Читать онлайн Первоуральск: страницы истории бесплатно

О КНИГЕ

УДК 908

ББК 63.3(2)-2

А39

А39 Акифьева Н.В.

ПЕРВОУРАЛЬСК: страницы истории. 2025.: илл.

Научное издание

По образованию я историк (УрГУ). По профессиональной компетенции – специалист по истории России. По опыту работы – преподаватель, доцент УПИ/УГТУ/УрФУ. Кандидат исторических наук (аспирантура ИЭ УНЦ АН СССР). Автор серии историко-краеведческих книг (11 монографий) о прошлом Урала. Моя новая книга – об исторических, культурных и географических особенностях Первоуральского городского округа. Иногда я отвлекаюсь, но дальше Урала не ухожу.

Электронная книга «Первоуральск: страницы истории» представляет собой сборник оригинальных статей, опубликованных автором в российских печатных СМИ, на сайте pervouralsk.ru, в LiveJournal и не вошедших (или частично вошедших) в ранее изданные печатные монографии автора.

Книга рассчитана на широкий круг читателей и будет полезна научным работникам, преподавателям вузов, студентам, учащимся общеобразовательных школ, краеведам и всем, кто интересуется историей Урала.

Н. В. Акифьева, 2025

БИЛИМБАЕВСКИЕ ВСТРЕЧИ ГРАФА СТРОГАНОВА

Среди многочисленных представителей замечательного рода Строгановых последний граф, Сергей Александрович Строганов известен, пожалуй, меньше других. Он не отправлял Ермака покорять Сибирь, не бился с врагом на Бородинском поле, не возводил великолепный Казанский собор и не учреждал знаменитое Строгановское училище.

Выйти на историческую сцену из-за спины таких знаменитых предков ой как не просто. Впрочем, бледной тенью своих пращуров последний мужчина из клана Строгановых тоже не был.

Скупые строки биографии: Сергей Александрович Строганов родился 9 января 1852 года. В 12 лет потерял отца и находился под сильным влиянием своего деда Сергея Григорьевича Строганова. Закончил Санкт-Петербургский университет и Морской корпус. В 1876 году совершил длительный учебный поход на собственной паровой яхте «Заря» к берегам Америки. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов командовал одним из двух своих собственных миноносных катеров «Авось». За военные заслуги был награждён Георгиевским крестом. После окончания войны передал катера в дар Черноморскому флоту.

Наследство, полученное Сергеем Александровичем от деда, представляло собой хорошо отлаженное хозяйство. Только на Урале ему принадлежало семь заводов: Билимбаевский, Добрянский, Очерский, Кувинский, Кыновский, Павловский, Софийский. В 1891 году он покупает Уткинский завод А.П. Демидова, входивший в ранее распавшийся Суксунский горный округ, и увеличивает горнозаводской сектор своей империи до восьми заводов. «Екатеринбургская неделя» тогда писала: «Мастеровые бесконечно рады, что завод перешел в руки одного из капитальнейших уральских заводовладельцев и что все будут с работой и хлебом».

В июне 1904 года, когда на Балтийском море формировалась 2-я эскадра Тихоокеанского флота, Сергей Александрович обратился в Главный Морской штаб и выразил желание пожертвовать 1,5 миллиона рублей на приобретение «вполне оборудованного» судна. После согласования с контр-адмиралом З.П. Рожественским было решено, что это будет «специальный воздухоплавательный разведчик» (корабль – носитель аэростатов). Через месяц Строганов приобретает за 920716 рублей трансатлантический пассажирский пароход Северогерманского Ллойда «Лан» (Lahn). Его переоборудование осуществлялось в Бремерхафене на верфи одной из немецких фирм. 1 ноября 1904 года «Lahn» прибыл в Либаву (Лиепаю). В этот же день Николай II в соответствии с пожеланием дарителя дал кораблю имя «Русь».

Граф любил охоту, принимал активное участие в деятельности Общества поощрения полевых достоинств охотничьих собак, наряду с великим князем Николаем Николаевичем младшим, князем П.П. Голицыным и князем Б.А. Васильчиковым был организатором и издателем журнала «Охота». Основал ныне существующий Терский конный завод.

Первый раз Сергей Александрович женился в 1882 году на своей троюродной сестре, двадцатилетней фрейлине Высочайшего двора, княжне Евгении Александровне Васильчиковой. Однако счастливый брак был недолгим, через два с половиной года молодая супруга скончалась. Об этой романтически-трагичной любви и ежедневных розах на могиле Евгении в селе Выбить Старорусского уезда Новгородской губернии до сих пор ходят легенды.

Ранняя смерть жены заставила графа покинуть семейную усадьбу, а в 1907 году яхта «Заря» навсегда увезла его и из России. Умер он 18 апреля 1923 года во Франции в городке Эзе (Eze), похоронен на кладбище Кокад (Caucade) в Ницце. Вторая жена Сергея Александровича Роза Ангелина Генриетта Левьез (Rose Angeline Henriette Levieuze), умершая в 1960 году, похоронена рядом с мужем.

Вот, пожалуй, и все, что известно нам о последнем графе Строганове. К сожалению, эта сухая информация мало что говорит о его характере, пристрастиях, чувствах и желаниях, о тех качествах, что составляет сущность любого человека. И поэтому так ценны для нас любые свидетельства современников: рассказы, записки, воспоминания. Бывает так, ищешь в центральных архивах, областных музеях и библиотеках, а редкие документы оказываются совсем рядом, в твоем городе.

Наше знакомство с Маргаритой Николаевной Удовихиной вначале не предвещало никаких открытий, но только до той поры, пока она не достала большую канцелярскую тетрадь воспоминаний своего прадеда, окружного лесничего Билимбаевского округа Фёдора Васильевича Гилева. И там, среди сотни листов, исписанных старческим, но четким почерком, нашлось несколько страниц, повествующих о встречах автора с Сергеем Александровичем Строгановым.

Федор Васильевич Гилев, окружной билимбаевский лесничий, 1904 г. Фото из семейного архива М.Н. Удовихиной

Первая встреча графа Строганова и окружного лесничего Гилева произошла летом 1882 года. «Мне пришлось встречать графа на железнодорожной станции Тарасково, что находилась в 27 верстах от Билимбаевского завода, – вспоминал Федор Васильевич Гилев. Здесь я ему представился и сопроводил верхом до Билимбаевского завода, едучи рядом с его экипажем. Граф тогда был холостой, и его сопровождали три спутника. Приезжие живо интересовались подробностями, а я давал объяснения. Среди прочего, предупредил, что недалеко от дороги находится большой Чернореченский рудник. Граф пожелал заехать туда и даже спускался в шахту.

Сергей Александрович часто ездил верхом, а управляющий и спутники, сопровождали его в экипаже, поэтому мы иногда оставались вдвоем, – писал Гилев. Он расспрашивал меня о моем семействе, об отце и братьях. Один на один он был совсем другой человек, не тот, что при людях.

На другой день граф со свитой поехал на Караульную гору. На горе все любовались ландшафтом. С вершины как на ладони были видны три завода – Билимбаевский, Шайтанский и Ревдинский. Я угощал Сергея Александровича чаем, заваренным не в чайнике, а в ковше, так как чайник забыли. Чтобы не падали чаинки в стакан я прикрывал ковш салфеткой. Граф заметил это и сказал, что не надо чай пропускать через салфетку, пускай лучше чайная трава попадает в стаканы. Еще он заметил, что на вершине горы нет ни шалаша, ни скамейки, и усталому туристу негде укрыться от дождя и ветра.

Обратно в Билимбай возвращались по Чусовой в большой лодке с четырьмя гребцами. Замечаю, что сидя в лодке, граф то открывает, то сразу закрывает свой портсигар за отсутствием там папирос. Видимо ему захотелось курить, но никто из спутников не обратил на это внимание. Достаю свой портсигар и предлагаю графу папиросу, оговорившись, что табак неважный. Он поблагодарил меня и спросил позволения взять пять штук. Тут все стали предлагать графу папиросы, но он отказался.

Река понравилась графу, и он задумал совершить по ней путешествие, повторяющее путь заводских караванов – от Билимбаевского завода до пристани в Добрянске. Но так как дело происходило не весной, а летом, то специально для этой цели на пристани построили полубарок с несколькими каютами, точную копию чусовской барки, только уменьшенного размера. «Граф пожелал, чтобы я поехал с ним на барке, – продолжал свой рассказ Гилев, – но в тот день у нас в даче, около деревни Таватуй, случился большой пожар, где мое присутствие было необходимо. Так я умчался на пожар, а с графом поехал управляющий».

В 1884 году граф снова приехал в Билимбай, но на этот раз уже с молодой женой Евгенией Александровной, урожденной княжной Васильчиковой. Их сопровождали главный управляющий графа Бардманцев и дядя жены, князь Васильчиков

«Опять я встречал графа на вокзале, – писал Фёдор Васильевич. Граф представил меня графине, сказав при этом: «Я уже говорил тебе о нем». К вечеру граф послал за мной, так как пожелал побывать у нас на шишкосушилке. Однако ее устройством интересовался не столько граф, сколько графиня. На другой день вызывают меня опять к графу. Оказывается, графиня узнала об искусственном лесоразведении и пожелала осмотреть питомник. Поехали мы с ней в пролетке вдвоем. Трава сырая после дождя, а графиня без калош. Я предупредил, что недолго и простудиться, а она мне ответила, что она умеет закаливаться и простуды не боится.

Тем же вечером граф опять позвал меня к себе. Пригласил сесть и ознакомить его с особенностями лотового сплава. Я рассказал об особенностях сплава на лотах и устройстве такой барки, а за одним описал картину гибели барок, разбившихся на моих глазах у камня Косого. Рассказал и о том, с какой самоотверженностью спасал барку и людей помощник лоцмана В. Черепанов. Граф спросил меня, как наградили Черепанова. Я на это ответил, что представил его к награде в 25 рублей, а заводоуправление дало только 3 рубля. Выслушав, граф сказал: «Хорошо, что Вы рассказали мне об этом, оставлять такой случай без внимания не следует». Во время моего доклада, в кабинет, играя со своей собачкой, несколько раз вбегала графиня, и мне показалось, что мой рассказ интересовал ее больше, чем игра.

Вскоре приглашает меня управляющий и говорит, что графиня желает приготовить какое-то кушанье из свежей рыбы, раков и грибов и, что он, управляющий, отказался доставить все продукты в столь короткий срок. На этот разговор вышла графиня и говорит: «Да, да Федор Васильевич, на Вас вся надежда. Петр Яковлевич отказался, может, Вы все заготовите? Мне, – говорит, – хочется сделать сюрприз Сергею». Я сказал ей, что постараюсь, но обещать не буду.

Командировал одного смотрителя за раками на реку Утку, верст 20 от нашего завода и дал ему свой бредень. Второму смотрителю вручил невод и послал на Билимбаевский пруд за рыбой. Бригаду лесных рабочих из пяти человек послал на Горновой камень за 18 верст за красными грибами. Дал задание и распорядился всем вернуться к 12 часам следующего дня. На мое счастье нашлось все, что требовалось. Раков привезли штук 200 и сразу отправили на кухню. Спустя немного времени смотритель Стряпухин принес 20 фунтов (8 кг) живых окуней, каждый на 6 вершков (25 см.). Еще чуть позже влетают в ограду рабочие верхом на лошадях с полными корзинами грибов. И все это в восторге принимает довольная графиня.

На другой день граф пригласил меня опять и сказал, что хочет показать графине Караульную гору и что отъезд через час. Я отдал распоряжение о подаче лошадей, а лесного смотрителя Дылдина отправил к управляющему за самоваром, посудой, чаем, сахаром, хлебом и за бочонком с водой». Приехали на гору, а там стоит берестяной шалаш и диван, обделанный берестой. Граф удивился и заметил, что раньше его здесь не было. «А я отвечаю, – вспоминал Федор Васильевич, – Ваше Сиятельство в тот раз намекнули, вот я и устроил в надежде, что приедет графиня и посидит. А Евгения Александровна и говорит: «Вот я приехала и посижу».

Граф с Бардманцевым пошли в лес за рябчиками, меня оставили с графиней и старым князем устраивать чаепитие, так как я похвастал, что скоро привезут самовар. Старик Васильчиков пошел гулять по скалам. А графиня стала расспрашивать меня. Спросила сколько мне лет? Я сказал – тридцать пять. Тут она и говорит: «У, какой Вы старик». Я говорю, что это я годами стар, а духом бодр. «Да, да – это видно, видно, – вскричала она. Вы почти ровесник моему мужу».

Чаем то я похвастался, а его-то как раз и не привезли. Ни камердинер графа, ни управительница ничего не дали, заявив, что никаких поручений от графа они не получали. Услышал это я от Дылдина и иду сконфуженный к шалашу. Графиня видит меня и спрашивает, отчего я такой кручинный? Я объясняю, в чем дело. Она говорит: «Очень плохо». Тут я подаю ей дыню из своего сада, присланную женой и говорю, что не заменит дыня чай. Графиня обрадовалась, разрезала дыню, отделив немного себе и мне. Пришел граф, видит, что самовара нет, и интересуется где чай. Графиня по-французски что-то ему пояснила. Граф улыбнулся, посмотрел на меня, покачал головой и взял дыню.

Перед отъездом из Билимбая позвал меня граф, отдал 25 рублей и письменную благодарность для передачи лоцману Черепанову, сказав управляющему, чтобы Черепанова повысили по службе. Я проводил экипаж до границы с Шайтанской дачей, где Их Сиятельства любезно со мной распрощались, я, в свою очередь, раскланялся и вернулся в Билимбай».

После отъезда Строгановых служащие Билимбаевского завода надумали сделать подарок Евгении Александровне. Решили, что это будет шкатулка для перчаток, изготовленная из уральских камней. Заказать шкатулку или купить готовую было поручено Федору Васильевичу Гилеву. «Я нашел отличную шкатулку, сверху отделанную серебром, а внутри атласом, – писал Гилев, спустя сорок лет. Затем долго сочиняли адрес, собирали депутацию (лесничий Ф.В. Гилев, техник Н.А. Тунев и кассир Субботин) и, наконец, поехали. Пришли в графский дом, а графиня сконфузилась и не хотела нас принимать. Но узнав, что среди депутатов нахожусь я, решила выйти. Я сказал, что требовалось в данном случае, и передал шкатулку Ее Сиятельству. Она была в восторге от подарка, просила передать служащим, что она очень признательна и постарается бывать у нас чаще, так как в Билимбае ей очень понравилось.

Через некоторое время узнаем, что графиня скончалась. А граф в Билимбай больше не приезжал. Бывало даже несколько месяцев жил в Кувинском заводе, а к нам не заехал – слишком многое здесь напоминало ему о графине».

Источник: Нина Акифьева, журнал ВЕСИ. 2011. № 4. С. 19-22.

ДОЧЬ ПИКОВОЙ ДАМЫ

Владелица Билимбаевского завода и крупнейшей в России Пермской латифундии графиня Софья Владимировна Строганова родилась 11 ноября 1775 года в семье князя Владимира Борисовича Голицына и княгини Натальи Петровны (Чернышевой).

Наталья Петровна Голицына – прообраз знаменитой пушкинской «Пиковой дамы» – женщина-легенда, прожила на свете почти сто лет и пережила шесть царствований. Софья Владимировна была ее любимой дочерью. Молодая княжна часто путешествовала с матерью, много времени проводила в европейских странах, где и получила разностороннее светское образование.

По свидетельству современников, Софья Владимировна «по своей простоте и необыкновенным качествам ума и сердца, а также верному пониманию блага Отечества являлась идеалом чисто русской женщины».

В 1794 году молодая княжна выходит замуж за графа П.А. Строганова. Павел Александрович был заметной личностью. В революционном Париже молодой аристократ под именем графа Очера проникся либеральными идеями, а после возвращения в Россию сблизился с наследником престола великим князем Александром Павловичем и вошел в круг его ближайших друзей. Павел Александрович Строганов принимал участие в военных компаниях против Франции, Швеции, Турции был героем Отечественной войны 1812 года – его дивизия покрыла себя славой в сражении при Бородино (один из эпизодов того времени изображен на картине М. Грекова «Дивизия Строганова в боях на Старой Смоленской дороге»).

Софья Владимировна и Павел Александрович были счастливы в браке. За годы совместной жизни у них родились четыре дочери и сын-наследник. Однако им пришлось пережить страшную трагедию, когда единственный сын, привлеченный отцом на военную службу, был убит в сражении под Краоном. В одной из строф VI главы «Евгения Онегина» (не вошедшей в окончательный текст романа) А.С. Пушкин воспел П.А. Строганова и его единственного сына 19-летнего Александра Павловича, погибшего почти на глазах у родителя:

Поэт не оставил без внимания и великосветский скандал 1829 года – побег дочери Софьи Владимировны Строгановой Ольги с графом Феpзеном. Побег, вызвавший гнев царя и окончившийся военным судом, послужил сюжетом знаменитой повести «Метель».

Сказанное выше, дает некоторое представление о незаурядности графини Строгановой, но характеризует лишь светскую сторону ее жизни. Нам же интересна другая и менее известная грань ее деятельности – административно-хозяйственная.

После смерти мужа громадным имением в Пермской губернии Софья Владимировна управляла почти двадцать восемь лет. Современники характеризовали ее так: «Женщина необыкновенного ума, соединенного с широким образованием и любвеобильным сердцем, она ставила выше всего благосостояние своих крепостных людей, являя в тоже время в высшей степени замечательные административные и хозяйственные способности». Ф.А. Волегов писал, что важнейшей обязанностью своих управляющих она считала «заботу о благосостоянии вверенных им крепостных людей и уже затем о доходах с имения».

Жан Лоран Монье. Софья Владимировна Строганова, 1808. Государственный Русский музей

Взаимоотношения с подданными внутри Строгановского имения разительно отличались от уклада большинства крепостных хозяйств Российской империи. Считая, что главные доходы ее крестьян должны происходить от земли, она «переводит оброчную подать с ревизских душ на землю и стремится к тому, чтобы оброк с земли не был отяготителен». При этом учитывалось не только количество, но и качество земли, которая делилась на три разряда – лучшую, среднюю и худшую. Оброк с лучшей земли был выше, чем со средней, а за землю среднего качества платили больше, чем за худшую. Интересны предложения графини об устройстве в своем имении примерных хозяйств и ферм, которые были призваны показать крестьянам «как следует вести хозяйство, и распространять среди них наиболее полезные растения».

В то время, когда в России большинство имений представляли собой феодально-крепостнические хозяйства с соответствующим уровнем взаимоотношений, в имении Строгановой существовали: трудовое законодательство, судебный устав, взаимное страхование от огня, страхование скота, крестьянская «ссудная касса», относительно благоустроенные школы и госпитали.

И что замечательно – графиня сумела достигнуть таких результатов «без пособия немцев-управителей» – вся администрация ее имения состояла из местных крепостных, которые получали образование в ее собственных высших школах в Петербурге и Марьинском. Наиболее одаренные посылались за счет графини в иностранные университеты и академии. Но такая политика имела определенные рамки: «Детей низших служащих едва ли следует вытягивать высшим образованием из семейного круга, – для воспитания их достаточны местные училища; исключения из этого правила может быть допущено лишь для детей, выходящих из ряда по своим способностям».

Правовые акты, разработанные при непосредственном участии Софьи Владимировны в начале XIX века, интересны и сегодня. И не только историкам. Много любопытного откроют для себя экономисты, юристы и законодатели.

В Строгановском имении право на пенсию было не только у служащих и мастеровых, но и у некоторых категорий крестьян. Учитывая, что в те годы в России государственной пенсионной системы вообще не существовало, а советские крестьяне (колхозники) пенсионное обеспечение получили только в 1964 году, пенсионную систему в имении Строгановой, с полным правом, можно признать передовой.

Крепостные служащие графини Строгановой пенсионное пособие могли заслужить за определенный срок беспорочной службы. Федор Васильевич Гилев в своих воспоминаниях писал: «У Строганова лоцман, сплавивший 25 барок, то есть проработавший 25 навигаций, получал пожизненную пенсию. Вся навигация продолжалась месяц и никак не больше двух месяцев, и, значит, всей службы было не более 50 месяцев».

«Положение о праве на пенсию в имении Строгановой» определяло: «Кто за службу приобрел уже пенсию, тот пользуется ею и тогда, когда снова вступит на службу по имению Ее Сиятельства, а кончив сию вторую службу, не лишается права просить той пенсии, которая будет следовать ему за вторую выслугу лет». Время отпуска на срок менее четырех месяцев, а также дни болезни, продолжавшиеся не более шести месяцев, не исключались из выслуги лет. Выходящие же в отставку по причине болезни или увечью, полученному на службе, также получали пенсию. Прослужившие от 10 до 15 лет 1/4 оклада, прослужившие от 15 до 20 лет 1/2 оклада, от 20 до 25 лет 3/4 оклада, прослужившие 30 лет и более – полный оклад своего жалования. Вдовы и дети служащих имели право на пенсию их отца. Дети получали пенсию: мужской пол до 16 лет, а женский до 18 лет или по выходу в замужество; имеющие же какие либо телесные недостатки и болезни, получали пенсию до дня смерти.

Мастеровые, оказавшие важную пользу для заводов и промыслов, при увольнении также получали пенсию «соразмерно своих заслуг». Заводские строители, механики, уставщики, плотинные мастера, промысловые трубные мастера, судовые строители, получающие окладные жалованья, имели такое же право на пенсию, как и служащие. Срок выхода на пенсию для работающих на «горячих» и горных работах составлял 50 лет, «а все прочие мастеровые и промысловые должны продолжать [работать – Авт.] до 55 лет возраста; по истечении сего срока, способные по силам определяются в какие-либо караулы, а дряхлые или увечные освобождаются от всяких господских занятий. Мастеровые и рабочие, достигшие преклонных лет и не могущие исправлять никакие заводские работы, получают хлебную выдачу; не имеющие же детей и не могущие снискать себе пропитание причисляются к богадельням».

Софья Владимировна сумела сформировать передовую во всех отношениях вотчину. Ей принадлежал почин создания первого в России лесного хозяйства, основанного на рациональных научных принципах. В ее имении работали лучшие в России специалисты лесного хозяйства. Это форстмейстер Екатеринбургского горного округа И.И. Шульц (под его руководством в поселке Билимбай была заложена сосновая роща, сохранившаяся до наших дней как природный памятник); главные лесничие А.Е. Теплоухов и Ф.А. Теплоухов; лесничие Н.Г. Агеев, Ф.В. Гилев, П.В. Сюзев. День 2 апреля 1841 года, когда С.В. Строгановой было подписано распоряжение об учреждении лесного отделения в своем имении, с полным правом может считаться датой, с которой в нашей стране началось «правильное лесное хозяйство».

Умерла Софья Владимировна Строганова пятого марта 1845 года в Санкт-Петербурге, похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Источник: Нина Акифьева, журнал УРАЛЬСКИЙ СЛЕДОПЫТ. 2006. № 3(585). С. 63-65.

ФРАНКИ НА УРАЛЕ

Деньги! Нет, пожалуй, вещи более популярной и известной в народе. Стремление к обладанию деньгами стимулирует труд и творчество, и в то же время с деньгами связаны самые низкие помыслы и жестокие преступления. Но главное состоит в том, что деньги являются важнейшим средством экономических отношений, барометром общественного и политического устройства страны, показателем благосостояния народа и даже зеркалом, в котором отражается история государства. Особенно интересны в этом плане бумажные денежные знаки.

В России первые бумажные деньги (ассигнации) были выпущены в период царствования Екатерины II в 1769 году. Расширение торговых связей, охвативших огромную территорию России, требовало большого количества денег, причем более удобных, чем медные монеты, которые преобладали в обращении, но были мало приспособлены для крупных торговых сделок. Платеж в сумме 100 рублей в пятикопеечных медных монетах весил около ста килограмм. Первые российские бумажные ассигнации мало походили на деньги в современном представлении. Это были, скорее всего, банковские обязательства – расписки на получение монеты.

Появление полноценных бумажных денег в России обычно связывают с именем А.А. Бетанкура и с основанием Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг, учрежденной Александром I в 1818 году.

Развал экономики Советского Союза в конце 1980-х – начале 1990-х годов привел к резкому снижению курса рубля и галопирующей инфляции.

В 90-е страна ушла с головой в «рынок». И вот на этой «благодатной» почве в некоторых регионах страны начали появляться разнообразные денежные суррогаты: денежные жетоны Республики Татарстан, потребительские казначейские билеты Нижегородской области (они же немцовки), пенсионные боны Республики Хакасия… Однако все попытки выпуска собственных платежных средств носили, как правило, ограниченный и местечковый характер. Хотя было все же одно исключение.

В 1991 году в Свердловской области чуть не появились собственные деньги – «уральские франки». Почему франки, а не пиастры? Рискнем предположить, что название было выбрано по аналогии со швейцарским франком, как своеобразным символом стабильности и надёжности. Широко известной эта финансовая экзотика стала после нашумевших публикаций в центральной прессе о «наполеоновских» планах уральцев – внедрить данные ценные бумаги в качестве денежных суррогатов для обеспечения платежей в Уральской республике. Злые языки утверждали, что даже в далекой Швейцарии вздрогнули банкиры, но гораздо больше испугались, конечно же, в Москве, усмотрев в этом шаге акт сепаратизма.

Начало 90-х. Годы великих политических и экономических потрясений. Напомним, это были годы возникновения серьёзных противоречий между советской планово-распределительной системой и либерализацией цен. Урал оказался в наиболее тяжёлом положении. 12 апреля 1993 года более 80% населения Свердловской области, принимавшего участие в голосовании, высказались за придание региону статуса республики. Опираясь на результаты народного волеизъявления, 27 октября 1993 года сессия Свердловского областного Совета практически единогласно приняла за основу проект Конституции Уральской республики, а 31 октября Эдуард Россель объявил о создании нового субъекта в составе Российской Федерации.

Как заявил Эдуард Россель в интервью для Радио «Свобода», резко ускорить процесс юридического оформления нового государственно-территориального образования на территории России заставляет не только нестабильная политическая ситуация в центре, но и представленный для обсуждения проект Конституции Российской Федерации. «В этом проекте записано, что изменить свой статус области смогут только после того, когда будет принято решение только всеми субъектами Федерации. Это значит, этим пунктом закрываются ворота полностью, стопроцентно, по изменению статуса другим областям. Я хочу, чтобы наша область, учитывая, что мы уже провели опрос, сессию, вырвалась из этой мертвой петли», – заявил свердловский губернатор.

В качестве выхода из финансового тупика «группой независимых экспертов» было предложено ввести в обращение новую расчетную единицу – уральский франк, хотя бы в качестве денежного суррогата для выплаты «детских» компенсаций, предусмотренных федеральными законами, но, как водится, необеспеченных надлежащим финансированием. Сначала идея нашла определенную поддержку в правительстве страны, а Минфин и Госбанк России не стали чинить препятствий.

Что же представлял собой пресловутый уральский франк? Считается, что идея его создания принадлежала группе молодых бизнесменов и общественных деятелей, из которых сегодня более других заметны, пожалуй, Антон Баков и Александр Бурков. Известно также, что банкноты были отпечатаны в конце 1991 года на Пермской фабрике «Гознак» по заказу екатеринбургского предприятия ТОО «Уральский рынок». Всего было отпечатано около 2 млн. штук, номиналами 1, 5, 10, 20, 50, 100, 500 и 1000 франков – на 56 млн. рублей. Стоимость заказа, приблизительно 500 тыс. долларов США. По виду и оформлению банкноты представляют собой «высокохудожественные произведения полиграфического искусства, с девятью степенями защиты от подделки, что характерно для ценных бумаг высокой стоимости».

Автором эскизов «городских зарисовок», изображенных на банкнотах, является уральская художница София Демидова. По словам художницы, уральские франки рисовались летом 1991 года на даче в одной из деревень Пермской области. «Задача была сформулирована четко – сделать восемь городских зарисовок по числу номинаций уральских франков, – рассказывает София Демидова. Срок был жесткий – две недели. По данным агенства «Just Media» Художница получила за свою работу около 2 тысяч рублей. Разочарована София Демидова была, «не обнаружив на напечатанных банкнотах своих рамок в стиле «модерн». «И надписи у меня на эскизах гораздо изящнее – на деньгах шрифт примитивный, – считает Демидова. Но это мелочи. В целом, могу свидетельствовать, что гравер на фабрике не изменил ни одной линии на моих картинках, только детализировал рисунок зелени и кое-где добавил штриховки».

Отметим, что впервые за все время существования бумажных денег в России и СССР на них представлены не цари и государственные деятели, а известные предприниматели, ученые, писатели и художники: татарский князь Ивак-Ибрагим; заводчик Никита Антуфеев (Демидов); ученый-металлург Павел Петрович Аносов (на купюре ошибочно – А.Б. Аносов); писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк; композитор Петр Ильич Чайковский; театральный деятель Сергей Павлович Дягилев; ученый-химик Дмитрий Иванович Менделеев; художник Михаил Васильевич Нестеров, а также изображения архитектурных памятников Воткинска, Екатеринбурга, Златоуста, Перми, Тобольска, Тюмени и Уфы.

Отпечатанные бланки в феврале 1992 года были доставлены из Перми в Екатеринбург и сданы на хранение в «Свердлсоцбанк». В феврале 1993 года уральские франки по доверенности председателя совета директоров А. Назарова (бывший работник КГБ, погиб в марте 1993г.) были получены представителями ТОО «Уральский рынок». А дальше их следы теряются.

Возможно, что «франки» должны были всплыть после официального признания уральской республики в Совете Федерации. Однако этого не случилось. Всего Уральская республика просуществовала десять дней. 10 ноября 1993 года указом президента Ельцина решение Свердловского областного Совета было отменено, а Эдуард Россель отрешен от должности. Как сообщил губернатор, республика была разогнана главным образом из-за позиции, которую занял Сергей Шахрай, в то время председатель Госкомитета по делам федерации и национальностей. «Он напугал Ельцина, сообщив ему, что мы собираемся создавать свою армию, печатать деньги и провозгласили верховенство законов Уральской республики над законами РФ» – сказал Россель.

Снова об уральских франках заговорили только в конце 1996 года, после откровений, высказанных губернатором Свердловской области в телевизионном интервью, в котором Эдуард Россель поведал о скором введении в подконтрольных ему весях параллельной валюты – уральского франка. «Этот экстраординарный шаг г-н Россель объяснил двумя причинами. Во-первых, в области не хватает денег, а во-вторых, напечатанные еще в эпоху парада суверенитетов залежи уральских франков нужно куда-то пристроить». Однако правительство области так и не решилось на их ввод в обращение. А затем в дело вмешалась прокуратура и использование «франков», в качестве платежной единицы, было запрещено. Хотя, судя по дальнейшим событиям, уральские новаторы отказываться от новых денег не собирались.

Второе пришествие уральских денег случилось в 1997 году на серовском ОАО «Металлургический завод имени А.К. Серова», где генеральным директором в то время был Антон Баков. Тогда в обращение были выпущены банкноты номиналом 1, 5, 10 и 20 «франков». Ими можно было расплачиваться в заводских магазинах, столовых и буфетах. В распоряжении дирекции, по разным оценкам, оказалось больше половины тиража – около 1 миллион штук. Сначала в обращение были выпущены «чистые» банкноты, а затем, когда этим фактом заинтересовалась органы прокуратуры, – часть тиража была промаркирована соответствующими надпечатками: «Талоны на питание». Причем череда перерегистраций вокруг металлургического завода, напрямую связанная с так называемой «минимизацией» налогообложения, отразилась и на купюрах: на них проставлены оттиски печатей и самого предприятия, и муниципального образования «Техноград Северный», и муниципального образования «Верхотурский уезд». Данные «талоны на питание» принимались в заводских столовых и магазинах из расчета 7 тысяч рублей (до деноминации) за купюру любого номинала. После деноминации, с учетом инфляционных процессов, стоимость талонов индексировалась до 10 и 12 рублей. Затем на купюрах появились оттиски печатей отдельных цехов завода (например, «сортопрокатный», «крупносортный», «автотранспортный» и др.). По данным администрации предприятия, с внедрением «франка» посещаемость столовых возросла в 12 раз.

Говорят, что в Серове до сих пор вспоминают, как в столовой за обед расплачивались «франками», которые в народе окрестили по имени персонажа с однофранкового билета (созвучного имени генерального директора) прозвищем, которое, по словам русского историка Ключевского, «ни при каком цензурном уставе не появятся в печати».

В 2000 году новая администрация предприятия отменила хождение «франков» на серовском металлургическом заводе. И на этом история уральских франков, как ценной бумаги, закончилась.

Однако использование уральского франка в качестве платежного средства вызвало к ним повышенный интерес со стороны бонистов, хотя на коллекционном рынке уральские франки до сих пор в дефиците. Тем более что сегодня один уральский франк (без надпечаток) оценивается примерно в 25 полновесных российских «свободно конвертируемых» рублей. Некоторые специалисты предполагают, что часть банкнот по рыночным ценам все же будет реализована среди коллекционеров. Основная же масса, скорее всего, будет просто уничтожена.

Источник: Акифьева Н. В. Франки на Урале / ВЕСИ. 2009. № 1. С. 37-39.

УРАЛЬСКИЕ ХРОНИКИ ДОМА РОМАНОВЫХ

С Уралом династию Романовых на протяжении нескольких веков связывала незримая, почти мистическая нить. И стежок за стежком она намертво соединила их летом 1918 года.

Началом конца царской династии стало убийство великого князя и наследника трона Михаила Александровича, случившееся в Перми в ночь на 13 июня 1918 года (вспомним телеграмму отрекшегося Николая, начинавшуюся словами: «Его императорскому Величеству Михаилу Второму…»). Спустя месяц трагедия повторилось в Алапаевске, где 17 июля были казнены еще несколько представителей династии: великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович, три сына великого князя Константина Константиновича – Иоанн, Константин, Игорь и сын великого князя Павла Александровича – Владимир. Последний же акт трагедии совершился в ночь на 17 июля 1918 года. Тогда в центре Екатеринбурга в подвале Ипатьевского дома без суда и следствия была расстреляна семья бывшего Российского императора – сам Николай Александрович, его жена Александра Федоровна, сын Алексей, дочери Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и несколько приближенных (всего 11 человек).

Инженер Ипатьев в своем интервью, опубликованном в 1928 году в рижской газете «Сегодня», замечал, что «Дом, как его называли – Ипатьевский, был построен в семидесятых годах прошлого столетия. И за все это время ни один мертвый не был из него вынесен. Никто в нем не умирал!». Бывший владелец печально известного дома отмечал еще одну интересную деталь: «Основатель династии Михаил Федорович Романов был избран царем в Ипатьевском монастыре в Костромской губернии. А через триста пять лет его династия прекратилась после убийства царя Николая II и его сына наследника Алексея в Ипатьевском доме в Екатеринбурге». Надо сказать, что странное совпадение, подмеченное инженером Ипатьевым, далеко не единственное в той темной истории. На самом деле связь династии Романовых с Уралом гораздо глубже и прочнее.

Первые представители тогда еще не царской династии Романовых появились на Урале в самом начале XVII века. И прибыли сыновья Никиты Романова в Пермь Великую не по своей воле, а по желанию царя Бориса Годунова, так как были заподозрены в заговоре, а потому и сосланы в места, хуже которых найти в то время в России вряд ли удалось бы. В перечне каторжных мест, куда были отправлены братья, Ныроб (сегодня – Пермский край), который достался Михаилу, занимал достойное место. Хуже, наверное, был лишь Пелым (сегодня – Свердловская обл.), куда отправили Ивана. Василию достался Яранск (сегодня Кировская обл.), Александру – Усолье-Луда на Белом море, а старший из всех Федор (отец первого царя из династии Романовых, Михаила) был пострижен в монахи в Сийском монастыре (сегодня – Архангельская обл.). Братья принадлежали к боярской фамилии, едва ли не самой любимой тогда в московском обществе, были внуками Романа Юрьевича Захарьина и племянниками царицы Анастасии.

Михаил Никитич Романов появился в Ныробке, деревушке о шести дворах в 45-и верстах к северу от Чердыни, зимой 1601 года. Привезли его туда в цепях и сразу посадили в глубокую яму, которую сверху накрыли деревянным настилом с прорезью для подачи пищи. Ныробцы, как это часто водится на Руси, прониклись сочувствием к пленнику, и стали тайком его подкармливать. Однако дело это было раскрыто, и хозяева пяти из шести дворов (в шестом жил доносчик) были задержаны и отправлены в Казань. Завершилось история в августе 1602 года, когда Михаил Никитич скончался и был похоронен недалеко от места заключения. Это было первое погребение Романовых на Урале.

Брату Михаила Никитича – Ивану, «повезло» больше. Его летом 1601 года сослали в Пелым. В ноябре 1602 года туда же из Яранска перевели Василия Никитича. В Пелыме братья сидели в одной избе, прикованные цепями к разным углам. Спустя некоторое время Василий скончался на руках Ивана, который был также болен «черною немочью» и не владел рукою и ногою. В 1606 году прах Михаила и Василия был перевезен в Новоспасский монастырь, где и перезахоронен «с честию» в родовой усыпальнице Романовых.

Особое отношение к Уралу было у Петра Алексеевича Романова. Преобразователь земли русской сам на Урале никогда не был, однако, именно ему принадлежит честь первым в России оценить богатство глухого таежного края, ставшего опорой державы. «Великий Петр Алексеевич, – писал Д.И. Менделеев в своей книге «Уральская железная промышленность в 1899 году», – предвидя современное значение железа, поставил добычу его во главу уральских усилий. И слава дел тех загремела в мире». Да и сам центр горнозаводского Урала, основанный повелением императора Петра I, назвали Екатеринбург, «…для памяти в вечные роды и для вечной славы Ея Величества, Всемилостивейшей Государыни Императрицы» (т.е. в честь Императрицы Екатерины I – авт.).

В отличие от пращура, наследники Петра Великого не проявляли особого интереса к далекой провинции (за исключением, пожалуй, Екатеринбургского путешествия незаконнорожденного сына Екатерины II, Алексея Бобринского) и вспоминали об Урале, в основном во времена войн и крестьянских восстаний. Такое положение дел сохранялось вплоть до Александра I.

Царствование этого императора – тема отдельного разговора, тем более что, к сожалению, привычные представления наших современников обычно ограничены краткой характеристикой, данной Александру I другим Александром – Пушкиным: «Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда…».

Однако не все так просто и однозначно. На самом деле противоречивая и многогранная личность этого императора – явление далеко не ординарное, а уж в скрижалях истории Урала имя его вполне достойно занять строчку после имени Петра Великого. Но, в отличие от Петра, знакомство с краем у Александра началось не с металла, а со знаменитых уральских самоцветов. Само вступление Александра Павловича на престол было увековечено екатеринбургскими камнерезами в великолепном обелиске из родонита (орлеца), поступившем в Эрмитаж 24 декабря 1801 года. Пьедестал его украшала надпись из золоченой бронзы: «1777 ДЕКАБРЯ 12 ДНЯ», – указывающая на день рождения нового императора.

Однако Александр I не ограничился заочным знакомством с отдаленной провинцией. 16 августа 1824 года он выехал из Царского Села и, минуя Москву, направился в сторону Пензы. Конечной целью этого путешествия был неизвестный и таинственный Урал. И, если посещение монархом своих подданных событие всегда заметное, то этот визит был еще и знаменательным – никогда еще русские цари не заезжали так далеко. Что послужило причиной? Рефреном вполне могли бы звучать слова самого императора, не потерявшие актуальности и сегодня: «Славы для России довольно, больше не нужно; ошибется, кто больше пожелает. Но когда подумаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря».

11 сентября в 4 часа дня император, сопровождаемый генерал-адъютантом Дибичем и небольшой свитой, прибыл в Оренбург (губернаторам, земским чиновникам и полиции строго воспрещалось встречать и сопровождать путешественников). Вечером 12 сентября оренбургский военный генерал-губернатор П.К.Эссен устроил бал в честь государя. На другой день в 6 часов утра Александр I отправился в крепость Илецкую Защиту. В крепости император провел около трех часов, осматривая соляные копи. Там он спускался в шахту, а затем посетил небольшой «тюремный замок» для ссыльных рабочих, «где пробовал пищу» и пожаловал в каждую артель по 100 рублей. Император обратил пристальное внимание на местный госпиталь, который поручил управляющему расширить. Утром 14 сентября Александр I отправился на смотр воинских частей. Затем высочайшей инспекции подверглись военный госпиталь, богадельня и казармы военных арестантов.

15 сентября после молебна в Преображенском соборе Александр I покинул Оренбург и выехал в Уфу, откуда 20 сентября прибыл на Саткинский завод, где, осмотрев фабрики, ночевал. На следующий день император был уже в Златоусте. Особое внимание государь уделил Златоустовской оружейной фабрике. Учрежденная накануне Отечественной войны, эта фабрика, можно сказать, была крестницей императора. Ведь именно по его приглашению в 1814-1818 годах в Златоуст прибыло около ста мастеров из всемирно известных оружейных центров Германии – Золингена и Клингенталя. Александр I посетил несколько домов немецких оружейников, «кушал приготовленный женою мастера Гельмига обед и щедро наградил хозяев». Осмотрев Златоустовские заводы, государь заявил, что желает посетить Царево-Александровский прииск. «Завтра поеду на мой рудник, и буду там работать на свое счастье», – заявил он горному начальнику Татаринову. На прииске Александр Павлович потребовал кайлу и лопату, сказав: «Теперь я сам буду берггауер». Свите ничего не оставалось, как взять лопаты и помогать августейшей особе. «Во время работы найден был около Государя самородок слишком в 8 фунтов, который Государь взял себе на память». А мастеровой Петров, обнаруживший самородок, получил 500 рублей. Впрочем, без награды не остались и другие работники прииска.

25 сентября Александр I прибыл на Екатеринбургские заводы. На Нижнеисетском в его присутствии было отлито несколько ядер. Однако им не дали остыть и извлекли из форм в кусках. Император был разочарован. «Ваше величество, – воскликнул в отчаянии управляющий, – у хлеба бывает не без крох!». Александр, смеясь, передал по-французски эти слова доктору Виллие. У одного из заводских горнов император под руководством опытного мастера отковал два гвоздя, у другого горна – топор. 26 сентября Александр побывал на Екатеринбургской гранильной фабрике и приложил руку к работе над рельефом великолепной массивной чаши из яшмы. Позднее эту вазу снабдили оправой золоченой бронзы, украшенной памятной надписью: «Государь Император Александр Павлович, во время посещения своей Екатеринбургской гранильной фабрики 26 сентября 1824 года соизволил участвовать в обработке и украшении сей чаши». Не были оставлены без высочайшего внимания и знаменитые Березовские золотые промыслы. «Его Величество изволил спуститься в шахту на глубину от поверхности на 9 сажен, с отменным любопытством изволил заниматься добычею руды и предметно старался узнать труд горных работ». Затем Александр I поехал на Маркинский прииск, где с интересом рассматривал песчаный пласт, удивляясь, что золото может находиться так близко от поверхности. Затем – сюрприз, заранее подготовленный хозяевами: недалеко от императора был найден самородок весом в 18 золотников. Александр I был очень доволен и распорядился выдать старателям по 100 рублей. В Екатеринбурге государь пробыл до 28 сентября.

Следующей остановкой императора на горнозаводском Урале стал Билимбаевский завод Софьи Владимировны Строгановой, куда «царский поезд» прибыл через три часа после отъезда из Екатеринбурга. «Сама природа (императору она напоминала виды Тироля – авт.) благоговела к путешествующему монарху! – писал управляющий пермским имением Строгановых, – в продолжение всего августа и первых дней сентября были здесь дожди с холодными ветрами. Но при приближении царя к здешним пределам дожди иссякли, холодные ветры превратились в тихие благотворные! Солнце сиянием своим осушило все дороги. И каждый день, проходил от востока до запада, не закрываясь ни малейшим облаком! Никто из старейших жителей здешнего края не помнит, что бы в исходе сентября было здесь каждый день солнце, и теплота была до 21 градуса!».

«При въезде в Билимбай, – писал очевидец, – собрание народа обоего пола было великое». Подъехав к господскому дому, Александр I вышел из коляски и был встречен управляющим хлебом-солью и многократным народным «Ура!». Поклонившись собравшимся крестьянам, Александр Павлович прошел в дом, подошел к окну и еще раз «изволил всемилостивейше кланяться народу». Пока лейб-медик Виллие смотрел больницу, императору показали особую комнату. «А! Это золото, сколько?», – спросил царь. «Пять пудов, двадцать восемь фунтов, добыто с 18 июля», – довольный произведенным эффектом, ответил управляющий. Утром следующего дня император «изволил пойти в завод». Его интересовало буквально все: «Откуда руда? Хороша ли она? Почему нет кричной фабрики? Сколько печей плавильных? Где находятся золотые прииски?». Вернувшись в «квартиру», император пообедал и при многочисленном стечении народа отбыл в губернский город Пермь. Итог монаршему визиту в Билимбай подвел управляющий: «Во время пребывания Его Величества в Екатеринбурге много подано прошений от крестьян и мастеровых. У нас все было спокойно» (подчеркнуто в оригинале – авт.).

В Пермь царь прибыл к ночи 30 сентября. Все улицы, прилегающие к дому императора, были усеяны народом, беспрестанно кричавшим «ура». В течение вечера Александр Павлович более пяти раз выходил на балкон и раскланивался с народом, благодаря за радушие. Следующий день государь начал с объезда казенных заведений, посетил дом губернатора, тюремный замок, богадельню, военный госпиталь, место, на котором предполагалось построить городскую больницу и дом умалишенных, а затем Мотовилихинский завод. На другой день рано утром «царский поезд» покинул Пермь. «Близь города государь встретил двух мастеровых и, узнав, что они идут работать в рудники, пожаловал каждому по 50 рублей. Точно также, встретив на дороге три партии арестантов, Государь пожаловал им 5000 рублей». После довольно сдержанных встреч с народом во время последних поездок императора по центральной России, на Урале его «глубоко тронула преданность» простых жителей.

Спустя две недели после возвращения Александра I с Урала, 7 ноября 1824 года Санкт-Петербург подвергся катастрофическому потопу, сравнимому лишь с наводнением 10 сентября 1777 года, предшествовавшим его появлению на свет. Для человека, говорившего своим близким о намерении отречься от престола и «удалиться от мира» удары погоды могли стать неким знамением. Так и случилось. Поездка на Урал стала для Александра I последней перед его роковым отъездом в Таганрог. 19 ноября 1825 года его не стало. «Незримый путешественник», как называли его при жизни, умер так, что многие просто не верили его смерти и полагали, что он таинственно исчез. Исчез в Таганроге, чтобы осенью 1836 года появиться в окрестностях Красноуфимска в образе таинственного отшельника. Здесь он был арестован, подвергнут наказанию плетьми и выслан в Сибирь. Так появилась знаменитая легенда о сибирском «старце Федоре Кузмиче», гласившая, что под именем «сибирского отшельника» скрывался удалившийся от света государь Александр Павлович». Согласно этой легенде, в Таганроге умер и затем похоронен не Александр, а его двойник, в то время как царь еще долго жил в Сибири и умер в 1864 году. Не стало ли уральское путешествие императора своеобразной преамбулой к запланированному уходу?

Спустя год, летом 1830 года стали появляться слухи о скором прибытии на Урал Николая I. Горные власти готовились к приезду нового императора вплоть до октября. Но высочайшего явления не случилось. А причиной тому стала холера, охватившая Оренбургскую, Пермскую и Казанскую губернии. Однако планы грандиозного путешествия не были забыты, а осуществить их смог наследник трона, великий князь Александр Николаевич – будущий император Александр II.

Весной 1837 года, как только подсохли дороги, девятнадцатилетний наследник престола, исполняя волю своего отца, императора Николая I, отправился в путешествие по России. Наследнику предстояло проехать около 12 тысяч верст и обозреть империю от Урала и Западной Сибири на востоке, до Смоленска на западе. Путешествие, по мнению Николая I, имело двойственную цель: «Узнать Россию, сколько сие возможно, и дать себя видеть будущим подданным [и] … чтобы видели вещи так, как они есть, а не поэтически».

В Пермь «царский поезд» въехал 23 мая, глубоко за полночь. Город, расположенный на высоком берегу Камы, встречал высокого гостя светом фонарей, свечек и многочисленных лампадок. Утром следующего дня цесаревич, приняв поздравления и рапорты, посетил Кафедральный собор. После полудня Его Высочеством проинспектировал почти все городские учреждения: тюремный замок, училище, Александровскую больницу, богадельню, дом умалишенных, промышленную выставку, военный госпиталь и казармы. Закончился день прогулкой по реке на катере, которым, по словам очевидца, Александр Николаевич управлял лично.

Утром 25 мая путешественники выехали из Перми в Екатеринбург. Переезд не занял много времени, и на следующий день в 4 часа дня восемь шестиконных экипажей и три тройки, миновав Шайтанский завод Ивана Ярцева, подъехали к символическому рубежу, разделяющему две части света. Переход из Европы в Азию отметили бокалом вина и поехали дальше. Впереди ждал Екатеринбург – город металла, самоцветных камней и золотой лихорадки. Полковник С.А.Юрьевич запишет в своем дневнике: «В Екатеринбурге, куда прибыли около 6 часов вечера, не теряя времени, отправились на старый монетный двор, оттуда на казенный золотопромывательный завод, оттуда в лабораторию, где золото очищают и перетапливают в слитки, оттуда на гранильную фабрику. […]. Здесь поднесены великому князю отлично выработанные и весьма похожие портреты из камня государя и императрицы, чернильница из ляпис-лазури и огромная печать из горного хрусталя. Здесь показывали нам самородные изумруды, такие большие, каких еще не было доселе направляемо в столицу: словом, с блюдо величиною, с кристаллами изумруда почти в четверть…». Кроме Екатеринбурга Александр Николаевич побывал в Нижнем Тагиле и на Березовских золотых промыслах. Затем были Камышлов, Миасс, Златоуст, Оренбург, Уральск…

Возвращение цесаревича (будущего императора Александра II) в столицу было омрачено грандиозным пожаром – горел Зимний дворец. Странное знамение, если учитывать, что возвращение с Урала императора Александра I было встречено катастрофическим потопом. Огонь и вода, до «медных труб» судьба определила Романовым еще 80 лет.

До конца XIX века различные представители династии не единожды посещали Урал: в 1868 году – великий князь Владимир Александрович, в 1873 году – великий князь Алексей Александрович, в 1887 году – великий князь Михаил Николаевич с сыном Сергеем Михайловичем. Однако царствующего императора среди «высоких» гостей не было.

Впрочем, летом 1891 года наследник престола 23-летний Николай Александрович, возвращаясь из кругосветного путешествия, все же посетил юг Урала. Вечером 21 июля 1891 года цесаревич въезжал в Троицк. Здесь его торжественно встречали депутации Троицка, Челябинска, Перми. «Толпы народа приветствовали цесаревича единодушным и многократным «ура»». Приняв рапорт и помолившись в Михайловской церкви, наследник проехал к своей временной квартире. Здесь цесаревичу были поднесены памятные подарки. От уральского казачества – яшмовое блюдо с солонкой, изготовленное на екатеринбургской гранильной фабрике, а от пермских горных заводов – скульптура чугунного литья «Джигитовка». Среди подарков был и альбом с накладной серебряной рыбкой и надписью: «Литье Каслинского завода Кыштымского округа, 1891г. Фотография В.Л.Метенкова в Екатеринбурге». На следующий день Николай Александрович присутствовал на параде войск местного гарнизона, посетил выставку изделий Кусинского завода, мужскую гимназию, женский монастырь и тот же день выехал в Верхнеуральск. Подробное описание этого путешествия оставил князь Э.Э.Ухтомский в своей книге: «Путешествие государя императора Николая II на Дальний Восток и по Сибири».

Второй раз Николай II побывал на Урале летом 1904 года. В поездке его сопровождал брат, великий князь Михаил Александрович, который на тот момент (до рождения 30 июля 1904 года в семье императора сына Алексея) являлся наследником престола. 29-го июня 1904 года император записал в своем дневнике: «… Вторник. […]. Днем начался подъем на Урал. Проезжали замечательные места, которые смотрели, сидя в заднем вагоне поезда. Погода стояла теплая, но дождливая». А 30 июня отметил: «Ночью стояли немного выше города Златоуста и утром увидели против окон известный столб с надписью Европа-Азия». Посещение Златоуста Николай II описал так: «После встречи поехали на парад, на котором представились отлично полки: 214-й Мокшанский и 282-й Черноярский. Местоположение было очень красивое – горы кругом и площадки парада. Дождь прошел, и даже показалось солнце. Заехав в собор у самого завода, вернулись на станцию, где осмотрели оружие и предметы, изготовляемые на заводе. В 10 часов уехали из г. Златоуста – остался очень доволен этим местом».

Если принять во внимание тот факт, что царственные особы вообще редко выезжали в восточные пределы своей империи, то визиты Николая II на Урал можно считать событиями весьма примечательными. И вряд ли кто мог тогда предположить, что следующий приезд Николая Александровича на Урал будет роковым в его жизни.

Из дневника Николая Романова: «17 апреля (1918 года – авт.). Вторник. Тоже чудный теплый день. В 8.40 прибыли в Екатеринбург. Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов, одолели первые, и поезд перешел к другой – товарной станции. После полуторачасового стояния вышли из поезда. Яковлев передал нас здешнему областному комиссару, с кот[орым] мы втроем сели в мотор и поехали пустынными улицами в приготовленный для нас дом – Ипатьева. Дом хороший, чистый…».

По трагическому стечению обстоятельств именно этот дом стал для Николая Александровича и его семьи последним земным убежищем. Из рассказа Я.М.Юровского о расстреле царской семьи на совещании старых большевиков в Свердловске 1 февраля 1934 года: «…Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать. […]. Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно), я им предложил встать по стенке. […] Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди, и велел, чтобы все были готовы и чтобы каждый, когда будет подана команда, был на своем месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько помню, сказал Николаю примерно следующее, что его царственные родственники и близкие как в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: «Что?» и повернулся лицом к Алексею. Я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. […] Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали от страху или, может быть, намеренно, и потому еще живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть, окаменевши. Я его пристрелил. А [в] дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову…».

Этими выстрелами закончилось для России относительно спокойное трехсотлетнее царствование дома Романовых. Династия, возникшая из смуты и благословленная на царство в Ипатьевском монастыре, была уничтожена новой смутой в подвале Ипатьевского дома.

Осенью 1977 года дом инженера Ипатьева был снесен. О храме на его месте начали говорить еще в 80-е годы. Спустя 22 года после разрушения многострадального дома на его месте началось строительство храма.

Источник: Акифьева Н. В. Уральские хроники дома Романовых / ВЕСИ. 2008. № 5. С. 59-64.

ЭКЗЕРЦИЦИИ УРАЛЬСКОЙ ТОПОНИМИКИ

Говорить о восстановлении исторической справедливости в отношении переименования Свердловской области, на наш взгляд, не совсем корректно. Начнем с того, что наша область, как субъект административно-территориального деления, существует относительно недавно. Так к началу XX века на территории Урала были расположены Вятская, Пермская, Оренбургская, Уфимская и частично Тобольская губернии. Екатеринбургский уезд входил тогда в состав Пермской губернии.

Переворот 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война вызвали на Урале частую смену властей, каждая из которых пыталась проводить многочисленные преобразования, в том числе и административно-территориальные. В 1917 году революционные власти пытались образовать единую Уральскую область в составе Вятской, Пермской, Уфимской и Оренбургской губерний, честь быть столицей которой оспаривали Пермь и Екатеринбург. Однако с приходом к власти большевиков столица Урала была перенесена в Екатеринбург.

С лета 1918 по лето 1919 года Урал стал местом, где шла ожесточенная борьба за власть между большевиками и их противниками. Понятно, что в военных условиях административные области постоянно изменялись. Так во время Гражданской войны на территории края одновременно существовало несколько правительств – Временное областное правительство Урала (с центром в Екатеринбурге) и Комитет депутатов учредительного собрания (с центром в Ижевске).

В сентябре 1918 эти правительства передали свои полномочия Уфимской директории. Однако в ноябре 1918 года Уфимская директория была разогнана Колчаком, установившем свою власть на всей восточной территории страны, включая Урал.

Для читателя, наверное, будет интересно узнать, что в декабре 1918 года в Екатеринбурге был принят «Проект обоснования границ автономного Урала». Начиналась это автономная республика на севере с Новой Земли, а заканчивалось на юге Аральского и Каспийского морей. С востока грань проходила по линии Обдорск, Березов, Ялуторовск, Курган, Тургай, а с запада – Уральск, Елабуга, Глазов, Усть-Цыльма и река Индига, устье которой должно было стать портом «республики» на Ледовитом океане.

В августе 1919 года, после восстановления Советской власти на Урале здесь было образовано пять губерний: Екатеринбургская, Пермская, Челябинская, Уфимская и Тюменская.

3 ноября 1923 года ЦИК СССР принял постановление об образовании Уральской области, в состав которой вошли Екатеринбургская, Пермская, Челябинская и Тюменская губернии. По территории Уральская область превосходила Англию, Францию, Германию и Италию, вместе взятые. Административным центром Уральской области считался Екатеринбург (с 1924 года – Свердловск).

17 января 1934 года, постановлением ЦИК СССР, Уральская область была разделена на три области: Свердловскую с центром в Свердловске, Челябинскую с центром в Челябинске и Обь-Иртышскую с центром в Тюмени. В 1938 году из состава Свердловской области была выделена Пермская область с центром в Перми.

На этом череда административно-территориальных преобразований на Урале была в основном закончена и до настоящего времени никаких глобальных изменений (за исключением создания Пермского края) больше не происходило.

Толчком новых преобразований в стране стала, так называемая, перестройка. Тогда же появились и новые проекты в области топонимики. Так что вопрос и о переименовании Свердловской области всплыл не сегодня, по вот явную поддержку первого лица региона получил впервые. Вряд ли новый губернатор, в отличие от Росселя, выражает свое мнение. Скорее всего, вопрос теоретически уже решен на уровне правительства страны и требуется только техническое обеспечение процедуры. Единственным вразумительным оправданием для такой сложной операции может стать только реорганизация всего Уральского пространства, например, появление на карте страны нового образования – Уральской области. Возможно, что новый субъект будет состоять из трех областей – Свердловской, Челябинской и Курганской. Хотя здесь возможны варианты.

Насколько известно автору статьи вопрос о переименовании области не будет обсуждаться на референдуме. Широкой общественности разрешено лишь дискутировать и придумывать новые названия. Вполне вероятно, что Свердловская область (в смысле названия) доживает свои последние дни.

Но возникает вопрос – сколько будет стоить решение вопроса? Какова цена? С одной стороны, нормативные акты нашего государства не содержат требований о смене паспортов граждан, свидетельств о праве собственности, замены учредительных документов или каких-либо других бумаг. Хотя с другой стороны, все мы прекрасно знаем, что реформы (как правило) проводятся за счет граждан и переименование области вряд ли станет исключением. Но даже при всем сказанном выше – Уральская республика (например) автору гораздо ближе и понятней, чем Свердловская область.

Источник: Нина Акифьева, журнал ВЕСИ. 2010. № 5. С. 33.

Приложение ГАСО. Ф.р.1957. Оп.1. Д.1. Л.32-32об. Подлинник.

«Проект обоснования границ автономного Урала, Екатеринбург Декабрь 1918 г.

Определение границ области Урала в целях наибольшего культурно-экономического развития является делом большого государственного значения; поэтому и подходить к этому вопросу нужно с достаточной дальновидностью и логической последовательностью. Иная постановка вопроса неизбежно приведет лишь к частичному разрешению его, всегда неполному, почти всегда спорному и не удовлетворяющему поставленной цели.

Едва ли можно оспаривать, что такая обширная страна, как Россия, охватывающая значительную часть света, не может, даже при самых благоприятных условиях, исключительно и во всех отношениях управляться из далеких центров; поэтому необходимость областного самоуправления становится вполне естественной.

Принцип определения территории области Урала по признаку горнозаводского уклада является основным, а потому и должен служить исходной точкой зрения.

Исходя из этого основного положения, необходимо остановиться на выяснении тех дополнительных признаков и условий, которыми следует руководиться при определении территории, тяготеющей к основному ядру области Урала.

Такими признаками являются: прежде всего, географическое расположение с системою естественных и искусственных путей сообщения, затем этнографический, исторический и бытовой облик, отразивший на себе социально-экономическую структуру области, а также хозяйственно-экономическое состояние ее.

Перед нами должен стоять, как идеал достижения, Урал в естественных границах его областного культурно-экономического самоопределения.

Что касается географических линий, охватывающих эту систему горного хозяйства в широком экономическом смысле его, то за основания могут быть взяты данные К.Д. Носилова, намечающего границы области Урала на севере с Новой Земли, кончающего их, на юге Аральского и Каспийского морей; – с востока ставящего грань у Обдорска, Березова, Ялуторовска, Кургана, Тургая, с запада – у Уральска, Елабуги, Глазова, Усть-Сысольска, Усть-Цыльмы и р Индиги (устье которой может быть превращено в порт Ледовитого океана).

Однако Прикаспийский и Приаральский край, в пределах Тургайской и Уральской области, представляет район настолько своеобразный по своему характеру, что присоединение его к территории Урала представляется малообоснованным.

Ядром области Урала нужно признать поэтому все четыре губернии, которые всегда объединялись по взаимному культурному и экономическому тяготению друг к другу в области Урала, т.е. Пермскую, Уфимскую, Оренбургскую и Вятскую, охватывающие горнозаводскую систему хозяйства Урала в полном объеме и во всех его разветвлениях и представляющие сочетание горнозаводских и сельскохозяйственных элементов, тесно связанных между собою на Урале.

К этому основному ядру Урала должен быть отнесен весь Северный и Полярный Урал с тяготеющими к нему с востока и запада районами. С востока западная часть Березовского уезда Тобольской губернии по линии Байдарацкая губа – р Щучья – Левобережная Обь – Березов, идущей до крутого поворота Оби (считая по ее течению) с востока на север и до смыкания Березовского, Тобольского и Туринского уездов, Туринский уезд целиком, Тюменский с точки смыкания его с Тобольским и Туринским до впадения реки Туры в Тобол; Ялуторовский и Курганский уезды по р Тоболу до линии смыкания Курганского уезда с границей Оренбургской г.

К западному склону Северного Урала должны быть прирезаны, как это полагало Главное управление финансов Урала, тяготеющие к нему части Усть-Сысольского Вологодской губ и Мезенского Архангельской губ (от точки смыкания Усть-Сысольского уезда с Вятской), жизнь которых исторически связана с Уралом.

Вообще весь север в указанных границах должен быть соответственно соображениям Главного управления финансов, отнесен к области Урала Центры тяжести горнозаводской промышленности могут быть в ближайшие же годы отнесены к северу, и там развитие производительных сил Урала обещает широкие перспективы. Отдаленность Северного и Полярного Урала не играет особой роли. Железн дороги в направлении, с одной стороны, к выходу в Ледовитый океан, с другой стороны, на север, выше Никито-Ивделя, и изведанные золотоносные и платиновые районы, и сеть подсобных и подъездных путей приблизит этот край к центру Урала и свяжет крепкими узами все эти районы в одно целое – область Урала.

Таким образом, территория области Урала, в основе своей определенная в записках Временного областного правительства Урала, должна принять схему, очерченную в настоящем докладе».

ПРЕДЧУВСТВИЕ КОСМОСА

Какими бы решающими для Победы не были военные действия на фронте, судьба нашей Родины в годы Великой Отечественной войны решалась не только на передовой. И Уралу здесь отводилась совершенно особая роль. Обладая уникальными природными ресурсами, высококвалифицированными рабочими кадрами и историческим опытом производства вооружений еще со времен Петра I, регион с первых же месяцев войны был выдвинут на роль главного арсенала Красной Армии.

В 1941-1942-м годах на Урал было эвакуировано более 700 оборонных предприятий, что значительно усилило его военно-промышленный потенциал и позволило изготавливать практически все виды военной продукции. Однако такой авиационной экзотики как в районном поселке Билимбай Свердловской области не было, наверное, больше нигде.

Одними из первых прибыли в Билимбай сотрудники военного завода №293. Возглавлял это предприятие авиаконструктор В.Ф. Болховитинов. К сожалению, сегодня это имя почти не известно широкой публике. В истории нашей авиации профессор Болховитинов не пользовался славой всемирно известных генеральных конструкторов, гораздо больше Виктор Федорович известен как генератор талантов. Билимбаевскую «школу» Болховитинова прошли тогда многие авиационные и космические конструкторы с мировым именем. Это создатель крылатых ракет Александр Березняк; разработчик жидкостных реактивных двигателей для ракет подводных лодок и космических аппаратов Алексей Исаев; автор и первый разработчик турбореактивных двигателей Архип Люлька; заместители главного конструктора Королева, Михаил Мельников и Борис Черток. Сам же Виктор Федорович до конца своих дней будет считать «билимбаевский период» главным этапом в своей жизни – временем начала эры отечественной реактивной авиации.

Самолет БИ2 в Кольцово,1942 г. Фото из музея школы №23, п. Билимбай

Такова краткая предыстория создания в Билимбае первого отечественного ракетного самолета с жидкостным реактивным двигателем, получившего позднее название БИ-1, что на этапе проектирования означало «ближний истребитель», а в перспективе имелось в виду, что «БИ» будет означать «Болховитинова истребитель». В дальнейшем, название «БИ», с легкой руки журналистов, стало связываться по сходности букв с именами Березняка и Исаева.

Борис Евсеевич Черток вспоминал о тех днях: «В Билимбай прибыли утром 7 ноября. Он встретил нас двадцатиградусным морозом. Несмотря на праздник – 24-ю годовщину Октябрьской революции, объявили всенародный аврал по разгрузке эшелона. Местная власть всех прибывших временно разместила в просторном «Божьем храме» – прямо на холодном каменном полу. Пока женщины устраивали в церкви детей и налаживали быт, весь мужской состав начал перетаскивать оборудование на отданный в наше распоряжение чугунолитейный завод».

«Демидовская технология петровских времен», – сказал, осмотревшись вокруг, главный инженер 293-го Волков. Он и Болховитинов, выполняя приказ наркома авиационной промышленности Шахурина, успели прибыть на место раньше основного эшелона, подготовиться к расселению людей и отвоевать у других претендентов на литейный завод основную часть его площадки. Последнее было совсем не лишним, учитывая, что кроме 293-го в Билимбай прибыли коллективы вертолетного КБ Камова – Миля и агрегатного завода Привалова, изготавливающего парашютно-десантное оборудование.

«Мы с товарищами, – вспоминал Черток, – имели возможность осмотреть будущее место работы. Завод задолго до войны бездействовал, и теперь, при сильном морозе, припорошенная первым снегом его территория производила угнетающее впечатление. Окна были выбиты, рамы выломаны. Ни ворот, ни дверей мы не увидели. Вагранки и еще какие-то литейные сооружения забиты «козлами». На дворе и под дырявой крышей груды окаменевшего на морозе шлака и тонны всяческого металлолома. Болховитинов где-то отыскал строителя, с которым в маленькой конторке к нашему приезду успел составить подобие проекта реконструкции». Предстояло превратить это «чугунолитейное кладбище» в авиационный завод и одновременно переучивать бывших металлургов в авиастроителей. Но, констатировал Черток: «За плотно закрытыми глухими воротами всех домов остались только женщины и старики. Вся молодежь была в армии».

Зимой 1941-1942 годов мороз был особенно жесток. Труднейшей проблемой стало поддержание приемлемой температуры в домах. Заготовка дров превратилась для сотрудников в столь же обязательную деятельность, как и основная работа. Михаил Мельников писал: «В Билимбае мы сначала валили лес. Причем меня поставили бригадиром ребят-ремесленников, а это были ребятишки возрастом 14-16 лет, многие девочки и мальчики работали в токарном цеху. Так вот они работали, стоя на ящике, и часто бывало, что один уснет и сваливается с ящика, поэтому все работали одетыми и в шапках-ушанках. У кого не было своей, тому выдавали ватную толстую шапку, чтобы, если упадет, не ушибся сильно. Вот и мне дали такую группу ребят, человек 10 их было. Вместе поднимали бревно, клали конец на стол, другой конец я держал на руках и толкал на пилу вдоль соответствующего приспособления. И уже где-то к 12 часам ночи (а в 12 часов был конец рабочего дня) я шел с очередным бревном и потерял сознание, расстояние до пилы было около метра, а я продолжал идти и толкать. Девочка поняла, что со мной плохо и выключила пилу, мальчик бросился на меня и толкнул в сторону. Я пришел в себя, обе руки остались целы, я даже не понял, что со мной произошло, и только на следующий день я осознал, пришел, ребят построил, вызвал этих двоих и им в ноги поклонился. Они, можно сказать, подвиг совершили, тоже рисковали».

К сожалению, Михаил Васильевич не вспомнил имен тех билимбаевских ребят, а они, в свою очередь, наверное, так никогда и не узнали, что спасли жизнь будущему заместителю Сергея Павловича Королева.

Тогда, в декабре 1941 года (мороз 40-45 градусов, ветер обжигающий), работы по самолету БИ, казались далекими «Васюками». Такое словечко было тогда популярно в КБ Исаева и, как правило, подразумевало перспективное и далекое будущее. А начинать пришлось с расчистки и облагораживания заводской территории. Вот как спустя много лет рассказал об этом М.В. Мельников: «У нас под крышей на большом железном листе горел постоянно костер, и два человека примерно десять минут работают, два человека греются у костра, отдыхают. Но особенностью работы было вот что: надо было взять гвоздь и его забить. Перчаток не было, были только варежки, а ими гвоздь не возьмешь, поэтому верхняя часть варежки была срезана, на большом пальце тоже конец был отрезан, и берешь гвоздь двумя пальцами, ставишь на место и забиваешь. Так как лес был мороженный, то мы так наловчились, что забивали этот гвоздь за один удар».

Основным средством поддержания жизнедеятельности сотрудников были 600 граммов хлеба на человека и горячая «билимбаиха». «Билимбаихой» – писал Черток, – мы прозвали черную лапшу, сваренную в кипятке без всяких жиров. Тарелка на «первое» и такая же на «второе» – этот обед мы получали в барачном сооружении, которое называли «ресторан Большой Урал». Подспорьем служил спирт. Его небольшими дозами распределялся среди работающих и, время от времени, обменивали на молоко или мясо.

Но как бы, ни было трудно, а работы на заводе шли своим чередом, и уже в декабре 1941 года было закончено сооружение «испытательной станции». Такое громкое название у заводчан получил тривиальный стенд, который строители соорудили на берегу Билимбаевского пруда. Стенд представлял собой сваренную из железных труб и огороженную фанерой «халабуду», в которой помещался фюзеляж самолета без крыльев, но с кабиной пилота. Основным содержанием фюзеляжа были баллоны азотной кислоты, керосина и сжатого воздуха. Хвост фюзеляжа с двигателем был обращен в сторону пруда. В случае неприятностей при огневых испытаниях все, что связано с азотной кислотой, по идее должно было свалиться в воду. Для секретности стенд защитили высоким забором от любопытных.

К новогоднему празднику на заводе восстановили теплосеть и котельную, подали во все рабочие помещения тепло и провели освещение. Бездетные холостяки предпочитали ночевать на рабочих местах, и на ночь конструкторский зал превращался в просторную общую спальню. Здание ожило – на первом этаже загудели станки, на втором разместились конструкторы, которые наконец-то могли работать у кульманов без ватников и рукавиц, а в сборочном цехе началось одновременное изготовление двигателей для трех самолетов.

Руководство НИИ ВВС, зная, что заводской летчик-испытатель Борис Кудрин находился тогда в госпитале, прикрепило к заводу капитана Григория Яковлевича Бахчиванджи. Летчик был представлен коллективу и сразу всем понравился. Никакой спеси, «так свойственной многим летчикам-испытателям» у него не было. Александра Михайловна Лузина (Оглоблина) вспоминала: «В 1941 году, окончив семь классов, в 15-летнем возрасте поступила работать на завод 293. Во время работы на заводе часто приходилось видеть Бахчиванджи. Это был очень общительный человек. При посещении завода он встречал и провожал рабочих приветливой репликой: «Идут мои братцы-кролики!».

Бахчиванджи изумлял всех тем, что, прилетая в Билимбай из Кольцова на легком спортивном самолете, садился на заснеженный лед озера и подруливал к самому стенду. «В черном кожаном реглане, летном шлеме и начищенных хромовых сапогах, утопавших в снегу, он казался посланцем из далекого мира, с подмосковных теплых аэродромов» – вспоминал Борис Черток.

«Я стояла на посту у самолета, – вспоминала жительница Билимбая Ксения Александровна Архипова, – подходит молодой человек в форме летчика. Спрашиваю: Ваш пропуск! Он улыбается и говорит, что он хозяин этого самолета. – Я не знаю! Мне нужен пропуск! Он подает мне пропуск с другого завода и улыбается, как будто проверяет меня. Разберусь ли я в этом пропуске? Пропуск был с завода №290, и я сказала ему, что не пропущу его по этому пропуску к самолету. Тогда, улыбаясь, он предъявил пропуск с нашего завода. Похлопал меня по плечу и сказал: «Молодец, мамаша, нас летчиков много, могут подойти и другие».

Первые запуски двигателя на импровизированном стенде проводил один из сотрудников легендарной ГИРД (группа изучения реактивного движения) конструктор реактивных двигателей Арвид Палло. Условия проведения испытаний были суровыми: температура воздуха часто падала до минус 40С°.

Первые испытания на стенде с участием Бахчиванджи прошли 20 февраля 1942 года. Этот запуск двигателя мог стать последними, как для летчика (в день его рождения), так и для конструктора. Арвид Палло, вспоминая тот день, писал: «Несмотря на грамотные действия Бахчиванджи, произошел взрыв. Все окуталось парами азотной кислоты. При взрыве головка двигателя сорвалась с креплений, пролетела между баками азотной кислоты, ударилась о бронеспинку сиденья пилота и сорвала крепежные болты. Бахчиванджи ударился головой о доску приборов. Первым стремлением было выйти из пристройки, воспользовавшись боковым выходом. Но тут-то возникла мысль, а что с Григорием Яковлевичем? И тогда, протянув руку в направлении кабины, я на ощупь обнаружил меховой воротник кожанки Григория Яковлевича. Сильно потянув за воротник, почувствовал, что Григорий Яковлевич поддается. Помогая ему выбраться из кабины, вытолкнул его в передние выходные ворота пристройки. Здесь его подхватили руки механиков и стали обмывать содовым раствором. Выйдя из пристройки и набрав в легкие порцию свежего воздуха, почувствовал сильное жжение лица и с головой окунулся в снежный сугроб. Стало легче. Механики стенда вытащили меня из сугроба и, увидев вместо лица зеленовато-желтую маску, опустили голову в бачок с содовым раствором. Возможно, другой летчик-испытатель после происшедшей аварии сразу отказался бы от дальнейшего участия в работе, заявив, что не все доработано, не все надежно. Однако Григорий Яковлевич без всякого колебания решительно выступил за скорейшее продолжение работ, за скорейший полет».

Неожиданно число сотрудников КБ Болховитинова в Билимбае заметно увеличилось, так как наркоматом было принято решение включить в состав 293-го завода коллектив будущего создателя первого советского турбореактивного двигателя Архипа Люлька, руководителя СКБ-1 при Ленинградском заводе имени Кирова. «Мы вели в Билимбае полуголодное существование – вспоминал Борис Черток, – однако, что такое настоящий голод, мы услышали от спасенных ленинградцев. Черную «билимбаиху» они поедали, сберегая каждую каплю малосъедобного, с нашей точки зрения, варева. Ни единой крошки хлеба они не роняли».

В марте 1942 года испытательный стенд был восстановлен после аварии, а в систему питания ЖРД внесены изменения. В начале апреля из казанской тюрьмы НКВД был выпущен один из пионеров отечественной ракетной техники Валентин Петрович Глушко. Из Казани он приехал в Билимбай где ознакомился с конструкцией самолета и стендовой испытательной установкой. Вскоре дело дошло и до монтажа. Деревянный планер конструкции А.Я. Березняка, изготовленный в деревообделочном цехе одного из уральских заводов, в начале апреля был перевезен в Билимбай, где после установки двигателя и стал тем самым легендарным самолетом БИ-1.

25 апреля первый самолет на двух грузовиках был переправлен в Кольцово на летную базу НИИ ВВС. 2 мая Бахчиванджи провел первую пробежку по аэродрому не на буксире грузовика, а с работающим двигателем. «Это было уже вечером. Стемнело, и яркий сноп огня, с ревом вырывающийся из хвоста маленького самолетика, производил необычное впечатление. Во время пробежки Бахчи, убедившись, что хвост на скорости поднимается, прибавил газ, и машина оторвалась от земли. Самолет пролетел на высоте одного метра около пятидесяти метров и плавно приземлился», – вспоминал Борис Евсеевич Черток.

Утром 15 мая 1942 года произошло событие, ставшее шагом к освоению космоса и навсегда вошедшее в летопись отечественной космонавтики – взлет с грунта первого советского самолета с жидкостным реактивным двигателем. Впервые прозвучала команда не «от винта», а «от хвоста». Л.С. Душкин в своих воспоминаниях об этом дне, писал так: «На аэродром Бахчиванджи пришел в новом пальто и новых хромовых сапогах. А перед командой на взлет сел в самолет в старой куртке и старых сапогах. На вопрос, зачем он переоделся, Бахчиванджи ответил, что новое пальто и сапоги могут пригодиться жене, а поношенное одеяние не помешает ему выполнить задание».

В своем первом (до сих пор неопубликованном выступлении) 1962 года В.Ф. Болховитинов писал: «Для нас, стоявших на земле, этот взлет был необычным. Непривычно быстро набирая скорость, самолет через 10 секунд оторвался от земли и через 30 секунд скрылся из глаз. Только пламя двигателя говорило о том, где он находится. Так прошло несколько минут. Не скрою, у меня затряслись поджилки». «Наконец, светящаяся точка исчезла, – продолжал рассказ Болховитинова Арвид Палло, – и появилось небольшое, желтого цвета облако. Прекратился звук работающего двигателя, и самолет в режиме планирования стал заходить на посадку. С земли было видно, что Григорий Яковлевич заходит на посадку слишком высоко. Он это сам заметил и стал выполнять попеременное скольжение на правое и левое крыло. Снизив при этом маневре скорость, самолет, видимо, потерял управляемость и с небольшой высоты, с креном влево, подломив шасси, упал на землю. По летному полю вперед и влево покатилось одиноко колесо от шасси. Все произошло быстро и неожиданно. И вдруг видим, как из кабины самолета вылезает Григорий Яковлевич. Сразу стало легче».

Полет продолжался 3 мин. 9 сек. Самописцы зафиксировали максимальную высоту полета 840 м, скорость 400 км/ч. В послеполетном донесении летчик-испытатель отмечал, что полет на самолете «БИ» в сравнении с обычными типами самолетов исключительно приятен, а по легкости управления самолет превосходит другие истребители.

Полет произвел яркое впечатление на всех присутствующих, не исключая и членов государственной комиссии, отметивших в официальном акте, что: «Взлет и полет самолета БИ-1 с ракетным двигателем, впервые примененным в качестве основного двигателя самолета, доказал возможность практического осуществления полета на новом принципе что открывает новое направление развития авиации», а Василий Павлович Мишин, в свою очередь, подчеркнул: «Все понимали, что присутствуют при рождении новой ракетной эры авиации».

Через день после испытаний в Билимбае была устроена торжественная встреча и митинг. Над столом президиума висел плакат: «Привет капитану Бахчиванджи, летчику, совершившему полет в новое!». Наркому Шахурину и командованию ВВС срочно был отправлен бодрый доклад. В ответ последовало решение ГКО о постройке серии из 20 самолетов с устранением всех обнаруженных недостатков и полным вооружением.

В коллективе царило приподнятое настроение. Оно подкреплялось наступлением лета. Но не все провели его на Урале. Одним из первых уехал в Москву Борис Евсеевич. Интересно, что, попав в прифронтовую столицу, Черток неожиданно для себя отметил: «В магазинах и столовых все продукты отпускались строго по талонам и карточкам. Было далеко не сытно, но никто из десятков людей, с которыми я встречался, не голодал. Во всяком случае, в Билимбае было куда хуже».

А на Урале продолжались испытания. И в каждом из полетов происходило нарастание скорости. В воспоминаниях А.В. Палло имеется колоритное высказывание летчика К.А.Груздева после полета на БИ-2 12 января 1943 года: «И быстро, и страшно, и очень позади. Как черт на метле».

27 марта 1943 года при очередном летном испытании БИ-3 погиб Григорий Бахчиванджи. В.П. Мишин, очевидец этого события, вспоминал: «27 марта 1943 года Бахчиванджи произвел взлет, сделал два разворота, на прямолинейном участке, вышел на максимальную скорость, после чего неожиданно вошел в крутое пике и, не выходя из него, воткнулся в землю на границе аэродрома. Когда подъехали к месту трагедии, там практически ничего не осталось, самолет был цельнодеревянный, поэтому сгорело все».

В этих полетах были зафиксированы наивысшие летные показатели самолета «БИ» – максимальная скорость 680 км/ч (расчетная 1020 км/ч на высоте 10 000 м), высота полета 4000 м, время полета 6 мин 22 сек.

После аварии самолеты серии «БИ» в Кольцово больше не взлетали, однако уральский опыт не пропал даром, а стал надежным плацдармом для дальнейшего развития отечественной авиационной и космической техники. Через шесть лет после взлета Бахчиванджи в СССР был создан уникальный реактивный истребитель МИГ-15, через 10 лет – сверхзвуковой истребитель МИГ-19, а менее чем через 20 лет – Юрий Гагарин впервые в истории человечества совершил полет в космос и сказал, что если бы не было полетов Бахчиванджи, возможно не было бы и этого его полета.

В тексте использованы:

1.Документы Российского Государственного архива научно-технической документации (РГАНТД): воспоминания А.В. Палло (Ф.99. Оп. 10зв. Ед. хр.872-1); воспоминания В.Ф. Болховитинова (Ф.99. Оп. 6зв. Ед. хр.479-4); воспоминания В.П. Мишина (Ф.99. Оп. 6зв. Ед. хр479-3); воспоминания М.В. Мельников (Ф.99. Оп. 11зв. Ед. хр. 926, 927).

2.Материалы поисковой работы музея школы №23 поселка Билимбай.

3.Локтев А. Четыре встречи с Арвидом Палло // Вестник. 18(225), 31 августа 1999.

4.Черток Б.Е. Ракеты и люди. Фили – Подлипки – Тюратам. М.: Машиностроение, 1999.

Источник: Нина Акифьева, Областная газета. 2007. 2 марта (№ 63-64) (с испр. и доп.)

БИ РАЗМЫШЛЕНИЯ ДИЛЕТАНТА

Я никогда не писала рецензий на документальные фильмы. Не стала бы и в этот раз. Но… Посмотрела фильм, прочитала комментарии. И не удержалась.

Цитата из фильма: «Здесь над созданием первого реактивного работали ставшие всемирно известными Михаил Миль и Борис Черток».

Спорное заявление. Борис Евсеевич Черток действительно участвовал в создании, доводке и испытаниях самолета БИ-1. Тогда как Михаил Леонтьевич Миль участия в работах над БИ-1 не принимал. В Билимбае Миль (завод № 290) занимался разработкой автожира АК (вертолетами их стали называть позже) и попутно вопросами усовершенствования управления самолетов.

Миль, безусловно, знал, чем занимаются на заводе № 293 (подтверждением этого может служить интерес, проявленный Милем к ракетным двигателям, в конце 1940-х в КБ Миля был разработан, а в начале 1950-х годов создан, опытный образец вертолета В-7 с турбореактивными двигателями на концах лопастей). Но повторим, участия в разработке БИ-1 Миль не принимал, во всяком случае, нам ничего по этому поводу неизвестно.

Зато самое деятельное участие принимал, например, ведущий инженер-испытатель «фирмы» Душкина, Арвид Владимирович Палло. Заметим, что на БИ-1 в качестве основной двигательной установки использовался двигатель конструкции Леонида Степановича Душкина – Д-1-А-1100. И самое непосредственное))) участие в проекте принимали (без этих людей самолета «БИ» вообще бы не было): руководитель завода № 293 – Виктор Федорович Болховитинов и его подчиненные: Александр Березняк, Алексей Исаев, Алексей Росляков, Михаил Мельников.

Цитата из фильма: «Перед войной Григорий Бахчиванджи был определен как ведущий летчик-испытатель по этой теме».

Не совсем так. Изначально летные испытания по проекту БИ-1 были поручены летчику-испытателю Б.Н. Кудрину. Григорий Бахчиванджи присоединился к проекту «БИ» в декабре 1941 года, так как на тот момент заводской летчик-испытатель Борис Кудрин находился на излечении в госпитале.

Цитата из фильма: «Испытания двигателя велись в подвале Свято-Троицкого храма…».

Это, безусловно, «промах» создателей фильма. Вы, вообще, те подвалы видели? Из воспоминаний Мельникова: «Для опытов с двигателем, на берегу Билимбаевского пруда, на месте, где в строгановские времена стояла водяная турбина […] был небольшой кусок земли (плотина – авт), на нем и устроили испытательную станцию. На огороженном пространстве стоял макет фюзеляжа самолета БИ с полной компоновкой и штатной двигательной установкой с баллонами». [РГАНТД. Ф. 99. Оп. 10 зв. Д. 872-1].

Что происходило при испытаниях? Свидетельствует Алексей Исаев: «Струя вылетала из сопла с огромной скоростью и большой температурой, выбрасывая вверх песок и камни – одним словом, всё, что встречалось на пути…». Так что результаты испытаний, проходи они в подвале Свято-Троицкой церкви, закончились бы для почтенного храма плачевно. Кстати, в книге, которую так часто цитируют «за кадром» фильма, конструкция стенда и место его нахождения описаны довольно подробно.

Приведу еще одно свидетельство опасности эксперимента от Мельникова: «И вот мы с Исаевым приехали [в Нижний Тагил], там в одном из цехов осваивалась арматура для БИ-2, мы приехали в этот цех на испытания баллонов для азотной кислоты. Это баллон литров на 200-300, если не больше, такой продолговатый, испытывался на давление разрушения […], причем в баллоне по существу воздуха не было, а была вода. Баллон лежал на подвеске над столом, сбоку был поставлен фанерный щит, за этим фанерным щитом стояли начальник цеха, слесарь-испытатель, сварщик, Исаев и я. И мы, собственно, вот за этим стояли, когда подняли давление, баллон разорвался и произошло событие, от которого мы просто начисто обалдели. Крышу, которая была на высоте порядка 6-8 метров, сорвало этой струей воды, а вода прошила тавровую балку, толщиной 8-10 мм. Дырка рядом. Я подумал: «Исаева она могла прошить легче, чем эту тавровую балку». [РГАНТД. Ф. 99. Оп. 11зв. Д. 926, 927].

Я, наверное, огорчу поборников связки «храм-самолет». Но информация о том, что двигатель «собирали в подвале Cвятотроицкого храма» http://www.pervouralsk.ru/news/20181 также не соответствует действительности. Все работы по проекту «БИ» проводились на территории чугунолитейного завода, включая стенд на плотине.

Цитата из фильма: «20 числа февраля оттуда [из Свято-Троицкого храма] достали двигатель, привезли от плотинки фюзеляж, здесь состыковали. Отсюда вся испытательная группа во главе с Бахчиванджи выкатила Би 1. Здесь Григорий Яковлевич запускает и своим ходом спускается до берега Билимбаевского водохранилища. Здесь он скатывается с улицы Свердлова на лед и в направлении на северо-восток взлетает, делает разворот и сразу садится, и подкатывает к тому зданию, где стояла группа офицеров и генералов вооруженных сил…».

С мифами бороться невозможно, но попробуем. Сначала пройдемся по датам. Итак, свидетельствует Мельников: «20 февраля 1942 года Исаев привел меня на испытательный стенд. Часам к 10, приехали Бахчиванджи и Арвид Палло. Бахчи сел в кабину, за спиной у него была броневая спинка, и на случай аварии она его защищала. Перед испытанием мы встали на расстояние от двигателя примерно метров 10-12 под углом 45 градусов к направлению струи. Вот это надо хорошо себе представлять, чтобы понять, что произошло дальше. Палло стоит рядом с кабиной, в которой на кресле сидит Бахчи, Исаев объясняет, что сначала будет гудок, потом будет два, а потом будет струя. Вот такое образное объяснение: гудок, второй гудок, взрыв, что-то просвистело над головой у Исаева и упало в снег за нами. Мы увидели, что Бахчи клюнул носом вперед, спинка сорвалась с крепления и как бы нажала. Мы бросились, естественно, к Бахчи, а рядом стоял облитый азотной кислотой Палло. С помощью Палло и еще одного механика замечательного, Малышкина, мы вытащили Бахчи, посадили его на машину и отправили в больницу. […]. Арвид был в значительно более тяжелом состоянии, чем Бахчи, и, наверное, нам надо было вперед именно Арвида посадить и отправить в больницу. […]. Потом Исаев мне говорит: «Мишель, иди домой, и я пойду, надо в себя прийти». [РГАНТД. Ф. 99. Оп. 11. Д. 926, 927].

Таким образом, 20 февраля не было не только самолета, не было даже испытательной установки.

Теперь – по фактам. Мог ли самолет «БИ» следовать «своим ходом» по улице? Исключено. Алексей Исаев о характеристиках двигателя: «Маленький такой, а шум создавал адский! И запуск был необычен. Он не имел плавного управления, пуск осуществлялся с большим хлопком, даже взрывом. И сразу – работа на полную мощность. Прожорливый агрегат расходовал около 6 килограмм горючего в секунду. Таким образом, общего запаса топлива в 705 килограмм должно было хватить на работу двигателя в течение двух минут. Как и на аналогичных самолётах, проблема была в том, что после запуска двигатель невозможно было остановить до полной выработки топлива». Согласитесь, что весьма проблематично прокатиться с таким агрегатом по улицам поселка.

И еще факты. Вот как описывал Душкин все необходимые мероприятия при подготовке к первому полету:

25 апреля. Заседание комиссии. Изучение материалов.

26 апреля. Обследование аэродрома и прилегающей местности.

27-29 апреля. Осмотр материальной части самолета и двигателя.

30 апреля. Огневые испытания двигателя, установленного в самолете, с управлением его работой.

1 мая. Заправка самолета топливом для ЖРД. Взвешивание, проверка работы систем управления в самолете.

2 мая. Проверка самолета с работающим двигателем по аэродрому. Время 20 час.30 мин.

3 мая. Проверка на герметичность топливных баков, трубопроводов.

4-7 мая. Доработка самолета и двигательной установки по рекомендациям комиссии (смотровые окна, крепеж защитных покрышек от воздействия азота и др.).

8-11 мая. Плохая погода, наземные работы выполнять нельзя.

12 мая. Укатка грунта аэродрома на взлетно-посадочной полосе.

13 мая. Осуществление подлета самолета на аэродроме с работающим двигателем. Время 21 час. 30 мин.

14 мая. Заседание комиссии по разработке полетного задания.

15 мая. Осуществление полета на "БИ-1". Время 19 час.

16-20 мая. Составление и оформление отчетов и актов по полету.

[РГАНТД, Ф. 133. Оп. 3. Д. 294, 297, 298, 299]

Согласитесь, это совсем не то, что «достали двигатель, состыковали» и полетели.

Цитата из фильма: «Принято считать, что первый полет Бахчиванджи состоялся 15 мая 1942 года в Кольцово. Однако тот полет, скорее, был показательным а самый первый испытательный взлет был здесь, в Билимбае в феврале того же года…»

Здесь мне сказать нечего (все сказано выше) – как принято, так и будем считать!

Цитата от очевидца: «Первый полет состоялся 15 мая 1942 года в 19 часов [в Кольцово]. Впервые прозвучала команда не «от винта», а «от хвоста». [РГАНТД Ф. 99. Оп. 27зв. Д. 1326-8]. Болховитинов вспоминал: «Для нас, стоявших на земле, этот взлет был необычным. Непривычно быстро набирая скорость, самолет через 10 секунд оторвался от земли и через 30 секунд скрылся из глаз. Только пламя двигателя говорило о том, где он находится. Так прошло несколько минут. Не скрою, у меня затряслись поджилки. Наконец, Бахчиванджи возвратился и сел на аэродром. Посадка получилась жесткой, одна стойка шасси подломилась, колесо отскочило и покатилось по аэродрому. Для летчика это тоже был не просто первый полет на новом самолете, но полет на аппарате новых непривычных качеств, которые потребовали от него убыстрения всех действий и мышления в силу кратковременности полета и сильно возросших ускорений движения. Машина вела себя совершенно не так, как другие самолеты того времени, из-за этого летчик не полностью выполнил заданную программу, но главным было то, что он осуществил этот полет и благополучно возвратился. Все почувствовали, что совершен полет в новое, проложен новый путь в еще неизведанные области, положено начало новому этапу развития летательных аппаратов – эре ракетных полетов». [РГАНТД Ф. 99. Оп. 6зв. Д. 479-4.].

Цитата из фильма: «В историческом формуляре написано, что в декабре 1941 года была получена информация, что немецкая диверсионная группа получила задание на уничтожение базы… В первых числах января эта группа в количестве 20 человек была обнаружена в районе между селом Первомайским и Перескачкой».

Скажу сразу, что под такое заявление следовало бы предложить более весомую аргументацию. Во всяком случае, мне известен только один случай попытки осуществления практической диверсии «немецкой» диверсионной группой на Среднем Урале. Кратко воспроизведу рассказ своего коллеги, доктора исторических наук Владимира Мотревича (журнал «Родина» №11 2001). «В опубликованных в последние годы в России воспоминаниях обер-штурмбаннфюрера СС Отто Скорцени отмечалось, что техническая служба VI управления РСХА в 1943 году разработала план диверсий в советском тылу, целью которого было полное или частичное уничтожение оборонных заводов. Операция получила название «Ульм». Судя по обнаруженным архивным материалам, немецкая разведка действительно предпринимала усилия в этом направлении. […]. В ночь на 18 февраля 1944 года через советско-германский фронт были переброшены семь диверсантов. В прошлом шестеро из них были военнослужащими Красной армии, при разных обстоятельствах оказавшимися в германском плену. […]. Шпионско-диверсионная группа вылетела с рижского аэродрома и после дозаправки самолета в Пскове отправилась дальше на Восток. По плану германской разведки ей предстояло действовать в Свердловской области, однако по неизвестным причинам диверсанты были выброшены раньше и приземлились в Юрлинском районе Молотовской (Пермской) области. […]. Один из парашютистов повис на дереве, не смог приземлиться и замерз. В результате сильного голода и обморожений двое диверсантов, в том числе старший группы, покончили жизнь самоубийством. Еще один член группы во время приземления сильно обморозил ноги, у него началась гангрена, спустя месяц его застрелили. […]. 5 июня 1944 года, то есть спустя четыре месяца после приземления в советском тылу, трое оставшихся в живых парашютистов, не осуществив каких-либо террористических актов, явились с повинной в РО НКВД Бисеровского района Кировской области и сдались». Владимир Мотревич, журнал «Родина» №11 2001.

Нина Акифьева, 15 мая 2015 г.

БИ ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Утром 15 мая 1942 года произошло событие, ставшее важным шагом к освоению космоса и навсегда вошедшее в летопись отечественной космонавтики, – взлёт первого советского самолёта с жидкостным реактивным двигателем. В официальных документах опытный образец именовался однозначно: «Самолёт перехватчик конструкции Болховитинова». Неофициально его звали «БИ», что для всех посвященных обозначало то же самое: «Болховитинова истребитель».

Полёт истребителя-перехватчика, снабжённого жидкостным реактивным двигателем (ЖРД), произвёл яркое впечатление на всех присутствующих. В официальном акте Государственной комиссии, было отмечено: «Взлёт и полёт самолёта БИ-1 с ракетным двигателем, впервые применённым в качестве основного двигателя самолёта, доказал возможность практического осуществления полёта на новом принципе, что открывает новое направление развития авиации». В Билимбае была устроена торжественная встреча и митинг. Над столом президиума висел плакат: «Привет капитану Бахчиванджи, лётчику, совершившему полет в новое!». Наркому Шахурину и командованию ВВС был срочно отправлен отчет. А ещё через три недели на столе у Председателя Государственного комитета обороны, И. В. Сталина, лежал доклад о «постройке войсковой серии» в количестве 30 штук.

Макет самолета БИ-1 в Билимбае, 2010 год. Фото автора

Серийный вариант получил обозначение «БИ-ВС». Изготовление фюзеляжа было поручено заводу № 499. Предприятие располагалось в Тюменской области, в рабочем поселке Заводоуковск. Директором 499-го был талантливый конструктор Александр Сергеевич Москалёв. Именно Москалёву принадлежит идея – строить самолеты-крылья, воплотившаяся спустя время, в таких самолетах, как ТУ-144, «Конкорд», «Шаттл», «Буран». Александр Сергеевич, как никто другой, знал слабые стороны планера БИ. «Вероятность попадания БИ-2 в область волнового кризиса была ясной и достаточно высокой. Об этом факте могли не знать только недостаточно грамотные в аэродинамике специалисты. В разговоре с Виктором Фёдоровичем в Билимбае, где я получал чертежи БИ-2, – вспоминал Москалёв, – я его прямо спросил, не боится ли он катастрофы, вследствие возможного затягивания самолёта в пикирование, если прозевать скорость? Самолет-то БИ-2 был обычной классической схемы! Виктор Федорович ответил, что эта возможность им учитывается, и он введёт ограничение в скорость полёта, если это потребуется. Меня этот ответ успокоил, но только отчасти».

Ярослав Кириллович Голованов в книге: «Королёв, факты и мифы» писал: «Если инженеры Душкина напускали на свой двигатель туман в прямом (от паров кислоты) и переносном смысле, близко к нему никого не подпускали – «совершенно секретный объект!» – то Глушко, пользуясь правами «врага народа», не темнил, говорил все как есть, показал свои разработки, отдал методики расчётов. Он даже предложил для БИ связку из четырех своих камер». Алексею Михайловичу Исаеву такой вариант не понравился: «Эта связка нам всю машину испортит, – ворчал он, – посмотрите, у нас не самолёт, а девушка, стройная, тоненькая, а тут будет ж…, как у старой бабы».

Знал ли о билимбаевском чуде Королёв? Оказывается, знал. В автобиографическом очерке «Рождение мечты и первые шаги» Валентин Петрович Глушко писал: «По моему ходатайству на работу в наше ОКБ был направлен С.П. Королёв». По свидетельству Ярослава Голованова: «Королёв буквально с первых своих дней в Казани начинает борьбу за свой ракетоплан». Он уже видит свою машину во всех деталях, для него она уже реально существует. И тут Глушко подробно рассказывает ему о самолете БИ и описывает все его характеристики. «Характеристики эти, надо признать, были весьма скромны: на максимальной скорости (800 километров в час) БИ мог лететь не более двух минут, а на пониженной – не более четырех-пяти минут. Двигатель БИ допускал только шесть пусков».

Документ: «Работу по самолётам-перехватчикам считать особо секретной и для обеспечения особой секретности работ по самолёту-перехватчику и жидкостному ракетному двигателю, директору завода № 293 тов. Болховитинову всемерно ограничить круг лиц, допускаемых к сборочным чертежам самолёта и двигателя, расчётным материалам, а также в сборочные цехи и на испытательные станции самолёта и двигателя».

Что за БИ? Откуда взялся? Королёв изучает вопрос и пишет служебную записку. В своей записке он отмечает, что, конечно, можно установить на БИ более совершенный двигатель Глушко РД-1, но предупреждает: «Потребная для этого переделка самолёта БИ так велика, что фактически сводится к созданию машины заново». В абзаце, посвященном БИ, явно звучит некоторое раздражение по отношению к сопернику. И оно объяснимо. Голованов констатирует: «Несмотря на всю непохожесть, главные идеи, заложенные в этих машинах, пересекались в одной точке: это были летательные аппараты с жидкостными ракетными двигателями для полёта человека». Но РП-318 Королева – это только планер, сам подняться с земли еще не может, а БИ – какой-никакой, но уже самолёт.

Документ: Кроме 30 самолётов войсковой серии КБ Болховитинова получило задание спроектировать и построить малую серию из 4-х экземпляров модификации самолёта-перехватчика со следующими лётно-техническими данными: «1. два самолёта со сферическими баками с увеличенным временем полёта (4 мин. 30 сек) и потолком (12000 метров). 2. два самолёта со сферическими баками и дополнительными двумя прямоточными воздушно-ракетными двигателями на концах крыльев с ещё более продолжительным временем полёта (7 мин.) с выпуском на испытания 15 августа 1942 года и 1 октября 1942 года соответственно».

К началу 1943 года билимбаевское КБ Болховитинова подготовило еще две модификации самолета, превосходящие первенца, и в мощности, и скорости. В воспоминаниях А.В. Палло имеется колоритное высказывание лётчика К.А.Груздева после полета на БИ-2 12 января 1943 года: «И быстро, и страшно, как чёрт на метле». 27 марта 1943 года при лётном испытании БИ-3 погиб Григорий Бахчиванджи. Александр Сергеевич Москалёв отметил: «На машине, пилотируемой Г.Я. Бахчиванджи, была сделана попытка достичь предельной скорости полета. По неутончённым данным, В. Ф. Болховитинов в это время отсутствовал, и произошло то, что должно было произойти – самолёт попал в волновой кризис и разбился».

Документ: «Разрешить НКАП перевести завод № 293 из посёлка Билимбай, Свердловской области, на его прежнюю территорию в г. Химки, Московской области, сохранив в Билимбае филиал завода. Перевести на завод № 293 НКАП из НИИ № 3 НКБ группу тов. Душкина и с Кировского завода Наркомтанкпрома группу тов. Люлька по прилагаемому списку. Доукомплектовать завод № 293 металлорежущим и прочим оборудованием в количестве 65 единиц, в том числе 40 единиц из поступающего импорта и 25 – с заводов НКАП. Организовать на «Уралмашзаводе производство 600 штук баллонов по спецификации, чертежам и графику завода № 293 НКАП. Выделить заводу № 293 из числа поступающих по импорту или в счёт поставок НКО: три трёхтонки, три полуторатонки, один трактор, два Пикапа, две легковых машины и один мотоцикл».

Спустя годы Москалев вспоминал: «Для меня до сего времени непонятно, почему было прекращено испытание БИ. Ведь и до полётов вероятность попадания БИ-2 в область волнового кризиса была ясной и достаточно высокой. Много позднее я поинтересовался во время случайной встречи с одним из заместителей В. Ф. Болховитинова И. Ф. Флоровым: «Почему все же прекратили строительство БИ-2»? После некоторого молчания тот ответил, что, якобы, БИ-2 был перетяжелён и его ЛТХ вдруг оказались хуже, чем ожидалось. Так как Флоров ещё работал в системе МАП, я его не стал мучить вопросами, но заметил, что В. Ф. Болховитинов в 1958 году – говорил мне совсем другое, а расчётные весовые материалы самолета, находившиеся на заводе № 499, вовсе не подтверждали необходимость жечь 30 самолетов БИ-2 по причине перетяжеления конструкции. Наличие дешевых быстроходных и высотных перехватчиков БИ-2 над городом Москвой в 1942 году могли дать существенную помощь в обороне столицы от вражеских самолётов. Но кому-то это не нравилось».

Работы в Билимбае были свёрнуты, ОКБ Болховитинова вернулось на старую базу. 11 апреля 1943 года Алексей Михайлович Исаев пишет родителям: «… В конце апреля или начале мая мы отплываем. «Ехать, так ехать, – сказал попугай, когда кошка тащила его за хвост». Я бы предпочёл ехать осенью, собрав хотя бы урожай со своего огорода. Но, как видно, не судьба. Еду с легким страхом. Денег у нас – только долги. Всего имущества рублей на 300, если найдется охотник [купить] швейную машинку, которую мы тщетно продаем всю зиму…».

Источники:

1. Документы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ).

2. Документы Российского государственного архива научно-технической документации (РГАНТД).

3. Акифьева Н. В. Билимбаевские рассказы / Нина Акифьева. – Екатеринбург: Уральский рабочий, 2016. – 311 с; ISBN 978-85383-645-7.

Нина Акифьева, 12 апреля 2017 г.

УРАЛЬСКОЕ ПРОСТРАНСТВО И ЕГО ЗОДЧИЕ

Урал – горная страна с суровой природой на вечном сквозняке между Европой и Азией, огромное пространство между Россией европейской и Россией азиатской. Здесь терпимо относились к чужому мировоззрению, к иной вере, к другой нации и рассчитывали только на собственные силы, а дух свободы и авантюризма всегда был присущ местным жителям.

Урал доставался Российскому государству тяжело и кроваво. 2 октября 1552 года войско молодого русского царя Ивана IV (было ему в ту пору 23 года), прозванного впоследствии Грозным, штурмом взяло столицу некогда могучего Казанского царства. И воевода Михайло Воротынский докладывал царю: «Радуйся благочестивый самодержец! Казань наша… Что прикажешь?»

Строгановы были первыми крупными землевладельцами Урала. Огромная территория края на несколько столетий стала их, пусть и условной, но собственностью. По подсчетам историков, сформированные в результате многочисленных пожалований, покупок и захватов, пермские вотчины Строгановых к началу XVIII века насчитывали более 10 миллионов десятин земли и, по словам М.А. Алданова, «представляли собой, быть может, беспримерное явление в истории».

Кроме территорий были у Строгановых и другие атрибуты власти – свои вооруженные отряды, а также право «судить и ведать» всех своих «слобожан» без вмешательства царских воевод. Заметим, что такое исключительное право Строгановы сохраняли и при Иване Грозном, и при Лжедмитрии I, и при Василии Шуйском. Вообще время Смуты – это особый период для строгановского «царства». Ведь кроме коммерческих выгод от продаж подорожавшей соли, возможно, была у них надежда на большую самостоятельность, а может даже и на независимость.

Ошеломляюще быстрое присоединение Урала и Сибири к России стало прочным и бесповоротным лишь после сибирского похода Ермака. Похода, завершившегося разгромом войск потомка Чингисхана сибирского царя Кучума; похода, поставившего точку в величайшей трагедии русского народа, начатой побоищем на реке Калке в 1223 году; похода, сделавшего русское продвижение на восток, по словам историка Л.Н. Гумилева, «необратимым».

Но какова была истинная цель Ермака? «По велению Ивана Грозного для укрепления восточной границы купцов Строгановых», – считают авторы новых российских энциклопедий. Однако из всех существующих точек зрения – эта представляется нам не самой аргументированной. Да и те немногие отрывочные сведения о личности атамана вряд ли позволяют нам нарисовать портрет государственника, обеспокоенного расширением державы Ивана IV. Судя же по Есиповской летописи, старейшему письменному источнику, описавшему подвиги атамана, выходило, что его казаки вволю «повеселившись» на волжских струях и, пограбив всех, кого ни попадя, решили уйти на Каму. Видимо, пермские леса показались казакам надежным укрытием от царского гнева. Но, возможно, привлекал разбойников и тот особый статус, которым обладали строгановские владения – своеобразное государство в государстве.

История с походом Ермака остается крайне запутанной и спорной, а версий тех событий с каждым новым веком становится только больше. Некоторые исследователи считают, что Ермака привела в Сибирь страсть к присвоению чужих богатств. Другие полагают, что его призвали защищать свои владения от набегов «татарови» Строгановы. Третьи находят, что Ермак по собственному желанию появился на строгановских землях, и они, чтобы избавиться от разбойников, уговорили их направиться в Сибирь.

Но есть и еще одна версия, о которой как-то не принято говорить. Так, Введенский в своей книге «Дом Строгановых в XVI –XVII веках», цитируя протоколы Санкт-Петербургской академии наук, пишет, что «господин профессор Ломоносов мнит, что подлинно неизвестно, для себя ли Ермак воевал Сибирь или для всероссийского самодержца. Однако есть правда, что он потом поклонился ею (Сибирью – авт.) всероссийскому монарху. И того ради, если оные рассуждения, которые о его делах с похулением написаны и не могут быть исправлены, то лучше их все выкинуть…». Так что версия об особой казачьей территории под управлением Ермака в границах восточного Урала и сопредельной Сибири вполне, на наш взгляд, состоятельна.

Казалось бы, рассуждать о «самостийности» края при Петре Великом бессмысленно. Но здесь обращает на себя внимание фигура одного из ближайших соратников Петра – сибирского губернатора, кавалера ордена Андрея Первозванного, князя Матвея Петровича Гагарина, в 1721 году на дыбу вздернутого в подвалах Петропавловской крепости. Считается, что причиной казни стало непомерное воровство князя. Он, якобы, утаивал доходы от торговли с Китаем и Средней Азией. По его приказу в Сибири раскапывались скифские курганы, а золото присваивалось. Но водились за опальным губернатором и другие «грехи», с точки зрения царя, и более серьезные, и более опасные. Якобы хотел он Сибирь сделать отдельным государством, а Сибирью в те годы считалось все, что лежало к востоку от Пермского края. «Гагарин «злоумышлил» отделиться от России, сформировал полк из пленных шведов, делает порох…», – «словом и делом государевым» сообщали из Тобольска недруги князя. Правда это или злой умысел недоброжелателей мы, вероятно, никогда не узнаем. Однако на Петра I аргументы подействовали. А то, что еще одним Рюриковичем станет меньше, – так это государству только на пользу.

Империя Петра I поставила крест на самостоятельности Урала. Хотя не все население края думало так. Несмотря на то, что формально Башкирия добровольно присоединилась к русскому государству еще в XVI веке, на деле же за два последующих века на Урале произошло, как минимум, три крупных и кровопролитных башкирских восстания. Но изменить ход истории в крае они уже никак не могли.

Однако Урал не потерялся среди прочих российских губерний. Вместе с появлением горных заводов возник и особый статус региона. «Это было настоящее государство в государстве, беспримерное существование которого требует серьезного изучения: тут были свои законы, свой суд, свое войско и совершеннейший произвол над сотнями тысяч горнозаводского населения», – писал Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

Лицом этого «государства» было Уральское горное правление, а глава его приравнивался правами к губернатору и считался доверенным лицом императора. Государственные люди стояли тогда у штурвала горнозаводского Урала: Василий Никитич Татищев, Вилим Иванович Геннин, Аникита Сергеевич Ярцев, Владимир Андреевич Глинка… Василий Немирович-Данченко, подчеркивая исключительность и могущество горнозаводского начальства, пустил в оборот фразу, приписываемую генералу Глинке: «Я – царь, я – бог Уральского хребта».

А хребет, надо сказать, был знатный, по пяти губерниям растянулся. Под стать горным начальникам были и заводские жители. И генерал Геннин, прощаясь с Екатеринбургом, писал Татищеву: «Здешние люди, как Вы сами знаете, понуждения себе не любят. И ежели их принуждать, то могут скоро сыскать другие дороги».

После Гражданской войны говорить об особом статусе края не приходится. Автор сознательно не рассматривает проекты внешнего влияния на судьбу региона, например, создание независимой Волго-Уральской Республики (Идель-Урал), спланированный руководством фашисткой Германии.

Начало 90-х – годы великих политических и экономических потрясений. 12 апреля 1993 года более 80 процентов населения Свердловской области высказались за придание региону статуса республики. Опираясь на результаты народного волеизъявления, 27 октября 1993 года сессия Свердловского областного Совета практически единогласно приняла за основу проект Конституции Уральской республики, а 31 октября Эдуард Россель объявил о создании нового субъекта в составе Российской Федерации. «Нам не нужен суверенитет, но очень нужна экономическая и законодательная самостоятельность», – заявил тогда Россель.

Как пояснил Россель в интервью для радио «Свобода», резко ускорить процесс юридического оформления нового государственно-территориального образования на территории России его заставляет не только нестабильная политическая ситуация в центре, но и представленный для обсуждения проект Конституции Российской Федерации. «В этом проекте записано, что изменить свой статус области смогут только после того, когда будет принято решение только всеми субъектами Федерации. Это значит, этим пунктом закрываются ворота полностью, стопроцентно, по изменению статуса другим областям. Я хочу, чтобы наша область, учитывая, что мы уже провели опрос, сессию, вырвалась из этой мертвой петли…» – заявил свердловский губернатор.

Однако вырваться не получилось. Уральская республика просуществовала всего десять дней. 10 ноября 1993 года указом президента России Ельцина решение Свердловского областного Совета было отменено, Эдуард Россель отрешен от должности, а все решения по Уральской республике были признаны не имеющими силы. Как сообщил низложенный губернатор, республика была разогнана, главным образом, из-за позиции, которую занял Сергей Шахрай, в то время председатель Госкомитета по делам федерации и национальностей. «Он напугал Ельцина, сообщив ему, что мы собираемся создавать свою армию, печатать деньги и провозгласили верховенство законов Уральской республики над законами РФ» – сказал Россель.

2009 год стал для Свердловской области последним "росселевским" годом. Никто даже и не заметил, что с ним ушла целая эпоха – эпоха надежд и сомнений, успехов и разочарований. И вряд ли еще кто в ближайшем будущем возьмет на себя смелость «вступить в ту же воду».

Источник: Нина Акифьева, журнал ВЕСИ, 2010. № 3. С. 22-24.

СТАРЫЙ СНИМОК

В музее Первоуральского Новотрубного завода на почетном месте висит старая фотография, снятая в зале заседаний Ленинградского государственного института по проектированию металлургических заводов (Фонтанка, 76), датированная 23 августа 1930 года. За большим старинным столом с массивными резными ножками – 14 человек – люди, от которых зависит судьба нового трубного завода в Первоуральске. Одних мы знаем хорошо, других – хуже, а о некоторых не знаем ничего, кроме имени, заботливо написанного на обратной стороне снимка.

На почетном хозяйском месте (третий справа) сидит директор Ленинградского ГИПРМЕЗа Авраамий Павлович Завенягин. Людям старшего поколения этого человека представлять не надо, однако, молодежи эта фамилия мало о чем говорит. Родился Завенягин в 1901 году в семье машиниста на станции Узловая (ныне Тульская область). Окончил Московскую горную академию, работал деканом металлургического факультета этой академии, а затем директором Московского института стали и Ленинградского государственного института по проектированию металлургических заводов (ГИПРОМЕЗ). В январе-августе 1933 года руководил металлургическим заводом в Днепродзержинске. В 1933-1937 годах он – строитель и директор Магнитогорского металлургического комбината. Сам Завенягин скромно говорил, что «Магнитку воздвигли, в сущности, три богатыря: Я. С. Гугель, Л. М. Марьясин и К. Д. Валериус». В конце тридцатых все они были расстреляны и Завенягин их не спас, хотя возможно, что пытался. Во всяком случае, когда арестовали учителя Завенягина академика И.М. Губкина, Авраамий Павлович (по свидетельству Б. Броховича) обратился непосредственно к Сталину с просьбой защитить выдающегося ученого. Действия почти безумные, Завенягин ждал немедленного ареста, но его не последовало. В апреле 1938 года его назначили начальником строительства Норильского горно-металлургического комбината НКВД. При этом Завенягин одновременно возглавил все находившиеся в этом районе лагеря НКВД (Норильлаг). И было в то время Авраамию Завенягину 37 лет. В третьей части романа Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» есть глава «Псовая служба», в которой автор дает оценку Завенягину: «Зверь был отменный. А иначе б ему Норильска и не построили».

В зале заседаний Ленинградского ГИПРОМЕЗа, 23 августа 1930 года. Фото из фондов музея ОАО ПНТЗ

На почетном хозяйском месте (третий справа) сидит директор Ленинградского ГИПРМЕЗа Авраамий Павлович Завенягин. Людям старшего поколения этого человека представлять не надо, однако, молодежи эта фамилия мало о чем говорит. Родился Завенягин в 1901 году в семье машиниста на станции Узловая (ныне Тульская область). Окончил Московскую горную академию, работал деканом металлургического факультета этой академии, а затем директором Московского института стали и Ленинградского государственного института по проектированию металлургических заводов (ГИПРОМЕЗ). В январе-августе 1933 года руководил металлургическим заводом в Днепродзержинске. В 1933-1937 годах он – строитель и директор Магнитогорского металлургического комбината. Сам Завенягин скромно говорил, что «Магнитку воздвигли, в сущности, три богатыря: Я. С. Гугель, Л. М. Марьясин и К. Д. Валериус». В конце тридцатых все они были расстреляны и Завенягин их не спас, хотя возможно, что пытался. Во всяком случае, когда арестовали учителя Завенягина академика И.М. Губкина, Авраамий Павлович (по свидетельству Б. Броховича) обратился непосредственно к Сталину с просьбой защитить выдающегося ученого. Действия почти безумные, Завенягин ждал немедленного ареста, но его не последовало. В апреле 1938 года его назначили начальником строительства Норильского горно-металлургического комбината НКВД. При этом Завенягин одновременно возглавил все находившиеся в этом районе лагеря НКВД (Норильлаг). И было в то время Авраамию Завенягину 37 лет. В третьей части романа Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» есть глава «Псовая служба», в которой автор дает оценку Завенягину: «Зверь был отменный. А иначе б ему Норильска и не построили».

В марте 1941 года А.П. Завенягин – первый заместитель наркома внутренних дел в звании генерал-лейтенанта, ему подчинены все строительные подразделениями НКВД на стройках Урала и Дальнего Востока. В 1945-1953 годах Завенягин – заместитель Л.П. Берии в советском атомном проекте. В зону его ответственности входил весь цикл производства ядерного топлива и зарядов, от руды до производимого в промышленных реакторах плутония. За испытание атомной бомбы Завенягину было присвоено звание Герой Социалистического Труда (1949 год).

Рядом с Завенягиным (четвертый справа) – «консультант из Америки» шведский инженер Ральф Штифель (R. Stiefel), личность, в узком кругу трубопрокатчиков, почти легендарная. Дело в том, что Штифель был изобретателем короткооправочного удлинительного стана (автомат-стан Штифеля). Этот агрегат представляет собой одноклетьевой стан-дуо с валками. Гильза задается в стан специальным вталкивающим устройством (пушером) и прокатывается на короткой оправке, расположенной в калибре между валками. Для повторного прохода в той же клети труба возвращается и подаётся вновь. В результате деформирования между валками и оправкой толщина стенки трубы уменьшается. Кстати, еще в 1897 году (как тут не вспомнить стан 140-2 после реконструкции 1980-х годов) Штифелем был запатентован прошивной стан с грибовидными валками (патент США № 30449).

По правую руку от Ральфа Штифеля (шестой справа) сидит Константин Гаврилович Шпельте – автор проекта Первоуральского трубного завода и специалист по прокату труб с дореволюционным стажем. В «старое» время Шпельте занимал пост директора трубопрокатного завода «Шодуар» (CHAUDOIR) в Екатеринославе (Днепропетровск). В 1928 году по обвинению в заговоре и вредительстве в промышленности Константин Гаврилович был арестован и даже сидел в «Бутырках». Как Шпельте после этого оказался в ленинградском институте по проектированию металлургических заводов (ГИПРОМЕЗ) – неизвестно. Неизвестна и дальнейшая судьба этого первопроходца трубного дела в России, вряд ли человеку с его послужным списком удалось пережить годы репрессий.

Надо обязательно сказать, что завод «Шодуар» был самым первым заводом по производству бесшовных труб в России. Он был основан франко-бельгийским акционерным обществом Русских трубопрокатных заводов «Шодуар» 6 сентября 1889 года и был знаменит новым (1911 г.) цехом фирмы «MANNESMANN AG» со станом для проката бесшовных труб. Предприятию уже тогда принадлежало первенство в освоении технологии производства многих видов труб и трубных изделий в стране.

И поэтому не куда-нибудь, а именно на бывший завод «Шодуар» (Днепропетровский трубный завод им. Ленина) осенью 1929 года приехал за чертежами для первоуральского трубного завода Иван Семенович Мельников. Иван Семенович Мельников на снимке он сидит рядом со Шпельте, (седьмой справа) – главный инициатор строительства Новотрубного завода в Первоуральске. Иван Семенович родился в 1896 году в деревне Лебедовской Вятской губернии. Прошел путь от простого рабочего Лысьвенского завода до заместителя директора Экспериментального завода Центрального научно-исследовательского института в Москве. С октября 1928 года по январь 1931 года работал директором 1-го Уральского завода цельнотянутых и катаных труб (Старотрубный завод), с января 1931 года по 1932 год он – управляющий строительством Новоуральского трубного завода (Новотрубный завод).

Визит Мельникова на Днепропетровский трубный завод имел далеко идущие последствия. Поэтому нет ничего странного в том, какой выбор сделал представитель предприятия при нашем торгпредстве в Берлине, Александр Евгеньевич Шестаков, размещая заказы для первоуральского трубного завода. Конечно, – это было оборудование фирмы «Меер» (MEER AG) – 100-процентной дочерней фирмы трубопрокатных заводов «MANNESMANN».

Вот как вспоминал об этом сам Шестаков: «Я остановился на известной немецкой фирме «Меер». Она купила патент у американского инженера Штифеля и выпускала неплохие станы. Вызвал агента. Где с помощью словаря, где жестом объяснил ему, что Советский Союз хочет приобрести новейший стан». «О, СССР – солидный заказчик», – воскликнул агент, почтительно приподнявшись с кресла. Он извлек из досье стенографическую тетрадку, тонко отточенный карандаш и приготовился записывать. Я назвал ему полученные проектные данные». «Хорошо! Когда сделать?», – спросил агент. «Как можно быстрее», – ответил я. Агент засмеялся: «У русских один срок…».

Чтобы лучше понять проблемы уральских трубников, полезно обратиться к истории. Идея проката бесшовных труб возникла у отца и сыновей Маннесманнов (Mannesmann). Они же претворили идею в жизнь. И в 1891 году в концерне «Маннесманнрёрен-Верке АГ» (MANNESMANNROHREN-WERKE AG) работало уже пять заводов по производству бесшовных труб – три в Германии, один в Англии и один в Австрии. Работы братьев Маннесманнов дали импульс развития другим способам проката бесшовных труб, и в начале XX столетия появляются автоматические станы Штифеля, реечные Келлога и непрерывные Фасселя.

Создание способа производства стальных бесшовных труб почти совпало по времени с появлением первенца звукозаписи. Говорят, что когда у знаменитого Томаса Эдисона, демонстрировавшего на Всемирной Парижской выставке свой фонограф, спросили, какой экспонат, из представленных на выставке, поразил его более других, он ответил: «Бесшовные трубы». И в этом ответе великого изобретателя нет ничего странного. Процесс получения бесшовных труб был окружен ореолом таинственности – это было одно из рукотворных чудес того времени. В крупнейшей русской универсальной энциклопедий конца XIX века «Гранат» сообщалось: «Трубы небольших диаметров делаются цельнотянутыми, из цельной раскаленной болванки, при помощи особых процессов, составляющих до сих пор весьма ревниво оберегаемый секрет немногих заводов».

В этой статье мы не будем подробно рассматривать оборудование, приобретенное заводом, как сказал Киплинг: «Это уже другая история». Однако некоторые факты все же приведем. В 1930 году Ленинградским государственным институтом по проектированию новых металлозаводов (ГИПРОМЕЗ) был разработан проект трубного завода в Первоуральске. При составлении проекта были учтены «опыт действующих предприятий, а также успехи западноевропейской и американской техники в области изготовления бесшовных труб», т. е. проектировщики изначально ориентировались на импортное оборудование.

Первым прокатным станом, запущенным в работу (1935 г.) в цехе №1, стал надежный, но малопроизводительный, реечный стан «Штоссбанк» (ROHRSTOßBANK) – пресс для протяжки труб на оправке через кольца. Хотя уже тогда было понятно, что основным прокатным станом для Новотрубного завода станет стан «220» или, как его называли сами прокатчики, – «Большой Штифель», в отличие от появившегося позднее «Малого Штифеля» – «140-1». В 1-м цехе НТЗ их до сих ласково называют «Большой» и «Малый».

Один из строителей Новотрубного завода Федор Антонович Шкредов писал в своих воспоминаниях: «В день XVII годовщины Октября строители очистили трубопрокатный от лесов. В пролете громоздились огромные ящики с прокатным оборудованием. На досках чернели аршинные немецкие буквы «MEER». Это лежал, разобранный на тысячи деталей стан «Большой Штифель». Каждой надо было найти свое место и связать с другими в одно целое. Оказалось, что не все части стана импортные. Вспомогательное оборудование – рольганги, решетки, станки, стеллажи – делал «Уралмаш».

Сегодня от того вспомогательного оборудования в цехе №1 вряд ли что-то сохранилось. Тогда как станины прошивного и автоматического станов все еще украшены полустертыми буквами «MEER AG M. GLADBACH», и до сих пор служат трубопрокатчикам станки немецкой фирмы «FRORIEP RHEYDT» с огромными литыми буквами «DEUTSCHLAND DORTMUND 1932».

Но вернемся к фотографии. На снимке (четвертый справа) стоит Виктор Васильевич Швейкин. В 1930 году – это молодой, только что окончивший Уральский политехнический институт инженер-конструктор «Уралгипромеза». Вспоминая те годы, Виктор Васильевич писал: «Где-то в середине лета (1930 года – Авт.) мне дали первоначальный эскиз стройки «на отзыв». А вскоре предложили вплотную заняться им. В тресте «Уралмет» было решено показать проект американскому трубнику, инженеру Штифелю, который посетил Ленинград. Тогда-то я и увидел эту знаменитость – изобретателя трубопрокатных станов. Его попросили прочесть нам, молодым русским инженерам, несколько лекций (всего их было пять – Авт.). Он согласился». Еще Швейкин отмечал, что «Штифель, как говорится, только прошелся карандашиком по чертежам, а вся главная работа осталась за нами. Меня назначили главным инженером проекта».

На Новотрубном заводе Швейкин проработал почти восемь лет (с 1931 по 1938 гг.), занимая должности: начальника проектного отдела, начальника ТО, заместителя главного инженера завода. В 1938 году Виктор Васильевич переходит на работу в УПИ (УрФУ), пройдя путь от преподавателя до доктора наук и декана металлургического факультета. Во время Великой Отечественной войны с участием Швейкина было освоено производство хромоникелевых, хромомолибденовых и подшипниковых труб и труб для минометных стволов. В 1960-1970-х годах под его руководством освоены высокоэффективные способы производства труб на Первоуральском, Синарском и Северском трубных заводах.

Профессор Швейкин до конца своей жизни был предан трубной отрасли. «Где нет труб – там живут негры», – эту его фразу до сих пор повторяют выпускники и студенты ОМД. Помню, что в 90-е годы прошлого века коллектив тогда еще общетехнического факультета УПИ в городе Первоуральске ходатайствовал перед Первоуральским Советом о присвоении площади перед зданием факультета имени профессора Швейкина, и городской Совет, вроде даже, принял какое-то постановление.

Вот и все, что мы узнали о персонажах, запечатленных неизвестным фотографом более 80-ти лет назад. Это разные люди, но фортуне было угодно свести их всех в одном месте, для того, чтобы определить не только будущее Новотрубного завода и судьбы многих поколений трубников, но города Первоуральска.

Фото:

Первый ряд. Сидят справа налево:

1. Яковлев Федор Иванович – главный инженер Мариупольского завода.

2. Титов Владимир Иванович – зав. металлургическим отделом ГИПРОМЕЗ.

3. Завенягин Авраамий Павлович – директор Ленинградского ГИПРОМЕЗ.

4. Штифель Ральф – инженер, консультант из Америки.

5. Филинковский Владимир Иосифович – главный инженер ГИПРОМЕЗ.

6. Шпельте Константин Гаврилович – автор проекта Первоуральского трубного завода

7. Мельников Иван Семенович – директор Первоуральского трубного завода.

6. Дыбовский Евгений Иванович – инженер трубной секции объединения «Сталь».

Второй ряд. Стоят справа налево:

9. Пискарев Михаил Владимирович – руководитель прокатной группы ГИПРОМЕЗ.

10. Ласьло – инженер из Чехословакии.

11 Лисочкин Александр Федорович – инженер, завод «им. Карла Либнехта».

12 Швейкин Виктор Васильевич – инженер «УралГИПРОМЕЗ».

13 Лянге Борис Леонидович – заведующий прокатной секции ГИПРОМЕЗ.

14 Баканов Николай Иванович.

Источник: Нина Акифьева, журнал ВЕСИ, 2012. № 1. С. 42-45.

ЕКАТЕРИНБУРГ-СВЕРДЛОВСК-ЕКАТЕРИНБУРГ

В марте 1723 года на берегах Исети началось строительство казенного железоделательного завода, призванного стать центром горнозаводского края. Крепость и фабрики сначала назывались Исетским заводом, но уже в июне 1723 года генерал Геннин (Hennin) писал супруге Петра I «…Я зачал (строительство – авт.) при реке Исети, где место сыскано лучше: воды довольно и лесов, и руды на многие лета. И около оных заводов зачал крепость делать, чтоб башкиры, наши соседи, не могли ее разорить. А оную крепость и завод осмелился именовать до указу – Катериненбург (Catharinenburg), а заводы Катериненбургские, в память высокославного имени Вашего Величества (в честь святой Екатерины? – авт.). Однако ж, о том ожидаю указу».

Генерал-майор Вилим Иванович Геннин, по многим свидетельствам, «был редким птенцом орлиного петровского гнезда – деятельный, преданный и в высшей степени честный». Последнее качество выгодно отличало Геннина от большинства других «птенцов». Преданностью, но не лестью было продиктовано желание генерала назвать новый город во славу имени Императрицы.

Однако спустя четыре месяца в письме в сибирскую губернскую канцелярию генерал констатировал: «Сего сентября 1723 года получил я от Его Императорского Величества письмо и конфирмации, что новую крепость при реке Исети и при ней заводы с разными фабриками и мануфактуры назвали Екатеринбург, для памяти в вечные роды и для вечной славы Ея Величества, Всемилостивейшей Государыни Императрицы (т. е. в честь Императрицы Екатерины I – авт.)»

После воцарения Петра II Геннин покинул Урал, а должность Главного командира занял Василий Никитич Татищев. Как обычно изменения начались с переименований – иностранные названия срочно менялись на русские. Что стояло за этим? Возможно, Татищев просто недолюбливал Геннина. Отметим, что и Геннин не испытывал особых симпатий к Татищеву. При этом он подчеркивал: «Я и сам ево рожи калмыцкой не люблю, но видя ево в деле права и к строению заводов смышлена, разсудительна и прилежна». Но, как бы там, ни было, а «у слова «Екатеринбург» без всякого официального указа, – писал уральский историк Николай Корепанов, – отсекли немецкий (или латинский корень), добавили русское окончание, и получился «Екатеринск» (в современной литературе часто неточно пишут «Екатерининск» – авт.). Так произносил и писал Татищев, и вскоре все заговорили так же: екатерининские фабрики, екатерининский пруд, екатерининские жители.

Вид Екатеринбурга в 1789 г. художник В.П. Петров. Государственный исторический музей

В 1737 году Татищева назначают командиром Оренбургской экспедиции вместо умершего И.К. Кириллова. Тогда же Генерал-берг-директориум официально утвердил в должности Первого члена Главного правления Леонтия Угрюмова. И сразу городу вернулось его исконное название – Екатеринбург.

До начала Первой мировой войны никому в голову не приходило переименовывать город. Вопрос возник в 1914 году на волне националистических настроений. В августе была переименована столица Российской империи – Санкт-Петербург стал Петроградом, а в октябре Пермский губернатор предложил изменить имя столицы горнозаводского края.

В декабре бюрократическая машина стала набирать обороты. Н.Н. Попов в «Известиях УрГУ» писал: «В Пермскую Ученую Архивную комиссию от имени Главного начальника Уральских горных заводов поступило письмо, в котором говорилось, что «безусловно, желательно определить выбор его (города – авт.) нового наименования». 29 апреля вопрос был рассмотрен на заседании Екатеринбургской городской думы. Вниманию депутатов были предложены следующие варианты названия: Екатериноград, Иседонск, Екатеринополь, Екатеринозаводск. После обсуждения Дума единогласно высказалась за сохранение существующего названия города – Екатеринбург, «не дерзая посягнуть на название, данное императором Петром Великим».

Однако уже в декабре 1916 года в письме Пермской Ученой Архивной комиссии, адресованном Главному начальнику Уральских горных заводов, снова был поставлен вопрос о переименовании Екатеринбурга. Были предложены новые названия, «приличествующие русскому городу: Екатеринозаводск, Екатериноисетск, Екатериноугорск, Екатериноурал, Екатеринокаменск, Екатериногор, Екатеринобор».

Революционные события 1917 года отодвинули тему переименования, но ненадолго. В начале 1924 года вопрос возник вновь. Инициатива исходила от членов городского совета и была приурочена к пятилетию со дня смерти Я.М. Свердлова.

Идея с переименованием понравилась многим. Предложения посыпались как из рога изобилия. «Ячейки Р.К.П. Нижнетагильской службы пути, материальной эксплуатации и телеграфа высказались за Свердловск. Общее собрание рабочих и служащих экипажно-механической мастерской Ц.Р.К. настаивало на переименовании Екатеринбурга в Реваншбург. Рабочие Ленинской фабрики внесли предложение назвать Екатеринбург Красноуральском (это название нравилось городскому пролетариату больше других – авт.). Рабочие и служащие посудно-штамповочной мастерской № 4 имени Ленина ратовали за переименование города в Красный Урал». Но оставались сторонники и старого названия города – Екатеринбург.

«Как же должен называться наш город? – Вопрошал и, тут же, на страницах «Уральского рабочего», отвечал некто Н. Шушканов, – только не Екатеринбург. С какой стати славному городу, столице рабочего Урала носить имя пьяной развратной бабы – жены царя Петра I. Город живет новой жизнью, все улицы носят имена от этой новой жизни, а сам он будет носить старое, ничем не оправдываемое имя – не годится».

Призыв был услышан. В городе срочно стали организовываться собрания, конференции, встречи. «Районная конференция рабочих пищевиков единогласно постановила город Екатеринбург назвать Свердловск в честь вождя уральских рабочих Я.М. Свердлова». «Крестьяне выскажутся за Свердловск, – заявил со страниц «Уральского рабочего» некто Степанов. Двести лет стоит наш город, а крестьяне не называют его Екатеринбургом. В их языке он просто «город» (и это правда – авт.). То ли дело «Свердловск» – легко и ясно: по имени вождя рабочих».

В общем хоре не были услышаны здравые возражения. Объединенное собрание Р.К.П. Уралоблвоенкомата, Екатеринбургского Окрвоенкомата, Уралвпо и Облпродбазы в своей резолюции заявило: «Переименование Екатеринбурга потребует замены штампов, печатей, вывесок, бланков и т.д. всех хозяйственных, торговых, профессиональных, советских и проч. учреждений, находящихся в столице Урала. Это будет стоить больших средств и повлечет увеличение накладных расходов. Финансовая мощь республики не настолько велика, чтобы позволять себе такую роскошь». К тому же, некоторые рабочие на собраниях вдруг заявили, «что мало знают Свердлова».

Вопрос окончательно был решен Екатеринбургским горсоветом 14 октября 1924 года. 24 октября президиум Уралоблисполкома обратился с ходатайством об этом в ЦИК СССР, который 14 ноября принял соответствующее постановление. 18 ноября оно было опубликовано в газетах. С этого времени город стал называться Свердловском, а его жители свердловчанами.

До августовского путча в 1991 году среди жителей областного центра не было однозначного мнения по вопросу переименования города. Часть жителей хотела называться екатеринбуржцами, другая считала себя свердловчанами. И только провал ГКЧП расставил акценты. 4 сентября 1991 года Свердловский городской Совет народных депутатов на своей внеочередной сессии принял решение – возвратить городу его исконное имя, данное Петром Великим.

К этому историческому решению городские власти пришли не сразу и не вдруг. В декабре 1990-го по инициативе общественного комитета «За Екатеринбург» вопрос о восстановлении прежнего названия был рассмотрен на первой сессии горсовета. Депутаты тогда ограничились созданием «Комитета по названию города», при комиссии по культуре. В задачи этого комитета входило изучение общественного мнения по вопросу переименования и ознакомление жителей с историческим наследием города.

4 сентября 1991 года работа Комитета ознаменовалась решением горсовета о переименовании Свердловска в Екатеринбург. 23 сентября того же года это решение утвердил Президиум Верховного Совета РСФСР и город вновь стал Екатеринбургом.

Акифьева Н. В. Екатеринбург-Свердловск-Екатеринбург / Уральский следопыт, сентябрь 2007 С. 9-11

СТРОГАНОВЫ И КРЕПОСТНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ БИЛИМБАЯ

Билимбаевский чугуноплавильный и железоделательный завод был основан братьями Строгановыми в 1733-1734 годах и принадлежал семье вплоть до 1918 года. Владельцы предприятия были не только крупнейшими помещиками, богатыми промышленниками, государственными вельможами, виднейшими меценатами, но и общественными деятелями.

В разные годы владельцами завода были: президент Российской академии художеств, директор Императорской Публичной библиотеки Александр Сергеевич Строганов (1733-1811 гг.); государственный деятель, талантливый военный Павел Александрович Строганов (1772-1817 гг.); одна из образованнейших женщин своего времени Софья Владимировна Строганова (1775-1845 гг.); председатель Московского общества истории, основатель Строгановского художественного училища Сергей Григорьевич Строганов (1794-1882 гг.).

По замечаниям современников, в имении Строгановых «крепостное право было относительно мягко, и крестьяне достигали некоторого экономического довольствия», а система образования, вероятно, не имела прецедентов в крепостной России. Это обстоятельство выгодно выделяло Строгановых из ряда других уральских заводчиков. Известный уральский историк Наркиз Константинович Чупин отмечал: «В то время как демидовские воспитанники стрелялись, или сходили с ума, крепостные питомцы германских академий и университетов у Строгановых ставились в такое положение, что приложением своих познаний приносили пользу владельцам и, оставаясь в свободном уже состоянии должностными лицами, сумели заслужить общее уважение, не исключая и управляемых крестьян».

Примечательным было правление Софьи Владимировны Строгановой. Просвещенной графине обязано целое поколение крепостных воспитанников. Династии Роговых, Пестряковых, Волеговых, Шариных, Туневых, Стрижевых, Мельниковых составляли ядро интеллигенции Пермской губернии, и все они, так или иначе, были тесно связаны с Билимбаем. Кроме того в разные годы в Билимбае работали такие специалисты, как геолог Мельер, инженер металлург Хусгавель, врач Лепешинский, ученый-лесовод Шульц лесничие Гилев, Агеев, Сюзев…

Билимбаевский завод, н. XX века. Фото из музея школы №23, п. Билимбай

С XVIII века известна в Билимбае династия Пестряковых. Члены семьи работали мастеровыми на Билимбаевском заводе, служили конторщиками, бухгалтерами, заводскими надзирателями и «лекарскими учениками». Но, пожалуй, самым известным представителем фамилии был Александр Максимович Пестряков, ставший главным управляющий Санкт-Петербургской конторой Строгановых. Известный российский ученый-лесовод Александр Ефимович Теплоухов, будучи студентом Королевско-Саксонского лесного института, писал Александру Максимовичу: «Ты, Шарин и я поставлены в ряд просвещенных людей».

Просвещенность была присуща и другим представителям фамилии. Например, Михаил Иванович Пестряков, родившийся в Билимбаевском заводе в 1883 году, являясь студентом столичного технологического института и вольнослушателем университета, был не только одним из корреспондентов Льва Николаевича Толстого, но и лично посещал писателя в Ясной Поляне.

Другая билимбаевская династия – Шарины. Самым ярким ее представителем был Петр Сосипатрович Шарин. Он принадлежал к тому редкому кругу крепостных, что получили высшее образование за рубежом. Фрейбургская горная академия в Германии может гордиться своим выпускником. Будучи грамотным инженером и толковым организатором, этот человек прошел путь от крепостного служителя до главного управляющего нераздельным имением Строгановых. Шарину довелось управлять Билимбаевским округом в годы перемен, накануне отмены крепостной зависимости. Интересно замечание, сделанное им в те годы: «В Билимбае люди совершенно спокойны, ибо они знают, что на соседних заводах скорее хуже, чем лучше». Кроме прямых обязанностей управляющего Петр Сосипатрович преподавал также курс арифметики во II классе местного училища и Л.Е. Воеводин, будучи учеником билимбаевского училища, писал: «Редкие набеги учителя арифметики – управляющего заводом – вносили в школу некоторый луч света».

Еще один главный управляющий Пермским майоратом Строгановых – Василий Алексеевич Волегов также начинал свою трудовую деятельность в Билимбае в должности смотрителя золотых промыслов. Этот свой первый пост Василий Алексеевич получил после окончания горного отделения строгановской Санкт-Петербургской школы. Билимбаевский период являлся примером наибольшей творческой активности Волегова. В это время он собирает пробы золотосодержащих песков, обследует золотые промыслы горнозаводских дач Урала, составляет карты и чертежи. Результатом этих путешествий и исследований явилось полное описание золотоносных россыпей Уральского хребта, главная часть которого была посвящена золотым промыслам Билимбаевского завода. Однако рутина рабочих будней не вдохновляла образованного и, несомненно, честолюбивого интеллектуала. В письме брату Василий Алексеевич писал: «Должность моя не по характеру моему, потому что должен общаться с народом, который добрых слов не понимает – и надо или ругаться, или драться, ибо он (народ – авт.) приучен к этому». В одно время с Василием Алексеевичем в билимбаевской заводской конторе служил его племянник Петр Тимофеевич, а связь династии с Билимбаевским заводом не прерывалась вплоть до XX века. Степан Лаврентьевич Волегов был одним из последних управляющих Билимбаевского округа (1908-1912 гг.).

В Билимбае начиналась карьера профессора ботаники Пермского университета Павла Васильевича Сюзева. Здесь он приобрел первые навыки сбора и обработки растений, начал заниматься энтомологией, орнитологией, вел метеорологические наблюдения. Началом научной деятельности Сюзева стал, опубликованный им в 1891 году в «Записках Уральского общества любителей естествознания», «Очерк растительности Билимбаевского завода».

«Просвещеннейшим, вдумчивым, и опытным» называл Дмитрий Иванович Менделеев управляющего Билимбаевским округом Николая Александровича Тунева. «Поговорил с ним часок, да пожил тут (в Билимбае – авт.) два дня, то впечатления спокойной деловитости и разумного расчета всяких частностей, которыми дышит вся жизнь этих мест, так оказались сильны, что право не хотелось и уезжать…». Наблюдательность не подвела великого ученого. Хороший инженер, что закономерно для выпускника Императорского Московского технического училища (сегодня Московский государственный технический университет имени Н.Э.Баумана), Тунев в полной мере заслуживает добрых отзывов. Николай Александрович остался верен Билимбаевскому заводу до конца жизни. Один из основателей губернского архива Н.Г. Стрижев, посетив в октябре 1919 года «бывшего управляющего заводом, а теперь пенсионера, инженера технолога» Тунева писал: «Я узнал, что и он (Тунев – авт.) в свое время занимался собранием сведений о Билимбае и записал кое-что в своих трудах по этому предмету.

Надо сказать, что и Николай Григорьевич Стрижев не был случайным человеком для Билимбая. Его отец Григорий Леонтьевич Стрижев был караванным и заводским приказчиком Билимбаевского завода. Социальное положение Григория Леонтьевича позволило дать сыну хорошее образование. Окончив Московскую земледельческую школу, Николай Григорьевич вернулся на родину. Сферой его деятельности становятся эксплуатация рудных месторождений, «железный» и хлебный бизнес. Спустя несколько лет Николай Григорьевич переезжает в Екатеринбург, где активно занимается общественной деятельностью и становится гласным Пермского губернского земства. На этом поприще особенно заметен вклад Николая Григорьевича в народное образование. Он становится членом попечительских советов женской гимназии и реального училища в Екатеринбурге. По его инициативе и при непосредственном участии состоялось открытие в Билимбае смешанного училища. С апреля 1886 года он редактор и издатель «Делового корреспондента», первой ежедневной городской газеты Екатеринбурга, инициатор создания Екатеринбургской товарной и горнопромышленной биржи, активный деятель биржевого комитета. После Октябрьского переворота Николай Григорьевич вместе с П.Бирюковым, А.Наумовым, Б.Липиным становится у истоков губернского архива (ГАСО).

Еще одним ярким представителем уральской интеллигенции был Л.Е. Воеводин. Леонтий Евдокимович родился в семье крепостного мастерового Билимбаевского завода в 1848 году. Талантливый юноша после обучения в Билимбаевской «графской» школе успешно заканчивает Пермское уездное училище и, сдав экстерном экзамены за курс гимназии, становится вольнослушателем Казанского университета. Первое место его работы – секретарь Билимбаевского заводоуправления. Спустя некоторое время Воеводин переезжает в Пермь, где активно занимается общественной и преподавательской деятельностью. Он становится членом Пермской комиссии УОЛЕ, преподавателем бухгалтерии в Пермской торговой школе, членом Пермской архивной комиссии. Его перу принадлежат книги: «Записки по горнозаводской бухгалтерии» (бронзовая медаль на международном конкурсе счетоводства во французском Лионе), «Урал и его горнозаводская промышленность в пределах Пермской губернии», «Уральские горные заводы», много научных и публицистических статей. Придерживаясь крайне правых политических взглядов, Воеводин становится организатором в Перми «Русской народно-монархической партии» и редактором газеты «Пермский вестник». Одной из главных заслуг Леонтия Евдокимовича является открытие в Перми политехнического и сельскохозяйственного институтов.

Интересна судьба другого билимбаевца – Б.Ф.Мельникова. Борис Федорович родился 1885 году. Его дед был крепостным, а отец – земский оспопрививатель Билимбаевской волости был удостоен большой серебряной медали УОЛЕ на Екатеринбургской промышленной выставке и золотой медали Нижегородской выставки. Закончив Билимбаевскую начальную школу, а затем с похвальным дипломом Екатеринбургское городское училище, Борис Федорович в 1901 году без экзаменов был принят в Нижнетагильское горнозаводское училище. В 1909 году Мельников уезжает в Пермь, где поступает на службу в губернскую управу. Через два года он переезжает в Петербург, начав карьеру с должности заместителя начальника судостроительной мастерской на Невском заводе. После событий 1917 года Мельников покидает Петербург и переезжает в Москву. Там он занимается размещением за рубежом заказов для строительства Уралмаша, Сталинградского, Челябинского и других промышленных гигантов первых советских пятилеток. Коренной билимбаевец Борис Федорович Мельников всю свою долгую жизнь (умер он 1969 году) служил делу развития российской индустрии. Но в истории Урала он оставил заметный след не только как «технарь», но и как страстный пропагандист музыкальной культуры. В юности он участвовал в любительском камерном квартете, создал и руководил первым в Нижнем Тагиле (возможно и на Урале) оркестром народных инструментов, чем внес заметный вклад в развитие музыкальной культуры горнозаводского Урала.

Билимбаевская заводская дача, находившаяся вдали от основного Строгановского имения, интересна в первую очередь тем, что в ней в весьма значительных объемах проводились лесокультурные работы. Первый опыт по искусственному культивированию лесов был проведен в 1842 году выпускником лесного отделения Санкт-Петербургской школы, билимбаевским лесничим Николаем Григорьевичем Агеевым (в 1875-1885 гг. – главный управляющий Пермским имением) и ученым-лесоводом Иваном Ивановичем Шульцем. В 1878 году билимбаевским лесничим был назначен воспитанник Московской земледельческой школы Фёдор Васильевич Гилев. Новый лесничий сумел создать образцовое хозяйство, что привлекало внимание ученых, путешественников и влиятельных государственных чиновников. Дмитрий Иванович Менделеев после осмотра дачи писал: «…Я видел в билимбаевских лесах прекрасные дороги, и много бравых лесных сторожей и досмотрщиков, просеки, канавы, очистка лесов, чередование молодых зарослей с возрастными, и главное хороший досмотр», «порядок, точно в иное, не русское царство попал».

Источник: Акифьева Н. В. Строгановы и крепостная интеллигенция Билимбая / Веси. № 1. 2006. C.6-9.

БИЛИМБАЙ: ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ (часть 1)

Сегодня, когда в образовательной сфере реформы с немыслимой скоростью, а иногда и с немыслимой логикой сменяют друг друга, нам кажется, есть смысл приостановиться и оглянуться назад. Ведь порой, даже специалисты, работающие в образовательной сфере, имеют довольно смутное представления о школах «крепостной России», а в умах подавляющей части населения страны прочно отложилось пренебрежительное отношение к «двум классам приходской школы».

В статье предпринята попытка рассказать о ланкастерской системе обучения, практиковавшейся в Пермском майорате Строгановых в 1850–1860 годах, на примере Билимбаевского «графского» училища.

В Билимбаевском заводе «графское» училище было открыто 1 января 1820 года на основании предписания «Ее Сиятельства графини Софьи Владимировны Строгановой». Содержание училища и его финансирование осуществлялось из «господских доходов» (по годовым штатам было определено жалованье: учителю – 240, помощнику 80, сторожу – 48 рублей). Кроме этого Билимбаевскому и Очерскому училищам выделялось 320 рублей на покупку учебных пособий и 100 рублей на награды ученикам, отличившимся при сдаче экзаменов.

Кроме того, в каждом из пяти округов майората были учреждены библиотеки. Особым покровительством со стороны графини пользовались «нарочито способные к наукам и искусствам дети». «По прошествии каждого года, всем ученикам предложено делать экзамены и отличившихся при оных познаниями учеников велено награждать книжками и похвальными листами, или чем приличнее найдет главный учитель. Об успехах, способностях и поведении каждого ученика от учителей сих новых училищ доставляются к ее сиятельству третные ведомости…»

Придерживаясь европейских взглядов на систему образования, графиня в 1824 году открывает в Санкт-Петербурге собственную «высшую» школу «для образования в оной Пермского ее имения, крестьянских детей, под руководством известных ей профессоров и учителей горного кадетского корпуса.

И что замечательно, вся администрация ее имения состояла из местных крепостных, которые получали образование в ее же собственных школах в Петербурге и селе Марьинском. Наиболее же одаренные посылались за счет графини в иностранные университеты и академии, хотя такая политика имела определенные границы: «…Детей низших служащих едва ли следует вытягивать высшим образованием из семейного круга, – для воспитания их достаточны местные училища; исключения из этого правила может быть допущено лишь для детей, выходящих из ряда по своим способностям», – считала Софья Владимировна.

Билимбай, конец XIX века. Слева «господский дом», справа здание заводской конторы/училища. Фото из коллекции музея школы №23 п. Билимбай

Учебный процесс, сложившийся в Билимбаевском двухклассном училище к середине XIX века, обладал рядом характерных признаков. Одной из таких особенностей было то, что особого времени для приема в училище не было – ученики поступали в школу, в любое время. Да и возрастного ценза не существовало. Можно было начинать и заканчивать учебу в любом возрасте, все зависело от благосостояния родителей и способностей конкретного ученика. Другой характерной чертой училища был довольно высокий для своего времени уровень преподавания. Учителя там, как правило, назначались из молодых людей, окончивших курс в Петербургской строгановской школе, в Марьинской практической школе земледелия или в Московской земледельческой школе.

Среди учителей нередко можно было встретить и управляющих округами и заводами – эта сфера деятельности занимала в их жизни далеко не последнее место, так как часто была такой же официальной, как и основная работа. Будущий главный управляющий Пермским майоратом Строгановых Василий Алексеевич Волегов, служа в Билимбае, «с радостью воспринял поручение начальства (относившееся ко всем практикантам) принять попечение за здешнею школою и преподавать, что можно». Среди учителей иногда попадались просто выдающиеся личности. Одним из таких учителей был Петр Сосипатрович Шарин, принадлежавший к немногочисленному кругу крепостных, получивших высшее образование за рубежом. В 50-х годах XIX века Шарин, будучи управляющим Билимбаевского завода, преподавал арифметику во 2-ом классе училища.

В те годы одним из учеников Шарина был Леонтий Воеводин, ставший впоследствии одним из основателей бухгалтерской науки на Урале и награжденный за научные труды бронзовой медалью Международного конкурса счетоводства в Лионе (Франция). Вспоминая годы, проведенные в училище, Леонтий Евдокимович писал: «Училище тогда (1856-1860 гг. – авт.) помещалось в нижнем этаже Билимбаевского Окружного Правления (заводской конторы). В исключительном распоряжении училища были три комнаты – первый и второй классы и библиотека, общая для всего завода. В том же этаже находилась и касса правления, у которой обыкновенно толпились мастеровые всех возрастов, в ожидании получения денег. В передней, которая в то время была и ученической сборной, деревенские углевозы, рудовозы, мастеровые и пр. располагались как дома. Одни спали, другие закусывали, что Бог послал, третьи тихо между собой беседовали. Замечательно, что, несмотря иногда на большое скопление народа, тишина не нарушалась. Пьяных между рабочими совсем не было».

Комната 1-го класса, рассчитанная на 80 человек, была достаточно светлой (четыре окна выходили на восток, а два на юг) и довольно большой – длиной около 15, а шириной около 9 метров. У южной стены находилась учительская конторка с наклонной доской и с двумя тумбами по бокам. Кафедра возвышалась на площадке, так что с нее хорошо было видно всех учащихся. Перед кафедрой по центру комнаты стояли, выстроенные в правильный четырехугольник, однообразные (за исключением первого) столы. Каждый стол был рассчитан на десять человек, однако в случае нужды за ним могли поместиться и пятнадцать.

Всего столов (их еще называли классами) было восемь. Первый стол предназначался для начальных письменных упражнений на песке. В отличие от остальных он имел не наклонную, а горизонтальную, ограниченную бортами столешницу. На столешницу насыпался желтый мелкий (горный) песок, на котором писали железными палочками (бороздилками), имевших вид шпателей. Для выравнивания песка использовалась специальная дощечка – шабаркалка. Столы со второго по пятый были «обыкновенными» школьными партами. Однако для письма использовалась не бумага, а выкрашенные черной краской деревянные доски размером 30×20 сантиметров. На досках красной масляной краской были нанесены прямые и косые линии. Последние показывали, какой наклон должны иметь буквы. Писали на этих досках гусиными перьями раствором мела. В каждой парте было просверлено по четыре круглых отверстия. В них вставлялись чугунные чернильницы в виде усеченных конусов. Наливаемый в них меловой раствор называли белыми чернилами. На шестом столе писали на грифельных досках, а на седьмом и восьмом – на бумаге.

Первый стол занимали вновь поступившие, поэтому он постоянно обновлялся – смышленые ученики переходили на следующие столы-классы. Первым кандидатом для перевода в высший класс являлся «первый ученик», и поэтому сделаться им было весьма важно. Иногда перемещение происходило и вне очереди, более способные обгоняли своих менее способных товарищей, и случалось, оставляли их далеко позади.

Все восемь столов, стоящих в большой комнате, составляли первое отделение училища, или 1-й класс. В нем обучались азам чтения, письма и арифметики.

Обучение учеников первого стола кроме знания алфавита из печатных и прописных букв сводилось еще к чтению и составлению простейших слогов из двух или трех букв. Например: аб, ав, а, ев, ег, еж, иб, ив, ба, ва, га, да, жа и так далее. Затем слоги соединялись в простейшие слова: мама, Саша, Даша, зима, село, мука, куда. На втором столе школьников учили написанию более сложных слов: облако, зарево, ехали, видели. На третьем столе были очень длинные – в четыре-пять и более слогов, часто непонятные для учеников, слова: чудодейственный, благолепный и т.д. На четвертом и пятом столах читали простые тексты, заимствованные из «деяний Апостольских», а на шестом тексты из Евангелия. Для седьмого и восьмого столов, ученики которых раз в два года переводились во второе отделение училища, или во II класс в качестве пособий использовались уже не отдельные тексты, а целые книги из школьной библиотеки: «Училище благочестия», «Молитва христианина», «Сто четыре ветхозаветные истории с картинками». «Православие, самодержавие, народность», «Петр Великий», «О том, как солдат Ивашка спас Петра Великого», «О Суворове», «Балакирев», «Бомбардировка Севастополя», «Сказка об Иване Царевиче и сером волке» и рукописи: «Последние слова в бозе почившего Государя Императора Николая Павловича», «Путешествие в святую землю», «Иерусалимская молитва», «Инструкция берг-инспектору Хребта Уральского» и другие.

Арифметика в 1-ом классе преподавалась двумя способами. Первый способ состоял в том, что учеников учили считать на счетах, а при втором способе школьники занимались вычислениями по специальным таблицам. В течение учебного года на счетах считали месяца два. Остальное время учились считать по таблицам. На первом столе изучали цифры от 1-го до 10, а затем от 10 до 100. Второй стол должен был знать трех и четырехзначные цифры. Третий – 5-ти, 6-ти и 7-мизначные цифры. В четвертом полагалось знать биллионы, триллионы и квадриллионы. Пятый и шестой стол упражнялся в устном сложении и вычитании, а седьмой и восьмой учили таблицу умножения и занимались «умственными счислениями на умножение и деление». Во время письменных упражнений по арифметике ученики последних двух столов делали упражнения из задачника Буссе, принятого за руководство.

Порядок в 1-ом классе поддерживали школьники, назначенные учителем из учеников высших столов, начиная с пятого. «Так, например, пятиклассник, (попросту, сидящий за пятым столом), мог быть удостоен назначения состоять старшим, т.е. то же что преподавателем, на столах первом или втором. Шестиклассник мог преподавать на втором и третьем и т.д. Конечно, старшие назначались из лучших учеников по успехам и благонравию. Над этими старшими в 1-ом классе были еще так называемые надзиратели из учеников последнего 8-го стола. Их было трое: надзиратель порядка, надзиратель чтения и надзиратель письма».

Все эти звания обозначались на железных карточках, называемых значками или ярлыками. На каждом таком ярлычке печатными буквами было написано соответствующее звание: «надзиратель порядка», «надзиратель чтения», «старший 1-го стола», или «первый ученик 1-го стола» и так далее. Ученик, удостоенный соответствующего звания, носил такой ярлычок на груди. Посвящение в звание производилось учителем в торжественной обстановке. «…Учитель громогласно вызывал ученика к кафедре и здесь пред лицом всего класса лично надевал на него заслуженный знак отличия». Старшие были вооружены деревянными указками черного цвета. Эти указки были неким символом власти и кроме своего прямого назначения употреблялись для усмирения непокорных школяров. «Чаще всего доставалось от них по рукам. Полагалось держать руки по швам, а как только ученик забывал это правило и высовывал их вперед, так старший тотчас же ударял по ним указкой, иногда довольно больно».

В противоположность поощрительным знакам были и знаки порицания, написанные на желтых карточках: «шалун», «грубиян» или «осел». Титулы эти носились на груди. Впрочем, к таким «нежным» мерам наказания прибегали редко, гораздо чаще практиковались розги. Не проходило месяца, чтобы кто-нибудь не подвергся такой экзекуции. «Существовало даже убеждение, что без порки выучиться невозможно».

Один раз в два года самые способные ученики переводились во 2-ой класс, хотя некоторые в первом классе засиживались долго. Каждый год из 100 первоклассников во 2-ой класс переводили не более 20 человек.

Учебная программа во 2-ом классе состояла из трех предметов. Первый – Закон Божий, состоял из Нового Завета по Соколову или Рудакову и катехизиса Филарета. Второй – арифметика. Изучались четыре действия над простыми и сложными числами, действия над простыми и десятичными дробями, непрерывные дроби, пропорции (арифметические и кратные), смешения (тройное и ценное), проценты и извлечение квадратных и кубических корней. Правила задавались на дом и заучивались «назубок». «Долее всего останавливались на правиле умножения многозначного числа на многозначное. Это правило как-то не укладывалось в ученические головы, и многие, делая умножения безошибочно, правила этого сказать все-таки не могли». Третьим предметом был курс русского языка, состоящий из изучения этимологии, синтаксиса и орфографии по Востокову. В качестве учебных пособий использовались книги из школьной библиотеки: сочинения Жуковского, Кольцова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Марлинского, басни Крылова, Российская история Карамзина, «Записки охотника» Тургенева, романы Дюма-отца, хрестоматия Галахова, газеты «Московские ведомости» и «Сын отечества», журналы «Искра», «Русский вестник» и «Современник».

Учебный день в училище был разбит на два периода. Первый утренний – с 8 до 11часов, и второй послеобеденный – с 13 до 16 часов. И так каждый день, за исключением среды и субботы. В эти дни после обеда учебы не было, вместо нее проходили строевые занятия под руководством отставного унтер-офицера. В воскресные и праздничные дни все ученики обязаны были приходить к заутрени в церковь, а после окончания службы идти в школу, где читалось Евангелие.

Обучение учеников не ограничивалось только классными занятиями. За поступками школяров вне школьных стен наблюдали не только учителя, но и старшие ученики, имевшие особые полномочия. Таких доверенных учеников было человек пять-шесть в 1-ом классе и два или три во 2-ом. Этих уполномоченных на местном диалекте называли «казаками». Результаты своего наблюдения казачки заносили в особую книгу – «журнал шалящих». «Попасть в «шалящий», это значило наверняка подвергнуться порке, а поэтому принимались все меры предосторожностей, чтоб избежать зорких казачьих глаз, что, однако же, трудно достигалось и «шалящий», просматриваемый старшим учителем по большей части по субботам, всегда давал достаточный материал для экзекуции». Но не только доносы казаков служили поводом для экзекуции розгами. Отстающих учеников подвергали той же мере наказания. Кроме того, нередко на учеников приносили жалобы родители, родственники, а то и просто посторонние лица. «Учителя близко принимали к сердцу все такие жалобы, разбирали их и давали удовлетворение по мере сил и возможностей».

Надо отдать должное Строгановым, о своем учебном заведении они заботились и после отмены «крепостного права». Училище содержалось ими вплоть до начала 80-х годов XIX века. Сергей Григорьевич Строганов на содержание училища ежегодно выделял почти тысячу рублей серебром. Кроме того, вплоть до 1917 года, заводовладелец выплачивал пособия билимбаевским служащим, чьи дети обучались в Казанском земледельческом и Уральском горном училищах.

Источник: Акифьева Н. В. Плоды просвещения / Веси. № 1. 2008. C.27-30.

БИЛИМБАЙ: ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ (часть 2)

В 40-е годы XIX века в Билимбае было основано женское училище. Как и заводское оно появилось благодаря Строгановым. Но, так как учащихся было немного, то для занятий была отведена только одна комната в каменном господском доме. Годичный курс обучение начинался 2-го сентября, а заканчивался 20 мая. После введения земства билимбаевское сельское общество «в видах улучшения положения училища» приняло участие в расходах на его содержание.

С 1878 года женское училище стало содержаться исключительно на общественные средства. С этого же года оно было перемещено в приобретенный обществом дом (холодный, с плохой вентиляцией, с дряхлым полом и ветхим фундаментом) На содержание училища земство ежегодно выделяло 320 рублей. Из них: законоучителю – 60, учительнице – 240, наем сторожа и отопление – 120 руб.

В 1886 году ученицы переехали в «довольно удобный обывательский дом», находившийся в центре поселка (в 270 метрах от волостного правления и 320 метрах от кабака). Помещение было теплое и светлое, но тесноватое. После переезда население стало «заметно лучше» относиться к женскому образованию. Понравилось билимбаевцам открытие рукодельных классов, появившихся в 1886 году и привлекших в училище немало учениц. Многие родители посылали дочерей в училище только затем, чтобы чадо научилось рукоделию. Предмет изучался под руководством «особой учительницы», получавшей жалованье от церковно-приходского попечительства.

Галина Федоровна Титова (Мельникова) и Николай Митрофанович Титов. Фото из коллекции музея шк. №23, Билимбай

Во время перемен ученицы выпускались для отдыха во двор. За проступки же ставились в угол и удалялись из училища на один день. В течение года наказанию подвергалось примерно 1∕6 часть всех учениц. Школьная библиотека состояла в основном из книг духовного содержания. В конце XIX века попечителем заведения являлся купец Н. В. Воронов, законоучителем священник Свято-Троицкого храма А.А. Бельтюков, учителем была Е.М. Яганова, помощником учителя О.М. Яганова. За год содержание обновленной школы обходилось в 800-900 рублей. Примерно 85% этой суммы уходило на оплату труда учителей.

С осени 1879 года по инициативе гласного Екатеринбургского уездного и Пермского губернского земств Н.Г. Стрижева в Билимбае открылось смешанное училище. Николай Григорьевич взял обязательство содержать помещение на свои средства. С 1885 года училище полностью перешло в ведение земства и общества, оплачивающих соответственно 85% и 15% затрат на его содержание. Училище располагалось в одноэтажном крытом тесом здании, наскоро приспособленном из обычного частного дома. Находилось оно в 100 метрах от волостного правления и примерно в 500 метрах от кабака. Помещение – две комнаты с выбеленными стенами, некрашеными полами и голландскими печами было достаточно теплым, но тесным, из-за чего многим приходилось отказывать в обучении. Вход с улицы не имел коридора, поэтому в классные комнаты весной и осенью учащимися заносилось много грязи. Училище неплохо снабжалось земством учебными пособиями, мебелью и различными классными принадлежностями. Для внеклассного чтения имелась небольшая библиотека, состоящая из 292 книг 30 наименований. Попечителем училища долгое время состоял личный почетный гражданин П. Я. Бушуев; законоучителями были священники Свято-Троицкого храма; учителями Е. И. Кузнецова, М. Ф. Пономарева и др.

В начале 80-х годов XIX века старая «графская» школа перешла под государственный контроль и стала называться Билимбаевским двухклассным училищем Министерства Народного Просвещения с пятигодичным курсом обучения. Учебный год в нем начинался 1-го сентября, а заканчивался 15 июня. К старым дисциплинам добавились новые предметы: геометрия, черчение, русская история, география, естествоведение, пение. В таком виде учебное заведение просуществовало до 1918 года. Законоучителями в министерской школе были священники – В. Крутиховский и К. Молчанов; заведующими – В. Ждановский и потомственный почетный гражданин С. Овчинников; учителями – Н. Егоров, Н. Шубин, В. Наумова, О. Сысолина, А. Лейман, А. Мельникова, О. Кузовникова…

Работа всех учебных заведений была неразрывно связана с деятельностью православной церкви. Школьники принимали участие практически во всех молебнах, проводимых по случаю, как церковных праздников, так и исторических событий. Вот как корреспондент «Екатеринбургской недели» описывал празднование 25-летия «блестящего» царствования императора Александра II в Билимбаевском заводе: «Накануне было всенощное бдение. 19-го утром в 9 часов праздничным звоном и тремя пушечными выстрелами прохожие приглашались в храм Божий к обедне, которая праздновалась соборно. Храм был полон. Впереди всех у амвона стояли учащиеся: на правой руке из Билимбаевской народной школы, на левой – Билимбаевской школы, а центр занимали ученики Билимбаевского двухклассного училища. Обедня заключалась благодарственным Господу Богу молебствием по особо назначенному чину. Затем, согласно желаниям Билимбаевского сельского Общества был крестный ход из храма для освящения места под часовню, долженствующую служить памятником благополучного 25-летнего царствования Государя. При этой часовне предположено устроить кружку сбора пожертвований на содержание училища в Билимбае. Весьма умилительны и торжественны были минуты шествия массы народа с хоругвями и иконами в сопровождении рядов учащихся детей, при пушечных выстрелах и звоне колоколов».

Летом-осенью 1887 года в Екатеринбурге начала работать Сибирско-Уральская промышленная выставка. На ней были представлены достижения уральских и сибирских мастеров. Лучшие были отмечены наградами. В том числе и Билимбаевское сельское смешанное училище. За успехи в чистописании оно было удостоено почетного отзыва Уральского Общества Любителей Естествознания.

Учитель М.И. Ватолина в своих воспоминаниях писала: «Прежде чем начать письмо прямых палочек, я предлагала детям взять ручку, поставить перо, не прижимая его к бумаге, и говорила: «Если вы не дадите перу постоять, палочка получится вверху тоньше, чем в середине, а нам нужны палочки ровные сверху и до конца. Значит, внизу тоже надо дать постоять перу, чтобы палочки не получались с тонкими кончиками».

В 1888 году два училища (смешанное и женское) были переведены в одно здание. На первом этаже размещалось мужское училище, а на втором – женское. Но желающих учиться было гораздо больше, чем мест в новой школе. Поэтому группа мальчиков занималась в частном доме около больницы. В 1906 году происходит еще одна реорганизация – для мужского училища за счет земства было построено новое здание, а старое полностью отдано женской школе.

Кроме школ, расположенных непосредственно в Билимбаевском заводе, свои учебные заведения были в Крылосовской и Починковской деревнях, а в Битимске учебных заведений было даже два. Первое – это земское училище, открытое в 1874 году. Оно находилось в двухэтажном деревянном здании, расположенном на низком ровном месте у реки Чусовой. На нижнем этаже размещалось сельское правление, квартира учительницы и пожарное депо. Второй этаж занимали классные комнаты. Помещения были светлые, теплые и опрятные. В библиотеке кроме учебников имелось 236 томов 42 наименований для внеклассного чтения. Обучались в Битимской школе дети из пяти селений Билимбаевской волости: деревень Битимки, Коноваловой, Макаровой, Извезной и Черемши – всего около 400 дворов. Попечителем школы был старшина Билимбаевской волости Д.И. Мельников; законоучителем – священник А.С. Косихин; учителями – Е.И. Бабенкова и Л.П. Топоркова. В Битимке была еще подготовительная школа, находившаяся в доме сельского старосты.

В Крылосово земское училище было открыто в 1881 году. Оно помещалось в одноэтажном кирпичном здании сельского правления, где занимало одну из комнат. В школе кроме детей крылосовских крестьян учились ребята из деревни Никитиной. Всего учащихся в разные годы бывало от 30 до 35 человек.

По подворной переписи Екатеринбургского уезда, в 1912 году в Билимбаевском заводе грамотных мужчин старше 8 лет было – 59.2%, а женщин – 44,8% от всех жителей. В рейтинге женской грамотности среди 61 волости Екатеринбургского уезда Билимбаевская занимала пятое место.

Для соседнего, Шайтанского завода, считавшегося в те годы экономически развитым и успешным, статистические показатели в образовательной сфере были ниже. Среди мужчин Шайтанского завода старше 8-лет грамотных было – 55,6% , а среди женщин – 31,7% от всех жителей.

В 1912 году в Екатеринбургском уезде отношение числа грамотных ко всему населению (старше 8-летнего возраста) составляло: для мужчин – 51%, а для женщин – 23,2%, что хуже аналогичных показателей Билимбаевской волости

Всесоюзная перепись 1926 года установила, что грамотность населения Урала в возрасте старше 8 лет составляла 49,3%, тогда как для Билимбая этот показатель еще в 1912 году равнялся 52%. Здесь обязательно следует учесть еще и то, что советская статистика к грамотным относила людей, владеющих элементарными навыками письма, чтения и счета.

Источник: Акифьева Н. В. Билимбай: от эпохи Строгановых до наших дней. – Екатеринбург: БКИ. – 2008. С. 138-144.

БИЛИМБАЙ: ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ (часть 3)

К 20-м годам XX века в Билимбае сформировалось сообщество учителей, для которых нелегкий труд педагога стал делом всей жизни. Без малого 43 года учительствовала в Билимбае А. П. Девяткова. В ее трудовой книжке было всего две записи: первая – 4 сентября 1915 года. принята на должность учителя и вторая – 30 июля 1958 года освобождена от занимаемой должности в связи с выходом на пенсию. В 1913 году пришла и проработала в Билимбаевской школе до 1952 года Мария Ивановна Швецова. С 1916 года исчислялся учительский стаж М. Г. Приземкиной.

Время с 1917 по 1920 год были для билимбаевцев, как и для всех уральцев, «смутным временем». За этот период местное население находилось под властью нескольких правительств: Временного правительства (март – октябрь 1917 г.), Совета Народных Комиссаров (октябрь 1917 – июнь 1918 гг.), Временного областного правительства Урала (июль – ноябрь 1918 г.), правительства Колчака (ноябрь 1918 – июль 1919 гг.). Тем не менее, и в это время в Билимбае учебный процесс не прекращался. И даже более того: в поселковых школах проходили очередные преобразования. Вначале учебные заведения были переданы в ведение Наркомата просвещения. Земские, церковно-приходские и частные учебные заведения были превращены в советские народные школы. Все учебные заведения были отделены от церкви.

В 1918 году Билимбаевское женское земское училище становится школой I ступени, а двухклассное училище Министерства народного просвещения с пятигодичным курсом обучения преобразуется в высшее училище Наркомата просвещения – восьмилетку. С приходом белых все декреты советской власти были отменены, но старую систему образования колчаковцам реанимировать не удалось.

После возвращения в поселок советской власти восьмилетка получает наименование школы II ступени с девятилетним курсом обучения (в документах 1927 года встречается название – школа-семилетка им. Луначарского). Н. М. Титов, бывший в те годы учителем естествознания, вспоминал: «В 1921 году я был переведен в Билимбаевскую школу II ступени. Здесь я встретился с новыми изменениями в структуре управления школой – во главе ее стоял школьный совет, который состоял из учителей школы и представителей партийных, советских и ученических организаций…».

В 1918 году в Билимбае благодаря деятельности «товарища Туркестановой» появляется новая общественная организация – женотдел, выдвинувший своих представительниц (Воронину, Скорынину и Мезенину) в местный Совет. Новая организация, костяк которой составили местные учительницы, взяла на свои плечи бремя бытовых проблем. 19 мая активистками женсовета была проведена перепись детей от 3 до 12 лет, желающих заниматься на «детских площадках». Выяснилось, что таких желающих было более 600, из них около 200 – это дети из беднейших семей, а на содержание только одной площадки на 150 детей нужно было 2000 рублей, тогда как местный Совет смог выделить только около 1000.

Кроме того, обследование показало, что в поселке необходимо иметь еще и ясли. «…А между тем, когда этот вопрос обсуждался на собрании предыдущем, то гражданки проявили отрицательное отношение: «Не надо нам их». Если бы тогда согласились, то теперь было бы уже многое сделано в этом направлении, а теперь опять приходится снова начинать. Эх, темнота наша! Собрание прошло гладко, бесшумно, кроме председателя никто не выступал, и гражданки уже не выявляли так бурно своего темперамент, как на предыдущем собрании».

В 1918 году замысел с детскими площадками и яслями билимбаевцам осуществить не удалось. Гражданская война и частая смена правительств не способствовали решению социальных вопросов. Но уже зимой 1920 года идея создания в поселке детского садика получила продолжение. Руководство первым дошкольным учреждением было поручено Г. Ф. Титовой, имеющей некоторый опыт работы с дошколятами по «системе гармоничного воспитания английского педагога Фребеля» В детском саду Галиной Федоровной проводились занятия по физкультуре, пению, рисованию, липке из глины, была комната сказок. «Как первая ласточка является желанной радостной гостьей нашей весны, также и первый Билимбаевский детский сад является, благодаря любви к делу тети Гали, такой же желанной ласточкой в деле дошкольного воспитания в уезде». Такая запись была сделана в январе 1921 года екатеринбургским инструктором по детским садам А. Глушко.

В августе 1930 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О всеобщем обязательном начальном образовании», которое вводило обязательное обучение детей в возрасте 8-10 лет в объеме четырехлетней школы. а в городах и рабочих посёлках – всеобщего обязательного 7-летнего обучения. На Урале переход к осуществлению всеобщего семилетнего образования начался в сентябре 1932 года. Все эти тенденции хорошо прослеживаются в Билимбае. В довоенные годы в рабочем поселке работали: начальная школа, размещавшаяся в большом двухэтажном здании; семилетняя школа, располагавшаяся в двух деревянных домах соединенных деревянным переходом; школа рабочей молодежи, занимавшая знаменитый господский дом, – тот, в котором останавливался Дмитрий Иванович Менделеев и детский сад труболитейного завода.

Билимбаевская средняя школа. Выпуск 1942 года. Музей школы №23, Билимбай

В 1938 году в Билимбае произошло важное событие: в поселке была построена большая и светлая школа. 11 учебных комнат, 3 кабинета, спортзал, столовая, библиотека – настоящий «храм знаний». Школа, получившая порядковый номер двадцать два была на то время самым большим светским зданием в поселке. Первый директор школы – Серафим Алексеевич Ткаченко.

Мальчиков среди «военных» выпускников школы было немного . Некоторые из них, едва окончив школу, а в военные годы ФЗО, восемнадцатилетними ушли на фронт. Не все вернулись домой. Навсегда юными остались жить в памяти потомков: Виктор Бородин, Виктор Делицин, Михаил Гусельников, Сергей Крепышев, Аркадий Примизенкин, Анатолий Печенкин, Петр Телегин, Александр Утев, Викентий Утев, Александр Харламов, Владимир Харчевников, Николай Чемякин…

Немало фронтовиков было и среди билимбаевских учителей: Борис Николаевич Первушин – учитель физики и математики (погиб в мае 1943 года); Григорий Андреевич Коршунов – учитель физкультуры (награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени); Кузьма Степанович Жиганов – учитель физики (награжден медалями, был ранен и контужен); Михаил Алексеевич Серегин – учитель труда (награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны); Иван Павлович Смоленцев – учитель физкультуры; Александр Абрамович Фролов – завуч.

За 70 лет работы школа выпустила более трех тысяч человек. В 50-60 годы выпускали по два, а бывало и по три класса. До сих пор выпускники тех лет с любовью вспоминают своих первых учителей: К.С.Жигалова, М.А.Васейко, В.С.Гриценко… Остались в памяти люди, которые создавали эту историю, жили и работали так, что свет от них будет еще долго согревать всех нас: Мария Андреевна Белых, Лидия Зиновьевна Бельтюкова, Ольга Сергеевна Дедова, Кузьма Степанович Жигалов, Григорий Андреевич Коршунов, Вера Федоровна Крепышева, Борис Николаевич Первушин, Галина Александровна Печенкина, Мария Евдокимовна Сахарова, Иван Павлович Смоленцев, Мария Ефимовна Тихонюк, Михаил Алексеевич Серегин, Мария Марковна Фролова, Николай Абрамович Фролов, Кулик, Чертова, Шарина…

В сентябре 1974 года статус школы в очередной раз изменился. После постройки новой современной школы и закрытия старых учебных учреждений произошло разделение – новая средняя школа стала 22-ой, а бывшая 22-я стала 23. Была средней, а стала восьмилетней. Много сил и душевного тепла отдали ученикам А. А. Анцыгина, С. Г. Кислова, Л. А. Копытова, Г. Н. Кувалдина, Г. И. Мудрых, Г. И. Субботина, Е. С. Сысоева, Л. П. Чебыкина, Н. Н. Чижова-Шаламова. Ветер перемен, пронесшийся по России в 80-90 годы XX века, не пощадил 23-ю. «Маленькой стала наша школа, – говорят педагоги, – но сердца связанных с ней людей остаются большими».

В начале XXI века на территории Билимбаевского поселка работали две школы, школа-детский сад и ясли-детский сад, объединенные в единое муниципальное образовательное учреждение, центром которого являлась школа №22. Сегодня – это современная, городская, школа. В ней есть компьютерный класс, подключенный к мировой паутине – Интернет, музыкально-эстетическое отделение, библиотека, столовая, спортзал. Сегодня здесь обучается около 400 учащихся. Педагогический коллектив – 27 человек. Из них 17 учителей имеют стаж педагогической работы более 20 лет. Два педагога школы – Иван Ильич Гунбин и Александр Михайлович Грязных награждены нагрудным знаком «Почетный работник общего образования Российской Федерации. Гордость школы – бывший учитель истории, участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года А.А. Парминов. Александр Андреевич воевал на Северном, Ленинградском, 2-м и 3-м Прибалтийских, 1-м Украинском фронтах. За мужество, проявленное в сражениях, боевой артиллерист был награжден орденами Славы всех трех степеней.

Источник: Акифьева Н.В. Билимбай от эпохи Строгановых до наших дней – Екатеринбург: БКИ, – 2008. – 356 с.:илл. Сс. 271-280

НИКИТА НИКИТИЧ ДЕМИДОВ. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ РУССКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ XVIII ВЕКА

Основателем Шайтанского завода, ставшего предтечей Первоуральска, был Никита Никитич Демидов. Он родился в Туле не позднее 1694 года, а умер в конце 1758 года. «Наш» Никита был младшим сыном в семье тульского заводчика и основателя крупнейшей в России промышленной династии Никиты Демидовича Антуфьева (Антюфеева). Подробного жизнеописания Никиты Никитича Демидова не существует, его фигура особого внимания биографов не привлекала. Почти все, что о нем написано – побочный продукт исследований, посвященных истории промышленности. Сведений о детстве и юности очень мало. Показательны слова специалиста в генеалогии Демидовых Е.И. Красновой, отозвавшейся о нем как о человеке, «о котором почему-то мало кто знает». Еще меньше известно о том – как он выглядел. Во всяком случае исследователи его портреты не видели и им ничего неизвестно о их существовании. Но это, разумеется, не значит, что таких картин не существует вообще.

Известно, что в 1707 году Никита Никитич женился на Анастасии Герасимовне Постуховой, а уже в 1711 году его отец выделил младшего сына из своего хозяйства. «Дал я, Никита, сыну своему Никите, его жребий весь сполна: денег пять тысяч рублей, платье его, и то, что на жене его моей покупки, двор мой с хоромами, и с местом, и с лавками, и со всем дворовым строением, с посудою, и с домашнею рухлядью, с лошадьми, и с коровами, и с другой мелкою скотиной на Туле, в Казенной слободе, да ему ж, Никите, в Зарайском уезде, на берегу реки Аки Перевинские винные заводы. Я ж, Никита, поступился ему, сыну своему Никите, крепостных своих людей Михайлу Тимофеева сына Чючюнова с женою его Наталею Денисовою дочерью».

Столь раннее отделение младших сыновей (средний – Григорий уже несколько лет жил своим хозяйством) говорит о выборе, который сделал их отец. И выбор этот был сделан в пользу старшего сына Акинфия. Не отсюда ли берут свое начало неприязненные отношения между отцом и Никитой.

Никита не был бы сыном своего отца, если бы ограничился винными заводиками. Понадобилось шесть лет, и вот он уже владелец Дугненского металлургического завода, купленного у отца и брата Григория. Второй свой завод на речке Брынь в Мещовском уезде он пустил в действие в 1728 году. Не ограничиваясь достигнутыми результатами и вопреки желаниям своего старшего брата Акинфия, Никита сумел основать свой форпост на Урале. Им стал Шайтанский завод, домна которого выдала первый чугун 1 декабря 1732 года.

Прямых доказательств того, что во время строительства предприятия Никита Демидов лично находился на Шайтанском заводе, у автора нет. Однако есть косвенные свидетельства, говорящие в пользу этой версии. Так, историк Николай Корепанов, рассказывая о поездке генерала Геннина на Шайтанский, Билимбаевский и Ревдинский заводы в ноябре 1732 года, сообщает о прошении, поданном на имя генерала от «цегентнера Демидова» Кроме того, интересный документ – послание Василия Никитича Демидова в Сибирский обербергамт, нашел краевед Владимир Трусов. В этом письме, датированном апрелем 1733 года, приводятся такие строки: «После постройки, отец мой с того Шайтанского завода отбыл на Тульские свои заводы для управления заводских нужд. А при вышеупомянутом заводе для управления дел оставил меня». Сын же Никиты – Василий собственником предприятия никогда не был, он просто представлял интересы «фирмы» и принимал участие в строительстве и управлении производством на Шайтанском заводе (примерно до 1735 года), оставив в памяти поколений Васильевско-Шайтанский завод. Случай сам по себе уникальный.

Почти все историки сходятся в оценке личности Никиты Никитича. Он был беспощаден и жесток, но при этом грамотен, умен, изворотлив и предприимчив. Словом, обладает всеми великолепными качествами дельца того времени. И этим он очень походил на своего отца – основателя династии старика Никиту Демидова, который, по некоторым свидетельствам, был груб, легко отказывался от данного слова, всегда был готов на провокацию и до конца жизни сохранял свои маргинальные замашки. Возможно, образ Никиты Никитича искажен из-за того, что в научный оборот не введены соответствующие источники. Но не исключено, что существующая источниковая база характеризует положение вполне объективно.

Для подтверждения данной характеристики приведу выдержку из «Следствия о партикулярных заводах». Начато оно было на основании именного указа императрицы Анны Ивановны от 4 августа 1733 года и было возложено на президента Коммерц-коллегии барона П.П. Шафирова.

В ходе проверки непосредственно на Никиту Никитича Демидова поступило несколько жалоб. Две из них сообщали о неуплате заводовладельцем таможенных пошлин. Одна сообщала о взятке в 3000 рублей, якобы данной Н.Н. Демидовым самому главному следователю, тайному советнику барону Шафирову. Но самое серьезное обвинение в убийстве собственной дочери поступило от пономаря Василия Петрова. Обвинение Петрова выглядит неправдоподобным и ужасным. Однако надо признать, что факт убийства близкого родственника в семье Демидовых уже был. В 1728 году брат Никиты и Акинфия Григорий был убит собственным сыном Иваном.

Обвинения очень серьезные, однако, отметим, что Никите Никитичу Демидову удалось оправдаться по всем обвинениям в свой адрес (уклонение от уплаты налогов, взятка крупному чиновнику и убийство). Хотя штрафа он не избежал. В 500 рублей оценили его попытку незаконным способом отвести от себя подозрения, пусть и ложные.

Также исследователи, изучающие хозяйственную деятельность Демидовых, отмечали, что эксплуатация крепостных крестьян, занятых на предприятиях Никиты Никитича Демидова, была гнетущей, а меры управления отличались жестокостью и бессердечием. По мнению историка Б.Б. Кафенгауза, возмущение крестьян, охватившее в 1752 году принадлежавшую Н.Н. Демидову Ромодановскую волость в Калужским уезде, было «наиболее крупным крестьянским восстанием XVIII века».

Кроме Дугненского Никита Никитич Демидов построил четыре молотовых завода в центральном районе: Брынский на речке Брынь в Мещовском уезде (пущен около 1728 г.), Выровский на речке Вырка в семи верстах от Калуги (1740 г.), Людиновский на речке Ломпадь в Брянском уезде (ноябрь 1756 г.), Есенковский на речке Сентец в Мещовском уезде (1757 г.). Его первым уральским заводом стал Шайтанский (1732 г.). В 1734 году близ города Осы он купил Давыдовский медеплавильный завод (впрочем, в действие его так и не пустил.). В 1743-1744 годах недалеко от Шайтанского им были построены Верхнесергинский и Нижнесергинский заводы. С середины XVIII века Никита Никитич начал освоение юга Урала, где в 1752 году приобрел у тульского купца Якова Родионовича Коробкова Каслинский чугуноплавильный и железоделательный завод, а в 1755-1757 годах построил еще два металлургических предприятия – верхний и нижний Кыштымские заводы.

«За тщательное произведение и размножение железных и медных заводов» Никита Демидов в 1742 году был пожалован в чин статского советника. В отличие от своего старшего брата Акинфия, расширявшего производство в основном на Урале, Никита с одинаковым усердием ставил заводы, как на Урале, так и в центральной России. В результате у него сложилось два промышленных комплекса, не связанных между собой по производственной линии, но оказывающих друг другу финансовую поддержку, поскольку в каждом из них капитал вращался с различной скоростью.

Предпринимательская деятельность Никиты Никитича Демидова увенчалась созданием обширного хозяйства из одиннадцати заводов. Это меньше, чем построил его старший брат Акинфий. Но, если учесть, что Никите пришлось самому создавать производственную базу (он не получил в наследство ни одного завода) и преодолевать сопротивление ближайших родственников (старик Демидов даже подавал властям челобитную, в которой трактовал действия младшего сына как происки, направленные против него), то его успехи следует признать очень значительными.

Источник: Нина Акифьева Н. Н. Демидов: Штрихи к портрету русского предпринимателя XVIII века. Первоуральск.ру 3 июля, 2012.

ПЕРВЫЕ НА УРАЛЕ

Весной 1918 года части чехословацкого корпуса довольно легко заняли крупные города Урала и Сибири. В 20-х числах июля «белые» взяли под свой контроль Нижнешайтанский завод. Шел первый революционный год и четвертый с начала мировой войны, превратившейся в сознании местного населения в медленно текущую «шестилетнюю войну» (1914-1920).

И в это смутное время у управляющего заводами Шайтанского акционерного общества Иосифа Наумовича Чайкеля родилась идея. Идея эта, дерзкая и авантюрная, в муках рожденная, и определила будущее завода и города на век вперед.

13 июля 1919 года в поселок Шайтанского завода вступили части Красной Армии, а с ними вернулась Советская власть. И хотя военные действия между «белыми» и «красными» после этого на Чусовой больше не велись, жизнь заводских обитателей в это время трудно было назвать спокойной. Скорее даже, наоборот. Пока шла война у жителей была хотя бы надежда на приход справедливой власти. Теперь иллюзии улетучились. Население продолжало бедствовать: «Вольной торговли нет, приобрести хлеба сделалось боевой задачей дня, нет соли, нет мыла, спичек, керосину, об мануфактуре, чае, сахаре уже не говорят, с этим публика уже смирилась».

Но не было врага страшнее голода. «…Вынужден предупредить Управление, – сообщал в конце ноября 1919 года заведующий доменной плавкой Билимбаевского завода П.Г. Скорынин, – что рабочие, как при домне, так и при литейных цехах, благодаря неаккуратному получению пайков (хлеба и соли) и постоянному недоеданию, не могут являться на работу: лежа дома, они голодные по несколько дней не в силах подняться».

К началу 1920 года на Шайтанском заводе удалось пустить мартеновский, листопрокатный, сортопрокатный и вспомогательные цеха. Но, как это не прискорбно, эти производства не имели перспективы, так как «оборудование в этой части не удовлетворяло самым элементарным требованиям современной техники». В то же время наличие практически нового мартена и соседней Билимбаевской домны со значительным запасом местной руды не позволяло игнорировать возможный потенциал предприятия. Однако о возрождении завода, как сортопрокатного, вряд ли было можно рассчитывать, учитывая близость Ревдинского завода, где это дело было поставлено заново и достаточно мощно.

И вспомнили тогда на заводе о затее Чайкеля. К слову сказать, катастрофическое состояние железнодорожного и водного транспорта, вызванное, главным образом, отсутствием котельных труб, «властно требовало» скорейшего внедрения трубопрокатного производства по английскому методу Эргерта именно на Шайтанском заводе, «учитывая, что первые шаги в этой части здесь уже были сделаны».

«А дело надо было ставить, – вспоминал Михаил Георгиевич Бирюков, – в области, когда я заикнулся о трубах, сразу ухватились, старайтесь!.. Собрали мы прокатчиков, сдвинем ли? Василий Иванович Сосунов тут был. «Не трусь, робята!» – Любимые его слова. Хозяевам не удалось, – так, может, сами лучше сробим».

Однако без посторонней помощи справиться не удалось. Тогда в Екатеринбург в отдел металла Промышленного бюро Президиума ВСНХ на Урале были командированы заводчане С.В. Калинин и И.С. Злоказов. Там их поддержали и направили в Высший Совет Народного Хозяйства в Москву, а оттуда на Ижорский завод. Вскоре из Ижоры на Шайтанский завод прибыли мастера трубного дела – инженер-механик Михаил Александрович Соловов, который фактически стал руководителем предприятия, и два техника: Василий Герасимович Герасимов и Василий Яковлевич Шишкевич. Других специалистов-трубников на заводе тогда не было.

Первоуральский трубопрокатный завод вид с севера, 1920-е годы. Фото из фондов музея АО ПНТЗ

Трубопрокатное производство рождалось в условиях неимоверных лишений и голода. Но уже 28 января 1920 года заводчане выпустили первые дымогарные цельнокатаные трубы-гильзы. «Днем было, солнце во всю. Я «стоял» на оправках, – вспоминал Федор Петрович Дунаев, – Ананин Николай Григорьевич с черной повязкой на лице (ему как-то рукояткой по зубам влетело) – на стержне. Тут же рядом Демидов Иван Александрович, Мокрецов Александр Васильевич, Сосунов Василий Иванович. Поначалу у нас, как всегда, то – не ладно, это – не то. Сварщиком работал Петр Булычев, большой, бородатый. Руки, что мельничные крылья. Размашется – не остановишь. Ну и шумливый был: «Опять в печь, черти окаянные! До каких пор. Эй ты, телегент! (Так пренебрежительно он называл всех, кто более-менее прилично одевался). Слышь»? Негодующий перст Булычева уперся в Герасимова. Тот сидел на табуретке в сторонке, возле ящика. И не обернулся. Вдруг он вздрогнул, словно очнулся от каких-то своих дум. С улыбочкой подошел к нам: «А ну-ка, ребята, вот эту оправочку поставьте. Через один ручей прокатали, второй, третий. И пошло!».

Это был реванш. Вот только практической ценности этот, безусловно, важный эпизод не имел. И, в самом деле, трудно назвать трубой полутораметровые гильзы. Однако начало было положено, и комиссия отдела металлов, посетившая завод в марте 1920 года, признала действия заводчан «верными».

В мае «шайтане» командировали на Ижорский завод своего представителя для приемки и отправки «холоднопротяжного» (волочильного) стана и шлифовальных станков. В конце июля все механизмы были смонтированы и опробованы. По этому случаю 28 июля 1920 года в 6 часов вечера в помещении заводского «театра» состоялось торжественное собрание, громогласно провозгласившее: «Шайтанский трубопрокатный завод открыт»!

Завод заявил о себе. И Екатеринбург, и Москва должны были теперь с этим считаться. Но до полной победы было еще далеко. Катастрофический, дефицит паровозных труб заставлял правительство страны спешить с выбором завода, способного работать по методу Штифеля. Его главными преимуществами перед способом Эргерта, принятого в Шайтанке, считались: во-первых, производительность основных механизмов, позволяющих развивать больший масштаб производства при меньшей занятости рабочих; во-вторых, значительная экономия расходных материалов и горючего. «Все сходились в том, что наиболее рациональное решение вопроса – постройка нового завода на новом месте – совершенно невыполнимо в условиях настоящего времени при отсутствии строительных материалов и оборудования, расстройстве железнодорожного транспорта, отсутствии фуража для гужевых повозок и общем недостатке в Республике технических сил. К этому нужно еще добавить еще, что последние шесть лет мы были технически совершенно оторваны от заграницы и не осведомлены о новых усовершенствованиях в трубном производстве».

В правительстве доводы специалистов сочли обоснованными. Оставалось только выбрать действующий завод и оборудовать его. При этом заявлялось, что «можно говорить не о заводе-гиганте, снабжающем всю Российскую Республику, а о скромном масштабе производства, базирующемся на местных материалах с минимальными требованиями к железной дороге». Кроме всего прочего, этот завод, удовлетворяя трубный голод на современном этапе (впредь до создания завода-гиганта), «должен также служить школой для подготовки специалистов и рабочих».

Почти все «жизнеспособные» уральские заводы подходили для этой цели. Можно было присоединить трубное производство к одному из крупных и технически сильных заводов, таких как: Ревда, Нижняя Салда, Златоуст. Но это было бы ошибочно. И типичный тому пример – Ижорский завод. Там трубопрокатное производство всегда было пасынком по сравнению с бронепрокатным. Тоже и в Надеждинском заводе, где установка прекраснейшего машиностроительного завода, перевезенного из Риги (бывший завод братьев Клейн), так и осталась незаконченной. Аналогичная участь угрожала бы и трубному производству в Ревде, где из-за недостатка металла не использовался на полную мощность лучший в то время на Урале сортопрокатный стан производительностью 2 млн. пудов в год.

По всему выходило, что лучше Шайтанского завода с этой задачей никто не справится. Кроме того, благодаря установке английского способа, здесь уже имелись кадры техников и рабочих, знакомых с трубным производством и тесно спаянных одним стремлением – довести начатое дело до конца.

Однако у такого решения были и противники. Спор разгорелся вокруг обеспеченности предприятия своими ресурсами. Основной упор «шайтане» сделали на билимбаевскую домну и на билимбаевскую же руду, разведанные запасы которой составляли около 25 млн. пудов. Учитывались и рудные запасы Новоуткинской дачи, «которые, впрочем, никогда серьезно не обследовались, но, по отзывам горных техников, имевших дело с этой рудой, она была хорошего качества и с малым содержанием серы». В самой же Шайтанской даче, кроме магнитной (с 3% содержанием титана, а от того тугоплавкой и употребляемой лишь для повышения общих качеств чугуна) и хромистой, руды не было. Впрочем, и здесь Михаилу Александровичу Соловову удалось отстоять позиции заводчан. План был принят, а, значит, шайтанским мастеровым можно было смотреть в будущее с большей уверенностью.

Но это все будет потом, а пока в Шайтанке праздновали победу – пуск первого на Урале трубопрокатного завода. «Первоуральским» никто его тогда не называл – «Шайтанские горные заводы» – привычно и надежно. Впрочем, на этот счет у Уралбюро ВСНХ было свое мнение. В этой организации уже уяснили, что главное – это учет и контроль. А какой может быть контроль, если этих Шайтанских заводов на Урале не один и даже не два. Другое дело: «1-й (именно так, пока цифрой) Уральский завод цельнотянутых труб».

Жители Шайтанки узнали о таком преобразовании 26 сентября 1920 года на общем собрании граждан Шайтанской волости. С докладом по этому вопросу (10-у по списку) выступил Африкан Иванович Злоказов. Судя по протоколу, чепчиков в воздух никто не бросал. Просто: «приняли к сведению». Гораздо больше жителей волновал вопрос о кражах. Насколько сильно волновал, видно из постановления: «Если кто что украдет, то у того преступника конфисковать все имущество и весь скот».

Надо сказать, что жители Шайтанки к новому названию завода привыкли не сразу. Да, что жители. Даже заводчане в деловых бумагах еще долго путались. В «шапке» протокола собрания: «1-й Уральский завод цельнотянутых труб», а в тексте: «Мы, рабочие Шайтанского завода».

А вот когда привыкли, то проблемы возникли у волостного исполнительного комитета – Шайтанского, между прочим. Никогда раньше жители (будь ты рабочий, торговец, или ремесленник) не отделяли себя от завода. Это сейчас мы говорим «градообразующее предприятие», а тогда это был просто «завод». Вокруг домен, кузниц, шахт крутилась тогда вся жизнь. Все были заводские, жили «в заводе» и именовались по имени завода.

Постепенно хозяйство трубного завода расширялось. В 1921 году было построено новое здание силовой станции, один из локомобилей для которой был привезен из Ревды. «Первоуральцы помнят в связи с этим курьезное происшествие, – писал в своих воспоминаниях Григорий Емлин. – Наши рабочие на двенадцати тройках везли локомотив и по дороге встретились с попом, который переезжал из Шайтанки на паре лошадей в Ревду. «Поменяли попа на локомобиль, – шутили рабочие».

К середине 1923 года «1-й Уральский завод цельнотянутых и цельнокатаных труб и мартеновских слитков» – это предприятие полного цикла, где все, начиная от добычи руды и плавки металла (чугун в Билимбаевской домне, а сталь в собственном мартене) и до товарных труб, все – изготавливалось на месте. К 80-ти тонному гидравлическому прессу для прошивки заготовок, привезенному еще Чайкелем, добавились два гидропресса по 250 тонн и один 300 тонный. Горячий участок составляли один трубообжимной (прокатный) стан, один калибровочный, две нагревательные печи, одна отжигательная и два станка для горячей резки труб. На холодном участке стояли два стана холодного волочения, три трубообрезных станка и один пресс для гидравлических испытаний. Были и вспомогательные цехи: механический, кузнечно-котельный, строительный, кирпичный и модельная мастерская.

И это было только начало. Понадобились еще годы и десятилетия, чтобы старый Шайтанский завод превратился в признанного лидера трубной промышленности – город Первоуральск.

Источник: Акифьева Н. В. Первые на Урале / Веси. № 2. 2010. С. 4-7.(с испр. и доп.).

СИМВОЛЫ И ЭМБЛЕМЫ ПЕРВОУРАЛЬСКА

Принято считать, что «правильные» гербы в России возникли при царе Алексее Михайловиче. Тогда же был опубликован и первый русский гербовник – «Титулярник». В нем значился полный государев титул в сопровождении 33 миниатюр в виде гербов царств, княжеств и земель. Первый русский городской герб появился в 1692 году. Это был герб Ярославля, изображавший медведя с протазаном на плече.

При Петре I создание городских гербов становится делом государственной важности и, поручено оно было графу Франциску Санти. При составлении гербов для городов учитывали три начала. 1 – историческое (какое событие ознаменовало возникновение города и т.д.). 2 – географическое (что город производит, чем знаменит и богат). 3 – соответствие герба названию города («говорящие» гербы).

С середины XIX века городской герб превращается в элемент официальной идеологии. С одной стороны, по монаршему благословению город имел самостоятельность, но, с другой, – административно государственное устройство регулировалось сверху. Поэтому и форма герба делилась на две части: вверху щита – герб губернский, внизу – городской. Позднее форма еще более усовершенствовалась. При помощи таких элементов как короны разного вида и обрамления гербового щита можно было судить о значении города в государстве, о количестве населения и о характере экономического развития.

Унификация, регламентирование и видоизменение городских гербов продолжалось вплоть до событий 1917 года, после которых, по понятным причинам, наступил новый этап в истории городского герба. Первым советским территориальным гербом стал герб Москвы, утвержденный Президиумом Московского Совета 22 сентября 1924 года.

Следующий этап в развитии геральдического творчества пришелся на середину 60-х годов XX века. Первоуральск, получивший городской статус 20 июня 1933 года, также обрел свой городской герб. Инициатором выступил местный Совет.

15 марта 1966 года отдел главного архитектора провел конкурс на разработку городского герба. Лучшим был признан проект новотрубника, начальника группы промышленной эстетики отдела НОТиУП Бориса Григорьевича Жеребцова. 7 февраля 1967 года проект был одобрен и утвержден исполкомом Первоуральского городского Совета (решение №26) со следующим описанием: «Герб выполнен в форме щита французской формы с серебристым полем. Красная наклонная полоса делит поле щита на две части. В верхней части изображен красный серп и молот. На красной полосе – труба стального цвета, рождающаяся из золотого пламени, указывает на основной вид производства в городе. В нижней части изображены силуэты гор, ели, географического обелиска. Здесь же черным цветом дано название города. Географический обелиск подчеркивает, что город Первоуральск находится на границе Европы и Азии. Силуэты горы и ели символизируют принадлежность города к Уралу».

Кроме официальной версии герба известно множество его вариантов. В большинстве из них отсутствуют пролетарские символы – серп и молот, а на их месте находится дата – «1732», указывающая на год основания поселения. Так же хорошо известны версии, выпущенные в виде значков с красной и зеленой окраской поля с золотым кантом. В первом случае лента, несущая на себе трубу, белая, во втором – красная. Однако в самой известной своей модификации символ, размещавшийся в былые годы на здании горисполкома и ж. д. вокзала, был «серебряным».

Герб, разработанный по проекту Бориса Жеребцова, был официальным символом города 35 лет и за эти годы сумел завоевать симпатии многих горожан. Возможно, будучи дорог жителям города, он продолжит свою жизнь на логотипах фирм и предприятий. В таком случае по нормам герольдии необходимо только лишить данную эмблему статуса и признаков герба: в самом общем случае – отказаться от гербового щита.

Работа над современным гербом и флагом Первоуральска началась в июле 2000 года. Причиной стала необходимость обязательной регистрации городского символа в Государственном Геральдическом регистре, а старый герб в своем оригинальном виде шансов для регистрации, увы, не имел.

Часть вариантов нового герба строилась на платформе эмблемы Жеребцова, другие же – на основе проекта Уральской Геральдической Ассоциации (УрГА), «парном» ревдинскому гербу. Эти города, по мнению разработчиков, имеют много общего как территориально, так и по особенностям исторического и промышленного развития. Единственным отличием гербов должны были стать «профессиональные» символы, характеризующие города. Для Ревды – это кольцо с наконечником стрелы как один из алхимических знаков железа, так как по одной из версий название «Ревда» восходит к фино-угорскому – «железная река». Для Первоуральска – это срез трубы с исходящими из нее «пламенами».

Попытки как-то адаптировать герб Первоуральска советского периода к новым требованиям закончились неудачей. Проект УрГА в ходе работы также претерпел значительные трансформации, как в части окраски поля, так и по ассортименту фигур. Однако эти изменения не коснулись главной идеи – создания «парных» проектов как для Первоуральска, так и для Ревды. Новое композиционное решение, предполагающее введение медведя и соболя, поддерживающих главную фигуру, было принято за основу только в Ревдинском муниципалитете, а в Первоуральское – медведь вообще был выведен из числа гербовых фигур, гора заменена соболем.

По некоторым сведениям, появление на гербе Первоуральска соболя – результат компромисса между исполнителем и заказчиком. Оттого и герб получился по эталону (геральдическому описанию) правильным, а по виду каким-то новорусским. Хотя претензии к обилию золота на гербе – это не более чем вопрос вкуса (о котором, как известно, не спорят). К большому сожалению, на новом гербе никак не отражено уникальное географическое положение Первоуральска. Но администрация города и управление главного архитектора приложили все старания, чтобы герб существовал именно в такой комплектации и именно в таком графическом исполнении.

Кроме чисто внешних претензий, новый герб, на наш взгляд, лишен самого главного, а именно – исторической преемственности. Дело в том, что история современного Первоуральска начинается не с 1933 года и не с трубного производства. Корни уходят в глубину XVIII века, когда были основаны заводы: Шайтанский, Билимбаевский и Уткинский (Новоуткинск). И здесь большое поле для поиска уникальных символов.

Первый – река Чусовая, без которой просто немыслима история не только Первоуральска, но и всего горнозаводского Урала. И пусть, по словам писателя Алексея Иванова, Первоуральск «к реке повернут задницей», но все равно – это единственный город в Свердловской области, в городской черте которого протекает легендарная река.

Второй – незримая граница двух частей света, проходящая практически через город и увековеченная старинным уральским обелиском. Мне могут возразить, что границу Европы и Азии символизируют две цветовые части щита: зеленая и красная. Возможно, с точки зрения символики, это и правильно, хотя у разработчиков герба была другая концепция. «Деление щита зеленым и красным цветами (планетарные соответствия Венеры и Марса), олицетворяет медь и железо, добыча и обработка которых послужили на благо и развитие территории. Заполнение же внутреннего пространства кольца лазурью и червленью – своеобразный ребус, указывающий на Васильево-Шайтанский завод, а также условное обозначение нефти и газа, транспортируемых по трубам».

24 января 2002 года проект нового герба был принят городским Советом (решением №193). В документе приведено следующее описание герба: «В рассеченном зеленом и червленом поле, золотой с червленым языком бегущий соболь, несущий на спине золотое кольцо, охваченное вверху тройным пламенем того же металла и заполненное справа – лазурью, слева – черным цветом». 16 апреля 2002 герб Первоуральска был внесён в Геральдический регистр Российской Федерации под № 928 (протокол № 10). Горожанам же новый символ впервые был представлен 21 июля 2002 года в день празднования 270-летия Первоуральска. Тогда же на здании администрации города появился и не совсем легитимный на тот момент флаг (внесен в Геральдический регистр Российской Федерации 16 мая 2003 года под №1085, протокол №16д).

Флаг города представляет собой полотнище с соотношением сторон 2:3, составленное из двух равных по площади вертикальных полос зелёного и красного цветов. В его центре помещается композиция фигур из городского герба, занимающая 5/6 от высоты полотнища и изображённая жёлтым, синим и чёрным цветами.

Помимо герба и флага знаками городского самоуправления являются также гимн и символический Ключ от города. Впервые гимн Первоуральска прозвучал на праздничном концерте 1 декабря 2002 года. Музыку для торжественного произведения написал известный в городе музыкант и композитор Александр Цалер, слова – Валерий Кухта (соавтор Александр Мосунов).

На вершинах седого Урала,

В ожерелье реки Чусовой,

Где когда-то тайга бушевала,

Вырос Первоуральск город мой.

Имя гордое носит наш город,

Первым быть – это труд и почет.

От Демидовых дерзость нам впору

И к высотам стремительный взлёт.

Помнят все заводские плотины:

Звон цепей и раскаты боев.

Синь прудов огранили вершины,

Изумрудная зелень холмов.

Трудовая священная слава

Осеняла нас белым крылом.

Город первый на гребне Урала

Мы к победам тебя приведем.

Сегодня атрибуты городского самоуправления прочно вошли в жизнь горожан. И, пожалуй, не столь важно, какие эмблемы составляют городской герб, старые или новые, – главное, чтобы они отражали характерные черты города и находили отклик в сердцах его жителей. История знает множество гербов, возникновение которых было случайным, а символика – надуманной или навязанной, но со временем такие гербы нередко приживались и становились объектом любви, гордости и признания, поскольку на них переносилась репутация, доброе имя городов и территорий, а если нет доброго имени, не поможет и самый пышный герб.

Источник: Акифьева Н. В. Символы и эмблемы Первоуральска / ВЕСИ, 2009. С.61-63.

ЗОЛОТЫЕ ДОЛИНЫ

Благодаря «золотым» перьям Джека Лондона и Брет Гарта, а еще больше возможностям кинематографа, мы довольно хорошо информированы о золотой лихорадке, бушевавшей когда-то на Аляске и в Калифорнии. Но, как мало нам известно о страстях, кипевших полтора столетия назад в уральской тайге, когда дух «желтого дьявола» витал над речными долинами наших рек, дразня тусклым блеском металлических песчинок. Сегодня в это трудно поверить, но еще совсем недавно золото (наряду с железной рудой) составляло основное богатство недр нашей малой родины.

Начало веку «большого» золота на территории современного Первоуральского городского округа предшествовали два события – издание сенатского указа от 28 мая 1812 года «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати» и открытие штейгера Березовских золотых промыслов Льва Брусницина. Оказалось, драгоценные крупинки желтого металла можно найти не только в самородном состоянии (когда его приходилось буквально выгрызать из горной породы), но и там, где раньше не искали – в наносных землях речных долин.

Это событие не оставило равнодушными ни владелицу Билимбаевского завода Софью Владимировну Строганову, ни отца и сына Ярцевых, бывших в то время владельцами Шайтанских заводов. Тем более что Сенатский указ предоставлял им право свободного поиска и разработки драгоценного металла на своих землях. Заводчики, постоянно испытывавшие дефицит оборотных средств, не могли не оценить всех преимуществ собственной золотодобычи.

Летом 1822 года билимбаевская заводская контора сделала первую заявку на золотые россыпи, разведанные в речной долине Черного Шишима. Для их осмотра с Березовского завода был командирован гиттен-фервалтер Порозов, который заявил, что «пески убоги». Однако владелица завода в надежде на лучшие результаты (время показало, что она была права) приказала работы на реке не прекращать.

В Шайтанском горном округе первые плоды поисков появились в 1824 году после обследования долины речки Мариинской. Впрочем, тогда она называлась Извязная (Извезная), так как в своем течении зримо вскрывала полосу известняка. Свое новое имя – Мариинка она получила после того, как в семи верстах от завода был заложен первый шайтанский прииск, названный в честь старшей дочери Ивана Матвеевича Ярцева Марии, Мариинский.

В 1824 году на Урале побывал Александр I. По пути из Екатеринбурга в Пермь император остановился на отдых в Билимбаевском заводе, где пробыл почти сутки. Пока лейб-медик Виллие осматривал местную больницу, Его Величеству показали особую комнату. «А! Это золото, сколько?» – поразился царь. «Пять пудов, двадцать восемь фунтов, добыто с 18 июля» – довольный произведенным эффектом, ответил управляющий. Император остался доволен экскурсией и даже пожаловал управляющему золотую табакерку «обложенную эмалью».

Открытка «На Урале №78 Типы рабочих на золотых приисках». Фото В.Л. Метенкова. Издание В.Л. Метенкова, г. Екатеринбург, 1898 г.

20-е годы XIX века оказались богатыми на события. Неожиданно при промывке золотоносных песков в долине Черного Шишима старателям в небольшом количестве стали попадаться зерна белого и сероватого цвета, «иные сильно блестящие, другие с малым блеском». Неизвестный металл сразу же был представлен в Екатеринбург. Там он был исследован аптекарем Гельмом и горным практикантом Варвинским, которые, однако, не высказали о нем никакого заключения. Дело в том, что в России платину еще не знали, тогда этот металл добывали лишь на приисках Америки. За 1823 год на билимбаевских золотых приисках было получено 9 золотников и 90 долей неизвестного металла. Была ли среди тех белых зерен платина, неизвестно. Во всяком случае, некоторые исследователи считали: «что платины в тех шлихах было немного только некоторые зерна были платиновые, а остальные осмистый иридий».

Основные золотые прииски Билимбаевской и Шайтанской дач находились в долинах рек Черного Шишима, Ульянихи, Мариинской и Большой Шайтанки. Золотосодержащие породы там, как правило, лежали горизонтальными пластами, иногда близко к поверхности земли, а иногда под значительными слоями наносных глин, достигавших порой 15-метровой глубины. Они располагались параллельно оси главного Уральского хребта и имели (то, расширяясь, то, пережимаясь) довольно большую протяженность, достигавшую порой нескольких километров.

Вероятно, сегодня многие первоуральцы и не подозревает, какая жаркая работа кипела тогда в долинах этих рек, хотя о Ельничных золотых россыпях наслышаны многие. Ведь именно там были самые знаменитые Шайтанские прииски. Один из них – «Богатый» – находился в ложке, впадающем в речку Ельничную ниже плотины Пильненского пруда. Другой – «Симонов» – располагался в одноименном ручье, впадающем в Пильненский пруд с правой стороны. По словам очевидцев, на этих приисках встречались довольно крупные самородки.

Геолог Смирнов в Шайтанской даче выделял девять золотоносных районов. Центром первого была гора Богородская. Здесь с юга подходил ручей Большой Ржавец, а с севера ключи Чесноков и Богородский. Второй район – область Рыжанкового рудника, ограниченного с севера речкой Малый Ржавец, с юга верховьями Мариинской, а с востока Рыжанковым логом. Третий район примыкал к границе Билимбаевской дачи, выше Четаевской Елани. Четвертый район – это район Брусянкой тальковой копи. Здесь сходятся лога Теглев и Карповский, впадающие в Шайтанку и Зудовский, впадающий в Мариинку. Пятый район – южный склон горы Мокрой. Здесь почти в одном месте начинались обильные россыпи речки Выдерки и двух логов, Симонова и Богатого. Последние два впадают в Ельничную, а первая в Мариинскую. Территория между верховьями рек Талицы, Полынки и Малой Решетки – это шестой район. Центр седьмого района находился в верховьях Топкой россыпи. Восьмой – в верховьях Сухой Пахотки. Девятый район был там, где начинались речки Ольховка, Кайгородский ключ и ключ Смоляной. Кроме того, считал Смирнов «в этот список еще следует добавить Шишмаревский медный рудник, где золото, вероятно, присутствует в кварцево-колчеданистых жилах».

К концу XIX века разведанные запасы россыпного золота в заводских дачах, как тогда казалось, были исчерпаны. Василий Суботин, выполнявший в те годы обязанности главного смотрителя билимбаевских приисков, называл несколько причин уменьшения добычи золота. По его мнению, основным фактором, наряду с низким качеством геологоразведочных работ являлся «сам способ постановки этого дела, когда вся золотопромывальная работа производилась и производится исключительно старателями на маленьких весьма несовершенных приборах – ручных вашгердах».

Низкая отдача приисков стала одной из причин, заставивших Строганова разрешить билимбаевским мастеровым промывку золота на владельческой земле. Другим веским обстоятельством стала низкая занятость населения, «вследствие чего многие из крестьян испытывают крайнюю нужду в средствах к существованию и находятся в весьма стеснительных обстоятельствах». «Однако, – наставлял управляющий главной конторы Строгановых С. Римский-Корсаков своего билимбаевского коллегу, разрешая промывку золота, – ставилось конечное условие, чтобы касса Его Сиятельства не несла при этом убытков и чтобы все расходы, в крайнем случае, хотя бы покрывались доходом от продажи добытого металла».

Каждую весну в заводских поселках собирались артели золотоискателей. Шайтанская заводская контора «своих» не баловала, за золотник россыпного золота платила от 2 рублей 25 копеек до 2 рублей 40 копеек. «Плата по условиям труда не особенно большая, – писал в 1892 году священник Петропавловской церкви Александр Топорков, – а потому между старателями сильно распространена тайная продажа вымытого золота в чужие руки от 5 до 5 рублей 50 копеек за золотник».

Несмотря на тяжелую работу и редкую удачу (фарт), некоторые старатели, сумев скопить капитал, становились довольно крупными золотопромышленниками. В «Екатеринбургской неделе» была помещена заметка о том, что в сентябре 1885 года на Шайтанский завод, принадлежавший тогда Павлу Васильевичу Бергу, приезжал «здешний крестьянин, в настоящее время разбогатевший золотопромышленник г. К, имеющий десятки тысяч рублей, и пожертвовавший для своих бедных соотечественников 2000 рублей».

Всего, по нашим данным, со времени открытия золотых россыпей (с 1824 по 1914 гг.) на приисках Шайтанской заводской дачи было добыто примерно 4500 кг. россыпного золота. В Билимбаевской даче за тот же период – около 3000 кг. Кроме золота в небольших количествах добывалась платина и осмистый иридий. По очень примерным оценкам, за девяностолетнюю историю эксплуатации билимбаевских приисков этих редких металлов было намыто не более 50 кг.

В 1910 году были проведены крупные изыскания на «жильное» золото. Тогда в Билимбаевской даче проверке подверглись районы в Папичевом логу, Шеромских горах, верховьях Шайтанки и по восточному склону Барсучьей горы, примерно там, где сегодня планируется разместить городское кладбище. Как минимум три коренных месторождения геологи отмечали и в Шайтанской даче. Первое – это район горы Богородской; второе – район Рыжанковского рудника; третье – начало трех золотых россыпей: речки Выдерки, Симонова и Богатого логов. «Последнее место, – по мнению геолога Смирнова, – пункт весьма интересный». «Вероятно, эти коренные месторождения являются бедными, – предполагал Смирнов, – однако недостаток данных не позволяет категорически назвать их таковыми».

Информация заинтересовала владельцев, вот только воспользоваться ей они уже не смогли. Страна вступила в полосу войн и революций. Однако спустя двадцать лет после геологических изысканий Смирнова в верховьях речки Ельничной трест «Уралзолото» заложил шахту и предпринял попытку промышленного освоения предполагаемого месторождения. К сожалению, это месторождение, как и предполагал Смирнов, оказалось бедным.

Впрочем, было и богатое месторождение. В сентябре 1938 года газета «Правда» в заметке под названием «Богатый прииск» сообщала своим читателям: «ПЕРВОУРАЛЬСК (Свердловская область), 23 сентября. (ТАСС). С первых же месяцев эксплуатации нового прииска «Мокрый Карабай» подтверждаются богатства этого месторождения. В сентябре здесь найдено 10 самородков золота весом от 30 до 50 граммов. На днях старательская бригада тов. Дрягунова нашла самородок весом в 57 граммов. Продолжая разведку месторождения, геологи обнаружили новый золотоносный участок, для разработки которого организуется специальная бригада.

Промышленная добыча золота на территории бывших заводских дач продолжается и сегодня. По данным информационного агентства «Урал Бизнес Консалтинг», в сентябре 2006 года региональным агентством «Уралнедра» в результате аукциона была продана лицензия на право пользования недрами с целью добычи россыпного золота и платиноидов на реке Черный Шишим. По предварительным данным, запасы платины на проданном участке составляют 64 кг, а золота – 787 кг.

Акифьева Н. В. Золотые долины / МЫ. Сентябрь. 2008. С. 10-13 (испр. и доп.).

БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ МАЛЕНЬКОГО ГОСПОДИНА

Традиционно считается, что первым представителем царской династии, посетившим горнозаводской Урал, был император Александр I, а произошло это в 1824 году. И это было бы чистой правдой, если бы не одно обстоятельство, случившееся еще в екатерининскую эпоху.

Поздним вечером, на исходе лета 1782 года, со стороны Красноуфимска к Билимбаевскому заводу подъехало несколько обычных, на первый взгляд, дорожных экипажей. Однако повозки свернули не к дорожному трактиру и не к новой ямской станции, а прямиком направились к господскому дому, где их уже ждало местное начальство. Путешественники – молодые люди, опекаемые гвардейским полковником Бушуевым и университетским профессором Озерецковским, выглядели для местного населения довольно непривычно. Впрочем, и местные достопримечательности были для путников экзотикой.

Особенно впечатлила, уведенная накануне Чусовая. «Сея река достойна замечания, – записал в своем дневнике Озерецковский, – понеже на ней нагружают суда всем тем, что из Сибири вывозят и доставляют с помощью беспрерывного сообщения воды в разные части Российского государства. На берегу оной делают множество судов, называемых стругами, которые подымают великую тяжесть, понеже делаются они плоскодонными».

Главным в небольшой кампании был не профессор и даже не полковник, а таинственный «маленький господин» по фамилии Бобринский, которого все уважительно величали не иначе как Алексей Григорьевич. По поводу его личности ходило много чудных слухов. Говорили, что семь лет назад, в 1775 году, в доме петербургского вельможи И.И. Бецкого неожиданно появился мальчик, привезенный из немецкого пансиона. Мальчику шел тринадцатый год, но у него, словно у беспризорного котенка, не было ни имени, ни фамилии, а познания ограничивались только французским и немецким языками, началами арифметики и очень малыми сведениями из географии. Зато в его судьбе самое живейшее участие приняла сама императрица Екатерина II. Надо сказать, что в монаршем окружении причина столь необычного внимания императрицы к худенькому, боязливому, замкнутому и совершенно оробевшему в роскошных апартаментах подростку ни для кого не являлась секретом. Ведь этот мальчик, родившийся в апреле 1762 года, был родным сыном императрицы и Григория Орлова. Как утверждала молва, в то время Петр III, законный супруг Екатерины, воспылав страстью к Елизавете Воронцовой, с женою виделся редко и Екатерине удалось скрыть свою тайну. А очередной петербургский пожар, на который император умчался вместе со свитой, отвлек его внимание от рождения незаконного дитя. По слухам, гардеробмейстер императрицы Василий Шкурин нарочно поджег в тот день свой дом, зная, что Петр III всегда лично занимался тушением пожаров. Шкурин же и забрал малыша, выдав за собственного сына.

Все это являлось «строжайшей тайной», однако, провинциалы относительно личности Алексея оказались неплохо осведомлены. Его встречали с таким редкостным вниманием и почетом, будто путешественник был наследником престола, а не обычным поручиком, только что выпущенным из корпуса.

Осмотрев на следующий день Билимбаевский завод, принадлежащий тогда Александру Сергеевичу Строганову, Бобринский отметил в дневнике, что рабочие здесь получают 7 копеек в день, а в заводе работают и день и ночь. Однако хозяин завода, по мнению Алексея, слыл человеком гуманным, так как дозволял своим работникам иметь огороды, на которых они выращивали репу, морковь, капусту и другие овощи. Хлеб же, за неимением пашни, приходилось покупать.

2 сентября путешественники «к крайнему их удовольствию» прибыли к конечной цели своего долгого пути – в Екатеринбург. «Сей день, замечал Озерецковский, – погода нам благоприятствовала, ибо с самого нашего отъезда из Казани почти беспрерывно шли дожди, а иногда и сильно по ночам морозило». В Екатеринбурге путники остановились в доме Алексея Турчанинова, «где приказчик его старался доставить гостям всевозможное спокойствие».

В городе внимание таинственной компании привлек монетный двор и «разные производящиеся тут работы, как-то: плавление меди, делание стали, пиление, шлифование, гранение разных камней и прочая. После обеда ездили в лабораторию, где плавят из песка золото». Однако областной Екатеринбург (этот статус в составе Пермского наместничества город получил буквально год назад) не заинтересовал путешественников. И уже через день кавалькада экипажей со странными гостями покинула его, направившись в Сысерской завод Турчанинова. «У него в сем заводе, – сообщал с дороги Озерецковский, – заведена преизрядная оранжерея, в которой множество разных плодовых деревьев, которые весь год снабжают его плодами. У него тут же есть зверинец, где находится множество маралов, род больших лосей. Одним словом, он до всего охотник и у него нет тут ни в чем недостатка. После обеда, поблагодарив за все оказанные учтивства, отправились мы на его же Полевской медеплавильный завод, отстоящей от Сысерского в 45 верстах, куда и прибыли к ночи».

Кроме этих двух заводов наша компания посетили еще Кособродскую и Горнощитскую «мрамороломни» (там велась тогда работа над заказом для строившегося в Питере каменного Зимнего дворца), Березовский золотопромывательной завод и находящиеся около его золотые рудники. После спуска в шахту профессор не скрывал своего восторга: «Невозможно надивится природе. И в недрах земных она столь же многообразна и великолепна, как и на поверхности оной. Я с удовольствием рассматривал расположение богатых жил, заключающих в себе сей прекрасный, сколь полезный, столь и пагубный для человеческого рода металл. Кажется, что естество нарочно скрывает его и делает добывание его трудным, но нужда, а лучше сказать корысть, все препятствия, презирая опасности, преодолевает и гонится за ним даже в преисподнюю. И, кажется, что в сей стороне Творец восхотел заменить неплодородие поверхности земли разными в недрах ее содержащимися сокровищами, ибо не токмо заключает она в себе многие металлы, но и находят в иных местах довольное число разноцветных камней, которые, однако ж, стали теперь гораздо реже».

12 сентября вся компания окончательно оставила Екатеринбург и поехала обратно той же дорогой, которой и прибыла в город. «Погода была весьма хорошая, но уже деревья от прежде бывших морозов и дождей все пожелтели, да и дорога от оных сделалась весьма дурна, так что мы не более 6-ти верст в час проезжали».

На обратном пути из Екатеринбурга путешественники почти на неделю задержалась в Билимбае. Озерецковский писал: «За болезнью Але[ксея] Григо[рьевича] принуждены мы были 13, 14, 15, 16, 17 числа провести на Билимбаевском заводе у приказчика, к которому мы и в первый раз пристали. За бездельем ходил я поутру на железные рудники, которые находятся на близстоящей горе. На оных большою частью добывают руду женщины, которым платят на день по 2 алтына. Кажется, что прибыточнее было заводу, если бы платили им по числу пуд руды ими добываемой».

Жизнь простого народа, увиденная воочию, удивила не только университетского профессора, но и молодого аристократа. После билимбаевского «сидения» Бобринский записал в дневнике: «Говорил мне господин Колтовский, что ежели нрав русских хочешь увидеть, то не надо их смотреть в столичном городе, но смотреть надо их в провинциях, и это правда». Особенно поразило Алексея то, что простолюдины дают друг другу деньги взаймы без свидетелей и письменных обязательств и неслышно случаев, чтобы должник потом отказался от уплаты.

Читатель заметил, наверное, что поездка эта была не совсем обычная и даже в некотором роде довольно странная для молодых аристократов, хотя путешествия тогда в России были даже довольно модны. Если бы не одно «но». В те годы «благородные» люди посещали исключительно "Запад". Тогда как план путешествия Алексея Бобринского предполагал сначала поездку по России, а только потом в Европу. И уже по одному этому признаку можно предположить, что путешествие по провинции молодых людей, воспитанных иностранными гувернерами, плохо владевших, а то и просто не знавших родного языка, было нетипично для России XVIII века. И добро бы на месяц-другой, а то на целый год.

Какова же тогда цель этой поездки и кто ее автор? Откуда вообще возникла сама идея такого путешествия? Обычно авторство приписывают И. И. Бецкому или Екатерине II. Хотя на самом же деле идея, конечно же, принадлежало не ему и даже не Екатерине, а Дени Дидро, считает ведущий научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи, кандидат искусствоведения Марина Петрова. Во время своего пребывания в Петербурге осенью 1773 года французский философ в очередной беседе с императрицей как-то затронул вопрос о подготовке к предстоящему царствованию великого князя Павла Петровича. Тогда-то он и высказал мысль о необходимости отправить Павла Петровича в путешествие. При этом целью путешествия должно стать не развлечение, а практическое изучение им своего Отечества и своего народа. И только после этого, настаивал Дидро, можно приобщаться к великой европейской культуре и новейшим достижениям в области экономики и политики.

Тогда императрица, сдерживая непонятное для Дидро раздражение, поблагодарила его за столь дельные советы, но пускать их в ход не спешила. Почему? Да потому что программа Дидро, в первую очередь, была направлена на основательное знакомство с политической и экономической жизнью страны, ее культурой, историей, обычаями и нравами (к тому же увиденными изнутри) и, подкрепленная затем знаниями аналогичных областей в жизнедеятельности европейских стран, предполагала введение Великого князя в систему государственного управления. Екатерина же, как известно, посвящать своего законного сына Павла в нюансы внешней и внутренней политики не собиралась, поскольку вообще не рассматривала его как своего преемника.

Однако, через девять лет после той памятной встречи с философом, плану Дидро все же суждено было сбыться. Только поехал в путешествие не Павел, а Алексей. Но, если незаконнорожденному сыну Алексею, государева участь не грозила, то откуда эта государственная направленность его поездки? В чем интрига? Ведь ни Павел, ни сам Алексей так никогда и не узнали о цели той миссии. Зачем Екатерине было нужно это грандиозное путешествие своего незаконнорожденного сына? «Ведь хорошо известно, – пишет Марина Петрова, – что императрица, прежде чем осуществить какое-либо действие, рассматривала его основательно со всех сторон и только потом принимала соответствующее решение, которое потом уже не меняла. В данном случае Екатерина загадала историкам нелегкую загадку».

Источник: Акифьева Н. В. Большое путешествие маленького господина / УРАЛЬСКИЙ СЛЕДОПЫТ. 2008, апрель. С. 32-35.

ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ

1920 год. Еще не отгремела Гражданская война, еще находились на просторах Сибири и Дальнего Востока белые армии, а между советским правительством и Германией уже шли секретные переговоры о военно-техническом и экономическом сотрудничестве. В начале следующего года в военном министерстве Германии было создано специальное управление «ЗОНДЕРГРУППА Р» (Россия). Тогда же для финансирования военно-технических проектов был образован консорциум во главе с «DEUTSCHE ORIENTBANK». Весной 1921-го представитель Германии полковник Оскар фон Нидермайер (Oskar Ritter von Niedermayer) и заместитель наркома иностранных дел Советской России Лев Карахан совершили первую ознакомительную поездку по заводам и верфям Петрограда, которые советская сторона рассчитывала восстановить и модернизировать при помощи немецких специалистов и на немецкие же деньги.

Летом 1921 года немецкие фирмы «BLOHM UND VOSS» (флот), «ALBATROS WERKE» (самолеты) и «KRUPP» (металлургия) выразили желание предоставить России «свои технические силы и нужное оборудование». Так начиналась индустриализация. Хотя в исторической науке под индустриализацией обычно подразумевают первые пятилетки, а ее началом признают план ГОЭЛРО.

Год спустя на Мариупольском металлургическом заводе им. Ильича компания «MANNESMANN» реконструирует прокатный стан-4500, который был установлен фирмой «DEMAG» в 1912 году, а затем разрушен в ходе Гражданской войны. В середине августа 1941 года этот стан был эвакуирован из Мариуполя в Магнитогорск. Тогда это был самый мощный в СССР толстолистовой броневой стан. Именно на этом стане изготавливали броню, в которую был «одет» почти каждый второй советский танк. Надо заметить, что и по сей день на агрегате, возраст которого без малого сто лет, выпускают продукцию для судостроения, одобренную «LLOYD’S REGISTER EMEA».

Немецкие компании не были эксклюзивными партнерами советского правительства. Символ «сталинской индустриализации» – Днепрогэс. Его проектированием и строительством занималась американская инженерно-строительная фирма «COOPER». Владельцем компании был председатель Русско-Американской торговой палаты полковник Хью Л. Купер (Cooper), Площадку под строительство станции готовила немецкая фирма «SIEMENS». Пять генераторов поставила «GENERAL ELECTRIC». Турбины Днепрогэса (кроме одной, уже нашей копии) изготовила американская компания «NEWPORT NEWS». Сегодня она называется «NORTHROP GRUMMAN» и является крупнейшим американским производителем авианосцев и атомных подводных лодок.

1-й цех НТЗ, Большой Штифель (ТПУ 220), участок рилинг-машин (обкатных машин), январь 1936 года Фото из фондов музея ОАО ПНТЗ

Чтобы было понятно, почему в отношении технических проектов 20-х годов термин «сталинская индустриализация» используется автором в кавычках, приведем пример из воспоминаний советского инженера. В.Э. Спроге, принимавшего участие в проектировании Днепрогэса и сопровождавшего Купера на встречах с советской элитой. В книге «Записки инженера» Василий Эмильевич писал, что в Советской России Купер встретился c Кржижановским, «господином премьер-министром Рыковым» и председателем Высшего Совета Народного хозяйства Куйбышев. После встречи с Куйбышевым Куперу сообщили, что с ним хочет встретиться Сталин. Интересна реакция Купера: «Кто это Сталин?». Напомним, это был конец 1926 года. Ленин, Троцкий. Рыков, Ворошилов, Куйбышев – об этих людях Купер был наслышан. «Но Сталин. Никогда не слышал!». В этом небольшом эпизоде довольно точно определено место партийного вождя на иерархической лестнице советского государства в тот период.

В 1926 году в американской экономике были зафиксированы первые признаки надвигающейся рецессии. Одними из первых столкнулись с проблемами проектные и архитектурные фирмы, в том числе и знаменитое бюро «ALBERT KAHN, INC.» в Детройте. Банкротство казалось неизбежным. Но, по свидетельству Максима Рубченко, в апреле 1929 года в офис основателя компании Альберта Кана (Albert Kahn) вошел человек, представившийся сотрудником фирмы «АМТОРГ» – формально частного акционерного предприятия, в действительности являвшегося неофициальным торговым и дипломатическим представительством СССР в США. Посетитель предложил Кану заказ на проектирование тракторного завода стоимостью 40 млн. долларов (это был Сталинградский тракторный завод) и пообещал в случае согласия новые заказы. Кан думал недолго – биржевой крах в конце октября, ознаменовавший начало Великой депрессии, положил конец всем его сомнениям. В феврале 1930 года между «АМТОРГ» и «ALBERT KAHN, INC.» был подписан договор, согласно которому фирма Кана становилась главным консультантом советского правительства по промышленному строительству и получала пакет заказов на строительство промышленных предприятий стоимостью 2 млрд. долларов (около 250 млрд. долларов в современных деньгах).

Все проекты Альберта Кана в СССР, после проекта Сталинградского тракторного завода, разрабатывались филиалом его фирмы, носящем скромное русское название «ГОСПРОЕКТСТРОЙ». На тот момент это было самое большое архитектурное бюро мира. За три года существования «ГОСПРОЕКТСТРОЯ» в нем получили практические знания более 4 тыс. советских архитекторов, инженеров и техников. В то же самое время в Москве работало Центральное бюро тяжелого машиностроения (ЦБТМ) – точно такой же «производственно-учебный» филиал иностранной компании, только ее учредителем была, уже известная нам, немецкая фирма «DEMAG».

Сегодня исследователи чаще всего говорят о 521 предприятии, спроектированном Каном. Если говорить об уральских заводах, то в этот список, безусловно, входят такие гиганты, как: Челябинский тракторный, автозавод в Нижнем Новгороде, металлургические цеха в Магнитогорске и Нижнем Тагиле, машиностроительные предприятия в Челябинске и Свердловске.

Так, технологический проект Нижегородского автозавода выполнила компания «FORD», строительный – американская компания «AUSTIN». Строительство 1-го Государственного подшипникового завода (ГПЗ-1), осуществлялось при техническом содействии итальянской фирмы «RIV». Оборудование для Челябинского и Харьковского тракторных, Ростовского и Саратовского комбайновых заводов поставляла американская фирма «CATERPILLAR». По сути, через бюро Кана в СССР лился мощный поток американских и европейских промышленных технологий.

А как же технологические секреты? Почему иностранные фирмы поставляли в СССР, может, и не самое передовое, но все-таки достаточно новое оборудование и технологии? Инженер УРАЛГИПРОМЕЗ Виктор Васильевич Швейкин, рассказывая о своих встречах с «легендарным американским инженером» Штифелем, вспоминал: «Его попросили прочесть нам, молодым русским инженерам, несколько лекций. Он согласился. После каждой лекции, а их было пять, Штифель забывал на кафедре очередную папку с чертежами и технической документацией. Один из наших товарищей по-своему истолковал этот жест и поблагодарил американца. Но мистер Штифель поспешил рассеять заблуждение: пока русские будут строить станы по этим чертежам, Америка уйдет далеко вперед».

На Среднем Урале крупнейшим объектом индустриализации стал «УРАЛМАШ». Его проект «прошел экспертизу» в ленинградском Государственном институте по проектированию металлургических заводов (ГИПРОМЕЗ) в 1928 году. «УРАЛМАШ» предназначался для выпуска экскаваторов, дробилок, доменного и сталеплавильного оборудования, прокатных станов, гидравлических прессов и т. п.

Заявки на поставки оборудования были направлены в 110 иностранных фирм, и все они выразили готовность участвовать в строительстве крупнейшего машиностроительного завода. Первую водяную скважину (с этого начинался завод) бурили немцы из фирмы «FROELICH-KLUEPFEL-DEILMANN» на немецком же оборудовании. Водопровод укомплектовали насосами германской фирмы «JAEGER». Сжатым воздухом производство обеспечивали компрессоры фирм «BORSIG», «DEMAG», «SKODA». Газогенераторная станция была оснащена газогенераторами германской фирмы «KOHLER».

УЗТМ был введен в эксплуатацию 15 июля 1933 года. Тогда это был особенный день – День победы, 9 лет разгрома Колчака. По свидетельству Сергея Агеева и Юрия Бриля, «полуголодные, в лаптях, вооруженные кирками и лопатам, по большей части не имеющие никакого образования люди воздвигли завод, оснащенный оборудованием, которому завидовали инженеры заводов Крупа».

Гордость завода – механический цех №1. Он насчитывал 467 станков, подавляющее большинство которых были закуплены у «буржуев» и которые могли сделать, как писалось в прессе тех лет, все – «от метчика до вала океанского парохода». Были, к примеру, переносные станки для обработки больших деталей. Такой станок насаживался на деталь и обрабатывал ее. Были и станки-гиганты. Один из семи, существовавших тогда в мире «WAGNER», стоял теперь в механическом цехе. Длина его станины была 37 метров, он имел четыре бабки и пять суппортов, а питала его собственная электростанция. Среди токарных станков выделялся «KALMAG» – станок способный обрабатывать заготовки весом до ста тонн. Был там установлен и уникальный карусельный станок «SCHIESS-DEVRIES» с диаметром планшайбы 6,5 метров.

Чугунолитейный цех завода оснастили агрегатами немецкой фирмы «KRIGAR» и кранами английской компании «SHEPPARD». В сталелитейном цехе установили электропечи фирмы «AEG» и пилы «MARS-WERKE». Кузнечнопрессовый цех был оснащен парогидравлическими прессами немецких фирм «HYDRAULIK», «SCHLEMANN», «WAGNER».

В конце 1931 года в планы индустриализации были внесены корректировки. 25 августа Сталин писал Кагановичу: «Ввиду валютных затруднений и неприемлемых условий кредита в Америке высказываюсь против, каких бы то ни было новых заказов на Америку. Предлагаю воспретить дачу новых заказов на Америку, прервать всякие уже начатые переговоры о новых заказах и по возможности порвать уже заключенные договора о старых заказах с переносом заказов в Европу или на наши собственные заводы. Предлагаю не делать никаких исключений из этого правила ни для Магнитогорска и Кузнецстроя, ни для Харьковстроя, Днепростроя, АМО и Автостроя».

На Урале исключительным предприятием стал Пермский авиамоторный завод. 5 апреля 1938 года его директор В. Дубовой писал в Наркомат тяжелой промышленности: «Договор с фирмой «WRIGHT» дал возможность заводу быстро освоить производство современного мощного мотора воздушного охлаждения «Райт-циклон» (Wright R-1820-F3 в СССР назывался М25 и отличался от прародителя только указанием размеров в метрической системе). За время действия договора мы получили от фирмы богатейший технический материал, значительно ускоривший развитие советского авиамоторостроения. Фирма «WRIGHT» добросовестно отнеслась к выполнению договорных обязательств, реализация договора протекала удовлетворительно». Здесь надо обязательно сказать, что в годы Великой Отечественной войны это предприятие стало крупнейшим поставщиком авиамоторов для ВВС Красной армии.

Прокатный реечный стан Штоссбанк (ROHRSTOßBANK), сентябрь 1935 года. Фото из фондов музея ОАО ПНТЗ

В 1935 году правительство Германии предоставило СССР 5-летний кредит на 200 миллионов марок. В Первоуральске тогда вводились в строй такие будущие флагманы индустрии как НТЗ и «Динур».

Проект Новотрубного (трубопрокатный цех №1 и волочильный цех №3) в какой-то степени был «списан» с трубопрокатного завода «CHAUDOIR» в Екатеринославе (Днепропетровск). Проект газогенераторной станции сделали немцы. Оборудование волочильного цеха состояло из станов холодной прокатки труб «ROCKRIGHT MILL», произведенных американской компанией «TUBE REDUCING CORPORATION». Первым прокатным станом, запущенным в работу 13 сентября 1935 года, стал реечный стан «ROHRSTOßBANK». 13 января 1936 года вступил в строй стан «Большой Штифель» (220), произведенный немецкими фирмами «MEER AG M. GLADBACH» и SUNDWIGER EISENHUTTE MASCHNENBAU – AG, а в феврале 1939 года к нему «присоединился» еще один прокатный стан «Малый Штифель» (140-1), изготовленный фирмой «DEMAG». В механическом цехе тогда же установили пять импортных станков (два токарных и три фрезерных) и несколько отечественных раритетов с общим приводом. В вальцтокарной мастерской прокатного цеха работали два станка фирмы «FRORIEP RHEYDT» с литыми надписями на станинах «DEUTSCHLAND DORTMUND 1932», а на отделке действовал 150 тонный правильный пресс «WAGNER DORTMUND». В феврале 1941 года в 1-й цех «прописали» еще один прокатный «DEMAG» – стан 140-2, эвакуированный из Никополя. Кстати, во время реконструкции 1980 года стан 140-2 был демонтирован, а вот 80-летние старички – «большой» и «малый» «Штифели» и сегодня исправно служат трубопрокатчикам, давая около 40% от всего проката НТЗ. Также на своих местах остались и до сих пор функционируют станки и «FRORIEP RHEYDT», и пресс «WAGNER DORTMUND».

Проект динасового завода (тогда его называли Билимбаевский динасовый завод) был заказан в Германии. Возможно, на выбор правительства повлияло то обстоятельство, что единственный в СССР динасовый завод – Пантелеймоновский (первая его очередь начала строится в 1926-1927 годах) проектировали и строили немцы. Оборудование Билимбаевского динасового завода также было, в основном, произведено немецкими фирмами: два пресса «BUCKAU», газовые многокамерные печи системы «MENDGEYM», бункер и бегуны фирмы «ASHE-WERKE». По набору оборудования для 30-х годов XX века – это был типичный советский завод.

Акифьева Н. В. Индустриализация / ВЕСИ. 2012, №8 (доп и испр.)

ПРОМЫШЛЕННЫЕ ДИНАСТИИ РОССИИ: БЕРГ & СЫНОВЬЯ

В литературе о прошлом города Первоуральска династия Бергов редко удостаивалась внимания исследователей. На самом деле вклад семьи в историю Нижнешайтанского (Васильевско-Шайтанского, Васильевского) завода, а значит и города Первоуральска, выросшего из этого завода, трудно переоценить. Годы, когда предприятие принадлежало Бергам, были для почтенного завода «серебряным веком». Фигуры Павла Васильевича и его сыновей столь масштабны, что сравнимы только с первыми владельцами завода – Демидовыми.

Деятельность Павла Васильевича не ограничивалась Шайтанским заводами. Конец XIX века – это время активного освоения богатств Амурского края, и Берг занялся поиском и добычей золота. Павел Васильевич вошел полноправным участником в Зейскую золотопромышленную компанию (Зея – приток Амура). В этой деятельности его компаньонами стали: Альфонс Леонович Шанявский, будущий основатель народного университета в Москве и Василий Никитич Сабашников, сыновья которого, Михаил и Сергей, стали известными книгоиздателями.

Производство оказалось прибыльным. Только за один 1890 год на восьми действующих приисках Соединенной акционерной компании (а к тому времени за компанией их зарегистрировано уже пятьдесят) было получено 2686 килограмм золота. Всего же с 1876 по 1899 год, прииски Соединенной компании дали акционерам 23150 килограмм драгоценного металла. Кроме этого, золотодобыча велась и в уральской вотчине Бергов. Для сравнения – на приисках Шайтанской дачи, за 60 лет эксплуатации, было получено около 4200 килограмм золота.

Золотой промысел не только изрядно обогатил Павла Васильевича, но и послужил во благо общества. При восшествии на престол Николай II дал согласие на открытие в России первого женского медицинского института (сегодня – Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. академика И. П. Павлова), но при условии финансового обеспечения за счет частных средств. Согласно воле Павла Васильевича, выраженной в завещании, 2 процента от его денежного капитала (что составило 185714 руб. 50 коп.) были перечислены на открытие этого института. Выполнение вышеозначенной воли было им поручено душеприказчику – генерал-майору Альфонсу Леоновичу Шанявскому, «в знак моего полного к нему доверия и глубокого уважения к его испытанному бескорыстию». Открытие института состоялось в 1897 году. Без финансовой поддержки Нобелей, семьи Шанявских и Павла Берга это событие вряд ли смогло тогда произойти.

Не были забыты Павлом Васильевичем и Шайтанские заводы на Урале. На кричной фабрике вместо водяных колес появились паровые турбины, приводящиеся в действие «теряющимся жаром» от кричных горнов. Постепенно водяные колеса уступили место турбинам и в приводах листокатальных машин. В 1872 году были установлены два новых прокатных стана. Через год начала действовать механическая мастерская по изготовлению паровых машин, котлов и станков не только для себя, но по заказам для других заводов. В одной версте от Нижнешайтанского завода вступила в строй листоотделочная фабрика, известная как Павловский вспомогательный завод. При этом заводе в 1877 году был построен цех по выделке кварцевого кирпича, употребляемого для кладки горнов и печей.

В 1882 году домна была переведена на горячее дутье, введено пудлинговое производство, построена пудлингово-сварочная фабрика. Доля кричного производства (когда получается сырое железо в виде пористого слитка, требующего дальнейшей проковки молотами) начинает заметно снижаться. В кричном горне одновременно выполнялись операции передела чугуна и проварки железа. Первая операция требовала окислительную атмосферу, а для второй эта атмосфера была вредна, так как увеличивала угар металла. Разделение операций, осуществленное в пудлинговом производстве, позволило освободиться от этого противоречия.

Благодаря реконструкции, осуществленной в 70-80-х годах XIX века, завод резко увеличил свою производительность. Выплавка чугуна в пореформенный период увеличилась в 3,3 раза – с 158,3 тысяч пудов в 1860 году до 525,4 тыс. в 1900. Изготовление железа за этот же период возросло в 10 раз с 52,7 тысяч пудов до 529,6 тысяч пудов. Производство листового железа выросло в 11,5 раз – с 23,9 тысяч до 275,3 тысяч пудов. В 1900 году из общего количества готового железа листовое составляло 94%, что свидетельствовало о высокой степени достигнутой специализации.

Кровельное железо, изготовляемое Шайтанскими заводами, принадлежало к особому типу, известному под названием Уральское (или Сибирское). Главным его отличием является то, что оно готовилось на древесном топливе из качественной руды, что увеличивает его долговечность в несколько раз в сравнении с железом других промышленных районов. «На поверхности листов образуется особый слой (магнитных окислов), которые предохраняют железо от ржавчины, и так крепко пристают к поверхности листов, что не отпадают даже при загибе замка (фальца). При своей долговечности крыша из уральского железа дает в тоже время крупную экономию и в расходах по периодической окраске, так как уральское железо не требует частого ее возобновления».

По словам А. А. Топоркова, Шайтанские заводы «по благоустройству своему и ведению хозяйства принадлежат к числу лучших заводов на Урале». На Всероссийской промышленно-художественной выставке 1882 года в Москве они были удостоены серебряной медали.

После смерти Павла Васильевича в феврале 1894 года Шайтанскими горными заводами на посессионном праве владели его дети – Василий и Сергей Павловичи и их сестра Наталья Павловна Свечина (Пальчикова).

Летом-осенью 1887 года в Екатеринбурге состоялось грандиозное событие – первая и единственная в своем роде Сибирско-Уральская научно-промышленная выставка «для ближайшего ознакомления с результатами научных исследований Сибири и Урала и с произведениями промышленности этих местностей», организованная энтузиастами из Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ). Здесь были представлены почти все казенные и частные уральские заводы и золотые промыслы. Решением жюри выставки заводы П. В. Берга отмечены малыми серебряными медалями «за хорошее доменное производство и различные улучшения в заводском деле».

Проезжая через Шайтанский завод летом 1899 года, Дмитрий Иванович Менделеев отмечал: «село огромное, и, видимо, богатое, народ весь одет исправно […], довольство, видное тут, очевидно зависит от заработков на заводах». Спутник Дмитрия Ивановича С. П. Вуколов добавлял: «нам сообщали, что население выпивает (водки – авт.) на 30000 рублей, что представляет своего рода характеристику».

В конце 1899 г. доменная печь Шайтанского завода была полностью перестроена. Новая печь, высотою в 70 футов, имела максимальную, ранее не практиковавшуюся на Урале производительность – от 3000 до 5000 пудов чугуна в сутки. На доменном производстве была установлена трехсменная работа и увеличена заработная плата. 7 ноября 1901 года, впервые на Урале в Шайтанском заводе были пущены в эксплуатацию моторы на доменных газах, что позволило экономить топливо и значительно удешевить себестоимость продукции.

В первые годы XX века, после экономического подъема 90-х века XIX, уральские заводы, как и промышленные предприятия всей России, вступили в полосу кризиса, особенно заметно проявившегося в черной металлургии. Кризис выразился в падении цен на чугун и в сокращении его производства на частных предприятиях. Однако Шайтанские заводы экономический кризис 1900–1903 годов и последующую промышленную депрессию перенесли легче других уральских предприятий. Доменная печь работала практически без остановок.

Причины устойчивости Шайтанского округа в условиях промышленного кризиса объясняются значительными капиталами владельцев и правильно выбранной политикой строжайшей экономии топлива. Трудное положение с топливом, когда-то великолепные девственные леса сильно поредели, заставляли владельцев искать альтернативу древесному углю. С. П. Вукулов отмечал, что особенностью сего завода являлась постоянная забота об эффективном использовании имеющихся энергоресурсов. При наличии одной доменной печи и нескольких передельных цехов округ производил в начале XX века до 500 тыс. пудов чугуна и до 300 тыс. пудов железа. Позитивную роль сыграл и тот факт, что основным продуктом заводов было листовое кровельное железо, не потерявшее спрос и в годы кризиса.

Тем не менее, кризис ухудшил финансовое положение предприятия, возросли убытки. Чтобы преодолеть организационные и финансовые трудности заводовладельцы основали в Москве правление под названием «Торговый дом наследников П. В. Берга – Сергея и Василия Павловичей Берг».

Общество создавалось для восстановления медеплавильного производства и устройства завода по производству хромпика. Акции были распределены между братьями (основные акционеры) и их сестрой Н. П. Свечиной и на биржу не выставлялись. Устойчивое финансовое положение общества, позволяло ему обходится собственным капиталом и не иметь кредитных взаимоотношений с банками.

Основным производством к моменту акционирования традиционно оставалось чугуноплавильное и чугунолительное (ваграночное), а также листопрокатное и листоотделочное. Нерентабельное производство пришлось закрыть (в 1906 г. кричное, в 1911 г. – пудлинговое).

В период промышленного подъема 1910-1914 гг. продолжилась модернизация заводов. Выплавка чугуна увеличилась с 534,1 тыс. пудов в 1911 году до 664,8 тыс. пудов в 1913. В 1911 году для переработки чугуна и стального лома в сталь была пущена мартеновская печь с площадью пода 15,6 кв. м. и суточной производительностью 5 тыс. пудов.

Акционерное общество Шайтанских горных заводов располагало крупным месторождением хромистого железняка – Гологорским хромистым рудником, открытым в 1864 году. В начале XX века эксплуатация рудника давала от 150 до 260 тыс. пудов хромистого железняка в год, что приносило владельцам ощутимый доход.

Братья оказались удачливыми в бизнесе, они вкладывают средства сразу в несколько предприятий: железоделательный и чугунолитейные заводы, сахарные фабрики, бумагопрядильную и ткацкую мануфактуры. Активы торгового дома «Наследники П. В. Берга», куда входили и Шайтанские заводы, достигали десяти миллионов рублей.

Имения Бергов были разбросаны буквально по всей стране – Орловская, Пермская, Тамбовская, Харьковская губернии. Кроме того, семья владела 9 домами в Москве. В своей загородной резиденции, расположенной в тридцати километрах от столицы, Берги создали лесопарк из сибирских кедров и лиственниц.

В 1893 году Сергей Павлович обращается в Московскую городскую управу с просьбой разрешить ему сломать старый деревянный дом в Денежном переулке и выстроить новый каменный особняк. Проект он заказывает архитектору Бойцову, построившему для баронов Мейендорф «романтический замок» в Барвихе.

Новый особняк в Денежном переулке заслуживает особого внимания. В нем необычно все – и удивительная история, буквально потрясшая мир, и художественная ценность здания. «Столь оригинальной эклектики больше нет нигде. Настоящее смешение из готики, барокко и модерна. Однако смешение стилей вовсе не означает отсутствия вкуса. Наоборот изящно оформленные и богато декорированные анфилады комнат – яркий образец гармонии и совершенства». В центре столовой – стол на тридцать персон, стоявший когда-то в Демидовском дворце в Петербурге. Великолепие поражает с первых же ступенек. Наиболее любопытный элемент интерьера во всем доме – осветительные приборы разнообразных и причудливых форм в стиле модерн. Сергей Берг одним из первых в Москве провел в свой особняк электричество. Именно в его доме состоялся первый в истории Москвы «электрический бал». Участник вечера – «король репортажа» Владимир Гиляровский вспоминал: «Она (жена Берга) была великолепна, но зато все московские щеголихи в бриллиантах при новом электрическом свете танцевального зала показались скверно раскрашенными куклами: они привыкли к газовым рожкам и лампам…».

История дома богата, как и его убранство. Супруги Берг придерживались либеральных взглядов. У них бывали видные политические фигуры той эпохи, в частности, Александр Керенский. В 1917 году в особняке проводилось голосование в Учредительное собрание. Именно в этом доме произошло событие, которое резко изменило расстановку политических сил в стране. 23 апреля 1918 года посол Германии граф Вильгельм фон Мирбах-Харфф представил верительные грамоты председателю ВЦИК Свердлову и поселился в особняке. Но оказалось, что ненадолго. Шестого июля эсеры Яков Блюмкин и Николай Андреев, снабженные мандатами ЧК, вошли в здание посольства и, вызвав посла в парадную гостиную, выстрелили в него. Убийцам удалось скрыться. Это преступление послужило сигналом к мятежу левых эсеров. В тот же день в правительственной газете появилось сообщение: «Сегодня около трех часов дня двое негодяев, агентов русско-англо-французского империализма, проникли к германскому послу Мирбаху, подделав подпись т. Дзержинского под фальшивым удостоверением, и под прикрытием этого документа убили графа Мирбаха». Вечером в бывший дом Бергов прибыл Ленин и, выразив соболезнование, обещал сурово наказать убийц.

Вскоре после убийства Мирбаха германское посольство покинуло Москву, и в особняке появились новые хозяева – руководящие органы III Интернационала. Последний раз исполком Коминтерна заседал в особняке в феврале-марте 1922 года, затем здание передали посольству Италии, где оно находится и сегодня

Источник: Акифьева Н. В. Промышленные династии России: Берг & сыновья / Уральский следопыт. 2005. №2. С. 23-25.

ИЗЪЯТИЕ ЦЕРКОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ ИЗ ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ ЦЕРКВИ ШАЙТАНСКОГО ЗАВОДА

В первой декаде мая 1922 года общее собрание верующих Петропавловской церкви, заслушав декрет ВЦИК, постановление Совета рабочих и крестьянских депутатов Первоуральского волисполкома, резолюцию объединенного представительства исполкома и духовенства и, принимая во внимание предложение товарища Злоказова (произвести изъятие церковной утвари в Петропавловской церкви Первоуральского завода – авт.), единогласно постановило: «Произвести изъятие церковных ценностей Петропавловской церкви, [так как] мы (общее собрание – авт.), со своей стороны, находим, что изъятие ценностей из церквей в момент голода рабочих необходимо».

В Петропавловской церкви поселка Первоуральский. Опись имущества, 1930 г. Фото: музей ОАО ПНТЗ.

Далее собрание решило: «Изъятие произвести согласно постановлению объединенного собрания духовенства и верующих, которое предусмотрело и нашло нужным произвести изъятие церковных ценностей без ущерба богослужению и согласно описи при церковном совете волоисполкома».

Документ подписали: Председатель комиссии по изъятию ценностей – Злоказов, секретарь – священник Старцев, члены комиссии – священник Пузырев, Борисов, Костин».

16 мая 1922 года комиссия по изъятию церковных ценностей в составе: председателя первоуральского волисполкома Злоказова, члена церковного совета Костина, священников Петропавловской церкви Старцева и Пузырева, дъякона Попова, представителя от собрания верующих Борисова (на основании государственного декрета, опубликованного в газете «Беднота» и протокольного заседания исполнительного комитета Первоуральской волости Екатеринбургского уезда – авт.) составила настоящий акт об изъятии церковных ценностей из Петропавловской церкви.

Было изъято:

1)      «Крестов серебряных – три, весом 6 фунтов 56 золотников;

2)      Крышки от Евангелия – пять, весом 7 фунтов 20 золотников;

3)      Сосудов серебряных – два, весом 3 фунта 66 золотников;

4)      Дискосов серебряных – два, весом 1 фунт 38 золотников;

5)      Звездицы серебряные – две, весом 56 золотников;

6)      Тарелочки серебряные – четыре, весом 91 золотник;

7)      Кортцы серебряные – два, весом 38 золотников;

8)      Дарохранительница – одна, весом 2 фунта 14 золотников;

9)      Трехсвечник серебряный – один, весом 1 фунт 15 золотников;

10)      Риз от иконостаса – две, весом 33 фунта 10 золотников».

«Всего изъято церковных ценностей: 1 пуд, 17 фунтов, 40 золотников». (23,5 килограмма – авт.).

Приложение: Документ из фондов ЦДООСО

План проведения кампании по изъятию церковных ценностей

в Екатеринбургской губернии

г. Екатеринбург, 1922 г.

Согласно секретной телеграмме ЦК РКП(б), изъятие церковных ценностей должно неуклонно продолжаться. Для чего:

Первое: создать официальные комиссии при уисполкомах для практического проведения и формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих и прочее. Строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации.

Второе: Наряду с этими официальными комиссиями организовать уездные секретные руководящие комиссии в составе (в уездах) секретарь укома, предисполкома, начальник гарнизона и уполномоченного ГПУ.

3) Прежде чем приступить к изъятию ценностей, провести широкую неделю агитации среди трудящихся, добиться вынесения резолюции об изъятии, а предварительно перед началом агиткомпании созвать собрание (секретное) ответственных работников из предприятий, Красной Армии и учреждений.

Ответственные работники совместно с членами ячейки агитируют среди беспартийной массы за изъятие церковных ценностей и в первую очередь среди красноармейцев и рабочих. Агитации придать характер, чуждый всякой борьбы с религией и церковью, а целиком направленной на помощь голодающим.

4) Внести раскол среди духовенства, отделяя верхи от низов, взяв под защиту государственной власти тех священников, которые выступают в пользу изъятия. Причем наша агитация не должна сливаться с агитацией сочувствующего духовенства.

5) Организовать группы голодающих, выпуская их с требованием скорейшего изъятия на собраниях, в церквах и казармах.

6) Организовать группы на предприятиях из беспартийных верующих для посылки ими коллективных писем в газету с требованиями изъятия ценностей из храмов, синагог, костелов и т.п.

7) Организовать общие собрания сочувствующих нам верующих порайонно для ознакомления их о мероприятиях по борьбе с голодом.

8) Ведя таким образом агитацию, необходимо в течение всей подготовки иметь полное осведомление о настроениях в разных группах духовенства и верующих. И если черносотенная агитация церкви зайдет далеко, то провести: а) манифестацию гарнизонных частей при оружии и с лозунгами на плакатах: «церковные ценности для спасения голодающих» и т.п. б) видных черносотенных попов, не трогая, под расписку официально через уполномоченного губполитотдела предупредить, что в случае эксцессов они ответят первыми; в) предложить каждому в отдельности церковному старосте и церковному совету под их непосредственной ответственностью подготовить данную общину об изъятии ценностей. Собрания происходят под контролем советской власти.

В области организационной.

9) Изъятия рекомендуется начать с синагог, мечетей, костелов и т.п., а затем приступить к изъятию из самых богатых городских церквей и монастырей. В крестьянских районах и бедных приходах проводить осторожно и тщательно выяснять в каждом отдельном случае обстановку.

10) Изъятию подлежат все серебро, золото, драгоценные камни, оставляя для богослужения самое необходимое. Из необходимых ценных предметов, кои должны бы остаться, допускается [их] замена менее ценными, взятыми из других церквей. Из драгоценных предметов каждый раз с ведома официальной комиссии.

11) К изъятию приступить и произвести в трехдневный срок. В православных церквях и монастырях произвести на 1-ой неделе после пасхи (с 26 апреля), т.к. на страстной и пасхальной неделе могут быть эксцессы религиозного фанатизма.

12) При изъятии ценностей из наиболее богатых и центральных церквей необходимо тщательно подготовиться, отряды ЧОН должны находиться на соседних улицах, не допускать скопления народа.

13) К учету изъятия ценностей при помголах допустить представителей лояльного духовенства, широко оповестив об этом население, чтобы оно имело возможность следить за тем, что ни одна крупица достояния не получит другого назначения, кроме помощи голодающим.

14) В случае если со стороны духовенства будут предлагать выкуп церковных ценностей, не останавливаться перед изъятием, ибо предложения выкупа, не имея серьезных намерений, только срывают кампанию и деморализуют верующих.

15) Ввести самую строгую отчетность и учет по каждой церкви отдельно изъятых ценностей.

16) Собранные драгоценности в запечатанном виде непосредственно под охраной направлять в Губфинотдел.

17) Подчеркивается абсолютная секретность всей подготовительной и организационной работы.

18) На общих собраниях коммунистов провести постановление о сдаче драгоценных вещей всеми коммунистами, главным образом золотых, как-то: перстни, серьги, брошки, браслеты, кольца, цепи и прочее. Это вызывается настоятельной необходимостью локализовать агитацию враждебных нам элементов, ставящих на вид, что сами коммунисты не показывают примера.

19) Принять все необходимые меры к тому, чтобы до момента изъятия ничего не было скрыто и похищено, т.к. наблюдаются случаи краж и хищения со стороны духовенства церковных ценностей от учета и сдачи таковых для голодающих.

Каменск – Смирнов, Краснотуринск – Валков, Екатеринбург – Циховский, Камышлов – Мальцева.

Источник: ЦДООСО. Ф.1494. Оп.1. Д.74. Л.5-6об.

Источник: Акифьева Н.В. Первоуральск и окрестности. Наше наследие / Н.В. Акифьева. – Екатеринбург: БКИ. 2011. – 412 с.: илл. С. 239, 240.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. НА CТАРОМ УРАЛЕ (1)

Кабаки на Урале появляются одновременно с первыми городами. Из архивных документов известно, что верхотурский воевода Неудача Плещеев поздней осенью 1603 года получил наказ: «курить вино из верхотурского хлеба, а хмель щипать в Верхотурье и в Туринском остроге». Было велено также варить на продажу мед и пиво, когда в Верхотурье бывало большое скопление приезжего люда.

Правительство очень заинтересованно относилось к постоянному увеличению винокурения в Верхотурье. К этому его толкала погоня за прибылью, которую давала торговля алкоголем. Из грамоты приказа Казанского дворца от 24 февраля 1605 года известно, что в Верхотурье ведро хлебного вина продавали по 2 рубля 21 алтыну 4 деньги, а курение его обходилось казне всего в 21 алтын, т. е. ведро вина давало казне чистой прибыли 2 рубля 4 деньги. Если цены на водку слишком поднимались, и выручка кабака падала из-за падения спроса, то правительство шло на понижение цен, «чтоб нашей казне было прибыльнее и приезжие б люди покупали больше».

Замечательный документ того времени – донос на имя Анны Иоанновны опубликовал И.Г. Прыжов: «От того (пьянства – авт.) обленилось множество народу, вступили в блуд, во всякую нечистоту, в тяжбы, в убивство, в великие разбои, и ослепоста пребесконечно, начаша творити блуд содомский, не знающие ни воскресного дня, ни господских праздников, и от того уродися и умножися семя нечестивое, от того многия тысячи дельных и годных людей на всякие службы – смертию казнены, а других множество народа бьют кнутом и посылают на вечную работу, иных множество простого народу в пьянстве умирает безвременно».

По свидетельству уральского историка Николая Корепанова, промышленника Акинфия Демидова тема пьянства волновала не меньше чем анонимного доносчика. В письме генералу Геннину «железный» магнат писал: «Получил я из Петербурга от приказчиков своих письма. Объявляют, что присланное из Сибири с заводов наших железо весьма плохо и чрезмерно ломко – полосы при погрузке в корабли ломались на три и на четыре куска. И прежде такого худого железа с заводов наших никогда туда в присылку не бывало, а ныне из доброй славы приходит в бесчестие. И из того видно, что такое железо сделалось от всегдашнего пьянства как мастеров, так и приказчиков моих. Ибо мастеровые люди от всегдашнего пьянства не токмо доброго своего мастерства лишаются, но во всеконечное безумие и разорение приходят…».

Генерал отреагировал сразу и по-военному четко: «Кабаки на демидовских заводах свести все до единого. А ежели тайно на его заводы вино привозиться будет, то тот, кто с тем пойман, без всякой милости наказан будет кнутом, а питье возьмется безденежно».

Царствование Анны Иоанновны в области винокурения было продолжением деяний Петра Великого. Дальнейшее развитие откупная система на производство хлебного вина получила при Елизавете Петровне. Помещики-дворяне по-прежнему пользовались правом курить вино и поставлять его либо в казну, либо оставлять для собственного пользования. Не брезговали таким правом ни государственные, ни творческие личности. Известный поэт и сенатор Г.Р. Державин владел на Урале винокуренным заводом, расположенном в селе Смоленском (Башкирия). Особая привилегия – право свободного винокурения – в 1750 году было дано уральскому казачеству, существовавшему в те годы в бассейне реки Яик и известному как вольное яицкое войско.

Нововведением стало появление в Петербурге и Москве «гербергов» или трактирных домов, где кроме вин можно было требовать чай, кофе, шоколад, курительный табак и комнаты с постелями. А в Екатеринбурге «множились» кабаки. Н.С. Корепанов писал: «В 1737 году в городке появился второй кабак, прозванный в народе Отряси-Нога, или Отрясиха. С его появлением кабак в черте крепости для отличия стали именовать Большим. В конце 1750-х годов появился третий кабак в Банной слободе – Разгуляй или «Разгуляйская фартина (фартина – то же, что и штоф, мера равная двум кружкам). В 1766 году за Пороховыми воротами появился четвертый екатеринбургский кабак – Удалой, или «Удалая фартина».

С 1795 года заготовка водки казной практически прекращается. Откуп становится господствующей системой и распространяется по всей России. А как водки стало больше, то и количество кабаков увеличилось: где один был – там два стало, где пять – десять. «В Екатеринбурге, к четырем уже имеющимся кабакам, добавилось еще семь – Мельковский, Бутырский, Ведерный, Западный, Московский, Приворотный, Проломный, Французский, два трактира – перворазрядный «Херсон», и безымянный третьеразрядный, да еще герберг Григория Чирьева».

После Отечественной войны 1812 года и последовавшей за ней инфляцией русского рубля правительство Александра I обратило внимание на откупную систему, разорившую казну. Поэтому в 1819 году была введена строгая государственная водочная монополия по всей России, за исключением отдаленных районов Урала и Сибири, где бороться со злоупотреблениями откупщиков правительство все равно было не в силах. Но это не была полная монополия. По Указу 1819 года государство оставило за собой производство водки и ее оптовую продажу, передав в частные руки розницу. Для того чтобы предупредить спекуляцию государственной водкой, была установлена твердая цена на нее по всей империи – 7 рублей ассигнациями за ведро.

В январе 1826 года Николай I частично восстановил откупную систему, а с 1828 года полностью отменил государственную монополию на водку. Это решение носило политический, а не экономический характер. Откупная система вела к сказочному обогащению кучки дельцов, разоряла население, подрывала здоровье нации. Цена водки все время росла, что стало для населения тяжелым бременем. На смену «дворянской» хлебной водке пришла дешевая дурь, мутная жижа, получившая свое название по цвету – сивуха, она же сильвупле, французская четырнадцатого класса, царская мадера, дешевая, продажный разум, сиротские слезы, подвздошная, крякун, горемычная и так далее. У простого народа постепенно складывалось новое правило: «не пить – так и на свете не жить». «Придут они в кабак, – писал Прыжов, – выпьют, а закусить нечем, и закусят или ржавой селедкой, которая продается тут же у самого входа в кабак, или, вместо закуски, выпьют еще раз, во всяком случае, выпьют довольно. А в такой стране, где ни в одном простом трактире не найдешь другого чаю, кроме подкрашенного, водка нехороша. По воскресеньям и праздникам еще хуже, так что сделалось правилом по воскресеньям водки в кабаках не покупать».

Но и без кабацкой водки мастеровым было чем бражничать. Генерал Геннин писал об уральском обычае взаимных «помочей»: «Сколько ведомо, мастера непрестанно варят пива под именем помочи, и в домах своих весьма пьянствуют, и на работу с воскресенья на понедельник, так же и после праздников приходят поздно и пьяны. Того ради, накрепко запретить, чтоб мастеровые люди пив варили, а ежели у кого в доме сыщется, то оное выливать вон. А для лучшего – в воскресение и другие праздники зачинать мастерам работать с вечера, по пробитии 8 часов. И ежели кто придет на работу пьян, таких пред фабриками наказывать батожьем».

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (изд. третье доп. и испр.). С.7-19.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. НА CТАРОМ УРАЛЕ (2)

С появлением крупной промышленности на Урале, основными потребителями водки становятся рабочие. Еще Ф.Энгельс указывал, что пролетариат в условиях интенсивного труда на износ, объективно испытывает жизненную потребность в водке, а Х.Мозель (составитель труда по географии и статистики России – авт.) пришел к такому выводу еще раньше. В середине XIX века он писал: «Склонность к горячительным напиткам вообще свойственна русскому человеку, но в Пермской губернии она проявлялась в большей степени в рабочем классе, вследствие местных климатических причин и условий, зависящих от трудных работ на открытом воздухе или в рудниках».

Историк В.В. Похлебкин объяснял склонность рабочих к пьянству рядом факторов: способностью алкоголя быстро снимать моральный и физический стресс; способностью алкоголя в силу своей высокой калорийности имитировать подпитку организма калориями; психологической потребностью неустроенного в жизни человека в алкоголе как средстве забвения; объективной потребностью в алкоголе на ряде производств, где алкоголь служит как бы противоаллергическим, успокаивающим, «комфортным» средством, а потому потребляющий его рабочий испытывает просто облегчение. По словам Похлебкина, − который, в свою очередь цитирует американского физиолога и биохимика Р.Дж.Уильямса − увеличение потребления алкоголя в современном промышленном обществе имеет объективные биохимические причины.

В канцелярии главного начальника горных заводов «хребта Уральского» считали, что питейных заведений достаточно «иметь по числу ревизских душ, а именно на 1000 душ – одно питейное заведение». Однако, истинное количество кабаков на заводах горнозаводского Урала превышало все мыслимые границы. Так в 1865 году только в Каменском заводе существовало до 53-х питейных заведений, 2 винных склада и 5 винных погребов. В Березовском заводе функционировали 23 питейных дома, 7 штофных лавок, 1 оптовый склад и 1 ренсковый погреб. 14 питейных домов было в Нижнеисетском заводе.

Пьянство ощутимо било не только по нравственности мастеровых, но и по экономической состоятельности предприятий. Например, в Каменском заводе «орудие 60 фунтов калибра испорчено было во время сверления, явившемся на работу выпившим мастеровым. И убыток заводу составил на такую сумму, которую, бывший тому причиной мастеровой, не был бы в состоянии заработать в течение нескольких лет».

Трагедия пьянства затрагивала почти каждую семью на уральских заводах, вне зависимости от социального положения. Главный управляющий нераздельным имением Строгановых Василий Алексеевич Волегов еще юношей, будучи смотрителем билимбаевских золотых промыслов, в письме из Билимбая с огорчением сообщал брату, что их племянник Петр Тимофеевич Волегов «кончил жизнь свою самым позорным образом», а именно – будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения «околел на дворе у колоды». Другой управляющий Строгановых – Александр Ефимович Теплоухов в служебных записках с болью писал: «Между служителями весьма мало хороших, большая часть их не воздержаны, иные пьяницы, которых бы вообще не следовало держать на службе».

«Пьянство – этот народный бич нашего общества, этот рычаг всех пороков, варварских преступлений и проступков, – писал в 1881 году корреспондент газеты «Екатеринбургская неделя», – гораздо более развито в среде заводского населения, чем среди земледельческого. Жизнь крестьянина земледельца совершенно другая. Земледелец тоже не прочь выпить, но выпить при случае: в праздники, в крестины и т.д., но в будни вы всегда встретите земледельца трезвым, за работой, в особенности в горячую страдную пору. Провертываются, разумеется, и среди земледельцев «пьянчуги», (это зависит от общения земледельцев с фабричными рабочими) но таких относительно мало; а пьяная женщина среди земледельцев – явление редкое».

В XIX веке уральский крестьянин предпочитал в основном слабоалкогольные напитки собственного производства – ржаной квас, брагу из овсяного солода, пиво и лишь по праздникам покупал хлебное вино. Уральская брага имела своих сторонников и яростных противников. В числе защитников напитка оказался писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк: «Достоинства браги перед водкой или фабричным пивом, – писал он, – неисчислимы: она питательна, здорова, дешева. Приготовляют брагу дома, для домашнего обихода. В крестьянском быту, когда справляют свадьбу, годовые праздники, поминки, брага является благодеянием». На «безусловную питательность браги» указывал и знаток быта крестьян А. Вологдин. Другим хмельным напитком, популярным у крестьян, было пиво домашнего производства. Еще в деревне приготовляли сбитень. Его варили в самоваре на воде с медом и употребляли в горячем виде с большим удовольствием в зимнее время.

В 1863 году в России была введена акцизная система. Растущая конкуренция со стороны богатого купечества, с одной стороны, и новые правила в области налогообложения, с другой, создали предпосылки для закрытия ряда дворянских винокурен. И если в заключительные годы действия откупов в Пермской губернии было 9 винокуренных, 2 водочных и 1 пивоваренный завод, то сразу после введения акцизной системы число только винокуренных заводов достигало 24. В дальнейшем почти ежегодно происходило открытие новых заводов. В 1867 году в губернии было 43 водочных завода, в 1869 году их стало 53, а в 1873 численность водочных предприятий достигла максимальной отметки в 62 завода. Профессор психиатрии Иван Сикорский, отец знаменитого конструктора вертолетов Игоря Сикорского, писал: «Откупщики просто спаивали народ. Последовавшее после отмены откупов введение акцизной системы выбросило на рынок массу дешевой водки. Зло продолжалось и выразилось повальным пьянством в стране».

Постоянный рост объемов выпускаемой продукции привел к перепроизводству и затовариванию рынка, что привело к снижению цен на готовую продукцию, и как следствие к существенному сокращению прибыли как у производителей, так и у виноторговцев. В Пермской губернии проблему какое-то время удавалось решить путем монопольного сговора производителей. Так, в 1884 году перестали действовать 3 из 18 винокуренных заводов. Владельцы остановленных предприятий получали от коллег по бизнесу денежную компенсацию или плату за якобы арендуемые предприятия.

Невероятную и дикую сцену подглядел Д.Н. Мамин-Сибиряк в селе Болтино во время одной из своих уральских экскурсий.

«Я подошел к окну, – вспоминал писатель, – и увидел, что со всех сторон неслись старики, старухи, бабы, ребятишки с разной посудой в руках, и все в тот конец деревни, где стоял кабак Закржицкого.

– Что такое случилось, Тит? Пожар?

– Дураки, вот што… а., штоб тебя ущемило! Видел новый-то кабак? Ну, так сиделец дешевое вино объявил: по четыре копейки шкалик. Раньше было оно по шесть копеек, а теперь вдруг четыре объявилось. Ну, народ и рванулся…

Прошло не больше получаса, как началось обратное движение и еще с большим азартом – бежали на другой конец деревни, где стоял кабак Сережкина. Многие уже успели хлебнуть дешевки и бежали, пошатываясь, с осовелыми лицами; один старик запнулся, упал, да так и не мог подняться – дешевое вино сразу отняло ноги.

– Куда это опять бегут?

– А к Сережкину: там вино отпускают по три копейки за шкалик, – объяснил Тит с тревогой в голосе.

По лицу Тита было заметно, что и он не прочь был отправиться на дешевку, да только вот подходящей посуды не хватало. Проводив глазами опьяневшую толпу, старик не вытерпел и бросился бегом догонять кривого Онисима, который поотстал от других.

Я просто не верил своим глазам. Изба была пуста и только на печке охала седая старуха. По улице в это время валила пьяная толпа опять к кабаку Закржицкого, где водка продавалась по две копейки шкалик. Кто-то успел дать знать на поля работавшим мужикам, и они со всех сторон неслись к деревне, кто верхом, кто пешком. Болтино огласилось пьяными песнями, криком, руганью… По улице шатались пьяные женщины с грудными ребятами на руках, валялись в пыли старики; галдели мальчишки, пьяные безобразием больших. Картина получилась неописуемая, единственная в своем роде…

– Копейка шкал! Вот те Христос, кричал под окном кривой Онисим, едва державшийся на ногах».

В 1881 году на совещании министров было принято решение провести реформы, а кабаки «заменить» трактирами, винными и пивными лавками. Самым главным отличием трактира от кабака было то, что в трактире к выпивке можно было бы получить закуску. Трактирное заведение, по постановлению Пермского по питейным делам Присутствия, должно было соответствовать следующим критериям: «Во всех местах продажи крепких напитков, включая и пивные лавки, на окнах не должно быть занавесок, цветов и вообще предметов, которые могли бы мешать видеть с улицы, что делается в помещении заведения. Ссоры, драки и употребление бранных слов строго воспрещаются. Музыка, пляски, пение и игры воспрещаются. Пьяные не должны быть впускаемы в места продажи питий».

В каждой винной лавке кроме обязательных постановлений, на видном месте должно быть вывешено напечатанное на картоне крупными буквами следующее извлечение из закона 1885 года: «В винной лавке допускается продажа напитков только на вынос в запечатанной посуде и за наличные деньги. За продажу крепких напитков распивочно из заведений для торговли питьями только на вынос, виновные подвергаются аресту до одного месяца, или денежному взысканию до 100 рублей. За продажу крепких напитков в долг, под заклад платья, посуды или иных вещей виновные подвергаются в первый раз аресту до семи дней или денежному взысканию до 25 рублей, во второй раз аресту до двух недель или денежному взысканию до 50 рублей. Взятые в заклад за вино вещи возвращаются безвозмездно собственникам их. Принесенную покупателем опорожненную посуду обратно в лавки не принимать».

В помещениях пивных лавок в отличие от трактирного заведения не должно быть лавок, а только приличные столы и стулья. Женская прислуга в пивные лавки не допускалась ни под каким видом. На видном месте должно быть вывешено напечатанное на картоне крупными буквами, следующее объявление: «Здесь кроме портера, пива и меда не разрешается продавать ни каких других крепких напитков, а равно не разрешается напитки приносить посетителям с собой».

Но эти меры существенно улучшить положение с пьянством не смогли. «Скорее не будет церквей, чем кабаков» – заявил кабатчик Соболев из села Арамильского, когда на волостном сходе решался вопрос: быть кабаку в селе или нет? И оказался прав. На этом сходе был съеден пуд пряников и выпито 6 ведер водки, поставленных Соболевым обществу. В итоге сход постановил «предоставить право покупателю (за 3000 руб. – авт.) открыть в 1883 году в селе Арамильском три питейных заведения. Браво! Земство спрашивало об одном кабаке […], волостные же власти, своими делами, говорят: «Мало одного, давай три!». Волостную власть, в общем-то, можно понять. С кабатчика Соболева, за право открытия кабаков в селе, общество получило 3000 рублей серебром – по 8 рублей 33 копейки на каждого жителя. А между тем волостные власти, беря с Соболева по 8 рублей с копейками, давали ему возможность получать с общества гораздо больше – около 66 рублей 66 копеек, учитывая, что 360 арамильцов совместно с рабочими фабрики братьев Ушаковых ежегодно пропивали до 24000 рублей.

По свидетельству священника Петропавловской церкви А.А.Топоркова: «До 1886 года в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск), при населении в 6000 душ, каждогодно выпивалось вина до 5000 ведер. Многие надеялись, что питейная реформа повлияет на уменьшение пьянства и отзовется благоприятно на улучшении народной нравственности и материального благосостояния, но случилось как раз противоположное. До реформы в заводе никогда не было более трех кабаков. С введением же ее, вместо трех, открылось 12 питейных заведений, под разными наименованиями: 7 винных лавок, 2 трактира, ренсковый погреб и две портерные лавки». Везде где было бойкое, проезжее или прохожее место, где была площадь или просто угол двух улиц появлялись новые винные заведения, словом, «где тычок, там и кабачок». В 1886 году в Шайтанском заводе выручка с трактиров и винных лавочек только волостному правлению приносила чистой выручки до 110 рублей в день.

Суждение провинциального священника Александра Александровича Топоркова не отличалось от мнения писателя, юриста и депутата Государственной Думы Анатолия Федоровича Кони, который считал, что «Когда была введена казенная продажа вина, предполагалось, что кабак − средоточие спаивания, заклада и ростовщичества – отжил свое время. Но это была иллюзия. Сойдя официально с лица земли, кабак ушел под землю, в подполье для тайной продажи водки, став от этого еще более опасным. Трудно сказать, какое впечатление было тяжелее: от старого кабака, давно осужденного нравственным сознанием народа и терпимого как зло, или от позднейшей благообразной казенной винной лавки, у дверей которой в начале рабочего дня нетерпеливо толпились люди с изможденными лицами поставщиков питейного дохода, распивавших «мерзавчики» тут же на месте, причем взрослые часто служили посредниками для малолетних, получая за это право «глотнуть».

Продажа алкоголя на вынос породила и совершенно новый вид незаконного предпринимательства – притоны. Например, в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск), в соседстве с каждою винной лавкою появились две-три избы, «в которых желающие могут не только удовлетворить этой потребности, но к вящему удовольствию находят еще к своим услугам публичных женщин».

Объявления, вывешенные на дверях винных лавок с предупреждением о запрете распивать вино на улице, – писал в 1903 году корреспондент газеты «Урал», – не ведут ни к чему. «В Екатеринбурге место около винной лавки №196, помещающейся в доме Тябликова, в Усольцевской улице (ул. матроса Хохрякова – авт.), самое, так сказать «распивочное». Ярко свидетельствуют об этом целые груды пробок, валяющихся тут же у лавки и далее по улице, на протяжении 50 саж. Около этой лавки постоянно можно встретить пьяниц, извозчиков и так – «разного рода» бродячий люд, распивающий совершенно свободно казенку. Тут же неподалеку […] один домовладелец любезно предоставляет для распития свой двор, за что, конечно, распивающие радушного хозяина угощают. Такое свободное распитие казенки, само собою, влечет беспорядок: на улице стоит стон, ругань семиэтажная, драки и т.д.».

Но если Екатеринбург мог предложить выбор – от ресторанов, где обед без закуски и вин мог стоить от 2 рублей до чайных и всякого рода закусочных с обедом в 15-20 копеек, то в поселениях при уральских заводах выбора у жителей не было. По наблюдениям отца Александра в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск) «пьют все; женщины не уступают в невоздержности мужчинам и случается, даже превосходят их. Муж берется за рюмочку, а жена за стаканчик. Особенно сильно пьянствуют в храмовые праздники; в эти дни царит самый бесшабашный разгул. Только в полночь он стихает, но лишь для того, чтобы с рассветом проявиться с новою силою, и так продолжается часто несколько дней. Смотря на отцов и матерей, пьянствуют и безобразничают и дети их. Взрослые парни, в праздничный день, артелями в 20-30 человек, с песнями, под звуки гармоний, расхаживают по улицам, безобразничая и не давая никому проходу: побить встречного, выбить окна – дело обычное для буянов. Пьянствуют люди с достатком, пьянствуют бедняки, пропивая последнюю копейку, нередко бесчестно приобретенную». И как следствие пьянства: «развелось и курение табаку, чего прежде не было: курят православные, единоверцы и даже раскольники (!), взрослые и малолетки. Сильно развиты также азартные игры. Прежние вечерки приняли иной характер: на них собираются в домах женщин, пользующихся дурною репутациею, с платою хозяйке за вечер 20-30 коп. На сходах – дело на втором плане, а на первом та же водка. Легко представить, как вершатся на них дела».

В свою очередь, уездная газета «Екатеринбургская неделя» в 1894 году писала о пьянстве, царящем в поселке Шайтанского завода (сегодня г. Первоуральск): «Особенно сильно привилось к здешнему рабочему населению пьянство. Редкий день не увидишь здесь пьяного – не различая, будни это или праздники. И как в большинстве заводов, пьянство обыкновенно сопровождалось здесь дебоширством, драками и т.д. Особенно отличались этим «молодежники», которые в пьяном виде гуляют вечером или ночью по заводу, с целью «угостить» хорошенько своего же собрата, на которого почему-либо «грызут зуб». А то бывают драки и среди белого дня – особенно в праздничные дни, причем старшие – отцы и матери – весьма хладнокровно смотрят на драку, вместо того, чтобы унять безобразников. Но в большинстве случаев подобные бесчинства здешней молодежи кончаются очень печально. Постоянно только и слышишь про ночные драки: один хватил топором или камнем, другого спустили с лестницы, третьего совсем отправили на тот свет».

Летом 1899 года знаменитый химик Д.И.Менделеев посетил ряд городов и заводов Урала и Сибири. Сделав короткую остановку в поселке Шайтанского завода, Дмитрий Иванович отметил, что «село огромное и видимо богатое…». Земский начальник довольство крестьян подчеркнул знаменательным на наш взгляд фактом, что на каждого жителя здесь приходится по пятнадцать – двадцать и даже более рублей в год, выпитой водки.

Корреспондент «Екатеринбургской недели» в статье за 1891 год приводит дикие факты, подмеченные им в поселках железоделательных заводов в Екатеринбургском и Верхотурском уездах. «В заводах пьют и старый, и малый, и даже женщины, а в особенности пьет молодежь. Пьяный заводской парень, идущий по улице с гармоникой в руках и напевающий песни самого циничного свойства, – явление заурядное. Он даже гордится тем, что он пьян и шатается, и на него смотрят другие, даже его родные, не то что с отвращением, а с некоторою как бы похвальбой: «Ишь-де, какой у нас Ванька-то удалый»! При выборе заводской девушкой жениха, она не обращает внимания на трудолюбие, скромность и гуманность своего суженного, а приговаривает: «Был бы щеголь, да бил бы в щеку»! Водка и гармоника, гармоника и водка, да еще распутство и денежная игра в орлянку и карты, – вот и все удовольствие заводской молодежи. Вот и весь идеал их жизни. Дикие заводские оргии в особенности увеличиваются при получении заводскими рабочими «выписки» (двухнедельного расчета заработка на заводе – авт.), тогда песни, крик, шум, писк гармоники, а часто и драка пьяной компании мужчин и женщин продолжаются всю ночь».

Редкое событие обходилось без «вспрыска». С 1 ноября начиналась в уральских поселках призыв новобранцев в рекруты. На призывные участки вместе с призывниками приезжала масса народа – их друзей и родственников. «На улице разыгрываются очень часто трагичные сцены, когда принятых на военную службу новобранцев окружают отцы, матери и жены и открыто причитают над ними, словно над покойниками. И, несмотря на закрытые в эти дни пивные и винные лавки, – писала в 1910 году газета «Уральский край», – царило страшное пьянство и хулиганство. Ни одна ночь не проходила без исколотых и избитых рекрутов. Обывателю ночью выйти куда-нибудь опасно, несмотря на то, что полиция каждую ночь делает обходы».

Культовые праздники к концу XIX приобрели совершенно иной смысл. Религиозность события была лишь внешней составляющей, стержнем же праздника становилась водка. Чтобы встретить и прилично провести праздник, как подобает всякому православному, народ приготовляться к торжеству начинал загодя. Примерно за неделю в деревнях и заводах начинали варить брагу и покупать в кабаках водку. Вот что писал об этом русский писатель Василий Васильевич Селиванов: «Печать праздника отражается на лицах мужчин. Щеки разрумянены, глаза или посоловели, или блестят как-то неестественно. Кто дерет во все горло песню, без склада и лада, кто порет, как говорится, дичь и требует, чтоб его слушали, между тем как он сам никого не слушает. Там обнимаются с нежностию и изъясняются в любви, а через минуту расстаются очень недовольные друг другом. […] Так как принято исстари престольные праздники праздновать по три дня, то с утра опять являются со всех сторон гости, и праздник на другой день ничем почти не отличается от первого дня».

«А уж как справляют праздники в уральских селениях»! – восклицал корреспондент «Уральского края», посетив в торжественный день деревню Балтым, – справедливее бы было называть их не храмовыми, а праздниками Бахуса, как у древних. Весь маленький поселок с раннего утра принялся накачивать себя вином, переходя целыми ватагами из дома в дом, и удивлял путников Верхотурского тракта далеко несущимися за пределы деревни шумом и гамом».

Как тут не вспомнить слова Ивана Алексеевича Бунина: «…Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, – не просто наслаждения, а именно упоения, – как тянет нас к постоянному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд!».

В конце XIX века в Невьянске было только две школы и четырнадцать питейных заведений. Таким образом, одна школа приходилась на 6938 человек, а одно питейное заведение на 992 человек. На одну школу приходилось семь "кабаков". Грустная статистика. учитывая, что до начала XX века на всем Урале не было не одного высшего учебного заведения.

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (изд. третье доп. и испр.). С.20-47.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. НА CТАРОМ УРАЛЕ (3)

В правительстве понимали, что покончить с пьянством в стране одними Указами и полицейскими мерами не получится – нужна долгосрочная стратегия и ежедневная, кропотливая работа. Призывы к этому в России звучали уже давно. Еще в 1883 году К.П.Победоносцев в своих письмах к Александру III указывал на «всенародный зов к правительству об исцелении этой ужасной язвы». «Необъятная Россия состоит из пустынь, – писал обер-прокурор царю, – но нет такой пустыни, нет глухого уголка, где бы не завелись во множестве кабаки и не играли бы главенствующей роли в народной жизни».

С 1908 по 1912 годы в империи было продано 440 миллионов ведер водки. «В конце XIX – начале XX века самой пьющей губернией России была Московская (неоспоримое первенство!), дававшая доход от водки в 1885 году 20,7 млн. рублей, а в 1895 года уже 25,4 млн. рублей. За ней шла столичная губерния – Петербургская – 14,6 млн. рублей. На Урале самой «пьяной» по размерам потребления водки считалась Пермская губерния, которая тогда включала и территорию нынешней Свердловской области (5,67 млн. руб.)». По свидетельству А.Ф.Кони, с 1896 по 1906 год население Русской империи увеличилось на 20%, а питейный доход на 133%. «Причем в последнее время народ пропивал ежедневно почти 2 млн. руб., что не может быть признано нормальным».

В Верхотурском уезде, по свидетельству профессора И.Х.Озерова было выпито водки (в 1907 г.) на сумму в 3179 тыс. руб. А населения в этом уезде 245660 душ обоего пола (считая и грудных младенцев), что составило приблизительно по 13 рублей на человека, а на семью из пяти человек − 65 рублей. В самом Верхотурье расходовалось на водку по 29 рублей 88 копеек; в Богословской волости по 25 рублей 18 копеек; в Нижне-Туринской волости по 40 рублей 30 копеек на человека, что в пересчете на семью из пяти человек выходило по 149 рублей 40 копеек, 125 рублей 90 копеек и 201 рубль 50 копеек соответственно. «Если бы по такому масштабу пило водку все российское население, − восклицал университетский профессор, − то нашему министру финансов можно было бы спать спокойно, мы были бы далеки от бюджетного дефицита».

Заметим, что в России среднее душевое потребление водки (40%) составляло в те годы 0,61 ведра в год на человека. И в ряду четырнадцати государств мира, где было наиболее распространено употребление «сорокаградусной», Россия стояла далеко не на первом месте.

В начале XX века в российском обществе постепенно начала складываться точка зрения о необходимости консолидации в борьбе с пьянством и алкоголизмом. Итогом этих ожиданий стало проведение первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. Съезд проходил в Петербурге с 28 декабря 1909 года по 6 января 1910 года.

Через два с половиной года – в августе 1912 года в Москве состоялся второй съезд, названный Всероссийским съездом практических деятелей по борьбе с пьянством. Инициатором его проведения и ключевым участником было духовенство. В итоговом документе съезда отмечалось, что наилучшим способом борьбы с алкоголизмом является пропаганда трезвого образа жизни, создание братств и обществ трезвости в приходах и монастырях. Съезд также принял обращение об установлении всероссийского праздника трезвости. После рассмотрения этого вопроса Комитетом Московского епархиального общества борьбы с народным пьянством, было издано определение Синода от 8 августа 1913 года о ежегодном проведении 29 августа всероссийского праздника трезвости.

Первая мировая война внесла коррективы в питейное дело. По Высочайшему повелению во время мобилизации была запрещена продажа спиртных напитков. Запрет был введен как обычная мера, сопровождающая мобилизацию. В губерниях были закрыты все казенные винные лавки, пивные, ренсковые погреба, и даже некоторые рестораны. Следующей мерой стало постановление правительство России о прекращении продажи водки на период войны и о концентрации всего производства этилового спирта для военных нужд. Все 400 спиртовых заводов России стали производить спирт только для потребностей фронта и медицинских целей.

В августе Император принял делегацию русских городов. Члены делегации высказали ему единогласную просьбу о совершенном прекращении торговли водкой, на что последовал «благожелательный ответ Государя». Николай сказал: «Я уже предрешил НАВСЕГДА воспретить в России казенную продажу водки».

Во время одной из сессий Государственной думы было сказано, что к воспрещению казенной продажи водки и спирта, вызванному войной, могут быть применены слова Пушкина о «рабстве, павшем по манию Царя». «Действительно, – считал Анатолий Федорович Кони, – снятие ига этого второго рабства в течение полугода принесло уже яркие и осязательные плоды. Порядок и спокойствие в деревне, очевидное и быстрое уменьшение преступности во всей стране, ослабление хулиганства и поразительный (по своим сравнительно с прошлыми годами размерам) приток взносов в сберегательные кассы – служат блестящими доказательствами благодетельности этой меры».

Сухой закон довольно больно ударил по водочным и пивным производителям. Например, Екатеринбургская городская Дума после долгих препирательств с «пивной королевой» Марией Ивановной Гребеньковой (акционерное общество «Уральская Бавария») постановила − вылить в реку Исеть 35000 ведер пива, что и было исполнено 1 апреля.

Дальше ситуация стала развиваться по знакомому нам сценарию. Население все больше стало употреблять различные суррогаты, а самогоноварение стало самым обычным делом. И уже в конце октября 1914 года председатель Совета Министров И.Л.Горемыкин откровенно признался, бывшему до него главой правительства В.Н.Коковцеву, что «нельзя производить таких перемен только росчерком пера».

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (изд. третье доп. и испр.). С.47-58.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. XX ВЕК (1)

Вместе с первыми вестями об Октябрьском перевороте Урал накрыла волна беззакония. И далеко не последнюю роль в зимней вакханалии 1917 года сыграли винные склады. Они как магнит притягивали к себе многочисленные толпы. Настроение собравшихся людей было крайне нервозным. Провокаторы, находившиеся среди толпы, пытались вызвать стычки с охраной, которая из-за своей малочисленности часто была не в состоянии остановить погромщиков.

Сложность обстановки в городах и заводских поселках Урала усугублялась острой нехваткой продовольствия. Кроме того, часть населения ошибочно понимала свершившийся переворот как провозглашение абсолютной свободы и вседозволенности. Поэтому большинство губернских и волостных ревкомов, на территориях которых располагались винные склады, пришли к выводу, что единственным выходом из создавшегося положения является уничтожение всех наличных запасов спирта и водки.

На Урале «винная революция» началась в первых числах ноября. Волна погромов накрыла Пермь совершенно неожиданно ночью 4 ноября 1917 года – после представления в цирке. Сначала были разгромлены лавки и магазины на улицах, прилегающих к цирку, затем – винный склад, где толпа основательно перепилась и двинулась громить магазины и лавки на Черный рынок и центральные улицы – Торговую, Сибирскую, Красноуфимскую. Большевик М. Горшков вспоминал о тех днях: «Все были пьяны в дребезину, ловили, шедших по улице, и поили под угрозой смерти. Вино вытаскивалось из всех погребов и заводов, даже текло по канавам Сибирской и Торговой улиц».

Очевидцы рассказывали, что солдаты разбили пивной склад и носили пиво, кто чем может. Пили фуражками, пригоршнями рук, кружками, котелками, грязными банками, обломками от старой посуды. «В складе-то, в самом подвале, где бочки стояли, по колено в пиве ходят. Часа два тому назад больной один рассказывал, тоже за пивом бегал: В пиве-то бабу какую-то, да мальчишку лет пятнадцати, утопили».

О. А. Мельчакова в статье «Революционные» будни губернского города Пермь» приводит фрагменты записок свидетельницы тех событий, медсестры Федотовой: «Меня поразила масса пьяных солдат с пивом в котелках. Группами, обнявши один другого и еле держась на ногах, они куда-то шли. Одиночки спали где попало – на дороге, в грязи, в канавах рядом с валяющимися опорожненными котелками. Дальше от станции начали попадаться целые толпы пьяных мужчин и женщин. Город был наполнен пьяными криками, песнями, выстрелами, руганью, дракой. Кругом все бурлило, стонало, охало». Таким запомнился губернский город Пермь медсестре Федотовой в первые дни ноября 1917 года.

15 ноября 1917 года Владимир Павлович Бирюков записал в своем дневнике: «Эта корь (вероятно, автор имел в виду заразный характер пьяных погромов), добралась и до нашего Шадринска. Утром, как мы только что проснулись, прислуга Груня сообщила, что солдаты разбили сегодня винный склад. Я пошел в город ненадолго и увидел, что по всем улицам солдаты и горожане тащат водку, некоторые везли бутылки в казенных ящиках. Солдаты бахвалятся, что вот они напьются и пойдут громить Шадринск. Я наблюдал, как мальчик тащил четверть. Подбежавшие солдаты отобрали ее для себя. Мальчик закричал, а потом завыл по-звериному, словно потерял родного отца, или его жизни грозила опасность. К вечеру в городе ходила дружинническая охрана. Бежавшие от склада солдаты, по утру были щедры и раздавали водку направо и налево. Дали бутылку и нашему дворнику. Дворнику надо было идти в караул по охране квартала. Вместо этого он с солдатами наклюкался и начал скандалить. В одиннадцать ночи на каланчах забили тревогу на пожар, но оказалось, что это жгли спирт, вероятно, на заводе у Поклевского».

Тревожная обстановка создалась и в столице горнозаводского Урала, Екатеринбурге. Чтобы предотвратить разгром винного склада, находившегося тогда на перекрестке улиц Шарташской и Обсерваторской, екатеринбургские власти ночью 5 ноября 1917 года распорядились выпустить спирт из хранилищ в ручей. Александр Кручинин в статье «Засухин ключ и дары революции» писал о тех событиях: «По ручью и по его неокрепшему еще льду спирт пошел в Харитоновский пруд, разлился по протоке и попал в Мельковку. Часть спирта по канавам протекла мимо питьевого Сорочинского ключа и также ушла в Мельковку. Спирт плавал поверх льда и очень скоро привлек многочисленных любителей, особенно среди солдат. Сбылась пьяная мечта: перед ними было «озеро» водки. Охрана, выставленная у пруда, сама вскоре оказалась пьяной. Собралась огромная толпа, пьянство принимало угрожающие размеры. По свидетельствам очевидцев, жителей улиц у Вознесенской горки, некоторые любители спиртного прямо захлебывались даровой выпивкой. Жители всех окрестных улиц, особенно жители слободы Мельковка, возили спирт кадками, бочками, ведрами и т.п. Команда, назначенная властями, во главе с Я.М. Юровским целую ночь с 5 на 6 ноября ходила из дома в дом и выливала наполненные спиртом кадки и корчаги. Солдаты из этой команды нет-нет, да и отхлебывали понемногу, и результат скоро сказался. В погребе одного из домов, когда Я.М. Юровский стал выливать из бочонка спирт на землю, солдаты стали подставлять ладони и пить. Когда же Я.М.Юровский попробовал призвать их к порядку, то раздались голоса: "давайте пристукнем его, что он нам не дает выпить!»

Харитоновский пруд и вся прилегающая территория на протяжении почти трех суток представляли удручающую картину. Челябинская газета «Народная свобода», со слов очевидца, писала об этом: «Солдаты, ругаясь, толкая друг друга, бросались на лед, к краю проруби и с радостью лакали из нее разбавленный водой спирт, не обращая внимания ни на грязь, что текла в ту прорубь, ни на навоз, окружающий ее. Лед не выдержал провалился, и все лакающие погрузились в холодную воду. Но, счастье их – вода была мелка. Отдуваясь, хохоча, солдаты вылезали на лед и снова начинали пить. Пили до одурения, до «положения риз». Многих тут же у проруби рвало, и рвотная пакость плавала в проруби, но «алчущие», не смущаясь этим, отмахивали ее рукой и пили».

И в Ирбите Октябрьский переворот запомнился погромами винных складов и магазинов, «Главными участниками погромов здесь, как и в других городах Урала (Перми, Екатеринбурге, Кунгуре, Шадринске, Верхотурье, Троицке, Верхнеуральске) были солдаты. Но в Ирбите беспорядки привели к особенно тяжелым последствиям: они сопровождались поджогами торговых складов, магазинов. В пригородных деревнях на почве дележа и безумного пьянства начались пожары, погибло около 200 человек», – писал П.И. Костогрызов.

К середине декабря волна пьяных погромов, накрыв Челябинск и Уфу, докатилась до Оренбурга, города в котором власть находилась под контролем войскового круга Оренбургского казачьего войска. Увы, беспорядков город не избежал. 17 декабря здесь произошел погром казенного винного склада. Охрана склада была возложена на солдат 4-го запасного полка. Однако соблазн был настолько силен, что стража не удержалась и отведала казенного спирта. Остальное «уничтожали» всем миром.

К началу 1918 года практически все спиртные запасы на государственных складах в уральских городах были либо расхищены, либо уничтожены.

В мае 1918 года в условиях резкого ухудшения продовольственного положения был принят декрет ВЦИК и СНК «О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию», фактически подтвердивший продолжение «сухого закона», введенного еще царским правительством. Самогоноварение было отнесено к наиболее опасным нарушениям социалистической законности. Декрет, в частности, предусматривал уголовную ответственность за самогоноварение в виде лишения свободы с конфискацией имущества, изгнания из сельской общины навсегда и направление на принудительные общественные работы.

Однако рабоче-крестьянская милиция, на которую была возложена борьба с самогоноварением, с поставленной задачей справиться была не в состоянии. Самогон гнали везде, где были излишки продовольствия. Но большевистское правительство сразу сдаваться не собиралось, и 19 декабря 1919 года Совнарком РСФСР подтвердил приверженность новой власти декларированным принципам. В стране был принят очередной антиалкогольный декрет «О запрещении в РСФСР без разрешения производства и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ».

Но уже следующий «питейный» декрет Совнаркома РСФСР от 9 августа 1921 года «О продаже виноградных, плодовоягодных и изюмных вин» разрешал продажу вин крепостью до 14 градусов. Хотя запрет на производство и продажу водки сохранялся, многими современниками декрет был воспринят как отказ от ранее выбранной стратегии.

Был ли прок от всех этих действий? Вряд ли сегодня можно ответить на этот вопрос однозначно. Но вот специальная делегация английских тред-юнионов, инспектировавшая Россию в 1923-1924 годах, в своём отчёте указала на то, что «ни в одном из районов России члены делегации не зарегистрировали того явления, которое было известно во всем мире как «русское повальное пьянство». И даже более того: «Большевикам удалось создать новую психологию у рабочего класса – презрение и ненависть к пьянству как к классовому явлению, унижающему рабочий класс. Большевики подняли классовую гордость рабочего почти до аристократического уровня».

Оставим это высказывание на совести английских профсоюзных лидеров. Реальная же ситуация, во всяком случае, на Урале, не была столь радужной. Пролетарские газеты не скрывали тревоги. География питейных заметок охватывала весь горнозаводской Урал.

В Билимбае председатель правления Билимбаевского завода Кононов и агент уездного продовольственного комитета Верачев пируют с местными работниками: «Вишь, забрались на мягкие кресла, так теперь для них разливанное море кумышки. Пей – не хочу!»

В Екатеринбурге, «забыв свой долг перед трудящимися, член управления Верх-Исетским заводом Ф.М. Андрианов, заведующий техническим отделом Н.П. Орлов, член управления Верх-Исетским округом Павлов и другие пили под шумок, когда их товарищи, не покладая рук, работали над подготовкой «недели фронта». Эти «коммунисты» вместо того, чтобы вести агитацию, пропаганду и лекции, напились как последние пьяницы».

В Нижне-Уфалейском заводе и в Таблишской волости Камышловского уезда варят кумышку: «Тогда, как рабочие Питербурга, Москвы, рабочие Уральских заводов голодают, перебиваясь со дня на день на голодном пайке, а у нас в деревне разливанное море кумышки. Не пуды, не десятки, а сотни пудов перегоняются в одной только нашей волости на это проклятое зелье».

В Лайском заводе Нижне-Тагильского уезда «председатель местного исполкома гражданин Оносов и военный комиссар Шатунов, на днях забрались в гости к заправилам кооператива, где одной кумышки было добыто семь ведер».

«В Камышловском уезде отстранен от должности и предан суду член исполкома Сухоложской волости Быков за допущенное им в пьяном виде буйство в селе Сухоложском».

Таких «пьяных» заметок в уральских газетах и журналах тех лет можно встретить множество, и это при полном запрете на производство и реализацию водки со стороны государства. «Кабаков нет, зато, куда не ступи – везде пивная». Много их развелось тогда на уральских заводах и на рабочих городских окраинах.

Обстоятельства принятия закона 1921 года, а также быстрого распространения пьянства к концу 1920-х годов лежали, прежде всего, в области экономических и социально-политических изменений, произошедших в стране. Проникновение частника в область виноделия все усиливалось, а государство ежедневно теряло огромные деньги за счет нелегального производства и продажи спиртного. Уже в начале 1920-х годов фактом стала монополизация пивных в руках частных торговцев, отнюдь не стремившихся делится прибылью с государством. Погоня за выгодой неизбежно подталкивала их к обходу существующих законов. Высокая стоимость поступающих на рынок промышленных изделий и низкие цены на хлеб («ножницы цен») заставляли мелких производителей прибегать к переработке хлеба на самогон, а масса свободных предпринимателей, наводнивших города после введения «свободной торговли», только способствовала доставке самогона основному его потребителю – рабочему.

Газеты публиковали многочисленные письма и коллективные резолюции. Возмущенные авторы апеллировали к советским и правоохранительным органам, требуя убрать пивные и максимально увеличить наказание за самогоноварение. «Закройте пивную»! – требует рабочий из Златоуста, – «В ней пропивают заработок, на улице горланят нецензурные песни, сквернословят. Домой придут, бьют посуду, дерутся с женами, портят детей». С златоустовцем солидарны фабрично-заводские комитеты Верх-Исетского завода и завода «Металлист» из Екатеринбурга: «Пьянство губит рабочих, расстраивает производство. Нужна решительная борьба с пьянством и пьяницами. Пивные в рабочих кварталах культивируют пьянство. Убрать их». «Почему не выселят пивные? Почему не отдадут помещения, занятые ими под квартиры? Эти вопросы раздаются на каждом собрании железнодорожников, и застрельщицами здесь, конечно, являются женщины».

Пьянство становиться одной из главных проблем партийной организации. В 1924 году из членов уральской организации РКП(б), состоящей из 32200 членов, только за два месяца (январь и февраль) было исключено 174 человека (0.54% от всей организации). Основная причина – пьянство: 39% исключенных лишились партийных билетов за чрезмерное потребление алкоголя.

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. XX ВЕК (2)

Выход из алкогольного тупика путем проведения запретительных мер показался правительству и партийному руководству советского государства бесперспективным. И уже с января 1924 года вступило в силу совместное постановление ЦИК СССР и СНК СССР о возобновлении производства и торговли спиртными напитками в СССР. Считалось, что продажа водки есть зло, но меньшее, чем кабала западноевропейских капиталистов. Однако оговаривалось, что мера эта временная и, обращалось внимание на экономический ущерб, который несло государство при существующих запретах. Вместе с тем не скрывалось, что встать на путь продажи водки побудил, главным образом, поиск средств для выполнения намеченных широких производственных планов.

Повсеместная продажа новой советской водки началась с октября 1925 года. «Новоблагословенная» получила шутливое прозвище по фамилии председателя Совета народных комиссаров А.И. Рыкова – «рыковка». В соответствии с реалиями нового времени появляются и своеобразные названия – «партиец» (0,5 л), «комсомолец» (0,25 л) и «пионэр» (0,1 л).

После введения в 1925 году государственной монополии на производство водки бюджет стал наполняться «пьяными» доходами. В 1927/28 финансовом году они составили 12% доходной части государственного бюджета. Отметим, что в царской России эти доходы, например, в 1909 году составляли почти треть госбюджета – 30%. Однако, по данным Госплана СССР, казенной и домашней водки в 1928-1929 годах пили в полтора раза больше, чем в 1913 году. По данным, изданного в 1929 году сборника «Борьба с алкоголизмом в СССР», в 1928 году в стране насчитывалось около 700 тыс. рабочих-алкоголиков

На Урале торговля винно-водочными изделиями, кроме пополнения бюджета стала еще и средством сдерживания давления на скудный товарный рынок. В розничном товарообороте во второй половине 20-х годов XX века на долю продуктов питания приходилось 55%, а на долю алкогольных напитков – 19%. В бюджете семей трудящихся Урала затраты на алкоголь значительно превышали сумму затрат на лечение, культуру и просвещение.

Армия алкоголиков плохо соотносилась с грандиозными планами индустриализации страны. И поэтому, взяв под контроль оборот спиртных напитков, правительство одновременно инициировало широкую антиалкогольную работу среди населения. С осени 1926 года в школах были введены обязательные занятия по антиалкогольному просвещению. В марте 1927 года были введены ограничения на продажу спиртного (малолетним, лицам в нетрезвом состоянии, в выходные и праздничные дни, в буфетах заведений культуры). Активное участие в этой кампании приняли видные ученые. В 1927 году вышла книга В.М.Бехтерева «Алкоголизм и борьба с ним», где он, в частности, писал: «Отрезвление трудящихся есть дело самих трудящихся…». В 1928 году в Москве было создано «Общество по борьбе с алкоголизмом», среди учредителей которого были Н.Подвойский, С.Буденный, Д.Бедный, В.Иванов, В.Маяковский. Тогда же вышел в свет первый номер всесоюзного журнала «Трезвость и культура» и создан всесоюзный Совет противоалкогольных обществ. В 1929 году ячейки общества появились на Урале. Инициаторами их создания на заводах и фабриках зачастую выступали женсоветы.

Однако избавиться от пьянства не удавалось. Даже в армии. Народный комиссар обороны СССР К. Ворошилов в приказе № 0219 от 28 декабря 1938 года «О борьбе с пьянством в РККА» года недвусмысленно констатировал: «За последнее время пьянство в армии приняло поистине угрожающие размеры. Особенно это зло вкоренилось в среде начальствующего состава. По далеко неполным данным, за 9 месяцев 1938 года в частях Уральского военного округа было отмечено свыше 1000 безобразных случаев пьянства. Неисправимый, беспробудный пьяница и лодырь не только не берется под обстрел большевистской критики, не только не изгоняется из здоровой товарищеской среды, которую он компрометирует, но даже иногда пользуется поддержкой товарищей. При таком отношении к пьяницам спившийся и негодный человек не только не стыдится себя и своих безобразных поступков, но часто ими бравирует. Много ли случаев, когда командирская общественность потребовала удалить из своей среды какого-нибудь неисправимого пьяницу? Таких случаев почти нет».

Во время Отечественной войны тема пьянства, потеряла злободневность. Остро стоящая проблема питания (уже к концу 1941 года из системы государственной торговли полностью исчезли не только спиртные напитки, но и овощи, картофель, фрукты, ягоды, молочные продукты), многочасовой рабочий день (иногда по 10-12 часов), отмена отпусков и жесточайший режим контроля практически не оставляли времени для бытового пьянства. Хотя спирт, выдаваемый на некоторых производствах, «его небольшими дозами распределяли между работающими», оставлял «жаждущим» такую возможность.

По поводу употребления водки непосредственно на фронте существуют две диаметрально противоположные версии. Одни исследователи считают, что солдаты, привыкшие к ежедневным выпивкам на фронте, после окончания войны спивались, становились алкоголиками. Другие, напротив, полагают, что значение «наркомовских ста грамм» сильно преувеличено.

Факты же таковы. 22 августа 1941 года постановлением ГКО за №562 на фронте для снабжения войск передовой линии действующей армии с 1 сентября была введена беспрецедентная практика выдачи водки 40 градусов в количестве 100 грамм в день на человека. Вслед за Постановлением ГКО выходит приказ № 0320 Народного комиссара Обороны, который гласил: «С 1 сентября 1941 года производить выдачу 40° водки в количестве 100 грамм в день на человека красноармейцам и начальствующему составу передовой линии действующей армии. Летному составу ВВС Красной Армии, выполняющему боевые задания, и инженерно-техническому составу, обслуживающему полевые аэродромы действующей армии, водку отпускать наравне с частями передовой линии…». Этот приказ действовал восемь месяцев и был аннулирован 12 мая 1942 года. Новое постановление ГКО отменяло массовую ежедневную выдачу водки личному составу войск действующей армии, но увеличивало ежедневную выдачу водки военнослужащим частей передовой линии, имеющим успехи в боевых действиях, до 200 грамм на человека в день. Всем же остальным военнослужащим передовой линии выдача водки по 100 грамм на человека производилась в революционные и общенародные праздники: 7-8 ноября, 5 декабря, 1 января, 23 февраля, 1-2 мая, 19 июля (всенародный день физкультурника), 16 августа (день авиации), 6 сентября (Международный юношеский день), а также в день полкового праздника (сформирование части). Следующее постановление Государственного Комитета Обороны, вышедшее меньше чем через месяц – 6 июня 1942 года, постановляло: «1). Прекратить с 15 мая 1942 года массовую ежедневную выдачу водки личному составу войск действующей армии. 2). Сохранить ежедневную выдачу водки в размере 100 грамм только тем частям передовой линии, которые ведут наступательные операции. 3). Всем остальным военнослужащим передовой линии выдачу водки по 100 грамм производить в революционные и общенародные праздники…». На протяжении войны выходило еще немало постановлений, распоряжений, приказов, регламентирующих выдачу водки и виноградного вина на фронте, но суть директив кардинально уже не менялась.

В 50-х годах при дешевизне водки (2 руб. 75 коп.) и её широкой и свободной государственной продаже всё более и более увеличивается потребление алкоголя на душу населения. Никита Хрущев был первым, кто в 1958 году открыто признал проблему алкоголизма в послевоенном Союзе. По свидетельству министра пищевой промышленности СССР Д.Павлова, на одном из совещаний Совмина Никита Сергеевич с удивлением узнал о том, что в 1913 году в России было произведено 118 млн. декалитров, а в 1956 году – 122 млн. декалитров спиртного. Не откладывая дело в долгий ящик, тут же приняли решение провести эксперимент, сократив сеть по продаже водки в отдельно взятом городе. Неизвестно, был ли проведен этот эксперимент, но спустя восемь лет, в год отставки Хрущева, производство водки и вина в СССР достигло уже 176 млн. декалитров.

В ходе дальнейшей урбанизации уровень потребления алкоголя быстро увеличивался: 1956 год – 6,16 литра; 1970 год – 9,22 литра; 1980 год – 12,63 литра на человека. Однако по сравнению с началом века в Советском Союзе было достигнуто ценное, на наш взгляд, качество – алкоголизм «постарел», он перестал быть социальной болезнью молодежи. Так, в 1907 году 75,9% больных алкоголизмом имели возраст менее 30 лет, а 20,3% были моложе 20 лет. В 70-е же годы XX века среди алкоголиков было лишь 13,5% молодых людей в возрасте до 30 лет и 0,3% моложе 20 лет.

К середине 70-х годов «Московская особая» за 3 рубля 62 копейки уже не спасала экономику. В продаже появляются более дорогие сорта – «Столичная», «Экстра», «Русская», «Старорусская», «Старка», «Посольская», «Сибирская». Стоимость самых массовых водок постоянно возрастает – 4.12, 4.20, 5.30, 7.70, при стоимости килограмма молочной колбасы 2 рубля 90 копеек. Появившаяся в 1984 году водка, прозванная в народе по имени нового генсека «Андроповка», была дешевле и «Пшеничной» и «Русской». Всего 4 рубля 70 копеек. Весьма скромным было и оформление этикетки, никаких художественных излишеств, лаконичность и сосредоточенная строгость – просто «Водка». Такой вот незатейливый ассортимент достался в наследство новому руководителю партии и страны, «отцу перестройки» Михаилу Сергеевичу Горбачеву.

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII –начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (Изд. третье доп. и испр.). С.69-76.

ПИТЕЙНЫЕ ИСТОРИИ. XX ВЕК (3)

В 1985 году в ходе начавшейся перестройки, «рассматривая преодоление пьянства и алкоголизма как социальную задачу большой политической важности», ЦК КПСС принял решение: «С пьянством в стране покончить». «Это был ответ на требование народа, – говорил Лигачев, – это был стон народа, без всякого преувеличения».

С первых же дней речь пошла не о борьбе с пьянством, а о борьбе за абсолютную трезвость. Локомотивом новой компании стал Егор Лигачев, заявивший: «Задача не в том, чтобы научить людей пить культурно, а в том, чтобы научить не пить вовсе». И это было заявлено на собрании партхозактива винно-коньячной Армении.

Так было положено начало войне с пьянством. А война, как известно, без жертв не бывает. Эта, к сожалению, не стала исключением. Впрочем, справедливо будет заметить, что война была объявлена не по прихоти Лигачева или Горбачева (идея антиалкогольной компании была задумана еще Андроповым). Просто потребление алкоголя в Советском Союзе вышло за все разумные пределы и стало воистину угрожающим и жутким явлением.

Лидеры государства обещали улучшение жизни. Но вместо светлого будущего советские люди видели по-прежнему пустые полки магазинов и огромные, ранее никогда не виданные, очереди за водкой. В стране, привыкшей жить в условиях нехватки всего и вся, возник новый жесточайший дефицит. Производство водки сократилось на 25 процентов, площадь виноградников – на треть. Были закрыты или перепрофилированы 83 спиртовых, 14 ликероводочных и около тысячи мелких винных заводов. В члены Всесоюзного общества трезвости начали записывать всех, кто занимал хоть какое-то положение и, кому было что терять. Газеты тех лет были полны устрашающими цифрами количества преждевременных смертей, разводов, потерянных рабочих часов и уголовных преступлений, связанных с пьянством.

В эти годы в стране регистрируется уменьшение пьяных драк, увеличение продолжительности жизни и рост производительности труда. Но зато катастрофически увеличивается количество других преступлений. 80-е годы прошлого века в Советском Союзе многие сравнивают с Америкой 20-х. Именно тогда, на волне «сухого закона», набрала мощь сила, названная организованной преступностью (ОПГ). Костяк таких организаций, как правило, составляли представители различных спортивных школ и секций. Специализация не имела большого значения – это могли быть и хоккеисты, и борцы и боксеры. Иногда такие «бригады» работали самостоятельно, а иногда совместно с «синими». Этими группировками (часто не без помощи милицейских, партийно-комсомольских и партийно-хозяйственных опекунов) контролировалась значительная часть нелегального водочного бизнеса в стране.

Люди, почувствовав личную свободу, начинают активно протестовать против водочного дефицита. Стоя в огромных очередях, народ проклинал все на свете: правительство, Горбачева с Лигачевым, депутатов местного Совета. Только чудом удавалось избежать противостояния с органами правопорядка.

Тревожные сообщения из провинции стекались в Москву, но остановить запущенный механизм было уже невозможно. Член Политбюро Виталий Воротников записал в своем дневнике: «Все сильнее проявляются негативные явления. Запретительные меры эффекта не дают. Надо останавливаться».

В Уральском регионе торговля алкоголем ограничивается немногочисленными специализированными магазинами, наскоро оборудованными металлическими дверями, решетками и прилавками из кирпича и стали. На город с населением в сто тысяч приходилось не более трех-четырех таких магазинов. Торговля в них начиналась с 11 утра. Кажется, весь город спешил сюда, к винному прилавку. В руки отпускали по одной бутылке. Как правило, запас спиртного в магазине быстро кончался, поэтому наученная опытом огромная толпа ломилась в двери, не соблюдая никакой очереди. У прилавков частенько возникали потасовки и драки.

В первое время талоны на алкоголь не вводились под предлогом, что не надо, мол, навязывать его тем, кому он не нужен. Но талоны ввести все-таки пришлось – жизнь заставила. И эта невзрачная бумажка стала куда как желанней родного «деревянного». Бутылка водки превратилась в эквивалент твердой валюты. За водку можно было купить практически все, что продавалось. На свадьбу или поминки водку отпускали в специальном магазине. Только там, предъявив соответствующие документы, можно было купить больше одной бутылки.

Газеты и телевидение без устали пропагандировали безалкогольные свадьбы и новогодние застолье с лимонадом. Совершенно серьезно обсуждалось, надо ли вырезать из фильмов алкогольные сцены. В магазинах стали появляться новые напитки: фруктовая шипучка (жалкая пародия на шампанское) и безалкогольное пиво «Пивко». Тогда еще шутили, что на очереди «винишко» и «водчонка». На середину 80-х годов пришлась пора безалкогольных свадеб. Но, как правило, настроение на празднике было не очень. Даже профессиональные организаторы застолий были не в силах создать атмосферу праздника без водки. Поэтому коньяк пили чашками, наливая из самоваров, а водку – стаканами из бутылок с этикетками минеральной воды. Порция крепкого напитка в ресторанах была ограничена – 100 грамм, но при большом желании запрет легко (но не дешево) обходился. Если не на месте, то в машине такси. Обычно несколько таких автомобилей с шашечками дежурили около каждого увеселительного заведения. Люди знали, что водку, которая в магазине стоила 9 рублей 10 копеек, здесь можно было купить и днем и ночью, но по 20-25 рублей.

На начальном этапе компании, попав под горячую руку, сотни людей лишились должностей и партбилетов. Пьянство расценивалось властью как преступление. Уральцы, как и весь советский народ, стойко переносили так внезапно обрушившиеся на них тяготы. В ту пору был популярен такой анекдот: «Надоело мужику стоять в очереди за водкой. «Пойду лучше в Кремль, набью морду Горбачеву», – сказал и ушел. Но через некоторое время вернулся. Его и спрашивают: «Ну что, как? Набил?» «Нет, – отвечает, – там очередь еще больше».

В стране резко выросло производство самодельных вин и самогона. Из магазинов исчезли вначале сахар и дрожжи, затем леденцы и карамельки. За какой-нибудь год подпольное производство спиртного сравнялось по своим масштабам с государственной монополией. По швам трещал бюджет. Деньги уходили спекулянтам и теневым дельцам. Потребление алкоголя в стране осталось примерно на том же уровне, а вот государство ежегодно стало терять десятки миллиардов рублей.

Любители выпить находят замену привычным напиткам – это одеколоны: «Шипр», «Цветочный», «Русский лес», «Сирень»; лосьон «Огуречный», «Цитрусовый». Появилось даже такое выражение «одеколоны питьевых сортов». Воротников писал: «В 1986 году самогоноварение на 80% восполнило сокращение производства водки. Продажа одеколонов, лосьонов увеличилась в два раза, парфюмерных лаков в полтора раза. Предметов бытовой химии в два с лишним раза».

Постепенно организаторы антиалкогольной кампании начинали понимать, что борьба с пьянством в нашей стране требует особо осторожного подхода. Однако это запоздалое понимание не спасло компанию от провала. В итоге поражение правительства Горбачева оказалось сокрушительным. Можно сказать, что гора желаемого родила мышь практического осуществления. Кампания, начатая в 1986 году, к 1988 уже бесславно провалилась. А окончательно все завершилось осенью 1991 года, после августовского путча и распада Советской государства.

Считается, что 7 июня 1992 года Президентом России Б.Н.Ельциным был издан документ, отменявший государственную монополию на водку. С этого времени в России любой гражданин мог производить, закупать за границей и торговать водкой на основе специального разрешения, выдаваемого органами исполнительной власти, то есть на основе лицензии. Водку под собственным именем выпускали все кому не лень – от бандитов и предпринимателей до политиков и депутатов Государственной Думы. При всей непохожести бутылок и этикеток эти напитки объединяло одно – содержимое не отличалось качеством. Водкой «премиум» и «люкс» стали называть любую спиртоводочную смесь, от которой не наступал летальный исход. По данным Роскомторга брак ликероводочных изделий к объему проверенной продукции составил в 1991 году – 5,6%, в 1992 – 12,4%, в 1993 – 25,6% и в 1994 – 30,4%. По данным проверок МВД РФ, доля забракованной продукции была еще выше (от 40% до 70%). Еще хуже было качество импортной ликероводочной продукции – в 1994 году фальсификат составлял 67,2% проверенных изделий (данные Роскомторга).

С этого времени уральские магазины, магазинчики, киоски и ларьки захлестнула волна низкопробных, часто фальсифицированных (нестандартных и низкокачественных) крепких алкогольных напитков: отечественного и иностранного производства. Широко (уже в который раз) распространилось самогоноварение. Благо принцип работы самогонного аппарата советским детям объясняли еще в седьмом классе школы. Учителя называли его строго по научному – перегонный куб. Местные Кулибины научились изготавливать такие аппараты из любых подручных средств: молочных фляг, скороварок, доильных аппаратов, металлических чайников.

В этих условиях торговля водкой и спиртом для тысяч и тысяч молодых людей становится прибыльным бизнесом (не там ли находятся истоки денежных рек многих современных бизнесменов, депутатов и политиков). То тут, то там появлялись сооруженные «на скорую руку» ларьки и палатки. Легкость, с какой возникали такие точки, компенсировалась краткостью их существования – слишком уж часто они горели. Неискушенный советский народ с охотой покупал ларечное виски, коньяк «Наполеон», водку «Распутин», спирт «Моцарт».

Власть просто не могла не отреагировать. 11 июня 1993 года Президентом России Б. Н. Ельциным был издан Указ № 918 «О восстановлении государственной монополии на производство, хранение, оптовую и розничную продажу алкогольной продукции, в целях проведения эффективной государственной политики, направленной на оздоровление населения». Образованная тем же указом Госинспекция (затем Госкомитет) по обеспечению госмонополии на алкоголь была упразднена в апреле 1998 года и с того времени Указ фактически не исполняется. Хотя некоторые методы госрегулирования (акцизы и установление минимальных розничных цен на алкогольную продукцию) мы сегодня можем наблюдать в наших магазинах. Кстати, в апреле 2008 года ГД РФ отклонила новый законопроект «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции».

Указ никак не повлиял на потребление водки населением. Пить продолжали представители всех социальных слоев: от бомжей до олигархов. Разница только в ассортименте и качестве алкогольных напитков. А так как низы в Свердловской области составляли довольно значительную часть жителей, то и случаи отравления алкоголем со смертельным исходом увеличивались год от года. Только в Екатеринбурге за III квартал 2002 года было зафиксировано 168 таких случаев. Чаще всего от злоупотребления алкоголем погибали мужчины: в возрасте 40-50 лет – 32%, 50-60 лет – 15%.

В октябре 2004 года на заседании правительства Свердловской области, которое прошло под председательством премьера Алексея Воробьева, в очередной раз был рассмотрен вопрос о противодействии распространению пьянства, алкоголизма и наркомании на территории нашего края. На 1 июля 2004 года в области только официально было зарегистрировано 43 тысячи 822 человека, больных алкоголизмом. При этом в последние годы резко возросло их число среди детей, подростков и женщин. И если еще десятилетие назад на десять сильно пьющих мужчин приходилась всего одна сильно пьющая женщина, то сегодня их уже четыре, заявляют врачи. Представительницы прекрасного пола сегодня ведут тот же образ жизни, что и мужчины, и перенимают те же привычки.

Только в первом полугодии 2004 года в Свердловской области на почве пьянства произошло 7212 преступлений. В состоянии алкогольного опьянения было совершено 80% раскрытых убийств, 75% изнасилований, 58% хулиганств и 40% грабежей. Плюс ко всему, значительная часть травмированных лиц находилась все в том же нетрезвом состоянии. Увеличилось и количество административных правонарушений, связанных с управлением транспортом водителями, находящимися в нетрезвом состоянии. Таких нарушений только в первой половине 2004 года было выявлено почти 25 тысяч, тогда как за весь 2003 год их было – 31587. За шесть месяцев 2004 года 1220 человек отравились алкоголем и его суррогатами. Число летальных исходов по сравнению с аналогичным периодом прошлого года увеличилось на 122 случая и превысило 880 смертей.

В свою очередь уральские производители спиртного жаловались, что из всего выпитого в области алкоголя, только четверть выпускается в Свердловской области. Остальное – это продукция из Украины, Карелии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и других регионов. В розницу такая бутылка водки стоила немного – от 40 до 50 рублей. Коммерсанты приобретали этот алкоголь вообще по 15-20 рублей за бутылку. Заметим, что речь здесь идет не о суррогате, как правило, это была продукция вполне приемлемого качества.

2006 год не принес положительных изменений в питейном вопросе. Несмотря на относительный спад водочного производства в общем объеме алкогольных напитков, жители области меньше пить не стали. На ежемесячной пресс-конференции свердловский губернатор Эдуард Россель сделал довольно мрачное заявление. Глава губернии признался, что не видит реального способа побороть алкоголизм среди уральского населения. «Ну, допустим, мы даже переловим всех продавцов суррогатного спирта, от которого люди мрут. Но ведь самое страшное, что у нас в области полмиллиона алкоголиков. Их ведь за руку не удержишь, чтоб не пили! Где мы найдем полмиллиона человек, которые бы их за руку держали? … Мне из сел пишут, мол, помогите! Пьянка! И ведь работа есть. Выращивай, например, скот. Мы дотируем сельское хозяйство, и можно получать доход. Но ведь не работают. Идешь по селу, смотришь, где крапива выше окна – сразу понятно, что хозяин – пьяница. Даже заходить не надо».

В заключение свердловский губернатор сделал вывод, который на протяжения последних 150 лет время от времени делали почти все политические деятели России – пьянство остается самой большой бедой всей России, которую можно решить только с помощью культурного воспитания и подъема нравственности…

P.S. Согласно данным РБК, сумма алкогольных акцизов к концу 2012 года составила 250 миллиардов рублей. Доходы же федерального бюджета в 2012 году – 11,780 трл. рублей. Таким образом, доля алкогольных акцизов в доходах федерального бюджета в 2012 году составила 2,1%.

Источник: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII –начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (Изд. третье доп. и испр.). С.76-93. (доп.)

ИСТОРИЯ О ЧЕТЫРЕХСТАХ РУБЛЯХ (по материалам одного архивного дела)

В первой половине XIX века на Урале наблюдался интенсивный рост населения. Одной из важнейших причин этого явления, наряду с миграцией, было естественное увеличение рождаемости. До середины XIX века среди жителей Шайтанского завода, находившегося в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, преобладала молодежь – мальчики до 12 лет составляли более 50 % от всех лиц мужского пола. В то время большая семья, несмотря на высокую детскую смертность (примерно каждый второй родившийся не доживал до 10 лет) была не редкостью, а нормой. Рождение двойняшек и даже тройняшек мало кого могло удивить, а вот появление на свет сразу четырех младенцев, да к тому же мальчиков, было событием государственной важности.

В конце февраля 1842 года в Шайтанском заводе, принадлежавшем тогда московскому дворянину Ивану Матвеевичу Ярцеву, жена крестьянина Аверьяна Ярова (имени этой женщины история не сохранила) родила «четырех младенцев мужского пола». Через год донесение о редком случае достигло столицы. В апреле 1843 года Его Императорское Величество Николай I, узнав о том, что в Шайтанском заводе в семье Яровых родились четыре младенца «мужского пола», Высочайшим указом повелел выдать крестьянке Яровой денежное пособие. Сумма «материнского капитала» была назначена лично императором и составила громадную для крепостного крестьянина цифру – 400 рублей серебром. Жест был поистине царским, учитывая, что государственными финансами тогда управлял граф, а по совместительству «главный начальник корпуса горных инженеров», Е.Ф. Канкрин, считавшийся самым скупым министром. Получить деньги у Канкрина было делом невероятно трудным. Даже император, нередко, слышал от него почти неизменное: «Нельзя, Ваше Величество, никак нельзя».

27 апреля 1843 года министр финансов уведомил о Высочайшем решении своего подчиненного – «царя и бога уральского хребта», главного начальника горных заводов, генерала Владимира Андреевича Глинку.

Но скоро письма пишутся, да не скоро дело делается. Николай I самостоятельно решал многие государственные вопросы, лично контролировал министерства и ведомства. И в этом он опирался на огромный чиновнический аппарат, создав тем самым разветвленную бюрократическую систему. Все дела велись канцелярским порядком. Непрерывный бумажный поток, лившийся из центральных канцелярий, наводнял местные учреждения. Переписка могла длиться годами, разрастаясь до невероятных размеров. Историк В.О. Ключевский рассказывал о некоем деле, один экстракт которого, приготовленный для доклада, составлял 15 тыс. листов. Для перевода этого дела из Москвы в Петербург наняли несколько подвод, но по пути все дело до последнего листа, все подводы, все извозчики пропали без вести. Такие вот были дела.

Крестьянке Яровой повезло больше. Не прошло и полгода, как, получив распоряжение из министерства финансов, канцелярия начальника горных заводов Уральского хребта первым делом спешит отписать господину Министру финансов

Рапорт

Честь имею донести Вашему Сиятельству, что предписание о Высочайшем повелении и Всемилостивейшем пожаловании крестьянке Шайтанских заводов Яровой 400 рублей серебром мною получено и отдано для распоряжения.

Главный начальник горных заводов Уральского хребта, генерал Глинка.

Надо заметить, генерал Владимир Андреевич Глинка личность замечательная. Особое положение Урала и Екатеринбурга предоставляло ему огромную власть. Молва утверждает, что генерал был хорош: «вспыльчив да отходчив, грозен, да милостив, и честен, и самостоятелен в поступках». Мамин-Сибиряк в историческом очерке «Екатеринбург» приводит занимательный анекдот, имеющий отношение к демографии и одновременно свидетельствующий об авторитете главного начальника на Урале:

«Раз генерал объезжая заводы в окрестностях Екатеринбурга, остановился закусить в доме простого рабочего.

– А дети есть, – спросил Глинка смутившуюся хозяйку. – А, нет! Ну, чтобы в следующий раз, когда поеду, были дети… Слышишь?.. Да, чтобы был мальчик…

Действительно, через год Глинка опять приехал в этот завод. Является какой-то рабочий и требует допустить его к «самому генералу» по важному делу.

– Чего тебе? – сурово встретил смельчака Глинка.

– Готово, Ваше Высокопревосходительство…

– Что готово-то?..

– А тогда мальчика заказывали Ваше Высокопревосходительство… Так все готово, только дожидались вас крестить.

Глинка окрестил «заказного мальчика» и потом поместил его на свой счет в учебное заведение».

Крестьянке Яровой пришлось ждать Высочайшего вознаграждения почти два года, слишком тяжело раскручивался маховик бюрократической машины.

4 октября 1844 года Уральский берг-инспектор сообщал: «По распоряжению Вашего Превосходительства от 22 сентября за № 3072 Уральский берг-инспектор имеет честь донести. Всемилостивейше пожалованные крестьянке Яровой, по случаю рождения ее четырех сыновей, деньги, в размере 400 рублей серебром исправником Ревдинских заводов получены из Екатеринбургского Губернского Казначейства, за вычетом 10 % в пользу инвалидов и за отчислением страховых в сумме 1 рубля 79 копеек. Остальные 358 рублей 20 3⁄4 копеек выданы означенной Яровой с росписью».

На этом закончилось дело о всемилостивейшем пожаловании крестьянке Шайтанского завода 400 рублей серебром, длившееся с 17 мая 1843 года по 6 октября 1844 года. Как распорядилась крестьянская семья царской милостью неизвестно. Одно знаю – деньги эти для семьи Яровых лишними не были.

P.S. Иногда задают вопрос: «400 рублей серебром в 1850 году – это много или мало?» Досужие суждения о том, что «при царе» за «1 рубль можно было купить корову», как правило, не всегда имеют под собой основания. Вот для сравнения некоторые цены в серебряных рублях за 1850 год по, близкой нам, Казанской губернии:

Цены на скотину: лошадь – 10-30 рублей серебром; корова – 6-12 рублей серебром; овца – 1-2 рублей серебром; свинья – 2-3 рублей серебром; коза – 1,5-2 рублей серебром.

Цены на огородные продукты: капуста (сотня вилков) – 1 рубль 50 копеек серебром; морковь (четверик – старая русская мера сыпучих веществ, равная приблизительно 26 литрам) – 25 копеек серебром; картофель (четверик) – 20 копеек серебром; огурцы (сотня) – 30 копеек серебром; свекла (четверик) – 20 копеек серебром; редька (четверик) – 8 копеек серебром.

По приблизительным оценкам: 1 серебряный рубль 1850 года равен, примерно, 1100 российским рублям образца 2009 года. Таким образом «материнский капитал» крепостной крестьянки Яровой в 2009 году составил бы, примерно, 440 тысяч новых российских рублей. Сравнение это очень условно.

Источник: Акифьева Н.В. Уральский следопыт, № 7. 2004. С. 13. (с испр. и доп.)

ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ ГИЛЕВ И ЕГО ЧУСОВСКИЕ БУРЛАКИ (предисловие к рассказу)

Федор Васильевич Гилев, автор рассказа «Чусовские бурлаки», родился 20 сентября 1851 года в Очерском заводе Оханского уезда Пермской губернии. Его родители были крепостными дворовыми людьми графа Строганова. Отец, Василий Федорович Гилев, был заводским приказчиком, а мать, Анна Абрамовна Гилева (урожденная Рогова), занималась домашним хозяйством и воспитанием детей, а их у четы Гилевых было восемь – пять сыновей: Александр, Федор, Семен, Сергей, Николай и три дочери: Мария, Анна и Марфа.

О своих родителях, спустя годы, Федор Гилев вспоминал: «Всех своих детей [отец] любил одинаково. Мы, в свою очередь, ценили его гуманное отношение (я не помню случая, чтобы он кого-либо наказал серьезно-строго) и относились к нему с любовью и уважением. Ни один из нас не решился бы ослушаться его, обмануть или сказать дерзость. Мать же была хорошей хозяйкой. У нее в хозяйстве были две-три дойные коровы, выращивала бычков, держала овец, птицы было всякой – индейки, курицы, утки, гуси. Был еще огромный огород и четыре-пять парников. Везде и всюду успевала мать».

Полуторагодовалым ребенком Федю увезли в село Кудымкар Соликамского уезда Пермской губернии, где его отец, Василий Федорович Гилев, исполнял обязанности управляющего Инвенским округом. В Кудымкаре маленький Федя жил до 1863 года. «Здесь прошло мое детство – лучшие годы жизни», – отмечал он.

«В десять лет меня увезли и сдали в первый класс Пермской гимназии. В гимназии учился один год, так как процесс учебы не интересовал, а нравилось красоваться в форме гимназиста», – вспоминал Федор Васильевич. И родители были вынуждены забрать маленького Федю из учебного заведения, решив, что он еще мал. В 1867 году, получив аттестат Усольского училища, Гилев приехал в Москву поступать в Императорское техническое училище (сегодня Московский государственный технический университет имени Н.Э. Баумана). Но Федору Васильевичу не суждено было стать студентом – прием был только один раз в два года. «Чтобы не болтаться год без дела, определился в Пермское уездное училище». Но и год спустя, в техническое училище его не приняли.

Из воспоминаний: «За невозможностью попасть в техническое училище был определен в Московскую земледельческую школу. Учился я весьма порядочно. В I классе был первым учеником, а во II и III классах вторым учеником».

В 1872 году Федор Гилев получил первую должность – помощник лесничего Очерского округа. Спустя год – переезд. На этот раз в село Ильинское. «В Ильинском я прожил семь лучших годов молодости, от 22 до 28 лет. Жил здесь весело, вращался в лучшем обществе». Здесь, в Ильинском, состоялось первое знакомство Федора Васильевича с его будущей супругой, четырнадцатилетней Марией Вороновой, дочерью члена правления Билимбаевского округа Николая Васильевича Воронова. «Барышень в Ильинском было много, но Мария Николаевна произвела на меня большое впечатление своей скромностью и привлекательностью», – писал он, спустя много лет.

«В 1878 году, в сентябре месяце, перебрался в Билимбай, где получил должность окружного лесничего. …Почти все время моего пребывания, здесь замечалась какая-то сплоченность заводской строгановской интеллигенции с чиновниками и земскими служащими. Редко кто отказывался от компании. На пикниках и прогулках участвовали все – от управляющего до писца».

Лесное хозяйство Гилева произвело неизгладимое впечатление на Дмитрия Ивановича Менделеева, посетившего Билимбай летом 1899 года. Все заслуживало самой высокой оценки. «Чуть не на каждом шагу видишь леса холеные и чистые, чередовые вырубки, дороги по ним, канавы, просеки на версты, порядок, точно в иное, не русское царство попал».

Братья Гилевы, 1880-е гг. Второй справа – Федор Васильевич Гилев. Фото из семейного архива М.Н. Удовихиной

С Билимбаем у Федора Васильевича связаны, пожалуй, самые яркие воспоминания – встречи с Дмитрием Ивановичем Менделеевым, с графом Сергеем Александровичем Строгановым и его супругой Евгенией Александровной, чусовской сплав, создание первых на Урале лесных питомников, формирование лесной пожарной стражи, организация потребительского общества, добровольная служба в качестве старосты Билимбаевской Свято-Троицкой церкви.

В Билимбае Федор Васильевич прожил 25 лет. Здесь у них с Марией Николаевной родилась дочь Люба. Будучи гимназисткой, она писала домой жалобные, тоскливые письма, прося забрать ее из «противного Екатеринбурга в милый Билимбайчик». Здесь же, в Билимбае родился и любимый внук, Коля.

Рассказ «Чусовские бурлаки», по признанию самого автора, был написан зимой 1925 года в Красной слободе. «Зимой я убивал время писанием. Сначала написал записки о лесных пожарах и борьбе с ними на уральских заводах. Затем написал большой рассказ «Чусовские бурлаки и сплав барок по р. Чусовой». Затем [заметки] о посеве и посадке леса и [работу] «Лесное хозяйство Билимбаевской дачи». И, наконец, занялся описанием рода Гилевых и некоторых подробностей из последних годов. Записку о лесных пожарах взяла редакция «Горнозаводского вестника», но, кажется, она так и не была напечатана, т. к. статья не горнозаводская. Вторую мою статью, «Чусовские бурлаки…» [редакция] нашла несвоевременной для печати. [Поэтому] предоставляю внукам использовать мой авторский труд».

Описание речного сплава по реке Чусовой нашему современнику известно, в основном, из талантливых произведений Д.Н. Мамина-Сибиряка. Но далеко не каждый знает, что первая творческая работа о весеннем сплаве по реке Чусовой была опубликована в российской печати еще до рождения Дмитрия Наркисовича. В марте 1852 года в «Журнале министерства Внутренних дел» были опубликованы «Заметки во время плавания по реке Чусовой весной 1849 года», написанные билимбаевским приказчиком Строгановых, Яковом Абрамовичем Роговым, родным дядей Федора Васильевича Гилева.

Рассказ Ф.В. Гилева основан на личных впечатлениях, вызванных увиденным автором во время путешествия на одной из барок билимбаевского заводского каравана в 80-е годы XIX века. Рассказчик с глубоким знанием дела воссоздает процесс сугубо уральского опасного промысла – сплава – трудности и потрясения, переживаемые сплавщиками на различных его этапах. Эффектные и яркие сцены чусовского сплава, изображенные Федором Васильевичем, не надуманны – они взяты прямо из жизни и описаны с натуралистической достоверностью.

Отметим прекрасное знание автором заводского быта и живой, цветистый, а местами метафорический язык повествования. При этом автор дает толкование целого ряда бурлацких терминов, относящихся к технологии работы. Также следует, на наш взгляд, отметить еще одно достоинство этого произведения – оно действительно занимательно и интересно.

Рассказ дается с сокращениями. Текст печатается по правилам современной орфографии и пунктуации, за исключением тех случаев, где это вызвано художественно-стилевыми соображениями, например, необходимостью передать самобытную народную речь героев или желанием сохранить дух того времени.

Рукопись рассказа «Чусовские бурлаки» любезно предоставлена Маргаритой Николаевной Удовихиной. Маргарита Николаевна, приходится праправнучкой Федору Васильевичу Гилеву и хранительницей бесценной семейной реликвии – воспоминаний своего замечательного предка. Благодаря ее радению открываем мы для любителей уральской истории воспоминания Фёдора Васильевича Гилева.

Источник: Нина Акифьева, «Веси». 2011. №1-2. С.16-17.

ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ ГИЛЁВ. ЧУСОВСКИЕ БУРЛАКИ (сокращенный вариант)

Бурлачить на Чусовую шли преимущественно жители глухих деревень, почти все неграмотные и в большинстве своем наивные, как дети. Большая часть бурлаков вместо «ц» говорила «ч» и потому их говор резко отличался от местного. По умственному развитию, по наружному виду и даже по одежде, бурлаки резко отличались от заводского населения и от жителей чусовских селений. По простоте и наивности чусовской бурлак представляет собой взрослого ребенка, его легко можно узнать по наружному виду и по походке. Неумытый, с всклоченной бородой, в теплой меховой шапке, обязательно в лаптях, идет [он] по середине дороги, переваливаясь с ноги на ногу. Костюм бурлака весь доморощенный, базарщины [прим 1] на нем нет. Обыкновенно, поверх одежды толстого холста одет фартук особенной формы, обязательно окрашенный в синий цвет. Закрывая спереди все тело, фартук продолжается на плечи и на спину до пояса, на спине он остается свободным, не привязанным ни с боков, ни снизу. Конечно не все, но многие, бурлаки одеты в такие синие фартуки, резко бросающиеся в глаза. Завидев синие фартуки на пристанях, местные жители говорили: «Вон уже синички прилетели, видно скоро будет лето»…

Жители чусовских селений смотрели на бурлаков «свысока», считая их ниже себя по развитости, и редко вступали с ними в какие-либо сношения. В свою очередь, и бурлаки не заводили знакомств с местными жителями, держались всегда отдельной группой, или, вернее сказать, отдельным табуном и крепко стояли друг за друга [прим 2].

Образовавшаяся артель устраивалась на одной квартире и была буквально неразлучна. Куда один, туда и вся артель. Зайдет один в лавку купить табачку, туда лезет вся артель, как бы там не было тесно, объясняя свой натиск тем, что они одного десятка. Вздумалось одному из артели купить на заводском складе чугунную сковородку, идет покупатель в заводской склад для выбора товара и весь десяток за ним, а в десятке, нередко, бывало человек двадцать. Зайдут все и стоят, а на просьбу маганизера [прим 3], всем не входить – ноль внимания. За выбранную сковородку по талону маганизера надо уплатить в кассу 20 копеек. Касса в маленькой комнате при конторе. Здесь как раз идет выдача полумесячного заработка местным рабочим и потому народу много. Тесно и жарко. Но вот протискивается к кассиру бурлак с талоном, чтобы отдать 20 копеек за сковородку и за ним, дружно работая локтями, лезут к кассиру все члены десятка.

Открытка «Река Чусовая. Билимбаевский завод». Фотография В.Л. Метенкова. Издание В.Л. Метенкова, г. Екатеринбург, 1895 г.

Несмотря на такую сплоченность и, по-видимому, большую дружбу они, однако, один другому не доверяли и зорко следили, как бы товарищ не обсчитал на еде, не съел бы и не выпил больше другого. Обращалось внимание на размер ложки, на величину куска хлеба, все это должно быть одного размера. Хлебать из чашки все должны с одинаковой скоростью. Хочется, не хочется, есть или пить, бурлак старается не отставать от товарищей из опасения, как бы его пайком не воспользовался другой. Вместо чая бурлаки пили брагу [прим 4]. Этот напиток имел вид телячьего пойла серого цвета, был довольно питательный и немного охмеляющий. Подогретый он сильнее охмеляет человека и более приятен на вкус. Пьют его не рюмочками и не стаканами, а большими чашками или кружками, вмещающими бутылки по две жидкости. На артель в 10 человек браги требовалось каждый день ведра четыре и даже более. Напившись утром теплой браги, бурлаки и сыты и веселы, не надо им ни чаю, ни хлеба. Поблагодушествуют под окном на завалинке или просто на полянке перед домом, поболтают, поострят, как умеют, и отправляются гулять, обязательно всей артелью.

Вот идут они толпой по улице в праздничный день, навстречу им прилично одетые местные жители. Один из бурлаков старается держаться поближе к местной публике и, поравнявшись [с ней, вдруг неожиданно] топнет ногой в грязь или в лужу, обрызгивая костюмы встречной публике и победоносно присоединяется к товарищам. А те все в голос хохочут над остроумной выходкой товарища.

Бурлаков, как малых детей, интересуют всякие пустяки. Завидев раскрашенные ставни, у какого либо дома, вся толпа останавливается и подробно разбирает, какая тут краска и как хитро выведены узоры. Но вот диковина – на окне между рам стоят раскрашенные глиняные куклы. Тут уж обязательно остановка, всевозможные комментарии и остроты по поводу замеченных кукол. Слышится такой разговор: «Лико (смотри). Лико, батя (товарищ), как есть наш писарь, а это лико, батя, ровно писарьша и лопатина (одежда) такая ж» [прим 5].

В [Билимбаевском] заводе, на площади перед конторой, на высоком пьедестале, стоит чугунная статуя – бюст женщины [прим 6]. Эта статуя была отлита на том же заводе 200 лет тому назад и сохраняется как памятник первого формовочного литья. Большая голова, раскрытый рот, чуть не до ушей, вся фигура статуи напоминает скорей какого-то идола. Для бурлаков это действительно идол, они называют его «статуем» и, во время пребывания бурлаков на пристани, каждый день около «статуи» собиралась масса синих фартуков.

Каждый бурлак, молодой и старый, почитал священным долгом сделать несколько визитов к «статую». Здесь можно было услышать бесконечные остроты и шутки. Новичка приводили сюда товарищи и обязательно заставляли кланяться до земли и целовать «статую» в открытые уста. Нередко случалось, что в момент поцелуя веселый товарищ, потехи ради, вдруг неожиданно толкнет голову товарища, намеревавшегося приложиться к чугунным губам «статуи». Раздается отчаянный крик окровянившегося новичка и дружный хохот собравшейся здесь публики. Бывали случаи, что потеха эта стоила злополучному новичку нескольких зубов. Может быть, когда-нибудь поклонение и целование статуи была пустая забава, но позднее это уже обратилось в предрассудок, и сделалось обязательным для каждого новичка. Установилось мнение, что бурлаку, не поклонившемуся «статую», угрожает в пути несчастие и потому, бурлаки, как люди суеверные, охотно подчинялись советам своих товарищей, рискуя зубами и губами, целовали идола. Случаи несчастья в пути с бурлаками-новичками, что можно было бы объяснить неопытностью новичка, суеверные люди толковали не иначе, как отказ поклониться «статую».

Примечание:

1. Базарщина» – одежда, купленная в лавке или магазине.

2. Культура крестьян, по сути своей, была патриархальной. По их мнению, на заводах живут «одни разбойники, там нет ничего хорошего, только копоть и дым». Мастеровые со своей стороны относились к деревенским с презрением. Крестьянский труд казался им менее важным и более легким, чем труд рабочих.

3. Маганийзер – тоже, что и продавец.

4. Уральскую брагу готовили из овсяной муки с солодом. Овсяный солод замешивали в виде густой кашицы и ставили в вольный жар печи для упаривания до желто-оранжевого цвета. Вечером процеживали и «наквашивали хмельным мелом» (толченым хмелем) или шишками хмеля по несколько горстей на ведро. К ночи сосуд с брагой ставили на печку. Утром напиток был готов к употреблению. Среди сторонников браги был писатель Д.Н. Мамин-Сибиряк, считавший, что «достоинства браги перед водкой или фабричным пивом неисчислимы: она питательна, здорова, дешева». «Безусловную питательность браги» отмечал и другой уральский писатель, знаток крестьянского быта, А. Вологдин.

5. В Билимбаевском заводе бурлаков так и называли – «батями», а в Шайтанском заводе местные жители называли бурлаков «посохой», т.е. человек «от сохи», крестьянин.

6. Имеется в виду Билимбаевский памятник (возможно, первый памятник на горнозаводском Урале) – чугунный столб оригинальной формы в виде монумента, оканчивающийся вверху головой с двумя лицами как у Януса, поставленный в «незапамятные времена» на площади против заводской конторы. Очевидцы утверждали, что еще в середине XIX века на плите, составляющей подножие тумбы, можно было прочитать надпись о введении в действие Билимбаевского завода. История памятника тесно связана с шутовской традицией, существовавшей у здешних бурлаков едва ли не с основания завода. Обычай этот заключался в том, что каждый прибывший для сплава каравана новичок посвящался здесь в звание бурлака. Церемония посвящения была незатейлива и больше походила на языческий обряд. Толпа бурлаков, принеся предварительно, как и приличествует случаю, обильную жертву Бахусу, заманивала новичков к чугунному столбику и требовала поцеловать «чугунную бабу». Тумба эта была примечательна еще и тем, что в былые времена она играла роль идола для «инородцев» Нанимаясь на сплав, они клали в открытые пасти идола сухари, прося «чугунную бабушку» спасти их от смерти в воде. Оригинальный памятник привлек внимание министра земледелия и государственных имуществ Алексея Сергеевича Ермолова, посетившего Билимбаевский завод осенью 1895 года. Высокому гостю объяснили: «Это памятник 1-го выпуска чугуна». Петр Александрович Вологдин, вспоминая приезд министра, писал: «Две такие же точно тумбы, очевидно, отлитые по одной модели, можно видеть в Петербурге, у ворот дома графа Строганова (Невский, у Полицейского моста), где они защищают цоколь дома от порчи осями экипажей. В Билимбае же тумба-идол служит ныне для привязи лошадей приезжающих крестьян».

ИСТОЧНИК: Рассказ Ф.В. Гилева (рукопись). Лит. обработка Н.В. Акифьевой «Чусовские бурлаки» (сокращенный вариант) впервые был напечатан в журнале «Веси», № 1-2, 3, 4 за 2011 год.

ЯКОВ АБРАМОВИЧ РОГОВ: ЗАМЕТКИ ВО ВРЕМЯ ПЛАВАНИЯ ПО РЕКЕ ЧУСОВОЙ

Заметки во время плавания по реке Чусовой, 1852 год (сокращенный вариант)

Ранним утром 17 апреля 1849 года, едва только солнце показалось на безоблачном небе, как я, одевшись по-дорожному, сообразно времени года, отправился на Билимбаевскую пристань, расположенную в четырех верстах от Билимбаевского завода. Там, на берегу, в ожидании отправки каравана, уже толпились до двух тысяч народа. Одни – как судовые рабочие, другие – в качестве провожатых. Можно себе представить, какая была толкотня в этой нестройной и суетливой массе народа! Наконец отправка началась. Толпа на пристани начала мало-помалу редеть, и около полудня, с отплытием последнего судна, никого не стало видно.

Лишь только направили судно по течению реки, как тотчас все находившиеся на нем рабочие и нерабочие, провожавшие караван, уселись, кто на что успел. Через минуту все встали, помолились на восток и проговорили друг другу: «Здорово, братцы, спали-ночевали! Бог нам помощник, Бог нам на помощь!» Слов этих нельзя было расслышать в шуме общего говора, но я их узнал после. При этом обряде никто не должен ни сидеть, ни стоять на «коню», то есть на брусе, который проходит по всей длине судна. «Конь» этот – уважаемое место; а почему – тоже никто не знает. Так исстари ведется!

Скажу несколько слов о судне, на котором я находился. Судно это называлось коломенкой. Формой оно походило на все наши плоскодонные суда. Длиною было пятьдесят два, а шириной посредине – одинадцать аршин, имело палубу, сидело в воде на пять четвертей и еще столько же возвышалось над водой. Управляли коломенкой пятьдесят рабочих посредством четырех больших «поносных» (гребков), находящихся по паре на носу и на корме. Якоря на быстрой и каменистой Чусовой не употребительны. Только изредка, для уменьшения скорости хода около опасных мест, пускают лоты. Посередине коломенки, у коня, укреплены через всю высоту два толстых березовых ухвата, один – близ носа, другой – у кормы. На эти ухваты навивается снасть во время остановок. При кормовом ухвате находится скамейка, с которой лоцман и его помощник беспрерывно смотрят вдаль и, сообразно местности, управляют судном, приказывая рабочим действовать поносными в ту или другую сторону. Между ухватами, через отверстие в палубе, опускается лестница в трюм судна, где по всему дну был ровно расположен сплавляемый чугун, до девяти тысяч пудов весом. На этом чугуне лежали и котомки с хлебом и одеждой судовых рабочих. Возле самой лестницы была устроена каюта с окошком для караванного и его помощника, имевшая по всем трем измерениям около семи футов.

В настоящее время в нашем караване всех судов состояло до сорока. Их растянули на большом пространстве реки, соблюдая, по возможности, правило, чтобы суда плыли одно от другого не ближе ста саженей. В верхней части Чусовой при мелководье и быстрой убыли воды это полезное правило не всегда соблюдалось во всей строгости. Так было и теперь. Особенно по тому обстоятельству, что сверх сорока судов нашего каравана в тоже время плыли суда с верхних пристаней – Шайтанской и Ревдинской.

Осматривая внутренность судна, я услышал под дном его сильный шум, который внутри судна раздавался как в пустом пространстве. Выбежав наверх, я узнал, что судно идет по песчаной отмели, какие в верховье Чусовой весьма нередки. Летом по этим отмелям, как говорится между народом, «куры бродят, не замочив хвоста». Случай этот прервал тишину, царствовавшую на судне, и в один миг все превратилось в шумную, усиленную деятельность: лоцман громко и отрывисто командовал направлять судно направо или налево, водоливы принялись измерять шестами глубину и кричали лоцману о результатах своих измерений, рабочие усиленно били по воде поносными. Через несколько минут мель была пройдена и все снова успокоились. Рабочие расположились на отдых, и только лоцман остался по-прежнему на своей скамейке и все смотрел вперед.

На правом берегу реки, за деревней Коноваловой, находится небольшая того же имени гора. Она замечательная скоплением многих полукристаллических и слоистых пород, которые стоят вертикальными слоями. Я прежде осматривал эту гору и поэтому знаю ее устройство довольно подробно. Она представляет крутое наслоение черного и серого известняков, хлоритового и зеленокаменного сланцев, слоистого песчаника и, с другой стороны горы, нового слоя известняка. Эта гора составляет ветвь отрога Уральского хребта, который не далее двадцати верст отсюда на восток синеется непрерывной полосою. Здесь этот отрог, по-видимому, оканчивается у реки, но далее, верст через пятнадцать, переходит на другую сторону Чусовой, начинаясь от нее таким же мысом.

С.М. Прокудин-Горский. Верхний Георгиевский камень и общий вид слободы Утка. Река Чусовая, 1912 г. Библиотека Конгресса США

Спокойным наше плавание не было, однако, продолжительным. Перед деревней Крыласовой заметили, что одно из судов каравана попало на мель. Тотчас был дан приказ остановиться. Исполнение этого приказа бывает иногда так любопытно и сопровождается такими оригинальными действиями, что нельзя не упомянуть о том особо. Услышав распоряжение к остановке, один из рабочих, отличающийся расторопностью, соскакивает в лодку и берет конец снасти толщиною обыкновенно до вершка в диаметре. К нему присоединяются еще двое, и все они вместе, после великих усилий, пристают к берегу. Тут один из них, выскочив на берег, бежит с концом снасти к первому более значительному дереву и старается прикрепить к нему веревку. Если дерево трещит и оказывается ненадежным, то судно все плывет и все больше и больше утягивает снасть, а рабочий бежит по берегу или бредет разливом реки по пояс и пробует завернуть снасть за другое крепкое дерево. Иногда и это дерево не выдерживает силы течения, вырывается с корнем и уносится вслед за судном. Тогда рабочие выплывают с другим толстым запасным канатом и поступают таким же образом. Во все это время лоцманский помощник другим концом каната постепенно сдерживает ход судна, обернув снасть о кормовой ухват и «травя» ее понемногу. При этом трение бывает столь сильно, что ухват может мгновенно вспыхнуть. В предупреждение чего его обливают водой вместе с канатом. Но это еще не все. От неумения рабочих это занятие иногда сопровождается несчастными случаями. Вот и на нашем судне одному из рабочих по его неосторожности раздавило ногу канатом об упомянутый ухват и выбросило его самого на воду. Малой, однако, успел ухватиться за снасть и, не выпуская ее из рук, благополучно вышел на берег. Бойкость и расторопность русского человека вполне выказывается при подобных случаях.

Считаю излишним говорить, сколько времени и старания употреблено было для снятия сидевшего на мели судна. Замечу лишь, что отправка в дальнейший путь началась тем же обрядом усаживания, вставания и молитвы, о котором я упомянул вначале, и который, как я узнал впоследствии, повторяется на всяком судне при каждой отправке его с ночлега.

Погода весь день стояла хорошая. Был уже вечер, когда мы плыли мимо деревни Крыласовой, принадлежащей казенному ведомству. Народ с высокого берега смотрел на проходящие суда, а крестьянские девушки, в праздничных сарафанах, составляли хороводы и другие сельские игры. Сюда, как видно, еще не проникла та цивилизация, которая в деревне начинается переменой котов на башмаки и сарафанов на платья.

За этой деревней начинаются по берегам реки утесы, которые почти сплошь состоят из известковых пород разных цветов и различного сложения и положения, тогда как на низких местах видны одни новейшие наносные глины. Многие из утесов весьма опасны для судоходства, тем более что почти все они находятся именно в тех местах, где работа судовщиков и без того сложная делается еще труднее, а именно на поворотах реки. Здесь утесы часто занимают вдавшийся берег, куда прямо несется струя воды и, ударяясь в скалу, с шумом и пеною, отпрядывает в сторону и мчится дальше. Такое положение утесов произошло, по-видимому, от того, что быстрая река при прокладке себе русла встречалась с плоскостью слоев твердой породы и, будучи не в силах пробить их, круто поворачивала и избирала себе другой путь. Или же, разбивая твердую массу известняка, проходила между более мягкими его слоями, мало-помалу, просачивала их и разрушала. Вероятно, это было и причиной частого перехода утесов с одного берега на другой.

После первого дня нашего плаванья, в ночь на 18 апреля, когда мы стояли на ночлеге, полил сильный дождь, который продолжался и на другой день утром, а потом сменился опасным ветром. Во весь этот день прошли мы не более пятидесяти верст.

В следующий день, 19 апреля, путь наш продолжался, как и накануне, между изредка мелькавшими по берегам деревушками дворов в пять или даже и в три. Они расположены, большей частью, по низменным местам берегов, представляющих удобства для лугов и пашни.

Перед одной из таких деревень по имени Харенки заметили мы выставившиеся из-под воды два столбика, свидетели потонувшего судна, которое, ударившись близ того места о каменистый утес, быстро погрузилось в воду. Такие случаи не редкость на Чусовой. Потонувшее судно несло груз металла, который после убыли воды будет почти весь собран и следующим караваном будет доставлен по принадлежности. Но для нас особенно важно было то обстоятельство, что утонувшее судно заняло лучшую часть фарватера, чем, разумеется, заградило прямой путь другим судам и заставило их идти в обход. При этом одно судно нашего каравана, надвинутое ветром, ударилось о выставившиеся столбики, вследствие чего людей, работавших около них, разбросало во все стороны и одному из рабочих раздробило ноги, а другого вовсе не отыскали в воде.

На следующий день, 20 апреля, плыли мы с самого утра между высокими утесами, находящимися попеременно, то на правом, то на левом берегу реки. Эти утесы состоят из известкового камня дикого цвета и разнообразного сложения. Они известны у плавающих по Чусовой под общим именованием «камней», а, в частности, каждый утес имеет свое собственное название. Некоторые из них опасны для судоходства, особенно так называемые «бойцы». Иные, достигая огромной вышины до пятидесяти сажень, поднимаются отвесно над водой плоскостями и простираются по берегу от ста до двухсот и более сажень в длину. По сторонам их и сверху растет сосновый и частью еловый лес, но, укореняясь только в трещинах твердой известковой массы, он едва достигает значительной высоты и почти весь периодически сваливается порывистыми ветрами.

Вот наиболее примечательные из этих камней:

Камень Омутной, с правой стороны реки. Первый на пути большой утес. Возвышается над водой до двадцати пяти сажень гладкой плоскостью с широкими слоями, наклоненными против течения.

Камень Дыроватый, на левой стороне реки. Весь разбит временем на отдельные неправильные массы, посреди которых находятся широкие полости, вследствие чего и получил он свое прозвание.

Камень Писаный, с тонкими вертикальными продольными отметинами, беловато-серого цвета. Он назван «писаным» потому, что по середине его, на высоте двадцать сажень, высечены из того же известняка крест и надпись о рождении (во время плавания родителей его по Чусовой) одного из владельцев Нижне-Тагильского (что на Урале) завода. Впрочем, надпись ныне выветрилась до такой степени, что нет возможности ее разобрать. Против утеса на другой стороне реки, на низменном берегу, поставлен небольшой, красивый, каменный памятник в ознаменование того же случая.

С.М. Прокудин-Горский. Камень Дыроватый. Пещера. Река Чусовая, 1912 г. Библиотека Конгресса США

Камень Столбы состоит из двух главных, почти совершенно круглых, известковых столбов, обставленных множеством мелких, которые все окружены лесом. Возвышаясь на высоту в двадцать сажень на левом берегу реки, столбы эти отличаются правильным расположением слоев, наклоненных в одну сторону.

Камень Дужной, на правом берегу. Занимает весьма опасное для судов место – в крутом повороте реки. Перед ним с одной стороны находятся утесы, а с другой высокий лесистый берег. Эти берега представляют издали, с судна, такой вид, как будто бы Чусовая окружена здесь со всех сторон крутыми утесами, чего на самом деле нет. Крутой поворот реки скоро выводит вас из мгновенного заблуждения. Сам камень весьма замечателен своими известковыми слоями. Они толщиною не более одной четверти, правильно и параллельно изогнуты большими «дугами» на средней части камня, а по краям еще более разнообразно искривлены напластованием. К тому же все это покрыто каким-то желтоватым цветом, которого причину я полагаю или в химическом действии солнечных лучей, или в лишаях, растущих на недоступной для других растений поверхности камня.

Камень Кирпичный находится на правом же берегу реки. Он представляет вид кирпичной стены около старинного, разрушенного замка, с башнями по углам, среди окружающего его леса.

Камень Печка. Утес, с круто перегнутыми слоями, образующими внизу углубление, наподобие устья крестьянской печи с левой стороны реки.

Отсюда Чусовая течет мимо огромного на ней утеса, который называется Высоким камнем. Он возвышается на пятьдесят сажень над водою и простирается по берегу почти на десять верст, местами прерываясь и показываясь потом опять с обеих сторон реки под названиями камней Стенового и Мултыка. В этом роковом месте ежегодно несколько судов претерпевает более или менее значительные повреждения. Одно из плывших перед нами судов сильно тут повредилось, поэтому должно было остановиться для поправки. Да и то судно, на котором плыл я, только особенной предусмотрительностью опытного лоцмана избежало опасности. Стремлением воды в крутом повороте между утесами сильно надвигало его на Мултык, и уже поносные скользили по гладкой стене утеса, но, благодаря Богу, мы избегли опасных скал, которые, можно сказать, замыкают на время этот длинный ряд самых гибельных затруднений к сплаву по Чусовой. Ниже их, еще раз в одном месте, являлись подобные камни, но на протяжении не более пяти верст, и притом гораздо с меньшими опасностями. Миновав, таким образом, довольно еще благополучно эти места, мы не избежали, однако, остановки для снятия одного из наших судов, севшего на мель по оплошности лоцмана.

В течение этого дня я сходил на берег для осмотра Кыновского завода графа Г.А. Строганова. Он расположен против последних утесов, на низком левом берегу реки Чусовой, при устье небольшой речки Кына. Заводское действие его приспособлено к выплавке чугуна из бурых железняков, добываемых в окрестности, и к выделке из чугуна железа. Замечательнее же всего здесь машинное производство проволоки в большом количестве.

Жители деревни Копчика, против которой мы остановились для снятия судна, принадлежат к казенному ведомству. Они из оседлых вогул, но занимаются успешно хлебопашеством, гостеприимны и вовсе не похожи на других своих однородцев. Главное их занятие – рубка корабельного леса на Уральских горах, отстоящих не далее пятидесяти верст. Работа эта производится под надзором офицеров, отряженных Морским ведомством для наблюдения, чтобы деревья выбирались потребной длины и толщины. Нарубленный таким образом лес вывозится зимой на берег Чусовой, где связывают его в плоты по двести и более штук вместе и отправляют с двумя или тремя человеками по Чусовой, Каме, Волге и другим рекам к портам Балтийским и Черноморским. Чтобы сняться с мели, мы приглашали жителей деревни; но они, отправляясь на работу свою в горы, дорожили временем и поэтому запросили с нас страшную сумму – двести рублей серебром, тогда как работа не стоила более пятидесяти рублей. Караванный, как человек честный, не мог согласиться на такое разорение хозяйской казны и должен был обойтись своими силами.

Сравнительно безопасные берега Чусовой после Мултыка представляют камень, носящий громкое имя Ермака, завоевателя Сибири. Этот камень Ермак стоит на правом берегу Чусовой и образует вертикальную плоскость, около двадцати сажень в вышину и более пятидесяти в длину. С левой стороны он исчерчен наклонными против течения слоями и поперечными трещинами, а с правой имеет гладкую поверхность с едва заметным наклонением слоев на восток. Посередине его плоскости, саженях в десяти от воды, находится отверстие в рост человека. Это вход в обширную пещеру, разделенную сталактитами на множество отделений. Наше судно не имело надобности останавливаться тут, и поэтому я, к сожалению, не смог осмотреть эту пещеру. Местное предание говорит, будто Ермак зимовал в ней на пути в Зауралье. Впрочем, мне известно и другое место, по ту сторону Уральских гор, где Ермак, по преданию, тоже будто бы провел зиму. Место это находится на берегу речки Медведки, впадающей в реку Туру. Таким образом, предание подразумевает, что завоеватель Сибири провел в пути две зимы, тогда как история, напротив, утверждает, что он через два месяца после отправки по Чусовой достиг уже Сибирского царства. Чему больше верить? Конечно, предание – не история и легко может быть, что Ермак ненадолго останавливался в обоих этих местах. Впрочем, по-моему мнению, не очень верится, что такое трудное дело можно исполнить в столь короткий срок. Даже в нынешнее время на настоящих судах нелегко совершить этот путь в два месяца. По одной Чусовой, против быстрого ее течения, среди окружающих ее утесов подняться почти на двести верст от городков, тогдашней крепостцы Строгановых, до устья Серебрянки – это подвиг величайшей трудности, особенно среди дикой и безлюдной страны, на легких плотах, которые малейший ветер мог заливать водой и задерживать беспрестанно!

Я сказал уже, что следующие за Мултыком камни, которых камень Ермак есть начало, не представляют той опасности и не имеют той высоты, какими отличались их предшественники. Но пятиверстное их протяжение все еще требовало осторожности в управлении судном, а так как мы подплыли сюда уже вечером, то караванный распорядился остановиться перед каменной грядой на ночлег.

Утром 22 апреля наше судно шло мимо нескольких известковых утесов, из коих замечательнейшие – камень Разбойник, выдававшийся в реку острым ребром, камень Четыре Брата – известковая стена с вертикальными слоями и четырьмя выступившими ребрами и камень Отметыш, бывший весьма опасным до тех пор, пока, лет десять тому назад, висевшая над рекой часть его, состоящая из известняка, не обрушилась сама собою и была разбита в воде порохом, за счет всех судохозяев, сплавляющих свои произведения по Чусовой. За этими камнями было еще несколько утесов; но перед устьем Койвы, впадающей в Чусовую с правой стороны, они прекратились, и мы ниже по Чусовой более их уже не видали.

Отсюда Чусовая, текшая до сих пор на северо-северо-запад, повернула прямо на запад. Горы начали удаляться от берегов, которые постепенно становились низменнее, сохраняя, однако ж, по-прежнему свой главный характер, то есть, несколько возвышенные с одной стороны, они были отложе с другой. Вообще окрестности Чусовой, от устья Койвы, имеют вид холмистый, весьма отличный от горного Предуралья, которое изобилует кряжами и отрогами. Деревни и при них пашни, встречаются здесь чаще. Река разливается шире, до восьмидесяти и более сажень, оттого течет тише, спокойнее и образует множеством песчаных надводных и подводных островов. Путь этот мы совершили вполне благополучно, не встречая никакого препятствия, и, проплыв находившиеся по берегу Чусовой за речкой Вашкуром разработки каменного угля, остановились на ночлег перед селом Камасиным.

В продолжение 24 апреля плавание было так же покойно, как накануне, но вместе так же и тихо – верст по пять или шесть в час. Против Камасина Чусовая разделяется на три рукава. Из них ныне только крайний справа судоходен, но прежде таким был крайний с левой стороны. Здесь, как и во всех реках, течение не только изменяет русло, засоряя его песком и гальками в одном месте и в тоже время, очищая в другом, но даже мели и острова переносит с места на место.

У Камасина Чусовая принимает с правой стороны большую речку Усьву, которая вытекает из северной лесистой части Пермской губернии. Речка эта вскрывается позже Чусовой, и по ней ежегодно сплавляется в плотах довольно большое количество строевого леса. После впадения ее ширина Чусовой еще более увеличивается, но зато скорость течения убывает, поэтому для усиления хода судна, рабочие еще около устья Койвы начинают приготовлять малые гребки, которыми отсюда, в промежутки между работой по управлению судна поноснами гребут под монотонную песню.

Здесь, кстати сказать, что рабочие нашего судна были большей частью бойкие, расторопные крестьяне, весело исполнявшие свою обязанность, отчего лоцман не имел нужды побуждать их к труду и только в опасных местах, ободрял разными словами, понятными бывалым людям. Во время работы они пели песни, а по окончании ее сказывали сказки, часто прерываемые новой работой, после которой опять их продолжали. Таков русский мужичок: он не унывает в горе, трудах и опасностях. Кто имеет частые сообщения с народом, тот видит в нем более хороших качеств, нежели тот, кто знает его по одним книгам.

С.М. Прокудин-Горский. Камень Кирпичный Река Чусовая, 1912 г. Библиотека Конгресса США

На левом берегу Чусовой находится замечательная археологическими находками деревня Вергина. В полуверсте от берега и повыше верхнего конца деревни стоят на холме остатки двух каких-то зданий, обнесенных валом, который сохранился до сих пор. В соседстве их, при распашке земли, находили много древесного угля, топоры, молотки, деревянные и оловянные сосуды, монеты и т. д. Надо полагать, что здесь была древняя крепостца прежних туземных владетелей.

Селения Верхние и Нижние Чусовские Городки – остаток Ермаковых времен, получили свое название от того, что были основаны для «ограждения» владений Строгановых и, вообще, востока России от набегов вогул, остяков и других полудиких племен, обитавших по вершине Чусовой и впадающим в нее речкам. Эти селения до сих пор принадлежат Строгановым. Как сами они, так и окрестности их, доставляют лучших лоцманов для судоходства по Чусовой. Наши лоцманы были из обоих Городков, и поэтому мы останавливались в обоих селениях, чтобы дать возможность лоцманам побывать хотя бы на короткое время дома. Окрестности их нельзя назвать малонаселенными; впрочем, не должно причислять и к слишком людным местам. Жители все коренные русские, деятельно занимаются промыслами и хлебопашеством и отличаются обычным на Руси гостеприимством.

24 апреля было последним днем нашего плавания. После Нижних Городков Чусовая становится уже скучной своим однообразием. Тихое, спокойное плавание, без быстрых поворотов и утесов, между низкими луговыми берегами и островами, не представляет ничего привлекательного для любопытства. Правда, на этом пути Чусовая делает еще две сильные излучины, так что через двадцать и пятьдесят верст течения снова проходит в двух верстах от того места, с которого излучины начались. Но повороты здесь не так круты и не так часты, как были выше, напротив, – с легким погибом и тихим теченьем. Очевидно, излучины эти зависели здесь от других условий, а именно: от большей или меньшей мягкости глинистых берегов. При них вливается в Чусовую река Сылва, по которой тогда плыли суда объемом не менее чусовских, принадлежащие купцам города Кунгура и Суксунскому заводу Демидова.

Было уже поздно, когда наше судно закончило путь по Чусовой, вышедши на реку Каму. На совершение этого плавания в 470 верст мы употребили (с остановками) восемь суток, а собственно в пути пробыли восемьдесят часов. Судно шло со скоростью от четырех до восьми верст в час, а в средним – по 6 верст.

ГЛАВНАЯ ДОРОГА РОССИИ

С древнейших времен через Дон, Волгу, Каму и Чусовую пролегали торговые пути от Великого Новгорода на восток в Пермь, Печору, Югру и далее за Урал, в современную Сибирь. Долог и опасен был путь за «Камень».

В конце XVI века на важнейших реках Урала и Сибири появляются первые русские города: Тюмень, Тобольск, Березов, Пелым, Сургут, Нарым. В 1598 году в верховьях Туры началось строительство Верхотурья, на долгие десятилетия ставшего главными воротами из русской Европы в русскую Азию. Основной транспортной артерией края стала тогда Бабиновская дорога, шедшая от Соли Камской через горный хребет Павдинский Камень в Верхотурье и далее в Туринск, Тюмень и Тобольск. Правительство всеми силами поддерживало исключительный статус Бабиновской дороги. В 1706 году вышел указ, запрещающий кого-либо пропускать в Сибирь и из Сибири другими дорогами, кроме Верхотурской – «чтобы не ездили через Арамиль, Катайский острог, Уткинскую заставу и Ирбит».

Ветер перемен ворвался на Урал по воле Петра Великого с дымом доменных фабрик, грохотом расковочных молотов и шумом воды, падающей на лопатки громадных приводных колес, «дабы божье благословение под землею втуне не оставалось».. Еще до основания Екатеринбурга встал вопрос о новой государственной дороге в Сибирь через Кунгур и Уктусский завод. Эта дорога, узаконенная в 1721 году, прошла от Кунгура через деревню Кыласово, Уткинскую Слободу и Подволошную.

Человек сложного характера, чрезвычайно активный и неуживчивый, Татищев быстро нашел себе врагов. Кроме того, сказывалось и его недостаточное знакомство с горным делом. Как бы там ни было, но в декабре 1722 года Татищева сменил генерал-майор Вилим Иванович Геннин.

В 1723 году Геннин распорядился проложить новый участок дороги от Кленовской крепости, основанной на зимней Сибирской дороге еще в царствование Федора Алексеевича Романова, через урочище «Гробово Поле» прямо на деревню Подволошную, минуя Уткинскую Слободу.

Действующий мост через реку Билимбаиху на старом «Московском» тракте, 2008 г. Фото автора

В октябре 1734 года в Екатеринбург вернулся Татищев. И сразу озаботился дорогами. В письме своему первому помощнику морскому офицеру Хрущеву Татищев писал: «Государь мой, Андрей Федорович. Здешняя худоба дороги, которою командиры чаю не езживали, дала мне причину до вас о дорогах писать. В прежнюю мою бытность старался я, чтоб из Екатеринска (Екатеринбург – авт.) на пристань для ближайшего железу провоза дорогу прямо к Подволошной от Красных ворот прорубить, чрез что крестьянам бы учинить облегчение, а казне прибыль. Только после меня доныне осталось, не сделано».

В тот же год началось строительство крепостей на новой дороге. Около полутора тысяч крестьян с семьями из Кунгурского уезда были переселены в необжитые районы и приписаны к только что построенным крепостям. Первым от Екатеринбурга встал острог, названный Гробово Поле. Далее следовали крепости: Киргишанская, Кленовская, Бисертская и Ачитская. Все пять крепостей по Кунгурской дороге были похожи друг на друга как братья. У каждой по углам срублены были бастионы, у каждой над воротами по башне, по периметру крепостей установлены рогатки, а в амбарах и погребах хранились запечатанные казенными печатями пушки, фузеи, порох и железные копья.

В октябре 1734 года приказчик Билимбаевского завода объявил Татищеву, что им «сыскана дорога от их завода гораздо ближе прежней». Этот новый участок вел от Гробовской крепости к Билимбаевскому заводу Строгановых и, минуя Подволошную, прямиком выходил на Шайтанский завод Никиты Демидова.

Так начиналась история Большого Московско-Сибирского (Казанского) тракта знаменитой «Владимирки», крупнейшей в мире трансконтинентальной сухопутной магистрали. Предполагалось, что по новой дороге будут ездить только курьеры. Однако в конце 30-х годов XVIII века по ней разрешили следовать и торговым людям, но только во время Ирбитской ярмарки. Сразу же обнаружились ощутимые недоборы в Верхотурской таможне. Вследствие чего в 1739 году появился очередной правительственный указ, запрещающий миновать Верхотурье под страхом конфискации товаров.

Однако торговый люд не всегда следовал Указам и в сентябре 1754 года Сенат предписал Пермскому губернскому правлению устроить на Кунгуро-Екатеринбургской дистанции почтовые станции (Суксунская, Быковская, Ачитская, Бисертская, Киргишанская, Кленовская, Билимбаевская, Талицкая и Решотcкая). Спустя девять лет на этом участке было открыто регулярное движение, а в 1783 году правительство официально узаконило большой Московско-Сибирский тракт.

На исходе лета 1782 года по тракту проследовали и первые вельможные путешественники – молодые люди, опекаемые гвардейским полковником Бушуевым и университетским профессором Озерецковским. Главным в небольшой кампании был таинственный «маленький господин» по фамилии Бобринский (незаконнорожденный сын императрицы Екатерины II и Григория Орлова – авт.), которого все уважительно величали не иначе как Алексей Григорьевич. Путешественники выехали из Санкт-Петербурга 29 мая 1782 года и только 2 сентября «к крайнему их удовольствию» прибыли к конечной цели своего долгого пути – в Екатеринбург. За эти месяцы они проехали: Москву, Ростов Великий, Ярославль, Кострому, Юрьев Польский, Нижний Новгород, Чебоксары, Свияжск, Казань, Арск, Оханск, Пермь, Кунгур, Суксунский завод, Бисертскую и Киргишанскую крепости, Билимбаевский завод. Вспоминая уральский этап своего путешествия, Озерецковский писал: «Дорога не весьма худая. Однако по причине беспрерывного леса и малого по дороге жилья, она немало причиняла нам беспокойства».

Иначе оценивал состояние Сибирского тракта в 1829 году немецкий ученый Александр Гумбольдт, приглашенный на Урал правительством России «для оказания содействия науке и промышленности». Проведя барометрическое исследование Сибирского тракта от Перми до Екатеринбурга, ученый удостоил дорогу высокой оценки – «лучше английских». За что и подвергся в 1876 году критике от своих же соотечественников Финша и Брема. Критике, на наш взгляд, несправедливой, так как путешественников разделяло почти полвека.

В 1824 году по Сибирскому тракту проезжал император Александр I. Тогда, по словам управляющего пермским имением Строгановых Льва Ослоповского, дороги в селениях и по тракту в пределах Билимбаевской дачи были «в совершенстве».

До конца XVIII века Большой тракт (в словаре Плюшара 1836 года – Большой Казанский или Сибирский) не был особенно знаменит. Слава пришла к нему в начале века девятнадцатого. Именно тогда по отношению к Сибирскому тракту в русском разговорном и литературном языке появилось слово «Владимирка» как понятие о тернистом и мученическом пути на сибирскую Голгофу изгнанников, борцов за лучшую долю и народное счастье.

Одним из первых (в 1790 году) проложил мученическую стезю по Владимирке автор «крамольного» сочинения «Путешествие из Петербурга в Москву» – А.Н.Радищев. По Владимирке же он, амнистированный Павлом I, возвращался из этой ссылки в Москву в 1797 году.

В 1826 году по Сибирскому тракту проследовали в нерченские рудники декабристы. Первые две партии декабристов (Волконский, Трубецкой, Давыдов, Муравьев, Оболенский и Якубович) были отправлены 21 и 23 июля 1826 года из Петропавловской крепости и, минуя Москву, по Ярославскому тракту их повезли в Нижний Новгород, а далее через Урал в далекий Нерченский каторжный край. Вскоре, следом за ними по Владимирке в свою добровольную ссылку отправились и жены декабристов: А.Муравьева, Е.Трубецкая, Е.Нарышкина, М.Волконская, А.Розен и др.

Можно предположить, что вначале Владимиркой назывался только тракт от Москвы до города Владимира, известного своими каторжными и пересыльными тюрьмами. Однако, с точки зрения ссыльных каторжан, путь от Москвы и вплоть до Нерчинска, т е. весь Сибирский тракт, представлялся сплошной Владимиркой. Например, народоволец А.В. Прибылев пишет в своих воспоминаниях, что до постройки транссибирской железнодорожной магистрали «всю Сибирь пересекала единственная дорожная артерия – широкая «Владимирка».

В свою очередь, Дмитрий Иванович Менделеев в 1899 году отмечал: «Дорога шла по холмистой местности и была удивительно пыльной. Мы ехали, окруженные целым облаком пыли, по так называемому Сибирскому тракту – знаменитой Владимирке. Дорога очень живописна, но горы едва заметны, подъем идет полого и выдающихся вершин мало. Однако поверхности дороги оживляют вид, и перед Билимбаевым, когда уже начинается спуск, вид в даль, на долину Чусовой не лишен живописности, хотя таких скал и обрывов, как на Южном Урале, здесь нет».

Примерно с середины XIX века Сибирская дорога стала пользоваться у наших соотечественников дурной славой, так как ее состояние, по сравнению с началом века, изменилось не в лучшую сторону. Вот какой разговор между двумя мастеровыми Шайтанского завода (Первоуральск – авт.) записал в 1853 году иеромонах Макарий.

– Здорово, товарищ!

– Здравствуешь, Северян!

– Куды ты это летал?

– В город (Екатеринбург – авт.) свозил чаши.

– А што дорога, бают шибко дрянь?

– Обнаковенно дело, после дожа кака дорога. Оприч нырков да грязи добринькова нет. Особенно под городом а-яй грязна! Уж я и стороной-то и пряма-то. Нет! В ином месте тово и смотри, што весь чигунь переберет.

Антон Павлович Чехов, проезжая по Сибирскому тракту 120 лет назад, писал: «Сибирский тракт, самая большая и, кажется, самая безобразная дорога на всем свете. Представьте себе насыпь из глины и мусора – это и есть тракт… То правые колеса погружаются в глубокую колею, то левые стоят на вершинах гор, то два колеса увязли в грязи, третье на вершине, а четвертое болтается в воздухе. […]. Тяжело ехать, очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта безобразная полоса земли, эта черная оспа, есть единственная жила, соединяющая Европу с Сибирью».

Василий Немирович-Данченко, вспоминая о своем путешествии по Красноуфимскому участку Сибирского тракта, приводил такой рассказ ямщика. «Тут, какая дорога – сюда овес из Екатеринбурга по двадцати пяти пудов везли в одной троечной телеге, в которую запрягали по восьми коней, да и то, случалось, бросали посреди пути. Видишь, бывало – пассажирка сама правит конями, а ямщик их в поводу ведет. Бывало и то, что в отчаянии ямщик и коней, и телегу свою бросит на дороге, а сам и убежит в лес». А стороной ехать нельзя, так как по настоянию пермских земцев, отобрали от ямщиков и обозников подписки, что они обязываются ехать по этому «мерзостнейшему тракту», а не лесными дорогами. Решетские крестьяне ходили в дорожный комитет жаловаться, чтобы дорогу отсыпали не кварцем, а землей. «Кварца-то эта в изломе что стекло: страсть лошадей покалечили».

В свою очередь Федор Решетников, вспоминая свою поездку из Екатеринбурга в Пермь, писал: «Пыль почти с каждым дыханием садилась в горло; вся одежда пожелтела от пыли. Обоз шел не по самому тракту, а по бокам его, на правой или на левой стороне, где проложено обозами даже и две дороги, потому что по тракту невозможно ехать даже на почтовых».

В коне XIX века Московско-Сибирский тракт уже не мог удовлетворить транспортные потребности российской экономики. И тогда была найдена альтернатива. 13 октября 1878 года впервые на Урале было открыто железнодорожное движение от Перми до Екатеринбурга по Уральской горнозаводской железной дороге, через Чусовской, Кушву, Нижний Тагил и Невьянск. Спустя 31 год, в ноябре 1909 года, правительственная комиссия приняла в строй еще одну железнодорожную линию Пермь – Кунгур – Екатеринбург. Особенно же заметно тракт сдал свои позиции великой транспортной артерии после принятия в эксплуатацию Транссибирской железнодорожной магистрали (Транссиб).

Сегодня от старого Сибирского тракта мало что осталось. Ведь новая магистраль 1Р242 (Пермь – Екатеринбург), проложенная в 70-е годы по территории Свердловской области, проходит, в основном, по другому пути. Канул в лету и Тюменский тракт, его заменила федеральная трасса со скучным именем 1Р351 (Екатеринбург – Тюмень). Хотя отдельные участи старого Сибирского тракта сохранились до наших дней. Одна из таких уникальных дорог проходит от Первоуральска (через Новоалексеевское, Хрустальную, Старые Решеты) до Екатеринбурга.

Источник: Нина Акифьева, «ВЕСИ» 2009. № 4. С.78-81.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПАМЯТНИКА

Человеческая цивилизация за время своего существования успела создать на поверхности Земли огромное количество всяких границ. Некоторые из них заметны, другие же, напротив, весьма условны. Незримая линия между Европой и Азией – одна из таких виртуальных границ. И разобраться, где сегодня проходит эта межа, не так-то просто.

История вопроса уходит вглубь столетий. В средние века на Руси границу между Европой и Азией проводили чаще всего по Дону. Впервые же границу между Европой и Азией по Уральскому хребту обозначил русский ученый В.Н. Татищев. В начале XVIII века он отмечал: «…За наилучшее разделение сих двух частей света горы, по древнему Рифейские, по-русски Пояс именуемые, полагаю». Свой вывод Василий Никитич обосновал тем, что Уральский хребет является природным рубежом и мощным водоразделом между европейскими и сибирскими реками. Однако такую точку зрения разделяли далеко не все ученые.

Более или менее точные очертания водораздельная граница между Европой и Азией приняла только в конце XIX века. В обширном труде «Россия», вышедшем в 1899 году под редакцией Семёнова-Тян-Шанского, отмечалось, что на Среднем Урале водораздельный кряж проходит через Веселые горы, через гору Сухарную и Журавлиный камень у Верхне-Тагильского завода и продолжается горами: Жужиными, Шеромскими, Березовой, Киршиной, Черничной, Извезной и Чубаровой. «Окончанием водораздельного кряжа считают Волчью гору на берегу реки Чусовой у Московского тракта (1770ф.). Далее водораздел отклоняется к юго-востоку, проходя вдоль реки Чусовой, иногда значительно понижаясь».

Последний день на старом месте, 1 июля 2007 года. Фото автора

Сегодня некоторые ученые считают, что можно (и даже нужно) отказаться от проведения границы по Уральскому хребту. И такая точка зрения становится все более популярной. Основной вывод всех таких работ – нет двух самостоятельных материков Европа и Азия, а есть один – Евразия. Здесь надо сказать, что концепция эта появилась не сегодня. Еще в 30-е годы XIX века об этом заявлял немецкий ученый и естествоиспытатель Александр Гумбольдт, а Дмитрий Иванович Менделеев в 1906 году писал: «Отделение Европы от Азии во всех отношениях искусственно и с течением времени непременно сгладится и, вероятно, даже пропадет».

Однако пока этого не случилось. И вопрос о границе до сих пор обсуждается на различных научных собраниях и конференциях. Так на Всероссийской научно-практической конференции «Екатеринбург: от завода крепости к евразийской столице», прошедшей в Екатеринбурге в мае 2002 года было заявлено: «Считать научно обоснованным исторически сложившееся проведение границы Европы-Азии по водоразделу горной полосы Среднего Урала и его восточных предгорий. В связи со сложным рисунком водораздельной линии, реальное положение границы в конкретных точках может быть выбрано в пределах некой полосы, осевой линией которой является водораздел. Пограничная полоса близ города Новоуральска, города Первоуральска и деревни Курганово Полевского района проходит через точки: гора Висячий камень, гора Котел, гора Чубарова, гора Березовая, «Чусоводстрой», Варначьи горы, гора Хрустальная, пос. Чусовское озеро, северные окрестности дер. Курганово. При этом она пересекает западную и юго-западную части муниципального образования «Город Екатеринбург».

Опираясь на эту резолюцию, екатеринбургское муниципальное предприятие «Столица Урала» в августе 2004 года установило на 17 километре магистрали 1Р242 (Пермь – Екатеринбург) памятный знак, обозначающий прохождение границы между Европой и Азией в этой точке. Тогда же было заявлено о планах строительства здесь 180-метрового обелиска, напоминающего Эйфелеву башню, в виде стилизованных букв «А» и «Е».

Весь этот парад пограничных обелисков, наверное, имел бы какой-то смысл, если бы не одно «но». Всесоюзное географическое общество линию сухопутной границы между Европой и Азией определило еще в 1958 году. Тогда выяснилось, что самые большие неприятности из-за проведения границы между Европой и Азией по водораздельному Уральскому хребту терпят картографы. При составлении карты Европы они должны были показывать половину Урала, разрывая горные массивы. Возражали против традиционной границы и геологи. Они вынуждены были искусственно делить на две части горы, имевшие единую геологическую историю развития. Было предложено, что нужно договориться о таких границах между Европой и Азией, чтобы Урал и Кавказ не разрывались на части, а целиком относились к той части света, с которым они больше связаны геологической историей. В связи с этим было рекомендовано границу Европы и Азии проводить по восточной подошве Уральских гор и Мугоджар, затем по реке Эмбе. по северному берегу Каспия, по Кумо-Манычской впадине и Керченскому проливу.

Таким образом, в споре о границе была поставлена точка. Урал было решено целиком относить к Европе, а Кавказ тоже целиком – к Азии. Этот вердикт ученых перечеркивает все территориальные споры о виртуальной границе между Европой и Азией по географическому или биологическому принципу, но не решает тему пограничных столбов. Потому что проблема эта не столько географическая, сколько историческая и даже нравственная.

Сегодня многочисленные обелиски с надписью «Европа-Азия» стали появляться, буквально, возле каждого уважающего себя населенного пункта и чисто их уже давно перевалило за двадцать. Но, с исторической и культурной точки зрения, ценность имеет лишь один. Тот, что был первым – обелиск на склоне горы Березовой около города Первоуральска. Тем более что пока граница по водораздельному хребту существует, и даже стала частью общечеловеческой культуры.

История появления этого обелиска берет свое начало в XIX веке. В 1829 году на Урал по приглашению правительства России для оказания содействия науке и промышленности прибыли немецкие ученые: Александр Гумбольдт, Густав Розе и Христиан Эренберг. Проведя барометрическое нивелирование Сибирского тракта от Перми до Екатеринбурга, ученые пришли к выводу, что перевал у горы Березовой (что около города Первоуральска), есть точка естественной границы между Европой и Азией на этой дороге. Впоследствии Розе писал: «Тремя верстами далее (от Шайтанского завода – авт.) у деревни Талица переезд через небольшой приток Чусовой – Талицу; это вместе с тем и последний по сибирскому тракту приток европейских рек. Далее дорога поднимается мало заметно и постепенно на протяжении шести верст, на высоту широкого горного хребта, который называется Березовой горою. От Березовой горы дорога спускается столь же постепенно, как и поднималась, и через 15 верст от Шайтанского завода, у деревни Ново-Алексеевской переезд через речку Решетку, которая впадает в Исеть, посредством ее соединяется с Тоболом и, стало быть, принадлежит уже к системе азиатских вод».

Надо сказать, что местное население особого внимания к этому участку не проявляло – не хуже, но и не лучше других. Весной 1837 года приметное место посетил девятнадцатилетний наследник трона, великий князь Александр Николаевич. 26 мая в 4 часа дня поезд из восьми шестиконных экипажей и трех троек подъехал к рубежу, отмеченному символическим столбом. Переход границы из Европы в Азию отметили скромно – «бокалом вина и поехали, теперь уже под уклон, в Азию. Впереди ждал Екатеринбург», – так отметил это событие в своем дневнике В.А. Жуковский.

А вот Его Высочеству герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому, посетившему Урал в сентябре 1845 года, «пограничная» идея понравилась. А так как памятника тогда еще никакого не было, то он сделал свою роспись на затесе одной из сосен Березовой горы. Надпись была покрыта стеклышком, впоследствии глубоко вросшим в дерево. Чем не памятник?

Посещение герцогом склона на Березовой горе не прошло бесследно. Мы не знаем, кто рассказал главному начальнику горных заводов хребта Уральского генералу Глинке о том случае. Но, как бы ни было, решил Владимир Андреевич, что «столь достопамятный случай должен быть ознаменован прочным памятником, и потому прилично на месте, ознаменованном присутствием Его Высочества, воздвигнуть колонну из тесаного гранита».

Из нескольких вариантов памятника был выбран тот, что показал архитектор уральских горных заводов Карл Турский. Проект, подписанный новым министром финансов Вронченко (с Канкриным этот проект вряд ли бы прошел) и одобренный Его Высочеством герцогом Лейхтенбергским, при воплощении в камне обошелся горному ведомству в 600 рублей серебром.

Памятник, установленный на склоне горы Березовой осенью 1846 года, представлял собою четырехгранную колонну из светло-серого мрамора, в форме усеченной пирамиды, высотою около шести метров с вершиной из белого же мрамора с орнаментом, который иногда путают с «царским гербом». На стороне, обращенной к трактовой дороге, была высечена надпись «В память посещения этого места Их Императорскими Высочествами Наследником Цесаревичем и Великим Князем Александром Николаевичем в 1837 году и Герцогом Максимилианом Лейхтенбергским в 1845 году». Позднее на восточной стороне появилась надпись – «Азия», на западной – «Европа», а на северной – время проезда через Урал высокопоставленных путешественников, Великих князей Владимира и Алексея Александровичей.

«Граница Европы и Азии – писал Василий Немирович Данченко в конце XIX века. Сколько слез пролилось здесь! Несчастные в кандалах в последний раз оглядывались отсюда назад, на свою на веки-вечные покидаемую родину. Далекий, неприютный, чужой и холодный край начинается отсюда. Новая жизнь, новые люди, новые страдания! Воображаю, какие мысли целым роем носились в голове бедного ссыльного, когда он приваливался на краткий отдых к этой пограничной колонне. Может на каждый камень ее подножия падали горючие слезы».

Год шел за годом. По большому тракту мчались почтовые тройки, шли по этапу партии каторжан, путешествовали вельможи, странствовали писатели и ученые, купцы и мещане, крестьяне и мастеровые. Некоторые из них оставляли на памятнике свои записи. В конце XIX века очевидец писал: «К стыду, памятник весь испещрен подписями. Одни начертаны легко, другие врезаны глубоко. Мы насчитали 26 фамилий, которые не перечисляем только потому, что нам совестно за этих знаменитостей-вандалов…».

После 1917 года старались не вспоминать, в честь какого события был установлен памятник на Березовой горе и до середины XX столетия особого внимание на пирамиду ни власти, ни население не обращали. Однако в 1946 году специальным постановлением Первоуральского горисполкома памятник поставили на учет и, как смогли, отреставрировали. В конце 50-х годов вокруг обелиска поставили литую чугунную ограду и скамейки для посетителей. И с этого времени обелиск становится фирменным знаком Первоуральска. Летом 1982 года памятник на Березовой горе в очередной раз преобразился. Старый обелиск облицевали полированными плитами, на которых уже сложно было что-либо нацарапать, вместо чугунной ограды установили стальные столбики с цепями, облагородили прилегающую территорию и проложили в дорожном полотне старого Московского тракта «пограничную полоску» из змеевика.

В начале лета 2006 года широкой общественности стало известно о реконструкции памятного места. Казалось бы, событие крайне позитивное, если бы не одно «но» – старейшему уральскому памятнику места в новом проекте не нашлось. Одна из первоуральских газет в статье под названием «На стыке двух континентов» (не беда, что Европа и Азия не континенты, а части света – авт.), ссылаясь на помощника мэра города Первоуральска, сообщала: «Прежний знак отправлен пока на кемпинг. Старый бренд будет украшать увеселительное заведение, привлекая молодежь». Браво! Обелиск, украшавший городской герб и являющийся по сути одним из старейших уральских обелисков, доживших до наших дней, будет «украшать увеселительное заведение»!

К счастью будущее старого обелиска оказалось не столь мрачно. Под напором общественности администрация Первоуральска пошла на компромисс. И сегодня у нас не один, а два памятника. Один (коммерческий), красивый и презентабельный, установлен на склоне горы Березовой, недалеко от того места, где стоял старый памятник. Его строительство было профинансировано из областного бюджета. Другой (исторический) был установлен чуть ниже по склону, около новой дороги по соседству с родником Федора Данилова. Сделано это было на средства Новотрубного завода. К сожалению, старый оригинальный памятник (вернее то, что от него осталось) по-прежнему скрыт от глаз под полированными плитами новодела.

Жизнь не стоит на месте. Осенью 2008 года на «европейской» стороне комплекса была заложена дубовая аллея. 27 саженцев дуба, предоставленных Билимбаевским лесхозом, высадили сотрудники администрации Первоуральска, руководители заводов и почетные гости. А весной этого года на «азиатской стороне» должна появиться аллея кедров.

Источник: Нина Акифьева, Веси № 2-3, 2009, С 38-41.

АС

АС – в переводе с французского – туз, искажённое старофранцузское «Deus» – Бог. В карточной иерархии только туз (Бог) выше короля. Отсюда появилась традиция рисовать на фюзеляжах и капотах аэропланов карточные символы/

Константин Александрович Пильщиков родился в 1910 году в заводском поселке при Шайтанском горном заводе (город Первоуральск), в большой рабочей семье. Дом его отца стоял на «Дербенской стрелке», так раньше назывался участок, ответвляющийся в южном направлении от улицы «Большой» (ул. Ленина). Здесь он окончил школу, а потом, как и большинство своих сверстников, пошел работать на завод. Предприятие, где начиналась трудовая биография Константина Пильщикова, называлось: «Первоуральский хромпикововый химический завод».

Но юношу тянет в небо, и жажда полетов с годами становится только сильнее. Перед призывом на военную службу он настойчиво просит направление в летное военное училище и добивается своего в 1932 году, став счастливым обладателем путевки «Комсомолец, на самолет». Но в Перми его ожидало горькое разочарование – буквально перед самым набором Школа военных пилотов и авиационных техников, располагавшаяся в трехэтажном здании бывшей духовной семинарии, неожиданно для курсантов сменила название и профиль – с 1933 года Военная авиационно-техническая школа №3 готовила только авиационных техников.

В училище неразлучным другом Константина стал сибиряк, будущий маршал авиации и первый трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин. Они всюду вместе. Вместе занимаются спортом, вместе участвуют в лыжных гонках в составе сборной Уральского военного округа, вместе летают на планере, вместе нарушают дисциплину и вместе сидят на гауптвахте.

Курсантов, закончивших школу с отличием, направили в ленинградскую Военно-техническую школу ВВС РККА на курсы старших авиационных техников. В январе 1934 года Константин с лучшим другом Александром Покрышкиным приезжают в город на Неве. После окончания курсов, в конце 1934 года, их пути расходятся. Снова друзья встретятся лишь через десять с лишним лет, в мае 1945-го в Германии.

В июле 1936 года в Испании начался вооруженный мятеж, а уже в сентябре туда стали прибывать первые советские летчики-добровольцы. Пильщиков подает рапорт за рапортом с просьбой отправить его в Испанию. Его упорство увенчалось успехом – в начале 1937 года он попадает в авиагруппу, которой командует земляк-уралец Анатолий Константинович Серов. Здесь, в Испании, Константин Пильщиков был награжден своим первым боевым орденом Красной Звезды (27.10.37.).

Вернувшись из Испании, он поступает в авиационную школу и осуществляет свою давнюю мечту – становится военным летчиком. В начале 1941 года Константин Александрович получает направление в Одесский военный округ, в 168-й истребительный авиаполк (168-й истребительный ордена Суворова авиационный полк). Год назад он вступил в ВКП(б) и на новом месте службы был назначен на должность заместителя командира эскадрильи по политчасти. 5 мая 1941 года полк был передислоцирован на аэродром у станции Колосовка. Здесь и застала Константина Александровича война, которую прошел «от звонка до звонка».

Первый воздушный бой он принял в начале июля 1941 года. Вот как писал об этом начальник штаба 168-го полка Федор Семенович Гнездилов: «12 июля тройка наших И-16 сопровождала уходившего через линию фронта разведчика Пе-2Р. Ведущим шел комиссар эскадрильи К.А. Пильщиков. Экипаж разведчика уверенно справился со своей задачей. Выполнив разворот, он подал истребителям сигнал: «Возвращаемся на свой аэродром!». Внезапно Пильщиков увидел четверку вражеских «фиатов», а за ними – четверку «мессершмиттов». Горючее в баках наших «ишачков» было на исходе. Однако «Петлякова» нужно было непременно защитить. Ведь на борту у него важные разведданные. Оценив обстановку, летчик-комиссар решил отвлечь внимание истребителей врага от «пешки» и атаковать их в лоб. Пильщиков направил И-16 навстречу гитлеровцам. Сближение шло стремительно. Фашисты ударили очередями из пушек и пулеметов. Сверкающие трассы проносились мимо. Наши летчики открыли по врагу ответный пулеметно-пушечный огонь. И когда до «фиатов» оставалось около полутораста метров, те свечой рванулись вверх. Константин Пильщиков и Петр Шурмин ждали этого момента. Увидев в прицеле желтые фюзеляжи вражеских истребителей, они почти в упор выпустили в них короткие пушечные очереди. Два «фиата» рухнули на землю. Неожиданно в машине Константина заклинило мотор, но летчик вовремя смог уйти на вынужденную посадку. Он приземлился где-то в районе наших отступавших артиллерийских частей. Через три дня вернулся в полк». За проявленную доблесть Константин Пильщиков был награжден орденом Красного Знамени (11.11.1941).

Бывали дни, когда Константин Александрович поднимался в небо по семь-восемь раз. Сражался мастерски, смело. В одном из полетов капитан Пильщиков вместе с ведомым младшим лейтенантом Максимовым обнаружили в районе Шаргорода большое скопление вражеских машин и решили обстрелять цель. В момент разворота для захода в очередную атаку летчики увидели четверку «мессеров». Пришлось принять бой. Виктор Максимов направил свой «ишачок» прямо в лоб вражескому истребителю. Никто не отвернул с боевого курса. Самолеты на огромной скорости со страшной силой врезались друг в друга. На землю посыпались обломки. Константин Пильщиков остался один против трех. В бронеспинку ударил снаряд, осколок впился в руку. Кончились боеприпасы, но Константин Александрович, снижаясь, и продолжая маневрировать, тянул самолет на восток.

Испания, Мадрид, 1937 год. Верхний ряд: Висенти Делваде, Константин Пильщиков, Рафаэль Ортега. Нижний ряд: А. Рыцарев, Идальго, Вячеслав Рыбников. Фото из фондов Архивного отдела Г.О. Первоуральск

Вот как описывал в своей книге этот бой генерал-майор авиации Федор Семенович Гнездилов: «Мессерам» все же удалось зажать его в тиски. Они подошли к нему с разных сторон почти вплотную, выстрелами показали направление полета: разворачивайся, дескать, и жми на их аэродром, пока цел. В плен решили захватить. Вместе с истребителем. Но не тут-то было. Пильщиков резко бросил свой «ишачок» влево. Гитлеровец в страхе шарахнулся от него, не рассчитал и врезался в своего ведомого. Оба «мессера» почти одновременно загорелись, упали. В небе оставались лишь два истребителя – наш и вражеский. Фашистский летчик покружил над нашим И-16, погрозил из кабины Пильщикову кулаком, но сделать ничего не мог, вероятно, боеприпасы кончились и у него. Тяжело раненный осколками Пильщиков едва дотянул искореженный истребитель до своего аэродрома. Шасси не выпускались, и летчик посадил машину на «живот». Товарищи вытащили Константина Александровича из кабины, и он коротко доложил о результатах разведки и неожиданном бое на обратном маршруте. Подкатила «санитарка», и летчика увезли в госпиталь. Требовалась срочная операция». За этот подвиг капитан Пильщиков был награжден вторым орденом Красного Знамени (21.01.1942г.)

В начале мая 1942 года на Западном фронте была сформирована 1-я воздушная армия. В нее и вошел 168-й авиаполк. В оперативном отношении полк был подчинен 16-й армии с задачей обеспечения ее данными воздушной разведки. Тогда же, после лечения в госпитале, в свою эскадрилью вернулся Константин Пильщиков. Летал много, но получал не только благодарности. Как-то из штаба 16-й армии поступило приказание в срочном порядке произвести контрольную воздушную разведку передвижения фашистских войск в районах Брянска и Карачева. На выполнение этого задания вылетели майор Пильщиков и прикрывавшие его старший лейтенант Серебряков и лейтенант Астахов. Неожиданно истребители встретили Ю-88. У группы Пильщикова было важное задание и он, разумеется, мог пройти мимо бомбардировщиков. Но комэск решил атаковать, расстроить боевой порядок «юнкерсов», а затем продолжить полет по маршруту. Он направил истребитель на ведущего первой тройки «юнкерсов» и открыл огонь. В следующую секунду нажали гашетки и оба ведомые. Один «юнкерс» задымил и, резко клюнув носом, почти отвесно пошел к земле. Проскочив первое звено, истребители таким же плотным огнем встретили второе. На выходе из пикирования Пильщиков бросил взгляд вверх назад и увидел, как пламя охватило еще один «юнкерс». Вдруг, огненные трассы прочертили воздух над самой кабиной, сильно ударило в фюзеляж. Помимо воли летчика истребитель резко рванулся ввысь. Он попытался сманеврировать, но рули управления не повиновались. Оставалось одно – выброситься из кабины с парашютом. За эту операцию Пильщикову объявили выговор. «Ваши летчики должны раз и навсегда запомнить, что главная их задача – воздушная разведка, – разъяснил командиру авиаполка начальник штаба армии. – Никто из них не вправе вступать в бой, если это грозит срыву главной задачи. Тому, кто не может усвоить этой истины, в разведке делать нечего».

В августе 1942 года майора Пильщикова назначили на должность командира 168-й авиаполка. Федор Семенович Гнездилов вспоминал: «Все мы отлично знали этого боевого летчика. В поединках с врагом он был отважен и смел. Обладал поистине завидным мастерством пилотирования истребителя. На него держала равнение вся наша молодежь. Его знали и уважали во всех полках нашей 303-й авиадивизии».

Летом 1943 года неожиданно случилась «брянская эпопея». Группа штурмовиков получила задание провести бомбардировку по аэродрому города Брянска. Для прикрытия ИЛов выделили три эскадрильи истребителей из разных полков 303-й дивизии. Кто должен был возглавить эту группу, штаб дивизии заранее не определил. Лишь за час до вылета сообщили, что старшим группы истребителей назначен командир 168-го авиаполка майор Пильщиков. По существу, это была простая формальность, поскольку у Константина Александровича уже не оставалось времени для организации взаимодействия между тремя группами истребителей, и каждый командир действовал самостоятельно. Операция провалилась, штурмовики, причинив врагу незначительный урон, сами понесли ощутимые потери. Срыву боевого вылета способствовало то, что боевой порядок на маршруте группа штурмовиков не выдержала. «Мессеры» связали наших истребителей боем, оторвали от строя штурмовиков и нанесли им большие потери.

Во всех грехах обвинили Пильщикова. «За отсутствие воли командира в воздухе и оставление штурмовиков» приказом генерала М.М. Громова Пильщиков (в назидание другим командирам и всему лётному составу) был отстранен от командования полком. Это вызвало недоумение среди летчиков дивизии, так как все понимали, что основными виновниками того, что произошло при налете нашей авиации на брянский аэродром, были другие.

«Ходил» ли Константин Александрович в штрафниках из документов не ясно. Осенью 1943 года его назначили командиром 523-го истребительного авиаполка. Под командованием подполковника Пильщиков этот полк, выполняя в основном задания по разведке, стал «зорким глазом» 3-го Белорусского фронта. В полку было немало опытных воздушных следопытов. Фактически они летали на разведку при любых погодных условиях. И в том, что к концу войны 523-й полк стал Оршанским и четырежды орденоносным (ордена Красного Знамени, Суворова 3 степени, Кутузова 3 степени и Александра Невского) большая заслуга командира полка. За умелое управление полком и геройство, проявленное в боях, Константин Александрович был награжден еще одним (третьим) орденом Красного Знамени (19.02.1944г.) и орденом Александра Невского (10.06.1944г.).

Война подходила к концу – шел последний месяц предпоследнего военного года. На счету подполковника. Пильщикова было 260 боевых вылетов. В воздушных поединках он сбил 13 вражеских самолетов (без учета тех самолетов противника, что были уничтожены в составе групп во время штурмовых ударов по аэродромам). Командир 303-й истребительной авиационной дивизии генерал-майор авиации Г.Н. Захаров о своем подчиненном говорил так: «Я не ошибусь, сказав, что Константин Пильщиков был самым любимым из командиров полков. Были у нас командиры сильные, пользующиеся у лётчиков непререкаемым авторитетом, заслуженным уважением. Анатолий Голубов, Семён Сибирин, Александр Петровец, Иван Заморин, командиры «Нормандии» Жан Тюлян, Пьер Пуйяд, Луи Дельфино – всё это были лётчики, словно самой судьбой предназначенные для командования полками. Но больше всех любили именно Пильщикова».

Константин Александрович продолжал выполнять наиболее важные задания. «Не однажды приходилось ему летать в условиях, когда, как говорят, «консолей крыла не видно», при низкой облачности, над самыми верхушками деревьев и крышами зданий».

24 Декабря 1944 года командир 523-го истребительного авиаполка Константин Пильщиков в паре с майором Кривохижем искал немецкие танки. Снова и снова всматривался он в пустынную, покрытую кустарником и прорезанную оврагами, местность. Неожиданно он заметил гусеничный след, который уходил в глубокий овраг. Решив проверить своё предположение, он ударил по оврагу из пушек. Немцы не выдержали и открыли интенсивный ответный огонь. Один снаряд попал в машину Пильщикова. С задания ведомый вернулся один. Командир же не «дотянул» до линии фронта километра два. Из горящего самолета он выбросился с парашютом, но приземлился неудачно. Внизу его ждали фашисткие автоматчики.

Тогда же в горвоенкомат города Баку, по месту эвакуации жены, Полины Яковлевны Пильщиковой (Баку. пос. Кагановича. Новостройка) была направлена «похоронка»: «Подполковник Пильщиков Константин Александрович – командир 523 истребительного авиационного полка 303 истребительной авиационной дивизии. Погиб. Сбит зенитной артиллерией противника при выполнении боевого задания 24 12 1944г.».

Каково же было удивление и радость друзей однополчан, когда они узнали, что Пильщиков не погиб. Александр Иванович Покрышкин в своих воспоминаниях писал: «Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. После дружеских объятий спросил у него:

– Костя, почему ты в американской форме?

– Лагерь военнопленных, где я был после того, как меня сбила в конце войны зенитка, захватили американцы.

– Костя Пильщиков, друг золотых юных лет, облачайся в мою гимнастерку, галифе, ведь тебе даже звезд на погонах не надо уменьшать. Все нашлось у меня для друга – и одежда, и пища, и добрые слова. Воспоминания воскресили в памяти незабываемые годы, полные настойчивой пытливости, молодецких проделок и упорного труда во имя заветной мечты. Костя погостил у меня всего один денек. Я помог ему добраться до города, в котором можно было сесть на поезд. Он торопился домой, на Родину.

О дальнейшей судьбе Константина Александровича Пильщикова известно мало. «Судя, по существенным пробелам в биографии, на смену радостным эмоциям от встреч с однополчанами пришла горечь и обида от унижений и недоверия в ходе затянувшейся проверки. А потом наступило забвение». Впрочем, Алексей Калюжный вспоминал, что встречал Константина Александровича на Северном Кавказе или в Средней Азии. «Прекрасный человек, его летчики очень любили… На одну из встреч в Москву он приезжал А больше я его не видел и не знаю его судьбу».

Однако кое-что нам все-таки удалось обнаружить в документах наградного отдела ЦА Министерства Обороны. Среди ветеранов, награжденных орденом Отечественной войны I степени к 40-летию Победы в 1985 году, значился и полковник в отставке Константин Александрович Пильщиков. Из карточки награжденного также известно, что жил тогда Константин Александрович на Ставрополье, в селе Кугульта Петровского района. Вероятно, там он и был похоронен в 1998 году.

Источник: Нина Акифьева, газета Вечерний Первоуральск, 8 мая 2013.

КРЫЛЬЯ РОДИНЫ

Жили в заводском поселке при Шайтанском горном заводе два парня, два двоюродных брата – Константин и Евгений Пильщиковы. Здесь они родились, росли, дружили, окончили школу, а потом, как и большинство своих сверстников, пришли работать на завод. Евгений после окончания Березняковского химического техникума, а Константин после фабрично заводского училища. Предприятие, где начинались трудовые биографии братьев, называлось «Уральский хромпиковый химический завод имени X лет Октября». «Бывало за смену на цановских прокалочных печах набегаешься, по лестницам к бункерам, а после работы лихо топаешь пешком до Первоуральска», – вспоминал спустя годы Константин Александрович Пильщиков.

Человеческая судьба складывается из множества событий – как важных, так и, на первый взгляд, незначительных. Но иногда принятое один раз решение дает толчок и резко меняет всю жизнь. Перед призывом на военную службу, а призывной возраст в то время был 21 год, Пильщиковы настойчиво просят направить их в летное военное училище и добиваются своего.

В 1932 году Евгений Николаевич прошел отбор и был направлен в аэроклуб города Свердловска. «Прыжки с парашютом, тренировочные полеты – день за днем осваивал он летное искусство. Летал отлично, руководить умел. Его оставили инструктором. А через несколько лет назначили начальником летного отряда. Когда грянула война, его направили в полк легких ночных бомбардировщиков. Дома остались жена с дочерью Викторией и сыном Владимиром».

В 1932 году Константин Александрович, став счастливым обладателем путевки «Комсомолец на самолет», поехал поступать школу военных летчиков. Но в Перми его ожидало разочарование – перед самым набором школа военных пилотов и авиационных техников неожиданно для курсантов сменила название и профиль. С 1932 года военная авиационно-техническая школа №3 готовила только авиационных техников.

В училище неразлучным другом Константина стал сибиряк, будущий маршал авиации и трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин. Они всюду вместе. Вместе занимаются спортом, вместе участвуют в лыжных гонках в составе сборной Уральского военного округа, вместе летают на планере, вместе нарушают дисциплину и вместе сидят на гауптвахте. Курсантов, закончивших школу с отличием, направили на курсы старших авиационных техников в ленинградскую Военно-техническую школу ВВС РККА. После окончания курсов пути Пильщикова и Покрышкина расходятся. Друзья встретятся лишь через десять лет, в мае 1945-го в Германии.

До 1937 года Константин Александрович служил техником в истребительном полку недалеко от Баку. В начале 1937 года он едет «добровольцем» в Испанию и попадает в авиагруппу, которой командует земляк Анатолий Константинович Серов. Здесь, в Испании, Константин Пильщиков был награжден своим первым боевым орденом.

Слева командир 523 истребительного авиаполка, подполковник Пильщиков Константин Александрович, 1944 год. Справа Пильщиков Евгений Николаевич, 1939 год. Фото из фондов музея ЗАО «Русский хром 1915»

Вернувшись из Испании, он поступает в авиационную школу и осуществляет свою давнюю мечту – становится военным летчиком. В начале 1941 года Константин Александрович получает направление в Одесский военный округ, в 168-й истребительный авиаполк. Год назад он вступил в ВКП(б) и на новом месте службы был назначен на должность заместителя командира эскадрильи по политчасти. 5 мая 1941 года полк был дислоцирован на аэродроме у станции Колосовка. Здесь застала Константина Александровича война, которую он прошел «от звонка до звонка».

Первый воздушный бой он принял в начале июля 1941 года. Вот как писал об этом начальник штаба 168-го полка Федор Семенович Гнездилов: «12 июля тройка наших И-16 сопровождала уходившего через линию фронта разведчика Пе-2. Ведущим шел комиссар эскадрильи К.А. Пильщиков. Внезапно [он] увидел четверку вражеских «фиатов», а за ними – четверку мессершмиттов. Оценив обстановку, летчик-комиссар решил отвлечь внимание истребителей врага от «пешки» и атаковать их в лоб. Пильщиков направил И-16 навстречу гитлеровцам. И когда до «фиатов» оставалось около полутораста метров, те свечой рванулись вверх. Константин Пильщиков и Петр Шурмин ждали этого момента. Увидев в прицеле желтые фюзеляжи вражеских истребителей, они почти в упор выпустили в них короткие пушечные очереди. Два «фиата» рухнули на землю. Неожиданно в машине Константина заклинило мотор, но летчик вовремя ушел на вынужденную посадку, приземлившись в районе наших отступавших артиллерийских частей».

Бывали дни, когда Константин Александрович поднимался в небо по семь-восемь раз. Сражался мастерски, смело. В одном из полетов капитан Пильщиков вместе с ведомым младшим лейтенантом Максимовым обнаружили в районе Шаргорода большое скопление вражеских машин и решили обстрелять цель. В момент разворота для захода в очередную атаку летчики увидели четверку «мессеров». Пришлось принять бой. Виктор Максимов направил свой «ишачок» прямо в лоб вражескому истребителю. Никто не отвернул с боевого курса. Самолеты на огромной скорости со страшной силой врезались друг в друга. На землю посыпались обломки. Константин Пильщиков остался один против трех. В бронеспинку ударил снаряд, осколок впился в руку. Кончились боеприпасы, но Константин Александрович, снижаясь и продолжая маневрировать, тянул самолет на восток. Вот как описывал в своей книге этот бой генерал-майор авиации Федор Семенович Гнездилов: «Мессерам все же удалось зажать его в тиски. Они подошли к нему с разных сторон почти вплотную, выстрелами показали направление полета: разворачивайся, дескать, и жми на их аэродром, пока цел. В плен решили захватить. Вместе с истребителем. Но не тут-то было. Пильщиков резко бросил свой «ишачок» влево. Гитлеровец в страхе шарахнулся от него, не рассчитал и врезался в своего ведомого. Оба «мессера» почти одновременно загорелись, упали. В небе оставались лишь два истребителя – наш и вражеский. Фашистский летчик покружил над И-16, но сделать ничего не мог, вероятно, боеприпасы кончились и у него. Тяжело раненный осколками Пильщиков едва дотянул искореженный истребитель до своего аэродрома. Шасси не выпускались, и летчик посадил машину на «живот». Товарищи вытащили Константина Александровича из кабины, и он коротко доложил о результатах разведки и неожиданном бое на обратном маршруте. Подкатила «санитарка», и летчика увезли в госпиталь. Требовалась срочная операция».

В начале 1942 года произошла неожиданная встреча братьев. «После боевых вылетов, уже в сумерках, наш летный состав направлялся на отдых, – вспоминал Константин Пильщиков. Ехали мимо группы из двенадцати легких ночных бомбардировщиков У-2, приземлившихся в этот день на аэродроме базирования наших истребителей ЛАГ-3 в Корекозево.

– Откуда? – спросил кто-то из нас, стоявшего у самолета человека.

– Из Свердловска, Арамиля.

– А Пильщиков прилетел?

– Да, это наш командир отряда. Вон он запускает мотор.

– С машины меня как ветром сдуло, вспоминал Константин Александрович. Усталость и тяжелый меховой комбинезон не мешали бежать к самолету». Братья обнялись и не торопясь пошли в село. Делились новостями из писем, мечтали, как было бы хорошо воевать вместе. Трудно описать радостную встречу двух братьев. Но, к сожалению, она была коротка – всего двое суток. При выполнении боевой задачи самолет Евгения Пильщикова был сбит. Мессершмитт-109 настиг лишенного защиты У-2 и расстрелял его над нашей территорией. «…Не верилось, что его нет с нами. Несколько дней назад мы вместе радовались, смеялись, вспоминая Шайтанку, завод, друзей, подруг», – с горечью вспоминал Константин Александрович.

Похоронили Евгения Пильщикова и его штурмана в деревне Корекозево Калужской области.

В августе 1942 года майора Константина Пильщикова назначили на должность командира 168-й авиаполка. Федор Семенович Гнездилов вспоминал: «Все мы отлично знали этого боевого летчика. В поединках с врагом он был отважен и смел. Обладал поистине завидным мастерством пилотирования истребителя. На него держала равнение вся наша молодежь. Его знали и уважали во всех полках нашей 303-й авиадивизии».

Осенью 1943 года Константина Александровича назначили командиром 523-го истребительного авиаполка. Шел последний месяц предпоследнего военного года. На счету подполковника Пильщикова было 260 боевых вылетов. В воздушных поединках он сбил 13 вражеских самолетов. Командир 303-й истребительной авиационной дивизии генерал-майор авиации Г.Н. Захаров о своем подчиненном говорил так: «Я не ошибусь, сказав, что Константин Пильщиков был самым любимым из командиров полков. Были у нас командиры сильные, пользующиеся у лётчиков непререкаемым авторитетом, заслуженным уважением. Анатолий Голубов, Семён Сибирин, Александр Петровец, Иван Заморин, командиры «Нормандии» Жан Тюлян, Пьер Пуйяд, Луи Дельфино – всё это были лётчики, словно самой судьбой предназначенные для командования полками. Но больше всех любили именно Пильщикова».

Отдавая должное героям-летчикам, Константин Александрович Пильщиков в письме своим товарищам с хромпикового завода писал: «[Мы] получали новенькие Яки, Ла-5. Ла-7, снабженные пушками, из которых мы поливали бронебойными снарядами самолеты врага, штурмовали эшелоны и даже танки. Значит, спасибо моему родному заводу «Хромпик» за твердосплавные порошки, спасибо людям, [которые] придумали и делали их на благо разгрома врага».

24 Декабря 1944 года командир 523-го истребительного авиаполка Константин Пильщиков в паре с майором Кривохижем искал немецкие танки. Снова и снова всматривался он в пустынную, покрытую кустарником и прорезанную оврагами, местность. Неожиданно он заметил гусеничный след, который уходил в глубокий овраг. Решив проверить своё предположение, он ударил по оврагу из пушек. Немцы не выдержали и открыли интенсивный ответный огонь. Один снаряд попал в машину Пильщикова. С задания ведомый вернулся один. Командир не «дотянул» до линии фронта. Из горящего самолета он выбросился с парашютом. Внизу его ждали фашистские автоматчики.

Тогда же в горвоенкомат города Баку, по месту жительства жены, Полины Яковлевны Пильщиковой была направлена «похоронка»: «Подполковник Пильщиков Константин Александрович – командир 523 истребительного авиационного полка 303 истребительной авиационной дивизии, погиб, сбит зенитной артиллерией противника при выполнении боевого задания 24 декабря 1944 года».

Каково же было удивление и радость друзей однополчан, когда они узнали, что Пильщиков не погиб. Кстати, про возвращение из плена Константина Пильщикова есть две версии:

Одна от командира 303-й истребительной авиационной дивизии генерал-майор авиации Георгия Нефёдовича Захарова: «…Пильщиков в своем последнем боевом вылете не дотянул до линии фронта километра два. Прыгнул неудачно: зацепился за дерево, а при попытке освободиться упал на землю и от удара потерял сознание. Четыре месяца мытарствовал летчик в лагерях для военнопленных и вот 22 апреля с группой товарищей совершил побег из лагеря Вайден. Почти три недели летчики скитались по Германии, 11 мая вышли к своим в районе Дрездена».

Другая от Александра Ивановича Покрышкина: «Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. После дружеских объятий спросил у него:

– Костя, почему ты в американской форме?

– Лагерь военнопленных, где я был после того, как меня сбила в конце войны зенитка, захватили американцы.

Эту версию подтверждает и Василий Афанасьевич Меркушев: «22 апреля нас освободили из лагеря Вайден американские войска. […]. После освобождения я прорывался к линии фронта в группе летчиков. Все они когда-то попали в плен, как и я, в бессознательном состоянии после катапультирования. На привалах, прячась с подполковником Константином Пильщиковым под вывороченными с корнями соснами, мы мечтали, как попадем в родную часть…».

В своих воспоминаниях Александр Иванович Покрышкин писал: «Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. «Костя Пильщиков, друг золотых юных лет, облачайся в мою гимнастерку, галифе, ведь тебе даже звезд на погонах не надо уменьшать. Все нашлось у меня для друга – и одежда, и пища, и добрые слова. Воспоминания воскресили в памяти незабываемые годы, полные настойчивой пытливости, молодецких проделок и упорного труда во имя заветной мечты. Костя погостил у меня всего один денек. Я помог ему добраться до города, в котором можно было сесть на поезд. Он торопился домой, на Родину».

Александр Иванович Покрышкин не рассказал всех подробностей той давней истории. Прежде чем попасть «домой, на Родину» Константин Пильщиков с товарищем по лагерю, командиром 152-го истребительного полка, Героем Советского Союза Василием Афанасьевичем Меркушевым до ноября 1945 года «проходили государственную проверку». «Судя, по существенным пробелам в биографии, на смену радостным эмоциям от встреч с однополчанами пришла горечь и обида от унижений и недоверия в ходе затянувшейся проверки».

Кстати, Константину Пильщикову, в отличие от Василия Меркушева сильно «повезло». В 1949 году американские спецслужбы передали своим советским коллегам архивы немецких разведывательных органов. Среди прочих бумаг был обнаружен протокол допроса Василия Меркушева, из которого следовало, что он рассказал немцам о боевом пути своего полка, и о его месте дислокации. Меркушев был арестован. В протоколе допроса есть его признание: «…Меня допрашивали спустя 45 дней после падения, я был уверен, что эти сведения устарели и не представляют какой-либо оперативной ценности». Военный трибунал признал В.А. Меркушева виновным и определил меру наказания 10 лет исправительно-трудовых лагерей, с 22 февраля 1949 года. Василия Афанасьевича Меркушева освободили по амнистии 1 июня 1954 года. Ему вернули звание Героя Советского Союза, «Золотую Звезду», два ордена Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, восстановили воинское звание – подполковник запаса.

К Пильщикову судьба была более благосклонна. «После восстановления в правах» Константин Александрович продолжил службу в вооруженных силах и даже окончил заочно академию ВВС. В 1957 году «по состоянию здоровья вышел в отставку». Среди боевых наград полковника Пильщикова четыре ордена «Красное Знамя», три ордена «Красная Звезда», орден Александра Невского. В группе ветеранов, награжденных орденом Отечественной войны I степени в 1985 году, полковник в отставке Константин Александрович Пильщиков также значился. Из карточки награжденного известно, что жил тогда Константин Александрович на Ставрополье, в селе Кугульта Петровского района. По неподтвержденным данным, скончался Константин Александрович Пильщиков в 1996 году.

Источник: Акифьева Н.В. Крылья Родины, Новая еженедельная газета № 38, 2 октября 2014 и № 39, 9 октября 2014.

ПЕРВОУРАЛЬСКИЙ ГОРОДСКОЙ ОКРУГ (Краткая историческая справка территории)

Екатеринбургское издательство «Банк культурной информации» выпустило в свет книгу «Природные особенности городского округа Первоуральск». Новое издание вышло в замечательной серии «Очерки истории Урала» (выпуск 80). Книга предназначена для любителей природы и истории Урала.

Территория, на которой находится сегодня Первоуральский городской округ, своими очертаниями почти повторяет контуры и размеры старых заводских дач Шайтанского, Билимбаевского и Уткинского заводов. В восточной части территории округа раньше находились посессионные земли лесной дачи Шайтанского завода. Дача эта размещалась частью на западном склоне Уральского хребта, частью на самом хребте. Лишь незначительный северо-восточный угол ее захватывал восточный склон. Центральная часть территории округа – это бывшие земли Билимбаевского завода Строгановых. Располагалась Билимбаевская дача по обе стороны Уральского хребта, проходившего через ее северо-восточный угол, и делилась рекой Чусовой на две примерно равные части – северную и южную. Западные территории округа представлены землями Уткинской заводской дачи.

Датой основания города Первоуральска считается 1 (12) декабря 1732 года. В этот день была проведена первая плавка чугуна в доменной печи Шайтанского завода. Основатель завода и его первый владелец – статский советник Никита Никитич Демидов, младший сын тульского заводчика и родоначальника крупнейшей в России промышленной династии Никиты Демидовича Антуфьева (Антюфеева). Первые годы после возведения предприятия интересы владельца в Шайтанке представлял его сын Василий Никитич. Поэтому в быту Шайтанский завод иногда называли Васильевским или Васильевско-Шайтанским. Интересно, что Родерик Мурчинсон, описывая свои наблюдения на пути из Перми в Екатеринбург, называл Шайтанский завод Васильвражск. Вероятно такое название – результат двойного перевода, сначала с русского на английский, а затем с английского на русский. С переводом «Васильевский» сложностей не возникло, а вот как был усвоен иностранцем смысл «туземного» слова «Шайтанский», можно только догадываться.

У Билимбая свои отцы-основатели – братья Строгановы: Александр Григорьевич, Николай Григорьевич и Сергей Григорьевич. Кто из них был инициатором возведения завода – неизвестно. Однако прошение о строительстве было составлено от имени Александра Григорьевича, и он же до конца 40-х годов XVIII века официально значился «заводосодержателем». Мы говорим о Строгановых во множественном числе, потому что деятельность Александра Григорьевича на том этапе была неразрывно связана с деятельностью его братьев. Когда требовали обстоятельства, братья всегда выступали с общей позицией. И только после раздела имущества, произведенного в 1749 году, Билимбаевский завод стал собственностью барона Сергея Григорьевича Строганова.

Сложнее обстоит дело с выбором основателя Новоуткинского завода. Ведь строился он и до июля 1758 года принадлежал казне. Однако свой «крестный отец» был и у него. В 1745 году обязанности Главного командира в Екатеринбурге исполнял Никифор Герасимович Клеопин. Это ему принадлежит инициатива создания государственного завода на реке Утке: «Близ Уткинской пристани с левой стороны впала в Чусовую речка Утка, которая водой всегда бывает довольна. И если на оной построить плотину и пильную мельницу вместо Каменской и к тому построить домну и молотовую фабрику с двумя молотами, то можно тем чугуном не только те молоты, но и Сылвенский завод довольствовать». Руководил строительством Уткинского завода член канцелярии Главного правления Сибирских и Казанских заводов, товарищ Михайло Ломоносова берг-мейстер Густав Ульрих Райзер, а главным плотинным специалистом был Леонтий Степанович Злобин. Это о нем генерал Геннин в свое время писал: «Самый искусный в своем деле».

Продолжая разговор о первопроходцах, скажем несколько слов старейшем населенном пункте на территории округа – Чусовской (Уткинской) слободе. Традиционно считалось, что основателями этого населенного пункта, возникшего в 1651 году, являлись слободчики Фрол Арапов и Афанасий Гилев. Однако сегодня не все так очевидно и новые свидетельства, представленные Юрием Витальевичем Коноваловым, позволяют взглянуть на проблему по-иному. «Самые ранние документы, – писал он, – однозначно показывают, что основателями и первыми слободчиками Чусовской слободы были Семен Васильевич и Афанасий Иванович Гилевы. Фрол Арапов в это время документами именуется просто «Чусовские слободы оброчным крестьянином».

Кроме названных территорий к старейшим населенным пунктам Первоуральского городского округа относятся деревни: Каменка (1670/71гг.); Крылосово (1658/59гг.); Подволошная (не позднее 1719г.) и Нижнее Село (не позднее 1719г.).

2 сентября 1920 года решением Уралбюро ВСНХ Шайтанский завод был переименован в 1-й Уральский завод цельнотянутых труб. 3 ноября 1923 года ЦИК СССР принял постановление об образовании Уральской области. Старые горные округа и волости были ликвидированы, а на их месте возникли новые образования – районы. Ревдинская, Билимбаевская, Новоуткинская и Васильево-Шайтанская волости были слиты в один район, а его центром стал поселок Первоуральский. Завод «Первый Уральский», а значит и поселок при нем тоже «Первоуральский».

20 июня 1933 года постановлением ВЦИК было утверждено преобразование рабочего поселка «Первоуральский» в город с присвоением ему названия «Первоуральск» и подчинением города первоуральскому райисполкому. В черту города на тот момент входили поселки и промышленные площадки вновь строящихся заводов – Динасового и Трубного; площадка Хромпикового завода с железнодорожной станцией Хромпик; поселок Гологорского рудника; селения Сажино, Пильная, Талица и Подволошная с одноименной железнодорожной станцией Подволошной; поселок Первомайский; поселки при сельхозкомбинатах Трубного и Хромпикового заводов.

3 мая 1935 года Первоуральск был выделен в город областного подчинения с передачей ему территории упраздненного Первоуральского района. Тогда же из Первоуральского района в самостоятельный субъект областного подчинения была выделена Ревда.

На то время административную структуру Первоуральского района составляли: один город Первоуральск с населением 50658 человек; три рабочих поселка: Билимбаевский – 6622 чел., Кузинский – 4723 чел. и Новоуткинский – 4384 чел.; семь сельсоветов: Починки – 1808 чел., Каменский – 549 чел., Слободской – 1757 чел., Крылосовский – 2310 чел., Битимский – 3232 чел., Новоалексеевский – 2191 чел., Северский – 1354 чел. Итого: 79588 человек.

7 марта 1941 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР на базе рабочего поселка Билимбай и прилегающих к нему территорий был организован Билимбаевский сельский район. Но уже 5 ноября 1955 года рабочие поселки Билимбай, Новоуткинск, Кузино и тяготеющие к ним деревни вновь вошли в состав Первоуральского района.

В 1992 году из административного подчинения Первоуральску вышли рабочие поселки Северка и Палкино. Сегодня оба поселка территориально входят в муниципальное образование «Город Екатеринбург».

В 1995 году был принят Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ». В 1996 году по итогам референдума было создано муниципальное образование «Город Первоуральск». В его территорию были включены: город Первоуральск, посёлки Билимбаевского, Новоуткинского, Кузинского, Новоалексеевского, Битимского и Нижнесельского сельсоветов.

Также по итогам референдума и на основании сельских сходов из Первоуральского района были выведены деревни: Починок (16 ноября 1995 года), Пальники (30 ноября 1995 года) и Елани (17 ноября 1995 года). Все эти населенные пункты вошли в состав вновь созданного муниципального образования «Город Новоуральск».

В 2005 году принимается Устав городского округа Первоуральск в новой редакции. В полном объеме Устав начинает действовать с 1 января 2006 года. С этого момента муниципальное образование (МО) становится городским округом (ГО) Первоуральск.

С 1 января 2025 года в соответствие со статьей 23 Закона Свердловской области от 26 марта 2024 года №24-ОЗ Городской Округ Первоуральск был преобразован в Муниципальный Округ Первоуральск.

Источник: Фрагмент главы 1 «Краткое описание территории» из книги Нины Акифьевой «Природные особенности городского округа Первоуральск» с дополнениями 2026 года.

СОБОЛЬ НА ГЕРБЕ

Считается, что фигура бегущего соболя на гербе Первоуральска «указывает как на роль Демидовых в освоении Урала, так и на значение Уральского региона в освоении и покорении Сибири». И то, и другое соответствует истине. Но какое отношение ко всему этому имеет соболь?

Попробуем разобраться. Итак, Демидовы. Заслуги Демидовых в освоении края настолько очевидны, что не нуждаются в дополнительном признании. Бесспорно и то, что семья Демидовых имеет самое прямое отношение к истории города Первоуральска. Основателем и первым владельцем Шайтанского завода был Никита Никитич Демидов – младший сын родоначальника династии, легендарного Никиты Демидыча. Шайтанские заводы (Нижний и Верхний) принадлежали семье 35 лет, вплоть до 1767 года

Но, причем тут соболь. На гербе дворян Демидовых соболя нет, также нет и сведений о существовании популяции соболя на шайтанских местах. Однако должно же быть хоть какое-то основание для появления зверька на новом гербе Первоуральска. Может, наш соболь – это «тень» от самого знаменитого уральского клейма, демидовского «Старого соболя»?

Использование заводских клейм в гербах уральских городов вполне допустимо и, более того, закономерно. Гербы старинных уездных городов Европейской России нередко создавались на основе княжеских и городских печатей. Известно, что на основе клейм разрабатывались иногда и заводские печати, а ведь именно заводы стали основой для формирования большинства современных уральских городов.

Некоторые исследователи считают, что знак соболя появился в Туле в 1710-е годы и «с фрагментарными дополнениями дожил до следующего века на множестве заводов потомков Никиты Демидова, на некоторых ими проданных и даже на никогда им не принадлежавших». Однако не исключено, что Демидов стал клеймить знаком соболя железо, перебравшись в Невьянск на свой первый уральский, а в те времена говорили – сибирский, завод. Ведь соболь – зверёк сибирский, таёжный, а мех его весьма дорого ценится. Также высоко в Европе тогда ценилось уральское полосовое и прутковое железо. Причем, демидовское железо с клеймом, в котором изображен бегущий соболь, а над ним литерами выбито слово «Сибирь», покупали охотнее другого.

Клеймо Шайтанского завода Никиты Демидова, 1735 год. (реконструкция, автора на основе описания из книги Н.С. Корепанова и Е.Ю.Рукосуева Клейма уральских заводов VIII-XIX вв.

В 1731 году генерал Геннин велел сделать и разослать на все государственные заводы новые клейма, на которых бы значились:1) имя мастера, изготовившего железо; 2) завод, на котором железо сделано; 3) российский герб; 4) имя браковщика; 5) год ковки. «И теми клеймами клеймить ручными, а не боевыми молотами. И для того дела клейм дать из Обербергамта всех заводов молотовым мастерам именную роспись, и сделать на каждого мастера по одному всякого клейма, и разослать с нарочным, дабы мастера железо клеймили каждый своими клеймами на обоих концах полосы и прута. И в том велеть мастерам подписаться, чтоб неклейменого железа отнюдь не было».

В конце 1734 года генерала Геннина на посту Главного командира сменил действительный статский советник Василий Никитич Татищев. Решено было пересмотреть все заводские клейма и, если понадобится, «учинить новые». В 1735 году в «Наказе шихтмейстеру» Татищев писал: «Чугунные литые вещи должны заводское клеймо иметь, которое при литье на них класть».

В декабре 1735 года были утверждены клейма для 23 частных уральских заводов. В Санкт-Петербурге эскизы утвердили, но предложили добавить к каждому клейму хотя бы сокращенными литерами «Сибирь», «дабы по тому знатно было, что то железо сибирское, понеже купцы, как русские, так и иностранные, к прежним знакам уже привыкли, и когда новые знаки увидят, то могут быть о доброте железа под сумнением».

Вот как выглядело тогда клеймо Шайтанского завода Никиты Никитича Демидова: «Сибирь, ШSНД» (Шайтанский завод Никиты Демидова). Заметим, что на заводском клейме слово «завод» обозначается латинской буквой («S»). И как открытие – рядом со словом «Сибирь» изображение соболя. Клеймо Билимбаевского завода Строгановых выглядело проще: «БАГЗССБЗ» («барона Александра Григорьевича заводосодержателя Строганова Билимбаевского завода»).

В 1740 году распоряжения Геннина и Татищева были оформлены императорским Указом Анны Иоанновны. Указ четко определял правила заводского клеймения металла: «Чтобы знать, на котором заводе железо сделано и которого промышленника, того ради на оном железе класть клеймо, обозначив завод и имя промышленника, а без того в продажу не употреблять».

В 1767 году Шайтанские заводы от Демидовых перешли «купцам города Гороховца Ефиму да Сергею Алексеевичу, детям Ширяевым» и оставались у представителей этого рода 42 года. Новыми владельцами на Шайтанских заводах были введены и новые клейма. Однако новыми на этих клеймах были только инициалы владельца «С.Ш.» (Сергей Ширяев), неизменным осталось слово – «Сибирь» («Сбр») и фигурка бегущего соболя. Два соболя присутствовали и на заводской печати Билимбаевского завода баронов Строгановых. Так что изображение соболя на новом гербе города Первоуральска вполне оправдано.