Читать онлайн Прости меня бесплатно

Пролог. Часть 1. Глава 1

Ветер разогнал тучи, и на небе воцарилась Луна.

Эта ночь была выбрана для встречи неспроста: случалось, что иногда в полнолуние богиня снисходила до своих земных детей.

Васса тряслась в пролетке, душа ее тоже тряслась: от страха, беспокойства, волнения. Заявиться непрошеной в логово оборотней безрассудно, но выбора у нее не было. Деревья склонялись в порывах ветра, тянули свои ветви вслед ее экипажу, и в шуме ветра ей чудился их шепот «останови-ись».

Экипаж подбрасывало на колдобинах заросшей аллеи некогда процветающего поместья. Лошадка пугливо косила глаза на обочину, где в скрытых темнотой кустах блестели звериные глаза: ее приезд не остался незамеченным. Она постояла несколько мгновений, прежде чем взяться за металлическое дверное кольцо, сделала глубокий вдох и, распахнув дверь, шагнула через порог под прицел сотни пар глаз. Одни из них с недоумением другие с неприкрытой ненавистью уставились на нее. Но ее волновали только одни любимые карие глаза. Секундная заминка и вся эта маскулинная толпа зашумела, занегодовала:

– Что тебе здесь нужно, ведьма?

Стены заброшенного поместья стонали под натиском ветра. Но сотня матерых волков, собравшихся здесь вдали от нового правительства, слежки и охотников, в пылу споров и не догадывалась, что сама стихия говорит с ними на своем языке. Взывали к богине о помощи, а сами игнорировали ее подсказки.

Ржание одинокой лошади у парадного входа подхватили другие, укрытые от непогоды в конюшне. Но люди заметили незваную гостью, только когда дверь в зал распахнулась, ударилась о стену, и на пороге возник ее силуэт.

Глядя в глаза человеку в центре амфитеатра, она сделала несколько шагов и, оказавшись рядом с ним, заговорила:

– Я пришла сюда, чтобы предупредить вас…

– Уходи! Тебе здесь не рады, ведьма!

– Этот исход – ошибка! – она повысила голос.– Последствия для вашего вида будут катастрофическими!

– Да как ты смеешь?

– Тихо! – седой мужчина в первом ряду прикрикнул на расшумевшихся соплеменников. – Какую из угроз ты, верховная, считаешь наиболее опасной? Погибнуть тут, от рук новой власти и охотников? Или на чужбине нам грозит новая опасность?

– Вы спрашиваете совета у лживой ведьмы, господин Юсупов? – молодой ретивый мужчина подскочил со своего места.

– Твердолобые, – пробормотала женщина. – Звезды, карты и видения сходятся в одном: вы исчезните, растворитесь среди чужих людей в чуждых вам землях, – выкрикнула она. – Не верите лживой ведьме, вспомните наши общие легенды! Я вас предупредила, блохастые! – она развернулась, метнув юбками, и бросив злой взгляд на мужчину в центре, который ни делом, ни даже словом не поддержал ее и стремительной походкой направилась к выходу, не замечая, не чувствуя тоскливый взгляд, которым он ее проводил.

Часть 1.

Глава 1.

Мотоциклист сбросил газ и беззлобно ругнулся:

– Кретин!

Кретин, поддав газу, пошел на обгон у самого перекрестка, подрезав и, даже не мигнув поворотником, свернул направо, вынудив железного коня встать на переднее колесо.

Еще раз матюкнувшись – в качестве морального удовлетворения пришлось довольствоваться тем, что есть – мотоциклист повернул следом. Обогнавшая его ауди, будто почувствовав преследование, резко ускорилась.

– Точно придурок! Неужто думает, я его догоню, чтобы неодобрительно покачать головой и покрутить пальцем у виска? – Тимур усмехнулся, представив себе эту нелепую картину. Там, откуда он сегодня вернулся, подрезать на дороге – мелочь, за раздражитель вообще не принимается. А вот то, что водителей любого двухколесного транспорта не воспринимают за полноценных участников движения, действительно бесит.

Мотоциклист огляделся в поисках парковки. Возвращение в родной город после годового отсутствия радовало также, как тогда радовал отъезд. Соскучился. По родителям, друзьям, по этим каменным джунглям.

Валентин назначил встречу в кафе на Кирова 6, чудило. Обычно встречались в клубе или баре.

Он заскользил взглядом по фасадам зданий: «Антиквариат», Duglas, «Розовые облака», «Книжный лабиринт», «Евросеть». Взгляд вернулся к штендеру на тротуаре:

– Что? «Розовые облака»? Серьезно?

За отсутствием других заведений в пределах видимости, припарковался рядом с этим розовым чудом. Мощный байк на фоне стоящих вдоль фасада металлических витых столиков и креслиц, выкрашенных в розовый и белый, смотрелся еще брутальнее.

Тимур, стянув с головы шлем, тряхнул отросшей темной шевелюрой и подмигнул двум девушкам, сверкнув белозубой улыбкой. Он находился в том особенном приподнятом настроении духа от возвращения домой и предвкушения встреч, когда хочется обнять весь мир и поделиться с ним своей радостью. Одна из девчонок кокетливо улыбнулась в ответ. От мысли подойти к ним, отвлек детский плачь. Молодая женщина, склонившись над багажником машины, припаркованной рядом, безуспешно дергала детскую коляску, пытаясь ее вытащить, и уговаривала малыша, сидящего в салоне, не плакать:

– Милый, мамочка сейчас придет, не плачь, я здесь, – не поддаваясь на материнские уговоры, малыш в салоне продолжал реветь, а мать нервничать.

Коляска прочно застряла в тесном пространстве багажника, зацепившись колесом за ящик с бутылками. Женщина, бросив непосильное дело, нырнула в салон, пытаясь успокоить ребенка, сунула ему в рот соску, и опять вернулась к коляске.

– Вы позволите? – спросил ее Тимур, подойдя к машине.

Молодая мамочка с видимым облегчением уступила место мужчине. Он, чуть сдвинув ящик, легко вытащил и разложил коляску. Она тем временем взяла хныкающего ребенка на руки и поблагодарила неожиданного помощника.

– Всегда пожалуйста, – ответил Тимур и направился к двери в кафе мимо девушек, посылающих ему недвусмысленные улыбки.

Вальку заметил сразу, тот сидел за столиком у окна, уткнувшись в экран ноутбука. Ни он сам в берцах, кожаных брюках и куртке, ни его друг в деловом костюме, не вписывались в окружающее пространство, и тем непонятнее была причина, по которой друг назначил встречу в этом месте.

– Неужели это твоя мелкая месть за то, что не поздравил тебя с днюхой? Я ж обещал реабилитироваться, – вместо приветствия сказал Тимур. Друзья обнялись, потискали друг друга, не смущаясь удивленных взглядов других посетителей.

– Так зачем мы здесь?

– Ох, еще один касатик нарисовался, – к столу подошла симпатичная женщина средних лет в форме официантки. – Даже не думайте, что я из-за вас поменяю стиль кафе, – сказала она.

– Касатик? – Переспросил Тимур, когда официантка, приняв от него заказ, отошла. – Я уже лет двадцать не слышал, чтоб так говорили. Когда то нас советские бабульки так называли. А этой лет сорок всего.

– Так она из наших, владелица этого кафе, – Валентин смотрел на друга удивленно. – Ты нюх потерял? – сообразил он.

– Есть немного. Эти паскуды болтливые, что на весь мир кричат о недопустимости применения химоружия, с нами не миндальничали. Были б с нами люди, кранты им, а у меня второй месяц что свинина, что крольчатина, да подсунь мне подошву от берцев под хорошим соусом, не замечу.

Валентин понимающе вздохнул. Было. Проходил.

– И все-таки, почему мы здесь? – Тимур обвел взглядом зал кафе, приходя в еще большее изумление. С потолка свисали розовые и белые имитации облаков, столики украшали вазочки с цветами. Цветы были не только на столах, но и в больших вазонах по углам. Диваны винного цвета у противоположной стены разбавляли это розовое безумие.

– А ты посмотри вокруг. Что видишь? – предложил Валя.

За соседним столом расположились три молодые женщины, рядом с каждой из них стояла коляска. Мамочки разговаривали, то и дело, отвлекаясь на своих чадушек. Чуть дальше у большого французского окна пили кофе пожилые дамы. Несколько столов занимали девчонки, еще школьницы, некоторые из них исподтишка бросали стыдливые взгляды в сторону молодых мужчин и тихо шушукались.

Единственный, кто, как и они, не вписывался в окружающую обстановку – молодой прыщавый паренек. Но его выбор кафе стал очевиден тут же: он уже махал рукой появившейся в дверях девушке.

– А где надутые губки, накачанные ягодички, мой любимый типаж? – с напускным недовольством возмутился Тимур.

– Вот-вот, зришь в корень. Здесь я могу спокойно позавтракать и поработать. – Ты ведь останешься? – С надеждой спросил друга.

– Останусь. – Тимур сразу понял, что речь уже не про мимишное кафе. – Пока гражданские оплакивают погибших, политики подсчитывают заработанные очки, военные корпорации делят барыши и пытаются понять, довольны ли они или можно было отхватить куш пожирнее, сравнивая с прибылью конкурентов, а военные залечивают раны, мне там делать нечего. Знаю, что уже идет активная работа по разворачиванию нового места военного конфликта. Даже знаю, где население разогревают. Общим результатом недовольны, суки, тем, что мы их сделали, – в сердцах добавил он.

– Хорошо развлекся? – с долей зависти спросил Валентин.

– Осторожничали, людей берегли. Но на последней операции я душу отвел, – похвастался Тимур. Он склонился над столиком и понизил голос. – Только на волчью удачу нельзя было положиться, пришлось разрабатывать план и четко ему следовать. Представь себе картинку: двадцать матерых серых волчар с вещмешками и автоматами на спине. Мы даже переярков не взяли, не то, что людей. Сто километров за несколько часов по бездорожью своим ходом прошли, отследить было невозможно. Подошли с рассветом, разделали сонных, как кутят.

– С той стороны волки были?

– Не-е, одни люди. Волков, которых я встретил среди противников за последние годы службы, можно по пальцам пересчитать. Волки, те, что настоящие патриоты, остались только на просторах бывших республик, а западные давно подались в бизнес, патриотизм вместе с деньгами отмыли, превратив его в «интересы», – с издевкой протянул он. Наши же после позорного бегства в 17-м и победоносного возвращения в 45-м такую прививку получили, до сих пор иммунитет есть.

– Не соглашусь, не только в бизнес, – возразил Валентин. – Многие в спорт подались. Идиоты. Перестали чтить свои же правила. Ведь все допингом не объяснишь! Вот скажи, куда человечке против гориллы? Как бы девчонка хорошо ракеткой не махала, сила удара, быстрота реакции не та, что у оборотницы.

– Да, не поспоришь, – согласился Тимур. – Я сделал, что было необходимо: официально Тимофей Серов погиб. Поздравь, перед тобой снова Тимур Серый, его племянник, – мужчина развел руки и повертелся, демонстрируя себя со всех сторон.

Официантка Зинаида, все это время поглядывающая на своих странных посетителей и прислушиваясь к их разговорам, покачала головой, улыбаясь:

– Щенки!

– Черт, я так рад, что ты вернулся. Без тебя было … скучно, – искренне сказал Валентин. – Вот ключи от твоей новой квартиры, – он выложил на стол связку ключей. – Документы на нее найдешь на журнальном столике в своем новом логове. Человеческий штат сотрудников в головном офисе за год сменил полностью, особенно ценных уговорил перейти в филиалы, с повышением зарплаты, конечно же. Даже если встретишь кого-то из них, ставка на племянника должна сработать, слух о нем я пустил еще несколько месяцев назад. У родителей был уже?

– Сейчас поеду, порадую стариков, а то они считают, что я бегу от ответственности, от скуки. Знаешь же, как то поколение говорит? Твой отец, кстати, тоже мне так сказал. Мы, мол, тогда в 40-х бились за жизнь, а вы молодежь, гоняетесь за адреналином.

– Кстати, о моих. Они тебя тоже очень ждут. Может, вечерком вместе навестим?

– Не-е, извини, вечером не могу. Потом обязательно заеду.

– Только не говори мне, что все еще занимаешься этой хренью! – Валентин неодобрительно покачал головой.

– А как? – взбеленился Тимур, – скажи, как еще можно найти свою пару? – Он сверлил друга глазами и, не дождавшись ответа, продолжил. – Мы сами обрекли себя на эти бесконечные поиски. Легенды не обманывали и ведьмы предупреждали, что мы потеряем друг друга. Так и вышло. Исход был фатальной ошибкой, чуть не приведший нас к вымиранию. – Тимур опустил глаза и, с удивлением обнаружив у себя в руках погнутую ложечку, бросил ее на стол. – Мои родители стали легендой, подтверждением пророчества и в то же время надеждой для многитакх. Они были первыми за двадцать лет после исхода волков из России после революции, кто нашел друг друга. Случайно! Почти все вернулись, но за прошедшие годы люди и волки мигрировали по огромной территории, кто по принуждению, кто по собственному желанию, не подозревая, к чему это массовое переселение приведет. Но хоть надежда появилась, что твоя пара живет где-то на другом конце нашей бывшей необъятной и также надеется на встречу и ждет. Да что я тебе это рассказываю? Ты и сам отлично знаешь! Вот сам-то ты, какого сидишь в этом розовом муслине?

Несмотря на серьезность темы, друг усмехнулся:

– Вспомнил тоже – муслин. Кто сейчас так говорит?

– Не уходи от темы, – Тимур стукнул по столу, напугав младенца за соседним столом. Его мамашка осуждающе посмотрела на беспардонного соседа.

– Ладно-ладно, – Валентин поднял руки, сдаваясь. – Ты меня раскусил. Шел я как-то мимо, и вдруг в душе что-то екнуло, нос уловил запах, настолько притягательный, что не смог сопротивляться, зашел. Подумал, вот оно! Вот так работает истинность! Дождался!

– И?… – Тимур подался вперед, ожидая продолжения.

– И… ничего или правильнее сказать, ни-ко-го. Но когда утром по дороге в офис прохожу мимо, не могу сопротивляться, захожу. Сегодня уже пятьдесят четвертый день пошел, как…

– Пятьдесят пятый, – сказала Зинаида, ставя перед Валентином кружку со свежим кофе.

– Вот, зато с Зинаидой познакомился. Пытался сманить ее к нам в офис кофе варить. Не удалось, – вздохнул он с притворной обидой.

– Да, кофе у вас отличный, – подтвердил Тимур. – Может, все-таки передумаете?

– Что, в солдатской столовке такого не подают? – фыркнула польщенная женщина.

– В офицерской, – поправил Тимур. – Подавать-то подают, да вот я чаще сухпайком питался, не до изысков было.

– Сколько ты уже городов прошерстил больших и малых?

– Более трехсот больших, малые не считал.

– Ого, – присвистнул друг.

– Ну, если учесть, что в стране 155 649 населенных пунктов, могу и не успеть до конца жизни.

Парни молча сидели, наслаждаясь кофе и минуткой тишины. Мамаши с детьми ушли, как и пожилые дамы. У витрины девочки-подростки выбирали десерт, растерявшиеся от обилия выбора.

–Знаешь, чего я боюсь? – прервал молчание Валентин.

– Чего? – лениво спросил Тимур.

– Что когда я встречу ее, души и тела притянет, завяжет в неразрывный узелок, а наши мировоззрения окажутся несовместимы. Характер, конечно, тоже важен. Но мы сами за него в ответе, потому что в состоянии слепить из себя любую личность, было бы желание и сила воли. Гораздо сложнее с нравственными и моральными ценностями, вбитыми в нас с детства. Вон, например, две куколки, которые пялились на тебя на парковке, когда ты подъехал, и потом, когда ты помогал мечущейся от ребенка к багажнику мамочке, – Валентин кивнул на девчонок за окном, сидящих за столиком под большим розовым тентом. – Им ведь и в голову не пришло помочь. Не потому, что они плохие, просто безучастные. Даже допускаю, им говорили, что это можно расценить, как вторжение в чужое личное пространство.

– Это невозможно, – категорично заявил Тимур. – То, что ты говоришь, противоречит самой природе истинности, единству душ. Характер и менталитет несущественны. Главное – душа твоей пары, которую ты знаешь, как свою. Вы много раз расставались, чтобы родиться вновь и встретиться. Посмотри на моих родителей. Между ними была, казалось бы, непреодолимая пропасть, они находились по разные стороны фронта, с каждой стороны работала мощная идеологическая машина. Но стоило им встретиться, и все отошло на второй план. Мой тебе совет: отдайся инстинктам, люби ее такой, какая она есть.

Тимур довольный собой, откинулся на спинку кресла:

– Но есть еще одно решение: найди себе волчицу, плюнь на истинность.

Валентин поморщился:

– Я еще не настолько отчаялся. Да и ты, не рано ли занялся поиском? Поживи еще для себя, – сказал он.

– Я созрел, – твердо сказал Тимур. – Хочу семью, такую как у родителей, детей, – он кивнул на пару с ребенком, только что зашедших в кафе. Годовалый карапуз, с личиком и ладошками, перемазанными шоколадом, довольно посасывал сладкий палец. – Вот такого маленького Тимошку.

Глава 2

Волк сидел неподвижно на открытой вершине холма – самого высокого места городского парка. Его силуэт, освещенный звездами и краешком луны, отчетливо выделялся на фоне темного небосклона и плотной стены деревьев у подножья. Сверху открывалась впечатляющая панорама ночного города, который сиял огнями, соперничая яркостью со звездным небом.

Зверь терпеливо выжидал, когда Луна возьмет полную власть над небосводом. Это была ее ночь, ночь полнолуния.

Все вокруг замерло в ожидании. Ничто не нарушало тишину, даже ветерок, до сих пор свободно гулявший меж деревьев и играющий листьями, притих. Но как только Луна воцарилась, волк мотнул головой, стряхивая мистический транс, в который лунный диск вводил своих земных детей, вытянул шею и завыл длинно и басисто, изредка прерываясь на легкое рычание. И тогда ветер, зашелестев листвой, подхватил волчью песню, и понес ее ввысь и вместе с ней мысленный посыл – мольбу о помощи.

Едва финальные ноты волчьей песни стихли, унесенные последним дуновением, волк, отдав себя на волю звериному инстинкту, повернул на северо-запад и побежал к выходу из парка.

Дорога мягко ложилась под его лапами. Он бежал, оставляя за спиной улицу за улицей. Световые пятна от фонарей, отвоевывая у темноты малое, оставляли на ее откуп все остальное. Но волку было все равно, его вел инстинкт.

***

Луна проложила световую дорожку от окна к дверям, вдоль стоящих рядами кроватей. Толстые стены здания, призванные охранять, не защищали от внутренних страхов, которые поневоле рождаются, когда человек соприкасается с дикой природой.Помимо волчьего воя, вызывающего чувства беспокойства и смутной тревоги, никакие другие звуки не нарушали ночную тишину. Лишь редкие тяжелые вздохи и неровное дыхание выдавало, что находящиеся в комнате люди не спят.

Наконец, когда протяжный тоскливый вой перешел в отчаянное жалобное поскуливание, одна из кроватей заскрипела. Женщина села, накинув на плечи одеяло. Напротив нее неподвижно сидела на своей кровати другая, прислонившись к стене и обхватив себя руками.

– Вам не кажется, что их стало двое? – тревожно спросила Оксана.

– Он и один-то своим воем тоску наводил, – ответила Лариса.

– Господи, что за жуть! Третью ночь подряд слушать этот леденящий душу вой. Раньше только в полнолуние выл. Сегодня он будто плачет, – раздалось с ближайшей к окну кровати.

– А мне кажется, зовет, – глухим голосом сказала Тома, еще крепче стиснув себя руками. Она давно сидела в кровати и смотрела на луну. Яркий, окруженный дрожащим таинственным ореолом ущербный диск действовал на нее гипнотически. Чем дольше она на него смотрела, тем ближе и больше он, казалось, становился, и лунные пятна начинали приобретать отчетливые формы и складываться в причудливые картины.

– Да боже упаси! Скажешь тоже, зовет, – замотала головой Лариса. – У меня от страха марашки по всему телу. – Бр-р.

– Говорят, он уже несколько лет каждое полнолуние так воет, – продолжила Оксана.

– А сколько лет волки живут, кто знает?

– Наверное, как и собаки, лет пятнадцать.

– Давно пора было вызвать охотников и избавиться от него! – проворчал кто-то.

Женщины оживились, заспорили, за разговорами волчий вой перестал быть таким пугающим.

Тома не участвовала в разговоре. Она сидела на кровати, обхватив себя руками. Ей всегда хотелось спрятаться от этого воя. Но сегодня женщине впервые захотелось ответить на его зов. Будто зазвучавший с удвоенной силой он, наконец, дозвался до ее внутренней сущности.

– Тамара, То-ма, – не дождавшись ответа на свой вопрос, Оксана встала и подошла к соседке, потормошила ее за плечо, и только тогда заметила ее остекленевшие глаза. – Томка, ты чего? Не пугай так, ты же у нас самая адекватная.

Тома моргнула и стряхнула наваждение.

– Ой, смотрите, смотрите, что Зойка делает, – вскрикнула вдруг Лариса.

– Лунатит, что ль?

Зоя, не реагируя на оклики, встала с кровати и, глядя прямо перед собой, ступила на лунную дорожку. Ее тонкая фигурка, в большой не по размеру рубахе, механически передвигая ногами, медленно направилась к двери. Разговоры замолкли, и под непрекращающийся волчий вой эта картина выглядела сюрреалистично. Женщины вновь поддались страху. Дойдя до двери и нашарив ручку, девушка потянула дверь на себя. Она не поддавалась и Зоя, усиливая напор, дергала все отчаяннее.

– Ой, девчата, а раньше она так не делала, – прозвучало в тишине.

– Это на нее так луна действует, – прошептала Оксана, а Лариска запаниковала:

– А что, если мы тоже все свихнемся?

Тома уже полностью пришла в себя. Она встала и подошла к девушке, сражающейся с дверью:

– Зоя? – осторожно прикоснулась к ее руке, боясь напугать, но девушка, даже не глянув на нее, сбросила чужую руку и продолжала тянуть на себя дверь.

– Мне надо идти. Откройте, мне надо, – просила она.

– Зоя, успокойся! – разозлившись, прикрикнула на нее женщина.

– Меня зовут. Открой, я сказала! – решительно потребовала она.

– Ой, так эта дрянь еще и ведьма, – Лариса прижала ладонь ко рту и выпучила глаза. – Нам еще ведьмы не хватало!

– Тьфу, на тебя, дура! – одернула ее Оксана.

– А притворялась тихоней.

– Вот вам и мышка- молчунья, – загомонили в голос другие женщины.

Лариска резво подскочила с кровати:

– Сейчас я ее вмиг утихомирю.

***

– Так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Тимур, рухнув всей своей внушительной массой на изящный розовый стул, отозвавшийся металлическим скрипом. Сдвинул вазочку с цветами на край стола и оперся на него локтями, потирая усталое лицо ладонями. Рубашка и обычные джинсы смотрелись сегодня уже не так дисгармонично, как при первом посещении кафе, но, тем не менее, женщины за соседним столиком смерили его удивленными взглядами.

– Случилось что? – невозмутимо спросил Валентин.

– Мне нужна твоя помощь, – хмурая складка так и не сошла с лица, когда он поднял на друга глаза.

Валентин молчал, ожидая продолжения.

– Я нашел ее, – также хмуро продолжил Тимур.

– Поздравляю, – уже понимая, что все не так просто.

– Волк почувствовал ее. Каждый день, точнее каждую долбаную ночь он тащит меня в одно и то же место! Но днем я не могу ее найти.

– Что за место?

Тимур, застыл, уставившись в окно, но, наконец, ответил:

– Женская колония общего режима на северо-западе города. Я проторчал возле нее трое последних суток, – торопливо заговорил он. – Люди приходили и уходили на службу. Но ее среди них не учуял. Ночью в шкуре серого я ее чувствую, инстинкт вопит, что она там. Днем обоняние, сука, еще не работает! – он замолчал, сжимая и разжимая пальцы в кулак. – Мне нужно попасть внутрь. Слушай, я уже все продумал, план внутренней территории раздобыл. Мне нужна твоя подстраховка.

– Ты сбрендил?

– Отказываешься?

– Стоп! Мозги включи! К чему эти сложности? Ты штурмом эту крепость брать собрался? – Валентин сыпал вопросами, не давая другу вставит ни слова. – Завтра пойдешь туда устраиваться на работу.

– Ну и что мне это даст? – вспылил Тимур. – Дойду до отдела кадров, который сразу за проходной, возможно чуть дальше до бухгалтерии. Так я всех, кто там работает, видел, когда они приходили, и когда уходили тоже, – он откинулся на спинку стула, задев локтем вазочку на краю стола, которая, качнувшись, полетела вниз и со стеклянным звоном рассыпалась по полу мелкими крошками.

– Отставить истерику! – стукнул ладонью о стол Валентин. Дамы недовольно покосились на молодого человека в дорогом костюме, обычно спокойно сидящего за ноутбуком. Валентин, понизив голос, заговорил:

– Никуда она не денется, раз три дня не выходит, значит, вообще не выйдет, – он осекся, уставившись на друга.

– Думаешь, я сам не догадался, – захрипел Тимур, скалясь по-волчьи, обнажая клыки.

– Да не кипешись ты! Дай сказать. Есть у меня к кому обратиться. Добудь пропуск в здание администрации, а дальше по территории тебя проведет мой человек, якобы знакомя нового коллегу с территорией.

Тимур опять замолчал, остывая и утихомиривая внутреннее «Я». Валентин, уткнулся в ноутбук, делая вид, что работает, но плотно сжатые губы и напрягшиеся скулы, выдавали его волнение. Наконец, Тимур спросил:

– Ты слышал что-нибудь об одиночке у нас в городе?

– Слышал, но не знаком. Чужак. У нас лет пятнадцать живет, ни с кем из наших не контактирует. Несколько лет назад ходили слухи, что он потерял пару.

– Я слышал его ночью. Матерый волчара. И территория им мечена. И нет, это был не плачь, а зов.

Глава 3

Глава 3.

Тимур слышал, как со скрежетом захлопнулась за спиной дверь, защелкнулся замок, сопровождаемый зуммером, и тут же запищал впереди второй, отпирая очередную преграду. Волк внутри обреченно вздохнул, отрезанный от иллюзорной свободы города, но тут же навострил уши, зашевелился, излучая сочувствия своей паре.

Ни одна военная операция с риском для жизни, не вызывала у Тимура такого шквала эмоций, что бушевали сейчас в груди: от радостного возбуждения до злости, направленной на тех, кто запер его женщину в этих стенах. Не так он представлял первую встречу со своей истинной.

Мужчина сдал смартфон дежурной на проходной. Прошел рамку досмотра и теперь шел по широкому коридору вдоль окон, забранных решетками.

Зоя привычно встала лицом к стене, дожидаясь, пока система безопасности совершит свой обязательный алгоритм действий, после зуммера шагнула вместе с группой других заключенных в открывшиеся двери. Ее носа достиг резкий потный дух, смешанный с запахом еще непромытой, непряденой козьей шерсти. Так пахли раздражение и злоба ее сокамерницы Ларисы, которая пристроилась у нее за спиной, развлекая себя изо дня в день одним и тем же – исподтишка наступала Зое на пятки. Мелкая и ожидаемая пакость, но Зоя каждый раз спотыкалась и невольно толкала других. Впереди идущая женщина оглянулась и зло шикнула на обеих. Лариска, из-за недосыпания недовольная и злая больше обычного, не удержалась, зашипела раздраженно в ответ:

– Всю ночь эта дрянь спать не давала, и сейчас еле шевелится, овца убогая.

Зоя привычно подавила раздражение, не дав ему воли. Ларискины придирки – мелочь, словно укус комара, в сравнении с тем, что довелось пережить. Девушку рассердила не сама придирка, к ним она за последние годы выработала стойкий иммунитет, а ее нелепость. Сокамерница напрочь игнорировала первопричину ночного бодрствования, и по своей недалекости, примитивным способом сливала недовольство.

Неожиданно Зоя почувствовала взгляд в спину, а сквозь привычные запахи, уловила давно забытый. Удивленно замерла. Мускусный аромат с … – девушка потянула носом, – с ноткой пачули? Мускус всегда лежал в основе естественного запаха отца и старшего брата, некоторых друзей отца. Отец говорил им с братом, что память на запахи – одна из древних. Воспоминания о них хранятся где-то на подкорке. Нужно только чуть-чуть помочь им пробудится. Но за годы, проведенные в стенах разных колоний, молодая волчица научилась только с точностью отличать грусть от тоски, гнев от злобы. Нельзя сказать, что их обитатели совсем не испытывали приятных чувств. Люди радовались новостям и передачкам из дома, свиданиям с родными. Были и те, кто наслаждался солнцем и прогулкой, вырабатывая гормоны, источающие запахи сладких садовых цветов. Хорошо пахла надежда – липой. Не было счастья. Совсем. Этот запах Зоя не помнила.

Древесный теплый аромат проник в легкие и закружил голову. Странный для этого места и еще более неожиданный тем, что цветочная нотка счастья была каким-то образом связана именно с ней.

Коридор делал поворот, Зоя повернула голову и встретилась с пронзительным взглядом серых глаз, направленным прямо на нее.

Крупный мужчина высокого роста с многодневной щетиной и отросшими черными волосами шел в сопровождении офицера вслед за ними. Волк. От его взгляда и мускусного звериного запаха кожа девушки покрылась мурашкам. Этот источаемый тестостероном аромат уловило даже слабое человеческое обоняние, он окружил, опутал собой всех, и заключенных и их охранниц, и заставил всех замедлить шаг.

– Боже, вот это мужчина, – восторженно выдохнула за спиной Лариска.

Зоя слышала шепот и других женщин тоже. Хотелось еще раз вдохнуть запах незнакомца, попробовать на вкус его мужественность и радость, еще какие-то приятные нотки, которые она еще не умела опознавать, но раздражающий запах чужого плотского возбуждения, источаемый десятком женщин, забил обонятельные рецепторы остро-сладкой густотой.

Лариска толкнула Зою локтем в бок:

– Что застыла, убогая, такой мужик не для тебя.

Годами подавляемое раздражение вспыхнуло такой злостью, что Зоя сама поразилась, ведь подколки сокамерницы давно на нее не действовали. Ярость такой силы охватила ее впервые с момента последней встречи с бабкой. Воспоминание о ней заставило Зою взять себя в руки. Она мелко и часто задышала, успокаиваясь. Нельзя. Нужно держать контроль. Все их семейные беды начались из-за слабого самоконтроля брата.

Незнакомец все еще смотрел на нее, и Зоя привычно поежилась под чужим взглядом. Девушка втянула голову в плечи, отвернулась и пошла, понукаемая охраной и чувствуя спиной мужской взгляд, к счастью, без обычной жалящей ненависти или презрения.

Тимур жадно смотрел вслед маленькой фигурке, утонувшей в брюках и рубахе на пару размеров больше. Отсутствие нюха не помешало ему почувствовать родную душу, ее мимолетную радость, когда они встретились глазами. Девушка сгорбилась, будто хотела стать еще меньше, незаметнее и запнулась. Охранница, шедшая сзади, грубо прикрикнула:

– Не отставай, Рашникова! Опять без обеда останешься!

Тимур ужаснулся, она и так очень маленькая, а в этой большой одежде ее очертания просто теряются. Из коротких рукавов рубашки торчали тонкие девичьи руки. Взгляд приклеился к изящным запястьям, отмеченным свежими синяками. Радость от встречи, замутненная отголоском чужой безнадежной тоски, теснившей грудь, сменилась злостью, сердце забухало, будто пробежал сотню километров в полном обмундировании. Волк дернулся в попытке вырваться на свободу с яростным желанием рвать и метать, крушить здесь все.

– У вас практикуют наказание голодом? – с трудом выдавил сквозь зубы.

– Если опоздают…, – пожал плечами сопровождавший его офицер, – но это редкий случай. Если они сами кого-то так накажут, или подставят.

Женщины, идущие рядом с Зоей, продолжали перешептываться, восторгаясь незнакомцем, источая похотливые запахи, даже не подозревая, что волк в ярости, и едва сдерживает ее. К счастью, одна из охранниц приказала заткнуться и пошевеливаться.

– У вас практикуют наказание голодом? – донесся до слуха Зои чуть хрипловатый низкий голос незнакомца, – щеки вспыхнули, и ее пронзило стыдом, давно потерянным чувством для заключенной, прошедшей через многократные унизительные медицинские освидетельствования, протокольные судебные процедуры и допросы. И из-за него и все остальные чувства, замороженные несколько лет назад, которым она не позволяла ранить себя еще больше, вдруг всколыхнулись глубоко в груди, заворочались. Девушка часто заморгала: только бы не заплакать.

Она ускорила шаг, в желании убежать от стыда, тоски и мимолетного отголоска чужой радости, закружившим голову сладким дурманом, но сразу вытесненным привычной злостью. Будто эти стены не терпят ничего радостного, безжалостно разрушают все доброе, что попадает сюда извне.

Тимур мог только догадываться о чувствах девушки, видя ее чуть подрагивающие ноздри и сжатые кулачки. Для этого ему не нужно было обладать идеальным обонянием. Он и сам сжимал кулаки, сдерживая рвущийся наружу рык. Мужчина развернулся и пошел назад к проходной. Сейчас ему тут больше делать нечего.

– Эй, парень, ты же хотел посмотреть территорию? – крикнул ему вслед провожавший его офицер. Тимур, не повернув головы, отмахнулся, и прибавил шаг, торопясь выбраться за пределы душивших его стен.

***

– Уже уходите? – улыбнулась дежурная в окошке. Тимур кивнул, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице. – Будете у нас работать? – Девушка выдвигала ящики один за другим, якобы в поисках его смартфона, не теряя надежды разговорить привлекательного парня.

– Буду, – Тимур сжал челюсти, чтобы удержать вертевшуюся на языке грубость. Он был готов запереть себя в этих стенах, если это позволит ему находиться рядом со своей женщиной.

Наконец, девушка вытащила гаджет, но не торопилась отдавать. Тимур, чувствуя, что волк на грани, просунул руку в окошко, выдернул его из ее рук, и выскочил в открывшуюся дверь, толкнув входящего офицера. Не реагируя на летевшие вслед чертыхания, зашагал к припаркованному на служебной стоянке байку, размеренно вдыхая и выдыхая горячий летний воздух в попытке успокоить бушевавшие чувства. Он присел на мотоцикл, но чувствуя, что теряет контроль, наклонился, упершись локтями в колени, и часто задышал. Немного отпустило.

– Молодой человек, вам плохо? – услышал участливый женский голос. Поднял голову, силуэт стоящей рядом женщины переливался всеми оттенками красного в инфракрасном спектре, доступном звериному зрению. Женщина, посмотрев на него, испуганно ойкнула и сделала шаг назад.

– Спасибо. Уже все хорошо, – Тимур поднял руки. Женщина развернулась и торопливо ретировалась, а он достал очки и спрятал за темными стеклами вытянувшиеся зрачки.

***

Звонок застал Валентина в офисе. Он отодвинул телефон от уха и недовольно поморщился, а Тимур продолжал орать в трубку:

– Сломали девочку, суки! Ты не представляешь, какая лавина тоски на меня обрушилась, стоило мне с ней взглядом встретиться. Я чуть не завыл там, стоя в коридоре, полном народа. И это был только слабый отголосок ее чувств.

– Возьми себя в руки, Тимур. Имя ее узнал?

– Рашникова. Так ее охранница назвала.

– Я сейчас вышлю тебе координаты частного детектива. Бывший мент. Он человек, но чуйка у него хорошая, меня не раз выручал. Для начала пусть добудет ее дело. Дальше думать будем, что делать. Понял? И черт тебя дери, Тимоха, вспомни, кто ты есть, соберись! Я не узнаю тебя! Под твоим командованием сотни человеческих и волчьих душ. Но сейчас ты истеришь, как баба.

– Посмотрю я, как ты будешь спокоен, когда увидишь свежие синяки на своей паре, и когда какая-то течная сука у тебя на глазах подставит ее перед охраной!

Валентин поднял вверх руку, признавая поражение, но вспомнив, что друг его не видит, сказал примирительно:

– Не буду спорить. Но давай все-таки отставим истерику и займемся делом, – он бросил телефон на стол, и устало помассировал виски.

***

Следующий звонок застал его глубокой ночью. Он долго шарил рукой в темноте в поисках телефона, не открывая глаз, пока не проснулся окончательно.

– Да, – прохрипел он, выбираясь из постели. – Слушаю. – Из трубки неслось невнятное бормотание. – Тимур? – Валентин прочистил горло, – Тим, что у тебя там происходит? – Ответом был звон бьющегося стекла и последовавшие за этим гудки.

Мужчина набрал номер еще несколько раз, а затем, глянув на часы, послал друга к черту и лег обратно в кровать. Сна не было, Валя ворочался, пытаясь сосредоточиться на размеренном тиканье настенных часов, не позволяя не прошенным ночным мыслям одурманить мозг надуманными страхами. Не получилось. Они, как ядовитый газ, не знающий преград, проникли в разум, разбередили душу. Что подвигло обычно рассудительного и сдержанного друга и партнера по бизнесу на ночной звонок? Валентин, в очередной раз чертыхнувшись, встал и, сделав еще одну безрезультатную попытку дозвониться, начал одеваться. Уже через пару минут, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице и, запрыгнув в машину, выехал с подземной парковки.

Валентин любил гонки по ночному городу без правил и ограничений. Высокая скорость создавала необходимый приток адреналина ему и его внутреннему «Я», но сегодня впервые езда не приносила ощущения драйва. Чем больше он думал о Тимуре, тем беспокойней становился волк. Хотелось выпустить его и, избегая широких автострад и ярких огней, проулками и дворами быстрей достичь цели.

Воображение подбрасывало одну неприятную картинку за другой, ситуации, связанные с прежней службой, с людьми, с редкими охотниками, которые еще встречались в современном мире. За годы службы и развития своего бизнеса они с Тимохой накопили немало врагов. Специально в политику не лезли, оставаясь в тени, но служба время от времени поневоле втягивала их в эти дрязги. Нельзя было исключать, что под одним из своих имен, Тимур мог проколоться, и информация о нем стала известна.

Валентин накручивал себя и выжимал до упора педаль газа. Не доезжая до перекрестка Кашириных увидел всполохи мигалок пожарных и полицейских машин, перегородивших проезд. Это препятствие стало последней каплей терпения. Он свернул в ближайший дворик, припарковался и, выскочив из машины, стянул с себя всю одежду и кинул на сиденье. Уже через несколько секунд крупный серый волк бросился в арку ближайшего дома, и огромными скачками промчался сквозь двор и детскую площадку к следующему проходному двору.

Ночной куряка стоял на балконе второго этажа, опираясь на перила, и наблюдал, как здоровая серая собака прошмыгнула под шлагбаумом и уверенно побежала к входу в подземный гараж. Полуночник потер глаза, измученные бессонницей, удивляясь игре ночных теней, в которых уставший мозг увидел, как пес встает на задние лапы, и набирает код замка передними, вдруг ставшими обычными человеческими руками. Мужчина покачал головой и обреченно поплелся в кровать, с отчаянной надеждой наконец-то заснуть.

Волк, смутивший ночного курилку, затормозил у бронированной двери и, подернувшись дымкой, исчез, а на его месте стоял крупный обнаженный мужчина. Набрав код электронного замка и дождавшись, когда тот тихо щелкнет, шагнул в темный проем. Валентин уверенно двигался в сторону полупустой парковки, которую сам же недавно выбрал, покупая для друга новую квартиру в только что сданном в эксплуатацию доме. Голоса вдалеке заставили его шагнуть в тень колонны и терпеливо ждать, пока припозднившаяся парочка жильцов пройдет мимо, но они остановились рядом со скрывавшей его колонной в ожидании лифта. Молодая женщина зло шипела на мужа:

– Ты, скотина похотливая, пялился на ее голые ляжки и заглядывал ей в бюстгальтер весь вечер, а ревнивая дура я? Скотина, – в сердцах повторила она.

Мужчина что-то пьяно промычал, а потом тихо стоял, опираясь на стену у лифта. В воздухе преобладал сильный запаха алкоголя, но помимо него Валентин уловил явственный запах серы. Мужчина мучился от желудочной и головной боли, и каждое слово женщины, как новый гвоздь, вбивался в мозг ее спутника болезненной вспышкой. Валентину хотелось рыкнуть на нее:

– Да замолчи ты, наконец, женщина, твоему мужчине плохо!

Будь на ее месте волчица, она почувствовала бы боль своей пары, как свою. Вот в этом разница, в этом смысл поиска своей истинной половины, – подумал он.

– Дорогая, давай ты отсчитаешь меня завтра? – устало сказал мужчина. Женщина подозрительно глянула на него, и Валентин с удивлением увидел, что она не ответила, а взяла его за подбородок и, повернув к себе, начала осматривать, приложила ладонь ко лбу и, наконец, сказала:

– Договорились! Но ты молча выслушаешь все, что я скажу и не будешь переводить стрелки! – сказала с радостным предвкушением, потом взяла его под локоть и потянула в открывшуюся дверь лифта.

Больше не медля, Валентин нашел байк Тимура, сорвал крышку кофра и, вытащив из него пакет с одеждой, быстро оделся.

Стоять в тесной кабинке лифта и ждать, когда он доставит тебя на верхний этаж, было бы невыносимо, и Валентин пробежал мимо него к неприметной двери, ведущей на лестничную клетку. Перепрыгивая через две-три ступени, взлетел наверх и притормозил у нужной двери, прислушиваясь. Чуткий слух не улавливал ни малейшего движения. Сердце, успокоившееся было после быстрого подъема, вновь забухало.

– Идиот, – ругнулся он вдруг. Нужно было захватить запасные ключи.

Мужчина позвонил, а потом и заколотил в дверь, впрочем, ни на что не надеясь, когда вдруг услышал неуверенные шаги. Замок щелкнул, представший в проеме Тимур являл собой жалкое зрелище: отросшая щетина подчеркивала бледность осунувшегося лица, взъерошенные волосы придавали ему неряшливый вид. Он оперся рукой, с небрежно намотанным бинтом на ладони и уже пропитавшимся кровью, на косяк, в другой держал початую бутылку коньяка.

– Пф-ф. От тебя несет диким чесноком, – сказал он и сделал глоток из бутылки.

Пьяный оборотень сродни бешеному дикому животному. Он представляет опасность для себя и окружающих. Одурманенный звериный разум полностью подчиняет пьяного человека и почти во всех случаях ведет себя агрессивно, во всем видя угрозу и действуя на инстинктах. Пока Валентин, неподвижно застыв у порога, раздумывал, что предпринять – человеческие сила и навыки сейчас бесполезны – просчитывал сценарии, как поступить, если волк впадет в агрессию, друг оскалился, неприятно обнажив вытянувшиеся клыки.

– Сука, – зарычал он и швырнул бутылку в стену. Она раскололась с глухим звуком и изуродовала новые стены прихожей желтой кляксой.

– Тимур, – Валя спокойно позвал друга.

– Тварь, тварь, тварь, – Тимур сопровождал каждое слово ударом кулака по стене. Валентин не пытался остановить его. Он видел, что боль постепенно отрезвляет его, вытянутый зрачок принимает круглую форму, а серый цвет радужки вытесняет желтизну. Волк уступил место человеку. Тимур, поддерживая сломанные пальцы здоровой рукой, сполз по стене на пол, прямо на осколки бутылки на полу и кровавые капли.

– Эта тварь убила ребенка. Она этим и наших детей убила, су-ка, – завыл он.

– Да о ком ты, блять? – не выдержал Валентин и посыпал ругательствами, сбрасывая напряжение.

– О моей истинной! Сука, су-ка, – снова завыл Тимур и замахнулся для очередного удара, но Валентин подскочил и перехватил руку, не давая другу покалечиться еще больше.

– Эту суку зовут, как мою мать – Зоя, – с издевкой процедил он сквозь зубы. – Луна, блять, поиздевалась надо мной дважды.

– Может, все-таки расскажешь, что произошло?

– Она сидит за убийство собственного новорожденного ребенка, – прорычал друг.

Валентин с трудом избежал искушения долбануть кулаком по стене, но кровавые пятна на ней остановили его. Он смачно выругался и пнул подвернувшийся под ноги пуфик.

– Едем в клинику.

– Вот еще, само заживет за пару дней, – огрызнулся Тимур.

– Заживет, – согласился Валентин. – Но нам нужно, чтобы срослось правильно, – как ребенку объяснял он очевидное, помогая ему подняться.

Ожидая друга в приемном покое клиники, Валентин пытался понять, что могло заставить девушку избавиться от младенца. Покопался в памяти и не смог вспомнить ни одного похожего случая. Материнский инстинкт волчицы настолько силен, что даже умирая, она будет до конца защищать волчат. Они у нее в приоритете даже перед истиной парой. Хотя, девчонка может быть и не волчица, а человек. Впрочем, и у людей к этому аналогичное отношение. Женщинам, отбывающим срок за убийство собственных детей, в колонии приходится очень туго, некоторые из них не доживают до конца заключения. Сами же заключенные женщины, оторванные от своих детей, живущие от одной редкой встречи до другой, с нетерпением ожидая разрешение на телефонный разговор, обладают обостренными материнскими инстинктами, разбираются с этими мразями порой очень жестоко. Бывает, что администрация колонии пытается скрыть, что в ней появилась детоубийца, им не нужны проблемы, проверки, связанные со смертями заключенных, но ведь шила в мешке не утаишь. То, что девчонка жива, может быть как раз заслугой тюремной администрации.

– Неудивительно, что Тимур нашел ее такой измученной морально и истощенной физически, – подумал Валентин. – Ну, да ладно, свой собственный ад эта тварь обеспечила себе сама. А ему нужно сделать все возможное, чтобы она не утянула за собой в эту бездну Тимоху.

Он невольно примерил эту ситуацию на себя и пришел в ужас от мысли, что с его собственной парой может быть что-то не так. Где она, как и чем живет сейчас? Что, если она человек и их взгляды на мир и на жизнь могут быть очень разными? Как там Тимур говорил всего лишь трое суток назад? Любить ее такой, какая она есть? Возможно ли это?

Глава 4

Глава 4.

Женщина недовольно ворочалась в кровати, пытаясь абстрагироваться от звуков, доносившихся с соседней койки. Девчонка во сне то скулила, как щенок, то мычала что-то невнятное. Женщины спали, измученные недосыпанием предыдущих ночей. Только с Оксаниной кровати до Тамары несколько раз доносились тяжкие вздохи. Пытаясь заглушить внешние звуки, Тома принялась считать дни, оставшиеся до освобождения, но сбивалась, то на значимые даты, то на людей, связанных с ними. Вспоминая последний совместный день рождения сына Кости, материнское сердце не выдержало, она встала и, подойдя к Зоиной кровати, потрясла ее за плечо. Девчонка вскинулась, но не проснулась, а вместо этого начала брыкаться и отмахиваться, глухо, но отчетливо выкрикивая ругательства. От того, что кричала эта девочка, у напуганной Томы кожа под волосами зачесалась, а по телу прошла волна липких мурашек. Она уже не могла просто уйти, оставив одного этого дикого царапающегося волчонка, в которого из-за кошмара превратилась тихая забитая девочка. Она и раньше спала беспокойно, но то, что творилось с ней сегодня, Тамаре еще видеть не приходилось. Так продолжительно и мучительно, больше напоминало душевную агонию, чем простой кошмар.

– Нет, нет, оставь, не надо, – стонала Зоя. Тома гладила ее и произносила успокаивающие слова, но та вдруг зарычала и вцепилась в ее руку, пытаясь дотянуться до нее зубами. Женщина с трудом увернулась, продолжая удерживать сопротивляющуюся девушку в постели. Тамара лишь немногим превосходила Зою комплекцией.

– Помоги, – прошипела она в сторону. – Не удержу.

Оксана нехотя встала, и они вдвоем прижали Зою к кровати. Та забрыкалась еще сильнее, зарычала, а потом ее рычание перешло в жалобный скулеж. Проснулась она от тонкого режущего слух звука, который сама же и издавала и осознала себя в чьих-то теплых объятиях, укачивающих ее как ребенка. Еще свежие воспоминания о пережитом во сне, злобные крики бабки не стерлись из памяти:

– Чтоб ты сдохла, блядище, ты и твой выродок, – и Зоя снова заплакала, тихо, изредка всхлипывая в Томарино плечо, а почувствовав успокаивающие поглаживания, прижалась к теплому Томкиному боку и позволила себе выплакать все те слезы, что копила годами.

– Что, опять эта лунатичка спать не дает? – приподняла голову от подушки Лариска. – Оставьте ее, я ей завтра устрою, – пообещала она и, перевернувшись на другой бок, через пару секунд уже снова спала, изредка всхрапывая.

– Нужно сказать старшей, – прошептала Тамара.

– Не хочу в это ввязываться.

– Надо, Ксюша, надо. Не зря ее переводят из одной колонии в другую. Жалко девочку, забьют ведь.

– Лад-но, – Оксана тяжело вздохнула.

– Ты или я?

– Давай, ты. Тебя она скорее послушает, я подтвержу, если что.

***

– Серов Тимофей Семенович? – то ли спрашивала, то ли констатировала молодая девушка за стойкой регистрации. Молодой мужчина с резкой складкой у рта хмуро кивнул. – Ваш посадочный талон, приятного полета.

Сегодня был тот случай, когда Тимур мог бы позавидовать человеческой способности отмахнуться и не слушать свой внутренний голос. В отличие от людей, у оборотней он имел еще и собственное физическое тело. Но душа была одна на двоих и болела она с удвоенной силой. И сейчас волк позволил себе то, что не мог позволить на публике мужчина – обливался слезами. Он не сопротивлялся решению человека уехать, сбежать, но тихо поскуливал, иногда срываясь на вой. Природа вместе с ним оплакивала его несостоявшуюся любовь, омывая слезами огромные окна зала ожидания аэропорта.

Как же отличалось радостное возвращение, когда Тимур, подгоняемый ветром и полный надежд, въезжал на любимом байке в город, от сегодняшнего унылого отъезда, который оплакивает даже природа.

Трудней всего дался разговор с родителями. Объяснить, почему их единственный сын так скоропалительно возвращается на службу, не пробыв дома и недели, получилось, только соврав. При наличии у родителей звериного чутья это казалось невозможным и получилось только потому, что они и сами должны были уехать, чтобы через год вернуться с новыми именами и новой легендой.

Друг понял быстрее и не отговаривал.

– Вот так, Валька, Тимофей Серов вновь возвращается к жизни, воскреснув из мертвых, не прошло и полмесяца с его официальной смерти. Мои еще нерожденные дети уже мертвы, я мертв, Валюха. Так зачем сопротивляться, затягивать агонию? Лучше бы я вообще ее не встречал! – воскликнул он отчаянно. – Порыпался бы еще пару десятков лет, и завел семью с такой же одинокой волчицей. Не иди моим путем, друг. Не ищи свою истинную половину.

Обоняние почти восстановилось, но сейчас Тимура это не радовало. Обилие запахов и ненужной информации раздражало. Пара, что стояла рядом на визовый контроль, страстно обнималась, но женщину это расставание больше радовало, чем расстраивало, а вот мужчина переживал искренне. Тимур поморщился, хотя пахло приятно: он смог отличить тонкий, сладковатый аромат обмана и лицемерия. Щенки и люди легко путают его с дорогим парфюмом, но в отличие от его искусственного аромата, этот источает само человеческое тело. Только тонкому звериному чутью доступны нюансы.

С парочки взгляд и нюх невольно переключились на других пассажиров, Тимур отвлекся от собственных переживаний и уже через несколько минут целенаправленно и ревниво наблюдал за людьми вокруг в поисках чего-то, что смогло бы заполнить образовавшуюся внутри пустоту, новую цель, новую идею, вокруг которой можно было бы построить новую жизнь.

Приятный запах защекотал ноздри, слух уловил частые удары сердца. Тимур оглянулся, маленькая девочка в упор рассматривала его, беззастенчиво и с искренним интересом, как могут только дети и старики, будто им доступно видеть больше, чем всем остальным. Сердечко ее колотилось слишком часто для пятилетнего ребенка, вот оно болезненно затрепетало и пропустило удар, затихло, но опять застучало в прежнем ритме. Тимур улыбнулся ей, скрывая за улыбкой жалость к больному ребенку, но она сердито покачала головой, тряхнув волосами и открывая взору родинку в виде звездочки на виске у самых корней волос – маленькая ведьмочка.

Динамик под потолком щелкнул, и женский голос объявил начало посадки.

– Милая, нам пора, – подошедшая к ребенку женщина взяла девочку за руку и потянула за собой. Темные круги под глазами уставшей матери соперничали с синяками под глазами дочери лишь оттенком.

– Зоя, пойдем, наш рейс, – повторила она.

Тимур дернулся от ее имени, как от пощечины.

Девочка, наконец, послушала мать, и сдвинулась с места, но еще раз глядя прямо мужчине в глаза, покачала осуждающе головой, и напоследок, погрозила ему пальчиком.

Тимур так и остался стоять, провожая ребенка глазами. До сегодняшнего дня ему не приходилось встречаться ни с одной ведьмой. Волков они не жаловали. О редких сотрудничествах волков и ведьм Тимур знал из рассказов отца и деда. В начале века они предупредили оборотней, что эмиграция поставит их вид под угрозу исчезновения, но не объяснили, почему. Верховная ведьма высокомерно провозгласила свое пророчество, а напоследок добавила:

– Я вас предупредила, блохастые. Последствия для вашего вида будут катастрофические.

Уже позже волки поняли ее предупреждение: молодняк, разделенный тысячами километров, границами государств и разными политическими системами, был обречен на одиночество. За двадцать лет ни один волк не встретил родную душу, не родился ни один щенок. Вторая встреча с ведьмами состоялась уже в сороковых. Они заклинали закончить войну на своих границах.

– Спасая запад, вы лишите его собственного ценного опыта, и тем самым обречете наших внуков и правнуков повторить нашу судьбу, – в этот раз верховная снизошла до объяснения. Но соблазн избавить мир от бесчеловечной идеологии и победить здесь и сейчас был слишком велик. Не послушали.

И вот теперь эта маленькая больная ведьмочка. Была ли эта встреча случайной?

Услышать ее имя было нестерпимо горько. Сегодня уже второй раз.

Он не мог не заехать к родителям Валентина попрощаться. Пока Ольга Павловна суетилась, накрывая стол для любимого крестника, Тимур осматривался в их новой квартире. Увидел знакомое лицо на фотографии, застыл, и рука-предательница сама потянулась к черной рамке на комоде. Крестная, заметив его внимание, с грустью заметила:

– Витюша Черный с семьей.

Тимур молча ждал продолжения.

– Семья наших давних друзей. Они трагически погибли, – пожилая женщина тяжело вздохнула и взяла фото из рук Тимура. – Слышал ту ужасную историю десять лет назад, когда первый оборот у волчонка случился на семейном празднике среди людей? Его бабушка – человек, стала свидетелем этого. Но мы с Васей считаем, что был еще как минимум один свидетель. Сразу после этого начались покушения. Их было несколько, неудачных, доказывающих, что действовал не охотник на оборотней, а неумелый новичок. Но он был очень настойчив и, в конце концов, у него получилось. – Ольга Павловна помолчала, пытаясь совладать с застарелой болью. – Мы с Василием на тот момент жили на Дальнем Востоке, меняли фамилию. По возвращении попытались выяснить подробности произошедшего. Официальная версия аварии проста и безукоризненна: гололед, водитель не справился с управлением. Она была бы убедительна, если бы водитель не обладал быстротой реакции и чутьем оборотня.

– И если бы не было предыдущих покушений, – добавил Тимур, женщина кивнула.

– А вот с Зоюшкой история еще более непостижимая, – женщина нежно погладила хорошенькое личико девочки лет двенадцати – тринадцати. – До чего ж милым ребенком росла, – вздохнула она. – Она единственная из семьи выжила в той аварии, но мы ее не нашли. В протоколах девочка значится как пострадавшая. А дальше начинается какой-то абсурд. В какие бы органы мы не обращались, ответ один: такого человека не существует.

Тимур промолчал, не желая расстраивать и разочаровывать пожилую женщину. Милый ребенок вырос, и попрал самые ценные устои, на которых сотни лет держится и благодаря которым все еще существует их немногочисленное сообщество.

Глава 5

– Том, ну, Томочка. Ну, отдай, – ныла Лариса. – Ты же все равно не будешь носить.

– А почему не будет? – полюбопытствовала Анжела, новенькая. Они с Оксаной заняли единственный диван в общей комнате отряда. Назвать эту комнату уютной было нельзя, но в ней было все, что требовалось для вечернего отдыха. А мягкий уголок, пожертвованный кем-то к женскому празднику, вообще был объектом зависти всех других отрядов.

– Не знает, кто присылает, – нехотя ответила Оксана. Она зевнула и перевела глаза со скучающих у телевизора женщин в ожидании любимого сериала, на Анжелу и вдруг оживилась, найдя в ее лице нового заинтересованного слушателя. – Мать говорит, что не клала. Она всегда сама собирает и запечатывает посылку, потом Томкин сын Костик тащит ее на почту. Здесь распечатывают и та-дам! Сюрприз! Белье, причем не хлопок, которое ее мать покупает, а шикарные комплекты. Вот его-то Лариска и выпрашивает. Еще косметика. Родительница уверяет, что покупает в спецмагазине, дабы избежать проблем, а в посылке обнаруживается та, что Тома сама себе раньше на воле покупала. И еще в посылке всегда много орехов. Вот Томка и психует.

– Почему? – захлопала ресницами Анжела.

– Непонятное всегда настораживает. Ты разве не знаешь про бесплатный сыр? – Оксана окинула собеседницу снисходительным взглядом. – Но орехи жрет. Чо им пропадать? Тем более она вечно голодная, вегетарьянка, блин. Ей типа, белок нужен. Говорит, без орехов она хлеба больше жрет и толстеет.

Тома, с книгой на коленях расположилась в кресле. Сосредоточится на чтении под монотонное Ларискино нытье и эмоциональный рассказ репортера первого канала, было непросто, но Тома обладала многолетним опытом и справлялась. Тем более новая книга, которую она обнаружила в посылке от родных, оказалась приятным бонусом и требовала немедленного прочтения. Не книга, конечно, а очередь, которая на нее установилась. В тюремной библиотеке такой несерьезной литературы не найдешь. Девчонки завизжали от восторга, увидев типичную для книг этого жанра обложку с обворожительной красавицей и харизматичным мужиком.

– Что за бред вы, молодежь, читаете? – неодобрительно фыркнула Марион, их старшая, когда они вместе с Тамарой наблюдали, как одна из сотрудниц отдела безопасности специальным щупом проверяет шампунь из посылки, присланной Томе из дома, а другая перебирает табак для Марион.

– Какие, на хрен, оборотни? Напрасный перевод бумаги, – отчеканила она.

Тамара бы подивилась такой заботе об окружающей среде, но старая цыганка продолжила и не просто удивила, а ошарашила:

– Вот если бы про ведьм, – и уголки ее губ дернулись. Еще чуть-чуть, и Тома бы подумала, что женщина улыбнется. Выказать свои собственные эмоции Тома не посмела, поэтому невозмутимо сказала:

– Так здесь и ведьмы есть. Вот, смотрите, в аннотации написано, – Тамара протянула книгу. Женщина не торопилась брать, но Тома настойчиво толкала книгу ей в руки.

– Прочитаешь и если там и вправду про ведьм, принесешь,– наконец, нехотя сказала старшая.

– Марион, – обрадовано сказала Тома, – у меня к вам разговор есть деликатный. Можно?

Лариса не сдавалась. Тем более, что заняться ей больше было не чем, а Тамара все еще не сказала свое категоричное «Нет», продолжая просто игнорировать приставалу.

– А зачем Ларисе белье? Кто его тут оценит? – спросила Анжела.

– Дура ты, Анжела, – деланно вздохнула Оксана. – Как ты еще можешь себя тут женщиной чувствовать в этой адской униформе? А к Лариске скоро ее мужик приедет. На целых трое суток, – с ноткой зависти в голосе сказала женщина.

– Ну, хочешь, я буду отдавать тебе вареные яйца? Когда они будут, конечно, – уточнила Лариса. – Целый месяц.

Наблюдать за Ларискиным унижением было приятно, но Зоя перечитывала любимого Марка Твена и поэтому отвлеклась. Она сидела на стуле, чуть отгороженная от остальных небольшой этажеркой с книгами. Над головой у нее вместо портретов классиков висела напутствующая растяжка «Законопослушное поведение – путь к досрочному освобождению». Сидеть на пыточном деревянном сооружении было мучительно, но девушка даже не пыталась занять место на диване или кресле, чтобы избежать унизительной сцены изгнания. Еще свеж был в памяти предыдущий опыт.

Через полчаса она встала и тихо выскользнула в коридор, до уборной и обратно, ради того, чтобы размять ноги. Ходить по комнате она бы не решилась. Либо Лариска, раздраженная отказом Тамары, пристанет, либо кто-то решит, что она мешает смотреть телевизор. Зоя уже сделала шаг в сторону уборной, когда услышала свое имя и остановилась, прислушиваясь.

– Ладно, – проводив Зою взглядом, Тамара вдруг сдалась под натиском Ларисы. – Белье отдам, но с условием.

– Каким? – Лариса подалась в ее сторону.

Тома застыла на пару секунд, разглядывая женщину, точно еще раздумывая, но потом все же решилась:

– Ты перестанешь третировать Зою.

– Вот еще, – подскочила в кресле та. – Она – детоубийца! – вызывающе крикнула она. Имею моральное право.

– О, как заговорила! О моральном праве вспомнила. Помнила бы о нем, когда закладки для малолетних наркоманов делала! – возмутилась Тамара.

Оксана устроилась поудобнее, предвкушая назревающую перебранку, с намерением насладиться бесплатным зрелищем, но Тома вдруг успокоилась:

– Так ты хочешь белье или нет?

– Хочу, – буркнула Лариска, – Почему? Почему ты защищаешь ее всегда?

– Не твое дело.

– Соглашайся, Лорка, – влезла Оксана. – Для тебя это выгодный обмен. Ты так и так больше не сможешь развлекаться за счет девчонки.

– Почему это? – вскинулась та.

– Мамка приказала оставить ее в покое.

– Когда она такое сказала?– психанула Лариса.

– Час назад, – довольная произведенным эффектом, ответила Тома.

– Что за мамка такая? – полюбопытствовала новенькая.

– Наша старшая – Марион. Ты не могла не заметить ее в столовой.

– А-а, та старая карга с трубкой во рту?

Оксана неодобрительно посмотрела на Анжелу:

– Будем считать, что я тебя не слышала.

– Я слышала, – раздалось с соседнего стула.

– А что? Что я такого сказала? – напугалась молодая женщина.

– Ла-дно, не ссы, на первый раз прощаю, не скажу, – усмехнулся тот же голос.

– Ты, Анжела, если не знаешь чего, лучше помолчи, не нарывайся, – посоветовала новенькой Оксана.

Анжела дослушала, как Тома выторговывает себе на завтрак яйца и, наклонившись к Оксане, тихо спросила:

– И все-таки, кто такая эта старшая и чем она занимается?

– Это наша внутренняя власть. Следит, чтобы у нас тут порядок был, законы соблюдались писаные и неписанные. Таким, как Лариска беспредельничать не дает, ну, или наоборот, если кто-то нарывается, поставит его на место. Связь с администрацией поддерживает. Короче, Анжела, ты должна усвоить главное – если старшая сказала – прыгай, ты должна прыгнуть.

– А почему мы собственно должны ее слушать, есть же начальники отрядов и колонии? Она, вообще, по какой статье сидит?

Женщины расселись у телевизора и добавили звук, на экране начинался сериал, который все ждали.

– Чувствую я, Анжела, любопытство тебя до добра не доведет, – Оксана придвинулась к ней ближе и тихо заговорила. – Она вообще никакого преступления не совершала.

– Как это?

– Еще лет тридцать назад взяла на себя преступление мужа. Освободилась, через три месяца вернулась следующий чужой срок мотать. За ней серьезные люди стоят.

– Зачем она это делает? – с тихим ужасом спросила Анжела. Оксана неопределенно пожала плечами:

– А другой жизни она и не знает.

– Но ведь настоящие преступники на свободе остаются, – девушка сникла, и какое-то время сидела, молча уставившись взглядом в пол, а потом простонала, – Господи, как же тут жить выживать?

– А мы не загадываем наперед. Живем и живем, – ответила ей Оксана. – Тома? – она протянула руку и сжала ее плечо. – Про меня не забудь, я читаю после тебя.

– Третья будешь. После Марион, – Тома улыбнулась, увидев ее выпученные глаза.

Зоя стояла по ту сторону дверей и, затаив дыхание, ловила каждое слово разговора, в этот самый момент перекраивающий ее жизнь. Услышав о приказе старшей, девушка всхлипнула и зажала себе рот рукой, но слезы удержать не смогла и они большими каплями текли по щекам, по прижатой ко рту ладони до локтей и беззвучно капали на пол.

Когда Тома заговорила про книгу, девушка уже едва сдерживала всхлипы. Она побежала в уборную и, закрывшись в кабинке, прикусила пальцы, сжатые в кулак, чтобы не разреветься навзрыд, не могла позволить себе быть услышанной, проявить слабость. Легкое движение в груди, сродни щекотки от легкого прикосновения перышка к обнаженной коже, заставило Зою затаить дыхание, боясь спугнуть свою волчицу. Они обе застыли в ожидании следующего шага друг друга. В первый миг Зоя боялась даже поверить, ведь она так долго подавляла свою вторую сущность, что в какой-то момент совсем перестала чувствовать вольнолюбивую волчицу. Та обиделась, закрылась, оставила ее один на один с их общей бедой. Зоя злилась, но в то же время понимала, что иначе могла не удержаться, показать зубы обидчикам, против которых ей не выстоять в одиночку. Разоблачение недопустимо в волчьем сообществе и часто заканчивается смертью, как и случилось с их семьей. Тогда бабка спрятала внучку, поменяв ее адрес и фамилию. Она спасала в первую очередь себя, но тем самым спасла и саму Зою.

Девушка отмерла и потянулась навстречу к своей сущности, чтобы разделить с ней нежданную радость.

Часть 2. Глава 6

– Сил моих больше нет, на это смотреть, – Тамара подскочила с дивана и вылетела из общей комнаты. Женщины переглянулись, Оксана при этом недоуменно пожала плечами, и все вновь сосредоточились на экране телевизора. Через минуту Тома вернулась с пакетом в руках и вытряхнула на стол перед Зоей его содержимое. Та оторвала глаза от шитья, которым занималась и едва заметно покачала головой.

– Зоя! – требовательно сказала Тамара. – Ну, кто, скажите мне, – обратилась она к заинтересованным слушателям, кто в наше время штопает белье? Появилась дырка – в ведро! Молодежь даже слово «латка» не знает, а эта сидит, пытается после каждой стирки реанимировать эту прозрачную сеть. Зойка! Я с кем разговариваю? Они тебе малы. – Тома попробовала вырвать несчастные трусы у девушки из рук, но та спрятала их за спину и, набычившись, смотрела на подругу.

– Я не понимаю, откуда в девчонке, прошедшей колонию для несовершеннолетних и несколько колоний общего режима может быть гордость и высокомерие?

– Все ты понимаешь, – не отрываясь от экрана телевизора, сказала Оксана. – Не будь она такой, давно опустилась бы. И это была бы уже не та Зойка, которой ты так благоволишь.

– Это невежливо, обсуждать меня в моем же присутствии, – буркнула девушка.

– А у тебя за спиной, значит, можно? – хмыкнула Оксана. – Томк, пойдем, выйдем, перемоем ее изящные косточки. Хо-тя, – женщина развернулась к ним и окинула девушку оценивающим взглядом, так и продолжающую сидеть с руками, спрятанными за спиной, и усмехнулась, – За последние полгода она изрядно отъелась, тебе не кажется? Эти шикарные бюстгальтеры, от которых она продолжает воротить нос, ей теперь в самый раз.

Тома решила пойти другим путем. Она распаковывала один комплект белья за другим, и демонстрировала их, прикладывая на себя.

– Белый, – она поднесла комплект к Зое, и отбросила его на стол. – Бежевый, черный, голубой. Бр-р, этот определенно – нет, – красный полетел в общую кучу. Зоя проводила взглядом небрежно отброшенные Тамарой новые хлопчатобумажные плавки, которые полетели вслед за красным бельем и опустились на это кружевное великолепие.

– Томочка, я не возьму, – заглядывая женщине в глаза, смущенно улыбнулась она.

Оксана толкнула Тому локтем в бок и шепнула прямо в ухо:

– Предложи ей эти, – и кивнула на хлопковые.

Лариса сидела напротив телевизора и изображала полное отсутствие интереса к демонстрации белья, лишь ее щеки и шея пошли красными пятнами. Когда Тамара отбросила алый комплект, Лариса вдруг резко поднялась и вышла в коридор.

– Чтоб ты подавилась своим бельем! – процедила она сквозь стиснутые зубы, едва оказалась за дверью. – Муженька замочила, а добренькую из себя корчит, тварь. Ненавижу!

Она сидела на том же стульчаке, на котором полгода назад плакала от радости Зоя, но чувства Ларисы были прямо противоположными.

Комплект белья, выторгованный тогда у Тамары, она надевала под завистливыми взглядами сокамерниц, но с мужем встретилась только чтобы услышать, как этот ублюдок скажет:

– Извини, я решил, что должен сказать тебе это лично: мне нужен развод.

– Как же, лично он захотел сказать, глаза в глаза. Ему нужно было, чтобы я документы подписала и отказ на дочь. Сволочь! Решил отобрать единственное, что держит в этой долбанной жизни – ребенка.

Она так и не смогла забыть унижение, которому подверг ее собственный муж. Воспоминание об этом вызывало такую злость, что было все равно, на кого злиться, и на ком ее вымещать.

После того, как она не выдержала и толкнула в столовой Зою, когда та шла с полным подносом и растянулась на полу между столов, ей знатно прилетело от старшей. Нет, рукоприкладством Марион не занималась, да и ее помощницы не стали, но сутки в карцере Ларисе не понравились.

Зоя могла бы стать идеальным козлом отпущения, но ей покровительствовала сама Марион. А после того, как эта детоубийца посоветовала старой кошелке сдать анализы на сахар и у той обнаружили запущенный диабет, Марион обращалась с девчонкой как с любимой внучкой. Ведь промедли она, не начни принимать медикаменты, дело могло бы кончиться для нее плачевно. Говорят, что старшая даже просила за девку у начальника колонии, чтобы поддержал ходатайство на условно-досрочное освобождение. Лариса так стиснула зубы, что они грозили раскрошиться.

– Шваль, вот только была отщепенкой, а теперь чуть ли не святая невинная мученица. Принцесса! Не желает ли Ваше Высочество белый, или может быть черный? – Лариса скривилась, а из глаз полились злые слезы.

Зоя, поджав под себя ноги, примостилась в углу дивана, и с упоением читала книгу, которую Тамара обнаружила в последней посылке, присланной к Новому Году. Книги на протяжении последних лет были единственной доступной радостью, и она при малейшей возможности с головой уходила в чтение, но впервые столкнулась с таким откровенным описанием любви. Было безумно любопытно, волнительно и стыдно, особенно под понимающими взглядами опытных женщин. И в корне отличалось от ее собственного опыта. Тем не менее, многие моменты вызывали улыбку или даже откровенный смех. Автор явно не была знакома лично ни с одним оборотнем и очень заблуждалась на их счет, описывая непреодолимое сексуальное влечение, вспыхнувшее между двумя оборотнями, которые только что познакомились.

– Над чем ржешь? – преувеличенно веселым голосом спросила вернувшаяся Лариса. Она присела на боковой валик дивана рядом с Зоей и, заглянув в книгу, спросила:

– Неужто Томкин тайный благодетель наконец-то узнал, что в мире существуют другие книги помимо оборотней и прислал что-то более веселое, чем чужая ненасытная страсть? – Забрав книгу у Зои, повернула к себе красочную обложку.

– Упс, не угадала.

– Ты что-то имеешь против ненасытной страсти? – фыркнула Оксана.

– Сказочки для наивных девочек, – Лариса небрежно швырнула книгу на диван. – Пришел, обнюхал, не проходящий стояк и любовь до гроба.

– Бред, конечно, – согласилась Оксана, – но до чего ж волнительный. Ты тоже так думаешь? – спросила Зою, которая смеялась, уже не сдерживаясь.

Неожиданный вопрос застал врасплох. На память пришел рассказ мамы об их с отцом знакомстве. Родители были истинной парой. Мама почувствовала папин взгляд в большой толпе и безошибочно его нашла. Ее буквально влекло к нему, но это притяжение было на уровне душ, а не тел. Отец тоже никогда не говорил, что к маме его привел ее запах.

– Мой папа, – осторожно начала Зоя, – часто рассказывал нам с братом о волках. Ему очень нравились эти существа, и они действительно составляют пару на всю жизнь. Он говорил, что у них область мозга, отвечающая за анализ запаха в сорок раз больше, чем у человека. Но отец никогда не рассказывал, что волк, таким образом, выбирает свою пару. Он просто борется за самку, которая принесет сильное потомство.

– Ну, а как бы ты написала, будь автором? – насмешливо спросила Тамара. Зоя впервые заговорила о своих родных, и ей хотелось, чтобы она продолжала.

– Я уверена, что истинность – это единение душ. Разве можно почувствовать родную душу по запаху? Их притягивает друг к другу на метафизическом уровне. А если речь идет об оборотнях, то им помогает и ведет звериный инстинкт.

– В таком случае у человека тоже должны быть истинные пары. А их нет, – сказала Тамара.

– Есть, – уверенно ответила девушка. Ей хотелось бы рассказать про нежность и заботу, с которой ее родители обращались друг с другом, а ведь мама была человеком. Все женщины, которые окружали Зою последние годы, страдали именно от недостатка любви в их жизнях. Та же колючая Лариска, которой все готовы были и посочувствовать и пожалеть, если бы она позволила. Ведь для многих то, что случилось с ней – страшный сон. Зоя продолжила, осторожно подбирая слова:

– Есть у людей родственные души, но вы, то есть люди их не чувствуют так, как могут почувствовать звери.

Будто в ответ на ее слова ее молодая и неопытная недоволчица беспокойно зашевелилась и заурчала.

– На самом деле у людей и у этих сказочных оборотней много общего. Например, то, что авторы называют внутренним зверем – это же наше подсознание! Существует много методик, как правильно обращаться к подсознанию, чтобы услышать свое внутреннее «Я». Но многие ли люди это делают? А животные рождаются с этим умением, и пользуемся им. Это делает их сильнее, и умнее, потому что позволяет помнить свой прошлый опыт на уровне инстинктов.

– Это ты сейчас о сказочках про любовь с первого взгляда? – скривила лицо Лариса.

– Но они же не на пустом месте появились! – воскликнула Анжела. – Не замахивайся на святое, Лорка.

– А ведь правда, – сказала Оксана. – Бывает, жизнь сталкивает людей множество раз, а они так и не начинают отношения. – Женщина оживилась. – Представьте, встречаются люди на улице или в автобусе по дороге на работу, понравятся друг другу с первого взгляда, но подойти и познакомиться так и не решатся: не принято. Так и пройдут, не подозревая, что проходят мимо своей родной половинки.

– Хватит вам балаболить, фантазерки. Дайте фильм посмотреть, – любовь на экране для многих выглядела более реалистичной.

Зоя должна была признать, что в главном авторы книг об оборотнях правы – истинные пары – не вымысел. Много лет назад она была знакома с такими парами. И очень надеялась, что и ей повезет встретить свою, когда-нибудь. Последний волк, которого она видела, был тот мужчина с пронзительными серыми глазами. Воспоминания о нем вызывали двоякое чувство, волчица в груди приходила в трепетное волнение, которое иногда передавалось и Зое, а сама Зоя испытывала чувство стыда. От охранниц, которые его тогда бесстыдно обсуждали, слышала, что он приходил устраиваться на работу, а потом выскочил, едва не сбив с ног начальника колонии, и больше так и не вернулся. Фантазия довела Зою до того, будто это она стала причиной его бегства. Якобы, увидев ее, ему стало нестерпимо стыдно за соплеменницу. Но по здравому размышлению она поняла: причина кроется в замкнутом пространстве, в котором волк не может долго находиться. Но девушка настолько извела себя этим надуманным чувством стыда, которое испытывала перед ним, что мужчина стал ей сниться. Просыпаясь, она никогда не могла вспомнить, что именно ей снилось, оставались только отголоски чувств, которые всегда одинаково начинались со жгучей ярости, а заканчивались безысходной тоской, и эту чужую тоску она переживала, как свою собственную, и утро встречала подавленной и усталой. Постепенно эти сны вытеснили старые кошмары, которые мучили Зою много лет, и она решила, что нет худа без добра.

***

Тамара смотрела на экран вместе со всеми, но мыслями была в другом месте. То, чему она в своей жизни до сих пор не находила объяснения, вполне укладывалось в красивую картинку, нарисованную подругой, но, увы, являлось всего лишь сказкой. В реальной жизни пока она отбывала срок, днем изготавливая свечи на производстве, а вечера просиживая у телевизора, сын из ребенка превращался в подростка, и родители Томы, все чаще беспокоились, что не справятся с быстро взрослеющим внуком. Зоя, за которую она чувствовала ответственность, и к которой искренне привязалась, волновала не меньше сына. За то время, что она провела в этой колонии, девушка не получила ни одной передачи и посылки. Подходил срок ходатайства на досрочное освобождение. Куда пойдет девушка, которую никто ни разу не навестил, и есть ли ей куда идти?

На экране замельтешили титры, в комнате сразу стало шумно, женщины загомонили, обсуждая неоднозначную концовку серии, задвигали стульями и, не дожидаясь звонка к отбою, отправились готовиться ко сну. Оксана замешкалась у двери, но Тамара махнула ей рукой и качнула головой в сторону Зои, которая на ходу дочитывала последние строчки.

Девушка чувствовала исходящую от подруги неуверенность и, с громким хлопком закрыв книгу, ободряюще ей улыбнулась.

– Зоя, ты сегодня упомянула своего отца и брата. – Тома затруднялась с корректной формулировкой вопроса, догадываясь, какой ответ может услышать. – Почему они не навещают тебя?

– Они погибли, Тома. Все: мама, папа, брат, – спокойно ответила Зоя. – Давно.

– И.., у тебя никого не осталось?

– Бабка, – девушка отошла к окну, всматриваясь в темноту.

– Но почему она не навещает тебя? – с возмущением, которое не удалось скрыть, спросила Тамара.

– Мы, – Зоя замялась, – не ладим. Извини, Тома, я не хочу говорить об этом.

– Ладно, но позволь последний вопрос? – Дождавшись кивка, Тамара продолжила:

– А отец твоего ребенка?

– Кто? – Зоя повернулась от окна и непонимающе уставилась на нее.

– Отец твоего ребенка, – повторила Тамара.

Девушка стояла, все еще прижимая одной рукой к груди книгу, а другую сжала в кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели. Шея, а затем и лицо ее пошли красными пятнами, а с губ сорвалось грязное ругательство.

– Я не желаю об этом говорить, – отчеканила она, наконец.

Зоя не стала бы возвращаться к этим подавленным ею воспоминаниям даже ради подруги. Хотя Тамара, благодаря которой ее жизнь перестала казаться адом, была единственным человеком, которому она могла позволить и доверить многое.

Тома опешила и даже не взбеленилась как всегда, в тех редких случаях, когда Зойка выходила из себя и позволяла нецензурные слова.

– Тебе это не идет, девочка, – сказала она в первый раз, когда Зоя решилась, наконец, не раскисать, а рассердиться. – Посмотри на себя, – подтолкнула ее к зеркалу. – Ты красивая интеллигентная девочка. Не позволяй себе такое!

– А ты? – растерялась тогда Зоя.

– А что я? – резко ответила Тома. – Я – отрезанный ломоть.

– Неправда, – искренне возмутилась девушка, и волчица в глубине души одобрительно рыкнула. – Ты хорошая, добрая, отзывчивая.

– Мы о ком сейчас говорим? – усмехнулась добрая и отзывчивая.

– Раз я интеллигентная, может, тогда ты больше не будешь называть меня Зойкой? – девушка состроила жалобную гримасу.

– Мне можно.

– Почему? – удивилась Зоя.

– Я не интеллигентная, поняла? – грубовато ответила та.

Тома лукавила. Томе было стыдно. За плечами Томы был институт культуры и до жизни, когда она вдруг в одночасье оказалась отрезанной от мира крепкой решеткой, она была интеллигенткой в n-ном поколении, и ее предки этим очень годились. А среди них числился человек, которого знал каждый ученик страны, включая самых заядлых двоечников. Она и сама себя считала достойной известного предка, до встречи с музыкантом, изменившим ее жизнь своими пьяными загулами и бесконечными изменами, пока однажды не обнаружила себя, лупящую мужскую спину и голову ножкой стула, который он сам же до этого и сломал.

Зоя стояла напротив опешившей Тамары, постепенно успокаиваясь, медленно вдыхая и выдыхая воздух. Взгляд ее переместился на книгу, все еще прижатую к груди.

– У меня тоже есть к тебе вопросы, – сказала она уже почти спокойно. – Ответишь?

Тамара неопределенно передернула плечами.

– Кто тебе присылает посылки?

– Родители, – облегченно выдохнула Тома, ожидавшая совсем другого вопроса. Среди заключенных нередки были шутки о человеке, который подкладывал сюрпризы в ее посылки, и версии высказывались разные. Но сама Тамара никогда не участвовала в их обсуждении.

Зоя будто ненароком поднесла книгу к лицу и, втянув носом воздух, довольно зажмурилась.

– А книги? Мама? – усмехнулась она.

Тамара замешкалась, но все же ответила:

– Нет, конечно. Моя мама скорее подумает о насущном, о теплых носках, например, о средствах гигиены. – Наблюдая, как Зоя поднесла книгу к лицу и втянула воздух, а потом опять прижала ее к себе, Тома едва сдержалась, чтобы не подойти и не отобрать ее. – У меня есть предположение, кто это делает. – Она опять замолчала, но голос дежурного офицера в коридоре заставил ее поторопиться с ответом:

– Коллега моего покойного мужа. Они выступали вместе. Он и раньше часто помогал мне, когда у меня возникали… трудности с мужем.

Тому забавляла странная, но отчего-то милая привычка подруги поводить носиком. Всегда, прежде чем сделать что-то или сказать, она, будто принюхивалась. Вот и сейчас, крылья носа едва заметно дрогнули, Зоя слегка качнула головой и, вложив книгу в руки подруги, заговорила:

– Мои родители погибли в автомобильной аварии, когда мне исполнилось двенадцать. Я тоже была в машине, но мне не повезло, я выжила. До того, как попала в колонию, несколько лет прожила у бабы Капы. Мы едва терпели друг друга. Я знаю, ты беспокоишься, что мне некуда будет пойти после освобождения. Ты права. К ней я не вернусь и я не знаю, как она распорядилась квартирой моих родителей.

Глухое тиканье настенных часов только подчеркивало ночную тишину, царящую в комнате и за ее стенами. Размышления довели Зою до абсурдной идеи: если положить на две чаши весов все кошмары прошлого, в которых она прочно увязла, и ее новые страхи о неопределенном будущем, какие из них перевесят? Каким образом привести хаос, творящийся в мозгах и душе, к гармонии? Томе удалось задать правильный вопрос: как организовать свою жизнь за пределами этих стен? Опыта взрослой жизни, в которой Зоя полностью несла бы за себя ответственность, у нее не было. Она совершенно не знала реалий современной жизни, попав за решетку, будучи несовершеннолетней. С соседней кровати до нее доносились редкие тихие вздохи, сопровождавшиеся учащенным биением сердца. Мысли Тамары были далеки от поисков смыслов жизни и были более прозаичны, и напоминали скорее составление четкого плана действий на ближайшее будущее.

Глава 7

Молельная комната, в которой в обычные дни разрешалось находиться не более двадцати заключенным, сегодня, в Канун Рождества с позволения начальства была до отказа наполнена страждущими верующими. Все обонятельные рецепторы Зои забились смешанными запахами молодых и старых тел и церковным ладаном, дурманя мозг, который с трудом воспринимал слова рождественской литургии. Женщины нестройными голосами старательно вторили певчим, а тюремный священник славил Христа. Зоя слушала слова батюшки Тихона о прощении обид, о любви к ближнему, и с этими же словами обращалась к Луне, прося благословения и у нее тоже. Стоящая рядом Тамара, шевелила губами, повторяя за священником слова молитвы об очищении грехов.

– Христос родился, – певуче тянул отец Тихон. – Славим его, – слаженно отвечали женщины.

В комнаты возвращались строем, притихшие, погруженные в себя, как всегда после посещения молельни.

– А сейчас праздничный концерт! – Оксана плюхнулась посередине дивана, и нажала на пульт телевизора. Лариса и Анжела, две постоянные соперницы за место на диване, толкаясь, пристроились рядом.

Тамара слушала музыку, вооружившись карандашом, и вот уже из под грифеля проступили очертания женского лица. Художница изредка отрывала голову от рисунка, бросая короткий взгляд на натурщицу, сидящую напротив, с неизменной книгой в руке. За последние месяцы формы девушки приятно округлились, исчезли упрямые складки на переносице, на щеках, когда она улыбалась, проступали милые ямочки. А стоило ей вернуться с производства и снять косынку, отросшие черные волосы пышными волнами обрамляли фарфоровое личико.

– Зоя, – окликнула Тамара подругу. Та вскинула глаза и Тома, как часто в подобные моменты, зависла, завороженная. Ни у кого до этого ей не приходилось видеть такого насыщенного темно-синего оттенка, и она не переставала им любоваться. Но главная их притягательность заключалась в тайне, которую они скрывали. Тома не раз замечала, особенно в моменты, когда подруга испытывала яркие эмоции, будто в их глубине затаилось нечто. Она смотрела в лицо молодой девушки, а в ответ на нее смотрела сама тысячелетняя мудрость. Иногда женщине даже казалось, что зрачок вытягивается, меняя свою форму. Но стоило моргнуть, и наваждение спадало. Ее творческая натура могла бы сравнить это с таинством, хранимым космосом. Отчасти поэтому она и решила написать портрет, надеясь на разгадку этой тайны. Показать в простом черно-белом рисунке, какая вселенная скрывается в человеческом зрачке, стало для художницы-любителя вызовом.

– Тамарочка, я хотела бы попросить у тебя совет, – от работы ее отвлек робкий голос новенькой.

– Да, Лидия Васильевна, – Тамара доброжелательно улыбнулась. Месяц назад, когда та только появилась здесь, ей и напрягаться не нужно было, чтобы понять, какая статья привела ее в эти стены – превышение пределов необходимой самообороны.

– Как мне лучше подойти к Марион с просьбой? – немолодая женщина с надеждой смотрела на молодую, которая, как она успела заметить, пользуется авторитетом среди других заключенных. Но вместо ответа, та вдруг замерла, ее глаза потемнели, она медленно повернулась к телевизору и будто вся обратилась в слух. Лидия Васильевна тоже повернулась, не понимая, что могло привлечь внимание собеседницы. На экране не происходило ничего особенного, но Тамара сидела, устремившись вперед и впившись глазами в телевизор. Молодой мужчина, на взгляд Лидии Васильевны, чересчур смазливой наружности, чтобы привлечь внимание серьезной женщины, пел популярную песню, которую даже такой мамонт, как она, как называли ее бывшие ученики, слышала неоднократно. Песня была о любви.

– О чем же еще? – зло подумала женщина. – Сначала морочат молодым девчонкам головы красивыми обещаниями, потом больно хлещут жестокими словами, а когда этого становиться мало, бьют уже тем, что под руку попадется. – Лидия Васильевна поджала губы, переводя взгляд с застывшей Тамары на томно вздыхающую Анжелу. Чувственный низкий голос то набирал силу, то вновь отступал, будто сдаваясь, чтобы через секунду с удвоенной силой прокричать о своей любви. Певец опустился на колени и уперся одной рукой в пол, а другую протянул вперед, образуя незримый мост со зрителями, камера подъехала ближе и показала его красивое вдохновенное лицо на весь экран. Проникновенный взгляд темных блестящих глаз проник в души очарованных им слушательниц, и каждая из них поверила, что эта песня звучит лично для нее. Даже Лидия Васильевна на каких-то несколько мгновений поверила в это. Она недовольно повела плечами, и это движение позволило отмереть и Тамаре. Она сглотнула, резко поднялась и направилась к двери.

– Томочка, мы же не договорили, – удивилась женщина.

– Том, ты куда? – Зоя, хватанув носом соленый, как слезы, запах морского бриза, не удержалась от вопроса.

Тамара оттолкнула чью-то настойчивую руку, теребящую рукав ее рубашки, видела, как Зоя и Лидия Васильевна открывают рты и о чем-то ее спрашивают, но музыкальные аккорды, будто капельки росы с лепестка, срывались и падали, проникая в сознание, вытесняя все другие звуки и дурманя сладкими обещаниями.

– В туалет, – протолкнула она, наконец, слова сквозь пересохшее горло и ноги торопливо понесли ее к спасительной тишине туалетной кабинки.

Громкий вопль Анжелы заглушил бурное веселье клоунов на экране и ответный хохот зрительного зала:

– Зачем, Ксюха? Переключи немедленно!

– Концерт окончен, смотрим юморину, – равнодушно протянула Оксана. – Да, девочки? – обернулась она к остальным.

– Нет, я хочу дослушать. Это мой любимый певец! – Анжела пыталась выдернуть пульт из Оксаниных рук. Та, увидев, что за Тамарой закрылась дверь, переключила сама:

– Ну, нет, так нет. Будем смотреть концерт.

– Мне кажется, или эту песню раньше кто-то другой пел? – спросила Лариса.

– Да, у них в группе солист сменился. Еще несколько лет назад, – охотно поделилась Анжела. – Я в него вкрашилась еще в школе, он такой секси! и песни свои сам пишет! Эту тоже. Ну, Ксюха, ну, зачем ты так? – заныла она. – Из-за тебя я не дослушала.

– А прежний куда делся? Отдельно выступает?

– А? Не-ет. Там какая-то мутная история была, не помню точно, то ли от наркотиков умер, то ли убили его.

***

– Тадеуш! – рука уже коснулась дверной ручки, когда его настиг окрик концертного директора Игоря Маркова. Он догнал его в холле театра, после репетиции нового музыкального спектакля. – Одна настойчивая дама звонит уже третий день, настаивает на разговоре с тобой. Дать ей твой номер? – спросил Игорь.

– Разберись с ней сам, – равнодушно пожал плечами тот и развернулся к двери.

– Пробовал, сказала, это личный разговор, – Марков не отставал, вышел вслед за ним, и они вместе направились к парковке.

– Тогда пошли ее к бесам, – ответил, начиная раздражаться.

– Тоже не прошло. Сказала, что знакома с тобой лично и следующее, что ты скажешь – чтобы она оставила свой номер, и ты, мол, перезвонишь.

– Хм, так и сказала? – спросил мужчина, закидывая сумку на заднее сиденье автомобиля.

Игорь кивнул.

– А еще добавила, что там, где она находится, звонки считаются привилегией и она не может названивать тебе бесконечно.

При этих словах Тадеуш резко развернулся и, больно ударившись об открытую дверцу машины, глухо прорычал, потирая ушибленный локоть:

– Когда она позвонит в следующий раз?

Молодой мужчина сидел в кресле, гипнотизируя телефон и бросая частые взгляды на настенные часы.

Уже за полчаса до назначенного времени он начал беспокойно мерить шагами комнату, ненадолго останавливаясь у окна, вглядываясь в темный зимний лес сквозь редкие снежинки, кружащие в свете единственного фонаря, не нарушая тишину и уединения этого места.

Услышав звонок, он тупо смотрел на черный экран телефона, прежде чем понял, что звонок идет со стороны входной двери, и открыл ее так резко, добавив грудного рыка, вместо приветствия, что посыльный, который просто ошибся домом, летел от него по подъездной дорожке, будто от бешеного пса.

Она опаздывала. Обещала позвонить в шесть. Она всегда отличалась пунктуальностью. В отличие от своего мужа. Тому опоздать на репетицию было нормой. Причина могла быть любой: от «вдруг захотелось кофе» или «кончился бензин в тачке, пришлось вызывать такси», до «очень захотелось секса, мужики. Ну, вы же понимаете?», сказанное с ухмылкой, от которой у Тадеуша сводило челюсти. Причем, это желание могло застать придурка не только дома, но и за тысячи километров от жены, где-нибудь на гастролях во Владивостоке. И поиски объекта для удовлетворения так не во время возникшего желания, занимали некоторое время, а группа ждала Звезду.

Наконец, экран засветился, показывая незнакомый стационарный номер.

Мужчина поспешно мазнул пальцем по зеленому кружку. Горло от волнения вдруг сжало спазмом, и голос, покоривший миллионы, отказал. Абонент на том конце тоже молчал до тех пор, пора Тадеуш, наконец, не смог прохрипеть:

– Тома?

– Да, я. Здравствуй. Извини, я не вовремя?

– Нет-нет, – поспешно ответил он. – Я ждал твоего звонка.

– У меня к тебе просьба. – Сердце учащенно забилось, будто она, предложила ему как минимум свидание.

– Я приеду, – он подскочил и заметался по комнате.

– Нет, – перебила его Тамара. – Нет необходимости.

– Нет, я приеду, и ты все подробно расскажешь, – он не мог упустить возможность увидеть ее. Опять. Ни за что.

– Нет, подожди. – Тома слышала, как он бегает по комнате, и воображение нарисовало, как он обувается, хватает ключи от машины, пальто и вот уже открывает дверь. – Нет-нет, Тадэк, стой! Я хочу для начала объяснить тебе свою просьбу.

Тадэк, собственное имя, которым его называла только она, заставило остановиться. Тома заговорила, а он, чуть успокоившись, вернулся в кресло, взял в руки ручку, и начал записывать.

Глава 8

Тадеуш был рад, что эта несносная женщина, много лет сводящая его с ума, наконец, о чем-то его попросила. Выяснить нужный адрес не составило труда, и сейчас он стоял перед металлической дверью сталинского номенклатурного дома, время величия которого осталось в далеком советском прошлом, размышляя, под каким предлогом можно попасть внутрь. Чутье подсказывало, что пожилая женщина не откроет дверь незнакомому мужчине и убедить ее в этом по домофону не удастся.

– Ауф, мой кра-аш, – тихий девичий возглас вывел его из задумчивости.

Девочка подросток беззастенчиво разглядывала своего кумира, пока ее мама, поставив пакеты на скамью, перетряхивала тоут.

– Ой, неужели это Вы? – воскликнула женщина и прижала сумку к груди, выронив найденные ключи.

Тадеуша позабавила одинаковая реакция матери и дочери. Он поднял связку и с улыбкой протянул ее женщине.

– А можно автограф? – спросила мать, а дочь, доставая смартфон, добавила:

– И селфи! Мояшкины мне без пруфов не поверят.

– Только если вы впустите меня в подъезд, – еще раз улыбнулся Тадеуш.

– Надеюсь, Вы к нам с добрыми намерениями? – пошутила женщина.

– А как же иначе?

У лифта мужчина опять замешкался.

– Не подскажите, на каком этаже восемьдесят третья? – спросил он женщину.

Ответила девочка:

– А-а, так Вы к этой душниле, – чуть ли не обвинила она его.

– Катя! Прекрати! – женщина бросила на Тадеуша смущенный взгляд и сделала большие глаза в сторону дочери, беззвучно шевеля губами.

– А что? Разве я не права? – заупрямилась девочка. – Бабка шеймит всех жильцов в подъезде.

– Вам на пятый, – извиняющим тоном сказала женщина, входя в лифт.

– Что, Капитолина Дмитриевна не позволяет музыку громко слушать? – подмигнул он девочке, придерживая для нее дверь лифта, и входя следом.

– И не только, – пожаловалась она.

– Мам, а он сасный, правда? – услышал он, когда за его спиной захлопнулась дверь лифта на пятом этаже.

– Правда, – мать с дочерью поехали выше, оставив мужчину одного напротив еще одной металлической двери. Он решительно нажал на кнопку звонка и вскоре почувствовал, что его разглядывают.

– Кто впустил Вас в подъезд? – раздался неожиданный вопрос.

– Соседи.

– Зачем Вы здесь?

– Капитолина Дмитриевна Рашникова?

– Да.

– Из-за вашей внучки.

– У меня нет внучки.

– Есть ли у Вас внучка или нет, но мы поговорим о Зое Викторовне Рашниковой. И мне все равно, с какой стороны двери пройдет разговор и сколько соседей примет в нем участие.

Щелкнул замок, за ним еще один, и еще, и только тогда дверь открылась. Пожилая женщина, представшая перед ним, напоминала собой дом, в котором, по-видимому, прошла большая часть ее жизни. То, что когда то было признаком роскоши, сейчас напоминала о текучести времени и неизбежном старении. На женщине было надето строгое платье, прикрытое ажурной шалью, морщинистую шею украшало ожерелье из настоящего жемчуга, волосы собраны в высокую прическу, под которой угадывался шиньон. Ее облик вызвал в памяти Тадеуша другой образ – его бабушки, но стоило взглянуть в холодные стылые глаза женщины, сходство исчезало.

– У меня нет внучки, – повторила женщина ровным голосом. – Она перестала для меня существовать в тот момент, – она гордо вскинула голову, – когда совершила преступление и опозорила наш род.

– Ваше отношение не отменяет того факта, что для всех остальных Зоя существует. И мне поручено выяснить положение дел с наследством, оставшимся ей от родителей.

С именем «Зоя» с Капиталины Дмитриевны слетела невозмутимость, но лишь на мгновение.

– Она убийца! – воскликнула старая женщина. – Чудовище! – ее голос дрогнул. От его внимания не ускользнули ни побелевшие костяшки пальцев, судорожно стискивающие шаль у груди, ни заблестевшие от пота виски и Тадеушу стало абсолютно ясно, что она врет.

– А ведь я тебя знаю, – сказала она, презрительно поджав губы. Старуха прищурилась в слабом свете лампы под потолком, разглядывая его. – Ты из них. Все вы одинаковы. Поете молодым девочкам красивые слова, чаруете своей маскулинностью, и вот они уже забыли, кто они есть! Такой как ты, – она ткнула в мужчину пальцем, и процедила сквозь стиснутые зубы, – лишил меня моей дочери! Вон! Убирайся! – последние слова она проорала и, толкнув его, прошла к двери, намереваясь открыть ее и указать незваному гостю на порог. Но Тадеуш не сдвинулся с места. Тома просила его разобраться, а для нее он готов сделать все возможное, и невозможное тоже, но в то же время, его и самого заинтересовала эта история.

– У меня еще остались вопросы, – возразил он.

Через несколько минут он все же стоял на лестничной площадке.

– Да-а, как сказал бы Костик или Катя, – у бабки, однозначно, беды с башкой. Точно, Катя!– и не медля, поднялся на этаж выше. Выбрав из трех дверей ту, что находилась над квартирой Рашниковой, нажал на звонок.

– Ауф! Мояшкины мне точно не поверят! – взвизгнула девочка. – Можно? – кивнула на смартфон в руке, сморщив мордашку. – Еще одно селфи на фоне Вашего постера? – Мужчина добродушно кивнул. – Ма-м, Тадеуш пришел! – крикнула она в глубину квартиры.

Появившаяся в дверях женщина в удивлении вскинула брови:

– Неожиданно.

– Поверьте, для меня тоже, – сознался он. – Не имею привычки приходить без приглашения.

– Так мы это исправим, – улыбнулась хозяйка. – Разрешите пригласить Вас к нам на чай, – она сделала широкий жест рукой. – Меня, кстати, Вера зовут.

– Очень приятно, Тадеуш, – засмеялся он.

– Теперь, когда все формальности соблюдены, может, ты, мам, сфотаешь нас?

Мужчина преувеличенно вздохнул, и начал разуваться.

Вера сердито постукивала ногой по полу, ожидая лифт. Проследила взглядом цепочку следов из растаявшего снега, тянущуюся от входной двери к лестнице и выше, еще несколько раз безуспешно нажала кнопку вызова кабины и пошла пешком. Не пройдя и половину пути, услышала, как лифт вздрогнул и начал движение. Женщина мысленно выругалась, но продолжила восхождение, с каждым следующим лестничным пролетом давая своему раздражению все больше воли.

История, только что поведанная ей старшей по подъезду, заставила по-новому взглянуть на Капитолину Дмитриевну. Она, если и не оправдывала, то хотя бы объясняла ее зловредность. Размышляя о превратностях чужой судьбы, женщина неожиданно встретилась взглядом c той, которую только что жалела, и сочувствие, даже не успев пустить в душе корни, испарилось, стоило соседке презрительно вздернуть нос, едва ответив на приветствие.

– Вот же ж, … душнила! – в сердцах подумала Вера.

– Извините, Капитолина Дмитриевна, не могла приехать сразу, – гостья, которую встречала пожилая женщина, мазнула взглядом по Вериному домашнему костюму и замызганным мокрым тапкам, и тоже поджала губы.

– Надо же, ведь даже не родственница, а так похожа! – фыркнула Вера вслед скрывшейся за металлической дверью гостье. – То же надменное выражение лица, и нос воротит так, будто у нас тут воняет. Муженек-то ее, приходящийся соседке родным племянником, попроще будет, невзирая на звезды на погонах.

Вера сунула руку в карман за телефоном, спохватилась, что не взяла его с собой и прибавила шаг.

– Расскажу Светику – не поверит. Похлеще, чем на ток-шоу. Кого сейчас удивишь убийством или дележом наследства? – Вера даже не заметила, что противоречит сама себе. – Как какая-нибудь знаменитость богу душу отдаст, так начинается, – женщину ничуть не смутило, что ни Капитолина Дмитриевна, ни ее внучка никакого отношения к публичным личностям не имеют.

То, что хозяйка не в духе, Тадеуш заметил сразу, стоило той открыть дверь. Она скупо улыбнулась и пригласила его в гостиную.

«Сегодня я вроде приглашен, а чувствую себя незваным», – удивился он смене настроения женщины, ведь еще два дня назад она радушно поила его на кухне чаем. Можно было ограничиться телефонным звонком, но ему хотелось лично отблагодарить свою добровольную помощницу. Ту информацию, которую он так и не смог получить от Рашниковой, Вера обещала узнать у старшей по подъезду, а по совместительству давней приятельницы Капитолины Дмитриевны.

«Что ж такого произошло за эти два дня?», – подумал Тадеуш, присаживаясь на диван.

– Вы не сказали мне, что внучка Капитолины Дмитриевны сидит в тюрьме за убийство ребенка, – без предисловий начала Вера.

– И что это меняет в нашей с вами ситуации?

– Ее новорожденного ребенка нашли в мусорном контейнере!

Тадеуша передернуло от этих слов. Таких подробностей смерти младенца он не знал.

– И кто его туда… выбросил? – на этих словах передернуло уже обоих. – Что рассказала Ваша знакомая? Есть свидетели? Кто-то из соседей видел, как Зоя это делала? – Тадеуш доверял Тамаре, как самому себе. Если она сказала, что девочка невиновна, то так оно и есть.

– Я не знаю. Мне свидетели и доказательства не нужны, ее признал виновной суд.

– Верно. И теперь, когда она получила свое наказание сполна, я хочу помочь ей наладить жизнь и для начала нужно выяснить, что стало с квартирой ее родителей.

– Рашникова ее продала, – Вера протянула ему визитку с адресом нотариуса.

Тадеуш не хотел разбираться в сменах настроения этой чужой для него женщины. Были ли они связаны с тем, что она чувствовала себя втянутой в неприятную для нее ситуацию, или опасалась реакции соседки за оказанное содействие, но обвинения, звучавшие в ее голосе, были направлены не по адресу.

– Я Вам очень признателен за помощь. – Он положил на журнальный столик два билета на премьеру музыкального спектакля. – Надеюсь, Катя будет им рада.

С девочкой мужчина столкнулся на выходе из подъезда. Она, в отличие от матери, встретила его с прежним восторгом.

– А Вы знаете, что внучка нашей соседки…, – Тадеушу хотелось рычать от злости: вот зачем, разумной на первый взгляд матери, рассказывать малолетней дочери все это? Но он только вскинул брови и, девочка, приняв это за интерес, затараторила дальше.

Глава 9

Тома стояла, прижавшись к сыну и оттягивая момент, когда нужно будет отстраниться, наперекор желанию души, которая рвалась вцепиться и не отпускать. Еще несколько лет назад, во время редких свиданий, она вот так же обнимала своего мальчика, положив подбородок на его макушку, а сейчас прижималась щекой к плечу, еще не широкому мужскому, но уже и не детскому. Уловив боковым зрением движение, женщина подняла голову и встретилась с внимательным теплым взглядом карих глаз мужчины, встречи с которым не ожидала и страшилась.

Рядом с мамой Костик всегда забывал, что ему уже далеко не десять лет. Вот и сейчас прилип к ней, пока вдруг не почувствовал, как она сжалась, в попытке стать меньше и укрыться за ним, и инстинктивно еще сильнее стиснул ее руками. Но она вдруг сама отстранилась и обеспокоенно спросила:

– А где бабушка?

– Приболела, попросила Тадея ее заменить. Не хотела, чтобы я пропустил свидание с тобой, – отрапортовал парень. – А у деда обострение подагры. – Костик прыснул. – Есть подозрение, что он симулирует. Ты же знаешь, бабуля сразу развивает бурную деятельность вокруг него и оптом прощает ему все грехи.

– Как же она справляется, если сама больна? – Тома повернулась к мужчине, ища подтверждения слов сына, прежде чем начать рисовать в воображении картины смертельных болезней родителей.

Костя смутился, глянув исподлобья на более опытного интригана.

– Не беспокойся, легкая простуда. Любовь Михайловна просто не хотела выходить на мороз, на улице сегодня не комфортно даже здоровому человеку.

В руках Тадеуш держал внушительную коробку. Тамара перевела взгляд с нее снова на мужчину, потом на сына и пазл, наконец, сложился, подтвердив прежние догадки: стало понятно искреннее удивление, а то и возмущение, с которым ее мама отказывалась от благодарности за то или иное угощение или сюрприз:

– Прости, детка, но разве это разрешено? Я собираю посылку строго по списку дозволенных вещей, – было постоянной ее отговоркой.

– Извините, граждане, но правила для всех одинаково писаны, – дежурная на проходной кивнула Тамаре на дверь, предлагая пройти в комнату, разделенную решеткой и обернувшись к Тадеушу, растянула губы в улыбке, глаза ее возбужденно блеснули.

– А автограф можно? – изогнув нарисованные брови, уже другим тоном произнесла девушка и протянула листок бумаги и ручку. – Эх, селфи было бы лучше, но смартфоном нельзя пользоваться, – огорчилась она. – Может, выйдем на улицу? – не смущаясь, окинула мужчину с ног до головы откровенным взглядом.

Тамара перешагнула порог комнаты свиданий и закрыла за собой дверь. Смотреть, как разумная молодая женщина разомлеет от грудного чуть хрипловатого мужского голоса, не желала. Даже такого неумелого кокетства хватило, чтобы Тому как в холодную прорубь окунуло в прошлое, воскрешая болезненные воспоминания: у ее Влада в такие моменты буквально сносило башку от собственной популярности. Он обнимал за плечи жену, и подмигивал девушкам, сующим ему в карманы записки с номерами телефонов.

Тадеуш, склонившись над узким подоконником, строчил пожелание. Бумага под натиском шариковой ручки порвалась, наконец, он поставил размашистую подпись и, распрямившись, наткнулся на еще один клочок бумаги, протянутый надзирательницей. Она только что торопливо вошла в комнату и теперь стояла, пытаясь восстановить дыхание и обмахиваясь толстой картонной папкой.

– Вы сами сказали, правила есть правила. Не будем лишать мать и сына драгоценных минут, – сказал он, черкнув на втором листе только подпись.

– Вот, возьмите, это Тамарины рисунки, – протягивая мужчине папку и забирая у Кости передачку, добавила:

– Мама хотела, чтобы ты забрал их домой.

Все, что делала Тома, она делала хорошо. Но это… . Это было потрясающе! Тадеуш перебирал один рисунок за другим и с каждым новым, его восхищение только росло. С последнего с легкой рассеянностью во взгляде на него смотрела незнакомка: будто за миг до того, как он перевернул страницу альбома, она оторвала голову от книги, но мысли ее все еще оставались там, в вымышленном мире. Зоя. За ее внешней красотой и невинностью, за блеском глаз только слепой бы не разглядел печаль и боль утраты. Девочка – не бездушная убийца, хладнокровно выбросившая своего ребенка в мусорный контейнер. Тома была права. Она разглядела и перенесла на бумагу то, что не всегда удается даже профессионалу. Но поняла ли сама, что именно нарисовала?

Она опять удивила его, и он готов был открыто восхищаться ею, если бы только она позволила!

Тадеуш продолжал перебирать рисунки, незаметно наблюдая за общением матери и сына, за их протянутыми между прутьями решетки переплетенными пальцами. Тома мягко поглаживала ладонь Кости, и в этот миг Тадеуш всем сердцем захотел оказаться на его месте.

Уже то, что сегодня он находился здесь, можно было считать большой удачей. После Томиного звонка у него появилась надежда, что она не откажется от свидания с ним. Не уйдет молча, едва увидев, кто ожидает ее в комнате свиданий, лишая даже прощального взгляда и надрывая этим его сердце. Ведь стоило ему оказаться рядом с ней, оно останавливалось и тут же начинало биться вновь, но уже в унисон с ее сердечным ритмом, а она безжалостно и непреклонно разрывала этот одобренный самой судьбой дуэт.

Несколько лет назад, едва оправившись от холодного приема, оказанного ему Тамарой в этой самой комнате, он выплеснул свое бессилие и обиду в новой песне, которую подхватили поклонники, не подозревая, какие сильные эмоции предшествовали ее созданию. Но уязвленное самолюбие недолго владело им, почти сразу уступив место страху потерять даже гипотетическую возможность видеться с любимой женщиной, заставляя искать выход, лазейку из тупика, в который он когда-то сам себя загнал. Бродя из угла в угол по пустой студии после ухода музыкантов и, перебирая возможные варианты, от подкупа начальника тюрьмы вплоть до побега, Тадеуш сел в Томино кресло. Когда-то он сам притащил его сюда. Заскочив на пару минут, она, уютно устроившись в нем, оставалась на пару часов, сидела, поджав под себя ноги, подперев голову рукой, и замерев, слушала, как ее придурок муж репетирует очередную новую песню, написанную Тадеушем с мыслями о ней и только для нее. Заняв ее место в кресле, решение пришло, стоило только вспомнить безликость казенных стен.

– Вы не оборзели ли, молодой человек? – начальник колонии, вызванный озадаченным дежурным на проходной, наступал на него, рассерженный, что поддался уговорам и толстой пачке денег. – Речь шла только о диване. А вы что тут устроили? Я понимаю, у вас в шоу бизнесе несколько другие представления о жизни. Мы же руководствуемся законами! – По слогам произнес он.

В итоге, первый купленный Тадеушем мягкий уголок, занял место в комнате отдыха персонала, тем самым завоевав его лояльность, а вот его младший собрат скромного мышиного цвета и два кресла – там, где он и задумывал, став предметом зависти всех остальных отрядов и поводом для раздражения начальника колонии.

Пока Костик был ребенком, он с детской непосредственностью выбалтывал все подробности свиданий с мамой:

– Мама просила бабушку купить ей бумагу и карандаши. Хочет опять заняться рисованием, – рассказывал мальчишка, настраивая гитару. И Тадеуш бежал в магазин.

– Мама жаловалась бабуле, что в библиотеке нечего читать, только классика, которую она перечитала еще, когда была школьницей и студенткой. Ску-ко-та! – Тянул Костик, облизывая мороженое, и вертя головой, рассматривая компании за соседними столиками в кафе, в котором они сидели в ожидании киносеанса. Тут уж опять приходилось идти на поклон к начальнику колонии.

– Что с ним? – спрашивал Тадеуш, глядя вслед отъезжавшей машине, водитель которой, едва кивнув на приветствие, ударил по газам.

– А, не бери в голову, – беспечно махал рукой Костик. – Дед поругался с бабулей. – Став подростком, парень не спешил делиться деталями, их приходилось вытягивать из него, набравшись терпения, иногда прибегая к хитрости.

– Неужто опять из-за рыбалки?

–Не-ет, из-за передачи для мамы. Дед отказался идти покупать женское белье, – засмеялся он. Тадеуш тоже улыбнулся, представив Михаила Юрьевича, военного в отставке, а ныне гендиректора собственной фирмы, с хмурой складкой на лбу, появившейся в день ареста единственной и любимой дочери, оценивающим преимущества и недостатки женского белья и пытающимся определить размер. Будто угадав, что заставило крестного улыбнуться, Костик продолжил дурачиться:

– Дед с порога отдаст четкие распоряжения, а сам, забыв, что он не в своем кабинете, а в магазине, будет рявкать в трубку, раздавая указания, и пугая продавщиц.

– А сама Любовь Михайловна что ж?

– У бабули в школе начались годовые контрольные, времени ни на что не хватает. Она даже меня ругает на ходу.

– Есть за что ругать? – строго спросил крестный.

– Ну-у,… – Костик замялся.

– Ладно, потом разберемся. Садись в машину. Вот что мы сделаем…

Мать Тамары, Любовь Михайловна делилась информацией более охотно. Она всегда благоволила ему больше, чем собственному зятю. За свое сегодняшнее везение он должен благодарить в первую очередь ее. Родители Томы единственные, кто догадывался о настоящей природе его участия, ведь ни дружескими чувствами, ни чувством надуманной вины многолетний интерес к их дочери и внуку не объяснишь.

Для фанаток он оставался бездушным чурбаном, для редких друзей – ледяной глыбой.

Тадеуш забылся и, не скрываясь, разглядывал Тамару сквозь прутья разделявшей их решетки, мечтая заглянуть в ее глаза и увидеть в их васильковой глубине хоть крохотный отклик на свои чувства и желания.

Вот она привычным жестом потянулась рукой к волосам, чтобы взъерошить тяжелую шелковистую, цвета спелой пшеницы, шевелюру, которую в былые времена считала главным достоинством своей внешности, но рука наткнулась на косынку, женщина замерла и, покраснев, бросила короткий взгляд на мужчину, сидящего по ту сторону решетки у окна.

Он, казалось, даже не слушал их с Костиком разговор. Погруженный в собственные мысли, сидел, опустив веки, руки его лениво перелистывали альбом с ее любительскими рисунками. Тома, облегченно выдохнув, мягко сказала сыну:

– Бабушка права, сынок. Заниматься музыкой, пренебрегая основными предметами нельзя. Ты считаешь, что бренчать упражнение на гитаре два часа нормально, а на сочинение достаточно и пятнадцати минут, что за причудливая логика такая?

– Ну, мам, – услышал Тадеуш. – Ты не понимаешь. – Костик был честным с матерью ровно до тех пор, пока разговор не заходил о его музыкальных занятиях. Тома категорически не соглашалась с тем, чтобы они шли в ущерб остальной учебе. Тадеуш мог ее понять, но понимал и Костика. У парня талант, как и у того придурка, что был его биологическим отцом.

– Так ты объясни, – не отступала Тамара. Она осторожничала. Воспитывать сына, которого видишь раз в месяц, тем более отчитывать его, было не просто.

А сегодня это усложнялось еще и тем, что рядом находился человек, от неожиданной встречи с которым она все еще не могла прийти в себя. В первый момент, когда увидела его, хотелось сбежать, как однажды уже сделала. Остановила этот порыв только своевременная мысль, что сама же обратилась к нему за помощью. То решение стоило ей бессонной ночи и еще больших усилий потребовалось, услышав его слегка хрипловатый баритон в трубке телефона, сохранить спокойствие, не выдать, как дрожит собственный голос и перехватывает дыхание.

Только что он сидел, абсолютно безучастный ко всему вокруг, и вот уже улыбается ее надзирательнице. Та занесла проверенную посылку, но вместо того, чтобы согласно правилам оставить свою подопечную общаться с гостями, тихо шепчется с одним из них. Тома скривившись, смотрела, как женщина наклонилась, касаясь мужского плеча и потянувшись, чтобы показать что-то на рисунке, как бы ненароком коснулась мужской кисти и чуть задержалась, прежде чем продолжить водить пальцем по рисунку.

– Смотрите, это наш внутренний двор, вот видите в дальнем углу…, – тихо говорила надзирательница и ткнула пальцем в угол рисунка. – Тамара не пропускает детали, и этим ее рисунки интересны. Иногда видишь в них то, на что в жизни не обращаешь внимания. Я и сама заметила только после того, как увидела изображенным на бумаге.

Тадеушу стало неловко за свой небрежно нацарапанный автограф.

– У них шкафчики для хранения вещей совсем небольшие, вот она и попросила сыну передать, чтобы не испортить, не измять ненароком.

– Подождите, – попросил Тадеуш, заметив, что женщина собралась уходить.

Полистав альбом, он нашел не использованный лист, и от чистого сердца написав несколько строк, протянул его ей.

– Мам, – Костик тряс материнскую руку, пытаясь привлечь ее внимание.

Ему очень хотелось поделиться с ней своими успехами в музыкальной школе, рассказать о конкурсе, в котором он участвовал, о предстоящем сегодня вечером концерте, и как мечтает видеть ее в зрительном зале рядом с бабушкой, дедом и Тадеем, но… . Слыша, как бабушка и дед деликатно обходят в разговорах болезненные темы, понимал, что у него так не получится. Если разговор мог чем-то даже косвенно намекнуть об отце, Костик предпочитал его не начинать. И о музыкальной школе – тоже. Он обожал музыку, и Тома поддерживала его желание научиться играть на музыкальных инструментах, но о том, чтобы посвятить этому всю жизнь, пойти по стопам отца не хотела даже слышать.

И Тадей и бабушка с дедом убеждали его, что нужно честно рассказать ей о своих мечтах, она поймет.

– У них биполярочка, – сердился обиженный парень, – тайком от мамы продали квартиру, решив за нее, что ей будет больно туда возвращаться. А мне советы советуют. А сам Тадей? Рвался попасть сюда все эти годы, а теперь сидит и делает вид, будто только из-за меня сюда пришел. Взрослые. Считают, что шарят во всем лучше, чем он, а его проблемы – это просто изи катка.

И только когда до конца свидания оставалось пять минут, Тадеуш, наконец, попросил уступить ему место.

Прежде чем отпустить, Костик стиснул материнскую ладонь:

– Мам, ведь все получится? Весной ты уже будешь дома?

Тома закусила щеку и кивнула:

– Встретимся через месяц? – спросила сына, который поднялся со стула, освобождая мужчине место у решетки.

Глава 10

После возвращения Томы, казенная комната заполнилась ароматами, напоминающими Зое о родном доме, органично дополняя рассказы подруги о сыне и родителях.

Вещи, собранные Любовь Михайловной, всегда сопровождали успокаивающий мятный или головокружительный липовый запахи, иногда отдающие кедровой ноткой от самой коробки, побывавшей в руках старшего Арсеньева, отца Тамары. Новые альбомы, карандаши и книги пахли Костиком, все еще медово-сладко, по-детски, но уже чуть более терпко, растет парень. С этим ароматом в паре всегда шел другой, мускусный, тоже очень знакомый.

Зоя с наслаждением втянула носом воздух, чуть прикрыв глаза. Как же хорошо за этими бетонными стенами пахнет радостью, свободой. С тех пор, как положение девушки в этом закрытом сообществе изменилось к лучшему, ее волчица стала более смелой и с любопытством изучала внешний мир. Зоя иногда с обидой думала, что пока ей было тяжело и плохо, эта предательница таилась, а сейчас, когда жизнь налаживается, во многом благодаря Тамаре, и волчица понемногу начала проявлять себя. Приходилось напоминать себе, что так было нужно для их общего выживания.

В идиллию родных ароматов вторгся раздражающий запах дикого чеснока, знакомый Зое с детства, в изобилии росший на лугу за их дачей. Когда-то так пахло мамино беспокойство, если Зоя с братом надолго пропадали в лесу. Сейчас он исходил от подруги и заставил Зою распахнуть глаза и вглядеться в Тамарино лицо, но оно ничем не выражало тревоги, о которой кричало обоняние Зои:

– Костик передает тебе привет.

– Спасибо. Как он, что нового? Как дела у Любовь Михайловны, у Михаила Юрьевича? – девушка закидала подругу вопросами, стараясь не выдать собственное волнение.

– Костик был один, мама и отец болеют.

– Болеют? – девушка доставала из коробки один предмет за другим, поводя носом. – Хмм.

Папа говорил: «Твой нос, детка, нас еще очень удивит». Он и удивлял. Ей все легче удавалось отделять один запах от другого. Увлеченная новыми возможностями, она неожиданно быстро нашла им и практическое применение. Интенсивный грушевый дух, которому неоткуда было взяться в тюремной столовой, день ото дня становился все концентрированнее. Он заставлял неопытную волчицу растерянно подергивать фантомным хвостом, а Зою своей навязчивостью отвлекал от еды до тех пор, пока не обнаружился его источник – старая цыганка с неизменной трубкой в зубах, которую она вынимала изо рта только на время еды. Случайным образом загадку помог разрешить доктор Чехов, когда в одном из его рассказов Зоя прочла о сахарном диабете, сопровождавшимся альдегидным запахом груш или ацетона. Зоя долго набиралась смелости, но все же, услышав жалобу Марион на постоянную сухость во рту, осмелилась дать ей совет провериться на сахар.

На грубый окрик со стороны женщины, которая всегда маячила за спиной старшей, Зоя дерзко ответила:

– Будь я доктором, вам бы посоветовала обратить внимание на свою печень!

– Что ты несешь, убогая! У меня ничего не болит! – долговязая женщина вышла вперед и теперь надвигалась на Зою, буравя ее сердитым взглядом и при каждом выдохе, обдавая Зою запахом озерной воды и водорослей.

– То есть, тошноты после еды нет? – поражаясь собственному безрассудству, спросила Зоя. – А какой диеты вы придерживаетесь? Может, поделитесь? Многие бы не отказались сбросить десяток килограмм за один месяц.

Марион никак не комментировала эскападу Зои и не вмешивалась в перепалку. Она неторопливо вынула любимую трубку из кармана и, сунув ее в рот, негромко насасывала пустую деревяшку. Пользуясь случаем, пожилая женщина пристально вглядывалась в глаза девушки и, наконец, качнув головой долговязой, уже готовой отвесить Зое оплеуху, покинула столовую.

– Говорят, обычная простуда, – тем временем ответила Тома, не обращая внимания на манипуляции подруги с вещами из коробки. – К следующему свиданию обещала быть как штык.

– А как Костика одного пропустили? – удивилась Зоя. Она задержала в руках теплые носки, купленные Любовь Михайловной и пыталась вычленить из запахов шерсти и краски хоть один из известных ей запахов болезни.

– Он и не был один, – помрачнела Тома, – а с Тадеушем.

– С кем?

– Ни с кем, забудь, – Тома начала поспешно складывать вещи обратно в коробку, не замечая, что Зоя, стоя с другой стороны стола, все еще их вынимает.

– Ну, расскажи, интересно же, – попросила Зоя. Новости с той стороны ограды интересовали всех и пересказывались всем желающим по многу раз.

– Да ничего интересного, – подруга сдалась, пересказав все, что услышала от сына. – А Тадеуш, – Тома колебалась. О нем она могла бы рассказать очень многое, и так же много хотела оставить только для себя. Насколько он талантлив и обаятелен, заботлив и великодушен. Когда увидела его сегодня, опять едва не сбежала. Как Золушка. И чувствовала себя ею: в косынке, под которой спрятала немытые из-за нехватки горячей воды волосы, в растянутом свитере и накинутой на него меховой безрукавке. – Я уже говорила тебе, что он работал вместе с моим мужем. Он единственный из группы, кто не проклинал меня и не истерил за то, что я натворила: лишила фанатов их кумира, группу – поклонников и заработков. Группа даже выиграла от того, что Тадеуш стал солистом, но в первое время они были уверены, что она распадется.

Тома замолкла и впала в задумчивость.

– Это его портрет ты оставила, не передала домой?

– Все-то ты видишь, – посетовала смущенная Тома. – Я ведь и портреты родных тоже оставила.

– Да знаю я, – Зоя погладила подругу по плечу. Тамару что-то продолжало тревожить, и Зоя рассердилась. Жизнь с бабкой приучила ее скрывать истинные чувства и держать рот на замке. Но за прошедшие полгода Тома стала для нее значительно ближе, чем баба Капа за всю ее короткую жизнь, так почему она все еще не решается задать честный вопрос и получить честный ответ.

– Что случилось, Тома? Что-то с Костиком? – Забавно, что еще полчаса назад объект ее интереса задавался тем же вопросом прямоты в отношениях близких людей.

Та вздохнула:

– Мне кажется, что Костя что-то скрывает. Он то болтает без умолку, то мнется и запинается.

– Влюбился парень, стесняется, – подала голос Оксана, которая всегда сидела, навострив уши, готовая вклиниться в чужие разговоры.

– Ему же только четырнадцать!

– Как раз время первой любви. Не парься ты! Походят, держась за руки, потискаются и разбегутся.

– Вот именно. Начнется: подростковые гормоны, бунты и поиски своего места в этом мире. Тревожно мне, что меня рядом нет.

– А чем ты поможешь? – лениво протянула Оксана.

Зоя и Тома переглянулись. Спорить с Оксаной, все равно, что воду в ступе толочь.

– Есть ведь еще что-то, о чем ты не рассказала? – Зоя не выдержала и спросила в лоб.

– Да, – подруга замялась. Она бросила взгляд на Оксану, женщин, сидящих каждую за своим незатейливым делом, и показала глазами на дверь.

– Ты сказала мне, что не знаешь, куда пойдешь после освобождения и что стало с квартирой твоих родителей. Меня это тоже очень беспокоило. – Решившись, Тома не стала больше медлить и рассказала все, что удалось узнать Тадеушу и его юристу.

Зоя стояла, привалившись спиной к стене пустого коридора, и часто моргала повлажневшими глазами. Она уже не слышала про нотариуса, который намекнул, что Зое не стоит рассчитывать на проживание с бабкой теперь, когда она стала совершеннолетней и та не несет за нее ответственность. О том, как эту закрытую информацию смог получить юрист Тадеуша, Тома предпочла не думать.

– Нотариус заверил, что на ее собственную квартиру у твоей бабушки имеются другие наследники, – завершила она свой рассказ. Зоя молчала, прикусив нижнюю губу, и Тома увидела, как из ее переполненных влагой глаз выкатилась слеза и, оставляя мокрый след, покатилась вниз по щеке.

– Ну, что ты, Зайка, – она подняла руки, чтобы обнять подругу, но вспомнила, как та всегда вздрагивает от чужих прикосновений и беспомощно их опустила. – На улице не останешься, не переживай.

Зоя замотала головой:

– Ты не понимаешь. Эта квартира – она все-таки не удержалась от всхлипа, – все, что осталось от родителей. Там их вещи, фотографии, были. – Девушка зашмыгала носом и слезы, больше не сдерживаемые, потекли по лицу и закапали на рубашку.

– Вот дура, – молча ругнула себя Тамара. – Могла бы и сама догадаться.

– Бабушка, наверняка, забрала все памятные вещи перед продажей, – попробовала успокоить подругу.

– Нормальная бабушка, наверное, так и поступила бы, но не моя.

– Возможно, друзья твоих родителей сохранили их фотографии? – Тома не могла не отметить иронии самой ситуации: две женщины, осужденные за убийство, две квартиры. Одну страшит возвращение туда, где с ней случилось самое ужасное, что может сделать человек. А другая плачет от того, что ее лишили воспоминаний, которые хранили те стены.

– Что с тобой? – от резкого возгласа, который неожиданно раздался рядом с ними, Тамара вздрогнула, а Зоя испуганно схватила ее за руку. Увидев долговязую помощницу Марион, обе облегченно выдохнули.

Глава 11

В тесной комнатке, прилегавшей к кабинету доктора, было одуряющее жарко. Завитки табачного дыма в свете раскаленных спиралей нагревателя принимали причудливые формы и медленно растворялись в темных углах комнаты. Зоя закашлялась, а сопровождавшая ее женщина подошла к Марион, которая сидела в кровати, откинувшись на подушки, и курила трубку, невозмутимо вытащила ее из рук больной, выбила в стоящую тут же на тумбочке плошку и, распахнув форточку, застыла у подоконника. Жаркий воздух, подхватив табачный дым, устремился наружу, а ноздри Зои защекотал другой неприятный запах.

– Ну, что стоишь? Садись, – Марион, кивнув на табурет у кровати, прищурившись, разглядывала гостью. – Чего раскисла? Небось, о квартире узнала?

– Откуда Вы…? – растерялась девушка.

– Мне положено все знать.

Зоя не видела старую цыганку несколько недель. Она сильно сдала за это время. Бледная кожа на ее некогда смуглом лице осунулась и покрылась сеткой морщин, а ввалившиеся глаза в неестественном красном свете нагревателя горели нездоровым блеском. Среди заключенных ходили слухи, что старшей грозила ампутация ступни, но она не позволила увезти себя в больницу.

– Итак, к делу. У меня нет сил на пустую болтовню. – Марион прервала бесцеремонное изучение собственной персоны. – Я завещаю тебе свою квартиру и некоторую сумму денег.

– Что? – вскрикнула Зоя, опешив. – Мне? – Она бросила недоуменный взгляд на женщину у окна, будто ожидая, что та тоже возмутится.

– Это не благотворительность! – резко сказала Марион. – И не сиюминутное решение оттого, что ты лишилась жилья. Ты не единственная, кому некуда пойти после освобождения. Не вздумай вообразить, что выйдя отсюда, сможешь бездельничать на мои деньги! – Марион не выбирала выражения, будучи молодой и здоровой, и уж тем более не собиралась церемониться на смертном одре.

– Но тогда зачем? – повторила Зоя. – То есть, почему? У вас же наверняка есть близкие.

– Те, из-за кого я провела в этой дыре всю жизнь? Кто заставил меня взять на себя чужую вину? – Марион фыркнула. – Или тебе рассказали, что я сама вызвалась? Поди, еще приплели любовь к мужу, романтичные дуры! Тем, кто шантажировал меня жизнью дочери, я завещаю свои проклятья.

– Так оставьте дочери!– в смятении бросила Зоя, боясь представить, что потребуют взамен. Любимое выражение Оксаны про бесплатный сыр перестало быть абстрактным.

– Дочь погибла в аварии, не успев родить мне внуков. – Марион зло сверкнула глазами. – А может не делать ничего и позволить забрать деньги тем, кто платил мне за отсидки? Заметь, с большими процентами.

– Но от меня-то вы что хотите? – отчаянно спросила Зоя.

– Да не кипешись ты. Много не потребую. Будешь помогать таким же, как ты осваиваться на воле. Тем, кому некуда возвращаться. И запомни: не позволяй им садиться тебе на шею. Помогла и до свидания. Они сильные, справятся.

– А я? Разве я справлюсь? С чего вы взяли, что я сильная? Вы могли бы оставить деньги и квартиру своей помощнице, – предприняла еще одну попытку Зоя, кивнув на долговязую, имя которой так и не запомнила.

Марион повернула голову к женщине у окна:

– Форточку закрой, – и показала ей глазами на дверь. – Все время мерзну, – пояснила она Зое. Проводив помощницу взглядом и дождавшись, когда за ней закроется дверь, сказала:

– Тонька верна только мне. Однажды не дала ей сдохнуть в толчке, где она захлебывалась в чужом дерьме. Ей до других дела нет. Ты, кстати, права была насчет ее печени, цирроз у нее. Не знает еще. А понять, что доктор сказал, тямы не хватает. Вот и выходит…, – цыганка развела руками.

– Я могу подумать? – спросила Зоя.

– Твое согласие не требуется, – грубо прервала ее женщина. – Ты ведь не проста. – Видя упрямое выражение лица девушки, она вдруг смягчилась. Старая женщина уже и не помнила, когда ей в последний раз перечили. – Я права? Кто ты, ведьма или волчица?

– Волчица, но…? – Зоя запнулась, пораженная. – Кто вам сказал? – она испуганно застыла, не зная, что предпринять.

– Не бойся. Твою тайну унесу в могилу, – хрипло засмеялась больная, но смех ее сразу перешел в кашель. Она схватилась за грудь и только после того, как дыхание выровнялось, продолжила:

– Бабка моя была ведьмой. Мне ее дар не передался. Не знаю, к счастью или нет. Слишком уж ноша тяжела. Но кое-что и я вижу.

Не нужно было быть ведьмой, заглянув в глаза несчастных изломанных судьбой девчонок, прошедших насилие и несправедливое отношение общества, чтобы это понять. Сколько таких за всю жизнь на зоне через нее прошло? А с этим волчонком вышла у нее промашка. Не сразу разглядела.

– Я многое про тебя узнала, Зоя Черная. Ты ведь не только обвинение в убийстве пережила? – Зоя вздрогнула под ее проницательным взглядом. – Думаешь, меня мамкой прозвали, потому что я сутенерством занималась? – Зоя энергично затрясла головой.

Старая женщина устало прикрыла глаза.

– Иди, устала я, – она вяло дернула рукой, не открывая глаз. – И больше не сомневайся в себе. Ты выжила здесь, столько лет сдерживая свою волчицу, хватит сил и на воле. И себя и других защитишь, если понадобится. – С каждым словом ее голос становился все тише.

Зоя никогда не чувствовала себя сильной, поэтому не поверила и во все остальное, но и возражать дальше не видела смысла. Поднялась с табурета и направилась к двери.

– Антонину позови, – раздалось с кровати. Разговор отнял у больной все силы.

– Опять рассказывала, какая я тупая? – спросила Антонина. Взбив подушки и опустив их пониже, помогла Марион лечь удобнее.

– Так ведь рабочая схема.

– И впрямь, кого здесь мой университетский диплом интересует.

– Ты образованная, Антонина, а ума у тебя как не было, так уже и не будет.

– Ты обещала, что я уйду первая.

– Я передумала.

Антонина вытащила из под кровати скатанный матрац, расстелила его на полу и легла. Долго лежала, глядя на игру теней на потолке от качающейся за окном березы. Краешек Луны несколько раз показывался из-за туч, заглядывая в окно, но пробиться сквозь плотную облачную завесу было не под силу даже ей, владычице ночи. Антонина фыркнула, никогда не замечала в себе склонности к поэтической чуши. Вот Марион, та нет-нет, да и выдавала что-нибудь о матери Луне, ведовстве и тому подобной бесовщине. Она и о жизни порой говорила странные вещи, мол, как только люди начнут делать добрые дела, не ожидая в ответ благодарности, этот мир станет идеальным. Но – это утопия! – добавляла она.

Внезапно тишину, нарушаемую лишь храпом да стуком ветки по карнизу под порывами ветра, прервало бормотание. Женщина вскинула голову, вслушиваясь в невнятные слова, потом приподнялась на колени и подползла ближе, вглядываясь в полутьме в лицо больной, и вздрогнула, наткнувшись на взгляд черных глаз, устремленных прямо на нее.

– Верховная, – прошептала Марион, – я нашла ее.

Антонина, встревоженная оцепенелым, прикованным к ней взглядом подруги, тряхнула ее за плечо, зовя по имени. А та схватила ее за руку и быстро и внятно заговорила:

– Правда твоя, бабушка. На закате твоем повстречаешь волчицу,– говорила ты. Помоги ей, иначе еще много жизней обречем мы на искупление!

– Мара, Мара, проснись! – этой закаленной лагерной жизнью женщине вдруг стало не по себе. Она ни секунды не сомневалась, чему предшествовало видение, но перед лицом надвигающейся беды ее слова и кулаки бессильны.

– Достаточно ли искупления, бабушка? – отчаянно повторила больная.

– Достаточно, старая ты перечница! Достаточно искупления! – пытаясь за злостью скрыть подступающий страх, последние слова она громко выкрикнула.

– Хорошо, – удовлетворенно протянула Марион и, откинувшись на подушки, затихла.

Глава 12

Наблюдать, как ярко желтые гранулы, погружаясь, растворяются в горячей янтарной жидкости, источая медовый дух, было интересно несколько первых дней. За прошедшие месяцы это действо перестало быть гипнотически завораживающим. Единственное преимущество этой работы Зоя видела в том, что от воскоплава шло тепло. Она зябко поежилась, глядя как остальные женщины, стоя вдоль рабочих столов, разливали и упаковывали готовые свечи. Робкая Лидия Васильевна, вечно нервная Лариса, сметливая Оксана и самая добрая, справедливая, отзывчивая Тамара с клеймом убийцы. Все такие разные: озлобившиеся и разочарованные, смирившиеся или живущие надеждой, схожие в своем несчастье тем, что собственными же ошибками исковеркали свои судьбы.

Два вчерашних разговора странным образом касались этих женщин и Зоиного будущего вне зоны. Она никогда не несла ответственности даже за саму себя, а теперь должна заботиться о таких вот тетках, которые гнобили ее большую часть ее лагерной жизни? Зоя наивно надеялась, выйдя за эти стены, перевернуть страшные страницы своей жизни и больше к ним не возвращаться, как сделала это с другими позорными событиями. Как же некстати Марион, со своим сомнительным подарком, от которого даже нельзя отказаться! А если просто проигнорировать?

– Рашникова! – голос охранницы, раздавшийся от дверей, отвлек от размышлений. – За мной!

– А как же воск?

– Захарова, смени!

Зоя шла коридорами, следуя указаниям идущей сзади охраны. Они прошли мимо лестницы, которая вела к медчасти, затем мимо блока с административными помещениями. Впереди, по-военному размахивая рукой, шел батюшка, поравнялись с ним у решетки к зданию проходной.

– Как она, отец Тихон? – спросила сопровождавшая Зою охранница.

– Еще не представилась, если Вы об этом. Но доктор сказал, это дело нескольких часов, – ответил батюшка.

– Так и не пришла в сознание? Как же она, без причащения? Ведь так настаивала для других, – женщина вздохнула, а морозный воздух вокруг нее буквально зазвенел хрустальными капельками изысканного парфюма.

Отец Тихон промолчал. Даже сиделке, которая с надеждой смотрела на него, когда он вышел из комнаты умирающей, не смог откровенно рассказать, свидетелем чего стал полчаса назад.

Старая женщина, со слов доктора и своей сиделки, с прошлой ночи не приходила в себя. Но стоило им остаться наедине и он начал молитву, она открыла глаза и внятно ему сказала:

– Не беспокойся батюшка, ангелы меня уже причастили.

Он глядел на ее умиротворенное лицо и думал, что определенно, так оно и было.

Зоя окинула взглядом помещение, в которое они вошли, чуть шире обычного коридора, с двумя входными дверьми по обоим концам и двумя боковыми. На стенах плакаты, объясняющие порядок действий, правила поведения и списки разрешенных к передаче вещей.

Из рассказов женщин девушка слышала, где проходят свидания с родными, но самой бывать здесь еще не доводилось. Дежурная открыла боковую дверь, и она послушно шагнула в комнату. Посреди нее, спиной к разделявшей их решетке стояла женщина. На звук шагов она медленно развернулась и величественно вскинула голову. И если раньше маленькой девочке этот жест казался царственным, то теперь, без людей, которые поддерживали и обеспечивали бабке ее амбиции, просто смешным.

Зоя едва удержалась от повторения своей детской выходки присесть перед ней в реверансе. Бабу Капу всегда задевал за живое этот фарс, она раздражалась и требовала прекратить фиглярство.

Прошедшие годы добавили пожилой женщине седины, более четко обозначили морщины, но знакомый холод в глазах подтверждал, что перед ней все та же Капитолина Дмитриевна. Даже во взгляде умирающей Марион вчера было больше жизни, чем во взгляде родной бабушки, обращенном на внучку, которую не видела со дня ее ареста. Таким же взглядом она провожала ее в то страшное утро, когда Зою, едва пришедшую в себя после родов, выдернули из постели и бросили резкое «Одевайся!». Еле держась на слабых ногах, в рубашке с кровавыми пятнами по подолу, девушка стояла под прицелом мужских и женских глаз, среди них были и застывшие бабушкины. Только чуть подрагивали кулаки у груди, в которых та тискала любимую шаль.

Стоило подумать об этом, и воспоминания о коротком материнстве, сгоревшие в огне родовой горячки и вновь воскресшие в кошмарах, нахлынули, и заставили волчицу оскалиться. Детский плач и вид бабки, уносящей ее новорожденную дочь, вспыхнул в памяти и поднялся такой волной ненависти, что стоящая напротив женщина вздрогнула и заговорила:

– Я собираюсь раз и навсегда прояснить все вопросы, чтобы избавить тебя от ложных надежд.

Глаза Зои запекло. Она вдруг разглядела на лице женщины, стоящей в трех метрах от нее, сосудистые звездочки на скулах, пористый нос, сеточку морщин вокруг глаз, и даже свое отражение в расширенных значках.

– И ты тоже, – выдохнула пожилая женщина и испуганно оглянулась на дверь. – Такая же, как твой отец и брат. Если ты рассчитываешь, – запинаясь, продолжила она, – что вернешься в мою квартиру, то ты сильно ошибаешься. Я не приму тебя. – Она прижала к себе сумочку, иллюзорную защиту от того, чего страшилась с тех пор, как стала случайным свидетелем превращение собственного внука в дикого зверя.

Пальцы Зои заломило, и она сжала их в кулаки, закрыла глаза и начала счет, выравнивая дыхание. Папа говорил, что держать контроль над хищником может только сильная личность, если же зверь в ярости, это подвластно немногим. Цыганка знала, о чем говорила. В этом ее сила! Если верят другие, пора и самой в себя поверить. Она сумела сдержать волчицу в прошлом, сдержит и сейчас.

– … и не смей больше посылать ко мне кого бы то ни было!– услышала Зоя, возвращая контроль над собственным телом и чувствами.

– Я не желаю, чтобы ты и дальше носила фамилию твоего деда! – кинула она уже от порога и, дернув ручку, торопливо скрылась за дверью.

***

– Наконец-то и о тебе, сиротинушке, родственники вспомнили, – язвительно сказала Лариса. – Чем греть нас будешь? Я конфет хочу.

Зоя непроизвольно отпрянула, сморщив нос.

– Что? Не хочешь делиться?

– Не чувствуешь?

Лариска принюхалась и пожала плечами:

– Обычный запах воска.

– Нет, грязными носками воняет. От тебя, – припечатала она и повернулась к растерявшейся женщине спиной.

– Посмотрите-ка, мамка жива еще, а гадюшник уже зашевелился, – сказала Оксана во всеуслышание. – Хочешь конфет, Лорка, напиши муженьку!

Анжела засмеялась, но увидев серьезные лица остальных, резко оборвала веселье.

– О чем разговаривали? – спросила позже Тома, когда Зоя поделилась с ней новостью о свидании с родственницей.

– Разговаривали? – Зоя фыркнула. – Я не произнесла ни слова. Сомневаюсь, что целью ее визита был разговор. Она пришла сказать и сказала. Ответы ей были не нужны, как всегда.

– В таком случае, что интересного она тебе сообщила?

– Ох, Тома, не знаешь ты мою бабушку. Она всю жизнь специализировалась на чтении нотаций и раздаче указаний. Вести беседу, в общем понимании этого слова, она не умеет. По-крайней мере, я никогда не слышала.

– Но зачем-то же она приходила?

– Я думаю, визит твоего друга напомнил ей о моем существовании, и она испугалась, что я опять нарушу ее комфортное существование своим присутствием. Кроме того, она желает, чтобы я поменяла фамилию. Но я этому только рада. Как только выйду отсюда, верну себе фамилию отца.

Ночью Зою опять мучил кошмар, дав выход сдержанным днем эмоциям.

Лица людей, которые все эти годы не оставляли ее во снах, кружили вокруг и беззастенчиво рассматривали ее обессиленную и окровавленную. Она позволила своей волчице исполосовать их прорезавшимися когтями в рваные лоскуты. И даже в таком виде они не прекращали свой ужасный хоровод, заставляя Зою стонать и метаться во сне.

Теплое дыхание коснулось лица, и горячий язык прошелся по ее опухшим векам, щекам, носу, слизывая соленые капли. Мохнатая голова нежно потерлась о стиснутые челюсти, язык прошелся по бьющейся жилке на шее. Напряженное тело расслабилось, принося удивительное спокойствие. Девушка проснулась, распахнув глаза навстречу темноте. Последним смазанным образом этого странного видения стала серая волчья морда.

Он очнулся в постели во второй ипостаси, чего с ним не случалось с подросткового возраста. Желая стряхнуть с себя сон, в котором обезображенные лица, открывая в беззвучном крике рты, наступали со всех сторон, выскользнул, не меняя облика на улицу, и побежал в сторону выезда из поселка.

Лапы принесли волка на склон ближайшего холма, туда, где вершины деревьев не закрывали вид на лунный серп, лег на каменистую поверхность, положив голову на лапы, и закрыл глаза.

Его нынешняя реальность горела в пламени войны, жестокостью и болью как никогда была созвучна тому, что происходило в душе. Но от прикосновения к чужой душе стало только тяжелее.

Между прежними чаяниями и настоящим разверзлась гигантская пропасть, в которой канули все его планы и надежды. Но погасить жажду любить и быть любимым, отпустить сожаления, забыть мечты и образ, который как наваждение приходил во снах, оказалось невозможно.

Часть 3. Глава 13

– Ну, что Арсеньева? Ты нас покидаешь?

Тамара кисло улыбнулась, дожидаясь, когда зуммер отзвенит для нее в последний раз.

– Что ж, скучать не будем, – хохотнула начальница отряда. Мельникова была женщиной справедливой, но временами до грубости прямолинейной, годы службы в профессии наложили свой отпечаток.

Железная решетка отъехала в сторону и обе шагнули за ворота.

Тома всей грудью втянула воздух. Вроде бы и такой же, что по ту сторону ограды, но здесь он наполнил каждую клеточку тела легкостью и закружил от радости голову. Она подняла лицо к небу, зажмурилась и заулыбалась, чувствуя себя медведицей, что по весне выходит после спячки на волю. Захотелось поднять руки вверх и с наслаждением потянуться. Но желание скорее добраться до дома и обнять своего медвежонка пересилило.

Последние полчаса Тадеуш неподвижно стоял, прислонившись к своей машине, и не спускал глаз с ворот. Тома вышла в сопровождении офицера. Он видел, как заплескалась в ее глазах радость, а его сердце, обрадовано екнув, тут же подхватило нужный ритм.

– Тебя встречают? – спросила женщина Тамару, та огляделась по сторонам в поисках отца.

– Может этот? – предложила Мельникова, мотнув головой в сторону дорогого автомобиля, припаркованного ближе остальных, и засмеялась. Прошлась по бывшей подопечной выразительным взглядом: от вязаной шапки, рабочей куртки до спортивных штанов и, задержавшись на кроссовках с пятнами, оставленными горячим воском, махнула рукой, похахатывая:

– Автобусная остановка вон там. – В полусотне метров за машиной и впрямь виднелась стеклянная крыша остановки. Мужчина тем временем оттолкнулся от машины и сделал шаг навстречу.

– Ой, смотри, кажись, это Тадеуш. Вот ты мне объясни, Арсеньева, как они праздничные концерты снимают? Говорят, что транслируют в прямом эфире. Врут, ведь? Вчера показывали его на праздничном концерте в Кремле, а сегодня он уже здесь. Хотя, если ночным рейсом, – прикинула она, – тогда наверное…

Тома пожала плечами и, продолжая выискивать взглядом отца и игнорируя знакомую фигуру, направилась в сторону остановки.

– Нет, не мог он успеть. Ты бы видела, как они вчера с Марикой на сцене зажигали, – и мечтательно закатила глаза. – От такой горячей штучки нормальный мужик не уйдет до утра, – сказала в спину уходящей женщины. – Про этих двоих и в светских новостях пишут.

Тадеуш заскрежетал зубами, видя, как каждое слово тетки, брошенное в спину Томе, достигает цели, как отстраняется ее лицо, а радость, которой еще пару минут назад лучились ее глаза, исчезает.

– Вы правы, – крикнул он офицеру. – Со сцены прямо в аэропорт. Всю ночь в дороге.

– Ой, это и правда Вы? – охнула Мельникова. – А селфи можно?

– Извините, ни переодеться, ни побриться не успел,– мужчина усмехнулся, проведя ладонью по темной щетине.

Едва отзвучала последняя нота он, отвесив глубокий поклон поднявшемуся в овациях залу и бросив в гримерке концертный костюм, крикнул Маркову, что вещи и реквизит на его совести, ринулся в аэропорт. Каждый светофор и небольшие задержки у съездов с трассы заставляли его нервничать больше, чем ожидание выхода на сцену. Когда они прочно встали в двух километрах от цели, а впереди замелькали всполохи аварийной и полицейской машин, он выскочил из машины со словами:

– К бесам все! – и сунув таксисту деньги, закинул небольшую сумку на плечо и зашагал по обочине вдоль длинной вереницы машин.

– Эй, приятель, моросит ведь. Время есть, успеем, – крикнул водитель в спину.

– К бесам, – повторил Тадеуш.

Несмотря на мелкий дождь, в здание аэропорта он зашел насквозь промокший. Но увидев на первом же табло, что на его рейс объявлена регистрация, тревога ушла, уступив место радостному предвкушению встречи.

– Да, Михаил Юрьевич. – Звонок телефона застал его на верхней ступени трапа. – Конечно, не затруднит. – Бортпроводница покачала головой, кивнув на смартфон, но увидев, кто перед ней, ее симпатичная мордашка засияла. – Не за что, Михал Юрьич. До встречи. – Лицо расплылось в улыбке. Он выключил телефон и демонстративно сунул во внутренний карман куртки. Идя по проходу в поисках своего места, поймал себя на том, что так и продолжает улыбаться. Радость клокотала внутри, заискрилась в глазах. Испуганный взгляд женщины отрезвил Тадеуша и он опустил веки. Он не просто приедет посмотреть, как Тома выйдет за опостылевшие за эти годы стены, у которых провел немало времени и искренне не понимал, почему она так отдалилась и отказывалась от встреч, не только с ним, со всеми друзьями, которые сочувствовали ей и хотели бы оказать поддержку. Мама Тамары, Любовь Михайловна советовала ему набраться терпения. А звонок ее отца с просьбой встретить дочь, послужит уважительной причиной его приезда.

– Здравствуй, Тома, – сказал он, пытаясь поймать ее взгляд. – Твоему отцу, в отличие от меня, не повезло. Его рейс задержали, – поспешил оправдать мужчину.

Она, коротко кивнув, направилась дальше к остановке.

– Тома, не дури, садись в машину. – Тадеуш протянул руку в сторону женщины, но не дотронулся, так и остался стоять с протянутой в ее сторону рукой.

– Спасибо, не стоило утруждаться. Я доберусь сама.

– Костю расстроишь. Он ждет нас.

– Уверена, по тебе он не успел соскучиться.

– Тома, пожалуйста, – Тамара, наконец, решилась посмотреть ему в глаза.– Я всего лишь подвезу тебя до дома.

Она сдалась, вложила сумку в его руку и, не дожидаясь, когда он положит ее в багажник и откроет перед ней дверь, заняла место рядом с водителем. Стянула шапочку и тряхнула головой, освобождая собранные в гульку волосы, которые мягкой волной легли на плечи и спинку сиденья.

Глава 14

– Будь на чилле, мам, – Тома фыркнула в кружку с горячим шоколадом, вспомнив первый совет сына месяц назад. Она стояла в кухне у окна, наблюдая, как оживает двор ее нового жилищного комплекса. Еще совсем недавно такой чужой, сейчас она смогла бы зарисовать его по памяти.

В дверном проеме соседнего дома показалась моложавая женщина пенсионного возраста с палками для скандинавской ходьбы и направилась в сторону парка. По ней можно было сверять часы: ровно половина восьмого. Следом за ней всегда выходила молодая пара с ребенком. Пока папа устраивал малыша в машине, мама бежала с пакетом к мусорному контейнеру. Хлопали дверцы машин, подъездов, шумели голоса – начало обычного рабочего дня.

Первые несколько дней Тамара напрягалась, ожидая услышать знакомый протяжный гудок, который регламентировал течение жизни на зоне, а потом испытывала легкую эйфорию от того, что имеет право идти и делать то, чего желает душа. Чувства, которыми она жила первые дни, поутихли, а им на смену пришло долгожданное спокойствие.

Она так мечтала о свободе, а теперь, когда ее получила, не знала, что с ней делать. Родные вернулись к каждодневным делам, и оказалось, что она в них лишняя. Тамара рискнула навестить бывших коллег, впрочем, не надеясь вернуться к любимой работе, и не ошиблась: новое руководство культурного центра отнеслось к ней прохладно. Только Нина Николаевна, ее первая наставница, с которой она случайно столкнулась в коридоре, обрадовано охнула:

– Я так рада, Тамарочка, что Вы уже опять среди…, – она запнулась,– Ох, извините старую.

– Вы хотели сказать среди социально ответственных людей?

Тома грустно усмехнулась, вспоминая.

– Забей, мам! – сын беспечно отмахнулся. – Главное, ты дома. Найдешь себе другую работу, еще интереснее. Или все-таки пойдешь в компанию деда?

Шоколад в кружке закончился. Пока она разглядывала двор, мужчина в доме напротив, занимался тем же, стоя, облокотившись на перила лоджии. Электронный термометр за окном показывал чуть больше десяти градусов тепла, и Тома поежилась, глядя на него, одетого в легкую футболку.

– М-м, как вкусно пахнет, творожная запеканка? Твоя фирменная. У бабули она никогда не получалась, – Костя подошел сзади и, обхватив руками ее талию, положил подбородок на плечо.

– Неблагодарный, вон какой верзила вымахал на бабушкиных харчах.

– Что за харчи такие? – захлопал глазами парень.

– А что за хайп такой? – передразнила она сына.

– Начинаешь шарить. Один – ноль,– подмигнул он.

– Ты помнишь, какой сегодня день?

– Едем встречать твою подругу? – парень без восторга встретил идею матери приютить Зою.

– Это ненадолго, – не в первый раз пообещала Тома. – Она тебе понравится.

– Зря ты отказалась от предложения Тадея, – несколькими часами позже сказал Костя, глядя, как мать сидит за рулем своей новенькой машины, не решаясь ее завести, и рассматривает приборную панель. – Он гораздо терпеливее дедули, уж можешь мне поверить. Когда мой препод по фортепиано агрится, Тадей еще в ресурсе.

– Да знаю я, – огрызнулась Тома. – Разве он не на гастролях?

Просить Тадека о помощи, значило бы свести все ее усилия держать его на расстоянии к нулю. Несколько прошедших лет совсем не изменили его. Он остался таким же отзывчивым и надежным. Ей всегда казалось, что он угадывал ее желания раньше, чем она сама. А уж убеждать его в том, что она в состоянии справиться со своими затруднениями, не стоило и начинать.

– Точно, у него же вечером концерты где-то в запределье, – сказал Костя. А Тома испытала облегчение, представив, какие эмоциональные качели она бы испытывала, сидя с ним бок о бок в этой маленькой машинке, вместо того, чтобы вести автомобиль.

Тома не стала обманываться, поход в салон красоты на следующий же за освобождением день она совершила, чтобы перестать комплексовать на фоне разных Марик и других див шоу бизнеса. Ей не нужно было читать светскую хронику, чтобы убедиться в его популярности у поклонниц. Бэк вокалистки и девушки из подтанцовки, прежде чем перенести свое внимание на ее мужа, всегда сначала заигрывали с Тадеком. Пока сама не убедилась, что перед его харизмой устоять невозможно, она наивно полагала, что причина в семейном положении ее благоверного.

Отражение в зеркале салона красоты потешило ее женское самолюбие.

– Счастливица, – мастер закончил укладывать ей волосы и придирчиво осматривал свою работу.

Тома с недоумением посмотрела на него. Назвать женщину, терзавшую себя неодолимым чувством вины, счастливицей?

– Вам ничего, кроме обычного ухода не требуется. О вас сама природа позаботилась. То ли наградила, то ли наказала, – последние слова Тома едва расслышала.

– Что Вы имеете в виду? – резче, чем хотела бы, сказала она.

– Понимаете, – мужчина смутился. – Многие из моих клиенток доверяли мне не только свою внешность, но и личные истории. И за годы работы я почти уверился, что красота – это не всегда дар богов. Скорее, она дана как испытание, что ли?

Тому смущало обилие кнопок и рычагов непонятного назначения.

– Я надеялась, что это как езда на велосипеде. Один раз научишься, руки и ноги будут помнить всегда. Я ведь столько лет за рулем, – оправдывалась она перед сыном.

Нужно было потерпеть командный тон отца, и сделать с ним пробную поездку. Отец пригнал машину еще два дня назад, а Тома так и не решилась выехать на ней с подземной парковки. Но сегодня Зоя выходила из колонии, и кроме подруги встретить ее было некому.

– Мам, ты почти разобралась со смартфоном и планшетом, – сын не удержался от подколки, а Тома бросила на него обиженный взгляд. Она все еще время от времени обращалась к нему с капризными гаджетами. А Косте нравилось знакомить ее с техническими новинками. Вдруг в одночасье из ребенка, опекаемого бабушкой, дедом и крестным, он превратился в опору для матери.

– Не смотри на все эти кнопки и лампочки. Главное все то же – газ, сцепление и тормоз. Найди поворотники. Нашла? Для начала, отлично.

Тома нажала кнопку старта, мотор тихо заурчал, почти не слышный на фоне музыки, заполнившей маленький салон автомобиля. Мать и сын притихли, прислушиваясь к родному голосу, звучавшему из динамиков.

– Никогда не слышал, чтобы крестный пел на своем родном языке, – сказал Костя. – Новая песня?

– Нет, старая, твоя ровесница.

– Хочу сочинять и петь, как он, – незаметно для себя Костя выдал сокровенное, то, чем всегда так боялся огорчить мать. – Тадей говорит, что это просто. Нужно лишь прочувствовать то, о чем поешь и пишешь. А вот Татьяна Ивановна, наша хормейстер сказала, что он просто хороший актер, – за крестного было обидно. – Поехали, мам. Твоя бести не должна ни одной лишней минуты провести в ваших застенках. Тебе мешает? – он потянулся к радио. – Выключить?

– Нет, оставь.

Пока сын бесцельно бродил вокруг машины, Тома испытывала чувство дежавю. Будто это не Зоя, а она сейчас в последний раз услышит зуммер звонка, железный лязг отъезжающей решетки, и взгляд, наконец, упрется не в серую стену, а…

Еще месяц назад ей хотелось заглянуть за горизонт, расширить свои возможности, но знакомые и бывшие друзья ей быстро напомнили, что и истинная свобода ограничена рамками. Но это уже совсем другие рамки, и выход за их границы, грозит не изоляцией от общества, а косыми взглядами, осуждением, штрафом и, только под конец, тюрьмой, а в ней…

Больше она в ней не окажется. Ни один человек не будет управлять ее жизнью. Ни один мужчина, каким бы обаятельным и настойчивым он не был, не заставит ее пойти на поводу его непостоянных прихотей и ее собственных чувств и ложных надежд.

Тома решительно толкнула дверцу машины, не позволяя себе в очередной раз ступить на этот саморазрушающий путь, разжигая пламя вины и гнева, которое подхватит и на этой волне снесет в душе все-то доброе, что удалось создать.

– Костя, пойдем. А то Мельникова отправит Зою на остановку.

Стоило матери с сыном ступить на тротуар перед воротами проходной, как в отрывшемся проеме показались две женские фигуры.

– Ой, Арсеньева, тебя и не узнать! Похорошела то как, намазалась, накрасилась! Соскучилась? – вместо приветствия воскликнула Мельникова, будто и не прошло месяца после расставания. – А то возвращайся? У нас тут все никак место старшей поделить не могут. Я уж замолвлю за тебя словечко, – женщина добродушно рассмеялась.

Тома с беспокойством повернулась к Зое. Та кивнула и едва заметно покачала головой, открывая взору зеленовато-желтое пятно на скуле.

– Здравствуйте, капитан, – выступил Костя вперед. – Это Вы были маминым начальником отряда? – и, не давая женщине ответить, затараторил. – Огромное Вам спасибо, что вернули ее нам полноценным членом общества. Как там у вас говорят? « На свободу с чистой совестью?» – парень в порыве благодарности приложил руку к сердцу. – Если б не ваша колония…

Мельникова молча захлопала глазами, впервые не зная, как реагировать. Уж слишком сомнительной выглядела благодарность пацана. Тома, подхватив Зою под локоть и, на ходу прощаясь с бывшей начальницей, потянула девушку за собой, а Костик, вытянув из ее рук сумку, пошел следом, оглядываясь, и продолжая с улыбкой кивать провожавшей их глазами женщине, вводя ее в еще большее недоумение.

– Зря ты так с ней, – сказала Тома, когда они оказались за пределами слышимости. – Она не плохая.

– Ага, просто дура.

– Нет, сынок. Не все так просто. Она привыкла говорить на том языке и в той манере, которую тут понимают.

– Но…

– Все, забыли, – оборвала его Тамара.

– Забыть не получится, – вздохнула Зоя.

– Из-за наследства Марион? Это мы еще посмотрим, нужно ли тебе это ярмо на шею. Можно ведь отказаться.

– Я не буду отказываться. – Зоя потерла зудящую скулу.

– Тебе нужно заняться своей спортивной формой, – сказал Костик. Он уже положил сумку в багажник и теперь, устроившись на заднем сиденье рядом с Зоей, бесцеремонно разглядывая ее синяк. – Если хочешь, я буду ходить с тобой в фитнес студию. Готов пожертвовать своим личным временем и ходить вместе с вами.

Тома поперхнулась. Слышать от Костика о спорте было также удивительно, как и о его готовности сопровождать Зою. Ведь еще утром он был против, чтобы она даже жила у них некоторое время.

– Это и к тебе, мам, относится.

– Я – за, – улыбнулась Зоя.

– Ну, фитнес так фитнес, – ответила Тома, рассматривая сговорившуюся парочку в зеркало заднего вида.

– А у тебя какие татушки? – спросил Костя.

Зоя плохо помнила свое общение со сверстниками в подростковом возрасте, но такое начало знакомства показалось ей странным, хоть и забавным. Этот высокий худощавый подросток, внешне напоминавший подругу: с такими же волосами цвета спелой пшеницы и васильковыми глазами, понравился ей с первого взгляда, когда не раздумывая, бросился защищать мать. И даже в запахах мамы и сына девушка улавливала несколько общих цветочных ноток.

– У меня их нет.

– Как нет? – на подвижном лице мальчишки отразилось такое разочарование, что Зоя невольно хихикнула. – Зато украшений другого рода, хоть отбавляй, – она повернула голову и продемонстрировала синяк.

– Есть и другие? – Тома развернулась и окинула ее обеспокоенным взглядом. – Может, сразу в больницу проедем?

– Что ты, Тома! Само заживет, не впервой. – Зоя беспечно махнула рукой.

– Тогда, домой?

– Домой, – дружно отозвались с заднего сиденья.

Глава 15

В приемной нотариуса стояла библиотечная тишина, легкие и быстрые касания наманикюренных ногтей по клавиатуре лишь подчеркивали ее. Несколько посетителей терпеливо застыли на стульях, погруженные в свои мысли или в смартфоны.

– Мы с тобой не из тех людей, Зайка, которым бог дал возможность учиться на чужих ошибках, – зашептала Тома, наклонившись к плечу подруги. – Мы набиваем шишки на собственных лбах, причем в буквальном смысле слова. – Тамара отстранилась и снова придирчиво осмотрела Зоино лицо, покачав головой. – Ну, хоть в чем-то тебе повезло. От вчерашнего синяка не осталось и следа. Удивительная регенерация!

Зоя смущенно улыбнулась.

– Ты уверена, что тебе это нужно? – Тома кивком головы указала на табличку на дверях кабинета «Руслан Маркович Деметров»

Те же имя и фамилия стояли на визитке, которую вчера вручила Зое Антонина, бывшая помощница Марион. Она даже снизошла до улыбки и пожелала удачи. Зоя гнала прочь воспоминания об этой улыбке и грусти в глазах, которая ее сопровождала. Они вызвали сомнения в правильности принятого ею решения.

Вчера вечером перед сном она призналась подруге, что весь последний месяц в колонии потратила на размышления. И обнаружила, что окружив себя когда-то коконом из недоверия и вполне обоснованных обид, не заметила, что вокруг много таких же обиженных как она.

– Для меня этот месяц стал временем переосмыслений и открытий. И хотя после смерти старшей многие стали относиться ко мне как раньше, но я уже изменилась и не стану прежней.

– Лариса?

– И она тоже, – отмахнулась Зоя. – Понимаешь, Марион сказала, что я сильная, и я поначалу рассердилась на нее за это. Но потом вспомнила, что и мой папа считал меня такой. Родители хвалили меня за какие-то поступки, за хорошие оценки, а я старалась стать еще лучше. С их смертью я потеряла тех, кто гордился мной, потеряла опору, и тем самым потеряла себя. Ведь вся моя уверенность, оказывается, держалась на их одобрении и поддержке. Чтобы полноценно жить дальше, мне нужно вернуть эти чувства уверенности в себе и удовлетворения тем, что я делаю, – закончила она.

– Я твоя опора, Зайка. Ты можешь творить во имя меня, – Тома засмеялась. – Я знаю, что смех здесь не уместен, но иначе я заплачу, подруга.

Сейчас следовало сделать последний шаг, который означал бы, что она принимает свою новую жизнь, со всеми ее новыми обязательствами, навязанными ей вопреки ее желаниям и согласию. Хотя, что значит вопреки желаниям? Она так и не решила, что она желает в действительности, кроме одного – жить в безопасности.

В дверях приемной показался немолодой коренастый мужчина. Непокорные черные вихры с легкой сединой вносили нотку легкомысленности в безупречный деловой стиль. Окинув беглым взглядом посетителей, которые оживились при его появлении, он остановил его на двух молодых женщинах и обратился к Зое:

– Наследница госпожи Деметр?

Та беспомощно посмотрела на подругу.

– Если ее звали Марион, то да, она наследница, – ответила за нее Тома.

– Руслан Маркович, – секретарь прекратила бегать пальцами по клавишам и поднялась. – Этой встречи нет в вашем расписании.

Мужчина, отмахнувшись от нее, распахнул дверь и, пропустив женщин в кабинет, предложил занять места за длинным столом:

– Прошу.

– Итак, дамы, – после краткой процедуры знакомства, нотариус вытащил папку из стопки на столе и открыл ее. – Воля покойной Марии Марковны Деметр вам известна. Я зачитаю вам условия, согласившись на которые, в ваше распоряжение перейдет недвижимость и значительная сумма денег. – С этими словами мужчина водрузил на нос очки и начал читать.

– Повторите, пожалуйста, сколько? Речь шла о некоторой сумме денег и…

– И вы, резонно, подумали, что их немного. Вы не ослышались, – мужчина скупо улыбнулся.

– Да, я подумала о нескольких десятках, но не о сотнях тысяч рублей.

– Евро.

– Что?

– Сотен тысяч евро, – терпеливо повторил нотариус.

– Но откуда у цыганки, проведшей большую часть жизни за решеткой такие деньги? – Тамару все больше тревожило происходящее. Она начала опасаться, что подруга, не успев покинуть колонию, будет втянута в еще одно преступление.

– Я понимаю Ваше беспокойство, Тамара Михайловна, – нотариус посмотрел на нее поверх очков. – Вы можете не сомневаться в законном происхождении этих денег. Криминальные родственники Марион со стороны мужа не имеют к ним никакого отношения и более того, им неизвестно об их существовании. Большую часть Марион унаследовала от своей бабушки. Возможно, она упоминала о ней? – поинтересовался он у Зои, и когда та кивнула, сняв очки, продолжил:

– Кроме условий, выдвинутых Марой, есть еще одна причина, по которой моя сестра оставила вам свое состояние. – При этих словах девушки удивленно переглянулись. – Она кроется в Вашей природе. Я полагаю, Вашей подруге она неизвестна? – он спрашивал Зою, но взгляд его темных глаз был прикован к ее подруге.

– Нет. А Вам? – требовательно спросила Зоя, слегка поддавшись телом в сторону мужчины и делая медленный глубокий вздох.

– Я могу только догадываться. Женщины моей семьи надежно хранили тайны, как свои, так и чужие. И Вам я советую делать также, – ответил он, одарив ее выразительным взглядом, а потом снова перевел его на Тамару, будто ставил точку в этом странном и непонятном для нее диалоге.

– Итак, продолжим? – спросил он и, дождавшись согласных кивков, вернулся к чтению.

– Я совсем перестала понимать происходящее, – Тома взяла копию из рук Зои и углубилась в текст. – В документе сказано, что Зоя не обязана принимать всех, кому некуда пойти, в чем изначально ее уверяла Марион, а только тех, кого выберет сама. От всех обязательств она будет полностью свободна, как только в колонии не останется ни одной женщины, с которой она вместе отбывала наказание. Абсурд, какой-то. У меня складывается ощущение, что старшая просто придумала эту якобы великую миссию, только чтобы отписать Зайке наследство. – Тома подняла от бумаг голову и воззрилась на улыбающегося мужчину. – Что?

– Она именно так вас и описывала, – сказал он.

– Марион? Меня? – удивилась Тома.

– Она была уверена, что Вы придете вместе с Зоей Викторовной и будете стоять на защите ее интересов.

– Да она меня даже не знала! – возмутилась Тамара.

– Но разве она не оказалась права? – Томе нечего было возразить, и мужчина продолжил, обращаясь уже к Зое:

– Что касается этого условия: кузина надеялась на ваше чутье. Нет никого, кто мог бы навязывать вам подопечных. Есть еще вопросы?

– У меня есть.

– Я не сомневался, Тамара Михайловна, – вздохнул Руслан Маркович. – Спрашивайте.

– Кто будет следить за выполнением условий и второе, зачем имея такие средства к существованию, ваша сестра брала на себя чужую вину? В колонии ходили слухи, что она делала это ради денег.

– Вы все свои проблемы решаете с помощью денег? – усмехнулся мужчина. – И как, получается? Видите ли, Тамара Михайловна, как бы парадоксально это не звучало, но в тюрьме она была более свободна, чем на воле. От окружения, в котором по воле судьбы оказалась. А ответ на первый вопрос имеется в пункте 11б.

– Надеюсь, Ваша подозрительность со временем развеется, – сказал мужчина, когда она закончила читать указанный пункт. – А теперь я должен вас немного огорчить.

– Вот не зря я все время ждала подвоха! – обрадовано воскликнула Тома, а уголки губ мужчины едва заметно дрогнули.

– Могу я предложить вам кофе или чай? – спросил он.

– Благодарю, нет.

– Воды, пожалуйста, – попросила Зоя.

Руслан Маркович налил минеральной воды и, поставив перед девушкой стакан, приоткрыл окно. Он долго перебирал документы, разложенные на столе, а найдя искомый, снял очки, и начал протирать их влажной салфеткой. Томе наскучило наблюдать, как он хмуриться, вчитываясь в очередную бумажку, она достала телефон, и проверяла сообщения от сына. А Зоя, изучив интерьер кабинета, переключилась на вид из окна, чтобы не мешать мужчине побороть досаду, витающую в воздухе после его последних слов, смешиваясь с древесным запахом, которым был пропитан каждый предмет в кабинете. Наконец, его телефон пиликнул сообщением, и он, прочитав его, сказал:

– К сожалению, вы не сможете в ближайшие дни переехать в свою новую квартиру. Должен признаться, я даже временно не справился с ролью, которую Мара возложила на Вас, Зоя Викторовна. Две последние протеже сестры…– Руслан Маркович замолчал. – Они, как бы это помягче сказать, слишком увлеклись долгожданной свободой. Пожар удалось предотвратить бдительному соседу, но жилплощади требуется ремонт.

Зоя, недовольно морщась, держала перед собой за колечко ключи от квартиры. Затем достала из бардачка салфетку и завернула их в нее. Тома сидела рядом за рулем машины и наблюдала за этими манипуляциями.

– Чем пахнет? – спросила она.

– О чем ты?

– Ну, ты принюхивалась, как всегда, и я подумала, что …

– А-а, – Зоя сморщила носик, – такая дикая смесь запахов от кожаного брелка. Даже не представляю, через сколько рук они прошли.

– Ты ему доверяешь?

– Нотариусу? Да.

– Почему?

– От него приятно пахнет. Правдой, доверием.

– Фантазерка, – Тома с улыбкой покачала головой. – Или опять что-то в книгах вычитала?

– Я всегда доверяю запахам.

– Я заметила.

Зоя улыбнулась, и Тома увидела, как синие прожилки зрачка чуть вытянулись, блеснули, и заискрились смешинками.

– Мне он тоже понравился, – призналась она. – Есть в нем что-то… . Я знаю, что моя подозрительность сегодня была на грани наглости, но ведь однажды я уже поплатилась за доверчивость.

– Что ты, Тома. Я благодарна тебе за поддержку и заботу.

– Едем оценивать ущерб?

Глава 16

– Есть в этом и положительная сторона, – сказала Тамара через полчаса, осторожно переступая через осколки рамки для фотографии.

– Правда? – отрешенно спросила Зоя, поднимая фотографию и стряхивая с нее мелкую стеклянную крошку. – И какая же?

– Ты обустроишь здесь все согласно собственному вкусу. Закажем клининг, сделаем ремонт.

– Как же им свобода то в голову ударила, дурищам! – Зоя остановилась на пороге кухни и брезгливо сморщила нос. Месиво из осколков посуды и растоптанной еды покрывало пол.

– Не только свобода, – Тома кивнула на лежащую на боку бутылку. Липкий след от вытекшего красного вина тянулся со стола на пол, вызывая ненужные ассоциации. Потолок над электрической плитой и прилегавшая к ней стена почернели от дыма. Закопченная кастрюля со сгоревшими остатками пищи, чуть не ставшая причиной полноценного пожара, так и стояла на плите, залитая водой. Сорванная занавеска, наполовину обгоревшая валялась тут же, а ее пара унылой тряпкой свисала с другой стороны окна, проясняя картину произошедшего.

– Все на свалку, – подытожила Тамара осмотр.

– Не все. Посмотри, – Зоя все еще держала в руках подобранную с пола черно-белую фотографию. Тома заглянула ей через плечо:

– Любопытно! И как-то неожиданно для этой обстановки.

– Какого года может быть это фото?

– Платье с небольшим турнюром. Должно быть, конец 19, максимум начало 20 века.

– Я считала, что в то время делали постановочные фото где-то в студии. А тут на перроне вокзала, прямо у поезда. Фотограф будто просто окликнул проходящую мимо даму, и сфотографировал, застав ее врасплох. Интересно, она только что приехала, или уезжает? Саквояж в руках.

– Позволь? – Тома вытащила карточку из Зоиных рук и, подойдя с ней к окну, вгляделась в лицо женщины. – Иди сюда. Встань также как она на фото. Да, вот так, а теперь обернись и посмотри на меня, – командовала она.

– Ну, что? – Зоя безропотно застыла, а Тома переводила взгляд с лица подруги на женщину на фотографии, то приближая, то отодвигая фото ближе к свету.

– Я понимаю, что это не можешь быть ты, – сказала, наконец. – Но ваши лица поразительно похожи. Несколько отличается изгиб бровей и у тебя чуть шире крылья носа. Будешь обнюхивать все и всех, к старости обзаведешься знатным шнобелем, – заключила Тома, заставив девушку выйти из образа и захохотать. – А вот тут у виска то ли родинка, то ли дефект на бумаге.

– Метка, – еще больше удивилась Зоя, разом прекратив смеяться.

– Но ты права, все подряд выбрасывать не будем, – Тамара вернула фото подруге и с радостным предвкушением потерла руки. – Надеюсь, будут и другие интересные находки. Возможно, это то, на что намекал нотариус, говоря о твоей природе, – она с легкой усмешкой смотрела на подругу. – Пытать тебя не буду. Храни свои тайны, на то они и тайны, но разгадать попытаюсь.

Сумка на плече подруги завибрировала, а через мгновение раздался телефонный звонок и Зоя, воспользовавшись случаем, сбежала в коридор, продолжив обследовать свое новое жилище: заглянула за двери, за которыми обнаружились ванная, туалет и встроенные шкафы.

Тем временем в голосе Тамары, отвечавшей односложно, зазвучали несвойственные ей бархатные нотки. Зоя заинтересованно обернулась, и этот взгляд со стороны позволил ей разглядеть, каким чудесным образом сказался на подруге этот месяц свободы. Женщина будто сбросила не только тяжкий груз с души, но и года. В платье чуть выше колена и туфлях на удобном каблуке, Тамара казалась такой юной и хрупкой, едва ли старше самой Зои.

– Спасибо за приглашение, – мягко сказала Тома, взгляд ее потеплел, словно вспыхнул внутренним светом и преобразил лицо, заалевшее румянцем. – Но я не поеду с тобой. Извини.

Она стояла у окна, и солнечные блики, которым даже задымленное стекло не стало преградой, играли на длинных прядях. Зою кольнуло краткое сожаление. Детской мечте о подобной шевелюре до пояса пока придется оставаться лишь мечтой: длинные волосы усложнили бы и без того не простой первый оборот, если он вообще когда-нибудь с ней произойдет.

– Я обязательно посмотрю выступление по телевизору, Тадэк. Удачи, – закончила Тамара тихо, глядя на потемневший экран смартфона.

В подъезде тяжело грохнула металлическая дверь, и лифт натужно пополз вверх, бряцая цепью. Чуткий слух волчицы уловил в этих звуках жалобы на старость, на людей, которые «все ездют и ездют». Тома права, она и, правда, фантазерка. Дом очаровал ее с первого взгляда, как только машина свернула под арку и остановилась в безлюдном уединенном дворе. А стоило открыть входную дверь, и взору предстал широкий холл с полом, уложенным винтажной плиткой, и лестница, плавно огибающая металлическую решетку шахты лифта, как девушка вообразила, что это место просто обязано таить в себе множество любопытных историй. Как оказалось позднее, эта дремотная тишина обычного буднего дня, которую они невольно нарушили своим визитом, была временна и обманчива. Дом притих в ожидании вечера и возвращения своих шумных постояльцев.

Следуя по коридору и завернув за угол, вместо очередной двери девушка обнаружила пустой проем. Дверь, снятая с петель лежала тут же у порога. Зоя вытянула шею и заглянула в комнату, остерегаясь поранить руки об косяк, ощетинившийся занозами на месте выломанного замка.

– Вот идиотки! – раздался возмущенный возглас у нее за спиной.

– Осокина, – втянув воздух носом и кивая на кровь на косяке, сказала Зоя.– Она неделю назад освободилась. Со второй я не знакома.

– Комната была заперта, и эти неблагодарные дуры решили, что Марион хранила тут свои сокровища? – предположила Тома и зашла следом прямо по лежащей на полу двери.

– Ты права, Марион хранила здесь свои личные вещи.– Зоя поежилась, оглядывая беспорядок, устроенный в комнате. – Гадко!

Немногочисленная одежда лежала сваленной в куче на полу. Раскрытые дверцы и ящики беззастенчиво выставили напоказ содержимое шкафов и серванта.

– А старшая была полна сюрпризов, – в словах Томы звучали нотки сожаления. – Вот что я не ожидала увидеть в ее квартире, так это полки, забитые книгами.

Она наугад вытащила одну из них.

– Ого, 1897 год издания! Атлас лекарственных растений. Все чудесатее и чудесатее. Знаешь что, подруга? Я предлагаю поехать перекусить, а потом вернуться сюда и поработать. Хотя, нет. Сначала мы пройдемся по магазинам и приоденем тебя. Не знаю, как тебе удалось уговорить моего сына отдать свои любимые джинсы и худи, но ты в них больше ходить не будешь!

Зоя успела только набрать в грудь воздух, чтобы возразить, как Тома, выставила руку вверх и заявила:

– Не желаю слушать! Не хочешь платья, купим брюки, нормальные женские брюки, джинсы, кофточки и так далее. Ты девушка, Зоя. Красивая девушка! Ты не по своей воле пряталась от мира за толстыми стенами, а теперь продолжишь прятаться под этой мешковатой одеждой? – Она вернула книгу в шкаф и забрала у Зои из рук фарфоровую статуэтку, которую та вытащила из серванта и вертела в руках, рассматривая нежно голубой рисунок. – Мейсенский фарфор, какое счастье, что эти дебилки не знали ему цену, – констатировала она, ставя фигурку балерины обратно.

– Я не просила, – все-таки буркнула Зоя. – Костя не оставил мне выбора, шантажист малолетний. Ты сказала мейсенский? – встрепенулась она. – Тот самый мейсенский форфор, способ изготовления которого согласно легенде раскрыл алхимик, который искал способ превращения свинца в золото? – Зоя переводила заинтересованный взгляд с чайных пар на молочник, на тарелки, выставленные вдоль задней стенки серванта и украшенные пасторальными рисунками, и еще несколько фигурок.

– … а нашел подходящую глину для тиглей, из которой позже стал делать фарфор. Да, Зайка, тот самый. Посмотри на клеймо на обороте любой чашки или фигурки – синие скрещенные мечи. А теперь пошли. Мне еще нужно познакомить тебя с мастером-философом, который приведет в порядок твою головку.

Зоя обвела комнату взглядом, полным сожаления, по полкам с сокровищами, по креслу, стоящему в чудесном эркере, так и манящему присесть в него с книгой в руках, но вздохнула и безропотно пошла за подругой.

Глава 17

– Сжалься, умоляю! Я готова скоблить и чистить, только бы не ходить больше по магазинам. Слишком много людей, – взмолилась Зоя через два часа. Они стояли посреди галереи, Тома крутила головой, выбирая следующий бутик, а многочисленные посетители торгового центра обтекали их с обеих сторон, толкая или задевая сумками и пакетами.

– Ладно, – покладисто согласилась мучительница, – остальное закажем по интернету.

– Правда? Научишь меня? – воодушевилась Зоя.

– Уже передумала скоблить и… что ты там еще готова была делать?

– Ты же знаешь, я никогда ничего не покупала подобным образом, мне интересно. Все эти новые технические штучки.

– Точно, – Тома опять остановилась и начала оглядываться. – Мы не купили тебе телефон.

Уже через двадцать минут Зоя взвешивала на ладони гладкий кусок пластика, такой же, как у многих людей вокруг.

– Я чувствую себя обезьяной, которой дали в руки компьютер, а она примеривается, как бы расколоть им орех.

– Я тоже, – улыбнулась Тома, вспоминая, какой была еще месяц назад. – Но мы научимся. А представь, каково людям, осужденным на двадцать – тридцать лет? Для них выход на волю сравним с попаданием в параллельную вселенную. Тадеуш говорит, технические новинки появляются каждый месяц, а мы с тобой выпали из жизни на несколько лет. Большой срок для прогресса, летящего со сверхзвуковой скоростью.

– Не совсем так, заключенные все же наблюдают за развитием цивилизации через экраны телевизоров.

– Нажми кнопку сбоку, – подсказала Тамара, радуясь детскому восторгу, вспыхнувшем в глазах подруги, когда экран телефона засветился. Ее и саму охватило радостное воодушевление, которое раньше наблюдала у сына, делящегося с ней возможностями технических новинок.

– Ну, что теперь? К парикмахеру? – спросила Тома.

Зоя замялась в нерешительности. Витринное окно салона мобильной связи отражало двух изящных девушек: блондинку с гривой роскошных волос, ниспадавших до талии и брюнетку, волосы которой пышной волной рассыпались по плечам. Локоны блондинки сияли в преломляющихся лучах панорамных окон торгового центра здоровым блеском. Неровная челка брюнетки падала на лицо, не тронутое косметикой, и она привычным движением откинула ее назад.

Поймав в отражении восхищенный взгляд мужчины, блондинка отвела равнодушный взгляд, а брюнетка испуганно втянула голову, но проследив за своим двойником в витрине, нахмурилась и расправила плечи, скользнула взглядом дальше по новому кардигану свободного кроя в тон глазам, широким брюкам и лоферам с металлической пряжкой и осталась довольна.

– Эх, ты, – пожурила Тома. – Не уж то ходить по магазинам тяжелее, чем топтаться у воскоплава восемь часов подряд?

– Не легче, а проще,– поправила Зоя. – Ни ответственности, ни принятия самостоятельных решений. – Может, присядем на пару минут? – она кивнула на скамейку.

– Ты бы хотела и дальшеизготавливать свечи? – удивилась Тома. – Чем бы ты вообще хотела заниматься в жизни?

– Мне нравилась эта работа. Если бы наш узколобый мастер согласился выливать художественные свечки по твоим эскизам, было бы вдвойне интересней. Но я точно не желаю застревать в этом и дальше. А ты? Чем ты хочешь зарабатывать на жизнь?

– Я бы с удовольствием продолжила работать в культурном центре, но, увы, дорога туда для меня закрыта, о чем мне напрямик заявило новое руководство центра. Отец предложил работать в его фирме. Но эта работа не интересна уже мне самой.

– А ты не думала профессионально заниматься рисованием?

– Посмотрим. В конце концов, у нас обеих оказалось достаточно средств, чтобы подумать об этом без спешки.

– Я хочу пойти учиться, – осмелев, заявила Зоя. – В детстве я мечтала о профессии врача.

– Ты можешь позаниматься с репетиторами и …

– Нет, – прервала ее Зоя, – не хочу работать с людьми.

– Разочаровалась? Понимаю. А с животными?

– Тома, только не к тому здоровяку, – встревожено шептала Зоя у стойки администратора салона красоты, куда подруга все-таки вынудила ее зайти после хождения по магазинам. – Я не хочу, чтобы меня стриг мужчина, – девушка указала на мужчину за дверью, оставленной администратором приоткрытой. Он рассматривал свою клиентку, стоя перед ней, широко расставив массивные ноги и потирая в задумчивости подбородок, потом крутанул кресло, в котором та сидела и, обхватив ладонями лицо женщины, слегка повернул ее голову сначала в одну, а потом в другую сторону. Поцокав языком, взял ножницы и навис над ней, перекрывая собой дальнейший обзор.

– Ты же сама сказала, что тебе понравилась моя стрижка и хочешь такую же. Меня стриг именно он.

– Я передумала. И разве тут не должен быть один большой зал, в котором работает сразу несколько парикмахеров?

– Олег вас примет, но придется немного подождать, – сказала администратор, закрывая дверь и оставляя сурового мастера наедине с клиенткой.

– Нет, Заинька, здесь у каждого парикмахера своя маленькая студия. Здорово, да? – Тамара улыбнулась. – Мастер только твой. Даже если ты передумаешь и начнешь сопротивляться и кричать, никто не помешает ему сотворить с тобой чудо, – она откровенно забавлялась волнением, написанным на раскрасневшемся лице подруги, ее милым смущением, от которого синие глаза Зои начали темнеть, а зрачок стремительно увеличиваться, заполняя собой радужку. А Тамару внезапно кольнуло подозрение, такое очевидное, что сразу перешло в уверенность и объяснило все странности подруги: нетерпимость чужих прикосновений, нежелание говорить об отце своего ребенка, и категоричный отказ посещать доктора в медчасти, даже, несмотря на сильные ожоги при работе с горячим воском. Тамару залихорадило от страшной догадки.

– Я в туалет, – сказала она резко и немедля вышла из приемной.

В дамской комнате женщина первым делом намочила ладони и приложила их к раскрасневшимся щекам. Поведение подруги предстало в новом свете, и ее ночные кошмары и крики, которые будили порою всех в комнате, дополняли картину.

– Боже, боже,– шептала Тома, – бедный ребенок, она же попала сначала в колонию для несовершеннолетних. Значит, это случилось, когда она была подростком. – Тома затрясла головой, отгоняя ужасные видения. Еще час назад она подшучивала над отсутствием у подруги вкуса, выбиравшей объемную одежду, а это было элементарное желание спрятаться.

– Все еще жаждешь чужих тайн? – грустно спросила свое отражение сквозь пелену непрошеных слез.

Когда она вернулась в приемную, Зоя сидела, уткнувшись в новый телефон, и выглядела спокойной.

– Все хорошо? – улыбнулась она, хотя Тома была уверена, что это ей следовало задать этот вопрос.– Ты права, что-то я совсем дикая стала. Мир намного больше, чем я привыкла. И часть человечества составляют мужчины. Придется мириться с этим.

Тома отвернулась и часто заморгала, отгоняя слезы. Неловкость момента помогла избежать давешняя клиентка. Она выпорхнула из студии счастливая и, бросая довольные взгляды в зеркала, заговорила с администратором.

– Я с тобой, – с облегчением сказала Тамара. – Там есть кресло и кофейный столик для посетителей.

– Я рад, что Вы с подругой осознали свою ошибку, – сказал мужчина, поднимая расческой прядь Зоиных волос.

– Которую из них? – Зоя расслабила бессознательно сжатые в кулак пальцы, скрытые накидкой, и скосила глаза на подругу. Та в недоумении пожала плечами.

– Что доверились не тому человеку, конечно. Простите, если обидел.

– У нас не было свободы выбора, как таковой, – хмыкнула Тамара.

– Больше не допускайте подобного, – продолжая перебирать прядь за прядью, упрекнул мастер.

– Мы же все еще говорим о стрижке? – встретившись глазами с его отражением в зеркале, спросила Зоя.

– Я – о стрижке. Удивительный оттенок. Никогда такого не встречал.

– Снежный обсидиан, – подсказала Тома.

– Спасибо, – кивнул он. – Черный, отливающий серебром. Но самое поразительное, что у корней полностью серебряный, будто подшерстка.

– То есть, я седею? – хихикнула Зоя. В коктейле химических запахов она, наконец, выделила тот, который исходил от здоровяка и успокоилась.

– Вы не против стать моей постоянной клиенткой? – неожиданно спросил мастер. – Профессиональный интерес, – пояснил он. – Вы увеличите мой шанс на победу в творческой номинации конкурса «Фантазийный образ».

Он обошел кресло и остановился в нескольких шагах от него, продолжая рассматривать удивленную девушку. Тамара встала рядом, прикрываясь от прямого столкновения взглядов с подругой бумажным стаканчиком с чаем.

– И в каком образе Вы ее видите? – спросила она.

– Фея! С такими внешними данными из нее получится отличная фея! – уверенно ответил он.

Зоя оглядела двух взрослых людей, всерьез рассуждающих о ее нечеловеческой природе, и выдохнула, не успев напугаться:

– Вы предлагаете мне образ доброй феи? – Облегчение затопило грудь и защекотало внутри, пробивая на смех.

– Вам лучше знать, какая фея из вас получится. Мое дело – прическа, а о своей внутренней сути уж позаботьтесь сами, – усмехнулся мастер.

– Вы ролевик? – она не могла больше удерживать порывы и залилась смехом.

– Подумываю об этом, – рассмеялся и мастер, а Тома позволила, наконец, скопившейся влаге выкатиться из глаз и смыть горький осадок, и тоже прыснула.

– Неплохое начало. Как считаешь? – отсмеявшись, спросила Зоя подругу.

– Я бы сказала многообещающее, – отсалютовала ей та стаканчиком.

Распланированный с вечера день, с самого утра пошел не по сценарию и оказался полон неожиданностей и сюрпризов.

Глава 18

Тамара честно выполняла обещание, данное Тадеушу – смотрела концерт по телевизору. А могла бы сейчас стоять за кулисами и смотреть его выступление оттуда, как делала много раз, когда ездила на гастроли с мужем. Но это значило бы ступить на путь, который зареклась повторять.

Ведущие объявили номер Тадэка. Первые аккорды, сопровождаемые восторженными женскими криками, взорвали зал. Тома внутренне подобралась. Она знала, что сейчас увидит и готовила себя к этому. Знала, что не права, что это результат выстраданного опыта, но ничего не могла с собой поделать.

Игра света превратила обычный выход в мистическое появление. Он стоял в темноте, пересекаемой лучами прожекторов. На фоне подсвеченной задней стены был виден только силуэт вполоборота к зрительному залу, который после первых криков затих в трепетном ожидании. Мужская фигура начала двигаться, вторя музыкальному ритму, гармонично вплетая движения в мелодию, а затем подключив к этому волшебству еще и голос. Тома почувствовала, как ее тело подчинилось ритму, ее буквально захватило и накрыло эйфорией. И длилось это вплоть до того момента, пока на сцене не появилась другая фигура, женская.

Каждым танцевальным па приближаясь к певцу, девушка, наконец, оказалась к нему вплотную и легко коснулась ладонью его щеки. Отстранилась, сделав оборот, и вновь оказалась лицом к лицу с мужчиной. Шляпа и темные очки скрывали его верхнюю часть, но Тамара хорошо знала его проникновенный взгляд, который теперь был направлен на другую женщину.

Она как завороженная следила за этим театральным действом. Танцовщица то отдалялась, то вновь приближалась к ее Тадэку, отталкивая. А он в умоляющем жесте протягивал к ней руку ладонью вверх. Каждое их соприкосновение обжигало зрительницу. Пресса приписывала Тадеушу роман с Марикой, но если ее не обманывали собственные глаза, это могла бы быть и эта танцовщица. Такой мужчина, как Тадэк не мог и не должен был быть один, он заслуживал быть счастливым. Ее разум с этим смирился, а вот глупое наивное сердце уговорить не удалось. Не счесть, сколько раз она вела с собой этот бессмысленный разговор. В ее жизни даже были моменты, когда она верила, что это получилось. Но эта вера существовала ровно до их новой встречи. И все спокойствие вновь летело в тартарары.

Тадеуш упал на колени перед девушкой и, обняв ее за талию, уткнулся лбом ей в живот.

Тамара сбросила подушки с дивана, истерично пытаясь найти пульт от телевизора.

– О! – воскликнул Костя, подхватывая с пола подушку и присаживаясь рядом с матерью. – Белла все же танцует?

– Белла? – нервно спросила она.

Костя кивнул на девушку, которая вырвалась из объятий певца, и опять кружилась вокруг него, завлекая и дразня.

– Да. Она ногу подвернула, – продолжил Костя. – Я слышал, как они с Алексом ругались. Все слышали. Он твердил, что ей нельзя танцевать, пока полностью не восстановится. А она орала, что никогда не упустит выступление на первом канале. – Костя нахмурился. Это был тогда такой зашквар, он поспешил ливнуть и не видеть, как обычно нормальные взрослые превращаются в истеричных и несдержанных чечиков. Закрывая дверь студии, слышал, что Тадей велел им заткнуться.

– А Алекс?

– Ее муж, ты его должна помнить, мам. Вон, смотри, чел на клавишных с волосами смешно зачесанными вверх. – Костик тыкал пальцем в экран, но камера сосредоточилась на двоих, выступление которых в присутствии сына перестало выглядеть таким чувственным и вызывающим.

На смену ревности пришло раздражение:

– Идиотка, – ругнула себя Тома.

– Белла открывает свою танцевальную студию. – Костик на мгновение замялся, но при виде молодой гостьи, появившейся в дверях, твердо продолжил. – Мам, я сказал ей, что первый ученик у нее уже есть.

– А как же фитнес? – деланно возмутилась Тома.

– Ты обещал! – присоединилась к ней Зоя.

– Чтобы стать таким, – Костя кивнул на экран, – мне нужно многому научиться.

Он подхватил не ожидающую такого маневра девушку за талию и закружил по комнате. Она заскользила по полу босыми ногами, в свободных домашних штанах и топе, с мокрыми после душа кудряшками, рассыпавшимися по плечам, подчинившись музыкальному ритму и легко подстроившись под уверенные движения подростка.

– Ауф, – пропыхтел Костик ей в пупок, когда они остановились, и он театрально упал перед ней на колени и, подражая крестному, боднул ее головой в живот.

– Что? – девушка все же смутилась, отстраняясь и вспыхивая румянцем. – Раньше я очень активно занималась танцами и спортом. Отец настаивал.

– Я могу только порадоваться твоему рвению, сынок, – сказала Тома, забавляясь представлением. – Но с прежним условием – не в ущерб основной учебе!

Костик фыркнул, но приложив руку к сердцу, сказал:

– Обещаю!

– У меня дежавю или паранойя? – спросила Тома, обращаясь к Зое.

– Ты сейчас о его дурашливой выходке с капитаном Мельниковой?

Тома кивнула.

– Да я серьезно! – возмутился Костя. – Клянусь! – он опять приложил ладонь к груди, но увидев скептический взгляд двух пар глаз, опустил руку.

– Артист, – Тома покачала головой.

***

– Не любишь яйца? – Костя с удивлением наблюдал, как Зоя перекладывает омлет, только что поставленный перед ней, в соседнюю тарелку.

– А? Что? – рассеянно спросила Зоя.

– Я ценю, подруга, правда, но больше в этом нет необходимости. – Тома прыснула. – Она всегда отдавала мне яйца, если они были на завтрак, – пояснила она сыну.

– Извини, задумалась.

– Ты не задумалась, ты все еще живешь прошлой жизнью. Она осталась там, за забором, возвращайся уже. И я сейчас говорю не только о колонии.

Костя, услышав в голосе матери серьезные нотки, торопливо закинул в рот остатки омлета и вскочил с табурета.

– Спасибо, мамуль. Пока, девчонки. До вечера, – он ткнулся губами в материнскую щеку, подмигнул Зое и выскочил за дверь.

– До вечера, – Тамара проводила сына глазами и повернулась к Зое:

– Ты могла бы впервые за много лет спать сколько душе угодно, а встала не свет не заря. Опять кошмары?

– Кошмаров давно нет. Они мучили меня много лет, и были вполне понятны, так как отражали то, что со мной случилось. А потом что-то произошло, – Зоя сделала глоток чая, но не поставила кружку, а обхватила ее ладонями, будто грелась. – На место страха пришла ярость. Какая-то отчаянная и бессильная. Но это не моя ярость, – созналась она.

– Не твоя?– усомнилась Тома. – А чья?

Зоя пожала плечами. Последние сны принесли некоторые догадки:

– Даже во сне я понимала, что это не мои чувства, они поглощали меня, будто мои собственные, приводили в ужас, выводя мои кошмары на какой-то новый уровень.

– Ты говоришь об этом в прошедшем времени.

– Ярость сменила тоска. И тоже не моя, – ну, не совсем моя, подумала Зоя.

И была такой угнетающей, что она просыпалась от собственных всхлипов, сопереживая чужому горю. Сознаваться в этом было неловко. Все изменилось после того, как этот неведомый страдалец выдернул ее из ее же собственного кошмара, разогнав мучавших Зою долгие годы преследователей, и утешил, зализав призрачные раны и настоящие слезы. Он делал это потом еще не один раз, приходя во сне уже без прежней ярости и тоски, утешая и принося спокойствие. Но сегодня – признаться в этом Зоя никогда бы не осмелилась – он принес не только это. Она проснулась возбужденная, сердце учащенно билось, а низ живота тянуло. Тело охватило лихорадочное желание, которое она не могла объяснить даже себе самой, но догадывалась о его природе по книгам, которыми они все в последнее время увлекались, благодаря Томиному благодетелю.

– А ты, Тома? Ты смогла отпустить прошлое? Как ты жила этот месяц?

– Не буду лукавить, не все просто. Но я и не рассчитывала, что стоит выйти, и жизнь станет замечательной. Знаю точно, что цепляться за прошлое не буду. У меня было достаточно времени, чтобы разобраться в себе, и повторять собственные ошибки я не намерена. И все-таки, – не позволила Зое поменять тему разговора, – Может, обратимся с твоими м-м,… кошмарами к психологу?

– Спасибо, Томочка, но они уже не проблема. Честно, – Зоя поняла, что отвлекающий маневр не сработал.

Возможно, Тамара и поверила бы, глядя в эти по-детски бесхитростные глаза, но ей было очень хорошо известно, что душевные травмы сами по себе не проходят.

– А мне пришлось обратиться к психологу.

– Когда? – глаза Зои стали еще больше.

–Почти сразу после того, как попала в колонию. Одно время к нам приходила молоденькая аспирантка. И хотя ее больше интересовала собственная диссертация, а не проблемы заключенных, но она дала мне несколько дельных советов и вектор размышлений.

Сколько ночей она посвятила самокопанию, пока по совету аспирантки не перешла к саморефлексии? Задала себе неудобные, но нужные вопросы, разобрала себя и свои действия буквально на атомы.

– Она натолкнула меня на мысль, что самой себе нужно отвечать честно, а не искать оправдание, якобы защищая психику. И хотя это тоже иногда нужно, но проблемы не решает!

Тома встала из-за стола и собрала грязную посуду, а Зоя так и осталась сидеть, вертя в руках кружку и делая время от времени глоток остывшего чая.

– Том, ты вчера говорила о работе с животными. Ты, правда, считаешь, что я могла бы стать ветеринаром?

Тамара, завершив уборку, оценивала полки холодильника на предмет наличия и отсутствия продуктов.

– Конечно, – поспешно согласилась она. – Давай-ка отправимся вить твое гнездышко и по дороге решим, что делать с учебой.

Зою позабавило такое сравнение:

– Скорее уж, логово.

Глава 19

Ночью изморозь тонкой вязью покрыла стекла машин, припаркованных во дворах, но к середине дня о холоде напоминала только теплая одежда прохожих, имеющих несчастье покинуть квартиры ранним студеным утром. Зоя шла от трамвайной остановки к дому, провожая взглядом беспечных девчонок, поспешивших избавиться от верхней одежды, но сама с облегчением расстегнула плащ, только когда за спиной захлопнулась дверь подъезда.

Каждый следующий день вытаскивал из глубин подсознания новые страхи. Сеансы с психологом всколыхнули воспоминания, а вопросы Светланы Борисовны, спокойные, но неудобные разрушили защитный барьер, которым она отгородилась от пережитого, благодаря чему прежде и удавалось держать хрупкое душевное равновесие. Сейчас между ней и ее страхами стоял только ее незримый ночной защитник.

Утром Тома предложила воспользоваться услугами такси, но Зоя решительно отказалась: мысль остаться с водителем один на один тоже пугала. Поездка в трамвае стала для молодой волчицы и вызовом и испытанием. Справа тяжело дышала в ухо пожилая женщина. Другая слева, беспардонно использовала ее бок в качестве опоры, отрывая руку от поручня, чтобы пролистнуть прочитанную страницу. А вот невидимый пассажир за спиной, запах которого с трудом пробивался сквозь облако парфюма, медицинских препаратов и углекислого газа, беспокоил. Стоя в окружении плотной толпы незнакомцев, вцепившись в поручень вспотевшими ладонями, Зоя убеждала себя, что она уже не беспомощная шестнадцатилетняя девчонка. Волчица порыкивала, соглашаясь. Едва на табло появилось сообщение о нужной остановке, девушка начала протискиваться к выходу, увеличивая расстояние с нервирующим ее мужчиной.

В противовес размеренной жизни на зоне, новая жизнь с первых дней задала сумасшедший темп, будто наверстывая упущенное. С утра Зоя с Тамарой контролировали течение ремонта, а потом разбегались, каждая со своей собственной задачей. Сегодня Тома отправилась по адресам съемного жилья, а Зоя в поисках свободных вакансий для одной из заключенных, которая должна была на днях освободиться. Она была из тех, за кого просила еще Марион. И так как идти женщине было некуда, а в Зоиной квартире царили маляры и плиточники, девушки решили обеспечить ее альтернативным жильем, а заодно и работой, которая нашлась в собачьем питомнике.

Оттягивая ворот свитера и отдуваясь, Зоя сделала шаг в открывшуюся дверь лифта, когда порыв ветра от входной двери принес мускусный волчий запах. Запах отца, брата и того незнакомца в колонии. Девушка застыла, так и стоя спиной к дверям и делая еще и еще один вдох, желая убедиться наверняка. Человек зашел вслед за ней.

– Вам какой этаж? – донесся до нее спокойный мужской голос.

Зоя развернулась. Стоящий позади мужчина был намного выше нее, она вскинула голову и увидела свое взволнованное отражение в стеклах его солнцезащитных очков. А запах… . Он никогда не обманывает.

Тадеуш узнал ее сразу: девушка с портрета. Она смотрела на него, а из глубины зрачков его разглядывала ее волчица, крылья ее носа подергивались, а потом он сморщился, губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

– Зоя?

Девушка кивнула, стряхнув слезы, и они побежали по скулам, оставляя на вороте плаща мокрые пятна. Мужчина смутился. Обычно девушки при виде него улыбались, и глаза их блестели совсем по другим причинам.

– Ну, ну, все будет хорошо, – он привлек плачущую девушку к себе, поглаживая ее одной рукой, другой сжимая букет белоснежных тюльпанов.

– Давно одна? – она покачала головой, размазывая по его куртке соленую влагу и тушь. Двери лифта открылись, а она так и продолжала стоять, спрятав лицо у него на груди.

– Крестный? – удивленный мальчишеский голос вывел их из неподвижности. – Зоя? Тадей, ее кто-то обидел? – встревожено спросил парень.

Тадеуш обернулся, и чуть отстранив Зою, потянул за собой на лестничную площадку.

– Все хорошо, Константин. Неожиданная встреча, мы немного расчувствовались.

– Вы знакомы? – Костя внимательно осмотрел девушку.

– Мы дальние родственники.

– Ашалеть!

– Ты куда-то собрался?

– Собирался, но могу и скипнуть, – парень беспечно махнул рукой, доставая ключ от квартиры. – Мам, – закричал он, открыв дверь.

– Мам, ты не поверишь, – заговорил Костя, взяв инициативу в свои руки, видя, что мать и крестный, как всегда в первые мгновения встречи, застыли друг против друга, не отрывая взглядов, а Зоя, пряча глаза, снимает обувь. – Зоя и Тадей – родственники! – в полном восторге сообщил он матери. – Ашалеть, правда?

Тома недоверчиво посмотрела на сына, перевела взгляд на смущенно улыбнувшуюся Зою, и снова остановила его на Тадэке, который кивком подтвердив слова Кости, взял ее за руку:

– Здравствуй, Omiljeni, – он задержал ее мягкую ладошку на несколько мгновений в своей, и вложил в нее букет.

– По какому поводу цветы?– заволновалась Зоя, что упустила какую-то важную для своих друзей дату.

– А разве для цветов должен быть повод?– улыбнулся Тадеуш своей новой родственнице.

Тома спрятала порозовевшее лицо в цветах, вдыхая их нежный аромат.

Действительно, он всегда дарил ей цветы без повода. А она считала, что это букеты, которыми его задаривали поклонницы, и не ценила этот его жест.

– Давно вернулся?

– Вчера, глубокой ночью.

– Пообедаешь с нами?

– У тебя тушь размазалась, – шепнула она подруге по дороге в кухню.

– Я так долго была одна, – сказала Зоя, – что когда почувствовала, то есть увидела его, не смогла сдержаться, – смутилась она.

– Умывайся, переодевайся и за стол. Там и поговорим, – скомандовала Тома.

Когда она вошла в кухню, Тадеуш доставал с верхней полки вазу:

– Moja santa leda, я безмерно тебе благодарен за Зою. За то, что поверила ей, в ее невиновность, и не дала в обиду. – Он поставил вазу под водопровод, а сам склонился и, поцеловав женскую руку, с сожалением продолжил:

– Нас осталось так мало.

– Но я почти ничего не делала, это произошло само собой.

– Я уверен, что все было совсем не так, – он все еще держал ее руку, поглаживая внешнюю сторону ладони другой рукой, радуясь редкой возможности прикоснуться. Объединяя их ауры и делясь с ней жизненной силой. – И не так просто.

Он не переставал открывать ее с новых сторон, каждый раз удивляясь своему везению, что такая женщина оказалась его истинной.

– Как вы поняли, что вы родственники? – Костя едва дождался, пока все рассядутся, и мама поставит перед каждым по тарелке с овощным рагу.

– Фамильные черты, присущие нашему роду, – не поясняя, коротко ответил Тадеуш .

Костя переводил взгляд с девушки на мужчину, высказывая предположения одно невероятнее другого, заставив крестного хохотать, а Зою доведя до смущения.

«Природный магнетизм»! – подумала Тамара. – «У них общий природный магнетизм». После знакомства с Тадеушем она долгие годы испытывала его на себе, а теперь стала свидетельницей того, как он действует на мужчин. Рабочие, которые делали ремонт в квартире, безропотно соглашались со всем, что Зоя от них требовала, а вот взгляды встречных мужчин на подругу Тамару беспокоили: из-за ее страхов, которые, как она заметила, опять стали сильнее, и из-за ее беззащитности. Наблюдая сейчас, как эти трое общаются, Тома порадовалась, что у Зайки появился родной человек. Она не встречала никого, надежней Тадэка. Прозвучавшее имя Беллы заставило прислушаться к разговору.

– Кастинг- это головная боль, Костя, а не движ париж. – Это у твоей мамы организованно и легко получалось, а у меня больше похоже на игры на выживание. Однажды дело закончилось женской дракой с выдиранием волос и визгом, – пояснил он Зое со вздохом.

– Так пусть мама и занимается, – легко предложил парень, игнорируя сердитый материнский взгляд.

Услышав щелчок закипевшего чайника, она поспешно встала, избегая немедленного ответа, который от нее ждали. Достала пачку особого чая, купленного исключительно для Тадеуша, но полюбившегося и подруге.

Когда то ей нравилось принимать участие в жизни группы. Кастинги под ее руководством, действительно, проходили успешно, пока она не поняла, как своеобразно девицы выражали свою благодарность. Не ей, ее мужу.

Чай рассыпался по столешнице, и Тома резко смахнула его рукой в раковину.

Хватит! Нельзя опять начинать этот параноидальный забег! Кто в этот раз станет его жертвой, кроме Кости и ее самой?

Кроме того, что ревность изводила ее саму, она вскоре станет очевидной и Тадеушу, и Косте с Зоей.

Тома вернулась к столу и заставила себя улыбнуться:

– Не думаю, что это одобрят остальные, Тадэк.

– Уже никто не винит тебя в случившемся, – сказал он. А тех, кто продолжал упорствовать, давно отправлены на все четыре стороны. – Твой сын вырос у них на глазах. Все считают его членом коллектива.

– Попроси об этом Бэллу, – предложила Тома. – Она сама найдет себе замену. Я же хочу, чтобы ничто, а главное, ни один человек из моего прежнего окружения не напоминал мне о прошлом. Никто.

– Даже я? – вопрос прозвучал спокойно, но в комнате наступила тишина и Зоя поежилась от озоновой прохлады, моментально вытеснившей нежный цветочный аромат тюльпанов.

Тома хотела ответить, но закусив губу, отвела глаза, и через секунду услышала звук отодвигаемого стула.

– Что ж, мне пора. Увидимся, – кивнул Тадеуш Косте и Зое.

– Ты часть той жизни, – тихо сказала Тома, когда мужчина уже был у порога. Он задержался на мгновение, но не повернулся и пошел к выходу.

– Зачем ты так, мам? Я провожу, – крикнул ему Костя и тоже выскочил за дверь.

Глава 20

Утреннее солнце манило, обещало, что не даст замерзнуть и Тома сдалась: давно мечтала посидеть с первой утренней кружкой в лоджии, завидуя холодоустойчивому соседу. Он редко пропускал утренний ритуал, но сегодня не появился в своей лоджии, хотя Тома видела голубое свечение экрана в еще серых предрассветных сумерках, когда раздвигала шторы.

Поначалу свое любопытство она объясняла долгой оторванностью от общества. Ей было просто интересно наблюдать людей в их повседневности, они были неотъемлемой частью этого двора и стали частью новых ритуалов, на которых Тамара строила новую жизнь.

Но с течением времени интерес к соседям угас, и окна напротив только по привычке притягивали взгляд.

С памятного разговора прошло два дня. Тадэк ни разу за это время не позвонил, не прислал ни одного сообщения. Сын тоже продолжал дуться, бурчал короткое приветствие при встрече и закрывался в своей комнате. Зоя, по сложившейся за их знакомство привычке, не задавала вопросов, и Тома была этому безмерно рада. Сознаться, что оттолкнула ее нового родственника намеренно, значило бы, открыть и причину – собственную едва контролируемую ревность.

Облокотилась на перила и сделала глоток. Хорошо! У подъезда стояла аварийка. Понаблюдав за размеренной работой мастеров, Тома занялась изучением причудливых рисунков облаков. Хлопнула подъездная дверь: соседка с палками вышла на ежедневный обход парка. Яркое небо притянуло и ее взгляд, и женщина, подставив лицо солнцу, так и шла, задрав голову и не замечая, что приближается к открытому люку. Тома с замиранием сердца следила за каждым шагом пенсионерки, ожидая, что вот-вот появится добрый молодец в рабочем комбинезоне и не позволит женщине совершить роковой шаг в черное отверстие колодца. Когда до дыры остался метр, Тома не выдержала и громко крикнула:

– Осторожно! Люк!

Женщина заозиралась, а увидев под ногой яму, отпрянула но, не устояв, замахала руками вместе с палками, которые только мешали, цвиркая кончиками об асфальт, и повалилась на спину. Тома, замерев, наблюдала эту немую сцену, а увидев, что женщина так и продолжает лежать на асфальте, больше не медля, побежала вниз. Когда за ее спиной хлопнула дверь подъезда, в отверстии колодца показалась голова техника. Он выбрался из ямы, и склонился над пострадавшей.

Перед женщиной уже опустилась на колени молодая мамочка, брошенный ею пакет с мусором валялся рядом.

– София Павловна, у вас что-то болит? – спросила она.

– Нет, Машенька. Я просто решила полежать и послушать себя. Но пока – тишина. Даже удивительно, ведь так смачно приложилась к асфальту.

– Помочь вам встать? Простынете, – спросила Тома, а мужчина услужливо протянул руки. – Где ваш напарник? – обратилась Тамара к нему. – Почему он не стоял рядом с открытым люком? Почему ограждения не было? Что было бы, если бы София Павловна упала вниз? – распалялась женщина, представив воочию, чем все могло закончиться, не вздумай она выпить шоколад в лоджии, а не за плотно закрытыми окнами кухни.

– Думаю, моей шее не поздоровилось бы, – мужчина демонстративно потер шею. – В обоих смыслах. Все-таки, давайте я помогу вам встать. – Он опять протянул руки, и на этот раз пожилая женщина приняла его помощь.

– Ну, я побегу, ладно, София Пална?

– Да-да, Маша, спасибо. Я посижу здесь на лавочке, еще послушаю себя.

Тома тоже присела рядом.

– Спасибо, – сказала соседка. – Это же вы предупредили меня криком? Я видела вас в лоджии, и замечала иногда в окне, – продолжила она после Томиного кивка. – Недавно переехали?

Тома опять кивнула. Женщина похвалила выбор квартиры, района и перешла на расположенный рядом парк, на ее взгляд, главное преимущество их жилого комплекса. Тома изредка вставляла незначащие слова, радуясь, что большего участия в разговоре от нее не требуется. Техник потоптался рядом, но видя, что женщины заняты разговором, самоустранился. Из подъезда вышел мужчина, в джинсах и пиджаке, на голове бейсболка, шея, несмотря на теплую погоду, укутана шарфом, закрывая подбородок. Он замедлил шаг у скамейки и, повернув голову, молча кивнул женщинам. За стеклами солнцезащитных очков не было видно, куда направлен его взгляд, но Томе казалось, что ее пристально рассматривают, она чувствовала, как взгляд скользит по ее лицу, опускается ниже, крылья носа мужчины дрогнули, и губы слегка тоже, но он, так и не улыбнувшись, прошел мимо.

– Еще один мой сосед, – сказала София Павловна, – тоже новенький. А лица ни разу не видела. Все время прячется за темными стеклами.

– Повышенная чувствительность глаз к свету.

– В лифте? В подземном гараже? Помилуйте! Он – шпион, – засмеялась она.

Мужчина, уже удалившийся на значительное расстояние, вдруг зашелся кашлем, а Тамара рассмеялась и сказала:

– Ваш шпион просто простужен, поэтому укутался шарфом. Еще довольно прохладно по утрам.

– Нелепица, конечно. Но пока хожу, – она кивнула на палки, – почему бы не дать воли фантазии? Я и о вас фантазировала. – Она затихла, ожидая откровений, но Тома опять промолчала и та продолжила:

– Молодая мама с сыном подростком въехала в квартиру в дорогом жилом комплексе. Откупные от мужа при разводе?

Тому позабавила такая настойчивость.

– Угадали, – похвалила она соседку. – Вы, прям детектив.

– Да, люблю смотреть детективы. Особенно с Еленой Яковлевой, – сказала женщина, довольная своей проницательностью. – Вот и сосед прячется не напрасно: от алиментов скрывается. Обычно он сразу прыгает в свою шикарную машину в подземном гараже, редко у подъезда появляется, как сейчас.

– Может, его привлекло ваше падение, и он тоже решил проявить любопытство? – подколола ее Тома.

– Любопытство – это хорошо.

– Да? – удивилась Тамара. – А как же «любопытной Варваре на базаре нос оторвали»?

– Да бросьте Вы, – София Павловна поморщилась, – не будет здорового любопытства, его место займет равнодушие.

***

Тамара задумалась с лопаткой в руках над скворчащей сковородой с оладьями. Из размышлений ее вывели неожиданные объятия, теплое дыхание защекотало шею:

– Доброе утро, мамуль, – чмокнув мать в затылок, Костя шлепнулся на стул.

– Доброе, – и впрямь доброе, раз сын, наконец, перестал дуться и прятаться в комнате.

– Какие планы на сегодня?

– Идем с Зоей по мебельным магазинам, потом она к репетитору, а я опять в колонию. Нужно встретить одну женщину.

– Надеюсь, ты не привезешь ее к нам? – встрепенулся Костя.

– Боже упаси! Конечно, нет. Я нашла для нее жилье, а Зоя – работу.

– Мебель присматриваете, значит, ремонт идет к концу?

– Странно, да? Помню, когда мы с твоим… . Наш последний ремонт длился полгода, а тут… – Тома поставила перед сыном тарелку, полную оладий.

– Ничего странного, мам, – Костя проигнорировал материну заминку и, подцепив вилкой оладышек, продолжил, – Зайке достаточно просто посмотреть на парней и они сделают для нее все.

– А у тебя какие планы?

– После школы сразу в студию. Парни собираются дропнуть новый альбом через пару недель, времени в обрез. Я сегодня Алекса обещал подменить. Не беспокойся, крестный сказал, что доставит меня домой.

Тома накинула на плечи плед и, прихватив чашку с дымящимся шоколадом, вышла в лоджию.

«А мне не сказал», – с обидой подумала она, не замечая собственную непоследовательность. – «Даже не посчитал нужным просто написать, что Костя будет весь день у него».

Новая знакомая София Павловна приветливо махнула рукой, ее палки ритмично меряли мостовую. В лоджии напротив открылась дверь, и сосед отсалютовал ей кружкой. Тамаре не оставалось ничего, кроме как ответить тем же. Она еще плотнее укуталась в плед и отхлебнула шоколад:

– Выпендрежник. Вчера кашлял, сегодня опять полуодет. Или это не он – шпион-алиментщик? – Тома не сдержала любопытства, которое еще вчера утром казалось ей спорным и, щурясь на солнце, пыталась рассмотреть лицо, наполовину скрытое темными очками. Но на таком расстоянии можно было разглядеть лишь высокий рост мужчины и широкие плечи. Футболка скорее подчеркивала накаченные мышцы, чем скрывала.

Телефон звякнул новым сообщением:

– Доброе утро, соседка.

Она подняла голову и увидела мужчину, машущего ей телефоном.

– Откуда у вас мой номер?

– Подкупил админа в управляющей жилищной компании.

– И какова цена моей безопасности?

Пришедшая сумма настолько впечатлила Тому, что она не сразу напугалась.

– Вам нечего опасаться. Тем более, что София Павловна всегда на страже, – улыбающийся смайлик подмигнул Тамаре.

– Человек, который считает вас шпионом?

– Как она узнала? – смайлик в удивлении приподнял бровь.

– Вам это зачем?

– Хочу, чтобы вы присматривали за моей квартирой, пока я в отъезде?

– Вы не так часто бываете в отъезде.

– Так кто из нас шпион? – его смайлик беззвучно смеялся, Тома развернулась и зашла в комнату, закрыв за собой дверь.

***

– Что это? Какая-то сказка? – Зоя склонилась над рисунком.

Тома придвинула к ней планшет с текстом:

– Пытаюсь проиллюстрировать эту детскую книжку.

Рисунок был почти закончен, но последние полчаса Тома никак не могла сосредоточиться, так и не решив, то ли сердится, то ли начинать тревожиться. За окном уже давно стемнело, а сына все еще не было дома.

Прежде Тадэк всегда обговаривал с ней все, что касалось Кости, звонил или присылал сообщение. Все изменилось после недавней встречи.

– Красиво. Но тебе не нравится?

– Почему ты так решила? – удивилась Тома. – Вроде бы неплохо получается.

– Ты нервничаешь, – смутилась Зоя и кивнула на измусоленный цветок в руках подруги. Несколько лепестков, уже побуревших по кроям, опали и лежали, осыпанные пыльцой, рядом с вазой с тюльпанами.

– Из-за Кости. Вот где его носит?

– Он сказал, что будет в студии с крестным, – Зоя пожала плечами. – Тома, Тадеуш наравне с бабушкой и дедушкой занимался воспитанием твоего сына. Так что же изменилось? Почему вдруг сейчас ты перестала ему доверять?

– Ты права, но…, – обидно, хотела добавить она.

– Мам, я дома, – раздался голос сына из коридора. Через минуту он и сам появился в комнате.

– Кушать будешь?

– Не-е. Устал. Я спать.

– А как же уроки? – Тома рассердилась. – Мы же договаривались, учеба на первом месте!

– Мам, ну, правда, устал. Завтра встану пораньше и сделаю.

Костя вышел, а Тома вопросительно посмотрела на Зою:

– И что ты сейчас скажешь, защитница? Моя мама никогда бы такого не допустила.

Она собрала карандаши, рисунки сунула в папку, букет отправила в мусорное ведро.

– Я тоже спать.

Голова уже коснулась подушки, когда телефон пиликнул сообщением.

– Как своевременно, – буркнула Тома. – Опоздал всего лишь на полдня. Но теперь то уж что? Сын дома. – Тома повернулась на бок и сверлила сердитым взглядом светящийся экран телефона.

Сообщение было не от Тадеуша.

– Простите, возможно, я напугал вас утром. Удивлен, что Вы не внесли меня в черный список.

– Внесла бы, если бы знала, как это делается.

– Уф, это тот случай, когда незнание во благо. Я попробую реабилитироваться.

– Попробуйте.

– Вероятно, я ввел вас в заблуждение, но утренняя переписка не была подкатом. И намерения мои чисты. Просто, я так давно не разговаривал с женщинами на темы, помимо рабочих, что забыл, как это делается.

Тома фыркнула: Ну-ну, если утром был не подкат, это не значит, что сейчас Вы, дорогой сосед, не начинаете его делать.

– Так чего же вы добивались, заплатив столько денег за номер телефона?

– Я немного преувеличил, – смайлик смущенно порозовел. – Вы новосел в этом доме, я тоже. У нас одинаковая привычка встречать новый день с кружкой чая.

– С чего вы взяли, что я пью чай, может это кофе?

– Не буду спорить. Сознаюсь, мне нужна компания для утренней чашки.

– Позовите Софию Павловну, – Тома стерла сообщение, не отправив. И сосед, и соседка казались одинаково назойливыми, но быть грубой не хотелось. Предложение завести жену и детей отправилось туда же. Фантазия буксовала. Тома заснула, так и не придумав достойный ответ.

Глава 21

– Доброе утро. Чай, кофе?

– Я сплю, назойливый Вы человек.

– Уверен, Вы стоите у плиты. И готовы присоединиться ко мне с кружкой какого-нибудь бодрящего напитка.

– Откуда Вы знаете. У вас бинокль? Извращенец.

– Нет, – его смайлик рассмеялся до слез. – В это время Вы всегда, будто королева в башне, благословляющая подданных на трудовые подвиги, взираете на них с высоты, а в руках у Вас вместо жезла – кружка…

– …шоколада.

– Чай.

– Крепкий черный?

– Пасленовый, иногда рябиновый. Мои пристрастия мало кто разделяет.

– В магазинчике на набережной покупаете?

– Вы пробовали?

– Пробовала, но оценить по достоинству так и не смогла, – как бы Зоя не нахваливала вкус этих ягод, которые после заморозков из горьких становятся сладковатыми. – Вот уж не думала, что найдутся еще любителей этой бяки.

Тома лукавила, помимо Зои, она знала как минимум еще одного человека, для которого в ее доме и в прежние времена была запасена пачка этого чая. Она и в этот раз купила его для него, но оказалось, что эту горечь обожает и Зоя.

– Кто эти гурманы?

– Моя подруга и…, – Тома задумалась, а кем в глазах окружающих является для нее Тадеуш? Крестным сына? Но крестными становятся люди, в первую очередь близкие родителям ребенка. Простой знакомый на эту роль не годится. Другом и коллегой мужа? Говорить о бывшем первому встречному она считала неуместным. Ее другом? У людей, подобных Софии Павловне закономерно возникнет вопрос – настолько близким другом, ведь он мужчина? Или все-таки человеком, любовь к которому она не может преодолеть вот уже четырнадцать лет, с той самой минуты, когда впервые увидела его?

– Моя подруга и ее родственник, – в итоге написала она.

Cосед опустил голову к телефону, и если бы он не стоял, Тома подумала бы, что он заснул. Наконец, мужчина выпрямился, и зашел в комнату, даже не глянув в ее сторону.

– Не очень то и надо, – обиженно подумала она. – Чай кончился, и собеседница больше стала не нужна? Она помахала Софии Павловне, Маше, которая тоже ее сегодня заметила, и вышла из лоджии.

Костя сидел за кухонным столом, кося глазами в учебник, который пристроил рядом с тарелкой с омлетом. Тома покачала головой, но промолчала.

***

– Терпение, дочь моя, – Любовь Михайловна всегда его проповедовала, как в отношении родных, так и своих учеников.

– Я должна терпеливо смотреть, как мой ребенок совершает ошибки, и губит свое будущее? – Тома едва сдерживалась, чтобы не закричать в трубку.

– А каким ты видишь его будущее? Ты хочешь, чтобы он стал военным или инженером, как его деды? Разве мы с отцом препятствовали тебе в выборе профессии, хотя и считали ее абсолютно не практичной? Ты совершаешь одну из распространенных родительских ошибок, Томочка.

– Я никудышная родительница, мама. Я абсолютно не знаю, как воспитывать сына-подростка.

Полчаса назад учительница музыки озвучила то, что и так давно лежало на поверхности, то, что недоговаривал Костя, и что учительница считала абсолютно очевидным для матери.

– Знаешь, детка, мы давно с твоим отцом и Тадеушем поняли, что идти наперекор стремлениям Кости бессмысленно, поэтому решили ему просто помогать.

– Мам, он едва успевает по основным предметам.

– Но успевает же?

– И это говорит педагог со стажем, завуч школы?

– Тома, что ты хочешь? – устала спорить Любовь Михайловна.

– Я точно знаю, чего я не хочу. Чтобы мой сын стал музыкантом. Музыка может остаться его увлечением, но не смыслом жизни.

– В твоих устах слово музыкант звучит, как что-то позорное. Давай будем откровенными. Ты считаешь, что если он продолжит заниматься музыкой, то начнет пить, принимать наркотики и спать со всеми, кто себя предлагает? Разве…

– Так и будет! – перебила Тамара.

– Разве все музыканты, которых ты знаешь такие? Тот же Тадеуш?

– Да, он никогда не злоупотреблял алкоголем и наркотиками, но во всем остальном…

– В чем остальном, Тома? О чем ты, вообще? Мне неприятно тебе это говорить, дочь моя, но ты заблуждаешься. Поменьше слушай и тем более не доверяй прессе. И включи уже мозги, я знаю, что они у тебя есть.

– Ну, спасибо, мам. Ты очень помогла.

Разговор с мамой состоялся на парковке около музыкальной школы. Любовь Михайловна выбрала для звонка очень неудачный момент. Тома еще только начала накручивать себя после разговора с учительницей и поспешила выложить родительнице свои тревоги. Лишь полтора месяца назад, ей казалось, что выход на свободу сделает ее жизнь счастливой. А оказалось, что ее проблемы просто стояли на паузе, и теперь сама жизнь нажала на кнопку «старт».

Она медленно отпила воды из бутылки, оглядываясь по сторонам. Водительские навыки постепенно возвращались, но ехать во взвинченном состоянии было бы неразумно. Прямо напротив парковки в скверике на скамье сидели две девушки, обе что-то писали в телефонах, чуть в стороне от них женщина среднего возраста занималась тем же. Тома глянула в свой – ни одного сообщения. Мама и отец предпочитали звонки, подругам Тома так и не сообщила о своем освобождении, а больше писать было некому. От Тадеуша с последней встречи не было ни одного сообщения. Даже настырный сосед, докучавший ей поначалу, не писал уже два дня.

Часы на экране показывали полдень. И Костя, и Зоя заканчивали занятия в два. Забрать их по дороге домой, как вчера не получится.

Тома завела машину и выехала со стоянки.

Двигаясь в плотном транспортном потоке по проспекту, Тадеуш заметил впереди знакомую небесно голубую малолитражку.

– Как шарфик или сумочка, под цвет глаз, – смеялся Костик, когда они втроем во главе с Михаилом Юрьевичем, выбирали Тамаре машину.

Тадеуш совершил несколько рискованных маневров и пристроился позади нее. Его упрямица ехала осторожно, по правилам, в этом вся она, старательно вертела головой, не полагаясь только на зеркала. Крестник говорил, что мама чувствует себя на дороге еще не очень уверенно.

Он не боялся себя обнаружить, Тома не видела его мощный внедорожник, застоявшийся от безделья в гараже загородного дома. Волк звал, даже требовал съездить в лес, размять мышцы, сбросить напряжение и повыть на Луну, то ли жалуясь светилу на судьбу, то ли моля.

Памятный день, начавшийся так замечательно, со знакомства с соплеменницей, с приглашения на обед, с редкой возможности посидеть бок о бок, прикоснуться к родной душе, закончился предсказуемо – горечью и чувством безнадежности. Он злился весь оставшийся день, но когда злость угасла, накатила обида. Лишь привычка держать контроль над зверем, не дала чувствам взять верх над разумом. Пройдет и обида, но как долго он будет предаваться этому чувству, зависит от него.

За полсотни метров до поворота к жилищному комплексу водитель черной ауди, нахально подрезая, попытался вклиниться между ним и его женщиной. Волк рыкнул, надавив на клаксон, и так зыркнул на наглеца, что тот отпрянул вместе с машиной, едва не задев автомобиль, справа от себя.

– Все надо делать вовремя, болван! – От дальнейших ругательств бестолкового водителя отвлек звонок Маркова.

– Да, Игорь! Слушаю! – рявкнул Тадеуш, сворачивая вслед за Тамарой в переулок.

– Бесы! – не удержался он. – Как он? Уже прооперировали?

Тадеуш проехал мимо идущей с продуктовой сумкой Софии Павловны, поравнялся с девушкой на самокате на тротуаре слева. Чуткий волчий слух уловил в ее наушниках собственную песню.

– Неудивительно, что он последнее время зеленый ходил, терпила хренов.

Тома включила поворотник и, притормозив перед съездом в подземный гараж, повертела головой. Краем глаза волк отметил мелькнувшую в зеркале заднего обзора красную курточку девчонки, пересекающую дорогу. Слишком быстро.

– Ищи замену и держи меня в курсе. До встречи! – короткий скрипящий звук резанул чувствительный слух. Машинка Томы дернулась и застыла, а до его ушей донеслось заполошное биение ее сердца.

Он спешно припарковался и, выскочив из своей, открыл дверь ее машины.

Тома расширившимися глазами провожала глазами юную соплячку, которая промчалась мимо, даже не заметив, что подвергла себя опасности, чуть не разбив, заодно, хрупкий чужой мир.

А Тому вдруг затрясло. Тадеуш вытащил ее из-за руля и порывисто привлек к себе. Его собственное сердце дернулось, подстраиваясь под ритм трепещущего родного сердечка, усмиряя его, успокаивая до тех пор, пока они не забились ровно в унисон.

– Опять, … я чуть было опять…, – всхлипнула она, уткнувшись ему в грудь.

Он прижал ее еще крепче, продолжая гладить по спине, и она обхватила его руками и только тогда почувствовала, как напряжение постепенно отпускает.

– От новой судимости меня отделяло одно мгновение.

Из неподвижности их вывел сигнал автомобиля, требующий освободить проезд. Тадеуш слегка отстранил Тому и подвел ее к пассажирской двери, а сам, махнув нетерпеливому водителю, занял место за рулем.

– Мой мозг отказывается признавать, что человек, которого видишь вдалеке на тротуаре, и воспринимаешь лишь как пешехода, вдруг за несколько мгновений оказывается на переходе, – нарушила молчание Тамара, когда Тадек припарковал машину. Васильковые глаза опять наполнились слезами.

– Думай о них, как о велосипедистах.

– Этих стремительно перемещающихся молодых людей стало так много, – пожаловалась Тома, беря протянутую мужчиной салфетку и промокая влажные глаза. – Эта девочка безоговорочно доверила свою безопасность совершенно чужому человеку. Разве ответственность не должна быть обоюдной?

Он молча смотрел в ее влажные глаза, припухшие веки, едва сдерживая мечущегося зверя. Его беспокойство было оправдано. Защита и ответственность по отношению к своей паре – задачи, заложенные в волке природой. И он с ними опять не справился.

– Пойдем, я провожу тебя до квартиры, – он отстегнул ее ремень безопасности. Тома не спорила, дождалась, когда мужчина откроет перед ней дверь, и оперлась на протянутую руку. Ноги все еще дрожали. Страх опять услышать стук судейского молотка и последовавший за ним приговор, вызвал содрогание, и Тома еще крепче вцепилась в мужскую руку.

– А я-то хотела уговорить Зою сдать на права, чтобы ей не приходилось преодолевать свои страхи в общественном транспорте или такси, – входя в лифт, посетовала она, пытаясь скрыть вернувшуюся дрожь.

– Хотел посоветоваться с тобой по поводу Зои. Чем я могу ей помочь? И о каких страхах идет речь?

– Надеюсь, что помощь психолога решит основные проблемы, – Тома замялась, а Тадеуш ждал, ощутив очередной укол обиды из-за ее недоверия, которое она тут же развеяла:

– Я рада, что у Зайки помимо нас с Костей теперь есть ты, надежный тыл. До нашей с ней встречи, она была совершенно одинока. И…, я не уверена, что вправе… Но, все ее страхи, они не беспочвенны. Я подозреваю, что Зоя в прошлом стала жертвой насилия. – Тома стояла, опустив глаза в пол, и не видела, как блеснули вытянувшиеся волчьи зрачки.

Лифт остановился, она вышла, но услышав злой рык, обернулась и увидела, что он так и стоит, стиснув кулаки до побелевших костяшек.

– Тадек?

– Я разберусь с этим, Omiljeni, – прохрипел мужчина.

– Не сомневаюсь, – губы тронула невеселая улыбка. Она встала у открытой двери квартиры, но не торопилась делать шаг за порог. – Зайдешь?

Он кивнул, играя желваками, достал из кармана пиликнувший телефон и, прочитав сообщение, нахмурился.

– Извини, я должен уйти.

– Какие-то проблемы?

– Скорее задачи. Клавишник заболел, сегодня ему прооперировали язву, нужно срочно искать замену. Возможно, ты его помнишь, наш главный ворчун Алекс. Про Беллу, его жену ты уже знаешь. А вот это, – он кивнул на телефон, – требует немедленного присутствия.

– Тадэк? – окликнула его Тома, когда он уже опять шагнул в лифт. Он оторвал взгляд от телефона, на который один за другим сыпались новые сообщения. – Спасибо.

Глава 22

– Ты формулировки-то подбирай! Что значит «Срочно!» и «Спасай!»? Что я должен был представить при этом? Бестолочь малолетняя!

– Ну-у, я подумал, директорша сейчас маме позвонит, – пробурчал Костя.

Они сели в машину, припаркованную в школьном дворе.

– И с чего бы ей звонить маме, если раньше она всегда звонила мне? – Тадеуш снял солнцезащитные очки, и устало потер глаза.

– Так ведь эти две, – парень осекся под предупреждающим взглядом крестного, который и так был сегодня не в духе. – Да помню я! – возмутился он. – Уважительно о женщинах и старших. Даже если они этого не заслуживают, – пробухтел он себе под нос. – Так вот, эти две болтушки насвистели Снежане Дмитриевне, что мы подрались из-за того, что эти уроды Захар и Савел про маму говорили. Им-то папаши не пилят мозг за то, что они неуважительны, – передразнил Костя. – Они видели маму вчера вот тут на стоянке, они с Зайкой ждали меня после занятий, ну и…

– Ясно, – оборвал его крестный. – Что с руками?

– Ерунда. Медичка перестраховалась.

– В таком виде маме на глаза лучше не попадаться, – подвел итог мужчина, критически оглядев перебинтованные руки и порванную рубашку мальчишки. – Сегодня останешься у меня.

– О-о, – Костик закатил глаза. – Разве их этим удивишь? Вон Зайка вся в синяках с зоны вышла, мама же не хлопнулась в обморок.

Тадеуш недоуменно смотрел на парня:

– К чему тогда были эти крики о помощи?

– Не хотел, чтобы Снежана выговаривала маме, какой у нее сын отщепенец. Она опять меня с отцом будет сравнивать. Нет, прямо она этого не скажет, – торопливо пояснил он, – и так понятно. Она думает, если я стану музыкантом, пойду отцовской дорогой. Да и на плохую успеваемость директорша бы пожаловалась.

– Я тебя тоже предупреждал, что если не будешь успевать, чтобы в студии не появлялся!

– Я ботал все выходные, чтобы тест сдать, – обиделся Костя.

– Значит мало ботал! Разве на репетицию одних выходных хватило бы?

– Знаешь, Тадэй, если ты не перестанешь читать мне нотации, я начну называть тебя папой, – пригрозил парень. – Вот твои поклонницы-то взъярятся, обнаружив у своего краша наличие взрослого отпрыска. – Костя продолжил импровизировать на эту тему, не замечая, что крестный молчит. И лишь когда его фантазия исчерпала себя, услышал:

– Я согласен.

– С чем? Что твои поклонницы дуры или, что ты потеряешь бабки?

– Что ты будешь называть меня отцом, – лицо крестного было абсолютно серьезно, и мальчишка смутился. Оба неловко замолчали, как всегда бывает, когда случайная шутка обнажает нечто подспудное.

Костя не помнил свою первую встречу с Тадеушем. В его жизни крестный был всегда. Тадеуш, в отличие от Кости, их знакомство помнил отлично. Он привез друга в роддом, забрать жену и новорожденного ребенка, потому что придурок на радостях никак не мог остановиться и отмечал рождение сына всю неделю, которую жена провела в роддоме. Медсестра вынесла перевязанный голубым бантом кулек, придирчиво осмотрела встречающих и, безошибочно определив отца и его состояние, отдала младенца в более надежные руки сопровождающего. Пока хмельной приятель радостно кружил смеющуюся жену, Тадеуш приподнял уголок одеяла и с удивлением рассматривал мордашку спящего малыша. Это был первый младенец, которого ему довелось держать на руках, и мужчина проникся моментом и ответственностью, которую ему оказала незнакомая женщина. Его теплое дыхание защекотало нежную кожу, мальчишка сморщил носик, чихнул и, открыв глаза, уставился на склонившееся над ним удивленное мужское лицо. Тадеуш, растерявшись, оглянулся на медсестру, но попал в плен васильковых глаз: счастливых глаз его матери, своей истинной. И пропал…

– Ну, так что, сын, – хмыкнул мужчина, – решил, куда едем?

Парень мялся, не рискуя посмотреть ему в глаза.

– Решай, мне еще замену Алексу искать.

– А что…? – дернулся, было, Костик.

– В больнице, язву прооперировали, – пояснил Тадей. – Даже не думай, – видя загоревшиеся глаза, предвосхитил его не начавшуюся тираду. – Пока не исправишь оценку за тест, в студии тебе делать нечего!

– Исправлю, обещаю! Он ведь не скоро сможет выступать, а я весь репертуар с вами отыграл.

– Все! – категорично сказал Тадеуш, заводя машину. – Больше никаких разговоров! Будет отличная оценка, будет тебе и выступление.

***

– Если хочешь, я научу тебя уклоняться от ударов, – предложила Зоя, когда Костя под двойным давлением матери и ее подруги, выложил все подробности драки с одноклассниками.

– Я парень, – Костик с обидой посмотрел на добрую советчицу. – Мне не уклоняться нужно, а бить.

– Ты не прав, Костя. Умение уклоняться не менее важно, чем нанесение ударов, – подтвердила мать.

– Что, даже не будете меня убеждать, что можно было избежать трэша?

Тома фыркнула:

– После того, как они обозвали меня… . Как ты там сказал?

– Мам, не заставляй меня повторять.

– Вставай, лодырь, – Зоя вышла на середину комнаты, – давай, давай. Драться я так и не научилась, но что касается уклонения, тут я мастер.

– Ага, помню я, какая ты разукрашенная вышла, – подколол ее Костя.

– Кстати, хорошо, что напомнил. Если на тебя скопом навалятся сразу три бабищи, уклоняться следует так, чтобы они наваляли друг друга.

– Три бабищи, скажешь тоже! Надеюсь, эти знания останутся только в теории, – Костик все-таки встал в стойку напротив девушки.

Через несколько минут Тома уже так смеялась, что никак не могла попасть пальцем по кнопке, чтобы снять видео. Вошедший в азарт сын, махая длинными руками, не мог дотянуться до быстрой и гибкой девичьей фигурки. Та дразнила его, заставляя наступать, а сама уклонялась, оказываясь то сбоку, то за спиной парня.

На телефон пришло сообщение, и Тома отвлеклась от парочки, тренировка которой переросла в веселую потасовку.

– Что за пижон бесстыдно обнимал Вас сегодня посреди улицы? – прочитала она. Рассерженный смайлик выпускал пар.

– «Вот и второй нарисовался», – подумала довольная женщина. – «То ни одного не было, сегодня объявились оба».

– Вам-то какое до этого дело, беспардонный Вы человек?

– Беспокоюсь, не нужна ли Вам помощь, чтобы отвадить навязчивого кавалера.

– Разве я выглядела недовольной?

– Спрашиваю для проформы.

– А выглядит, как банальная ревность. Фигляр.

Три смайлика послужили ей ответом: неожиданность, взволнованность, конфуз.

Но Тома видела, что он продолжает печатать. Она оставила молодежь дурачиться, и отправилась в кухню ставить чайник.

– Увы, Ваше величество прямолинейность, Вы прекрасны, но мое сердце занято.

– Пф-ф, сердце занято, но это не мешает Вам флиртовать со мной.

– Так прекрасна и так цинична. – Эмодзи пустил фальшивую слезу.

– Мужское лицемерие просто зашкаливает, – Тому накрыло сочувствием к незнакомой избраннице этого ловеласа. – Я повторюсь: что Вам нужно от меня? Ваша женщина не разделяет Вашу страсть к рябиновому чаю?

– И опять, увы. Она вообще не разделяет мою страсть.

Тома заварила чай, поглядывая на телефон, и когда подошла с дымящейся кружкой к темному окну, разыскивая среди ярко освещенных окон напротив то, за которым ее незримый собеседник набирал новое сообщение, экран засветился:

– Эта любовь всегда была однобокой, не цельной, полной надежд и разочарований.

Странно было слышать от чужого человека такие откровения. Но ведь и она скорее доверила бы свои тайны равнодушному чужаку. А откровенничать со всем миром все равно, что обращаться к бесконечному космосу – гораздо проще, чем признаться в чем-то, глядя в одни родные глаза.

– Скажите, разве не мечтает каждая женщина быть любимой?

Тома разглядела, наконец, своего визави в окне.

– Так почему же моя отказывается?

Не любит или любит очень сильно, подумала Тамара, но отправила лишь грустный смайлик.

– Она пьет какао, с ноткой кардамона и толикой сахара, не больше половины чайной ложки.

***

Одни мужчины ругают своих бывших, другие, что более редко, расхваливают. И то, и другое, призвано вызвать в женской душе жалость, сочувствие. К такому выводу пришла Тамара, размышляя над вчерашним признанием соседа.

– Какая она, ваша женщина?

Ответ пришел незамедлительно, хотя в соседней лоджии было пусто, и окна с ночи оставались темными.

– Очень красивая, но сама не сознает этого. Обожаю ее веснушки, а она прячется от солнца и предпочитает зиму. Скучаю по ее звонкому смеху, но так редко его слышу. Горжусь ее целеустремленностью, добротой и честностью, но эти качества мешают нам быть вместе.

Было время, когда и Тома считала свои сезонные веснушки проблемой. Что касается честности, будь она честна хотя бы сама с собой, разве довела ее жизнь до тюрьмы?

Чужая история, так похожая на ее собственную, не шла из головы.

Она никогда не верила в любовь с первого взгляда.

В симпатию – да. Это нежное зернышко, из которого истинно желающий человек, может взрастить в себе прочное чувство любви.

Или в страсть. Красивую, яркую, быстро сгорающую, которая порой даже не задевает сердца, оставляя их холодными.

Но то, что случилось с ней, когда она впервые заглянула в карие с крапинками глаза Тадеуша, шло в разрез ее прежнему представлению о чувствах и не поддавалось логике. Она не могла объяснить своей тяги к незнакомцу, который ничем еще не заслужил не только ее любви, но даже не успел составить о себе никакого мнения.

Как то с подругами, с бывшими подругами, спорили о любви с первого взгляда. Юные девчонки взахлеб кричали, что она существует. Тома пыталась их отрезвить:

– Это девичьи мечты, не имеющие к реальной жизни никакого отношения. Что такое, по-твоему, любовь? – спросила она лучшую подругу Светку, котораявозражала громче всех.

– Желание всегда быть рядом с другим человеком, жертвовать своим временем и желаниями ради него, соглашаться, идти на компромиссы, прощать обиды и многое другое.

– И…? – Тома ждала продолжения. – Ты готова на все это ради человека, которого видишь впервые? – И тут же оговорилась, – Да, возможно, ты и готова, потому что хочешь, чтобы этот человек делал бы то же самое по отношению к тебе. Но разве ты можешь быть уверена с первого взгляда, что он это сделает?

Не хотела разбивать наивные мечты подруг, но и видеть потом их разбитые сердца не хотелось.

Но когда сама впервые встретилась взглядом с Тадеушем, держащим на руках ее новорожденного сына, то поняла: ради этого человека она готова на многое.

Глава 23

– Как спалось? – спросила Тамара подругу. Зоя вошла в лоджию и опустилась в плетеное кресло рядом с ней.

– Отлично.

– А выглядишь так, будто металась всю ночь из-за кошмаров.

Девушка смутилась. Когда снились кошмары, о них хотя бы можно было поговорить с Томой, а о том, что происходит теперь, стыдно думать даже наедине с собой.

– Накинь плед, прохладно.

– Я не мерзну, ты же знаешь.

– Не понимаю, почему Марион, имея финансовую возможность, не уехала куда подальше от своего мужа, даже за границу? Почему предпочла прятаться за стенами колонии? Если верить, конечно, Руслану Марковичу.

Занимаясь разборкой вещей в квартире, подруги вновь и вновь возвращались к разговору об ее прежней хозяйке, к ее странной и тяжелой судьбе.

– Возможно, муж нашел бы ее и за границей? О нем мы не знаем ничего.

– Или, – Тома задумчиво отпила из кружки любимый шоколад, сегодня он был с кардамоном, – было что-то, что держало ее здесь.

– Или кто-то, – поддержала ее Зоя.

– А еще мне интересно, кем была загадочная бабушка Марион. Во-первых, она оставила ей большое наследство. И это в советские годы!

– Почему ты так решила?

– Сама посчитай, исходя от возраста Марион. Во-вторых, книги. Когда мы их разбирали, я решила, что она была знахаркой или травницей, очень много словарей и энциклопедий по медицине и ботанике. Редкие и старые издания.

– Но ведь много и других книг, – возразила Зоя.

– Вот именно, для простой знахарки она была очень разносторонним и образованным человеком.

– «Не совсем человеком», – подумала Зоя.

– К тому же, те предпочитают селиться ближе к природе, а не жить в большом городе. Ладно, над этим еще нужно подумать на досуге. Какие планы на сегодня? – спросила Тамара.

Зоя вздохнула:

– Ты не представляешь, какого объема знаний мне не хватает!

– Костик последнее время старательно корпит над учебниками. Наверное, глядя на тебя.

Зоя хмыкнула.

– Что? Говори, раз начала.

– Он надеется заменить заболевшего музыканта, Алекса, кажется. Тадеуш обещал, только если у него будут хорошие оценки. Вот он и…

– Тадеуш, значит, обещал, – Тома недобро прищурилась. – И меня спрашивать не стал. Ну, мы еще посмотрим… .

***

– Давай, Валька, встретимся. Только не в том кафе, что в прошлый раз, – усмехнулся в трубку Тимур.

– Я и сам там давно не был, – сознался Валентин.

Друзья замолчали, боясь поднимать больную для каждого тему.

– Ты надолго в городе? – спросил Валя.

– На несколько дней, и намерен использовать их по полной. Встретимся вечером, в клубе?

– Извини, сегодня не получится. Мы с парнями договорились поохотиться. Волка с нового года не выпускал. Скоро на подчиненных начну кидаться.

– А меня, значит, не приглашаешь? – обиделся Тимур. – Боишься, что у меня все еще проблемы с самоконтролем?

– Нет, конечно, – смутился Валентин. – Не думал, что тебя это заинтересует, ты и так все время на воле.

– Шутишь? Настоящая охота. Ни за что не пропущу такую возможность. На кого идем?

– На кабана, – обреченно выдохнул Валя.

***

Лес, окутанный предрассветной пеленой, все еще дремал в предверии весны. Пока она вовсю хозяйничала в городских парках и скверах, высоко в горах земля по-прежнему скрывалась под толщей снега. Лишь чуткое звериное обоняние могло уловить в воздухе весенний запах талой воды и прелой листвы на редких проталинках.

Стая волков легко трусила по жесткому насту. Грациозными прыжками звери один за другим преодолели неторопливый ручей, и лишь последний задержался у сосны на краю поляны, оперся о ее ствол мощными лапами и, выпустив когти, оставил на нем глубокие отметины. Внезапно зверь замер, прислушиваясь, а потом, резко развернулся и застыл, устремив взгляд на кусты, опоясывающие полянку. Вскоре на открытом пространстве показался еще один хищник. Чужак остановился на краю прогалины и уперся взглядом в сородича. Оба застыв, изучали другу друга в течение долгих минут. Наконец, черный тряхнул головой, заканчивая безмолвный разговор, и первым покинул поляну. Серый, повторив его движение и проводив взглядом, бросился по следу своей стаи.

Порыв ветра принес запах вожделенной добычи, взбудоражил кровь. Азарт погнал волка в сторону, где рык и повизгивание смешались с хрустом наста и сухих веток. Неожиданный громкий треск, донесшийся с подветренной стороны, заставил хищника подскочить на месте. А уже через мгновение прямо на него, откидывая в сторону валежник, служивший крышей лежанки, выскочил огромный секач и, подняв волка на клыки, отбросил далеко в сторону. Сделав полукруг возле поверженного противника, он следил за его потугами встать на дрожащие ноги, и едва это удалось, разбежался и ударил еще раз, протащив его по снегу и оставляя за собой борозду, окрашенную алым. Когда потухающее сознание серого волка отметило, как трехсоткилограммовая гора мышц и ярости надвигается на него в третий раз, наперерез секачу метнулся другой зверь, не уступающий мощью парнокопытному. Черный волчара подскочил сбоку к нацеленному на свою жертву кабану и вцепился ему в горло. Только хруст жесткого наста и веток сопровождал побоище, кабан молча тащил волка за собой, кидаясь из стороны в сторону и мотая головой. Волк намертво сжал челюсти на его шее, понимая всю тщетность своей попытки в одиночку справиться с громадной тушей.

Издали все также раздавалось похрюкивание самок и визг поросят, а на место схватки бесшумно выскочили пятеро серых хищников. Один из них нацелился на калкан секача, двое других вонзили пятисантиметровые клыки в задние ноги, заваливая добычу на бок и не позволяя ей подняться, четвертый кружил вокруг, примериваясь.

Серый с рыжей грудиной волк стремительными прыжками преодолел расстояние и около неподвижного сородича приземлился уже человеком.

– Идиот! Бесов придурок! – просипел он не восстановившимися связками. – Так и знал, что нельзя тебя с собой брать! Уверен был, что что-нибудь да выкинешь. – Он осторожно ощупывал зверя. Снег под волком, а вскоре и руки мужчины окрасились кровью. – Сука, удивляюсь, как ты своих бойцов еще не кончал.

За его спиной все еще продолжалась возня. Наконец, кабан захрипел и задергался в последних попытках освободиться, но вскоре затих под продолжавшими держать его в захвате хищниками.

– Не бухти, их жизнями я не рискую, только своей, – перед стоящим на коленях человеком лежала, раскинувшись, голая мужская фигура.

Раненый сделал попытку подняться, но со стоном повалился обратно в снег.

– Лежи, неугомонный! – прикрикнул на него Валентин.

– Что с черным?

Приятель оглянулся, но, не увидев чужака, встал и огляделся. Туша кабана неподвижной темной горой лежала посреди перепаханной им же тропы, на куче из земли, снега и переломанного кустарника.

– Сбежал твой спаситель, – хмыкнул Валентин, вновь опускаясь перед приятелем на колени. – Благодарности твоей испугался. – Напряжение постепенно отпускало. – Борис! – Мужчина махнул рукой одному из серых. Тот мотнул лобастой головой и рванул назад по тропе.

– Повезло. Секач истощен после гона, – к ним подошел молодой парень. – Как ты? – спросил Тимура.

– Доктор скажет, – ответил за приятеля Валентин. – Семен, тушу к ручью тащите. Ближе Борис не подъедет. Ты, – еще раз окинул друга внимательным взглядом, – Лежать и не рыпаться.

– Есть, командир, лежать и не рыпаться! – вымученно улыбнулся Тимур.

***

– Волшебно, – Зоя из-за спины Томы рассматривала новую иллюстрацию.

– Ф-фу, напугала. Почему не спишь?

– Не спится. Решила почитать, а планшет завис. Что с ним делать?

– Возьми книгу. Она точно не зависнет, – засмеялась Тамара.

– Не смешно. На самом интересном месте.

– Они все интересные, – отмахнулась подруга, но увидев обиду на лице подруги, предложила:

– Посмотри, может, Костя еще не спит, он поможет.

– Думаешь, я не смотрела? Нет его.

– Как нет?

– Вот так, – Зоя пожала плечами.

Тамара поспешно встала и пошла в комнату сына. Не обнаружив его, бросилась в другую, открывая одну дверь за другой.

– Тома, в квартире его нет, – Зоя не бегала, стояла посреди коридора, с беспокойством глядя на мечущуюся подругу.

– Все-таки посмел меня ослушаться, – Тамара проверила каждый угол в квартире и теперь беспомощно смотрела на подругу.

– Ты знаешь, где он? – спросила та.

Тамара кивнула, закусив губу.

– Телефон, – наконец, сказала она. – Нужно позвонить.

– Я сейчас, – Зоя поспешно кинулась в комнату и, отыскав телефон на столе под рисунками, вернулась к подруге.

– Не отвечает, – сказала она очевидное, после несколько попыток.

– А Тадеуш?

Тома покачала головой:

– Вот поганец! Поеду, привезу его домой – испуг прошел, Тома начала злиться. – Ночной клуб – не место для подростка.

– Думаешь, он все-таки отправился туда?

– Куда еще? Вчера мы поругались с ним из-за этого. Я ему сказала свое категоричное «нет», – Тома начала одеваться. – Надеялась, что он смирился. Упрямый, как его отец.

– Подожди, я же в пижаме, – крикнула ей Зоя уже из спальни.

Тома присела на скамью у входной двери, но тут же встала, и опять начала набирать номер сына. На третьей бесплодной попытке в дверях показалась подруга:

– Я готова.

Глава 24

Тамара впервые чувствовала себя за рулем уверенно, без излишней осторожности. Решительно втиснув машину в узкое пространство меж двух других, направилась к зданию. У входа пришлось протискиваться сквозь толпу молодых людей, которые не торопились уступать дорогу «дерзким тяночкам», отвешивая шуточки. Зоя, подрастеряв по пути смелость, двигалась вслед за подругой, вцепившись в рукав ее плаща.

У самой двери навстречу им шагнул охранник, преграждая путь.

– Мест нет, – равнодушно заявил он, рассматривая девушек с высоты своего роста.

– Моя фамилия Арсеньева.

– Фамилия распространенная, – хмыкнул он.

– Серега, – второй охранник, стоящий чуть в стороне, слегка качнул головой. – Не узнаешь? – зашептал он, когда тот подошел к нему.

– Не может быть, – не поверил Сергей,– та должна быть старше.

– Это она, точно тебе говорю. У шефа все стены в старых фотках группы. И на всех – она.

– Ни хрена-се, тяночка то супер, – протянул он.

– Ты, это, поменьше болтай, если не хочешь работы лишиться, понял? Герка вон, ляпнул и …, – охранник многозначительно вздернул брови.

Зоя чувствовала себя неуютно под направленными на них пристальными взглядами.

– Тома, что происходит? – под возмущенный ропот толпы за спиной охранник распахнул для них дверь. – Почему нас пропустили?

– Потому что я хозяйка этого клуба, – ответила та, направляясь вперед по коридору. С каждый шагом музыка становилась все громче, а шум веселящейся толпы отчетливей. – Точнее, совладелец. Когда-то давно его основали Тадеуш и мой муж. Думаешь, за счет чего я могу позволить себе безделье? – Она остановилась около одной из дверей и нажала на ручку. – Представь мое удивление, когда два месяца назад Тадеуш выдал мне карту, на которую все эти годы копились доходы от этого заведения. Я-то была уверена, что бизнес унаследовали родственники Влада, но Тадэк не дал им, ни шанса.

Дверь оказалась заперта.

– Придется идти в зал, – она мотнула головой в сторону доносящейся музыки.

По контрасту со светлым коридором в зале царил полумрак. Световые пятна отвоевывали у темноты отдельные столики, освещая сервировку, но не лица сидящих за ними посетителей. Цветные блики пульсировали в едином темпе с танцующими, выхватывая на краткие мгновения из ритмично двигающейся массы отдельные лица.

В первое мгновение музыка оглушила Зою. Но ею двигало любопытство, ведь героиням ее любимых романов доводилось проводить время в таких местах.

– Не отставай, – прокричала ей Тома, протискиваясь меж людей к небольшой сценической площадке.

Быстрая мелодия сменилась на медленную. Народ потянулся к столикам, потащив за собой, пытавшуюся противостоять людскому течению, Зою. Она растерялась от близости чужаков, разгоряченных алкоголем и музыкой, обилие крепких запахов сбивало с толку.

Навстречу ей, ловко лавируя между людьми, пробирался симпатичный парень, от которого несло густым остро-сладким запахом возбуждения. Встретившись с девушкой взглядом, он вдруг улыбнулся ей и, мотнув головой на танцпол, подхватил и потянул за собой.

От удивления Зоя послушно сделала за ним несколько шагов, но потом выдернула руку, и отпрянула назад, врезавшись в официанта. Коротко извинившись, выбралась из толпы и, прислонившись к стене, наконец, с облегчением выдохнула. За ближайшим к ней столиком дурачилась компания молодых людей. Взрывы их дружного хохота вызвали у Зои досаду за испуг, от которого все еще колотилось сердце.

– «Нужно успокоиться», – сказала она себе и огляделась. На стене рядом с ней светился указатель. Она свернула за угол и оказалась в длинном коридоре со множеством дверей по обеим сторонам.

***

– Я надеялся, что мы поговорим, – сказал Валентин Тимуру, глядя, как девушка, сидящая на диванчике между ними, определилась с выбором и перебирается на колени приятеля.

– О чем? – лениво протянул Тимур. Женские руки перебирали его волосы на затылке, и он прикрыл веки.

– Каково это, так жить, когда знаешь где она и что с ней?

– Живу по инерции. Сам-то как?

Валентин помолчал, с неприязнью глядя, как руки красотки уже забираются под рубашку Тима.

– Свербит и свербит в душе, что она рядом, еще чуть-чуть и…

– Почему не ищешь?

– Ты будто не знаешь, – психанул Валя. – У меня самый обыкновенный нюх, чуть лучше, чем у нее, – кивнул на девушку. – В такой какофонии запахов можно учуять только первые несколько минут. Потом запах теряется во всем многообразии городских ароматов: гари, выхлопов, вони.

Девушка на коленях заерзала, а Тимур со стоном схватился за раненый бок:

– Иди-ка, куколка, потанцуй что ли? – он поднял ее и чуть подтолкнул в сторону танцпола.

– Да не жизнь это, – ответил он, глядя в пол. – Зачем она такая вообще? Раньше жил надеждой, а сейчас работаю до изнеможения, чтобы забыться. Зарабатываю, а для кого? Кому все оставлю после себя? Заколдованный круг. Живу по инерции, – повторил он, махнул проходящему официанту и указал на пустой бокал на столе.

– Но самое страшное, я стал понимать, что теряю чувство человечности. То есть, я веду себя все еще достойно, но чувства притупились, они почти на грани равнодушия, и это меня пугает. Солдат не должен терять человечность. Это то, ради чего он борется, против ее потери у своих противников, он рискует ради нее своей жизнью. Если с ним происходит такая профессиональная деформация, он должен уйти.

– Когда-то я читал или слышал, что война делает людей человечней, потому что они видят много горя.

– Где-то я не там свернул, не знаю. Нужно что-то менять в жизни.

– Возвращайся в нашу фирму, ведь ты был отличным технарем, пока тебя не сманила военная романтика. – Валентин наклонился к уху приятеля. – Не из праздного любопытства интересуюсь. Эта твоя незакрепленная, недоделанная связь как-то повлияла на твои отношения с противоположным полом?

Тимур усмехнулся и сделал глоток из бокала:

– Обнимаю такую, – он кивнул на девушку на танцполе, она, заметив его внимание, призывно помахала ему рукой, – а в голове бьется только одна мысль – «не моя». – Он помолчал, сделав еще глоток. Валентин согласно покивал головой. – А это, знаешь ли, сбивает, – допил и махнул официанту. – И вот что странно: виделись всего пару минут, но я ее постоянно чувствую. Даже сейчас волку кажется, что она где-то здесь, рядом, – он мотнул головой в толпу. – Запах здесь густой, тяжелый. Надежда только на звериные инстинкты. Но это же невозможно! Она за семью замками, охраняется как сокровище, – он сипло и невесело засмеялся, шаря по толпе мутными глазами.

Его самого мучил вопрос о пресловутой связи истинных пар. Но даже будучи навеселе, делиться даже с лучшим другом, ни своими кошмарами, которые не совсем его, ни реалистичными снами, наполненными нежностью и страстью, не хотелось.

– А как твой зверь?

– Тоскует, – Тимур замолчал, прислушиваясь к себе. – Все время подсовываю ему картинку, как эта тварь избавляется от нашего ребенка. На какое-то время помогает. – Под возмущенным взглядом проходящего мимо официанта подхватил бокал с подноса.

– Я долго думал, почему Луна наградила меня такой истинной. А ответ-то простой – мы две половинки. И тут не нужно глубоких философских размышлений, даже такому солдафону, как я понятно: чем я по жизни занимался? – убивал. И какая на хрен разница, из каких высоких целей, во имя чего? Я лишал жизни чьих-то детей. Вот и ответ.

– И что дальше? – спросил Валентин.

– Контракт дослужу и завязываю. Я не могу изменить ее и то, что она совершила, но себя-то могу?

Тимур отхлебнул из перехваченного им бокала.

– Опять пьешь? Ну, сколько можно? – не выдержал приятель.

–Пью, – согласился Тимур. – Даже со зверем договорился, он не высовывается в это время.

– Да ты охренел? К чему ты так придешь?

– Да я даже потрахаться не могу, если не напьюсь! Вбиваюсь в чужое тело, а в башке синхронно бьется мысль: не моя, не моя, не моя, – Тимур с остервенением стукнул кулаком по столу.– Я должен стереть ее из памяти, а она стоит у меня перед глазами такая, какой увидел впервые: маленькой, исхудавшей, забитой, но теперь я понимаю, что очень сильной, ведь ей удавалось сдерживать свою волчицу годами. И тоска в ее глазах преследует меня во сне, и та мимолетная радость, когда она повернулась ко мне и ее удивление.

Валентин поразился такому всплеску эмоций, уже не первому, и не свойственному сдержанному другу до встречи со своей парой.

– Мне кажется, дружище, я так хотел найти свою истинную, что Луна услышала меня. Но за мою настойчивость, или честнее сказать, настырность, предоставила мне испытание, или урок, не знаю. И я не прошел ее испытание, сбежал, как последний трус. Единственно важное в жизни задание, самое важное, я провалил. А сколько бравады было перед друзьями, тебя пытался учить, перед обычными людьми себя героем чувствовал. Тебе-то я дал совет, а сам ему не последовал: любить ее такой, какая она есть. – Тимур одним глотком опорожнил бокал. – Эй, человек! Повтори!

Пьяные признания друга нашли отклик в душе Валентина.

– Что-то мы натворили в нашей прошлой жизни, а теперь расплачиваемся. Может, я натворил? А платит она или мы оба, – продолжил Тимур.

– И что теперь? Попробовать войти в одну и ту же реку дважды? – нерешительно предложил Валентин.

– Сейчас исправлять, а не оставлять на следующее воплощение, – Тимур застыл, ошарашено глядя на друга.

Тот осторожно вынул бокал из его рук. Его тоже потрясла эта простая истина. Он заглянул в бокал, на дне которого преломляли и отбрасывали блики остатки янтарной жидкости, втянул носом пряный аромат и залпом выпил.

– Во я дурак! – отмер, наконец, Тим. – Во идиот!

Он сидел, низко опустив голову и ероша волосы. Из задумчивости его вывел вопрос Вальки:

– А твоя Зоя в курсе, что ты ее истинный?

Тимур поднял голову, и теперь в его глазах плескалось удивление:

– Не знаю. Я был в таком раздрае, – он прислушался к своему зверю: я не помню ее волчицу. Я ее не почувствовал, и просто не думал об этом.

Все эти долгие месяцы он был занят только своими переживаниями, горел в огне собственных грехов, еще и преумножая их.

– А волк?

– Он метался в гневе от того, что его пара заперта в тех стенах.

– Ее волчица спит, – подытожил Валентин.

Окружающая действительность вдруг вторглась в их разговор. Над танцполом зазвучал медленный танец, и вскоре перед Тимуром возникла девушка:

– Тимурчик, потанцуй со мной, – она потянула его за руки. Он поднялся, лицо девушки поплыло перед глазами, не удержав равновесие, рухнул обратно на диван, морщась от боли.

– Все-таки перебрал, – пробормотал он и потряс головой. – Не сегодня, куколка. Да и вообще, … – он взглянул на друга.

– Я? Уволь! – Валентин поднял руки.– После твоих откровений.

Девушка надула губки.

– Извини, куколка, поищи себе другую компанию. Бесы! Мне нужно освежиться.

– Проводить? – обеспокоенно спросил Валька, видя, как друг потирает раненый бок.

– Волк доведет. Мы же с ним договорились, помнишь? – Тимур встал.

Глава 25

Зоя стояла напротив зеркала и, глядя в глаза своему отражению, уговаривала себя перестать трусить. Плечи поникли под тяжестью невыполнимой задачи. Мало было сказать своему страху, что это чувство нынче не в фаворе, и просто задвинуть его, как устаревшее, на дальнюю полочку в душе. Отец, Марион, даже едва знавшая ее психотерапевт Светлана Борисовна убеждали в том, что она сильная. Отец был сильным, но разве он не боялся за свою семью?

– Нужно примириться со своими страхами, возможно, даже подружиться, – Зоя нервно хихикнула, и ее отражение подхватило смешок, снимая напряжение. Рядом раздался чужой смех.

– Нет, ну ты видела, что Маринка творит? Я с ней больше не пойду, позорище, – объявила блондинка. Увидев Зою, пренебрежительно фыркнула и прошла в туалетную кабинку. Шатенка пристроилась у соседнего зеркала и, поправляя макияж, косилась на соседку. Зоя мазнула по ней равнодушным взглядом и вышла в коридор.

Прежде чем сделать решающий шаг в зал, она поднялась на цыпочки и огляделась, уверенная, что длинный плащ подруги, так же как и собственные широкие брюки и свитер, уместные скорее для прогулки в парке, выделят ее в толпе полуголых девиц.Веселая компания за ближайшим столиком поднялась и устремилась к сцене. Зоя проследила за ними взглядом: людей на танцполе и у сцены значительно прибавилось. Лучи света перестали кружить и сосредоточились в центре возвышения. Воздух прошелестел дружным вздохом, перерос в многоголосый стон, а затем сотрясся восторженными криками: на сцену вышел Тадеуш, в глубине сцены за синтезатором маячила голова Костика.

– Я пришла сюда ради своего краша, и не собираюсь потакать прихотям этой курицы. Сколько бы она не плакалась, я не уйду сейчас, – категорично заявила давешняя блондинка, торопливо проходя мимо и оставляя за собой пахучий шлейф из раздражения и парфюма.

Одновременно с этим Зоя почувствовала запах коньяка и чужие руки у себя на талии. Она дернулась вслед за девушками, но руки удержали ее, а наглец прижался к ее спине, обдавая алкогольными парами.

Девушка хватанула ртом воздух в бесплодной попытке закричать, сделать хотя бы вдох, но судорожный спазм сжал горло, а накрывшая мозг паника не давала даже пошевелиться. Мужчина переместил руки с талии на грудь, и грубо сжал ее сквозь толстый свитер. Объятое страхом сердце забилось под мужской ладонью, отдаваясь пульсацией в висках в такт ударникам на сцене.

– Тадэк, – мысленно взмолилась девушка, издав едва слышный невнятный хрип.

Незнакомец склонился, щекоча волосами ее лицо, и она, наконец, смогла сделать полноценный вдох. От восхитительного мускуса затрепетали ноздри, наполняя им легкие, и каждую клеточку радостью узнавания. Тело мгновенно откликнулось, голову закружило от аромата пачули, вытеснив страх. Зоя откинула голову на грудь мужчины, доверчиво подставляя шею, и он, воспользовавшись приглашением, ткнулся в нее носом и, как прежде во снах, потерся головой о скулы, прошелся по коже языком, обнюхивая и покусывая. Волчий рык, зародившийся в мужской груди, прошел вибрацией по женскому телу, и волчица откликнулась на этот зов довольным урчанием. Горячее сбивчивое дыхание на женскую кожу сменилось легкими поцелуями, которые становились нетерпеливее и жестче, посылая жаркую волну предвкушения всему телу.

Руки проникли под свитер, царапая мозолистыми ладонями нежную кожу. Развернув девушку к себе лицом, мужчина прижал ее к стене. В мерцании клубных огней блеснула пара звериных вытянутых зрачков и встретилась взглядом с такими же.

– Пойдем, – прохрипел волк и потянул ее за собой дальше по коридору, толкаясь в каждую дверь. Третья поддалась под его рукой и захлопнулась за их спинами. Он опять ткнулся ей в шею и шумно втянул ее запах, порыкивая.

– «Мойя-я», – услышала Зоя звериный рык, вцепившись в мужские плечи. Ее пальцы болезненно заломило, под заострившимися коготками затрещала его рубашка.

В пламени эйфории сгорели все прежние страхи, забыта чуждая пугающая толпа, грохот музыки. Остались только она и ее волк. Две души, два сердца, забившихся в унисон.

***

За прошедшие несколько лет здесь мало что изменилось. Пробираясь сквозь толпу и вертя головой по сторонам, Тома увидела знакомое лицо бармена за стойкой. Официант, поднос которого она чуть не выбила из рук, ее не узнал, но она вспомнила, как нанимала его на работу семь лет назад. Тамара встала на цыпочки и вытянула шею над головами танцующих. На сцене выступала приглашенная группа, из чего она заключила, что сам Тадеуш ограничится парой-тройкой песен. Женщина прошла за кулисы и свернула в неприметный проход, за которым располагались гримерки и подсобные помещения.

Дойдя до конца коридора, она в нерешительности остановилась. Сердце учащенно билось: слишком много воспоминаний, счастливых и не очень, было связано с этим местом. Тамара подняла руку, но, так и не постучав, толкнула дверь вдруг задрожавшей рукой.

Женская спина, склонившаяся над креслом, загораживала обзор. По обеим сторонам от женщины свободно раскинулись мужские ноги. До Томы донесся звук с шумом втягиваемого воздуха и мужской стон, переходящий в рык. Она резко отпрянула и встала сбоку у стены.

Где ты, изменчивый Цицерон, со своим набитым оскомину изречением: «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним»? Что-то остается неизменным, сколько бы времени ни прошло.

– … как и мое отношение к этому, и мои чувства, ревность, обида, уязвленная гордость, – подумала Тома, тихо закрывая дверь.

Тадеуш с шумом втянул воздух от боли и зарычал. Женщина испуганно дернулась, но так и, осталась стоять над ним со спонжем руке. Он вдруг замер, отодвинул неловкую помощницу и, принюхиваясь, медленно пошел к двери, резко распахнул ее и, выглянув в пустой коридор, снова принюхался. Удар по косяку кулаком вызвал новый рык. Женщина вскрикнула, а Тадеуш прислонился к поврежденному косяку головой и застыл.

– Иди, Таня.

– Извините, – запоздало спохватилась она. – Я забыла про вашу сломанную ключицу. – Может, все же обезболивающее? И зачем вы это? – кивнула она на косяк.

– Иди, ничего больше не надо, – повторил он.

– Нет, – заупрямилась она. – Я не закончила, – и помахала спонжем.

– Синяк – пустяк, очки надену. Иди уже. И скажи Артему, чтобы оставил только верхние огни, а нижние вырубил. И еще, если Костю увидишь, пришли ко мне.

– Не дело это, что мальчишка по ночному клубу шляется, – проворчала женщина, выходя за дверь.

– Девушка, ну, наконец-то. Мы вас заждались, – в соседней гримерке Тому встретили более гостеприимно. Парень, открывший ей дверь, пригласил ее зайти, и застыл напротив в ожидании.

Тамара оглядела комнатку, от большого количества народа, она казалась еще меньше, чем была. Костика в ней не было.

– Извините, – она развернулась к двери.

– Ну, уж нет, – парень, шутливо раздвинув руки, преградил путь.

– Что вы хотите?

– Деньги, конечно. Девушка, разве вы не принесли наши честно заработанные? Ваш директор обещал нам подгон налом за срочность. Мы сорвались, спасая ваш вечер…

– От чего спасая? – прервала она его.

– Ну, как же. Один в больничке, другой еле на ногах держится.

– Не преувеличивай, Санек. Сигма и на переломанных ногах на сцену выползет, а тут всего лишь ключица.

– Слушайте, я просто ищу своего сына, Костю, – оборвала, начавшийся было спор, гостья.

– Так этот маленький фрешмен Ваш сынок? Сорян, прям от сердца отлегло, – заявил Санек, театрально хватаясь за сердце. – Мало того, что этот недопесок чуть не лишил нас выступления, но если бы он еще и поклонниц из-под носа начал уводить…

– А у вас, случаем, нет еще одного сына? – Саньку отодвинул другой парень и взял руки Томы в свои. – Нам позарез нужен такой самородок в группу. Готов вот прямо сейчас создать для него вакантное место, – он притворно нахмурился и кивнул в сторону первого парня, проведя по своей шее большим пальцем.

– Не слушайте его, девушка. Следующее, что он вам предложит, это запилить нового талантливого ребенка сегодняшним же вечером. – Девушка, сидящая перед зеркалом и до сих пор не вступавшая в разговор, крутанулась в кресле и без улыбки посмотрела на Тому. – Костя, действительно, для своего возраста классный музыкант, его импровизации просто супер! Он уже на сцене должен быть, видела его за кулисами, когда мы закончили выступление.

Тома поблагодарила ее кивком и, освободив свои руки из захвата, вышла.

Женские визги в сочетании с вступительными аккордами слились в невыносимую какофонию. Томе хотелось зажать уши рукой и бежать, но пришлось возвращаться в зал. Когда приветственные крики поклонниц затихли, она узнала композицию, с которой Тадеуш начал свое выступление. Сегодня вокруг него не кружила подтанцовка, он просто стоял, скрытый тенями и полями своей шляпы. Световые лучи ожили и, словно играя, заскользили рядом, избегая мужской фигуры в центре возвышения. Но Тома сосредоточила внимание на том, что происходило у солиста за спиной, на стоящем за синтезатором подростке. Он слегка двигался в едином ритме с другими музыкантами, но в тоже время, ей казалось, он совсем не замечает, что происходит за пределами сцены, на танцполе, куда-то исчезла его обычная дурашливость, сын полностью сосредоточился на игре. Из всех звуков Тома прислушивалась только к мелодии, извлекаемой ловкими пальцами из клавиш синтезатора, и будто впервые увидела, насколько ее мальчик увлечен тем, что делает.

Последняя нота отзвучала, а она все еще не могла оторвать взгляд от воодушевленного лица сына. Вот гитарист подошел к нему и дал пять, а другой по-дружески хлопнул по плечу. Музыка заиграла вновь, Тадеуш запел следующую песню. Тома развернулась и, игнорируя случайные толчки, направилась к выходу мимо возбужденных поклонниц, охранников, наблюдающих за ней со скрытым интересом, и пожелавших доброй ночи, сквозь поредевшую толпу молодых людей у входа и, наконец, села в машину, захлопнув дверь, и временно отрезав себя от этого мира.

Тысячи раз она слышала игру сына, но почему никогда прежде не обращала внимания на то, как он это делает? Ведь все его по-детски открытые эмоции легко читались на лице.

Молодые парень и девушка, целующиеся у соседней машины, вырвали ее из раздумий, а пустое пассажирское сиденье рядом с собой, заставило сердце испуганно екнуть. В этот же момент дверь клуба распахнулась и в рамке светлого прямоугольника Тамара увидела подругу. Та медлила у порога, оглядываясь, но вынуждена была отступить: на молчаливое приглашение охранника к дверям устремились две счастливые пары, толпа тоже дружно подалась к входу, но тут же разочарованно отпрянула. Зою окликнули. Тома видела, как один из молодых людей что-то крикнул ей вдогонку, а друзья поддержали его дружным смехом. Первым порывом Тамары было рвануть на выручку подруге, но та уже ответила насмешнику, вызвав новый взрыв хохота.

– Что он тебе сказал? – спросила она девушку, когда та уселась рядом.

– Предполагалось, что это должен был быть комплимент, но столь неуклюжий, что пожелай я, могла бы расценить, как оскорбление.

– И? – Томе стало откровенно любопытно.

– Я решила не делать из мухи слона.

– И правильно. Извини, я бросила тебя там одну, – Тамаре стало неловко. – Что ты делала там так долго? – она глянула на приборную панель и удивилась: часы показывали начало второго.

– Я? – Зоя смутилась и опустила глаза, и даже в слабом свете уличного фонаря, было видно, что ее лицо стало пунцовым.

– Зайка, что-то случилось?

– Нет, – девушка теребила руками край свитера. – Да, – ее волнение передалось подруге, которая, передумав запускать мотор, молча ждала продолжения.

– У меня был… была близость, – тихо сказала она, – с мужчиной.

– Что? – Тома набрала в грудь воздух, но выдохнуть сразу не смогла. – Как, как ты? – наконец, выдавила из себя. – Он заставил тебя? Вынудил? Зайка, – глаза Томы наполнились слезами, она потянулась к ней обнять, но та мягко обхватила ее ладони своими:

– Что ты, Тома, я сама. Я сама его захотела. Он не заставлял.

– Но как? Ты же…, – Тома запнулась. Повисла пауза.

– Ты знаешь?

Тамара кивнула:

– Догадалась. Прости.

– Ты права. Но сегодня, – глаза Зои блеснули, и Томе почудилось в полутьме салона незримое чужое присутствие, – это было, – девушка замолчала, – это было наваждение. Я не могла и не хотела противиться и…, рада, что это произошло. Я теперь знаю, как это бывает, когда оба хотят этого, – по ее лицу скользнула улыбка. – И еще…я больше не боюсь. – Она бросила взгляд на толпу у дверей. – Не кори себя, что не доглядела. Я знаю, ты печешься обо мне. – Она все еще держала ее ладони в своих, и теперь поглаживала их, успокаивая подругу, та заморгала, стряхнув с ресниц пару слезинок. – Все хорошо. – Зоя ободряюще улыбнулась. – Кстати, ты нашла Костю? Я видела его на сцене.

Тома ответила, промокая глаза поданной Зоей салфеткой:

– Видела. Приедет с тем, кто его туда привез. Поехали домой, искательница приключений.

– Признавайся, мама знает, что ты здесь? Ты спрашивал ее разрешение? – Тадеуш как малого ребенка, вытащил Костю со сцены, как только отзвучала последняя нота, а место за пультом занял диджей.

Парень вырвал свою руку и с вызовом посмотрел крестному в лицо:

– Нет.

– Ты представляешь себе последствия?

Они стояли напротив друг друга посреди коридора.

– Да какие последствия? Посадит под замок? Запретит играть? Мне надоело изворачиваться, недоговаривать.

– Недоговаривать надоело, решил попросту соврать?

– Я ее спросил! – он рубанул рукой воздух. – Она отказала!

– Ей недоговорил, мне соврал, якобы она тебя отпустила. И кто я теперь в ее глазах? – Тадеуш распалялся, представив, что подумает Omiljeni о нем. – Не кажется ли тебе, что этот поступок в стиле твоего отца?

Костя сжал кулаки:

– Не смей меня даже сравнивать с ним! Я никогда не стану таким как он! – выкрикнул он в лицо крестному, развернулся и пошел к выходу.

– Стой!

Парень, не оборачиваясь, махнул рукой, и пошел дальше. Радость, которая переполняла его еще пару минут назад на сцене, обернулась обидой на взрослых и злостью.

Тадеуш зашел в гримерку, схватил сумку и быстро направился вслед, морщась от оставленного крестником горького полынного запаха.

– Стой, я сказал.– Тадеуш догнал парня почти у самого выхода и зашагал рядом, искоса поглядывая на его насупленное лицо. – Вот только не нужно корчить из себя обиженного. Все это я неоднократно видел в исполнении твоего отца.

Он видел, как лицо парня вспыхнуло, покраснели даже его уши. Тадеуш остановился и, развернув крестника к себе лицом, положил руки ему на плечи:

– Послушай меня. Ты не можешь перестать чувствовать ни злость на меня, ни обиду. Это эмоции. Кроме того это и физиологический процесс выделения гормонов. Но ты не должен позволять эмоциям брать верх над разумом. Сейчас мы вместе поедем домой, успокоимся и подумаем, как нам дальше быть. Договорились? – и, дождавшись хмурого кивка, он притянул мальчишку к себе и направился к машине.

Глава 26

Глава 26.

Весеннее солнце бескомпромиссно, ему все равно: пробуждать ли природу после зимней спячки или полуночника после субботней гулянки. Тома полночи потратила на саморефлексию, пытаясь в тишине и сумраке найти решение, которое бы при свете дня не обесценилось в суете и бытовых заботах. Солнечные лучи беспрепятственно проникли сквозь не задернутые занавесками окна и щекотали веки, женщина жмурилась, пряталась, но признав поражение, откинула одеяло и встала.

По пути на кухню заглянула в комнату сына. Вчера ей не пришлось долго лежать и прислушиваться к звукам извне. Уже через час после возвращения из клуба она услышала, как на лестничной клетке разъезжаются двери лифта, последовал щелчок замка и легкие шаги сына в коридоре. Сейчас он лежал, широко раскинувшись на кровати, и так же как она несколькими минутами ранее, хмурился и слегка подергивал носом от заигрываний особенно настойчивого солнечного зайчика. Женщина на цыпочках подошла к окну и задвинула шторы.

При свете дня мысль о том, что чуть было опять не совершила ошибку, заставляя кого-то жить по собственному сценарию, казалась простой и очевидной. Прежние ее ожидания были связаны с мужем, вчерашние – с сыном. Несколько лет назад мужа нужно было отпустить, так же как теперь сыну позволить идти по выбранному им пути, вместо того, чтобы ждать, что он согласится с ее представлением о счастливой жизни.

Тома приоткрыла дверь в спальню подруги и, заглянув в щель, повеселела: та лежала на боку, положив одну руку под щеку, и на безмятежном лице не было ни тени тревог, ни прошлых кошмаров.

Когда шоколад был готов, и Тома, укутавшись в плед, устроилась в лоджии, телефон порадовал сообщением:

– Утро доброе. Но я не вижу обычной безмятежности на вашем лице. Чем-то расстроены? Тяжелые сны?

– Все-таки бинокль…

– Нет, – его эмодзи покатился со смеху, – у меня волчье зрение.

Тома хмыкнула. Еще один любитель фэнтези, а казался таким солидным. Бывшая подруга Светка была права, утверждая, что мужчины втайне зачитываются романами, которые принято считать типично женскими. А она знала, о чем говорит – работала в библиотеке.

– Я не расстроена, скорее разочарована.

– Позвольте предположить: Ваш мужчина не оправдал ожиданий?

– Не угадали. Разочарована тем, что совершаю одни и те же ошибки. Нарисовала себе жизнь такой, о которой сама мечтала, и почему то решила, что и все остальные должны следовать моим представлениям о ней. Меняться согласно им, подстраиваться.

– Я согласился бы измениться и подстроиться под ожидания моей женщины, только не знаю, в чем именно? Каковы ожидания женщин, не подскажете?

– Речь идет о моем сыне. Кажется, я пыталась заставить его жить по моему сценарию.

– Помочь ребенку с выбором и поддерживать: разве не в этом заключается родительская миссия?

– Вот и моя мама так говорит. И, кажется, я начинаю это понимать. Но страх, что ребенок ошибается, а я ничего не могу с этим поделать, не отпускает.

– Очень хорошо Вас понимаю.

– У Вас есть дети?

– Да. Задайте себе вопрос, который и я задал себе когда-то: что ждет человека, которому не позволили исполнить мечту?

– Разочарование? – предположила Тома.

– Только в том случае, если сами отказываются от мечты. И это разочарование в себе самом. В Вашем же случае, сын будет на Вас злиться и чем это грозит в будущем?

– Охлаждением отношений?

– Или разрывом.

Томе пришло в голову, что ее визави исходит из собственного опыта, но спросила другое:

– Скажите, а Вы потакаете прихотям своего ребенка?

– А как определить, что это прихоть?

Тома развела руками, надеясь на «волчье зрение» соседа.

– Мы же говорим не о том, чтобы позволить ему выйти без шапки на мороз или о покупке новой игрушки? Я правильно Вас понимаю? А отказать ребенку в чем-то важном для него, значит толкнуть его на путь вранья. Глупо надеяться, что у подростка возобладает здравый смысл, и он прислушается к словам взрослого, а не, допустим, приятеля.

Тома и сама пришла к такому выводу: продолжив выбранную тактику, она вынудит сына врать и изворачиваться.

Она махнула соседу рукой и собралась выходить, но в дверном проходе появился Костя.

– Мам, – сын понуро опустил голову. – Прости.

Тома придержала рвавшиеся наружу слова.

– Я был вчера в клубе, – он посмотрел на нее исподлобья.

– И как прошло выступление? – не выдержала она.

– Зашло, – сын отмахнулся, – но потом… . Тадей сказал, что я поступил, как папа. Обманул вас обоих, тебя и его.

– Так он не знал?

Костя замотал головой.

– Я всегда хотел стать таким, как крестный. А вчера, – глаза парня влажно заблестели, – все получилось само собой, я и не заметил. И оказалось так просто, нужно было только пойти на поводу своих желаний и забить на других. Как папа, – Костик шмыгнул носом.

Тома отвела руку с пледом и подтянула сына к себе:

– Поговорим? – спросила она, кивнув на плетеный диванчик. Со стороны они, должно быть, выглядели трогательно: миниатюрная женщина под боком у шмыгающего носом подростка выше ее на голову, с накинутым на плечи одним пледом на двоих.

***

– Держи своего волка в руках! – Валентин бросил обеспокоенный взгляд: рука Тимура прямо на глазах обрастала шерстью, а ногти, вытянувшись, прорезали джинсы на коленях. – Что с тобой?

– Он рвет меня изнутри, – прохрипел Тимур, сверкнув на друга вытянувшимися зрачками.

– Ты должен отложить поездку. Ты не справишься с ним в самолете!

– Дай мне несколько минут. – Тимур, откинувшись на подголовник, прикрыл глаза, его грудь вздымалась медленно и размеренно.

Валентин, заметив поворот на стоянку, резко повернул руль вправо.

– Не пойму, что с ним. Со вчерашней ночи не могу с ним совладать. – Лоб заблестел капельками пота. – Среди ночи я очнулся в волчьем обличье, скребущим входную дверь. К счастью, не смог ее открыть.

– Ты напился вчера, братец, – Валентин припарковался чуть в стороне от остальных машин и, развернувшись к другу, оценивал его состояние.

– Так и было задумано.

– Ушел в туалет и не вернулся. Я нашел тебя дома, спящим на диване. На физиономии было такое блаженное выражение, что я позавидовал. Но если честно, хотелось тебе врезать.

Тимур вяло махнул рукой:

– Валяй. Порой я и сам хочу себе врезать.

– Возвращаемся?

– Бесы! – Тимур замер, прислушиваясь, – Так вот отчего он бесится: не хочет уезжать. – Тимур сжимал и разжимал кулаки: ногти и кожа на руках приняли первоначальный вид. – Обойдется! Присмиреет в замкнутом пространстве самолета. В прошлый раз он только скулил, но не рвался. Казалось, согласен со мной и смирился, а сейчас пытается доминировать. Не пойму, что изменилось?

– Ты еще спрашиваешь? Ты позволил звериным инстинктам взять верх над человеческим сознанием, а теперь удивляешься?

– Ты прав. Поехали. Время, – он бросил взгляд на часы на запястье. – Что за…, – Тимур видел, как браслет часов скрывается под шерстью, из горла вырвался утробный рык. Он сжал кулаки, на висках вновь выступила испарина.

– Проклятье! – прорычал мужчина, шея напряглась и побагровела. – Ну, уж нет!

Валентин крутанул регулятор громкости и под бодрый хит дорожного радио с тревогой наблюдал борьбу друга с самим собой. Руки Тимура то начинали деформироваться, принимая вид когтистой лапы, то вновь возвращали человеческую форму. Он схватился за панель, и замер, с закрытыми глазами, только бьющаяся жилка на шее и вздувшиеся мышцы говорили о происходящем противостоянии. Когда мужчина через десяток минут расслабленно откинулся на спинку кресла и открыл глаза, панель осыпалась в его руках пластиковым крошевом.

– Все! Теперь поехали!

– Уверен?

– Он больше не посмеет, – самоуверенно заявил он.

Глава 27

Зоя шагала знакомой тропой. Память услужливо подсказывала, что должно было быть там, впереди, в этой вязкой пелене, и все равно с трудом узнавала очертания, медленно появляющиеся из тумана. Он подстегивал фантазию, превращая знакомые предметы в сказочных чудовищ, воображение дорисовывало то, что скрывало обычное погодное явление.

Утром она проснулась с ощущением потери. Казалось бы, только что во сне, ее серый волчок ластился и игриво покусывал ее, а через мгновение заметался загнанным зверем, и… пропал. Девушка лежала, не шевелясь, силясь вернуть ускользающие видения. Волчица притихла вместе с ней и вслушивалась в пустоту, но вдруг заскулила, и ее завывание защекотало, завибрировало в груди.

Ощущение утраты, с которым она жила последний десяток лет, сегодня утром приобрело новую глубину.

Чтобы решить проблему в настоящем, человеку порой нужно вернуться к истокам. Эту расхожую мысль Зоя часто встречала в книгах, да и психолог Светлана Борисовна работу с ней начала с поисков первопричин. Поэтому разбираться с волчицей, которая впервые проявив себя много месяцев назад, так и не сделала следующий шаг, не желая оборачиваться, девушка решила с возвращения в места, где прошло детство.

Сойдя с рейсового автобуса, Зоя свернула на тропинку, ведущую к родительской даче в обход поселка через лес. И почти сразу окунулась в туман, заполонивший низину и придавший таинственности знакомому пейзажу. С каждым следующим шагом становилось яснее, что ее затея спровоцировать своего зверя на оборот, провалилась. Туман странным образом поглощал все чувства, с которыми она сюда ехала, замещая их безразличием, таким же холодным, как он сам. Или… он дарил ей спокойствие? Возможно, оптимист расценил бы это именно так. Волчица прекратила тоскливый скулеж, уже болезненно отзывавшийся в ушах, и напоминала о себе лишь легкими сокращениями мышц. Ворочалась в низу живота, будто щенок, вертящийся кругами, прежде чем улечься.

Воздух, пропитанный влагой, изменился: к свежести молодой зелени добавились неприятные нотки прелости и ила – запах озера, на берегу которого располагался их дачный участок. Через несколько шагов тропа привела ее к деревянной лавочке, поставленной здесь еще дедушкой. Сидя на этой самой скамье, папа рассказывал им с Денисом, что обоняние для оборотней, как и для животных – основной инструмент познания окружающего мира, и устраивал им проверки, но тогда они думали, что это просто игра. Зоя всегда опережала старшего брата, разбирая лесные ароматы на составляющие. Отец говорил, что обоняние брата лучше, чем у человека, но не такое совершенное, как у обычного волка, у которого область мозга, отвечающего за анализ запахов в сорок раз больше, чем у простого человека. У Зои напротив, оно превосходит волчье в два раза.

– Чтобы определить запах, вашей маме нужно вдохнуть триста двадцать молекул. Тебе, Дениска, – сто, а Зое достаточно только восьми, – говорил отец.

Маленькая Зоя хохотала, схватившись за живот, представляя, как молекулы, выстроившись в ряд, как солдатики, ровным строем входят в ее ноздри, а у брата, гомонящей толпой, толкаясь, лезут в нос.

– Ой, папа, да кто ж их считает? – обиженно недоумевал Денис.

Зоя сделала вдох и задержала дыхание: справа от нее, невидимый в тумане – камыш, рядом с ним готов расцвести гусиный лук, а всего в нескольких метрах от берега кормится непуганая утиная стайка. Зоя вдохнула полной грудью: два селезня и три уточки.

Папа учил разбираться в многообразии лесных запахов, а науку проявления человеком эмоций Зое пришлось постигать самостоятельно. Теперь она могла в простой задумчивости учуять нотки ностальгии или мечты.

Дача досталась отцу в наследство от бабушки и дедушки, родителей его мамы. Именно по дороге сюда десять лет назад случилась авария, в результате которой Зоя лишилась семьи. И на этой же даче годом ранее праздновали день рождения мамы, на котором произошел первый оборот Дениса. Его случайными свидетелями стали баба Капа и двоюродный дядя.

Брат, по ошибке глотнувший вместо воды водки, сначала забавными шутками веселил родственников и друзей, а затем Зоя заметила судороги, искажающие его лицо. Отец поспешил увести сына в сторону от гостей, но далеко уйти они не успели: Дениску начало ломать от боли, он пытался сдержать крики, но его болезненные стоны услышала бабушка, а за ней и мамин кузен.

Бряканье железной цепи отвлекло девушку от воспоминаний. Она поднялась и неторопливо направилась вверх по тропинке к дому, пиная лежащие на тропе шишки и наслаждаясь тонкой мятной ноткой цветущей ивы. Туман остался в низине у озера, сквозь деревья проступили очертания деревянного дома. Зоя остановилась, не доходя до калитки, и рассматривала родной двор поверх забора. На рабатках среди сорняков набирали цвет нарциссы, одичавшие кусты роз, высаженные еще мамой, разрослись и наполовину скрыли фасад дома. Сквозь приоткрытую дверь сарайчика виднелись колеса велосипедов, брошенные ею и братом в последний приезд. Скрип колодезного ворота привлек внимание. Зоя толкнула калитку, которая оказалась не заперта, и шагнула во двор. Из-за дома появилась мужская фигура с ведром воды в руках. Увидев девушку, мужчина остановился и поставил его на землю.

– Зоя? – удивленно спросил он.

– Дядя Федя? – Зоя удивилась еще больше, увидев кузена мамы, того самого, что истерил во время спонтанного оборота брата, а на утро, страдая от сильного похмелья, благодаря стараниям папы, даже не вспомнил о вечернем происшествии.

– Что вы здесь делаете? – в один голос проговорили оба.

– Да вот, приехал на выходные порыбачить. Ты разве не знаешь, что тетя Капа подарила мне этот дом?

– Подарила? – растерялась Зоя. – Бабушка не могла это сделать. Это дом моего отца, к которому она не имеет никакого отношения.

Именно сюда Зоя планировала вернуться, пока не узнала, что Марион оставила ей квартиру.

– Я ее единственный племянник, – пожал плечами мужчина.– Как только ты отправилась в места не столь отдаленные, тетя Капа переписала дом на меня.

То есть, когда бабушка приходила в колонию, она уже знала, что Зое некуда будет пойти, и, тем не менее, заявила, что не примет ее у себя. Девушка прикусила задрожавшие губы.

– У меня есть дарственная. Могу показать, – ухмыльнулся он. Удивление от неожиданной встречи прошло, мужчина чувствовал себя абсолютно уверенно. – Она была твоим опекуном и имела право на подпись.

– Неправда, закон защищает права ребенка на собственность, наследованную от родителей. Опекуны не имеют право ни продать ее, ни подарить.

За спиной дяди в окне колыхнулась занавеска. Зоя ждала, что тетка вскоре появится в дверях, но та так и осталась стоять у окна, скрытая полупрозрачной тканью.

– У нас все оформлено по закону, – продолжил дядя Федя твердо, и от него пахнуло так знакомо, что Зоина спина напряглась в ожидании тычка или подножки, она едва удержалась, чтобы не оглянуться. – Я сам закон, если уж на то пошло, и не тебе, уголовнице, мне указывать, что законно, а что нет! – уже раздраженно добавил он.

Мужчина направился к калитке, рядом с которой Зоя стояла:

– Давай, иди отсюда, пока соседи не увидели. Ты и так нам жизнь испортила. Еле отмылись, – дядька нахмурился.

– Я испортила вам жизнь? – возмутилась Зоя.

– Иди-иди, – указывая на выход, мужчина поднял руку, и она вздрогнула и медленно отступила, всеми силами стараясь не потерять видимое достоинство, и только оставшись одна, на тропинке к озеру, опустила плечи, держать которые прямо стало вдруг невыносимо тяжело, глаза запекло, а вскоре навернулись и горькие слезы.

В отношении своих родственниц Зоя никогда не питала иллюзий. Бабушка Капа выполняла обязанности опекуна из чувства долга. Тетка вообще никогда не любила детей, воспринимая их как источник шума и лишних хлопот, и даже не позволяла называть себя тетей:

– Анна Леонидовна. Никаких теть Ань!

Старший брат в ответ безразлично пожимал плечами:

– Как скажете, теть Ань, – и потешно поджимал губы, подражая тетке.

Но отношение дяди Зою больно задело. Всю дорогу от дачного поселка до дома, она вспоминала свое детство и размышляла, была ли она по-детски наивной, покупаясь на улыбки и конфеты, без которых он не появлялся у них в гостях, или же время и должность в полиции превратили весельчака дядю Федю в черствого циника?

Глава 28

Поездка заняла половину дня и домой Зоя вернулась усталая и голодная. Бросив ключи на тумбочку, и скинув обувь, девушка в нерешительности остановилась посреди прихожей: желудок требовательно напоминал о себе, но из-за закрытой двери кухни неслись недовольные голоса и она так и не решилась войти.

– Костя любит музыку, а наш придурок любил только себя и свою славу! – услышала она хрипловатый баритон Тадеуша.

Дверь в комнату Кости была тоже закрыта, Зоя постучала, но, не услышав приглашения, все же заглянула:

– Можно?

Парень сидел на кровати, привалившись к стене. Увидев гостью, стянул с головы наушники и спросил:

– Привет. Как съездила?

– Неудачно. Потом, – отмахнулась она. – Что там происходит? – девушка кивнула в сторону кухни.

– Мама и Тадей агрятся из-за меня, – Костя поднял на нее виноватые глаза. – Я думал, что после нашего с мамой разговора все наладилось. Но эти двое…, – он огорченно покачал головой. – Они вроде бы и не ругаются, не кричат, как родители когда-то, но и дружеским их разговор назвать нельзя.

Будто опровергая слова сына, раздался громкий Томин возглас.

Костя вздрогнул и втянул голову в плечи, а заметив Зоин взгляд, сказал:

– Ты никогда не спрашивала маму, за что она отца?

Она замотала головой.

– Она меня защищала, – признался он. – Пьяный он был невыносим. Вот я и не выдержал. Когда он в очередной раз начал меня доставать, сказал, чтоб отвалил, что надоели его пьянки, ну, он и кинулся на меня, схватил стул и по мне этим стулом, – на одном дыхании проговорил Костя. – А она схватила что под руку подвернулось – ножку от того же стула, который он об мою спину сломал, и давай долбить куда смогла дотянуться. Он же здоровый был, а она маленькая против него. И из-за меня жизнь мамы…, – Костик сглотнул и отвел взгляд.

– Не из-за тебя, а твоего отца, который мог тебя покалечить…, или даже убить.

– О, – Костик вяло улыбнулся, – твои походы к психологу приносят плоды. Ты начала правильно расставлять акценты.

– Ну, у меня была такая иллюзия до сегодняшнего дня, – Зоя села в кресло напротив Кости. – Еще вчера я была так самоуверенна и решила, что все мои страхи остались в прошлом, но стоило сегодня одному мудаку посмотреть на меня неприветливо, как я, поджав хвост, сбежала, – пожаловалась она.

– Тебе нужно больше времени. Как мне в свое время, – признался Костя.

– Ты тоже ходил к психологу? – удивилась Зоя.

– Тадей настоял и сам возил меня почти полгода, сначала два раза в неделю, потом один, – парень помолчал, прислушиваясь к голосам за стеной.

– Я знаю, она боится, что я стану таким же как папа.

– А это не так? – мягко спросила Зоя.

– Нет! – с жаром воскликнул Костя. – Ни за что! Он любил только себя, любил любовь других к себе, любил обожание фанатов.

Он почти слово в слово повторял слова Тадеуша.

– А я люблю заниматься музыкой. Не все же музыканты такие, как был папа. Крестный, например. Если уж говорить, что я следую чьим-то там стопам, то я иду по его стопам.

Костя вскочил с кровати и беспокойно заходил по комнате, останавливаясь и прислушиваясь к неясным голосам в соседней комнате.

– Когда маму забрали менты, а тело отца упаковали и увезли, я остался один в опечатанной квартире. Никто не побеспокоился о том, чтобы найти родных или просто спросить меня о них.

Зоя пришла в ужас, представив маленького мальчика одного ночью в месте, где только что был убит его отец, и пятна крови напоминали об этом.

– И что ты сделал? – затаив дыхание спросила она.

– Ничего. Плакал, – буркнул мальчишка. – Пока не пришел Тадеуш и, не выломав дверь, не забрал меня. Я слышал, как трезвонил дверной звонок, но боялся подойти к двери, страшно хотел в туалет, но нужно было пройти через комнату, где все произошло, – пояснил он.

– И…, что было дальше?

– Он забрал меня с собой, отвез в больницу, у меня была сломана лопатка, и только потом бабушка и дед, узнав о случившемся, примчались за мной. Но это уже случилось после звонка Тадеуша. Никто не оповестил их о случившемся, и если бы не крестный, неизвестно, сколько времени мне пришлось просидеть одному. Они просто опечатали квартиру и ушли! – В сердцах воскликнул он.

– Тадей мне больше, чем крестный. А теперь он и мама ругаются, как когда-то родители. Я боялся темноты, боялся вставать по ночам и, – Костик смутился. – В общем, много чего было.

Зоя заметила его взгляд, брошенный на кровать, и поняла то, что он не договорил, так как и сама прошла через это.

– А ведь ты не прав, – возразила Зоя. – Они не могут ругаться как твои родители. Ты только что сказал, что отец любил только себя. А эти двое, – она кивнула на кухню, – любят тебя. Они пока просто не могут придти к общему мнению по твоему воспитанию. Ты же у них первый и единственный ребенок. Не переживай, – она поднялась с кресла и встав рядом, взлохматила волосы парня, – они научатся и придут к общему знаменателю.

За стеной хлопнула входная дверь, послышались легкие шаги в коридоре, а затем звук еще одной закрывшейся двери. Зоя поняла, что обсудить сейчас с подругой неожиданную встречу на даче не получится.

Поговорить удалось только вечером. Зоя с возмущением поведала подруге об очередном предательском поступке бабки.

– Я не буду заламывать руки с криками: как она могла? Скажи мне только, разве это в принципе возможно, ведь закон защищает сирот?

– Давай проконсультируемся, – предложила Тома. – Поговорим с Львом Борисовичем, папиным юристом. – Тома взяла телефон.

– Знаешь, там все осталось как прежде. Будто и не было этих десяти лет. Даже наши с Дениской велосипеды так и стоят в сарае. Цветы, посаженные мамой, неухоженные, но все еще живые.

– Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть тебе родительский дом, Зайка. Я обещаю. Сейчас же напишу отцу, чтобы договорился о встрече с юристом, – сказала она, открывая отцовский контакт. – Не знаешь, чем там Костя занимается? Целый день из своей комнаты не выходит, – спросила она, набирая текст.

– Переживает из-за вашей с Тадеушем перепалки.

Тома закончила писать и сидела, вертя телефон в руках, открывая и закрывая мессенджер.

– Скажи Тома, – мягко начала Зоя, – почему ты не доверяешь Тадеушу, за что его не любишь?

Тамара вздернула голову и в недоумении посмотрела на подругу:

– Не люблю? Неужели со стороны это выглядит именно так?

– Ну-у, – протянула Зоя, обрадовавшись, что подруга не оборвала ее на полуслове, сказав, что она лезет не в свое дело. – Ты избегаешь его, отвергаешь или просто игнорируешь его предложения.

Тома молчала, и Зоя уже начала жалеть, что затеяла этот разговор, когда подруга ответила:

– Я не не люблю его. У меня к нему неоднозначные чувства. И первое – это чувство стыда. Он всегда его у меня вызывал. Он всегда был свидетелем наших с мужем скандалов, всегда оказывался рядом. Из-за этого было стыдно мне, не мужу. Влад всегда считал себя правым, ему якобы нечего было стыдиться. Тадеуш, как ни странно, выбирал мою сторону в конфликтах, но от этого не легче.

– Он был другом твоего мужа?

– Да, но впервые мы встретились уже после свадьбы. Влад не хотел знакомить меня с друзьями и коллегами, шутил, что уведут. И, наверное, он не зря боялся. В такого, как Тадеуш, любая бы влюбилась. И я тоже могла бы, если бы встретила его первым. – Тома встала с дивана и подошла к окну. Соседний дом светился огнями, но окна напротив были темными.

– А Влад? Какой он был?

– Красивый и обаятельный, это первое, что бросалось в глаза. Бесшабашный и легкомысленный. До рождения сына я была счастливой женой. А потом начались трудности, с которыми сталкиваются многие молодые пары, когда в семье появляется третий. Для Влада он, конечно, не стал лишним, но усложнил его жизнь. А сложности мой муж не любил. – Тома повернулась к подруге лицом, и стояла, прислонившись к подоконнику. – Зайка, я не хочу тебе рассказывать подробности своей неудавшейся замужней жизни. Там все очень банально: алкоголь, позже наркотики, ну и измены, как же без них. Он нередко возвращался домой, пропахший чужими духами и с засосами на шее.

– Но, почему ты не развелась с ним? – удивилась Зоя.

– Сначала надеялась, что он изменится. Наивная, правда? Потом думала о Костике, имею ли право оставить сына без отца. Кроме того, Влад всегда умело убеждал меня в своей невиновности: мол, это все фанатки виноваты, напали, зацеловали, – Тома грустно усмехнулась. – А мне очень хотелось в это верить. Теперь я понимаю, что его вранье было очень неубедительным, шаблонным, я бы сказала. Не был он ни оригинальным, ни талантливым в своем обаянии, просто я очень хотела поверить ему, и верила. Изменить человека без его на то желания, любого, я сейчас не только о себе говорю, все равно, что Землю заставить вращаться в другую сторону. Когда я это поняла и собралась от него уйти, нужно было уходить сразу, а не разговоры разговаривать. А я все-таки надеялась разводом его припугнуть. Начались скандалы. И чем это закончилось, ты знаешь. Для себя я решила – держаться от мира моего мужа как можно дальше.

– И никогда в жизни больше не связываться с человеком публичным, – мысленно добавила она. – Делить любимого человека с другими я больше не буду. Иначе чем моя жизнь будет отличаться от прежней? Те же концерты, поездки, фанатки, и даже еще больше фанаток, – она успела убедиться, что группа стала более популярной, чем при ее муже.

– Тадеуш напоминает тебе мужа? – поняла Зоя. – Но он же совсем другой! – воскликнула она.

– Конечно другой, – согласилась Тома. – Он, – женщина задумалась на мгновение, – мне не приходит в голову ни один из его недостатков, кроме того, что он известный артист.

Зоя озадаченно вскинула брови.

– Он всегда был надежным другом даже моему непутевому мужу. А еще я всегда поражалась его чутью. Тадэк будто чувствует, когда мне нужна его помощь. Я еще не до конца понимаю проблему, а он уже тут как тут. Как трое из ларца: и то сделает, и другое и третье. А я всегда боюсь встречаться с ним: только бы он не видел меня такой беспомощной, жалкой. – Представь мой ужас, когда он заявился с Костиком в колонию. Самый страшный час моей жизни после смерти мужа: весь такой лощеный, красивый, и на его фоне я – в платке и бесформенном свитере. Тадеуш – мечта любой женщины, любимец тысяч музыкальных поклонниц и мой персональный кошмар.

– Томочка, ты себя недооцениваешь.

– Ничуть, – фыркнула та.

– Значит, ты меня обманывала, когда тыкала носом в зеркало, чтобы я убедилась какая я прекрасная? А ведь я была одета в ту же униформу, что и ты.

– Ну, тихушница, ты меня подловила, – засмеялась Тома. – Завтра в полдень, – прочитала она сообщение от отца. – В моей жизни всегда было только два человека, на которых я могу безоговорочно положиться, – созналась она, – папа и Тадеуш. Именно ему я позвонила после ареста, когда не смогла дозвониться до отца. Тебе повезло с родственником, Зайка. Держись за него.

– Но ведь и тебе повезло, он твой друг.

– О, – спохватилась Тома, – я поняла, его второй недостаток заключается в том, что он мужчина.

– Мужчина, привлекательный для многих? – спросила Зоя.

– Именно, – ответила Тома.

Часть 4. Глава 29

Часть 4.

«Одна из наиболее примечательных особенностей живых организмов – это их сложность и высокая степень организации» – Зоя зажала уши и в третий раз перечитала предложение. Не помогло. Звериный слух отлично улавливал посторонние звуки за стеной:

– На кой ляд тебе эти кулинарные курсы? Открывай интернет и выбирай любой рецепт. Если совсем дура, найди видео рецепт! – заявлял недовольный мужской голос.

– Ты не понимаешь, да? Я хочу научиться профессионально печь самые разные торты, а не только банальный медовик, который готовит твоя мама, – отвечал ему еще более недовольный женский.

– Чем тебе медовик не угодил?

– Да всем он хорош, только на-до-ел!

«Живые организмы обладают способностью извлекать, преобразовывать и использовать энергию окружающей среды – либо в форме органических питательных веществ либо…» – бубнила Зоя, стараясь заглушить голоса:

– А что я буду жрать, пока ты будешь проводить вечера на своих курсах?

Зое тоже стало любопытно, чем ответит женщина на этот железобетонный мужской аргумент:

– А вот тут тебе пригодится совет, который ты мне только что дал: откроешь интернет и выберешь любой рецепт. А если уж совсем дурак, откроешь видео рецепт.

В воображении возникла довольная мордаха соседки, с которой Зое уже довелось несколько раз сталкиваться на лестничной площадке.

«Организмы способны специфически реагировать на изменения окружающей среды. Способность реагировать на внешнее раздражение – универсальное свойство живого», – сообщил автор учебника биологии.

– То есть, ты предлагаешь мне придти домой с работы и начать заниматься готовкой? – градус раздражения начал повышаться и Зоя опять приложила ладошки к ушам.

– Но ведь я же так делаю? – невинно прозвучавший вопрос заставил мужчину сменить тактику.

«Живые организмы хорошо приспособлены к среде обитания. Они прекрасно соответствуют своему образу жизни. Достаточно ознакомиться со строением паразитического червя…»

– Лучше бы ты на водительские курсы пошла, задолбало тебя возить.

– Ты идиот? Я тебе сто раз говорила, что я боюсь! Боюсь машин, боюсь пешеходов, которые прут через дорогу, как будто им собственная жизнь не дорога!

Зоя захлопнула учебник, собрала со стола исписанные листочки с пометками и пошла на кухню, за стеной которой жила семейная пара пенсионеров из соседнего подъезда, и скандалами не докучала. Когда подруги обсуждали, как обставить милую комнату с эркером, им и в голову не приходило, что ее недостатком станет не выход на шумный вечерами двор, а молодая семейная пара за стеной. А подготовка к тесту по биологии требовала сосредоточенности.

Впервые ссора соседей разбудила Зою в ночь после переезда в собственную квартиру два месяца назад. Спросонья она так испугалась их криков, которые, как ей показалось в первый момент после пробуждения, раздавались у самой постели, что первое, что сделала, потянулась к своему серому защитнику, только потом, вспомнив, что все предыдущие многочисленные попытки кончались ничем. Волчица, которой передался Зоин испуг, не только не помогла, а взвыла, внося еще большую сумятицу в полусонный мозг, но тотчас замолчала, только прошлась волной судороги по телу, будто хотела перекинуться, и затихла.

Девушка лежала, накрывшись с головой одеялом и заткнув уши, но пронзительным женским крикам каменные стены и легкое одеяло – слабая преграда. Когда визг царапнул уши и бросил сердце в галоп, Зоя вскочила и скрылась в ванной, в наиболее удаленной точке от соседской квартиры.

– Томочка, возьми трубку, – молила она подругу, сжавшись в комочек на крышке унитаза.

Сонное Томино «Да» вызвало у Зои вздох временного облегчения.

– Тома, мои соседи, – затараторила она, – кажется, они убивают друг друга!

– С чего ты взяла? – резко спросила Тома, моментально теряя остатки сна.

– Сначала они просто орали друг на друга, а потом женщина завизжала, будто…

Тамара слышала голос подруги, а мысленно уже прокручивала варианты развития событий: оказалась на месте преступления, сбежала с места преступления, оказалась свидетелем, соучастником… , вспомнила все знакомые формулировки из протоколов. Этот мысленный словесный вихрь остановила одна разумная мысль: позвонить Тадэку, но она же и отрезвила:

– Так, стоп! – прервала она собственное и Зоино словоизвержение. – Эта та молодая парочка из пятьдесят шестой?

– Д-да, – дрожащим голосом ответила Зоя.

– Они все еще кричат?

– Не знаю, я в ванной сижу, тут не слышно.

– Так выйди и послушай, – приказала Тома.

Зоя приоткрыла дверь и прислушалась. В прихожей было тихо. Она на цыпочках, будто боясь спугнуть тишину, прокралась в спальню и, призвав волчицу в помощницы, навострила уши: из-за стены доносились сердитый мужской и отнюдь не испуганный женский голоса.

– Ну, что? – Зоя вздрогнула, услышав у самого уха голос подруги.

– Разговаривают, громко, нервно но, кажется, без агрессии.

– А о чем говорят?

– Они перешли в другую комнату, я не могу разобрать слова.

– Слава богу, – с облегчением произнесла Тома. – Я сейчас приеду. А ты, что бы там не происходило, не вздумай к ним идти. Поняла? Пусть хоть поубивают друг друга. Но если хочешь, можешь позвонить в полицию.

– Нет, – резко прервала ее Зоя. – Звонить не буду, – мысль об этом у обеих вызывала неприятие. – Но и ты не приезжай. Прости, что я тебя разбудила и напугала. Просто я, – Зоя запнулась, – я впервые в жизни осталась одна в квартире. И случилось все так неожиданно, что запаниковать я успела раньше, чем начала соображать. Рефлекторно кинулась прятаться.

– Я понимаю, – Тома уже совсем успокоилась. – Может, все-таки приехать?

– Нет, что ты, тогда Костик останется один. Господи, о чем я думала? После бабских драк в колонии это такая ерунда. Прости, Тома. Мне так стыдно. Подумаешь, соседи покричали друг на друга.

Наутро Зоя встретила скандальную парочку у дверей лифта, поздоровалась с улыбнувшейся ей женщиной и бросила искоса любопытный взгляд на ее мужа. Супруги излучали довольство, а запах подтверждал, что и удовлетворение. Девушка во второй раз почувствовала себя полной дурой и, не желая оказаться с ними в тесной кабине лифта, спустилась вниз по лестнице.

– Ничего не слышу, – вечером того же дня сказала Тома, когда Зоя по неосторожности заявила, что по телевизору у соседей идет передача про собак. – Ты слышишь их телевизор, который находится даже не в прилегающей к твоей квартире комнате?

– У меня хороший слух, – немного виновато пояснила Зоя.

– Такой же, видимо, как и нюх. Вот ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Хороший слух, как и нюх, бывает порой лишним.

Зоя, не споря, лишь пожала плечами: звериное обоняние помогает ей понять, какие эмоции человек испытывает, что можно ожидать от незнакомого человека, чего бояться.

– С такими соседями у тебя появилась возможность получить бесценный опыт семейных взаимоотношений, – без тени улыбки сказала Тамара.

– Я не понимаю, разве можно относиться к любимому и любящему тебя человеку с такой злостью? Разве не нужно быть к нему снисходительней?

– Ох, Зайка. Когда-то и я была такой наивной, считала любовь между мужем и женой несомненной, глядя на отношения собственных родителей. Для меня стало потрясением, когда я после свадьбы поняла, что так бывает не во всех семьях. Мама пыталась меня успокоить, убеждала, что сегодняшним миру и гармонии они обязаны ссорам и скандалам, которыми богата молодость. Каждое бурное выяснение отношений у них заканчивалось компромиссом и работой над ошибками.

– То есть, Любовь Михайловна считает, что при обоюдном желании любая пара может стать идеальной?