Читать онлайн Червь-7 Финал бесплатно

Глава 1

В жизни человека “страшное” всегда происходит неожиданно. С болью обрушивается на голову, или с хрустом врезается в грудь. Подкашиваются ноги. Опускаются руки. Но пройдёт время – и ты уже и не вспомнишь былого. Привыкнешь. Отпустишь и забудешь. Перестанешь замечать.

И вот между этими двумя весомыми событиями и происходит “жизнь”, наполненная красками, чувствами и, порой, нестерпимой болью.

Я совсем забыл про “жизнь”. Уставился куда-то вперёд, где за сотней километров морской глади меня ждёт Она – женщина в кровавом доспехе, обозвавшая меня паразитом. Каждая буква в этом отвратительном слове медленно течёт по жилам моего организма, раздирая своими острыми краями сосуды и причиняя мне постоянную нестерпимую боль. Боль, заставляющую меня идти вперёд. Перешагивать не только через трупы рухнувших у моих ног врагов, но и через себя. Перешагивать через свои принципы, желания, стремления.

Боль не утихает. Сколько бы я не прошёл, моя душа по-прежнему пляшет в обжигающем пламени мучений. Каждый день я открываю глаза и вижу перед собой её. Я вижу женщину в кровавом доспехе и её вытянутый палец, который тычет в меня и словно с издевкой подчёркивает каждую букву в слове “Паразит”.

Уставившись на горизонт, я стискиваю зубы, сжимаю губы. Мои пальцы в кровавой корке из застывшей крови сжимают древко копья с такой силой, что раздаётся хруст не только деревяшки, но и моего доспеха. И вы знаете, мне становится чуть легче.

Прикрыв глаза, я уже не вижу у своего носа её надменного лица без маски. Не вижу тычущего в меня пальца. А вижу головы сотни кровокожих, несущихся на меня стеной.

В войне я обуздал покой.

Битва – моя сильнейшая таблетка обезболивающего. Ослеплённый яростью и злостью я бросаюсь на врагов с копьём и пронзаю их тела в кровавых доспехах в надежде заглушить боль. Заглушить боль, засевшую в глубине моей души. Но ведь я совсем забыл про “жизнь”. Обычную, людскую.

Я уже не помню “жизнь” без боли. Я даже забыл день, когда война издала свой первый крик, подобный воплю новорождённого. Минул месяц, или неделя? Быть может, это было еще вчера…

Из моей головы выпал день, когда ушла боль, а вместо неё поселилась ярость, бросающая меня на врагов. Но я точно помню, как в тот страшный день сотня глоток издали жуткий, местами мерзкий вопль боли. Первый бой. Первые потери.

Безусловно, я должен был запомнить этот день! Я не мог забыть день, когда родилась война. Когда сотня мечей, выращенных собственной кровью моих воинов столкнулись с такими же клинками наших врагов. Когда наши мечи обрушились на кровавые доспехи наших врагов и с жутким хрустом дробили их, а затем погружались в обнажившуюся плоть.

Война зародилась в день, когда над полем высокой травы раздался обезумевший ор тысячи глоток. А когда раздался сдавленный хрип, протяжный крик и свис, разорвавший горячий воздух над нашими головами, дитя войны увидело свет.

Истерзанный мир, уставший терпеть унижения, рабство и постоянные набеги кровокожих, в муках родил войну. Дипломатия, уговоры, коленоприклонство, подхалимство, лизоблюдство – это всё удел слабых. Мой выбор – острие копья в грудь противника. Смерть на ногах, а не в ногах своих хозяев. Голова, расколотая вражеским мечом, ежели ударом обухом тупого топора надсмотрщика.

В тот день, когда на поле высокой травы воины в кровавых доспехах столкнулись в битве и первые удары оборвали сотни жизни, родилась не только война. В тот день родилась свобода. Я видел эту свободу. Я видел её в окровавленных глазах моих воинов, когда их мечи из грубой корки застывшей крови ломали панцири врагов и проникали в тела, разрывая плоть и ломая кости. Один точный удар – и враг обращался в пепел. Я видел блеск свободы в глазах моих воинов, когда подхваченные ветром хлопья пепла врезались в их грубые доспехи и разбивались в пыль. Я слышал крик полный ярости, когда кто-то из моих воинов валился наземь от сильного удара, но не умирал. Упав в грязь лицом, прячущимся за жуткой маской из собственной крови, он делал жадный вдох, вбирая в свои лёгкие пепел врага. Даже сквозь узкие щёлки на маске я видел вспыхнувшие яростью глаза и искривившийся рот в вопле ненависти.

Я подарил им уникальную возможность – дышать свободой. Когда еще они позволят себе зачерпнуть пригоршню пепла и умыть своё лицо? Втереть в доспех всю пыль, оставленную поверженным врагом, а после вскочить на ноги и вновь обрушиться на противника с оглушительным рёвом, несущим в себе лишь смерть.

Рёв не смолкал, даже когда меч рассекал воздух и сносил голову очередному кровокожу. Это был рёв свободы, страшный и неумолимый. Жутко булькающий, раздающийся по всему полю высокой травы.

И так мы отвоёвывали нашу свободу метр за метром, километр за километром, деревню за деревней. Война даровала нам возможность идти вперёд, оставляя за собой усыпанные поля пеплом наших врагов. Война подарила нам свободу, о которой никто и не смел мечтать.

Когда в пылу жестокой битвы я ловил краем глаза широкий взмах меча моего воина, у меня в головы всплывал вопрос: а нужна ли им вообще свобода? Ответ рисовался в тот же миг. Мой воин мог упасть на колено перед врагом, взмолиться о пощаде, бросив свой меч к его ногам на утоптанную траву нашими ступнями, но этого не делал. И даже не допускал подобной мысли. Мой воин вкладывал в свои руки больше сил, чтобы лезвие из застывшей крови наверняка разнесло лицо противника, покрытое кровавой маской.

Эта толпа людей, которых я обратил в кровокожих, живя своей обычной жизнью, даже и не подозревали о свободе. Им никто не смел её показать. Им никто не рассказывал, как можно жить. Они боялись переступить порог дома и уйти далеко в лес. Они боялись увидеть то, чего никогда не видели. Но теперь их окровавленные глаза увидят всё, заглянут в каждый уголок их души, где непроглядной тенью страх затмевал ту часть лучшей жизни. Они очистятся от страха. Они сами себе даруют свет. Я лишь направлю их по верному пути, ведь только мне ведома дорога.

Мои стопы ступали по пыльной дороге, закиданной по обе стороны людскими трупами и изрытой стальными гусеницами сотни танков. Мои глаза видели весь ужас войны. В своих ладонях я держал последствия войны. Вот этими пальцами сжимал изъеденную пламенем одежду своих родителей!

В тот день у нас хотели отнять свободу. Забрать наши земли, принудить встать на колени перед их начищенными до блеска сапогами. Но у них ничего не вышло. Они даже и не представляли, на что способен стремительно зарождающийся в глотках страдающих и медленно умирающих вопль войны. О, да. Это страшно и жутко видеть безмолвно шевелящиеся губы, испачканные липкой кровью. Даже если ты преподнесёшь к ним ухо, всё, что ты услышишь – глухое бульканье, зародившееся где-то в глубине гортани.

У войны нет слов. У войны есть только звуки. Будь то пулемётная очередь, одиночный огонь из автомата или свист жуткой секиры, сделанной из двух содранных лиц.

Лишь звуки рождают неистовый гнев, заставляющий поднимать в воздух наши руки и опускать оружие на своего врага. Каждый звон, каждый хруст и каждый хрип вызывают во мне волну праведного гнева, несущейся по моим костям и мышцам. Я крепко сжимаю древко копья и пронзаю костяным наконечником голову врага без сожаления. Без горечи на языке и страха в глазах. Каждый мой удар дарует мне шаг. Шаг вперёд, навстречу свободе. Навстречу жизни без боли.

Хотя, я уже совсем забыл про “жизнь”. Сколько мы уже сражаемся в полях? Сколько дней мы освобождаем деревни, оставляя позади себя бесчисленные кучи пепла? День? Два? Быть может месяц?

Окидывая взглядом своё войско, я с трудом подмечаю потери. Да, в любом сражении имеются потери. По-другому быть не может. И каждая смерть эхом отзывается в моей груди. Оборванная жизнь моего воина пронзает моё сердце, подобно раскалённой игле, обжигая края раны и выделяя едкий дым. И каждый новый бой я стискиваю зубы и жду болезненного укола, напоминающего мне ради чего была рождена война в полях высокой травы. Они погибают за свои семьи, за их свободу и будущее. Они погибают с оружием в руках – а это наивысший дар порабощённому человеку. Их сердца утихали без тени страха на глазах, без тени ужаса, закравшейся под плотной маской.

И даже если сомнения заставляли сузить от гнева мои губы до тонкой полоски на лице, я обращал взор на людей Ансгара. Храбрые воины, вселяющие в моё сердце уверенность и непоколебимость в моём непростом выборе. Обычные люди в обычных кожаных доспехах врывались в плотные ряды кровокожих, упрятав страх так далеко, что даже пристально разглядывая их лица, я ничего не замечал. Людские губы подхватывали зарождающуюся молитву, нашёптывали её, передавая от одних к другим, превращая слова в звуки и, не смолкая ни на секунду, обрушивали своё оружие на врага.

Воины Ансгара хорошо знают, что такое жить в бесконечных войнах. Они знают, как бесконечные сражения утомляют, высасывают силы и лишают душу её самого сокровенного, того самого, за счёт чего её и считают душой – её духовности. Они знают, что такое сон без сна, когда за забором твоего дома беснуется твой ненавистный враг. Преданные люди Ансгару знают цену свободе, и они готовы её заплатить, ведь дальше жить прошлой жизнью они не собираются.

И даже если людей Ансгара можно принять за фанатичных безумцев, чья жизнь протекает ради сражений в бесконечной войне, то воины Зико совсем из другого теста. Их мечи, чьи остро заточенные края смазаны слюной голодной Бэтси, взмывают в воздух над головами врагов по идейным соображениям. Каждый бежал от ужасов жизни при кровокожих. На глазах каждого кровокожи лично убивали родню, щедро сея в их сердцах семена ненависти и мести.

Я узрел плоды.

Я увидел с какой болью прозревает семя. Когда цветок теряет свои листья, превращаясь в плод. В такой плод, что стальной меч с лёгкостью входит в кровавый доспех кровокожа, не хуже раскалённого ножа в масло. И я уверен, что не обладай воины Зико столь ценным даром в виде слюны Бэтси, позволяющей их стали с лёгкостью вонзаться в кровавые доспехи, они бы ни на секунду не прервали свои попытки одолеть кровокожих. Взращённый внутри их сердце гнев никогда бы не заставил упасть перед врагом на колено, сложить оружие и жить дальше под гнётом кровокожих. Слишком сильна боль от ужасных воспоминаний. Слишком сильна боль при виде человека, закованного в жуткие доспехи из запёкшейся крови. И даже я и мои друзья не стали для них исключением. Враг моего врага – мой друг. Как долго? Пока последний кровокож не обратится в прах на их земле.

В день нашей первой встречи я и подумать не мог, что стою с копьём в руке возле своего нового друга, глаза которого испепеляли меня, пытались прожечь насквозь. Ему нужна была всего одна секунда, всего один миг, один удар сердца, чтобы убить меня одни точным ударом, но его тело было в моей власти. Его мгновения, его время, его удары сердца были на моей ладони. Я мог сжать кулак – и сердце юноши замерло бы навсегда, но в тот день я даже не помышлял о столь радикальном поступке. В пылающих гневом глазах Зико я усмотрел праведную борьбу за справедливость. Битва в лесу с кровокожами не была бойней ради бойни. То сражение было борьбой за привычный образ жизни. За старый мир, где люди дышат свободой, думают о будущем и могут запланировать завтрашний день. Даже сейчас, с оружием в руках и тысячной армией за плечами я не могу спланировать свой день на пару часов вперёд.

В тот день Зико уже не мог спланировать наперёд и нескольких минут. Я спас его от неминуемой смерти, но он даже этого не осознал. Видя перед собой очередного кровокожа, его устройство мыслей было не способно вообразить благоприятный исход. Сама мысль о спасении давно потухла, оставив после себя лишь тень стремительно надвигающейся смерти.

Гнев в его глазах быстро сменился растерянностью, когда я первый начал диалог. Вместо клинка в грудь я дал ему слова, подействовавшие страшнее стали. В тот день я изменил его мир. Подарил надежду. Я смог подарить ему не только завтрашний день, но и возможность заглянуть в будущее.

Конечно, мы не стали закадычными друзьями, но и врагами нас явно назвать было нельзя. Порой, видя перед собой загорелое лицо Зико, чьи глаза постоянно глядят на меня с сомнением, я вспоминаю фразу: враг моего врага – мой друг. Мой друг… Возможно, когда-нибудь он взглянет на меня иначе, и я увижу на его лице искреннюю улыбку, а взгляд блеснёт искренним уважением и непоколебимой дружбой. Именно этот блеск я подмечаю во взгляде моих друзей, согласившихся идти со мной до конца.

Но одной пары глаз я так и не досчитался. Зико. Мы уже минули сотни километров лесов, прошли дюжину деревень и обратили в прах не одну сотню кровокожих, но Зико так и не вышел из леса к нам на встречу.

Мне было чуждо это чувство, но она болезненно протекало по моим сосудам, дёргало за каждый нерв, стоило мне вспомнить его имя. Оно призывало к ярости каждый раз, когда мы уничтожали появившийся отряд кровокожих на нашем пути, а Зико так и не появлялся. Я испытывал волнение. Я действительно переживал. И порой, меня пугало это. Эти чувства… Эти переживания…

Это не моё!

Я никогда не испытывал подобных сентиментальностей. Я – эгоист. Я всегда думал лишь о себе. Всегда. Когда каждый день живёшь с мыслью, что завтра не настанет – хочешь не хочешь, а станешь думать только о своей шкуре. Когда твой город объят пламенем, первые дней десять ты переживаешь о других. Ты сопереживаешь каждому, кто потерял близких. Видя чужие слёзы на глазах, твои глаза вдруг тоже увлажняются, слёзы бегут по щекам. Но потом ты устаёшь. Устаёшь переживать, устаёшь плакать, устаёшь вопить от страха, когда соседний дом складывается как карточный, а волна пыли окутывает всех, кто стоял рядом. И ты больше никогда своих соседей не видел. Может быть тогда я утратил свою человечность. Я забыл, что такое быть человеком. Испытывать переживания, любовь, страх за друзей. Так странно… Так необычно…

Эти чувства… Эти переживания…

Я словно вновь их обретал. Человечность постепенно возвращалась ко мне. Вливалась в моё тело.

Моё тело…

Я уже начал забывать, что я из себя представляю. Какой ужасный и мерзкий. Тонкий скользкий червяк, извивающийся в чужих кишках, забитых гниющими фекалиями. Мой тело – это тело Инга – бедной девочки, чьё сознание я поработил, но с каждым днём я ощущаю, как моя власть над ней медленно, но утихает. Каждый день я чувствую, как становлюсь человеком. Впервые я испытал искреннюю радость от общения с друзьями. Мы побеждали, и вместе ликовали. Мы поднимали наше оружие к небесам и громко вопили во всю глотку. Булькали, но радовались. Искренне. Меня впечатляли пережитые эмоции, и за это я мог благодарить только Ингу, поделившеюся со мной своим спектром эмоций.

Каждый новый день лепил на меня новое мясо человечности, но и с каждым днём я ощущал, что моя смерть всё ближе и ближе. Парадокс, но вскипающие внутри меня чувства не позволят мне полностью поглотить тело Инги. Видимо, такая природа. Любовь убивает. Понимаете? Инга молчит, но её человечность постоянно общается со мной. Порой ругает, заставляя испытывать сожаление и стыд. А порой радуется вместе со мной. И постоянно призывает быть внимательным и не спускать глаз со своих друзей.

Вот и сейчас, после очередной победы я глядел куда в сторону в надежде увидеть там Зико и его людей, идущих нам на встречу. Никого. Пусто. И эта пустота пугала меня. Мне нужно разыскать Зико, немедленно.

Мы шли разбитой дорогой, пронизывающей быстро лысеющие леса, скалистые горы, увитые клубящимися облаками, и пологие холмы с пожелтевшей травой. Стоя на одном из них мы видели вдалеке блеск моря и повисшее над ним обеденное солнце. Цель уже близко, сомнений нет. Протяни руку и подставь солнцу ладонь. Горячие лучи согревали кровавую корку, вызывая лёгкий зуд. Приятный, отвлекающий от реальности. Но в тот день реальность никак меня не отпускала. Мой взгляд постоянно отлипал от горизонта с линии морской воды и прыгал на пожелтевший лес по левую от меня руку.

– Тебя что-то беспокоит, Червяк? – спросил Дрюня, стоя рядом со мной. Его взор непринуждённо падал на горизонт, видя вдалеке конец дороги и конец путешествия, вызывающее у моего друга лишь тревогу.

– Друг мой, – произнёс я, в очередной раз переводя взгляд на лес, – идёт война. Каждая секунда для меня – это беспокойство и тревога.

– Не думай, что ты один переживаешь. Мы все испытываем тревогу, пробуждающую в нас страх. Никто из присутствующих рядом с тобой не знает, что ждёт его впереди, – Дрюня кивнул подбородком в сторону горизонта.

Лицо, покрытое коркой из высохшего гноя, не могло выразить ни единой эмоции, словно оно было мертво, но мышцы под кожей силились изобразить хоть что-то, но безуспешно. Даже его губы, изрытые трещинами и усыпанные хлопьями белёсых струпьев, с трудом поспевали сжиматься и разжиматься за каждым произнесённым словом. И лишь болезненно лунные глаза выражали беспокойство каким-то мутным блеском, который явно от меня что-то скрывал.

– Мне нужно разыскать Зико, – сказал я.

– Только тебе? – возмутился Дрюня с тревогой в голосе.

Морской ветер приносил свежий воздух, а вместе с ним и прохладу. Я не замечал температурных изменений, и мне не нужно было кутаться в мой уродливый плащ, похожий на лоскутное одеяло, где вместо привычных кусков ткани мастер предпочёл взять человеческие лица. А вот Ансгару и его людям приходилось разжигать костры и усаживаться вокруг пламени плотным кольцом. Юный правитель грел ладони у костра, когда наш разговор дошёл до его ушей. Я заметил на его лице интерес. Любопытство заставило юношу покинуть кольцо воинов и двинуть в нашу сторону. Его кожаный доспех громко шуршал при каждом шаге. Непослушные чёрные локоны закидывало ветром назад, когда накинутый на плечи тяжёлый плащ из медвежьей шкуры неподвижно свисал до самой травы. Холод жадно укусил его ладони, и парню пришлось их спрятать от ветра в глубине накидки, где помимо естественного тепла он всегда мог погрузиться в родительский очаг. Даже стоя в десятке метрах от парня, я видел, как он кладёт непокрытую перчаткой ладонь на череп своего отца, ставший частью смертельного оружия – жуткой дубины, проламывающей доспехи кровокожих подобно тонкому люду – и теперь висящим на его кожаном поясе.

Новый порыв ветра ударил Ансгара в лицо, заставив его сильно скривиться. Совсем недавно этот юноша был так молод, был так наивен. Он был красив, его губы всегда дарили улыбку, способную поднять боевой дух. А сейчас я видел идущего мне на встречу хмурого мужчину, закалённого в бою и утратившего какую либо наивность. Со стороны могло показаться, что Ансгар скривил лицо от холодного прикосновения, но нет. Его мужественное лицо сжалось от боли, причинённой страшной раной. Уродливый рубец омрачил его лик, нарисовав бледную кривую полосу почти через всё лицо; ото лба до левой щеки, чудом не лишив парня левого глаза и всех зубов на верхней челюсти. Другие считали, в том числе и Дрюня, появление шрама – дар битвы. Награда, врученная из рук врага. Получить такое страшное увечье и остаться в живых – удача, сопутствующая лучшим воинам. Да, его плоть на удивление быстро срасталась, но это не делало Ансгара бессмертным. Я был точно в этом уверен, несмотря на то что почти тысяча глаз узрели, как клинок из запёкшейся крови в тяжёлом ударе лёг на голову юного правителя и рассёк лишь плоть, не расколов на куски череп парня.

В тот славный день на людских глазах родилось новое божество, способное противостоять врагу и вести солдат к победе. Я мог лишь порадоваться за Ансгара, искреннее. Но всё же я знал – воткни ему между рёбер меч из запёкшейся крови прямо в сердце – и парень умрёт. Выдавит из лёгких последний воздух и рухнет замертво на землю. И поэтому моей главной задачей было одно – не дать “новому божеству” умереть на глазах сотни воинов, дабы не подкосить их воинствующий дух.

Тяжело шагая по пожелтевшей траве, Ансгар поправил висевший на его спине щит. Еще один мой дар “бессметному воину”, похожий на кусок выломанной двери грязной коммуналки. Лёгкий и крепкий, способный сдержать ни один удар кровавого меча или тяжёлой секиры (мы проверяли), а потом и сам Ансгар имел возможность не раз убедиться в его прочности, скрывая свой изуродованный лик за куском запёкшейся крови.

– Инга, – выдавил Ансгар, поравнявшись с нами. Перепаханные мечом губы продолжали приносить боль, кривя лицо парня. – Море совсем близко, а как я понял – это и есть наша цель.

– Ты всё правильно понял, Ансгар. И мы не отступим от нашей цели.

– Да, но твой взгляд устремлён совсем в другую сторону. И меня это беспокоит. Я теряю людей, и каждая утрата – боль, пронзающая не только моё сердце, – Ансгар повернулся к своим людям и умолк, давая нам услышать их разговоры о тёплом доме, горячей еде и глубоком сне. Усталость чувствовалась в каждом брошенном в огонь слове.

– Поверь мне, – сказал я, уставившись на Ансгара, – я разделяю твою боль, и переживаю не меньше твоего. Но у нас есть еще друзья, которым нужна наша помощь. Мне придётся покинуть вас, на время.

Лицо Ансгара вновь искривилось. Но не от злости или боли. На его глазах отразилось разочарование. Изуродованные губы сжались ради пары слов, но произносить их он отказался. Он всё понял, спорить со мной нет никакого смысла.

– Я ряд, что ты меня понимаешь, Ансгар.

– Я иду с тобой? – спросил Дрюня.

– Нет…

– Но ты не можешь идти один! – гаркнул Дрюня, готовый чуть ли не взорваться на месте. – Ты не можешь так расковать! Оглянись…

– Я полностью осознаю все риски…

– Оглянись, Червяк! – лунные глаза быстро спрятались за веками, став двумя тонкими белыми линиями. – Эти воины… Эта армия обратиться в пыль. Твоё сердце остановиться – а вместе с ним и все эти люди исчезнут по одному щелчку!

– Я всё обдумал и давно принял решение. Нет смысла всех гнать на поиски Зико. Мне нужно, чтобы вы остались здесь. Дорога от моря одна, и она у нас под ногами. Если новые отряды кровокожих пойдут вперёд – мимо вас они не проскочат.

– А если мы не справимся? – спросил Ансгар.

Его вопрос вызвал у меня улыбку.

– Если вы не справитесь – тогда и я вам никак не смогу помочь.

Ансгар опустил глаза и с пониманием кивнул. По пути мы встречали отряды кровокожих разной численности. Попадалась и сотня голов и три сотни. Но не более. Шанса на победу у них не было никакого, но пощипать наши войска они были всегда рады. Бросались без разбору. Их даже не останавливал горизонт из голов тысячной армии за нашими спинами. Был ли таков план врага, или это было самоубийственным недоразумением – я понять не мог. Но с каждым убитым врагом, с каждыми кровокожим, которого мы обращали в прах, я точно знал одно: их хозяин ощущает потерю каждого воина. Он словно прощупывает нас, пытается сосчитать каждого. Готовится к худшему, и, конечно же, пытается хитрить. Он искусно отвлёк нас от главного – от Зико – видимо осознавая его важность в этой борьбе.

Я прекрасно понимал, что новый отряд кровокожих появится на горизонте совсем скоро, и его основная задача – отвлечь нас. Отвлечь меня, переключив на бессмысленное сражение. Но я раскусил своего врага, и смогу даже подыграть, бросив в бой свою армию. Пусть наслаждается, пока я буду плести свои дела.

– Ансгар, Дрюня, вы останетесь здесь, – решительно заявил я. – Скучать вам не придётся, поверьте мне.

– А ты? – спросил юный правитель, кутаясь в медвежий плащ.

– Я возьму с собой сотню воинов, – я повернул голову в сторону кучки кровокожих, за спинами которых стояла огромная мясистая детина. – Возьму Хейна. И, конечно же, Кара пойдёт со мной.

Волчица, затянутая болезненной коркой застывшего гноя, всё это время сидела у моих ног. Она стала свидетельницей нашего разговора, она побывала в каждой битве, забирая с собой десяток, а то и два десятка врагов, безжалостно перегрызая им глотки своими острыми зубами. Она получала увечья так же, как и остальные воины. Она давно стала неотъемлемой частью нашей армии, а мы для неё не просто хозяевами. Мы стали для неё родной стаей.

Я опустился на колено и провёл ладонью в кровавой корке по облысевшему загривку Кары. Наши застывшие на коже выделения издали неприятный скрежет, словно напильником проехались по ржавому металлу. Но я и не пытался сделать Каре приятно. Моё поглаживание – жест доверия, на который Кара всегда откликается с радостью.

– Нам нельзя разделяться, Червяк! – вновь встрял Дрюня.

– Нам придётся разделиться! – прошипел я Дрюня, вставая с колена. – По-другому нельзя.

– Но почему? Почему мы не можем пойти вместе?

– Ты хочешь пустить очередной отряд кровокожих в огород? Представь что будет, если по этой дороге три сотни, а то и тысяча кровокожих вновь разбредутся по нашей земле.

Дрюня перевёл взгляд на видневшийся вдалеке край моря и, стиснув пожелтевшие от болезни зубы, спросил:

– Ты уверен, что их численность столь высока?

– Я ни в чём не уверен, и именно поэтому вы остаётесь здесь.

Глава 2

Я отобрал сотню воинов, поставил во главе Хейна, и мы отправились в сторону лысеющего леса, простирающегося по левую сторону горизонта.

Хейн был нужен мне не только из-за своей неимоверной силы и способностью одним ударом уложить пятерых кровокожих. Эта громадная махина из вздувшейся плоти и стальных мышц оставалась важным сосудом, вместившим в себе мои остатки драгоценной крови. И я без сожаления пожертвую этим гнусным ублюдком, хладнокровно предавшим свой народ, если вдруг моей жизни будет угрожать смертельная опасность. Я не хотел делать этого на глазах Ансгара, потому что чувствовал в груди юного правителя сжимающееся от жалости сердце каждый раз, когда на эту огромную тушу налетала толпа кровокожих. Хоть Хейн и был предателем, но он по-прежнему оставался родным дядькой Ансгара. Какая никакая, но родня.

Мы шли без сна два дня. Лес казался бесконечным лабиринтом, построенным каким-то безумцем. Постоянно налетал ветер, шевеля огромными ветвями и осыпая наши головы пожелтевшей листвой. Мы не чувствовали ни жара, ни холода, который должен был нас остановить и повалить на землю, чтобы мы стали очередным удобрением для почвы. Но вот одно я почувствовал разительно. Контраст был невероятно ощутим, и я приказал отряду остановиться.

На третий день пути ветер донёс до меня вонь. Я учуял смрад от пролитой крови. Приторный, оставляющий на языке привкус сладости, словно слизал целиком леденец. Трусы не проливают такую кровь. Такую кровь оставляют лишь воины, в чьих жилах текла химия битвы. Адреналин заставлял двигаться их подобно загнанному в угол животному, чей звериный инстинкт никогда не позволит умереть, не оскалив зубы. Мы были на верно пути, и это меня пугало.

Следующие полдня мы шли по влажной почве, засыпанной по щиколотку жухлой листвой. Лес предательски молчал. Пение птиц, сменяемое испуганным ором при нашем приближении, давно оборвалось, словно всё живое вымело. Скользкие насекомые больше не цеплялись к доспеху, и даже чёрные мухи больше не клеились к глазам Кары, из уголка которых подтекали тонкие струйки гноя.

Мы были начеку. Нос Кары всегда был задран, жадно втягивая в себя ветер.

Я осматривался, заглядывал за деревья, обращал внимание на кусты, в особенности на их ветви, но следов битвы или хотя бы отпечатков чужих ног на земле не замечал. Но после обеда я увидел их. Увидел изрытую грубой подошвой землю, разбросанную листву. Кровокожи были здесь, голов сто, не меньше. Большая часть следов уже была прикрыта опавшей листвой, но не так сильно, чтобы можно было с уверенностью сказать, что отряд кровокожих прошёл здесь три, быть может, четыре дня назад. Максимум минуло пару дней. У нас еще есть шанс нагнать их и остановить людское кровопролитие.

Сумерки принесли с собой первые плохие новости.

Утренний свет медленно разливался между деревьев, убирая с горизонта непроглядный занавес. Перед нашими глазами появилась деревня. Дикая, не огороженная никаким забором, кроме естественного – лесом. Словно заброшенный остров по среди океана.

Первая изба стояла в шагах двадцати от края леса.

Мы не скрывались, и не прятались за кустами. Я вышел первым, Хейн – за мной, врезавшись плечом в высокую сосну с такой силой, что оставшиеся шишки загрохотали по деревянной крыше дома. Достав копьё из-за спины, я подбежал к дому и вышел на проторенную дорожу, что уходила в глубь деревни. Любопытство заставило заглянуть меня в разбитое окно: стол опрокинут, на полу валялись осколки разбитой посуды, раскатившиеся в разные стороны яблоки и успевшая стухнуть поджаренная тушка птицы. Странно, но нападение стало неожиданностью для жильцов дома. Неужели они были не готовы?

Я обошёл дом, Хейн – с другой стороны. Переведя взгляд на крыльцо, я увидел и самих жильцов, а точнее – то, что от них осталось. На утоптанной траве лежали два тела: женщина и ребёнок лет десяти. Их одежда была истерзана ударами мечей, а сами тела напоминали высосанный до последней капли маленький пакетик сока. Кровокожи забрали их кровь.

Я крепче сжал древко копья, хотя и понимал, что здесь нет кровокожих. Внутри меня бурлила злость. Ненависть толкала меня вперёд. Мы обошли всю деревню, и везде было одно и то же. Высосанные тела валялись всюду. И что больше всего меня злило – среди разбросанных под каждым домом тел, мужские встречались слишком редко.

Возможно, Зико готовил отряд и был вынужден забрать всех мужчин. Я поступил также, и видя, что творится у моих ног, я лишний раз убедился в своей правоте. И я правильно поступил, оставив Дрюню с войском на дороге. Но зачем убивать неповинных? Неужели нашим землям вынесли смертный приговор?

Вопрос так и застыл в моей голове, когда мы двинули дальше. И мучащие меня ответы я собирался найти в кротчайшие сроки.

К моему удивлению в лесу была построена далеко не одна деревенька. Как оказалось, в окружении многовековых деревьев пряталась целая сеть деревень, соединённых между собой еле заметными тропами. И чем глубже мы заходили, тем гуще становилась вонь пролитой крови. Мы прошли еще пару деревень, где на изрытой битвой земле валялись высушенные трупы, успевшие накинуть на себя одеяло из осенних листьев.

Внутри меня закипала злость. И когда вонь стала невыносимой, а до моего слуха долетели людские крики, я вмиг спустил весь пар.

Держа перед собой копьё, я вынырнул из-за деревьев и бросился на женский крик, раздавшийся за стоявшим перед моим лицом домом из сосновых брусьев. Быстро обогнул стену, добрался до угла и выбежал вперёд, на лужайку перед домом.

Перед моим взором предстала настоящая битва. У каждой избы происходило сражение. На земле валялись людские трупы, как мужские, так и женские. Кто-то уткнулся лицом во влажную почву, а кто-то смотрел в небеса расколотой головой.

Я бросился к ближайшему дому, на лестнице которого стояла молодая женщина и громко орала. На её руках омерзительно вопил младенец, женщина прижимала его к своим грязным одеяниям, но тот не умолкал. Опасность им не угрожала. Пока… Она вопила от испуга, видя, как у подножья лестницы сражается мужчина в кожаном доспехе с двумя кровокожами. Настоящий мастер меча, он ловко парировал выпады и даже наносил ответные удары, но его точности что-то мешало. Подбежав ближе, я заметил, что с его левой рукой что-то не так. Конечность болталась канатом. Но сейчас мне не до этого…

Когда до кровокожих оставалось шагов двадцать, я метнул копьё. Раздался свист. Ближайший ко мне кровокож даже не услышал, как Хейн выбежал на дорогу между соседними домами и обрушился на врагов. Кровокож успел лишь занести меч для удара, и в тот же миг костяной наконечник вонзился ему в грудь, расколол доспех и с лёгкостью вышел из спины. Его колени подкосились, скрюченное тело рухнуло наземь и начало обращаться в пепел, пока второй кровокож обернулся на меня. Я упал на влажную землю метрах в трёх от него, инерция дотащила меня до его ног, и я врезал ступнёй ему в колено. Я до последнего сомневался в своём трюке, но вышло знатно. Хруст был громким и болезненным. Кровокож согнулся, пошатнулся. Кара, разбрызгивая лапами комья грязи, молнией подбежала к нам и взмыла в воздух. Тело волчицы пролетело пару метров, сотрясая воздух громким рыком. Челюсти с острыми зубами разомкнулись, брызнув в воздух капельки гноя, и в туже секунду сомкнулись на правой руке кровокожа. Они вместе рухнули на землю рядом со мной, но кровокож сумел опереться на колено здоровой ноги, и даже успел ударить волчицу кулаком в морду.

Я засунул ладонь в кучу пепла, в попытке найти своё копьё. Пальцы нащупали древко, крепко его обхватили, но ударить не успел. Меня опередили. Раненый мужчина громко взревел, молниеносно занёс меч и ударил. Женщина на лестнице взревела еще громче, видя, как лезвие вонзилось в шею воину и почти отсекло голову. Кровокож рухнул мне на ноги и обмяк, медленно превращаясь в пепел.

Кара обернулась в сторону других домов, где кипели нешуточные битвы. Я положил правую руку на землю и попытался встать на колено, крепко сжимая в левой ладони копьё. Вроде, ничего сложного, да и что может случиться.

Сильнейший удар обрушился мне на правое плечо. Меня качнуло, словно кто-то врезал изо всех сил мне нагой в грудь, на землю упал отрубленный рог наплечника. Вот это поворот. Я вскинул голову и увидел блеснувшее в лучах солнца лезвие.

– Постой! – успел выкрикнуть я, но в ту же секунду мне пришлось откатиться в бок.

Меч ударил совсем рядом. Раненый мужчина явно не понимал, что происходит. Кара громко зарычала. Волчица пригнулась, готовая к смертельному прыжку, но я вовремя успел её остановить.

“Кара, нет! Не надо!”

“Он враг, он напал на тебя.”

Мужчина вновь занёс меч для удара. На его лице застыл гнев, в глазах не было ни капли страха. Левая рука была сильно ранена; рукав серой рубахи был аккуратно рассечён в области плеча и полностью окрашен в багровый. Кожаный жилет был истерзан, словно по нему ударили мечом раз двадцать, но грубая кожа чудом спасла хозяина от смертельных ран. Его сухие губы скривились, взгляд застыл на мне, а потом он взревел, брызнув слюной.

Я резко вскочил на ноги, увернулся от неточного удара, прыгнув к мужчине, и ударил его концом древка в грудь. Женщина не умолкала, младенец заревел еще громче. От сильно удара в грудь мужчина охнул, меч вывалился из его руки на землю. Он согнулся и захрипел в попытке сделать глубокий вдох. Его ноги тряслись, скорее всего, в израненном теле оставалось совсем мало сил. Спустя секунду он рухнул на колени, прижав здоровую руку к груди.

– Я не собираюсь вас убивать, – сказал я, поочерёдно бросая взгляд то на вопящую женщину, то на мужчину.

– Проклятый кровокож, – прохрипел мужчина, уставившись на меня с призрением.

– Я – друг Зико! Мой имя Инга!

Глаза мужчина заметно округлились. Гнев быстро покинул его лицо, поменяв гримасу отвращения на еле заметную радость.

– Инга? – выдавил мужчина.

– Да, я пришла вам помочь!

Я подошёл к мужчине и протянул руку. Мужская рука потянулась ко мне, ладонь обхватила моё запястье и вяло сжалась. Я помог ему встать. Шатаясь, он ухватился за меня. На лице появилась заметная улыбка.

– Инга… – вновь прохрипел он, – ты вовремя пришла.

Мы вместе бросили взгляд на нешуточную битву, вспыхнувшую в центре деревни. Здесь было полсотни человек Зико, голов сто вражеских кровокожих, и столько же моих воинов. Сражение велось у каждого дома, у каждой двери. Деревянные заборы ломались с громким хрустом, когда на них валился пронзённый мечом кровокож. Ломались крыши, когда Хейн хватал противника своими разбухшими руками и бросал его в сторону избы. А во что превратилась земля под ногами… Могло показаться, что тут трактор отпахал смену.

Расспрашивать мужчину о происходящем смысла не было, всё и так было понятно. Я спросил одно, что долго меня беспокоило:

– Где Зико?

– Не знаю. Мы пришли сюда дней пять назад. Первый набег отразили, но сразу же последовал второй. Кровокожи лезли отовсюду, из-за каждого дерева. И эти мухи…

– Мухи?

– Да. Мухи. Эти твари лезли нам в глаза, в нос и в рот, мешая сражаться. Мы все подумали, что вернулся Гнус.

Кто бы сомневаться. Значит, он где-то рядом.

– Как давно ты видел Зико?

– Дня два назад, – ответил мужчина, поглядывая на умолкнувшую женщину. – Он вернулся в центральную деревню, когда стало ясно, что кровокожи лезут со всех сторон, а нас оставил здесь, защищать живущих ближе к лесам.

Мужчина прижал правой ладонью огромную рану на левом плече, затем бросил на меня уставший взгляд и устало произнёс:

– Зико был прав.

– В чём?

– Уходя, он сказал, что ты придёшь нам на помощь. Кстати, меня зовут Фиран, и мой меч всегда будет служить тебе.

Я убрал его ладонь от кровоточащей раны и накрыл своей. Полностью излечить мужчину я не мог, придётся обратить его в кровокожа, на что он точно не согласится, да и ресурсов у меня практически не осталось на столь сложную операцию. Но в моих силах угомонить боль и запечатать рану огромной болячкой, под которой рассечённая плоть быстро затянется.

Мужчина с облегчением выдохнул, когда я убрал ладонь. Он с удивлением уставился на плечо, разрешил себе дёрнуть рукой, убедившись, что движение больше не причинит боли, а затем широко улыбнулся.

– Бой еще продолжается, – выпалил он, поднимая меч с земли. – Надо нашим помочь.

Я не собирался с ним спорить, лишь крепче сжал древко копья. Кара уже успела броситься к соседнему дому, где несколько мужчин размахивали мечами, пытаясь угомонить трёх кровокожих. Мы быстро решили эту проблему. Волчица повалила одного на землю, вцепившись ему со спины в шею. Подбегая, я слышал, как заохали мужики, увидев страшное чудище, похожее на волка. Они уже хотели обрушить на неё свои мечи, но громкий крик Фирана остановил их.

– Не тронь волчицу! Она с нами!

Ударом копья я проткнул затылок кровокожа и превратил его лицо в мешанину из плоти и осколков кровавой маски. Молча он повалился на колени, утягивая копьё вниз, а затем быстро обратился в прах. Оставшегося кровокожа быстро добили мужики, пробив ему доспех на груди, шее и обрушив лезвие меча ему на голову до самой нижней челюсти. Мозги не успели вывалиться из раскроенного черепа, кровокож развеялся облаком пыли, испачкавшей нам доспехи.

– Фиран, – гаркнул один из мужчин с вымазанным пеплом лицом и сальными длинными волосами, – что происходит? Почему эта гадина стоит рядом с тобой и еще жива?

– Дугир! – рявкнул на мужика Фиран. – Полегче с выражениями! Это Инга! О ней нам говорил Зико.

Мужики уже были готовы броситься на меня с мечами, когда я в свою очередь просто тупо на них глазел. Я бы мог убить их в два счёта, и, если честно, после услышанного у меня возникло желание пронзить одного из них прямо в грудь, но я сдержался, заглушив внутри себя злостью мыслью, что впереди меня ждёт еще не одна битва.

Услышав моё имя, взгляд у всех троих поменялся. Как и с Фираном, глаза у всех округлились, а после на грязных лицах проявились улыбки.

– Быстро, – сказал я, – нужно помочь остальным!

– А что делать с тем монстром?

Мужчина повернул голову в сторону мясистого гиганта, швырнувшего что-то в дом. Оконная рама изверглась треском дерева и взвыла битым стеклом, осколки которого усыпали землю перед домом. Хейн довольно замычал. Брошенный им кровокож точно влетел в окно и скрылся с наших глаз внутри дома. Скорее всего, он остался в живых, и Хейн не собирался проходить мимо. Огромная туша, неуклюже переваливая вздувшиеся ноги и вороша землю, устремилась к дому, чтобы завершить начатое.

– Этот гигант – мой друг, – сказал я мужикам, видя их недоумение на лицах, когда Хейн сорвал рукой часть поросшей мхом крыши, а потом и вовсе обрушил торец избы, не сумев добраться до врага с первого раза. Жизнь кровокожа всё же оборвалась. Хейн ступил в избу через образовавшийся обвал и настиг врага своей ступнёй. Мы не видели, как он умер. Мы лишь услышали противный хруст перемолотого доспеха, а когда Хейн выскочил на улицу, его правая ступня была полностью выпачкана чёрным пеплом.

– Хорошо, – промямли один из мужиков, криво ухмыльнувшись. – Друг так друг, надеюсь он не спутает нас?

– Не переживайте, он прекрасно отличает своих от чужих.

– Девочка, а как нам различить твоих от чужих? – встревоженно сказал второй мужчина, наблюдая вдалеке сражающихся между собой кровокожих.

Хороший вопрос. Но еще задолго до создания своей армии я подготовил на него ответ. Между собой кровокожи с лёгкостью отличают друга от врага. Это как в животном мире, где по запаху можно определить любую принадлежность не только к виду, но и к стае. Так и у нас. Моя кровь, которая течёт в наших жилах, несёт с собой определённый набор образов, в которые заложены как вражеские черты, так и дружеские. Не знаю, как точно это работает, но когда я смотрю на одного из своих воинов, в его лике я вижу что-то до боли мне знакомое, родное. А когда я вдыхаю рядом с ним воздух, нос улавливает исходящий от доспеха густой запах свежей крови, который я ни с чем не перепутаю. Это запах моей крови. Я словно белая акула в холодном океане, способная учуять пролитую кровь за многие километры. Запах моей крови чуют мои воины также хорошо как и запах чужой, вражеской крови. Да и ритм биения сердца, объединяющий всех нас, разительно отличается от вражеского. Но труднее всего обычным людям, не обладающим столь острым обонянием и развитым внутренним чутьём. Для них я придумал способ проще. Примитивный, но действующий.

– Обращайте внимание на клинки. У моих воинов они изогнуты полумесяцем, когда у врагов – прямые, – объяснил я.

Они с пониманием кивнули и вскинули свои мечи, лезвия которых были обильно смазаны блеклой слизью. Я сразу догадался, что мутноватый блеск вызван слюной Бэтси, сложно представить, сколько пришлось толстухе выдавить из себя слюней. Но оно явно того стоит.

Я вскинул копьё и взглядом указал на сражающуюся толпу кровокожих. Меня поняли без лишних слов. И уже впятером (и, конечно же, Кара) мы бросились в бой.

Глава 3

Земля под ногами быстро смешалась с пеплом.

До меня доносились жуткие людские вопли и кряхтение врагов. В этом было что-то возбуждающее, я чувствовал прилив странных эмоций, которые мне сложно объяснить. Что-то приятное из детства, в котором невозможно вспомнить не то чтобы что-то приятное, но и даже хорошее. Но очередной крик, или стон врага, которому я пробил голову копьём, неминуемо вызывал на моём лице улыбку.

Фиран оказался достойным воином. Его истинное лицо, спрятанное за комьями грязи, пеплом и слюной на губах и подбородке, было куда моложе, чем могло показаться. Седеющие волосы могли указать на полувековой возраст, но ему явно было чуть за тридцать. А его движения ног и рук так вообще можно сравнить с грацией подростка.

Несмотря на огромную рану на левом плече, мечом Фиран орудовал уверенно и точно. Лезвие, смазанное слюной Бэтси, без проблем отражало вражеские клинки, и, стоило врагу на короткое мгновение утратить превосходство в бою, как кровавый доспех лопался с противным хрустом, за которым неминуемо следовала смерть в виде пепельного облака. Фирану не доставляло это удовольствие. Абсолютно никакого. С каждым убитым врагом он бросал взгляд на своих друзей, и когда видел одно из них валяющегося на земле в луже крови, его лицо кривилось от злости, а на глазах выступали еле заметные слёзы.

Нередко злость ослепляла Фирана, побуждая действовать глупо и непредусмотрительно. Из-за этого у нас появлялись разногласия, на фоне которых тут-же разгорался конфликт. Он смотрел в сторону своих друзей и никак не мог трезво оценить их шансы.

– Инга! – вопил он, обратив очередного кровокожа в прах, – немедленно бежим к ним!

Я быстро глянул по направлению его брошенного взгляда. Вдалеке двое мужчин сражались с шестью кровокожами. Даже отсюда я прекрасно понимал, чем закончится их схватка. Ничем хорошим. У них не было ни единого шанса выжить; один еле опирался на залитую кровью ногу и был готов рухнуть наземь, когда второй в испуге осматривался по сторонам, выискивая местечко для спасения.

– Нет! – гаркнул я на Фирана, – Мы останемся здесь! Мы никуда не пойдём!

– Нет! Мы обязаны им помочь!

– Им уже не помочь!

Мне пришлось схватить его за кожаный наплечник и грубо одёрнуть на себя. Мужчина с трудом устоял на ногах, вороша ботинками землю. На меня уставились два глаза, в которых бушующий гнев не собирался утихать.

– Что ты себе позволяешь? – гаркнул он в ответ, поднося свой клинок к моему животу. – Им нужна помощь!

– Мы не успеем им помочь! Мы должны помогать ближним, и пока мы будем бежать к тем – умрёт гораздо больше! Одумайся!

В подтверждение моих слов из далека раздался отрывистый мужской крик. Мы обернулся на него. Так я и думал: один из тех мужчин с раненой ногой уже валялся на земле с разбитой головой, а второго убили на наших глаза: страшным ударом меча вспороли кожаный доспех на груди и животе, выпустив располосованные кишки наружу. Еще живой мужчина рухнул на горячую гору своих внутренностей.

– Чем дольше мы спорим – тем больше умрёт! – процедил я сквозь стиснутые до хруста зубы.

Его губы оскалились, обнажая пожелтевшие зубы. Лицо нахмурилось, глазёнки буравили моё лицо, словно выискивая незащищённое место, куда можно было ударить, или больно ткнуть мечом.

– Они мои друзья. Были ими! Из-за тебя…

– Прекрати искать виновных! – я сильнее встряхнул мужчину за плечо. – Сражайся с теми, кто у твоего носа хочет убить твоего друга! Спасай ближних!

Я со всей силой швырнул его вперёд, продолжая смотреть в глаза. Он всё прекрасно понимал, но гнев тупил его разум. Словами образумить упрямого мужика практически не возможно, только делом. Только дракой и горячей кровью.

Я кинулся вперёд к ближайшей к нам драке. Наконечник копья долго не скучал. Пробежав мимо Фирана, я сделал шагов двадцать, как повернувшийся ко мне лицом кровокож стремительно попятился назад, успев полоснуть мне пластину на груди. Копьё пробило ему живот и вышло из спины, не повредив позвоночник, и мы вместе прошли вперёд пару шагов прежде, чем он обратился в пыль. Слева на меня бросился еще один кровокож, но он был остановлен мечом Фирана. Судьба следующих трёх, кто слепо бросился на нас со вскинутыми мечами, была аналогична.

Спустя пару часов я заметил поднимающийся над землёй туман. Его сухой вкус чувствовался на языке. И постоянно казалось, что в глазах застряли песчинки. Я быстро сообразил, что это далеко не туман от испарившейся влаги. Наши ноги вздымали в воздух пепел, который успел усыпать почти всю землю внутри деревеньки. Мы убили всех. Почти всех…

Последний кровокож сражался достойной. Ловко уворачивался от моего копья, бил в ответ, оставив на моём доспехе несколько кривых полос. Мне даже доставляло удовольствие с ним сражаться, и я не хотел быстро заканчивать схватку, но вмешалась Кара…

Позади меня раздался отвратительный рык, смешанный с жутким бульканьем. Я уже слышал, как она стремительно приближалась ко мне, лапы тяжело бухали о землю, а её тело, укрытое под слоем прочной гнойной корки мерзко трещало, оповещая всех о надвигающейся смерти. Зверь взмыл в воздух, и я лишь краем глаза увидел мелькнувшую огромную тень. В следующий миг кровокож повалился на земле, утянутый весом волчицы, которая вцепилась ему в правую руку и изо всех сил пыталась вырвать её с корнем, бешено размахивая огромной головой.

Валяющийся у моих ног кровокож не стонал, его глотка не знала, что такое крик и вопль, извергаемый из тела невыносимой болью. Он лишь ухал при каждом рывке головы Кары, способный вырвать с корнем руку из тела обычного человека. Кровокож спокойно дышал. Маска из десятка слоев застывшей крови втыкалась в землю и оставляла свежие ямку, которые в ту же секунду исчезали под массивными лапами Кары. Левой рукой он пытался ухватиться хоть за что-то, будь то корень дерева, или мои сабатоны из нескольких слоёв застывшей крови. Всё тщетно. Я отпихивал в сторону его ладонь и позволял себе ударить мысом ему в морду, словно у моих ног лежал футбольный мяч. Затем я обрушил свой тяжёлый сабатон на его сжатую в кулак кисть. Кровавый клинок, тянущийся на метр из ладони, треснул и обломился на несколько кусков, сделав своего хозяина безоружным.

И даже обезоруженный он продолжал сопротивляться. Его колени упирались в землю, и как только он поймал упор и готов был встать, Кара тут же разрушила его планы, еще сильнее мотнув головой и опрокинув воина наземь.

Вокруг меня столпились люди. Их мечи нацелились на сражающегося за свою жизнь врага, они уже были готовы изрубить его на куски, но я остановил их.

– Инга! Чего ты смотришь, – это был голос Фирана, – убей его, или дай нам прикончить эту тварь!

– Не смейте! – взревел я, бросая на людские лица гневный взгляд, – этот кровокож не наша добыча.

– Добыча? – с изумлением спросил Фиран.

– Да, этот кровокож добыча Кары.

Продолжая громко рычать, Кара выпустила изломанную руку кровокожа из пасти и начала отходить в сторону. Окружающие меня воины Зико резко нацелили мечи на распластавшего на земле врага. Они посчитали, что волчица наигралась со своей добычей и решила бросить её, но они ошиблись. Стоило им чуть приблизиться к поверженному кровокожу, как Кара стремительно опередила их, набросившись на врага и вцепившись клыками в лицо, защищённое маской. Раздался хруст, грубые осколки кровавой маски посыпались на землю, прямо к лапам волчицы. Кровокож дёрнулся в предсмертной судороге, сабатонами сгрёб землю, а трясущимися пальцами обеих рук попытался ухватиться за волчью морду. Но не успел. Вся морда и пасть волчицы покрылась серым пеплом. Пепел налип ей на зубы и испачкал язык, с которого на землю потекла тонкая струйка гноя.

– Всех убили? – спросил Фиран, оглядываясь по сторонам.

– Здесь всех, – ответил я, не ощущая присутствия чужой крови настолько близко, насколько бы этого хватило для внезапного нападения.

Деревня медленно погружалась в тишину. Раненые воины потихоньку умирали, им никто не мог помочь, даже я. Вопящие женщины и ревущие дети попрятались по домам, забившись в самые глухие углы или спустившись в вырытые погреба. Проходя мимо убитых, внутри меня появлялось желание забрать их кровь, высосать всё до последней капли, но я не мог. Человечность Инги, запертая внутри меня, не позволяла мне на глазах Фирана и его людей осквернять тела их друзей. Эх, сколько бесценной крови впустую утечёт в землю. Мне было больно и обидно от одной мысли. Даже мой плащ из нескольких дюжин мужских лиц безмолвно пытался склонить меня к воровству, нашёптывая соблазнительные преимущества чужой крови в моём теле. Но я был непреклонен, хоть “держать марку” и давалась мне с великим трудом.

Окончательно убедившись в полном отсутствии опасности, я отыскал взглядом Фирана. Всюду лежали раненые и мёртвые. Туман из пепла медленно рассеивался, оседая на землю. Мужчина сидел на коленях у порога избы, держа на руках умирающего друга. Я подошёл к ним, убирая по пути копьё за спину. Плащ вновь заговорил с моим разумом, рекомендуя халявную кровь забрать себе, и даже не предложив излечить умирающего. Гнусная и жестокая тряпка из плоти. Но я не могу от неё избавиться, даруемая им сила мне еще пригодиться. Мне лишь остаётся уповать на здравомыслие Инги и на какие-то крохи личного благородства и уважения, которые еще остались во мне.

– Фиран, – обратился я к мужчине, встав совсем рядом. – Нам нужно найти Зико. Немедленно.

Он не ответил. Его взгляд был обращён на измученное болью лицо мужчины, лежавшего на его руках. Дело дрянь. Лёгкий кожаный доспех умирающего был пробит несколько раз в груди и один раз в область живота. Наружу из кривых отверстий обильно вытекала густая кровь, и сердце вот-вот утихнет, прекратив пузырящейся крови пачкать землю. Умирающий разомкнул испачканные кровью губы. Фиран наклонился к нему, боясь не услышать сказанное другом. Но тот ничего и не сказал. Кровь запузырилась на уголках губ, глаза умирающего уставились куда-то в бок. Прежде чем испустить последний вдох, тело мужчины сжалось пружиной, а потом медленно выпрямилось и окончательно расслабилось.

– Проклятые кровокожи! – прошипел Фиран сквозь зубы. – Почему?! Почему они не дают нам жить спокойно?!

Влажные от слёз глаза отлипли от мёртвого мужчины и обратились на меня.

– Инга, ты же кровокож! Ответь мне! Ты несёшь внутри себя сущность этих монстров! Ты такая же, как они!

– Фиран, ты ошибаешься. Я не такая, как они! – он вынудил меня перейти на крик. – И тебе, и твоим людям, повезло, что я не такая как они, иначе, ваши трупы валялись бы здесь всюду, высушенными до последней капли крови!

Мои слова немного отрезвили Фирана. Он убрал свой взгляд, обратив его куда-то вглубь деревни. Подбородок мужчины задрожал.

– Мы обречены… все…

Его бормотания о неминуемой гибели меня начали нервировать. Понятия не имею, как можно воодушевить этих людей, и нужно ли вообще это делать? Они теряют друзей, дома. В их головах нет будущего, и что побуждает их сжимать в ладонях рукояти мечей и идти на врагов – мне не ведомо. За их плечами уже ничего не осталось, но впереди… Впереди же есть жизнь!

– Нам нужно найти Зико!

Я позволил себе крикнуть на Фирана, чтобы его мутный взгляд наконец обрёл ясность. Мужчина моргнул пару раз, выдохнул. Он словно вернулся в реальность, с каким-то животным голодом принялся глазами вырывать фрагменты из мрачной картины, окружившей нас своим непробиваемым полотном.

– Да… – замямли он. – Зико…

– Фиран, вставай! Собирай людей! Нам надо найти Зико!

– Нам? Нет-нет. Инга, я и мои люди останутся здесь. Мы не можем бросить беззащитных на растерзание кровокожим.

Фиран выпустил из рук труп мужчины, аккуратно уложив его на рыхлую почву, а после накрыл его испачканное кровью лицо своей ладонью в кожаной перчатке. Фиран наклонился к мёртвому другу, скрыв своей спиной не только его голову, но и грудь. В окружавшей нас тишине я без труда различит шёпот, разлившийся над трупом мужчины.

– Я встал перед врагом, – медленно нашёптывал Фиран на ухо другу, – и спас свою честь. Я поднял меч на врага – и спас свою гордость. Я остался стоять перед врагом – и спас своё мужество. Я умер человеком – и спас не только свою волю, но и спас душу.

Принципы. Или кодекс? Неважно. Важно то, что Зико и его люди настолько сильны духом, что готовы биться с кровокожами до последнего вздоха, и встань перед ними выбор: смерть или жизнь в обличии кровокожа, они с лёгкостью выберут смерть. Похвально.

Фиран выпрямился, убрал ладонь с лица друга. Он успел прикрыть тому глаза и закрыт рот, сомкнув губы.

– Инга, – произнёс мужчина, вставая передо мной в полный рост, – кровокожи могут вернуться в любой момент. Мы остаёмся. Да, нас мало, но это уже и не важно. Важна лишь наша битва и противостояние. Тебе нужно двигаться в сторону центральной деревни, я уверен, там ты найдёшь Зико. Живым или мёртвым, – скорбь на мужском лице сменилась кривой улыбкой, – может быть судьба и действительно злодейка, и кровокожих истребят другие кровокожи. Забавно, ты так не считаешь?

Мужик окончательно отчаялся, безумие медленно, но уверенно овладевало его разумом. Взгляд, губы, нервные подёргивания ладоней – всё на это указывает. Быть может, так даже лучше. Нам бы всем сейчас намешало отдаться безумию в распростёртые объятия, ибо сохранить рассудок в таких нечеловеческих условиях в целости и сохранности практически невыполнимая задача.

Фиран продолжал на меня смотреть, а я всё никак не мог подобрать нужных слов.

– Такова природа, – немного помолчав сказал я. – Если человек идёт против человека, то что мешает кровокожу идти против кровокожа?

– Верно. А всё почему? Потому что внутри вас течёт разная кровь.

В его словах есть истинна. Внутри меня течёт кровь Инги. Чистая, неиспорченная ужасами мира. Девственная. Ведь из той женщины-кровокожа, что доживала свои жалкие дни в пещере Дрюни, я забрал силы, не притронувшись к её крови. И лишь потом я впитал в себя всё, полностью подчинив в своём теле каждую каплю чуждой крови. Забавно. Но мне бы пролить свою кровь, и быть может мир станет чуточку добрее…

– Инга, собирай людей. Нельзя терять ни секунды.

Фиран рукой указал мне направление. Глубь леса и холодный мрак с нетерпением ждали нас.

Я снова шёл впереди, держа Хейна и свой отряд позади. Меня больше не беспокоил громкий шум, который они создавали бряцаньем своих доспехов и неуклюжими шагами, сопровождающиеся ударами о деревья, вырывания кустов с корнями и ломаниями веток. Наоборот, мы мало шумели. Мне хотелось, чтобы о нас знали все вокруг. Я желал, чтобы на нас бросился противник и развязалась настоящая драка. Длань праха была всегда наготове, нацелившись костяным наконечником в глубь леса. Но вечно идущий впереди мрак никого так и не выкинул на нас.

На пути показались первые пни – деревня близко. Чуть поодаль я заметил истоптанную землю и валяющиеся ветви. Враг добрался до центра деревни, готовиться надо к худшему. И стоило этой мысли закрутиться у меня в голове, как до нас долетели первые звуки сражения.

Непрерывно раздавались глухие удары, словно сражающиеся между собой держали в руках деревянные дубинки. Но я знал, что так звучит кровавое лезвие, столкнувшееся со сталью. Мы ускорились.

Впереди показалась целая линия из деревянных домишек, плотно вросших в край леса. Они словно были непроницаемым забором, который нас так легко не пропустит. Мы бросились в сторону, ища глазами вход пошире.

Долго искать не пришлось. Широкая дорога, извивающаяся через лес, была заметна вдалеке невооружённым взглядом. На неё я выскочил первым и незамедлительно побежал по ней на звук битвы. Никакой забор деревню не окружал. Сотни одноэтажных домишек стояли кольцом, внутри которого и раскинулась огромная деревня.

Ворота или ещё какие либо препятствия, которые должно было служить первой линией обороны – отсутствовали. Вместо них на земле лежали высушенные трупы. Два десятка. Быть может три. Тела лежали рядом друг с другом, рисую на дороге кривую линию. Воины стояли вместе, плечо к плечу до последнего. Я перепрыгнул через них, сделал десяток шагов и очутился внутри деревни.

И здесь всюду трупы. Мужчины, женщины. Старики и дети. Жители деревни валялась на истоптанной земле рядом с домами, будто их выволакивали силой на улицу и уже тут убивали. Изувеченные тела мужчин в кожаных доспехах и мечами в руках тоже здесь были. Из кого-то успели забрать всю кровь, а к кому-то даже не прикоснулись, словно оставив на потом, уверовав в свою непобедимость.

Топот Хейна и моего отряда быстро нагнал меня. Кара всегда была чуть впереди, она уже что-то вынюхивала у соседней избы, уткнувшись носом в землю. Тревога – это всё, что она испытывала.

Глава 4

Я всегда прислушивался к звериному инстинкту волчицы.

“Кара, ты можешь отыскать Зико?”

“Я не знаю твоего Зико, и не знаю запах его тела. Но я могу повести нас туда, где раздаётся запах невероятной силы.”

“Веди.”

Громко рыча, Кара подняла голову в гнойной корке и бросилась вперёд. Мы пробежали несколько дюжин домов, прежде чем Кара резко взяла в бок. Из-за избы напротив выскочил кровокож. Воин в кровавом доспехе на ходу замахнулся мечом и ударил, нацелившись волчице в голову. Его атака должна была быть стремительной и неожиданной, но что-то пошло не так. Волчица ловко увернулась, выбив массивными лапами комья грязи в воздух, и уже хотела броситься в атаку, но я мысленно остановил её.

Вслед за кровокожим из-за избы выскочили еще десяток воинов.

– Кара, назад! – проорал я мысленно, но слова вырвались из моих уст в живую.

Позади меня замычал Хейн. Его огромная глотка, в которой мог поместиться целиком младенец, резко сменила мычание на гортанный рык, заглушив на мгновение шум начавшейся битвы. Я обернулся на Хейна. Огромные лапища с разбухшими руками уже летела на встречу вражьей волны. Несколько кровокожих отбросило в сторону, прямо к ногам моих воинов.

Оглянувшись, я понял, что мы попали в окружение. Плотное, сложное, выбраться будет не так-то просто, но разве у нас есть иной путь? Да начнётся битва!

Кровокожи хлынули ото всюду. Из каждой хаты, из-за каждого угла. Десяток моих воинов кинулись на перерез ближайшей волне, разбив её надвое. Пятёрка кровокожих бросилась на меня, когда за их спинами вспыхнула битва.

Длань праха незамедлительно начала свою работу. Первый тычок пришёлся точно в грудь кровокожу. Доспех был пробит, но я опасался подходить ближе, пришлось держать врага на расстоянии вытянутой руки и длины древка, благо оно было порядка двух метров. Он умер не сразу. Замер, с занесённой рукой для удара. Я выдернул копьё из его груди и отскочил назад, чтобы уйти в сторону и ударить вновь. Наконечник пробил кровавую маску замершего воина, обратив его в медленно осыпающуюся кучу пепла. Его товарищи были готовы кинуться на меня, но Кара помешала их планам. Волчица запрыгнула одному из них на спину и вцепилась зубами за голову. Несколько длиннющих дредин откололось с его макушки и упали на землю, а в след за ними начал падать и сам воин, подкошенный немалым весом зверя. Он рухнул к своим же в ноги, превратив атаку в неловкий казус. Кровокожи повалились на землю, упав друг на друга. Кровавые доспехи не позволяли им вскочить на ноги за считанные секунды, чем я и воспользовался.

Первый, второй, третий… Копьё пронзило воздух пять раз, точно пробивая доспех и нанося смертельную рану. Кара сомкнула челюсть, размалывая голову кровокожа на пепельные осколки.

К моим сабатонам хлынула очередная волна воинов. Казалось, что сам лес пошёл в атаку, пытаясь удушить нас своими узловатыми ладонями. Перед глазами постоянно носились кривые силуэты врага с закинутыми для удара мечами. Их руки напоминали ветви, а тела – кривые стволы деревьев. Мне повезло. Вокруг меня собрались мои воины. Десятка два. Мы успешно отразили атаку, но следующая была не за горами. Я успел оглядеться и приметить огибающую дома дорогу, которая, по-видимому, вела в центр деревни. Моя кровь подсказывала мне, что наш путь должен пройти именно по этой дороге, и я не ошибся. Кара лишний раз подтвердила моё чутьё, мысленно посылая мне направление, которым мы должны следовать.

Окружающий нас воздух стал густым и влажным. Битва была настолько интенсивной, что я начал испытывать что-то похожее на усталость. Мышцы рук и ног не горели из-за вскипающей молочный кислоты, но скорость крови в моих жилах быстро ускорялась, что несло за собой огромное поглощение кислорода, которого вокруг меня с каждым ударом меча или копья становилось всё меньше и меньше.

Земля под ногами стала вязкой. Мои доспехи покрылись не только шрамами от вражеских мечей. Липкие комья грязи цеплялись к ногам, а рассыпающийся бесконечным потоком пепел делал их гуще, что заметно усложняло наши движения. Сегодня я ощутил первые сложности сражения. Я осознал свою смертность. Я обычный. Я такой же, как и окружающие меня воины. Мои воины, которые как и враг обращались в пепел от смертельных ударов.

Убив сотню кровокожих, мы смогли расчистить себе дорогу. Тяжело дыша, я оглянулся. Вокруг Хейна уже не было плотного скопления из моих воинов. Наш отряд поредел, заметно поредел, но наш атакующий потенциал сохранялся за счёт вздувшегося монстра и… Кары… Волчица повисла на спине отступающего к дому кровокожа. От сюда я видел, как её острые зубы раздробили доспех и сомкнулись на правой ключице воина, не давая тому поднять руку с мечом. Его судьба была решена, но я не хотел затягивать. Тело Кары покрылось множеством рытвин, из которых подтекал блестящий гной, зверю был нанесён урон. Не смертельный, но каждая раны причиняла боль. Я чувствовал это. Волчица медлила со своей жертвой, накапливая силы для смертельного удара, который однозначно вызовет в её теле волну острой боли.

Я подбежал к кровокожу и вонзил копьё ему в спину между лопаток, разрывая внутри легкие и сердце. Ноги воина тут же подкосились, он рухнул на землю как пыльный мешок. Кара упала рядом, не сумев приземлиться на лапы. Впервые я услышал визг, вызванный болью. Я уже собирался упасть перед ней на колени, но упрямая волчица встала на лапы, с трудом удержавшись, чтобы вновь не завыть. Да я и не смел её обвинять в слабости, или в чём-то ином, что могло указывать на её упадок сил, или не способность продолжить битву. От неё исходила волна уверенности и жажда новой битвы. Она неумолима стремилась вперёд, осознавая ответственность за маршрут, который нам и проложила.

“Кара, больше не отходи от меня далеко.”

“Лучше ты не отставай.”

Волчица перевела дух, пережевав воздух, словно у неё во рту был кусок мяса. Челюсти издали неприятный хруст, почерневшая от пепла слюна покрыла все её зубы и потекла по гнойной корке, заполняя глубины трещин, расходившихся по всему доспеху. Она кинула быстрый взгляд на дорогу, и мне всё стало ясно.

– Вперёд! – скомандовал я, и бросился по дороге вперёд.

Я старался бежать не так быстро и яро. Я и сам устал, да и боялся потерять Кару из виду. Мы обогнули несколько домов, возле которых валялись людские трупы. Всюду слышался шум битвы. Казалось, что мы зашли в самую гущу битвы, но на нас никто не нападал. Мне хотелось побежать вправо, хотелось побежать влево. Всюду умирали люди. Умирали, когда я мог им помочь. Мы побежали по дороге и каждый шаг уносил чью ту жизнь, которую мы могли спасти, если бы десять шагов назад свернули к дому, или перебежали на соседнюю дорогу, уходившую в другую часть деревни. Но мы не могли. Вернее, нельзя было делать этого. Сверни сейчас с пути – и погибнет гораздо больше человек. Я чувствовал это, как чувствую вонь пролитой крови.

И вонь становилась всё гуще. Но напугало меня совсем другое. Запах был знаком мне.

Позади остались еще десятка два домов, когда перед нами на дорогу выскочили очередные кровокожи. Эти уродцы успели расправиться с воинами Зико, убив мужчин практически на наших глаза. Отрывистый крик донёсся до моих ушей, когда один из кровокожих воткнул меч прямо в грудь одному из бедолаги, валяющемуся у дома. Мне хотелось сразу броситься к этому ублюдку, хотелось пронзить его копьём, но до него еще нужно добраться.

На бегу я пронзил одного из врагов прямо в живот. Его клинок ударил со всей силой о древко, но я вовремя затянул кусок дерева кровавой коркой. Он мог бы ударить раз десять, но что толку. Я выдернул копьё, оставив его в живых, и ударил концом древка соседнего воина в челюсть, отколов кусок маски. Я вновь ударил. Костяной наконечник без труда пробил доспех и снова погрузился в живот первому кровокожу. Я пытался ударить его в грудь, но меня толкнули. Стало слишком тесно. Мои воины стояли плотной шеренгой, ограничив мои движения до обычных тычков. Я выдёргивал копьё и втыкал его снова. Раз за разом. И каждый раз я видел, как за стеной вражеских кровокожих мелькал силуэт с мечом в руке.

Раз за разом я тыкал копьём и убивал, а он так и стоял. Стоял и наблюдал за битвой, словно ожидая подходящего момента.

Силуэт вдруг взмахнул мечом, словно давая команду. И я не ошибся. В тот же миг к вражеским кровокожим присоединилась еще одна шеренга – воинов двадцать. Но для нас это не оказалось чем-то сложным, или способным изменить ход битвы.

Длань праха так и продолжала тыкать воздух и пробивать кровавые доспехи, обращая стоящих перед нами воинов в кучи пепла.

Когда я убил очередного кровокожа, в образовавшейся стене из воинов прорехе я сумел разглядеть загадочный силуэт. Им был обычный кровокож. Но обычным он был на вид. А вот его поведение было совсем необычным. Он действительно командовал своим войском, отдавал приказы, указывал мечом на места ослабления и кивал головой в ту сторону, где уже наша оборона давала течь. Мне хотелось перехватить поудобнее копьё и швырнуть ему в грудь, но я не мог занести руку для броска. Мне все мешали. Меня все поджимали. Сука! Отправить Хейна? Громила застрял за нашими спинами. Его внушительные размеры, способные крушить и ломать всё вокруг, стали для него и нас ловушкой. Чтобы пройти к стану врага, ему необходимо переломать всех нас. Между домами он не умещался, а отправлять его в обход я не решался: неизвестно, какой сюрприз могла преподнести ему неизвестность. Пусть охраняет тылы.

Мы были зажаты между домами на узкой дорожке, но с каждым ударом сердца и ударом копья мы медленно продвигались. Горлышко бутылки медленно расширялось. Пропитанная пеплом земля под нашими сабатонами хрустела как снег.

Убив двух кровокожих ударами в грудь и лицо, а за ними еще одного, попытавшегося занять их место, я сумел расчистить себе путь. Лишь почувствовав свободу, я бросился вперёд. Загадочный силуэт сразу приметил меня. Между нами – метров двадцать. Он перехватил меч двумя руками и принял боевую стойку.

Я швырнул копьё. Хороший бросок, точный. Но… В молоко! Кровокож отпрыгнул в сторону, увернувшись от копья, но совершил крохотную ошибку. Взглядом он проводил копьё, пролетевшее рядом с ним. Этого мгновения хватило, чтобы Кара незаметно подбежала со стороны и бросилась на него.

Вроде, рядовой случай, итог которого всегда один. Но не тут-то было. В таких случаях Кара всегда валит противника на землю, после ломает ему конечность, в которую вцепилась, а дальше – либо ломает ему лицо, либо шею, что всегда заканчивается смертью для её противника. Но не в этот раз. Волчица вцепилась зубами в предплечье кровокожа. Инерция, позволяющая сразу же противника опрокидывать на землю, словно потухла. Разбилась о бетонную стену. Кара повисла на его руке, словно щенок, ухватившийся за рукав своего хозяина.

Кровокож незамедлительно занёс меч для удара по волчице. Внутри меня всё замерло. Я мысленно просил Кару отпустить этого урода и отпрыгнуть в сторону, но упорная сучка сильнее стиснула челюсти. Доспех хрустнул, но это никак не остановило кровокожа. Я ускорился, а он ударил.

И он бы вонзил лезвие точно в грудь Каре… Я не успел…

Подбежав, я на ходу ударил кровокожа ногой в живот. С занесённым мечом он отскочил назад. Сделал два широких шага, но устоял. Кара нелепо покачнулась на его руке, словно висельник в петле, и отлетела в сторону. Я пробежал мимо и схватил валяющееся на землю копьё.

Резко обернувшись, я сразу же нанёс удар.

И промах…

На моём пути вновь появился опытный кровкож, умеющий довольно хорошо управляться со своим оружием. Кровавое лезвие ударило по костяному наконечнику. Копьё пронзило воздух рядом с кровавой маской. Я быстро вернул копьё назад. Мои сабатоны крепко вцепились в землю. Прижав древко к бедру, я оттолкнулся ногами и прыгнул вперёд, на кровокожа.

Эта сука еще и хитрым оказалась. Прыгнул на меня, но, когда я уже выбросил вперёд копьё для удара точно в живот, кровокож замер как вкопанный, взрыхлив землю кровавыми ботинками. Я не смыкал глаз весь бой. Но одного удара сердца хватила, чтобы моя цель молниеносно отпрыгнула вправо и нанесла удар. Кровавое лезвие рассекло воздух рядом с моим огромным наплечником, не причинив мне никакого вреда. Я успел уклониться, и даже нанести ответный удар древком, уткнувшись правой ногой в землю и ударить так размашисто, словно орудовал длинной косой в поле высокой травы. Грубый кончик древка дотянулся до виска кровокожа. Дотянулся с такой силой, что раздался знакомый хруст.

Кровокож пошатнулся. Но вновь устоял на ногах, только в движениях появилась шаткость и неуверенность. Я воспользовался моментом. Вернул копьё, прижал древко к бедру. Ублюдок всё видит. Я понимал, что последствия моего удара для его тела, внутри которого течёт магическая кровь, для которой заживить раны – пару секунд, пройдут в миг, и этот миг практически подошёл к концу. Костяной наконечник не успеет пронзить кровокожа. С этой мыслью я замер. Пусть первый ходит…

В сторонке раздался звериный рык. Кровокож не успел сделать ход. Концом короткого мгновения воспользовалась Кара. Волчица прыгнула на человека в кровавой броне, зубы впились в колено левой ноги. Врага подкосило, захрустели сочленения пластин, когда он рухнул на колени.

Длань праха ударила.

Костяной наконечник точно полетел в грудь, нацелившись в сердце. По моим руках пробежала дрожь. Я уже привык к ней, она всегда ласкает мои руки, когда в очередной раз я пробивал крепкий с виду доспех и вгонял острый наконечник в тело кровокожа. Но не в этот раз.

Дрожь в руках почти выбила из моих рук копьё, по которому ударило кровавое лезвие. Даже упав на колено, кровокож умудрился отразить мой удар. Но не так удачно, как он планировал. Длань праха вонзилась ему в левое плечо и пробило его насквозь. Я навалился всем весом на копьё. Кровокож как-то странно взвыл, что-то пробулькал и завалился на спину. Я видел, как ему мешает выращенное в правой ладони лезвие. Он не могу этой ладонью ни опереться, ни ударить. Он даже не мог ухватиться за мою левую ногу, когда я водрузил свой сабатон ему на грудь и надавил. Я прижал его к земле, чтобы выдернуть из плеча крепко застрявшее копьё. И всё, что он смог – ухватиться левой ладонью в кровавой корке за древко.

Вокруг нас продолжала кипеть битва. Постоянно кто-то умирал, обращаясь в прах. Гибли как враги, так и мои люди. Хейн сумел прорваться сквозь плотные ряды противника. Разбухшие руки раскидывали противников, самых неудачных – плющили о землю и сжимали гармошкой, дробя в муку как доспехи, так и все кости. Я слышал его гортанное мычание, разносящееся по деревне. Я слышал, как за моей спиной ломаются кости. Оружие сталкивалось так часто и с такой силой, что могло показаться, будто я очутился на стройке, где во всю шла работа по возведению многоэтажки. И во всём этом шуме я с трудом мог услышать чужой голос.

Я выдернул копьё из плеча с мерзким чавканьем. На моих глазах его плоть начала затягиваться, а на поверхности кожи выступила кровь, чтобы спустя несколько десятков секунд обратиться в часть доспеха. У меня мало времени.

Кровокож вскинул левую руку и растопырил пальцы, словно защищая спрятанное за маской лицо от удара.

Я ударил. Копьё вонзилось точно в грудь, но попасть в сердце помешала его, блядь, ебаная рука! Сука!

Вражеские кровокожи продолжали наплывать. Мой отряд стремительно осушался, и в голове промелькнула мысль: а что дальше? Выдергивая копьё из груди, я окину взглядом дома, стоявшие в сотне метров от нас. Пространство между ними уже было занято рядами вражеских солдат, которые неслись на нас с одной целью. Убить. Взять количеством и уничтожить.

Дрожала земля. Дрожали мои руки. Но я нашёл в себе силы сжать древко копья покрепче и снова ударить.

Кровокож, валяющийся в моих ногах, ударил кулаком мне в колено, чуть качнув меня. Я вновь промазал, вонзив костяной наконечник в грудь, чуть ниже шеи. Он дёрнулся, ногами сгрёб землю. Смерть прикасалась к нему, заглядывала в глаза, но быстро отступала, не давая кровокожу спокойно умереть.

Мимо пронёсся Хейн. Мясистая туша врезалась в первые ряды кровокожих, хлынувших из соседних домишек. Кровавые клинки вспороли плоть гиганта, погружались глубоко в мясо, но замедлить монстра ни как не могли. Такими тычками его не остановить. Жалкие укусы комаров, но это и хорошо, пусть лучше на него отвлекутся, пока я здесь не закончил.

Я вновь выдернул копьё из груди. Левую ногу убрал с его груди и опустил на горло, надавил с такой силой, что захрустели пластинки доспеха, защищающие его шею. И когда я уже был готов ударить, из-под вражеской маски донёсся голос, заставивший меня замереть.

– Инга… – прохрипел булькающий голос кровокожа.

Любопытно. Моя слава несётся впереди меня? Каждый кровокож знает моё имя? Моей известности могли бы позавидовать многие актёры, но внутри меня зрели сомнения на этот счёт. Моё имя он знал явно не из-за моей сомнительной славы.

– Инга… остановись…

Я замер, продолжая глядеть на кровокожа. Копьё чуть подрагивало в моих руках, но ударить я так и не решился. Любопытство парализовало меня.

Левая рука кровокожа дрожала, но он сумел поднести её к своему лицу. Пальцы ухватились за край маски и углубились в кровавую корку, проломив её. Мелкие трещины разбежались по маске во все стороны. Противный хруст вырвался из пролома и побежал следом за трещинами. Первый крупный кусок откололся. Он напоминал часть разбитого блюдца. Кровокож оттянул кусок, натянутые сосуды между кожей и осколком доспеха лопнули. Швырнув кусок в сторону, он принялся отдирать другой, прячущий глаза и нос. На показавшейся плоти выступила кровь, чтобы вновь скрыть лицо за маской, однако процесс не был столь быстрым, и хватило каких-то секунд, чтобы разглядеть среди россыпи осколков знакомый лик.

Вражеским воином оказался Зико.

Я убрал ногу с его горла.

Глаза Зико окрасились в алый – стандартная мутация для кровокожих, но взгляд невозможно изменить. Его взгляд был наполнен гордостью и призрением. Призрением к кровокожам. Он всегда так посматривал на меня, думая, что я не вижу его глаз.

Порванные губы от грубо сорванной маски зашевелились:

– Инга… Убей меня…

– Зико! – я опустился на колено возле друга. – Что случилось?!

– Убей меня!

Я вспомнил про их принципы. Я сразу же вспомнил про их ненависть к кровокожам. Для них стать одним из кровокожих – позор. Люди Зико всегда предпочтут смерть, чем обратиться в нечто похожее на меня. Кто-то надругался над Зико, жёстко. Они наплевали на все его принципы и хорошенько надругались, обратив бедняку в кровокожа.

– Зико, ты должен смириться с тем, что произошло с тобой! Успокойся! Умереть мы всегда успеем.

– Инга, ты не понимаешь! Я практически не управляю собой, – кровавые глаза продолжали пялиться на меня с презрением и ненавистью. – Моя воля принадлежит ей. Она лишила меня человечности. Она забрала мою волю!

– Она? Кто?

– Инга, она вернулась… Судья Анеле. Эта тварь была здесь…

К нам подбежал кровокож с прямым клинком. Он замахнулся, нацелившись мне в голову. Я не успею взять копьё. Я даже не успею нанести удар. Я лишь успел зарычать, но рядом раздалось рычание гораздо громче и злее. Огромное тело волчицы перелетело через нас и врезалось в кровокожа. Они рухнули наземь, закрутились. Я перехватил копьё и уже собирался встать, как Зико схватил меня за руку и потянул к себе.

– Инга, Убей меня! И всё прекратиться…

– Зико, прекрати. Мы вместе убьём судью…

– Ты не понимаешь! Я не управляю собой, у меня нет больше воли. Каждое слово даётся мне с трудом.

Лицо Зико быстро затягивалось кровавой маской. Лопнувшие губы срослись. Рваные щёки зарубцевались и уже обливались кровью, прячась за прочной коркой.

– Инга, – продолжил Зико, – я умоляю тебя! Убей меня!

Что за бред! Что за хуйня твориться здесь!

Кара сумела придушить напавшего на нас кровокожа. Лапы волчицы подняли в воздух серые облачка из пепла, когда она кинулась на еще одного кровокожа, подбежавшего к нам. Завязалась драка. Мимо нас пробежали несколько моих воинов; их тени пересеклись с тенями врагов. Прошло несколько секунд, и на земле рядом с нами осталась стоять одна тень. Она побежала на нас, размахивая ровным клинком. Я вскочил на ноги и проткнул её копьём.

– Инга, вам не победить! – булькал Зико, валяясь на спине.

Мужское лицо полностью скрылось за прочной маской. Зико повернулся на бок, упёрся руками в землю и начал вставать на ноги.

– Инга, – голос казался другим; грубым, злым, источающий гнев. – Я прошу… Найди Бэтси…

Зико встал возле меня в полный рост. Правая рука с кровавым лезвием задрожала, но дрожь быстро прошла, словно что-то внутри моего друга утихло, больше не в силах сражаться. Он отвёл правую ногу назад, принимая стойку для удара, рука с клинком ушла следом, направляя кончик лезвия мне в лицо.

– Инга, спаси своих людей от смерти, – жуткое бульканье натужно вырвалось из глотки, словно Зико душили. – Моим уже не помочь…

Всё его тело затряслось. Он сопротивлялся. Сопротивлялся сам себе, тому другому, что душил волю Зико.

Кровавое лезвие, изрытое трещинами и кривыми сколами, взмыло в воздух. Я вовремя очухался, иначе во лбу у меня зияла бы дыра. Я увернулся от удара, отпрыгнув в сторону. Хейн, как И Кара, сражались с кровокожами, и сейчас судьба Зико была в моих руках. Сам он уже всё решил для себя, а я мог лишь беспомощно сжимать рукоять копья. Как это сложно… Лучше бы я так и не узнал правды! Не узнал, кто запечатан внутри этого тела…

Зико обрушился на меня с новой силой. Все его раны успешно зажили, вернулись силы. Я вновь увернулся, но мои движения стали предсказуемыми. Третий удар меча я перехватил копьём. Дрожь прошла через мои руки, а за ней прилетел сильнейший удар в щёку. Кулак Зико разбил мне плоть о скулу и содрал кожу. Второй удар пришёлся в висок. Мои ноги не выдержали, тело свалилось на землю.

Зико не терял ни секунды. Из-под его маски раздалось жуткое рычание, можно даже сказать звериное. Он шагнул в мою сторону и прыгнул…

Я не выпускал копьё ни на секунду, это спасло мне жизнь. И спасло жизни моим людям.

Зико приземлился ровно на острие копья, которое я приподнял в последний момент. Мне даже показалось, что мой друг умышленно пошёл на столь отчаянный поступок, в котором не было никакого тактического решения. Он просто прыгнул на меня.

Их честь… Их воля… Их не сломить. Они всегда останутся верны сами себе и своим принципам. Ведь только наши принципы делают из нас тех, кем мы являемся на самом деле.

Длань пепла пронзила грудь Зико насквозь, но чёрный пепел так и не полетел по воздуху. Он рухнул на бок еще живой. Я выдернул копьё… И тут же занёс оружие для нового удара.

Из моей глотки вырвался похожий рык. Я зарычал подобно зверю. Я… Нам… Мне пришлось… Мне пришлось задушить внутри себя что-то человеческое, жалкие крупинки, поддерживаемые добротой Инги. И все эти жертвы ради одного…

Я ударил точно в сердце.

Я не хотел видеть, как мой друг превратиться в горстку пепла. Как только копьё пробило доспех, я прикрыл глаза и поднял голову, подставив лицо уходящему за горизонт солнцу. Лёгкое пощипывание пробежалось по моей коже, словно мурашки, оставленные детским перевозбуждением.

Всё это время окружавшая меня какофония войны как-то быстро стихла. Открывать глаза не было необходимости, я догадывался из-за чего наступила тишина. До меня доносились мычание Хейна и рёв уставшей Кары. Им нужно отдышаться и утихнуть, чтобы насладиться полной тишиной. Мне было обидно только за Зико. Он уже никогда не отдышится. Как и его люди, которых превратили в кровокожих и бросили нам на встречу. Когда Зико обратился в прах, вся его армия, созданная его руками, последовала за ним. Каждый воин, ставший кровокожим против своей воли, был связан с Зико непроглядной нитью, через которую получал силу. Нить оборвалась. Их жизни оборвались следом.

Судья Анеле. Видимо, она обратила Зико, и вынудила его обратить своих людей в себе подобных. Издевалась она, или так вышло по несчастному стечению обстоятельств? Наверно, ответ на этот вопрос так и останется упрятан в глубинах её разума.

Хейн встал возле меня. Я услышал его мычание над своей головой. Открыв глаза, я увидел раскачивающегося из стороны в сторону здоровяка. Его плоть была вся изъедена полосками зарубцевавшейся плоти. На его теле не было живого места, как и на теле Кары. Волчица уселась у моих ног, тяжело дыша. Корка из застывшего гноя, покрывавшая целиком её тело, приобрела жуткий вид. Множество глубоких полосок, внутри которых блестел гной. Маслянистая жидкость болезненного цвета струилась из глубоких ран на шее и затекала тонкими струйками на тяжело вздымающуюся грудь волчицы. Видок у неё паршивый, но ничего критичного.

– Вставай, – сказал я ей, пройдя мимо. – Мы еще не закончили.

Кара послушно поднялась и поплелась следом за мной. Как и Хейн. Как и остатки моего войска.

Последние слова Зико просили меня найти Бэтси. Я бы с удовольствием, но где? Где блять! Где блять искать эту бабу? Куда бы я не посмотрел, всюду дома и множество песчаных тропок, напоминающие россыпь кудрявых волос. Их здесь не один десяток. Быть может сотня. Куда? Куда мне идти!

Я не останавливался. Плёлся вперёд, оглядываясь по сторонам. Унылая картина. У каждого домишки на земле валялись людские трупы. Истерзанные оружием, в лужах собственной крови. Кому-то повезло – их жизнь оборвалась сразу, точным ударом в сердце. А кому-то вспороли брюхо, и нельзя было не заметить, как бедный человек полз по земле, оставляя за собой канат из вывалившихся кишок. Липкий, испачканный землей и кровью. Большинство трупов – обычные жители, ладони которых кроме черенка лопаты ничего более устрашающего не сжимали. Они ни разу не держали оружия в руках. И даже не помышляли о нападении. Война – удел сильных. Думающих по-другому. Я приметил труп мужчины, припавшего бочком к стене избы и продолжающего сжимать в ладони рукоять меча. Он погиб в неравной схватке, но его лицо, руки и кожаный доспех были выпачканы пеплом. Скольких он убил перед смертью? Пять, десять кровокожих? Во сколько убитых врагов можно было оценить кольцо из пепла, внутри которого сидел бедняга. Подойдя к нему ближе, я увидел истыканный мечами доспех не только на груди. На спине виднелись три тычка. Его убивали долго. Мучительно, стараясь не пронзить сердце. Знал ли он, что перед ним его друзья, чей разум был осквернён злым умыслом? Надеюсь, нет. Так было бы больнее умирать.

Мои глаза упали на его меч. Длинный, успевший покрыться множеством царапин, но не утративший блеск. Блеск… Точно! Слюна Бэтси…

Я подбежал к трупу и опустился на колено. Попытка забрать меч окончилась неудачей; окоченевшая ладонь наотрез отказывалась выпускать рукоять меча. Хорошо, приятель, он твой на веке, я не посмею его забрать.

“Кара, мне нужна твоя помощь”

Волчица подошла ко мне. Она без лишних разговоров поняла, что я от неё хочу. Острая морда, покрытая гнойной коркой, приблизилась к мужчине. Узкие ноздри расширились, грудь Кары раздулась. Волчица начала нюхать размазанную по клинку слюну Бэтси.

“Возьмёшь след?” – мысленно спросил я волчицу.

“Возьму.”

Глава 5

Крохотный кусочек солнца жалко поглядывал из-за верхушек пожелтевших деревьев на неожиданно замершую Кару.

“Мы близко” – раздался звериный вой внутри моей головы.

Всё это время волчица уверенно вела меня и мой отряд через лес по изрытым и ухабистым тропам. Не сложно было догадаться, что далеко не людские ноги разбили дорогу. Но внутри меня не было волнения, как и ни капли опасения. Больше я не чувствовал стука вражеских сердец в глубинке леса. Я раздвигал широко ноздри и вдыхал свежий воздух, в котором больше не была шума пролитой крови. Лишь свежий воздух, очищенный, лесной, способный вскружить голову обычному человеку.

Копьё покоилось на спине, не давая плащу из срезанных лиц развиваться под удары порывистого ветра. Быстро лысеющий лес казался больным, пожелтевшая листва срывалась с ветвей и медленно кружила к земле, словно огромные искры, сыплющиеся из пылающего окна. Несколько листьев нарисовали круг над головой и приземлились мне на лицо, а когда я смахнул их, увидел впереди между деревьями домик.

Снова деревня.

Извилистая дорога огибала необъятные дубы и уходила вперёд метров на сто, а затем скрывалась между двумя домишками с печными трубами. На удивление, было очень тихо. Тихо настолько, что рука моя невольно потянулась за копьём. Совсем скоро солнце окончательно скроется, отдав нас в руки густой тьме. Нужно торопиться.

Окутанная мраком деревня постепенно открывала нам свои секреты. Чем ближе мы подходили, тем яснее становилась картина. В первых домах, к которым нас привела дорога, были выбиты все окна. Подходить и заглядывать в них не было никакой необходимости, я прекрасно понимал, что увижу внутри. Сейчас главное – следить за дорогой. Опустив глаза, я увидел перемешанную землю с пеплом, словно кто-то из печи набрал сотню ведер залы и всюду его рассыпал. Кровокожи не только побывали здесь, но и удобрили землю своими телами. И как это принято, их пребывание среди людей имело непоправимые последствия.

Углубившись в деревню, мы увидели первый труп. Он лежал на дороге, свернувшись калачиком. Сразу понять, мужчина там или женщина, я не смог. Рой мух кружил над телом непроглядной пеленой. Насекомые ползали по одежде живым одеялом, мухи словно дрались друг с другом за кусок стухшего мяса. Когда я встал рядом с телом, часть мух перекинулась на мой доспех. Маслянистые тела с серебристыми крылышками трогали своими лапками мою кровавую корку, залезали в трещины и постоянно жужжали, словно общаясь между собой. Я уже хотел смахнуть их с себя, как в миг они все разлетелись. Странно… Возможно я не представлял для них интереса, как этот труп, утопленный в грязь у моих ног.

Я опустился возле него на колено. Мухи разлетелись. Короткие чёрные волосы, подсохшая кожа туго обтянула узкий череп, в котором я без ошибочно узнал мужчину средних лет. Хорошие зубы, белые, почти все на месте. Они обнажились из-за сдувшихся губ. Жидкая бородёнка. Вместо глаз – два чёрных колодца, и там на дне я вижу блеск серебристых крылышек. Я попытался перевернуть труп на спину, взявшись за плечо, но мужчина окоченел капитально, он весь начал переворачиваться набок, отрывая от земли не только окаменевшие руки, но и ноги. Я решил не продолжать. Труп вернулся в исходное положение, не изменив своей позы ни на миллиметр.

Я встал. Умозаключения были неутешительные. Молодой парень, в обычной потрёпанной одежде, на которой не было ни единого следа от оружия. Его тело не пронзали мечи, ему не ломали шею и не разбили лицо сильнейшим ударом кулака. Его высосали. Высосали до последней капли крови. И тот, кто это совершил не был кровокожим.

Прокуратор Гнус. Он был здесь. Быть может, он еще здесь.

Кара забегала вокруг меня и трупа. Острая морда почти не отрывалась от рыхлой земли, что-то пристально вынюхивая. Я уже собирался поинтересоваться у волчицы, что её так насторожило, но мой взгляд зацепился за странный след. На дороге, помимо человеческих отпечатков можно было разглядеть узкие так и широкие ямки. Следы животных. Разных.

Кара замерла. Морда резко уставилась вперёд, нацелившись куда-то между домов.

“Что там, Кара?” – спросил я, перехватывая копьё двумя руками.

Зверь молчал. Волчица продолжала пристально пялиться на дома, словно ожидая чего-то нехорошего. Я посмотрел на дома, приготовившись к худшему.

Мрак, окутавший деревню, лопнул на моих глазах, как воздушный шар. Из-за домов вырвался яркий свет пламени, озаривший небо. Оранжевый шар быстро разрастался, разгоняя темноту до самого леса. Раздался треск костра.

Удобно перехватив копьё и направив костяной наконечник на дома, я пошёл вперёд. Кара шла рядом, Хейн – позади нас. Остатки моего отряда плелись следом, воины постоянно оглядывались по сторонам, всматривались в пустые окна домов, чьи двери были распахнуты настежь. Но этого оказалось мало…

Я шёл без оглядки. И только мерзкий хлопок, похожий на удар об асфальт выбросившегося из окна десятого этажа мужчины, заставил меня оглянуться.

Моих воинов стало еще меньше. С десяток человек валялись на земле и медленно умирали. Первое, что я заметил – блеск на их доспехах. Какая-то маслянистая жидкость быстро разъедала доспехи, добиралась до кожи и вызывала мучительную боль, заставляя моих воинов изгибаться в агонии и громко мычать.

Я бросился в их сторону, громко взревев на всю деревню:

– Всем приготовиться! Смотреть в оба!

Я подбежал к ближайшему воину, валяющемуся на земле, и опустился на колено. Как я и предполагал – неведомая жидкость сожрала доспех как ацетон пластмассу, и медленно въедалась в кожу бедолаги. И если бы не внутренний запас крови, позволяющий ему заживлять раны, кислота давно бы уже добралась сквозь плоть до костей. Он обречён. Вся его грудь была залита этой дрянью и скоро его запасы крови источаться. Я никак не мог ему помочь. Только лишить боли.

Я встал и обрушил копьё ему на грудь. Мне бы поступить так со всеми, но новая угроза не заставила себя долго ждать.

Громко зарычала Кара. Я бросил взгляд в её сторону. Волчица смотрела на избу, из-за которой уже доносился странный вой. Через мгновение мы увидели несущегося со всех ног кабана. Я уже видел таких, в Дрюнином лесу; всё тело покрыто коркой из гноя, блестящий ихор вытекал не только из пасти, но и уголков глаз и широко расставленных ноздрей. Но этот кабан был гораздо уродливее. Вздувшийся, покрытый болезненными трещинами, из которых вырывались струйки туманных миазмов и выплёскивались на тело и землю гнойные скопления. Огромный, размерами почти с Кару. Хорошая цель.

Я быстро прицелился и швырнул в уродца копьё. Как только наконечник прошил тушу и вышел с обратной стороны зверя из рёбер, раздался хлопок. Зверюгу разорвало на куски, оставив на земле дымящуюся тлетворную лужу. Кабанья голова с высунутым на бок языком докатилась до моих ног. Стена рядом стоящего дома заблестела от брызнувшего на неё гноя, ошмётки плоти медленно стекали к земле и быстро скрывались в жухлой траве, напоминая о себе лёгкой дымкой. Кабан-бомба. Какие еще сюрпризы нам ожидать?

Со стороны раздался аналогичный вой. Я обернулся. Из леса вырвался еще один кабан и понёсся на моих воинов. Стоящий впереди солдат вышел вперёд и ударил мечом зверя. Зверя разорвало на куски, словно внутри него взорвалась граната. Ошмётки и жижа окатила оказавшихся рядом бедолаг, и они тут же повалились на землю, скованные болью.

Хреновая ситуация. И еще мне этого не хватало!

Кара зарычала и бросилась на очередную разбухшую свинью, появившуюся на дороге.

– НЕТ! – проорал я. – КАРА, ВЕРНИСЬ!

Только не это. Только не Кара!

Меня переполняло желание броситься к ней, но что толку, я не успею пробежать и пол пути. Придётся действовать иначе…

Я попытался влезь в разум свиньи. Потребовал животное замереть на месте. Остановиться. И зверь услышал мой крик, с трудом просочившийся в его прогнившие мозги, напоминающие ведро почерневших яблок.

Кабана словно ударило током. Уродливый зверёк дёрнулся, чуть сместился с маршрута и принялся трясти головой, пытаясь вытряхнуть из разума чуждый голос. Но Кара так и не остановилась.

– Зараза! Стой!

Волчица прыгнула на потерянного зверя. На моих глазах её острые зубы впились в холку, вгоняя каждый зуб в гнойную корку. Кабан резко дёрнулся, почувствовав на себе вес волчицы. Челюсти с острыми зубами сомкнулись с новой силой, перегрызая хребет. Наверно, зверюга не успела испытать боли. Кабан лопнул, стоило Каре вырвать из шее кусок гнилистой плоти. Ошмётки плоти посыпались дождём на землю.

Я побежал к Каре. Она рухнула на том же месте, прямо в лужу маслянистой жижи. Всё её тело поблёскивало, словно сверху накрыли прозрачным целлофаном. Я опасался худшего. Я испугался. Впервые, за долгое время, я по-настоящему испугался.

Когда до Кары оставалось пару метров, она подняла голову и попыталась встать. Лапы неуклюже скользили в луже гноя, беспомощность вынуждала волчицу выть и в страхе бросать взгляд во все стороны. Боль – только так я могу описать увиденное. Со стороны казалось, что кабаний гной причиняет острую боль, я уже представлял как крепкий доспех волчицы превращается в гниль, и медленно растекается по коже, оставляя страшные ожоги. И я понятия не имел, как мне поступить.

Но мои опасения оказались напрасными. Подбежав к Каре, я быстро осмотрел её тело. Никаких ожогов или увечий на доспехе. Только мутноватая плёнка из густого гноя, к которому я не решился прикасаться.

“Кара, ты как? Тебе больно?”

Ничего не ответив, волчица сумела вцепиться лапами во влажную землю и встать. Она молчала, в моих мыслях не было её голоса, но я чувствовал её боевой настрой. Передо мной стоял хищник, вышедший на охоту. Кара повела мордой, вглядываясь в линию леса. Она вдруг зарычала.

Ясно. Охота продолжается.

Я быстро вскочил на ноги и побежал в сторону валяющегося на земле копья. Волчий вой и стук тяжёлых лап о землю раздались за моей спиной. Кара бросилась за добычей. И мне стало легче на душе, зная, что кабаний гной может навредить только тем, в ком протекает магия крови.

Раздались очередные мерзкие хлопки. Я насчитать два… Но сразу же раздался третий. Еще кабанов десять лопнет –и от моего войска останется желеобразная масса из смеси пепла и гноя.

Я подбежал к копью. Длань праха лежала по центру маслянистой лужи. Кровавая корка, прячущая древко ,полностью растаяла, обнажив дерево. Я протянул руку и схватил копьё. Ладонь обожгло, но не сильно. Терпимо. Лёгкое покалывание пробежалось волной от ладони до локтя. А потом быстро потухло. Мои внутренние ресурсы потушили боль и восстановили обожжённый доспех, испепелив остатки гноя. Мне пришлось еще затратить добрую часть своей крови, чтобы вновь покрыть древко копья защитной коркой.

Окинув поле боя взглядом я увидел еще дюжину моих воинов, валяющихся на земле. Они медленно умирали, и им никто не мог помочь. Но это не самое страшное. Внутри леса я ощущал зверей. Множество. Их вполне хватит, чтобы от нас ничего не осталось. Мне нужно хоть что-то сделать. Не остановить, но хотя бы замедлить их.

Закрыв глаза, я мысленно обратился к лесу. Я попросил его успокоиться, унять гнев и отвлечься на прекрасное, окружающее нас со всех сторон. Жизнь. Я потребовал зверей задуматься о жизни. Ковыряясь в их прогнивших мозгах, я сумел отыскать медленно потухающую искру жизни, упрятанную так глубоко, что достать её будет не так-то просто. Но я сумел поднести ладонь и пальцами коснуться остывающей искры.

Зверьё замедлилось. Из гущи леса доносился вой. Раздался шум, напоминающий удар клыков о дерево. Зверьё пребывало в ступоре, но боюсь, что это состояние продлится недолго.

“Кара, ищи Бэтси!”

Волчица, покрытая несколькими слоями блеклого, чуть дымящегося гноя, пробежала мимо меня по дороге и бросилась в сторону домов, над крышами которых поднимался в небо столб света. Я бросился за ней. За моей спиной раздался тяжёлый топот – Хейн последовал за нами. Когда я обернулся на него, не трудно было заметить на огромном мясистом теле крупные ожоги, успевшие покрыться пузырями. Хейну тоже досталось, несмотря на отличную регенерацию.

Мы пробежали дома. Практически возле каждого, прямо у самого порога, лежали изувеченные тела, обескровленные, медленно пожираемые густыми роями мух. Отвратительно. Увиденное напомнило мне фрагмент из детства, когда мы с матерью покидали город по разбитым дорогам. На обочине всегда стояли прошитые осколками машины – привычная картина в те времена, вселяющая безнадёжность. Машин было множество, некоторые валялись в кювете, часть сгорела дотла, но те немногие, что сохранили свой внешний вид, по-прежнему внутри себя держали пристёгнутых людей. Изувеченные тела с почерневшей кожей сидели на мягких диванах, словно ничего и не произошло. Ладони водителя по-прежнему крепко сжимали руль, одежда казалась чистой, но тонкий слой пыли затмевал блеск новизны. И я уверен, если бы личинки мух не сожрали их лица и губы, они бы сидели с улыбкой на устах. Они были в шаге от свободы. Так говорила мать, заглядывая в окно очередной машины в поисках еды.

Дорога вильнула в сторону, уведя нас за дома. Я сжал крепче копьё. Увиденное поразило меня. Можно сказать – я охуел, и если бы у меня на голове были обычные волосы – они бы встали дыбом, а кровь застыла бы в жилах.

Огромный полыхающий костёр мог осветить маленький город.

На песчаном пустыре, окружённого десятком домов, стояло три врытых в землю дубовых распятья. К моему ужасы, все они были заняты людьми, или как минимум тем, что от них осталось. Две фигуры висели неподвижно, и хватило короткого взгляда в их сторону, чтобы понять: их осушили до костей, высосали всю кровь, оставив висеть распятыми на крестах в виде многовековых мумий. С ними всё ясно, а вот фигура, висевшая на кресте между ними, подавала признаки жизни. Странные очертания ввели меня в заблуждение, сразу нельзя было сказать – мужчина там или женщина извивается на кресте. Плещущие языки пламени урывками бросали свет на фигуру, полностью скрывшуюся под жуткой накидкой из копошащихся мух. Насекомые пребывали в постоянном движении, будто боялись замереть на секунду, или если прекратишь намывать маслянистую голову или тонкие крылышки – умрёшь на месте. Беспорядочные движения насекомых диктовались хаосом, и хаос на короткий миг приподнял завесу таинства с лица бедняги.

Мне было трудно поверить своим глазам, ведь облепленное мухами тело казалось таким худым и таким слабым, что при виде знакомых черт лица, в моей голове с трудом нарисовалось имя. Бэтси. Она заметно схуднула, кожа побледнела, и мне оставалось надеется только на то, что она не умрёт в ближайшие пять минут.

Меня переполняло желание броситься к Бэтси на помощь, но я вдруг заметил рядом с ней брошенные на песок тени не только от огромных крестов, но и двух фигур, стоящих недалеко от костра.

Одну фигуру я признал сразу. Им оказался человек, закутанный в серую робу с огромным капюшоном, надвинутым на голову так, что никто, даже ребёнок, не сможет увидеть его страшных губ. Руки воздеты к озарённому небу светом яростного пламени, виднеющиеся из рукавов почерневшие ладони окутаны стайками мух, которые не просто бесцельно кружили над вечно разлагающейся плотью, насекомые словно плясали, рисуя в воздухе серые языки пламени. Этим человеком оказался Гнус. Он стоял ко мне спиной, и будто не замечал. Но я точно знал, моё появление не то, чтобы стало для него сюрпризом. Он явно ждал меня. Мерзкие мухи давно изучали меня, сообщая своему хозяину о явившемся в столь поздний час госте.

Глава 6

Вторая фигура напоминала груду металлолома, словно грузовик протаранил металлическое заграждение и рухнул с моста на асфальт, смяв кузов в гармонь. Огромная и бугристая. И если бы не тяжёлое дыхание, я бы ни за что на свете не признал в этом угольном осколке льды живое создание.

Прокуратор Гнус махнул руками, и висящая на кресте Бэтси болезненно содрогнулась. Покрывающие её тело мухи отлипли от лакомой плоти и взмыли в воздух, разделились на несколько непроглядных серых туч и вдруг накинулись на вторую фигуру, сидящую рядом с Гнусом.

Влажная от гноя роба мерзко чавкнула, когда Гнус повернулся ко мне лицом. Лицом… То, что покрывало его череп было сложно назвать лицом. Лик ужаса. Обнажённые остатки зубов, полное отсутствие глаз, волос, бровей и носа. Под капюшоном скрывался почерневший череп, за который с трудом держалась вечно гниющая плоть. Личинки мух выползали из пустых глазниц и двигались в разные стороны, оставляя на почерневшей коже влажные следы, напоминающие татуировки. Эти мелкие мерзкие создания, напоминающие рассыпанные по полу рисинки, пытались доползти до естественных отверстий в черепе, будь то нос, ухо или раскрытый рот. Но ни одна из них не успевала. Личинки лопались, рождая на свет маслянистую муху с чёрным брюшком.

Подходя ближе к распятиям, я уже чувствовал, как сотни мух ползали по моему доспеху. Они изучали меня, собирали информацию, а потом быстро улетали к своему пристанищу, где садились на гнилую плоть и пропитанную миазмами робу и делились с хозяином своими свежими знаниями.

Хейн нагнал меня. Огромная туша, громко бухая ногами о землю, выбежала из-за домов и чуть не сбила меня с ног. Гигант замер в шаге и заворожённо уставился на огонь. Я даже не успел на него взглянуть, только повёл головой, как Хейн гортанно взревел и бросился в сторону крестов.

Прокуратор Гнус опустил руки. Огромное облако мух сорвалось с его прогнившей накидки и взмыло в воздух. Выглядело опасно и угрожающе. Ничем хорошим это не закончится. Я уже собирался подбежать и швырнуть копьё прямо в сердце этого ублюдка, но сидящая на песке фигура пробудилась.

Рядом с Гнусом медленно рождался огромных размеров уродец. Тело, накрытое ярким светом огня, выставило в сторону руку… Нет, это не рука… Лапа… Фигура выставила в сторону лапу, жадно вцепилась ею в землю и начало подрываться, неуклюже перевалившись набок. Когда оно подняло голову, по земле потянулась тень от оленьих рогов. Мне уже доводилось видеть подобное. Тело медведя, голова оленя. Монстр в кровавом доспехе встал в полный рост и тряхнул головой с кустистыми рогами, сгоняя с себя надоедливых мух. Затем он громко взревел и бросился на меня.

За моей спиной уже выстроилась цепочка из моих солдат. Их осталось мало, десятка два, но их ладони уверенно сжимали мечи в виде полумесяца и готовы были кинуться на врага при любых обстоятельствах. На Гнуса и этого жуткого медведя-оленя хватит сполна.

Зарычав, я побежал на монстра. В стороне раздалось жужжание мух. Рой обрушился на Хейна, и я даже представить себе не мог, как громко и жутко может вопить мой ручной уродец. Боль окутала его тело с ног до головы. Мухи впивались в мясистое тело, запускали свои хоботки как можно глубже и жадно сосали кровь. Ничего страшного, терпимо. Смертельной угрозы нет.

Как же я ошибался.

Окружающие поляну дома стали дня нас настоящей ловушкой. Почти каждая хата изрыгнула из себя по одному вздувшемуся кабану, готовому лопнуть в любой миг. Мне пришлось принять сложное решение. Суицидальное, но иного выхода я не видел. Либо мы все здесь умрём, либо…

Моя цепочка рассыпалась. Воины брызнули в разные стороны, нацелив свои мечи на несущихся сломя голову зверей. Скорее всего, не выживет никто, но такова цена победы. Кара не осталась стоять в сторонке, она отбежал от меня и накинулась на кабана, выбравшего меня своей целью. Раздался влажный холоп, за ним еще несколько. Я не оборачивался. Я продолжать бежать на монстра, нацелив костяной наконец в огромную грудь с огромным рубцом, соединяющим в крепком союзе оленью голову и тело медведя.

Монстр оказался очень неуклюж. Я прекрасно понимал, что внутри этого массивного тела сидит человеческое сознание, которое думает не как зверь. Он думает как человек. Он бежал на меня на задних лапах, с трудом удерживая равновесие. Переваливался из стороны в сторону, и чуть не заваливался на бок, когда огромная лапища угодила в мелкую ямку, или слишком глубоко утопала в песке. Ему бы встать на четвереньки и как настоящий медведь броситься на добычу… Но нет… На этой ошибке я и сыграл.

Я занёс руку для точного броска копья. Прицелился. И уже собирался оборвать жизнь монстра, как вдруг ослеп. Гадкие мухи атаковали мои глаза. Я зажмурился, левой ладонью смахнул противных тварей. Но когда сумел приоткрыть левый глаз, пришло осознание обречённости. Никакого броска сделать не получится. Фигура надвигалась с такой скоростью, что шансы быть проткнутым рогами были гораздо выше, чем убитым гноем кабана.

Меня спасла неуклюжесть монстра.

Когда медвежья лапа взмыла в воздух для удара, я резко принял в сторону, в попытке обойти монстра справа. Тело зверя, затянутое в кровавый доспех, по инерции кинулось вперёд, когда его кровавые глаза неотрывно следовали за мной. Это меня и спасло. Я поравнялся с ним и ударил копьём, вогнав наконечник в левое плечо. Непривычный противный хруст с влажным чавканьем заставил обратить моё внимание на доспех животного. У меня была секунда, но её сполна хватило, чтобы заметить разительное отличие от привычных кровавых доспехов. Он будто был испорчен страшной болезнью и чем-то напоминал корку, покрывающую гнойных кабанов. Множество пузырей, лопающиеся на поверхности, трещины, из которых сочился ихор. Но доспех по-прежнему был выращен из запёкшейся крови. Настоящий уродец, ребёнок страшного эксперимента.

Монстр успел сделать пару шагов, прежде чем остановился и взревел на всю деревню. Выдернув копьё, я забежал ему за спину. Оленьи глаза ловили каждое моё движения. Монстр неуклюже начал поворачиваться. Я подумал, что он не успеет ничего сделать, но ошибся. Плохой расчёт – тяжёлые последствия.

Монстр крутанулся с неестественной для такой туши грацией и врезал мне лапой по наплечнику, когда я уже был готов нанести удар. Меня отшвырнуло в сторону, копьё вылетело из рук. Плечо обожгло, словно окатили кипятком по обнажённой коже. Я глянул на него – когти зверя почти полностью уничтожили наплечник, оставив четыре глубоких пореза на коже.

Я быстро вскочил на ноги. К этому моменту плечо зажило, запасы крови медленно формировали новый наплечник. До копья – шагов десять, но монстр стоял практически рядом с ним, и копьё его мало интересует. Его интересовал я. Оленья голова фыркнула и чуть опустилась, наведя на меня рога. В следующий миг он сорвался с места.

Я побежал на него. Когда между нами было пару метров – я занырнул влево, под правую лапу, успевшую своими когтями порвать воздух над моей головой. Мне повезло. Сделав кувырок, я вскочил на ноги и бросился вперёд, в сторону копья. Под влажные хлопки и жужжание мух я добежал до своего оружия и, не останавливаясь, поднял его с земли. Мои глаза полностью очистились от насекомых, вернулась ясность зрения. Повернувшись лицом к стоящему ко мне спиной монстру, я прицелился и швырнул Длань праха точно в цель.

Монстр взревел от боли. Копьё пробило доспех на спине и вошло наполовину, пробив грудь. Из раны полилась коричневая жижа. Продолжая вопить на всю деревню, олене-медведь обернулся, рыща всюду гневным взглядом того, кто причинил столь страшную боль. Он попытался вынуть копьё, но это показалась мне забавным. Лапами пытался схватить наконечник и потянуть вперёд. Он что, действительно в своих медвежьих варежках хотел пропустить через себя двухметровое древко?

Пока монстр пытался ухватиться за торчащий из груди наконечник, я побежал на него. Мне хотелось оббежать его со спины, ухватиться за древко и выдернуть копьё. Затем еще раз ударить. И бить до тех пор, пока он не сдохнет. Отличный план. Да и ничего не мешало его реализации. Но…

Я уже пробегал напротив мучающейся твари, когда она вдруг встала на четвереньки. Наконечник упёрся в землю и начал чертить узоры, повторяя игривые движения монстра. Медвежье тело грациозно подпрыгивало, отталкиваясь передними лапами. Он словно плясал со мной, но близко подпускать не решался. Уродец ощутил опасность. Это точно! Оленья башка гневно фыркала, брызгая на песок горячие сопли. И сейчас я увидел, как из его пасти потекла кровь… ну, что-то похожее на кровь. Коричневое и склизкое. И он начал прихрамывать на левую сторону, куда и попало копьё.

Я попробовал оббежать его. Сделал шагов десять, но ничего не поменялось. Оленья голова по-прежнему пялилась на меня. На удивление, хоть он и был ранен, но двигался быстро. Вновь прыгнув в сторону, я снова заставил монстра крутануться вокруг себя. И к моему удивлению движения стали гораздо точнее. А потом я заметил, что из раны уже не течёт кровь. Вокруг копья образовался нарост, закупоривший рану с двух сторон.

Зверюга вскочил на задние лапы и, громко взревев, вновь бросился на меня.

Ухабистая дорога под ногами сыграла со мной злую шутку. Я шагнул в сторону и не удержался. Сабатон провалился в неглубокую ямку, но этого вполне хватило, чтобы я упал на колено. Упал перед самыми рогами монстра. Я лишь успел выставить левую руку, прикрывая лицо, как меня подкинуло и швырнуло в сторону.

Пролетел я метра три. Боль пришла не сразу. Лишь когда я попытался вскочить резко встать. В груди три дырки, они почти затянулись, но, сука, было больно. И левую руку почти разорвало до кости. Рваная рана не сразу затянулась, и левая рука помощницей была никакущий, пока я пытался встать на ноги.

Жуткое фырканье раздалось совсем рядом. Я обернулся. Монстр, вскидывая копья рыхлой земли, нёсся на меня. Видимо, догадался, что на четвереньках будет куда удобнее и быстрее. Ублюдок. Я понимал, что не успею ничего сделать существенного. Ни убежать, ни увернуться. Да я даже встать не успею. Но… Я поднёс правую ладонь к кожаному поясу, висящего на груди, и запустил пальцы в один из подсумков. К моему удивлению глиняная колба была в порядке. Выудив её, я сразу же швырнул колбу в морду быстро приближающемуся монстру.

Эффект был ошеломительный. Раздавшийся хлопок был громче жужжания мух. Даже сквозь закрытые веки я сумел ощутить силу вспышки, пронёсшейся по моему лицу белой волной жара. Жуткий рёв дошёл до моих ушей. Я открыл глаза и взглянул на монстра. Он явно был растерян. Махал оленьей головой во все стороны, рогами рыхлил землю. Но как оказалось, тому виной была не только моя бомбочка.

На оленьей шее висела Кара. Залитая гноем волчица крепко вцепилась зубами в свою добычу, а лапами скребла по медвежьему тела, откалывая когтями крупные куски кровавого доспеха.

Настал момент, который нельзя упустить.

Я быстро вскочил на ноги и обежал монстра со спины. Медвежье тело поигрывало огромными мускулами и продолжало отплясывать безумный танец боли. Древко копья прыгало во все стороны. Чуть не угодило мне в висок, но я вовремя нагнулся, а когда выпрямился – ухватился обеими руками за древко. Шагнул назад и выдернул из тела монстра Длань праха.

Я сразу же ударил. А затем еще раз. И еще, пытаясь попасть в спрятанное под толстым слоем мяса, костей, мышц и брони клокочущее сердце. И пятый удар попал точно в цель. Олене-медведь замер, Кара рухнула на землю у его ног. Когда я понял, что волчица упала замертво, раздался взрыв.

Монстра разорвало на куски, а меня залило его содержимым. Я прикрыл глаза. Попытался вздохнуть, но что-то едкое обожгло мои лёгкие. А потом и всё тело словно охватил огонь. Было чертовски больно. Так больно, что я не выдержал и начал вопить. Я чувствовал, как кровь монстра разъедает меня. Разъедает доспех, разъедает кожу. Каждый миллиметр моей плоти выл от обжигающего прикосновения. Я начал бить себя, хлестать. Ладонями лупцевал по рукам, по груди, пытался с лица стереть всю ту дрянь, что причиняла мне боль. Но ничего не получалось, становилось только хуже. Жижа быстро впитывалась всё глубже и глубже, просачиваясь сквозь плоть до самых костей. От боли мне свело пальцы на ногах и руках, челюсть перекосило с неприятным хрустом. Я рухнул на колени и повалился на бок, погрузившись в лужу обжигающего гноя. Меня затрясло, как при страшной лихорадке. Я боялся открыть глаза, я даже не знаю, остались ли они у меня.

Все мои внутренние резервы подошли к концу. Последние капли моей крови сдерживали лавину боли, но мысли уже поплыли, и скоро окончательно меня покинут. Мне бы крови… Мне бы…

Хейн…

Между мною и огромной тушей плоти по-прежнему сохранялась тонкая струйка крови, поддерживающая между нами связь. Наверно, пришло время, не зря я таскал собой этот кожаны бурдюк с кровью. Всё же, это моя кровь. Моя. Целиком. До последней капли.

Я сделал глубокий вдох. Затем еще. Раз на шестой лёгкие наполнились чем-то свежим, без привкуса боли и гнили. Встав на четвереньки, я пополз вперёд, цепляясь пальцами за землю. Вначале земля была влажной и липкой, но стоило мне проползти пару метров, и на ладони я ощутил чистый песок. Я выполз из лужи обжигающего гноя. Кровь стремительно наполняла мои жилы. Наполнился желудок, в лёгких негде было ужиться кислороду. Я сумел открыть глаза. Покрытые волдырями ладони быстро заживали. Я моргнул, как кожа окрасилась розовым, а затем – алым. На глазах формировался новый доспех. Мухи накинулись на моё тело, жужжали у уха, кусали везде, где только можно, но меня это уже не цепляло. Силы стремительно возвращались. Обновлённый доспех быстро покрывал кожу, отгоняя голодных насекомых.

Над моей головой пронёсся мучительный рёв. Я перекатился на спину и бросил взгляд перед собой. Оглушительный вопль прозвучал с новой силой. Страшные звуки рождались внутри тела Хейна и лезли наружу через разинутую пасть. Я не мог понять, что с ним происходит. Он словно… Он словно утратил со мной связь! Но как?

Опусти в глаза на лужу едкого гноя, я увидел на поверхности несколько мужских лиц, связанных между собой грубой нитью. Кожа сморщилась и покрылась пузырями. Они еще что-то нашёптывали безмолвно, будто цеплялись за последние мгновения жизни. Я испытал шок, и даже боялся помыслить о последствиях. У меня на глазах в луже гноя растворился плащ. Мой жуткий плащ, сотканный из нескольких дюжин мужских лиц. Накидка стала частью едкой субстанции, на поверхности которой отражались языки пламени.

Хейн одним ударом руки раскинул нескольких моих солдат в стороны. Мясистый монстр успел сдуться и уже не казался таким огромным, как раньше. Выпученные глаза пылали безумием и гневом, они прошерстили всё вокруг, а когда нашли меня, Хейн что-то выдохнул из себя, и в тот же миг сорвался с места.

Начинается…

Он успел сделать несколько шагов. Успел даже распихать тройку воинов, раскидав их в разные стороны. А потом к нему подбежал кабан. Раздался хлопок. Зверя разметало на куски, а на теле Хейна появилось влажное пятно, которое, судя по всему, ему причиняло далеко не детскую боль. Кожа на пузе Хейна запузырилась; пузыри лопались, выплёскивая гной и струйки дыма. Плоть на моих глазах испарилась, превратив мясистого здоровяка в кусок объеденного мяса. Оголились рёбра, на землю вывалились огромные кишки. В один миг несколько роев мух ворвались в образовавшуюся дыру на теле Хейна и скрылись с моих глаз.

Это было ужасно. Судя по всему, мухи стали пожирать его изнутри. Огромное тело содрогнулось, выгнулось. Огромные глаза разъехались, уставившись в разные стороны. От боли он какое-то время держал пасть закрытой, ломая остатки зубов. Но когда его руки вдруг безжизненно повисли вдоль тела, он весь расслабился. Нижняя челюсть распахнулась. Он больше не орал, не ревел и не вопил от боли. Из разинутой пасти вырвался чёрный пар, блеснувший в свете огня несколько тысячами серебристых крыльев. Мухи собрались в огромную тучу и подлетели к прокуратору Гнусу, стоящему всё это время на месте и смотрящим своим безглазым черепом за происходящим.

Часть мух отделилась от общей стаи и полетела в мою сторону. Приближающееся жужжание вдруг обратилось в слова:

– Как много грязи мы оставим после себя. Ужас. А ведь цель моего посещения этой деревушки – всего лишь наказать виновных. Не более.

Глава 7

Всё внимание Гнуса было нацелено на меня. Может он ждал от меня красноречивых речей, или мольбы о пощаде? Но тишину ночи вероломно нарушал треск костра и мычанием беснующихся животных. Я молчал, а Гнус уверенно продолжал двигать в мою сторону, медленно переставляя голыми ступнями по земле.

– Ты удивила меня, – прожужжал рой над моей головой, – собрала целую армию. Вновь добралась до меня. Утоли моё любопытство, ответь: сложно было принуждать бедный люд к вероломному обращению в кровокожих? Они умоляли тебя не делать этого? Они просили тебя покинуть их деревни?

Я молчал. Молчал, и оглядывался по сторонам. В нескольких метрах заметил лежащую на боку Кару.

– Молчишь? – жужжали мухи, принявшись покусывать меня за лицо. – Я и без твоих слов знаю ответы. Конечно же они умоляли не трогать их! Они умоляли оставить их в покое! Ты не находишь это слабостью людской натуры?

Я вскочил на ноги и бегом понёсся к Каре. Упал возле неё на колени. Увиденное во мне вызвало ужас и тревогу. Кара была тяжело ранена, дыхание сбивчивое. Она чуть поскуливала и пыталась оторвать морду от земли.

“Не шевелись!” – сказал я, положив ей на голову ладонь.

Бок волчицы был пробит насквозь четырьмя когтями. Из отверстий обильно вытекал гной, служивший Каре кровью. Она медленно умирала. И я даже не знал, чем ей помочь. Мухи медленно усаживались на края раны, но я смахивал их рукой.

“Кара, всё будет хорошо!”

Волчица ничего не отвечала. Лишь скулила, и с каждым ударом сердца скулёж утихал. И я по-настоящему испугался момента, когда он окончательно умолкнет.

Нет! Нужно попробовать хоть что-то…

Я накрыл рану ладонью и попробовал затянуть её коркой крови. По моему доспеху потекло тепло. Волна докатилась до пальцев моей руки, а после перебросилась на лежащего возле меня умирающего зверя. Моя кровь принялась зализывать раны, устремилась в открытые сосуды. Быть может, я даже смогу Кару обратить в себе подобного. Как только эта мысли закрутилась в моей голове, Кара содрогнулась. Тело изогнулось, волчица пронзительно заскулила.

“Больно-Больно-Больно” – раздалось у меня в голове, и обожгло сознание.

Я причинял ей боль. Я убивал её, вместо того чтобы лечить. Я отдёрнул руку от раны, по краям которой пузырилась моя кровь, словно здесь всё залили перекисью водорода.

– Ты собрала целую армию! – продолжали жужжать мухи. – Она так и думала. Она так и говорила. Но знаешь, я считаю, что судья Анеле всё это время ошибалась. Ты слаба. Сидишь возле умирающей собачки, и хнычешь. Посмотри вокруг себя! К чему ты привёл своё войско!

Неужели судья Анеле всё это время следила за мной? Или Гнус вводит меня в заблуждение? Но его слова заставили меня оглянуться.

Вокруг никого. Лишь земля, пропитанная насквозь гноем. Моё войско пало, не осталось никого. Но их жизни были потрачены не зря. Их плата– моя жизнь. Продолжение моей борьбы!

Дыхание Кары утихало на глазах. Массивные лапы вспахивали землю каждый раз, когда она выдыхала. Дыры на груди издавали противный свист. Я положил ладонь ей на шею, и она выдохнула в последний раз.

Сегодня я потерял верного друга.

От злости я стиснул губы. Я готов был броситься на Гнуса и порвать его на куски! Мне хотелось оторвать череп от его тощего тела и пнуть ногой в сторону леса. А тело повесить на крест, как он любит это делать со сметными, и оставить под обеденным солнцем, чтобы каждый обжигающий луч сжигал всякую личинку, решившую зародиться на этом гнойном трупе.

Я положил свои руки на истерзанный медвежьими когтями бок Кары и обмакнул ладони в выступившем гное. Собрал всё, что успело вытечь из тела до того, как зверь издал последний хрип. И сразу же вытер ладони о своё лицо, оставив на коже липкую плёнку.

Чем ближе приближался ко мне Гнус, тем больше мух сажалось на меня. Противное жужжание раздавалось повсюду. Уже казалось, что насекомые проникли глубоко в уши. Краем глаза я видел, как маслянистые крохотные тельца осадили правое плечо плотным ковром, ползают по кровавым рогам и забиваются в трещины. Эти мерзкие создания кусали всегда. Вгоняли свои хоботки в доспех и питались мной. Но моё лицо…

Я вскочил на ноги и бросился на Гнуса.

Ходячий труп замер, увидев мой порыв. Мухи пытались осадить моё лицо, залезть в глаза, но у жужжащих тварей ничего не получалось. Гной из тела Кары – моё спасение.

– Ты уже придумал, что будешь делать дальше? – жужжали мухи на ухо.

Придумал.

– Я буду ждать тебя в своей святыне, – прожужжали мухи и умолкли.

Возможно, Гнусу больше нечего было сказать мне. Но справедливости ради, он уже и не мог ничего произнести.

Подбежав к гноящемуся телу в серой робе, я схватил его за плечи. Пальцы погрузились в мягкую плоть, выжимая из тела пахучий гной. Словно раздавил в ладони гнилое яблоко. Гнус не сопротивлялся, он был в моих руках тряпичной куклой, такой же лёгкой и такое же невольной. Но мне показалось, что он пытался улыбаться; на месте сгнивших губ мухи выстроились в каком-то подобии ухмылки.

Зарычав, я оторвал Гнуса от земли и швырнул в костёр. Огонь вспыхнул с новой силой, когда гнойное тело завалилось сверху. Робу охватило яркое пламя, раздалось шипение, но мухи над головой продолжали жужжать:

– Я тебя жду.

Огонь отозвался свистом, словно выпускал излишек давления, оранжевые языки окрасились в кислотно-зелёный и потянулись к ночному небу с новой силой, ещё выше, еще жаднее. Костёр никак не мог насытиться, быстро пожирая тело Гнуса.

Наконец, жужжание смолкло. Над головой больше не кружили насекомыми. Рой улетел, а я сквозь треск костра смог различить человеческое мычание.

Бэтси! Она жива. Я подбежал к высокому кресту, на котором извивалась похудевшая женщина. Её руки были расставлены в стороны и плотно привязаны к горизонтальной перекладине, ладони прибиты ржавыми гвоздями. Оголённые ступни с трудом умещались на крохотном выступе.

– Бэтси, потерпи, сейчас сниму тебя.

Она хоть и схуднула, но далеко не стала пёрышком. Развязывать путы, а потом поочерёдно пытаться освободить руки при таком весе… Скорее я причиню ей еще больше боли, чем сейчас. Пришлось вырастить из ладони лезвие и тремя ударами разрубить толстое бревно, служившее основанием для распятия. С треском крест завалился на землю, Бэтси громко замычала. Я понимал, что боли будет вагон, но иного выхода нет.

Когда я развязал ей руки, Бэтси сама отдёрнула ладони, оставив на досках окровавленные шляпки гвоздей с кусками забитой под них плоти. Я не смог не обратить внимание на изменения во внешнем виде. Кожу лица осыпало сотней гноящихся прыщей от укусов мух. Усталость уселась на её плечи тяжким грузом, не позволяя даже глазам двигаться в полную силу. Вялый взгляд уставился на меня.

– Друг… – промычала она.

– Да, Бэтси, я – друг.

Из одежды на ней осталась только испачканная кровью и ихором рубаха, доходившая ей до колен. Видимо, кожаный доспех срывали силой, на рубахе остались отметины от когтей, которые еще и на коже оставили кровоточащие порезы. Бэтси явно не собирались убивать, в отличие от её друзей, чьи тела висели высушенными на двух других крестах. Было очевидно, они не представляли такого интереса, как Бэтси. Гнусу нужна была она для экспериментов. А точнее, нужна была её особенность, которую он успешно перенёс на своё подопытное животное, смертельная схватка с которым чуть не стоила мне жизни.

– Зико… – вновь промычала Бэтси, оторвав взгляд от крестов напротив.

– Зико мёртв, – сказал я, после которого молчания.

Я не знал как она отреагирует на столь мрачную весть, да и подбирать слова не было никакого смысла. Она уже не маленькая девочка, всё прекрасно пониманием, всё-таки не в доброй сказке мы живём.

Её огромные глаза заметно увлажнились, но быстро моргнув, она осушила их, превратив живой блеск в грубый мат. Лицо стало суровым, всюду закрались тени гнева. Я встал перед ней и сказал:

– Идём, нас ждут.

Бэтси не сразу встала на ноги. Какое-то время еще сидела на жопе, осматриваясь по сторонам. Потом принялась растирать затёкшие колени. Я хотел залечить её изувеченные ладони, но она не дала. Грубо отпихнула меня и, наконец, встала.

Перед уходом, я еще раз подошёл к телу Кары. Бедный зверь, столько страданий не заслуживает ни одно живое существо. Но она стала чем-то больше, чем зверем. Она стала верным другом и защитником. Мне не хотелось, чтобы Кара оставалась здесь гнить под солнцем и стать пристанищем для паразитов. Она заслуживает чего-то большего. Чего-то достойного.

Я аккуратно поднял Кару с земли и отдал огню. Пламя жадно накинулось на тело в гнойном доспехе и целиком скрыло с моих глаз, выбросив в небо густой дым.

Покидая деревни, мы с Бэтси собрали остатки воинов Зико. Мужчины соглашались идти с нами без лишних разговоров, прекрасно понимая, что, уходя от сюда, местные жители остаются в безопасности. Но если мы проиграем следующую битвы – никто никому уже не поможет.

Под утро зайдя в центральную деревню, Бэтси сошла с дороги и отправилась к одному из сотни домов. Она шла уверенно, и мне стало ясно, что этот дом её. Скорее всего, что-то забыла, или решила переодеться, так как в одной рубахе по колено воевать явно будет неудобно.

Я оказался прав. Бэтси не было минут пять, но, когда она появилась на пороге дома, на ней уже красовался кожаный доспех, плотно покрывающий тучный торс, и подобие юбки с толстыми лоскутами кожи, дотягивающиеся ей до колен. Только ладони были свободны. Видимо, она утратила свои топоры, но и этот вопрос был быстро решён.

На наших глазах местный люд и солдаты Зико оттаскивали трупы в лес и собирали их в кучи. Ночью тела сожгут, а их оружие и одежду раздадут нуждающимся. Топоры мы не нашли в куче сваленного на землю оружия, но парочка стальных мечей приглянулись моей подруге. Взявшись за рукояти, Бэтси покрутила мечи в перевязанных ладонях, знакомясь с балансом нового оружия. Клинки рассекали воздух со свистом, плавно вращались, рисуя у моего лица ровные круги, которые быстро перетекали от самой земли и до самой головы Бэтси. Всё было идеально. Бэтси явно умела обращаться с оружием. С любым. Закончив примерку, она смерила взглядом своё новое оружие. Повертела мечи перед глазами, а потом, поочерёдно, поднесла каждое лезвие к своим губам и целиком облизала их, не поранив языка. Получилось эффектно, по-другому не скажешь.

Воссоединились мыс основным войсков в обед. Солнце освещало огромную поляну пожелтевшей травы, ярко бликую на головах почти тысячной армии кровокожих. Они казались огромным родимым пятном на бледной коже. Нас встречал Дрюня и Ансгар. Их лица не выражали радости, глаза пытливо рыскали по потрёпанному хвосту из остатков войск за моей спиной, среди которых не было ни единого кровокожа. Ансгар хмурился, губы хотели растянуться в улыбке, но вытянулись в тонкую полоску, побелевшую на моих глазах от напряжения.

– А где Кара? – спросил он.

– Погибла, – ответил я.

Дрюне стоял на месте. Его высокий рост позволял увидеть всю картинку разом, не всматриваясь в конец или начало шеренги. Как только Ансгар утих, услышав не радостный ответ, Дрюня спросил:

– А где Хейн?

– Погиб.

– Как?! – спросил Ансгар, бросив на меня взгляд, полного разочарования.

– Твой дядя пожертвовал собой ради моего спасения, – сказал я. – Он умер достойно.

Дрюня уже собирался задать следующий вопрос, но я опередил его.

– Зико тоже погиб. Его обратили в кровокожа, и он выбрал смерть.

Дрюня подошёл ко мне так близко, что между нами не уместится мужской кулак. Лунный глаза с явным недоверием уставились на меня:

– Кто его обратил?

– Судья Анеле. Она вернулась, и нам надо поторапливаться. Если нам повезёт, мы застанем её в городе из камня.

– А что дальше? – поинтересовался Ансгар, положа руку в кожаной перчатке на череп отца, висевший на его ремне. – Мы попытаемся договориться?

– Нам не о чем договариваться! – рявкнул я. – То, что они здесь устроили – не имеет оправдания. Подобно страшной чуме они всюду сеют мучения и смерть, а любая страшная болезнь требует принудительного лечения. Для них издевательства над людьми и ужасные эксперименты считаются нормой. И ради победы они пойдут на любые изощрения. Мы убьём всех. Всех, кто встанет на нашем пути. Мы должны очистить нашу землю от скверны. А потом и их земли.

– Червяк, ты действительно хочешь отправиться на другой континент? – булькнул Дрюня с заметной усмешкой. – Ты хочешь там посеять свою правду и свой устав?

– А ты хочешь здесь остановиться и жить с мыслью, что в любой момент на горизонте могут появиться корабли, набитые доверху непонятным войском? Ты сможешь так жить?

– Мы должны развиваться на нашей земле! Мы должны подготовить свою армию, и, если вдруг на горизонте появиться угроза – мы дадим отпор!

– Нет! – взревел я. Его слабая позиция начинала меня бесить. – Вспомни историю! Вспомни, чем всегда всё заканчивалось. Пока мы будем здесь тратить жизнь на бесконечные тренировки, там, на той стороне моря, – я ткнул пальцем в сторону линии горизонта, – неизвестный нам враг будет готовить очередное вторжение. И я боюсь, они накопят такие силы, что мы не продержимся и суток. Поверь мне, детей они крадут неспроста.

– А если пристань окажется пустой! Не будет твоих кораблей! Что тогда?

– Мы построим свои.

Я больше не дал им возможность произнести хоть что-то. Пройдя мимо Дрюни, я направился в сторону своей армии. У меня были некие опасения, когда мой плащ растворился в луже едкого гноя, но сейчас я вижу, что зря волновался. Мои войны по-прежнему верны мне, их сердца стучат единым тактом, а узды всеобщей воли крепко сжаты в моих кулаках. Они пойдут туда, куда им прикажу. Все. И все умрут там, где я захочу.

Я повёл людей вперёд, в сторону каменного города. Родимое пятно двинулось через всё поле, напоминая перетекающий пузырь воздуха в бутылке с водой. Воины, облачённые в кровавые доспехи, выходили из травы и ступали на песчаную дорогу. Я слышал за спиной оглушительный топот, дрожала земля, а когда я обернулся, чтобы узреть свою армию, столб зернистой пыли укрыл большую часть войска.

Совершенно разбитая дорога вела нас извилистым путём. Мы шил через лесистые горы, богатые пушным зверьём. Обогнули сотню холмов, служившие нам временной защитой от холодных ветров. Меня беспокоила лишь пыль, раздражающая не только глаза, зернистая крошка неприятно хрустела на зубах. Но мне всегда приходилось помнить, что среди нас есть люди.

Путешествие тяжело давалось Ансгару и его людям. Но они стойко выдерживали удары непогоды, продолжая уверенно вышагивать по трудной дороге рядом с моими войнами. Ансгар довольно редко просил сделать привал, и я всегда отвечал ему взаимностью. Его солдаты незамедлительно уходили в лес за добычей, разводили костры, а потом целую ночь спали, разбившись на кучки, когда мои люди вели наблюдение.

Но больше всего меня удивляло поведение Осси. Воительница практически перестала общаться, словно замкнулась в себе. Держалась в сторонке, будто избегая любых контактов. Мне доводилось видеть подобное проявление чувств на фоне войны. Люди боялись привязываться друг другу, чтобы потом не испытывать боль утраты. Это нормально, так делают многие. Так делают истинные воины, знающие, к каким страшным последствиям может привести слабость духа.

Я редко ловил взгляд Осси, но, когда получалось, (как правило это длилось короткое мгновение) в окровавленных глазах виделась печаль. Осси не спорила, не перечила, не выдвигала никаких условий. Она молча следовала за мной, хотя я давно отпустил её. Её воля принадлежала ей, не мне. Она была в праве делать всё, что угодно. И всё же она продолжала следовать нашей цели, и мне хочется верить, что Осси прекрасно понимает важность этой цели, и осознаёт всю возможную опасность, если мы сойдём с нашего пути.

Глава 8

После трёх дней путешествия, ветер резко сменился. Мягкие потоки ласкали наши доспехи, вычищая трещины от дорожной пыли. Когда в нас бил очередной порыв, по поведению Ансагру и его людям мне становилось понятно, что ветер холодный. И появился запах. Морской запах. Мы близко…

Обогнув десяток поросших мхом каменных холмов, перед моими глазами заискрился горизонт. Казалось, что на узкую полоску земли пролили ртуть, которая растеклась в разные стороны, очертив вдалеке длинную полосу из чистого серебра. Но вот что было под этой полосой, мне было сложно объяснить. Мне было сложно поверить своим глазам.

– Мы пришли, – побулькал Дрюня, вставая рядом со мной.

– Да, – подтвердил я, мрачно взирая на то, что совсем недавно было покрыто зелёной травой и густыми деревьями, стелящиеся ровными рядами через всё поле к лазурному берегу.

– И это мы пришли спасать?

Я прекрасно понимал иронию Ансгара. Встав рядом с нами, он с ужасом взирал на простирающуюся до горизонта мёртвую землю. Здесь больше не было зелени, даже покрытые мхом огромные валуны, валяющиеся вдоль дороги, и то почернели. Трава не завяла, она умерла. Мягкий покров высох и почернел, став на столько хрупким, что стоило мне коснуться кровавым сабатоном крохотного кустика, как он рассыпался и пепельной пылью развеялся по чёрной земле. Казалось, что здесь был пожар, бушующее пламя быстро двигалось по земле, обращая всё в трухлявые фигурки, но это было заблуждение. Чуть надавив на почву, наружу проступила маслянистая жижа. Земля была отравлена. Отрава была настолько сильной, что сумела превратить фруктовые деревья в почерневшие веники.

Дрюня зарычал.

– Они отравляют нашу землю! – пробулькал мой друг.

– Да, – согласился я. – Но в этом ужасе я вижу и плюсы.

– Какие же, Червяк?

– Они смерились с потерей. Отец Зико правильно сказал, они уничтожат всё, где мы посмели посеять семя сомнений. Отвоёвывать они ничего не будут, только уничтожать. Нам надо торопиться.

Последние слова только слетели с моих губ, как над нашими головами раздался противный гогот с мерзким чавканьем, чем-то напоминающим гортанное бульканье Дрюни.

– Птицы, – произнёс Ансгар, уставившись на небо.

– Странно, – пробулькал Дрюня, – они не похожи на береговых птиц.

Действительно. Вместе с друзьями я уставился в небо, спрятавшееся за багровыми тучами из сотни гаркающих птиц. Птицы кружили огромной стаей, но они не собирались к перелёту в тёплые края. Они вновь и вновь подлетали к земле, словно выискивая что-то, а потом снова набирали высоту, растягивая черное облако восьмёркой. Крик сотни глоток не умолкал ни на секунду. Наоборот, он нарастал, медленно приближаясь к нам. Когда в пятидесяти шагах от нас стая птиц обрушилась на землю с пронзительным воплем и молниеносно взметнулось к небу, я сумел рассмотреть птиц. Действительно, это не были ни чайки, ни альбатросы, или бакланы.

Огромные вороны в болезненной корке из свернувшейся крови. Багровое облако вновь ударило в землю, под оглушительный рёв. На поверхности мёртвой почвы поднялось непроглядное облако пепла, скрывшее за собой всю живность.

Я успел лишь моргнуть.

Воронье гоготание и хлёсткие удары крыльев о воздух словно разорвали облако на куски, и в следующий миг стая птиц бросилась на нас.

– Всем приготовиться! – взревел я.

Мои ладони рефлекторно сжали копьё, но я прекрасно осознавал всю беспомощность нашей защиты. Мы ничего не могли противопоставить стае птиц.

Багровое облако ударило в нас.

Я прикрыл глаза и ткнул копьём перед собой. Наконечник отдал в руки лёгкой волной. Видимо, попал в кого-то. Я сжался, ожидая получить ответный удар, или десяток жадных укусов клювом на моём лице, но ничего подобного. Лишь свист рядом с ухом, и удар воздуха по щекам, от мимо пролетевших птиц.

Раздавшийся ото всюду людской вопль заставил меня открыть глаза. Я быстро окинул взглядом происходящее вокруг меня. Вороны нападали исключительно на людей. Мы – кровокожи – их нисколько не интересовали. На моих глазах два ворона ударили в тело стоявшего рядом со мной человека. Птицы с лёгкостью пробили кожаный доспех на груди, вонзаясь в тело жертвы как дротики для дартса. Мужчина громко взревел от боли. Птицы размашисто махали крыльями, царапая багровыми перьями ему лицо, царапали доспех когтями. Я не мог понять, они толи пытались высунуть свои клювы, толи, наоборот, старались поглубже запихнуть головы.

Людские вопли раздавались ото всюду. Багровое облако взмыло к небу, а потом обрушилось на наши головы с новой силой.

Мужик возле меня рухнул на колени, он пытался ухватиться за торчащих из его груди птиц, но всё без толку. Крылья, как бритвенные лезвия, вспарывали его кожу на ладонях до костей. Я подошёл ближе, схватил одну из птиц за крыло и с силой потянул на себя. Застряла крепко, но у меня получилось выдернуть её, как какую-то пиявку. Я бросил ворона на землю и раздавил ногой, смяв грудь. Зараза, по-прежнему жива. Крылья скребли землю, даже когда я сильнее надавил ступнёй. Перехватив копьё и убрав ногу, ударил тварь в грудь. На этот раз всё по плану – птица рассыпалась пеплом. Когда я вынул из груди вторую птицу, мужчина стоял на коленях уже мёртвый.

– Воины мои! – закричал я. – Защищайте людей!

Я быстро нашёл взглядом Ансгара и бросился к нему. Когда облако из хищных птиц перегруппировывалось над нашими головами и вновь обрушивалось, Ансгар ловко укрывался за кривым щитом. Птицы бились клювами о крепкую корку из моей крови, практически ломая клювы. Тех, что падали у ног юного правителя и пытались расправить крылья, Ансгар добивал ударами своей дубинки из отцовского черепа. Осси размахивала перед собой мечом, Дрюнина секира вспарывала воздух, убивая одну, максиму двух птиц за удар. Бэтси носилась из стороны в сторону, неуклюже маневрируя между телами кровокожих, но как бы забавно это не выглядело, ей удавалось избегать налёта птиц, припадая на колени и прячась за спинами моих воинов.

Но это всё было бесполезно, мы занимались ловлей блох. Вороны не наносили вреда моей армии, но пройдёт час, максимум два, и от отряда Ансгара не останется никого. Все люди погибнут.

– Червяк! – проорал Дрюня, – мне нужна твоя помощь!

Воин в гнилистом доспехе с уродливой секирой сошёл с дороги и кинулся в сторону сухих деревьев. Я побежал за ним. Мы подбежали к ближайшему дереву с огромными кустистыми ветвями, на которых совсем недавно созревали сочные плоды. Дрюня охнул. Уродливая секира из двух высушенных лиц нарисовала дугу в воздухе и срубила толстую ветку. Мне не совсем был понятен его план, но увиденное рождало в голове лишь одно: он собрался веником отпугивать птиц?

Мой друг опустился возле огромной ветки на колено. Запустил левую ладонь в подсумок на нагрудном ремне и достал из него глиняный флакон. Зубами откупорив пробку, принялся выливать содержимое на сухие ветки, на которых еще висели почерневшие листья.

– Червяк, доставай свою зажигалку.

Забавно, но хлопнув себя по бедру, я ощутил знакомые очертания коробочки. Чудом сохранилась! И, как всегда, вовремя. Я вынул из доспеха серебряную коробочку, похожую на зажигалку Зиппо с откидной крышкой, открыл её и сунул в ветки. Вспыхнуло ослепительное пламя, огонь быстро распространился по веткам, превратив лежащий на земле кусок древесины в отличный факел. Дрюня ухватился руками за ствол ветки и поднял его воздух. Спустя мгновение, огромный гигант уже нёсся через поле с полыхающей веткой над головой. Он подбежал к людям и начал размахивать над их головами своим факелом, оставляя за пламенем шлейф из дыма и ярких искр. Попавшие в огонь птицы падали к людским ногам, словно подкошенные. Их участь была не завидной. Птиц топтали, давили, протыкали мечами.

На земле возле дерева я обнаружил еще две колбы, оставленные моим другом, и его забытую секиру. Я тут же срубил новую ветку, залил её жидкостью и поджёг. Спустя короткое время мы уже вдвоём с Дрюней размахивали своими факелами над людскими головами, словно были на каком-то рок концерте с гигантскими флагами в руках. Не хватало только оглушительной музыки, но людские крики вполне её компенсировали.

– Нам нужны еще ветки! – вопил Дрюня.

Багровое облако поредело. Большая часть птиц успела обратиться в пепел. Но опасность еще оставалась. Я подошёл к одному из воинов Ансгара. Парень размахивал мечом и добивал валящихся на землю птиц.

– Держи! – приказал я, передавая факел ему в руки. Он покорно принял эстафету, освободив мои ладони.

Блестящее от пота лицо быстро испачкалось валящейся с ветки залой, касавшиеся его кожи искры в миг тухли, издав короткое шипение. Он улыбнулся мне и с безумием на лице принялся размахивать факелом.

Спустя несколько минут наш отряд напоминал палящее солнце, пускающее в космос обжигающие протуберанцы. Огненные потоки врезались в багровые облака и разлетались снопами искр, обдавая людей жаром.

Вернув Дрюне секиру, я вернулся в начало отряда и повёл людей дальше по дороге, в сторону огромной точки на горизонте – каменный город. Я подозревал, что дорога не будет лёгкой, но что настолько…

Плохую весть принесла Осси. Всё это время воительница двигалась по полю, всматриваясь в даль. Я попросил её об этом, и сейчас понял, что сделал это не зря. Осси указала пальцем в сторону далеко стоящих деревьев, между которых я сумел разглядеть три жирные точки. Как я и подозревал. Этими жирными точками оказались кабаны. Зверюги неслись на нас, вздымая в воздух пепельные облака. Бросив короткий взгляд на своё войско, я подумал о плохом.

– Осси, не смей приближаться к ним! – я перевёл взгляд на Дрюню и обратился к моему другу. – Дрюня, при контакте – эти звери взрываются, заливая гноем всё вокруг.

– И что? – усмехнулся Дрюня. – Что плохого в гное?

– А то, что он разъедает кровавые доспехи до костей.

– Ну так бы сразу и сказал… – Дрюня перехватил секиру и подбежал к краю дороги, обратив взор на быстро растущее облако пепла.

Люди Ансгара всё еще продолжали размахивать факелами над головой. Под вспышки искр и пепельный снег, я подошёл к юному правителю.

– Ансгар, настал черёд твоих людей защищать нас. Видимо, это было начертано судьбой, и рад, что ты со мной.

Молодое лицо блестело от пота, длинные кудрявые локоны покрылись пепельной крошкой, и уже не казались такими чёрными. Они словно поседели. Широко улыбнувшись, он сказал:

– Инга, я отдам любой приказ ради достижения нашей цели.

– Твои люди должны сдерживать местных зверей. Они заражены, но их яд может навредить лишь таким как я.

Ансгар вскинул над головой булаву и громко поорал команду. Мои люди приняли из людских рук факелы и расступились, выпуская из плотного кольца воинов Ансгара наружу. Птицы уже не несли такой опасности, как в начале. Совсем сдувшиеся стаи, состоящие из трёх-пяти птиц, продолжали атаковать нас, не причиняя никакого вреда. Но они уже и не прыгали слепо в огонь. Стоило кому-то из моих воинов замахнуться в сторону пикирующей стайки, как птицы рассыпались и разлетались в разные стороны, чтобы вновь в небе собраться воедино.

Гнилые кабаны несли куда больше опасности.

Дрюня сошёл с дороги. Перехватил секиру двумя руками и бросился на первых зверей, приблизившихся к нам на опасное расстояние. Мой друг широко замахнулся и ударил. Секира достала до двух кабанов и убила их, вспоров бока, а вот третий увернулся и бросился на нас. Дрюня ударил еще, но его секира воткнулась в мёртвую землю. Несущемуся зверю на перерез бросились люди Ансгара. Одному не повезло, кабан врезался ему в ноги, переломив их в коленях. Бедняга тут же рухнул. Он умер быстро, я даже не успел моргнуть, как кабан своими острыми клыками пробил доспех и подкинул человека в воздух. Жертва оказалась не напрасной. Зверь затормозил, копыта закопались в землю. Еще несколько воинов кинулись на кабана, и у них получилось. Мечи пронзили покрытое гноящимися язвами тело зверя в трёх местах. Раздался влажный хлопок, плёнка из гноя накрыла людей, когда изуродованное болезнью тело разметало на кусочки.

Я замер, уставившись на воинов Ансгара. Но мои опасения не оправдались. Ничего страшного не произошло, люди остались живы. Рукавами кожаных доспех они отёрли с лиц гной и сплюнули остатки на землю.

Но схватка оказалась коротким кадром многочасового фильма.

Вдалеке показались очередные точки, за которыми стелилась пыль. Десять… Двадцать… Я пытался сосчитать растущие силуэты, но им не было счёта.

Залитый вражеским гноем Дрюня бросился на перерез небольшой группе диких зверей. Поднялась пыль, секира разрывала воздух, рождая над полем чавкающие звуки и хлопки. Дрюня не мог всех убить, это было физически невозможно. Я даже видел, как его сбили с ног, но он встал и продолжил убивать. Какое-то время его тело поблёскивало от льющегося во все стороны гноя, словно новёхонькая иномарка из салона, но пепел и зала облепили крепкую броню, покрыв её матовым покровом. Пару кабанов сумело прорваться через людские ряды и врезаться в мой отряд.

Жуткое мычание и бульканье раздалось в том месте, куда влетели звери. Я не видел последствия, но прекрасно понимал, какая картина ждёт меня, если я решу на неё взглянуть.

– Идём вперёд! – проревел я во всю глотку.

Нам нельзя останавливаться. Огромное войско, тянущееся длинным хвостом по дороге, должно всегда двигаться. Обязано идти к цели, поднимая в воздух удушающие клубы пыли, а не стоять на одном месте!

И мы шли. Шли к цели, а заражённое зверьё продолжало накидываться на моё войско. Нам повезло, всю дорогу мёртвая земля была по правую руку, когда по левую – скалистые горы и валуны. Люди Ансгара выстроились стеной вдоль моего отряда, но их было мало. Они закрывали крохотную часть, но в нужный момент умудрялись растянуться длинной цепью и перехватывать большую часть кабанов.

Потери неизбежны, со столь грустным фактом я давно смирился. В любой войне потерь не избежать, а моя задача – свести их к минимуму. Любой ценой. По полю даже забегала Бэтси. Держа в руках два острых клинка, она, несмотря на свою тучную фигуру, двигалась довольно резво. Выскакивала на кабанов и успевала обрушить мечи на их спины. Ей хватало сил не только перерубить звериный доспех, но и их хребты. Очень быстро она заблестела в лучах солнца, и так же быстро померкла, покрывшись грязью.

Ансгар не отходил от меня ни на шаг. Парень грубо отпихнул меня назад, ближе к стене, и стал моей личной стеной. Нередко кабан прорывался в нашу сторону, и тогда он бежал к нему навстречу. Когда до кабана оставалось пару метров, Ансгар вставлял щит в землю прямо перед уродливой мордой. Кабан врезался в выросшее препятствие со всей дури валился набок, оставляя на земле след длиною в пару метров. Не внимая щита, юный правитель подбегал к упавшей зверюшке и колотил её булавной до тех пор, пока та не лопалась. Люди, обычные люди сейчас могли сделать гораздо больше, чем мы. Чем целое войско, закованное в кровавые латы. Я почувствовал себя беспомощным. Никчёмным, попавшим под опеку взрослого дяди, который точно знал – что и как делать.

– Инга, – голос Осси раздался так неожиданно. – Мне нужна тетива!

Я опустил взгляд на её руки. В ладонях она держала тонкую палку длинною метра полтора. Она вырастила из собственной крови подобие лука, для которого не могла найти тетиву. Воительница не могла сидеть без дела. И я больше склонялся к мысли, что сражения – её призвание. Она чувствует жизнь в битве. Забирая чужую жизнь, она осознаёт цену своей. И сейчас, в самый разгар, она не могла сидеть без дела. Ей нужно ворваться в гущу битвы.

– У меня есть одна идея, – сказал я.

Колонну нельзя было тормозить, поэтому я попросил Осси взять меня под руку. Надеюсь, получиться… Прыгая на правой ноге, левой рукой я схватился за ступню левой ноги, чуть выше пятки. Под моими пальцами доспех разошёлся в стороны, оголяя плоть. Было больно, и только я мог позволить себе такое ухищрение со своими запасами. Дальнейшее восстановление могло дорого стоить Осси по её запасам крови.

Со всей силой я сжал пальцы. Плоть поддалась, лопнула. Я сразу же нащупал держащуюся за кость сухожилию. Упругую, длинную. Обхватив её, я дёрнул рукой, срывая её с кости и вырывая наружу. Нога отдала жгучей болью, стиснувшей мои зубы до хруста. Ступня безвольно повисла, и я даже не мог ею пошевелить до тех пор, пока сухожилия целиком не восстановилась. Получилось вырвать длинный кусок – от пятки до колена. Хоть он и был испачкан кровью, но всё равно были видны переплетения сотни тонких мышц с белыми кончиками на концах, словно в руках у меня был огромный шнурок.

На ходу Осси выгнула древко будущего лука, а я натянул сухожилию на всю длину. Получилось не менее мерзкое оружие, чем тоже копьё из людской кости, булава из человеческого черепа, или секира из двух содранных лиц. Да и сомнения у меня были на счёт эффективности данного лука, но он показал себя не хуже нашего оружия.