Читать онлайн Грань бесплатно

Глава 1

1 Глава

– Пап, мне обязательно идти? – спросила я в тысячный раз, вцепившись в тонкую надежду, что хоть сейчас он передумает.

– Я же сказал – это не обсуждается. – Его голос звучал как железо, глухо и твёрдо. Он остановился, развернулся ко мне, и я почувствовала на себе его взгляд – оценивающий, холодный, почти как у инспектора перед проверкой. – Ну-ка стой. Ещё раз на тебя взгляну.

Я замерла, послушная кукла в белом. Каблуки придавали мне рост, которого мне всегда не хватало. Белое платье – лёгкое, воздушное, слишком правильное. Идеально уложенные волосы, несколько свободных прядей мягко обрамляли моё лицо – круглое, наивное. Чуть-чуть макияжа – чтобы подчеркнуть глаза, и без того слишком большие, словно из аниме. Губы – пухлые, блестящие. Всё выглядело так… невинно. Словно я – образец нежности и чистоты. Хотя внутри меня всё сжималось от отвращения.

Платье не облегало фигуру, но тонко подчёркивало изгибы. Нужный образ для нужной встречи. Театральная постановка. А я – просто актриса на сцене, не имеющая права на отказ.

– Ты надела линзы. Прекрасно. Идём, – удовлетворённо сказал отец и зашагал вперёд. – Носила бы их всегда. Тебе так лучше, чем в этих дурацких очках.

– Ты же знаешь, они мне неудобны… – буркнула я себе под нос, когда водитель открыл дверь и мы с отцом уселись на заднее сиденье машины.

Машина мягко тронулась, оставляя за окнами сумерки и остатки свободы.

– Ты же помнишь – никаких выходок, – предупредил он, поправляя пиджак, как будто готовился к бою. – Контракт с семьёй Блэквелл слишком важен.

– Пап, всё будет в порядке, ты же меня знаешь… – бурчу я, лениво откидываясь на мягкое сиденье.

За окном – вечерний город, фонари размываются в стекле золотыми мазками. Машина катится плавно, почти беззвучно.

Водитель, как всегда, сосредоточен, не вмешивается. Мы почти одни в этом уютном коконе.

Отец поворачивает голову, чуть прищуривается, оглядывая меня .

На его лице – привычная строгость, но глаза… тёплые. Узнающие. Мягкие.

– Ты же у меня упрямая – произносит он, и в голосе мелькает улыбка.

– В кого бы это? – фыркаю я.

Он усмехается, отворачивается обратно, но через секунду говорит уже чуть тише:

– Я всё равно волнуюсь. Даже когда знаю, что ты справишься.

– Я умею помалкивать, когда это нужно, – говорю я, скрестив руки и бросив на него полунасмешливый взгляд,

окончательно смирившись с тем, что весь вечер придётся провести в этом платье.

Отец краем глаза смотрит на меня, и уголки его губ чуть поднимаются – он знает этот мой тон.

В нём нет настоящего бунта – только привычное, родное ворчание, за которым прячется согласие.

Так я всегда сдаюсь, но делаю вид, что это не просто так.

– Вот и чудесно, – спокойно отвечает он, не отрываясь от окна. – А то я уже начал готовиться к атаке.

Я закатываю глаза, но улыбаюсь.

Он знает, как я ненавижу всё это – каблуки, блестящие ткани, приличные разговоры.

Но он тоже старается. Для него это важно. А для меня важно – что он рядом.

И даже если я молчу – он всё читает без слов.

Между нами – короткая тишина, но в ней не неловкость, а спокойствие. Тёплое спокойствие.

Он вытягивает руку  и аккуратно поправляет прядь у меня на виске.

– Ты выглядишь красиво, – говорит просто.

– Даже в этом платье?

– Даже в этом платье.

Я усмехаюсь.

Ладно. Один вечер переживу. Ради него.

Машина плавно останавливается у входа, и водитель молча выходит первым, открывает нам двери.

Я выдыхаю, расправляю плечи – и мы с отцом выходим в тёплый вечерний воздух.

Перед нами – высокий фасад с мягко подсвеченной вывеской, без кричащих неоновых букв,

всё здесь будто бы шепчет: «Здесь дорого. Здесь спокойно. Здесь свои».

Мы заходим внутрь, и мир сразу меняется.

Где-то вдали играет живая музыка – рояль, не громко, будто бы дышит в такт свечам на столах.

Зал наполнен золотистым светом, как будто здесь всегда закат.

Потолки высокие, с изящной лепниной, но без излишнего пафоса.

По залу плавают официанты в идеально сидящих тёмных костюмах,

а в воздухе – лёгкий аромат дорогого вина и свежей еды.

Пол – тёмное дерево, лакированное до блеска.

Скатерти – белоснежные, а на каждом столе – крошечный букет из живых цветов,

не броских, но с характером. Как и сам ресторан.

Гости разговаривают негромко, кто-то смеётся, но мягко, без резкости.

Здесь не принято торопиться. Здесь наслаждаются моментом.

Отец кивает метрдотелю, и нас тут же проводят к столику у окна.

У окна нас уже ждут.

Двое мужчин, женщина – и парень примерно моего возраста.

Он сидит чуть в стороне, с видом человека, который уже десятый раз за вечер спрашивает себя, зачем он сюда пришёл.

Один из мужчин встаёт.

– Мистер Харт, рад встрече.

Отец улыбается, обменивается крепким рукопожатием.

– Мистер Блэквелл. Рад взаимно.

Пока взрослые обмениваются вежливыми фразами, я украдкой смотрю на парня.

Он высокий, в дорогом пиджаке, но будто не до конца в нём – воротник чуть сдвинут, волосы растрёпаны,

а в глазах – смесь скуки и иронии.

Он замечает мой взгляд, чуть приподнимает бровь, как бы говоря: «Тоже не по своей воле здесь?»

Я едва заметно усмехаюсь в ответ.

Отец мягко касается моего плеча:

– Моя дочь.

– А это – мой сын, Каэль  – добавляет мистер Блэквелл.

Мы рассаживаемся по местам. Мягкие кресла, безупречная сервировка,

а официанты двигаются вокруг так тихо, будто скользят по воздуху.

Я оказываюсь напротив Каэля – и тут же ловлю на себе его взгляд.

Он даже не делает вид, что смотрит случайно.

Нагло, открыто, с лёгкой ухмылкой.

Сидит откинувшись, уверенно, будто это он хозяин вечера, а не просто «сын партнёра по бизнесу».

Пиджак на нём расстёгнут, запонки чуть расстёгнуты – стильный, но нарочито небрежный.

Его взгляд скользит по мне – не грубо, но изучающе, как будто я головоломка,

которая его развлекает.

Я поджимаю губы, стараясь не выдать раздражения. Или интереса.

– Миссис Блэквелл, у вас прекрасный сын, – произносит отец с лёгкой дипломатичной улыбкой.

– То же самое могу сказать и о вашей дочери, – с энтузиазмом отвечает женщина, с явным одобрением глядя на меня.

Её голос тёплый, почти восторженный. – Как зовут эту юную леди?

– Эйрин, – отвечаю я, слегка кивнув.

– Прекрасное имя. Вам очень идёт, – добавляет она с искренним светом в глазах.

Каэль ничего не говорит – просто смотрит.

Но это молчание ощущается громче любых слов.

Я поднимаю взгляд и встречаю его глаза. Он даже не пытается отвести их.

Улыбка на его лице ленивая, почти хищная.

– Каэль учится в университете, на четвёртом курсе, факультет финансов, – с гордостью произносит мистер Блэквелл.

– У него отличные оценки, прекрасное поведение, и в будущем моя компания перейдёт именно к нему.

Каэль спокойно делает глоток вина, не моргнув и глазом, будто уже и так знал, что вся эта речь прозвучит.

Улыбка на его лице остаётся – чуть ленивой, самоуверенной.

Он не возражает. Ему и не нужно. Всё за него уже сказано.

– Моя дочь тоже учится в университете, – отвечает отец с той самой полуулыбкой, в которой у него прячется ирония.

– Но её оценки… не скажу, что идеальные. Думаю, подыскать ей репетитора.

Я резко поворачиваю голову в его сторону.

– Приятно, когда тебя хвалят за столом, – замечаю с фальшивой обидой, но в голосе – улыбка.

– Особенно при посторонних.

Отец усмехается, чуть качает головой.

– Это был не упрёк, Эйрин. А мотивация.

Каэль тихо смеётся, облокотившись на стол, и смотрит на меня с нескрываемым интересом.

– Репетитор – это слишком скучно. Ей бы скорее персонального тренера по… сопротивлению системе.

– И ты предлагаешь себя на эту роль? – спрашиваю, не отводя взгляда.

– Может быть. Хотя, кажется, ты и без меня хорошо справляешься, – подмигивает он.

Миссис Блэквелл деликатно делает вид, что не слышала подкола,

а мой отец снова смотрит на меня – на этот раз с чуть приподнятой бровью.

Но в его глазах – искорка. Он знает: я не из тех, кто даст себя поставить в угол.

Я беру вилку, разрезаю кусочек рыбы и говорю с невозмутимостью:

– Видимо, я – единственный проект, который в этой семье не поддаётся прогнозам.

Каэль снова усмехается.

– Это даже интригует. Скучные гении с идеальными баллами переоцениваются.

– Каэль, – тихо одёргивает его мать, но слишком мягко, чтобы это звучало всерьёз.

Мистер Блэквелл делает глоток вина, переводит взгляд с меня на сына и вдруг, будто между делом, говорит:

– А это мысль. Может, ты и станешь её репетитором, Каэль? Как ты на это смотришь?

В зале становится чуть тише, или мне так кажется.

Я поднимаю взгляд – сначала на мистера Блэквелла, потом на Каэля.

Он не спешит с ответом. Кладёт вилку на край тарелки, будто обдумывает предложение всерьёз.

– Если мисс Эйрин не будет против, – произносит он с мягкой улыбкой, —

то мне было бы приятно помочь.

Я стараюсь быть полезным там, где могу. Особенно… таким интересным студенткам.

Его тон вежливый, даже почти скромный – но в глазах всё равно мелькает та самая искорка.

Миссис Блэквелл довольно улыбается, отец слегка кивает —

он, похоже, доволен тем, как тактично Каэль отреагировал.

Я же притворяюсь, что изучаю меню.

– Хм. Репетитор, – говорю я задумчиво. – Не уверена, что это поможет моим отметкам,

но звучит почти как вызов.

– Тогда буду особенно стараться, – спокойно отвечает он.

– Могу даже составить индивидуальную программу. С перерывами на кофе, если потребуется.

Я не сдерживаю лёгкую улыбку.

– Главное – чтобы программа не была слишком лёгкой. Я быстро теряю интерес.

Каэль чуть склоняет голову, взгляд внимательный, но без нажима.

– Уверен, ты – не из тех, кого легко впечатлить. Но тем интереснее работать вместе.

Отец делает вид, что не замечает обмена фразами,

но я чувствую – он следит за каждым словом.

И пока что, судя по его взгляду, он не возражает.

Я сижу спокойно, слушаю, как мистер Блэквелл, сияя от гордости, рассыпается в похвалах сыну:

– Каэль учится в университете, отличник, дисциплинированный, воспитанный… Будущий глава компании.

Я почти фыркаю. Почти. Но сдерживаюсь. Слишком уж комично это звучит для тех, кто знает правду.

Потому что я – знаю.

Каэль Блэквелл – легенда ночных улиц. Байкер с громким мотором, ухмылкой хищника и взглядом, полным адреналина. Он не пропускает ни одной уличной гонки – особенно в среду и пятницу. Гоняет, как безумец. Нарушает правила, как будто они для него не существуют. На дороге он опасный, свободный и чертовски живой.

И, что смешнее всего – он меня не узнаёт.

Ну конечно. Как он может?

На улицах я всегда в маске. Чёрной, закрывающей нижнюю часть лица. В капюшоне. В другом голосе. В другой роли.

Там я – не «дочь уважаемого мужчины». Там я – Шадоу.

Меня знают. Обо мне шепчутся. Побеждать Шадоу – редкость. Удержаться рядом – вызов.

Но здесь, за этим белоснежным столом, с бокалом в руке и скромной улыбкой на губах, я всего лишь «его дочь».

Я смотрю на него. А он на меня – вежливо, с лёгкой ленцой, даже немного скучающе.

Он думает, я просто очередная милая, послушная девчонка, которую притащили ради приличия.

Что ж. Пусть так.

Мне даже нравится эта игра.

Ему и в голову не придёт, что под шлемом и маской той, кто не раз перегонял его в поворотах на высокой скорости, прячусь я – Шадоу.

Каэль что-то вяло комментирует – кажется, про пробки в центре. Его мать смеётся слишком звонко. Мой отец кивает, стараясь поддерживать ровную деловую беседу.

Словно это не ужин, а стратегическое слияние компаний.

Я сижу, молча отмечая, кто какую роль играет. Все стараются. Особенно Каэль – его вежливые улыбки и правильные фразы слишком чистые, чтобы быть настоящими.

Как маска.

Такая же, как моя – только я умею носить её лучше.

Он снова бросает взгляд в мою сторону.

Обычный. Проходной.

Ничего не замечает.

Не узнаёт.

Что ж.

Я аккуратно откладываю вилку, промокаю губы салфеткой. Наклоняюсь к отцу – достаточно близко, чтобы не перебивать, но и не спрашивать слишком тихо:

– Пап, я пойду. Всё в порядке, просто… не моё это сегодня.

Он смотрит на меня внимательнее, но, уловив мой спокойный и уверенный взгляд, кивает:

– Хорошо. Будь осторожна.

– Всё хорошо? – уточняет миссис Блэквелл, с мягким участием в голосе.

– Да, да, просто… – я улыбаюсь. –  Учеба. Книги. Библиотека. – сами знаете, даже если оценки не идеальны, стараюсь.

Они смеются. Каэль даже бросает:

– Удачи. Надеюсь, ты справишься… с книгой.

Слишком вежливо, чтобы быть искренним.

Слишком дерзко, чтобы я не почувствовала вызов.

Я киваю, всё ещё с той же милой маской:

– Спасибо. Я хорошо ориентируюсь… в сложных трассах.

Он дергается. Мельком. На долю секунды. Как будто его что-то зацепило.

Но – слишком поздно.

Я уже разворачиваюсь.

Иду по залу – неспешно, в этом идиотски дорогом платье, будто ничего не значу.

Я выхожу на улицу.

Прохладный вечерний воздух мягко касается кожи, как будто смывает с меня остатки притворства.

Свежий ветер обдувает лицо, подхватывает края платья – и я, наконец, дышу по-настоящему.

Словно скинула чужую кожу.

Шум за дверями исчезает, оставаясь где-то там, за толстыми стенами и натянутыми улыбками. Здесь – тишина, редкие машины вдалеке, фонари, мягко освещающие тротуар.

Я зябко передёргиваю плечами и достаю из сумки телефон.

Никаких ночных гонок.

Никакой Шадоу.

Никакой скорости.

Просто…

Сегодня я хочу провести вечер в своей уютной кровати.

Снять каблуки.

Выключить мир.

Забраться под плед, как в кокон.

Поставить плейлист с чем-то старым, любимым.

И просто быть – собой.

Потому что иногда даже буре нужен отдых.

Глава 2

2 Глава

Прошло всего два дня с того вечера. Два дня – и я уже почти выдохнула, решив, что всё пронесло. Но стоило мне войти в кабинет отца, как стало ясно – что-то не так.

Он сидел за столом, как всегда прямой, собранный. Но с какой-то особой, раздражающе самодовольной улыбкой.

– Садись, Эйрин, – сказал он тоном, от которого у меня всегда поднимается давление. – Нужно кое-что обсудить.

Я не села. Осталась стоять. Настороженно.

– Что ещё?

– Я договорился с мистером Блэквеллом. Каэль станет твоим репетитором. Финансы, структура рынка, корпоративные стратегии – всё, что тебе пригодится, если ты собираешься стать частью семейного бизнеса.

Я молчу.

Он продолжает, будто не замечает моего взгляда:

– Он будет приходить дважды в неделю. По средам и пятницам. С восьми до десяти вечера. Начнёт уже завтра.

– Ты… серьёзно? – выдавливаю я.

Он поднимает глаза на меня, удивлённо, как будто не понимает, почему я вообще задаю этот вопрос.

– Это в твоих интересах, Эйрин. Каэль один из лучших в своём курсе, дисциплинированный парень. К тому же – семья, надёжный круг.

– Надёжный? – я почти усмехаюсь, но держу себя в руках. – А ты у него спросил, хочет ли он этого?

– Он согласился. Без лишних вопросов. Умный мальчик. С амбициями. И воспитанием.

«С амбициями, ага», – мысленно фыркаю я, вспоминая рев мотора, когда он безумно влетел в поворот на кольце неделю назад. Ему бы воспитывать тормоза, а не студентов.

– Мне это не нужно, – спокойно говорю. – У меня есть программа. Преподаватели. Всё под контролем.

– Ты даже на бюджете не смогла удержаться, – отрезает он. – Дай другим помочь тебе стать лучше. Хватит упрямства.

Я делаю шаг к двери, но оборачиваюсь, останавливаясь в пол-оборота. В голосе – спокойствие, без вспышек. Только твёрдость, как у человека, который знает себе цену.

– Ладно, пусть будет репетитор, – произношу тихо. – Каэль – так Каэль.

Отец поднимает взгляд, сдержанно кивает, будто доволен.

– Но есть условия.

Он поднимает бровь.

– После занятий я остаюсь в библиотеке. Буду возвращаться поздно. Сама понимаешь, мне нужно время, чтобы разобрать всё, что мы проходим. А ещё – диплом, проекты, дополнительные курсы.

Пауза. Я делаю ударение.

– Поэтому в среду и пятницу ужины отменяются. Я просто не успеваю.

Он чуть хмурится – формальности он любит, особенно семейные ритуалы, вроде ужина «в полном составе».

– Ты знаешь, как я ценю традиции, Эйрин…

– И ты знаешь, как я ненавижу, когда мне мешают работать, – перебиваю мягко, но чётко. – Ты хочешь, чтобы я училась? Отлично. Я выжму максимум. Но без давления. Особенно за столом.

Неловкая тишина висит пару секунд. Он сжимает губы, потом кивает:

– Хорошо. Как скажешь.

Я разворачиваюсь и выхожу. На лице – полумаска вежливости, внутри – предвкушение.

Потому что «библиотека» у меня своя.

С ревущими моторами, дымом от шин и дорогой, что зовёт меня вперёд.

На столе вибрирует второй телефон. Тот, о котором никто не знает. Даже отец.

Чёрный корпус без отпечатков, без пароля – только код. Отдельная SIM-карта, купленная за наличные. Этот телефон – не часть моей жизни. Он – часть моей свободы.

Я беру его в руку. Один взгляд на экран – незнакомый номер.

Значит, всё по плану.

– Сегодня. 22:30. Старый ангар у шоссе. – мужской голос, короткий, резкий. Без приветствия.

– Принято. – мой голос ровный, ниже обычного, ни намёка на фамильные манеры.

Сигнал отбоя. Гудки. Всё, как всегда.

Никаких имён. Никаких подтверждений.

Я блокирую экран и кладу мобильник обратно в тайник – фальшивое дно ящика в письменном столе. Закрываю. Выхожу в коридор как ни в чём не бывало – на лице маска примерной дочери.

Никто не догадывается, кем я становлюсь, когда гаснут огни.

Шадоу не существует – на бумаге, в соцсетях, в реальной жизни.

Она – призрак асфальта. Рёв двигателя. Свободный выдох в ночь.

Я поворачиваюсь к кровати, беру свой основной телефон – тот, с милыми чехлами и официальными контактами. С тем, через который я – «обычная студентка». Делаю глубокий вдох, прежде чем нажать на экран.

– Алло, Хлоя? – мой голос лёгкий, как будто ничего особенного.

– Боже, наконец-то! – слышу в трубке её возмущённый голос. – Ты пропала! Что там у тебя? Репетиторы, ужины, трагедии на фоне блюд из трёх слов?

Я усмехаюсь, сажусь на подоконник, глядя на улицу.

– Представь себе – почти всё из этого списка. Репетитор с лицом модели и характером айсберга.

– Ооо, звучит подозрительно вкусно. – Хлоя фыркает. – И как тебе будущий гений корпораций?

– Холодный. Правильный.

– Классика, – хмыкает она. – Ну а ты? Выйдешь сегодня? Может, кофе, блинчики, сплетни?

Я делаю вид, что думаю. На самом деле уже знаю ответ:

– После восьми я занята.

– Ох, точно. «Библиотека». – Хлоя делает ударение, как будто ставит кавычки.

– Ага, самая быстрая библиотека в городе.

Мы обе хихикаем. В её голосе – лёгкость, в моём – тень адреналина.

– Созвонимся завтра? – спрашиваю.

– Конечно. И, эй, не улетай слишком быстро, ладно?

Я улыбаюсь.

– Постараюсь. Но обещать не могу.

Хлоя – единственная, кто знает правду. Не догадки, не намёки, а всю суть.

Она знает, кем я становлюсь по вечерам, знает о втором телефоне, знает, что имя «Шадоу» звучит куда чаще, чем моё настоящее – хотя и сама никогда не была рядом с трассами. Она – зритель, не участник. Мой остров покоя в этом бурном море.

– Я не понимаю, как ты всё успеваешь, – говорит она, растянувшись на кровати у себя дома, но будто рядом. – Универ, папины обеды, двойная жизнь. Ты когда вообще спишь?

– Когда-нибудь, – лениво отзываюсь, переваливаясь на спину и уставившись в потолок. – Может, в следующей жизни.

Она фыркает.

– А с этим… Каэлем… ты точно справишься? Он, типа, будет сидеть в твоей комнате, по два часа, дважды в неделю… Это звучит как потенциальная катастрофа.

– Если он и начнёт подозревать – я это сразу почувствую, – хмыкаю. – Но пока он видит во мне только аккуратную отличницу в платье.

– Ну, ты и в платье можешь быть грозой трассы, если захочешь.

Я улыбаюсь. Вот за это я её и люблю.

Просто за то, что она принимает. Не пытается влезть. Не осуждает. И не восхищается фальшиво. Просто – рядом.

– Ты всё-таки когда-нибудь покажешь мне свой байк? – вдруг спрашивает она.

– Только если однажды ты решишь сесть на него.

– Никогда! – смеётся она. – Мне нравится, когда у меня все кости целы.

– Тогда смотри издалека, как я рассекаю.

Разговор затягивается. Мы перескакиваем с темы на тему – от учёбы до смешных историй из детства, обсуждаем кого-то из общих знакомых, спорим, где подают лучшие капкейки. И я даже забываю взглянуть на часы.

Пока вдруг не замечаю, как за окном уже темнеет.

Взгляд на часы – 19:10.

Пора. Ужин с отцом – он всегда ждёт меня вовремя, даже если сам опаздывает на встречи с министрами и банкирами.

С лёгким сожалением отключаюсь от Хлои – наш разговор опять пролетел, будто миг.

– Мне пора, – говорю, поднимаясь.

– Папа?

– Ага, наш семейный ритуал: один стол, два блюда и двадцать минут попыток говорить не о работе.

– Он старается, Эй. Ты тоже. Так что… – Хлоя делает паузу. – Это важно.

Я мягко улыбаюсь.

– Знаю. До завтра.

Разговор окончен. Я кладу свой  телефон на полку.

Я надеваю простое, но аккуратное платье. Пастельный цвет, чуть завышенная талия. Волосы укладываю в свободный хвост. И, главное – очки.

Тонкая оправа, прозрачные стёкла. Они не просто скрывают часть взгляда – они дополняют образ «тихой умницы». Папа всегда говорил, что мне идёт «интеллектуальный стиль». И, может быть, он и прав.

Спускаясь по лестнице, я на миг останавливаюсь у зеркала. В отражении – девушка, которую можно привести в гости к бизнес-партнёрам. Девушка, которой можно гордиться.

Вхожу в столовую. Отец уже там, с чашкой чая и привычно строгим лицом. Но, завидев меня, он смягчается.

– Ты прекрасна, Эйрин.

– Спасибо, папа. И ты сегодня отлично выглядишь. Новый галстук?

Он кивает с лёгкой улыбкой, и я чувствую, как что-то тёплое внутри разливается. Да, мы не всегда понимаем друг друга, но… он старается. И я тоже.

Мы садимся за стол, обсуждаем лекции, профессорскую несправедливость, новые проекты. Он интересуется моими делами – по-настоящему. Я не вру, просто… не говорю всего.

Ужин подходит к концу. Я допиваю чай, слушаю, как отец с лёгким вдохновением рассказывает о своей новой инициативе в благотворительном фонде. Киваю, поддерживаю разговор, даже улыбаюсь.

– Ты хорошо держишься, – говорит он в какой-то момент. – Зрелость тебе к лицу, Эйрин.

– Спасибо, папа. Мне просто важно, чтобы ты мной гордился.

Он смотрит на меня с теплотой, мягко касается моей руки.

– Я уже горжусь.

И именно в этот момент мне становится почти… больно. Потому что он не знает. Не знает, кем становится его дочь, когда часы пробьют восемь.

Мы прощаемся в прихожей. Я целую его в щёку, беру рюкзак.

– В библиотеку? – спрашивает он.

– Угу. Я там допишу эссе. Вернусь поздно.

– Будь осторожна.

Я киваю, натягиваю куртку. Обычную. Серую. Такая, как у всех.

Но когда дверь за мной закрывается, и я выхожу в тёмный прохладный вечер, начинается ритуал переключения.

На углу улицы – старый склад, заброшенное здание, рядом с которым я прячу свой второй мотоцикл – не тот, что у папы на учёте. Этот – мой. Чёрный, с заниженным рулём, слегка гудящий, даже когда стоит.

Я захожу внутрь. Снимаю пальто, аккуратно прячу его в рюкзак. Меняю одежду прямо там – джинсы, термокуртка, плотные перчатки. Шлем с чёрной тонировкой. Маска, скрывающая нижнюю часть лица. Всё привычно, отточено.

Из внутреннего кармана вытаскиваю второй телефон, тот самый. Уже есть сообщение:

• 22:00

• Складская, 14.

• Маршрут – через мост, 3 круга. Гонка идёт.

Я стираю сообщение и поднимаю голову. В зеркале, прибитом к бетонной колонне, отражается Шадоу. Ни намёка на Эйрин.

– Поехали, – шепчу сама себе.

Открываю ворота, сажусь на байк. Мотор оживает с низким, звериным рыком.

Пора лететь.

Ямаха R6 – зверь, который слушается меня с полувзгляда. Мотор ревёт, когда я вывожу его на дорогу, и этот звук – как зов к свободе. Дома остались приличия, ужины, репетиторы. Здесь – другая я.

Ветер хлещет по коже, волосы убраны под шлем, глаза за затемнённым визором. Каждая секунда на дороге – будто удар в сердце. Прямой, мощный, живой.

Под колёсами мелькает асфальт, и вот уже знакомый поворот, складские ряды – и шум. Толпа. Музыка. Гул голосов. Смех. Крики. Место встречи не меняется – в индустриальной зоне города, где нет камер, нет полиции, только скорость и азарт.

Я торможу у въезда. Все оборачиваются, как по команде. Кто-то узнаёт мотоцикл, кто-то – манеру вождения. А кто-то просто чувствует – Шадоу приехала.

И снова начинается этот шёпот, который я слышу почти кожей:

– Смотри, это она…

– Говорят, никто её ещё не обогнал.

– Убрала того громилу в прошлом заезде.

– А кто она, вообще?..

Я не отвечаю. Никогда не отвечаю.

Просто прохожу. Мимо кучек зевак, мимо недоверчивых взглядов и откровенного любопытства. Не важно. Всё, что имеет значение – трек и мой байк.

Подхожу к своей команде – два парня и девушка, все в масках, как и я. Один из них – Феликс, наш координатор. Опускает планшет, на котором следит за картой трассы, и кивает мне:

– Ты вовремя. Противники серьёзные.

– Тем интереснее, – отвечаю просто, голос глухой под маской.

Девушка – Рэй, единственная, кто осмеливается похлопать меня по плечу:

– Не оставь им ни шанса, Шадоу.

– Никогда не оставляю.

Внутри меня уже бурлит огонь. Адреналин пульсирует под кожей, рвётся наружу. Всё тело готово – к резкому старту, к виражам, к борьбе.

И всё, что осталось – услышать стартовый сигнал.

Асфальт под ногами будто дышит жаром.

Трасса – извилистая, жесткая, опасная.

Толпа гудит, кто-то спорит, кто-то делает ставки. Фары машин заливают стартовую зону. Шум моторов – как сердцебиение ночи.

Я выхожу из тени, шлем подмышкой.

Мой чёрный Yamaha R6 уже ждёт. Команда стоит чуть поодаль. Феликс кивает – всё готово.

Слева – Каэль.

Его Ducati – зверь, как и он сам.

Он едет со мной не впервые.

И ни разу не смог победить.

Это злит его. Подпитывает.

Он сегодня – как натянутый трос. Молчит. Смотрит.

Я не отвечаю.

Лишние слова – для тех, кто не умеет управлять тишиной.

К старту выстраиваются шестеро:

– два новичка,

– дерзкая на зелёном Suzuki,

– старый лис на турбированном Kawasaki,

– и мы.

Старые счёты, новая ночь.

Феликс поднимает руку.

Все двигатели замирают – ровно на миг.

А потом…

СТАРТ.

Асфальт дрожит. Байки взлетают с места, будто выпущенные пули.

Я мгновенно вырываюсь вперёд, чувствуя, как Каэль встаёт в мою тень.

Он не жмёт сразу – ждёт, изучает.

Первый поворот.

Новичок слишком уверен, срывается и чуть не врезается в бордюр. Вылетает. Один минус.

Второй круг.

Каэль пытается сыграть агрессивно – врезается справа, почти касается коленом. Но я знала, что он так сделает.

Заранее закладываю манёвр, и ухожу внутрь. Оставляю его позади.

Четвёрка становится тройкой. Зелёная Suzuki не выдерживает ритма.

Впереди только я, Каэль и старый лис. Но этот вечер не для опыта – он для ярости.

На прямой Каэль почти поравнялся. Мы бок о бок. Он бросает взгляд – долгий, выжидающий.

Но я не девушка с ужина. Я – Шадоу.

Я резко переключаю передачу, выжимаю всё. Рывок. Внутренний поворот.

Он не успевает.

Финишная прямая.

Он снова позади.

Опять.

Когда я останавливаюсь у финиша, толпа ревёт.

Шлем не снимаю – привычка.

Но он подъезжает близко. Слишком близко.

Снимает свой. Смотрит на меня с вызовом и какой-то… тихой злостью.

– Сколько раз ещё ты будешь меня делать? – выдыхает он, полуулыбаясь, но в голосе горечь.

Я не отвечаю. Только медленно поворачиваю голову – и глядя прямо в его глаза через визор, мягко бросаю:

– Пока не научишься видеть дальше, чем свой Ducati.

Я снимаю шлем, прохладный воздух обжигает разгорячённое лицо. Волосы прилипли к вискам, сердце стучит в такт мотора. Победа – снова за мной. Я иду к команде, когда ощущаю его приближение.

– Что за чёрт ты творишь? – его голос резкий, как удар. – Опять.

Я не оборачиваюсь сразу. Даю себе секунду, чтобы остыть. Поворачиваюсь к нему, взгляд под маской – холодный, равнодушный.

– Ты всегда так реагируешь на проигрыш? – спрашиваю спокойно.

– Я не проиграл. – Он сжимает кулаки. – Это было… близко.

– Но всё же не ты пересёк финиш первым, – отрезаю я. – Опять.

Он хмурится, смотрит в глаза, будто надеется выцарапать ответы.

– Кто ты вообще такая?

– Та, кто тебя обгоняет, – спокойно отвечаю я. – Больше тебе знать не обязательно.

– Я устал от твоих игр. – В его голосе злость, сдерживаемая, но настоящая. – Ты появляешься, устраиваешь шоу и исчезаешь. Всегда в маске. Какого хрена?

Я лишь чуть приподнимаю подбородок.

– Тебе нужно не меньше слов, а больше скорости. Я не обязана объясняться перед каждым, кто оказывается позади.

Он шаг делает ближе, но я не отступаю. Только смотрю прямо. Спокойно. Холодно.

– Уверена, – говорю тихо, – ты справишься с тем, чтобы жить в тени.

– В следующий раз я тебя обойду. Что бы это ни стоило, – бросает он.

– Попробуй, – отвечаю я. – Но не удивляйся, если снова будешь смотреть мне в спину.

Я разворачиваюсь и исчезаю в гуле моторов, не дав ему ни имени, ни шанса.

Я подхожу к своей команде – они уже встречают меня с привычным азартом.

– Ты снова сделала это, Шадоу! – восклицает Ник, наш механик, хлопая по плечу.

– Чисто прошла поворот на мосту. Это было круто, – добавляет Лис, его глаза сияют восхищением.

– Он снова остался с носом, – усмехается кто-то сзади, но я не оборачиваюсь.

Я лишь кивком благодарю за слова. Без лишних улыбок, без шума. Спокойно.

Как всегда.

– Пойду, – тихо бросаю, – нужно ехать.

Ник только машет рукой, зная, что я не задерживаюсь. Не тусуюсь. Не объясняю.

Я появляюсь, как тень. И ухожу – как ветер.

Подхожу к своему байку, надеваю шлем и сажусь. Двигатель рычит – низко, глухо.

Одним движением вывожу Ямаху с обочины на дорогу. Несколько взглядов – за спиной, но я не обращаю на них внимания.

Секунда – и я уже исчезаю в темноте улицы.

Так же резко, как и появилась.

Дорога домой проходит в тишине.

Город засыпает, но для меня это – самое живое время. Фары скользят по асфальту, в зеркалах – отблески неоновых вывесок. Шум гонки уже стих в ушах, но адреналин всё ещё теплится в крови, отзывается в пальцах, сжимавших руль.

Я сбрасываю скорость, въезжая в тихий район. Тут другие улицы – без толпы, без криков, без риска. Только я и гул мотора.

Паркую Ямаху в заброшенном складе.

Мой двойной мир должен оставаться двойным. Байкерская куртка быстро меняется на мягкий домашний свитер. Шлем снимаю там же. Волосы разлетаются, и я наконец-то выдыхаю.

До дома дохожу пешком.

Осторожно захожу в дом – как будто обычная студентка вернулась после вечернего чтения в библиотеке.

Очки на лицо. Спокойствие – на вид.

В комнате – полумрак.

Я включаю ночник, опускаясь на кровать.

Телефон для гонок выключен и спрятан. Основной – рядом, на зарядке. Всё как всегда.

В этом хаосе я научилась быть точной.

Чёткой.

Открыв окно, вдыхаю прохладу.

Позади осталась трасса, толпа, чужие взгляды. Его взгляд.

А впереди – ещё один день.

Может, с утренним кофе.

Может, с новыми вызовами.

Но это будет уже не сегодня…

Глава 3

3 Глава

Утро. Чистое, свежее. Одно из тех, что будто стирает следы ночных дорог и визга шин.

Будильник ещё не успел доиграть свою мелодию, как я уже на ногах.

Привычный душ, волосы в небрежный хвост, очки – щёлк – на место.

Зеркало отражает образ правильной, собранной, ответственной. Улыбаюсь самой себе. Пора.

На кухне отец уже пьёт кофе. Бросает взгляд на меня поверх газеты.

– Успела выспаться? – спрашивает с мягкой заботой.

– Ага, – киваю, делая вид, что утро было обычным, без следа ночных дорог и ревущих моторов.

Он не знает. Он и не должен.

Я забираю свой завтрак на ходу – яблоко, тост, телефон.

Пока иду к выходу, пишу Хлое:

«Давай встретимся у универа после пар»

Ответ приходит сразу:

«Не могу дождаться рассказа, как ты всех уделала вчера »

Я невольно улыбаюсь экрану. Хлоя – мой остров стабильности в этом сумасшедшем двойном мире.

Выхожу в гараж. Там стоит он – мой верный слуга, железный друг.

Тот, что отец купил и поставил на учёт.

Сдержанный, тихий. Блестит, как витринный экспонат.

Когда я сажусь на него, он мурлычет, как ленивый кот. Без рыка, без вызова.

Медленно выезжаю на улицу. В зеркале – отражение хорошей девочки.

Сейчас – университет. Парты, лекции, чужие взгляды.

Сегодня я – та, кем все считают меня.

И мне этого вполне достаточно.

Приезжаю в универ. Всё – как всегда. Те же коридоры, те же лица. Привычная суета между парами, монотонный гул голосов и шелест конспектов.

Лекции – скучные, как старые фильмы без звука. Я слушаю выборочно, остальное – фильтрую. Моя голова всё ещё живёт в другом ритме. В ночном.

На одной из пар он садится через ряд. Ник.

Лучший механик, кого я когда-либо знала. Золотые руки, быстрые, как уличный ветер.

Он тоже был вчера.

Он всегда рядом на трассе. Всегда в команде.

Но сейчас…

Сейчас он смотрит сквозь меня.

Никаких взглядов.

Никаких намёков.

Никаких "привет".

Для него я – просто девчонка с универа. Очки, тетрадка, спокойное лицо.

Он даже не догадывается, что мы не просто знакомы. Он не знает, кто я – под маской.

Шадоу для него – как ветер. Быстрая. Дикая. Недосягаемая.

А я – всего лишь… чужая.

Знаю, что со мной в универе учится ещё одна знакомая – Рэй.

Мы пару раз пересекались на парах. Она – из тех, кто всегда уверена в себе, с лёгкой походкой и острым языком.

Подруга Хлои, хоть и не слишком близкая, но – своя.

Как-то даже виделись после учёбы, когда я случайно попала в ту самую компанию, где Рэй чувствует себя как дома.

Она знает, как держать дистанцию, но при этом моментально замечает, если кто-то играет роль.

И иногда мне кажется, что её взгляд чуть задерживается на мне дольше, чем надо.

Не как на просто сокурснице. А будто пытается сопоставить что-то. Понять.

Но это – пока только взгляд.

А я – мастер масок.

Лекции заканчиваются, и я почти бегу – вырваться бы на воздух, прочь от душного потока слов и цифр. На выходе из корпуса уже стоит Хлоя. Увидев меня, она расплывается в улыбке и бросается в объятия:

– Наконец-то! Я думала, ты пропала.

– Ага, у меня просто мозг закипел, – смеюсь я, обнимая её. – Надеюсь, ты уже заказала кофе, иначе я лягу прямо здесь и не встану.

– Пошли, я знаю, куда идти, – подмигивает она и тянет меня за руку.

Мы идём по знакомым улочкам, по пути болтая о всякой ерунде. Она жалуется на преподавателя, который снова дал дурацкое задание. Я киваю, рассказываю, как на паре кто-то случайно включил музыку прямо во время лекции, и весь зал минуту сдерживал смех.

– А ты слышала, что у столовой снова проблемы с оплатой картой? – спрашивает Хлоя, закатывая глаза.

– Конечно. Я уже морально готовлюсь питаться только печеньками из автомата.

В кафе уютно и почти пусто. Мы усаживаемся у окна. Она берёт свой латте с карамелью, я – чёрный без сахара. Она шумно отпивает и говорит:

– Знаешь, мне иногда кажется, что мы как бабушки – встречаемся обсудить, кто кого бесит, и где лучше кофе.

– Ну а что, звучит как идеальный день, – смеюсь я, подперев щёку рукой. – Иногда хочется, чтобы всё было только так – просто, тихо и вкусно.

– А ещё желательно без контрольных и будильника в семь утра, – добавляет Хлоя, и мы обе заливаемся смехом.

Хлоя кружит ложечкой в кружке, глядя в пенку карамельного латте.

– Всё бы ничего… – начинает она, бросая на меня лукавый взгляд, – если бы твои вечера были такими же спокойными, как утро с кофе.

Я улыбаюсь в ответ, но ничего не говорю – просто делаю глоток чёрного кофе.

– Ты хоть спала? – продолжает она мягко, но с этим типичным для неё прищуром «я всё знаю».

– Немного, – пожимаю плечами. – Адреналин долго не отпускал.

– Я так и знала, – она откидывается на спинку стула. – Ты снова всех порвала, да?

Я не отвечаю сразу. Просто смотрю в окно, на проходящих мимо студентов. Потом тихо:

– Всё как обычно. Появилась – выиграла – исчезла.

– И Каэль?

– Тоже был. Как всегда, злится, что не может понять, кто я.

– Он точно когда-нибудь взорвётся, – фыркает Хлоя. – Это всё играет ему по самолюбию. Привык быть первым.

– А тут – не его дорога, – усмехаюсь я. – И не его мир.

Хлоя кивает. Несколько секунд мы молчим. Потом она говорит:

– Знаешь… иногда я думаю, как долго ты сможешь играть в две жизни. Ты всё держишь под контролем, но всё же…

– Пока это – моё, – говорю я спокойно. – Пока мне нужно это. Пока я сама решаю, кто я.

Она улыбается, но в её взгляде тревога. Она не говорит вслух, но я знаю – ей иногда страшно за меня. За ту часть меня, которую никто, кроме неё, не видит.

– Ладно, – она встряхивает головой, возвращая лёгкость в тон. – Расскажи лучше, у кого была самая дурацкая попытка обгона.

Я смеюсь, откидываюсь назад:

– Один парень чуть не срезал угол прямо через ограждение. Если бы не ушла влево – он бы меня снес.

– Психи, – качает головой Хлоя. – Хотя… ты сама далеко не ангел.

Я просто улыбаюсь.

Хлоя облокачивается на стол, глаза искрятся озорством:

– Ну что, как ощущения перед первым занятием с Каэлем Блэквеллом? Волнуешься?

Я фыркаю, откидываясь на спинку стула:

– Скорее раздражена. Не понимаю, зачем это вообще нужно. С отцом всё просто: он решил, что мне нужен репетитор. Но почему именно он?

– Потому что Каэль гений математики и любимец всех преподавателей, – с преувеличенной важностью отвечает Хлоя. – Ну и у него, очевидно, слишком много свободного времени.

– Или слишком мало желания отказать моему отцу, – бурчу я, играя ложкой в своей чашке. – Думаю, это скорее про удобные связи, чем про реальную помощь.

– Слушай, – Хлоя хихикает, – может, ты влюбишься в него на пятой лекции? Знаешь, по классике: ты – упрямая, он – высокомерный, искры летят…

– Искры будут, но только от короткого замыкания, – холодно усмехаюсь. – Если он снова решит, что я очередная пустоголовая девочка, я просто встану и уйду.

– Значит, не терпишь снисхождения?

– Я не терплю притворства. А он с ним, кажется, на "ты".

Хлоя смотрит на меня чуть мягче:

– Ладно, просто не взрывайся на первой встрече. Хотя… даже если взорвёшься – я бы посмотрела на это шоу.

Я закатываю глаза и смотрю в сторону:

– Надеюсь, он будет просто тихо объяснять формулы. Без язвительных комментариев. И без взгляда сверху вниз.

– Такого ты точно не дождёшься, – смеётся Хлоя. – Удачи тебе, Эйлин. Ты в это болото лезешь с огнём в кармане.

– Посмотрим, кто кого обожжёт, – спокойно отвечаю я.

Мы теряем счёт времени за разговорами – смех, перекус, сплетни о студентах, немного про лекции, пара ироничных замечаний о преподавателях. Всё просто и по-доброму. Я даже не сразу замечаю, как стрелки часов двигаются слишком быстро.

– Чёрт, – шепчу, взглянув на экран телефона. – Мы засиделись. Мне пора домой.

– Уже? – Хлоя надувает губы. – Ну ладно… Удачи с тем самым репетитором.

– Спасибо, пригодится, – усмехаюсь я и поднимаюсь.

––

Еду домой спокойно. Сегодня ни скорости, ни суматохи – только равномерный ритм города за окном, редкие прохожие, тёплый ветер, который гуляет в волосах. Всё будто замедляется, давая выдохнуть.

Оказавшись дома, первым делом сбрасываю уличную одежду, переодеваюсь в мягкий, удобный комплект: просторная футболка, спортивные штаны. Уют. Без масок. Без образов.

Прохожу на кухню, где отец уже накрывает на стол. Он оборачивается, тепло улыбается:

– Как прошёл день?

– Спокойно, – отвечаю я, подходя ближе. – Даже слишком.

– Это хорошо. Иногда покой – лучшее, что можно получить.

Сажусь за стол напротив него. И на какое-то мгновение всё становится просто. Я просто дочь, которая ест с отцом.

Покушав с отцом, поднимаюсь в свою комнату. Снимаю очки, кладу их на стол и машинально направляюсь к кровати. Протягиваю руку к подушке, достаю тайный телефон, тщательно спрятанный в наволочке.

Экран загорается – новое сообщение от Феликса:

• "Сегодня участвует Рей."

Я быстро читаю, лицо остаётся спокойным. Всё под контролем. Печатаю короткое:

• "Ок."

Без колебаний выключаю телефон, проверяю – никакого сигнала, никакого следа. Затем возвращаю его на место, под подушку, аккуратно заправляя ткань, будто ничего и не было.

Падаю на кровать, вытягиваясь во весь рост – день выдался длинным. А потом закрываю глаза. Хотя бы на пару минут. Потому что вечер обещает быть долгим.

Вечером, ровно в восемь, в доме раздаётся короткий, уверенный стук. Я уже жду. Открываю дверь – на пороге Каэль. Без галстука, без напускного лоска. Джинсы, простая чёрная футболка, кожаная куртка. В одной руке – тетради и блокнот, в другой – привычная уверенность, граничащая с дерзостью.

– Привет, – бросает он спокойно.

– Заходи, – киваю, отступая назад.

Не разглядывает интерьер, не суетится – будто знает, куда идёт. Поднимаемся по лестнице, шаг в шаг. Я чувствую его взгляд в спину, но не оборачиваюсь.

– У тебя здесь и правда… внушительный дом, – замечает он, бросив взгляд на фотографии в коридоре.

– Спасибо, я тут всего лишь живу, – бросаю без интереса, останавливаясь у двери в свою комнату.

Открываю, пропускаю его вперёд. Просторная, но не пафосная. Мой порядок. Мои книги. Мои границы.

Каэль проходит внутрь, слегка оглядываясь – внимательно, но без лишних слов.

– Тут и заниматься приятно, – спокойно говорит он, ставя тетради на стол у окна.

– Смотря с кем, – отзываюсь я, закрывая за собой дверь.

Сажусь на край кровати, скрестив ноги, он – за стол, всё чинно, как будто это не он мчался по ночной трассе пару дней назад, сжав зубы от злости.

Но я помню. И он не знает. И это делает всё только интереснее.

Мне некуда торопиться – сегодня не мой заезд. Трасса обойдётся без меня, а я впервые за долгое время могу позволить себе провести вечер спокойно. Даже с учётом того, что он проходит в компании Каэля.

Он раскладывает тетради на моём столе, устраивается с видом преподавателя, которому всё давно надоело. Я подхожу ближе, опираюсь на край стола, скрестив руки.

– Ну что, – говорит он, мельком взглянув на меня, – давай разберёмся, насколько всё запущено.

Я закатываю глаза, но всё же беру ручку. Он задаёт вопросы, смотрит, как я решаю, делает пометки. Спустя минут десять молчания, он цокает языком.

– Хм. Не совсем безнадёжно. Думал, будет хуже.

– Спасибо, потрясающая мотивация, – бурчу я с лёгким сарказмом.

Он усмехается, не поднимая взгляда.

– Привыкай. Я не из тех, кто гладит по голове. Но у тебя, оказывается, есть мозги. Просто ты слишком занята тем, чтобы их прятать.

Я молча смотрю на него.

Холодно. Но точно.

И он не догадывается, насколько.

– Может, потому что я не люблю выставлять всё напоказ, – отзываюсь спокойно.

Каэль откидывается на спинку стула и наконец смотрит мне в глаза.

– Это мы ещё увидим.

Снова берёт ручку, и занятие продолжается.

Спустя какое-то время Каэль откладывает ручку и потягивается, тихо выдыхая.

– Сделаем перерыв, а то ты, смотри, совсем устанешь от моего общества, – усмехается он, глядя в окно.

Я молча встаю, прохожу к окну и отодвигаю штору. За стеклом темнеет, город медленно погружается в вечер. На душе спокойно – редкое состояние рядом с ним.

– Кстати, – вдруг говорит он небрежно, словно между делом, – в ресторане ты обмолвилась о трассе. Интересно прозвучало.

Он слегка прищуривается. – Ты не похожа на ту, кто гоняет по вечерам и тусуется. Скорее… на ту, кто читает книги в тишине и всё держит под контролем.

Я поворачиваюсь к нему, приподнимая бровь.

– А ты, оказывается, любишь строить образы?

– Я просто наблюдаю, – пожимает плечами. – Хотя ты меня удивила.

Я опускаюсь в кресло.

– Я слышала о тебе и твоих «звёздах» от подруги, – говорю с лёгкой усмешкой. – Она там бывает, говорит, ты частый гость. Любишь быть в центре.

– А ты – в тени? – спрашивает он, внимательно глядя. – Странный интерес к трассе, если ты не из наших.

Я встречаю его взгляд, ровный, спокойный.

–Смотря что ты называешь "вашими".

Каэль будто хочет задать ещё один вопрос, но вместо этого просто отводит взгляд, оставляя тему висеть в воздухе.

Тишина возвращается – лёгкая, напряжённая, но не неприятная.

Мы возвращаемся к занятиям, он что-то объясняет, чертит формулы, а я делаю вид, что внимательно слушаю, хотя взгляд то и дело ускользает к его лицу – сосредоточенному, чуть нахмуренному.

Он несколько раз поглядывает на часы, украдкой, но я замечаю.

– Куда-то торопишься? – спрашиваю с лёгкой усмешкой.

Он бросает взгляд в мою сторону, на этот раз без всякой попытки скрыть раздражение.

– Да, есть одно дело. Нужно зазнавшуюся девчонку поставить на место, – грубо бросает он, возвращаясь к тетради.

Я ощущаю, как внутри всё сжимается. Голос его холоден, резок.

– Гонщица. Думает, что если пару раз обошла меня на трассе – то корона у неё на шлем приросла, – добавляет он почти сквозь зубы.

Я опускаю глаза в тетрадь, делая вид, что пишу.

– У тебя, смотрю, это личное, – спокойно говорю, не поднимая взгляда.

– А ты бы не бесилась, если кто-то постоянно был на шаг впереди? – роняет он, и в голосе больше злости, чем обиды.

Я сжимаю ручку чуть крепче, пряча ледяную улыбку.

– Зависит от того, как сильно мне нужно быть первой.

Каэль ничего не отвечает. Несколько секунд в комнате царит тишина, нарушаемая только лёгким скрипом карандаша по бумаге.

Проходит несколько минут. Мы почти молча продолжаем разбирать формулы, пока Каэль не откидывается на спинку стула, сложив руки за головой.

– Может, хочешь как-нибудь прокатиться со мной? – вдруг бросает он с ленивой ухмылкой. – Хотя, не думаю, что ты впишешься. Не твой ритм.

Я поднимаю на него удивлённый взгляд, наигранно смеюсь.

– Прокатиться? Со сверхзвуковым Каэлем Блэквеллом? Не уверена, что моё сердце это переживёт, – тоном слегка насмешливым, слегка наивным. – Я предпочитаю вещи поспокойнее. Вроде учёбы… и библиотеки.

Он чуть прищуривается, будто пытается меня просканировать.

– Ты серьёзно? – хмыкает. – Ты правда такая… тихая?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь к тетради:

– А что, это плохо?

– Просто не ожидал. – Его голос звучит с какой-то странной интонацией, то ли с насмешкой, то ли с разочарованием.

Я делаю вид, что не замечаю. Пусть думает, что хочет. Меньше знает – крепче удивится.

Каэль с ухмылкой смотрит на меня, скрещивая руки на груди:

– Слушай, а ты ведь правда из тех, кто вечера проводит в обнимку с учебниками? – произносит он с явной насмешкой. – Не удивлюсь, если для тебя поход в библиотеку – уже приключение.

Я поднимаю на него взгляд, холодный и спокойный.

– А тебе всем нужно доказывать, что умеешь веселиться, или ты просто не выносишь, когда кто-то не бегает за тобой с восхищением?

Он усмехается, но в голосе скользит вызов:

– Просто я сомневаюсь, что ты вообще знаешь, что такое настоящая жизнь. Сомневаюсь, что ты впишешься, если тебя вытащить туда, где люди не решают задачки, а живут. Вот и всё.

Я тихо кладу ручку на стол, медленно поднимаюсь, с лёгкой ухмылкой на губах.

– Думаешь, я не умею веселиться?

– Уверен, – отвечает он мгновенно. – Ты максимум знаешь, где лучшие кафе с карамельным латте. Не место тебе там, где ревёт двигатель и пульс стучит в висках.

Я подхожу ближе, глядя прямо в глаза:

– Хорошо. Докажу тебе обратное. Поехали сегодня. Покажи мне свой «мир».

Каэль приподнимает бровь, как будто не ожидал этого.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно, – отвечаю. – Не думай, что я из тех, кто прячется за книгами. Сегодня я иду с тобой. И ты ещё пожалеешь, что поставил под сомнение мои способности.

Он на секунду теряет уверенность, но быстро её возвращает, кивая с усмешкой:

– Ну, теперь мне действительно интересно, как ты себя поведёшь. Надеюсь, не сбежишь при первых звуках мотора.

Я лишь хмыкаю, поворачиваясь к своим тетрадям.

– Лучше беспокойся о себе.

Занятие заканчивается раньше, чем планировалось. Я быстро собираю тетради в кучу, поднимаюсь и, стараясь говорить нейтрально, бросаю:

– Мне нужно переодеться. Подожди внизу?

Каэль чуть приподнимает бровь, но ничего не говорит – просто встаёт и выходит из комнаты. Я закрываю за ним дверь, на секунду прислоняюсь к ней спиной, выдыхаю. Затем открываю шкаф, достаю одежду – не слишком вызывающе, но всё же гораздо смелее и свободнее, чем тот образ, в котором я обычно хожу в университет. Куртка, облегающие джинсы, сапоги. Волосы собираю чуть иначе, добавляя немного дерзости в общий вид – но не той, что носит Шадоу. Это – нечто среднее. Мост между двумя мирами.

Спускаясь по лестнице, чувствую, как взгляд Каэля пронзает меня с ног до головы. Он прислонился к стене у входа, скрестив руки на груди. Когда я подхожу ближе, он цокает языком и с язвительной ухмылкой говорит:

– Ну надо же… Оказывается, ты знаешь, как выглядит что-то отличное от университетского свитера.

Я поджимаю губы, но в его голосе – больше скрытого одобрения, чем насмешки. Он продолжает, словно невзначай:

– Почти жаль, что ты весь свой потенциал прячешь за конспектами.

– А ты всё ещё думаешь, что знаешь обо мне всё? – бросаю я, проходя мимо него к двери.

Он лишь усмехается и следует за мной.

– Пока нет. Но, кажется, ночь только начинается.

Глава 4

4 Глава

Мы выходим на улицу, вечер уже окутал город мягким полумраком, асфальт отливает огнями фонарей. У обочины, словно хищник, затаившийся перед прыжком, стоит его мотоцикл – черный Ducati. Агрессивный силуэт, блеск металла и тяжёлое дыхание мотора – настоящий зверь на колесах.

Каэль, даже не глядя, ловко вытаскивает второй шлем из кофра и протягивает мне.

– Надеюсь, не боишься скорости, – произносит с той же усмешкой, что всегда граничит между вызовом и уверенностью в себе.

Я беру шлем, стараясь не выдать ни капли раздражения, и молча надеваю. Это… странное ощущение – садиться не за руль, а позади. Не контролировать ситуацию. Не управлять скоростью. Не быть в главной роли.

Он усаживается, заводит двигатель, и тот тут же оживает низким рокотом. Я обвиваю его руками, чувствуя напряжённые мышцы под курткой – слишком близко, слишком непривычно. Для меня быть пассажиром – всё равно что стоять в стороне от собственной жизни.

Мотоцикл срывается с места, и ночной воздух бьёт в лицо сквозь визор. Я чувствую, как улицы проносятся мимо, как ускорение тянет назад, и как мне приходится уступить – хоть на время – контроль.

Мы подъезжаем к трассе – знакомое место, но сегодня я совсем в другой роли. Ветер стихает, мотор замирает, и на его место приходит гул голосов, музыка, шум двигателей и звон смеха. Людей, как всегда, много – все как будто ждут зрелища, очередного заезда, нового скандала или просто повода для обсуждений.

Но в этот раз, в отличие от моего привычного появления, нет перешёптываний, замираний и настороженного шушуканья. Только беглые взгляды – скорее в сторону Каэля. Любопытство в глазах тех, кто пытается понять, кого он притащил с собой. Новенькая? Девушка? Просто случайная пассажирка?

Я держу лицо безразличным, взгляд – рассеянным. Иду рядом, будто впервые здесь, будто всё это – чужое, незнакомое, просто шумная тусовка, куда меня затащили. Каэль ведёт себя, как всегда, уверенно, кивает знакомым, но не останавливается – мы идём прямо к его команде.

Команда Каэля – это смесь харизмы, уверенности и немного дерзости. Ребята явно не новички: кожаные куртки с логотипом клуба, натёртые перчатки, мотоциклы, от которых веет скоростью и мощью. Каждый – со своей энергетикой, но все держатся вместе, как единое звено. Их разговоры – смесь техноболтовни, подколов и адреналина, постоянно пульсирующего под кожей.

Первым нас замечает высокий парень с выбритым виском и цепкой улыбкой – Рой, правая рука Каэля и, судя по поведению, почти брат. Он вскидывает бровь, смерив меня взглядом с головы до ног, и с легкой усмешкой бросает:

– Глянь-ка, Каэль решил, что ему нужно украшение к байку?

Остальные переглядываются, ухмыляясь, но без враждебности. Просто любопытство и немного бравады – на трассе редко появляются незнакомые лица, тем более – с Каэлем. Девушка, да ещё и такая, что не смотрит в пол – всегда повод для обсуждения.

– Она умеет держаться, – замечает худая девушка в рваной джинсовке – единственная из команды, – и явно не из робких.

Каэль усмехается, облокачивается на свой байк и, глянув на меня, лениво бросает:

– Решил показать ей, что в жизни бывает веселей, чем учёба. Ну и пусть посмотрит, как мы работаем.

Рой закатывает глаза, но ничего не говорит. Один из ребят кивает в мою сторону с лёгким уважением:

– Ну, если ты с ним – добро пожаловать. Только держись крепче, у нас тут не девичьи посиделки.

Я просто слегка усмехаюсь и делаю шаг в сторону, будто мне всё это до жути скучно. Внутри, конечно, пульс бьётся в такт моторам – но я слишком хорошо умею притворяться.

Я перевожу взгляд чуть в сторону – и замечаю знакомые очертания. В толпе, между байками и шумными разговорчиками, стоит она. Хлоя. Широкие джинсы, чёрная куртка, волосы собраны в высокий хвост – выглядела так, будто не особо хотела быть здесь, но кто-то её всё же вытащил.

Рядом с ней – Рэй, уверенная как всегда, с телефоном в руке и лёгкой ухмылкой на лице. Очевидно, это была её идея.

Хлоя замечает меня почти сразу. Секунда – и на её лице проступает узнавание. Она удивлена, но не теряется – вместо того чтобы притвориться, что не видит меня, она направляется прямиком к нам, обходя мотоциклы и ребят из команды Каэля. Те, впрочем, переключаются на неё с не меньшим интересом: уверенная походка, цепкий взгляд – чужая, но не случайная.

– Не верю своим глазам, – произносит она, подходя ближе, и её голос звучит сдержанно, но с явной насмешкой. – Эйлин, ты точно по адресу?

– Я просто… проветриваю голову, – спокойно отвечаю, бросив мимолётный взгляд на Каэля, будто вся эта сцена меня ничуть не задевает.

– Ага, – хмыкает Хлоя, оглядывая команду. – Ну, если это твой способ проветриться, то у нас с тобой много чего будет обсудить завтра.

Она задерживает на мне взгляд чуть дольше, чем нужно, и я знаю – она всё поняла. Но, к счастью, ничего не говорит. Просто улыбается, словно между нами есть какая-то шутка, понятная только двоим.

Каэль наблюдает за нашим диалогом с прищуром.

– Знакомая? – спрашивает он, обращаясь к Хлое.

– Что-то вроде. – Она смотрит на него с интересом, чуть склонив голову. – А ты, наверное, тот самый Каэль, да? Репетитор, гонщик и по совместительству профессиональный раздражитель?

Каэль усмехается.

– Всё при мне, милая. А ты – та самая подруга, которая знает слишком много?

– Зовите меня просто Хлоя, – подмигивает она. Она бросает последний взгляд через плечо, растворяется в толпе рядом с Рэй. После её ухода атмосфера будто немного разряжается – разговоры возобновляются, кто-то смеётся, кто-то делится сплетнями о вчерашних заездах.

Каэль отвлекается на одного из ребят, а я остаюсь чуть в стороне, наблюдая за происходящим. Команда Каэля ведёт себя свободно, без показного пафоса – видно, что давно знают друг друга. Байки, перчатки, адреналин в голосе – всё это привычная для них среда.

– Сегодня её не будет, – произносит Рой, один из тех, кто, судя по поведению, тут почти правая рука Каэля. Он бросает взгляд на трассу, будто всё ещё надеется увидеть ту самую фигуру в чёрном шлеме.

– Шадоу?

Кто-то рядом кивнул, и Рой продолжает:

– Она появляется только тогда, когда сама захочет. Ни расписаний, ни предупреждений. Просто… выходит – и все расступаются.

В голосе у него не раздражение, а скорее смесь уважения и лёгкой досады. Остальные лишь молча переглядываются, кто-то с завистью, кто-то с интересом. Им ничего не остаётся, как ждать – ведь Шадоу невозможно контролировать.

Я отвожу взгляд, пряча на лице лёгкую усмешку.

Да, сегодня она действительно не появится.

– У Каэля есть шанс выиграть, – говорит кто-то из его команды, проверяя настройки байка. Рой кивает с сомнением, но не спорит.

Каэль отходит от байка, проходит мимо меня и с характерной ухмылкой бросает, скользнув по мне взглядом:

– Будешь за меня болеть?

В его тоне легкая насмешка, как будто это вовсе не вопрос, а вызов. Он уверен в себе, как всегда, даже слишком.

Я лениво поворачиваюсь к нему, будто обдумываю ответ, затем чуть приподнимаю бровь:

– А ты заслужил, чтобы за тебя болели?

Его ухмылка только ширится, он кажется довольным даже моим холодом.

– Узнаем через пару кругов, – отзывается он и уходит, поправляя перчатки, не оборачиваясь.

Гул моторов наполняет воздух, вибрации от ревущих байков будто проходят сквозь грудную клетку. Пять участников выстраиваются у линии старта – напряжение висит в воздухе, как натянутая струна.

Каэль на своем «Дукати» – сосредоточен, взгляд острый, как лезвие. Рядом с ним – Рэй, уверенная и спокойная. Остальные участники – крепкие ребята, не новички, каждый с опытом и своим стилем. Сегодняшний заезд не будет простым.

Толпа шумит, кто-то свистит, кто-то выкрикивает имена. Но в момент, когда флаг медленно поднимается, всё вокруг замирает. Ожидание, как затянувшееся дыхание, охватывает каждого.

Флаг опускается.

Рёв моторов срывается с цепи. Байки выстреливают с места, будто из катапульты. Гонка началась.

Дорога уходит в темноту, освещённая только фарами мотоциклов и редкими отблесками прожекторов, выхватывающих из мрака куски трассы, лица зрителей, пыль и дым.

Первый поворот – резкий, обманчиво простой. Один из участников почти вылетает, но выравнивает байк, виляя. Каэль держится на втором месте, плотно сидя за лидером. Его «Дукати» рычит, словно зверь, рвущийся вперёд.

Следующий участок – затяжной поворот с подъемом. Здесь важна точность и дерзость. Каэль идет по внутренней дуге, почти задевая коленом асфальт, и в наглом маневре обходит гонщика впереди. Шлемы сталкиваются взглядами, но никто не тормозит.

Рэй дышит в спину, ловко удерживая позицию. На одном из виражей Каэль переоценивает скорость – заднее колесо скользит, мотоцикл едва не уходит в занос. Толпа ахает, но он восстанавливает равновесие, напрягшись всем телом, словно вцепившись в машину волей.

Теперь он первый.

Остался последний отрезок – серия неровных, опасных поворотов. Остальные гонщики пытаются догнать, но Каэль будто уходит в режим тишины. Он чувствует трассу. Один с дорогой, со своим байком.

Финиш близко.

Сильный поворот влево – мотоцикл ложится почти горизонтально, искры срываются из-под ножек. И вот – прямая. Он выпрямляется, выкручивает газ. Финишная черта. Взрыв шума.

Он первый.

Он сделал это.

Каэль резко тормозит рядом с командой, мотор его байка с рыком замирает. Он срывает шлем, волосы растрепаны, глаза горят адреналином. Он не сразу слышит возгласы – еще дышит быстро, будто до сих пор на трассе.

– Вот это ты выдал! – хлопает его по плечу Рой.

– Безумец, ты чуть не лег на повороте! – смеётся кто-то из команды.

– Но черт, это было круто. Ты всех разнёс.

Каэль, всё ещё не до конца отошедший от скорости и напряжения, отмахивается, выдыхая.

– Он слишком полез внутрь, идиот, – бросает он, вспоминая рискованный момент.

– Я знал, что справлюсь. Они были слишком медленны.

Он делает пару шагов от байка, расстёгивает куртку, взгляд всё ещё дикий, расфокусированный.

– Ты как будто с собой дьявола вёз, – хмыкает один из ребят.

– Или наоборот, сам был этим дьяволом.

Каэль лишь ухмыляется, вытирает лоб. Его взгляд скользит по толпе, замирает на девушке, стоящей чуть в стороне. Неуловимая тень на лице. Он срывает с пояса перчатки и, обернувшись к своей команде, бросает:

– Говорил же, она не придёт. Шадоу никогда не появляется, когда её ждёшь.

С этими словами он снова смотрит на Эйлин.

Будто ждал от неё реакции.

Эйлин стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди, и наблюдает за ним, прищурившись. Волосы чуть развевает ветер, лицо спокойное, но в глазах блеск – сдержанный восторг.

Каэль был безумцем. Опасный, безрассудный, дерзкий до безумия… но чертовски талантливый.

Каждое его движение – отточено, как у хищника, точно знающего, когда рвануть вперёд и когда притормозить.

Его манера держаться после победы – вся напускная бравада, но Эйлин видит, что под этим – гордость, облегчение и всё ещё дрожащий пульс. Он только что бросил вызов скорости и остался живым. И не просто живым – он был первым.

Она слегка усмехается себе под нос.

"Безумец…"– проносится мысль. – "Но ты это сделал."

В этот момент Каэль вновь бросает взгляд в её сторону. На долю секунды их глаза встречаются. Эйлин не отводит взгляда, не прячет эмоций, но и не раскрывает всех карт. Она просто смотрит – как зритель, как судья, как… та, кто знает больше, чем говорит.

Он дергает уголком губ. Улыбка почти незаметна.

Один из парней, хлопая Каэля по спине, с широкой ухмылкой говорит:

– Ну что, босс, может, пора и отметить, а? Такая гонка – не каждый день!

– Согласен, – подхватывает Рой. – Ты сегодня всех порвал. Надо залить это дело чем-нибудь крепким… или хотя бы сладким.

– Я за! – откликается девушка из команды, уже листая в телефоне ближайшие места. – Есть одно кафе с открытой террасой, поехали туда?

Каэль бросает взгляд на ребят, затем – на Эйлин. Его пульс всё ещё не вернулся в норму, в висках стучит адреналин, но в голосе уже появляется привычное спокойствие:

– Ладно. Почему бы и нет. Едем.

Все одобрительно гудят, кто-то уже направляется к мотоциклам, кто-то – к машине сопровождения. Смех, реплики наперебой, атмосфера раскрепощённая и теплая, как после небольшой победной битвы.

Каэль подходит ближе к Эйлин:

– Ну что, поедешь с нами? Или для тихони уже слишком поздно?

Она выдерживает паузу, потом спокойно отвечает:

– Поеду. Но только на твоей совести, если я завтра усну на лекции.

Эйлин садится на байк позади Каэля, и вскоре их небольшой кортеж мотоциклов с ревом вырывается с парковки у трассы. Ветер бьёт в лицо, шум города отступает на второй план, а голос и смехи ребят на рации создают ощущение, будто они – одна большая, немного безумная семья.

Когда они добираются до кафе, вся компания рассаживается за длинным столом на открытой террасе. Заказав напитки и еду, начинают обсуждать только что завершившуюся гонку.

– Ты видел, как он зашёл в последний поворот? – возбуждённо говорит Рой, размахивая руками. – Я думал, всё – сейчас вылетит!

– Он бы и вылетел, – усмехается девушка с короткими синими волосами. – Но Каэль всегда выкручивается, зараза такая.

Каэль, потягивая сок из высокой стеклянной чашки, лениво бросает:

– Кто не рискует – тот не выигрывает.

– Ты не рискнул, ты просто лез на рожон, – перебивает его кто-то из парней. – Но, чёрт возьми, выглядело это чертовски круто.

Все смеются. Эйлин сидит сбоку, наблюдая за ними с лёгкой полуулыбкой. Она слушает разговор, иногда кивает, делает пару замечаний – ровных, аккуратных, будто ей всё это в новинку. Хотя трасса для неё – почти второй дом.

– А ты как, Эйлин? – вдруг обращается к ней один из ребят. – Первая гонка, что видела вживую?

Она выдерживает паузу, делая вид, что чуть смущена.

– Можно и так сказать, – спокойно отвечает она. – Необычный опыт. Особенно когда почти улетают с поворота.

Каэль поворачивает голову и внимательно на неё смотрит, будто пытаясь считать между строк. Но она лишь откидывается на спинку стула и делает глоток из бокала.

– Привыкай, – усмехается он. – Это только начало.

Каэль, откинувшись на спинку стула, с усмешкой бросает:

– Не думал, что ты останешься. Думал, сбежишь сразу после финиша – к учебникам.

Эйлин фыркнула, делая вид, что обижена:

– Может, я просто решила проверить, как вы развлекаетесь. Вдруг тут не так уж скучно.

Рой, с уже наполовину съеденной булочкой в руке, кивает:

– Ну, ты неплохо вписалась. В следующий раз сама выйдешь?

– Ха, нет. Не льстите себе, – смеётся Эйлин, вытянув ноги под столом. – Сегодня – исключение. Просто настроение подходящее. Но не ждите, что я приду снова.

Каэль смотрит на неё с полуулыбкой, в его взгляде читается интерес:

– Не зарекайся, умница. Вдруг мы тебя ещё удивим.

Эйлин усмехается, поднимает кружку:

– Только если вы действительно умеете удивлять.

Смех и лёгкий шум заполняют стол. Её фраза вроде бы окончательна – но звучит совсем не резко.

Глава 5

5 Глава

Прошла неделя с той поездки.

Что-то внутри изменилось.

Вспоминаю ту ночь – не гонку, не рев моторов, а то, что было после. Смех, искренние улыбки, легкость. Атмосфера, в которой все друг другу свои. Мне это… понравилось. Даже слишком.

Но я не могу себе позволить в это врастать.

Шадоу – это тень. Она приходит, когда никто не ждёт, и исчезает, не оглядываясь. Она не сидит с другими за одним столом, не смеётся в голос, не задерживается. Потому что тогда может остаться. А мне нельзя оставаться.

Я не выезжала на трассу уже неделю.

Всё свободное время – на учёбу.

Каэль, как ни странно, стал в этом настоящей опорой. Хотя всё так же язвит, смотрит сверху вниз, делает вид, что его это не особо интересует. Но помогает.

И я позволяю ему это.

Я медленно помешиваю свой кофе, сидя напротив Хлои.

Она, как всегда, улыбается – будто у неё в жизни не бывает ни плохих дней, ни усталости. Лёгкая, светлая… полная противоположность мне.

– Шадоу не видно уже неделю, – произносит она, будто между прочим, но взгляд цепкий.

Я тихо вздыхаю и отводя глаза, говорю с натянутой грустью:

– И в ближайшее время не появится.

– Почему? – в голосе её уже меньше легкости, больше внимательности.

– Надо подтянуть оценки. – Я делаю глоток кофе, чтобы скрыть напряжение. – Если всё останется на месте, отец начнёт подозревать. А мне это сейчас ни к чему. Есть репетитор, но пока толку… чуть меньше, чем хотелось бы.

Хлоя качает головой, задумчиво глядя в чашку.

– Жаль. Без Шадоу как-то пусто стало. Но ты права. Как долго ты ещё не будешь появляться? – спрашивает Хлоя, наклоняясь ко мне через стол.

В её голосе – легкая забота, но и нескрываемое любопытство.

– Не знаю, – честно отвечаю я, вяло крутя ложечку в чашке. – Пока папа не поверит, что я стала примерной студенткой.

Хлоя фыркает.

– Ну а пока тебя нет… Каэль тут король трассы. Ты бы видела, как он выделывается!

Она закатывает глаза, но в них весёлые искорки.

– Он буквально купается в внимании. Все к нему липнут.

Я сдержанно улыбаюсь, будто слушаю просто байки, а не про человека, с которым вчера корпела над задачами.

– Пусть радуется. Я не против.

Хлоя хмыкает:

– Ага, пока ты не вернёшься и не сбросишь его с пьедестала.

Я только качаю головой, пряча на лице невольную усмешку.

Допив кофе, я тепло обнимаю Хлою на прощание и выхожу из кафе. Воздух снаружи свежий, слегка прохладный – как напоминание, что день близится к концу. Я неторопливо направляюсь домой, стараясь не думать ни о трассе, ни о гонках. Просто обычный день. Обычная я.

Дома меня встречает отец с привычной тёплой улыбкой. Он, как всегда, рад видеть меня, будто не видел целую неделю, а не пару часов. Мы обмениваемся короткими фразами – как прошёл день, как самочувствие – и садимся ужинать.

За столом, между делом, он произносит то, от чего у меня будто что-то сжимается внутри:

– Завтра вечером мы снова увидимся с семьёй Блэквелл.

Я замираю с вилкой на полпути ко рту.

– Обязательно? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно.

– Конечно. Это важно, Эйлин, – спокойно, но твёрдо отвечает отец. – У нас с ними общие дела, и ты должна быть частью этого.

Я киваю, не вступая в спор.

Но внутри всё сжимается.

– Встреча будет днём, у них дома, – продолжает отец, отодвигая в сторону тарелку. – Миссис Блэквелл настояла на домашнем уюте, так что думаю, тебе понравится. У неё талант создавать атмосферу.

Я молча киваю, стараясь не закатить глаза. «Домашний уют» в особняке Блэквеллов – это скорее про выставочный глянец, чем про настоящую теплоту.

– Постарайся выглядеть достойно, Эйлин, – добавляет он чуть мягче. – Эти встречи важны.

– Я буду на высоте, – отвечаю с лёгкой, почти незаметной иронией.

Он не замечает. Или делает вид.

А я уже мысленно представляю себе эту встречу…

Поужинав, я поднимаюсь к себе, на ходу скидывая туфли. В комнате всё на своих местах – слишком на своих. Сажусь на кровать и бросаю взгляд на ящик стола, где спрятан мой второй телефон. Он выключен. Уже неделю.

И это значит только одно – Шадоу недоступна.

Никаких трасс. Никаких ночей, наполненных ревом моторов и запахом бензина. Никаких взглядов, полных уважения, страха и восторга. Только я – обычная Эйлин, тихая, незаметная, за учебниками.

Иногда мне кажется, что я могу прожить так вечно. А потом… вспоминаю, каково это – быть в седле, чувствовать вибрацию под ногами и абсолютную свободу.

Утро встречает меня теплым солнцем, проникающим сквозь тонкие шторы. Оно ласково касается кожи, обещая спокойный день. Я поднимаюсь без спешки – сегодня важный визит.

Выбираю платье по погоде: лёгкое, но достаточно сдержанное, чтобы произвести хорошее впечатление. Заплетаю свои длинные волосы в две аккуратные косы – просто, но не без стиля. Немного косметики, чтобы подчеркнуть черты, и последний взгляд в зеркало.

Папа уже ждёт внизу. Его привычная, уверенная улыбка встречает меня у выхода.

– Готова? – спрашивает он, чуть приподняв бровь.

Я молча киваю, чувствуя лёгкое волнение – впереди встреча с семьёй Блэквеллов. Домашняя, как настаивала миссис Блэквелл. И именно поэтому – ещё более напряжённая.

Подъезжаем к их дому, и первое, что бросается в глаза – это масштаб. Дом огромен, но не холоден и не вычурен, наоборот – в его величии чувствуется вкус, стиль и тепло. Он выглядит как из обложки журнала, но при этом не теряет ощущения уюта.

У входа нас уже встречают и с лёгкими светскими фразами проводят внутрь. В доме пахнет выпечкой и свежими цветами, а мягкий свет из окон играет на блестящей полированной мебели. Нас приглашают в столовую.

Миссис Блэквелл – правда безупречна: сдержанна, приветлива, но с тем типом обаяния, который не требует усилий. И, как и обещала, она создала по-настоящему домашнюю атмосферу.

Я с удивлением ловлю себя на мысли, что не чувствую той скованности и дискомфорта, как в первый раз, когда мы ужинали в роскошном ресторане. Здесь всё иначе. Уютно. Почти спокойно.

За столом уже поданы изысканные блюда – всё выглядит словно с витрины глянцевого журнала: фарфоровая посуда, тонкие бокалы, сервировка безупречна. В воздухе витает аромат свежих трав и запечённых овощей с розмарином.

Я сажусь на своё место и замечаю, что Каэль оказывается по правую руку от меня. Он, как обычно, в повседневной, но идеально сидящей одежде – словно не придаёт значения внешнему виду, но при этом всегда выглядит так, будто только что сошёл с обложки.

Он бросает в мою сторону короткий взгляд и с лёгкой полуулыбкой замечает:

– И снова за одним столом. Какое совпадение, не находишь?

Я ничего не отвечаю, просто чуть наклоняю голову, изображая нейтральную вежливость. Но внутри чувствую, как настроение меняется – его близость слишком осязаема.

Каэль лениво вертит в руках вилку, бросая в мою сторону полувзгляд и ухмылку:

– Ну что, ученица, как успехи? Неужели я таки добился прогресса? Или ты всё ещё надеешься сдать экзамены на харизме?

Я не отрываясь от тарелки, спокойно отвечаю:

– Думаю, я уже заслужила хотя бы четвёрку за терпение. И ты должен это признать, раз уж всё ещё не сбежал.

– Поверь, я каждый раз думаю об этом, как только переступаю порог, – фыркает он, чуть наклоняясь ко мне. – Но твоя мнимая безнадёжность… она уже почти мила.

– Не волнуйся, как только начну отвечать лучше тебя – ты будешь скучать по моей "безнадёжности".

Он усмехается, откидываясь на спинку стула:

– Посмотрим. Только не забудь, кто сделал из тебя человека.

– Ах, Каэль, ты переоцениваешь свои способности. Я была человеком задолго до твоих лекций.

– А теперь ещё и остроумная, – кивает он, явно довольный собой. – Прогресс определённо есть.

– Не умеешь ты все таки давить по тормозам, Каэль, даже в разговорах- фыркаю я.

Каэль усмехается, склонив голову набок:

– А зачем тормозить, когда можно красиво вписаться в поворот?

Я приподнимаю бровь, не скрывая иронии:

– Проблема в том, что ты чаще летишь в занос. Даже в разговорах.

Он ухмыляется, будто это комплимент:

– Зато эффектно.

– Не всегда эффективно, – замечаю я. – В бизнесе, например, такой стиль вряд ли сработает.

– А, точно, мисс будущий акционер. Всё по плану, сдержанно, хладнокровно?

– Лучше уж расчётливо, чем безрассудно, – сдержанно улыбаюсь.

Каэль смотрит на меня с насмешкой:

– Тебе бы не в бизнес, а в штурманы. Погасишь любой импульс.

– Кто-то же должен держать скорость под контролем, – отвечаю спокойно, делая глоток из бокала.

Каэль откидывается на спинку стула, краем глаза наблюдая за ней. В её голосе нет ни жеманства, ни желания понравиться – только спокойная уверенность и едкая честность. Её слова звучат словно вызов, но не агрессивный – умный, холодно выверенный.

Что-то в ней… не отпускает.

Не так он себе представлял дочь влиятельного бизнесмена. Не так он себе представлял тех, кто "по плану".

Она вовсе не скучная. В ней что-то острое, будто лезвие под бархатной обёрткой.

И как бы он ни пытался снова поддеть её фразой или усмешкой, ощущение оставалось – она держит дистанцию, но не прячется. Играет, но не играет роль.

Это интригует. Раздражает. И завораживает.

Все ведут неспешную, тёплую беседу – о делах, планах, немного о политике и немного о погоде. Смех звучит негромко, будто приглушённый уютом обстановки. Миссис Блэквелл рассказывает о последних обновлениях в саду, а мистер Блэквелл поддерживает разговор с искренним интересом.

Отец выглядит довольным: спокойная атмосфера, никакой напряжённости, всё идёт так, как он и хотел. Его взгляд скользит по лицам, задерживается на дочери, и в нём читается удовлетворение. Она держится достойно, уверенно, без лишней стеснительности – ровно так, как он её учил.

Каэль то и дело поглядывает на неё украдкой, с полуулыбкой, будто продолжает мысленно разбирать её ответы, сказанные за столом. Но пока он молчит. Всё еще наблюдает.

– Каэль, может, покажешь Эйлин наш дом? – с мягкой улыбкой произносит миссис Блэквелл, обращаясь к сыну.

Он отрывается от размышлений, на секунду кивает, переводит взгляд на Эйлин.

– Пойдем, раз уж ты у нас в гостях, будет не вежливо не устроить экскурсию, – говорит он с ленивой ухмылкой, вставая из-за стола.

Эйлин отвечает лёгким кивком и поднимается, чувствуя на себе взгляды родителей. Миссис Блэквелл доброжелательно улыбается, а её отец, как всегда, сдержан, но в глазах мелькает одобрение.

– Тебе не кажется, что твои родители нас сводят? – тихо бросает Эйлин, оглядываясь на уютные, но слишком тщательно подобранные детали интерьера.

Каэль скользит по ней взглядом, ухмыляется в своей привычной манере:

– Может, им просто хочется убедиться, что я не общаюсь только с идиотами, – бросает он колко. – Хотя ты, конечно, выбиваешься из привычного круга.

– Приятно быть исключением, – невозмутимо отвечает она. – Или ты боишься, что я испорчу твою репутацию короля трасс?

– Скорее, боюсь, ты слишком быстро в неё впишешься, – парирует он, взглянув на неё чуть дольше, чем нужно.

Их диалог звучит как игра, но за словами – странное напряжение. Что-то в ней выбивает Каэля из равновесия.

Они поднимаются по лестнице, переходя из одной просторной комнаты в другую. В доме тихо, уютно, как будто время здесь течёт по-своему. Всё выглядит стильно, но не вычурно – современно, но с душой.

– Тебе не кажется, что твои родители устраивают из этого экскурсию с подтекстом? – фыркает Эйлин, оглядывая очередную комнату.

– Только кажется? – усмехается Каэль. – Я с детства на таких экскурсиях. Только теперь, видимо, в главной роли.

– Ну, признаться, я бы выбрала экскурсовода повежливее, – бросает она, повернувшись к нему через плечо.

– А я бы выбрал гостью поспокойнее, – не остаётся в долгу он, ухмыляясь. – Но что уж поделать, работаем с тем, что есть.

Она закатывает глаза, но улыбка всё же появляется на лице.

– Ты всегда такой… язвительный?

– Нет, только с теми, кто может ответить тем же, – пожимает он плечами.

Они входят в комнату, отличающуюся от остальных. На стенах фотографии с гонок, пара гитар в углу, кресло у окна и стопка книг на низком столике.

– Это… твоя комната? – спрашивает Эйлин с удивлением.

– Ага. Уютный уголок, где можно побыть собой. Или, ну, хотя бы не изображать примерного сына.

– А кто ты, если не он? – интересуется она.

– Не знаю. До конца ещё не решил. Но точно не тот, кого видят на обложках и в репортажах. – Он кивает на одну из рамок с вырезкой из журнала. – Это как маска, которую ты надеваешь на публике.

– Понимаю, – кивает Эйлин. – У всех есть то, что видят другие. И то, что остаётся при себе.

Он смотрит на неё пристально.

– Удивительно. Я думал, ты из тех, кто всегда держит себя в рамках. Всё по плану: учёба, карьера, идеальный образ.

– Может, и так, – отвечает она спокойно. – Но это не значит, что мне не хочется иногда просто… дышать свободно. Без чужих ожиданий.

– Неожиданно, – говорит он, склонив голову. – Но приятно.

Они замолкают, и в этой тишине нет неловкости – только лёгкое, почти невесомое напряжение.

– Пойдём дальше? – спрашивает Каэль, наконец.

– Веди. Мне уже интересно, чем ещё удивит этот замок.

– Только не называй его замком, – фыркает он. – Иначе начну искать башню с драконом.

– Главное, не вздумай изображать принца.

– Принцы – не мой стиль, – усмехается он. – Я больше по своей, хаотичной части.

Эйлин идёт за Каэлем по коридору, мягкий свет пробивается сквозь витражные окна. Он открывает дверь на балкон второго этажа, и в лицо сразу ударяет тёплый ветер. Снизу разливается зелень сада, всё дышит покоем – в резком контрасте с тем, что творится у неё внутри.

Она подходит к перилам, смотрит вдаль. Каэль стоит рядом, молчит. Несколько мгновений – и она чувствует на себе его взгляд.

– Ты… изменилась, – негромко произносит он.

– Люди иногда меняются, – отвечает она, не оборачиваясь.

– Или просто перестают прятаться.

Она наконец смотрит на него – и всё замирает. В этом взгляде будто что-то сломалось, что-то вырвалось наружу. Каэль тянется ближе, его рука осторожно касается её щеки – она не отстраняется.

Всё происходит слишком быстро, но и слишком медленно одновременно. Взгляд, тишина, дыхание. И вот – поцелуй. Лёгкий, тёплый, будто время остановилось, давая им этот единственный миг.

Но едва их губы отрываются друг от друга, Эйлин делает полшага назад. В её глазах не растерянность – буря.

– Эйлин… – тихо зовёт он.

Но она уже разворачивается, не глядя на него. Сердце бешено колотится, руки дрожат. Она не может там остаться. Не сейчас.

Молча уходит, почти бегом, оставляя Каэля одного на балконе. Он не идёт за ней.

А она, проходя мимо коридоров, лишь крепче сжимает пальцы в кулак – как будто это поможет заглушить всё, что внутри. Это было слишком. Слишком реально.

Когда визит подходит к концу, мы выходим в холл вместе с Каэлем. Остальные остались в гостиной – нас провожают только родители, и атмосфера по-семейному тёплая, почти непринуждённая.

– Спасибо за вечер, миссис Блэквелл, – я улыбаюсь хозяйке, – было правда уютно.

– Мы всегда рады тебе, Эйлин, – отвечает она с одобрительной улыбкой. – Надеюсь, ты будешь заглядывать почаще.

Я оборачиваюсь к Каэлю. Он стоит с руками в карманах, лениво смотрит на меня, но в глазах снова та искра, которую я стараюсь не замечать.

– Ну, до встречи, репетитор, – слегка усмехаюсь, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Надеюсь, ты хотя бы подучишься, чтобы я не тратил на тебя свой гениальный мозг впустую, – отвечает он, иронично, но мягко.

Мы обмениваемся короткими взглядами. Что-то в этом моменте хочется задержать, но я делаю шаг назад.

– Пока, Каэль.

Он едва заметно кивает.

– Пока, Эйлин.

Я подхожу к отцу, мы прощаемся с хозяевами, и, сев в машину, едем домой. Я смотрю в окно, прокручивая в голове сегодняшний день. В груди – странное ощущение, будто мир немного сдвинулся, а я не уверена, хочу ли я, чтобы он встал на место.

Глава 6

6 Глава

Всю неделю он не появляется. Ни сообщений, ни звонков, ни язвительных комментариев в перерывах между задачами. Полная тишина. И если сначала это казалось неожиданным перерывом, то с каждым днём начинает нарастать странное напряжение.

Приходится заниматься самой – выискивать материалы, ковыряться в задачах, по несколько раз перепроверять формулы. Учёба словно снова превращается в рутину. Я справляюсь, но это уже не то.

И где-то глубоко внутри вспыхивает раздражение. Непонятная злость. Не на него, не на себя – на сам факт этого исчезновения. Словно Каэль просто вычеркнул себя из моего мира, не потрудившись объясниться. И почему это вообще имеет для меня значение? Почему я ловлю себя на мысли, что мне его не хватает?

Я откидываюсь на спинку стула, вглядываясь в строчки учебника, которые давно расплылись перед глазами.

Что ж, Шадоу не зависит ни от кого. И я тоже не собираюсь.

Решаюсь сбросить это нарастающее напряжение. Хватает. Довольно.

Открываю ящик стола, отодвигаю учебники и тетради – под самой задней стенкой, завернутый в темную ткань, лежит мой второй телефон. Надёжно спрятанный. Молчаливый уже целых две недели.

На секунду замираю, держа его в руках. Как будто сомневаюсь. Как будто включив его – я снова пересеку черту.

Нажимаю кнопку.

Экран вспыхивает. Логотип. Затем – шквал уведомлений. Сотни пропущенных сообщений. Чаты, в которых имя Шадоу снова начало звучать как вопрос.

Пальцы сжимаются крепче. Я выдохнула.

– Ну что, скучали? – пробормотала себе под нос, будто обратившись к теням, от которых сбегала всю эту неделю.

Открываю самое последнее сообщение – пришло буквально пару минут назад. Сердце стучит в ушах, будто угадывая, что я увижу.

"Сегодня. 22:30. Южная трасса. Не опаздывай."

Никаких имён. Только координаты и время.

Коротко. Чётко. Как всегда.

Пальцы сжимают телефон крепче. Значит, они всё ещё ждут. Шадоу ещё не списана со счетов.

А я… я чувствую, как адреналин, тот самый знакомый холодок под кожей, начинает просыпаться. Гонка сегодня.

Как всегда появлюсь внезапно – в этом весь стиль Шадоу.

Спускаюсь вниз, на пути к выходу встречаю отца.

– Сегодня в библиотеку, вернусь поздно. Не жди, – бросаю на ходу, избегая лишних взглядов.

Он только кивает, даже не спрашивая. Ему привычно моё стремление к учебе – или, по крайней мере, он так думает.

Дверь захлопывается за спиной, и я мгновенно преображаюсь. Быстрый шаг, холодный воздух вечера… Я иду туда, где всё настоящее. Где я настоящая.

Заброшенный склад встречает привычной тишиной. За ржавыми воротами меня ждет моя Ямаха – чёрная, как сама ночь, и такая же быстрая.

Провожу ладонью по холодному металлу —

– Привет, старая подруга.

Сегодня мы с тобой снова станем ветром.

Переодеваюсь – чёрная куртка, плотные перчатки, маска. Всё, как всегда. Ни капли лишнего. Ни грамма Эйлин. Только Шадоу.

Сажусь на байк, поворачиваю ключ – и двигатель рычит, словно зверь, вырвавшийся из клетки.

Гул мотора вибрирует в груди, адреналин поднимается с каждым ударом сердца.

Выкатываю на дорогу. Асфальт впереди пуст, ночь окутывает улицы, а я – тень, растворяющаяся в её шелесте.

Газ в пол.

Скорость. Свобода. Опасность.

Вот то, что по настоящему мне было нужно.

Доезжаю до места – ветер развевает волосы из-под шлема, сердце бьётся в такт с затихающим гулом двигателя.

Снимаю шлем и направляюсь к своей команде, шаг уверенный, взгляд сосредоточен.

Толпа как всегда оживлена, кто-то перешёптывается, но всё будто мимо – я на автопилоте.

Подхожу ближе – и замираю на секунду.

Среди своих замечаю Хлою.

Она здесь.

Я точно не ожидала её увидеть.

Слишком не по сценарию.

Хлоя смеётся над чем-то, держит в руках стакан с кофе и оживлённо о чём-то болтает с Рэй.

На мгновение её взгляд скользит по мне – и тут же возвращается в разговор.

Я не подаю виду, просто молча встаю рядом с ребятами.

Разговора между нами не будет.

Сейчас я – Шадоу.

И никто не должен знать, что за этой маской есть кто-то ещё.

Каэль здесь.

Стоит чуть поодаль, облокотившись на свой байк, как всегда хладнокровный и будто из другого мира.

Сердце на миг пропускает удар – сама не понимаю, почему.

Он замечает меня.

Взгляд цепляется, скользит с головы до ног, останавливается на глазах.

Ни улыбки, ни удивления – только короткий, оценивающий взгляд, как будто я и не исчезала вовсе.

Никаких слов.

Но в воздухе будто трещит напряжение.

Я отвожу взгляд, делаю вид, что меня не задело.

Но внутри всё будто дрожит, и я ненавижу себя за это.

Пытаюсь отключить чувства. Эмоции – это слабость, а я не могу себе позволить быть слабой.

Глубокий вдох.

Голова должна быть холодной, сосредоточенной, ясной.

Если позволю себе дрогнуть – не видать мне победы.

Шадоу не знает сомнений. Шадоу не знает страха.

Только дорога, только рев двигателя и ветер, вырывающийся вперёд.

Собираю себя по частям.

Сейчас я не Эйлин.

Я – Шадоу.

Мы выдвигаемся к линии старта, шаги гулко отдаются в ушах, напряжение будто электричеством проходит по воздуху. Все замерли в предвкушении.

– Сегодня я тебя выиграю, – фыркает Каэль, бросая на меня дерзкий взгляд.

Я не отвечаю сразу. Вместо этого поворачиваюсь к толпе, бросаю взгляд по знакомым лицам – кто-то хлопает, кто-то снимает, кто-то просто ждёт зрелища.

Громко, чтобы услышали все:

– Если он продержится рядом на трассе хотя бы две минуты – выпивка за мой счёт, и я остаюсь до конца тусовки.

В толпе взрывается одобрительный гул, кто-то кричит «Шадоу, ты лучшая!», кто-то смеётся, подбадривает Каэля.

Я снова смотрю на него, уже в упор, и добавляю с ухмылкой:

– Это тебе стимул. Постарайся не слететь с трассы.

И снова старт.

Грохот моторов разрывает тишину, воздух дрожит от ревущей мощи – гонка началась.

Напряжение бьёт в виски. Адреналин захлёстывает, но эмоции лезут в голову, сбивают с фокуса. Руки на руле – будто в чужом теле. Пару раз чуть не срываюсь, ловлю баланс на грани.

Каэль не отстаёт. Он буквально дышит в затылок, держится рядом, выжимая максимум. Я позволила ему это – на время. Хотела посмотреть, на что он действительно способен.

Мы летим через улицы, повороты, тени, миг света – всё как в дымке. И вот – резкий поворот. Я ловлю момент и выхожу вперёд, будто растворяясь в асфальте.

Каэль пытается удержаться. Но секунда – и он не вписывается. Резкий крен, и байк уходит в сторону, скользит по асфальту. Он падает буквально на линии финиша.

Толпа ахает. А я пересекаю черту первой.

Он принимает мою руку, но встаёт сам, грубо вырываясь и бросая сквозь зубы:

– Забавно слышать заботу от той, кто гонит, как будто вечно хочет разбиться.

Я хмурюсь, но он не даёт вставить и слова – продолжает, с усмешкой, в которой больше злости, чем иронии:

– А то, что ты устроила на старте – просто цирк. Любишь зрителей, да? Главное, чтобы все видели, какая ты недосягаемая.

– Это стимул, Каэль, ты сам признал, что я лучше, – отвечаю холодно.

– Нет, ты просто сбежала бы опять, как в тот день, если бы я выиграл. Удобно, да? Укусить – и в тень.

Я молча смотрю на него, чувствуя, как злость накрывает волной.

– Не переживай, – бросает он напоследок. – Выпивка за твой счёт – хотя бы в чём-то ты умеешь признавать поражение.

И уходит, не оглядываясь.

Нахожу свою команду – они стоят чуть в стороне, смеются, перебивая друг друга, оживлённо обсуждая каждый поворот и мой обгон.

Кто-то с азартом повторяет жесты, показывая, как я «срезала» Каэля на виражах, кто-то спорит, был ли у него шанс вырваться вперёд.

Я молча подхожу, позволяя их словам гулом проходить мимо ушей. Внутри ещё пульсирует адреналин, но в голосах друзей – лёгкость и веселье, как будто гонка была всего лишь игрой, а не очередным сражением, где на кону – моя репутация.

Вокруг шум нарастает, как волна – кто-то свистит, кто-то возбуждённо переговаривается.

Все знают: Шадоу никогда не задерживается после гонок, исчезает так же внезапно, как появляется.

Для них это почти сенсация – видеть, что я всё ещё здесь.

Я краем глаза ловлю любопытные взгляды, слышу перешёптывания: «Останется? Серьёзно?»

И это внимание лишь подогревает странную смесь адреналина и раздражения внутри.

Я молча скольжу между людьми, словно тень.

Чужие плечи, смех, обрывки разговоров – всё проходит мимо меня, не задевая.

Я просто присутствую здесь, но не с ними.

Не ищу взглядов, не ловлю слов, не пытаюсь влиться в шумную толпу.

Внутри – тишина, натянутая, как струна, и только сердце всё ещё бьётся в такт гонке.

Никто не рискует заговорить – будто я окружена невидимым полем, отталкивающим лишние слова.

Люди краем глаза поглядывают, но сразу отводят взгляд.

И вдруг, сквозь толпу, я вижу Каэля.

Он смотрит прямо на меня – пристально, с каким-то скрытым вызовом.

Наши взгляды сталкиваются, и мир вокруг будто замирает на несколько секунд.

Он что-то бросает своим, и, не сводя с меня взгляда, идет вперед, будто прорезая толпу.

В каждом шаге – злость, в каждом движении – сдержанная ярость.

– Хотя бы слово держишь, осталась… Все думали, исчезнешь, как всегда, – фыркает он, останавливаясь вплотную.

Я криво улыбаюсь, наклоняю голову чуть в сторону и отвечаю с холодной насмешкой:

– Разочаровывать публику – не в моих правилах. А вот ты, похоже, сегодня разочаровал сам себя.

Его челюсть напрягается, пальцы на мгновение сжимаются в кулак, а в глазах вспыхивает что-то опасное.

– Осторожнее с языком, Шадоу, – процедил он, – в следующий раз я не дам тебе фору.

Я лишь чуть приподнимаю бровь, словно его слова меня забавляют.

– А я думала, это был твой максимум, Каэль, – отвечаю я тихо, но так, чтобы он точно услышал.

– Ты любишь играть на публику.

– А ты любишь проигрывать, – парирую я.

Он уже набирает в грудь воздух, чтобы что-то сказать, но вдруг из толпы вырывается блондинка в коротком топе и буквально вешается ему на шею. Не дав произнести ни слова, она прижимается к его губам в долгом, слишком демонстративном поцелуе.

Каэль замирает – шок на лице, но он не отталкивает её. Его руки машинально ложатся ей на талию, взгляд при этом всё равно остаётся прикованным ко мне, поверх её плеча. В этих глазах – всё та же злость, только теперь к ней примешивается что-то ещё, что он явно не хочет показывать.

Я ухмыляюсь и прохожу мимо, делая вид, что мне всё равно, хотя внутри всё кипит. В спину мне всё ещё упирается его взгляд, а визгливый смех блондинки режет слух, будто напоминание.

Хочется сорваться с места и исчезнуть в ночи, раствориться в реве моторов и прохладном ветре. Но я не могу – я же обещала остаться. Обещала всем, а значит, и самой себе.

Каэль, в отличие от меня, никому ничего не обещал. Эйлин он тоже ничего не должен. Этот поцелуй – просто порыв, случайность… или показуха. Но от этого почему-то не легче.

Меня не должно волновать, что на нём повисла другая, что её руки обвивают его шею, будто это их место по праву. Не должно – но злость поднимается изнутри, как горячая волна, и я чувствую, как пальцы сами сжимаются в кулаки.

Я делаю вид, что не смотрю в их сторону, но каждое движение Каэля – как вспышка в поле зрения. И от этого становится только хуже.

Пытаюсь раствориться в толпе, уйти в тень, чтобы никто не видел, как я сейчас сжимаю зубы и борюсь с желанием развернуться и уйти. Нужно перевести дух, успокоить дыхание, стереть с лица всё, что может выдать лишнее.

И тут в потоке людей я замечаю Хлою. Она пробирается ко мне, лавируя между плечами и спинами, и в этот момент кажется единственным знакомым лицом, за которое можно зацепиться, чтобы не утонуть в этом шуме и давке. Мой спасательный круг.

Она уже почти рядом, и я чувствую, как напряжение в груди чуть отпускает, хотя внутри всё ещё бушует шторм.

Хлоя, оказавшись рядом, берёт меня за руку, в её взгляде тревога и готовность слушать.

– Ты в порядке? – спрашивает она тихо, будто боится спугнуть меня.

И я, не успев даже вдохнуть, начинаю выдавать всё разом.

Сначала – про тот вечер, когда мы с Каэлем поцеловались. Как это было – неожиданно, почти на грани безумия. А потом он просто исчез. Перестал приходить на репетиторство, не написал, будто того момента и не было.

И вот сегодня… гонка, его злость, его шаги прямо ко мне. И эта блондинка, что выскочила из толпы и повисла на нём, а потом поцеловала, не дав ему даже договорить. И он… он не отстранился.

– Я… – слова запинаются, я нервно стискиваю кулаки. – Я не понимаю, почему это так задевает. Я ведь ему никто. Но внутри… будто кто-то взял и вырвал кусок.

Хлоя крепче сжимает мою ладонь, и в её глазах – тихое понимание и какая-то уверенность, что я ещё справлюсь, даже если сейчас кажется, что нет.

– Он ведь мог отстраниться, Хло, – говорю я, пытаясь, чтобы голос звучал ровно. – Мог хотя бы сделать вид, что это ему неприятно. А он просто стоял… и позволял ей.

Хлоя чуть приподнимает брови.

– И ты не понимаешь, зачем он тогда…

– Зачем тогда было меня целовать? – перебиваю я, чувствуя раздражение вместо обиды. – Днём, на балконе. Если всё это для него ничего не значит, если он вот так может позволить любой повиснуть на нём.

– Может, это вообще никак не связано, – осторожно говорит Хлоя. – У него, похоже, свои… непонятные правила.

– Непонятные – мягко сказано, – хмыкаю я, скрещивая руки на груди. – Знаешь, я могла бы просто забыть, если бы не этот вопрос?

– Какой?

– Что это тогда было. Зачем. – Я выдыхаю и отвожу взгляд в сторону толпы, где его уже нет. – И почему он вообще решил, что может так со мной поступать.

– Вот и решила, что не буду пытаться понять, – добавляю я, и в голосе уже меньше растерянности, больше холодной отстранённости. – Хочет жить, как живёт, – пожалуйста. Только без меня в его уравнениях.

Хлоя внимательно на меня смотрит, но не перебивает.

– Я ведь и так не просила от него ничего лишнего, – продолжаю, медленно подбирая слова. – Но если для него мои границы – просто пустой звук, то и он для меня станет… таким же.

– Ты серьёзно это говоришь? – спрашивает она тихо.

– Абсолютно. – Я выпрямляюсь, чувствую, как внутри что-то встало на место. – Никаких лишних разговоров, никаких встреч, если он сам не найдёт меня. И даже тогда… не факт, что я откликнусь.

– Ну ты даёшь, – протягивает Хлоя, но уголок её губ чуть дёргается – будто она даже гордится мной.

– Это не назло, Хло, – я отвожу взгляд в сторону, где толпа уже разбрелась. – Просто я не собираюсь быть запасным вариантом для кого бы то ни было. Даже для него.

Я выдыхаю, иронично усмехаясь. На что я вообще надеялась? У него их десятки – ярких, липких, жаждущих внимания. Одна повиснет на шее, другая поцелует, третья дождётся своей очереди. И ему, похоже, так удобнее.

Гонка давно закончена, толпа постепенно редеет, смех и шум растворяются в прохладной ночи. Я без лишних слов расплачиваюсь за выпивку, даже не глядя на чек, и отворачиваюсь.

Гравий сухо хрустит под тяжёлыми ботинками. Воздух холоден, и этот холод словно впитывается в меня, вытесняя остатки тепла.

До дома я дохожу в полной тишине. И в этой тишине нет одиночества – только пустота, которая кажется надёжной.

Глава 7

7 Глава

В среду вечером я сижу одна за кухонным столом, уткнувшись в цифры и формулы. Тишина дома давит, только часы на стене размеренно отмеряют секунды. Отец задерживается на работе, а за окном уже сгущается темнота – фонари размывают окна мягким жёлтым светом.

Внезапный стук в дверь вырывает меня из потока мыслей. Сердце почему-то делает короткий сбой. Я медленно встаю, откладываю ручку и иду к прихожей.

Открываю.

На пороге стоит он. Каэль.

Волосы растрёпаны, на губах – та же спокойная, почти наглая полуулыбка. В руках – ничего. И всё же он заполняет собой весь дверной проём.

– Прости, пришлось отложить наше репетиторство, – произносит он чуть неуверенно, будто не знает, как я отреагирую.

– Правда? – я поднимаю бровь, облокачиваясь о дверной косяк. – А я уже начала думать, что ты просто забыл… или передумал.

Слова звучат холодно, но без привычного намёка на гонку или поддёвку. Я даже не стараюсь смягчить тон – пусть сам разбирается, что я имею в виду.

Он слегка морщится, но всё же делает шаг внутрь, будто проверяя, не выгоню ли я его прямо сейчас.

– Не передумал, – отвечает он коротко, стараясь держаться спокойно.

Я закрываю дверь за его спиной и прохожу к столу, снова усаживаясь за тетради.

– Ну, тогда начнём, – говорю ровно, не поднимая на него глаз.

В комнате становится тихо, слишком тихо. Только скрип стула и шелест страниц, а между нами – этот странный, колючий холод, который он, кажется, не решается разогнать.

Каэль садится напротив, раскладывает свои записи, но вместо того чтобы сразу приступить, задерживает на мне взгляд.

– Ты сердишься, – произносит он не как вопрос, а как факт.

Я отрываю глаза от формул, встречаю его взгляд и пожимаю плечами.

– С чего бы? У нас же… просто репетиторство, – специально делаю ударение на последних словах.

Он сжимает карандаш, будто пытаясь сдержаться, и отворачивается к тетради.

– Хорошо. Просто репетиторство.

И мы оба замолкаем, делая вид, что увлечены задачами, хотя на самом деле между нами растёт нечто гораздо сложнее, чем любая формула.

Мы работаем в тишине, слышно только, как его карандаш царапает бумагу. Каждый раз, когда он задаёт вопрос, я отвечаю коротко, почти отрывисто.

Каэль несколько раз бросает на меня непонимающие взгляды, словно ищет в моём лице подсказку, что же пошло не так.

– Что-то случилось? – наконец спрашивает он, откинувшись на спинку стула.

Я делаю вид, что увлечена решением примера, и даже не поднимаю глаз.

– Нет. Просто… устала.

Он хмыкает, но не отступает.

– Ты ведёшь себя странно.

В груди всё сжимается, но я не могу сказать правду – нельзя, чтобы он узнал, кто я на самом деле, и что я видела его там, на треке, с той блондинкой.

– Может, это тебе кажется, – отвечаю, и холод в моём голосе режет не хуже ножа.

Каэль молчит, но его взгляд становится жёстче. Он что-то чувствует, но не понимает, что именно. А я продолжаю прятаться за задачами и чужими формулами, лишь бы не выдать себя.

– Если ты сердишься из-за того поцелуя на балконе… прости, – почти шёпотом произносит он, будто опасаясь собственной откровенности.

Я замираю, притворяясь, что не услышала, но слова застревают в голове, как колючки.

– А зачем тогда? – мой голос звучит тише, чем я хотела, но холод в нём всё тот же.

Каэль поднимает брови, словно я задала вопрос, на который он сам не знает ответа.

– Не знаю… так вышло, – он усмехается, но усмешка выходит натянутой, и тут же отводит взгляд.

Я отворачиваюсь, делая вид, что снова занята учебником.

– Понятно, – сухо произношу, перелистывая страницу.

В комнате становится ещё тише, и даже стук карандаша по бумаге прекращается. Мы сидим напротив, но между нами теперь целая пропасть, которую он, похоже, не умеет или не хочет перейти.

Мы сидим, упрямо молча, будто каждая секунда тянется вечностью. Листы с формулами лежат между нами, но никто их не трогает – я слишком занята тем, чтобы не смотреть ему в глаза, а он, кажется, всё ещё пытается понять, что не так.

Вдруг в замке поворачивается ключ, и в коридоре слышится знакомый звук – отец вернулся.

Дверь открывается, и в проёме появляется его силуэт. Он слегка удивляется, увидев нас вместе за столом, на кухне, в окружении тетрадей и карандашей.

– Вот это сюрприз, – тепло произносит он, снимая пиджак. – А я думал, ты весь вечер одна просидишь.

Я чуть смущённо улыбаюсь, а он кладёт ладонь мне на плечо, как всегда, чуть сжимая – тихий жест поддержки, который только он умеет.

– Добрый вечер, мистер Харт – вежливо говорит Каэль, моментально поднимаясь.

– Добрый вечер, – отвечает отец, одобрительно кивнув. – Что, математика? Ну, молодцы.

Он заглядывает в тетради, чуть хмурит брови от формул, но в глазах – тепло. – Не буду мешать, просто рад, что у тебя есть компания.

И с его появлением напряжение будто немного спадает: на кухне становится светлее, а воздух – мягче.

– Ты не мешаешь, пап, – говорю я, откладывая ручку. Голос выходит мягче, чем я планировала, и сама себе удивляюсь.

Отец улыбается и, глянув на часы, замечает:

– Всё равно уже поздно для этих формул. Предлагаю сделать перерыв и поужинать.

– О, я не хотел… – начинает Каэль, но отец сразу обрывает, махнув рукой.

– Никаких «не хотел». У нас суп остыл, но ещё вполне вкусный, а я, между прочим, уже за целый день соскучился по нормальному разговору, а не по телефонным переговорам.

Он говорит это с такой лёгкостью, что в груди теплеет, и даже Каэль, кажется, чуть расслабляется, неловко усмехнувшись.

– Ладно… если вы не против, – осторожно произносит он, глядя на меня, будто ждёт моего разрешения.

– Конечно, не против, – отвечаю, и отец уже хлопочет у плиты, доставая тарелки и наливая суп, словно мы всегда так сидели – втроём, без лишних вопросов.

А в воздухе всё ещё есть тень напряжения… но теперь она смешивается с запахом свежего хлеба и теплом домашнего вечера.

Мы садимся за стол, и отец первым делом подвигает ко мне тарелку, как делал всегда, с какой-то тихой заботой, от которой тепло разливается внутри.

– Эйлин, ешь, ты, небось, опять весь день за учебниками, – произносит он мягко, с тем самым тоном, которому невозможно возразить.

Каэль усмехается, бросив на меня взгляд:

– Полностью согласен. На голодный желудок даже формулы предательски путаются.

– Вот! – отец довольно кивает. – Молодой человек дело говорит.

Разговор легко уходит в шутки и истории. Отец вспоминает забавный случай с работы, а Каэль подхватывает, рассказывая про своего знакомого, который умудрился перепутать преподавателей и чуть не сдал курсовую не туда.

Я ловлю себя на том, что уже не сижу, скрестив руки на груди, и отвечаю чуть теплее, чем планировала. Смеюсь, когда отец неловко проливает чай, а Каэль, не раздумывая, подвигает ему салфетку.

– Вот, держи, – он смотрит на меня уже без той настороженности, что была вначале.

Когда последние крошки хлеба исчезают с тарелок, а чай в кружках остывает, отец, откинувшись на спинку стула, бросает взгляд на часы.

– Пожалуй, на сегодня хватит. Каэль, как всегда рад тебя видеть. Эйлин, проводи гостя, – говорит он с привычной теплотой.

Я киваю, вставая из-за стола. Каэль благодарит за ужин, его голос звучит так же ровно, как и всегда, но в тоне есть неуловимая мягкость. Мы направляемся в прихожую, шаги гулко отдаются по полу.

Он медленно надевает куртку, будто не спешит уходить, а я, стоя чуть в стороне, наблюдаю за ним.

– Вечер прошёл… неплохо, – тихо произносит он, встречаясь со мной взглядом.

Я не спешу отвечать. Просто открываю дверь, впуская в дом прохладный вечерний воздух, и он на секунду задерживается на пороге.

Он оборачивается ко мне, словно хочет что-то добавить, но вместо слов просто слегка улыбается – та самая едва заметная, но почему-то цепляющая улыбка.

– Увидимся, Эйлин, – говорит он мягко, и в его голосе нет ни капли насмешки или бравады, к которой я привыкла.

– Увидимся, – отвечаю я, стараясь, чтобы это прозвучало нейтрально, хотя внутри что-то странно теплеет.

Он выходит на улицу, и вечерний свет фонаря ложится на его профиль, выделяя резкие линии лица. Я остаюсь стоять у двери, наблюдая, как он уходит к мотоциклу. Двигатель рычит, и звук постепенно растворяется в ночи.

Закрывая дверь, я всё ещё ощущаю лёгкий запах его парфюма, смешанный с прохладой улицы, и, почему-то, не спешу возвращаться в кухню.

Постояв пару минут в прихожей, я глубоко вздыхаю и возвращаюсь на кухню.

Папа уже убрал со стола, аккуратно сложив тарелки в раковину. Он оборачивается и тепло улыбается:

– Ну что, проводила?

– Проводила, – отвечаю я, садясь на стул.

– Хороший парень, – замечает он как бы между делом, ставя последнюю тарелку в сушилку. – Спокойный, вежливый… и смотрит на тебя с уважением. Мама бы обрадовалась, знай она, что ты дружишь с таким.

Фраза про маму обжигает изнутри, как ледяной ветер. Я отвожу взгляд, чувствуя, как в груди неприятно сжимается. Перед глазами всплывает картинка – я маленькая, сижу у неё на коленях, она смеётся и поправляет мне волосы, пахнущие клубничным шампунем…

– Пап… – голос предательски дрожит, и я прячу руки под стол.

Он на мгновение замирает, будто понимает, что сказал лишнее.

– Прости, я не хотел… – мягко произносит он и подходит ближе, кладёт ладонь мне на плечо. – Просто… иногда мне кажется, что она всё ещё рядом.

Я молча киваю, боясь, что если открою рот, слёзы предадут меня.

Тепло его руки и тихий шелест воды в раковине немного возвращают меня в реальность.

Мы ещё пару минут сидим в тишине – он у раковины, я за столом.

Кажется, каждый из нас прокручивает в голове свои воспоминания.

Папа первым нарушает молчание:

– Знаешь… она всегда говорила, что ты упрямая, как я. – Он чуть улыбается, и в уголках глаз появляются мягкие морщинки. – Но в этом есть сила. Не позволяй никому её ломать.

Я поднимаю на него взгляд.

– Спасибо, пап, – тихо говорю, чувствуя, как обида от его неловкой фразы про маму уже не так колет.

Он кивает, вытирает руки полотенцем.

– Ладно, Эйлин. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, пап.

Я ухожу в свою комнату, а он гасит свет на кухне.

И тишина дома кажется такой же тёплой, как его голос.

*****

Шадоу больше месяца не появляется на гонках – и это моё решение.

Сейчас важнее учеба. Адреналин ночных заездов манит, но я знаю: стоит вернуться – и всё, что я выстроила, рухнет.

Я ухожу в лекции, тетради и задачи, прячу подальше кожаную куртку и шлем.

Наши с Каэлем занятия идут спокойно, без резких всплесков.

Мы почти не спорим, он стал меньше задавать лишних вопросов, а я – чуть мягче в ответах.

Иногда мне кажется, что между нами тонкая, осторожная ниточка доверия начинает крепнуть… и от этого держать дистанцию становится всё труднее.

Один из тихих вечеров.

Мы сидим за столом, тетради вразброс, карандаш вертится у меня в пальцах, а Каэль в который раз пытается упростить задачу до абсурда.

– Ну смотри, – ухмыляется он, откидываясь на спинку стула, – если ты так долго смотришь на формулу, может, она сама решится?

Я поднимаю на него бровь.

– Если я буду смотреть на тебя так же долго, ты тоже станешь умнее?

Он чуть прикусывает губу, сдерживая смешок, и тянется к моей тетради, но я шлёпаю его по руке.

– Руки прочь, гений, это моя территория.

– О, значит, у тебя тут своя империя? – дразнит он.

– Да. И в ней не пускают в гости тех, кто думает, что математика решается силой взгляда.

Он смеётся тихо, но в этом смехе есть что-то тёплое, почти домашнее.

И на миг мне даже кажется, что между нами нет всех этих стен, что я так старательно строила.

Каэль хитро щурится, явно решив, что не оставит это без ответа.

– Ладно, королева формул, – протягивает он, лениво постукивая пальцами по столу, – может, ты и правишь своей «империей», но я-то вижу, что твои законы легко обойти.

Я ухмыляюсь, слегка наклоняясь вперёд.

– Смело. Особенно для того, кто до сих пор путает синус с косинусом.

– Это было один раз, – фыркает он.

– Дважды. – Я безжалостно тыкаю пальцем в его тетрадь. – Вот тут и вот тут.

Он приподнимает бровь, наклоняясь ко мне почти вплотную.

– Осторожнее, Эйлин. Когда ты так уверенно меня добиваешь, мне хочется взять реванш.

– Можешь попробовать, – вызывающе говорю я, поднимая подбородок. – Только предупреждаю: проигрывать тебе придётся красиво.

Его улыбка становится шире, но в глазах мелькает азарт.

Он откидывается на спинку стула, покручивая ручку между пальцами и чуть приподнимает бровь.

– Знаешь, такими темпами тебе скоро моя помощь вообще не понадобится, – лениво тянет он.

Я медленно поднимаю взгляд, опираясь локтем о стол.

– Что, боишься потерять свой единственный повод видеть меня?

Его улыбка становится шире.

– Может, я просто наслаждаюсь твоим обществом.

– Ну тогда придётся постараться, чтобы заслужить ещё пару встреч, – парирую я, чуть склоняя голову.

– Думаешь, это ты мне ставишь условия? – он усмехается, но в глазах вспыхивает азарт.

– Нет, Каэль, – я легко откидываюсь на спинку стула. – Это жизнь ставит условия. А я просто выигрываю.

Я скидываю ручку на тетрадь и, чуть прищурившись, бросаю в его сторону взгляд из-под ресниц.

– Ты, оказывается, неплох в объяснениях… хотя, возможно, я просто быстро учусь.

Каэль усмехается, откинувшись на спинку стула.

– Или тебе просто нравится, когда я к тебе придираюсь.

– Не льсти себе, – я склоняю голову, играя кончиком карандаша в пальцах. – Если бы ты меня раздражал, я бы давно выгнала тебя из-за этого стола.

Он чуть наклоняется вперёд, взгляд становится цепким.

– А может, ты просто боишься, что без меня будет скучно?

– Может, – отвечаю я, с вызовом глядя ему в глаза, – а может, ты просто слишком любишь думать, что нужен.

В уголке его губ мелькает хищная улыбка, и он уже готов что-то сказать, но я опускаю взгляд в тетрадь, обрывая момент.

Мы сидим над тетрадями, я сосредоточена на задачах, но ощущаю его взгляд – дерзкий, наглый, как будто он изучает каждую деталь.

– Если будешь так сверлить меня глазами, я начну брать за это почасовую оплату, – бросаю, не поднимая головы.

– Могу платить натурой, – его голос тянется лениво, с усмешкой.

Я резко поднимаю взгляд.

– Ты вообще сюда учитьтпришёл или позаигрывать?

– А кто сказал, что я не могу делать и то, и другое? – он чуть подаётся вперёд, опираясь локтем на стол, будто намеренно вторгается в моё пространство.

– Рискованно, – отвечаю я, наклоняясь ближе. – Можешь ведь и не потянуть.

– Думаешь, я не справлюсь? – он смотрит прямо в глаза, и в его улыбке скользит вызов.

– Уверена, что попытаешься, – я чуть усмехаюсь.

– Тогда проверим прямо сейчас, – он произносит это тихо, но в его голосе чувствуется стальной тон.

И прежде чем я успеваю ответить, он перехватывает мою челюсть пальцами и дерзко целует – горячо, слишком уверенно, так, что я на секунду забываю, как дышать.

Я замираю всего на секунду, ошеломлённая его напором, но быстро беру себя в руки и чуть отстраняюсь, прижимая ладонь к его груди.

– Ты всегда такой самонадеянный? – мой голос звучит насмешливо, но сердце бьётся быстрее.

– Только когда уверен, что хочу чего-то, – он улыбается уголком губ, и в этой улыбке слишком много дерзости.

– А если я скажу, что это было лишним? – приподнимаю бровь, наблюдая за ним.

– Тогда я извинюсь… – он наклоняется ближе, его дыхание обжигает мою кожу, – …и сделаю это снова.

– Ты наглый, – шепчу я, но в голосе больше смеха, чем упрёка.

– И тебе это нравится, – он смотрит прямо в глаза, не мигая.

Я собираюсь отвести взгляд, но он внезапно берёт моё лицо в ладони и, не дав мне времени возразить, снова прижимается губами к моим – уже смелее, глубже, будто подчёркивая, что последнее слово останется за ним.

Поцелуй пронзает меня, заставляя сердце бешено колотиться. Его руки уверенно держат моё лицо, не оставляя ни малейшего шанса отстраниться. Но внутри что-то сопротивляется – смесь возбуждения и тревоги, словно я стою на грани между двумя мирами.

Когда мы наконец отрываемся друг от друга, его глаза горят вызовом, а на губах играет лёгкая ухмылка.

– Вот так лучше, – говорит он тихо, словно делая намек, что игра только начинается.

Я молча киваю, чувствуя, как по венам течёт напряжение. В этот момент весь мир вокруг будто сужается до одной только комнаты и его взгляда, который одновременно манит и пугает.

– Не думай, что я дам тебе передышку, – добавляет он, возвращаясь к тетрадям, – мы ещё не закончили.

Я вздыхаю, но готова продолжать. Игра только набирает обороты.

Он складывает тетради и откидывается на спинку стула, бросая на меня взгляд с лёгкой насмешкой.

– Ну что, может, съездишь со мной снова на трассу? – спрашивает он. – Знаю, ты уже была там, но кто знает, может, там ещё что-то стоит увидеть.

Я усмехаюсь, слегка закатывая глаза.

– Каэль, я уже знаю, что там происходит. Трасса, скорость, шум моторов – всё это не ново. Но почему бы и нет… если ты хочешь, чтобы я составила тебе компанию.

Он улыбается, этот вызов в его взгляде мне нравится.

– Вот и отлично. Тогда поехали в следующий раз вместе. Посмотрим, кто на самом деле знает, как это – быть на высоте.

Я киваю, ощущая, что игра только начинается заново, но теперь с новым оттенком – пониманием и интересом.

Глава 8

8 Глава

В пятницу вечером внизу слышен знакомый гул мотора. Я выглядываю в окно – чёрный мотоцикл Каэля стоит у ворот, сам он, как всегда, в своей кожаной куртке, небрежно опирается на байк и смотрит прямо в сторону дома.

Я беру куртку, быстрым движением перекидываю через плечо сумку и спускаюсь вниз. В прихожей папа останавливает меня взглядом.

– Ты куда собралась?

– С Каэлем, он заехал, – отвечаю я спокойно, стараясь не показывать лишних эмоций.

Отец недолго смотрит на меня, потом кивает, хотя в его глазах читается нечто вроде осторожного недоверия.

– Будь осторожна, – говорит он только.

Я выхожу. Каэль открывает мне забрало шлема и протягивает второй – для меня.

– Опаздываем, малышка, – с наглой ухмылкой бросает он.

– Надеюсь, не рассчитываешь, что я буду впечатлена этим парадом? – дерзко отвечаю, но беру шлем.

– Нет, – он усмехается и помогает застегнуть ремешок, – я рассчитываю, что тебе понравится сидеть за моей спиной.

Он заводит двигатель, и рев мотоцикла пронзает вечернюю тишину.

Мотор взревел так, что вибрация отозвалась внутри груди. Я крепко держусь за него, хотя сначала пытаюсь сохранять дистанцию – но на скорости это невозможно. Ветер бьёт в лицо, холодный, резкий, пробирает до костей, а от тепла его спины становится только сильнее контраст.

Каэль ведёт так, будто дорога принадлежит только ему. Лихие повороты, короткие ускорения – и каждый раз у меня сердце замирает, но я всё равно сжимаю его сильнее. Он явно это чувствует, потому что слегка наклоняет голову вбок, и сквозь рев мотора мне кажется, что я слышу его довольный смешок.

Дорога уходит всё дальше за город, огни остаются позади. Тьма плотная, будто поглощает нас, и только фары выхватывают из мрака куски трассы.

– Держись крепче, принцесса, – кричит он, и я почти вижу его ухмылку под шлемом.

Я закатываю глаза, но всё равно обнимаю его сильнее. И ненавижу себя за то, что это даёт странное чувство безопасности, хотя каждое движение байка на пределе риска.

Мы вылетаем на знакомую площадку – толпа, шум, музыка, огоньки фар и прожекторов. Атмосфера кипит.

Каэль резко тормозит, байк глухо рычит, и он с лёгкостью соскальзывает с сиденья. Подходит ко мне, помогает снять шлем, и его пальцы скользят чуть дольше, чем нужно.

– Скучала? – с дерзкой ухмылкой спрашивает он.

Я снимаю шлем, и гул толпы словно меняется. Люди замечают меня рядом с Каэлем – и в ту же секунду начинают переглядываться, шептаться. Я ловлю на себе взгляды – удивлённые, цепкие, с оттенком недоверия.

– Это она опять?

– Да ну, второй раз подряд?

– Обычно он никого дважды не привозит…

Фразы, брошенные будто невзначай, долетают до меня сквозь музыку и шум. Внутри поднимается странное чувство – смесь раздражения и холодной отстранённости. Я делаю вид, что ничего не слышу, и расправляю плечи, будто эти слова не имеют для меня ни малейшего значения.

Каэль замечает реакцию толпы и ухмыляется, явно наслаждаясь вниманием. Он склоняется ближе, почти к самому уху, так что его голос перекрывает гул.

– Похоже, ты сбиваешь им картину мира, – тянет он с насмешкой. – Не привыкли видеть меня с одной и той же девушкой.

Я фыркаю, делая шаг в сторону, чтобы создать хоть иллюзию дистанции.

– Твои проблемы, Блэквелл. Я не просила приглашать меня.

– Но приехала, – тут же парирует он, взглядом прожигая меня до дрожи.

Толпа гудит, кто-то смеётся, кто-то явно ждёт зрелища – как будто я стала частью чужой игры.

Мы пробираемся сквозь толпу к его команде. Взгляды людей жгут спину, но у ребят совсем другая реакция – они встречают нас радостно, как старых знакомых.

– О! Снова пришла! – Рой тут же расплывается в широкой улыбке. – Значит, тебе всё-таки понравилось в прошлый раз!

– Вот уж не думал, что Каэль кого-то приведёт второй раз, – хмыкает Лиам, хитро косится на друга. – Ты, похоже, исключение.

Ребята переглядываются, подшучивают, а в их голосах нет ни тени сомнения или неприязни. Они действительно рады. Атмосфера вокруг них совсем другая – теплая, простая, будто я вошла в круг, куда сложно попасть, но куда легко слиться, если принимают.

Каэль бросает на них взгляд, в котором сквозит недовольство, и язвительно замечает:

– Что, прямо праздник из-за того, что я привёл кого-то второй раз?

– Ну а что, мы же не слепые, – усмехается Рой. – Тебе с ней явно не скучно.

Я закатываю глаза, стараясь скрыть лёгкую улыбку, которая сама вырывается на губах.

Каэль встаёт чуть ближе, его плечо касается моего.

– Привыкай, – тихо бросает он, так что слышу только я. – Они любят копаться в чужих делах.

Ребята тут же начинают подтрунивать – но не зло, а по-дружески, словно проверяют, выдержу ли я их атмосферу.

– Эйлин, а ты точно знаешь, во что вляпалась? – с усмешкой спрашивает Лиам. – С Каэлем рядом можно мозги потерять быстрее, чем на повороте трассы.

– Я думал, это только с нами происходит, – подхватывает Рой. – А ты, похоже, держишься. Уважуха.

Я скрещиваю руки на груди и дерзко отвечаю:

– Я прекрасно знаю, во что ввязалась. И поверьте, выдержать ваши подколы легче, чем выдерживать его характер.

Ребята дружно взрываются смехом, кто-то даже свистит.

– Вот это попадание, – кивает Рой. – Слушай, Каэль, да её к нам в команду надо, она тебя умеет ставить на место.

– Молчи уже, – бурчит Каэль, но в уголках губ мелькает тень улыбки, которую он явно пытается спрятать.

– Ладно, ладно, – успокаивается Лиам, – мы просто рады, что ты с нами. Тут редко кто появляется второй раз, обычно у людей хватает мозгов не возвращаться.

– Или смелости, – добавляет Рой. – Но ты явно не из тех, кто пугается.

Я чуть приподнимаю подбородок, встречая их взгляды уверенно.

– Верно подмечено.

Каэль обводит всех тяжелым взглядом, как будто предупреждает: ещё слово – и он кого-нибудь прибьёт. Но ребята только довольно ухмыляются: им явно нравится смотреть, как мы перекидываемся колкостями.

Толпа шумит, воздух вибрирует от рева моторов. Все ждут, когда на линии появится тень, когда привычно раздастся шепот: «Шадоу здесь». Но её нет. Минуты тянутся, люди переглядываются – и становится ясно: в этот вечер она не появится.

– Ну вот, я же говорил, – фыркает кто-то из команды. – Слилась.

– Не слилась, – хмуро бросает Рой. – Просто… у неё свои правила.

Но толпа уже переключает внимание на тех, кто вышел на старт. Среди них – Каэль. Он поднимает забрало, будто проверяет видимость, и на мгновение его взгляд скользит по мне. Мимолётный, быстрый, но достаточно цепкий, чтобы у меня в груди кольнуло.

Я стараюсь не выдать ничего – ни эмоций, ни мысли, ни того, как сердце пропустило удар. Просто стою среди прочих зрителей, делая вид, что всё это меня касается не больше, чем остальных.

Секунду спустя он отворачивается, надевает шлем и полностью уходит в гонку. Толпа замирает в ожидании старта.

Хлопок – и трасса оживает. Байки рвутся вперёд, рев моторов перекрывает крики толпы. Я стою в гуще людей, но ощущаю себя в другой реальности: каждый поворот, каждый рывок – будто внутри меня.

Каэль стартует уверенно, занимает выгодную позицию. Я вижу, как он рискует на первом резком повороте – слишком поздно тормозит, и мне на миг кажется, что он не впишется. Сердце срывается вниз, но он чудом удерживает байк, выправляет траекторию и снова выходит в поток. Толпа взрывается от восторга.

Я стискиваю пальцы так сильно, что ногти врезаются в ладони. Почему меня это так трогает? Я же не должна… Я ведь зритель, просто зритель.

Опасный участок, два соперника пытаются прижать его с обеих сторон. На секунду кажется, что они сомкнутся, и Каэлю придётся сбросить скорость, но он, словно не видя преград, ныряет между ними и вырывается вперёд. Такой безрассудный и такой… настоящий. Толпа ревёт, кто-то кричит его имя.

Я чувствую, как внутри поднимается тот самый адреналин, что всегда переполняет меня на трассе. Но сегодня – я по другую сторону. Сегодня я – не Шадоу.

Финиш близко. Последний вираж, и Каэль проходит его дерзко, на грани. Колёса визжат, мотор рычит, но он удерживает и вырывается первым. Чистая победа. Толпа взрывается, его команда бросается к нему с криками и аплодисментами.

Я стою неподвижно. Сердце колотится, в груди пусто и тяжело. В его победе есть что-то, что заставляет меня злиться и восхищаться одновременно.

И всё, что я могу – это оставаться тенью.

Толпа ещё не утихла, вокруг гул голосов, аплодисменты, выкрики. Каэль снимает шлем, волосы растрёпаны, лицо горит азартом. Его взгляд сразу находит меня – прямой, жёсткий, как удар в грудь. И он идёт не к своей команде, не к друзьям, а прямо ко мне.

Каждый его шаг будто под прицелом десятков глаз. Я не двигаюсь, только сильнее сжимаю ремень своей куртки, сердце стучит где-то в горле.

– Ты видела это? – его голос хрипловатый от адреналина, дыхание сбивчивое. Он даже не ждёт ответа.

И прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он резко берёт меня за плечи, притягивает ближе и целует. Не осторожно, не скрытно – а дерзко, на глазах у всех.

Толпа реагирует мгновенно: восторженные возгласы, смех, кто-то свистит, кто-то перешёптывается. Я же будто теряю почву под ногами. Всё внутри горит – протест, страх, злость и невыносимое притяжение.

А потом к нам уже подходят его ребята, хлопают Каэля по плечам, что-то громко выкрикивают о победе, шутят, подзадоривают. Но для меня всё это будто на заднем фоне – я всё ещё ощущаю на губах его вкус и не могу заставить себя отстраниться.

Толпа ещё шумит, музыка начинает играть громче, кто-то уже поднимает бутылки в воздух, празднуя заезд. Ребята из команды переглядываются, явно довольные победой Каэля, и один из них, ухмыльнувшись, бросает:

– Ну что, остаёмся? Надо же отметить как положено.

Другой поддерживает:

– Конечно! Сегодня тусим тут. И ты, Эйлин, тоже оставайся, раз уж приехала.

Каэль всё это время стоит рядом, его рука уверенно держит меня за талию, как будто даже мысль, что я могу отойти, для него недопустима. Он не вмешивается в разговор, просто смотрит на меня своим наглым, полным огня взглядом. В нём нет вопроса – там вызов.

– Ты ведь не собираешься сбежать? – тихо, почти на ухо, спрашивает он, скользнув пальцами по моему боку.

Толпа смеётся, спорит, кто принесёт музыку погромче, кто за едой сгоняет. Я чувствую, как внутри всё переворачивается: остаться – значит окончательно переступить черту. Но уйти я не могу. Я чувствую, что если сейчас вырвусь, этот вечер будет преследовать меня ещё сильнее.

Я поднимаю взгляд на Каэля, дерзко прищуриваясь, и бросаю:

– С чего ты взял, что я вообще собиралась уходить?

Он довольно усмехается и, будто это само собой разумеется, подводит меня ближе к ребятам, давая понять всем: я здесь и я с ним.

Музыка гремит из колонок, в воздухе пахнет дымом и бензином, перемешанным с дешёвыми сигаретами и сладким газированным вином. Парни таскают из багажников еду, кто-то включает прожекторы, заливая площадку холодным светом. Всё вокруг напоминает маленький мир, живущий по своим диким законам.

– Эйлин, садись с нами! – машет рукой один из ребят, кидая на землю куртку, чтобы было удобнее.

Я сажусь, ощущая десятки взглядов, скользящих по мне. Любопытство, недоумение, лёгкая ревность – они все читаются в полумраке.

Каэль садится рядом, почти вплотную, так что его плечо греет моё. Я чувствую, что он не отпускает – будто своим присутствием ограждает от их вопросов.

– Странно, – бросает один из парней, ковыряя зубочисткой зубы. – Обычно он таких девчонок не привозит.

– Обычно? – я дерзко поднимаю бровь.

Тот усмехается, но взгляд отводит, не ожидая, что я отвечу так прямо.

Каэль в этот момент ухмыляется краем губ и, даже не глядя на него, лениво добавляет:

– Потому что других приводить смысла не было.

Смех прорывается в компании, кто-то свистит, кто-то одобрительно хлопает его по плечу. А я чувствую, как внутри всё переворачивается от его слов.

Разговоры уносятся в привычное для них русло: машины, заезды, чей мотор кого сделает. Я молча слушаю, иногда отвечаю коротко на вопросы, а Каэль то и дело наклоняется ближе, комментируя вполголоса что-то едкое, так что слышу только я.

– Ты всё ещё выглядишь так, будто думаешь, что сюда не вписываешься, – шепчет он, прикасаясь пальцами к моему запястью.

– А может, это место под меня не тянет, – огрызаюсь я, дерзко глядя ему прямо в глаза.

Он смеётся тихо, коротко, и в его смехе больше притяжения, чем насмешки. Вокруг кто-то поднимает тост, музыка становится ещё громче, но для меня будто всё это гаснет – остаётся только он и его взгляд, полный вызова и наглости.

Воздух густой от дыма, смеха и музыки. Ночь будто набирает обороты вместе с сердцем. Я сижу рядом с Каэлем, и каждый его шепот, каждое намеренное касание вызывает во мне дрожь, не похожую на страх. Он подливает масла в огонь, как будто ему нравится наблюдать, как я балансирую между холодной сдержанностью и тем, чтобы поддаться.

– Тебе здесь жарко или это я виноват? – наклоняется он ближе, его дыхание касается моего виска.

– Не льсти себе, – отвечаю я, но уголки губ предательски дёргаются.

– А зря. Ты бы удивилась, насколько я могу быть прав, – его пальцы скользят по моей ладони, будто случайно, и задерживаются чуть дольше, чем нужно.

Мир вокруг шумит, но всё внимание будто сужается до этих полутонов – взгляда, дыхания, его дерзкой усмешки. И именно в этот момент, когда кажется, что мы вот-вот сорвёмся в откровенность, которую уже невозможно будет спрятать.

И тут снова появляется она. Блондинка. В этот раз – уверенная, словно весь мир обязан вращаться вокруг неё. Она буквально врезается в наше пространство, кладёт ладонь на плечо Каэля и склоняется слишком близко.

– Ты меня совсем забыл, да? – её голос приторный, но в нём сквозит вызов. – Я ждала тебя сегодня.

Каэль дергается, его глаза мгновенно темнеют.

– Слушай, отстань, – бросает он резко, отводя её руку. – Я не собираюсь с тобой играть.

Она будто не слышит. Смеётся звонко, нагло, и снова пытается коснуться его.

– Да ладно, ты же не из тех, кто привязывается к одной… надолго, – её взгляд скользит по мне, полный яда. – Или я ошибаюсь?

– Ошибаешься, – его голос звучит холодно, почти с угрозой. – Хватит, ясно?

Она моргает, но вместо того чтобы отойти, ещё сильнее навязывается, словно нарочно проверяет его на прочность. Её пальцы снова тянутся к нему, но Каэль грубо перехватывает её запястье, отталкивает так, что она чуть не теряет равновесие.

– Ты тупо не понимаешь слов, да? – его голос громкий, резкий, и несколько человек рядом оборачиваются. – Я сказал – отвали.

Толпа вокруг замолкает на секунду, будто в воздухе повис электрический разряд. Но блондинка всё равно не сдаётся – делает шаг ближе, игнорируя унижение, и бросает:

– Посмотрим, кто из нас проиграет в итоге.

Я чувствую, как напряжение пробирает до костей. Его рука крепко держит меня за талию, как будто показывает: никакого выбора тут нет и быть не может.

Толпа снова оживает, музыка и голоса возвращаются, но внутри меня всё сжимается. Блондинка, наконец, уходит, оставляя за собой неприятный шлейф недосказанности и липкой наглости. Я напряжённо молчу, стараюсь не показать, как меня задела её наглая уверенность и слишком уж знакомый тон. Кто она такая? И почему считает, что имеет на Каэля права?

Я чувствую, как его взгляд буквально прожигает меня сбоку. Он чуть наклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и, впервые за вечер, его голос звучит тише, мягче, без дерзости:

– Эйлин… всё в порядке?

Я резко отрываю взгляд от темноты, куда скрылась блондинка, и встречаюсь с ним глазами. Холодок всё ещё сидит внутри, и я не знаю, что ответить. Словно часть меня требует спросить прямо, а другая – держать маску равнодушия.

Эйлин сделала вид, что полностью сосредоточена на стакане в руках, но Каэль уловил напряжение и чуть наклонился ближе:

– Не смотри так. Она сама прицепилась, – в его голосе звучала лёгкая досада. – Я её не звал.

Эйлин медленно подняла глаза, в её взгляде мелькнул холод, потом она чуть усмехнулась уголком губ:

– Каэль, мне всё равно. Хочет на тебя вешаться – её дело.

Он хмыкнул, прищурившись, будто проверял, говорит ли она правду:

– Всё равно, значит?

– Да, – она выпрямилась, откинувшись чуть назад, будто ставя между ними невидимую черту. – Не лезу в то, что меня не касается.

На секунду в его взгляде мелькнула тень раздражения, но сменилось на знакомую наглую усмешку.

– Ты умеешь ставить границы… слишком холодно, Эйлин.

Она пожала плечами.

– А может, ты просто привык, что все вокруг их стирают ради тебя.

Каэль провёл рукой по волосам, будто собираясь с мыслями, и сказал уже серьёзнее, без привычной бравады:

– Хорошо, раз уж тебе любопытно. Она – моя бывшая. Давно. Мы расстались, и точка. Но… – он дернул уголком губ, явно раздражённый, – у неё до сих пор надежды. Думает, что раз после неё у меня никого не было, то у неё есть шанс.

Эйлин чуть напряглась, глаза её потемнели, но голос остался холодным и ровным:

– Каэль, я же сказала, мне всё равно.

Он прищурился, склонив голову набок, и его взгляд задержался на её лице дольше, чем следовало:

– Всё равно? – медленно повторил он, как будто пробуя слова на вкус.

Она выпрямилась, словно ставя стену:

– Да. Это твоя жизнь, твои девушки. Я здесь ни при чём.

Но Каэль уловил, как она машинально сцепила пальцы, как напряглись плечи. Его губы тронула хищная усмешка:

– Ты говоришь «всё равно», а смотришь так, будто готова убить её взглядом.

Эйлин метнула на него колкий взгляд, но слова застряли в горле.

Каэль не отводил взгляда, его улыбка стала дерзкой, но в голосе проскользнула мягкая насмешка:

– Знаешь, Эйлин, ты ужасно плохо врёшь. Говоришь, что тебе плевать, а сама уже третий раз за вечер губы прикусываешь. Это твой новый способ скрывать ревность?

Эйлин прищурилась, подалась чуть вперёд, словно готовая огрызнуться:

– Каэль, не льсти себе. Я не из тех, кто устраивает сцены из-за каждой блондинки, которая на тебя вешается.

– Но ты из тех, кто напрягается, когда на меня вешаются, – перебил он, делая шаг ближе. Его голос стал ниже, тише, как будто это был секрет только для неё. – Признай, хоть самую малость.

Эйлин резко встала направляясь к машинам и мотоциклам пытаясь сбежать, но он поймал её запястье, не давая уйти.

– Чего ты боишься? – шепнул он. – Сказать, что тебе не всё равно?

Она подняла глаза, в них горел вызов, но в груди всё колотилось.

– Даже если бы и была эта… ревность, – она вырвала руку, но голос сорвался на шёпот, – я бы тебе об этом никогда не сказала.

Каэль усмехнулся, сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между ними до опасно близкого.

– Уже сказала. – Его губы тронула почти победная усмешка. – В каждом взгляде.

Эйлин резко отстранилась, глаза сверкнули злостью:

– Ты совсем возомнил о себе, Блэквелл? Думаешь, я одна из твоих фанаток, которые только и ждут твоего внимания? Ошибаешься.

Каэль усмехнулся, но в усмешке чувствовалась сталь:

– А я думаю, ты слишком громко кричишь "мне всё равно", чтобы это было правдой.

– Может, я просто раздражена тем, что ты лезешь туда, куда тебя никто не звал! – парировала она, голос дрогнул от ярости.

– Раздражена? – Каэль шагнул ближе, не давая ей уйти. – Или ревнуешь и сама не знаешь, как это проглотить?

– Каэль, ты невыносим! – Эйлин сжала кулаки, чувствуя, как в груди все кипит. – Своими самодовольными фразами, своими ухмылками… Ты сводишь меня с ума!

– Так и скажи, что я тебе не безразличен, – рыкнул он, наклоняясь к её лицу. – Это будет честнее, чем вот эта твоя злая игра.

Эйлин метнула в него испепеляющий взгляд, но сердце стучало так громко, что она боялась – он услышит.

Эйлин сжала зубы, ногти впились в ладони. Она злилась – не на него, а на себя, на то, что позволила себе почувствовать что-то большее. Но язык выдавал совсем другое:

– Ты такой наглый, Каэль! Думаешь, всё вокруг должно крутиться вокруг тебя? Что каждая девушка обязана падать в обморок от твоей ухмылки?

Каэль прищурился, голос стал ниже и жёстче:

– А ты всё ещё пытаешься меня убедить, что я для тебя никто. Только почему тогда у тебя такой тон, Эйлин?

– Потому что ты доводишь меня! – почти выкрикнула она, чувствуя, как щеки пылают. – Я не обязана выслушивать твои дешёвые намёки и терпеть твое самомнение!

– Знаешь, – ухмыльнулся он, хотя в глазах вспыхнуло раздражение, – обычно, когда человек так бесится, это не ненависть. Это страх. Страх признать очевидное.

– Очевидное?! – Эйлин шагнула ближе, будто бросая ему вызов. – Очевидное в том, что ты просто привык, что тебя хотят! Но я не собираюсь быть одной из этих!

Её голос дрожал, но не от страха, а от того урагана, который она пыталась задавить внутри.

Каэль сделал шаг вперёд, почти вплотную к ней, его глаза сверкали от злости и упрямства.

– Замолчи, Эйлин, – процедил он сквозь зубы.

– Нет! – она оттолкнула его в грудь, но он не шелохнулся. – Ты не смеешь диктовать мне, что чувствовать и что говорить!

– А ты сама себя предаёшь! – бросил он, схватив её за запястья и притянув ближе.

Она хотела вырваться, но он резко наклонился и поцеловал её. Поцелуй был резким, злым, наполненным упрямством и тем огнём, что пылал между ними все это время.

Эйлин пыталась оттолкнуть его, пальцы упирались ему в грудь, но чем больше она сопротивлялась, тем сильнее ощущала, что тонет. Сердце колотилось в висках, дыхание сбилось. И вот уже её губы отвечали ему, так же отчаянно, как и его.

Она рванулась снова, вырываясь, но остановилась на полпути. Голова закружилась от близости, и, ненавидя себя за это, она позволила ему задержать её ещё на секунду.

Наконец, отстранившись, она резко отдёрнула руки, дыхание её было сбивчивым.

– Ты… ненормальный, Каэль! – выдохнула она, в глазах всё ещё горел огонь, но не только злости.

Каэль ухмыльнулся, тяжело дыша, его голос был низким и хриплым:

– А ты – лгунья, Эйлин.

Он не отступает, в его голосе слышится презрение и какая-то хищная уверенность:

– Не хочешь признать, что ревнуешь? – шепчет он близко к губам. – Тогда я тебя заставлю.

Он тянет её к себе, поцелуй снова накрывает – резкий, требовательный. В нём нет жалости, только стальной нажим и обещание не сдавать позиции. Эйлин на долю секунды сопротивляется, пальцы впиваются в его куртку, но горькое притяжение тянет её обратно. Сердце бьётся слишком громко, воздух режет напряжение.

Когда их губы наконец расходятся, она отстраняется резко, делая шаг назад, чтобы восстановить дистанцию. В её глазах – взрыв: злость, недовольство и усталое понимание собственной слабости.

– Не играй со мной, – тихо, но твёрдо произносит она, – проиграешь.

Глава 9

9 Глава

Каэль замирает на долю секунды, а потом в его гл