Читать онлайн Так много «иногда» бесплатно

Глава 1. «Эта сука… даже бровью не повела»

За окном плыл теплый сентябрьский день. Солнце, уже не палящее, а ласковое, заливало комнату медовым светом, который играл на идеально гладкой поверхности пола и подчеркивал безупречные линии мебели. Комната Александра была выдержана в строгом минимализме: светлые стены, низкий диван в сером чехле, лаконичный письменный стол из светлого дерева. Казалось, сама атмосфера здесь дышала спокойствием и порядком, который взорвался в одно мгновение.

Дверь распахнулась, впустив в этот порядок порыв свежего ветерка и Егора, его лучшего друга и одногруппника по совместительству. Он ворвался внутрь, словно торнадо, сорвавшийся с цепи.

– Привет, Сашка! – его голос, громкий и радостный, грубо вторгся в умиротворяющую тишину. – Угадай, кто едет на семинар по финансовым рискам и будет выступать с докладом?

На диване, оторвавшись от ноутбука, сидел Александр. Он был воплощением того же стиля, что и его комната: подчеркнуто собранный. Русые волосы были аккуратно уложены, а в его спокойных, серо-голубых глазах читалась привычная усталость мыслителя. Он был одет в простую черную футболку, обтягивавшую стройное, подтянутое тело, и шорты.

– Даже не знаю, – буркнул он, театрально закатывая глаза, но предательская улыбка тут же дрогнула в уголках его губ.

– Ничего от тебя не скрыть! – Егор сиял во всю ширину рта. Он был полной противоположностью другу: светловолосый, с озорными зелеными глазами и веснушками у переносицы. Его мускулистое, спортивное тело, облаченное в мятый свитер, источало неукротимую энергию. С размаху он плюхнулся на диван.

Диван взвыл пружинами, а чашка с ароматным кофе в руках у Саши подпрыгнула, выплеснув добрую половину содержимого прямо на клавиатуру ноутбука и его собственные голые коленки.

– Егор, блин! – взвыл уже Александр, подскакивая на месте.

На секунду в комнате повисла гробовая тишина, а затем ее сменила суматоха. Александр, не чувствуя жгучей боли, перевернул ноутбук, с тщетной надеждой вытряхнуть из него жидкость. Егор в панике принялся смахивать с его ног липкие, обжигающие капли, при этом оба что-то кричали и размахивали руками.

– Не надо, перестань! – Саша попытался оттолкнуть навязчивого спасателя, усаживая того обратно на диван. Но Егор упирался, с ужасом глядя на покрасневшую кожу.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге застыла Настя, старшая сестра Александра. С головы до пят она была закутана в белое махровое полотенце, сбившееся на груди в соблазнительный, но небрежный узел. На ее лице, с которого стекали капли воды, застыла смесь ужаса и недоумения.

Сознание Александра, обычно такое ясное и логичное, пронзила ослепляющая, как удар молнии, догадка. Он вдруг с жуткой четкостью увидел ситуацию ее глазами. Дикий шум, крики, мат… И вот эта сюрреалистическая картина: ее брат в мокрых шортах, с отчаянием отталкивает от своего паха лучшего друга, который усердно и подозрительно близко склонился над ним, сидя на краю дивана. Сердце Саши ушло в пятки.

А ведь Настя знала, что Саша и Егор дружат со школы. За все эти годы она никогда не видела его с девушкой. Ни на одной вечеринке, ни в гостях, ни в соцсетях. Он всегда, постоянно, как тень, вертелся вокруг Саши. Все их общие шутки, их своя атмосфера, их вечные поездки на рыбалку с ночевкой… В голове у Саши с грохотом сложился этот пазл, и картина вышла настолько шокирующей, что сердце ушло в пятки. Она ведь сейчас поверит в самое безумное.

– Да что это, блять, такое здесь происходит?! – Голос Насти, низкий и хриплый от ярости, прорвал воздух, как удар хлыста. Ее глаза, цвета горького шоколада, метали молнии.

Она была ослепительна в своем гневе. Мокрые каштановые волосы тяжелыми прядями падали на обнаженные плечи, а на щеках играл румянец бешенства. Ее тело – стройное, с мягкими изгибами и упругой грудью – дышало такой уверенной силой, что на мгновение обоим парням стало не по себе. Она не церемонилась. Одним резким движением она вцепилась в свитер Егора и оттащила его прочь, как щенка. В этой суматохе полотенце, последний символ приличий, соскользнув с нее, мягко шлепнулось на пол. Настя, не удостоив его взглядом, продолжала наступать на растерянного Егора, оттесняя его в угол, ее обнаженная грудь едва не касалась его свитера.

– Я тебе сейчас, пидор крашеный, все зубы повышибаю!– прошипела она, и в ее голосе звенела неподдельная, яростная забота о брате.

– Прекрати, Насть, ты все не так поняла! – отчаянно крикнул Александр. – Я облился кофе, а Егорка пытался его вытереть, спасал меня от кипятка, – добавил он уже тише, с мольбой в голосе, надеясь, что хоть что-то может спасти этот безумный день от превращения в кровавую баню.

В комнате повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Насти и сдавленным всхлипом Егора. Трое людей, застывших в немой, сюрреалистической сцене, которую не придумал бы ни один режиссер.

Александр первым опомнился. Подняв с пола теплое махровое полотенце, он осторожно, словно набрасывая попону на разъяренную львицу, попытался укутать им сестру. Та продолжала сверлить Егора взглядом, способным прожечь броню.

– Ну, тогда какого хера так орали, будто вас режут?! – выдохнула она уже без прежней ярости, но с остатками гнева, все еще дрожавшими в голосе. Ее пальцы с силой вцепились в запястье Александра. Не дав ему опомниться, она резко развернулась и потащила его в сторону ванной. – Тащи свою пятую точку в ванну. Стой и охлаждай конечности. Это приказ.

Дверь в ванную с грохотом захлопнулась, оставив Егора одного в углу идеально убранной комнаты, с его растерянностью, запахом кофе и призраком только что случившегося апокалипсиса.

***

– Как ты тут? – Егор робко заглянул в ванную, когда Настя удалилась, чтобы одеться.

– Вроде жив, – проворчал Александр, чувствуя, как холодная вода притупляет жгучую боль. – Больше никогда не буду пить кофе в твоем присутствии.

В дверях снова возникла Настя, уже одетая в просторную футболку и леггинсы. Влажные волосы были собраны в небрежный пучок.

–Хихикаете, как школоты? – Она перевела взгляд на Егора, и ее строгое выражение наконец смягчилось, обнажив усталую нежность. – Егор, прости. Я не должна была так… бросаться. Я, кажется, немного перестаралась с гиперопекой.

Она неожиданно приобняла его за плечи и легонько поцеловала в затылок. В ее прикосновении читалось искреннее раскаяние.

– У меня просто есть триггеры, которые срывают крышу. Но это не оправдание.

Александр, все еще стоя под душем, фыркнул:

–«Немного»? Это новый рекорд по скорости превращения в фурию.

– А ты помалкивай, – беззлобно бросила ему Настя, не отпуская Егора. – И выключай уже воду, а то переохлаждишься.

С этими словами она вышла, оставив за собой шлейф легкого аромата увлажняющего крема и вихрь полного недоумения в голове у Александра. Он уставился на друга, широко раскрыв глаза.

– И кто это сейчас был? – выдавил он наконец.

Настя с детства была ежом – колючей, недоверчивой и яростно охраняющей границы своего личного пространства. Физические ласки в их семье всегда были редкостью, знаком особого доверия. А тут такие внезапные, почти материнские нежности… да еще по отношению к Егору, которого она только что готова была разорвать.

Егор стоял, касаясь пальцами того места на затылке, где только что горели ее губы. На его лице застыла медленная, ошеломленная улыбка.

– Не знаю, – честно признался он. – Но мне нравится эта версия твоей сестры. Очень.

***

Они вернулись в комнату, чтобы оценить ущерб. Картина была удручающей: ноутбук лежал бездыханным черным кирпичом. Клейкая коричневая лужа просочилась внутрь корпуса, и на отчаянные попытки Александра нажать на кнопку включения он не реагировал.

– Сань, не расстраивайся, – Егор смотрел на разбитый гаджет с большей тоской, чем сам Александр, будто это был его собственный ноутбук. – Я тебе свой отдам, а этот в ремонт отнесем. Может, воскресим. Я все оплачу, короче.

– Переоденься во что-нибудь сухое, – снова появилась Настя на пороге, опершись о косяк. Взгляд ее скользнул по мокрым шортам брата. – Скоро Игорь за мной зайдет, не хочу, чтобы он видел твою подмоченную репутацию в прямом и переносном смысле. Кстати, – добавила она уже небрежным тоном, – он хорошо разбирается в компах. Я ему ноут отдам, пусть посмотрит. Может, без лишних траг обойдется.

Когда Александр, переодевшись в сухие спортивные штаны и футболку, вернулся в гостиную, он застал друга в странной, неестественной для него задумчивости. Егор сидел на диване, сгорбившись, и пристально смотрел в окно, словно в стекле, за которым плыл вечерний город, была зашифрована тайна мироздания.

– Я пялился на Настю, – тихо, почти исповедально произнес Егор, отвечая на немой вопрос Александра. – Когда она набросилась на меня… вся мокрая, голая, с глазами, полными огня… и потом, когда стояла здесь… Я не мог отвести взгляд. Ничего прекраснее в жизни не видел.

Он обернулся, и в его обычно ясных, озорных глазах пылал странный, одержимый огонь.

– Она такая… Стройная. Высокая. Грудь упругая, а кожа вся горела… Черт, Саш, она чертовски сексуальная. – Он сгорбился еще сильнее, глядя на свои руки. – Теперь я понимаю… Почему все эти годы ни одна девчонка меня не цепляла. Никогда не хотел ни с кем встречаться… Все они были просто тенями. А я, видимо, тайно, даже от самого себя, был по уши влюблен в твою сестру.

Он продолжал говорить, срывающимся, хриплым голосом описывая свое возбуждение, детализируя каждую линию ее тела, обнаженного в гневе. А Александр слушал, и сначала ступор, а потом что-то холодное и гадкое начало подниматься у него внутри. Это была не просто досада. Это была настоящая, леденящая ярость, сжимающая горло.

– Заткнись! – резко, почти криком оборвал его Александр, затыкая уши ладонями. Его собственный голос прозвучал чужим и дребезжащим. – Прекрати! Я не хочу этого слышать! Ты с ума сошел, говорить такое о моей сестре?

– Да что за день сегодня такой? Какого хера вы опять орете? – Настя снова ворвалась в комнату, как разгневанный ангел-хранитель, обладающий всеми правами старшей сестры. Эти три года разницы висели между ними вечным доводом: «Я взрослее, я умнее, я знаю жизнь». – У вас переизбыток дружбы, что ли, случился? Еще хоть звук от вас услышу, поставлю по углам, думать о своем поведении!

Дверь захлопнулась с таким звуком, будто поставила точку в этом абсурде. В голове у Александра ничего не укладывалось. Его лучший друг, с которым они со школы залипали на одних и тех же девчонок, обсуждали формы и размеры, вдруг сходит с ума по его сестре.

– Саня, я же не буду ей об этом говорить, – тихо пробормотал Егор, видя его окаменевшее лицо. Он поднял руки в умиротворяющем жесте. – Я все понимаю. Я сам в шоке, блин. Просто… затмило.

Александр молчал, глядя на друга, в чьих глазах бушевала настоящая, взрослая буря. И этот хаос был страшнее любой их предыдущей дурацкой ссоры.

Раздался короткий звонок в дверь. Пришел Игорь.

Настя, как и обещала, тут же вручила ему бездыханный ноутбук. Тот, судя по сдержанно-усталому выражению лица, не горел желанием тратить выходной на экстренный ремонт. Но Настя ловко встала на цыпочки, обвила его шею руками и принялась нежно целовать, что-то шепча на ухо. Игорь сдался практически мгновенно, его плечи расслабились, а на губах появилась улыбка.

И тут Александр с удивлением заметил выражение лица Егора. Тот смотрел на пару с таким мрачным, почти животным негодованием и ревностью, будто наблюдал за ограблением собственной квартиры. А Игорь, надо отдать должное, был парнем хоть куда – высокий, спортивный, с добрыми внимательными глазами и открытой улыбкой. И самое главное – Насте он явно нравился, что было для нее редким и обнадеживающим признаком.

Вскоре Настя и Игорь уехали, пообещав разобраться с техникой. Егор, так и не проронив ни слова, мрачнее тучи отправился домой за своим ноутбуком – речь к докладу, как ни крути, сама собой не напишется. В опустевшей комнате воцарилась тишина, но воздух все еще был густым и тягучим от невысказанного.

Глава 2. «Ты конкретно влип»

Утро было прохладным, с тем особым, прозрачным воздухом середины сентября, когда лето уже окончательно сдает позиции, но еще дышит в спину слабым теплом. Александр ехал в университет на автобусе, прислонившись лбом к прохладному стеклу. За окном мелькали золотые ветки деревьев, серые многоэтажки и спешащие по своим делам люди. В салоне пахло мокрой одеждой, бензином и чьими-то духами. Автобус, раскачиваясь, то набирал скорость, то резко тормозил, а Александр ловил себя на мысли, что эти покачивания убаюкивают его, возвращая к вчерашнему разговору с Егором.

– Саш, привет!

Его вывел из задумчивости знакомый голос. Рядом пристроился Сергей, один из одногруппников, парень с открытым лицом и вечно растрепанными волосами, в огромных наушниках на шее.

– Здаров, – кивнул Александр, отодвигаясь у окна.

– Слушай, а где твоя вторая половинка? – ухмыльнулся Сергей, снимая наушники. – Вы вроде как сиамские близнецы, вас всегда вместе видно. Не поссорились?

Вопрос был задан в шутку, но Александр почувствовал легкий укол. Он мотнул головой, отгоняя навязчивые образы.

– Нет, что ты. Он… готовится. К конференции.

– А, точно, в Сочи едете! Поздравляю, кстати. Слышал, ваш проект по финансовым рискам всех на курсе порвал. Как вам это удалось?

Александр не мог сдержать слабую, но искреннюю улыбку. Здесь, вдали от той странной домашней атмосферы, все снова вставало на свои места.

– Спасибо. Не знаю, как «порвал», – он пожал плечами, стараясь быть скромным. – Просто… у нас хорошая команда. Я больше за аналитику и расчеты отвечал, а Егор – за визуализацию и презентацию. Он умеет подать сухие цифры так, что ими заслушиваешься. Без него мой отчет – это просто скучный доклад. А без меня его красивые графики – просто картинки. Вот и вышло, что наш проект оказался лучшим. Вместе.

– Здорово, – одобрительно кивнул Сергей. – Повезло вам друг с другом.

Автобус резко затормозил, и они чуть не столкнулись лбами. Засмеявшись, Александр почувствовал, как тяжелый комок внутри начал понемногу рассасываться. Да, повезло. И он не собирался из-за какой-то внезапной дури это терять.

Университет встретил их строгим фасадом из желтого кирпича, потемневшего от времени и влаги. Они вошли внутрь, в шумные, наполненные гомоном коридоры, пахнущие мелом, старыми книгами и энергией сотен молодых жизней.

***

Первая пара тянулась томительно долго, словно расплавленная смола. Профильный, но до одури скучный предмет по антикризисному управлению. Хотя, виноват был не предмет – темы-то были жизненными, – а то гнетущее вакуумное поле, которое создавала вокруг себя преподаватель.

Ольга Николаевна, женщина лет тридцати, сидела за кафедрой, словно памятник самой себе. Ее темные волосы были собраны в небрежный пучок, с которого свисали пряди, будто ей было все равно. Черты лица – правильные, даже красивые когда-то – сейчас казались размытыми, лишенными энергии. Она была одета в дорогой, но бесформенный серый кардиган, скрывавший ее полноватую фигуру. В ее глазах, темных и глубоких, не осталось ни огня, ни интереса. Она механически перелистывала слайды, и ее голос, тихий и ровный, без единой эмоциональной вспышки, усыплял аудиторию вернее любого снотворного. Александр ловил себя на мысли, что смотрит не на человека, а на тень. Он чувствовал не столько раздражение, сколько странную, щемящую жалость. «Что с ней случилось?» – пронеслось у него в голове, прежде чем он с силой тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.

Наконец, мучительные полтора часа истекли. Следующей парой был тот самый предмет, на котором они с блеском защитили тот самый проект. Обычно Александр ждал этих лекций – они были глотком свежего воздуха.

***

Когда он зашел в аудиторию, немного опоздав, его взгляд автоматически потянулся к их привычному месту у окна. Стул был пуст. В груди что-то неприятно сжалось, холодный комок тревоги упал в желудок. Егора не было. Это было так же немыслимо, как если бы солнце взошло на западе – друг раньше не прогуливал и вообще относился к учебе с почти болезненной серьезностью.

Отсутствие Егора на первой паре Саша еще как-то объяснил себе, тем, что друг опаздал, но когда на второй он снова не появился, в груди зашевелилась тревога. Это было совсем не похоже на друга.

– Извините, можно войти? – тихо спросил он, чувствуя, как от неожиданного беспокойства слегка пересохло в горле.

За своим столом сидел Игорь Анатольевич – мужчина лет пятидесяти пяти, с густыми проседью висками и живыми, умными глазами. Он был одет в аккуратный джемпер, и от него веяло спокойной, отеческой уверенностью. Он посмотрел на Александра, и, мгновенно считывая его растерянный взгляд, блуждающий по пустому месту, его лицо озарила понимающая, теплая улыбка.

– Конечно, конечно, Александр, проходите. Садитесь, – его голос был бархатным и доброжелательным, приятным контрастом после предыдущей пары. – Егора не будет на нескольких ближайших парах. Он предложил сольный проект для конференции, и я отпустил его в библиотеку готовить материалы. Очень, знаете ли, горит идеей.

Вы абсолютно правы. Прошу прощения – я внесла лишь минимальные правки для смены лица повествования, но не предложила реального улучшения текста. Ваш исходный вариант уже очень сильный, живой и эмоциональный. Однако, если говорить о профессиональном редактировании, всегда можно добавить немного «плотности» и образности.

Александр прокрался на свое место, с горьким удовлетворением отмечая, что до конца дня ему гарантированно не грозит встреча с Егором. Но где-то под ребрами, в такт отстукивающему секунды сердцу, ноюще саднила обида. Неужели их дружба, выстроенная за годы взаимных шуток, секретов и поддержки, рухнет из-за такого абсурда? Разумом он понимал: весь этот бред про голую Настю и внезапные «хотелки» – чушь собачья, гормональный взрыв или временное помутнение. Но рациональные доводы разбивались о щемящее чувство предательства. Разве так бывает? Вчера они мечтали о том, что встретят девушек из своих фантазий, а сегодня лучший друг смотрит на сестру – его сестру! – как на объект для плотских утех.

«Надо поговорить, – резюмировал он мысленный спор, глядя в окно. – Выяснить все раз и навсегда». Да и ноутбук пора возвращать. Спасибо, конечно, супер-Игорю, починившему его лэптоп с сохранением всех файлов, но зависеть от чужой техники, даже дружеской, было неприятно.

– А сейчас, – голос Игоря Анатольевича, прозвучавший с кафедры, вернул аудиторию из общего гула к напряженной тишине, – проведем небольшую проверочную по пройденному материалу.

Единый стон, больше походивший на предсмертный хрип, пронесся по рядам. Но судьба, казалось, смилостивилась над студентами. Дверь распахнулась, и в аудиторию, смущенно извиняясь, заглянула секретарь кафедры.

– Игорь Анатольевич, вас срочно! Ваши пятикурсники в соседнем корпусе срывают пару… – ее голос был полон истинного сострадания.

Преподаватель зажмурился, беззвучно выругался и, с обреченным видом сдавшегося генерала, побрел на войну. Проверочная была отсрочена.

***

– Можно? – Александр постучал по косяку, уже чувствуя, как атмосфера кабинета выдавливает из него остатки жизнерадостности. Воздух здесь был густым – коктейль из пыли, несбывшихся надежд и запаха старой бумаги, которую давно пора бы сдать в макулатуру.

– Входите, Александр. Как трогательно, что вы решили не откладывать нашу пытку на потом. – Ольга Николаевна не подняла глаз от бумаг. Ее кардиган висел на ней мешком, словно пытался спрятать не только тело, но и остатки личности.

Когда она наконец подняла глаза, Александр снова поразился этому контрасту: уставшее, равнодушное лицо – и ярко-зеленые глаза, в которых все еще тлели угольки былого огня.

– Знаете, я просто в восторге, что моим куратором назначили именно Вас, – начал он, вкладывая в голос максимальную сладость. – Такой шанс поучиться у лучшего специалиста…

– Боже, Куприянов, – она вздохнула так, будто он предложил ей вскрыть вены вместе. – Хватит. Ваша лесть звучит так же фальшиво, как мое желание быть здесь. Просто показывайте свою презентацию, чтобы мы поскорее закончили этот спектакль.

Александр провел в кабинете Ольги Николаевны целый час, с исступлением защищая свой доклад. Все это время она лишь изредка бросала на него рассеянные взгляды, большую часть времени уставившись в телефон. Казалось, она полностью погружена в переписку. Но всякий раз, когда ее взгляд все же скользил по нему, в ее глазах вспыхивало что-то хищное, ненасытное. Она буквально пожирала его глазами, и под этим взглядом по его спине бежали противные мурашки. Еще ни одна женщина не смотрела на него с таким откровенным, почти физическим голодом.

Это противоречие сводило с ума: с одной стороны – демонстративное равнодушие, с другой – этот пронзительный, изучающий взгляд. Он метался между желанием продолжить и импульсом швырнуть все к чертям и уйти.

В итоге, закончив на повышенных тонах, Александр схватил свой ноутбук и бумаги и вылетел из кабинета, прихлопнув дверь с такой силой, что стеклянная вставка задрожала. Она вывела его из себя настолько, что о приличиях не могло быть и речи. Он шел по университетскому коридору, глухо материясь себе под нос о несносной преподавательнице и ее наплевательском отношении к чужим трудам.

К тому времени, как он добрался до библиотеки, ему удалось немного успокоиться. Он выпрямил плечи, сделал глубокий вдох и с напускной небрежностью шагнул внутрь, намереваясь продемонстрировать Егору, что прекрасно обходится без его дружбы.

– На, забирай свой ноут, – отрывисто бросил он, протягивая устройство. – И спасибо.

– Сань, давай поговорим, а? – Егор поднял на него умоляющий взгляд. – Я не хочу вот так, ссориться из-за…

– Ты серьезно сейчас хотел назвать мою сестру «какой-то бабой»? – взорвался Александр, перебивая его на полуслове. – Знаешь, я только что час своей жизни потратил на свою новую кураторшу! Эта сука… – он с силой выдохнул, – даже бровью не повела, пялилась в телефон и зевала! Так что я на сегодня уже наговорился. И с тобой мне говорить не о чем.

Егор замер, уставившись куда-то позади Александра, его лицо вытянулось. Александр медленно обернулся.

Прямо за его спиной стояла Ольга Николаевна. Ее лицо было бесстрастным, как маска. В вытянутой руке она держала несколько листов.

– Мои заметки по вашему докладу, Куприянов, – ее голос был ровным, без единой нотки упрека. – Будьте добры внести правки и показать мне завтра.

Мир перевернулся. Сердце не просто упало – оно провалилось в бездонную пропасть. Легкие отказались дышать.

– Ольга Николаевна, простите, я… – он попытался выжать из себя хоть что-то.

– И для справки, Куприянов, – она перебила его, и в ее ровном голосе впервые появилась ледяная сталь, – «эта «сука» даже бровью не повела», потому что год назад перенесла инсульт. Лицевой нерв защемило. Половина лица онемела.

Она развернулась и ушла, не дав ему сказать ни слова. Александр стоял как вкопанный, сжимая в потных пальцах ее записки, сгорая от жгучего, всепоглощающего стыда. Мысль о том, что завтра ему придется смотреть ей в глаза, вызывала тошноту.

– Да, друг, – тихо произнес Егор, нарушая оглушительную тишину. – Ты конкретно влип.

Глава 3. «Несносный и… такой желанный»

Александр не помнил, как вышел из университета. В ушах стоял оглушительный звон, а в висках отдавалось унизительное эхо собственных слов: «Эта сука…». Он брел по улицам, как приговоренный к высшей мере, не чувствуя под ногами земли.

Мысли метались в черепной коробке, словно перепуганная птица, бьющаяся о прутья клетки. Осознание случившегося накрывало его волнами тошнотворного ужаса. Он не просто разразился матом в адрес преподавателя – он оскорбил одного из самых титулованных и уважаемых специалистов вуза. И самое чудовищное – пнул ногой в ее самое больное, незаживающее место. Почему в университете, этом рассаднике сплетен, где знали все о чужой личной жизни, карьере и постели, никто ни словом не обмолвился о ее инсульте? Если бы он знал… Но он не знал. И теперь его грубость, его хлопок дверью и этот проклятый сарказм висели на нем несмываемым позором.

С такими тяжкими мыслями он шел по тротуару, усыпанному первой пожухлой листвой. Ярко-оранжевые кленовые листья хрустели под подошвами, и он с яростью пинал их впереди себя, пытаясь выместить на беззащитной листве всю свою злость – исключительно на самого себя. Сердце сжималось в болезненном спазме, а в горле стоял ком от стыда. Он метался между порывом немедленно броситься назад, извиняться и убежать как можно дальше, чтобы не возвращаться уже никогда.

Погруженный в свои мучения, он не обратил никакого внимания на черный представительский Mercedes S-класса, плавно проехавший мимо. А в его пассажирском кресле из мягчайшей кожи, отгороженная от мира темным стеклом, сидела Ольга Николаевна. Ее лицо, неподвижное и отрешенное, было повернуто к окну, за которым мелькнул силуэт ее самого несчастного студента. Во взгляде ее ярко-зеленых глаз не было ни гнева, ни обиды – лишь бесконечная, ледяная печаль и усталое безразличие ко всему на свете.

«Несносный мальчишка, – пронеслось в ее голове, пока она следила за его сгорбленной фигурой. – Несносный и… такой желанный».

В последнее время она ловила себя на том, что все чаще думает о нем. Эти волосы, всегда чуть растрепанные, падающие на воротник и будто специально созданные, чтобы в них запускали пальцы. Его тело, сильное и подтянутое даже сквозь мешковатую одежду, дышало той мужественной энергией, которой ей так отчаянно не хватало. В каждом его взмахе руки, в уверенной походке читалась молодость – дерзкая, пышущая здоровьем, та, что безвозвратно ушла от нее. Он будил в ней давно уснувшее нутро, растопляя лед апатии и пробуждая ту самую страсть, которую она когда-то, почти год назад, заперла в самых потаенных уголках души и старалась забыть.

Внутри нее бушевало непреодолимое противоречие. Мысли настойчиво подводили к той опасной грани, за которой начиналась настоящая порочность. Ольга уже почти не ощущала той тонкой нити, что разделяет профессиональную этику и сладкое, запретное искушение. Она хотела того, что сама же себе когда-то категорически запретила.

Ее лицо, обращенное к окну, оставалось бесстрастной маской, но в глубине ярко-зеленых глаз плясали демоны, напоминавшие ей, что она все еще жива. Жива и смертельно опасна.

***

– Там в комнате Егор, – Настя встретила его в прихожей, понизив голос до виноватого шепота. – В общем, я его впустила. Вам надо поговорить. – Она потянулась поправить воротник его куртки, избегая прямого взгляда. – И он мне все уже рассказал. Я не в обиде, не убивай его, он хороший.

Вот именно этого, заключил про себя Александр, сегодня не хватало для полного счастья. Его жизнь превращалась в плохой сериал, где все сюжетные линии сходились в его квартире.

Он вошел в свою комнатк, где Егор сидел на том самом диване, где все и началось, и теперь нервно теребил кисть руки.

– Что ты рассказал Насте о нашем… «разногласии»? – это волновало Александра сейчас куда больше, чем академическое будущее. Голос прозвучал резче, чем он планировал.

– Ну, что я мог рассказать? – Егор поднял на него умоляющий взгляд. – Сказал, что немного недопоняли друг друга. Слушай, я не буду лезть к твоей сестре с разговорами, подарками и прочей… любовной лирикой. – Он произнес это с такой комичной торжественностью, что Александр едва сдержал улыбку. – Ради нашей дружбы я на все готов. Я, между прочим, не с пустыми руками мириться пришел. Пойдем на кухню, Настя, наверное, уже все приготовила.

На кухне их ждал стол, ломящийся от еды. Пахло свежей пиццей и жареной картошкой. Егор заказал его любимые бургеры и картофель фри, а для себя и Насти – суши. Рядом красовались бутылка рома и мартини.

– Нет, нет и нет, – Александр замотал головой, чувствуя, как угрызения совести накрывают его с новой силой. – Я не могу. Мне тонну материала переделывать. Яковлева с меня три шкуры спустит, если к завтрашнему утру все не будет идеально.

– Ничего она тебе не сделает, – флегматично произнесла Настя, расставляя на столе тарелки. Она тоже училась у Ольги Николаевны и та даже была куратором ее группы. – Она только с виду строгая и неприступная. На деле – вполне снисходительна к нерадивым студентам. Пожурит немного и сама же поможет все доделать, уж я-то ее знаю. – Настя хитро подмигнула брату. – Сама этим пользовалась неоднократно. Знаешь, раньше она была совсем другой – веселая, беззаботная. На лекциях шутила и разговаривала со студентами как с равными, даже на сленг переходила. Как наш куратор, она таскала нас по всем музеям, выставкам, театрам… А однажды даже в бар с нами пошла. Она – мое лучшее воспоминание об учебе в универе.

Александр слушал, и ему становилось все хуже. Он видел перед собой лишь холодную, апатичную женщину в бесформенном кардиане.

– А что ты знаешь… – он замялся, понизив голос, словно Ольга Николаевна и вправду могла его подслушать, – …про инсульт?

– Знаю, – тихо сказала Настя, переставая раскладывать суши. Ее лицо стало серьезным. – Это было год назад. Все в универе тогда перешептывались, но никто так и не узнал настоящей причины. Ходили слухи – то ли от переутомления, то ли на нервной почве… Она тогда надолго выпала из жизни. Все думали, что не вернется к преподаванию.

Она взяла бутылку мартини, наливая себе в бокал с сосредоточенным видом.

– Но она вернулась. Просто… стала другой. И теперь даже мы, ее бывшие студенты, стараемся лишний раз ее не тревожить. – Настя бросила многозначительный взгляд на брата. – Особенно громкими комментариями о ее… мимике.

Александр почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он молча взял кусок пиццы, но аппетит куда-то испарился. Завтрашняя встреча с Ольгой Николаевной теперь казалась ему не просто неприятной необходимостью, а настоящим испытанием на прочность.

– Давайте уже выпьем, – Егор с тоской посмотрел на нетронутую пиццу, аромат которой смешивался с пряным запахом суши. – И есть очень хочется.

Родители до поздней осени жили на даче, и это богемное безобразие в их отсутствие стало почти традицией. Никто не выскакивал из спальни с ворчливым «уже поздно» или занудным «завтра на учебу». Атмосфера свободы витала в воздухе, густая, как дым от сигарет, которые Настя, скривившись, все же разрешила им раскурить прямо на кухне.

– Только окно откройте, варвары, – буркнула она, сама потягивая мартини и развалившись на стуле.

Они не были заядлыми курильщиками, но в этот вечер правила словно перестали существовать. Раз не запрещено – значит, можно. И они курили, смеялись над глупостями, говорили обо всем и ни о чем, пока за окном ночь сгущалась до черноты, а бутылки пустели.

Глава 4. «Никакая сила во Вселенной»

Естественно, наутро от вчерашней бравады – мол, все само собой утрясется – не осталось и следа. Александр и Егор ввалились в аудиторию под оглушительный звонок, который отозвался в висках Саши пронзительной болью. Как на зло, первая пара была у Ольги Николаевны.

Пряча глаза, Александр с ужасом обнаружил, что их группу объединили с другой. Все парты были заняты. Свободной оставалась лишь одна – прямо перед преподавательским столом, как на эшафоте.

Матерясь про себя и мысленно проклиная Егора с его манией примирения, Александр на полусогнутых ногах поплелся на уготованное судьбой место. Каждый шаг давался с трудом, под пристальным, тяжелым взглядом Ольги Николаевны. Сказать, что ему было стыдно, – ничего не сказать. Он готов был провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в утренней прохладе аудитории.

Всю пару он только и делал, что репетировал в голове слова покаяния. Периодически он поднимал на Ольгу Николаевну виноватый взгляд, но, к своему удивлению, не видел в ее глазах ни злобы, ни презрения. Лишь тихую, бездонную грусть, подернутую дымкой усталости. Ее темно-зеленые глаза, цвета редкого изумруда, казалось, видели его насквозь – весь его жалкий вид, раскаяние и похмельную муку.

В отличие от него, Егор сидел с видом абсолютно безмятежным, будто только что вернулся с курорта. Он даже что-то весело бормотал соседу, вызывая в Александре приступ черной, беспощадной зависти.

«Ненавижу себя за то, что не умею пить», – думал он, чувствуя, как пульсируют виски в такт монотонному голосу преподавательницы. Казалось, этот урок никогда не кончится.

– Куприянов.

Мягкий голос прозвучал прямо у него над ухом. Александр вздрогнул и чуть не подпрыгнул на стуле, с трудом возвращаясь из похмельного забытья. Он поднял глаза и встретился взглядом с Ольгой Николаевной. Взгляд ее темно-зеленых глаз был спокоен, без тени гнева.

– Урок окончен, – тихо добавила она. – Можете быть свободны.

Александр почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Голос был на удивление мягким, без привычной ледяной вежливости.

– Простите меня, пожалуйста, – выдавил он, поднимаясь с места. Больше он не мог найти слов. Схватив рюкзак, он ретировался из аудитории, не смея оглянуться.

После пар ему предстояло снова встретиться с ней и признаться, что он не выполнил ее задание. Он чувствовал себя последним негодяем, но больше всего его смущало ее отношение. Любой другой преподаватель уже давно устроил бы ему выволочку у декана, завалил бы дополнительными заданиями или начал травить у доски. Но она…

Он вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный воздух. В жизни ему так часто встречались злопамятные люди, что столкновение с добротой и пониманием вызывало смятение. Его мозг лихорадочно проигрывал сценарии ее мести, а мысль о том, что его могут просто… простить, даже не приходила в голову.

С тяжелым сердцем и каменной тоской в груди он дождался окончания пар и поплелся в кабинет Яковлевой. Егор предлагал пойти с ним для моральной поддержки, но Александр твердо отказался. Ему нужно было встретить этот стыд один на один.

Он остановился перед знакомой дверью, чувствуя, как подкашиваются ноги. Собрав всю свою волю, он постучал.

– Можно, Ольга Николаевна? – Александр приоткрыл дверь, и его голос прозвучал неуверенно, почти шепотом.

– Да, Куприянов, – она стояла, облокотившись бедрами о край стола, скрестив руки на груди. Ее темно-зеленый кардиан мягко облегал фигуру, подчеркивая округлость бедер, которую она обычно скрывала. – Я только тебя и ждала. – В ее голосе сквозь привычную усталость пробивалась какая-то особенная, тихая грусть.

Ноги Александра подкосились. Чувство вины накатило с новой силой, и он, почти не помня как, опустился на ту же самую парту напротив ее стола, где сидел всего пару часов назад, стараясь не встречаться с ней взглядом.

За большими окнами аудитории лежал пасмурный сентябрьский день. Серое небо наполняло помещение холодным, безжизненным светом, ложилось на пустые ряды парт и поблескивающий глянец пола. Лишь один одинокий лучик солнца, пробившись сквозь плотную завесу туч, падал на дальнюю стену, отбрасывая дрожащее золотистое пятно – единственное живое пятно в этой пустоте.

– Ну, показывай свою презентацию, – сказала она безразлично, но в ее усталом голосе не было прежней ледяной отстраненности. – Я тут до вечера сидеть не намерена.

Ее лицо оставалось почти неподвижным, застывшей маской, но в глубине изумрудных глаз теплилось что-то неуловимое – не гнев, не раздражение, а скорее глубокая, накопленная усталость от всего этого.

Александр потупил взгляд, уставившись в царапины на парте, не в силах вымолвить ни слова.

– Не готов? – ее вопрос прозвучал скорее как констатация факта.

– Нет, – прошептал он, сжимая пальцы.

– Тогда иди, готовься. Надеюсь, завтра ты представишь мне свой проект в полной красе.

– Что? – он невольно поднял на нее глаза, не веря услышанному. – Так просто?

– А что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? – она мягко, почти устало подошла к столу и начала складывать бумаги в кожаную сумку. Ее движения были плавными, лишенными резкости. – Хочешь, чтобы я кричала? Это ничего не изменит.

Она захлопнула замок сумки, и этот щелчок прозвучал как точка в их разговоре. Александр сидел, ошеломленный, все еще чувствуя жгучий стыд, но сквозь него уже пробивалось странное, непонятное облегчение. Она простила его. Просто так. И это пугало больше, чем любая буря.

– Как вы можете быть такой равнодушной, даже когда Вас откровенно ни во что не ставят?! – сорвался он, и его собственный голос, громкий и резкий, оглушил его в давящей тишине аудитории. – Разве вас не бесит, что я вас обозвал, проигнорировал ваши указания, да еще и с похмелья приполз на пару?! На вашем месте я бы вышвырнул такого студента не только из аудитории, но и из универа!

Ольга Николаевна не отшатнулась. Она лишь медленно подняла на него взгляд, и в ее изумрудных глазах, казалось, плавилась вся боль мира.

– Для меня это уже ничего не изменит, – тихо ответила она, и ее голос дрогнул. – А тебе жизнь испортит. Я не хочу брать такой груз на себя. И так уже много взяла… – последнюю фразу она прошептала так тихо, что он скорее угадал, чем услышал.

Но сердце его сжалось, будто ее боль была физической, осязаемой вещью, вонзившейся ему в грудь. Внезапное, острое желание обнять ее, прижать к себе и выжать всю эту горечь, всю печаль, пронзило его. Он резко развернулся и направился к выходу, но, бросив на нее последний взгляд, замер.

По ее неподвижному, идеально спокойному лицу медленно скатывалась единственная слеза. Она сверкнула в косом луче света, словно признаваясь в том, что слова скрыть не смогли.

И тут уже никакая сила во Вселенной не смогла бы удержать его.

Александр резко развернулся и большими шагами направился к ней. Она заметила его движение, лишь когда он оказался вплотную с ней. Ее глаза, широко распахнутые, смотрели на него в полном недоумении и бессилии. Он не говоря ни слова, обнял ее за плечи и притянул к себе.

Она не сопротивлялась. Не оттолкнула. Она замерла в его объятиях, словно не веря происходящему. Ее тело, мягкое и податливое, пахло дорогими духами, старой бумагой и безысходностью. И ему стало настолько легко, будто камень с души наконец упал.

Он наклонился к ее уху и начал шептать, срывающимся голосом выговаривая накопленное:

– Я не хотел Вас оскорблять… я не хотел расстраивать… я правда собирался подготовиться, но… – он замолчал, понимая, насколько жалко звучат оправдания.

Она молчала. Лишь тихий, прерывистый вздох вырвался из ее груди. И в этой тишине, в этом пустой аудитории, под приглушенный аккомпанемент дождя за окном, они стояли – прощенный грешник и женщина, которая, казалось, забыла, что такое человеческое тепло.

Он почувствовал, как ее тело на мгновение откликнулось – слабый, почти неуловимый порыв обнять его в ответ. Но тут же ее левая рука, которая лишь секунду назад лежала на его спине, вдруг обмякла, словно плеть, бессильно скользнула по его плечу и тяжело упала вниз.

Она резко, почти грубо оттолкнула его, и в ее изумрудных глазах на долю секунды вспыхнула яростная, униженная молния – ненависть к собственному бессилию. Затем она развернулась и, не глядя на него, снова принялась собирать вещи, но теперь движения ее были угловатыми, неуклюжими. Одной правой рукой она безуспешно пыталась застегнуть замок на своей кожаной сумке.

Александр, не раздумывая, шагнул вперед.

–Позвольте, – его голос прозвучал тихо, но твердо.

Он боялся, что она крикнет, оттолкнет его снова. Но она замерла, позволив ему помочь. Ее молчаливое согласие было красноречивее любых слов.

Когда они вышли в коридор, и она попыталась закрыть дверь, все ее напряжение вылилось в мелкую, неконтролируемую дрожь в правой руке. Ключ безнадежно стучал о металлическую пластину, не попадая в замочную скважину.

И тогда он совершил нечто, что позже не мог объяснить даже самому себе. Он подошел вплотную, почти вплотную к ее спине, не касаясь ее. Его левая рука мягко легла на ее талию, ощутив под кардианом податливую линию изгиба. Правой он обхватил ее дрожащую кисть, и его пальцы сомкнулись вокруг ее холодных, беспомощных пальцев.

– Вот так, – прошептал он ей в самое ухо, чувствуя, как все ее тело вздрогнуло от его прикосновения.

Он вел ее руку, уверенно направляя ключ. В тишине пустого коридора он слышал не только лязг металла, но и ее прерывистое, сдавленное дыхание, и бешеный стук ее сердца – или, может быть, это стучала в висках его собственная кровь. В этом мгновении не было ничего, кроме тепла ее спины у его груди, запаха ее духов, и пронзительного, томительного осознания ее хрупкости и своей над ней власти.

Когда замок щелкнул, она медленно обернулась. В ее глазах не было ни гнева, ни смущения – лишь глубокая, бездонная благодарность и что-то еще, чего он не мог расшифровать, но от чего у него перехватило дыхание.

– Я… я отнесу ключ на вахту, – выдавил он, отступая и пытаясь вернуть себе способность мыслить здраво.

Она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и вышла на улицу, оставив его в коридоре с бешено колотящимся сердцем и памятью о том, как ее тело на мгновение полностью доверилось ему.

Глава 5. «Когда-то, в прошлой жизни»

– Пойдем, я подвезу тебя домой, – ее голос прозвучал мягко, но в нем снова появились те самые нотки легкого сарказма, которые он слышал до всего этого кошмара. Она указала на темный Mercedes, стоявший у входа. – Не бойся, – чуть улыбнувшись, добавила она, – я не за рулем. У меня есть водитель, так что твоя академическая карьера в безопасности.

Александр почувствовал, как кровь приливает к его лицу.

–Мне не хочется отвлекать вас от дел, я доберусь сам, – пробормотал он, глядя под ноги.

– Какой ты скромный, Александр, – покачала головой Ольга Николаевна, и в ее уставших глазах мелькнула искорка привычной иронии. – Но тебе это не поможет. Не могу же я позволить, чтобы ты промок, попав под дождь. А он, – она бросила взгляд на тяжелые свинцовые тучи, – точно скоро начнется.

Видя его нерешительность, она коротким, почти невесомым движением взяла его под руку. Ее пальцы слегка сжали его локоть, и это прикосновение, одновременно легкое и властное, заставило его сделать шаг вперед почти автоматически.

Они направились к машине. Водитель, мужчина в строгом костюме, уже ждал у открытой задней дверцы.

– Здравствуйте, улица Садовая, девять, – первым делом выпалил Александр водителю, стараясь придать голосу уверенность.

Ольга Николаевна мягко его поправила:

–Костя, сначала едем домой. Александра отвезете позже.

Водитель кивнул, и машина плавно тронулась. В салоне пахло кожей и каким-то дорогим, древесным ароматом. Александр сидел, стараясь не касаться локтем Ольги Николаевны, и смотрел в окно, пытаясь осмыслить происходящее.

– Мне нужно принять лекарство, я забыла его дома, – тихо объяснила она, словно читая его мысли. – Это ненадолго. Я живу недалеко.

Он кивнул, но в голове пронеслись обрывки воспоминаний: как ее рука бессильно соскользнула с его плеча в аудитории, как она дрожала, когда он помогал ей с ключом. Теперь эти обрывочные моменты складывались в тревожную картину. Ее состояние было серьезнее, чем он предполагал.

К его удивлению, машина свернула в коттеджный поселок чуть за городом. Место поражало воображение: стильные современные дома из стекла и бетона тонули в зелени, словно вырастая из самого леса. Ухоженные газоны, идеально подстриженные кусты, продуманное освещение – все говорило о работе дорогого ландшафтного дизайнера.

– Приехали, – тихо произнесла Ольга Николаевна.

Водитель помог ей выйти.

–Вас проводить? – осведомился он.

Она повернулась к Александру:

–Саша, поможешь мне?

В ее голосе не было прежней строгости, лишь усталая просьба.

–Да, конечно, – ответил он, хотя в душе надеялся, что водитель сразу отвезет его домой.

Ему было неловко вспоминать свою смелость в аудитории, но она явно не отвергла его помощь. Теперь он чувствовал себя в подвешенном состоянии – с одной стороны, она не вызывала в нем того острого влечения, как другие женщины, с другой – ее хрупкость и скрытая сила необъяснимо притягивали.

Он вошел следом за ней в дом и замер. Интерьер был выдержан в стиле хай-тек: минимализм, холодный блеск металла, панорамные окна от пола до потолка, открывающие вид на лес. Все было безупречно чисто, стерильно и… безжизненно. Казалось, здесь не живут, а лишь останавливаются на ночь.

Ольга Николаевна прошла на кухню, где на столе из матового черного камня лежали блистеры с таблетками. Она потянулась к кувшину с водой, но ее левая рука вновь предательски дрогнула, и стекло громко стукнулось о столешницу. От досады она с силой пнула ногой металлическую ножку стола.

– Черт! – вырвалось у нее, и в этом слове прозвучала вся накопленная ярость против собственного бессилия.

Александр видел, как сжались ее кулаки, как напряглась спина. В этом идеальном, холодном доме ее тихая борьба с собственным телом казалась особенно пронзительной.

– Да когда же это кончится? – вырвалось у нее с такой горькой беспомощностью, что у Александра сжалось сердце.

Он тут же подбежал, налил воды в стакан и аккуратно достал таблетку из блистера. Когда он протянул ей лекарство, их пальцы едва коснулись, и он почувствовал легкую дрожь в ее руке. Она снова посмотрела на него с той же безмолвной благодарностью, что и в коридоре, и в этом взгляде было что-то такое уязвимое, что ему захотелось немедленно ее защитить.

Она на секунду прикрыла глаза, глубоко выдохнула и запила таблетку.

– Это все последствия инсульта, – тихо сказала она, глядя в стакан. – Он случился чуть больше года назад.

Александр почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ему не хотелось показаться навязчивым, лезть в чужую боль, но в то же время он отчаянно хотел понять эту женщину, чья жизнь медленно и неумолимо переплеталась с его собственной.

– Я ничего не спрашивал, – осторожно произнес он, отводя взгляд.

Уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.

– Ты слишком громко молчишь, Саша. В твоих глазах читаются все твои вопросы. – Она сделала паузу, переводя дух. – Не хочешь поставить чайник? Мне сегодня так не хватает… обычного человеческого тепла. А в этом доме, – она обвела взглядом стерильное пространство кухни, – его днем с огнем не сыщешь. А я, с твоего разрешения, пойду переоденусь во что-то… менее официальное. Этот костюм «правильной училки» меня угнетает.

Она медленно вышла из кухни, оставив его наедине с гудящим чайником и роем новых мыслей. Этот дом был красивым, но бездушным, как фотография из архитектурного журнала. И среди всей этой холодной роскоши ее одинокая фигура с не поддающимся контролю телом казалась особенно хрупкой и потерянной.

Он вспомнил рассказ сестры: всего пару лет назад Ольга Николаевна была другой – энергичной, общительной, ее лекции собирали полные аудитории. Сложно было представить, что женщина, способная увлечь предметом сотни студентов, теперь с трудом управлялась с чашкой чая.

Его размышления прервал легкий шум на лестнице, ведущей из ее спальни на втором этаже.

– А вот и я, – прозвучал ее голос, ставший заметно мягче.

Александр поднял взгляд и замер. Перед ним стояла уже совсем другая женщина. На ней были черные облегающие джинсы и объемный свитер темно-бордового оттенка, из-под ворота которого выбивалась золотая цепочка. Ее волосы, еще влажные от умывания, были распущены по плечам, смягчая черты лица. В этом образе она казалась моложе и уязвимее, но в ее глазах по-прежнему читалась глубокая усталость.

– О чем задумался, красавчик? – спросила она с легкой улыбкой, облокачиваясь руками на стол.

Александр почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Он стоял, не зная, что ответить, и вдруг, к собственному удивлению, выдавил:

– О тебе.

В воздухе повисла напряженная пауза. Он мысленно ругал себя за фамильярность, но ей, похоже, было приятно. Ее улыбка стала чуть шире, в глазах вспыхнул живой интерес.

– Чай, кофе или чего покрепче? – наконец спросил он, пытаясь перевести разговор в более безопасное русло.

Она медленно подошла к стойке, ее пальцы слегка коснулись его руки, когда она брала чашку.

– Кофе, пожалуйста, – ответил Александр, и тут же поймал себя на мысли о горячем чайнике и ее беспомощных руках. Он поспешно шагнул вперед, стараясь перехватить у нее емкость, но в суете случайно толкнул ее.

Несколько капель кипятка брызнуло на стол. Александр резко отпрыгнул, будто его обдали кипятком, хотя реальной опасности не было.

– Я на днях облился очень горячим кофе, – смущенно объяснил он, чувствуя, как горит лицо.

Ольга смотрела на него, и уголки ее губ дрожали от сдерживаемой улыбки. Но самое удивительное были ее глаза – ярко-зеленые, живые, и в них плескался беззвучный смех. Его панические прыжки явно развеселили ее.

Они пили кофе в гостиной, молча глядя в панорамное окно. Гостиная была воплощением современной роскоши в стиле хай-тек. Доминантой помещения стала стеклянная стена от пола до потолка, открывающая вид на ухоженный сад и лес за ним. В сумерках окно превращалось в черное зеркало, отражающее интерьер как театральные декорации.

В центре стены располагался камин с подвесной топкой из черненой стали. Дважды приходил водитель – сначала растопил камин. Пламя в нем казалось парящим в воздухе, а от него расходились по стене тонкие прожилки дымчатого мрамора с золотистыми вкраплениями.

Затем принес документы ей на подпись, Ольга не только преподавала в университете. Она все еще числилась директором одного из филиалов компании ее отца.

Она неохотно поднялась, взяла ручку, и Александр с болью наблюдал, как ее пальцы с трудом обхватывают ее, как кисть выводит неровные, неуверенные линии. Последняя подпись далась особенно тяжело – рука дрожала, линия прерывалась. Видимо мелкая моторика сильно пострадала после инсульта. На ее лице было не физическое страдание, а горькое бессилие, стыд перед собственной немощью.

Пока она была занята, Александр, чтобы отвлечься от щемящего чувства жалости, стал рассматривать картины на стенах. В углу комнаты висел портрет. С него смотрела молодая женщина лет тридцати с модной стрижкой, дерзко вздернутым подбородком и яркими, смеющимися глазами. В них горел огонь, который он никогда не видел в глазах нынешней Ольги.

– Когда-то, в прошлой жизни, я была такой, – ее голос прозвучал тихо, словно эхо из другого измерения.

Александр не повернулся, боясь спугнуть хрупкость момента. Его взгляд все еще был прикован к портрету той – дерзкой, сияющей женщины.

– И снова будешь? – спросил он, и в его собственном голосе прозвучала несвойственная ему нежность, смешанная с надеждой.

Ольга сделала шаг вперед, оказавшись вплотную за его спиной. Тепло ее тела стало ощущаться сквозь одежду.

– Врачи делают, что могут, – прошептала она так тихо, что слова тонули в тихом потрескивании камина. – Лекарства, физио, массажи… Все это помогает. Но так медленно. И никто не даст гарантии, что будет лучше, чем сейчас. Главное – чтобы не стало хуже.

Ее дыхание коснулось его шеи, вызвав мурашки. Затем он почувствовал легкое прикосновение ее ладоней к его плечам – сначала неуверенное, почти робкое. Пальцы слегка сжали мускулы, будто проверяя реальность происходящего.

Потом она прижалась к нему всей грудью, мягкая тяжесть ее тела стала полной неожиданностью. Ее левая рука, все еще неловкая, легла ему на грудь, а правая медленно, почти с благоговением, погрузилась в его волосы. Пальцы запутались в прядях, с легким нажимом прошлись по коже головы.

Александр затаил дыхание. Волна возбуждения накатила на него – но это было не просто физическое влечение. Это было что-то глубже: острое, щемящее чувство близости, доверия, которое ему подарили. Ее прикосновения были полны такой уязвимости и в то же время такой смелости, что у него перехватило дыхание. Он боялся пошевелиться, чтобы не разрушить это хрупкое, нереальное мгновение, когда время остановилось, а мир сузился до размеров комнаты, треска поленьев в камине и ее прерывистого дыхания у него за спиной.

– Прости меня, – тихо сказал он, медленно поворачиваясь к ней.

В его глазах стояла такая искренняя боль, что у Ольги внутри все сжалось. Он смотрел на нее не как студент на преподавателя, а как человек, внезапно увидевший чужую рану.

– Иногда, когда понимаешь, что такое простое действие, как подпись, может причинять человеку такую боль… становится невыносимо стыдно за свой эгоизм. – Голос его дрогнул. – Если бы я знал, как тебе трудно, как ты изо всех сил стараешься скрыть свою слабость… я бы никогда не позволил себе так вести себя. Не говорил бы тех слов. Я был дураком, который принял твою боль за гордыню.

Ольга не смогла сдержать дрожащую улыбку. Ее пальцы, все еще запутанные в его волосах, мягко провели по его виску.

– Ты такой милый, – прошептала она, и в ее шепоте было столько нежности, что у Александра перехватило дыхание. – Такой нежный… Совсем еще мальчик.

Она не отстранилась, когда он осторожно прикоснулся к ее поврежденной руке, просто закрыла глаза, позволив ему держать ее ладонь в своих.

В тишине комнаты, под треск камина, они стояли, словно в забытом всеми уголке мира, где не было ни прошлого, ни будущего – только щемящая, хрупкая настоящая близость, рожденная из боли и прощения.

Александр уткнулся лицом в ее плечо, и по всему его телу разлилась доселе незнакомая теплота – смиренная, всеобъемлющая, растворяющая в себе все прежние тревоги и сомнения. Он обхватил ее за талию и прижал к себе так сильно, как только мог, ощущая под тканью свитера каждый изгиб ее тела.