Читать онлайн Вершины западых гор бесплатно

Был февральский полдень. Солнце под 66-й параллелью выходило из-за макушек лесных великанов всего на несколько часов и, не успев как следует порадовать местных обитателей, пряталось за ними вновь. После скуки полярных ночей и унылого воя вьюг даже этот крохотный отрезок света был для обитателей Приполярья бесценным даром.

На берегу реки, на самом краю затерянной деревушки, приютился мой новый дом. Пожалуй, он отвечал всем требованиям северной суровости: состоял из одной комнатушки и тесной кухоньки, да ещё с навесом для дров и всякого бытового хлама.

О, утро! Как я тебе рад! Золотистый луч окрасил отроги скалистых гор, засверкал, отражаясь от снега и льда. Распахнулась дверь, и обжигающий дух мороза проник в избушку.

Не менее пятидесяти! – решил я, ощущая, как холод захватывает комнатушку. – Ну что же! Сегодня будет прекрасный день! Ветер унёс тучи на север, и на смену снегопадам пришли лютый холод и чистое небо.

Я хотел было умыться, но стоявшая у двери кадка с водой промёрзла слишком глубоко. Ни рукой, ни кочергой не разбить. За ночь изба сильно остыла, о чём красноречиво свидетельствовала коричневая льдинка в котелке, ещё вечером служившая чаем.

После купания в снегу я, посвежевший и страшно голодный, отправился в избушку заниматься мелкими делами, которых требует чинный северный быт. Это заготовка и колка дров, топка печи, приготовление пищи. Ещё можно добавить рыбалку и охоту, что, конечно, требует от исполнителя определённого навыка и сноровки.

Печь я сегодня топить не буду. Свежеколотые дрова лежат в поленнице, а растопка так и ждёт искры, чтобы вспыхнуть весёлым огоньком. Они так и останутся и будут терпеливо дожидаться моего возвращения. Возможно, несколько недель, а то и месяцев.

Уже собрана внушительного размера котомка, она станет моим лучшим другом на весь отрезок времени, который суждено провести мне в скитаниях по просторам безлюдного севера. А по окончании путешествия вновь займёт своё скромное место на стенке, над самой кроватью, чтобы каждый раз, когда я утром открою глаза, напоминать мне о канувших в прошлое приключениях, о пройденных тропах.

Тоскливо скрипнула закрывающаяся дверь. И вот, мой маленький дом позади. Вытоптанная в снегу тропка петляет меж разбросанных построек. Несколько рыбацких хижин приютились на самом краю берегового обрыва. Вьётся дым из кирпичных труб. Лают собаки. Вдруг меня окликают. Старший заведующий местного отделения санной почты машет рукой, приглашает зайти в избу.

– Далеко собрался? – спрашивает заведующий, окидывая внимательным взглядом меня и внушительную котомку с притороченными лыжами.

– Допрос? – я щурюсь, возможно, хитровато. – Не таюсь, только времени нет на разговоры.

– Снова в путешествие? Как же! Дело у меня к тебе! – и он замолкает, буравя взглядом.

– Я вас слушаю! Говорите скорее, мне не досуг!

Заведующий подошёл к карте и провёл рукой по берегу реки.

– Два месяца назад в этом районе пропал наш человек, доставлявший почту в отдалённые посёлки старателей. С ним были важные документы, утеря которых будет болезненным ударом для некоторых людей, в том числе и для меня. Человек он надёжный, бывалый охотник, хорошо знакомый с окрестными территориями. Возможно, болезнь или несчастный случай. Вдоль реки, через каждые 50–70 километров, расположены избушки охотников, многие разрушены… Я бы хотел… Ну, чтобы ты прошёл по его маршруту!

В комнате настала тишина.

– Я согласен, – пробормотал я. – Это, конечно, меняет планы, но, думаю, можно отложить исследования хребта до следующего раза.

Заведующий почтой схватил мою руку и потряс её в знак глубокой признательности.

– Может, хоть следы найдёте, хоть что-то, проливающее свет на эту историю, а в случае обнаружения почтовой сумки, – он выдержал эффектную паузу, – будьте уверены, вас вознаградят!

Не менее часа он растолковывал, тыкая пальцем в карту, где и как мог пропасть посыльный, пересчитывал по памяти все реки и ручьи, болота и озёра, которые должны были встретиться на моём пути. Его голова хранила информацию о высоте перевалов, о бродах и удобных для разбивки лагеря песчаных косах. Он рассказывал о местности, по которой мне предстояло идти, а я, в свою очередь, силился всё запомнить. Мы попрощались у самой опушки заснеженного леса. Оставшись в одиночестве, я замешкался на пару минут, надевая лыжи и забрасывая котомку за плечи.

Лес встретил меня молчаливой суровостью. Молодые ели глубоко зарылись в свежевыпавший снег. Длинной цепочкой вьются меж стволов следы зайца.

Я погружаюсь в священную тишину зимней тайги. Таинственный и величественный мир дикой природы поглощает человека, и лишь вытягивающаяся за спиной лыжня говорит о пройденном расстоянии. Путешествие началось!

За первый день удалось пройти около тридцати километров. Солнце окрасило скалистые горы в багряные тона, вечерело. Стремительно падала температура. Лагерь я разбил у огромного валуна на самом краю болота, поужинал и тут же, свалившись на постель из пихты, уснул непробудным сном, грея попеременно то один, то другой бок в жарком пламени костра. Ничто в эту ночь не тревожило глубокий сон усталого путника.

Рассвет! Густой снег укрывает лагерь, шипит потухающий костёр. Кругом слышен шелест от падения многих миллионов снежинок. Выбравшись из-под образовавшегося на моём одеяле за ночь сугроба, я сладко потягиваюсь и обтираюсь снегом, затем ставлю котелок с водой на окрепший огонь! Быть утром крепкому чаю!

Непогода свирепеет. Уныло воет ветер, проносясь над макушками деревьев. Снег густо падает с низких туч, создавая вокруг лагеря непроницаемую завесу. Я тормошу дрова, пламя дерзко вспыхивает, красные языки хватают упавшие кругом снежинки, и те таинственно исчезают в их огненной глубине.

Начавшаяся ночью непогода усложнила дальнейший путь. Видимость плохая, рыхлый снег хуже держит лыжи. Я поднимаюсь и, окинув прощальным взглядом оставляемый лагерь, погружаюсь в белый туман метели.

Лыжи глубоко зарываются в сугроб, за шиворот обильно падает снежная пыль. Впереди долгий и трудный путь.

Густые ельники сменяются просторными болотами, скалистые гребни холмов чередуются с ручьями и реками. В быстрых потоках с каменистым дном заметны промоины, неподвластные морозам. А метель не прекращается. Слепит снегом глаза, забивает его в нос и уши. Всё труднее идти, спокойно вздохнуть не даёт порывистый ветер.

Чувствую, что сбился с пути. Выхожу к берегу ручья, по нему легче отыскать направление. Час летит за часом, с трудом переставляя ноги, доплетаюсь до озера. Не оно. Это другой ручей. Стараясь сократить дорогу, я вышел к другому потоку. Что неудивительно. Их здесь много, и все при плохой видимости похожи как близнецы. Падаю в мягкий снег и несколько минут восстанавливаю дыхание. Перед глазами серое небо и снег. Тепло. Непогода принесла с севера океанскую влагу, оттеснив морозы на юг.

Переночую под старым кедром. Его густая крона удерживает многие метры снега и укрывает площадку под ним, словно шатёр. Яркое пламя костра прорезает вечерний сумрак. Аппетитно шкварчат кусочки мяса, свернувшись от жара в трубочки. Уже готова кровать из веток. Она манит к себе, приглашая хоть на часок прилечь. Торопливо разделавшись с ужином, бросаю в пламя бревно, оно всю ночь будет тлеть, дымить и, возможно, немного греть. Уже засыпая, ощущаю, как вершок оттаявшего снега падает на лицо и, растекаясь, щедро смачивает ткань одеяла. Но сил бороться с неожиданным неудобством нет. Сон победил и уносит меня в своё царство безграничного покоя.

Что послужило причиной тревоги, непонятно, только я вдруг открыл глаза и уставился в то место, где был костёр. В темноте маячило лишь несколько угольков, своим тусклым, багровым светом подчёркивая окружающий мрак. Мороз за ночь усилился и, воспользовавшись слабостью огня, забрался под одеяло. Это он разбудил меня. Ну что же, сейчас я подкину дров и… Вдруг позади хрустнула ветка, и тяжёлые шаги раздались над самым ухом, кто-то обходил лагерь, неумолимо приближаясь к бреши в ветвях, служившей входом. Я замер, не дыша, лишь сердце громко колотилось в груди. В метре от костра, во мраке ночи, маячило большое пятно. Возможно, мне показалось, но в темноте блеснули два огонька, отражая в себе сумрачные блики затухавшего огня. Вспыхнувшая искра мельком осветила лохматую морду, острые клыки и злобный взгляд серых глаз. Волк!

Под головой лежал револьвер, но я не шевельнулся, опасаясь приблизить развязку. Несколько минут мы с волком молча наблюдали друг за другом. Но вот рука нащупала холодную рукоять пистолета. На душе полегчало. Стрелять из такого пугача в зверя было бы глупо. Но вспышка и хлопок помогут. Я, во всяком случае, очень на это надеялся. Выстрел потряс тишину ночи, и, тонко пискнув, пуля ушла ввысь. Зверь подпрыгнул, а дальше началось невообразимое! Тяжёлая туша упала в костёр, запахло палёной шерстью. Затем весь лагерь пришёл в движение. Далеко отлетел котелок, ломающиеся ветви обрушили сотни пудов снега, погребая под собой всё! Последнее, что я слышал, – это страшный хруст и топот звериных лап, который отдалялся и отдалялся, пока не растаял в ночной тишине.

– Кажется, всё благополучно окончилось, – подумал я. – Но что это, меня давит и душит страшная тяжесть.

Снежная шапка, потревоженная волком, скатилась прямо на лагерь. Она укрыла метровым слоем прессованного снега и меня, и костёр, и беспорядочно раскиданные вещи. Надо выбираться. Но как? Сунув за пояс револьвер, я не без труда выбрался из-под одеяла. И тут только до меня начало доходить бедствие моего положения. Лагерь представлял собой ровную белую площадь, лыжи пропали. Идти приходилось, утопая по пояс в снегу. В кармане нащупал спички, что же, уже хорошо! Наломать кучу хвороста было делом пары минут, и вот, огромное пламя взметнулось в звёздную высь. Пальцы коченели, под куртку настойчиво лезла стужа. Южный край неба светлел, оповещая о начале нового дня.

Откопать вещи не составило труда. Только котомка пострадала под могучими лапами зверя. Котелок я разыскал в двадцати шагах от костра. Лыжи, будучи уложены под самым стволом кедра, были совершенно целёхоньки. Подкрепившись завтраком, я отправился в путь. На котомке появилась свежая заплатка как напоминание о встрече с серым хозяином северной земли.

Солнце весело сверкало! Облегчая дорогу, я сошёл на речной лёд. Сильные ветра выдували с него снег. Можно было двигаться даже без лыж. Удобная дорога, созданная самой природой, протянулась на многие десятки километров. Я шёл и шёл, чувствуя, как морозный воздух вливает в организм силы. Мерил широкими шагами бескрайние просторы северной земли, раскинувшейся бесконечно далеко во все стороны.

Ясный день пришёл бок о бок с новым похолоданием. Температура по ощущениям опустилась за тридцать. Ночью, скорее всего, будет гораздо свежее. Вдруг я громко рассмеялся. Сам не знаю почему, но на душе стало удивительно легко. В этот момент мне казалось, что солнце с лесом, и я, и этот ручей – части одного сложного и совершенного механизма, который живёт и развивается в бесконечной гармонии внутри себя и со всей вселенной! И мы вечные! Да-да, в том, что мы будем жить вечно, в эту минуту я, пожалуй, не сомневался ни капли. Призрачная философия? Возможно! Но без неё было бы мучительно тяжело жить в хмуром краю полярных ночей и долгих вьюг. Да что белая безлюдная пустыня?! Далеко на юге, в больших городах, люди, пожалуй, более одиноки. Они сами это охотно подтвердят, признают себя несчастными, незаслуженно обиженными судьбою. Так если можно быть одиноким и забытым в мире, где миллионы тебе подобных снуют туда-назад в необъяснимой спешке, уверяя, что гонятся за счастьем, почему я не могу быть счастливым в полном одиночестве? Да и одиночество моё всего лишь отрезок времени, который неотвратимо прерывается встречами с самыми разнообразными людьми. После нескольких месяцев скитаний великое наслаждение бывает посидеть за кружкой чая с парой-тройкой старых и добрых друзей. Тогда я чувствую себя вполне счастливым! Даже во время затяжной вьюги, когда кажется, что сотни дьяволов вышли в мир и надрывают глотки. Я, пожалуй, не менее счастлив, чем кто бы то ни было другой. Только для полного удовлетворения душевных и физических потребностей мне надо неизмеримо меньше. Пожалуй, хватит тепла костра, неба и осознания того, что солнце не навсегда покинуло землю, а терпеливо ждёт, и как только рассеются тучи, вновь порадует весёлыми лучами жителя сурового края!

Как и можно было ожидать, ручей вывел к большой реке. Дальше идти на север. Три дня я пробирался по нехоженым землям, коротал ночи у жарких костров. Позади – более сотни километров трудного пути. Болота и озёра цепочками протянулись во все стороны. Теперь мне казалось почти невозможным отыскать на этом огромном пространстве хоть какие-то следы пропавшего человека. Просьба заведующего санной почтой постепенно стиралась из памяти. Теперь я просто жил! Каждый день начинался и заканчивался почти одинаково. Морозы крепчали. Всё больше времени я просто боролся. Боролся, забыв о философии, боролся, просто чтобы пройти ещё несколько десятков километров и не замёрзнуть, коротая часы очередного привала.

Как-то утром в дымчатой дали замаячили вершины гор! Узкая тропка вывела меня к скалистому гребню, рассекавшему лес надвое. В тени ельника замаячило какое-то строение. При ближайшем рассмотрении оно оказалось старой, почти истлевшей избой. Время не пощадило человеческого творения. Стены прогнили и глубоко вросли в землю, крыша немного возвышалась над снежным полем, больше похожая на сугроб. Двери не было, лишь ржавые петли свидетельствовали о некогда её присутствии. Всё бы ничего. Вот только, заглянув внутрь, обнаружил в углу почти свежую кровать из еловых веток. Кто-то ночевал здесь этой зимой! Порывшись в снегу, я раскопал напротив входа следы кострища, изрядно заметённые снегом. Мысли о пропавшем посыльном сразу ворвались в голову. Ну что же, возможно, разгадка близко. Но на этом источник информации иссяк. Ни утерянной вещицы, ни следов больше обнаружить не удалось. Возможно, в будущем что-то и удастся выяснить. Во всяком случае, я не премину заглянуть в каждую встречную избу. А их здесь десятки!

Поисковая миссия крепко сплелась в моём сознании с путешествием. Количество задач увеличилось. Теперь, кроме простого знакомства с территориями к северу от реки, я искал следы пропавшего бесследно человека. На ночь решил остаться в избушке. Подправил кровать охапкой свежего лапника. Выгреб мусор. Вечерний костёр долго играл бликами на стволах деревьев, а я, проваливаясь в сон, слушал задорный треск пожираемых огнём поленьев. Так наступила и прошла очередная ночь.

В устье одного из притоков большой реки должна находиться избушка. Я, во всяком случае, не раз слышал о ней. Построил её лет эдак десять-двенадцать назад небольшой коллектив охотников. Но промысел у них не задался. И уже несколько лет изба пустовала. Сегодняшним вечером я очень надеялся в ней переночевать. Пройти предстояло почти сорок километров. И лишь солнечный свет окрасил край неба, я выступил в дорогу.

Случай помог мне разнообразить рацион. Зазевавшаяся таёжная курочка была подловлена во время кормёжки и убита пистолетным выстрелом.

Большая часть пути пролегала через густой еловый лес. Завалы сильно замедляли продвижение. Деревья падали под натиском ветра и веками копились, не успевая сгнить за короткое лето.

Полуденное солнце я встретил под старым кедром. Весёлый костерок своим треском нарушал лесную тишину, внося некоторое разнообразие в палитру окружавших меня звуков. Вода в котелке кипела, ароматы стряпни тревожили обоняние. Как бы медведь не пришёл на запах! Но либо берлоги поблизости не оказалось, либо сон хозяина тайги был слишком крепок, а пообедал я в полном одиночестве.

Далее произошло маленькое приключение. Выйдя из леса, я увидел протянувшуюся на многие километры белую пустыню. Тысячи лет тундра боролась с тайгой, и в конце концов они провели пограничную черту по реке. На высоком, правом берегу еловый лес надёжно закрепился, ощетинившись вековыми деревьями. А правый, пологий берег остался совершенно лишённым древесной растительности. Лишь глубоко под снегом, возможно, росли какие-то кусты и древесный молодняк.

Вдали, на самой меже неба и земли, я рассмотрел тонкую ленточку другого массива тайги. Где-то там и должна находиться избушка! Пересекая равнину, я попал в снежный вихрь. Неожиданно солнце померкло в серой дымке, налетевший ветер поднял горы сыпучего снега и мигом скрыл все ориентиры. Часа два я шёл почти вслепую. Когда непогода утихла, оказалось, что, сбившись с верного направления, я вышел к незамерзающему болоту. К счастью, всё обошлось благополучно. Лишь несколько часов зря потраченного времени вызывали лёгкую досаду.

На землю опускалась ночная мгла, когда я различил на сером фоне заснеженной тундры очертания постройки. Находись избушка в тени деревьев, я бы, пожалуй, прошёл, не заметив. Закат догорел и, вспыхнув в последний раз, погрузил мир во тьму. Пронзительно скрипнула распахнувшаяся дверь. Я вошёл в избушку. Внутри темнота была ещё гуще. Продвигаясь на ощупь, я добрался до чего-то, похожего на лежак. Температура была одинакова что внутри, что снаружи. Это неудивительно. Кто знает, сколько лет изба пустовала и, соответственно, не обогревалась печью?! Глаза начали понемногу привыкать, некоторые предметы как бы кристаллизовались, их очертания, принимая призрачные формы, вырисовывались в окружавшем меня сумраке. Стол, лежак и печь были первыми, что я смог увидеть. Затем появилась целая куча мелких подробностей. В конце концов, я так привык к темноте, что различил кочергу и свёрток бересты в дальнем углу.

Усталость давала о себе знать, но и голод не дремал. Разжигая пламя в печи, я обратил внимание на пыль, укрывающую толстым слоем пол и стены. Пожалуй, я первый, кто потревожил покой этого места за несколько прошедших лет. Изба быстро наполнилась теплом, я, уставший и расслабленный, не в силах далее бороться, упал на лежак и тут же погрузился в глубокий сон.

На следующий день началась метель. Пожалуй, самая сильная из тех, которые мне приходилось видеть за всё время пребывания на севере. Ветер сотрясал стены, а изба была построена из вековой лиственницы! Брёвна плотно пригнаны, проконопачены мхом. Поход за дровами превращался в настоящее испытание, замёрзшие руки отказывались держать топор. Но всё окупалось чувством радости от тепла огня и ощущения защиты, даваемого нехитрым убежищем. Чай давно кончился. Вместо него я пил настойку из веток пихты и так полюбил её вкус и аромат, что позже нередко предпочитал более изысканным напиткам.

Непогода свирепела. Началась печально известная на севере чёрная пурга. Это когда под натиском ветра тучи снега поднимаются с земли и несутся со страшной скоростью. Всё погружается в сумрак, потоки ледяной пыли разгоняются до огромных скоростей, целые горы снега перемещаются, создавая многометровые наносы. Добавьте к этому сорокаградусный мороз, заунывный вой вьюги, и у вас, возможно, сложится картина полярного ненастья.

Растянувшись на лежаке и спрятав замёрзшие руки на груди, я стал созерцать огонь. На печи томилась похлёбка. Её аромат тревожил обоняние. Где-то в углу зашуршали мыши. Испуганно пискнув, зверьки бросились врассыпную, и тихий стук их лапок растаял в глубине помещения. Что их напугало? На меня нашло странное ощущение. Тихо встав, я поправил огонь в печи. Смутная тревога усилилась, когда очередной порыв сорвал что-то с крыши. Послышался треск отдираемой доски. Стены задрожали.

Стараясь немного развеять нахлынувшее замешательство, я несколько раз прошёлся по тесной комнате и застыл как вкопанный. Что-то коснулось двери. Еле слышимый скрежет иногда прорывался сквозь вой вьюги, становился настойчивее. Вдруг тяжёлый стук сотряс помещение. Кто бы это мог быть? Пожалуй, событие выходило за границы возможного. Здесь, да ещё в такое время!

Что-то ухнуло на пороге, и я услышал слабый стон. Держа в руке заряженный револьвер, другой откидываю засов. Дощатая дверь, скрепя, распахивается, лицо обжигает холод. У входа в избу лежит человек. Не шевелится. Чуть дальше – брошенные волокуши. Я успел заметить в них свёрток из одеял. Сумрачная завеса снега не позволяет рассмотреть, что в нём. И тут на избу обрушивается страшный по своей силе порыв ветра. Вмиг целый сугроб попадает внутрь, шипит беснующееся пламя в печи. Уворачиваясь от ударов двери, затаскиваю неизвестного человека. Его тело холодное, как у мертвеца. Пожалуй, он и есть мертвец. С этими мыслями шарю руками в поисках спичек. Свеча погасла, изба погрузилась в кромешный мрак.

Вдруг в печи вспыхнула щепка, бордовые блики огня запрыгали по стенам. В их слабом свете я рассмотрел черты незнакомца. Передо мной лежал молодой человек лет двадцати, возможно, чуть старше. На его измождённом лице отобразилось глубокое страдание. Глаза ввалились и, закатившись под самые веки, безучастно наблюдали игру бликов на потолке. Вдруг его губы приоткрылись, и какое-то слово едва различимым шелестом коснулось моего уха. Наклонившись как можно ниже, я затаил дыхание. Он понял и, собрав последние силы, прошептал: «Сестра!» Сомнений не оставалось: в свёртке, на волокушах, находился ещё один человек!

Огромными усилиями я дополз до занесённых снегом волокуш. Посиневшее лицо девушки говорило о критическом состоянии. Возможно, уже поздно! Пробираясь назад, я едва не промахнулся и не ушёл в сторону. Благо, дверь, гонимая ветром, громко скрипела, и я, сориентировавшись на звук, отыскал почти скрывшуюся в намётах избу.

Руки сильно замёрзли, несколько минут пришлось потратить на согревающие движения. Почувствовав себя лучше, я смог, наконец, уделить внимание нежданным посетителям. Мужчина начал приходить в себя, его взгляд стал осмысленней. Дыхание учащалось. Девушка не подавала признаков жизни, и я начинал серьёзно опасаться за исход борьбы. Но вот слабый румянец растёкся по её щекам. Они провели сколько-то времени, борясь со стихией. Сколько, я не знал. Но был уверен, что достаточно нескольких, максимум десятков минут, чтобы околеть на таком ветру. Но куда и зачем они шли? Этим вопросом я невольно задавался без конца.

Встав, я поймал взгляд мужчины. Подошёл и сел напротив, облокотившись о стену. Он протянул руку, я ощутил совсем слабое пожатие. Он старался что-то сказать, но замёрзшее горло не повиновалось.

– Успокойтесь и отдыхайте, вы и ваша сестра в полной безопасности под защитой этих толстых стен. – Он меня, кажется, понял и, закрыв глаза, уснул.

Ещё раз проверив состояние девушки и убедившись, что жизнь понемногу возвращается к ней, я занялся приготовлением согревающего напитка. Хвойная настойка и мясной бульон – вот всё, что я мог им предложить в качестве лекарства. Огонь вспыхивал и дрожал, ураган бесновался за стенами. Метель не утихала, продолжая гнать по равнине со скоростью курьерского поезда волны снега и льда…

– Доброе утро! Вы меня слышите? – сказал я достаточно громко, чтобы разбудить даже крепко спящего человека.

Девушка открыла глаза, и я протянул ей кружку с таёжной настойкой. Первые лучи восходящего солнца проникали в помещение, предвещая хорошую погоду. Она была очень слаба, и, решив пока не тревожить расспросами, я покинул избу. Впереди мне предстояло выполнить свою задачу. Метель утихла, и лишь пропажа всех следов и огромные наносы прессованного снега говорили о происходившем здесь недавно кошмаре. Искупавшись в снегу и немного таким образом освежившись, я натянул лыжи, готовясь к маленькой прогулке по окрестностям.

В нескольких километрах от избушки раскинулась долина реки, зажатая с боков пологими скалистыми косогорами. К ней я и направился. Карликовые сосны и лиственницы, изуродованные сильными ветрами, росли то тут, то там – либо одиноко, либо образуя небольшие рощи. Снег задорно хрустел под лыжами, искрился на солнце. Пройти предстояло всего несколько километров, и я без особого труда преодолел расстояние, отметив про себя, что бессонная ночь не подорвала мои силы. Взобравшись по косогору на скалистое плато, я едва не сломал одну из лыж, провалившись ногой в расщелину. Далее, на скале, виднелось пятно голого камня: ветер выдувал снег, не позволяя ему скапливаться в сугробы. С высоты открывался прекрасный вид на всю речную долину, с рощами, болотистыми низинами, скалами и, собственно, рекой, заледеневшее русло которой прихотливо извивалось, обходя препятствия.

Вид у долины был сказочный! Ослепительно огненный шар солнца завис над самыми макушками далёких гор и щедро поливал светом ледяное царство. Мороз был такой, что даже лёгкое дыхание превращалось в столб густого пара.

Далее пришлось спуститься и продолжить движение вдоль русла. Несмотря на полную тишину, жизнь не покинула эти места. В сером небе парили несколько хищных птиц, иногда оглашая окрестности криками. В одном из сугробов копалась охотившаяся на мышей полярная лиса.

Спустя час я нашёл то, что искал: почти стёртый бураном, но всё же различимый, виднелся след волокуш. Пройдя некоторое расстояние, я увидел и сам транспорт. Несколько саней, укрытые наносами так, что превратились в сугробы, сиротливо стояли посреди маленькой рощи. Подойдя ближе, я увидел и самих хозяев. Не дойдя до первых волокуш, я почувствовал, как лыжа упёрлась во что-то твёрдое. Сделав шаг назад и смахнув снег, я увидел человеческое тело. Рядом, облокотившись о карликовую сосну, застыл в вечном покое ещё один человек. Далее, один за другим, обнаружились одиннадцать трупов. «Караван смерти» – так я про себя окрестил увиденную картину – представлял собой мрачное и одновременно трагическое зрелище. Некоторые люди лежали на спине, и их бледные лица, словно, смотрели в небо. Особенно меня поразил труп человека, идущего с первыми волокушами. Смерть пришла, когда, устав окончательно, он присел на свёрток из одеял, да так и замер. Его лицо, белое как мел, казалось, расслабленно улыбалось, осевший иней на подбородке был свидетелем его последних минут, когда слабое дыхание кристаллизовалось и осело на лице ледяными крупицами. Ещё несколько тел лежали поодаль, но на их изучение у меня не было ни времени, ни желания. Нужно скорей возвращаться к избушке.

Дорога назад заняла гораздо меньше времени. Зная теперь хорошо местность, я пошёл напрямик через скалистое плато, срезая таким образом порядочное расстояние. У самых отрогов, преодолевая болото, я увидел крупную стаю белых куропаток, кормившуюся почками кустарника. Перебравшись на южную сторону водораздельной гряды скал, я смог наконец рассмотреть вдали очертания избы. А спустя совсем немного времени, дёрнув за деревянную ручку, открыл скрипящую дверь.

Пока мои глаза привыкали к сумраку помещения, я вспомнил, что видел при входе следы человека, ведущие в обратную сторону. Значит, кто-то из моих гостей покинул в моё отсутствие избу. Так и есть. Место под стенкой, где спал мужчина, пустовало. Тут я встретился взглядом с девушкой: она внимательно меня изучала и, казалось, хотела о чём-то спросить. Также я обратил внимание на гул пламени в печи и сопение воды в котелке, отметив про себя, что люди, с которыми столкнула меня судьба, пусть и неизвестные, даже немного загадочные, но хозяйственные и знают, с чего начинать северный день.

Пока я так думал, девушка продолжала внимательно за мною следить. Никто не нарушал молчание.

– Скажите, как Вас зовут? – начал я первым, стараясь припомнить, как вежливо говорить с незнакомыми людьми. За месяц лесной жизни я немного одичал, и теперь вынужден был возвращаться к поведению цивилизованного человека, с которым так долго и трудно расставался.

Девушка ответила просто и даже с какой-то лёгкостью.

– Меня зовут Амелия, а Вы, наверное, полицейский?

– Нет, с чего Вы взяли?

Теперь она посмотрела на меня с некоторым удивлением.

– Я хочу сказать, с чего Вы взяли, что я именно полицейский? Ведь много и других профессий встречается на Севере!

– Вы правы! – Она на несколько секунд задумалась. – Но кем Вам быть ещё? Золотоискатели работают только в тёплое время, да и их инвентаря у Вас не видно. Капканов и силков в избушке так же нет, следовательно, Вы и не охотник. Учёные работают только большими экспедициями, в окружении помощников, охраны и проводников. Остаётся только одно – вы полицейский. Или… – Тут она замолчала, не решаясь продолжить.

– Или тот, кого полицейские разыскивают, – Вы это хотели сказать? – ответил я, давясь смехом.

– Не совсем! – девушка, казалось, немного смущена как своим неожиданным предположением, так и моей внезапной весёлостью. Но я ей не дал закончить.

– Ваша наблюдательность, Амелия, замечательна! Выводы логичны и совершенно обоснованны, но всё-таки Вы ошиблись. А теперь давайте перейдём к делу! Сначала скажите, как Вы себя чувствуете?

– Уже гораздо лучше! Кажется, даже могу встать. – Она с заметным усилием поднялась и села на лежаке.

Я тем временем подошёл к закипевшему котелку и, сняв с огня, бросил в воду горсть сушёных ягод и ветку пихты. Подкинув в печь несколько поленьев, я вернулся к разговору, отметив про себя отдалённые звуки, похожие на удары топора. Это разъяснило отсутствие мужчины.

– Ужасная ночь! – услышал я голос девушки.

– Это Вы о метели? Она продолжалась вовсе не ночь, а почти двое суток!

– Двое суток! – изумлённый крик заставил меня обернуться. – И всё это время мой брат вёз меня на волокушах!

– Да, Ваш брат – стальной человек! – заметил я. – Сейчас я его приведу, и у нас будет долгий и серьёзный разговор! Подождите несколько минут. Кстати, как зовут вашего брата?

– Филипп, – ответила девушка. – А вот и он!

Заскрипел снег под шагами, и в распахнувшейся двери появился человек с огромной охапкой дров. Вместе с ним в помещение ворвался свежий морозный воздух, потревожив пламя в печи.

Филипп бросил дрова в угол и почти упал на берёзовый пень, заменявший в суровом северном обиходе кресло. Но затем, увидев меня, поднялся и протянул руку, сделав это с такой простотой и душевностью, что я сразу почувствовал к нему симпатию.

В избушке воцарилась полная тишина. Мужчина и девушка внимательно смотрели на меня, ожидая, что я первым должен заговорить, и я начал.

– Вы заметили моё утреннее отсутствие? – не дожидаясь ответа, продолжил: – Сегодня утром, в нескольких километрах к югу от нашей избушки, я обнаружил крупный караван, состоящий из пяти или шести волокуш и тринадцати человек…

– Это наши товарищи! – вскричал Филипп. – Где они? Нам нужно срочно в их лагерь.

– Увы! – оборвал я его. – Им повезло гораздо меньше, чем вам с сестрой. Все люди и ездовые собаки погибли. И во всей окрестности, на многие сотни километров ледяной пустыни, скорее всего, мы одни живые люди. Амелия! – обратился я к девушке. – Вы строили догадки, кто я такой? Я путешественник-одиночка. Цель, по вине которой я нахожусь здесь и сейчас, – исследование неизученных горных хребтов западного нагорья. Но это мало имеет значения. Главное, теперь я отказываюсь от этой идеи, потому как не могу вас бросить посреди этой ледяной пустыни, это будет равносильно убийству. Однако, – добавил я, обращаясь теперь только к Филиппу, – если Вы уверены в своих силах, уверены, что сможете доставить сестру и сами благополучно добраться до ближайшего поселения, я с радостью продолжу свой путь, потому как вершины таинственных гор уже виднеются на горизонте! – с этими словами я подошёл к окошку и, подозвав брата и сестру, указал им на скалистые громады Западного хребта, гордо возвышающиеся над облаками.

– Я Вас очень прошу, помочь нам! – сказал Филипп. – Сам я ни за что не справлюсь.

Я кивнул, другого ответа ожидать было трудно. Скрестив руки на груди, задумчиво провожая взглядом стремительно несущегося пернатого хищника, я прощался с Западным нагорьем, отметив, впрочем, про себя, что птица летит, не иначе как к незамерзающему водоёму. Значит, где-то там, в горах, есть реки, богатые рыбой! В сознании у меня промелькнула мысль задетого эгоизма. Выходит, целый месяц потрачен зря. Когда до цели остаётся всего сотня километров, а это неизмеримо меньше пройденного, я должен отступиться. Север сделал из меня почти дикаря, теперь я не мог представить себя иначе, как частью этого таинственного мира, частью этих снегов, хилых рощ и неприступных скал!

Короткий день едва начался, а уже столько произошло разных событий. Важно было в кратчайшие сроки пополнить запасы продовольствия и других необходимых вещей. Всё это мог нам дать караван. Нужно было торопиться, пока хищные звери не обнаружили припасов. Также стоило позаботиться о телах погибших людей и хотя бы на время спрятать их от тех же хищников.

Всё это я изложил Филиппу, и мы тотчас же решили идти. Амелию по понятным причинам не взяли: картина смерти приводила меня в содрогание, что же говорить о девушке. Но тут выяснилось ещё одно пренеприятнейшее обстоятельство. Филипп с огромным трудом стоял на ногах, то и дело опираясь на что-то. Хотя он и скрывал своё состояние, вернее, старался скрыть. Лишь мы отошли от лагеря, как он в изнеможении опустился на кочку и, тяжело дыша, запрокинул голову. Что мне оставалось делать? Пришлось отправить Филиппа назад, несмотря на его горячие протесты. Следует признаться, я поначалу заподозрил его в трусости, в чём в будущем не раз раскаивался.

Одним словом, Филипп ушёл, и я остался один на один с предстоящей задачей. Зная хорошо дорогу, спустя полчаса я уже был на месте. За время, прошедшее с утреннего посещения, в лагере мертвецов не произошло ничего примечательного. Всё так же стояли, укрытые снегом, цепочкой, сани. Всё так же на ворохе одеял сидел человек, подставив белое лицо солнцу. Казалось, сейчас он встанет и крикнет на ездовых собак, и караван тронется. Лишь мутный взгляд из-под сощуренных век открывал жуткую тайну его покоя. Даже борода из инея слегка оттаяла, возможно, от слабого, но уже тепла февральского солнца.

Пока я рассматривал мрачную картину, по спине то и дело ходили мерзкие мурашки – нет, не от страха, а от какого-то трепета перед этим чудным феноменом, именуемым нами смертью. Но пора приниматься за работу. До заката остаётся слишком мало времени!

Лютый мороз заставил меня разжечь огонь, и, согревая через каждые несколько минут руки, я высвободил одни волокуши. Набив их всем, что могло быть нам полезным, оттащил немного в сторону. Продукты, одеяло, шерстяные тулупы и даже карабин. Всё это добро я словно бы украл у мёртвых людей. Но ведь оно им уж точно теперь ни к чему, а живым ещё сослужит добрую службу.

Теперь бы похоронить. Но как это сделать, я не мог представить. Мороз крепчал с каждой минутой, солнце быстро клонилось к закату. Стоя один у затухающего костра, в окружении мертвецов и сгущающемся вечернем сумраке, я принял единственно правильное решение. Наломав огромную кучу еловых веток, я укрыл ими тела, придавив сверху оставшимися санями, что послужило бы защитой от зверей. Один лишь труп, обнявший берёзу, остался на месте. У меня не хватило сил разжать хватку окоченевших рук.

Нагрузив таким образом волокуши, я с большим трудом сдвинул их с места. Закат догорел. В небе ещё сверкали краски уходящего солнца, но в долинах и ущельях сгустился сумрак.

Перевалив через цепочку скалистых холмов, я вышел к руслу ручья. По льду волокуши тащить было легче. До избушки оставалось несколько километров. Когда я почувствовал, что устал, мороз крепчал с каждой минутой. Проносились порывы ветра. Тьма безраздельно завладела окружающим миром.

Порывы ветра усилились. Начиналась низовая метель.

Присев на волокуши, я постарался отогреть дыханием руки. Костёр разжечь не было ни малейшей возможности. Колючий снег с тихим шуршанием опускался кругом. Всё! Сани, снаряжение, мешок с продуктами, и я сам – всё скрылось под белой пеленой.

До конца метели продолжать дорогу было опасно. Трудно ли потеряться в ледяной пустыне, да ещё в такую погоду? Укутавшись посильнее в одеяло, я погрузился в сон. Ветер трепал снежные шапки холмов. Вокруг саней выросли сугробы. Долгая ночь пронеслась для меня в одно мгновение. А колыбельная в исполнении ветра, снега и холода послужила прекрасным аккомпанементом моему отдыху!

Проснувшись, я обнаружил, что погребён под толстым слоем снега. Метель не утихла. В этом я удостоверился, лишь откинув полог одеяла. Ветер надрывно выл. Мороз по ощущениям давно перевалил за тридцать. Неохотно вылезая из тепла, я раздумывал о создавшемся положении. Такая погода на Севере могла продолжаться сутками. Что же мне делать? До избушки расстояние было невелико, даже незначительно. Но из-за нулевой видимости даже несколько метров превращались в таинственную перспективу. Небо же при этом оставалось чистым. Солнце весело сверкало, окрашивая миллионы беснующихся снежинок в волшебные краски. А ветер поднимал всё новые и новые тучи снега, меняя бесконечно ландшафт.

Пока я над этим думал, голод проснулся и стал настойчиво о себе напоминать. В мешке нашлась ветчина и сухари. Что же! Это прекрасное блюдо для такого момента. Даже, можно сказать, праздничное! Отрезав себе толстый кусок мяса, я принялся есть. Жаль, огня не развести. Чай с пихтовыми ветками был бы замечательным напитком к столу.

Метель всё не утихала. От скуки я принялся ходить вокруг волокуш, стараясь согреться. К обеду небо затянуло тучами, и пошёл густой снег, окончательно похоронив надежды добраться сегодня до избы. Чтобы чем-то себя занять, наломал хвойных веток и построил из них нечто вроде изгороди, защищавшей меня от ветра. В конце концов, после долгих и неудачных попыток удалось разжечь крохотный костерок. Попивая чай и укутываясь по самый нос в одеяло, я не спеша, с приобретённой на Севере флегматичностью, то ли о чём-то думал, то ли просто ждал.

К вечеру ветер стал утихать. Надев лыжи, я отправился на разведку. Снег ещё шёл. Но был таким редким, что не мешал рассмотреть тёмное пятно еловой рощи в километре от лагеря. Взобравшись на холм, я постарался сориентироваться. Нужно было хоть приблизительно определить направление. Однако всё, что видели мои глаза, – монотонный северный пейзаж: рощи хилых лиственниц, как две капли воды похожие друг на друга, белые зеркала болот. Снег опять разошёлся, скрыв отдалённые перспективы. Не найдя ответа, я спустился с холма и побрёл назад к волокушам. Нашёл их не сразу. Вечерний сумрак скрыл под собой долины. Сани, почти занесённые снегом, одиноко стояли у покосившейся изгороди.

Поужинав куском ветчины, я вновь укутался в одеяло. Сон не шёл. Несмотря на непростое положение, я всё-таки с огромным удовольствием предавался ощущению тепла и защиты, которое давало нехитрое убежище. Тепло разливалось по телу. Давно перестали гудеть уставшие ноги. В тысячный раз я поблагодарил судьбу, что метель застала на обратном пути. Под рукой были продукты, инструменты, тёплое одеяло. И даже сами волокуши служили мне удобной кроватью. А что бы я делал без всего этого? И, не успев подумать над вопросом, провалился в сон.

Однако следующий день принёс одни разочарования. Выбираясь из-под одеяла и снежных наносов, я уже определил по звукам, что кругом происходило нечто знаменательное. Ветер выл с такой свирепостью, как, пожалуй, выли бы несколько сотен очень злых и голодных волков. Снежная пелена скрывала всё. Холод начал проникать под одежду. Нужно что-то срочно делать. Задыхаясь от ветра, ослеплённый колючим снегом, я пополз к сломанной изгороди. С огромным трудом наломав веток, принялся мастерить из них косой навес. Но злые порывы вьюги раз за разом вырывали их из рук. Волокуши скрылись в сугробах. Теперь у меня остался последний шанс на спасение. Укутавшись посильнее в одеяло, проваливаясь по колено в рыхлый снег, я пошёл. Пошёл к той еловой роще, которую лишь мельком видел с холма. Это была последняя надежда!

К счастью, вчера я отметил: ельник находится по направлению немного правее от того, куда смотрел нос волокуш. Это знание оказалось решающим фактором успеха. Спустя какое-то время я рассмотрел в снежной пелене тёмные кроны деревьев. Забравшись в самую глубину крохотного массива, разорвав при этом кожу и одежду об острые ветви, я укрылся от прямого удара стихии. В глубине рощи, под сенью густых еловых крон, царил таинственный сумрак. Лишь особенно сильные порывы ветра нарушали покой этого места.

Немного отдышавшись, я разжёг костёр. Языки пламени жадно стали хватать смолистые ветки. Огонь весело затрещал, разгоняя окружавшую тишину. Наломав огромную кучу лапника, я постелил себе постель. Рядом, облокотившись о ствол дерева, лежало трухлявое бревно. Оно послужит мне дровами на всю ночь. Есть было нечего, оставалось спать. Развалившись на мягкой постели, устроившись поудобнее меж сучков, я постарался хоть немного забыться. В момент, когда ветер утих, пламя костра взметнулось ввысь. Тихо шурша, опускался на лагерь снег. Роща состояла из нескольких сотен больших деревьев. Словно колонны в древних храмах, стволы уходили вверх, подпирая низкое небо. Загадочный сумрак окутал меня, лагерь. Костёр горел слабо. Дрожащие блики играли на снегу, подчёркивая таинственность этого места. Туманные образы появлялись и пропадали, теснились кругом. А я, согретый, уставший от пережитых волнений, провалился в царство сонного покоя.

Ночью меня тревожили странные шорохи и звуки. Проснувшись до рассвета, я обнаружил, что метель кончилась, ветер утих, а в просветах крон сверкали звёзды. Встав и отряхнув одеяло от налипшего снега, я отправился на поиски волокуш. Снег звонко захрустел под лыжами. Покинув ельник, я вновь вышел к голой тундре. Северное сияние обожгло край горизонта, рассыпалось множеством цветов по ночному небосклону.

Долго я бродил в тщетных поисках. Метель всё скрыла, всё выровняла и сгладила. В голове был полный беспорядок. Куда идти? Где искать вещи? Всё вокруг выглядело по-новому, незнакомо. Даже лыжи не спасали от рыхлого снега. Каждый шаг давался с трудом. Наст был смётён ветром, разбит и распушён.

Давно рассвело. А я всё ходил кругами в тщетных поисках. Летели часы. Наконец пришло осознание бесполезности продолжать поиски. Волокуши пропали, и, скорее всего, погребены под многометровым слоем снега. Оставалось только одно – скорее возвращаться к избушке.

Мой путь пролегал по обширной долине. Часто её пересекали лиственничные рощи, серьёзно затрудняя движение. Погода, наконец, совершенно успокоилась. Настал ясный и солнечный день. Добравшись до водораздельной гряды скал, я поднялся по косогору. Скалистый гребень должен был рано или поздно вывести меня к избе. Свежий снег сверкал и искрился, слепя глаза. Из-за этого я едва не скатился в расщелину, зацепившись за ветку ветровального дерева. Сугробы после метели потучнели, как свежее тесто. Повсюду лежали обломанные ветви.

Вот и изба. Несколько чахлых лиственниц не дают полностью увидеть строение. Я ускорил шаги. Ударом лыжной палки смахнул с ветвей снег. Путь свободен.

Но что это? Дверь почти скрыта за сугробом. На всём жилище вид какой-то оставленности, забытости. Подхожу ближе. На снегу замечаю след небольших лыж, почти смазанный ветром.

Берусь за ручку, дверь распахивается с тоскливым скрипом. В лицо бьёт волна тёплого воздуха, внутри темно! Протираю глаза: как непривычен после ослепительного солнечного света этот мрак. Но вот начинает вырисовываться определённая картина. Печь давно потухла и даже остыла. На кровати, запрокинув голову, лежит Филипп. Тяжёлое дыхание со свистом вырывается из приоткрытых губ. На шубе, служившей ему одеялом, безвольно покоится его рука.

Подойдя ближе, я понимаю, что он умирает. Болезненный взгляд, не лишённый, впрочем, сознания, провожает меня. Лишь приблизился к постели, больной сделал слабый жест, приглашая меня наклониться и приготовиться слушать. Так я и сделал. Филипп постарался собрать силы и мысли. Кратко и сбивчиво он начал свой рассказ, прерываясь каждые несколько минут, чтобы отдышаться. Из его слов я понял не всё, но то, что понял, было достаточно.

Лишь я их покинул, разыгралась метель. С каждым часом состояние Филиппа ухудшалось. Жар и лихорадка помутили рассудок. Сколько прошло времени, он не знал, думал, что несколько недель. И вот в момент кратковременного облегчения Филипп увидел, как его сестра, взяв лыжи, покинула избу.

Спустя несколько мгновений я нёсся по следам девушки, позабыв усталость. Колея от её лыж часто пропадала. Ветер утих на рассвете, следовательно, от момента, когда Амелия покинула избу, прошло несколько часов. Взлетев по косогору, на лету я определил, что следы вели к лагерю мертвецов.