Читать онлайн Острова луны бесплатно

В серии «Трилунье» вышли книги:

1. На тропе луны

2. В городах луны

3. Острова луны

Глава 1

Не та девочка

Всю жизнь, сколько Евгения Радова себя помнила, она мечтала выбраться из Дхоржа. Настоящей пленницей в родном замке она конечно же не была. Мама несколько раз грозила ей полным покоем на недельку-другую, но это было просто так, не всерьез, одни слова – все равно что обещания воспитательный знак влепить или ремня всыпать. Евгения могла свободно шастать по замку и окрестностям, куда только ноги занесут.

Фокус заключался в том, что выбраться из замка было нереально. Высоченный, теряющийся башнями в небесах Дхорж стоял на южном «роге» полумесяца, образованного бухтой с таким же названием. С трех сторон каменную громаду окружала вода, а с четвертой – тонкий перешеек соединял замок с материком. Кто-то могущественный и умелый потрудился над защитой перешейка от четырехмерников. От знаккеров, наверное, тоже. Проверить это Женька не могла – знаккером юная наследница Дхоржа не являлась.

Теоретически ей было можно болтаться по всей неомертвевшей части Трилунья. А практически – невозможно. Родители все сделали для этого. Потому что дочкина бездарность должна оставаться секретом. Ибо дочкина бездарность может опозорить маму и папу которые суть светила знаккерской науки и бла-бла-бла.

Поэтому когда Клариссу Радову отправили в «Клыки Океана», Евгения Радова от противоречивых чувств, охвативших ее четырнадцатилетнее существо, чуть не разорвалась пополам – с одной стороны страшно было представить, как мама сидит в холодной башне в полном одиночестве. С другой… с другой… откуда-то из большого мира на нее повеяло воздухом свободы. Женька махнула на все рукой и зацепилась за возможность легально смыться из Дхоржа с теткой Эррен. А потом – из «Стража Глубин» на Однолунную Землю в сомнительной, но очень интересной компании Диймара Шепота.

И снова оказалась практически взаперти в доме сестры.

О том, что на поиски карты Евгения не едет, ей сообщил Арно Резанов.

В тот дурацкий день сначала Диймар Шепот довел девочку до слез, утверждая, что она не бездарь, а просто лентяйка, и пытаясь научить ее знаку притяжения. Нет-нет, не того притяжения, что между парнями и девушками, а попроще – когда лень за чаем на кухню идти, например. Арно вызвал тайфун на себя и освоил злополучный знак, попутно пообещав Диймару морду разбить. Идея в общем-то ничего себе.

Потом вся компания как сквозь землю провалилась почти до глубокой ночи – и Карина, с утра ушедшая покупать куртку (без сестры!), и парни. Объявились они всей толпой, только когда Женька уже почти совсем залезла на стену от беспокойства и собралась на поиски. Ага, в незнакомом городе в чужом мире… слабоумие, как говорит сестра, и отвага! К счастью, вернулись целые и невредимые. К огорчению – с сообщением, сводившимся к: «Аты, Евгения Радова, сидишь тут и не путаешься под ногами».

Конечно, она выказала сестрице все, что накипело. Или почти все. Потому что пришлось сматываться быстрым бегом в комнату и реветь в подушку.

Опять взаперти. Опять с клеймом «бездари бесполезной». Надо будет при случае глубину комнаты заблокировать, чтобы с утешениями не лезли.

Хотя дождешься от них утешений, как же. Собираются в путь, а на Женьку плевать хотели. Ничего нового, ничего непривычного.

Скрипнула дверь. Обыкновенная, трехмерная, покрытая облупившейся голубой краской. Без стука, как правило, заходила только Каринка. Тоже привыкла неделями жить одна в пустом доме. В сущности, общего у сестер – бездна безлунная. Только младшая одинока в пустоте, а старшая – в толпе.

– Женьк, это все не нарочно, – начала Карина с порога. В голосе не звучало ни граммульки извиняющейся интонации. Что не удивительно – где сестренка, а где извинялки? В разных витках миров, ага. – Документы – дело сложное. Особенно для людей, которых как бы и не существовало раньше на нашей Земле. Раз уж так получилось, то вылезай из подушки и давай поговорим, как ты тут без нас жить будешь. Надеюсь, что недолго.

От такой «любезности» Евгения прямо подпрыгнула.

– Вот спасибо, любимая сестренка…

– Ой, да нет, – слегка покраснела и закусила губу Каринка, – «недолго» не в смысле «скоро умрешь». Просто мы можем оставить тебе совсем мало денег. Вот я и надеюсь на наше скорое возвращение. Или на то, что ты образумишься и попросишь Марка, то есть Льва Однолунной Земли, проводить тебя по тропе домой.

– Угу, или я заберу свои документы у этой, как там Резанов говорил? Ольги Ларионовой. И присоединюсь к вам. По тропе через Трилунье или еще как угодно.

– Ну, на крайняк, да… – вздохнула сестра.

– Ах, на крайняк, – Евгения почувствовала, что закипает, – то есть если деваться станет некуда?!

– Аа-аррргрррх! – У сестры то ли аргументы закончились, то ли терпение, то ли тупо свободное время. Ее симпатичная, копия папиной, физиономия вдруг «поплыла», вытягиваясь вперед. Девочка-Карина вздернула губу, но зубами клацнула, прерывая собственное рычание, уже настоящая волчица.

Мрак безлунный, а ведь страшно! Евгения застыла, таращась в моментально пожелтевшие глаза своей сестренки-монстренки. Та же вернулась в человеческую форму так быстро, словно и не было превращения, так, померещилось.

– Женьк, не трынди попусту, – примиряющимся тоном произнесла она. – Времени мало, у меня голова кругом идет. Будь человеком, не добавляй проблем, а?

– Ну…

Быть человеком Евгении Радовой всегда хорошо удавалось. Хорошим таким, понимающим все и – да! – старающимся не доставлять проблем человеческим детенышем. Бездарным. Нет, об этом лучше сейчас не думать…

– Так вот… – В руках сестренки появились какие-то зеленые бумажки. – Это не монеты, но самые настоящие деньги. Они называются «купюры». Смотри, каждая такая бумажка равна тысяче рублей. Всего их тут десять.

– Сколько? – Цифра была пугающая. – Ты же сказала, что их мало.

– А это и есть мало. – Карина усмехнулась, но по-хорошему. – Один рубль – это… э-э-э… не, не так. Сто рублей примерно равны одному серебряному полумесяцу. Я честно сравнивала их покупательские способности.

– А, вот оно что. Сколько тогда здесь? Сейчас посчитаем. В тысяче сто, ой, нет, десять раз по сто.

Сестра сморщилась. Уже не по-хорошему.

– Не тупи, а? Десять купюр по тысяче рублей. Каждая равна десяти сторублевкам или десяти полумесяцам. Десятью десять это сколько? Сто. Получается сто серебряных или один золотой полумесяц.

Это утешало. Если сильно не шиковать, то на такую сумму можно было неделю кантоваться на средненьком постоялом дворе. Или недели три-четыре в бесплатном жилье. Как раз Женькин случай. Каринка тем временем продолжала:

– Я помню, что пятьдесят полумесяцев равны луне, а четыре луны, в свою очередь, полнолунию. Но здесь такими подсчетами никто не занимается. Есть устаревшие названия типа «полтинник» или «четвертак», но они не официальные, скорее как прозвища, что ли.

– Понятно, а…

– Погоди, я еще не все. Из кухни можно в подвал спуститься, там куча банок со всякими помидорами и компотами. Ларик, то есть тетя Лариса, таким не заморачивалась, а вот Митькина мама была мегамонстром в плане консервирования. Помидоры-огурцы-патиссоны ее, а фрукты-ягоды из нашего сада. Но делала тоже она, так что не отравишься. Лопай, не стесняйся. И еще, у тебя не куртка, а фигня какая-то. Здесь ты в ней замерзнешь.

С этими словами Карина выудила из глубинного мешка рыжую меховую куртку с черными кожаными рукавами. Чуточку слишком… броскую, но теплую и красивую.

– Мне в пуховике проще путешествовать будет, – сообщила Евгении сестра. – Ты извини, куртку, правда, порвать пытались, но я же не совсем безрукая, – пять минут, и мех как новый.

– Могла бы и не говорить. Думаешь, я бы заметила? Не-а… – Женька на секунду зарылась носом в теплую щекочущую рыжину.

– Да ну, так вышло бы нечестно. – Карина засмеялась.

На секунду они стали самыми настоящими (хотя они такими и были!) сестрами, которые менялись шмотками и готовы были поддержать друг друга. Это ощущение задержалось на остаток вечера, пока Карина инструктировала ее, как связаться с DeepShadow, где искать льва Марка и еще по ста пятидесяти пунктам, которые казались ей важными.

Но в первый же день после отъезда Карины, Диймара и Арно ощущение девчачьего братства, то есть сестричества, утонуло в океане одиночества. В какой-то момент Евгения была готова кинуться к Марку, умоляя забрать ее в дом, где, кроме него и ликантропа Киры, жили ребята-четырехмерники. Но удержалась. Спасибо, уже побыла одинокой в целой школе ритуалистов, по совместительству – родном доме. Пора в свободное плавание.

Свободное плавание Евгения начала с рейда по шкафам теток и сестры. У нее не только куртка, но и вообще вся одежда была слишком явно «из другого мира», где не только мода иная, но и зима теплее.

Размер одежды у них с сестрой был один. Девочка нацепила простые штаны и черную облегающую кофточку без единой лишней детали и почти без рукавов. Этот комплект звался «джинсы и футболка» и являлся чуть ли не местной всеобщей униформой. И не зря – как-то сразу стало видно, что у нее большие, светлые глаза.

Да и стрижка «заиграла» совсем по-другому. Женька осталась довольна своим видом. Вот только украшение бы добавить. Лучше всего – броское и яркое.

С побрякушками у Карины была не просто беда, а глобальная катастрофа. Вернее, последствия катастрофы – полный вакуум. А как насчет тетушек?

Комната тети Ариссы оказалась единственным помещением в доме, защищенным от вторжений на глубинном уровне. Сюрприз-сюрприз. Ну ладно, разобраться с блокировкой время будет. Что же отыщется у Ларисы, или Ларика, как говорит сестра?

Ларисин гардероб оказался еще большей катастрофой, чем Каринкин. Какие-то невнятные бесформенные свитера – прямо трилунские арестантские робы, те же джинсы-футболки да пара скромных платьев. Да уж, вряд ли тетка добавляла симпатичные украшения к такой унылой одежде. А ведь только они и могли спасти положение.

Евгения со вздохом закрыла шкаф.

И снова открыла. Что-то было не так.

Ну конечно же! В трехмерке стены выглядели совершенно обыкновенно. Их глубины же были необычными – неравномерными. Как будто соты – граница между ячейками глубиной в пальчик, зато сама ячейка – аж в два Женькиных кулака. Дураком надо быть, чтобы таким удобным отклонением от нормы не воспользоваться. А незнакомая тетя Лариса дурой наверняка не являлась.

В тринадцати из тридцати трех глубинных ячеек лежали роскошные трилунские украшения. По одному на углубление. В основном браслеты – крупные, изящные и одновременно массивные. Откуда в более чем скромном запущенном доме могли взяться такие сокровища, Евгения предпочла не думать. Почти все украшения были четырехмерными механизмами. Такими же, как зраки – может воспользоваться любой плоскарь (или любая бездарь, хм), если знает, куда нажимать. Евгения не заинтересовалась браслетом-несессером и браслетом для связи – так же как местные «телефоны», его следовало заполнить контактами с аналогичными браслетами. Подумала и не стала трогать браслет-оружие, но решила в ближайшем будущем разобраться, как он работает.

Женька уже остановилась было на единственном в этой коллекции обычном украшении – широкой цепи из черного золота с Юголика. Обычном в том смысле, что никаких глубинных секретов цепь не хранила. Девочка уже собралась закрыть шкаф, как вдруг что-то внутри подсказало не торопиться.

Она тщательно обшарила внутреннюю стену, особенно углы. Действительно, интуиция не обманула. Браслет словно сам скользнул ей в руку из тридцать четвертой глубинной ячейки. Он тоже был четырехмерным механизмом, но Женьке не хватило ни знаний, ни чутья, чтобы активировать его. Да и мрак с этой активацией. Украшение было неописуемо прекрасно.

Как большинство трилунских браслетов, этот охватывал руку дважды символической лентой Мёбиуса. Неведомый мастер сделал его из очень светлого золота, точнее говоря, Евгения не была уверена, что правильно определила металл. Просто мысленно назвала «золотом» по привычке. Впрочем, металл был едва виден под россыпью камней разных размеров и оттенков бирюзы. На миг даже неуютная обшарпанная комната тетки Ларисы словно осветилась и стала похожа на какой-нибудь Лунный зал во дворце Второго города луны, вознесенный высоко в небо над сине-зеленым морем и белыми цветами трилунского юга.

Секундное наваждение не успело рассеяться, а девочка уже щелкнула застежкой. Украшение на ее худенькой руке смотрелось одновременно и чужеродно, и так, словно в отчий дом вернулось.

Сестра конечно же не оценила.

– Сними сейчас же! – заорала Каринка с монитора компьютера.

«Скайп» порядком напоминал связь через зраки, только примитивную как с точки зрения технологии, так и с точки зрения эстетики общения. На мониторе образ сестры казался далеким и расплывчатым.

– И не смей его трогать, иначе я руки тебе оборву! – верещала Каринка.

Ну да, как же. «Скайп» для таких действий не годится. Зраки, кстати говоря, тоже. Но побесить сестренку – святое дело.

Только она не взбесилась. Сестра вышла на очередной сеанс видеосвязи через два дня, и была она ужасно грустная и усталая. Но все равно красивая и до невозможности похожая на папу. Ну вот как это так? Говорят же, что дочь в отца всегда счастливица, но никогда не красавица. А с Каринкой вышло наоборот.

– Жень, будь человеком. Сними побрякушку.

Евгения к тому времени так офонарела от сидения в одиночестве, что обрадовалась звонку. А от новости о том, что Карина, Диймар, Арно и Гедеминас отправляются в Трилунье, чуть сама на тропу не кинулась. Остановилась только потому, что сообразила: если она придет туда из Третьего города луны, а остальная компания – из Второго, то между ними проляжет целый континент, который ей не пересечь. Она даже из города-то не выберется, мигом сцапают и доставят в «Страж Глубин». Вернее, по всему выходило, что отправят девочку в Дхорж. Карина сказала, что Женькина мама на свободе. То ли ее выпустили, то ли сама себя выпустила, с нее станется.

– Нет, – решительно заявила Евгения не то Карине, не то себе самой, – домой я не собираюсь. – И попросила сестру: – Ты свяжи меня с этим вашим львом Марком и так далее. Поживу сама по себе. Только ты мне почаще звони! Мне страшновато.

Если честно, страшновато становилось при взгляде на сестру – обычно такая нахальная и резкая, она сейчас была совсем другая. «Другая Карина» то ли улыбнулась, то ли поморщилась и потерла лоб рукой взрослым жестом.

– Конечно, Жень. Только умоляю, не таскай браслет куда попало. Меня бесит – это полбеды. Тебя могут ограбить и убить из-за него. Не дури, ладно?

Женька, конечно, тут же сообщила сестре, что дурой отродясь не была. Но как только Карина прекратила сеанс связи, почувствовала страх. Как малышка, честное слово! Вдруг как-то навалилось ощущение пустого и гулкого, как замок (хотя куда ему до замка!), старого дома. И полезли в голову какие-то идиотские мысли о застенниках и камерниках[1]. А что? Они вполне могли притащиться вместе с бабушкой Алессандрой, когда она забрала младших дочерей и обосновалась на Однолунной Земле. Отгоняя детские страхи, Женька нажала на изображение телефонной трубки на экранчике этого самого «смартфона».

– Ты же будешь во Втором городе луны? – спросила она у Каринки, чтобы хоть что-то сказать и разогнать тишину комнаты.

Та только угукнула в ответ.

– Перед праздником Смены лет начнется парад лун, тогда будет видно только Львиную луну. – Женьке хотелось в очередной раз обругать сестренку, а может, зарыдать: «Ну возьми меня с собо-о-ой». – А сейчас можно увидеть все до одной, даже Драконью. Они выстраиваются на небе, как по линеечке. Слазай на какую-нибудь башню, погляди. Все, пока.

Едва она отключилась, как телефон завибрировал и выдал трель. Снова Карина? Но женский голос в трубке был ей незнаком:

– Евгения Радова?

Она кивнула, потом, сообразив, что собеседница ее не видит, выдала сдавленное «да».

– Я Леля, – коротко представилась та, – выйди на улицу. Не в сад только, а за калитку. Сюрприз будет.

Выйти? Это шло вразрез как с Каринкиным «не дури», так и с обещанием не убиться, которое Женька дала Диймару Шепоту. Но все же именно Леля должна была обеспечить ее земными документами.

– А как ваше полное имя? – осторожно спросила девочка. – Ольга Ларионова, – отрывисто сообщила женщина в трубке. – И Арноха, то есть Арно Резанов, просил передать, что ты все же не лентяйка, а настоящая бездарь. Но с учетом четырехмерки это совсем не беда. Пароль, что ли?

– Нет…

Ни о каком пароле они не договаривались, но слова Ольги Ларионовой напрямую отсылали к тому самому разговору, когда Диймар Шепот обозвал Женьку лентяйкой, а Арно вмешался. Что ж, если вышедшая на связь женщина действительно была Лелей, знакомой Арнохи…

Женька понеслась к выходу сломя голову. Притормозила, чтобы сдернуть с вешалки Каринкину куртку и сунуть ноги в свои сапожки.

Она выскочила в сад и чуть не завизжала. Холодно-то как! Вот и сиди безвылазно в доме. За пару дней забыла, какая морозная зима в этом витке миров. Ночь уже окутала городскую окраину и наступавший на нее темный хвойный лес. Ветки поскрипывали от мороза, но в целом тишину эти звуки не нарушали. А нарушало ее легкое стрекотание – словно стрекоза, перепутав сезон, выпорхнула на прогулку.

Дорожку от крыльца до калитки никто, разумеется, не чистил. Евгения тут же провалилась в снег по колено, черпнула его сапогом.

– Мрак! Ах ты ж, мрак безлунный! – ругнулась она и, увязая, но вприпрыжку, порысила на улицу.

За калиткой было безлюдно. И снегом засыпано – поменьше, чем в саду, но по середину голенища как минимум.

Источник звука завис прямо напротив калитки, на высоте примерно Женькиной макушки. И выглядел он, как будто две дощечки соединили крест-накрест и на конец каждой посадили по пропеллеру. Всего вертушечек получилось четыре – вроде тех, что цепляют на воздушные кареты для красоты.

– Ух ты! – Она потянулась за механизмом, намереваясь схватить за самое перекрестье, чтобы пальцы не попали в лопасти. Но летающая штуковина оказалась проворной и маневренной – легко вильнула в сторону и направилась себе вдоль улицы, но, по счастью, не в сторону леса, а туда, где желтым горели фонари.

Может, и глупо было бежать за механической штуковиной, как за волшебным клубочком, но ноги уже несли сами – мимо соседних домиков, в том числе и мимо того, который Арно просил обходить стороной. Типа раньше он принадлежал его отцу, а теперь его оккупировали местные знаккеры. По силе и мастерству не чета трилунским, зато вредные.

Улочка упиралась в более широкую дорогу. Видимо, временами по ней ходил местный транспорт, потому что на черном, покрытом трещинами покрытии не было снега. А с противоположной стороны ей уже махала высокая женщина в черных штанах и куртке.

– Леля? – спросила Женька, в три прыжка преодолев проезжую часть.

– А ты Евгения? – На вопрос вопросом, но с явной нехваткой вопросительной интонации ответила та, не опуская руку. Летательный аппарат легко приземлился центром ей в ладонь. – На, держи.

И открепила от центра конструкции небольшой плоский пакет. В пакете обнаружились две тоненькие книжечки, содержащие примерно туже информацию, что и трилунские личные свитки. Только не совсем правдивую, ясное дело.

– Спасибо, – от души поблагодарила Женька, – замечательная штуковина. Я бы не догадалась, что к ней приклеены блокнотики.

– Эти «блокнотики» называются паспорта, – криво усмехнулась Леля. Она пытливо всматривалась в девочку круглыми ясными глазами, по-птичьи склоняя голову набок. И вдруг словно решилась на что-то и выпалила: – Ты совсем одна в нашем… мире? И ничего не знаешь о нем?

– Н-ну-у… Арно мне объяснял… и Карина…

Леля насмешливо сощурила круглый глаз:

– Ах, Арно и Карина. Тогда за тебя можно не волноваться, не пропадешь. Минут двадцать. – Она поглядела на часы и шумно вздохнула. – Слушай, Евгения, у меня со временем не то чтобы совсем свободно, но… Короче, тут в десяти минутах ходьбы есть отличное кафе. Пойдем-ка посидим и поболтаем о жизни. Если ты не против, конечно.

Женька была «за». Всеми своими начинающими зябнуть конечностями.

Глава 2

Все как у людей

– Значит, ты у нас пришелица из иного мира, – сказала Леля, снимая куртку и ловким прицельным броском отправляя ее на вешалку

– Угу

Женька повторила ее фокус почти так же успешно. Во всяком случае, ее лисий наряд на пол не упал. И то хорошо.

Девушки устроились за ближайшим столиком. Он оказался рядом с очагом, похожим на гибрид кухонной печи (только маленькой) и камина с поправкой на местную архитектуру. Но главное, что он работал, – огонь горел, в трубе что-то негромко гудело. Именно благодаря живому огню в кафе с милым названием «Блины-оладушки» было удивительно уютно.

Столы, стулья и скамейки-диваны выглядели потемневшими от времени. Впрочем, Женька, сама не понимая как, почувствовала, что на самом деле они были искусственно состарены. Надо же. В Трилунье старых вещей всегда было гораздо больше, чем новых, особенно предметов обстановки. Оно и неудивительно – уничтожить дерево считалось если не преступлением, то крайне дурным тоном. Всего несколько веков назад дела обстояли иначе. В те времена мастера-четырехмерники создавали исключительно прочные столы, кресла – да все, что душа пожелает. Новых, современных деревянных вещей было крайне мало, но надобности в них и того меньше.

Девочка с любопытством вчиталась в меню. В принципе, ничего сверхнеобычного – пироги-блины-чай-кофе и тому подобное. Грушевый рулет, что ли, попробовать?

– Знаешь, я с отцом Арнохи работаю почти десять лет. – Леля оперлась локтями о столешницу, подбородком – о сцепленные кисти рук. – Когда узнала о знаккерах, восемь лет назад, то думала, что с ума сойду. Но человек – стойкое существо, ко всему адаптируется. Вот я и привыкла жить и работать среди колдунов. И даже командовать ими. На днях вот с существованием оборотней смирилась. И даже параллельный мир восприняла уже как что-то такое, нормальное. Поэтому подозреваю, что тебе не психологическая помощь нужна, а чисто практическая, правильно?

– Угу.

Уверенности в том, что «правильно», у Женьки не было. Но она закивала. Типа согласилась.

– А ты знаккер? – продолжала расспрашивать Леля.

– Не. – Надо же, видимо, следовало смотаться в другой мир, чтобы на вопрос «кто ты» спокойно, не увиливая, отвечать правду. – Мама с папой крутые знаккеры, а я так, бездарь. Ну, то есть не совсем… я, как Арно, четырехмерник. Но для родителей это ничего не значит. Не в состоянии обучиться знакам, значит, бездарь.

– Погоди, не стрекочи. – Леля, в точности, как иногда делал Арно, выставила вперед руки, словно закрываясь от монолога Евгении. – Мне твои страшные-ужасные обиды на родителей ни капли не интересны. Да и тебе, скажем честно, тоже теперь не до них. Не здесь и не сейчас, во всяком случае.

Она задумчиво уставилась на девочку своими круглыми, блестящими, совсем как у большой птицы, глазами.

– Простите за ожидание! – К ним подпорхнула официантка, с виду едва ли старше Женьки. Толстая темная коса была красиво перекинута через плечо. Девушка отбросила ее за спину, взяла на изготовку крошечный блокнотик и карандашик. – Вы готовы заказывать?

– Да уж какое там ожидание, – развеселилась Леля. – В столице порой несчастный бизнес-ланч дольше ждешь. Мы готовы заказывать. Я-то уж точно. Жень?

– Я? А… да. Мне грушевый пирог, то есть рулет. Пожалуйста. И чай.

Леля быстренько распорядилась насчет своего заказа. Официантка испарилась.

– Если разобраться, ты счастливая, – задумчиво сообщила Леля Женьке.

– Да? Жаловаться мне, конечно, не на что. Но с чего ты так решила? – незаметно для себя перешла на «ты» девочка.

– У тебя появилась возможность не только мир посмотреть и себя показать, но, прежде всего, на себя посмотреть. Понять, что ты такое и на что в этой жизни годишься. Понимаешь, о чем я?

Женька только кивнула. Сама недавно об этом размышляла. А толку? Пока что без пинка даже из дома выйти трусила.

Девушка с косой притащила поднос, нагруженный пирогами и чаем, так быстро, что Женьке стало ясно, почему она извинялась за ожидание.

– Спасибо, Катя, – поблагодарила Леля, глянув на значок с именем на переднике официантки. – А можно поинтересоваться, в чем причина такой, – она хихикнула, – катастрофической задержки? С приемом заказа, я имею в виду.

Та вспыхнула, затеребила косу:

– Пожалуйста, извините…

– Да нет же, никаких проблем, – уже откровенно рассмеялась Женькина сотрапезница. – Я просто любопытствую.

Катя тут же расслабилась.

– Моя коллега уволилась, и я временно одна на два зала, – объяснила она, – но мы ищем персонал. Скоро все будет отлично, честное слово!

– А что с коллегой стряслось?

– Замуж вышла и уехала.

– Замуж… да, это многое объясняет. Спасибо, Катя, удачи вам, ждем через полчасика со счетом.

Та улыбнулась и растворилась в полуосвещенном, а оттого еще более уютном зале.

– Вот! То, что тебе надо сделать, – торжествующе возвестила Леля.

– Что? – опешила Евгения. – Замуж выйти?

– Фи, девушка, что у вас на уме? На работу устроиться! У тебя на родине в Трилунье кафе существуют? А в них соответственно официантки?

Женька закивала. Кажется, к концу этого чаепития у нее голова отвалится. Или, как минимум, шея треснет.

– Тогда в чем проблема? На дуру ты не похожа, а большего для такой работы и не требуется.

– Ну, я не знаю. В Трилунье мне закон не позволяет работать, мне еще шестнадцати не исполнилось. И пятнадцати тоже.

Леля снова засмеялась, на этот раз торжествующе.

– А ты загляни в свой паспорт, – сказала она.

Евгения так и сделала.

– Ого! – Согласно документу, ей было шестнадцать лет. – Получается, в наших мирах разрешается работать с одного и того же возраста?

– Ага. Без согласия родителей, заметь. – И тут же, нимало не стесняясь посетителей «Блинов-оладушек», завопила мелькнувшей в проходе Кате: – Катя! Подойдите к нам, вы нам нужны!

Та подбежала слегка напуганная, но готовая встретить лицом к лицу любой каприз клиентки.

– Скажите, – заговорщически обратилась к ней Леля, – а на месте ли ваш грозный повелитель кадров? А то моя подруга изъявила желание пройти собеседование. И паспорт у нее с собой.

– Значит, два рулета с шоколадом и один мясной пирог. Один черный чай с лимоном, один зеленый и двойное какао с ванилью, все правильно? – Женька залихватски пристроила карандаш за ухо, дождалась вялого «ага» от клиентки и чуть ли не вприпрыжку кинулась на кухню. Шоколадные рулеты были готовы еще с раннего утра, но мясные пирожки повар Лиза пекла по требованию.

А у жителей Однолунной Земли умение ждать было примерно сто тридцатым в списке полезных жизненных навыков.

– Зачем ты сама к этому столику пошла? – сердито зашептала Катя, налетев на Евгению в дверях кухни. – Девки мутные, на драку нарваться любят. Тебя, между прочим, такими взглядами проводили, что… ух!

– А, то-то у меня на пятой точке джинсы задымились, – хихикнула Женька.

– Досмеешься ты, Женечка! Ты в одиночку даже с этой красоткой Светкой, той, что блондинка, не справишься. Не то что с жирухой… как ее там, не помню. Они вообще-то мелкие совсем, восьмиклашки. Но если заведут «пошли выйдем», то лучше кричи, зови на помощь.

– Надо же… и здесь такие есть…

– Где «здесь»? – хихикнула Катя. – Ты иностранка, что ли?

Евгения не ответила. Вспомнила Маору Вереск и ее компанию девиц. Попадаться им на пути определенно не стоило. То есть ее, Евгению, девочки вежливо игнорировали при редких встречах – как-никак, дочка самой госпожи знаккера Радовой. Да и верили, наверное, что она ввиду невероятной крутизны учится по особой программе, отдельно от остальных. Но те школьницы, что были рангом пониже, старались не привлекать к себе их внимания. Женька приоткрыла дверь для персонала и оглядела зал. «Опасная» компания сидела за первым же столиком – можно не выходя поставить поднос с заказом. Так бы и сделала, если бы не строгие правила, установленные хозяйкой кафе. Светлана и ее подружки – толстая, точнее, здоровенная, похожая на борца девица с крашеными в непонятные, но констрастирующие друг с другом цвета и вторая, смахивающая на больную моль, кашляющая худышка – перешептывались, пихали друг друга локтями, посмеивались и то и дело оборачивались.

Женька проследила за взглядом Светы, когда та совершила очередную попытку свихнуть себе шею.

И чудом не выронила поднос. Ну то есть не чудом, а благодаря крошечной ширине коридорчика и практически нулевой глубине стены.

Соседний с девчонками столик пустовал – Катя пока не успела убрать с него посуду. А сразу за ним у окна расселась еще одна троица. И Женька готова была отдать обе руки на отсечение, оба уха на отгрызание и обе ноги на оттаптывание, что Светлана и ее подруги ломали глаза о длинноволосого парня в белом свитере.

– Ты заказ приняла? – спросила Женька у коллеги, сопевшей ей в затылок и, казалось, позабывшей о работе. – Вон у тех.

– Н-нет, – промямлила Катя. – Тогда считай, упустила свое счастье, иди столик освободи… И корм-питье этим ужасно опасным девочкам сама принеси. – Она чуть ли не бегом метнулась к цели. – Готовы заказывать? – И вынула карандаш из-за уха.

Поскольку Женька-официантка стояла на ногах, а посетители сидели на… стульях, то проговорить заказ они могли, только глядя на нее снизу вверх. Три пары глаз, разных, но чем-то неуловимо схожих, уставились на нее. Зеленовато-серые у угловатой девчонки лет пятнадцати. Темно-коричневые, почти черные, у худого парня чуть старше с короткими и всклокоченными, как воронье гнездо, волосами. И карие, словно кофе с шоколадом, – у Заветной цели. То есть у незнакомца в белом свитере.

Девчонка сдула со лба светло-русую, почти блондинистую челку и, странно раздувая ноздри, сморщила нос. Темноглазый втянул носом воздух, словно принюхиваясь, и толкнул девочку ногой под столом, даже не пытаясь скрыть этот жест. Та кивнула, не сводя с Женьки глаз.

Как Евгения заметила все эти попытки общения без слов, она и сама не понимала. Краем глаза углядела, не иначе, потому что смотрела, ясное дело, на кареглазого обладателя белого свитера и длинных, каштановых, сбитых в странные пряди волос.

А он рассматривал Евгению со смесью веселья и растерянности. Гораздо дольше, чем было принято как на Однолунной Земле, так и в Трилунье.

– Три больших латте, – с небольшим усилием выговорил он наконец, – даже огромных.

– Э… не больше, чем в большой стакан вместится. – Женька чуть не ткнула карандашом себе в висок, возвращая его за ухо. Зал потерял четкость очертаний. Вообще все потеряло эту самую четкость. Кроме парня в белом свитере.

– Наливайте сразу по два в самые здоровенные кружки, – долетел как сквозь туман голос. Видимо, его же, – вот он губами шевелит.

– Чего два?.. – промямлила она.

– Кофе. Самые большие порции, по две в одну кружку. Всего три кружки. – Ее выпадение из реальности не укрылось от собеседника. Он улыбнулся тепло и немного насмешливо. – Спасибо, Евгения, – прочел имя на бейджике.

И имя прозвучало чуточку иначе, не так, как остальные слова.

– Одну секунду.

Отправляясь за заказом, Женька обругала себя идиоткой. И успела услышать, как он обратился к своим товарищам с совсем иной интонацией:

– Я настаиваю на том, что вы должны переехать ко мне. Вы сильно рискуете, вы же почти взрослые. Я найду, с кем передать весточку Наставнице…

Дверь в коридорчик для персонала сейчас казалась спасением. А взгляды, которыми Светлана с подругами проводили Евгению, теперь действительно прожигали дыры в корме. День взглядов сегодня. И день неприятностей. Нарвалась, похоже. Ну и наплевать.

– Катя! – Женька едва не сбила коллегу с ног на выходе из коридорчика в кухню. – Отнеси им заказ, пожалуйста!

И сунула обалдевшей девушке листок из своего блокнота.

– А сама что? – хихикнула та. – Руки-ноги отнялись? Ой, да у тебя глаза, как бенгальские огни, и лицо красное. Неужели настолько улетный кадр оказался?

Женька только отмахнулась и кинулась в туалет – охладить полыхающие щеки. И посидеть пять минут в глубине двери, ведущей в это необходимое в быту место. Безумствующему в груди сердцу до зарезу требовалась передышка.

Холодная вода отлично помогла. Отражение в зеркале над раковиной приняло вид вполне себе человека, а не пациента психушки умеренно строгого режима. Только глаза все еще блестели.

– Уймись, – строго сказала Женька отражению. – Мрак безлунный, Евгения Радова, ты что, никогда раньше парней не видела?

И вынуждена была с грустью констатировать – толком не видела. Весь ее опыт общения с противоположным полом сводился к поверхностно-приятельским отношениям с Диймаром в Дхорже. Настолько поверхностным, что он узнал о ее знаккерской бездарности только перед самым побегом на Землю. Да чего уж там, блистательный и от всех далекий Диймар Улвер Шепот вспоминал имя наследницы Дхоржа, только когда ему что-то от нее требовалось. Не стоит врать самой себе – никакой он не приятель, а так, отчаянная Женькина попытка с кем-нибудь подружиться. Молчаливый, как книжный шкаф, Балер Рыков, по приказу мамы доставивший девочку на бал и тут же растворившийся в толпе, вообще в счет не шел. Головокружительно симпатичный, но чужой, как какой-нибудь деревянный юголикский божок, Гедеминас Заккараус стал единственным партнером по танцам, которого она более-менее запомнила. Вот и весь «богатейший» лирический опыт. Даже отмороженная на голову и, кажется, немного отстающая в развитии в «этом самом» смысле сестренка уделывает ее с разгромным счетом… Так что уехавшая в никуда крыша и подогнувшиеся коленки от встречи с незнакомцем это… это просто эффект новизны. И все тут.

– Уймись, Евгения Радова, – снова приказала она своему отражению, утыкаясь лбом в зеркало и оставляя на поверхности мокрый след, – и топай работать, не пользуйся Катиной добротой.

Катя, похоже, уже шла за Женькой – за дверью раздалась ее легкая поступь.

– When Гт worried and cannot sleep, I count my blessings instead of sheep, – пропел совсем не Катин и вообще незнакомый голос.

Надо же, на ином языке. Впрочем, чему удивляться, если тут уцелели земли практически всех народов? Стр&ы, на местном э-э-э… жаргоне.

Впрочем, эту блестящую мысль Евгения додумывала уже буквально в полете. Какие инстинкты сработали – непонятно. Но она птичкой зимородком нырнула в единственный предмет, глубина которого ее вмещала. То есть, собственно, во входную дверь. И хоть ей и пришлось развернуться лицом к непрошеной посетительнице (а голос, певший галиматью[2] на незнакомом языке, был девичьим), рассмотреть интервентку Евгения не успела.

Судя по звукам, в кабинку девчонка не пошла, пускать воду в раковину тоже не торопилась. Бродила по помещению, шмыгая носом и мурлыча непонятные слова. Хм, явно не одна из пяти сотрудниц кафе. И вообще непонятно, что она тут забыла. Евгения осторожно выглянула в трехмерное пространство.

– «Примерно четверть… пожалуй, так. Надеюсь, с нами… пойдёт без дра-ак», – напевала девчонка, та, что недавно сидела за столиком с парнем Женькиной мечты.

Она стояла посреди крошечного помещения. Если вытянет одну руку, то, не распрямив ее до конца, упрется в дверь единственной туалетной кабинки. Вытянет вторую – наткнется на входную дверь, в глубине которой скорчилась Женька. Но незнакомка стояла, опустив руки вдоль тела. Довольно высокая и крепкая, светловолосая, нелепо одетая – в явно трилунского покроя штаны, ужасно старые, и растянутый некрасивый местный свитер. На ногах, напротив, красовались новехонькие, модные здесь теплые ботиночки. Она покачивалась и напевала уже понятные слова на все тот же мотивчик. И в паузах самым натуральным образом внюхивалась в воздух.

«Ничего себе», – подумала Евгения.

Девчонка, словно ее за ниточку потянули, повела носом в ее сторону. По-прежнему, громко и с пришмыгиванием, втянула воздух через ноздри.

Зеленовато-серые глаза встретились с Женькиными.

– Ага, – проговорила девчонка, нимало не смутившись тому, что Женька выглядывала из фанерного дверного полотна, как пловец на спине из воды. – Цып-цып-цып, иди-ка сюда!

Что происходит? Ответа на это у Евгении не возникло, но появилось четкое понимание – ничего хорошего.

Она попятилась, вывалилась в трехмерность коридорчика. Слева – кухня, справа – дверь в зал. Куда бежать? Вместо ответа из кухни выглянула Лиза. А противоположная дверь раскрылась, пропуская парня Женькиной мечты, решительного и сердитого. Позорно сбегая под защиту поварихи, Евгения краем глаза ухватила, что парень сгреб девчонку за шиворот и поволок в зал. Инцидент был исчерпан.

Обслуживание их столика перехватила ничего не понимающая Катя. Незнакомцы сидели и булькали свой гигантский латте тише дохлой дикобрыши. Рабочий день пошел своим чередом и закончился три часа спустя с последними клиентами, совершенно другими и совершенно обыкновенными.

Иногда возвращаться домой (мрак безлунный, она уже думала о Каринкином домишке, как о своем доме!) было жутковато. Евгения давно знала, в глубине какого забора, или, например, столба, или дерева можно укрыться в случае нападения. Когда сестра на полном серьезе сообщила о возможности быть убитой из-за шикарной побрякушки на руке, Евгения призадумалась. А как только начала работать, первым делом озаботилась поиском безопасных местечек. Жаль только, что нырять в глубину воздушного пространства, как это делал Диймар, у нее не получалось. Эх, не бездарь, так недоучка… Значит, опасные места надо преодолевать быстро, почти бегом.

На опасном месте ее и подловили. Но не странная девчонка, не удивившаяся четырехмерным фокусам, а всего лишь Светлана со товарищи. Еще четвертая девица добавилась. Потрясающе, как перекрутка миров. Втроем, видимо, не рискнули…

– Как называется девушка, уводящая чужих парней? – с места в карьер начала Светлана.

– А у тебя парня увели? Сочувствую.

Женька огляделась в поисках какого-нибудь крупного предмета. Тщетно. Ну, в крайнем случае, будем нырять прямо в глубину человеческих тушек. Не получать же по морде ни за что…

– Ты че, под дурочку косишь? – полюбопытствовала оппонентка, явно придерживающаяся иных взглядов на «ни за что». – Ты официанткой пашешь или… – Она добавила очень грубое слово и укрепила этот аргумент тычком в плечо.

Женьке стало противно. Если бы хоть один на один…

Но неожиданно стоявшая рядом с ней бледная моль как-то хрипяще задышала и принялась хватать Светлану за руку. Решила влезть в драку на стороне Евгении? Вот уж едва ли.

– Св-св-све-е-ет, – проблеяла она, – ты-ты-там…

– Чего еще? – вскинулась было и так вполне злющая девица.

Но моль только мычала и тыкала пальцем куда-то за спину подруги. Толстуха, занимавшая позицию по правую Женькину и соответственно по левую Светину руку вдруг тихонько завыла и мелкими крабьими шажками двинулась куда-то, непонятно куда, но явно подальше отсюда. Ничего не понимающая Евгения перевела взгляд в направлении, указанном молью. И на нее накатили противоречивые желания – в ужасе блеять, как вышеупомянутая моль, или сваливать не разбирая дороги, как толстуха.

Из темноты, в которой утопали домики Крылаткиного тупика, на девчонок внимательно смотрели две пары горящих глаз. Ярко-желтых. И это совершенно точно были глаза диких животных. Очень крупных и наверняка очень голодных.

Светлана – надо отдать ей должное! – головы не потеряла. Она медленно оглянулась, причем не голову повернула, а весь корпус. Затаила дыхание.

– Все тихо. И все за мной, – прошептала она.

Неточность, двигаться им предстояло за толстухой. О мрак, ну почему в такой ситуации мозг цепляется за идиотскую деталь, примерно сто пятидесятую по важности?

– А я? – промямлила Женька.

– А тебе как раз туда. – Светлана указала в сторону зверей не рукой, а как-то легко поведя плечом.

Четыре девчонки мгновенно превратились в неясные силуэты, слились с тьмой там, где свет фонарей и белизна снега даже вместе не могли разогнать черноту ночи чужого мира.

Желтые глаза следили за ними не мигая. Звери ничего не предпринимали, пока последняя из нападавших не скрылась из виду. Тогда тьма словно вздохнула, и из нее выступили два гигантских силуэта. По-настоящему гигантских, размером, кажется, с небольших лошадей. Но конечно же не лошади.

Волки…

Надо было бежать, попробовать впервые в жизни нащупать глубину воздуха, но тело словно враз покинули все силы.

«Оборотни разумны, – сказала себе Женька, – а такими громадными бывают только они. Но… ты в другом мире, бёзлунь ты тупая… Откуда тебе знать, какие животные тут водятся?..»

На фоне таких мыслей, а вернее, их обрывков две руки вдруг надежным теплом и тяжестью опустившиеся ей на плечи, показались не последней точкой в кошмаре, а соломинкой, за которую можно ухватиться.

– Чшш… – шепнул ей на ухо смутно знакомый голос.

Вообще-то язык и так прилип к гортани от ужаса. Вот так сгинешь, а со страху даже на помощь позвать не сможешь.

– Не бойся. – И парень ее мечты, тот самый, в белом свитере (то есть сейчас – в теплой куртке, но не суть), бесстрашно вышел навстречу волкам.

– Пошли вон, – чуть понизив голос, сказал-прорычал он. – Или хотите что-то выяснить? Кто главный, например? Кого стоит слушаться?

Волки отступили во тьму, желтые огни глаз погасли. Евгения выдохнула, тихо ненавидя себя за сдавленный мышиный писк, вырвавшийся из разжимающегося горла.

– Ты что, следил за мной? – ляпнула первое, что пришло в голову. Вернее, второе. Хватило ума не сказануть: «А вот и ты, мечта моя» или чего похуже. – Караулил, с семи часов прождал?

– Нет, что ты. Я за это время поработать успел. А вот они, – он кивнул в сторону, где скрылись гигантские волки, – они прождали. И эти четверо, что были с тобой, похоже, тоже. Кто они, кстати?

– Да так, никто. То есть я толком не знаю. Местная… шпана.

Он покачал головой:

– Ну что, идем?

– Куда? – опешила она.

– Ты домой собираешься или тут заночуешь? Я тебя провожу. И завтра тоже. Если больше некому.

Он только что намеком поинтересовался, есть ли у нее парень?!

– Некому меня провожать, – решительно заявила (или все же ляпнула?!) Евгения. – Мне вон туда, как раз в ту сторону, куда убежали эти… собаки? Или волки? И мне страшно.

Он засмеялся и, предложив ей руку «калачиком», заглянул в глаза. Даже в темноте от Женьки не укрылось, что его глаза на секунду стали беззащитными.

– Меня зовут Рудо, – сказал он. – Полностью Рудольф Навас.

– А я…

– Евгения, я помню.

– Ой, точно. Ну, Евгения Радова, – произнесла и даже через две куртки почувствовала, как напряглась его рука.

Фамилия звучит знакомо или что-то другое?

– Ты живешь здесь? – спросил он вдруг. – Я не улицу имею в виду, а город.

– Н-ну, в гости приехала. Надолго.

– Просто я тоже приехал. По делам. У меня охранное агентство, а здесь пара небольших заказов плюс сборы тренировочные решили провести. Только я планирую здесь поселиться.

– Хорошие планы. Я пока вообще ничего не решила. А эти… звери… Кто они? Мне показалось, ты их знаешь.

– Не волнуйся, ты их больше не увидишь.

Темнота ночи больше не пугала. Вообще Женька не удивилась бы, даже если бы сама засияла фонарем. Парень ее мечты быстро становился парнем ее реальности. Но зверей этих она все же еще раз увидела.

В предпоследний день перед Сменой лет, или, по-местному говоря, Нового года, все пошло не так, как планировалось.

Женька собиралась на вечеринку, которую Рудо организовывал для своих сотрудников. Вечеринка должна была стать поворотным моментом в их стремительно раскручивающемся романе.

Моментом честности.

Слишком уж много «звоночков» раздавалось в Женькиной голове. Они сигналили о том, что Рудо по уши завяз в четырехмерке. «Сотрудники» его тоже вызывали немало вопросов. И случайные оговорки, и еще много чего. Наверное, у Рудо к ней вопросов тоже назрело немало. Поварской нож в чулок не спрячешь – то, что Женька чужая в этой реальности, было заметно. Хотя благодаря Валерику-DeepShadow и остальным ребятам из «Дома Марко» она отлично адаптировалась.

В общем, Евгения очень надеялась, что момент честности не станет гвоздем в крышке гроба ее первой любви.

Выглядеть она намеревалась на все четыре полных луны и даже лучше.

Джинсы позаимствовала у сестры, на темно-синий шелковистый топ потратила недельный заработок. Браслет, так бесивший Каринку, но так дивно вписывающийся в вечериночный Женькин образ, лежал наготове на кухонном столе. Там же стояла коробка с печеньем (специально у Лизы училась!), готовая к отправке в «Дом Марко» для завтрашней встречи Смены лет. Ну то есть Нового года, конечно. Осталось только дождаться октокоптер от Лели и приляпать к нему коробку…

Телефон вызвонил уже привычную мелодию, одну на весь список контактов (лексический запас в этом витке расширялся покруче, чем в школьно-замковой библиотеке). Ну да, эффект логова не пропускал не только незваных (сестренкой!) гостей, но и всякие технические штучки с дистанционным управлением. Поэтому Женька каждый раз встречала беспилотники у калитки. И частенько – после Лелиного звонка. Стрекотания моторчиков она не слышала. Шум их был не «шумом», а так, фигней какой-то.

Но это была не Леля.

– Привет, детеныш!

Рудо сразу прозвал ее «человечьим детенышем». Случайно ли так вышло? Или на Однолунной Земле это ласковое обращение к младшим распространено так же, как в Трилунье? Человечий детеныш, петеровороний детеныш, кошачий детеныш и так далее?..

– Привет. – Она не могла не улыбнуться, даже его голос в трубке делал ее счастливее на капельку. Скоро будет море…

А Рудо тут же посыпал словами, как боевыми осами древности:

– Женя, у меня аврал, наша вечеринка отменяется. Я должен срочно уехать. Скорее всего, Смену лет встретишь без меня. Вернусь в первых числах января, и… и будем вместе насовсем. Я тебя…

– А я тебя! – быстро сказала Евгения. И оборвала звонок. Того слова, что на букву «Л», она почему-то ужасно боялась.

Облом с вечеринкой. И с откровенным разговором. Временный, конечно. Потому что если «будем вместе насовсем», то только после снятия масок, раскрытия карт и расстановки фигур по клеткам символика. А Смена лет… да мрак с ней, не последняя же в жизни. Любая трилунская девушка знает, что дела прежде всего. Особенно перед Сменой лет. Кстати, Рудо использовал это выражение, потому что от нее, Женьки, подцепил или?..

Додумать не получилось – на этот раз затренькал скайп. Ага, сестрица…

Евгения тут же напялила браслет. Незачем Карине догадываться об ее испорченном настроении.

– Женька! – заверещала сестра. – Ты специально, что ли? Как видишь, что я звоню, так браслет нацепляешь? Я же тебя просила – убери. Сложно по-человечески поступить?

– А можно, я к вам приеду? – привычно огрызнулась Евгения (которой только положительного ответа на этот вопрос и не хватало!) – Нет? Вот и терпи.

– Слушай, чудище, ты у Марка давно была? – спросила Карина. – Свяжись через него с Рудо, а через Рудо с Ольгой Ларионовой. Тогда и будет тебе паспорт. Его к нашему старту просто не успели сделать.

С… Рудо? Однако! Значит, сестра с ним знакома. И настолько хорошо, что у них есть какие-то общие дела. Женька ногой поискала табуретку, притянула ее к себе и села. Не зря, ох не зря любимый человек казался ей мутным… человеком ли?

Она сердито сообщила Каринке, что документы уже у нее. Диймар Шепот, конечно, влез в их разговор. И настроения не улучшил, какое там! Да еще и из чертова окна тянуло холодом! Женька треснула по раме кулаком. Второго удара не состоялось, рука замерла на полпути. Девчонка всмотрелась в темное пятнышко, зависшее в воздухе над калиткой. Лелин (вернее, Арнохин, но не в этом дело) октокоптер! Могла бы и позвонить… На ходу закрывая коробку с печеньем, Женька рванула по тропинке на выход, забыв про куртку. А снегу-то намело! Хочешь не хочешь, станешь под ноги глядеть.

Добежала до калитки, выскочила на улицу, привычно протянула руку, приглашая аппаратик сесть на ладонь… И замерла. Это был не тот аппарат. Вообще не октокоптер, а просто ерунда какая-то, детская игрушка. Груз уж точно не отправишь. Что за?!.

Ощущение опасности почти лишило сил. Настоящей опасности, не Светки с компанией, а…

– Ну, привет, – сдувая светлую челку со лба, бросила девочка, вынюхивавшая Женьку в кафе в день ее знакомства с Рудо. Одета она была в прежние, диковато смотрящиеся вместе тряпки. Да и вообще казалась запущенной и… чуть ли не неумытой. На шаг приотстав, топтался черноглазый мальчишка. А за ними был уже только темный лес.

Вякнуть не успела – сбили с ног и поволокли в этот самый лес. Еще на улице сменили обличье. Обмирая от ужаса, но совершенно не удивляясь, Женька поняла – серые волки. А потом стало не до пониманий и осмыслений. В живых бы остаться…

Похититель волок девчонку неумело, то и дело спотыкаясь передними лапами об ее руки-ноги, и хорошо, что не об голову. Впрочем, головой добычу тоже обо что-то приложили. Во рту сгущался вкус крови – видимо, прикусила щеку изнутри. Мрак безлунный, когда тебя волоком тащат по мерзлой земле, петляя среди сосен, сплевывать – такая же роскошь, как стонать или хныкать. Если нет желания задохнуться, наглотавшись дряни, по которой вообще-то ногами ходить положено.

– На спину закинь, тупица, – зло проговорила девчонка, – а то живой не дотащим.

Ее больно ухватили за плечо, и лес кувыркнулся перед глазами. В нос ударил запах волчьей шерсти, и грубый, как щетина, волос разве что не забил девчонке ноздри. Но мышцы, бугристо перекатывающиеся под шкурой зверя, хоть и были тверды, все же не шли в сравнение с острыми камнями и обломками веток. По сравнению с первой частью дороги (куда, Мебиус великий, куда?!) путешествие на волчьей спине можно было считать комфортным.

Ровно десять шагов.

А потом…

Волки-похитители и девочка-добыча оказались словно внутри гниющего трупа. Причем холодного, как ему и положено. Воздух, словно состоящий из смеси желеобразной тухлятины и ледяной сухой мертвости, ввинтился в легкие. И она потеряла сознание.

Надолго или нет – осталось непонятным. Просто очередной вдох оказался живительным – воздух! Нормальный воздух! Вместо волчьего загривка под Женькиным многострадальным боком оказался кафельный (да, эти квадратные гладкие плиты называются «кафель») пол. И это было прекрасно – твердый и плоский, он не

ходил ходуном и не трясся. И ни одного корня или камня, которые едва не искалечили девочку. Боль отступала, страшная дорога закончилась.

Евгения села и кое-как смахнула грязь, залепившую лицо. В глаза хлынул яркий свет. Такой, что она пару секунд обалдело моргала, пытаясь хоть что-то рассмотреть. А звучный с хрипотцой женский голос сердито произнес откуда-то сверху:

– Ах вы, бестолочи! Где были ваши глаза? Это не та девочка! У нее черные волосы. Не красные. Ты слышишь, что я говорю, Тоня? Не красные! То есть не рыжие, не медные, не алые и не оранжевые! И она вообще не оборотень.

Парень, уже в человеческом облике, что-то невнятно забормотал. Девица-волк фыркнула.

– От нее пахнет вашей кровью, Наставница. Вашей, на четверть, как вы и говорили.

– Обращайся ко мне как положено, паршивка! – рассердилась дама.

– Простите, госпожа символьер Алессандра Корамелл, – исправилась незадачливая похитительница, – но ошибки действительно нет. Двадцать пять процентов вашей крови. Это ваша внучка.

Глава 3

С гончими

Сначала Карине казалось, что она выла, не умолкая ни на миг. Словно Лариса, Дирке, даже Григорий Аблярсов снова и снова умирали то на ее руках, то у ног, то за спиной. И к ним присоединялся ставший близким другом, почти братом, белый волк. Все внутри ревело и орало: «Рудо-Рудо-РУДО!!!» В этот рев и ор тонким голоском ввинчивалось горькое, но ехидное: «Диймар! Диймар! Как ты мог? Ты не мог… Зачем?!. Да неважно зачем. Неважно как. Ты – мог. И сделал».

Эта мысль была отрезвляющей. И девочка волевым усилием вынырнула в реальность – словно сбросила с головы капюшон боли.

На самом деле она не выла, а только бессильно хныкала. Митька волок ее по тропе, как тряпичную куклу. Оба давно (ох, что же такое «давно» в их ситуации?!) сменили волчье обличье на человеческое. А вокруг колыхалось нечто непохожее ни на что, виденное раньше. Межмирье здесь было иным. Некоторые клочья пространств казались выдранными из первобытных, а то и вовсе дочеловеческих времен, а некоторые – из миров далекого будущего.

– Мить, пусти, я сама могу, – выдавила Карина, на деле сомневаясь в своей способности передвигать нижние конечности без поддержки со стороны. Митька послушался. Оказалось – идти все же можно. Ну да, ноги целы, руки целы, почему бы не идти? А то, что сдохнуть хочется, так это ерунда, мелочь.

Не плачь, а злись.

– Господи Боже! – Прозвучавшая вместо ставшего привычным трилунского «мрака безлунного», эта короткая земная фраза казалась уж совсем иномирной над сияющей тропой. – Рудо! Мить, его больше нет. Вообще нет, понимаешь?! Как Ларика и твоих родителей…

– Потому что твой Диймар Шепот застрелил его, – жестко оборвал ее Митька, – из пистолета, который заранее спер у Арно. И как бы ты, Карин, сейчас ни пыталась найти этому оправдание, факт есть факт. Он убил нашего друга.

– Ничего я не пытаюсь найти, – буркнула она. – Диймар убил Рудо. Неужели меня могут какие-то объяснения интересовать? Ты меня ни с кем не перепутал?

Друг устало замотал головой.

– Объяснения как раз не помешают, – бросил он. – Вот взять бы этого черта Шепота да заставить объяснить все выкрутасы. Глядишь, и в происходящем разобрались бы. Творится что-то гадкое, причем планетарного масштаба. И вроде нас тоже касается, а мы как котята слепые. Тычемся на ощупь.

– Мы сейчас как в Трилунье придем, первое, что сделаем, – найдем способ связаться с Эррен. – Ничего другого Карине в голову не пришло. – Думаю, уж в теперешних-то дерьмообстоятельствах она нас за учебу не засадит.

– Я в принципе с тобой согласен, – кивнул Митька. Казалось, он уже справился с пережитым шоком и теперь возвращался в свое обычное состояние столпа Земли и атланта, держащего небосвод. – Меня смущает только то, что выйдем мы в некоем «Первом городе луны», который вроде как от всех скрыт. И находится неизвестно где. А значит…

– А значит, как всегда, попрем напролом. Куда нам деваться-то?

Карина одернула рукава куртки. Странно, в кои-то веки она попала на тропу не мокрая насквозь (спасибо согревающим знакам) и не грязная (спасибо, дорогое Мироздание!). Внутри ее, как новорожденный зверек, мягким слабым комочком зашевелилось новое чувство – горе и боль от потери друга никуда не делись, но словно на шаг отступили, давая место… Чему? Что это было за чувство?

Жизнь продолжалась, вот что.

И жизнь эту следовало сохранить. Во что бы то ни стало. Свою, чужую… любую жизнь, которой будет грозить опасность.

Карина огляделась.

Тропа шатким подвесным мостиком колыхалась в пустоте. Вернее, в ночном небе. Колыхалась – в прямом смысле слова. Никогда раньше она не замечала этих мерных, легких, но определенно угрожающих движений.

– Ты обратил внимание, да? Межмирье здесь совсем другое.

– Угу, между Вторыми городами немного отличалось от того, что между Третьими, но тут…

Ночное небо, обволакивающее тропу, не было молчаливым космосом, нет. В черном межзвездном пространстве висели тут и там, уменьшаясь, уходя в бесконечную перспективу плоские округлые острова-города. Как будто гигантские летающие тарелки, крыши которых были покрыты высотными домами, странными гибридами замков и небоскребов далекого и маловероятного будущего.

Они парили в небе, словно дрейфовали в океане, не в ряд, а на первый взгляд без какой-либо системы. И эта часть Межмирья не пустовала – города жили, вокруг каждого колыхалось марево, созданное освещением. Меж башен-шпилей сновали то ли летательные аппараты, то ли летучие твари, так сразу и не разглядишь…

– Ничего себе, – услышала Карина собственный голос. – Мить, эти острова похожи на… тихоходов! Помнишь, такие драконоиды вроде летающих черепах? Мы гонку на таком… ну, скажем так, смотрели.

– С вертикальным скоростным взлетом, угу, – кивнул друг. – Вовек не забуду ни их, ни гонку. Посмотри внимательно, это и есть тихоходы. Или какие-то их близкие родственники.

– Точно! – От такого открытия она прямо запрыгала, и тропа заходила ходуном под ногами. – Мир, где есть драконоиды, Мить! Ты понимаешь, к чему я? Драконоиды, которые могут входить в омертвения. В природе как таковой ничего не существует просто так. В местной, я подозреваю, тоже. И, судя по технологиям, Земля и Трилунье для них что-то типа Средних веков, ну, на крайняк – Ренессанс какой-нибудь. Скорее всего, они уже имели дело с омертвениями и справились! Может, поделятся опытом? Добраться бы до них! Как ты думаешь, что будет, если соскочить с тропы на полпути?

Митька пожал плечами. Этот простой жест в его исполнении выглядел жутковато, даже вызывал легкую дрожь в коленях. Странно как-то. Ну пусть он выше Карины на голову – большинство людей, особенно взрослых, пока еще существенно возвышались над девочкой. Ну да, Митька здоровее большинства знакомых парней. И некоторых взрослых тоже, угу. Но… все равно такого нависания ни у кого не выходило. Хорошо хоть, что нависание это при всей своей жути оставалось странным образом уютным и надежным, – это же Митька все-таки. Эх, повезет его девушке, подумалось как-то не к месту, да еще и с незнакомым привкусом ревности. Хотя с фига это незнакомым? Щебечущие барышни-словесницы на празднике Пилигримовых яблок ее порядком выбесили.

«Так, Карин, – скомандовала она себе, – вернись из космоса на Землю, то есть на тропу, и выкинь всякую чушь из головы».

Короче, отвечая на ее вопрос о схождении с тропы, Митька пожал плечами.

– Конец тебе придет, – невозмутимо заявил он, – потому что законы физики никто не отменял. Если не сгоришь в плотных слоях атмосферы, то о твердь земную, или какая там найдется, так хренакнешься, что даже тряпкой стереть нечего будет. И не забудь, что, если до Трилунья не дойдешь, омертвение, которое ты только что приостановила, снова поползет. И сказать, куда доползет, мне ни знаний, ни фантазии не хватает.

Устыдил, конечно…

– Я выкручусь, – буркнула Карина, не глядя на друга, – а в Трилунье ты дойдешь.

Но Митькины лапищи привычным, прямо-таки отработанным жестом сгребли ее в охапку.

– Без меня ты больше никуда не пойдешь, – проворчал он ей в затылок, – вообще никуда и никогда. Забудь.

Полыхая щеками от неловкости, Карина вывернулась из захвата. Следующий ее шаг к самому краешку так всколыхнул тропу, что

Митька замахал руками, ловя равновесие. Неужели тропа всегда была не только такой хлипкой, но еще и такой узкой?

– Прекрати! – рявкнул Митька, расставляя ноги и кое-как гася колебания тропы.

По дурацкому совпадению, сделать шаг и снова сцапать Карину он сейчас ну никак не мог. Если, конечно, сам не стремился сгореть в плотных слоях атмосферы.

– Я все же рискну! Давай послезавтра здесь же ветре… – и не договорила. И ногу не успела занести над кромкой тропы.

Потому что в мареве, окружающем города-тихоходы, вдруг выделились и ярко загорелись бело-золотые точки. Карина это даже не увидела, а, скорее, позже, задним умом осознала. Но в миг, когда во тьме раскрылись сияющие глаза гончих, она просто поняла, что что-то происходит. И имя этому чему-то – дерьмище.

Глубинные гончие, псы, созданные из мрака, накатили на них сплошным потоком. Странно, что тропу не раскачали так, что путники не удержались на ней. Забыв о сохранении равновесия, Карина козой скакнула на середину тропы. Даже не удивилась, что Митька сделал примерно то же самое. Не сговариваясь, ребята встали спина к спине и вскинули перед собой руки, предварительно трансформировав их в лапы.

Со стороны, должно быть, казалось, что они собрались биться, как зайцы, размахивая перед собой передними конечностями. Но биться не пришлось. Да, гончие налетели на них лавиной. Их было примерно столько же, сколько в лавине водяных капель, застывших до состояния снежинок. Да, они практически смели ребят со своего сомнительного пути.

Но это не было нападением.

Никто не собирался разрывать их и пожирать, стремясь втянуть в себя глубину тел живых существ. До Карины это дошло раньше, чем ее когти чиркнули по боку первой гончей. Судя по тому, как опустил руки Митька, – до него тоже. Мышцы на его спине прошли волной, словно давая девочке возможность прижаться плотнее и спрятаться от какой-то новой напасти.

– Ноги подожми, – глухо, как через толстое одеяло, донесся Митькин голос, – и не сопротивляйся, если гончие с тропы не свернут.

Интересно, как она поймет, что псы свернули? Ничего, кроме их спин, сливающихся в сплошные волны, Карина не видела. Конечно же стоило послушаться Митьку Потемневшее и сгустившееся пространство словно понесло их над тропой луны.

Митька завозился в массе гончих, устраиваясь поудобнее, как в уютном движущемся одеяле.

– На самом деле с тропы они не сойдут, – бормотнул он прямо в ухо Карине, – вернее, нас не столкнут. Потому что они должны доставить нас в Трилунье.

– С чего ты взял?

Карина была согласна с другом, но хотелось понять, как ему пришла такая мысль.

Глубинные гончие, казалось, не имели ни костей, ни мышц, хотя Карина помнила, что кровь и внутренности у них присутствовали.

– Да с того, что они появились, как только ты решила вместо Трилунья в неведомые дали сигануть, – ответил Митька. – Мне вот только интересно, по чьей команде?

– Ни по чьей, – удивилась и немного рассердилась Карина, – по моей собственной.

– Что? – переспросил друг. – Да не сигануть по команде, балда. Гончие по команде появились. Доказать не могу, но уверен.

– Не надо мне ничего доказывать, я в том же самом уверена.

Карина опять вспомнила женщину-призрака, говорившую с

Диймаром. И заодно странное лицо в зеркале в тот день, когда в шкафу обнаружился браслет.

– Угу, – кивнул Митька, задевая подбородком ее макушку. – Кто направляет гончих? Почему они нападают? В конце концов, почему эти твари отступают, если их так много?

– И что это была за призрачная женщина, – подхватила Карина, – та, что говорила с… Диймаром?

Митька снова зашевелился, зацепил Карину локтем. А потом ловко развернулся, и она оказалась лежащей на нем, как на подушке. Не то чтобы мягко, но вполне удобно, мрак побери. Парень – белый волк, высвободив руки, обхватил ее, как маленького ребенка. Сейчас бы закрыть глазки и поспать… если удастся побороть неловкость. Повзрослела, понимаешь ли, начала стесняться лучшего друга.

– Пусти, я же тяжелая, – попыталась она протестовать.

Митька усмехнулся, теперь не в затылок Карине, а в макушку

– Конечно, как вместо «здрасте» на меня мартышкой залезть, словно на дерево, так ты легкая, а как греть озябшего э-э-э… воина и путешественника, так ты сразу тяжелая. Не дрейфь, это не я тебя несу, а гончие нас несут.

И нечем крыть, что называется. А Митька тем временем вернулся к теме.

– По всему выходит, что нам, кроме Эррен, надо срочно найти Диймара Шепота, – сурово сказал он. Ну то есть насколько Митька вообще мог сурово говорить, зарывшись носом в Каринину кудрявую макушку. – Когда мы его найдем, ты отвернешься или вовсе уйдешь куда-нибудь. А я с ним поговорю.

– Чего это я уйду? Я, может, и сама с ним поговорить хочу.

– Пообщаешься с тем, что от него останется. Серьезно, Карин, не хочу, чтобы тебе было плохо.

– Не поняла… – Хотя, кажется, она прекрасно поняла.

– Несмотря на все, что он натворил, – размеренно произнес Митька, – на подставу с Дхоржем, с балом, несмотря на Рудо, ты ведь все равно его… нет, не так. Все равно в него влюблена. И каждый его косяк, который тебя возмущает, который идет вразрез с твоими собственными, скажем так, этическими установками… Который где-то в чем-то тебя ломает, только сильнее привязывает тебя к нему. Такой вот парадокс. Такое вот живое воплощение фразы «девушки любят плохих парней». Потому что эмоции. К хорошим потом сбегают, лет через несколько. И тут им может очень повезти…

– Как это?

– Так это. У хороших парней свои секреты. В общем, если повезет, то и хороший парень может не хуже плохого смачно потоптаться на эмоциях девушки, но, поскольку он все-таки хороший, не нанесет ей настоящего вреда. Вот в этом дуре повезет…

– Не, ну а чего сразу «дуре»? – почти обиделась за абстрактную девушку Карина.

И тут же задумалась. Как же позорно мало на самом деле она знает о своем лучшем друге! Всего несколько дней (и несколько тысяч жизней!) назад она восхищалась тем, как легко он болтает на птичьем литовском языке. Кому, как не ей, выросшей с Ларисой, было известно – владение иностранным языком определяет огромный пласт личности человека. Этот Митькин пласт был наглухо скрыт от нее. И, что еще позорнее, Карина ни разу не поинтересовалась, что же есть в ее друге детства такого, выходящего за границы э-э-э… их детской дружбы. Что у него на душе, на той ее части, которая не посвящена Карине? Ведь есть же такая… ох.

– Мить, – выдавила она, – прости, я дура и свинья. В последние месяца два мое свинство по отношению к тебе равно ему же за все предыдущие годы. Возведенному в степень. Четвертую. Надо было давно спросить! Мить, ты кого-то встретил? Ну, встретили влюбился, я имею в виду.

Мальчишка засмеялся каким-то далеким смехом. Как будто он не прямо за спиной Карины свернулся в один с ней калачик, а остался в том, далеком клоке Межмирья среди гигантских тихоходов, несущих безумно-прекрасные фэнтезийные города на своих спинах.

– Ревнуешь? – спросил он с интонацией, враз унесшей Карину в двухмесячной (двухжизненной и многосмертственной!) давности вечер. Тот, когда она засыпала на диване в коттедже родителей Митьки. Да, в тогда еще целом коттедже тогда еще живых Заккараускасов. Она пыталась заплетающимся языком рассказать ему о Диймаре, а Митька смеялся: мол, после универа женюсь на тебе, куда ты денешься. Сам бы не делся, жених фигов.

– Ревную! – заявила она в тон ему, тогдашнему. И с удивлением осознала, что не так уж и пошутила. – На балу еще очень хотела этих твоих… поклонниц на ленточки располосовать и в бантики завязать. Ну чего ты ржешь? Такая, наверное, судьба у лучших друзей – ревновать друг друга. К тому же ты вот мне все твердишь «красивая, красивая», а на себя со стороны не пытался посмотреть? Я бы на месте всех девиц… не слишком древнего возраста, кроме тебя, ни на кого и не смотрела бы.

– Ой-ой, а «бы» не очень мешает?

– Да ну тебя, Мить, серьезно! Вот есть в тебе что-то такое… даже я иногда, как это сказать? Как будто боюсь и в то же время не боюсь. И вообще не хочу, чтобы это ощущение заканчивалось. Мить, не умею я о таких вещах говорить, не разводи меня даже. Просто вот тебе пример. Ты меня на тропу выволакивал за шиворот реально полумертвую. Но умереть не дал. Просто своим присутствием, вот чисто физическим.

Митька крепче сжал руки, чтобы она не вывалилась, не иначе. Угу, как будто было куда. Даже щеки касалась мягкая шерсть гончей.

– Спасибо, серый волк, – непонятно за что поблагодарил Митька. – А теперь будь лапушкой, захлопнись, пожалуйста. Не мешай нам с тобой наслаждаться красотой момента. Карина, слегка ошарашенная, так и сделала. Наслаждаться моментом было замечательно. Хотя бы потому, что гончие совершенно не пахли псиной. И вообще ничем не пахли – она была готова волчий нос на отсечение дать. Интересно, что за твари эти псы? Да псы ли они вообще?

В мысли о собаках гармонично вплетался стук Митькиного сердца, слышный даже через куртку. Все вокруг сливалось и колыхалось. Спать на тропе ей раньше не доводилось… Не проспать бы вход в Трилунье. В пресловутый затерянный-потерянный Первый город луны.

Глава 4

Встреча в Первом городе луны

– Берегись! Редиректада! – Карина сама не поняла, как она это сделала.

Слово-знак вспыхнуло огнем в воздухе, каменная глыба впечаталась в землю, замерла на миг, затем словно вздохнула, пошла трещинами и осыпалась мелкой крошкой.

То ли Карина вынырнула из дорожной их дремоты чуть раньше Митьки, то ли у нее вообще реакция была капельку лучше. Но летящий в них обломок скалы отбила именно она. Вернее, не летящий, а свободно падающий с громадной высоты.

Не так давно во Втором городе луны она зубрила торракха – знак, позволяющий обращаться с весьма крупными предметами, как с мячиками для пинг-понга. Теперь сильно пожалела, что не довела до автоматизма его практическое применение. Повезло, что вспомнила редиректада – знак, меняющий траекторию движущихся предметов. Ну хоть не юбку на глыбу намотала, по своему обыкновению, и то хлеб.

Митька застыл на миг и вдруг длинным, ныряющим движением сбил Карину с ног и с силой оттолкнул в сторону. На то место, где они только что стояли, хлынул целый водопад острых обломков другой скалы.

«Скалопад, забодай меня комар», – мельком подумала девочка.

Чего они ждали от Первого города луны на трилунском конце тропы? Мёбиус его знает чего. Но уж никак не планировали оказаться прямо в гуще драки.

Тут стояла такая же темная ночь, как на оставленной Однолунной Земле. Новогодняя, она же ночь Смены лет. Но мрак то и дело разрывался разноцветными сполохами знаков, а холодный ветер, сильно пахнущий морем, едва ли не каждую секунду сменялся палящей сухостью. Ребята сошли с тропы почти в центре круга, образованного несколькими знаккерами. Но те не обратили на пришельцев никакого внимания – все оно без остатка было приковано к…

– Дракон! – вырвалось у Карины.

Когда она, сбитая с ног Митькой, грохнулась, ушибла спину и, кажется, порвала куртку, ее взору открылся необъятный небесный простор. И в нем выписывал невероятные вензеля, свивал свое гибкое туловище в немыслимые узлы лиловый огненный ящер. Он совершенно определенно являлся не драконоидом, но тварью иного порядка!

– Митька, тут дракон!

Митька, игнорируя сей восхитительный факт, волоком потащил Карину за пределы круга знаккеров. Если он кого и зацепил по ногам, то, скорее всего, его проигнорировали. Не до мальчишки было.

Люди метали в дракона кто знаки, а кто – все, что под руку, то есть под знак, попадалось. Гигантская тварь в сполохах пламени, гуляющего по шкуре (о, оно было неописуемого цвета, словно голубое пламя в конфорке газовой плиты слегка, самую чуточку, разбавилось розовым), не оставалась в долгу – неведомо откуда в воздухе возникали булыжники высотой примерно с Карину и толщиной с четырех Карин. Часть камней свободно падала, а часть прицельно отправлялась в трилунцев.

Это было бы похоже на бандитский налет пополам с бомбежкой, да только…

Кто-то сотворил редиректада. Очередная и самая крупная глыба на мгновение зависла в воздухе. Затем, повинуясь следующей неслышной команде знаккера, медленно, словно оглушенная ударом непогашенной энергии, двинулась назад, к дракону. Но силы человека уступали силам твари, и глыба зашаталась на половине пути.

Тогда еще четверо, не сговариваясь, вскинули руки, и над ними, соединяясь в центре, нарисовалась сияющая белым сеть. Наверное, именно такой Ангелия, Митькина бабушка, остановила разбушевавшихся знаккеров Однолунной Земли в коттедже Резановых.

– Дхорж-жжереххата\ – выкрикнул-прошипел стоящий буквально в шаге от ребят высокий человек. Ячейки начали стремительно уменьшаться, сеть сжалась вокруг глыбы. – Дисперсара! Сус-сс-спензиада…

Голос его, холодный и мягкий одновременно, показался Карине знакомым. А огромный камень, повинуясь словесным знакам, пошел трещинами от центра и пару секунд спустя осыпался песком сквозь сетку. К счастью, под потоком никого не оказалось, а то ведь что тонной камня, что тонной песка по башке – один фиг лепешка…

Впрочем, за этими метаморфозами Карина наблюдала не вполглаза даже, а так, в одну тридцать шестую. Во все оставшиеся глаза она смотрела на дракона.

Он действительно находился в постоянном движении, перетекал из одной точки пространства в другую. Пламя твари то вспыхивало, то тускнело и почти гасло, что было легко объяснимо, – отдельные сектора змеевидного туловища то и дело исчезали. Просто исчезали – на первый взгляд. Или на трехмерный. Четырехмерник (и просто человек, который в курсе) без труда соображал, что дракон находится сразу в четырех измерениях, то и дело ныряя в глубину, как бы не удерживаясь в привычной большинству трехмерке.

Когда из виду исчезал очередной фрагмент зверя, через образовавшуюся «прореху» виднелось черное небо.

– Дракон, – выдохнул Митька и метнулся в сторону, уворачиваясь от острого, как меч, осколка камня.

Как дракон умудрялся швыряться этими доисторическими снарядами, было еще более-менее понятно – хвостом он оперировал, как редкий человек двумя руками сможет. Неясным было, откуда снаряды брались. Из глубины пространства? Или, что более вероятно, из тех мест, с которыми глубина соприкасалась? Вполне логично, что, исчезая из трехмерного Трилунья, дракон оказывался в другом, тоже вполне себе трехмерном витке пространства. Очень, очень каменистом.

– А кто все эти люди? – риторически проорал ей почти в ухо друг, помогая подняться.

Теперь Карина сидела, прижимаясь спиной к чему-то твердому. Радовало, что куртка была скорее цела, чем нет. Удручало то, что в опасной близости топтался знаккер, разбивший глыбу. И неизвестно, что хуже, – если он, не заметив, наступит на кого-то из ребят или заметит и прибьет. Он, правда, был очень занят.

– Хватит копаться! – рявкнул знаккер, обращаясь к своим… коллегам? Подельникам? – Подберитесь к нему на кешера, я перекину!

Кешера – усыпляющий знак, вспомнила Карина. Срабатывал только при прикосновении, требовал силы, пропорциональной размеру усыпляемого объекта во всех четырех измерениях. Ого, крутой народ тут собрался, куда деваться…

Кстати, деться куда-нибудь – отличная идея! Девочка осторожно пошарила в глубине своей опоры. Камень. И четвертое измерение – с гулькин нос. Тьфу, невезуха.

Сполохи знаков слепили глаза, делали тьму еще более черной и непроницаемой. Да к тому же все собравшиеся (кроме Митьки и Карины, разумеется) были в мешковатых комбинезонах или чем-то подобном, да еще и с капюшонами на головах. Но как в бальном зале иногда замолкает музыка – специально, чтобы все до единого услышали твою неловкую и неуместную реплику, – так и один из сражавшихся откинул капюшон как раз в момент вспышки. Цвет знака был светло-голубым, но он едва перебил рыжину курчавой шевелюры… Евгения Радова.

– Мрак, – сказала Карина, глотая другое, более емкое и грубое слово. – Это же мой отец.

– Серьезно? – удивился Митька. – Я не рассмотрел.

– Я зато рассмотрела.

– Теперь и я вижу! Так вот куда он сбежал. – Голос мальчишки против воли звучал зачарованно. И было от чего.

Даже в сражении типа «все на одного, но очень большого» Евгений умудрялся привлекать к себе внимание, как тот еще солист. Его пальцы не просто зашевелились, творя ритуальный знак. Они… ожили. «Как стрекоза из ножей в руках Великого Мастера», – подумалось Карине. И вот уже в воздухе на высоте плеча Евгения засияло… засияла… горизонтальная линия. Сразу же появилась следующая – на высоте его макушки… потом еще одна – чуть выше. И еще.

Их сияние озаряло лицо отца – такое же скуластое, чуть курносое и пухлогубое, как у самой Карины, с такими же светлыми глазами. Не услышав, она легко прочла по его губам: «Allez!»

И тут же из тьмы, не охваченной светом знака, вынырнула еще одна фигура – почти такая же высокая, как Евгений, но настолько тонкая и гибкая, что сомнений не было: под мешковатым комбинезоном скрывалась женщина, молодая и прекрасно тренированная.

Она вскинула свое тело на первую, нижнюю из линий, подтянувшись, как гимнастка на брусьях, без разбега. Оттолкнула ногой опору, оказавшуюся ступенью, и та тут же растаяла. А женщина метнулась к дракону – вперед и вверх. Под ее легкими шагами исчезали ступени, но она неслась, не заботясь о спуске. И вот уже сполохи лилового пламени, гуляющие по драконьей коже, практически коснулись ее силуэта.

– Кешера, – выдохнул стоявший перед Кариной и Митькой.

Словесный знак завис, но, повинуясь дыханию создателя, полетел к женщине, балансирующей на тонкой полосе-ступеньке на расстоянии вытянутой руки от дракона. Только руку она простерла не к зверю, а к знаку, подхватывая его на кончики пальцев. Еще секунда, и она сбросит заклятие на зверя, тот рухнет, охваченный сном. Но не успело слово коснуться и ногтя, как вдруг дракон повернул морду в сторону Карины и…

Вокруг нее изменился мир.

Девочка была готова поклясться, что он посмотрел ей прямо в лицо. Его глаза горели огнем и сверкали аметистовыми звездами.

Карина заморгала, понимая, что зрение ее не обманывает, – зверь вскинул бровь. А потом приветственно кивнул. Да еще усмехнулся в тонкие наросты-вибриссы на морде, заменявшие усы.

И исчез. Сияние погасло.

Женщина на верхней ступени слилась с чернотой неба. Но Карина кожей чувствовала пронзительный взгляд из этой черноты и не могла заставить себя отвернуться.

Над полем недавнего боя повисла тишина. Не идеальная – кто-то вздохнул, кто-то ругнулся, кто-то невнятно заговорил с вопросительной интонацией. Да еще и налетевший порыв морского ветра загремел какими-то жестянками-железяками.

– Эй, Юлли! – воскликнула вдруг женщина с высоты, и голос ее рассыпался трелью хрустального колокольчика. – Не атакуй, но посмотри, за тобой на пять часов!..

Один из стоящих перед Кариной и Митькой знаккеров резко обернулся. Митька пружинисто вскочил, заслоняя собой Карину. Но их действительно не собирались атаковать.

– Отсюда не уйти, – спокойно сообщил Юлли из глубины своего капюшона, и Карина чуть не заныла, стараясь вспомнить, где же она слышала этот голос, доносившийся, кстати, как раз с высоты роста этого самого Юлли. – Дети, вам лучше следовать за мной, – добавил знаккер, – или за ней, – махнул он рукой в сторону женщины, – полагаю, вам ничего не грозит.

– Полагаете? – проворчал Митька. – Оговорочка типа дань честности? Не двигайся, Карина, мы, ясное дело, за ним не идем.

Юлли засмеялся:

– Если хотите, ночуйте здесь, мне все равно.

Он развернулся, намереваясь удалиться, но точнехонько перед ним, с чавканьем вбив сапоги в грязь, приземлилась женщина, та самая, что бежала к дракону по вспыхивающим в воздухе ступеням. Она что, с такой высоты спрыгнула? Там же этажа три было, никак не меньше…

– Не слушаются детишки? – весело поинтересовалась она, и Карина просто внутренне сжалась в комок, потому что этот голос… этот голос она узнала.

У этого голоса были особые интонации – хрустальные. Он звенел, как старинные (или просто старые?) бокалы, которые практически никогда не извлекались из серванта в их с Лариком доме. Но ведь хрусталь не звенит, если находится в покое и не ударяется о другой хрусталь. Значит, и голосовые связки должны быть определенным образом напряжены, иначе у речи просто не будет такого звучания. Сколько Карина себя помнила, она задавалась вопросом: «Может, у нее не в порядке эти самые связки?» Сколько помнила… если честно, о ней она помнила ничтожно мало. И эта малость постепенно переставала быть мучительно-драгоценной.

– Да пусть их, – пожал плечами Юлли. – Куда им деваться с острова? Если молодой человек и барышня не хотят провести остаток ночи под крышей, это ни капли не мои проблемы. Однако со Сменой лет, моя дорогая. Ну и устроил нам этот дракон…

На слове «барышня», таком распространенном в Трилунье, но при этом сказанном с какой-то особой интонацией, Карина встрепенулась.

– Я вспомнила, где я вас видела, то есть слышала! – Она умудрилась прикусить себе язык и не ляпнуть «унюхала», что тоже было правдой. – Вы знаккер Кольдегар, я налетела на вас в Ратуше перед гонкой!

Юлли отступил на шаг и еще глубже натянул капюшон. Ну и какой смысл? Один фиг, она его помнит.

– Вы ошибаетесь, барышня, – холодно ответил он, – хотя бы потому, что я отнюдь не знаккер. Я символьер. Здесь вообще ни одного знаккера нет. Если вы, конечно, себя к таковым не причисляете.

Кстати, на площадке (или это была поляна?), кроме Карины и Митьки, осталось всего трое недавних бойцов. Остальные как-то тихо-молча исчезли.

– Им рановато, Юлли, – засмеялась женщина с хрустальным голосом, – а знаккер среди нас все же есть. Ты не забыл про нашего гостя? Евгений! Евгений Радов, хочешь с дочкой поздороваться?

Тут Карина сама полезла прятаться за Митьку. Очень уж живым оказалось воспоминание о тонкой удавке на горле, о кровоточащей шее… О том, что отец, по сути, взял ее в заложницы и выкатил власть имущим трилунцам километр требований. И если бы не Диймар, то… о, стоп. Ни слова, ни мысли о Диймаре Шепоте!

Евгений подходить не стал. Махнул рукой, не то приветствуя, не то прощаясь, и растворился в темноте.

– Я, пожалуй, тоже откланяюсь. – По голосу Юлли Карина поняла, что тот улыбается. – Пристроишь их где-нибудь сама? Впрочем, если понадобится помощь, свяжись со мной.

И ретировался.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Женщина развернулась и пошла немного не в ту сторону, куда смотался Юлли и следом за ним Евгений. Видимо, она не сомневалась, что ребята последуют за ней. И была, разумеется, права. Поняв, что убивать их пока не собираются, Карина и Митька, не сговариваясь, пришли к выводу: нечего ночевать на холоде в совершенно незнакомом месте, если есть возможность провести это время под крышей, пусть даже тоже незнакомой.

– Тут должен быть город. – Метров через триста молчание стало тягостным, и Карина решила его нарушить. – Первый город луны. Но мы явно в другом месте.

Женщина обернулась на ходу.

– Вы там, где надо, – отозвалась она по-прежнему звонко, но хрустальные нотки в ее голосе сменились на стеклянные. – Что ты видишь вокруг? Своим волчьим зрением, я имею в виду.

– Ты и сама знаешь, от волчьего зрения есть толк, если надо кого-то живого и шевелящегося в темноте высмотреть, – ответила девочка, не веря тому, что вот сейчас идет и разговаривает с ней о каких-то почти отвлеченных вещах. Спасибо, что не о погоде, хотя, может, и до нее доберемся. – Сейчас мы как люди и как волки почти одинаково видим какой-то пустырь.

– Пустырь? Что ж, ты недалека от истины.

Женщина остановилась. Тонкие пальцы затеребили браслет. Надо же, символьер, но не пренебрегла бусинами-зраками. Один из шариков взлетел, завращался, активируясь, внутри его разлилось неяркое свечение. Карине доводилось видеть экран, развернувшийся вокруг одного подобного зрака, и слышать голоса, доносящиеся из другого. Но тут все ограничилось светом. Этакий особо продвинутый фонарик, специально для крутых символьеров, не иначе.

В тусклом освещении зрака стало видно, что они находились все же в городе. Вернее, в том, что от него осталось. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась долина, покрытая развалинами. Редкое здание сохранилось выше половины первого этажа. В основном можно было догадаться по контурам стен (высотой Карине по колено), что вот тут был вход, тут комната, а тут начинался коридорчик.

– Что здесь произошло? – в ужасе спросила Карина.

– Война, – просто ответила женщина. – О, не жалей, это… история. Очень, очень древняя. Вряд ли ты станешь лить слезы над каким-нибудь римским Форумом или обломками Трои на Однолунной Земле.

Да, пожалуй. Кстати, больше всего остатки города походили именно на фотографии Форума. Только прелесть Форума была отчасти в том, что он упирался в возвышенность Капитолийской площади и соответственно Капитолийский музей. На площади же, судя по фото, в любое время суток болтались сотни людей, как бы напоминая о том, что жизнь продолжается. Здесь же все было однозначно мертво. – Нам туда, – махнула рукой женщина, указывая вперед.

– Мы удаляемся от моря вглубь острова. Если прибавим скорость, то доберемся меньше чем за четверть часа.

– Я понимаю, что мы удаляемся от моря, – фыркнула Карина, – тут и волком быть не надо, чтобы унюхать.

Та засмеялась:

– Ты просто собирательный портрет всех Радовых. – И, погасив зрак, обратилась к Митьке: – Аты младший Заккараускас, верно?

– Не совсем, у меня… – Митька запнулся, – еще сестра есть.

– Да? Ой, в самом деле. Ты очень вырос, детеныш.

«Выросший детеныш» невежливо хмыкнул и больше ничего не

сказал. Так, в тягостном молчании, уже не пытаясь его разогнать, они и добрались до места назначения. Это был полудом-полускала, определенно заслуживавший более внимательного осмотра при свете дня.

Провожатая толкнула входную дверь, и они оказались в просторном помещении с довольно низким потолком. Этакая пещерная версия внутреннего дворика – сплошной камень, но гладко отполированный, небольшой фонтан посередине, несколько деревянных кресел вокруг. Да еще деревянные двери, почему-то разных размеров, по всем стенам и на разных уровнях. К некоторым вели лесенки из пары-тройки ступеней, в этом случае притолока полностью сливалась с потолком.

Женщина решительно прошла в глубину зала, распахнула очередную дверь.

– Располагайтесь. Попытайтесь отдохнуть, не пытайтесь сбежать. Опасности нет, дороги отсюда тоже нет. Еды вам принесут, но, если еще что-то требуется, обходитесь своими знаккерскими навыками, тут не принято ныть и просить помощи.

– А я к помощи и не привыкла, – огрызнулась Карина, развернулась спиной к хозяйке и направилась в предоставленное им жилище.

Та хмыкнула и, не говоря больше ни слова, ушла.

В крошечной гостиной не было окон, зато, как во внутреннем дворе-пещере, все стены в дверях. Одна в душ, одна в уборную и четыре – в совсем малюсенькие спаленки. Все комнаты пустовали.

– Я буду спать там. – Карина повернула к первой попавшейся.

– Карин, погоди, – тихо окликнул ее Митька.

– Ну, чего еще?

Кажется, начав огрызаться, она уже не могла остановиться. Да и не наогрызалась еще: она ведь только-только начала. Но на Митьку лучше не срываться, раз уж обещала не быть свиньей по отношению к нему.

– Кто она такая? – спросил друг, буравя взглядом Каринкин затылок. – Я ее откуда-то знаю, только вспомнить по голосу не могу. Ты же ее стопудово узнала. Кто это?

– Да так, ничего особенного… – Карина не удержалась и шмыгнула носом. – Это, Мить, была моя мама.

Глава 5

Человек-дракон

Карина прошлепала в комнатушку и грохнулась на кровать лицом вниз. Щека ощутила одновременную мягкость и жесткость покрывала из овечьей шерсти. Митька за ней не последовал, и она была паучертовски ему благодарна за это. Реветь, уткнувшись носом в лучшего друга, – однозначно спасение от всех бед. Только спасения-то ей сейчас совсем и не хотелось. Хотелось собраться в комок и пережить это – то, что она полагала пережитым и забытым. Возвращаться мыслями – все равно что расковыривать застарелую болячку. Бывает так: уже подсохло, уже чешется, как всякая заживающая ссадина, и ты сковыриваешь корочку, ожидая увидеть тонкую, чуть влажную, розовую-прерозовую свежую кожу… Но на тебя вдруг брызжет гной. И ты понимаешь – ничего не зажило. А заживет – так шрам будет. Навсегда.

Такие болячки не стоит расковыривать прилюдно. Даже при самых-самых лучших своих друзьях. Сколько раз Карина прокручивала в воображении эту встречу? Не сосчитать. С того дня, как она обнаружила, что в куче документов умершей родни нет маминых, образ этой самой встречи претерпел ряд изменений. От «Почему ты меня бросила?» с потоком слез и соплей до «Привет, я в порядке, а ты?». Причем это мама должна была переживать и объяснять, какие ужасные обстоятельства вынудили ее покинуть Карину А Карина – сохранять вежливую холодность.

Реальность же была такова, что они обе сохранили эту самую холодность – едва кивнули друг другу и заговорили на злободневные темы, как…

Как чужие, позавчера расставшиеся люди. Коллеги там или… или…

Но это было неправильно!

Отдельным ногтем, ковыряющимся в ране, о нет, даже отдельной раной была мысль о Рудо. Их друг, легкомысленный обормот, суровый властелин отряда вервольфов, лежал сейчас в омертвевшей церкви на омертвевшем острове близ Венеции и смотрел мертвыми глазами в ее треклятый готический потолок.

И все равно от недавней встречи с мамой было больнее. И это было в десять раз неправильнее.

Карина уже полчаса выплакивала в подушку всю эту неправильность, когда от окна отделился прозрачный силуэт, похожий на призрака и стеклянную статую одновременно. Силуэт стремительно обрел цвет и объем.

– Девочка… эй, девочка, – нерешительно произнес молодой человек, склоняясь над Кариной и трогая ее за вздрагивающее плечо, – почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?

– Отвали. – Карина сбросила незнакомую ладонь с плеча. Незнакомую!

Не прошло и полсекунды, а она уже сидела на груди незнакомца практически на корточках, вжимая его голову в противоположную кровати стену. С какого перепуга она совершила такой, достойный киношного ниндзя прыжок, – сама не поняла. Вернее, с какого перепуга – поняла. С огромного, во-о-от такого. А технически… ну, жить захочешь – не так запрыгаешь. Карина вцепилась в волосы парня и собралась было постучать его головой об стену, но тот уже очухался от такой встречи и легко отодрал от себя девчонку. Словно она была бумажная.

– Погоди, не надо драться. – Если добавить заикания, то по голосу запросто можно с Арнохой спутать. Каждое слово звучало так же мягко, но уверенно. И так же, как бы отдельно от других, с длинными-длинными паузами. – Это же я, не узнаешь?

– Не узнаю. А ну поставь меня туда, где взял!

– Положим, взял со своего солнечного сплетения, – серьезно проговорил тот. – Может, лучше туда, откуда ты на меня прыгнула? – И, повинуясь молчаливому кивку Карины, посадил ее на кровать.

– А я должна была тебя узнать? – сердито спросила она.

Тут сообразила, что куртку можно и снять. Несмотря на раскрытое окно, занимавшее всю стену напротив входа, было тепло.

– Ну… да, – растерялся парень, – это же я!

Но его бледное почти до синевы лицо с коротким, чуть приплюснутым носом, острым подбородком и светлыми до прозрачности, посаженными слишком далеко, прямо-таки по-инопланетянски, глазами было ей совершенно незнакомо. Даже не напоминало никого.

Карина замотала головой, прикидывая, сколько секунд понадобится Митьке, чтобы примчаться из соседней комнаты, и справятся ли они вдвоем с этим явно физически не слабым вторженцем.

Вторженец тем временем шумно выдохнул и запустил руку в свои темно-русые волосы. На макушке – торчком, как иглы взбешенного дикобраза, остальные – мягко падают на плечи. Он привел прическу в еще больший беспорядок и уставился на собственную руку так, словно впервые ее увидел.

– А, – сказал он, – вот я дурак…

– Согласна, – кивнула Карина. – А ты вообще о чем?

– Я… вот!

По комнате прокатилась волна прохладно-лилового света.

Карина села бы от удивления на пятую точку, да только она и без того на ней сидела. Драконья морда казалась маской, за которой спрятался юноша. Немаленькой такой маской, скрывшей все тело. С точки зрения девочки, тела вовсе никакого не было – одна голова зверюги в человеческий рост. По розовато-белой чешуйчатой коже гуляли яркие и совершенно не обжигающие языки пламени. Черты же «морды лица» дракона являли собой смесь изображений европейских и азиатских драконов. Глаза горели ярче пламени то золотым, то аметистовым, то белым.

Дракон выдохнул пламя, Карина проглотила собственный визг. Но пламя было скорее прохладным и пахло цветами, знакомыми какими-то. Девочка моргнула, и морда зверя исчезла, как сон в момент поднятия век.

– Меня зовут Рахасса, – извиняющимся тоном заговорил парень. «X» в его странном имени звучала скорее как выдох, нежели как привычный Карининому слуху звук. – И я дракон. Прости, я не сообразил, что в человеческой форме ты меня не признаешь. Но в драконьей я бы тебя до смерти напугал. Просто мне… мне очень нужна помощь. А ты, кажется, сможешь помочь. Ведь ты и тот, другой, вы твари вечности? Волки? В смысле, вы не символьеры Тающих Островов? Вы не можете быть с ними заодно!

Ну надо же, помощь ему нужна!

– Мить! – заорала, окончательно приходя в себя, Карина. – Митька!!!

Тот влетел в комнату еще до того, как стих ее вопль, и остановился, словно врезался в стену.

– Нормально, серый волк, – выдал он, видимо, сочтя степень угрозы Карининой жизни и здоровью незначительной. – От тебя, в самом деле, только отвернись, так ты парнями какими-то обложишься, как подушками. Здесь-то как умудрилась откопать?

– Это не я, он сам откопался, – запротестовала Карина. – Это Рахасса, и он, прикинь, тот самый дракон. Причем ему нужна наша помощь. Подробностей пока не знаю, но сейчас разберемся…

– Вот как? – Митька просверлил Рахассу взглядом, который тот встретил спокойно и открыто. Волк кивнул и протянул дракону руку. – Гедеминас.

Дракон ответил на рукопожатие и вдобавок дружески кивнул; имя повторять не стал.

– Откуда камни брал? – задал Митька очень важный и своевременный вопрос.

– С Телматры, – ответил Рахасса.

– Исчерпывающе, – фыркнула Карина. – Давайте вы о своих пацанских делах потом поговорите? Какая помощь тебе требуется, Рахасса, и как насчет помочь нам?

– Конечно, – ответил тот, – но почему ты плакала, девочка?

– Карина, – спохватилась та, – точно, я же не представилась…

– Да, сразу начала меня бить… Так что произошло, Карина?

– У нас друг погиб, – ответила она, – а еще я маму встретила, которую считала тоже погибшей. То есть уже давно не считала. В общем, все сложно. И твоя помощь нам понадобится, но только совсем не для устранения причин моих слез. Так чего тебе от нас надо?

По бледному лицу Рахассы пробежала тень.

– Как ты это допустил? – сурово обратился он к Митьке.

Тот фыркнул, а потом отработанным жестом сгреб Карину за шею и подтащил к себе. Ее подбородок уперся аккурат в сгиб Митькиного локтя.

– А она у нас человек свободный, – сообщил он, свободной рукой ероша девочке волосы на макушке. – Если хочет пореветь, то лучше не возражать. Беда будет.

– Это я уже понял, – серьезно кивнул мальчик-дракон, – но…

– А никаких «но»! Она позвала, я пришел. В отличие от некоторых!

– Что? – Тот вспыхнул странным румянцем холодного цвета, кажется, тоже с лиловым оттенком. – Что ты имеешь в виду? Она меня не звала!

– Вот именно! Господин дракон, а мы не звали вас, а вы приперлися. Поэтому сворачивай свои наезды и рассказывай, что тебя сюда принесло. А наши друзья, мамы, слезы – не твоя забота.

Дракон стушевался. Ввиду отсутствия стульев сел прямо на пол. А ввиду крошечных размеров комнатки ноги вытянуть ему не удалось, поэтому он согнул их в коленях, а ступни задвинул под Каринину кровать.

– Я хочу тут кое-что забрать. В своем роде украсть. Нет-нет, погодите, не возражайте. Я сказал «в своем роде». Дело в том, что Межмирный камень принадлежит драконам и символьерам Трилунья в равной мере. Он хранится здесь исключительно потому, что у драконов нет более-менее общих мест постоянной дислокации. Только собственные жилища, которые не годятся для хранения артефакта, не принадлежащего никому лично. Согласно нашему уговору, артефакт предоставляется драконам по первому требованию за редким исключением.

– И тут, конечно, не случай редкого исключения? – спросила Карина.

Уточнила просто из вредности, потому что ей эти артефакты, нужные всем, и сразу, и «вопрямщас» уже поперек горла стояли.

– Нет-нет, совсем не он. – В голосе дракона звучало искреннее и какое-то совсем человеческое огорчение. – «Исключение» – это если артефакт используется по назначению прямо в момент просьбы. Но исключение не означает отказа. Просто придется подождать, пока символьер вернет Межмирный камень в хранилище. Артефак-ториум, как здесь говорят.

– Межмирный камень… – задумалась Карина. – Мне очень хочется спросить, что он делает, зачем тебе сдался и все такое, но давай начнем с совсем тупых уточняющих вопросов.

– Давай, – с готовностью согласился Рахасса. – Это был один из них?

– Это был не вопрос, – усмехнулся Митька.

А Карина слегка замешкалась, пытаясь понять, шутит ли их новый знакомый. Митька же тем временем спросил как раз о том, что и ее саму очень интересовало:

– Что это за место? Ясно, что Трилунье, Первый город луны. А с более функциональной точки зрения?

– Я неважно разбираюсь в местной географии, – сознался дракон, – но это называется Тающие Острова. Их всего три, на этом находится главный Информаториум, Артефакториум и тому подобное. Еще на одном – школа символьеров, а про третий я и говорить-то не хочу. Межмирный камень спрятан здесь.

– Почему? – вдруг задумчиво спросил Митька. – Нет-нет, не почему здесь спрятан. Почему они отказываются его отдать?

Рахасса пожал плечами:

– Они не объясняют. Полагаю, ждут нужного для использования момента. Но это противоречит уговору. Потому что ситуация ожидания исключением не является.

Митька затеребил нижнюю губу. Задумался. А у Карины созрел новый вопрос:

– Почему ты не можешь спереть этот камень без помощи?

– Потому что не могу пройти дальше гостевых домов, вот таких, как этот. Понимаешь, символьеры владеют множеством знаков, недоступных знаккерам. В том числе знаками, закрывающими путь для определенных тварей. И гостевые дома как бы… граница, по которой проложены эти знаки. С этим еще предстоит разобраться, но факт есть факт – ни в драконьей, ни в человеческой форме я не могу пройти дальше этого дома. Я очень надеюсь, что вы не откажетесь мне помочь!

– Почему? – Карина не видела, но кожей ощутила, каким цепким стал сейчас Митькин взгляд.

– Что значит «почему»? В каком аспекте? – удивился Рахасса. – Потому что вы твари вечности, которые на моих глазах сошли с тропы луны. У вас просто нет особых причин беречь то, что символьеры сочли своей собственностью. И потому, что с острова невозможно выбраться без помощи извне. Если вы, конечно, не в силах пересечь океан. Но я, вероятно, смогу вам помочь. Вытащить вас на себе не получится, но я знаю кое-кого, к кому обращусь за помощью.

– Погоди-погоди. – От схожести голоса с Арнохиным просто в дрожь бросало, но Карина старалась не терять нить разговора. – Нас незачем отсюда вытаскивать. Мы же можем открыть тропу.

– Ой, верно, – Рахасса растерянно заморгал, – территория древнего города охватывает остров. Если не покинете его, сможете уйти тропой. Но что же мне тогда предложить вам за помощь?

– Ты же дракон, – просто сказал Митька. – Твое дыхание оживляет омертвения. В Трилунье найдется десяток. Если сможешь, хотя бы парочку спаси. Мы тебе тогда половину Артефакториума притащим.

Рахасса повесил голову. У него все человеческие жесты выходили немного преувеличенно, да еще и без тени иронии. Ожившая мультяшка ни дать ни взять.

– Я не могу, – пробормотал он.

– Почему? – прищурился Митька. – Дыхание юного дракона, бла-бла-бла… Ты дракон? Дракон…

– Извини. – Дракон поднял руку, останавливая мальчика-волка. По ненормально бледной коже зазмеилось пламя. – Человек я, конечно, юный. Но дракон я очень, очень старый. Так вышло, потому что я стал драконом, когда был едва ли старше вас по летоисчислению моего мира. Я… я вообще не хотел им становиться, не думал даже. Просто так совпало.

Карина же почувствовала, что начинает злиться. Ты – мне, я – тебе, высокоцивилизованные твари.

– Слушайте, может, завязываем торговаться? Тебе нужна помощь, нам нужна… Неужели проблема заключается в том, что ты знаешь, что именно тебе требуется, а мы – не очень? Давайте так. Мы сделаем, что сможем, и ты сделаешь, что сможешь. А то как нелюди в худшем смысле слова.

Повисла пауза, и, судя по всему, прерывать ее предстояло опять Карине.

– Лучше расскажи, что за Межмирный камень. Ну, в двух словах.

– Специальный амулет, – ответил Рахасса. И замолчал.

– Э-э-э… а не в двух? До тысячи уложишься?

Тот закивал:

– Он позволяет сходить с лунной тропы без опасности для жизни и оказываться в нужном тебе пространстве. Том, в котором сошел.

– Та-а-ак. – Митька нахмурился. – А если без него соскочить с тропы? Ну, там, если тихоходики няшные понравились?

– Смерть, – коротко рубанул мальчик-дракон. И, словно одумавшись, уточнил: – Если только ты не дракон, конечно. Нам тропы без надобности. Если честно, нам в одном пространстве так долго, как сейчас, удерживаться совсем не просто. Драконы все время перетекают из одного мира в другой через глубину.

Карина слегка похолодела. Она вообще-то уже почти свыклась с мыслью, что в ее природе естественная смерть не заложена, да и прибить ее – надо очень постараться. А тут – вот…

– Я чуть по собственной дурости не угробилась, – сказала она. – Подумала, что могу сойти и мне ничего не грозит. Только, Мить, ты меня зря «няшными тихоходиками» стебешь. Ты же знаешь, что я хотела сделать.

– Очередную г… гениальность, – усмехнулся друг и объяснил Рахассе: – Мы шли через клок пространства, где были громадные драконоиды-тихоходы с городами на спинах. Долго объяснять, но

Карина вполне логично предположила, что местные жители вполне могут знать, как справиться с омертвениями.

Глаза Рахассы стали такого размера, словно он решил здесь и сейчас в дракона превратиться. Начиная с зеркал души.

– Я понимаю, почему тебе так трудно за ней присматривать, – проговорил он, явно борясь с возмущением, – это очень глупое решение. А предположение об омертвениях, хоть и логично, но неправильно. Если я верно понял описание, это был мой родной виток пространства. Омертвений там почти нет, а местные жители не знают, то есть уже не помнят о них практически ничего. Дыхание драконов касалось моей родины больше трех тысяч лет назад, тогда меня и на свете-то не было. Никто бы там не сумел вам помочь, а сойти с тропы без Межмирного камня – это все равно что… все равно что…

– В космос без скафандра, – подсказал Митька.

Рахасса кивнул. Видимо, знал, что такое «скафандр». Хотя почему бы и нет? Неувязка была в другом…

– Если ты дракон и тебе не нужен Межмирный камень, то зачем тебе все же нужен Межмирный камень? Мрак, я гений формулировок…

Рахасса склонил голову, пряча улыбку. О! Умеет, когда хочет, а то все время такой серьезный, что поневоле задумаешься, а не издевается ли.

– Да, иногда точные формулировки бывают забавными, – согласился мальчик-дракон. – Я понимаю, что это выглядит подозрительно, но амулет нужен мне не для себя. Он вообще нужен для тех людей, которых надо переправить в одно из пространств Межмирья. А мне… мне для девушки.

– Во как! – Карине почему-то стало смешно. Вот так встретишь живую сказку-легенду. Только убедишься, что вся предыдущая информация из сказок-легенд суть пустые стереотипы, тут он и выдаст что-то совсем уж махрово-шаблонное. – То есть ты, как заправский дракон, девушек похищаешь?

Митька хмыкнул. Рахасса заулыбался, уже не пытаясь спрятать лицо.

– Я не «как», я и есть «заправский» дракон. Только позволь, поправлю. Не похищать, а пригласить в гости. Не насовсем, а на полдня для начала. И с разрешения ее родителей. То есть только матери. Отца у нее нет.

– Ты расспроси, куда делся, – помрачнел Митька, – потому что у этих… барышень всякое бывает.

Рахасса кивнул и раскрыл было рот, но сказать ничего не успел. По каменным напольным плитам что-то заскребло. Или, точнее, мелко-мелко затопало. Или все же заскребло. Пока парни вертели головами, Карина, неожиданно для себя опознавшая визитера, уже прижимала к полу… поднос. С их ужином, по счастью, слишком обильным для двоих, даже учитывая Митьку.

Разумеется, поднос не был обычным предметом домашней утвари. До того, как девочка припечатала его к камню, он не без изящества балансировал на тонких паучьих ножках. Теперь же они беспомощно трепыхались, пытаясь высвободить владельца.

– Только попробуй свои ножи применить, – грозно заявила посудинке Карина, – сотворю знак-другой и на подшипники их переплавлю. Будешь на шарах гонять.

И ловко подняла поднос с обедом, высвобождая из его глубины… паучерта.

Глава 6

Внезапно. Феи

Угроза подействовала, и паучерт поджал свои ножки-лезвия. Что, кстати, сразу просигналило о способности тварюшки понимать человеческую речь.

– Так и думала! – провозгласила Карина, подхватывая двумя пальцами за талию удивительное существо размером с небольшую куклу.

Паучерт выглядел как самый настоящий чертик, сошедший со старинной иллюстрации, – мускулистый торс, черная кожа, горящие глаза, аккуратные рожки. Но от пояса и ниже это было нечто паукообразное – сплющенное овальное тельце, словно торс стоял «на тарелочке», шесть тоненьких лапок. Обманчиво тоненьких – Карина прекрасно помнила, как замечательно эти ножки располосовали ее собственные ноги в «Страже глубин» в первый день, проведенный в родовом гнезде.

– Прости, в каком контексте ты сейчас «так и думала» о паучерте? – удивленно выдавил Рахасса.

Митька фыркнул.

– Да не сейчас, – Карине ужасно захотелось дать парню-драко-ну чем-нибудь в лоб, – но когда я мракову кучу времени проторчала в «Полном покое» в Дхорже, то однажды мне завтрак вот такая же фиговина притащила. А потом все появлялось, как положено, в «Покое». По запросу то есть. А потом его еще зачем-то в «Страж Глубин» принесло. – Карина хорошенько потрясла паучерта, вызвав его возмущенное шипение. – Вернее, не факт, что конкретно его, но такого же… И эта пакость мне все ноги изрезала!

– Тьфу! А чего ты драться-то полезла? – не выдержал и заорал паучерт. – Я, между прочим, приказ нарушил. Не вредить тебе, козявке противной! Но не попадаться же Радовой на опыты?!

– Ничего себе, – опешила Карина, – оно разговаривает!

– Не хуже тебя, – буркнул паучерт, – во всяком случае, покультурнее. Отпусти меня уже, мерзкое ты создание. Не сбегу.

– Сейчас, так я и поверила. – Карина покрепче стиснула добычу. – Тем более что ты ври, да не завирайся. Про «Страж Глубин» в смысле. Я тогда только в комнату вошла, а ты меня уже того… порезал и в окно кинулся.

– А, это… – Паучерт ни капельки не смутился, разве что замялся слегка, видимо, не ожидал, что девчонка помнила все обстоятельства его визита в «Страж Глубин». – Ну-у-у, ты в компании этого гнусного Кру явилась! А значит, не ты, так он, не сразу, так через секунду, но точно драться бы полезли. Имею я право постоять за себя? Заблаговременно. А что? Может, у меня более тонкое восприятие времени, ты об этом не думала?

– Я о тебе вообще не думала! – Карина перестала его трясти, но не выпускала. – Значит, и у Клары, и у Эррен был именно ты? Зачем ты приходил? Шпионил?

Паучерт фыркнул и показал Карине язык:

– Конечно, шпионил. Я – кто? Паучерт. У меня контракт! Как будто не знаешь.

– Вообще-то никто не знает, – подал голос Митька. Спасибо, друг, что перестал бессловесно подхихикивать. – Ия тоже не знаю. Так что с этого места можешь поподробнее, не стесняйся.

– А про контракт я поподробнее не могу! Там такие пункты есть, что нарушишь – не обрадуешься. Вы в самом деле все дураки или хотя бы через одного? Вы же постоянно имеете дело с такими, как я. Вот ты, девчонка, почти каждый день!

– Что ты бред несешь? – рассердилась Карина.

Но тут Рахасса прервал их чертовски (паучертовски!) содержательную беседу тем, что встал на ноги и потянулся, разминаясь.

– Они не знают, – бросил он паучерту. – Ты болван, если забыл, что вы договорились с людьми… и тварями тоже хранить этот пустяковый в общем-то секрет. Из коммерческих соображений.

– А теперь бред несешь ты. – На дракона Карина разозлилась не меньше, чем на паучерта. – Хоть кто-нибудь может объяснить, о чем вы?!

Рахасса скрестил руки на груди и оперся о стену, давая понять, что за разъяснениями – это не к нему. На паучерта же было жалко смотреть. Он съежился так, что едва не выскользнул из Карининого захвата, посерел (надо понимать – побледнел), глазки его забегали. Видимо, понимал, что дракона-то девочка-волк удавить не сможет, а вот паучертика, маленького и несчастного, – запросто. Поэтому выпалил:

– Феи! Феи!

– Что – феи? – спросил Митька, нехорошо щурясь.

– Я – паучерт, – сообщил паучерт, – а кто, по-вашему, паучертовки? Феи!

Карина замотала головой. Эту мысль хотелось одновременно и выкинуть из головы, и как-то утрамбовать да пристроить среди уже имеющихся.

– Погоди-погоди, – пробормотала она, – но феи же… белые. Аты?

– А для тебя цвет кожи – проблема, что ли? – осклабился тот. – Думаешь, мы единственный вид живых существ, где мальчики одного цвета, а девочки другого? А как же уточки?

– Но они с крылышками! Феи, а не уточки. То есть тьфу, уточки тоже, но они тут вообще ни при чем!!!

– И что-о? – осмелел пленник. – Даже на твоей убог… Однолунной родине водятся какие-то муравьи, у которых самцы бескрылые, а самочки очень даже того… летающие. А еще у фей панциря нет. – Он исхитрился постучать кулачком по тому странному месту, напоминающему паучье туловище, из которого росли все шесть его ножек. – А лезвия у них, между прочим, получше наших. Но они же бе-е-е-еленькие – он высунул язык, дразнясь довольно противно, но не злобно, – ма-а-аленькие, всякий обидеть может… Карина выпустила паучерта, но тот не спешил убегать. Ей хотелось не то что руки вымыть, а просто вымыться. Войти в воду и плыть, плыть, плыть подальше от всего этого. Что же, получается, И-ин, Е-ен и Ю-юн… шпионили за ней? Доносили? Кому?

А то непонятно, Кариночка. Домик фей появился в «Страже Глубин» вместе с паучертом. Не папа «компенсировал неподаренных кукол» дочке, ох не папа. И она ничего не пыталась компенсировать, а просто желала знать о Карининых перемещениях. Тьфу… Хорошо еще, Карина держала феечек в глубинном мешке, откуда не извлекала с того самого злополучного дня – экзаменов и гонки. Но, как знать, может, феи могли слышать происходящее прямо из глубины?

– Извините. – Карина метнулась к своему основательно потрепанному и, кажется, порванному в схватке с львом рюкзаку. – Если я сейчас этого не сделаю, то у меня мозг взорвется…

Три парня, включая вредного паучерта, не возражали. Понимали, наверное, что девушка со взорванным мозгом способна взорвать мозг всем собравшимся. Спинной, головной и даже костный. А всем собравшимся сейчас только этого и не хватало.

Рюкзак действительно пострадал в трех измерениях. И даже в четырех – от разрывов в трехмерке глубина сместилась и уменьшилась. Крышка-крыша домика фей неловко перекосилась. Карина рывком вытащила красивую коробку. Вместо вежливого стука ударом сшибла крышку. Цветной туман, похожий на завихрения галактик с космических фотографий, вырвался наружу, разделился на три завитка, и каждый обернулся пухленькой барышней в цветном комбинезончике.

– Юная моя госпожа, – сердито сложила ручки на груди И-ин, зависая прямо напротив Карининого лица, – ты в своем ли уме? Разве можно так вламываться? Это же дом как-никак, хоть и временный.

Карина, удивляясь собственному проворству, легко сгребла фею в горсть. Юшка и Ешка ахнули тихим хором. Хор испуганных пау-феечек, надо же! Однако, точности ради, это был не хор, а дуэт. И главная фея не собиралась превращать его в трио.

– Что на тебя нашло?! – заверещала она как резаная. – Ну-ка выпусти и расскажи все толком, госпожа ты моя катастрофа!

– Вы мне врали! – бросила ей в мордашку Карина.

И выпустила И-ин. Вообще-то ей хотелось стиснуть феечку до реберного хруста, но она сдержалась.

– Вы шпионили за мной. Доносили все… моей маме, да? Как же мерзко, Ишка! Я думала, мы подружились, а вы, значит, отрабатывали контракт с такими гадючими пунктами… Нет, я понимаю, вы – сервис, я типа клиент, ничего личного, но это все равно мерзко!

И поняла, что ревет. Вернее, что уже некоторое время ревет. Презент, чтоб его, перфект континуос. А еще поняла, что внутри ее образовался провал.

В ее понимании внутри человека тоже была своего рода бесконечность – безграничное пространство души, градиентом переходящее из черного отчаяния в сияющее светом счастье. И где-то посередине (условно посередине – бесконечность все же!) этого перехода спектр счастья отделялся от спектра отчаяния неким… плато надежности. Странным, но не парадоксальным образом это плато было и безграничным, и небесконечным одновременно. Наверное, потому, что состояло из живых существ. Тех людей и тварей, которые так или иначе давали Карине ощущение защищенности и просто почвы под ногами.

Но ее плато надежности было сплошь покрыто трещинами смертей и предательств. И теперь, кажется, оно не выдержало – обломки его полетели в черную бездну отчаяния, утаскивая за собой куски души. Давно уже там растворились родители, живущие свою яркую и слегка безумную жизнь не в том мире, где росла их дочь. Смерть забрала Ларика, родителей Митьки, которые были ей друзьями, Рудо, о котором пока что думать без слез не получалось, даже Дирке, который не успел толком стать частью этого плато. Но и крошечная крошка иной раз много значит. Люська, которую Карина долго, большую часть жизни, считала подругой. Диймар… Эх, ну а что Диймар? Да, он ей нравился – именно так! НравиЛСЯ. В грамматическом прошедшем и календарном прошлом. А теперь, в настоящем, – нет!!! Но то, что он ей нравился и, похоже, взаимно, по сути, ни к чему его не обязывало. Но… разум не участвовал ни в построении плато, ни в его обрушении. И Диймар полетел следом за прочими умершими и предавшими. Крошечными яркими осколками скользнули во тьму феи. Эррен балансировала на краю черного пролома вместе с Мастером. Еще немного, и рухнет все, просто все.

– Ой… нет-нет-нет, плакать не надо. – Ишкин голосок донесся как будто из другой вселенной, звучал он сердито, но уже иначе. – Успокойся! Не госпожа, а водопад какой-то. Мы за тобой не шпионили. Ну же. – Прямо в нос Карине ткнулся извлеченный непонятно откуда огромный платок. – У нас в контракте подобных пунктов нет! Ты так и не прочла?

– Чего там читать-то? – Карина высморкалась. Потом вспомнила о присутствии двух… с натяжкой – трех парней в комнатке, и ей захотелось если не сквозь землю провалиться, так хотя бы в глубину платка нырнуть. – В моем экземпляре даже имени нанимателя не указано. Мало ли еще пунктов, которые не совпадают…

– Глупая же ты девочка, – судя по тому, откуда доносился голос, И-ин зависла прямо над Карининой макушкой, – имени нанимателя нет, потому что это тайна!

– Сама ты глупая, – обозлилась девчонка, – можно подумать, пункт о шпионаже за мной ни разу не тайна!

– Об этом я не подумала, – фыркнула Ишка и тоненько свистнула.

В следующую секунду Карину с силой потянули за волосы. Юшка и Ешка вытащили ее из складок платка, как Мюнхгаузена из болота. Парни от неожиданности не сделали ничегошеньки, чтобы не дать свершиться этому произволу и издевательству.

– Мы не собирались следить за тобой и докладывать кому бы то ни было. – И-ин сердитой крупной мухой зависла перед лицом Карины, пытаясь смотреть ей прямо в глаза, но ввиду размера феи получалось только в один. – Хотя наш наниматель настаивал на внесении такого пункта в контракт. Мы отказались.

– Потому что мы творцы, – вдруг тихонько пискнула Ю-юн, из которой обычно слова было не вытянуть, – мы художники.

– И всякой дрянью заниматься не станем! – Ишка рубанула воздух кулачком.

– Как ваш наниматель не послал вас куда подальше, если вы такие правильные?

– Наш наниматель просто хотел сделать тебе подарок, – примирительно отозвалась Ю-юн. – А пункт о слежении частенько пытаются впихнуть в договор ради безопасности юной госпожи. Но почти все феи отказываются.

– Тогда почему молчали о том, что на самом деле вы – пауфеи? Или как там это называется? – Карина шмыгнула носом, но уже не собираясь реветь, атак… остаточно.

– А… ты поэтому превратилась в злую фурию, госпожа моя? – прищурилась главная фея и ответила на кивок девочки: – Да потому, что это тоже тайна! С нами никто не захотел бы иметь дела, если бы знали, что у нас, прости, в каждой штанине не по одной человеческой ножке, а по три паучертовых лезвия. Не любят люди, когда кто-то сильно от них отличается, тебе ли не знать! Странно, что наши крылья никого не смущают. Ах да, мы же вроде как феи, нам положено! Только не называй нас пауфеями, вот еще глупость! Вообще-то мы паучертовки. Феи это так… назвались для красоты. Взрослые наниматели, кстати, в курсе нашей природы. Мы честные бизнес-леди! А вот как ты узнала про… – Фея подрыгала ножкой (тремя!) в синей штанине комбинезона. – О таком даже в Тварниках не пишут, согласно стародавним уговорам. Кто тебе сказал?

Она нехорошо сощурилась и обвела комнатку взглядом… таким, как будто вместо глаз у нее – автомат со сдвоенным стволом и лазерным прицелом.

– Э-э-э… привет.

Паучерт, видимо, решил, что добровольная сдача приравнивается к содействию и в этом случае он, может, и в живых останется. Рахасса плюхнулся на кровать, подгреб к самому окну (окном это можно было назвать с натяжкой – у комнаты отсутствовала одна стена, примерно как во дворце Митькиной бабушки) и подтянул колени к груди. Зрителем прикинуться решил. Митька повторил его движения и позу с той лишь разницей, что и без того сидел на кровати.

Ишка уперла руки в бока. Паучерт обреченно вздохнул. Положение спасла Е-ен, нарочно или случайно – непонятно.

– Но-нор! – пискнула она и кинулась к нему. – Милый!..

– Ноги твоему милому пооборвать бы, – слегка остыла главная фея. – Но-нор, не спрашиваю, почему ты проболтался. Очевидно, потому, что ты глупец. Но зачем?

– Готов понести наказание, – фыркнул тот. – Проболтался из вредности характера. Бесцельно. Просто так. Ешенька, прости.

– А зачем ты вообще сюда притащился? – вдруг снова заговорил Митька. – Насколько я понимаю, паучерта заметить очень сложно, если он того не хочет. Аты, получается, в третий раз засветился. Плохой шпион, что ли?

– Мы, паучерти, – приосанился Но-нор, – не столько шпионы, сколько диверсанты. А я риск люблю. В первый раз, правда, я ничем не рисковал – девчонка приняла меня за поднос на ножках. Не, а что? Обычная такая вещь в обиходе – поднос-самоподавайка.

И он захихикал. Да уж, насколько тонким был вкус Е-ен в том, что касалось дизайна одежды, настолько безнадежно все было, когда она выбирала себе парня. Или у паучертей любовь так же зла, как у людей?

– Во второй раз случайность вышла, – продолжил Но-нор, – а сейчас…

Он вдруг резво метнулся к Карине:

– У меня сегодня контракт истек. Забери меня! В смысле, найми! Я, честное паучертовское, тебе о-го-го как пригожусь.

– Да почему опять я? – взвыла Карина. – Вон иди Митьке навязывайся.

– Ну… девочки, говорят, добрее, – сник тот.

– Погоди-ка, сначала один вопрос. – Митька подобрался, словно готовясь к прыжку. – Только учти: ты соврешь, я учую. И тебе тогда крышка со всеми твоими ножами-бензопилами. Я читал про чертову паутину. – И пояснил Карине: – Тонкая сверхпрочная нить. В умелых руках становится помесью удавки и гильотины. Такой штукой тебя твой отец на балу душил. И такая же фиговина была упрятана в приз. В гонках. Возможно, вместе с паучертом. Даже скорее всего – сама она летать и цель искать не станет. – Он снова обратился к Но-нору: – Голову комментатору ты отрезал, диверсант?

Но-нор сник еще больше.

– Не я. У меня характер не диверсантский, – грустно сказал он. – Я только по шпионской части, ну там, доставка еще. А голову журналисту отрезал, думаю, Лу-лун, он давным-давно специализируется на паутине. Р-р-раз, и нет головы… И контракт у него лет пятнадцать уже. Только вы тоже учтите, что он орудие, а не убийца. Нож ведь не станешь наказывать за то, что им кого-то зарезали. То есть в разных мирах и ножи бывают разные, но я сейчас говорю о таких, которые просто предметы, больше ничего.

Карину передернуло. Вспоминать о гибели комментатора было вдвойне страшно. Вдвойне – потому что во внутренностях (где-то на трех четвертях пути к самой черноте отчаяния) клубились сразу два страха. Один – от того, что погиб невинный человек. Второй – от радости, что погиб не Диймар, а кто-то другой. Да, такая радость вызывала страх. Или сама по себе была отчасти страхом… Когда смерть незнакомца равна жизни… Кого?.. Нет, не думать о Диймаре Шепоте.

– Вообще-то я хотел позвать вас на вечеринку. – Эта фраза, такая странная, такая… из нормальной жизни, но прозвучавшая из уст паучерта, заставила Карину нервно хихикнуть. Пару раз. А потом она взяла себя в руки. – Я же обещал пригодиться, – зачастил тем временем Но-нор, – вот и начинаю. Вечеринка-то не простая, а у символьеров. Глядишь, разузнаешь чего по своей теме…

– По какой еще «моей»? – буркнула Карина, хотя на самом деле она, конечно, понимала, что паучерт более или менее в курсе ее дел.

– Никаких вечеринок, – взвилась И-ин, – во всяком случае, в таком виде. Госпожа моя, ты нас столько держала без дела и тратила так позорно мало денег из контрактного обеспечения, что дай нам час, и мы не только тебя, но и этих оборванцев превратим в достойнейших молодых людей! Для тебя мы уже подготовили наряды на все случаи жизни, даже сумасшедшей, как у тебя. А для этих двоих материал найдется…

Кажется, Карина успела кивнуть. Кажется, Рахасса вяло протестовал: мол, ему все равно, что на нем надето, на вечеринку он не пойдет. Кажется, еще кто-то бормотал еще что-то. Второй раз за эту очень длинную новогоднюю ночь Карину накрыл сон. Проваливаясь в него, она успела подумать, что, оплакивая Рудо, забыла об Арно. Успел ли их начинающий лев покинуть омертвение? Не ранен ли? Она хотела спросить об этом вслух, но губы уже не слушались. Усталость взяла свое, сон победил. Тяжелый, глубокий, но, по счастью, без сновидений.

Глава 7

На поиски

Он, разумеется, успел. И даже ранен не был, не считая пары тут же затянувшихся порезов на руках. Переход через знак обратного пути из Венеции в Третий город луны продрал Арноху холодом не просто до скелета – до самых глубин каждой кости. Но гораздо сильнее холода был огонь. Он горел в голове, прожигая черепную коробку, сполохами вырываясь из глазниц и ноздрей, оставляя черные следы. Следы эти складывались в одно-единственное мыслеслово – УБИТЬ. Выследить убийцу волка и убить.

Убить убийцу.

Но это длилось лишь секунду. А потом вместо холода пути Арно Резанов ощутил другой – живой, морозно-хрустящий, пахнущий хвоей и Новым годом. И под лапами – то есть ногами – скрипнула снегом знакомая дорога. Обратный путь заканчивался в дереве – точно напротив калитки, ведущей на участок, где стоял дом Карины. К дому направлялся Диймар Шепот, вышедший из обратного пути ровно на секунду раньше Арно. Убийца волка.

Огонь снова полыхнул в голове. Разум мальчика Арно на короткий миг сжался в страхе, забиваясь в самый темный угол сознания. А тело отнеслось к превращению, как к чему-то обыденному, например ходьбе или взмахам рук. Ни боли, ни мышечного напряжения… вообще ничего необычного.

Львиные лапы сделали шаг, еще шаг. В следующий миг молодой лев опустился на четыре конечности, но лишь для того, чтобы пружинисто оттолкнуться от утоптанной дорожки и положить бывшие руки на плечи человеческого… детеныша. Несмотря на то что – убийцы, все равно – детеныша. Лев чувствовал невзрослость своей жертвы. Другое дело, что она была ему безразлична.

Невзрослый человек убил волка. Не волчонка, но все же – волка.

Конечно же детеныш не устоял под весом львиных лап. Он рухнул ничком, одного шага не дойдя до калитки. Нырнул в снег лицом, наверное, глотнул белого холода. К лучшему. Не завопит.

Лев прижал добычу к заснеженной земле.

Мальчишка в самом деле не закричал. Он лишь извивался, пытаясь вырваться. Но лев, хоть и был не крупнее Арночеловека, оказался слишком тяжел, он только глубже вдавил Диймара в свежевыпавший снег.

Разум мальчика Арно с удивлением и любопытством – сочетание, которое сильнее страха! – отметил: он не превратился в льва целиком. Как будто бы… недопревратился. И это тоже казалось вполне нормальным, да еще и оставляло некоторый простор для человеческих движений. Он сумел привстать на задних лапах, чуть высвобождая Диймара, но только для того, чтобы перевернуть его лицом вверх. Пусть видит, как полыхают львиные глаза его смерти.

– Убийца. – Пасть не годилась для человеческих слов, но сейчас она была почти человеческой.

Мальчишка дернулся, невольно запрокидывая голову. Оголилось горло. Беззащитное, бледное, с пульсирующей жилкой. С просвечивающими венами. Опустить лапу, чтобы перекрыть это трепетное биение жизни? Или сжать клыками?

– На… себя… посмотри, – выдавил Диймар.

И Арно посмотрел.

Диймар был прав.

Наверное, лев ослабил хватку, настолько сильно не понравилось ему увиденное. В следующую секунду в бок ему с силой ткнулся боевой шест Диймара. Арно отпрянул. Как оказалось, только для того, чтобы получить второй удар – гораздо сильнее и почти точно в живот. Почти – потому что, скорее, в солнечное сплетение. Где Шепот взял пространство и силы для размаха, ведь он лежал на земле?

Даже такой короткой мысли хватило, чтобы пропустить очередной удар.

Воистину, да проиграет тот, кто в драке мозг включил…

Арно опрокинулся на спину. Из легких на секунду словно откачали весь воздух. Вдыхать пришлось через боль, да еще и с большим усилием. С еще большим он поднялся. Диймар подходил к двери дома.

– Стоять, Шепот. – Арнохе казалось, что он заорал, на самом деле – зашептал, по иронии, как раз на фамилии «Шепот».

Лев – не оборотень, а царь зверей – в дикой природе едва ли станет преследовать убегающую, тем более почти убежавшую жертву. Но то царь зверей. А он не претендует. Арноха сделал шаг к дому. Потом еще. И еще.

И тут уже ему на плечо опустилась рука.

Дурная бесконечность, сказала бы Каринка.

– Арно… подождите, Арно, – словно из другого измерения до него донесся голос. Смутно знакомый.

Арно оглянулся, непривычно развернувшись всем корпусом. На заснеженной дорожке топтался и дрожал, несмотря на весьма теплое пальто, Антуан Абеляр, он же «Антошенька» Аблярсов. Писатель затравленно озирался, с трудом осознавая произошедшее. Но Арнохино плечо держал крепко.

– Вы же… вы не станете убивать его, Арно, – тихо, но твердо сказал он по-русски, – он не угрожает ничьей жизни.

Огонь в Арнохиной голове погас. Вместо него появилось ощущение, что это на его плечи легли лапы гигантского зверя.

– Н-наверное, не ст-стану, – подтвердил он.

Хорошо, что не кинулся в дом следом за Шепотом, забыв про Абеляра. Тот не смог бы попасть в логово. И что бы он делал в чужом городе? Он же наверняка без документов и уж точно в полушоковом состоянии от ужаса, пережитого буквально только что.

Антуан убрал руку с плеча мальчика, словно перестал бояться, что тот сбежит.

– Что там произошло, Арно? – тихо, но очень твердо, почти жестко спросил он и добавил: – Я понял, что что-то очень… нехорошее. Как это по-русски? Что-то дурное. И совершенно сверхъестественное, вне пределов… то есть за пределами моего понимания. Но, судя по всему, в пределах вашего. Объясните мне, пожалуйста.

– Это было омертвение. – На Арноху вдруг накатила дурнота, вытягивающая все силы, телесные и душевные, даже ту малость нервного ресурса, что требовалась для заикания. – Омертвение пространства, от слова «мертвый». Вы понимаете? – Антуан кивнул. – А началось оно потому, что ваш отец и Диймар Шепот убили волка. То есть того парня, Рудо Наваса. Он был волком-оборотнем. А я… – Арно почувствовал, что откуда-то изнутри его начинает бить крупная дрожь. До человеческого разума начало медленно, по капельке, словно щадяще, доходить содеянное. – Я уб-убил вашего отца, Антуан, – выдохнул он, борясь с желанием сесть прямо на снег и свернуться в улитку, так нестерпимо худо ему стало.

Он кое-как заставил себя поднять глаза и взглянуть на собеседника. Антуан Абеляр устало потер лоб.

– Я чувствую что-то странное, – признался он, – я понимаю, что моего отца нет в живых и мне горько от этого. Но я совсем не понимаю… нет, не чувствую, что вы… вы тому причиной, Арно. Напротив, я ясно, даже слишком ясно вижу, что эта смерть лишь звено в цепи последовательных событий, логичных и неумолимых. Он убил того мальчика, Рудо. И собирался сделать что-то страшное с другими детьми. Вы остановили его, как смогли, потому что такова ваша природа.

– Потому что они мои друзья. – Арноха сам не понял, возразил он Антуану или согласился с ним.

– И это тоже. – Абеляр закашлялся и как-то нахохлился. – Арно, простите, а это омертвение, оно опасно, скажем так, на расстоянии?

– Как – так? – Очень странный вопрос, хотя бы потому, что ответ на него был совершенно очевиден. – Мы же с вами сейчас на расстоянии. И вроде живые. Значит, не опасно.

– То есть вот из-за этого мне не стоит волноваться? – Писатель, морщась, будто от боли, вынул вторую руку из кармана.

И Арноха почувствовал, как волосы на затылке зашевелились и даже дыбом встали. По кисти Антуана расползалось синевато-серое пятно. Как будто рука каменела и тут же покрывалась трещинами. Пока что это пятно было совсем небольшим. От перепонки между большим и указательным пальцем узкий овал тянулся к запястью, на котором остановились, омертвев, часы, всего пару минут указавшие наступление Нового года.

Антуан внимательно всмотрелся в лицо Арно. Что он там увидел – черт его знает. Но он совсем сник.

– Зря я сопротивлялся, когда вы потащили меня оттуда, – с сожалением сказал он. – Это… можно исправить?

– Не знаю, – искренне ответил Арно. И так же искренне добавил: – Но я собираюсь это выяснить в самое ближайшее время.

– Это и есть… омертвение? – Писатель прекрасно говорил по-русски, но на новом слове чуточку споткнулся.

– Д-да, – ненавидя свое вернувшееся заикание, выдавил Арно и, вдохнув поглубже, продолжил: – С ним можно жить, даже довольно долго. Только, простите, не очень хорошо. Но я… я должен найти способ это исправить. А пока что давайте устроим вас отдохнуть. И согреться.

К счастью, смартфон работал. Потому что, пока Карина и Рудо играли в символик, Арно запустил инверсара для всей их, в очередной раз влипшей… вмокшей в неприятности техники. И Кира ответил сразу.

– Пацан!!! – заорал он в трубку. – С наступившим! Ты где?

– Здесь, – брякнул Арно, – в смысле, в Крылаткином тупике на улице торчу.

– Торчи! – коротко рыкнула трубка. – Жди. Сейчас. Буду.

И появился буквально через секунду вместе с Лелей. Просто вышли из заснеженного леса эдакие безумные милитаризованные Дед Мороз и Снегурочка в зимнем камуфляже.

– Ого, вы быстро! – удивился Арно. – Тут что, глубинный коридор есть?

Вместо ответа Кира сгреб своего недавнего воспитанника в охапку – у того аж ребра затрещали.

– Коридор есть, – ответила вместо него Леля. – Но не в нем дело, мы не оттуда.

– Тут были, – подтвердил Кира, выпуская Арноху. – Искали. – Он напрягся, вдохнул-выдохнул и продолжил почти нормально: – В дом не пройти. А надо. Потому что Евгения пропала.

– Как – пропала? – удивился Арно.

– Вот так, – пожала плечами Леля. – Должна была отправить печенье в «Дом Марко», а потом прийти сама, у нее там с Рудо что-то не срослось. То ли он по работе умотал, то ли поссорились, я не вникала. Факт, что мы ее ждали, а она не пришла. Чисто теоретически она может быть в доме, но нам туда не пройти.

– Эффект логова, – пояснил Кира и без того очевидный факт.

А Леля продолжила:

– На звонки не отвечает, ни по телефону, ни в скайпе. А самое плохое, что…

– Так. – Кира слегка обнял ее за талию. – Дальше я. Запах. Тут были волки. Не ликантропы. Оборотни. И Евгения тоже. Была здесь. След ведет туда. – Он махнул свободной рукой в сторону леса, примерно туда, откуда они с Лелей появились минуту назад. – Всего километр. Потом ее след теряется. Волчий след остается.

– А еще вот это. – Леля вынула из наплечной сумки и протянула Арнохе покореженный Кириными когтями, как пиратская шхуна – абордажем, вертолетик.

Дешевая детская игрушка, такая крайне плохо слушается «пилота», вооруженного нехитрым пультом управления. Зато если совсем уж безвозвратно застрянет на дереве – никто жалеть не станет. Вернее, нет. Арно знал немало ребят, которые пожалели бы и сняли бедолагу с веток, но сути это не меняло – в сравнение с его окто-коптером штуковина не шла.

– Тут валялся. Пах волками, – отрапортовал Кира. От его чужой манеры говорить короткими, словно вымученными фразами, Арноху нешуточно корежило, но деваться было некуда. – Пульта нет.

– Дом все же надо проверить, – почти жалобно сказала Леля, – мало ли что…

Вот же мрак, как говорят в Трилунье. Настоящий безлунный мрак. И ведь Кира и Леля еще не знают, что стряслось в Венеции. И что главный выживший вражина сейчас засел в том самом доме, который надо проверить. Да еще и Антуан…

– Леля, – попросил мальчик, – пожалуйста, познакомься с Антуаном Абеляром. И уведи его к Марку Он ранен, и вообще ему нехорошо. Кстати, он еще и Аблярсов, но ты не пыли, к Петру он почти не имеет отношения. Кир, ты подожди меня, я проверю дом, а потом пойдем по Женькиному следу. С Новым годом, в общем.

– Хорошо, – по-деловому кивнула Леля, не тратя времени на ответное поздравление.

– Лель… как отец?

– Так же, – пожала плечами ассистентка и коротким холодным кивком велела Антуану следовать за ней.

А Арноха, тоже не тратя времени на лишние прощания и передачи приветов, дернул в дом, очень надеясь, что Диймар Шепот еще не смылся оттуда какими-нибудь тайными тропами.

За несколько минут, на которые Арно упустил Шепота из виду, тот успел перевернуть половину дома. Вернее, не половину, конечно, но усилия приложил зачетные. Там, где не хватило рук, в ход пошли знаки. Во всяком случае, гостиная выглядела так, словно в ней бомба взорвалась. Небольшая, но весьма осколочная.

Едва Арно шагнул на порог комнаты, как в него со свистом метнулся знак хлыста. Хотелось бы думать, что мгновенная реакция заставила парня отшатнуться в нужную сторону. На самом деле Шепот просто промазал в запале – хлыст впился в дверной косяк, разнося в щепу дряхлую деревяшку. Следующий удар оказался куда прицельнее. И вот тут уже Арнохе пришлось призвать на помощь всю свою физподготовку, помноженную на недавно обретенную и не до конца обжитую еще львиность.

Однако удачно.

Подбородком о порог приложился больно. Но оно того стоило – знак хлыста просвистел над головой. Знать бы, насколько велико сходство знака с обычным хлыстом, который может нанести некислый вред противнику даже после удара, так сказать – в возврате… Но эта информация не пригодилась – хлыст врезался прямо в полки. На Арноху повалилось какое-то барахло. Спасибо, что скорее шапки-шарфы, чем, например, банки с краской, оставшейся от ремонта вековой давности. Он практически вжался лицом в ковровую дорожку возраста гипотетического ремонта. И сообразил.

Вытертый половик был длинным – во всю комнату. Прямо посередине стоял красный от злости Диймар. И уже заносил руку готовясь вырисовать новый знак.

Некоторые действия кажутся долгими, если их обдумывать. На деле для них даже секунд не требуется, так, малые их доли. Чтобы подняться на локтях и рвануть на себя пыльный половик, у Арнохи ушло как раз столько. И три раза по столько, чтобы прокашляться и подбежать к Диймару, уговаривая самого себя не разжигать львиный огонь в голове.

– Шепот, ты чего творишь?

Риторический вопрос, особенно если учесть, что он опять уселся верхом на злополучного трилунца, для верности прижимая его подбородок своим коленом. Как бы подпирая снизу, чтобы тому дышалось с усилием. Тогда не до знаков будет, а там, глядишь, и остынет.

– Ее… нет, – прохрипел Диймар, безуспешно выдираясь из захвата.

– И куда она могла пойти? Быстро думай.

Поверженный так удивился, что даже забыл сопротивляться.

– Как – пойти? Идиот, она же браслет!

А, вот он о чем! Арно перестал вжимать противника в пол. Тот поднялся, откашливаясь. Знаки творить даже не пытался – руки дрожали.

– Я о карте говорю, а ты? О, мрак, Евгения ушла? Куда? Вот дура, башка безлунная!

– Уймись, потом дерьмом ее польешь, – буркнул Арно. – Думай, куда она могла податься, все-таки ты ее лучше всех знаешь, уж точно лучше меня. А я попробую еще раз ей позвонить, вдруг все же ответит.

И тут из кухни донеслась мелодия Женькиного звонка – сам же Арно и ставил что-то первое попавшееся, из классики в рок-обработке!

Парни кинулись на кухню, едва не сшибая друг друга с ног, хотя обоим было яснее ясного – телефон звонит в одиночестве, без хозяйки. Зато на столе стояла незакрытая коробка печенья.

Просторная кухня располагалась в помещении, которое, вероятно, задумывалось как веранда. А может, и являлось таковой много лет назад. Поэтому Арноха запомнил кухню холодной, даже немного такой… сыровато-промозглой. Но сейчас в ней было очень сухо и жарко.

– Надо же, плиту не выключила… Иногда мне кажется, что ты ее не зря ругаешь. – Арно шагнул к газовой плите, но попутно подхватил со стола Женькин телефон. – Фотографию сделала меньше двух часов назад, – сообщил он Диймару, – после этого вообще никакой активности, – и перебросил трилунцу аппаратик.

– Вот она, карта! – выдохнул тот, вглядываясь в Женькино селфи. – Евгения Радова надела на руку браслет. А потом произошло что-то. Она вышла из дома без телефона и не выключила плиту. Значит, собиралась вернуться через минуту-другую. Но не вернулась.

Арно молча направился к двери.

– Ты куда? – растерянно спросил Диймар.

– А ты как д-ду-думаешь? – Арноха перевел дыхание, справляясь с заиканием. Было странно от того, что не получалось оплакивать погибшего друга, а, напротив, приходилось идти куда-то с его убийцей. – Думаешь, у меня нет дел важнее, чем тебя прибить? Пошли, надо Евгению найти. Держись рядом, но если хоть один знак без моей команды сотворишь, я превращусь, и хана тебе. По дороге расскажешь мне все, о чем я спрошу. А спрошу я о многом. Сам удивился, как твердо это прозвучало. И тут же порадовался, что Диймар не стал возражать.

– Ты знаешь, куда идти? – только и спросил трилунец вместо споров.

– В целом, нет, – признался Арно, – но, сам посуди, Евгения вышла без телефона, значит, рассчитывала сразу вернуться. Теперь смотри, вот журнал звонков. Леле звонила, Рудо, Каринку набирала. Ни одного незнакомого номера. Ее не могли позвать по телефону.

– В окно кого-то увидела? – предположил Шепот.

– Типа того.

И Арноха рассказал о вертолетике и волчьем запахе, который учуял Кира.

Шепот кивнул, словно ни капли не удивился.

– Я знаю, куда идти, – просто сказал он.

– Тогда поведешь.

Арноха не чувствовал страха, нервной «колотушки», не испытывал даже разумного минимального опасения за свою жизнь. Если Шепот начнет валять дурака, всегда можно будет обернуться львом и… и больше не пускать человеческие размышления в голову зверюги.

– Ты был у местного омертвения? – хмуро спросил Шепот. – Тут прилично тащиться, если через лес по снегу.

– На лыжах, может?

– Нет, через коридор проведу. Я тут осенью построил парочку.

На улице их встретил Кира.

– Это еще кто? – взвился Шепот. – Арно Резанов, мы так не договаривались.

– Мы вообще ни о чем не договаривались, – непривычно вспылил Арноха. – Ты, Шепот, зря губу раскатал, что с тобой кто-то договоры заключает. Скажи спасибо, что я тебя на месте не прибил. Хотя я еще подумаю.

– За что? – тут же задал вопрос по существу Кира. – За что его надо прибить?

Да, это может оказаться проблемой.

– Кир, ты иди к Марко, – решительно сказал Арно, – нам придется в омертвение лезть, так что ты не сможешь помочь. И ты не бойся за меня. Я теперь такое, что пусть враги боятся.

– Раз так, я пойду. – Кира коротко кивнул и потопал по улице.

– Кира! – не выдержал Арноха. – Только не обижайся!

Ликантроп развернулся:

– Ты что, пацан? Растешь. Нянька не нужна. Уважаю.

И отсалютовал рукой по старой привычке.

– Пошли уже, – буркнул Диймар, – вход в коридор недалеко, но все равно лучше поторопиться.

Он направился прямо через сугробы куда-то между бывшим участком, где стоял дом Заккара, и соседним. Потом, огибая территорию Заккараускасов, углубился в лес.

– Так зачем ты это сделал? – спросил Арно. На него накатило странное спокойствие, что-то вроде безразличия от усталости. – Я хочу сказать, зачем ты уб… уб-уб… ах ты черт, зачем ты убил Рудо?

– Так было надо, – просто ответил трилунец, – к тому же он все равно не выжил бы.

– «Так было надо», – передразнил Арно. – Зачем «надо»? За каким хреном такое может понадобиться?

Диймар поскользнулся на настовой корке и провалился по колено в рыхлый снег. С руганью вытащил ногу.

– Слушай, Шепот, не буди во мне льва, – предупредил Арноха.

– Я должен был познать убийство, смерть, – нехотя и скороговоркой выпалил спутник и тут же увяз второй ногой.

– Мне из тебя каждую фразу клещами выдирать? А то когтями могу…

Для наглядности легко, словно всю жизнь так делал, превратил обе лапы в львиные. И очень постарался не выдать собственного удивления.

Шепот засопел, принимая решение. И принял правильное. Еще бы, не в его положении выделываться.

– Я хочу стать драконом. То есть не так. Мне надо стать драконом. Причем как можно скорее. Мне уже шестнадцать почти, я в любой момент из ребенка стану взрослым. Понимаешь, не в смысле роста или там… развития. А с точки зрения мира и Вселенной из одной категории перейду в другую. Тогда я-дракон не смогу повернуть вспять омертвения. Своим дыханием.

У Арнохи аж челюсть отвисла.

– Ох ты, амбициозненько, – сказал он.

А Диймар, начав, не мог остановиться.

– Я читал в одной древней книге, что стать драконом можно, познав предательство, любовь, смерть. Любовь обязательно надо почувствовать и отвергнуть. Смерть познать через убийство. И еще кое-что сделать, уже чисто техническое. И тогда… я цитирую. – Он, наверное, закрыл глаза. У людей от этого странным образом чуть меняется тембр голоса. Откуда Арно это знал, было неясно. Знал, и все тут. А Шепот тем временем продолжил чуть нараспев: – «И тогда тебя не снесет земля. Не удержит на ней ни дитя, ни мать. Ты взлетишь, ты вдохнешь. И ни смерти, ни зла… Чтобы смерть отступила, ты будешь дышать».

– И ни слова о драконах, – ошарашенно заметил Арноха.

– Да там вся книга о них, – отмахнулся Диймар, – к тому же я тебе кусочек цитирую, а она довольно толстая.

– Послушай, я, может, что-то не так понимаю. И книгу эту не читал… но в том, что ты сейчас рассказываешь, есть какой-то перекос. Почему, чтобы «ни смерти, ни зла», надо убить кого-то?

Шепот пожал плечами:

– А я знаю? Почему, чтобы удалить аппендицит, надо, по сути, кусок живого тела отрезать? Рудо все равно не выжил бы. Его даже до лодки не донесли бы. А если бы до Трилунья дотащили, то… во-первых, большой вопрос, дотащили бы или нет. Тропа-то незнакомая. Во-вторых, Первый город луны в Трилунье – тайное место. Думаешь, там лекарь на целителе сидит и знахарем погоняет?

– Д-да? Ну, п-позналты уб-у-убийство. И как ощущения? – Арно почувствовал, что у него нервно задергался глаз.

– Не знаю. – Диймар снова пожал плечами. – Не могу сказать, что прямо «ой». Я, считай, его страдания прекратил. И шаг к дракону сделал. Ладно, смотри. Мы пришли. Вот тут коридор начинается, всего несколько деревьев, выходим у самого омертвения.

И нырнул в ствол толстой сосны.

Арно последовал за ним, все яснее и яснее понимая, что в рассуждениях трилунца что-то было не просто не так, а очень сильно не так.

И, честно говоря, от присутствия Шепота его уже чисто физически подташнивало.

На выходе из коридора разговор продолжить не удалось, потому что у кромки омертвения их ждали. Арно вышел и увидел, как четверо молодых волков-оборотней сужают кольцо вокруг Диймара.

Глава 8

Кольцевидное омертвение

Первый волк отлетел, отброшенный ударом шеста. Вот, кстати, и ответ, как же Диймар умудряется обходиться без размаха. Фантастическое оружие, повинуясь мысленным командам владельца, меняло длину. Наверняка с большой скоростью. И резкое, стремительное увеличение длины действовало сокрушительно на любого, кто не свернул с траектории.

Следующие двое прыгнули одновременно. Один получил обратным концом шеста, второй же повис на парне, мелькая рыжеватой полосой на загривке. Этот второй был мелким и тощим для оборотня. Диймар умудрился захватить рукой его пасть и уберечься от укусов. Упавшие звери поднялись на ноги, первый волк хромал.

Четвертая зверюга вдруг улеглась с видом зрителя. Что ж, троих ее собратьев прекрасно хватало, чтобы справиться с трилунцем. А она соответственно могла просто любоваться происходящим.

Львиное чутье – то самое, заставлявшее очертя голову бросаться на помощь Каринке и выгнавшее Арноху в коридор навстречу Заккару, – подсказывало, что все звери в этой четверке детеныши и что они в полной безопасности, несмотря на вооруженного Диймара.

Все это промелькнуло в Арнохиной голове за какую-то секунду И еще словно чужая мысль неприятно мазнула: нельзя убивать Диймара, пока он не закончил рассказывать о том, как пытается стать драконом.

– Прекратите! – заорал Арно, вклиниваясь, почти в прямом смысле клином вбиваясь между нападавшими и жертвой.

Превращение словно само запустилось – волна прокатилась по телу от плеч к запястьям. Руки, налившиеся силой могучего зверя, но сохранившие человеческие ладони и пальцы, ухватили огрызающегося волчонка за загривок. Арно рывком стащил детеныша с ошалевшего от страха и злости трилунца. Хотел крикнуть что-то еще, но не смог, так как от плеч и выше он уже не был человеком.

Но тут чуть позади и сбоку раздались хлопки. Этакие сольные аплодисменты. На миг Арнохе показалось, что, развернувшись, он увидит отца в фиолетовом плаще возле «сверхпроходимого супер-кара», вокруг будет моросить дождиком тусклая московская осень, шуметь нарядная Мясницкая улица, а до знакомства с Каринкой еще останется пара недель. И все, что испорчено (а точнее, еще только будет испорчено), он сумеет исправить…

– Ты не Марко.

Светловолосая девчонка нехорошо зыркнула на него из-под челки, сплюнула на снег. Она стояла там, где только что наслаждалась зрелищем юная волчица. Только человеческая девочка выглядела гораздо более дикой и… бродячей, что ли, нежели ее звериная ипостась.

– Не Марко, – подтвердил Арно, возвращая голове привычный вид и форму, – но я тоже лев, я не причиню вам вреда. И он тоже, даю слово. Мы тут…

– Ну, раз ты не Марко, но при этом лев, – фыркнула светловолосая, засовывая руки в карманы штанов, мешком висящих на ее худощавой, но крепкой фигурке, – один из двух возможных в мире, то, значит, ты лев-отступник. То есть ты враг.

– Нет, погоди!

Арно накрыло запоздалым ужасом. Он-то не был никаким отступником, а значит, не мог переступить через свою новообретенную природу и всерьез навредить волчатам. А они ему могли.

То ли боковым зрением, то ли внутренним чутьем Арноха уловил, что Диймар взял шест наперевес и развернулся на сто восемьдесят градусов, становясь спиной к его спине. Теперь задача – не дать ощерившимся волчатам («Переяркам! Вот как это называется», – некстати вспомнил он) порезать себя. Клыки у этих вчерашних, а то и сегодняшних щенков были вполне взрослыми.

Перед внутренним взором на секунду выплыла Каринка. Она бы сейчас сказала: «Да пусть их! Тебя еще попробуй убей. А когда они выдохнутся, то пинков им по мягким тканям навешаешь. Так им!»

Как бы то ни было, первый из бросившихся на Арноху волчат, тот самый, с рыжей полосой, получил пинок не в мягкое, а, наоборот, в весьма твердое место – прямо в морду. И полетел кубарем, визжа и скуля. Нос, такой чувствительный не только к запахам, но и к боли, оказался расквашен. Как в школьной драке, ни дать ни взять.

Ну, полегчало. По крайней мере, запрет вредить волчатам не распространялся на старые добрые пендели, которыми можно призвать наглецов к порядку.

Безошибочно угадав, что девочка-волчица нападать не станет, Арноха кинулся на помощь Диймару. Дела его были плохи. Более крупный волк приноровился к движениям шеста и теперь напирал на парня, невзирая на вдавливающийся в грудь конец орудия. Все равно тот скользил по шерсти, принося разве что неудобство. Волк помельче заходил сбоку, чуть припадая на лапы и «улыбаясь». Для него происходящее было игрой. Но что ему игра, то мягкокожему человеку – смерть.

Арно уже надоело удивляться тому, что он защищает Диймара, которого полчаса назад собирался рвать в клочья. Легкость, с которой происходили превращения, – тоже не поразила. Повод для настоящего удивления появился с тыла, так сказать, врага.

Вдоль кромки омертвения галопом пронесся пятый, самый крупный из собравшихся, переярок. На спине его, держась руками, ногами и даже зубами, сидела Евгения Радова. Она очень храбро жмурилась и вопила на весь лес.

Нападавшие так офонарели, что не пришлось применять силу, чтобы их утихомирить. Да что там, даже мало-мальское красноречие включать не понадобилось.

– Тоня! – простонала-провизжала Женька, скатываясь со спины волка, съезжая вдоль его лапы и плюхаясь на задницу в снег. – Прекрати это! Они друзья, они помогут!..

Тоня коротко засмеялась, словно поверить не могла, что Женька смеет что-то от нее требовать.

– Ты, модненькая, ничего не попутала? – спросила она, снова сдувая свою челку. – Я тебе не собачка, команды не выполняю.

– Я не… я не… – трилунка кое-как перевела дыхание, – я не командую, я прошу. Оставьте их в покое. А лучше проводите к вашей наставнице. Вот если она скажет, что их надо у., уб… уничтожить, то я мешать не буду.

– Посмотрела бы я, как ты помешаешь.

Тоня скривила рот. Еще глубже затолкала руки в карманы и подошла к Арнохе. Она оказалась чуточку выше ростом и демонстративно пригнулась, чтобы заглянуть ему в лицо. На всякий случай тот замер – мало ли что выкинет.

– Лев, значит, – с непонятным выражением проговорила девчонка, всматриваясь в него серыми с прозеленью глазами. – Хм… When Гш worried and cannot sleep… I count my lions…

– Instead of sheep, – закончил за нее Арно. – Очень старый фильм.

– Угу, думаешь, мне было из чего выбирать? – Тоня дернула плечом и потопала прямо в омертвение. Занеся ногу для шага в пространство неживой, картонной реальности, она оглянулась на примолкшую компанию.

– Что встали? За мной. – И поглядела за спину Арно, видимо, на волка, привезшего Евгению. – Ас тобой, Андрюша, я еще поговорю.

Арно направился следом за Тоней. Нагнав ее, он оставил в нескольких шагах позади себя Диймара, который все еще пытался вернуть себе дар речи, Женьку, вроде бы не боявшуюся волчат, и, собственно, самих детенышей, которые вот так свалились на голову, – делай что хочешь, лев-недоросток.

– Эй, лев, – все с тем же непонятным, но явно чуть насмешливым выражением сказала Тоня, – ты в омертвении бывал?

– Случалось, – буркнул он.

– Тогда справишься. Но на всякий случай: держись. – И обернулась зверем.

Интересное дело – в четвероногой форме она выглядела почти привлекательной. А может, на фоне ее человеческой ипостаси привлекательной показалась бы даже ушная сера. Как бы то ни было, зверюга была скорее милой, чем страшной. Арно осторожно положил руку на теплый загривок. Шерсть после превращения была мокрой, с парой сосулек от подтаявшего снега. Превозмогая дивные ощущения от входа в омертвение – словно в легкие вместо воздуха невероятным образом всыпали крошки из папье-маше, – Арно оглянулся.

Женька шла, положив левую руку (без браслета!) на загривок волку Андрюше. Тот был в самом деле чуть выше Диймара, которого девчонка накрепко сцапала второй рукой (тоже без побрякушки-карты).

Она не знает, сообразил Арно. Женька же ничего не знает про смерть Рудо и роль Диймара в оной. И кому-то придется ей об этом рассказать. Не надо быть гением, чтобы догадаться, кому достанется такая сомнительная честь.

Остальные детеныши сменили волчье обличье на людское. Сделали они это незаметно, как будто шапки поснимали.

Рядом с Андреем и трилунцами хромал невысокий щуплый пацаненок в старой, но неплохо починенной куртке. Еще один мальчишка, довольно рослый, маячил на заднем плане, не давая толком себя разглядеть.

Арно снова оглянулся – убедиться, что Женька более или менее в порядке. Девчонка держалась неплохо. Она побледнела и охнула, ступая в омертвение, но быстро пришла в себя и даже о чем-то заговорила со спутниками.

Тоня недовольно рыкнула, замотала головой. Мол, или не смотри ни на кого, кроме меня, или убирай грабли с загривка.

Арно понял намек и не стал обижать девушку.

Через пару шагов под ногой хрустнула ветка. Звуки в омертвении почти не распространялись, но от его источника прокатилась невидимая глазу волна иной природы – не шум, не свет и не что-либо знакомое. Все тело отозвалось странной дрожью, во внутренностях заклубилась тошнота. Волчица только ухом повела.

– Хорошо держишься, – буркнул Арно.

Мастер комплиментов, тридцатый level, что и говорить.

Тоня повернула голову. Вместо волчьей морды Арно увидел девочкино лицо.

– Привычная, – бросила она, но чувствовалось, что незамысловатая похвала-констатация пришлась ей по душе. – Это была смертная дрожь, – объяснила она недавнюю пакость от омертвелого пространства, – если ты недавно столкнулся со смертью, то чувствуешь ее особенно сильно. Мы стараемся… не сталкиваться. Пока что нам везет.

Арно кивнул, не зная, как вести себя дальше. Прешься по мерт-вятнику какому-то, держа за шкварник гигантскую волчицу с головой чумазой беспризорницы. Этикету подобных ситуаций его не обучали. А Тоню и вовсе никакому не обучали.

Девочка с полминуты невежливо сверлила его взглядом. Ничего не высверлив, хмыкнула себе под нос:

– Пришли.

Они вышли из омертвения. И в ту же секунду Арно понял, как же мерзко было дышать до сих пор. Он хватанул ртом такой глоток воздуха, что легкие снова заболели.

– Наконец-то, – тихо сказала Евгения, вышедшая следом, – ужасное место…

– Села бы верхом на свою коняшку и проскочила бы за секунду, – тут же окрысилась Тоня, превращаясь в человека целиком.

– Тоня альфа-волчицу включила, – фыркнул мелкий. – Что, созревание и гормоны замучали, Тонджелина Джоли? – В мальчишку полетела какая-то коряга, он отскочил, ухохатываясь: – Тонинатор!!!

– Получишь, – пообещала та.

Арно осматривался под их шуточную, явно привычную и до автоматизма отработанную перепалку.

Поляна, на которую они вышли, являла собой круг. Омертвение, очерчивающее его границы, очень хорошо просматривалось. Здесь тоже была вполне себе зима, но бесснежная. Воздух, несмотря на явную неомертвелость территории, казался немного спертым, хоть и не теплым. В центре поляны стояло здание. Ввиду того, что там насчитывалось всего три, хоть и высоких, этажа, оно не нависало над убогим ландшафтом «живой зоны» и выглядело самой живой деталью этого самого ландшафта – сияло стеклами в окнах от пола до потолка, белело кирпичом. Да и синяя краска на дверях была свежей. И от того, как дом контрастировал с чахлыми растениями на бывших клумбах, теперь превращенных в грядки, прямо-таки помереть хотелось.

Арно оглянулся. Да, свежестью и здоровьем детеныши походили скорее на местные растения, нежели на здание. Дивные формулировки лезут в голову. От усталости, наверное.

– Добро пожаловать в нашу скромную обитель. – Тоня отвесила шутовской поклон.

Андрей, тот парень, что привез Женьку, покачал головой, словно говоря: «Что за дура», и прошел мимо.

– Пойдем, с наставницей поговоришь, что ли, – вполне миролюбиво сказал он, – то есть оба пойдемте. И ты, Женя, тоже. Нечего среди волчат болтаться, мало ли что кому в голову взбредет.

И почему-то Арнохе показалось, что это было сказано специально для Тони. Он вошел в синие двери следом за Андреем. Диймар и Женька не отставали, а вот остальные волчата внутрь не пошли.

– Здесь раньше был большой исследовательский центр. – Андрей совершенно определенно не чувствовал себя хозяином этого большого дома, но все же счел нужным объяснить гостям, куда они попали. – Мы неплохо устроились тут. Ну, и раньше было полегче, пока мелкие были совсем мелкие и слушались нас. И пока наставница… – Его голос дрогнул.

Он махнул рукой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.

Помещение, куда они попали прямо со ступеней, без всяких там холлов и вестибюлей, когда-то было то ли большой переговорной, то ли небольшим залом для отдыха и умеренно-торжественных приемов – светлое, в два этажа высотой. Наверное, раньше и мебели было побольше. Сейчас оставалась только пара диванов у окна-стены да еще кое-что по мелочи. На одном из диванов полулежала пожилая женщина. Ноги ее скрывал шерстяной плед.

– Евгения, это и есть твои друзья? – спросила она надтреснутым голосом, обращаясь к девочке. Это прозвучало чуть раздраженно, но без брюзгливых нот, присущих голосам больных, сварливых стариков.

– Д-да… – промямлила та, – б-ба… бабушка.

– Кто?! – в один голос вскрикнули Арно и Диймар.

– Символьер Алессандра Дарамария Корамелл, мать Клариссы Алессандры Радовой. – Надтреснутости в голосе стало меньше, зато раздражения больше. – Присаживайтесь, молодые люди, и рассказывайте, зачем вас сюда принесло. Андрюша, завари гостям чаю и раздобудь поесть.

– Но, наставница… – заикнулся парень, – у нас заварки осталось…

– Анд-рю-ша! – только и ответила та.

На этом все попытки возражать можно было считать пресеченными.

– Полагаю, вам тоже следует представиться, – церемонно сказала старая женщина, – и прошу меня извинить за то, что встречаю вас сидя. В последнее время ноги уже не те. Знаки же приходится экономить в этом странном месте.

– Диймар Улвер Шепот. – Трилунец слегка поклонился.

– Арнольд Резанов. То есть Арнольд Арнольд Резанов.

Алессандра заулыбалась и сразу будто помолодела.

– Интересная компания, – сказала она. – У вас, должно быть, очень много вопросов, а у меня много информации. Спрашивайте, а я буду рассказывать. Подвиньте поближе вон тот диван.

На этот раз Шепоту не удалось, по своему обыкновению, отстраниться от работы.

– Это место, – Арно оглядел белостенный зал, – и есть та самая таинственная лаборатория моего отца? Где ставили эксперименты над волчатами? Пытались извлечь бессмертие, не восстанавливая ритуал Иммари?