Читать онлайн Осень, кофе и улики бесплатно

Осень, кофе и улики

«Юлия- тонкий знаток и ценитель итальянской кухни и прочих итальянских тем».

(Джангуидо Бреддо, почетный консул Италии, член Академии истории итальянской кухни, автор книги «Настоящая итальянская паста».)

* * *

«Аппетитные бестселлеры Юлии Евдокимовой: Италия, которую можно попробовать на вкус».

(Газета «Аргументы и факты».)

***

«На книжной полке- тайны и туманы».

(Журнал «Италия».)

Рис.1 Осень, кофе и улики

Базиликата действительно существует, это как концепция Бога: в неё либо веришь, либо нет.

(Из фильма «Базиликата от берега к берегу»)

Рис.0 Осень, кофе и улики

Молодой человек был рыжим. Нет, не по-настоящему, ведь с темными кудрявыми волосами он выглядел среднестатистическим итальянцем – синяя стеганая куртка, выцветшие джинсы. Их тех, кого встретишь на улице и пройдешь мимо, взгляд не остановится. И все же… он был рыжим, и все тут! Марешалло Брандолини заерзал в кресле, не в силах объяснить самому себе, откуда такое впечатление. Вот Николетта… да, Николетта точно поймет.

– Меня зовут Игнацио. Игнацио Фортунати. Вы же слышали эту фамилию? Я племянник Аурелио, владельца фирмы Фортунати.

«Так вот в чем дело. Веснушки. Абсолютно рыжие, прямо под цвет осенних гор.» – Брандолини вздохнул облегченно и кивнул.

– Да вы садитесь. Фортунати… масло, значит… я часто им пользуюсь, да… дороговато, конечно, но качество… complimenti!

Молодой человек улыбнулся. – Спасибо. Моя семья занимается маслом последние триста лет. Всегда приятно, когда это ценят. У нас не только оливковые деревья, но и давильня. Мы контролируем каждый этап производства, от сбора урожая до розлива, и мы очень довольны результатами.

Он говорил так, словно отвечал на экзамене. Голос напряжен, правый глаз чуть подрагивает.

– Мне сказали, что вы хотите сделать заявление и будете говорить только с начальником. Что-то серьезное? Чем я могу помочь?

– Я здесь из-за дяди Аурелио. Он… утверждает, что его ограбили. Это продолжается уже некоторое время… подобие бреда.

– А ваш дядя был у врача? Полагаю, он уже не молод, возможно, это проявление старческой… э… ну, вы меня поняли.

– Нет-нет, вы не понимаете. Он в здравом уме.

– И что же у него украли? И почему вы говорите «утверждает»?

Молодой человек выглядел довольно смущённым, когда наклонился к карабинеру и прошептал: – Опера.

– Простите? – Брандолини решил, что неправильно расслышал. В смысле какая-то работа? (В итальянском языке слово «опера» также означает произведение, работу). Или… вы говорите об опере, ну, типа «Травиатта», «Риголетто»?

Игнацио кивнул, даже просиял. – Да, именно! – Затем оглянулся, словно опасаясь любопытных ушей, хотя в кабинете никого больше не было. – Позвольте, я все объясню!

– Конечно, – Брандолини устроился в кресле поудобнее, история обещала быть любопытной.

Молодой человек глубоко вздохнул и начал:

– Дедушка моего отца Игнацио и моего дяди Аурелио, ну, если точнее, мой прадед, покойный Франко Фортунати учился в консерватории, вы понимаете, я говорю о начале XX века. Он стал неплохим музыкантом и даже сочинил несколько оперных арий.

– Bellissimo. Он приобрел известность?

– О, нет, ради всего святого! Наоборот. Его карьера музыканта закончилась, не начавшись. Отец быстро пресек эту вольность и отправил его работать в поле… оливковое масло, вы понимаете… Земля – нечто гораздо более осязаемое, чем музыка. Франко был вынужден посвятить себя семейным оливковым деревьям и виноградникам, отказавшись от мечты стать художником.

– О, я понимаю. У вас сохранились его ранние работы, и ваш дядя полагает, что их украли.

– Нет, вы не понимаете, подождите! Никаких следов его партитур так и не нашли, и, должен сказать, никто из нас никогда и не собирался их искать.

– Когда вы говорите «мы», кого именно вы имеете в виду?

– Мои родители умерли несколько лет назад, в доме живут трое: дядя Аурелио, который никогда не был женат, я, наша помощница Патриция, вот и все. По выходным к нам иногда приезжает моя девушка, Марчелла. Она работает в клинике в Матере, медсестра.

– И никто из вас не интересовался работами предка.

– Говорили, что отец Франко, моего прадеда, решил раз и навсегда положить конец творческим фантазиям сына и разжёг из них костёр в камине. Так что никто больше не интересовался, где они, по крайней мере, до этого лета.

– Что случилось этим летом?

После короткой паузы молодой человек прошептал: -Моему дяде однажды ночью приснился странный сон.

«И ему тоже?» – подумал Брандолини. Он абсолютно не выспался, ведь всю ночь ему снилась костлявая старуха, которая вздымала руки и вещала «Бегите, вы все умрете», но ноги приросли к земле и он никак не мог присоединиться к остальным. Он просыпался, снова засыпал, но сон повторялся. Может, это сигнал, что пора на пенсию? Подумать только, новый лейтенант карабинеров – женщина. Нет, он ничего не имел против женщин, которые ныне делают карьеру в армии. Но эта… понятно, что неаполитанка не любит северян, но чтобы она и южан не любила, считала всех, кто живет южнее Неаполя лапотниками… И это ее ехидное замечание насчет Николетты…

– Я слышала, вы близки с одной местной дамочкой,– сказала новая начальница через две минуты после знакомства.

Брандолини не понравилось, что Николетту назвали дамочкой, но что он мог возразить лейтенанту?

– Я также слышала, что дамочка и ее подруга гораздо более эффективны в расследовании, чем вся ваша станция карабинеров. Так вот,– лейтенант подняла руку, останавливая возражения. – Требую прекратить это безобразие. Отныне никаких посторонних лиц, мешающих работе органов правопорядка.

Она развернулась и вышла, хлопнув дверью. По большому счету лейтенант была абсолютно права. Но тон… Пенсия… осталось чуть-чуть, совсем немного потерпеть и… и что? Куда он отправится, проведя всю жизнь в казарме? И что будет с Николеттой, которая сама живет у подруги?

Брандолини поймал удивленный взгляд молодого человека напротив и понял, что молчание затянулось.

– Слушаю, слушаю, продолжайте.

– Простите? Что-то не так?

– Нет, ничего. Продолжайте.

– Мой дядя говорит, что ему приснился Антонио Вивальди. Он был в своей рясе каноника. Они с дядей мило беседовали в гостиной нашего дома на сельскохозяйственные темы. Маэстро особенно понравился вкус нашего домашнего хлеба.

Брови карабинера поползли вверх. Игнацио вскочил и заговорил с жаром:

– Перед уходом Вивальди сказал дяде, что ему непременно надо найти и поставить «Орланду», оперу, написанную его дедом. Дядя спросил, когда композитор уходил, где искать партитуру.

Барндолини сглотнул, вернул брови на место и поинтересовался, причем с неподдельным интересом:

– И что ответил Вивальди?

Игнацио принял театральную позу и торжественно заявил, изображая, видимо, Вивальди из сна:

– Там, где это всегда было… в вашем доме.

– И… что дальше?

Молодой человек упал на стул в полном изнеможении, словно только что пробежал стометровку на пределе сил.

– После этого проклятого сна мой дядя словно сошёл с ума. Первым делом он созвал всех наших рабочих и вместе с ними обыскал дом сверху донизу, даже обшарил конюшни и собачьи будки. Он приказал вынуть все книги из нашей библиотеки и те, что были упакованы в коробки на чердаке. Но они ничего не нашли.

– А не может ли быть, что опера погибла вместе с другими партитурами, когда отец вашего прадеда бросил их в огонь? – Робко предположил карабинер.

– Я говорил об этом, но он и слушать не хотел. Знаете, что он сказал? Что если бы опера сгорела, Вивальди не стал бы являться ему во сне.

– А, конечно, понимаю! Ну, собственно, зачем Вивальди повелел ему искать то, чего больше нет? – заметил карабинер, из последних сил стараясь не расхохотаться во весь голос.

– Именно! Понятно, что сны это всего лишь сны, проделки разума, нам не следует слишком на них полагаться. Но дядя словно сошел с ума. Он пригласил к нам домой на две недели двух медиумов и двух знатоков классической музыки, и они заперлись в семейной часовне в нашем поместье, где похоронены несколько предков, включая самого прадеда. Наша помощница по дому приносила им еду, но они сидели там все ночи и только с рассветом уходили поспать на два-три часа. Затем они возвращались в склеп и начинали всё сначала.

Брандолини представил компанию, сидящую ночью в склепе и вызывающую дух Вивальди в компании предка. Несомненно потрясающая история. Николетта и Пенелопа придут в восторг!

Продолжение заставило его даже хлопнуть в ладоши, это просто очаровательно!

– Эти четверо практически провели у нас бесплатный отпуск. Среди прочего, они съели две целых ноги прошутто, четыре круга сыра пекорино и тонну брускетты с оливковым маслом и трюфелями. Не говоря уже о вине. За все платил мой дядя. Они беспокоили Вивальди, Верди и всех знаменитых музыкантов, мирно почивших столетия назад, но так и не смогли ничего выяснить. В последний день мой дядя, отчаявшись, позвал рабочих и в присутствии гостей распорядился вскрыть гробницу своего прадеда. Это последнее место, куда он ещё не заглядывал и предпочёл бы не заглядывать, учитывая, что он очень впечатлительный человек. Когда подняли крышку гроба, он потерял сознание, упал, как груша с дерева. Нам с одним из медиумов пришлось выносить его, чтобы привести в чувство. Поэтому, когда эксперты обыскали гроб, дядя лежал в обмороке. Когда он пришёл в себя, ему сказали, что внутри ничего нет, кроме покойника. Теперь же мой дядя уверен, что люди, оставшиеся в склепе, или, вернее, один из них, украли «Орланду» из гроба Франко.

– Есть подозреваемый?

– Некий Микеле Капотонди. Преподаватель игры на скрипке в музыкальном училище в Матере.

Брандолини почесал кончик носа большим пальцем.

– Я правильно понимаю? Вы пришли сообщить о краже оперы, написанной вашим прадедом Франко в начале XX века, о существовании которой никто бы не узнал, если бы Антонио Вивальди, умерший в середине XVIII века, не рассказал об этом во сне своему дяде во время совместной дегустации оливкового масла с домашним хлебом? Это довольно… э… странная просьба.

Молодой человек удивился.

– Вы хотите сказать, что я не могу подать заявление о краже?

– Не можете, пока нет уверенности, что украденный предмет на самом деле существовал.

– Мой дядя очень расстроится.

Карабинер встал, чтобы распрощаться с посетителем.

– Простите, но, к сожалению, у нас нет доказательств… Постарайтесь быть рядом с дядей и, возможно, отведите его к специалисту, который поможет ему обрести душевное спокойствие. В любом случае, если что-то изменится, не стесняйтесь обращаться ко мне.

Молодой человек выглядел разочарованным:– Я сделаю это, не волнуйтесь, обязательно сделаю. Потому что мне кажется, эта история ещё не закончена.

«Непременно, непременно нужно рассказать Николетте и Пенелопе. Осенние обострения происходят в разных формах, но чтобы так… экзотично? Четыре круга пекорино! И брускетты! Слопали медиумы!» – Брандолини хлопнул себя по бедрам и, наконец, от души расхохотался.

Глава 1.

Пронзительное луканское лето с грозами и палящей жарой осталось позади. Жители деревни по привычке давали весьма пессимистические прогнозы, предсказывая неудачный сбор винограда, нехватку грибов и каштанов, и, что еще хуже, скудный урожай оливок в конце года. Они жаловались на предстоящие неудачи, сжимая фигу в кармане, ведь все знают, что понадеявшись на лучшее, легко это лучшее сглазить.

Как всегда, их прогнозы не сбылись. Осенью наступала пора изобилия и даже неплохого достатка для крестьян-контадини в бедной провинции. Они собирали достаточно фруктов, винограда и оливок, чтобы хватило и семье и для продажи друзьям или на деревенском рынке.

Осень – время, когда Лукания, как по-прежнему зовут Базиликату ее жители, раскрывается во всей своей глубине. Ритм замедляется, пейзажи меняют краски. Нет лучшего сезона, чтобы влюбиться в эти места, полные первозданной красоты и человеческого тепла

Среди лесов, окрашенных в золотисто-красный цвет, тропинок через безмолвные долины и маленьких деревень, застывших во времени, Лукания раскрывает свои самые спрятанные, самые интимные уголки. Вдали от летнего света все вокруг кажется более подлинным, близким, реальным. Это время щедро накрытых столов, тёплых традиционных блюд, вкусов, которые говорят о сельской осени: свежего вина, домашнего хлеба и ароматов, доносящихся с бабушкиных кухонь. Каждая трапеза становится ритуалом, каждый ингредиент – историей. В этих местах тишина говорит громче слов. Осень-время неспешности, безмятежности вечера у потрескивающего камина, прогулки по шуршащим листьям. Простые, но наполненные смыслом моменты, которые остаются в сердце.

Осеннее солнце встает поздно и утро проснулось вместе с Николеттой, не с солнцем – с ароматом. Он пробился сквозь щель под дверью, растянулся по плитам пола, словно укутал их от холода густым, тягучим одеялом.

Николетта опустила босые ноги на пол и тут же вздрогнула, отдернула, каменные плиты показались ледяными. Она нащупала под кроватью тапочки, подумав, сначала натянула теплые носки, а потом накинула на плечи потертый старенький плед и поплелась на кухню, куда и манил теплый аромат.

Там царил священный хаос осени.

На плите в медном тазу булькало варенье – густое и темное, пузыри лопались с громким неприличным чавканьем. Синьора Пенелопа, в фартуке с фиолетовыми пятнами помешивала варево деревянной ложкой.

– Mora… ежевика. Подмороженная, но живая, из осеннего леса. Из такой лучшее варенье. Джузеппе принес на рассвете, сказал – последние, с опушки, там теперь лишь ветер гонит листву.

– Холодно, как в склепе, Пенелопа! – Николетта взяла в руки чашку с щедрой порцией кофе, вдыхала горячий пар, наслаждалась теплом нагретой глины.

– В такую погоду ягода слаще. Морозец выгоняет из нее кислинку. Словно грех из души, как сказал наш новый священник. Ты заметила, Летта Денизи, что голос у него молодой, а взгляд- старый, знающий цену тишине…

– Отец Франческо? Да, интересный человек. Держится строго, а улыбка- детская. Похоже, Господь не оставил нас после ухода дона Пеппино.– Николетта потянулась к миске с ягодами, раздавила одну между пальцев. Сок, темный как выдержанное вино, окрасил кожу. – Говорят, он из Болоньи. Умеет с детьми говорить, не сверху. а глаза в глаза. Ты видела в воскресенье, как он утешил маленькую Анну? Не крестом, а каплей меда. Сказал – «Божья сладость всегда с тобой».

– Не тронь ягоды! Я на пирог оставила.

Николетта вздохнула, глядя, как пар от варенья поднимается над чаном.

– Осень…новое варенье… новый священник… Все меняется, Пенелопа. Вот и лес отдал нам последнее – подмороженное. но сладкое. Может и мы на старости еще на что-то сгодимся?

– Сгодимся, Летта Денизи. Хотя бы на то, чтобы научить молодых священников варить варенье из того, что посылает жизнь. Даже если это просто подмороженные ягоды. А ты, чем философствовать, да тоску нагонять, сходила бы на площадь. Сегодня рыночный день, а у нас мало перцев. Зима близко, пора прятать солнце в горшочки. А пока ты ходишь, глядишь и распогодится, осень в этом году необычно теплая.

* * *

Николетта Денизи стала одной из жертв нечестных риэлторов, когда за бесценок продала свой домик после смерти матери, слишком большой для одинокой женщины. Риэлторы сразу поняли, что тут можно нажиться и бедная синьора не заметила, как оказалась в уродливом панельном доме на окраине.

До той встречи в горах она никогда не общалась близко с «маэстрой», как уважительно звали жители деревни Пенелопу Авильянези. Ведь она учила их всех, а потом их детей, внуков. А серую мышку Николетту Денизи почти не замечали. Собственно, двадцать лет разницы в возрасте не способствовали общению двух учительниц на пенсии, да и жили они в разных деревнях, которые соединяла единственная горная тропа. Сблизившись при расследовании убийства ведьмы… о, ну конечно же ведьм не бывает! – две учительницы на пенсии неожиданно подружились и решили жить вместе. Решение оказалось удачным.

Николетта творила настоящие чудеса с цветами и травами, а вот готовить не умела совершенно. Итальянка, которая не может пасту сварить – редчайший случай! Но у Николетты спагетти умудрялись пригореть, вода выкипеть, а кастрюля прийти в непригодность. А что поделать, если попалась такая интересная книга, что не оторваться, как тут вспомнить о кастрюле на плите! Зато маэстра готовила божественно. И не только готовила.

В свои девяносто Пенелопа почти не выходила из дома на вершине горы, но категорически отказывалась переехать пониже, к дочери, внукам или правнукам. Три года назад она освоила планшет и начала делать потрясающие фотографии, выкладывать их в сеть, обрела популярность далеко за пределами своей деревни. А новости… для этого есть телефон, да и кто откажется забежать в гости на тыквенный или черешневый пирог маэстры Пенелопы!

Так, неожиданно, жизнь Николетты изменилась. Ее запомнили и даже полюбили. Она заваривала для всей деревни свои травы, продавала особенные чаи на рождественских рынках, но главное – больше не была серой мышкой и даже… Ох, неловко об этом говорить, в ее-то возрасте! В общем… впервые Николетта влюбилась. Да не в кого попало, а в статного бравого maresciallo карабинеров Брандолини, а тот – совершенно непонятная история! – ответил взаимностью. Рано говорить о будущем, не молодежь же, но Бани Брандолини все увереннее входил в ее жизнь.

Уважали двух пожилых синьор не только за травы, кулинарию и учительство. За несколько лет они умудрились раскрыть несколько убийств, обставив карабинеров, к большому смущению Брандолини.

За последний год жизнь в деревне преступлениями ни разу не сотрясалась, текла по-прежнему мирно и размеренно, правда, Брандолини все больше нервничал и мрачнел. Все дело в новой начальнице, присланной из Неаполя. Николетта не сомневалась, что с любым человеком можно найти общий язык, боялась подумать, что немолодой марешалло уйдет в отставку и уедет из деревни. В конце концов, всегда можно спросить совета у Пенелопы, маэстра способна разрешить любую ситуацию. В любом случае не может быть все так плохо, тем более, что начальница сидит в своем офисе и не часто сует нос в тихую деревню.

* * *

Воскресный рынок в горной деревне начинается с глухого гула, словно сами холмы просыпаются и вздыхают. Шумят моторы грузовых авто, цокают копыта ослика, везущего корзины с каштанами, трещат деревянные колеса тележки. Да-да, мы все еще в ХХI веке, просто улочки в горных деревнях строились так, что и сегодня пройти по ним могут лишь ослы. Не на своем же горбе тащить корзины со сладкими помидорами!

Наконец все расставлено, появляются первые покупатели, какофония голосов заполняет площадь. Хриплый бас старика, торгующегося за сыр, серебряный смех женщин у прилавка с оливками, взрывы ругательств и извинений, когда кто-то задевает своей корзинкой ящик и оранжевые шарики клементинов рассыпаются по камням прямо под ногами у покупателей. А сверху несется колокольный перезвон из церкви на площади и монастыря на утесе, нежный и влажный, будто капли дождя катятся с черепичных крыш.

Воздух густой, как суп-минестроне. В нем смешиваются терпкие запахи сыра и дымная вуаль от жаровни, где на углях шипят свиные ребрышки, от прилавка с травами тянет пряностями, в них мята, пахнущая давно ушедшей весной и орегано, горький, как старая любовь.

Рынок это география: склоны холмов в оливках, соленый бриз в анчоусах, и сладкая лень августовского дня в инжирном джеме. Рынок – не просто место торговли. Это оркестр, где каждый инструмент звучит по-своему, но вместе они создают восхитительную симфонию.

Неспешно продвигаясь вдоль прилавков, Николетта купила немного чернослива, фаршированного горгондзолой и окороком, Пенелопе наверняка понравится! А рынок кипел, тихая деревня бурлила, как и всегда по средам.

– Мадонна Санта, Джузеппе, этот канестрато… Ты его точно полгода в пещере выдерживал, как обещал? – Синьора Роза, в чёрном платье с кружевной накидкой, тычет тростью в сторону знаменитого луканского сыра.

– Для тебя, carissima, как для святого Петра! Шесть месяцев в гроте, где ветер с вершин гуляет. Попробуй, это поцелуй ангела с терпким характером! – Джузеппе откалывает крохотный кусочек, и синьора, закрыв глаза, кряхтит:

– Bene, bene. Беру два. И скажи своей жене, что её лимончино в прошлое воскресенье был… крепковат.

Сыровара и старую синьору сменяют другие голоса.

– …и говорю же я ему, этот новый синьор Альбани, что переехал в старый дом Кончетти… Нет, ты послушай, Грация! Он зелёные ставни покрасил! В жёлтый! – Синьора Клаудиа, размахивая связкой розмарина, чуть не сбивает корзину с каперсами.

– Жёлтый? Мадонна! А его жена… Видела, в каком платье она в церковь пришла? Выше колен! И дети… их девочки… дадут тут жару. . Говорят, они из Турина. С севера. – Грация качает головой, пробует оливку и шепчет:– А синьора Нелла сказала, что они по ночам свет в подвале не выключают. Задумали что? Может, они эти… ящеры? Или… социалисты?

– Эй, старик, эти артишоки не из Потенцы? Говорят, там воздух грязный. Или из сада этих, новеньких? – Молодой загорелый парень смеется, подначивает. Но старик-фермер хмурится. – Мои артишоки – как моя совесть! Чисты! А насчёт новых… Мальчик, в нашем возрасте новые соседи – как новый сорт вина. Не попробуешь – не узнаешь. Хотя… их девочка вчера у меня три лимона купила и спасибо сказала. По-нашему. Это уже что-то.

– …и он говорит: «Мы просто хотим тишины». Тишины! В Матере, в полдень! Да там каждый камень орет свои истории! – Синьор Адриано, поправляя шарф, протягивает продавцу монету. – Дай сто грамм прошутто, Марчелло. Un etto. И потоньше. Не как для северян.

– Слышал, они капучино после обеда пьют, – Марчелло скривил гримасу, тонко нарезая прошутто.

В разговоры вплетаются крики продавцов, хвалящих свой товар, приветствия соседок, словно увидевших друг друга после долгой разлуки, хотя не далее, чем вчера они ругались из-за громкой музыки из окна. Звон бокалов из бара на углу, где подкрепляются продавцы, еще до рассвета установившие свои палатки на площади. Вздохи – кто-то опускает горячий хлеб в масло, приготовленное для дегустации, пробует и зажмуривается от блаженства. Здесь говорят не только словами, но и сердцем.

И когда синьора Роза укладывает свой сыр в плетеную корзинку, она бурчит себе под нос: – Ладно, если его жена, эта вертихвостка, печет пирог с тыквой, как мой покойная Ливия, прощу им желтые ставни…

Вот и лавочка на колесах синьора Пино, все знают, что покупать овощи нужно именно здесь. Николетта уже наклонилась над перцами, выбирая лучшие, когда услышала громкие возмущенные голоса и обернулась.

У прилавка напротив стояла женщина лет тридцати пяти в форме карабинеров. Волосы заплетены в косу. Невысокая, подтянутая.

– Я пришла сюда в надежде найти хорошую картошку. – Говорила женщина фермерше за прилавком. – Но вы задрали немыслимую цену, смотрите, картошка вся сморщилась.

– О… – Похоже у фермерши даже не нашлось слов. Она растерянно смотрела то на недовольную покупательницу, то на практически идеальные клубни в лотке.

– Сделайте мне скидку. Я б купила салат, ненавижу обед без салата, но он весь такой вялый, что у меня рука не поднимется за него заплатить.

– Скидку? – Дрожащим голосом спросила фермерша.

– Ну, раз вы сами не в состоянии, я беру со скидкой в тридцать процентов. – Карабинер бросила несколько монет на стойку, сложила продукты в пакет и ушла.

Фермерша все еще не вышла из ступора.

Пино вышел из-за прилавка, подошел к соседнему.

– Что это было, черт возьми?

– Какая ужасная женщина… с моей картошкой все в порядке!

– И с салатом тоже. – Кивнул Пино. – Он у тебя всегда свежий.

– Бедный марешалло Брандолини! – Оба фермера с сочувствием посмотрели на Николетту. – Он, конечно, не из наших, и мы не сразу к нему привыкли, но это уже ни в какие ворота!

«Похоже, я погорячилась, решив, что с любым человеком можно найти общий язык» – вздохнула про себя Николетта. И направилась прямо к мяснику, за любимыми домашними колбасками Брандолини. Хоть чем-то порадует за ужином бедного друга.

* * *

Вернувшись домой, она услышала голоса из гостиной. Напротив Пенелопы с чашкой кофе в руке сидел крупный мужчина в возрасте.

– Ты как раз вовремя,– маэстра кивнула на мужчину.– Синьор Петтини пришел к нам за помощью и как раз собирается рассказать, в чем дело. Я предложила угостить его рагу, но…

– Слишком жарко для подобной еды. Может, сейчас и осень, но все еще никакой осенней прохлады. Смешно есть рагу в такой день.

«О, Боже, двое мерзких людей в один день – это слишком». Николетта обреченно плюхнулась на стул.

– Как вы вообще связались с карабинером? – Поинтересовался мужчина. – Да еще, говорят, вы его обставили. Раскрыли дело прямо у него под носом! – Гость расхохотался.

Николетта покраснела.

– Мы ничего не…

– Мы в одной команде. – мягко сказала Пенелопа. – Так вы собираетесь переходить к делу?

– У меня довольно хороший дом в Берналье, – назвал гость деревню за горным хребтом. Всего в квартале от церкви. Просторный задний двор с садом и небольшим бассейном. Один из лучших – если не лучший – в деревне.

Николетта закатила глаза.

– Кто-то ворует из моего дома. Кража. Понимаете?

– Почему вы не пошли к карабинерам?

Мужчина впервые смутился. – Дело в том, что эта кражи на небольшую сумму.

– Что именно украли и как давно это продолжается?

– Первый раз это было около полугода назад. Я заметил, что в шкафу пропали распорки для обуви. Знаете, такие, из дерева. У меня есть несколько дорогих пар обуви, и я очень бережно к ним отношусь. Нет смысла платить столько денег, а потом просто выбрасывать обувь, позволяя ей деформироваться. Нужно лишь немного заботы и внимания, просто вставить распорки, если вы понимаете, о чем я.

«Кто из них хуже? Лейтенант карабинеров или этот синьор Петтини? Дай Бог терпения!»

Пенелопа оставалась невозмутимой.

– Сколько распорок пропало?

– Семь пар.

– Когда произошла следующая кража?

– Я не записывал даты, понимаю, что это было ошибкой. Но я понятия не имел, что дойдёт до такого, что потребуется настоящее расследование. Я думал, что стоит мне уволить старую каргу, которая убиралась в доме, и нанять новую, с безупречными рекомендациями, и всё вернётся на круги своя.

– Но этого не произошло?

– Нет. Примерно через три недели я пошёл спать и обнаружил пропажу наволочки. Когда я осмотрел другие спальни, наволочки на гостевых кроватях тоже пропали. Их не было ни в прачечной, ни где-либо ещё.

– Странно. – Не удержалась Николетта.

– Вот и я говорю – странно!– Поднял палец вверх мужчина.

– Кто живет с вами?

– У меня двое детей, сын и дочь. Они уже взрослые, учатся в университетах далеко от дома.

– А их мать?

– Причем здесь их мать? Мы давно разведены.

– Где она живет?

– Последний раз она отправилась куда-то в Индию. Если кто-то захочет её найти, пусть просто идет на запах благовоний и рано или поздно он приведёт к ней. В последний раз, когда я её видел, от неё несло этим. Йога не доводит до добра.

У синьора Петтини была большая голова, большой нос, широкий рот и огромные уши, почти в половину длины головы. Всё в этом мужчине было огромным. Брови тёмные и густые, губы пухлые… только глаза немного маловаты. У обычного человека они выглядели бы нормальными, на фоне крупных черт лица Петтини они просто терялись.

Николетта пыталась представить мужчину дома, с женой и детьми, более молодым, но у нее ничего не получалось, образ не оживал.

– Я правильно понимаю: вы пришли к нам чтобы мы…нашли вора? -Весьма холодно поинтересовалась Пенелопа.

– Блестящий вывод. – Снова поднял палец вверх гость.

Выпроводив душного синьора, женщины расположились на кухне. Поздно сушить перцы, теперь нужно готовить из них пеперонату, потом раскладывать по горшочкам… То самое солнышко, все знают, что нет ничего более яркого, теплого и напоминающего о лете, чем пепероната.

– Неужели ты хочешь согласиться?

– Если бы у него украли что-то нужное, дорогое, я бы отправила его к карабинерам. Но ты не думаешь, что кражи слишком странные? Кому нужно семь распорок для обуви и восемь наволочек, или сколько там их украли! Навести его, Летта Денизи, осмотрись, а потом решим. Кстати, мы приглашены в гости.

Николетта вопросительно уставилась на подругу.

– В деревне появилась новая семья. Купили дом Кончетти, тот, что с садом, за утесом. Устраивают званый ужин и нас пригласили.

– Так вот о ком сплетничал весь рынок. Семья с двумя дочерьми откуда-то с севера. Интересно. То есть мы принимаем приглашение?

– Не мы, а ты. Стара я по вечеринкам бегать. А ты сходи. Уверена, что и твоего Бани пригласили, составишь ему компанию. Кстати, он придет сегодня на ужин?

* * *

Поедая пеперонату, а потом колбаски и, наконец, ежевичный пирог, Брандолини оттаивал. В камине потрескивали дрова, в обществе Пенелопы и Николетты карабинеру было так уютно, что он обмякал, расслаблялся, добрел. Чем они обычно и пользовались, выуживая сведения о расследовании. Но сегодня у него была для них своя история.

– Вивальди,– мягко улыбнулась Пенелопа. – Но почему именно Вивальди?

– Кто ж поймет бред сумасшедшего!

– Хотя я не удивлена. Вивальди всегда отличался общением с темными силами. Вы же знаете, что он был священником, но перестал служить мессы, потому что это причиняло ему невыносимые физические страдания.

– Вы что, верите в этот бред со сном?

– Николетта, которая все это время кашляла, подавившись от смеха пирогом, наконец отдышалась и рассказала другую историю – с кражами у их утреннего гостя.

– Только не говорите, что вы решили взяться за это дело!

– Дорогой марешалло, помните, в «Собаке Баскервилей» Конан Дойла кража одного ботинка казалась абсурдной?

Брандолини лишь руками развел. Пусть дамы развлекаются, главное, не лезли бы в его расследования, тем более после предупреждения новой начальницы. Они обсудили приезд новой семьи, договорились, что Николетта и карабинер примут приглашение на ужин, хотя Брандолини немного поворчал по этому поводу.

– Они все делают правильно,– сказала Николетта. – Хотят влиться в жизнь деревни. Очень важно общаться друг с другом. – Она погрустнела, вспомнив, что еще два года назад сидела одна в своей бетонной каморке. А ведь ее могла постичь участь несчастного, о котором она прочла утром в газете! – Представляете, его нашли мертвым только через пять дней! А если бы у него были близкие друзья…

– Кого нашли мертвым?

– О чем ты, Летта Денизи?

– Преподавателя музыки из Матеры.

Брандолини неожиданно оживился. – А как его звали, помнишь?

Николетта подняла глаза к потолку, но тут же покачала головой. – Не помню. А разве это важно? Куда я положила газету…

– Не ищи,– Пенелопа взяла в руки планшет. Через пару минут объявила: – Его звали Микеле Капотонди. Преподаватель по классу скрипки.

Брандолини вытаращил глаза.

– А там написано, как он умер?

– Написано, что причины не установлены, о них объявят после вскрытия. Его только вчера обнаружили. Вы же позвоните коллегам в Матеру? – Поинтересовалась Пенелопа.

– О чем вы? – Удивилась Николетта.

– О том, что Бани только что рассказал нам историю, в которой фигурировал учитель музыки из Матеры по имени Микеле Капотонди.

Николетта изумленно покачала головой. Почему Пенелопа сразу улавливает и запоминает все детали, а она пропустила имя мимо ушей?

– Мне не хочется делать официальный запрос, я лишь хочу выяснить, имеет ли эта смерть какое-либо отношение к делу, которое я… вернее, которого пока нет, но оно может им стать. Всё зависит от того, как умер Капотонди.

– Заодно спроси, может там и распорки для обуви обнаружатся? – Рассмеялась Николетта.

Глава 2.

– Симоне, я не понимаю, почему ты входишь в дом в таком виде. То, что мы переехали в этот… эту… деревню, не означает, что можно не следить за собой. Меня это беспокоит! Сложно умыться?

Симоне Альбани ухмыльнулся. Еще вчера успешный и элегантный миланский бизнесмен, он по-прежнему производил впечатление на окружающих: красивый мужчина с морщинками вокруг глаз, которые его не портили, наоборот, придавали мужественности, яркие голубые глаза, слегка поседевшие виски уверенного в себе мужчины за сорок.

– Carissima, мне очень нравится в этой… деревне.

– Я рада, что ты нашел занятие по душе. Никогда бы не подумала, что ты будешь заниматься кладкой стен, как простой рабочий. Но если каждый раз, когда захочешь попить воды, будешь заходить в дом в таком виде, у меня и у девочек случится аллергия. Кто должен после тебя пылесосить?

– Скажи мне, дорогая, ты лучше себя чувствуешь? Я понимаю, что мы только переехали, еще многое нужно распаковать, но ты же успокоилась? Этот

городок выглядит тихим и умиротворенным, то, что нам надо.

– Все хорошо, tesoro. – Адальджиза одернула кардиган, купленный на миланской неделе моды. Совсем не из тех, взрывающих глаз и мозг моделей, которые показывают на подиуме. И если вы думаете, что стиль «old money» вышел из моды, достаточно посмотреть на Марианеллу, чтобы осознать – это не мода, это образ жизни.

– Наше решение уехать из Милана было просто блестящим! Отец стал спокойнее, девочки играют на свежем воздухе и нам не приходится о них беспокоиться.

– Боже, видела бы это Камилла…

– Мы уехали из Милана, чтобы жить нормальной жизнью подальше от таких, как Камилла. В этом и суть, дорогая.

– Камилла моя лучшая подруга.

– Она гадюка. – Лицо Симоне покраснело. Мы здесь, вот что важно. Так будет лучше для всех нас. Куда ты смотришь?

Адальджиза показала пальцем на темное пятно на потолке. – Когда мы смотрели дом, я этого не заметила. Видишь, в крыше течь. Нам придется все срывать и делать крышу заново. И на какие деньги? Это обойдется в целое состояние, а ты… без работы.

– Не волнуйся, дорогая. Да, об этом было в отчёте, это старые повреждения, а крышу заново выложили всего несколько лет назад. Можем покрасить потолок, поклеить новые обои – всё, что захочешь.

Женщина молча смотрела на пятно.

– Все в порядке, не беспокойся. У нас достаточно денег. Мы просто купим новую крышу, если понадобиться.

– Если ты будешь приглашать всю деревню на обед по выходным, деньги скоро закончатся.

Из открытого окна доносились крики, и супруги выглянули наружу. Две их дочери, десяти и шести лет, пролетели мимо, словно за ними гнались демоны.

– Не думаю, что им стоит бегать с палками, – сказала Адальджиза. – Они же глаза себе выколют! Где Виола? Мы для чего ее наняли?

– Я разберусь. – Обрадовавшись возможности сбежать, Симоне шустро выскочил из комнаты.

Адальджиза еще пару минут пялилась на пятно, потом вздохнула и отправилась наверх, в свою спальню. Дом… надо признать, он был неплох. Конечно, не аристократическое поместье, не особо роскошен, но места хватило всем. На первом этаже располагались гостиная, столовая, кухня, библиотека, прачечная, ванная комната. На втором этаже – четыре спальни, две ванные комнаты и большая лестничная площадка, где девочки уже поставили несколько кукольных спектаклей под руководством няни. Ей отвели комнату на третьем этаже рядом с помещением с низким потолком, где устроили кладовую.

Отчасти причиной переезда было недовольство Симоне сиделками, которых нанимали для его отца, вернее, это сиделки сбегали. Адальджиза категорически отказывалась нанимать баданти-иммигранток, а жительницам Милана совершенно не улыбалось следить за выжившим из ума стариком. Да и квартира, довольно просторная и роскошная на первый взгляд, оказалась тесной для семьи с сумасшедшим стариком и двумя маленькими девочками. Впрочем, ушло больше года на уговоры. Хотя в итоге Адальджиза согласилась, она не представляла свою жизнь вне Милана и впала в депрессию в деревне, потеряв привычный образ жизни.

Стоя в своей комнате перед зеркалом, Адальджиза ощутила внутри маленькое царапающее зернышко, которое с каждой минутой становилось все больше. Знакомое чувство тревоги, на этот раз вызванное отсутствием привычной жизни, расписания дел и развлечений. Телефон не звонил, она никого здесь не знала. Да и с кем тут общаться? Тревога разбухала и чернела. Как, как она позволила заживо запереть себя в этой глуши? Адальджиза понятия не имела, чем себя занять, пока с чувством благодарности и раздражения не вспомнила о пыли, которую принес в дом муж и не спустилась вниз за пылесосом.

У неё всегда были домработницы, всю жизнь; пока они не нашли свою в деревне, Адальджиза сама занималась уборкой, не зная, куда еще направить свою энергию.

Пока жена совмещала физический труд с тревожным расстройством, Симоне с новой силой принялся за работу. Непонятно, для чего служило подсобное здание и пригодится ли оно когда-нибудь, но он нашел свой способ борьбы с неуверенностью и выкладывал разрушенные стены с таким упорством, словно от этого зависело благополучие семьи.

«Все изменится, когда мы устроим ужин для самых важных персон в деревне. Появятся контакты, завяжутся отношения. Нужно лишь немного потерпеть». Симоне вспомнил, что собирался разобраться с няней, огляделся, но ни девочек, ни Виолы не увидел и с облегчением вернулся к работе.

Здесь можно заниматься чем угодно, никто тебя не увидит и не осудит. А деревенские сплетни остаются за забором, их они никак не коснутся.

Глава 3.

– История казалась абсурдной, пока я не узнал о смерти учителя музыки. – Сказал марешалло Брандолини своему подчиненному. Худенький молодой карабинер по имени Паоло превратился за год в солидного, упитанного дяденьку. Вот что значит встречаться с кондитершей! Алессия пекла такие кексы и пирожные, что Брандолини и сам втихаря предавался чревоугодию, скрывая свои слабости от Пенелопы и Николетты, не дай Бог обидятся. Домашняя стряпня- святое для итальянки, особенно если ей перевалило за девяносто.

– Beh! – Удивился Паоло. – Но может, здесь нет связи?

– А может быть и есть. И ты должен мне помочь.

– Что мне делать?

– Ты должен отправиться на маслобойню Фортунати под каким-нибудь предлогом и попытаться выяснить, не происходит ли чего-то странного. В идеале тебе бы поговорить с самим синьором Аурелио Фортунати.

– К которому неравнодушен Вивальди?

– Именно.

– Но как мне это сделать? Что ему сказать?

– Откуда я знаю? Придумай что-нибудь. Они тебя знают?

– Нет, не думаю.

– Главное, отправляйся без формы. Эх, молодежь… я за тебя должен думать?

После ухода молодого карабинера Брандолини позвонил знакомый – коллега из Матеры и сообщил, что учителя музыки задушили скрипичной струной.

– И никаких следов. Как будто его задушил призрак.

– Антонио Вивальди.

– Причем здесь Вивальди?

– Не важно, это я так. И что вы собираетесь делать?

– Мы ждём записи с камеры видеонаблюдения из ювелирного магазина прямо рядом с входной дверью жертвы,– собеседник вздохнул и добавил весьма уныло: – Если даже они не дадут нам никаких ответов, мы действительно в полной темноте.

– А есть ещё какие-нибудь подробности? Как было совершено преступление?

– Они, должно быть, напали на жертву сзади, когда он сидел в кресле, и оставили его там на несколько дней. Его нашла уборщица, которая обычно приходила дважды в неделю, но она отсутствовала десять дней по состоянию здоровья. Жертва была в таком плохом состоянии, что сначала следы на шее не заметили.

– А как убийца проник в дом?

– Мы не обнаружили следов взлома на дверях и окнах. Возможно, убитый знал своего убийцу, или у него были ключи. Тот, кто его душил, что-то искал, уборщица говорит, что нашла какие-то бумаги, разбросанные по полу, и, к сожалению, вернула их на место до прибытия полиции.

– Отпечатки пальцев?

– Только жертвы и уборщица…

Брандолини вздохнул и спросил: – Что ещё мы знаем об этом Микеле Капотонди кроме того, что он преподавал игру на скрипке

– Некоторое время назад он работал директором музыкального театра, но был уволен за растрату денег. До уголовного дела не дошло, но работу он потерял, как и друзей, перестал общаться с людьми. Преподавал и сидел дома, иногда по вечерам уходил из дома один, отсутствовал несколько часов, а потом возвращался домой, всегда один. По крайней мере, так говорят соседи и уборщица. Никогда не был женат.

– И никто ничего не заметил?

– Убийство произошло вечером, около девяти часов, согласно отчёту о вскрытии. Люди ужинали или смотрели телевизор. Никто ничего не видел и не слышал.

– А уборщица не говорила, что этим летом он отсутствовал целый месяц?

– Нет, все, как обычно, он никуда не уезжал. Но почему ты задаешь все эти вопросы?

– Потому что у меня есть дело, то есть, своего рода дело… которое может быть связано со смертью Капотонди.

– Но вы могли бы сделать официальный запрос, если ведёте расследование…

– Видишь ли, это не настоящее расследование. Просто странная история, которая может быть связана с преступлением.

– А я могу узнать эту странную историю?

Брандолини вздохнул и начал рассказывать о пропавшей партитуре. Он был уверен, что коллега из Матеры крутит пальцем у виска.

* * *

Карабинер Паоло Ривароссо сел в личный автомобиль и отправился на оливковую ферму Фортунати.

Не прошло и пятнадцати минут, как он увидел большую вывеску с названием фирмы, написанным золотом над стилизованным изображением оливкового дерева. Ниже красовалась подпись: «Мы производим масло с 1750 года».

Паоло свернул на грунтовую дорогу, обсаженную платанами и, проехав меньше километра, увидел большой фермерский дом, служивший офисом компании и заодно магазином для оптовых и розничных покупателей. Двое мужчин загружали в машину бутылки, им помогал коренастый молодой человек, несомненно, сотрудник компании, судя по толстовке того же цвета и с тем же шрифтом, что и вывеска.

Паоло не знал, как действовать в сложившейся ситуации. Он не хотел представляться карабинером, но в то же время его задачей было встретиться с Игнацио Фортунати или его дядей Аурелио, а ещё лучше – с обоими.

Как только покупатели покинули площадь, Паоло подошёл к молодому человеку и спросил, можно ли поговорить с владельцем компании.

Продавец окинул его взглядом: – Синьор Фортунати сегодня здесь, как вас представить?

– Моя фамилия Риваросса. Я ресторатор и хотел бы купить большую партию масла.

– А что так неуверенно? – Рассмеялся продавец. – Обычно этими вопросами занимается синьор Игнацио, но сейчас его нет.

– А где он? – Невежливо спросил Паоло.

– Ну, я давно его не видел. – Уклончиво ответил молодой человек. Он попросил подождать, зашел в двери, видимо, звонил хозяину. Через пару минут вернулся и показал на дорожку, ведущую за дом: – Синьор Фортунати ждет вас у себя дома.

Карабинер последовал за продавцом до начала грунтовой дороги, поднимающейся на холм, на вершине которого стоял красивый фермерский дом. Судя по фасаду и окнам, дом недавно отремонтировали.

Когда они подошли ко входу, парень остановился, распахнул дверь и крикнул:

– Синьор Фортунати, я оставлю гостя здесь, пока буду занят на складе.

Изнутри раздался глубокий голос: – Да, Ромуальдо, пусть он посидит в гостиной и скажите, что я сейчас спущусь.

Комната была очень просторной, с большим окном, выходящим в сад. На стенах висели гобелены с изображением сцен охоты. На полу лежали два больших старинных ковра; диван и два современных кресла совершенно не сочетались со стилем комнаты.

Разглядывая гобелен с изображением Дианы-охотницы с луком и стрелами, Паоло вздрогнул, не заметив, как подошел хозяин, бас раздался прямо из-за спины.

– Добрый день, синьор Риварелло, вы хотели со мной поговорить?

Молодой карабинер обернулся и увидел перед собой крупного мужчину лет семидесяти, высокого и крепкого, в клетчатой рубашке, подтяжках и коричневых вельветовых брюках. – Я Аурелио Фортунати, рад знакомству.

– Риваросса, – прошептал Паоло, скривившись от боли. Мужчина схватил его руку так крепко, что пальцы чудом не переломались.

– Я… э… местный ресторатор и хотел бы купить оливкового масла для своего ресторана…

Хозяин фирмы глянул сердито: – Ты думаешь, я не узнаю полицейского? Кончай маскарад.

– Мы… э… знакомы?

– Впервые вижу.

– Но как вы… почему вы решили…

– По поведению, по позе, в которой ты стоял и осматривал мою гостиную. И еще потому, что мой племянник- идиот.

– В каком смысле?

– Думаете, я не знаю, что он приходил в полицию и сочинил историю о партитуре? Что-то вы долго собирались.

– Карабинер. Не полицейский. Мы просто хотели узнать, все ли в порядке.

– Послушай, офицер, или как тебя там. Здесь все в порядке. Единственный, кто вышел из-под контроля, это мой племянник, который всё выдумывает. Он идиот, я же говорил. На самом деле, бедняжка, он наполовину психопат. Он выдумал эту историю, чтобы выставить меня сумасшедшим, Альцгеймер или что-то вроде. Хочет взять бразды правления компанией в свои руки, но я непреклонен. Пока я жив, ничего!

– Значит, история с украденной оперой – ложь!

Аурелио фыркнул: – Я же тебе только что сказал.

– Можно поговорить с вашим племянником?

– Откуда мне знать, где он? Он исчез два дня назад и я понятия не имею, куда он делся.

Паоло ужасно захотелось поскорее отсюда уйти. – Если вы получите от него весточку, передадите, чтобы он связался со станцией карабинеров в Пьетрапертозе?

– Откуда мне знать, получу ли я от него весточку… Мы поругались из-за этой истории, которую он выдумал. Думаю, он какое-то время не осмелится показаться.

Паоло робко протянул визитку:

– В любом случае, если он появится вы можете нам позвонить?

Вернувшись к магазину, Паоло заглянул в дверь и увидел Ромуальдо, возящегося с какими-то жестяными банками. Он позвал мужчину и спросил, можно ли поговорить с синьорой Патрицией, домработницей Фортунати.

– Это моя жена. Можете объяснить мне, чего вы от неё хотите? Разве вы не за маслом приехали?

– Я карабинер и мне нужно задать вашей жене пару вопросов…

– И что случилось? Причем здесь Патриция?

– Не волнуйтесь, мне просто нужно знать, был ли кто-нибудь в гостях у синьора Фортунати этим летом.

Мужчина почесал подбородок.

– Вообще-то, мы с женой работали здесь всё лето и не видели ни одного гостя. Разве что в июле могло быть, в первые две недели, когда мы взяли отпуск и поехали к моей невестке в Канино.

– Что за человек синьор Игнацио, племянник хозяина?

– Обычный парень. Мы выросли вместе. Он все время несчастен.

– Почему?

– Потому что не нашел себя. Ему все равно, маслом заниматься или заборы красить. В нашем деле нужна страсть.

* * *

Вернувшись на станцию карабинеров, Паоло с несчастным видом рассказал о своем неудавшемся визите.

– Не знаю, как он это сделал, но он сразу понял, что я полицейский, – пожаловался молодой человек.

– Да, актер из тебя… в любом случае мы знаем теперь, что Аурелио Фортунати в здравом уме.

– Он казался здоровым. Я думал он мне руку раздавит.

– По твоему рассказу больной там как раз племянник. С одной стороны, облегчение узнать, что история выдумана. С другой все кажется еще более странным. Если бы не смерть учителя музыки… Я все равно хочу докопаться до сути, потому что чувствую во всей этой истории что-то неладное.

– Но что нам делать?

– У нас есть подруга.

– Какая подруга?

– Подруга Игнацио. Как там ее зовут… Марчелла! Мы знаем, что она работает медсестрой в клинике в Матере.

– А фамилия?

– А я откуда знаю?

Паоло фыркнул: – В общем, искать иголку в стоге сена.

– В Матере не так много больниц. Мы знаем достаточно, чтобы легко найти девушку. Садись за телефон и обзванивай их все. И в этот раз не забудь представляться карабинером.

* * *

Отыскались три медсестры по имени Марчелла. Но двое были уже в годах и никак не подходили «на должность» подруги Игнацио; третья оказалась замужней женщиной с тремя отпрысками.

Тем не менее с каждой из них побеседовали.

– Как вы говорите, имя мужчины?– Поинтересовалась в конце разговора мать семейства.

– Игнацио Фортунати.

– Это имя мне знакомо, но вам лучше поговорить с доктором Аркуата.

Доктор Анна Аркуата согласилась на разговор лишь после того, как ей сообщили, что речь идет о расследовании убийства и в любом случае ей придется ответить на вопросы карабинеров, только уже у них в офисе. Врач попросила дать ей несколько минут, затем перезвонила сама. За это время она убедилась, что действительно разговаривает с карабинерами.

– Игнацио Фортунати был нашим пациентом с середины января до середины апреля два года назад. Вы же знаете что у нас за клиника?

– Э… – Паоло обзвонил столько больниц и медицинских центров, что запутался.

– Психиатрическая. Ваш Фортунати лежал у нас с биполярным расстройством. Если кратко – то возбуждение, то депрессия.

– Значит, безумец… то есть, психически больной.

– Пациент, которому нужна помощь, чтобы вернуться к нормальной жизни, по крайней мере, так я это вижу, – поправила его врач, продолжая, судя по звуку, листать бумаги.

– Что вы ищете? – спросил карабинер.

После некоторой паузы, когда он уже собирался бросить трубку, женщина ответила: – А вот и ваша Марчелла.

– Одна из ваших пациенток?

– Да, она была госпитализирована в то же время, что и Фортунати, с тяжёлой депрессией. Марчелла Марготти, ей на момент госпитализации было двадцать пять лет. Из хорошей семьи. Дочь Марготти, владельцев одноимённой сети супермаркетов. Студентка факультета экономики и бизнеса. Её привезла сюда семья после попытки самоубийства.

– Значит, Марчелла и Игнацио познакомились в клинике.

– Мне это кажется вероятным. После того, как настроение пациента стабилизируется благодаря медикаментозной терапии, терапия включает в себя социализацию, поэтому я не исключаю возможности, что они могли встретиться и подружиться.

– Вы лично лечили Марчеллу и Игнацио?

– Нет, их лечил доктор Пьеро Черрутти, но он не работает здесь уже больше года. Он уволился вскоре после выписки Фортунати и Марготти.

– Вы хотите сказать что есть связь между выздоровлением этих двух пациентов и увольнением доктора Черрутти?

– Нет, совершенно нет. Черрутти уехал с семьёй на север Италии, – уточнила врач с лёгким оттенком нетерпения в голосе.

– Не могли бы вы подсказать мне, как разыскать Марготти? – спросил карабинер.

– В медицинской карте есть адрес ее родителей. Но если я вам его дам, разве это не нарушение неприкосновенности частной жизни?

– Речь идет о расследовании убийства.

И это была не единственная подвижка. Коллега из Матеры сообщил, что камера видеонаблюдения в ювелирном магазине оказалась сломанной уже несколько месяцев. Владельцы магазина так ее и не починили, решили, что она отпугивает воров своим видом. Но уборщица Микеле Капотонди передала карабинерам…

– Угадай, что? – Спросил коллега. – Папку с нотами внутри. И сказала, что Капотонди передал ей ноты за неделю до смерти, попросив бережно сохранить.

– А почему она не передала их сразу?

– Она говорит, что совсем забыла о них…

– А ты сам видел ноты?

– Честно говоря, они не дают нам ничего нового для расследования. Но, возможно, они что-то значат для вас. Я отсканировал их. Перешлю вам через несколько минут.

Брандолини и Паоло уставились друг на друга.

– Что за чертовщина? Мы только что узнали, что Игнацио Фортунати пациент психиатрической клинике и выдумал историю с украденной оперой. И тут же появляются ноты. А самое главное, что мы валяем дурака, у нас и дела-то никакого нет, убийством занимаются коллеги в Матере.

– Но мы же не бросим это дело? – Умоляюще спросил Паоло? – Впервые в жизни с таким встречаюсь.

– Теперь-то уж точно не бросим. Эта история меня все больше затягивает. Только давай это останется между нами? При всем уважении к лейтенанту, боюсь, ей это все очень не понравится.

Глава 4.

– Они, наверное, очень милые, – сказала Николетта. – Первый раз новенькие устраивают обед. Надеюсь, все придут, иначе это будет очень невежливо.

– Ты знаешь, как здесь относятся к новеньким. Тут Грация забегала, она с ними уже встречалась, предложила свои услуги для уборки.

– Грация собралась убирать чужой дом?

– Конечно, нет. Исключительно из любопытства.

– Как так можно!

– В конце она просто не приняла их предложение. Все выглядело прилично.

– И что говорит, какие они?

– Говорит, внешне они выглядят… нормально. Муж довольно обаятельный и дружелюбный. Совсем не высокомерный, как можно было бы ожидать

Николетта сморщила нос: – Она ждала космических осьминогов с щупальцами и тремя парами глаз? А жена? Какая она?

Пенелопа пожала плечами. – Когда женщины хорошо говорили друг о друге? У них две маленькие дочери, старшая застенчивая, младшая неуправляемая. Скакала и визжала. Няня с ней еле справилась.

– Сколько лет детям при неработающей матери, что им нужна няня?

– Вот и ты начинаешь осуждать, Летта Денизи. Няня очень приятная, а значит, на языке Грации, тихая мышка. Свежее лицо – главный комплимент.

– Казалось, наши деревни неподвластны времени. Словно все так было и так будет всегда. Но на самом деле все меняется, появляются новые люди…

– Люди приходят и уходят. А старые камни остаются. В этом смысле все неизменно, Летта Денизи.

– Как думаешь, мы тоже должны пригласить эту семью на обед? Или просто на «aперо» перед обедом.

– А заодно новую лейтенантшу.

– О, нет. Ты не переживешь того, что она скажет о твоих пирогах! Кстати, можно мне кусочек кекса с ежевикой?

– Я думала, ты никогда не попросишь! Подкрепись перед дорогой, ты же не забыла, что должна навестить синьора Петтини?

* * *

Старенькая машинешка Николетты давно почила в бозе. Даже магия Сирены, сестры Пенелопы, а по совместительству хозяйки локанды и главной местной ведьмы не помогла.

Сколько лет прошло, а Николетта так и не смогла забыть, как стояла Сирена у ее заглохшего авто, что-то шептала и нежно поглаживала капот. И машина завелась, поехала как новенькая. Toccata, прикосновение… особая магия, которой владеют ведьмы в горных деревнях Базиликаты. Подчиняющая себе неодушевленные предметы в реальной жизни, а не в сказках. Но мертвых луканские ведьмы не оживляют, нет у них такой силы, вот и машинка скончалась от старости.

Всю жизнь прожила Николетта в этих краях, но впервые увидела тогда токкату и впервые поняла, что мир вокруг сложнее, чем обычно представляется людям.

В соседнюю деревню автобус ходит не регулярно, пришлось садиться на «Веспу». Скутер – палочка выручалочка в таких случаях. Николетта застегнула шлем, проверила, плотно ли сидят очки, не задралась ли где юбка. А потом стартанула с горы, да так лихо, что Джузеппе из соседнего дома повертел пальцем у виска. Но она, разумеется, этого не заметила. Притормозила, лишь увидев маленькую хрупкую фигурку с палочкой, шустро двигающуюся по обочине.

– Buongiornо, синьора Джервази. Как вы себя чувствуете?

– Доброе утро, Николетта. Спасибо, я чувствую себя настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Вы же знаете, что мне сто четыре года?

– Конечно, синьора Джервази, ваш возраст славится по всей Лукании и вы дарите нам всем надежду на долгое будущее!

– Боюсь, моё будущее не будет таким уж долгим, – сказала древняя синьора без тени жалости к себе.

– Вы плохо себя чувствуете? Мне жаль это слышать. – Николетта приготовилась выслушать длинные жалобы.

– Чем меньше я думаю о своих проблемах, тем лучше. Это звучит немного угрюмо, потому что наступила осень, а я ее терпеть не могу. Напоминает об увядании. Я предпочитаю весну, когда земля просыпается и оживает.

– Но в этом году осень почти не чувствуется, правда? Воздух такой тёплый, словно на дворе май.

Они поболтали бы еще немного, но синьора Джервази заявила, что у нее много дел, а каждый норовит остановить и справиться о здоровье. Это приятно, но так до вечера никуда не доберешься. И резво поскакала по обочине.

У Николетты сжималось сердце, когда она замечала, какой маленькой и худенькой, почти бестелесной становится Пенелопа. Маэстра казалась вечной, но в такие минуты все внутри сжималось от страха. Что она будет делать без подруги, изменившей ее жизнь? Поэтому она всегда останавливалась поболтать с синьорой Джервази, как бы не спешила, долгожительница в здравом уме действительно давала ей надежду.

Она срезала путь до Бернальи по извилистым узким дорогам, петляющим среди полей и рощ, и вскоре оказалась на окраине маленького городка. Без труда нашла нужный дом и припарковала скутер на обочине дороги. Размяла руки, сколько не садилась она за руль скутера, так и не научилась расслабляться, вцеплялась в него до посинения пальцев.

Синьор Петтини, конечно, неприятный тип, но в деле была какая-то загадка, а это возбуждало любопытство. Вот только как они с Пенелопой поймают странного вора?

– Вы опоздали. Ну… хорошо, входите,– пробурчал хозяин раздраженно, словно не ему, а Николетте нужна была это встреча.

– Сначала я хотела бы…

– Поднимемся наверх, я покажу вам чулан, откуда украли колодки. Петтини начал подниматься по изящной деревянной лестнице, посередине которой тянулся узорчатый ковёр.

Николетта не двинулась с места. – Я хотела бы сначала осмотреть все входы в дом, включая подвальные двери и окна. Если позволите, – добавила она гораздо тише.

Петтини остановился и несколько мгновений они смотрели друг на друга. Хозяин первым не выдержал, покачав своей огромной головой.

– Как хотите, – хрипло сказал он. – Входную дверь вы только что видели.

– Как давно этот замок на двери? Вы пользуетесь внутренним засовом, когда находитесь дома? – Теперь она могла дать фору любому карабинеру, умела задавать правильные вопросы и идти в правильном направлении.

– Нет, не пользуюсь. Ну, иногда, если вдруг вспомню об этом по пути наверх. Вы же не намекаете, что кто-то заходит, пока я здесь? Иначе они бы не смогли залезть в шкаф в моей спальне!

– Я задаю обычные вопросы, синьор Петтини, успокойтесь. Смысл обычных вопросов – составить общую картину, я должна представлять общую картину безопасности в доме.

Петтини пожал плечами и отвел взгляд. – Замок стоит уже довольно давно. С ним никогда не было проблем, я его не менял.

– У кого ещё есть ключ?

– У моих детей, наверное, но, как я уже сказал, они в университете и не были дома уже полгода. Мы с ними не очень-то ладим. Не каждая семья, знаете ли, счастливая и жизнерадостная компания.

– А вы уверены, что они не возвращались, может быть, приезжали повидаться с друзьями, что-то в этом роде?

– Не могу сказать, что это категорически невозможно, – сказал Петтини, повышая голос. – Но мои дети не крали распорки! Это абсурд!

– Я не говорю, что они это сделали. Я просто пытаюсь понять, кто мог входить и выходить из дома в последние несколько месяцев, вот и всё. Если позволите, вы довольно… обеспокоены, синьор Петтини. Вас что-то беспокоит помимо краж?

– Вы училка, детектив или психиатр? Ограничьтесь тем, что я описал. Позвольте мне ещё раз описать ситуацию, если вы её пропустили: в течение нескольких месяцев кто-то входил в мой дом и воровал мои вещи. Слава богу, ничего особенно ценного. Я не нашёл разбитых окон или других следов взлома. Я уволил свою экономку и нанял новую. И всё же кражи продолжаются.

Николетте захотелось развернуться и уйти. Пять минут в обществе этого человека и ей уже хочется ударить его по голове чем-то тяжелым.

– Не могли бы вы перечислить украденное? – Она достала блокнот и ручку из сумочки.

– Хорошо, – синьор немного смягчился. – Обувные колодки, как я, кажется, уже упоминал. Наволочки, как минимум шесть или восемь. Все зонты из подставки для зонтов. Он задумчиво постучал пальцем размером с сосиску по подбородку.

– Всё это довольно утилитарные вещи.

– Что вы имеете в виду? Что они полезны? Ну, всё полезно так или иначе, иначе бы этого просто не существовало.

– Значит, три разных кражи трех разных предметов в три разных момента времени?

– Да. Мне кажется, я что-то забыл, но помню только это.

– Вы часто забываете?

– Чёрт возьми, дамочка! В последний раз говорю: вы не расследуете то, что у меня в голове! Колодки для обуви, пожалуйста!

Скрывая улыбку, Николетта поднялась наверх вслед за хозяином. Пенелопа сказала бы, что любое расследование, независимо от того, убийство это, кража или что-то иное, всегда направлено на то, что у людей в голове. Мотив! Вот что является обязательной составляющей любого обвинения. А это значит, причины, мысли и чувства.

Кто-то хотел помучить этого человека? Если да, то план, похоже, работал. Кто-то просто пытался украсть вещи, которые никто не хватался… нет, этого не может быть, любой заметит, когда наволочки исчезнут с подушек. Почему Петтини такой ворчливый и почему дети с ним не ладили?

При осмотре дома она не увидела ничего, что могло бы дать подсказку почему и куда исчезают вещи. Это немного нервировало, потому что их клиент не обладал терпением. Он хотел ответов и чем быстрее, тем лучше. И если помочь не удастся, на их головы обрушится множество проклятий.

* * *

Карабинеры тем временем распечатали присланные ноты и переглянулись в изумлении. На первом листе было написано от руки название: «Орланда». Ф.Фортунати.

Утром Паоло Риваросса навестил родителей Марчеллы. Они жили в Матере на тихой улице, залитой осенним солнцем в элегантной трехэтажной вилле с круглыми балконами. полными цветов.

– Кто там? – прощебетал женский голос, когда карабинер нажал на звонок. Он представился, замок щелкнул и вскоре он оказался в гостиной в компании женщины лет шестидесяти, стройной, хорошо одетой. Она представилась Мартиной Марготти.

Хозяйка открыла балконные двери, впустила тепло в комнату. Обычно дамы в Матере уже кутались в это время в норковые шубки. В марте, когда в Риме люди ходят в рубашках с короткими рукавами, в Матере идет снег и ветер пронизывает до костей, так и осень приходит намного раньше, чем в центральной и даже северной Италии. А еще говорят, что юг! Но не в этом году.

– Могу я вам что-нибудь предложить?

– Не беспокойтесь, синьора. Вообще-то, мне просто нужно поговорить с вашей дочерью. Она здесь?

Женщина грустно покачала головой:– К сожалению, нет. Марчелла сейчас находится в больнице в Потенце, у нее проблемы расстройства пищевого поведения. Но почему ее разыскивают карабинеры? Что-то случилось?

– Нет-нет, не волнуйтесь. Мне просто нужно задать несколько вопросов об Игнацио Фортунати. Вы его знаете?

– Лично нет, Марчелла упоминала о нём в нашу последнюю встречу, почти два месяца назад. Она сказала, что Игнацио её друг, но больше я ничего не знаю. Меня порадовало, что он из хорошей семьи. Чем занимается этот молодой человек?

– На самом деле, мы не знаем. Вероятно, ничем, но мы должны его найти. Он исчез, – объяснил Паоло.

Мартина посмотрела на часы, и выражение её лица, изменилось. – В любом случае, моей дочери здесь нет, и я не знаю, как вам помочь.

– Не могли бы вы назвать мне больницу, где находится ваша дочь?

– Да, конечно. Но учтите, что там запрещено отвечать на телефонные звонки или принимать посетителей без разрешения врачей.

– Не волнуйтесь, мы будем беспокоить вас только в случае крайней необходимости.

– Пожалуйста, если нет очень веской причины, не ищите Марчеллу. Её душевное равновесие действительно хрупкое, и сейчас она изо всех сил старается справиться со своими проблемами.

И теперь карабинеры снова уперлись в стену. Да еще и получили партитуру, которой, по словам владельца оливковой фермы, не существовало. Все перевернулось с ног на голову: если партитура была у маэстро Капотонди, значит, Игнацио был прав, его дядя соврал. И Капотонди действительно украл партитуру, зная о ее ценности музыкант доверил ее уборщице, понимая, что в любой момент за ней могут прийти.

Но Игнацио исчез, а дядя все отрицал. На месте убийства музыканта коллеги из Матеры не нашли никаких следов, а мертвого не обвинишь в краже.

– Итак, у нас есть двое сумасшедших, один маслодел, который все отрицает, и партитура оперы «Орландо». И ноты – единственная осязаемая вещь в этой истории.

– Эти молодые люди не сумасшедшие, Паоло. Ты слишком категоричен и нетерпим. Они такие же нормальные люди, как и ты, просто у них проблемы.

– От безделья. Начни они зарабатывать на жизнь, не останется времени на депрессии.

Брандолини лишь покачал головой.

– Нужно съездить в больницу и поговорить с Марчеллой. Позвони им прямо сейчас и договорись о встрече.

– А вы, шеф?

– А я выпью кофе в баре у Лоренцо и навещу дядю Фортунати.

* * *

Хозяин маслодельни слегка запыхался, торопясь на встречу с карабинером в главное здание. Волосы растрепаны, взгляд мрачный. На вельветовых брюках масляные пятна. Этот человек не просто владел компанией, он сам участвовал во всех процессах сборки и переработки оливок.

Брандолини забыл о рассказе подчиненного и сморщился от боли, когда крепкая лапища стиснула его ладонь.

– Так чего вы опять от меня хотите?

– Я хотел показать вам это. – Брандолини вынул из папки ноты и протянул Аурелио Фортунати.

– И что это такое?

– Партитура оперы, написанной вашим предком Франко Фортунати, о краже которой ваш внук Игнацио нам сообщил. Но вы солгали нашему офицеру, отрицали кражу.

Аурелио расхохотался, да так, что слезы из глаз полились.

– Что смешного? – раздражённо спросил Брандолини.

– Вы ничего не понимаете,– ответил маслодел, всё ещё смеясь.

– Тогда объясните, как обстоят дела, чтобы я понял. Речь идет об убийстве.

Фортунати перестал смеяться и даже побледнел: – Убийстве?

– Именно. Жертва убийства поручила партитуру своей горничной незадолго до смерти. И, о чудо, именно Капотонди был одним из экспертов, которых, по словам вашего племянника Игнацио, вы вызвали сюда в поместье несколько месяцев назад, чтобы найти потерянную работу.

– Я не знаю никакого Капотонди я вообще никого не вызывал, чтобы что-то найти, – ответил Фортунати, заметно взволнованный.

Он что-то забормотал, начал ходить из угла в угол, потом внезапно остановился, хлопнув себя по лбу. – Я все понял!

– Так расскажите!

– Этот ваш Капотонди был преподавателем в музыкальном училище в Матере?

– Да, он преподавал игру на скрипке. Вы хотите сказать, что знали его? Значит, он действительно был здесь?

Фортунати покачал головой: – Он никогда здесь не был, и я даже не знаю, как он выглядел. Но я слышал, как мой племянник Игнацио упоминал о нём.

– Объясните.

– Мой племянник, бедняжка, никогда не был полностью нормальным. Он постоянно страдал от того, что в моё время называлось нервными срывами. Особенно после смерти его отца, моего брата. Мне пришлось несколько раз отправлять его на лечение. Врачи посоветовали возобновить занятия по фортепиано, которые он забросил еще в детстве.

– И что же вы сделали?

– Мы сделали всё в точности так, как нам сказали. Мы даже позвонили частному репетитору, который приезжал два-три раза в неделю из Матеры.

– Он был преподавателем в училище?

– Да, кажется, но это был не Капотонди. Его фамилия… Мадонна Санта, дай памяти… такая смешная… да, Конфеттини, я вспомнил!

– Ну и какое отношение всё это имеет к пропавшей работе?– спросил Брандолини, начиная терять терпение.

– Эти ноты не имеют никакой ценности. На Игнацио периодически нападает что-то вроде мании величия. В какой-то момент он вбил себе в голову, что является великим композитором. Он целыми днями писал ноты к партитурам, словно был Моцартом. Смотрите – что здесь написано?

– Франко Фортунати.

– Здесь написано Ф.Фортунати. Федерико- второе имя моего племянника. Он решил, что оно звучит красивее, чем Игнацио.

– Вы хотите сказать, что это не Франко, прадед Игнацио, которому отец не позволил продолжить музыкальную карьеру? По крайней мере, так нам рассказал ваш племянник, когда он пришёл на станцию карабинеров.

Аурелио рассмеялся. – Мой дед Франко даже не знал, как звонить в церковный колокол. Игнацио написал эту ерунду.

– Но какое отношение имеет к этому Капотонди?

– Однажды Конфеттини сказал Игнацио, что если он хочет стать настоящим композитором, то должен поступить в консерваторию, и пообещал познакомить его со своим коллегой Капотонди, который, якобы, имеет связи и сможет помочь.

– Помог?

– Конечно, нет, иначе я бы сразу вспомнил его имя. Я объяснил Конфеттини, что Игнацио не может жить один и не потянет интенсивное образование, не надо вбивать ему в голову всякие глупости. Конфеттини все понял и больше не заикался о консерватории. А через месяц у Игнацио случился очередной нервный срыв и он больше не хотел ничего слышать ни о консерватории, ни о фортепьяно.

– А кризис случился не потому, что его не отпустили учиться?

– Может быть, но это слишком большая ответственность, отпустить его жить одного. Я его единственный родственник и не могу так рисковать его здоровьем.

– Я все понял, но это не объясняет, как работа Игнацио оказалась у Капотонди и почему он спрятал ноты. В доме убитого что-то искали. Не удивлюсь, если именно эту партитуру.

Фортунати повертел партитуру в руках: – Я даже не знал о её существовании… Орланда… вы же не думаете, что Игнацио имеет к убийству какое-то отношение?

– Мы ничего не думаем. Это странное убийство, странная история и единственное, что нам известно – ваш племянник первым назвал нам имя Капотонди, а преподаватель в это время уже был мертв. И племянник ваш пропал.

– Мой племянник странный, но я не поверю, что он может кого-то убить. Он не жесток. Я уверен, что он вернется, иногда он исчезал на несколько дней, а потом возвращался.

– Вы знакомы с его девушкой, Марчеллой?

– Марчеллой? Я не знаю, кто это. Я даже не знаю, есть ли у Игнацио девушка. Может он и это выдумал.

– Похоже, вы многого не знаете о своем племяннике.

На прощание Брандолини молниеносным движением уклонился от смертельного рукопожатия маслодела и попросил немедленно сообщить, если Игнацио вернется домой.

Он гнал в деревню на такой скорости, словно от этого зависела его жизнь. Желудок отчаянно просил помощи, марешалло Брандолини ужасно проголодался.

Глава 5.

Жизнь в деревне текла в эти дни настолько обыденно, насколько это было возможно. Теплая осень позволила жителям сидеть допоздна за столиками уличных кафе, не спеша прогуливаться по главной улице и площади. Как и в любом другом городке Италии passeggiata была важной составляющей повседневной жизни.

Когда на Италию опускается вечер, а купол собора на любимой площади становится темно золотым в уходящих лучах солнца, приходит время любимого итальянцами ритуала. Это вечерняя прогулка- passeggiata, неторопливый променад по главной улице города, обычно в пешеходной зоне, или вдоль набережной в приморских городах.

Старики усаживаются на стульчики вдоль главной улицы средневекового Чертальдо, или на скамейки на набережной Залива Сказок лигурийского Сестри Леванте, семьи ввинчиваются в узкие улочки чрева Неаполя, или выходят на длинную корсо Гарибальди в современной части Салерно в регионе Кампанья, парами и семьями прогуливаются жители пьемонтской Ароны на озере Маджоре между кафе и магазинами на виа Кавур – в каждом городке, в каждой деревне есть свое место для вечерней пасседжаты.

Здесь впервые «выводят в свет» недавно рожденного малыша, или без слов заявляют, что этот парень и эта девушка теперь вместе. Улыбки, приветствия, смех, флирт или – такое итальянское слово – corteggiare: обхаживать, уделять внимание с романтическим подтекстом.

Сюда, на улицу или площадь, выплескивается вся жизнь городка или деревни, попутно люди заходят в бары и ресторанчики, бутики и магазины. На вечернюю пасседжату одеваются элегантно, демонстрируя новые наряды, и даже старички к вечеру обязательно выходят в костюмах. Порой даже бордового цвета, чему совершенно не мешает наличие велосипеда где-нибудь в Эмилии-Романье.

В будние дни это время для общения после работы и перед ужином. По выходным в этом ритуале часто принимает участие вся семья, включая бабушек и тетушек, ведь воскресный вечер – это время увидеть и быть увиденным, встретиться со старыми друзьями и произвести хорошее впечатление на новых знакомых, да и незнакомцев, случайно встреченных.

Если вы хотите почувствовать вкус итальянской жизни, выходите в воскресение вечером на пешеходную улицу, или на набережную или на городскую площадь, в общем – на главное место пасседжаты по вечерам в этом городке и просто смотрите по сторонам. Вся итальянская жизнь – перед вами!

В Кастельмедзано 700, в Пьетрапертозе 800 жителей, но гомон на площади в час аперитива не слабее, чем в большом городе.

Новые граждане Пьетрапертозы, пригласившие на приветственный ужин всего двенадцать местных жителей, были главной причиной для сплетен. Всем было любопытно, что привело миланцев, а по другой версии туринцев в эти края, далекие от цивилизации. Говорили, что глава семьи – банкир, сбежавший с деньгами вкладчиков, мафиозо, скрывающийся от полиции. Все понимали, что эти версии не выдерживают никакой критики, но надо же что-то обсуждать! Никто не обиделся на количество приглашенных. Вычти из восьмисот жителей детей и стариков, матерей, сидящих с детьми, молодых людей, поздно возвращающихся с учебы, глав семей, работающих в соседних городах – так оно и получится, не больше пятнадцати человек. Тем более, что в список попали мэр, карабинер, местный врач, ну, и так далее – самые важные персоны в деревне.

– Больше никаких пирогов!

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Брандолини, разглядывая Николетту. Она прекрасно знала, что на талии появилось несколько лишних килограммов, но разве расцвела, увидев в глазах импозантного седовласого карабинера искреннее восхищение!

– А ты всегда знаешь, что сказать, что мне в тебе и нравится! Узнал что-нибудь о семье Альбани? В деревне чего только о них не говорят!

– Насколько я знаю, синьора, у нее какое-то старинное и сложное имя, недавно заглядывала в кафе к Лоренцо. Но он мало что мог сказать.

– Лучше бы она зашла к Виталине. Через пять минут вся деревня знала бы не только рост и вес новой жительницы, но и ее семейное древо до десятого колена. Жаль, что Лоренцо на такое не способен.

– Он в любом случае думает о людях только хорошее. Мы, к сожалению, знаем, сколько темноты скрывается порой за привлекательным фасадом. Надеюсь, ты не стала пессимистом в отношении человечества?

– Нее совсем. На самом деле, это сделало меня более сострадательной, как ни странно. Мне жаль, что люди так ранены, так отчаялись, что чувствуют необходимость кого-то убить.

– Я не настолько великодушен.

– Но на тебе хотя бы застегивается китель. В отличие от моего платья!

На улице накрапывало. Похоже необычное тепло подходило к концу. Из-за гор показались первые тучи, густые, свинцовые.

– Как бы не накрыло.

– Темной-темной ночью… – пропела Николетта, у которой было просто великолепное настроение, сегодня она впервые отправлялась на званый ужин в качестве официальной спутницы Брандолини.

Карабинер как в воду глядел. Как только они свернули на подъездную дорожку к дому Альбани, разверзлись хляби небесные. Порывы ветра были такими сильными, что открывать зонтики была бесполезно и, когда отворилась дверь особняка, гости были похожи на мокрых крыс.

Им сразу передали по бокалу просекко. «Граппа была бы более к месту»,– подумала Николетта, но праздновать, так праздновать!

Они перекинулись парой слов с хозяевами, чувствуя неловкость – никто не знал, о чем говорить с незнакомцами и разговор шел через силу. Но из гостиной вышел Лоренцо, хозяин ресторанчика на центральной площади, Мария-Кьяра – директриса маленькой художественной школы и доктор Вернелли, немолодой семейный врач, у которого лечилась вся деревня.

Николетта сразу почувствовала себя в своей тарелке. Подумать только, до знакомства с Пенелопой она не знала никого из этих людей, а теперь они обнимаются как старые знакомые.

– Как только пошел дождь, я разжег камин в гостиной, так что нам будет тепло и уютно, – сказал Симоне.

– Довольно приятное место,– шепнула Мария-Кьяра, разглядывая картины на стенах.

Николетта кивнула, проверяя, слышит ли их хозяйка, она прекрасно знала, что последует дальше и не ошиблась.

– Интересно, откуда взялись деньги, – сказала Мария-Кьяра довольно громко.

– Тише, давай не будем обижать хозяев, по крайней мере, пока не попробуем их еду.

– Вы подготовились просто превосходно, стол выглядит чудесно! – Вежливо сказала Николетта хозяйке, которая казалась натянутой, словно струна. – Великолепное просекко.

– Спасибо. – Сказала Адальджиза и снов повисла неловкая пауза.

– Давно не помню такого неба. – Громко сказал Эдмондо, мэр деревни. – Темно-серое с черным полосами, а дальше просто мрак. Завтра меня завалят жалобами на то, что деревня не подготовлена к катаклизму.

– Да ладно, вы же не серьезно, – засмеялась Мария-Кьяра.

– Вы удивитесь. Люди обожаю жаловаться. Даже без повода.

В гостиную выскочила девочка лет шести и с громкими воплями поскакала между гостями.

– Где Виола? Няня должна присматривать за девочками, но она куда-то пропала. – Пожаловалась Алальджиза. – Простите!

Когда гости расселись, обстановка смягчилась и потекли обычные в таких случаях разговоры. Кто-то интересовался возрастом дома, кто-то восхищался свежайшими морепродуктами, поданными на закуску.

– Пьетрапертоза не самая подходящая деревня для нянь. Здесь всегда справлялись своими силами. – Сказала Мария-Кьяра.

В гостиную вошла серьезная молодая девушка. Огляделась.

– Вы что-то потеряли, синьорина Креспелли? – Поинтересовался хозяин.

– Ваша младшая… она опять спряталась и я не могу ее найти.

– Какая милая фамилия! – Восхитился доктор Вернелли. – Креспелли… такие очаровательные блинчики с начинкой, однажды мы с женой съели их целый вагон в Вероне!

Девушка мило улыбнулась, видимо она не впервые столкнулась с такой реакцией на свою фамилию.

Не успела она удалиться, как дверь снова распахнулась. На пороге стоял

пожилой мужчина в бархатном халате, размахивая огнетушителем.

Все застыли.

– Что-то горит? – Невозмутимо поинтересовался Брандолини.

– Кто все эти люди? – Спросил мужчина. И заорал, от чего все вздрогнули. – Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома! Вы здесь никому не нужны!

Ошеломленные гости молчали. Симоне Альбани подскочил к мужчине. – У нас всего несколько гостей, папа. – Он потянулся за огнетушителем.

– Мне всё это не нужно! – крикнул мужчина. – Не хочу чужих в доме!

Он поднял огнетушитель над головой, словно собираясь швырнуть в гостей.

Симоне схватил огнетушитель и заставил отца опустить его. – Ну же, пойдём со мной, папа, – сказал он успокаивающим голосом.

Мужчина выглядел испуганным, словно не понимал, как он очутился в библиотеке с огнетушителем.

– Ну же, у нас сегодня очень хороший ужин, и я принесу поднос в твою комнату. Ты голоден? Хочешь бокал просекко?

Николетта подумала, что давать мужчине алкоголь – не лучшая идея, но решила, что Симоне знает, что делает. У его отца Альцгеймер без сомнения. После короткой паузы гости заговорили, как будто их никто не прерывал.

Небо пронзила молния, раскат грома прогремел так громко, что гости ахнули. Гроза – удача хозяйки: она сделала вечер захватывающим и необычным, и у всех появилась тема для разговоров. Николетта представила, как через много лет, сидя на табурете в одном из деревенских баров люди будут восклицать:

– Помнишь безумный шторм в ту ночь, когда мы впервые пошли к Альбани?

Симоне, проводивший отца в его комнату, вернулся с улыбкой:

– Как вы, наверное, догадались, мой отец в последнее время не в себе. Но какая жизнь без капельки драмы?

Николетта, как и прочие гости, была очарована. Этот мужчина умел разрядить обстановку и, будем честны, он очень привлекателен. Она повернулась к его жене и с удивлением поймала взгляд полный ненависти, обращенный к Симоне. Это длилось всего долю секунды, но Молли была уверена, что именно это она и увидела.

– Я попросила его пригласить всех самых интересных людей, – невпопад сказала Адальджиза. – И лучшего врача, потому что это важно для девочек.

Доктор Вернелли галантно поклонился и поднял бокал.

– Лукания не так увлекательна, как Милан, но вы убедитесь, что мы здесь не умираем от скуки. – Сказал Лоренцо.

Ещё одна вспышка, за которой последовал оглушительный раскат грома. Гости обернулись к окнам, чтобы увидеть, как небо снова и снова озаряется, пока бушует гроза.

Это был не самый удачный ужин с точки зрения общения, разговоры были натужными и вялыми, а вот еда превосходна. Баранья нога томилась в печи семь часов и таяла во рту, вино превосходно, и постепенно шутки стали более веселыми, а разговоры более свободными.

Хозяйка как раз входила в гостиную с подносом, полным пирожных, когда раздался сильный треск, небо осветилось словно днем, а потом все стало черным и свет в доме погас.

Люди в недоумении оглядывались, стол освещался всего тремя свечами зажженными для красоты. Потом резкий порыв ветра распахнул окно и свечи погасли. Все погрузилось во тьму.

Не было видно ничего, даже своих рук. Все разом заговорили, испуганно и громко.

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Наверное, просто перегорел предохранитель. Электрика устарела, – сказал Симоне тем же спокойным голосом, которым он разговаривал с отцом.

– Николетта?– Тихо спросил Брандолини.

– Я здесь. Надеюсь никто не слопает втихаря все пирожные, я мельком заметила, что они выглядят очень соблазнительно.

Задвигались стулья, кто-то рассмеялся.

– Пойду, помогу Симоне, если найду дорогу, – сказал Брандолини из темноты.

Николетта хотела увязаться с ним, но откуда-то сверху раздался вопль:

– Убирайтесь!

Наткнуться в темноте на чокнутого старика совершенно не хотелось, и она осталась сидеть, вцепившись в стул, словно в якорь, во всяком случае он был осязаем.

– Все в порядке? – Голос Брандолини.

– Нет, я не в порядке!– Крикнул мэр. – Мне это не нравится, совсем не нравится. Темнота… душит нас всех!

– Боже мой, наш мэр боится темноты, – сказала Мария-Кьяра. – Просто дыши, видишь? Ты не задыхаешься. Может, ты надеешься, что тебе достанутся все пирожные, чтобы спасти тебя от истерики?

Где-то раздался смешок.

– У кого-нибудь есть спички? – спросил Лоренцо. – Мы могли бы просто зажечь свечи на столе. Может кто-нибудь со стороны окна проследить, чтобы окна были полностью закрыты, чтобы их снова не задуло?

Они сидели в густой темноте, ни звёзд, ни луны не видно из-за затянутого облаками неба, никакого света из деревни. Даже с открытыми глазами не было ни очертаний, ни контуров, ни теней. Во всех направлениях была кромешная тьма.

– Это становится немного нелепым, – сказал кто-то. – Я почти подумываю вернуться домой.

И тут, без предупреждения, свет снова зажегся, ярче прежнего, ведь все выключатели были включены, кто-то щелкал ими, проверяя, работают ли они. Все прищурились, восклицая «Наконец-то!» и смеясь.

Ещё одна пауза, пока все привыкали к свету. Мэр обливался потом и почти задыхался, никогда раньше не осознавая, что он панически боится темноты, или, по крайней мере, темноты в столовой семьи Альбани.

– Где все? – Спросила Николетта. Кроме нее, Марии-Кьяры и мэра за столом никого не было.

Она встала и вышла в прихожую, где увидела хозяйку, стоящую у небольшого столика, с которого подавали просекко при встрече гостей.

– Теперь всё кончено, не так ли? – Плечи Адальджизы поникли и она отвернулась.

Николетта не поняла, о чем говорит хозяйка дома.

– Похоже, буря не утихает. Я только что смотрела в окно. – Подошла Мария-Кьяра.

– Убирайся,– завопил сверху отец Симоне и Николетта даже отступила, хотя находилась далеко от старика.

– Шторм, должно быть, очень его расстроил, – сказала она Адальджизе, но та, не ответив, ушла на кухню.

Мария-Кьяра с одним из гостей направились в библиотеку, но не успели они войти, как женщина истошно закричала.

Николетта кинулась на крик, откуда-то появился Брандолини и они одновременно вбежали в библиотеку.

Мария-Кьяра стояла, прикрыв рот рукой, и смотрела сверху вниз на няню, лежащую на полу за креслом. Она лежала лицом вверх, с закрытыми глазами. Платье не было задрано, руки по бокам; казалось, молодая женщина решила прилечь у огня вздремнуть.

– Виола? – Тихо спросила Мария-Кьяра.

– Доктор Вернелли! – Крикнула Николетта.

Доктор вбежал в библиотеку и наклонился к девушке. – Боюсь… ничего нельзя сделать.

Продолжить чтение