Читать онлайн Верховный король бесплатно
Lloyd Alexander
THE HIGH KING
Copyright © 1968 by Lloyd Alexander. Renewed 1996.
By arrangement with The Free Library of Philadelphia Foundation.
All rights reserved
© Л. Л. Яхнин, перевод, 2018
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018
Издательство АЗБУКА®
* * *
Мальчикам, которые могут быть Тареном,
и девочкам, которые всегда будут Эйлонви
От автора
«Хроники Придайна» принесли мне больше писательской радости, чем какие-либо другие мои книги. Грустно завершать этот путь, и я понимаю, что невозможно беспристрастно говорить о таком долгом труде, в который вложено столько души.
Тем не менее я должен предупредить читателей пятой хроники: ждите неожиданностей. Само повествование немного иное, охват шире. Здесь больше внешних столкновений, однако я старался добавить больше внутреннего содержания; если форма ближе к традиционной героической саге, надеюсь, персонажи получились живыми людьми. И хотя речь идет о великой борьбе, когда подвиги пришлось совершать всем: Тарену, принцессе Эйлонви, Ффлеуддуру Ффламу и даже свинье-прорицательнице Хен Вен, – то, что случилось потом, серьезней, чем сама битва. Окончательный выбор, которого не избежать никому, даже верному Гурги, невыносимо труден. По счастью, в реальном мире такой выбор перед нами не встает – по крайней мере, буквально такой же. Однако в каком-то смысле мы совершаем этот выбор снова и снова, потому что для нас он никогда не бывает окончательным. Правильный ли выбор сделал Тарен и какой у книги финал – счастливый, печальный или то и другое вместе – решать читателю.
Эту хронику, как и предыдущие, можно читать независимо от других. Однако она дает ответ на некоторые давние вопросы. Почему бесчестному Мэггу позволили сбежать из замка Ллира? Что сталось с глупым великаном Глеу? Разумно ли поступил Даллбен, приютив у себя королеву Акрен? И конечно, главное: кто родители Тарена?
Что до самого Придайна, отчасти это исторический Уэльс, отчасти – Уэльс, которого никогда не было. Поначалу я думал, что это маленькая страна, существующая лишь в моем воображении, однако с тех пор она для меня стала гораздо больше. Да, Придайн вырос из валлийских легенд, но мне пришлось сильно его расширить, чтобы вымышленный мир стал значим для мира реального.
Первые друзья моих героев так же верны им, как были в начале пути; за годы эта дружба только окрепла. Я обязан им больше, чем они догадываются, и, как всегда, с любовью посвящаю им эти страницы и надеюсь никого не разочаровать. Быть может, порой они обижались, что я прошу их набраться терпения, но мне они за это время стали еще дороже.
Ллойд Александер
Глава первая
Возвращение домой
Под серым, холодным небом неспешно ехали двое всадников. Один из них, высокий и стройный, наклонился вперед, навстречу ветру, и не отрывал взгляда от дальних холмов. На поясе у него висел меч, а за спину был закинут окаймленный серебром боевой рог. Его спутник, Гурги, лохматый, как и пони, на котором тот восседал, зябко кутался в плащ, тер замерзшие уши и хныкал так жалобно, что Тарен наконец придержал коня.
– Нет, нет, – всхлипывал Гурги, – верный Гурги готов ехать вперед! Он последует за добрым хозяином, о да, как всегда! Не обращай внимания на все его всхлипы и хрипы! Не жалей его бедную, слабую голову!
Тарен улыбнулся, видя, что Гурги хоть и хорохорится, но с надеждой поглядывает на уютную, окруженную вязами полянку.
– Мы не спешим, – ответил он. – Да, мне хочется поскорее доехать до дома, но не ценой твоей слабой, бедной головы. Мы сделаем здесь привал, а утром двинемся дальше.
Они привязали лошадей и разожгли костерок, огородив его кольцом из камней. Гурги засыпал сидя. Не успев даже дожевать свою еду, он свернулся калачиком и сладко захрапел. Тарен, превозмогая усталость, сидел у костра и чинил кожаную упряжь. Внезапно он замер и тут же вскочил на ноги. Прямо с неба на него падал черный комок.
– Гурги! – закричал Тарен.
Отяжелевший со сна, Гурги сел и часто заморгал.
– Гурги! Посмотри! Это Карр! – радовался Тарен. – Ее, наверное, послал за нами Даллбен!
Ворона захлопала крыльями, защелкала клювом и закаркала во все горло еще до того, как опустилась на протянутую руку Тарена:
– Пр-ринцесса! Пр-ринцесса Эйлонви! Каер-р-р! Каер-р! Домой! Домой!
Усталость, словно плащ, свалилась с плеч Тарена. Гурги, окончательно проснувшийся, с радостным воплем побежал отвязывать лошадей. Тарен вскочил в седло серого своего коня Мелинласа и галопом поскакал прочь из рощи. Карр сидела у него на плече, Гурги на пони еле поспевал следом.
Они не слезали с седла и день и ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить коней, наскоро перекусить и прикорнуть на полчаса. И снова неслись вперед, не щадя себя и лошадей, все время на юг, по горной долине к Великой Аврен и дальше, пока однажды ясным утром не увидели знакомые поля Каер Даллбен.
Не успев переступить порог, Тарен попал в такой круговорот суматохи и радостной суеты, что толком не понимал, куда повернуться. Карр хлопала крыльями и пронзительно каркала. Колл, чья большая лысая голова и широкое лицо сияли, словно полная луна в ясную ночь, хлопал Тарена по спине. Гурги вопил и скакал от восторга. Даже древний волшебник Даллбен, который обычно не любил отвлекаться от размышлений, приковылял из своей хижины и молча глядел из-под лохматых бровей на взбудораженных обитателей обычно тихой усадьбы. Тарен никак не мог пробиться к Эйлонви, хотя отчетливо слышал в шуме голос принцессы.
– Тарен из Каер Даллбен, – воскликнула она, когда он двинулся в ее сторону, – я уже несколько дней тебя жду! Я столько времени училась быть молодой леди… будто до тех пор ею не была. И вот наконец вернулась, а тебя нет!
В следующий миг он оказался рядом. На груди принцессы по-прежнему блистал серебряный полумесяц; палец тяжелило кольцо, сделанное мастерами Дивного Народа. Однако теперь ее лоб охватывал тонкий золотой обруч, и Тарен, глядя на богатое одеяние девушки, со смущением вспомнил о своем запыленном плаще и заляпанных грязью башмаках.
– И если ты думаешь, будто в замке жить приятно, – не переводя дыхания, продолжала тараторить Эйлонви, – то могу уверить тебя – ты ошибаешься! Скучно и тоскливо! Меня заставляли спать на перинах и подушках, набитых гусиным пухом, таких больших, что в них можно задохнуться. Думаю, гусям они нужны больше, чем мне… я про пух и перья, разумеется, не про подушки. И слуги, подающие тебе как раз ту еду, которую ты терпеть не можешь… И голову мыть без конца… И вышивание, и реверансы, и все такое, о чем и вспоминать-то не хочется. Уж не помню, сколько времени я не прикасалась к мечу…
Эйлонви вдруг резко замолчала и с любопытством посмотрела на Тарена.
– Странно, – проговорила она, – с тобой что-то произошло. Даже волосы будто не твои, хотя по-прежнему выглядят так, будто ты стригся сам и с закрытыми глазами. Ты… ну, не могу я объяснить. В смысле, если ты сам не скажешь, никто не угадает в тебе Помощника Сторожа Свиньи.
Тарен ласково рассмеялся, глядя на озадаченно нахмурившуюся Эйлонви:
– Что верно, то верно, давно я не ухаживал за Хен Вен. Мы с Гурги путешествовали по стране Свободных коммотов. Чем только мне не пришлось заниматься! А вот на скотном дворе я так и не побывал. Я соткал этот плащ своими руками на ткацком станке Двивах Ткачихи. Я выковал этот меч в кузнице Хевидда Кузнеца. А это, – с легкой грустью проговорил он, вытаскивая из-да пазухи глиняную миску, – я слепил на гончарном круге Аннло Горшечника. – Тарен вложил миску в руки Эйлонви. – Если тебе нравится, бери.
– Красивая, – протянула Эйлонви, разглядывая миску. – Я буду ею дорожить. Но ты не понял меня. Я не говорила, что ты уже не годишься в Помощники Сторожа Свиньи. Лучше тебя этого не делал никто в Придайне. Но что-то еще в тебе появилось…
– Пожалуй, принцесса угадала главное, – вставил Колл. – Уезжал от нас просто помощник на скотном дворе, а вернулся мастер на все руки.
Тарен печально покачал головой:
– Не знаю, много ли я умею, зато знаю наверняка, что я не ткач, не кузнец, и гончара, увы, из меня тоже не выйдет. Когда Карр нас разыскала, мы с Гурги уже ехали сюда, чтобы остаться здесь навсегда.
– Рада слышать, – ответила Эйлонви. – Я боялась, что ты будешь странствовать до скончания дней. Даллбен рассказал мне, что ты отправился искать родителей и встретил кого-то, кого счел своим отцом, но ошибся. Так? Я уж совсем запуталась в твоих приключениях. Ничего не понимаю.
– А тут и понимать-то нечего. Что я искал, то нашел. Хоть и не то, на что надеялся.
– Нет, – проговорил Даллбен, который внимательно прислушивался к их разговору, – ты нашел больше того, чем искал, и обрел, возможно, больше, чем догадываешься.
– Я по-прежнему не понимаю, зачем ты вообще уезжал из Каер Даллбен, – начала Эйлонви.
Ответить Тарен не успел, потому что кто-то ухватил его за руку и принялся неистово ее трясти.
– Привет, привет! – закричал белобрысый и голубоглазый юноша в богато расшитом плаще, таком мятом, будто его намочили и хорошенько отжали, а расправить забыли. Рваные ремешки его обуви были кое-как связаны крупными неумелыми узлами.
– Принц Рун! – едва узнал его Тарен. Рун стал выше ростом и здорово похудел. Зато улыбка его была по-прежнему широкой, во все лицо.
– Не принц, а король Рун, – со вздохом поправил его молодой человек. – Отец мой, король Руддлум, умер прошлым летом. А я вот привез Эйлонви. Королева Телерия хотела оставить принцессу на Моне. Надо, говорила она, завершить ее воспитание. Ты же знаешь мою мать: ее бы и сам Даллбен не уговорил. И поэтому, – Рун приосанился и гордо взглянул на Тарена, – поэтому я сам, собственной волей, принял решение. Я приказал снарядить корабль, и мы отплыли с Моны. Удивительно, что может сделать король, если только пожелает! Мы привезли с собой и еще кое-кого.
Рун указал в сторону очага. Только сейчас Тарен заметил толстенького коротышку, который сидел, зажав между колен котелок. Незнакомец облизал пальцы и наморщил нос, глядя на Тарена исподлобья. Он и не подумал встать или хотя бы приподняться в знак приветствия, только коротко кивнул, будто они знакомы сто лет. Жидкие волосы вокруг его лукообразной головы затрепетали, как водоросли под водой.
Тарен глядел, не веря своим глазам. А человечек приосанился и фыркнул высокомерно и в то же время обиженно.
– Мог бы запомнить меня: не так часто встречаешься с великанами! Забыл? – с досадой проговорил он.
– Да как я могу забыть? – воскликнул Тарен. – Еще как помню! Пещера на Моне! Когда я в последний раз тебя видел, ты был… побольше ростом, мягко говоря. И все равно это ты! Глеу!
– Будь я по-прежнему великаном, – проворчал Глеу, – меня бы все узнавали. Тогда, в пещере…
– Ты угодил в самое больное место, – прошептала Эйлонви. – Теперь его не остановишь. Станет вспоминать о тех славных деньках, когда был великаном. Замолкает он только для того, чтобы поесть, и перестает есть лишь для того, чтобы поговорить. Я еще могу понять и простить его обжорство. Еще бы – питаться так долго одними поганками! Но зачем он все время говорит про свое великанство? Казалось бы, ему было так плохо, что надо поскорее это время забыть!
– Я знал, что Даллбен послал Карр с обещанным зельем для Глеу, чтобы вернуть ему прежний вид, – сказал Тарен, – но что произошло дальше, понятия не имею.
– Вот что с ним случилось, – с готовностью принялась объяснять Эйлонви. – Как только Глеу уменьшился до своих размеров и смог вылезти из пещеры, он пришел в замок Руна. Там он всех до смерти замучил своими бесконечными и бестолковыми рассказами. Но прогнать его ни у кого не хватило духа. А когда мы собрались плыть сюда, то взяли его с собой, думая, что он захочет поблагодарить Даллбена. Не тут-то было! Нам пришлось его чуть не за уши тащить на корабль. Я уж теперь жалею, что мы не оставили его на Моне.
– Даже Глеу здесь, – проговорил Тарен, оглядываясь, – а троих наших лучших друзей я не вижу. Нет старого доброго Доли и Ффлеуддура Ффлама. И я надеялся, что принц Гвидион приедет встретить Эйлонви.
– Доли прислал привет, – сказал Колл. – Но придется обойтись без его общества. Нашего друга-карлика выковырять из его подземного королевства так же трудно, как выкорчевать старый пень в поле. Что до Ффлеуддура, то он как раз легок на подъем, как перекати-поле. Ничто не удержит его от веселой встречи. Думаю, он скоро явится сюда вместе со своей арфой.
– Принца Гвидиона тоже ждем, – добавил Даллбен. – Кое-что нам надо с ним обсудить и обдумать. Но вы, молодежь, конечно, вольны считать, будто важнее возвращения домой принцессы и Помощника Сторожа Свиньи нет ничего на свете.
– Ладно, я это опять надену, когда приедут Ффлеуддур и принц Гвидион, – сказала Эйлонви, снимая с головы золотой обруч. – Просто для того, чтобы и они могли посмотреть, как эта штука выглядит. А пока пусть моя голова отдохнет. Обруч так давит, будто тебе сжимают шею, только выше.
– Что ж, принцесса, – улыбнулся Даллбен, отчего его морщинистое лицо сморщилось еще сильнее, – корона больше обуза, чем украшение. Если ты это поняла, то уже научилась многому.
– Научилась! – воскликнула Эйлонви. – Да я этого учения вдосталь наглоталась. По мне не видно, так что вы и не поверите! Хотя погодите. Вот чему меня выучили. – Она достала из-под плаща сложенный вчетверо кусок ткани и почти смущенно протянула его Тарену. – Я вышила это для тебя. Правда, она не совсем еще закончена, но все равно возьми. Хотя моя работа совсем не такая красивая, как те вещи, что делал ты.
Тарен развернул ткань. На полосе шириной в размах его рук была на зеленом поле вышита кривыми стежками белая голубоглазая свинья на зеленом поле.
– Я хотела изобразить Хен Вен, – пояснила Эйлонви.
Рун и Гурги протиснулись поближе, чтобы рассмотреть ее рукоделие.
– Сперва я пыталась вышить здесь и тебя тоже. Потому что ты любишь Хен Вен и потому что я… я думала о тебе. Но ты получился похожим на тоненькую рогульку с птичьим гнездом наверху. Пришлось вышивать заново, но уже только одну Хен Вен. А ты просто вообрази, что стоишь рядом, чуть левее, вон в том углу. Иначе я бы и за год не управилась. И так целое лето провозилась.
– Если и вправду, вышивая, ты думала обо мне, – тихо сказал Тарен, – то лучшего подарка я и не желаю. И не важно, что глаза у Хен Вен на самом деле карие.
Губы у Эйлонви задрожали.
– Тебе не нравится? – потерянно спросила она.
– Нравится, очень нравится! – с горячностью воскликнул Тарен. – Какая разница, карие ли, голубые у нее глаза. Это полотно мне пригодится…
– Пригодится? – вспыхнула Эйлонви. – Это подарок на память, а не попона для твоего коня, Тарен из Каер Даллбен! Ничего ты не понял!
– Зато я знаю, какого цвета глаза у Хен Вен, – с добродушной усмешкой ответил Тарен.
Эйлонви встряхнула рыжевато-золотыми волосами и фыркнула:
– И наверняка забыл, какого цвета глаза у меня!
– Ничего подобного, принцесса, – тихо проговорил Тарен. – Не забыл я и того дня и часа, когда ты подарила мне вот это. – Он снял с плеча боевой рог. – Мы и представить себе не могли, какая в нем сокрыта сила! Правда, теперь ее больше нет. Но я все равно ценю этот рог, потому что получил его из твоих рук.
Он пристально поглядел в глаза Эйлонви и продолжал:
– Ты хочешь знать, зачем я так упорно искал своих родителей? Я надеялся, что мое происхождение окажется благородным и я получу право просить то, чего раньше не смел. Надежды мои не оправдались. И тем не менее…
Тарен умолк, подыскивая слова, но продолжить не успел. Дверь хижины резко распахнулась, и он, обернувшись, чуть не вскрикнул.
В дверях стоял Ффлеуддур. Лицо барда было мертвенно-бледным, его обычно всклокоченные желтые волосы прилипли к влажному лбу. На плече он держал бессильно обмякшее тело какого-то человека.
Тарен, а следом за ним и Рун кинулись помочь барду. Гурги и Эйлонви тоже поспешили к нему. Все вместе они осторожно опустили беспомощное тело на пол. Глеу стоял поодаль не двигаясь. Вислые щеки его дрожали. На миг Тарен оцепенел. Но уже в следующее мгновение руки его действовали быстро и проворно – расстегивали плащ, снимали порванную и окровавленную куртку. Перед ним на плотно утрамбованном земляном полу лежал Гвидион, принц Дома Дон!
Кровь коркой запеклась на его серых, по-волчьи жестких волосах, пятнами застыла на морщинистом лице. Губы раздвинулись, и казалось, он в ярости скалит зубы. Одна пола плаща была обмотана вокруг правой руки, словно под конец у него не осталось другой защиты от смертоносных ударов.
– Лорд Гвидион убит! – вскричала Эйлонви.
– Он жив… или, вернее, чуть жив, – проговорил Тарен. – Неси лекарства, – приказал он Гурги, – целебные травы из моей седельной сумки… – Он обернулся к Даллбену. – Прости. Не пристало мне приказывать под крышей моего хозяина. Но эти травы обладают большой силой. Их когда-то дал мне Адаон, сын Талиесина. Они твои, если пожелаешь.
– Я знаю их свойства, и у меня нет лучших, – ответил Даллбен. – И ты имеешь право приказывать где угодно, даже и под моей крышей, ибо научился повелевать собой. Я доверяю твоему искусству, поскольку вижу, что ты в нем уверен. Делай то, что считаешь нужным.
Колл уже спешил из кухни с большой миской воды. Даллбен, стоявший на коленях перед почти бездыханным Гвидионом, приподнялся и обратился к барду:
– Чьих рук это злое дело? – Старый волшебник говорил почти шепотом, но голос его звенел в тесной хижине, а глаза пылали гневом. – Кто осмелился на него напасть?
– Охотники Аннуина, – ответил Ффлеуддур. – Но пытались они отнять две другие жизни. Как ты себя чувствуешь? – спросил он Тарена. – И как ты сумел так быстро от них уйти? Благодари судьбу: сумел вырваться из их лап.
Тарен озадаченно посмотрел на барда:
– Я не понимаю смысла твоих слов, Ффлеуддур.
– Смысла? – переспросил бард – Мои слова означают то, что они означают, и ничего больше. Гвидион готов был отдать свою жизнь вместо твоей, когда Охотники напали на тебя меньше часа назад.
– Напали на меня? – Тарен уже ничего не мог понять. – Как это могло быть? Гурги и я не видели никаких Охотников. И час тому назад мы были уже в Каер Даллбен.
– Клянусь Великим Белином, Ффлам говорит лишь то, что видел своими глазами! – вскричал бард.
– У тебя лихорадка, ты бредишь. Ты, наверное, тоже ранен. И серьезнее, чем думаешь. Отдохни. Мы вылечим тебя. – Тарен вновь склонился над Гвидионом, развязал мешочек с травами, что принес Гурги, и замочил их в миске с водой.
Лицо Даллбена было мрачным.
– Говори, бард, – сказал он, – меня обеспокоили твои слова.
– Лорд Гвидион и я ехали вместе из северных земель, – начал Ффлеуддур. – Мы переправились через Аврен и были уже на пути сюда. Немного впереди нас, на поляне… – Бард замолчал и пристально поглядел на Тарена. – Я видел тебя собственными глазами! Тебя сильно теснили. Ты закричал нам, прося помощи, и даже махнул рукой, чтобы мы поторопились.
Тарен удивленно пожал плечами.
– Гвидион опередил меня, – продолжал Ффлеуддур. – Ты, Тарен, уже ускакал за деревья. Гвидион мчался за тобой быстрее ветра. Ллиан буквально стлалась над землей, но к тому времени, когда я влетел в лес, тебя там не было. Зато было полно Охотников. Они стащили Гвидиона с седла. Плохо бы им пришлось, подоспей я вовремя! – воинственно воскликнул бард. – Но когда я подъехал, они уже умчались. Гвидион был почти при смерти, и я не рискнул оставить его, пустившись в погоню за Охотниками. – Ффлеуддур опустил голову. – Я не сумел бы вылечить его сам. Мог только дотащить его сюда.
– Ты спас ему жизнь, друг мой, – сказал Тарен.
– И потерял то, за что Гвидион отдал бы жизнь! – горестно воскликнул Ффлеуддур. – Охотникам не удалось убить его, но сотворили они не меньшее зло. Забрали его меч! Меч и ножны!
У Тарена перехватило дыхание. Занятый ранами своего старшего друга, он и не заметил, что Дирнвин, грозный черный меч, всегда висевший на поясе у Гвидиона, сейчас отсутствует. Дирнвин, волшебный клинок непобедимой древней силы, теперь в руках Охотников. Они отнесут его своему хозяину Арауну, королю Земли Смерти, в мрачный Аннуин!
Ффлеуддур опустился на пол и уронил голову на руки.
– Ничего не понимаю, – прошептал он. – Значит, это не ты нас звал?
– Что ты видел, я не знаю, – ответил Тарен. – И не будем пока об этом. Жизнь Гвидиона – вот наша первая забота. Мы поговорим обо всем, когда память твоя прояснится и ты придешь в себя.
– Память арфиста не подводит его.
Из темного угла поднялась и вышла на середину комнаты женщина в черном платье. Ее длинные распущенные волосы светились блеклым серебром, красота мертвенно-бледного лица что-то напоминала Тарену, хотя теперь это лицо казалось стертым, туманным, словно приплыло из полузабытого сна. Акрен!
– Наши встречи случаются в недобрый час, Помощник Сторожа Свиньи, но все равно здравствуй. Ты что, до сих пор боишься меня? – усмехнулась она, заметив беспокойный взгляд Тарена. Острые зубы ее обнажились в улыбке. – И Эйлонви, дочь Ангарад, тоже не может забыть моего могущества, хотя сама и разрушила его в замке Ллира. Но разве с тех пор, как живу здесь, не служила я Даллбену так же честно, как любой из вас?
Акрен приблизилась к распростертому телу Гвидиона. Пораженный Тарен увидел подобие жалости в ее глазах.
– Лорд Гвидион будет жить, – сказала она. – Но может так случиться, что жизнь ему будет горше смерти.
Акрен наклонилась и кончиками пальцев легонько тронула лоб неподвижно лежащего воина, потом распрямилась и повернулась к Ффлеуддуру:
– Твои глаза не подвели тебя, арфист. Ты видел то, что тебе хотели показать. Помощника Сторожа Свиньи, верно? А почему бы и нет, если он пожелал появиться именно в этом облике? Лишь он один обладает такой силой. Араун, король Аннуина, Земли Смерти.
Глава вторая
Палочки с письменами
Дрожь прошла по телу Тарена. Женщина в черном холодно взглянула на него.
– Араун не осмеливается пересечь границу Аннуина в своем облике, – продолжала она. – Это означало бы его неминуемую гибель. Но он владеет тайной превращений. Это и маска его, и защита. Арфисту и лорду Гвидиону он показался в облике свинопаса. Но может, если понадобится, явиться и лисой в лесу, и орлом в поднебесье, и даже слепым подземным червем. Да, Свинопас, он с легкостью принимает обличье любого человека, всякого существа. А какую лучшую приманку выдумать для лорда Гвидиона, чем вид друга в беде? Друга, который не раз бился с ним бок о бок, который любим и которому он доверяет? Гвидион проницателен и не попался бы в слишком простую ловушку.
– Значит, нам всем конец! – в отчаянии воскликнул Тарен. – Король Аннуина может в любой миг оказаться среди нас неузнанным, и нет защиты против его коварства!
– Ты не зря опасаешься. Твои друзья увидели, чего стоит колдовское умение Арауна. И все же он уязвим. Он никогда не решится покинуть свою землю. Разве что перед лицом смертельной угрозы. Или если, как сегодня, желание отнять или получить что-то перевешивает опасность. – Акрен понизила голос. – У Арауна много тайн, но эту он оберегает больше всех. Когда он в кого-нибудь превращается, умения и силы у него не больше, чем у того, чью личину он принял. Тогда его можно убить, как любого смертного.
– О Ффлеуддур, если бы я только была с тобой! – в отчаянии воскликнула Эйлонви. – Араун ни за что не обманул бы меня, пусть он даже как две капли воды был похож на Тарена! Уж я-то сумела бы отличить настоящего Помощника Сторожа Свиньи от поддельного!
– Пустые надежды, дочь Ангарад, – презрительно фыркнула Акрен. – Ничей взгляд не проникнет сквозь маску Арауна, повелителя Земли Смерти. Ничей, кроме моего. Ты сомневаешься? – воскликнула она, видя изумление Эйлонви.
Осунувшееся лицо Акрен хранило остатки былой гордости. Сейчас в ее голосе послышались резкие нотки высокомерия и гнева.
– Задолго до того, как Сыновья Дон пришли в Придайн и остались здесь, задолго до того, как владетели кантрефов присягнули на верность Мату, Верховному королю, и Гвидиону, его военачальнику, я правила здесь безраздельно и носила Железную Корону Аннуина. Араун был моим супругом, служил мне и исполнял мои повеления. Но он меня предал. – Голос ее понизился до зловещего шепота, а в глазах замерцала ярость. – Он украл мой трон и вышвырнул меня. Однако я знаю все его тайны, ибо именно я обучила его всему! Ваш взор он может затуманить. От меня Араун не укроется ни в каком обличье!
Гвидион вдруг шевельнулся и слабо застонал. Тарен тут же склонился над ним, держа в руках миску с целебными травами. Эйлонви бережно приподняла голову воина.
– Отнесите принца Гвидиона в мою комнату, – приказал Даллбен. Лицо старого волшебника заострилось, и морщины сделались глубже. – Твое искусство вырвало его из лап смерти, – сказал он Тарену. – Теперь моя очередь попытаться вернуть его к жизни.
Колл мощными руками поднял Гвидиона и понес. Акрен последовала за ним.
– Сплю я мало, – сказала она, – и могу последить за раненым. Эту ночь я посижу возле лорда Гвидиона.
– Я побуду с ним, – объявила Эйлонви, шагнув в сторону Колла.
– Не бойся меня, дочь Ангарад, – ответила Акрен. – Нет у меня в душе дурных намерений. – Она нарочито низко поклонилась, насмешливо разведя руками. – Теперь конюшня – мой замок и кухня – мое королевство. Другого я не ищу.
– Пойдемте, – примирительно сказал Даллбен, – вы обе мне поможете. Остальные ждите. Будьте терпеливы и надейтесь.
Окна были темны. Тарену казалось, что огонь очага не греет и лишь отбрасывает серые, холодные тени на лица молчащих друзей.
– Я было подумал пуститься в погоню за Охотниками и не дать им скрыться в Аннуине, – произнес наконец Тарен. – Но если Акрен говорит правду и Араун действительно с ними, да еще и с мечом Гвидиона… Что он задумал, я не знаю, но мне страшно.
– Не могу себе простить, – сжал кулаки Ффлеуддур. – Моя вина, что он ускользнул. Я должен был разгадать его хитрость, обязан был заметить ловушку!
Тарен мотнул головой:
– Не кори себя. Сам Гвидион обманулся.
– А я нет! – вскричал бард. – Ффлам проницателен! Я сразу же почувствовал неладное. В том, как он сидел на коне, как…
Арфа, висевшая на плече барда, вздрогнула, струна натянулась и внезапно оборвалась с таким звуком, что примостившийся у очага Гурги вскочил. Ффлеуддур поперхнулся.
– Ну вот, опять, – расстроенно пробормотал он. – Неужели она никогда не прекратит? Стоит чуть-чуть… э… приукрасить, как эта отвратительная струна лопается. Поверь, я не хотел преувеличивать. Сейчас-то мне и впрямь кажется, что я мог заметить… Нет, если по правде, то личину он натянул на себя отменную. Даже меня поймал в ловушку. Боюсь, что и в другой раз могу попасться.
– Удивительно, – вмешался Рун, король Моны, который все это время слушал, разинув рот. – Мне очень хотелось бы научиться изменять свой облик. Невероятно! Вот бы мне уметь так превращаться! Я всегда думал: как интересно, наверное, быть барсуком или муравьем. Мне любопытно, как это они так чудесно строят свои жилища. С тех пор как я стал королем, мне хочется все в моем королевстве исправить, улучшить. Я собираюсь возвести новую дамбу в гавани Моны, даже начал уже. Я хотел начать одновременно с обоих концов и таким образом управиться в два раза быстрее. Не понимаю, что пошло не так. Я ведь сам руководил строительством. Но почему-то половины дамбы не встретились в середине. И я теперь размышляю, как бы сделать это получше. А еще я задумал построить дорогу к пещере Глеу. Такое замечательное место! Уверен, людям Динас Риднант занятно будет на нее взглянуть… Даже удивительно, как это легко! – с гордой улыбкой объявил Рун. – В смысле, задумывать легко. А вот делать почему-то труднее…
Глеу, услышав свое имя, навострил уши. Он так и не покинул места у очага, а всеобщая тревога не заставила его выпустить из рук котелок.
– Когда я был великаном… – завел он.
– Вижу, и этот мелкий прохвост с тобой, – сказал Руну Ффлеуддур, который тут же узнал Глеу, несмотря на его нынешний рост. – В бытность свою великаном он был прегадким. Собирался бросить кого-нибудь из нас в свое гнусное варево, лишь бы выбраться из пещеры. Ффлам не злопамятен, но, по-моему, это немного чересчур.
– Когда я был великаном, – продолжал Глеу, который то ли не слышал барда, то ли не обратил внимания на его слова, – никто не смел унижать меня и за уши тащить на борт паршивой лодчонки! Я не хотел сюда приезжать. А после того, что случилось сегодня, у меня и вовсе нет желания оставаться здесь. – Глеу скривил рот. – Даллбен должен позаботиться, чтобы меня как можно скорее отправили обратно на Мону!
– Конечно, конечно, – примирительно ответил Тарен. – Но сейчас у него есть заботы поважнее. Да и у нас тоже.
Бормоча что-то о грубиянах и невеждах, Глеу скреб пальцами по дну котелка и хмуро цыкал зубом. Никто больше не вымолвил ни слова. Молча они устроились пережидать ночь.
Огонь в очаге догорел, и угли рассыпались пеплом. За стенами хижины разгулялся ночной ветер. Тарен опустил голову на руки. Сегодня он думал встать перед Эйлонви и, забыв про то, что она принцесса, а он никто, смело просить ее руки. Однако несчастье с Гвидионом сделало все мечты и желания Тарена мелкими и неважными. Да, он так и не узнал, любит ли его Эйлонви, но не отваживался сейчас об этом допытываться. Тарен закрыл глаза. Ветер рвал и метал, будто хотел разнести в клочья тихие поля и сады Каер Даллбен.
Тарена разбудила чья-то рука, теребившая его за плечо. Это была Эйлонви.
– Гвидион очнулся, – сказала она, – и хочет говорить с нами.
Гвидион полулежал на кровати. Черты лица его обострились. Он был бледен, несмотря на загар, но больше от гнева, чем от боли. В углах плотно сжатого рта пролегли горькие складки, зеленые глаза потемнели и запали. Принц глядел на них горящим взглядом волка, презирающего мучения, а еще больше – тех, кто их причинил. Акрен молчаливой тенью застыла в углу. Старый волшебник озабоченно склонился над столом, заваленным книгами, подле деревянной скамьи, на которой Тарен в детстве постигал уроки. «Книга Трех», огромный, обтянутый кожей фолиант, наполненный тайными знаниями и запретный для всех, кроме самого Даллбена, лежала раскрытой поверх груды древних томов.
Тарен, а следом за ним Эйлонви, Ффлеуддур и король Рун подошли и по очереди пожали Гвидиону руку. Принц Дома Дон мрачно улыбнулся.
– Обойдемся без долгих приветствий, Помощник Сторожа Свиньи. Даллбен уже рассказал мне о хитрости короля Аннуина. Дирнвин нужно вернуть любой ценой и без промедления. Поведал он и о твоих странствиях, – добавил Гвидион. – Я хотел бы побольше услышать обо всем от тебя самого, но это подождет до более подходящего времени. Я поскачу в Аннуин еще до окончания дня.
Тарен посмотрел на принца Дома Дон с удивлением и некоторой опаской:
– Твои раны еще свежи. Ты не сможешь совершить такое трудное путешествие.
– Но не могу и оставаться здесь в бездействии, – ответил Гвидион. – За то время, что Дирнвин был у меня в руках, я больше о нем узнал. Не многое, но довольно, чтобы понимать: его утрата будет для нас роковой. Дирнвин был выкован в незапамятные времена, история его по большей части утрачена. Долгое время и сам клинок считался легендой. Талиесин, Главный бард и хранитель истории Придайна, смог рассказать немногое. Мастер Гофаннон Хромой по воле короля Риддерха Щедрого выковал и закалил Дирнвин, вложив в него величайшую силу для защиты этой земли. На клинке выгравировано заклинание, а на ножнах – письмена, предостережение тому, кто не по праву пожелает овладеть им.
– Я помню эти старые письмена, – сказала Эйлонви, – и никогда их не забуду. Мне стоило большого труда убедить Тарена не трогать то, в чем он ничего не смыслит. «Вытащи Дирнвин лишь тот, у кого королевская кровь…»
– Истинный смысл, скорее, «кто благороден душой», – поправил Гвидион. – Заклинание запрещает трогать меч всем, кроме того, кто желает использовать его разумно и во благо. Пламя Дирнвина уничтожит любого другого, кто попытается его вытащить. Однако письмена на ножнах, говорившие о назначении меча, стерты, и прочесть их уже невозможно.
Гвидион поморщился, превозмогая боль, и продолжал ровным голосом:
– Король Риддерх носил меч всю свою жизнь, а после него – его сыновья. Их царствование было мирным, а страна процветала. Но здесь история Дирнвина прерывается. Последним волшебный меч носил король Ритт, внук Риддерха, владевший Спиральным Замком, пока его не захватила королева Акрен. Там, с Дирнвином в руках, Ритт встретил свою смерть. С тех пор никто меча не видел. Он лежал позабытый, погребенный вместе с телом короля в самом глубоком подземелье Спирального Замка. – Гвидион повернулся к Эйлонви. – Где ты, принцесса, и нашла его. Ты отдала его мне по своей воле, но не по своей воле я утратил его. Клинок этот ценнее моей жизни или жизни любого из нас. В руках Арауна он может принести гибель Придайну.
– Ты думаешь, что Араун способен вытащить меч из ножен? – с тревогой спросил Тарен. – Сможет ли он обернуть это великое оружие против нас? Сумеет ли заставить Дирнвин служить злой цели?
– Этого я не знаю, – ответил Гвидион. На лице его была написана тревога. – Быть может, Араун, повелитель Земли Смерти, нашел способ разрушить заклинание. А может, его цель – хранить меч у себя, чтобы им не воспользовались другие. Он отнял бы у меня не только меч, но и жизнь, если бы не Ффлеуддур Ффлам. Теперь я должен найти и вернуть меч, хотя бы для этого пришлось войти в самые глубины Аннуина.
Акрен, молчавшая до сих пор, подняла голову и обратилась к Гвидиону:
– Позволь мне отправиться на поиски Дирнвина вместо тебя. Я знаю все дороги Аннуина, все тайные пути туда. Мне знакомы все его потаенные кладовые. Я ведаю, где они и как охраняются. Если меч спрятан, я найду его. Если сам Араун носит этот меч, я отниму его. Готова поклясться любой, самой страшной клятвой, что уничтожу Арауна. Себе я уже поклялась, клянусь и тебе. Ты заставил меня жить, Гвидион, когда я молила о смерти. Теперь дай мне то, ради чего я живу. Дай мне утолить жажду мести.
Не сразу ответил Гвидион. Глаза его зелеными огоньками впились в лицо женщины. Наконец он проговорил:
– Месть, Акрен, не тот дар, который я могу тебе дать.
Акрен окаменела. Ее пальцы скрючились, словно когти, и Тарен испугался даже, что она сейчас бросится на Гвидиона. Однако Акрен не сдвинулась с места.
– Ты мне не доверяешь, – проговорила она хрипло, и ее бескровные губы скривились в презрительной усмешке. – Будь по-твоему, принц Дома Дон. Когда-то ты пренебрег мной и отказался разделить со мной власть и королевство. Что ж, презирай меня дальше, но это дорого тебе обойдется.
– Я не презираю тебя, – спокойно ответил Гвидион. – Только прошу остаться под защитой Даллбена. Из всех нас у тебя меньше всего шансов добыть меч. Араун ненавидит тебя так же люто, как ты – его. Не успеешь ты вступить в Аннуин, сам Араун или его слуги тебя убьют. Нет, Акрен, то, что ты предлагаешь, невозможно. – Он мгновение подумал. – Есть другой способ разузнать, где сейчас Дирнвин.
Гвидион обернулся к Даллбену, но тот печально покачал головой.
– Увы, – сказал Даллбен, – «Книга Трех» не скажет того, что нам сейчас больше всего необходимо знать. Я внимательно искал ответ на каждой странице, силясь понять скрытый смысл. Однако он темен даже для меня. Принеси мне палочки с письменами, – обратился он к Коллу. – Только Хен Вен сумеет нам помочь.
Белая свинья из-за жердей загона с любопытством наблюдала за приближающейся молчаливой процессией. Впереди шел Даллбен, неся на худом плече пучок палочек с письменами – отполированные ветки вяза, на которых вырезаны были древние символы. Глеу, которого интересовала только еда, остался на кухне, и Гурги, хорошо помнивший злобные выходки бывшего великана, решил за ним присмотреть. Осталась в хижине и Акрен. Она опустила на лицо капюшон и застыла в темном углу.
Обычно свинья-прорицательница при виде Тарена с радостным визгом бросалась ему навстречу, чтобы он почесал ее под подбородком. Однако сейчас она забилась в дальний угол загона, маленькие глазки были широко раскрыты, а толстые щеки колыхались от сотрясавшей ее дрожи. Когда Даллбен вошел в загон и воткнул в землю палочки с письменами, Хен Вен запыхтела и вжалась в корявые жерди ограды.
Даллбен, что-то невнятно бормоча, склонился над прутиками. Остальные замерли в ожидании по другую сторону ограды. Хен Вен жалобно хрюкала и не двигалась с места.
– Чего она боится? – прошептала Эйлонви.
Тарен не ответил. Он не спускал глаз с волшебника в колышущемся на ветру одеянии, с подрагивающих тонких палочек, с неподвижной Хен Вен. Под низким, пасмурным небом они словно застыли в собственном мире, далеко от примолкших зрителей. Тарен впервые видел, как волшебник вопрошает свинью-прорицательницу. Каковы тайные силы Даллбена, он мог лишь догадываться, но свинью знал и видел, что она от страха не может двинуться с места. Казалось, прошла уже целая вечность. Даже беспечный Рун почувствовал что-то неладное. Привычно радостное лицо короля Моны помрачнело.
Даллбен с беспокойством поглядел на Гвидиона:
– Никогда прежде Хен Вен не отказывалась отвечать, если ей показывали палочки с письменами.
Он вновь пробормотал слова, которых Тарен опять не разобрал. Свинья-прорицательница задрожала, зажмурилась и спрятала голову между короткими толстыми ножками.
– Может, взять несколько нот на арфе? – предложил Ффлеуддур. – У меня был великолепный опыт…
Волшебник знаком велел барду замолчать и снова заговорил, мягко, но повелительно. Хен Вен сжалась и жалобно попискивала, будто от боли.
– Страх затмевает силу ее пророчеств, – мрачно сказал Даллбен. – Даже слова заклинаний не достигают ее ушей. Я ничего не могу сделать.
Отчаяние отразилось на лицах зрителей. Гвидион нахмурился, в глазах его сквозило беспокойство.
– Неудача ждет и нас, если она ничего не скажет, – глухо проговорил он.
Без лишних слов Тарен перемахнул через изгородь и решительно подошел к дрожащей свинье. Он упал перед ней на колени, почесал щетинистый подбородок, нежно погладил розовую шею.
– Не бойся, Хен. Никто тебя не обидит, – ласково прошептал он.
Удивленный Даллбен шагнул было вперед, но остановился. Услышав голос Тарена, свинья осторожно открыла один глаз. Ее пятачок шевельнулся, она приподняла голову и слабо хрюкнула.
– Хен, послушай меня, – умолял Тарен, – я не могу тебе приказывать. Но нам нужна твоя помощь – всем нам, всем, кто любит тебя.
Тарен говорил и говорил, и постепенно свинья успокоилась, дрожь ее унялась. Хоть она и не делала попыток встать, но уже доверчиво подставляла шею, громко сопела и даже нежно похрюкивала. Она щурилась, моргала, и пятачок ее подрагивал и морщился, изображая подобие улыбки.
– Скажи нам, Хен, – просил Тарен, – пожалуйста, скажи нам что можешь.
Хен Вен беспокойно задвигалась. Медленно и тяжело поднялась на ноги. Наконец белая свинья фыркнула и поглядела на прутики вяза. Мелкими шажками на коротеньких ножках она приблизилась к ним.
Волшебник кивнул Тарену.
– Молодец, – пробормотал он. – Сегодня сила Помощника Сторожа Свиньи больше моей.
Пока Тарен смотрел, не смея шелохнуться, чтобы не спугнуть свинью, она остановилась у первого прутика. Все еще колеблясь, Хен Вен ткнула пятачком в один из вырезанных символов, потом в другой. Даллбен быстро записывал на обрывке пергамента знаки, на которые указывала свинья-прорицательница. Хен Вен еще несколько мгновений продолжала тыкаться пятачком в первый прутик, потом внезапно замерла, испуганно хрюкнула и отпрянула назад.
Лицо Даллбена снова помрачнело.
– Неужели это все? – в тревоге пробормотал он. – Нет, нет… Мы должны узнать больше.
Он покосился на Тарена.
– Пожалуйста, Хен, – зашептал Тарен, снова приближаясь к свинье, которую опять сотрясала дрожь. – Помоги нам.
Свинья была так напугана, что казалось, уже никакие слова не смогут сдвинуть ее с места. Она скосила глаза на палочки, затрясла головой и жалобно захрюкала. И все же, побуждаемая ласками и просьбами Тарена, свинья осторожно двинулась ко второму прутику. Быстро, будто желая поскорей отделаться от неприятного занятия, она заскользила пятачком по цепочке символов.
Рука волшебника, выводившая значки на пергаменте, дрожала.
– Теперь третий, – с волнением проговорил он.
Хен Вен на негнущихся ногах попятилась и плюхнулась на землю. Все успокоительные слова Тарена не могли больше сдвинуть ее с места. Наконец она, словно через силу, поднялась и затрусила к последнему, третьему прутику вяза.
Однако не успела она коснуться пятачком первого символа, как прутики задрожали и закачались, будто живые. Они извивались, словно хотели вырваться из земли. Вдруг с ужасающим звуком, подобным удару грома, они раскололись и рассыпались по земле мелкими щепочками.
Хен Вен с визгом забилась в самый дальний угол загона. Тарен поспешил к ней. Даллбен наклонился, собрал щепочки. Горестно и безнадежно разглядывал он жалкие обломки.
– Все. Отныне они бесполезны, – печально сказал Даллбен. – Предсказание Хен Вен осталось незавершенным, будущее темно для меня. Впрочем, я уверен, что конец пророчества сулил бы не меньше опасностей, чем начало. Она, должно быть, почувствовала это.
Волшебник повернулся и медленно пошел из загона. Эйлонви присоединилась к Тарену, который пытался успокоить перепуганную свинью. Хен Вен тяжело дышала и дрожала всем телом, пряча голову меж передних ножек.
– Понятно, почему она не хотела пророчествовать! – воскликнула Эйлонви. – И все же, – добавила она, обращаясь к Тарену, – если бы не ты, Хен вообще ничего бы не сказала.
Даллбен с пергаментом в руке подошел к Гвидиону. Колл, Ффлеуддур и король Рун в тревоге сгрудились вокруг них. Убедившись, что Хен Вен постепенно успокаивается и теперь хочет, чтобы ее оставили в покое, Тарен и Эйлонви заспешили к друзьям.
– Помогите! О, помогите!
Бешено размахивая руками и вопя во всю мочь, к ним несся Гурги. Он влетел в самую середину стоящих и указал в сторону конюшен.
– Гурги ничего не мог сделать! – захлебывался он. – Он пытался, о да, он старался! Но на его слабую, бедную голову посыпались колотушки и молотушки! И она убежала! – вопил Гурги. – Скоком и бегом верхом на лошади! Злая королева убежала!
Глава третья
Предсказание
Все поспешили в конюшню. Как и говорил Гурги, одна из лошадей короля Руна исчезла. Акрен не было и следа.
– Позволь мне оседлать Мелинласа, – попросил Гвидиона Тарен. – Я постараюсь ее нагнать.
– Она отправилась прямиком в Аннуин! – взорвался Ффлеуддур. – Я никогда не доверял этой вероломной женщине. Клянусь Великим Белином! Неизвестно, какие козни она затевает! Уж она-то своего не упустит, можете быть уверены.
– Скорее всего, Акрен стремится навстречу своей смерти, – глухо проговорил Гвидион, глядя на холмы и облетевшие деревья. – За пределами Каер Даллбен ее всюду подстерегает опасность. Я бы поспешил ей на помощь, но не могу терять время на поиски. – Он повернулся к Даллбену. – Я должен знать пророчество Хен Вен. У меня не будет иных проводников.
Волшебник кивнул и повел всех в хижину. Старец все еще держал в руках пергамент и обломки палочек. Теперь он бросил их на стол и некоторое время уныло разглядывал, потом заговорил:
– Хен Вен поведала нам что смогла. И боюсь, больше мы ничего у нее не выпытаем. Я заново изучил символы, на которые она указала, в тщетной надежде, что первый раз превратно их истолковал. – Он сидел, потупив глаза, и говорил с трудом, будто каждое слово вырывалось с кровью из сердца. – Я спросил ее, каким образом можно возвратить Дирнвин. Послушайте ее ответ:
Лучше камень безмолвный спроси и немую скалу.
– Таково предсказание Хен Вен, как я прочел его по первой палочке, – вздохнул Даллбен. – Отказ ли это вообще что-то сказать, само ли предсказание или предупреждение больше ни о чем не спрашивать, не ведаю. Однако символы второй палочки с письменами говорят о судьбе самого Дирнвина.
Даллбен начал читать, и слова старого волшебника разили душу Тарена, как холодная сталь.
Дирнвина пламя угаснет,
Исчезнет сила его.
Ночь обратится полуднем
И реки морозным огнем запылают,
Прежде чем будет он вновь обретен.
Старый волшебник опустил голову и надолго замолчал.
– Третья палочка, – промолвил он наконец, – разрушилась до того, как Хен Вен успела завершить предсказание. Но едва ли мы бы услышали что-нибудь более обнадеживающее.
– Предсказания звучат насмешкой, – сказал Тарен. – Хен права: мы с таким же успехом могли бы просить помощи у камней.
– И они ответили бы вразумительней! – воскликнула Эйлонви. – Хен могла бы прямо объявить, что мы никогда не найдем Дирнвин. Ночь не может стать полуднем! И этим все сказано!
– Во всех своих странствиях, – добавил Ффлеуддур, – я не видел даже горящего ручейка, а тем более реки, пылающей морозным огнем! Пророчество вдвойне несбыточное.
– И все же, – с наивным жаром вмешался король Рун, – было бы изумительно увидеть ночь, превратившуюся в день, и пылающую холодным пламенем реку! Хотелось бы, чтобы это все случилось на моих глазах!
– Боюсь, тебе этого не увидеть, король Моны, – печально молвил Даллбен.
Гвидион, который в раздумье сидел у стола и крутил в руках обломки палочек, поднялся и заговорил:
– Пророчества Хен Вен наводят уныние. Я ожидал совсем не того. Но когда предсказания не помогают, люди сами должны искать выход. – Он сжал руку в кулак, круша обломки палочек. – До тех пор, пока я живу и дышу, я буду искать Дирнвин. Пророчество не изменило мои планы. Оно лишь вынуждает меня поторопиться.
– Тогда позволь нам идти с тобой, – сказал Тарен, поднимаясь и глядя прямо в глаза Гвидиону. – Силы наши пригодятся тебе, пока не вернутся твои собственные.
– Да! – Ффлеуддур вскочил. – И не важно, горят реки или нет! Спрашивать ответа у немых камней? Как бы не так! Я спрошу самого Арауна! От Ффлама он не утаит ни одного секрета!
Гвидион покачал головой:
– В этом деле чем больше людей, тем больше риска. Лучше ехать одному. Если чья-то жизнь и ставится на карту против Арауна, короля Земли Смерти, то это должна быть моя жизнь.
Тарен молча поклонился.
– Коли ты так решил, не смею перечить, – промолвил он. – Но может быть, Карр сначала полетит в Аннуин? Отправь ее вперед. Она быстро обернется и что-нибудь разузнает.
Гвидион внимательно поглядел на Тарена:
– В своих странствиях ты набрался не только мужества, но и мудрости, Помощник Сторожа Свиньи. Твой совет хорош. Карр может послужить мне лучше и вернее, чем все ваши мечи. Но я не стану ждать ее здесь. Поступив так, я потерял бы слишком много времени. Пусть разузнает, что происходит в Аннуине, а затем разыщет меня в замке короля Смойта в кантрефе Кадиффор. Земли Смойта лежат на пути в Аннуин, и к возвращению Карр я проделаю уже полдороги.
– Мы могли бы поехать с тобой хотя бы до замка короля Смойта, – осторожно предложил Тарен, – и охранять тебя до тех пор. Между Каер Даллбен и кантрефом Кадиффор наверняка рыщут Охотники Арауна.
– Негодяи! – вскричал бард. – Вероломные убийцы! Они отведают моего меча! Пусть только нападут на нас! Я очень надеюсь, что так они и сделают! – Струна на арфе лопнула с таким звоном, что весь чуткий инструмент загудел и задрожал. – Э-э-э… ну… фигурально выражаясь, – смутился Ффлеуддур. – На самом деле я надеюсь, что мы вообще на них не наткнемся. Они могут замедлить наш путь.
– И никто не подумал обо мне! – произнес Глеу, выходя из кухни и раздраженно озираясь.
– Мелкий прохвост! – пробормотал Ффлеуддур. – Дирнвин исчез, мы не знаем, будем ли живы сегодня вечером, а он волнуется о своих неудобствах. Он и в самом деле маленький человечек и всегда им был.
– Поскольку обо мне не упомянули, – сказала Эйлонви, – я полагаю, что меня не приглашают ехать с вами. Очень хорошо. Я остаюсь дома.
– И ты тоже стала мудрее, принцесса, – ответил Даллбен. – Вижу, дни, проведенные на Моне, не прошли для тебя втуне.
– Конечно, – продолжала Эйлонви, – после того как вы уедете, мне может прийти на ум, что сегодня чудесный день для прогулки верхом. Самое время пособирать цветочки, которые трудно найти, тем более что сейчас почти зима. И я могу сбиться с дороги, потеряться и ненароком наткнуться на вас. К тому времени стемнеет, и мне будет опасно возвращаться домой. И все это случайно и вовсе не по моей вине.
Осунувшееся лицо Гвидиона осветилось улыбкой.
– Будь по-твоему, принцесса. Я принимаю то, что не могу предотвратить. Едут со мной все, кто пожелает, но только до крепости Смойта в Каер Кадарн.
– Э, принцесса, – вздохнул Колл, качая головой, – не стану я перечить лорду Гвидиону. Но едва ли молодой леди пристало так настойчиво добиваться своего.
– Конечно не пристало, – согласилась Эйлонви. – И королева Телерия учила: леди никогда не настаивает на своем. Все улаживается само собой, без ее участия, но именно так, как она хочет. Я думала, что никогда этому не выучусь, а оказалось, ничего сложного тут нет, как приноровишься.
Тарен без промедления снял Карр с насеста около очага и понес во дворик перед домом. На сей раз ворона не щелкала клювом, не вертелась. Вместо обычных озорных проделок и поддразниваний она смирно нахохлилась на запястье Тарена и, насторожив внимательные черные глазки, слушала его подробные наставления.
Наконец Тарен поднял руку. Карр взметнулась в воздух и прощально захлопала над его головой блестящими крыльями.
– Аннуин! – прокаркала ворона. – Дир-ррнвин!
Она взмыла вверх и через несколько мгновений была уже над крышами Каер Даллбен. Ветер подхватил ее, как легкий осенний листок. Ворона залихватски взмахнула крыльями и устремилась на северо-запад. Тарен, напрягая глаза, следил за ее полетом, пока Карр не скрылась в низких облаках. Беспокойство овладело Тареном. Он знал, что Карр угрожает множество опасностей: стрелы Охотников, когти и клювы гвитантов – яростных крылатых вестников Арауна. Сам он не раз сталкивался с этими жестокими и сильными птицами и помнил, что даже птенцы их могут нанести тяжелые раны.
Давно, в отрочестве, Тарен спас жизнь птенцу гвитанта и прекрасно запомнил его острые когти. Несмотря на храброе сердечко Карр и на ее изворотливый ум, Тарен страшился за ее жизнь, а еще больше его беспокоило предстоящее Гвидиону смертельно опасное путешествие. И предчувствие говорило, что совсем не радостные известия принесет им Карр на своих распростертых крыльях.
Решили, что король Рун, как только они все достигнут берегов Великой Аврен, посадит ворчливого Глеу на корабль, стоящий там на якоре, чтобы бывший великан дожидался его на борту. Сам же король Рун собирался ехать вместе с Гвидионом в Каер Кадарн. Глеу ничто не устраивало, он не желал ждать на качающемся корабле, не соглашался и остаться на берегу и спать на холодных камнях. Но жалобы и протесты бывшего великана не заставили короля Моны изменить свои планы.
Пока Гвидион держал последний спешный совет с Даллбеном, остальные начали выводить лошадей из конюшни. Умная Мелингар, золотогривая белая лошадь Гвидиона, спокойно ждала своего хозяина. Конь Тарена Мелинлас, наоборот, возбужденно фыркал и нетерпеливо рыл землю копытом.
Эйлонви уже сидела на своей любимой гнедой лошадке Ллуагор. В складках плаща принцессы была запрятана самая дорогая и любимая ее вещица – золотой шар. Стоило только взять его в руки, как он начинал ярко светиться изнутри.
– Неудобный золотой обруч я оставлю здесь. Он на то лишь и годится, чтобы поддерживать волосы, зато натирает лоб чуть ли не до волдырей. Но скорее я пойду на руках, чем без своей игрушки. И с ней у нас будет свет, если понадобится. Это гораздо практичнее, чем золотой обруч на голове.
В седельную сумку она сунула и вышивку, сделанную для Тарена, сказав, что докончит ее по пути.
– Может, заодно изменю и цвет глаз Хен Вен.
Ффлеуддуру служила скакуном огромная золотисто-коричневая кошка Ллиан, которая ростом не уступала доброму коню. При виде барда она громко замяукала и принялась тереться о него так, что едва не сбила с ног.
– Спокойнее, старушка! – воскликнул бард, когда Ллиан ткнулась лобастой головой ему в шею. – Я знаю, что ты хочешь послушать мою игру на арфе. Я сыграю, но позже. Обещаю тебе.
Глеу немедленно узнал Ллиан.
– Это нечестно, – засопел он. – По праву она принадлежит мне.
– Да, – ответил Ффлеуддур, – если вспомнить, что именно ты пичкал ее теми отвратительными зельями, из-за которых она выросла. Хочешь поездить на ней? Что ж, попробуй. Но предупреждаю: память Ллиан не так коротка, как твои ножки, бывший громадина.
Ллиан и в самом деле при виде Глеу принялась бить хвостом о землю. Она нависла над толстеньким коротышкой; желтые глаза ее сверкали, усы подрагивали, уши, увенчанные кисточками, прижались к голове. Из горла ее вырвался звук, вовсе непохожий на приветственное мяуканье.
Ффлеуддур быстро сдернул с плеча арфу и стал наигрывать нежную мелодию. Ллиан отвела глаза от Глеу, рот ее растянулся в довольной улыбке, и она, блаженно сощурившись, с любовью уставилась на барда.
Бледное лицо Глеу стало совсем белым, и он бочком двинулся прочь от кошки.
– Когда я был великаном, – бормотал Глеу, – все было гораздо лучше и безопаснее.
Король Рун оседлал свою серую в яблоках лошадь. Колл тоже решил присоединиться к Гвидиону и собрался ехать на своей саврасой кобыле Лламрей, дочери Мелинласа и Ллуагор. Глеу пришлось взобраться позади Гурги на его лохматого пони, что не доставило удовольствия никому из них троих. Тарен тем временем помогал Коллу собирать в конюшне, кузнице и под навесом для инструментов необходимое им оружие.
– Маловато. Едва ли хватит на всех, – проговорил Колл. – Копья неплохо служили подпорками для бобов, – добавил старый воин. – Я уж надеялся никогда не использовать их для иных целей. Увы, единственный меч, который я могу дать Гвидиону, заржавел оттого, что я подпирал им яблоню. Что до шлемов, то, кроме моей кожаной шапки, ничего и не сыщешь. Да и в той воробьи устроили гнездо. К тому же моя собственная старая тыква, – он похлопал себя по лысой голове и лукаво подмигнул Тарену, – покрепче любого шлема. До Каер Кадарн и обратно я ее как-нибудь донесу.
Колл, видя беспокойство Тарена, старался рассеять его мрачные мысли.
– А ты, мой мальчик, – весело продолжал он, – что-то повесил нос и выглядишь как побитая морозом репа. Помню, когда-то Помощник Сторожа Свиньи весь дрожал от радости, стоило только Гвидиону поманить его за собой.
Тарен улыбнулся:
– Я бы отправился и в Аннуин, если бы Гвидион позволил. Да, ты прав, старый друг. Тому мальчишке, каким я когда-то был, это путешествие казалось бы просто смелым приключением. Теперь-то я знаю: жизнь человека стоит больше, чем слава, и даже капля пролитой крови – слишком большая плата.
Тарен посерьезнел.
– Мое сердце неспокойно, – сказал он. – В давние времена, освобождая украденную Хен Вен, ты уже побывал в Аннуине. Скажи, может ли Гвидион в одиночку войти в королевство Арауна и вернуть Дирнвин?
– Если кто и может, то лишь он, – сказал Колл, взваливая на плечи копья. Он повернулся и вышел из-под навеса. Тарен понял, что старый воин так по-настоящему и не ответил на его вопрос.
Каер Даллбен остался далеко позади. День уже клонился к вечеру, когда путники разбили лагерь в самой глубине леса.
Эйлонви с блаженным вздохом опустилась на жесткую, чуть промерзшую землю.
– Как давно я не спала на каменной лесной подстилке! – улыбнулась она. – Насколько это приятнее перин на гусином пуху!
Гвидион позволил развести небольшой костер. Пока Колл привязывал лошадей, Гурги открыл свою сумку с едой и стал быстро извлекать оттуда все подряд. Все члены отряда, промерзшие и одеревеневшие от долгого путешествия, были сегодня на редкость молчаливы и хмуры. Только король Рун не потерял своего обычного хорошего расположения духа. Когда путники подсели поближе к костру и замерли, глядя на бледные языки пламени, король Рун нашел острую веточку и стал деловито царапать ею по земле, рисуя запутанную паутину линий.
– Дамба, дамба… – бормотал он. – Я, кажется, понял, почему ничего не получилось. Да, именно так. Все надо по-другому…
Тарен видел, как в отблеске костра горят глаза Руна, как на лице его появилась знакомая мальчишеская улыбка. Однако Рун был уже не тем суетливым и безалаберным князьком, которого Тарен знал на острове Мона. Сейчас король Рун был так же поглощен своим делом, как и Тарен когда-то в кузнице, за ткацким станком или перед гончарным кругом. И если Рун повзрослел, правя королевством, то Тарен возмужал в тяжелом труде среди мастеров народа Свободных коммотов. Сейчас он разглядывал Руна с новой приязнью. Король Моны продолжал говорить, и Тарен вгляделся в его чертеж, потом улыбнулся. Одно в короле Моны не изменилось: его замыслы выходили далеко за пределы его умения.
– Боюсь, твоя плотина рухнет, если ты построишь таким образом, – с добродушным смехом сказал Тарен. – Посмотри сюда. – Он провел пальцем по извилистой линии. – Самые тяжелые камни надо класть поглубже. А здесь…
– Поразительно! – воскликнул король Рун, щелкая пальцами. – Ты должен приехать на Мону и помочь мне в строительстве! – Он принялся чертить новые линии с таким увлечением, что чуть не свалился в костер.
– О великий и добрый хозяин! – восторженно вскричал Гурги, внимательно следивший за разговором, в котором ни слова не понимал. – О мудрые закавыки и закорюки! Гурги очень хочет побольше уменья и умненья!
Гвидион строго глянул в их сторону.
– Разводить костер и без того было рискованно, так что не стоит еще и шуметь. Могу лишь надеяться, что Охотники не рыщут где-нибудь поблизости. Нас так мало, что мы не справимся даже с маленьким их отрядом. Это не обычные воины, – пояснил он, поймав недоуменный взгляд Руна, – но воплощение зла. Убей одного, и сила его перейдет к остальным.
Тарен согласно кивнул:
– Они опасны почти так же, как Дети Котла, эти безмолвные и бессмертные стражи Аннуина. Может быть, даже опасней. Детей Котла нельзя убить, но их сила убывает по мере того, как они удаляются от королевства Арауна.
Рун недоуменно моргал, а Гурги притих и стал испуганно вглядываться в темноту. Воспоминания о безжалостных Детях Котла вернули мысли Тарена к пророчеству Хен Вен.
– «Дирнвина пламя угаснет…» – проговорил Тарен. – Все же как Араун сумеет этого добиться? Несмотря на всю его колдовскую силу, не поверю я, что он сможет хотя бы вытащить клинок из ножен.
– Смысл пророчества всегда больше, чем простое значение слов, – сказал Гвидион. – Попытайся проникнуть в глубину, скрытую за словом. Для нас пламя Дирнвина все равно что погашено, ибо он в руках Арауна, а не в моей руке. А значит, и пользы он нам не принесет, хотя и вреда тоже, если будет погребен в сокровищнице короля Арауна.
– Сокровища? – встрепенулся Глеу и даже на миг перестал жевать.
– Владения Арауна – не только твердыня зла, но и кладезь сокровищ, похищенных у людей, – сказал Гвидион. – Его тайники переполнены прекрасными и полезными вещами, которые Араун украл в Придайне. Эти сокровища вовсе не служат ему. Его цель – отнять их у людей, истощить нашу силу и жизнь, отбирая то, что могло бы принести богатые плоды. – Гвидион помолчал. – Разве это не смерть, только под другой личиной?
– Мне рассказывали, – проговорил Тарен, – будто подземные сокровищницы Аннуина набиты всем, о чем люди мечтают. Там есть плуги, которые могут пахать сами, серпы, которые жнут без помощи человеческих рук, волшебные инструменты и многое другое. – Тарен сдвинул брови. – Араун похитил секреты мастерства у кузнецов и гончаров, знания – у пастухов и землепашцев. Эти знания и умения тоже заперты в его тайниках.
Глеу втянул воздух. Недоеденный кусок мяса застыл в его толстеньких, испачканных жиром пальцах. Мгновение он молчал, затем прочистил горло и начал:
– Я готов простить вам унижения и насмешки. Уверен, вы не позволили бы себе этого, будь я по-прежнему великаном. Ну да ладно! Я прощаю вас всех. И в знак моей доброй воли я отправлюсь с вами.
Гвидион прищурился и внимательно его оглядел.
– Возможно, мы тебя возьмем, – произнес он тихо по некотором размышлении.
– Понятно! – фыркнул Ффлеуддур. – Этот мелкий прохвост надеется чем-нибудь поживиться. Я видел, как задрожал его нос! Вот уж не думал, что наступит час, когда придется брать его в сотоварищи! И все же безопаснее иметь его при себе, чем у себя за спиной.
Глеу кисло улыбнулся.
– И тебя я тоже прощаю, – сказал он.
Глава четвертая
Замок короля Смойта
На рассвете путники стали собираться в дорогу. Король Рун намеревался на время отделиться от них и поехать на запад в гавань Аврен. Там он сообщит капитану корабля об изменении своих планов и уж потом нагонит остальных. Ффлеуддур вызвался сопровождать его, ибо знал броды через реку и кратчайшие тропинки в лесу.
Эйлонви решила отправиться с ними.
– Я забыла половину своих ниток на корабле Руна, а без них не могу закончить вышивку. Никто из вас их не найдет, потому что я и сама не помню, где они могут быть. К тому же там остался мой теплый плащ и другие нужные вещицы… из головы уже вылетело, какие именно, но на месте обязательно вспомню.
Колл усмехнулся и потер лысину.
– Принцесса, – заметил он, – становится леди во всем, даже в мелочах.
– Поскольку я теперь не еду на Мону, – сказал Глеу, чье ночное решение осталось неколебимым, – не вижу причин делать ненужный крюк в пути. Я поеду с лордом Гвидионом.
– Вот тут ты, малорослый великан, ошибся, – ответил бард. – Садись-ка позади короля Моны, если он согласен вытерпеть твое общество, да поскорее. Не думай, что я выпущу тебя из виду даже на мгновение. Куда я, туда и ты. И наоборот.
Тарен отвел Ффлеуддура в сторону.
– Послушай, – сказал он, – Глеу нас не обременит. Я сам за ним послежу.
Бард встряхнул взъерошенными желтыми лохмами:
– Э, нет, мой друг! Мне будет спокойнее, если я стану наблюдать за ним собственными глазами. И все время. Нет уж, мелкий прохвост – моя забота! Поезжай вперед, а мы присоединимся к вам на другом берегу Аврен еще до полудня.
Ффлеуддур широко улыбнулся.
– Буду рад вновь увидеть Смойта, – сказал он. – Этот рыжебородый старый медведь дорог моему сердцу. Мы отлично попируем в Каер Кадарн, потому что Смойт ест так же неистово, как и сражается.
Гвидион уже оседлал Мелингар и поторапливал их. Ффлеуддур дружески хлопнул Тарена по плечу и побежал садиться на Ллиан, которая весело прыгала и крутилась в лучах яркого утреннего солнца, гоняясь за собственным хвостом.
Король Рун, Ффлеуддур, Эйлонви и Глеу вскоре скрылись из виду. Тарен ехал между Гвидионом и Коллом, а Гурги трусил позади.
Остановились они, только переправившись на противоположный берег Великой Аврен. Миновал полдень, но остальных путников видно не было. Тарен забеспокоился, но убеждал себя, что ничего не могло с ними случиться.
– Наверное, Рун засмотрелся на барсучью нору или муравейник, – пошутил он. – Надеюсь, ничего другого не произошло.
– Не волнуйся, – откликнулся Колл, – Ффлеуддур не очень-то даст ему отвлекаться. Они будут здесь с минуты на минуту.
Тарен дунул в свой рог, рассчитывая, что громкий звук достигнет ушей барда, если тот ненароком перепутал такие знакомые ему тропинки. Но никто не появился. Гвидион, подождав столько, сколько мог себе позволить, решил продолжать путь в Каер Кадарн. И весь остаток дня они рысью ехали вперед.
Тарен часто оборачивался, каждый раз надеясь увидеть скачущих вдогонку Руна и его спутников или услышать знакомое «Привет, привет!» короля Моны. Но день угасал, и Тарен понял, что Рун, который всегда ездил небыстро, уже безнадежно от них отстал. К тому же он был уверен, что Ффлеуддур не станет продолжать путь с наступлением темноты.
– Они устроили привал где-то позади, – заверил его Колл. – Если даже они и заблудились немного, Ффлеуддур разыщет дорогу к замку Смойта. Там мы и встретимся. А в крайнем случае Смойт пошлет на розыски отряд. – Он крепкой рукой потрепал Тарена по плечу. – Не волнуйся раньше времени. Или, – добавил он, подмигнув, – ты немного скучаешь без общества принцессы Эйлонви?
– Ей не следовало ехать с нами, – сердито откликнулся Тарен.
– Пожалуй, – усмехнулся Колл, – но ты почему-то ни словом ей не возразил.
Тарен тоже усмехнулся в ответ:
– Спорить с ней? Я давным-давно понял, что это бесполезно.
Утром следующего дня перед ними открылся Каер Кадарн. На высокой каменной башне развевался темно-красный стяг короля Смойта с эмблемой – черным медведем. Крепость возвышалась посреди просторного поля, и зубцы стен хмурились, словно брови могучего короля над его бородатым лицом, испещренным, как и эти стены, шрамами и вмятинами – следами многих битв. Колл, ехавший впереди на неутомимой Лламрей, прокричал страже, чтобы открыли ворота перед лордом Гвидионом, принцем Дома Дон. Массивные ворота почти тут же распахнулись, и путники галопом въехали во внутренний двор, где вооруженные люди приняли их коней. К Большому залу Смойта они двинулись в сопровождении отряда воинов.
Гвидион быстро шагал по коридору. Окруженные стражей, Тарен, Колл и Гурги поспешали за ним.
– Смойт, наверное, сейчас ест, – сказал Тарен. – Его завтрак тянется до полудня. – Он засмеялся. – Смойт утверждает, что завтрак только разжигает его аппетит перед обедом. Гвидион не вытянет из короля ни единого слова, пока тот не накормит нас до отвала.
– Да, да! – сглотнул слюну Гурги. – Гурги мечтает о вкусной чавке и хрумтявке!
– И это у тебя будет, старина, – успокоил его Тарен. – Будь уверен, голодным не останешься.
Они вошли в Большой зал. У дальней стены стоял вырезанный из цельного дуба трон Смойта в виде медведя со вскинутыми вверх лапами.
Однако сидел на троне вовсе не Смойт.
– Мэгг! – выдохнул Тарен.
В то же мгновение стража напала на них. Меч Тарена сорвали у него с пояса. С боевым кличем Гвидион ринулся в гущу воинов, но их было слишком много, и его быстро скрутили и бросили на колени. Колла тоже прижали к полу и приставили к спине копье. Гурги уворачивался, вопил от ярости и страха. Стражник сцапал его за лохматый загривок и бил до тех пор, пока у несчастного существа не подогнулись ноги.
Серое тощее лицо Мэгга скалилось в улыбке, словно череп мертвеца. Небрежным взмахом тощей руки он приказал стражникам отойти.
– Не ждал встречи, лорд Гвидион, – проскрипел Мэгг. – Я завладел крепостью Каер Кадарн. Но заполучить в придачу и тебя? На такой подарок я не надеялся!
Зеленые глаза Гвидиона вспыхнули.
– Как ты посмел вторгнуться в кантреф короля Смойта? Беги отсюда, пока он не вернулся. Уноси ноги. Он тебя не погладит по головке.
– Ты присоединишься к королю Смойту. Хотя мне претит называть этого мужлана королем, – усмехнулся Мэгг.
Он с удовольствием разгладил складки на своем расшитом плаще. Одеяние Мэгга было роскошнее даже тех щегольских одежд, которые он носил на Моне в бытность Главным Управителем королевского двора.
– Мой повелитель выше, чем король Моны, могущественнее, чем королева Акрен, – с мерзкой улыбкой объявил Мэгг. – Сильнее, чем принц Дома Дон!
Мэгг коснулся железной цепи у себя на груди и нежно погладил тяжелый медальон – знак своей власти. В ужасе Тарен увидел тот же символ, что был выжжен на лбах Охотников Аннуина.
– Я служу, – торжественно произнес Мэгг, – великому сеньору, королю Аннуина Арауну.
Ни один мускул на лице Гвидиона не дрогнул. Он так же неотрывно смотрел на Мэгга.
– Ты нашел своего настоящего хозяина, Мэгг, – коротко бросил он.
– Когда мы в последний раз расстались, лорд Гвидион, – прошипел сквозь зубы Мэгг, – я думал, что ты умер. Позже я узнал, что ты жив. – Главный Управитель провел языком по губам. – Редко кому удается утолить чувство мести дважды. И я терпеливо ждал того дня, когда мы встретимся вновь. – Мэгг от возбуждения даже привстал с трона. – Я был терпелив, да, – прошипел он. – Долго я скитался после того, как покинул Мону. Многим людям я смиренно служил, ожидая благоприятного случая. Один даже хотел бросить меня в темницу. Меня, Мэгга, который однажды чуть не стал королем! – Он уже почти визжал. Лицо его побелело, а глаза вылезли из орбит.
Но через мгновение-другое он усилием воли унял дрожь в руках и вновь опустился на трон. Теперь он цедил слова осторожно, будто пробуя сначала каждое на вкус.
– Наконец я отправился в Аннуин, в землю, лежащую за Вратами Тьмы. Король Араун не знал меня тогда так, как узнал теперь. – Мэгг удовлетворенно кивнул. – И от меня он тоже узнал очень многое. – Он оглядел молчащих пленников и выпалил: – Король Араун узнал историю Дирнвина! Ему было известно, что меч утерян, а потом найден и что носит его теперь лорд Гвидион. Но именно я, Мэгг, подсказал Арауну, как лучше его добыть.
– Даже в своем предательстве ты жалок и ничтожен, – с презрением сказал Тарен. – Рано или поздно Араун и без тебя придумал бы этот коварный план.
– Возможно, – хитро ухмыльнулся Мэгг, – возможно, он и впрямь узнал от меня меньше, чем я от него. Потому что я вскоре выяснил, что его власть не так уж прочна. Лучший из его воинов, Рогатый Король, давно потерпел поражение. Даже Черный Крохан, котел, который давал ему воинов, бессмертных Детей Котла, разбился вдребезги. У короля Арауна много тайных вассалов среди владетелей кантрефов. Он обещал им богатства и земли, и они, в свою очередь, поклялись служить ему. Но его поражения обеспокоили их. Это я подсказал ему, как добиться от них беспрекословного повиновения. Мой план вложил ему в руки Дирнвин!
Мэгг все больше распалялся.
– По всем кантрефам разнеслась весть, что Араун, повелитель Земли Смерти, владеет самым могущественным оружием во всем Придайне! Он ведает тайны меча гораздо лучше, чем ты, лорд Гвидион, и знает, что непобедим. Его преданные вассалы ликуют, ибо скоро они ощутят вкус победы. Новые военачальники встанут под его знамена, и новое войско будет гораздо больше и сильнее прежнего.
Теперь Мэгг уже не говорил, а кричал.
– Я, Мэгг, добился этого! Я, Мэгг, второй по могуществу после повелителя Земли Смерти! Я, Мэгг, говорю от его имени! Я его самый доверенный посланник. И я езжу из королевства в королевство, собирая армии, чтобы уничтожить Сыновей Дон и тех, кто присягнул им на верность! Весь Придайн будет моим… его владением! А те, кто осмелится выступить против него… если король Араун захочет быть милосердным, то он их просто убьет. Его Охотники выпьют их кровь. А другие, покорные, будут пресмыкаться в рабстве вечно!
Глаза Мэгга лихорадочно сверкали, бледный лоб его блестел от пота, щеки мелко дрожали.
– Вот что под клятвой обещал мне король Араун: когда-нибудь я, Мэгг, надену Железную Корону Аннуина!
– Ты не только предатель, но и глупец, – твердым голосом сказал Гвидион. – Причем глупец вдвойне. Во-первых, потому, что поверил словам Арауна. Во-вторых, потому, что уверил себя, будто король Смойт станет слушать твои безумные слова. Ты убил его? Только мертвый станет он внимать твоим змеиным речам.
– Смойт жив, – ответил Мэгг. – И мне нужен не он, а его вассалы. Смойт прикажет им верно служить моему хозяину и мне!
– Король Смойт скорее даст вырвать себе язык! – вскричал Тарен.
– Быть может, так и будет. Немой он послужит мне ничуть не хуже. Даже лучше. Я стану возить его с собой и говорить от его имени. И все же, – задумчиво произнес Мэгг, – я бы предпочел, чтобы приказы звучали из его собственных уст. Есть много способов развязать язык, не отрезая его. Некоторые из них уже испробованы.
Глаза Мэгга сузились.
– И лучший из этих способов стоит сейчас передо мной. Ты, лорд Гвидион, и ты, скотник. Вы поговорите с ним. Пусть Смойт поймет, что должен мне покориться. – Мэгг криво усмехнулся. – От этого зависит ваша жизнь.
Главный Управитель слегка кивнул. Стража выступила вперед.
Пленников грубыми тычками вытолкали из Большого зала. Потрясение и отчаяние так ошеломили Тарена, что он плохо сознавал, куда их ведут. Наконец воины остановились. Один рывком распахнул дверь. Другие втолкнули пленников в узкую камеру. Дверь с протяжным скрипом закрылась. И темнота поглотила их.
Продвигаясь ощупью, Тарен споткнулся о распростертое на полу тело. Человек зашевелился и грозно взревел.
– Клянусь моими жилами и костями! – загудел голос короля Смойта, и Тарена тисками сжали могучие руки. – Ты осмелился прийти сюда, Мэгг? Тебе не взять меня живым!
Он бы задушил и раздавил Тарена, но тут Гвидион назвал свое имя и имена своих спутников. Хватка Смойта мгновенно ослабла, и Тарен почувствовал на своем лице огромную пятерню.
– Клянусь моей печенкой, вот это кто! – вскричал Смойт, когда они столпились вокруг него. – Сторож Свиньи! Лорд Гвидион! Колл! Да я бы везде узнал твою лысую головищу! – Его рука наткнулась на спутанную шерсть Гурги – А, и малышка, как его бишь, тоже здесь! Рад встрече, друзья мои! – Смойт вдруг тяжко застонал. – И не рад ей, по правде говоря. Как этот скользкий червяк сумел заманить вас в ловушку? Этот напомаженный холуй поймал нас всех!
Гвидион коротко поведал Смойту, что с ними произошло.
Рыжебородый король бешено заревел:
– Мэгг схватил меня так же легко, как и вас. Вчера я завтракал и едва приступил к еде, как слуга сообщил, что со мной хочет поговорить посланник лорда Гориона. Я знал, что у Гориона распри с лордом Гастом. Как всегда, из-за угона коров. Эх, закончатся ли когда-нибудь бесконечные свары между князьями Придайна? Тем не менее, поскольку накануне я выслушал лорда Гаста, я счел, что будет справедливо послушать и Гориона.
Смойт фыркнул и хлопнул себя по могучим ляжкам.
– Прежде чем я успел проглотить то, что уже запихнул в рот, воины Мэгга набросились на меня. Клянусь сердцем и селезенкой, некоторые из них надолго запомнят Смойта! Но в засаде было и другое войско. Они ворвались через ворота. – Смойт закрыл лицо руками. – Что до моих людей, то тех, кого не убили, заперли в караульне и в оружейной.
– А ты, – с тревогой спросил Тарен, – тебе больно? Мэгг говорил о пытках.
– Больно? – Смойт взревел так громко, что эхо заметалось между стен. – Пытка? Я все стерплю! У меня достаточно толстая шкура. Мэгг сломает зубы о мои кости! Мне он не страшнее, чем укус блохи или царапина от колючки куманики. Да мне приходилось хуже и в дружеской потасовке.
Он поднялся во весь свой могучий рост.
– Больно, говоришь? – наступал он на Тарена. – Да оказаться пленником в собственном замке в тысячу раз больнее, чем пытка раскаленным железом! Клянусь каждым волоском моей бороды! Моя крепость, а я в ней узник! Только подумай – быть одураченным в собственном Большом зале! Мою собственную еду вырвали у меня изо рта! Посмели нарушить мой завтрак! Пытка? Нет, похуже! Этак и аппетит можно потерять!
Тем временем Колл и Гвидион, насколько позволял тусклый свет, изучали стены, пытаясь найти в них хоть какую-нибудь трещину. Теперь, когда глаза Тарена привыкли к темноте, он тоже огляделся и понял, что усилия друзей тщетны. Окон в помещении не было – воздух проникал к ним лишь сквозь крошечную решетку в двери. Пол был не земляной, а из плотно подогнанных каменных плит.
Сам Смойт, уразумев, что ищут Гвидион и Колл, мотнул головой и гулко затопал подкованными железом башмаками.
– Крепкий, как скала! Знаю, сам это все строил. Не тратьте силы, друзья мои. Стены рухнут не раньше, чем я сам.
– Как глубоко под землей твоя темница? – спросил Тарен, чьи надежды на побег таяли с каждым мгновением. – Можем ли мы сделать подкоп?
– Темница? – зарычал Смойт. – У меня в Каер Кадарн нет больше темниц. В прошлую нашу встречу ты сказал, что от темниц никакого проку. Ты был прав, и я их замуровал. Теперь в моем королевстве нет преступлений, с которыми я не мог бы быстрее и легче разобраться несколькими словами. Мне даже не приходится пускать в ход кулаки – достаточно их просто показать. Темница! Ха! Это запасная кладовая.
Он сердито заворчал.
– Эх, если бы только я набил ее припасами так же основательно, как основательно сложил ее стены! Пусть Мэгг приносит каленое железо и плети! Я их и не замечу, ибо меня терзают воистину адские муки! Кладовая точно под кухней! А у меня во рту маковой росинки не было уже два дня! А кажется, что уже два года! Подлый предатель пирует без остановки. А я? Мне всего лишь достается запах его праздничных кушаний. О, он мне заплатит! – вскричал Смойт. – Вот этими руками я выдавлю из его хилой глотки все пудинги, что он когда-либо проглотил!
Гвидион подошел к разъяренному Смойту.
– Твоя кладовая может стать нашей могилой, – сказал он мрачно. – И не только нашей. Ффлеуддур Ффлам ведет своих спутников сюда. Челюсти Мэгга могут сомкнуться на их шеях так же крепко, как сомкнулись на наших.
Глава пятая
Наблюдатель
Хотя Ффлеуддур быстро привел Эйлонви, короля Руна и Глеу к гавани на Аврен, их возвращение с корабля оказалось не таким скорым. Сперва король Моны самым невероятным образом кувыркнулся через голову своей серой в яблоках лошади, когда та резко остановилась, чтобы попить воды из реки. Бедняга вымок до нитки, но ничуть не огорчился. Однако во время падения пояс Руна расстегнулся, и меч упал на мелководье. Рун не мог вытащить его сам, потому что запутался в лошадиной сбруе. Пришлось нырять в реку Ффлеуддуру. Он достал меч, но вымок с ног до головы. Глеу теперь упирался и свирепо протестовал, не желая ехать в седле позади мокрого барда.
– Тогда иди пешком, мелкий прохвост, – вскричал раздосадованный Ффлеуддур, дрожа и прихлопывая себя по бокам, чтобы согреться. – И желательно в обратном направлении!
Глеу только высокомерно фыркнул и отказался даже пошевелиться.
Эйлонви нетерпеливо топнула ногой:
– Может, поторопитесь? Мы поехали заботиться о лорде Гвидионе, а не можем позаботиться о себе.
Бывший великан наконец согласился ехать с Эйлонви на ее Ллуагор, и они снова двинулись в путь. Однако на Ллиан вдруг напало игривое настроение. Она рванула вперед на огромных мягких лапах и весело завертелась на месте. Сидящий на кошке Ффлеуддур мертвой хваткой вцепился в ее золотисто-коричневую шею. Он только и смог, что не позволить ей упасть на спину и кататься по траве вместе с ним.
– Она… редко вытворяет такое… – выкрикивал бард, взлетая вместе с прыгающей кошкой, которая весело носилась кругами. – Она… на самом деле… довольно хорошо… себя ведет! Ругать ее… бесполезно. Это ни к чему… не приведет!
В конце концов ему пришлось одной рукой сорвать с плеча арфу и тронуть струны. Ллиан тут же успокоилась.
Вскоре после полудня бард услышал слабый звук боевого рога.
– Это Тарен, – сказал Ффлеуддур. – Они беспокоятся о нас. Ничего, надеюсь, мы их скоро нагоним.
Путники пришпорили коней, но расстояние между ними и отрядом Гвидиона не уменьшалось. С наступлением темноты они, усталые, решили остановиться на ночлег.
Утром с новыми силами двинулись в путь. По расчетам Ффлеуддура, они отстали от товарищей не больше чем на полдня. Король Рун, которому не терпелось попасть в Каер Кадарн, без передышки понукал свою серую в яблоках кобылку, но она все равно не могла бежать так же быстро, как Ллиан и Ллуагор. Эйлонви и Ффлеуддуру часто приходилось сдерживать своих скакунов и поджидать пыхтящего в седле Руна.
День был в самом разгаре. Они немного притомились и ехали неспешным шагом, когда король Рун вдруг радостно вскрикнул. Впереди взглядам открылся Каер Кадарн. За деревьями уже явственно различался темно-красный стяг на башне. Спутники готовы были пришпорить коней, когда Эйлонви подняла руку, призывая остановиться. Она, нахмурившись, смотрела на стяг.
– Как странно, – произнесла Эйлонви. – Я вижу славного черного медведя короля Смойта. Но ведь Гвидион уже должен был приехать. Почему же не развевается знамя Дома Дон? Королева Телерия учила меня, что долг вежливости предписывает поднимать на башне флаг знатного гостя, члена королевского дома. Я не вижу Золотого Солнца Дон. Странно.
– В обычных обстоятельствах это необходимо, согласен, – ответил Ффлеуддур. – Но вряд ли сейчас лорд Гвидион жаждет, чтобы кто-нибудь знал о его приезде. Он, вероятно, попросил Смойта не придавать значения условностям. Вполне разумная предосторожность.
– Да, конечно, – согласилась Эйлонви, – а я об этом и не подумала. Какой же ты умный!
Бард счастливо улыбнулся:
– Опыт, принцесса. Большой опыт. Но не расстраивайся. Ты еще наберешься мудрости.
– И все равно, – не успокаивалась Эйлонви, когда они двинулись вперед, – странно, что и ворота закрыты. Зная короля Смойта, я бы ожидала, что ворота замка будут распахнуты настежь и нас встретит почетный караул во главе с самим Смойтом.
Ффлеуддур только отмахнулся.
– Ничего подобного, – небрежно сказал он. – Лорд Гвидион идет дорогой смертельной опасности, а не гуляет на пиру. Я знаю, как это делается. Привелось выполнять тысячи секретных заданий… ну… уж одно-два точно, – поспешно добавил он, косясь на арфу. – Вот почему я заранее был уверен, что Каер Кадарн будет закрыт на все задвижки, замки и щеколды – плотно, как раковина устрицы.
– Да, – опять согласилась Эйлонви, – я уверена, что ты больше меня знаешь о таких вещах.
Тем не менее она пристально вглядывалась в грозно молчащий замок и наконец сказала неуверенно:
– Король Смойт, насколько я знаю, не воюет сейчас с соседями. Двух дозорных на стенах было бы вполне достаточно. Зачем там стоит целый отряд лучников?
– Естественно, для защиты лорда Гвидиона, – ответил бард.
– Но если никто не должен знать, что Гвидион здесь… – упорствовала Эйлонви.
– Клянусь Великим Белином, – воскликнул Ффлеуддур, останавливая Ллиан, – из-за тебя у меня голова пошла кругом! Ты хочешь сказать, что Гвидиона в Каер Кадарн нет? Если так, мы это скоро выясним. А если он там, то тем более выясним. – Ффлеуддур почесал взъерошенную голову. – Но если его там нет, тогда почему нет? Что могло случиться? А если он там, то о чем беспокоиться? Да-а, если же его там нет… О проклятье! Ты и меня заставила опасаться. Я не понимаю…
– Вот и я не понимаю, – ответила Эйлонви. – Все, что я знаю… а я даже не знаю, что я знаю… Ой, не могу я объяснить!.. Просто я вижу, что замок на вид неправильный… Нет, не на вид, а… На вкус? Нет… В общем, не важно! – вдруг взорвалась она. – У меня от него мурашки по коже, и вообще он мне не нравится. В твоем опыте, Ффлеуддур, я не сомневаюсь, но мои бабушки и прабабушки все до одной были волшебницами. И я бы стала волшебницей, если бы не решила стать просто молодой леди.
– Волшебство! – недовольно пробормотал бард. – Держись от него подальше! Не суй нос не в свое дело… Это тоже мой опыт. Волшебство никогда до добра не доводит.
– Послушай, – вмешался Рун, – если принцесса чувствует что-то неладное, я охотно съезжу вперед и все выясню. Честно постучу в ворота и все выспрошу.
– Ерунда! – отмахнулся Ффлеуддур. – Я уверен, там все в порядке. – Струна на арфе оборвалась и громко зазвенела. Бард прокашлялся. – Нет, по правде говоря, вовсе не уверен. Клянусь Великим Белином! Девушка заронила мне в голову мысль, которую я никак не могу оттуда вытряхнуть. С одной стороны, все выглядит нормально, а с другой – все не так… – Он обернулся к Эйлонви: – Просто для того, чтобы успокоить тебя… меня то есть… я первым пойду и все разведаю. Как странствующий бард, я могу входить и выходить куда заблагорассудится. Если что-то не так, никто меня не заподозрит. А если нет, то тем более беды не будет. Оставайтесь здесь. Я очень скоро вернусь. И мы еще посмеемся над всем этим за столом короля Смойта, – добавил он без всякой уверенности.
Бард спешился. Он справедливо рассудил, что лучше не привлекать внимания, приехав верхом на исполинской кошке.
– А ты, – предупредил он к Глеу, – постараешься не вредить. Не хочется выпускать тебя из виду, но за тобой последит Ллиан. Ее глаза острее моих. И зубы тоже.
И бард пешком отправился к замку. Спустя некоторое время Эйлонви увидела, как приоткрылись ворота и Ффлеуддур исчез за ними. Затем все стихло.
К ночи девушка серьезно забеспокоилась, потому что бард так и не появился, а из замка не доносилось ни звука. Ожидая возвращения Ффлеуддура, они скрылись в зарослях, но сейчас Эйлонви вышла на пригорок и с тревогой смотрела на замок.
– Все неправильно! – воскликнула и нетерпеливо шагнула вперед.
Король Рун потянул ее назад:
– Может, как раз наоборот. Будь там опасность, он бы сразу вернулся нас предупредить. Наверняка сейчас король Смойт потчует его ужином или… – Рун сжал рукоять меча. – Я пойду и посмотрю!
– Нет, ты не пойдешь! – вскричала Эйлонви. – С самого начала надо было идти мне. И никому не уступать.
Рун, однако, настаивал. Эйлонви упорствовала. Они горячо, хотя и шепотом, спорили, когда появился запыхавшийся бард.
– Это Мэгг! Он всех схватил! – Голос Ффлеуддура был исполнен такого же отчаяния, как его бледное лицо в свете луны. – Они угодили в западню!
Эйлонви и Рун в ужасе слушали рассказ Ффлеуддура.
– Сами стражники толком не знают, кто их пленники. Только то, что четверо, включая Смойта, заперты за измену. За измену! Такую ложь рассказал Мэгг стражникам! Думаю, им велели хватать каждого, кто войдет в замок. К счастью, этот приказ не касается странствующих бардов. Барды так часто поют за миску похлебки и кусок хлеба, что воины меня и не заподозрили, хотя глаз не спускали и не позволили даже близко подойти к Большому залу или к кладовой, куда поместили пленников. Но я мельком заметил Мэгга. Гадкий, ухмыляющийся паук! Как бы мне хотелось его раздавить! – Ффлеуддур сжал кулаки и поморщился. – Воины заставляли меня играть на арфе до тех пор, пока руки не онемели. Иначе я бы уж давно вернулся. Но я не смел остановиться, иначе бы они почуяли неладное. И правильно бы почуяли!
– Как нам вызволить друзей? – перебила Эйлонви. – Меня сейчас не интересует, почему их заперли. Потом спросим. Сперва надо их вытащить.
– Невозможно, – в отчаянии проговорил Ффлеуддур. – Нас всего четверо, считая Глеу…
Глеу фыркнул. Обычно его не трогало то, что не касалось лично его. Но тут он возбудился.
– Когда я был великаном, то мог легко снести любую стену… – начал он.
– Хватит вспоминать, как ты был великаном, – оборвал его Ффлеуддур. – Теперь-то ты всего-навсего коротышка! Наша единственная надежда – отправиться вглубь кантрефа, сообщить кому-нибудь из здешних князьков, что произошло, и ждать, когда тот соберет войско.
– На это уйдет слишком много времени, – воскликнула Эйлонви. – Лучше помолчите и дайте подумать!
Она поднялась на взгорок и устремила взор к замку, который тоже, казалось, грозно глядел на нее своими бойницами. Мысли ее бежали, обгоняя одна другую, но ясный план так и не вырисовывался. Она уже готова была зарыдать от отчаяния, когда вдруг уловила за деревом какое-то движение. Не решаясь повернуть голову, уголком глаза Эйлонви наблюдала за странной горбатой тенью, которая теперь замерла, как будто затаилась. Делая вид, что ничего не заметила, Эйлонви направилась словно бы к Руну и Ффлеуддуру, а на самом деле мало-помалу забирала в сторону, осторожно приближаясь к дереву, за которым притаилась подозрительная тень.
Внезапно, быстрая, как Ллиан, Эйлонви прыгнула на сгорбленную фигуру. Та вдруг распалась на две части. Горб покатился в одну сторону, а другая половинка тени приглушенно взвизгнула. Эйлонви била, лягалась, царапалась. Мгновение – и Рун с Ффлеуддуром оказались рядом с ней. Бард ухватился за один край отбивающейся тени, Рун вцепился в другой.
Эйлонви отскочила на шаг и быстро достала из складок плаща золотой шар. В ее ладонях шар начал мерцать и разгораться. Принцесса поднесла его поближе к дергающейся фигуре и обомлела. Золотые лучи высветили бледное, морщинистое личико с длинным вислым носом и маленьким скорбным ртом. Беспорядочные космы жидких волос ниспадали на два испуганных, яростно моргающих глаза.
– Гвистил! – выдохнула Эйлонви. – Гвистил из Дивного Народа!
Бард тут же ослабил хватку. Гвистил выпрямился, сидя на земле, потер тощие руки, затем поднялся на ноги, запахнул плащ и кисло поздоровался:
– Как приятно видеть вас снова. Очень рад, поверьте мне. Я часто о вас думал. А теперь я пойду. До свидания. Мне пора.
– Помоги нам! – взмолилась Эйлонви. – Гвистил, пожалуйста. Наши друзья брошены в тюрьму в замке Смойта.
Гвистил обнял руками голову. Лицо его плаксиво сморщилось.
– Пожалуйста, пожалуйста, – простонал он, – не кричи. Я нездоров и не могу сегодня выносить крики. И будь так добра не светить этой штукой мне прямо в глаза. Нет, нет, это уж слишком. Мало того что на тебя набросились, кинули на землю, придавили, а тут еще орут и ослепляют! Как я уже говорил… да, приятно вас встретить. Конечно, я бы охотно помог. Но пожалуй, в другой раз. Когда мы все не будем так расстроены.
– Гвистил, неужели ты не понимаешь? – вскричала Эйлонви. – Ты разве не слышал, что я сказала? «В другой раз»! Нет, сейчас! Ты должен нам помочь сейчас! У Гвидиона украли меч. Ты слышишь? Дирнвин исчез! Он у Арауна! Понимаешь, что это значит? Хуже ничего быть не может! И как Гвидион вернет себе меч, если сам оказался в темнице и его жизнь в опасности? И Тарен… и Колл… и Гурги…
– Бывают такие неудачные дни, – вздохнул Гвистил. – Что тут поделаешь? Ничего, увы. Будем надеяться, что все образуется, хотя надежды, конечно, мало… Но ничего другого не остается. Да, я знаю, что Дирнвин украли. Очень досадно!
– Ты уже знаешь? – удивился бард. – Клянусь Великим Белином, тебе известно и где он! Ну, говори!
– Понятия не имею, – выдохнул Гвистил с таким отчаянием, что Эйлонви ему поверила. А он продолжал, скорбно насупившись: – Но не это меня беспокоит. А вот то, что происходит вокруг Аннуина… – Он поежился. – Охотники собираются. Дети Котла появились – целое войско. Этого достаточно, чтобы слечь в постель. – Гвистил прижал руку к бледному лбу. – И это всего лишь половина бед. Некоторые владетели кантрефов собрали войска, а их военачальники держат совет в Аннуине. Там всюду воины: внутри, снаружи, везде, куда ни глянь. Я даже испугался, что они отыщут мои тоннели и придорожные сторожевые норы. В наше время я единственный наблюдатель Дивного Народа вблизи Аннуина… Тем печальнее, тем печальнее. Накопилось столько работы… Поверьте мне, вашим друзьям лучше оставаться там, где они сейчас. Безопаснее. Что бы с ними ни сделали, это лучше, чем сунуться в гнездо шершней. Если случайно вы их снова увидите, передавайте мои самые искренние приветствия. Мне жаль, мне ужасно жаль. Но я больше не могу задерживаться. Я спешу в королевство Дивного Народа. Король Эйддилег должен узнать обо всем без промедления.
– Если король Эйддилег узнает, что ты нам не помог, – возмущенно выпалила Эйлонви, – ты пожалеешь, что покинул свой наблюдательный пост.
– Это длинное и трудное путешествие, – канючил Гвистил, словно бы и не расслышав слов Эйлонви, – мне придется все время идти по земле, а не под землей. Эйддилег ведь захочет узнать все, что творится здесь на каждом шагу. А у меня никаких сил идти, в моем-то состоянии и по такой погоде… Вот будь сейчас лето… Но ничего не поделаешь. До свидания. Всего хорошего. Рад был повидаться.
Гвистил нагнулся поднять туго набитый мешок размером почти с себя. Эйлонви схватила карлика за руку.
– Э, нет! Ты не уйдешь! – вскричала она. – Отправишься к королю Эйддилегу после того, как мы освободим друзей. Не пытайся обмануть меня, Гвистил из Дивного Народа! Ты умнее, чем хочешь казаться. Но если ты не окажешь нам помощь, я ее из тебя вытряхну!
Девушка ухватила его за шиворот. Гвистил всхлипнул и сделал слабую попытку вырваться.
– Никаких встрясок! Нет, пожалуйста. Я этого не выношу. Не сейчас. До свидания. Не время, не время…
Ффлеуддур тем временем с любопытством разглядывал мешок. Огромный, бугорчатый, он закатился под куст там, где Эйлонви настигла карлика. Тесьма, стягивающая горло мешка, развязалась, и часть его содержимого высыпалась на землю.
– Клянусь Великим Белином, – пробормотал бард, – чего тут только нет! Улитка носит на спине меньше скарба, чем этот сквалыга!
– Ничего особенного, – забеспокоился Гвистил. – Так, разные полезные пустяки в дорогу.
– Не Гвистила, так его мешок немного встряхнем, – сказал Ффлеуддур, опускаясь на колени и роясь в мешке. – Вдруг здесь окажется что-нибудь полезнее самого владельца?
– Берите что хотите, – торопливо проговорил Гвистил, когда Эйлонви осветила золотым лучом своего шара высыпанную на землю груду. – Хоть все возьмите. Я обойдусь. С трудом, но обойдусь. А теперь я пойду, да?
Король Рун присел рядом с бардом, который уже вытянул из мешка несколько заштопанных курток на овечьем меху и рваных плащей.
– Поразительно! – вскричал Рун. – Это же гнездо!
– Да, – вздохнул Гвистил. – Возьми его себе. Я это сохранил на всякий случай. Никогда ведь не знаешь, что понадобится. Но теперь, так и быть, оно ваше.
– Нет, спасибо, – усмехнулся бард. – Не хочу лишать тебя самого необходимого.
Еще в мешке обнаружились фляги для воды, пустая и полная, посох для ходьбы, собранный из вставляющихся одна в другую трубочек, подушка с запасным тюком перьев, два обрывка веревки, несколько удочек и большие крючки, две палатки, несколько железных клиньев, гнутая железка, широкий кусок мягкой кожи, который, как неохотно объяснил Гвистил, можно натянуть на ивовую раму, так что получится маленькая лодка, несколько пучков сухой травы и множество мешочков с разноцветными лишайниками.
– Сохраняет здоровье, – пояснил Гвистил, указывая на лишайники. – Влажность и сырость вокруг Аннуина ужасные. Лишайники, правда, не помогают, но все же это лучше, чем ничего. Тем не менее вы можете их взять себе.
Бард в отчаянии мотнул головой:
– Бесполезный мусор. Разве что взять веревки и рыболовные крючки, да только зачем они нам…
– Гвистил! – гневно вскричала Эйлонви. – Все твои подушки, железки и трубочки – еще не помощь! Я бы все равно тебя встряхнула, просто от злости! Проваливай! Да, да, прощай!
Гвистил, вздохнув с облегчением, быстро собрал разбросанное барахло. Когда карлик закидывал мешок на плечо, из кармана его плаща выпал маленький узелок, за которым он поспешно нагнулся.
– Послушай, что это? – удивился Рун, опередивший карлика и уже собиравшийся отдать ему узелок.
– Яйца, – пробормотал Гвистил.
– Повезло, что ты не разбил их, когда падал, – весело сказал Рун. – Давай-ка глянем, целы они или нет, – добавил он, распуская шнурок на узелке.
– Яйца! – приободрился Ффлеуддур. – Я был бы не прочь съесть парочку. Не ел с утра… эти олухи в замке заставляли меня играть без перерыва, а покормить не потрудились. Давай их сюда, старина, я так проголодался, что готов проглотить их сырыми.
– Нет, нет! – пронзительно закричал Гвистил, хватать за узелок. – Не делай этого! Это не яйца. Совсем не яйца.
– А выглядят точь-в-точь как обыкновенные куриные яйца, – заметил Рун, заглядывая в узелок. – Если это не яйца, тогда что?
Гвистил поперхнулся и зашелся в приступе кашля.
– Дым! – прохрипел он.
Глава шестая
Странные яйца
– Поразительно! – вскричал Рун. – Дымное яйцо! Или это яичный дым? – запутался он.
– Дым внутри, – проворчал Гвистил, поплотнее укутываясь в меховой плащ. – До свидания. Разбейте скорлупу – и наружу выплывет дым… много дыма. Возьмите их. Подарок. Если когда-нибудь увидите лорда Гвидиона, предупредите, чтобы он ни под каким видом не ходил в Аннуин. Что до меня, то я рад покинуть эти места и надеюсь никогда сюда не вернуться. До свидания.
– Гвистил, – резко сказала Эйлонви, снова хватая его за руку, – мне кажется, под плащом у тебя есть еще кое-что. Покажи! Ну! Скорее, иначе я обещаю тебе не просто встряску, а хорошую трепку!
– Ничего! – задохнулся Гвистил. Несмотря на холодный ветер, он внезапно покрылся потом. Тонкая паутина волос прилипла ко лбу, с которого сбегали крупные капли, словно он попал под проливной дождь. – Ничего особенного, просто кое-какие личные мелочи. Но если вам все-таки интересно…
Гвистил развел полы плаща, отчего стал похож на длинноносую и мрачную летучую мышь. Он жалобно вздыхал и стонал, а путники тем временем с изумлением таращились на него.
– Вот так так! – развел руками Ффлеуддур. – Клянусь Великим Белином, этому конца не будет!
В складках плаща прятался десяток матерчатых мешочков, сеток и тщательно перевязанных пакетов. Судя по виду, почти во всех были яйца вроде тех, что чуть было не съел Ффлеуддур. Гвистил протянул одну из сеток Эйлонви.
– Надо же, – изумился Рун, – сначала яйца, теперь грибы!
Эйлонви тоже разглядела в сетке лишь горсть бурых поганок. Но Гвистил застонал и замахал руками:
– Осторожней! Осторожней! Разломишь их, и они спалят тебе волосы! Из них мгновенно вырастает огромный язык пламени! Если они тебе нужны, можешь взять. Я буду рад отделаться от них.
– Именно то, что нам надо! – обрадовалась Эйлонви. – Гвистил, прости, что я собиралась тебя трясти. – Она повернулась к барду, который с тревогой разглядывал другие мешки. – Эти огненные поганки нам помогут. Теперь, если мы сумеем проникнуть в замок…
– Моя дорогая принцесса, – остановил ее бард. – Ффлам неустрашим, но мне кажется непрактичным штурмовать крепость, имея в руках лишь грибы и яйца, пусть даже необычные. Однако… – Он задумался и прищелкнул пальцами. – Однако, клянусь Великим Белином, мы, возможно, и справимся. У меня появилась мысль…
Гвистил тем временем отстегивал от своего объемистого плаща остальные свертки и мешочки.
– Вот, – вздохнул он, – поскольку у вас и так уже бо́льшая часть моих запасов, можете взять остальное. Мне теперь все равно.
Свертки, которые дрожащими руками протягивал им Гвистил, были наполнены чем-то похожим на комки сухой земли.
– Посыпьте этим ноги, и никто не увидит ваших следов… вот так… если, конечно, кто-то пожелает пойти по вашему следу. А если вы кинете горсточку этой пыли кому-нибудь в глаза, он и вовсе ничего не увидит… хотя бы некоторое время.
– Ого, одно лучше другого! – восторженно вскричал Ффлеуддур. – Теперь мы в два счета вызволим наших друзей из паучьих лап! Забавно! Облако дыма! Лавина огня! Слепящий порошок! И Ффлам приходит на помощь! Бардам будет о чем слагать песни! Э, скажи, старина, – с беспокойством добавил он, обращаясь к Гвистилу, – твои грибы точно работают?
Друзья снова укрылись в роще, чтобы обдумать план действий. Гвистил после долгих увещеваний и задабриваний, сдобренных обещанием встряски и непременного гнева короля Эйддилега, наконец с множеством мучительных вздохов и жалобных стонов согласился остаться и помочь в освобождении узников. Бард горел нетерпением и требовал отправиться сейчас же.
– Мой долгий опыт подсказывает мне, – объявил Ффлеуддур, – что в делах такого рода правильнее идти напролом. Я вернусь в замок. Поскольку стража знает меня, ворота откроют без опаски. Под плащом у меня будут дымные яйца и огненные грибы Гвистила. Только ворота распахнутся – трах-бах-тарарах! – облака дыма, море огня! Остальные должны ждать моего сигнала. Мы разом ввалимся во двор, мечи наголо, крики, вопли, переполох!
– Изумительно! – сиял Рун. – Провалиться такой план просто не может. – Вдруг он нахмурился и робко добавил: – С другой стороны, может… показаться… не то чтобы я толком все обдумал… но ведь и мы окажемся в своем огне и дыме… Я хотел сказать, что воины, конечно, нас не увидят, да ведь и мы их не увидим.
Ффлеуддур только отмахнулся:
– Поверь мне, друг мой, это самый лучший и быстрый способ. Я освободил за свою жизнь больше пленников, чем пальцев у тебя на руках.
Арфа задрожала, и несколько струн оборвалось бы разом, не успей Ффлеуддур добавить на одном дыхании:
– Собирался освободить, точнее. Строго говоря, мне ни разу не случилось этого делать…
– Рун прав, – сказала Эйлонви. – Это хуже, чем споткнуться о собственную ногу. Нет, нужно придумать другой план.
Король Рун заулыбался, удивленный и обрадованный тем, что его слова нашли поддержку. Он заморгал голубыми глазами, покраснел и смущенно заговорил снова:
– Мне неожиданно пришла на ум дамба, которую я перестраиваю. Я имею в виду, что пытался строить ее с двух концов. К несчастью, все получилось совсем не так, как я надеялся. Хотя идея сама по себе была хорошей, верно? А что, если нам попробовать нечто похожее? Не строительство стены, конечно. Я предлагаю напасть на Каер Кадарн с разных сторон.
Ффлеуддур пожал плечами, недовольный, что его предложение не принято.
Но Эйлонви оживилась:
– Да. Это, пожалуй, самое благоразумное.
Глеу фыркнул:
– Самое благоразумное – иметь за своей спиной армию. Будь я великаном, я бы с удовольствием вам помог. Но сейчас на меня не рассчитывайте.
Он собирался добавить что-то еще, однако грозный взгляд Ффлеуддура заставил его умолкнуть.
– Не беспокойся, – сказал бард. – Мы с тобой будем неразлучны. Ты, коротышка, в хороших руках.
– Итак, – нетерпеливо продолжил Рун, – нас пятеро. Одни перелезут через заднюю стену, другие в это время войдут в ворота. – Молодой король вскочил на ноги, глаза его сияли. – Ффлеуддур Ффлам под видом бродячего барда попросит его впустить. Как только ворота распахнутся и все остальные нападут на стражу со стороны задней стены, я на полном скаку ворвусь во двор через открытые ворота и…
Рука Руна потянулась к мечу. Он воинственно и гордо запрокинул голову, будто все короли Моны, его предки, стояли за ним. Эйлонви не хватало духа прервать эту пылкую речь.
Наконец она все-таки перебила его:
– Рун, прости меня, но… думаю, и Ффлеуддур со мной согласится… ты послужишь делу лучше, если без крайней необходимости не станешь ввязываться в бой. Так ты будешь рядом, но не подвергнешься слишком большой опасности.
Лицо Руна омрачилось.
– Но послушай… – начал он.
– Ты больше не принц, – не дала ему опомниться Эйлонви. – Ты – король Моны. Твоя жизнь теперь принадлежит не только тебе, понимаешь? За тобой целое королевство людей, о которых надо думать, и мы не позволим тебе рисковать больше, чем требуется. Ты и так в большой опасности. Если бы королева Телерия могла предугадать, как обернется дело, – добавила ласково Эйлонви, – она бы вообще не отпустила тебя в Каер Даллбен.
– Не понимаю, при чем здесь моя мать? – вспылил Рун. – Я уверен, что отец хотел бы…
– Твой отец понимал, что значит быть королем, – мягко сказала Эйлонви. – Ты должен учиться у него.
– Тарен из Каер Даллбен спас мне жизнь на Моне, – настаивал Рун. – Я у него в долгу, и этот долг могу заплатить только я сам!
– У тебя есть иного рода долг перед народом рыбаков Моны, – твердо отвечала Эйлонви. – И он куда важнее.
Рун отвернулся и удрученно сел на пригорок, меч его громыхнул о камень. Ффлеуддур ободряюще хлопнул его по плечу.
– Не унывай, – сказал бард. – Если дымные яйца и огненные грибы нашего друга Гвистила не помогут, тебе придется разделить с нами все неприятности. А их, боюсь, хватит на всех с избытком.
На морозной заре маленький отряд покинул свое убежище в роще и незаметно двинулся в сторону неосвещенного замка. Каждый нес свою долю дымных яиц и огненных грибов Гвистила и пакет его слепящего порошка. Сделав большой крюк, они подошли к Каер Кадарн с самой его темной, затененной стороны.
– Помните наш план? – шепотом спросил Ффлеуддур. – Все должно идти так, как мы решили. Когда мы все окажемся на месте, Гвистил бабахнет одним из своих знаменитых грибов. Огонь должен выманить всю стражу на задний двор. Это будет сигналом для вас, – обратился он к Эйлонви и Руну. – Тогда – и не раньше, имейте в виду! – вы ринетесь к воротам. Не теряя времени, я освобождаю людей Смойта, запертых в караульне. Они помогут вам, если потребуется, а я тем временем бегу в кладовую и выпускаю наших друзей. Надеюсь, этот подлый паук не перевел их куда-нибудь еще, а иначе придется придумывать новый план прямо на месте.
Над их головами нависли темные стены Каер Кадарн. Ффлеуддур повернулся к Гвистилу:
– Итак, старина, пора исполнить, что ты обещал.
Гвистил тяжело вздохнул, и углы его рта опустились чуть ниже.
– Я не в настроении карабкаться на стену. Может, в другой раз? Через недельку… или когда погода исправится. Ладно, не важно. Ничего тут не поделаешь.
Все еще недовольно покачивая головой, он снял с плеча моток веревки и привязал к одному концу несколько больших рыболовных крючков. Рун зачарованно следил, как Гвистил ловким взмахом руки закинул веревку с крючками на стену. Послышался легкий скребущий звук, затем сухой треск, когда крючок намертво впился в щель между камнями. Гвистил подергал веревку и забросил оставшийся моток за спину.
– Послушай, – прошептал Рун, – а рыболовный крючок тебя выдержит?
Гвистил вздохнул и скорбно поглядел на него:
– Вряд ли.
Тем не менее, бормоча и стеная, он быстро подтянулся и на мгновение завис в воздухе, пока ноги его не нашли каменного выступа. Перебирая руками и скребя ногами по отвесной стене замка, Гвистил вскоре исчез из виду.
– Поразительно! – воскликнул Рун.
Бард приложил палец к губам, призывая его умолкнуть.
Через мгновение конец веревки, извиваясь по стене змеей, спустился вниз. Бард поднял Глеу, который протестовал так громко, как только осмеливался, и заставил того взяться за веревку.
– Лезь, – приказал бард. – Я буду прямо за тобой.
Как только Ффлеуддур и бывший великан исчезли за гребнем стены, за ними последовал Рун. Эйлонви ухватилась за веревку, и ее быстро вытянули вверх. Она перелезла через парапет и распласталась на выступе стены. Гвистил уже поспешно семенил на задний двор замка. Ффлеуддур и Глеу соскользнули вниз и растворились во тьме. Король Рун улыбался Эйлонви, лежа рядом с ней на холодных камнях.
Луна скрылась за облаками. Небо стало совсем черным. Среди молчаливых построек заднего двора, темных силуэтов конюшен, сараев и черной громады Большого зала мерцали костры стражи. Дальше, вдоль стены, в направлении ворот можно было разглядеть неподвижные фигуры дремлющих на посту воинов.
– Послушай, темно-то как, – весело зашептал Рун. – И без слепящего порошка Гвистила ничего не видно.
Эйлонви, ожидая сигнала, вглядывалась во тьму, где скрылся Гвистил. Рун напрягся, готовый соскользнуть вниз по веревке.
Из глубины внутреннего двора донесся крик, и в то же мгновение облако дыма вырвалось из темноты подле Большого зала.
Эйлонви вскочила на ноги.
– Что-то не так! – вскричала она. – Ффлеуддур напал слишком рано!
Тут в дальнем конце замка громыхнул взрыв и взметнулся громадный язык пламени. Крики тревоги слились с грохотом бегущих шагов. Но воины, как с упавшим сердцем увидела Эйлонви, бежали не туда, где должен был взорвать свой гриб Гвистил, сея ложную панику, а совсем в другую сторону – к Большому залу. Внутренний двор наполнился мечущимися тенями. Засветились факелы.
– Быстро! – вскричала Эйлонви. – К воротам!
Рун соскочил с выступа стены. Эйлонви была уже готова последовать за ним, когда увидела лучника, бегущего к ним по широкому карнизу стены. Он остановился, чтобы натянуть лук и прицелиться.
Эйлонви выхватила из сумки гриб и метнула в воина. Гриб не долетел и разбился о камни совсем рядом с ней. Вырвалось гудящее пламя. Огненное облако ослепило ее. Лучник закричал от страха и попятился. Стрела его просвистела у принцессы над головой.
Девушка уцепилась за веревку и соскользнула во внутренний двор.
Глава седьмая
Король Моны
В кладовой, превращенной в темницу, первым тревожные звуки услышал Гурги. Крики, даже приглушенные толстыми стенами, не ускользнули от его чуткого уха. Гурги вскочил на ноги еще до того, как остальные поняли, что снаружи происходит какая-то суматоха. Всю ночь они ждали, что вот-вот появится Мэгг, и дремали по очереди, чтобы не быть застигнутыми врасплох и подороже продать свою жизнь, когда стражи наконец за ними придут.
– Стуки и бряки! Громы и драки! – закричал Гурги. – Неужели из-за нас, усталых узников? Да, да, это так! Да, мы здесь! – Он кинулся к двери и заорал через железную решетку.
Теперь Тарен вроде бы различил приглушенный звон мечей. Колл и король Смойт тоже насторожились. Гвидион шагнул к двери и оттащил от нее возбужденного Гурги.
– Остерегайся, – резко предупредил он. – Ффлеуддур Ффлам, может быть, и нашел способ освободить нас. Но если замок проснулся, Мэгг может убить нас раньше, чем друзья придут нам на выручку.
Снаружи зазвучали быстрые шаги. Загремел тяжелый засов. Пленники отпрянули назад и пригнулись, готовые напасть на своих тюремщиков. Дверь широко распахнулась. В темницу влетела Эйлонви.
– За мной! – закричала она. В высоко поднятой руке принцесса держала мерцающий золотой шар, а другой рукой отстегивала от пояса сетку. – Берите. Грибы – это огонь, яйца – дым. Кидайте их в каждого, кто на вас нападет. А этот порошок их ослепит. Другого оружия я найти не смогла. Я освободила воинов Смойта, но Ффлеуддур во внутреннем дворе и не может оттуда пробиться. Все пошло не так. Наш план провалился!
Смойт, взревев от ярости, ринулся к двери.
– Не нужны мне твои поганки и куриные яйца! – гремел он. – Я голыми руками сверну предателю шею!
Гвидион выбежал в коридор. Колл, Гурги и Тарен устремились за Эйлонви. Из коридоров Большого зала Тарен попал во внутренний двор. Солнце еще не взошло. Плотный белый дым застилал рассветное небо. Словно исполинские морские валы, клубы дыма неслись, подхваченные ветром, приподнимались на миг, чтобы открыть скопление дерущихся людей, и вновь накатывали непроницаемой волной. Здесь и там в дыму корчились ревущие столбы пламени.
Почти мгновенно потеряв Эйлонви из виду, Тарен нырнул в кружащийся водоворот дыма. Из густого марева вывалился воин и занес меч над головой Тарена. Тот увернулся и швырнул в лицо нападающего горсть порошка. Воин замер, будто оглушенный. Его широко открытые глаза слепо уставились в никуда. Тарен выхватил у него меч и ринулся в гущу битвы.
– Смойт! Смойт! – раздался со стороны конюшен боевой клич рыжебородого короля. Прежде чем занавес дыма снова сомкнулся перед Тареном, он успел заметить разъяренного Смойта с огромной косой, которой тот орудовал, словно медведь, превратившийся в косаря, сметая нападавших стражников.
А вот незадачливый Гурги оступился, сжимая дымные яйца. Тут же над ним взметнулись серые клубы. Мгновение Тарен видел лишь две волосатые руки, затем и они исчезли в плотном дыму. Вопя во все горло, Гурги катался, крутился, бросался из стороны в сторону. Враги с криком бежали от этого пугающего вихря.
Тарен понял, что король Смойт сзывает своих воинов, и постарался пробиться к конюшням. Вскоре рядом с ним оказался Колл. Он только что завладел мечом сраженного противника и, отбросив в сторону мотыгу, которая до сих пор служила ему оружием, ринулся к гущу врагов на помощь окруженному врагами Ффлеуддуру. Тарен наносил разящие удары налево и направо.
Воины Мэгга отступили. Бард присоединился к Тарену, когда тот перебегал двор.
– Где Рун? – закричал Тарен.
– Я не знаю! – прохрипел Ффлеуддур. – Они с Эйлонви должны был открыть нам ворота. Но, клянусь Великим Белином, все пошло кувырком. Один из людей Мэгга споткнулся о глупца Глеу, и нас обнаружили еще до того, как мы успели сделать хоть шаг, а дальше пошло-поехало. Где сейчас Глеу, понятия не имею, хотя, надо признать, мелкий прохвост оказался не трусом. Да и Гвистил не подкачал.
– Гвистил? – Тарен даже приостановился. – Но откуда он взялся?..
– Не важно, – ответил Ффлеуддур. – Потом расскажем. Если будет это «потом».
Они почти достигли конюшен. Тарен увидел Гвидиона. Кудлатая волчья голова принца из Дома Дон возвышалась над дерущимися воинами. Но радость Тарена тут же сменилась отчаянием. Сквозь редеющие облака дыма он видел, что лишь горстка людей Смойта смогла объединиться вокруг своего короля. Остальные сражались во дворе и не могли пробиться к конюшням.
– К воротам! – приказал Гвидион. – Бегите все, кто может!
Сердце Тарена упало, когда он понял, насколько мал их отряд и насколько много вокруг врагов. Сквозь дым он видел распахнутые ворота, но путь к ним преграждали воины Мэгга.
Внезапно во внутренний двор вихрем влетел всадник на серой в яблоках лошади. Это был Рун. Мальчишеское лицо короля Моны озарялось восторгом битвы. Лошадь его встала на дыбы, Рун поднял над головой сверкающий меч и заорал во всю глотку:
– Лучники! За мной! Все во двор! – Он круто развернул лошадь и сделал знак мечом. Звонкий голос его перекрывал бряцание стали. – Копьеносцы! Сюда! Быстрее!
– Он привел помощь! – возрадовался Тарен.
– Помощь? – отозвался изумленный бард. – Да здесь на несколько миль в округе нет ни единой живой души!
Рун носился галопом взад и вперед среди дерущихся воинов, выкрикивая приказы, как будто за ним шла целая армия.
Люди Мэгга повернулись к невидимому противнику.
– Уловка! – воскликнул Ффлеуддур. – Он сумасшедший! Это не сработает!
– Но она уже сработала! – воскликнул Тарен.
Их противники рассеялись, в недоумении ища отряд, который, как они думали, пришел на подмогу узникам. Тарен поднес рог к губам и протрубил сигнал к атаке. Люди Мэгга дрогнули, вообразив, что враг у них за спиной.
В это мгновение в ворота ворвалась Ллиан. При виде исполинской кошки люди Мэгга завопили от страха. Ллиан, не обращая на них внимания, неслась по двору. Воины бросали оружие и в панике разбегались.
– Она ищет меня! – вскричал Ффлеуддур. – Вот он я, старушка!
Воины Смойта воспользовались моментом и атаковали мощной волной. Люди Мэгга пустились наутек; в слепой панике они кололи и рубили своих. Рун устремился за отступающими и пропал в дыму.
– Ну и здорово он их одурачил! – торжествующе кричал Ффлеуддур. – Не огненные грибы и дымные яйца, а именно Рун решил исход дела!
Бард заспешил к Ллиан. Тарен заметил, что Гвидион уже в седле. Златогривая Мелингар вихрем пронеслась по внутреннему двору, нагоняя беспорядочно бегущих врагов. Смойт и Колл тоже вскочили на своих коней. Позади них галопом мчался Гвистил, отыскавший себе подходящую лошадку. К погоне присоединились и воины Смойта. Тарен бросился искать Мелинласа, но, прежде чем успел добежать до конюшни, услышал голос зовущей его Эйлонви. Он обернулся. Девушка с испачканным в саже лицом и в разорванном платье делала ему знаки рукой.
– Иди сюда! – кричала она. – Рун тяжело ранен!
Тарен побежал к ней. Около дальней стены стояла серая в яблоках лошадь. Король Моны сидел на земле, вытянув ноги и опираясь спиной на тлевшую от огненных грибов телегу. Гурги и Глеу, целые и невредимые, стояли рядом.
– Привет, привет! – с трудом улыбнулся Рун и помахал Тарену рукой. Лицо его было смертельно бледным.
– Мы победили, – сказал Тарен. – Без тебя все было бы по-другому. Не двигайся, – предупредил он, расстегивая окровавленную куртку молодого короля.
При виде раны Руна Тарен нахмурился. Стрела вошла глубоко в бок и обломилась.
– Поразительно! – прошептал Рун. – Я сражался впервые и не был уверен… ни в чем, а в себе особенно. Но послушай, странные мысли продолжают крутиться у меня в голове. Я все думаю о дамбе в гавани Моны. Разве это не удивительно? Да, твой план отличный… – Голос его слабел, глаза блуждали, и лицо вдруг стало совсем мальчишеским, потерянным и немного испуганным. – И я подумал… я подумал, что хотел бы оказаться сейчас дома.
Он сделал усилие, чтобы подняться. Тарен быстро склонился над ним.
Подошел Ффлеуддур, за ним подбежала Ллиан.
– Вот ты где, старина! – закричал он Руну. – Я же говорил тебе, что неприятностей на всех хватит! Но ты вытащил нас из этой переделки! О, барды еще будут петь о тебе…
Тарен поднял искаженное горем лицо:
– Король Моны умер.
Молча, с тяжелым сердцем друзья возвели могильный холм невдалеке от Каер Кадарн. Воины Смойта присоединились к ним. Уже на закате всадники с факелами медленным кругом объехали холм, оказывая последнюю почесть королю Моны.
Когда погас погребальный костер, Тарен подошел к могиле.
– Прощай, Рун, сын Руддлума. Твоя дамба не достроена, – тихо проговорил он. – Но я обещаю, что работа не останется неоконченной. Твой народ рыбаков получит безопасную гавань, даже если мне придется возводить ее собственными руками.
Вскоре после наступления темноты вернулись Гвидион, Колл и король Смойт, обессиленные после бесплодной погони. Мэгг ускользнул. Они тоже почтили память Руна и других павших воинов. Затем Гвидион собрал всех в Большом зале.
– Араун, повелитель Земли Смерти, дал нам мало времени на печаль по утраченным друзьям. Но боюсь, мы будем скорбеть и о других, прежде чем завершим свое дело, – тихо сказал он. – Я должен обсудить с вами трудное решение.
Гвидион оглядел собравшихся.
– Гвистил из Дивного Народа покинул нас и продолжил путь в королевство Эйддилега. Перед расставанием он поведал мне, что Араун собирает войско. Слова Мэгга не были пустым бахвальством. Гвистил считает, и я с ним согласен, что Араун собирается дать нам решительный бой и сокрушить нас окончательно. В эту самую минуту всё новые воины стекаются под его знамена.
Все молча слушали, склонив головы.
– Опасно, быть может, смертельно опасно оставлять Дирнвин в руках Арауна, – продолжал Гвидион. – Но сильная армия Арауна – еще бо́льшая опасность. Я не стану искать черный меч. Какую бы силу он ни дал королю Аннуина, я буду неколебимо стоять против Арауна. Поэтому я отправляюсь не в Аннуин, а в Каер Датил, чтобы собрать Сыновей Дон.
Несколько мгновений стояла тишина. Наконец Колл промолвил:
– На мой взгляд, ты принял мудрое решение, принц Дон.
Смойт и Ффлеуддур Ффлам кивнули в знак согласия.
– Если бы я был уверен в своей мудрости, – вздохнул Гвидион. – Но да будет так.
Поднялся Тарен. Он прямо взглянул в лицо Гвидиона:
– Не может ли один из нас пробиться в сердце Аннуина, в твердыню короля Земли Смерти? Неужто мы в самом деле должны отказаться от поисков Дирнвина?
– Я читаю твои мысли, Помощник Сторожа Свиньи, – ответил Гвидион. – Но ты лучше послужишь мне, если будешь подчиняться моим приказам. Гвистил предупредил, что путешествие в Аннуин равнозначно потере жизни. И даже больше: потере драгоценного, невозвратного времени. В природе Гвистила скрывать свой ум. Но среди Дивного Народа нет никого более проницательного и более заслуживающего доверия. Я прислушиваюсь к его предупреждениям и вам советую.
Гвидион кивнул Тарену, приглашая его снова сесть и внимательно слушать.
– Гвистил обещал сделать все, чтобы Дивный Народ пришел нам на помощь. Король Эйддилег не очень-то любит род человеческий. Но даже он должен понять, что победа Арауна принесет вред всему Придайну. И Дивный Народ пострадает не меньше нас.
Гвидион продолжал ровно и спокойно:
– И все же мы не можем слишком рассчитывать на Эйддилега. Надо собрать собственную армию. И в этом наша самая большая надежда – на короля Придери из Западных Владений. Нет в Придайне короля могущественнее. А верность его Дому Дон крепка, сильны и неразрывны узы нашей дружбы. Я пошлю весть королю Придери и попрошу его привести свое войско в Каер Датил.
Теперь Гвидион обвел глазами всех сидящих за столом и обратился прямо к каждому:
– Там мы все и встретимся. А до того я попрошу короля Смойта собрать всех верных ему воинов в его кантрефе и в соседних княжествах. – Он повернулся к барду. – Ффлеуддур Ффлам, сын Годо, ты король. Возвращайся без промедления в свое Северное Королевство. Доверяю тебе объединение северных кантрефов.
Теперь он обратился к Тарену, читая вопрос в его глазах:
– А тебе, Помощник Сторожа Свиньи, поручается самое спешное задание. Ты хорошо известен народу Свободных коммотов. Подними всех из них, кого только сможешь. Веди всех, кто пойдет за тобой, в Каер Датил. Гурги и Колл, сын Коллфреура, поедут с тобой. Принцессу Эйлонви я тоже поручаю тебе. Ее безопасность в твоих руках.
– Я согласна, – откликнулась Эйлонви. – Спасибо, что не помышляете отправить меня домой.
– Гвистил поведал нам, что многие из вассалов Арауна уже выступили, – сказал Колл. – Долинные кантрефы слишком опасны. В противном случае, принцесса, – добавил он с лукавой усмешкой, – ты бы уже давно была на пути в Каер Даллбен.
Задолго до рассвета Гвидион и Ффлеуддур Ффлам отправились каждый в свою сторону. Король Смойт выехал из замка в боевом облачении; его сопровождали лорд Гаст и лорд Горион, которые запоздало узнали о пленении своего короля и поспешили к нему на помощь. Перед лицом настоящей опасности оба соперника отложили свои ссоры и распри. Горион уже не воспринимал как оскорбление любое слово Гаста, а тот, в свою очередь, остерегался задирать Гориона и в особенности упоминать о коровах.
В это же утро во внутреннем дворе замка к Тарену подошел седовласый крестьянин. То был Аэддан, с которым Тарен в своих странствиях подружился в кантрефе Смойта. Они тепло пожали друг другу руки, однако лицо крестьянина оставалось мрачным.
– Не время предаваться воспоминаниям. Я предлагаю тебе дружбу… и это. – Аэддан вытащил из ножен заржавленный меч. – Он когда-то славно послужил нам и может послужить еще раз. Скажи, куда ты едешь, и я отправлюсь с тобой.
– Я ценю твой меч, но еще больше ценю человека, который его носит, – сказал Тарен. – И все же твое место рядом с твоим королем. Следуй за ним, и, надеюсь, мы встретимся в более счастливый день.
Как и приказал Гвидион, Тарен и его спутники пробыли в замке Смойта еще день в надежде, что прилетит Карр с новыми известиями. Однако она так и не появилась, и они начали готовиться к отъезду. Вышивка Эйлонви не пострадала в битве. Принцесса осторожно развернула полотнище.
– Теперь ты военачальник, – гордо сказала она Тарену, – но я никогда не слышала о военачальнике без боевого стяга.
Узкими кожаными шнурками она привязала неоконченную вышивку к концу копья.
– Вот, – сказала Эйлонви. – Правда, Хен Вен не очень-то устрашающая эмблема. И все же для Помощника Сторожа Свиньи она в самый раз.
Они выехали из ворот замка. Гурги, трусивший на своем пони рядом с Тареном, высоко поднял копье, и ветер подхватил и распрямил знамя Белой Свиньи. Над задымленной крепостью и свежим могильным холмом, земля на котором была уже схвачена инеем, собирались тяжелые тучи. Вскоре должен был пойти снег.
Глава восьмая
Вестники
Из Каер Даллбен Карр полетела прямиком в Аннуин. И хотя для птицы нет большей радости, чем свободно парить в поднебесье, над белыми овечьими стадами облаков, ворона забыла обо всех птичьих соблазнах и упорно держалась прямого курса. Далеко внизу извилистой серебряной полосой блестела Аврен. Вспаханные поля казались пестрым плащом, сшитым из разноцветных лоскутков. Деревья стояли черные и голые, по холмам зеленели сосновые леса. Карр летела на северо-запад и днем почти не отдыхала. Только на закате, когда острые вороньи глаза уже плохо видели в сгущающейся тьме, она спускалась и устраивалась на ветке.
В дневное время она летела высоко над облаками, отыскивая сильные воздушные потоки, которые несли ее, словно река – слабый листок в быстром течении. Однако за лесом Идрис, ближе к суровым голым вершинам Аннуина, Карр спустилась ближе к земле. Она внимательно высматривала любое движение на перевалах и вскоре заметила колонну тяжеловооруженных воинов, шагавших на север. Приблизившись, ворона узнала в них Охотников Аннуина. Некоторое время она следовала за ними и, когда они сделали привал среди кустов и чахлых деревьев, устроилась на нижней ветке. Сидя на корточках у костров, Охотники варили себе обед. Карр склонила голову и прислушалась. Вскоре до нее долетели слова «Каер Датил».
Карр перелетела еще ближе и замерла. Один из Охотников – грубый воин, одетый в медвежью шкуру, – заметил птицу. Усмехаясь в предвкушении забавы, он потянулся к своему луку, прицелился и выпустил стрелу. Но, как ни быстры были движения Охотника, ворона их заметила. Карр захлопала крыльями и легко увернулась от просвистевшей стрелы, которая глубоко вонзилась в толстый сук совсем рядом с ее головой. Охотник с проклятиями по поводу вороны и впустую пропавшей стрелы вновь натянул тетиву. Довольная собой, Карр с насмешливым карканьем взмыла в воздух, намереваясь опуститься в более безопасном месте и слушать дальше.
И тут появились гвитанты.
В первое мгновение, занятая Охотниками, Карр не заметила приближения трех огромных птиц. Они выскользнули из-за гряды облаков и ринулись вниз, хлопая черными крыльями. Радостное чувство собственной неуязвимости тут же покинуло ворону. Она вильнула в сторону и постаралась взлететь выше, чтобы гвитанты не могли напасть сверху.
Но гвитанты тоже быстро повернули. Один полетел за вороной; двое мощными ударами крыльев поднялись к облакам, чтобы возобновить атаку.
Карр взмывала все выше, и гвитант лишь ненамного сократил разрыв, но тут ворона пронзила марево тумана и вырвалась в залитую солнцем ширь, которая почти ослепила ее.
Два других гвитанта уже ждали здесь. С пронзительными криками они ринулись к ней. Третий гвитант, преследовавший ворону сзади, гнал ее прямо в разверстые клювы своих сотоварищей. Карр видела кроваво-красные глазки и костяные клещи клювов. Победные крики гвитантов пронзали небо. Ворона резко замедлила полет, как будто в растерянности, но, лишь только гвитанты оказались совсем рядом, собрала все силы в один стремительный рывок, уносящий ее прочь от острых, как кинжалы, когтей.
И все же невредимой вороне уйти не удалось. Один из гвитантов зацепил ее под крылом. Превозмогая боль, Карр оторвалась от преследователей. Ни высота, ни стремительность полета уже не были ей защитой, и она камнем спикировала к земле.
Но гвитантов перехитрить не удалось. Запах крови раздразнил их, и они уже ни за что не хотели упускать жертву. Они стремительно неслись за вороной, желая настичь ее прежде, чем она достигнет спасительного леса.
Высокие деревья летели навстречу Карр. Она нырнула ниже, в подлесок. Густое переплетение ветвей замедлило полет преследователей. Не теряя скорости, Карр заскользила над землей, все больше углубляясь в чащу. Огромные крылья гвитантов, которые так хорошо служили им в открытом небе, теперь не давали настигнуть жертву в густой чаще леса. Они с яростным клекотом носились над деревьями, не пытаясь ринуться вниз. Ворона, как лиса, лавировала между кустами у самой земли.
День начал угасать. Измученная Карр устроилась на ночлег. На рассвете она осторожно вспорхнула на верхушку дерева. Гвитанты исчезли, но ворона чувствовала, что отлетела от Аннуина далеко на восток. С трудом она оторвалась от ветки и тяжело захлопала крыльями. Далеко на юге лежал Каер Кадарн, до которого ей было уже точно не дотянуть. Требовалось быстро решить, куда направиться, пока силы и вовсе не оставили ее. Карр сделала небольшой круг над лесом и полетела в сторону своей новой цели и единственной надежды на спасение.
Теперь полет был для Карр нескончаемой мукой. Часто крылья отказывались служить ей, и она доверялась сильному потоку ветра, несшего ее по своей воле. Она больше не могла лететь весь день без передышки. Задолго до захода солнца рана принуждала ее укрыться в ветвях деревьев. Не могла она и подниматься высоко, потому держалась ближе к земле, почти задевая кроны. Местность под ней кишела пешими и конными воинами. Карр присела на голое дерево отдохнуть и послушать, куда направляются эти бесчисленные отряды. Как и Охотники, они двигались к крепости Сыновей Дон. Тревога пересилила боль, и Карр полетела дальше.
Наконец в оцепенелых от холода горах на северо-востоке от реки Истрад она различила то, к чему стремилась. Зеленая ладошка долины, окруженная отвесными стенами утесов, сверху казалась уютным гнездышком среди покрытых снегом вершин. Показалась маленькая хижина. Блеснуло под солнцем голубое пятно озера. С подветренной стороны невысокого холма виднелся покосившийся остов корабля, поросшие мхом шпангоуты древнего судна. Слабо хлопая крыльями, Карр камнем упала в долину.
Сквозь туман усталости и боли она смутно почувствовала, как чьи-то челюсти подняли ее с травы. Басовитый голос спросил:
– Ну, Бринах, что ты нам принес на сей раз?
Больше ворона ничего не слышала, не видела, не чувствовала.
Когда Карр опять открыла глаза, то обнаружила, что лежит в мягком гнездышке из тростника посреди залитой солнцем комнаты. Она была еще слаба, но боль ушла. Рану кто-то аккуратно перевязал. Когда ворона попыталась взмахнуть крыльями, ее обхватила пара сильных рук.
– Тихо, тихо, – успокоил ее басовитый голос. – Боюсь, на время тебе придется забыть о небе.
Лицо белобородого человека было морщинистым, бугристым и очень походило на кору древнего дуба в снежном сугробе. Белоснежные седые волосы ниспадали на широкие плечи; голубой драгоценный камень сиял на золотом обруче, охватывающем лоб. Карр без обычной для нее клокочущей болтовни скромно и послушно склонила голову. Никогда прежде не залетала она в эту долину, но сердце ее знало, что это спасительное убежище всегда открыто. Это тайное чувство, присущее всем живым существам Придайна, безошибочно вело ее все последние дни. Теперь ворона твердо знала, что она оказалась в жилище Медвина.
– Давай посмотрим, давай посмотрим, – приговаривал Медвин, сдвигая мохнатые брови и словно бы пытаясь что-то припомнить. – Ты… да… верно… ты Карр, дочь Кадвира. Да, конечно. Извини, что не узнал тебя сразу, но так много вороньих кланов, что я их иногда путаю. Я помню твоего отца еще долговязым птенцом. – Медвин улыбнулся давним воспоминаниям. – Плутишка частенько навещал меня. То починить сломанное крыло, то вправить вывихнутую ножку. У него одна неприятность набегала на другую.
Медвин притворно-строго поглядел на Карр и продолжил:
– Надеюсь, ты не так непоседлива, как он. Я уже много наслышан о твоей смелости, сметливости и… и некоторой склонности к излишнему озорству. Это дошло до моих ушей, как и то, что ты служишь Помощнику Сторожа Свиньи в Каер Даллбен. Мелинлас его имя, кажется… О нет, прости. Это его конь. Конечно же, Мелинлас, сын Мелингар. А имя Помощника Сторожа Свиньи ускользнуло из моей памяти. Но не важно. Служи ему верно, дочь Кадвира, потому что у него доброе сердце. Он из немногих среди рода человеческого, кому я позволил войти в мою долину. А ты, как я понимаю, встретилась с гвитантами. Впредь будь внимательнее. Небо в эти дни кишит вестниками Арауна. Ты сейчас в безопасности, скоро поправишься и полетишь дальше.
Огромный орел, усевшись на спинке тяжелого стула Медвина, внимательно изучал ворону. Рядом со стариком сидел волк Бринах. Тощий и серый, он вилял хвостом и улыбался вороне. Спустя мгновение в комнату вбежала волчица, поменьше ростом и с белым пятном на груди. Она распласталась на полу рядом со своим супругом.
– А, Бриаваэль, – приветствовал ее Медвин. – Ты пришла поздороваться с нашей гостьей? Как и ее отец, она, вероятно, принесла занятную историю, которую мы все не прочь послушать.
И Карр заговорила на вороньем языке, который Медвин, конечно же, понимал. Лицо его по мере рассказа мрачнело все больше и больше. Когда ворона закончила, Медвин некоторое время молчал и хмурился. Бринах беспокойно заскулил.
– Это произошло, – медленно проговорил Медвин. – Я должен был догадаться сам, потому что чувствовал страх, охвативший животных. Они бегут и бегут сюда, смутно ощущая опасность. И все как один толкуют об Охотниках, о вооруженных людях. Теперь я понимаю значение этих новостей. День, которого я страшился, пришел. И все же моя долина не может вместить всех, кто ищет убежища.
Голос Медвина наполнялся силой и уже гудел, как нарастающая буря.
– Роду человеческому угрожает рабство. Диким существам Придайна, зверям и птицам, тоже. В мрачной тени Аннуина песня соловья захлебнется и умрет. Норы барсуков и кротов превратятся в их темницы. Ни один зверь не сможет бродить свободно, ни одна птица не посмеет взлететь ввысь по зову своего сердца. Тех, кого не убьют, постигнет участь гвитантов, которых давным-давно поймали, мучили и сломили, так что эти некогда добрые существа покорились Арауну и стали служить его злобным целям.
Медвин обернулся к орлу:
– Ты, Эдирнион, лети поскорее к горным гнездовьям своих родичей. Попроси их подняться всей неисчислимой стаей, собрать все подвластные им силы. Ты, Бринах, и ты, Бриаваэль, – приказал он, когда волки навострили уши и поднялись, – разнесите тревожный призыв среди ваших собратьев, среди медведей с их мощными лапами, среди остророгих оленей, среди всех лесных жителей, больших и малых.
Медвин поднялся во весь свой рост. Его руки сцепились, как корни деревьев вцепляются в скалистую землю. Ворона молча смотрела на него в благоговейном страхе. Глаза Медвина сверкали, голос гудел, словно ветер в глубинах ущелий.
– Поговорите с ними от моего имени и скажите: таковы слова того, кто построил корабль, когда темные воды нахлынули на Придайн и грозили его затопить, того, кто спас их древних предков. Теперь против наводнения зла должно восстать каждое гнездо, каждая нора. Пусть каждое живое существо обратит свой клюв, когти, зубы, клыки, колючки против всех, кто служит Арауну, повелителю Земли Смерти.
Волки выпрыгнули в дверь. Орел стремглав вылетел в окно.
Глава девятая
Знамя
Путники успели отъехать от замка Смойта всего лишь на полдня пути, как повалил снег. К тому времени, когда достигли долины Истрад, склоны холмов были выбелены и лед начал сковывать реку. Они перешли ее вброд, и осколки разбитого льда больно резали ноги лошадей. Отряд направился теперь через открытые ветру Горные кантрефы на восток в сторону Свободных коммотов. Из всего отряда больше всего от холода страдал Гурги, и, хотя его закутали в огромный плащ из овечьей шерсти, беднягу била дрожь. Губы его посинели, зубы дробно стучали, ледяные капельки свисали с густых лохм. И все же он старался не отставать от Тарена, а его одеревеневшие руки по-прежнему сжимали копье с бьющимся на ветру стягом.
Через несколько дней тяжкого пути они переправились через Малую Аврен и очутились в селении Кенарт, откуда Тарен решил начать сбирание народа Свободных коммотов. Но лишь только Тарен въехал в круг крытых тростником невысоких хижин, он увидел большую толпу деревенских жителей. Мужчины собрались в самом центре коммота. Среди них был и Хевидд Кузнец, могучий здоровяк со щетинистой бородой, который тут же протолкался к Тарену и дружески хлопнул его по плечу тяжелой, как молот, ручищей.
– Добро пожаловать, Странник, – загудел кузнец. – Мы увидели тебя издали и вот собрались тут, чтобы поприветствовать.
– Рад встрече, друзья, – ответил Тарен. – Не с пустыми руками я приехал, а с большой просьбой, которую и обращаю к вам в обмен на добрый прием. Слушайте меня внимательно. – Он поднял руку, прося тишины. – Нелегко просить о том, с чем я обращаюсь к вам, да и нелегко ответить на такую просьбу: я прошу силы ваших рук и мужества ваших сердец, а коли потребуется, так и вашу жизнь.
Народ коммотов с удивленным гулом теснее столпился вокруг Тарена. И тот подробно рассказал, что произошло с Гвидионом, и не скрыл, что Араун собирает большое войско. Он говорил долго, а когда закончил, такое же долгое молчание было ему ответом. Первым подал голос Хевидд Кузнец:
– Народ Свободных коммотов чтит короля Мата и Дом Дон. Но мы последуем только за тем, кого знаем как друга, и отдадим в его руки нашу жизнь не по обязанности, а из дружбы. Поэтому позволь Хевидду первым присоединиться к тебе, Тарен Странник.
– Все последуют за ним! Все! – хором закричали селяне, и через мгновение еще недавно мирный Кенарт заволновался, как штормовое море. Каждый мужчина спешил вооружиться.
Хевидд вдруг мрачно усмехнулся:
– Отваги нам не занимать, а вот оружия у нас мало. Впрочем, не беда, Странник. Ты хорошо потрудился когда-то в моей кузнице – теперь моя кузница потрудится для тебя. А я пошлю весточку каждому кузнецу в земле коммотов, чтобы они, как и я, работали не щадя сил.
Пока селяне седлали коней, а Хевидд раздувал огонь в горне, Тарен повел свой маленький отряд в соседнюю деревню. Весть о нем и о его деле быстро облетела всю землю коммотов, и каждый день стекались к нему толпы пастухов и пахарей, готовых без всяких уговоров встать под знамя Белой Свиньи. Для Тарена дни и ночи слились в одну сплошную череду. Верхом на неутомимом Мелинласе он объезжал возникающие тут и там лагеря мирных людей, ставших воинами, следил, чтобы всем достало провизии и оружия, у тлеющих в ночи караульных костров держал совет с предводителями боевых отрядов.
Хевидд, завершив свою работу в Кенарт, присоединился к Тарену и с готовностью исполнял службу оружейного мастера.
– Ты славно потрудился, но этого мало, – сказал ему Тарен. – Боюсь, всех кузниц в Придайне не хватит, чтобы вооружить народ. Нужно найти какой-то выход…
– И ты найдешь его, как и свою удачу! – раздался чей-то громкий голос.
Тарен обернулся и увидел подъезжавшего к нему странного всадника. Он был долговязый и узколицый, с длинными, как у аиста, ногами, которые болтались по бокам его лошади, чуть не касаясь земли, и облачен в разномастную и разноцветную одежду. На голове всадника красовался шлем, сделанный из обычной кастрюли и нахлобученный почти до самых глаз. Куртка его, словно панцирь, была обшита кусками железа и лоскутами толстой кожи. В руке он держал длинный посох, увенчанный лезвием косы.
– Ллонио! – радостно вскричал Тарен, пожимая ему руку. – Ллонио, сын Ллонвена!
– И никто иной! – весело откликнулся Ллонио, сдвигая со лба свой странный шлем. – Неужели ты мог подумать, будто я не присоединюсь к тебе?
– Но у тебя жена и дети, – начал было Тарен, – я не смею просить тебя покинуть их. Я помню, что детей у тебя с полдюжины…
– И еще, к радости, ожидается! – ответил Ллонио, расплывшись в счастливой улыбке. – Если удача улыбнется мне, то не один, сразу двое. Близнецы! Ну ничего, мой выводок будет в безопасности до моего возвращения. И для того, чтобы в Придайне было безопасно, я должен следовать за тобой, Странник. Твоя забота – не младенцы на руках у женщин, а оружие в руках мужчин. Послушай меня, дружище Странник, – продолжал Ллонио, – я видел в каждом хозяйстве вилы и грабли. Что, если отрезать зубья и насадить каждое на крепкое деревянное древко? Так у тебя оружия станет в три-четыре раза больше.
– Так и сделаем! – воодушевился Хевидд. – И как это я сам не догадался?
– Да и я тоже, – признался Тарен. – Ллонио видит гораздо острее, чем любой из нас, но любит называть удачей то, что другой назвал бы умом и сметкой. Иди, друг Ллонио, собирай по дворам что сможешь. Я знаю, ты найдешь больше, чем любой из нас.
Ллонио с помощью Хевидда собрал в селениях Свободных коммотов серпы и клещи, косы, вилы и крюки; он придумывал, как из чего угодно сделать грозное оружие. И запасы этого оружия росли с каждым днем.
Каждый день к Тарену стекались все новые крестьяне, превратившиеся в воинов. Колл, Эйлонви и Гурги помогали нагружать обозные телеги утварью и провизией для все увеличивающейся армии. Занятие это особенно раздражало Эйлонви: ей больше нравилось скакать галопом от одного селения к другому, чем тащиться рядом с телегами. Она обрядилась в мужской костюм, заплела волосы, уложила их вокруг головы и спрятала под шапку; на поясе у нее висели меч и короткий кинжал, которые она лестью выманила у Хевидда Кузнеца. Наряд воина был ей не по росту, но она страшно гордилась им и потому сердито надулась, когда Тарен велел ей оставаться с обозом.
– Ты поедешь со мной, – строго сказал он, – но после того, как все телеги будут нагружены и лошади навьючены.
Принцесса нехотя согласилась, но на следующий день, когда Тарен галопом проносился мимо вьючных лошадей и телег позади лагеря, она яростно закричала ему:
– Ты обманул меня! Эта погрузка никогда не кончится! Не успеваю я закончить с одной вереницей лошадей, как тут же появляется другая. Хорошо же, я буду делать то, что приказано. Но будь ты хоть трижды военачальник, Тарен из Каер Даллбен, я с тобой больше не разговариваю!
Тарен усмехнулся и продолжал путь.
Продвигаясь на север через долину Великой Аврен, отряд Тарена въехал в Коммот Гвенит. Едва успели они спешиться, как Тарен услышал потрескивающий, как сухая веточка, голосок:
– Странник! Я знаю, что тебе нужны воины, а не старухи. Но помедли немного и поздоровайся с той, которая не забыла тебя.
Двивах, ткачиха из Гвенита, стояла в дверях своей хижины. Несмотря на белоснежные седые волосы, на морщинистое личико, она, как всегда, выглядела бодрой и оживленной. Ее серые молодые глаза внимательно изучали Тарена, потом она повернулась к Эйлонви. Улыбаясь, древняя старуха кивком подозвала к себе принцессу.
– Тарена Странника я знаю хорошо. А кто ты, могу догадаться, хотя ты и расхаживаешь в мужском платье. – Она хитро глянула на принцессу. – Я уверена, что при моей первой встрече со Странником его мысли были заняты хорошенькой девушкой.
Эйлонви только фыркнула:
– Не уверена, что эти мысли занимали его тогда, и уж точно они не занимают его сейчас.
Двивах хихикнула:
– Время скажет, кто из нас прав. А пока, дитя, – добавила она, разворачивая плащ, который держала в сморщенной руке, и накидывая его на плечи Эйлонви, – прими дар от древней старухи и запомни, что большой разницы между нами двумя нет. Потому что даже дряхлая старуха сохраняет частицу девичьего сердца, а у юной девушки всегда есть толика мудрости старой женщины.
Тарен спешился и подошел к двери хижины. Он тепло приветствовал ткачиху и восхитился плащом, который та подарила Эйлонви.
– Хевидд и все кузнецы коммотов куют для нас оружие, – сказал он. – Но воинам не меньше, чем оружие, нужно тепло. Увы, у нас нет теплой одежды.
– Неужели ты думаешь, что ткачиха менее вынослива, чем кузнец? – обиженно проскрипела Двивах. – Так же как и ты терпеливо работал на моем станке, теперь и он с терпением потрудится для тебя. И в каждом селении коммотов челноки будут без устали сновать для тебя и твоих воинов, Тарен Странник.
Ободренный словами Двивах, Тарен покинул Гвенит. Отъехав от селения на небольшое расстояние, он увидел приближающийся отряд всадников. Их вел высокий юноша, который на ходу выкрикивал имя Тарена и махал рукой.
С радостным криком Тарен направился Мелинласа к всаднику.
– Ллассар! – обрадовался Тарен, поравнявшись с молодым человеком. – Не думал, что мы встретимся так далеко от твоей овчарни в Коммот Исав.
– Вести о тебе летят впереди тебя, Странник, – отвечал Ллассар. – Но я опасался, что ты сочтешь наше селение слишком маленьким и пройдешь мимо. Это я, – добавил он со смущением, которое не могло скрыть его мальчишеской гордости, – это я собрал отряд и повел его тебя искать.
– Мужество жителей Исав намного превосходит его размеры, – сказал Тарен, – и я нуждаюсь в вас и приветствую каждого. Но где твой отец? – спросил он, оглядывая подоспевших всадников. – Где Друдвас? Он не отпустил бы сына одного так далеко.
Лицо Ллассара опечалилось.
– Зима забрала его у нас. Я безмерно о нем скорблю и в память о нем делаю то, что он бы сам не преминул сделать.
– А что твоя мать? – осторожно спросил Тарен, когда они уже ехали бок о бок. – Дала ли она согласие на то, чтобы ты оставил свой дом и стадо?
– Другие позаботятся о моем стаде, – ответил юный пастух. – Моя мать знает, что должен делать ребенок и что пристало мужчине. Я – мужчина, – гордо добавил он, – с той ночи, как мы вместе стояли против Дората и его разбойников в овчарне.
– Да, да, – закричал молчавший до того момента Гурги, – и бесстрашный Гурги стоял против них!
– Ну да, – кисло заметила Эйлонви, – вы себе сражались в свое удовольствие в то время, когда мне приходилось делать реверансы и мыть голову на Моне. Я не знаю, кто такой Дорат, но если я когда-нибудь его встречу, то обещаю наверстать упущенное.
Тарен покачал головой:
– Считай, что тебе посчастливилось его не знать. Я знаю его слишком хорошо, к моему сожалению.
– Он не беспокоил нас с той ночи, – сказал Ллассар. – Думаю, что не потревожит и впредь. Я слышал, Дорат покинул земли коммотов и отправился на запад. Поговаривают, что он отдал свой меч на службу повелителю Земли Смерти. Может быть, это и так. Но если даже Дорат и состоит у кого-то на службе, он все равно служит только себе.
– Ваше служение, отданное нам по велению сердца, для нас значит несравнимо больше той службы, которую может купить король Аннуина, – сказал Тарен. – Принц Гвидион будет благодарен вам.
– Скорее, тебе, – ответил Ллассар. – Наша гордость не в битве, а в поле; в работе наших рук, а не клинков. Мы никогда не искали войны. Мы пришли теперь под знамя Белой Свиньи потому, что это знамя нашего друга, Тарен Странник.
Погода ухудшилась, а все растущее войско ехало все медленнее, однако Тарен упорно стремился вперед. Рядом с ним галопом скакал Колл, всегда бодрый и жизнерадостный. Его широкое лицо, раскрасневшееся и обветренное от холода, было почти скрыто высоким воротником теплой овечьей куртки. На поясе из тяжелых железных звеньев висел прямой меч, за спиной – щит, обтянутый бычьей шкурой. Колл разыскал себе кованый шлем, однако все время ворчал, что тот сидит на его лысине не так ловко, как старая кожаная шапка.
Тарен был благодарен Коллу за его мудрые советы. Это Колл подал мысль по мере разрастания войска отсылать небольшие отряды прямо в Каер Датил, а не волочиться из одного селения в другое со все более и более громоздкой армией. Ллассар, Хевидд и Ллонио не покидали головной отряд Тарена и держались поближе к нему самому. И все же именно Колл оставался на страже, когда усталый Тарен заворачивался в плащ и растягивался на мерзлой земле для короткого сна.
– Ты – крепкий дубовый посох, на который я опираюсь, – со смехом сказал как-то Тарен. – Более того, ты большое надежное дерево! Ты, Колл, настоящий воин, каких, наверное, мало осталось в Придайне.
Колл, вместо того чтобы просиять или хотя бы улыбнуться, недовольно покосился на Тарена.
– Ты хочешь порадовать меня? – спросил он. – Тогда лучше скажи, что я настоящий сборщик яблок и выращиватель репы. Совсем я не воин, а лишь становлюсь им на короткое время, когда это необходимо. Мой сад скучает по мне так же, как и я по нему, – добавил он серьезно. – Я не помог ему подготовиться к зиме, и мне еще предстоит расплачиваться за это по весне.
Тарен ободряюще улыбнулся:
– Мы будем копать и выдергивать сорняки вместе, настоящий выращиватель репы и настоящий мой друг.
Караульные костры мерцали в ночи. Лошади переступали с ноги на ногу. Около них лежали спящие воины. Порыв холодного ветра резанул Тарена по лицу. Он внезапно почувствовал, что смертельно устал. Медленно он повернулся к сидящему рядом Коллу.
– Мне тоже будет куда спокойнее, – тихо сказал он, – когда я вновь стану Помощником Сторожа Свиньи.
До Тарена дошла весть, что Смойт собрал большое войско и теперь во главе этой армии направляется на север. Узнал он также, что некоторые вассалы Арауна выслали отряды к реке Истрад, чтобы нападать на колонны воинов, тянущиеся в Каер Датил. Надо было поторапливаться.
Войско его направлялось в Коммот Мерин. Для Тарена это селение было самым прекрасным из всех, какие попадались ему во время странствий. Даже теперь, среди ржания лошадей, звона стали и криков всадников, белые, крытые тростником домики, казалось, дышали миром и покоем. Тарен галопом проскакал мимо знакомых полей, окаймленных лиственницами и высокими елями. Сердце его трепетало от волнующих воспоминаний. Он остановился у знакомой хижины. Из трубы шел дым, обещая тепло очага. Дверь открылась, и на пороге показался коренастый старик в грубом коричневом одеянии. Его седые волосы и густая борода были коротко подстрижены, голубые глаза смотрели все так же ясно.
– Рад встрече, – прокричал он Тарену и поднял в знак приветствия огромную руку, по локоть измазанную подсыхающей глиной. – Ты оставил нас как странник, а вернулся как военачальник. А о твоем мастерстве в военном деле я уже много наслышан. И все же я спрашиваю: помнишь ли ты, как лепить горшки? Или я зря терял время, обучая тебя?
– Рад встрече, Аннло Горшечник, – отвечал Тарен, соскакивая с Мелинласа и пылко пожимая руку старого гончара. – Боюсь, что ты и впрямь зря тратил на меня время, – засмеялся он, – слишком уж бестолковый ученик достался мастеру. Умения у меня сохранилось меньше, чем благодарной памяти о тебе. Но то немногое, чему научился, я не забыл.
– Тогда покажи мне, – потребовал гончар, зачерпывая из деревянной кадки пригоршню влажной глины.
Тарен печально улыбнулся и мотнул головой:
– Я остановился только для того, чтобы поприветствовать тебя. Теперь я занят мечами, а не глиняными чашами.
И все же Тарен вошел в хижину следом за старым гончаром. Пламя очага озаряло ряды глиняной посуды, изящные кувшины для вина, горшки и блюда. Тарен быстро выхватил из бочки холодную глину, бросил ее на круг, который Аннло принялся раскручивать. Тарен понимал, что времени у него совсем немного, но, когда глина под его руками стала обретать форму, он на мгновение забыл обо всем; спал тяжкий груз опасений и забот. Вернулись назад те дни, когда перед ним были лишь гончарный круг и сосуд, рождающийся прямо на глазах из бесформенного куска глины.
– Отлично сработано, – сказал Аннло тихим голосом и добавил: – Я слышал, что кузнецы и ткачи во всех коммотах трудятся, чтобы дать тебе оружие и одежду. Но мой круг не способен выковать клинок или соткать плащ для воина – глина моя годна только для мирных жителей. Увы, я не могу предложить тебе ничего, что послужило бы на пользу теперь.
– Ты дал мне больше, чем все остальные, – ответил Тарен, – и я ценю это больше всего. Мой путь – не путь воина. Если бы мне не пришлось сейчас взять меч, то я не желал бы для моих рук лучшей работы, чем та, что делаешь ты, создавая радость и красоту. Но коли не удастся мне сделать свой нынешний труд как следует, то я буду считать, что потерял все полученное от тебя.
Его рука замерла, тут же скособочив выраставший на круге кувшин, потому что снаружи раздался тревожный голос Колла. Тарен быстро поднялся и стремглав выскочил из хижины, выкрикивая на ходу слова прощания. Аннло с тревогой смотрел ему вслед.
Колл уже выхватил свой меч. В следующий миг появился и Ллассар. Они галопом поскакали в лагерь, разбитый в предместье Коммот Мерин. Колл сообщил Тарену, что караульный пост увидел неприятельский отряд.
– Они скоро нападут на нас, – предупредил Колл. – Мы должны встретить их до того, как они приблизятся. Как старый воин и умелый выращиватель репы, я советую тебе поднять отряд лучников и лучших всадников. Мы с Ллассаром возьмем отряд поменьше и попробуем отвлечь нападающих.
Они быстро обсудили план Колла. Тарен поехал вперед, призывая всадников и пеших воинов следовать за ним. Эйлонви и Гурги он велел оставаться с обозом и, не выслушав их возражений, галопом поскакал к ельнику на холмах.
Нападавшие были вооружены серьезнее, чем ожидал Тарен. Они быстро спустились с покрытого снегом хребта и устремились к селению. По знаку Тарена лучники затаились в неглубоком овраге, а конные воины коммотов приготовились к атаке. Всадники сшиблись в грохоте щитов, стуке копыт и звоне клинков. Тарен поднес к губам боевой рог. Эхом разнесся по долине и оврагам призывный сигнал, и лучники выскочили из укрытия.
Тарен понимал, что это лишь небольшая стычка, тем не менее бой был отчаянный и жаркий. Лишь после того как Колл и Ллассар со своим отрядом отвлекли бо́льшую часть нападавших, враги дрогнули и побежали. И все же это была хоть и малая, но первая битва, которой Тарен руководил как военачальник принца Дон. Люди коммотов выиграли сражение, никто из них не погиб, и лишь несколько были ранены. Тарен не чувствовал усталости, сердце его пьянила радость победы, когда во главе отряда ликующих воинов он выехал из леса к Коммот Мерин.
Но, поднявшись на гребень холма, он увидел черные клубы дыма.
Поначалу Тарен подумал, что горит лагерь. Он пришпорил Мелинласа и во весь опор поскакал вниз по склону. Когда же он подъехал ближе, то увидел красные языки пламени, сливающиеся с закатным, словно залитым кровью небом. Дым стелился по всей долине, и Тарен наконец понял, что горит селение.
Обогнав отряд, он галопом въехал в Мерин. Проносясь мимо лагеря, он мельком увидел, как Эйлонви и Гурги тщетно борются с огнем. Колл доехал до деревни раньше него. Тарен соскочил с Мелинласа и подбежал к другу.
– Поздно! – вскричал Колл. – Они напали на коммот с тыла. Селение подожгли факелами, а народ порубили мечами.
С криком печали и ярости Тарен бросился к горящим домам. Тростник на крышах пылал с треском, многие стены рухнули, на месте хижины Аннло дымились руины. Перевернутый и обгорелый гончарный круг, словно мертвый пустой глаз, уставился в небо. Среди расколотых глиняных чаш и кувшинов распростерлось тело гончара.
Тарен упал на колени. Тяжелая рука Колла легла на его плечо, но он вырвался и с тоской поглядел на старого воина.
– Неужели я только что торжествовал победу? – хрипло прошептал он. – Мало радости от нее людям, которые некогда меня приютили! Кровь Коммот Мерин на моих руках.
Позже Ллассар отозвал Колла в сторону.
– Странник не выходит из хижины гончара, – вздохнул юный пастух. – Я знаю, как тяжело человеку терпеть боль собственной раны. Но военачальник несет в себе раны всех, кто за ним следует.
Колл кивнул:
– Пусть побудет один. Утром все будет в порядке. Но, – добавил он со вздохом, – похоже, эта его рана никогда уже не затянется.
К середине зимы был собран последний отряд, и воины коммотов направились в Каер Датил. Ллассар, Хевидд и Ллонио по-прежнему были с Тареном, который вел войско на северо-запад через горы Ллаугадарн. Вперед высылали дозорных, и ничто не замедляло их быстрого движения.
Дважды на них нападали летучие отряды противника – оба раза люди Тарена отбивали атаку. Враги отступали с потерями и, усвоив горький урок, больше не смели нападать на колонны, идущие под знаменем Белой Свиньи. Войско Тарена быстро миновало подножие Орлиных Гор. Гурги гордо нес знамя, которое громко хлопало на ветру, дующем с дальних вершин. Под плащом Тарен увозил с собой скорбный талисман – почерневший от огня черепок из Коммот Мерин.
На подступах к Каер Датил верховые дозорные принесли весть еще об одном войске. Тарен галопом понесся вперед. В авангарде копьеносцев навстречу ему ехал Ффлеуддур Ффлам.
– Клянусь Великим Белином, – вскричал бард, торопя Ллиан, – вот уж обрадуется Гвидион! Видишь, северные лорды вооружились до зубов. Когда Ффлам призывает… впрочем, ладно… я их собрал именем Гвидиона, иначе они не пошли бы так охотно. Но это уже не важно: главное – мы в пути. Я слышал, король Придери тоже поднял свои армии. Вот когда ты увидишь настоящее боевое войско! Думаю, за ним идет половина западных кантрефов.
Тарен заметил Глеу, сидевшего на серой деревенской кляче.
– Эге, и великанчик с вами, – улыбнулся он.
Бывший великан, деловито обгладывавший кость, сделал вид, будто едва узнает Тарена.
– Не знал, что с ним делать, – тихо сказал Ффлеуддур. – У меня не хватило духу его прогнать. Вот он и здесь, но не перестает ныть и жаловаться. Сегодня у него болит нога, завтра – раскалывается голова, и так все части тела по очереди. Когда не ест, то без конца толкует о временах, когда был великаном.
Ффлеуддур оглянулся на навострившего уши Глеу и заговорил еще тише:
– А главное, я так наслушался его историй, что почти жалею мелкого прохвоста. Конечно, он слова доброго не стоит, но, если подумать, его и впрямь много обижали… Вот когда он был великаном… Тьфу! – Бард перебил себя и хлопнул по лбу. – Довольно! Еще немного, и я стану лопотать его словами. Давай присоединяйся к нам! – воскликнул он, выпутывая арфу из сплетения луков, колчанов, круглых щитов и кожаных ремней у себя за спиной. – Все друзья встретились вновь. И я сыграю вам отличную мелодию, чтобы отпраздновать встречу и заодно согреться!
Повеселевшие от музыки барда спутники поехали вместе. Вскоре крепость Каер Датил зазолотилась в скупом свете зимнего солнца. Ее мощные бастионы нависли над долиной, как орлы, рвущиеся взлететь в небо. Под стенами, опоясывая крепость, расположились военные лагеря. Флаги реяли над шатрами лордов, пришедших по зову Королевского Дома Дон. И все же не эти разноцветные знамена, развевающиеся на ветру, и даже не эмблема – Золотое, Восходящее из Туч Солнце – заставили сердце Тарена зайтись от радости. Главное, что его спутники и воины Свободных коммотов добрались наконец до своей первой цели и могут хоть недолго передохнуть в безопасности. В безопасности… Мысли Тарена вернулись к недавним дням. Он вспомнил о Руне, короле Моны, который спал вечным сном подле ворот Каер Кадарн; об Аннло Горшечнике. И его пальцы сжали глиняный черепок.
Глава десятая
Приход Придери
Каер Датил превратился в военный лагерь. Горящими снежинками кружились в воздухе искры от кузниц, где ковали оружие. Звон железных подков боевых коней наполнял внутренние дворы крепости. Резкие клики сигнальных рогов прорезали чистый морозный воздух. Хотя все они находились сейчас в безопасности под защитой крепостных стен, Эйлонви все же отказалась сменить грубую одежду воина на более подходящий наряд. Самое большее, на что она согласилась, и то неохотно, так это помыть голову. Почти всех придворных дам отправили под защиту дальних восточных крепостей, но Эйлонви наотрез отказалась присоединиться к оставшимся женщинам в их прядильных и ткацких мастерских.
– Может быть, Каер Датил и самый великолепный замок в Придайне, – заявила она, – но придворные дамы – везде придворные дамы, и я сыта по горло курятником королевы Телерии. Слушать их кудахтанье, хихиканье и болтовню хуже, чем когда тебе ухо щекочут перышком. Ради того чтобы научиться быть принцессой, я чуть не потонула в мыльной воде. У меня волосы до сих пор сырые, как водоросли. Что до всяких там юбок – мне куда удобнее в штанах. И вообще, я давно растеряла все свои наряды, и мне недосуг снимать мерки для новых. Та одежда, которую я ношу, меня вполне устраивает.
– Никто и не подумал спросить, устраивает ли меня моя одежда, – раздраженно заметил Глеу, хлопая себя по куртке, которая, на взгляд Тарена, выглядела намного лучше и новее, чем у всех остальных. – Но я уже привык, что мной все пренебрегают. В пещере, когда я был великаном, все было иначе. Увы, это ушло навсегда. Помню, как мы с летучими мышами…
У Тарена не было сил ни возражать Эйлонви, ни выслушивать ворчание Глеу. Гвидион, узнав о прибытии войска Свободных коммотов, позвал Тарена в Тронный зал. Тарен последовал на зов, а Колл, Ффлеуддур и Гурги остались разбирать снаряжение и провизию. Увидев, что Гвидион совещается с королем Матом, сыном Матонви, Тарен не осмелился подойти ближе, но Мат кивком подозвал его, и Тарен преклонил колена перед седобородым правителем.
Верховный король коснулся плеча Тарена иссохшей, но твердой рукой и приказал ему встать. Со времени битвы между Сыновьями Дон и армиями Рогатого Короля не видел Тарен Мата, сына Матонви, и теперь заметил, каким грузом легли годы на верховного правителя. Морщины Мата были даже глубже, чем у Даллбена, золотая корона Дон тяжким бременем давила на его чело. И хотя глаза старого короля смотрели проницательно и гордо, Тарен уловил в них такую затаенную печаль, что скорбно опустил голову.
– Посмотри мне в лицо, Помощник Сторожа Свиньи, – тихо приказал Мат. – Не бойся увидеть то, что я и сам знаю. Рука смерти тянется к моей руке, и я возьмусь за нее без страха. Уже давно я слышу рог Гвина Охотника, который зовет в могильное пристанище даже короля.
Мат помолчал и продолжил:
– С легким сердцем откликнусь я на призыв, ибо носить корону тяжелее, чем держать посох пастуха. Корона давит, пригибает – посох поддерживает, распрямляет. Печалит меня не смерть, а то, что на закате моих дней кровь льется на той земле, где я искал только мира. Ты знаешь историю нашего Королевского Дома. Слышал, как много лет назад Сыновья Дон приплыли на золотых ладьях в Придайн и как люди искали у нас защиты против Арауна, повелителя Земли Смерти, укравшего у Придайна его сокровища и превратившего богатые земли в бесплодные поля. С тех пор Сыновья Дон стояли как щит против разрушительной силы Аннуина. И если сейчас этот щит разрубят, все погибнет вместе с ним.
– Мы победим, – твердо сказал Гвидион. – Король Аннуина на сей раз рискнул всем, надеясь и добыть все. Но его сила одновременно и слабость, потому что, если мы выстоим, власть его рухнет навсегда. До нас дошли и хорошие новости, но и плохие тоже. Король Смойт сейчас в долине Истрад и не может, при всей своей отваге, пробиваться дальше на север до конца зимы. Что ж, он послужит нам там, где стоит. Его воины сражаются с лордами-предателями из южных владений и не дают тем соединиться с остальным войском Арауна. Короли из более дальних северных королевств тоже идут к нам, но медленно, потому что зима для них более суровый враг, чем Араун.
Гвидион улыбнулся приунывшему Тарену и продолжал:
– Но есть и ободряющие новости. Как донесли дозорные, армии западных кантрефов уже в нескольких днях пути от нашей крепости. В Придайне еще не было такого великого войска, и сам лорд Придери его возглавляет. Он сделал все, о чем я просил, и даже больше. Меня беспокоит только, что вассалы Арауна нападут на него раньше, чем он дойдет до Каер Датил. Но если это произойдет, нас известят и мы выйдем ему на подмогу.
Улыбка осветила изможденное лицо Гвидиона.
– Не последняя из хороших новостях, – продолжал он, – это приход Тарена из Каер Даллбен и воинов, которых он привел из Свободных коммотов. Я рассчитываю на тебя, друг мой, и впредь.
Гвидион заговорил о приведении в боевой порядок конных и пеших воинов Тарена. Верховный король внимательно слушал и кивал в знак согласия.
– Теперь иди и выполняй порученное, – сказал Мат Тарену. – Пришел день, когда Помощник Сторожа Свиньи должен взвалить на себя часть королевского бремени.
Все последующие дни Тарен и его спутники исполняли все, что поручал им Гвидион. Даже Глеу им помогал, впрочем, по настоянию Ффлеуддура, но никак не по собственному почину. Под строгим оком Хевидда Кузнеца бывший великан раздувал мехи горна, бесконечно хныча и жалуясь на волдыри и мозоли на коротеньких толстеньких руках.
Каер Датил был не только крепостью, но и хранилищем памяти, а также красоты, рожденной природой и руками человеческими. За его бастионами, в самом дальнем из множества просторных внутренних дворов, меж стройными лиственницами высились могильные курганы древних королей и героев. В залах с резными дубовыми стенами висело прославленное оружие и воспетые бардами знамена. В других были собраны чудесные изделия мастеров из всех кантрефов и коммотов Придайна. Здесь Тарен увидел, вновь испытав саднящую боль утраты, прекрасный кувшин для вина, вышедший из-под руки Аннло Горшечника.
В свободное от дел время друзья без конца бродили по крепости и каждый раз открывали для себя немало прекрасного и удивительного. Колл никогда прежде не бывал в Каер Датил и не переставал любоваться сводчатыми арками и башнями, которые словно парили над снежными вершинами гор за стенами крепости.
– Да, очень красиво, – повторял он. – И мастерски исполнено. Но башни возвращают мои мысли к яблоням, которые надо было подрезать. А без меня мой сад будет плодоносить не больше, чем эти камни.
Однажды в дверях самого маленького и скромного домика показался человек, кивком поманивший их к себе. Он был высок, его изрезанное глубокими морщинами лицо обрамляли длинные седые волосы. Грубый плащ воина свободно висел на его худых плечах, но ни меча, ни кинжала на скромном кожаном поясе видно не было. Ффлеуддур опередил всех, бросился к незнакомцу и, невзирая на снег, упал перед ним на одно колено.
– Это я, пожалуй, должен склониться перед тобой, Ффлеуддур Ффлам, сын Годо, – мягко улыбнулся старец, – и попросить у тебя прощения.
Он повернулся к остальным и каждому подал руку.
– Я знаю вас лучше, чем вы знаете меня, – сказал он и добродушно засмеялся в ответ на их непритворное удивление. – Меня зовут Талиесин.
– Главный Бард Придайна! – воскликнул Ффлеуддур, гордо и радостно улыбаясь. – Это он подарил мне арфу. Я у него в долгу.
– Не уверен, – ответил Талиесин, широким жестом приглашая всех в дом.
Они последовали за ним в просторную комнату, где было мало мебели – разве что несколько крепких стульев и скамеек да длинный стол из необычного дерева, которое переливалось и мерцало в свете очага. Вдоль стен до самого потолка теснились старинные книги и горы пергаментных свитков.
– Да, друг мой, – обратился Главный Бард к Ффлеуддуру, – часто я думал о том подарке. На самом деле это на моей совести.
Он посмотрел на барда проницательным взглядом, в котором, однако, сквозила добрая улыбка.
Если сначала Талиесин показался Тарену древним старцем, то теперь юноша уже не мог понять, сколько тому лет. Лицо Главного Барда, хоть и было иссечено морщинами, являло странную смесь мудрости и молодости. Одежда барда ничего не говорила о том высоком положении, какое он занимал в Придайне, да в этом и не было надобности. Как и у Адаона, сына Талиесина, у старца были серые, глубоко посаженные глаза, которые, казалось, видели больше, чем мог разглядеть обычный человек. Голос Главного Барда звучал тверже, чем у любого военачальника, и повелительнее, чем у короля.
– Мне были известны свойства арфы, когда я ее тебе давал, – продолжал он. – И, зная твой характер, я догадывался, что у тебя будут большие неприятности со струнами.
– Неприятности? – вскричал Ффлеуддур. – Ну что ты! Нисколько!.. – И тут же две струны лопнули с таким звоном, что Гурги испуганно вздрогнул. Лицо Ффлеуддура залилось краской до кончика носа. – Дело в том, что эта штука, – он с опаской еще раз глянул на арфу, – вынуждает меня говорить правду… э… немного больше правды, чем я бы сказал по своей воле. Но, думается мне, от правды никому еще вреда не бывало, а уж мне так точно.
Талиесин улыбнулся:
– Значит, ты усвоил важный урок. Тем не менее мой подарок был шуткой, хоть и не совсем. Однако ты сохранил эту арфу по доброй воле. Теперь я предлагаю тебе взамен любую, какую выберешь.
Талиесин указал на полку, где выстроилось множество арф, старых и новых, в том числе еще более изящных, чем нынешняя арфа Ффлеуддура. С радостным возгласом тот бросился к полке. Он любовно дотрагивался до струн, восхищался работой, хватая в руки то одну арфу, то другую.
Некоторое время он колебался, скорбно глядя на только что порвавшиеся струны своего инструмента, на исцарапанную и потертую раму.
– А… да ладно. Ты оказал мне честь, – смущенно пробормотал он, – но эта старушка вполне мне подходит. Иногда, клянусь Великим Белином, мне кажется, что она играет сама. У нее прекрасный звук… когда струны целы. Она отлично пригнана к моему плечу. Не то чтобы я принижал достоинства других арф, но мы с моей старушкой друг к другу привыкли. Да, очень благодарен тебе за щедрое предложение. И все же не стану ее менять на новую.
– Будь по-твоему. А вы, – обратился Главный Бард к своим гостям, – вы обозрели многие красоты Каер Датил, но не видели еще его настоящей гордости и бесценного сокровища. Это здесь, – сказал он, обводя рукой комнату. – В Зале Знаний хранится древняя мудрость Придайна. Хотя Араун, король Смерти, украл у людей секреты их ремесла, он не смог присвоить песни и сказания наших бардов. Здесь они собраны. И в их числе немало твоих, Ффлеуддур.
Талиесин продолжал:
– Память живет дольше тех, чьи деяния она сохраняет. Люди владеют мудростью всех живших прежде. Под этой комнатой хранятся еще бо́льшие богатства. – Он улыбнулся. – Подобно самой поэзии, большая часть сокровищ хранится в глубине. Там Зал Бардов. Увы, Ффлеуддур Ффлам, – с сожалением вымолвил он, – лишь истинный бард может туда войти. Хотя когда-нибудь, возможно, и ты присоединишься к их сонму.
– О, мудреная мудрость! – восторженно вскричал Гурги. – В бедной, слабой голове скромного Гурги от всего этого страшное верченье и крученье! У Гурги нет мудрости! Но он обошелся бы без чавки и хрумтявки, лишь бы поумнеть!
Талиесин положил руку на косматое плечо Гурги.
– Ты думаешь, у тебя нет мудрости? – ласково проговорил он. – Это не так. Узоров мудрости не меньше, чем тех, которые может соткать челнок. У тебя есть мудрость доброго и преданного сердца. Она встречается редко и потому ценится высоко. Такова и мудрость Колла, сына Коллфреура, и, помимо нее, он обладает мудростью природы, даром пробуждения бесплодной земли и превращения ее в цветущий сад.
– Это мудрость моего сада, дарящего нам свои плоды, – запротестовал Колл, а его лысина порозовела от удовольствия и смущения. – А если вспомнить, в каком состоянии я его оставил, боюсь, не скоро мы дождемся следующего урожая.
– Я должна была набраться мудрости на острове Мона, – вставила Эйлонви. – Затем Даллбен меня туда и отправил. Но все, чему я научилась, – это рукоделие, стряпня и реверансы.
– Учение – это еще не мудрость, – с добрым смехом перебил ее Талиесин. – В твоих жилах, принцесса, течет кровь волшебниц из рода Ллира. Твоя мудрость, быть может, самая таинственная из всех, ибо ты знаешь без знаний, как сердце умеет биться, хотя никто его этому не учил.
– Увы, не могу я похвастать мудростью, – сказал Тарен. – Я был рядом с твоим сыном, когда он встретил свою смерть. Он дал мне пряжку огромной силы, и, пока я носил ее, мне было открыто многое. Пряжка больше не принадлежит мне, если вообще когда-нибудь принадлежала. То, что я тогда узнал, помнится лишь как сон.
Тень печали прошла по лицу Талиесина.
– Есть такие люди, – мягко сказал он, – которые должны сначала познать утраты, отчаяние и скорбь. Из всех дорог к мудрости эта – самая жестокая и длинная. Твой ли это путь? Этого не ведаю даже я. Но если он твой, то мужайся. Те, кто доходит до конца, не только обретают мудрость, но и могут наделять ею других. Как грубая шерсть становится полотном, а сырая глина – сосудом, так они изменяют и созидают мудрость для других. И чем больше они отдают, тем больше мудрости обретают.
Тарен уже хотел заговорить, когда от Средней Башни донесся звук сигнального рога и дозорные на башнях закричали, что видят войско короля Придери. Талиесин повел спутников наверх по широкой лестнице к высоким окнам Зала Знаний, откуда они могли наблюдать за тем, что происходит у стен крепости. В первый миг Тарен различил лишь отблески заходящего солнца на далеких копьях. Затем от войска отделились несколько всадников и поскакали через заснеженный простор к воротам. Едущий впереди всадник сверкал богатой одеждой багряного, черного и золотого цветов, и солнце сияло на его золотом шлеме. Тарен больше не мог оставаться праздным наблюдателем, потому что стража выкликала его имя и имена остальных спутников, призывая всех собраться в Тронном зале.
Подхватив знамя Белой Свиньи, Гурги поспешил за Тареном. Они все вместе быстро добрались до Тронного зала. Здесь уже стоял длинный стол, во главе которого сидели Мат и Гвидион. Талиесин сел по левую руку от Гвидиона. Справа от Мата высился пустой трон, украшенный полотнищами цветов Королевского Дома короля Придери. По обеим сторонам стола сидели лорды Дома Дон, князья и военачальники.
По стенам зала замерли ряды знаменосцев. Гурги заробел и остановился в дверях, оглядываясь по сторонам. Гвидион жестом отправил его в шеренгу знаменосцев. Однако среди строгих, стройных воинов бедняга чувствовал себя жалким и некрасивым. Впрочем, товарищи смотрели на него ободряюще, а Колл так широко ухмыльнулся и так весело подмигнул, что Гурги вскинул лохматую голову, распрямился и поднял самодельный стяг еще более гордо, чем остальные знаменосцы.
Тарен и сам оробел, когда Гвидион велел им занять место среди военачальников. Эйлонви, все еще в костюме воина, улыбнулась без всякого смущения.
– Видишь, – шепнула она Тарену, – Хен Вен на знамени выглядит не хуже других, а может, даже и лучше. А ты еще возмущался, что у нее голубые глаза, а не карие. Голубые глаза у свиньи, скажу тебе, вовсе не так странны, как цвета, которыми вышиты некоторые из этих знамен…
Эйлонви не договорила, потому что двери резко распахнулись и король Придери стремительно вошел в зал. Все взоры обратились к нему. Король широко шагал к столу Совета. Он был так же высок, как и Гвидион. Богатая одежда мерцала в свете факелов. Шлема на нем сейчас не было, и Тарен залюбовался пышными, длинными волосами, золотом окаймляющими высокий лоб. Обнаженный меч блистал на боку гордого короля.
– По древней традиции рода Придери, – шепнул Ффлеуддур, – не полагается вкладывать меч в ножны, пока битва не выиграна.
Позади короля шли сокольничие, держа на кожаных рукавицах соколов, чьи головы были закрыты кожаными колпачками, а за ними военачальники. На их плащах был вышит багряный сокол – эмблема Дома Пуйлла. Знаменосец шел следом, окруженный воинами-копьеносцами.
Гвидион, облаченный, как и Главный Бард, в простой плащ воина, встал, чтобы приветствовать Придери, но тот остановился, не дойдя до стола Совета, сложил руки на груди и оглядел по очереди всех ожидающих его королей и владетельных князей.
– Рад встрече, лорды, – громко сказал Придери. – Мне приятно видеть вас, собранных здесь. Угроза из Аннуина заставила вас забыть взаимные обиды и ссоры. Теперь вы, как птенцы, увидевшие кружащего над гнездом сокола, жметесь к сильному, ищете защиту у Дома Дон.
В голосе Придери звучало неприкрытое высокомерие. Тарен даже вздрогнул. Верховный король Мат пристально взглянул на Придери и заговорил спокойно и строго:
– Что я слышу, лорд Придери? Это я призвал их всех ради спасения Придайна.
Придери усмехнулся. Красивое лицо его раскраснелось, не то от холода, не то от гнева. Он тряхнул золотыми волосами и, не уклоняясь, встретил строгий взор Верховного короля.
– Ради спасения Придайна? – усмехнулся он. – Люди подчиняются лишь железному кулаку или приставленному к их горлу мечу. Те, кто служит тебе, на самом деле верны только своим целям. Владетели кантрефов вечно воюют, и каждый хочет поживиться за счет соседа. В глубине своего сердца любой из них не менее зол и жесток, чем Араун, король Аннуина.
Гневный ропот поднялся среди владетелей кантрефов. Мат мановением руки призвал их к молчанию.
Встал Гвидион:
– Человеческая мудрость не в силах проникнуть в тайные помыслы чужого сердца, ибо там есть и доброе и злое. О таком хорошо поразмышлять вечером у походного костра, как нам с тобой случалось не раз, или после знатного дружеского пира, когда факелы почти догорели. Теперь наше дело – охранять Придайн. Входи, Придери, сын Пуйлла. Твое место ждет тебя, и нам предстоит еще многое обсудить.
– Ты позвал меня, принц Дома Дон, – жестко ответил Придери. – И я здесь. Чтобы присоединиться к тебе? Нет! Я пришел потребовать, чтобы ты сложил оружие.
Глава одиннадцатая
Крепость
Мгновение никто не мог вымолвить и слова. В тишине слабо позвякивали серебряные колокольчики на лапах соколов Придери. Тарен вскочил и выхватил меч. Лорды кантрефов кричали наперебой и тоже вытаскивали оружие. Надо всем этим гамом возвысился голос Гвидиона, приказывавшего всем замолчать.
Придери не двигался. Его вассалы окружили его и обнажили мечи. Верховный король медленно поднялся с трона.
– Ты играешь с нами, сын Пуйлла, – сурово сказал Мат, – но вероломство – плохая шутка.
Придери стоял неподвижно, скрестив руки на груди. Лишь золотистое от загара лицо его стало серым как сталь.
– Не называй это шуткой, – ответил он. – И не клейми меня предателем. Все, что здесь было сказано, я обдумал давно и с болью сердца. И понял, что лишь так могу я послужить Придайну.
Лицо Гвидиона было бледным, а глаза помрачнели.
– Наваждение нашло на тебя, король Придери, – заговорил он. – Неужто лживые посулы Арауна ослепили тебя? Неужто ты станешь утверждать, будто вассал повелителя Земли Смерти служит какому-либо королевству, кроме Аннуина?
– Мне Араун не может пообещать ничего такого, чего у меня нет, – ответил Придери. – Но Араун совершит то, что не смогли сделать Сыновья Дон. Он положит предел бесконечным войнам между кантрефами и принесет мир туда, где раньше его не было.
– Мир смерти и молчание немого рабства! – воскликнул Гвидион.
Придери вскинул голову. Жестокая улыбка играла на его губах.
– Неужто эти люди, – он окинул надменным взглядом зал, – заслуживают лучшего, лорд Гвидион? Разве все их жизни стоят одной нашей? Грубияны и задиры, невежды и глупцы, эти самозваные лорды кантрефов не способны управлять своими домашними.
Он твердо продолжал, не обращая внимания на гневный ропот за столом:
– Я выбрал то, что будет лучше для Придайна. Нет, я не Арауну служу. Неужто топор – хозяин дровосека? В конце концов Араун будет служить мне!
Тарен с ужасом слушал слова Придери, дерзко обращенные к Верховному королю.
– Сложите оружие. Оставьте бессильных трусов, прячущихся за ваши спины. Сдайтесь мне сейчас. Тогда я пощажу Каер Датил и вас тоже. А те, кого я сочту достойными, станут править вместе со мной.
Мат выпрямился и поднял голову.
– Есть ли на свете зло хуже того, что скрывается под маской добра? – тихо спросил он, глядя прямо в лицо Придери.
Один из лордов выскочил из-за стола и двинулся на Придери с поднятым мечом.
– Не трогай его! – вскричал Мат. – Мы пригласили его как друга. Он покидает нас как враг, но он должен уйти невредимым. Если упадет хоть перо из крыла его сокола, мы лишимся чести.
– Уйди отсюда, Придери, сын Пуйлла, – сказал Гвидион. Холодный и ровный тон его голоса лишь подчеркивал его гнев. – Боль моего сердца равна моему презрению. Наша дружба сломана. Отныне пропасть боя разделяет нас, а соединит лишь острие клинка.
Придери ничего не ответил, а повернулся и вместе со своими вассалами покинул Тронный зал. Новость быстро облетела всех воинов, и они молча наблюдали, как Придери вскочил на лошадь и поскакал к воротам.
Расположившаяся лагерем за стенами крепости армия Придери зажгла факелы. Долина запылала тысячами огней, тянувшихся, насколько мог видеть глаз. Придери выехал за ворота. Багрец и золото его одеяния мерцали, подобно факелам. Он во весь опор поскакал к ожидавшему его войску. Тарен и люди коммотов с отчаянием наблюдали за удаляющимся всадником. Они, как и все в Каер Датил, знали, что этот сверкающий король, как сокол смерти, схватил и унес их жизнь.
Гвидион ждал, что армия короля Придери будет атаковать на рассвете, и люди в крепости трудились всю ночь, готовясь к осаде. Когда же рассвело и поднялось бледное солнце, стало видно, что войско Придери продвинулось совсем немного. Тарен, Ффлеуддур и Колл вместе с другими военачальниками стояли на стене рядом с Гвидионом, который осматривал долины и голые склоны холмов. Снег не выпадал несколько дней. В лощинах и каменных расселинах белели полосы, похожие на клоки шерсти, но широкий луг все еще темнел по-осеннему и пожухшую траву лишь кое-где покрывал иней.
Разведчики донесли, что воины Придери заняли всю долину. По тому, как строятся боевые колонны, можно было понять, что атаку следует ожидать с фронта и вся армия будет сжата, подобно железному кулаку, бьющему по воротам Каер Датил.
Гвидион кивнул:
– Придери собирается ударить всей мощью, хотя это дорого ему обойдется. Войско его огромно, и он может терять воинов бессчетно, зная, что мы не сумеем заплатить ту же цену.
Он нахмурился и потер подбородок ладонью, затянутой в кожаную перчатку. Зеленые глаза его сузились, и острый взгляд устремился в долину. Худое морщинистое лицо Гвидиона вытянулось; всем обликом он напоминал сейчас волка, учуявшего врагов.
– Лорд Придери самонадеян, – бросил он и резко повернулся к стоящим рядом военачальникам. – Я не стану ждать осады. Сделать это – значит наверняка проиграть. У Придери довольно людей, чтобы накатить волной. Мы дадим бой за стенами крепости и сами ударим по этой волне прежде, чем она нас захлестнет. Мат, сын Матонви, будет командовать обороной здесь, внутри крепости. Лишь в крайнем случае мы отступим под защиту ее стен.
Гвидион долго глядел на крыши и башни замка, уже озаренные ранними лучами солнца.
– Сыновья Дон строили Каер Датил своими собственными руками не только как щит против Арауна, но и как сокровищницу мудрости и красоты Придайна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы разбить Придери и уберечь Каер Датил от разрушения. Мы можем победить, а можем и проиграть. Но в бою мы должны быть не медлительными волами, но быстрыми волками и хитрыми лисицами.
Принц Дома Дон принялся быстро и четко разъяснять каждому военачальнику его место и задачу. Тарену стало не по себе. Мальчиком он страстно мечтал занять место среди мужчин и ничуть не сомневался в своих способностях. Теперь, среди седеющих, умудренных битвами воинов, сила его казалась ему слишком малой, а опыт – ничтожным. Колл, угадав мысли Тарена, ободряюще подмигнул. Крепкий старый воин внимательно слушал Гвидиона, однако Тарен догадывался, что в дальнем уголке сердца старый крестьянин Колл думает о своей грядке с репой.
Почти все утро войско Придери оставалось на прежних позициях. Защитники крепости тем временем развернули свои боевые порядки. На некотором расстоянии от стен Каер Датил тяжеловооруженные бойцы готовились принять на себя главный удар Придери. Этот отряд возглавил сам Гвидион. Ффлеуддур на Ллиан и Талиесин с небольшим отрядом воинов-бардов держали под наблюдением выход из долины. Всадники коммотов расположились с флангов: им поручили отвлекать противника, истощая и выматывая его силы.
Тарен и Колл во главе одного отряда и Ллассар, которому поручили командовать другим, галопом поскакали на свои позиции. Гурги, молчаливый и дрожащий даже в своей громадной теплой куртке, вколотил древко знамени Белой Свиньи в мерзлую землю, отмечая этим место сбора. Тарен понимал, что неусыпный глаз врага замечает каждое их движение, и прежнее нетерпение, смешанное с затаенным страхом, натянуло все его существо, как тетиву лука.
Гвидион верхом на Мелингар подъехал к нему отдать последние приказания.
– Почему Придери ждет? Он насмехается над нами? – выкрикнул Тарен. – Мы для него, наверное, не более чем муравьи, которых можно раздавить, когда вздумается?
– Терпение, – ответил Гвидион, и в голосе его слышались одновременно и дружеское утешение, и приказ военачальника. – Вы – мечи, вложенные в мои руки. Не дайте разбить вас. Двигайтесь быстро, не увязайте в одной стычке, но затевайте сразу много и в разных местах. – Он пожал руки Тарену, Коллу и Гурги. – Прощайте, – сказал Гвидион почти грубо, повернул Мелингар и быстро отъехал.
Тарен следил за ним, пока он не скрылся из виду, затем обратил взор на дальние башни Каер Датил. Эйлонви вместе с Глеу велели оставаться в крепости под защитой Верховного короля. Тарен напрягал зрение в тщетной надежде мельком заметить ее на стенах. О чувствах принцессы к себе он знал не больше, чем когда-то в Каер Даллбен, но, несмотря на свое давнее решение, уже почти готов был открыть ей свое сердце. И тут его, как пловца, подхваченного стремительным потоком, увлек круговорот военных приготовлений, так что он не успел даже проститься с ней. Тоска пронзила его сердце, сожаление о несказанных словах железной хваткой сдавило горло.
Тарен очнулся и крепче сжал поводья Мелинласа, который уже рыл копытом землю и фыркал, выпуская белые облачка морозного пара. Войско Придери поднялось и волной заливало долину. Битва началась.
Она надвигалась быстро, не лениво набегающей волной, как ожидал Тарен, а штормовым накатом. Сначала, словно шум прибоя, долетели сливавшиеся в единый гул крики людей. Сыновья Дон не ждали атаки Придери, а сами устремились навстречу наступающему врагу. Тарен увидел Гвидиона на вздыбившейся белой Мелингар. Дальше Тарен уже не мог ни в чем разобраться, потому что два потока слились в один водоворот мечей и копий.
Тарен поднял боевой рог и подал сигнал. Тотчас же до него донесся ответный крик Ллассара. Тарен пришпорил Мелинласа. Колл и всадники коммотов пустили коней вслед за ним. Мелинлас во весь опор летел вперед; Тарен, чувствуя под собой вздымающиеся конские мускулы, с поднятым мечом нырнул в человеческое море. Закружилась голова, дыхание перехватило, как у тонущего. Тарен понял, что ему страшно.
Рядом, впереди, позади мелькали лица друзей и врагов. Он краем глаза видел, как Ллонио молотит мечом направо и налево. Нелепый шлем съехал на глаза, длинные ноги в стременах распрямились, подняв долговязое тело над седлом. Чудак был похож на ожившее пугало, но там, где проносился Ллонио, враги падали, как колосья под серпом. Могучая фигура Хевидда горой возвышалась в самом центре битвы. Ллассара видно не было, но Тарен вроде бы слышал звонкий боевой клич юного пастуха. Затем уши его резанул яростный рев, и он узнал Ллиан. Она с Ффлеуддуром на спине ворвалась в гущу сражения. В следующий миг Тарен забыл все, кроме клинка в руке. Удары сыпались на него со всех сторон, он яростно отбивался.
Вновь и вновь Тарен и всадники коммотов врезались в ряды нападавших, затем вырывались из гущи сражения, чтобы вновь нырнуть в его круговерть. И тут Тарен с удивительной четкостью различил багряные и золотые одежды. То был король Придери на черном боевом коне. Тарен попытался пробиться к нему и вступить с ним в бой. На миг глаза их встретились, но сын Пуйлла не ответил на вызов простого воина, устремился дальше и вскоре исчез из виду. Однако презрительный взгляд Придери ужалил Тарена больнее, чем вражеский клинок, полоснувший его по лицу.
В какой-то момент Тарена оттеснили к краю битвы. Он приметил Гурги со знаменем и поскакал туда, сзывая своих воинов. В рядах противника образовалась узкая брешь, и в нее вылетела ладная лошадка. Ллуагор! На ней сидел вооруженный копьем щуплый воин.
– Убирайся! – заорал Тарен. – Ты с ума сошла?
Эйлонви, а это была она, приостановилась. Косу она спрятала под кожаный шлем. Принцесса из рода Ллира весело улыбнулась Тарену.
– Понимаю, ты огорчен, – прокричала она, – но это не повод грубить.
Она пустила лошадь в галоп и исчезла среди бойцов.
Какое-то время Тарен не мог поверить, что правда ее видел.
А спустя мгновение он уже дрался с целым отрядом пеших воинов, которые наносили удары Мелинласу и пытались стащить всадника с седла. Тарен смутно сознавал, что кто-то схватил его лошадь под уздцы и тянет в сторону. Неожиданно воины Придери оказались позади. Натиск ослаб. Тарен повернулся в седле и, затуманенный кровавой битвой, поднял меч против врага, вцепившегося в узду.
Это был Колл. Крепкий старый воин потерял свой шлем. Его лысина была исцарапана, будто он продирался через шиповник.
– Побереги свой меч для врагов, а не для друзей! – весело выкрикнул Колл.
Пораженный Тарен на мгновение замер, а потом, запинаясь, хрипло проговорил:
– Ты спас мне жизнь, сын Коллфреура.
– Да? Может, и так, – ответил Колл, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
Они посмотрели друг на друга и расхохотались как сумасшедшие.
Только к закату, когда само небо, казалось, истекало кровью, наступил перелом в битве. Воины Гвидиона приняли на себя натиск врагов, и те замедлились, словно споткнувшись о собственных мертвецов. Волна достигла своего гребня и застыла. Свежий ветер пронесся над долиной. Сердце Тарена взыграло восторгом, когда воины Гвидиона с новыми силами устремились вперед, сметая все перед собой. Тарен затрубил в рог, и всадники коммотов влились в общий поток.
В рядах противника возникла брешь. Тарен натянул поводья. Мелинлас вскинулся и тревожно заржал. Дрожь ужаса пробежала по долине. Тарен понял, что происходит, еще до того, как со всех сторон раздались крики:
– Дети Котла! Бессмертные воины!
Люди Придери расступились, словно в почтительном ужасе. В мертвой тишине, неспешным, размеренным шагом Дети Котла вступили в брешь, и долина огласилась грохотом их тяжелых башмаков. В багровом свете умирающего солнца их лица казались еще более бледными, глаза были холодными и тусклыми, как камень. Колонна бессмертных воинов шла в сторону Каер Датил. На толстых веревках они несли тяжелое таранное бревно с железным наконечником.
Враги, пропустив Детей Котла, вновь сомкнули ряды и пошли в атаку на Сыновей Дон. Наконец-то Тарен понял, почему медлил Придери, как понял и причину его высокомерной дерзости. Лишь сейчас стал ясен план короля-предателя. За длинной колонной Детей Котла с холмов потоком стремились свежие отряды. Для Придери сегодняшняя битва была не более чем разминкой – теперь началась резня.
На стенах крепости столпились лучники и копейщики, но град стрел не заставил дрогнуть Детей Котла. И хотя каждая попадала в цель, враги упорно продвигались вперед, останавливаясь лишь для того, чтобы вытащить стрелу из своего бескровного тела. На их лицах не было ни боли, ни гнева; ни единого выкрика или победного вопля не сорвалось с их губ. Они пришли из Аннуина, как из могилы; их предназначением было нести смерть; они были безжалостны и бесстрастны, как их безжизненные лица.
Под ударами стенобитного орудия ворота застонали и задрожали тяжелые створки. Массивные петли ослабли, эхо ударов дрожью прокатилось по крепости. Ворота Каер Датил пошатнулись и рухнули. Зажатые между двумя рядами воинов Придери, Сыновья Дон тщетно пытались пробиться к крепости. Рыдая от бессильной ярости, Тарен видел, как Дети Котла беспрепятственно вошли в проломленные ворота.
Перед ними стоял Верховный король Мат. Он был облачен в цвета Королевского Дома, опоясан звеньями золотой цепи, на голове его сияла Золотая Корона Дон. Белый, тонкой шерсти плащ скорбно окутывал его высокую фигуру, словно могильный саван. Его иссохшая рука сжимала обнаженный меч.
Бессмертные воины Аннуина остановились, словно что-то смутно припоминая. Но лишь мгновение длилось их замешательство, и они двинулись вперед. Поле битвы теперь было безмолвно. Благоговейная тишина воцарилась среди воинов Придери. Верховный король не шевельнулся и тогда, когда Дети Котла подошли вплотную. Без страха глядя на мертвых воинов, он гордо, с величаво поднятой головой, вознес свой меч и слабыми старческими руками обрушил его на голову бледного врага. Воин отбил удар и с размаха рубанул старика. Король Мат зашатался и упал на одно колено. Безмолвные воины двинулись дальше, разя защитников крепости. Тарен закрыл лицо руками и в слезах отвернулся, когда Мат, сын Матонви, упал, а Дети Котла железными башмаками прошли по его безжизненному телу. За дальними холмами раскатился звук охотничьего рога, и громадная тень, казалось, закрыла небо над крепостью.
Следом за Детьми Котла через взломанные ворота вступили воины Придери. Другая часть его армии теснила остатки армии Гвидиона в горы, рассеивая их среди заснеженных лощин. Из Каер Датил послышались новые удары тарана, крушащего стены. Языки пламени взвились над Тронным залом, над Залом Знаний, а над Средней Башней уже реял и бился на ветру багряный сокол Придери.
Рядом с ним, закрывая садящееся солнце, расправлялось черное знамя Арауна, короля Аннуина.
Каер Датил пал.
Глава двенадцатая
Багровые Земли
Всю ночь продолжались разрушения, и к утру Каер Датил лежал в руинах. Языки пламени плясали там, где недавно высились величественные здания. Тяжелые мечи и топоры Детей Котла свалили лиственничную рощу подле курганов славы. В алых рассветных лучах поверженные стены как будто истекали кровью.
Армия Придери оттеснила защитников крепости в холмы к востоку от Каер Датил, не дав им даже похоронить убитых. Здесь, в суматохе временного лагеря, друзья встретились вновь. Верный Гурги все еще прижимал к груди знамя Белой Свиньи, хотя древко было сломано, а вышитая эмблема исполосована острыми мечами. Ллиан, а рядом с ней Ффлеуддур растянулись в жалком убежище за каменным выступом. Хвост гигантской кошки все еще нервно подергивался, а желтые глаза горели яростью. Хевидд Кузнец молча разводил костер, а Тарен, Эйлонви и Колл пытались согреться у огня. Ллассар, хотя и тяжко раненный, все же выжил в круговерти битвы, однако немало воинов коммотов остались лежать на поле битвы. И среди этих безмолвных тел был Ллонио, сын Ллонвена.
В числе немногих спасшихся из крепости был и коротышка Глеу. Воин Дон нашел его, потерянного и ошеломленного, за стеной и привел в лагерь на холмах. Бывший великан до слез обрадовался встрече со спутниками, но так трясся от страха, что еле-еле пробормотал несколько слов. Кутаясь в разорванный плащ, Глеу съежился рядом с костром и обхватил голову руками.
Гвидион одиноко стоял на гребне холма. Взгляд его был прикован к столбу черного дыма, растекавшегося в небе над развалинами Каер Датил. Наконец он отвернулся от этого ужасного зрелища и приказал собраться всем уцелевшим воинам. Талиесин подошел и стал рядом с ним. В руках у него была арфа Ффлеуддура. Главный Бард запел погребальную песнь. Среди черных сосен возносился его печальный протяжный голос, но в этой печали не было безысходности. Струны арфы рыдали, однако в их стенаниях уже рождалась и крепла мелодия жизни, борьбы и надежды.
Когда последняя нота растаяла в воздухе, Талиесин поднял голову и тихо заговорил:
– Каждый рухнувший камень Каер Датил станет надгробным памятником, а вся долина будет местом упокоения Мата, сына Матонви, и всех наших павших воинов. Однако Верховный король жив. Я чту его и каждого, кто стоит рядом с ним. – Он повернулся к Гвидиону и низко поклонился.
Воины подняли мечи и единым хором выкликнули имя нового короля Придайна.
Гвидион подозвал спутников к себе.
– Мы встретились лишь для того, чтобы разойтись, – сказал он. – Победа Придери оставила нам одну надежду и один выбор. Хотя гонцы несут королю Смойту и северным лордам весть о нашем поражении, мы не можем медлить и ждать их помощи. То, что нам следует сделать, нужно делать сейчас. Даже войско, вдесятеро превосходящее силы Придери, не сможет противостоять Детям Котла. Против них можно бросать армию за армией, но это лишь увеличит число убитых.
Гвидион хмуро, но ободряюще улыбнулся.
– И все же пусть малая, но надежда есть. Никогда еще Араун не посылал так много своих бессмертных воинов за границы Аннуина. Он пошел на большой риск, желая добиться большой победы. И он победил. Но его триумф может стать и его концом. Аннуин без охраняющих его Детей Котла открыт для нападения. Араун сам ослабил себя. И мы должны воспользоваться этим и атаковать зверя в его собственном логове.
– Ты думаешь, Аннуин не охраняется? – быстро спросил Тарен. – Разве у Арауна нет других защитников?
– Там наверняка есть обычные, смертные воины, – ответил Гвидион, – и, возможно, отряд Охотников. Но у нас достаточно сил, чтобы их одолеть. Если, конечно, Дети Котла не успеют прийти им на помощь.
Лицо Гвидиона, иссеченное шрамами, в засохших пятнах крови, сейчас было каменно-неподвижным.
– Но они не должны дойти до Аннуина. Их сила уменьшается тем скорее, чем дольше они остаются вне владений Арауна. И мы любой ценой должны задерживать их, поворачивать назад на всех дорогах, которыми они пойдут.
Колл согласно кивнул.
– Это и впрямь наша единственная надежда, – вставил он. – И действовать надо быстро, поскольку они постараются скорее вернуться к своему хозяину. Но сможем ли мы опередить их в пути? Сумеем ли мы одновременно остановить их и атаковать Аннуин?
– Нет, если будем продвигаться единой армией, – сказал Гвидион. – Вместо этого мы разделимся на два отряда. Первому – и меньшему – дадим столько лошадей, сколько потребуется, и поручим ему преследовать Детей Котла. Второй двинется в долину Кинваэль и пойдет по берегу реки на север. Долина ровная, и, если идти скорым шагом, до моря можно добраться не более чем за два дня.
В суровом молчании слушали они слова короля Гвидиона.
– Море станет нашим помощником. Придери сможет воспрепятствовать нам на суше. – Гвидион повернулся к Тарену. – Мат, сын Матонви, говорил тебе о кораблях, которые привезли Сыновей Дон из Солнечной Страны. Эти боевые корабли целы и готовы выйти в море в случае нужды. Верные стражи охраняют их в тайной гавани возле устья реки Кинваэль. На этих кораблях мы легко достигнем западного берега Придайна и подплывем к самым бастионам Аннуина. Лишь двое до сегодня знали об этой гавани. Мат, сын Матонви, и я. Сейчас настало время воспользоваться кораблями. Иного пути в Аннуин у нас нет. Я поведу этот отряд. Что до другого отряда, – он обратился к Тарену, – согласен ли ты его повести?
Тарен ответил не раздумывая:
– Я готов служить, как ты прикажешь.
– Это не приказ, – сказал Гвидион. – Я не могу посылать людей на такое дело против их воли. Все, кто пойдет за тобой, должны сами сделать выбор.
– Тогда считай, что я свой выбор сделал, – твердо ответил Тарен.
Остальные тут же выразили готовность следовать за ним.
– Корабли Сыновей Дон быстрые, – сказал Гвидион, – так что я прошу вас задержать Детей Котла ненадолго. Однако от этого «ненадолго» зависит все.
– А если я не преуспею, как известить тебя о неудаче? – спросил Тарен. – Ведь если Дети Котла опередят вас, твой план рухнет и надо будет скорее поворачивать корабли обратно.
Гвидион мотнул головой:
– Обратного пути нет, ибо нет у нас другой надежды. Если кто-нибудь из нас потерпит неудачу, погибнем все.
Ллассар, Хевидд и все люди коммотов вызвались следовать за Тареном. К ним присоединились остатки войска Ффлеуддура Ффлама. Вместе они составили значительную часть отряда. К всеобщему удивлению, желание ехать с ними выразил и коротышка Глеу.
Бывший великан оправился от страха настолько, что даже обрел свою привычную раздражительность. Вернулся к нему и аппетит, так что он постоянно требовал еды из сумки Гурги.
– Надоело мне, что меня всюду таскают за шиворот, – гнусавил Глеу, облизывая жирные пальцы, – а теперь мне надо либо болтаться в море на старой посудине, либо трястись на лошади. Хорошо же, я выбираю второе. В конце концов, будет не так мокро и качка не такая сильная. Но уверяю вас, будь я по-прежнему великаном, не согласился бы ни на то ни на другое.
Ффлеуддур сердито глянул на бывшего великана и отвел Тарена в сторону:
– Кажется, мы обречены вечно таскать хнычущего прохвоста за собой. И все же не могу отделаться от мысли, что у этого замухрышки есть тайная надежда урвать себе чего-нибудь. – Бард вздохнул и покачал головой. – Но даже Глеу везде сейчас подстерегает опасность. Некуда ему деваться, бедняге.
Гурги нашел новую палку для знамени Белой Свиньи и долго скорбно глядел на располосованную эмблему.
– Несчастная поросюшка! – причитал он. – Стала она похожа на лохматки и заплатки!
– Обещаю вышить новую, – откликнулась Эйлонви. – Как только… – Она резко оборвала себя и молча села на свою Ллуагор.
Тарен различил беспокойство в глазах принцессы и подумал, что не скоро ей удастся сменить меч на иглу и моток шелковых ниток. И на сердце его лежал невысказанный страх, что никто из них уже не увидит Каер Даллбен. Все они спешат навстречу верной гибели.
Вооруженные мечами и копьями воины уже оседлали коней и были готовы к походу. Тарен распрощался с Гвидионом, и отряд двинулся от гряды холмов на запад.
Колл предположил, что Дети Котла пойдут в Аннуин самой прямой и короткой дорогой. Во главе колонны, которая медленно змеилась по склонам покрытых снегом высоких холмов, рядом с Дареном ехал Ллассар. Умение юного пастуха находить тропинки в горах очень облегчило путь, и теперь отряд быстро спускался к низине, невидимый для армии Придери, которая тоже потянулась прочь от Каер Датил.
Первые дни Тарен опасался, что Дети Котла их обогнали, однако ему ничего не оставалось, кроме как без устали спешить вперед, теперь на юг, через скудное редколесье.
Первым заметил бессмертных воинов Гурги. Он посерел от испуга и молча указал на каменистую долину. Глеу заморгал и чуть не подавился едой. Эйлонви, сузив глаза, всматривалась в даль, а бард лишь протяжно присвистнул.
Сердце Тарена упало при виде колонны, змеившейся по равнине. Он вопросительно глянул на Колла:
– Сумеем ли мы их задержать?
– Камешек может вызвать лавину, а веточка – запрудить реку, – спокойно ответил Колл.
– Верно, – пробормотал Ффлеуддур. – Но что будет потом с веточкой и камешком, я предпочитаю не думать.
Тарен уже собирался дать сигнал к атаке, но Колл остановил его, взяв за руку.
– Погоди, мой мальчик, – тихо сказал он. – Сначала я бы выяснил, какой дорогой эти чудовища собираются пройти в Аннуин. Веточка сделает свою работу, если положить ее в верном месте.
Остаток дня и утро следующего отряд Тарена шел в стороне от Детей Котла, иногда чуть впереди, иногда сбоку или следом, но ни на миг не теряя их из виду. Тарену показалось, что бессмертные воины замедлили шаг. Темное змеиное тело колонны продолжало двигаться вперед, но как-то тяжело и неуклюже, будто навьюченное непомерным грузом. Тарен обратил на это внимание Колла, и тот с удовлетворением кивнул.
– Их сила постепенно уходит, – сказал Колл. – Время работает на нас, но думаю, что вскоре и нам самим придется немало поработать.
Они достигли широкой бесплодной полосы, которая тянулась по обе стороны долины до самого горизонта. Мертвая земля была изрезана бороздами, словно плохо вспаханное поле, иссечена глубокими оврагами. Ни деревца, ни кустика не росло на этой унылой красноватой почве. Даже подобия живого растения не увидел Тарен. Он глядел на багровеющую под скользящими лучами солнца землю со все нарастающим беспокойством. Его охватывал озноб, и не столько от холодного ветра, сколько от немой тишины, которая, словно пелена тумана, лежала над безжизненным простором.
– Что это за место? – спросил он почти шепотом.
Колл скривился.
– Теперь это называется Багровыми Землями, – сказал он и грустно добавил: – Боюсь, что так выглядит теперь и мой заброшенный огород.
– Я что-то слышал об этих мертвых краях, – задумчиво проговорил Тарен, – но думал, что это выдумки путешественников.
Колл покачал головой:
– Не выдумки. Люди давно избегают этих мест, которые некогда слыли одним из прекраснейших уголков Придайна. Земля была такая, что все вырастало как бы само собой. Зерно, овощи, фрукты – все-все. Яблоки из здешних садов по величине и вкусу были так необыкновенны, что яблочки из моего сада показались бы в сравнении с ними жалкими, сморщенными дичками. Это благословенное королевство стало соблазном для многих лордов, и они в кровавых битвах старались им завладеть. Год за годом, битва за битвой истощали поля и сады, копыта лошадей вытаптывали траву и посевы, кровь воинов пропитывала почву. И со временем земля просто умерла, как и те, что пытались ее завоевать. Постепенно гибельное место разрослось и уже намного превосходило поля сражений. – Колл тяжко вздохнул. – Я знаю этот край, мой мальчик, и мне горько видеть его вновь. В давней моей молодости я тоже топтал эти земли в боевых рядах и немало собственной крови пролил здесь, на Багровых Землях.
– И на них уже никогда ничего не будет расти? – спросил Тарен, с унынием озирая бесконечное пустынное пространство. – Земля Придайна богата и может щедро родить. Тяжко и стыдно смотреть на землю, которую мы сумели вспоить лишь кровью. Но будет еще большим позором для нас, если мы не сумеем возродить ее к жизни. Разве это поле не даст урожай, если его хорошо обработать?
– Кто знает? – ответил Колл. – Возможно. Много лет никто не обрабатывал эту землю. Впрочем, сейчас для нас важно не это. – Он указал в сторону гор, отвесной стеной поднимавшихся над мертвым полем у самого горизонта. – Багровые Земли тянутся вдоль холмов Бран-Галедд на юго-запад почти до самых границ Аннуина. Это самый длинный, но и самый простой путь в королевство Арауна. Думаю, Дети Котла пойдут этой дорогой.
– Мы должны их остановить, – посуровел Тарен. – Здесь надо дать первый бой и задержать Детей Котла, насколько сумеем. – Он посмотрел в сторону гор. – Необходимо загнать их в горы. Среди камней и расщелин проще устраивать засады. Это все, что мы можем сделать.
– Возможно, – ответил Колл. – Но прежде чем примешь решение, знай, что через холмы Бран-Галедд тоже есть дорога в Аннуин – более трудная, но и более короткая. Дальше к западу склоны становятся круче и вскоре превращаются в отвесные скалы. Здесь стоит Драконья гора, самый высокий пик гряды, охраняющей подход к Железным Воротам Земли Смерти. Это суровая дорога, опасная для нас, но преодолимая для Детей Котла. Мы можем найти смерть на этом пути. Они – бессмертны.
Тарен нахмурился. Потом коротко и горько рассмеялся:
– Вижу, у нас нет надежды на удачу, дружище. Дорога через Багровые Земли проще, но длиннее. Горный путь короче, но тяжелее. – Он покачал головой. – У меня не хватает ни мудрости, ни опыта, чтобы выбрать один из этих путей. Нет ли у тебя в запасе совета?
– Выбор должен быть твоим, военачальник, – ответил Колл. – И все же, как выращиватель репы и капусты, скажу, что, если веришь в свои силы, горы могут быть не только врагом, но и другом.
Тарен печально улыбнулся.
– Не очень-то я верю в силы Помощника Сторожа Свиньи, – сказал он после долгого молчания. – Но я надеюсь на силу и мудрость моих спутников. Пусть будет так. Мы попытаемся заманить Детей Котла в холмы.
– Знай еще одно, – сказал Колл, – коли уж ты сделал выбор. Бой надо дать именно здесь, и любой ценой. Дальше на юг Багровые Земли растекаются бескрайней равниной, такой плоской и ровной, что Дети Котла могут от нас уйти.
Тарен усмехнулся:
– Это может уразуметь даже Помощник Сторожа Свиньи.
Он повернул коня и направился к своему отряду, чтобы объяснить воинам план, которому они должны следовать. Гурги и Эйлонви Тарен строго наказал держаться подальше от схватки, однако прекрасно понимал, что принцесса из Дома Ллира не подчинится его запрету.
Решение, принятое Тареном, тяжелым грузом легло на его плечи. Сомнения и страхи только увеличились, когда воины коммотов подошли к самому краю леса и перед ними во всю ширь открылось грозное пространство Багровых Земель. Ветер, гулявший по изборожденным оврагами полям, холодной волной ударил в лицо, просочился под одежду. Тарен повернулся и увидел Колла, который подмигнул и кивнул большой лысой головой. Тарен поднес боевой рог к губам и подал сигнал двигаться вперед.
По совету Колла каждый всадник срубил себе большую, разлапистую ветку. Словно муравьи, нагруженные соломинками, всадники двинулись по изрытой оврагами равнине. Справа от них поднимались развалины стены, остатки древней границы, которая тянулась почти во всю ширь Багровых Земель до отрогов Бран-Галедд.
Именно туда, не останавливаясь, вел Тарен свой отряд. Дети Котла, видимо, заметили их, потому что темная колонна ускорила шаг. Всадники Тарена спешились и принялись заделывать ветками проломы в стене. Вражеская колонна медленно приближалась. Рядом с пешими Детьми Котла ехали Охотники Аннуина в куртках из волчьих шкур и командиры, чьи резкие приказы уже долетали до ушей Тарена, словно щелчки бича. Приказы звучали на неизвестном ему языке, но он отлично понимал их высокомерный тон и грубый смех.
Как и в битве за Каер Датил, Дети Котла шли ровными рядами, не колеблясь и не замедляя шага при виде неожиданной преграды. На ходу они обнажили мечи, выхватив их из-за широких бронзовых поясов. Кожаные нагрудники их были усеяны бляшками, которые тускло блестели на солнце. Мертвенно-бледные лица казались застывшими и пустыми, как и неподвижные глаза.
Внезапно боевые рога командиров издали визгливые звуки, похожие на крики ястребов. Воины Аннуина ринулись на стену и принялись на нее карабкаться. Ффлеуддур, оставив Ллиан и Глеу с лошадьми, схватил длинную ветку и, вопя во всю глотку, словно копье, направил ее на атакующих. Рядом с ним Гурги колотил огромной палкой по головам лезущих на стену воинов. Эйлонви, не обращая внимания на предупреждающие крики Тарена, усердно работала копьем. Именно под ее бешеным напором первый воин Котла рухнул вниз, увлекая за собой тех, кто карабкался следом. Отряд Тарена удвоил усилия. Люди коммотов без устали рубили, кололи, толкали и спихивали безмолвных врагов.
Под ударами палок и копий все новые бессмертные воины, слепо штурмующие преграду, теряли равновесие и катились вниз.
– Они боятся нас! – в безумной радости вскричал бард. – Посмотри! Они поворачивают! Пусть мы не можем убить их, но, клянусь Великим Белином, мы можем толкать и отбрасывать этих немых кукол!
В шуме и криках боя Тарен различил резкие звуки боевых рогов Охотников. Дети Котла поворачивали прочь от выставленных копий. Сердце его радостно забилось. Неужели на самом деле они испугались? Неужто сила немого войска и вправду убывает? Натиск атакующих и впрямь вроде бы ослабел, однако Тарен пока не смел в это верить. Он потерял счет времени. Ему казалось, что стоят они тут вечно, однако небо было светло: вечер еще не наступил.
И все же Ффлеуддур был прав! Молчаливая масса бессмертных воинов откатывалась назад. Командиры Охотников приняли решение. Как хищные звери, которые поняли, что жертвы слишком хорошо укрыты и недоступны, они решили, что добыча не стоит их усилий. Боевые рога командиров пропели длинную протяжную мелодию. Ряды Детей Котла повернули к холмам Бран-Галедд.
Победный крик вырвался у воинов коммотов. Тарен оглянулся в поисках Колла, однако тот бежал вдоль стены. Тарен окликнул его и в ужасе понял, что именно увидел Колл. Отряд Детей Котла отделился от главных сил и направляется к незащищенной бреши.
Колл подоспел, как раз когда первый из Детей Котла полез по камням. Старик, отбросив копье, могучими руками ухватил воина и сбросил вниз. Однако в брешь уже лезли другие Дети Котла. Старик вытащил меч и принялся рубить им направо и налево, не обращая внимания на сыплющиеся на него удары. Клинок его со звоном раскололся, но старый воин и крепкий крестьянин с криком ярости отбросил бесполезную теперь рукоять и пустил в ход свои тяжелые кулаки. Бессмертные воины пытались стащить его со стены, но он раскидал их, вырвал у одного меч и размахнулся так, будто собирался одним ударом свалить могучий дуб.
В следующее мгновение Тарен уже стоял рядом с Коллом. Рога Охотников протрубили сигнал к отступлению. Теперь Тарен понял, что с этой последней конвульсией атака и впрямь закончилась. Дети Котла начали отступать. Они направились к отрогам гор. Багровые Земли стали для них непроходимыми.
Рана на голове Колла сильно кровоточила. Его овечья куртка была располосована клинками и пропиталась кровью. Тарен и Ффлеуддур на руках спустили его к подножию стены. Всхлипывающий Гурги поспешил им на помощь. Эйлонви сорвала с плеч плащ и, свернув, подложила Коллу под голову.
– За ними, мой мальчик, – с трудом выговорил Колл, – не давай им опомниться. Веточки повернули течение реки, но придется повернуть его еще много раз, чтобы не дать им дойти до Аннуина.
– Не веточка, а могучий дуб повернул их, – возразил Тарен. – В который раз ты стал мне опорой.
Он взял натруженную руку Колла и мягко попытался его поднять.
– Я простой крестьянин, – улыбнулся старик. – И все же я воин и понимаю, что рана моя смертельна. Иди, мой мальчик. Будь мужествен. Не бери на свои плечи бесполезной ноши.
– Ты что же, хочешь, чтобы я нарушил свое обещание? – прошептал Тарен. – Что мы будем вместе вскапывать и пропалывать огород?
Он говорил, и слова эти кинжалом вонзались ему в сердце.
Эйлонви с беспокойством смотрела на Тарена.
– Я надеялся когда-нибудь уснуть на своем собственном огороде, – проговорил Колл. – Медовое гудение пчел порадовало бы меня больше, чем рог Гвина Охотника. Но я вижу, что выбор не за мной.
– Нет, это не рог Гвина трубит для тебя, – воскликнул Тарен. – Это боевые рога Детей Котла дают сигнал к отступлению.
Он еще не договорил, когда над холмами раскатились слабые звуки рога и эхо их, словно тень, нависло над Багровыми Землями. Эйлонви закрыла лицо руками.
– Смотри за нашими овощами, мой мальчик, – сказал Колл.
– Мы будем смотреть за ними вместе, – ответил Тарен. – Сорняки не выстоят перед тобой, как не выстояли воины Арауна.
Крепкий старый крестьянин не ответил. Тарен долго не мог поверить, что Колл умер.
Пока опечаленные спутники собирали камни от разрушенной стены, Тарен собственными руками, не позволяя никому помогать, вырыл в суровой земле могилу. Даже после того, как над Коллом, сыном Коллфреура, возвели скромный курган, Тарен не отошел от него, а велел Ффлеуддуру и всем остальным двигаться к холмам Бран-Галедд, где он присоединится к ним до наступления ночи.
Долго стоял он молча. И лишь когда небо потемнело, Тарен наконец отвернулся и вскочил на Мелинласа. Потом помедлил еще мгновение перед курганом из красной земли и грубых камней.
– Спи спокойно, выращиватель репы и собиратель яблок, – прошептал Тарен. – Ты далеко от того места, где страстно хотел быть. Так же как и я.
Он медленно двинулся через сумеречные Багровые Земли к ожидающим его холмам.
Глава тринадцатая
Тьма
Все последующие дни Тарен пытался догнать Детей Котла и вновь преградить им путь, однако отряд двигался мучительно медленно. Теперь Тарен понял, что имел в виду Колл, когда назвал холмы Бран-Галедд одновременно друзьями и врагами. Глубокие пропасти и узкие перевалы, крутые обрывы над обледенелыми ущельями были единственной надеждой задержать бессмертное воинство, текущее, словно железная река. Однако с высоких западных утесов налетали снежные ветра и ледяными молотами били в лицо путникам. Извивающиеся тропинки были предательски скользкими. Под снегом в ущельях прятались глубокие трещины, в которые всадник вместе с лошадью мог провалиться с головой, и никто не сумел бы спасти их.
Самым надежным проводником здесь оказался Ллассар. Привычный к горным тропам юный пастух шел уверенно, ведя уже не овец, а далеко растянувшийся отряд воинов. Не единожды его острый глаз и точное чувство опасности спасали людей от ледяных ловушек, притаившихся под снегом трещин и провалов. Он находил дорожки, которых не видел никто другой. И все же утомленный трудной дорогой отряд продвигался слишком медленно. Люди и животные равно страдали от холода. Лишь огромная кошка Ллиан не выказывала усталости и не обращала внимания на резкие порывы ветра, бросавшие ледяные иголки в лицо путникам.
– Кажется, ей нравится, – вздыхал Ффлеуддур, плотнее закутываясь в плащ. Ему пришлось ненадолго спешиться, потому что Ллиан вдруг пришло в голову поточить когти о ствол нависшего над обрывом дерева. – Мне бы тоже нравилось, – проворчал он, – будь у меня ее шуба.
Гурги невесело согласился. С тех пор как они очутились в горах, бедняга все больше походил на движущийся волосатый сугроб. Холод заставил даже Глеу прекратить свое бесконечное нытье. Бывший великан натянул капюшон так, что виден был лишь замерзший кончик его отвислого носа. Эйлонви тоже сделалась молчаливой. Тарен понимал, что на сердце у нее так же тяжело, как и у него самого.
И все же Тарен старался прогнать скорбь. Упорное преследование вывело наконец отряд коммотов в узкое ущелье на пути противника. Как и в Багровых Землях, они принялись сооружать барьер из веток, трудясь так, что пот пропитал одежду и замерз на ледяном ветру. Но все оказалось тщетным. На сей раз мертвенно-бледные воины прошли сквозь возведенную преграду, почти не задерживаясь, рассекая ветки мечами. В отчаянии люди коммотов сошлись с Детьми Котла врукопашную, но бессмертные воины безжалостно прорубились сквозь их ряды. Тарен и его люди попытались перегородить ущелье тяжелыми валунами, но даже могучему Хевидду труд этот был не под силу.
Дни превратились в белый кошмар из снега и бешеного ветра. Ночи застыли ледяным безмолвием и безнадежностью. Изнуренные люди и животные жались под укрытием каменных выступов. Однако все предосторожности были тщетны: вражеские командиры замечали каждое их перемещение. Поначалу Дети Котла не обращали внимания на истрепанный в пути небольшой отряд – теперь они не только ускорили шаг, но и держались близко к воинам Тарена, как будто искали боя.
Это озадачило Ффлеуддура, который ехал рядом с Тареном во главе колонны.
Тарен нахмурился и покачал головой.
– Ничего удивительного, – сказал он. – По мере приближения к Аннуину их сила растет. А мы, напротив, слабеем с каждым шагом. Если не остановить их окончательно, мы лишь вымотаем себя настолько, что Детям Котла и не потребуется на нас нападать.
Он умолчал о другом страхе, мучившем их всех. С каждым днем Дети Котла забирали все дальше на юг от холмов Бран-Галедд к легко проходимым Багровым Землям. С горькой радостью Тарен убеждался, что враг боится их, готов сделать крюк, лишь бы отделаться от преследователей.
В ту ночь валил снег, и люди коммотов, измотанные дорогой, ослепленные кружащимися белыми хлопьями, остановились на ночлег. Перед рассветом Дети Котла напали на их лагерь.
Поначалу Тарен решил, что на их заставу случайно наткнулся лишь небольшой передовой отряд немых воинов. Однако средь звона стали и ржания испуганных лошадей он быстро понял, что на них накатила вся вражеская колонна. Он пришпорил Мелинласа и устремился в самую гущу боя. Ффлеуддур с Глеу, накрепко вцепившимся в его пояс, верхом на Ллиан уже скакал на помощь. Среди суеты боя и в мельтешении своих и чужих Тарен потерял из виду Эйлонви и Гурги. Словно безжалостный меч, Дети Котла рассекли ряды всадников, круша все на своем пути.
Весь день бушевала неравная битва. Тщетно люди коммотов пытались собрать воедино оставшиеся силы. К закату дорога Детей Котла была усеяна ранеными и убитыми. Одним смертельным ударом бессмертное войско отбросило преследователей и теперь могло беспрепятственно продвигаться вперед.
Эйлонви и Гурги пропали.
В ужасе и отчаянии Тарен и Ффлеуддур собирали остатки своего разбитого и рассеянного войска. Зажгли факелы, обозначая место сбора. Шатаясь, поддерживая раненых, спотыкаясь о поверженных товарищей, медленно сходились люди коммотов. Всю ночь Тарен не прекращал поиски, яростно дул в боевой рог и выкрикивал имена потерянных спутников. Вдвоем с Ффлеуддуром он несколько раз объехал место сражения, надеясь их отыскать. На рассвете пошел снег и скрыл все следы.
К началу дня все выжившие и уцелевшие собрались вместе. Кровавый ночной бой дорого обошелся отряду Тарена. Каждый третий воин пал под мечами бессмертных врагов. Люди коммотов лишились больше половины лошадей. Примчалась Ллуагор с пустым седлом. Эйлонви и Гурги не было ни среди живых, ни среди убитых.
В отчаянии Тарен был готов отправиться на поиски в дальние холмы, но Ффлеуддур с мрачным и озабоченным лицом крепко взял его за руку.
– Один ты все равно не сможешь их отыскать, – предупредил бард. – А терять время или отправлять поисковый отряд, ослабляя и так малочисленное войско, ты не имеешь права. Если мы хотим остановить немых убийц до того, как они достигнут Багровых Земель, нам надо спешить. Наши друзья из коммотов готовы подняться и идти.
– Их поведете вы с Ллассаром, – ответил Тарен. – Когда я найду Эйлонви и Гурги, то присоединюсь к вам. Иди быстрее. Мы скоро встретимся.
Бард мотнул головой:
– Если это твой приказ, – что ж, да будет так. Но, как я слышал, именно Тарен Странник созвал людей коммотов под свое знамя. И они откликнулись на призыв ради Тарена Странника. Они пойдут туда, куда поведешь их ты. Ни для кого другого они столько не сделают.
– Что же, – вскричал Тарен, – ты хочешь, чтобы я оставил Эйлонви и Гурги в беде?
– Понимаю, выбор трудный, – сказал Ффлеуддур. – И никто не может тебе его облегчить.
Тарен не ответил. Слова Ффлеуддура причинили ему боль, потому что были правдой. Хевидд и Ллассар ничего не просили – лишь беспрекословно вручили ему свою жизнь. Ллонио остался лежать в Каер Датил. Не было ни одного воина коммотов, который не потерял бы родича или друга. Если он покинет их, чтобы пуститься на поиски Эйлонви, сможет ли она сама одобрить его выбор? Всадники ожидали его приказа. Мелинлас нетерпеливо рыл копытом землю.
– Если Эйлонви и Гурги убиты, – скорбно проговорил Тарен, – я им уже не помогу. Если живы, я должен верить и надеяться, что они отыщут дорогу к нам. – Он решительно вскочил в седло. – Если живы… – чуть слышно повторил он.
Не осмеливаясь оглянуться на пустые, молчаливые холмы, Тарен двинулся к своему отряду.
К тому времени, когда воины коммотов снова двинулись вперед, Дети Котла сильно оторвались от них и стремительно продвигались к подножию холмов Бран-Галедд. Даже напрягая все силы, останавливаясь только для краткой передышки, всадники коммотов наверстали лишь малую толику потерянного драгоценного времени.
Каждое утро Тарен первым делом вглядывался в холмы, надеясь увидеть Эйлонви или Гурги. Однако надежда таяла с каждым днем. Они исчезли, и наигранная веселость Ффлеуддура не утешала, а его уверения, что они появятся с минуты на минуту, звучали все более фальшиво.
В середине третьего дня их пути прискакал галопом вестовой передового отряда и сообщил о странном движении в сосновом лесу сбоку от колонны. Тарен остановил своих воинов, приказал спешно готовиться к сражению, а сам в сопровождении Ффлеуддура отправился посмотреть, что происходит. За деревьями он различил лишь слабое шевеление – будто тени от качающихся ветвей. Но в следующее мгновение бард неожиданно вскрикнул, и Тарен немедля протрубил в рог.
Из леса показалась голова длинной процессии. Плотные фигурки, одетые в белые плащи с капюшонами, были почти невидимы на снегу, и, лишь когда они двинулись через пустое пространство каменистой земли, Тарен смог их разглядеть. В длинных плащах, под которыми едва различались прочные, обвязанные ремешками кожаные башмаки, они походили на шагающие пни. За спинами горбами поднимались мешки с провизией, на поясах висели котомки и мечи.
– Клянусь Великим Белином! – вскричал Ффлеуддур. – Это правда – то, что я вижу?
Тарен уже спешился и бежал по склону, махая барду, чтобы тот поторопился следом. Во главе отряда, который насчитывал никак не меньше сотни бойцов, с трудом вытягивая ноги из сугробов, двигалась знакомая приземистая фигура. Из-под надвинутого капюшона выбивалась огненно-красная прядь волос. В одной руке идущий впереди колонны держал короткий, с тяжелым широким лезвием топор, а в другой – толстый посох. При виде Тарена и Ффлеуддура он ускорил шаг.
В следующее мгновение бард и Тарен уже хлопали его по плечам, выкрикивая одновременно столько приветствий и вопросов, что новоприбывший схватился за голову.
– Доли! – кричал Тарен. – Добрый старый Доли!
– Сколько можно повторять: Доли, Доли, Доли?.. – фыркнул карлик. – Если бы даже я сомневался, что вы узнали меня, ты уже давно меня убедил.
Он упер руки в боки и поглядывал на них снизу вверх хмуро и насупленно, стараясь, как всегда, выглядеть более суровым и грубым, чем на самом деле. Однако его красные глазки светились радостью, а лицо невольно расплылось в широкой улыбке, которую он безуспешно пытался скрыть.
– Мы давно за вами гонимся, – проворчал Доли, подавая знак своим воинам следовать за Тареном вверх по склону. – Нам сказали, что вы ушли в горы, но до сегодняшнего дня мы вас не видели.
– Доли! – воскликнул Тарен, все еще изумленный неожиданным появлением давнего своего друга. – Каким добрым ветром занесло тебя сюда? Что за удача привела вас?
– Добрый ветер? Ты называешь добрым ветром этот колючий буран? – возмутился карлик. – Удача? По-твоему, удача – бесконечно топать днем и ночью по пояс в снегу по бездорожью? Эйддилег, король Дивного Народа, разослал своих подданных в разные стороны. Мне велено отыскать тебя и поступить под твое начало. Не обижайся, но, думается, если кому-нибудь в Придайне нужна наша помощь, так это тебе и твоим воинам. Поэтому мы здесь.
– Гвистил отлично выполнил свою работу, – сказал Тарен. – Мы знали, что он отправился в свое подземное королевство, но, по чести говоря, боялись, как бы король Эйддилег не пропустил мимо ушей его тревожное донесение.
– Не могу сказать, что король очень обрадовался, – ответил Доли. – По правде сказать, он просто взорвался! Я был там, когда наш мрачный приятель принес ему новости о вашем тяжелом положении. Я уж думал, что уши мои лопнут от гневного рева Эйддилега. «Безумные простофили! Длинноногие олухи! Долговязы безголовые!» И это лишь немногое, что он высказал о вас, людях. Но не расстраивайся: на самом-то деле он тебя любит. Он помнит, как ты спас Дивный Народ от превращения в лягушек, кротов и мышей. Это была самая большая услуга, какую когда-либо оказывал нам смертный. И Эйддилег желает оплатить свой долг.
Доли постарался принять еще более суровый вид и продолжал:
– И вот, как видите, Дивный Народ в походе. Мы слишком поздно узнали обо всем и явились в Каер Датил, когда все было кончено, но у короля Смойта все же есть повод поблагодарить нас. Войско Дивного Народа сражается с ним бок о бок. Северные народы собирают войско; их мы тоже поддержим, не сомневайся.
Несмотря на свой насупленный вид, Доли явно гордился своими известиями. Закончил он рассказом о том, как в одной из стычек Дивный Народ наполнил целую долину эхом так, что враг, решивший, что окружен, в ужасе бежал без оглядки. Доли уж
