Читать онлайн ♰ Наследники Черной Крови ♰ бесплатно
♰ "Пролог. Кровь алхимика"♰
О содержании произведения
Художественный вымысел
Все события, персонажи и описываемые явления в данной книге являются плодом авторского воображения. Любое сходство с реальными событиями, местами или людьми, живыми или умершими, является случайным.
Предупреждение о содержании
Данная книга содержит:
Элементы мистики и хоррора
Описание сверхъестественных явлений
Напряжённые психологические сцены
Темы древних верований и суеверий
Элементы фольклора и мифологии
Откровенные сцены
Описание насилия и жестокости
Возрастные ограничения
Материал не рекомендуется лицам младше 18 лет из-за:
Напряжённой атмосферы
Описаний пугающих событий
Психологически сложных ситуаций
Присутствия откровенных сцен
Тематики насилия
Автор и издательство не несут ответственности за возможные попытки воспроизведения описанных в произведении ситуаций или ритуалов. Книга является художественным произведением и не должна восприниматься как руководство к действию или отражение действительности.
Важно!
Описанные в произведении ритуалы, действия и события носят исключительно художественный характер и не должны восприниматься как руководство к действию или отражение действительности. Автор не пропагандирует и не поддерживает какие-либо религиозные или оккультные практики, упомянутые в книге.
Особые указания
Медицинское предупреждение
Описания болезней, травм и медицинских состояний в книге являются художественным вымыслом и не должны использоваться в качестве медицинских рекомендаций.
Психологическое предупреждение
Читателям с повышенной впечатлительностью, посттравматическим расстройством или другими психологическими проблемами рекомендуется воздержаться от чтения книги или читать её с осторожностью.
Автор ни в коем случае не пытается задеть чьи-либо чувства, не пропагандирует, не поощряет и не оправдывает какие-либо формы поведения, отношения, сексуальные практики или моральные ценности, описанные в данном произведении.
Текст может содержать элементы, которые могут быть восприняты как провокационные, оскорбительные или противоречивые. Однако, они включены в текст исключительно с художественной целью: для создания драматического эффекта, развития персонажей или исследования сложных тем.
Читатель несет полную ответственность за свое восприятие и интерпретацию содержания данного произведения.
Рекомендуется соблюдать осторожность при чтении, особенно лицам с повышенной чувствительностью или склонностью к негативным реакциям.
♰ "Пролог. Кровь алхимика"♰
“Наследники ♰ Черной Крови”
Юго-Восточная Европа, 1203 год
В подземелье, где время не текло, а сочилось сквозь каменные поры, словно вода сквозь сжатые пальцы, Виктор фон Грааль стоял перед алтарём, вырезанным из чёрного камня, привезённого с горы, с которой, по легендам, когда-то падали ангелы…
Он не молился, не просил, не взывал – он просто стоял, как стоят перед бездной, когда понимаешь, что уже не можешь отступить, потому что падение началось задолго до того, как ты шагнул вперёд. Он думал о бессмертии – не как о даре, не как о награде, а как о цене, которую платят не золотом и не кровью, а собственной сутью, тем, что делает тебя человеком.
И, глядя на кубок в своих руках, он знал: возможно, уже слишком поздно останавливаться. Его пальцы, бледные и тонкие, с синими венами, пульсирующими в ритме, не совпадающем с биением сердца, уже не принадлежали живому телу – они были чужими, будто выращенными в темноте, как грибы на трупе, и служили не ему, а чему-то более древнему, чем плоть, чем разум, чем само время.
Он чувствовал, что за ним наблюдают. Не глазами – тенями. Они стояли в углах, не отбрасывая собственных теней, потому что были не отражением тьмы, а её плотью, её дыханием, её голодом. Они не скрывались – они присутствовали, как присутствует боль в старой ране, как присутствует память о слове, которое ты произнёс вслух, но тут же пожалел. И они шептали не словами, а ощущениями – холодом, который не начинался с кожи, а всплывал изнутри, будто кто-то вылил лёд прямо в основание черепа. Привкусом железа на языке – не крови, нет, а чего-то старше, чем кровь, как если бы ты лизнул лезвие, на котором ржавела не влага, а воспоминания. Видением женщины с чёрными глазами, лежащей на алтаре, её грудь не дышит, но под кожей что-то движется, как будто в её венах не кровь, а живые символы, шевелящиеся как черви в земле, древние, как первые сны человечества.
И он понимал: она не жертва. Она – ключ, выкованный не из металла, а из тишины, из запрета, из того, что нельзя произносить вслух.
А он – не спаситель, не герой, не учёный. Он – замок, созданный, чтобы раскрыться только сейчас, только здесь, только ради неё.
И когда он это осознал, страх сразу исчез. Потому что страх – для тех, кто ещё верит, что может убежать. А он уже был глубоко внутри…
Он вспомнил, как нашёл её в пещере под Карловым мостом, куда пилигримы когда-то приносили детей, чтобы те коснулись стен, и забыли своё имя. Она сидела там, не шевелясь, с открытыми глазами, в которых не было ни страха, ни боли – только вечность, и сказала:
«Ты пришёл за бессмертием, но не знаешь, что оно уже внутри тебя – как червь в яблоке, как семя в чреве женщины. Ты не создашь его. Ты лишь позволишь ему выйти, когда придет время».
Он не поверил ей. Конечно, не поверил. Он был человеком формул, человеком весов, человеком огня под ретортой. Он хотел получить рецепт – точный, измеримый и воспроизводимый. Химические пропорции. Доказательства. Что-то, что можно записать в тетрадь, спрятать под замок, показать в академии. Но теперь, глядя на кубок, в котором чёрная жидкость медленно вращалась, как галактика, запечатанная в капле, он понял: он не алхимик. Никогда им не был.
Он – и есть ритуал. И теперь, когда он смотрел на готовое зелье, вращающееся, словно вселенная в утробе, он уже знал наверняка: он не будет пить это. Он просто вернется туда, откуда никогда и не уходил.
Он вспомнил свою мать, умершую от чумы, когда ему было девять, как он держал её руку, уже холодную, и шептал заклинания, выученные из запрещённой книги, и как вдруг, её глаза открылись – но, увы, в них больше не было его матери…
Был кто-то другой. Кто-то, кто странно улыбнулся и сказал: «Мы ждём».
После этого случая, он посвятил жизнь тому, чтобы найти, кто такие «мы», и победить смерть, но теперь, когда смерть ушла, он понял: он не победил её. Он лишь открыл дверь, за которой она была не одна…
Эликсир был готов. Девять капель её крови, слёзы распятого еретика, пепел святого, сожжённого за то, что он сказал: «Бог – это имя, которое мы дали своему страху», сердце ворона, умершего в полёте, и капля его собственной крови – последнее, что ещё связывало его с человечеством.
Он смешал всё под луной, которая в ту ночь светила не серебром, а тёмно-красным, как вино, разбавленное кровью, и произнёс слово, которое не имело звука, но разорвало тишину, как крик новорождённого.
Затем поднёс кубок к губам.
И в этот момент, словно прозрев – увидел всё.
Увидел, как его отец, богатый купец, убивал слугу за кражу хлеба, и как в его глазах, тогда вспыхнула радость. Увидел, как послушник в церкви целовал монахиню, и как его молитвы, следом превращались в стоны. Увидел, как женщина в борделе улыбалась клиенту, но в её сердце был только холод, и как её желание поистине было голодом, как у зверя, который забыл, когда в последний раз ел.
И в этот миг он понял: люди не боятся смерти. Они боятся того, что происходит до неё – не в агонии, не в боли, а в тишине, когда дверь закрыта, когда свет выключен, когда они остаются наедине с собой и делают то, что называют «ошибкой», но на самом деле, в эти минуты, они снимают маски и становятся настоящими. Они боятся не умереть. Они боятся, что их поймут. Что кто-то увидит, как они целуют чужую жену и чувствуют не вину, а триумф. Как молятся, чтобы умер враг, и слышат в ответ не голос Бога, а собственный смех. Как плачут не от горя, а от обиды, что не получили то, что хотели, и называют это «несправедливостью». Они прячут это под молитвами, под долгом, под любовью – но он теперь знал. Он чувствовал это, как запах пота под одеждой, как дрожь в руке, когда лжёшь близкому…
И он – теперь будет видеть всегда. Не глазами. Глаза врут. Он будет видеть изнутри, как видит корень, когда проникает в труп дерева и находит место, где началось гниение. Он будет знать, когда ты думаешь о том, чтобы ударить слабого. О том, чтобы солгать ради выгоды. О том, чтобы предать того, кто тебе доверяет. Он не станет судить. Он не станет наказывать. Он просто будет рядом, как тень, которую ты не замечаешь, пока не поймёшь: она движется не с тобой. Она движется за тобой.
И когда ты в следующий раз останешься один в комнате, и рука потянется к бутылке, к ножу, или к чужому телу – ты почувствуешь это. Холод в затылке. Ощущение, что кто-то уже знает твой самый темный секрет.
А он – теперь взгляд, который нельзя отвести. Это – не страх смерти.
Это – страх быть увиденным.
И Виктор выпил его.
Жидкость обожгла горло, как раскалённый металл, и пошла по венам, превращая их в русла лавы. Он упал на колени, но не закричал – его голос был сожжён изнутри. Он чувствовал, как его кости ломаются и перестраиваются, как кожа трескается, выпуская наружу узоры, похожие на корни, как зубы вырастают, превращаясь в клыки, как глаза лопаются, и на их месте появляется что-то другое – не для видения света, а наоборот, для видения тьмы – прямо в душах людей.
Виктор сегодня не умирал. Он пробуждался.
Когда он поднялся, в подземелье стало намного тише. Не потому, что тени исчезли. Они – ему поклонились.
Он подошёл к зеркалу, в которое веками смотрелись алхимики, чтобы убедиться, что он – все ещё человек.
В отражении – лицо. Его лицо. Но какое-то искажённое. Глаза – чёрные, как беззвёздная ночь. На лбу – спираль, выжженная изнутри, как клеймо. Но он совсем не испугался. Он улыбнулся. Потому что впервые за всю жизнь он понял, кем теперь поистине является.
Не учёный. Не маг. Не грешник.
Он – начало.
Виктор вышел на улицу. Город спал. Луна смотрела на него, как мать на ребёнка, которого боится…
Он пошёл по узким улочкам, и с каждым шагом чувствовал, как желания людей проникают в него – как аромат, как музыка, как голод. Он остановился у дома, где муж думал о том, как задушить жену. Виктор не вошёл внутрь. Он просто подумал: «Сделай это. Ты ведь хочешь». И через час из дома донёсся крик. А следом – гнетущая тишина. Потом – смех сумасшедшего…
Виктор не пил кровь грешников. Он заставлял её течь…
Затем, он вошёл в пустую церковь. Разбил крест. На алтаре вырезал спираль – символ, который не имел названия, но который видели во снах все, кто когда-либо предавал. Потом сел и начал писать. Перо скрипело, как когти по кости.
«Я сделал это. Я стал тем, кого боятся даже сны. Я не монстр. Я – истина, которую вы прячете под молитвами. Вы назовёте меня вампиром, но я не питаюсь плотью. Я питаюсь вашим грехопадением. Я не убиваю. Я помогаю вам стать теми, кем вы всегда хотели быть – свободными от совести, от стыда, и от лжи. Я – желание, ставшее плотью. Я – первый. Но не последний. Остальные придут. Те, кто пал с небес не за гордыню, а за любовь. Они не будут бороться за власть. Они будут ждать, пока вы сами откроете дверь, потому что каждый из вас носит в себе спираль. Вы назовёте это злом. Но это – эволюция. Я больше не Виктор фон Грааль.»
«И, отныне, я – Каин. Первый из Наследников. И я уже здесь. И я помню ваше имя… »
Перо выпало из его руки. Последнее слово осталось недописанным. На бумаге – клякса. Она растеклась, как будто живая, и приняла форму крыла. Через мгновение она исчезла. Но не испарилась. Она будто ушла. В следующее время. В следующее сердце. В следующую кровь.
Через три дня монахи нашли подземелье. Сожгли книги. Разбили сосуды. Но клякса не сгорела. Она просто не была найдена.
Говорят, она перешла в другую книгу.
В ту, которую ты сейчас держишь в руках.
И если ты почувствуешь, как в жилах что-то шевелится, как будто кровь вдруг стала тяжелее, как будто в твоих снах появилась женщина с чёрными глазами, – не пугайся.
Она пришла не за тобой.
Она пришла, чтобы просто напомнить:
"Ты уже один из нас…"
♰ "Город, где молчат совы"♰
Глава ♰ 1.
"За окном, в тумане, что спустился на Блэкхарт как погребальная пелена, завыли волки. Но это были не обычные волки…"
"…Софи улыбнулась. Впервые за много лет она не чувствовала страха. Только голод…"
Поезд остановился на станции Блэкхарт так тихо, будто боялся разбудить что-то под землёй.
Софи оторвала взгляд от окна, где за стеклом, покрытым инеем, расплывался мир в серых и синих тонах, и почувствовала, как что-то в её груди – не сердце, а что-то глубже, древнее – дрогнуло, как будто её тело узнало это место, первее, чем ее сознание.
Она не верила в предчувствия. Софи была по профессии – антропологом, человеком фактов, доказательств и логики. Но сейчас, в этом пустом вагоне, где даже эхо шагов не отражалось от стен, а будто наоборот, поглощалось ими, она впервые за долгое время интуитивно почувствовала, что логика, которой она так гордилась, та, что выстроила её диссертацию, её карьеру и её жизнь, – это лишь хрупкий мост над огромной пропастью…
Софи неспешно вышла из поезда, подхватив тяжелый чемодан. Ее приезд в этот город заключался в изучении смерти людей, но не как биологического процесса, скорее, как вербального. Она готовила вторую диссертацию по научной степени в области антропологии. И этот мрачный, разлагающийся город – был идеальным местом для ее исследований.
Воздух здесь был не просто холодным – он был тяжёлым, как вода, как атмосфера подземелья, как дыхание чего-то огромного, что спит под землей. Каждый вдох давил ей на лёгкие, будто Блэкхарт не впускал её, а втягивал, как лес втягивает падшее растение, чтобы оно сгнило и стало частью новых корней.
Над платформой висел тяжелый туман – не белый, не серый, а свинцово-фиолетовый, как синяк на коже мертвеца, и он не двигался, не колыхался, и не таял – он выжидал. Если присмотреться, можно было различить в нём очертания лиц, мимолётных, как отражения в грязной воде, и исчезающих, если на них смотреть слишком долго, но тут же возвращающихся, если отвести взгляд. Будто все они знали, что Софи приехала и будто все они – давно ждали её здесь – в этом проклятом месте.
Никто не встретил её. Никто даже не прошёл мимо. Станция была абсолютно пуста – не просто безлюдной, а вычеркнутой, как страница, на которой кто-то стёр всё, кроме одного слова: «ты».
Ни кассира. Ни носильщика. Ни бродячей собаки. Только рельсы, уходящие в туман, как вены в темноту, и старый указатель с облупившейся надписью: «Блэкхарт. Последняя остановка» – словно предупреждение, что этот город – не место назначения, а конец пути…
Звучало, как будто бы все дороги мира вели сюда, чтобы затем – просто исчезнуть.
Она подняла ручку чемодана и просто пошла пешком.
Дорога в город шла не через лес, а сквозь него, как будто он не был частью природы, а существовал отдельно, как что-то живое, затаившее дыхание. Деревья стояли слишком близко друг к другу, а их ветви сплетались в сплошной свод, не пропускающий свет.
Кора была чёрной, будто обугленной, но не от огня, а от времени, от чего-то, что высасывало из них жизнь, оставляя лишь пустую скорлупу. На стволах – виднелись узоры, вырезанные не руками, не ножом, а, казалось, самой плотью дерева – изнутри, как будто это были шрамы от древних ритуалов, или символы, которые не имели названия, но, сразу узнали её пальцы, когда она, коснувшись одного из стволов, почувствовала, будто читала эти символы на незнакомом ей языке, который Софи, казалось, забыла еще в утробе матери.
И ни одной совы.
Она знала, что в этом лесу раньше жили совы. Много сов. В старых дневниках сельского учителя 19 века упоминалось:
«Совы Блэкхарта – не птицы. Они – стражи. Они молчат только тогда, когда город готовится умереть».
Тогда она посмеялась с глупой легенды. Теперь – не могла.
Потому что они все – молчали.
И, это молчание было громче любого крика. Оно висело в воздухе как предчувствие, как приговор, как голос, который говорит не словами, а внутри нее, и она шла, ощущая, как каждый ее шаг, будто провоцирует лес. Как будто он знает, что она не должна быть здесь, и что её кровь – не та, которую можно пролить без последствий, что в ней есть что-то, что лес хочет взять себе, но боится…
Когда она вышла из темного леса, город лежал перед ней, как труп, прикрытый саваном тумана, дома – старые, с провалившимися крышами, и облезшими окнами, похожими на пустые глазницы. И улицами, вымощенными камнем, который, казалось, медленно дышал, поднимаясь и опускаясь, как грудь спящего великана. Как ни странно, не было ни одного фонаря, ни одного зажженного света в окнах, кроме единственной горящей вывески – тусклой, как уголь в пепле:
«Черный ворон» – название горело посреди всего остального туманного мрака, словно приглашение. Как будто, сам город выбрал для неё место, где она должна остановиться, где она должна что-то начать, где она должна была что-то вспомнить.
Она обреченно, без особого энтузиазма, вошла внутрь гостиницы. Дверь скрипнула, отворившись, но звук не отразился от стен. Он исчез, как будто его съели. Внутри царил полумрак, а в воздухе витал запах старых книг, плесени и чего-то сладковатого, как мед, вперемешку с запахом железа, который ассоциировался только с кровью.
За стойкой была женщина не понятной внешности. Не старая. Не молодая. Просто не такая, какой должна быть сотрудница ресепшена. Её лицо было слишком бледным, почти прозрачным, а глаза – слишком тёмными, как будто зрачки растеклись, поглотив белки. На ее шее красовался шрам. Не случайный и не от ножа. Шрам был в форме спирали, как будто его сделали специально. Как клеймо, или как символ, который Софи несколько раз видела в своих снах, но не могла нарисовать, потому что почти сразу его забывала, и ее рука, отказывалась его воссоздать на бумаге.
– Софи Лейн, – сказала женщина, не глядя в журнал и не поднимая глаз на прибывшую гостью, будто читала её не по документам, а по пульсу, по запаху, по тому, как её тень падает на пол.
– Антрополог. Приехала из Лондона. Два года назад вы написали диссертацию о культурных проявлениях массового истерического поведения в изолированных сообществах. Вы приехали за новыми исследованиями? Можете не отвечать. Вопрос – риторический. На самом деле, я думаю, что здесь – вы ищете себя.
Софи замерла в состоянии шока, а её сердце пропустило удар, и в этот миг она поняла, что всё, что она считала своей жизнью, своим выбором, и своей судьбой, – может быть лишь отражением чего-то большего, что идёт за ней, словно тень, которую нельзя сбросить.
– Откуда вы столько обо мне знаете?
Хозяйка улыбнулась. Не губами. Одними лишь глазами. А глаза улыбались не по-человечески, как будто из них смотрело что-то, что давно забыло, что такое быть человеком.
– Потому что вы уже были здесь. В ваших снах. С вашей кровью. С теми, кто пришёл до вас. Ваша бабушка, ведь, ни раз, тоже сюда приезжала. Она ушла. Но оставила что-то для вас именно здесь. Что-то, что ждало вас долгое время.
– Что же она могла оставить? Вся моя семья давно умерла. Я осталась совсем одна – ошеломленно, так и стоя с чемоданом в руке, сказала Софи.
– Вы скоро все узнаете. А пока – располагайтесь.
Странная женщина протянула ей ключ. Металл был холодным, но под пальцами Софи почувствовала, как он пульсирует, будто живой, словно чье-то сердце. И она вдруг поняла, что ключ не открывает для нее дверь – он ее просто впускает.
– Номер 13. На втором этаже. Не выходите на улицу после заката. Особенно – на луну.
– Почему?
Женщина наклонилась ближе. Её дыхание пахло ветром с кладбища, как будто она только что говорила с мёртвыми.
– Потому что она здесь. Голодная.
– Луна?
– Нет. Она. Та, что смотрит сквозь неё. Та, что ждёт, когда вы откроете дверь. Не дверь в комнату. А дверь, которая находится внутри вас.
Софи хотела спросить больше, но женщина уже отвернулась, исчезнув в тени, как будто её и не было.
И она пошла вперед, ступая по лестнице, ступени которой скрипели, но звук шёл не снизу, а из самих стен, как будто дом шепчет, не слова, а мысли, и она не могла разобрать их, но чувствовала: они о ней. О её страхах. О её желаниях. О том, что она делала в Париже с тем мужчиной, которого не должна была целовать. О том, как однажды, в детстве, она хотела, чтобы её мать умерла, и как в тот же день мать сломала ногу на лестнице…
Комната 13, внутри была почти пустой. Кровать. Стол. Окно. Но в углах – тени, которые не двигались, когда шевелился свет. На стене – старая карта города, но не обычная, а будто анатомическая. На которой вместо улиц были вены, а вместо площадей – сердца. В шкафу – пальто, которое явно не принадлежало ей. Чёрное. Длинное. От него пахло дымом и розами, и она знала, что оно принадлежит кому-то, кто был здесь до неё, кто ждал её, кто знал, что она точно придёт.
Она легла. Устала. Но сон никак не шёл. Только ощущение, что за ней наблюдают. Не из темного угла комнаты и не из зеркала, а из её собственных мыслей. И когда она наконец задремала, ей приснилось, что она идёт по лесу.
Только лес был не снаружи. Он был будто внутри неё. Деревья – её рёбра. Корни – ее вены. А в центре – алтарь. На нём – она. Но не она. Другая. С чёрными глазами. С улыбкой, которой не должно быть на нормальном человеческом лице.
– Ты опоздала, – сказала та. – Они уже знают, что ты приехала.
– Кто?
– Те, кто пьёт не кровь. Желания.
– Я не понимаю.
– Ты поймёшь. Когда он прикоснётся к тебе. Когда его тень не упадёт на землю. Когда ты почувствуешь, как твоё сердце бьётся не для тебя.
– Кто он?
– Тот, кто любил тебя до того, как ты родилась.
Софи резко проснулась от крика. Но это был не её крик. Кричал кто-то в лесу – душераздирающе…
Она подошла к окну. Луна висела над городом, как гниющий плод, светящийся алым. В ее бордовом свете, Софи разглядела ели-уловимые – движения. Тени. Явно не человеческие. Звериные. Но это были не просто звери. Что-то странное, похожее на оборотня, между волком и человеком. Их глаза горели, как раскалённые угли. Пасти – полные острых клыков, слишком много для одного рта. Они шли прямиком к городу. Казалось, что именно к ней.
Софи, повинуясь незримому порыву, спешно схватила куртку и быстро выбежала на улицу, не думая, не размышляя о последствиях, только с одной мыслью: бежать, и как можно скорее. И как только она пересекла границу, где заканчивался город и начиналась тьма, воздух стал еще гуще. Дышать стало физически больно. Ветки хватали ее за одежду, как руки, вплетались в ее длинные волосы. Земля под ногами пульсировала, как живая. А впереди – страшные звуки. Скользящие. Царапающие. Дышащие.
Она остановилась.
Они уже были вокруг, взяв ее в кольцо.
Шесть. Семь. Восемь… Глаза яростно горят. Пасти капают слюной, которая шипит, падая на мох. Волки, похожие на людей, не рычали. Они выжидали. Как будто знали: она никуда не уйдёт.
И в этот миг, когда один из них шагнул вперёд, не прыгнул, а просто шагнул, и в его глазах Софи прочла не ярость, не желание съесть ее, а скорее, почувствовать, она поняла, что её тело – не просто оболочка, а скорее – сосуд. Что-то в ней манило их, не страх, который она испытывала, а что-то другое, намного глубже, древнее.
В момент, когда он прыгнул в ее сторону, – откуда-то резко возникла яркая вспышка света. Это был не фонарь и не молния. Просто какое-то присутствие.
Человек возник между ней и волком. Высокий. В чёрном пальто. С лицом, которое нельзя было назвать красивым – потому что красота была бы слишком простой. Это было лицо, вырезанное, будто из самой ночи. Глаза – как два куска тьмы, в которых не было отражений. Волосы – ни чёрные и не белые, как крыло ворона, только светлее, словно пепел. Он не смотрел на волка. Он смотрел только лишь на Софи.
– Не двигайся, – сказал он. Голос – низкий, как звук колокола под землёй.
Волк разъяренно прыгнул.
И человек не двинулся с места.
Но волк остановился, застыл, прямиком воздухе. Как будто ударился о невидимую стену и окаменел. Потом просто упал. Мёртвый. Не раненый. Просто – выключенный.
Остальные в его стае – смирно стояли, будто ожидая команды вожака.
– Прочь, – сказал человек. Не крикнул, даже не повысил голос. Произнёс. Как приказ, вплетённый в воздух.
И они послушали его. Просто ушли. Не побежали, а медленно растворились в тени, как будто их никогда здесь и не было…
Мужчина медленно повернулся к ней и сказал:
– Ты не должна была выходить.
– Кто вы?
– Тот, кого ты уже знаешь. Просто ещё не вспомнила.
Она посмотрела на землю. Хотела убедиться, что он человек. Что у него есть тень.
Но её не было.
Софи подняла на него свой взгляд. Он улыбался. Не губами. Глазами. И глаза его, улыбались с какой-то внутренней, сложной болью.
– Меня зовут Каин, – сказал он. – И ты приехала сюда не для того, чтобы писать диссертацию. Это был лишь предлог. Тебя привел сюда зов.
– А для чего?
– Чтобы наконец проснуться. Время пришло.
Она хотела ответить, но в этот момент почувствовала – в груди, где-то под рёбрами, внутри нее – что-то шевельнулось. Как будто в её теле что-то пробудилось. Что-то, что ждало его голоса. Его взгляда. Его имени. И только услышав его и почувствовав, тут же откликнулось.
– Что со мной происходит? – прошептала она.
Он подошёл ближе, почти вплотную. Но не коснулся ее.
Софи почувствовала в своем теле – тепло. Или нет, скорее жар. Как от костра, который горит внутри тебя самого.
– Ты – последняя. Последняя с Чистой Кровью. Той, что может разорвать цепь, разорвать спираль. Что может убить нас всех. Или же, наоборот… стать нами.
– Я не верю в это.
– Ты уже веришь. Ты просто ещё не позволила себе вспомнить. Но совсем скоро, ты обязательно все узнаешь.
Он протянул руку. Не к её лицу. К её сердцу.
– Позволь мне показать…
Она испуганно отступила, делая шаг назад.
– Нет.
Каин замер, казалось, что даже разозлился…
– Ты скажешь мне «да» тысячу раз, прежде чем произнесёшь это слово в последний раз.
С этими словами, он просто развернулся и пошёл в лес. Не оглядываясь. А она стояла, будто прикованная цепями к этому месту и смотрела, как его фигура исчезает в тумане. В этот момент, Софи думала только об одном:
«Он не оставил тени. Но оставил что-то хуже, что-то внутри нее. Он оставил ее с вопросом, на который она сама боялась услышать ответ».
Когда она вернулась в гостиницу, дверь закрылась за ней не с щелчком замка, а с мягким, почти материнским вздохом, будто дом принял её обратно не как гостью, а как то, что давно было утеряно и наконец, снова возвращено.
В холле, где воздух висел неподвижно, как застывшая смола, хозяйка стояла у стойки, не шевелясь, и, даже не дыша, как будто её тело было лишь оболочкой для чего-то, что наблюдает изнутри. Ее глаза, неестественно тёмные, смотрели не на Софи, а внутрь неё, как будто читали не лицо, а пульс её души. Как будто она видела, как в глубине её сознания, под слоями памяти и отрицания, что-то древнее, что не должно было проснуться, уже встало.
– Я же просила не выходить после заката, – произнесла она, и её голос прозвучал не как человеческий, а как глухое эхо, поднимающееся из недр земли, из тех древних пещер, где в далёкие времена совершались ритуалы в честь существ, чьи имена запрещено было произносить вслух. – И уж тем более – на луну.
– Я не могла остаться, – ответила Софи. Её голос трепетал не от страха, а от ощущения незваного присутствия – будто слова рождались не в её сознании, а проступали сквозь него, как шёпот, начертанный на языке кем-то, кто уже видел грядущее в развёрнутом свитке судьбы.
– Он был там. Тот, кого вы называли… "Тем, Кто Ждёт"…
– Каин, – выдохнула хозяйка, и это имя осело в комнате тяжёлыми каплями расплавленного свинца. Не звук – а отпечаток в пространстве, как трещина на стекле, оставленная внезапным морозом.
– Он приходит не по желанию. Как прилив подчиняется луне. Как тень цепляется за пятку. – Её пальцы сомкнулись на краю скатерти, будто ловили невидимую нить. – Вы – магнит для его ржавых шестерёнок. Закон, написанный до вашего первого крика.
– Откуда… – голос спросившего рассыпался, как пепел от древнего свитка, – …он знает моё имя? – Последнее слово прозвучало слишком громко, будто вызвало эхо в несуществующих коридорах. На стене за окном дрогнула тень – слишком угловатая, чтобы принадлежать ветвям дерева.
– Потому что он знал тебя задолго до того, как ты родилась. Потому что ты – не просто обычная женщина, приехавшая из Лондона с ноутбуком и диссертацией. Ты – воспоминание, живущее в этой плоти. Ты – та, кто нарушила обет. Кто ушла. Кто оставила его в тени. И теперь ты возвращаешься, не зная зачем, но чувствуя, как что-то в груди тянет тебя сюда, как будто твоё сердце – не орган, а компас, указывающий на то, что должно быть полностью сожжено, или наоборот – снова возрождено.
Софи ощутила пульс в висках – не ритм сердца, а чуждое, мерное биение, будто её кровь отвечала на сигнал, пришедший из глубин времени, из тех пластов памяти, что старше языка и разума. Тело больше не принадлежало ей: оно слушалось голоса, древнего и безымянного, проснувшегося в тишине её костей. В эту секунду она поняла – всё, что она называла своей жизнью: выбор профессии, решение приехать сюда, даже её сомнения и страхи – не было её выбором. Это были отголоски, искажённые отражения в треснувшем зеркале. За ним – истина. Не просто скрытая. А непереносимая. Слишком тяжелая, чтобы удержать ее в разуме.
– Я не хочу быть частью этого, – прошептала она, смахнув ресницами подступающие слезы. – Я хочу быть просто собой.
– Ты и есть та самая, – произнесла хозяйка, и её голос, словно ветер, задевающий страницы древних книг, приобрёл оттенок горечи, направленной не к Софи, а куда-то вглубь веков, в туман воспоминаний, который она однажды впустила в себя. – Но ты упорно цепляешься за иллюзию выбора. Твоё «я» – не имя и не роль. Это печать, отлитая из обета, который ты нарушила. И, чем дольше ты будешь отрицать, кем ты была на самом деле, тем сильнее это проклятие врастёт в тебя, пока однажды ты не проснёшься и не поймёшь окончательно, что ты – давно уже и вовсе не человек, а лишь память, которая просто научилась дышать…
Софи поднималась по лестнице, и каждая ступень скрипнула не под ее ногами, а словно изнутри, будто дом оживал в ответ на её шаги, признавая не просто гостью, а нечто большее. Что-то, что несёт в себе не обычное тело, а проход, или дверь, как угодно…
Когда она вошла в комнату 13, дверь за ней закрылась не резко, а плавно, с глубоким, протяжным вздохом – будто стены вдохнули её, приняли и обняли. Воздух в комнате был плотным, даже насыщенным: запах свежих роз смешивался с горьковатым ароматом пепла. Так пахнет, когда сжигают не бумагу, а нечто живое, словно чью-то плоть. Как будто кто-то только что бросил в огонь письмо, вырезанное на человеческой коже…
Она села на край кровати, не снимая пальто, не нарушая тьмы. Свет не нужен – он давно стал излишним. В окне луна висела над городом не как небесное светило, а как открытая рана на ткани ночи – тускло-алая, плотная, будто кровь, застывшая на краю небосвода. В её свете тени на стенах не дрожали от порыва ветра и не плыли от отражений улиц – они двигались. Целенаправленно. Медленно. С собственным ритмом. Собственной волей. Будто ждали лишь одного – когда она закроет глаза. Чтобы шагнуть вперёд. Чтобы коснуться её плеча ледяным пальцем. Чтобы начать нашептывать ей что-то на языке, который никто не знал… Но который, она, уже начинала слышать. Не ушами, а изнутри. Где-то глубоко, в тех запечатанных отделах разума, которые помнят то, что человечество уже забыло.
На мгновение Софи закрыла глаза. И там, в темноте, она увидела:
Огонь. Алтарь. Камень, испещрённый символами, которые не принадлежат ни одному языку на планете, но которые её пальцы могли бы нарисовать, не глядя. Женщина в белом, с таким же как у нее лицом, но с глазами, полными вечности. Мужчина на коленях, с окровавленными руками, и лицом, которое она только что видела в лесу. И голос, который нашептывал странные вещи, который звучал прямо у нее в крови:
«Я клянусь – пока ты не вернёшься, я не умру. Я буду ждать. В каждой тени. В каждом сне. В каждой жизни, где ты родишься, я найду тебя. И если ты снова уйдёшь – я прокляну мир, чтобы он помнил твоё имя».
Она резко открыла глаза.
На подушке, в сантиметре от её щеки, лежало перо. Чёрное – не просто тёмное, а бездонное, будто вынутое из тьмы, предшествовавшей свету. Длинное, изящно изогнутое, оно не напоминало птичье – скорее, принадлежало чему-то иному, существу, чья плоть когда-то держала его, как память. Не выросшее. Вырванное. Как след последнего вздоха, застывшего в форме.
Она подняла его. Перо оказалось тёплым – не от её прикосновения, а само по себе. Тёплым, как будто в нём ещё билось что-то. Не сердце. Но отклик. Будто оно ждало её. Будто знало, что рука, коснувшаяся его, – не случайна. И в этом тепле не было утешения. Было признание.
И в этот миг, Софи поняла: на самом деле она не писала диссертацию. Она воссоздавала то, что было предрешено задолго до ее появления.
Каждая глава – не анализ, а ритуал. Каждая цитата – заклинание. Каждое слово – шаг к тому, чтобы скорее все вспомнить: Кто она и Кто он. Что они сделали. И чем они станут.
Она подошла к столу и открыла ноутбук. Экран загорелся не привычным светом, а глубоким, зеркальным отражением, будто стекло превратилось в поверхность тёмного озера. В нём не было её лица. Вместо него – женщина в белом. Те же глаза. Та же форма век. Но улыбка… нечеловеческая. Слишком широкая. Слишком точная. Как будто вырезана по канону, а не рождена эмоцией.
И та, в отражении, медленно кивнула. Не дрогнув. Не моргнув. С достоверностью ритуала. Кивок был не приветствием. Он был подтверждением.
Будто говорил:
– Ты почти дома.
Текст начал писаться сам:
«Глава первая. Город, где молчат совы.Они молчат, потому что слышат, как бьётся её сердце. Они молчат, потому что знают: она вернулась. И когда она назовёт его по имени, мир изменится. Не потому что он умрёт. А потому, что наконец пробудится.»
Она закрыла ноутбук. И легла в постель, не сняв даже одежды и не выключив свет. Потому что она теперь точно знала: сны теперь будут не её. А его…
И где-то в лесу, под алым светом луны, стоял он – Каин – и смотрел на город, где теперь молчат совы.
Он просто ждал, когда она наконец вспомнит, что любила его раньше, чем узнала своё имя, что предала его не из страха, а из жажды свободы, и что бежала не от него, а от самой себя, и что теперь, когда она здесь, ее бегство закончилось…
Это начало конца. Потому что ее возвращение – это не путь. Это признание. И, впервые за всю свою память, Софи – не боялась сна.
Потому что знала: теперь, когда она спит, на самом деле – она просыпается. И где-то глубоко, за рёбрами, где раньше было сердце, что-то древнее, что не должно было никогда пробудиться, – улыбнулось…
♰ "Химия распада"♰
Глава ♰ 2.
«Ты называешь это насилием? Я лишь даю тебе то, о чём ты молишься по ночам».
Дождь барабанил по крыше «Чёрного Ворона» ритмом похоронного м