Читать онлайн В Пузыре бесплатно
Для всех, кто проживает темные времена и думает,
что они никогда не закончатся.
Помните, у всего есть конец.
Примечание Вистеры
Я безмерно благодарна твоему желанию окунуться в темный мир. Это произведение является моей первой книгой. Оно служит аллегорией моего тяжелого периода в жизни. И перед тем, как это случится, я хочу тебя предупредить, что это история мрачная и страшная, как и ее персонажи. В ней будут матерные слова, экзистенциальный кризис, ревность, кровь, смерть, жестокость, упоминание о торговле людьми, похищение, депрессия, мысли о суициде, попытки суицида, утрата, принятие наркотиков, эмоциональное насилие, физическое насилие, сомнительное согласие/отсутствие согласия, сексуальное насилие, упоминание об изнасиловании, попытки убийства, убийства, сцены секса.
Эта книга не служит нормализацией насилия, как эмоционального, так и физического. Я выступаю против любых его форм и проявлений.
Эта книга написана для любителей темных романов, кто умеет проводить четкую и жирную черту между вымыслом и реальной жизнью.
Я очень прошу тебя читать эту книгу только в стабильном эмоциональном состоянии. Если ты почувствуешь, что от прочтения тебе становится плохо, пожалуйста, остановись и отложи книгу в сторону.
Твое ментальное здоровье важнее всего.
ЧАСТЬ I
Tenebrae animae
Глава 1
Путь в неизвестность всегда меня пугал. А что, если у меня не получится? А что, если я не справлюсь? А что, если я недостаточно хороша? А что, если я ошибусь…?
– Зоуи?
Звонкий голос Белл выдернул меня из грез и поместил в реальность.
– Что?
Я продолжала смотреть на ее чашку и не сразу подняла глаза.
– У тебя снова болит голова?
Я кивнула головой – и резкая пульсирующая боль усилилась, заставив меня отразить ее на лице. Я сморщила лицо и, оперев локти о деревянный стол, стала растирать виски своими прохладными пальцами. Боль продолжала все так же скулить, и я быстро сдалась.
Тяжело вздохнув, я оперлась головой о левую руку. Белл нагнулась ниже, чтобы быть на уровне моих глаз.
В ее глазах плавало беспокойство, и я отчаянно ей улыбнулась.
Сегодняшнюю боль я могу оценить на семь из десяти. Она мучит, ноет, раздражает, но не сводит с ума, как это бывает при десятибалльной боли.
Десятибалльная боль – это боль настолько невыносимо сильная, что кажется, что вместо головы у меня вулкан, готовый вот-вот извергнуться из моей макушки.
– На. Выпей.
Белл протянула мне блистер с таблетками, и я послушно взяла его, достав парочку кружков.
Запивая таблетку, я смотрела на Белл. Мне нравится, как ее миловидная внешность гармонизирует с чертами ее характера. Ее идеально ровные волосы цвета темного шоколада отражают ее собранность, внимательность, настойчивость, а иногда – строгость и замкнутость. Ее мягкие черты лица выдают в ней доброго и отзывчивого человека. Ее глаза цвета высохшей осенней листвы выражают столько заботы и доброты, сколько мало кто смог бы вместить в себе.
– Спасибо.
– Ты перестала пить таблетки?
– Они мне надоели. Они убирают симптомы, но не лечат.
– Но они помогают уйти боли.
– Помогают.
Я взяла серебряную ложку и аккуратно собрала пену по краям белой фарфоровой чашки с синими узорами.
– Тогда зачем ты терпишь боль?
Я подняла ложку с пеной и облизала ее.
Сладко.
– Надеюсь, что она сама пройдет.
Пробубнила я, держа ложку во рту.
– Но она ведь не проходит?
– Нет. Я все еще жду этого момента.
Я подняла голову, ехидно улыбаясь.
– Зу-зу.
– Белл, у тебя явно какое-то расстройство, тебе следует обратиться…
Она окунула пальцы в воду и брызнула в меня.
– Эй.
Улыбаясь, я вытирала брызги рукавом шерстяного свитера.
– Не смей грубить мне, Зу-Зу.
Я рассмеялась и лишь сейчас заметила, что маленькая часть боли растворилась, словно лед в теплом молоке.
Мы живем с Белл в одной комнате. Она никогда мне не говорила, но я знаю, что она боится оставлять меня одну.
В прошлом семестре моя головная боль была настолько сильной, что, когда я встала, я потеряла сознание и упала на пол, словно сломанная кукла.
Благо Белл вернулась за забытым учебником и, увидев меня, вызвала скорую.
Я помню, как я открыла глаза и услышала ее тихие всхлипы. Она сидела около моей больничной койки, спрятав лицо на краю кровати, в попытке заглушить их.
Этот случай заставил меня вспомнить ту самую историю, которую я забыла, но раньше часто прокручивала в своей голове.
Второй курс.
Ночь.
Мы лежали в кроватях и болтали, не желая засыпать. Белл решила поделиться со мной своим воспоминанием из детства.
Когда она была маленькой, ее родители уехали и оставили ее с бабушкой. Одним утром она проснулась, а бабушка – нет. Тогда она еще не знала, что такое смерть и каково это – никогда не заговорить с дорогим тебе человеком снова. Она подумала, что бабушка заболела. Она приносила ей еду и лежала рядом с ней. Она рассказывала ей истории, которые раньше читала ей мама. В то время она сама еще плохо умела читать, но обладала отличной памятью.
Когда ее родители приехали, на их лицах стоял ужас. Тело начало разлагаться и издавать трупный запах. Они подошли к кровати и увидели маленькую Белл, лежащую рядом с бабушкой. Она разговаривала с ней, гладя по синей руке.
Вспоминая эту историю уже во взрослом возрасте, Белл сказала мне, что тогда на самом деле она все понимала. Ей просто было страшно, поэтому она не хотела в это верить. Она считала, что если не верить в смерть, то она не заберет твоих близких.
В больнице я открыла глаза и погладила Белл по голове. Сквозь слезы она произнесла: «Прости». Я сказала ей, что ей незачем извиняться, что это я должна извиняться за то, что напугала ее. Она помотала головой и сказала: «Я поверила в то, что ты умерла. Прости меня».
После моего падения она перестала оставлять меня одну. Она стала реже выходить из комнаты и больше времени проводить со мной. Даже несмотря на мои уговоры, что со мной все в порядке, и если я буду падать, то попробую упасть на кровать для меньшей драматичности. Я все еще вижу, как тяжело ей это дается, но она пытается бороться.
Белл открыла конспект с учебником и приступила к домашнему заданию.
Жаркое, душное лето сменила прохладная, свежая осень. Пышные стволы деревьев изменили свой окрас с зеленого на желтый и вскоре собирались потерять его и вовсе. Мои волосы развевал прохладный ветер, пока солнце согревало мое лицо своими яркими лучами.
Мы сидели в кофейне «Deaf». Это любимое место Белл. Она любит приводить нас сюда. Честно говоря, и мест-то в Илионе немного, куда можно сходить. Ты всегда выбираешь из двух. Ты ходишь в «Deaf» и берешь один и тот же заказ, пока тебя не начнет тошнить. Или ходишь во вторую кофейню с название «Кофейня» и пьешь растворимый кофе, и радуешься имеющемуся разнообразию.
Илион – это город, не вызывающий желания остановиться и прогуляться по нему. Ты смело проезжаешь мимо него. В нем нет ничего интересного и запоминающегося. Он кажется пустым. Большинство живущих здесь – это пенсионеры, которые не видят смысла уезжать, и студенты, кто приехал сюда учиться и уедет так же скоро, как приехал.
– Ты не будешь делать домашку?
– Я хочу бросить учебу.
– Это же последний курс.
Я опустила глаза к чашке.
– А куда ты собираешься устроиться?
– Я не знаю.
– А чем ты хочешь заниматься?
– Ничем.
Я перемешивала остатки кофе ложкой, задевая бока чашки.
– Может, не стоит так рубить с плеча? Может, стоит закончить то, что ты начала, и, возможно, в процессе еще появится ясность.
– Белл, уже поздно для ясности.
Я постукивала ложкой по чашке, пытаясь убрать остатки пены и осадка.
– Но это не значит, что она не наступит. Сейчас мы свободны, и, возможно, мы не до конца осознаем всего преимущества, но…
– Это называется бременем, а не свободой.
Я положила ложку на тарелку, и подняла свой взгляд, скрестив руки.
– Я хочу тебя поддержать, но не хочу говорить пустые слова.
Я опустила взгляд на свою чашку.
– Когда ты не знаешь, что тебе нравится, ты пробуешь. Когда ты учишься и не знаешь, что тебе нравится, ты учишься и пробуешь.
– Меня тошнит от учебы и универа. Они отбирают все силы. Так, как я могу хоть что-либо пробовать?
– Ты действительно хочешь бросить университет?
– Да.
– Зууу.
– Родители все равно мне не позволят. Я с ними говорила об этом еще в больнице. Я подумала, что это был хороший момент и веская причина, чтобы они прислушались ко мне. Но они не хотели ничего слушать. Для них это прозвучало, как оскорбление в их адрес.
Я помню, как, поступив на первый курс, у всех нас было столько мотивации, амбиций и веры в будущее, что казалось, весь мир принадлежал нам, и мы уж точно будем в силах его изменить. Сейчас, вспоминая это, мы кажемся мне жалкими.
Вопрос «А что будет дальше?» стал терзать меня уже на втором курсе. Он обязывающий, давящий, некомфортный и порой удушающий.
Я так и не смогла найти ответа на него, и я ужасно завидую таким людям, как Белл. Людям, кто знает, кем они хотят стать почти с рождения.
Белл с детства мечтала стать учителем. В подростковом возрасте она увлеклась книгами по философии. Из этого уравнения она вывела мечту, превратив ее в цель. Она мечтает стать учителем философии в университете. Ей нравится учиться, и у нее это прекрасно получается.
После бакалавриата она будет поступать в магистратуру. После магистратуры она пойдет в аспирантуру. После аспирантуры у нее будет практика. После практики она будет преподавать в университете.
Она знает, чего она хочет. Она видит свое будущее, и оно яснее воды в ее стакане.
Чего я не могу сказать про себя.
– Может, ты просто не хочешь делать домашку?
На лице Белл появилась игривая улыбка.
– Может.
Я не могла удержаться и улыбнулась ей в ответ.
Мой телефон завибрировал, и на экране высветилась семейная фотография. Папа слева, мама справа, и я посередине. Мы обнимались и светились от счастья.
Телефон ездил по столу, словно заводная игрушка.
– Ты не поднимешь?
– Не хочу. Мама слишком часто стала названивать.
Я нажала на блокировку, чтобы звук вибро пропал, и перевернула телефон.
– Они беспокоятся о тебе.
– Если бы они действительно беспокоились обо мне, то позволили бы бросить универ, когда я еще лежала в больнице и просила их.
– Но осталось совсем немного.
– Для меня год – это много.
Белл закрыла конспект.
– Зоуи, я тебя не понимаю. Ты не хочешь учиться, но и не знаешь, чем ты хочешь заниматься, если бросишь учебу.
– Пойду работать официанткой.
Я взяла ложку и стала перемешивать осадок.
– Но тебе же это не нравится.
– Мне здесь тоже не нравится, а там хотя бы будут платить.
– И ты бросишь меня тут одну? У меня, кроме тебя, тут никого нет.
– Ты умная. С кем-нибудь да подружишься.
Я оставила ложку в покое.
– Но никто не заменит тебя, Зу… или…?
Она сделала вдумчивый взгляд и поднесла карандаш к губам.
– Хотя я припоминаю девушку из параллели. Мы с ней…
Я брызнула в Белл водой, не давая ей закончить.
Она опустила пальцы в свой стакан и брызнула в меня.
Мы громко смеялись, брызгая друг друга водой.
– Если ты не бросишь универ, то я готова помогать тебе с домашкой. Но.
Она подняла указательный палец с нежно-розовым маникюром.
– Взамен ты обещаешь ходить со мной на все лекции.
Я жалобно вздохнула.
– Иии…
– Разве лекций уже недостаточно?
– Будешь ходить со мной в «Deaf» по воскресеньям.
– Но я и так хожу сюда с тобой каждое воскресенье.
– Вот видишь. Ты уже справляешься. Первый шаг к успешному будущему уже заложен.
Я брызнула в нее.
– Спасибо.
Она брызнула в ответ.
– Пожалуйста.
Глава 2
Думая о легкости, я всегда думаю о пустоте. Насколько часто за легкостью может стоять пустота. Приятная, необязывающая, мягкая, словно пушистое облако. Пустота – это выражение бездействия и статичности в мире динамичных изменений внутри тебя.
Я хочу жить вечно в легкости.
Я хочу жить вечно в пустоте.
Я не хочу изменяться.
Я хочу навсегда остаться.
– Пожалуйста, потише. Занятие совсем скоро закончится.
Я подняла глаза на черную стрелку часов, висящих над зеленой доской.
Слишком медленно.
Время забыло, что оно не улитка. Эта лекция всего лишь третья за сегодня, но по ощущениям будто шестая. Становится все тяжелее слушать, а соблазн пропустить следующие лекции – слишком велик.
Голос преподавателя настолько монотонный, что мне становилось не то что тяжело слушать – я начинаю бороться со сном. Пока моя голова находилась на грани выключения, моя правая рука писала, словно была отдельным организмом.
Я повернула голову к Белл – она была все такой же живой и заинтересованной. Как ей это удается?
Усталость захватила мой мозг в плен, и я больше не могла воспринимать информацию. Я чувствовала себя заполненной банкой. Сколько ни пихай – уже не влезет.
Легкая головная боль пульсировала в висках. Резкий звонок на перерыв усилил ее. Аудитория загудела, как улей, пока я продолжала сидеть. Сейчас время обеда и большого перерыва, поэтому все спешат занять места в очереди и урвать хороший стол в столовой.
Закрыв глаза, я начала глубоко вдыхать и выдыхать.
Когда я лежала в больнице, врачи предположили, что у меня обычная анемия, но после сдачи анализов эту версию опровергли. Тогда они выдвинули разные гипотезы: от банальной усталости до кисты в головном мозге, которая могла сдавливать окружающие ткани и нарушать циркуляцию жидкости. Мне сделали МРТ, но безуспешно. Тем временем головные боли продолжали меня мучить даже в больнице. Мне начали ставить капельницы с физраствором, которые временно облегчали состояние. В итоге мне назначили витамины и обезболивающие, после чего выписали домой.
Открыв глаза, я увидела Белл, разговаривающую с преподавателем.
Мой телефон начал вибрировать, и я вышла из аудитории.
У нашей семьи есть общий чат, в котором мы переписываемся. Мне нравится отправлять фотографии того, куда я ходила или что делала, а также смотреть фотографии из дома – видеть, что приготовила мама или куда они сходили на выходных.
Как только я уехала учиться, они чаще стали ходить на свидания. Стали больше времени проводить друг с другом. Я за них рада, но я ужасно скучаю по ним, по своей комнате, по шумному Райвилю. Насколько Райвиль – это мой город, настолько Илион кажется мне совершенно чужим. Я привыкла к толпам людей, энергии города, его бешеному ритму и доступности к вещам, еде и развлечениям. Когда я приехала в Илион, он показался мне мертвым.
Я никогда не понимала, как город может стать городом-призраком, но у Илиона были все шансы на это.
В Райвиль я езжу только по праздникам, и то не всегда. Мой город находится примерно в 2 000 км от Илиона. В Илионе нет ни аэропортов, ни железнодорожных станций, поэтому домой я добираюсь на автобусе.
Я оперлась о холодную стену и написала в чате, что со мной все в порядке, что голова больше не болит.
– Роза для милой дамы. Красная, как ее губы. Цветущая, как она сама.
Оскар протянул мне красную розу. Бутон розы был большим и пышным, а стебель – крепким и длинным. Она выглядела так, словно ее только что срезали с большого цветущего куста в оранжерее.
Я удивилась его внезапному жесту и от волнения резко схватила розу правой рукой. Как только роза коснулась моей руки, тонкие шипы, как мелкие иголки, впились в мою руку. Я зашипела от резкой боли и обронила ее.
Мелкие капельки крови поднимались на поверхность моих пальцев и ладони. Пару шипов застряли в моей руке, торча так, будто отвергали мое прикосновение.
– Черт. Красавица. Кто же так берет розу? У роз есть шипы.
Оскар резко потянул мою руку к себе и стал больно доставать шипы один за одним.
Когда он закончил, он улыбался мне во все свои ровные белые зубы. Он чувствовал себя героем.
Я улыбнулась ему в ответ.
Из вежливости.
Оскар был высоким, спортивным парнем, с темно-русыми волосами и темно-голубыми глазами. Интересно, что и кровь в нем сочилась голубая. Он родился в богатой семье с грандиозным родословным и большим поместьем. И как человек, никогда не работающий и не знающий цену деньгам, он любит ими сорить.
Будучи единственным ребенком в семье, он привык быть во всем первым.
Я много раз видела, как его улыбка растягивалась, глаза распахивались, а дыхание перехватывало, когда он понимал, что он первый.
Последние поколения Стаффордов учились в университете Ронкалли. Наш университет считается одним из самых старых университетов, что автоматически делает его престижным.
Что еще добавляет ему престижа, так это аристократическая прослойка. Ведь только так можно понять, почему он все еще существует, пока город медленно, но верно угасает, словно старик на кресле-качалке.
Каждый учебный год его отец дарит ему новую машину, наивно радуясь, что сын прилежно учится. Однако он не знает, что тот дает взятки, чтобы не ходить на занятия, и приносит белые конверты для успешной сдачи экзаменов. Устраивает вечеринки и напивается до потери памяти, не помня, с кем подрался.
Последний слух, который гулял вокруг него, был о том, что он напился так сильно, что ударил девушку на вечеринке, когда она случайно пролила на него пиво. Девушка отнесла заявление в полицию, но на следующий день не было ни заявления, ни обвинений девушки.
Оскар опустился вниз и поднял розу.
– Теперь ты, наконец, возьмешь мою розу, красавица?
Я слегка улыбнулась и правой рукой аккуратно взяла розу.
– Ты уже обедала?
– Нет. Но я хочу дождаться Белл. Мы всегда обедаем вместе.
Я повернулась, чтобы посмотреть, где она.
– Я видел, как она ушла. Пошли.
Оскар положил свою тяжелую руку на мои плечи и потянул меня в сторону столовой.
В столовой было так шумно, что моя головная боль усилилась. Люди разговаривали, пытаясь перекричать друг друга, стучали приборами, громко смеялись и подзывали друзей сесть за один стол.
Длинная очередь образовалась от самого входа до кассы. Людей было так много, что, казалось, нам не хватит места, и так действительно могло быть.
Оскар повел нас к стойкам с едой. Он грубо отпихнул пару ребят в очереди и втиснул меня. Они бросили на него возмущенный взгляд и молча стали за нами.
– Красавица, заказывай, что хочешь – все на мне. Я ща к ребятам отойду.
Я кивнула головой и стала выбирать еду, ставя ее на поднос.
Оскар учился на факультете спорта. Как он сказал: «Мне нравится больше делать, чем думать». Так оно и было.
Оскар никогда не думает. Его редко посещают мысли, правильно ли он сделал что-то или нет. Он уверен в себе и своих поступках. Он знает, что ему нравится, а что – нет. Он не привык думать или жить по расписанию. Его жизнь уже устлана дорогой из белоснежных перин, а его щитом всегда будет папа, который убережет его от всех напастей.
Оскар не знает, что значит переживать или волноваться, что значит не знать, кем быть или что делать. Ему это все неважно. Он живет сегодняшним днем и наслаждается жизнью.
Мне нравится в нем эта легкость.
Мне хочется ею заразиться.
– Зоуи, почему ты меня не подождала? Мы же всегда вместе обедаем. Тем более сегодня моя очередь платить.
Белл смотрела на меня своими глазами цвета древесной коры, нахмурив свои аккуратные брови.
– Прости. Это все Оскар. Он сказал мне, что увидел, как ты ушла.
Белл сузила глаза.
– Мальчик-ослик тебе наврал.
– Не называй его так. Он же может услышать, – прошептала я, оборачиваясь назад.
– И вправду. Чего это я так его называю, – сказала Белл и усмехнулась.
Белл отодвигала стаканы с чаем, пытаясь найти идеальный стакан. А это без сколов, без отпечатков пальцев, налитый до верха. Она потянулась в самый угол и поставила его к себе на поднос.
Я взяла ближайший стакан с чаем и повернула ладонь, чтобы посмотреть на ноющую руку.
– Он подарил мне розу.
Белл опустила глаза.
– Что случилось с твоей рукой?
– Я быстро схватила розу. Забыла про шипы.
– Ты не любишь розы. Он мог бы и спросить, какие цветы ты любишь.
Белл поставила овощной салат на поднос.
– Парни не умеют быть такими же внимательными, как мы. Так что все нормально.
Я взяла такой же салат и поставила себе на поднос.
– Нормально что? Что он не умеет спрашивать?
Я усмехнулась и положила грушу на поднос.
– Мне не нравятся розы, но мне приятно, что он ее подарил.
– Зу, ты ведь слышала ту историю? – спросила Белл, понизив голос.
– Какую историю?
Оскар неожиданно прервал нас, и я слегка дернулась, испугавшись.
Он положил левую руку на мои плечи, и, увидев грушу, потянулся, чтобы забрать ее. Когда он надкусил, я поняла, что она была неспелой.
– Историю, где ты бьешь девушек кулаком по лицу.
Белл была раздражена.
Он фыркнул.
– Это все сплетни, Изабелла. Зачем ты их собираешь? Я никого не бил.
– Я видела фотографии. У нее синяк на пол-лица.
– Не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, что это фо-то-шоп. Она знала, что у меня есть деньги, и она хотела нажиться на мне.
– Просто признайся, что ты это сделал. Почему ты не можешь признать этого?
Он убрал руку с моего плеча и стал жестикулировать.
– Потому что я этого не делал. И да, я ей заплатил.
Белл цыкнула.
– Тогда понятно, почему она молчит в тряпочку.
– Я ей заплатил не за ее молчание, а за то, чтобы она перестала меня шантажировать. Ты что, не понимаешь? Это я жертва, а не она.
Белл махнула на него рукой и продолжила двигать поднос.
Он повернулся ко мне и снова положил руку на плечи.
– С хорошими людьми могут происходить плохие вещи, Зоуи. Я знаю, зачем она это затеяла, и мне несложно помочь. Меня всегда учили помогать нуждающимся.
Белл усмехнулась от его речи и стала доставать кошелек, чтобы расплатиться на кассе.
– Ты мне веришь, Зоуи?
Он смотрел мне в глаза, ожидая моего ответа.
– Зу, я оставила свою карту в комнате. Давай ты сегодня заплатишь.
Его лицо растянулось в улыбке.
– Я заплачу.
Оскар приложил свою карту к терминалу – и раздался звук успешной оплаты.
– Это было лишним.
Белл смотрела на него холодным взглядом, в котором читалось презрение.
– Не проблема. Я люблю помогать. Особенно тем, кто нуждается.
Он подмигнул ей и, забрав мой поднос, повел меня к своим друзьям.
Я повернула голову к Белл, и она закатила глаза.
Глава 3
Запутавшись в жизненных сплетениях, я стала жить, чтобы дышать.
Я иду, чтобы встать.
Я делаю, чтобы лежать.
Я говорю, чтобы молчать.
Я думаю, чтобы не думать.
– Торн, вы ответите на вопрос или так и будете молчать, как рыба?
Я подняла глаза на профессора Валеса, открыв рот, из которого так ничего и не вышло.
Он продолжал смотреть на меня с недовольным выражением лица, ожидая ответа.
Волнение сдавливало мой живот.
– Извините, не могли бы вы повторить вопрос?
Зазвенел звонок, и последовал скрежет стульев.
– Торн, подойдите ко мне, – сказал он, идя к своему столу.
Я стала медленно складывать вещи в свой рюкзак. Я бросила взгляд на преподавателя, который перебирал бумаги на своем столе. Я вздохнула и встала. Белл смотрела на меня, поджав губы, даря сочувствующий взгляд.
– Я тебя подожду снаружи.
Рональд Валес был преподавателем по экзистенциализму. Он выглядел младше своих лет. Его легко можно было перепутать со старшекурсником. Однако от них он отличался своей любовью к жилетам поверх рубашек, которые добавляли ему возраста.
Мы с Белл насчитали у него около двадцати жилетов разных цветов.
Его всегда видно издалека из-за его особенной походки. Он будто не ходит, а подпрыгивает. Он носит очки, и по его очкам мы определяем, хорошее ли у него сегодня настроение или нет.
Если у него хорошее настроение, то он не прикасается к очкам. Как только у него оно портится, он начинает чаще их поправлять независимо от того, хорошо ли они сидят или нет. А если настроение плохое, он снимает их.
– Торн, вы знаете, что не сможете сдать мой предмет в этом семестре и выпуститься из университета?
Правой рукой я взяла указательный палец левой и, растирая его, надавливала.
– Почему?
Он опустил взгляд на стол и снял очки, аккуратно положив их слева от себя.
– Вы плохо написали последний тест. А ваше эссе я так и не получил.
– Извините. Могу я донести эссе?
Его взгляд опустился к бумагам на столе. Я почувствовала, что я будто отбираю его время.
– Можете. Принесите его в понедельник. Это крайний срок. Иначе я вас не допущу до экзамена.
Я быстро кивала, продолжая тереть указательный палец, надавливая еще сильнее.
Он скомкал лист с эссе и выбросил в урну, затем поднял на меня свой раздраженный взгляд.
– Мой предмет довольно сложный, и я требую от своих студентов большей включенности. Я понимаю, что это последний год и вы устали, но все же возьмите себя в руки и дотяните до конца. Будет обидно, если вы не сможете выпуститься вместе со своими сокурсниками.
Он взял ручку и стал активно обводить слова на листе так, что ручка издавала звук.
– Я все сдам.
Он ничего не ответил и продолжал перечеркивать слова, ставя вопросительные знаки.
Я собралась уйти, когда он продолжил:
– Уж постарайтесь. Ведь совсем скоро вы войдете во взрослую жизнь, а она редко дает вторые шансы, – говорил он, продолжая активно водить красной ручкой.
Он тяжело вздохнул и поднял на меня взгляд.
– И, пожалуйста, будьте внимательнее на моих семинарах. Я не помню, когда в последний раз вы ответили хотя бы на один из моих вопросов. Вы всегда говорите, что не знаете или вообще меня не слышите.
Стыд предательски отражался на моих щеках, а вина и страх свернулись в клубок, борясь за первенство.
– Извините.
– У вас что-то случилось?
В его голосе были ноты обеспокоенности.
– Нет. Извините. Ничего.
Он положил ручку и скрестил руки.
– Тогда, Торн, пожалуйста, прошу вас более ответственно подходить к моим занятиям и основательней готовиться.
– Хорошо.
– Уберите на второй план мысли о мальчиках и свиданиях. У вас еще их будет много. Сейчас вам нужно сконцентрироваться на учебе. Я не думаю, что я единственный, кто жалуется на вашу успеваемость.
– Я все поняла.
– Я очень на это надеюсь.
Он окинул меня осуждающим взглядом и продолжил проверять работы.
Я поджала губы.
– Вы можете идти.
Когда я вышла из аудитории, я ощутила, насколько сильно напряжение сковывало меня, ведь теперь оно стало отступать.
Белл стояла напротив аудитории, стуча своими длинными ногтями по экрану телефона.
– Все плохо? – спросила она, не поднимая головы.
– Мне нужно сдать эссе к понедельнику и пересдать тест.
Она подняла голову, положив телефон в карман штанов.
– Я тебе помогу.
Она приобняла меня, и мы пошли прямо по коридору.
– Ты такая красная, – Белл приложила свою руку к моей левой щеке, – он что, к тебе приставал?
– Белл.
Я бросила на нее осуждающий взгляд и пихнула ее в сторону. Смеясь, она вернулась обратно.
– Только не говори мне, что…?
– Что?
– Тебе понравилось?
Я ущипнула ее за бок, и она запищала на весь коридор, пытаясь отбиваться от меня.
Вернувшись в комнату, я бросила рюкзак на пол и села на кровать.
Мои пышные светло-русые волосы с пепельным подтоном сжимала тугая резинка в высоком хвосте. Я потянула за нее, вырывая и освобождая волосы от маленькой машины пыток. Почувствовав прилив крови, я запустила пальцы в волосы, массируя кожу головы. Волна удовольствия заставляла меня закрыть глаза.
Посидев пару минут и посмотрев на свои растрепанные волосы, я потянулась за бюстгальтером. Его косточки настолько сильно впились в мою кожу, что, отстегнув его, я словно снова задышала. Вдохи и выдохи грудной клеткой ощущались непривычными и слишком свободными.
Не снимая бюстгальтера, я легла на мягкий матрас. Голова гудела, тело расслаблялось, кровать становилась все мягче, а веки – тяжелее.
Меня разбудила громкая музыка, доносящаяся из телефона. Мои глаза распахнулись, а сердце билось о грудную клетку.
Комнату окутала ночь, и лишь тусклый свет уличных фонарей позволял мне увидеть силуэты мебели.
Я оперлась на локти и потянулась за телефоном, ответив, не посмотрев, кто звонил.
– Алло, – прохрипела я в трубку.
– Ты идешь сегодня на мою вечеринку.
Громкая музыка доносилась из динамика.
– Не знаю.
– Я заеду через час.
Оскар бросил трубку, и я упала на спину, положив телефон на живот.
Это не было приглашением. Это не было вопросом. Это была констатация факта.
Плевать. Я иду.
Что это будет за вечеринка? Как мне одеться? Кто на ней будет? Где она будет проходить? Кто меня отвезет домой? Там будет кто-то из знакомых?
Я вздохнула и продолжила смотреть на потолок, не замечая, как стала погружаться в сон. Мое тело дернулось, когда я поняла, что заснула. Я встала и направилась к шкафу.
Оттуда я вытянула кофту молочного цвета и короткую юбку цвета бургунди.
Я натягивала свои коричневые сапоги на каблуке, предназначенные для более прохладной погоды, как вдруг вспомнила, что я не накрасилась. Я не смотрела на время, так как я знала, что час уже давно прошел.
Крася веки своих голубых глаз цвета ледника, я увидела вызов от Оскара. Я не стала отвечать, а стала лишь быстрее краситься. Я провела вишневым блеском по своим губам, что убрало их обычную бледность. Затем я сделала пару шагов в сторону плаща, но вспомнила, что я ничего не сделала со своей головой.
Мои волосы были спутаны после сна, и я стала активно их расчесывать, держа левой рукой середину, а правой – быстро расчесывая. Я заложила волосы за уши, увидела, что локоны распушились еще сильнее. Как же это бесит.
Перевернув всю косметичку в поисках маленькой резинки, я стала делать колосок. Я злилась и чувствовала, как я начинаю потеть, как руки начинали неметь. Колосок получился неаккуратным, но времени больше нет.
Я накинула длинный плащ и стала спускаться по ступенькам, когда его имя снова высветилось на экране. Каблуки моих сапог громко стучали по ступеням, что заставляло привлечь ненужное внимание студентов.
Выйдя на улицу, меня встретил прохладный ветер. Он развевал пряди волос и посылал мурашки по телу, заставляя меня сложить края плаща друг на друга, словно это халат.
Вечер был очевидно прохладным, но Оскара это не волновало. Он сидел в синем кабриолете с открытым верхом. Из его машины гремела музыка.
Это была его новая машина. Она сверкала под столбом фонаря, крича о своей бешеной стоимости.
Увидев меня, Оскар подбежал, чтобы открыть мне дверь и поцеловать в щеку.
Я улыбнулась ему.
– У тебя что-то случилось?
– Нет.
– Тогда почему ты так долго отвечала?
– Я уже спускалась, поэтому решила не отвечать.
– Я же тебе сказал, чтобы к девяти ты стояла внизу и ждала меня.
Я ничего не ответила и молча стала застегивать пальто.
– Красавица.
Он повернулся ко мне, держась левой рукой за руль.
– Если я говорю тебе стоять на улице в девять, значит, ты стоишь и ждешь меня в девять. Ты же не дура?
Он улыбался, продолжая жевать жвачку. Я потянулась, чтобы пристегнуть ремень, когда он нажал газ, так что шины запищали, оставляя свои черные следы на асфальте и давая понять всем, что Оскар едет.
Я промолчала не только потому, что не хотела с ним ссориться перед вечеринкой, но и потому, что не хотела, чтобы про нас рассказывали в утренних новостях, говоря: «Мужчина и женщина около 20 лет съехали с трассы, не справившись с управлением». А что еще хуже, говоря про нас, что мы пара.
В большинстве случаев с Оскаром легко и весело, но этот небольшой процент меня вымораживал. Каждый раз он мне напоминает, почему я отдалилась от общения с ним в прошлый раз.
Я проглотила свою злость и пыталась насладиться поездкой.
Оскар ехал, нарушая все правила, и мы добрались до вечеринки быстрее прогнозов навигатора.
Вечеринка проходила в большом доме, который явно нуждался в реконструкции. В Илионе не строят новых домов – здесь лишь разрушают старые. Дом находился на отшибе, рядом с лесом. Большинство домов поблизости было заброшено. Улицу освещала всего пара фонарей.
Я открыла дверь машины, а Оскар перепрыгнул через свою. Подбежав ко мне, он положил свою тяжелую руку на мои плечи. Мы молча направились ко входу под чавканье его жвачки и звуки басов, исходящих из дома.
Глава 4
Лучшие времена рождают хороших людей. Плохие времена рождают лучших людей. Ужасные времена забирают все, что у вас было, оставляя дорожку из звенящей пустоты и вопросов без ответов. Сожалеть больше не о чем. Мечтать – нет смысла. Остается лишь лежать и ждать.
Вечеринка была полным безумием, впрочем, как и всегда. Почти все, кого мы встречали на пути, были пьяными и могли обнажить свое содержимое прямо у наших ног.
Двери и стены были разрисованы в граффити. Повсюду валялись скомканные банки от напитков, оберток и другого мусора. Дверь в гостиную была сорвана с петель и лежала на полу, служа ковром. В стенах были проделаны дырки, и одна из них появилась прямо на моих глазах.
В гостиной стоял диджейский пульт. Музыка гремела так сильно, что, казалось, перепонки взорвутся. Все танцевали, пили и играли в игры.
Оскар убрал свою тяжелую руку, как только увидел друзей. Они закричали и вложили в его руку банку пива. Он залпом выпил ее и, сжав ее руками, закричал.
Я стояла в сторонке и смотрела на это, как на обряд посвящения. Взяв банку пива, я попыталась сесть на диван, но он был залит пивом, поэтому я переместилась на кресло. Я сделала глоток и вспомнила, как сильно я не люблю пиво. Его дрожжевой горький вкус вызывал у меня желание сполоснуть свой рот.
Из всей толпы я стала искать хоть одно знакомое лицо. Я увидела, как в комнату зашла Лея. Я хотела ей помахать, но решила, что это будет лишним.
С Леей мы продружили весь первый курс. Она первый человек, с кем я познакомилась в университете. Я не знаю как, но на втором курсе наша дружба сошла на нет. Мы не ругались и не ссорились. Мы просто отдалились и перестали проводить время вместе, как раньше.
Я смотрела, как она подошла к своему парню Фрэнсису. Пока она шептала ему что-то на ухо, он положил свою правую руку ей на спину и стал гладить ее. Она рассмеялась, а затем взяла его за руку. Когда они выходили из комнаты, наши взгляды встретились, и она улыбнулась мне, а я ей.
Мне стало скучно наблюдать за тем, как все веселились, и я решила направиться на кухню за своим весельем.
Я протискивалась сквозь толпы пьяных и орущих парней. Один из них начал приставать ко мне, и я быстро затерялась в толпе. Пока я шла, то наткнулась на парня, лежащего без сознания, и его друзей, которые смеялись над ним. На группу девушек, которые танцевали и кричали слова песни. На ругающуюся пару, где девушка яростно жестикулировала, пока он смотрел на нее с каменным лицом. На друзей, пьющих на спор. На целующуюся пару, которая, казалось, не целовалась, а облизывала друг друга.
Кухня почти ничем не отличалась от других комнат. Ее преимуществом были более тихая музыка и меньше людей.
Я стала открывать верхние шкафчики в поисках крепкого алкоголя. В верхних шкафчиках я нашла крупы с истекшим сроком годности, посуду и другие мало интересующие меня вещи.
Я села на корточки в своей мини-юбке и стала открывать нижние шкафчики. Моя интуиция подсказывала мне, что кто-то да должен был спрятать свою заначку. Все, что найдено тобой на вечеринке, может автоматически считаться твоим.
Я открыла шкафчик под раковиной и, отодвинув пустую урну, нашла закрытую бутылку текилы. Улыбка порадовала мое лицо.
Быстро открыв бутылку, я сделала пару глотков. Я почувствовала, как жидкость, словно пламя, прошла от моего языка до желудка.
Спрятав бутылку за свой плащ, я собралась выйти во двор. Открыв заднюю дверь, к моему удивлению, я очутилась в стеклянной оранжерее. Я, бутылка текилы, отголоски музыки и больше никого.
Повернув голову направо, я увидела круглый кофейный столик и диван. Казалось, что оранжерею использовали как склад ненужных вещей, потому что вещи лежали в хаотичном порядке, собирая слои пыли.
Возле дивана стоял порванный торшер. Поставив бутылку на кофейный столик, я оперлась коленом о диван и потянулась в сторону торшера.
– Ты нашла мою бутылку.
Я толкнула торшер, затем быстро схватила его, избавив от падения. Я повернулась назад и встретила голубоглазого парня.
Как я могла его не заметить?
Он сидел в старом кресле справа от меня. Его взгляд пробежался по мне от головы до ног. Он сделал глоток из моей бутылки, смотря мне в глаза.
– Она моя.
Он усмехнулся и протянул мне бутылку. Я взяла ее, села на диван и сделала два глотка.
Он крутил толстое серебряное кольцо на указательном пальце большим пальцем левой руки. Не отрывая взгляда от кольца, он спросил:
– Почему ты здесь, Зоуи?
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Ты меня не узнаешь?
Он поднял свой взгляд, смотря на меня из-под бровей.
Я передала ему бутылку. Он прикоснулся к моим пальцам и слегка улыбнулся.
– Первый курс. Крыша. Рассвет.
Я помотала головой, и он со стуком поставил бутылку на книжный столик и пересел ко мне на диван. Он сел на правую ногу, положив руку на спинку дивана.
– Тогда начнем сначала.
Он протянул левую руку.
– Джастин.
Я вложила свою руку в его.
– Зоуи.
Он аккуратно сжал ее.
– Очень приятно, Зоуи.
Я заметила, что все это время моя улыбка не сходила с лица. Я почувствовала себя глупо и взяла бутылку, сделав глоток.
Мне нравился его неподдельный интерес. Его взгляд был настолько явным и очевидным, что ощущался откровенным и нахальным.
Смотря в его голубые глаза, я заметила, что они были чистыми, без радужек, гетерохромии или других изменений. Их насыщенный голубой цвет напоминал мне лагуну, на одной из которых я плавала этим летом вместе с семьей.
– На первом курсе была вечеринка для первокурсников, на которую я не пошел. Я проснулся рано и решил сходить на пробежку. Я увидел тебя, идущую по аллее к нашему общежитию, если это можно было тогда назвать ходьбой. Я хотел пробежать мимо, но увидел, как ты упала. Я подбежал и помог тебе встать. Ты попросила меня отвести тебя на крышу. Старшекурсники сказали тебе, что оттуда открывается красивый вид на рассвет. Я пытался тебя отговорить, но ты ничего не хотела слушать. Ты лишь повторяла: «отведи меня на крышу», словно была под гипнозом. Я сказал, что не стану этого делать, так как ты пьяна. Тогда ты меня оттолкнула и сказала: «пошел ты к черту».
Мне стало так смешно и неловко, что я засмеялась слишком громко.
Его улыбка не сходила с лица. Он поднес бутылку к губам и произнес:
– У тебя красивый смех.
Пока он делал глоток, я чувствовала, как мои щеки начинали наливаться краской, словно спелые вишни на дереве. И я знаю, что виновник этого не только алкоголь.
Он передал мне бутылку.
– Я смотрел, как ты шла, продолжая качаться из стороны в сторону. Я шел за тобой, держась на расстоянии, пока ты шла к общежитию. Когда ты пришла, ты упала на ступеньках и стала ползти по ним. В один момент ты повернулась и сказала: «Ты еще долго будешь смотреть или все-таки поможешь мне?». Я понял, что тебя ничто не остановит. И что ты все равно туда дойдешь, точнее, доползешь, поэтому я провел тебя до крыши. И к моему удивлению, она была открыта.
– А моему состоянию ты не был удивлен?
Он рассмеялся. Его смех был звонким и приятным.
– К тому моменту я уже привык к нему.
Я сделала небольшой глоток.
– Мы поднялись на крышу. Ты стояла и молча смотрела на рассвет, наверное, минут десять. Потом ты сказала: «Почему я смотрю на этот рассвет и чувствую такую сильную грусть?».
Я сделала два больших глотка.
– Ты села и смотрела на рассвет. Я боялся тебя оставить одну, поэтому решил к тебе присоединиться. Мы молча сидели, а я и не заметил, как ты заснула. На мне не было куртки, поэтому я не смог тебя накрыть. Я переживал, что ты замерзнешь, и решил спуститься в свою комнату. И когда я пришел, я тебя не нашел. Честно, моей первой мыслью было, что ты спрыгнула вниз. И что я дурак, что решил оставить тебя одну. Я подбежал к краю и вздохнул с облегчением, когда не увидел тебя на асфальте.
Он усмехнулся, смотря в уголки своих воспоминаний.
– Ужасная история, – сказала я полушепотом.
– Почему?
– Я вела себя, как безумная, и еще тебя забрала в это безумие.
– Я был рад окунуться в него.
Его улыбка была настолько искренней, что мне захотелось запечатлеть ее в своей памяти надолго.
Он поднялся и включил грязный, запылившийся обогреватель.
Я не заметила, как пальцы моих рук замерзли. Алкоголь согревал меня, но совершенно забывал про мои конечности.
Джастин подошел ко мне, забрал бутылку и поставил ее на пыльный пластиковый столик, стилизованный под дерево. Затем протянул мне левую руку.
Я начала мотать головой, продолжая улыбаться.
– Только ты и я. Тебе некого стесняться.
Я сняла плащ и взяла его за руку.
Он повел меня в середину оранжереи. Деревянный пол скрипел под нами. Я положила свою правую руку ему на плечо. Он положил свою на мою талию. Наши глаза были на одном уровне.
Играла хип-хоп-песня.
– Музыка неподходящая.
– Главное, чтобы человек был подходящим.
Его слова возродили мертвые бабочки в моем животе.
Обычно мне неловко, стеснительно или тревожно от прикосновений человека, которого я едва знаю. Но прикосновения Джастина мне хотелось повторить, словно поход в парк аттракционов. Моя кожа словно трепетала, прося большего, как будто она проснулась от спячки, изголодавшись, как дикий зверь.
– Теперь ты вспомнила?
Его голос звучал так, что хотелось ему довериться, хотелось поделиться всеми своими мыслями и переживаниями.
Я помню рассвет и нашу встречу. На следующий день мне было так плохо, что я выпила снотворное и заснула, проснувшись лишь вечером. Тот вечер, перетекающий в утро, было тяжело стереть из своей памяти.
– Я почти ничего не помню с той вечеринки. С тех пор прошло три года. Почему ты со мной не заговорил?
– Ты встречалась с парнем. Не помню его имени, но его все знают. Сегодня ведь его вечеринка?
– Тогда почему ты сейчас танцуешь с его девушкой?
– Я устал ждать три года.
Его слова словно нажали на кнопку в моем сердце, ускорив его. Если бы я не сжимала зубами нижнюю губу, она бы улетела до неба.
Мы продолжали молча танцевать, и во мне зазвенело желание узнать о нем все: от того, какой его любимый цвет, до того, о чем он думает, когда мысли душат его по ночам.
– На каком факультете ты учишься?
– Литература.
Мои глаза загорелись.
– Ты пишешь стихи?
Он усмехнулся.
– Немного.
– В каком корпусе твое общежитие?
– Во втором.
– Сколько тебе лет?
– 23.
– Прочитаешь мне свои стихи?
– Если будешь хорошей девочкой.
– Я всегда хорошая.
Я нахмурила брови.
– Хорошие девочки танцуют только со своими парнями.
– Значит, я плохая?
– Очень.
Мое лицо стало одним красным пятном. Я чувствовала, как мои щеки горели, а пульс гонял кровь по венам так, словно в теле произошла поломка.
– Почему ты тут один?
– По той же причине, что и ты.
– И почему же я одна?
– Потому что хочешь сбежать от всех.
Он покружил и плавно наклонил меня в сторону.
– Ты всегда краснеешь, разговаривая с парнями?
– Я краснею от алкоголя.
Он усмехнулся.
– Почему ты ничего у меня не спрашиваешь?
– Потому что я уже знаю ответы.
Глава 5
Нежелание и интерес.
Брезгливость и привлекательность.
Отвращение и симпатия.
Страх и радость.
Все это слилось в единую симфонию чувств из времени, которое уже не вернуть.
Мы сели на диван и продолжили растягивать бутылку на двоих. Я ничего не ела с обеда и чувствовала, как начинаю пьянеть.
Я усмехнулась, смотря в никуда.
– Насколько сама жизнь абсурдна, да? Насколько же многие вещи не имеют смысла. Даже придание нами смысла жизни – это словно жалкий побег от реальности и страха от того, что его нет. Его просто нет.
Он положил голову на свою руку и молча слушал, пока алкоголь развязывал мой язык.
– Иногда я думаю, что раз смысла нет, то я ничего не буду делать. Ведь для чего это все? Я ведь все равно умру. Потом я вспоминаю, насколько много у меня времени для ничегонеделания, и мне приходится находить этот чертов смысл. Мне приходится заниматься его поисками. Приходится что-то делать. Приходится жить жизнь вопреки. В такие моменты мне кажется, что у меня действительно нет выбора.
– Ты можешь оставить след после себя, если хочешь. Так ты можешь жить вечно.
– Для меня это иллюзия. Если даже у меня и получится оставить след, будь то это большой вклад в общество или мое потомство, это все умрет. У всего этого есть срок. Я не считаю, что ты живешь, пока про тебя помнят. А как насчет людей, у кого сейчас никого нет, и они живы? Никто про них не помнит, но они живут свою маленькую жизнь. Разве сейчас они не живут? Они живут. Но когда они умрут – они умрут.
Я увидела, как взгляд Джастина ушел в глубины своих воспоминаний.
– Я не знаю, каково это – терять близкого человека, так как все мои родные живы. Возможно, когда такое произойдет, то я буду верить в то, что они живы. Ведь память о них во мне будет жить, пока я не умру. И честно, мне страшнее всего думать не о том, что они могут быть забыты, а о том, что они могут умереть.
– Не свобода ли это?
– Что?
– Иметь возможность создавать свой собственный смысл. У тебя нет руководства, потому что оно тебе и не нужно. Как написать руководство к миллиарду уникальных жизней, чтобы оно вместилось в книгу в триста, даже в тысячу страниц? Это нереально. Ну, окей. Пусть она будет написана, но что это будет за жизнь по книге? Зачем такая жизнь нужна? Она явно не сделала бы тебя счастливее. Она бы сковала, а тебе нужна свобода. Сейчас ты можешь делать все, что хочешь. Ты можешь выбрать любой путь. Любое дело и любого человека. Разве это не заставляет тебя ценить жизнь еще сильнее из-за ее уникальности?
– Она заставляет чувствовать страх, потому что я не знаю, кто я, – прошептала я, – да, я ценю жизнь, но страх перед этой жизнью сильнее.
На нас с самого рождения ложится такая большая ответственность. Ты должен разобраться в себе, определиться, выбрать путь, принять огромное количество решений, в которых ты ничего не понимаешь. Ты должен был сделать это еще вчера, ведь сегодня ты уже опоздал.
– Честно, мне наплевать, что со мной будет, когда я умру, будут ли про меня помнить, и все в этом роде. Сейчас я уверен в одном: мне нравится эта отвратительная текила, мне нравится наш разговор, мне нравится пить с тобой, и мне нравишься…
Громкие разговоры прервали нас. Трое пьяных парней завалились в оранжерею.
Один из них увидел нас и присвистнул.
– Извините.
Парень с мелированием начал говорить, и его язык заплетался, пока его друзья смеялись.
– У нас, ой, у вас не будет сигаретки?
– Нет.
Мы ответили в унисон, и это дало мне понять, что Джастин тоже был недоволен нежданному пополнению.
Второй парень указал на меня пальцем.
– О. Ты же девушка Оскара.
Я не его, блять, девушка.
Парень с мелированием пихнул этого парня в дом, захлопнув дверь.
Наступила тишина. В воздухе витала неловкость.
Джастин открыл рот, чтобы что-то сказать, но я его опередила.
– Я в туалет.
Я встала и направилась на второй этаж.
Поднимаясь по ступеням, я чувствовала, что мне осталось совсем немного выпить, чтобы достичь состояния, в котором плохая координация будет мне обеспечена. Меня это порадовало, ведь стыд, смущение или стеснение не будут видны на моем лице, как это обычно бывает.
Я спустилась вниз и была в паре шагов от двери, когда внезапно появился Оскар.
Воздух выбило из моих легких, словно меня кто-то ударил.
Он выглядел пьяным.
Очень.
Его стеклянные глаза были полуприкрыты. Кофта залита пивом. Прическа взъерошена. Он качался стоя на ровном месте.
– Ты куда пропала? Я тебя искал.
Его язык заплетался, но я все еще могла разобрать его речь.
– Я не очень хорошо себя чувствую. Я хочу выйти подышать.
Я хотела его обойти, но он не собирался пропускать меня. Мой пульс ускорился.
Оскар схватил меня за левое плечо и силой прижал к стенке так, что я ударилась головой о нее.
– Я знал, что что-то не так.
Он начал тяжело дышать, смотря мне в глаза. Затем его глаза стали смотреть в никуда, и он ударил кулаком в стену рядом с моим лицом.
Я застыла, словно мои ноги приросли к земле. Я смотрела на него, борясь с приступом дрожи.
Я буду следующей?
Оскар отошел назад, шатаясь влево и вправо. Он был невысоким парнем, но он был крупным. Он опустил глаза вниз, и лишь потом я поняла зачем. Его взгляд начал грязно ползти по мне. Он шел по моим ногам, талии, груди. Я почувствовала тягучий страх, ползущий из низа живота. Страх за то, что будет дальше.
Наконец, его взгляд дошел до моих глаз. В моих глазах читался страх. В его – полная потеря контроля.
Страшно находиться с человеком, который может сделать все, что захочет, и ему за это ничего не будет. Ведь он и его родители перешагнут через тебя, не повернув головы. У них есть связи, а деньги для них не проблема. Проблема – это человек с открытым ртом.
Мне казалось, что у стены выросли руки, за которые она держала мое тело.
На его лице появилась кривая полуулыбка.
– Зоуи.
Он резко взял мои щеки в свои липкие руки.
Отпусти меня.
– Зоуи. Ты же знаешь, как я тебя ценю. Ты мне очень дорога.
Я кивала головой, как игрушка на панели машины.
– Ты такая красивая, но ты ведь знаешь, что есть девушки намного красивее тебя. Кто мечтает быть на твоем месте.
Я продолжала кивать.
– Так, блять, не испорть все, – выплюнул он.
Он был зол, но я не понимала, что я сделала не так. Если бы его дружки рассказали обо мне и Джастине, то его кулак прилетел бы не в стену, а в мое лицо. Что значит – он ничего не знает.
– Конечно. Я не буду.
Я прошептала эти слова, смотря ему в залитые алкоголем глаза.
Своей правой рукой он погладил мои волосы. Затем он приблизился своим лицом и прижал свои мокрые губы, не просохшие от алкоголя, к моим губам.
Я не хотела отвечать ему взаимностью, но боялась того, что будет, если я этого не сделаю.
Я открыла рот, и он запустил в него свой язык. Он не целовал меня, он пытался съесть меня. Я чувствовала оцепенение и отвращение.
– Ты такая сексуальная.
Пьяная улыбка растянулась по его лицу.
– Оскар! Оскар! Иди сюда!
– Иду, – завопил он так, что уши заболели.
Он погладил меня по волосам и ушел.
Я выдохнула весь воздух из своих легких, который я сдерживала все это время. Я продолжала стоять, чувствуя фрустрацию и отвращение. Отвращение к себе.
Шок начал уплывать, а мозг – работать. Я быстро выбежала в оранжерею, а из оранжереи – на улицу. Я остановилась и смотрела на темный лес, пока мой пульс не выровнялся. Меня всегда пугал лес ночью, но не сегодня.
Я повернулась к дому, когда услышала звук двери. Джастин шел ко мне, держа бутылку в руке.
Я опустила глаза, игнорируя его улыбку. Когда он подошел ближе, я выхватила бутылку из его руки и стала пить, словно страдала от обезвоживания.
– Что случилось?
– Идиот, – выплюнула я.
– Я не думал, что произвожу именно такое впечатление.
– Нет. Не ты.
– Ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?
Его челюсть сжалась, а взгляд стал суровее.
Я прикусила нижнюю губу, водя по ней зубами, и слегка покачала головой.
– Ты такая красная.
Своими прохладными руками он дотронулся до моих щек.
Его прикосновение облегчило мой жар, который я перестала замечать.
Я понимала, что сейчас идеальный момент, чтобы поцеловаться. Но момент был испорчен. Я не хочу его целовать. Не после того, что произошло всего пять минут назад.
Я прижала бутылку к его груди и направилась в оранжерею.
– Я думаю, что сейчас мой черед задавать вопросы.
Я слегка улыбнулась.
Зря я пошла в дом.
– Ты пришла одна?
Лучше бы я не приходила.
– Нет.
Нужно было сказать «Нет».
– Ты?
Почему я стояла как дура?
– Нет.
Дерьмовый день.
– Ты ведь нечасто ходишь на вечеринки?
Дерьмовая вечеринка.
– Нет.
Джастин замолчал, и мы молча продолжили растягивать остатки бутылки.
Я пыталась успокоить поток мыслей, что было бесполезной идеей, но я не хотела сдаваться.
– Сыграем в игру?
– Давай.
Улыбка Джастина топила мое сердце, а его голубые лагуны уносили мои мысли к нему.
– Каждый из нас говорит три факта о себе, и лишь один из них должен быть правдой. Ты начинаешь.
– Я играю в футбольной команде. Я учусь на факультете литературы. Я не пью алкоголь.
Я рассмеялась.
– Ты даже не стараешься. Будь серьезнее.
Он потянулся за сидушку дивана и достал новую бутылку.
Открыв ее, он произнес:
– Это поможет мне стать серьезнее.
Я рассмеялась еще сильнее.
– Хорошо. Моя очередь. У меня аллергия на красный перец. Я мечтаю жить в большом доме. У меня есть парень.
– Ау. Хочется верить, что у тебя больше нет парня, ведь как тогда объяснить то, что он оставил тебя совсем одну на этой вечеринке.
– Выбирай скорее.
– Красный перец – это правда.
– Ну нет же.
Мы вместе рассмеялись.
Вторая бутылка погрузила меня в пьяный туман. Думать стало тяжело, а все казалось слишком смешным. Мой язык развязался настолько, что это стало опасно для меня.
Когда мы перестали смеяться, лицо Джастина стало серьезнее.
– Ты мечтаешь о большом доме. И это правда.
– Дааа. Ты отгадал.
Я радостно вскрикнула. Подпрыгивая с места, я потянулась его обнимать.
Мы продолжали играть, но с каждой минутой мне становилось все тяжелее и тяжелее отвечать, ведь мой язык заплетался. Увидев это, Джастин больше не давал мне бутылку.
Я положила голову на спинку дивана, продолжая улыбаться ему. Он убрал мои волосы с лица, заправив их за ухо.
Мой взгляд начал медленно ползти по его внешности. У него был красивый нос с горбинкой. Маленькая родинка над бровью. Его светло-русые волосы отросли и скоро начнут мешать ему.
Мои глаза начали слипаться. Мне хотелось провалиться в сон, но и хотелось остаться.
– Ты мне нравишься.
Мне послышалось? Или это мой разум играет со мной в шутку? А что, если он и вправду это сказал?
Ты мне тоже.
Я перестала сопротивляться объятиям сладкой тьмы и с удовольствием провалилась в нее.
Глава 6
Хорошее и плохое сменяют друг друга, кружась в вечном танце жизни. После плохого всегда приходит хорошее, как и после хорошего – плохое.
Но как же сильно хочется задержаться в хорошем.
Большие и холодные капли осеннего дождя падали с темно-серого полотна, что застелило чистое, невинное небо. Свободные и дикие, они приземлились прямиком на стекло крыши оранжереи, не видевшего раннего рассвета. Небесные капли разбрызгивались по поверхности стекла, делясь на микрокапли. Те медленно стекали вниз, показывая, что природа тоже может плакать.
Шум дождя мелодично стучал по стеклу оранжереи. Он заставил меня проснуться от крепкого сна, но не помог разомкнуть тяжелые веки. В мои глаза словно налили клея, подули и склеили.
Потерев их, я подняла голову и ощутила, насколько сильно тянуло мою шею из-за неправильной позы. Боль шла от шеи и перетекала прямиком в голову. Моя голова трещала, готовая расколоться на два полушария. Горло першило от сухости, как будто я не пила воду целую вечность. Выпитый алкоголь и раннее пробуждение были современными пытками, призванными не позволить человечеству расслабиться.
Я попыталась сесть на диван, борясь с желанием лечь обратно.
Повернув голову влево, я не увидела Джастина. На столе стояла отпитая бутылка воды.
Я стала рыться в карманах своего плаща. Этот плащ я ношу только на вечеринки. В нем достаточно глубокие карманы, что позволяет мне не брать с собой маленькую сумочку, которую я все равно забуду или потеряю на вечеринке. Я была готова встать на колени перед самой собой за то, что в нем все еще лежали аспирин и уголь.
Сделав глоток воды, я поняла, что она была минеральной.
Идеально.
Я раскусила таблетки и запила водой.
Джастин зашел в оранжерею, держа тарелку с бутербродами.
– Завтрак?
Я взяла бутерброд и откусила кусок.
– Я думала, ты ушел.
– Что?
Он смотрел, улыбаясь и терпеливо ожидая, когда я прожую.
– Я думала, ты ушел.
– Я все-таки джентльмен, а джентльмены так себя не ведут.
Улыбаясь, я откусила еще один кусок.
Он положил локоть на подлокотник дивана и стал крутить серебряное кольцо большим пальцем.
Когда я осилила целую бутылку минералки, мысли о том, как я выгляжу, запустили свои щупальца в мой мозг.
Взяв свой телефон, я стала поправлять макияж. Тушь слегка осыпалась. Я провела средним пальцем, чтобы убрать черные крошки. Я распустила колосок и перекинула волосы на левую сторону.
Я подняла свой взгляд и увидела, что все это время он смотрел на меня. Мои щеки предательски покраснели, и я опустила взгляд, пряча их в экране телефона.
Нет пропущенных.
Я встала, готовая идти, и он молча последовал за мной.
Боковым зрением я увидела яркую грозу. Я повернула голову, встречая звук.
– Ты боишься грозы? – спросил Джастин.
– Нет.
– А ты?
Я повернула голову к нему. Его волосы были слегка взъерошены, а на темно-зеленой кофте были заломы от сна.
Мы стояли слишком близко друг к другу, несмотря на просторы террасы.
Деревянный пол заскрипел. Он стал медленно подходить ко мне. Я была готова встать на носочки, но в последний момент сделала один шаг назад.
Я не хочу, чтобы у него были неприятности из-за меня.
– Мне холодно. Давай зайдем внутрь.
Я смотрела на дверь, потому что мне не хватило смелости встретить его взгляд. Я боялась увидеть в нем разочарование. Джастин ничего не сказал, и я потянула за ручку.
В доме стоял не только запах спирта, но и яркий запах рвоты. Было душно, и в свете дня можно было увидеть, насколько грязными были комнаты.
Мы шли в направлении выхода, смотря себе под ноги.
– О. Зоуи. Ты ночевала тут?
Я подняла голову и увидела друга Оскара.
– Да.
– Оскар вчера звал тебя. Мне кажется, он вчера словил белку, поэтому повторял твое имя, как ненормальный. Он напился так сильно, что стал драться со всеми подряд. Мы еле его успокоили.
Он засмеялся, словно это было действительно смешная шутка.
– Я иду домой. Скажи Оскару.
– Окей.
Я обошла его и направилась к выходу.
Мы вышли из дома, и я набралась смелости и посмотрела на Джастина. Он выглядел сонным и слегка уставшим. Я хотела ему все объяснить, но он меня опередил.
– Моя машина припаркована недалеко отсюда. Я тебя подвезу.
Я кивнула головой.
Он предложил это из вежливости? Теперь он больше не захочет со мной общаться?
Мы сели в его старенький пикап баклажанового цвета. Машина была старой. Местами у нее облупливалась краска, словно чешуя. Ржавчина разъедала железо, как кислота, оставляя свой рыжий цвет. На лобовом стекле была трещина. Двери скрипели так сильно, что я была уверена, что они служат будильником для живущих рядом соседей.
Джастин включил радио, и мы поехали.
– Это твоя машина?
– Нет.
Он улыбнулся.
– Я работаю помощником на складе за старым торговым центром, – он повернул ко мне голову, – это служебная машина.
Моя голова все еще гудела, и я решила открутить стекло и впустить прохладный свежий воздух.
Спустя короткое молчание, Джастин заговорил.
– Вчера я неправильно ответил.
– Что?
Я нахмурила брови, смотря на него в попытке понять, о чем он говорит. Джастин продолжал смотреть на дорогу.
– Ты не хочешь дом.
Мы въехали в короткий тоннель, и музыка из радио пропала. В машине стало темно.
Мы подружились с Оскаром еще на первом курсе. Мы могли много зависать вместе. Могли почти не общаться. Иногда мне и самой бывало сложно понять, какие у нас сегодня отношения. Но одно я знала точно: мы никогда не были парой. Он никогда не предлагал мне встречаться, а я никогда этого и не хотела. Вчера Оскар похоронил наше общение раз и навсегда.
Джастин все неправильно понял, а я и не стала отрицать этого. Вчера я хотела увидеть, что я все еще ему интересна. И сейчас я это вижу.
– Оскар – не мой парень. Мы не встречались ни три года назад, ни сейчас. Между нами никогда ничего не было и быть не может.
Джастин повернул голову в мою сторону, быстро взглянул на меня, а затем снова отвернулся, чтобы следить за дорогой.
– Хорошо.
Я увидела, как уголки его губ слегка приподнялись, и мое сердце выбилось из ритма на мгновение.
Я прекрасно помню Джастина и вечеринку. Было сложно не заметить его на первом курсе. Нужно было быть совсем слепой или глупой, чтобы не заметить, как человек задерживает на тебе взгляд. Как часто он появляется в твоем поле зрения, несмотря на то, что его лекции проходят в конце другого крыла. Как долго он всматривается в тебя. Как загораются его глаза. Как все его внимание приковывается лишь к тебе, когда ты заходишь в помещение.
Весь первый курс мы переглядывались взглядами. Мне казалось, что моего взгляда будет достаточно, чтобы парень подошел ко мне познакомиться. Но он не подходил, а первый шаг я никогда не буду делать.
Сначала ты сама подходишь знакомиться, а затем делаешь ему предложение, стоя на одном колене. Это дерьмо не для меня.
Я хочу, чтобы меня завоевывали. Я хочу, чтобы меня жаждали. Я хочу, чтобы обо мне мечтали. Я хочу, чтобы про меня писали стихи. Я хочу, чтобы мной бредили. Я хочу, чтобы мной дышали. Я хочу, чтобы по мне сходили с ума. Я хочу быть центром вселенной мужчины, осмелившегося впустить меня в свою голову и сердце. Поэтому я отбросила свои чувства к нему и продолжила жить так, словно их никогда и не было.
Джастин припарковал свою машину около входа в университет. Мы вышли и встретились у капота.
Мы смотрели друг на друга и улыбались, словно пережили лучшую ночь за все время.
– Спасибо, что подвез меня.
– Спасибо, что составила мне компанию.
– Ты ответишь «да», если я позову тебя на свидание?
– Да.
– Я еще не спросил.
– Да.
Мы начали смеяться.
– Теперь ты будешь думать, ответила ли я «да» из-за того, что ты меня попросил, или я сама этого захотела.
– Черт.
Он демонстративно ударил рукой по капоту.
– Получается, я так никогда и не узнаю правды.
– Закрой глаза.
Он усмехнулся.
Когда он закрыл глаза, я медленно шла спиной назад, постепенно отдаляясь от него.
– Я надеюсь, ты не убежишь, пока я стою с закрытыми глазами.
Я сжала губы, сдерживая свой смех. Мне показалось отличной идеей повторить нашу первую встречу и исчезнуть с его поля зрения, чтобы посмотреть, как он себя поведет.
Он открыл глаза, и я побежала.
Я запищала, когда он схватил меня сзади и приподнял.
Он поставил меня на асфальт, и я повернулась к нему лицом. Его руки лежали на моей талии. Его глаза, словно аквамарин, сверкали под дневным светом. Я чувствовала, как его руки скользили по моей талии вверх и вниз. Я положила руки ему на шею, скрестив их.
Его губы приблизились к моим, и он прошептал.
– Можно я тебя поцелую?
– Да, – выдохнула я.
Его губы встретились с моими. Он притянул меня к себе ближе так, что наши тела стали соприкасаться сквозь слои одежды. Одну руку я запустила в его волосы. Я хотела, чтобы он поцеловал меня глубже. Я хотела, чтобы наши языки переплелись, но он продолжал нежно и мягко целовать мои губы, словно это первый поцелуй.
Закончив поцелуй, я положила руки на его щеки, и он прикрыл глаза.
– Твои губы настолько мягкие, что мне не хочется отпускать их.
Его губы накрыли мои, и мы слились в поцелуе. Его левая рука поднялась к моей шее, гладя ее.
Я вспомнила, что мы целуемся на парковке главного входа в университет. Я не хотела, чтобы кто-то из преподавателей увидел нас, поэтому я отпрянула и прикоснулась своим лбом к его.
– Я хочу любить тебя.
Он тяжело дышал.
Я подарила ему короткий поцелуй.
– Это значит, да?
– Да.
Глава 7
Года пролетели, словно птицы, улетающие на юг. Дома исчезли под шинами бульдозера, желая возродиться. Люди изменились, словно деревья, потерявшие свои листья после сильного ветра. Воспоминания исказились, но любовь к ним осталась прежней.
Солнце зашло за горизонт. Фонари освещали дорогу. Старая вывеска кинотеатра издавала жужжащий звук.
Я повернула голову к кассе, переминаясь с ноги на ногу.
Нажав на экран телефона, я увидела, что Джастин все еще не прочитал мои сообщения. Скоро начало сеанса, и мы можем не успеть.
– И я единственный, кто смог словить его.
Я услышала звонкий смех девушки и повернула голову. Оскар шел с блондинкой из второго курса. Она училась на факультете журналистики. Я помнила ее. Я видела, как она пыталась с ним заговорить, но он постоянно ее игнорировал.
Ее глаза блестели. Она смотрела на него, словно на кумира. Его рука лежала на ее плечах, а его глаза смотрели на меня.
Они подошли к кассе, и он дал ей свою карточку.
– На какой ряд взять?
– Мне плевать.
Он продолжал смотреть на меня.
Она кивнула ему и выбрала ряды, приложив его карту.
Когда она протянула ему карту, он схватил ее за шею и поцеловал. Он не закрыл глаза. Он продолжал смотреть на меня все тем же взглядом, полным злобы.
Мне стало некомфортно, и я пошла на парковку.
Как только я завернула на нее, то увидела фиолетовый пикап Джастина.
Моя улыбка растянулась, когда наши глаза встретились.
Он выскочил из машины и подарил мне короткий поцелуй.
– Прости, меня задержали.
– Ты купил билеты?
– Черт. Забыл. Давай поспешим, может, мы еще успеем купить.
Мы добежали до кассы и увидели табличку «закрыто».
– Прости, детка. Я совершенно забыл про билеты.
– Ничего страшного. Мы сходим в следующий раз.
– У меня в машине есть ноутбук. Если хочешь, мы можем посмотреть фильм на нем.
Я усмехнулась.
– Автокинотеатр?
– Мини-версия.
В машине валялись бутылки и мусор. Джастин стал сбрасывать их на пол.
– Садись.
Я плюхнулась на сиденье. Он открыл ноутбук и повернул ко мне голову.
– Ужастики? Триллеры? Драма? Комедия?
– Комедия.
– Отличный выбор. Ненавижу ужастики.
– И я. В жизни и без них достаточно адреналина.
Он включил фильм и поставил ноутбук на приборную панель.
Фильм был неплохим, но пошлые шутки были неуместны. Из-за них фильм казался глупым и совершенно несмешным. Кто-то действительно над этим смеется?
Я посмотрела на улицу и увидела, что наша машина была одна на пустой парковке. Казалось, что мы были одни и во всем городе.
За весь фильм Джастин не попытался притронуться ко мне или поцеловать. Он сидел и внимательно смотрел фильм, словно у него экзамен завтра по нему.
– Может, мы поедем в общагу?
Он закрыл рукой ноутбук и повернулся ко мне улыбаясь.
– Поехали.
Он завел машину, и громко заиграло радио. Он сделал его потише, и мы поехали.
Я чувствовала некую неловкость в наших отношениях. Я не понимала, что я должна делать, чего он от меня ожидает, чего он хочет. Все мое представление об отношениях было сложено благодаря поп-культуре и отношениям, которые я видела у своих друзей. Иногда мне казалось, что у нас ничего не получится, потому что ничего не работает как надо. Но я не знала, как надо.
Мне хотелось избежать фазы неопределенности и быть там, где мы полностью знаем друг друга и нам есть, о чем помолчать.
– Хочешь зайти ко мне?
– Нет, – ответила я быстро.
– Прости, я не хотел прозвучать странно. Но… да, я все же прозвучал странно.
Я улыбнулась ему.
– Это не то, что ты подумала.
– Мне не понравился фильм.
– Почему ты не сказала мне?
– Мне показалось, что он понравился тебе.
– Ну и что. Мы могли бы найти то, что нам обоим понравилось бы.
Джастин положил свою руку на мою и сжал ее.
– Не молчи в следующий раз. Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной.
Я сжала его руку и улыбнулась.
– Может, мы сходим куда-нибудь завтра?
– Например?
– Не знаю.
Я пожала плечами и посмотрела на время.
– Мне пора. Я обещала Белл, что я приду раньше. Она хочет помочь мне с эссе.
– Хорошо. Хорошо, – говорил он, кивая головой.
Я смотрела, как секундная стрелка достигла двенадцати, и прозвенел звонок.
Я собрала вещи и, выйдя в коридор, увидела Джастина. Он стоял с большим букетом голубых гортензий. Мое лицо растянулось в улыбке.
Его глаза встретили меня. Он подошел и протянул мне букет.
Гортензии выглядели пышно и нежно, а зеленые веточки эвкалипта, переплетающиеся с ними, подчеркивали их красоту. Белая бумага элегантно обвивала цветы, придавая композиции еще больше изящества.
– Откуда ты узнал, что это мои любимые цветы?
– Белл подсказала.
Я приблизилась к нему и поцеловала его в щеку.
– Тебе нравится?
– Мне никогда не дарили букетов. А этот букет уже превзошел все будущие букеты.
Он усмехнулся и слегка погладил мою щеку.
Оскар пихнул его в плечо, и он ударился о стену. Джастин повернулся, нахмурив брови и готовый пойти за ним.
Я взяла его за руку.
– У меня нет вазы. Может, сходим сегодня в торговый центр и выберем ее вместе?
– У меня сегодня работа. Может, ты приедешь в мой перерыв?
Я довольно кивала головой.
– Зоуи. Подними букет выше.
– Зачем?
– Я хочу поцеловать тебя.
Я подняла букет, и Джастин аккуратно притянул меня за талию, и наши губы встретились.
Его поцелуй был глубоким. Я почувствовала, как наши языки сплелись, кружа в танце.
Я положила левую руку на его шею.
– Торн, это вы?
Я быстро отпрянула от Джастина и опустила букет.
– Да-да, профессор Валес.
Он поправил свои очки. Его взгляд слишком долго задержался на моих губах. Я нахмурила брови, и его глаза встретились с моими.
– Вы неплохо написали эссе. Все еще не хорошо, но уже неплохо. Я буду ждать вас завтра в кабинете 404, чтобы вы смогли переписать тест.
Он еще раз поправил очки и ушел.
Я повернулась к Джастину и нахмурилась.
– Твои губы.
Он стал вытирать губы тыльной стороной руки, пока я смеялась.
– Твои губы тоже.
Я быстро достала телефон и увидела, как моя помада размазалась по губам, выходя за их контуры.
Я сдерживала смех, пытаясь стереть остатки помады.
Я слегка ударила его букетом, и он меня обнял.
Глава 8
Безвозвратно пролетевшие месяцы остались лишь воспоминаниями. Они согревают, как зимнее одеяло. Они обнимают, словно любящий человек. Они радуют, будто праздник.
Три месяца казались раем на необитаемом острове, где люди служили декорациями, а учеба казалась квестом по добыванию кокосов. Дни пролетали так быстро, словно они участвовали в марафоне. Мы перестали чувствовать время. Его больше не существовало.
Долгие разговоры до ночи, зависания в комнатах друг у друга, походы в кафе стали нашими лучшими друзьями. Семинары в разных корпусах, большие домашние задания, работа Джастина превратились в ежедневный вызов для нас обоих.
Просыпаясь, я думала, сколько семинаров осталось до нашей встречи. Сидя на семинарах, я отсчитывала часы до нее. Ожидая его после работы, я отсчитываю минуты до ее конца.
Однажды Белл сказала мне, что Джастин теперь моя лучшая подружка. Я усмехнулась и подумала, что он уже не только мой парень – он мой лучший друг и моя поддержка. Мы были не просто двумя половинками, наконец-то сросшимися в одно целое – он меня изменял и делал лучше.
Мое представление о нем превзошло несуществующие ожидания. Я до сих пор не могу понять, как в человеке может быть столько любви, нежности и поддержки.
Джастин тоже вырос в Райвиле. Его растила мама, и он не знает, что такое отцовская любовь. С юношеских лет он пытался подрабатывать, чтобы помогать ей, пока она работала на двух работах. Даже сейчас он продолжает отправлять ей половину своей зарплаты.
В школе он искал различные подработки и понял, что у него неплохо получается писать. В 16 лет он написал текст песни и выставил его в своем блоге. Через пару недель к нему постучали и купили ее за внушительную сумму, которая помогла закрыть кредиты мамы. Песня была популярной. Ее крутили по всем радиостанциям. С тех пор он понял, что хочет стать писателем.
– О чем ты задумалась?
Я улыбнулась, держа карандаш у рта.
– Ни о чем.
Я сидела на его кровати, перечитывая один и тот же абзац, пытаясь сконцентрироваться на тексте, но мысли о нем сбивали меня.
Джастин более ответственно подходил к учебе. Он сидел на полу за маленьким столиком на колесиках, гладил мою ногу и неотрывно писал конспект.
– Сегодня не будет моего соседа. Если хочешь, то ты можешь остаться у меня.
Я оторвала глаза от учебника и встретила его глаза цвета морской волны.
– Хорошо.
Мы улыбнулись друг другу и продолжили смотреть в учебники.
Легкое волнение раскачивалось во мне, словно буек в море. Мы оба знаем, что будет.
Каждый раз, когда я знала, что мы будем в его комнате, я надевала зеленый комплект белья, который еще давно купила в Райвиле, но так ни разу и не надела. Я выливала полфлакона миста для тела, укладывала волосы и делала макияж.
Мои последние отношения были в школе, когда я ходила за ручку с парнем и целовалась в губы, словно мы друзья. Отношения во взрослой жизни были для меня чем-то новым. Я не знала, какими они должны быть – что хорошо, а что плохо. Я старалась доверять Джастину.
Я захлопнула книгу.
– Я никогда тебя не просила. И ты никогда не предлагал.
– Что? – спросил он улыбаясь.
– Напиши стих про меня.
Он рассмеялся.
– Стих?
Я смотрела на него, сведя брови.
– Да, – сказала я неуверенно.
– Детка, у меня весь ежедневник исписан стихами о тебе.
Мои глаза загорелись, и он понял меня без слов.
– Вторая полка снизу. Синего цвета.
Я потянулась за ежедневником и, открыв полку, достала его из стола.
Я держала его в руках и хитро улыбалась сквозь прикусанную нижнюю губу.
Он улыбался, мотая головой.
Я быстро открыла ежедневник, и Джастин резко подскочил. Я пыталась отодвинуться от него, но он притянул меня за ноги к себе, и я стала брыкаться и ползти вверх по кровати, пытаясь освободиться. Джастин сел на меня и выхватил ежедневник из моей руки.
Мы замерли и смотрели друг на друга. Затем он откинул ежедневник в сторону и поцеловал меня. Его губы накрыли мои, его язык переплетался с моим. Он отпрянул и не спеша снял худи, бросая его на пол.
Мой взгляд упал на его рельефный торс.
– Нравится?
Я подняла глаза и встретила его томный взгляд. Я чувствовала, как мои щеки горели.
– Нравится. Я вижу.
Он взял мою правую руку и положил на свою грудь. Я медленно провела ею сверху вниз, останавливаясь на его ремне.
– Снимешь?
Я кивнула головой и стала медленно расстегивать его ремень.
Волнение и легкое возбуждение ускоряли мой пульс.
– Могу я снять?
Я махнула головой, и он снял с меня белую кофту, кинув ее на пол.
– Мило. Это для меня?
Мои щеки выдавали мою неловкость и смущение.
– Детка, ты слишком напряжена. Если ты не хочешь, то все окей. Мы можем это сделать в следующий раз.
– Нет. Все хорошо. Я хочу сейчас.
Он положил левую руку на мою щеку.
– Хочешь быть сверху?
– Да.
Я прозвучала так же неуверенно, как и чувствовала себя.
Мы сменили позу, и я почувствовала, как доля напряжения отпустила меня.
– Мне нравится твое белье.
– Прекрати.
– Что?
Уголок его губ приподнялся.
– Я стесняюсь.
– Детка, ты выглядишь так, словно можешь сделать со мной все, что захочешь, и если ты увидишь слезы, то это будут слезы счастья.
Я не могла совладать со своим смущением и прижала свои губы к его.
Мое тело дернулось, когда из коридора послышался громкий мужской крик. Этот крик испугал меня, заставляя мой пульс ускориться. Казалось, он был пропитан болью и страданиями. Стук ботинок неразборчиво кричащей толпы последовал за голосом или, наоборот, убегал от него. За дверью словно начался хаос. Затем он так же быстро затих.
Я замерла, глядя на дверь, а затем повернула голову к Джастину. Мы молча смотрели друг на друга в ожидании того, что будет дальше.
– Сегодня суббота. Наверное, у кого-то день рождения, – сказал Джастин.
Этот крик заставил меня задуматься, слышала ли я когда-нибудь раньше, как кричат мужчины? Никогда.
А как кричат женщины? Много раз.
Джастин расстегивал мои джинсы.
– Милый бантик. Привстань.
Я встала на колени, пока мой пульс учащенно бился уже не из-за него. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня в живот. Он продолжил медленно подниматься вверх, оставляя дорожку из поцелуев. Положив руку на мою шею, он поцеловал мое плечо, ненадолго задерживаясь и посасывая его. Его правая рука собралась залезть за мой бантик, когда последовал долгий и пронзительный женский крик. Этот крик скрутил все мои внутренности и послал волну страха по всему моему телу. Последовал сильный стук в дверь, словно кто-то ударился или кого-то бросили в нее. В коридоре снова поднялся шум. Было слышно, как кто-то крикнул с большим отчаянием и страхом во всем голосе: «Они идут!».
Я подскочила на ноги, Джастин последовал за мной.
Когда крики прекратились и звук ботинок постепенно утих, Джастин поднял мою кофту и стал надевать свое худи.
Мой пульс гудел в ушах.
На универ напали? Это террористы? Кто-то из учеников? Нам нужно бежать? Что происходит? Что там?
– Я схожу проверю, что там. Закрой за мной дверь.
Я схватила его за руку. Мое сердце стучало, а инстинкты кричали, что туда не нужно ходить.
– Не ходи туда.
Он остановился и повернул голову ко мне.
Меня начинало потрясывать.
Он подошел ко мне, крепко обнял и положил свои губы на мой лоб.
– Я лишь проверю, что там происходит. Может, это просто шутка. Тебе не стоит переживать.
Он отодвинулся, взял мои щеки в свои руки и одарил меня коротким поцелуем.
– Если там будет небезопасно – беги. Хорошо?
Уголок его губ приподнялся. Его глаза были переполнены теплом и лаской.
Нежно гладя меня по щеке, он сказал:
– Я люблю тебя.
Он произнес это так легко и искренне, что это обезоружило меня.
Я открыла рот, собираясь сказать то же самое, но слова будто застряли где-то глубоко во мне, не найдя выхода. Словно страх сковал их своими цепями.
Он нежно взял мою трясущуюся руку, положив ее ладонью вверх. Он вложил в нее свое серебряное кольцо.
– Это кольцо подарила мне мама на мое восемнадцатилетие. Примерно год назад я узнал, что она его не покупала. Она переплавила свои любимые серебряные серьги, которые ей когда-то подарила ее мама.
– Почему ты мне все это рассказываешь?
– Я хочу, чтобы это кольцо было обещанием того, что я точно приду. И что тебе не о чем переживать.
– Почему это звучит так, словно ты прощаешься со мной?
Он усмехнулся.
– Это не так. Я уверен, что все будет в порядке.
– А если не будет?
Мой мозг прокручивал крики в моей голове, как пленку на кассете.
Его улыбка исчезла, и взгляд стал серьезнее.
– Тогда я приду за тобой, и мы уедем отсюда как можно дальше.
Я быстро кивала головой, пытаясь довериться ему.
Он положил руки на мои щеки, смотря мне в глаза.
– Пообещай мне, что не выйдешь из этой комнаты и дождешься меня.
– Обещаю.
На его лице появилась улыбка.
– Хорошо.
Он заправил прядь моих волос за ухо и провел левой рукой по волосам.
Я прижалась к его телу, крепко обнимая и не желая отпускать.
– Я останусь тут и буду ждать.
– Не переживай, детка. С нами все будет хорошо.
Он поцеловал меня в лоб и вышел из комнаты.
Я несколько минут стояла и смотрела на дверь, как ледяная фигура.
Я потянулась к двери и закрыла ее на замок.
Глава 9
Я никогда не понимала чувство страха: как глубоко оно может просочиться, как быстро оно нас может поменять, как сильно оно может сковать. Страх способен оберегать нас с той же безрассудной силой, с какой может уничтожить.
Я сидела на кровати, не отрывая взгляда от двери. Я прислушивалась к любым звукам, которых так и не возникло. Илион – некриминальный город. Здесь редко происходят кражи или убийства. Студенты любят воровать выпивку, но лишь ради веселья.
Недавно мама присылала мне новости, что произошло в одном из частных университетов Райвиля. Месяц назад к главному входу университета подъехал бронированный минивэн и расстрелял первые этажи. Умерли более ста человек, и около трехсот пострадали. Минивэн не нашли.
Кто-то говорит, что ректор задолжал не тем людям, поэтому нападение было предупреждением. Ведь нападавшие не обстреляли окна его кабинета, которые выходили на главную улицу и находились прямо под вывеской главного входа.
Кто-то говорит, что это устроили враги родителей богатеньких детей, мстя за их проступки.
Теории и слухи рождались слишком быстро, наступая на горло друг другу, что я перестала их читать и решила дождаться официальных заявлений.
Я надела кольцо на указательный палец левой руки, но оно было слишком большим. Поэтому я переместила его на средний палец и покрутила большим пальцем, как это обычно делал Джастин.
Я опустила взгляд на пол, и он зацепился за синий ежедневник. Я подняла его с пола и положила на стол. Я села на кровать, крутя кольцо и не отрывая взгляда от ежедневника.
Любопытство победило, и я взяла его, открыв на первой попавшейся странице.
Его почерк было сложно разобрать. Он выглядел так, словно каждое слово было его росписью. Некоторые слова были перечеркнуты, и поверх них были добавлены новые.
Красивый, яркий и глубокий,
Твой взгляд, сияющий в ночи.
Зовет, кричит и манит —
Два диких шторма в океане.
Пушатся, вьются и блестят,
Как ветви ивы – твои пряди.
Мягкие и нежные,
Губы, словно персик.
Теплые, изящные и ласковые —
Твои руки в моих.
Я почувствовала, как тревога подступила ко мне, словно странный незнакомец. Я закрыла ежедневник и провела по нему рукой, гладя его, словно он мог что-то почувствовать. Пока в моей голове крутились шестеренки, борясь за правильный выбор, который я уже сделала.
Я положила ежедневник на кровать и подошла к двери. Я положила руку на ручку и открыла замок, но не решилась потянуть за нее. Мое сердце стучало от неизвестности, которую скрывала эта дверь. Я открыла дверь и вышла в коридор.
В коридоре было пусто и тихо, как бывает лишь глубокой ночью. Тишина была напряженной и сдавливающей. Мне казалось, что, может, все это послышалось, может, на самом деле и вправду ничего серьезного не произошло, и я зря переживаю.
Я повернула налево и шла прямо по коридору. Перед тем как повернуть направо, я обернулась назад – никого. Повернув и направляясь к выходу, я увидела парня в клетчатой рубашке и джинсах, лежащего на полу. Он лежал лицом вниз. Около него лежала открытая стеклянная бутылка. Половина желтой жидкости была вылита и впитана грязным ковром.
Он выглядел так, словно он был пьяным и заснул на полу, не дойдя до своей комнаты. В общежитии это не редкость. Многие могли быть пьяными уже к середине дня. Повод? Выходной уже может стать поводом для выпивки с друзьями.
Подходя к нему ближе, я стала переживать, что он может задохнуться или захлебнуться собственной рвотой.
Сев на корточки, я взялась за его правое плечо и попыталась его приподнять. Он был настолько тяжелым, что у меня не сразу это получилось, и мне пришлось сесть на колени и приловчиться. Схватив его одним резким движением рук, я резко приподняла его, поворачивая на спину. Он упал на нее, и меня встретили его застывшие в ужасе глаза. Большие. Пустые. Безжизненные.
Его лицо было бледным и перекошенным от страха.
Я быстро отползла назад, ударившись о стену позади себя. Мой взгляд упал на нож, глубоко всаженный прямо в его сердце. Я закрыла рот рукой, боясь, что закричу. Но мой голос пропал. Его украли глаза, видевшие смерть, пока страх разливался по телу, словно яд, лишающий меня речи. Сердце стучало, крича мне: «беги как можно быстрее, как можно скорее». Мое тело дрожало от бездействия, а мозг затуманивался.
Мне стали казаться шаги, словно кто-то совсем рядом приближается ко мне. Я резко повернула голову и увидела Лею.
Она протянула левую руку вперед, пока палец ее правой руки был прижат к губам. Она не выглядела напуганной – больше настороженной и напряженной.
Она помахала мне рукой, чтобы я пошла за ней. Я аккуратно поднялась, не отрывая взгляда от тела, пока Лея не схватила меня за руку и не потянула за собой.
Лея шла медленно и тихо. Она поворачивалась ко мне, когда я наступала на скрипучую половицу, и жестом показывала, чтобы я шла тише. Она резко остановилась около стены, где начиналась спиральная лестница, ведущая к выходу. Мой мозг кричал мне бежать, и я была готова послушаться его, когда внизу мы услышали мужские голоса и чьи-то тихие всхлипы. Я не могла понять, принадлежали ли они женщине или мужчине. Мой пульс в ушах стал отвлекать меня и заглушать звуки.
Лея опустилась на колени и тихо поползла. Пытаясь себя успокоить и не смотреть, что там происходит внизу, я повторила за ней.
Миновав выход на лестницу, мы тихими шагами направились прямо по коридору. Мои глаза упали на еще одно тело парня, но Лея лишь грустно помотала головой.
На нашем пути мы встретили еще немало тел. С кем-то я была знакома, кого-то видела впервые. Каждый поворот направо, каждый коридор был для меня пыткой. Тревога доходила до пика и спадала каждый раз, когда я не видела среди тел Джастина.
Увидев тело девушки, я стала молиться о том, чтобы это была не Белл. Я себя корила, когда вздыхала с облегчением. Ведь какое может быть облегчение, если человека унизили, обокрали и превратили в ничто, когда он был всем.
Я повторяла себе, что они живы. Джастин жив. Белл жива. Лея смогла, я смогла, и они смогут.
Мы собрались спускаться по пожарной лестнице, когда услышали мужские голоса, отражающиеся от бетонных стен. Замерев, мы стали прислушиваться к ним. Звук ботинок, идущих по ступеням, отбивался от гулких стен.
Они поднимаются.
Лея медленно открыла аудиторию рядом с лестницей, заглядывая в нее с осторожностью. Она зашла, и я быстро последовала за ней.
Аудитория была маленькой. В ней были лишь парты и стулья. Мы были на четвертом этаже. Мы не сможем спрыгнуть и убежать в лес.
Спрятаться негде!
Паника застилала мое сознание, не давая мне здраво мыслить. Мне хотелось кричать. Бежать. Плакать. Сделать хоть что-то, чтобы избежать встречи с ними.
– Пододвинь стулья вплотную и ляг на них скрутившись. Фронтальная часть парты спрячет тебя.
Шепот Леи вывел меня из транса.
Я смотрела за тем, как Лея пошла на задние парты и стала пролазить под парту, ложась на стулья. Я повторила за ней, игнорируя шум в ушах. Мы скрутились в позе эмбриона и, задрав голову кверху, смотрели друг на друга.
Голоса были так близко, что можно было четко разобрать их речь. Они стояли за дверью.
Я попыталась прислушаться к их разговору, когда дверь открылась с таким сильным ударом, что я испугалась. Я еле сдержала себя, чтобы не удариться локтем о парту и не потерять не только свою жизнь, но и жизнь Леи.
Напуганными глазами я смотрела на нее. Ее лицо ничего не выражало. Она держала указательный палец около своих губ.
Он дрожал.
Стул пролетел над моей головой и ударился о стену, упав рядом со мной.
– Ну и где, блять, они. Я устал уже за ними бегать. Они разбежались, как ссыкливые крысы.
– Если ты продолжишь шуметь и орать, то мы точно не сможем их найти. Так что закрой свою пасть и займись делом.
Я услышала, как мужчина толкнул второго мужчину.
– Это ты закрой свою пасть. Мне плевать, что он передумал в последний момент. Мы на это не договаривались.
Второй мужчина громко вздохнул.
– Что? Я не прав? Скажи мне, блять, это в лицо. Скажи!
– Да завали ты свой рот. Если мы не сделаем, как он сказал, то нам не видать не только бабок, но и своих жизней.
– И что он нам сделает? Что он мне сделает? Пусть сам приезжает и бегает за этими свиньями.
Он начал идти в нашу сторону.
Ничего не помогало успокоить мое трясущееся тело. Оно меня не слушалось. Оно словно было не моим.
– Что он сделает? Сказать, что он сделал с командой Лиама? Он их убил. Всех. Его снайперы завалили Лиама и всех ребят в тот же день, как он его кинул. У нас был выбор до сделки с ним. Сейчас у нас его, блять, нет. Так что хватит ныть, как сучка, и иди работай.
Первый мужчина со звуком плюнул на пол. Я услышала, как они вышли из аудитории. Их шаги и голоса стали отдаляться.
Лея тихо сползла вниз, не шумя стульями. Мое тело казалось закостеневшим. Мне не хотелось уходить, но я заставила себя сдвинуться с места. Подойдя к двери, Лея бесшумно открыла ее и, подождав пару секунд, выглянула.
Никого.
Мы направились к лестнице. Мне было тяжело идти спокойно. Мне хотелось бежать, но Лея останавливала меня и шептала, что я не должна издавать никакого шума. Мы всегда успеем их услышать, а вот они нас не должны.
Мы дошли до второго этажа, и Лея собралась идти на него.
– Мы можем сбежать.
– Нет.
Она махала головой.
– Почему?
– Они окружили здание. Мы не успеем убежать в лес. Нам нужно спрятаться со всеми и дождаться помощи.
Они живы?
Мы шли прямо по коридору, пока не дошли до библиотеки.
Аккуратно открыв дверь, мы вошли в нее, и нас встретил запах книг и сырости.
Лея тихо закрыла дверь и подошла ко мне.
– Если хочешь что-то сказать, то шепчи, но лучше ничего не говори.
Среди большого количества стеллажей я увидела глаза. Они смотрели на нас.
– Они тут уже искали и не заметили нас, но это не значит, что они больше не придут. Если они придут, то ложись на пол и не двигайся. Мы сдвинули пару стеллажей к окнам, но лучше не подходи к ним. Нас было трое, когда они сюда зашли. Сейчас нас семеро.
Я повернула голову к стеллажам. За последними стеллажами я окажусь в западне и не смогу убежать, поэтому я направилась к первому, тому, что у выхода. Лея остановила меня, взяв за руку.
– Ты не успеешь убежать. Они так убили моего друга. Они не все проверяют, но всегда проверяют первые ряды. Лучше иди назад.
Я смотрела на нее, пытаясь хоть что-то сказать, но я была словно немой. Словно большой ком зноящих эмоций придушил меня и лишил голоса. Слезы стали подступать к моим глазам, и она крепко обняла меня.
– Все хорошо. Это все шок. Я знаю, что ты благодарна.
Я вытирала слезы, направляясь в конец стеллажей.
Проходя мимо них, я увидела пару своих однокурсников, которые кивнули мне головой. Дойдя до конца, я увидела девушку, сидящую в углу. Она сидела, спрятав лицо в руках, опираясь о колени. Я молча села рядом и, опершись о холодную стену, закрыла глаза.
Перед моими глазами начали всплывать мертвые тела, пустые глаза и лужи крови. Мое сознание подкидывало мне мрачные мысли о том, что внизу у лестницы был голос Белл. Что ее могут все еще мучить и издеваться над ней. Что ей нужна была моя помощь, а я прошла мимо. Я бросила ее.
Я открыла глаза и больше не собиралась их закрывать. Смотря на свои ладони, я видела, как они тряслись, словно листья на ветру. Я больше не обращала внимания на свой пульс. Я привыкла к его высокому ритму, как и к сердцу, бьющемуся о мои кости.
Я не позволяла себе думать, анализировать или погружаться в себя.
Я жива, но надолго ли?
Глава 10
Мои поступки являются следствием моего выбора и незнания. Я всегда знаю, что выбираю, но я не могу знать, чего я не знаю. Моя жизнь – это хаос, который я отчаянно пытаюсь упорядочить.
Девушка рядом со мной подняла голову, вытирая слезы рукавами кофты. Она делала это не в первый раз, ее глаза и щеки были уже красными.
Мой взгляд упал на ее левую руку, неаккуратно перевязанную повязкой, пропитанной кровью.
– Я пыталась защитить подругу, но она защитила меня.
Я увидела, как большая слеза скатилась по ее красной щеке. Она быстро ее вытерла.
– Мой парень вышел из комнаты, и я не знаю, жив ли еще он или нет, – сказала я на одном дыхании.
Я удивилась тому, как легко и открыто я поделилась своим удушающим страхом с человеком, которого я вижу впервые.
Она подняла на меня свои мокрые голубые глаза. Ее лицо выражало сочувствие, и я прикусила язык, чтобы не заплакать.
– Кто-то уже позвонил в полицию?
– Связь не работает. Они ее глушат. Мы пробовали много раз.
Страх, отчаяние и злость заливали меня, словно вода стакан.
Мой взгляд упал на ее руку.
– Хочешь, я помогу тебе перевязать руку?
Она кивнула головой, и я пододвинулась к ней ближе.
Повязка была пропитана кровью. Еще немного – и из нее начнет капать.
– Я схожу спрошу, есть ли у кого-нибудь что-то наподобие бинтов.
– Я спрашивала. Тут ничего нет, кроме книг.
Я развязала мокрую повязку и увидела глубокую рану, из которой продолжала сочиться кровь.
– Если тебе будет слишком больно – скажи мне.
– Я больше не чувствую боли.
От ее слов внутри меня заболело сердце, словно его сжали рукой.
Я могла быть на ее месте. Видеть, как зверски убили мою подругу, а я ничего не смогла сделать. Я смогла только убежать. Трусливо убежать, чтобы не встретить ту же участь. Остаться живой, но знать, что она не смогла. Знать, что она пожертвовала собой ради моей жизни. Жизни, которую вскоре могут забрать и у меня.
И я могла быть на месте ее подруги. Лежать на полу, давясь лужей крови и в своей невозможности что-либо изменить и вернуть вспять. О чем бы я думала? Какие мысли были бы у меня в голове? Были ли мысли?
Мои глаза упали на мои руки. Они были покрыты кровью, словно краской. Я вытирала их о свои джинсы.
– Я тебе завидую.
– Почему?
– У тебя есть надежда. Ты все еще веришь, что он жив. А вера – это опора. Без нее тяжело.
– Страшно верить.
– У нас… у тебя нет выбора.
Я сидела и смотрела в окно сквозь просвет между стеллажами. Я видела, как белые чистые облака сменились серыми сгустками. Я следила за моросящим дождем и представляла, каким свежим воздух становится после него.
Время летело. Я просидела неподвижно слишком долго и решила походить, чтобы размяться. Встав, я увидела Лею и решила к ней подойти, но Фрэнсис меня опередил.
– Ты туда не пойдешь.
Он схватил ее за руку.
– И что ты предлагаешь? Сыграть в «камень, ножницы, бумагу», чтобы выбрать, кто из нас пойдет?
– Никому не нужно туда ходить. Нам лучше оставаться и ждать, пока помощь не приедет.
Она вырвала руку из его хватки.
– Ты что, еще не понял? Никто не приедет. Телефоны не работают. Охранники убиты. Я нажала на экстренную кнопку. Полиция должна была уже давно быть тут, но их нет. Никто нас не спасет. Мы сами должны себя спасти.
– О чем ты?
– Я слышала, как они говорили между собой. Они наемники. Их послали сюда убивать нас.
– Убивать просто так? Что за бред.
– Кто-то мстит верхушкам универа. Мы лишь пешки, на которых отыгрываются.
– Черт.
Фрэнсис собрался ударить в стену кулаком, но остановился, проводя по ней рукой.
– Я все это время следила за окнами. Они собрались группой и ушли почти час назад, так и не вернувшись. Я спущусь вниз и проверю выходы. Если все будет чисто, то мы все вместе выйдем и побежим в лес. Там им сложно нас будет найти.
– Лея, это самоубийство. Причем при любом раскладе.
– А что ты предлагаешь? А?
– Я предлагаю сидеть тут тихо и ждать, когда они уедут.
– Этого может и не случиться. Они могут нас найти раньше.
– Но ведь еще не нашли.
За дверью стал слышен громкий стук ботинок. Все стали прятаться за стеллажами, садясь на корточки. Наступила гробовая тишина, казалось, никто не дышал.
Я чувствовала, как напряжение внутри нарастало, а с ним и мой громкий пульс. Я повернула голову к девушке с повязкой. Она все так же неподвижно сидела, опустив голову вниз.
Я подвинулась к ней ближе и взяла ее за руку. Она не подняла на меня свой взгляд, а лишь сжала мою руку сильнее.
Я злилась на свою беспомощность. Меня злило, что кто-то принимает решение за мою жизнь. Злило, что я не могла помочь ни себе, ни ей, ни кому-либо еще в этой паршивой библиотеке. Эти мысли стали сдавливать мое горло и взывать мое тело к панике. Я сделала два глубоких вдоха и выдоха.
Паника – худшее, на что я могу себя обречь. Я еще не мертва. Никто в этой библиотеке не мертв. Мы живы, и нас много. Я не одна. Мы не одни.
Дверь резко открылась и с силой ударилась о стену, оставив в ней вмятину. В помещение зашел большой лысый мужчина с красной повязкой на руке и обмякшим телом на своем плече. Он кинул тело на пол, словно мешок цемента.
Я торговалась со своим желанием опустить глаза на тело, но проиграла. Мои глаза стали бегать по телу парня. Его тело было изуродовано настолько сильно, что мне скрутило живот. Я почувствовала, как тошнота подступала к моему горлу. Его искромсали, словно он был животное, а не человек.
– Поросята, выходите?
Лысый мужчина произнес это с такой радостью, что я чувствовала, как злость опередила мой страх.
Никто не сдвинулся с места. Мое сердце стучало так сильно, что, казалось, разорвет мою грудь.
Мужчина выглядел примерно на 35 лет. У него были шрамы на голове и еще парочка на щеках. На нем были черные ботинки, синие джинсы и черная байка с белой надписью «Born to Kill».
Он подошел к стеллажу и толкнул его, словно он ничего не весил. Стеллажи начали падать друг на друга, как домино, поднимая клубы пыли. Все быстро стали выпрыгивать из рядов на проход, в страхе, что их завалит.
Девушка с повязкой еще крепче сжала мою руку. Я повернулась к ней и увидела, как сильно она зажмурила глаза.
Сквозь стеллажи я увидела, как он приближался к нашему ряду. Я быстро встала и потянула ее за собой. Мы успели выбежать.
Мы наблюдали, как стеллажи падали один за другим, а книги вылетали к нашим ногам.
Я повернула голову на лысого и увидела, что в его руке мачете. На его лице был тот тип улыбки, от которой кровь стынет в жилах.
Он убьет нас сразу или будет издеваться?
– Три, пять, семь. Семь поросят. Да это джекпот, мать твою.
Он будет издеваться.
– Самаэль! Ты где, блять, ходишь? У нас тут целая комната поросят.
Он один, а нас семеро.
Не успела я подумать, как парень в красной рубашке кинул книгой в лицо лысого. Не знаю, зачем он это сделал. Возможно, он хотел его отвлечь, но лысый не сдвинулся с места.
Он медленно опустился на пол и поднял книгу. Его мерзкая улыбка растянулась на его лице. Держа в руках книгу, он не спеша подошел к нему.
– Ты обронил.
Он с силой пихнул ему книгу так, что парень покачнулся назад.
Он быстрым движением провел мачете по его телу. Все ахнули, кто-то закричал.
Я стояла и молча смотрела, как кровь брызнула лысому на шею и грудь. Парень упал на пол, словно тряпичная кукла.
Смотря на рубашку уже мертвого парня, я поняла, что она не была красной. Она была темно-малинового цвета.
Большая кровавая лужа заливала пол и нашу обувь.
Лысый стал вытирать нож о свою байку, улыбаясь во все зубы.
– Ну. Кто хочет быть следующим?
Мне стало казаться, что это сон. Что все это нереально. Все это не может быть реальностью. Я отказывалась верить в то, что реальность может быть такой.
Мне не хотелось плакать. Меня больше не рвало. Я чувствовала лишь адреналин, который я упорно продолжала сдерживать в себе, борясь с импульсами тела.
Быстрым шагом в библиотеку вошел второй мужчина. Наверное, он был Самаэлем. На нем были кроссовки и спортивный костюм темно-серого цвета.
– Черт. Это ты его?
– Да.
Лысый улыбался, гордясь своим поступком.
– На улицу!
Приказал Самаэль.
– Вы слышали, поросята. Поведем вас пастись на улицу. Хрю-хрю.
Все замерили, будто стали частью этой библиотеки. Я знала, что все желали стать невидимками, как в детстве, когда мы играли в прятки.
Как же сильно мне этого хотелось.
Лысый резко перестал смеяться.
Он посмотрел на нас с отвращением и рявкнул:
– Все на выход!
Девушка с повязкой дернулась.
Все стали медленно направляться к выходу. Мы шли по коридору, спускаясь вниз по пожарной лестнице. Я все еще держала девушку за руку. Самаэль вел нас к выходу, пока лысый шел сзади.
Улица нас встретила прохладным осенним ветром. Дождь еще моросил.
Я пыталась вдохнуть свежий воздух, но вдыхала лишь страх.
– Стоять, поросята!
Лысый крикнул, и мы остановились.
– Лицом ко мне, поросята, – сказал он улыбаясь.
Все повернулись лицом.
Мы стояли в ряд, словно были в армии.
Слева от меня стоял мой одногруппник. Справа от меня стояла девушка с повязкой. Мы больше не держались за руки.
Лысый и Самаэль стали перешептываться и спорить.
Закончив, лысый указал своим мачете на нас.
– Поросята, вам повезло. Крупно повезло. У вас есть шанс уйти живыми.
Я услышала пару тяжелых вздохов.
– Давайте сыграем в игру. Выживет тот, кто выберет, кого он убьет.
Глава 11
Инстинкты побуждают к действию. Они всегда защищают нас. Они всегда борются за нас. Они всегда выбирают нас. Но нам решать: последуем ли мы за ними или пойдем против них.
Мы умрем. Нет, мы не умрем. Мы умрем.
– Мы дадим нож. Но без геройства. Если попытаетесь на нас накинуться, мы вам перережем глотки. Вы и моргнуть не успеете. Ну. Кто первый?
Все стояли на своих местах, не издавая звука. Никто не хотел становиться убийцей.
– Вы нас не обманете?
Фрэнсис прервал молчание.
Зачем он это спрашивает? Мы не должны соглашаться. Мы не должны идти у них на поводу. Нас больше. Мы должны хоть что-то сделать.
Но что именно?
Улыбаясь, лысый повернул голову к Самаэлю. Тот тоже улыбался, словно мы были в баре и играли в дартс.
– А разве у вас есть выбор?
Нет.
– Кто вас нанял? Зачем вы убиваете?
Все резко повернули головы к моему одногруппнику.
– Мы что, на допросе, мистер офицер?
Лысый рассмеялся и стал локтем пихать Самаэля в бок. Прекратив смеяться, он подошел к нему вплотную, пихая его своим телом. Он был выше на голову и намного больше его. Мой одногруппник смотрел ему в глаза с дерзостью. Кто-то может подумать, что он смелый. Я думала, что он самоубийца. Зачем он обращает на себя внимание?
– Потому что, блять, можем. Буду ли еще вопросы, щенок?
Думай. Думай. Думай.
Если кто-то их отвлечет, то у нас будет момент для маневра. У нас будет время убежать в лес. Если придется бежать, то какова вероятность того, что в нас начнут метать ножи или выстрелят?
Выстрелят?
Я не видела у них оружия, но это не значит, что его нет. Возможно, им нравится издеваться, а оружие наводит на них скуку. Если они не успеют метнуть нож, то они выстрелят. Нужно бежать зигзагом.
Бежать до леса примерно минуту.
Как же долго.
Есть ли другой выход? В общежитие я не вернусь. Это то же самое, что и не убегать. Бежать в город я не могу, их тонированные минивэны без номеров стояли на газоне, преграждая путь в город.
Остается лес. И только лес.
Раньше в лесу проводили вечеринки. Я знаю, где это место, но я не знаю, насколько длинный лес. Что, если я заблужусь? Что, если я не смогу найти путь обратно?
Это неважно. Ведь лучше заблудиться, чем быть убитой.
Крики слева от нас вырвали меня из моих мыслей. Все резко повернули головы и увидели, как парень упал на землю. Из его спины торчал нож, а один из уродов продолжал метать ножи в его раненое тело. Я быстро повернула голову обратно.
– Не хотите играть, как хотите.
Лысый отошел назад и, резко повернувшись, всадил мачете в голову одногруппника. Кровь обрызгала мне левую часть лица и одежду.
Все закричали, а я стояла так, словно онемела. Я не издала ни звука. Я не повернула головы. Я не вытерла кровь. Я смотрела на лес.
Бежать в лес. Бежать. Скорее. Бежать.
Я услышала, как мачете, выходящее из головы, издало омерзительный звук, из-за которого все мои внутренности перевернулись и были готовы вырваться наружу. Этот звук вызывал привыкание. Он как ненавистная песня, засевшая в голове.
Тело парня упало, ударяясь о мои ноги.
Я боялась опустить голову. Боялась посмотреть или подумать. Я пыталась не паниковать и стараться сдерживать свои трясущиеся колени.
Я следующая?
– Я готов.
Фрэнсис выкрикнул и вышел вперед.
Лысый заулыбался, тряся мачете. Брызги бурой крови окрасили зеленую траву, покрыв капли свежего дождя.
Фрэнсис подошел к Самаэлю, и тот вложил ему нож в руки. Глаза Фрэнсиса стали бегать по каждому из нас.
Он будет выбирать? Он действительно это сделает? Он готов убить?
Я стояла и смотрела в лес, пытаясь игнорировать свои кричащие мысли.
– Ты.
Выбор сделан.
Я повернула голову и увидела, что Фрэнсис показывал на Лею.
Почему она? Он мог выбрать кого угодно.
Она вышла вперед, словно по приказу.
Фрэнсис подошел к ней и поднес нож к ее горлу. Лея смотрела ему прямо в глаза. Ее лицо ничего не выражало.
– Я никогда этого не делал. Покажите, как правильно и быстро это сделать.
Он издевается? Он спрашивает этих уродов, как ему лишить жизни свою девушку?
Лысый и Самаэль рассмеялись.
– Возьми его другой стороной. Твоя рука слишком перекручена. Так неудобно резать горло. И положи руку ближе к основанию, – сказал Самаэль.
– Так?
– Нет.
Самаэль кинул мачете на пол и подошел к нему ближе, выхватывая нож из его руки. Он показал, как держать нож, затем отдал его обратно Фрэнсису.
Фрэнсис взял его и резко повернулся к Самаэлю, глубоко всаживая нож в его трахею. Лысый собрался нанести удар, когда Лея достала баллончик перцовки и пшикнула ему в лицо.
– Бегите!
Когда Лея крикнула, ей в грудь прилетел нож. Он вошел наполовину. Лысый был тем, кто кинул его.
Беги. Беги. Беги!
Я рванула с места и побежала так быстро, что достигла леса меньше чем за минуту. Адреналин питал меня. Ветки хлестали меня по лицу, оставляя мелкие царапины. Я скользила по мокрой траве. Я почти упала, но успела ухватиться за дерево, расцарапав правую ладонь. Лес словно пытался остановить меня, но мне было наплевать. Я не чувствовала боли, лишь почву под ногами и адреналин в моем теле.
Я пробежала место, где мы устраивали вечеринки. Круг из серой золы превратился в черную. Трава была вытоптана.
Я засмотрелась и поскользнулась, упав на левый бок. Я ударилась бедром о твердую землю. Весь воздух выбило из моих легких.
Позади себя я услышала приближающиеся звуки и пыталась быстро встать на ноги. Мое бедро болело, а ноги скользили. Из-за дерева выбежала девушка с повязкой.
Как ее зовут?
Ее глаза были в панике и в расфокусе. Увидев меня, она подбежала ко мне и положила мою левую руку на свою плечо, помогая мне встать.
– Он бежит. Он за нами бежит.
Она говорила сквозь тяжелое дыхание.
Ее слова зарядили меня новой волной адреналина и заставили встать сквозь боль.
– Направо, – сказала я на выдохе.
Он знает, что мы бежим прямо. Нам нужно изменить траекторию.
Я побежала так быстро, что мне стало казаться, что она убежала в другую сторону. Увидев густые и высокие кусты, я спряталась за ними.
Через некоторое время я увидела ее. Кровь стекала по ее руке. Она прижимала правую руку, пытаясь остановить ее. Я выглянула из-за кустов и помахала ей. Она села на корточки, и мы стали прислушиваться к шуму леса, пытаясь тихо вдыхать воздух в свои легкие.
Мое сердце стучало так сильно, что я чувствовала вкус крови во рту. Мы тихо сидели и смотрели прямо, когда услышали хруст веток слева. Я прикрыла рот рукой, чтобы не было слышно моих вдохов. Мне хотелось проглатывать воздух ртом, но я терпела.
Лысый бежал, убирая рукой ветки и держа мачете в руке. Он резко остановился и стал прислушиваться к звукам. Его мачете было окрашено в бордовый цвет, как и его надпись на байке.
Только не сюда.
Он проматерился и побежал прямо. Адреналин с новой силой стал разливаться по моему телу, крича, чтобы я быстрее бежала. Девушка собралась встать, как я потянула ее за руку. Я помотала головой, и она села обратно.
Прошла пара минут, и мы встали.
Мы продолжили бежать. Мы бежали так быстро, что не успели заметить, как закончился лес. Впереди мы увидели поле со стогами сена. Мы выбежали и слева увидели лысого. Он стоял спиной к нам. Мы быстро нагнулись, спрятавшись за первый стог.
– Поросята, я знаю, что вы здесь. Выходите.
Его голос был направлен в противоположную сторону. Он врет. Он не знает, где мы.
Я крепко сжала руку девушки, смотря в ее глаза. Ее лицо было бледным, а глаза – уставшими.
Мы выберемся. Мы сможем. Нам лишь нужно добежать до следующего леса.
Я аккуратно выглянула и увидела, что он ходил и проверял стога в противоположном направлении. Нам нужно бежать. Бежать, пока у нас есть возможность.
Выглянув из стога, я увидела, что он быстрым шагом все еще ходил и проверял их. Мы выбежали вдвоем на полусогнутых ногах, сгибая спину.
Мы успели пробежать еще пару стогов, когда, выглянув, я увидела, что он шел уже в нашу сторону. Я повернула голову к ней и увидела, что ее глаза стали закатываться.
Я слегка побила ее по щекам.
Она подняла на меня свои глаза.
– Убегай.
– Нет. Мы убежим вместе.
– Оставь меня тут.
– Нет.
– Поросята, мне все это дерьмо до чертиков надоело. Выходите, блять, или я вас всех нахрен убью, – прозвучал мерзкий голос лысого.
– Мне все еще страшно умирать, но я уже чувствую смерть. Я хочу умереть, зная, что я расплатилась с ней.
Я потянула ее за правую руку.
– Положи мне руку на плечо. Осталось всего два стога до леса. Не сдавайся. Мы спрячемся. Я спрячу тебя и побегу за подмогой.
Я попыталась поднять ее.
– Я чувствую слабость и сильное головокружение. Позволь мне умереть. Позволь мне отдать долг. Я не хочу, чтобы моя смерть была напрасной.
– Твоя смерть не будет напрасной. Я не позволю тебе умереть. Я буду рядом.
Я смогла приподнять ее.
Она встала во весь рост. Я попыталась потянуть ее вниз, пока нас не заметили, но она отпихнула меня в сторону.
– Не надо, – прошептала я.
Она закричала, смотря в его сторону:
– Ты, лысый урод, я здесь. Ты настолько тупой, что не смог найти меня, когда я была прямо перед твоим носом. Да как ты тогда можешь называть себя мясником?
Я резко встала и потянула ее за руку в сторону леса.
– Пожалуйста, пошли. Прошу тебя. Мы все еще можем убежать.
Слезы стали подступать к моим глазам.
– Тварь, я тебя убью, – проорал он.
Я видела, как лысый начал бежать в нашу сторону. У нас почти не осталось времени. Он был слишком близко.
– Я сделала свой выбор. Я выбираю смерть. И ты, наконец, сделай свой и выбери эту чертову жизнь.
Мое сердце разрывалось на части от услышанного.
Мне остаться? Бежать? Отбиваться вдвоем? Чем отбиваться? Искать палку? Мне заградить ее? Мне умереть с ней? Что мне делать? Что?
Она опустилась на землю и, когда он подбежал ближе, швырнула в него горстью песка. Лысый начал кричать и извергать из себя оскорбления, бездумно мотая мачете.
– Беги!
Она крикнула, повернув голову ко мне, и в следующую секунду я увидела, как ее голова слетела с плеч. Она упала и покатилась по земле, словно футбольный мяч. Ее открытые глаза смотрели на меня. Ее тело упало на бок, словно оно никогда и не знало жизни.
Лысый с отвращением стал вытирать кровь со своего лица, словно это ее вина, что она его запачкала.
Адреналин словно пустил высоковольтный разряд по моему телу, наполняя его мощной энергией.
Я рванула с места вглубь леса, крича в своей голове и оглушая себя лишь одним словом: «беги».
Глава 12
Причин для моей ненависти стало так много, что я сбилась со счета. Я перестала верить, что моя жизнь возможна без нее. Она часть меня. Она мое топливо. Она мой смысл. Она причина, по которой я все еще не сдалась.
Я слышала звук ботинок. Они с хрустом ломали каждую ветку на его пути, превращая мое тело в сплошной адреналин. Мне казалось, что он дышал в мой затылок. Казалось, если я попробую повернуть голову, то он снесет ее также быстро, как и голову девушки с повязкой.
Лес на удивление оказался меньше предыдущего. Я выбежала на поле с высокой травой.
Повернув голову направо, я увидела старый деревянный забор серого цвета. Он был похож на забор, за которым раньше держали коров или других домашних животных.
Я побежала направо и собралась перелезать через трухлявые бревна. Дерево уже сгнило, но все еще продолжало держаться.
Впереди была лесная роща с высокой травой и дубами.
Как долго мне еще бежать? Мои силы уже на исходе. Мне нужно спрятаться. Нужно переждать. Запутать его.
Я перелезла через забор и повернула голову назад.
Его нет.
В панике я стала крутить головой. Я его слышала. Он где-то рядом.
Где он? Где он прячется?
Он не мог меня опередить. Он точно не успел спрятаться.
Я стала идти вперед, пробираясь сквозь высокие сорняки, которые по размерам доходили до моего живота.
Звуки стали громче и четче. Я смогла понять, что это были удары лезвий. Слева за деревьями я увидела мужчин, дерущихся на ножах. Один из них был одет в костюм, словно он только что вышел из офиса, а второй был похож на одного из бандитов в университете.
Они уже тут.
Я резко остановилась, словно меня потянули назад. Они яростно бились, не обращая на меня никакого внимания. Значит, я могу пробежать мимо них или спрятаться и переждать.
Я собралась бежать влево, когда из-за дерева неожиданно возник черный плащ, словно из преисподней. Плащ был длинным и покрывал все тело. Капюшон скрывал лицо, лишая меня возможности понять, кто это. По широким плечам я поняла, что это был мужчина.
Я повернула голову назад и увидела, как лысый, словно маньяк из фильмов ужасов, выбежал из леса, мотая головой. Его глаза, наполненные яростным безумием, встретили мои. Он бежал ко мне, словно его наняли убить меня.
Куда мне бежать? Куда?!
Мое сердце разрывало от страха. Я повернула голову прямо и увидела, как мужчина медленно снял свой черный капюшон. Его волосы цвета угля были уложены назад небольшими волнами. Маленькая черная прядь волос упрямо выбилась вперед, красиво свисая на его лбу. Его глаза были черными. Они были словно бездонной тьмой, смотрящей в мою душу. Их тьма была готова поглотить и уничтожить меня.
По всему моему телу пробежал леденящий холод от его мертвого взгляда.
Он был похож на жнеца.
Мой взгляд упал вниз. Рукава плаща были длинными и прикрывали его руки. Увидев мачете в его правой руке, мне захотелось кричать.
Оружие было чистым и отполированным. Оно сверкало.
Мое зрение увидело ногу за его спиной. За ним лежало мертвое тело. Меня трясло, будто у меня начался жар. Я стала крутить головой, как сумасшедшая, чтобы понять, куда мне бежать.
Бежать было некуда. Если меня убьет не он, то лысый психопат. Если не лысый, то тот, кто победит в бое на мачете. Или они все могут объединиться и расчленить меня в этой роще.
Я в клетке.
Жнец медленными, но большими шагами приближался ко мне. Его пугающие глаза не покидали меня.
Маленькими шагами я отходила назад, не отводя взгляда от его мачете. Он махал им, проделывая путь ко мне сквозь высокую траву. Его движения были легкими и плавными. Мачете, встречаясь с травой, издавало мягкий звук.
Мое сердце стучало так, будто оно сейчас лопнет, как воздушный шар.
В голове звенело от напряжения и встречи с моей жестокой судьбой.
– Как тебя зовут?
Я подняла свои глаза.
Мне послышалось? Это он сказал? Или это в моей голове?
Его выражение лица не менялось. Оно было таким же холодным и отстраненным. Его аура не то что пугала – она наводила ужас, пробирающий до самых костей.
Я хотела повернуть голову назад и посмотреть, где лысый. Но жнец был словно мужской версией Горгоны, ведь только так я могу объяснить свою окаменелость. Мое тело мне не подчинялось. Оно было готово встретить смерть.
Когда он оказался летально близко ко мне, я сделала большой шаг назад и поскользнулась, падая назад. Он схватил меня за талию, и я прижалась к его мокрому плащу, ощущая тепло его тела.
– Зоуи. Меня зовут Зоуи.
Мой голос дрожал от страха.
Такими будут мои последние слова? Он сейчас меня убьет? Он всегда спрашивает имена, кого собирается убить?
Я сделала один большой вдох и крепко зажмурила глаза, пока все мое тело продолжало трясти.
Своей левой рукой он провел по моим волосам – или мне это показалось? Затем он отстранился и обошел меня.
Я открыла глаза и повернулась всем телом назад.
Он продолжал идти прямо.
Он шел к лысому.
Он его убьет? Он защитит меня? Он спасет меня? Он на моей стороне?
Я встретила глазами лысого, который только что перелез через забор. В его безумных глазах стояла жажда крови. Он облизал нижнюю губу и улыбнулся мне своей уродливой улыбкой.
Мое тело обдало ледяной волной страха, скривив мое лицо.
Жнец остановился рядом с ним, смотря своими бездонными глазами на меня.
Что происходит?
– Эта сука моя.
Лысый указал своим мачете на меня, тяжело дыша и не обращая внимания на жнеца.
Они заодно?
– Хочешь ее? Иди и возьми.
Его голос звучал глубоким и холодным.
Надежда, словно спасательный трос, оборвалась на моих глазах.
Жнец продолжал неподвижно стоять и смотреть на меня. Я хотела бежать, но мое тело было сковано невидимыми цепями.
Все случилось так быстро, что мне было тяжело это воспроизвести в голове. Лысый не успел сделать и шага, когда мои глаза расширились. Мачете вышло из его живота. Кровь вытекала из его рта, достигая подбородка и капая струями на землю. Он не успел издать и звука, когда его глаза быстро угасли, и он упал на колени.
Жнец поставил свой черный ботинок на его спину и с легкостью достал кровавое мачете. Мертвое тело лежало на земле, а белая надпись «Born to Kill» была пропитана бурой кровью.
Кровь на мачете жнеца стекала от основания по самому кончику смертоносного лезвия.
Жнец был чист. Его черный плащ – словно мантия, оберегающая его от крови. Сколько же крови я увидела за этот день. Сегодня земля изменила свои краски с зеленого на кроваво-красный.
Я подняла свои глаза. Жнец медленно шел и смотрел на меня все тем же мрачным взглядом, который обвил мое тело и сжимал его в тиски.
Те, кто напали на университет, могли выглядеть пугающе, и они были такими. Но они не сравнятся с ним. В нем была тихая, скрытая опасность, которую выражали лишь его черные глаза. От таких, как он, не скрыться и не спрятаться. Ты можешь молча стоять в ряду со всеми и не привлекать внимания, но он тебя не пропустит. Он тебя заметит и заберет с собой в самое сердце чистилища.
Его внешность излучала ядовитое притяжение. Оно могло опьянить и обмануть. Оно словно солнце, к которому хотелось лететь и сгореть в его лучах. Но когда ты долетишь, то поймешь, что это все иллюзия. Он не солнце, а черная дыра, которая поглотит и растворит тебя, пока ты не превратишься в ничто.
Он меня не убьет? Он меня убьет? Он меня не убьет? Он меня убьет? Он меня не убьет?
Жнец подошел и крепко взял меня за руку. Он резко потянул меня за собой. Я последовала за ним, не сжимая его руки. Я должна сопротивляться, ударить его. Должна попытаться высвободиться. Но вместо этого я молча шла с ним, минуя дикую рощу.
Когда я услышала звук шагов позади себя, мое сердце с новой силой забилось, причиняя боль в грудной клетке. Я попыталась высвободиться из его хватки, но он сжал мою руку сильнее, причиняя боль.
Я смогла лишь повернуть голову. Я помнила этого мужчину. Он дрался на ножах. Его глаза встретились с моими и так же быстро покинули их.
На нем были рубашка с закатанными рукавами и темные брюки. Его белая рубашка была испачкана кровью.
Мы шли молча. Вокруг нас была мертвая тишина. Птицы не пели. Никто не кричал. Лишь черный плащ, издающий монотонный шуршащий звук, подстраивающийся под наши шаги.
Мой мозг работал, как шумные шестеренки машины, обдумывая план побега. Я уверена, что договориться не получится. То, что они не с ними, а против них, не значит, что они за меня.
Идея сходить в туалет была единственно правильной идеей из всего кричащего хлама в моей голове. Ударить, попытаться выхватить мачете, выдернуть руку и убежать – все это было невозможно. Их двое, а я одна. Я лишь потрачу силы или, что еще хуже, разозлю их, дав повод убить меня быстрее.
В моей голове промелькнула мысль о том, что, может, они мне помогают. Может, они ведут меня к укрытию, в котором я встречусь со всеми, кто смог спастись.
Но кто будет насильно держать жертву за руку? Я должна бежать так далеко, пока не потеряю сознание от усталости.
На кону моя жизнь – я не хочу проверять любую теорию. Я твердо решила, что мне нужно сбежать как можно скорее и до того, как они меня приведут в свое логово.
Из всех идей, которые, как кипятком, ошпаривали мой мозг, идея попроситься в туалет и сбежать выглядела как реальный выход. Мои силы восстановились, и я смогу быстро отреагировать.
Вдалеке сквозь еще зеленые деревья я смогла увидеть кусочек старого и словно забытого поместья. Было видно, что время его не пощадило. Мне была видна часть потемневшей статуи с размытым лицом и потрескавшимся телом.
Мы шли прямо, и боковым зрением я увидела тело. Я отвернулась, но затем резко повернулась обратно. В моей голове наступила гробовая тишина.
Левой рукой я попыталась разомкнуть его хватку, царапая ему руку, пока слезы, словно капли дождя, стекали по моим щекам, приземляясь прямо на наши руки.
Он никак не реагировал. Он продолжал молча держать мою руку в железном капкане, пока я не подняла на него свои мокрые глаза.
Его черные глаза, словно глубокая ночь, смотрели на меня с отвращением и презрением. Затем он неожиданно отпустил мою руку, словно избавляясь от бремени, которое я несу для него.
Я рванула с места и, подбегая ближе к телу, зацепилась за толстый корень дерева, торчащий из земли. Я упала и коленями ударилась о все еще влажную землю. Не поднимаясь на ноги, я стала ползти к телу, словно я разучилась ходить.
Мою грудную клетку сдавило. Мне казалось, что мне нечем дышать. Казалось, что я разучилась вдыхать воздух. Слезы застилали мои глаза, словно пелена тумана. Я отказывалась верить.
Это не он. Не он. Это не может быть он.
Свои дрожащие руки я поднесла к его щекам. Они были ледяными. Его губы посинели, а от глубокого пореза на шее кровь успела засохнуть. Его ранее чистая и пахнущая им одежда была пропитана кровью и грязью.
Я взяла его руку и приложила к своей правой щеке.
– Ты обещал, – прошептала я.
Я отпустила его руку, и она безжизненно упала на мои колени.
Слезы неконтролируемо лились ручьем. Соленая вода кусала раны на моих щеках. Мое горло сдавливало, словно рука перекрывала мне воздух. Мое сердце было разорвано и съедено смертью. Мой разум отказывался в это верить. Отказывался это принимать. Мне хотелось проснуться. Хотелось, чтобы он проснулся. Чтобы этот кошмар закончился. Я хочу проснуться и увидеть, что все хорошо. Ведь хорошие люди не должны умирать. Любимые люди не должны умирать. Что это за мир, в котором побеждает зло?
Я стала ощущать, как мое тело стало одной большой открытой раной, из которой вытекала моя кровь. Мне становилось физически плохо. Я не могла совладать с собой, не могла взять контроль. Меня словно разорвали на куски и приложили их, не научив, как склеить.
Я закричала во весь голос. Я громко закричала, оглушая свои перепонки и стирая свои связки. Я кричала, пока не выкричала весь воздух из своих легких. Время словно застыло, и я с ним.
Когда я прекратила, я поняла, что легче мне не стало. Что мне все так же больно. Мне было настолько больно, что, казалось, эта боль поглотит и сотрет меня навсегда. Я чувствовала, что эта самая глубокая и невидимая рана на моем теле, которая никогда не затянется. Она никогда не зарастет. Она сможет лишь покрыться коркой, которая будет кровоточить, ныть и гноиться изо дня в день.
Я схватила его за руку и стала неподвижно смотреть на его лицо. Мой разум вместе с моими эмоциями словно выключили. Я перестала думать и чувствовать. Было пусто и тихо. Я хотела остаться с ним в его тишине, пока его тело не начнет медленно исчезать и природа не поглотит его останки раз и навсегда.
Глава 13
Чувство того, что меня обокрали, никогда не покинет меня. Оно одинокое, холодное и опустошающее. Эта пустота требует, чтобы ее заполнили. Требует мести.
