Читать онлайн Кинжал для дона бесплатно

Пролог

– Ты хотел меня видеть?

Ночные разговоры в саду – традиция, которую ввел Данте Орсини еще будучи капо. В этот уголок, где росли кипарисы, самшиты, а плетистые розы оплетали старую каменную арку, он приглашал лишь с одной целью: сообщить что-то важное настолько, что человек, удостоившийся чести, либо возвышался, либо исчезал навсегда.

Став доном, Данте начал проводить такие разговоры чаще, но именно меня он до сих пор ни разу не вызывал. Тем более вот так – через Марко. Официально.

Он стоял чуть впереди, у заросшей плющом ниши с обнаженной нимфой, из кувшина которой струилась вода в небольшой мраморный фонтанчик. Черные брюки красиво облегали сильные ноги дона. Рубашка – обнимала крепкие плечи. Рукава в привычной манере были закатаны до локтей, выставляя на показ многочисленные татуировки, которыми была забита вся кожа вплоть до костяшек. Белоснежная ткань в темноте ночи и тусклом свете садовых фонарей могла соперничать по яркости с луной – правда, ту совсем не было видно из-за облаков.

Было немногим больше двух ночи. В это время Стальной Дон, выгуляв пса, возвращался в свое крыло, принимал контрастный душ и ложился спать. В редких случаях он мог позволить себе почитать перед сном, иногда – оставлял распоряжения. Но сейчас, по одной лишь позе, я понимала, что отдыхать дон Орсини в ближайшее время не собирался.

Он был напряжен. Его спина – идеально прямая, руки – заложены в карманы брюк. Взгляд устремлен вперед, туда, где между кустов крутился довольный Лео.

Данте не смотрел на меня. И это тоже было опасным звоночком.

Дон не спешил начинать разговор, делая вид, что наслаждается ароматом ночного сада, украшенного саженцами лаванды и лилий. Он поступал так всегда – я прекрасно знала эту манеру ведения диалога, когда дон намеренно игнорировал собеседника, заставляя того нервничать и теряться в догадках. Скрываясь в темноте, я неоднократно наблюдала, как несчастные обливались потом, нервно кусали губы и комкали собственную одежду. Но одно дело – видеть, как испытывают терпение других, и совсем иное – оказаться самой на их месте.

Мне бы хотелось поторопить Данте, спросить, что происходит. Но я молчала. Во-первых, потому что сейчас мое место в тени точно занимал кто-то из Кустоди, значит, мы были не одни. Во-вторых, потому что требовать чего-то от Орсини бесполезно. Он ничего не скажет, пока сам не будет готов.

Данте свистнул, подзывая пса. Лео, шурша листвой и ломая ветки, вылетел из кустов, но понесся не к хозяину, а ко мне. Ткнулся в ноги, подставил морду – не удержалась и погладила добермана между ушей. Хороший мальчик. Помнит, кто подарил ему такую сказочную жизнь.

– Я заключил союз с русскими, – заговорил Данте. Холодно и отстраненно, как и должен дон озвучивать свои решения.

– Я не буду тебя с этим поздравлять.

Мои отношения с русской братвой складывались тяжело. Я им не доверяла, они меня ненавидели. Поэтому, несмотря на все обстоятельства, я была на стороне тех, кто выступал против договора с Воронцовым. К сожалению, нас таких было всего двое.

Вопреки ожиданиям, Данте не стал меня одергивать. А я каждой клеточкой своего тела чувствовала, как накалялась атмосфера, поэтому не отрывала глаз от пса, доверчиво трущегося о мои ноги.

Лео мог перекусить руку, если к нему лез кто-то, кто ему не нравился. Мог вцепиться в глотку по приказу хозяина. Но обычно просто рычал, не подпуская ни к себе, ни к Данте никого чужого.

Но я – не чужая. Я – Тень, которая всегда рядом. Поэтому сообщить мне что-то важное можно было любым другим способом. В любом другом месте.

Но мы – здесь. Соблюдаем традиции. И я совсем не верила, что попала в число счастливчиков, которые возвышались после подобного разговора с доном. Мне просто некуда возвышаться. Зато падать… падать я буду не меньше чем с высоты небоскреба.

– Братва выдвинула условие, – продолжил Данте.

– О, даже не сомневаюсь, – пробубнила себе под нос.

Русские только и делали, что выставляли требования. Удачные для себя, не для других.

– И я их принял, – закончил дон, проигнорировав мой комментарий.

Он замолчал. Я подняла на него взгляд, чтобы увидеть полное отсутствие эмоций на знакомом лице и несгибаемую волю в серых глазах.

Вот он, момент. Ради него я здесь – видимо, русские попросили о чем-то, связанным со мной. Иначе Данте не опустился бы до такого официоза.

– И что же попросил Ворон? – расправив плечи, поинтересовалась я. Чего бы дон от меня не потребовал сейчас, я бы выполнила. Даже если его приказ пойдет в разрез с моими желаниями. – Казнить меня? Упаковать в блестящий бант и вручить его советникам, как игрушку? Или согреть ему постель?

Наши отношения с Вовой Воронцовым оставляли желать лучшего. Несколько лет назад он пытался завалить меня в койку, наплевав на мое нежелание. За это я оставила ему шрам на ребрах. После его парни с разной степенью настойчивости пытались меня убрать. Я в ответ сокращала их число. До открытого противостояния дело не доходило: Вова не хотел войны с Орсини, я его в этом поддерживала, поэтому наши стычки проходили, если можно так сказать, «неофициально».

А сейчас у Ворона возник уникальный шанс поставить меня на место. Я не сомневалась, что он им воспользовался.

На лице Данте не дрогнул ни один мускул. Оно застыло маской Стального Дона, не выражая ровным счетом никаких чувств, от чего и без того острые скулы Орсини выступили сильнее. Взгляд привычно светился сталью – собственно, за него нынешний дон и получил свое прозвище.

Такой Данте устрашал. Не просто мужчина – бог, которому принадлежала большая часть мира и все населявшие его души. Настоящий вожак, за которым пойдет его стая. И мы действительно шли, куда бы не позвал нас дон.

Такой Данте вдохновлял. Достаточно было посмотреть на него, и становилось не важно, на что он тебя посылал: на увеселительную прогулку или откровенную смерть – ты все равно шел, потому что он так захотел.

Мне такой Данте нравился до дрожи во всем теле, но лишь тогда, когда его устрашение было направлено на кого-то другого. Не когда напротив – я. Та, которая привыкла к другому отношению. И другому взгляду.

И чем дольше Орсини молчал, тем чернее становилось у меня на душе. Я начинала нервничать, а когда я нервничала, я злилась.

– Его условием была не ты, – наконец сжалился надо мной Данте, но, несмотря на смысл его слов, облегчения они не принесли. – Его условием была моя свадьба с его дочерью.

«Ты шутишь?» – хотелось мне спросить. – «Ты же не согласился?»

Но нет, я помнила, что дон сказал в самом начале. И я знала, что Данте никогда бы не позволил себе подобные шутки.

Я смотрела на него – хладнокровного, непроницаемого. Совершенно спокойного. Будто он вообще не был частью этой реальности. Будто решение о собственной свадьбе его никак не касалось. Будто он не собирался разбивать оба наших мира в угоду расчета и выгоды.

Я не могла уложить в своей голове, что дон Орсини собирался жениться. Последние лет десять он только и делал, что отстаивал свою свободу: то в противостоянии со своим отцом, желавшем через брак заключить выгодное соглашение, то в стычках с советом, когда сам занял место дона. Сейчас все те, кто пытался продавить его желание, были мертвы. И лишь двое оставшихся «старых» советников иногда упоминали о том, что было бы неплохо продолжить род Орсини. Данте в таких случаях заявлял, что кольцо на пальце для этого вовсе не обязательно.

А теперь он сам предавал собственные принципы?

Этот вопрос я тоже не стала задавать, потому что ответ был очевиден: да, он это сделал. Согласился на то, что всегда считал пережитком прошлого. Отказался от собственных убеждений ради союза. Ради семьи.

– Когда? – вот что я спросила.

– Через две недели.

Я скривилась. Даже сроки уже выставили.

Я ждала продолжения. Объяснения, планов, хоть чего-то, что позволило бы мне переключить злость на что-то другое. Но Данте молчал, а я закипала, пока ярость наполняла каждую клеточку моего тела.

Я не до конца понимала, на что злюсь. На Данте, за то, что он предавал сам себя? На русских, выдвинувших такое нелепое условие? Или на себя, не готовую видеть рядом с доном другую женщину?

Вероятно, на все сразу.

– И? – не выдержав тишины, спросила так резко, что даже Лео поспешил отойти подальше, словно чувствовал: я на грани. – К чему мне эта информация? Что мне с ней делать?

Данте прикрыл глаза – всего на секунду, и кто-то, кто не знал его так хорошо, как я, вполне мог подумать, что дон просто моргнул. Но я помнила, что так он прятал глаза перед тем, как сказать нечто ужасающее.

– Тебе придется покинуть виллу, – выстрелил в упор дон Орсини. И потом, словно желая сгладить эффект, добавил: – На время.

Но это как наклеить пластырь на оторванную конечность.

Он… Он меня выгонял?

Я не могла поверить. И я, и моя злость стояли в оцепенении, в оглушении, в откровенном шоке. Нас выставляли за дверь? Из дома, в котором мы прожили всю свою сознательную жизнь?

– Марко подготовил тебе одну из наших квартир, – словно не замечая моего состояния, продолжал Данте, не сводя с меня пустого взгляда. – Повар, охрана, домработница, химчистка – все за счет семьи. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Он продолжал говорить что-то о том, что я в любой момент могу сообщить Кардиналу, если мне что-то понадобится, и мое требование будет исполнено в тот же миг. Что моя роль в семье не ставится под сомнение. Но я не слушала. Все, что могло меня сломать, уже прозвучало.

– Ты издеваешься? – не выдержала я, когда Данте взял паузу в своем глупом монологе. – Какая, к черту, квартира, охрана, домработница?!

Орсини тяжко выдохнул. Его брови нахмурились, а челюсть сжалась сильнее. Он не любил, когда на него повышали голос, а я редко себе это позволяла, когда мы были не одни. Но сейчас… я не могла молчать и не могла себя контролировать.

– Я же твоя Тень! – почти рычала я, делая шаг вперед. – Я должна быть рядом с тобой, за твоей спиной! Особенно теперь, когда ты собираешься поселить в своем доме русскую сучку!

Взгляд Данте потяжелел.

– Аккуратнее, Трис, – проникновенно проговорил дон, понизив интонации. – Ты говоришь о моей будущей жене.

Но меня это не пугало и не успокаивало. Меня это выводило из себя!

– Я говорю о твоей будущей убийце! – почти кричала, сокращая расстояние до минимального, чтобы ткнуть Данте пальцем в грудь. Голос срывался, но я не обращала на это внимания. – Ты не можешь от меня избавиться! Особенно сейчас! Кто будет тебя защищать?

– Меня будут защищать Кустоди, – совершенно не проникся моими словами Данте. Но и не отстранился, спокойно выдерживая давление моего ногтя. – Как и всегда.

Словно в ответ на его слова в дальнем конце сада появилась грозная фигура Луки – по ширине плеч его можно было узнать даже в темноте. Значит, где-то неподалеку прятались Марио и Кира – насколько я помнила, сегодня была их смена.

Они – профессионалы, я знала. Но у личных телохранителей Данте имелся один существенный недостаток:

– Они. Не. Живут. На. Вилле, – чеканя каждое слово, выплюнула я.

Кустоди охраняли виллу снаружи и в публичном крыле, где обитала прислуга и приезжие гости. Но не в личных комнатах Данте. Даже не в соседней. А эта русская принцесса будет жить буквально в его постели!

Неужели он не понимал, что пускает змею в кровать? Что подставляет спину? И что собирается убрать единственного человека, который всегда эту спину прикрывал?

– Тебя это уже не касается, – холодно отрубил Данте, заставляя меня отшатнуться.

Я знала его как никто другой. Каждую привычку, каждый жест, каждую интонацию. Поэтому за секунду понимала, что Орсини не собирался отступать.

Он не просто от меня избавлялся. Он приказывал мне уйти.

Я не могла ослушаться приказа. Не только потому, что все мое существо было против, а скорее из-за обиды, горевшей в груди. Я никогда не навязывала свое общество тем, кто его не желал. А сейчас Данте, очевидно, не хотел видеть меня рядом с собой.

Поэтому я уйду. Раз мой дон этого хочет.

– Значит, – я сглотнула горечь, не желая показывать, как сильно меня задели слова Данте. – Это отставка?

Впервые за весь разговор Данте позволил себе реакцию: едва заметно, но его щека дернулась, будто Орсини собирался поморщиться… но удержался, обижая этим еще сильнее.

Я надеялась, что значила для него нечто большее. Нечто нерушимое. Вечное. То, от чего не отказываются.

Но я ошиблась. И сейчас, понимая, что меня отодвигали в сторону из-за посторонней девчонки, злость горела с новой силой. Нет, ярость – дикая, бесконтрольная ярость.

– Твое место в семье неизменно, – слишком равнодушно парировал Данте, но я лишь горько усмехнулась.

– Ты ошибаешься, – покачав головой, я отступила на шаг, а после еще на один. – Ты только что выкинул меня. Как хлам. Не смей говорить о неизменности.

Я служила ему дольше, чем себя помнила. Всю свою жизнь, если подумать. Я провела рядом с Данте Орсини двадцать пять лет, а шесть лет до него – словно и не существовали. Я не просто предана ему – я им жила, невольно делая его смыслом своей жизни. И все это время я чувствовала, что меня ценили. Уважали. Ко мне прислушивались.

Я стала его Тенью. Его личным палачом и защитником. Я убивала ради него. Я пытала ради него. Я дышала ради него.

А сейчас всего этого оказалось недостаточно.

– Беатрис, – Данте дернулся в мою сторону, позволяя себе то, что не позволял никогда за время традиционных ночных разговоров в саду: он отбросил маску Стального Дона, обнажая эмоции.

Но я запретила себе анализировать его взгляд и выражение лица, прикрывая глаза.

– Нет, – я махнула головой и развернулась, заставляя себя ускориться. – Ты приказал – я исполнила. Все просто. Как и всегда. Передашь через Марко, если потребуется кого-то убить для тебя.

Потому что, несмотря на боль внутри и задетую гордость, я – всего еще его Тень. И это ничем не изменить.

Глава 1

Беатрис Кастелли. Настоящее. 26 минут.

Я ушла той же ночью. Не заходя в дом – мне нечего было там забрать. Одежда, оружие – плевать, даже если все это отдадут новоявленной невесте дона. Пусть забирает, мне не жалко. Хотя где-то внутри я все еще надеялась, что ее поселят как можно дальше от Данте.

Мой путь лежал через гараж. Можно было попросить одного из охраны Крепости1 довести меня, но мне нужно было слить куда-то клокотавшую внутри ярость, и я выбирала самый лучший для этого способ: байк. Я редко его использовала, особенно в последнее время, когда угроза Триады нависала, словно лезвие над горлом, но, если не выпустить эмоции через скорость – я сорвусь.

А еще не выдержу и прострелю кому-то голову, если хотя бы мельком увижу сочувствие в зеркале заднего вида.

Я уже сворачивала к воротам, когда дорогу мне преградил мужчина. Несмотря на свои размеры, он появился настолько бесшумно, что первым моим порывом было выхватить пистолет из-за спины. Рука сама дернулась к нужному месту, но нащупала лишь пустоту. На разговоры тет-а-тет с Данте я ходила без оружия. Раньше.

– Над входом камеры, – равнодушно сообщил мне Риккардо Мартелли – старший над всеми Кустоди2 дона. Причем, «старший» не только по званию, но и по возрасту: он был телохранителем еще при прошлом доне, Карло Орсини, отце Данте. – Вытри слезы, если не хочешь, чтобы назавтра пошли слухи.

Я нахмурилась, недоуменно глядя на мужчину. Во-первых, потому что не поверила ему сразу: чтобы я, да плакала? Но быстрое прикосновение к щеке лишь подтвердило слова Грома: на кончиках пальцев осталась влага.

Тут проявилось «во-вторых»: какое ему было дело до того, заметят ли сидящие на камерах охранники мое состояние? Ведь отношения с Риккардо у нас были далеки от дружеских. Более того: мне всегда казалось, что он меня недолюбливал, ведь что во время обучения, что после Мартелли не стеснялся в выражениях, распекая меня за малейший промах.

Он никогда в меня не верил, о чем заявил в первую нашу встречу. И с годами эта вера не окрепла ни на йоту.

Тогда почему сейчас мне казалось, что его лишенные эмоций слова – это попытка помощи?

– Плевать, – бросила я, однако кулаком быстро вытерла оставшиеся дорожки. Надо же, я не думала, что слова Данте задели меня настолько сильно. – Я все равно здесь больше не живу.

Обогнув Мартелли, я двинулась дальше, но уже через пару шагов мне в спину донеслось:

– Тренировки Кустоди все еще проходят каждый день. Не смей их пропускать.

Я резко развернулась. Риккардо стоял, сложив руки на груди, и смотрел на меня так, словно действительно имел право отдавать мне приказы.

Но я – не одна из Кустоди. И никогда ей не была.

– Я больше не охраняю дона, – напомнила ему то, что он наверняка узнал задолго до меня.

Гром лишь пожал плечами.

– Кто знает, когда это изменится? – задумчиво бросил он и двинулся в нужную ему сторону. – Не хотелось бы, чтобы к тому моменту ты растеряла навыки.

Он ничего не пояснял, и даже намеком его слова не казались. Но внутри меня из-за них поднимала голову надежда – и я мысленно свернула ей шею. Никаких иллюзий насчет счастливого финала. Он точно не для меня.

Больше меня никто не останавливал. Охрана у гаража смотрела на меня равнодушно: они прекрасно знали, что я могла в любой момент приходить и уходить с территории виллы. Поэтому, когда я забирала из специального шкафчика ключи от байка, они тихо обсуждали что-то свое, стоя как можно дальше от меня.

Ворота были услужливо распахнуты. И те, что в гараже, и те, что на въезде. Словно в том, что я уезжала, не было ничего такого. Подумаешь, Тень отправилась на очередную казнь, что в этом нового?

Только одно было иначе: в этот раз на казнь отправилась я сама.

Мотор ревел, когда я покидала поселок, в котором находилась Крепость. Это место было закрытым от целого мира, все дома здесь принадлежали семье. Одни доставались в награду капо, другие использовались как гостевые или временное место для проживания важных лиц, которых не хотели пускать на виллу. Здесь не было лишних людей. Зато имелась высококлассная защита от любого внешнего вторжения.

КПП на въезде в поселок. Еще одна скрытая от глаз защитная башня со снайпером – я без проблем преодолела их все, хотя где-то внутри надеялась, что хоть кто-то попытается меня остановить. Я была бы рада конфликту – любому. И плевать, что при мне нет даже кинжала, чтобы защищать себя или нападать: мое тело – само по себе оружие, приученное убивать.

Но байк уносил меня все дальше, и никто не думал ему мешать. Хорошо, уговаривала я себя. Пусть так. Пусть меня выгнали, как вшивую собаку. Переживу. Найду себе другое место – быть полезной семье я все еще могу. Да, не как Тень дона. Но я все еще его палач, а с учетом стычек с китайцами, работы у меня вряд ли в ближайшее время будет мало.

Пускай меня лишили дома. Места, в котором, черт возьми, я была счастлива! Жаль, что больше не будет совместных ужинов с Марко. Прогулок по ночному саду с Лео. Утренних тренировок в тренажерном зале с кем-то из заступающих на пост Кустоди.

Ничего, справлюсь. Найду себе новые занятия по душе – может, начну наконец-то бегать по утрам. Или научусь готовить. Да хоть вышивать крестиком! Лишь бы не сидеть без дела. Не позволять себе хотя бы на минуту задумываться о том, о чем думать было нельзя.

Но что упорно лезло в голову.

Сильные руки. Выбритые виски. Татуировки на всем теле – я с легкостью могла описать каждую из них. Длинные пальцы. Короткие русые волосы. Серые глаза.

Вдавила газ до упора. Но попытка сконцентрироваться на поворотах с треском провалилась.

Не выдержав самой себя, я с визгом увела мото в занос, останавливаясь посреди дороги. Меня развернуло точно на сто восемьдесят градусов, и теперь передо мной, как на блюде из чистого золота, лежал весь поселок – роскошный, надменный и смертельно опасный.

Вилла Нико – массивное палаццо в тосканском стиле, с грубыми каменными стенами, скрывающими внутренние дворы с фонтанами. Дом Эцио – белоснежный, с колоннадами и мраморными террасами, утопающий в олеандрах и цитрусовых деревьях. Особняк Сандро словно противостоял им, отражая современность во всем: стекло и бетон, плоские крыши, никаких украшений.

Но больше всего выделялась резиденция Ла Стриги – черная, как прозвище хозяйки, с узкими, словно бойницы, окнами и садом, надежно скрывавшим все происходящее.

А чуть дальше – La Fortezza. Не просто вилла. Символ.

Она стояла на холме, будто корона на голове короля, подсвеченная мягким золотым светом. С одной стороны ее опоясывала серебристая от блеска луны река. С другой – высокий забор, за которым расположилась маленькая армия Кустоди. Их не было видно, от чего создавалось ощущение уязвимости.

Но мысль, что Крепость легкодоступна – это последняя ошибка, которую совершит тот, кто задумает туда влезть.

La Fortezza неприступна, как древний замок, только без рва и башен. И каждый, кто находился внутри, чувствовал это: защищенность.

Чувствовала ее и я. И считала себя тем, кто эту защищенность обеспечивал. А теперь…

Я задержала на ней взгляд еще на мгновение. Песочные стены, величественные балконы, огромные окна. Сад – живое произведение искусства.

Мой дом. Моя крепость. Мое прошлое и настоящее.

Но не будущее.

Глава 2.1

Беатрис. Прошлое. 3 месяца, 12 дней, 6 часов и 47 минут.

Я прекрасно помнила тот день, когда впервые увидела Крепость.

Мне было шесть. Последние полгода я прожила в приюте, но в моей памяти не отложилось, как я туда попала. Надзирательница Мэй, как ее все звали, ничего не объясняла, а на прямой вопрос могла и подзатыльник отвесить, поэтому я ни о чем не спрашивала. Просто жила. Ела, что дают, спала там, где показывали, и молчала.

В приюте мне не нравилось все. Каждый сантиметр этого места дышал безнадежностью.

Стены – когда-то, возможно, ярко-синие – теперь покрылись слоем грязи и облупились, обнажая старые слои штукатурки, как струпья на больной коже. Полы скрипели и шатались под ногами, доски расходились, образуя дыры, в которые постоянно проваливались носки и мелкие вещи. Окна – эти жалкие деревянные рамы с мутным стеклом – не держали ни холод, ни тепло, а в щели между рассохшимися створками спокойно могла пролезть моя ладонь.

Еда была не просто пресной – она была обесцвеченной, словно повара специально вываривали из нее все вкусы и запахи. Каша, больше похожая на клей. Суп, где плавали одинокие кружочки морковки. Хлеб, который крошился в руках, но при этом умудрялся быть резиновым.

Воспитатели… О, эти тюремные надзиратели в гражданском! Их лица запомнились мне лучше всего – желчные улыбки, когда они кого-то наказывали, холодные глаза, оценивающие тебя как вещь, жирные пальцы, хватающие за плечи слишком крепко. Они не воспитывали – они ломали, и делали это с удовольствием.

Даже воздух здесь был другим – спертым, пропитанным запахом дешевого мыла, пыли и чего-то несвежего. А время текло иначе – медленно, тягуче, будто специально растягивая мучения.

Я не была общительным ребенком. Да и никто в том приюте не был. Были старшие – те, кто сильнее. И младшие – мы, те, кому доставалось.

У нас отбирали еду. В особо холодные ночи, когда ты всерьез боялся замерзнуть насмерть, – еще и одеяла. Для развлечения могли спрятать одежду, пока кто-то был в душе, или обсыпать трусы жгучим перцем, утащенным с кухни. Мне везло – меня трогали меньше остальных. Но лишь до тех пор, пока я не заступилась за паренька.

Он был старше, но ниже меня ростом. Щуплый, костлявый – по нему легко было пересчитать все кости. Несуразный. И в очках – это и стало его проклятьем. Над ним издевались с особой жестокостью, а он только плакал, чем заводил старших еще больше. Им нравилась его беспомощность. Нравилось его ломать.

В один из дней я не прошла мимо. Не нарочно – мне не было дела до чужих проблем. Они зажали его в коридоре у окна, как обычно отобрав очки. Один из заводил стоял на покосившемся подоконнике, удерживая их за дужку так высоко, чтобы невозможно было достать, а остальные заставляли жертву прыгать. Снова и снова, снова и снова.

Я просто шла – мне нужно было отнести тряпки в кабинет Надзирательницы Мэй, когда один из паршивцев слишком сильно толкнул паренька, и тот упал прямо на меня, похоронив нас обоих под ворохом застиранной ветоши, используемой для уборки. Мне было больно, но больше всего – обидно, и я не смолчала.

В той драке мне разбили губу и впервые сломали нос, но и обидчикам неплохо досталось даже несмотря на то, что их было больше. Я успела расцарапать лица троим, прежде чем нас нашел один из воспитателей. Меня отвели в медкабинет, остальных отправили убирать двор, а когда я вернулась, обнаружила у своей кровати очкарика.

Забавно: я до сих пор помнила его лицо. Круглое, веснушчатое, хотя волосы светлые, совсем не рыжие. Но совершенно забыла имя.

Он решил, что я заступилась за него, а я не стала его разубеждать. На этом мы и подружились, если можно так назвать отношения, где каждый молчал. Но в том молчании было куда больше близости, чем со всеми остальными обитателями приюта вместе взятыми.

В тот день Очкарик нашел меня сам – я убирала в столовой после обеда, когда он, взлохмаченный и напуганный, ворвался внутрь ураганом.

– Пойдем скорее, – схватив за руку, он потянул меня в сторону заднего выхода, не дав отнести посуду к раковинам. – Нужно спрятаться, пока они не нашли нас!

– Кто?

Очкарик не ответил. Он прожил в приюте дольше моего, поэтому и знал больше. Я лишь пару раз слышала, что с какой-то периодичностью здесь появлялись люди, которые забирали детей. Нет, не домой – на счастливых родителей они не походили. После их визита те, кого забрали, никогда не возвращались.

Но за время своего пребывания я не видела подобных гостей. До этого момента.

Выяснять что-то было поздно, да и Очкарик на ходу не стал ничего объяснять. Он вытащил меня сначала во двор, таща за собой как собачку на поводке. Потом – свернул к отдельно стоящему флигелю, выполнявшему роль склада, и лишь тогда обмолвился, что нам нужно залезть на чердак, чтобы «переждать».

Но сделать это мы не успели.

– Эй, вон они! – донеслось до нас откуда-то из-за спины. – Хватайте!

Необъяснимый страх холодными мурашками осел на спине.

– Бежим!

И мы побежали. Я не оборачивалась, боясь споткнуться. Очкарик крепко держал меня своей потной ладошкой. Но он был приучен к этому – к бегству, а я обычно предпочитала принимать удар.

Я не знала, от чего мы бежим и чем может закончиться встреча с мужчинами, что стремительно нагоняли меня. Но иррациональная паника не давала мне ни одного шанса: просто была, просто душила меня, заставляя сбиваться с дыхания.

Поэтому я все-таки споткнулась. Моя ладонь выскользнула из чужого захвата, колени подогнулись, чтобы уже через секунду встретиться с землей. Боль пронзила все тело, но я не успела ее осознать, как чьи-то грубые руки схватили меня за подмышки и подняли в воздух.

– Попался!

Я вырывалась, но держащему меня амбалу до моих попыток не было никакого дела. Он превосходил меня в несколько раз только в ширину, не говоря уже про рост, поэтому без особого труда со мной на руках разворачивался и тащил меня обратно в сторону приюта.

– А второй? – спросил еще один громила.

Они оба были в черном, и у них обоих были угрожающие лица. Больше я ничего не запомнила.

– Пусть катится к черту, – бросил тот, что нес меня. – Мы должны были привезти пятерых, с этим как раз пятеро.

Я не понимала ничего. Ждала, когда меня отпустят, была готова к ругани Надзирательницы Мэй. Но меня не занесли внутрь. Двое обошли здание и уверенно двинулись в сторону небольшого фургона, стоящего у ворот.

Я вырывалась до последнего, понимая, что ничего хорошего меня не ждет. Но, что удивительно, давившие на меня в обществе Очкарика паника и страх отступили, оставляя после себя только злость. За непонимание. За грубое обращение. За то, что меня куда-то тащили, несмотря на все силы, что я прикладывала, чтобы выбраться.

– Какой-то он хиленький, – глянув на извивающуюся меня, прокомментировал третий амбал, стоящий у машины.

– Зато бегает резво, – парировал мой пленитель и резко рявкнул: – Открывай!

Все произошло очень быстро: с тихим скрипом задние дверцы фургона распахнулись, позволяя мне рассмотреть только то, что внутри было еще четверо мальчишек, жавшихся по углам, а уже в следующую секунду меня, точно мешок с мукой, скинули внутрь.

И наступила темнота.

Глава 2.2

Никто не разговаривал. Слышались лишь тяжелое дыхание и тихое поскуливание, но и они исчезли, стоило только автомобилю тронуться с места. И дальше единственным звуком стал шум дороги за тонкими стенами кузова.

Я сидела, обхватив колени руками. Я не боялась темноты, но в тот момент меня пугало не отсутствие света, а полное непонимание происходящего. Что это за люди? Куда нас везут? Что с нами будут делать? Вопросы так и множились в моей голове, но я лишь сильнее впивалась пальцами в локти, не решаясь хоть один озвучить вслух. Прикрыла глаза и дышала на счет, как учил Очкарик. Он говорил, это помогало ему, когда старшие запирали его в чулане.

Ехали долго. Мои руки онемели до такой степени, что вряд ли я смогла бы разжать пальцы без посторонней помощи. Мои ноги, обутые в потрепанные сандалии, замерзли так, что я перестала чувствовать их до самой лодыжки. Так еще и на последнем из поворотов я не удержала равновесия и упала на соседа, задев его плечом.

– Аккуратней! – прошипел незнакомец и грубо меня оттолкнул.

Я его не винила – ему тоже было страшно, поэтому просто отсела подальше, насколько позволяли размеры фургона. Зато подвигалась, разгоняя кровь по телу.

Через несколько минут шины плавно затормозили с тихим шелестом, после раздался шум воротного скрежета. Еще минута дороги, и автомобиль окончательно остановился.

Дневной свет, проникший в резко распахнутые двери, ослепил. Я попыталась прикрыться ладонью, но, когда подняла руку, в нее тут же вцепилась чья-то огромная ладонь и дернула меня вперед. Я снова упала – но на этот раз не на грязный задний двор приюта, а на ровную, теплую, пахнущую солнцем асфальтированную дорожку.

Рядом со мной с той же неаккуратностью опускались другие мальчишки, но я на них не смотрела. Я не смотрела и на суровых мужчин, замирающих вокруг. Все мое внимание притянул к себе дом – настоящий дом! – стоявший в отдалении.

У меня перехватило дыхание.

Я даже не знала, что такие дома бывают на самом деле. Он был огромный и казался почти живым – как будто дышал теплом и светом. Песочного цвета стены сияли под солнцем, словно сами были сделаны из света. Высокие колонны, тонкие балконы с узорными перилами, широкие окна, отражающие небо и зелень… Я заметила лестницу у главного входа – широкую, с красивыми ступенями, и сад, раскинувшийся сбоку: настоящий, с деревьями, кустами, клумбами и дорожками.

А еще – бассейн. Я никогда не видела его раньше, но сразу поняла, что это он. Вода в нем была ярко-голубая, как на картинке из журнала, и будто звала: «Посмотри! Коснись!»

Все вокруг казалось невозможным. Красивым. Волшебным.

И тогда – грубый удар.

– Мордой вниз! – кто-то со всей силы толкнул меня в затылок. Я едва не ободрала нос, только выставленные руки спасли от встречи с асфальтом.

– И какого черта вы притащили этот сброд сюда? – взревел голос где-то слева.

Перед моим лицом показалась пара тяжелых армейских ботинок, но уже через секунду они двинулись дальше вдоль шеренги.

– А куда? – поинтересовался тот, что поймал меня.

– На винодельню, придурок! – звук был таким, будто кому-то прилетело по затылку. Я его знала, потому что в приюте это был излюбленный способ наказания у воспитателей. – Если будешь слушать приказы дона через слово, быстро отправишься кормить червей!

Я не знала, о каком доне идет речь – я и слово-то такое услышала впервые. Но сразу сообразила, что это кто-то важный, раз он мог отдавать приказы.

– Уберите их отсюда, – вновь мелькнули армейские ботинки и скрылись из поля моего зрения. – Пока кто-то из Орсини их не заметил.

Секунда – и нас снова стали заталкивать в фургон даже проворнее, чем из него выталкивали. Начали с дальнего от меня парня, поэтому, пока не дошла очередь, я рискнула поднять взгляд и еще раз посмотреть на дом, покоривший меня до глубины души.

Он был таким красивым, что трудно было дышать. И на миг – на целый миг! – я вдруг представила, как я могла бы в нем жить. Бегать по вереницам коридоров, прятаться в комнатах с изящной мебелью, гулять босиком по идеально ровной траве. Возможно, у меня была бы собака – большая, с которой мы вместе гуляли бы на заднем дворе.

И кто-то из взрослых. Кто-то, кто любил бы меня.

Мои мечты разрушились вместе с хлопком закрывшейся двери и наступившей темнотой, отрезавших меня от чудесного зрелища. Но весь дальнейший путь я вновь и вновь воскрешала перед взглядом тот дом с его окнами, лестницами и деревьями.

И от этого неизвестность уже не казалась такой пугающей.

К концу дороги я уже не сомневалась в том, что однажды попаду в то место и узнаю, каким чудесным тот замок был изнутри.

Но этой встречи пришлось ждать очень и очень долго.

Глава 3.1

Беатрис Кастелли. Настоящее. 13 дней, 15 часов и 14 минут.

Пот застилал глаза, но я не позволяла себе даже моргать, когда капли попадали на глаза. Удар, удар, еще один – особенно резкий, как выстрел. Точный, как приговор. Боксерская груша вздрагивала от каждого моего касания, покачивалась под тихий перезвон цепи.

Обычно груша скромно ютилась в углу, покрываясь пылью и плесенью. Но сегодня… Сегодня я заботливо стерла с нее все следы долгого бездействия, не без труда зацепила за свисающий с потолка крюк и сделала из нее приемник всей той злобы, что копилась в моей душе последние тринадцать дней.

Склад дышал мраком. Единственная лампочка на столе, без абажура, но с длинным проводом, тянущимся от генератора, бессильно боролась с тьмой, оставляя стены погребенными в черноте. Темно-красные, осыпающиеся от старости кирпичи только рады были остаться вне поля моего зрения. Ведь я тоже – сама чернота.

Это место было моим пристанищем. Оно напоминало мне о самых худших днях в моей жизни: именно здесь меня нашли, прежде чем отдать в приют. Я выкупила здание сразу после того, как об этом узнала. Оно словно стало моим отражением: выбитые окна – как многочисленные шрамы на теле; дырявая крыша – как моя пробитая предательством вера. И лишь стены – потертые, но все еще стоящие на своем – как моя преданность. Непоколебимая. Способная умереть только тогда, когда и меня не станет.

В этом помещении, назначение которого я никогда не знала, не было ничего, кроме стола, лампы и груши. Оно – темное, продуваемое всеми ветрами, прекрасно отражало мое нынешнее состояние. Черное, даже при свете дня. Покинутое всеми. Лишенное даже наивной надежды на то, что придет хоть кто-то.

Первые дни я правда на что-то надеялась. Теперь вера сдохла, как дохнут бездомные собаки – тихо и незаметно, и я закопала ее в дальнем углу, принимая простую вещь:

Так и должно быть.

Это – мой мир. В нем нет солнца, лишь вечные сумерки. Нет чистоты – только грязь под ногтями и в мыслях. Нет жизни – только пустота в груди, зияющая так же, как пролом в дальней стене.

Очередной удар. Потрепанная кожа заскрипела, прежде чем груша отлетела назад дальше, чем обычно. Костяшки, туго перетянутые бинтами, протяжно заныли в унисон истерзанному снаряду. Грязно-серая ткань окрасилась красным – сначала робкими пятнами, затем – яростными подтеками. Треснутое ребро напоминало о себе при каждом вздохе, и даже надетый по настоянию доктора корсет не спасал. Но боль давно уже ничего для меня не значила. Она не приносила ни искупления, ни облегчения – только призрачное ощущение, что я еще жива.

Поэтому я продолжала. Снова и снова. Уже второй час подряд – сегодня время окончательно потеряло для меня всякий смысл.

Груша металась из стороны в сторону, словно упрашивала закончить издевательства, но я била и била, всеми силами стараясь не представлять на ее месте никого конкретного.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

Я услышала его задолго до того, как он вошел. Джип Марко рокотал, как довольный кот, не говоря про шелест шин по гравийной дороге. Выбитые окна под потолком прекрасно пропускали любой шум: от малейшего шороха до раската грома.

Кардинал и сам не таился: мелкие камушки крошились под подошвой его ботинок с громкостью оружейных выстрелов в гробовой тишине склада. Марко не пытался подобраться ко мне со спины – да я бы и не позволила. Но Вителло – один из немногих, кому не хочется вскрывать глотку даже за нарушение личного пространства.

Я не ответила. Нечего было отвечать. Поэтому продолжила свою тренировку, которая давно уже перешла в стадию откровенного изматывания собственного тела. Увы, пока безуспешную.

Марко остановился на границе моего зрения, но я прекрасно видела его черный классический костюм, ярким пятном выделяющийся на фоне моего полуразрушенного убежища. Белоснежная рубашка едва ли не светилась от своей белизны. Расстегнутый пиджак оттенял ее свет хоть немного. Руки засунуты в карманы брюк. Ноги расставлены широко, словно Кардинал собирался защищаться, и для этого выбрал самую устойчивую из своих поз.

Но я не планировала на него нападать.

Несколько минут прошли в тишине. Я все так же колошматила грушу под тихий скрип последней. Марко пристальным темным взглядом изучал меня. Я не собиралась демонстрировать ничего из того, что кипело внутри, поэтому надевала на лицо свою «рабочую» маску.

Никаких эмоций. Я – машина. Идеальная и бездушная.

– Ты ведь знаешь, какой сегодня день?

Одна фраза, и рука дернулась, уходя значительно правее. Груша раскачалась так, что пришлось обнять ее, гася колебания. При этом в Марко я запустила взгляд, полный затаенной злобы за то, что мешал мне тренироваться.

Он действительно думал, что я не знала? Да если бы у меня был настенный календарь, я бы закрасила сегодняшний день в черный. Но календаря не было, что совершенно не мешало мне держать в голове нужную дату даже в алкогольном бреду. А сопоставить ее с датой в телефоне было не так уж и сложно.

– Я отправила букет и поздравительную открытку.

Не собиралась делать и этого, но вчера, проходя мимо цветочного магазина, не сдержалась – слишком оглушительным на пустынной улице оказался аромат свежесрезанных растений. Выбрала самый красивый букет из девственно белых пионов и вложила в него одну из готовых записок с пожеланием счастливой семейной жизни. А вместо подписи оставила рисунок – такой же, какой однажды Данте оставил на моем теле.

Появляться в церкви я не собиралась. Мое место – здесь, в темноте. Не зря же я – Тень. Поэтому я возвращалась в стойку, шумно выдыхала, будто перед погружением под воду, поднимала руки и наносила очередной удар. Но не успевала нанести второй, когда Марко снова меня отвлек:

– Почему тебя не было среди гостей? Я точно знаю, что ты получила приглашение.

Не сдерживаясь, зарычала сквозь зубы, снова промахиваясь. В это раз позволила снаряду крутиться как угодно, пока сама отходила на пару шагов в сторону. Хотелось наброситься на Марко с кулаками, но я понимала, что он ни в чем не виноват. Да и не поддержит он моего стремления подраться: его внутренние принципы запрещали ему бить женщин. Даже в спаррингах. Даже если они сами этого просили.

– Ты следишь за мной?

Иначе откуда бы ему знать о том, что чертово приглашение из обещанной доном квартиры я действительно забрала? Чтобы позже сжечь буквально в паре метров от того места, где мы сейчас стояли.

– Я за тобой присматриваю, – не стал отнекиваться Марко.

Я окинула его взглядом. Андербосс, второй в иерархии семьи Орсини, Вителло вовсе не выглядел устрашающим. Заметь его кто в таком виде на улице, наверняка принял бы за успешного бизнесмена. У Марко весьма симпатичное, мужественное лицо, красиво уложенные черные короткие волосы, легкая небритость, которая никогда не перерастала в полноценную бороду. Если так посудить, Вителло больше похож на ловеласа, чем на бандита.

Но он – правая рука Данте Орсини. Тот, который убивает и заявляет «я за тобой присматриваю» с одним и тем же выражением лица.

Я не удивлена. Более того, догадывалась, что Данте приставил ко мне кого-то соглядатаем, чтобы я не творила глупостей. Поэтому в выделенном пентхаусе я не жила. И дело не в задетой гордости (хотя и в ней, конечно). А в том, что я не хотела чувствовать себя дома где-то в другом месте. Поэтому квартиру я не обживала. И не появлялась там, предпочитая ночевать здесь, на складе – только матрас поприличнее притащила. Марко, думаю, прекрасно об этом знал.

Но я заглядывала в выделенную мне жилплощадь время от времени именно для этого: чтобы получить хоть какое-то послание. Вот, получила. Интересно, пепел уже развеялся?

Оторвавшись от изучения максимально спокойного Марко, я вернулась к тренировке. Боль отвлекала от темных мыслей.

В этот раз не успела даже замахнуться.

– Ты не ответила.

– А ты? – перевела я стрелки, опуская уставшие руки. Они давно уже налились свинцом, но я держала их на одном упрямстве, которое сейчас сдавалось под наплывом ярости. – Почему ты не рядом с доном? Ты ведь его правая рука.

Марко склонил голову набок, отчего его темные волосы упали вперед, прикрывая часть лба.

– Потому что не хочу смотреть, как моему другу делают больно.

Глава 3.2

– Ха! – я усмехнулась и отвернулась, начиная разматывать бинты на левой руке. Интуиция подсказывала, что Кардинал больше не позволит мне лупить грушу если не действиями, то хотя бы разговорами на грани фола. – Я видела эту русскую принцессу. Даже если она ударит Стального Дона со всей силы, вряд ли ему будет больно.

Она была похожа на куколку, изящную фарфоровую статуэтку. По-детски наивное личико, украшением которого являлись огромные голубые глаза, глядящие на мир влюбленным взглядом. Блестящие золотистые волосы словно из рекламы шампуня. Идеальная, чуть бледноватая кожа даже на вид казалась бархатной, и я готова была спорить: на ней не было ни единого изъяна – ни прыщика, ни шрама, ни татуировки.

На ее фоне я не то, чтобы проигрывала. Нас даже ставить рядом стыдно было.

Она была чистой и непорочной, эта русская девочка. Вообще не удивлюсь, если она окажется еще и девственницей в свои неполные двадцать.

Идеальная невеста. Идеальная жена.

Идеальная не я.

– Я не про Данте.

Брошенный из-за плеча взгляд подтверждал то, о чем еще секунду назад догадался разум: Марко смотрел на меня. Прицельно. Со смесью решительной поддержки и теплого сочувствия.

Потому что я тоже его друг. Как и Данте. И то, что в такой день Марко выбирал меня, а не своего босса, говорило о многом. Но…

– Мне все равно, – соврала, возвращаясь к своему занятию.

Мне не было больно даже физически, что говорить про боль душевную. Ее я не испытывала уже очень давно, а те отголоски, что копились в теле, были не сопоставимы с теми, что мне приходилось терпеть во времена своего детства.

Но я злилась. Злилась настолько, что хотелось выхватить пистолет, ворваться на чертову свадьбу и расстрелять там всех. Невинную невесту, ее жирного отца, его хамоватых сподручных. А после пойти и перестрелять еще и всю Триаду, не надев бронежилет.

Поэтому сегодня я не взяла с собой оружия. Только голые руки, замотанные не специальными бинтами, а огрызками от старой тряпки, найденной мной где-то в ворохе местного тряпья.

– Ну, конечно, – хмыкнул Марко, и я услышала его приближающиеся шаги. – Поэтому ты запряталась в свою пещеру и до крови избиваешь несчастную грушу.

Что я могла на это ответить? В каждом своем слове Кардинал был прав. Я пряталась. Я бесилась, как запертый в клетке зверь. И я причиняла себе боль физическую, чтобы задушить боль душевную.

Откинула испорченную кровью ткань прямо на пол. Раздражало все: место, время, окружение. И ненавязчивый цитрусовый аромат одеколона Марко, подошедшего слишком близко.

– Трис, – произнес он тихо, положив руку мне на плечо. – Ты ведь понимаешь, у него не было выбора. Нам нужен союз с русскими.

Конечно, я понимала. Признавала и необходимость, и обоснованность. Но лишь умом. Зато все остальное тело едва ли не дрожало от накрывающей меня ярости.

Я резко развернулась, сбрасывая с себя чужую ладонь.

– Он не должен был приносить себя в жертву, – выдавливала я сквозь зубы, потому что понимала: Марко не отвяжется от меня, если ему не ответить. И я надеялась, что моих слов будет достаточно, но нет. Пока Кардинал не прочитает свою исповедь, он от меня не отцепится.

– Дон защищает нас также, как мы защищаем его, – спрятав правую руку в карман, Марко тяжело выдохнул. – Но мы же оба прекрасно понимаем, что злишься ты не от этого.

Я не повелась на эту бесхитростную провокацию.

– От русских одни проблемы!

Я знала, о чем говорила. Любая встреча с ними заканчивалась или потасовкой, или кровавой бойней. Братва не следила за языком, наглела во всех возможных аспектах и каждый раз требовала более выгодных для себя условий.

И вот, дотребовались. Дон Орсини женился на принцессе Воронцовой.

– Помяни мое слово, – выставив вперед палец, я указала им на Кардинала. – Эта куколка будет сливать своему отцу каждый шаг Данте. Каждое слово. И чертов союз в итоге станет нашей общей погибелью!

Оттолкнув Марко плечом, я обошла его грозную фигуру и двинулась к выходу. Очевидно, побыть одной мне больше не светило, а злость выплеснуть все еще требовалось. В голове судорожно скакали мысли о том, где и как можно сбросить напряжение, но я с остервенением отметала все, в которых фигурировала вилла Орсини. Туда я больше не вернусь. Не после сегодняшнего.

– Если Анастасия станет проблемой, ты ее уберешь, – Марко произнес самую очевидную вещь на свете, поэтому я даже не остановилась. Но лишь до следующих его слов: – Но только тогда, когда у тебя будут неопровержимые доказательства, Трис.

Я замерла, так и не дотянувшись до куртки, висевшей на единственном гвозде, сиротливо торчащем прямо из кирпичной кладки. Развернулась – медленно, контролируя каждое движение. Сощурилась и проникновенно уточнила:

– На что ты намекаешь?

Марко никогда не говорил ничего просто так, а его слова про доказательства – очевидный намек. Но на что?

– Ты всерьез считаешь, что я собираюсь грохнуть дочь русского пахана?

Я, конечно, убивала людей. Много, если быть откровенной. Но это всегда были оправданные убийства – оправданные защитой семьи, верности которой я поклялась на крови. Но я не убивала просто так, от скуки, иссякшего терпения или плохого настроения. И Марко знал это как никто другой. Тогда почему сейчас позволял себе подобные слова?

– Я бы тебя не осудил.

Левая бровь вопросительно взлетела вверх без моего ведома.

– Учитывая ваши с Данте отношения… – продолжил меж тем Вителло, но я не выдержала:

– У нас нет никаких отношений!

Крик эхом отрикошетил от пустых стен, чтобы пробить мою броню и попасть прямо в сердце. Мое сердце, которому я запрещала даже стучать лишний раз, лишь бы не давало о себе знать больше обычного.

Но сейчас оно – в разрыв. Получается, подстрелила сама себя.

Марко улыбался уголком губ – конечно, он доволен, что вывел меня на эмоции, ведь обычно я их не демонстрировала. И эта его снисходительная улыбка злила меня еще сильнее.

– Мне плевать на его личную жизнь, – произнесла со всей возможной жесткостью в голосе. – Плевать, кого он трахает и на ком женится. Он – мой дон. Я – его Тень. На этом все.

Не дождавшись реакции, я крутанулась на пятках и в два широких шага добралась до проема. Кроме входной дверей на бывшем складе иных почти не было – где-то на ржавых петлях весели куски прогнивших деревяшек, но в большинстве своем проходы зияли пустотой. Раньше мне это нравилось. Сейчас я немного жалела, что не могу громко хлопнуть дверью напоследок.

– Поэтому ты каждую ночь подставляешь себя под пули и ножи?

Глава 3.3

Не нужно было реагировать – нужно было продолжать идти, и всего через пять метров я скрылась бы из вида Кардинала. Но я вновь сглупила, вздрогнув и замерев. Ведь прикладывала все силы, чтобы о моих последних развлечениях не узнал ни Стальной Дон, ни его Андербосс.

– Ты влезаешь в драку восемь раз из шести. Ты ходишь на чужие территории в доках как к себе домой, – продолжал то ли отчитывать, то ли перечислять мои достижения Марко. – Посмотри на себя, Трис! Ты вся в синяках и ссадинах, у тебя сломано ребро, тебя как минимум трижды зашивали. И это только за прошлую неделю!

Нехотя я обернулась. Слишком точным был рассказ Вителло, чтобы не уточнить:

– Насколько пристально ты за мной следишь?

Странно, что я не заметила хвоста. Хотя, последние тринадцать дней я не слишком внимательно смотрела по сторонам.

– Это ведь так не похоже на тебя, – шагнув ближе, продолжил Марко. Его глаза светились уверенностью, но еще и заботой, которую мне хотелось и не хотелось принимать. – Ты – не Нико, чтобы кидаться из крайности в крайность. Не Сандро, не знающий, когда нужно заткнуться. Ты – Тень, самая преданная из нас.

Я усмехнулась, не пытаясь скрыть горечь. Да, преданная. И эта преданность сейчас играла со мной крайне жестокую шутку.

– Ты не совершила бы и половины этих действий, если бы с тобой все было нормально.

– Я служу своему дону, – через силу я смогла выдавить из себя кривую улыбку. – Как умею.

Вителло покачал головой и произнес то, на что у меня не хватало смелости, глядя мне точно в глаза:

– Ты себя убиваешь.

Иногда Марко становился голосом моей совести – той самой, которую я задавила в себе много лет назад. Но ее подавить было легко, а Вителло… когда он хотел до меня что-то донести, заставить его замолчать на середине слова было невозможно.

И все же я попыталась.

– Если это все, о чем ты хотел мне сообщить – можешь проваливать.

Марко вздохнул так глубоко и шумно, будто едва сдерживал себя. Только я прекрасно знала, как глубока чаша его терпения, и понимала, что своим поведением не наполнила ее даже на половину.

Ведь и меня Марко знал не хуже, а, возможно, и лучше, чем я знала саму себя. Он был готов и к моему упрямству, и к моей грубости.

– Ты пропускаешь тренировки Кустоди, – неожиданно перевел он тему.

Резкий поворот разговора сбил меня с толку, поэтому я выдала честно:

– Я – не одна из них.

– Как и я, – кивнул Кардинал, признавая правоту каждого из наших замечаний. – Но поддерживать себя в форме – твоя обязанность.

– О, поверь, я практикуюсь каждый вечер!

Конечно, не с элитными бойцами, но все же. Уличная драка – лучший учитель, уж нам ли не знать.

– Да, я вижу, – кивнул подбородком на меня Марко, вероятно, имея в виду мои ссадины и синяки. – И, судя по всему, навыки ты подрастеряла.

Я вспыхнула мгновенно: никогда не терпела упреков в сторону своего мастерства.

– Если бы не твои глупые принципы, я бы затолкала тебе эти слова в задницу, – сощурившись, сообщила я Вителло.

– Можешь попробовать на завтрашней тренировке, – ничуть не напугался мой самый непробиваемый друг. А когда я собиралась ответить, что ноги моей там не будет, вдруг добавил: – Заодно посмотришь на нового претендента в Кустоди.

Ругаться перехотелось. Вообще. Совсем. Потому что новость была шокирующей.

Кустоди – это личная стража дона Орсини. Туда не попадали люди с улицы, туда не брали по блату, знакомству или просто ради численности. Хранители, как их еще называли, это, по сути, отдельная каста, закрытое братство, которое не слишком желало делиться своими секретами. Их было не больше трех десятков, но они стояли целой сотни бойцов.

А еще они не нуждались в усилении – я это прекрасно знала.

– Готова спорить, русские проталкивают своего кандидата, – выдала я единственное объяснение, которое возникло в голове.

К моему удивлению, Марко не стал меня переубеждать.

– Я тоже так думаю. Слишком все совпало: договор с братвой, свадьба, твои истерики.

Я шагнула вперед, собираясь пояснить за «истерики», но Вителло остановил меня одним взглядом:

– Поэтому мне нужно, чтобы ты взяла себя в руки, Трис, – проговорил он тем тоном, которым отдает приказы Капо: ледяным, не терпящим возражений и обещающим долгую смерть, если ты все же решишь выступить против. И особенно выделил слово «мне», ясно давая понять, что эта просьба – его личная инициатива. – Я не могу допустить, чтобы в окружении дона появилась крыса. А ты – единственная, кому я могу доверять.

У Кустоди был жесткий отбор новобранцев, целый ряд испытаний для получения статуса. Стресс-тесты, проверка на лояльность, физическую и психологическую выносливость. Все это – под пристальным надзором Риккардо Грома. Даже Данте не вмешивался в происходящее.

Но вмешивались мы с Марко. С молчаливого позволения дона и громогласного сопротивления Риккардо. Но ни Тень, ни Кардинал не могли себе позволить подпустить к Данте кого-то, кого не проверили бы лично.

Вместе, мы всегда это делали вместе. Я и Марко в девяноста девяти процентах случаев выступали единым фронтом, не потому что мы так договорились. Потому что мы так чувствовали.

И только с русскими оказались по разные стороны баррикад.

– Ты хочешь, чтобы я его проверила, или чтобы я его расколола?

Марко улыбнулся. Улыбнулся так, что сразу стало понятно: никакой он не ловелас. Он – то самое чудовище, которое прячется в темноте и выжидает момент, чтобы напасть и максимально застать тебя врасплох. А после… после никто не найдет и капли твоей крови. Даже если очень постарается.

– Я хочу, чтобы наша Тень сделала то, в чем она чертовски хороша, – с тем же выражением лица произнес Марко, давая понять, что чудовище в нашей компании вовсе не одно. – Как думаешь, достаточно соблазнительно, чтобы на пару вечеров забыть о желании почесать об кого-нибудь кулаки?

О, да! Это звучало более чем соблазнительно. Ведь Кардинал давал мне то, в чем я нуждалась больше всего: возможность излить свою злость на кого-то вполне конкретного. И при этом не сдерживаться.

– Судя по блеску в глазах, ты – в деле, – и снова улыбка Марко изменилась, перестав быть хищной. Теперь это была улыбка человек, который смог порадовать своего близкого – искренняя, светлая, счастливая. – Завтра с утра, на винодельне. И загляни в клинику перед этим, а то на тебя больно смотреть.

Я тоже улыбнулась. Обо мне никто никогда не заботился так, как это делал Марко. А я отвечала ему взаимностью. Потому что мы либо вместе, либо никак – это священное правило с нами уже десятки лет.

С тех самых пор, как один неприветливый мальчишка заслонил меня собой от толпы разозленных детей.

Глава 4.1

Беатрис. Прошлое. 4 месяца, 19 дней, 12 часов и 04 минуты.

Винодельня располагалась на другом конце города – так далеко, что, когда нас везли туда в первый раз, я думала, что прошел целый день. Она представляла собой огражденную небольшим деревянным забором территорию из виноградников, пары амбаров и основного здания. И выглядело это все… уныло.

Виноград давно зарос травой. Скрипучие ворота закрывались на цепь и ржавый замок, который можно было легко сбить одним несильным ударом лома. Обветшалое каменное здание не внушало доверия, а табличка «Cantina Vecchia»3 висела под таким наклоном, что грозилась упасть на голову первому, кто подойдет достаточно близко.

Но это все, конечно, был фасад для чужаков. Я его увидела впервые лишь через несколько недель после того, как нас привезли в том темном фургоне. В тот весенний день нам «посчастливилось» оказаться сразу в самом сердце базы Кустоди – бункере.

Разумеется, нам никто ничего не объяснял: нас в очередной раз выковыряли из нутра автомобиля – на этот раз к ногам к одного-единственного мужчины. Он стоял, по-военному сложив руки за спиной и широко расставив ноги, и, как мне казалось, устало смотрел на нас.

– Мне нужно всего десять, – то ли напомнил, то ли сообщил он, когда дверцы фургона закрылись, а нас опустили на колени, не давая поднять головы. – Вы специально забирали самых дохляков?

Кто-то из стоящих за нашими спинами бугаев проворчал что-то неразборчивое. Мужчина впереди громко цокнул языком, прервав оправдания, и шагнул вперед.

– Этот сразу – нет, – произнес он, толкнув в плечо крайнего слева паренька. – Этот… допустим. Дальше.

Он шел мимо шеренги и бегло осматривал каждого, словно выбирал щенков на выставке: этот слишком толстый, у этого – зачатки мышц, у того – глаз косит. Словно мы не люди, а игрушки, подаренные ему на Рождество.

Тяжелые ботинки остановились передо мной. Секунда – и меня, схватив за волосы, дернули вверх, позволяя рассмотреть склонившееся лицо.

Мужчина оказался старым – морщины давно и прочно обосновались на его лице, пряча даже шрам у левой брови. Седые короткие волосы почти сливались по цвету с кожей, холодные серые глаза морозили не хуже холодильника, тонкие губы терялись на фоне остального лица. Но держал он меня так крепко, что возраст терял всякое значение.

В приюте меня обрили налысо – профилактика от вшей – и с тех пор волосы отросли совсем немного. Я не думала, что за них вообще можно схватить. Но угрюмый старик с легкостью доказывал обратное, натягивая кожу на моей голове почти до слез.

Но я держалась. Сцепила зубы покрепче и молчала, не позволяя влаге срываться вниз.

– А у этого волчонка глаза злые, – криво усмехнулся мужчина и отпустил меня, сразу отходя в сторону, словно находиться рядом с нами дольше ему было неприятно. – Этих двоих – в расход. Остальных мальчишек – в душ и казармы.

Меня вдруг осенило: ни он, ни его бугаи не поняли, что я – не мальчишка. Но что это значило для меня?

Тех двоих, на кого указал старый мужчина, потащили в другую сторону. Впервые за наше совместное путешествие я услышала их голоса, и теперь они умоляли их отпустить. С ними не церемонились: им выкручивали руки, давили на затылки, а одному, я готова была поклясться, ткнули в бок пистолетом.

Старик сказал «в расход». Неужели их убьют?

Желание открыть рот и признаться сразу отпало. Я не понимала, по какому принципу солдат сортировал нас, но во мне он что-то увидел, раз теперь меня волокли за предплечье вглубь коридоров. А если сейчас мой пол его разочарует?.. Я могла присоединиться к тем, кто еще плакал в гараже.

В душе нас ждали отделенные перегородками места с мылом и полотенцем. У противоположной стены на скамейке в стопках лежала одинаковая одежда – серые штаны и темно-зеленые майки. Нам приказали отмыться, да побыстрее. Сами конвоиры встали у дверей и не спускали с нас глаз.

Я спряталась в самой дальней от входа кабинке. Выполнила, как велели: намылила тело и голову, смыла все и повторила еще раз. За это время одежду, в которой я была, забрал один из наблюдателей – я стояла к нему спиной, чтобы он ничего не заметил. А после, завернувшись с головой в полотенце, первой бросилась к одежде, успев натянуть белье и штаны до того, как кто-то заметил, насколько сильно я отличалась от остальных.

Я не хотела умирать. Быть здесь я тоже не хотела, но выбора не оставалось.

После душа нам выдали обувь, еще один комплект одежды и отвели в помещение, которое называли «казармой» – вытянутое, с двухярусными кроватями в два ряда. На некоторых уже лежали вещи. Нам предложили занять свободные.

Особого энтузиазма никто не проявлял. Я снова выбрала самую дальнюю нижнюю койку, положив свою стопку на стоящую впритык тумбу. Почти сразу рядом с ней появилась еще одна. Я повернулась и заметила парня, которого видела раньше в приюте – одного из «старших». Мы не общались, но я не могла припомнить, чтобы лично он меня хоть раз задирал.

– Они ведь не догадываются, что ты – девчонка, да? – прошептал он.

Об этом я не подумала – что кто-то, кроме меня, мог бы знать правду. И теперь липким потом по спине пробежался страх.

Я была уверена, что этот парнишка с черным ежиком волос меня сдаст. Прямо сейчас. В эту секунду. Ради веселья или из желания выслужиться. Я смотрела на него в ужасе, не зная, что делать. Просить? Ударить первой?

Но он решил за нас обоих.

– Я не скажу, – тихо, но уверенно сообщил он. – Если ты поможешь мне отсюда сбежать.

Не веря в свое счастье, я активно закивала головой. Хотела сказать, что с радостью покину это место вместе с ним, но не успела: в казарме появился очередной охранник и приказал всем идти за ним.

Моя тайна прожила всего полчаса: на осмотре врача все вскрылось. Женщина, бравшая у меня кровь, побледнела, когда я по требованию спустила штаны, и тут же подняла телефонную трубку:

– Срочно вызовите Ковача в медблок, – сказала она глухо.

Целых пять минут мы провели в оглушительной тишине, пока дверь не распахнулась, пропуская внутрь того самого Старика.

– Ну что еще?

Кабинет врача был достаточно просторным, но мужчина одним своим присутствием будто занимал сразу все свободное место. Мне хотелось забиться в дальний угол и сидеть там, чтобы он меня не видел и не касался, и, судя по испуганному лицу женщины-доктора, она придерживалась тех же мыслей.

И все же именно она указывала пальцем в мою сторону и тихо говорила:

– Это – девочка.

Холодный взгляд медленно переместился на меня. Старик осмотрел меня внимательно, не упуская ни малейшей детали, но при этом так и не продемонстрировал ни интереса, ни удивления.

– А, злой волчонок, – словно вспомнил он, и на дне его глаз загорелся устрашающий огонек. – Так и думал, что с тобой будут проблемы.

– Она не подходит, – не дала мне обдумать слова Старика женщина. – Уговор был только на мальчиков. Я не подпишу под ваши эксперименты девочку!

– Цыц, доктор, – рыкнул в ее сторону мужчина и, уже привычно заложив руки за спину, вновь переключился на меня. От его взгляда меня пробила дрожь, и я обхватила себя руками. – Что, боишься?

Я кивнула. А после, набравшись смелости, тихо произнесла:

– Я не хочу в расход.

Пусть я не понимала, что именно скрывалось под этими словами, они все равно меня пугали до дрожи в коленках. И если я была права, и они значили смерть – значит, я поступала правильно, заявляя, что хочу жить.

– Это не тебе решать, – жестко отрубил Старик и развернулся на пятках. – Пусть пока посидит у тебя. Мне нужно связаться с Орсини.

Меня заперли в медкабинете. Одну. Доктор, едва Старик ушел, тут же подскочила с места и скрылась в коридоре, не забыв трижды провернуть ключ в замке. Не зная, чем себя занять, я сначала залезла в шкафы, пытаясь найти что-то полезное или съедобное (есть хотелось жутко), но ничего, кроме чистой бумаги и каких-то палочек я не обнаружила. Большая часть ящиков вовсе оказалась заперта, особенно та, в которой стояли медикаменты, и, не придумав ничего лучше, я уселась на сиротливо прижатую к стене кушетку.

Я не знала, сколько прошло времени: часов в комнате не было, окон – тоже, лишь ровный электрический свет от ламп на потолке, не дающий никакого намека: день сейчас или ночь. Было тихо, и кроме стука моего сердца да треска тех же светильников не было слышно ничего. Я считала, как учил Очкарик: сначала про себя, потом – вслух, но легче не становилось.

Мне было страшно. Очень страшно. Не как в приюте, когда самое плохое, что могло с тобой произойти, это тумаки от старших или ремень от воспитателей. Здесь страх был иным, словно за моей спиной стоял дикий зверь, дышал мне шумно в ухо и просто ждал момента, чтобы вцепиться в горло.

Я забралась на кушетку с ногами, словно боялась тех самых монстров, которые живут под кроватью. Но я никогда в них не верила. Я знала, что настоящие монстры спокойно выносят дневной свет и не прячутся по углам.

Я пыталась отвлечься. Думала о том парне, что предложил мне сбежать. Действительно ли это возможно? Получится ли у нас? Сейчас я куда сильнее готова была решиться на это.

Я думала о тех двух мальчишках, которых утащили из гаража в неизвестном направлении. Живы ли они? Или нас просто запугивали таким образом? Был ли там пистолет, или мне показалось?

Я дрожала, но не от холода – здесь было тепло, почти душно. Трястись меня заставляла неизвестность. Одиночество. И мысли, что я никогда не выйду из этой комнаты живой.

Но я не хотела умирать – сейчас даже еще больше.

Я не маленький зверек. Не мышонок – маленький волк, Старик сам так сказал. А волчата не плачут. Они терпят. И ждут. А потом пускают в ход клыки, если приходится.

С каждым минутой во мне что-то собиралось – в комок, в узел. Я не знала, как бороться. Но знала, что буду это делать. Я не позволю себя выбросить. Не позволю себе исчезнуть просто так.

Я сидела тихо, чтобы меня не услышал даже страх. И ждала.

Дверь открылась медленно, словно лениво. И снова внутрь входил он – в армейских зеленых штанах и того же цвета узкой майке, обхватывающей крепкое тело. Дошел до середины, подхватил стул доктора и развернул его спинкой ко мне. А после сел, широко расставив ноги и уложив руки на заднюю перекладину стула.

Старик молчал. Я смотрела на него, насупившись, и ждала вердикта. В расход?

– Ты не подходишь, – спустя несколько минут игры в гляделки сказал мужчина, заставляя внутри меня что-то болезненно оборваться. – Для того, к чему я буду готовить тех пацанов.

Я не знала, что именно он имел в виду и чему именно будет готовить мальчишек. Но спросила другое.

– Вы меня убьете?

Он не сразу ответил. Продолжал буравить меня совершенно равнодушным взглядом, лишь склонил голову чуть на бок. Словно собирался прожечь во мне дырку и решить тем самым проблему с моим присутствием здесь – где бы это «здесь» не находилось.

– Это было бы милосердно.

– Я не хочу милосердия, – сцепив зубы, выдавила я. – Я хочу жить!

Мужчина усмехнулся. Нехорошо так, от чего меня снова прошиб озноб.

– Маленький волчонок не понимает, во что он ввязывается! – покачал головой Старик. – Ты будешь бледной тенью на фоне всех остальных. И тебя все равно убьют – не я, так кто-нибудь другой.

Теперь я крутила головой из стороны в сторону.

– Тень невозможно поймать, – возразила из упрямства, а не от уверенности.

– Попробуй мне это доказать, – хохотнул Старик и поднялся. Перекинул ногу через стул и двинулся на выход, не добавляя больше ничего. И лишь открыв дверь, он обернулся. – Считай у тебя испытательный срок. Не сдохнешь за месяц, продолжишь подготовку с остальными. Нет – докажу Орсини, что я в очередной раз был прав.

Я не знала, что значили последние слова и кто такой Орсини, хотя эту фамилию Старик произносил уже не в первый раз. Но я точно понимала, что мне дали шанс.

Шанс, которым я обязательно воспользуюсь.

Только эта мысль и помогала мне выживать в казарме, потому что все остальное, что нас заставляли делать, было настоящей пыткой.

Глава 4.2

Ранние подъемы. Многочасовые пробежки по утреннему лесу. Занятия по математике, языкам, логике. Скудная еда. Сон рывками, ведь нас могли поднять буквально через час после того, как прозвучал отбой.

И тренировки. Многочисленные. Бесконечные. Жестокие. Нас заставляли преодолевать полосу препятствий, кидать ножи, стрелять сначала из рогатки, потом – из лука. Драться друг с другом или в паре с кем-то.

Я была самой маленькой. И по росту, и по телосложению. Про возраст – не знаю, об этом никто не говорил. Но я во всем проигрывала мальчишкам, от драк до успехов в умножении. К тому же, я совершенно не умела бегать: теряла скорость, спотыкалась, задыхалась. Всегда в конце строя настолько, что идущий позади нас Старик поднимал меня за шкирку и толкал вперед, не угрожая, но напоминая:

– У тебя нет права на ошибку, маленький волчонок.

Я это понимала, поэтому сжимала крепче зубы, прекращала вытирать слезы и шла дальше. Да, пешком. Да, медленно. Но я никогда не останавливалась, чтобы пожалеть себя.

Лишь по ночам, дождавшись, когда все уснут, я позволяла себе это: тихие беззвучные рыдания.

Нас было десять. Мы редко разговаривали друг с другом, меня так и вовсе предпочитали не замечать. Во время приемов пищи я сидела отдельно. Во время парных занятий никто не хотел заниматься со мной, потому что я постоянно проигрывала. Раз за разом. Неделя за неделей.

И с каждым проигрышем я понимала, что разочаровывала не только всех остальных. Я разочаровывала сама себя.

А отпущенный Стариком срок уверенно подходил к концу.

Все изменилось в тот день, когда нам впервые устроили «тактические игры». Ради этого нас вывели на улицу – не в лес, через который мы бегали каждое утро. К той самой «парадной» части винодельни, которую мы до этого не видели. И приказали спрятаться так, чтобы нас никто не нашел.

– Вам не понравится, если я вас найду, – усмехнулся Райнер Ковач, которого все звали Стариком.

Мы бросились врассыпную. Никто и не подумал, что это – простая игра. Все знали, как Старик наказывает тех, кто не справляется. Это… больно. Моя спина это знала лучше других.

По периметру старого забора стояли другие солдаты, внимательно следя за тем, чтобы мы не убежали. Но я к тому моменту уже сомневалась, что это в принципе возможно, учитывая количество охраны и камер, разбросанных по всей территории бункера.

Мальчишки убежали далеко вперед, спеша оказаться как можно дальше от Старика и его шестерок. Я же подумала, что там будут искать в первую очередь, и свернула обратно, обходя здание винодельни по кругу. Нашла место буквально за спиной Ковача среди разбитых бочек и мусора и тихо закопалась поглубже, затаив дыхание.

Я ослепла в этой темноте, зато ноздри разрывал смрад – смесь гнилых дрожжей, ржавчины и чего-то сладковато-мясного. Но, посомневавшись немного, зачерпнула целую горсть грязи и обмазала ею лицо и волосы. У части охраны были собаки – большие, черные. Страшные. Я не сомневалась, что их пустят в дело. А так у меня был хоть какой-то шанс сбить их со следа.

Каждое из моих предсказаний сбылось: мальчишек, убежавших дальше всех, действительно нашли первыми. А собак… их и правда спустили, отправляя искать тех, кто проявил смекалку, прячась от Старика.

Я слышала их звонкий лай. Ощущала, как дрожала земля, когда они пробегали мимо. Мне казалось, их не меньше десятка – целая стая, хотя я помнила, что видела всего четырех.

Одна из них остановилась совсем рядом: ее дыхание, неровное, чуть хриплое, доносилось до меня, когда шавка подобралась слишком близко. Запретив себе шевелиться, дышать и моргать, я замерла, умоляя сердце биться тише.

Я знала: если пес учует меня, его не остановит ни приказ, ни цепь.

Так и случилось – но не со мной. Крик – нечеловеческий, рвущий глотку – взметнулся с запада, и псы рванули туда, как стая, почуявшая раненого оленя. Громкий лай, окрики людей – все смешалось в кучу, но полный боли вопль затмевал собой все другие звуки. Я слушала его, закрыв глаза. Мечтая заткнуть еще и уши, но страх за того, другого парня, с которым я провела это время в одной комнате, заставил меня заледенеть.

Мне было жаль мальчика. Честно – жаль. Но где-то глубоко в душе я радовалась, что не на его месте.

Я не поняла, когда крики стихли и воцарилась тишина. Какое-то время она буквально звенела, и я подумала, что оглохла. Но не стала выходить, боясь даже не собак. Я боялась наказания от Старика. Поэтому сидела и проговаривала про себя то, что сказала ему в наш последний разговор: я – тень. А тень поймать невозможно.

– Где чертова девчонка? – в какой-то момент донеслось до меня. – Она точно не сбежала?

– Если сбежала, я спрошу с тебя, – ледяным тоном произнес Старик, проходя мимо.

Но… он даже не остановился. Его тяжелые шаги сначала приблизились, а потом удалились, чего нельзя было сказать о другом говорившем.

Он долго матерился где-то неподалеку, ругался на своих подручных. Я слышала топот и крики, бегающих мимо собак. Но все они словно не замечали меня.

Будто меня не было.

Будто я действительно стала Тенью.

Меня звали по имени – я слышала, хотя еще в первый день нам заявили, что имя нужно заслужить. Поэтому к нам обращались «эй, ты», ко всем без исключений. Но сейчас они звали меня, наплевав на собственные правила.

Беатрис. Мне нравилось, как звучало мое имя. И я улыбалась, но оставалась неподвижной.

Я знала, что Старик любил устраивать разные проверки, и не сомневалась, что это – одна из них. Поэтому молчала. Дышала через раз. Не шевелилась, наплевав на одеревеневшее во всех местах тело. У меня было так мало шансов доказать, что я на что-то способна: я плохо дралась и отвратительно бегала, не могла запомнить сложные итальянские слова, сбивалась во время счета. Но сейчас, просто выбрав правильное место, я могла доказать, что не бесполезна.

Мимо меня еще много раз кто-то проходил. Даже мусор расшвыривали буквально в сантиметрах от моей головы. Но снова и снова искатели уходили, оставляя меня не найденной.

Спустя несколько часов я уже не сомневалась, что победила. Спустя еще пару – поняла, что темнота вокруг уже не столько из-за мусора и грязи, сколько от спустившегося за горизонт солнца. Я даже подумала о том, что пора выходить.

Но затекшее тело отказалось двигаться. Руки и ноги кололо, точно иголками, когда я попыталась пошевелить ими. Пальцы я вовсе не чувствовала, а шею ломило так, будто я всю ночь провела, откинув голову назад.

Я дернулась, разгребая мусор. Один раз, сквозь боль и злые слезы, выступившие из глаз. Второй – деревянными пальцами цепляясь прямо за землю. Третий…

Нет, на третий раз меня дернули за шкирку, вперед и вверх. Очень знакомым движением.

– Жива?

Старик подхватил меня, как мешок с костями, но поставил на ноги почти бережно – так, будто я была хрупкой, а не измотанной до полусмерти. А когда я начала заваливаться на бок, удержал одной рукой.

– Эй, волчонок! – он склонился ниже, заглядывая мне в глаза. На голове у него блестели зеленым какие-то сложные очки. Брови Старика сдвинулись к переносице, придавая лицу весьма устрашающий вид. Но в голосе не было привычных интонаций: повелительных, насмешливых или ледяных. – Руки, ноги? Все цело?

Я даже отвлеклась от неприятных ощущений в своем теле, настолько была сбита с толку внезапным интересом со стороны Ковача. Но что ответить ему – не знала, поэтому продолжала молчать, медленно осознавая, что наказывать меня Старик совсем не спешил.

Его шершавая ладонь на моем плече сжалась сильнее.

– Ты продержалась дольше всех, – произнес он наконец, и в его голосе прокралось что-то новое. Не похвала. Не злость. Любопытство? – Но это еще ничего не значит.

Мой ответ не требовался – развернув меня в сторону, Старик подтолкнул в спину, без слов приказывая идти. И я шла, ступая осторожно, словно заново училась ходить. Кровь неохотно поступала в ноги и руки, меня шатало и вело в сторону. Но я чувствовала гордость за себя и за то, что в этот раз не получаю тумаков.

Я справилась. От этого даже ломота в теле не казалась столь ужасной.

Старик проводил меня до казармы. Открыв дверь, я заметила, что некоторые койки стали пусты: на них не было даже матрасов. Соотносить это с неудачной игрой в прятки не хотелось, и я просто запретила себе об этом думать. Куда больше мне хотелось взять чистую одежду и добраться до душа.

– Завтра повторим, – остановившись перед дверью, объявил старик так, чтобы слышала я одна. – И, если ты снова выиграешь… я научу тебя кое-чему полезному.

Он снова толкнул меня, после чего закрыл дверь с громким хлопком. Как по команде, присутствующие в казарме обернулись ко мне. В их глазах впервые не было превосходства, но было кое-что похуже: злоба. Они поняли, что проиграли девчонке, которую ни во что не ставили, и это выводило их из себя.

Всех, кроме одного.

– А ты не такая беспомощная, – прохрипел мне сосед, когда я приблизилась к нашей тумбе и наклонилась за одеждой. Его голос был сиплым, будто сорванным, и я на секунду подумала, что это он кричал там, на улице. Но нет, на теле парня не было никаких ран, кроме желтоватых синяков.

Я кивнула и поспешила удалиться, но, стоило подняться и развернуться, как дорогу мне заступили четверо.

– Ну что, Тень, – рыжий парнишка, взявший на себя роль главаря, растянул мое прозвище в попытке походить на Старика. Но у него звучало насмешливо, а из уст мальчишки выходило ядовито. – Теперь ты тут королева, да?

Я сжала одежду в руках. Жизнь в приюте приучила меня к тому, что подобные разговоры ничем хорошим не заканчиваются, поэтому я мысленно готовилась отстаивать свою позицию. Повернула корпус, выставила вперед правую ногу. Борьба, может быть, и не давалась мне, но правила защиты я усвоила отлично.

Я не собиралась отвечать – я собиралась защищаться. Но, когда рыжий шагнул вперед, явно собираясь бросить в мою сторону что-то более язвительное, меня закрыла собой долговязая фигура.

– В отличие от тебя, – совершенно спокойно заявил мой сосед, будто комментировал погоду, – она не попалась на глаза Старику и его прихвостням. И тебя, а не ее, спалили собаки.

Парню не нужно было повышать голос, чтобы его боялись: достаточно одного только взгляда. Порой он смотрел так, что дрожь пробирала. Не зло. Пусто. Словно его глаза – это порталы в бездонную пропасть.

Мальчишки, стоявшие позади рыжего, переглянулись и слегка отступили. Но не их главарь.

– Будешь ее защищать? – рыкнул он в лицо черноволосому.

– Нет, – мой неожиданный защитник медленно покачал головой и бросил на меня взгляд через плечо. – Поднатаскаю ее, чтобы она сама набила тебе морду.

Он еще смотрел на меня и не видел, как кулак рыжего устремился в сторону его лица. Зато я видела, и раньше, чем успела осознать, кинула свою одежду в лицо зачинщику, отталкивая соседа в сторону. Тот ошалело моргнул, но уже через секунду опрокинул рыжего на пол, обрушив на него целый град ударов – точных, методичных, беззлобных. Словно и не человека избивал, а месил тесто.

Разнимать драку никто не спешил: рядом с дерущимися тут же образовалась свободная зона, куда никто решался зайти. И я бы не пошла, если бы рыжий каким-то нелепым кувырком не оказался сверху. А когда он замахнулся, чтобы врезать черноволосому, я кинулась ему на спину, повиснув, точно обезьянка на дереве.

Позже, сидя в одиночной камере, куда нас всех троих посадят за нарушение распорядка, я долго анализировала, зачем это сделала. Не из любви к соседу уж точно. И не ради наказания – мне даже помыться не дали, и теперь вся кожа чесалась от засохшей корочкой грязи.

Спустя несколько часов поняла: это была благодарность. Чистая, беспримесная, почти животная. Он за меня – я за него. Примитивно? Да. Но иначе мы здесь не выживали.

Утро встретило нас синяками и урчанием пустых желудков. Рыжий прошел мимо, сделав вид, что мы – пустое место. А вот мой странный сосед остановился напротив.

– Дура, – беззлобно бросил он, покачав головой. Я пожала плечами: возможно, он был прав. – Если что, я – Марко.

И он протянул мне руку.

Жест настолько неожиданный, что я сначала не поняла, чего он хочет. Потом неуверенно вцепилась в его ладонь, стараясь пожать ее «по-мужски», как это делали пацаны.

– Беатрис, – выдохнула я, чувствуя, как глупо звучит мое имя в этих стенах.

– Слишком длинно, – Марко скривился, будто съел лимон. – Будешь Трис. Тень Трис. Звучит прикольно.

Его губы дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку.

– Научишь меня прятаться так, чтобы Старик не нашел?

– А ты правда научишь меня драться? – спросила я, припоминая вчерашний разговор у кровати и движения парня: быстрые и смертельно точные.

Марко наклонился так близко, что его дыхание обожгло мне ухо.

– Да. Ты ведь еще должна помочь мне сбежать.

Тогда случилось невероятное – я улыбнулась. Впервые за все время пребывания не только в бункере, но еще и в приюте.

Впервые я была не одна. И это чувство мне нравилось.

Глава 5.1

Беатрис Кастелли. Настоящее. 14 дней, 10 часов и 54 минуты.

За последние двадцать с лишним лет винодельня преобразилась до неузнаваемости.

Еще при Крало Орсини началось оживление виноградников. Теперь вместо сухих кустов по склонам «Cantina Vecchia» вились лозы с янтарным виноградом, а запах дубовых бочек смешивался с пылью дорог. Вино, изготавливаемое здесь, не было каким-то особенным, но продавалось неплохо – за это уже стоило сказать спасибо Данте. Он не любил, когда ресурсы не приносили прибыль.

Скрывать присутствие Кустоди с учетом появившегося рабочего персонала стало невозможно. Поэтому они и не скрывались. Не стояли, конечно, у парадного входа, но после того как пару настырных механиков нашли привязанными к столбам с бирками «любопытство убивает», даже новички усвоили: соваться в бункеры и за поля – себе дороже. Данте любил повторять: «Лучший урок – чужая глупость», и здесь этому правилу следовали неукоснительно. Он лично приказал привязать тех механиков, словно вывески для остальных. Не будем упоминать, что после этого местные стали бояться его приездов еще больше.

На винодельню я заезжала через главные ворота. В этот раз решила взять джип: для бездорожья подходит, да и багажник вместит даже «неудобный груз», если обратно я поеду в компании замотанного скотчем будущего трупа.

Марко я все-таки послушалась и еще вчера заглянула в клинику, которую спонсировали Орсини. Я старалась не показываться здесь, опасаясь, как бы о моих визитах не прознал Данте. Что бы он за это мне сделал, я предпочла не думать, потому что любой из вариантов мог заставить меня во что-то поверить, а веры в моем сердце больше не было. Но в особо «кровавых» ситуациях я все же не пренебрегала помощью специально обученных людей.

Человека. Одного человека – Валерии Ривас.

Она мне была не рада – собственно, как и всегда. Мы с ней хранили холодный нейтралитет, предпочитая не задевать друг друга, но иногда позволяли себе обличающие выражения.

Но приходила к Ривас за помощью я по другой причине: больше, чем меня, она недолюбливала Данте. Поэтому на просьбу не сообщать о моих визитах отнеслась если не с пониманием, то как минимум с признанием моего права на тайну личной жизни.

Благодаря Валерии уже к утру синяки на моем теле поблекли, как старая татуировка, а шов на брови напоминал шрам гладиатора, а не жертвы.

Красавица. Была бы ею, если бы не выражение лица «Трис пришла убивать», как любил говорить Марко.

Он встретил меня на дальней стоянке. Без лишних слов кивнул и повел в сторону «служебного входа», словно я вдруг могла не знать дороги. Конечно, я предпочитала тренироваться с Кустоди на вилле, но и здесь бывала частенько.

– Надо же, какие люди! – не слишком радушно протянул Риккардо Мартелли, заметивший нас у поворота к раздевалкам. Он к тренировке уже был готов: спортивные штаны, свободная майка. Все черное, как и положено по негласному кодексу Кустоди. – Удивлен, что ты еще жива.

– Меня даже ты не смог убить, – ровно напомнила я, словно невзначай провода пальцем по месту под ребрами, где остался след от его ножа. У нас было много эпизодов в прошлом, где до грани оставались считанные миллиметры. Но мы никогда их не пересекали.

Сегодняшний Гром ничем не напоминал того Грома, что поджидал меня у гаража в тот злополучный день. Этот был мне прекрасно знаком: холодный, максимально собранный. Грубоватый, если не сказать хамоватый. С ним я знала, как себя вести.

– Смотрю, и без меня желающих полно, – оценивающе пробежавшись взглядам по моим синякам, которые было заметно на открытой коже, Риккардо хмыкнул и двинулся к тренировочному залу. – У вас пять минут. Или начнем без вас.

– Скотина, – произнесла я достаточно громко, чтобы он услышал.

Риккардо, конечно, услышал. Но вида не подал.

– Давай, – подтолкнув меня к двери, за которой начиналась женская раздевалка, хотя женщин среди Кустоди раз-два, и обчелся, Марко повернулся к мужской. – Сегодня только смотришь. Не влезай никуда, пока я не введу тебя в курс дела.

Я цокнула языком. Объясняет мне прописные истины, словно я ребенок!

Разумеется, «просто смотреть» я не собиралась. Но и размяться с Кустоди было не лишним, поэтому я собиралась совместить приятное с полезным.

К моему появлению в зале уже сформировались парочки для отработки ударов, но я, заметив среди бойцов Киру, сразу двинулась к ней.

Она тоже меня увидела заранее, махнула головой в качестве приветствия и что-то сказала парню, стоявшему напротив. Тот бросил на меня хмурый взгляд, но покорно отошел в сторону.

– Тень.

– Тихоня.

Мы не были подругами. Мы вообще никем друг другу не были, но я видела в Яровой родственную душу. Единственная женщина, добившаяся позволения охранять дона, Кира доказывала свое право не один год. Я лучше многих знала, через что именно ей пришлось пройти, поэтому прониклась к ней уважением и чем-то вроде тихой симпатии. Ее, конечно, не похищали в шестилетнем возрасте, чтобы сделать верным псом Орсини, но для своих тридцати шести Кира прошла не через меньший ад, чем я в свое время.

– Марко сказал, у тебя сломано ребро, – сдала Вителло Тихоня, пока мы кружили друг напротив друга и обменивались ленивыми ударами.

– Соврал, – я не терпела жалости и не хотела, чтобы Кира себя сдерживала только потому, что ее запугал Кардинал. – Всего лишь трещина.

– Он обещал сломать мне руку, если я тебя доломаю.

– Я сама сломаю тебе руку, если будешь меня жалеть.

Кира улыбнулась. Она редко себе это позволяла, хотя внешне была достаточно симпатичной: темно-русые, чуть волнистые волосы красиво обрамляли ее лицо, заканчиваясь сантиметрах в пяти над плечами; ромбовидное лицо с высокими скулами и пухлыми губами; зеленоватые глаза. И все бы ничего, если бы не сталь на самом их дне: одним этим Яровая заставляла всех разбегаться в страхе. Добавить сюда еще спортивное тело, выделенные бицепсы и тотальную прямолинейность в общении, и выходила весьма отталкивающая натура. Отталкивающая мужчин, разумеется: насколько я знала, у Киры никогда не было какого-нибудь парня.

– Я так и подумала, – призналась Тихоня, получившая свое прозвище за умение молчать даже в самых сложных ситуациях, и ринулась в бой.

Мы обе сражались не в полную силу, скорее, просто разминались, но достаточно успели помять друг другу бока и измять лежащие на полу маты. После ее очередного выпада я блокировала удар локтем, отступила на шаг и спросила:

– Что за новенький?

Кира хмыкнула, нанося удар, попавший в мой здоровый бок, и только затем ответила:

– Так и знала, что ты не по мне соскучилась. Четвертая пара слева, блондин.

Улучив момент, я посмотрела в нужном направлении. Там с Марко – какая неожиданность! – сражался парень. Совсем юнец, судя по лицу. Лет двадцать пять, возможно, меньше. Не красавчик, во всяком случае, не в моем вкусе. Но удар держал.

– Давно здесь? – продолжила интересоваться я, уворачиваясь от очередного апперкота.

Она, конечно, понимала, почему я задавала вопросы. Учитывая, что цель у нас с ней была одна, препятствовать моим расспросам Кира не стала.

– Говорят, почти два года ходил под Эцио. Пару раз спас ему жизнь. Поэтому Шрам и замолвил за него словечко.

Уйдя от моего выпада через подкат, Кира продолжила:

– На винодельне больше четырех месяцев. Каменный тест прошел пару дней назад.

Каменный тест – проверка на выносливость и психическую стабильность, когда тебя запирают в каменном колодце на несколько дней с ограниченным запасом воды. Казалось бы, что может быть проще? Но нет, далеко не все выдерживают пытку одиночеством, замкнутым пространством и голым небом над головой.

– Что ты о нем думаешь? – нырнув под летящую в голову ногу, поинтересовалась лично у Тихони.

– Как ржавый гвоздь в бочке граппы. Не подходит.

Вот и все, что она сказала. Один глагол и одно отрицание, которых вполне было достаточно для заключения: Кире парнишка не нравился. А ее интуиции после многолетнего опыта работы в ФСБ я в какой-то степени доверяла.

– Поменялись!

Громкий крик Риккардо эхом разнесся по залу, заставляя всех остановиться и разойтись. Мы с Кирой тоже не стали испытывать гнев Грома, и, кивнув друг другу в качества немой благодарности за удачно проведенное время, разбрелись кто куда.

Я – к Марко.

– Мы же договаривались, что ты не лезешь, – схватил меня за запястье Вителло, когда я направилась к блондинчику.

– Я не лезу. Я – тренируюсь. Разве не ты об этом просил? – вырвала руку, демонстративно поправляя перчатки.

Удовольствия от моих слов Марко, разумеется, не испытал. Но, потратив еще секунд десять на проникновенный взгляд глаза в глаза, он все-таки отступил.

– Только давай без самодеятельности.

– Я только посмотрю, – улыбнулась, щеря клыки.

В мою звериную улыбку Кардинал тоже не поверил.

– Не сожри его раньше времени, – кивнул на прощание и пошел искать себе нового партнера для спарринга. Правда, ушел не далеко – видимо, чтобы меня контролировать.

– Тень.

Блондин меня знал – это льстило. Знать его мне не очень хотелось, поэтому я поздоровалась кивком и встала в позу.

– Не против моей компании?

– Умру от восторга, – усмехнулся он, прищурившись как кот перед прыжком.

И я сразу поняла: мы с ним не подружимся. Либо убьем друг друга, либо…

Нет, только убьем.

Глава 5.2

У него был приятный голос, медовый, как и его чуть растрепанные волосы. Лицо… Не бандитское, хотя обтягивающая майка без рукавов выставляла на показ парочку весьма приметных шрамов, которые могли оставить только пули или ножи. Смазливый – странно, что он работал у Эцио. Обычно таких красавчиков забирал себе Сандро.

В отличие от Киры, блондин не стал тянуть и присматриваться, а сразу кинулся в атаку. От которой я легко увернулась, затем блокировала следующий удар и нанесла свой. Прямо в его защиту.

После третьего обмена ударами в висках застучало – хватит церемониться.

– Значит, метишь в Кустоди? – спросила, делая ложный выпад в живот.

Его кулак врезался в мой блок, отдаваясь глухим гулом в предплечьях. Показалось, или он стал бить сильнее?

– Значит, это все-таки проверка, – фыркнул он, уклоняясь от подсечки. – Сначала Кардинал, теперь ты.

Ответом стал шквал ударов: апперкот, хук в печень, удар коленом. Он пятился, прикрывая левый бок – слабое место. Но я уже вычислила: после правого кросса он на миг открывает подмышку…

– Ты не ответил, – прошипела, целясь локтем в ребра.

Разумнее было бы дождаться рассказа Марко, ведь сейчас я, по сути, рыскала в темноте. Но мне не хотелось сидеть на месте. Хотелось действия. Хотелось почувствовать себя полезной.

Все эти две недели я понимала, что задыхалась от безделья. На вилле я всегда находила себе занятие. За ее пределами… в голову лезли только глупости.

– Не вижу смысла разжевывать очевидное, – буркнул он, и его нога метнулась к моим щиколоткам.

Удар лопатками о мат был такой силы, что ребра заныли. Все, не только треснутое. Падение оказалось не столько болезненным, сколько обидным. Марко оказался прав – я заржавела.

– Помочь? – склонилась надо мной насмехающаяся светловолосая вихрастая голова.

Никакого уважения к старости и положению.

– Себе помоги, – прорычала я сквозь зубы и, выполнив захват ногами, опрокинула парня на спину рядом с собой.

Я вскочила первой, но он не отставал – поднялся в ту же секунду, будто пружина. Глаза блестели, губы растянулись в ухмылке. Самодовольный ублюдок.

– Неплохо, – он отряхнулся, будто сбрасывая невидимую грязь. – Но ты медлишь.

– А ты болтаешь.

Я рванулась вперед, имитируя удар коленом. Его кулак просвистел у виска – уклонилась, но успела заметить: на костяшках, где у братвы обычно красуются звезды с шипами, кожа была неестественно гладкой. Лишь при резком движении проступили белые шрамы – как будто татуировки вырезали скальпелем и заменили лоскутами с бедра.

Мысли споткнулись: пересадка кожи – уровень подготовки не рядового бойца. Такие операции проводят лишь в двух случаях: когда кожа слишком пострадала или когда сведение татуировок не дает достаточного результата. Учитывая, что на калеку блондин не тянул от слова «совсем», вариант оставался всего один.

Кто-то пытался стереть ему прошлое.

Мысли сбились на секунду – и этого хватило. Его нога резко выписала дугу; я инстинктивно подняла блок, но удар был ложным. В следующее мгновение его плечо врезалось мне в грудь, и я снова оказалась на полу.

На этот раз он не стал ждать – навалился сверху, прижимая мои запястья к полу.

– Ты отвлеклась, – прошептал он.

Я не ответила. Вместо этого резко дернулась вверх, лбом – прямо в его нос.

Хрящ хрустнул, блондин выругался и откатился, зажимая лицо. Я вскочила, готовая продолжить, но тут между нами возникла тень.

– Хватит.

Марко стоял, опустив сжатые в кулаки руки вниз, преграждая нам путь друг к другу. Его темный взгляд задержался на моем лице.

– Цела?

Я вскинула бровь. Марко взглядом указал на подбородок. Провела тыльной стороной ладони – на коже алела чужая кровь.

– Не моя.

Едва заметно, но взгляд Кардинала посветлел.

– Узнала, что хотела?

– Больше, чем ожидала.

Вителло медленно отвернулся. Взгляд скользнул по блондину, задержавшись на перекошенном носе – ни тени сочувствия.

– Тень права. Ты слишком много болтаешь.

Значит, Марко действительно за мной приглядывал. Мило. Но зачем? Чтобы не натворила глупостей? Он все равно не успел бы меня остановить. Или причина была иной?

– Пошли, – бросил он, проходя мимо.

Не удостоив блондина взглядом, я покорно последовала за Кардиналом, краем глаза поймав хмурого Грома в отдалении. Он не любил, когда я портила его игрушки. Поэтому я их и портила.

– Что нашла? – без предисловий поинтересовался Марко, когда мы достаточно удалились от тренировочного зала.

– Сведенные татуировки на костяшках, – выдала я. – Кожу пересадили, но остались следы от скальпеля пятилетней давности.

– Это может ничего не значить.

Вителло произнес это так, будто мои догадки не стоили внимания. Меня задело. Потому что внутри все кричало: в этом блондинчике что-то нечисто.

Прибавив шаг, я застыла перед Марко, вынуждая и его остановиться.

– У него. Были. Татуировки! Вот тут, – я сжала кулак и ткнула пальцем в свои костяшки. – А знаешь, кто из наших друзей очень любит бить тату именно в этом месте?

Кардинал тяжело выдохнул. Понимал, что я права, но не хотел соглашаться просто так. Не в его стиле вестись на одно только «я так чувствую».

– Притянуто за уши, – в итоге заключил Марко. – Ты сама понимаешь, что это весьма слабое доказательство, чтобы…

– Отдай его мне, и через пару часов у тебя будут сотни доказательств!

Ведь моя работа – выбивать доказательства. Чистосердечные.

– Ты его просто убьешь, – Марко покачал головой, но без настоящего отказа. Словно ждал, что я его уговорю.

– Я не убиваю тех, кто мне не нравится, – откинула собранные в хвост волосы за спину. – Только тех, кто угрожает семье.

Марко молчал. Долго. Пристально глядя на меня. Но я не сдавалась – я знала, что была права.

– Тебе придется сделать это на вилле, – внезапно согласился он, но его слова заставили меня вздрогнуть. – Его привезут через два часа.

Вителло попытался обойти меня, избегая очевидного возражения, но я не дала ему шанса, схватив за руку.

– Я могу пообщаться с ним у себя.

Мой склад хоть и не мог похвастаться такой шумоизоляцией, как подвал на вилле, но зато в радиусе полутора километров – ни одной живой души.

Ни одной русской принцессы. И… итальянского принца.

– Если я скажу, что это приказ дона – тебе станет легче?

Мне было бы намного легче, если бы он меня сейчас ударил, а не напоминал о том, кого я успешно не вспоминала последние двенадцать часов.

– Это нечестно.

Марко сжал челюсть и на мгновение прикрыл глаза, скрывая раздражение.

– Два идиота, – прорычал он по-итальянски, прежде чем развернуться ко мне целиком. – Что ты хочешь от меня услышать, Трис? Да, твою мать, это нечестно. Как и все, что с нами происходит последние лет двадцать.

Он злился не на меня. И не на нашу жизнь. Скорее на собственное бессилие что-то изменить.

Что Марко и подтверждал своими следующими словами:

– Думаешь, мне нравится тебя тащить туда после всего?

Его голос звучал хрипло, почти срываясь на шепот. Я отвела взгляд – не вынесла, если бы в его глазах увидела жалость.

– Тогда не тащи.

– Не могу.

– Почему?

Он замолчал, и в этой паузе я услышала правду.

Мы оба исполняли приказы. Вне зависимости от того, нравилось нам это или нет.

– Он будет там?

Я постаралась, чтобы мой голос звучал холодно и отстраненно. И мне это даже удалось.

Но Марко не из тех, кого легко обмануть. Он смотрел в глаза – на самое их дно, считывая мои эмоции буквально с подкорки.

– Да. Нет. Без понятия, – он не вносил определенности, но хотя бы отвечал честно. При этом его пальцы непроизвольно сжались, выдавая с потрохами бессильную ярость. – Насколько я знаю, они с Эцио собирались обсудить сегодня пару вопросов и, возможно, наведаться на один из заводов. Но ты лучше меня знаешь, как легко он меняет планы.

Я понимала, что говорил Марко вовсе не про Эцио Фуско, который, в отличие от многих из нас, был совершенно не склонен к импульсивным поступкам. Нет, Вителло жалел меня, не произнося то самое имя, которое могло выбить меня из колеи.

– А миссис Орсини?

Прозвучало насмешливо. Но кто бы знал, как меня корежило внутри, когда приходилось связывать два этих слова в одно словосочетание. Миссис. Орсини. Долбанная принцесса.

– Ты спрашиваешь про жену дона?

Кардинал нарочно сказал это жестко, нарочно подчеркнул статус. Чтобы я не забывалась.

Я стиснула зубы, но кивнула.

– У нее сегодня встреча с подругами. Ее не будет до позднего вечера.

Это было мелкой победой. Даже случайно столкнуться с русской девчонкой мне не хотелось.

– К тому же, – чуть раздвинув губы в улыбке, сообщил Вителло, – ей запрещено входить в подвалы.

А мне – на всю остальную территорию. Марко этого не сказал, но я додумала сама.

И выдохнула, отпуская наконец его руку.

– Два часа?

– Да.

– Я приду.

Марко кивнул в ответ, но не спешил уходить. Стоял, смотрел куда-то вглубь меня, будто ждал, что я сломаюсь и спрошу то, что действительно хочу:

«А если я не выдержу и пойду искать его – ты остановишь меня?»

Но я не спросила.

Потому что уже знала ответ.

Марко не станет останавливать. Он, скорее, первым распахнет нужную дверь, как делал это всегда.

Но я не была уверена, что хотела этого.

Глава 6.1

Беатрис. Прошлое. 3 месяца, 11 дней, 6 часов и 43 минуты.

Марко оказался хорошим учителем. Нас не пускали в тренировочный зал вне занятий, но мы прекрасно обходились коридором перед казармой. Оттуда нас не выгоняли, хотя мы занимались прямо под камерами.

Сосед научил меня уворачиваться. Он адаптировал объяснения Старика и его сподручных так, чтобы мне было понятно, и указал на мое существенное преимущество:

– Ты – мелкая, – в первое из таких занятий заявил Марко. – Научись быть изворотливой, и тебя никто не сможет поймать.

Следующую «игру» в прятки я тоже выиграла, но на этот раз нам нужно было не просто прятаться, а еще и менять место. Солдаты Старика при этом стреляли в нас из пистолетов, в которых вместо пуль были кружочки с краской. Били они больно, но мне досталось только один раз: в самом конце.

– Кажется, Тень с нами надолго, – произнес тогда Ковач. Ровно и холодно, как обычно, но я видела в его глазах блеск. И он не был опасным.

С тех пор прозвище прикипело ко мне намертво. И даже мальчишки в казарме, которые сторонились меня из-за защиты Марко, нет-нет, да и обращались ко мне по данному Стариком имени.

Ко мне… привыкли. Тот рыжий, что пытался меня задеть после первой победы, огрызался еще неделю, а если нас ставили в пару в поединках, старался отходить меня побольнее. Но и он в конце концов отстал, приняв меня как необходимое зло.

Остальные перестали выражать хоть какие-то эмоции. Я не чувствовала ни неприязни, ни ненависти в свой адрес. Мне в спину не летели насмешки или укоры, что я – девчонка. Но при этом сказать, что меня не замечали, я тоже не могла.

Скорее, старательно игнорировали. Учитывая опыт жизни в детском доме, я была не против такого расклада.

Мне хватало Марко.

Мы не были друзьями. Не делились сокровенным, не рассказывали друг другу истории из жизни. Разговаривали только во время тренировок, иногда – за обедом в столовой. Марко всегда садился рядом и хмуро смотрел на всех, кто проходил мимо. А потом показывал, куда меня будут бить, и предлагал придумать, как избежать очередного удара.

О том, что он собирался бежать, я совершенно забыла.

За первые три месяца, проведенные на винодельне, я заметно окрепла. Меня уже не сбивали с ног простым толчком. Не валили на маты, как тряпичную куклу. Да, я все еще проигрывала, но не с первых минут. И даже не со вторых. Я давала сдачи, огрызалась, боролась. И все чаще получала похвальные кивки от инструкторов.

Я почти привыкла к своей новой жизни. Пока однажды вечером после ужина, поднимаясь со своего привычного места рядом со мной, Марко не бросил:

– Не засыпай сегодня ночью.

Я не успела спросить, что именно он имел в виду – так быстро сосед покинул столовую, а на следующих занятиях пересечься с ним не получалось. А перед отбоем, когда Марко мимо меня забирался на свою постель, я только открыла рот, как он одним взглядом заставил меня заткнуться.

Первый раз Марко смотрел на меня с немой угрозой. И меня проняло.

Когда в казармах выключили свет, я привычно повернулась к стене и прикрыла глаза, но сон не шел. Я все пыталась понять, угадать замыслы Марко, прислушивалась к его дыханию и каждому скрипу матраса. Но мой сосед не демонстрировал ничего необычного, и очень скоро я решила, что он уснул.

Такое поведение меня разозлило. Зачем он велел мне не спать, если сам делал точно противоположное? Он за что-то меня наказывал? Или решил жестоко пошутить? Ведь нам и так давали спать всего понемногу, поднимая на ноги либо посреди ночи, либо ни свет ни заря. Я только научилась высыпаться в таком режиме!

В итоге я уговорила себя выкинуть Марко и его глупые требования из головы и, в очередной раз повернувшись на другой бок, собралась хорошенько поспать. Но не успела даже досчитать до десяти, как за моей спиной раздался тихий шорох.

Я развернулась резко, но еще быстрее на мои губы легла шершавая ладонь.

– Тихо, дуреха! – шепотом приказал мне Марко. – Мы уходим.

Я не сразу осознала, что именно он сказал. А когда поняла, мои глаза расширились то ли от шока, то ли от надежды.

– Надень на себя все вещи, которые есть, – на грани слышимости продолжал командовать мальчишка. – Больше ничего с собой не возьмем.

Вопреки своим же словам, он полез под матрас и вытащил из него что-то, но что именно, я не успела рассмотреть, так быстро Марко спрятал вещь за пояс своих штанов.

Как и я, он нацепил на себя еще одну майку и штаны, служившие нам сменной одеждой, а трусы и носки рассовал по карманам. После чего, приложив палец к губам, он двинулся в сторону выхода.

Я пробиралась следом, как мышка. Бесшумно, как умела только я. След в след, мимо занятых и опустевших кроватей. Что стало с их хозяевами, нам так никто не сказал. Но среди оставшихся не было ни одного с ранами от собачьих зубов на теле.

Дверь открылась бесшумно: Марко явно знал, как и с какой силой давить на ручку, чтобы она не издавала не звука. Он первым выскочил в коридор, поманив меня за собой.

– Камеры, – переступив порог, я указала подбородком на висевшую под потолком коробочку. В темноте было видно только ярко-красный мигающий глаз.

– Пересменка, – ответил мне Марко и, взяв меня за запястье, потянул не к выходу, а вглубь бункера.

Нам не разрешалось ходить дальше нашего блока, содержащего в себе казарму, душевую, кабинет врача, столовую и тренировочный зал. С обоих сторон коридора «наша» часть была отделена двустворчатыми дверями, которые не запирались на ключ, но к которым подходить запрещалось под страхом наказания.

Иногда, если кто-то выходил или заходил, в щелку можно было увидеть такой же пустой коридор, как и наш. Порой мелькали люди в черной одежде, иной раз можно было расслышать их смех или громкие разговоры. Но что именно скрывалось там, за дверьми, никто не знал.

Когда по утрам нас выводили на обязательную пробежку, мы сворачивали налево, но Марко уверенно двинулся направо.

Я не решилась спросить, почему мы удаляемся от самого быстрого пути на свободу. Просто следовала туда, куда вел меня сосед, и старалась не шуметь.

Бункер словно вымер. Тишина была оглушающей, и, если бы я не слышала дыхание идущего вперед Марко, решила бы, что потеряла слух.

В первый раз мы оказались за пределами блока, но ориентироваться в темноте оказалось не так сложно. Горящие красным камеры подсказывали расположение углов и поворотов, дверные проемы угадывались по считывателям для карт, светящихся бледно-голубым. Разумеется, внутрь мы бы никак не попали, поэтому я удивилась, когда спустя несколько коридоров к одной из дверей меня подвел Марко.

– Здесь заперто, – прошептала я, подойдя к парню настолько близко, насколько могла. Мое тело почти вплотную прижималось к его спине.

– Не сегодня, – скорее прочитала по губам, чем услышала я, и наконец смогла рассмотреть, что именно прятал Марко за поясом: белоснежную, почти сияющую ключ-карту.

– Откуда… – ошарашенно произнесла я, невольно повысив интонации, но этого не было слышно за тихим писком открывшейся двери.

– Стащил у одного из амбалов, – все же пояснил Марко, затаскивая меня внутрь.

Комната была похожа на какой-то склад: и слева, и справа коробки возвышались до потолка. Пахло картоном и машинным маслом, и вскоре я поняла, почему: спустя несколько шагов мы уткнулись в морду огромного джипа.

– Это что, гараж? – удивилась я.

– Ага, – я не видела лица парня, но чувствовала, что он улыбался. – А у любого гаража есть выход на улицу.

Слова Марко меня приободрили. Неужели нам правда это удалось? Добраться до свободы. Еще шаг, и мы сможем вырваться из-под власти Старика и его прихвостней!

Больше никаких тренировок. Никаких драк. Никаких издевательств от кураторов, которыми те одаривали нас по малейшему поводу. Я еще не представляла, как буду жить на свободе, но уже верила, что там будет куда лучше.

– Идем, – мальчишка потянул меня за руку, обводя вокруг джипа.

Я увидела их первой: ворота. Такие, которые открывались не в стороны, как у нас в приюте, а наверх. Наверняка где-то рядом можно было найти кнопку, которая запустила бы механизм, но самый край ворот был приподнят. Не слишком сильно, но кто-то небольшой вроде меня или Марко вполне мог пролезть.

– Они открыты.

Удивление заставило меня остановиться. Меня, но не парня – он продолжал идти вперед и тянуть меня за собой.

– Нам везет, – слишком беззаботно произнес Марко. Теперь он даже не пытался говорить тихо, настолько был поглощен маячившей под носом свободой.

А я… не поверила. Здесь кругом висели камеры. Не меньше десятка охраны следили за нашими занятиями, а тут вдруг посреди ночи – никого и открытые ворота?

Со Стариком Ковачем это не вязалось. Он же помешан на контроле! Первое время в казармах он сидел и следил за тем, как мы засыпали! Не оставлял нас одних даже в душе! И тут вдруг такое?

– Погоди, Марко, – я уперлась пятками в пол, пытаясь притормозить, но сосед этого даже не заметил.

– Поторопись, Трис! Пока нас не…

На этих словах вспыхнувший свет ослепил нас обоих. Он так больно резанул по глазам, что я сжалась в комок и уткнулась лицом в сгиб локтя, пытаясь спрятаться от него – света. А еще от понимания, что оказалась права: так просто Ковач не опустил бы никого.

Глава 6.2

Меня грубо схватили за майку. Не видя нападавшего, я инстинктивно выбросила кулак – кажется, подобная реакция вжилась в меня на уровне инстинктов. Мою руку перехватили и болезненно вывернули за спину.

Я вскрикнула. Где-то рядом тем же звуком отозвался Марко. Резкий выдох прорезал тишину – но он не принадлежал ни мне, ни мальчишке.

– Так и знал, что это будете вы двое.

Глаза постепенно привыкали к свету. И первым, что я увидела, были военные ботинки Старика, замершие точно перед моим носом – так сильно я нагибалась, пока кто-то задирал мою руку все выше и выше, причиняя нестерпимую боль. Казалось, еще секунда, и я останусь без конечности.

Марко лежал на полу. К нему его прижимала мужская нога, обутая в черные кроссовки. Давление на спину моего соседа было таким, что даже я видела злые слезы, блеснувшие в глазах парня.

– Отпусти, – устало бросил Старик, и я, не удержав равновесия, тут же упала рядом с Марко.

Ковач присел напротив. Он не дотрагивался до меня, но его присутствие давило на затылок, вынуждая поднять глаза.

Его взгляд был холоднее льда – пустой и расчетливый. Точно так же он смотрел на меня в другом гараже, когда нас впервые привезли на винодельню. Холодно и отстраненно. Обезличено.

– Знаешь, зачем ты была нужна ему, маленькая Тень? – неожиданно спросил Ковач. Я ждала от него ругани, нотаций. Но не этого вопроса. – Чтобы отвлекать моих парней, пока он спокойно бежал куда подальше.

Отрицание вспыхнуло в груди ярким пламенем. Я не поверила ни единому слову, ведь чувствовала, что отношения Марко ко мне не такое наплевательское.

– Это же его идея, не так ли? – приподняв бровь, поинтересовался Старик. – Сбежать, м?

– Нет, – ответила, не задумываясь. – Мы придумали вместе.

Марко дернулся – я видела краем глаза, как державший его мужчина сильнее наступил на спину мальчишке, от чего тот протяжно зашипел.

– Врешь, – не повелся Ковач.

– Нет! – еще увереннее произнесла я.

Я не позволю ему нас рассорить. Не только потому, что в слова Старика мне верить не хотелось. Мне не хотелось терять Марко – за это время, что мы провели вместе, я к нему прикипела. Мне казалось, что он меня понимал, и понимал даже больше, чем Очкарик из приюта. Тот лишь пользовался мной словно щитом. А Марко… Марко пытался сделать из меня оружие.

Старик молчал. Изучал меня своим нечитаемым взглядом, чуть склонив голову набок. Я все ждала, что сейчас меня ударят – как и всегда, когда я нарушала приказы или не справлялась с заданием. Но Ковач молчал, ни словом, ни взглядом не вынуждая стоящих за моей спиной солдат применить силу.

– Помнишь, я обещал тебя научить кое-чему полезному, если ты снова обдуришь меня в прятки? – вновь огорошил меня неожиданным вопросом Ковач. – Я покажу тебе, что в этой жизни значит иметь слабое место.

Он резко поднялся – так внезапно, что я отшатнулась и упала на задницу. Но на меня Старик уже не смотрел.

– Держите ее. А мальчишку поднимите.

Грубые руки сомкнулись на моем теле стальным кольцом, рывком поднимая в воздух. Кости протестующе захрустели под давлением. Двое других амбалов за руки держали Марко, пока Ковач замирал напротив него.

– Значит, побег придумали вы вместе?

– Да, – сквозь зубы выдал мой сосед после недолгой паузы.

Старик обернулся ко мне. Я кивнула, не понимая, зачем мужчина спрашивает одно и то же по несколько раз.

А затем он ударил.

Первый удар пришелся Марко по ребрам. Быстрый, точный, от которого щуплое тело выгнулось дугой. Я вздрогнула, чувствуя, как все внутри обмирает. Но Марко лишь сильнее сжал зубы, не проронив ни звука.

– Я буду задавать это вопрос снова и снова, пока не услышу правдивый ответ.

Второй удар пришелся в то же место. Хрустнуло. Марко наконец вскрикнул – коротко, резко, будто откусил этот звук зубами. Я дернулась вперед, но железные руки охранника впились в мои плечи.

– Нет! – вырвалось у меня. – Это правда мы вместе придумали!

Ковач медленно повернул ко мне голову. Его глаза были пусты, как дуло пистолета перед выстрелом.

– Он слишком долго думал, прежде чем ответить, – голос Старика звучал почти ласково. Он сделал шаг ко мне, оставив Марко согнувшимся пополам в руках охранников. – Маленькая Тень, ты же умная девочка. Догадайся, что он хотел сделать, когда выберетесь за ворота?

Третий удар. На этот раз – открытой ладонью по лицу. Голова Марко резко дернулась вбок. Капля крови брызнула на бетонный пол.

– Перестаньте! – я забилась в захвате, ногтями впиваясь в руки охранника. – Мы просто хотели на свободу! Вместе!

Ковач вдруг рассмеялся. Этот звук заставил меня замереть – я никогда не слышала, чтобы Старик смеялся. Звучало гораздо страшнее, чем его крик.

– Свободу? – он наклонился, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. – Ты до сих пор не поняла? Для таких, как вы, свобода – это смерть.

Его пальцы впились в мой подбородок, заставляя смотреть на Марко. Мальчишка тяжело дышал, из разбитой губы текла кровь. Но когда наши взгляды встретились, он… улыбнулся. Криво, через боль, но улыбнулся.

– Видишь? – прошептал Ковач, отталкивая мое лицо так, будто я – мусор. – Он рад, что ты страдаешь. Потому что знает – это его шанс.

Четвертый удар. На этот раз – кулаком в живот. Марко захлебнулся воздухом, его ноги подкосились. Охранники продолжали держать его на весу.

– Хватит! – я вырвалась с такой силой, что стоящий за моей спиной солдат не удержал. Бросилась вперед – и тут же получила подсечку. Мир опрокинулся, спина больно ударилась о бетон.

Надо мной навис Старик.

– Урок первый, – его голос вдруг стал тихим, почти отеческим. – Слабое место – это тот, кого ты не можешь оставить умирать.

Он сделал знак своим псам – те швырнули Марко на пол рядом со мной. Мальчишка застонал, свернувшись калачиком вокруг сломанных ребер.

– Забери его, – сказал Ковач мне. – И запомни: в следующий раз я сломаю не ребра.

Он развернулся и пошел к выходу, его ботинки гулко стучали по бетону. Охранники последовали за ним, оставив нас одних в ослепляющем свете прожекторов.

Я перекатилась к Марко, дрожащими руками попыталась приподнять его голову. Его веки были прикрыты, на лбу выступил липкий пот.

– Марко… – прошептала я.

Он открыл глаза. В них не было ни боли, ни страха – только холодная ярость.

– В следующий раз… – он с трудом проглотил кровь, – …мы убьем его первыми.

Снаружи грохнули ворота. Свет погас. Мы остались в темноте – двое сломанных детей, научившихся сегодня самому главному уроку: в этом мире слабости не прощают.

Но где-то в глубине, под грудой боли и страха, родилось новое чувство – нечто острое и опасное.

Жажда мести.

Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Больше мы не будем убегать.

Мы будем убивать.

Глава 7.1

Данте Орсини. Настоящее. 6 часов и 32 минуты.

– Это все?

Марко бросил быстрый взгляд на наручные часы.

– Торопишься куда-то?

Обычно у него не было четких таймингов, а если мой Кардинал о чем-то и договаривался, то всегда оставлял большой запас времени, чтобы не спешить.

Марко презирает спешку. Его жизнь – воплощение безупречной точности.

– Через полчаса у нас с Трис тренировка у Кустоди.

Ее имя – как пощечина. Хлесткий удар прямо по натянутым нервам. Думал, будет не так больно, но… это больно.

– Как… она?

Пальцы непроизвольно сжали сильнее перьевую ручку, пока я вымучивал этот вопрос. Пришлось взять паузу между словами, чтобы голос не звучал глухо. Но Марко, конечно, заметил. Он все подмечал.

– Подними телефон и спроси у нее сам, – ровно сообщил мне тот, кому я без раздумий доверял свою жизнь. – Насколько я знаю, твой номер в черный список она не добавляла.

Разумеется, он знал о Трис все. Во сколько она просыпалась, куда ходила, кому звонила. Потому что я приказал Марко не спускать с нее глаз, но и без моего приказа он бы этим занялся.

Мы оба переживали за Тень. Но лишь ему было позволено это открыто демонстрировать.

А я бы очень хотел ей позвонить. Просто услышать ее голос. Помолчать в трубку. Удостовериться, что сухие отчеты Кардинала – это правда.

Марко подчинялся. Всегда. Даже скрипя зубами, даже проклиная меня в душе – но подчинялся. Мог высказаться, мог нагрубить, даже наорать в особо острых моментах. Но затем шел и выполнял то, что от него требовалось. Это такое же неизменное правило, как его присутствие в моей жизни.

Но когда дело касалось Трис, он проявлял своеволие. Он все так же продолжал мне отвечать, если я спрашивал, но при этом не рассказывал о ней ничего конкретного. Ни фразы, ни слова из того, что я действительно хотел бы услышать. Лишь безликие факты о том, что у него все под контролем, и что она – жива.

А это я знал и без него. Если бы Беатрис не стало – этот мир перестал бы существовать вместе с ней.

Я бы лично об этом позаботился.

– Собираетесь проверить новичка? – остановил вопросом Марко, когда тот уже подходил к двери. Его недовольный взгляд проигнорировал – переживет свое двухминутное опоздание. Тем более, зная Трис, она в любом случае приедет впритык по времени.

– Да.

Он вновь пытался уйти, а я вновь его останавливал. Не мог так просто отпустить того, кто может дать мне больше информации о Трис. Пусть даже мимоходом.

– Ты же понимаешь, что это человек Ворона. Он пропихнул двоих в охрану своей дочери, но я запретил им приближаться к дому. И тут же как из-под земли вырастает желающий попасть в Кустоди. Я не верю в такие совпадения.

– А я привык доверять фактам, – пожал плечами Кардинал, сильнее сдавливая пальцами дверную ручку. – Поэтому мы его проверим, я соберу все, что можно, и тогда…

– Если у моей Тени появятся сомнения, – перебил я, откидываясь на спинку кресла и откидывая подальше на стол ручку, которую до этого крутил в пальцах, – хоть малейшие сомнения, Марко, я хочу, чтобы она притащила парня в свой подвал и выбила из него все, что только сможет.

Кардинал нахмурился, но я не собирался отказываться от произнесенных слов. Я доверял своей интуиции, я доверял интуиции Трис. А еще я поговорил со своими Кустоди – теми, кто охранял лично меня. Ни один из них не высказался за новичка, даже при условии, что тот будет ходить исключительно по периметру виллы.

La Fortezza неприступна снаружи, и я не дам никому шанса развалить ее изнутри.

– Поправь меня, если я не прав, – отступив на шаг от двери, Марко заложил руки в карманы брюк. – Ты собираешься отдать парня на растерзание Тени просто потому, что соскучился по ней?

Он умел бить точно в яблочко. И говорить в лицо ту правду, которую я прятал от самого себя.

Но это – не тот случай. Потому что я дико скучал по Трис, и, если все, что я могу себе позволить – это через стекло смотреть за ее работой, я воспользуюсь любым шансом, чтобы затащить Тень в собственный подвал.

– На вилле, Марко, – проигнорировав его выпад, продолжил я тем тоном, который не терпел пререканий. – Она будет делать это в подвале на вилле, ты меня понял?

Я видел, что он не хотел этого делать – приводить Трис на виллу после того, как я сам попросил Тень уйти. Но Крепость – единственное место, где я мог ее встретить якобы случайно. Во всех остальных случаях встречи с ней будут расцениваться как проявление слабости, а сейчас, когда каждое из моих действий с разных сторон рассматривалось буквально под микроскопом, я не мог так рисковать.

Но и без Трис я не мог. За эти чертовы четырнадцать дней и десять с лишним часов я с трудом научился дышать без нее. И все равно каждый раз мне казалось, что я вдыхал суррогат, а не воздух.

Мне нужна была эта встреча. Как доза. Как лекарство, без которого я не смогу существовать. И плевать, как на это смотрел Марко.

– Ты законченный идиот, Данте, ты знаешь? – покачал головой единственный, кого за подобные слова не хотелось пристрелить.

– Это приказ, – с нажимом произнес я, не оставляя Кардиналу ни единого шанса улизнуть.

Его тяжелый выдох я счел признанием поражения.

– Хорошо! – резче, чем полагалось, рыкнул Марко. – Но тебе не понравится то, что ты увидишь.

Уточнить, о чем он, я не успел – так быстро Кардинал скрылся за дверью. А его место уже занимал Эцио со своим докладом.

Я слушал его вполуха, хотя обычно не позволял себе подобного пренебрежения к собеседнику. Но все мысли крутились вокруг Трис, и я ничего не мог с этим поделать.

Я понимал, что она не будет рада моему решению. Допускал, что Тень даже не догадается об истинных причинах, вынудивших меня поступить именно так. Но если бы я попытался озвучить ей хотя бы одну из них, она бы лично меня прирезала. Чтобы не мучился.

Клянусь, смерть от ее руки стала бы наивысшим блаженством.

Но она умрет вместе со мной, моя опасная Тень. А ее жизнью рисковать я не собирался.

Только что значили слова Марко? Что не должно мне понравится? Как изменилась Трис за эти дни?

Мне оставалось только ждать. Я не сомневался, что Тень найдет причины поговорить с новичком с глазу на глаз. Значит, Марко притащит его в подвал. Значит, Трис объявится здесь. Сегодня.

Поэтому я отдал приказ охране на въезде сообщить мне, как только Беатрис пересечет ворота. Ее безграничный допуск в поселок и на виллу никто не отменял, но я знал, что без веской причины она бы им не воспользовалась.

Потому что я ее обидел. А моя Тень слишком гордая, чтобы об этом забыть.

Решение отдалить ее далось мне тяжело. Но еще в тот момент, когда холодный голос Воронцова выговаривал условия для заключения союза, я понимал, что у этой русской «щедрости» есть второе дно. Вова не просто отдавал мне свою дочь, он подсовывал в мой дом своего человека.

Да, я знал, что он держал Анастасию как можно дальше от своего теневого бизнеса. Что она избалована и в чем-то наивна. Но и я – не дурак. Если бы у меня был шанс вот так легко, без лишних заморочек и напряга, внедрить к своему «другу» того, в ком я был уверен или над кем имел власть – я бы сделал это, не задумываясь.

А Вова Ворон – чудовище не меньшее, чем я.

Поэтому у Анастасии отдельная комната – максимально далеко от моей. Ей запрещено появляться на «моей» части виллы, ей запрещено задавать вопросы, ей запрещено вообще все, что только может вывести меня из себя.

Но реальность такова, что сколько бы запретов ни было на девчонке, она все равно могла увидеть то, что ей видеть было не положено. И доложить своему отцу.

Я же привык прятать свои слабости – ото всех. Поэтому мне пришлось спрятать Трис.

Когда-нибудь она поймет, я на это надеялся. Но пока не представлял, когда наступит это «когда-нибудь».

«Тень на территории», – засветилось на моем телефоне спустя три часа.

Не сдерживая себя, я улыбнулся – благо, в кабинете кроме меня никого не было. Откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, ощущая настойчивое желание сорваться и бежать.

Но у меня было еще не меньше пятнадцати минут одиночества.

Сначала Трис оставит машину у жилых корпусов Кустоди – самой дальней от главного дома точки.

Затем через черный ход по тоннелю дойдет сразу до подвалов – чтобы минимизировать возможность встретиться со мной.

После этого переоденется в свою рабочую одежду в комнате рядом с пыточной. Черные облегающие штаны и такую же облегающую водолазку с вырезом под горло.

Найдет кинжал, который я приказал подложить в ее шкаф специально, и прикрепит ножны на пояс за спиной.

Затянет волосы в тугой пучок – потому что ненавидела, когда на них попадала кровь.

Она не будет смотреться в зеркало – ей плевать на отражение. Она и так знала, как нужно улыбнуться, чтобы у человека заледенела кровь.

Обворожительная улыбка.

Именно с ней она войдет в свой рабочий кабинет. Но направится не к обреченному, а к столу, на котором для нее заранее разложили все инструменты – ровно в том порядке, который так любила Тень. И все равно она что-то переложит, но только для того, чтобы потрепать бедолаге нервы.

А после приступит к своей работе.

Лишь тогда, не раньше, мне можно будет войти в соседнюю комнату, отделенную от пыточной бронированным стеклом. С той стороны – это просто бетонная стена, непроглядная и невзрачная. С этой – видно абсолютно все.

Мое идеальное укрытие.

Глава 7.2

– Ты задержался, – не оборачиваясь, бросил мне Марко, когда я тихо пробрался внутрь.

– Ждал твоего звонка, – парировал, занимая место рядом с ним. – Но ты, видимо, решил мне ничего не сообщать.