Читать онлайн Каролина. Часть четвертая бесплатно

1. Ночные шорохи

Сухость во рту, головокружение и злость на себя – с этим коктейлем чувств и ощущений открываю глаза и упираюсь взглядом в кроны деревьев и серое небо за ними. Облака лениво проплывают, периодически загораживая свет и отбрасывая тени.

Как же болит голова.

Касаясь лба, морщусь и шиплю от боли.

Несмотря на то, что сейчас мое тело валяется на спине – я снова в бегах. Скрываться от опасности любого толку – уже стало моим кредо.

Прогоняю последние воспоминания… я думала, что кто-то ударил меня по голове и я отрубилась, но все оказалось куда печальнее.

Я вижу ее. Вижу толстую ветку, на которую налетела, сбегая в ночи непонятно от чего и от кого. Проклятая ветвь в засохшей крови непреклонно нависает надо мной, шурша листьями, словно в насмешку, и сквозь этот шорох в голове отчетливо слышится: «Уделала я тебя знатно». А у меня даже нет сил и желания показать ей язык или сказать пару ласковых.

На острове меня одурманили чем-то непонятным. Сейчас все тело ломит, глаза сухие, а голова идет кругом настолько, что ветка периодически начинает кружить вокруг своей оси.

Как долго я провалялась среди опасности леса? Если судить по цвету неба – практически всю ночь. Черт, как меня еще не погрызла и не растащила на куски местная флора и фауна? Да, я и позабыла, что вблизи тропы стараются уничтожать мутировавшие растения. Но даже это не дает гарантии, что какой-нибудь цветок-людоед не затерялся среди травы.

Принимаю сидячее положение и на мгновение замираю, фокусируя взгляд на куске валяющейся коры. Я врезалась настолько неудачно, что оторвала шмат дерева. Даже не хочу знать, что я оторвала от собственного лица. Какое-то время на периферии все пляшет и меняется местами с неконтролируемой скоростью. Меня мутит. Опускаю веки, царапая при этом сухие глазницы, открываю и снова упираюсь взглядом в кусок коры. Зрение стабилизируется после нескольких попыток, и у меня появляется возможность осмотреться.

Лес как лес.

Близко растущие деревья, низкая трава. Никаких животных не замечаю. Мутировавших тоже нет, но самое главное – тут нет людей. Я одна и это скорее хорошо, чем плохо.

За время отключки сознание прояснилось, и теперь я не понимаю, какого хрена послушала Миранду. Мне нужно было вернуться в комнату и покинуть остров вместе с Адрианом. Нельзя! Черт возьми, нельзя было разделяться. Это опасно.

Чертово пойло. Или еда. Воздух?

А как, собственно говоря, меня опоили?

Вода в комнате? Еда в кафе? Не могу припомнить…

Я не чувствовала посторонних примесей, но Адриан-то должен был. Или все это ложь, и Адриана никто не травил? А меня, пожалуйста.

Идиотские люди. Идиотская власть и борьба за нее…

Поднимаюсь в полный рост и осматриваюсь еще раз. В какой части леса я нахожусь? Как далеко удалось убежать?

Подбираю выпавший при падении пистолет и прячу его за пояс. Со злостью смотрю на ветку, которой удалось справиться со мной, и показываю ей средний палец. Эта сучка вывела меня из строя на несколько часов. Еще один момент жизни, за который я не испытываю гордости. Досада на необдуманные поступки уже стоит за спиной и шепчет логичные вещи, которые я не сделала.

В десятый раз проклинаю Миранду.

В двадцатый – себя.

Осмотревшись по сторонам, понимаю, что я бежала не по тропе, а зарюхалась в лесную чащу. Не удивительно, что дерево остановило меня. Не оно, так это сделало бы любое другое. Сквозь них невозможно пробежать и остаться невредимой. В каком направлении я вообще двигалась? Как далеко забралась? Воспоминания мутные и скомканные.

Содранная ладонь напоминает о себе, и я тут же морщусь от воспоминаний. Уверена, Брайана в лесу не было. Разум настолько запутался в мыслях, что нарисовал единственное лицо, которое я бы хотела видеть в момент, когда мне угрожает опасность. Но ведь опасность теперь не только моя, я делю ее с ребенком… Опускаю скрюченные пальцы на живот и медленно развожу их в стороны. Как бы я не старалась обнять его, у меня это не получается.

– С тобой все в порядке? – дрожащим голосом спрашиваю я.

Ответа нет, как и реакции тела. Ничего не происходит, и это пугает. Как я должна понять, что из-за отравления и сумасбродного побега не пострадал ребенок?

Никак.

Я просто должна верить, что с ним все хорошо.

Я просто должна вернуть нас домой.

Я просто обязана защитить нас от сумасшедшей Каролины, которая решила, что может использовать свой дар в личных целях. Нечто невесомое, но надоедливое внутри меня, напоминает, что я и сама пользовалась даром, когда заглядывала в голову Брайана. Но ведь это другое. От этого никто не пострадал. Только если мое сердце. Отпускать дорогого человека, понимая, что ты ему не менее дорог в разы мучительнее, чем оттолкнуть того, кто этого заслужил. В тот раз я сделала больно себе, а Элли мучает всех вокруг.

– Мы выберемся, – обещаю я, не понимая, что испытываю при мыслях о том, что отныне я отвечаю не только за свою безопасность, но и за… него… нее?

Никто не получит этого ребенка. Ни сумасшедшая Элли, ни ублюдок Поул.

Как же легко давать себе обещания, и насколько сложно их сдержать.

Что я буду делать с ребенком, когда он появится на свет? Как будут проходить дни и ночи? Чему я научу его? Как воспитаю? А если он заболеет? Или при родах что-то пойдет не так?

Меня моментально бросает в холод. Я не готова и совершенно не знаю, что делать в будущем. Иметь ребенка – это дар, которого лишены многие женщины. Ребенок – это дар… Готова ли я к нему? Ситуация не подходящая для таких мыслей. Я подумаю об этом и о многом другом, когда буду внутри безопасности стен Салема. До этого я должна сосредоточиться на выживании и пути, что мне предстоит преодолеть.

Кручусь и разглядываю лес, он никак не хочет дать мне подсказку, в какую сторону двигаться. Хотя… ветка. Я ударилась о нее лбом, значит бежала оттуда. Если я выйду к причалу, то смогу понять, в какую сторону идти, чтобы добраться до первой хижины. Но Миранда сказала, что мне нужно миновать первую хижину. То есть, я должна пройти мимо и не заходить внутрь. Да какая уже к черту разница? Смысл думать о словах Миранды? Время, отведенное на это, все равно уже вышло. Даже если она и говорила правду, это уже не актуально.

Твою же мать! У меня, в отличие от Адриана, нет ключа. Нет воды и еды. Ничего нет, кроме пистолета, так заботливо подсунутого Мирандой, и бесполезного зеленого плаща. Выползаю из созданной природой ямы, куда свалилась после нокаута, и осматриваюсь, легкий плеск воды долетает до слуха, и я направляюсь вперед. На ходу снимаю плащ, но не выкидываю, хотя очень хочется от него избавиться. Здравая часть мозга подсказывает, что я смогу использовать его в качестве укрытия от насекомых, подушки или ловушки для мелких зверят.

Немного поблуждав, мысли возвращаются на остров, столь неожиданно мною покинутый.

Конклав – сборище лицемерных людей, которым досталась власть. Что важного и ценного они обсудили? Договоры практически не меняются десятилетиями, а эти встречи приносят только затраты. Взять хотя бы хижины. Сколько средств уходит на их поддержание? Сколько топлива тратится на вертолеты и машины, доставляющие глав к началу пути? Изначально я испытывала трепет перед конклавом, теперь же только презрение. Не хочу иметь с ними ничего общего, но чтобы защитить себя навсегда, я должна сделать так, чтобы они считались со мной. Я не могу использовать для этого Салем. Город не принадлежит мне даже несмотря на то, что я единственный настоящий наследник Куин. Я не буду поступать так с Адрианом, не уподоблюсь остальным главам и никогда не пойду по головам тех, кто мне дорог.

Не променяю себя на власть и безопасность.

Шаг за шагом приближаюсь к шуму волн. Я пробежала не больше трехсот метров. Вот это дерево я могла принять за Брайана. Саднящая содранная ладонь дает о себе знать, напоминая, что несколько часов назад я ругалась с одним из деревьев, а потом была повержена другим. Не самый продуктивный день.

«О таких оплошностях я ребенку рассказывать не буду», – решаю я и иду дальше к воде. Паром пуст, поблизости никого нет. Насколько мне известно, переправщик перестает патрулировать только после того, как конклав официально заканчивается, то есть, когда последний человек покинет остров.

Шелест волн успокаивает и дарует видимость контроля и умиротворения. Кажется, что кроме меня в мире больше никого не осталось. Есть только я и море.

Около десяти минут наблюдаю за водой, гонимой ветром, и перебираю мысли, заставляя мозг работать на максимум.

И что мне делать?

Пешком дойти до Салема не вариант. Будь у меня еда и вода, шансы были бы достаточно высоки. Не имея ничего, я уже могла бы вернуться в яму и закопать себя листвой, но по соображениям упорства и здравомыслия этого не сделаю. Не позволю Элли и Поулу плясать на моей могиле.

Снова проверяю место, куда спрятала пистолет, и нахожу его там. Вот насколько я была не в себе, что не смогла его обнаружить в нужный момент? Два средства самозащиты лучше одного. От осознания этого даже немного увеличивается позитивный настрой. Скручиваю плащ в жгут и обматываю его вокруг талии. В будущем он может послужить мне крышей или подстилкой. Идти в нем не вариант, этот зеленый чересчур яркий и отличается от листвы. В нем я слишком заметна. Не знаю пытается ли кто-то поймать меня, но не собираюсь давать преимущество даже воображаемому противнику.

Отправляюсь вглубь леса и в этот раз стараюсь держаться тропы. Может быть, мне удастся догнать кого-то из тех, кто покинул конклав совсем недавно? Тогда появится возможность попасть в одну из хижин и привести себя в порядок, взять необходимое и отправиться дальше.

Предположим, я встречу кого-то из глав городов, и что я им скажу? Как объясню то, что я не с Люком? Где он? Почему у меня нет ключа и даже рюкзака? Какого черта я пропала с острова ни с кем не попрощавшись? Хотя последний вопрос вряд ли кто-то задаст.

Если и догоню кого-нибудь, то буду действовать по обстоятельствам. Скорее всего попытаюсь украсть ключ.

Где Адриан? Если паромщика нет на месте, это значит, что Адриан покинул остров. Может, он ищет меня прямо сейчас? Несколько раз оборачиваюсь, будто возможность увидеть соратника в данных обстоятельствах достаточно высока.

Никогда в жизни не поверю, что Адриан решил уйти без меня. Либо с ним что-то случилось, либо он уже мертв. Иных уважительных причин бросить меня в лесу у него не было.

А знает ли он, что я в лесу?

Голова раскалывается. Виски давит, а затылок простреливает тупой неприятной болью. Хочется пить.

Миранда могла не рассказать Адриану о нашем нелепом диалоге и о том, как она вытолкнула меня за пределы острова. Почему я ей поверила? Какого черта оставила Адриана там, а сама сбежала?

Все произошло настолько быстро, что я не смогла обдумать возможные выходы из сложившегося положения. Да еще и этот дурман.

Былая симпатия к Миранде исчезает как дым от потухшего костра.

Иду по меньшей мере четыре часа, ноги гудят, а голова периодически кружится так сильно, что приходится хвататься за ближайшие деревья, а если таковых нет, то прямо за воздух. Теряю равновесие по меньшей мере семь раз, а сколько еще предстоит, неизвестно.

Постепенно скорость сокращается до минимума, а жажда раздирает горло.

Кажется, я начинаю ненавидеть Миранду. Не появись она на конклаве, все закончилось бы иначе. Она не смогла бы проголосовать против Брайана, не запудрила бы мне мозги. Что она за человек? Какие мотивы руководят ею? Какие цели эта сука поставила перед собой и что готова сделать ради их свершения?

В очередной раз хватаюсь за воздух и валюсь на землю, больно вонзившись коленями в тропу.

– Ненавижу, – шиплю я и снова поднимаюсь.

Я обязана выбраться отсюда. Я должна найти Брайана и рассказать ему обо всем. Не ради того, чтобы мы стали парой, я больше не буду просить его остаться – насильно мил не будешь, но я буду просить его о другом. Он должен убить Поула и Элли, только в таком случае ребенок будет в безопасности. Не только наш, но и многие другие, над которыми Элли решит провести очередные эксперименты. А она решит. Ведь даже считая, что ребенок внутри меня приходится ей внуком, она готова пожертвовать им ради свершения своего замысла. А замысел-то в чем заключается? Править всеми, чтобы никто даже не смел посягнуть на ее трон? Создать армию, с которой не справятся даже мутировавшие?

Дрянная старуха.

Даже представить не могу, что у нее и у безэмоционального и бесхребетного Патрика родился такой замечательный человек как Адриан. Он ведь совершенно на них не похож, а вот Миранда вполне могла бы быть их дочерью. Такая же змея как и Элли.

Официально заявляю, Миранда самый неоднозначный человек в моей жизни. Не уверена, что когда-нибудь смогу понять ее.

Когда силы окончательно покидают меня, я сажусь на землю прямо посередине тропы. Сколько прошло времени? Я не знаю.

Сижу раскинув ноги и прикрываю веки, чтобы хоть немного сбить вращение, что в очередной раз застало меня врасплох. Глаза сухие, будто я только что достала их из песка и вставила в глазницы.

Болит все, но в разной степени. Что-то горит, где-то колет, где-то ноет и так далее до бесконечности.

Сейчас я не уверена, что меня вырубила ветка, куда более вероятно, что это произошло из-за пойла, которым меня отравили. Видимо, у этого яда куча побочек и, кажется, я испытываю их все.

Слух улавливает странный звук слева. Что-то среднее между щебетанием птицы и фырканьем. Стараюсь не делать резких движений, приподнимаю веки и медленно поворачиваюсь.

Среди кустов сидит создание, изуродованное природой, когда-то очень давно, скорее всего… это могло бы быть зайцем, сейчас же от первоначального облика милого зверька остались только уши и красные глаза. Морда настолько безобразна, что хочется отвернуться и проморгаться, чтобы забыть его вид, но я не смею этого сделать. Чудище смотрит на меня, повернув голову немного вправо. Оно не увидит меня, если будет держать голову прямо, ведь глаза расположены, как у птиц – по бокам. Серая шерсть растет клочками – тут мягко, там голо. Стоит животине открыть пасть, как оттуда вылетают странные звуки, которые и привели меня в чувство. Крепко сжимаю рукоять пистолета. Если эта тварь решит напасть, то я выстрелю, не задумываясь. Да, это выдаст мое примерное местоположение, но я не могу позволить себе отрубиться из-за яда мутировавшего животного. Не факт, что когда я буду без сознания этот зверь останется сидеть и смотреть на меня. Скорее всего он оттяпает самый привлекательный кусок и приступит к насыщению желудка. Вот же прожорливый уродец.

Минуты утекают сквозь пальцы, и постепенно из травы появляются все новые и новые уши. Насчитываю восемь особей и медленно поднимаюсь на ноги. Чем дольше я буду сидеть, тем больше их придет, а магазины с патронами не резиновые. Да и стрельба в любом случае выдаст меня с потрохами. Жаль, что у меня нет пистолета Брайана, бесшумного и безжалостного, как и его владелец.

Чудища не бросаются на меня, но стоит мне начать движение, как они издают более громкие звуки и идут следом, не покидая пределы высокой травы. Даже боюсь представить, что у них за лапы. На данный момент я могу сказать две вещи. Первая, эти кролики-птицы точно мутировавшие. Второе, они падальщики, так как идут за мной, но не предпринимают попыток напасть. Терпеливо ждут, когда я совсем останусь без сил и потеряю сознание, тогда-то они и примутся за меня.

– Пошли вон, – рычу я, остановившись и обернувшись к ним.

Они в ответ чирикают и шипят, от этого звука становится тошно. Смотрю на их клювы, что раскрываются и захлопываются с характерным звукам, и воображение моментально рисует картину, как я, блуждающая по лесу, валюсь без сил, и чудовища начинают рвать тело, вонзаясь клювами.

– Хрен вам, – бросаю я и продолжаю путь.

Периодически оборачиваюсь, чтобы проследить за моим сопровождением – они не отстают и не приближаются. Держатся на идеально выверенном расстоянии, чтобы я не смогла нанести им вреда. Умные гадины.

– Не дождетесь, – шепчу я и сама не понимаю, кому именно отправляю эти слова, Поулу и Элли или же кроликам-птицам.

Мыслям становится тесно, я продолжаю переставлять ноги, шепча себе под нос все, что планирую сделать в ближайшее время.

– Сначала я доберусь до Салема и узнаю, что случилось с Адрианом. Схожу к доктору, чтобы получить подтверждение или опровержение заявлению Элли.

Голова идет кругом, нога подгибается, и я присаживаюсь на колено, фокусирую взгляд на чем-то примечательном выше по склону и приказываю себе подняться. Иду не отводя взгляда и, когда до предмета остается всего ничего, останавливаюсь. Это человек. Он лежит на спине, руки его раскинуты в стороны, а ноги согнуты в коленях и покоятся слева, тем самым скручивая тело в районе талии. Форма на нем из Дэйли, это военный, вот только его кто-то застрелил четким попаданием в лоб и снял все боеприпасы. Несмотря на это, я все равно подкрадываюсь к телу, потому что вижу фляжку на его бедре. Не могу думать ни о чем другом, я адски хочу пить.

Мои верные друзья-падальщики прутся за мной и в любом случае выдадут мое местоположение, если кто-то прячется в кустах, лежит в траве или стоит за вон тем толстым стволом старого дерева.

Плевать.

Жажда сильнее инстинкта самосохранения.

Протягиваю руку к фляжке и отстегиваю ее, чувствую тяжесть и без зазрения совести откручиваю крышку. Даже не понюхав содержимое, с жадностью вливаю в себя воду, она скатывается по подбородку и проливается мимо, но я не могу остановиться и пью, пока внутри не остается всего пару глотков.

Губы растягиваются в улыбке. Поднимаю фляжку и салютую падальщикам.

– За мое здоровье, уродцы.

Оставшуюся воду не трачу, закручиваю крышку и обшариваю корманы служителя Дэйли. Больше ничего нет.

Смотрю на молодое лицо с дырой во лбу.

– Кто же на тебя охотился? – спрашиваю я в пустоту.

Ответить он мне не сможет, даже если бы и хотел. Самой догадаться или найти подтверждение любой из догадок – не вариант. Его мог убить Адриан или случайно забредший охотник. Может, он что-то не поделил с людьми из своего отряда и за это его пристрелили и бросили здесь, а по приезду в город, убийцы могут придумать любую историю, ведь проверять никто не станет.

Главы городов продолжают мериться членами, а страдают от этого вот такие юные, еще не пожившие и ничего не видевшие юноши. Жалость к убитому уже ничем ему не поможет.

– Спасибо за воду, – шепчу я.

Поднимаюсь и продолжаю путь, а солнце тем временем клонится ниже к земле. Резко оборачиваюсь на усилившийся звук издаваемый зайцами. Трое раздирают тело парня, один отпугивает оставшихся. Видимо, у них есть своя иерархия и порядки. Ужасное зрелище. Отворачиваюсь и продолжаю путь, понимая, что теперь за мной идет меньше падальщиков. Разделились? Или эти поняли, что к той добыче их никто не подпустит?

Ночью здесь будет хуже, чем днем. Если блуждающие тучи спрячут от меня луну, то я не смогу ориентироваться.

Заблудиться страшно, именно поэтому я не схожу с тропы, пока вконец не темнеет.

Осматриваю ближайшие к тропе деревья, но не рискую залезать на них. Толстые ветви располагаются достаточно высоко, и если я свалюсь, то убьюсь мгновенно. Одна из подобных веток уже одержала надо мной верх, так что рисковать не буду.

Отхожу немного в лес и выбираю мохнатый куст с белыми цветами, они лениво закрывают бутоны, готовясь ко сну, который мне, как и им необходим.

В животе урчит, но порадовать его совершенно нечем. Косо смотрю на кроликов и прикидываю, отравлено ли мясо мутировавших? Если да, то подействует ли яд на меня? Я ведь была заражена, подтверждение тому не уходящие рисунки на теле.

По идее я могу попытаться поймать одного из них с помощью плаща, но тут же столкнусь с другой проблемой. Огня мне не раздобыть, а сырое мясо… Пусть пока живут.

– Зря вы за мной идете, – говорю я шерстяным клювам, разворачиваю плащ и устраиваюсь под деревом за кустом.

Спать в лесу опасно, но за неимением выбора я сдаюсь и прикрываю веки, концентрируясь на звуках преследователей. Кажется, что они не сокращают расстояние, и я постепенно расслабляюсь.

Из пучины психоделического сна меня вырывает боль в руке. Распахиваю веки и вскрикиваю. Передо мной стоят все восемь кроликов-птиц, и один из них только что меня клюнул в тыльную сторону ладони.

– Я вообще-то еще жива, – рычу я.

Пинаю ближайшего к ногам наглеца. Нога запуталась в плаще, и только это спасает наглую голодную уродскую морду от сокрушительного удара.

Они, пища и клацая клювами, начинают прыгать на… лапах? Не знаю, как обозвать их конечности, они слишком уродливы, чтобы смотреть на них дольше пяти секунд. Что-то паучье-собачье.

– Пошли вон, – гоню их я.

Им плевать на мои просьбы, они бесцельно бегают-прыгают кругами. Раздражают.

Компания снова вместе. Ненасытные твари сожрали парня и даже не взяли перерыва, отправились за мной.

Я бы назвала это бесконтрольной паникой уродцев, иного определения придумать не могу. Они позволили мне поспать около пары часов. По крайней мере, я так ощущаю. Снова закрываю глаза, но под неутихающий гомон невозможно заснуть, поэтому поднимаюсь, выхожу на тропу и продолжаю идти вперед.

Мысли постепенно заполняют мозг, а потом одновременно улетучиваются, оставляя после себя пустоту. Нахожусь в прострации. Возвращаюсь из нее. И уже через час снова делаю привал и вырубаюсь.

Мне снится Брайан. Снова находимся в его доме. Мы не разговариваем, но по его взгляду я знаю – он снова отвергает меня. В груди становится так больно, будто мне кол вогнали в сердце. Все так же безмолвно он переводит взгляд на дверь.

– Уходи отсюда, – говорит он и тем самым делает мне еще больнее, хотя, кажется, что больнее уже быть не может. С чувством маньяка-садиста он проворачивает кол с заостренными краями прямо в сердце.

– Я не хочу, – слышу свой голос, но губы не шевелятся. – Ты читаешь мои мысли?

– Никогда не хотел знать, о чем ты думаешь. Уходи. Уходи отсюда и иди домой.

Неожиданно он толкает меня, и я возвращаюсь в реальность.

Даже во снах я унижаюсь перед ним, а он только и делает, что приносит мне боль и опустошение.

Слух улавливает странные шорохи на тропе, и я тут же забываю про сон. Кто-то шаркает по истоптанной дороге.

День уже вошел в битву с ночью за права главенствования, и это помогает разглядеть троих. Слева идет женщина примерно моих лет, она поддерживает мужчину, который явно угодил в передрягу, ведь его нога то ли прострелена, то ли проколота в районе бедра, под другую руку его держит огромный мужчина со слишком мохнатым лицом. Нет, он не какой-то там изменившийся или мутировавший, ему просто никто не рассказал, что всю эту длинную хрень с лица можно хотя бы состричь.

Их форма не дает мне расслабиться. Очередные люди из Дэйли. Старуха что – отправила весь город на мои поиски? Она не прекратит, пока не получит ребенка, или пока не умрет. Другого варианта ее остановить не существует.

Я одна и измождена.

Их двое с половиной.

Я не могу сойтись с ними в рукопашном бою, слишком велик шанс проигрыша. Недальновидно вступать в схватку, если на твоей стороне меньше пятидесяти процентов удачи. На моей сейчас что-то около пятнадцати.

От прямого столкновения меня отодвигает новое положение.

– Они так и идут за нами, – обливаясь потом шипит раненый.

Кто они и так понятно. Мои друзья-падальщики срулили от меня, пока я виделась во сне с Брайаном. Неожиданная и странная мысль сбивает с толку. Брайан сделал мне больно во сне, но именно из-за этого я проснулась в нужный момент и засекла людей из Дэйли. То есть, Брайан спас меня? Точнее, это была часть подсознания, которая, вероятнее всего, отвечает за безопасность. Интересно.

Падальщики, видимо, почувствовали запах крови, или мужчина ранен не первый день и стал несчастным владельцем омертвевшей плоти, что непреклонно привлекло зайцев-птиц к их компании. И что более ценно – отвело чудищ от меня.

– Я уже говорила, стрелять мы в них не будем, и ловить тоже. Хочешь поймать, беги за ними сам, – рычит короткостриженная женщина.

– Не смешно, – бурчит раненый, обливаясь потом.

На самом деле немного смешно, но у меня настолько истощился энергетический запас, что я даже не улыбаюсь. Они медленно продолжают шаркать мимо меня, пока раненый не просит отдыха для простреленной ноги.

На протяжении десятков минут они сидят на середине дороги и разговаривают. Жаль, что не делятся полезной для меня информацией. Они пьют воду и достают еду, это всего-то какие-то батончики, но у меня даже от этого текут слюни, а желудок урчит настолько громко, что я вздрагиваю, а вдруг меня услышали…

Нет. Не услышали.

Они продолжают переводить дух, а я облокачиваюсь о ствол дерева и наблюдаю за ними сквозь плотные ветви кустарника.

Чудища не умолкают, продолжают свою смертельную трель, но поют теперь не для меня. Их гомон скрывает урчание моего желудка. Спасибо, уродцы.

– Нам сказали, что она безоружна, – жалуется раненый. – Так какого хрена она в меня стреляла?

– Нам сказали – она опасна, будьте осторожны. А ты шел и пиздел так громко, что тебя бы даже мертвый услышал. Она тебя заметила и выстрелила, – гремит басом бугай, ковыряясь у себя в рюкзаке.

У него там явно есть еда. Но кроме голода я интересуюсь еще одной вещью. Если они ищут меня, и стреляла в них не я, то кто? Кто эта самая она?

Люди из Дэйли продолжают разговоры, но все уходит к тому, как они уже хотят вернуться в город и позабыть обо всем, что случилось за эти трое суток.

Трое суток?

Я потерялась во времени и думала, что прошло всего два дня. Один я провалялась, второй шла. Куда делся третий? Или люди Дэйли прятались в лесу заранее?

Слушаю их, а взгляд без моего приказа бросается к сумке, где спрятана еда. Желудок снова урчит.

– Давай их пристрелим, а? – спрашивает бугай у женщины.

– Нет. Так мы раскроем свое местоположение. А вдруг она где-то рядом? М-м?

На ее вопросы никто не отвечает, ведь смысла в этом нет.

Ничего не могу с собой поделать, взгляд постоянно возвращается к их сумке. Кажется, что я не ела уже пару дней, хотя времени прошло гораздо больше, если верить словам развалившихся на тропе людей.

Подожду, когда они уснут и стащу еду. И лучшим вариантом, чтобы они меня не нашли – держаться как можно ближе. Я буду их преследовать и явно выйду куда-то, где есть транспорт. Если честно, я даже не представляю, как мне добраться до Салема, ведь сюда мы прилетели, а потом еще и неделя пути по лесу. Даже если я доберусь до вертолетной площадки, нет гарантии, что там меня до сих пор ожидает пилот. Он мог улететь, умереть или мутировал.

Троица продолжает разговаривать, и через несколько минут я уже перестаю их слушать. Если за мной отправили таких трещоток, то я не удивлена, что они меня до сих пор не поймали. Им некогда смотреть по сторонам, они слишком поглощены друг другом. Один страдает, вторая старается показать все свое остроумие, а третий и вовсе кажется отстраненным не только от поисков, но и от мира в целом. Именно он напрягает меня больше остальных. Если бугай решит вернуться в этот мир из грез, то вполне может заметить искомое. Если они попытаются схватить меня или причинить вред, я буду защищаться до конца. Тут без вариантов. Я не тот человек, который будет жертвовать собой, спасая незнакомца. Тем более у меня появилась цель, ради которой эту самую жизнь я буду оберегать.

После привала они собираются с силами и идут дальше по тропе, следом за ними зайцы-уродцы, а потом уже я.

Этот проклятый лес никогда не закончится, мы петляем по натоптанной дороге. Преследуемые мною периодически останавливаются, и не битый мужчина уходит в одну сторону, а женщина в другую. Они ищут меня, это стало понятно из одного разговора, где они назвали мое имя. Ободряет то, что я нужна им целой и невредимой. Элли заботится о сосуде, что должен принести венец для ее безумных идей.

Допиваю последние глотки воды и привязываю фляжку на бедро. Выглянув из-за ствола дерева наблюдаю, как охотники за моей головой раскладывают вещи и готовятся ко сну. Женщина разводит костер, из этого я могу предположить, что они либо глупы, раз так явно приглашают мутировавших, либо бесстрашны и им плевать, если кто-то явится на ужин.

Они рассаживаются вокруг костра и тихо переговариваются под треск поленьев, достают из рюкзака еду и понемногу уплетают ее. Я же наблюдаю за ними и жду, когда они лягут спать. Мне нужна еда, я знаю, где она находится. Осталось ее только украсть.

Все я не возьму, лишь немного, чтобы ищейки не догадались о наглом воровстве.

Держусь на ногах лишь силой мысли и веры в то, что я выберусь отсюда. Пища необходима.

Двое из троих засыпают, а девушка остается на страже. Она около часа не уходит от костра. Меня уже клонит в сон. Держусь из последних сил. Наконец-то дама отрывает пятую точку от земли, берет с собой нож, пистолет и идет в лес, тем самым давая мне возможность украсть еду и воду.

В одну секунду скидываю с себя одеяло дремоты и отстраненности. Сердце разгоняется с помощью адреналина. Опасность быть пойманной дышит в затылок, но я не смею медлить.

Не могу тратить время. Не могу выискивать более подходящего варианта, ведь его может и не быть.

Мне необходимы вода и еда.

Выжидаю пару минут и крадусь к костру, аккуратно переступая упавшие сухие ветки. Да, дождь бы не помешал, может, удалось бы собрать немного воды, не прибегая к воровству.

Нужная мне сумка лежит возле тлеющих поленьев и манит к себе магнитом.

Раненый мечется во сне, на лице выступил пот, а губы безостановочно шевеляться. Возможно, у него жар из-за ранения или дело куда хуже, и он подцепил заразу. Второй спит, прислонившись к дереву, лицо умиротворенное, насколько можно судить, ведь всю картину я не вижу из-за бурной растительности в нижней части физиономии, руки сложены в замок на животе. Надеюсь, он не проснется, этот бугай переломает меня одной левой. А вот с больным и раненым я в состоянии справиться.

К счастью я передвигаюсь не в гробовой тишине. Зайцы стали тише, но не прекратили шуметь. Даже треск костра помогает мне подобраться незамеченной.

До огня остается пара метров, чувствую его жар и завидую моим преследуемым преследотелям. Я, оказывается, замерзла, но даже не обращала на это внимания, пока не почувствовала тепло.

Присаживаюсь на корточки и подтягиваю к себе рюкзак, периодически бросая беглые взгляды на мужчин. Открываю рюкзак и достаю оттуда фляжку воды, меняю свою пустую на их наполовину полную.

– Какого черта? – хрипит раненый.

Спина каменеет.

Медленно поворачиваюсь к проснувшемуся.

Он смотрит прямо на меня, я на него.

Сердце заходится в бешеном беге. Не будь я обезвожена, на ладонях бы выступил пот.

Прикладываю палец к губам и шепчу:

– Тихо.

Безмолвная битва взглядов продолжается около минуты. Мой – уставший и решительный против его – больного и растерянного.

Показываю ему пистолет. Он кивает, я выдыхаю. К счастью, раненый оказался здравомыслящим человеком. Будь иначе, мне бы…

И тут здравомыслящий орет во все свое больное горло:

– Она зде-е-есь!

Хватаю рюкзак и поднимаюсь, направив пистолет на бугая. Он распахивает веки и моментально, хрен знает откуда, достает пистолет и направляет на меня.

Мы молча смотрим друг на друга.

Дуэль взглядов длится не больше пяти секунд.

– Ты меня не убьешь, – уверенно говорю я.

– Раню, – отвечает он.

Нет. Не ранишь.

– Что вам нужно? – спрашиваю я.

Бугай улыбается, это я сужу по растительности на лице, она начинает шевелиться, и откуда-то из недр сада выглядывают белые ровные зубы. Настолько жутко, что мне хочется стереть эту улыбку с его лица. Во взгляде я вижу отголосок неадекватности. У Поула было такое же выражение. Скорее всего он сейчас представляет, как ранит меня, как будет упиваться моей болью и как принесет добычу к ногам хозяйки.

Без предупреждения стреляю ему прямо в голову.

Выстрел оглушает.

Минус один.

На характерный звук, предвещающий убийство, прибежит девушка, скорее всего она уже несется к нам, или выжидает, как и я ранее, в лесу.

Присаживаюсь у костра, чтобы забрать и второй рюкзак, я не видела, чтобы они его открывали, но там может быть что-нибудь полезное. Звук справа заставляет меня пригнуться и это спасает как минимум от ранения. Нож пролетает над головой и врезается в лицо раненого мужчины. Не успеваю прийти в себя, как женщина с боевым кличем бросается на меня. В считанные секунды она преодолевает разделяющее нас расстояние и сбивает меня с ног. Валимся рядом с костром, чувствую жар от него и отталкиваюсь пятками от земли. Перекидываю женщину через себя, быстро откатываюсь дальше от огня и встаю на четвереньки. Пинок в живот валит меня обратно, а от боли на глазах выступают слезы. Внутри поднимается неведомая мне ранее ярость и страх за ребенка.

Дальше все происходит как в тумане.

Женщина подходит ко мне с веревкой в руках. Я хватаю тлеющее полено из костра и с криком обжигающей боли бью противнице по животу. Пока она отступает и пытается удержать равновесие, я поднимаюсь и замахиваюсь снова. Слышу, как шкворчит кожа, но уже не могу остановиться и выбросить оружие, которое причиняет мне больше вреда, чем противнику.

Замахиваюсь снова, и сверкающее во тьме полено прилетает по лицу противницы. Второй удар сбивает ее с ног.

Она вопит.

Я кричу.

Бью еще дважды.

Откидываю ветку вместе с частью сгоревшей кожи и отнимаю у врага веревку. Женщина прикрывается трясущейся ладонью, вторую выставив вперед. Вижу ее испуг, но не чувствую себя победителем. Что эта схватка принесла мне? Угрозу для ребенка. И устоявшееся понимание того, что я убью любого, кто посмеет причинить ему вред.

Я зла и мне страшно. Что если этот пинок в живот…

Мы молча смотрим друг на друга. Скорее всего она считает меня сумасшедшей, ведь никто в здравом уме не станет драться с помощью горящего полена. Ничего другого под рукой не было, а мысли все скатились в живот к будущему человеку, которого сегодня могли лишить или лишили возможности жить.

От этих мыслей я снова начинаю злиться. Это написано на моем лице, потому что противница впервые начинает со мной говорить.

– Я скажу, что не видела тебя, – тихо произносит она, убирая ладонь от лица.

Черт…

Местной красавицей ей больше не быть. Сколько раз я ударила ее по лицу? Один? Пять?.. Половина лица в волдырях и кровоподтеках. Шрамы останутся с ней навечно.

– Кому? – спрашиваю я, стараясь сдержать рвотный позыв.

– Что?

– Кому ты скажешь, что не видела меня?

Она отводит взгляд единственного работающего глаза в сторону, но быстро возвращает внимание к моему лицу.

– Элли. Я скажу ей, что не видела тебя, – повторяет она.

– Зачем я ей нужна?

Спрашиваю, чтобы понять, насколько осведомлена моя противница.

– Я не знаю. Мы получили приказ и отправились на поиски.

– Что тебе известно?

– Только то, что ты сбежала с острова и прячешься где-то в лесу. Мы и люди из Ротона должны доставить тебя в целости и сохранности.

То есть кидать в меня нож, пнуть в живот и пытаться поколотить – это, по ее мнению, в целости и сохранности? Разные люди. Разные понятия нормы.

– Куда доставить?

– К любому из вертолетов или катеру. Это не важно.

– Сколько людей меня ищут?

– Я точно не знаю.

– Примерно?

– Около сорока.

Немного, учитывая размеры леса и его проходимость.

Просматривая тесное пространство между деревьями, я не могу решить, что мне делать дальше. Сейчас я отниму еду, воду и оружие, а потом? Что делать после этого?

– Где ближайший вертолет? – спрашиваю я, начиная накладывать кирпичик на кирпичик в пирамиду, где финальная часть постройки – Салем.

– Далеко. Близко к острову вертолету не сесть.

– Тогда как так вам удалось добраться сюда за короткий промежуток времени?

– Квадроциклы, – отвечает она, и ее взгляд мутнеет.

Надеюсь, она не потеряет сознание раньше времени.

– Где они?

Женщина поджимает губы, ее единственный глаз снова мечется из стороны в сторону. Она что-то скрывает. Все слова, что были сказаны ранее, – ложь. Она не оставит в секрете нашу встречу и может отправить меня в ловушку или в тупик.

Медленно иду к ней и спрашиваю:

– Как твое имя?

– Лисса.

– Лисса, я хочу, чтобы ты передала Элли пару слов.

– Каких?

Я не произношу слов, вместо этого быстро протягиваю не обожженную ладонь и касаюсь шеи Лиссы. Быстро разрушаю преграду ее разума и попадаю туда, куда мне было нужно. Перематываю прошлый день на момент, где Лисса и два ее уже мертвых соратника слезли с квадроциклов и пошли на мои поиски. Чтобы не потерять связь с реальностью, концентрируюсь только на пути, что они проделали и стараюсь запомнить его. Электрические заряды проходят сквозь тело и пощипывают кончики пальцев.

«Ты забудешь, что говорила мне и место, где мы встретились. Пойдешь прямиком к своим и скажешь, что у тебя послание от Эшли Куин. Скажешь Элли, что если она еще раз попытается причинить вред мне или моей… семье, я больше не буду столь мягкой и покончу с ней навсегда».

Передав послание, открываю глаза и убираю руку от шеи Лиссы. Она выглядит хреново, и я даже не уверена, что женщина в силах дойти до места назначения.

Меня пошатывает из стороны в сторону.

Потратила энергию не только на бой, но и на прогулку по чужому разуму.

Это было неосмотрительно, но необходимо.

Отхожу от Лиссы и быстро перебираю рюкзаки, морщась от боли в обожженной ладони. Еды практически нет, но есть вода, бинты, болеутоляющие. Перекладываю все в один рюкзак, сгребаю оружие, проверяю карманы поверженных противников и выпрямляюсь в полный рост.

Теперь у меня есть шесть пистолетов, двенадцать обойм, три из которых не полные. Четыре ножа, две веревки, винтовка бугая, наручники и разбитая рация. Все это складываю во второй рюкзак, кроме винтовки, ее перекидываю через плечо, убираю пистолет в новоприобретенную кобуру и выдыхаю.

Падальщики уже облепили парня, который умер от ножа. Мерзкие создания. Но в этом есть и плюсы. Они не пойдут за мной.

Лисса сидит все на том же месте и, слегка постанывая от боли, смотрит перед собой. Надеюсь, я не спалила ей мозг. Но даже если и так… я не сожалею. Никогда больше не буду ставить жизни других превыше своей. Достаточно. Она напала первой, правильно? Да, все верно.

Ухожу в сторону, откуда явились преследователи и только через пару сотен метров останавливаюсь и открываю рюкзак.

– Эшли, чем ты думала? – спрашиваю я сама себя, пытаясь сквозь боль перебинтовать сожженную ладонь.

Адреналин отступил, и организм решает напомнить, как жестоко я с ним обошлась. Заматываю ладонь со слезами на глазах, выпиваю сразу несколько таблеток и съедаю треть отобранной еды. Пью немного и продолжаю путь по темноте.

С каждым пройденным шагом, чувствую себя лучше, если не брать в расчет обожженную конечность. Теперь у меня есть понимание того, как убраться из проклятого леса. Нужно сделать это как можно быстрее, пока людей Элли и Поула не оказалось в разы больше, а я не стала слабее.

Позади из темноту разносится треск сломанной ветки. Быстро оборачиваюсь и направляю дуло пистолета в пространство. Подтягиваю оба сползающих рюкзака, всматриваясь во тьму.

Там кто-то есть…

Не вижу противника, но ощущаю его присутствие.

– Я ведь сказала тебе куда идти, – недовольно причитает Миранда. – Миновать первую хижину. Что из этих слов было непонятно?

Не убираю пистолет.

Из-под пышной кроны низкого дерева появляется ее стройная фигура. Внутри поднимается чувство самосохранения. Кажется, что даже слух и зрение становятся четче и острее. Миранда откидывает в сторону переломанный на две части прутик.

– Как ты меня нашла? – спрашиваю я, не тратя времени на приветствие.

– Датчик слежения на моем пистолете, разумеется, – сообщает Миранда и протягивает руку ладонью вверх. – Теперь можешь мне его вернуть.

Ага, конечно, а приветственный танец тебе не сплясать?

– Где Адриан?

Надеюсь, он жив.

– Гостит у Элли. Если быть точнее, то в данный момент он на судне, которое направляется в Дэйли. Опусти пистолет.

– Я тебе не доверяю, для чего мне убирать оружие, которое спасает меня?

Не понимаю, почему еще не пустила пистолет в ход и не выстрелила в нее. Миранда явно подставила меня, вытолкнув с территории острова, оттуда, где мне не могли причинить вреда.

– Как и я тебе, но мы всего лишь пешки, которые делают что должно.

Она решила играть в высокопарные фразы?

Ладно.

– Любая пешка может стать королевой, – напоминаю я.

Миранда растягивает губы в сладкой улыбке.

– Так давай станем ими, – предлагает она. – И когда вся эта хрень закончится, мы сыграем в шахматы. Проведем время за беззаботной беседой и выпьем по бокалу отменного терпкого вина…

Резко перебиваю ее:

– Ты мне не нравишься.

– Как и ты мне. – Улыбка сходит с ее лица так же плавно, как появилась, а взгляд становится серьезным. – У нас нет времени на разговоры, пора уходить, скоро весь лес будет заполнен людьми, которые сделают все что угодно, лишь бы привести тебя к матушке.

– А ты куда меня поведешь?

– В Салем, – моментально отвечает она.

– Зачем тебе это?

Миранда задумывается или делает вид, что размышляет над моим вопросом, при этом не отводит упрямого взгляда.

Мы не нравимся друг другу, это чувствуется, неприятие витает в воздухе между нами.

– Этого хочет Адриан, – говорит она. – Насколько тебе известно, мы с ним сотрудничаем. Он кое-что делает для меня, я отвечаю ему тем же.

Что бы она ни сказала, я не усыпляю бдительность. Есть вероятность, что Миранда не враг, но с этим обстоятельством соседствует уверенность, что и не друг она мне.

Если откинуть предрассудки и картину этой персоны, что я уже успела нарисовать скисшими красками, то я могу воспользоваться Мирандой. Она обладает нужной мне информацией и как минимум из-за этого я не могу отправить пулю в столь ценную на сегодня голову.

– Как мы попадем в Салем? – спрашиваю я.

– Сначала доберемся до хижины, ты приведешь себя в порядок, отдохнем, а потом пойдем к моему транспорту. Опусти оружие, я не мишень.

– Адриан рассказывал, что в чертовом лесу передвигаются только пешком, – со злостью и усталостью вспоминаю я. – Что за транспорт?

Скажет ли она мне то, что я уже знаю, или утаит?

– Адриан так и делает, а я не принимаю идиотских правил и решаю, как мне будет комфортнее.

Стерва стервой, но при всей агрессии к ней, я все же испытываю и симпатию. Как это работает? В одно мгновение Миранда может бесить до ужаса, а в следующее я уже во всю готова ею восхищаться.

– Идем в хижину, – соглашаюсь я. – Но если я почувствую от тебя угрозу, то…

– Оставь эту мысль при себе, расскажешь потом.

– Когда?

– За партией в шахматы.

На этом странный разговор заканчивается, Миранда разворачивается и идет в обратном направлении, из-за этого я готова взвыть. Кажется, что я хожу тут кругами и несмотря на стертые в мозоли ноги, не прошла и пары километров. Убираю пистолет в набедренную кобуру, которую стащила вместе с припасами, и отправляюсь следом за девушкой. Почему-то параллель между ней и Брайаном моментально прорисовывается у меня в голове.

Они оба строят свою жизнь, наплевав на законы и порядки.

Они скрытные и четко идут к своей цели.

Осталось разобраться, какую цель преследует шахматная королева и можно ли считать ее союзником. Ведь как враг она опаснее Поула и Элли вместе взятых. Или я нагнетаю? Что тоже может быть.

Иду за Мирандой, четко понимая свою выгоду. Мне необходимы медикаменты, и нигде, кроме как в хижине, их не найти. Я воспользуюсь возможностью, чтобы выжить, и это никак не отменяет того факта, что Миранда лишилась моего доверия. Буду следить за каждым ее действием и словом.

2. Королевские тайны

– Почему Элли решила схватить меня сейчас? – спрашиваю я уставшая, переступая порог хижины.

– Потому что после того, как Адриан узнал, что ты беременна, он спрячет тебя так, что Элли никогда не найдет. Она работает на опережение. По крайней мере, старается так делать.

Несмотря на то, что я знаю – хижину нельзя открыть, если внутри уже кто-то есть, я все равно обхожу ее и заглядываю в каждый угол, чтобы убедиться – здесь нет никого, кроме меня и Миранды.

Устало опускаюсь на пол и вытягиваю ноги перед собой, спиной и затылком опираюсь о стену. Рука пульсирует, и вся концентрация внимания делится ровно на два. Первая часть следит за Мирандой, а вторая – за жгучей болью в правой ладони. Повязка наполовину сползла, волдыри полопались, кое-где прилипла ткань. Сейчас я не уверена, что смогу сжать рукоять пистолета, если это понадобится.

Боль жидкой вязкой лавой растекается от кончиков пальцев до запястья.

Сжимаю зубы до скрипа и корю себя за неосмотрительность. Нужно научиться брать чувства и эмоции под контроль. У Брайана это получается отлично, даже в самой невероятной ситуации он собран и сконцентрирован на поставленной цели. Не знаю, как этому научиться. Если бы данный навык был в моем арсенале, то я бы не схватила проклятую ветку. В тот момент ярость и страх закрались даже в самые потаенные уголки сознания, и я думала только об одном – нанести урон противнику. В идеале надо было подумать и о себе, но я была поглощена местью и злобой.

– Что с рукой? – спрашивает Миранда.

– Обожгла, – коротко бросаю я.

Собираю остатки сил и поднимаюсь. Мне нужно помыться и переодеться, воспользоваться местной аптечкой и перебинтовать руку. А потом сон. Адски долгий и сладкий сон. Желательно, чтобы он оказался целительным.

– Отдай мне ключ, – прошу я.

Миранда выгибает брови и хмыкает.

– Зачем это?

– Чтобы ты не пустила сюда свою мамашу, пока я буду в ванной, – честно отвечаю я.

Если Миранда будет брыкаться, шкала моего недоверия может пробить потолок, а это не сулит ничего хорошего возможному союзу.

Пару мгновений девушка не отводит от меня внимательного взгляда. Кажется, что она сейчас откажет и вынет нож из-за пояса, а после бросится на меня. Я готова к этому. Если что-то пойдет не так, я зубами перегрызу ей глотку, но не дамся в руки Элли.

Миранда не делает ничего подобного, достает ключ из внутреннего кармана черной куртки и протягивает его мне со словами:

– Я не отдам тебя Элли. Точно не в этот раз.

Забираю ключ, раздумывая над услышанным.

– Не в этот раз? – переспрашиваю я. – Что это значит?

Миранда пожимает плечами и выдает:

– Я не знаю, что будет завтра или через неделю, поэтому предпочитаю конкретику и говорю правду. Сегодня мне выгодно, чтобы ты попала в Салем, но если завтра все перевернется с ног на голову, я без зазрения совести доставлю тебя до Элли. Вероятность этого слишком мала, так что не переживай.

– Что может перевернуться с ног на голову?

– Доверие Элли ко мне непоколебимо, но если она засомневается в преданности, то мне придется сделать так, чтобы более у нее подобных подозрений не возникало.

Миранда идеальный игрок, который обведет всех вокруг пальца и сядет на трон. Перед мысленным взором проносятся лица всех, кто был на конклаве, и я уверена, Миранда сильнее и хитрее каждого из них. В том числе меня и Адриана.

– Ты змея.

– Я человек, желающий выбраться из ада.

На этом я решаю закончить диалог. Последнее сказанное Мирандой поставило меня в тупик. О каком аде она говорит? Наследница города, любимица Элли, которой прощается практически все.

Что за ад? Или это просто слова, чтобы запудрить мне мозги?

Моего сострадания ей не видать. Его я оставлю себе на черный день, чтобы иметь возможность укутаться в сострадание, как в теплый пушистый плед.

Закрывшись в ванной, скидываю одежду и при этом шиплю каждый раз, когда тревожу самонанесенную рану. Оголившись полностью, ловлю свое отражение в зеркале и замираю. Я похожа на труп, который тащили привязанным за ноги к машине на скорости не меньше шестидесяти километров в час. Волосы в легкую бы сошли за гнездо для какой-нибудь не очень притязательной птицы. Круги под глазами настолько темные, что больше похожи на синяки. Царапина на лбу и пара мелких на щеке. Лицо бледное и покрытое испариной.

– Да плевать. Главное, жива.

Оторвать ткань от ладони оказывается самым сложным. В итоге удается это только под водой. Больно. Чертовски больно, но я не смею искренне сожалеть о действиях, что к этому привели. Если бы я не среагировала так, то, возможно, была бы уже в лапах Элли и Поула.

Да и сожалеть о уже случившемся пустая трата времени и энергии.

Обтираюсь, заматываю полотенце на голове, еле как натягиваю на себя эластичную сменную одежду из шкафчика и возвращаюсь в комнату, Миранда сидит на краю кровати и с задумчивым видом сверлит взглядом стену напротив. Она не сразу замечает мое присутствие, а когда приходит в себя, моментально собирается, выпрямив спину и развернув плечи, встает с места.

– Моя очередь, – бросает она и уходит, оставив при этом свой рюкзак и оружие, с которым появилась в лесу.

Как только до слуха доносится шум воды, я открываю ее рюкзак и наглым образом шарюсь там. Как неудобно орудовать одной рукой… Нет ничего необычного, ни единой детали, которая могла бы раскрыть хотя бы один из секретов Миранды, а я уверена – их уйма.

Небольшая аптечка, бутылка воды, пара магазинов к автомату, два ножа, склянка с чем-то непонятным и нечто похожее на рацию – ничего подобного я ранее не видела.

И больше ничего.

Открываю склянку и нюхаю. Запах отсутствует. Пробовать не решаюсь, но ставлю мысленную пометку: не брать от Миранды еду и воду. Вдруг это какой-то яд или снотворное.

Закрываю рюкзак и ставлю его на прежнее место. Разворачиваю полотенце и скидываю с головы. После мойки гнездо не стало выглядеть более привлекательно. Разберусь с ним позже. Нахожу аптечку и открываю ее, в этот момент Миранда возвращается.

– Помочь? – спрашивает она, наблюдая за моими попытками размотать свежий бинт.

Бросаю на нее короткий взгляд и тут же принимаю решение.

– Буду благодарна.

Сама я провожусь не меньше тридцати минут, а ведь это время лучше потратить на сон.

Как же я хочу спать…

– Благодарность не повредит, – не злобно фыркает Миранда. – При твоих-то обстоятельствах.

Она садится напротив и перекидывает длинные мокрые волосы через плечо. Это ее коронное движение, которое сочетается с ней, как дыхание с любым живым существом.

– Как тебя угораздило? – спрашивает она, смотря на мою многострадальную конечность.

– Встретилась с твоими людьми, защищалась горящим поленом, – устало рассказываю я.

Брови собеседницы взлетают, уголок губ поднимается вместе с ними.

– Интересно, – протягивает она.

– Неосмотрительно, – моментально бросаю я.

Мы будто снова состязаемся за право, за кем останется последнее слово.

– Одно не отвергает другое.

– Согласна.

Миранда помогает наложить на ожог мазь и аккуратно перебинтовывает руку. Мазь творит чудеса, адская боль постепенно уменьшается.

Протяжно выдыхаю, плечи опускаются под тяжестью прожитых часов… дней.

Мечтаю о спокойствии. Я не хочу больше бежать и спасаться от всех подряд. Начиная от Элли и заканчивая зайцами-падальщиками.

Устала.

Все осточертело.

Жаль, что нет возможности переиграть прошлое и изменить текущий порядок вещей. Может быть, где-то существует Каролина, которая имеет дар поворачивать время вспять?

– Спасибо, – искренне благодарю я.

– Пожалуйста, – выдыхает Миранда.

На несколько мгновений между нами повисает тишина и кажется, что в этой хижине нет места ненависти, недоверию и злости. Но это только кажется.

Не отводя взгляда, спрашиваю:

– Что с Адрианом?

– По последним данным, что я получила от матушки, он до сих пор спит. На него снотворное подействовало сильнее, чем на тебя.

Вот и нашлась его ахиллесова пята. Как он мог не почувствовать…

– Как нас опоили?

– Вас не опоили. Это был газ без запаха и с долгосрочным стартом. Вы вдохнули его еще у себя в номере, а потом, каждый последующий вдох кислорода подгонял травящее вещество все ближе к цели. Элли не сделала бы этого, если бы был другой способ отрубить вас и не привлечь внимание других глав. Планировалось, что вы уснете на тропе, но Адриана подкосило намного быстрее.

Миранда так легко рассказывает об этом, что невольно хочется поверить ей.

Перевожу взгляд на забинтованную руку и впадаю в прострацию, прогоняя в голове все, что было на конклаве. Чистый цирк. Адриан не вписывается в эту компанию. В отличие от всех, кого я там видела и слышала, только его по-настоящему заботят люди, а не трон. Другим же плевать на своих подопечных, они словно павлины распускают хвосты друг перед другом, пытаясь показать свою значимость и важность. Жаль, но от подобных встреч не сбежать. Все города привязаны друг к другу, стоит убрать хотя бы одно звено, и все пойдет под откос. Плохо станет всем.

Не будь медикаментов из Дэйли, вооружения из Ротона, зерна из Салема, и все рухнет. Давным-давно сильные мира сего решили, как мы будем жить, и все смирились, привыкли и даже не попытались что-то изменить. Волчок продолжает кружить и так будет, пока кто-то обезбашенный не решит все разрушить. И я даже знаю, кто это будет. Ни у кого другого не хватит на это наглости, сил и решимости.

– Кто пустил газ? – спрашиваю я, возвращаясь из тумана мыслей, что унесли меня из хижины.

– Я, – коротко отвечает Миранда.

Наши взгляды встречаются.

Волна негодования поднимается снова.

– Что ты за человек такой? – спрашиваю я. – На чьей ты стороне, черт возьми?!

Хочется придушить ее прямо на месте. Ведь если бы она не сделала этого, то мы с Адрианом не разделились бы. Я бы не брела по лесу в полуобморочном состоянии. Не было бы стычки с людьми из Дэйли и не было бы крови бугая на моих руках.

Ничего из этого не случилось бы.

Бросаю взгляд на свой рюкзак. Он близко, я дотянусь до него за мгновение, еще за два достану нож и…

– Не впервые я слышу этот вопрос. И ответ всегда будет один – я на своей стороне, – со злостью чеканит Миранда.

– И на стороне Адриана, – аккуратно подсказываю я, немного смещаясь к рюкзаку.

– Мы еще не стали подругами, чтобы я настолько начала с тобой секретничать. Могу сказать одно, на данный момент тебе со мной безопасно. Я не враг.

– Этого недостаточно.

Мгновения проходят, а я так и не кинулась к рюкзаку. Что-то в лице Миранды останавливает меня от этого шага.

– Если бы я этого не сделала, то Элли поняла бы… Ей не пришлось бы долго думать, чтобы осознать – я предаю ее. У меня не было возможности предупредить Адриана. Я даже не думала, что этот газ повлияет на него. Я была уверена, что все пройдет иначе, но когда в кафе пришел человек и сказал, что Адриан без сознания, что он даже не дошел до места, где у него должна была быть встреча с этим книжным червем, я поняла, что просчиталась. У меня не было времени анализировать все настолько далеко. Я знала, что люди Элли уже на подходе и будут ждать в лесу, знала, что Адриану матушка не сделает ничего плохого, и также я знала, что она увезет тебя туда, откуда тебя уже никто не сможет достать.

Смотрим друг на друга, и тишина после сказанных Мирандой слов кажется не столь удушающей.

– Как ты пустила газ?

– Так как ты явно уже рылась в моем рюкзаке, скорее всего видела там ампулу с прозрачной жидкостью. Если эту жидкость поджечь, то от нее не будет исходить ни дыма, ни запаха. Поул утверждает, что это газ, говорит, что сам разработал его, пока Беринг был ослеплен другими, более насущными делами. Я подожгла ее в вашей комнате, когда вас там не было и ушла. После этого, я не оставалась с Адрианом или с тобой наедине. Матушка таскала меня везде с собой, и благодаря этому я узнала нюансы и в итоге поняла, как вытащить тебя с острова.

– Если бы Элли поймала тебя? Что она сделает, если узнает, что ты ее предаешь?

Миранда отводит задумчивый взгляд в сторону.

– Не уверена, что она может забрать у меня больше, чем уже отняла, – безэмоционально шепчет она, явно провалившись в неприятные воспоминания.

– Не вяжется твоя история с тем, что я знаю.

Она фокусируется на мне и, кажется, я впервые вижу перед собой не суку. Но уверенности в этом нет. Если Миранда обводит вокруг пальца Элли, то она отличная актриса.

– Что ты можешь обо мне знать? – спрашивает она и каждое слово сочится ядом тысячи змей.

– Элли подобрала тебя, вырастила, воспитала, дала блага. Они с Патриком…

Миранда громко и наигранно смеется.

– С Патриком? Патрик вообще ничего не решает. Патрик – грязь и мразь, каких еще поискать. – В ее голосе столько отчаяния и душевной боли, что я внимаю каждому следующему слову с удвоенным вниманием. – Элли действительно подобрала меня, но не по доброте душевной. Она убила моего отца, но до сих пор не знает, что я дочь того человека, которого в приступе ярости она до смерти отхлестала плетью и оставила его на заднем дворе своего дома. Патрик, ох уж этот Патрик, он уже давно отошел от дел и полностью отдал их Элли, она всем заправляет, но при условии, что она будет закрывать глаза на его… шалости. Не ради Адриана она меня подобрала, а ради…

Миранда не договаривает. Ее грудь высоко вздымается от тяжелого дыхания. Во взгляде столько боли и отчаяния.

– Мне жаль, – говорю я совершенно искренне, ведь догадываюсь, о каких шалостях Патрика она говорит.

Миранда словно не слышит меня, она сейчас не здесь, не в хижине, а далеко отсюда, в месте, в котором никто бы не захотел оказаться.

– А потом Элли увидела во мне нечто иное, а не только таблетку для успокоения своего больного на голову супруга. Она запретила ему… и думает, что я уже ничего не помню, но это не так. Она годами рассказывала мне одно и то же, стараясь пролезть в голову и стереть оттуда все, что было раньше, она даже искала Каролин, подобных тебе, которые бы могли влезть мне в разум и поменять там все. Не нашла, слишком у тебя редкий дар. Я позволила ей поверить, что я все забыла, что я ее названная дочь и боготворю и ее, и Патрика, как родителей.

Девушка шумно дышит, проникновенно смотря на меня. Редкий кадр – Миранда потерявшая хладнокровие.

– Но это не так, – спокойно говорю я.

– Не так. Я живу под одной крышей с людьми, которых ненавижу и не имею возможности показать этого. Если ты еще не веришь мне, то можешь при встрече с Элли рассказать об этом. Этой информацией обладает слишком узкий круг людей, она сразу поймет, что ты узнала ее от меня. Но знай, что если Элли прознает про мою мнимую преданность ей, то всем планам Адриана придет конец. Ему необходим человек за ширмой, который сможет вовремя предупредить, выдать ценные сведения или помочь сбежать.

Теперь я понимаю откуда у Миранды настолько шикарные актерские таланты. Она долгие годы притворяется тем, кем не является.

– До меня доходили слухи, что Элли нашла тебя в канаве.

– Так и было. И я сделаю все, чтобы их с Патриком дни закончились в той же самой канаве.

– Месть, – шепчу я.

Миранда отрицательно качает головой.

– Я уже не помню, что такое месть. Я десятки раз пробиралась в их комнаты и стояла у дужки кровати с ножом в руках. У меня были сотни возможностей лишить их жизни и тем самым отомстить за папу, но я не смогла переступить черту.

– Почему?

Миранда пожимает плечами.

– Это было слишком просто. Слишком просто для них. Элли не так сильно держится за свое существование, она дорожит детищем, что взращивала в Адриане, властью, силой и могуществом. И я хочу лишить ее всего этого. Хочу загнать ее и Патрика в канаву, а я буду стоять на вершине и смотреть на них. Мелких и ничтожных.

– Напомни мне, чтобы я не переходила тебе дорогу, – говорю я, чтобы разрядить гнетущую обстановку и вынуть Миранду из ада хотя бы на мгновение.

Она улыбается и хмыкнув, говорит:

– Ты уже перешла.

– Когда?

Как мне удается наживать врагов, даже не поднимая пятой точки? Вглядываюсь в лицо собеседницы и успеваю заметить там эмоцию, которой не должна была увидеть. Жалость к себе… Как часто я сама это испытываю?

Слишком знакомо.

Слишком печально.

– Когда стала женой Адриана. Это было мое место.

Просто, твою мать, замечательно.

– Из-за Элли? Из-за нее ты хотела стать его женой? – аккуратно спрашиваю я, чтобы не разрушить хрупкое доверие Миранды.

– Не совсем, – размышляя, отвечает она. – Элли годами рассказывала мне о нем. Описывала Адриана, как совершенно невероятного, доброго, чуткого и любящего человека. Я ей не верила, а потом и сама начала задавать вопросы о нем. Элли описывала настолько идеального человека, что его образ не умещается у меня в голове. А потом я впервые его увидела. Следом поговорила с ним. Была рядом, когда он выкарабкивался с того света, и я поняла, Элли преуменьшала его качества.

Миранда мягко улыбается, но словно опомнившись, снова натягивает на лицо маску безразличия и непримиримости.

Как так случилось, что мы сидим друг напротив друга и разговариваем о личном?

Уму непостижимо, ведь еще меньше часа назад я думала, как бы мне добраться до рюкзака и достать оттуда нож, чтобы убить Миранду.

Теперь ее мотивы стали более понятными. Она точно испытывает нежные чувства к Адриану, но я не уверена, что данная особа его достойна. Кажется, что рядом с Адрианом должна быть нежная и чуткая девушка. Но кто знает, может быть за фасадом надменности скрывается ранимая и мягкая натура?

– Зачем ты рассказываешь мне все это? – серьезно спрашиваю я.

Собеседница снова пожимает плечами.

– Чтобы ты поверила мне. Чтобы не сбегала, как сумасшедшая, как только откроется дверь хижины. Чтобы не думала, что мир крутится вокруг тебя. Чтобы ты знала, свести счеты с Элли не только твоя цель.

Тишина больше не кажется давящей или недружелюбной.

Не могу сказать, что я поверила Миранде на сто процентов, но зерно сомнения она во мне уже посадила и даже начала его поливать.

– Элли чудовище, – говорю я.

– Она хуже, – бросает Миранда.

Названная наследница Дэйли кивает и отходит, прихватив с собой аптечку. Дальше каждая из нас занимается своим делом. Миранда чистит оружие и пополняет запасы воды, а я воюю с гнездом. Их не расчесать. Как бы я не пыталась разделить их на пряди и привести в более-менее подобающий вид, ничего не получается, узлы становятся только больше. Ухожу в ванную, нахожу там длинные серебристые ножницы и с жалостью отрезаю волосы до плеч. Непривычная легкость нервирует. Собираю длинные пряди с пола и закидываю их в мусорное ведро. Провожу параллель – новый этап новой жизни. Касаюсь живота и трезво понимаю, что как прежде уже никогда не будет.

Возвращаюсь в комнату и ложусь на кровать, Миранда устраивается на другой стороне. Вырубаюсь в одну секунду, и весь сон брожу по лесу. То бегу от кого-то так быстро, что падаю и просыпаюсь. То падаю с обрыва, то меня хватает дерево. Все это сопровождается тихим детским плачем. Не понимаю одного, бегу я на звук или от него?

Но никакие ужасы сна не способны испортить отдых для тела на мягкой постели, под крышей и в безопасности от мутировавших.

Просыпаюсь первой и потянувшись, встаю с кровати. Миранда даже спит, как королева. Не знаю, кому она продала свою душу, чтобы круглосуточно выглядеть так, как она выглядит, но мне кажется, что я пускала слюни и храпела, как объевшийся на ночь толстый мужик.

Привожу себя в порядок, но стараюсь не смотреть в зеркало, чтобы не видеть коротких волос. Воспоминания тут же уносят меня в детство, ведь только тогда у меня не было длинной косы. Воспоминания, если не брать в расчет маму, не радужные, поэтому я посылаю их к чертям и все-таки поднимаю взгляд.

– Черт, – пищу я. – Еще и неровно.

Одна сторона длиннее другой примерно на пять сантиметров. Оно и неудивительно, ведь стричь себе волосы левой рукой не самое легкое занятие. Легкие волны сглаживают безобразие, но все-таки когда я выберусь из леса и вернусь в Салем, нужно будет сделать из остатков что-нибудь более приемлемое. Кажется, что голова стала весить на порядок меньше.

Примерно через пятнадцать минут мы собираемся на перекус перед дорогой. Вскрываю банку с мясом и овощами. Принимаюсь за еду, но Миранда к своей не притрагивается.

– Ты и это отравила? – спрашиваю я, намекая про вырубивший меня и Адриана газ.

– Нет. А тебя разве не должно тошнить по утрам? – резко спрашивает она.

Давлюсь мягким куском моркови и, прокашлявшись, шепчу:

– Откуда мне знать.

Миранда не отвлекаясь сканирует меня вдумчивым взглядом.

– Я не много беременных видела. Одна из них Лиза и ее рвало так, что я опасалась, как бы ребенок через рот не вышел. И это было на протяжении всего срока.

– И ты решила сообщить мне об этом в момент, когда я… ем? Нравится смотреть на блюющих людей?

– Нет. Просто я надеюсь…

– На что? – резче необходимого спрашиваю я.

– На то, что ты не беременна.

– А тебе что от этого?

Миранда ковыряет вилкой в банке и морщится перед тем, как сказать:

– От этого уже меня начинает тошнить. У Адриана ребенок.

На ее лице появляется такая боль, что мне становится неуютно.

– Он тебе нравится, – шепчу я, вспомнив вчерашний разговор.

На мгновение ставлю себя на ее место и мне до ужаса становится плохо. Если бы мне пришлось спасать беременную девушку Брайана, я бы… скорее всего я бы даже не попыталась это сделать. Скинула бы беднягу с ближайшей скалы.

– Нравится? – переспрашивает Миранда. – Прыгать с парашютом, принадлежать самой себе и не выполнять бредовые приказы, читать книги, играть в шахматы – это мне нравится.

У нас с Адрианом как-то был разговор, и я до сих пор считаю, что он больше остальных достоин встретить человека, который будет ему подходить по всем параметром и души в нем не чаять. И, кажется, этот человек сейчас передо мной.

– Даже если я действительно беременна, то это не его ребенок, – признаюсь я.

Миранда, как громом поверженная немеет и пару раз открывает и закрывает рот, так и не сказав ни единого слова.

Зря я ей сказала. Что если все рассказы, что я слышала накануне, – ложь?

Нет. Это чистая правда. Ведь эмоции, мелькающие на лице Миранды, невозможно подделать.

– Не поняла, – выдавливает она из себя.

– Все ты поняла.

Продолжаю есть и, когда поднимаюсь, чтобы выкинуть банки, слышу голос Миранды:

– Теперь у меня больше желания вернуть тебя в Салем.

Возможно, я только что спасла себя от падения с ближайшей скалы.

– Чтобы ты знала, я не претендую на Адриана, – говорю я, желая расставить хотя бы одни точки над i.

– Ты его жена.

Оборачиваюсь.

– И в нашем случае это ничего не значит.

При этих словах испытываю странные чувства, но даже не буду стараться в них разобраться. Как я уже выяснила – чувства не по моей части.

– Ладно, – протягивает Миранда и осматривает меня с головы до ног.

Выходим из хижины и направляемся дальше по тропе. Как я понимаю, мы миновали расстрельную хижину.

Как же я устала быть мишенью. Когда-нибудь настанет тот день, когда мне не придется уклоняться от пуль и летящих в меня ножей?

Но он будет потом, а сегодня…

Останавливаюсь и тут же теряю мысль, что зрела в голове.

– Твой транспорт стоял тут? Через пятьсот метров от хижины? – недоверчиво спрашиваю я.

– Да. Тебе нужен был отдых. Да и мне тоже.

Миранда встает на выступ и перекидывает ногу через сиденье квадроцикла. Переодевает рюкзак и вешает его себе на грудь. Без лишних разговоров сажусь позади и хватаюсь за ручки, что расположены по бокам.

Это не мотоцикл, но меня все равно напрягает вид транспорта, а следующие слова Миранды и вовсе заставляют сжать ладони сильнее, даже обоженную.

– Прокачу с ветерком, – заявляет она и поворачивает ключ в замке зажигания.

Стоит нам тронуться с места, я обхватываю талию водителя и сжимаю зубы от боли в ладони, которой я схватилась так крепко, будто позабыла об ожоге. А ведь не позабыла, но страх свалиться и свернуть шею сам продиктовал правильные действия тела.

Мы несемся по тропе, изредка притормаживаем перед выбоинами и ухабами.

Останавливаемся на дозаправку один раз, после чего Миранда прикрепляет пустые канистры обратно к чудо-транспорту.

В какие-то моменты я даже наслаждаюсь поездкой, в основном когда мы останавливаемся, чтобы сверить маршрут, который хранится в голове водителя. На закате мы останавливаемся окончательно. Миранда сверяет время и достает из рюкзака прибор, значение которого для меня до сих пор загадка.

– Что это? – спрашиваю я, расхаживая мимо нее туда и обратно.

– Средство связи с Элли. Нужно сообщить ей, что пока я тебя не нашла.

– И она поверит тебе?

– Пока верит, но как долго это продлится? Вопрос.

Действительно.

Какая-то часть меня даже переживает за Миранду. Если Элли уже знает, что приемная дочь переметнулась на сторону противника?

Миранда позволяет себе улыбку. Не сучью, как это бывает обычно, а милую и трогательную. Девушка моментально становится другой. Живой и настоящей.

– Я иногда сама себя не понимаю. Вот сейчас я даже допустила мысль, что когда-нибудь мы с тобой подружимся.

Она что-то делает в приборе и убирает его.

Подружимся? Были ли у меня когда-то подруги? Не было. Ни одной.

От этих мыслей становится тоскливо и в груди сжимается до легкой боли.

– У нас есть еще сутки, чтобы доставить тебя до Салема, – обреченно говорит Миранда и убирает прибор.

– Почему сутки?

– Потому что матушка решила, что я нужна ей. А мне еще необходимо вернуться.

– Скажи мне, куда двигаться и возвращайся.

– Не могу.

Дальше мы молча продолжаем движение. В какой-то момент съезжаем с тропы, потом снова возвращаемся.

Останавливаемся только трижды, а потом кончается топливо.

– Черт, – причитает Миранда, со злостью смотря на транспорт.

– Далеко еще?

– Нет.

Идем еще два часа и когда выходим на вертолетную площадку, у меня подкашиваются ноги. Миранда подхватывает меня.

– Не вздумай умереть, – приказывает она.

– И не собиралась.

Миранда поворачивается ко мне и отступает на шаг.

– Ваша вертушка не улетела, – замечает она, кивнув в сторону одинокого вертолета. – Лети и позаботься о себе, пока Адриана нет.

– А ты?

– За меня не переживай. Я и не из такого положения найду выход.

– Адриан…

Миранда перебивает меня, снова схватив за руку, и сжимает пальцы с силой, на которую она как будто не должна быть способна.

– Элли ему ничего не сделает. Он ее сын. Кроме него у нее никого нет. И какой бы черной любовью не было наполнено ее сердце… она не навредит ему. Только не ему. Он сейчас ценнее, чем был до смерти.

– Будь осторожна, – шепчу я.

– Я всегда осторожна.

Миранда отпускает мои пальцы и скрывается в лесу. Я же выхожу на площадку и как можно быстрее иду к вертолету, молясь, чтобы пилот был на месте и мне не пришлось искать его в лесу. Велик шанс найти уже измененного человека.

Стучу раскрытой ладонью по окну, и дверь тут же открывается.

Все тот же пилот.

Все те же обстоятельства.

– Где Люк? – спрашивает он меня.

– Летим без него.

– Это уже становится традицией, – бурчит он, прежде чем запустить лопасти.

Натягиваю наушники, чтобы не оглохнуть и не испытывать потом чувство ватных тампонов в ушах.

Традиция… надеюсь, этот раз был последним, и мы больше не повторим возвращение из конклава без главы Салема на борту.

3. Подарок

До боли знакомая гостиная успокоила меня в одночасье. Стоило переступить порог, как огромная часть ноши свалилась и разлетелась по полу осколками старинной вазы.

Я пережила очередной конклав.

Добралась до дома.

Не умерла, что немаловажно.

Не заботясь о грязи на эластичной одежде из хижины, плюхаюсь на диван и откинув назад голову, прикрываю глаза.

Улыбаюсь.

Я, черт возьми, улыбаюсь.

Элли не поймала меня. Хрен ей с маслом, а не мой ребенок. Возможно, это будет впервые, но она не получит желаемого. Я все для этого сделаю. Если Брайан не согласится помочь мне, я самостоятельно сотру Элли с лица земли и подготовлю почву для новой жизни, которая будет наполнена более глубокими смыслами, чем были ранее.

Дейл молча стоит передо мной и не мешает моменту счастья. Мысленно благодарю его за это и заставляю себя поднять веки. Если просижу с закрытыми глазами еще десять секунд, то отключусь.

Как же мне хочется спать. Не знаю из-за чего такая усталость. Из-за марш-броска по лесу, из-за адреналина от езды на квадроцикле с безбашенным водителем или из-за беременности?

– Он скоро вернется, – говорю я, уже зная, какой вопрос прилетит первым.

Дейл стоит насупившись. Именно он встретил меня и доставил до дома. С его стороны не было произнесено ничего, кроме скупого «Привет».

– Почему вы опять не вместе?

– Ох. Дейл, я не знаю. Это какой-то злой рок, но мы с Адрианом снова разделились.

Даже не знаю с чего начать, чтобы рассказ о произошедшем был цельным и понятным, а не разбросанными кусками порванной картины.

Дейл внимательно смотрит мне в глаза. Отвечаю ему таким же прямым взглядом и спустя несколько секунд замечаю печать неуверенности на его лице.

– Что-то не так? – напряженно спрашиваю я. – Что-то случилось, пока нас не было? В городе спокойно? Это снова фермеры разбушевались? Бизоны?

– Нет. С городом все хорошо. Проблем нет.

И он снова замолкает, чем еще сильнее пугает меня.

– Тогда что с твоим лицом? – повысив голос спрашиваю я. – Кто-то умер?

Дейл неопределенно пожимает плечами и отводит от меня взгляд.

В этот момент со второго этажа спускается Охра, она держит Деймона за руку, и я поражаюсь тому, насколько он вырос. Няня моментально начинает тараторить:

– Боже, Эшли, что ты сделала со своими волосами? Ты ранена? Давай я сделаю тебе чай. У тебя рука перебинтована? Порезалась? Да как так-то?

– Давай чай, – с улыбкой прошу я, чтобы Охра хотя бы на мгновение умолкла и оставила нас с Дейлом наедине.

Няня уходит на кухню, но ей прекрасно слышно, о чем мы разговариваем, ведь стена, разделяющая кухню и гостиную, не была возведена. Странный дом. Оно и неудивительно, ведь его строило странное семейство.

– Тебя так напугала моя прическа? – спрашиваю я. – Дейл, в чем проблема?

– Тебе надо поговорить с доктором, – говорит он, продолжая разглядывать все вокруг и больше не смотря в мою сторону.

Не сдерживаюсь и прослеживаю путь его взгляда. Он видел эти стены сотни раз, но так тщательно исследует их впервые.

Меня тут же бросает в жар. Неужели Дейл уже знает о беременности? Откуда? Или он увидел перебинтованную руку и из-за этого решил, что мне нужно идти к доктору?

Поднимаю ладонь и, благодарно улыбнувшись, говорю:

– Ничего страшного, это подождет до завтра. У меня нет сил идти к доктору и будить его среди ночи.

Няня на кухне слишком громко брякает кружкой о поверхность стола, Дейл снова отводит взгляд и поджимает губы.

– Да что творится-то? – требовательно вскрикиваю я.

Волнение, которое я оставила за порогом дома, снова набрасывается и смыкает когтистые пальцы вокруг шеи. Взгляд мечется от Охры к Дейлу и обратно.

– Брайан здесь? – напряженно спрашиваю я.

– Надо было сказать ей утром, – причитает Охра, слишком активно перемешивая ложкой чай.

– Это ложь, я не хочу ей лгать, – вторит Дейл.

– Это не ложь, – спорит она.

– Так ты думала, когда обманывала Люка? – стреляет Дейл в упор.

Няня показывает ему язык и протягивает мне кружку с напитком, не принимаю ее и спрашиваю еще раз:

– Что-то случилось с Брайаном?

Перед мысленным взором за пару ударов сердца пролетают картины, одна ужасней другой. Он сильно ранен, мутировал, его убили, расчленили, вздернули на столбе…

Вся былая обида уходит на дальний план. Мне плевать, что мы никогда не будем вместе, что он отверг меня, я просто хочу, чтобы он был жив и у него все было в порядке.

– Нет, – вскрикивает Охра. – Это о твоей маме.

– Мама? – хриплю я.

Меня подбрасывает на адреналиновых волнах. Не успеваю осознать и принять облегчение от того, что Брайан не пострадал, как меня уже тянет в другой страх.

– Что с ней? – спрашиваю я, уже направляясь к двери.

– Я не знаю, но док сказал, что ей становится хуже и…

Дальше не слушаю, спускаюсь со ступеней и перехожу на бег. Куда уж хуже? Что может быть хуже, чем потеря реальности? Мама рассталась с нашим миром уже давно и пребывает в своем, одиноком и жутком.

Дыхание спирает, но я продолжаю дышать сквозь ком в горле. Со всех ног несусь в сторону дома Печали, но окрик Дейла заставляет меня сменить ориентир. Маму перевезли в обычную больницу. И в любой другой ситуации это могло бы означать улучшение здоровья, но не в этот раз.

Останавливаюсь перед зданием и боюсь переступить порог. Что если уже поздно? Черт.

Дейл останавливается по правую руку и рассказывает:

– Она на первом этаже в семнадцатой палате. Без дока тебя туда не пустят. Оливия заперта на случай, если снова начнет кричать и крушить все вокруг. Но это… маловероятно.

Я не могу стоять тут вечность и трусить.

Сжимаю пальцы на левой руке и собираю в кулаке всю силу, что у меня еще осталась.

Смыкаю пальцы вокруг дверной ручки и поворачиваю вниз.

– Зови доктора, – безэмоционально произношу я.

Медленно иду по пустому коридору. В это время посещений нет, город спит, даже не подозревая, что у его владелицы день ото дня рушится мир. Будут ли спокойные дни в моей жизни?

Ступаю мягко, как кошка при охоте. Из-за моего появления в больнице ничего не изменилось. Не стало шумно, я не потревожила больных. Как будто ничего не произошло, но каждый шаг приближает меня к повороту, после которого пути назад не будет. Сейчас от меня скрыта истина – что происходит с мамой, но через жалкие минуты я все узнаю и тогда придется принять, что бы с ней ни произошло.

Замираю у палаты номер семнадцать и прислушиваюсь. Тишина слишком неприятная.

Не стараюсь открыть дверь до прихода доктора.

Не предпринимаю попыток расслышать хоть что-то за белым чистым полотном.

Не думаю о том, что могу увидеть в палате.

Мне страшно. Ужас неизбежного и неизвестного снова сковывает по рукам и ногам.

Мама. Это единственный живой человек, который помнит меня в детстве. Не стань ее и… с ее уходом уйдет и ребенок, которым я была когда-то.

В конце коридора открывается дверь. Дейл придерживает ее для доктора. Узнаю его сразу же. Я привела именно этого мужчину в больницу в момент нападения мутировавших. Доктор Огли, тот самый, что заставил меня подписать документы по умирающей Каролине. Он, как и прежде, тащит с собой чемоданчик с самым необходимым. Его худая высокая фигура контрастирует с идущим рядом Дейлом. Они как будто из разных миров. Один широкоплечий, у второго фигура, как у насильно растянутого недоедающего подростка. Дейл загорелый, так как большую часть времени проводит на улице, а доктор бледный, ведь скорее всего уже позабыл, как выглядит солнце и отдых. Удивительно, насколько много внешний вид может рассказать о человеке.

– Миссис Куин, – приветствует он, чопорно кивнув.

Доктор достает ключ из кармана и открывает дверь. Он входит первым, а я топчусь на месте. Бросаю потерянный взгляд на Дейла.

– Пойти с тобой? – спрашивает он, нахмурив брови.

– Нет. – Слышу издалека свой голос.

Захожу в прохладную палату, и сердце сжимается. Мама лежит на спине, к ней прикреплены трубки, что берут начало из капельниц. Обе руки прикованы к кровати с помощью наручников. Не замечаю на запястьях никаких следов. Ни единой царапины или покраснения, значит с момента, как ее приковали, она не двигалась, а если какие-то движения и были, то минимальные.

Сердце сжимается.

– Что с ней? – Мой голос глухой. Он отлетает от пустых белых стен и падает между мной и доктором Огли.

– У нее был очередной припадок. Она бросалась на медсестру и упала, ударилась головой. Скорее всего этот удар запустил непоправимые последствия.

– Какие последствия?

– Думаю, ее мозг умирает.

Мозг умирает? Что он такое говорит? Я вижу, как ее грудь медленно поднимается и опадает. Мама не выглядит слишком бледной, Огли и того более серого цвета, так что это не показатель. А что является показателем?

– Думаете? А помочь? Вы можете ей помочь?

Огли переводит взгляд от мамы на меня. В нем нет сочувствия или жалости, только усталость человека, который работает без выходных и праздников.

– А смысл? Если бы эта потерянная душа была моим родственником, то я бы даже эти капельницы не стал ей назначать. Она уже долгие годы как потеряла связь с реальностью, улучшений нет, ей было только хуже и хуже. Мы тратим на нее медикаменты, которых и так немного. Я знаю, что это ваша мать, но…

– Не продолжайте, – прошу я.

Доктор молча смотрит на меня, мне же плевать на его присутствие.

Смотрю на маму и перед глазами пробегают воспоминания из детства. Она была для меня всем. Я старалась ограждать ее от отца и делала все, чтобы она не узнала, какому ужасу я подвергалась. И ведь не будь ее тогда рядом, не будь этого мягкого нежного голоса, теплых любящих рук, я бы не выдержала. Я бы сломалась еще тогда.

– Она дышит, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно.

– Только с помощью аппаратов.

– Она может прийти в себя?

– Вероятность этого слишком мала. Если бы она не была вашей матерью, то ее бы даже не подключали к аппаратам.

Неудивительно, что люди так держатся за власть. Она дает нам то, чего не может быть у обычных смертных.