Читать онлайн Музейный смотритель бесплатно

Глава 1. Лето 2025

С огромной благодарностью моим коллегам, которые стали героями этих заметок или поделились своими историями.

После поисков нового места в жизни я оказалась в какой-то момент среди музейных смотрителей. Подробный рассказ, каким именно образом это произошло, будет слишком долгим и вряд ли кому-то интересным. Так или иначе, я здесь и сейчас.

––

По галерее ходит девочка лет трех-четырех и размахивает своей детской сумочкой. Лихо машет, на 360 градусов. Ясно, что я насторожилась и пошла в ту сторону. Мама сразу оценила ситуацию. Говорит дочери: «Вот ты меня не слушаешься, а к тебе уже идут». Улыбаюсь на замечание мамы, объясняю, что и вправду сумочкой лучше не махать, а то и сигнализация сработать может. Доча отдает сумочку маме и превращается в самого дисциплинированного посетителя. Мама смотрит благодарно.

––

Интересно воспринимаются некоторые экспонаты. В центре одного из выставочных залов находится скульптура сидящего мальчика. Бронза не гладкая, как обычно, имеет вид комковато-пупырчатый. Одна из наших смотрительниц окрестила мальчика жабенком (потому что поверхность – как шкурка у жабы). Я его про себя называла грязнулькой (потому что ощущение, что он облеплен грязью или даже сделан из нее). Другая смотрительница подошла, посмотрела внимательно и говорит с сочувствием: «Да нет, он же просто больной» (видимо, оспой или псориазом). В один из дней подошла девочка с родителями и спрашивает у них: «А почему мальчик весь в мурашках? Ему холодно?». Позже подошел мужчина с женой и говорит: «Он прямо, как я после бритья». Наверное, это тот самый случай, когда форма совершенно затмила содержание.

Еще одна смотрительница разом перечеркнула все предыдущие версии, сказав: «Так пенек тоже пупырчатый». Опа… А ведь и правда. Как говорится, не садись на пенек…

––

Выходной. Пропали все проблемы со сном. Сплю, как младенец. Казалось бы, невелик труд быть смотрителем, но в реале 12 часов (минус два обеда по 30 минут) дают о себе знать. Долго сидеть не можешь, даже если мало посетителей, потому что начинаешь засыпать. Но у нас посетителей много. Очень много! От двух до пяти тысяч в день. Поэтому я за день нахаживаю шесть-семь километров по залу.

––

Выходные заканчиваются, потихоньку настраиваюсь на очередное погружение в ближайшие два дня. Коллектив сплошь девочки от 45 до 65 лет. В интернете какой-то молодой человек написал, что в залах сидят смотрители-бабушки. Ну какие же мы бабушки? Все в деловых брючных костюмах, с макияжем, маникюром, стильными брошами на фирменных галстуках. Мы просто взрослые женщины (хотя и имеющие в большинстве своем внуков).

––

Посетительница с мальчиком лет 6-7 попросила прочитать, что написано на табличке возле скульптуры. Он прочитал: «ПагАнини».

Смена хорошая: посетителей не слишком мало и не слишком много. Людям видны экспонаты, а мне – люди.

––

Сегодня день потерь. В одном зале осталась валяться на полу кепка, в другом – золотая цепочка. Все отправляется в специальное место для возврата владельцам, если таковые обнаружатся. Теряются также резинки для волос, салфетки для протирания очков (очень часто). А как-то на полу остался порционный пакетик с сахаром. Хорошо, что запечатанный. Был и тощенький полевой цветочек, очень похожий на те, которые растут возле нашего музея.

-–

Выходной. Совсем не тянет к людям. Даже к самым замечательным. Хочется оставаться в тихой комнате с книжкой и никого не видеть. Это не депрессия. Просто когда снятся тысячи людей, проходящих перед тобой…

––

В зале прохладно. Около 18 градусов. Так нужно для картин. Ничего страшного. Три слоя одежды наверху, три внизу, активное периодическое хождение – и все хорошо. Хотя, если сидишь совсем рядом с кондиционером, это может становиться проблемой.

––

Читала в интернете отзывы о музее. В основном хвалебные, но встречаются и ругательные. Чаще всего люди возмущаются тем, что не разрешается приносить с собой воду. Ну вот не разрешается. Таковы правила. Может, я тоже подискутировала бы с теми, кто их составлял, но вот так. Также много недовольных тем, что нельзя заходить с рюкзаком за плечами. Но дело в том, что можно нечаянно задеть экспонат, а каждый из них имеет стоимость, выражаемую семизначной цифрой, как минимум. Тут забота еще и о кошельке самих же посетителей. Пишут, что вот, мол, меня рюкзак заставили нести за ручку (как вариант – перевесить на грудь), а другие ходят, как хотят, и ничего. Что скажешь? Во-первых, бывает столько людей, что смотритель или безопасник просто не успевают все заметить, особенно к концу дня, когда уже смотришь, но не видишь. Во-вторых, некоторые люди послушно снимают рюкзак, а потом, отойдя на несколько метров, надевают снова. Если человек категорически не хочет прислушиваться к рекомендациям, то лучшее решение – просто оставить все, как есть, но в этом случае смотрителю приходится ходить за таким посетителем буквально по пятам, чтобы проконтролировать, не цепляется ли за что-нибудь или за кого-нибудь рюкзак. Соответственно, другим посетителям должного внимания уже не уделяешь. В общем, на каждый негативный отклик можно ответить разумными аргументами, но настроение, конечно, портится. Однако читать свежие комменты продолжаю. И плохие, и  хорошие. Все равно интересно.

––

Очень много посетителей. Нам тяжело. В какой-то момент решили дружно повторять (про себя): «Горшочек, не вари!». Не сработало.

––

Для посетителей выставка – это важное событие, все к нему готовятся, настраиваются, платят деньги, в конце концов. А мы смотрим на экспонаты часами, днями, неделями и даже месяцами. Для персонала это уже становится рутиной. Поэтому нужно напоминать себе: к тебе идут за праздником, не порти его людям, не перегибай. Особенно, когда нужно сказать посетителю о каком-то ограничении при посещении музея.

––

Традиционно много людей. Над общим уровнем голов возвышается молодой мужчина, который поднимает вверх паучка в ползунках возрастом недели две, не больше, и говорит ласково: «Ну как тебе, Ромулька? Красиво?». Ромулька молодец, не плачет, не кричит. Наверное, кряхтит себе потихоньку, но за общим приглушенным гулом не слышно.

––

Дежурю сегодня в начале выставки. Многие заходят, останавливаются и говорят: «Неужели я здесь?!». Или: «Как красиво!». Или просто: «Ах!». В итоге чувствуешь себя немного феей. Но есть и те, кто заходит уже раздраженный. Может, оттают, осматривая экспонаты?

––

У нас есть свой язык. Например, слово «допики» обозначает дополнительные билеты, которые продают сверх тех, которые люди приобрели на сайте с гарантированным временем. Есть свое слово для сообщения по рации при сработке сигнализации, а также есть слово, которое, передаваемое также по рации, обозначает сообщение: «В зале директор!». Называть это слово не буду, еще пригодится.

––

У портрета Анны Ахматовой работы О.Л. Деллы-Вос-Кардовской останавливаются две молодые женщины, и одна из них вполголоса читает «Сжала руки под темной вуалью…». У меня, битого жизнью прагматика, на глаза наворачиваются слезы. Идиотизм, конечно (с моей стороны).

––

Запреты для смотрителя: фотографировать посетителей по их просьбе, оценивать экспонаты (высказывать посетителям свое мнение), задерживаться с обеда, задерживаться из туалета (можно отойти в любой момент, но не устраивать себе дополнительный перерыв), подставлять коллег (например, негласная служебная этика требует сообщить о приближающемся к залу начальстве).

––

В углу одного из залов стоит бронзовый бюст Д.Д. Шостаковича. Две старшеклассницы пытались поковырять пальцами у него в носу. Пояснить подбежавшему смотрителю, зачем, они не смогли. Наверное, это молодые пытливые умы. Всей сменой повеселились вечером в раздевалке, хотя понятно, конечно, что нехорошо совать пальцы в музейного Шостаковича.

––

Поговорка «Для чего родился, на то и пригодился», верна на все сто. Однако часто люди не понимают, что нет работы, с которой справится каждый. Далеко не каждый сможет работать уборщицей, кассиром в супермаркете, сторожем. Не просто работать, а быть отличными (или хотя бы хорошими) уборщицей, кассиром, сторожем. Простые должности не так просты, как может казаться со стороны. Попробуйте, поработайте, и вы это быстро поймете.

Музейные смотрители в ряду прочих уважаемых и необходимых обществу профессий – не исключение. Да-да. Нередко люди думают, что задача смотрителя – просто сидеть на стуле, но это про другое. Это про умение сделать посетителю при необходимости замечание, которое будет выглядеть как доброжелательная рекомендация. Сочетание гибкости и твердости. Внимание. Интеллигентность. Если презираешь интеллигенцию как класс («еще и шляпу надел»), то не получится.

Если у вас посетитель, который пытается хамить или даже откровенно хамит (что кстати, большая редкость), и вы знаете, что он абсолютно не прав, нужно сказать ему: «Вы абсолютно правы». Не раздражаясь. Потому что если он не прав, а вы не смогли убедить его в своей правоте и дошло до конфликта, то это ваша вина. Музей – это официально не сфера обслуживания, но по факту во многом – она самая. И покупатель (посетитель) всегда прав. Если вы не готовы к этому, то это не значит, что вы плохи, это значит, что должность музейного смотрителя – не ваше.

Не встречала человека, который ходил бы, надувшись от гордости из-за того, что он – музейный смотритель. Все понимают: должность, в общем-то, из рядовых, но многие считают, что имеют право требовать беспрекословного подчинения, давить, указывать. На эту должность приходят ото всюду, полагая, что тут все просто, а удерживаются те, кто хочет дышать этим воздухом. Для кого это истинная ценность. А все остальное, различные технические моменты, проблемные ситуации – это исключительно вторично, малозначимо.

И.Л. Андроников говорил: «…я так любил филармонию, что готов был пол подметать, так мечтал иметь хоть какое-нибудь причастие к этому замечательному учреждению» (И.Л. Андроников. «В первый раз на эстраде»). Если вы понимаете, о чем это он, из вас получится смотритель.

––

Самые лучшие смотрительские посты – первый и последний. На первом всех встречаешь, говоришь «Здравствуйте!». Посетитель полон энтузиазма и предвкушает. На последнем посту всех провожаешь. Те посетители, которые дошли до конца, понимая, что свобода близко, благодарят: «Спасибо вам!» Отвечаешь: «Пожалуйста! Приходите еще!».

Как и в жизни, в нашем музее важнее всего начальная и конечная точка.

-–

Мышление человека – это самое интересное из всего, что существует на свете. Наша выставка называется «Пять веков русского искусства». Слышу, как одна из посетительниц говорит друзьям: «Идем, идем! Посмотрим! Это же выставка «Пять веков до нашей эры».

––

В чем же, собственно, трудности и подводные камни работы смотрителя? Работа часто на ногах. Сенсорный перегруз (большое количество людей, проходящих перед тобой). Эмоциональное напряжение в течение 12 часов из-за недовольства некоторых посетителей персоналом, зданием, экспонатами и прочим – зачастую годится любой повод разрядиться для тех, у кого есть свой какой-то жизненный негатив. «Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые» (Булгаков М.А. «Мастер и маргарита»). Поэтому присматривать за порядком в зале нужно так, чтобы это не было демонстрацией, в противном случае почти гарантированно такой человек остановится, повернется к тебе и скажет: «Что вы за мной ходите?! Оставьте меня в покое!» Ответить: «Это моя работа», – плохой вариант. Ответить: «Извините, постараюсь вам больше не мешать», – но продолжать ненавязчивое наблюдение – вариант хороший. Выходит, что смотреть должен быть еще и мастером конспирации (мысленно ставлю смайлик-улыбку в этом месте).

Тяжелая ли это работа? Работа всегда тяжелая, если работать.

––

Иногда ощущаешь себя частью выставки. Молодой человек подошел, говорит: «Какой у вас галстучек красивый! И бейдж оригинальный с логотипом!». Ну да, ну да. Понятное дело, фэйс уже заметно уступает и логотипу, и галстучку. На да ладно.

––

Икона «Чудо Георгия о змие» вызывает большой интерес. Животину, которую топчет конь, все называют по-разному. Люди постарше – «змий», люди среднего возраста – «змей», дошкольники – «змея», а подростки – «дракон». Каждый прав по-своему.

––

Утром приходим в залы рано, но зато хоть наговоримся, пока посетителей нет. Потом-то уж не получится, у каждого свой пост, кучковаться в течение смены нельзя.

––

Иногда сознательно совершаю маленькие преступления. Вот сегодня шли по залу две очень хорошо одетые женщины. У одной в руке – туфли на приличном каблуке. Приглядываюсь, обалдеваю, подхожу: «Извините пожалуйста, у нас нельзя ходить босиком». Оказывается, стерла ноги в дым. Быстро думаю: «Инструкция… Правила… Нельзя у нас босиком ходить… Пол паркетный… И?.. Что ему сделается?! Посетительница не босиком, а в беленьких следочках… Почти что тапочки… Да я не женщина, что ли?!». Говорю тихонько: «Нельзя ходить босиком, такие правила посещения. Но у вас брюки широкие, в пол, не заметно, что вы без обуви. Если бы не туфли  в руках, я бы и не заподозрила. Давайте вы их просто спрячете». В секунду туфли ныряют в объемную сумку. «Спасибо!!! Спасибо!!!». Идут дальше. Прошли в ХХ-й век, вернулись в XIX-й, в XVIII-й, опять в ХХ-й. Через полтора часа направились к выходу. «Ну что, – спрашиваю, – никто вас так и не спалил?». Улыбаются: «Нет». Заговорщически негромко роняю: «Но мы с вами должны сохранить эту маленькую тайну». В ответ дружный шепот: «Да!».

Они потом написала очень хороший отзыв о музее. Пять звезд поставили. Разве музею пять звезд не нужны? Конечно, эти опусы может прочесть мое руководство и потребовать подать ему Тяпкина-Ляпкина. Ну тогда я скажу, что это просто художественный вымысел. Занесло, завралась. А как на самом деле было, пусь читатель решает сам.

––

По-разному посетители называют смотрителей. Девушкой – случается периодически. Не злит, но изумляет. А вот барышней меня назвали впервые. Барышня – это устаревший вариант слова «девушка». Барышнями раньше называли девушек дворянского (знатного) происхождения. Ну… дедушка мой и вправду был из дворян. Назвал меня так мужчина весьма зрелых (то бишь моих) лет. Возможно, я для него и вправду барышня. А сегодня пожилая дама обратилась ко мне, начав так: «Сударыня…». Как следует из Толкового словаря Т.Ф. Ефремовой, устаревшая форма вежливого, учтивого обращения к женщине, девушке. А что? Неплохо.

––

К скульптурному портрету И.Е Репина работы В.М. Васнецова подошла группа девушек лет двадцати. Посмотрели внимательно, одна из них задумчиво обронила: «За такого бы я пошла…».

––

В залы приходим рано. В 9.00 уже все на местах, хотя посетители приходят только в 10.00. Считаем экспонаты, заполняем журналы, проверяем сигнализацию и средства связи со службой безопасности, встречаем-провожаем клининг. Ну и поговорить, конечно. Кто куда на выходных ходил-ездил, что с детьми (вариант – с внуками), кто родился и, увы, кто умер. Жизнь. Без пяти десять желаем друг другу хороших посетителей и расходимся по постам. Кстати, когда я проходила собеседование при приеме на работу, меня спросили, как я понимаю миссию музейного смотрителя. Я, не сумев, как обычно, усмирить свою иронию, сказала: «Сторож!». Хвала небесам, люди попадись с юмором, просто посмеялись. Теперь я сказала бы иначе: «Часовой». Интернет говорит, что часовой – это вооруженный караульный, выполняющий боевую задачу по охране и обороне порученного ему поста. Точно про нас. Оружие – рация и улыбка.

––

Нас, работников музея, много: смотрители, хранители, экскурсоводы, контролеры, билетеры, клининг, служба безопасности, администраторы, Росгвардия, гардеробщики, продавцы, работники ресторана, инженеры, электрики, руководство. Целый муравейник, только частично видимый гостям музея.

––

Хранители приходят в залы до появления гостей с широкими опахалами (пушистыми щетками с сомнительным названием «пипидастр») и обметают пыль с картин и скульптур. «Русский Сцевола» – колоритный персонаж с могучим торсом и топором в руке. Хранительница ростом примерно 160 сантиметров обметает фигуру высотой два с половиной метра. Заботливо, даже нежно. Мы, смотрители, подначиваем:

– А по голове-то не погладила!

– Зато спинку почесала!

––

Одна из новеньких смотрительниц сказала, что ей у нас не нравится: «Тупая работа». Вот уж не согласна. У нас каждый день – новый квест. Никогда не знаешь, что очередная смена тебе принесет. Это и не удивительно – работа с людьми. Большинство посетителей приходит на позитиве, но бывает и по-другому. Могут прийти уставшие туристы, которым нужно охватить как можно больше, а сил уже нет. Могут прийти супруги, которые уже с утра поругались и продолжают потихоньку грызться. Могут… Да что угодно может быть. Часто люди задают вопросы об экспонатах, и хотя в обязанности смотрителя не входит консультирование, стараешься ответить по мере сил. А если чего-то не знаешь, самому становится интересно, начинаешь потом искать ответ по разным источникам.

––

Женщина зашла в зал с мальчиком лет шести. И мальчик начал петь. Ангельским голоском, очень мелодично, одну и ту же музыкальную фразу. Довольно громко, поэтому пришлось попросить маму: «Пожалуйста, потише». Мама сказала, смущенно улыбаясь и очень доброжелательно: «Он не может. Понимаете… он такой. Если начнет кричать, я его уведу». Отвечаю: «Извините, я думала, что он балуется. Я вас поняла». Пока они шли по залу, передала соседке, чтобы не делали замечаний, не теребили. Та передала дальше. Так мама с сыном и прошли всю выставку. И даже из последнего зала слышалось колокольчиком его пение.

––

Быт смотрителя незамысловат. Обедаем своим. В кафе мало кто заглядывает – очередь, да и ассортимент – кофе-выпечка. Ходить некуда, все далеко. Есть помещение, где мы едим каждая свое немудрящее. Сильно натарабаниваться нельзя – захочется спать. Спокойная обстановка, постоянный ровный негромкий гул голосов, бесшумное и равномерное передвижение посетителей по залу – все это провоцирует дрему, действуя, как гипноз. Если такое вдруг накатывает, встаешь и ходишь. Чем больше хочется спать, тем шире шаг. Часа через два проходит.

––

Девочка лет трех (а может, и четырех) бегает через весь зал по диагонали. Как выяснилось, от одной бабушки к другой. Пришлось попросить не бегать. Молодая мама сгребла ребенка и вышла из зала. «Ну все, – думаю, – уйдут не досмотрев, и жаловаться еще будут». Но минут через пять мама появляется: девочка, хотя уже и большая, едет в сидячей коляске. Как в мерседесе. Даже пристегнута. Я, подходя: «Вы нашли вариант?». Мама, улыбаясь: «Иначе она вам тут все разнесет». Какой живой ребенок!

––

У каждого места в залах есть свое смотрительское название: ангел, алжирка, мужик с топором, павлины, квадрат, конь, космос.

– Ты где завтра дежуришь?

– У павлина.

– А я у квадрата.

И сразу всем понятно, о чем речь.

––

В полу в нескольких местах есть технические люки. Там электрические розетки. Люки эти абсолютно сливаются с полом, угадываются только по металлической рамочке размером примерно 15 на 20 сантиметров. Мама с сыном лет полутора-двух идет по залу, ведет его за руку. Притормаживает возле картины. Сын тем временем наклоняется вбок, к люку. Подумав секунд пять, свободной рукой нажимает точно в то место, через которое люк должен открываться. К счастью, не открылся – мама потянула малыша дальше. Но в зал они заходили несколько раз, и каждый раз я, дабы упредить нездоровое любопытство будущего инженера, вставала ногой на это место и стояла, пока не уйдут.

––

Многие посетители удивительно невнимательны. Читают таблички неправильно: «Прерванное обучение» (вместо «Прерванное обручение»), «Малыш с игрушкой» (вместо «Мальчик с игрушкой»), «Ира» (вместо «Игра»). И вроде смысл находят сообразно неправильно прочитанному. Может, так влияет незнакомая обстановка?

––

Была экскурсия ну очень высоких гостей, о которой нас предупредили заранее. Зал пустой. Минуты за две до прихода особых лиц вдруг до обморока захотелось поподробнее рассмотреть скульптурный портрет. Взяла смартфон, посветила фонариком. Напарница спрашивает: «Ты что делаешь?». Говорю: «Изучаю глубину ушей». После этого обе начали хохотать, но беззвучно, с тихим сипением. Экскурсия-то на подходе. Кое-как собрались в кучу, все прошло штатно.

––

Есть экспонаты, посвященные Великой Отечественной. По залу, где они расположены, идут две девушки лет по 20, и одна другой с возмущением говорит: «Ну ты что, не помнишь, когда война с немцами закончилась?! В 79-м!!!».

––

Когда посетителей мало, проблем не возникает никаких: никто не заступает туда, куда заступать нельзя, не трогает экспонаты, не бегает, не шумит и так далее. Но чем людей больше, тем больше нарушений. Видимо, даже в самой мирной толпе человек дуреет. А может, просто от избытка информации становится не таким внимательным.

––

Для посещения музея дресс-код, конечно, не установлен. Каждый одевается, как хочет, и, соответственно, очень по-разному. К смотрителю подходит очень хорошо, со вкусом одетая девушка и возмущенно делится наболевшим: «Ну вот куда люди пришли?! Кто в трусах, кто голый!!!».

––

Экскурсоводы у нас все разные, но все замечательные. Есть и женщины, и мужчины. Кто-то отличается особой улыбчивостью, кто-то особой вдумчивостью и деликатностью, кто-то звонким голосом и выразительной интонацией. Многие вошли в работу сразу. Накануне открытия выставки ходили по залам, бормотали с листа. Потом проводили «экскурсию» для своих, которые изображали посетителей. Один из экскурсоводов сейчас особо любим посетителями, хотя начинал очень тяжело. Заикался-спотыкался, терялся и всячески мучился. Ничего, прошло. Это тот самый случай, который описывала в своей книге «Объяснение в любви» Валентина Леонтьева. Она так рассказывала о своем первом выступлении на телевидении: «Это было чудовищное зрелище. В эфире появилась молодая перепуганная женщина, глаза которой были обращены внутрь. Она читала строчки на своем мозговом экране, ничего не понимая из того, что говорит. Вид у нее был, как будто ее вели на эшафот!»… Не успела кончиться передача, председатель радиокомитета позвонил и спросил: «Что это было?» – «Это наш новый диктор Леонтьева», – ответила директор. «Чтобы больше ее в эфире не было!». История закончилась хорошо, выгонять не стали, дали шанс, и страна получила изумительного диктора, а еще тетю Валю в передаче «Спокойной ночи, малыши», ведущую передач «В гостях у сказки» и «От всей души».

Возвращаясь к теме наших экскурсоводов, повторюсь: все они неповторимые и замечательные.

––

Очень высокий посетитель наклоняется к самой маленькой нашей смотрительнице, сидящей на стуле, и спрашивает: «Мужика видала?». Та, совершенно обалдев: «Да я много мужиков видала». Оказывается, он имел ввиду бронзовую скульптуру с обнаженным торсом. Долго рассказывал смотрительнице о том, что все в этой фигуре непропорционально, что скульптор все сделал неправильно.

––

Одно из преимуществ нашей работы состоит в том, что смотрители всегда знают «что сейчас носят». Чего только не увидишь. Остается только удивляться фантазии, разнообразию и несхожести вкусов людей.

––

Две женщины в возрасте долго рассматривают картину, на которой нарисована роскошная агава. Потом одна говорит: «А моя-то какая облезлая. Надо ее пересадить».

––

В работе смотрителя очень велико значение жестов. Иногда они более уместны и воспринимаются посетителями более лояльно, чем слова. Например, женщина фотографирует подругу, та вплотную подходит спиной к картине, за линию. Приближаешься и на ходу делаешь жест ладонями рук «к себе». Прекрасно воспринимается. Или кто-то заступил, увидел, что ты подходишь, и тут же сделал шаг назад, поняв свою оплошность. Прижимаешь руку к груди в знак благодарности, слегка наклоняясь вперед. В итоге – улыбки и взаимное расположение. Но, конечно, тут важно не напортачить. Если, например, вы щелкните пальцами, выразительно глядя на посетителя или похлопаете его по плечу – это будет очень плохой вариант.

––

Администраторам звонила, судя по голосу, очень пожилая женщина, хотела, чтобы ей рассказали обо всех экспонатах, а потом она решит, стоит ли приходить. Экспонатов на выставке в общей сложности чуть за 300. Ей посоветовали посмотреть информацию в интернете, но бабушка сказала, что ей нужно, чтобы все сообщили по телефону, и не просто перечислили экспонаты, но и рассказали о каждом.

––

12 часов рабочий день, до 5000 посетителей – и ни одного нецензурного слова в уши. Даже странно как-то. Удивительная работа.

––

Пожилые супруги, выходя из зала, говорят:

– Спасибо вам!

– Пока рано. Впереди еще один зал.

– Мы знаем. Спасибо за Левитана и Коровина.

Остаюсь с Левитаном-Коровиным-Репиным. Рабочий день продолжается. Спасибо за приятность души вам, великие живописцы и замечательные посетители музея.

––

У нас продолжает формироваться собственный новояз. Пластиковые карточки, открывающие служебные помещения – это СКУДы (аббревиатура, которая расшифровывается как «система контроля и управления доступом»). Старшая смотритель написала в чате: «Перед уходом с работы не забываем оскудиться» (имелось ввиду, отметить уход). Конечно, мы тут же переименовали процедуру в «опаскудиться». Посмотрела в интернете, что значит слово «паскуда». Зачитываю вслух: «Подлый, отвратительный, никуда не годный человек». После паузы кто-то добавляет: «Только в музейные смотрители». Хохочем до слез.

––

К портрету Льва Толстого подходит пара. Мужчина лет 30 говорит: «Толстой… Отвратительное чтиво. Пытался читать – больше десяти страниц осилить не могу. Ничего не понимаю!».

––

За два месяца выставку посетили 110 000 человек. Если вычесть выходные и чужие смены, получается, что передо мной ежедневно проходит в среднем 2115 человек. Когда-то мне очень не хватало сенсорики. Выходила специально поболтаться по людным местам. Ха! В первые дни на работе от наплыва посетителей рассеивалось внимание, появлялось состояние «смотрю, но не вижу», все лица сливались в одно. Теперь уже вижу, различаю. И все-таки: больше двух тысяч в каждую смену!!!

––

Ходить по выставке с детьми – непростая задача для взрослых. Детям скучно, они уже минут через 15 устают, начинают капризничать, те же, что помладше – хныкать, а то и откровенно плакать. Но одна мама придумала хитрость. Заходя на выставку с двумя пацанами-погодками лет пяти и шести, дала им задание: «Ты считаешь, сколько на картинах дяденек, а ты – сколько тетенек. В конце сравним». И всю дорогу они увлеченно считали, а мама разглядывала картины. Периодически спрашивала: «У тебя уже сколько? А у тебя?». По-моему, гениально.

––

Как-то по выставке шли два подростка, и один, увидев издали скульптуру из белого мрамора, сказал: «О! Это, наверное, из соли!». Прочитал потом, из чего. Я сначала про себя фыркнула, а потом задумалась: может, из соли скульптуры все же делают? Конечно, делают! Например, Анат Голдберг сделала серию скульптур из солей Мертвого моря. Японский художник Мотои Ямамото создает абстрактные конструкции из обыкновенной соли. Но увы, этот материал недолговечен.

––

Вижу – коллега-смотритель в нескольких метрах от меня стоя прислоняется спиной к углу выставочного стенда и потихоньку постукивает по нему. Перекидываемся вполголоса:

– Ты это чегось?

– А… Спина болит.

– Сигнализация же может сработать от вибрации.

– Ну вот и проверим…

– А видеосьемка?

– Я так уже несколько раз делала. Это мой любимый угол.

Нужно сказать, что боль в спине – нередкая беда смотрителей. Много часов на ногах. Да если и сидишь, все равно не приляжешь, не расслабишься. Вот и получается: «А здоровье мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается».

––

Сегодня на улице жара, 30 градусов. Народ кинулся на море. Но некоторые все равно выбрали наш музей!

––

Группа подростков затеяла игру: с невинными лицами подходят к смотрителям и спрашивают: «А когда привезут картину Репина «Приплыли»?». Другие стоят в сторонке и хихикают. Ну да-ну да. Картины такой не существует. Есть просто устоявшаяся фраза, своеобразный фразеологизм, порожденный исторической путаницей. Речь идет о картине «Монахи. Не туда заехали» (автор – Лев Соловьев). В 1930-х годах картина была на музейной выставке рядом с полотном Ильи Репина, написана в той же манере, посетители решили, что и это Репин. Теперь же выражение стало частью фольклора. Кстати, с тем же успехом можно было бы спрашивать про картину «Три богатыря». Нет ее в природе. А та, на которой изображены Алеша Попович, Илья Муромец и Добрыня Никтич, называется «Богатыри». Что касается тех подростков… Ну что же… Как говорится, на то и щука в реке, чтобы карась не дремал (то бишь смотритель).

––

Стульчик смотрителя радикально отличается от скамеек, предназначенных для посетителей, однако некоторые из них все равно садятся на него, пока смотритель ходит. Мы не сгоняем таких людей, хотя это, честно говоря, не очень радует. Терпеливо ждем, когда человек насидится и уйдет. Иногда, очень редко, подходим и говорим: «Извините пожалуйста, это стульчик смотрителя». Такое бывает, когда какая-нибудь молодая полная сил тетя садится и углубляется в смартфон, забыв о времени и пространстве.

––

Мой смотрительский пост находится рядом с бюстом великого русского писателя, подходя к которому, почти каждый почему-то произносит: «О, Достоевский». Однажды случился прогресс. Одна женщина подошла и сказала: «О, Федор Михайлович». Еще его очень многие хотят погладить по руке или просто подержаться, как бы здороваясь. Уважают.

––

Удивительно, что когда открылись вакансии в наш нарождающийся музей, откликнулись в первую очередь журналисты, педагоги, библиотекари, организаторы культурных мероприятий. Только позже, когда уже почти всех набрали, откликнулись смотрители других музеев. И это при том, что условия работы значительно лучше, чем у других. Видимо, мы, не совсем профильные, откликнувшиеся мгновенно, здорово истосковались по этой сфере, поскольку эта сфера (культуры) невероятно узка. Кто ее потерял когда-то, тот ориентируется моментально, у него усики отрощенные.

––

Нам нельзя общаться с посетителями в стиле «поболтать». Сказать, где туалет – да. Направить к выходу – конечно. Но никаких длительных бесед. Это ослабляет внимание и притупляет бдительность. Однако бывает, что посетитель хочет пообщаться, будь ты даже соляным столбом. Вот примерно в том же стиле со мной и пообщались сегодня. Спросили, есть ли у нас черный квадрат. Сказала, что есть. Вернее, один из нескольких квадратов (Казимир Малевич создал их семь: четыре «Черных», два «Красных» и один белый). И гости выставки тут же рассказали свою историю. Были в каком-то крупном музее. У меня абсолютно выскочило из головы, в каком. Они (рассказчики) подошли к квадрату. Рядом сидит пожилая смотритель, что-то вяжет. Смотрели-смотрели на картину Малевича, потом спрашивают у нее: «Ну скажите нам, что заключено в это квадрате?! Какая суть?! Какая загадка?!». Та подняла на них глаза, перестала вязать и сказала: «Ну квадрат и квадрат». И принялась вязать дальше.

––

Мы дежурим на одном посту четыре смены подряд, потом меняемся местами. За это время начинаешь осознавать: «Это мой зал, я его хозяйка». Ходишь, сморишь, все ли прибрано, все ли гости устроены, во всем ли порядок. Это нормально, наверное, если учесть, что мы проводим на работе одну четвертую часть своей жизни.

––

У нас есть картина, которая почти у всех посетителей вызывает одну и ту же реакцию. Автор – Д. Левицкий. Называется «Портрет неизвестного пожилого человека с мальчиком». На портрете изображен человек на вид лет 40. Все смеются; «Пожилой? Ха-ха-ха!». Ну да… Это сейчас в 40 лет жизнь только начинается. А в конце XVIII века, когда был создан портрет, средняя продолжительность жизни мужчин в России была 25-30 лет. Конечно, пожилой.

––

На прямые замечания некоторые посетители обижаются, а обижать не хочется. Поэтому приходится изобретать. Некоторые экспонаты не менее ценные, чем остальные, но отделены не ленточкой на столбиках, не специальными пандусами, а только линией на полу. Большинство ее вообще не замечает. Заступают сплошь и рядом. Что делать? Рявкнуть: «Не заходите за линию!»? Можно. Если вас не интересует результат (по М.М. Жванецкому). И тогда я говорю: «Извините! Пожалуйста, обратите внимание на линию!». Находит понимание. Я же не делала замечание посетителю. Это просто просьба. А результат есть.

––

Вижу, что на соседнем посту молодая посетительница придвигается к выставленной иконе максимально плотно. Буквально носом. То прямо, то кругами, то сбоку, то снизу… Позднее спрашиваю у смотрительницы: «Что это было?». Говорит: «Она хотела почувствовать запах темперы». Ну… подержаться, потрогать экспонаты хотят многие. Но понюхать… Что можно унюхать в иконе, написанной в XV веке ?!!! Поделилась с экскурсоводом, он сказал: «Смело!».

––

Периодически мои знакомые и родственники спрашивают: «А чем ты вообще занимаешься?». Действительно, чем же я занимаюсь? Как-то к одной из наших смотрительниц подошел подросток. Вот такой состоялся у них разговор.

– Трудно работать охранником?

– Я не охранник. Я смотритель.

– Это, типа, надзиратель?

– Нет, я смотритель.

Так и пошел парень. Ну нет возможности вдаваться в лирику в течение рабочего дня.

Читая отклики посетителей о музее, наткнулась на еще одно определение – женщины-наблюдатели.

––

Оказывается, двухлетний ребенок может бежать быстрее взрослого. Ни в жизнь бы не поверила, но сегодня сама это видела. Малыш вылез из сидячей коляски и помчался по залу. Мама кинулась следом, но догнала его с трудом. Представляете? Молодая стройная женщина бежит в полную силу, но догоняет только метров через 30. Конечно, смотрели взирали на это с профессиональным содроганием. А папа-молодец, между тем, ходил по выставке, как ни в чем не бывало, и загадочно улыбался.

––

С тех пор, как устроилась на эту работу, меня не покидает ощущение, что я веду двойную жизнь. Сказала об этом другим смотрителям, говорят: «Конечно двойная». И правда. То бытовуха захлестывает и личные дела, а то весь день ходишь за людьми и разглядываешь их в то время, как они разглядывают экспонаты. А в общем и целом – режим два через два.

––

Возле скульптуры «Марсий» работы Феодосия Щедрина посетители прочитали аннотацию, из которой следует, что Марсий – сатир, который победил в музыкальном соревновании Аполлона. Греческий бог обиделся и велел содрать с Марсия кожу. «Вот это, – говорят посетители, – ужас! Ну и нравы были у древних греков!». Потом перешли к иконе Степана Полякова «Великомученица Екатерина». Времена Александра Македонского. Екатерина отказалась от язычества, приняла христианство, за что и была казнена. На иконе видно колесо, поскольку мученицу сначала колесовали (не буду вдаваться в жуткие подробности данной процедуры), а также нарисован меч (затем Екатерине отрубили голову). Короче, кошмар не меньше, чем у Марсия. И вправду становится не по себе. «Зато, – говорят посетители, – какие произведения искусства в итоге появились!» И добавляют: «Но все равно кошмар». Согласна.

––

Мне не очень нравится, когда посетителей слишком много. Людям трудно подойти к картинам, что-то рассмотреть поближе, нарушается личное пространство при восприятии экспонатов. Как известно, бывает хоровое пение, в при перегрузе залов возникает «хоровое смотрение». Это когда человек десять стоит одновременно у одной картины. Мне кажется, здесь массовость мешает. Может, я и ошибаюсь.

––

«Русский Сцевола» – неизменный хит выставки. По легенде русского мужика взяли в плен, клеймили знаком войск Наполеона и сказали: «Теперь ты наполеоновский солдат, будешь воевать за нас». А мужик сказал: «Лучше руку отрублю с клеймом, но воевать за вас не буду». Так и запечатлен – в правой руке занесенный топор, левая лежит на колоде. Могучий обнаженный торс.

Ну так вот. Две бабушки подошли:

– Какой мужик! Аполлон!!! А… Нет… Дровосек!

– Ты чтооооооо?

– Ну да, лесоруб. Видно же, вот и бревно.

––

В нашем деле нельзя без чувства локтя. Отлучаешься – скажи соседке обязательно, какая-то проблема – тоже к другим смотрителям, недослышал – недопонял – само собой к своим же. Мы, хоть и находимся каждый на своем посту, но постоянно в контакте. Это важно.

––

Мама с сыном лет десяти, обойдя выставку, предложила мальчику сфотографироваться возле той картины, которая ему больше всего понравилась. Он выбрал «Постоялый двор в Москве» Сергея Светославского. Изображен извозчичий двор со стойлами для лошадей. Очень милая картина. Церковь на заднем плане, сбоку телеги, птицы что-то выискивают в земле пополам с навозом… Мама говорит: «Нет, здесь я тебя фотографировать не буду. Эта картина плохо пахнет».

––

Очень редко, но случается, что посетителям становится плохо в зале. Это неудивительно – очень много пожилых. На этот случай есть свой алгоритм действий. Имеются кресла-каталки. Конечно, вызов скорой. Но происходит такое, повторюсь, редко. Раз в несколько месяцев.

––

На некоторых экспонатах – наклейка с перечеркнутой ладошкой, а по кругу написано: «руками не трогать». Женщина подошла, говорит: "Не могут прочитать, что там написано». Отвечаю: «То же, что и нарисовано – руками не трогать». Она в ответ: «Не-е-е-ет… Я сама должна убедиться, а то у нас рисуют одно, пишут другое, говорят третье, делают четвертое». Ух ты! Философия – «любовь к мудрости».

––

Чем лучше погода, тем меньше у нас посетителей. И наоборот. Это понятно: море. А лето радует не всегда, поэтому все, конечно, стараются не упустить возможность побывать на пляже. Зато потом – новый наплыв, потому как возник «отложенный спрос».

––

Мальчик-младший школьник прогуливался за линией, вплотную к картинам. Попросила так не делать. Послушался сразу, пошел к бабушке, а та слегка заступила. Мальчик важно: «Бабушка! Не заходи за линию!». И посмотрел на меня победоносно.

––

Музейное лето закончилось. Пронеслось со свистом. В осень.

Глава 2. Осень 2025. Часть первая

Сегодня День знаний – праздник, значимый для большинства наших посетителей. В этот раз он выпадает на понедельник. Значит, в музее выходной. Кстати, в выходной мы тоже приходим на работу. Наступает время для разных технических манипуляций. Хранители, погрузившись в себя, с сосредоточенным видом совершают пассы люксметром (измеряют освещенность картин). Электрики громоздят многометровую башню, чтобы проверить свою аппаратуру. Кроме того, организуется учеба (например, как правильно вести себя с «особенными» посетителями). Работают реставраторы. Еще это время для разбора рабочих ситуаций и решения организационных вопросов. В общем, в музее выходной, но музей работает, готовится принимать посетителей всю следующую неделю.

––

Рассказывает наша смотрительница: «Ко мне сегодня подходят две женщины сильно в годах и говорят почти хором: «Спасибо Вам, что Вы такая!! (какая – не уточнили). Вы были для нас путеводной звездой!». Спрашиваю ее: «А ты их и правда путеводила?». Отвечает: «Нет! Вообще в первый раз вижу! В этом-то и прикол! Я ничего и не делала. Сидела на стуле солдатиком. Может, потому, что без движения, как маяк, и стала путеводной звездой».

––

Опытный смотритель абсолютно непробиваем. Его ничем не изумить. Ни тоннелями в ушах, ни женским маникюром у мужчин, ни стрижкой налысо у женщин, ни чУдными нарядами, ни чуднЫми. Наоборот, только интереснее становится. Вот уж точно, как писал Евгений Евтушенко, «людей неинтересных в мире нет». Да мы и сами-то те еще оригиналы. В смене двадцать смотрителей, и у каждого своя судьба, достойная сериала. И своя манера общаться, и своя манера одеваться. Это мы тут, на работе, такие все похожие. А выпусти нас за периметр, тоже не надивуешься.

––

Возле скульптуры Паганини:

– Смотрите, смотрите!!! Это Иисус!!!

– Катя, это Паганини…

– Ой, простите! Ну тоже хорош!!!

––

Процесс удаления пыли с экспонатов на языке хранителей называется «обеспыливание». Так и записывается в журнал. О великий и могучий русский язык!

––

Снова возвращаюсь к скульптуре «Сидящий мальчик». Он сидит, закинув ногу на ногу. Трогать скульптуры нельзя, но сегодня одна девочка старшего дошкольного возраста поцеловала этого мальчика в пятку!!! Смотрительница подошла, сказала, что нельзя целовать скульптуры. А девочка посмотрела на нее молча и пошла бачком-бочком. Ну понравился ей мальчик! Где женщине 44-х лет понять такое чувство?

––

Смотрители для общения друг с другом используют условные жесты. Это чтобы не идти через весь зал, не говорить вслух, а просигналить издали. Например, положить руку на плечо значит: «в твоей зоне человек с рюкзаком на спине», прямо провести ладонью – «посетитель зашел за линию», похлопать по макушке – «внимание, приближается начальство». Руки, сложенные молитвенно на груди – «спасибо, что вовремя похлопала по макушке». Собственно, никакого криминала мы не допускаем. Ну так, чуток поболтаем, стоя рядом, чего вроде как и нельзя делать в рабочее время, или в телефоне зависнет кто-то без веской причины. А в целом мы хорошо себя ведем, не шалим и ничего такого не делаем.

––

Вижу, как посреди зала среди толпы парень с девушкой обнимаются и целуются. Видно, что они изо всех сил стараются остановиться, взять себя в руки, но у них ничего не получается!!!

––

Когда нет или мало посетителей, сидишь и задумываешься о самом разном. Например, почему мы смотрители, а не рассматриватели. Слово «смотреть» означает «направлять взгляд на кого-либо или что-либо». Слово «рассматривать» имеет несколько значений. Например, внимательно вглядываться в кого-либо или что-либо с целью изучить, понять. Также –давать оценку кому-либо или чему-либо. Ну конечно же, мы рассматриватели! И, видимо, только для краткости – смотрители.

А еще меня друзья в шутку называют «смотрящая».

––

Девочка ходит по выставке с женщиной, которая явно старше мамы, но назвать ее бабушкой не поворачивается язык. И все же это, видимо, бабушка. Лет 50 с плюсом. Останавливаются у таблички с описанием картины.

– А что значат эти цифры и черточки между ними?

– Это годы жизни художника.

– И сколько же он прожил?

– 78 лет.

– Ого!!!!!

– Можно было бы и еще…

Разные какие оценки с позиции разного возраста. Вам знакомо?

––

Есть у нас икона. Называется «Христос воскрешается». Возле нее состоялся диалог двух дам:

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес!

– Ты что? Я про сюжет иконы.

– Ой, извини, я автоматически.

––

Сегодня три месяца, как открылась наша выставка. Конечно, сейчас людей уже не по 5000 в день, но все-таки много. Я начала эти заметки не сразу, да и не собиралась вовсе, потому как не думала увидеть что-нибудь интересное. Но оказалось иначе. Что ни смена – только и успеваю отправлять себе в мессенджер ключевые фразы об увиденных ситуациях. Да еще и коллеги подбрасывают. На выходных разгребаю.

Залы для посетителей открылись 12 июня, но мы-то начали работать гораздо раньше. Нам привозили картины и скульптуры, доставали их из ящиков, развешивали, расставляли. Интересно было до жути. Племянница мне написала: «На твоих глаза творится история». Да!!!

––

По выставке ходит странноватый мужчина (высокие резиновые сапоги при отсутствии дождя, причем сверкающие, как будто только что из магазина). Нет, я ему ничего не говорю, конечно. Просто смотрю. Следом двигаются парень и девушка во флотских тельняшках. Затем – молодой человек, одетый в стиле деревенского парня XIX века (косоворотка, темные брюки из грубой ткани, заправленные в хромачи). Безусловно, все они с большой вероятностью – замечательные люди, но я обязана внимательно смотреть, если обнаруживается что-то необычное не только в нарядах, но и в поведении, потому что «а вдруг?». По принципу «…если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флюктуациях – мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах» (Аркадий и Борис Стругацкие «Жук в муравейнике»).

––

Почти у каждого работника музея есть любимая картина на выставке. У одной нашей Нины это «Зима» Константина Горбатова, у другой Нины – «Прерванное обручение» Адриана Волкова, у Светы – «Бабушкин сад» Олега Васильева, у директора – «Аллея парка» Исаака Бродского. Моя любимая картина – «Порт в Марселе» Константина Коровина. Хочется просто сесть рядом с ней и тихо созерцать, ни на что не отвлекаясь.

––

Очень большая молодая симпатичная женщина ходит по выставке в темной толстовке, на которой крупными золотыми буквами написано: «curry chicken». Ну то есть «курица с карри». Смотрю на нее, выражения лица не меняю, сама себе думаю: «Who's the chicken here? Is it a chicken? Great! It's just fantastic. I want it that way too!»

Надписи – это вообще отдельная песня. Чего только не увидишь. На сумке-шоппере, например: «Боже, что я несу?!». Или на дамской сумочке: «Повторим». На футболках: «Привет, дуралеи!», «Бегите, глупцы!»

Ну ладно, остановимся на этом. А то я начну и другие надписи вспоминать, которые откровенно на грани фола.

––

Некоторые смотрители, уходя домой после двух смен, напевают: «На два дня, на два дня вы забудьте про меня». Думаю, это нужно сделать нашим гимном.

––

Отдельные экспонаты не в ладах друг с другом. Есть у нас скульптура крестьянина, а напротив – скульптура крестьянки. Она – маленькая, юркая. Подбоченилась, машет платочком, смеется. А он – большой, грузный, в тулупе, смотрит в сторону, насупился, набычился. И всем своим видом говорит: «Тьфу! Глаза бы мои на тебя не смотрели!». А она ему отвечает: «Да ну тебя, зануда!»

––

Нынешняя выставка завершится к весне. Посетители интересуются, что будет дальше. По предварительным данным – авангард. Услышав это, люди реагируют по-разному. Те, кто постарше – обычно унылым «у…», а те, кто помоложе – бодрым «ух ты!». Что же касается такого направления, как абстракционизм, его лучше всего воспринимают дети. Подходят нередко взрослый с ребенком к картине, и ребенок говорит:

– Ой, какая красивая картина!

– Да ну, это какая-то каляка-маляка…

– Нет, мама, нет! Ты посмотри! Ведь это танец!

– Где?!

– Ну как же! Ну вот же! И вот!

– А…

Присмотришься – и вправду танец. И как только этот мальчишка разглядел? Ну или девчонка. Хотя чаще – все-таки мальчишка.

––

На выставку пришли молодые родители с заливистым младенцем. Папа отправился вперед, унося беспокойного малыша, а мама задержалась в нашем зале. Рассматривает картину. Ребенок где-то там, в конце галереи в очередной раз начинает плакать, а мама, не трогаясь с места и продолжая рассматривать картину, повторяет шепотом, тихонько покачиваясь: «Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…».

––

Смотрительница рассказала: «А мне сегодня приснилось, что мы все стали такими игрушечными, мультяшными персонажами и живем в таком маленьком своем мире. Как в сказке «Городок в табакерке». Так смешно, прям каждого видела, как нарисованного. Все бегали, говорили. Работали. Маленькие человечки в маленькой шкатулочке».

А чего приснилось-то? Так и есть. Наша галерея большая и современная, но в сравнении с мирозданием – шкатулка (табакерка). И мы реально бегаем, живем в своем мире 12 часов подряд.

––

Сегодня муж одной из смотрительниц, высаживая ее возле музея, проворчал: «Ну иди, иди в свое царство холода и мрака…». Ревнует? И правильно! У нас здорово.

––

Каждая картина уникальна. Посетители – народ глазастый, обязательно заметят любую деталь. Вот про одну картину часто спрашивают: «А это что за комарик?». Точно, на холсте К.А. Коровина «Порт в Марселе» чуть правее центра явно просматривается комарик. Так и есть. Картина создавалась на пленэре, комарик незапланированно влип в историю. Художник заметил, да так и оставил. Видимо, в качестве, как сейчас бы сказали, фишки. А вот в интернете и на репродукциях этот комарик не виден. Вот почему нужно ходить на выставки и смотреть на подлинники своими глазками!

––

Ох уж этот «Сидящий мальчик»! Снова гвоздь программы.

Посетительница подходит: «Уже больше ста лет прошло, а он, бедный, все сидит».

Другие посетители позже, рассматривая бугристую поверхность скульптуры:

– Он прикалывался?

– Да нет, просто халявщик был, не захотел выравнивать.

Что ни говори, произведение выразительное. Над какой-нибудь преснятиной подшучивать не стали бы.

––

У нас образовалась стихийная группа физкультурниц. Перед рабочим днем одна из смотрительниц в пустом зале, пока не пришли посетители, взялась делать упражнения по системе пилатес. Потом вторая взялась за китайскую гимнастику цигун. Затем они объединились и создали микс упражнений. Теперь уже пятеро смотрителей делают это каждое рабочее утро, собравшись в кружок. Интересно, что в перспективе? Припоминаю фразу У. Черчилля: «Своим долголетием я обязан спорту, я им никогда не занимался». Но дистанционно восхищаюсь.

––

Женщина внимательно разглядывала картины на одной стене, потом на другой, потом на третьей (по периметру). Потом по порядку перешла к скульптуре Паганини, дальше сидела я на стульчике. «Ой!» – распахнула от неожиданности глаза, остановилась. Очевидно, ожидала увидеть следующий экспонат, а тут я. После паузы сказала: «Здравствуйте». Я, конечно, ответила. Нужно было убедить человека, что я не смоляное чучелко. А сама подумала с иронией: «Эх, мать, экспонат из тебя никакой»…

––

У меня дома есть собственная небольшая галерея картин. Не копии – подлинники художников со всех концов страны и зарубежья, по которым меня носило. Правда, не пополняла ее несколько лет. В апреле этого года вдруг в голове молоточком тюкнуло: «Хочу картину!». Удивилась, вздохнула, но поехала в наш Дом художника, выбрала, купила, оставив приличную сумму. Везу домой и думаю: «Больная, да? Больше деньги было некуда деть?». А тоненький голосок тихо свое пищит: «Хочу!».

В тот момент я понятия не имела, куда пойду работать. Это был выход в никуда, просто в открытый космос. А спустя полтора месяца я оказалась в нашей галерее. Теперь смотрю на эту картину и думаю: «Так вот почему мне тебя так хотелось!». Что ни говорите, в жизни все не случайно.

––

Отзывы посетителей о выставке разные, обычно хорошие, но встречаются и совершенно бесподобные, с чудесным юмором: «Это восхитительно, надо именно видеть! Как можно комментировать, скажем, «Квадрат» Малевича? К сожалению, представлен только черный, а он их, оказывается, всех цветов понаизображал! Но кто позировал, так и не сознался!».

––

Посетителей в зале внезапно нет. Стою и читаю аннотацию к одной из скульптур. Вдруг из-за левого плеча бесшумно возникает старшая смены и говорит: «Что пишут?».

Я полдня смехом давилась.

––

Посетитель спрашивает смотрителя:

– Где у вас девочка с персиками?

– У нас отдельно девочка и отдельно персики. Вот девочка (показывает на картину А. Мыльникова «Верочка»), а вот персики (показывает на картину А. Никича «Праздничный натюрморт»).

Нам всем жутко понравилось. Как ни странно, у посетителей этот вопрос возникал регулярно, и столь же регулярно смотрители с тех пор пользовались той же схемой: вот девочка, вот персики.

––

Есть у нас картина Л.В. Кабачека. К великому моему сожалению, почти всегда посетители делают ударение на последнем слоге, произнося: «КабачОк». Но ведь кабачок-то пишется через О, да и ниже повтор на английском, из которого следует, что здесь О никак не может быть. Если сижу рядом с этой картиной, всегда очень благодарна тем, кто не разрывает на части мое филологическое сердце, а читает правильно: КабАчек.

––

Женщина в возрасте с сыном лет сорока смотрит на хрестоматийные картины советского периода: «Свадьба на завтрашней улице» Ю.И. Пименова, «Февраль. Подмосковье» Г.Г. Нисского, «Прибыл на каникулы» Ф.П. Решетникова. Говорит: «А когда-то мы репродукции этих картин из журналов вырезали, чтобы потом любоваться». Святая правда.

––

Есть у нас портрет Николая Гумилева. Смотрю и вспоминаются стихи Николая Степановича:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер…

…Эх, жираф-жираф. Стихи написаны в 1907-м, картина – в 1909-м. И никто пока еще не знает о том, что будет в 1921-м.

––

Когда начинает идти народ, уже заранее из соседнего зала слышишь, как приближается гул голосов, словно волна накатывает, постепенно приближаясь. Если сильно шумит, думаешь: «Ого! Сколько ж это сейчас посетителей придет? С головой не накроет?».

––

Ежевечерне под сводами нашей галереи раздается громовой глас с небес: «УВАЖАЕМЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ!!!». Чуть не подпрыгиваю каждый раз от неожиданности. А посетители замирают, как птички перед грозой. «ВЫСТАВОЧНЫЕ ЗАЛЫ ЗАКРЫВАЮТСЯ В 20.00. ПОЖАЛУЙСТА, ПЛАНИРУЙТЕ СВОЙ ВИЗИТ». Уф… Оказывается, не пожар или еще какое-нибудь ЧП, а совершенно безобидное объявление. И мой инфаркт все еще где-то там, далеко.

––

Диалог двух подруг почтенного возраста:

– Черный квадрат посмотрела?

– А?

– Посмотрела, говорю, черный квадрат?

– А?

– ЧЕР-НЫЙ!!!

– А?

– Ладно, пошли еще раз посмотрим.

––

И снова «Сидящий мальчик»! Ну не дает он никому покоя, хотя просто сидит себе, положив ногу на ногу. Женщина долго ходила вокруг, потом увидела наклейку с перечеркнутой ладошкой и спрашивает: «А это что? Какой-то интерактив?». Ага, нажмешь – ногой помашет или кукарекнет. У смотрителей были и другие версии, очень смешные, но не для печати. Что до посетительницы, то мы, конечно, поняли, откуда такой вопрос: она только что была на экскурсии в интерактивном зале. Видно, одно на другое наложилось, потому и знак «руками не трогать» был неверно понят.

––

Один из экскурсоводов, рассказывая посетителям о картине А.И. Куинджи, замечает: «Многие люди удивляются, как художнику удалось добиться такой яркости красок. Некоторые даже предлагают версию, что за картиной на месте Луны установлена маленькая лампочка. Однако…». Ну и дальше про подбор оттенков и так далее. Сказано в шутку, все вроде поняли и посмеялись, но нет! Фактор «испорченного телефона» неистребим! Через несколько дней ко мне подходят люди и спрашивают: «А где тут картина, позади которой ваши посетители лампочку искали?». Вот так и рождаются городские легенды.

––

Есть пара узких мест в залах (в прямом смысле слова). Когда идет большая экскурсия, возникает пробка. Как автомобилист со стажем воспринимаю покорно. Сигналить бесполезно, через сплошную нельзя. Стой и жди. Но в зале-то я не водитель, а регулировщик. Поэтому говоришь посетителям: «Пожалуйста, пока осмотрите вот это, а сюда чуть позже. Пожалуйста, немножечко подвиньтесь вот сюда». Только свистка и жезла у меня нет. Может, предложить руководству?

––

Подошел молодой человек, спрашивает: «На каких картинах у вас есть котики?». А вот котиков-то я и не приметила! Хоть и люблю их по жизни. Потом-таки вспомнилось. Оказывается, проводится квест. Вот этот (видимо, самый предприимчивый) участник и решил у меня все узнать, сократить время поисков. И вот думаю я: вроде глупо, даже сюда эпидемия котиков докатилась. А с другой стороны – довольно невинная попытка пробудить интерес к искусству хоть так. Почему бы и нет? И надо заметить, что в этом плане перспективы весьма широкие. У нас же еще и собачки есть!

––

В зале авангардизма молодой человек объясняет своей девушке: «Мы этого не понимаем, потому что мы слишком нормальные».

Так… А бывают не слишком нормальные, что ли? Или нормальные так, слегка? Ограниченно вменяемые, если пользоваться языком юристов? В общем, спасибо молодому человеку, задал задачу.

Неплохо было бы найти критерии нормальности. Пока никому не удавалось. Пушкин был нормальный? Как сказать… Гоголь? Ой, не смешите. А Сальвадор Дали с его причудами? А Ван Гог с его ухом? А Гоген с его «я ребенок и я дикарь»? Но мы же, «нормальные», как-то понимаем их, «ненормальных». И даже ценим.

––

Посетители рассматривают картину А.А. Пластова «Ужин трактористов».

– Не поняла. Что это у них на ужин?

– Молоко с хлебом.

– Это после целого дня пахоты? Представляю, что бы мой муж сказал, если бы я ему такой ужин после работы предложила!

– Сказал бы: «Мяса!».

В одной из аннотаций к этой картине я прочитала: «Герои расположились на зеленой траве, чтобы съесть свой скромный ужин после тяжелого трудового дня». Видимо, в 1951 году, когда была написана картина, такой ужин был нормальным делом. А мы все стонем…

––

Очень частая ситуация: мужчины, останавливаясь у эскиза А.А. Дейнеки «Строители» начинают возмущаться. «Да что же это такое! Все без касок! Где техника безопасности?! А плиты они, как пушинки, поднимают, да еще и женщины! Одежда-то какая праздничная! Художник вообще на стройке-то бывал?!». Да бывал, бывал. Это стиль такой. Соцреализм. Примерно как в фильме «Девчата» или «Высота». Рожденные в СССР понимают и не возмущаются.

––

Снова о нарядах посетителей. Разговаривают две смотрительницы:

– Интересно, как сейчас одежду носят. Кто что! Вот зачем у них юбки теннисисток? Чуть наклонилась – будешь блистать.

– Так в этом и цель.

– Да?!

– Конечно. Просто мы с тобой уже отблистались, вот тебе и завидно.

– Ну может быть… А точно! Помнишь?! Идешь в школу в мини. Одной рукой мелом на доске пишешь, другой юбку держишь, чтобы еще выше не уползла.

––

Очень мне нравится скульптурная композиция из трех фигур. На костре стоит горшочек, мать помешивает в нем ложкой, отец присел рядом, курит трубку, а дочь-школьница уткнулась в мобильник. Ой, нет, в книжку! В небольшую такую, размером с айфон, держит ее перед собой на коленях. Год-то 1963-й! Как же время влияет на наше восприятие! И это ведь не единичный случай. При беглом взгляде на любую статую, у которой голова склонена к плечу, мерещится мобильник. Еще и недоумеваешь: «Руки-то свободные». Посмотришь на картину XVIII века «Семейный портрет» – у пацаненка в центре вообще какой-то гаджет необычный. Приглядишься – а это детская гармоника.

––

Девушка с молодым человеком внимательно рассматривают «Черный квадрат», вдруг девушка говорит: «А ты знаешь, мне кажется, я вижу там, в глубине, какую-то дверь!». Смотрительница, сидящая на стуле рядом, аж пополам согнулась в беззвучном трепыхании. Дело в том, что напротив, метрах в двадцати, действительно находится дверь. Реальная. В другой зал. Вот она и отразилась в стекле, закрывающем картину. Помните, в семидесятых годах прошлого века на поверхности Марса вдруг обнаружили «Храм-лицо»? Многие решили, что некая цивилизация построила на Марсе храм в форме человеческого лица. Позже NASA развеяло этот миф, опубликовав изображение фигуры с другого ракурса.

Так видна ли дверь в «Черном квадрате»? Как вам сказать… Истина где-то рядом.

––

У нас в смене из двадцати человек семь Ирин. Это тридцать пять процентов. Уже один из залов можно полностью укомплектовать смотрительницами-Иринами. Всех туда запихнуть и вздохнуть с облегчением. Пусть они там между собой разбираются, одна другой занятнее. Не смена, а прямо какое-то место притяжения. Мы уже интересовались в отделе кадров: они специально это делают? Говорят, что нет. Станиславский бы не поверил. Мы тоже сомневаемся.

––

Сегодня на самом большом стадионе города футбол. Это рядом с нами, поэтому часть болельщиков до матча пришла в галерею. Ну, скажу я вам, в эти два часа смотрители работали, что называется, язык на плечо. Представьте: все билеты на матч проданы, а стадион вмещает 35 000 человек. Даже если к нам пришел один процент от общего числа болельщиков, это уже 350 человек, а если десять процентов? Вообще народ невероятно жаден (в хорошем смысле слова) до зрелищ. Приходилось слышать: «Ну, в зоопарк сходили, сейчас походим по выставке, а потом – на футбол». Думаю: «А вы ноктюрн сыграть могли бы?»

––

Смотрителям отвлекаться на разговоры в течение рабочего дня не положено. Но бывает, что переговорить нужно до зарезу. Есть прием на этот случай. Становимся спина к спине или плечо к плечу, внимательно смотрим каждая в свою зону и при этом тихонько разговариваем.

И что-то это мне все время напоминало. Вспомнила наконец. Была у моей знакомой замечательная собака. Амстафф Дэззи. Когда хозяева в городе жили, ей матрас стелили в коридоре. И она знала, что в комнату нельзя. А попасть в комнату очень хотелось! И вот… Сидит Дэззи на матрасе, а передние ноги на полу. Она на них подтягивается и смещается немного вперед. Потом еще немного, и еще, и еще. Приедет так, сядет в центре комнаты: рот до ушей, попа на подстилке. И ничего ведь не скажешь.

Понятное дело, вспомнила я это не для сравнения. Я про находчивость. И про то, о чем когда-то говорил М.М. Жванецкий: «Если нельзя, но очень хочется, то можно».

––

Перед закрытием залов проверяем, не осталось ли посетителей, и если никого нет, говорим по рации: зал такой-то – нулевой. Сегодня так сказали, потом оборачиваемся – какой-то мужчина рысит в соседний зал:

– Это же не нулевой!

– Нет, это мой муж!

– Э… Нулевой?… Муж?…

Теперь наша смотрительница иногда так и подкалывает свою половинку: нулевой муж. По-доброму, конечно. Семья очень хорошая.

––

Помещение для смотрителей небольшое, но уютное. Шкафчики для одежды и скамейки между ними, как в фитнес-клубе. Отдельный шкаф для верхней одежды с плечиками, большой стол, два дивана, лавочки, кулер. Не номер люкс, но вполне достойно. Тесновато бывает, когда вместе собираемся. Ну да ладно. Зато чувствуешь не только плечо товарища.

––

Смотрительница говорит другой, проходящей через зал:

– Хочешь залезть в голову Шостаковичу?

– М-м-м?… Звучит заманчиво…

– Я в прямом смысле.

– ?!

Дело в том, что скульптуры из бронзы пустотелые. Толщина стенок составляет от 5 до 8 мм. Обычно этого не видно, так как пустота – со стороны основания. А вот тут как раз видно, потому что скульптура приподнята на специальной подставочке. Даже и залезать в голову Шостаковича не нужно, можно просто заглянуть, если знать, куда смотреть. Ну или действительно засунуть руку, как в Петрушку. Конечно, мы люди культурные и этого не делали (вроде бы).

––

Сегодня узнала, что у картины Карла Брюллова «Всадница» есть реальные прототипы – воспитанницы графини Самойловой. Сама же графиня изображена на картине того же Карла Брюллова «Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Паччини». Понятно, что Самойловых в России пруд пруди, а все ж таки занимательно. Теперь смотрю на картину и думаю: привет, тезка.

––

Бронзовая фигурка пастушка. Мальчик с дудочкой сидит на пенечке, положив ногу на ногу. Похоже, это любимая поза мальчиков у скульпторов. Подходят двое мужчин:

– Смотри-ка, прекрасно сформированная стопа. Плоскостопия нет и близко.

– Да, большой палец ноги образует одну прямую линию с пяткой.

– Но патологически короткий мизинец.

– Брахидактилия?

– Возможно.

Очень хотела попросить у них номера телефонов. Хороший ортопед – человек нужный. Постеснялась.

––

Те, у кого день рождения выпадает на рабочий день, проставляются: приносят что-нибудь сладкое к чаю. Это могут быть конфеты, торт, кексы. Ну когда что. Вот придешь в такой день на обед, попьешь чайку с шоколадным конфетами, а потом – ой-ой-ой… Не поверите: ни от чего не тянет в сон так, как от сладкого. Сидишь в зале и думаешь, как та лягушка-путешественница из советского мультика, которую селезни на прутике несли: «И надо же мне было… И зачем только я…». Но все совершенно точно знают, что в следующий раз будет то же самое.

––

Смотрительница уходит на обед, оставляет мне свою тревожную кнопку. Она из новеньких, поэтому думаю: «Проверю-ка я ее на чувство юмора». Возвращается, протягивает руку за кнопкой, говорю: «Только за частушку!». Она тут же подбоченивается, отставляет ногу, изображает частушечное выражение лица, делает вдох… Я лихорадочно решаю сделать задание невыполнимым, добавляю: «Матерную!». Она с еще большим энтузиазмом: «Могу!». И снова изготовилась! Позорно бегу с поля боя, бормочу: «Ладно, ладно, бери. Я обедать». Откуда только таких боевых к нам набирают!

––

На выходных гуляю вокруг озера. Иду сегодня, слышу позади разговор двух туристок про наш музей.

– У нас в Самаре музей такой же, но он в сравнение не идет с этим.

– Ну да, наш-то в старом здании, а тут такой шикарный новострой, столько воздуха, столько места!

– И картин поэтому больше.

– Да, впечатление огромное.

Ну и дальше все в превосходных степенях. Слушаю, думаю: «А про смотрителей-то, про смотрителей скажут?». Нет, ничего не сказали. Пошла дальше, ощущая себя бойцом невидимого фронта. Да оно, пожалуй, и к лучшему.

––

В моем зале стоят в ряд три скульптурных портрета. Одна женщина говорит подруге:

– Смотри-ка, носы у всех такие остренькие и с горбинкой.

– Наверное, тогда мода такая была.

––

Среди дня слышу какой-то непонятный шум на входе. Как будто пластиковые ведра ляпают. Клининг?! Точно. Набежали, быстренько метелочками-совочками обмахнули пол и скрылись так же стремительно, как и зашли, не помешав посетителям.

С наступлением осени залы приходится убирать чаще. То тут маленькая кучка земли с подошвы, то там. Если это становится заметно, скоростная уборка неизбежна. За что и спасибо службе клининга.

––

Вижу, как мужчина разглядывает картины. Вернее, как раз на картины-то он и не смотрит почти. Максимально приблизившись, изучает багеты, снизу посмотрит на раму, с одного бока, с другого… Не реагировать? Ага… фильм «Старики-разбойники» помните? Так… Вызывать службу безопасности? Но стоит ли впадать в паранойю? Ладно, попробую прощупать ситуацию сама.

Тихо возникаю у мужчины из-за спины и очень вежливо, с искренней заботой спрашиваю:

– Вас интересует, как закреплены наши картины и насколько прочно?

– Нет-нет, я реставратор. Смотрю, как рамы обработаны. Я ведь многое иначе, чем посетители, вижу.

Ну и рассказал, что именно видит и вообще немного про свою работу. Интересно. А там и его жена с дочкой подошли, отправились дальше все вместе.

––

В залах в полу кое-где находятся лючки с крышечкой для одиночных розеток. Маленькие, буквально сантиметров шесть на шесть. Это на случай, если в зале ведутся какие-то технические работы, или съемка, или что-нибудь еще подобное. Они незаметные, серенькие. Их никто и не видит обычно. Но среди сотен тысяч нашелся один особо глазастый посетитель.

С противоположного конца зала вижу, как молодой человек стремительно подходит, почти подбегает, к розетке, наклоняется, открывает крышку, втыкает зарядку для телефона и быстро уходит, затерявшись в толпе. В оторопи подхожу к этому месту. Да, зарядка. Рядом, на полу, лежит смартфон (по виду). Оборачиваюсь, ищу глазами того, кто в зале без телефона. Никого. Все как раз что-то фотографируют. Мучительно вспоминаю, что парень был очень высокий. Может, этот? Он тоже фотографирует картину, но все-таки подхожу.

– Это вы поставили телефон на зарядку?

– Да, я.

– Пожалуйста, уберите.

– А что такого?

– Это категорически запрещено.

Пожал плечами, но отключил. У него, оказывается, было два смартфона. Один разрядился. Ну хоть бы спросил у меня сначала. Может быть, у нас там не 220 в сети, а 400? Про наши риски я уж молчу. А зарядка есть абсолютно легальная в фойе.

––

В одном из залов стульчик смотрителя расположен напротив пейзажа, нарисованного в XIX веке. Вода, камни, немного деревьев… Вроде ничего особенного, а взгляд не оторвать.

Сегодня подошла женщина, говорит:

– Вы заметили на этой картине лицо старухи?

– Где?!

– Вот, смотрите, на камнях. Вот глаза, вот нос, вот прическа.

– Да нет… Это просто игра теней.

– Что вы, что вы! Многие художники так специально делают. Это картина с секретом, с загадкой!

– Да нет же… И не обязательно старуха. Это больше на мужчину похоже.

– Старуха-старуха!

Ну вот зачем она это сказала?! Конец чудесному пейзажу. Теперь только эту старуху и вижу.

––

Сегодня с небольшой разницей во времени по галерее прошло три взвода: сначала моряков-срочников, потом контрактников в парадной форме и потом – контрактников в форме полевой. Все три захода протекали по одной схеме. Старший офицер рассматривает картины, а срочники и контрактники тем временем несутся оленятами – и вот уже они в последнем зале. Потом снова возвращаются в первый зал, и так раза три.

Яркий пример типичной картины. Обычно, чем старше посетитель, тем медленнее и внимательнее он рассматривает экспонаты. А молодые чаще всего несутся по залу так же, как и по жизни.

Когда мне было лет шесть-семь, а маме моей примерно 35, она работала в финчасти морской бригады. Рассказывая вечером отцу, как прошел день, часто говорила про ребят-срочников: «мальчики». Я про себя строго покачивала головой и думала: «Мама! Ну какие же они мальчики! Я же их видела. Они дяденьки!» А сейчас смотрю на них в нашем музее и думаю: «Ну какие же они дяденьки. Они мальчики». И снова жизнь показала, что мама была права.

––

Прочитала отзыв в интернете про наш музей: «Сотрудники приветливые. Есть один нюанс, который нас немного удивил. Зачастую в музеях сидят древние старушки-смотрители. А здесь – приятные, улыбающиеся, красивые женщины. Это необычно. Стало поводом для семейной дискуссии о новых подходах к работе музеев. Спасибо руководству музея за современные взгляды».

Да, мы все здесь такие. От рядового до генерала.

––

Бывают ситуации форс-мажора, проще говоря – обстоятельства непреодолимой силы. Но не забывайте и про фактор непосредственного ребенка! Особенно, если вы работаете в музее.

Экскурсионная группа детей семи-восьми лет заходит в зал современного искусства. Какой-то непосредственный ребенок говорит: «А это еще что за размазня?» Экскурсовод с улыбкой ласковым голосом подхватывает: «Да-да, ребята, давайте-ка посмотрим, а что же это у нас за размазня? Вот, обратите внимание. Смотрите, это как будто голова лошади. А вы что видите?». Я бы не смогла даже предположить, что это на картине. Голова лошади? Да? Ну ладно, о’кей. Но тут еще один непосредственный ребенок громко говорит: «Это коза!».

Следующим было полотно И.К. Айвазовского, на котором изображены шторм, накрененное судно, хватающиеся в волнах за бревна люди. Пытаясь подвести детей к мысли о том, что это судно, терпящее бедствие, экскурсовод задает вопрос: «Ребята, а что же это за корабль?». Очередной непосредственный ребенок говорит: «Пиратский, конечно!».

И вот триптих «Люди голубой планеты». Запечатлен выход А.А. Леонова в открытый космос. И снова нашелся непосредственный ребенок! «То говорят, собаки летали в космос, то Гагарин, тут Леонов. Так кто-то скажет нормально, кто же все-таки летал?!».

Глава 2. Осень 2025. Часть вторая

Время – ближе к вечеру. Девушка останавливается возле этюда А.А. Иванова «Голова Иоанна Крестителя». Начинает водить ладошкой, совершая какие-то пассы в нескольких сантиметрах от полотна. Проверяет, фонит ли? Нет, вряд ли. Вот встряхнула рукой, потерла ладошки друг об друга и опять начала водить уже двумя руками. Длилось это минуту-две, потом девушка, довольная, пошла дальше. У меня какое-то слово вертится на языке. Знакомое, но подзабытое. Чувак? Чубайс? А! Вспомнила! Чумак!

В другой день посетительница говорит подруге, глядя на тот же этюд: «Какая тяжелая картина, голова отрезанная на подносе». Вы чего???? Какая отрезанная голова?!!! Это кусочек будущей большой картины. Этюд.

Буквально через пару часов, ближе к закрытию, подходят к тому же этюду еще две молодые посетительницы. Одна другой говорит: «Ужас, отрезанная голова на подносе». Тут уж я не сдержалась и успокоила девушек, сказала, что они ошибаются. «Да? – говорят, – тогда голова красивая».

––

Одна из смотрительниц рассказывает: «Меня подружки спрашивают: «Тебе, наверное, картины постоянно снятся?». Да нет, совсем не снятся. Вот недавно приснилось, что у каждого смотрительского поста поставили кровать. Поднимаю я голову с подушки и спрашиваю: «А когда обед?».

––

Пожилой, но бодрый мужчина (как говорится, крепкий старикан), подходит вплотную к картине. Прошу его держать дистанцию, не заходить за линию, на что он жизнерадостно сообщает сочным баритоном: «У меня катаракта, глаукома, тугоухость и с головой не дружу! А бабке моей нужно рассказать про все, что я здесь увидел!».

Больше, правда, не заступал.

––

Нигде посетители не веселятся так, как в зале современного искусства. Одна из скульптур называется «Лебединое озеро». В единое существо срослось несколько, как сиамские близнецы. Четыре головы, четыре тела, восемь рук и… шесть ног. Скульптура создана в 1994 году, так что не удивительно. Время было особенное, все, что угодно, могло случиться. Очень многие прыскают в кулачок, разглядев подробности, а менее смешливые говорят: «Искусство каждый понимает по-своему». Лично я называю это творение «шестилапый» (привет А.М. Волкову с его сказкой «Семь подземных королей»).

Сегодня женщина лет семидесяти подошла и спросила: «А где у вас балеринки?». Я объяснила, что в соседнем зале есть такая одна скульптура из белого мрамора.

– Да нет, мне не одна, мне несколько нужны. Их четверо, стоят вплотную.

– Вы про «Лебединое озеро»?.

– Наверное…

– Про тех, у которых четыре головы, четыре тела, восемь рук и шесть ног?

– Да-да!!! – восторженный ответ.

––

Смотритель не должен разглядывать посетителя в упор. Этот прием может использоваться иногда, в воспитательных целях. Например, на избалованных детей хорошо действует суровый взгляд, а вот разглядывать откровенно, тем более из любопытства – исключено. Но если смотритель сидит тихо, как мышка, повернувшись в другую сторону, это ничего не значит. Все, что нужно, он видит.

В среде смотрителей используется такое выражение: пока вы разглядываете экспонаты, мы разглядываем вас. Мало кому из посетителей это выражение известно, но подсознательно многие так и чувствуют. Некоторые жалуются, что из-за смотрителей в зале не могут спокойно приобщиться к искусству, нормально расслабиться. Но будем откровенны – нормально расслабиться можно только дома на личном диване.

Конечно, когда у девушки на футболке написано английским матерным языком о ее желании близко общаться с мужчинами, это не может не привлекать внимание. Но она же сама этот хотела, не так ли?

А вообще за два рабочих дня смотритель так «насканируется», что иногда за два выходных выбирается из дома только один раз: в ближайший магазин и заодно по пути – закинуть пакет с мусором на помойку. Все! Уж поверьте, работа отбивает всякое стремление к досужему любопытству, шпионажу, вуайеризму и прочему (на ваше усмотрение).

––

Молодая супружеская пара. Мужчина пытается считать QR-код возле картины, но у него ничего не выходит, потому что он не подключил наш вай-фай. Подхожу:

– Вам помочь подключиться?

– Нет-нет, не нужно. Вон жена уже подключилась. Она шустрее оказалась.

– Женщины все такие.

– О… Чувствуется женская солидарность.

К диалогу присоединяется жена:

– Не солидарность, а опыт.

Хм-хм… Если это намек на мой возраст, я бы предпочла солидарность. Хотя и опыт пойдет.

Другой мужчина оказывается в аналогичной ситуации. Также говорю:

– Вам помочь подключить наш вай-фай?

– Да ладно… Лучше буду надписи читать. Я что, зря линзы покупал? Пусть отрабатывают!

––

У Святителя Николая Чудотворца взгляд внимательнее, чем у смотрителя. Ясно, что у такого не забалуешь. Сегодня я дежурю как раз напротив этой иконы. Богоматерь Владимирская смотрит кротко, у Георгия Победоносца во взгляде отвага, а Николай насквозь всех сканирует, аж до позвоночника. У посетителей возле каждой иконы тоже меняется выражение лиц. На Георгия смотрят с гордостью, на Богоматерь – с сочувствием и теплотой, а на Николая – как на мудрого учителя.

Я смотрю, он смотрит, мы смотрим… Такое вот музейное склонение по лицам.

––

Когда случается острая ситуация, смотрители реагируют по-разному. Сегодня девочка лет семи вдруг (видимо, от скуки), начала падать на стенд с картиной, отталкиваясь затем от него обеими ладонями. Смотрительница, деликатнейшая по своей натуре, с профессиональным ужасом всплеснула руками: «Миленькая, что ж ты делаешь?!!!». Миленькая надулась, но перестала.

––

К смотрительнице подходит мужчина и просит прокомментировать одну из картин. Она отказывается и объясняет, что это не в ее компетенции. Мужчина с разочарованием: «Э-э-э-х… Ну конечно, вам, охранникам, ничего не интересно».

Как же он далек от истины! Во-первых, мы не охранники. И точка на этом. Во-вторых, нам ОЧЕНЬ интересно. Мы не то что смотрим на картины, а внимательно их изучаем. В том числе и для того, чтобы точно знать, на какую именно обращать внимание при сработке сигнализации. А еще просто для себя. За смену в одном зале по-любому обратишь внимание на все детали и обсудишь их потом и с другими смотрителями, и с экскурсоводами, и с хранителями.

Среди нас есть заядлые театралы, коллекционеры картин, художники-любители, а еще знатоки поэзии и музыки, дизайнеры, парикмахеры. Книги читают все, но есть настоящие фанаты этого дела. Само собой, кто-то вяжет, кто-то шьет, и даже профессионально. Есть те, кто занимался установкой программного обеспечения и обслуживанием компьютерного железа. Есть бывшие следователи. И даже те, кто больше двадцати лет прослужил в армии, прошел курсы выживания и владеет всеми видами оружия. Вот так-то. А посетители проходят мимо нас и думают, что мы просто возрастные дамочки. Ну-ну.

––

Дежурю на входе. Подходят посетители:

– А где у вас выход?

– В конце выставки, в последнем зале. Там на двери написано «выход» и ладошка нарисована.

– А мы подумали, что это инсталляция такая.

––

Дала задание нейросети: предложить ироничное название музейного смотрителя. Вот некоторые полученные мною варианты:

– страж экспонатов;

– музейный цербер;

– охранник вечности;

– привратник истории;

– смотритель вековых тайн.

Само собой, в этом списке музейный цербер – вне конкуренции.

––

В зале возле черного квадрата К.С. Малевича стоит молодой человек в толстовке, на которой написано: suprem. Наверное, специально подбирал, чтобы глубже проникнуться супрематизмом.

––

Кадровая текучка у нас невелика. Одна из причин увольнения – срочно требуется круглосуточная помощь пожилым родителям. Тут невольно вспомнишь шутку: «Когда мама просит тебя сделать скриншот ее телефона, не смейся. Вспомни, что когда-то она научила тебя держать ложку!». Да уж, проходят годы – и дети меняются местами с родителями.

Другая причина – далеко добираться. Поначалу-то при устройстве на работу многим думалось, что пара часов в дороге – не так уж и страшно, а потом оказалось, что не страшно это было лет двадцать назад.

Третья причина – зарплата. Ну, это есть во всех организациях. Кому-то, как выясняется, нужно значительно больше. Стремиться к этому – законное право каждого работника. Но есть и другие варианты. Одна смотрительница, которая была прежде логистом в большой компании, поделилась: «Муж увидел объявление: требуются специалисты моего прежнего профиля. Зарплата вдвое больше. Прибежал ко мне, говорит: «Смотри, как здорово! Иди!». А я сказала: «Ну уж нет! Здесь я за многие годы стала спать спокойно. Ушла с работы – и на два дня про все забыла. А раньше всю ночь лежишь и думаешь – как тут извернуться, как там не ошибиться. Хватит!».

––

Возле иконы Ангела-хранителя мужчина спрашивает у меня:

– Интересно, это женщина или мужчина?

– Это ангел.

– А он женщина или мужчина?

– Ангелы по природе своей духи.

– А этот дух женщина или мужчина?

– Духовные существа бесполые.

– А все-таки больше похож на женщину.

––

Если возникают какие-то вопросы к детям, обращаемся только к их родителям. Подходишь, спрашиваешь: «Это ваш ребенок?». Часто в ответ посетители вскидываются в заведомой обороне: «Мой! А что?!». Тут нужно как можно мягче объяснить, что не так, и вообще по пустякам никого не дергать. Когда просьба смотрителя явно обоснованна, родители почти всегда тут же смягчаются.

––

Порой в течение смены случаются занятные мини-диалоги с посетителями.

– Я могу сфотографировать картину, если она мне понравится?

– И даже если не понравится.

Или:

– Где у вас стрелочки, которые показывают, куда идти?

– Я вместо стрелочек.

Или:

– А можно ручками трогать?

– Нет, трогать можно только глазками.

––

Люблю свою работу, но в выходные в рабочий чат не захожу. Такое у меня правило. Трудоголизм – такое же отклонение от нормы, как все другие «измы» и «мании». Я в своей жизни уже проходила период, когда в любое время суток летела, бежала, спасала и участвовала. Поэтому теперь – НЕТЬ! Если и вправду случится что-то важное, мне напишут в личку, позвонят, передадут. А все, что меньше катастрофы, подождет до следующего рабочего дня. К тому же осень-то, осень какая! Все усыпано листьями безупречно золотой масти. Желтое безумие на газонах, на асфальте, в лужах, на капотах машин. Даже в собственной сумочке дома обнаружен крохотный кленовый пришелец, который мною прощен за внезапное вторжение и пристроен возле ноутбука. Помилуйте, ну какой рабочий чат?

––

В зал зашла женщина в красном платье. За руку ведет девочку лет пяти. Тоже в красном платье. Подошли ко мне, женщина спрашивает: «А у вас есть картина Петрова-Водкина «Купание красного коня?». Вот чего нет, того нет. Есть только «Танец с красным одеялом» Тышлера.

––

От клининга поступило предложение сделать песочницу в середине зала. Сказали одной из смотрительниц – она как-то скуксилась слегка и отошла в сторону. «Да не переживай, не из нас песок сыпется! С посетителей!».

––

– А у вас черный квадрат подлинный?

– Конечно.

– Но это же третий?

– Ну да. Малевич нарисовал их всего четыре. Два хранятся в Третьяковке, один в Русском музее и один – в Эрмитаже.

– Ух ты…

– А еще один есть в нашем кафе. Там делают пирожные «Малевич». Белая рамка, черный квадрат по центру.

– Обязательно попробую!

– Да-да, и учтите: прежде, чем выпекать новую партию, кондитеры приходят к нам в зал и срисовывают сюжет с оригинала.

– Вот это да!..

––

Еще немного про зал с иконами. Порой слышу нетривиальные реплики.

Про Георгия Победоносца: «Змий миленький такой!».

После прочтения аннотации к иконе Николая Чудотворца о том, что он был на время лишен сана за пощечину еретику: «Накосячил, значит?!».

У иконы одна женщина фотографирует другую и говорит: «Отойди немножко. Ты Матерь Божью заслоняешь».

––

Посетитель спрашивает: «А почему на табличке написано, что это портрет Репина? Это же бюст. Нас так учили в советское время». Собираюсь рассказать про то, в чем тут суть, но потом думаю, что это не моя компетенция. Все же очень кратко, в несколько слов, объясняю. И понимаю вдруг, что на сегодня лимит серьезности исчерпан. Мои юмористические черти сорвались с привязи и рвутся на волю. Я, подустав за смену, уже не могу им сопротивляться, поэтому добавляю: «А может, посчитали, что «бюст Репина» будет звучать несколько двусмысленно?». Смотрю на посетителя – примет ли подачу? Он мне в тон с иронией: «А наверное. В наш-то время…».

Расходимся страшно довольные друг другом.

––

Конечно, не в силах музея получать подробные статистические данные о посетителях. Иногда проводятся опросы, которые показывают, что половина наших гостей – местные жители, половина – приезжие (туристы прежде всего). А интересно было бы знать и распределение по полу, семейному положению, сфере деятельности. Ну хотя бы по возрасту. Вот недавно приходила очень пожилая женщина. Маленькая, худенькая, элегантно одетая. Мы стали задаваться вопросом: сколько ей лет? Восемьдесят? Наверное, больше… Спросить? Как-то неудобно…

Одна из смотрительниц все же выспросила, но очень деликатно. Завела разговор про природу, про погоду, про «нравится ли вам». А потом: «Вот и мне нравится, и даже современное искусство, хотя мне уже шестьдесят… А вам сколько лет?..». В общем, как сказал великий поэт, «ум у бабы догадлив, на всякие хитрости повадлив». Выяснилось, что женщине девяносто два года, работала всю жизнь преподавателем психологии. И сейчас активна вполне, хотя уже и ходит по выставке с дочерью под ручку. Так что, по моим личным наблюдениям, к нам приходят посетители от двух недель до девяноста двух лет, как минимум.

––

Осень, золотые листья, пронзительно-синее прохладное небо и… грязь. А в перспективе – грязь со снегом. Мы в музее уже начали ощущать это все более явно. В очередной раз наш незаменимый клининг пробегается по залам в середине дня. Напарница:

– Нужны бахилы.

– Да ну… Кто же по музею ходит в бахилах? В Эрмитаже их не выдают, в Третьяковке тоже.

– А раньше выдавали почти везде. Мы с мужем в советские годы в Москве пришли в один крупный музей. Я молодая была, хотелось звездануть. Надела замшевые сапожки на шпильке, еще и с вышивкой. Ну, думаю, сейчас все просто упадут. Я буду «главный экспонат»! И вот выдают нам тканевые мешки, которые завязываются у колена. Эх… Но куда деваться? Так и не выгуляла я свои сапоги.

––

У нас в правилах записано, что нельзя заходить за линию. А заползать можно?! Пришла молодая мама с ребенком, который не хотел сидеть на руках, а ходить еще не умел, но все равно рвался на пол. Только отпустила – ринулся на четвереньках на первой космической скорости, перебирая ногами и руками, через все кордоны. Она его поймала, вернула назад, а потом опустила необдуманно – и все заново!!!

––

Возле скульптурного портрета из белого мрамора останавливаются мать и дочь. Дочери лет 15, матери около 35. Мать спрашивает:

– Наверное, все ему нос трут?

– Э-э-э?.. Нет.

– А можно, мы потрем?

– Нет-нет…

– А почему? Вон рядом с нашим домом скульптура на улице. Все трут.

– Видите ли… Там можно. А эта скульптура – национальное достояние. Ее не трут.

– Жаль. Очень хотелось бы потереть.

Ну и кто из них ребенок?!

––

Каждое второе воскресенье месяца у нас «день старого да малого». Все категории льготников могут посетить выставку бесплатно. Больше всего приходит детей и пенсионеров. Дети (к их числу отношу и студентов) в основном приходят группками, активно фотографируются, записывают видео. Мальчики важничают перед девочками. Все много шутят. Пенсионеры – это обычно две-три пожилых подруги. Фотографируются редко, обсуждают картины, а также внуков, цены, пенсии, погоду и суставы.

––

Пожилой мужчина:

– А ваши иконы – это копии или подлинники?

– Подлинники.

Нюхает крайнюю:

– Странно. Почему-то ничем не пахнет.

– А чем же она должна пахнуть?

– Древностью, конечно!

––

Нужно сказать несколько слов про музейное озорство. Женщина гладит скульптуру, хотя и видит наклейку – перечеркнутую ладошку. «Ну и зачем?» – вздыхает рядом с ней смотритель. Женщина: «Очень хотелось!». Мужчина трогает картину одним пальчиком. Думает, никто не заметит. Смотритель тут как тут. «Пожалуйста…». Посетитель смотрит в ответ хитро: «Извините-извините». Понятно: хочется нашкодить, как в детстве. Говорит, глядя на смотрителя весело: «Я знаю-знаю!». И опять быстренько дотрагивается. «Один разочек!».

––

Ох уж этот сидящий мальчик! Пора начать писать о нем роман-эпопею с одноименным названием. Сегодня мимо проходил сотрудник службы безопасности и нечаянно ударился рукой о его ногу. Остановился и говорит возмущенно: «Ты чего пинаешься?!». Мальчик не ответил, по-прежнему молча пупырясь.

––

Сейчас прочитала в интернет-откликах на наш музей: «Такой надменный персонал, впечатление, что охраняют гробницу фараона». Кака-така надменность?.. Не очень приятный отзыв, ну да ничего не поделаешь. Но сформулировано классно. Теперь, просыпаясь под звук будильника, думаю: «Хорош спать, пора к фараону!». Одна смотрительница в ответ на этот отклик сказала: «Ну и что? Чем наши экспонаты хуже гробницы?». Ну-у-у… Да.

––

Согласно нашим правилам дети до четырнадцати лет должны ходить по выставке с родителями. Мальчик лет семи постоянно отрывается от мамы, убегает в другой зал. Мама знает о наших правилах, пытается его вернуть, а он – прочь от нее, вырывается, да еще и говорит: «Да ну тебя! Не хочу с тобой ходить!!!». Тут наша смотрительница наклоняется к нему и говорит ласково-ласково, глядя в глазки: «А хочешь, я заберу тебя к себе?..». Мальчик в ответ – хвать маму за руку! Дальше всю выставку так и ходил. А мама была так довольна, так благодарно смотрела на нашу сотрудницу, которая давно уже не только опытная мама, но и бабушка со стажем!

––

За четыре месяца нашу выставку посетило 180 тысяч человек. Это в среднем 1500 в день. Одна смотрительница говорит другой:

– Представляешь, каждая из нас посмотрела на 1500 человек за день…

– Да ладно мы посмотрели. 1500 человек в каждую смену посмотрели на нас!

…Ну да, ну да. О некоторых вещах лучше не задумываться.

––

Мальчик. Лет десять. Подходит к картине А.И. Куинджи, пытаясь сделать фото смартфоном. И шепотом говорит: «Нельзя…». Я стою рядом: «Можно, фотографируй, это не запрещено». Мальчик, вздыхая восторженно и огорченно: «Нельзя… Невозможно передать на фотографии…».

––

Долог путь от иконописи пятнадцатого века до авангарда века двадцатого… «Чудо Георгия о змие» – знаковая икона. Посетители, как я уже рассказывала, называют животину, которую топчет Георгий, змием, змеей или драконом. А разглядывая картину направления авангард с тем же сюжетом, именуют это существо Крокодилом Геной. И вправду похож. Улыбается, на носу что-то очень похожее на очки… Картина-кавер создана в 1915-м. Видимо, не зря через два года свершилась Великая Октябрьская. Что-то реально странное носилось в воздухе.

––

Группу подростков привела учительница. Одна девушка лет четырнадцати, окруженная подругами, нарочито заступает за линию, даже притопывает слегка. Думает, что никто не увидит. Смотрит на подруг свысока. А тут я. Подхожу, вытягиваю губы в хоботок, хмурю брови, тихонько гнусавя: «Ну и зачем же ты, дорогая, это сделала? Чтобы к тебе злая тетенька подошла?». Девчушка в легкой оторопи. Похоже, долго теперь не будет шалить.

––

Начались осенние каникулы. К нам массово пошли школьники и студенты. По мне так посетители семнадцати-двадцати лет – самые лучшие. Очень дисциплинированные. У них уже нет подросткового выпендрежа, нет гиперактивности дошколят, нет раздражительности и гонора некоторых людей постарше. Они хотят выглядеть умными, воспитанными, полноценными членами общества (а многие ими и являются). Никогда не спорят с требованиями смотрителя. Взрослый мир им еще безумно интересен, и они полны надежд управиться с ним лучше, чем это получилось у старших. Как-то все очень знакомо…

––

В зал вошла молодая пара с пацанчиком не более года от роду. Возили его в коляске. Пока он был в предыдущих залах, молчал или тянул тихонько свое, невнятно-младенческое. Но вот они вошли в авангард, и малыш стал громко вещать из коляски: «Да!». А когда подошли к Малевичу (черный квадрат), начал почти выкрикивать: «Да! Да!! Да!!!». У всех глаза на лоб полезли, кто-то начал хихикать. Родители, видя общую реакцию, тоже развеселились. Что интересно – когда они перешли из супрематизма в соцреализм, ребеночек снова начал что-то обычное трулялякать.

––

Дети не всегда скучают у нас на выставке. Есть и те, кому это очень даже интересно, причем неожиданно для всех. Вот прошли мама с мальчиком лет одиннадцати. Он то у одной картины залипнет, то у другой. Мама говорит: «Ну вот. А ты идти не хотел».

И вспомнилось вот что. У моего сына музыкальная студия. Обучает игре на гитаре всех желающих – от пяти лет и хоть до девяноста. Недавно ему позвонил незнакомый мужчина и сказал сумрачным голосом:

– У меня проблема…

– Слушаю вас.

– У меня дочь.

– Так…

– Ей восемь лет.

– Понятно.

– Она хочет научиться играть на электрогитаре! И выступать в рок-группе!!!

– Ну, это как раз не проблема! Это нормальное и даже очень хорошее желание. Приходите!

Вообще родители (знаю по себе) не всегда могут четко определить, где настоящие трудности с детьми, и порой выдумывают несуществующие, заранее напрасно пугаясь. Будет ли интересно ребенку? Поймет ли он? Его ли это вообще? Практика показывает, что единственный способ получить ответ – попробовать, а там видно будет. Поэтому приходите с детьми и на выставки тоже. А вдруг?

––

Две подруги-пенсионерки подошли к картине направления «космизм», и одна начала вслух читать аннотацию:

– Пространство картины густо заполняют экспрессивные разноцветные мозги… Э-э-э… Чего-чего?..

Снова перечитывает вслух:

– Разноцветные мозги… Не поняла…

Вторая подруга наклоняется над табличкой, читает.

– Не мозги, а мазки!!!

Глава 2. Осень 2025. Часть третья

Залы у нас разные. Один из них – детский интерактивный. Многие смотрители там не бывали, но в один из дней такая возможность появилась. Пошли мы туда группой, до начала рабочего дня.

Идем мимо экспоната – белой фигуры человека из гипса в реальный рост, который сидит на лавочке. Наша руководительница говорит: «Будете дежурить здесь – следите, чтобы его не трогали». Мы, проходя мимо, потрогали его все! Необходимо же нам знать, за чем присматриваем.

Дальше – волнистые горки, на которых можно лежать, можно скакать. Мы их просто погладили. Скакуны уже так себе, а лежать некогда.

Затем был экран-релакс, на котором двигались круги. Я отстала немного, стою, тыкаю пальцем, пытаюсь понять, в чем суть. Потом смотрю – справа наклейка с перечеркнутой ладошкой. Вот лошара. А еще посетителям замечания делаю!

В следующем зале на столе цветные кнопки. Нажимаешь любые две – на экране смешиваются краски, а потом возникает картина, близкая по гамме к выбранным цветам. Тут уж вообще понеслось. Детишки со средним возрастом в пятьдесят лет восторгались, хихикали, ахали и охали.

Еще видели там картину-инсталляцию. На ней старый серый слон идет навстречу молодому бледно-салатовому слоненку. Называется «Встреча с внутренним ребенком». Точно. Так и получилось. В этот зал старые слоны любят ходить даже больше, чем молодые слонята.

––

К скульптуре Ф.М. Достоевского подходят бабушка и внучка лет четырнадцати. Бабушка спрашивает с прокурорской интонацией: «Кто такой Достоевский?!». Внучка, помедлив, неуверенно: «Писатель…». Бабушка на весь зал: «Слава тебе, Господи!».

––

Еще один эмоциональный положительный отклик на наш музей в интернете: «Циклопическая квадрига, которая способна украсить любую столицу мира! Огромные двери, огромные пространства, огромные выставочные залы! Получили настоящее удовольствие от посещения! Пока были в двухнедельном отпуске, ходили два раза, так нам все понравилось!». Очень приятно. Но почему квадрига? С циклопическим-то все ясно. Так называют что-то очень большое, прямо-таки исполинское. Но квадрига – это античная двухколесная колесница, запряженная четверкой лошадей. Что сие значит в отклике? Суть-то я уловила: «Вы молодцы, ребята!». С остальным – как говорила когда-то моя знакомая, начитавшись А. Блока: «Ничего не понятно, но здорово!».

––

В галерею вошел мужчина лет сорока с холщовой торбой, на которой написано: «Я несу радость». Судя по тому, что на нем были розовые брюки и разноцветная рубашка, а вдобавок к ним – длинные спутанные волосы и небритый подбородок, можно было предположить: радость в торбе хипповая, психоделическая. Но моя задача – не предполагать, не выдумывать и не придираться, а следить за порядком. Вел себя посетитель прилично, а мне чего еще надо-то?

––

Помнится, я рассказывала о том, что у нас проводился квест: найди кошечек на картинах. Задача – разбудить интерес подростков к живописи и ненавязчиво добиться, чтобы внимательно посмотрели выставку с начала до конца. Я написала, что перспективы велики – у нас ведь и собачки есть. И надо же, сегодня был новый квест. Искали собачек! Ну, уж если это так работает, предлагаю переходить на высших приматов. Например, найти на картинах детей. Сама немножко попробовала – очень понравилось.

––

На картине нарисована большая агава, возле которой спиной к нам сидит на стуле пожилая женщина. Подходят двое мужчин:

– А чего это она сидит возле агавы?

– Так ведь из агавы делают текилу. Охраняет.

––

Каждый смотритель полон загадок, если учесть все, что он носит в карманах и в целом на себе. Обязательно у каждого – пропуск, тревожная кнопка, телефон, ключи, рация. Да еще индивидуальный набор мелочей. В общем, если смотрителя перевернуть вверх ногами и хорошенько тряхнуть, высыпется много интересного.

Однажды с нами проводила занятие старший смотритель из головного музея. Сразу сказала: «Не заводите никаких дополнительных сумочек, никаких дополнительных шкафчиков. Женщина – это существо, которое займет любое пространство, сколько бы его ни было». А еще рассказала, что у них в одном из залов был столик с полочкой. Как-то на смену пришла смотритель и увидела на полочке незнакомый предмет. Проявила бдительность, вызвала службу безопасности. Те вызвали собак для поиска взрывчатки. Все это время музей был закрыт. Оказалось, что подозрительный предмет – это косметичка, которую забыла в столе сотрудница из предыдущей смены. Поэтому железное правило смотрителя: ничего лишнего! Сколько в зал принес, столько и унес.

––

К нашим контролерам, которые на входе проверяют билеты, периодически подходят посетители и говорят: «Пустите, пожалуйста, без билетика. Я просто посмотреть. Загляну быстренько и выйду. Вдруг мне не понравится?».

––

Есть разряд посетителей, которые, похоже, намеренно проверяют выдержку наших сотрудников. Не хотелось бы называть их провокаторами, но что-то такое здесь явно есть. Вот вчера зашла в первый зал возмущенная женщина со словами «Весь интернет про вас гудит!». То есть она, прекрасно зная из интернета, что у нас нужно оставить на входе воду, если она есть, и показать, что у нее в сумке, все равно и воду с собой принесла, и сумку показывать не хотела. Конечно, и воду оставить, и сумку показать пришлось. Но сознательно нарушать правила, о которых прекрасно знаешь? Зачем? Проверить, правду ли пишут в интернете? Просто поругаться у дверей? Новый вид кайфа? Может, мне самой попробовать, чтобы понять?

––

По выставке ходит женщина с девочкой лет шести. Девочка все время канючит:

– Мама, мне не интересно… Я домой хочу… Ну пойдем уже…

– Тебе надо было с дедом идти. Он тоже не выдержал и сбежал.

––

Зал, в котором висят сплошь портреты графов и графинь, я называю про себя VIP-зона. Картины эти написаны в первой половине XIX века. Тут иногда случаются курьезы. Ну вот, например, хотя на табличке написано «статский советник», народ упорно не хочет читать в таком варианте. Читают то как «штатский советник», то как «статный советник». Или подходят к портрету, на раме которого закреплена латунная табличка двухсотлетней давности с текстом: «Российская академия Президенту» (имеется ввиду подарок тогдашнему Президенту академии наук). Посетители спрашивают: «Это нашему Президенту картину подарили? Почему же она здесь висит?». Да нет, не нашему. Не единым Президентом богата история России.

––

Пара пожилых супругов. Женщина вплотную подошла к картине. Напоминаю ей про дистанцию. Мужчина говорит:

– Сейчас тебя арестуют! Или навсегда оставят тут уборщицей работать!

Он произносит это с таким подъемом, что я невольно замечаю:

– Такое ощущение, что вы давно уже об этом мечтали.

– Конечно! У вас ресторан внизу, я уже предвкушаю, как закачусь туда на радостях!

––

Прошла громкая новость про ограбление Лувра: за семь минут вынесли несколько бесценных ювелирных украшений. После этого только ленивый журналист не задал вопрос о том, возможно ли такое в нашем музее. Странно было бы ответить: «Да, возможно». Конечно, можно изобразить вынос экспоната якобы на реставрацию, но с этим у нас строго. Все под запись, с массой формальностей. Сильно не забалуешь. Поэтому никто особо новостью про Лувр не обеспокоился, но в обеденный перерыв одна из наших смотрительниц начала читать вслух хронику краж в музеях России за последние десять лет. Батюшки святы! А мы-то думали, что у нас спокойная работа!

––

Китайские туристы подходят к одной из картин, что-то разглядывая в нескольких миллиметрах от полотна. Жестами объясняю, что нужно немного отойти. Один из них говорит: «О! Мадама, прости!».

––

Всякому посетителю свое время.

С раннего утра часто приходят люди пожилые. Внимательно рассматривают картины, говорят шепотом, ни о чем не спрашивают.

В середине дня посетителей больше всего. Разного возраста, многие с детьми. Это время самых активных любителей искусства. Они задают вопросы, замечают то, о чем смотрители, сидящие в этих залах месяцами, даже не подозревали, активно обмениваются репликами. Именно благодаря им пополняются мои записи.

Вечером, за час до закрытия, а то и за полчаса, приходят посетители самые беспечные. Это всегда молодые люди, обычно – парочки. Посмотреть успевают максимум половину, но совершенно этим не огорчаются. Я долго не могла понять их стиль поведения. Потом узнала, что совсем отстала от жизни. Сегодня модно назначать в музее романтические встречи! А еще считается, что это отличный повод показать свой наряд и снять контент для соцсетей. Например, дропнуть новый клип. Для этого и полчаса хватает.

––

У нас в залах, помимо смотрителей, дежурят сотрудники службы безопасности. Один из них входит, осматривает зал, обменивается несколькими фразами с нашей работницей. Все мирно, тихо, слегка сонно, как и всегда. Тут распахивается входная дверь, в которую с шумом вваливаются мужчина и женщина. Другой сотрудник службы безопасности, который дежурит на входе снаружи, с подозрительным радушием громко говорит: «Принимайте товарищей!». Шумные супруги энергично прокладывают себе путь через группу экскурсантов и скрываются в следующем зале. Смотритель спрашивают у дежурного на входе:

– Что это было? Почему «товарищей»?

– Да… У дамы огромная сумка типа челночной. Мы в ней при досмотре «лампочку Ильича» нашли. И много еще разных неожиданных вещей, которые попросили оставить на входе до ее возвращения с выставки.

––

Конечно, на работе у нас – не бесконечный капустник. Это я только здесь преподношу все забавное в концентрированном виде. Однако в целом настрой и вправду положительный, даже немножко озорной. Одна смотрительница, отсмеявшись после очередной шутки, как-то сказала: «А вы знаете, я частенько вспоминаю «Сказку о потерянном времени». Такое чувство, что мы – те самые старички, которые на самом деле дети». Точно-точно! Только у Евгения Шварца героев звали Маруся, Надя, Петя и Вася, а у нас – Нина, Таня, Света, Ира и далее по списку.

А помните, чем сказка заканчивается? В полночь «старички» принялись откручивать назад стрелки часов и на последнем обороте вновь стали детьми. Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники…

––

В зале никого нет. Напарница подходит и говорит: «В Америке пятьдесят штатов. Можешь назвать хотя бы половину?». Я на нее выпучилась, спрашиваю: «А зачем?». Она отвечает: «Для развития ума». Я изобразила страшную занятость, благо вошли люди, потом села на свой стул, думаю, что все, проехали эту тему. Нет! Она подходит и снова говорит: «А я вот дала себе такое задание, и, представляешь, смогла называть всего лишь половину». Оставшуюся часть смены я досидела в каком-то остекленении. Странная она. Я вот совсем другая: обыкновенная, простая. Предложу-ка ей в свободную минутку определить фигуру категорического силлогизма. Вот это действительно интересно и совсем не сложно.

––

Аудиогид многие берут один на двоих. По уху на каждого. Забавно смотрится: такой, знаете, велосипед-тандем. Но если согласованности нет, тандем превращается в тянитолкая. Один раз женщина ходила по залу на шаг впереди супруга и держала проводок от наушника в руке на уровне плеча. Казалось, что ведет мужа под уздцы. Он не возражал.

––

Без юмора – никуда. Порой сама ситуация располагает. Ну вот взять, например, ту же картину с агавой. Сюжет предельно прост: сидит рядом с растением пожилая женщина. Смотрительница расположилась на стульчике прямо под этой картиной. Проходят мимо молодые люди отнюдь не академического вида, один из них говорит: «О, бабка с кактусом!».

– Надо же, – делится с удивлением смотрительница. – Сказали так про картину!

– Точно про картину? Уверена? Может, про тебя?

А что? «Кактус» рядом, стул есть, бабка уже дважды.

––

Смотрители относятся к сотрудникам первой линии. Так и всплывает сразу в сознании фраза: «находятся на линии огня». Первая линия – это те, кто оказывается на самом трудном, ответственном и рисковом участке. Драматизировать не будем, но с людьми первыми взаимодействуют действительно прежде всего смотрители. Ну и, конечно, контролеры, администраторы, экскурсоводы, кассиры, безопасники. А люди бывают разные. В том числе имеющие заболевания ментального характера, слабослышащие и глухие, маломобильные. Поэтому периодически мы проходим обучение: нас учат взаимодействовать с такими посетителями. Особая ценность занятий в том, что проводятся они самими «особенными», как принято говорить, людьми. Или же с их участием.

Также проводятся занятия по ГО и ЧС. Вот и сегодня такое было. Лектор много чего поведал про ураганы, наводнения и прочее, но я не очень внимательно слушала, потому как начал он с того, что некоторые ученые прогнозируют у нас в ближайшие пять лет землетрясение силой в девять баллов (хотя такого отродясь не бывало). Тю… Что попусту об остальном переживать? Пойду-ка я в свой зал. Может, хоть до конца смены доработаю.

––

Давно я не писала про сидящего мальчика. Появилась еще одна версия его пупырчатой поверхности. Ребенок спросил:

– Папа, а почему мальчик такой неровный?

– Это потому, что все посетители в него пальцем тыкают.

––

Подошел мужчина и спросил у смотрительницы, как делают бронзовые скульптуры пустыми. Она честно сказала, что не знает. Позже стала спрашивать у других смотрителей. Никто не знает. Меня разобрало любопытство. Села в выходные разбираться. Не сразу, но разобралась. К сожалению, мало кто описывает процесс четко. Обычно делают пропуски важных моментов, скачут с пятого на десятое. Все же в итоге я составила алгоритм литья бронзовых скульптур! Осталось два вопроса. Первый: зачем мне это было надо? Второй: в выходной день заняться больше нечем?

––

Женщина говорит: «Как же так? У вас наклейка «руками не трогать», а ведь у этой скульптуры вся рука стерта. Она даже другого цвета!». Что ответить? Мямлю: «Ну, видимо, где-то скульптура стояла до нас, где можно было трогать». И про себя додумываю: «А теперь вот решили: хорош, затрогали!». Еще приходит в голову: может, в предыдущем музе было мало персонала или они ленились? Не досмотрели, не уберегли. Э-хе-хе…

Посоветовалась с коллегами, они накидали с ходу несколько вариантов ответов на такой вопрос:

– это начали реставрационные работы, но пока не закончили;

– это у него перчатка;

– да у него вообще руки были такие!

––

Со спортивными (скандинавскими) палками к нам нельзя. Пожилые люди с тростями проходят, конечно. Но все равно присматриваем внимательно, потому как иной старичок вдруг лихо закидывает палку за спину и начинает бодро вышагивать по залу. Я прямо вся подобралась, когда в первый раз такое увидела. Это что еще за псевдохромота? Но потом поняла, что бодрость ненадолго, просто велики эмоции от увиденного. В следующем зале палочка вернулась, увы, в привычную позицию, хотя картины там ничуть не хуже.

––

Знакомая подогнала мне шуточный ролик про смотрителей из инета. Действительно, очень смешно. Прямо с нас списано. Пересказывать кино или видео – дело неблагодарное, но один момент все же обрисую. В ответ на похвалу смотрители в ролике браво отвечают: «Служу картине!». Не знаю, как другие, а я теперь буду говорить только так.

––

К скульптуре подошел мальчик-дошкольник. Смотрительнице показалось издали, что он трогает бронзовый экспонат. Сказала: «Руками трогать нельзя». А мальчик отвечает: «Я не трогаю. Я нюхаю». У нас часто нюхают: кто иконы, кто картины. До скульптур пока не доходило.

––

Многие смотрители очень не любят самодеятельных художников, потому что эти художники часто не смотрят на картину в целом, а норовят максимально близко, буквально вприлипку, подойти к полотну. Как они объясняют, «посмотреть мазки». А многие хотят и потрогать. Одна «художница» даже пробовала отковырять кусочек краски. Пытаются понять технику создания шедевра. Разберутся с мазками – и повторят, а то и превзойдут? Но это же все равно, что на основе разбора предложений по членам надеяться написать «Войну и мир»!

––

Смотрительница стоит рядом с мраморным бюстом П.И. Чайковского. Мальчик подходит и спрашивает, показывая на экспонат: «Это вы сами сделали?».

––

Часто гости музея хотят чего-то особенного. Спрашивают «Бурлаков на волге», «Богатырей». Даже «Мону Лизу» не раз надеялись увидеть. Объясняешь, что все это в других музеях страны, а Лиза вообще парижанка. Сегодня посетители спросили: «На ваших иконах все святые с карими глазами. А с голубыми, случайно, нет?». Как-то сразу вспомнилось из «Бриллиантовой руки»:

– А у вас есть такой же, только с перламутровыми пуговицами?

– Нет.

– Будем искать.

––

Из личной переписки с одной из смотрительниц:

– Работая музейным смотрителем, я поняла одну вещь, которую, вроде бы, теоретически знала, но в жизни особо не замечала: насколько разнообразен мир людей! Все капец какие разные, хотя живут вроде в одной стране, по одним и тем же правилам.

– Это хорошо, что у нас так, иначе можно заплесневеть, сидя на стуле.

– Вот только новенькие смотрительницы иногда в шоке бывают.

– Привыкнут.

Кстати, к вопросу о привыкании. Может, новичкам для закалки предлагать накануне первого рабочего дня изучать подборку шуток и анекдотов? Пусть в занимательной форме постигают изнанку нашей жизни. Мне, например, вот это нравится:

– Дети, что вам больше всего понравилось в музее?

– Как Иванова с лестницы упала.

––

Есть картина, на которой изображено что-то совершенно не ясное в деталях. Просматриваются более-менее четко только человек и собака. Все остальное – предмет постоянных дискуссий как посетителей, так и смотрителей. Подошла к этой картине женщина. Стояла-стояла, смотрела-смотрела. Минут пять. И сбоку разглядывала, и подальше, и поближе. Потом молча пожала печами, развела руками и пошла дальше.

––

В зале с экспонатами XIX века висит картина В.А. Тропинина «Гитарист». Примерно каждый десятый, подходя к ней, говорит: «А у меня такая марка есть!». Вот ей-богу, уже хочется подойти и пискнуть за плечом: «И у меня! И у меня!». Да, была выпущена такая в 1973 году в составе серии из семи почтовых марок «Русская живопись XIX века». А еще там были «Автопортрет» О.А. Кипренского, «Итальянский полдень» К.П. Брюллова и другие. Не думала, что столько филателистов у нас бывает.

––

Разговор двух смотрительниц-пенсионерок:

– Ты что там в телефоне зависла?

– Да вот, прикидываю, как сарай строить буду.

– А ты инструментами пользоваться умеешь? Электропилой, электродрелью?

– Конечно! Я на прошлый Новый год себе подарила электролобзик, перфоратор и шлифовальную машину.

– А я – краскопульт. Фундамент для сарая будешь делать ленточный?

– Ага. Заливать хочу на вот такие железные штуки. Смотри, как на фотографии.

Это смотрительницы, которые построили дом, посадили дерево и вырастили сына.

––

Поздравьте: я постепенно превращаюсь в гуся. В римского. Помните легенду? В 390 году до нашей эры галлы осадили Рим и однажды ночью, пока все спали, пытались его захватить. Но не учли, что гуси узнают хозяев по походке! Услышали они чужие шаги и сорвали ночную атаку своим встревоженным гоготанием. Отсюда и пошло: «Гуси спасли Рим». При чем тут я? Так я же издали, еще не видя никого за многочисленными стендами, по шагам научилась узнавать, кто идет: посетитель, другой смотритель или (что самое главное!) начальство.

––

В зал с иконами входит девушка лет семнадцати, оглядывается вокруг и громко восклицает: «Какая старость!».

––

Иногда посетители запутываются, не могут понять, в каком зале уже были, а в каком – еще нет. Ходят, смотрят на картины, сомневаются, но потом глянут на смотрителя – и все встает на свои места. На лице читается: «Ага, этого смотрителя мы уже посмотрели». Причем данный феномен касается нас всех. Пока не пойму, как его объяснить. Может, каждую раз увидишь – не забудешь?

––

Клининг начинает свою работу с утра. Быстрее-быстрее, время не ждет, дел полно. Нечаянно одна из работниц задевает пластиковой ручкой швабры скульптуру. Попадает аккурат по лбу. Замирает, хватается за сердце и говорит: «Слава Богу, что они не живые!».

––

В смотрители приходят из разных профессий. И это чувствуется. На первых порах те, кто раньше работал в сфере услуг, на производстве, в торговле, называют посетителей клиентами или заказчиками. Вот пациентами еще не называли. И действительно, бывших медработников среди нас нет.

––

На выставку пришла группа старших школьников. Учительница с вызовом отвечает одному из мальчиков на его на вопрос: «А это все оригиналы?».

– Нет, конечно, это копии! Повезут тебе сюда оригиналы»! Ага, щас!!!

Смотрительница, которая тихонько подсказывает, что такое мнение ошибочно, что все это – подлинники, удостаивается скептического взгляда педагога. И зря!

––

На одной из картин конца XIX века нарисована семья. Супруги и две девочки. И где-то там, на заднем плане, мелкая размыто-бледная коза. Мужчина говорит своей спутнице: «Коза так не смотрит!». Это он о том, что у козы зрачки должны быть, как горизонтальные прямоугольнички, а тут они якобы круглые. Надо же. Да там не сразу поймешь-то, что это вообще коза.

––

С рассматриванием картин посетителями неожиданностей всегда много, а еще часто бывают проблемы с чтением надписей на табличках.

– Скажите, почему у вас так мелко написано? Я не могу прочитать.

– Мелко? Ну, в общем-то, вроде бы, нормально. Смотрите, я читаю даже в полуметре от линии.

– Но вы же в очках.

Сакраментальный вопрос: а почему вы без очков, если плохо видите? Я как раз для того их и ношу, чтобы читать надписи в том числе. Если спрашиваю об этом посетителей, многие говорят: «А у меня очки для близи!». Так может, если не видно вдаль, нужны «для дали»? Право же, остается только озадаченно почесать в затылке.

––

Еще чуток о рассматривании и о тех посетителях, которым не видно. Молодой человек подходит вплотную к картине. Говорю:

– Пожалуйста, не забывайте про линию.

– Я не забываю! Я отсюда не вижу! – откровенно недовольным тоном.

Развожу руками, вздыхаю: «Таковы правила». Сердитый молодой человек проходит дальше, а до меня вдруг доходит. Смотрю на эту картину: портрет размером два на три метра. Ну да, где ж тут разглядеть.

––

На картине изображена мать, кормящая младенца грудью. Интереса у женщин это не вызывает абсолютно никакого, но вот обстановка в комнате – совсем иное дело. Пожилая посетительница увидела на заднем плане кровать с панцирной сеткой и говорит: «О! А вот кровать, на которой в детстве можно было попрыгать». Позже другая женщина, уже помоложе, говорит: «У нас такие в пионерском лагере были. Классный батут!». В следующий раз посетительницы обсуждали гору подушек на этой кровати: «У нас такие же китайские были. Мя-я-я-гкие-е-е…». А вскармливание младенца ну вообще никто не обсуждал ни разу.

––

Периодически к нам привозят организованные группы пенсионеров на автобусах. Тех, которых уже не относят к категории «молодых». Поражает их жадная любознательность. Бывают среди них трогательные пары. Пожилые супруги в одной из таких пар растянулись по залам. Идут навстречу друг другу. Мужчина говорит: «А я тебя уже потерял. Думаю: где же ты, моя самая красивая картина?».

––

В зале живописи ХХ века посетительницы спрашивают смотрителя: «А вы хотя бы иногда меняетесь залами? Здесь ведь просто ужас находиться постоянно. Что ни картина – то кошмар. То ли дело XIX век!». Смотритель в ответ: «Нет, мы не меняемся, стоим постоянно. В этот зал отправляют всех, кто наказан. Это зал штрафников». Нужно было видеть реакцию посетительниц! Потом, конечно, им стало ясно, что смотритель пошутила. А между прочим, и в этом зале можно найти много интересного. Да, не похожего на Айвазовского, но по-своему выразительного. Нужно просто присмотреться.

––

Наш музей нередко посещают бывшие смотрители. Многие с удовольствием рассказывают нам о своем «боевом прошлом». Вот и сегодня одна женщина поделилась: «Я была смотрителем в Кижах. Но там не картины были, а горшки да лапти. Моя задача была смотреть, чтобы посетители ничего не трогали. Но не всегда удавалось. У нас заслонка в русской печке уже вся расхлябанная была, потому что каждый хотел заглянуть: что там? Ну что там?! Домовой!».

––

Подростки верны себе. Трое парней лет пятнадцати ростом под сто восемьдесят остановились в нашем зале. Один меня спрашивает с легкой ухмылочкой, показывая на скульптуру Ф.М. Достоевского:

– Чего он так на меня смотрит?!

…Поняла, вижу: он почему-то решил, что я сейчас, как кобра, капюшон раскрою. Ну-ну. Ага.

– Так понравились вы ему.

– Мы? – оглядывается, хихикая, на группку окружающих его ребят.

– Нет, конкретно вы.

– Да ну?.. – слегка растерянно. Не ожидал, что назову его на «вы».

– Ну да. Он почувствовал в вас родственную душу.

Говорю это с эмоциональностью утюга.

Бульк… бульк… бульк… Тинейджер пошел на коммуникативное дно, а потом вместе со свитой – в другой зал, не досмотрев экспонаты в моем. Чего хотел? В пятнадцать лет порой трудно даже самому себе ответить на этот вопрос. Явно был у него запланирован какой-то перформанс, но все пошло не так.

Эх, не знает он, что со мной тяжело. Мама одного ребенка – новобранец, мама двоих детей – дембель, мама троих детей – спецназ. Я – дембель.

––

Многие говорят, посмотрев на «Черный квадрат» Малевича: «Ну, так и я могу». А один посетитель не стал ничего говорить, просто взял книгу отзывов, которая лежит в холле, нарисовал в ней черной ручкой квадрат, заштриховал, написал «Квадрат Малевича» и поставил свою фамилию.

––

В самом конце выставки вижу мужчину, у которого из пакета торчат какие-то хвосты. Что это?! Подхожу с вопросом, и мужчина отвечает с плачущей интонацией: «Да угорь это, угорь! Он в вакуумной упаковке. Ну куда я его дену?! Вот, купил деликатес, чтобы увезти на родину, скоро самолет, а ваши меня в каждом зале расспрашивают. Я же его есть не собираюсь, он же запечатан!». Да ладно, ладно, что так переживать-то. Тем более, что уже и выход вот он. Даже занятно. Ни разу в жизни не видела копченого угря на выставке.

––

Составила рейтинг самых частых вопросов посетителей:

Первое место (с большим отрывом): «Это подлинники?».

Второе место: «Где выход?».

Третье: «Можно, я выйду в туалет, а потом опять зайду?».

Четвертое: «Можно фотографировать?».

Пятое: «Сколько продлится эта выставка? Что будет на следующей?».

––

Дети и подростки любят приносить с собой игрушки или разные необычные штуки. Ну, например, нередко из сумочки свисает какой-нибудь пушистый полосатый хвост. Конечно, приносят зубастых Хагги Вагги, но и классические чебурашки попадаются. А вот один раз девочка несла довольно большого Йоду. Я не поклонник «Звездных войн», но Йода – моя слабость. Не удержалась, подошла, говорю: «Можно потрогать?». Потрогала: «Какой же он замечательный!». Девочка с игрушкой в руках прямо расцвела, а мама сказала, хоть и улыбаясь, но со вздохом: «А знаете, какой он дорогой?.. Но куда деваться, это же любовь». Конечно. Йода сказал бы: «На чувства свои всегда и во всем вы опираться должны».

––

Рядом висят картины: на одной – император Петр I, на другой – императрица Елизавета Петровна. Девочка лет четырех показывает на них поочередно: «Папа король, мама король». Конечно, малышка в династических тонкостях ошиблась, но то, что одна – мама, а другой – папа, верно. У нас пока еще не как в иных отдаленных землях, где теперь принято говорить родитель-1 и родитель-2, чтобы не было обидно тем, кто то ли мама, то ли папа, то ли два в одном. У нас, как и раньше, папа-король и мама-королева. И знаете, мне нравится.

––

Выставка одна, а цели ее посещения у каждого свои. Молодежь нередко приходит к нам за оригинальными фотографиями. Одна из смотрительниц рассказала: «Ко мне в зал зашли парень и девушка. Парень спортивного телосложения, встав между иконами, как истинный бодибилдер, стал играть мышцами, напрягая в себе каждую клеточку. Девушка его в это время фотографировала. Я конечно, все понимаю. Красивое тело, спорт и все такое. Но фотосессия между икон? Я не то что удивилась – я просто офигела. Наблюдала молча. А через пару дней – похожая ситуация, но с элементами художественной гимнастики. Теперь уже девушка начала делать ногами и руками круговые размашистые движения. Интересно, почему именно возле икон молодых людей так тянет на спортивные достижения?».

Ну почему-почему? Наверное, хотят сказать: «Я в божественной физической форме на зависть тем, кто в безбожной».

––

Одна из коллег сидит, слегка прикрыв веки. Мимо проходит девочка:

– Папа, смотри, тетя спит!

– А ты знаешь, доча, какой это тяжкий труд – целый день смотреть на людей, выпучив глаза?!

––

Интересно рассматривать картину, которой лет двести, а на ней – то, что ты своими глазами видел не так давно. Вот полотно Ф. Матвеева «Вид Рима. Колизей» (1810-е годы). Да, Колизей все тот же. Но леса вокруг него, как на холсте, уже нет. Теперь это центр Рима. Очень современный и оживленный, с дорогами в шесть полос, магазинами и толпами туристов. Или вот картина С. Щедрина 1824 года «Новый Рим. Замок святого Ангела». На нем в отдалении – Собор Святого Петра. И опять же, величественный собор и сегодня на том же месте, но все, что вокруг – совсем-совсем другое. Декорации перестраиваются, а памятники истории остаются и наблюдают, как меняются названия, люди, смыслы…

––

Вот и закончилась музейная осень. Побросала последние листья, нашкодила лужами, хихикнула и сбежала в зиму.