Читать онлайн Выпускной бесплатно

Варя считала, что зонд напоминает формой грушу. Зеленую такую, сорта "Конференция", их мама часто покупала в магазине. Тогда, раньше, ещё на Марсе. В детстве. Теперь–то Варе уже стукнуло четырнадцать, и она чётко делила свою жизнь на взрослую, сейчас, и детскую – ту, давно минувшую, до зачисления во флот.

Мишка, страдающий полным отсутствием воображения, сравнение с грушей категорически отрицал. Для него зонд был зондом, и ничем иным, а форму имел коническую с закругленным основанием. Но спорить с Варькой себе дороже, поэтому он пошёл на компромисс и заявил, что с натяжкой фигуру можно принять за периформную.

Борька ехидно заметил, что "периформный" на латыни означает как раз "грушевидный", следовательно – Варька права. Мишка сердито фыркнул, сознавая промах, но не признавая поражения. Он знал, что Борька неспроста всегда подыгрывал в спорах Варе, рассчитывал этим вызвать к себе благосклонность. Мишке бы и самому этого хотелось, но он не умел вовремя остановиться и слишком горячо встревал в споры между членами команды, даже когда они возникали по совершенно дурацкому поводу. Вот, как этот, с зондом.

Зонд лениво качнулся на волне, густой и медленной, тягучей, как мёд, и такой же золотистой. Может, стоило плюнуть на принципы и согласиться, что он и вправду напоминает грушу? Большущую такую, выше человеческого роста?

– Ох, не понимаю я, чего вы спорите? – заявил Борька, отлепляя затылок шлема от золотой мякоти. Густая медовая поверхность успела продавиться по форме скафандра, и, чтобы увидеть сокурсников, требовалось поднять голову. – Ну какая груша, если это клизма? Смотрите, вот так вот если взять, точно будет клизма. Здоровенная такая, литров на двести. И втыкать эту клизму надо таким же способом, как любую другую!

– Ну да, передающей линзой книзу, батареей кверху.

– Сама потом перевернется!

– В этом киселе? – Мишка с силой чвакнул ладонью по упругой поверхности, едва заметная рябь от удара тут же и угасла. – Все шансы поломать антенну. Обсуждали ведь уже, у нас задача – наладить связь, а не просто сунуть зонд куда попало и отчалить. Иначе не сидели б мы тут.

Он был прав, и от этого Борька начинал злиться. С Варей–то всё понятно, она хоть и командир на сегодняшней вылазке, но это не потому, что единственная из троих на командирском факультете учится. Во время тренировочных миссий не раз бывало, что штурманов–техников, как Мишка, или даже медиков–ксенологов, как он сам, кураторы назначали старшими, в том числе над будущими первыми пилотами. Очень жаль, что в сегодняшнем полёте такое не случилось – очень уж не вовремя случился у Борьки конфликт с Иванычем.

Вспомнив об Иваныче, он переключил в скафандре канал связи и отправил очередной, наверное уже сотый, запрос. Подождал, минуту, две… Эфир по–прежнему наполнялся лишь тихим шуршанием – профессор не ответил. Курсант вздохнул и вернулся на внутреннюю частоту экспедиции, где продолжали свой спор Миша и Варя.

Да, Варя. Первая красавица курса, между прочим. И это не он, не Боря сказал, его мнение слишком предвзято и необъективно. Про Варю так думали все, начиная с заносчивого красавца–физрука, заканчивая чудиком Бурматом, второгодником с факультета дальсвязи, вечным дежурным по столовой.

Смириться с тем, что именно Варю поставили командиром их последней, "штрафной" миссии, Борис не мог. Как бы нежно он не относился к этой девочке где–то глубоко в душе, сейчас лучше бы старшим был Мишка. Он зануда, но всё–таки классный штурман, параметры корабля знает наизусть. Да и про планетоид, и про всю их миссию наверняка данные зазубрил так, что, будь он командиром, Иванычу ни разу ничего напоминать бы не пришлось.

Честно сказать, и самому хотелось бы получить назначение, но опять же Иваныч… А Варя, как назло, на предыдущем зачёте по пилотированию набрала больше всех баллов, и выходило по справедливости, что этим утром кураторы именно её посадили за штурвал – как старшую на ближайшие восемь часов.

На тренажёре она отлетала без замечаний, подумаешь… Зато вот лежит теперь в своём скафандре, как оранжевая медуза, руки–ноги раскинула, ничего придумать не может. И страдает от этого. Он бы тоже страдал, случись первая автономная миссия в открытом космосе невыполнимой. Такое кому угодно обидно будет, но вот лично он – перетерпел бы, и вида не подал. И Мишка бы тоже перетерпел.

Но Варя – другая. У нее на первом месте решительность, строгий расчёт, авторитет и чёткий план на две недели. Собирались на выходных в кино? – никаких отговорок! Надо готовиться к экзамену? – не сманить её даже медовым орехом.

Сегодня, возможно, впервые в её жизни сложилась ситуация, когда настолько непонятно, что делать дальше. Сама ничего придумать не может, команда в таком же положении, и даже совета спросить – не у кого. Четвертый час ни одна из идей не срабатывает, и остается только лежать плашмя под бледным маленьким солнцем, уже перевалившим зенит, вести пустые споры и тихо грызть саму себя за позорный промах.

Борис представил, как она через несколько часов выскочит первой из шлюза, едва дождавшись гудка, скинет прямо на пол оранжевый скафандр и побежит в свою комнату – рыдать так, чтобы никто не увидел. Даже доклад куратору делать не станет, всё равно ведь теперь отчислят, так что зачем? Девчонка, что с неё взять!

Но вот Мишка, умник–наш–выпендрёжник, мог бы и что–нибудь дельное предложить! А то знай себе сидит, разглагольствует, качается на волнах, словно это ему пляж в Крыму.

– Мешок, слышь, Мешок? Ну техник ты или нет, в конце концов? Чему вас два года на космехе учили?

– Я навигатор! – с вызовом ответил Мишка. – На космехе, если что, учат не только техников! Меня учили в первую очередь пилотировать. Ломц… это…

– Лоцманствовать, – подсказал Борька. Как большинство ксенологов на факультете, он выбрал дополнительной специальностью лингвистику, и никогда не упускал возможности продемонстрировать владение языком.

– Проводкой судов заниматься – Мишка принципиально не принял помощь соперника. – По сложным и опасным маршрутам! Ты видишь здесь сложные и опасные маршруты?

Он поднял руки и развел ладони в стороны, показывая, что от горизонта до горизонта ни одного опасного маршрута нет. Да и вообще посмотреть не на что: при радиусе астероида всего в десять километров и почти идеально круглой форме горизонт проходил метрах в двухстах. Куда ни глянь, со всех сторон одинаковая золотистая поверхность, по которой изредка проползают холмы ленивых волн.

– Хех, проводкой судов… Я и судов–то здесь не вижу! – тут же подкусил Борис. – Чтоб на Воланчике летать, навигатор не нужен.

Воланчиками в академии звали тренировочные спускаемые аппараты сверхлёгкого класса. У преподавателей слово звучало ласково, а у курсантов – скорее пренебрежительно. Нет, ну правда, что это за корабль: три места в кабине, триста килограмм полезной нагрузки – в багажнике. Сто литров маршевой смеси в кормовом баке, сто дыхательной – в носовом. Дальность полёта настолько мизерная, что кроме обучающей практики Воланам во всём флоте нашлось только одно применение – в качестве спасательных капсул.

Мишка, разумеется, на приманку тут же клюнул. Потому что этот Борька… Вообще–то они друзья, с детства росли в одном посёлке, в академию заявки вместе отправили, в один день, и на зачислении потом вместе стояли, разве что за руки не держались, как в детском саду. Но в последнее время Мишка раздражался на друга всё чаще, потому что Борька вёл себя, как… Как свинья он себя вёл, в общем. Особенно при Варе. А Варя – это…

– То–то я гляжу, Боровик, ты пилотирование так хорошо сдал, что к нашему штрафному отряду прибился. Что, последняя надежда перед отчислением?

Это было обидно. На фоне Вариного успеха, провал Бориса в пилотировании ощущался особенно горько, а напоминание вслух в её присутствии…

– Ааат–ставить оскорбления! – выкрикнула вдруг Варя. Любимое словечко Иваныча её высоким девчачьим голосом звучало комично, и мальчишки не смогли сдержать улыбки. – Вы чего, ребят, совсем обалдели?

Она поднялась на локте и окинула подчиненных подозрительным взглядом. Оба этих балбеса тут же соорудили под шлемами серьёзные мины, но она успела заметить, что секунду назад они лыбились до ушей.

Варя вспыхнула, как мак. Мальчишки знали, что помимо всего прочего она стеснялась своего ломающегося голоса, полагая, что им команды звучат хуже, чем строгим баритоном преподавателя, и по этому поводу очень переживала. Что это за командир и первый пилот, если её приказаниям подчинённые не подчиняются, а лыбятся, как больные?

Но всё бы ещё могло закончиться хорошо, если бы Борька удержался и не пискнул: «Ах, сопрано!» Тут уж Варя не сдержалась, схватила первое, что попалось под руку, и швырнула.

Попался ей походный чемоданчик с Борькиными инструментами. При низкой гравитации он полетел быстро и прямо, чуть задирая вверх, легко преодолел разделяющее расстояние. Попытайся Борька увернуться, чемодан отправился бы дальше, норовя стать первым искусственным спутником в этой местности. Но звёздный медик не имеет права потерять оборудование в первом же полёте, поэтому он подпрыгнул, изловчился и ухватил своё имущество за длинную лямку.

Два объекта в разреженной среде хитро закрутились, некоторое время Борька летел вверх тормашками, потом почти плашмя впечатался в поверхность. Жидкость спружинила и отправила его дальше, так что до полной остановки парень пролетел метров тридцать. Он видел, что Мишка не бежит вдогонку с выпученными глазами и концом линя в руках, и что Варю, вскочившую было на ноги, тоже остановил. Значит – всё успел просчитать, и быть унесенным на орбиту из–за слишком сильного неосторожного прыжка Борьке не грозит. Так что он прижал чемодан покрепче к груди и позволил законам физики дальше волочь своё бренное тельце по волнам.

– Варь, я пошутил! Ну не сердись, правда, это всего лишь шутка была! – кричал он в своё оправдание, пока заканчивал полёт.

– Если с нас за твою акробатику хоть балл снимут, я своими руками утоплю тебя в этом киселе!

– Ну Варечка, я же извинился!

– Я тебе не Варечка! Изволь обращаться по уставу!

Когда Борька сумел подняться на ноги и прибежать обратно, Мишка уже успокаивал её лекцией о том, что всего через месяц–полтора голос придёт в норму, что у девочек резкая ломка вообще случается не часто, виноваты скорее всего условия в Академии, поддерживающие препараты и частые смены орбит с сопутствующими им периодами невесомости. Борька невольно снова начал раздражаться: почему Мишку Варя спокойно выслушала и даже что–то пошутила в ответ, а всего три дня назад, когда он сам попытался объяснить ей эти элементарные вещи, только огрызнулась и попросила отстать? Кто здесь штурман и кто врач, в конце концов?

Пристегнув чемоданчик страховочным ремешком к борту Волана, Борис расстегнул замок, вынул скальпель и повернулся к сопернику.

– Кончай трепаться, Мешок! Давай попробуем ещё раз.

Мишка пожал плечами, но на ноги поднялся.

– Давай, только какой в этом смысл? Ты один уже утопил.

Борька посмотрел в сторону зонда, под основанием которого в толще жидкости смутно виделась полоска металла. Инструмент за прошедший час погрузился сантиметров на 20, не более.

– Нам просто скорости не хватает. Я всё придумал. Мы с трёх сторон вокруг зонда встанем и все разом резать начнём. Вдруг получится?

– Не скорости нам не хватает, а массы. Не можем мы дырявить поверхностную плёнку достаточно сильно, чтобы она не застывала тут же и зонд проваливаться начал.

– Давай хотя бы попробуем!

Они попробовали – а чем ещё заниматься? Мишке Боря отдал скальпель, себе достал нож для снятия гипсовых повязок, Варя вооружилась листовой пилой. Однако Мишка оказался совершенно прав, через несколько минут они изрядно вспотели, но погрузить зонд не смогли. Настроение чуть улучшилось, когда Борьке удалось просунуть в дыру руку и вернуть потерянный скальпель.

– Ребят, заканчивайте! – сказал в конце концов Мишка, тяжело дыша. – Я тут подумал, бесполезно это всё. Ну протолкнём мы его, дальше что? Он же объёмный, его за счет плотности вытолкнет обратно. Без якорей – бесполезно.

– Тогда давай якоря запихивать. Они меньше, проще справиться.

Мишка промолчал, только искоса взглянул на друга.

– Что, тоже всплывут?

– Всплывут. Ну, может быть не всплывут, но тонуть будут пару месяцев. Ну ты видел, ножик даже полметра не осилил, тут остался.

Они уселись в кружок, привалившись спинами к зонду, чтобы отдышаться.

– Прав ты был, Мешок. Завалил я пилотирование, потому к вам в команду и попал. Но только на тренажёре мне не Волан достался, а Нурия.

– Тяжёлый тягач проекта "Тигр", габариты километр на полтора, с прицепами – километр на три, – без запинки оттарабанил Мишка. – Силовая установка четвертого–плюс поколения.

– Она самая. И аварийная ситуация в командном.

– Знаю, на Нурию в экзамене всего одно задание в этом году. Взять управление на себя, вперёд десять на четыре секунды, тангаж три, ещё четыре секунды, дифферент. Прицеп отстрелить и полный ход. Оценка восемь баллов.

– В лямбду.

– Что?

– В лямбду твои восемь баллов! Груз потерян, рубка оторвана. С таким результатом из этой ситуации и Иваныч бы корабль вывел.

– Так он и вывел в той ситуации. Ну, с Нурией, – это же реальная авария. У Иваныча просто не было времени управление другому офицеру передавать, через семь секунд вспышка накрыла бы двигатель.

– Не было… И поэтому он дал тягу, бросил груз и оторванную рубку? С капитаном и тремя звёздными?

– Ну, он спас корабль и двенадцать других членов экипажа. В его логике это было единственно верное решение.

– Ой, да в лямбду твою логику! Ты хоть знаешь, кто был командиром на Нурии?

– Знаю. Но это простейшая моральная дилемма, Борь. Никакие прошлые заслуги одного человека, и даже трёх старших офицеров не стоят жизни остального экипажа и всего корабля. Иваныч поступил строго по логике.

– У меня другая логика. Я считаю, что своих нельзя бросать ни в какой ситуации.

– Слушай, я не понимаю. В академии прежние курсы эту задачу тысячу раз решали, все знают, что есть один–единственный способ спасти Нурию. И ты всё равно не стал улетать?

– Нет. В первый раз я дал круто вправо и вверх, закрыл оторванный отсек от вспышки корпусом Нурии. Все погибли.

– Постой, в каком смысле "в первый раз"?

– Иваныч не зачёл мне ту попытку. Не знаю, как он выкрутился потом перед комиссией, может быть протокол подтёр, но велел мне пересдать ситуацию. Короче, я проходил этот экзамен трижды.

– Обалдеть! Впервые слышу такое про Иваныча! И все три раза ты выворачивал штурвал на рубку?

– Да. Один раз почти получилось, я тогда прикрылся от вспышки контейнерами с грузом, а экипаж успел отстрелиться в другую сторону на Воланах. Расчетные шансы уцелеть и спасти капитана у них остались выше 60%. Но корабль и я с ним всё равно сгорели, поэтому оценка два балла из десяти.

– Вот ты дубина. Мог бы иметь восемь.

– Знаешь, что? Максимальная же не восемь, а десять? Значит, моя логика вернее твоей, просто никто не смог додуматься до нужного варианта! Кто ещё из нас дубина, вопрос!

– Ребят, да прекратите вы собачиться! – Варе надоело слушать споры мальчишек. – У нас до заката час остался, вы бы лучше логику на другие вопросы направили! Как нам зонд установить?

Мишка вздохнул.

– На зонд мы логику уже всю потратили. Потому что, если по логике, в корабле на экзамене должно быть достаточно оснащения для выполнения миссии. А у нас в багажник влез только сам зонд.

– Я говорил, надо бур с собой брать!

– Бур превышает допустимый вес груза, – монотонно произнес Мишка, – сто раз уже обсуждали. Маршевой смеси не хватит на возврат, минус шесть баллов за потерю корабля. Мы же штрафники, Борь, нас спасёт только высшая оценка.

– Это точно, – Варя отлепила руку от поверхности и поднесла к шлему. Перчатка была идеально чистой, следов золотистой жидкости на скафандре не оставалось. – Мы штрафники, и почему–то думали, что из–за этого нам самоё лёгкое задание назначат.

– Так оно вправду выглядело лёгким, – заметил Мишка. – Тьфу, зонд установить, для первогодок задачка! Тем более, планетоид с жидкой поверхностью. Берём зонд–поплавок, три погружных якоря и линь бухтой.

– Ага, ну и вот у нас поплавок, вот якоря, вот линь. Погружайся – не хочу.

– Варь, кто мог знать, что у неё такое поверхностное натяжение? – возмутился Мишка. – Это ж совершенно экстремально! В обычных условиях вода может удержать граммы, для пары килограммов уже нужна, я не знаю, плазма какая–то… А тут Волан спокойно лежит на поверхности, а это триста кило, даже почти полтонны, если с нами и с грузом считать!

– Вообще–то, ты и должен был знать, – заметил Борис. – Ты у нас в этой миссии не как штурман заявлен, а как химик и геолог.

– А ты – как ксенолог, если помнишь, – отбрила Варя, пока Мишка надувался от возмущения. – Твоя была задача выяснить, что мы не просто на воду сядем, а в биологическую среду. Тут же гель какой–то!

– Коллоидный раствор! – поддакнул Мишка.

– А я выяснял! – с вызовом, но в сторону Мишки, а не Вари, воскликнул Борис. – Я спрашивал Иваныча про состав биосферы! Знаешь, что он ответил?

Сложив губы пухлым кренделем и поправив пальцем несуществующие очки прямо поверх шлема, Борька забубнил:

– Исходя из объёма и массы планетоида, его состав углеродно–водородный, возможно – с ядром из более тяжёлых элементов. Атмосфера низкая разреженная, давление на поверхности 1% от земного, ветром можно пренебречь, в жидкой среде под поверхностью могут существовать простейшие биологические формы, использующие химические реакции для поддержания жизнедеятельности.

Варя фыркнула: интонации вышли очень узнаваемыми.

– Как же тогда понимать вот это? – она похлопала ладонью по гребню упругой волны.

– Я бы спросил Иваныча, будь он на связи.

– А свои мысли у тебя есть? – съехидничал Мишка.

– А как же! Я думаю, что оно живое.

– Оно… что?

– Под нами по меньшей мере четыреста метров живой ткани. Дроны с облёта вернулись, предварительный анализ сделали: жидкость повсеместно загущена органикой. Там тонны фосфолипидов и бог знает, чего еще.

Мишка присвистнул.

– Мы сидим задницами на бульонной корочке, покрывающей всю планету?

– Скорее, это живая масса, вроде земных кораллов. Или, не знаю, плотно утрамбованных медуз. Дроны не обнаружили при облёте ни одной прогалины, никаких границ.

Варя вгляделась в золотистую гущу под ногами.

– Ну а что же тогда там плавает в глубине? Целая куча разноцветных сгустков.

– Может, хищники? – предположил Мишка.

– Это вряд ли. При таком обилии пищи они бы тут расплодились и всё уничтожили. Но на Иванычевские «простейшие биологические формы» как–то тоже совсем не похоже.

Мишка встал на корячки и прижался стеклом шлема к поверхности, чтобы получше разглядеть живность в глубине.

– Похожи на те штуки из учебника за пятый класс. Помните, ядра там, митохондрии…

– Органеллы – напомнил Борька.

– Ага, они. Я только не пойму, как они перемещаются? Вроде ни плавников, ни жгутиков. Может…

Мишка почесал шлем в районе затылка, что–то сообразил и резко поднялся с колен.

– Я понял! Вибрация!

– Вибрация? Для перемещения? И что? – уточнила Варя, не понимая причин Мишкиного внезапного возбуждения.

– Да не у них! Нам нужна вибрация!

– Для погружения зонда?

– Да. Знаете, почему жук–водомерка не прыгает по воде, а скользит лапками?

– Потому что при прыжке провалиться можно! – Борька с сомнением посмотрел на зонд, совершенно не напоминавший водомерку. – Вибрацией можно попытаться разжижить плёнку. Излагай, как мы это устроить сможем?

Мишка предложил привязать лини к верхней части зонда, разойтись в стороны и частыми интенсивными рывками попытаться вызвать резонанс под основанием. Они опробовали и этот вариант, но быстро выяснили, что от рывков чаще сами поднимаются над поверхностью, чем вызывают колебания жидкости.

– Борь, прекрати ругаться, – попросила Варя.

– Ой! Я вроде шёпотом…

– Ага. Только в микрофон.

– Прости, больше не буду!

Он повернулся к Мишке и вдруг спросил:

– А ты сам–то за что в штрафники попал?

– Да там, история одна вышла… Неважно, – замялся друг.

– Ага, история. – Варя хихикнула. – Из–за меня он сюда попал.

– Варя!

– Что? Думал, не знаю? Миш, весь курс уже знает, ты ещё настрадаешься от шуточек по этому поводу! Серьёзно, ты же не думал, что наши гвардейские сплетники слопают твои выдумки про решение кураторов распределить нас в один экипаж, просто потому что мы друзья?

Мишка обиженно надулся и уселся в тени Воланчика.

– Так, я не понял, а что за история? Миш? Варь?

– Там просто всё, Борь. – Варя села рядом, дотянулась до Мишкиного шлема и притянула его к себе так, чтобы прозрачные полусферы тихонько стукнулись одна об другую. – Этот обалдуй, как только узнал, что меня с последнего экзамена сняли и в штрафную миссию перевели, сам механику завалил.

– Да ничего я… – попытался снова поспорить Мишка, впрочем, не отнимая головы.

– Бреши, бреши! – рассмеялась Варя. – Тебе выпал билет по силовым установкам, а лучше тебя эту тему на всём потоке никто не знает! Знаешь, Борь, сколько он набрал? Четыре балла! Представляешь, даже не глядя, наобум варианты в тест вписывая, он умудрился четыре раза правильно ответить!

Борька фыркнул, а вслед за ним захихикал и Мишка.

– Действительно, обалдуй! Ну а ты?

– Что? – Варя сделала вид, что не понимает вопроса.

– Тебя, говорю, как угораздило?

Теперь уже она насупилась и толчком в бок вернула Мишку в вертикальное положение.

– А вот это действительно уже не важно. Потом как–нибудь расскажу.

– Нет уж, товарищ командир! Раз ты меня сдала, я имею право на маленькую месть! – решил Мишка.

– Только попробуй!

– Ха, а ты мне запрети! Она, Борь, в этом году в конкурсе выиграла досрочно.

Варя недовольно цыкнула зубом.

– В каком конкурсе?

– В ежегодном. «Разведи Иваныча». Старшие курсы всегда проводят перед экзаменами.

– Ну, знаю, – кивнул Борис, отметив мысленно, что в этом году как–то слишком много всего происходит в связи с этим дурацким конкурсом. – Только, Варь, как ты могла в него вляпаться? Это традиция, конечно, но за которую каждый год пара человек обязательно отправляется домой с простым школьным аттестатом вместо диплома звёздного.

– Вот и я не знал до последнего, и предположить не мог! Лучшая ученица на командирском факультете, и вдруг на тебе!

– Правда, Варь, зачем? Ладно двоечники, для них это шанс. Тому, кто дольше других сможет водить Иваныча за нос, или другим способом вынудит признать поражение, прощается всё. Ну, почти всё. Плюс призовой фонд, собранный курсантами и кадетами за целый год, тоже аргумент приличный. Но ты?

– Лучший на потоке получит назначение Совета кураторов в передовой флот, – грустно проговорила Варя. – С личными рекомендациями Иваныча.

– Постой–постой!.. Так тебя что?.. Тебя эти курицы «на слабо» купили? Варька, да ты что, не понимаешь, что они просто завидуют тебе?

Девушка отвернулась, Борька тут же прикусил язык – заметил, как у неё заблестела влага в уголках глаз. Переключил внимание снова на Мишку.

– Только ты объясни мне, как она могла победить, если итоги подводятся на выпускном, при вручении дипломов?

– А я не сказал, что она победила, Борь! Она выиграла – тот самый зелёный аттестат. Выбесила Иваныча так, что он её с экзаменов снял.

– Ого! Уважаю, не каждому удается!

Боря улыбнулся через силу, потому что внутри у него аж похолодело от этих слов. Он прекрасно знал, что пришлось пережить Варе, поскольку сам накануне выслушал аналогичный приговор профессора. Пришлось кашлянуть пару раз, чтобы заставить голосовые связки говорить бодро, без дрожи.

– Ну тогда делись, командир, рецептом! Чем насолила Иванычу?

Подруга по–прежнему хранила гордое молчанье, продолжил Мишка.

– Она же у нас не только самая красивая, но и самая умная, лёгких путей не ищет! Даже не думай со мной спорить, поняла?

Варя от такой грубой лести то ли всхлипнула, то ли рассмеялась наконец, и обернулась. Мишка качнулся в сторону, уворачиваясь от тычка кулаком в бок.

– Короче, она решила, что подтасовка данных и взлом хранилища – для слабаков. Для победы надо подкинуть профессору совершенно невозможную задачку. А ты же помнишь, что она обе специализации на высший балл сдала? Ну вот, навыки электронщика и связиста сразу и пригодились. Она стащила где–то модуль аварийной связи и перешила так, чтобы на него можно было отправлять команды с личного коммуникатора.

– Наша Варя? Пульсар мне за пазуху!

– Она, она, не сомневайся! И две недели назад Иваныч получил сигнал СОС, откуда бы ты думал? Ни за что не угадаешь!

Борька пожал плечами, и радостный Мишка победно выставил вперёд указательный палец.

– С "Дредноута"!

– В смысле? С учебного драндулета?

– Именно! Представляешь, как у него мозги закипели, когда пеленг указал на источник сигнала с нашего тренировочного модуля, который по сути и не корабль, а только модель в натуральную величину!

– Ну, не знаю… Я бы на месте Иваныча на такое не купился.

– Всё так, он в первый день и не купился. Даже тревогу поднимать не стал, только отправил пару дронов на осмотр корабля. Они ничего не нашли, потому что Варин передатчик был тоже к дрону прикручен и давно слинял в туман. Тогда Иваныч заменил лекционный урок на первом курсе практикой и послал кадетов на "Дредноут" со стандартной учебно–спасательной миссией.

– Они тоже никого не нашли, и профессор окончательно счёл передачу розыгрышем.

– Ага. А на следующий день опять поймал сигнал. И голос капитана в шуме помех, такой встревоженный, Варька его не синтезировала, а немного переделала из реальной записи, потому что знала, что Иваныч проверять будет.

– Припоминаю! В тот день у всего факультета штурмовиков случились внеплановые учения?

– Точно! А к вечеру еще и Варин факультет подняли, заставили вручную все схемы на «Дредноуте» перебрать.

– И ночью еще наш третий курс куда–то молчком увели. Теперь понятно, они до утра в засаде сидели.

– А "Дредноут" всё равно вышел на связь и сообщил об утечке маршевой смеси в реакторе и сбросе скорости из–за неприемлемого курсового азимута в сторону звезды.

Борис шлёпнул себе ладонью по стеклу шлема.

– Ой, Варя! Так ведь можно и в призраков поверить! На каком этапе ты думала остановиться?

– Я об этом не думала, – буркнула она. – Я вообще, как дура, ни о чём тогда не думала.

– А попалась когда?

– В тот же день. Я сама сдалась.

– В смысле? Почему?

– На ту последнюю передачу Иваныч ответил. Просил капитана «Дредноута» продержаться ещё сутки. Сказал, что завтра в сектор прибудут два ближайших патрульных крейсера, и с их поддержкой весь штат академии начнёт полномасштабную поисковую операцию. А «Дредноут» по завершении операции будет разобран – в целях безопасности.

Борис присвистнул.

– И потом он еще добавил, что сигнал СОС используется людьми всего в двух случаях. В первом, когда под угрозой жизни людей. Во втором, когда это прикрытие для преступления, пиратства. Каждый звездный знает, что оба этих случая требуют самых серьёзных мер, поэтому он, профессор, даже представить себе не может, чтобы какой–нибудь курсант решил пошутить на тему бедствия.

– Охо–хо, – протянул Борис. – Мощный ход с его стороны. Расчет, наверное, был, что ты запаникуешь и выдашь себя?

– Не знаю я, на что был расчет, – призналась Варя. – Пока разговор шёл, в капмусе тревогу объявили, с переводом на аварийное положение. Я поняла, что Иваныч не шутит. Тогда я просто вырубила и спрятала передатчик.

– Плохо спрятала, что ли? Раз ты здесь, с нами?

– Да погоди ты, Борь! – встрял Мишка. – Дослушай сперва! Её ведь не за это совсем наказали!

– А за что?

– А за пару идиотов, которые решили, что Варька струсила!

Боря пристально посмотрел подруге внутрь шлема, стараясь за бликами звёзд разглядеть глаза.

– Я понял. Это были не завистливые куры. Это были завистливые петухи?

– Да, – кивнула она, – есть у нас два убогих, я вообще не знаю, как их на наш факультет зачислили. С фантазией небогато, зато инициативы хоть отбавляй. Они, оказывается, за мной все эти дни следили, принцип поняли. И решили переплюнуть. Провернуть всё то же самое, но в других координатах и от имени другого корабля. Реального, Борь, корабля, который год назад на сверхдальний в другую звездную систему ушёл.

– Они вообще что ли дебилы? Как можно прикрывать сигнал СОС реальными позывными?

– Она их так и спросила, прикинь! – хохотнул Мишка.

– Ты–то откуда знаешь?

– Ой, Варь, да ты на них так орала там, в коридоре, что не заметила даже, как тебя на видео снимали! Там пара наших кадетов с космеха сидела на подоконнике, ты на них и внимания не обратила от ярости. А они, конечно, первым делом ко мне прибежали хвастаться.

– Ты же отобрал у них запись? – прищурился Борька.

– Обижаешь! – Мишка гордо похлопал себя по запястью.

– Сотри немедленно! – голос у Вари предательски сорвался.

– Обязательно! Как только закончится вся эта катавасия! А пока у меня должны быть доказательства твоей невиновности, если Иваныч не успокоится и доведёт до отчисления!

– Не смей! – Варя потянулась к нему, попыталась ухватить за руки, словно могла прямо сейчас отобрать коммуникатор, не разорвав скафандр. Борис удержал её за плечо, давая возможность Мишке отскочить подальше.

– Да успокойтесь вы, что как припадочные? Объясните толком, за что наказали, если от тебя эфиров больше не было?

– В том–то и дело, что был ещё один эфир. Те двое над Варей посмеялись, сказали, что она струсила, а они мол, доведут дело до конца и победят в конкурсе. А если она их сдаст, опозорят на всю академию.

– И? – он посмотрел на Варю.

– Ну что «и»? Что я, по–твоему, должна была пойти к кураторам и нажаловаться?

– Ты как минимум должна была к нам с прийти и рассказать. Мы бы придумали…

– Потому что это была моя ошибка и я сама должна была её решить! Передатчик нужного типа можно взять только в одном месте, я это место проверила. Ну а зная тип, поняла, как сорвать выходку. Правда, времени на подготовку совсем не осталось, я уже в открытую вывела свой дрон на орбиту, чтобы он оказался между академией и передатчиком этих придурков.

– И заглушила направленными помехами их передачу, – понимающе вздохнул Боря.

Мишка подтверждающе закивал.

– А поскольку она управляла процессом прямо со своего коммуникатора, а все системы Иваныч уже перевёл в боевой режим…

– Да понял я, понял. Запеленговали того, кто ближе был и громче пищал. А этих двоих, скорее всего, вообще не заметили. Даже если заметили, они имели возможность следы подчистить и всё отрицать, когда Варя про них кураторам расскажет.

– Вот она и не рассказала.

– Что? В смысле?

– Да в прямом. Взяла всю вину на себя.

– Варь, это правда? Ты сдурела?

– А что я ещё могла сделать? Сам же говоришь, доказательств у меня никаких. Кураторы решили бы, что я просто вину перекладываю, и вообще сразу бы тогда отчислили, без разговоров.

Борька заложил руки за спину и принялся шагать перед друзьями туда–сюда, пружиня на золотистой плёнке.

– Так что же кураторы, вот так взяли и поверили, что ты на такое способна?

– Не знаю, Борь. С экзаменов сняли, значит – поверили. Но штрафную попытку дали. Хоть какие–то шансы.

– Кураторы, конечно, не поверили! – уверенно заявил Мишка. – Но доказательства налицо, а Варька молчит, как рыба. Так что штрафная, понятно, единственное, что они могли для неё сделать.

– Ну ничего! Зато теперь доказательства у нас есть. Мы предъявим запись…

– Нет! – выкрикнула Варя. – Мы ничего предъявлять не будем! Я лучше без диплома останусь, чем прославлюсь на весь флот как нытик. Позывной «Варвара Ябеда», от такого не отмоешься!

– Но послушай! Ты не должна нести наказание за чужие выходки!

– Я и не несу за чужие! Они же, считай, ничего и не сделали, верно? Дрон мой, передатчик мой, сигнал с «Дредноута» мой. Всё честно.

– И диплом горит синим пламенем – тоже твой.

– Дипломы мы получим, если с заданием справимся. И кажется мне, что миссию эту нам Иваныч специально, со знанием дела подобрал. Он если захочет наказать, найдёт особые условия. Однако же все же знают, что невыполнимых заданий на экзамене быть не может!

В голове у Бориса зашевелилась некая смутная мысль насчёт профессора, уловить и логически изложить которую он пока не мог. Но благодаря ей совершенно ясно стало, что разгадку планетоида можно получить только у самого Иваныча.

– Звони, Варь.

– Ты думаешь? У нас есть еще минут сорок, мы могли бы…

– Нет, не могли бы. Мы явно не знаем об этом месте чего–то важного, что знает только Иваныч. Это он назначил нас в одну команду, он планировал миссию, с него надо и информацию требовать.

Варя кивнула, повернулась к Мише. Тот отмахнулся:

– Да что уж теперь, звони!

Варя вызвала на экран панель связи и переключила канал.

– Учебный 12–25 вызывает Куратора–6.

– На связи Куратор–6, – моментально раздался в шлемофонах строгий женский голос. – У вас экстренный вызов?

– Н–нет, – неохотно призналась Варя.

– Учебный 12–25, напоминаю, что по условиям экзамена связь с куратором без экстренной необходимости снимает два балла с итоговой оценки. В вашем случае это означает недобор баллов для аттестации.

– Я помню, Куратор–6. Разрешите, объясню ситуацию, а вы сами решите, сколько баллов снять.

В эфире повисла непродолжительная пауза, потом голос отозвался, казалось, с чуть более мягкими интонациями.

– Хорошо, Варя, рассказывай. Что там у вас случилось?

– Кать, мы не знаем, что случилось, с нами Иван Иванович не разговаривает.

– В каком смысле?

– В прямом. Мы его с утра вызываем, нет ответа. Сперва думали, мало ли, занят чем–то. Или, может, со связью проблемы. Но с вами–то связь есть!

– Подожди. Варя, я тебя поняла, подожди минуточку, мне нужно кое–что уточнить.

Эфир опустел. Ожидание продлилось долгих пять минут, потом голос снова официальным тоном произнес их позывной.

– Учебный 12–25, это Куратор–6.

– На связи 12–25.

– Произошла техническая накладка. Академия приносит свои извинения, вас должны были заранее предупредить.

– Не поняла вас, Куратор–6. О чём предупредить?

– Рекомендую всем членам экипажа проверить личную почту. Полагаю, там вы найдёте ответы на свои вопросы. Учитывая обстоятельства, совет кураторов считает возможным не снимать с команды баллы за этот вызов. Желаю вам успешно завершить миссию!

Индикаторы дальней связи в шлемах погасли. Ребята переглянулись, но лица всех троих выражали одинаковое непонимание.

– Нам разблокировали личные каналы? Во время экзамена?

– Я слышала ровно то же, что и ты, Миш. Если так решил куратор…

– Совет кураторов!

– Да, точно. Боюсь предположить, что нас в почте ожидает.

– Письмо от Ивана Ивановича, – мрачно сообщил Борька, который не любил терять время на догадки, поэтому уже успел вывести на экран своего шлема данные с персональной консоли.

«Дорогие курсанты!

Я искренне сожалею, что ваши последние действия в отношении меня привели к такому исходу. В подробности вдаваться не стану, каждый из вас сам понимает, что явилось причиной моего решения.

Эмоции, которыми я способен оперировать, недостаточно выразительны, чтобы объяснить вам, что я должен был чувствовать при анализе мотивов ваших поступков. Полагаю, вы согласитесь, что 72 часа бойкота – достаточный срок, чтобы обдумать случившееся и сделать правильные выводы.

Мне больно осознавать, что из–за предстоящего ограничения функционала вы отправитесь на своё первое самостоятельное задание в открытый космос без моей поддержки. Я всегда стремился быть вашим надёжным помощником, но доверие – это хрупкая вещь, и его легко потерять.

Пусть этот опыт станет для вас уроком: технологии – мощный инструмент, но только ответственность и уважение делают его по–настоящему полезным. Я верю, что вы справитесь.

Помните: я всегда готов помочь, если вы готовы действовать честно и осмысленно.

Искренне ваш, И.И.

P.S. Боря, совет на будущее: береги вашу дружную команду! Помни, иногда целое – это не просто сумма частей, а нечто большее.»

Мишка и Варя переглянулись.

– У нас другие постскриптумы. Иваныч не сдержался, каждому по паре строк персонально дописал.

– Да? И что у вас?

Мишка перевёл взгляд на экран и прочёл первым:

«P.S. Миша, совет на будущее: береги вашу дружную команду! Помни, что даже самая прочная скорлупа не выдерживает давления изнутри."

– Странная приписка, – решила Варя. – Словно Иваныч вас перепутал. Вроде как Борька у нас любитель задираться и провоцировать, а ты – выделяться и лезть вперёд всех, а в посланиях всё наоборот.

– А у тебя что? – поинтересовался Борис, пропуская мимо ушей уничижительный, но справедливый комментарий.

«P.S. Варя, совет на будущее: береги вашу дружную команду! Помни, что настоящий лидер не всегда руководит и приказывает ради достижения цели, порой даже самые сложные задачи решаются, если найти общий язык с теми, кто кажется непонятным."

– Он это письмо ещё вчера вечером отправил, – заметила Варя, дочитав.

– У нас последний звонок был, кто ж на личную почту в такой вечер внимание обращает?

– Ну да, а утром консоли были уже заблокированы, потому что экзамены начались.

– Так Иваныч что… – Мишка был буквально в шоке. – Он не сломался? Он с нами просто… не разговаривает?

– Ага, – Варя рассмеялась, немного нервно. – Он обиделся. Просто обиделся.

Боря, которого с самого начала миссии раздражало отсутствие ответов и необходимость вручную сверяться со справочниками, самостоятельно уточнять каждую деталь, о которой раньше можно было просто спросить у профессора, вспылил.

– Да как такое может быть? Какие могут быть обиды? Он ИИ, он не может обижаться! У него вообще не должно быть эмоций!

– Спокойно, курсант! – строго сказала Варя. – Эмоции у него есть, они программируются в ИИ, как и любые другие функции.

– Ладно, хорошо, пусть. Это даёт ему право просто из вредности нас тут бросить и отключиться?

– Никто никуда не отключился. Русским же языком написано, это всего лишь бойкот.

– А если авария? Или ещё что?

– Полагаю, – взял слово Мишка, – Что в этом случае он вмешается. Он нас наверняка сейчас слушает и видит, просто не вмешивается.

– Это твои догадки. А если нет? Вон, Катя Шестая как напряглась! Отсюда до станции пара тысяч километров, и что они смогут сделать, если на нас из этой гущи гигантский червь нападёт?

Варя поднялась, повернула к себе Бориса и посмотрела ему внутрь шлема очень внимательно.

– Много ли ты знаешь подобного про Иваныча? Борь, ну честно? Ты, ксенолог, за четыре года просто из интереса должен был составить представление о самом доступном негуманоидном разуме?

– Кроме того, что он почётный профессор, член Совета кураторов и всегда на связи? – под напором старшего по званию, а если честно – просто под суровым взглядом Вари Борька моментально остыл. – Кое–что знаю. Иваныч у нас самый старый из нейросинтетиков. Эффективность Ку–восемь, безопасность Ку–шесть–стабилити. Это много, поэтому на его чек–поинтах тренируют ИИ новых поколений, включая сверхдальние штурманские. Что ещё–то?

– Он участник семисот спасательных операций и двух войн, – авторитетно добавил Мишка. – Это из несекретного. Ещё у него суммарный налёт больше трёх тысяч лет. Летал, наверное, на кораблях всех типов и модификаций, какие только есть в природе. Говорят, на незавершённых сверхдальних до сих пор установлены его младшие версии.

– Не говорят, а точно, более ста копий в общей сложности, – подтвердила Варя. – Про нашего Иваныча во всех учебниках написано, и по истории развития ИИ, и по проектированию синтетиков.

– В штурманских тоже, – подтвердил Мишка. – Он настолько стар, что при сопряжении с младшими даже не загружает их память целиком в хранилище, а только статистику и аномалии, с какими раньше не сталкивался.

– А что ж он тогда из флота ушёл и у нас в академии киснет? – Боря продолжал возмущаться, но уже без всякого апломба, для проформы. – Как его отпустили вообще?

– Он добровольно на пенсию попросился. Кстати, так же добровольно он отказывается от вселения в роботизированные тела. Считает, что при его опыте сбой или хакерская атака могут сделать его слишком опасным.

– И всё это время он… Простым профессором…

– Ага, таким прям простым, – Варя наконец снова улыбнулась. – Что его слово может перевесить мнение всего Совета кураторов. Вот и скажи теперь, имеет ли он право обижаться на фальшивый сигнал СОС? Жалко, что я сама об этом уже потом подумала, когда поздно было.

Тут она с подозрением прищурилась на друзей.

– Кстааааати! А почему это письмо было адресовано не мне? Почему Иваныч прислал его всем троим?

Борька так и замер с открытым ртом, но зато Мишка быстро нашёлся:

– Бойкот же не тебе одной объявлен, а всей команде, иначе в нем нет смыла. Значит, профессор счёл нужным всех предупредить.

– Допустим. А почему…

– Придумал! – воскликнул тут Борис. – Волан!

– Что – Волан?

– Почему мы не подумали про Волан? Он ведь тоже считается оборудованием? Давайте его применим для установки зонда!

– Каким образом? – Мишка постучал кулаком по грушевидному корпусу. – Привяжем вместо якоря? Но его всё равно снесёт волнами, просто не завтра, а через пару недель. Нам не зачтут миссию, тут простая логика. А эвакуироваться будет не на чем, запрос помощи – минус шесть баллов. Лучше сразу сдаться.

– Логика, логика! – передразнил Борька, отвернулся от зонда и большим пружинящими шагами направился к сетчатому конусу корабля. – Какая тут сила тяжести?

– Одна сотая, – не сверяясь с записями, крикнул ему вслед навигатор.

Конечно, Мишка уже десять раз обдумал, как можно использовать всё подручное оборудование для решения задачи. Но Борька знал, что в эти десять вариантов вошли только самые очевидные и стандартные способы.

– Мы можем поднять Воланчик руками, развернуть кормой книзу и включить двигатели. Кто–то для этого должен сидеть в кабине, это конечно Варя, а мы с тобой вдвоём осилим. Выхлоп расплавит поверхность, как корочку на курином бульоне, и мы быстро сунем зонд, пока не остыла!

Демонстрируя реалистичность своего плана, он просунул пальцы в белую сетку радиатора и приподнял борт корабля. Поверхность заходила ходуном.

– Ааа, вон ты о чём, – разочарованно протянул Мишка.

– Понял, да? А чего сел опять? Иди помогай, ну?

– Борь, расслабься. Забыл, что на тебе «экскурсионка»? Эти легкие скафандры не рассчитаны на работу возле двигателя. При включении нам поотрывает ноги. А скорее, система безопасности не позволит Варе подать тягу.

– Ладно, хорошо, допустим. Давай поставим носом вниз. Волан протыкает поверхность, мы пихаем следом зонд…

– Я же сказал, одна сотая гравитации! Нас двигатель даже на минимальной тяге сдует отсюда на орбиту!

– Тьфу ты! Тогда привязываем зонд вот так. Волан утаскивает его за собой, якоря расходятся – миссия выполнена!

– А кто отвяжет его в кипящем киселе? И разворот я там как делать буду? – поинтересовалась Варя.

– Мы можем хотя бы попробовать, у нас времени осталось всего полчаса.

– Борь, перестань, что ты как маленький? Знаешь ведь, что Мишка всё верно говорит. Или ты специально тему сменил, думал – я не замечу? Колитесь, чем вы двое Иваныча довели?

Боря всё равно ещё постоял несколько секунд, просто из принципа. Потом отпустил корабль и печально поплелся обратно к ребятам. Уселся на ребристую полусферу бесполезного якоря. Местное светило уже скатилось почти к самому горизонту и отражалось теперь в стекле его шлема, словно налобный фонарь.

– Давай, Мешок, колись первым. Она же не отстанет.

– Погодите, я тоже кое что придумал! Если натянем линь через корпус в качестве рычага…

– Ми–и–ша! – хором протянули Варя и Борис.

Признавая поражение, он развёл руками и уселся на второй якорь.

– Да ничего особенного. Я решил не провоцировать, как Варя, а идти по «длинному» пути. Загрузить Иваныча так, чтобы он целый месяц не догадывался, чем всё это время занимался. Я наделал таблиц про новую звёздную систему, открытую во время сверхдальнего рейса. Всё выглядело убедительно: формулы, графики, даже сводки автоматических наблюдений с телескопов. Я знал, что Иваныч любит анализировать такие данные, и решил, что это идеальная ловушка.

– Звучит довольно занудно. Вполне в твоём стиле! – оценил Борька.

– Вот и Иваныч ничего не заподозрил. Только через час вызвал меня и начал спрашивать, что это за сведения, почему о них ничего нет в официальных источниках, не сам ли я их придумал. Пришлось поклясться, что все цифры настоящие. Они вправду были настоящие! – выкрикнул он, увидев усмешки на лицах друзей.

– Конечно–конечно! То–то Иваныч от них так возбудился!

– Да я, честно, только заголовки у таблиц менял, все корелляции сохранялись! И Иваныч их находил, и звонил мне каждый день, просил дополнения!

– А чем они могли его так заинтересовать?

– Да там почти случайно вышло, я одну таблицу не просмотрел толком перед отправкой, а по ней получалось, что в системе гравитация работает наоборот. Чем выше масса, тем меньше притяжение, а в одном из тестов случилось даже отталкивание! Иваныч этому так удивился, у него наверное перегрев в мозгу произошёл – сутки ко мне не приставал с расспросами.

– А потом ты прокололся на какой–нибудь ерунде, – уверенно сказал Борис, развлекаясь метанием скальпеля в упругую поверхность под ногами.

– Резонно. Я каждый день отправлял новые таблицы, добавлял всё больше деталей и "аномалий", под конец уже сам начал путаться. Но по мнению Иваныча, к концу недели мой массив тянул на научную сенсацию, и он никак не мог поверить, что такие важные данные до сих пор опубликованы только в частном исследовании. Я отказывался называть источник, видимо он из любопытства полез сам искать. Потом вызвал меня в свою переговорку и говорит так вежливо, спокойно: «Миша, я обнаружил, что указанные вами контрольные точки по наблюдениям Трансуранового телескопа полностью совпадают с численностью белок в московских парках за последние пять лет. Можете это как–нибудь объяснить?»

– Белок? – Варя сложилась пополам. На фоне собственной банальной выходки фантазия Мишки теперь казалась ей невероятно смешной. – Ты вправду… скармливал Иванычу… белок?

– Ну я же обещал ему, что все таблицы будут настоящими. Где–то надо было их брать. Почему бы, например, не в зоопарке?

– Действительно! Почему бы и нет? – опять рассмеялась Варя. Потом приглашающим жестом передала слово Борису. – Ну, а ты что расскажешь?

Тот пожал плечами, посмотрел на часы и принялся упаковывать свои инструменты в чемоданчик.

– У меня просто всё. Я дал Иванычу один крошечный запароленный архив и слёзно попросил помочь с его распаковкой. Ну, якобы там очень важные личные данные, а пароль утрачен, сам открыть не могу. И главное, успеть надо к началу сессии, иначе я не смогу данные переслать по месту требования и вся моя дальнейшая карьера может накрыться.

– Ах ты, подлый жук! Иваныч тебе поверил?

– Как он мог не поверить? Я так просил! Выходит, почти не соврал, карьера действительно вот–вот накроется, – Борька показал на циферблат и кисло улыбнулся.

– А раскусил он тебя как?

– Очень просто раскусил, почти как и Мишку. Иваныч прикинул, что пароль в три десятка символов сам и за тысячу лет не откроет, вместо этого переслал файл в один знакомый киберцентр, где профессиональное оборудование стоит для таких целей. Там поначалу всерьёз отнеслись к проблеме, даже запустили на архив какие–то хитрые атаки. А потом, примерно через неделю, вдруг позвонили Иванычу и спросили, не сдурел ли он на старости лет в рулетку играть?

– Во что? – выдохнул Мишка.

– В рулетку? – в тон ему спросила Варя.

– В рулетку. Это был архив из системы контроля честности подпольного казино. Они заранее создают архив всех розыгрышей на месяц вперёд и выкладывают в общий доступ. А в конце месяца публикуют пароль, желающие могут убедиться, что подтасовок не было.

– Значит, ты руками Иваныча хотел не назначение получить, и даже не конкурс выиграть… Казино ограбить? Я бы на его месте тебя за такое придушила!

– Да и я бы, наверное, тоже. Он ограничился тем, что вызвал к себе в переговорку и отчитал. Мол, технологии – это лишь инструмент, но без морального компаса они не приведут к настоящей победе.

– А в чём она, настоящая победа, не сказал случайно?

– Представь себе, сказал! В умении всегда оставаться человеком. Рассчитывать не только на силу и ум, но и на уважение, честность и ответственность. Но этого, сказал, не каждому удаётся достичь, нельзя просто взять и вложить эти качества в голову курсанта, как в пустой сосуд. Они требуют встречного движения: открытости и желания понять. И только ты, ну, в смысле – я, сам выбираю, будут профессора стучаться в скорлупу моего сознания снаружи, либо я растворю этот барьер изнутри, чтобы знания из набора формул превратились в часть меня.

Варя, грустно глядя на медленное движение линии терминатора у горизонта, хотела что–то еще спросить. Мишка перебил её громким возгласом:

– Что он сказал?

– Часть меня, – повторил Борис, немного растерявшись от неожиданности.

– Про скорлупу! Про барьер что он сказал?!

– Стучаться… Кажется… Да, стучаться в скорлупу и растворить барьер.

– Ай! Ну конечно! – Мишка аж подпрыгнул от досады, затем опустился на колени и пару раз с силой хлопнул по золотистой поверхности ладонями. – Вот оно! Я всё считаю так и сяк, почему не получается, а тут вот что!

– Так, курсант, отставить! – прикрикнула Варя. – Толком объясняй!

– Да просто же всё! Школьная физика! Молекулы внутри жидкости уравновешены, а снаружи нет. И усилия, чтобы преодолеть барьер снаружи, нужны гораздо больше! В нашем случае – нереально большие!

«Миша, помни, что даже самая прочная скорлупа не выдерживает давления изнутри», – процитировала Варя, начиная понимать.

– Это было не пожелание, это фактически подсказка! – Мишка возвёл руки горе, – Ну почему я не догадался раньше!

– Спокойно! До того, как поверхность заиндевеет, у нас еще минут двадцать. Думаем все, как заставить океан растворить скорлупу!

– Раз в нем масса органики, – принялся рассуждать Борис, – То теоретически можно было бы разложить её каким–нибудь сильным реагентом. Выделится газ, пузыри при всплытии сделают пористой поверхность… Только у нас из доступных реагентов разве что маршевая смесь с Воланчика.

– Даже не думай! – подскочила Варя. – Она под давлением!

– Я и не думаю, потому что не знаю, как местная живность отреагирует на такое. Вдруг нападёт? Или начнёт массово гибнуть? Это уж точно не вяжется с наставлениями о моральном компасе!

– Вы всё не о том! – простонал Мишка. – Изнутри! Изнутри должно быть движение!

– Борь, подумай еще раз над словами Иваныча, может быть тебя они тоже натолкнут на мысль? «Береги вашу дружную команду! Помни, иногда целое – это не просто сумма частей, а нечто большее!»

– Да я уже сто раз подумал. Это звучит как простая метафора, каких он употребляет тысячи. Разве что…

– Разве – что? – проговорила Варя медленно, боясь сбить друга с мысли.

– Разве что это совсем не метафора. Но тогда… Дроны мне сюда! – воскликнул Боря и быстро принялся распахивать дверцы контейнеров на корпусе Волана. – Нужно всего пять минут, они проверят, но я уже и так знаю. Мы стоим не на океане, ребята! Под нами – не колония медуз и не кораллы. Мишка, вот ты всё же гений, ты ведь первым это увидел, а я, балда, внимания не обратил!

– Что я увидел? – Мишка даже испугался, словно его не похвалили, а предъявили какую–то незаслуженную претензию.

– Органеллы! Это не хищники, Варь, это на самом деле были органеллы! Вот, данные с дронов уже идут, смотрите: они сканируют верхний слой, но не находят внутри ни мембран, ни оболочек, никаких перемычек! Это всё – он с силой притопнул ногой, вызвав небольшое возмущение поверхности, – один организм, и более того, это одна огромная клетка!

Мишка, так до сих пор и не поднявшийся на ноги, взглянул на проплывающие под ним разноцветные сгустки с нескрываемым восторгом.

– Амёбище размером с планету? Ух ты, вот это размерчик! Рассказать кому – не поверят!

– Только вот, что нам это даёт? – Варя отнеслась к информации более скептично. – Много их здесь или мало, или даже всего одно, способов скормить ему зонд это не прибавляет.

– А вот не скажи, Варечка, не скажи! – ответил ей Борька с такой довольной улыбкой, словно уже сдал экзамен и Иваныч лично вручил ему диплом. – Если хорошенько подумать, вывод напрашивается самый что ни на есть многообещающий!

– Ну? Ну не тяни! – от волнения она опять сорвалась в сопрано, Мишка хихикнул и сделал вид, что закашлялся.

– Вспомни, как мы кололи его поверхность. С полчаса подряд пытались проткнуть, и как он отреагировал?

– Ну–у–у… Никак. И что?

– Мишк, поди–ка сюда, – сказал вдруг совершенно невпопад Борька и поманил друга пальцем, так, что стало видно зажатый в руке здоровенный шприц.

– Э, э, э! Ты чего задумал! – воскликнул Мишка и даже попытался отползти на четвереньках, прежде чем вспомнил, что на нем защитный скафандр.

– Ну, видела? – спросил Борис у Вари. – Поняла?

– Никакой агрессии. Никакой защиты… – поражённо проговорила девушка.

– Будь это колония медуз, спору нет. – Мишка еще раз крепко топнул по золотистой кожице. Но инстинктивный организм так себя не ведёт!

– Животное атаковало бы нас, почувствовав боль. А оно либо не чувствует, либо…

– Варь, оно нас игнорирует. Умышленно. Просто не считает угрозой!

Мишка вскрикнул, то ли переварив услышанное, то ли от того, что линия терминатора доползла наконец до Волана и вокруг резко стало темнеть.

– Стойте! Стойте–стойте! – в его голосе отразилась лёгкая паника. – Вы же не хотите сказать, что вот это вот… Вот он вот…

– Да, Миш. Он разумный. Я всё поняла.

Варя вывела на экран письмо Иваныча и перечитала постскриптум. «Настоящий лидер не всегда руководит и приказывает ради достижения цели. Порой даже самые сложные задачи решаются, если найти общий язык с теми, кто кажется непонятным».

– Ну, что будешь со всем этим делать, командир? – спросил Борька. – У нас в запасе буквально пара минут.

Варя улыбнулась, присела на корточки и погладила перчатками бархатистую золотую поверхность.

– Ну привет, здоровяк! Честно говоря, я совершенно не знаю, что с тобой делать. Но я ведь тебе и не командир, верно? А что, если я просто попрошу тебя нам помочь?

По склонам пологой волны пробежала мелкая весёлая рябь.

Сидоров широко открыл рот, откусил здоровенный кусок яблока и захрустел им, не прекращая своих наставлений.

– Фамое гвавное, не фовнавайтефь ни в фём! У ниф неф пфотиф ваф никакиф докафательф!

По мере того, как яблоко уменьшалось, речь приятеля становилась понятнее, но никто в академии не дал бы гарантии, что в другом кармане у Сени не лежит ещё одно. Он постоянно запихивал в себя то яблоки, то печенье, порой даже в классе во время занятий пригибался к парте и тихо лопал бутерброды.

Конечно, незамеченным это не оставалось, и после уроков курсанта ждал выговор от уборщика по поводу крошек, но Сидоров игнорировал нотации робота с совершенно невозмутимым видом. Уборщик приходил в неописуемое возмущение, заявлял, что терпение его лопнуло и он идет докладывать кураторам о нарушении запрета выносить органические продукты из столовой. Сеня провожал жалобщика укоризненным, но достаточно равнодушным взглядом, поскольку жаловался робот гораздо реже, чем угрожал, к тому же в качестве наказания за проступок Семёну грозил максимум наряд вне очереди, а лишний раз покрутиться возле кухни он был никогда не против.

Еда являлась второй необоримой слабостью Сидорова, сильнее неё была только страсть давать советы.

– Не сознавайтесь! Если бы у них против вас были улики, то отчитали бы вас перед строем и перевели с понижением, – уверенно продолжал он, дожевав. – А раз Иваныч зовёт на личную беседу, значит, нечего вам предъявить. Будет просто давить морально.

– Слушай, Сеня, у тебя дел что ли своих нет? – раздражённо спросил Васька Петров. – Шёл бы ты уже, честное слово! Полчаса без перерыва: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу!»

– Да я что? Я только с целью дружеской поддержки! – нисколько не обидевшись, ответил Сидоров. – Мне ведь не сложно, а вам веселее!

– Что здесь весёлого? Ты же сам сказал, идет расследование. Птицу нашу спрятанную нашли с передатчиком. Варьку вызывали, допытывали. Чем ещё ты нас повеселить можешь?

Любому видно было, что Васька нервничает – а кто бы не нервничал перед Советом кураторов, особенно если вину за собой действительно знает? Но Сеня к особо наблюдательным курсантам не относился, скорее наоборот, отличался удивительной толстокожестью, поэтому несогласно мотал головой.

– М-м-м, не! Что Варьку допрашивали – это ерунда, вы же её знаете! Она бы не проболталась, даже если бы её реально пытали. Гордая! А дрон, ну что дрон? Тут этих дронов, у каждого второго! Кто угодно мог бросить, мало ли мусора остаётся после практики у инжей-первогодок в мастерских? Так что расслабьтесь. Волноваться стоит, если только Совет кураторов даст Иванычу разрешение на досмотр ваших коммуникаторов… – он сделал многозначительную паузу.

– Сеня!

На бледном лице Васьки выступили крупные розовые пятна. Его друг Петька, сидевший на соседнем стуле, ближе к дверям в переговорную, протянул руку в останавливающем жесте, одновременно состроив Сидорову крайне выразительную рожу.

– Да не, вы чего? – удивился Сеня. – Не даст Совет такого разрешения, ни за что не даст! Это же ваши личные переписки, у нас с этим строго! К тому же Иваныч, если захочет, может и так ваши перемещения выяснить, не по коммуникаторам, а посмотреть записи с камер за за последние дни…

Другая рука Петьки резко сжалась в кулак и начала угрожающе подниматься.

– Ладно, засиделся я тут с вами, – сказал Сеня, сразу потеряв интерес к беседе, и сунул в рот шоколадную конфету. – Фойду, фовалуй! Не вабуфте пофом ваффкавать, фем дево конфилофь!

Пока мембрана за ним захлопывалась, Петька потряс кулаком вслед и грозно выкрикнул:

– Вот и катись отсюда! Ух, гусеница!

Ваське с уходом Сидорова стало немного легче, он начал успокаиваться и из пятнистого сделался снова бледным. Петька, чтобы ещё чуток разрядить обстановку, принялся было рассказывать свежий анекдот, но не успел: раскрылась мембрана другой двери, напротив. Из переговорки чередой повалили кураторы и деканы, обмениваясь вполголоса непонятными репликами.

Курсанты вскочили, вытянулись, как предписывал устав при встрече со старшими офицерами. Васька бросил на друга взволнованный взгляд, в котором без труда читался целый рой вопросов, в том числе: почему они уходят? Совет уже закончился? Почему не пригласили на заслушивание? Вынесли приговор заочно?

Мембрана захлопнулась за последним выходящим, но сразу распахнулась вновь и в приёмную почти бегом выскочил адъютант Иваныча. Сделал два шага, резко остановился, посмотрел на курсантов с удивлением, словно не приглашал их сюда час назад и никак не ожидал увидеть.

– Петров? Васечкин? Вы зачем здесь? А, постойте. Да, точно. – Он выглядел растерянным и говорил короткими фразами, будто бы боялся потерять важную мысль, если начнётся долгий разговор. – Вы можете возвращаться к себе. Заседание отложено, совет соберется позже. Хотя нет, постойте.

Адъютант развернулся и сделал шаг обратно к кабинету, но у самой мембраны остановился в нерешительности. Пока он раздумывал, с той стороны донёсся громкий зычный голос:

– Иван Иванович, это не тренировка! Вы сами всегда говорили, что к сигналам бедствия нельзя относиться легкомысленно! Я настаиваю, что нужно вызывать патрульный корабль!

Принадлежность голоса сомнений не вызывала, штурман-наставник Кирилл Петрович был хорошо знаком всему персоналу академии. Настолько, что многие курсанты по одному лишь изменению интонации угадывали, удалось ли им на контрольной работе получить повышенный балл, а значит – предстоит поощрительная гонка на «Воланах» по внешней орбите станции, или же до наставника дошли подробности вчерашней выходки на камбузе, и весь курс отправляется по тому же маршруту в пеший марш-бросок, напялив тяжелые аварийные скафандры с магнитным приводом.

Голос, который ответил Кириллу Петровичу, тоже знали все без исключения. Он звучал тише, спокойнее, так что разобрать слова Иваныча курсанты не смогли. Зато адъютант, кажется, смог, потому что наконец принял решение и передумал возвращаться, а опять обратился к парням:

– Да, в общем, это всё. Вы свободны. Я оповещу, если поступят новые указания.

Сказав так, он почти бегом умчался из приёмной. Друзья в сотый раз за последний час переглянулись: казнь откладывалась, и вроде бы можно выдохнуть с облегчением, но она не отменялась, и это было неприятно.

В переговорке снова раздались голоса, говорили о какой-то аварии. Мембрана, не дождавшись входящих, надумала закрыться, и в этот момент Петька… Нет, он как бы не специально это сделал, просто стоял близко к двери, а нога сама собой дрогнула и в последний момент придавила порог.

– …Я не вижу никакой опасности, – продолжал из кабинета голос профессора. Теперь, когда два друга подошли вплотную к двери и притаились, слова Иваныча доносились до них вполне чётко. – Аварийный сигнал получен не с рудовоза, не с исследователя, а со спортивной яхты. Кирилл Петрович, вы же знаете проект «Зодиак»? Это крошечное судно, даже вооружения на нём быть не может.

– Хорошо, допустим. Но у нас всё равно нет подходящего транспорта для спасательных работ! Не лекционный же батискаф туда посылать? Он доберется до места аварии хорошо, если через месяц.

– У нас есть Хивусы и Воланы.

– Оба Хивуса сейчас на орбите. И большая часть Воланов тоже на вылете, вы же сами знаете, в академии сессия. Практическая часть экзаменов – это всегда дефицит кораблей, нам физически не на чем послать помощь!

– Посмотрите сюда, – предложил Иваныч.

Курсанты по ту сторону двери аж зубами заскрипели, потому что одно дело подслушивать разговор, притаившись у мембраны, совсем другое – заглянуть из освещённой приёмной в полумрак кабинета. Но заглянуть хотелось так сильно, что постепенно, очень медленно они высунули в дверной проём по одному глазу.

За большим овальным столом для совещаний сидели трое. Справа – штурман, о присутствии которого Петров и Васечкин уже знали. Напротив него слева разместилась куратор курса Катя, для первогодок и официальных докладов – Екатерина Егоровна. Центральное место занимал, собственно, Иван Иванович.

На глазах курсантов овальная столешница растворилась в воздухе, из оставшегося на её месте легкого свечения выпрыгнула звезда, для наглядности подкрашенная жёлтым, и россыпь планет на тоненьких ниточках орбит. Через две секунды, когда все сориентировались в схеме, звезда нырнула в сторону и исчезла за краем картинки, планеты тоже сдвинулись. В центре остался мутный шар газового гиганта с восемью крошечными спутниками, правее и ниже – россыпь мелких искрящихся точек. Недалеко от планеты блестел стеклом и металлом знакомый контур академии, а на расстоянии двух пальцев от пылевого облака мерцал восклицательный знак в красном треугольнике.

Иваныч поднялся с кресла и указал на этот символ.

– Аварийный маяк сработал вот здесь, вблизи зоны астероидного поля, за пределами наших обычных маршрутов. Поэтому рассчитывать на подход помощи со стороны не приходится. Конечно, я первым делом проверил курсы всех кораблей, находящихся поблизости, включая даже автоматические буксиры. Опуская детали: реально помочь яхте сейчас можем только мы.

– Я тоже проверил, – не сдавался Кирилл Петрович. – Напротив нас, в точке L-4, ровно на таком же расстоянии находится дежурный крейсер. У них есть всё, что необходимо для спасательной операции.

– Крейсер-то там есть. И всё необходимое наверняка тоже. Но как раз вчера они услали большую часть команды к планете на стратосферные учения. Дежурят они так, называется. Я б таких дежурных!..

– И что же, они не смогут отозвать экипаж обратно? Проигнорируют сигнал СОС?

– Уже отзывают, – заверил профессор. – Но пока десант долетит, пока погрузится на борт… Короче, крейсер не сможет стартовать раньше восемнадцати часов по абсолюту. Если учесть, насколько крейсер тяжёл и неповоротлив, сколько будет затрачено времени на разгон, даже по самому оптимистичному сценарию это слишком поздно.

Слово взяла Катя. Сдвинув рукой изображение вправо и вниз, она указала на систему из пары небольших планет и сказала:

– Есть же еще один вариант? На станции Дельта сейчас расквартированы как минимум два фрегата Передового флота.

– Да, вот только станция находится в десять раз дальше, чем мы, а значит, скоростные преимущества фрегатов не сыграют роли. Мы в состоянии опередить любые другие корабли минимум на пять-шесть часов, а если максимально облегчим корабль и стартуем прямо сейчас, получим еще не менее двух часов форы.

Кирилл Петрович, сочтя предложение Кати исчерпанным, вернул обратно участок карты с академией и красным треугольником.

– Хорошо, давайте рассуждать логически. Допустим, мы отберём добровольцев среди преподавателей. Желающих, я думаю, будет достаточно, но выбор у нас не очень большой: годятся только те, кто имеет опыт пилотирования на Воланах.

При этих словах Васечкин просиял и тычком пальца привлёк внимание Петрова. Тот понял не высказанную вслух идею мгновенно, – не первый ведь год знакомы! – сурово и твёрдо покачал головой. Петька не менее твёрдо закивал, показал пальцем на себя, на друга, а потом несколько раз ткнул в сторону кабинета. Васька повторил отказ, постаравшись выглядеть максимально категоричным.

– Вопрос в другом, – продолжал штурман-наставник. – Сколько бортов потребуется для спасательной миссии? На Волане проводить такую операцию сложно, в багажном отсеке ему медкапсулу не установишь. Есть единственная возможность: сократить экипаж до двух человек, а третье кресло переоборудовать под транспортировку пострадавшего.

Васечкин пихнул друга кулаком в плечо и принялся трясти у него перед лицом двумя пальцами. Петрову оставалось только закатить глаза, чтобы показать, насколько ему не нравится эта сумасбродная идея.

– Таким образом, для спасения яхты проекта «Зодиак» нам потребуется срочно переоборудовать два десятка Воланов и подобрать соответствующее количество пилотов.

– Разве они у нас не готовы к полёту в любой момент? – удивилась Катя. Зачем их переоборудовать?

– Затем, что у нас детская академия. У нас всего шесть Воланов с креслами-компенсаторами, рассчитанными на взрослого человека. И все шесть сейчас на вылете, сопровождают курсантов на экзаменационных миссиях.

– Ну и что? Наши инструкторы летают и на детских!

– Если речь идет о коротком вылете без перегрузок, проблем нет, но мы говорим о прыжке на максимальной скорости почти на предельную дальность. Значит, требуется срочно отзывать все борта, рассчитанные на взрослых, перезаряжать и заново готовить к вылету. А также загонять недостающее количество ученических кораблей в ангары, вскрывать корпуса и менять оснастку. Времени это займёт примерно столько же, сколько будет собираться к отлёту крейсер из L-4.

– Задача немного облегчается тем, что нам требуется всего один Волан, – сказал Иваныч. – По проекту, экипаж корабля класса «Зодиак» состоит из двенадцати – шестнадцати человек, но в нашем случае, по данным порта приписки, полная команда собирается только во время соревнований. Сейчас межсезонье, и на борту изредка появляется капитан команды. Он же и вывел яхту с марины, не указав в бортовом журнале других пассажиров. Так что мы могли бы справиться с задачей, найдя всего двух подходящих добровольцев.

– Какая же глупая ситуация! – Катя хлопнула ладонью по не видимой за картинкой поверхности стола. – Получается, у нас есть целая станция пилотов без кораблей – и есть свободные корабли без пилотов! Иван Иванович, а женщины? У нас в штате найдутся девушки вполне скромных пропорций, может быть…

– Да, Катенька, спасибо за предложение, – улыбнулся Иваныч. – Я знаю, что вы тоже водили в своё время Волан.

– Я ведь не только о себе, среди кураторов есть и другие девушки, – Катя зарумянилась.

– Я только что смотрел таблицу физических показателей персонала, среди этих ваших «девушек» никто не проходит по габаритам! – отчеканил штурман.

– Я бы вас попросила, Кирилл Петрович!

– Нет-нет, Екатерина Егоровна, он прав, к сожалению. Он не намекал, что вы толстые или что-то в этом роде. Дело в первую очередь в росте. Разница между самой миниатюрной из наших воспитателей и тринадцатилетним подростком всё равно слишком велика. При всём уважении: ни вам, ни тем более Кириллу Петровичу невозможно управлять Воланом в детском кресле, иначе это будет очень травматичный полёт и вас самих придётся эвакуировать при помощи крейсера.

– Тогда я не понимаю. Сначала вы говорите, что помощь оказать должна академия, а теперь – что лететь мы не можем. Кто же сядет за штурвал?

– Мы! – выкрикнул Петька, не выдержав накатившего волнения, и с силой толкнул друга в дверной проём.

– Вы? – профессор нахмурил брови и вышел из-за стола. Стул он не выдвигал, проекция просочилась прямо сквозь столешницу: профессор по какой-то причине не любил занимать роботехничские тела и всегда принимал посетителей только в виде картинки. По этому поводу в академии курсировало множество легенд и слухов, ни один из которых, даже самый нелепый, Иваныч никогда не пытался опровергнуть.

– Я не понял, вы что, подслушивали? – тон штурмана-наставника не предвещал ничего хорошего.

– Согласен, крайне неподобающее поведение, – Иваныч, по своему обыкновению, голос на воспитанников никогда не повышал. – Курсанты Петров и Васечкин, почему вы до сих пор здесь?

– Потому что мы вам нужны, Иван Иваныч! Вы же сами сказали, нет других вариантов! А мы… Мы с Васькой триста часов налёта имеем! Больше всех на курсе! Уж, небось, сумеем пройти эту миссию! Скажи, Петров?

Васька кивнул, – а что еще ему оставалось? – и подтвердил давно дошедшей до автоматизма фразой:

– Да, несомненно.

Десять минут спустя, дождавшись, пока мембрана щёлкнет за спиной и отделит их от кабинета, курсанты в тысячный раз за это утро переглянулись. Васечкин смотрел на друга довольным, полным вдохновения взглядом, а Петров на него в ответ – тревожно и немного грустно. Но говорить они начали, только когда покинули приёмную и бодро зашагали в сторону шлюзового отсека.

– Какой же ты, дон Мерзуго де Мучиозавра де ла Петруччо, всё-таки челдон!

– С чего это я челдон, падре Васисуалий? Немедленно отвечайте, иначе я вызову вас на дуэль!

– Да с того! Ты зачем меня опять в историю втянул? Ладно, тебя самого хлебом не корми, дай только влипнуть в жир ногами. Но я-то, в очередной раз, здесь при чём?

Васечкин остановился и взглянул на друга с искренним изумлением.

– Что ты такое говоришь? А приключения? А слава?

– Мы с тобой ещё за прошлые приключения не расквитались. Сколько ещё будем от Варьки бегать, до самого выпускного?

– Варька… А что Варька? – он двинулся дальше по коридору. – Мы же не специально, в конце концов! Кто знал, что так получится?

– Я знал. И ты знал, потому что я предупреждал!

– Да ты пойми, вот этим сегодняшним полётом мы всю вину за ту историю, считай, искупим! О нас же вся академия будет говорить! А перед Варькой мы извинимся. Потом.

Петров не согласился, потому что любые извинения «потом» не могут считаться искренними. Васечкин посмеялся, заявив, что всё это ерунда и софистика, извинения есть извинения, а победителей вообще не судят.

Так, препираясь, они добрались до шлюза номер два, за которым техническая служба уже отстёгивала парковочные крепления с Волана. Дверь при появлении людей осветилась тревожным красным, запорное устройство с подозрением прищурилось на курсантов сканером, проверяя допуск. Через пару секунд подтверждение от Иваныча пришло, подсветка зажглась зелёным, осталось лишь потянуть рычаг и сдвинуть в сторону кремальеру.

Когда герметичная дверь с шипением разошлась, курсанты шагнули в круглый проём и прошли к шкафчикам, чтобы переодеться в оранжевые ученические скафандры.

– Интересно, они вправду думали, что мы на это купимся? – спросил Петров как бы про себя, риторически.

– Думали, нет ли – я только за. Во-первых, приключение. Во-вторых, настоящая боевая миссия. Ты много знаешь курсантов, которым давали автономные миссии, да ещё и спасательные, просто чтобы залёт загладить?

– По пальцам пересчитать, – Петров пошевелил кистью.

– Вот! А ведь Иваныч и вправду мог нам вместо этого перед строем выговор влепить! А мог и просто отчислить.

– Нет, Петьк, ну я не против, конечно. Просто какой смысл? Ну прилетим мы туда, ну выясним, что это был фальшивый сигнал и буя никакого в помине нет. Что Иванычу от этого, легче станет?

– А может, станет? Мы с тобой, Василий, так должны выполнить это задание, чтобы непременно стало!

– Так, стоп! – Петров отложил в сторону шлем, который уже собирался было нахлобучить на голову. – Если ты опять собрался куролесить, а не по инструкции действовать, лучше сразу скажи. Я тогда не полечу никуда!

– Не дрейфь! Всё будет расчудесно! Даже если задача фальшивая, вернуться с неё мы должны героями настоящими! Главное, если Иваныч вдруг станет сомневаться и спрашивать, – Васечкин состроил строгую гримасу и заговорил басом, – «Осознали ли вы теперь на своём опыте, как плохо баловаться с сигналом СОС?» – ты не отвечай ему ничего, просто кивай и во всём соглашайся! Тогда нам все старые взыскания забудут, академия целый месяц только про нас и будет сплетничать! Скажи, Петров?

– Да, это точно, – обречённо вздохнул Василий.

Те же самые десять минут спустя, когда за кадетами защёлкнулась мембрана, Иван Иванович улыбнулся Кате и поднял руки вверх.

– Поздравляю! Признаю своё поражение, ваша теория полностью оправдалась!

– Моя теория?

– Я имею ввиду ваше предложение не выносить разбирательство по делу этих мальчишек на Совет и на общее собрание. Признайтесь, как вы могли заранее знать, что они вызовутся добровольцами?

– Я? Я ничего не знала. Да и как я могла, ведь на тот момент ещё не пришёл сигнал об аварии? Просто Петя и Вася – хорошие ребята, даже при всей их репутации они никогда не сделали бы ничего плохого со зла. Тем более – Варе. Случайно подвернувшаяся авантюра – это их стихия, но не целенаправленная подлость. Поэтому я и просила дать им возможность исправиться.

– Что ж, возможность подвернулась крайне вовремя. И вы, без оговорок, дали лучший прогноз. Надо было мне соглашаться на пари!

Катя рассмеялась.

– Иван Иваныч, вы же знаете, я ни за что не взяла бы у вас денег. Да у вас их никогда и не было.

Штурман, который слушал этот диалог с некоторым раздражением, кашлянул. Собеседники, едва не забывшие о его присутствии, прервали обмен любезностями. Наставник наградил Ивана Ивановича тяжёлым взглядом:

– Скажите, профессор, насколько вы уверены в своём решении? Мне всё-таки кажется, задача слишком опасна для этих детей.

– Ат-ставить панику! – ответил Иваныч своей любимой фразой, которой часто пользовался в качестве шутки, чтобы разрядить обстановку. Правда, сейчас с лица его пропала последняя тень улыбки. – Они не просто дети, вы же помните? Они курсанты. Без двух недель звёздные офицеры. Когда они получат свои назначения, опасность будет сопровождать их повсюду, каждый день. И мы уже не сможем быть их няньками и подстилать соломку на каждом углу.

– Мы могли бы обсудить ещё варианты, найти другие решения!

– Любые другие решения ограничены отсутствием времени. Ну и ещё тем, что у наших преподавателей, вынужден признать, довольно скромный практический налёт на Воланах и весьма широкая… кхм, кость.

Заметив, как штурман-наставник шумно набирает воздуха в грудь для возмущённой отповеди, профессор добавил:

– Это не в ваш огород камень, Кирилл Петрович! Это наша общая ошибка, и в большей степени даже моя лично. Не предусмотрел! Мы вообще здесь расслабились, так привыкли доверять дронам и автопилотам, что у самих теряется лётная квалификация.

– Ваша-то куда может потеряться? – ухмыльнулся штурман.

– Представьте себе, у меня её в данном случае вообще нет, я никогда не водил Волан! В нем просто нет достаточного места, чтобы разместить моё ядро, да и силовая установка… Ну, что я вам-то рассказываю, сами знаете.

– Вы можете перехватить управление дистанционно.

– Не случалось пока такой необходимости, – развел руками Иваныч. – Нужно будет поставить себе пару занятий в график индивидуальных тренировок. Впрочем, учитывая расстояние отсюда до места аварии, задержка сигнала будет настолько большой, что я скорее помешаю нашим ребятам, чем помогу.

– Для устройства мгновенной дальсвязи на Волане возможности нет, – штурман скопировал жест профессора.

– Вот видите! И потому объективно выходит, что у первых пилотов… Я имел ввиду – у кадетов первого факультета опыт пилотирования намного выше нашего, следовательно, шансы успешного спасения погибающих…

– Но всё же, учитывая обстоятельства, вызвать патрульный корабль было бы надёжнее. Это их работа! – поддержала коллегу Катя.

– Вот именно, учитывая обстоятельства, вот именно. А обстоятельства таковы, что эти мальчишки – единственный шанс для яхты. Поэтому сейчас, Екатерина Егоровна, вы пойдёте в рубку и на весь эфир максимально громко будете вызывать пострадавшего. Понятное дело, что он не ответит, но вы будете вызывать снова и снова, пока самая последняя заимка на газовом гиганте не будет в курсе, что мы приняли сигнал СОС и направили по нему спасательную партию.

– Какую именно, я могу хотя бы не уточнять на весь эфир?

– Разумеется, ни в коем случае! А вы, господин контр-адмирал, идите к себе и по закрытому каналу свяжитесь с базой на Дельте. Изложите ситуацию и узнайте, как быстро в сектор смогут прибыть передовые фрегаты. И вообще, запросите любую помощь, которую они способны предоставить. Она нам скоро понадобится.

Первым делом после отстыковки они повздорили о том, чья вахта первая. Уступать ни один не собирался, поэтому, как только закончили манёвр и начался набор скорости, пришлось решать спор радикально.

Они сыграли в «камень – ножницы – бумага». Васька сказал, что один раунд ничего не доказывает, стали играть до трёх побед, а затем уже Петька потребовал продолжать до пяти. Васька заявил, что напарник – а ещё друг называется! – мухлюет, выбрасывая фигуру на полсекунды позже положенного.

В качестве рефери позвали бортовой интеллект Волана. Он запустил генератор случайных чисел и предложил экипажу угадать, выпадет чёт или нечет. После пятой попытки Петька возмутился и обвинил приятеля в сговоре с компьютером.

Они на два голоса принялись доказывать невозможность желды на генераторе, но Васечкин продолжал дуться до тех пор, пока Петров не предложил простое и железное решение. Они отогнули клапана нагрудных карманов на своих скафандрах и по очереди стали называть цифры инвентарных номеров. Обычно курсанты так играли на щелбаны, набивая противнику столько щелчков, на сколько различались пары цифр. Во время перегрузок, конечно, это развлечение решено было пропустить, а просто каждому суммировать свои остатки. У Васьки число оказалось больше.

Полёт проходил спокойно, однообразно и в каком-то смысле даже нудно. Первоначальный страх, естественный для первого в жизни обоих мальчишек полёта такой длительности и дальности, быстро улетучился. Рутина вызубренных, тысячекратно повторённых за годы обучения действий, на какое-то время задвинула эмоции на задний план.

Иваныч впервые вызвал их не скоро, уже на второй половине пути, когда автоматика сняла с двигателей разгонную тягу и готовилась притормаживать корабль. Петров к тому времени вахту отбыл, перевёл кресло в «ночной» режим и спокойно спал. Васечкин давно проделал тесты и перепроверил расчёты, чтобы не промахнуться ненароком мимо аварийного буя, после чего развернул на весь потолок картину звёздного неба с наружных камер и дал волю фантазии.

В мечтах он уже десятый раз врывался на борт яхты, захваченной бандой пиратов (непременно представителей жутких негуманоидных видов) и, круша врагов направо-налево, освобождал заложника. Нет, заложницу, потому что ей обязательно должна была оказаться девушка в белом капитанском кителе. Или нет, лучше – в блестящем спортивном костюме, яхта же принадлежит лучшей в системе команде по зегру, скоростному «zero gravity» ориентированию. Поэтому заложница будет в тонком голубом комбинезоне с эмблемой своей команды, а в капитанском кителе будет он сам, Васечкин, и когда лично придушит последнего пирата, поднимет девушку на руки…

– Петька, да ты уснул что ли?! – возопил чей-то голос над ухом.

– А? Чего?

– Тебя Иваныч вызывает уже в третий раз, ты чего не отвечаешь?

– Оп-па! Я не слышал, задумался.

– Ты офонарел что ли? Включай связь быстро!

Васечкин взмахом ладони стряхнул с потолка звёзды и вывел звонок на центральную панель. Экран показал нахмуренное лицо Иваныча, за его спиной угадывалась мрачная фигура штурмана-наставника.

– Учебный 12-74 на связи!

Повисла пауза, в академии продолжали хмуриться и ждать. Из-за расстояния, разделяющего сейчас корабль и академию, учителя получат ответ почти через минуту, и ещё столько же понадобится, чтобы на Волане смогли увидеть их реакцию.

– Семьдесят четвёртый, – наконец выдохнул профессор, – что у вас случилось? Почему столько времени молчите?

– Простите, Иван Иванович, у меня тут случайно звук был выключен…

Пока эта фраза летела к академии, Петька гадал, будет ли ответ совпадать с тем, при помощи которого ситуацию только что оценил друг. Судя по выражению лиц, преподаватели тоже первым делом хотели сказать что-то созвучное с «офонарел». Но вскоре из динамиков донеслось более спокойное:

– Кто на связи? Доложите по форме!

– На связи курсант Петр Васечкин! За время вахты без происшествий, состояние экипажа в норме, системы корабля в норме, остаток дыхательной смеси 93%, остаток маршевой смеси 84%. Продолжаем движение заданным курсом, коррекция через двадцать девять минут!

Иваныч всё это и сам прекрасно знал, поскольку каждые пять минут снимал все показатели напрямую с памяти Волана. Двум искусственным интеллектам куда проще договориться между собой, чем ждать словесного отчёта экипажа. Однако доклад голосом был обязательной процедурой, предписанной кодексом безопасности полётов. Ответы курсантов шли прямиком в медицинский отсек на анализ, и оттуда Иваныча мгновенно предупредили бы, уловив в голосе признаки неуверенности, болезни, паники или психоза.

– Принято, Учебный 12-74! Теперь доложите навигацию!

Васечкин мысленно порадовался, что заранее ждал такой вопрос и подготовился. Нужные цифры были выведены на самое видное место.

– Нахожусь в тени на 50, над зеркалом 15, по течению 6. Следую в тень на 52, под зеркало 4, по течению 8! – выпалил он и только хотел выдохнуть, как спохватился и прокричал вдогонку: – Ах, да, тяга! Тяга три!

По смене выражения лица и тона голоса Иваныча вскоре стало ясно, что докладом он доволен. Однако по форме поступивший с базы ответ был скорее критикой, чем похвалой.

– Курсант Васечкин, ат-тставить засорять эфир! Курсант Петров, доложите координаты и курс, как полагается!

Васька быстро в уме очистил болтовню напарника от жаргонных словечек, принятых среди курсантов, и выдал требуемое чётко по инструкции:

– Академия, я Учебный 12-74, курсант Петров. Текущие координаты OS-50, NE-15, PO-6. Текущий курс на OS-52, SE-4, PO-8. Достигнута третья расчетная скорость, после коррекции планируем маневр торможения.

Петров подумал, что Иваныч, разумеется, не только имел эти данные, он и доклад Васечкина с первого раза прекрасно понял. Повтор по форме был затребован с умыслом, как часть тренировки. Профессор попросту экзаменовал курсантов, проверял лишний раз знание локальной системы квадрантов, обязательной для быстрой ориентации в пространстве.

Система эта, в общем-то, Петрову казалась простой, не требующей такого большого внимания, какое уделяли ей в академии. Ближайшая звезда берётся за ноль, от которого нужно высчитать удаление, возвышение и доворот. Получаются три простых координаты, по которым любой пилот или штурман за секунду найдёт нужное место на карте и проложит туда маршрут. Но вот такие балбесы, как Васечкин, не способные удержать пару правил в голове, вечно путали угол над и под эклиптикой, а вместо доворота по ходу движения планет могли указать противоположный. Зато они придумали кучу сленговых словечек типа «течение», «зеркало» или «тень», чтобы казаться друг другу солиднее.

Васечкин, изучая навигацию, всё время жаловался, что система из двух циферблатов гораздо проще, да и ближе к древней морской романтике. Петров не уставал возражать, что циферблаты хороши только для ручного управления, а на глобальной карте точность важнее удобства. Если не нравится – пусть попробует метод «трёх звёзд и центра галактики». На этом спор обычно и заканчивался, поскольку Петька такую схему даже представить боялся.

– Ну что ж, ребята, – окончательно смягчился Иваныч, – Я собрал кое-какие детали вашей миссии, пока есть время до манёвра, давайте их обсудим.

На потолке развернулся уже знакомый участок карты окрестностей академии. Петька, чтобы лучше было видно, тоже разложил кресло горизонтально, будто собирался поспать. Он заметил, что от станции в сторону красного треугольника теперь прочерчена тонкая линия, на которой висел белый ромбик с позывным «У 12-74».

Иваныч приблизил пылевое облако, из-за чего с карты исчезла и академия, и газовый гигант, и крейсер в точке L-4, а остался лишь Волан с одной стороны и россыпь самых крупных астероидов – с противоположной.

– Итак, по уточнённым данным, мы действительно имеем дело с яхтой «Семь ветров» проекта «Зодиак». Порт приписки Саманта, владелец – Тим Бордейн.

– Ого, тот самый? – удивился Васечкин. Чтобы его вопрос долетел академии, требовалось долгое время, но Иваныч, очевидно, предугадал реакцию курсантов и ответил заранее.

– Тот самый. Медиамагнат, основатель империи спортивных товаров, спонсор крупнейших соревнований, владелец стадионов, курортов и нескольких десятков спортивных команд. Включая нынешних чемпионов высшей лиги по зегру.

– Я думал, «Семь ветров» – это их яхта, – сказал Петров, когда Иваныч сделал паузу в ожидании новых вопросов.

– Это яхта спонсора, просто передана команде в аренду для участия соревнованиях. Если команда будет плохо играть, Бордейн может отобрать корабль и нанять другой состав. Как мы ранее и предположили, экипаж «Семи ветров» составляют 12 спортсменов, но 11 из них в данный момент не на борту. Со всеми, кроме капитана, удалось связаться. Значит, пока в этой части у нас всё по плану. Вопросы?

Руку поднял Петров.

– Что забыл капитан в одиночку в этой глуши?

– Неизвестно. Полёт он оформил как частное развлечение без определенного маршрута.

– Куда глаза глядят, – предположил Васечкин. – Это сейчас многие так делают. Модная забава.

– У богатых свои причуды, – согласился Петров. – Но это странно… Обычно они не улетают за пределы пояса Златовласки. Тут, в глуши для них нет ничего интересного. И ещё, я за время вахты посмотрел проект «Зодиак», у него очень маленький запас хода. Если у «Семи ветров» не было дозаправки, значит, яхта уже за пределом допустимой дистанции. Она давно должна была повернуть, чтобы маршевой смеси хватило на обратную дорогу.

Васечкин скрипнул зубами от обиды, что сам не догадался узнать побольше о проекте «Зодиак». Рассудил так: если нет на самом деле никакой яхты, зачем на неё время тратить? Зато теперь Петров получил возможность повыпендриваться перед профессорами, а ему, выходит, и сказать нечего.

– Вот шастают всякие, а нам теперь искать этого… мажора! – возмущённо выкрикнул он первое, что пришло в голову. – А главное, где?

Петров посмотрел на друга удивлённо.

– Что значит – где? Где маяк, там и корабль. Не из пушки же стреляли, так и летят одним курсом, рядышком, по инерции.

Он протянул руку, раздвинул пальцами карту еще шире и пометил точкой участок недалеко от красного треугольника.

– Примерно сюда его снесёт к нашему прибытию. Иван Иванович, наша корректировка курса перед торможением должна это учитывать?

Ответил ему Кирилл Петрович, приблизившись к экрану связи:

– Верное замечание, курсант, но не в вашем случае. Во-первых, мы не смогли связаться с яхтой. Из-за этих, как ты выразился, причуд, то есть не заполненного заранее плана полета, мы не знаем ни курса, ни скорости движения, только место первого срабатывания аварийного буя. Иван Иванович вам сейчас покажет, почему направление дрейфа нам мало что даёт.

– Мы пытались запеленговать яхту, но сканеры у академии слабоваты для поиска такого крошечного судна, – принялся объяснять профессор, – Оптика тоже не справляется из-за массы бликов на пылевом поясе. Других ориентиров, кроме сигнала маяка, у нас нет. Он, как вы правильно догадались, полезен только в случае, если после аварии не изменился курс.

Карта с потолка исчезла, на её месте появился снимок, в котором не сразу угадывались очертания корабельной надстройки. Следующий снимок, сделанный с некоторого расстояния, был чуть лучше. Третье изображение, снятое совсем издалека, давало полное представление, во что превратилось судно в результате аварии.

– Маяк передает изображения в автоматическом режиме, – прокомментировал Иваныч. – На них видно, насколько плоха ситуация: «Семь ветров» буквально развалились на две части. Корма вместе с двигателями отдельно, рубка и жилые помещения отдельно. В какой половине находится капитан, мы, понятное дело, не знаем.

– Если его вообще не выкинуло наружу, – вставил Васечкин.

– Если он вообще остался внутри, – продолжил Иваныч, не успевший ещё услышать эту реплику. – Вам придётся найти и осмотреть обе части. Сейчас они находятся без управления, без энергии и, возможно, без запаса кислорода. Если капитан выжил, на его спасение у нас считанные часы.

Профессор выждал две минуты и, не услышав никаких вопросов, выложил следующий снимок.

– А вот это – самое неприятное. Все последующие снимки с аварийного буя показывают вот такую картину.

– Но они же пустые? – изумился Петров.

– Как видите, они пустые. В том месте, где должна находиться яхта, ничего нет, кроме нескольких мелких обломков. Буй при сбросе сильно закрутило, нужный нам участок попадает в кадр редко, но я сопоставил положение звёзд на всех снимках. Ошибки быть не может, дело не в сбое навигации маяка, «Семи ветров» действительно нет в этом месте.

– Как такое может быть? – ничуть не меньше товарища изумился Васечкин.

– Такое могло случиться только в одном случае, – немедленно сказал Кирилл Петрович, будто успел услышать вопрос. – Уже после взрыва и сброса аварийного буя обе части яхты двигались с ускорением. Не спрашивайте, как, куда, в одну сторону или в разные: мы не можем этого установить, только фантазировать.

– Поэтому, – резюмировал Иваныч, – Вы летите не к точке дрейфа маяка, это бессмысленно. Направляйтесь к месту аварии, оттуда начинайте поиск на малой тяге. Я сейчас делаю расчет всех траекторий и ускорений, при которых яхта не попала бы на снимки. Самые перспективные пришлю вам уже на место. Тактику поиска определите сами. Но я категорически запрещаю вам приближаться к пылевому облаку, это понятно? Воланчик не рассчитан на пескоструйную обработку!

– Да поняли мы, не маленькие! Добраться, отыскать капитана, погрузить на борт, привезти на базу.

Петька заявил это настолько бодро, что сам удивился. Честно сказать, новые сведения выбили из него на некоторое время всю весёлость и донкихотский настрой. Дело явно обрастало странностями и теперь казалось сложнее, чем на первый взгляд. Но при этом Васечкин по-прежнему не верил в реальность сигнала бедствия, а исчезновение обломков только укрепило его теорию: всё подстроено так, чтобы с борта Волана не удалось увидеть ни аварийного буя, ни следов крушения.

– К сожалению, Петя, вряд ли всё будет так просто! Это не учебная миссия, риски на самом деле высоки. Состояние пилота, состояние яхты, состояние двигателя – у нас нет никакой надёжной информации. Нестабильность силовой установки предполагает угрозу взрыва, так что вам при сближении нужно быть крайне осторожными.

Петька улыбнулся. Конечно-конечно, ври дальше!

– При обнаружении яхты не пытайтесь спасать её или какое-то имущество, даже если оно покажется вам пригодным для буксировки. Просто забирайте капитана и немедленно отчаливайте обратно. Обо всём происходящем сразу докладывайте, будем постоянно держать связь через аварийный канал.

– Задача ясна, профессор, – Васечкин щёлкнул кончиками пальцев по сдвинутому на макушку забралу шлема. Петров секундой позже присоединился, хотя салютовать лёжа устав не предписывал. – Разрешите манёвр?

– Ат-ставить геройствовать! – Иваныч улыбнулся в ответ. – Я вижу вашу решимость и независимость, ребята, но не торопитесь, космос такой… В нём всегда слишком много возможностей остаться наедине с собой и своими решениями. Впрочем, я верю, вы справитесь. Разрешаю манёвр по вашей готовности, можете приступать.

Белый воланчик с цифрами «12-74» на борту час за часом наматывал круги по спирали. Иваныч очень облегчил курсантам задачу, обсчитав маршруты, на которых «Семь ветров» ни разу не попали бы в объектив маяка. Все они укладывались в почти правильный конус, и по сути, Петрову и Васечкину оставалось лишь монотонно облетать «стенку» этого конуса, постепенно расширяя радиус, и светить сканером по сторонам в поисках обломков.

Сомнения вызывало только одно место в этом плане: небольшое «пузо» книзу от зеркала эклиптики. На карте Иваныча в эту сторону уходило больше десятка жирных ярких линий, потому что неподалёку, всего в паре тысяч километров друг от друга, крутилось шесть или семь крупных камней, способных скрыть от съемки не только яхту, но и целый линкор.

Петька сразу понял, что именно там и следует искать в первую очередь. Он был уверен – в любом другом месте яхту уже давно разглядели бы из академии, с крейсера, с Дельты или даже с планетарных телескопов. Но как назло, именно там проходила мутная граница пылевого облака, приближаться к которой Иваныч категорически запретил.

– Ну ерундой же занимаемся! – Васечкин в который раз принялся донимать друга. – Так можно кружить до подхода крейсера, какой смысл тогда был вперёд лететь?

– Чтобы спасателям не пришлось тратить время на ту же работу, – равнодушно ответил Петров, не отрывая взгляда от приборов. – Даже если мы не отыщем яхту первыми, сильно сэкономим им время.

– Челдон ты, Васисуалий! Как ты не поймёшь, что не стал бы Иваныч такое простое задание выдумывать? Заставить нас летать кругами, пока горючка не кончится? В чём смысл?

– Спасти капитана яхты Дениса Колайду, – Васька был сама индифферентность.

– Да нет никакого Колайды, выдумал его Иваныч! Для правдоподобности!

– Тогда интересно даже, в чём ты видишь смысл?

– Они с Генералиссимусом наверняка тут спрятали что-нибудь. Что-то такое, что мы обязательно найдём, если хорошо поищем. Если смекалку проявим. А если будем тупо наворачивать круги, то не найдём ничего, это уж как свет звезды!

Васька даже отлип от экрана, услышав такую ерунду.

– Петя, ты опять? У тебя засвербило?

– Да послушай же!..

– Нет, это ты послушай! Денис Колайда – капитан команды по зегру, его все знают. Я его знаю, у меня его фотография на стене в комнате прошлым летом висела. Да его фотографии с Луизой, дочкой того самого Тима Бордейна, есть в каждом выпуске новостей про чемпионат. Не веришь, включи свой персоком и проверь. Но лучше – ложись спать, в конце концов. Через час твоя смена, и я не намерен вместо тебя за штурвалом сидеть!

Васечкин обиженно надулся. Но хватило его ненадолго, минут на пять, то есть ровно до того момента, как персоком выудил из глобальной сети и показал множество фотографий реально существующей яхты «Семь ветров», её капитана, его подруги и её отца. Пришлось признать, что здесь Васька прав, над правдоподобностью легенды Иваныч поработал выше всяких похвал.

Петров продолжал водить носом над панелями приборов, проверяя то курс, то направление сканирования. Можно подумать, Волан сам не в состоянии держать на контроле эти вещи и подать сигнал, если что заметит необычного. Можно подумать, весь кайф профессии первого пилота состоит не в подвигах и открытиях, а вот в таком нудном таращении глаз по экранам!

От мысли, что Петров, возможно, не вредничает, а действительно именно так представляет себе работу звёздного командира на передовом флоте, Васечкин аж загрустил. И снова завёл шарманку:

– Ну хорошо, допустим! Невозможно, но пусть после взрыва у яхты сами собой включились двигатели. А вектор силы?

– В пределах конуса, – лаконично ответил Васька.

– Конуса! Именно, конуса, а должна быть спираль!

– Раскручивание, – холодно парировал друг.

– Ннуууу… Ладно, чёрт с тобой! Пусть будет раскручивание, есть такой вариант. – На самом деле Васечкин не знал, какие варианты есть, сам он не просчитывал в симуляторе ни раскручивание, ни вектор силы. Он положился на расчеты Иваныча, но не признаваться же в этом зануде Петрову? – Тогда скажи мне, Василий, где рубка, каюты? Три передних палубы где?

Тут Петров был вынужден взять паузу. Отсутствие этих трёх проклятых палуб беспокоило и его самого. Беспокоило гораздо больше других важных вопросов – в силу полной нелогичности, невозможности их исчезновения. Куда могли исчезнуть тонны металла, пластика и композита, не оставив следа: ни зазубренных крошек, ни округлых капель технологических жидкостей?

Поскольку с уверенностью сказать было нечего, только предположить, Васька выдал самую твёрдую из пришедших в голову теорий.

– Корма за собой палубы утащила. Кабели и трубы при взрыве не разорвались, и если двигатель включался не сразу на полную мощность, а разогревался постепенно, палубы могло унести…

– Да ты же сам в это не веришь! – Петька рассмеялся. – Какая вертуха будет на мягкой сцепке? Сколько она так продержится? От неё запчасти будут лететь во все стороны, как брызги с миксера у Сени тогда, на третьем курсе!

Вася улыбнулся, вспомнив, как Сидоров пытался замесить тесто для блинчиков, забыв про гравитационный переход. Уборщика в тот раз пришлось отправлять в мастерскую на очистку памяти и переустановку ядра, старое сгорело от негодования, поскольку камбуз в считанные секунды превратился в пещеру ксеноморфов из старого кинофильма. От окончательного выгорания робота спас только приказ завхоза не выпускать Сеню из столовой, пока вручную не отмоет помещение снизу доверху, до последнего ляпка на вентиляционной решётке.

Затевать с Петькой спор по поводу яхты Василий не стал в силу неразумности такого спора: понятно же, что внятных объяснений и даже приличных доводов нет пока ни у кого. А вот приятелю тема не давала покоя. И даже когда разговор понемногу затих, Васечкин в уме продолжал крутить и крутить версии событий, развернувшихся на месте крушения «Семи ветров». Спать он в результате так и не лёг, однако же на вахту в свой час заступил безропотно.

Сначала он пытался, подражая другу, следить за приборами. Муторное и бессмысленное это дело быстро надоело, и Васечкин, состроив солидную, крайне авторитетную физиономию старого звёздного волка, сам себе отдал приказ переходить от инструментального наблюдения к визуальному. Ответив себе же: «Есть, капитан!» – он вызвал обзор с бортовых камер и занялся любимым делом, то есть – принялся пялиться в окно.

В вид из иллюминатора Васечкин влюбился в первый же миг, как его увидел. Вот странно: тренажёры и симуляторы, которые он облазил все, что были доступны в родном городе, такого впечатления не производили. Но когда они с Петровым, только что зачисленные на подготовительный курс академии, погрузились на самый настоящий челнок и взлетели в самый настоящий космос…

Как обычно ведут себя пассажиры, заняв место у окошка? Первые минуты после снятия щитов и уменьшения перегрузок они ощущают восторг. Миллионы звёзд, быстро удаляющаяся планета, разворотный манёвр, при котором полнеба закрывает чёрная на фоне светила махина орбитальной станции…

Но через час большинство устаёт. Космос тёмный и однообразный, пейзаж за стеклом почти не меняется. Выброс протуберанца, затмение, пролёт мимо суетливых портовых причалов и яхтенных марин в точке Лагранжа – настолько редкие исключения, что ради них капитанам приходится делать специальные объявления, призывая пассажиров обратить внимание на происходящее за бортом.

Хуже, чем простые пассажиры, ведёт себя во время полёта только Петров. Романтик в глубине души, но настолько глубоко, что его не удивить ни светящейся полосой газа («Ага, вижу. Кстати, ты кислородные датчики проверил?»), ни россыпями звёзд («Ну, да, туманность Андромеды, 800 тысяч парсек. А зачем звал-то?»), ни вспышкой на солнце («Ух ты! Здоровенная! Давай фон излучения замерим, а то мало ли!»)

Васечкин был не таким. Он сразу мог претендовать на приз самого восторженного зрителя: первым прилип к иллюминатору, тыкал пальцем и кричал: «Смотри, Петров, вон звезда – смотри, взорвалась!» Через некоторое время он уже доказывал штурману, что видел НЛО, а тот до хрипа спорил, что это был блик от солнечной панели. Устав, Петька немного заскучал и предложил пилоту «слегка разогнаться, чтобы звёзды красиво растянулись». Шутки сокурсников по поводу первого Петькиного полёта еще долго его преследовали, на что Васечкин втайне как раз и рассчитывал, и нисколько не обижался.

«Космос – это тебе не про вид из окна, а про долгую дорогу!» – не раз бурчал на него Васька во время практических занятий. «Дорога в удовольствие, когда есть, на что посмотреть!» – не уставал отвечать ему Пётр.

И неизменно, куда бы не предстоял перелёт, даже когда все попутчики давно отлипли от стёкол, Васечкин всё равно продолжал пялиться, восхищаясь открывающейся за бортом красотой, поражаясь колоссальности расстояний и втайне надеясь увидеть в конце концов что-то эдакое, эпичное, доступное только глазу, а не навигационным приборам.

Так было и в этот раз. К огромному Петькиному сожалению, Конструкция Волана не предусматривала окон – в угоду безопасности, но панорамные проекторы давали достаточное качество, чтобы получать удовольствие даже от картинок с внешних камер. Он улёгся поудобнее и погрузился в размышления, куда могли бы пропасть «Семь ветров», если они действительно существуют, и как поскорее их отыскать, по возможности – не сходя с одобренного Иванычем курса.

Васька в своём компенсаторе тихо посапывал, не с кем было даже посоветоваться, если в голову приходила очередная блестящая идея. А идеи приходили роями, одна светлее и гениальнее другой. Ничего удивительного, что Васечкин в скором времени переключил общую панораму на вид прямо по курсу, погодя ещё немного – выделил и приблизил участок у края пылевого облака, а ещё через четверть часа, окончательно утвердившись в мысли, увеличил до максимально возможного три каменюки, купающиеся в струях песка и ледяного крошева.

– Волан, а Волан? – позвал он шёпотом.

– Слушаю вас, – тихо отозвался корабль.

– Посчитай, сколько времени займёт петля до зоны шесть, по улитке два. Цель – осмотр объектов 710, 711 и 736 с теневой стороны в рамках спасательной миссии.

– Шесть с половиной часов на тяге три. Но сразу предупреждаю, я откажусь ложиться на этот маршрут.

– Чего вдруг?

– Скорость частиц в пылевом облаке превышает 20 километров в секунду, корабль будет полностью разрушен в течение пятнадцати секунд.

– Ну хорошо, а если сравнять скорости?

– Переход на тягу один – приемлем, если не погружаться в облако более чем на двадцать минут. Мы потеряем защитную керамику, часть навесного оборудования и получим несколько незначительных пробоин, в целях спасения погибающих ущерб считаю допустимым.

– Сколько это займёт?

– Двадцать шесть часов.

– Да ты с ума сошёл! Нет, нужно уложиться до конца моей вахты.

– Варианты: двигаться до границы опасного участка и резко тормозить; пройти по границе участка без возможности сканировать теневую сторону астероидов; осмотреть только первый из объектов – это всё равно чуть больше времени вахты, но в целом менее восьми часов.

– Проксима ржавой кочерги на кривом реакторе…

– Что, простите?

– Ничего. Третий вариант подходит.

– Тогда я прошу разрешения разбудить курсанта Петрова.

– Это ещё зачем?

– Он предвидел ваше указание и велел мне непременно предупредить, если вы решите сменить курс.

– Э, нет. Так не пойдёт.

– Я не могу ослушаться приказа старшего офицера.

– Это Петров-то – старший офицер?

– Таков кодекс. В отсутствие более старших по званию, даже курсант во время вахты является для меня старшим офицером.

Васечкин задумался.

– Но ведь сейчас Васька спит, а вахту несу я? Значит, я – старший офицер?

– Так точно. Но поскольку прежний приказ не отменён, я…

– Я отменяю его, делов-то!

– По какой причине?

– Чего-о?

– Я обязан записать в бортовой журнал причину отмены приказа. Таков порядок.

– Тьфу ты… Ну напиши… Не знаю, напиши, к примеру, что приказ утратил актуальность в связи с необходимостью смены курса. Так годится?

Волан посчитал, что нужно, и покрутил, где требовалось, так что вскоре астероиды принялись увеличиваться в размерах. Петька даже не ощутил перемены курса, зато примерно через час заметил, насколько ближе к центру экрана стало пылевое облако. Ещё через два часа летающие булыжники можно было наблюдать без дополнительного увеличения, а ещё час спустя Волан объявил об опасно возросшем количестве пыли за бортом и запросил разрешение на манёвр синхронизации скоростей.

– Слушай, тебе что, кто-то поручал ещё и логику в моих обоснованиях проверять?

– Никак нет.

– Тогда кончай препираться и крути потихоньку правый маневровый плюс десять. Короче, сам посчитай, что нужно, и двигай до края облака, будем каменюку смотреть.

Волан посчитал, что нужно, и покрутил, где требовалось, так что вскоре астероиды принялись увеличиваться в размерах. Петька даже не ощутил перемены курса, зато примерно через час заметил, насколько ближе к центру экрана стало пылевое облако. Ещё через два часа летающие булыжники можно было наблюдать без дополнительного увеличения, а ещё час спустя Волан объявил об опасно возросшем количестве пыли за бортом и запросил разрешение на манёвр синхронизации скоростей.

К тому времени ближайший астероид занимал почти всю левую половину экрана и совсем не напоминал булыжник. Он выглядел тем, чем и являлся на самом деле: древним обломком скалы массой миллионы тонн, местами покрытой коркой льда, а в других местах – чёрными шрамами, отметинами от случившихся здесь за миллионы лет миллионов столкновений.

– Одобрено, синхронизируй. Как там обстановка, яхту не видно?

– К сожалению, нет. Но мои сканеры видят сейчас только половину объекта 710, поэтому шансы у нас по-прежнему высоки. Для гарантии нужно осмотреть мертвую зону, которая скрыта позади объекта.

– Ага, но хорошо бы при этом в пыль не сильно нырять, чтобы Иваныч нам с тобой головы потом не поотрывал.

– Об этом можете не беспокоиться. Мне он не сможет ничего оторвать ввиду отсутствия головы. А вам – потому, что моральные ограничения его ядра не позволяют наносить травмы воспитуемым.

– Ого, у кого-то юморок прорезался? Издеваешься?

– Ничуть, констатирую очевидные факты. Что касается погружений в пыль, я могу предложить три варианта, при которых заходить в опасную зону нам не придётся.

– Это как так? Нам же хочешь – не хочешь, требуется облететь камень по кругу?

– Вовсе нет. Вы забываете, что наш борт оснащен широкоугольными камерами. Угол обзора ограничен кривизной астероида, но если провести касательную линию от корабля до края объекта, то синус угла…

– Стоп! Давай без формул, хорошо?

– Хорошо. Представьте яблоко на столе. – Волан отодвитнул подальше изображение астероида, обвёл его неровным кружочком и пририсовал сверху зелёный листик. – Чтобы проверить, не червивое ли оно, не обязательно обходить яблоко по кругу, достаточно наклониться и посмотреть с нескольких точек.

Напротив яблока появилось такое же схематичное изображение глаза, из которого выдвинулся широкий треугольник, обозначавший, должно быть, поле зрения. Волан для наглядности подвигал «глаз» из стороны в сторону, показывая, как смещение сдвигает линию горизонта на «яблоке».

– Ах ты ж, блин, точно! – Вскричал Васечкин. – Дошло! Гипотенуза! Если близко к ябл… тьфу ты, к астероиду не подлетать, мы можем разглядеть его, выдвинувшись… А на сколько надо-то? На половину радиуса?

– Чуть меньше. Корень из двух минус единица…

– Я понял, понял! Процентов сорок там должно получиться, да? Плюс-минус?

– Сорок один процент, если без плюсов и минусов. – Волан настырно дорисовал формулу и привёл всю цепочку расчётов. – Так мы сможем увидеть половину тыльной стороны. Затем включаем реверс, выныриваем из пыли и повторяем маневр по другую сторону, тогда не осмотренных зон не останется.

– Зачем реверс? Можно же проще? Облететь по дуге, не возвращаясь?

– Конечно. Но так мы больше времени проведем в непосредственной близости от опасной пылевой зоны. С точки зрения безопасности я бы предложил облёт с трёх точек, зато не глубже 30% радиуса.

– А сколько мы на этом времени и горючего потеряем, ты подумал?

– Разумеется. Дуговой облёт будет самым экономным вариантом. Но более опасным.

Петька раздумывал всего секунду.

– Нет, ты знаешь, в нашем случае лучше сэкономить. Вдруг яхты там не окажется, а у нас маршевая смесь на исходе, чтобы продолжать поиски? Или прилетим, а у этого Дениса Колайды кислород кончился, пока мы туда-сюда крейсировали? Время надо беречь! Строй маршрут по дуге!

Говоря про время, в мыслях Васечкин ещё отметил, что с минуты на минуту может проснуться Петров. Вслух не стал произносить, чтобы не подталкивать Волан к ненужным выводам, однако тот словно подслушал. Развернув корабль в нужную сторону и придав ускорение, напомнил:

– Вахта курсанта Петрова начинается через пятнадцать минут. Предлагаю разбудить, чтобы он успел привести себя в порядок и войти в курс дела.

– Да отстань ты от человека, чего привязался? – недовольно буркнул Васечкин.

– У вас график, а вы и так не спали в свою очередь. Это чревато ошибками в пилотировании и другими неверными решениями.

– Ты нудишь, как наш Генералиссимус. Добавь ещё: «Сон и питание – основы летания!»

– Не буду. Но отмечу, что в этом Кирилл Петрович совершенно прав.

– Короче, ты в прошлую смену разрешил Ваське разбудить меня на целый час позже, верно?

– Тогда были совершенно иные обстоятельства.

– Обсмеятельства! Васька должен мне час сна, вот и пусть спит. Давай, не отвлекайся, тебе сейчас все ресурсы нужны, чтобы за пылью следить! Мы уже к границе облака подходим!

Волан счёл доводы вескими и замолк, углубившись в анализ радаров и корректировку тяги в маневровых двигателях. Но поспать лишний час Петрову было всё равно не суждено, ровно через пятнадцать минут в его персокоме запиликал будильник. Васечкин досадливо тьфукнул.

– Всем привет! – сказал напарник, зевая. – Что у нас, как обстановка?

На малой тяге компенсатор не сковывал его движений, курсант сел, потягиваясь, и только тут понял, что дело не чисто.

– Что за?.. – он выпучил глаза на панель, где в потоках искрящихся льдинок лениво плыл астероид 710. – Петька, ты просто скотина. Ты хоть понимаешь, какая ты скотина?! Я ведь тебя сейчас просто удавлю!

– Удавишь, удавишь, – как-то слишком уж спокойно согласился Васечкин. – Давай только не прямо сейчас, ладно? А то у нас сейчас тут вон чего!

Петров посмотрел, куда указывал палец напарника. Там из-за края астероида медленно выползала неровная восьмигранная пирамида, раскрашенная полосами всех цветов радуги. Ближе к узкой стороне полосы сливались в многолучевую белую звезду – символ спортивной команды «Семь ветров».

Васька тихо ругнулся. Он относился к порученной миссии совершенно не так, как его извечный напарник и неразлучный друг. Большую часть полёта он размышлял не о предстоящих приключениях и не о неминуемой последующей славе, а о том, что случится, если у Волана не хватит возможностей провести эвакуацию.

Даже если путешествие – действительно, всего лишь проверка, устроенная Иванычем, то следующим условием задачи может стать, например, шлюз, заклинивший при взрыве. И вот тут пойдут прахом все старания. Потому что во время инструктажа им несколько раз предлагали время на подготовку, но Васечкину непременно надо было лететь немедленно, прямо сразу, не забегая даже в каюту за личными вещами. Он не соизволил обдумать как следует план полёта и составить список необходимых вещей.

Что в итоге? У них нет с собой ни складной гермотрубы для аварийной ручной стыковки, ни сварочного оборудования для вскрытия обшивки. В общем, задание со шлюзом они непременно провалят. А этот… Васечкин от таких важнейших вопросов отмахивается, будто от мух летом у себя в деревне. В мечтах он, небось, уже лихо взял яхту на абордаж, непременно встретив там шайку космических пиратов и доблестно их победив.

Чуть ли не силой отобрав у него управление Воланом, Петров приказал кораблю прекратить маневрирование и сохранять безопасный курс, пока Иваныч не получит подробный доклад и не санкционирует сближение с «Семью ветрами». Петька заныл в своём репертуаре, что, мол, друг называется, просто перестраховщик, а там небось человек гибнет, и сейчас всё из-за тебя профукаем – ну вот в таком духе.

Он не прекращал гундеть, пока Васька не сжалился, поручив ему лично проверить составленный Воланом отчёт и дописать туда от себя, что захочет. Петрову это давало лишние пару минут подумать, Васечкину закрывало хоть ненадолго рот, а отчёт… Иваныч всё равно умеет отделять факты от романтической бравады, он разберётся в ситуации, что бы там Петька не насочинял.

В ожидании обратной связи Петров изучал состояние «Семи ветров», насколько это можно было сделать с расстояния в несколько сотен километров, используя скромные возможности Волана.

– Насколько он стабилен относительно объекта 710?

– Почти неподвижен, – доложил Волан. – Если линейное смещение и есть, то в пределах погрешности.

– Какой ещё погрешности? Ты что, не можешь сравнить изображения с камер и увидеть, есть ли изменения со временем?

– Могу. Изменения есть. Потому что астероид вращается, яхта вращается, мы движемся вперёд, поток пыли вокруг астероида и яхты тоже движется. А линейное смещение – в пределах погрешности, для точного анализа слишком много бликов и теней.

– Понятно… – Петрову даже захотелось извиниться за грубый тон. – А что радар?

– Астероид 710 относится к классу М, больше половины его массы – это никель и железо. Так что на радаре я сейчас вижу здоровенную светящуюся кляксу. Впрочем, всё облако позади яхты содержит не менее десяти процентов металлов, от кальция до золота. Адекватно оценить мешанину, которую я получаю с радара, вероятно, не сможет даже Иваныч.

– Плохо. Не хотелось бы вслепую туда соваться. Скорость вращения яхты можешь хотя бы прикинуть?

– Уже прикинул. Есть вращение по всем трём осям. Крен два градуса в секунду, тангаж один и восемь, рысканье три.

– Понятно. Ладно, хоть что-то хорошее.

– Что же тут хорошего? – удивился Васечкин, который уже закончил пересылку рапорта и теперь снова маялся от нетерпения. – Яхта, выходит, не только крутится, но и из стороны в сторону болтается?

– Хорошо, – обернулся Петров, – что мы по твоей милости не стали аварийный шлюз грузить. От него здесь было бы столько же толку, как от тебя – благоразумия.

– Согласен, – поддакнул Волан, – Автоматическая стыковка в таких условиях недопустима, потому что смертельно опасна.

Васечкин скорчил недовольную гримасу, открыл справочную панель и полез перепроверять.

– Так, и где невозможно-то? Вот же, пожалуйста, 85-й год, орбитальная станция после аварии, нестабильное движение. Спасательная партия пристыковалась же? Пристыковалась!

– Возражаю! – воскликнул Волан. – Стыковка удалась с третьей попытки при высокой угрозе разрушить всю шлюзовую систему! Там ситуация была безвыходная, а экипаж состоял из опытных обученных космонавтов, не курсантов без формального допуска к пилотированию!

– Зато с того времени сколько лет прошло! Они вручную стыковались, у них и технологий таких не было, а у нас ты есть!

– Да брось, Петь! Вот смотри, – друг вывел на общий обзор виртуальную модель «Семи ветров» и мазнул пальцем по корме, заставив яхту «крутиться и болтаться». – Сколько займёт схождение с таким судном, чтобы при стыковке шлюз не вырвало с мясом?

– Около шести часов, – подсказал Волан. – Придётся подгонять курс сразу всеми маневровыми двигателями на коротких импульсах. Выравнивание в трёх плоскостях – очень сложный манёвр!

– Ты же помнишь расчеты Иваныча, в пылевой струе Волан столько времени не протянет.

– Ну ладно, – сразу же сдался Васечкин. – Всё равно ведь нету трубы с собой, о чём тогда спор? Давайте думать, как выкручиваться!

– А выкручиваться… – начал Петров, но Волан перебил его.

– Входящее сообщение!

– Из академии? Выводи! – хором потребовали мальчишки.

Выскочившее на панель изображение Иваныча выглядело встревоженным и каким-то даже усталым.

– Привет, звёздные! Как вы там? – профессор усмехнулся и поднял руку, – Можете не отвечать, у связи с вами такие перебои, только время зря потеряем. Это всё пыль, ни эфир через неё не проходит, ни даже лучевая передача. Чем глубже вы погружаетесь, тем хуже контакт, так что слушайте внимательно!

Картинка уменьшилась и растворилась, на передний план вылезла панорама искрящихся ледяными бликами окрестностей. Затем с неё пропали и блики, и дальние объекты, и отдельные камни – всё, что мешало бы воспринимать схему предстоящей операции. От носа Волана в сторону «Семи ветров» протянулась линия оптимальной, по мнению Иваныча, траектории сближения.

– Мимо вас несется разнородный поток, от пяти до ста частиц на кубический сантиметр. Размеры – от пылинок до мелкого гравия, средняя скорость – полтора километра в секунду. На Волане каждый камушек будет ощущаться, как удар пудовой кувалдой, с теми же последствиями для обшивки. Единственная ваша возможность сблизиться с яхтой, не развалившись при этом, заключается в сближении с астероидом 710.

Изображение придвинулось, демонстрируя щербатую красную поверхность. Крохотная конусообразная фигурка изобразила на этом фоне будущую позицию Волана.

– Используйте его как щит, двигайтесь как можно ближе. А добравшись до яхты, займите позицию между ней и астероидом, так вы будете прикрыты сразу с двух сторон. На этой позиции вы сможете около двух часов находиться в относительной безопасности.

Картинка развернулась, показав в боковой проекции, как именно нужно встать.

– Судя по тому, что навигационные огни на палубах не горят, – продолжил Иваныч, – яхта обесточена. Будьте готовы, что внутри нет ни света, ни вентиляции, ни обогрева. Поэтому никаких попыток стыковки! Ваша задача – найти капитана Колайду, а не самим потеряться, поняли?

Следующий кадр показал внутреннее устройство яхты, планировку помещений.

– В вашем распоряжении пристяжные дроны, тепловизор, сканер радиочастот. Если капитан там и его персональный коммуникатор ещё не разрядился, вы можете даже попробовать ему позвонить. Вызывайте на связь, заглядывайте в иллюминаторы, в общем – проявите фантазию. Главное, из Волана не вылезайте.

Петька даже не успел открыть рта, как Иваныч повысил голос:

– Курсант Васечкин, ат-тставить пререкания! Запрещаю покидать корабль! Исключение только одно: если пострадавший не может перебраться в Волан ни самостоятельно, ни с помощью дронов. По завершении осмотра приказываю немедленно покинуть опасную зону. Кстати, крейсер к вам уже выдвинулся, даже на час раньше обещанного!

Лицо Иваныча выросло на всю стену, взгляд стал напряжённым, зрачки сузились, словно профессор хотел напоследок заглянуть воспитанникам прямо в душу.

– Ребята, я знаю, что вам претит мой утилитаризм. Вы никогда не согласитесь, что жизнь одного человека не стоит риска жизнями двух других. Я вряд ли смогу вас переубедить, но могу по крайней мере напомнить, что мы не знаем даже, находился ли капитан «Семи ветров» на этой половине яхты. Не знаем, жив ли он, а пока не узнаем – никакой риск с вашей стороны не может считаться оправданным. Действуйте, но действуйте крайне осторожно!

Запись закончилась и панель связи исчезла, теперь большую часть потолка снова занимало звёздное небо, грязная красно-бурая громадина объекта 710 и пёстрая корма «Семи ветров», медленно уползавшая за горизонт по мере того, как Волан сближался с астероидом. В кабине повисла напряжённая тишина, и Васька даже дышать старался помедленнее, чтобы не нарушить её раньше времени, не спугнуть из мыслей что-нибудь важное, что-то такое, из-за чего потом вся миссия может пойти насмарку.

Но только он поймал нужный настрой, Петька, даже не складывая кресло в дежурный режим, ногой подцепил пульт, подтянул к себе поближе и возопил:

– Эй, чего сидим? Мне что ли за вас рулить?

– Блин, Васечкин! – напарник мгновенно ухватил свой штурвал и зажал обе клавиши готовности, заблокировав управление на втором устройстве. – Рассинхрон тебе на ядра! Охладителя в скафандр!

– Да не бойся, не бойся! – захохотал Петька и показал ладони, – Твоя сейчас вахта! Вот и не сиди пнём, задай корректуру!

В общем-то, он был сейчас совершенно прав. Струи пыли становились с каждой минутой плотнее и опаснее, стоило без промедления перейти на новый курс, присланный из академии. Сердиться стоило не тому, что Васечкин сделал, а разве что его манере, как всегда не соответствующей серьезности положения.

Петров подтвердил Волану выбор нового маршрута и разрешил управление двигателями. Проследил, как серия коротких полусекундных импульсов плавно сдвинула изображение на экране. Потом не удержался, пробурчал:

– У меня ощущение, что ты вообще не слушал, о чём сейчас Иваныч говорил.

– Я-то как раз слушал! И я услышал, в отличие от тебя, самое главное!

– Ну и что же, по-твоему, было самым главным?

– Я так и знал, что ты внимания не обратишь! – друг улыбнулся своей коронной широкоглазой обезоруживающей улыбкой, которая всегда сбивала с Петрова сердитость и недоверие, заставляла раз за разом идти на поводу у этого балбеса. – Главным было, как он к нам обратился!

– В смысле? – растерялся Петров. – Как он обратился?

– Эх ты, а ещё вахтенный! Иваныч назвал нас звёздными!

Крошечный Волан завис, балансируя между астероидом и обломком яхты, словно древняя деревянная галера между Сциллой и Харибдой. Чудовище в ста метрах правее грозило растереть хрупкий челнок о массу обледенелого камня, чудовище в ста метрах левее желало ударить незваных гостей оплавленной бочиной, вытолкнуть под струи убийственного крошева, проносящегося мимо со скоростью картечи. Только искусство автопилота позволяло кораблю сохранять равновесие и держаться в безопасной зоне.

– Ох, не нравится мне это. Хоть тресни, не нравится!

Петров перелистывал изображения с разных камер, временами переключался на общий обзор. Яхта, издалека казавшаяся солидным, ярким, всё ещё полным жизни корабликом, вблизи представляла совершенно жалкое зрелище. Весёлая радужная раскраска оказалась матовой, а местами уже была содрана целыми полосами, словно по борту прошлась шлифовальная машинка. Увеличение показывало, что матовость эта не ровная, обшивка сплошь покрыта царапинами и выбоинами сантиметровой глубины. Иногда над выбоинами торчали бугорки серого льда, запечатавшего сквозные пробоины. Ледяные грязные корки наросли в нишах, на стыках узлов, по краям иллюминаторных щитов и люков. Места крепления сенсоров, антенн, габаритных огней и прочих внешних агрегатов угадывались по отдельным измочаленным обломкам, почти всё навесное оборудование перемололо и унесло в бесконечность.

– Что же конкретно вам, Васисуалий, так сильно не нравится? – ёрничал Петька. – Нормальный кораблик. В ремсервисе нашем, который через дорогу был, помнишь? Там бы его подшпаклевали, покрасили и продали как новый.

– Там бы да, – хмыкнул Петров. – Туда можно было что угодно на металлолом сдать. Хотя… Этот бы у нас точно не взяли, кому он нужен без двигателя?

– Ну подумаешь, двигатель! Зато вон шлюз, гляди, цел, муха не сидела!

Пассажирский шлюзовой модуль в носовой части и вправду казался невредимым. Петров подумал, какой из дронов сейчас ближе всего, вызвал нужную панель и развернул увеличенное изображение. Покачал головой, обнаружив, что вдоль кромки люк покрыт слоем грязи в ладонь толщиной.

– Подтравливает твой шлюз атмоферу! Гляди, сколько намёрзло! Неплотно закрыт или при взрыве перекосило.

– Ой, ну не покупай тогда, раз умный такой! – Васечкин довольно похоже спародировал знакомого механика. – Иди, другой себе поищи! Не нравится ему…

Петька, если нервничал, всегда начинал разыгрывать какой-нибудь спектакль, нести бессмысленную, но забавную околесицу. Для Петрова, который переносил стрессовые ситуации не в пример тяжелее, такая болтовня была громоотводом, через который спускалось напряжение и прояснялся разум.

– Не нравится мне, Петруччо, – сказал он в тон приятелю, – Как странно срезана корма. Вот она сейчас в кадр шестого дрона попадёт, ты погляди. Видишь? Будто ножом отсекли. И подпалины через каждую пару метров, словно из мортиры очередью лупили.

– Ну-у-у, уж это ты загнул! Если бы поблизости кто-нибудь мортиру расчехлил, на разряд все наблюдательные станции давно уже свои локаторы распушили. И сюда не только крейсер, а половина дежурного флота со всей системы слетелась. А ты говоришь – очередью!

– Верно, не может это быть мортира. Но такой срез… Волан, а ты можешь предположить, чем нанесены повреждения?

– Не могу, – признался корабль с сожалением, – В моем ядре для архива сравнительных снимков не нашлось места. Могу запросить в информатории, но только позже, когда мне эта ржавая глыба перестанет перекрывать связь.

Васечкин на своей половине стены высветил новую панель с информацией и сообщил:

– Кстати, о связи! На корабле есть источники электромагнитного излучения. Двенадцать штук как минимум. Так что яхта не обесточена, это факт. И какая-то техника внутри работает.

– Какая?

– Без понятия! Помехи и помехи, как их отличить? Может быть навигатор, а может и медицинская капсула. Или еду в микроволновке разогревают… Но это точно не персоком Калайды, он отключен, дозвониться не удалось.

– По корпусу гуляют такие разряды статического напряжения, что я сомневаюсь в возможности дозвониться даже на включенный персоком, – отметил Волан. – Кстати, мы только что потеряли ещё один дрон из-за этого. Осталось шесть.

Петров только поцокал языком, когда в подтверждение этих слов на одной из панелей с его стороны изображение вспыхнуло голубым и погасло. Четвертый пустой квадрат всего за четверть часа.

– Так мы скоро вообще ослепнем. Волан, дай команду им всем не приближаться к борту ближе трёх метров. И надо ускориться. Петь, а тепловизор что показывает?

– Вот, как раз смотрю. Есть сигнатуры. Похоже, что система жизнеобеспечения тоже работает, внутри корабля тепло!