла к управлению государством, доверенном ей супругом, ответственно и серьезно. В общем, хвалил.

Лания в свою очередь интересовалась семейством его светлости, передавала им добрые пожелания, а на день рождение младшей дочери лично отвезла подарок. Празднества не было по причине траура, но дань уважения дядюшке жена его племянника оказала.

Да даже собственная родня королевы, на первых порах доставившая немало неприятных минут и переживаний, вела себя тихо. Батюшка, кажется, решил быть полезным дочери и больше не старался подавлять и указывать. Разве что несколько раз осторожно выразил озабоченность по поводу сближения королевы с графом Радкисом и усомнился в чистоте его помыслов. Но Лания тут же потеряла интерес к разговору с герцогом, вспомнила про неотложное дело и попросила секретаря проводить его светлость.

Раналу дела пока так и не нашлось, да Ее Величество и не спешила найти его. Ей по-прежнему не хотелось встречаться с братом. Могла бы и вовсе забыла о нем, но он оставался ее родственником, и отец служил живым напоминанием о данном ею слове. Но выбрать брату поручение означало, что после исполнения он войдет в ворота дворца, и сестра все-таки назначит ему должность, как обещала родителю. Впрочем, сам его младшая светлость, кажется, не страдал и продолжал жить той жизнью, к какой привык.

Что до матери, то она во дворце появлялась. Кроме больших завтраков, на которых присутствовали придворные и их семьи, герцогиня навещала дочь, прежде уведомив о визите через супруга. Однако, оказавшись рядом с Ланией, была скована и, похоже, совсем не понимала, как себя стоит вести. Ее Величеству даже показалось, что герцогиня Виллен опасается ее, но делать с этим ничего не стала, чтобы матушка не уверилась, что может по-прежнему что-то указывать своей дочери. Так что беседы выходили светскими и вовсе не похожими на те, когда встречаются родные люди. После них ни королева, ни ее светлость не стремились ускорить миг нового свидания.

В общем, можно было подумать, что всех устраивает и молодая королева и ее правление. Признаться, это настораживало даже больше, чем если бы интриги велись в открытую. Тогда хотя бы было понятно, у кого и что лежит на сердце, однако явного врага у Лании вроде бы и не было. Придворные помалкивали, должно быть, вдохновившись первыми отставками, а народ даже, кажется, был доволен своей временной властительницей.

На улицах неприметную карету королевы начали быстро узнавать, расступались и кланялись без всякого принуждения. Причиной тому стал Его Высочество. Принца в столице знали хорошо, и даже его простая неброская одежда не могла скрыть личности всадника, который каждое утро сопровождал карету. Так и запомнили и сам экипаж, и кучера с лакеем, и гвардейцев в обычной одежде, которые обычно ехали пусть и на некотором расстоянии, но окружив свою госпожу.

– Людям нравится, что вы религиозны, государыня, – как-то сказывала Келла. – Говорят, мол, сначала за мужа в храме Смерти королева помолится, а потом и за народ простой да за королевство едет молиться в храм Жизни. А еще радуются, что в предместье дороги начали делать. Ждут, что и в бедняцких кварталах порядок будут наводить. Кто-то им такое передал.

Лания знала, кто передал. И это как раз относилось к тем самым дням прошений, по поводу которых ворчал Канлин. Впрочем, для ворчания у него имелся свой повод, и вовсе не тот, который он назвал. Это относилось к причине появления этих самых дней.

Обычно жалобы отправлялись в королевскую канцелярию. Их изучали, на какие-то отвечали, какие-то оставляли без внимания, считая несвоевременным или вздорными. И сейчас было почти то же самое. Прошения и жалобы отправляли в канцелярию, но потом их передавали Ее Величеству. Она знакомилась с нуждами подданных и те, какие считала достойными высочайшего внимания, в канцелярии составляли в очередь и распределяли ее по «дням прошений».

После просителей уведомляли, что государыня будет ожидать их в такое-то время во Дворце правосудия для беседы и пояснений. И в указанный день и час робевший или же, напротив, деловитый подданный шел с докладом к самой властительнице Северного королевства. Обязательным условием был опрятный и трезвый вид, иначе жалобщика не допускали до монархини. Ибо нужно иметь совесть и стыд, и неважно какого ты сословия.

Впрочем, стоит вернуться к тому случаю, который поселил в душе наследника стойкое неприятие к дням прошений. Это произошло спустя два месяца после смерти Ангвира. Лания тогда возвращалась с поминальной молитвы. Она сидела в карете, закрыв глаза, и просто отдыхала перед началом нового дня.

Мысли ее текли лениво, особо ни на чем не задерживаясь. Наверное, она даже начала дремать, когда карету сильно качнуло. Лошади заржали, кто-то закричал, а после послышался гневный голос Его Высочества, теперь всегда сопровождавшего невестку верхом.

Лания сдвинула шторку, выглянула на улицу и увидела, как ее телохранители схватили какого-то мужчину. Тот продолжал что-то неразборчиво выкрикивать и выворачивался на карету, хоть его и прижали к земле. Королева, желая понять происходящее, открыла дверцу и спросила:

– Что происходит?

– Государыня! – охрипшим уже голосом воскликнул неизвестный. – Прошу вашей защиты, госпожа! Выслушайте меня, умоляю!

Один из гвардейцев ударил мужчину по голове, и Канлин, успевший спешиться, закрыл собой происходящее.

– Я сейчас во всем разберусь, сестрица, – мягко произнес принц. – Останьтесь в карете, возможно, за всем этим скрываются чьи-то недобрые намерения.

Лания поджала губы. Она короткое мгновение смотрела на деверя, а затем, распахнув дверцу, потребовала:

– Уйдите с дороги, Ваше Высочество.

– Это неблагоразумно… – попытался остановить ее Канлин, но королева лишь покривилась:

– Что за вздор? Лучше помогите мне выйти, и узнаем, чего желает этот несчастный.

– Ваше Величество, – принц продолжал смотреть на невестку, и она полюбопытствовала:

– Будем разыгрывать представление перед подданными? Или желаете унизить меня у них на глазах и показать, что королева не имеет ни воли, ни права слова?

Теперь губы поджал Его Высочество. Они с минуту мерились взглядами, и принц сам откинул подножку и подал руку. Лания не отказалась. До гвардейцев и незнакомца королева и ее деверь шли, не глядя друг на друга, и больше не разговаривали.

– Поднимите его, – велела Лания, остановившись.

– Кинулся под копыта лошадей, – доложил один из телохранителей, – звал вас, государыня. Шальной, подозрительный…

– Помогите, госпожа, – прервал его хриплый голос незнакомца.

Он уже стоял на ногах, но выглядел сильно потрепанным. И не только одежда оказалась в беспорядке после того, как его завалили на землю. Волосы разлохматились, из рассеченной брови стекала струйка крови, губы тоже, кажется, были разбиты. На руках легко угадывались ссадины, да и колени, похоже, были разбиты. Мужчина кривился, но смотрел на королеву с нескрываемой мольбой.

– Ему нужна помощь, – сказала Лания гвардейцам. – Отвезите его во дворец и позовите лекаря. Пусть осмотрит и поможет, потом мы поговорим. Посадите его в мою карету, а я прогуляюсь немного.

Лакей и кучер затолкали всё еще неизвестного мужчину в карету королевы. Лакей брезгливо покривился, глядя на руки, а кучер проворчал под нос:

– Теперь всё в крови перемажет, – и, повысив голос, сказал жалобщику: – Кто б ты ни был, помни, едешь в карете государыни. Только попробуй напакостить, я тебе и без гвардии королевской бока намну.

Что ответил неизвестный, Лания не слышала, как не слышала и слов кучера, потому что уже направлялась к дворцовым воротам, неподалеку от которых всё и случилось.

– Похоже, он поджидал вас, – сказал Канлин, шагавший рядом с невесткой.

Гвардейцы теперь тоже шли, окружив королеву и принца. Своих лошадей они вели в поводу. Коня Его Высочества принял один из телохранителей Ее Величества.

– Похоже на то, – согласилась Лания. – Должно быть, дело и вправду важное.

– Для всяких жалобщиков существует королевская канцелярия, – с раздражением произнес Канлин. – Подобное же поведение непотребно и подозрительно. Я согласен с гвардейцами. За подобное его не в карете катать, а отправить к городской страже, чтобы выпороли для вразумления.

Лания повернулась к нему и в удивлении приподняла брови. В подобном расположении духа она видела деверя впервые за прошедшие месяцы, когда принц сдерживал негодование. Не раздражение или досаду, а именно негодование.

– Братец, отчего вы сердитесь? – полюбопытствовала Ее Величество.

– Я не сержусь, – солгал принц.

– Я же вижу, что вы напряжены, – возразила Лания. – Вы сердитесь на то, что я не послушалась вас?

– Кто я, чтобы указывать королеве, – фыркнул деверь.

Вот теперь раздражение испытала государыня. Она остановилась и потребовала:

– Объяснитесь.

Его Высочество посмотрел на небо, вздохнул, а после сдался и отчеканил:

– Мне неприятно, когда мою заботу почитают за унижение. Я оберегал вас от возможной опасности, но вы, сестрица решили меня за это оскорбить. Отчего же теперь вы изумляетесь тому, что я рассержен, коли достигли, чего желали?

– Я вовсе не желала вас оскорбить, – отмахнулась королева. – И заботу вашу ценю, братец. Более того, понимаю вашу тревогу, но уж и вы меня поймите. Будь я вашей кровной сестрой, с которой вы выехали на прогулку или сопроводили ее в храм, то, поверьте, осталась бы сидеть в карете, как вы велели. И будь я вашей женой, то не посмела бы ослушаться и, мучаясь неизвестностью и тревогой, я сидела бы там, где вы приказали. Но так уж вышло, что я не простая женщина, которую сопровождает старший родственник. Я – правитель государства, пусть и временный, и потому, когда ко мне взывает подданный, я не останусь глуха и нема к его мольбе…

– Даже если под угрозой ваша жизнь? – прищурился Канлин.

– Угрозы не было, – отмахнулась Лания. – Всего лишь человек, доведенный некой бедой до отчаяния. И я не могу позволить ни ему, ни случайным зевакам увидеть, что являюсь всего лишь послушной тенью своих родственников…

– Стало быть, – прервал ее деверь, – вы всего лишь опасаетесь уронить свое достоинство, и потому не желаете быть благоразумной. И потому вы сказали, что я унижаю вас.

Ее Величество поджала губы и с минуту смотрела в глаза наследника прямым взглядом. Теперь и она рассердилась, но еще пыталась держать себя в руках и не разругаться с деверем.

– В благоразумии нет унижения, – продолжил Канлин. – Вам незачем опасаться за свою честь и достоинство. Я стою на их страже…

– Богини знают что! – взмахнув руками, все-таки вспылила королева, но выдохнула и воззвала: – Услышьте же меня, Ваше Высочество, услышьте наконец. Я не о достоинстве своем пекусь, оно при мне. Но я не могу позволить себе быть слабой и прятаться от каждого шороха. Если бы карету окружили вооруженные люди, то во мне достаточно благоразумия, чтобы не лезть на острия мечей. Тогда я бы осталась сидеть там, где сидела, а вам, как мужчине, вверила свою жизнь и честь. Но раз уж мне выпало стать не просто женой короля, но королевой у власти, то я и должна ею быть. И потому я не потерплю прилюдных споров и попрания моего слова. Если взялись оберегать меня, то оберегайте, но не выставляйте слабой. К тому же вы сказали, что сами во всем разберетесь. Меня такое не может устроить. Теперь вы понимаете меня?

– Вы высказались предельно ясно, Ваше Величество, – холодно ответил принц, после церемонно поклонился и ушел.

Лания вздохнула, глядя ему вслед, после покачала головой и посмотрела на одного из гвардейцев.

– Неужто непонятно, отчего я вынуждена избегать всякого намека на слабость?

– Понятно, государыня, – ответил телохранитель.

– Вот и мне понятно, а он обиделся, – королева повела плечами, фыркнула, а после спросила уже с любопытством: – А что вы скажете? Мне и вправду следовало остаться в карете, или же вы не видели столь великой опасности, как Его Высочество?

Гвардейцы переглянулись.

– Дозвольте ответить, государыня, – заговорил другой телохранитель. – Ежели рассуждать, то опасности большой не было. Этот жалобщик ждал у дороги и поспешил навстречу вашей карете, когда мы стали подъезжать. Он замахал руками, они были пусты. И когда мы его повалили, то оружия не обнаружили. Нет, опасности не было. Но это стало ясно, когда всё случилось, однако Его Высочество прав в том, что этот мог только отвлечь внимание, а другой бы до вас добрался. Мы теперь учтем это и более не ослабим вашу защиту.

– То есть, – Лания сделала несколько шагов вперед и, снова остановившись, развернулась к говорившему, – мне следовало остаться в карете, пока не выяснится, есть ли большая угроза, так?

– Так, Ваше Величество, – кивнул гвардеец.

– Я принимаю это, – согласилась королева. – Но не принимаю слова Его Высочества о том, что он сам во всем разберется, потому что, судя из уже им сказанного, он попросту отправил бы жалобщика к стражам, и никакой помощи бы несчастный не получил. А после был бы уверен, что королева далека от своего народа, а решает за нее всё принц Канлин. Нет, такое меня совершенно не устраивает. А, стало быть, он должен был просто удостовериться, что угрозы нет, а после не мешать мне говорить с жалобщиком. Верно? – И сама себе ответила: – Именно так. А значит, я все-таки права.

– Да, Ваше Величество, – не стали спорить телохранители.

Канлин пришел к невестке уже вечером. Попросил принять его, и Лания не стала отказывать родственнику. Принц принес с собой чудесную маленькую корзиночку с ягодами, передал ее королеве и, устроившись в предложенном кресле напротив, заговорил.

– Я пришел, чтобы принести извинения за ту безобразную сцену, что устроил утром. Простите меня, сестрица.

– За что вы извиняетесь, братец? – полюбопытствовала Лания.

– В первую очередь, что бросил вас и ушел, – ответил Его Высочество. – Это недостойно мужчины, тем более старшего мужчины в роду, который принял на себя ответственность за женщину, за родственницу. К тому же это было непочтительное отношение подданного к его государыне. Но главное, я понял, о чем вы мне толковали. Мне и вправду не стоило принимать за вас решение. Если вы желали выслушать этого человека, то я не должен был вам мешать. Вы прощаете меня?

– Пустое, братец, – отмахнулась королева и сунула в рот ягоду. – М-м, сладкая, благодарю. Безумно вкусно.

Принц с улыбкой смотрел, как преподнесенное им лакомство быстро тает. Извинения явно пришлись невестке по вкусу. Наконец тряхнул головой и, устроившись с большим удобством, спросил:

– Так ради чего был этот отчаянный бросок под карету? Причина стоила того?

Лания оторвалась от ягод, посмотрела на принца, после в быстро пустеющую корзинку, снова на Канлина и отставила лакомство.

– Более чем, – ответила она. – Бедолага занял денег у харчевника. Открыл лавку, но дело пошло плохо, и когда пора было возвращать долг, то оказалось, что он не может покрыть и половину ссуды. Харчевник предложил мену – привести к нему сестру господина Трута, это наш жалобщик. Тот отказался, и тогда его избили подручные харчевника. Он, похоже, не только харчевней занимается, но и темными делишками.

Так вот, после того, как Трута избили, от него потребовали вернуть всю сумму, а если этого не сделает в течении двух дней, то не только заберут сестру, но и угрожали сжечь лавочника вместе с лавкой и его беременной супругой. Он уже искал помощи у стражей, но там потребовали оплатить их услуги, тогда-то он и решил обратиться ко мне, не видя иного выхода.

По мере того, как Лания говорила, брови принца ползли вверх. И когда она закончила, Его Высочество произнес:

– Однако. Ему и вправду не позавидуешь. И какое же решение вы приняли?

– М? – Лания вновь увлеченно ела ягоды. Она подняла на деверя вопросительный взгляд, после сунула в рот еще одну ягоду, съела ее, а затем только ответила: – Я отправила Трута к стражам, а вместе с ним двух моих гвардейцев с именным указом арестовать харчевника и его подручных, а также разобраться со всеми его делами. Министр юстиции тоже получил указ лично проследить за этим делом и доложить, а кроме того разобраться с мздоимством среди городских стражников. Иначе за что они получают жалование, если не желают за него служить? Лавочника же обязала возвращать долг жене харчевника равными долями в течение нескольких месяцев. И если ему не хватает денег от торговли, то он может отдать свою лавку в счет долга, а после явиться снова и наняться во дворец прислугой, место для него будет. Да и попросту надо навести порядок на окраинах, раз уж там процветает такое.

Канлин хмыкнул и ответил:

– Недурно придумали. Если пожелаете, то я прослежу за тем, чтобы министр горел желанием исполнить ваше указание в точности.

Королева пожала плечами:

– Почему нет, сделайте милость. Признаться, доверия его милости мало. Впрочем, в его интересах показать себя доблестным служакой, иначе зачем он вообще тогда нужен? И еще вот что я решила.

– Что? – полюбопытствовал наследник.

– А заведу-ка я дни прошений. Мало ли таких Трутов, которые не могут найти помощи? Хорошенько продумаю, как не оказаться погребенной под ворохом жалоб и прошений, и стану принимать подданных по определенным дням.

– У вас забот мало? – искренне удивился Канлин.

– Много, – не стала спорить королева. – Но нужды подданных помехой быть не могут. Пока я властитель, дни прошения будут. Уж лучше так, чем очередной бросок под карету.

– Дело ваше, сестрица, – поднял руки принц.

Однако после той ссоры нелюбовь к просителям у него все-таки осталась. Похоже, Его Высочеству требовался виноватый, и он нашел его в лице всех жалобщиков. А люди в бедных кварталах услышали, что государыня собралась навести у них порядок, и были этим довольны. А что лучше укрепляет власть, чем ни согласие с ней подданных? Так что за деяниями молодой королевы стояла не только доброта, но и вполне практический расчет. И он сработал, простолюдины свою королеву признали.

Глава 18

Свет утреннего солнца заглянул в окно королевской спальни. Он упал на подушку, но шалости не вышло, потому что на ложе никого уже не было. Государыня Северного королевства стояла перед большим напольным зеркалом, задрав подол ночной рубашки, и смотрела на свой живот. Лания с нежностью провела по нему ладонью, улыбнулась, и солнечный луч все-таки отразился в зеркальной поверхности, только попал он туда вовсе не от окна, а от улыбки королевы.

– Доброго утра, Ваше Величество.

Охнув, Лания порывисто обернулась, спешно опустила подол сорочки и воззрилась на невозмутимую Келлу. Камеристка так и продолжала обслуживать ее в одиночестве. Прислуга появлялась, чтобы прибраться в покоях, когда королева отбудет на поминальную молитву. Лакеи приносили еду, но под строгим надзором всё той же Келлы, как когда-то условились бывшая горничная с государыней. Правда, благодаря эликсиру жреца Жизни, Лания в еде стала все-таки смелей, но… Осторожность была не лишней.

Знатные камеристки Ее Величества дули губы и сверлили простолюдинку презрительными взглядами. Им не нравилось, что в фаворе была бывшая горничная, а не дамы из знатных родов. А еще у королевы был секретарь и целая канцелярия, которые не оставили им возможности вести переписки от имени государыни. А еще имелись распорядители и камергеры, чья служба не изменилась, и потому они исполняли те самые обязанности, которые раньше были в ведении дам. По сути, они теперь просто были и всё.

И чтобы подсластить пилюлю, Лания не стала от них избавляться. Она и без того проредила свое окружение. К примеру, одна из придворных дам с чего-то решила, что может позволить себе давать советы государыне, как ей теперь лучше вести себя и что делать. Будто Ее Величество было мало ее родственников: кровных и королевских. Потому дама получила отставку за проявления высокомерия и отсутствие уважения к своей госпоже.

Две фрейлины лишились места за то, что пытались устроить своих родственников на выгодные места, с целью чего начали наговаривать не тех, кто сейчас эти места занимал. Еще одна фрейлина получила отставку за то, что высмеивала Ее Величество, считая, что ее никто не слышит, а слышали. Один из дворцовых стражей, которому Келла помогла тем, что привела к его дочери дворцового лекаря (с разрешения королевы, разумеется).

Кстати, последний был донельзя доволен тем, что Ее Величество отказала всем врачевателям, которых привели принц и герцог Виллен. Придворный лекарь был крайне оскорблен тем, что Его Высочество, а позже и его светлость, удумали заменить его «какими-то проходимцами». Потому обоих родственников королевы он теперь не выносил на дух, хоть и склонял голову перед ними, да и рад был, что пользует их не он.

А вот против жреца Жизни ничего не имел. Тут было глупо тягаться, все-таки служитель культа, еще и с тайными знаниями. Потому этот выбор понимал и принимал, тем более что государыня не отвергала придворного врачевателя, и он тоже был допущен к высочайшим осмотрам, но, хвала богиням, его помощь молодой и здоровой властительнице Северного королевства не требовалась.

Так что на просьбу камеристки, намекнувшей, что таково и желание самой королевы, откликнулся и навестил дом простого стражника. Девочка быстро пошла на поправку, а стражник теперь был предан Ее Величеству душой и телом. Потому сообщил Келле о том, как отзывалась о государыне ее фрейлина в компании еще двух придворных дам и кавалеров. Лишь одна из женщин возмутилась, она при Дворе и осталась. Остальные зубоскалы, пунцовые от стыда и ледяного тона, каким разговаривала с ними Лания, отбыли восвояси.

– А вы, госпожа, никак поправились, – по-прежнему невозмутимо заметила Келла, полюбовавшись на растерянность и смущение королевы, когда застала ее с задранной сорочкой перед зеркалом.

– Что? – переспросила Лания, быстро справившись с оторопью.

– Говорю, что Ваше Величество потолстели, вон, животик растет, – продолжила молоть языком нахалка, а после потупилась: – Простите.

– Дорогая, вы ведь знаете, какая я бываю в гневе? – полюбопытствовала королева. – Хотите, чтобы я рычала на вас, как разъяренный дракон?

– Вы не дракон, – улыбнувшись, ответила камеристка, – вы для него слишком маленькая. И красивая, – поспешила она добавить.

Брови Ее Величества поползли вверх. Она уперла кулаки в бока и заверила без улыбки:

– Сейчас я буду маленьким и красивым драконом, который заплюет вас ядом.

– Тогда вы… – Келла демонстративно задумалась и, округлив глаза, закончила: – Гадюка?

Лания поморгала, потрясенная услышанным. Вытянулось лицо и у Келлы, только что осознавшей, что грань дозволенного она уже безнадежно перешагнула. Но рядом с государыней ей был уютно настолько, что женщина совсем забылась.

– В… – она тяжело сглотнула, – Ваше Величество, я не со зла, я хотела пошутить. Я не считаю вас…

Королева, вскинув руку, сжала кулак, и камеристка замолчала. Лания подошла к креслу, подхватила подушечку, которая лежала на сиденье, и зловеще-тихим голосом произнесла:

– Бегите, Келла, бегите, говорливая моя, ибо вы разбудили во мне зверя.

– Государыня… – пролепетала камеристка, и королева рявкнула:

– Бегите!

Келла попятилась, а Ее Величество, взметнув руку с подушкой, последовала за ней.

– Последний шанс, – весомо покивала королева, и камеристка, ойкнув, поспешила прочь из спальни.

Вслед ей полетела подушка, но не долетела и упала на пол. Лания прибавила шаг, подхватила свой снаряд и, вновь взметнув над головой, поспешила следом за собственной камеристкой. Та юркнула в свою комнатку и закрыла за собой дверь. Подушка, летевшая следом, наткнулась на преграду и плюхнулась на пол.

Лания дернула за ручку, но дверь не поддалась, и властительница целого королевства вежливо постучалась.

– Келла, будьте любезны, откройте вашей королеве.

– Зачем? – донеслось настороженное с той стороны.

– Чтобы я могла выместить на вас свой праведный гнев, – уведомила Ее Величество. – Оплету вас кольцами и буду жалить до тех пор, пока мой яд не заполнит вас по самую макушку.

– Тогда я вынуждена отклонить ваше предложение, – с большей уверенностью в голосе ответила Келла. – Мой бастион будет держаться сколько возможно.

– Тогда вы умрете от голода, ибо вы в осаде, – донесла до камеристки простую истину ее госпожа.

– От голода потом, но не от яда сразу, – справедливо заметила женщина. – И коль уж судьба такая, то помирать от голода будем вместе. Кто же Вашему Величеству еды принесет? То-то и оно.

– Теперь вы меня еще и шантажируете? – изумилась королева.

– Истинно так, Ваше Величество, – не стала отнекиваться камеристка. – А раз мы обе в ловушке, то предлагаю вам сложить подушку и пойти на примирение. Тем более я раскаиваюсь и прошу прощения за свои слова. Но… – она помялась и все-таки закончила: – Уж простите за такие слова, государыня, я помню свое место. Но вы мне уже как родная стали, мне легко при вас. Вот и забылась.

Щеки Лании зарумянились, ей было приятно. Да и не сердилась она, просто дурачилась, потому что и ей с Келлой было легко. Эта женщина понимала желания своей госпожи и исполняла с точностью. Но главное, она заменила ту, кого у королевы никогда не было, – подругу, пусть и несоизмеримо ниже ее по рождению. А то, что и камеристка позволила себе откликнуться на игру, вдова тоже понимала. Они и вправду стали очень близки.

– Ну хорошо, – произнесла Ее Величество. – Выходите, я согласна на примирение.

Дверь осторожно открылась, Келла высунула нос и… подушка влетела ей в лицо.

– Победа. Стремительная, славная и безоговорочная, – объявила Лания и удалилась, гордо вздернув подбородок.

– Признаю и покоряюсь, – склонилась ей в спину камеристка, а когда распрямилась, на губах ее играла улыбка.

А спустя некоторое время королева уже спускалась вниз по лестнице, чтобы отправиться на поминальную молитву. Канлин пару месяцев как начал встречать невестку еще по пути к выходу из дворца, а не на улице. Он и сегодня стоял на своем привычном месте, готовый к выезду, и когда услышал шорох ткани и негромкий перестук каблучков, поднял голову и улыбнулся.

– Доброго утра, Ваше Величество, – поклонился он Лании. – Вы выглядите чудесно, впрочем, как и вчера и все прочие дни.

– Доброго утра, Ваше Высочество, – кивнула королева деверю. – Как вам почивалось?

– Весьма сладко, – усмехнулся принц. – За чтивом трудов нашего дорого министра я начал клевать носом еще засветло. Пишет крайне нудно, но мысли дельные есть. Я даже готов вам их изложить, если пожелаете. Прошу, – он подал ей руку.

Лания оперлась на нее и ответила:

– Пожелаю, разумеется, но позже. Вы же помните, что сегодня большой дворцовый завтрак?

– Стало быть, после завтрака? – уточнил Его Высочество.

– После завтрака просил о приеме барон Фуллик.

Канлин в удивлении приподнял брови – барон Фуллик ведал министерством иноземных дел.

– Что-то случилось? – спросил деверь.

– Пока не знаю, – пожала плечиком Ее Величество. – Сказал, что дело важное, и что Северному королевству от этого будет польза. Послушаю, что его милость желает донести. Но тревожных вестей не было.

Они вышли на улицу. Осенний ветер тут же пробрался под плащ, и Лания передернула плечами.

– Однако свежо, – сказала она.

– А вы еще спорили со мной из-за склепа, – с укоризной напомнил Его Высочество.

– Вы знаете, почему я туда спустилась, – отмахнулась королева. – Вы решились идти по той же причине. В следующем месяце я вновь спущусь в склеп, потому что это будет шесть месяцев со дня смерти моего супруга и вашего брата. После и вправду настанут холода, и я уже воздержусь от походов к гробу даже в дату смерти. Обещаю.

– И на том спасибо, – с толикой иронии склонил голову Канлин. Лания уже хотела сесть в карету, но деверь остановил ее неожиданным вопросом: – Простите меня, сестрица, за то, что сейчас спрошу. Но мне и вправду хочется знать… – он на миг замолчал, а королева задержала на Его Высочестве взгляд, и принц все-таки произнес: – Почему? Почему вы так относитесь к памяти о нем? Вы не были близки, Ангвир не скрывал своего увлечения другой женщиной и был холоден с вами. Тогда почему же вы продолжаете так трепетно относиться к нему? Из-за того, что узнали после его смерти? То, что все-таки стали ему небезразличны.

Ее Величество бросила взгляд на лакея, ожидавшего неподалеку, когда она сядет в карету, чтобы убрать подножку и закрыть дверь, но тот стоял с непроницаемым выражением на лице и отсутствующим взглядом. Однако Лания уже прекрасно знала, что прислуга слышит всё прекрасно. Впрочем, скрывать ей было нечего, и потому ответила:

– Он ведь мой единственный мужчина, первый и последний. Иного уже не будет, даже если я рожу дочь. Быть может, с ним я не дождалась счастья, но он все-таки был моим, – после села в карету и произнесла уже иное: – Забирайтесь в седло, братец, мы выезжаем.

– Д… да, – с легкой заминкой ответил Канлин, продолжавший смотреть на Ланию, и встряхнулся: – Разумеется, сестрица, – после этого направился к своему коню, которого держал под уздцы конюх, сел в седло, и королева с сопровождением направилась в храм.

Лания откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза, но уже через пару минут вновь их открыла, а после выглянула в окошко. Взгляд тут же остановился на девере, ехавшем рядом с каретой. Он повернул голову, заметил, что невестка смотрит на него, и едва приметно улыбнулся в ответ.

– Богини знают что, – буркнула королева, вновь откинувшись на спинку.

В голове ее продолжал звучать последний вопрос Канлин, и отделаться от него сразу не вышло. И вроде бы не было смысла раздумывать над любопытством принца, однако оно никак не желало выходить из головы. Почему она относится к памяти о муже с трепетом? Да разве же непонятно? Потому что он ее муж, потому что была влюблена… или уязвлена?

Лания нахмурилась, бросила взгляд на окошко и ощутила прилив раздражения. Она никогда не задумывалась над своими чувствами к покойному супругу. Он был ей небезразличен, и хотелось заслужить его любовь и внимание. Хотелось доказать, что она достойна его чувств, чтобы он оставил свою любовницу, а еще хотелось быть и вправду счастливой, как обещали ее родители.

Она ожидала своей свадьбы, хоть ни разу и не виделась с женихом, не разговаривала с ним и даже попросту не встречалась взглядом. Да, по портретам король был своей невесте знаком, еще по рассказам родни, и его возраст и внешность не вызывали отторжения и протеста.

Воспитанная нянюшкой на красивых историях и легендах, юная герцогиня ожидала своего замужества еще с детства. Еще тогда воображение рисовало Лании нечто светлое и прекрасное. Она была готова любить и быть любимой. Готова была стать женой и матерью. Хотела заботиться о семье, о доме. И о чем точно не мечтала ее светлость, так это о власти и управлении более чем прислугой, потому что мужем ей виделся сильный мужчина. А их взаимоотношения представлялись чем-то средним отношениям с няней и героями легенд и романтических баллад, коих она тоже наслушалась.

А потом Лании сказали, что пришла пора идти замуж, и супругом будет сам Его Величество. Что она тогда почувствовала? Изумление, смятение, волнение и толику страха. Но чуть позже, после всех бесед с родней, подолгу разглядывая портер будущего мужа, юная герцогиня Вилленская начала ощущать интерес к мужчине, которого совершенно не знала. Наверное, тогда и влюбилась… или просто посчитала свои чувства влюбленностью?

Королева усмехнулась. Ей вдруг подумалось, что она вовсе не любила Ангвира, настоящего Ангвира. Она была влюблена в свою грезу, внезапно обретшую плоть и облик государя Северного королевства. Лания уверовала в свою фантазию, с нею в храм и отправилась. Оттого чувствовала себя счастливой, и оттого, наверное, удар оказался столь сильным, когда она узнала об увлечении мужа, которое он даже не скрывал.

– И все-таки я его любила, – произнесла Ее Величество вслух.

Или нет? Она ведь и вправду была уязвлена. И отношением к ней Ангвира, и его нежеланием дать жене шанс на сближение. Его холодность, равнодушие, отрешенность задевали и причиняли боль. А потом он расстался с возлюбленной и начал обращать внимание на жену. А после смерти и вовсе вскрылось, что, кажется, супруга стала ему дорога. Так, быть может, Канлин прав, и вся трепетность к памяти почившего мужа не что иное, как удовлетворенность раненого самолюбия?

Лания вновь выглянула в окошко, с минуту смотрела на деверя и фыркнула:

– Ему-то что за дело? Любовь или нет, но Ангвира я почитала, почитаю и буду почитать, потому что он мой муж. И довольно об этом. Всё это ныне пустое.

Выдохнув, Ее Величество сменила течение мыслей, направив их на ближайшие события. Так постепенно и успокоилась. И в храм входила уже, найдя с собой согласие, а деверь иных вопросов не задавал. А после поминальной молитвы, вернувшись во дворец, они разошлись, чтобы переодеться к большому завтраку, и даже воспоминание о растревожившем королеву вопросе исчезло, остались только насущные мысли.

Впрочем, из насущного в данный момент был большой завтрак, который проводился раз в десять дней. Лания вернулась к этой традиции два месяца назад. Еще существовали большой дворцовый завтрак и королевский завтрак. И каждая из этих трапез имела свою особенность.

Большой дворцовый завтрак собирался по торжественным случаям. На него приглашались и придворные, и послы, и те, кого государи желали выделить. За столом могли оказаться не только высокородные гости, но и главы гильдий, младшие офицеры, чиновники, ученые мужи. А как-то была приглашена даже ведьма, которая пользовалась милостью и доверием короля, который правил в то время. Говорили, что она удивительно точно пророчила и помогала в иных делах. В каких, молва умалчивала, точнее, плела всяческие небылицы, а что было в точности, не знал никто.

А вот королевский завтрак проводился более узким кругом, очень узким. Кроме королевской семьи там оказывались люди, кому государи благоволили особо. Придворные из кожи вон лезли, чтобы оказаться именно на этой трапезе, потому что она была своего рода наградой и демонстрацией высочайшей милости.

Что до большого завтрака, то на нем присутствовали только королевские родственники и их свиты. В данный момент это были свиты королевы и наследного принца. Впрочем, имели право присутствовать не только те, кто сопровождал и обслуживал высочайших особ, но и о приближенные из числа родни или иных лиц, кому монархи благоволили.

Их светлости, герцог и герцогиня Вилленские, на большом завтраке присутствовали непременно. Их сын еще прощения не получил, потому не был допущен не только к столу, но и во дворец. Ее светлость как-то умилилась:

– Как же славно, Ваше Величество, я будто вернулась в славное время, когда мы всей семьей собирались за одним столом. Не хватает только Ранала, – она вздохнула, а Лания ответила с вежливой улыбкой:

– Забот в то время и вправду не было, как и положено в пору юности под отчим кровом, – этим и ограничилась, а матушка более попыток вернуть сыну право на посещение дворца не делала.

Отец же и вовсе о Ранале не заговаривал, ни нарочито, ни вскользь. Лишь раз сказал:

– Его светлость Ранал Виллен готов служить своей государыне и государству. Он ждет, когда Ваше Величество укажет, где он сможет проявить свое рвение наилучшим образом.

Так его светлость напомнил государыне о намерении дать брату возможность заслужить прощение и доказать свою пользу для Северного королевства. Она помнила об этом, но дела, которое бы можно было доверить Раналу Виллену, пока так и не было найдено.

Оно должно было казаться значительным отцу и брату, но безопасным для Лании, а значит, всякие передвижения по королевству, дававшие возможность сговора со знатью, она допустить не могла. А за пределами государства Раналу делать было нечего. Можно было бы сосватать его в мужья кому-то из родственников иноземных государей, но пока в этом не было смысла, потому что будущее оставалось неопределенным.

Родниться с дядей государя и братом королевы-матери было вовсе не то же самое, что с братом вдовы монарха. С восшествием на трон Канлина всё в политике Северного королевства могло поменяться, и герцог Виллен становился в таком случае бесполезным для иноземной державы, да и для своей тоже. Так что приходилось и тут дожидаться родов.

– Его светлость еще непременно покажет свою верность Северному королевству, – заверила отца Лания. – Я помню о нашем разговоре.

На этом старший Виллен оставил иные разговоры о Ранале. Он вообще вел себя так, что и придраться было не к чему, впрочем, как и все прочие, от кого королева ждала подвоха. И, глядя на мирное затишье, казалось, что всех устраивает сложившееся положение вещей. Разве только придворные пытались подстелить на будущее перину помягче, заведомо выбирая себе государя.

Но именно в этом будущем Вилленам на милости особо рассчитывать не приходилось. Возможно, потому старший герцог сейчас ни в чем не задирал Канлина, несмотря на прежнее желание избавиться от соперника Лании и ее ребенка на трон. Да и с Тридидом, если встречался, был любезен, но без подобострастия.

Для дочери же и вправду стал тем, к кому она могла обратиться за советом или дать небольшое поручение, в исполнении которого сомневаться не приходилось. Впрочем, королева больше прислушивалась к отцу, когда у него имелся оппонент, то есть на Советах. В остальных случаях предпочитала Радкиса, хотя и его светлость не был обойден вниманием дочери, однако больше для того, чтобы он не затаил обиду. Доверия к нему не было по-прежнему.

А еще Лания, учтя слова свекрови, не таилась от Канлина, когда дело касалось государственных интересов. Он и вправду мог вскоре надеть корону, и единодушие сейчас, хотя бы в части вопросов, должно было помочь при смене правителя, чтобы она прошла без сильных потрясений. Если же смены не произойдет, то… тогда об этом и стоило думать. Пока же в воздухе продолжала витать всё та же неопределенность.

– Что здесь? – войдя в свои покои, Лания скинула на руки Келле плащ, передернула плечами и направилась к камину. Сегодня и вправду было прохладней, в сравнении с предыдущим днем.

– Всё спокойно, – отчиталась камеристка, без всяких пояснений поняв госпожу. – Заглядывали эти ваши, невтерпеж им.

О ком говорит бывшая служанка, уже не требовалось пояснять королеве. Не только придворные дамы из свиты государыни недолюбливали новоявленную камеристку, но и она их терпеть не могла. И всё из-за разницы в положении. Мало того, что простолюдинка, еще и приближенная к королеве, так еще и не признавала авторитета чистокровных аристократок. Они пытались задирать Келлу, но та и сама давала отпор так, что жаловаться приходилось дамам, а не «выскочке».

Впрочем, бывшая служанка держала обещание, данное Ее Величеству, сама грубить не спешила, только когда терпеть становилось невмоготу, а наступало это время быстро. Однако, чтобы не ссорить королеву с ее свитой и не вынудить делать выбор, Келла сама же и просила прощения у высокородных зазнаек, правда, так, что ни раскаяния, ни сожалений они не замечали. Но государыня после принесенных извинений уже твердо стояла на стороне камеристки из простонародья, мол, вы ее обидели, она обидела вас в ответ, а теперь извинилась. К чему продолжать дуть губы? Не приставайте, тогда и обижаться не придется. Но удержаться от шпилек дамы не могли и время от времени продолжали втыкать их в выскочку, так что причин для обоюдной нелюбви у Келлы и придворных дам… да и не только, хватало.

– Ждать осталось недолго, – усмехнулась Лания в ответ на слова камеристки. – Дорогая, помогите мне переодеться, у меня сегодня совсем нет времени. Барон Фуллик со своим важным делом вовсе не к месту. Надеюсь, его дело и вправду важное. Идемте.

– Да, Ваше Величество, – поклонилась Келла и поспешила за госпожой, чтобы помочь ей привести себя в надлежащий вид для появления перед подданными.

Впрочем, хоть Лания и меняла платье, но цвет оставался неизменным – алый. Она была в трауре. Разница была в вышивке. Платье для храма этого украшения не имело, оно было более скромным. Покров тоже во дворце был лишним, и камеристка, сняв его, переплела две косы в одну, а после свернула ее на затылке. Затем надела сетку из золотых нитей, которую украшали рубиновые брызги.

Чистое чело королевы пересек золотой обруч, также с несколькими рубинами по центру: один крупный, и от него расходились камни поменьше. В обыденной жизни такое украшение заменяло корону, и потому никто более не смел надевать нечто подобное с тех пор, как королева стала правителем. Венец положен лишь монархам, даже если это просто украшение.

Коротко вздохнув, Лания поднялась на ноги, оглядела себя в зеркале, а затем направилась на выход. Эта обязанность королеву тяготила. Ей не нравилось пристальное внимание. И пусть никто не смотрел прямым взглядом, но украдкой кто-нибудь да поглядывал.

А еще в это время была возможность напроситься на прием, чтобы обрушить на Ее Величество свои жалобы, просьбы или попытаться выпросить некую милость. И она не могли ни отказать, ни отправить придворного записаться на прием в дни прошений, потому что высокородные, и им не место среди жалобщиков, бывших ниже их по положению.

Когда-то она ожидала больших завтраков, потому что это была возможность лишний раз увидеть мужа и обменяться с ним несколькими фразами. Лания всегда тщательно готовилась к таким завтракам, чтобы супруг, увидев ее, мог заметить и ее старания, и ее вкус, да и просто полюбоваться прелестью юной жены. Правда, она никогда не могла понять, какое впечатление произвела на Ангвира, но очень старалась ему понравиться.

А теперь королева никому нравиться не стремилась, однако наряды по-прежнему выбирала со вкусом и тщанием. Без вычурности и вульгарности. Роскошь ныне была лишней, да и не было желания сверкать так, чтобы у придворных рябило в глазах. Впрочем… быть может, это ослепило бы любопытных, и они перестали бы глазеть на свою госпожу с любопытством и оценкой.

Усмехнувшись своей мысли, Лания покинула покои и направилась в сторону лестницы, где сейчас изнывала в ожидании ее свита. Кавалеров не было, только дамы. Во-первых, повод был не торжественный, когда требовалась большая свита, а во-вторых, как женщине, к тому же вдове, королеве не полагалось окружать себя мужским вниманием. Сейчас Ее Величество сопровождали только те, кому было положено о ней заботиться. И пусть делать это теперь было сложно, но должности никто не отменял, как и обязанности. А на недовольство дам государыня как-то ответила:

– К чему эти страдания? Вы вольны делать, что вздумается, и лишь в определенное время должны быть подле меня. Или же вы хотите сидеть со мной в кабинете, слушать доклады и узнать то, что вам знать не полагается? Что же прикажете после этого с вами делать? Отправить в крепость или сразу казнить, чтобы не смогли выболтать секретов королевства? Будь я на вашем месте, то радовалась бы, а не огорчалась.

Но сейчас дамы и не думали жаловаться, тем более, королеву жалобы только раздражали. Женщины присели в глубоком реверансе, едва Ее Величество показалась.

– Доброго утра, государыня, – произнесла самая старшая из женщин. – Милости богинь вам.

– И вам их милости, дорогие мои, – привычно приветствовала их королева. – В добром ли все здравии?

– Да, Ваше Величество, – последовал ответ.

– Тогда отправимся на завтрак, – подвела итог короткому разговору Лания и направилась вниз по лестнице. Дамы последовали за ней.

Королева с сопровождением спустилась на этаж ниже и свернула в широкий коридор, который вел к большой трапезной. Здесь ее уже ожидал Канлин со своей свитой. Его Высочество тут же отделился от сопровождения и направился навстречу невестке. Она остановилась при его приближении, и принц склонился, приветствуя государыню. Лания едва приметно улыбнулась и склонила голову в ответном приветствии.

Она уже давно перестала смущаться, когда принц крови кланялся ей, государыне по стечению обстоятельств, даже воспринимала как должное. А Канлина подобное не смущало ни раньше, ни тем более теперь. Он подал руку Ее Величеству, и Лания приняла ее. Так они и направились дальше. Прошли мимо свиты наследника, замершей в поклоне, как и сопровождение монархини в реверансе, когда к ним приблизился принц.

Остальные придворные ожидали появления государыни у трапезной, и когда она приблизилась, также склонились.

– Хорошо, что большие завтраки раз в десять дней, – тихо произнес Канлин. – Терпеть не могу этой традиции. Попросту не вижу в ней смысла.

– Угу, – едва слышно промычала в ответ королева.

– Одна радость, я смогу вами полюбоваться еще немного, хоть и издали, – продолжил принц, и Лания скосила взгляд на деверя. – Я просто хотел сказать вам приятное, – поспешил он исправить двусмысленность фразы.

Его Высочество проводил Ее Величество на полагающееся место во главе стола. Собственноручно отодвинул кресло с высокой спинкой и помог сесть. После этого вновь поклонился и отправился на свое место на противоположном конце длинного-длинного стола. Свиты и придворные тоже разделились, чтобы занять полагающееся каждому из них место.

Рядом с королевой сидели советники и сановники. По правую руку его сиятельство граф Радкис. Скрывать того, что он является одним из главных советников королевы, давно не имело смысла. Это многим не нравилось уже по той причине, что быть так близко считал себя достойным каждый, но свое доверие Ее Величество даровала скупо.

За Радкисом занимали места министр финансов с супругой. Граф Нимус тоже пользовался высочайшим доверием, потому оказался вблизи от Ее Величества, что явно льстило его жене, и ее сиятельство, поблескивая горделивым взором, посматривала с толикой превосходства на тех, кто сидел удаленно.

По левую руку обычно располагались родители королевы, но не потому, что имели кровное родство. Попросту герцог Виллен был советником Ее Величества. Однако сегодня место герцогини пустовало. Лания вопросительно приподняла брови и спросила отца:

– В добром ли здравии ее светлость?

В обязанности матери не входило обязательное посещение большого завтрака. Это было даже больше желанием герцога, но когда он обратился с просьбой о присутствии на завтраке супруги, королева одобрила без споров и условий. Герцогиня не имела ни роли, ни значения, больше подчеркивала родство с властительницей Северного королевства. Лания повода отказать отцу не увидела. Что до матушки, то, как было сказано ранее, вела она себя безукоризненно и более не позволяла себе странных и возмутительных выходок, как в день приема первых докладов.

– Ее светлость и вправду чувствует себя дурно, – ответил герцог. – Еще с вечера жаловалась на головную боль и озноб.

– Передайте ее светлости мои пожелания скорейшего выздоровления, – сказала королева. – Если пожелаете, я отправлю к матушке моего лекаря. – И чтобы исключить всякий намек на то, чтобы дочь навестила родительницу лично, добавила: – Вы понимаете, ваша светлость, сама я не могу появиться подле ее светлости. Не в моем положении находиться в доме, где кто-то болен.

– Разумеется, Ваше Величество, – произнес старший Виллен и склонил голову, кажется, пряча тень досады, мелькнувшую на его лице.

Впрочем, возможно, Лании это только показалось, потому что она заподозрила, что внезапная болезнь герцогини, славившейся своим здоровье, неспроста. Ожидание возвращение Ранала во дворец и в жизнь Двора затягивалось, а до родов оставалось всё меньше времени. Потому матушкина немочь могла оказаться предлогом для того, чтобы свести детей вместе и дать сыну шанс помириться с дочерью. А что лучше сближает, чем ни общая беда? К примеру, болезнь родительницы. А может быть, и не было бы встречи с братом, но ее могла заменить слезная просьба матери, которая сломлена хворью. Как же ей отказать?

Однако видеть Ранала Лания не желала по-прежнему, его пощечина всё еще жгла ей щеку, а оскорбления полнили слух. И в прошествии нескольких месяцев после их последней встречи, королева младшего герцога не простила. Потому, заподозрив интригу, Ее Величество попросту сразу отмела всякую возможность нежелательного ей исхода.

И когда короткая беседа с отцом закончилась, в трапезной воцарилась тишина. Королева на миг задержала взгляд на дальнем конце стола, где сидел Канлин со свитой и приближенные к нему придворные, коротко вздохнула и произнесла:

– Дети мои, разделите со мной этот стол. Пусть богини не оставят своим благоволением Северное королевство и всех его жителей.

– Милости богинь, Ваше Величество, – нестройным хором ответили придворные, и лакеи поспешили наполнить тарелки и кубки собравшихся.

Для королевы снедь приносили отдельно и вновь под бдительным взором верной Келлы. Она провожала лакея с подносом до дверей трапезной, далее он шел в одиночестве, и если бы что-то пытался подлить или подмешать, то это бы заметили телохранители государыни, стоявшие на страже ее безопасности даже здесь.

– Не слишком ли вы усердствуете? – как-то спросил герцог Виллен. – Вас ведь берегут жрецы Жизни. Я когда-то раздобыл для вас амулет, и я видел, что он при вас. Еще и ваша мерзавка и гвардейцы надзирают за каждым даже там, где только безумец решится что-то подмешать вам в еду. Могут пойти разговоры. Осторожность – хорошо, но чрезмерная осторожность может вызвать непочтительные насмешки. Да и подозрения о вашем недоверии людям, которые вас окружают, могут кого-то обидеть и отпугнуть.

– Насмешники будут смеяться за дворцовой оградой, – ответила Лания. – Что до осторожности… Проверить амулет, хвала богиням, повода не было. Да и забота жреца не убережет меня от чужой злой воли. Да, задержит действие отравы, но не уничтожит ее. И даже если всё закончится благополучно, не ослабит ли это мое дитя в будущем? Нет уж, батюшка. Я желаю, чтобы ребенок был здоров и крепок, и потому буду вдвойне, а то и втройне осторожна. Если я рожу короля, то ему еще надо будет вырасти, потому отменное здоровье маленькому государю еще пригодится. Да и болезненности дочери я тоже не желаю.

– Соглашусь, – улыбнулся отец. – Не зря говорят, что богини любят тех, кто полагается не только на их милость, но и на себя самого.

Постепенно трапезную залу наполнил тихий гул голосов и негромкое позвякивание столовых приборов. Лания просто насыщалась, особо не прислушиваясь к тому, о чем говорили неподалеку от нее. Ее отец тоже молчал, молчал и Радкис. Графиня Нимус о чем-то беседовала с первой дамой Двора Ее Величества, ее супруг в разговор не вступал, лишь посматривал то на жену, то на ее собеседницу. После переводил взгляд на королеву и сразу же опускал взор в тарелку.

Чуть поодаль от более доверенных сановников сидел и барон Фуллик. Лания несколько раз остановила на нем взгляд. О чем он хочет говорить? Доклад от министерства иноземных дел был совсем недавно. Договоренности, достигнутые еще при Ангвире, продолжали действовать.

Что до предложения союза от Западного королевства, то Лания, не ответив ни да, ни нет, осторожно отложила этот вопрос на несколько месяцев. Совет полностью поддержал это решение Ее Величества, а один из лучших дипломатов Северного королевства уже отправился к соседям с посольством, чтобы подать это решение в наиболее удобоваримой форме. Так о чем же хочет говорить его милость?

Королева в задумчивости выводила ножом по дну тарелки невидимый вензель. Она покусывала губы, вспоминая оценку, какую дал этому министру Радкис. Толковый, умелый политик, тонко чувствует обстановку. Хороший семьянин, честолюбив. Заслужил доверие свекра Лании, не поддавшись в посольстве на подкуп. Показал себя верным сыном Северного королевства, который радеет за его благополучие. «Полагаю, он на стороне законной власти». Предположение Радкиса еще ни разу не было подвергнуто сомнению действиями Фуллика, потому министр оставался на своем месте.

– Что вас тревожит, Ваше Величество? – вопрос отца вырвал королеву из задумчивого оцепенения. – Вы совсем ничего не едите.

Лания подняла на него взгляд и улыбнулась:

– Всё хорошо, ваша светлость, – ответила она, – просто задумалась. Если для тревоги есть повод, вскоре вы об этом узнаете, но я пока причин не вижу.

Она опять посмотрела на Фуллика. Барон, почувствовав взгляд, повернул голову и, едва приметно подняв уголки губ в улыбке, склонил голову. Королева ответила такой же улыбкой, но без поклона. После оглядела всех гостей, отмечая, кто еще продолжает завтрак, но, кажется, все уже насытились и сейчас просто продолжали беседу. И Лания поднялась на ноги.

Тихий гул голосов тут же стих, и придворные поднялись из-за стола следом за государыней.

– Ваша милость, подойдите ко мне, – произнесла королева, минуя отца и Канлина, уже направившегося к невестке, чтобы сопроводить ее.

– Да, Ваше Величество, – склонил голову министр иноземных дел.

И когда он приблизился, Лания добавила:

– Я готова вас выслушать, ваша милость, следуйте за мной.

– Как угодно Вашему Величеству, – вновь поклонился барон Фуллик.

Придворные, склонившись, ожидали, пока государыня покинет их. А когда дверь за королевой и министром закрылась, люди распрямились и направились на выход. Сначала принц и его свита, потому что Ее Величество уже ушла, а стало быть, он остался в трапезной единственным, кого обогнать было невозможно. За господином последовала и его свита, потому что они сопровождали Его Высочество. За ними направились приближенные королевы, сановники и свита монархини, и последними покидали трапезный зал придворные малого чина. Большой завтрак закончился.