Читать онлайн Все чемпионаты мира по футболу, 1930—2026 бесплатно
Серия «Футбольные легенды. Игроки, тренеры, клубы»
© В коллаже на обложке использованы фотографии:
zmotions, Steve Travelguide / Shutterstock / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM
© Во внутреннем оформлении использованы фотографии:
Archive PL, History and Art Collection, IanDagnall Computing, Varley Media, Werner Baum, BSR
Agency, Dom Slike, Buzzi, tony quinn, Allstar Picture Library Ltd, Poolfoto UCL, Ulrich Hufnagel,
Achim Scheidemann / Legion-media;
KEYSTONE Pictures USA / Zuma Press, Inc. / Legion-media;
firo Sportphoto / BPI / Legion-media;
Douglas Zimmerman / ISIPhotos via ZUMA Wire / Legion-media
© Смольянинов А. В., текст, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Слово авторов
Футбол – это зеркало времени, в котором отражаются страхи и надежды народов, взлеты и падения империй, войны, революции и возрождения. Когда на стадионе звучит первый свисток чемпионата мира, за его пределами всегда творится история – со своими кризисами, диктатурами, протестами и великими идеями. Эта книга – попытка рассказать о футболе как о явлении, которое значит гораздо больше, чем просто спорт.
Каждая глава этой книги – это не только увлекательный рассказ о турнире, результатах и титулах. Это хроника человечества сквозь призму футбола. Мы выбрали чемпионаты мира как временны́е отсечки, по которым будем двигаться, чтобы посмотреть, развивался футбол, как политика, экономика, природные катаклизмы повлияли на нашу любимую игру и как она сама влияла на человечество. Мундиали проходили на фоне мировой депрессии и холодной войны, военных переворотов и падения Берлинской стены, террористических актов, экономических чудес и социальных движений. Футбол становился утешением, оружием, трибуной, а иногда – единственной надеждой на что-то общее в таком разном мире.
Мы увидим, как диктаторы использовали футбол, чтобы казаться ближе к народу. Как бедные страны мечтали показать себя миру, одолев футбольных гигантов. Как политические конфликты отражались в матчах и как стадионы становились аренами борьбы не только за мяч, но и за идентичность, справедливость, память.
В этой книге не будет занудной статистики или разбора тактических схем. Здесь будут эмоции, ностальгия, интересные факты, а также все, что окружало любимую всеми игру в год проведения того или иного чемпионата мира.
Это история футбола, отражающая историю человечества – а может, история человечества, увиденная через призму футбола. Решайте сами.
Введение
Последнее летнее утро 1905 года в Париже выдалось солнечным. Газовые фонари, торчащие из зданий на бульваре Пуассоньер, дожидались своего часа и выполняли разве что функцию посадочной площадки для многочисленных голубей, которые, проведя какое-то время на черных металлических конструкциях, упархивали по своим утренним делам. Молодые еще каштаны пользовались популярностью у воробьев, которые исчезали в их кронах, где проводили свои совещания. Лишь проезжающий мимо конный экипаж мог заставить их синхронно покинуть насиженные места. Воробьи и голуби, хоть и делили одни и те же улицы, никогда не смешивались и добывали себе пропитание отдельно.
По этому бульвару шел молодой человек лет тридцати от роду, причем, судя по тому, что взгляд его был направлен сугубо себе под ноги, место ему было более чем знакомо, и ни газовые фонари, ни голуби с воробьями не вызывали у него ни малейшего интереса. Скорее наоборот, он был настолько погружен внутрь своих мыслей и переживаний, что казалось, и сам Париж ему не интересен. Молодой человек свернул за угол бульвара Пуассоньер и пошел вдоль большого здания, занимавшего целый квартал. На верхнем этаже этого здания, прямо посередине, огромными буквами было написано «Le Matin». На углу же, из-за которого вышел молодой человек, на огромном флагштоке развевалось большое треугольное полотнище с точно такой же надписью. Это была редакция известной парижской газеты, а молодой человек был журналистом этого издания.
Дверь редакции открылась, и секретарь, миловидная худощавая девушка лет двадцати пяти, с вечно испуганными и округленными глазами, подняла взгляд и улыбнулась.
– Доброе утро, Робер!
– Доброе утро, Эмми, – ответил ей молодой человек, вынырнувший из своих глубоких размышлений и изобразивший вежливую улыбку.
Секретарь Эмелин, которую все в редакции называли Эмми, всегда казалась настолько хрупкой и ранимой, что взглянуть на нее даже дежурной утренней улыбки казалось оскорблением. Впрочем, молодому человеку улыбаться хотелось меньше всего.
– Какие новости? Почта уже была?
– Да, буквально четверть часа тому приносили, но для вас ничего нет, – виновато ответила Эмми, словно это из-за нее ему снова не пришло долгожданной корреспонденции.
Моментально помрачнев, он ушел в свой кабинет, из которого вышел только спустя полчаса.
– Эмми, дорогая, отправь телеграмму в Амстердам для господина Хиршманна, с текстом «Мой друг Карл, ни одной заявки. Я выхожу».
Молодым человеком был Робер Герен, которому выпала участь быть первым в истории президентом ФИФА. Свою должность он занял в возрасте двадцати восьми лет. До этого он получил диплом инженера и работал журналистом газеты Le Matin. Впрочем, главной его страстью был футбол. Игра захватывала улицы Европы словно эпидемия, и Робер не мог не замечать, сколь популярным становится этот вид спорта на континенте. Сам он был поглощен футболом полностью. Каждый матч, пусть даже это была встреча заводских команд, вызывал у него бурю эмоций, а толпа людей, следившая за игроками и мячом, буквально заряжала его энергией. В определенный момент о карьере инженера было забыто, ведь футбол – это было единственное, что интересовало Робера. Благодаря инженерному складу ума он хотел структурировать все так, чтобы 22 человека, пинающие мяч, подчинялись каким-то единым правилам, – и он стал арбитром. Затем он стал замечать, что в матчах постоянно выделялись какие-то отдельно взятые игроки, и он захотел собрать самых лучших в одну сборную команду. Ну а после в его голову пришла совсем уж смелая идея – организовать матч между лучшими футболистами его родной Франции и, скажем, соседней Бельгии, где уже была даже своя федерация футбола. И 1 мая 1904 года Роберу удается вывезти команду Франции на товарищеский матч в город Юкль. В Бельгию он ехал и как главный тренер, и как глава делегации, да и в целом как представитель французского футбола. После той игры, завершившейся вничью 3:3, Робер встретился с Эдуардом де Лавеле, который управлял бельгийским футболом уже не один год. Встреча эта прошла в лобби гостиницы, где отдыхали футболисты после переезда и игры. Сам Робер, буквально одержимый идеей международной встречи, до этого провел немало бессонных ночей, собирая команду, организовывая транспорт и договариваясь об освещении этого матча в прессе. Благо связей хватало.
– Господин Герен, благодарю за визит. Мне кажется, у нас получилась замечательная встреча, – Эдуард де Лавеле, президент Бельгийской федерации футбола, на правах хозяина первым сказал тост и поднял стакан с виски.
Отчего-то решено было пить именно этот напиток. А Робер был и не против. Во-первых, он был в гостях, во-вторых, де Лавеле был старше его на 20 лет и выглядел опытнее во всем, в том числе в употреблении алкоголя. Ну а в-третьих, господин Герен, как его назвал бельгийский визави, был настолько поглощен организацией поездки и прочими мелкими вопросами, что даже забыл позавтракать и уж точно не утруждал себя выбором напитка. После первого глотка, когда и без того дымное лобби отеля подернулось еще более плотной пеленой, Робер понял, что ему просто необходимо поесть, чтобы не свалиться после первого же стакана. Французские футболисты, уставшие после дороги и сыгранного матча, но раскрасневшиеся после водных процедур, шумно курили и выпивали в баре, из-за чего Герену казалось, что он сидит на вокзале.
– Господин де Лавеле, благодарю за приглашение и замечательно организованную игру, – с достоинством произнес Робер, поднимая стакан с виски ровно так же, как это недавно сделал его собеседник.
Встреча единомышленников прошла даже лучше, чем ожидалось, потому что общих тем у мужчин нашлось предостаточно. Хотя все они крутились вокруг футбола и развития этой игры в странах-соседках.
– …по принципу внутренних чемпионатов мы можем провести международный турнир! Представьте, мы можем определить самую лучшую команду континента! Вы же видите, господин де Лавеле, какой интерес вызывают матчи клубной лиги в Бельгии. А я знаю, что футбол обретает сумасшедшую популярность во всей Европе!
– И все же мы еще сильно отстаем от Англии. Представляете, там уже есть профессиональные футболисты! К тому же вряд ли наш турнир сможет составить конкуренцию чемпионату Великобритании, – мрачновато сказал де Лавеле, что, впрочем, никак не остудило пыл его молодого французского собеседника.
– Да, мы еще любители, но Великобритания – это четыре команды, а в Европе мы можем найти больше! Быть может, даже десять-пятнадцать! – Робер Герен распалялся не то от виски, не то от собственных смелых планов.
– Я бы поддержал вашу инициативу. К слову, могу познакомить вас с Карлом Хиршманном, он банкир, а еще занимает должность секретаря Нидерландской федерации футбола. Мне кажется, вам будет что обсудить. К слову, чтобы провести чемпионат, нужно сформировать что-то наподобие федерации футбола хотя бы для того, чтобы провести турнир по единым правилам.
– Разумеется! – воскликнул Герен. – Я могу заняться организацией первого съезда. У вас, господин де Лавеле, множество связей среди коллег из других стран, а у меня хорошая репутация среди французской прессы. Считайте, вы – первый приглашенный делегат!
– Благодарю, господин Герен, – улыбнулся президент Бельгийской федерации, и его улыбка моментально утонула в роскошных усах. – Там и с господином Хиршманном можно познакомиться.
Съезд состоялся 21 мая, всего через 20 дней после товарищеской игры в Юкле. Карл Хиршманн оказался еще бóльшим энтузиастом международного турнира, чем Герен, и даже выступил на первом заседании ФИФА, Международной федерации футбола. Нельзя сказать, что делегаты восприняли призыв Хиршманна «на ура», но девятым пунктом Устава новосозданной федерации было записано: «ФИФА имеет эксклюзивное право организации международных чемпионатов».
После заседания, где первым лицом нового футбольного органа выбрали Робера Герена, новоиспеченный президент горячо обсуждал с Хиршманном структуру нового чемпионата. Полет фантазии голландца оказался еще масштабнее: тот предложил турнир с 15 участниками и даже разбил уже их на группы.
Группа 1: Англия, Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия.
Группа 2: Бельгия, Испания, Голландия, Франция.
Группа 3: Швейцария, Италия, Австрия, Венгрия.
Группа 4: Швеция, Дания, Германия.
Было решено, что всем предполагаемым участникам разошлют приглашения, и те до 31 августа 1905 года должны будут подтвердить свое участие в новом турнире.
– «Мой друг Карл, ни одной заявки. Я выхожу», – повторила всегда внимательная Эмми.
– Все верно, благодарю, – коротко бросил Робер и ушел в свой кабинет.
К последнему дню лета молодой президент ФИФА не получил ни одной заявки на участие в международном турнире среди сборных. Это стало для него слишком большим ударом, и он даже не поехал на следующий конгресс ФИФА, состоявшийся 4 июня 1906 года. Идея Герена и Хиршманна сильно опередила время, к тому же она наткнулась на холодное безразличие британцев, которые считали, что весь интересный футбол живет сугубо в Туманном Альбионе, и вообще негоже профессионалам тратить время на закатывание в асфальт любителей с континента. Впрочем, и британцев можно понять. Те отправляли на Олимпиады 1908 и 1912 годов любителей, которые не замечали сопротивления сильнейших футболистов европейских сборных. На очередном конгрессе ФИФА новым лидером было решено избрать человека, который точно разбирается в футболе и в организации этой игры. Человека, у которого можно поучиться. Кто бы мог стать таким человеком? Безусловно, только англичанин. Футбол в Британии тогда был действительно на принципиально другом уровне в сравнении с другими странами и регионами. Наилучшим кандидатом стал Дэниел Вулфолл, опытный функционер, чиновник и политик. Впрочем, за 12 лет у руля Международной футбольной федерации он больше занимался унификацией правил игры, разработкой положений устава ФИФА (часть из которых, к слову, используется до сих пор). Что до мировых чемпионатов, то мистер Вулфолл небезосновательно считал, что турнир среди сильнейших сборных мира уже существует и проводится с 1884 года. Это первенство Великобритании среди четырех ее сборных. Ну и в самом деле: представьте, что сегодня появились бы энтузиасты, которые бы предложили Международной федерации хоккея проводить чемпионаты мира, включающие, скажем, сборные Бразилии или Аргентины. Зачем? Условные канадцы или россияне будут просто измываться над любителями, и игры закончатся с двузначным счетом. Так и в начале XX века: британцы просто не видели смысла в соперничестве со слабыми сборными.
Но времена менялись, и на пороге, словно темная туча, уже стояла война. Первая мировая. Она продлилась до 1918 года и совпала со смертью Дэниела Вулфолла. После нее британцы на правах одной из победивших сторон потребовали распространить санкции на футбольные сборные поверженных стран, но не найдя поддержки от членов ФИФА, покинули организацию в знак протеста. Более двух лет организация была без президента, и далее спасать репутацию мирового футбола был призван адвокат и бывший французский офицер Жюль Риме. Он прошел всю войну в чине лейтенанта пехоты и вернулся домой с Военным крестом за боевые заслуги. До этого он основал футбольный клуб «Ред Стар», который существует и по сей день. Именно этому человеку предстоит сыграть решающую роль и навсегда войти в историю футбола. Но не все было гладко.
Послевоенные Олимпийские игры (1920–1928) показали стремительный прогресс футбола. Впрочем, главная его проблема никуда не ушла: разделение на профессионалов и любителей все еще заставляло функционеров и спортсменов жить в параллельных мирах. В те годы лишь Великобритания признавала игру в футбол профессией, на континенте же владельцам клубов приходилось трудоустраивать своих игроков на заводы и предприятия на липовые должности, чтобы те получали деньги как рабочие, но не как спортсмены. В 1924 году путем сложных дипломатических усилий Великобритания вернулась в ФИФА, но именно из-за разногласий по линии «профи – любители» пять лет спустя Англия в третий раз покинула организацию. Дело в том, что «любители» из Европы, которые де-факто уже давно получали деньги как обычные профи, начинали обыгрывать англичан, и, к примеру, на Олимпиаде-1920 года родоначальники игры были выбиты в первом же раунде норвежцами, что сильно ударило по самолюбию британцев. Международный олимпийский комитет же, который настаивал на том, чтобы в олимпийских турнирах принимали участие только любители, тормозил развитие международного профессионального футбола. Тем не менее, было ясно как день: настоящему мировому турниру среди профессионалов быть! Началась длительная и трудная закулисная работа, венцом которой стал конгресс ФИФА, прошедший 29 мая 1928 года, в ходе которого большинством голосов (27 против 5) было принято решение об учреждении Кубка мира по футболу под эгидой ФИФА. К слову, пятеркой протестующих против мундиаля были скандинавы – Швеция, Финляндия, Норвегия, Дания и Эстония, где напрочь отсутствовал профессиональный футбол и которые предсказуемо считали олимпийский футбольный турнир наилучшим форматом для определения лучшей сборной мира. Приводим текст исторического постановления ФИФА.
«ФИФА организует Кубок мира каждые четыре года. Турнир открыт для сборных всех федераций, входящих в ФИФА, и начинается отборочными играми, если число подавших заявки превысит 30. Победителю в качестве награды вручается трофей, который является собственностью ФИФА и передается в вечную собственность той стране, которая сумеет выиграть Кубок мира три раза (не обязательно подряд). Все игры проводятся на территории одной федерации в период с 15 мая по 15 июня. Принимающая федерация берет на себя все расходы по перемещению и проживанию участников во время турнира».
Чемпионат мира 1930. Уругвай
Глава 1
Великая депрессия
Государственный переворот в Аргентине
Предстояло решить две самые важные, но самые интересные задачи: кто будет проводить первый турнир и кто будет в нем участвовать? Выборы страны-хозяйки отложили до 1929 года, и к назначенному конгрессу, прошедшему в Барселоне, свои заявки подали 5 европейских стран (Швеция, Испания, Венгрия, Италия и Нидерланды), а также одна южноамериканская – Уругвай. Вообще была еще заявка от аргентинцев, но те решили сняться в пользу соседей. Выбор в пользу уругвайцев был очевидным по ряду причин. Во-первых, в 1930 году Уругвайская Республика отмечала 100-летие. Во-вторых, власти этой страны пообещали построить к чемпионату огромный стадион, а также взять на себя все транспортные и прочие расходы участников. Ну и в-третьих, сборная этой страны в блестящем стиле выиграла Олимпийские игры-1924 и 1928 и по праву считалась ведущей национальной командой мира.
ФИФА же обязалась изготовить трофей, за который предстояло бороться командам. У ювелира Абеля Лафлера заказали статую богини победы Ники. Скульптура обошлась Федерации в 50 тысяч франков и верой и правдой прослужила мировому футболу до 1970 года. Тогда сборная Бразилии стала чемпионом мира в третий раз и получила ценный трофей на вечное хранение. К сожалению, земной путь трофея, известного как «Кубок Жюля Риме», закончился 19 декабря 1983 года. Статуэтка Ники была похищена из штаб-квартиры Бразильской федерации футбола, расположенной в центре Рио-де-Жанейро. Кража трофея стала национальной трагедией для Бразилии, и новость о ней мгновенно распространилась по всей стране. К расследованию подключились лучшие детективы. Однако раскрыть преступление оказалось непросто. Полиция вышла на след преступников лишь спустя четыре года. За это время были проверены десятки адресов и опрошены сотни подозреваемых, но информации о краже практически не было. Особенность заключалась в том, что в преступной группе состоял банкир, который к тому времени уже помог переплавить статуэтку весом 1,8 кг в золотые слитки. Таким образом, в своем первоначальном виде кубок перестал существовать.
Отдельная история – строительство обещанного стадиона. Нужно отметить, что Уругвай в самом деле серьезно отнесся к организации турнира, и страна с двухмиллионным населением буквально сплотилась вокруг такого почетного мероприятия. Что, впрочем, не избавило от неприятных сюрпризов. Стадион под названием «Сентенарио» («Арена столетия») начали строить за год до чемпионата, но подвела погода. На Уругвай обрушилась наихудшая за долгие годы зима, и, по отчетам метеорологов, дождь лил 110 дней подряд! Первоначально арена, построенная к 100-летию Конституции страны, должна была вмещать символические 100 тысяч зрителей, но в ходе проектных работ вместимость была сокращена до 70 тысяч. Четыре трибуны, окружавшие поле, получили свои имена в честь славных побед уругвайского футбола: боковые – Америка и Олимпия, а те, что за воротами, – Коломб (стадион, на котором «Селесте» стали олимпийскими чемпионами в 1924 году) и Амстердам (столица Олимпиады-1928, которая также завершилась триумфом уругвайцев). Нужно отметить, что к олимпийским любительским титулам Уругвай относится с таким же трепетом, как к успехам на мундиалях. Так, в парке Хосе Батлье, в котором и находится главный стадион страны, стоит постамент, на котором выгравированы имена футболистов-чемпионов мира. И там можно увидеть как составы, ставшие лучшими на планете в 1930-м и 1950-м, так и олимпийских чемпионов 1924 и 1928 годов. Впрочем, мы забежали вперед, ведь к началу турнира Уругвай не успел достроить арену, поэтому некоторые матчи пришлось перенести на другие площадки, а некоторые игрались на недостроенном «Сентенарио».
Если бы только строительство стадиона было преградой для проведения первого профессионального футбольного первенства планеты! 1929 год принес миру куда большую проблему – глобальный экономический кризис. В историю он вошел под названием «Великая депрессия», которая началась в США и постепенно захватила всю планету, резко изменив не только жизнь людей, но и ход истории.
Америка 1920-х – это эпоха джаза, вечеринок и безудержного оптимизма. Люди вкладывали деньги в акции, как будто это был какой-то волшебный котел, который бесконечно умножает богатство. Банки раздавали кредиты направо и налево, а все думали, что этот праздник жизни будет длиться вечно. Но, как в любом хорошем триллере, за углом уже поджидала катастрофа.
Все началось с биржевого краха 24 октября 1929 года, который потом назвали «Черным четвергом». Это был не просто обвал цен на акции – это был момент, когда карточный домик американской экономики начал рушиться с оглушительным треском. За один день люди потеряли миллионы, а к следующей неделе – миллиарды. «Черный вторник» 29 октября окончательно добил рынок: акции, которые вчера стоили целое состояние, превратились в бесполезные бумажки. Миллионеры стали нищими за одну ночь, а те, кто брал кредиты на покупку акций, оказались в долговой яме глубиной с Великий каньон. Но это было только начало. Банки, которые финансировали весь этот процесс, начали лопаться, как мыльные пузыри на детском празднике. Люди бросились забирать свои сбережения, но денег уже не было – они испарились в этом финансовом кошмаре. За пару лет закрылось больше 9 тысяч банков! Представьте себе: ты приходишь в банк, а там пустые сейфы и записка «Извините, мы всё проиграли». Миллионы людей потеряли работу: к 1933 году безработица в США достигла 25%. Это значит, что каждый четвертый человек просто не знал, чем накормить семью.
По улицам городов бродили толпы голодных, стояли бесконечные очереди за бесплатным супом – их называли «хлебные линии». Фермеры, которые не могли продать урожай, сжигали его или выливали молоко в реки, потому что это было дешевле, чем пытаться что-то заработать на продаже. В это же время дети в городах рылись в мусорных баках в поисках еды. Люди жили в коробках, старых машинах или просто под открытым небом.
Мировая экономика тоже получила удар под дых: торговля рухнула, Европа, и без того ослабленная после Первой мировой, погрузилась в хаос. Это был эффект домино: одна страна за другой падала в пропасть. И вот что интересно – Великая депрессия стала не только экономическим, но и психологическим ударом. Люди потеряли веру в систему, в будущее, в себя. Некоторые даже прыгали из окон небоскребов Уолл-стрит – это стало мрачным символом эпохи.
Но наконец забрезжил и свет в конце тоннеля. К середине 1930-х годов президент Франклин Рузвельт запустил «Новый курс» – серию реформ и проектов, которые вытаскивали страну из болота. Построили дороги, мосты, дамбы, дали людям работу и надежду. Хотя полностью депрессия отступила только с началом Второй мировой, именно этот кризис показал, как хрупок может быть мир, построенный на жадности и иллюзиях.
И в разгар этого финансового кошмара страны Европы одна за одной стали отзывать свои заявки на участие в чемпионате мира 1930 года. Да, мы уже говорили о том, что страна-организатор взяла на себя все расходы, в том числе транспортные (а ведь пересекать океан европейцам предстояло на кораблях, что занимало недели, а то и месяцы!). Футболистов нужно было отпрашивать с работы, выплачивать им зарплаты и стипендии на время их отсутствия и подготовки к турниру (а это не менее трех месяцев). Поэтому Чехословакия, Испания, Италия, Нидерланды, Венгрия, Австрия, Германия, Швеция и Дания сразу взяли самоотвод. На финансовый кризис накладывалось и недоверие чиновников к новому турниру. Судите сами: приходилось ломать весь внутренний футбольный сезон, отпускать лучших игроков к черту на рога, а ради чего? Ради чемпионата, который и веса никакого не имел в то время. Поэтому Жюлю Риме приходилось лично колесить по Европе, прикладывать все свои умения, связи и дипломатические таланты, чтобы убедить футбольных чиновников в том, что Кубок мира – это стоящее мероприятие. В конечном счете от Европы поехали только сборные Франции, Бельгии, Румынии и Югославии. С первыми двумя было понятно: Жюль Риме продавил участие своих соотечественников, а с бельгийцами тесное сотрудничество было налажено еще усилиями Робера Герена. Но Румыния? Югославия? Не самые богатые страны решились отправить своих футболистов в заокеанскую авантюру. Тому была причина. Имя ей – король Румынии, представитель династии Гогенцоллерн-Зигмаринген Кароль II. Сын Фердинанда I и Марии Эдинбургской, он воспитывался двоюродным дедом Каролем I, потому что родители принца постоянно ссорились, и, как сообщают историки, Мария вела распутный образ жизни, постоянно изменяя супругу. Быть может, чрезмерно активное либидо передалось и наследнику престола, ибо Кароля все называли «принц-плейбой», а когда он взошел на престол – «король-плейбой». Но правитель Румынии страстно любил не только женщин, но и футбол.
Еще историки описывают правление Кароля как «безрассудное», и его первым действием в качестве короля стал необычный поступок. Он поставил перед собой задачу отправить Румынию на первый чемпионат мира в Уругвае, который должен был начаться всего через месяц. Вскоре стало ясно, что новоиспеченный «король-плейбой» не собирается отступать от этого плана.
Главной проблемой, с которой столкнулся Кароль, было то, что более половины его самых талантливых игроков работали в одной английской нефтяной компании, и фирма сообщила своим сотрудникам, что если они сядут на корабль, направляющийся в Уругвай, то по возвращении могут искать новую работу. О нет Кароль не позволил этому обстоятельству стать преградой для его мечты. Он связался с руководством и заявил прямым текстом, что игрокам не только будет разрешено отправиться в Уругвай, но и что им будет предоставлен оплачиваемый отпуск, иначе он закроет компанию. Нефтяники подчинились, и эксцентричные планы Кароля начали сбываться.
16 июня он собрал футболистов, и они тут же сели на поезд до Генуи. Оттуда команда Румынии отправилась в Уругвай на роскошном итальянском лайнере «Конте Верде». Бывший игрок Константин Радулеску был номинально назначен тренером команды, но никто не сомневался, кто на самом деле руководил румынской сборной, учитывая, что Кароль II лично выбрал состав. Радулеску только отвечал за поддержание физической формы футболистов во время 16-дневного путешествия из Генуи в Монтевидео. Король Кароль был настолько увлечен игрой, что не только отправился с командой в Уругвай, но и фактически стал членом румынской сборной во время тренировок, присоединяясь к игрокам в играх и упражнениях. Он же уговорил югославов отправить свою команду на первый в истории мундиаль. Впрочем, и там не обошлось без приключений. В начале 1920-х сборная Королевства сербов, хорватов и словенцев в основном состояла из хорватов, и, соответственно, столицей футбола в регионе был Загреб. В 1929-м страна получила новое название – Югославия, и к тому времени сербы стали активно вытеснять хорватов из состава сборной, вследствие чего встал и вопрос о переносе штаб-квартиры федерации из Загреба в Белград. Хорваты были предсказуемо против, к тому же они не видели смысла в нарушении внутреннего футбольного календаря ради поездки в Уругвай. В конечном счете они бойкотировали мундиаль, и в Южную Америку поехали одни сербы. К слову, о самой поездке. Бельгийцы, французы и румыны плыли на одном корабле «Конте Верде». Интересный факт, что вместе с ними плыл и легендарный русский оперный певец Федор Шаляпин, который держал путь в свое американское турне. Правда, знаменитый бас не особо желал общаться и, как сообщали свидетели, редко выходил из своей каюты. Зато всех развлекали заводные румыны, бельгийцы предпочитали усердно тренироваться и налегать на гимнастику, а французы предавались игре в карты. Четвертая европейская сборная, Югославия, в Уругвай добиралась на почтовом судне «Флорида», отбывавшем из Марселя.
Всего четыре сборные со всего континента – это было предательски мало. Уругвай предсказуемо обиделся. Особенно на голландцев. Всего за два года до чемпионата мира прошла Олимпиада в Амстердаме, на которую уругвайцы не поленились проделать путь через океан, а их сборная завоевала сердца европейцев, вследствие чего стадионы трещали по швам во время футбольного турнира. В Монтевидео около посольства Нидерландов сжигали флаги этой страны, в адрес королевы Вильгельмины (к слову, правнучки российского императора Павла I) сыпались проклятья – но тщетно. Как результат, уязвленный в своих чувствах Уругвай объявил, что будет бойкотировать ближайшие чемпионаты мира, проводимые в Европе, и сдержал свое слово: в 1934-м в Италии и в 1938-м во Франции сборной «Селесте» не было.
Не было никого и из Азии на первом мундиале. Впрочем, изначально планировалось участие сборных Японии и Сиама (сегодня – Таиланд), но представители азиатского континента посчитали, что на дорогу потребуется слишком много времени и денег, и вежливо отказались. А вот из Африки одна сборная все же была. Это команда Египта. Представители страны фараонов успели поучаствовать в Олимпиаде 1928 года, где даже сумели выйти в полуфинал. Правда, дорогу к золоту им преградила Аргентина (о ней речь будет ниже), а в матче за третье место африканцы «сгорели» Италии 3:11! Увы, египтянам было не суждено принять участие в первом чемпионате мира по футболу. Они должны были плыть вместе с югославами на «Флориде», но в Средиземном море случился шторм, и несчастные африканцы прибыли в порт, где должны были сесть на корабль до Америки, с большим опозданием. «Флорида» не дождалась египтян и ушла в рейс, оставив первый в истории мундиаль без африканских сборных.
Как несложно догадаться, большинство участников составляли представители Южной Америки, которым добираться в Уругвай было проще всего. Одним из фаворитов однозначно выглядела Аргентина, которая, невзирая на большие проблемы внутри страны, оставалась ведущей футбольной державой. Согласитесь, это же можно сказать и сегодня. Почти 100 лет назад они также считались одним из фаворитов мундиаля. Вообще, матчи между Уругваем и Аргентиной в те годы были своеобразным «Эль-Класико». Эти команды оспаривали олимпийское золото в Амстердаме (1928), они же встречались в финале Копа Америка в 1927-м, а за год до мундиаля, в 1929-м, Аргентина выиграла домашний континентальный турнир, также по ходу его обыграв Уругвай. Неудивительно, что публика в Монтевидео терпеть не могла сборную Аргентины и от всей души поддерживала ее соперников. Не сильно помогало. Ведомая блистательным форвардом Гильерме Стабиле, Аргентина выиграла свою группу, победив Францию и Мексику, а в полуфинале не заметила сборную США (6:1). Параллельно им к финалу тяжелой поступью шли хозяева, тоже выигравшие свою группу и тоже победившие 6:1 в полуфинале. Пострадали сербы из Югославии.
Финал
Нужно ли говорить, какой ажиотаж вызвал финал с участием «заклятых друзей»? 30 июля, в день решающей игры, сотни кораблей и лодочек пересекали Ла Плату, но здесь мистическим образом опять вмешалась погода. В тот день на акваторию Монтевидео опустился густой туман, из-за которого большинство фанатов прибыло на «Сентенарио» лишь после финального свистка. Ворота стадиона открыли уже в 8 утра, потому что вокруг образовалась внушительная толпа, и организаторы не хотели омрачить игру страшной давкой. Каждого обыскивали на предмет оружия, и эти меры сработали: о каких-то серьезных происшествиях на арене в день игры не сообщалось. Поединок был назначен обслуживать бельгиец Джон Лангенус, и здесь тоже была забавная предыстория. Эпатажный судья отличился еще до финала. В полуфинальной встрече между США и Аргентиной Лангенус настолько позволял футболистам бить друг друга, что к концу матча у американцев осталось только шестеро здоровых игроков. От греха подальше арбитр решил уехать домой сразу после игры, но ему сообщили, что он назначен на финал. Он ни в какую не хотел соглашаться на такую важную встречу, опасаясь за свою жизнь в случае проигрыша хозяев. Джон затребовал застраховать его и обеспечить безопасный трансфер из Монтевидео в Европу. Его можно понять, потому что перед финалом угрозы поступали как аргентинским, так и уругвайским футболистам.
За пару минут до начала матча возник вопрос: а чьим мячом играть? В правилах ФИФА это еще не было прописано, и аргентинцы настаивали на том, чтобы использовать их мяч, а уругвайцы упирались и хотели играть своим. Джон Лангенус принял мудрое решение и бросил монетку. В результате первую половину играли мячом гостей, а второй тайм – мячом уругвайцев. Забавно, но к перерыву вела Аргентина 2:1 благодаря голам Пеуселье и Стабиле. Во втором тайме сменился не только игровой снаряд, но и тактика хозяев, которые перешли на более вертикальный футбол с длинными передачами. Героем второй половины стал Эктор Кастро. Нападающий, которого было невозможно перепутать с кем бы то ни было из-за отсутствия одной руки, сделал две голевые передачи и лично поставил точку в самом конце, оформив тем самым победу для Уругвая. 4:2. 93 000 человек (хотя по протоколам посещаемость была 68 000, но толпы людей проходили без билета и сидели буквально на головах друг у друга), присутствовавшие на игре на «Сентенарио», зашлись в победоносном вопле. Довольны были все, кроме, разумеется, аргентинцев. На родине, в Буэнос-Айресе, разгневанная толпа осадила здание федерации футбола, протестуя против нечестной, по их мнению, победы Уругвая и требуя принять меры. Они были приняты: отношения между федерациями соседних стран были прерваны на два года, из-за чего на целых семь лет перестала проводиться Копа Америка. Действительно ли имело место предвзятое отношение со стороны судей к Аргентине? Нужно вообще сказать, что в целом уровень судейства на чемпионате был достаточно низким. Едва ли не каждый матч сопровождался скандалом (не зря Джон Лангенус хотел застраховаться перед финалом). Например, в полуфинальной встрече Уругвая и Югославии при счете 2:1 в пользу хозяев, арбитр не увидел, как во время атаки южноамериканцев мяч покинул пределы поля на добрый метр. Но стоявший у кромки полицейский вернул его на поле точным пасом на уругвайского форварда, да так, что получилась голевая передача. А в матче тех же аргентинцев и американцев, напомним, и вовсе случилось настоящее побоище.
1930 год в целом был сложным и горячим для Аргентины. Кто знает, быть может, проигрыш в финале чемпионата мира уругвайцам стал последней каплей в чаше терпения народа. Страна, некогда гордящаяся своим богатством и стабильностью, оказалась на краю пропасти. Великая депрессия, словно зловещая тень, накрыла страну, оставив за собой разрушенные надежды и пустые кошельки. Экспорт, который был живительной артерией экономики, иссяк. Безработица, нищета, отчаяние – все это стало повседневной реальностью для тысяч аргентинцев. На фоне этого хаоса президент Иполито Иригойен, старый и уставший, казался уже не спасителем, а символом беспомощности. Его некогда популярные социальные реформы теперь воспринимались как пустые обещания, а его правительство – как корабль, потерявший курс в бурном море.
И вот в сентябре, буквально месяц спустя после мундиаля, воздух наполнился тревожным ожиданием. И тут вышел из тени генерал Хосе Феликс Урибуру. Человек с холодным взглядом и железной волей, он стал голосом тех, кто больше не мог терпеть. Военные, консерваторы, разочарованные граждане – все они видели в нем спасителя, человека, который сможет навести порядок. 6 сентября 1930 года улицы Буэнос-Айреса наполнились грохотом сапог и лязгом оружия. Переворот был быстрым и безжалостным. Иригойен, некогда герой демократии, был свергнут и брошен в тюрьму. Его резиденция, словно символ падения, опустела. Урибуру, теперь временный президент, обещал стабильность и порядок. Но за его громкими словами скрывалась иная реальность. Его правление стало временем репрессий и страха. Он сразу запретил политические партии, приостановил выборы. Он мечтал о новой Аргентине, о корпоративном государстве, вдохновленном фашистскими режимами Европы. Этот переворот стал не просто сменой власти. Он стал началом конца. Началом эпохи, которую позже назовут «Бесславным десятилетием». Эпохи, когда коррупция и фальсификации стали нормой, когда надежды на лучшее будущее разбивались о суровую реальность. Аргентина, некогда считавшаяся одной из самых процветающих стран мира, теперь шла по пути, полному боли и разочарований.
Персона
Хосе Леандро Андраде
Осенний вечер 1956 года в Монтевидео. Небо, тяжелое и низкое, окрашено в свинцовые оттенки. Казалось, солнце исчезло с небосклона, а улицы подсвечиваются только желтоватыми фонарями, окнами домов и разнообразными автомобилями, уныло колесящими по своим делам в уругвайской столице. Опрятно одетый мужчина лет сорока от роду сворачивает с людной улицы в переулок, который и без осеннего дождя выглядел депрессивно и грустно. Приземистые одноэтажные строения здесь соседствуют с многоквартирными домами, но неизвестно, что выглядит хуже. Печальную картину дополняют кучи мусора, у которых копошатся уличные собаки. Молодой человек уверенно шел вперед. Свернув за очередной угол, он оказался у двухэтажного здания, до того обветшалого и заброшенного, что только наличие в нем окон, из которых проглядывали лучики ламп, говорило о том, что в нем все еще теплится жизнь. Оглянувшись, на секунду о чем-то задумавшись, мужчина достал сложенную вчетверо бумажку, быстро бросил на нее взгляд, что-то проговорил одними губами и, наконец, вошел внутрь. Искомая квартира была на первом этаже, и обшарпанную скрипучую дверь открыла удивленная женщина. Несмотря на отпечаток возраста на стареющем лице, ее красота была заметна и неоспорима. И неизвестно, что наложило на ее лицо бо́льшую печать: возраст или тяготы нелегкой жизни в бедном и депрессивном районе. Но было в ней что-то, что выдавало аристократизм. Быть может, осанка, а может, глаза. В них читалось достоинство. Женщина была скорее удивлена, чем напугана визитом неожиданного гостя.
– Добрый вечер, меня зовут Фриц Хак, – вежливо сказал мужчина на хорошем испанском, но с явным акцентом.
Дама безошибочно определила в нем немца.
– Прошу прощения за беспокойство, я разыскиваю Хосе Андраде. Скажите, пожалуйста, он здесь проживает? – продолжал заморский гость, попутно отряхивая воду с зонтика.
Женщина сперва нахмурилась, затем замялась, словно не зная правильного ответа на заданный вопрос. Ее можно было понять. Ее муж, бывшая суперзвезда мирового футбола, действительно жил по указанному адресу. Вот только правильнее было употребить глагол «доживал».
– Зачем он вам? – слегка раздраженно и устало спросила женщина. – Что вам нужно?
– Видите ли, – как можно более учтиво сказал гость. – Я пишу книгу о футболе, и Хосе Андраде будет в ней важным героем. Для меня было бы важно и почетно лично увидеть легенду футбола, о котором я столько слышал.
Слова не оказали на хозяйку должного эффекта, но все же пришедший гость был приглашен в квартиру, которая хоть и выглядела очень скромно, была убранной и опрятной. На стене в прихожей висело несколько фотографий, открыток и календарь. Почему-то первым Фрицу бросилось в глаза фото, на котором счастливая пара молодых людей улыбается в камеру. Женщину на нем нетрудно было идентифицировать как хозяйку квартиры, а рядом с ней стоял тот, ради кого журналист и приехал в этот пропащий район Монтевидео.
– Не знаю, удастся ли вам хоть что-то от него получить, – сказала хозяйка, и ее глаза стали совсем грустными.
– Хосе, к тебе пришли! – громко сказала она в одну из комнат без дверей и, не дожидаясь ответа, пошла к Хосе, а за ней учтиво последовал господин Хак.
Он действительно писал книгу о футбольных звездах тех лет. О тех, которых он помнил еще с детства, и о которых ходили легенды. В газетных очерках, отчетах, воспоминаниях свидетелей часто мелькало имя Хосе Андраде. «Черная жемчужина» – именно так называли чернокожего полузащитника сборной Уругвая, в игру которого влюблялись, без преувеличения, миллионы. Хосе родился в 1901 году, и никто толком не знал, в каком месяце и в какой день. Но мальчика зарегистрировали 22 ноября, тогда же он и отмечал свой день рождения. Тайной была окутана и персона его отца. Хосе Игнасио Андраде был указан в свидетельстве о рождении в качестве человека, сопровождавшего малыша, когда его принесли для официального оформления. Но ему на тот момент было 98 лет. Многие считали его биологическим отцом будущей футбольной звезды. Чернокожий раб из Бразилии, он сумел бежать в Уругвай благодаря своим магическим талантам, которыми он и зарабатывал себе на жизнь. Кто знает, быть может, какой-то дар перешел и сыну, но паренек, чье детство прошло в очень тяжелых условиях, буквально спавший на полу, работал музыкантом на карнавалах (умел играть на ударных, скрипке и бубне), а также чистильщиком обуви и продавцом газет. Параллельно с этим он «болел» футбольной лихорадкой, как буквально все мальчишки его округи, города, страны. Там и проявился его главный талант, который быстро заметили в Монтевидео, а затем и на национальном уровне. Возможно, показывать невиданную до того технику обращения с мячом ему помогала еще одна страсть – танцы. Как бы то ни было, но уже в 1924 году его взяли на Олимпиаду в Париж. Там в дебютной игре им попались югославы, которые решили заслать на тренировку уругвайцев своих скаутов. Именно Андраде вычислил «засланных казачков» и предложил товарищам по команде притвориться «топорами» на тренировке. Скауты были очень довольны увиденным: уругвайцы не могли толком обработать мяч, били куда угодно, но только не в створ ворот, и вообще выглядели словно впервые этот мяч увидели. Перед началом матча главный тренер Югославии Тодор Секулич решил заранее извиниться перед своим визави за предстоящий разгром: «Мне очень жаль, что вы приперлись за тридевять земель, чтобы вылететь сразу же в первом раунде. Но это футбол, мы не можем играть с вами в поддавки. Извините, но мы вынуждены будем сделать свою работу».
Это, а еще и безалаберность организаторов (флаг Уругвая был повешен вверх ногами, а вместо гимна включили какой-то непонятный марш) выбесили «Селесте», и те разнесли балканцев 7:0. За игрой наблюдала всего тысяча человек, но главный успех придет позже. Пройдя два круга олимпийского футбольного турнира (вслед за югославами домой были отправлены американцы (3:0)), Уругвай в четвертьфинале вышел на хозяев. День 1 июня 1924 года можно назвать днем рождения новой мировой звезды футбола. В годы, когда играли по тактике «все в атаку, остальные – в защиту», Андраде умудрялся становиться MVP матчей, не забив ни одного гола. Так и случилось в поединке с французами, которые были нещадно биты 5:1. Улицы Парижа зашептали о новом супергерое. Этот шепот манил Хосе огнями варьете, аппетитными ножками танцовщиц, шикарными отелями и мягкими, ослепительно белыми постелями в роскошных номерах. Прямо во время Олимпиады Андраде перестал ночевать со сборной на базе. Главный тренер Уругвая, опасаясь, что главная звезда сборной может просто не явиться на очередную игру, приставил к нему форварда Анхеля Романо, который должен был присматривать за загулявшим Хосе.
«После длительных поисков я нашел Хосе в лучшем отеле Парижа. Когда я открыл дверь в номер, то увидел в нем очень аппетитную картину. Там лежал десяток роскошных обнаженных женских тел, среди которых я с трудом разглядел голову Андраде. Он напоминал султана в гареме. Андраде сделал мне предложение, от которого было трудно отказаться: “Может, поможешь мне справиться со всеми этими женщинами? А то я уже полностью исчерпан”», – вспоминал Романо.
Насколько легко он обращался с мячом, настолько же просто ему покорялись сердца дам, даже самых известных. В Париже он соблазнил Сидони- Габриэль Колетт, знаменитую актрису и писательницу, которую позже даже выдвигали на Нобелевскую премию. Они пересеклись после матча Уругвай – США, в котором Андраде в очередной раз восхитил всех своей магией на поле. Она писала очерк об игре и зашла в ресторан поужинать, а он с командой отмечал победу и выход в четвертьфинал. Колетт, которую мало что могло удивить, проявляла мало интереса к футболу и всей тусовке, окружавшей эту игру. Но дикие танцы футболистов в кабаке поразили ее. Позже она писала: «Уругвайцы являли собой странное сочетание цивилизованности и первобытного варварства. Они танцевали танго пластично, изысканно, возвышенно, словно самые образованные джентльмены. А затем они могли исполнять какие-то каннибальские танцы африканских племен, от которых бросало в дрожь».
Как бы то ни было, после ужина она ушла из ресторана в компании Андраде. Еще в его коллекции была Жозефина Бейкер. О, это была еще одна «Черная жемчужина»! Родившаяся в США, чернокожая исполнительница чарльстона так покорила парижскую публику, что ее были готовы носить на руках. О ней слагали легенды, она снималась обнаженной, а ее танцевальный стиль опережал время на несколько десятилетий. Об этой женщине ходили легенды, но и она не устояла перед обаянием Хосе Андраде…
После финала Олимпиады-1924, в котором уругвайцы разобрались со швейцарцами (3:0), «Черная жемчужина» не спешил возвращаться на родину. Он буквально исчез, растворился в Париже. Поговаривали, будто какая-то очень богатая дама буквально похитила Хосе, чтобы месяц жить с ним в своих хоромах и ни с кем его не делить.
О да, после Парижа в Монтевидео приехал совсем другой Хосе Андраде. Он уезжал футболистом-любителем, а вернулся мировой звездой. Его можно было заметить в самых лучших заведениях уругвайской столицы, облаченным в дорогое пальто, изысканные кожаные ботинки, желтые перчатки, шелковый галстук и в самую модную шляпу. Одним словом, звезда! Черное комьюнити Монтевидео устроило в честь Андраде целый гала-вечер, но он туда даже не явился. Впрочем, не только это указывало на то, что Хосе «словил звезду». Он пропускал тренировки, забитые голы даже не отмечал, а с партнерами по команде предпочитал не общаться, ведя себя отстраненно и высокомерно. Уже в следующем году его клуб, «Насьональ», поехал в турне по Европе, и на Андраде ходили смотреть толпы. В девяти странах суммарно 800 000 зрителей посмотрели товарищеские матчи местных команд с заокеанскими кудесниками, где первую скрипку играл несравненный Андраде. Здесь нужно оговориться. Хосе успел сыграть лишь в четырех матчах. Будучи в Брюсселе, он занемог и обратился к врачу. Бельгийский доктор поставил крайне неприглядный диагноз – сифилис. После этого он просто исчез, растворился. Команда продолжила гастроли без своей звезды, а в Монтевидео он вернулся два месяца спустя, сильно похудевшим и мрачным. Да, он пытался лечиться, но в нем уже не было той легкости и скорости. И даже этого хватало, чтобы творить историю. Четыре года спустя, в Амстердаме, он снова привел Уругвай к олимпийскому золоту. На финальный матч против аргентинцев было подано 250 000 заявок – в десять раз больше, чем мог вместить Олимпийский стадион в столице Нидерландов.
В полуфинальном матче против итальянцев Хосе влетел головой в стойку ворот, из-за чего получил серьезную травму глаза. Впрочем, это не помешало ему выйти на поле в финале. А на домашнем чемпионате мира болельщики увидели худшую версию Андраде, но он все равно попал в сборную турнира и провел все матчи. Финал против Аргентины был последним поединком легенды за сборную. Завоевав титул, весь состав Уругвая стал национальными героями. Большинство из той команды сделало себе хорошую карьеру: тренеры, бизнесмены, телевещатели. Лишь Андраде не мог найти стабильную работу и все больше предавался выпивке. Мирская слава проходит достаточно быстро, если ты о себе не напоминаешь, и постепенно Хосе исчез с публичного поля.
В 1950 году его пригласили в Бразилию в качестве почетного гостя на финал чемпионата мира. Позже мы расскажем о том финале, обернувшемся трагедией для целой нации. Уругвай обыграл хозяев 2:1, а в его составе был Виктор Родригес Андраде, племянник несравненной «Черной жемчужины»…
Но давайте вернемся к истории. Фриц Хак вошел в темную и мрачную комнату. Женщина включила свет, и немецкому журналисту явилось страшное зрелище. В скомканной грязной постели лежал одетый чернокожий мужчина. В воздухе висел тяжелый устоявшийся запах табака, перегара и просто немытого тела. У топчана лежало несколько бутылок, на столе в пепельнице тлел сигаретный окурок.
– Господин Андраде?
Господин Андраде не сразу понял, что обращаются к нему, но принял сидячее положение и направил на гостя мутный взгляд. На Фрица смотрел человек, практически полностью потерявший человеческий облик. Слепой на один глаз, пьяный в стельку, заросший и попросту одичавший мужчина зашелся в тяжелом кашле, переросшем в какие-то судороги. Ни на один вопрос он не мог ответить толком, и, не в силах выносить это представление, супруга звезды сама старалась отвечать на вопросы журналиста. Жили они очень плохо, здоровье Хосе все ухудшалось, а многочисленные друзья давно о нем забыли. Буквально двое-трое знакомых еще изредка заходили, приносили кое-какой еды и выпивку.
– Я давно хочу бросить его, но не могу. Без меня он умрет, мне его жаль. Я его давно уже не люблю, мне просто его жаль, – плача, приговаривала женщина, повторяя одни и те же слова. – У нас все было, столько друзей, столько возможностей. У меня же брат играл с ним за сборную. Ай, ничего ему не нужно было, только пить, пить и пить. Бывает, напьется, зовет какую-то Колетт, Жозефину, просит налить «Вдову Клико». Пропал он, пропал. Так и напишите.
Фриц Хак вышел из дома совершенно ошарашенным. Он долго и медленно шел по улицам Монтевидео, даже не раскрыв зонт, из-за чего вскоре основательно вымок. У него перед глазами стояло обезображенное лицо Хосе Андраде, в ушах звучал голос его плачущей жены, а из носа еще не выветрился неприятный запах его убогого жилища. Он достиг цели своей поездки, но от этого не чувствовал облегчения или удовлетворения. Он просто брел по уже ночному городу и думал о чем-то грустном. В тот вечер были разбиты и его мечты, и представления об образе великого футболиста, о котором он слышал столько легенд, и наконец увидел его. Вернее, то, что от него оставил алкоголь и распутный образ жизни.
Через пару месяцев жена оставила Хосе Андраде, не в силах вынести этот ад. К нему захаживали приятели, но он уже не выходил на улицу. 4 октября 1957 года он начал бредить и вдруг совершенно отчетливо сказал: «Я иду. Вскоре я буду рядом с тобой». Один из немногочисленных друзей, принесший ему кусок хлеба, подумал, что Хосе обращается к нему, но тот просто чувствовал скорую смерть. Назавтра его не стало.
В 2014 году Луиса Суареса и Эдинсона Кавани сделали почетными гражданами Сальто, тем самым отметив своих выдающихся земляков, принесших славу этому небольшому городу. Все в очередной раз забыли о Хосе Андраде, без которого не было бы самых первых успехов сборной Уругвая. Сегодняшние футболисты носят майку с четырьмя звездочками, три из которых были добыты благодаря магии «Черной жемчужины».
А где-то в старой квартире депрессивного района Серро-Норте в Монтевидео после смерти Хосе Андраде остались пылиться две золотые олимпийские медали и медаль чемпиона мира по футболу. Их он отказывался продавать до самой смерти.
Чемпионат мира 1930 года превзошел ожидания организаторов. Он получился успешным и с финансовой точки зрения, окупив все расходы, и даже принес прибыль, которую разделили среди участников. На конгрессе ФИФА, прошедшем в 1931 году в Берлине, были приняты кое-какие поправки для последующих мундиалей. Чемпионат мира пройдет через четыре года, в Европе, в Италии. За четыре года мир сильно изменится, и к стартовому свистку первого матча 27 мая 1934-го бо́льшая часть Старого Света будет заражена ультраправыми и ультралевыми болезнями. Они выльются в терминальную стадию уже к концу десятилетия, а тогда, в ранних тридцатых, многие заигрывали с диктаторами, обретавшими невероятную популярность, которых все наперебой хвалили за смелые геополитические решения, сильную хватку лидера и защиту национальных интересов…
Чемпионат мира 1934. Италия
Глава 2
Пакт о ненападении Германии и Польши
Погиб король Бельгии
Ночь длинных ножей в Германии
Очень горько писать о чемпионате мира по футболу в мрачных тонах, но мундиаль в Италии, увы, стал самым политизированным турниром за всю историю. Дебют в Уругвае имел огромную популярность, и если в 1930-м едва набралось 13 участников, то четырьмя годами позднее уже 32 страны были готовы отправить свои команды на мировой форум. Половину нужно было как-то отсеять. Пришлось проводить отборочные матчи. Проще всего обстояли дела с Южной Америкой. Уругвай сдержал слово и бойкотировал мундиаль в отместку за игнорирование их домашнего турнира, а Перу, Чили и иже с ними снялись ввиду финансовых причин. Великая депрессия все еще бушевала на планете, и многим приходилось выживать, не думая о футболе и развлечениях. Поэтому в финальную часть без отбора попали сборные Аргентины и Бразилии. По одной заявке отправили африканцы и азиаты: это египтяне, пропустившие прошлый чемпионат по досадной причине, твердо вознамерились дебютировать в Италии, а также израильтяне, у которых тогда не было своего государства, и они выступили под названием… Палестина. Впрочем, в финальную часть им попасть не удалось, потому что египтяне были на две головы сильнее (7:1, 4:1).
